«Тайна деторождения: практика и теория»

Зима… Зима. Зи-ма… Вот как это слово не произноси, смысл останется прежним. Потому что зима, это — непременные холода, снега, гололед и праздники, праздники, праздники. А еще дрова у камина, плед в каждом кресле, горячий кофе с корицей по утрам и гора подарков к праздникам, праздникам, праздникам. На Солнцепутье, на День воркующих голубей[1], на годовщину свадьбы родителей. Та-ак… Серебряное блюдо я им купила… Тетке Гортензии кружевной палантин тоже… Ага. Ага… Ага! Нинон! А что подарить на Солнцепутье Нинон?.. Набор мясницких ножей? Станок для бритья ног? Да тысь моя майка, что ж Нинон-то подарить? Уф-ф… В кадетстве с этим как-то проще было. Да и в глухой Бередне тоже. И это, не говоря о том, что я теперь — хозяйка собственной квартиры в Куполграде, опекун семилетнего «не ребенка» и вполне взрослая и цивилизованная дама, обязанная уметь, хотя бы, жарить картошку. Кстати, о картошке: ее ж еще купить надо. И в мясную лавку по дороге не забыть. И в…

— …в кладовую, не перекрестясь не заходим… полтора месяца уж… и это, несмотря на замок, тудыть его оглоблей поперек, госпожа Вешковская… Госпожа Вешковская?

— Что? — встрепенулась я, мигом придав лицу выражение пылкой работы.

Хотя, по-моему, оценили не все. Потому как хозяин дома в столичном Аптечном переулке, господин Барклей, а по совместительству, матронай[2] Главной ладменской канцелярии, облапал пятерней бороду и, обозрев выстроившихся полукругом домочадцев (строгая супруга, сын при жене, внук и востроглазая молодая служанка), изрек:

— Нам господин Анчаров лично и очень серьезно обещался помочь и мы, собственно, его и дожидались. А тут…

— Он сейчас, к сожалению, занят. Поручением от Главного канцлера, — весомо вставила я и поднялась со стула. — Так что… у меня к вам вопрос. Ко всем: кто-нибудь из присутствующих это явление лицезрел? В процессе?.. Как воруют из кладовой?

— А-а-а. Нет. Только результат… лицезрели.

— Маркос, что ты? — поджала губки супруга главы дома. — А как же Иви?

Мужчина снова взметнул к бороде руку: