Ей казалось, что улица не закончится никогда. Конец весны, жара, дышать нечем, да еще рюкзачок с книгами прихлопывал Джой по липкому прогалу между лопаток, пока она плелась мимо заправок, парковок, косметических кабинетов, салонов проката автомобилей, маленьких, полных торгующими видео магазинчиками пассажей, школ карате, рынков здорового питания и многозальных кинотеатров, — все это повторялось через каждые несколько кварталов, не изменяясь, как и короткая мелодия, которую раз за разом насвистывала Джой. Ни деревьев, ни травы. Горизонта и того не видать.
На одном из углов теснился между офисом торговца недвижимостью и обувным магазином греческий ресторанчик. Несколько секунд Джой простояла в его дверях, перебегая взглядом со столика на столик, затем прошла еще с полквартала и оказалась у витрины, полной гитар, труб и скрипок. Выцветшие золотые буквы сообщали: «Папас, Музыка — продажа и починка». Джой, сощурясь, оглядела свое отражение, состроила рожу угловатому тринадцатилетнему существу, ответно глазевшему на нее, пригладила волосы, потянула тяжелую дверь и вошла.
После яркого солнца улицы магазинчик казался тусклым и прохладным, как вода, в которую ныряешь летом, в лагере. Здесь пахло свежими опилками, старым фетром, полировкой для металла и дерева.
Джой немедля чихнула. Седой мужчина, прилаживавший к саксофону новый мундштук, сказал, не оглянувшись:
— Мисс Джозефина Ангелина Ривера. С ее всегдашней аллергией на музыку.
— На пыль у меня аллергия, — громко ответила Джой. Она стянула с плеч рюкзак и плюхнула его на пол. — Если бы вы пылесосили эту нору хотя бы раз в два года…
Мужчина коротко всхрапнул.
— Так мы сегодня в отличном дурном настроении? — в хрипловатом голосе его присутствовало нечто, не вполне заслуживающее название акцента — скорее, эхо другого языка, наполовину забытого. — Газетам следовало бы печатать прогнозы Риверы на каждое утро, вроде прогнозов погоды.
Джону Папасу было лет шестьдесят, шестьдесят пять — низкорослый и плотный, с темными треугольными глазами над высокими скулами, широким, мощным носом и косматыми черными с проседью усами. Он вернул саксофон в футляр.
— Домашние-то знают, что ты здесь? Ну-ка, правду.
Джой кивнула. Джон Папас снова всхрапнул.
Комментарии к книге «Соната единорогов», Питер Сойер Бигл
Всего 0 комментариев