«Десять дней в ноябре»

Десять дней в ноябре (fb2) - Десять дней в ноябре 595K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Герцель Давыдов

Пролог

Небесный Суд

Слушание этого дела на Небесном Суде продолжалось

дольше обычного. Представители защиты и обвинения

на протяжении всего процесса ожесточенно спорили

и постоянно перебивали друг друга, а подсудимый си-

дел, опустив голову с безучастным видом. Он не пы-

тался как-либо выгораживать себя, приводить какие-то

аргументы в свое оправдание. Не обращал он никакого

внимания и на то, как многочисленные ангелы-защит-

ники, а также пребывающие в лучшем мире родствен-

ники активно пытались заступиться за него. Они рас-

сказывали о его добрых делах в мирской жизни, о заслу-

гах перед Всевышним. Защита хлопотала о том, чтобы

Небесный Суд, приняв во внимание огромное количе-

ство добрых деяний подсудимого, проявил снисхожде-

ние. Но, несмотря на просьбы, доводы и факты, анге-

лы-обвинители требовали от судей проявить твердость

и настаивали на суровом приговоре.

В глазах Небесного Суда этот процесс выглядел

неоднозначным. Перед оглашением вердикта ангелы

защиты и обвинения получили последнюю возмож-

ность выразить свое мнение и привести доказательства.

Ангел-защитник произнес речь, сводившуюся

к тому, чтобы Небесный суд все же принял во внима-

ние большое количество праведных поступков под-

судимого в материальном мире и проявил к его душе

снисхождение. Он просил разрешить ответчику очи-

ститься в чистилище1 от греха, вменяемого ему в вину,

что позволит тому впоследствии воссоединиться

с родными в раю. Затем дали высказаться ангелу-обви-

нителю. Он был непреклонен и продолжал требовать

сурового приговора, ведь подсудимый намеренно ввел

в заблуждение жителей деревни, чтобы похоронить

по обряду женщину, совершившую столь страшный

грех. Он не стал слушать даже ангела, спустившегося

к нему под видом человека, дабы попытаться в послед-

ний момент отговорить от необдуманного шага, и это,

по мнению обвинителя, делает непозволительным его

пребывание не то что в раю, но даже и в чистилище.

Поэтому душа этого человека должна будет снова спу-

ститься в материальный мир в другом обличье, что-

бы сполна заплатить за ту страшную ложь, которую

он произнес, совершив тем самым противозаконный

и аморальный поступок.

1 Чистилище («ад») – место, в которое отправляются души греш-

ников после смерти. Там душа через наказания очищается от гре-

хов, совершенных в жизни. Чистилище не считается чем-то ужас-

ным: его можно сравнить с некой «прачечной», где душа подверга-

ется «стирке». Очистившись от мирских грехов и пройдя оконча-

тельное очищение через Нáар динýр («горящую реку»), душа по-

падает в Ган Э́́́ден («сад Эден», «рай»), в русской версии – Эдем-

ский сад.

Чтобы вынести справедливый приговор, Небес-

ный Суд пожелал выслушать подсудимого и предоста-

вил ему слово. Ответчик, молчавший на протяжении

всего процесса, спокойно встал. Не поднимая голо-

вы и выражая всем своим видом полное смирение,

он произнес:

– Уважаемый Небесный Суд! С самого детства

я желал прожить праведную жизнь, чтобы достойно

предстать перед вами. Увы, этого не удалось, а потому

мне неудобно даже поднять голову перед многочислен-

ными предками, моими духовными учителями, уважа-

емыми мудрецами, вставшими на мою сторону, и спра-

ведливым Небесным Судом. Я благодарен моим мно-

гочисленным ангелам-защитникам, что так ревностно

заступаются и пытаются меня отстоять, но, как бы мне

ни хотелось соединиться с родственниками в лучшем

мире, я должен сказать всю правду.

Внимательно посмотрев на близких, друзей

и учителей, ожидающих от него слов раскаяния,

он продолжил:

– Уважаемый Небесный Суд! Я, конечно, мог

бы сказать, что совершил ошибку и раскаиваюсь,

но не стану лгать. Я намеренно совершил этот посту-

пок, так как хотел облегчить участь несчастной жен-

щины, потерявшей близких в той ужасной войне. Же-

лая хоть как-то помочь ей обрести покой на небесах

и воссоединиться с семьей в духовном мире, я и совер-

шил это деяние.

После этих слов воцарилась полная тиши-

на. Подсудимый поднял глаза, посмотрел в сторону

родственников, пребывающих в грустном настроении

от этого признания, затем – на главного ангела-за-

щитника, перевел взгляд на Небесный Суд и сказал:

– Стоя перед Небесным Судом, искренне заявляю,

что намеренно ввел в заблуждение жителей деревни.

Я солгал им о причине смерти той женщины. Предавая

ее тело земле, они ничего не подозревали, и вся вина

лежит только на мне. Я готов понести любое наказание

за свой поступок.

После короткого совещания Небесный Суд огла-

сил приговор:

– Подсудимый виновен, и за совершенный им по-

ступок приговаривается к перерождению в материаль-

ном мире.

Первая глава

Виндзор, город на юго-западе Англии, наши дни

Вечер пятницы

– Неплохо, неплохо! – аплодируя, прокричал невы-

сокий плотный джентльмен лет шестидесяти с тща-

тельно расчесанными волосами и ухоженной бородой.

Он был одет в костюм-тройку, из жилетки виднелись

карманные часы. – Я вижу, мистер Гоулд внес не-

сколько интересных поворотов в сценарий. Сейчас

постановка смотрится более динамично и трогательно,

чем месяц назад.

На сцене стояли два актера – Джули Уотсон, ху-

дощавая женщина лет сорока с карими глазами и тем-

ными волосами до плеч, и Чак Дональд, тридцатипя-

тилетний шатен ростом под метр восемьдесят, крепко-

го телосложения. Седой парик и борода, надетые им

для роли старца, придавали вид пожилого человека.

Услышав слова мистера Питера Дрейсона, директора

театра, актеры, улыбнувшись, поклонились.

– Жаль, что в последнее время ваш режиссер, ми-

стер Эндрю Гоулд, неважно себя чувствует, – сказал

мистер Дрейсон, подойдя к актерам поближе. – Он по-

звонил мне днем и сказал, что вынужден пропустить

сегодняшнюю репетицию. Вы должны знать, что я от-

ношусь к нему и к его творчеству с большим уважени-

ем и вижу, что и в эту постановку он вложил много сил.

– Посмотрев на задумчивые лица актеров, директор

после короткой паузы продолжил: – Но, по моему

мнению, вам все еще не хватает актерского откровения.

Вы должны понимать, что перед вами, как актерами,

стоит первостепенная задача, увлечь зрителей за со-

бой, погрузить их в жизнь своих персонажей. Сделать

так, чтобы они оказались с вами на этой сцене, а в этом

спектакле, который ставится впервые, да еще по книге

молодого писателя, это особенно важно.

В зале было душно, мистер Дрейсон в очередной

раз достал из кармана белый платок, вытер вспотев-

ший лоб и добавил:

– В нашем Виндзоре с его тридцатитысячным

населением мы нечасто балуем любителей театра пре-

мьерами, и неубедительная подача спектакля может

оттолкнуть наших и так немногочисленных зрителей.

Поэтому спешка в таком случае не лучший советчик.

Джули, внимательно слушавшая директора те-

атра, во время возникшей паузы пыталась высказать

свое мнения на сей счет, но голос мистера Дрейсона,

который собирался завершить свою мысль, вынудил

ее повременить.

– Потому мне бы не хотелось, чтобы что-то поме-

шало успеху вашего спектакля, и критики разнесли его

в пух и прах. Вы же понимаете, что в случае провала

нам придется отказаться от этой постановки, а если вам

удастся покорить публику своей игрой, то спектакль

будет иметь долгую жизнь. – Актеры молча слушали

директора, и он после небольшой паузы подвел черту:

– Поэтому я рекомендую вам собраться и вместе с ми-

стером Гоулдом обсудить мое предложение перенести

спектакль на один месяц. Дополнительные репетиции

позволят вашему режиссеру более тщательно порабо-

тать над постановкой, а вам – лучше вжиться в роли.

Джули, понимавшая важность премьеры для ми-

стера Гоулда и нежелание режиссера сдвигать ее на бо-

лее поздний срок, собралась с силами и ответила:

– Мистер Дрейсон, смею вас заверить: хотя ми-

стеру Гоулду уже семьдесят и он в последнее время

неважно себя чувствует, у него все под контролем.

Мы практически готовы, за оставшуюся неделю пла-

нируем провести еще несколько репетиций в его при-

сутствии, и будьте уверены, что к премьере в следую-

щую среду мы будем в отличной форме.

Вдруг что-то затрещало, и декорация к спектаклю,

весившая несколько десятков килограмм, чуть не рух-

нула на сцену, затем донесся вскрик одного из работ-

ников: «Осторожно!» Мистер Дрейсон повернул голо-

ву в сторону взволнованных рабочих, успевших вовре-

мя подхватить конструкцию, и сказал:

– Я прошу вас быть бдительными и действовать

аккуратней. Кровля и стены театра слабы, и от сильных

перегрузок могут треснуть. Чак, Джули, вы видите,

в каких условиях нам приходится работать, – снова

обратился он к актерам. – Смотрите, как выглядят сте-

ны! А все потому что спектакли идут при полупустых

залах, и проданных билетов хватает только на погаше-

ние счетов и зарплату служащим.

Еще раз посмотрев на потолок не самого презен-

табельного вида, пол с трещинами и стены, покра-

шенные последний раз четыре года назад, директор

продолжил:

– После того как в 2011 году мы, как и десятки

других театров Великобритании, лишились государ-

ственного финансирования, нам остается надеяться

на меценатов, а также на разные фонды чтобы быть

на плаву. Мы в отчаянии уже несколько лет пытаемся

получить деньги от муниципалитета на реконструк-

цию и ремонт театра, но все напрасно, – грустно про-

изнес мистер Дрейсон. – Они послали экспертов, и те

выдали заключение, что театр не находится в крити-

ческом состоянии, и с ремонтом можно повременить.

Понимаете ли, у них в бюджете нет лишних средств,

и сейчас другие приоритеты – постройка дворца

культуры для концертов. Эти бюрократы будто не ви-

дели, что со стен валится штукатурка, а крыша театра

совсем прохудилась, и сильный дождь здесь может все

затопить. Надеюсь, что в ближайшее время нам все же

удастся найти деньги.

Чак и Джули внимательно слушали мистера

Дрейсона.

– Вот одна из причин, почему я предлагаю вам

повременить со спектаклем, поскольку, если вы успе-

ете хорошо подготовиться, то это будет для нашего те-

атра успешная премьера, как с творческой точки зре-

ния, так и с финансовой, что для меня, как директора

театра, немаловажно. Вы же и сами прекрасно пони-

маете, что телевидение и Интернет в какой-то степени

отодвинули театр на задний план. Если залы не будут

заполняться, нам придется закрыть ваш спектакль

как нерентабельный, чего бы мне очень не хотелось

делать.

Чтобы еще раз убедить мистера Дрейсона не пере-

носить премьеру, актриса произнесла:

– Я уверена, что спектакль мистера Гоулда будет

иметь ошеломительный успех. Он известный режис-

сер. За долгую творческую карьеру он выпустил много

хороших работ, и публика его знает и любит.

– Сегодня уже ничего нельзя предугадать, в том

числе и реакцию публики. Зритель стал более требо-

вательным и капризным, и тот факт, что он пожилой

режиссер, может сыграть и негативную роль, – воз-

разил мистер Дрейсон, – ведь люди порой желают

видеть свежий взгляд на трагические произведения.

Поэтому я и пытаюсь в последнее время давать шанс

молодым режиссерам, в надежде, что они смогут при-

влечь современного зрителя.

– Мистер Дрейсон, давайте дождемся премье-

ры, – горячо воскликнула актриса. – Мистер Гоулд

приложил много усилий, чтобы спектакль получился

зрелищным, и мы сделаем все, чтобы его не подвести.

Он верит в успех этого проекта и смог заразить сво-

ей верой и нас. Мы убеждены, ему удастся проделать

то же самое со зрителями, и они обязательно полюбят

эту постановку, – заключила Джули.

Актеры затаив дыхание, ожидали реакцию ди-

ректора, который после некоторого размышления,

заключил:

– Давайте поступим следующим образом, завтра

днем я обязательно позвоню мистеру Гоулду, чтобы

справиться о здоровье, и если он выскажет уверен-

ность в успехе постановки, то премьера, как и плани-

ровалось, пройдет в следующую среду… А пока я вам

могу выделить главную сцену, как мы и договарива-

лись, только раз в неделю по средам, а репетировать

и дальше вы можете здесь, на малой сцене. Если спек-

такль будет иметь успех, то мы подвинем другие по-

становки, и вы получите еще один день, – резюмиро-

вал директор театра, взглянув на часы, показывающие

четверть десятого.

– Спасибо! Обещаем вам, мы будем продолжать

активно работать и постараемся показать себя с луч-

шей стороны на этой премьере, чтобы не подвести

наш театр, вас и мистера Гоулда.

Пожелав актерам успеха, мистер Дрейсон напра-

вился в кабинет, а актеры – за сцену.

– Чак, вы слышали, что сказал мистер Дрейсон? —

обратилась актриса к коллеге по дороге в гримерные

комнаты. – Наш спектакль могут закрыть как нерен-

табельный, если будет мало зрителей. Печально осоз-

навать, что искусство сегодня отошло на второй план,

а деньги решают все…

– Я согласен с вами, мисс Уотсон. Сегодня твор-

чество постепенно перемещается на второй план,

уступая место кассовым сборам. Мистер Дрейсон

понимает это и желает идти в ногу со временем. Его,

как директора театра, интересуют в первую очередь

кассовые сборы, сколько народу придет на спектакль,

а какой это будет режиссер – зрелый и талантливый

или молодой и модный, – для него не принципиально,

– снимая парик и седую бороду, ответил актер.

– По-моему, мистер Дрейсон чрезмерно эмоцио-

нален, – заметила Джули. – Его либерализм и стрем-

ление пригласить на работу в свой театр как можно

больше новых, как он их называет, «модных», режис-

серов, могут иметь негативные последствия. В этом

сезоне закрылось уже четыре спектакля из прошлогод-

него репертуара. Если новая постановка мистера Го-

улда провалится, он окажется еще одним режиссером,

который посвятил этому театру всю жизнь, но в итоге

остался не у дел.

– Что поделать, мир меняется, да и зритель стал

избирательнее… – сказал актер. – Но лично мне

не хочется верить в то, что для такого талантливого ре-

жиссера, как мистер Гоулд, не будет здесь места. Это,

в конце концов, сильно ударит и по репутации театра.

Ведь театр – сфера высокого искусства, а не какие-то

эксперименты молодых режиссеров.

– Вы правы. Но и мы, со своей стороны, долж-

ны сделать все, чтобы не подвести мистера Гоулда, —

тихо проговорила Джули Уотсон.

– Да, от нашего настроя будет многое зависеть,

– согласился с ней Чак. – Репетируем уже пятый ме-

сяц, и полагаю, что в итоге сможем выступить хорошо.

Завтра днем я зайду к мистеру Гоулду, и мы обсудим

последние приготовления.

– А что еще осталось доделать? – спросила Джу-

ли. – Ну, кроме декораций?

– Практически все готово, – ответил Чак. – Де-

корации обещали доделать уже завтра, костюмы закон-

чили давно. Но вы же знаете характер мистера Гоулда,

его стремление быть точным даже в мелочах. Раньше

его не устраивали костюмы, костюмерам приходилось

менять фасон несколько раз, а теперь он хочет заме-

нить инвентарь, который нашел Билл. Он, по его мне-

нию, не соответствует той эпохе. Мистер Гоулд гово-

рит, что именно детали должны передавать атмосферу

и отличают профессиональную постановку от люби-

тельской. По старой привычке, он собирается сам по-

добрать подходящий инвентарь на блошином рынке.

– В этом его можно понять, современные критики

готовы придраться к каждой детали, каждой мелочи.

– Джули, я с вами согласен, но вы же сами знаете

о состоянии здоровья мистера Гоулда. Ему лучше еще

день отлежаться, чем на блошином рынке искать ин-

вентарь в дождливую ноябрьскую погоду, но он и слу-

шать этого не желает, – тяжело вздыхая, сказал Чак.

Будучи хорошо знакома с мистером Гоулдом

и зная его характер, Джули улыбнулась и сказала свое-

му партнеру по сцене:

– В этом и есть весь мистер Гоулд, полностью

посвящать себя любимой работе. Я завтра зайду его

проведать и обязательно постараюсь убедить еще

несколько дней не нарушать постельный режим, – ре-

шительно произнесла Джули.

– Мисс Уотсон, давайте смотреть на вещи более

оптимистично! – перед тем как попрощаться, улыба-

ясь, произнес актер. – Лично я надеюсь, что эта по-

становка окажется успешной, и мы будем играть в ней

долгие годы, – резюмировал Чак на прощанье, подхо-

дя к гримерной комнате.

* * *

Джули присела на стул напротив зеркала и задума-

лась. Потом, посмотрев на часы – полдесятого вечера

– она собралась незамедлительно смыть с лица грим,

как раздался стук в дверь.

– Кто там?

– Это я, Том, посыльный, – ответил худощавый

парнишка лет семнадцати.

– Проходи, Том. Ты прямо как по расписанию.

Каждую пятницу с цветами у гримерки.

Молодой человек ничего не ответил на шутку мисс

Уотсон. Протянув ей восхитительный букет тюльпанов

из нежных белых бутонов, он произнес:

– Эти цветы для вас.

– И от кого же?.. Хотя зачем я спрашиваю? —

улыбаясь, проговорила актриса. – Ты же все равно

не скажешь. Позволь, догадаюсь. Отправитель поже-

лал остаться неизвестным?

– Вы правы, мисс Уотсон, так и есть, – смущен-

но ответил посыльный.

– Чудеса. Я служу в этом театре уже двадцать лет,

практически каждую пятницу мне приносят красивый

букет, и от кого – неизвестно! Том, ты можешь хотя

бы намекнуть, кто этот джентльмен, который посыла-

ет цветы?

– Простите, мисс Уотсон, но мне нужно идти, —

произнес молодой человек и, попрощавшись, удалился.

Полюбовавшись цветами и поставив их в вазу,

мисс Уотсон принялась смывать грим.

* * *

Смыв грим, она продолжала размышлять о будущей

постановке. В этот вечер мисс Уотсон не хотелось

идти домой, так как ее там никто не ждал. Но когда она

услышала, как уборщица, завершая работу, захлопну-

ла дверь гримерной комнаты Чака, актриса поняла,

что пора собираться. Взяв сумку и цветы, она вышла

из комнаты.

Выходя из гримерки, Джули увидела идущую ей

навстречу миссис Дорати Стивенс, актрису лет ше-

стидесяти, возвращавшуюся в свою гримерную после

спектакля, который проходил на главной сцене.

– Здравствуйте, миссис Стивенс. Как прошел ваш

сегодняшний спектакль?

– Добрый вечер, мисс Уотсон… – тепло ответи-

ла женщина. – Спектакль прошел хорошо, но при по-

лупустом зале. Мы сейчас имели неприятный разговор

с мистером Дрейсоном, который подумывает о прекра-

щении этой постановки… Но не будем о грустном.

А как у вас дела? Как настроение перед премьерой

на следующей неделе?

– Надеемся, что до среды нам удастся провести

еще несколько репетиций с мистером Гоулдом и до-

стойно сыграть. Вдобавок ко всему я хочу предпринять

последнюю попытку пройти пробы на роль Гертруды

в лондонском «Глобусе». Не знаю, как я все это успею.

– Я уверена, у вас все получится, – сказала со-

беседница. – Наша семья, да что там – практически

весь город восхищается вашим актерским талантом

и красотой, режиссеры обязательно должны обратить

на вас внимание.

– Право же, вы мне льстите, – улыбнулась Джу-

ли. – В сорок лет о красоте уже как-то и не хочется

говорить. Давно надо было оставить мечты о большой

сцене, а я все продолжаю стучаться в эти закрытые

ворота.

– А когда у вас пробы?

Джули, еще раз вспомнив горький опыт сво-

их предыдущих проб в лондонских театрах, тяжело

вздохнула и произнесла:

– В понедельник. Завтра днем пойду проведать

мистера Гоулда и постараюсь отпроситься у него и по-

ехать. Ведь до премьеры осталось не так много време-

ни, и я не знаю, отпустит ли он меня.

– Как поживает мистер Гоулд? Давно я его не ви-

дела. Он все реже стал появляться в театре, – замети-

ла миссис Стивенс. – Мы живем по соседству и ино-

гда с ним беседуем. Так вот, он всегда мне говорит,

что вы его муза, и только благодаря вам его спектакли

имеют успех у публики.

– Он преувеличивает, – отмахнулась Джули.

– Ну что вы! – воскликнула Дороти. – Вы же

играли практически во всех его постановках, и в этой

он выбрал именно вас на главную роль.

– Мне с самого начала карьеры посчастливилось

работать под его руководством, – сказала Джули. —

Я окончила театральную школу, а когда двадцать лет

назад пришла сюда на пробы, мистер Гоулд тут же ут-

вердил меня на роль.

– Наверное, он сразу разглядел ваш талант! —

женщина, сузив глаза, хитро посмотрела на Джули.

– Не думаю. Скорее всего, просто сжалил-

ся над двадцатилетней девушкой, которую никуда

не брали.

Миссис Стивенс с ностальгией вспомнила и свои

первые шаги в этом театре, и знакомство с еще мо-

лодым, начинающим режиссером мистером Гоулдом,

но, откинув воспоминания в сторону, она сказала:

– К сожалению, в последнее время залы стали

слабо заполняться, и мне бы очень не хотелось, что-

бы мистеру Гоулду, как и другим опытным режиссе-

рам, пришлось по этой причине покинуть наш театр.

Мистер Дрейсон все больше делает ставку на молодых

режиссеров, и я даже не знаю, как к этому относиться.

Джули было непросто слышать о возможной от-

ставке мистера Гоулда, но, собравшись с мыслями, она

сказала:

– Увы, миссис Стивенс, мы живем в эпоху тех-

нологического прогресса, но несмотря на это мистер

Гоулд не теряет оптимизма: он и в свои семьдесят ве-

рит, что театр – это самое высокое искусство, кото-

рое будет жить вечно. Но если спектакль провалится,

и он будет вынужден покинуть театр, то я последую

его примеру.

– Джули, давайте не будем сгущать краски

перед премьерой и отбросим пессимизм. Мистер Го-

улд талантливый режиссер и, возможно, именно ему

удастся привлечь в наш театр новых зрителей, и зал

вновь будет заполняться, как в прежние времена.

Дороти посмотрела на часы, было почти десять

вечера. После небольшой паузы, она добавила:

– Скажу вам по секрету: он так верит в успех это-

го спектакля и, понимая, что у театра нет денег на ре-

кламу, все плакаты в городе с изображением вас, мисс

Уотсон, и Чака – оплатил из собственного кармана.

Только, пожалуйста, никому не говорите, что услыша-

ли это от меня, – добавила Дороти, проговорившись.

– Мистер Гоулд не перестает меня удивлять, —

вздохнула Джули. – Это так свойственно ему… Те-

атр – это вся его жизнь, и для того чтобы этот спек-

такль удался, он пойдет на все. Он верит, что эту пре-

мьеру ждет большой успех.

– Я, к сожалению, не смогу прийти, у нас будут

проходить репетиции, но мой сын с невесткой уже ку-

пили билеты на ваш спектакль, и я желаю вам, Чаку

и мистеру Гоулду успешной премьеры, – закончила

разговор актриса.

Мисс Уотсон поблагодарила коллегу за теплые

слова и, попрощавшись, отправилась домой. Она лю-

била ходить поздними вечерами пешком, а осенью —

тем более. Погода уже не была такой жаркой, и листья

под ногами приятно шуршали.

Зайдя по дороге в пекарню, она купила любимые

круассаны с шоколадом и направилась домой. Поу-

жинав, она, как и обычно, немного посмотрела теле-

визор, проверила почту в интернете и, почитав книгу

перед сном, легла спать.

Вторая глава

Суббота

На следующий день, несмотря на дождливую ноябрь-

скую погоду, мисс Уотсон, как и планировала, после

полудня направилась к небольшому полутораэтажно-

му дому мистера Гоулда. Таких зданий было немало

в городе.

В дверях она столкнулась с Чаком, он уже успел

рассказать мистеру Гоулду о последних событиях

и приготовлениях к премьере. Мисс Уотсон попри-

ветствовала коллегу, и он сообщил, что мистер Гоулд

очень взволнован, так как возлагает на эту постановку

большие надежды.

– Успех непременно будет, – сказала мисс Уот-

сон и, попрощавшись с Чаком, прошла в дом.

Разувшись, повесив на вешалку промокший плащ

и поставив зонт в специально отведенное место, она

шагнула в кабинет мистера Гоулда, где тот проводил

большую часть времени. Мистер Гоулд был высоким

худощавым джентльменом лет семидесяти, голову

которого уже давно покрыла седина. Слева от вхо-

да в просторном кабинете размещалась богатая би-

блиотека; справа, у окна, стоял письменный стол,

а посредине располагался камин. Напротив камина

находились два кресла и маленький стол, заваленный

газетами и книгами.

В это субботнее утро мистер Гоулд, как обыч-

но, сидел в одном из кресел и внимательно смотрел

на языки пламени в камине, о чем-то размышляя, пока

не услышал голос мисс Уотсон:

– Добрый день, мистер Гоулд.

Увидев Джули в дверях, мистер Гоулд заулыбался

и даже поднялся с кресла, чтобы обнять ее.

– Вам не стоило вставать…

– Джули, прошу тебя, никогда больше не говори

так! Джентльмен должен вставать в присутствии дамы,

– ответил режиссер с доброй улыбкой.

– Мистер Гоулд, вы не перестаете меня удивлять.

Даже при такой суете, сопровождающей премьеру, вы

не теряете расположения духа.

– Грусть – это плохо, – наставительно произнес

режиссер. – За свою долгую жизнь я многое понял

и усвоил несколько уроков, и одно из самых важных —

это то, что нельзя грустить и отчаиваться. Надо радо-

ваться каждому мгновению. Жаль, что осознание этого

приходит в пожилом возрасте.

Режиссер жестом предложил Джули занять одно

из кресел. Удобно расположившись в мягком корич-

невом кресле, стоявшем у библиотеки, и дождавшись,

когда мистер Гоулд займет второе, то, за которым

он сидел до ее прихода, актриса произнесла:

– Вы как всегда правы, мистер Гоулд. У меня

нелегкая судьба. В раннем детстве я осталась одна,

и воспитывалась тетей, пережила много трудностей,

и порой возникали мысли свести счеты с жизнью,

но всегда появлялся кто-то, кто помогал преодолеть

сложный период. Знаете, как я называю таких людей?

– Как? – спросил режиссер.

– Ангелы. Да-да, именно ангелы. Хоть я и не ре-

лигиозный человек, но убеждена, что они существу-

ют. И они то ли сами, то ли в человеческом обличье

спускаются на землю, чтобы помогать людям прой-

ти через испытания. А вы верите в ангелов? Верите

в Бога?

Мистер Гоулд улыбнулся и ответил:

– Знаешь, в жизни часто встречаются люди, кото-

рые по непонятным тебе причинам стараются помочь,

направить к чему-то. А как их называть – ангелы

или как-то иначе, это не важно. Я родился в еврейской

семье в Польше, на тридцать лет раньше тебя, и вме-

сте со своими близкими пережил холокост. Они все

были брошены фашистами в концлагеря и погибли,

а я и моя мама остались живы, потому что нас спрята-

ла польская семья. Я мало что помню из того времени,

но многие рассказы людей, переживших Холокост, не-

редко вызывали у меня вопрос: а где был Бог в это вре-

мя? Почему он не помог тем людям, почему он не спас

моих близких? И из-за всех таких вопросов я с юного

возраста сторонился религии.

– А сейчас, оглядываясь назад, вы нашли ответ?

– заинтересовавшись, спросил Джули.

Мистер Гоулд задумался и после некоторой паузы

продолжил:

– Наверное, кроме глубоко верующих людей ни-

кто и никогда не сможет придумать оправдания тому,

что происходило в Европе во время Второй мировой

войны. И где был тогда Бог, даже они не смогут тебе

толком объяснить, – мистер Гоулд сделал паузу, по-

сле чего задумчиво продолжил. – Всю свою долгую

жизнь, я был убежден, что его просто не существует,

и человек сам хозяин своей судьбы, но сейчас, огляды-

ваясь назад, чувствую, что у всего происходящего есть

некий план. Как ни печально это осознавать, но с года-

ми понимаешь, что ты практически не управлял сво-

ей жизнью, тебя все время кто-то куда-то направлял,

ты был актером в глобальном спектакле, называемом

жизнью, а кто режиссировал это спектакль – Бог

или какие-то другие силы – мне не известно.

– А почему вы взяли меня тогда, сжалились

над начинающей актрисой?

– Нет, это было бы непрофессионально с моей

стороны. Режиссер в первую очередь смотрит на чело-

века, пытаясь разглядеть его потенциал, его внутрен-

ний мир, а тебя я взял, так как посчитал, что ты ста-

нешь хорошей драматической актрисой. И, как видишь

по реакции зрителей, я оказался прав.

– Спасибо за предоставленный мне шанс, – по-

благодарила режиссера Джули. – Познакомившись

с вами двадцать лет назад, я начала по-другому смо-

треть на жизнь.

– Джули, ты должна понять, что театр – не глав-

ное в твоей жизни, ты еще молодая, и должна старать-

ся создать семью.

– О чем вы говорите, мистер Гоулд?! – восклик-

нула Джули. – Мне уже сорок, а в таком возрасте

сложно к кому-то привыкнуть. Кроме того, вы же зна-

ете, какие сейчас пошли мужчины: таких джентльме-

нов, как вы и Чак, практически не осталось. – Джули

тяжело вздохнула и продолжила: – Вы для меня —

как отец, а Чак – как брат.

Сказав эти слова, Джули опустила голову.

– У тебя все еще впереди, – повторил мистер

Гоулд.

Мисс Уотсон печально покачала головой:

– Я совсем одинока и никогда по-настоящему

не любила. Все, что у меня есть, – это работа в теа-

тре. Моя личная жизнь не удалась: мне очень нравился

один парень, он так красиво ухаживал за мной. Но не-

задолго до нашей свадьбы он встретил другую и, бро-

сив меня, женился на ней. С тех пор я одна.

Мистер Гоулд ничего не ответил.

– Если бы не вы и ваши постановки в театре,

то я не знаю, что сейчас было бы со мной… – доба-

вила Джули.

– Ты проделываешь в театре фантастическую

работу, и я очень тебе благодарен, – сказал пожилой

режиссер. – Ты бы могла выступать на лучших под-

мостках, но осталась здесь.

– Вы же знаете, что я много раз отпрашивалась

у вас, ездила на пробы, но меня никуда не взяли.

Режиссер вздохнул и сказал:

– Я уже устал тебе повторять, что у этих снобов

абсолютно нет вкуса, они ничего не понимают в театре.

Ты прекрасная драматическая актриса, и если они это-

го не разглядели – значит, они непрофессионалы.

Джули посмотрела на мистера Гоулда и с винова-

тым видом, стесняясь, произнесла:

– Мистер Гоулд, я хочу еще раз поехать в Лондон

и попробовать себя на роль Гертруды в новом спекта-

кле театра «Глобус». Честное слово, это будет послед-

няя попытка.

– Да, конечно, я не против, ты замечательная ак-

триса и достойна работать в самых лучших театрах.

А когда ты хочешь ехать? – поинтересовался мистер

Гоулд.

– Пробы в понедельник, а если меня утвердят

на роль, то репетиции начнутся в январе.

– Я предполагал, что пробы будут после премье-

ры, но ты хорошо знаешь роль, так что я не возражаю.

– Спасибо, – поблагодарила Джули режиссера.

– Я поеду заблаговременно, утром. Пробы будут днем,

а вечером я успею прийти на репетицию.

– Мы и так много репетируем, и ты вполне мо-

жешь взять выходной на один день, – заметил мистер

Гоулд.

– Обещаю вам, что это в последний раз. Если

и в этот раз меня не возьмут, я перестану пытаться.

В понедельник решится моя судьба.

– Судьбы решают не какие-то там театральные

режиссеры, а мы сами, и если тебя не возьмут, ниче-

го страшного. Жизнь на этом не заканчивается. У тебя

есть прекрасная роль Рахели, и ты сможешь еще много

лет радовать публику, исполняя ее. Посмотри, какие

программки для спектакля мы подготовили, Чак толь-

ко что принес их из типографии.

Джули взяла театральную программу, главная

страница которой была посвящена анонсу их пред-

стоящего спектакля, взглянула на нее и задумчиво

спросила:

– Мистер Гоулд, вы уверены, что спектакль

удастся?.. Мы вчера беседовали с мистером Дрейсо-

ном, он не совсем разделяет ваш оптимизм, предлагает

не торопиться и перенести спектакль на месяц, чтобы

мы смогли провести больше репетиций.

Мистеру Гоулду не совсем нравилась эта идея,

и он даже встал с кресла.

– Питер звонил мне сегодня, справлялся о моем

здоровье и я заверил его, что все пройдет на высшем

уровне, и нет необходимости переносить премьеру.

– И что он вам ответил?

– Пожелал удачи и сказал, что ему все больше

нравится этот спектакль. В нем масса загадок, непред-

сказуемых поворотов, и зрителю, посмотревшему его,

будет над чем подумать.

– Кстати, а почему вам так приглянулось именно

это произведение?

Поднявшись и подойдя к заваленному бумагами

письменному столу, мистер Гоулд взял одну из книг:

– Прошлой весной после одного из наших вы-

ступлений ко мне подошел молодой человек и ска-

зал, что он – писатель. Помнится, он так волновал-

ся, что с трудом произнес свое имя. Затем он вручил

мне эту книгу и сказал: «Почитайте, там описана

прекрасная история любви». Она называлась «Акива

и Рахель». – Режиссер пролистал книгу. – Конеч-

но же, я поинтересовался у молодого человека, о чем

книга. Он пытался что-то сумбурно объяснить мне,

но я мало что понял из его слов. Я поблагодарил юно-

шу, взял книгу, и мы распрощались.

Мистер Гоулд протянул книгу Джули. Актриса

взяла увесистый том.

– До постановки нашего спектакля я даже не слы-

шала об этом писателе. Его имя ни о чем мне не гово-

рит, – сказала мисс Уотсон, рассматривая красочную

обложку.

– Равно как и мне на тот момент… – ответил

режиссер и продолжил: – Так вот. Я положил книгу

на полку и совсем забыл о ней. Как ты знаешь, я ре-

гулярно посещаю книжные магазины и покупаю не-

сколько книг, кои планирую прочитать в ближайшее

время. В тот самый вечер я подготовил два новых

томика, чтобы выбрать какой-нибудь из них. Начал

читать один, и книга показалась мне настолько не-

интересной, что уже на пятой странице я ее закрыл.

Вторая тоже не впечатлила, я и ее отложил в сторо-

ну. Пошарив на полке в надежде найти что-то новое,

я наткнулся на забытую книгу того молодого писателя.

Взяв ее, я подумал: «Видимо, и здесь меня ожидает

разочарование. Наверняка будет скучно и неинтерес-

но, и я не дойду даже до пятой страницы». Однако,

к моему удивлению, я так увлекся сюжетом, что за-

кончил читать в пять часов утра со слезами на гла-

зах. Эта книга произвела на меня такое впечатление,

что на следующий день я ее перечитал и решил сде-

лать по ней театральную постановку.

Слушая режиссера, мисс Уотсон продолжала ли-

стать книгу, временами вчитываясь в тот или иной от-

рывок. Затем она спросила:

– А что, он так хорошо пишет?

– Я бы не сказал, что он гениальный писатель,

он еще молод, и ему нужно шлифовать мастерство,

но сама история любви главных героев необычай-

но красива. Как выяснилось позже, роман написан

по историческим фактам, а сама история любви между

Акивой и Рахель произошла в Иерусалиме около 2000

лет назад. Она была практически забыта, но автору

удалось вдохнуть в нее второю жизнь, он так кульми-

национно грамотно выстроил сюжет, что сопережива-

ние героям возрастает и возрастает.

Глядя на мисс Уотсон, которая уже долистала кни-

гу до самого конца и принялась читать послесловие,

мистер Гоулд продолжил:

– Не знаю, удастся ли ему написать что-либо еще

более достойное, но это произведение у него получи-

лось – он прочувствовал героев. Знаешь, это всегда

видно – прочувствовал их писатель или нет; вид-

но его отношение к героям. Это все непременно чи-

тается… иногда, может быть, не вполне явно, между

строк – но читается.

– Тут я с вами согласна, – сказала Джули. – Ког-

да писатель не погружается в сюжет, в своих персо-

нажей, как бы гениально ни была написана книга, это

сразу чувствуется.

Мисс Уотсон положила книгу на стол и задумчиво

посмотрела на режиссера.

– Через некоторое время я пригласил его в театр,

и мы договорились о постановке… Вот, собственно,

и все.

– А эта книга продается в магазинах?

– Нет, – ответил режиссер. – Автор издал ее

ограниченным тиражом и раздает театральным режис-

серам и продюсерам.

– Если честно, я заинтересована. Дадите почи-

тать? Наверное, сильно отличается от сценария?

– Да, я, конечно, внес некоторые изменения в сце-

нарий, чтобы придать динамичности, хоть и старался

максимально приблизить нашу постановку к оригина-

лу. Поэтому пока, Джули, по крайней мере, до премье-

ры тебе не следует ее читать, – улыбаясь, произнес

режиссер. – И к тому же мне хотелось прочесть ее

еще раз, чтобы освежить основные акценты. А после

премьеры, конечно, дам… А по поводу твоего вопро-

са, удастся спектакль или нет, то я считаю: это будет

или оглушительный успех, или громкий провал.

– Мы не подведем вас, – уверила Джули мистера

Гоулда. – Чак тоже делает все, чтобы подготовиться

к премьере.

– Да, Чак много работает, – согласился режис-

сер. – Если бы не он, не знаю, как бы я справлялся.

Он успокоил меня, сказав, что к премьере практиче-

ски все готово, а то, что осталось подобрать из ин-

вентаря, подсвечники, пару кружек и прочую утварь

– я сам хотел купить на блошином рынке: ведь нужно

подобрать нечто особенное, то, что будет передавать

некую атмосферу той эпохи, а на складе ничего подхо-

дящего не нашлось.

– Вам что, обязательно этим заниматься самому,

могли бы отправить кого-нибудь, – беспокоясь о здо-

ровье режиссера, сказала Джули.

– Джули, ты же знаешь мой метод работы, я дол-

жен контролировать весь процесс, от того, как пра-

вильно выстроить свет в каждом акте и до покупки

недостающего инвентаря на блошином рынке. У хо-

рошего режиссера в каждой сцене все должно быть

тщательно подобрано, все продумано до мелочей, так

как каждая деталь – это часть большого действия,

и она не должна отвлекать внимания зрителя от глав-

ного. Этому я научился у своих театральных учителей.

– А блошиный рынок по каким дням работает?

– Только по выходным – в субботу и воскресе-

нье до четырех часов. Я собирался пойти с утра, только

сердце прихватило. – Режиссер приложил руку к ле-

вой стороне груди. – Сейчас отпустит – и соберусь.

Ты составишь мне компанию?

– Уже три часа, а вы сегодня неважно выгляди-

те, – обеспокоенно сказала Джули. – У вас красное

лицо, наверное, давление подскочило. Вы отдыхайте,

а у меня сегодня выходной, и нечем себя занять. Я сама

пойду за старинными подсвечниками, а вы, пожалуй-

ста, постарайтесь соблюдать постельный режим.

Режиссер разделял опасения Джули, что если его

состояние и в самом деле усугубится, мистер Дрей-

сон перенесет спектакль на неопределенный срок.

Недолго думая, он решил прислушаться к просьбе ак-

трисы не выходить из дома.

– Хорошо! Мне, наверное, и в самом деле лучше

прилечь. Я сейчас напишу тебе список необходимого

инвентаря для спектакля, и желательно купить это все

сегодня, так как завтра я планирую провести еще одну

репетицию.

– Завтра же выходной!

– Я попрошу Чака вызвать звукорежиссера, осве-

тителя и других работников, так как мне хочется прой-

тись по всему материалу.

– Хорошо. Тогда увидимся завтра на репетиции.

– На тумбочке лежат деньги. Возьми, сколько

тебе нужно.

– У меня есть. Давайте я куплю, а потом вы мне

отдадите.

– Не понимаю, как у тебя еще что-то остает-

ся от той мизерной зарплаты, которую вы получаете

в театре.

– Это искусство. Мы же деятели искусства

и должны хорошо владеть своим ремеслом, – с улыб-

кой произнесла Джули.

– Так, возьми деньги с тумбы и не спорь со своим

режиссером! – Мистер Гоулд показал рукой на деньги.

– А то у меня от переживаний может еще выше под-

няться давление, хотя, по-моему, дальше уже некуда.

– Вы всегда умели работать с актерами и заста-

вить сделать так, как вам нужно.

Они рассмеялись. Затем мисс Уотсон взяла день-

ги и отправилась на блошиный рынок, находившийся

в четырех кварталах от дома мистера Гоулда. По доро-

ге она любовалась старыми улочками и скверами го-

рода. Подойдя к месту, она увидела всего два ряда, где

торговцы предлагали старые вещи, монеты и прочие

товары. Закупив все необходимое, мисс Уотсон уже со-

биралась покинуть рынок, но, проходя мимо пожилой

женщины, торговавшей картинами, внезапно приоста-

новилась. Внимание Джули привлекли три разверну-

тых холста без рам.

Мисс Уотсон интересовалась живописью и уже

давно собиралась украсить картинами стены своей

квартиры. Увидев эти полотна, она пожелала все-та-

ки воплотить в жизнь мечту и решила начать именно

с них. Она подошла еще ближе, чтобы лучше разгля-

деть холсты. Заметив интерес мисс Уотсон, продавав-

шая их женщина произнесла:

– Здравствуйте, мисс. Какая из них вам понрави-

лась? Если возьмете все три картины, сделаю скидку.

Но мисс Уотсон настолько пристально разгляды-

вала холсты, что даже не услышала ее. Она плавно

перемещала взгляд с одной картины на другую, вни-

мательно изучая их. На первой, под названием «Мед-

ведь», датированной 1929 годом, изображены ясное

утро в лесу и гонящийся за кем-то медведь. Второе по-

лотно, называвшееся «Рыбы», запечатлело день и сол-

нечные лучи, проходящие сквозь воду. В прозрачных

волнах резвились две рыбки. Эта картина датирова-

лась 1932 годом. Третья же, от 1939 года, носившая

название «Сова», изображала закат. Солнце плавно

заходило за горизонт, на переднем плане нарисован

лес, а на ветке дерева сидела сова…

Еще раз тщательно рассмотрев картины, не слушая,

что говорит продавщица, Джули поинтересовалась:

– Кто автор?

Развернув картину и прищурившись, продавщи-

ца медленно, практически по слогам, прочла: Гарри

Шварц, Майнц.

– Вы продаете картины и даже не знаете, чьи

они? – удивилась актриса.

– Я далека от живописи, я простая доярка… —

как бы оправдываясь, ответила женщина. – Мой отец

умер в прошлом месяце, и когда я разбирала старые

вещи на чердаке, то увидела эти картины. Он прятал

их от властей.

– Каких властей?

Не обратив внимания на вопрос, продавщица

продолжала:

– Он привез их из Германии после войны. Там

еще часы были, и фляжка немецкого офицера. За-

бирайте эти три картины, часы и фляжку, все за сто

фунтов…

– Да не нужны мне часы и фляжка, тем более, не-

мецкого офицера, – ответила Джули. – Я хочу только

эти картины. Сколько просите?

Подумав, пожилая женщина произнесла:

– Шестьдесят фунтов.

Мисс Уотсон не стала торговаться. Уплатив требу-

емую сумму, она свернула холсты и, аккуратно уложив

их в пакет вместе с прочими покупками, – отправи-

лась домой.

Поужинав, она еще раз перечитала свою роль, по-

сле чего достала из шкафа купленные на блошином

рынке полотна. Разложив их на столе и прижав края

книгами, чтобы снова не свернулись, Джули приня-

лась разглядывать живопись с еще бóльшим внимани-

ем. Она никак не могла понять, почему эти картины

так ей понравились. Продолжая внимательно изучать

холсты, она остановила взгляд на самом раннем и про-

читала надпись: «Майнц, Германия, 1929 год». Акку-

ратно свернув две другие, Джули переместила эту кар-

тину в центр стола и, вновь придавив углы книгами,

принялась внимательно изучать.

Майнц, Германия, 13 ноября 1929 года

– Гарри, почему ты не танцуешь, а сидишь и гру-

стишь? Твой лучший друг сегодня женится! – про-

изнес одетый в дорогой белый костюм с красным гал-

стуком-бабочкой мужчина лет тридцати, похлопывая

по спине друга, сидящего за одним из столов в ро-

скошном ресторане.

– Клаус, мне сейчас не до танцев. Я, наверное,

влюбился, – задумчиво произнес молодой человек

среднего роста и худощавого телосложения.

– Хватит валять дурака! – сказал жених. – Идем

веселиться.

– Я вполне серьезно. Скажи мне, пожалуйста,

а кто эта красивая девушка?

– Какая? – не понимая, о ком именно идет речь,

переспросил Клаус.

– Стройная брюнетка с большими глазами, сидя-

щая одна вон там, – Гарри кивнул в сторону стола

у стены.

Повернул голову и, устремив взгляд в указанном

направлении, Клаус увидел подругу детства его моло-

дой жены.

– Это Лея. Она работает учителем в школе и, кста-

ти, она еврейка, как и ты… но тебе лучше забыть о ней,

так как она здесь не одна.

– А с кем же?

– С Паулем. Наверное, он сейчас куда-то вышел.

Хотя обычно он не отходит от нее ни на секунду. Жут-

кий зануда… Кстати, они скоро собираются поженить-

ся, так что поищи для знакомства других девушек. Ви-

дишь, сколько их здесь?

– Расскажи мне немного о ней, – попросил

Гарри.

Сев за стол рядом с другом и налив стакан воды,

чтобы утолить жажду и хоть чуть-чуть передохнуть

от танцев, Клаус Нольде произнес:

– Она в раннем детстве с родителями пе-

реехала в Майнц. Еще могу сказать, что она

не любит шумных компаний и предпочитает спокой-

ное времяпровождение.

– А кто такой этот Пауль?

– Я познакомился с ним на двадцать пятом дне

рождения Леи, куда нас с Тильдой пригласили еще

весной, и с тех пор я его избегаю. – Посмотрев по сто-

ронам и убедившись, что никто из гостей торжества

его не слышит, Клаус продолжил: – Пауль – учитель

физики в школе, где работает Лея. Находиться в его

компании просто невозможно: он постоянно поучает

ее, придирается ко всему, даже к мелочам. Доходит

до того, что учит, как вести себя, как стоять, как си-

деть, даже как наливать воду в стакан… Но раз Лея все

это терпит – значит, он ее устраивает. Так что поищи

себе другую девушку. – Показывая на танцплощад-

ку, говорил друг. – На немецкой свадьбе тебе вряд

ли встретится еще одна Лея, но красивых девушек

здесь достаточно…

– Я хочу познакомиться именно с ней. Никогда

не прощу себе, если этого не сделаю… Клаус, дружи-

ще, ты же понимаешь: эта девушка – именно мой ти-

паж. Спокойная, красивая, нежная, с хорошими мане-

рами и к тому же учительница. Она будет прекрасной

женой и матерью. Ты согласен?

– Гарри, я теперь понял, почему мы с тобой

столько лет дружим. Дело в том, что нам нравятся раз-

ные девушки, – улыбнулся Клаус. – Мы и в универ-

ситете всегда выбирали разных и никогда не спорили

и уже тем более не конфликтовали по этому вопросу.

Скажу тебе прямо, Лея не в моем вкусе: мне нравят-

ся более раскрепощенные девушки, такие, как Тильда,

стройные блондинки с голубыми глазами. Ну ты меня

понимаешь…

– Нет, не понимаю, – перебил друга Гарри. —

Я сейчас ничего не понимаю и ни о чем не могу ду-

мать. Все мои мысли – только о ней.

– А мои – лишь о том, чтобы это все поскорее за-

кончилось, и мы с Тильдой остались наедине. А если

она увидит, что я подошел к другой… Ты же знаешь,

чем это может мне грозить.

– Вот что тебе точно будет грозить – это если

Тильда узнает об интрижке с той блондинкой в Гамбур-

ге прошлым летом. Как ее звали? Марта, да? И если ты

сейчас же не исполнишь мою просьбу, то этой ночью

точно останешься наедине, но с самим собой.

– Перестань шантажировать меня той истори-

ей! – недовольно пробурчал Клаус. – Ты же знаешь,

что я был пьян… и если об этом хоть что-то узнает

Тильда, мне несдобровать.

– Даю слово, что перестану – с той самой ми-

нуты, как ты познакомишь меня с Леей. Пожалуйста,

Клаус, сделай это ради меня, я тебя очень прошу.

– Ты что, решил жениться? – усмехнулся друг.

– Пока не знаю, но ничего подобного со мной

раньше не случалось. У меня такое чувство, будто

я встретил девушку из своих грез. – Гарри мечтатель-

но закатил глаза. – Я должен с ней познакомиться,

и ты можешь мне в этом помочь.

– Каким образом?

– Ты же знаешь ее! Подойдешь и представишь

меня: «Это мой друг Гарри, он – мой коллега, тоже

врач, и желает с вами познакомиться».

– А если появится этот зануда? – спросил Клаус.

– Тогда пройдем мимо и просто поздороваемся.

Сделай это ради нашей дружбы.

– Ты всегда умел находить веские аргументы, —

встав со стула и набравшись решимости, вздохнул

Клаус.

– Спасибо, друг, – произнес Гарри, также под-

нявшись, застегнув верхнею пуговицу пиджака и по-

правив прическу.

– Только дай мне подумать, как сделать так, что-

бы не испортить отношения с занудой. – Клаус намор-

щил лоб. – Если они поженятся и мы будем дружить

семьями, то он станет до самой старости напоминать

мне, что я познакомил тебя с его невестой.

– Не волнуйся заранее, – усмехнулся Гарри. —

Она может в любой момент передумать.

– Пойдем, пока я не передумал. Постараюсь тебе

помочь, но помни, что я делаю это только ради тебя,

так как ты – мой лучший друг, а не из-за твоего под-

лого шантажа, – подчеркнул Клаус.

Когда они подошли к Лее, Клаус представил их

друг другу. Гарри же, внимательно рассмотрев девуш-

ку и, услышав нежный голос, подумал: «Вблизи она

еще прекраснее, нежнее и изящнее… Она – именно та,

кого я всегда мечтал встретить».

* * *

Просидев около получаса, Джули свернула и третье

полотно. Положив холсты на стоящий в прихожей

шкаф, она решила, что завтра непременно отнесет

их в багетную мастерскую, чтобы одеть в рамы. Ради

этого она готова расстаться даже с оставшимися у нее

в кошельке тридцатью фунтами.

Третья глава

Воскресенье

Несмотря на выходной день, актеры и другие работни-

ки театра по просьбе мистера Гоулда беспрекословно

согласились провести внеочередную репетицию в вос-

кресенье днем. Мистер Гоулд, который начал обзвани-

вать всех в субботу после обеда, говоря о срочных при-

чинах переноса репетиции с понедельника на воскре-

сенье, сослался на свое улучшившееся самочувствие,

но мисс Уотсон догадалась, что это было связано с ее

отъездом.

В этот воскресный день Джули, как обычно, не-

много опаздывала на репетицию, но все же реши-

ла первым делом отнести картины в багетную ма-

стерскую неподалеку от театра. Разложив полотна

перед Вольфом, пожилым сотрудником мастерской,

актриса произнесла:

– Добрый день, Вольф. Хорошо, что вы открыты,

несмотря на выходной.

– Здравствуйте, мисс Уотсон, – сказал работник.

– У нас семейный бизнес, и лишние заказы не поме-

шают. Чем могу быть полезен?

– Вы можете оформить в багет три эти картины?

– Конечно. А какой цвет вы предпочитаете? —

разворачивая полотна, спросил Вольф.

– К сожалению, я ничего не смыслю в оформле-

нии картин. Хотелось бы целиком довериться вашему

вкусу. Какие у вас расценки?

– Если исходить из размеров данного полотна,

то одна рама может стоить от семи фунтов.

– А как они выглядят?

– Я сейчас принесу вам несколько образцов,

они, по моему мнению, будут гармонично сочетать-

ся с красками на этих полотнах. А вы выберете тот,

что понравится вам больше всего.

Свернув полотна, Вольф направился вглубь ма-

стерской и уже через минуту выложил перед актрисой

несколько образцов. Мисс Уотсон выбрала понравив-

шийся багет и поинтересовалась, сколько все это будет

стоить.

– Оформить все три картины именно так – сорок

пять фунтов, – ответил Вольф. – Вы выбрали один

из самых дорогих вариантов, такой багет прекрасно

подойдет к этим картинам. Если дорого, вы можете

выбрать, например, эти белые – всего по семь фунтов

за картину…

– Нет, мне понравились именно эти, и цена тут

не главное. У меня с собой тридцать фунтов, я могу

отдать вам их сейчас, а оставшиеся пятнадцать прине-

су завтра.

– Вы можете оплатить после окончания работы,

– сказал Вольф, сворачивая полотна. – Мисс Уотсон,

мы знакомы с вами уже не первый год. Хотя вы нечасто

балуете нас своим присутствием, афиша с вашим изо-

бражением всегда у нас перед глазами.

Он указал на стеклянную дверь. Сквозь нее Джу-

ли увидела рекламный шит, изображавший ее и Чака.

Большими буквами было выведено: «Акива и Рахель»,

а чуть ниже, шрифтом помельче, – «История любви,

которая никого не оставит равнодушным».

– Мы с семьей обязательно придем посмотреть

на вас и на все действо, – улыбнулся Вольф.

– Приходите! Обещаю: вы не пожалеете.

– Спасибо, непременно придем.

– А сколько у вас уйдет времени на все три

картины?

– У меня лежат и другие заказы. Понадобится

как минимум два-три дня.

Мисс Уотсон настоятельно попросила мастера

успеть к завтрашнему вечеру закончить работу хотя

бы над одной картиной. Из уважения к актрисе Вольф

согласился, а работу над двумя другими пообещал за-

вершить во вторник.

Поблагодарив мастера и вручив ему тридцать

фунтов, Джули заторопилась к выходу, но тут Вольф

поинтересовался:

– Какую картину следует оформить в багет в пер-

вую очередь?

Взвесив все «за» и «против», актриса остановила

выбор на самой старой, с подписью «Майнц, Герма-

ния, 1929 год».

Майнц, Германия, 13 ноября 1929 года

– Спасибо, что согласились со мной потанцевать, —

держа в ладони нежную руку девушки, произнес Гарри.

– Клаус очень просил, и в день его свадьбы

я не могла отказать, – ответила девушка, которая едва

доставала до плеч Гарри.

– Я сказал ему, что вы необыкновенно красивы

и что не смогу сегодня заснуть, если не потанцую с са-

мой прекрасной девушкой в городе.

Лея смутилась и, чтобы сменить тему,

поинтересовалась:

– А вы любите музыку? Кто ваш любимый

композитор?

– Бетховен, – ответил Гарри. – А какому компо-

зитору вы отдаете предпочтения, прекрасная Лея?

– Мне очень нравится Иоганн Штраус. По моему

мнению, его музыка легкая и воздушная.

– У вас прекрасный вкус, – продолжая танце-

вать, произнес молодой человек.

После небольшой паузы, Гарри продолжил:

– Лея, позвольте заметить, вы прекрасно танцуете.

– Я в детстве занималась балетом, но потом при-

шлось бросить. – Помолчав, Лея спросила: – Гарри…

разве это не еврейское имя?

– В ваших устах мое имя звучит так, как оно

раньше никогда не звучало, – ответил Гарри, держа

одной рукой легкий стан девушки.

– Если не хотите, можете не отвечать.

– Да, это так. Мы с вами одной национальности,

и то, что мы встретились сегодня здесь, на немецкой

свадьбе, – это судьба.

– В нашем городе встретить, как вы выразились,

«людей нашей национальности», – не такое уж ред-

кое явление, – девушка улыбнулась. – Не зря же наш

город, Майнц, называют Иерусалимом-на-Рейне.

– Позвольте с вами не согласиться, – пытаясь

отстоять свою точку зрения продолжил Гарри. – Вам

все равно не удастся переубедить меня по поводу

судьбоносности нашей встречи. Что же касается Ие-

русалима-на-Рейне, то каждый трактует это по-свое-

му. Например, местные иудеи говорят, что город носит

такое неформальное название, потому что они посе-

лились в Майнце еще в начале десятого века и осно-

вали здесь крупнейшую иудейскую общину Германии,

а немцы полагают, что это название происходит отто-

го, что город был основным центром христианизации

германцев.

– Хорошо, не буду с вами спорить, – ответила

девушка

– Это благоразумно с вашей стороны, – неловко

пошутил Гарри.

После небольшой паузы он спросил:

– Давно ли вы знакомы с Тильдой?

– Я переехала сюда в десять лет. Тильда жила

в соседнем доме и помогала мне привыкнуть к но-

вому городу, к новым людям. С того самого времени

мы и дружим. А откуда вы знаете Клауса? Вы с ним

работаете?

– Мы вместе учились в университете.

– Клаус сказал, что вы врач, или это выдумка? —

с интересом спросила девушка.

– Да, я врач, и смею заметить, очень хороший.

– А какой вы врач? Хирург, как и Клаус?

–

Нет,

я

выбрал

другую

специализацию – стоматологию.

– Наверное, у вас очень интересная работа! А я —

простая учительница младших классов.

– Простых учителей не бывает, – возразил Гар-

ри. – Это очень важная специальность, так как имен-

но они формируют личность детей.

Посмотрев в сторону стола, где уже сидел поба-

гровевший от ярости Пауль, девушка опустила голову

и тихо сказала:

– Простите, но мне пора идти.

– Это потому, что ваш кавалер вернулся, – тоже

глянув на Пауля, мрачно произнес Гарри.

– Мне в самом деле нужно идти.

– Прошу вас, давайте хотя бы завершим этот та-

нец. Мне никогда не было так хорошо.

Еще раз взглянув на разгневанного Пауля, девуш-

ка опустила голову и продолжила танец. После не-

большой паузы Гарри сказал:

– Надеюсь, что вы простите мою откровенность,

но вы с ним абсолютно не подходите друг другу.

– Вы тоже меня простите, но мне не хочется об-

суждать это с вами, – чуть побледнев, ответила Лея.

– Поверьте мне, вы предназначены для другого,

– продолжал молодой человек.

– И для кого же, если не секрет? – с сарказмом

спросила девушка.

– Вы предназначены для меня, – уверенно сказал

Гарри. – Я понял это с той самой секунды, как только

увидел вас.

– Прошу вас, не надо, не стоит бросаться таки-

ми словами. Я не верю во все эти сказки про любовь

с первого взгляда, – взволновано произнесла девуш-

ка. – Вдобавок ко всему это все лишнее, так как скоро

я выхожу замуж.

– Готов поспорить с вами на коробку конфет,

что если вы дадите мне месяц, я докажу вам, что я —

именно тот, кто вам нужен.

Улыбнувшись, Лея ответила:

– Увы, но у вас нет месяца. После этого танца

мы прекратим наше общение.

– Тогда придется работать в экстремальных усло-

виях, – пошутил Гарри. – В таком случае я постара-

юсь вас убедить в течение этого танца. Надеюсь, после

моих слов вы одумаетесь и не совершите столь опро-

метчивого поступка.

– Вы напрасно потратите время.

– Вы готовы поспорить или же струсили? Толь-

ко – как порядочный человек и джентльмен – дол-

жен вас предупредить, что в университете, помимо

прочего, я изучал психологию.

– Ну что ж, давайте пробуйте, только это все

напрасно. Я уже вам говорила, что не верю в чудеса

и скоро выхожу замуж, – решив принять вызов, се-

рьезно произнесла девушка.

Гарри собрался с мыслями и произнес:

– Ответьте мне, а лучше в первую очередь самой

себе, хотите ли вы провести всю жизнь рядом с не-

любимым человеком? Жить с ним, рожать ему детей,

встречать после работы, ложиться спать и просыпать-

ся рядом с ним?!

– Зачем вы все это говорите? Я уже все решила, —

грустно произнесла Лея.

Но Гарри не собирался отступать и продолжил:

– Я, в свою очередь, прошу вас не делать этого.

Дайте мне шанс доказать вам, что вы достойны самого

лучшего, что вы можете любить и быть любимой…

Девушка засмущалась и опустила голову. Гарри

еще крепче сжал ее ладонь, закрыл глаза и прошептал

ей на ухо:

– Лея, возможно, мои слова покажутся вам

странными, но я не хочу расставаться с вами. Я хотел

бы, чтобы эта музыка длилась вечно.

– Увы, Гарри, как вы, наверное, знаете, все имеет

свой конец, – произнесла девушка. – Совсем скоро

прозвучат последние аккорды и мы с вами распроща-

емся навсегда.

Гарри и не думал сдаваться.

– Лея, ответьте мне, пожалуйста, разве конец че-

го-то не означает начало нового? – продолжал гово-

рить он. – Разве конец дня не означает начало вечера,

а конец вечера – начало ночи? Совсем не обязатель-

но, чтобы с этим танцем для нас все закончилось. Мне

бы хотелось, чтобы он послужил началом следующе-

го этапа нашего знакомства. Знаете что, после танца

я приглашаю вас прогуляться. Давайте сбежим от всех

и пройдемся по ночному Майнцу.

Еще раз посмотрев в сторону кипящего от гнева

Пауля, Лея ответила:

– Спасибо за приглашение, но совсем скоро я со-

бираюсь уходить, причем без вас. Вы можете пригла-

сить на ночную прогулку кого-нибудь другого: здесь

много симпатичных девушек.

– Мне никто не нужен, кроме вас, – продолжал

упорствовать Гарри. – Если вы откажетесь, то я даже

не взгляну на других девушек на этом торжестве.

С мыслями о вас я дождусь конца свадьбы, и затем

отправлюсь домой и буду рисовать, продолжая танце-

вать, – прошептал врач.

– Вы умеете рисовать? – заинтересованно спро-

сила Лея.

– Да, – кивнул Гарри. – В юном возрасте я по-

сещал художественные кружки и даже брал частные

уроки. У меня было много набросков и зарисовок,

но сегодня, как ни символично это звучит, я хочу на-

чать первую серьезную работу.

– А я с самого детства мечтала научиться рисо-

вать, – призналась Лея, – но так и не смогла. И что

вы собираетесь изобразить?

– Свой сон.

– Что? – переспросила девушка. – Вы сказали

«сон»?

– Да, сон, я увидел его этой ночью. Я долго искал

интересный сюжет для дебютной картины, и этот сон

так меня затронул, что я решил посвятить ему свою

первую серьезную работу.

– Как интересно… – выдохнула девушка.

– Вообще мне редко снятся сны, тем более цвет-

ные. И сегодняшний сон я решил запечатлеть на холсте.

– И что же это за сон?

– О, это секрет, и я не собираюсь делиться им

с девушкой, так цинично отказавшейся пройтись со

мной по ночному городу, – сказал Гарри в надежде

заинтересовать Лею.

– Ну что же, это ваше право. Как хотите.

Когда зазвучали последние аккорды, Гарри пред-

принял еще одну отчаянную попытку:

– Лея, может быть, вы согласитесь встретиться со

мной завтра вечером? Я расскажу вам о сне и о про-

цессе работы над картиной…

– Нет, простите, мне нужно идти. Да и музыка

уже закончилась.

– Мне нужно снова вас увидеть, – попросил Гар-

ри. – Пожалуйста, дайте мне шанс.

– Шансы дают не люди, а Тот, кто восседает

на Небесах, так что если нам представится случай,

то мы встретимся.

– А я верю в то, что люди сами вершат свои судь-

бы, и если мы решим, что хотим быть вместе, то никто

и ничто не сможет нам помешать, – с полной реши-

мостью встретиться с Лей снова, произнес Гарри.

– Не буду с вами спорить.

Прощаясь с Леей и постепенно выпуская ее неж-

ную ладонь из своей, Гарри внимательно посмотрел

в глаза девушке и тихо произнес:

– Я очень рад нашему знакомству. Этой ночью,

рисуя картину, я буду думать только о вас, Лея.

* * *

Покинув багетную мастерскую, Джули быстрым ша-

гом направилась в театр, где репетиция уже шла пол-

ным ходом. Войдя в зал, мисс Уотсон увидела, как ми-

стер Гоулд делает какие-то замечания Чаку, который

в отсутствие напарницы репетировал свой монолог.

Режиссер хотел еще раз донести до актера свое виде-

ние главного персонажа, дабы Чак как можно лучше

вжился в роль. Тот с должным почтением внимал сло-

вам мистера Гоулда, а служащие театра в это время

приводили в порядок декорации для первого акта. Сам

спектакль состоял из четырех актов, разделенных од-

ним антрактом.

Мистер Гоулд с места в зрительном зале про-

должал объяснять Чаку, как игрой вызвать бóльшую

симпатию зрителей, сочувствие и любовь, но, поймав

взгляд актера, направленный ко входу, и, повернув-

шись, также увидел стоящую у двери Джули. Мистер

Гоулд не стал ругать ее за опоздание – только сказал:

«Переоденься и бегом на сцену».

Джули быстро проследовала в гримерную, влезла

в одеяние Иудейки первого века нашей эры и вышла

на сцену. Там стояла убогая лачуга со стогом сена вну-

три – декорации к первому действию.

Когда мистер Гоулд убедился, что все на местах,

он встал с кресла и, обращаясь к актерам, сказал:

– Вы готовы?

Джули и Чак согласно кивнули в знак того,

что они уже собрались и готовы приступить

к репетиции.

Мистер Гоулд сказал:

– Просьба всем занять свои места на сцене…

Итак, если вы готовы, то начнем.

В первом акте Джули должна была изображать

юную девушку, Рахель, а Чак практически своего ро-

весника, тридцатипятилетнего неграмотного пасту-

ха Акиву. Рахель хорошо воспитанная дочь одного

из самых богатых людей Иерусалима, Кальбы Савуа.

Познакомившись с безграмотным пастухом Акивой,

работающим в имении ее отца, она тайно выходит

за него замуж. Когда ее отец узнает об этом, он выго-

няет их из имения и лишает свою единственную дочь

наследства. Над неграмотным Акивой все насмеха-

лись, но добрая девушка увидела в нем мудрого чело-

века, решила, что из него получится хороший раввин,

и вопреки воли отца вышла за него замуж.

Зажегся прожектор и высветил лежащих на стоге

сена актера и актрису. Выбирая соломинки из головы

девушки, молодой человек заговорил:

– Большое тебе спасибо, Рахель, за то, что ты, дочь

Кальбы Савуа, уважаемого человека, одного из бога-

тейших людей Иерусалима, согласилась выйти за меня.

– Акива, я думаю, что у нас все получится. Не сто-

ит отчаиваться, что отец выгнал нас из дома и лишил

меня наследства, так как я все равно вышла за тебя.

– Не могу понять, что нашла такая девушка,

как ты, в пастухе, который в тридцать пять лет не уме-

ет ни читать, ни писать…

– Акива, ты помнишь условие, что я поставила

тебе, прежде чем дать согласие стать твоей женой?

– Да, конечно. Пойти учиться грамоте…

– Именно. Акива, тебе необходимо учиться. Ду-

маю, что из тебя выйдет отличный раввин. Несмотря

на то, что сейчас ты неграмотный, я уверена, что со

временем ты сможешь выучиться и стать уважаемым

человеком. А я буду тебе помогать…

– Надеюсь, что тебе все это не надоест и ты

не сбежишь от меня обратно в имение своего отца.

Девушка улыбнулась:

– Я похожа на глупышку, готовую оставить такое

сокровище без присмотра?

– Рахель, ты когда-нибудь бываешь серьезной?

– Будь уверен, никуда я от тебя не сбегу, даже

и не надейся. И если когда-нибудь захочешь избавить-

ся от меня и уйти к другой, я вцеплюсь в твою ногу, так

как обе я ухватить не смогу, и буду волочиться по зем-

ле за тобой даже на край земли. Пойми, если я выбрала

тебя, то это навсегда.

Первый акт длился около двадцати пяти минут,

и мистер Гоулд остался доволен игрой Чака и Джули.

По его указанию работники сцены сменили декорации,

и актеры принялись репетировать и последующие дей-

ствия, а затем и весь спектакль от начала и до конца.

После пяти часов работы мистер Гоулд всех от-

пустил. Мисс Уотсон проследовала в гримерку, акку-

ратно сняла с себя платья, смыла грим и в этот вечер

не стала задерживаться в театре, а сразу ушла домой.

Она поужинала, включила компьютер и зашла

в Интернет проверить почту и еще раз прочитать пись-

мо, полученное от театра «Глобус», где была подроб-

ная информации о предстоящем в понедельник про-

слушивании. Среди десяти новых сообщений и спама

она нашла то самое письмо. Прочитав его, актриса

перешла на сайт книжного интернет-магазина и зака-

зала несколько последних книжных новинок с курьер-

ской доставкой на дом, а потом принялась репетиро-

вать роль для завтрашнего прослушивания в Лондоне.

Джули играла роль Гертруды на протяжении двух лет

в местном театре в постановке мистера Гоулда, пока

прошлым летом спектакль не сняли из репертуара,

и знала ее практически наизусть. Актриса боялась,

что свойственная ей подача материала или ее внешние

данные придутся не по вкусу лондонскому режиссеру,

и мысли об этом угнетали ее.

В который раз повторив текст, мисс Уотсон нако-

нец легла спать.

Майнц, Германия, 14 ноября 1929 года

– Здравствуйте! Что вы здесь делаете? – удивлено

спросила Лея, увидев Гарри на следующий день после

свадьбы Клауса и Тильды.

Он стоял у школьных ворот и ожидал ее по окон-

чании рабочего дня.

– Я проходил мимо, и что-то побудило меня оста-

новиться, – ответил Гарри. – Наверное, совесть.

Она напомнила мне, что я должен купить вам коробку

конфет.

– Уверяю вас, не стоит…

– Но ведь мы поспорили, и я, как порядочный

человек, должен сдержать свое слово. Если вы отка-

жетесь, то меня может замучить совесть, и я буду пло-

хо спать. Это вам, – Гарри вынул руку из-за спины

и протянул Лее коричневую коробку и небольшой бу-

кет хризантем.

– Благодарю, – смущенно сказала Лея. – Но,

и вправду, не стоило....

– Лея, я долго выбирал такие цветы, чтобы

они подчеркнули красоту ваших глаз, но ничего до-

стойного так и не нашел. И, за неимением лучшего,

решил остановиться на этом варианте.

– Спасибо. Они очень красивые, – нюхая хри-

зантемы, произнесла девушка.

– Можно вас проводить? Или вы будете дожи-

даться вашего кавалера?

– Если под кавалером вы подразумеваете Пауля,

то он сегодня отпросился и ушел пораньше.

– Так вы позволите проводить вас?

– Да, пойдемте.

После того как они направились к ее дому,

что находился в нескольких кварталах от школы, Гар-

ри, деликатно попросив разрешения перейти на «ты»,

поинтересовался:

– Ты не очень устала сегодня?

– Нет, был обычный рабочий день.

– А я заранее взял выходной. Знаешь, не очень

хочется на работу на следующее утро после свадьбы

лучшего друга.

– А приходить в школу с цветами и конфетами

хочется? – Лея взглянула на Гарри сквозь букет.

– Да, очень.

– Про адрес и время, когда я заканчиваю, тебе, ко-

нечно, сказала Тильда.

– Ну да, – признался Гарри. – Я уговорил ее,

объяснив, что нужно сообщить тебе что-то очень важ-

ное, а еще я сказал, что если не увижу тебя, то не пере-

живу этого, и она не смогла отказать.

– Да, это весомый аргумент, – с сарказмом заме-

тила девушка.

Когда они проходили по аллее, ведущей к дому

Леи, Гарри попросил девушку задержаться на не-

сколько минут и выслушать его. Он набрался смелости

и произнес:

– Лея, я всю ночь думал о тебе и до самого утра

не мог сомкнуть глаз. Раньше со мной такого никогда

не случалось…

Девушка засмущалась.

– Я заснул на рассвете, через несколько часов

проснулся с мыслями о тебе и понял, что хочу про-

сыпаться так до конца своих дней. – Выдержав паузу

и продолжая внимательно смотреть в глаза девушки,

Гарри робко произнес:

– Выходи за меня замуж.

– Гарри! – воскликнула Лея. – Мы же только

вчера познакомились!

– Ну и что? Для того чтобы понять, тот это чело-

век или нет, достаточно одного слова, одного взгляда.

– Даже если бы я очень захотела, то у нас бы ни-

чего не вышло, – парировала девушка. – Наша с Па-

улем свадьба запланирована на следующее лето.

– Почему ты выходишь за него? – с отчаянием

в голосе спросил Гарри.

– Он давно ухаживает за мной и говорит, что очень

любит.

– А ты его любишь?

– Не знаю. Возможно, со временем мне удастся

испытать к нему это чувство…

– Лея, ты понимаешь, что тебе придется прожить

с ним всю жизнь? Вместе ложиться спать и просыпать-

ся в одной постели? Слушать постоянные нравоуче-

ния… Может быть, это будет стабильная жизнь, но она

не сделает тебя счастливой.

– И что же сделает меня счастливой?

– Я сделаю тебя счастливой, никто и никогда

не сможет полюбить тебя так, как я!

Лея промолчала, только внимательно смотре-

ла и слушала продолжавшего признаваться в любви

Гарри:

– Я всю жизнь искал тебя, искал тебя средь толпы,

хотел, чтобы наши взгляды встретились… Пожалуйста,

подумай над моими словами и над моим предложени-

ем. Что же касается Пауля, если он в самом деле любит

тебя, то поймет и простит.

Лея внимательно смотрела на Гарри, потом опу-

стив глаза, чуть слышно произнесла:

– Я не могу ответить вот так сразу, мне нужно

подумать.

– Думай. У тебя есть время до завтрашнего вечера.

– Почему именно до завтрашнего вечера?

– Потому что завтра вечером мы идем в театр.

Я уже и билеты купил.

– Гарри, куда ты так торопишься? – с удивлени-

ем спросил Лея.

– Жизнь слишком коротка, и я хочу провести

с тобой рядом как можно больше времени, – ответил

Гарри.

– Обещаю, что подумаю и завтра дам тебе ответ.

Гарри как бы случайно взял ладонь Леи, и они дви-

нулись по направлению к ее дому. По дороге девушка

спросила:

– Вчера ты так и не рассказал мне о своем сне. Ты

начал рисовать картину?

– А ты понимаешь что-нибудь в снах, умеешь их

толковать?

– Нет… Но мне очень интересно, расскажи, пожа-

луйста, что ты видел во сне, а я послушаю.

– Хорошо, слушай! Стояло ясное утро, и солнце

восходило на горизонте. Я находился в густом лесу,

любовался природой, слушал пение птиц. Вдруг от-

куда ни возьмись появился большой бурый медведь.

Увидев его, я стал убегать…

– И как, убежал? – рассмеялась Лея.

– Если честно, мне было тогда не до смеха. Я бы-

стро проснулся…

– А я никогда не запоминаю сны. Не знаю, хоро-

шо это или плохо.

– Ты, главное, помни, что завтра в семь часов ве-

чера я буду ждать тебя около театра.

– Хорошо, постараюсь не забыть, – улыбнулась

девушка.

Когда они остановились около дома, их взгляды

снова встретились, и какое-то время Лея и Гарри при-

стально смотрели друг на друга. Затем девушка бы-

стро вытащила ладонь из руки спутника и направилась

в сторону дома. Гарри произнес вслед:

– Я буду думать о тебе всю ночь и ждать, когда на-

ступит то мгновенье, когда я завтра снова увижу тебя

возле театра. Я буду считать часы, минуты, секунды…

Лея подошла к калитке и, обернувшись, чтобы по-

прощаться с Гарри, тихо произнесла:

– До завтра.

Четвертая глава

Понедельник

Будильник мисс Уотсон прозвенел ровно в восемь утра.

Приведя себя в порядок, позавтракав, поупражняв-

шись в дикции и предварительно зайдя в банк, чтобы

снять деньги для поездки в Лондон и на прочие расхо-

ды, она отправилась на железнодорожный вокзал. До-

рога заняла у Джули чуть менее часа. Прибыв в город,

она сразу отправилась в один из самых знаменитых те-

атров Великобритании, «Глобус». С самого утра у вхо-

да выстроилась длинная очередь, и хоть было уже два

часа дня, но люди все прибывали и прибывали.

Когда подошел ее черед, режиссеры попросили

мисс Уотсон представиться и продекламировать от-

рывок из спектакля. После этого они поблагодарили

актрису и пригласили следующую претендентку.

– Как вы считаете, есть ли у меня шансы? —

спросила Джули одного из членов комиссии, расхажи-

вающего по залу со списком претендентов.

– Шансы есть у всех, но о том, кого выберет ре-

жиссер, станет известно сегодня вечером. И если это

будете вы – вам обязательно позвонят.

Однако вечером, когда Джули возвращалась

в Виндзор, ей позвонил только мистер Гоулд, решив-

ший узнать, как прошел день. «Какой бы выбор ни сде-

лали режиссеры, я считаю тебя лучшей актрисой», —

заявил он. Но его слова слабо утешили мисс Уотсон,

ведь уже она осознала, что мечте о большой сцене

пришел конец.

С вокзала Джули поспешила в багетную мастер-

скую, чтобы доплатить оставшиеся пятнадцать фунтов

и забрать одну картину.

– Когда я могу прийти за остальными картина-

ми? – поинтересовалась она.

– Думаю, завтра днем, – оформляя очередную

раму, ответил мастер.

– Вы успеете сделать обе?

– Нет, только вторую. С третьей придется подо-

ждать, пока привезут багеты, какие вы выбрали.

– Но у вас же были багеты для всех трех картин…

– Да, но материал оказался бракованным, при-

шлось для третьей картины заказывать новую партию.

– Пожалуйста, поторопитесь, – попросила Джу-

ли, развернув холсты и еще раз внимательно рассмо-

трев обе картины, она спросила: – Кстати, вы не зна-

ете, почему художник написал название города и дату

на лицевой стороне, а подписался на обратной?

– Трудно сказать. У каждого живописца собствен-

ная манера подписывать картины и свои соображения

на этот счет. Возможно, он позаимствовал этот прием

у какого-то известного художника…

– Я не знаю, почему мне так понравились эти

работы, – поделилась впечатлениями мисс Уотсон. —

На днях придется попросить плотника вбить три гвоз-

дя, чтобы картины не пылились в шкафу, а сразу заня-

ли место в моем салоне, думаю, они там будут велико-

лепно смотреться.

– Мисс Уотсон, я вижу, как тепло вы относитесь

к этим полотнам. Поэтому постараюсь завтра с самого

утра заняться второй картиной. Как только все будет

сделано, сразу вам позвоню.

Утомившись после длинного и тяжелого дня,

Джули произнесла:

– Спасибо вам, Вольф.

Забрав готовую картину, актриса отправилась

домой.

Вернувшись, сняв верхнюю одежду и положив

на тумбу тяжелую сумку с многочисленными распе-

чатками диалогов, Джули пошла на кухню. Быстро

поужинав, она пристроила картину на шкафу около те-

левизора. Затем нашла в сумке текст спектакля «Аки-

ва и Рахель» и начала повторять. После того как она

бегло перечитала свою роль, решила сделать больший

акцент на длинных монологах, в основном во втором

акте спектакля, но, едва нашла это место, зазвонил те-

лефон. Это мистер Гоулд под предлогом обсуждения

спектакля решил еще раз подбодрить подопечную.

– Добрый вечер, Джули! Как настроение? Ты уже

начала репетировать?

– Да, я даже успела быстро перечитать все свои

диалоги.

– Первый акт ты и так играешь здорово, начни

лучше сразу со второго, – желая помочь Джулии по-

скорее забыть сегодняшние прослушивания в Лондоне,

режиссер пытался переключить ее внимания на пред-

стоящий спектакль. Ты можешь прочесть коммента-

рии к ней?

– Да, секундочку, – проговорила Джули, листая

страницы. – Вот, нашла. «Во втором акте после же-

нитьбы Акивы и Рахель прошло уже шесть лет. После

долгих уговоров Акива наконец-то начал постигать

грамоту, пойдя учиться вместе со старшим сыном Ио-

шуа, когда тому исполнилось пять лет. Акиве на тот

момент было уже сорок, вначале ему казалось все

очень сложным. Заботы по дому Рахель взяла на себя,

а жители города, учителя и дети смеялись над бедным

пастухом, но он сумел все это преодолеть. Когда же

Акива освоил алфавит и азы Святого Писания, его

учителя, видя способности Акивы, посоветовал про-

должить постигать премудрости Торы в городе Явне,

где в то время находилось самое большое религиозное

учреждение Иудеи. Акива колебался, не хотел учиться

вдали от дома, да и денег не хватало, но Рахель убе-

дила мужа в необходимости учебы, пообещав достать

требуемую сумму». Мистер Гоулд, это все коммента-

рии ко второму акту, а уже потом идет диалог, где Ра-

хель дает мужу денег, и Акива отправляется учиться…

– Джули, ты должна убедительно показать эмо-

ции и чувства Рахель к Акиве. Представь – у нее

на глазах начинают сбываться самые заветные мечты!

Наконец-то муж, в сорок лет, после долгих уговоров

обучился грамоте и отправляется в самую большую

религиозную школу Иудеи, чтобы продолжить учебу!

Рахель готова на все, чтобы помочь Акиве.

– Я постараюсь, мистер Гоулд. Но, если честно,

до сих пор не понимаю мотивы этой героини. Сложно

представить, зачем этой молодой и красивой женщине

нужно взваливать на свои плечи хозяйство, чтобы от-

править мужа учиться, да еще в сорок лет.

– Да, согласен, ее мотивы сложно понять нашим

современникам, но ты должна смотреть на это с дру-

гой точки зрения. В Рахели не было ни капли эгоиз-

ма, она не думала о себе: самоотверженно посвятила

жизнь тому, чтобы муж стал уважаемым раввином,

а дети выучили грамоту.

– Возможно, это из-за того, что я никогда так

сильно не любила. Надеюсь, что вам не придется жа-

леть, что вы остановили выбор именно на мне.

– Ты прекрасно справляешься, и лучше тебя мало

кто сыграет. Просто ты должна прочувствовать и про-

жить на сцене несколько периодов из жизни Рахели,

разделенных в спектакле на четыре части. В первом

акте она молодая, двадцать лет, только познакоми-

лась с Акивой-пастухом. Во втором они поженились,

и по прошествии шести лет, несмотря на нужду, Ра-

хель отправляет мужа учиться. В третьем он усердно

учится, и после двенадцати лет хочет навестить семью,

но, слыша разговоры соседа, разворачивается и уходит.

А в четвертом, где ей пятьдесят, и после долгих лет

насмешек, упреков и тяжелой жизни Рахель пожинает

плоды своего труда, муж становится одним из самых

великих раввинов в истории иудаизма.

– Постараюсь, – спокойно ответила Джули. —

Вся проблема в том, что я раньше никогда не слышала

об этом человеке и его жене, об истории их любви.

Режиссер со стыдом произнес:

– Признаться честно, раньше я тоже не знал

об этой истории. Да, я прочитал много книг, посвящен-

ных истории Иудеи, о жизни праотцев, о царе Давиде

и царе Соломоне, но ничего не слышал о раби Акиве.

Ничего – пока не прочитал эту книгу.

– Мистер Гоулд, – горячо заговорила актриса, —

обещаю вам: я постараюсь еще больше вжиться в эту

роль. Сегодня понедельник, а премьера в среду вече-

ром, и я буду перечитывать сценарий снова и снова,

пока не смогу лучше понять мотивы, которые движут

этой героиней.

– Джули, – с мягкой улыбкой ответил мистер Го-

улд, – большое спасибо за то, что так ответственно

относишься к роли. Ты замечательная и талантливая

актриса, мы понимаем друг друга с полуслова. Я бла-

годарен судьбе за то, что познакомился с тобой. Не

знаю, что бы я без тебя делал.

– Это вам спасибо, мистер Гоулд. Благодаря вам

я играю таких замечательных персонажей.

– Не надо благодарностей, – сказал режис-

сер, глядя на часы. – Ты, главное, постарайся по-

скорее забыть об этом сегодняшнем прослушива-

нии в театре и сосредоточься на нашем спектакле.

Для меня это очень важно, и ты мне нужна собранная

и подготовленная.

– Хорошо, мистер Гоулд, я постараюсь сделать

все, чтобы не подвести вас.

Попрощавшись с режиссером, мисс Уотсон про-

должила чтение текста второго акта, в котором Ра-

хель достала деньги, чтобы отправить мужа учиться.

«Рахель встала раньше Акивы, оделась, тихо вы-

шла из дома и направилась к городскому рынку. Вер-

нувшись и разбудив мужа с сыном, принялась готовить

завтрак.

– Акива, любимый, ты скоро? Тебе нужно

поторопиться.

– Да, Рахель, я уже одеваюсь и скоро приду.

– Поторопи, пожалуйста, Иошуа, ему нужно

на учебу, а маленькая доченька пускай пока спит.

Затем Акива, прошел на кухню и, приветствуя Ра-

хель, удивленно спросил:

– Рахель, что с тобой, почему ты дома в платке,

заболела?

– Акива, ты же знаешь, во сколько я встаю, а с утра

очень холодно, и боюсь простудить голову.

– Молодец, ты должна заботиться о себе, сейчас

ты будешь вынуждена сама вести хозяйство.

Рахель прочла в глазах подоспевшего к завтраку

Иошуа вопрос о платке на голове и, не дав ему произ-

нести и слова, сказала:

– Иошуа, скорее садись за стол и ешь, ты не дол-

жен опаздывать на учебу.

– А что у тебя… – попытался спросить ребенок.

– Не задавай много вопросов, ешь – и бегом

на учебу.

Затем Рахель снова обратилась к мужу:

– Акива, я зашла на рынок, купила лепешек, ово-

щей и фруктов в дорогу, и, кстати, вот деньги, на пер-

вое время этого должно хватить, а затем отправлю еще.

– Рахель, почему ты не хочешь ответить, откуда

у тебя эти деньги? Ты у кого-то одолжила?

– Акива, пожалуйста, не задавай лишних

вопросов.

– Мы же муж и жена, между нами не должно

быть тайн.

– Если тебе от этого станет легче, отвечу: ни у кого

не заняла.

– Спасибо за эту возможность продолжить учебу,

я буду очень стараться. Но знаешь, о чем я постоянно

думаю? Как вы здесь будете без меня…

Рахель восклицает с притворным возмущением:

– Акива, ты разве не веришь в мои силы? – И по-

сле паузы продолжила: – Кто справлялся со всем хо-

зяйством, пока ты учился грамоте, а затем и Святому

Писанию? – Рахель!

– Кто доил коз, смотрел за курами, приносил хво-

рост, чтобы отапливать дом? Снова Рахель.

– Да, Рахель. Ты у меня умница. Но раньше я хоть

вечерами был дома, а теперь, возможно, долгие меся-

цы не смогу навещать вас.

– Акива, знай, что все будет в порядке, ты, глав-

ное, занимайся. Я и дальше смогу вести хозяйство,

усердно учись и помни, что мы все тебя любим.

Затем, прежде чем отправиться в долгий путь,

Акива зашел в комнату за вещами, а Иошуа, встав из-

за стола и тоже взяв сумку, направился к выходу. Про-

вожая сына, Рахель резко нагнулась, чтобы поцеловать

его, но в этот момент косынка, прикрывавшая голову,

соскользнула на пол.

Взору Акивы и стоявшего рядом Иошуа предста-

ла шокирующая картина – волос на голове Рахель

не было.

Акива долго смотрел на жену и никак не мог при-

йти в себя.

Затем он попросил Иошуа подождать за дверью

и, едва сдерживая слезы, произнес:

– Рахель, что произошло с твоими прекрасны-

ми волосами? Почему ты постриглась? Зачем ты это

сделала?

– Акива, я же говорила, что сейчас лето и мне

жарко работать, – опустив глаза, сказала Рахель.

– Теперь мне понятно, откуда у тебя деньги, —

присев на стул и опустив сумку на пол, печально про-

изнес Акива. – Я никуда не еду. Такой ценой мне это-

го не нужно.

– Акива, пожалуйста, не сердись на меня, —

взмолилась Рахель. – Все, что я делаю, это для нас.

Главное, чтобы у тебя была возможность учиться, а во-

лосы… они скоро отрастут.

Акива молча смотрел в пол и никак не мог осоз-

нать, как Рахель решилась на такой шаг.

– Если ты меня хоть капельку любишь, то возь-

мешь сумку и отправишься в путь, – продолжила

жена. – Волосы отрастут, а терять драгоценное время

мы не можем.

– Как я могу не любить такую, как ты! – вос-

кликнул Акива. – Каждый человек на земле мечтал

бы, чтобы рядом находилась такая жена – умная, вер-

ная, отважная. И после всего этого спрашиваешь, лю-

блю ли я тебя хоть капельку?

– Все, что я делаю, это для нас и наших детей.

Мы должны обеспечить им достойное будущее. Им

надо брать с кого-то пример, а если ты не продолжишь

обучение, то и дети начнут с презрением относить-

ся к учебе, и в будущем над ними станут потешаться

окружающие, как когда-то потешались над тобой.

– Ты права, – тихо произнес Акива, – мне обя-

зательно нужно продолжить учебу. Спасибо за все,

что ты делаешь для меня. Спасибо, что ради меня по-

шла на такой шаг – продала свои волосы.

– Акива, у тебя нет повода для печали, ведь

то, что ты научишься писать и читать, дороже, чем

то, как я выгляжу. И кстати, зачем мне длинные воло-

сы, когда ты уезжаешь? Меня интересует только один

мужчина на земле, и если его нет рядом, то для кого

тогда мне их распускать? Ты хочешь, чтобы кто-то

другой любовался моими длинными волосами? —

улыбаясь, произнесла Рахель.

– Нет.

– Вот и мне этого не нужно, у меня есть ты,

и я хочу, чтобы всю жизнь ими восхищался только ты

один.Акива был тронут поступком Рахель. Он крепко

обнял ее и пообещал:

– Рахель, я буду учиться день и ночь и сделаю

все возможное, чтобы твои усилия не оказались на-

прасными. Я даю тебе слово, что, когда выучу Святое

Писание и вернусь домой, то непременно куплю тебе

украшение «Золотой Иерусалим» в благодарность

за все, что ты делаешь для меня.

Рахель с улыбкой кивнула и сказала:

– Спасибо, любимый. Думаю, что к тому време-

ни у меня уж точно отрастут волосы, и, распустив их,

я надену эту диадему.

Затем Акива, которому с каждой минутой было

все сложнее расстаться с Рахель, чтобы не передумать,

крепко обнял ее, попрощается и отправился в город

Явне».

После нескольких прочтений этого действия и од-

ной репетиции Джули почувствовала, что очень уста-

ла. Утренняя поездка в Лондон на прослушивание

тоже давала о себе знать. Было уже пол-одиннадцатого

вечера, и Джули решила немного отдохнуть. Собрав

со стола все листы, она разложила по порядку и убра-

ла на полку. Затем, пройдя на кухню, достала бутылку

апельсинового сока из холодильника и, предваритель-

но взболтав, наполнила стакан.

Удобно расположившись на диване, мисс Уотсон

думала о словах мистера Гоулда – что ей нужно по-

любить свою героиню, постараться понять ее мотивы.

Однако она осознавала, что даже после пяти месяцев

репетиций не может полностью понять мотивацию Ра-

хели и относиться к ней с должной симпатией. Хоро-

шо, конечно, что у них все так закончилось, но вероят-

ность столь благоприятного развития событий весьма

невелика…

Устав от размышлений, она некоторое время лю-

бовалась новой картиной.

Майнц, Германия, 15 ноября 1929 года

– Как тебе спектакль? – спросил Гарри, подавая

пальто своей прекрасной спутнице.

– Замечательно. Я так давно не была в театре,

что забыла, насколько прекрасное это искусство, —

произнесла Лея.

– А я часто посещаю театр. По-моему, это самое

высокое искусство, так как между актерами и зрите-

лями в зале происходит прямое общение, это сродни

магии. Я часто сижу в зале и жалею только об одном —

что я не режиссер.

– Ты врач, а это не менее достойная специаль-

ность, – успокоила его Лея.

Когда пара вышла из театра на свежий воздух, мо-

лодой человек произнес:

– Мне очень не хочется расставаться с тобой.

Пойдем в ресторан или, может быть, просто погулять…

– Я не голодна, да и в столь поздний час я уже

не ем.

– Сейчас всего девять вечера…

– После шести вообще не ем, слежу за фигурой.

Если ты не против, хотелось бы просто пройтись. Сей-

час прекрасный ноябрьский вечер.

– Как скажете, фрейлин.

Спустившись по ступенькам театра, они напра-

вились к городской набережной. В этот осенний ве-

чер в Майнце стояла прекрасная погода. Несмотря

на поздний час, на набережной было довольно людно,

гуляли влюбленные пары и родители с детьми…

– Как ты представляешь себе идеальную се-

мью? – спросила Лея, глядя на проходящую мимо

пару с детьми: ребенок лет пяти держал за руку отца,

а мать везла коляску с младенцем.

Немного подумав, Гарри ответил:

– Муж, жена и как минимум двое детей, бегаю-

щих по дому, они шумят, играют… Наверное так, а ты?

– Муж, жена, сын и дочь. По крайней мере, я всег-

да представляла идеальную семью именно такой.

Гарри с каждой минутой все больше убеждался

в том, что Лея именно тот человек, которого он ждал

всю жизнь. Он остановился, взял ее за руки и, глядя

на нее нежным взглядом, произнес:

– Лея, мы с тобой будем прекрасной парой, я буду

тебя очень любить, и ты родишь мне прекрасных детей.

– Ты уже так уверенно об этом говоришь? Вооб-

ще-то я еще не ответила согласием на твое вчерашнее

предложение…

– Хорошо, не будем торопить события. У тебя

есть еще несколько часов для раздумья, а пока давай

посидим около реки, здесь прекрасный вид и звезды.

Они подошли к скамейке, с которой открывалась

панорама реки. Какое-то время они сидели и смотрели

на небо, а потом Лея спросила:

– Ты закончил рисовать картину?

– Да. Это моя первая серьезная работа. Мне очень

нравится искусство, и хотелось бы сделать целую се-

рию картин и в старости организовать выставку. В глу-

бокой, глубокой старости…

– Ты так романтично говоришь о старости, а я вот

очень боюсь постареть. – Лея пристально посмотрела

на Гарри. – Если бы у тебя была возможность, хотел

бы ты никогда не стареть и жить вечно?

– Я много думал об этом, но каждый раз прихо-

дил к мнению, что нет. В вечной жизни не будет ника-

кого развития. А так ты постоянно подгоняешь себя,

чтобы больше успеть… А ты?

– Если мы не берем в расчет вариант вечной мо-

лодости, то тогда я хочу пожить лет до пятидесяти,

пока еще сохраняется красота. А потом – или больше

не стареть, или умереть…

– Я тебе этого не позволю, ты для меня и в семь-

десят останешься красивой. Внешняя красота – это

просто оболочка. Если человек красив изнутри, то это

навсегда. Я уверяю тебя, ты и в пожилом возрасте

сохранишь привлекательность, и я даже через пятьде-

сят лет, когда у нас будут дети и много внуков, не пе-

рестану смотреть на тебя с восхищением.

– Ты уже все распланировал? – с ухмылкой

спросила Лея.

– Да, я давно решил, что мне нужна только одна

женщина, которой могу посвятить всю свою жизнь

и, встретив тебя, Лея, понял, что это именно ты, —

внимательно смотря в глаза девушки, произнес Гарри.

– Если как ты говоришь, что уже все распланиро-

вал до глубокой старости, тогда скажи, как бы ты хотел

покинуть этот мир?

– Ну и вопросы у тебя… – почесал голову Гарри.

– Разве ты никогда об этом не задумывался?

– Наверное, как и все остальные: в глубокой ста-

рости, рядом с любимым человеком.

– А поконкретнее?

– Погоди, надо подумать… – неуверенно ответил

Гарри. – Если конкретнее, то, наверное, в преклонном

возрасте, глядя на свои картины… Чтобы играла клас-

сическая музыка, предположим, Бетховена… И самое

главное – чтобы рядом был любимый человек. А ты?

– Я часто об этом думаю. Скорее всего,

в Иерусалиме.

– Почему именно там?

– Мой дедушка был раввином. Однажды в компа-

нии других раввинов он посетил Иерусалим. Дедушка

много рассказывал об этом древнем городе, о незабы-

ваемых впечатлениях, о том, какие эмоции пережил,

вступив в старый город Иерусалима и помолившись

у стены, которая осталась от Храма.

– Не знаю… Я как-то нейтрально отношусь

к религии.

– Я тоже не могу причислить себя к религиозным

людям, – сказала Лея, – но там наша родина. Сейчас

1929 год, и только представь, что через две тысячи лет

скитания люди начали ездить туда и заново обживать

эти земли. И я думаю, что это некий знак.

Гарри поразмыслил над ее словами и ответил:

– Я с тобой согласен, в этом есть некая истори-

ческая справедливость, но если быть откровенным,

я не считаю Палестину своей родиной, даже истори-

ческой. Не знаю почему, но меня туда совсем не тянет.

Моя родина здесь, в Германии, в том месте, где я ро-

дился и вырос.

Лея посмотрела на звездное небо Майнца

и сказала:

Может, ты прав, родина человека там, где он ро-

дился, но я уверена, что в том месте что-то есть. Если

ты внимательно посмотришь, то увидишь, что свя-

тыни всех религий находятся именно в Иерусалиме,

на маленьком участке. Дедушка говорил, что, согласно

иудаизму, то место, где раньше стоял Храм, является

вратами в духовный мир. Поэтому этот город так всех

притягивает и является причиной бесконечных войн

не одно тысячелетие.

Лея продолжала смотреть куда-то в даль реки

и эмоционально рассуждать:

– Может, слушая рассказы дедушки в детстве,

я была излишне эмоциональна и все у меня уложи-

лось в памяти в ярких красках. Он с такой любовью

рассказывал об этом городе, что на меня, ребенка, это

произвело большой впечатление. Может, эти истории

и послужили тому, что в моем понимание Иерусалим

– это что-то волшебное, что-то неземное.

Гарри внимательно слушал свою спутницу, хоть

и не разделял ее впечатлений. Продолжая смотреть

на нее и внимать ее мягкому голосу, он снова и снова

ловил себя на мысли, что готов слушать эту женщину

всю свою жизнь. В то время Лея продолжала:

– У дедушки после возвращения из Иерусалима

была одна мечта, увести нас всех в Палестину. Он хо-

тел остаток жизни провести именно там, купить ма-

ленькую квартирку в еврейском квартале старого горо-

да и оттуда отправиться на Небеса. Но он умер не там,

а я бы хотела покинуть мир в том самом месте, куда

столько веков стремились наши предки, в старом горо-

де Иерусалима.

Гарри, дождавшись, когда она выскажется,

заметил:

– Знаешь, в старину верили, что один из призна-

ков того, что человек попадет в рай, – если он покида-

ет этот мир так, как хотел. Но, если честно, я не верю,

что есть что-то после жизни.

– Не знаю почему, но мне хочется верить, что наша

жизнь здесь не заканчивается. Что мой дедушка, ко-

торый десять лет назад покинул этот мир, наблюдает

за мной с Небес, оберегает меня, и когда я умру, то обя-

зательно встречусь с ним.

По щекам Леи потекли слезы.

Гарри взял девушку за руку и, нежно поглаживая,

произнес:

– Лея, хватит о грустном. У нас впереди целая

жизнь, и нам рано об этом думать.

– Хорошо! Будем надеяться, – вытирая слезы,

произнесла девушка.

– Я собираюсь прожить долгую и счастливую

жизнь рядом с любимой женщиной и детьми. И если

ты ответишь согласием на мое предложение, то я по-

стараюсь сделать тебя самой счастливой в этом мире.

– Ты думаешь, что наша совместная жизнь ока-

жется удачной?

– Я буду все для этого делать. Баловать тебя и де-

тей и стараться радовать вас каждой минутой. Лея, по-

жалуйста, доверься мне, дай шанс, уверяю, что с Пау-

лем ты никогда не будешь так счастлива.

После некоторой паузы Лея сказала:

– Гарри, не знаю, что уготовила мне судь-

ба, но я сегодня поговорила с Паулем и сообщила,

что между нами все кончено. Но он ответил, что все

равно будет ждать и любить меня.

– Ты все правильно сделала, – обрадовался

новости Гарри. – Пауль должен понимать, что вы —

совершенно разные люди. С ним ты просто потеряла

бы себя, он бы подавил в тебе личность. А мне ты нра-

вишься такой, какая есть, и я ничего не хочу в тебе

менять. И я был бы счастлив, согласись ты стать моей

женой.

Лея внимательно посмотрела на молодого челове-

ка и произнесла:

– Гарри, я согласна стать твоей женой.

* * *

Было уже одиннадцать, когда мисс Уотсон взяла с пол-

ки стопку листов сценария, аккуратно уложила их

в сумку и легла спать. Утром ей нужно было проснуть-

ся ровно в десять часов, а уже в одиннадцать оказаться

в театре на репетиции.

80

Пятая глава

Вторник

Звонок Вольфа, закончившего работу над второй

картиной, разбудил мисс Уотсон чуть раньше, чем

она планировала. Радостная новость прогнала прочь

остатки сна, и, умывшись да позавтракав, Джули пер-

вым делом позвонила Полу, театральному плотнику:

– Здравствуйте, Пол. Вы можете сегодня или зав-

тра зайти и вбить три гвоздя?

– Да, конечно, мисс Уотсон, – ответил плотник,

– а где именно?

– В салоне. Я купила три картины и хочу их пове-

сить, чтобы стены не казались такими пустыми.

– Понял. Я сегодня обязательно зайду к вам после

работы.

– Спасибо, Пол. Я заканчиваю в три, так что буду

дома, но если мистер Гоулд назначит нам сегодня еще

и вечернюю репетицию перед завтрашней премьерой,

то вы можете взять запасной ключ под ковриком. Ме-

ста, где надо вбить гвозди, помечу карандашом.

– Хорошо, мисс Уотсон.

Позавтракав и приведя себя в порядок, Джу-

ли взглянула на часы и поняла, что в очередной раз

опаздывает на репетицию. Каждый раз ей было ужас-

но неудобно перед мистером Гоулдом, но она ничего

не могла с собой поделать. Приходя в театр с опозда-

нием и видя, что все ждут только ее, Джули извиня-

лась перед режиссером и другими сотрудниками. Вот

и сегодня мисс Уотсон не успела: пока прихорашива-

лась, время истекло. Быстро накинув плащ, она вышла

из дома.

