«Воин Лемурии»

Лин Картер Воин Лемурии

Глава 1 УДАР МОЛНИИ

…В эту бурную эпоху завоеваний и колдовства, когда дела решали яд и кинжал, когда властолюбию и алчности сарков противостояла кровожадность хранителей, а наградой победителю должен был стать трон Лемурии… явился человек, великий скиталец, пришедший из диких северных пустынь. Люди называли его Тонгором из клана валькаров.

Он обладал железными мускулами закаленного воина и душой варвара, презирающего опасность…

Летописи Лемурии

Ужасный ураган бушевал над непроходимыми джунглями древней Лемурии. Багровые вспышки молний озаряли гонимые ветром тяжелые тучи, подсвечивали низвергавшиеся с неба потоки воды. Стена дождя прижимала к земле деревья, а ветер завывал так, что казалось, над лесом, корчась в немыслимых муках, носятся демоны.

В тысяче футах над джунглями сражался с разбушевавшейся стихией маленький летучий корабль. Его тонкая обшивка вибрировала под натиском бури. Суденышко рыскало из стороны в сторону, словно подхваченный ветром листок. Двигатель тщетно силился противостоять злобной мощи бури, внезапно разразившейся над погруженной во тьму Лемурией, и теперь только уникальные свойства урилиума — волшебного металла, из которого был изготовлен корпус летучей лодки, спасали людей от неминуемой гибели, поджидавшей их в истерзанном ураганом лесу.

В крохотной кабине находились три человека. Они не сводили глаз с прибора, сообщавшего о направлении полета. Красивый худощавый юноша с гладкими темными волосами и задумчивым взглядом изо всех сил старался удержать заданный курс и казался окаменевшим от напряжения. Одежда Карма Карвуса — так звали этого аристократа, изгнанного из Тсаргола, приморского города, расположенного далеко на юге, — поблескивала драгоценностями.

За спиной Карма Карвуса замерла грациозная девушка, приятное, но смертельно бледное лицо которой обрамляли пряди блестящих черных волос, в беспорядке рассыпавшихся по обнаженным плечам. Огромные глаза ее, мерцавшие подобно черным бриллиантам, с ужасом следили за стрелкой, безумно метавшейся под стеклянным колпачком. Достоинство, ощущавшееся в каждом движении девушки, и великолепное тело, выступавшее из чрезмерно открытого платья-рубашки — простого по покрою, но сделанного из отличной ткани, — свидетельствовали о ее высоком положении, молодости и отменном здоровье. Принцесса Соомия из Патанги тоже была изгнанницей.

Жадность и коварство сумасшедшего Хранителя Огня лишили ее трона.

Рядом, положив сильную руку на белые трепещущие плечи принцессы, ободряя и удерживая ее на ногах в сотрясаемой страшными ударами ветра кабине, застыл великан-варвар — Тонгор из клана валькаров. Ему уже доводилось вызволять девушку из различных передряг, и теперь он вез принцессу в Патангу, собираясь возвести ее на престол предков.

Этот человек с бронзовой кожей в равной мере походил на могучего льва и на свирепого бога. Всю одежду его составляли кожаная набедренная повязка на чреслах и перевязь для меча, какие носят наемники. Суровое, непроницаемое лицо его дышало мужеством и благородством. Жесткие и густые черные волосы, перехваченные на лбу кожаным ремешком, достигали широких плеч. У бедра воина висел в потертых ножнах длинный валькарский меч, а спину прикрывал алый плащ, скрепленный у горла узкой золотой цепью. Плотно сжав губы, Тонгор наблюдал за безнадежными попытками Карма Карвуса справиться с управлением летучего корабля, но в странных золотистых глазах его не проглядывало и тени страха.

— Все без толку!.. — сдался наконец Карвус. — При таком ветре я не могу удержать «Немедис» на нужном курсе. С каждой секундой нас относит все дальше и дальше от цели!

Тонкая металлическая обшивка вибрировала и содрогалась под ударами бури. Летучий корабль стал игрушкой во власти разбушевавшейся стихии. Тонгор посоветовал Карму Карвусу выключить двигатель, помог принцессе Соомии и аристократу сесть и на всякий случай пристегнул их ремнями, укрепленными по стенам кабины.

— Спасибо урилиуму, не то давно бы грохнулись в джунгли, — пробормотал валькар. — Ладно, переждем бурю и ляжем на курс, когда ветер успокоится. — Он проверил застежки ремней. Казалось, дикая пляска потерявшего управление летучего корабля его мало беспокоила.

Несколькими часами позже небо обагрила особенно мощная ослепительная молния, явив людям удивительное и ужасающее зрелище. Плотные черные штормовые тучи, подгоняемые яростными порывами урагана, клубились вокруг поврежденного воздушного корабля и тащили его за собой. Джунгли, расстилавшиеся под днищем «Немедиса», сменились мокрыми полями и лугами.

— Должно быть, мы находимся где-то над Ковией, — предположил Тонгор.

— Или над Птартой, — добавил Карм Карвус. — Во всяком случае, мы в сотнях форнов от Патанги.

Плотный слой туч вновь закрыл обзор. Летающий корабль несся вперед сквозь кромешный мрак. Заметив, что Соомия дрожит от холода, Тонгор сорвал с плеч алый плащ и укутал им девушку.

— Все будет хорошо, моя принцесса, — проговорил негромко валькар. — Очень скоро ураган исчерпает свои силы и утихнет. В полночь мы будем у тебя дома, в Патанге.

Принцесса улыбнулась Тонгору. Вскоре ее темные ресницы сомкнулись, и она задремала. Карм Карвус тоже начал клевать носом, и лишь валькар остался по-прежнему начеку.

При вспышках молний он вновь и вновь вглядывался в проплывавшую под ними землю, но в очередном разрыве туч вместо лесов и полей южной Ковии его глазам предстала водная равнина, отливавшая тусклым свинцом. Похоже, их несло уже над заливом Патанги, громадный клин которого врезался в континент, деля его на две части. Оставалось надеяться, что буря не успела унести их слишком далеко на юг и это не Яхензеб-Чун, не Южное море!..

Ураган бушевал более пяти часов, и силу ветра трудно было оценить даже приблизительно. Возможно, путешественников уже отнесло к морю. Если так, то с каждым мгновением они все дальше и дальше улетали от континента. Чего доброго, к исходу бури они вконец затеряются в бескрайних просторах Великого океана, которые не отваживались бороздить ни моряки, ни рыбаки. Люди в те годы не знали магнитного компаса, да и встреча вдалеке от земли с такими чудовищами, как ларсы — гигантские злобные драконы Лемурийских морей, была почти самоубийством… Могучий варвар стиснул зубы в раздумье. Он решил, что до поры до времени не следует делиться своими опасениями со сморенными усталостью товарищами.

Неожиданно за бортом воздушного корабля вновь полыхнуло зловещим красным огнем. Мгновением позже от чудовищного раската грома небеса содрогнулись. Вырвавшаяся из штормовых туч алая молния, змеясь, пробежала по небу и вонзилась в летающий корабль. Каждый нерв, каждый мускул Тонгора свела жестокая боль. Этот миг показался варвару вечностью. Корабль вспыхнул и замерцал в дрожащем ореоле желтого пламени. Длинные зигзагообразные всполохи с треском пробегали по обшивке и, отражаясь от сияющего металла, уносились прочь.

Соомия отчаянно вскрикнула. Карм Карвус взвыл от боли, и даже Тонгор взревел не своим голосом, но все закончилось так же внезапно, как и началось. Онемевшие и полупарализованные путешественники, с трудом веря, что остались живы, медленно приходили в себя. Они не превратились в тлеющие угли лишь потому, что судно пребывало в полете. Ударь в него молния на земле, — на месте людей остались бы почерневшие, обгорелые трупы.

Убедившись, что спутники его не ранены, Тонгор сосредоточил внимание на управлении воздушным кораблем. Блестящий металлический корпус «Немедиса» почернел там, где его коснулась плеть молнии, но серьезных повреждений валькар не обнаружил.

Воздух в кабине пах озоном и слегка пощипывал ноздри. Отстегнув ремни, Тонгор выбрался на палубу и тут же попал под ледяные потоки дождя. Ветер попытался сбросить его с палубы крылатого корабля, но не смог совладать с мускулами варвара, мертвой хваткой вцепившегося в поручни, ограждавшие открытую палубу.

Предчувствия Тонгора оправдались: «Немедис» терял высоту. Сквозь редеющие тучи можно было различить холодный блеск воды, которая приближалась по мере того, как корабль опускался. Тонгор вернулся в кабину и сообщил спутникам, что дело плохо.

— .когда волшебник Шарат чинил корабль, он кое-что рассказал мне про урилиум. Оолим Фон — алхимик из Турдиса, создавший его, говорил, что металл этот теряет способность к левитации, если угодит под сильный электрический разряд… вроде молнии.

— Теряет… насовсем? — спросила Соомия.

Тонгор лишь пожал плечами:

— Трудно сказать. Возможно, обшивка со временем восстановит свои свойства, и «Немедис» снова будет парить над землей. Но пока мы снижаемся, хотя и не слишком быстро. До воды осталось локтей семьсот…

— Пока живем, будем надеяться! — решительно проговорил Карм Карвус. — Помолимся богам, и, быть может, левитационные свойства вернутся к урилиуму прежде, чем наша лодка уйдет под воду. Нам не остается ничего другого, как ждать и надеяться на лучшее.

Буря начала стихать, словно убедившись, что успешно справилась со своим делом. Дождь становился реже с каждым мгновением. Молнии сверкали не так часто. Ветер, однако, дул с прежней силой: его порывы нещадно швыряли «Немедис» из стороны в сторону.

Прошло совсем немного времени, и летучий корабль опустился значительно ниже облаков, а вскоре его отделяла от поверхности моря всего сотня локтей. Шторм превратил длинные пологие волны в гигантские черные валы. Даже неустрашимый Тонгор ощутил при виде их ужас. Гибель казалась неминуемой, «Немедис» опускался прямо в чудовищный водоворот, в хаос из бурлящей воды и пены.

С каждым мгновением корабль снижался все быстрее, безуспешно сопротивляясь тянущей его в бездну силе притяжения.

Левитационные свойства урилиума почти полностью исчезли.

— Мне кажется, ветер слабеет, и, если волны станут поменьше, у нас появится шанс удержаться на плаву, — заметила Соомия с надеждой, но Тонгор с сомнением покачал головой.

Путешественникам, однако, грозила бедой не только ярость разбушевавшихся стихий. Огромная скользкая голова мелькнула среди черных волн, злобные, холодные, сверкающие жадным голодным блеском глаза уставились на летающий корабль.

— Горм! — тихо выдохнул Тонгор имя Верховного бога.

— Что это?! — в ужасе вскрикнула принцесса, бессознательно подвинувшись поближе к валькару.

— Это ларе! — промолвил Карм Карвус.

Голова ларса размерами могла соперничать с летающим кораблем. Тупорылую, похожую на змеиную, морду рептилии покрывала крупная чешуя и венчал тускло сверкавший серповидный рог. Уродливое тело чудовища казалось необъятным — по-видимому, единственным его занятием в жизни было набивать ненасытную бездонную утробу. С медленно планирующего корабля было отчетливо видно, как алчно сверкают черные глаза ларса, как жадно он тянет длинную, мерзко извивающуюся шею.

Чудовищная пасть раскрылась в предвкушении добычи, и стали видны ядовитые шестифутовые клыки из превосходившей прочностью железо кости.

— Как нам сражаться с ним? — спросил потрясенный видом ларса Карм Карвус.

Тонгор с лязгом извлек из ножен длинный меч.

— Во всяком случае, мы можем попробовать сделать это, — проворчал он, — Умереть никогда не поздно. — Воин-валькар вызывающе расхохотался и, открыв люк, выбрался на открытую палубу, зависшую прямо над оскаленной пастью рептилии.

Очередной порыв ветра подхватил находившийся в двадцати футах над ревущими волнами «Немедис»и швырнул вперед, оставив изумленное морское чудовище далеко позади. Крошечный мозг ларса работал медленно и особой изворотливостью не отличался, но вид ускользающей добычи заставил хищника забыть о ее непривычном облике и пуститься в погоню. Морда рептилии резала волны, подобно носу диковинного корабля, а гигантские лапы вспенивали воду с непостижимой силой и быстротой.

Летучий корабль между тем продолжал снижаться, и наконец настал момент, когда верхушки самых высоких волн стали ударяться о его днище. Вода начала просачиваться в кабину. Обшивка «Немедиса» жалобно скрипела, хотя порывы ветра заметно ослабели и багровые молнии лишь изредка озаряли мрачное небо.

Вцепившись левой рукой в поручни, Тонгор сжал в правой грозно блестевший длинный меч. Карм Карвус, вооружившись узкой саблей, встал рядом с варваром. Тонгор воспринял это как должное, но при виде выбравшейся на открытую палубу принцессы нахмурился и посоветовал девушке вернуться в кабину.

— Ни за что! — гордо вскинула голову Соомия. — Если уж нам суждено погибнуть, то я предпочитаю встретить смерть рядом со своим любимым!

Тонгор склонился к принцессе и поцеловал ее. Белые руки девушки обвились вокруг могучей шеи варвара, и тот почувствовал небывалый прилив сил. В следующее мгновение Тонгор высвободился из объятий принцессы, втолкнул ее в каюту и защелкнул замок на двери.

Это было сделано в тот самый момент, когда чудовищная голова ларса уже нависла над летающим кораблем. Совсем рядом блеснули ужасные черные глаза чудовища, горевшие жаждой убийства, пасть вновь раскрылась, сверкнули зубы, и тут «Немедис»с грохотом ударился о воду. Темные волны захлестнули палубу, увлекая Тонгора в бездну. Погружаясь в воду он услышал отчаянный крик Соомии, свидетельствовавший о том, что ларе атаковал лодку.

Глава 2 СХВАТКА ДРАКОНОВ

Расколото молнией небо, в море бушует гроза,

Волны ревут под ветром, стонут на все голоса…

Лодка летучая тонет, попав в стихию морей —

Туда, где драконы рыщут в поисках жертвы своей…

Сага о Тонгоре. Песнь 9

Любой человек, упав в черные бурлящие воды под носом лемурийского дракона, ударился бы в панику и выпустил меч из рук. Но только не Тонгор! Сжав клинок зубами, он освободил таким образом руки и вынырнул из сомкнувшихся над ним темных вод на поверхность. Откинув застилавшие глаза волосы, валькар огляделся по сторонам.

Полузатонувший летающий корабль болтался на волнах в нескольких локтях от него. Карм Карвус, подбадривая себя воинственным кличем, рубил саблей голову ларса, подплывшего вплотную к залитой водой палубе «Немедиса». Морской дракон уцепился гигантской лапой за поручни, ограждающие палубу, однако тело его было скрыто волнами, и в освещаемой редкими вспышками молний темноте могло показаться, что на полузатопленную лодку напал морской змей. Некоторое время рептилия с недоумением наблюдала за гибкой фигуркой, изо всех сил старавшейся оцарапать ее своей железной иголкой. Затем ларе взревел и лязгнул зубами.

Тонгор видел, что удары Карма Карвуса становятся все более неуверенными. Сапоги аристократа скользили по мокрой палубе.

Сырая, отяжелевшая одежда сковывала и замедляла движения, а легкая сабля была не способна причинить ларсу ни малейшего вреда. Исход неравной схватки был предрешен, и валькар поспешил на помощь своему спутнику. Сильное тело варвара стремительно рассекало ледяные волны, и, сделав дюжину мощных гребков, он, уцепившись одной рукой за обшивку, выбрался на палубу полузатопленного корабля.

Меч вновь оказался в руке Тонгора, и, издав пронзительный клич, он бросился на подмогу Карму Карвусу, продолжавшему безуспешно атаковать морского дракона, изумленного столь странным поведением добычи. Крохотный мозг ларса был в затруднении: ему еще не доводилось сталкиваться с существами, которые не только не бросались бы в бегство при его приближении, но даже пытались нападать на него сами. Разумеется, чудовище не было испугано. Рептилия не знала, что такое страх, и все же поведение людей ее чрезвычайно озадачило.

Воспользовавшись этим, Тонгор ринулся к поручню, на котором лежала гигантская когтистая лапа дракона, и, поустойчивее встав на вздрагивавшей, ходившей ходуном палубе, со свистом опустил тяжелый меч, вложив в этот удар все свои недюжие силы. Мускулы его могучих плеч и широкой груди вздулись, напряглись, как туго натянутые канаты, готовые, казалось, вот-вот лопнуть от невероятного напряжения, и отточенное лезвие обрушилось на запястье ларса, толщиной напоминавшее небольшую бочку. Движимый силой железных мускулов Тонгора, широкий клинок рассек костяные пластинки чешуи, жесткие мышцы и холодное мясо рептилии, как щепки перерубил кости, и правая лапа дракона упала на палубу.

Вздыбившись от боли, ларе оглушительно взревел. Отрубленная когтистая лапа, судорожно дергаясь, заплясала по палубе, из культи ударил фонтан черной крови, мгновенно перепачкавшей Тонгора с головы до пят. Карм Карвус застыл с широко открытым ртом: никогда в жизни ему не приходилось видеть столь сокрушительного удара, и сейчас он едва верил своим глазам.

Потеряв равновесие, ларе с громким всплеском соскользнул в море. Черный вал захлестнул «Немедис», и тот поплыл вперед, подталкиваемый волнами, вскипевшими под ударами чудовища. Рептилия отчаянно била лапами по воде, пытаясь заглушить сводившую с ума боль.

— Скорее к пульту управления! — приказал Тонгор, хватая Карма Карвуса за руку. — Мы должны запустить двигатель! Если это дрянное суденышко не может лететь, то пусть хотя бы плывет к берегу!

Карм Карвус скрылся в кабине, а Тонгор обернулся к морскому чудовищу, в глазах которого читался смертный приговор ничтожным букашкам, сумевшим причинить ему столь ужасную боль.

Воин застыл на краю палубы с обнаженным мечом. Он сознавал, что у них почти нет шансов уцелеть в битве с такой громадной тварью, но Тонгор не знал слова «невозможно». До тех пор, пока в нем оставалась хоть капля крови и теплилась хотя бы малая искра жизни, он будет драться с врагом, какого бы роста и силы тот ни был.

Двигатель с жалобным визгом начал набирать обороты, и летающий корабль, содрогаясь, стал медленно удаляться от ларса. Нос судна вспенил черную воду, но дракон — истинный владыка морских пучин — двигался гораздо быстрее.

Вспышки молнии казались столь же яркими, сколь оглушительным был рев устремившегося за «Немедисом» чудовища.

Тонгору показалось, что еще миг — и когти рептилии разорвут беззащитное суденышко. В бессильной ярости варвар сжал челюсти, пожалев, что не может вызвать на бой того, кто мечет с небес огненные стрелы. Впрочем, когда Воинственные девы унесут его дух и он предстанет перед троном Отца Горма, тому будет не в чем упрекнуть воина, чей меч не часто отдыхал в ножнах…

Но нет, огненная смерть и на сей раз миновала их, а с ларсом они еще померяются силами.

Хотя погодите-ка, а это еще что?.. Громоподобный рев разнесся над морем! И издал его не раненый морской дракон, вынырнувший близ летающего корабля. В нескольких сотнях локтей из воды появилась голова еще одного ларса! По-видимому, вновь прибывшая рептилия, заслышав вопли раненого соплеменника, решила позариться на чужую добычу. Тонгор задержал дыхание. Один жаждущий их крови ларе — уже неплохо, но два!..

Услышав жуткий рык, раненое чудовище, забыв о корабле, стремительно развернулось и поплыло навстречу пришельцу.

Несмотря на увечье, оно готово было сражаться с чужаком за право охотиться в этих водах и, дабы подтвердить это, в свой черед издало гневный вопль, вызывая сородича на бой. Вытягивая шеи и оглушительно рыча, свирепые твари двигались навстречу друг другу.

Тонгор вернулся в кабину и сразу попал в объятия поджидавшей его Соомии.

— Я думала, ты погибнешь в этих ужасных волнах! — взволнованно прошептала девушка.

Валькар поцеловал ее и со смехом ответил:

— Клянусь Гормом, принцесса, купание пошло мне только на пользу! А чтобы доконать меня, нужен кто-то посерьезнее этой милой зверюшки! — Он подошел к Карму Карвусу и хлопнул его по спине:

— Дружище, постарайся выжать из этой посудины все, что возможно! Вряд ли этим гадам понадобится много времени, чтобы выяснить отношения, и к тому моменту, Когда победитель вспомнит об упущенной добыче, нам надо успеть убраться отсюда как можно дальше.

Наблюдавшая за морем Соомия стиснула руку Тонгора:

— Смотри, они встретились!

Драконы столкнулись с глухим стуком. Они молотили и царапали друг друга лапами, хвосты их взбивали клокочущую, побелевшую от пены воду.

Поднятая схваткой чудовищ волна, подхватив корабль, швырнула его на добрую сотню локтей вперед. Соскользнув с гребня волны, «Немедис» на мгновение завис в воздухе, а затем ходовые винты с новой силой врезались в воду. Следивший за приборами Карм Карвус отметил, что двигатели наращивают обороты.

Тонгор между тем не сводил глаз с морских гигантов. Жизнь его была богата всевозможными приключениями, но до сих пор ничего подобного видеть ему не доводилось. Вспышки алых молний придавали разыгравшейся на его глазах сцене что-то демоническое. Наполовину поднявшиеся из бушующего моря драконы сражались с неистовой яростью. Их лапы взлетали и падали, подобно огромным шипастым булавам, нанося глубокие, обильно кровоточащие раны. Рога, словно тараны, вонзались в тела противников, ужасные когти разрывали чешуйчатую кожу, челюсти с ядовитыми изогнутыми зубами вырывали огромные куски мяса.

Гиганты вздымали стены воды, обрушивая друг на друга каскады кипящей пены. Пронзительные зловещие крики их перемежались глухими ударами. Едва ли кто-нибудь из людей становился когда-либо свидетелем столь жуткого поединка.

Со временем, однако, стало ясно, что исход этого боя решит удар, нанесенный мечом Тонгора первому чудовищу. Изувеченному валькаром ларсу явно недоставало отрубленной лапы — вместе с хлещущей из раны кровью уходили и его силы. Движения дракона замедлились, утратили точность. Он перешел к обороне, но и тут ему все с меньшей и меньшей легкостью удавалось сдерживать натиск неутомимого пришельца. И вот наконец настал момент, когда раненый ларе не смог отбить очередной удар соперника. Мощные челюсти, словно створки капкана, сомкнулись на его горле. Послышался громкий хруст, но даже и после этого изувеченный морской дракон продолжал бой. На мгновение ярость и боль, казалось, умножили его силы, он рванулся, силясь вывернуться из сжимавших его, будто тиски, челюстей собрата, но попытка эта не увенчалась успехом. Тонгор видел, как плотнее и плотнее сжимаются челюсти победителя, как глубже и глубже погружает он свои саблевидные когти в тело побежденного.

Пасть раненого монстра беспомощно распахивалась и захлопывалась, не причиняя противнику ни малейшего вреда. Из нее вырывались слабые, прерывистые хрипы, на губах пузырилась кровавая пена. Он дернулся в последний раз, и лапы его в предсмертном рывке вспороли чешуйчатое брюхо врага. Мышцы умирающего продолжали судорожно сокращаться, когти раздирали шкуру соперника на кровавые ленты, но тот не размыкал челюстей. Вероятно, он даже не понял, что тоже проиграл эту схватку, пока огромный хвост бывшего повелителя здешних вод не обвил его тяжкими тугими кольцами.

Ошеломленные путешественники не сводили глаз с драконов, которые, намертво сплетясь телами, начали медленно погружаться в бездну. После того как гиганты исчезли в морской пучине, к поверхности еще некоторое время пробивались цепочки пузырей и сгустки кровавой пены, но победитель так и не появился. Умирающий владыка здешних вод сумел отомстить за себя, хотя нельзя было исключить, что соперник его, сумев высвободиться из цепенеющих объятий мертвеца, задержался в морских глубинах, дабы насладиться плодами победы. Как бы то ни было, чудовища больше не представляли опасности для «Немедиса»и его пассажиров.

Опустившись на откидную койку, потрясенная Соомия разразилась рыданиями, и, чтобы привести принцессу в чувство, Тонгор поднес ей вина.

— Женщины — удивительные создания! Только они способны рыдать и биться в истерике, когда опасность уже миновала! — произнес он.

Взглянув на недоумевающего северянина, Соомия улыбнулась и прикрыла глаза.

— Этот кораблик идет хорошо, — сообщил Карм Карвус. — И все же я бы дорого дал, чтобы узнать, где мы находимся. Не поручусь, что с каждым мгновением мы все больше не удаляемся от берега. Если же нас унесет в открытое море…

— Когда тучи разойдутся, я смогу сориентироваться по звездам, а пока держись выбранного направления, — посоветовал Тонгор. — Если летучий корабль восстановит хотя бы часть прежних свойств, мы определим наше местоположение по приборам — тучи для них не помеха. Но пока мы сами должны позаботиться о себе.

— Путешествовать с тобой представляется мне делом бесприбыльным, — рассмеялся Карм Карвус. — Если мы выживем, рассказам нашим никто не поверит и вряд ли сыщется поэт, который сложит песнь о пережитых нами приключениях.

— Пусть сочиняют песни о чем хотят, — проворчал Тонгор. — Что касается меня, то сейчас я предпочту песням кое-что иное… — Он поднял лежащую в углу каюты кожаную котомку, из которой прежде достал флягу с вином для Соомии, и принялся изучать ее содержимое.

— Что ты там ищешь? — поинтересовался Карм Карвус.

— Жратву! — объявил Тонгор, и белозубая улыбка, подобно вспышке молнии, озарила его бронзовое лицо, — Слава Отцу Горму, наш друг волшебник уговорил меня взять с собой вот это. — Он торжествующе встряхнул котомку. — Не думал я, что подарок его нам пригодится, но сейчас он придется как нельзя более кстати.

Карм Карвус осуждающе покачал головой:

— Не могу понять, глупец ты или герой? Как ты можешь думать о еде, когда жизнь наша висит на волоске?

— Не надо крайностей. Я всего лишь мужчина, привыкший утолять голод вне зависимости от обстановки. Ну-ка… Вот тебе кусок вяленого мяса, фиги, финики — настоящий восточный десерт! Вино, сушеные фрукты из Таракуса и даже черный хлеб из Пелорма…

Решив не будить принцессу, варвар и дворянин наскоро перекусили, после чего Карм Карвус, завернувшись в плащ, опустился на импровизированное ложе на полу. Тонгор вытянулся на сиденье пилота и тоже задремал. Валькар спал очень чутко и собирался время от времени поглядывать, не расчистилось ли небо, но бессонная ночь и столкновение с морским драконом истощили его неисчерпаемые, казалось бы, силы. С мыслью о том, что рано или поздно погода переменится, он уснул, уронив голову на могучую грудь.

А бесшумно работающие двигатели продолжали гнать лодку по бескрайним морским просторам. Небо постепенно светлело, и вот уже восточный его край окрасился предрассветным румянцем. На горизонте появилась темная линия, которая увеличивалась по мере приближения к ней быстро скользившего по волнам «Немедиса»и вскоре превратилась в полоску берега, густо заросшего темно-зелеными джунглями.

Но был ли это берег Птарты, Ковии или даже Куша? Или это раскинулась неизвестная земля, лежащая в неведомых северных водах? Двигатели корабля продолжали работать, сокращая расстояние, отделявшее его от суши.

Сон Тонгора был прерван скрежетом днища о песок. Валькар вскочил на ноги, и крик его разбудил спящих товарищей, острота чувств которых была несколько притуплена городской жизнью.

— Земля! Ночной мрак и подстерегавшие нас в неизвестных водах опасности остались позади. На чужом берегу нас тоже, вероятно, поджидают сюрпризы, но здесь мы можем хотя бы поохотиться и раздобыть свежего мяса. Карм Карвус, довольно прохлаждаться, вставай и помоги мне вытащить «Немедис» на сушу!

Тонгор не знал, что существо, затаившееся в густой траве на краю джунглей, тоже жаждало горячего, сочащегося кровью мяса. Лохматая тварь, обладавшая странной и отталкивающей внешностью, не сводила красных глаз с мужчин, выбравшихся из металлической лодки и принявшихся вытаскивать ее на берег. Некоторое время существо пристально наблюдало за действиями незнакомцев, потом оскалилось в жестокой ухмылке, предвкушая грядущее пиршество, и исчезло в джунглях.

Глава 3 ДЕРЕВЬЯ-ЛЮДОЕДЫ

Тьму леса взгляд зеленых глаз пронзит!

Стрела отравленная жертву поразит!

И стоит бдительность на миг утратить вам,

Как ваша плоть послужит пищей нам!

Песня зверолюдей

Вытащив летучий корабль на берег, путешественники убедились, что урилиум все еще не восстановил левитационные свойства, утраченные после удара молнии. Тем не менее, Тонгор и Карм Карвус спрятали «Немедис» под густой листвой и для большей надежности привязали к дереву канатом, сплетенным из срезанных поблизости виноградных лоз.

Соомия развела маленький костер из сухих веток и трав, собранных Кармом Карвусом на краю джунглей. Тонгор, вооружившись крепким луком, собирался отправиться на охоту.

— Полагаю, мне следует пойти с тобой, — обратился к нему Карм Карвус.

Но валькар отрицательно покачал головой, увенчанной гривой черных волос:

— Ни к чему. Охотиться я предпочитаю в одиночку. Оставайся с принцессой и присмотри за ней. Я вернусь через час.

— А если не вернешься? Вдруг что-нибудь случится. Ты же совсем не знаешь этих мест? — спросила Соомия, глядя на Тонгора огромными сверкающими глазами.

Валькар улыбнулся и ободряюще коснулся ее белой руки сильными пальцами.

— Я вернусь, — пообещал валькар и, не произнеся больше ни слова, бесшумно скрылся в джунглях.

Сделав несколько десятков шагов, варвар очутился в совершенно ином мире. Яркий солнечный свет сменился таинственными сумерками, сквозь них лишь изредка прорывались золотые лучи, которым удалось найти щелку в тяжелом изумрудном пологе, образованном густой листвой.

Алые и пурпурные стволы деревьев выступали из темно-зеленого сумрака, словно колонны грандиозного храма. Прекрасные цветы сияли, словно драгоценные камни. Дремотный лотос распространял густой аромат, способный усыпить любого неосторожно приблизившегося к нему зверя. Тиралонсы — зеленые розы древней Лемурии — нежно светились среди глянцевитых листьев, усеянных по краям ядовитыми колючками. Виноградные лозы, украшенные красными, оранжевыми и бледно-желтыми гроздьями ягод, причудливыми сетями оплетали деревья и кусты.

Тонгор двигался спокойно и уверенно, как король, обходящий свои владения, как вандар — черный лев, гроза здешних джунглей. Длинный меч в ножнах из черной кожи валькар закинул за спину, чтобы тот не мешал продираться сквозь кусты, а изготовленный к стрельбе лук держал в левой руке.

Валькар прежде не странствовал в северных джунглях, но и скудных познаний о них хватало, чтобы понимать: опасности подстерегают здесь на каждом шагу. В этом мире зеленого полумрака царствовала фос — алая летучая мышь-вампир, чьи коготки содержали страшный яд, от которого не было спасения.

Еще в джунглях обитала офе — огромная змея с бледной чешуей.

Хребет ее был украшен остроконечным гребнем, а мускулы обладали чудовищной силой. Кости человека, сдавленного кольцами офы, начинали трещать так же быстро, как скорлупа лесного ореха, зажатого между пальцами. Однако истинным повелителем этой земли, самым могущественным существом Лемурийского континента считался ужасный деодас — свирепый драконокот. По преданиям, он имел три головы, жил практически вечно и обладал удивительной неуязвимостью. Тонгор слышал, что даже огромный дварк из джунглей Куша, достигавший тысячу шагов в длину, боялся непобедимого деодаса.

Впрочем, валькар пришел сюда за дичью, а не за трофеями.

В джунглях в изобилии росли плоды, любимые фондлами — серыми газелями и злобными зульфарами — лемурийскими кабанами, из окорока которых получалось великолепное жаркое.

Охотник облизнулся при мысли о кабаньей туше, медленно поворачивающейся на вертеле, укрепленном над костром, который развела Соомия на берегу моря.

Немного погодя Тонгор набрел на звериную тропу, которая, вероятно, вела к какому-то водоему. Обнаружив ее, он взобрался на дерево с алой корой и дальше стал осторожно пробираться по ветвям, образовавшим верхний ярус джунглей.

Вокруг озерца, к которому привела тропа, Тонгор заметил множество следов фондлов. Перебравшись на огромное дерево, ветви которого нависали над водой, он увидел и самих пришедших на водопой серых газелей. В то время как три упитанные самки утоляли жажду, огромный самец, чья гордая голова была увенчана короной из великолепных рогов, стоял на страже.

Пока его чуткие ноздри не обнаружили охотника, Тонгор, облюбовав самую толстую самку, прицелился и спустил тетиву. Длинная стрела пронзила сердце газели, уложив ее наповал. Остальные фондлы убежали прежде, чем северянин спрыгнул с дерева, чтобы завладеть добычей.

Тонгор опустился на одно колено, намереваясь вынуть стрелу, но сделать этого не успел. Кусты перед ним раздвинулись, и он встретился взглядом с горящими глазами громадного черного льва. Вандар был голоден. Всю ночь он бродил по джунглям, выслеживая дичь, и только теперь учуял запах свежего мяса и горячей крови. Смерив голодным взглядом человека, стоявшего между ним и тушей жирной газели, лев яростно хлестнул себя по бокам хвостом и прыгнул вперед.

Обнажив меч, Тонгор вскочил с земли, готовясь достойно встретить незваного гостя, но в этот момент брошенная из-за кустов дубинка обрушилась на его затылок. Последнее, что он увидел, проваливаясь во тьму, были блестящие когти вандара, готовые вонзиться в горло…

Соомия и Карм Карвус придвинулись к костру, пытаясь высушить одежду и согреться, — дувший со стороны моря холодный ветер пробирал до костей. Солнце ползло к зениту — близился полдень, а Тонгор все еще не возвращался. Назначенный им срок миновал трижды, но варвар так и не давал знать о себе.

Принцесса не находила места от беспокойства и в который уже раз предлагала отправиться на поиски северянина, однако Карм Карвус оставался непреклонен:

— Моя принцесса, я бы с удовольствием пошел в джунгли за Тонгором. Но коль скоро он решил, что мы должны дожидаться его тут, то так и следует поступать. Он лучше нас приспособлен к жизни в лесу, и ему, я полагаю, виднее, как надобно поступать.

— Что-то нарушило его планы! Он давно должен был вернуться. Я чувствую, я знаю — он попал в беду!

— Возможно, и все же нам не стоит идти в джунгли. Я обещал ему оставаться здесь и не спускать с тебя глаз, так позволь мне сдержать слово.

Заявление это окончательно вывело Соомию из себя. Она вовсе не была избалованным ребенком, порождением клонящейся к закату культуры, — племя ее совсем недавно вкусило плоды цивилизации, и под внешним лоском принцессы скрывалась натура деятельная и сильная. Возлюбленный ее попал в беду: возможно, он ранен или находится на краю гибели — мысль об этом заставила Соомию забыть о собственной безопасности.

Девушка сделала выбор. С человеком, которого она любит, стряслось несчастье, и она должна поспешить к нему на помощь. Поэтому Соомия вскочила на ноги и оправила на себе одеяние, почти не скрывавшее ее гибкое тело цвета слоновой кости. Захватив украшенный драгоценностями кинжал, она, не глядя на Карма Карвуса, двинулась к джунглям.

— Принцесса, образумься! Ты должна дожидаться Тонгора здесь! Ведь он сказал… — попытался остановить девушку дворянин, но она нетерпеливо оборвала его;

— Тонгор поручил тебе оберегать меня. Но он не говорил, что я должна сидеть сложа руки, когда его, быть может, убивают, когда ему грозит неминуемая гибель! Если ты намерен помочь мне, так пойдем и попытаемся вместе отыскать его.

Карм Карвус невольно усмехнулся. Он восхищался девушкой, страстно желавшей разыскать и спасти Тонгора от неведомой опасности. В ее рассуждениях определенно был смысл — не век же им торчать на этом берегу! К тому же, если она твердо решила идти за своим милым, ему не остается ничего иного, как последовать за ней. Карм Карвус перекинул через плечо тяжелый алый плащ валькара и, вооружившись саблей, последовал за принцессой.

— Ну что ж, идем, если тебе невтерпеж! Надеюсь, когда-нибудь и я встречу женщину, которая полюбит меня так, как ты своего северянина.

Соомия благодарно улыбнулась ему, и они вместе вступили под сень джунглей.

Некоторое время путники двигались между деревьями в полной тишине. Они не знали, куда направился Тонгор, но долгое ожидание так сильно угнетало их, что любой путь казался теперь предпочтительней дальнейшего пребывания на прежнем месте. С каждым шагом путешественники уходили все дальше от берега, однако направление, выбранное ими наугад, нисколько не соответствовало тому, в котором ушел валькар.

Ни Карм Карвус, ни Соомия не подозревали, что за каждым их шагом наблюдает пара внимательных глаз следующего за ними по пятам лохматого существа, вооруженного увесистой деревянной дубинкой и каменным ножом.

Пробираясь между толстыми стволами деревьев, друзья тщетно искали оставленные Тонгором следы. Карм Карвус время от времени делал на деревьях зарубки, отмечая дорогу. Сейчас он особенно остро ощутил недостаток опыта, позволявшего северянину чувствовать себя в джунглях как дома, и предпринимал все от него зависящее, чтобы не заблудиться.

Постепенно лес начал редеть, стволы деревьев — утоныпаться, и вскоре путники вышли на поляну, заросшую высокой травой. Приятно было после зеленых сумерек джунглей вновь очутиться на открытом пространстве, под ласковыми лучами солнца. Из высокой травы на поляне торчали с полдюжины растений весьма необычного вида. Бочкообразные стволы их достигали шести футов и заканчивались восемью свешивавшимися чуть не до земли толстыми лианами, между которыми Виднелись обрывки паутины. Ничего подобного Карму Карвусу до сих пор видеть не приходилось.

— Не пора ли нам сделать привал? — спросила Соомия, прислоняясь к стволу одного из бочкообразных растений.

Карм Карвус не успел ответить. Ему показалось, что поблизости кто-то издал тихое предостерегающее восклицание, и воин почувствовал легкий укол в затылок. Лицо его перекосила судорога, по телу прокатилась волна дрожи, вызвав неприятное ощущение нависшей опасности. Тревожно оглядевшись по сторонам, аристократ Тсаргола не обнаружил, однако, никаких причин для беспокойства. В мирном небе не видно было даже намека на присутствие гракков — свирепых тварей, похожих на помесь ястреба с ящерицей, только гигантского размера. Обступившие поляну джунгли замерли под горячими солнечными лучами. Карм Карвус недоуменно пожал плечами: ни ветра, ни зверей — и все же тени от лиан, свисающих с бочкообразных растений, почему-то шевелятся.

Извиваются, словно звери!

— Принцесса, осторожно! Сзади! — крикнул он, обнажая саблю.

Соомия взвизгнула. Лианы, свисавшие с ближайшего растения, неожиданно оплели принцессу, словно щупальца кракена Северного моря. Одна из лиан обвилась вокруг левой руки девушки, другая вокруг ее талии. Третья, не давая дышать, удавкой захлестнула горло.

Лианы напряглись, пытаясь оторвать Соомию от земли.

Издав воинственный клич, Карм Карвус принялся рубить зеленое щупальце, обвивавшее руку принцессы. Его сабля была острой, как лезвие бритвы, и хотя лиана оказалась не только жесткой, но и упругой, ему все же удалось рассечь ее в нескольких местах. Из порезов, будто кровь из ран, хлынул древесный сок.

Вновь и вновь падал клинок, и все же результаты оставляли желать лучшего. Не успел Карвус расправиться с одной лианой, как следующая уже оплела девушку, извивающуюся в отчаянных попытках освободиться. Пот заливал лицо аристократа и жег глаза. Растение между тем подняло принцессу и начало подтягивать к открывшемуся у основания лиан отверстию. Медленно распахнувшись, оно стало походить на громадную пасть, поблескивавшую похожей на слюну влагой. Воздух наполнился зловонием — так пахнет гниющее мясо и разлагающаяся кровь.

Карм Карвус сделал шаг, выбирая место для следующей атаки, и тут что-то покатилось у него из-под ног. Он опустил глаза и увидел скалящийся на него из густой травы череп, поверхность которого была изъедена какой-то дрянью.

Дворянин содрогнулся от страшной догадки: они столкнулись с деревьями-людоедами Ковии.

В Тсарголе и его окрестностях рассказывали ужасные истории про растущие в джунглях Ковии плотоядные деревья, и теперь Карм Карвус убедился, что слышанные им страшные сказки являются чистой правдой. Осознав это, он пожалел, что в руках у него легкая сабля, а не всесокрушающий меч северянина, ибо встреча с деревом-людоедом могла кончиться трагически. Доведется ли ему еще раз увидеть Тонгора? Как сможет он взглянуть в золотистые глаза варвара, если с Соомией что-нибудь случится?

Карм Карвус расставил пошире ноги и, собрав все силы, яростно обрушил саблю на лианы, увлекающие принцессу все выше и выше. Он бил и бил, рубил и рубил, и вот, наконец, тело девушки упало наземь. Клинок рассек лиану, обвившуюся вокруг шеи Соомии, принцесса глубоко вздохнула и, устремив округлившиеся от страха глаза за спину Карма Карвуса, вскрикнула:

— Обернись, взгляни назад!

Воин Тсаргола стремительно повернулся и увидел, что к нему тянутся щупальца-лианы соседнего дерева-людоеда. Он не успел увернуться, и одно из них захлестнуло руку с саблей, другое, опутав ногу, дернуло и повалило его на землю. Карм Карвус рванулся что было сил и почувствовал, как лианы поднимают его в воздух.

Свободной рукой он попытался отодрать охватившее грудь щупальце. Молча и яростно боролся Карм Карвус, напрягая все силы, но другие лианы уже опутали его живот и бедра. Смертоносные объятия их становились все крепче и крепче…

Меч выпал из сжатой лианой руки, и теперь дереву-людоеду уже ничто не мешало расправиться со своей жертвой. Карм Карвус знал, что смерть совсем рядом, уже дышит смрадом в лицо, но всплывший из глубин памяти клич Тонгора «Я жив!

Я все еще жив!» заставлял его продолжать неравный бой.

Глава 4 ПЛЕННИКИ ЗВЕРОЛЮДЕЙ

Пусть у столба, судьбу кляня,

Они изведают огня!

И пламя алого цветка

Вмиг подрумянит им бока!

Песня зверолюдей

Черный лев прыгнул на выскочившего ему навстречу полуголого человека, но бронзовокожий упал прежде, чем его настиг сокрушительный удар когтистой лапы. Лев понял, что противник не притворяется — из раны на затылке охотника сочилась струйка крови. Бесшумно обойдя человека, вандар глухо зарычал. Стальные мускулы перекатывались под шелковистой кожей хищника. Лев ожидал, что охотник вот-вот вскочит на ноги и попытается удрать, тогда-то он и сразит его точным ударом, однако человек не подавал признаков жизни.

Вандар склонил морду, и горячее дыхание его коснулось лица бронзовокожего, однако и это не заставило Тонгора пошевелиться. Лев зарычал, черная жесткая шерсть встала дыбом, но никто не ответил на брошенный им вызов. Обнажив клыки в зловещей усмешке, вандар еще раз обнюхал Тонгора. Горячая слюна капала на шею валькара, зловонное дыхание обдавало его лицо…

Дубинка, поразившая Тонгора, была с неимоверной силой брошена рукой зверочеловека — существа, отдаленно напоминающего человекообразную обезьяну. Скрываясь в густом кустарнике, растущем между могучими стволами алых и пурпурных деревьев, Магшук проследил за сразившей газель стрелой валькара. Инстинкт, повелевавший зверолюдям убивать всех, кто не принадлежит к их племени, подсказал ему убить незнакомца. Он слишком поздно заметил льва, иначе, конечно, не стал бы рисковать и предоставил вандару расправиться с пришельцем, но теперь дело было сделано. Глядя на разверзшуюся над горлом Тонгора пасть льва, Магшук растянул губы в жестокой ухмылке, и маленькие кабаньи глазки его блеснули торжеством. Если дубина и не проломила череп бронзовокожему, клыки вандара довершат начатое, и ему больше не о чем беспокоиться. Удовлетворенно поведя мохнатыми плечами, зверочеловек бесшумно скрылся среди деревьев.

Очнувшись, Тонгор почувствовал, что череп его раскалывается от боли. Тяжелая дубинка была брошена с силой, достаточной для того, чтобы треснул череп любого человека, и Тонгора спасло лишь то, что, рванувшись навстречу льву, он частично ушел из-под смертоносного удара, смягченного к тому же густой жесткой гривой волос, которые валькар имел обыкновение зачесывать назад.

Из-за пронизывающей все тело боли Тонгор, очнувшись, некоторое время не мог двинуть ни единым мускулом, и это вторично спасло ему жизнь. С усилием приоткрыв глаза, он увидел склонившегося над собой черного льва, и только железная воля помогла ему не броситься наутек. Оставаясь неподвижным, северянин снова опустил веки. Лев, продолжая подозрительно принюхиваться, вытянув лапу, положил ее на неподвижное тело и потряс его. Голова человека безвольно мотнулась из стороны в сторону. Кровь из раны на затылке окрасила траву и опавшие листья.

Вандар замер в нерешительности. Только молодой, неопытный лев предпочтет жилистую, жесткую человечину сочному и жирному мясу еще теплой газели. С презрительным сопением вандар отвернулся от распростертого на земле мертвеца, предпочитая вкусное съедобному. Ухватив тушу газели мощными челюстями, черный лев поволок ее в кустарник. Тонгор, продолжая прикидываться убитым, лежал совершенно неподвижно. Он отчетливо слышал треск кустов, сквозь которые проламывался вандар, намереваясь насладиться чужой добычей в уединении.

Когда все стихло, северянин, не произведя ни звука, вскочил на ноги.

В голове его гудело, как от ударов молота по наковальне, все болело, словно от жестокого похмелья, но руки и ноги оказались целы и готовы были служить хозяину по-прежнему. Тонгор, пошатываясь, добрел до озерца — совсем недавно из него пила украденная львом самка фондла — и опустил голову в холодную воду, чтобы промыть и очистить рану. С радостью ощутил он легкое пощипывание и озноб, вызванные ледяной родниковой водой, бившей из-под заросшего мхом камня. Почувствовав, что в голове начинает проясняться, северянин утолил жажду и, преодолевая слабость, подобрал меч, лук и колчан со стрелами, после чего вновь забрался на склонившееся к воде дерево.

Голова продолжала болеть, но благодаря могучему сложению валькар быстро справился с последствиями повергшего его наземь удара. Человек другого склада после пережитого потрясения решил бы, вероятно, вернуться к летающему кораблю, но Тонгора не зря называли северным варваром. Он полагал, что если уж отправился на охоту, то во что бы то ни стало должен принести свежее мясо к обеду. И потом, где-то поблизости таился швырнувший дубину враг, и северянин собирался разузнать о нем как можно больше.

Часа два Тонгор кружил около водоема, укрываясь от возможных противников то на ветвях больших деревьев, то среди кустов. Но, несмотря на тщательные поиски, он не смог обнаружить следы неведомого врага. В конце концов, подстрелив похожую на куропатку птицу, варвар решил вернуться к «Немедису». Горожанину было бы нелегко отыскать обратный путь, но для Тонгора это не составляло особого труда. Уложив добычу в мешок, он скользнул в лесную чащу и направился к летающему кораблю так уверенно, словно видел его сквозь зелень.

Магшук — тот, чья дубина едва не стала причиной гибели Тонгора — стоял в дозоре, иначе говоря, охранял племенные охотничьи угодья от жадных до дармовой добычи чужаков. Далеко за полдень обходя порученный ему участок джунглей, он неожиданно столкнулся с целым отрядом весьма похожих на Магшука зверолюдей. Дюжина охотников тащила двух крепко связанных гладкокожих пленников: полуобнаженную девушку и худощавого молодого человека в странных, невиданных прежде одеяниях. При виде Магшука чужаки опустили свою ношу, и предводитель их с ворчанием выступил вперед.

Шеи у зверолюдей почти полностью отсутствовали, тела поросли густой короткой шерстью. Нарушители границ сильно смахивали на обезьян — длинные мускулистые руки, свешивавшиеся едва ли не до земли, короткие кривые ноги, мощные торсы, широкие грудь и плечи. Шеи у зверолюдей почти полностью отсутствовали, тела поросли густой короткой шерстью Красные маленькие глазки, злобно сверкавшие из-под выступающих надбровий, словно из глубоких пещер, еще больше усиливали сходство со свирепыми гориллами. Дополняли картину страшные клыки, торчавшие из слюнявой пасти, и полное отсутствие подбородка. Впрочем, пришельцы уверенно передвигались на задних конечностях, сжимая в передних сделанные из твердого дерева дубинки и копья с каменными наконечниками. Этим да, пожалуй, еще обмотанными вокруг бедер обрывками шкур и исчерпывались свидетельства того, что существа, встреченные Магшуком, равно как и сам он, имели несколько более изощренный ум, чем обезьяны.

Магшук обнажил желтые клыки и грозно зарычал, вызывая противника на поединок. Шерсть, растущая у него на затылке и вдоль позвоночника, встала дыбом. Выразительно покачивая длинными сильными руками, Магшук медленно двинулся вперед на полусогнутых, раскоряченных ногах. Маленькие красные глазки его при этом кровожадно сверкали в предвкушении предстоящего убийства. Вожак пришлых зверолюдей вел себя почти как Магшук, с той лишь разницей, что в руках его было копье с каменным наконечником и он угрожающе размахивал им, пытаясь посеять страх в сердце противника. Приблизившись друг к другу, противники остановились, и Магшук ударил себя волосатым кулаком в еще более волосатую грудь.

— Я Магшук! Великий воин! — прорычал он. — Я убил много людей! Все люди боятся Магшука!

Вождь пришельцев поднял копье над головой и, сотрясая им, рявкнул:

— Я Онгус — славный боец! Великий охотник! — Он оскалился, обнажив солидных размеров клыки. — Все в джунглях боятся Онгуса! Онгус убил много вандаров — черных львов! Убивал он и людей!

Соомия и Карм Карвус внимательно наблюдали за тем, как два зверочеловека, странно раскорячившись, приседая на полусогнутых ногах, сблизились и начали обмениваться угрозами.

Затем, громко сопя, совсем как заправские борцы, принялись медленно двигаться по кругу, не забывая в то же время запугивать противника.

— Магшук убьет Онгуса! — ревел один.

— Онгус убьет Магшука! — вторил ему другой.

Магшук довольно выпрямился и снова ударил себя в грудь;

— Магшук — Человек Огня, Онгус — Человек Огня. Зачем нам убивать друг друга? Убьем наших врагов!

Вождь пришельцев тоже поднялся во весь рост и возвестил:

— Мир между Людьми Огня! Смерть нашим врагам!

Таким образом, мир между соплеменниками, постоянно готовыми сцепиться друг с другом без повода и причины, был заключен, и Магшук получил возможность рассмотреть пленников.

— Нашли мясо? — спросил он отрывисто.

— Онгус — великий охотник! Добыл еду для племени. Все Люди Огня повеселятся этой ночью, — ответствовал вожак пришельцев, гордо выпячивая грудь.

Соомия и Карм Карвус обменялись красноречивыми взглядами. Неужели их ожидает столь страшная участь? Неужели судьба уберегла их от деревьев-людоедов только для того, чтобы они послужили пищей зверолюдям?

— Набить животы — великое дело. Хорошая добыча, — одобрительно кивнул Магшук. — Где нашли мясо?

Онгус махнул рукой:

— На поляне Деревьев-жрущих-людей. Долго шли по лесу.

Увидели деревья, поймавшие мясо. У нас был Огненный Цветок.

Мы послали его на деревья, и они бросили мясо. Мы схватили их добычу, связали веревкой, понесли в деревню. Все Люди Огня будут есть!

Столь красноречиво описанные Онгусом события на самом деле выглядели следующим образом.

Выслеживавшие Соомию и Карма Карвуса зверолюди шли за ними до поляны деревьев-людоедов и видели, как чужеземцы были схвачены лианами. Помимо примитивного оружия, зверолюди всюду таскали с собой глиняный кувшин, в котором хранили Огненный Цветок. Его-то они и решили использовать, чтобы завладеть добычей деревьев-людоедов, подпалив сухую траву с наветренной стороны поляны. Хитрость эта увенчалась успехом: огонь, мгновенно разгоревшись, достиг хищных деревьев, и когда пламя стало лизать их стволы, щупальца-лианы, разжавшись, выпустили Карма Карвуса и принцессу, которые тут же были захвачены зверолюдьми.

Магшук осматривал пленников, одобрительно кивая и ворча, а прямо над его головой, в густой листве затаился внимательный и осторожный охотник. Охотником этим, разумеется, был Тонгор, который, возвращаясь к «Немедису» по ветвям деревьев, заметил движущийся по тропинке отряд зверолюдей.

Спустившись пониже, он обнаружил, что обезьяноподобные существа тащат его связанных товарищей, и был немало изумлен этим. Обдумывая план освобождения пленников, валькар наметанным глазом оценил силу зверолюдей и значительное их численное превосходство.

Родившийся на бесплодном побережье в северной части Лемурии, Тонгор плохо знал обитателей тропических джунглей.

Он никогда не встречался со зверолюдьми и не мог оценить их бойцовские качества, так же как охотничьи приемы, хитрости и уловки. Впрочем, если судить по широким плечам, вздувшимся на груди мускулам и длинным сильным рукам, это были достойные противники. Приобретенный на полях брани опыт заставил Тонгора признать, что даже ему в одиночку вряд ли удастся одолеть дюжину свирепых тварей, пленивших его товарищей. Значительно разумнее, передвигаясь по деревьям, следить за людоедами в ожидании подходящего момента: возможно, зверолюди разбредутся в поисках еще какой-либо добычи, тогда он и сразится с теми, кого оставят охранять пленников.

Валькар не исключал и встречи с неведомым противником, силачом, метнувшим дубинку у водоема. Вооружение зверолюдей, равно как и интуиция бывалого воина, подсказывали, что покушавшееся на его жизнь существо не входит в замеченный отряд.

Появление незнакомца могло бы существенно облегчить стоящую перед Тонгором задачу.

Однако северянина постигло жестокое разочарование — людоеды легко договорились — и теперь ему оставалось лишь продолжать незаметное наблюдение за отрядом Онгуса, тащившего добычу в деревню. Тихо и неотступно, как тень, следовал Тонгор за зверолюдьми и присоединившимся к ним Магшуком, не теряя надежды, что рано или поздно удача улыбнется ему.

С настойчивостью и терпением настоящего охотника он ждал своего часа, сосредоточив усилия на том, чтобы не быть обнаруженным раньше времени.

Далеко за полдень отряд достиг поселения зверолюдей. Джунгли поредели в преддверии большой поляны, часть которой затеняли густые кроны мощных деревьев. Тонгор внимательно осмотрел деревню: кольцо хижин, сооруженных из глины и травы, в центре — два примитивных, но несколько больших по размерам жилища, принадлежащих, видимо, вождю племени и шаману. От нападения хищников селение защищал высокий частокол; заостренные и обожженые на костре концы бревен поблескивали на солнце.

Оставаясь невидимым, Тонгор наблюдал за тем, как Соомию и Карма Карвуса протащили через ворота, как Онгус и его спутники грубо расталкивали толпу своих мохнатых соплеменников, высыпавших из жилищ, чтобы взглянуть на добычу. Возле одной из центральных хижин охотники бросили связанных пленников на землю, покрытую отбросами. Соомия и Карм Карвус попытались осмотреться — их внимание привлекли два вкопанных перед входом столба. На пленников пустыми глазницами пялились десятки высохших и потемневших от времени голов.

Они были подвешены на длинных кожаных ремешках, привязанных к сохранившимся длинным грязным волосам. Лица оставались открытыми, и можно было разглядеть, что одни головы принадлежат обезьяноподобным тварям, а другие — людям той самой расы, к которой относились Соомия и Карм Карвус. Подобное зрелище могло ужаснуть кого угодно, и принцесса поспешно отвела взгляд от жутких столбов.

Зверолюди радостно рычали, предвкушая трапезу, время шло, и наконец из хижины вышел громадный зверочеловек — Когур, предводитель Людей Огня. Он был выше и, вероятно, сильнее любого из соплеменников. Толстые, как канаты, чудовищные мышцы рельефно выделялись на широкой груди, перекатывались под поросшей густой шерстью кожей при каждом движении длинных и крепких рук. Голову вождя венчало некое подобие короны, огромные зубы зловеще поблескивали, а под низким лбом, подобно раскаленным угольям, пылали маленькие, глубоко посаженные глазки. Широкие плечи Когура прикрывала накидка из шкуры вандара, толстую шею украшало ожерелье из собачьих и человечьих зубов. Держался вождь заносчиво и на заполнившую площадь толпу, пленников и доставивших их в деревню охотников поглядывал свысока. В тоне Онгуса, почтительно приветствовавшего предводителя Людей Огня, явственно звучали раболепные нотки.

— Великий вождь Когур! Тебе принадлежит мясо, добытое Онгусом, храбрым охотником, — произнес он, указывая на связанных пленников.

Предводитель зверолюдей что-то невнятно проворчал, и тогда Онгус протянул ему великолепную саблю Карма Карвуса.

Когур мельком взглянул на украшенную драгоценными каменьями рукоять и бросил саблю в глубину хижины.

— Хо, гладкокожий! — прогромыхал он, тыча Карма Карвуса ногой. — Твоя острая палка разучилась убивать. Ты далеко забрел от каменного города… Решил погулять в джунглях? Тебе понравится наше гостеприимство! — Толстые губы Когура растянулись в ухмылке, толпа зверолюдей взревела, приветствуя примитивную шутку.

— Если ты развяжешь мне руки, я покажу тебе, на что способна эта острая палка, — медленно, акцентируя каждое слово проговорил Карм Карвус, с презрением глядя на вождя каннибалов.

— Быть может, ты получишь свою палку. Когур не боится гладкокожего. Когур убил много людей!

— Наверное, их прежде крепко связали, как меня теперь? — насмешливо уточнил дворянин.

В маленьких глазках вождя вспыхнула ненависть, он зарычал и пнул Карма Карвуса. Поскольку тот не выказал признаков боли или страха, Когур, озверев, принялся самозабвенно топтать дерзкого пленника. Затем, утомившись и поостыв, он перевел взгляд на девушку. Его багровые глазки сузились и масляно заблестели при виде грациозного, едва прикрытого превратившейся в грязные лохмотья одеждой тела принцессы. Когур задержал взгляд на длинных стройных ногах и маленьких острых грудях, вздымавшихся и опадавших в такт прерывистому дыханию Соомии.

Никогда еще зверочеловеку не случалось видеть такой прекрасной женщины. Самки его племени — приземистые, коротконогие и волосатые — никогда не пробуждали в вожде такого желания. Когур понял, что непременно должен обладать этой женщиной, но скрыл охватившее его вожделение и, стараясь казаться безразличным, прорычал;

— Ночью, когда луна будет высоко, мы угостим Огненный Цветок гладкокожими. Потом их мяса отведает племя. Когур все сказал.

Повернувшись спиной к толпе, вождь приказал Онгусу оттащить каждого из пленников в отдельную хижину и приставить к ним охрану. Отдав это распоряжение, он скрылся в глубине дома.

Несколько часов, которые связанная по рукам и ногам Соомия провела в темной вонючей хижине, показались ей невероятно длинными, прямо-таки нескончаемыми. Томимая жаждой, голодом и болью от врезавшихся в тело веревок, она не могла поверить, что день все еще не кончился и солнце по-прежнему сияет на небосклоне. Со временем, однако, боль притупилась, жажда и голод превратились в некий привычный фон и мысли принцессы начали путаться. Она думала о доме, о путешествии по дикой, неведомой стране, где ее окружали смертельные враги… О том, что любимый ее, возможно, мертв и ей совсем не хочется жить… Ее охватило безразличие ко всему на свете, тело словно окаменело, потеряло чувствительность, и девушка погрузилась в глубокий сон.

Проснувшись от какого-то шума, Соомия в первые мгновения не могла вспомнить, что с ней произошло и как она сюда попала.

Входной проем был едва различим, — наверно, пока она спала, наступил вечер. Вечер?.. Принцесса начала припоминать события последнего дня, но тут в хижине стало совсем темно — громоздкая фигура заслонила проникавший с улицы сумеречный свет, и сердце у девушки учащенно забилось, грозя выскочить из груди. Изо всех сил вглядывалась она в непроглядную темень, стараясь различить черты лица вошедшего. Увидеть ей ничего не удалось, зато она услышала звук шаркающих по земляному полу ног, а затем низкий хриплый голос негромко произнес:

— Огонь потом, сначала удовольствие. Еще не время для Огненного Цветка. Я, Когур, пришел осчастливить тебя!

Сильная рука грубо схватила Соомию за ногу, и девушка закричала.

Глава 5 ОГНЕННАЯ СМЕРТЬ

Сильней, ста тысяч талисманов,

Сильней камланий всех шаманов,

Магов сильней и волшебных колец

Страха не ведающий боец!

Алая Эдда

Всю вторую половину дня Тонгор провел, укрывшись от зверолюдей на вершине могучего дерева. Он наблюдал. Когда Когур вышел осмотреть доставленных Онгусом пленников, надежный лук оказался у валькара в руках. Лежащая на тетиве стрела была нацелена в сердце вожака зверолюдей, и, если б тот отдал приказ расправиться с беззащитными жертвами, Тонгор не задумываясь выпустил бы ее. Северянин видел, как Соомию и Карма Карвуса утащили в ближайшие хижины, и ожидал лишь наступления ночи, чтобы, воспользовавшись темнотой, проникнуть в деревню и вызволить их из беды.

Тонгор обладал неистощимым терпением, и все же проведенные в бесплодном ожидании часы показались ему бесконечно мучительными. Вспомнив, что с прошлой ночи во рту у него не было ни крошки, он возблагодарил Отца Горма за жирную птицу, подстреленную им утром. Сидя на ветке, костра не разведешь, и потому валькар съел свою добычу сырой. Такая трапеза едва ли пришлась бы по нутру горожанину, но северянин, если его принуждала к тому необходимость, легко мог обходиться без удобств, ставших неотъемлемой частью жизни цивилизованного человека. Когда-то, будучи еще мальчишкой, он, скитаясь по безлюдным землям северной Лемурии, на леднике Остефелла попал в западню, устроенную снежными обезьянами. Загнавший его туда улс — горный медведь, покрытый густым снежно-белым мехом — тоже оказался в ловушке, и Тонгору не оставалось ничего иного, как сразиться с ним. Сутки пришлось северянину сидеть среди голых камней, и, когда голод в конце концов заставил его освежевать медвежью тушу, вонючее мясо хищника даже в сыром виде показалось Тонгору не столь отвратительным, как можно было ожидать. Теперь, укрываясь от свирепых гориллоподобных тварей джунглей Ковии на верхушке могучего дерева, он точно так же склонен был признать, что сырое мясо похожей на куропатку птицы вполне годится в пищу.

Западный край небосвода полыхнул алым, и солнце опустилось в море. Над лемурийскими джунглями взошла золотая луна, и в деревне начались приготовления к пиру. На открытом месте были установлены два столба, загремели барабаны, и зверолюди стали собираться на торжественную церемонию. Рассудив, что для задуманного набега уже достаточно темно, Тонгор покинул укрытие.

Скользнув вниз по стволу приютившего его дерева, он пробежал по нависшей над поляной ветке, спрыгнул на землю и двинулся к частоколу. Одним прыжком добрался он до обожженных концов бревен и, перевалившись через явно не рассчитанное на его силу и ловкость ограждение, оказался в деревне. Оглядевшись, Тонгор первым делом направился к хижине, в которую поместили принцессу. Пользуясь любым укрытием, каждым затененным участком земли, он, невидимый и неслышимый, как призрак, пересек готовившуюся к веселью деревню.

Барабаны стучали, подобно гигантским сердцам. Вой и крики, издаваемые зверолюдьми, после того как они опустошали огромные глиняные кружки с пивом, могли заглушить любые подозрительные звуки, и вскоре северянин перестал опасаться, что его обнаружат.

