«Месть»

Приходится за солярой для дизель-генератора ездить в Сычёвку. Затариваю там 2-3 десятилитровые канистры. Заодно покупаю питьевую воду для Матильды и Нины – жидкость, что из речки Деркул, им не в кайф; только не догадываются блондинки, что в супчике, который они хлебают без всякого смущения, та самая, речная. Прихватываю попутно всякие чипсы-шмипсы – похрустеть на досуге. Все наши дамы большие любительницы кофейных пауз – и застенчивые молчуньи у нас начинают стрекотать, что твой пулемет. А профессор у нас скромный – ему ничего не надо, ни супа, ни чипсов, попил с утра чаю с сухарями и пошел землю бурить, как крот. C индоариями ямной и срубной культур, киммерийцами, скифами, носителями салтово-маяцкой культуры и древней Русью ему общаться интереснее, чем с нами, с дураками.

У меня уже такой обряд сформировался во время этих поездок, отъеду где-то на пару километров, остановлюсь, выйду из машину, лягу на землю и вроде как я наедине со степью… Поблизости никого, ни Липского, ни студентов, ни прочих вечно тараторящих археологов. Честно говоря, я вначале прибегал к такой релаксации, потому что соратники меня реально бесили; казалось, вот нажми во мне какую-то кнопочку и я просто перекрошу их всех скифским мечом, отобранным у скелета. Но сейчас-то просто контачу с природой.

Снизу подпирает меня почва, несмотря на то, что Филимонов обзывает её дисперсной системой; она пока что уютно-тёплая, до послеобеденной сковородки ей еще далеко. Терпеливо стелется ковыль, какой-то жучок деловито ищет вход в мое левое ухо, а мурашка хочет десантироваться с колоска да прямо в мой глаз. Если с утра пораньше выехал, то и жаворонка с его песенкой застанешь, порой застукаешь и парящего, словно подвешенного на веревочке сарыча, который своим глазом-лупой пытается вычислить незадачливую полёвку. Бывает такая тишина, что слышишь, как под тобой копошится незаметная, однако самая важная жизнь; червячки, жучки, грибки, корешки – всё, что создает кормящую землю.