Когда Джули вошла в зал, сотрудники театра уже

подготовили декорации для третьего акта, который,

по мнению режиссера, как и четвертый, должен был

проходить после антракта. Мистер Гоулд давал по-

следние указания Чаку, а также Крису Стивенсу, ак-

теру преклонных лет, который должен был сыграть

пожилого и вредного соседа Рахель, по имени Ишра.

Они с режиссером были знакомы давно и были прак-

тически ровесниками.

Мистер Гоулд, обращаясь к Чаку, продолжал:

– Итак, после двенадцати лет упорной учебы,

где тебе удалось показать себя с лучшей стороны, ты

решил посетить Иерусалим – город, где над тобой

когда-то насмехались, – чтобы после долгой разлуки

повидаться с семьей. Однако невольно становишься

свидетелем этого разговора.

– Мистер Гоулд, а меня будет хорошо видно всем

зрителям, если я встану вот здесь, за хижиной? – По-

интересовался Чак, так как большую часть репетиций

они проводили на малой сцене.

Мистер Гоулд прошел из центра в левую часть

зала, посмотрел на Чака, который должен был

незаметно для других персонажей стоять около дома

Рахель, и сказал:

– Лучше сделай еще шаг, эта сцена шире чем ма-

лая, чтобы и с крайних рядов увидели твою реакцию…

– Хорошо, – проговорил Чак и шагнул в указан-

ном направлении.

Мистер Гоулд вернулся на свое место в центре

зала, присел чтобы передохнуть, и обратился к Чаку:

– Чак, как только твой персонаж прибыл в Иеру-

салим и свернул на свою улицу, подойдя к дому, он ус-

лышал голос Ишры… И тут начинается действие. Да,

и сделай отметку на сцене. Зрители должны видеть

тебя, твое выражение лица, так как это – один из са-

мых эмоциональных эпизодов постановки.

– Я постараюсь это передать, мистер Гоулд.

– Хорошо. А ты, Крис, играя роль Ишры, должен

показать, что этот человек уже стар, но, к сожалению,

мудрость к нему с годами не пришла. Он постоянно

злорадствует и говорит Рахель, взвалившей на себя за-

боту о доме, что ей еще не поздно вернуться к отцу

и начать новую жизнь.

– Мы вас поняли, – проговорили актеры и, ра-

зойдясь по местам, принялись настраиваться на роль.

Увидев, что мистер Гоулд закончил наставлять

актеров, Джули поздоровалась с ним и отправилась

в гримерку. Прежде чем начать, режиссер сказал,

что сейчас нужно будет пройтись по третьему акту,

а вечером они проведут полную репетицию.

Когда все приготовились, мистер Гоулд дал по-

следние указания Джули, которая должна изображать

уставшую от тяжелой работы женщину. И сейчас она

в саду, что-то сажает, копает маленькой лопатой…

Репетиция началась.

…Рахель трудится в саду. Она уже двенадцать лет

не виделась с мужем. Сосед Ишра, который регуляр-

но досаждает ей обидными высказываниями в адрес

Акивы, наблюдает за работой со своего двора. В это

время к дому подходит Акива. В сумке лежат сладо-

сти, купленные для детей. Приблизившись, он слышит

громкий голос соседа и останавливается.

– Прав был твой отец, что выгнал тебя из дома

и лишил наследства! Он знал, что так и будет!

– Что «так и будет»? Что ты имеешь в виду? —

спрашивает Рахель, продолжая работать.

– Что ты будешь работать, стараться, трудиться

для него, а этот пастух бросит тебя…

– Стоп, стоп, – проговорил мистер Гоулд. – Чак,

тебе нужно показать удивление и грусть на лице. Ты

только представь: Акива целых двенадцать лет не ви-

делся с женой и детьми! И, наконец, предварительно

зайдя на рынок и прикупив сладостей детям, он отпра-

вился в путь. Пусть пока еще не раввин, но уже за-

служил уважение раввинов и других учеников ешивы.

Всю дорогу он думал о том, как обнимет любимую

жену и выросших детей, поделится с ними успехами,

а через пару дней вернется в ешиву, чтобы продолжить

занятия… А тут – такой разговор!

– Хорошо, мистер Гоулд, я постараюсь вырази-

тельнее это продемонстрировать, – сказал актер.

– Если все готовы, давайте начнем сначала. Итак,

Рахель работает в огороде, Ишра стоит на своем участ-

ке и наблюдает за ней, и как только Акива выходит, все

начинается.

Когда все заняли свои места и Чак вышел из-за

кулис, Ишра произнес:

– Прав был твой отец, что выгнал тебя из дома

и лишил наследства! Он знал, что так и будет!

– Что «так и будет»? Что ты имеешь в виду? —

спросила Рахель, продолжая работать.

– Что ты будешь работать, стараться, трудиться

для него, а этот пастух бросит тебя…

– Перестань так говорить о моем муже! Он не па-

стух, он учится в ешиве, – ответила Рахель.

– Несчастная ты женщина! – произнес Ишра. —

И к тому же наивная. Ты все еще веришь, что муж твой

где-то там учится?

– Да, я уверена в этом, – твердо сказала Рахель.

–За двенадцать лет он даже одного письма

не написал! Убежден, он тебя забыл и, наверное, сей-

час развлекается с другой на те деньги, которые ты

посылаешь.

По щекам Рахель потекли слезы.

– Ишра, я готова выслушать всякое, но, прошу,

не говори, что Акива забыл нас. Это ранит меня до глу-

бины души… И прошу тебя, не говори так о нем. Ты его

совсем не знаешь, Акива – самый лучший из мужчин.

– Рахель, пора бы тебе разумно взглянуть на про-

исходящее. Из молодой, красивой девушки, дочери

уважаемого всеми Кальбы Савуа, ты превратилась

в жену неграмотного пастуха. С другим мужем тебя

ждала бы счастливая жизнь. Одумайся, пока не поздно,

если не хочешь прожить всю жизнь вдовой при живом

муже.Рахель заплакала. Ей часто приходилось вы-

слушивать обидные слова о муже, причем не только

от Ишры, и все равно каждый раз было больно. Что са-

мое обидное, ей и возразить-то толком нечего… И кро-

ме слепой веры в то, что муж в самом деле изучает

Святое Писание, у нее ничего не оставалось.

– Пожалуйста, говори обо мне что хочешь, оскор-

бляй, только не смей осуждать Акиву, – сквозь сле-

зы произнесла Рахель. – Он самый лучший на све-

те, и если будет необходимо, я, не раздумывая, отдам

за него свою жизнь.

Несмотря на подавленное состояние Рахель,

Ишра продолжал настаивать:

– Вернись к отцу, забудь этого пастуха, пока

не поздно, и начни новую жизнь. Разве ты еще не по-

няла, что он бросил тебя с детьми?

Акива, разумеется, все это слышал и только ре-

шил вступиться за жену, как раздался голос Рахель:

– Ты можешь говорить и думать, что хочешь,

но так, как я, Акиву никто не знает. Уверена, что при-

дет день, и муж вернется в Иерусалим уважаемым

раввином, образованным человеком, и тебе станет

стыдно за сегодняшние слова. Если бы Акива сейчас

слышал, я сказала бы ему: «Иди и учись премудростям

Святого Писания еще двенадцать лет – я все равно

буду ждать тебя».

Акива, услышав ответ Рахель, повернулся

и с тяжелым сердцем отправился в обратный путь, так

и не повидав родных. Он понимал, как тяжело прихо-

дится жене, сколько насмешек и унижений она вынуж-

дена переносить.

Полностью разделяя желание Рахель и осознавая,

что только в случае успеха люди поймут сделанный ею

выбор, он дал себе слово заниматься еще усерднее.

* * *

После дневной репетиции Джули собралась в багет-

ную мастерскую за второй картиной, но мистер Гоулд

предложил пойти пообедать и сказал, что после вечер-

ней репетиции сам отвезет ее в мастерскую, а затем

и домой вместе с картиной. Актриса с удовольствием

приняла приглашение.

После того как они сделали заказ, Джули спроси-

ла режиссера:

– Мистер Гоулд, как у вас настроение перед за-

втрашней премьерой?

– Мы репетируем этот спектакль уже целых пять

месяцев, и вы успели хорошо вжиться в роль.

– А как прошла сегодняшняя дневная репетиция?

Были какие-то грубые ошибки?

– В целом хорошо, но Крис немного недотягива-

ет. Он слишком добрый, и когда играет отрицательных

персонажей, всегда возникает некий дисбаланс.

– А почему тогда вы утвердили его на эту роль?

– Вместо него должен был играть Ричард Лоу, —

стал обстоятельно объяснять режиссер. – Но в по-

следний момент он получил главную роль в другом

спектакле и попросил его отпустить. Поэтому мой вы-

бор и пал на Криса. Мы давно работаем вместе.

– Все же мне не совсем понятно, почему Акива,

так и не повидавшись с семьей, отправился обратно

в ешиву… – промолвила Джули.

– Меня тоже мучила эта мысль, и в процессе на-

писания сценария я задал этот вопрос автору книги,

– сказал режиссер, вытирая руки влажной салфеткой.

– Молодой человек сказал, что Ишра символизирует

дурное начало, это некая проекция.... Акива, поки-

нувший Иерусалим осмеянный, мог вернуться только

в случае успеха. И тут услышал этот разговор и понял,

что время возвращаться еще не настало. – Мистер Го-

улд аккуратно положил салфетку на специальную под-

ставку. – Акива знал, что все окружающие нас люди

указывают нам на что-то, и человек не случайно встре-

чаешь их на своем пути. И в тот самый момент, когда

он вернулся и услышал этот разговор, то понял, что это

не какое-то случайное стечение обстоятельств, а некий

знак – расслабляться еще рано: «твое время вернуть-

ся в Иерусалим еще не пришло, ты еще не победил,

возвращайся и продолжай учиться».

– Как все сложно… – тяжело вздохнула актриса.

– Это еще и испытание для самого Акивы. Изме-

нился ли он, и если да, то в какую сторону? Раньше

Акива набросился бы на Ишру с кулаками, а теперь

смог сдержать эмоции, выслушав такие обидные слова,

и это говорит о том, что человек вырос, как личность.

Его желание продолжить учебу совпало с желанием

Рахель, и это, равно как и диалог с соседом, дало по-

нять, что праздновать победу еще рано. – Мистер Го-

улд помолчал и добавил: – И это действительно так:

Акива отпраздновал победу только спустя еще двенад-

цать лет. Двадцать четыре года он постигал премудро-

сти Святого Писания, и только после этого вернулся

в Иерусалим – вернулся уже известным раввином,

во главе более двадцати тысяч учеников.

– На вечерней репетиции мы будем показывать

все или уделим внимание именно этой сцене? – спро-

сила Джули.

– Начнем с самого начала, – ответил мистер

Гоулд. – А это уже финал, там все должно быть

романтично.

Джули кивнула, соглашаясь с режиссером

и сказала:

– Мистер Гоулд, не знаю как вам, но лично мне

больше всего нравится финальная сцена. Несмотря

на трудности, они добились того, чего хотели, и сно-

ва, как в начале своей совместной жизни, находятся

в одной комнате, вспоминают свою жизнь и так при-

ятно беседуют… Мистер Гоулд, знаете, мне все больше

и больше нравится роль. Эта женщина столько всего

перенесла, посвятила всю жизнь семье и в конце кон-

цов добилась поставленной цели. Настоящая героиня.

Увидев, что им уже несут заказ, мистер Го-

улд и Джули разложили на коленях салфетки. Когда

официант расставил блюда, пожелал им приятного

аппетита и удалился, они приступили к трапезе и про-

должили беседу.

– Может быть, это не то, о чем ты мечтала, когда

начинала карьеру актрисы, но не исключено, что Ра-

хель станет главной ролью в твоей жизни.

– Сейчас я как раз нахожусь в возрасте Рахель,

к которой Акива собирался вернуться после двенадца-

ти лет учебы. Я как актриса, с каждой ролью открываю

для себя новые грани в этой замечательной профессии.

Пусть и не все роли удалось сыграть, но я благодарна

судьбе за такую насыщенную творческую жизнь.

Мистер Гоулд внимательно смотрел на Джули, ко-

торая задумалась, а потом продолжила:

– В начале своей карьеры я грезила ролью Офе-

лии, но, увы, мне было не суждено это осуществить,

а теперь придется распрощаться и с мечтой сы-

грать Гертруду на большой сцене. Иногда мне жаль,

что «Гамлета» в вашей постановке так быстро закры-

ли, может, если бы я продолжала играть роль Гертруды

и дальше, то сейчас меня бы точно взяли в лондонский

театр, – грустно добавила она.

– «Гамлета» ставили уже столько раз, что найти

какие-то новые грани в этом произведении достаточ-

но сложно, – серьезно ответил мистер Гоулд. – Твою

постановку критики всегда будут сравнивать с други-

ми, и, скорее всего, их симпатии окажутся на стороне

твоих предшественников.

Мистер Гоулд отпил вина из бокала.

– Мистер Гоулд, вы всегда работали в драматиче-

ском жанре? – спросила Джули, отламывая кусочек

хлеба.

– Если честно, я пытался браться и за комедии,

но это не мое, – улыбнулся мистер Гоулд.

– Ну если решите снова взяться, то имейте меня

в виду, – пошутила в ответ мисс Уотсон.

Прожевав мелко нарезанное мясо, мистер Гоулд

продолжил:

– В каждый спектакль я все же стараюсь внести

и некоторые элементы комедии. Настоящий режиссер

должен уметь заставить зрителя и плакать, и смеять-

ся, и о чем-то задуматься… Ты знаешь, в каком случае

я считаю, что постановка успешна?

– В каком же?

– Когда зритель после просмотра, не забывает

о спектакле, а продолжает обсуждать его с друзьями,

размышлять о нем – может, час, может, день, а может,

и неделю – думать о жизни этих персонажей. А если

он посмотрел и забыл – значит, это было просто раз-

влечение, или еще хуже – неудачная постановка.

– Да, театр – великое искусство, – согласилась

Джули. – Надеюсь, что завтра у нас все получится,

и критики благосклонно отнесутся к вашей постановке.

– Будем надеяться, – кивнул режиссер.

– Мистер Гоулд, а не стоит ли забрать картины

сейчас и оставить у вас в машине? – сказала Джули,

глянув на часы. – Мы ведь можем закончить репе-

тицию поздно, когда багетная мастерская будет уже

закрыта.

– А до которого часа они работают? – поинтере-

совался режиссер.

– До девяти вечера.

– Думаю, мы успеем. Сколько там картин?

– Две, но сегодня успеют сделать только одну.

– Джули, объясни, пожалуйста, к чему такая

спешка? Сделают обе картины, тогда их и заберешь.

– Я не могу это объяснить… Мне они уже начали

сниться по ночам. Представляете, сегодня ночью мне

приснилась сова, которая изображена на третьем ри-

сунке, – Джули глотнула воды и продолжила.

– Проснувшись, я первым делом открыла интер-

нет, чтобы посмотреть сонник. И знаете, что означает

этот сон.

– Что? – поинтересовался режиссер, вниматель-

но слушая актрису.

– В соннике было написано, что сова это к расста-

ванию, – взволнованным голосом произнесла Джули.

То ли для того чтобы успокоить свою собесед-

ницу, то ли из-за неверия во все паранормальные яв-

ления, мистер Гоулд спокойно посмотрел на актрису

и заметил:

– Джули, ты же сама прекрасно понимаешь,

что разные сонники один и тот же символ могут трак-

товать по-своему, так что не придавай этому большого

значения.

– Вы правы мистер Гоулд, трактовки разных сон-

ников могут кардинально отличаться, но я все равно

жду не дождусь момента, когда украшу этими карти-

нами стены своей квартиры. Мне они так понравились,

что я буквально считаю часы до того момента, ког-

да заберу вторую, а затем на днях и третью картину.

Сложно это объяснить, но я как будто нашла в них что-

то близкое, родное.

– Ну что ж, желание леди – закон. Сегодня так

сегодня, – сказал мистер Гоулд и оплатил принесен-

ный официантом счет.

Затем вместе с Джули он отправился в театр – го-

товиться к вечерней репетиции.

Когда они закончили, мистер Гоулд, как и обещал,

подвез мисс Уотсон к багетной мастерской. Джули по-

просила Вольфа тщательно упаковать картину и поло-

жила ее на заднее сиденье.

По дороге мистер Гоулд спросил:

– Джули, а почему ты завернула картину? Боишь-

ся повредить?

– Я не хочу, чтобы вы ее видели. Пусть это станет

для вас сюрпризом. Когда будут готовы все три карти-

ны, сразу покажу, – с улыбкой ответила Джули.

– И когда же случится это грандиозное событие?

– Вольф сказал, что постарается успеть к нача-

лу следующей недели, а если получится, то и к кон-

цу этой. Вся загвоздка в багетах, мастер ждет их со

дня на день и если удастся закончить работу раньше,

то он непременно позвонит и сообщит об этом.

– Хорошо, подождем, – сказал мистер Гоулд. —

Кстати, я с самого детства увлекаюсь живописью, по-

стоянно посещаю музеи, а вот сам никогда не рисовал.

Очень мечтал научиться, но как-то вот не получилось…

А кто автор этих картин?

– Вряд ли вы его знаете. Это художник из герман-

ского города Майнца, его имя – Гарри Шварц.

– А что именно он рисует? – продолжая вести

машину, поинтересовался режиссер.

– Первая картина, датированная 1929 годом, на-

зывается «Медведь», там за молодым человеком го-

нится медведь, – сказала актриса.

– Забавно, моя мама могла толковать сны и зна-

ешь, она мне часто говорила еще в детстве, что если

за тобой во сне бежит медведь, тот это верный знак,

что ты в скором времени встретишь человека, который

в итоге станет твоей судьбой. Может, он эту картину

написал в канун своей свадьбы. Прости, что перебил

тебя, мысли вслух, а как называются другие?

Актриса продолжила:

– Вторая, которая лежит сейчас у нас на заднем

сиденье, создана в 1932 году, это «Рыбы». А третья, на-

сколько я помню, написана в 1939 году и называется

«Сова».

– Ты не поверишь, но я слышал это имя, – заме-

тил режиссер. – Может быть, я даже видел его карти-

ны. Вспомнить бы еще, где… Не знаешь, этот Шварц

где-нибудь выставлялся?

– Вряд ли, – ответила Джули. – Эти холсты

хранились на чердаке одного крестьянина. Когда вы

в субботу послали меня за декорациями на блошиный

рынок, я купила все три. Заплатила за них шестьдесят

фунтов, не торгуясь, и еще около сорока – за багет, со-

лидная сумма для актрисы небольшого театра. Вчера

вот внесла оставшиеся пятнадцать фунтов.

Когда подъехали к дому, мистер Гоулд предложил

помочь донести картину. Джули поблагодарила, но от-

казалась, сказав, что справится сама.

Зайдя в квартиру, она быстро сняла туфли и плащ

и распаковала покупку. Увидев, что Пол уже вбил

гвозди, аккуратно повесила первую картину на край-

ний левый гвоздь, который располагался ближе к окну,

а вторую – на центральный. Джули долго сдвигала

их то вправо, то влево, пока не убедилась, что они ви-

сят ровно. Сев на диван, она стала внимательно рас-

сматривать приобретения. Еще раз тщательно изучив

первую картину, актриса переключила свое внимание

на вторую, с изображением рыб…

Майнц, Германия, 24 марта 1932 года, больница

– Проходите, фрау Шварц, доктор Хармс готов вас

принять, – сказала секретарша.

– Спасибо, – тихо произнесла Лея и встала со

стула.

– Лея, Генрих Хармс – лучший гинеколог

в Майнце, и он сможет нам помочь, – попытался под-

бодрить жену Гарри.

Лея пребывала в депрессии из-за того, что у них

уже более двух лет после свадьбы нет детей.

Когда она зашла в кабинет, Гарри не мог найти

себе места. Молодой человек ужасно нервничал, – на-

строение жены становилось все хуже с каждым днем.

Но и в этот раз гинеколог сказал, что с медицинской

точки зрения никаких нарушений нет, и нужно на-

браться терпения. Лея, уже не раз слышала эти сло-

ва от других врачей, вышла из кабинета гинеколога

и в удрученном настроении они отправились домой.

По дороге, вытирая слезы, Лея сказала мужу:

– Гарри, я очень люблю тебя, но все это просто

невыносимо. Не знаю, сколько лет нам еще ждать де-

тей и будут ли они вообще.

– Конечно, будут, любимая. Ты, главное,

не отчаивайся.

– Уже опускаются руки, и я не знаю, что делать, —

тихо проговорила Лея. – Этот гинеколог сказал то же,

что и другие врачи: «Наберитесь терпения и ждите».

Не хочу ждать, я устала, и если в скором времени у нас

не будет детей, нам придется расстаться.

– Пожалуйста, не говори так! – в отчаянии вос-

кликнул Гарри. – У нас все получится, я сделаю все,

чтобы у нас были дети. Если понадобится, я покажу

тебя лучшим врачам в мире, но у нас будут дети.

– Зачем тебе все это? – Лея посмотрела на него.

– Ты еще молод, создашь семью с другой женщиной,

и она родит тебе много детей. А меня ты можешь бро-

сить. Я не обижусь, честное слово. Ты же сам понима-

ешь, что без детей наша жизнь никогда не будет пол-

ной и счастливой, и я не вижу смысла продолжать так

жить.Гарри, пытаясь не выказать отчаяния, сказал:

– Мы еще молоды, вся жизнь впереди. У нас обя-

зательно будут дети, ты только не отчаивайся. Я вот

появился у родителей после трех лет брака; возможно,

и наши дети родятся после трех, четырех или пяти

лет… Я готов ждать, сколько нужно, и не разлюблю

тебя никогда.

– Спасибо, что поддерживаешь меня, – слабо

улыбнулась Лея. – И за то, что ты столько возишь-

ся со мной… Я очень устала, но, наверное, тебе еще

сложнее.

– Люди для того и создают семьи, чтобы любить

и поддерживать друг друга, – ответил Гарри. – Я —

самый счастливый человек в мире: ведь рядом со мной

ты, а дети обязательно будут, и они дополнят наше

счастье.

Несмотря на поддержку мужа, Лея сквозь слезы

продолжила:

– Гарри, на меня порой накатывает такой ужас

при мысли о том, что у нас никогда не будет детей!

Пойми: я устала ждать, устала бояться…

– Только не отчаивайся. Ты же должна понимать,

что я всегда буду рядом, буду поддерживать тебя и ни-

когда не брошу. Врачи пока не могут определить, в чем

дело. Не исключено, что с тобой все в порядке и про-

блема только во мне.

– Прошу, не надо меня успокаивать. Когда я си-

дела в кабинете гинеколога, то решила, что если у нас

еще год не будет детей, нам лучше расстаться. Не

хочу делать несчастным ни тебя, ни себя, – вытерев

слезы, Лея добавила: – Гарри, я очень люблю тебя,

но дальнейшую совместную жизнь без детей я просто

не представляю. Ведь дети и есть смысл жизни. Только

ради них стоит продолжать жить…

Гарри обнял ее за плечи и она, уткнувшись в его

грудь лицом, снова заплакала.

Гарри после посещения гинеколога и последую-

щего разговора с женой должен был работать во вто-

рую смену. Он был очень встревожен. Проводив Лею

до дома, он отправился на работу. У знакомых и друзей

он навел справки о лучших клиниках Германии и Ев-

ропы. Он решил сделать все, что в его силах, и исполь-

зовать все шансы, даже те, которые раньше казались

призрачными. Сразу после рабочего дня направился

в синагогу, чтобы проконсультироваться с раввином.

Этот раввин и члены его семьи были пациентами Гар-

ри и часто обращались к нему по тем или иным вопро-

сам. Сам Гарри рос и воспитывался в светской семье,

далекой от религии, и обращение за помощью к равви-

ну свидетельствовало о крайней степени отчаяния.

По дороге в синагогу Гарри прокручивал у себя

в голове утренний разговор. Он понимал, что Лея

на грани, и если у них не будет детей, то брак действи-

тельно может распасться. Когда Гарри увидел за забо-

ром двухэтажное здание с шестиконечными звездами

на стеклах, понял, что это и есть синагога, и прошел

во двор. Открыв дверь и, зайдя внутрь, поинтересо-

вался у первого встречного мужчины, где можно пого-

ворить с раввином, и тот любезно проводил его.

Раввин был рад видеть Гарри Шварца.

– Здравствуйте, доктор. Я часто посещал вашу

клинику и вот, наконец, после стольких приглашений,

вижу вас в стенах нашей синагоги, – сказал он, уса-

живая гостя на стул в своем кабинете.

– Уважаемый раввин, – произнес Гарри, – я ре-

шил-таки воспользоваться вашим приглашением…

– Что привело вас сюда, и чем я могу вам по-

мочь? – поинтересовался раввин.

– Мне бы хотелось проконсультироваться по во-

просу личного характера.

– Я вас внимательно слушаю, – сказал раввин,

глядя на доктора.

Гарри опустил взгляд и сказал:

– У нас с супругой долгое время нет детей,

и мы не знаем, что делать. Понимаете, я далек от ре-

лигии и пришел сюда, к вам… ведь медицина пока

бессильна.

– Да, религия часто служит последней надеждой

для людей… – заметил священник. – А давно вы

женаты?

– Недавно исполнилось два года.

– Ну, это не страшно, – заверил собеседника

раввин. – Мне встречались пары, у которых не было

детей в течение пяти и десяти лет.

– Мне это не очень мешает, я готов ждать и доль-

ше, но беспокоюсь за жену. Ее это очень огорчает,

и, боюсь, как бы Лея окончательно не разочаровалась

в этой жизни и не ушла от меня. Мы очень любим друг

друга, и я не хочу расставаться с ней…

На глазах Гарри выступили слезы. Раввин смо-

трел на него и молчал.

– Скажите, есть ли какие-то специальные мо-

литвы для того, чтобы у нас получилось произвести

на свет детей? – спросил молодой человек.

Раввин подумал и произнес:

– Молитвы, конечно же, есть, но дадут ли они эф-

фект – вот вопрос.