Зверолюди и правда были так увлечены поглощением пива и оглушены барабанами, что не обратили внимания на крик Соомии, донесшийся из хижины, к которой направлялся Тонгор. Северянин, однако, расслышал бы призыв своей возлюбленной сквозь любой шум, да и грубые голоса здешних женщин трудно было спутать с чистым сопрано принцессы. Подобно молнии, брошенной Богом Шторма — Диремом, валькар устремился ко входу в заветную хижину.

В несколько гигантских прыжков он преодолел пространство до входа и влетел внутрь. Глаза его успели привыкнуть к темноте и сразу обнаружили гигантскую фигуру вождя зверолюдей, склонившегося над связанной пленницей. Северянин железной рукой ухватил Когура за плечо и рывком развернул.

Зверочеловек изумленно вытаращил глаза, тщетно пытаясь разглядеть в кромешной тьме наглеца, осмелившегося прикоснуться к нему. Громоподобный рев сотряс хижину.

Тонгор, не тратя времени на церемонии, впечатал тяжелый кулак в лицо зверочеловека, превращая его в кровавое месиво; хрустнули выбитые зубы. Свирепый каннибал, сбитый с ног страшным ударом, отлетел в сторону, с глухим стуком врезавшись в стену, и распластался на земляном полу, подобно гигантскому мешку с мясом.

Соомия с всхлипом втянула воздух, собираясь вновь закричать, и северянин, приказав принцессе сохранять спокойствие, поспешно закрыл ей рот ладонью. Девушка узнала Тонгора, и сердце ее затрепетало от радости. Она-то думала, что он погиб или находится невесть где, и вдруг ее возлюбленный чудесным образом появляется, чтобы вырвать ее из вонючих объятий зверочеловека! Сильные заботливые руки в один миг освободили девушку от веревок и поставили на ноги. Тело принцессы онемело от неподвижности, и она, беспомощно покачнувшись, прижалась к валькару, уронив голову на его широкую грудь. Бормоча слова ободрения и поддержки, Тонгор принялся растирать руки и ноги девушки, стараясь поскорее восстановить нарушенное путами кровообращение.

Занимаясь столь важным делом, варвар не заметил, как в дверном проеме неслышно возник темный силуэт. Рука вошедшего поднялась, и что-то тяжелое со всего размаха ударило Тонгора в висок. Разноцветные круги замелькали перед Тонгором, и последнее, что он услышал, погружаясь в насыщенный сполохами мрак, был пронзительный крик Соомии.

Оттащив Карма Карвуса в хижину, зверолюди убедились, что он надежно связан, и разошлись по своим делам. Оставшись в одиночестве, дворянин, превозмогая боль в избитом теле, постарался принять сидячее положение. Отчаяние и чувство обреченности сменила холодная решимость во что бы то ни стало спасти принцессу от ужасной смерти. Жив Тонгор или нет — неизвестно, но он поручил Карму Карвусу беречь Соомию, и аристократ намерен был оправдать доверие северянина даже ценой собственной жизни. Не обращая внимания на ссадины, ушибы и кровоподтеки, заставив себя не думать о пище и воде, в которых он начал испытывать настоятельную потребность, Карм Карвус принялся обдумывать создавшуюся ситуацию.

Он крепко связан прочными веревками, сплетенными из волокнистых стеблей, руки и ноги затекли так, что ими едва можно пошевелить. Если он собирается бежать из плена и помочь Соомии, то делать это надо немедленно, пока тело подчиняется ему. Оставаясь в сидячем положении, Карм Карвус попытался разорвать веревки, но скоро убедился, что сделать это не в силах. Старания его, впрочем, были не напрасны — они навели дворянина на хорошую мысль. Если веревки нельзя порвать и разрезать, их можно перетереть. Зубчатый край пряжки перевязи подходил как нельзя лучше, и Карвус стал терпеливо перетирать о нее стягивавшие запястья веревки. Руки потеряли чувствительность, и порой он обдирал их о шероховатый металл, но вид собственной крови и запоздалое ощущение боли от порезов не заставили пленника прервать труд, суливший ему освобождение.

Вскоре Карм Карвус взмок от пота, а веревки, которые он перепиливал, — от крови, однако это не поколебало его решимости. Час проходил за часом. Ему казалось, что он мучается уже целую вечность и страдания его продлятся до скончания веков.

Не думая ни о чем, потеряв счет времени и погрузившись в некое подобие транса, он тер, тер и тер проклятые травяные путы, пока внезапно до него не донесся приглушенный расстоянием отчаянный крик Соомии. Крик этот подействовал на Карма Карвуса, как ушат холодной воды. Собравшись с силами, он яростно рванул наполовину перепиленные веревки, и они с сухим треском лопнули.

Освободив руки и плечи, дворянин вцепился в стягивавшие ноги путы и после непродолжительной борьбы сумел избавиться и от них.

Поднявшись с земли ценой отчаянных усилий Карм Карвус, пошатываясь, добрел до стоявшего в центре хижины столба, поддерживавшего низкую кровлю. Опершись понадежней, он оглядел усыпанный мусором и обглоданными костями пол в поисках оружия. Заметив толстую обгорелую палку, воин извлек ее из кучи хлама, скопившегося в углу хижины, и, зловеще улыбаясь, выбрался на улицу. Даже в темноте ему было нетрудно определить, откуда донесся крик принцессы, и аристократ бесшумно скользнул в соседнюю хижину.

Мощная мужская фигура нависла над Соомией, чье обнаженное тело матово светилось в полумраке. Проклиная свою медлительность и неуклюжесть одеревеневших членов. Карм Карвус поднял палку и с силой обрушил ее на голову угрожавшего девушке верзилы. Тот, не издав ни звука, рухнул на пол, а принцесса, пронзительно вскрикнув, отшатнулась от спасителя.

— Быстрее! — позвал ее Карм Карвус. — Бежим, пока сюда не явились наши тюремщики!

— Но это же Тонгор! — всхлипнула девушка.

— Тонгор? — недоуменно повторил дворянин. Наклонившись, он быстро осмотрел сраженного им человека, и из уст его вырвался приглушенный стон.

— Что я наделал! — В отчаянии Карм Карвус схватился руками за голову, ноги его подкосились. Покалывание тысячи невидимых раскаленных иголок в онемевших конечностях стало почти нестерпимым. — Сюда, принцесса, помоги мне его поднять!..

Но последствия оказались непоправимыми. Крики Соомии привлекли внимание зверолюдей, они толпой ворвались в хижину и набросились на пленников. Карм Карвус попробовал сопротивляться, но толку от этого было немного, так как руки и ноги пока еще плохо повиновались ему. Каннибалы проворно связали девушку, Карма Карвуса и все еще бесчувственного Тонгора и выволокли их из хижины. Вслед за пленниками обитатели деревни вытащили на улицу Когура. Оправившись от сокрушительного удара северянина, предводитель зверолюдей впал в бешенство. Неистовый рев его был слышен на другом конце деревни, слюна и кровь, смешиваясь, текли по разбитой морде, пачкая густую шерсть на груди.

Размахивая длинными руками, он окинул пленников затуманенным яростью взглядом и рванул меч из кожаных ножен, висевших на поясе Тонгора, собираясь вонзить его в сердце потерявшего сознание воина. Но прежде чем Когур успел это сделать, маленькие глазки его заметили врытые в центре площади столбы, сулившие привязанным к ним жертвам медленную и мучительную смерть. Злобная торжествующая улыбка появилась на окровавленном лице зверочеловека.

— Горчак! — прорычал он. — Вкопай еще один столб. Пусть все трое примут Огненную смерть! — Предводитель зверолюдей мрачно взглянул на пленников и оскалил громадные зубы.

Могучий организм северянина быстро оправился от нанесенного Кармом Карвусом удара. Несколько раз мигнув, Тонгор сквозь застилавший глаза красный туман оглядел площадь. Соомия и дворянин Тсаргола были привязаны к столбам, расположенным справа и слева от него. Пленников окружала толпа грязных зверолюдей, которые что-то выкрикивали, пели и приплясывали под ритмичный грохот барабанов. Чадящие факелы заливали площадь колеблющимся багровым светом. Огненные блики метались по искаженным лицам, с оскаленными ртами и безумно блестящими глазами.

— Тонгор! — окликнул Карм Карвус друга, заметив, что тот поднял голову. В немногих сказанных тихим голосом словах он поведал северянину о случившемся.

— Ну что ж, один раз нам всяко придется умирать, — усмехнулся Тонгор. — И лучше всего встретить смерть в компании хороших друзей.

Внезапно кольцо зверолюдей разомкнулось, и к пленникам странной вихляющей походкой приблизился ярко раскрашенный зверочеловек. Покрытое серой шерстью лицо его было размалевано алой, голубой и желтой красками, головной убор состоял из ярких перьев райских птиц, на шее поблескивало ожерелье из клыков вандаров, а плечи украшала связка человеческих скальпов. Одежда Горчака — такое имя носил этот старый каннибал — состояла из шкур вандаров, в когтистой руке он держал шест, обильно изукрашенный человеческими костями и черепами. Горчак был старшим шаманом племени, верховным жрецом Бога Луны, Хранителем Огненных Цветов. Медленно обойдя столбы с привязанными к ним пленниками, он остановился перед Тонгором и, злорадно улыбаясь, отчего раскрашенное лицо его приобрело еще большее сходство с жуткой маской, намалевал на груди валькара какие-то знаки.

Несколько мгновений северянин и шаман пристально вглядывались в глаза друг друга, затем Горчак заковылял к Карму Карвусу. На голой груди дворянина он начертал алой краской такие же знаки, какими пометил Тонгора. Внимание северянина между тем привлекли выбравшиеся из большой хижины помощники колдуна, тоже ярко размалеванные, увенчанные пестрыми перьями и с ожерельями на шеях. Они тащили громадные кувшины, высотой со взрослого человека, и по тому, как светился воздух над горлышками сосудов, немудрено было догадаться об их содержимом. Вот, стало быть, где зверолюди хранят Огненные Цветы.

Сжав зубы, Тонгор начал готовиться к смерти. Много раз за годы бурной, полной опасностями и приключениями жизни он был на волосок от гибели, и потому в его понимании подготовка к смерти сводилась не к чтению молитв, а к поискам средств и способов, которые позволили бы ему в очередной раз избежать ее. Внимательно осмотрев травяные веревки, которые удерживали воина у перепачканного сажей столба, валькар попытался разорвать их. Мускулы его напряглись, буграми вздулись на спине и груди, подобно твердым древесным корням выступили на могучих руках. Тонгор не сомневался, что будь на нем металлические цепи, они, не выдержав чудовищного напряжения, порвались бы, разлетелись вдребезги, но травяные веревки обладали невероятной упругостью и, растягиваясь от усилий, тут же принимали прежнюю форму. Озлобившись, он вновь и вновь напрягал мышцы, однако веревки надежно удерживали его у столба.

— Тонгор, взгляни! — снова окликнул его Карм Карвус.

Валькар повернул голову и увидел, что помощники шамана, пронеся глиняные кувшины сквозь толпу зверолюдей, поставили их в центре площади. Вооружившись кривыми сучьями, они извлекли из кувшинов Огненные Цветы, оказавшиеся действительно растениями красного цвета, отдаленно напоминавшими кактусы. Расправив узкие, отливающие металлическим блеском мясистые листья, Огненные Цветы исторгли облака дыма и языки пламени, отравив воздух отвратительным зловонием.

Тонгор ужаснулся. Не будучи искушен в науках, он все же понял, что Огненные Цветы являются ошибкой матери-природы. Сущность любой жизни заключается в добыче и переработке пищи, но представить себе растение, поглощающее, подобно костру, все живое и вырабатывающее в чреве своем огонь, было невозможно, и если бы северянин не видел Огненные Цветы собственными глазами, то едва ли поверил в их существование.

Пока Тонгор разглядывал чудо-растения, листья их, напоминавшие одновременно щупальца и виноградную лозу, начали двигаться. Они свивались и распускались, подрагивали, и по .всей их длине мерцали, раскрывались и вновь закрывались похожие на раскаленные уголья цветы.

Тонгор с трудом оторвал взгляд от этого завораживающего зрелища и отыскал глазами старого шамана. Оставив Карма Карвуса, тот приблизился к Соомии и протянул когтистую руку, собираясь сорвать прикрывавшие ее грудь лохмотья. Девушка оцепенела от страха и все же старалась ничем не выдать своих чувств. Свет от поднесенного одним из зверолюдей факела осветил ее грациозную фигуру, и шаман, наслаждаясь беспомощностью прекрасной жертвы, мерзко захихикал. Глаза его сверкали, слюни текли по скошенному подбородку в предвкушении пыток и последующего пиршества, которым должна была завершиться эта кошмарная ночь.

Шаман приготовился нанести на грудь Соомии алые знаки.

И Тонгор, собрав все силы, рванулся из опутывавших его веревок — те, не выдержав напора, лопнули. С быстротой молнии северянин вскочил на ноги и ринулся на шамана. Ухватив одной рукой зверочеловека за ногу, а другой за локоть, Тонгор поднял Горчака над головой и швырнул туда, где светились и пульсировали Огненные Цветы.

Похожие на щупальца отростки опутали извивающееся тело каннибала. Странные мерцающие цветы, жадно подрагивая на металлически посверкивавших стеблях, облепили долгожданную добычу. Отвратительно запахло горелым мясом, и ужасный вопль умирающего разнесся над деревней зверолюдей.

Бросок валькара вверг деревню в кромешный ад.

Гневно брызжа слюной, зверолюди бросились на Тонгора. С быстротой танцора, приплясывающего на раскаленных углях, он метался меж свирепых тварей, ухитряясь не только своевременно увертываться от нацеленных в него копий, но и раздавать направо и налево сокрушительные удары. Вырвав из рук очередного нападавшего тяжелое копье, он вогнал его в живот подвернувшегося зверочеловека, и пока тот оседал на землю, судорожно хватаясь за распоротое брюхо, ударил еще одного противника древком по голове.

Несмотря на недюжинную силу, удесятеренную яростью и отчаянием, Тонгор понимал, что рано или поздно потерпит поражение в неравной схватке. Враги наседали, но валькара не страшила смерть в бою. Напротив, это была как раз такая смерть, о которой он мечтал, смерть, достойная песен лучших поэтов.

Ибо кровь врагов не должна застыть на израненном теле настоящего воина, пока Девы Битвы перенесут его душу сквозь облачное небо и доставят в Зал Героев, пред очи Отца Горма.

Размышляя об этом, северянин крушил многочисленных противников до тех пор, пока в руках его не остался лишь ни на что не годный обломок. К тому времени, впрочем, круг наседавших на него зверолюдей изрядно поредел, и Тонгор оказался лицом к лицу с Когуром.

Предводитель каннибалов был страшным противником. Его примитивный мозг жаждал крови, он мечтал сойтись с северянином один на один и испробовать на голокожем крепость своих огромных рук. Когур торжествующе взревел, пена выступила на разбитых губах, с оскаленных клыков капала слюна. Бойцы столкнулись, подобно двум скалам, и земля, казалось, вздрогнула, когда они обменялись тяжкими ударами. Затем Когур попытался сгрести Тонгора в медвежьи объятия, но бронзовокожий валькар ловко выскользнул из волосатых лап. Уклонившись от следующего удара, северянин нырнул под руку зверочеловека, обхватил его мощный торс и, с усилием оторвав от земли, бросил в Огненные Цветы.

Взревев, Когур, хлопая себя ладонями по дымящейся шерсти, вырвался из объятий смертоносных листьев. Налитые кровью глазки его отыскали Тонгора, и зверочеловек, разум которого помутился от боли и гнева, пригнув голову, ринулся на врага.

Теперь он напоминал жаждущего крови взбешенного быка. Вид его нагонял жуть, но северянин был не из тех, кого легко напугать. Он замер, изготовившись к схватке, гордо вскинув голову и развернув плечи, на которые ниспадала густая грива черных волос — так герои древности встречали чудовищ первобытного хаоса. Пламя факелов, оброненных зверолюдьми во время драки, смешиваясь с мерцанием, испускаемым Огненными Цветами, бросало на бронзовокожего валькара алые блики, рельефно выделяя каждую мышцу его могучего тела, и Соомия, несмотря на тревогу за любимого, не могла не залюбоваться им.

Вождь зверолюдей ринулся на Тонгора, но тот, увернувшись, Ударил Когура в челюсть. Послышался хруст крошащихся зубов, ступни зверочеловека оторвались от земли, и тут северянин ощутил острую боль в разбитых костяшках пальцев. Не обращая внимания на сочащуюся кровь, он нанес Когуру еще один сокрушительный удар, и в тот же миг чьи-то руки схватили его сзади, лишив всякой возможности двигаться. Это незаметно подкравшийся Магшук решил прийти на помощь предводителю зверолюдей.

Видя беспомощность врага, Когур осыпал его градом жестоких ударов, после чего, обхватив северянина, тщетно рвавшегося из железных объятий Магшука, за шею, принялся душить.

Страшно изуродованное лицо зверочеловека, ставшее еще отвратительней из-за перекошенной, сломанной челюсти, нависло над валькаром, обдав его зловонным дыханием, перепачкав в крови и слюне. Когтистые пальцы еще сильнее сдавили горло.

Кровь бешено стучала в висках северянина, сердце учащенно билось, из груди вырывался сдавленный хрип. Перед глазами Тонгора поплыли круги, мысли начали путаться… Что ж, это была славная битва… Битва достойная того, чтобы ее воспевали и вспоминали, ставя в пример молодым воинам…

Неожиданно пальцы Когура разжались, и сквозь застилавшую глаза клубящуюся алую мглу Тонгор разглядел застывшую на лице зверочеловека гримасу удивления. Словно по волшебству, тонкий стальной наконечник стрелы проклюнулся изо лба вожака зверолюдей. Голова его беспомощно дернулась, качнулась из стороны в сторону, затем из перекошенного рта вытекла струйка густой темной крови, и Когур рухнул к ногам валькара.

Глава 6 ПЕРЕД ТРОНОМ ДРАКОНА

Помни, Турдиса Красный король,

Страх — плохая опора трону;

Тот, кто сеет ужас и боль,

Смерть пожнет — не удержит корону.

Завещание Яаа

Тонгора почти оглушил предсмертный вой Магшука. Железные тиски его объятий разжались, и северянин, обернувшись, увидел, как громадный зверочеловек опускается на землю. С губ его сочилась кровь, из груди торчала стрела, угодившая прямо в сердце. Деревню зверолюдей охватила паника. Дождь тускло сверкающих стрел сыпался на каннибалов со всех сторон.

Схватив кинжал с каменным наконечником, Тонгор бросился к Соомии. Лицо девушки побледнело, обнаженная грудь взволнованно вздымалась и опадала, однако прерывистое дыхание было единственным проявлением чувств, обуревавших ее. Одним взмахом кинжала валькар избавил принцессу от веревок и кинулся освобождать Карма Карвуса.

В этот момент из окружавшей деревню тьмы выступил клин воинов, рассекший толпу мечущихся по площади зверолюдей так же легко, как форштевень боевого корабля вспарывает морские волны. Нападавшие были одеты в черно-красную кожаную форму воинов Турдиса, и эмблемы с изображением дракона сверкали на их щитах. Длинные блестящие копья разили без промаха, грозные мечи потускнели от крови.

В суматохе, воцарившейся на площади, Тонгору не составило труда отвязать Соомию и Карма Карвуса от столбов, но теперь они оказались в кольце избивающих зверолюдей воинов, среди которых северянин узнал несколько знакомых лиц. Тонгор испытал некоторое удивление: неужели всего месяц назад он носил подобную форму… Столько всего успело произойти!

Когда большая часть зверолюдей была убита, а оставшиеся в живых попрятались в хижинах, на площадь выехал восседавший на кротере даотар — командир тысячи воинов, в число которых некогда входил и Тонгор. По его знаку два воина взяли животное под уздцы, после чего даотар спешился и широким шагом направился к Тонгору. Это был высокий мужчина средних лет с коротко подстриженными — под шлем — жесткими короткими волосами, фигура его дышала силой и мужеством. На умном, коричневом от загара лице его выделялись черные пронзительные глаза, твердо очерченный рот обрамляли усы и короткая борода.

Свет факелов отражался от его покрытой изящной чеканкой позолоченной кирасы и украшенных самоцветами знаков различия. Звали даотара Баранд Тон.

— Клянусь Отцом Слаутером, вот и Тонгор-валькар! — воскликнул даотар, и глаза его сверкнули. Затем он перевел взгляд на затихших при его приближении воинов, ослепленных наготой Соомии.

— Отар! — рявкнул даотар, и командир сотни, расталкивая соратников, торопливо приблизился.

Баранд Тон сорвал с плеч сотника красивый алый плащ и протянул его Соомии. Поспешно закутавшись в него, девушка взглядом поблагодарила даотара, который вновь повернулся к спокойно наблюдавшему за происходящим Тонгору.

— Мы получили сообщение от дозорных. На границе с джунглями Ковии они заметили прошлой ночью летучий корабль сарка. Я подумал, что мы, вероятно, встретим тебя где-нибудь на валькарском побережье, и не ошибся. Кажется, мы успели как раз вовремя, чтобы спасти вас от участия в пиршестве людоедов и… доставить на справедливый суд сарка.

— Если ты считаешь, что должен поступить именно так, удовольствуйся мной, — предложил Тонгор, не теряя присутствия духа. — Мои спутники не имеют отношения ни к моему побегу, ни к похищению летучего корабля. Это принцесса Соомия из Патанги — законная саркайя, принцесса из Дома Чонда. А это Карм Карвус — аристократ из Тсаргола. Им незачем являться на «справедливый» суд вашего сарка — Фала Турида, и я требую, чтобы ты разрешил им идти своей дорогой.

Даотар вежливо поклонился Карму Карвусу, должным образом приветствовал принцессу, но, выслушав требование Тонгора отпустить их, упрямо покачал головой:

— Я не могу позволить им идти, куда они захотят. Моя обязанность доставить вас в Турдис, чтобы его милость лично решил вашу судьбу. Отар! Выдели кротеров для принцессы Патанги и воина из Тсаргола. Поручаю тебе позаботиться о них. Что же касается этого валькарского изменника, вора и убийцы, то пусть он в цепях следует за кротером. На рассвете мы прибудем в Турдис.

Всю ночь длинноногие кротеры несли воинов и их пленников по запутанным лесным тропинкам, пока одна из них не вывела отряд на дорогу Фала Турида. По ней-то они и ехали весь остаток пути, и, когда первые лучи солнца озарили восток, всадники увидели на горизонте мрачные стены Турдиса. Чем ближе подъезжали они к городу, тем величественнее и наряднее казались высящиеся над черными стенами столицы башни и купола зданий, металлическая и мраморная отделка которых в лучах восходящего солнца сияла не хуже чистого золота. Въехав ранним утром в Караванные ворота, отряд двинулся безлюдными улицами к огромной гранитной крепости. После небольшой задержки массивные ворота отворились. Прибывшие оказались на крепостном дворе. Окруженные стражниками Соомия и Карм Карвус проследовали в отведенные им покои, а Тонгор под надежной охраной был доставлен в тюремную камеру.

Осмотрев голый каменный пол и столь же неприглядные стены темницы, он убедился, что бежать отсюда ему вряд ли удастся. Даже если бы его не лишили оружия, он все равно до поры до времени не смог бы ничего предпринять. Оставалось одно — ждать и набираться сил, что северянин и не преминул сделать. Опустившись на пол, он прикинул, сколько часов сна ему удастся урвать, прежде чем его поволокут к подножию трона сарка. Получалось, что времени еще оставалось достаточно, и Тонгор, не привыкший тратить его попусту, растянулся на холодном камне, не обращая внимания на отсутствие комфорта, смежил веки и мгновенно уснул. Полная опасностей жизнь приучила валькара не терзаться сожалениями о содеянном или о том, что сделать ему почему-либо не удалось. Он привык не слишком задумываться о подстерегавших его в будущем опасностях, но твердо помнил, что встречать их лучше, хорошо выспавшись и набравшись сил, насколько это позволят обстоятельства.

Спустя несколько часов Тонгор проснулся свежим и хорошо отдохнувшим. Подойдя к двери камеры, он начал звать тюремщика и сопровождал свои призывы отборнейшей бранью до тех пор, пока в коридоре не послышались шаркающие шаги охранника, решившего наконец узнать, что означает поднятый заключенным шум. Увидев в руке Тонгора монеты, он перестал ворчать и принес узнику малоаппетитной снеди. Северянин уже запамятовал, когда ел в последний раз и, чувствуя, что в животе его пусто, как в опорожненной фляге, быстро разделался с грубой пищей. Вору, пирату и наемнику не пристало быть привередливым в еде, и валькар мог есть что угодно, где угодно и в каких угодно условиях.

Несколько позже в камеру вошла охрана, получившая приказ отвести Тонгора к трону Дракона Фала Турида. Это были люди даотара Баранда Тона, среди которых, увы, не оказалось старых товарищей Тонгора, знавших его во времена, когда и сам он носил красные с черным одежды Турдиса. Напрасно, вглядываясь в их лица, валькар пытался отыскать тех, с кем вместе, в свободное от дежурств время, пил пиво и ел приготовленные на вертеле окорока, которыми славилась таверна «Обнаженный меч». На этот раз ему не повезло.

Пришедшие сняли с Тонгора кандалы и вывели из темницы.

— Скажите-ка, а Элд Турмис из Зангабала все еще в гвардии? — поинтересовался северянин, шагая между воинами.

— Нам запрещено болтать с пленниками, — резко ответил молодой хмурый отар.

— Боги! Я и не думал, сотник, нарушить распоряжение вашего начальства, — улыбнулся ему Тонгор. — Но если кто-нибудь знает Элда Турмиса, пусть передаст ему, что старинный приятель, Тонгор из клана валькаров, приветствует его. Вы окажете эту маленькую услугу обреченному на смерть человеку?

Ему никто не ответил, и Тонгор невесело усмехнулся. Наверно, он зря старается — надеяться ему не на что. Однако лучше уж сделать все возможное для спасения и обмануться в ожиданиях, чем признать себя побежденным без борьбы.

Шагая между бдительными охранниками, валькар преодолел последние ступени дворцовой лестницы и очутился в тронном зале. Сводчатый потолок огромного квадратного помещения уходил далеко вверх. Пол выстилали мраморные плиты черного и красного цвета. Городская знать, разряженная в яркие одежды, толпилась вокруг расположенного в центре зала трона, стоящего на небольшом возвышении. Подойдя к нему в сопровождении своей охраны, Тонгор вызывающе выпрямился и гордо взглянул в лицо владыки Турдиса.

Фал Турид не отличался ни высоким ростом, ни величественным обликом, но торжественно приподнятый над полом трон и бравый вид окружавших его воинов скрадывали природную незначительность сарка. На нем сверкала толстая золотая кираса великолепной работы, а орнамент из искусно оправленных в драгоценный металл самоцветов украшал сделанную из тисненой кожи перевязь для меча. Накинутый на плечи плащ из алого вельвета частично прикрывал обнаженные руки и голени сарка. Голову его венчала золотая корона, изображавшая дракона с расправленными крыльями. Глаза дракона, сделанные из рубинов, благодаря игре света казались живыми. И все же прекрасная эта корона не могла скрыть нездоровую желтизну лица и бледность губ сарка, так же как пояс из серебряных дисков был не в состоянии исправить его выпирающий живот.

Одеяние Фала Турида дополняли украшенный золотом и драгоценными камнями меч на левом бедре и полускрытый алыми ножнами кинжал — на правом.

На кого-то, возможно, роскошный наряд и надменное выражение лица сарка могли произвести должное впечатление, но только не на Тонгора. От него не укрылся тусклый взгляд, обвисшие щеки, мешки под глазами, глубокие морщины и прочие свидетельства жестокости и нездоровья Фала Турида. Это было лицо человека, знавшего лишь одну страсть, одну слабость, одно стремление, одну любовь — любовь к власти.

Трон сарка, вырезанный из глыбы черного моммурского мрамора, имел форму дракона с распростертыми крыльями. Взметнувшаяся на длинной шее голова чудовища нависала над сидящим, подобно балдахину. Два огромных изумруда заменяли дракону глаза, а волнистые рога блистали позолотой.

— Вот этот человек!

Слова эти принадлежали не сарку, впившемуся в Тонгора прищуренными холодными глазами. Их произнес человек, стоящий подле трона, — придворный алхимик и мудрец Оолим Фон.

Он был невероятно стар. С годами его кожа приобрела мертвенно-белый оттенок, а лицо избороздило множество морщин. Потерявшие выразительность глаза запали, он давно облысел, но длинная серебристая борода спускалась чуть ли не до пояса. Груз прожитых лет согнул его костлявую фигуру, закутанную в мантию, на которой вышитые золотой нитью сверкали магические символы. Алхимик обеими руками опирался на длинный сучковатый жезл из красного дерева и не сводил глаз с рослого варвара.

Взглянув на старика, Тонгор почувствовал непреодолимое отвращение, вызванное не видом впавших щек, безжизненных, тусклых глаз, похожих на когти пальцев, а какой-то зловещей аурой, появившейся, вероятно, вследствие противоестественно долгой жизни. Аурой невидимой и все же ощущаемой северянином как некое недоступное обонянию зловоние.

Не отводя пронзительного взгляда от стоящего перед его троном валькара, сарк сделал знак, повинуясь которому от толпы придворных отделился неуклюжий коротышка в диковинно изукрашенной серебряной броне и, сунув нос в пергамент с изображением дракона, громко прочитал:

— «Тонгор-валькар, сын Сумитара из племени Черных Ястребов. Вступил в Четвертую когорту гвардии семь месяцев назад в качестве меченосца. Одиннадцать раз получал взыскания за драки, неповиновение начальству и пьянство…»

— Хватит! — нетерпеливо прервал сарк чтеца. — Все это служит лишь прологом к его главным преступлениям.

С высоты своего трона он презрительно оглядел Тонгора с головы до пят и, на мгновение задумавшись, продолжал:

— Валькар! Семь месяцев назад ты пожелал вступить в гвардию Турдиса. Мы зачислили тебя, потому что нуждались в остром глазе, сильной руке и славном мече. Мы всегда готовы принять на службу доблестного воина, ибо Трону Турдиса предназначено судьбой возвыситься над всеми другими тронами.

Девятнадцать Богов постановили на Совете Небожителей, что я, Фал Турид Великий, буду сарконом — сарком сарков, Королем королей всей Лемурии. Город за городом будут признавать мою власть, подкрепленную мощью наших легионов. Сокровища половины мира будут принадлежать нам: золото, драгоценности, лучшие вина и роскошнейшие женщины!

Сарк, облизнув губы, сделал паузу, но Тонгор молчал. Глаза Фала Турида полыхнули фанатичным огнем, и он продолжал, перейдя наконец к делу:

— Ты обвиняешься во многом и прежде всего в убийстве на поединке отара своего отряда. За одно это полагается смерть. На многое, однако, можно закрыть глаза ради достижения великой цели. Даже на то, что убитый тобой Ялед Малх был наследником одного из славнейших Домов Турдиса. Можно забыть даже то, что ты сбежал из тюрьмы, куда был помещен по моему приказу, и похитил летающий корабль, который должен послужить нам образцом для создания множества подобных судов, на которых мои люди промчатся над континентом, как грозовые тучи, дабы в каждом городе водрузить знамя Турдиса. В божественном промысле есть место памяти и забвению, и ради создания великой Империи можно пожертвовать многим и забыть многое. Чтобы заслужить наше прощение, тебе достаточно вернуть украденный летучий корабль.

Алхимик наклонился вперед и, взволнованно сопя, спросил:

— Где он? Что ты сделал с летучим кораблем? Он поврежден?

Тонгор продолжал стоять молча, спокойно скрестив на груди могучие руки.

— Наши дозорные видели воздушный корабль в ночь, когда разразился шторм. Это было южнее залива Патанги, — подал голос Баранд Тон. — Валькар и два его спутника обнаружены нами в деревне Людей Огня, лигах в шестидесяти на юго-восток от города.

Лицо Фала прояснилось.

— Да… его спутники! Мужчина — дворянин из Тсаргола — ничто, но девушка… Соомия Чонд — законная наследница трона — саркайа Патанги! Она будет нам полезна. Ее отец был свергнут узурпатором Желтым Великим хранителем, верховным хранителем Ямата — Огненного Бога. Мы с помпой доставим ее к стенам Патанги, когда наши легионы будут готовы к штурму. Используя законные притязания принцессы на трон как предлог, мы сможем покорить Патангу, не заявляя во всеуслышание о наших планах завоевания всей Лемурии.

