«Аквилонский странник»

(«Северо-Запад Пресс», «АСТ», 2006, том 123 «Конан и слепой жрец»)

В замке графа Мак-Грогана гостил давний друг. Его звали Гэлант Странник – сказитель, собиратель историй, а кроме того – богатый и знатный человек, потомок одного из самых древних аквилонских родов. Гэлант уверял, что в его жилах течет капля пиктской крови, и в это легко можно было поверить, глядя на его темную, сероватого оттенка кожу, кустистые брови и низкий лоб.

Но внешность Гэланта никого не обманывала. Манеры, осанка, речь – все выдавало в нем человека образованного, получившего очень хорошее воспитание.

Обычно Гэлант путешествовал с небольшой свитой: несколько человек ухаживали за его лошадьми, специальный слуга был приставлен к лютне, особый писец возил письменные принадлежности и отвечал за то, чтобы они всегда были готовы «к бою»: он растирал чернильные камушки, очищал ножичком пергаменты от лишних наслоений. Если путь лежал по местам, пользующимся дурной славой, Гэлант не пренебрегал и охраной. Сейчас при нем находился один-единственный телохранитель, который, по уверениям Гэланта, стоил целого отряда.

С этим самым телохранителем Гэлант встретился в маленьком городке на аквилонской границе. Время было глухое, начало весны, торговля еще не оживала в этих краях, и даже грабители, казалось, не вполне очнулись после зимней спячки.

Гэлант возвращался домой, в Аквилонию, из дальней поездки в Хоршемиш, где у него водились приятели и где он время от времени записывал новые песни.

Сказитель предвкушал чудесные дни, которые его ожидали после того, как он устроится в замке своего давнего поклонника и друга, графа Мак-Грогана. Тот гордился приятельскими отношениями со знаменитым сказителем и даже устроил в своих владениях специальные комнаты для Гэланта, где имелись широкие столы для свитков и книг, жаркие камины и удобная кровать для отдыха.

У Гэланта существовали собственные хитрости, с помощью которых он прослыл столь искусным сочинителем песен. Записав очередную историю в Хоршемише или Кофе, он затем переписывал ее на аквилонский лад: вместо кофитянских имен вставлял аквилонские и бритунские, восхваляя красавицу, говорил не о коже цвета эбенового дерева и не о сверкающих, как антрациты, черных глазах, но о коже белоснежной и очах бледно-голубых, туманных, точно рассвет над Аквилонией.