– А что же нужно сделать для того, чтобы эффект

был? – приходя в себя, спросил Гарри.

– Вы знаете, какой-то универсальной форму-

лы нет, – заметил раввин. – Нам неведомы пути

Всевышнего, только Ему известно все наперед. Вы

должны понять, что для каждой вещи есть свое вре-

мя. Возможно, вам нужно пытаться еще, и не стоит

отчаиваться.

Гарри ничего не говорил, он опустил голову

и слушал.

– Многие события происходят, чтобы проверить

семья и укрепить их. Этот период и есть настоящее

испытание. Слабые пары распадаются, подобно пла-

мени, гаснущему от первого же дуновения ветра, а на-

стоящие пары становятся еще крепче, как костер, ко-

торый от ветра только набирает силу. Если медицина

вам не помогает, то вы можете обратиться за помощью

к Всевышнему. Возможно, Он услышит вашу молитву

и пошлет потомство…

– А как сделать это? – с отчаянием в голосе

спросил Гарри. – Что нужно говорить? Как нужно

правильно молиться, обращаться, просить о помощи?

– Самое главное, чтобы молитва – обраще-

ние к Богу – исходила из души. Это не обязательно

должен быть какой-то специальный текст: можно об-

ращаться к Нему и в произвольной форме. Главное,

как я уже говорил, чтобы это было искренне, и тогда

молитва будет услышана.

– А где я могу помолиться? – настойчиво про-

должал расспрашивать раввина Гарри.

– Вечерняя молитва уже закончилась. Вы можете

пройти в зал, расположиться в одном из кресел и, об-

ратив взгляд к шкафу, где лежат свитки Торы, произне-

сти молитву.

Поблагодарив раввина, Гарри отправился в зал

синагоги, где уже практически никого не осталось,

кроме двух молодых ребят, что-то изучающих в пра-

вом углу. Он подошел поближе к шкафу со свитками,

сел в кресло и, закрыв глаза, начал свое обращение

к Всевышнему.

– Прости меня, пожалуйста, но я не знаю,

как принято к Тебе обращаться. Тебе, наверное, из-

вестно, что мое имя – Гарри, я стоматолог, а имя моей

супруги – Лея, она – учитель младших классов…

Я несколько раз посещал синагогу в раннем детстве,

когда был жив дедушка. Но рос я в светской, интелли-

гентной семье, где к религии относились нейтрально.

Прежде я никогда не обращался к Тебе с просьбами,

но, наверное, правильно говорят, что люди приходят

к Богу, когда все другие варианты уже исчерпаны,

а у меня сейчас именно такой момент.

Гарри собрался с мыслями и продолжил:

– Мы с женой очень хотим детей и многое

для этого делаем, но пока не получается. У меня много

друзей-гинекологов, мы обращались к ним, но не ус-

лышали ничего определенного – только разводят ру-

ками и советуют надеяться и ждать… Мы с Леей лю-

бим друг друга и очень хотим иметь детей. Возможно,

в твоих глазах я этого и не заслуживаю, но дай нам

ребенка, хотя бы ради Леи. Она очень внимательная

и заботливая, и если я не смогу подарить ей ребенка,

стану самым несчастным человеком на свете. Наши

отношения вначале были теплыми и дружескими,

но без ребенка мы все больше отдаляемся – каждый

в свой угол.

Гарри вздохнул, глядя на шкаф со свитками Торы.

– Да, я признаю, что хочу детей не так сильно

как Лея, – продолжил молодой человек свою мо-

литву. – Меня мучают мысли о непрекращающемся

детском плаче, о бессонных ночах, о том, что мы уже

не сможем быть свободными, как раньше, но я обещаю,

что исправлюсь. Может быть, когда у нас родятся сын

или дочь, я изменюсь и буду любить их больше жизни.

По щекам Гарри потекли слезы. Он, не отрывая

взгляда от шкафа, говорил:

– Не знаю, за что так наказываешь нас и в чем

мы провинились, но прошу простить нас. Простить

хотя бы за то, что мы очень сильно любим друг друга,

и каждый готов сделать для своей второй половинки

все. Да, мы еще молоды, и я бы еще подождал, но моя

жена очень хочет детей, так как не видит дальнейше-

го смысла своего существования без них. Я постоян-

но успокаиваю ее, что у нас еще вся жизнь впереди,

но Лея устала ждать. Ты же и сам знаешь, что ради нее

я готов на все, меня уже не так пугают детский плач

и бессонные ночи. – Гарри достал из кармана платок

и вытер мокрое от слез лицо. – Врачи говорят, что это

может занять годы или даже десятилетия, но верую-

щие люди считают, что Ты всемогущ и для Тебя нет

ничего невозможного. И если Ты подаришь нам детей,

знай, что мы будем хорошо заботиться о них и очень

любить их…

* * *

Джули смотрела на картины и ловила себя на мысли,

что могла бы часами любоваться ими. Однако было

уже поздно – перевалило за десять. Она заварила чай

и, заедая его малиновым вареньем, принялась повто-

рять свою роль. Перечитав и освежив в памяти сце-

нарий, легла спать. Наступал очень важный для нее

день – премьера спектакля «Акива и Рахель».

Шестая глава

Среда

День премьеры выдался для мистера Гоулда, Джули,

Чака, Криса и директора театра мистера Питера Дрей-

сона очень волнительным. С утра режиссер провел

с актерами генеральную репетицию, где мистер Гоулд

мог указать на ошибки и дать последние наставления.

Вся эта многомесячная работа не прошла зря, и пре-

мьера спектакля «Акива и Рахель» состоялась успеш-

но при заполненном зале. Зрители долго аплодирова-

ли стоя – впечатленные блистательной игрой актеров

и мастерством режиссера. После спектакля мистер Го-

улд собрал актеров и горячо поблагодарил их за про-

деланную работу. Мистер Дрейсон был удивлен таким

успехом и тоже поспешил поздравить всех, после чего

артисты разошлись по гримеркам. Как обычно, моло-

дой посыльный доставил Джули цветы от неизвест-

ного воздыхателя, и все попытки узнать, кто же сей

джентльмен и присутствовал ли он сегодня на спекта-

кле, были тщетны.

Смыв грим, поразмыслив о жизни и придя в себя

от шума аплодисментов, крайне уставшая, Джули от-

правилась домой. Самой заветной ее мечтой в данный

момент было присесть на диван и вытянуть ноги,

а еще лучше – какое-то время полежать и отдохнуть.

Ее очень утомило напряжение, сопровождавшее эту

премьеру, и было необходимо побыть одной.

Майнц, Германия, 4 ноября 1939 года

Лея жила в браке с Гарри уже десять лет. Их отно-

шения стали еще крепче и теплее в 1933 году, когда

ровно через девять месяцев после посещения сина-

гоги, у них появились дети. С рождением близняшек

Моники и Хелен, которым 5 ноября 1939 года должно

исполниться шесть лет, жизнь Гарри и Леи стала еще

прекрасней, несмотря на то, что ситуация в Германия

с приходом к власти нацистов в 1933 году ухудшилась.

Видя все происходящее, они дали им немецкие имена,

чтобы в детском саду, а затем в школе и университете

девочкам не приходилось сталкиваться с антисемит-

скими проявлениями.

– Мама, мама, когда придет папа? Мы хотим по-

казать ему наши новые платья! – дергая халат жен-

щины, готовившей ужин к приходу мужа и периодиче-

ски беспокойно поглядывавшей в окно, задорно про-

кричали маленькие белокурые девочки, похожие друг

на друга как две капли воды.

– Скоро. Вы уже прибрались у себя в комнате?

– Нет, я завтра все уберу, – ответила Моника, она

была на час старше сестры.

Нравом близняшки весьма отличались. Старшая,

Моника, обладала более крепким характером и больше

любила отца, тогда как младшая, Хелен, всегда хотела

угодить матери, была к ней очень привязана и посто-

янно старалась находиться рядом с Леей.

– Я уже все прибрала и даже стихотворения выу-

чила, – тихо сказала Хелен, нежно держа свободную

от готовки мамину руку.

– Умница, Хелен. Моника, а ты хоть стихотво-

рения успела выучить? Фрау Ивон предупреждала,

что завтра будет всех спрашивать, и тех, кто не расска-

жет, на следующий год не примут в первый класс.

– Не пойду завтра в детский сад. У меня день

рождения, и я останусь дома. – Моника скрестила

руки и топнула ногой, как делают все капризные дети.

– А я пойду. Завтра мы будем петь и рассказывать

стишки, – смотря на Лею, сказала Хелен.

– Ну вот иди и рассказывай, а я останусь дома

или поеду с папой на работу.

Лея, готовя ужин и понимая, что Моника вот-вот

повысит голос на сестру, сказала:

– Зачем мешать папе на работе и все время отвле-

кать его? Завтра вместе пойдете в детский сад, а уже

потом вернетесь, и мы будем вас поздравлять. Я обя-

зательно спрошу у фрау Ивон, как ты себя вела. Она

часто жалуется, говорит, что ты шумишь и обижаешь

других детей.

– Передай нашей фрау Ивон, что она – большая

ябеда, – сказала Моника.

– Моника, папа же учил, что так нельзя говорить

про взрослых. Фрау Ивон хорошая воспитательница,

– нежно произнесла Хелен.

– Буду говорить, буду говорить! Наша

воспитательница – ябеда!

Закончив мыть посуду, вытирая руки, Лея повер-

нулась лицом к дочерям и нежно произнесла:

– Моника, я не перестаю удивляться: вы же с Хе-

лен близняшки. Как вы можете ругаться и быть такими

разными?

– Мы не близняшки. Я старше на час, а зна-

чит, главнее. А твоя Хелен такая же, как фрау Ивон,

– ябеда.

– Моника, сейчас же прекрати! Иди в комнату

и приберись, чтобы к папиному приходу все было сде-

лано, – строгим тоном проговорила Лея. – А ты, Хе-

лен, помоги: вы ведь сестры.

– Хорошо, мама, – ответила Хелен, и девочки

отправились в комнату, чтобы собрать игрушки с пола

и разложить их по местам к приходу папы.

Они уже практически закончили, когда раздался

звонок. Лея сняла фартук, убрала ужин с плиты и по-

шла к двери. Она тепло поприветствовала мужа и, за-

бирая у него пальто, спросила:

– Гарри, почему ты так поздно? Я уже начала

сильно волноваться…

– Я ведь просил не беспокоиться. Сегодня я при-

нимал после обеда. Было много пациентов. Не мог же

оставить все и уйти, – рассудительно ответил Гарри,

снимая обувь.

– Перенес бы прием на завтра… – недовольно

сказала Лея. – Сколько раз просила тебя возвращать-

ся домой пораньше. Сейчас рано темнеет, и как только

наступают сумерки, я считаю минуты до твоего прихо-

да. Несмотря на то, что после тех ужасных еврейских

погромов минуло около года, я все еще не могу прийти

в себя после этого.

– События Хрустальной ночи уже в прошлом,

и вряд ли они повторятся в таком масштабе, – заметил

Гарри. – Кроме того, я известный в этом городе врач,

меня многие знают и относятся ко мне с уважением.

– Ты думаешь, этой толпе будет интересно, врач

ты или пианист? Для них это не играет никакой роли…

Я волнуюсь, когда ты едешь на работу, а еще боль-

ше боюсь, когда ты возвращаешься ночью. Кто знает,

что им может прийти в голову…

Их беседу прервали две светловолосые девоч-

ки, выбежавшие из комнаты, они тоже обняли папу:

одна – за левую ногу, а вторая – за правую.

– Папа, что ты купил нам?

– Сегодня – ничего, когда я возвращался домой,

все магазины уже закрылись.

– Ты что, забыл, что у нас завтра день рождения?

Гарри засмеялся.

– Я все помню. Завтра вы получите свои подарки.

– Моника, Хелен, дайте папе снять пиджак и гал-

стук, – обратилась к детям Лея. – Идите уже вымой-

те руки и садитесь за стол.

Девочки отошли в сторону и наблюдали за отцом

с обиженным видом.

– Мы же скучали по папе и хотим с ним

поговорить.

– Вымойте руки и садитесь за стол, – повторила

Лея.– Мама, мы можем показать папе новые платья?

– Я купила эти платья, чтобы вы пошли завтра

в детский сад нарядными. А сейчас мы садимся ужи-

нать, и вы можете испачкать их или помять.

– Мы не хотим есть. Мы хотим, чтобы папа уви-

дел наши платья…

– Завтра вы сможете носить их целый день. Сна-

чала – в детский сад, потом – дома, а вечером —

на дне рождения, в присутствии дедушки и бабушки.

– А во сколько приедут завтра дедушка и бабушка?

– Папа завтра встретит их на вокзале в шесть ве-

чера, и сразу привезет к нам.

– Не хочу ждать до завтрашнего вечера. Можно

нам надеть их хотя бы на минутку и показать папе, ка-

кие мы в них красивые? – спросила Моника.

Лея посмотрела на Гарри, который не чаял души

в близняшках и был готов и в этот раз присоединить-

ся к просьбе дочерей, одобрительно кивнула. Девочки

побежали в комнату надевать новые платья. Тем вре-

менем Гарри вымыл руки и сел за стол.

– Я так боюсь за тебя, – произнесла Лея, приса-

живаясь рядом с мужем.

– Не нужно волноваться, – успокоил Гарри жену.

– Я сегодня много работал, чтобы мы смогли позво-

лить себе купить девочкам торт на именины. Ты же

понимаешь, это частный стоматологический кабинет,

и заработок, сейчас и так невелик, напрямую зависит

от количества пациентов. Поэтому я иногда задержи-

ваюсь. Но не стоит так сильно волноваться: после тех

ноябрьских событий прошел уже год, и ситуация стала

улучшаться.

– Гарри, ты большой оптимист! – грустно улыб-

нулась Лея. – Что значит – «улучшаться»? Евреев ли-

шили всех прав, после прихода к власти нацистов меня

уволили с государственной службы, а тебя – из боль-

ницы. И если бы не твоя частная практика, то не знаю,

как бы мы жили.

– Думаю, что скоро все пройдет, – попытался

успокоить жену Гарри. – Евреи живут в этом городе

вместе с немцами сотни лет, а погромы происходили

и раньше.

– Но тогда они не были спровоцированы властя-

ми – возразила Лея. – Нацисты хотят всеми силами

вытеснить нас из Германии, и ни для кого не секрет,

что Хрустальная ночь организована для того, чтобы

запугать евреев, чтобы дать нам понять, что наше при-

сутствие здесь нежелательно. Власти не то что не пы-

тались остановить погромщиков, но даже не арестова-

ли ни одного из них.

– Власти меняются, а люди остаются, – сказал

Гарри, обнимая Лею за плечи. – Они пытаются по-

такать националистам, чтобы заиметь еще бóльшую

поддержку в стране, но постоянно продолжаться все

это не может.

– Но, Гарри, – ответила Лея, высвобождаясь

из объятий, – до сих пор ходят слухи, что погромы

периодически вспыхивают в разных городах Германии.

Подумай обо мне, о детях, наконец. Разве ты не по-

нимаешь, что дело идет к большой войне? Нам нужно

последовать примеру твоих родителей, переехавших

жить в Голландию после прихода нацистов к власти.

Они пишут, что и нам там будет лучше и безопаснее.

– Вся Европа охвачена сейчас националистиче-

ской и антисемитской истерией, и от нее никуда не де-

нешься, – холодно заметил Гарри. – Майнц – ма-

ленький город, где практически все жители знают друг

друга. Зачем нам покидать те места, где мы выросли

и учились?

– Я настоятельно прошу, чтобы ты все еще раз

взвесил. Завтра, когда приедут твои родители на день

рождения наших близняшек, мы обязательно вернем-

ся к этому вопросу.

– Вам все равно не удастся меня переубедить,

и переезжать я никуда не хочу, – отрезал Гарри.

В этот момент в комнату зашла Моника в черном

платье, а следом за ней – Хелен в белом. Напряжен-

ное лицо Гарри сразу разгладилось, и он улыбнулся.

– Какие вы у меня красивые, – произнес отец.

– Папа, скажи, что я в черном платье выгляжу

лучше, чем Хелен в белом.

– Вы обе очень красивые: и ты в черном платье,

и Хелен в белом.

Девочки еще несколько минут крутились по кухне

в новых нарядах, пока наконец Лея не отправила их

в комнату переодеваться.

– Я красивее, я красивее! – кричала Моника, бе-

гая по комнате.

* * *

Вернувшись после премьеры, первым делом Джули

поставила цветы в вазу. И тут зазвонил телефон. Ко-

нечно же, это был мистер Гоулд.

– Джули, большое тебе спасибо. Ты так сыграла,

что женская половина зала просто не смогла сдержать

эмоций и расплакалась в финале.

– Это все ваша заслуга, – с улыбкой проговорила

в трубку Джули. – Вы расставили правильные акцен-

ты. Не знаю, как вам это удается, но вы подмечаете те

вещи, на которые я даже не обращаю внимания.

– Это все приходит с опытом, – пошутил мистер

Гоулд.

– Зал так бурно аплодировал… Да, это успех.

Даже мистеру Дрейсону ничего не оставалось, как при-

знать ваш высокий талант, – сказала актриса.

– Ну, про успех еще рано говорить, нужно до-

ждаться отзывов критиков в утренних газетах. Знаешь,

как бы парадоксально ни звучало, но эти несколько че-

ловек сейчас решают, удался наш спектакль или нет.

– Критики, в конце концов, тоже люди. Думаю,

что спектакль не оставит их равнодушными…

– Будем надеться, но я в любом случае с нетерпе-

нием дожидаюсь утренних газет, – после небольшой

паузы мистер Гоулд спросил: – Джули, что ты соби-

раешься делать завтра вечером?

– Пока не знаю. Завтра у меня выходной. По-

читаю немного, полюбуюсь картинами, а потом лягу

спать и буду отсыпаться.

– Давай съездим в рыбный ресторан. Я уже и сто-

лик на четверых забронировал, – предложил мистер

Гоулд. – Мне не хочется коротать этот вечер в одино-

честве, да и тебе незачем сидеть одной. Я и Чака с же-

ной пригласил. Вдобавок ко всему у меня есть к тебе

важный разговор.

– С удовольствием, мистер Гоулд.

– Хорошо, тогда завтра без десяти шесть я заеду

за тобой.

Седьмая глава

Четверг

Джули, как и планировала, после премьеры проспала

до полудня. А затем, по старой традиции, отправи-

лась по магазинам женской одежды, чтобы побаловать

себя новыми нарядами. В этот раз бюджета актрисы

хватило на платье, а также пару туфель к нему. Сидя

в кафе, неторопливо наслаждаясь салатом из свежих

овощей, глядя через окно на людей, идущих по своим

делам, а также на проезжающие туда-сюда машины

и автобусы, она размышляла о жизни. Думала, в част-

ности, и о том, почему ей так и не удалось создать се-

мью, и в итоге свободное время заполнялось работой

в театре. Джули поняла, что за всю жизнь так никого

и никогда не любила по-настоящему… Поток мыслей

прервал зазвеневший мобильник.

– Здравствуйте, мисс Уотсон, – раздался в труб-

ке мужской голос.

– Здравствуйте, – ответила Джули.

– Вы прекрасно вчера сыграли. Наша семья была

просто в восторге. Весь город только о спектакле

и говорит…

– Спасибо, а кто это? – поинтересовалась Джу-

ли, думая, что это назойливый журналист.

– Это Вольф, из багетной мастерской.

– По телефону вас совсем не узнать, – засмея-

лась Джули.

Не обращая внимания на слова актрисы, Вольф

продолжил:

– Спешу вас обрадовать: сегодня утром привезли

багет, и ваша третья картина готова.

– Спасибо вам огромное! Когда можно будет ее

забрать?

– Не беспокойтесь. Задержка произошла по моей

вине, поэтому мой работник доставит картину вам

домой в любое удобное время – сегодня, завтра

или в любой другой день.

– Сегодня, – не задумываясь, произнесла Джули.

– Хорошо. Во сколько?

Джули посмотрела на часы:

– Сейчас ровно четыре. Вы можете привезти кар-

тину к пяти? Думаю, к этому времени я уже буду дома.

Но постарайтесь не позже шести, потому что в шесть

я ухожу.

– Да, непременно, – проговорил Вольф.

Мастер записал адрес Джули и пообещал, что ра-

ботник перед доставкой обязательно позвонит и преду-

предит о своем приходе.

Поблагодарив Вольфа, Джули доела салат, а за-

тем, немного погуляв по улицам города, отправилась

домой.

Майнц, Германия, 4 ноября 1939 года

После ужина, достав из кладовой полотно и краски,

Гарри пошел в салон, чтобы приступить к написанию

новой картины. Лея начала наводить порядок. Она со-

бирала посуду со стола, когда услышала шумный смех

вернувшихся на кухню Моники и Хелен.

– Девочки, почему вы еще не сняли платья? —

спросила Лея.

– Мама, пожалуйста, разреши нам еще немного

побыть в платьях, мы в них такие красивые… – нежно

произнесла Хелен.

– Я сейчас буду мыть посуду, а папа собирается

рисовать в салоне, – спокойно сказала Лея. – Так

что если вы останетесь на кухне, я могу случайно

на вас что-нибудь опрокинуть, и вы испачкаете оде-

жду. А если вы пойдете с папой, то на вас может по-

пасть краска. Завтра вам нужно выглядеть хорошо —

и утром в детском саду, и потом, когда приедут бабуш-

ка и дедушка.

– Хорошо, мама, я уже иду переодеваться, но мож-

но мы потом посидим с тобой и папой до того, как на-

ступит наш день рождения? – спросила Хелен.

– Доченька, сейчас девять вечера, ваш день

рождения наступит только через три часа. Вы можете

посидеть с нами немного, но через полчаса вам нужно

лечь спать, так как завтра рано идти в детский сад.

– Я не буду переодеваться, а также не собираюсь

идти спать, и вообще с вами скучно, – сказала Мони-

ка, – я пойду к папе.

– Переоденься! – крикнула Лея вслед Монике,

но та побежала в салон, где Гарри уже приступил к ра-

боте. – Хелен, а ты не хочешь спать? – спросила Лея

у внимательно наблюдавшей за мытьем посуды дочки.

– Пока не очень. Мама, можно я сниму платье,

а затем тоже пойду посмотрю, что рисует папа? Мне

очень хочется посидеть с вами, а потом, как только ты

скажешь, я лягу спать, – тихо попросила Хелен.

– Да, доченька. Переоденься, чтобы не испачкать-

ся, и иди к папе. Я сейчас все домою и тоже приду.

– Спасибо, мама.

Переодевшись и пройдя в салон, Хелен присела

около Моники, которая, устроившись на диване, вни-

мательно наблюдала за работой отца. Через пятнадцать

минут к ним присоединилась и Лея, закончившая мыть

посуду на кухне. Она увидела, как Гарри продолжал

наносить очередные мазки на новую картину, а дочки

внимательно наблюдали за движениями его рук. Лея,

не отвлекая Гарри от работы, присела к дочкам на кро-

вать, обняла их и тоже стала наблюдать за созданием

картины, сюжет которой уже прояснялся. Гарри ста-

рательно вырисовывал на холсте опускающееся за го-

ризонт солнце, пустой парк и какую-то птицу на ветке

безлистного дерева.

– Папа, а кто это сидит на дереве? Белка? – зада-

ла вопрос Моника.

– Нет, это сова, – ответил Гарри, продолжая ра-

ботать кистью. – Может быть, не совсем хорошо по-

лучилась. Я так и хочу назвать эту картину – «Сова».

– У тебя все картины про животных, – задорно

засмеялась Моника. – Первая называется «Мишка»…

– Не «Мишка», а «Медведь», – поправил отец.

– Вторая – «Рыбы», а эта – «Сова».

– Все правильно, доченька: первая – «Медведь»,

вторая – «Рыбы», а эта – «Сова».

– Хелен, а ты почему молчишь? – спросил Гар-

ри, продолжая рисовать. – Тебе не понравилось?

– Папа, ты очень красиво рисуешь, но эта картина

какая-то темная. Мне она не очень нравится, – сказа-

ла Хелен, которая все это время молча сидела и, как се-

стра, следила за движениями отцовских рук.

– Зато мне очень нравится, – сказала Моника. —

Я все папины картины люблю, папа у нас рисует луч-

ше всех в мире.

– Девочки, прекратите, – улыбнулась Лея.

Гарри, увлеченный процессом, все же решил сде-

лать небольшой перерыв и, положив кисточку в банку,

наполовину наполненную водой, спросил у Хелен:

– Доченька, а какая картина тебе нравится?

– Та, где рыбы, – повеселев, ответила девочка.

– И мне, – поддержала ее Лея. – Там ясный

солнечный день, необъятное море и две рыбы посреди

него… А здесь у тебя все получилось почему-то в бо-

лее темных тонах.

Гарри еще раз бросил взгляд на картину, где и в са-

мом деле преобладали темные тона, а затем, повернув-

шись к жене и полоща кисть в банке с водой, произнес:

– Лея, ты же прекрасно знаешь, что я не выду-

мываю сюжеты, а рисую то, что вижу во сне. Первая

моя картина была связана со сном, в котором я убе-

гал от медведя. Вторая картина, с рыбами, нарисована

в 1932 году, семь лет назад. Кстати говоря, как бы это

ни показалось странным, но сон я увидел в ту ночь, ког-

да после двадцатилетнего перерыва посетил синагогу.

– Ты так хорошо все это помнишь, потому что ста-

вишь даты на передней стороне холста? – спросила

Лея, поглаживая головы близняшек, примостившихся

у нее на коленях.

– Даты только напоминают год написания карти-

ны, а так каждая из них со своей историей. И несмотря

на то, что прошло уже столько лет, я помню практиче-

ски все детали, касающиеся моих картин.

Гарри повернул голову в сторону стены, где висе-

ли картины, и внимательно смотря на них, сказал:

На следующий день после того, как мне приснил-

ся медведь, я встретил тебя на свадьбе Клауса и Тиль-

ды. А вторая картина, с рыбами, связана с тем тяже-

лым днем, когда сначала мы с тобой были у гинеко-

лога, потом я пошел на работу, а после – в синагогу.