— Именно так, о высокородный! — поддакнул старый алхимик, — Но воздушный корабль! Нам необходимо вернуть его.

Без образца я не берусь создать воздушный флот! Говори, варвар! Мы должны заставить его заговорить!

Фал Турид кивнул:

— Валькар не хочет говорить, но у нас достаточно способов перебороть его упорство. Даотар, доставь его к Черным Вратам и сдай в руки Талабу Истребителю. Эти варвары часто путают глупость с храбростью. Упрямство заперло его рот, но искусные руки Талаба умеют подбирать ключи к такого рода замкам.

Уведите его!

Баранд Тон побледнел так, что это стало заметно даже сквозь загар. Талаба Истребитель… Это существо, которое едва ли можно было назвать человеком, давно уже стало живой легендой, внушавшей смертельный ужас обитателям Турдиса. Никто не ведал прошлого Талабы, но ходили слухи, что он родился в лачуге бедняка, вырос среди городского отребья и промышлял одно время в узких и темных переулках города, а потом разбойничал на большой дороге. Однако за время господства Фала Турида Талаба вошел в силу и стал известен как Мастер Пыток.

Даже влиятельнейшие люди города бледнели при упоминании о нем и произносили его имя не иначе как шепотом.

Даотар отсалютовал сарку и, сделав стражам знак не спускать с Тонгора глаз, двинулся из зала. Шагая по запутанным коридорам дворца, опытный воин нет-нет да поглядывал на валькара, к которому начал испытывать что-то вроде сочувствия. Преступления, совершенные Тонгором, были велики: убийство, воровство, дезертирство — за все это он действительно заслуживал наказания, но отдать его в руки Талабы! Будучи воином, Баранд Тон не мог не оценить должное мужество и предприимчивость Тонгора, хотя, когда тот служил в его когорте, ни одно из этих качеств, увы, не проявлялось в полной мере.

Молодой, сильный, храбрый парень, а как великолепно сложен!

Жаль, что этот прекрасный образчик человеческой породы будет изломан, изувечен и, в конечном счете, убит в подвалах Истребителя.

Спустившись по широкой каменной лестнице, Тонгор и его конвоиры оказались перед входом в подземелье, из которого тянуло холодом и сыростью. Воины продолжали спуск с явной неохотой. Дувший из подземелья ветер усилился; едкий и зловонный, он пах гнилью и могильным смрадом, как и должен пахнуть ветер, дующий из ворот ада.

Конвойные нервничали все заметнее. Обычно в это подземелье входили только тюремщики и преступники, обреченные никогда больше не видеть дневного света. Комнату за комнатой, зал за залом, коридор за коридором проходили сопровождавшие Тонгора воины, и с каждым шагом все тревожнее становилось у них на душе, все озабоченнее вглядывались они в обступавший их со всех сторон мрак. Предназначение этих пустых пыльных помещений оставалось для них загадкой, становившейся еще более жуткой оттого, что, бросая по сторонам настороженные взгляды, воины временами встречались с глядящими на них из тьмы холодными, злобными и хитрыми глазами каких-то неведомых тварей…

Наконец, миновав очередную лестницу, процессия очутилась в огромном зале и остановилась перед массивной деревянной дверью, высота которой равнялась трем человеческим ростам. Не менее семи человек в ряд могли войти в нее одновременно, однако скрепленное большими ржавыми болтами черное дерево створок выглядело изрядно попорченным сыростью и гнилью.

Черные Врата… Баранд Тон взялся было за дверной молоток, но потом, передумав, опустил его и дотронулся до подвешенного к потолку железного колокола. Тот зазвенел, и звук его, отразившись от стен, сложенных из темного, жирно поблескивавшего камня и толстых потолочных балок, породил многократное эхо, долго не затихавшее в мрачном подземелье.

Дверь отвратительно заскрипела, и из-за приоткрывшихся створок выглянула зловещая фигура, лицо которой прикрывал низко надвинутый на глаза капюшон, а тело было упрятано под черным одеянием. При этом скрюченный и тощий привратник казался вдвое ниже нормального человеческого роста.

— Зачем пожаловали? — пронзительным шепотом поинтересовался карлик.

— Этот человек скрывает тайну, которая интересует сарка.

Высокородный желает знать местонахождение летучей лодки, которую украл у него этот негодяй. Мне приказано передать его Талабу Истребителю, — сказал даотар.

Карлик разразился холодным, вызывающим озноб хохотом и, отсмеявшись, шипящим шепотом произнес:

— Отлично. Я и есть Талаба.

Глава 7 В КАМЕРЕ ПЫТОК

В Турдиса тюрьму, где ад кромешный,

В вотчину Талабы он попал.

Маску Смерть сняла, и лик ужасный

Пред глазами узника предстал.

Сага о Тонгоре

Черные Врата закрылись за Тонгором, и он оказался в темноте — один на один с закутанным в мрачные одеяния Истребителем.

Пользуясь тем, что руки воина охватывала цепь, Мастер Пыток, взявшись за ее свободный конец, поволок Тонгора за собой.

Царившую в подземелье тьму не рассеивал ни единый лучик света, и даже острое зрение Тонгора не могло проникнуть сквозь объявший его мрак. Густая и плотная темнота заставляла валькара на ощупь отыскивать дорожку из каменных плит, по которой, шаркая ногами, двигался прекрасно ориентировавшийся в своих владениях карлик.

— Никому не известно, кем и когда построено это подземелье. Возможно, оно существовало еще во времена Королей-Драконов, правивших этими землями до появления людей, — проскрипел жуткий спутник Тонгора.

Тонкий холодный голос его мало походил на человеческий.

Он будил в душе какие-то потаенные детские страхи и напоминал северянину то ли шипение змеи, то ли сипение продырявленного рога. Вероятно, поэтому у Тонгора не возникало желания отвечать Мастеру Пыток, но слушал он внимательно, надеясь почерпнуть из бормотания своего тюремщика какие-нибудь полезные сведения о нем самом или об этом подземелье.

— Тебе не страшно?.. И говорить пока не хочется?.. Ничего, скоро заговоришь. А может, даже петь будешь под музыку, которую я сыграю для тебя. — Невидимый в темноте карлик мерзко захихикал. — Много гостей приходило в это подземелье… Сначала они были спокойны и молчаливы, но потом начинали говорить охотно, даже очень охотно… Тебя, верно, интересует, почему ты заговоришь? Да потому лишь, что наш великий, наш несравненный сарк пожелал, чтобы ты не молчал!.. О-о-о!.. Когда могущественный сарк приказывает, все повинуются ему, не так ли? Они должны говорить, если он приказывает, разве я не прав?

От насмешливых ноток, звучавших в холодном голосе Истребителя, Тонгору стало не по себе.

— Ты не смеешься вместе со мной? Ну конечно, ты не можешь оценить шутку, ибо не знаешь одного маленького секрета.

Моего секрета. Но это можно исправить. Это нетрудно будет исправить… Ты узнаешь все мои секреты… Да, я многое тебе расскажу. У нас состоится долгая, долгая беседа, мы станем с тобой большими друзьями. Ты и я… Темница — подходящее место для приобретения друзей. И в знак нашей будущей дружбы мы поделимся друг с другом своими секретами. Сначала ты расскажешь мне все-все, о чем я захочу знать. Ты расскажешь мне о жарком солнце и свежем воздухе, о дружбе, вкусной пище, вине и женщинах… Особенно о женщинах!.. Не беспокойся, очень скоро ты перестанешь смущаться и будешь взахлеб говорить о самых сокровенных вещах, вот увидишь. Ведь мы же друзья? Я твой самый большой друг, самый лучший друг, которого ты когда-либо встречал. Но самое главное, я последний друг, которого тебе суждено приобрести перед смертью. А уж она-то настоящий враг, самый большой враг!

Неожиданно вокруг замерцали слабые зеленоватые огоньки, и Тонгор, получив наконец возможность оглядеться по сторонам, обнаружил, что находится в просторной тюремной камере, крошащиеся от времени каменные стены которой покрывали осклизлые потеки плесени. От них исходило слабое мерцание, в свете которого северянин увидел два железных кольца, вмурованные в стену на уровне его плеч. Покрытые толстым слоем ржавчины, они, тем не менее, оставались достаточно прочными, и Истребитель не замедлил прицепить к ним скованные кандалами руки Тонгора, так что тот оказался буквально распятым на холодной влажной стене. Прикосновение к отвратительной плесени вызвало у северянина дрожь омерзения, но усилием воли он заставил себя сохранять спокойствие.

Убедившись, что пленник надежно прикован, Истребитель вновь захихикал и одобрительно забормотал:

— Вот так-то лучше, значительно лучше! Теперь, друг мой, мы можем и поговорить, не правда ли?

Укутанный в темные одеяния карлик проковылял к противоположной стене и вернулся с трехногим табуретом, на который и опустился, поставив его в нескольких ярдах от валькара.

— Да, теперь мы можем говорить и говорить. У меня есть, что рассказать тебе, а у тебя — мне. Ты ведь выполнишь приказ нашего сарка? Ты встречался с ним? Ну конечно, встречался…

Разве не мудрый, разве не приятный он человек? Сами боги говорят с ним, ты, верно, слышал об этом? Да, сами боги! — радостно бормотал Истребитель, с хихиканьем раскачиваясь на табурете. — Может, уже пора открыть тебе мой секрет? Пожалуй, пора. Ведь верно? Тогда слушай. Я и есть эти самые боги.

Я тот, кто разговаривает с Фалом Туридом по ночам, когда он погружается в сон. Ха! Для этого я добавляю ему в вино одну крупинку порошка сонного лотоса. Он пьет вино на ночь и видит прекрасные сны, в которых с ним беседуют боги. Они говорят ему, что он великий и неуязвимый, что он самый могущественный и именно ему предначертано судьбой возвеличить трон Турдиса. Они говорят, что именно ему суждено поднять знамя с Драконом над стенами сотен городов, а сарки и правители разных стран склонятся перед Троном Дракона. Но это я, я, а не они, рассказываю ему все это, принимая личину богов!

И он слушает, он верит, потому что хочет верить и потому что безмерно глуп. Ты понимаешь, он слишком глуп, чтобы быть сарком! Ведь на самом-то деле все произойдет не совсем так…

Карлик сгорбился, сотрясаемый жутким приступом хохота.

— Ведь на самом-то деле настоящий сарк — это я! Фал Турид делает то, что я внушаю ему, пока он спит. Он повинуется мне, Талабу, считая, что исполняет волю богов! Потому-то я сарк в значительно большей степени, чем ничтожный Фал Турид. Он умрет, визжа и корчась от нестерпимых мук, если я не Дам ему порошок сонного лотоса. Разумеется, он может восседать на Троне Дракона, красуясь перед знатью, но в действительности-то Корону Дракона ношу я. Мой дорогой друг, жизнь прекрасна, ибо сарк делает все, что я велю ему сделать. Я советую ему найти старого хитрого алхимика Оолима Фона, создавшего урилиум, и он находит его. Находит ради того, чтобы мы могли построить могучий флот летающих кораблей, который приведет всю Лемурию под нашу, то есть под мою, длань.

Внимательно слушая полубезумное бормотание Талабы, Тонгор начал незаметно проверять прочность удерживавших его цепей. Мышцы медленно набухли на его могучих плечах, он напрягся что было сил, но старания оказались тщетными: железные кольца надежно держались в каменных блоках. Да и поза, в которой его приковал Истребитель, тоже не способствовала успеху попыток обрести свободу, ибо северянин не мог полностью использовать свои недюжинные силы. Если бы в его распоряжении было несколько дней, он, вероятно, мог бы ослабить и разорвать звенья цепи, но едва ли ему дадут на это время…

— Не надо понапрасну тужиться и рвать оковы, — насмешливо обратился к нему карлик. — Конечно же, я вижу твои старания — Талаба имеет отличные, очень зоркие глаза… Тебе не суждено выйти отсюда. Мне придется оставить тебя здесь, ведь я так одинок. Ты даже не представляешь, как я одинок! Но не волнуйся, мы станем друзьями, хорошими друзьями, ты и я.

Истребитель поднялся со своего табурета и, подобравшись к Тонгору, разразился зловещим смехом.

— Погоди, я еще не раскрыл тебе мой самый главный секрет. — Затянутой в перчатку рукой он начал срывать с себя темные одеяния. — Ты должен увидеть меня таким, каков я есть на самом деле. Между друзьями не может быть секретов. Им незачем прятать друг от друга свое тело, так? Сейчас ты посмотришь на Талабу, а затем узнаешь, почему у тебя возникнет непреодолимое желание говорить и рассказать мне все, о чем я хочу знать. Смотри же!

— Горм!

Крик вырвался из уст Тонгора помимо его воли. Талаба сорвал с себя остатки одежды и стоял перед ним совершенно обнаженный. Его сгорбленное, истощенное тело было изъедено какой-то страшной болезнью: кожу покрывал тошнотворного вида губчатый грибок, сочащийся влагой и к тому же источавший отвратительный гнилостный запах. Он покрывал грудь, спину, плечи и даже голову карлика, изуродовав половину лица так, что оно казалось застывшей в вечном оскале маской. Жуткий лишай изуродовал его лысую голову и лоб до такой степени, что в образовавшихся кавернах поблескивала белая черепная кость. Глаза Истребителя горели безумным рубиновым огнем, еще больше усиливая сходство уродливого лица с чудовищной маской. Невозможно было поверить, что пораженный столь страшной болезнью человек мог жить, двигаться и мыслить. От одного своего запаха, вида истекающего гноем тела он должен был или окончательно сойти с ума, или покончить счеты с жизнью. Но, похоже, этот заживо съеденный лишаем карлик, этот смрадный, залитый омерзительной слизью непогребенный труп поддерживала какая-то потусторонняя сила, явно преследовавшая какие-то свои, непостижимые человеческим разумом цели…

Заметив, как побледнел Тонгор, разглядев появившуюся на лице варвара гримасу отвращения, которую северянин даже не пытался скрыть, карлик удовлетворенно захихикал:

— Ты находишь, что вид Талабы не слишком приятен? А ведь когда-то, поверь мне, он тоже был молодым, высоким и могучим! Он походил на тебя, друг мой! Но потом… потом на него обрушилась эта болезнь, и он изменился! Ну вот, — карлик зловеще улыбнулся обезображенным лицом, — теперь ты, конечно, понимаешь, почему тебе придется рассказать ему все свои секреты? Да, мой дорогой друг, тебе придется раскрыть свое сердце Талабе, который обнажил перед тобой свое тело. Ты все еще не понял почему?

Он подошел поближе, вглядываясь в Тонгора злобно сверкающими глазками, делавшими его уродливое лицо еще более омерзительным.

— Потому что слабый и немощный Талаба в состоянии вскрыть вену на твоей руке… Достаточно даже крошечной царапины! И если царапину эту смазать жидкостью, которую выделяют мои язвы, ты, мой любезный друг, станешь со временем таким же, как Талаба.

— О Горм! — простонал Тонгор.

Обнаженный карлик хлопнул в ладоши и в возбуждении стал приплясывать на месте.

— Да, если капля этой жидкости попадет в твою кровь, никакие снадобья в мире не остановят болезнь, которая быстро превратит тебя в существо, похожее на Талабу. Если даже ты отрубишь себе пораженную болезнью руку, зараза будет продолжать распространяться. Если ты убьешь себя, на твоем теле будет произрастать лишай, и оно станет подобием моего. Согласись, у Талабы имеется отличный ключ, чтобы отмыкать людские уста! Нет секрета более действенного, чем тот, который я открыл тебе, не так ли?

Он приблизил к Тонгору свое источенное чудовищными нарывами лицо, пристально вглядываясь в глаза своего узника, оглушенного исходящим от Талабы зловонием.

— Ты небось думал, что если Фал Турид послал тебя в эти подземелья, то тебе предстоит перенести обычные пытки? Полагал, что тебя, молодого, сильного и смелого, не сломит ни боль, Ни смерть? Но то, что тебе предстоит пережить, значительно хуже смерти, не правда ли, друг мой?

Талаба нагнулся к брошенному на пол одеянию, и, когда он снова выпрямился, валькар в тусклом зеленоватом свете разглядел зажатый в скрюченной руке карлика кинжал. Талаба шагнул к Тонгору, и красные глазки его, утопавшие в изъеденных лишаем глазницах, засветились отвратительной, безумной похотью.

— Одна маленькая царапина… Крохотная капелька крови Талабы, смешанная с твоей, и мы станем не только друзьями, но и братьями. Ты полюбишь это подземелье, а когда Фал Турид завоюет Лемурию, он даст нам много людей, чтобы поразвлечься с ними. Много молодых мужчин и совсем юных девушек…

Они примут участие в нашей замечательной игре и станут такими же, как ты и я…

Карлик поднес отточенное лезвие к телу Тонгора, и северянин закрыл глаза. Неужели это сырое, смрадное подземелье станет его могилой? Неужели никогда не суждено ему наполнить грудь свежим утренним воздухом, не почувствовать на своей коже ветер, гуляющий над полями колосящейся пшеницы, и тепло ласковых солнечных лучей? Неужели он никогда больше не взглянет в лицо любимой, не увидит ее улыбку, не встретится с ее светящимися любовью глазами, не ощутит прикосновение ее губ, терпких и ароматных, как старое доброе вино?..

Но что это за звук?

Чуткий слух Талабы тоже уловил донесшийся из недр подземелья звон стали о сталь. Карлик вздрогнул. Занесенный над веной Тонгора кинжал замер в скрюченной руке Истребителя, маленькие красные глазки тревожно забегали по сторонам, а потом вновь уставились в лицо валькара.

— Ты слышал этот звук? Металл ударил о металл, не так ли?

Там, в темных глубоких ямах, живут существа… Странные, страшные существа, которые не боятся и не слушаются Талабу…

Они уже были здесь, когда Талаба пришел сюда… Они живут тут давно, очень давно и никогда не видели ни солнечного, ни лунного света… У них нет глаз… Тссс! Слушай!.. Ты слышишь?..

Тонгор прислушался, но не смог уловить ни единого звука в мертвой тишине подземелья. Тогда он вновь взглянул на карлика и понял, что мучитель его не на шутку перепуган. Облизнув бесцветным языком изъязвленные губы, он, держа обнаженный кинжал в вытянутой руке, настороженно прислушивался и принюхивался. Мгновение-другое ничего не происходило, а потом северянин отчетливо ощутил дуновение холодного сырого ветра, пришедшего из темных глубин подземелья.

Неужели таящиеся в недрах пещер чудовища так ужасны, что могли испугать самого Талабу? Что же это за тварь, которой страшится даже тот, кому уже нечего бояться на этом свете?

Карлик между тем накинул на плечи свое темное одеяние и, скрывшись в дальнем конце камеры, скоро вернулся оттуда с мечом и фонарем. Потом он зажег установленную в фонаре свечу и пробормотал:

— Мой друг, я должен ненадолго покинуть тебя и посмотреть… Посмотреть на существ, живущих в ямах… Они боятся света, и я уже слышал их раньше… Страшиться этих тварей нечего, они двигаются медленно и скрываются, завидев свет фонаря… Я скоро вернусь.

Талаба выскользнул из камеры, оставив беспомощного узника прикованным к влажной стене. Будучи не в состоянии защищаться, валькар почти желал, чтобы карлик вернулся. Мысль о том, что Талабу убьет в глубинах подземелья какая-то отвратительная безымянная, никогда не видевшая света нечисть, показалась ему ужасной. Ведь только карлик может освободить его от цепей, и если он погибнет, то следующей жертвой безглазой твари станет сам Тонгор.

Северянин вновь попытался освободиться от оков, однако старания опять оказались напрасными. Кольца, сквозь которые Истребитель пропустил цепи, выглядели старыми и ржавыми, но держались достаточно крепко. Со временем его усилия, быть может, и увенчаются успехом, вопрос лишь в том, не произойдет ли это слишком поздно…

Внезапно Тонгор снова услышал донесшиеся из непроглядной темноты коридора звуки. На этот раз он различил шум, похожий на шарканье приближающихся шагов. Быть может, это возвращается Талаба? Но почему тогда не видно света фонаря? И точно ли это звук шагов?..

Тонгор напряг слух, стараясь не упустить даже самого тихого звука. Шорох повторился, и северянин ощутил, как тело его покрывается потом.

«О, Горм!»

Как гнусно чувствовать себя совершенно беззащитным и бессильным, ожидая, когда ужасная тварь, обитающая в вечной тьме, подберется, чтобы…

Шуршание и шорох раздались ближе. Похоже, кто-то, крадучись, стараясь производить как можно меньше шума, приближается к камере. Тонгор сжал челюсти. Он не боялся существа, которое шло, ползло или летело к нему. Все, о чем он думал, так это о том, как сбросить оковы и встретить неведомую тварь с мечом в руках. Он готов был встретиться один на один с кем угодно, но погибнуть в цепях, не оказав ни малейшего сопротивления неведомому противнику… Право же, это самая отвратительная смерть!

Крадущиеся шаги послышались совсем рядом. Существо вот-вот должно было появиться в дверном проеме. Тонгор увидел темную массу, замершую на пороге и, судя по всему, разглядывающую камеру. Затем неведомое создание двинулось вперед…

Глава 8 ТВАРЬ ИЗ ЯМЫ

Тонгор клинок по рукоять

Вонзил в чудовище умело,

Но гад не думал умирать —

Срослось разрубленное тело!

Взращенная в чертогах зла,

Тварь вновь в атаку устремилась.

Смерть воинам она несла,

Сама ж погибнуть не страшилась…

Сага о Тонгоре

— Элд Турмис! — Тонгор мог поклясться самой страшной клятвой, что человек, переступивший порог камеры, был не кем иным, как ловким молодым воином, одетым в красно-черную форму гвардии Турдиса. Старый приятель валькара рассмеялся и, обнажив клинок, приблизился к пленнику, намереваясь избавить его от оков.

— Здорово, северянин! Похоже, мне на роду написано вытаскивать тебя из тюрем! — шутливо проворчал он. — Не прошло и месяца, как я помог тебе бежать от гнева сарка Турдиса, приговорившего тебя за убийство на поединке собственного отара, и вот опять ты в темнице!

Сердце Тонгора радостно забилось при виде старого друга.

Сколько раз они с Элдом Турмисом и другими наемниками сидели за кружкой пива в гостинице «Обнаженный меч». Случайное знакомство, как это порой бывает среди воинов, со временем переросло в крепкую дружбу…

— Клянусь кровью Богов, я думал, ты и есть то самое существо из ямы, которого так испугался Талаба! — проговорил Тонгор, пока Элд Турмис изучал крепление его цепей.

— Он что-то говорил о тварях из ям? — настороженно спросил воин.

— Да. Талаба сказал, что в глубинах этого подземелья есть ямы, куда не проникает ни единого лучика света, и там прячутся странные и страшные порождения тьмы, — ответил Тонгор. — Услышав твое приближение, он решил, что безглазая тварь пришла по его душу. Поторопись, ибо один Горм знает, когда этот вонючий карлик вернется, чтобы снова взяться за меня.

Элд Турмис вынул удерживавшие Тонгора цепи из колец в стене, и северянин, окинув их взглядом знатока, убедился, что даже его титанические усилия не смогли причинить им никакого вреда. Нечего было и думать одолеть их голыми руками, впрочем, теперь надобность в этом отпала. Наемник вставил в одно из звеньев цепи свой кинжал и, действуя им как рычагом, в несколько мгновений освободил сначала одну, а затем и другую руку северянина. Звон лопнувших цепей показался Тонгору слаще музыки. Потянувшись могучим телом, он почувствовал, как радостно запели мышцы, начавшие было затекать, и широко улыбнулся.

— Спасибо, дружище!

Северянин от избытка чувств так хлопнул своего спасителя по плечу, что тот пошатнулся и едва устоял на ногах. Морщась и потирая ушибленное плечо, Элд Турмис протянул Тонгору меч и слегка подтолкнул его в спину:

— Давай-ка по-быстрому выбираться из этой мерзкой дыры, пока Талаба не вернулся, чтобы наконец приняться за тебя всерьез!

— Мой меч! — воскликнул Тонгор восхищенно. — Как тебе удалось заполучить его?!

Элд Турмис насмешливо улыбнулся и пожал плечами:

— Баранд Тон подобрал его в деревне зверолюдей, а я завладел им, не позаботившись получить на то согласие даотара.

Однако хватит болтать, пора в путь. Меня тошнит не только от вида, но и от запаха этого подземелья. К тому же в этом жутком свете мы представляем собой превосходную мишень.

Покинув камеру со светящейся плесенью, друзья вышли в коридор и сразу же очутились в кромешной тьме.

— Как тебе удалось так быстро разыскать меня? — спросил Тонгор.

— Сам даотар, узнав, что мы с тобой друзья, назначил меня дежурить у Черных Врат, — ответствовал Элд Турмис.

— Не понимаю. Почему именно тебя?

В непроглядной тьме Тонгор не мог видеть своего товарища, но услышал, как тот хмыкнул.

— Полагаю, это связано с твоим поединком, — наконец проговорил он. — После того, как ты бежал на летучем корабле сарка, даотару стало известно, что убитый тобой Ялед Малх сам нарвался на ссору, отказавшись оплатить проигрыш, и первым обнажил оружие. Баранд Тон — суровый и требовательный командир, но он человек чести. И к тому же, как многие честные люди в Турдисе, недолюбливает нынешнего сарка. От «справедливости» Фала Турида приходят в ужас люди и похуже нашего даотара!

Пока Тонгор переваривал услышанное, друзья миновали коридор и очутились в просторном помещении, пол которого усеивали искореженные плиты. Часть их, вероятно, попадала со стен и потолка, а остальные были выворочены из пола какой-то чудовищной силой. Судя по гулкому эхо, высоту зал имел не маленькую, и, тем не менее, в воздухе явно ощущался тошнотворный запах гниения.

— Боги, как тут темно! Чего нам действительно не хватает, так это свечи или светильника, чтобы рассеять мрак!

Элд Турмис ворчливо согласился со словами Тонгора.

— Куда мы двинемся теперь?

— Нам нет смысла возвращаться к Черным Вратам прежней дорогой, — сказал Элд Турмис, — если, конечно, мы не хотим угодить в объятия Талабы из-за этой проклятой темени.

— Если тебя смущает только это, пойдем прежним путем.

Имея в руках славный меч, я не откажусь встретиться с хозяином этого подземелья, — проговорил Тонгор, недобро усмехаясь.

Неожиданно яркое пламя вспыхнувшего, словно по волшебству, факела осветило дальний конец зала, заставив друзей замереть на месте. В свете факела воины разглядели уродливую фигуру согбенного тяжелым недугом Мастера Пыток, которого сопровождали два здоровенных раба. Факел, горящий в руке одного из них, позволил друзьям понять, что гиганты принадлежат к племени рохалов — иссиня-черных кочевников, населяющих бескрайние степи восточной Лемурии.

На рохалах не было ничего, кроме набедренных повязок и кожаных ремней. Мощные тела их блестели, будто смазанные маслом, в руках они держали железные топоры.

— Как, по-твоему, заметили они нас? — шепотом спросил Элд Турмис.

— Нет, они находятся слишком далеко, свет факела не достигает нас, — уверенно ответил Тонгор. — Давай проследим за ними…

Не двигаясь и не издавая ни звука, друзья наблюдали за рохалами, двигавшимися вдоль дальней стены зала, освещая путь перед собой чадящим факелом. По-видимому, они искали причину странного звука, встревожившего их господина. Безволосые головы рабов медленно поворачивались из стороны в сторону, и старания их в конце концов увенчались успехом. Что-то темное, разбуженное светом факела, зашевелилось в окружавшей зал галерее. Быть может, это и было то самое существо, которого боялся даже не ведавший страха Мастер Пыток?

Элд Турмис открыл рот от изумления, и даже Тонгор вздрогнул, увидев диковинную тварь, внезапно возникшую в колеблющемся свете факела. Огромная и бесформенная, она отдаленно напоминала чудовищного, невообразимо гигантского червя, влажное тело которого поблескивало слизью и казалось багровым из-за падавших на него отсветов пламени. Впрочем, судить о цвете с такого расстояния и при столь скверном освещении было трудно… Безглазая голова, покачиваясь, вынырнула из провала галереи, и рохалы издали крик ужаса. А студенистая масса лезла и лезла из непроглядной тьмы, поражая беспредельностью своей длины. Один из рабов ударил топором жирное, колышущееся, подобно желе, тело. Из плоти чудовища брызнула бесцветная жидкость, но червеобразная тварь, не обратив на вонзившийся в нее топор ни малейшего внимания, неуловимо быстрым движением скользнула вперед и обвилась вокруг рохала.

Все это произошло так стремительно, что Тонгор и глазом не успел моргнуть, как студенистое существо полностью поглотило раба. Причем у северянина создалось впечатление, что тело червя не просто охватило его своими кольцами, а расплылось, облепив несчастного своей плотью. Оно как бы вобрало в себя раба, все еще видимого сквозь полупрозрачную желеобразную массу…

— Боги Ада! — пробормотал потрясенный Элд Турмис, и слова его прозвучали скорее как молитва, а не проклятие.

Между тем второй раб, завороженно глядевший на поглотившую его товарища тварь, пришел в себя и, отшвырнув факел, с диким воплем ринулся в темноту, подальше от диковинного чудовища. Сгорбленный Истребитель бесшумно последовал за ним и вскоре тоже растворился во мраке.

— Это существо движется к нам! — процедил Элд Турмис, стиснув зубы. Благодаря все еще горевшему на полу факелу, друзья видели, что жуткая тварь начала скользить к ним, не то перетекая, не то переползая по нагромождению каменных плит.

Мясистая безглазая голова ее покачивалась из стороны в сторону, каким-то непостижимым образом выбирая верное направление.

— Пошли! Пора выбираться отсюда!

— Но куда? Это существо преграждает нам путь к выходу из подземелья!

— Попробуем обойти его, — предложил Тонгор, хватая товарища за руку. — Тут какая-то яма. Если мы перепрыгнем ее и доберемся до стены…

Друзья перепрыгнули через похожую на ров длинную яму, и тут факел, зашипев, погас. Зал погрузился во мрак, и Тонгор с Элдом Турмисом устремились вперед, то и дело спотыкаясь о плиты искореженного пола. Им все время приходилось обходить завалы и нагромождения крошащегося камня, и в конце концов они, вместо того чтобы достичь дальнего конца зала, очутились в каком-то боковом коридоре, шедшем под небольшим уклоном в глубь подземелья. Приятели остановились, пытаясь сориентироваться, и тут их напряженного слуха достиг шорох скользящего вслед за ними червеподобного существа. Оно сипело, чмокало и хлюпало, словно ему не хватало воздуха, и булькающие звуки эти заставили друзей оставить поиски правильного направления и прибавить шагу.

Их так и подмывало перейти на бег, однако пол коридора, разрушенный не меньше, чем в зале, заставлял их двигаться вперед с величайшей осторожностью. Чтобы не поломать ноги, приятели вынуждены были идти шагом, время от времени ощупывая пол впереди себя. Сознание того, что червеподобная тварь может в любой момент настичь их, превращало и без того трудный путь в сплошной кошмар. Кромешная тьма, полуразрушенный подземный лабиринт, а тут еще и безглазая нечисть за плечами, чавкающая и сипящая в предвкушении вкусной человечины… Тонгор не мог даже представить, в каких жутких, спрятанных от людских глаз глубинах этого древнего подземелья плодились и размножались столь чудовищные, ни на что не похожие создания, настоящие порождения тьмы, лучшим местом для которых, безусловно, являлась преисподняя.

Весь ужас положения, однако, открылся друзьям лишь когда они, задыхающиеся и взмокшие от пота, достигли конца коридора и обнаружили, что тот круто обрывается в пропасть.

Провал перекрывал всю ширину коридора — от стены до стены, и беглецы поняли, что оказались в ловушке. Шорох скользящего по их следам желеобразного чудовища становился все громче и громче. Тварь уверенно двигалась по пятам людей и явно не собиралась никуда сворачивать.

— Боги, пошлите же нам хоть немного света! — взмолился Элд Турмис.

Тонгор, ничего не ответив, встал на краю пропасти, из недр которой веяло ледяным дыханием неведомых глубин. Он тоже мог пожелать, чтобы поле предстоящей битвы было освещено получше, но к чему обременять богов просьбами? Довольно уже того, что в руках Тонгора оказался верный меч…

Желеобразная тварь нависла над друзьями. Мерзкий запах ее плоти забивал ноздри, не давал дышать, и, сознавая, что больше медлить нельзя, Тонгор, размахнувшись, вонзил клинок в студенистое тело. Ужасный удар мог убить или хотя бы покалечить любое чудовище Лемурии, но червь, казалось, даже не заметил вонзившегося в него меча. Тонгор с ужасом чувствовал, как колышущаяся масса с чавканьем смыкается над сочащейся зловонной кровью раной, как быстро зарастает рассеченная клинком плоть…

Некоторое время два воина кое-как сдерживали натиск червеобразного существа, в два меча рубя и кромсая его студенистое тело. Вновь и вновь вонзались их клинки в мгновенно зарастающую плоть чудовищного создания, не причиняя тому заметного вреда, и, наконец, Элд Турмис прерывающимся от усталости голосом произнес:

— Тонгор, это бесполезно! Мечами мы не можем заставить эту тварь даже почесаться. Мы обречены…

— У нас остался последний шанс, — промолвил валькар, — ничтожный шанс, и все же…

— Ну, говори. Терять нам нечего.

— Не знаю, что находится на дне этой пропасти и есть ли у нее вообще дно! Но лучше уж прыгнуть и разбиться всмятку, чем быть переваренным этим студнем. Ведь мечом его не убить.

Элд Турмис в знак согласия и в ожидании близкой гибели пожал северянину руку, после чего друзья без лишних слов прыгнули в пропасть, из глубин которой веяло сыростью и холодом…

В последний раз Соомия видела Тонгора на крепостном дворе, перед тем как ее доставили в отведенные ей покои. Помещения, предназначенные принцессе, были удобными и даже роскошными. Служанки приготовили ей ванну и принесли вкусную пищу, отведав которой утомленная событиями минувших суток девушка уснула.

Проснувшись ранним вечером, Соомия почувствовала себя свежей и отдохнувшей, хотя беспокойство о Тонгоре по-прежнему томило ее. Служанки, старавшиеся угадать каждое желание высокородной гостьи, принесли принцессе соответствовавшее ее сану облачение. Помимо богато расшитого цветными узорами наряда из шелковистой на ощупь ткани, девушка надела инкрустированный драгоценными камнями пояс и прикрывавшие груди украшения, похожие на золотые чаши с искусно вычеканенным рисунком.

Все это, однако, не мешало Соомии чувствовать себя пленницей, потому что всякий раз, когда она просила отвести ее к Фалу Туриду, служанки вежливо, но твердо отвечали, что сарк примет принцессу в урочный час. Они не могли рассеять опасений девушки за судьбу Карма Карвуса и могучего валькара, чьи доблесть и мужество успели уже прочно завоевать сердце Соомии.

На следующее утро, в то время как Тонгор и Элд Турмис прыгнули в разверзшуюся перед ними в недрах подземной тюрьмы пропасть, служанки прервали беспокойный сон принцессы и помогли ей быстро одеться, не пожелав, правда, объяснить, что ожидает девушку в ближайшем будущем. Воины, встретившие Соомию у дверей ее апартаментов, провели принцессу через множество запутанных дворцовых коридоров к дверям, выходящим во внутренний двор крепости-дворца. Здесь девушку уже поджидал паланкин, укрепленный на спине зампа. Зверь этот, весьма напоминавший носорога, будучи исключительно выносливым, обладал силой слона и хорошо поддавался дрессировке.

Тело зампа покрывала толстая жесткая кожа блекло-голубого цвета на спине и грязно-желтого — на брюхе. Его короткие крепкие ноги оканчивались копытами. Развивая гораздо меньшую по сравнению с кротером скорость, замп мог сутками передвигаться неспешной ровной рысцой. Над клювоподобным рылом верховой твари располагались крохотные свинячьи глазки, между которыми торчал прямой рог с острым винтообразным концом.

Стражники усадили Соомию в устланный подушками паланкин, плотно задернули занавески, и замп неторопливо потрусил к городским воротам.

Принцесса не знала, что чуть позже Карма Карвуса тоже вывели из отведенного ему помещения и посадили в следующий за ней паланкин. Два везущих их зампа входили в необъятную армию, которая с восходом солнца выступила из ворот Турдиса.

Приготовления к войне завершились, и собранная Фалом Туридом мощная армия двинулась на Патангу — Город Огня, которым правил Вапас Птол — Желтый Верховный хранитель, убивший отца Соомии и захвативший его трон.

Ехавший во главе этих грозных легионов Фал Турид олицетворял собою власть и богатство. Роскошная кольчуга червонного золота, сверкавшая при каждом движении сарка ярче самого блестящего женского наряда, отлично скрывала дряблость тела правителя Турдиса. Украшавший его голову боевой шлем, так же как и корона, представлял собой дракона, переливающегося всеми цветами радуги из-за обилия драгоценных камней.

Замп под сарком был удивительно крупным и столь белым, что напоминал медленно двигавшуюся гору снега. Малиновый плюмаж покачивался над головой животного, а седло, в котором восседал сарк, являлось превосходным образчиком работы резцов по кости. Сопровождавшие Фала Турида телохранители ехали следом за ним на кротерах, а еще дальше двигались закрытые повозки, в одной из которых находился великий алхимик Оолим Фон, а в другой — незаменимый «слуга» повелителя Турдиса, Талаба Истребитель.

Вернувшись в камеру, к оставленному им пленнику, карлик убедился, что Тонгору каким-то образом удалось бежать, но, проследив его путь по подземелью, он пришел к выводу, что северянина сожрал студенистый червь. Почтя за лучшее не докладывать об этом Фалу Туриду, Талаба убедил сарка — доступным ему одному способом — забыть на время о летающем корабле и выступить в поход с теми силами, какие у него имеются на нынешний момент. Божественный голос сообщил Фалу Туриду, что Патанга подобна спелому плоду, которым может завладеть всякий, кто не поленится протянуть за ним руку. Для завоевания ее вовсе не нужны летающие корабли, достаточно прекрасно обученной конницы на кротерах и отлично снаряженной пешей рати Турдиса, которая благодаря заботам Фала Турида являлась лучшим войском Лемурии.

К вечеру армия должна была достигнуть Патанги и, встав лагерем под ее стенами, начать осаду обреченного города. То, что город падет, не вызывало никаких сомнений, ибо ничто не может противостоять воле Фала Турида, подкрепленной мощью его легионов. Патанга падет к ногам Великого Фала Турида, Блистательного Фала Турида, Фала Турида Завоевателя и Победителя!..

Капюшон надежно укрывал от любопытных взглядов не только обезображенное болезнью лицо карлика, но и злобную усмешку, делавшую его еще более страшным и отвратительным…

Баранд Тон ехал во главе отряда стражников, следовавших за зампом сарка. Даотар носил кирасу из прочной стали, плечи его прикрывал роскошный зеленый плащ, а над шлемом покачивались три алых пера птицы Ке-Кей. Однако, несмотря на бравый вид, на душе даотара лежала тяжесть. Верность и честь — два божества, которым он привык поклоняться, но сейчас сердце его противилось исполнению воинского долга, ибо затеянная сарком война была несправедливой и не могла принести городу ничего хорошего. Памятуя о безмятежности Мастера Пыток в тот момент, когда он усаживался в свою повозку, даотар имел все основания полагать, что посланный им к Черным Вратам Элд Турмис поступил именно так, как велел ему долг дружбы. Он не появился к началу похода, и Баранд Тон видел в этом добрый знак. Мысль о том, что воин освободил валькара, вызвала на губах даотара улыбку. Сознание того, что хотя бы в этом он пошел против воли жестокого и неразумного сарка, несколько утешала опытного воина.

Даотар поднял глаза, и взгляд его невольно уперся в спину даотаркона, кротер которого следовал по пятам за белоснежным зампом сарка. Хайяш Тор управлял своим ящером с легкостью прирожденного наездника, одной рукой придерживая поводья, картинно уперев в бок другую. Темный плащ его струился за спиной красивыми складками. Самодовольный вид главнокомандующего армии Турдиса крайне раздражал Баранда Тона, полагавшего, что Хайяш Тор более любого другого виноват в том, что Фал Турид решил без всякого повода напасть на Патангу.

Жажда славы и власти снедали Хайяша, и они-то и явились истинной причиной начавшейся войны. Что значил бы сарк со своими безумными мечтами о мировом господстве, если бы червь властолюбия не точил и сердце даотаркона?

Глядя в спину Хайяша, Баранд Тон в тяжелом раздумье сдвинул брови. А гигантская армия между тем приближалась к расположенному неподалеку от Турдиса маленькому городку — Шембису, от которого уже рукой подать до Патанги, места, где вскоре решатся судьбы многих народов.

Тонгор едва не лишился чувств, с головой погрузившись в ледяную воду. Вынырнув, он набрал полную грудь воздуха и, оглянувшись по сторонам, позвал Элда Турмиса. Ответа не последовало.

Сообразив, что они угодили в подземную реку, текущую сквозь мрак и неизвестность расположенных под тюрьмой Турдиса пещер, валькар вновь наполнил свои могучие легкие чистым холодным воздухом и нырнул в стремительный поток, надеясь обнаружить там своего друга. Спасаясь от студенистого чудовища, они прыгнули в пропасть и летели в пустоте так долго, что, казалось, падению не будет конца. От удара о ледяную воду Элд Турмис мог потерять сознание, и, если ему вовремя не прийти на помощь и не вытащить на поверхность, он навсегда скроется в бурлящей пучине. Мысль о том, что он может потерять друга, невыносимой болью сжала сердце, и Тонгор снова и снова нырял в глубину, шаря вокруг себя руками.

Легкие валькара горели и готовы были разорваться от недостатка воздуха, когда пальцы его внезапно наткнулись на что-то твердое. Ощупав находку, он крепко вцепился в нее и рванулся на поверхность, отчаянным усилием выдирая тело друга из объятий готовых поглотить его вод. В какой-то момент ему показалось, что он переоценил свои силы и нырнул слишком глубоко. Но вот северянин что было сил заработал ногами и, пробкой вылетев из воды, судорожно начал глотать воздух широко раскрытым ртом.

Отдышавшись, Тонгор обнаружил, что одной рукой сжимает нахлебавшегося речной воды, но живого Элда Турмиса, а другой — обнимает скользкий ствол дерева. Валькар не мог представить, как могло попасть это бревно в бурные воды безымянной подземной реки, да это его сейчас и не слишком интересовало.

Кратко, но от всей души, поблагодарив Богиню Удачи — Тиандру, он, сняв с Элда Турмиса кожаную перевязь, крепко-накрепко примотал ею товарища к бревну. Затем сам привязался к стволу собственным ремнем и расслабился, позволив реке нести их по темному подземному тоннелю. Варвар нуждался в отдыхе, и холодные струи воды могли как нельзя лучше взбодрить натруженные мышцы.

Тонгор совершенно не представлял, сколько времени пробыли они в подземном потоке. Когда Элд Турмис пришел в себя и отплевался, вернув потоку проглоченную при падении воду, друзья постарались как можно удобнее устроиться на спасительном бревне и, обессиленные, задремали, не обращая внимания на рев и грохот несущихся в неизвестность волн.

Прошло, вероятно, довольно много времени, прежде чем подземная река неожиданно вынесла их из тоннеля под светлые небеса. Было раннее утро, и Тонгор с Элдом Турмисом, не веря своему везению, смеясь и прикрывая глаза от солнца, с удивлением начали вглядываться в покрытые темно-зеленой растительностью берега.

Бурные воды подземного потока влились в широкую могучую реку, и чудом спасшимся воинам оставалось лишь гадать, куда их занес счастливый случай. Освободившись от удерживавших их на бревне ремней, друзья высматривали достаточно пологое место, намереваясь подогнать к берегу импровизированное судно.

— Скорее всего это Чаверн. Он течет мимо Турдиса и Шембиса, а потом впадает в залив Патанги, — предположил Элд Турмис. — Коли дело обстоит именно так — нам придется невесть сколько времени потратить на возвращение в город.

— У нас нет выбора! — ответил Тонгор без колебаний. — Принцесса Соомия и Карм Карвус остались в плену безумного сарка, а тот, узнав о моем побеге, вполне способен выместить на них свой гнев.

— Ото! Смотри-ка! — прервал Элд Турмис товарища, указывая на высящиеся над кронами деревьев городские башни, внезапно появившиеся за излучиной реки. По гребню городской стены расхаживала стража в черно-красных одеждах воинов Турдиса.

— Худо будет, если они нас заметят!

— Не беспокойся, — успокоил друга Тонгор. — Единственное, что пока могут увидеть стражники, — это плывущее вниз по течению бревно. Повезло, что нас прикрывает ствол, но лучше не рисковать. Попробуем добраться до противоположного берега под водой. Незачем мозолить этим ребятам глаза.

Валькар беззвучно нырнул, и Элд Турмис не замедлил последовать его примеру. Ноги наемника оцепенели от долгого пребывания в холодной воде, а укрепленный на груди меч сковывал движения, но он старался не отставать от Тонгора и вскоре, двигаясь за своим столь же проворным, сколь и могучим другом, выбрался на заросший камышом берег.

Друзья замерли, глядя на вышагивающих по гребню городской стены воинов, но те и не думали поднимать тревогу. Время от времени они останавливались, лениво наблюдали, как влекомые течением стволы деревьев выносит в залив, и вновь продолжали обход вверенного им участка стены.

— Пора!

Друзья выскочили из камышей, пригибаясь, пробежали открытый участок и юркнули под жерди, огораживавшие лужайку, на которой паслось несколько кротеров. Рептилии подняли свои безобразные головы, но, к счастью, появление незнакомцев их не особенно встревожило. Прячась за кротерами, Тонгор и Элд Турмис сняли обнаруженные ими на изгороди седла и принялись прилаживать их на ближайших тварей. Рептилии начали было брыкаться, их головы угрожающе качались на гибких длинных шеях, из пастей вырывалось змеиное шипение, а холодные глаза взирали на чужаков с недоверием и злобой. Тонгор, однако, ласково похлопывая кротеров по бокам, заговорил с ними тихим, успокаивающим голосом, и привыкшие к людям животные постепенно успокоились и позволили друзьям оседлать себя. В следующее мгновение воины прыгнули в седла, и, взбодренные легкими ударами сапог, кротеры, перепрыгнув через изгородь, понеслись прочь от реки.

— Куда мы скачем? — поинтересовался Элд Турмис.

— Пока что прямо, — лаконично ответил Тонгор, прислушиваясь к раздавшимся на городской стене крикам оторопевших стражей.

Кротеры сразу взяли хороший темп. Похожие на огромных ящериц рептилии были менее выносливы, чем зампы, но благодаря худобе и длинным ногам значительно превосходили тех в скорости. Темно-серые, глянцевито посверкивающие шкуры их становились почти белыми под горлом и на животе, так же как и на нижней части хвоста, который помогал кротерам удерживать равновесие во время бега. Ибо бегали эти твари на мощных задних ногах, подобно кенгуру, не используя передние — более слабые, хотя и размерами, и силой они существенно превосходили человеческие руки. Управляли кротерами при помощи хитрой сбруи, включавшей серебряные кольца, продетые в их чувствительные ноздри. Дрессировка используемых для верховой езды рептилий — дело не только трудное, но и опасное, поскольку разгневанные животные норовили употребить своих мучителей в пищу. Тонгор и Элд Турмис, впрочем, считались прекрасными наездниками и полагали, что в Лемурии не существует другого животного, бегающего на двух или четырех ногах, столь же пригодного для быстрой езды, как эти ящероподобные твари.

Удалившись от берега, друзья поскакали вдоль реки, рассчитывая рано или поздно выехать на дорогу. Следы, оставленные кротерами на прибрежном песке, выдавали беглецов с головой, но Тонгор рассудил, что им легче оторваться от погони и ускакать как можно дальше от Шембиса, используя хорошо утрамбованную дорогу, чем плутая по незнакомому лесу.

Набрав скорость, кротеры неслись вперед, не зная усталости.

Солнце еще не успело подняться к зениту, но в жарких его лучах великий залив Патанги, к которому стремились всадники, блистал, как начищенный щит, выкованный из чистого серебра.

Милю за милей покрывали хорошо отдохнувшие, лоснящиеся от доброго ухода кротеры, и сколько ни оборачивался Тонгор в седле, сколько ни вглядывался в пустынную полосу песка за спиной, погони заметить ему так и не удалось. Наконец, считая, что кротеры заслужили небольшой отдых, он придержал своего ящера и с улыбкой обратился к Элду Турмису:

— Полагаю, мы оставили преследователей далеко позади и они решат бросить эту бесполезную затею.

— Хорошо, если так, — проворчал воин, оглядываясь по сторонам. — Я чувствую, что начинаю таять, как свеча, и почти жалею о прохладе подземной реки!

Тонгор, усмехаясь, вытер тыльной стороной ладони пот со лба и вздрогнул, видя, как внезапно побледнел его товарищ.

— Гляди! — воскликнул Элд Турмис изменившимся голосом.

Валькар посмотрел в указанном направлении, и глазам его представилось то, что он меньше всего ожидал увидеть — парящий вдалеке воздушный корабль.

— Кровь богов! — с изумлением пробормотал он. — Да это же «Немедис»!

Глава 9 ВОЛШЕБНЫЙ ЛУЧ

Могучая неведомая сила

«Немедис», подхватив, несла по небесам,

Безудержно над джунглями тащила

К руинам города, к зловещим чудесам…

Сага о Тонгоре

Два дня назад путешественники оставили «Немедис» на южном побережье Ковии. Подъемную силу сделанного из урилиума корпуса летающего корабля уничтожила молния, но Тонгор с Кармом Карвусом все же привязали его веревкой, сплетенной из прочных сухих стеблей, к багряному стволу могучего джанибара. Они полагали, что подобная мера предосторожности вполне уместна, если левитационные свойства урилиума все-таки восстановятся. Во всяком случае, корабль не улетит прочь до их возвращения на побережье.

За двое суток урилиум действительно не только успел восстановить утраченные свойства, но и накопил достаточно энергии, чтобы «Немедис» смог взмыть над землей. Некоторое время предусмотрительно изготовленная привязь удерживала его на месте, но рывки корабля в конце концов измочалили наскоро сплетенную веревку, она лопнула, и «Немедис» обрел свободу.

Получив способность левитировать, корабль все еще не мог подняться на большую высоту, поскольку двигатель оставался выключенным. Магический урилиум тянул судно вверх, но сделанный из обыкновенных материалов каркас, состоящий из мощных шпангоутов и тяжелого киля, весил достаточно много, чтобы не позволить лодке воспарить в поднебесье. Благодаря сбалансированности веса корпуса и тянущим вверх силам урилиума «Немедис» некоторое время плавал над землей, пока его не подхватил сильный порыв ветра. Послушный переменчивым ветрам, корабль летел некоторое время над джунглями Ковии, но постепенно его стало относить все ближе к заливу Патанги, где он и попался на глаза Элду Турмису и Тонгору.

Никогда не видевший воздушный корабль в полете, бывший наемник разинул рот от удивления и страха — вид дрейфующего над головой судна мог привести в трепет кого угодно. В отличие от своего товарища, Тонгор не намеревался предаваться праздному созерцанию «Немедиса».

Заметив, что обрывок самодельной веревки все еще болтается под днищем судна, крепко привязанный к корпусу, валькар выждал момент, когда подгоняемый слабым ветерком летающий корабль окажется над его головой, и совершил великолепный прыжок. Поймав одной рукой конец веревки, он повис над взморьем.

Ловкому валькару потребовалось немного времени, чтобы взобраться по веревке на палубу лодки. Вскоре он очутился у панели управления и направил «Немедис»к тому месту, где восседавший на кротере Элд Турмис с изумлением наблюдал за маневрами диковинного судна.

— Лезь сюда, да поживее! — приказал Тонгор.

Оставив кротеров пастись на лужайке, Элд Турмис присоединился к северянину, твердо уверившемуся, что удача наконец-то вернулась к нему.

— Теперь нас уж точно не догнать! — радостно провозгласил он. — К полудню под нами окажутся башни Турдиса!

— Но как ты собираешься спасти принцессу из лап сарка? — поинтересовался Элд Турмис, опускаясь на одну из тянущихся вдоль стен каюты коек.

Тонгор беззаботно пожал плечами:

— Дождемся темноты и подгоним «Немедис» ко дворцу. Какое-нибудь из окон башни будет наверняка открыто, а уж, попав во дворец, найти в нем Соомию — вопрос времени.

Валькар положил руки на панель управления и включил двигатель. Острый нос лодки приподнялся, и она с огромной скоростью устремилась вперед. Элд Турмис судорожно вцепился в край койки, видя, как «Немедис», подобно пущенной из лука стреле, вонзается в утреннее небо. Глядя на оторопевшего друга, Тонгор рассмеялся и поспешил успокоить его:

— Ты скоро привыкнешь летать по небу и почувствуешь себя в этой лодке так же уютно, как легендарный герой Фондат на спине оседланного им дракона.

Элд Турмис кисло улыбнулся.

— Мне кажется, я больше похож на Нулда, — произнес он, имея в виду мифического летающего человека из страны Занд, расположенной в Моммурских горах, — хотя твое сравнение тоже не лишено смысла.

— Кстати, если хочешь подкрепиться, еда и питье находятся в сумке, которая стоит под твоим сиденьем, — сообщил Тонгор. — Верхняя часть койки откидывается, как крышка сундука.

Элд Турмис без лишних слов прислонил койку к стене и извлек котомку с провизией. Воин из Турдиса не ел с прошлой ночи, а Тонгор и вообще не мог вспомнить, когда ему последний раз доводилось утолить голод, так что ничего удивительного, что воины с энтузиазмом взялись за уничтожение обильных запасов снеди, собранной Шаратом несколько дней назад. Они отдали должное вяленому мясу и начавшему черстветь хлебу, фигам, финикам и другим сушеным фруктам, запив все это остававшимся во фляге вином. Утолив голод, друзья вполглаза вздремнули, чтобы подкрепить силы, которые должны были им вскоре очень и очень пригодиться.

Солнце стояло в зените, когда на горизонте показались сияющие башни Турдиса. Заставив «Немедис» снизиться, Тонгор повел его к городу с большой осторожностью, внимательно изучая все то, что могло им пригодиться во время ночной вылазки во дворец, когда темнота не позволит им что-либо рассмотреть.

Но чем больше друзья рассматривали расстилавшийся перед ними город, тем больше изумлялись полному его безлюдью.

Турдис казался пустынным и вымершим!

— Взгляни-ка, похоже, там что-то случилось! Не можешь ты туда подлететь?

Тонгор проследил за движением руки Элда Турмиса. На северо-востоке города небо заволокли тучи не то пыли, не то дыма.

Валькар коснулся приборной панели, и маленькая летающая лодка, разрезая раскаленный от жара полуденного солнца воздух, рванулась в указанном направлении.

— Вроде бы там что-то горит? — предположил наемник.

— Нет, облако висит слишком низко, — возразил Тонгор. — Горячий дым в теплом воздухе поднимается на большую высоту, а эта мгла почему-то низкая и длинная.

— Что бы это могло быть?

Они получили ответ на этот вопрос, когда «Немедис» достиг источника странного явления.

— Да это же армия на марше! — воскликнул Элд Турмис.

Валькар фыркнул. Как же он раньше не догадался, что это облако — не что иное, как туча пыли, поднятая колесницами и тысячами движущихся по дороге воинов.

— Их ведет Фал Турид? Он сам двинул свои войска на Патангу или послал кого-то другого?

Острые глаза Тонгора, с малолетства приученные все замечать, видели гораздо дальше, чем это доступно горожанину. От остроты зрения и внимательности зависит удачливость охотника, а жителю пустынных земель тем паче необходимо уметь различить старый след на камнях или примятую зверем траву.

Чтобы выжить в мире, где родился Тонгор, надо было иметь очень зоркие глаза: легкая рябь на воде могла оказаться признаком движения поа — смертоносного речного дракона, а мелькание черной тени, едва различимое в сумраке джунглей, предупредить о встрече с прожорливым вандаром…

Пролетая над тучами пыли и пристально вглядываясь в топающее по дороге войско, Тонгор без труда удовлетворил свое любопытство. Над головной частью огромной рати он заметил развевающееся по ветру черно-алое знамя с изображением Дракона Турдиса, свидетельствовавшее о том, что сам Фал Турид ведет войско к Патанге. Разглядел валькар и зеленый с серебром стяг, принадлежащий Арзангу Науме — жестокому сарку Шембиса, присоединившемуся к одержимому манией завоевания сарку Турдиса. При виде марширующих легионов золотистые глаза северянина сузились, а на губах появилась холодная улыбка, обнажившая его белые зубы в тигрином оскале. Счет его к Фалу Туриду вырос до небес, и Тонгор намеревался получить по нему сполна.

Несколько позже он заметил в просветах между клубами пыли огненно-золотистый флаг Соомии — саркайи Патанги. Тот развевался над закрытым паланкином, установленным на спине могучего зампа. Глаза валькара вспыхнули. Выходит, они зря парили над куполами и башнями Турдиса, готовясь к ночной вылазке во дворец, где рассчитывали отыскать принцессу. Найти ее оказалось гораздо проще — она ехала прямо под ними! В мозгу Тонгора один за другим стали возникать планы спасения Соомии, но он отвергал их один за другим. В самом деле, как, не привлекая к себе взоры всей армии, извлечь принцессу из ее паланкина?

Пока еще, к счастью, никто не заметил парящий над дорогой «Немедис», но обнаружить их могут в любой момент — не так уж сложно разглядеть в лазурном небе серебристое судно. Конечно, они могли рискнуть и без особых затей снизиться и спустить лестницу, по которой он добрался бы до паланкина…

— Тонгор!

Валькар обернулся к Элду Турмису, чтобы узнать, что встревожило его товарища.

— Корабль движется! Он движется сам по себе, без нашего участия!

Все было именно так, как говорил наемник. Медленно, как будто против воли, «Немедис» скользил прочь от армии, огромной сверкающей змеей извивавшейся между низкими зелеными холмами.

Тонгор взглянул на панель управления. Двигатель работал, но «Немедис» продолжал удаляться от войска Фала Турида.

Причем, если верить остальным приборам, корабль неподвижно висел над землей!

Пальцы валькара легли на панель управления, увеличивая обороты двигателя, и хотя лопасти со свистом взрезали воздух, это никак не повлияло на направление полета. Воздушный корабль продолжал плыть над зелеными холмами, улетая все дальше и дальше от дороги, по которой маршировали легионы Турдиса. Скорость и направление полета не изменились — «Немедис» словно не замечал, что двигатель включен! Тонгор уставился на заключенную в стеклянную сферу стрелку компаса, рыскающую из стороны в сторону, как потерявшая след собака. Потом, словно устыдившись, серебристая игла начала сокращать амплитуду колебаний и, наконец, застыла. Однако указывала она при этом не на север, а на юго-запад. Чудно! Тонгор нахмурил брови, подумав, что, пожалуй, рано уверовал в благосклонность Богини Удачи.

Под днищем «Немедиса» поплыли непроходимые джунгли Куша, похожие сверху на толстый ковер. Серебряная лента Чаверна, ослепительно сверкая на солнце, вилась среди темно-зеленых зарослей, а далеко на севере, на самой границе видимости, вздымались в небо багровые пики гор Моммурии, тянувшиеся с востока на запад через всю Лемурию, образуя гигантский хребет древнего континента. Если «Немедис» будет продолжать придерживаться выбранного направления, им придется пролететь сотню лиг, прежде чем они достигнут Кадорны — первого лежащего на их пути города, за которым катит свои грозные валы Яхен-зеб-Чун — Южное море.

Попытавшись разобраться, в чем же причина столь целенаправленного движения «Немедиса», Тонгор пришел к выводу, что объяснить это явление могло лишь одно: их летающий корабль попал во власть какой-то неведомой силы. И поскольку двигатель корабля работал на полную мощность без ощутимых результатов, оставалось признать, что захватившая его сила во много раз превосходит все, с чем до сих пор приходилось сталкиваться валькару.

Тонгор в отчаянии сжал кулаки и бросил мрачный взгляд назад, туда, где уже почти исчезли тучи пыли, поднятые войском повелителя Турдиса. Как сможет он помочь Соомии, если неведомое и невидимое небесное чудовище завладело «Немедисом»и тащит его в свое логово, расположенное, по-видимому, где-то в самом сердце непроходимых джунглей Лемурии? Постояв в задумчивости, северянин изо всех сил потянулся, так что захрустели суставы его могучего тела. Покинув место пилота, он скинул сапоги, снял перевязь с мечом и опустился на койку.

— Позволь узнать, что это ты собираешься делать? — полюбопытствовал Элд Турмис.

— Спать.

— Спать? Сейчас? — Элд Турмис вытаращил глаза от удивления.

— Почему бы и нет? Последние дни я трудился как проклятый, а вот поспать все как-то не удавалось. К тому же нам ничего другого не остается. Поверь, в скором времени все изменится к лучшему. Но даже если я не прав и будущее сулит нам одни неприятности, подумать о том, как избежать их, у нас еще будет время. А сейчас я хочу спать, и если ты не имеешь ничего против…

Не закончив фразу, Тонгор смежил веки, и вскоре по его ровному дыханию Элд Турмис понял, что валькар и в самом деле заснул. Что это было: самоуверенность, беспечность или полнейшее равнодушие к собственной судьбе? Элд Турмис довольно долго размышлял над этим и понял, что при сложившихся обстоятельствах поведение Тонгорабыло, безусловно, единственно правильным. Придя к такому выводу, воин с легким сердцем устроился поудобнее на другой койке и последовал примеру товарища.

Друзья крепко спали, а влекомый неведомой силой «Немедис» летел и летел над джунглями Куша, в которые до сих пор не ступала нога человека. Солнце давно перевалило зенит, а бескрайние леса все плыли и плыли навстречу. Многие лиги джунглей отделяли воздушный корабль от Кадорны, за которым расстилалось далекое Южное море…

Что-то едва заметно изменилось в равномерном движении судна, и Тонгор тут же открыл глаза.

Он очнулся мгновенно, готовый к немедленным действиям, в то время как горожанин Элд Турмис, обладавший менее изощренной чувствительностью, продолжал спать как ни в чем не бывало. Северянин стремительно вскочил на ноги и настороженно огляделся по сторонам, одновременно чутко прислушиваясь к своим ощущениям. Быстрая реакция не раз спасала ему жизнь, а способность молниеносно оценивать ситуацию и тут же принимать верные решения он считал едва ли не главным своим достоинством. При случае он всячески развивал в себе это врожденное умение.

Вот и теперь ошибки не произошло — воздушный корабль действительно замедлил ход, меняя направление полета. Он опускался! Решив до поры до времени не будить товарища, валькар подошел к пульту управления, взглянул на показания приборов, а потом, пораженный, уставился на открывшийся с борта вид.

Ночь опустилась на Лемурию. Золотая луна сияла на фиолетовом небе гораздо ярче угасавшего зарева в западной части небосклона. Летучий корабль плавно опускался в глубь сумеречных чащоб, но наметанному глазу северянина сразу бросилось в глаза, что перед «Немедисом» они словно расступаются, подобно тому как волны обтекают встретившиеся на их пути камни. На самом-то деле джунгли, конечно, не расступались, это летающий корабль шел на посадку туда, где заросли казались реже и среди них виднелись руины некогда великолепного города. Города, не нанесенного ни на одну карту, города, о котором не существовало даже легенд!

Между тем, если судить по огромным дворцам и храмам, по окружавшим его массивным каменным стенам, он когда-то блистал величием и богатством. Изглоданный временем, он и сейчас еще был прекрасен: высокие изящные башни продолжали вздыматься в небо, величественные арки украшали площади, мраморные колоннады тянулись вдоль мощенных цветными плитами улиц. Чудовищные горгульи и многоголовые, многоликие боги и демоны злобно взирали с порталов, скалились с портиков и фронтонов уцелевших зданий. Скульптуры, барельефы и росписи, украшавшие стены домов, казались творениями безумца, смешавшего воедино толпы людей и каких-то отвратительных тварей: сложные композиции включали человеческие и нечеловеческие лица, змей и зверей, диковинные цветы, незнакомые северянину руны и символы.

Скорее всего, этот город являлся столицей могучей, процветающей державы, но время не пощадило созданное людьми диво. Башни покосились, колонны во многих местах упали, кладка стен превратилась в бесформенные груды строительного камня, расколотых плит и щебня. Ветер и дождь изуродовали донельзя и без того безобразных каменных демонов и Богов, испещрив их тела отвратительными кавернами. Плесень, мох и лоза дикого винограда покрывали их подобно причудливым одеждам, пестрыми коврами лежали у ног статуй, растекались по ступеням лестниц и мостовым террас.