Вернувшись домой, я увидел, что ты спишь, лег рядом,

обнял тебя и тоже заснул.

– Как интересно, – задумчиво сказала Лея. —

Раньше ты никогда об этом мне не говорил.

– Да, это был непростой день… Мне бы не хоте-

лось вспоминать те не самые лучшие времена нашей

совместной жизни. Я только помню, что был такой

уставший, что сразу же уснул. И во сне я увидел себя,

сидящим на берегу и смотрящим в прозрачную воду,

сквозь которую проходили лучи солнца, окрашивая ее

в желтый цвет. И в этой прозрачной воде плыли две

большие рыбы. Когда я проснулся, то быстро записал

сюжет этого сна на листок бумаги, а потом перенес

свои впечатления на холст.

– А куда повесишь свою новую картину?

– Между этими двумя, – ответил Гарри, визуаль-

но представляя на стене и третью картину, снова взгля-

нув на картины «Медведь» и «Рыбы».

Папа, ты так красиво рисуешь, научи и меня, по-

жалуйста, – произнесла внимательно следящая за от-

цом Хелен.

– И меня! Когда вырасту, тоже буду, как папа, ри-

совать свои сны, – сказала Моника.

– Мои умницы, – нежно произнесла Лея. —

Папа обязательно вас научит рисовать, но для того,

чтобы увидеть сон, нужно идти спать.

– Я не хочу идти спать, буду сидеть с папой, —

скрестив руки и отодвинувшись от Леи, грозно сказала

Моника.

– А ты, Хелен?

– А я хочу. Мама, уложишь меня? Пожалуйста,

полежи рядом хоть немного, обещаю, что быстро за-

сну. Мне всегда так хорошо, когда ты укладываешь

меня, гладишь по голове и поешь песенки.

– Да, доченька, конечно, уложу, – нежно сказа-

ла Лея. А ты Моника собираешься спать, посмотрев

на старшую из дочерей? – спросила Лея.

– Нет, пускай она идет, а я останусь с папой, —

сказала Моника, встав с дивана, где сидели Лея и Хе-

лен, и усевшись на стул около Гарри.

– Моника, почему ты не слушаешься маму? Она

же сказала, что нам нужно спать, – обратилась Хелен

к сестре.

– Ну и иди спать, раз тебе так хочется, а я не пой-

ду, и в детский сад завтра не хочу идти, – твердо ска-

зала Моника.

– Завтра мы будем читать стихи, – возразила Хе-

лен. – Мы же с тобой так долго их учили.

– Не хочу спать, не хочу читать стихи и в детский

сад завтра тоже не хочу, – повторила Моника, скре-

стив руки на груди.

– А что же ты хочешь делать завтра? – шутли-

во спросил Гарри, наносивший последние штрихи

на картину.

– У меня день рождения, и я хочу сидеть дома,

а потом поехать с тобой за бабушкой и дедушкой.

– Моника, завтра ты пойдешь в детский сад, а по-

сле, вечером, ты увидишь бабушку и дедушку, – вме-

шалась в разговор Лея.

– Папа, ну скажи ей, ну пожалуйста. Я не хочу

завтра идти в детский сад: у меня же день рождения!

– А я пойду, – повторила Хелен.

Гарри повернулся к жене и попросил разрешить

Монике остаться дома в честь дня рождения – в виде

исключения. Лея вначале возмущалась и возражала,

но потом поддалась уговорам мужа и разрешила доче-

ри пропустить один день.

– Я остаюсь, а ты идешь завтра в детский сад, —

поддразнила сестру Моника.

– Да, я пойду, потому что мама сказала, что дет-

ский сад пропускать нельзя, а я всегда ее слушаюсь.

И еще фрау Ивон говорила, что все будут читать стиш-

ки, и если ты не расскажешь, тебе не дадут конфету.

– Ну и пусть, папа мне купит много конфет, а еще

я завтра пойду с ним на работу… Папа, ты же возь-

мешь меня с собой на работу, а потом встречать ба-

бушку и дедушку?

– Да, возьму: у тебя же день рождения, и я дол-

жен исполнять твои желания, но сейчас послушайся

маму и иди вместе с Хелен спать.

После того как девочки решили, кто идет в дет-

ский сад, а кто остается дома, Лея увела их в комнату,

чтобы уложить спать и позволить Гарри в одиночестве

закончить работу над картиной.

Гарри завершил работу ближе к полуночи,

и они с Леей, вернувшейся в салон, чтобы продолжать

с восхищением наблюдать за картиной своего мужа,

душевно побеседовали. Когда они прибрались в салоне

и спрятали все художественные принадлежности в кла-

довку, оставив только картину, на которой должны были

подсохнуть краски, то и сами отправились в постель.

Лея крепко спала, когда в третьем часу ночи к ее

кровати в белой длиной пижаме подошла Хелен и про-

тяжным тихим голосом спросила:

– Мама! Мам, ты не спишь?

– Что случилось, доченька? Почему ты здесь? —

еще толком не проснувшись, сказала Лея.

– Мам, пожалуйста, ты можешь немного поле-

жать рядом? Мне страшно.

– Что такое? Тебе приснился страшный сон?

– Полежи со мной немного, пожалуйста, пока

я не засну.

– Хорошо, доченька, – тихо встав с кровати и на-

кинув халат, сказала Лея.

Она провела Хелен в детскую комнату и легла

рядом с ней. Чтобы понять, что произошло, она еще

раз спросила: – Доченька, тебе приснилось что-то

страшное?

Девочка крепко обняла маму, но ничего не ответи-

ла. По ее щекам потекли слезы.

– Расскажи, что ты видела во сне, и тебе станет

легче, – попросила Лея.

Немного успокоившись, Хелен сказала:

– Я видела плохой сон про папу и Монику, и мне

стало очень страшно.

– Это всего-навсего сон, – попыталась успо-

коить дочку Лея. – Ты же видишь, что Моника спит

на соседней кровати, а папа спит в соседней комнате.

Хелен, не плачь, – поглаживая дочку по голове, тихо

говорила Лея, – ты же знаешь, что я и папа всегда

рядом, и мы никому не дадим тебя обидеть.

– Мне было так страшно, но я не хотела тебя бу-

дить. Вначале собиралась сказать Монике, но она так

крепко спала, и я разбудила тебя, – всхлипывая, про-

говорила девочка.

– Ты правильно поступила, что пришла ко мне.

Я же твоя мама, и я всегда буду рядом с тобой.

– Спасибо тебе, мама, – продолжая плакать, про-

говорила Хелен.

– Ну все, моя деточка, успокойся и засыпай, все

хорошо, – гладя девочку по голове, говорила Лея.

– Хорошо, я постараюсь. Ты же знаешь, что я всег-

да тебя слушаюсь, – вытирая слезы, сказала Хелен.

– Хелен, если вдруг опять станет страшно

или грустно, всегда помни: если что – я в соседней

комнате, и незамедлительно зови.

– Спасибо тебе, мама. Я тебя очень люблю.

– Я тоже тебя люблю, доченька.

* * *

Мистер Гоулд, как и обещал, подъехал без десяти ми-

нут шесть и, набрав номер Джули, сообщил, что ждет

внизу. Джули попросила его подняться, посколь-

ку, как всегда, не успела вовремя собраться. Прой-

дя в прихожую, мистер Гоулд медленно снял туфли

и верхнюю одежду. Не дождавшись хозяйки, повесил

пальто на вешалку, и в этот момент появилась Джули,

она все еще прихорашивалась.

– Мистер Гоулд, простите, я, как всегда, опазды-

ваю… – стала оправдываться актриса.

– Ничего страшного, – добродушно заметил ми-

стер Гоулд. – Я уже предупредил Чака с Эммой о том,

что мы задерживаемся.

– Наверное, это хроническое. Я ведь специально

вернулась пораньше и думала, что к шести успею со-

браться, но… как видите, – развела руками Джули.

– Знаешь, Джули, это даже хорошо, что мы встре-

тились перед походом в ресторан. Помнишь, в про-

шлый раз я упомянул, что хочу сказать наедине ко-

е-что важное?

– Да, помню. Я вас внимательно слушаю, – от-

ложив косметичку в сторону и внимательно глядя

на режиссера, ответила Джули.

Пошарив в кармане, мистер Гоулд достал малень-

кую коробочку. Протянув ее Джули, он произнес:

– Это тебе.

Джули, не понимая, в чем дело, взяла коробку

и, открыв ее, увидела кольцо.

– Это кольцо принадлежало моей маме, – вздох-

нул мистер Гоулд. – Помнишь, в ресторане я тебе рас-

сказывал, что мама часто – то ли в шутку, то ли всерьез

– говорила мне: «Когда увидишь во сне, что за тобой

гонится медведь, это признак того, что ты скоро встре-

тишь свою судьбу, ей и подаришь это кольцо».

Он внимательно посмотрел на Джули, разгляды-

вающую кольцо, и после короткой паузы продолжил:

– Но мне так и не удалось найти ту единственную,

кому смог бы его вручить, я так и не повстречал свою

судьбу, и поэтому хочу передать это кольцо тебе. Мо-

жет быть, ты еще встретишь свою любовь.

Джули растрогалась от подарка и сказала:

– Спасибо, но мне уже, наверное, поздно искать

любовь.

– Я прошу тебя, не опускай руки, ты еще моло-

дая и красивая, продолжай искать ее, – эмоционально

произнес мистер Гоулд.

– Я постараюсь, – видя его волнение, сказала

Джули.

– Храни это кольцо. Мне важно, чтобы ты была

счастлива, – сказал режиссер.

Джули взяла кольцо и пригласила мистера Гоулда

пройти в салон, пока она собирается. Там актриса со-

общила гостю приятную новость:

– Около получаса назад в местных новостях в ру-

брике «Культура» говорили о нашем спектакле. Осо-

бо отметили, что критики высоко оценили его. Кстати,

сейчас без пяти шесть, и через пять минут вы сможете

и сами все это услышать. А я пока принесу вам стакан

воды.Поблагодарив Джули, мистер Гоулд прошел в са-

лон, где на столе в вазе стоял огромный букет, пода-

ренный актрисе после премьеры. Подняв взгляд, ре-

жиссер увидел три картины на стене и приблизился

к ним, чтобы получше разглядеть.

– Джули, ты же говорила, что у тебя две картины,

а я вижу три, – обратился к хозяйке мистер Гоулд.

Громкий звук телевизора не позволил Джули рас-

слышать вопрос. Пройдя в салон и убавив звук, она

переспросила:

– Что вы сказали, мистер Гоулд?

– Ты говорила, что у тебя пока две картины, а я вот

вижу на стене все три, – продолжая внимательно изу-

чать полотна, уточнил мистер Гоулд.

– Это приятный сюрприз для меня, – от-

ветила актриса. – Мне сегодня позвонил Вольф

и сказал, что багет привезли раньше времени. Поэтому

он быстро закончил работу, а человек из мастерской

принес ее практически перед вашим приездом. Теперь

все три картины заняли свои места.

Слушая ее, режиссер продолжал внимательно раз-

глядывать живопись. Он переходил от одного полотна

к другому, и пейзажи казались ему до боли знакомы-

ми… Внезапно мистер Гоулд покраснел и схватился

за сердце.

– Мистер Гоулд! – бросилась к нему Джули. —

С вами все в порядке?!

– Да… – тихим голосом ответил режиссер. —

Просто сердце немного прихватило. Так бывает у лю-

дей в моем возрасте.

– Ложитесь, я вызову «скорую».

– Не стоит. Мне нужно просто немного посидеть

и отдохнуть.

Когда мистер Гоулд опустился на диван, Джули

добавила звук телевизора, где как раз начался выпуск

местных новостей. Одной из главных тем этого выпу-

ска стал успех постановки мистера Гоулда. Журналист

расспрашивал зрителей, выходивших из зала после

спектакля, и все отзывы были восторженными.

Снова убавив звук и посмотрев на улыбающегося

мистера Гоулда, Джули сказала:

– Ну что, мистер Гоулд? Что я вам говорила?

– Признаться, такого успеха я не ожидал.

– Теперь зал будет регулярно заполняться, и спек-

таклю обеспечено будущее на долгие годы.

– Не просто спектаклю, Джули, а спектаклю

с тобой в главной роли. Ума не приложу, куда смотрят

нынешние мужчины? Будь я лет на тридцать помоло-

же, посвятил бы тебе всю свою жизнь.

Джули было одновременно грустно и приятно

слышать такие слова от мистера Гоулда. И чтобы ото-

гнать от себя грустные мысли об одиночестве и не рас-

плакаться, она решила пошутить:

– Будь вы лет на тридцать помоложе, вас бы окру-

жало столько красоток, что я затерялась бы среди них.

Мистер Гоулд, не поднимаясь с дивана и дер-

жась одной рукой за сердце, перевел взгляд с Джули

на картины.

– А картины и в самом деле хороши, – сказал

он. – Наверное, в каждой из них есть какой-то тайный

смысл, и у всех своя история…

– Я тоже начинаю приходить к такому же мне-

нию, – задумчиво произнесла Джули.

– Ну ладно, может, как-нибудь вместе разгада-

ем, – улыбаясь, произнес режиссер.

– Обязательно.

Мистер Гоулд приподнялся и, облокотившись

на спинку дивана, продолжал внимательно смотреть

на картины. Пожилой режиссер задумался о про-

шлом. Он очень сожалел о том, что в молодости так

и не увлекся серьезно живописью, а сейчас его мечты

неосуществимы. Параллельно он анализировал свой

жизненный путь, вспоминал свое детство, юность

и взрослую жизнь.

– Джули, – произнес он, – я никогда не верил

в бога и был убежден, что человек сам пишет сце-

нарий своей жизни. Но когда тебе семьдесят и ты

вспоминаешь прошлое, то все больше убеждаешься,

что был актером в чьей-то грандиозной постанов-

ке под названием «жизнь». Иногда все складывалось

так, как ты не планировал, иногда приходилось по-

ступаться принципами и делать то, что тебе совсем

не по душе, но это все и есть часть жизни, часть сце-

нария. Я повстречал разных людей, некоторые сразу

уходили, а с другими я прошел долгий путь. Бывало

и так, человек, с кем познакомишься случайно, может

сыграть в твоей жизни важную роль.

– Для меня этот человек вы, мистер Гоулд, —

внимательно выслушав его, сказала Джули.

– В моей жизни таких людей было несколько,

но я не об этом. Просто за свою жизнь я понял, что слу-

чайностей не бывает. И раз ты купила эти картины,

значит, здесь что-то есть, постарайся понять что. И это

может привести тебя к чему-то важному.

Когда через несколько минут закончился выпуск

новостей, мистер Гоулд обратился к Джули:

– Джули, начался концерт классической музыки

в исполнении Британской филармонии. Можешь сде-

лать погромче? И принеси, пожалуйста, еще стакан

воды. Я выпью лекарство, и минут через десять-пят-

надцать мне станет легче, и мы поедем в ресторан.

Джули взяла пульт и прибавила звук. Мистер Го-

улд сидел в салоне на диване, слушал концерт клас-

сической музыки и поглядывал на картины. Джули

подложила ему под голову небольшую подушку и от-

правилась на кухню.

Но когда она вернулась, держа стакан с водой

для мистера Гоулда, он неподвижно лежал на диване

и не подавал признаков жизни.

Восьмая глава

Пятница

После скромного обряда, где присутствовали все со-

трудники театра, а также знакомые, мисс Уотсон

по просьбе юриста отправилась вместе с ним в дом

мистера Гоулда. Том Филдс, мужчина лет шестидеся-

ти, был не только адвокатом, но и хорошим знакомым

мистера Гоулда.

Когда они прошли в дом и сели за стол около

камина, за которым так любил читать и размышлять

о жизни мистер Гоулд, юрист достал из папки завеща-

ние и вручил его мисс Уотсон для ознакомления.

Прочитав документ, Джули узнала, что мистер Го-

улд завещал ей свой небольшой дом, а также накопле-

ния, оставшиеся на его счету.

– Давно ли мистер Гоулд составил это завеща-

ние? – немного удивившись такому обороту дела,

спросила Джули.

– Да, пятнадцать лет назад, – ответил юрист. —

После первого сердечного приступа. С тех самых пор

он не вносил в завещание никаких изменений.

– Мы же тогда только успели познакомиться…

– Ну что ж, раз за все это время завещание не пре-

терпело никаких изменений – это говорит только

о том, что мистер Гоулд не разочаровался в вас.

– Если теперь я распоряжаюсь этим домом, —

медленно поговорила Джули, – то мне бы хотелось

взять только библиотеку мистера Гоулда. Сам дом

нужно будет выставить на продажу, а все вырученные

деньги передать в наш театр. Руководство театра уже

несколько лет добивается у меценатов денег на ремонт,

но найти необходимую сумму пока так и не удалось.

Мистер Гоулд посвятил театру почти всю жизнь, и, ду-

маю, это будет достойное расставание…

– Вы уверены в своем решении? – невозмути-

мо спросил мистер Филдс. – Мне казалось, он хотел

оставить все именно вам…

– Да, абсолютно.

– Тогда сегодня подготовлю бумаги, а на следую-

щей неделе вам нужно будет их подписать. А что де-

лать с деньгами? Я был сегодня в банке и снял остав-

шиеся на счету десять тысяч фунтов, принадлежащие

мистеру Гоулду. – Мистер Филдс достал деньги

из портфеля и положил их на стол, а затем продолжил:

– Я советую принять хотя бы деньги в память о нем.

Они могут вам пригодиться…

Его речь прервала трель дверного звонка. Том по-

шел открывать.

– Здравствуйте. Я слышал, что произошло с ми-

стером Гоулдом. – Это был молодой, до боли знако-

мый голос.

Продолжая изучать завещание, Джули вниматель-

но прислушивалась к разговору.

– Он в среду снова отправил букет, а за деньгами

я, как правило, приходил в пятницу… Если бы речь

шла об обычном букете, я не стал бы вас беспокоить

в такое время, но мистер Гоулд заказал в эту среду,

в вечер премьеры, целую корзину цветов за пятьдесят

фунтов…

Адвокат спешно вручил молодому человеку не-

обходимую сумму, чтобы тот поскорее ушел, но было

уже поздно. Джули, чтобы окончательно убедиться

в том, что ей не показалось, вышла в коридор. Увидев

в дверях молодого человека, она все поняла. При виде

мисс Уотсон посыльному почему-то стало неловко.

Быстро взяв деньги из рук мистера Филдса, юноша

сразу же удалился.

– Вы не должны были это услышать, – закрывая

дверь за посыльным, проговорил адвокат.

Джули задумалась и произнесла:

– Мистер Гоулд помогал мне всю жизнь, застав-

лял чувствовать себя нужной и полезной обществу.

Как актрису… и сейчас я поняла, что и как женщину

тоже. Я была так счастлива, когда получала эти цветы.

Каждый раз думала, кто бы это мог быть – благодар-

ный зритель или тайный воздыхатель. А это все он…

– Простите, мисс Уотсон, мне нужно идти. Вы

приняли решение по поводу десяти тысяч фунтов?

Если мистер Гоулд оставил деньги вам – значит,

у него были свои соображения на этот счет. Прошу вас

принять их.

– Да, вы правы, – ответила Джули. – Я их возь-

му. Может быть, они и в самом деле пригодятся.

– Ну что ж, если у вас больше нет вопросов, тогда

до встречи в следующую пятницу в моем офисе.

– А в начале недели вы будете заняты? До пятни-

цы еще так долго, а театру деньги могут понадобить-

ся в любую минуту, и чем скорее вы выставите дом

на продажу, тем лучше.

– С понедельник и до четверга я буду в Париже.

У моей супруги день рождения, и я хочу сделать ей

сюрприз, отпраздновав его с ней. Прошу прошения,

но сдвинуть эту поездку никак не могу.

– Очень жаль. Буду с вами откровенна, мне бы хо-

телось как можно раньше уладить все формальности

и оформить все бумаги.

– Знаете, что мы можем сделать? – почесав в за-

тылке, произнес мистер Филдс.

– Что? – с интересом спросила Джули.

– В понедельник я уезжаю, и в виде исключения

готов прийти в офис в воскресенье. Сегодня пору-

чу ассистенту подготовить все необходимые бумаги,

уверен, это не займет много времени, и в час дня буду

ждать вас в офисе.

– Спасибо!

– Постарайтесь, пожалуйста, не опоздать.

После того как мистер Филдс отправился по сво-

им делам, мисс Уотсон устроилась в том самом крес-

ле, где так любил сидеть мистер Гоулд, и, покачиваясь,

стала задумчиво смотрела на стеллажи с книгами.

Майнц, Германия, 5 ноября 1939 года

Гарри пришлось сдержать свое обещание и взять Мо-

нику, надевшую новое черное платье, с собой в клини-

ку, так как после работы он собирался поехать вместе

с ней на вокзал и встретить родителей. Пациенты, си-

девшие на стульях в коридоре, пребывали в волнении

от предстоящей встречи со стоматологом, но Моника,

рисовавшая что-то на листке бумаги и изредка зада-

вавшая им разные вопросы, не давала скучать. Прак-

тически каждому из пациентов она успела рассказать,

что ей сегодня исполнилось шесть лет, и поэтому она

не пошла в детский сад, а ее сестра-близняшка, кото-

рой тоже исполнилось шесть лет, пошла… К тому же

Моника добавляла – несмотря на то, что они – близ-

няшки, она старше своей сестры, так как вначале аист

принес ее, а потом полетел за сестрой и вернулся толь-

ко через час. Непосредственность девочки веселила

пациентов и помогала хоть немного расслабиться.

В четыре Гарри сообщил пациентам, что через час

ему нужно будет уйти, и потому сегодня примет толь-

ко тех, кому нужна срочная помощь. Всех остальных

он попросил прийти в другой день, объяснив, что ему

нужно ехать на вокзал и встретить родителей в шесть

часов. В сопровождении дочки Гарри вышел из кли-

ники, оставив для пациентов объявление на двери,

что прием на сегодня окончен.

…Стрелка часов приближалась к восьми вечера,

но ни от Гарри, ни от Моники, ни от родителей вестей

еще не было. Лея очень волновалась за них и не могла

понять, почему они так задерживаются, ведь родители

Гарри должны были прибыть в Майнц в 18:00 по мест-

ному времени. Она периодически смотрела в окно,

но, кроме случайных прохожих, никого не видела.

«Где же они?» – мучил ее вопрос.

…– Дедушка, бабушка! – воскликнула Мони-

ка и бросилась навстречу пожилой паре, выходящей

из поезда.

Родители Гарри горячо обняли внучку.

– Почему вы так поздно? – встревоженно спро-

сил он. – Вы отстали от расписания на два часа!

– По дороге сюда наш поезд останавливали прак-

тически в каждом городе и проверяли паспорта. Такое

впечатление, что живешь при военном режиме.

– Папа, мама, нам нужно поторопиться, потом

побеседуем, – говорил Гарри, поспешно выгружая

багаж родителей из вагона и аккуратно укладывая

на тележке.

– Как вы можете продолжать жить в этой Герма-

нии?! – спросил отец. – Что будет дальше с этой не-

когда любимой мною страной, непонятно. Вам нужно

переехать к нам в Голландию, а потом мы все вместе

переберемся в Америку или в Палестину. Там для ев-

реев безопаснее, нежели в Европе.

– Папа, прошу тебя, давай хоть сегодня забудем

о политике! У твоих внучек день рождения, – про-

изнес Гарри, толкая тележку с чемоданами. – Купим

торт, а потом – сразу к нам. Лея, наверное, уже вся

изнервничалась.

Зайдя в кондитерскую, Гарри и его родители ста-

ли выбирать подходящий торт для близняшек. Когда

они расплачивались, внезапно раздался звон разбитого

стекла, а несколькими мгновениями позже – гром-

кий смех и крики. Судя по голосам, это были молодые

люди. Постепенно шум усилился.

Понимая, что сейчас разгромят и его витрину, хо-

зяин кондитерской, пожилой мужчина крупного телос-

ложения предложил всем спрятаться за прилавок и до-

ждаться, когда толпа разойдется или будет разогнана

полицией.

Однако группа подвыпивших парней, несмотря

на присутствие полиции, продолжала безнаказанно

громить кондитерскую и другие еврейские магазины,

находящиеся на улице. «Уезжайте из Германии! Уез-

жайте из Германии! Вам тут не место!» – скандиро-

вали они. Хозяева лавок, пережившие годом ранее со-

бытия Хрустальной ночи, понимали, что на полицию

надеяться бесполезно, и пытались спрятаться, а неко-

торые, бросая магазины на произвол судьбы, убегали

куда глаза глядят.

Разнеся витрину кондитерской, где в этот момент

находилась семья Шварцов и продавец, юнцы зашли

внутрь и начали крушить все вокруг, периодически вы-

крикивая антисемитские лозунги. Хозяин лавки, видя

все это, не выдержал и начал выталкивать подростков

из магазина. Буквально через несколько мгновений

грохнул выстрел, и он распростерся на полу. Полиция

по-прежнему бездействовала.

Зайдя за прилавок и увидев спрятавшихся там по-

купателей, погромщики собрались наброситься на них,

но тут один из молодых людей крикнул:

– Парни, не трогайте их! Я знаю этих людей,

они мои соседи. Это герр2 доктор, его имя Гарри

Шварц, а его жена была моей первой учительницей…

– Франц, ты что, защищаешь этих евреев?! —

грозно произнес главный из юных погромщиков, раз-

махивая железной палкой.

Молодой человек понимая, что ситуация выходит

из-под контроля, решил предпринять еще одну попыт-

ку, чтобы вразумить друзей:

– Мы, вообще-то, собирались просто побить ви-

трины, а не нападать на людей.

– Ты говорил, что хочешь стать одним из нас, па-

триотом своей родины, а теперь струсил, – сказал па-

рень постарше.

– Да, я патриот, но это насилие может плохо кон-

читься, здесь много полицейских! Мы же хотели толь-

ко витрины побить, попугать…

– Мы должны дать понять, что здесь им нет места

и что здесь их никто не защитит. Полиция, армия и за-

кон на нашей стороне.