Джунгли вошли в покинутый людьми город и стали в нем полновластными хозяевами. Их медленный, но неукротимый напор расколол стены, обрушил воротные арки, пробил крыши домов. Время и растительность разрушили то, что не под силу было бы уничтожить самым жестоким и безжалостным захватчикам. Лианы и плющ взобрались по стенам, обрушив своим весом кладку, изуродовав остатки стен вездесущими корнями.

Они повалили изваяния, залезли в проломы крыш, выворотили камни мостовых. Улицы затопили кустарники и деревья…

Великолепный город превратился в живописные руины. Теперь он напоминал огромный заброшенный некрополь, позабытые могилы которого поросли сорной травой, а склепы опутала виноградная лоза… Это был город Смерти, в котором властвовал Авангра — Повелитель Призраков.

Тонгор, однако, держался настороже, полагая, что кто-то до сих пор обитает в этих развалинах. Чем ниже спускался «Немедис», тем внимательнее всматривался валькар в руины. Его пронизывающий взгляд скользил по храмам и дворцам, по площадям и улицам, силясь проникнуть в глубины оконных проемов, черневших на фоне сложенных из светлого камня стен, как провалы глазниц в выбеленном ветрами черепе.

«Немедис» продолжал снижаться, держа курс на высочайшую во всем городе башню, похожую на высеченную из цельного камня гигантский обелиск, исполинской стрелой вонзавшийся в звездное небо. На самой верхушке башни валькар разглядел странный механизм, состоящий из переплетенных между собой металлических труб и стеклянных шаров, в которых мерцали таинственные голубые огоньки. Механизм этот венчала сделанная из полированной латуни сфера, диаметр которой превышал человеческий рост. Торчащий из сферы штырь, похожий на черное копье, подобно пальцу Смерти указывал прямо на приближающийся воздушный корабль. Конец штыря окружало тусклое фиолетовое сияние, в котором неожиданно что-то ярко вспыхнуло, словно молния вырвалась из недр латунной сферы.

Неведомая сила стиснула бедра Тонгора, стальным обручем сжала грудь. Мышцы его окаменели, с искаженных гримасой губ сорвался болезненный крик, а руки словно прикипели к панели управления. Он услышал возглас изумления и глухой удар: проснувшегося наконец Элда Турмиса сорвало с койки и с силой шмякнуло о стену кабины. Тонгор почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом, а потом его затопила пришедшая откуда-то извне волна ужаса.

«Немедис» тем временем завис так низко над башней, что киль лодки коснулся черного штыря, торчащего из латунной сферы. Всполохи фиолетового пламени пробежали по корпусу корабля, и в свете их валькар внезапно увидел тех, кто управлял силой, завлекшей летающее судно в сердце джунглей Куша.

Около механизма, состоящего из металлических труб и стеклянных шаров, появилось несколько фигур в широких черных одеяниях. По их команде из недр башни выдвинулась длинная лестница, и незнакомцы, один за другим, стали подниматься на палубу летающего корабля.

Прежде всего в глаза Тонгору бросились безвкусные украшения из драгоценных камней и металлов, которыми изобиловали черные кожаные туники незнакомцев, надетые прямо на голое тело. Но не блестящие безделушки пришельцев, а их мертвенно-белые тела больше всего поразили валькара — он мысленно обозвал их выходцами из могил. Неестественно худые, с лихорадочным блеском запавших глаз на бескровных лицах, они казались ожившими трупами, чудом избежавшими разложения…

Разглядывая незнакомцев, Тонгор прекратил попытки вырваться из сжимавших его тело невидимых тисков. Безропотно позволил он влажным ледяным рукам незнакомцев накинуть на свою шею веревочную петлю и связать запястья за спиной. Сейчас сила была не на его стороне, и северянину не оставалось ничего другого, как временно покориться обстоятельствам. Он видел, как они, не издав ни звука, связали громко ругавшегося и проклинавшего все на свете Элда Турмиса. Тонгора поразило то, что двигались они словно в полусне, жесты их казались скованными и неловкими, как будто незнакомцы выполняли приказы неслышимого голоса, пребывая в трансе.

Связав валькару руки, пришельцы сорвали с него одежду, и тут же он ощутил, что охватившее его оцепенение стало проходить. Не дав Тонгору опомниться, его потащили к лестнице. Он бросил последний взгляд на пульт управления и заметил удивительную вещь: его одежда и упавший на приборную доску меч не соскользнули на пол, а продолжали лежать на наклонной поверхности, словно приклеенные.

Валькар усмехнулся и позволил ожившим мертвецам подвести его к лестнице. Его догадка подтвердилась — именно из этой башни, и, скорее всего, из установленного на ее вершине механизма, исходила та чудовищная сила, которая, протащив «Немедис» над джунглями Куша, доставила его в этот разрушенный город, населенный людьми, похожими на выходцев из могил.

Глава 10 ЗАТЕРЯННЫЙ ГОРОД ОММ

…Проклятый, утонувший в глубинах времен, погибший город еще хранит в своих таинственных недрах темный ужас, столь же всепоглощающий и безмерный, сколь всепоглощающи и безмерны пропасти, лежащие между сияющими в небесах звездами…

Третья Книга Псенофиса

Карм Карвус испытывал сильный гнев, который ему с трудом удавалось скрывать под маской безразличия. С тех пор, как он стал пленником, прошло два дня. Сначала его, разлучив с Тонгором и принцессой, поместили в отдельную камеру. Слов нет, он не мог жаловаться на неудобства, но для человека действия камера, даже самая роскошная, все равно останется ненавистным местом заточения. Заточения бессмысленного, поскольку Фал Турид не имел к нему каких-либо претензий и едва ли надеялся извлечь из его пленения какую-то пользу. От Тонгора он хотел узнать кое-что о летающем корабле, Соомию мог использовать в политических интригах, поскольку она являлась единственной законной претенденткой на трон города, который сарк Турдиса хотел включить в состав своей будущей Империи.

Но какой прок был Фалу Туриду держать в заключении принца Карвуса, который, будучи изгнанником, не имел иного достояния, кроме собственной жизни? Разве что повелитель Турдиса рассчитывал использовать его в каких-то грядущих заговорах и переворотах?..

Как бы то ни было, пребывание в одиночной камере оказалось не долгим, но, выйдя из нее, Карм Карвус всего лишь поменял место заключения. Теперь он ехал в закрытом паланкине вслед за Соомией, появление которой под стенами Патанги могло заменить Фалу Туриду несколько легионов. Это было понятно Карму Карвусу, но нисколько не помогало ответить на вопрос: зачем Фал Турид приказал взять с собой и его?

В конце концов одна догадка показалась дворянину достаточно правдоподобной. Скорее всего, Фал Турид решил использовать его, если Соомия заупрямится и не пожелает стать игрушкой в руках повелителя Турдиса. Разумеется, сарк хотел предстать перед жителями Патанги в роли освободителя, и если наследница трона не согласится подыграть ему, мог вырвать ее согласие, пригрозив пытать, а затем и убить Карма Карвуса.

Сердце Соомии принадлежало другому, но едва ли она согласилась бы обречь на мучения друга…

К вечеру войско Турдиса достигло Патанги. И людям, и животным стоило большого труда совершить столь длинный переход за один день, но воля двух человек заставила их сделать это.

Красного сарка побуждало гнать свою армию вперед тщеславие даотара и бесчеловечные желания, сжигавшие черное сердце Талабы Истребителя. Одолев расстояние между Турдисом и Патангой за один переход, валившиеся с ног от усталости воины Фала Турида к концу дня разбили лагерь в полулиге от желтых стен Города Огня. Южная ночь опустилась на землю как всегда внезапно, но к тому времени, как окрестности Патанги погрузились во мрак, дрова в походных кострах уже пылали, а в котлах кипела похлебка. Сидя в надежно охраняемой палатке, Карм Карвус прислушивался к долетавшим до него каркающим воплям зампов, громкому шипению кротеров и лязгу оружия, которое чистили и точили для завтрашнего сражения. Среди негромкого гула готовящегося ко сну лагеря выделялся мерный топот множества животных, ведомых на водопой к берегу Саана.

Карм Карвус чувствовал себя в относительной безопасности, и его совершенно не волновал исход грядущей битвы. Ему было все равно, кто победит — жестокий владыка Турдиса стоил кровожадного Великого хранителя, завладевшего троном Патанги, но знатного вельможу, аристократа до мозга костей, каковым являлся Карм Карвус, унижало то, что Фал Турид держит его в плену, чтобы иметь возможность диктовать Соомии свою волю.

Помешать этому он мог лишь одним способом: бежать из плена и освободить принцессу. Надеяться на помощь Тонгора не стоило — скорее всего, его могучий друг нашел свою смерть в мрачных подземельях Турдиса. Если так, Карм Карвус жестоко отомстит за его гибель. Когда тюремщики принесли пленнику пищу, он ухитрился незаметно стащить тупой столовый нож и два дня усердно точил его о плиты пола. Усилия привели к тому, что нож этот, хотя и не превратился в кинжал, все же стал пристойным оружием…

Палатку Карма Карвуса, сделанную из толстой ткани, снаружи караулили четыре воина. Прислушиваясь к мерным тяжелым шагам, узник без особых усилий мог определить, где они находятся в тот или иной момент. Карм Карвус дождался, когда лагерь погрузился в сон, а стражники сошлись в кружок, чтобы немного поболтать, и, сделав в противоположном от них полотнище длинный разрез, мгновенно выскользнул наружу, тут же растворившись во мраке ночи.

Прислушиваясь к долетавшим в палатку звукам, Карм Карвус составил себе представление о планировке лагеря и знал, где держат принцессу. Огромный шелковый шатер сарка находился в центре расположившегося на отдых войска. Его окружали почти столь же роскошные шатры даотара, Мастера Пыток, Арзанга Пауме — сарка Шембиса, их свиты, вельмож, сопровождавших правителей и офицеров. Пленников разместили неподалеку друг от друга, чуть в стороне от шатров. Палатка Соомии — в соответствии с рангом наследницы Патанги — размерами напоминала шатер, а формой — язык пламени, что подчеркивал и ее материал, золотистый шелк. Развевавшееся над ней яркое знамя не позволяло усомниться в том, кому она принадлежит. Принцессу тщательно охраняли, и сначала Карм Карвус пришел в отчаяние при виде четырех стражей, бдительно наблюдавших за вверенными им сторонами палатки. Их вооружение состояло из традиционных для Турдиса коротких мечей, алебард и пристегнутых к поясам шипастых дубинок. Но больше всего поразило Карма Карвуса яркое освещение палатки принцессы.

За время короткого своего знакомства с Тонгором, Карм Карвус сделал вывод, что порой залогом успеха задуманного предприятия может явиться не тщательно разработанный и подготовленный план, а неожиданная стремительная атака. Валькар недолюбливал точно выверенные планы, в которых надлежало проявлять выдержку и осторожность, прежде чем начать действовать. Сталкиваясь с препятствиями, варвар сокрушал их в первый же подходящий момент, бросаясь в бой подобно сметающему все на своем пути урагану. «Алая Эдда» гласила: «Удача чаще улыбается смелому, чем велеречивому».

Памятуя об этом, Карм Карвус дождался, когда ближайший воин наконец перестал буравить взглядом темноту и двинулся вдоль палатки. Выскользнув из темноты, дворянин подбежал к охраннику как раз в тот момент, когда тот собирался повернуть назад, прыгнул ему на спину и всадил нож в сердце. Воин умер мгновенно, не успев издать ни крика, ни предсмертного стона.

Карм Карвус быстро отволок тело в темноту и вооружился мечом убитого. Одним взмахом рассек он полог палатки и шагнул внутрь. Мельком бросив взгляд на роскошную лампу и раскиданные по полу подушки, дворянин обнаружил стройную принцессу у противоположной стены. Большие глаза Соомии широко раскрылись от удивления: она не ожидала столь внезапного появления Карма Карвуса. Девушка едва не закричала, но ее остановил предостерегающий жест нежданного гостя.

— Скорее, принцесса. На разговоры времени нет. Найдется у тебя темная одежда?

Соомия кивнула и, быстро отыскав темный плащ, накинула его себе на плечи. Карм Карвус сделал ей знак следовать за ним, и они выскользнули в ночь.

Все это произошло так быстро, что сторожившие принцессу воины даже не успели обнаружить исчезновение своего товарища.

Воспользовавшись этим, дворянин, держа Соомию за руку, шмыгнул в темную щель между двумя шатрами, мысленно благодаря Богов за то, что в эту ночь на небе не сияла луна.

Беглецам казалось, что они уже несколько часов пробираются сквозь лагерь Фала Турида, огибая палатки и зампов, избегая костров и освещенных факелами мест и изо всех сил стараясь не попасться на глаза совершающим регулярные обходы спящего войска караульным. Наибольшая опасность подстерегала беглецов при попытке покинуть пределы лагеря, поскольку двигаться им теперь пришлось по открытой местности, и это оказалось несравнимо труднее, чем перебегать от палатки к палатке и красться между загонами с отдыхающими животными. К счастью, внимание наружной охраны занимали подходы к лагерю.

Высматривая вражеских лазутчиков, они не заметили неслышно пробиравшихся за их спинами Карма Карвуса и принцессу.

Перевалило за полночь, когда беглецы миновали, наконец, последние дозоры и почувствовали себя в относительной безопасности. Завидев справа неясно вырисовывающиеся стены Патанги, молодые люди устало присели на вершине поросшего сухой травой холма, чтобы перевести дух и обсудить, что им делать дальше.

— Я восхищаюсь твоей храбростью и преданностью… — начала было Соомия, но Карм Карвус жестом остановил ее и спросил:

— Принцесса, чем благодарить меня за то, что я считаю своим долгом, скажи-ка лучше, что нам следует теперь предпринять? В конце концов это твоя, а не моя родина. Стоит ли нам пробираться в Патангу, и если нет, то каковы твои дальнейшие планы?

Девушка задумалась, по привычке откидывая волосы, волной спадавшие на обнаженные плечи.

— У меня есть много друзей в городе, которые с радостью примут меня, не побоявшись Вапаса Птола, убившего моего отца и захватившего его трон. Нас, несомненно, могут приютить в домах барона Селверуса, виконта Дру или в других знатных семействах. Однако, пытаясь проникнуть в город, мы сильно рискуем — желтые хранители, которые наводнили Патангу, сделают все возможное, чтобы схватить меня и доставить к алтарю, дабы принести в жертву Ямату.

— Так куда же мы пойдем?

— На север. Неподалеку от Патанги находится поместье друга и верного слуги моего отца — герцога Мэла, владельца Тесонии. Он укрылся в этом поместье, предпочитая лучше уйти в добровольное изгнание, чем выслуживаться перед Вапасом Птолом. Стервятники в желтых одеждах мечтают отправить его на костер, зная, что жители Патанги питают к нему любовь за щедрость и справедливость, да пока что руки у Верховного хранителя коротки… Да, Карм Карвус, давай-ка двинемся на север.

— Хорошо. Но сначала нам надо где-нибудь отдохнуть и дождаться рассвета. Быть может, стоит подняться вверх по реке и там, вдалеке от лагеря Фала Турида, провести остаток ночи?

Соомия кивнула, и дворянин протянул ей руку, чтобы помочь подняться с земли. Но едва они сделали несколько шагов, как вокруг них вспыхнули факелы, и беглецы обнаружили, что находятся в кольце бритоголовых людей в желтых балахонах.

Увы, судьба распорядилась так, что, бежав из лагеря Фала Турида, они попали в руки патангийского патруля, состоявшего из воинов Верховного хранителя.

В один миг меч оказался в руках Карма Карвуса, и он прыгнул на подступавшего к принцессе воина. Раздался звон стали, мечи скрестились, высекая снопы искр. Рычащий служитель Ямата был искусным бойцом, но отчаяние придало дворянину сил, и, отбив клинок противника, он в мгновение ока перерезал ему горло. Воин упал, и кровь его окропила сухую землю.

Ловким поворотом кисти Карм Карвус крутанул меч и, выбив оружие из рук очередного противника, всадил клинок ему в брюхо. Избегая смертоносных ударов двух новых врагов, защитник принцессы прыгал из стороны в сторону, мастерски орудуя мечом. Некоторое время ему удавалось уходить от тяжелых клинков, но нападавшие вынуждали его пятиться к вершине холма. Внезапно что-то с непостижимой силой обрушилось на затылок доблестного бойца. Мир мгновенно подернулся туманной дымкой, и, падая, Карм Карвус услышал отчаянный крик принцессы, зовущий его по имени…

За время своих странствий Тонгору не раз приходилось попадать в тюрьмы, и, по правде говоря, он не ожидал, что новое место заключения может сильно отличаться от предыдущих.

Однако помещение, отведенное для него и Элда Турмиса похожими на трупы обитателями мертвого города, было столь просторным и роскошным, что совсем не напоминало тюрьму. Под стать ему оказалась и пища, что не могло не произвести сильного впечатления на валькара. Обтянутый шелком диван, подносы с редкими фруктами, изысканные мясные блюда и великолепные вина в прекрасных кубках — о таком заключенные даже и не мечтали. И все же помещение, в которое водворили друзей, являлось тюрьмой. Причем такой, бежать из которой невозможно. Тонгор ощутил это сразу, едва только массивные двери, скользя по пазам, закрылись за их спинами. Стены и двери, пол и потолок покрывал гладкий, блестящий, как шелк, и черный, как небытие, металл.

— Небиум, — поделился валькар своей догадкой с Элдом Турмисом.

Тщательный осмотр отведенной им комнаты подтвердил предположение северянина, что все окружающее их сделано из легендарного металла, высоко ценимого за его редкость и прочность.

— Неплохо для тюремной камеры, — высказал свое мнение Элд Турмис. — К тому же и компания у нас, оказывается, есть, — добавил он, указывая на стоящее в дальнем конце помещения ложе, занятое еще одним пленником, с робостью поглядывающим на озиравшихся по сторонам друзей.

— Еще один из этих живых мертвецов! — проворчал Тонгор, в свою очередь разглядывая незнакомца. Молодой человек, одетый так же, как и доставившие их сюда чужаки, в самом деле выглядел неважно. Лицо юноши казалось еще более бледным, чем у них, и носило следы крайнего истощения.

Попытавшись разговорить товарища по несчастью, Тонгор убедился, что они не понимают друг друга, хотя обороты речи этого трупоподобного юноши и показались друзьям весьма причудливыми. Узник, носивший странное имя Нарьян Заш Дромор, не отличался разговорчивостью, но, во всяком случае, он сообщил друзьям название города, в котором их угораздило очутиться.

— Так это и есть потерянный Омм! — воскликнул Элд Турмис, повторяя слова незнакомца. — Тонгор, ты не мог не слышать сказки о великом городе, построенном тысячу лет назад и исчезнувшем с лица земли в пору расцвета своего величия! Так вот почему показались мне столь странными одежды этих людей и язык, на котором говорит этот несчастный! Обитатели города уже тысячелетие не общаются с другими жителями континента!

Он повернулся к Нарьяну Дромору, глядевшему на товарищей по несчастью без всякого интереса:

— Но почему мы находимся здесь? И что делаешь здесь ты?

— Почему нас заперли? Ты тоже пленник или тебя поместили сюда наблюдать за нами? — решил уточнить Тонгор.

Ответить юноше не удалось, поскольку двери внезапно отворились, и в сопровождении вооруженных стражей в комнату вошли слуги, несшие блюда с дымящимся мясом, бокалы и кувшины с вином и подносы с прочей снедью. Кроме еды они вернули узникам и их одежду, в которую те не замедлили облачиться.

— Что все это значит? Почему вы держите нас взаперти? — обратился Тонгор к одному из вошедших, но человек, похожий на обтянутый кожей скелет, пропустил его слова мимо ушей.

Оставив принесенную пищу, чужаки, не проронив ни слова, вышли, и друзьям ничего не оставалось делать, как отдать должное искусно приготовленным блюдам.

Тонгор и Элд Турмис ели с большим аппетитом, в то время как Нарьян Заш Дромор едва притронулся к принесенным яствам. Покончив с едой, Тонгор, удовлетворенно вытянув ноги, с наслаждением принялся потягивать вино, не пытаясь более заговаривать с сокамерником, явно не желавшим поддерживать разговор. Элд Турмис, настроенный более решительно, засыпал узника целым градом вопросов.

— Я помещен сюда за совершенное преступление, — неохотно промолвил наконец Нарьян Заш Дромор, — мне предстоит искупить свою вину…

— Какую вину? Как искупить?..

После долгой паузы, когда друзья уже решили, что ничего больше от товарища по заключению не услышат, он бесцветным голосом произнес:

— Мне предстоит предстать перед Ксосуном, повелителем Омма.

— А кто такой этот Ксосун? Он ваш сарк, да?

Нарьян неопределенно пожал плечами:

— Он волшебник и наш правитель. Все мы служим его чудовищным желаниям. Он моргулак.

Элд Турмис ощутил, как по спине пробежал холодок. Он обменялся с Тонгором встревоженным взглядом.

— Кровопийца?

Нарьян кивнул.

— Все, кто находится в стенах Омма, его добыча. Жертвами Ксосуна стали многие поколения родившихся здесь. Так продолжается из века в век, с того момента, как он появился среди нас.

Тонгор выругался, чувствуя, как волосы у него на голове встают дыбом. Он слышал об ужасных делах моргулаков — этих вампиров, пищей которым служила людская кровь. Теперь понятно, почему жители Омма выглядят как ходячие мертвецы, Другими они и не могли быть, ведь повелитель этого города регулярно высасывал их кровь. Валькар чувствовал, как его душит ненависть. Вот, значит, почему их посадили в столь роскошную темницу и откармливают, как скот на убой. Впервые проникшие в город пришельцы будут, без сомнения, лакомым блюдом для Ксосуна! Взглянув на побелевшее от гнева лицо Элда Турмиса, северянин убедился, что подобные мысли пришли и в голову его друга.

— Если вы ненавидите и боитесь моргулака, то почему не свергнете его? — возмущенно спросил Тонгор, но Нарьян лишь безнадежно покачал головой.

— Многие пытались уничтожить его и поплатились головой за свою отвагу. Ксосун обладает страшными знаниями. Он может управлять нашей волей и нашими мыслями. Тысячу лет назад, появившись здесь, он опробовал свою ужасную силу на наших предках и с тех пор безнаказанно терзает поколение за поколением. Ты, верно, заметил, что мы похожи на трупы? Но чему удивляться, если с рождения до могилы нас мучит страх, сознание безнадежности борьбы и ненависть к непобедимому моргулаку?

— Тысяча лет! — не мог прийти в себя от изумления Тонгор.

Элд Турмис недоверчиво покачал головой:

— Я слышал, моргулаки живут до тех пор, пока имеют возможность сосать кровь своих жертв. Но тысячу лет!..

Некоторое время они шепотом обсуждали возможности побега из страшного города, но так ничего и не придумали. Настала ночь, но Тонгор, не в силах уснуть, вновь и вновь возвращался мыслями к планам бегства, и никак не мог отыскать осуществимый вариант. Ворочаясь в роскошной постели, он неожиданно почувствовал что-то твердое под боком. Недовольно заворчав, он сел, отстегнув висевший на поясе кожаный кошелек, вытряхнул из него круглый предмет, завернутый в чистую тряпицу. Развернув ее, он увидел золотой браслет, украшенный блестящим камешком. В первое мгновение валькар удивился, но потом задумался.

Ну, конечно же! Теперь он припомнил, что получил этот браслет, когда покидал дворец Шарата. С тех пор события разворачивались так стремительно, что у него так и не появилась возможность рассмотреть дар волшебника. Он просто забыл о нем.

Любуясь красивой вещицей, Тонгор повертел ее перед глазами, наблюдая за переливами света на полированном металле.

Помнится, вручая этот браслет, старый волшебник сказал: «Если ты сохранишь эту маленькую безделицу, однажды она может очень и очень тебе пригодиться».

Ого! Забыв и думать о сне, валькар вскочил с дивана и мягким кошачьим шагом пробежался по комнате, чувствуя страшное возбуждение. Шарат не бросал слов на ветер, и значит…

Тонгор осторожно надел браслет на руку, прислушался к собственным ощущениям, но ничего не произошло.

В глубине комнаты стояло большое, в человеческий рост, зеркало в резной опаловой раме. Подойдя к нему, валькар уставился на свое отражение, потом поправил браслет, коснувшись пальцами драгоценного камня. Раздался негромкий треск…

— О всемогущие Боги!

По телу Тонгора пробежала дрожь, он ощутил странное покалывание и с изумлением увидел, как его зеркальный двойник окутался зеленоватым светом. Сияние стало ярче, а затем отражение в зеркале исчезло. Непослушными пальцами валькар вновь коснулся камня на волшебном браслете. В опустевшем зеркале опять возникло зеленое свечение, и он снова увидел свое отражение. Вот это да! Тонгор ощутил небывалый подъем духа, кровь в жилах забурлила, как после кубка доброго вина, и он, сдерживая волнение, прошел к своему ложу. Опустившись на постель, валькар стал обдумывать начавший формироваться в его мозгу план побега из заброшенного города. Теперь, когда он узнал, на что способен чудесный браслет, положение пленников уже не казалось ему столь безвыходным. К утру он до тонкостей рассмотрит все детали и будет готов померяться силами с владыкой Омма.

Глава 11 ЧЕРНЫЙ ДЫМ БЕЗУМИЯ

Враг твой лежит на твоем алтаре,

Жаркое пламя на алой заре!

Жертвенный нож обагрился в крови,

Тело и душу, Ямат, бери!

Ритуальная песнь Ямата

Вапас Птол пристально смотрел на приведенных к подножию его трона принцессу Соомию и захваченного вместе с ней молодого человека, чувствуя, как сердце его наполняется весельем. Когда-то он мечтал, что эта хрупкая девушка разделит с ним трон Патанги, но она сбежала и оказалась вне досягаемости. Ему уже приходило в голову, что он никогда больше не увидит ее, и вдруг такая удача!

Приближаясь к трону, девушка двигалась с грацией и изяществом не то газели, не то кошки, и Вапас Птол пожалел, что просторный тронный зал недостаточно велик, чтобы он мог всласть налюбоваться этим изумительным телом, этой чарующей походкой. «Какая гибкая, статная, словно выточенная из мрамора, фигура, соблазнительные формы которой не в состоянии скрыть никакие одеяния! Какая величественная осанка, нежная кожа, похожая на светящийся изнутри алебастр в оправе густых и блестящих черных волос! Какая высокая шея, глубокие сияющие глаза, бездонные, как колодцы, как ночное звездное небо!

Какие чувственные губы, вызывающие в памяти лепестки роз и спелые ягоды…» Он мог бы продолжать до бесконечности, да иссякли эпитеты.

— Итак, принцесса, ты вернулась к стенам своего родного города во главе армии чужеземного завоевателя! — провозгласил он, и ухмылка искривила его тонкие губы.

— Это не правда! Сарк Турдиса захватил меня в плен, но мне удалось бежать из него с помощью моего храброго предприимчивого друга — дворянина Карвуса. Твои псы схватили меня, как раз когда нам удалось выбраться из лагеря Фала Турида.

Голос принцессы звучал ровно и спокойно. Ни тени страха или тревоги не отразилось на ее гордом лице, когда она подняла прекрасные глаза на Верховного хранителя, и тот почувствовал, что краснеет под презрительным взглядом, которым Соомия окинула его с головы до ног.

Вапас Птол восседал на великолепном троне. Его роскошное одеяние из желтой парчи и бархата украшали драгоценные камни. Но вся эта роскошь не могла скрыть сквозившую в каждом его движении жестокость, придававшую ему сходство с хищным зверем. В резких чертах костистого лица, холодных немигающих глазах и выдающемся вперед клювообразном носе было что-то от выслеживающего добычу стервятника. И даже в тонких губах его, сложившихся в некое подобие улыбки, угадывались жестокость и злоба.

— Теперь уже не важно, по какой причине или с какой целью ты оказалась здесь. Ибо, вне зависимости от этого, тебя и твоего приятеля ждет возмездие за совершенные преступления и оскорбления, нанесенные Ямату.

Соомия залилась ясным и чистым, как звон колокольчика, смехом.

— Какие же преступления ты приписываешь мне, хранитель? Отказ выйти за тебя замуж даже под угрозой пытки и жестокой казни? Или я совершила преступление, решившись бежать, когда ты, учинив неслыханное предательство и беззаконие, попытался отправить саркайю Патанги на алтарь своего кровавого Бога? Но ни то, ни другое, как тебе прекрасно известно, не является моим преступлением! Саркайя выходит замуж за кого пожелает, и преступлением считается принуждать ее к браку! Побег невинно осужденного из-под стражи тоже не может быть назван преступлением. А вот вынесение смертного приговора без суда иначе как преступным назвать нельзя. Так кто же из нас заслуживает наказания, ты или я?

Каждое из брошенных Соомией обвинений было истинной правдой, и, слушая девушку, Вапас Птол чувствовал себя весьма неуютно. К тому же от глаз его не укрылось, что охранявшие пленников воины обмениваются недоумевающими взглядами.

— Отар! — рявкнул он, взмахнув драгоценным жезлом. — Уведи своих людей из зала, пусть подождут моих приказов за дверями.

Молодой хранитель поклонился и с сомнением в голосе произнес:

— Но, повелитель, хотя пленники и не вооружены, они могут…

— Ямат позаботится о своем преемнике на земле! — раздраженно оборвал его Желтый Верховный хранитель. — Я сказал — ступайте!

Низко кланяясь, отар вывел воинов из зала и притворил за собой дверь.

Вапас Птол вперил холодный взгляд в принцессу и медленно проговорил:

— Никто, кроме Верховного хранителя, не может судить о преступлении, совершенном против веры. К тому же в Натаете многое изменилось со времен твоего рождения. Тебе ли этого не знать?

— Разумеется, мне это известно! — вызывающе улыбнулась Соомия. — В противном случае разве посмел бы Верховный хранитель сидеть, в то время как его саркайя стоит? Он не допустил бы, чтобы его повелительницу оскорбляли эти оковы! — Она указала взглядом на тяжелые цепи Карма Карвуса, звякнув такими же «украшениями», сковавшими ее тонкие запястья.

Желтый хранитель разразился злобным, режущим слух смехом:

— Соомия Чонда больше не саркайя! Она отреклась от этого высокого титула, бежав из своего города в компании преступников: убийцы и еретика!

— Все преступления, совершенные моими случайными спутниками — Тонгором-валькаром и Шаратом, заключаются в том, что они не позволили тебе убить их так же беззаконно, как ты хотел убить меня, — отвечала девушка. — Однако к чему ворошить прошлое и без толку играть словами? Скажи лучше прямо, чего ты от меня хочешь и зачем велел схватить нас?

Бледное лицо святоши приняло благочестивое выражение.

— Я не желаю ничего иного, кроме как помочь тебе, сиятельная, вернуться на трон, который по праву должен быть твоим.

— И который ты незаконно занял! — вставила Соомия.

На физиономию хранителя набежала тень.

— Да, я вынужден был принять на себя заботу о твоем несчастном народе, когда ты бежала из города, оставив его на произвол судьбы.

— Отлично! Если ты намерен вернуть мне трон, то прежде всего сними эти цепи и позволь вернуться во дворец моего отца.

Самое время подумать о будущем, ведь войско Фала Турида стоит под стенами Патанги.

В запавших глазах узурпатора мелькнуло уважение. Голос его сделался еще более вкрадчивым:

— К сожалению, принцесса, это не так просто сделать. Сначала должен состояться ритуал очищения. Ты должна покаяться в своих заблуждениях и богопротивных деяниях. Религиозные правила строги, и соблюдение обряда отречения от содеянного зла и духовной скверны обязательно даже для венценосных особ!

— Короче, чего ты от меня хочешь?

Вапас Птол вздрогнул от этого прямого, прозвучавшего с намеренной грубостью в устах принцессы вопроса, но продолжал все тем же масляным голосом:

— Покаяние в этом случае может быть только одно. Принимая во внимание твою молодость и дурное влияние, которое оказали на тебя случайные спутники, влияние, которому трудно было противостоять столь неискушенной девушке…

— Чего ты хочешь от меня? — прервала его Соомия.

— По мнению старших жрецов, дабы предотвратить дальнейшие заблуждения и наладить взаимопонимание, умиротворить жителей Патанги и продемонстрировать им единство целей верховной власти города и священнослужителей, принцессе Соомии, законной и единственной наследнице дома Чонда, следует выйти замуж за Верховного хранителя великого Ямата.

Таким образом, все разногласия будут решены к обоюдному удовольствию, в душах подданных воцарится мир и покой, и под покровительством истинного Бога будет положено начало новой великой династии…

Соомия безрадостно усмехнулась — ничего иного она и не ожидала.

— Твоя саркайя не пойдет на эту сделку, которая явилась бы пародией на добровольный и счастливый союз. Запомни, Птол, я люблю другого. Его зовут Тонгор-валькар. Он не единожды уже спасал мне жизнь и заслужил мою любовь и признательность. Я намерена сохранить ему верность и потому полагаю разумным более к вопросу о моем замужестве не возвращаться.

Краски окончательно покинули и без того бесцветное лицо Вапаса Птола. Морщины сделались глубже. Он разом постарел, и только глаза продолжали светиться прежним холодным огнем.

— Хочешь ты того или нет, но к этому вопросу нам придется вернуться! Сейчас я властитель этого города и мое слово здесь — закон!

— Сейчас ты и правда властитель, но что будет завтра? — спросила Соомия с притворным вздохом сожаления. — Бесчисленное войско Фала Турида стоит под стенами Патанги, и боюсь, очень скоро этим городом станет править он. Так какой смысл говорить о свадьбе, которая уже не упрочит, как ты надеешься, твою власть?

— Я не боюсь сарка Турдиса — произнес Верховный хранитель, пренебрежительно улыбаясь. — Великий Ямат дал мне средство противостоять наглому захватчику. Положись на Огненного Бога — с его помощью войска Фала Турида потерпят жестокое поражение.

Глаза Соомии округлились от удивления, и она, не скрывая недоверия, спросила:

— Вапас Птол, не сошел ли ты с ума? Под рукой Фала Турида многотысячная армия, подобной которой еще не бывало в Лемурии! Сыны Патанги — сильные и храбрые бойцы, ее военачальники обладают необходимыми знаниями и опытом, но при чем тут Ямат? Мы говорим с глазу на глаз, и оба знаем цену твоему ложному Богу, зачем же произносить пустые слова? Ямат не может помочь! Мы должны разработать план действий, решить, как лучше защитить Патангу от вражеских полчищ. Мы должны подумать над обороной города и, быть может, вступить с сарком Турдиса в переговоры. Возможно, нам удастся откупиться от него всем тем золотом, которое накопили твои свирепые слуги, немилосердно обиравшие многие поколения простых граждан!

Вапас Птол улыбнулся. Наконец-то беседу удалось направить в нужное русло.

— Принцесса, ты опять говоришь неблагоразумные, еретические и, я бы даже сказал, кощунственные слова, свидетельствующие о том, какое дурное влияние оказали на тебя твои спутники.

Но поверь, я не собираюсь тебя обманывать! Бог дал мне в руки удивительную силу, которая уничтожит полчища врагов, осмелившихся осадить Патангу, не зря именуемую Городом Огня!

С этими словами Желтый Великий хранитель поднялся с трона и сделал шаг к нефритовому диску, висевшему за его спиной. Стукнув по каменному гонгу серебряным молоточком, он подождал, пока появившийся в зале раб, поклонившись, не застыл в смиренной позе, всем своим видом выражая повиновение и готовность исполнить любой приказ.

— Позови Химога Туна! И пусть захватит с собой шар, — велел Вапас Птол.

Слуга вновь поклонился и покинул зал.

— Что за игру ты затеял? Какие коварные планы породил твой злобный мозг на этот раз?

— Потерпи немного, принцесса, и ты увидишь божественную силу Ямата в действии, — многозначительно пообещал Верховный хранитель.

Химог Тун оказался жирным подобострастным коротышкой.

Он принес большой шар, выточенный из черного кристалла, с вставленной в него металлической трубкой. Причем держал коротышка этот шар так бережно, словно тот был либо очень хрупким, либо смертельно опасным.

— Чего изволите, повелитель? — Химог Тун раболепно склонился перед троном.

— Продемонстрируй принцессе силу шара, — небрежно приказал Вапас Птол. — Приведший тебя раб вполне годится для этой цели.

Химог Тун расплылся в улыбке, поклонился Верховному хранителю и позвал раба. Тот несмело приблизился, глядя на толстячка с нескрываемым ужасом.

— Встань тут, — распорядился Химог Тун, указывая рабу место в центре зала.

Убедившись, что Соомия, Карм Карвус и Вапас Птол внимательно наблюдают за ним, маленький жирный коротышка начал, тихонько покачивая, словно баюкая, черный шар, поворачивать его так, чтобы торчащая из него трубка оказалась направленной на раба. Заметив это, раб побледнел, затем его тело сотрясла дрожь, глаза округлились, словно пытаясь выскочить из орбит. Теперь находящиеся в зале могли видеть, что шар в руках коротышки был вовсе не монолитным, а полым и прозрачным, и в его глубине клубился плотный черный дым. «

Химог Тун не сделал никаких особенных движений, не прочитал никаких заклинаний — он попросту вынул из отверстия трубки неприметную пробку, и черный дым потек из шара, и его кольца окутали несчастного раба. Именно таким, похожим на клубящийся дым, описывали старые легенды Йоргазала, ужасного демона безумия. Именно эти сказания вспомнились всем присутствующим в зале, ибо действие черного дыма, похоже, и впрямь лишило несчастного раба рассудка.

Едва черный дым коснулся тела, лицо раба исказила немыслимая, дьявольская гримаса. Пена выступила на губах и потекла на обнаженную грудь. Волосы на голове встали дыбом, глаза налились кровью, а изо рта вырвался волчий вой.

В то время как Соомия и Карм Карвус с ужасом и состраданием глядели на несчастного, тот упал на четвереньки, как будто намеревался изображать дикого зверя. Пальцы его скрючились подобно когтям и начали скрести пол…

Вапас Птол наблюдал за происходящим с довольной усмешкой.

Стоя на четвереньках, пуская слюни и оглашая зал безумными воплями, раб начал корчиться, пытаясь разорвать скрюченными пальцами собственное тело, оставляя на нем глубокие кровавые борозды. Судя по всему, он не только не сознавал, что делает, но и не чувствовал боли. Движения его становились все более резкими, вопли все более дикими, и вдруг несчастный безумец разорвал пальцами собственное горло и, заливаясь кровью, рухнул на пол. Соомия в ужасе отвела глаза от бездыханного тела. Химог Тун равнодушно позвал рабов, и те унесли окровавленный труп из зала. Затем он поклонился Вапасу Птолу и тоже удалился, осторожно держа перед собой смертоносный черный шар.

Желтый хранитель с удовлетворением задержал взгляд на побледневших лицах пленников и произнес:

— Теперь, принцесса, тебе понятно, почему Патанге нечего бояться армии сарка Турдиса. Завтра утром, когда посланцы фала Турида потребуют от нас сдать город, черный дым безумия, выпущенный из стеклянных шаров, потечет со стен Патанги.

Ты могла заметить, он тяжелее воздуха и, стало быть, беспрепятственно опустится на осаждающие армии Турдиса и Шембиса. Любое дышащее воздухом существо вблизи города лишится рассудка. Они все, все сойдут с ума! С помощью Ямата, Патанга победит любого выступившего против нее! И ты, принцесса, будешь стоять на городской стене и станешь свидетельницей славы и триумфа Патанги!..

Явившиеся на зов гонга рабы увели Соомию и Карма Карвуса в их комнаты, где им предстояло пробыть до утра — до тех пор, пока хранители Ямата не будут готовы использовать против осаждающих свое ужасное оружие, которому ничто в этом мире не способно противостоять.

Глава 12 КОРОЛЬ-ВАМПИР

Кровь, как молот, стучит в висках…

Силясь чар паутину порвать,

Вздулись мускулы на руках —

Дух Тонгора нельзя сломать!

Сага о Тонгоре. Песнь 12

К тому времени как солнце взошло над джунглями Лемурии, Тонгор успел тщательно продумать зародившийся ночью план и подготовиться к его осуществлению. Он уложил затянутые шелком подушки таким образом, чтобы у вошедших в комнату создалось впечатление, что в кровати лежит человек, после чего разбудил Элда Турмиса и посвятил его в свой замысел. У воина сложилось мнение, что товарищ его сошел с ума, ибо затеянное им явно выходило за рамки разумного риска, но в конце концов вынужден был признать, что другого выхода у них нет, и скрепя сердце согласился. Разумеется, он предпочел бы сопровождать валькара, однако чудесный браслет не мог сделать невидимыми сразу двух человек, и Элду Турмису пришлось смириться с вынужденным бездействием.

Итак, все было готово. Тонгор убедился, что волшебный браслет сделал его невидимым для человеческих глаз, и, притаившись за дверью, стал ждать появления слуг и стражей. Вскоре чуткое ухо варвара уловило звуки приближающихся шагов. Вот чужаки подошли к двери, окруженной высоким порталом из черного небиума. Лязгнул засов, и створки дверей разошлись в стороны, пропустив десяток бледнолицых трупоподобных людей с мертвыми глазами, несших блюда и подносы с пищей.

Губы Тонгора искривила усмешка: вот принесли корм для приготовленного на убой скота! Однако скот не так уж глуп и вовсе не желает, чтобы Ксосун угощался его кровью!..

Вооруженные мечами воины выстроились поперек дверного проема, ожидая, когда слуги поставят принесенные блюда и подносы с пищей. Взгляды их скользнули по кровати Тонгора, потом по Элду Турмису, делавшему вид, что он только что проснулся, и остановились на стоящем в конце комнаты ложе Нарьяна Заша Дромора, лицо которого не выражало решительно никаких чувств.

— Ты пойдешь с нами, — объявил старший в этой команде мертвецов, указывая бескровной рукой на Нарьяна.

Глаза узника наполнились страхом, тело искорежил нечеловеческий ужас. Маска безразличия и покорности судьбе исчезла — он боялся, смертельно боялся и не мог, да и не желал, скрывать своего страха!

— Неужели мое время пришло?.. — пробормотал он слабым, дрожащим голосом, свидетельствовавшим о том, что еще не все чувства умерли в его истощенном теле.

— Следуй за нами, — повторил воин тем же бесцветным, равнодушным голосом.

Нарьян слез с кровати и сделал несколько шагов на подкашивающихся ногах. Покачиваясь, он пересек комнату, и тут охранники подхватили его под руки.

Выждав подходящий момент, Тонгор бесшумно шагнул за порог и оказался в широком коридоре. Ему было жаль идущего на верную смерть Нарьяна, но в то же время это давало ему шанс реализовать свои планы, и валькар беззвучно поблагодарил Тиандру, Богиню Удачи, за то, что она не обделила его своим вниманием. Не позаботься она о нем, ему пришлось бы невесть сколько времени плутать в переходах и залах огромного дворца, полагаясь на то, что рано или поздно случай укажет ему местонахождение Ксосуна — царя-вампира потерянного города. Теперь же северянину оставалось только следовать за конвоем, ведущим Нарьяна Заша Дромора, и эта компания укажет ему путь лучше всякого провожатого.

Два охранника, подхватив Нарьяна под руки, не слишком заботливо поволокли его по пустому, гулкому коридору. Остальные стражи и слуги последовали за ними. Тонгор, крадучись бесшумно, как вышедший на охоту кот, оставаясь невидимым, замыкал шествие.

Как и все прочие здания в затерянном городе, дворец этот некогда поражал своим великолепием и принадлежал, надо думать, если уж не самому сарку Омма, то кому-то из его приближенных. Время не пощадило его, и сейчас здание напоминало раковину, давно покинутую своим обитателем, или хитиновую оболочку давно умершего насекомого. Цветные оконные витражи осыпались, изящные мраморные барельефы, настенные росписи и мозаичные панно облупились, заросли лишайниками и мхами. Прекрасные когда-то шпалеры превратились в выцветшие лохмотья, а мебель, сработанная из редких пород древесины, рассыпалась и превратилась в груды трухи и обломков.

Словом, внутренность дворца представляла собой такое же печальное и жалкое зрелище, как и ютящиеся в нем бледные тени, жалкие подобия людей, в которых почти не осталось ничего человеческого. Камины и печи заросли грязью и паутиной, наборные полы покрыты всевозможным мусором, обглоданными костями и остатками гниющей пищи: обитатели Омма жили значительно менее комфортно, чем их пленники, и мысль эта напомнила Тонгору об ожидавшей их с Элдом Турмисом участи быть высосанными подобно мухам хозяином заброшенного города.

Догадки валькара относительно жизни обитателей Омма в полной мере подтвердились, когда стражники достигли залов, в которых тут и там были разбросаны соломенные тюфяки и грязное тряпье, из которого выглядывали изможденные лица полумертвецов, провожавших равнодушными взглядами очередную жертву их чудовищного повелителя. Северянину показалось, что на некоторых лицах он увидел нечто похожее на жалость, и искренне удивился этому. Неужели что-то человеческое могло сохраниться в подобных существах, из века в век живших в атмосфере безнадежного страха и деградировавших до полуживотного состояния?

Конвой прошел через анфиладу комнат и залов, спустился по роскошной винтовой лестнице, сделанной из драгоценного розового мрамора, и остановился у громадной массивной двери из непроницаемого небиума, на которой красовалась надпись, выполненная латунными буквами:» Ксосун «. Стражники застыли в ожидании приглашения, и вскоре Тонгор почувствовал чей-то пристальный взгляд, от которого волосы у него на затылке зашевелились.

Ощутив внезапный прилив страха, бронзовокожий гигант обнаружил, что вставленный в дверь крупный драгоценный камень медленно поворачивается, подобно сверкающему глазу, вращающемуся в глазнице. Он подумал, что, возможно, именно посредством этого камня-глаза чудовище, находящееся за дверью, и узнает о появлении людей. Словно подтверждая его мысли, небиумная дверь начала медленно подниматься. Два стражника переступили порог, и Тонгор проскользнул в заветное помещение следом за ними. Стражи опустили несчастного Нарьяна на пол и поспешно выскочили в коридор. Массивная дверь вздрогнула и стала опускаться, словно приводимая в движение невидимыми силами, послушными воле хозяина Омма.

Тонгор огляделся по сторонам. Он чувствовал, что стоит в самом центре паутины, раскинутой злыми чарами над этим торосом тысячу лет назад, и нисколько не удивился, обнаружив, что сидящая посреди комнаты тварь, именующая себя Ксосуном, и в самом деле напоминает паука, уставившегося на Нарьяна Ваша Дромора сияющими подобно драгоценным камням глазами.

Бледное и пупырчатое тело огромного жирного паука, покрытое не то потом, не то слизью, представляло собой сплющенный шар с перепончатыми отростками, заменявшими ему руки и ноги. На нем не было ни одежды, ни украшений, если не считать драгоценных колец на коротких толстых пальцах, а заваленное подушками ложе напоминало развороченное гнездо.

Перед владыкой Омма находилась подковообразная панель из черного дерева, на которой располагались многочисленные рычажки, кнопки и светящиеся разноцветными огнями прорези.

Большой молочно-белый шар с серебряной ручкой стоял за его низким ложем.

У стен комнаты находилось множество удивительного вида приборов неизвестного валькару назначения. Среди них виднелись стеклянные шары и грушевидные сферы, наполненные какими-то жидкостями алого и изумрудно-зеленого цвета. В других стеклянных шарах, размером с рослого человека, посверкивали металлические нити, рассыпавшие то и дело снопы ярчайших искр. Под высоким потолком просторной комнаты корчились и стенали подвешенные между шарами из полированной меди обнаженные люди, при виде которых по спине у Тонгора забегали мурашки. Обиталище вампира напоминало жуткую лабораторию, в которой безумный Бог проводит отвратительные опыты, призвав на помощь непотребнейшие из колдовских сил…

Голова Ксосуна напоминала полупустой мех для вина, складки жирной кожи свисали со щек едва ли не до плеч, а само безволосое лицо напоминало тестообразную массу, в провалах которой холодно блестели неестественно яркие черные глаза. Он не сводил их с Нарьяна Заша Дромора, очнувшегося наконец от обморока, в который поверг его неописуемый ужас перед хозяином Омма. Когда несчастная жертва зашевелилась, черно-багровые, цвета запекшейся крови, губы Ксосуна растянулись в мерзкой ухмылке, и он произнес:

— Добро пожаловать, Нарьян Заш Дромор и Тонгор-валькар!

Удобно расположившись на своем ложе, чудовище устремило взгляд прямо на то место, где стоял северянин. Протянув похожую на плавник руку, Ксосун коснулся кнопок на приборной панели, в воздухе замелькали зеленые искры, резко запахло озоном. Ставший вдруг невыносимо горячим, браслет стиснул и обжег руку Тонгора, но длилось это всего несколько мгновений. Вокруг тела валькара вспыхнуло зеленое сияние, и он бессознательно принял оборонительную позу. Столь неожиданный поворот событий ошеломил Тонгора, и тогда он наконец осознал, что самое лучшее сейчас — немедленно броситься на вампира и вцепиться ему в горло. Но чудовище, словно прочтя мысли северянина, подняло руку, словно желая кого-то остановить, и, посмеиваясь над мрачным выражением лица валькара, попросило:

— Пожалуйста, не бросайся на меня с кулаками. Я уже стар, и мне не хочется лишний раз применять силу. Почему бы нам не поговорить с тобой мирно и спокойно обсудить сложившуюся ситуацию? А?

Тонгор остался стоять неподвижно, скрестив руки на груди.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Тело чудовища заходило ходуном, разноцветные блики от огоньков, горящих на приборной доске, весело забегали по скользкой коже, и северянин подумал, что колебания мерзкого создания могут означать как смех Ксосуна, так и снисходительное пожатие плечами.

— У меня есть механизм… весьма незатейливая игрушка.

Она позволяет собирать и концентрировать звук точно так же, как стеклянные линзы собирают и концентрируют свет. И есть свернутые кольцом трубки, чем-то похожие на устройство человеческого уха. Они доносят до меня звуки и слова, произносимые в самых дальних закоулках этого города. Благодаря этому я знаю, как называл тебя твой спутник — Элд Турмис из Турдиса. И благодаря ему же мне стало известно о любопытном предмете, который есть у тебя, и посредством которого ты делаешься невидимым. Я знаю, что тебе подарил его Шарат — весьма достойный и, я бы даже сказал, мудрый адепт высочайшего из искусств! Ты напрасно беспокоишься за свою безделушку. Ей ничто не угрожает. Я на время, скажем так, отключил ее, чтобы она не мешала нашему общению.

— Допустим, — с безразличным видом согласился Тонгор. — Но скажи, зачем ты протащил наш летучий корабль через пол-Лемурии и доставил сюда? Почему захватил в плен меня и моего друга, хотя мы не причинили тебе вреда и никогда не становились на твоем пути?

Ксосун покачал толовой, от чего отвислые щеки затряслись.

Глаза вампира весело блеснули.

— Нет, варвар, моих замыслов тебе не понять! Во всей Лемурии не найдется человека, способного завоевывать города, откуда они привезут мне множество новых мужчин и женщин.

Довольно мне пить кровь жителей Омма, мне нужны люди со здоровой, свежей кровью!..

Тонгор прыгнул на Ксосуна, мечтая стиснуть руки на его горле.

Надеждам его, однако, не суждено было сбыться — на полпути к чудовищу его остановила невидимая, но непреодолимая сила!

Не сводивший с него глаз Ксосун успел нажать на какие-то кнопки, расположенные на подковообразном пульте, и валькар ощутил себя мухой, бьющейся в шелковистой сети паука. Пока Тонгор безуспешно извивался, пытаясь вырваться из невидимых силков, вампир содрогался и корчился от неудержимого, похожего на припадок смеха.

Мускулы валькара напряглись подобно канатам, вздулись на груди и спине. Оскалив зубы, с побагровевшим от натуги лицом, Тонгор, обливаясь потом, все же медленно продвигался вперед, несмотря на то что сверхпрочные невидимые сети могли привести в беспомощное состояние трех обыкновенных мужчин. Ему едва удавалось отрывать ступни от пола, каждый шаг давался с неимоверным трудом, как будто северянину приходилось вытаскивать ноги из зыбучего болота. Дыхание стало прерывистым, ему не хватало воздуха, и все же он медленно продвигался к ложу короля-вампира, взиравшего на него с неописуемым удивлением.

— Ни один человек не может вырваться из силовых пут! — пробормотал Ксосун и, забыв захлопнуть рот, включил свое защитное устройство на полную мощность.

Тонгор застыл как вкопанный, спеленатый с ног до головы невидимой паутиной.

По обнаженному телу чудовища пробежала дрожь, когда он увидел, что валькар продолжает прилагать титанические усилия, чтобы освободиться. Лицо северянина почернело от прилива крови, мышцы на лбу вздулись, из горла вырывался тяжкий хрип…

Удивительный поединок человеческих возможностей с нечеловеческими силами продолжался, а между тем забытый противниками Нарьян Заш Дромор, дойдя до последней степени испуга, внезапно перестал бояться. Он знал, что даже валькар с его сверхчеловеческой мощью не сможет долго противостоять силам, вызванным чудовищем. Знал, что они оба обречены быть заживо выпитыми королем-вампиром и ничто на свете уже не спасет их. За исключением, быть может, их собственной храбрости, мужества и силы.

И именно эта мысль, подняв Нарьяна Заша Дромора с пола, заставила его совершить отчаянный прыжок…

Глава 13 ОСАДА ПАТАНГИ

В этот город врагу не войти нипочем,

Мы ответим ему и копьем и мечом,

И пока мы живем, наша воля тверда —

В этот город врагу не войти никогда!

Песня защитников Патанги

Помещенная в роскошных апартаментах, расположенных на верхнем этаже дворца хранителей, Соомия провела тревожную, беспокойную ночь. Когда первые лучи солнца коснулись башен и куполов Патанги, она покинула свою постель, испытывая облегчение оттого, что утро наконец наступило и недолго уже гадать, чем ее» порадует» грядущий день. Пройдет немного времени, и она узнает, ворвутся ли войска Фала Турида в ее родной город, или Вапас Птол, повергнув их в безумие, останется у власти.

Принцесса умылась, оделась и, помолившись, приготовилась встретить посланцев Верховного хранителя, которые и не замедлили явиться за ней. Ни один из них не позволил себе ни единого дерзкого или непочтительного слова в адрес девушки, из чего Соомия заключила, что Вапас Птол официально не предъявил никаких обвинений дому Чонда и ей лично. Их обращение с ней являлось образцом почтительности, и по лицам некоторых воинов она поняла, что они по-прежнему являются ее приверженцами и считают своей саркайей.

Стражи вывели принцессу из облицованного желтым мрамором дворца хранителей и провели через просторную площадь, которую замыкал главный храм Ямата, окруженный более мелкими святилищами и вспомогательными зданиями храмового комплекса. Утренние лучи золотили чередующиеся белые и желтые плиты двора, плясали на драгоценном облачении Вапаса Птола, стоящего на великолепной колеснице, запряженной четверкой кротеров. Жители Патанги толпились по краям площади, почтительно взирая на расшитые золотом знамена, развевающиеся под порывами утреннего ветерка.

Сопровождавшие Соомию воины помогли ей подняться на колесницу Вапаса Птола, а сами заняли места на соседних колесницах. Принцесса отыскала взглядом Карма Карвуса, стоявшего на одной из простых повозок вместе с другими пленниками.

Верховный хранитель, по-видимому, хотел не только продемонстрировать плененным свое могущество, но и просто потешить собственное тщеславие.

Громко запели золотые трубы, и процессия тронулась с места. Проследовав мимо храма и дворца, поток колесниц и верховых хлынул с площади на Сочианскую дорогу. Эта улица тянулась от главного храма Ямата до Западных ворот Патанги и на всем своем протяжении была заполнена ярко разодетыми горожанами. Знать наблюдала за торжественной процессией с балконов стоящих вдоль улицы домов и дворцов, простонародье жалось к стенам, заполняло близлежащие переулки, И что самое удивительное — нигде никаких признаков того, что горожане готовятся отражать нападение Фала Турида. Объяснение этому могло быть только одно — Вапас Птол успел известить народ, что расправится с осаждающими город ратями при помощи дарованного ему Яматом могущества.

Процессию возглавлял отряд кавалеристов в золоченых шлемах и белых плащах, — они скакали на кротерах, чью упряжь усеивали драгоценные камни, стоимость которых, впрочем, не превышала ценности великолепных разноцветных султанов, реющих над головами ящероподобных тварей. Сразу за ними следовала огромная повозка, в которой Химог Тун и отданные в его распоряжение младшие хранители везли стеклянные шары, наполненные черным дымом безумия… Шары эти, правда, укрывала от любопытных глаз гора пестрого шелка.

За смертоносной повозкой ехала колесница Верховного хранителя, сопровождаемая более скромно убранными колесницами с его свитой и повозками с пленниками. Среди пленников Соомия с замиранием сердца разглядела крепкую фигуру закутанного в серый плащ мужчины — это был герцог Мэл, владетель Тесонии. Рядом с ним находился барон Селверус и виконт Дру — сторонники дома Чонда, подвергавшиеся гонениям с тех пор, как Верховный хранитель захватил власть в Патанге. Вероятно, Вапас Птол рассчитывал сломить их сопротивление и превратить в своих почитателей, продемонстрировав ужасающую мощь черного дыма.

Толпа по обеим сторонам широкой Сочианской дороги сдержанно встретила появление Верховного хранителя, но при виде Соомии люди заволновались, послышались крики изумления и радостные восклицания. Народ не забыл свою саркайю и приветствовал ее, как подобало приветствовать наследницу дома Чонда.

Вскоре процессия подошла к стенам дворца сарков, и Соомия получила возможность полюбоваться окружавшими его садами и парками. Здесь девушка родилась и выросла, но теперь этот дом, который она не видела уже несколько недель, навсегда потерян ею. Принцесса мрачно усмехнулась, вспомнив о замыслах Вапаса Птола перебраться из дворца хранителей во дворец сарков. Хорошо еще, что он пока не решился присвоить себе королевский титул и не успел изгадить ее дворец своим присутствием.

Глазам принцессы открылся городской базар, покупатели и продавцы которого, покинув лавки и навесы, высыпали на край дороги, не желая пропустить столь редкостное и красочное зрелище. Впрочем, залитая солнцем Патанга радовала глаз ничуть не меньше, чем процессия Верховного хранителя. Золотые знамена развевались на башнях и шпилях, богатые красочные ковры висели на балконах, дабы украсить и без того великолепные фасады домов с мраморными статуями и яркими мозаичными панно. Громадные алые купола, быть может, и давшие Патанге название Города Огня, сияли на солнце, как чешуя казгана у ядовитейшей змеи Лемурийских пустынь. Зеленые кроны деревьев качались на ветру, и большие пестрые бабочки, азуло, парили над ними, подобно цветным бумажным змеям, запущенным неугомонной ребятней.

Процессия подъезжала все ближе и ближе к границе города, и вот высокие и мощные ярко-красные стены Патанги нависли над ней, закрывая солнце.

Вапас Птол и сопровождавшие его хранители и пленники покинули колесницы и начали подниматься по лестницам на возвышавшиеся над Западными воротами башни, с которых хорошо просматривались окружавшие город рати Фала Турида.

Раскинувшиеся за стенами Патанги зеленые поля неузнаваемо изменились за прошедшие сутки. Войско Турдиса, растянувшееся вдоль городских стен, изрядно потоптало их, и, во всяком случае, в глаза собравшихся на башнях бросались прежде всего не посевы, а сверкавшие на солнце копья и шлемы, мечи и щиты ратников Фала Турида. Многочисленные черно-алые знамена Турдиса развевались рядом с зелено-серебряными стягами Шембиса. Вражеское войско готовилось начать штурм.

Отряды лучников, копьеносцев и меченосцев ждали лишь сигнала своих командиров. Соомия видела, как тут и там группы воинов в кожаных доспехах и медных шлемах тащат длинные штурмовые лестницы. Массивные тараны, изготовленные из толстых бревен твердого дерева и снабженные мощными железными наконечниками, были уже нацелены на створки Западных ворот. Тараны, всадники на кротерах и зампах, бесчисленные отряды пеших воинов в доспехах из полированного металла, развевающиеся знамена — все это производило устрашающее впечатление.

С воротных башен фигуры отдельных людей казались едва различимыми черточками, но скопления военачальников бросались в глаза даже на таком солидном расстоянии. В центре войска возвышался восседавший на белоснежном зампе Фал Турид. Красно-золотое одеяние и шлем в виде дракона с распростертыми крыльями выделяли его из толпы советников и даотаров, расположившихся, как отметила с легким презрением Соомия, весьма далеко от городских стен.

На ярком фоне Фала Турида девушка заметила черное пятно фигуры Талабы и вздрогнула. Ей хотелось верить, что Тонгор все еще жив, но она понимала, что это невозможно. Мысль о его смерти повергла принцессу в трепет, и она поспешно отвела взгляд от сгорбленного убийцы, прозванного жителями Турдиса Мастером Пыток. Среди даотаров она разглядела Баранда Тона по его зеленому плащу, шлему с алым плюмажем и позолоченной кирасе. Увидела она и Хайяша Тора, гарцевавшего на лоснящемся кротере. Фиолетово-коричневый плащ даотаркона развевался за его спиной и в лучах солнца цветом своим напоминал запекшуюся кровь.

Соомия украдкой взглянула на Желтого хранителя, тоже пристально рассматривавшего рати осаждавших. Холодная улыбка кривила его тонкие губы, когда он видел столь многочисленное и могучее войско, которое ему ничего не стоило разгромить.

Принцесса перевела взгляд на стоящего у края башни Химога Туна, готовившего к бою смертоносные черные шары. Установленные на деревянные треножники, они были обращены своими жерлами на стоящих перед стенами Патанги людей. Одно открывающее клапан движение, и из металлических трубок повалит черный дым. Страшная отрава опустится на окружавших город воинов, наполнит их легкие, и безумие овладеет огромным войском…

Представив, что за этим последует, Соомия поежилась от ужаса. Воины, которых ждала столь чудовищная смерть, являлись, казалось бы, ее врагами, но ведь и окружавших принцессу желтых хранителей она никак не могла отнести к числу своих Друзей! Получалось, что, кто бы ни победил в предстоящей бойне, она-то во всяком случае потерпит поражение… И снова, в который уже раз, девушка пожалела, что рядом с ней нет Тонгора, который обнимал бы ее, оберегал и наверняка нашел бы способ унести ее прочь от этого отвратительного места, где с минуты на минуту должно начаться кошмарное избиение, по существу беззащитных, людей. Ей подумалось, что она уже очень и очень давно не видела человека, которому отдала свое сердце и который, без сомнения, лежит сейчас мертвым где-то в подземельях Турдиса. Увы, никогда уже больше ей не взглянуть в его странные золотистые глаза, не увидеть его спокойную, ободряющую улыбку, не ощутить себя в кольце его мощных, надежных рук, способных защитить ее от любой опасности. Соомия почти желала смерти, ведь, перейдя границу между светом и тьмой, она, быть может, снова встретится со своим возлюбленным и ощутит крепость его ласковых рук…

Рев труб прервал печальные размышления принцессы.

Войско Фала Турида пришло в движение. Построившись клином, острием которого являлись тяжелые тараны, осаждающие двинулись на приступ. Группа рабов из племени рохалов катила тяжелые бревна на валках, медленно передвигавшихся по неровной земле. Воины тащили большие деревянные щиты, для защиты рабов от ливня стрел и смертоносного града камней.

Хайяш Тор неотрывно смотрел на тараны, с каждой минутой приближавшиеся к Западным воротам. Его острые глаза сузились, когда он обнаружил, что на башнях и гребнях стен почти нет воинов — только кучки зрителей. Но где же защитники, которые должны забросать тащивших тараны камнями и стрелами? Они должны быть здесь, но, если глаза не обманывают его, их нет. Почти безлюдные стены Патанги явно таили в себе какую-то неведомую опасность…

Хайяш перевел взгляд с гребня стены на штурмовой отряд, продвигающийся вперед, не встречая никаких помех. Он уже достиг основания башни, а защитники Патанги по-прежнему не показывались!

Даотаркон нахмурил брови: что-то было явно не так! Если владыка города решил сдать его на милость победителя без боя, этому предшествовали бы переговоры об условиях сдачи, но, похоже, никто не собирался высылать парламентеров. Если же город намеревались защищать, то вовсе уж неразумно подпускать осаждающих под самые стены…

Хайяш Тор чувствовал, что за всем этим кроется какая-то хитрость, но его быстрый, изощренный мозг не мог представить, в чем же она заключается. Движимый неясным предчувствием беды, он повернул своего кротера и направил его к группе окружавших сарка даотаров. Воины с удивлением взирали на отъехавшего от стен города даотаркона, но тот сделал им знак не обращать на него внимания. «Если это западня, — решил Хайяш Top, — не позволю заманить себя в нее». Он намеревался создать мощную империю, и ему нужен был сарк, разделяющий его желания. И потому он должен сохранить не только свою жизнь, но и убедить Фала Турида быть предельно осторожным. Размышляя о том, что же могли замыслить осажденные, Хайяш подъехал к огромному белому зампу, на котором восседал правитель Турдиса.

Между тем передовой отряд атакующих достиг Западных ворот, чернокожие рабы установили первый таран и принялись вместе с воинами раскачивать массивное бревно. С грохотом железный наконечник его обрушился на створки ворот, и по полю прокатился тяжкий гул.

Стоявшая на башне принцесса не могла не почувствовать, как вздрогнул под ее ногами пол от страшных ударов могучего тарана. Она опустила глаза вниз и обнаружила, что осаждающие устанавливают рядом с первым еще четыре бревна. Вот они ударили разом по обеим сторонам от ворот, стены задрожали пуще прежнего, и по красной поверхности их разбежалась паутина трещин.

Почувствовав, что наступает решительный момент, Соомия взглянула на Вапаса Птола и ужаснулась, заметив в его глазах кровожадный блеск. Поймав ее взгляд, Верховный хранитель широким шагом направился к Химогу Туну, замершему над первым в ряду черным шаром. Взяв у стоявшего поблизости воина меч, Вапас Птол приставил его к торчащей из черного шара трубке, и Соомия поняла, что сейчас он сорвет пробку, преграждавшую путь черному дыму безумия.

Сердце принцессы отчаянно билось, дыхание стало прерывистым. От волнения по телу побежал озноб, словно она стояла голой на холодном ветру. При мысли об ужасной смерти, о черном безумии, готовом обрушиться на тысячи людей, девушка чувствовала, что все у нее внутри цепенеет от ужаса и отвращения.

Вапас Птол сознавал, что настал его звездный час. Он находился на пике славы, подобно Богу держа в руках чудовищные силы, способные мгновенно погубить множество людей. Одним движением он может выпустить на землю мерзейших демонов ада! Разве в состоянии был кто-либо когда-нибудь уничтожить взмахом руки тысячи человек?

Губы Верховного хранителя дрожали от волнения. В предвкушении ошеломляющего триумфа, он медлил, наслаждаясь безмерной властью, сознанием того, что судьбы тысяч людей зависят от его жеста, что взгляды всех присутствующих прикованы к нему и только к нему. Затем взмахнул мечом и ударил по пробке, закрывающей выход черному дыму.

Точнее, попытался ударить, ибо невидимая сила вырвала сверкающий клинок из его рук. Вапас Птол вытаращил глаза от изумления, глядя, как меч его завис в воздухе, повернулся, ослепительно блеснув в солнечных лучах, и устремился в небо.

Соомия, хранители, окружавшие Вапаса Птола воины и пленники — все стоявшие у парапетов, ожидая увидеть действие магического оружия, с удивлением наблюдали, как вырвавшийся из рук Желтого хранителя клинок летит ввысь, становясь все меньше и меньше, превращаясь в сияющее пятнышко света.

Ужас охватил людей на стенах: им показалось, что повеяло пронизывающим холодом, словно солнце закрыла туча и подул ледяной ветер. А затем раздался крик, нет, сотни, тысячи воплей огласили окрестности Патанги! Весь мир словно разом сошел с ума, несмотря на то что черный дым безумия так и остался в стеклянных шарах.

Глава 14 СТАЛЬ ПРОТИВ МАГИИ

В краю, где спит закат устало,

Ждут смелых щедрые дары —

Богатства, женщины, пиры,

Вино и злато, трон и слава!

Песня воинов валькаров

Мечи, кинжалы, копья и алебарды, вырванные из рук воинов невидимой силой, устремились в небо. С того места, где стояла Соомия, они казались огромной металлической тучей, поднимавшейся над тысячами стоящих под стенами Патанги людей. Это зрелище так поразило суровых воинов, что они кричали, визжали и вопили, как толпа перепуганных женщин.

Зампы и кротеры, с которых внезапно сорвали украшенную металлом сбрую и седла, метались из стороны в сторону, топча окружающих и тем еще больше увеличивая всеобщее смятение.

Знать Турдиса, облаченная в панцири и кирасы, поднялась вверх, покинув своих скакунов. Оказавшись в воздухе, люди извивались и корчились, издавая душераздирающие крики. Створки городских ворот и снабженные железными наконечниками тараны, устремившиеся в пыльный воздух, являли собой поистине устрашающее зрелище.

Спустя несколько мгновений войско, осадившее Патангу, перестало существовать. Часть воинов погибла под ногами обезумевших животных, остальные превратились в скопище смертельно перепуганных людей.

Момент показался Карму Карвусу подходящим, чтобы свести кое-какие счеты. Воспользовавшись тем, что приставленные к нему охранники не могут оторвать глаз от вырванных из их рук копий и мечей, подобно птицам взлетевших в небеса, он растолкал их и рванулся к Вапасу Птолу. Желтый хранитель, поглощенный созерцанием разбегавшегося войска Турдиса, гибнущего под ногами собственных кротеров и зампов, совсем забыл и о пленниках, и о черных шарах. С криком «Смерть Птолу!» Карм Карвус изо всех сил толкнул Верховного хранителя через парапет башни. Сияющее золотым шитьем и драгоценными каменьями одеяние забилось в пыльном воздухе, как крылья громадной пестрой бабочки, и мгновением позже Вапас Птол грянул о землю, окропив ее кровью, придавшей ему сходство с воином, погибшим на поле боя.

Поступок Карма Карвуса послужил сигналом и другим пленникам Верховного хранителя. Издав громоподобный боевой клич, герцог Мэл мощным ударом скинул с башни одного из своих стражей и сцепился с другим. Хитроумный барон Селверус столкнул охранявших его стражников лбами друг с другом и рывком выбросил обоих за парапет. Виконт Дру также избавился от своей охраны, и вскоре на башне началась рукопашная схватка не на жизнь, а на смерть.

Правитель Тесонии, уворачиваясь от ударов воинов, сделал отчаянное усилие, чтобы дотянуться до черных шаров. Барон Селверус, угадав его намерение, поспешил на подмогу престарелому герцогу, и Химог Тун, взлетев над каменным парапетом, разделил участь Верховного хранителя. Герцог Мал радостно взревел и еще энергичнее принялся расшвыривать наседавших на него охранников.

Двое из сопровождавших Соомию воинов, показавшиеся ей по-прежнему преданными дому Чонда, вступили в бой со своими товарищами, приняв сторону Карма Карвуса и других пленников. Все произошло так стремительно, и действовали недавние узники Верховного хранителя так успешно, что в сердце Соомии зародилась надежда.

Паника, царившая в стане Фала Турида, достигла между тем своего апогея. Оказавшийся в центре войска Хайяш Тор вылетел из седла, когда кротер его столкнулся с обезумевшим зампом.

Даотаркон вскочил на ноги, почти ослепший от пыли, оглушенный ревом, криками и стонами разбегавшегося войска, и понял, что все его мечты и надежды пошли прахом. Годами создававшееся войско в считанные мгновения превратилось в обезумевшую толпу, Люди вокруг не могли помыслить ни о чем, кроме бегства, и остановить их было невозможно. Война, еще не начавшись, оказалась проигранной. Некоторое время Хайяш Тор стоял на подкашивающихся ногах, пытаясь осмыслить происшедшую катастрофу.

Меч вместе с ножнами и парадным кинжалом, сорванные с него неведомой силой, уплыли в затянутое пылью небо, как будто превратились в птиц… Да от одного этого впору сойти с ума!

Но вот постепенно пыль начала оседать, даотаркон увидел Фала Турида и стал пробираться к нему…

Белоснежный замп сарка не пострадал от неведомой и невидимой силы, но, обезумев от воплей и поднявшейся суматохи, впал в состояние невменяемости и сбросил своего седока на землю. Драгоценный, сработанный в форме дракона шлем слетел с головы Фала Турида, а изукрашенное металлическими побрякушками одеяние уплыло в небо. Почувствовав, что кольчугу и его самого тоже увлекает ввысь, сарк Турдиса все же догадался, извиваясь всем телом, высвободиться из раззолоченной металлической рубашки. Не веря свои глазам, он проследил за тем, как она, подобно диковинной птице, поднимается в небеса, и понял, что вместе с кольчугой улетают его мечты о славе, блистательных завоевательных походах и господстве над всей Лемурией.

Неожиданно Фал Турид увидел вынырнувшего из тучи пыли даотара. Сарку не сразу удалось узнать Баранда Тона, покрытого пылью, без шлема, плаща и кирасы. Пошатываясь, даотар сделал несколько шагов и едва не наткнулся на повелителя Турдиса.

— Баранд Тон! Собирай своих людей, мы должны… — начал было сарк, но, встретившись глазами с даотаром, замолк.

— Не знаю, что за колдовство обрушилось на нас, но битва проиграна. Война окончена, и звать кого-либо бесполезно, — холодно заметил Баранд Тон, приближаясь к сарку. — Это ты виноват в постигшем нас позоре! Твоя непомерная жажда власти, жестокость и недальновидность! Турдис побежден, Патанга победила, хотя ни один ее воин даже не обнажил меча! Понятия не имею, кто завтра займет Трон Дракона, но я рад, что твоему владычеству пришел конец!

Фал Турид попятился, однако даотар в два прыжка настиг его, и железные руки старого воина сомкнулись на горле ненавистного сарка. Напрасно повелитель Турдиса дергался, пытаясь освободиться от сжимающихся пальцев даотара. Напрасно силился выкрикнуть, что он — избранник Богов, и они обещали ему победу и власть над всей Лемурией, что он могуч и бессмертен…

Он умер, так и не успев ничего объяснить даотару, который вовсе не нуждался ни в каких объяснениях.

Хайяш Тор оказался единственным свидетелем гибели сарка Турдиса. Он мог помочь своему повелителю, но не сделал этого, — напротив, он отвернулся и продолжал удаляться от стен Патанги. Зачем вмешиваться? Война закончена, и он желал лишь одного: выбраться из этого ада. Потом, в какой-нибудь другой стране он добьется власти и еще покажет себя. Но будет это не здесь и не сейчас. Подняв с земли обломок копья, даотаркон продолжал путь, следя за тучей пыли, которую подняли бежавшие воины Турдиса. Среди них даотаркон с удивлением различил одетую в черное фигуру Мастера Пыток. Его замп взбесился, скинул со своей спины паланкин, и теперь Талаба, полуоглушенный падением, тоже спешил как можно скорее покинуть окрестности Патанги. За ним нетвердой походкой двигался Арзанг Пауме — сарк Шембиса. Закутанный в черное карлик тоже узнал покрытого пылью даотаркона.

— Хайяш Тор! Скорее собери отряд! Мы должны остановить тех, что бросятся в погоню за нами! — истерически потребовал Талаба, пытаясь ухватить даотаркона за руку.

Тот вяло отмахнулся от карлика и сказал;

— Нет времени заниматься ерундой. Все потеряно, беги, спасай свою жизнь, если она тебе дорога и если тебе удастся сделать это.

— Нет, нет! Все еще можно исправить! Где сарк?

Хайяш Тор равнодушно пожал плечами;

— Погиб. Его убил один из самых верных даотаров гвардии Турдиса.

Талаба, бормоча что-то невразумительное, попытался остановить даотаркона, схватившись за полы одежды. Когда-то его слово было законом, он мог распоряжаться судьбами любого жителя Турдиса, но Истребитель еще не уразумел, что время это безвозвратно миновало. Хайяш Тор отпихнул от себя приставучего карлика и, видя, что тот не унимается, с яростью ударил его обломком копья. Заостренное древко оказалось неожиданно страшным оружием — оно пробило череп Истребителя, и Мастер, Пыток рухнул на пыльную землю, распространяя такой нестерпимый смрад, что Хайяш Тор поспешил отскочить подальше, с трудом сдерживая рвоту. Затем, бросив последний взгляд на труп Истребителя, он злорадно рассмеялся и поспешил прочь.

Несколько мгновений Арзанг Пауме бессмысленно взирал на невыносимо вонявшее тело Талабы Истребителя, потом опомнился и двинулся на непослушных ногах следом за даотарконом.

Когда последние сторонники Великого хранителя исчезли с башни, седой герцог Мэл, язвительный виконт Дру и толстый краснолицый барон Селверус, вместе с двумя вставшими на их сторону воинами, приблизились к Соомии, чтобы поцеловать ее руку и выразить свое почтение. Со слезами радости на глазах она горячо поблагодарила их. Затем герцог Мэл, подхватив золотистое знамя Патанги, подвел принцессу к лестнице, и они спустились на примыкавшую к стене города улицу. С того времени, как пленники Верховного хранителя поднялись на башню, успело произойти так много самых неожиданных событий, что они просто не укладывались в голове. Оставшиеся на улицах воины Патанги все еще не пришли в себя от потери оружия, вырванного из их рук невидимой силой. Потрясенные сверхъестественным вмешательством, они не решились даже прийти на помощь Вапасу Птолу, хотя прекрасно видели происшедшую на башне схватку.

Громкий, решительный голос герцога Мэла вывел всех из оцепенения. Воины, хранители и толпящиеся под стенами горожане увидели сияющий в солнечных лучах золотой стяг Патанги и гордо стоящую под ним изящную фигурку Соомии. Никто не сторожил ее, да и размахивавший флагом Мэл вовсе не напоминал пленника. Он обратился к горожанам с короткой речью:

— Жители славной Патанги! Вапас Птол убит, владычеству хранителей пришел конец! Очистим от них наш прекрасный город! За Соомию и свободу! За свободу и саркайю Соомию!

Слова эти явились той самой искрой, которая разожгла огонь в сердцах внимавших герцогу людей. Вид лишившихся оружия сторонников Великого хранителя подсказал горожанам, что лучшего случая расправиться с узурпаторами им не представится.

А если еще и саркайя, законная повелительница Патанги, поддержит их, то…

— Соомия! Соомия саркайя! Смерть хранителям! — разнесся по улицам Патанги клич, подхваченный тысячами горожан.

Приспешники Вапаса Птола в ужасе бежали, видя, что жители Патанги готовы растерзать на куски своих мучителей. Тех же, кому не удалось сбежать и спрятаться, постигла жестокая участь: их убивали на улицах и площадях, выбрасывали из окон домов и дворцов. Кровь узурпаторов оросила мостовые Патанги.

Люди, видевшие некогда, как их отцов, матерей, сестер и детей, нагими, со вспоротыми животами, сжигали на медных алтарях Ямата, неистовствовали и упивались долгожданной возможностью учинить праведную месть. Они ломали двери храмов, убивали хранителей на месте, бросали на зажженные алтари ненавистного бога, так что скоро в городе не найти было желтых ритуальных одежд, которых не обагрила бы кровь их владельцев…

Большая часть приверженцев культа Ямата погибла в самом начале восстания. Что же касается старших хранителей, то они предпочли сами лишить себя жизни, в то время как опьяненные жаждой крови горожане взламывали двери их домов. Не удалось это сделать только Нимадаку Квелу — фанатичному помощнику Вапаса Птола: он не смог бежать и у него не хватило мужества покончить с собой. Его схватили и бросили на колени перед саркаей вскоре после того, как с разных концов Патанги стали приходить известия о том, что город очищен от жестоких узурпаторов.

— Высокородная, как велишь поступить с этой собакой? — обратился к Соомии герцог Мэл. — Даровать ему скорую смерть или бросить до времени в тюрьму?

Бледный, потерявший всякую надежду на спасение, хранитель с понуро опущенными плечами и так весьма смахивал на мертвеца, однако в устремленных на Соомию глазах его продолжал тлеть огонь ненависти. Он по-прежнему жаждал крови.

Прежде чем девушка успела ответить, набежавшая на солнце тень заставила собравшихся задрать головы вверх, и тут же окрестности потряс многоголосый вопль. Над ними медленно парил поблескивавший серебром «Немедис». На его открытой палубе возвышался странный механизм. Он состоял из переплетенных между собой металлических труб и стеклянных шаров, и венчала его полированная полусфера, из которой торчал направленный вниз штырь, похожий на черное копье. Рядом с диковинным устройством стоял мужчина в красно-черной форме воинов Турдиса, а около него…

— Тонгор!

Летучий корабль описал круг и начал снижаться неподалеку от Западных ворот на поле, которому, к счастью, так и не довелось стать полем боя. Когда «Немедис» опустился, Тонгор спрыгнул на землю, и в то же мгновение из городских ворот выехали колесницы и повалила толпа народа, чтобы поприветствовать своего освободителя. Конечно же, именно валькар являлся освободителем Патанги, поскольку с помощью удивительного устройства сумел обезоружить не только войско Турдиса, но и сторонников Вапаса Птола.

Колесницы приблизились, и мгновением позже северянин уже сжимал в объятиях содрогающуюся от рыданий девушку.

Расцеловав принцессу, он приветствовал Карма Карвуса и жителей Патанги, не успевших еще забыть, как совсем недавно варвар спас Соомию от ужасной гибели в огне жертвенного костра, умчав ее на летающем корабле.

В нескольких словах Тонгор рассказал друзьям о событиях, предшествовавших его появлению здесь. О подземельях Талабы, о невидимой паутине, в которую Ксосун запеленал его, и о том, как король-вампир проявил непозволительную беспечность, слишком много внимания уделив ему и совершенно перестав наблюдать за Нарьяном Зашем Дромором. О том, как парализованный страхом Нарьян все же нашел в себе мужество броситься на повелителя Омма и мобилизовал силы истощенного тела, чтобы задушить моргулака. Как он освободил Тонгора от невидимой паутины, выключив чудовищные приборы вампира после чего валькар поспешил покинуть руины заброшенного города, чтобы прийти на помощь принцессе Соомии. О том, как в последнюю минуту его осенила удачная мысль попросить благодарных ему за спасение от короля-вампира обитателей Омма перенести на «Немедис» то устройство, которое смогло протащить летающий корабль через пол-Лемурии, справедливо полагая, что оно окажется весьма действенным оружием.

Валькар рассказал о том, как, оставив Нарьяна Заша Дромора правителем Омма, он вместе с Элдом Турмисом на самой большой скорости, которую удалось выжать из «Немедиса», понесся над джунглями Куша, появившись над стенами Патанги в самый критический момент. Прячась за облаками, он включил изобретение Ксосуна…

В то время как северянин рассказывал о своих приключениях, а Соомия и Карм Карвус — о том, что произошло с ними, часть вышедших за стены Патанги горожан отправилась ловить кротеров, зампов и не успевших далеко убежать воинов Фала Турида. Верховые животные постепенно успокоились и особых хлопот не доставили. Так же, впрочем, как и воины Турдиса, ибо единственный не пустившийся в бега и не потерявший присутствия духа даотар разбитой армии приказал своим людям сдаваться и не помышлять о сопротивлении.

Горожане отводили пленных к тому месту, где стоявший в окружении друзей Тонгор тепло приветствовал Баранда Тона.

Разумеется, валькара прежде всего интересовало, куда делся сарк Турдиса и его приближенные.

— Что касается Хайяма Тора и Арзанга Пауме, то они ударились в бега вместе с другими уцелевшими даотарами, когда зампы и кротеры начали сбрасывать своих седоков, — сообщил Баранд Тон. — Талабу Истребителя кто-то прикончил во время бегства…

— А Фал Турид?

— Мертв, — медленно ответил Баранд Тон.

— Как это случилось?

— Я убил его собственными руками, — глухо ответил Баранд Тон, не опуская глаз. — Да, я убил его, ибо глупость и властолюбие сумасбродного тирана навлекли на Турдис позор, подобного которому моя родина до сих пор не ведала. Если бы Боги поразили этого безумца год назад! Тогда нам не пришлось бы стоять здесь в пыли и горевать о попранной гордости Турдиса! А теперь… Теперь мы в вашей власти, но, право же, я рад нашему поражению!

— Погодите-ка минутку!

Все обернулись к Соомии, которая, взяв Тонгора за руку, чрезвычайно серьезно сказала:

— Жители Патанги, мои верные подданные! Наш город, так же как и Турдис, постигло большое несчастье. Пройдет немало времени, прежде чем нанесенные недостойными правителями раны затянутся и жизнь войдет в нормальное русло. Я молодая, неопытная в делах правления женщина, и, дабы восстановить разрушенное и исправить содеянное Васпасом Птолом зло, мне нужен помощник — мужчина, муж. Тонгор из валькаров, согласен ли ты взять меня в жены?

Северянин оторопело уставился на девушку и покраснел до корней волос. Затем, встретившись с принцессой глазами, улыбнулся и кивнул.

— Итак, я, Соомия, дочь сарка Патанги Орвата Чонда, единственная оставшаяся в живых наследница дома Чонда, беру тебя, Тонгор из клана валькаров, в мужья. Отныне ты — сарк Патанги! Мои верные подданные, приветствуйте своего сарка!

Дружные крики свидетельствовали о том, что жители Патанги одобряют выбор своей саркайи и признают Тонгора своим сарком. Карм Карвус и Элд Турмис улыбались, чувствуя себя потрясенными до глубины души: их товарищ, варвар из Валькарта, и вдруг — сарк! Седой герцог Мэл недовольно смахнул выступившие на глазах слезы умиления и, чтобы скрыть волнение, рявкнул на виконта Дру, посоветовав ему не сопеть и не таращиться на саркайю, как будто он несмышленый ребенок.

Выбор Соомии, быть может, и показался кому-то странным, но только не тем, кто видел, как Тонгор спас девушку с алтаря Ямата. Сам валькар воспринимал все происходящее как нечто само собой разумеющееся. Ощущая прикосновение сладких и упругих губ Соомии к своим губам, наслаждаясь ароматом, исходившим от ее волос, северянин понимал, что наконец-то, после долгих скитаний в диких, безлюдных землях, обретает свой дом.

— Тонгор! Тонгор — сарк! Слава Тонгору! — неслось между тем со всех сторон.

Оторвавшись от теплых губ девушки, валькар поднял руку, призывая толпу выслушать его:

— Я принимаю титул сарка. И раз уж вы признали меня своим сарком, слушайте мои первые распоряжения!

Возвышавшийся над толпой, залитый лучами солнца громадный северянин являл собой внушительное зрелище. Молодой, полный сил, бронзовокожий, могучий, сложенный, как Бог, он поистине поражал воображение. Оставшиеся от одежды лохмотья на его покрытом шрамами, синяками и царапинами теле стоили королевского пурпура, и никому из присутствующих не пришло в голову, что нынешнее облачение Тонгора не вполне соответствует высокому титулу сарка Патанги.

— Я объявляю, что Турдис и Шембис проиграли начатую ими войну. Троны сарков этих городов не принадлежат больше тем, кто задумал заварить кровавую кашу, и потому я прошу Баранда Тона стать сарком Турдиса. Пусть он отправляется в свой город, который знает и любит, как никто другой. Пусть правит им по своему усмотрению, но прежде освободит его от приверженцев Фала Турида и, если те вздумают оказать сопротивление, предаст их казни.

С окаменевшим от удивления лицом воин подошел к Тонгору и опустился перед ним на колени. Валькар осторожно коснулся мечом его склоненной головы.

— Повелеваю тебе встать, сарк Турдиса!

Однако бывший даотар, не поднимаясь с колен, промолвил:

— Я готов стать правителем Турдиса и постараюсь быть достойным этого титула. Но позволь мне править этим городом от твоего имени. Пусть Тонгор, сарк Патанги, будет одновременно и сарком Турдиса.

Валькар удивленно поднял брови, но возражать не стал:

— Пусть так и будет, раз таково твое условие.

Новый правитель Турдиса поднялся с колен и отошел на прежнее место.

— Шембис тоже остался без сарка, и, если даже Арзанг Пауме жив, я объявляю его вне закона. Таким образом, Шембис нуждается в новом правителе, и я назначаю его сарком Элда Турмиса из Зангабала. Я вменяю ему в обязанность освободить этот город от сторонников Арзанга Пауме, причем, если понадобится, Патанга и Турдис помогут ему в этом.

Если Баранд Тон был удивлен дарованным ему титулом, то Элд Турмис просто оцепенел от восторга. Он не шевельнулся, пока Карм Карвус не подтолкнул его вперед. Бывший стражник опустился на колени перед Тонгором, который, доброжелательно посмеиваясь над внезапной неловкостью друга, коснулся его мечом и, назвав еще раз сарком Шембиса, велел подняться.

Побледневший и ставший вдруг удивительно серьезным, Элд Турмис промолвил, глядя в глаза валькара:

— Я тоже готов править Шембисом лишь от твоего имени, от имени сарка сарков!

Толпа встретила эти слова рокотом одобрения. Уже много веков здешние города не видели достойного саркона — короля королей. Но теперь он стоял перед жителями Патанги, воинами Турдиса и Шембиса — повелитель трех городов. Тонгор кивком головы подтвердил, что принимает этот титул. Потом, оглядев пленных, северянин махнул рукой и возвестил:

— Я возвращаю воинам Турдиса и Шембиса свободу, если они готовы признать назначенных мною сарков.

Взгляд валькара упал на Нимадака Квела и пленных хранителей. Они смотрели на Тонгора с ненавистью и страхом, вызвавшими лишь его улыбку.

— Хватит убийств. Я не хочу, чтобы день моей свадьбы и дальше омрачало кровопролитие. Все слуги Ямата отныне считаются вне закона, и пусть ни одного из них не останется на землях Турдиса, Патанги и Шембиса. Пусть уходят немедленно, захватив с собой столько скарба, сколько смогут унести в руках. Сокровища, собранные в храмах, — собственность Патанги, поскольку хранители отняли их у жителей этого города.

И запомните, если вздумаете пересечь границу и вернуться, вас ждет здесь скорая и безжалостная смерть. — Сказав это, Тонгор отвернулся от людей в желтых балахонах и, обняв Соомию за плечи, с улыбкой обратился к окружавшим его друзьям и сторонникам:

— Уже середина дня, а мы даже не позавтракали.

Утро выдалось забавным, но пора наконец и закусить. Сарк сарков, как и простой меченосец, соображает лучше и работает усердней, если желудок его полон.

— Слава Тонгору!

Эпилог

Десять дней, наполненных всевозможными событиями, пролетели незаметно. Уцелевшие после бойни хранители были выдворены за границы трех королевств вместе с теми, кто сохранил верность прежним недостойным правителям. Гигантского идола Ямата повалили и разбили на куски. Начались работы в главном храме Ямата, переименованном в святилище Всех Богов.

Дни заполняли торжественные церемонии и пиры. Тонгора и Соомию, наряженных в великолепные одеяния, обвенчал и короновал восстановленный в правах глава традиционного культа в Патанги. Церемония проходила в храме Девятнадцати Богов. Там же короновали и провозгласили сарками Турдиса и Шембиса Баранда Тона и Элда Турмиса. После этого состоялось великое торжество, на котором Тонгора официально признали сарконом — сарком трех городов. На этой церемонии два новых сарка поклялись в верности саркону, и Тонгор почувствовал большое облегчение, когда все эти торжества подошли к концу.

Ему было трудно привыкнуть как к своему новому положению, так и к роскошным и тяжелым, увешанным драгоценностями нарядам.

В конце десятого дня Соомия и Тонгор задали невиданно роскошный пир во дворце сарков Патанги. Его приурочили к отъезду двух новых сарков, которые вместе со своими свитами и войсками на следующее утро покидали Патангу. Тонгор вместе с Кармом Карвусом предполагали проводить гостей на «Немедисе».

Пиршество удалось на славу. Свет множества факелов отражался от мраморных стен зала, играл на драгоценных камнях и изысканных украшениях сотен гостей, на великолепных тарелках, блюдах и кувшинах из золота и серебра. Арфы и золотые колокольчики услаждали слух собравшихся, заполняя промежутки между бесчисленными тостами и застольными речами.

Утомленные не столько делами, сколько выпитым и съеденным, Элд Турмис и Карм Карвус встретились на террасе, примыкавшей к пиршественному залу. Здесь царила прохлада и полумрак. Лунный свет заливал дворцовый сад, золотил поверхность прудов и бассейнов. Отыскав мраморную скамью, приятели с расслабленными вздохами опустились не нее, и Элд Турмис пожаловался:

— Как быстро все изменилось! Я все еще не могу прийти в себя и не знаю, радоваться мне происшедшим переменам или нет?

— То есть как это?

— Да так… Тонгор женился, и, зная его, легко предсказать, что скоро весь этот дворец заполнят путающиеся под ногами громкоголосые принцы и принцессы. А ведь мы так славно проводили время в «Обнаженном мече», когда были обычными наемниками! Теперь о подобных пирушках можно забыть. Никаких больше развлечений, приключений, только государственные дела…

— Что навело тебя на столь печальные мысли, о могучий capк Шембиса? — весело поинтересовался Карм Карвус.

— То, что я знаю о жизни сарков! — со стоном ответил Элд Турмис. — Посуди сам, приличествует ли сарку вступать в драки, пускаться во всякие авантюры, гоняться за смазливыми девчонками? Остается, увы, только работа на благо королевства! Подготовка умных и важных документов, приказов, указов, законов и воззваний. Просиживание трона от рассвета до заката, да еще в этих разукрашенных нарядах, тяжелых и жарких, как медвежья шуба. Эти советы, споры, о великие Боги, какая тоска!

— Ободрись, друг мой! Тебе совершенно не о чем печалиться, поскольку ты абсолютно не прав!

— Не прав?

— Конечно! — рассмеялся Карм Карвус. — Плохо же ты знаешь Тонгора, если думаешь, что корона сможет удержать его на месте, как цепь удерживает пса около конуры! Вокруг него вечно все будет кипеть и бурлить! Кстати, на следующий год он обещал отправиться со мной в Тсаргол. Туда, где мы с ним встретились, когда нас заточили в темницу из-за интриг Друганды Тала, сарка Слидита, и Красного хранителя, Ялима Пелорвиса. Тонгор поклялся, что они дорого заплатят за свои злодейства, и, когда мы бежали, выпустил-таки сарку кишки. Остался хранитель, и с ним я справился бы и сам, но валькар не забыл клятвы и, несмотря ни на что, намерен навестить Тсаргол. Сомневаюсь, что кому-нибудь удастся его отговорить.

— Так ты действительно полагаешь, что Тонгор?..

Карм Карвус поднялся со скамьи и хлопнул друга по плечу:

— Давай-ка вернемся в зал и выпьем еще по кубку вина.

Среди танцовщиц есть очень симпатичные девушки, и я заметил, что одна с меня глаз не спускала. Не может быть, чтобы у нее не нашлось хорошенькой подружки! Ободрись и верь мне: там, где Тонгор, — скучать не придется никому!

Посмеиваясь, приятели вернулись в зал, оставив огромную золотистую луну Лемурии в одиночестве любоваться своими отражениями в прудах и бассейнах дворцового сада. Ночь выдалась на редкость тихая, звезды ровно сияли на безоблачном небе, и лишь теплый ветер нарушал тишину, шелестя кронами цветущих деревьев. Весна была в разгаре, близилось жаркое лето.

Оглавление

Глава 1 . УДАР МОЛНИИ

Глава 2 . СХВАТКА ДРАКОНОВ

Глава 3 . ДЕРЕВЬЯ-ЛЮДОЕДЫ

Глава 4 . ПЛЕННИКИ ЗВЕРОЛЮДЕЙ

Глава 5 . ОГНЕННАЯ СМЕРТЬ

Глава 6 . ПЕРЕД ТРОНОМ ДРАКОНА

Глава 7 . В КАМЕРЕ ПЫТОК

Глава 8 . ТВАРЬ ИЗ ЯМЫ

Глава 9 . ВОЛШЕБНЫЙ ЛУЧ

Глава 10 . ЗАТЕРЯННЫЙ ГОРОД ОММ

Глава 11 . ЧЕРНЫЙ ДЫМ БЕЗУМИЯ

Глава 12 . КОРОЛЬ-ВАМПИР

Глава 13 . ОСАДА ПАТАНГИ

Глава 14 . СТАЛЬ ПРОТИВ МАГИИ

Эпилог

Реклама на сайте