2

Герр – господин. Принятое в Германии вежливое обраще-

ние к мужчине.

Понимая, что дело принимает совсем дурной обо-

рот, Гарри выйдя из-за прилавка и прикрывая собой

дочь и родителей, сказал:

– Не надо ругаться. Мы знаем Франца с детства,

и я в самом деле врач, а это моя дочь и родители. Дома

нас ждут жена и вторая дочка. Ребята, мы мирные люди

и очень спешим, позвольте нам, пожалуйста, уйти.

– Никуда вы отсюда не пойдете, – мрачно сказал

командир погромщиков. – Нам не нужны свидетели.

– Обещаю, мы ничего никому не расскажем. —

Гарри, прикрывая телом Монику и давая знак роди-

телям следовать за ним, начал медленно отступать

к двери.

– Евреям не место в Германии! Убирайтесь

с нашей земли! – выкрикнул какой-то подвыпивший

подросток.

– Не кричи на моего папу, понял? – сказала Мо-

ника, выйдя из-за спины отца.

– Не мешайся под ногами, еврейское отродье! —

рявкнул юнец и сильно толкнул ребенка.

Девочка ударилась головой о прилавок и упала

на пол. По виску потекла кровь. Чтобы понять, на-

сколько тяжела рана, Гарри бросился к ней. Обняв доч-

ку, он в слезах крепко прижал ее к себе.

– Что с ними делать будем? – спросил один

из погромщиков.

– «Что, что»… Кончать их надо, – последовал

ответ главаря.

Кто-то из толпы достал пистолет, к нему присое-

динились еще несколько человек, и пьяные подростки

хладнокровно расстреляли отца, затем – мать, а по-

том и самого Гарри, продолжавшего плакать над окро-

вавленным лицом своей дочери и не оказывавшего ни-

какого сопротивления…

Франц Шульц, удерживаемый другими подрост-

ками, ничем не мог им помочь.

В этот вечер Лея и празднично одетая и до ночи

просидевшая за накрытым столом в новом белом пла-

тье Хелен так и не дождались своих близких.

* * *

Джули смотрела на библиотеку и письменный стол

мистера Гоулда – и вспоминала… В ее голове возни-

кали все новые и новые образы, связанные с ним. Эти

воспоминания брали начало с той самой первой встре-

чи, состоявшейся около двадцати лет назад, и продол-

жались вплоть до триумфальной премьеры в среду,

а также вчерашнего вечера у нее в квартире. Актриса

понимала, что этот человек фактически заменил ей

отца и мать и опекал ее с самого начала, и только ми-

стеру Гоулду она обязана своей карьерой.

Спустя некоторое время Джули посмотрела

в окно. На улице уже начало темнеть. Она не хотела

допоздна засиживаться в доме мистера Гоулда и реши-

ла отправиться к себе. Захватив с собой несколько при-

глянувшихся книг и готовых сценариев для будущих

постановок, мисс Уотсон покинула дом.

По дороге она старалась поменьше размыш-

лять о произошедшем и пыталась отвлечься, думая

о своих картинах. День выдался тяжелым, и Джули

решила, что сегодня сразу ляжет спать, а уже завтра

днем как можно больше узнает в Интернете о худож-

нике и его семье.

Девятая глава

Суббота

В субботу Джули не хотелось сидеть дома в одиноче-

стве, и она отправилась в интернет-кафе, чтобы вы-

пить чашечку кофе с круассаном, а также, как и плани-

ровала, больше узнать о судьбе художника и его семьи.

Заказав капучино и расспросив официанта,

как подключиться к Интернету, Джули приступила

к поискам. Она была далеко не продвинутым пользо-

вателем, и это немало усложняло стоящую перед ней

задачу. Джули вводила слова и фразы в разных комби-

нациях и, когда поисковая система выдавала множе-

ство похожих страниц, приходила в замешательство.

Внимательно просматривая результаты своего запро-

са – «Гарри Шварц Майнц», на четвертой страни-

це она наконец-то нашла что-то подходящее: «Гарри

Шварц, 1898—1939, Майнц». Джули перешла на сайт,

принадлежащий одной из католических общин Майн-

ца, переключила с немецкой версии на английскую

и начала изучать материалы.

Заголовок титульной страницы сайта гласил:

«Этот сайт посвящается всем жертвам Холокоста, кото-

рые проживали в городе Майнц», а под ним в нижнем

левом углу написано более мелким шрифтом: «Люди

живы, пока жива память о них». Ниже шел следующий

текст:«Этот сайт посвящается всем жителем Майнца,

ставшим жертвами того страшного времени. Созда-

вая данный интернет-ресурс, мы видели его основную

цель в следующем – сделать все для того, чтобы со-

временное общество не забыло о тех ужасных собы-

тиях. Этот кошмар не должен повториться в будущем.

Мое имя – Франц Шульц, я – пастор из Майнца.

Вместе с сыном, снохой и внуком я создал этот сайт,

чтобы сохранить память о тех невинных людях, став-

ших жертвами нацистского режима.

Я родился в 1923 году и рос в светской семье. Мне

стыдно вспоминать о том, как в юности, в 1938—1939

годах, на волне тогдашнего псевдопатриотизма, я при-

нимал участие в ряде погромов еврейских магазинов.

В ходе одного из погромов на моих глазах расстреляли

семью стоматолога Гарри Шварца. После этого слу-

чая я долго не мог прийти в себя, а затем отправился

в мужской монастырь. Тогда я еще не осознавал мас-

штабов трагедии, но увиденное навечно запечатлелось

в моем сердце. Помню, вначале мне казалось, что на-

цисты поднимают дух германского народа, и я, еще

юный, всячески пытался защищать их идеалы. Но ро-

дители, которые не разделяли нацистской идеологии,

глядя, как людей убивают на улицах из-за националь-

ной принадлежности, говорили, что это одна из самых

позорных страниц в германской истории. Им тогда

было ужасно стыдно, что мы, немцы, народ со столь

высокой культурой, могли совершать такие преступле-

ния. То смутное время было похоже на всеобщее по-

мешательство: люди сами не понимали, что творили

и за какие идеалы сражались. Как известно из истории,

нацистская идеология обернулась большой трагедией

– как для всего мира, так и для германского народа.

Я, со своей стороны, после того трагического погрома

в 1939 году, дал обет, что до конца жизни стану де-

лать все, чтобы память об этих людях, жертвах погро-

мов в Майнце, сохранилась вечно, чтобы никто из них

не был забыт.

Еврейскую общину нашего города полностью

уничтожили нацисты в феврале 1943 года. После

Второй мировой войны многие священнослужители

и простые горожане всячески пытались возродить ев-

рейскую общину в Майнце, заново создать то много-

национальное общество, существовавшее в Германии

на протяжении веков. Однако похвастаться было не-

чем: так, в начале 1970-х годов еврейская община горо-

да насчитывала всего около ста человек. Но мы не опу-

скали рук, продолжая действовать и молиться, и мож-

но сказать, что в последние десятилетия нам удалось

добиться определенных успехов и восстановить ев-

рейскую общину в нашем городе. В 2010 году в Майн-

це возвели синагогу – на том самом месте, где ранее

стояла главная синагога города, сожженная нациста-

ми в ночь с 9 на 10 ноября 1938 года. На церемонии

открытия присутствовал президент Германии и дру-

гие высокопоставленные лица. И сегодня я рад сооб-

щить, что благодаря усилиям граждан Майнца сейчас

в нашем городе снова возрождается еврейская община,

которая сейчас насчитывает чуть более тысячи чело-

век. Также около синагоги функционирует современ-

ный еврейский культурный центр».

Ниже на этой же странице приведен список

жертв Холокоста города Майнца. Быстро пройдясь

по нему, среди сотни имен и фамилий Джули нашла

Гарри Шварца, годы жизни которого были 1898—1939.

К ее удивлению, этот человек был не профессиональ-

ным художником, а стоматологом, и вместе с женой

и дочерьми проживал в те годы в Майнце. Кликнув

мышью, Джули перешла на страницу, где вкратце

рассказывалось о Гарри Шварце и его семье. Он, его

отец, мать и дочь погибли от рук погромщиков, под-

стрекаемых нацистским режимом, в 1939 году. Из всей

семьи уцелела только Лея Шварц, жена Гарри, и одна

из дочерей-близняшек – Хелен. Лея в течение года

пыталась добиться справедливости и предать закону

тех, кто убил ее близких. Жила она очень бедно, и ей

пришлось продать даже свое обручальное кольцо, что-

бы не умереть с голоду. Когда она поняла, что все по-

пытки тщетны, а оставаться в стране с каждым днем

все опаснее, чтобы спасти дочь, она решила уехать

как можно дальше от Германии. С помощью своих дру-

зей, Клауса и Тильды Нольде, Лея с дочерью перебра-

лись из Германии в Румынию. В начале октября 1940

года от румынских берегов отошло судно «Пасифик»,

направляющееся в Палестину. На борту корабля нахо-

дилось около двух тысяч еврейских беженцев, в том

числе Лея и Хелен. Дальнейшая их судьба неизвестна.

Джули было очень тяжело читать о том, что про-

изошло с художником и его близкими. Актриса никак

не могла предположить, что у автора так понравивших-

ся ей картин столь трагическая судьба. Женщина дала

себе обещание во что бы то ни стало узнать, что же

произошло с Леей Шварц и ее дочерью в Палестине.

Вспоминая слова мистера Гоулда, что эти картины по-

явились в ее жизни неспроста, Джули решила завтра

же вылететь в Израиль и встретиться с дочерью худож-

ника, если та еще жива. Причем сделать это следовало

до среды. В среду у Джули намечался очередной спек-

такль, и к этому времени она должна была вернуться

обратно в Виндзор.

Придя домой, Джули позвонила и заказала на за-

втрашний день билет в Тель-Авив, а затем до позднего

вечера писала израильским частным детективам. Она

надеялась, что эти люди помогут найти хоть какие-то

следы семьи Гарри Шварца. Ближе к полуночи некто

Хаим Левин, частный детектив из Тель-Авива с три-

дцатилетним стажем, ответил ей:

«Здравствуйте! Я не раз занимался подобными

вопросами по просьбам жителей бывшего СССР, жив-

ших за «железным занавесом» и потерявших связь

с близкими, которые, бежав из Европы во время Вто-

рой мировой войны, оказывались в Израиле».

Прочитав это сообщение, Джули, загоревшись на-

деждой, ответила:

«Здравствуйте. И насколько успешно?»

«В большинстве случаев – успешно. Ведь если

известны имя и фамилия человека, по картотекам того

времени, как правило, можно отыскать необходимую

информацию. Например, недавно ко мне обратилась

женщина с Украины, она искала тетю – младшую се-

стру своей матери. Как она сообщила, тетя последний

раз виделась с ее матерью в 1941 году, затем попала

в нацистский концлагерь в Польшу, а маме удалось

сбежать, и с тех пор о ней ничего не было известно.

После войны женщина искала хоть какую-то инфор-

мацию в украинских и белорусских архивах, но ничего

не нашла. Впоследствии выяснилось, что эта женщи-

на осталась жива. Через какое-то время после вой-

ны она перебралась в Израиль. Все это время бедная

женщина думала, что никто из родственников не пе-

режил нацистскую оккупацию на Украине, которые,

в свою очередь, полагали, что она погибла в концла-

гере. И вот семьдесят лет спустя дочь старшей сестры

нашла свою тетю, у которой взрослые дети и внуки

в Израиле. Я был свидетелем этой трогательной встре-

чи в аэропорту».

С изумлением прочтя эту историю, Джули

написала:

«Сможете ли вы и мне помочь? Ваши услуги бу-

дут оплачены сполна».

«Я постараюсь. Если они точно прибыли в Па-

лестину, то, думаю, можно будет найти информацию

о них».

«Я вылетаю завтра после полудня. В Тель-А-

виве в аэропорту Бен-Гурион буду в 22:00 по мест-

ному времени. Вы сможете подъехать в аэропорт?

Я предоставлю вам всю информацию о них и, разуме-

ется, оплачу все расходы».

«Думаю, смогу. Напишите мне ваши имя и фами-

лию, я буду ждать вас с табличкой в зале прилетов».

«Я забронировала номер в отеле Тель-Авива на на-

бережной. Пробуду там до вторника, в крайнем слу-

чае до утра среды, так как в среду вечером мне нужно

успеть на спектакль. Будем надеяться, что вам удастся

что-нибудь найти».

«Вы лучше напишите их имена, фамилии и все,

что знаете, прямо сейчас, чтобы мы не теряли время.

Возможно, уже завтра в аэропорту я предоставлю вам

всю информацию».

Поблагодарив детектива и отослав ему на почту

все известные сведения о Гарри Шварце и его семье,

Джули отправилась спать.

24 ноября 1940 года, вечер. Палестина, бухта горо-

да Хайфы, ужин для беженцев на борту корабля

«Патриа»

За одним из столов сидела группа беженцев из Герма-

нии – пять женщин и маленькая девочка с длинны-

ми светлыми волосами. В течение долгого странствия

от берегов Румынии к Палестине они успели подру-

житься и старались держаться вместе. Среди этих

женщин была и Лея, которая в основном сидела молча

и думала о чем-то своем. Рядом с ней сидела Хелен, она

ни на минуту не отходила от матери и категорически

отказывалась обедать с другими детьми за отдельным

столом. Лея пыталась объяснить дочери, что это ее но-

вые друзья, с ними надо общаться, с ними она потом

будет ходить в школу. Но, несмотря на долгие скучные

месяцы путешествия, Хелен не хотела никуда отхо-

дить от мамы.

После тех ужасных событий прошло более года,

и Лея, так и не добившись справедливого наказания

для погромщиков в Германии, села вместе с дочерью

на корабль в Румынии и отправилась в Палестину,

чтобы забыть об ужасе произошедшего и постараться

начать там новую жизнь. По прибытии беженцев бри-

танские солдаты, управляющие в то время Палести-

ной и всячески боровшиеся с незаконной иммиграци-

ей евреев, пересадили их на корабль «Патрия», чтобы

отправить на остров Маврикий.

– Долго нам еще торчать здесь? – положив вилку

на стол, возмущенно спросила Дина у сидящих за сто-

лом женщин.

Так же как и Лея, и другие беженцы из Германии,

Дина приплыла в Палестину вместе с семьей на кора-

бле «Пасифик».

– Нигде нам нет покоя. В Германии нацисты кри-

чали: «Убирайтесь с нашей земли на свою родину!»

– и что? Вначале целый месяц мы плыли сюда из Ру-

мынии в тесноте и ужасных условиях, но как толь-

ко корабль прибыл в Палестину, к берегам Хайфы,

британцы задержали его. – Посмотрев по сторонам

и убедившись, что рядом нет британских солдат, она

глотнула воды из стакана и продолжила: – А потом

арестовали и другие корабли, которые после нас при-

шли из Европы. Почти 20 дней нас содержали в Атли-

те3, а теперь пересадили на этот корабль и собираются

депортировать на Маврикий, – эмоционально доба-

вила вторая подруга, Сара.

– Поскорее бы они уже решили хоть что-то. Пусть

оставят нас здесь, в Палестине, или отправят на Мав-

рикий, – сказала Дина.

– Да, ты права. Уже нет сил терпеть все это и на-

ходиться столько времени на кораблях. И дети очень

устали, – присоединилась к беседе Лея.

– Мы должны были отплыть на Маврикий еще

вчера, но еврейские официальные организации всту-

пили в очередной раунд переговоров, чтобы убедить

британцев позволить нам остаться в Палестине. Бри-

танцы утверждают, что евреи, видите ли, превысили

установленный ими лимит в пятьдесят тысяч человек

в год. Лишь пятидесяти тысячам позволят остаться

в Палестине, а все прочие беженцы будут переправле-

ны на Маврикий, – сказала Мирьям.

– Получается, что если бы мы приплыли сюда

весной, летом или в начале осени, то нам разреши-

ли бы остаться, как и другим беженцам? – спросила

Дина.

– Да, но раз мы приплыли практически в конце

года, в начале ноября, и вдобавок ко всему количе-

ство беженцев из Европы резко возросло, они решили

3

Атлит – лагерь для незаконных иммигрантов около Хайфы.

принять жесткие меры, чтобы остановить поток неза-

конной иммиграции, – грустно сказала Мирьям.

– Девочки, не волнуйтесь. Скажу вам по секре-

ту: никуда мы отсюда не уедем, а останемся на нашей

родине, – после небольшой паузы, хитро улыбаясь,

тихим голосом сообщила Ханна.

Перед тем как произнести эти слова, она вни-

мательно оглянулась по сторонам, дабы убедиться,

что поблизости нет ни одного британца.

– Ты думаешь, что все еще может уладиться?

Полагаешь, что еврейские организации договорятся

с ними и нам разрешат остаться? – с сомнением спро-

сила Дина.

– Мы останемся здесь, – улыбнувшись еще

шире, прошептала Ханна.

– Хотелось бы разделить твой оптимизм, но в это

слабо верится, – произнесла Дина.

Подвинувшись к центру стола и поближе накло-

нившись к подругам, Ханна пояснила:

– Мой брат – член «Хаганы». Это такая военная

партизанская еврейская организация в Палестине, во-

юющая против британцев. Так вот, он сказал, что если

официальные переговоры закончатся безрезультатно,

то этот корабль все равно не выпустят из Хайфы.

– И как они собираются это сделать? – скептиче-

ски спросила Сара. – На борту находятся около двух

тысяч еврейских беженцев из Европы, двести пятьде-

сят британских солдат и членов экипажа…

– Он сказал, что у них есть определенный

план. Какой именно, он, конечно, уточнять не стал,

но, в любом случае, забудьте про этот остров. Мы оста-

немся на своей родине, так что не стоит волноваться

и можно спокойно идти спать, – с оптимизмом заклю-

чила Ханна.

Десятая глава

Воскресенье

Перед поездкой в аэропорт Джули, как и договарива-

лась, заскочила в контору адвоката Тома Филдса, что-

бы уладить вопрос с наследством. Обсудив все ню-

ансы и подписав необходимые документы о продаже

дома мистера Гоулда и перечислении денег на ремонт

театра, она, чтобы не опоздать на рейс, отправилась

на такси в лондонский аэропорт Хитроу. Дорога заня-

ла около получаса. Все это время Джули размышляла

о судьбах – своей, мистера Гоулда, а также семьи не-

счастного художника.

В Тель-Авив Джули прилетела по расписанию

и, быстро миновав паспортный контроль, вышла в зал

прибытия. Там ее уже ждал Хаим Левин – мужчина

лет пятидесяти. По дороге в отель, который распола-

гался на набережной, он рассказал все, что пока уда-

лось узнать. Дочь господина Шварца погибла при тра-

гических обстоятельствах в 1940 году и похоронена

на кладбище близ Хайфы, а о его жене пока нет ника-

кой информации.

Джули поблагодарила Хаима за столь оператив-

ную работу. Когда они подъехали к отелю, Джули

отдала детективу причитающийся гонорар и попроси-

ла утром отвезти ее на кладбище, где похоронена дочь

Гарри Шварца. Хаим согласился и сказал, что будет

ждать в одиннадцать утра в лобби отеля. Пожелав ак-

трисе спокойной ночи, детектив уехал. Джули долго

не могла уснуть в номере с видом на море и все смо-

трела на звездное небо. Она много думала, в особен-

ности о событиях последних дней, о словах мистера

Гоулда, что случайностей не бывает.

И, проанализировав все, изумилась тому факту,

что, совершенно случайно купив эти три картины де-

вять дней назад, она наконец-то оказалась в Израиле.

Может, в этом и был тот тайный смысл, о котором го-

ворил мистер Гоулд.

25 ноября 1940 года, 9:40 утра. Палестина, бухта

города Хайфы

Открыв глаза в это ноябрьское утро, Лея увидела мол-

чаливо сидящую на своей койке дочь.

– Доченька, ты уже проснулась? – протирая гла-

за, удивленно спросила Лея.

– Да, мама. Я увидела страшный сон, проснулась

и больше не смогла заснуть. Потом я вышла из каюты

и отправилась умываться, – тихим голосом ответила

Хелен.

– А почему меня не разбудила? Я же говорила:

если тебе снится страшный сон – сразу буди меня.

– Ты так крепко спала, и я не хотела… Ты же и так

мало спишь, а тебе нужны силы.

– А что тебе приснилось? Что тебя напугало?

Опершись спиной на стену, Хелен сложила руки

на груди и опустила голову, дав тем самым понять,

что не хочет рассказывать матери про увиденное во сне.

– Расскажи, пожалуйста. У тебя не должно быть

секретов от мамы, – сев на койку, попросила Лея.

Девочка продолжала смотреть в пол и молчать.

– Иди ко мне. Не бойся, ты же должна понимать,

что я с тобой рядом. Это всего-навсего сон.

Хелен встала со своей койки, подошла к маме

и обняла ее.

– Может, все-таки расскажешь? Поделись,

и станет спокойнее на душе, – обнимая и гладя дочку

по длинным светлым волосам, проговорила Лея.

После недолгих раздумий Хелен решилась и вол-

нительным голосом стала пересказывать сон.

– Во сне я видела большую гору, а под ней —

море, – жестикулируя, говорила девочка, повернув

голову и смотря в стену.

По щекам Хелен текли тонкие струйки слез.

– И что же было на этой горе? – обнимая и про-

должая гладить дочку по голове, спросила Лея.

– На горе сидели я, Моника, папа и ты. Но мы были

не людьми, а птицами – такими большими коричне-

выми птицами, – продолжала мелодичным тихим го-

лосом рассказывать девочка.

У Леи выступили слезы, но она не стала преры-

вать дочь, которая, тоже плача и хлюпая носом, про-

должала свой рассказ:

– И когда мы захотели перелететь через море,

то я, папа и Моника взмахнули крыльями и полетели.

Потом мы обернулись и увидели, что ты тоже машешь

крыльями и пытаешься подняться в воздух, но не мо-

жешь взлететь и падаешь вниз. Мы смотрели на тебя,

кричали, но продолжали лететь дальше и не могли

тебе помочь… Я кричала: «Мама, мама!» – потом мне

стало страшно, и я быстро проснулась.

После паузы Лея сказала:

– Это всего-навсего сон. Ты из-за этого так

перепугалась?

– Я знаю, что это всего лишь сон, но мне было

очень страшно.

Помолчав, Хелен продолжила:

– Я часто вижу сны, разные сны, но папу и сестру

увидела в первый раз… Мам, скажи, а когда они прие-

дут к нам? Что они так долго делают у бабушки и де-

душки? Я по ним очень соскучилась.

Лея плакала, гладила лежавшую у нее на коленях

дочь по голове и ничего не отвечала.

– Мама, ты знаешь, о чем я мечтаю?

– О чем? – с трудом проговорила Лея, она не хо-

тела, чтобы Хелен видела ее слезы.

– Чтобы папа и Моника поскорее приехали

к нам, и мы снова зажили все вместе, как раньше.

К тебе снова вернется твоя улыбка, ты станешь бу-

дить нас по утрам, и мы с Моникой пойдем в школу.

Папа отправится на работу, а ты дома будешь готовить

для нас обед и ужин. А вечером мы все вместе будем

ужинать. Папа, как всегда, будет рассказывать смеш-

ные истории, а мы – громко смеяться.

Лея еще больше расстроилась. Хелен тем време-

нем продолжала:

– После ужина, когда ты будешь мыть посуду,

мы с Моникой станем тебе помогать. А потом, закон-

чив уборку и сделав школьные уроки, мы все вместе

пойдем в салон и, обнявшись на диване, станем смо-

треть, как папа рисует новую картину. Мама, знаешь,

что я решила?

Не дожидаясь ответа Леи, Хелен продолжала:

– Я больше никогда не буду ябедничать и жало-

ваться на Монику, даже если она не прекратит меня

обижать. Только бы увидеть их поскорее…

Слезы лились рекой по щекам Леи, и она еле успе-

вала их вытирать, чтобы они не капнули на лицо Хе-

лен. Дочь продолжала рассказывать:

– Поэтому вначале сна мне было весело. Весело

оттого, что мы снова вместе. Я увидела, как папа, ты,

Моника и я сидели на горе, а потом полетели. Но ког-

да ты начала отставать и падать, то мне стало очень

страшно: появилось такое ощущение, что я теряю

тебя. Я начала плакать во сне: ты же знаешь, что ты

для меня дороже всего на свете, – плача и сильно об-

нимая маму, говорила Хелен. – Мама, я так сильно

тебя люблю, что даже не представляю, как смогу про-

жить даже день без тебя. Когда ты рядом, мне никто

не нужен, конечно, кроме папы и Моники. Мам, я могу

тебя кое о чем попросить?

– О чем? – тихо сказала Лея.

– Пожалуйста, не оставляй меня никогда. Я тебя

очень прошу.

– Конечно, не оставлю. Ты же смысл всей моей

жизни, та, ради которой я живу… – продолжая погла-

живать голову Хелен, произнесла Лея.

– Спасибо, мама.

Лея посмотрела по сторонам и, украдкой вытирая

слезы, сказала.

– Пойду наберу на палубе воды, чтобы мы могли

умыться, а потом отправимся в столовую завтракать.

Уже без десяти десять, мы и так опоздали почти на час.

– Мама, возьми меня с собой. Не оставляй меня

одну, пожалуйста.

– Зачем тебе подниматься по этим лестницам?

Я наполню ведерко и совсем скоро вернусь.

Выйдя из каюты с маленьким ведерком в руках,

Лея поднялась на верхнюю палубу. Вдруг раздался

сильный взрыв, и Лея упала. Она не могла поднять-

ся, взрыв оглушил ее, ноги не слушались, а губы про-

должали чуть слышно шептать: «Хелен, Хелен …».

Через несколько секунд она потеряла сознание.

Одиннадцатая глава

Понедельник

Утром Джули разбудил телефонный звонок с ресепшен.

Вчера она попросила служащих отеля позвонить по-

раньше. Выглянув в окно, актриса ахнула от восхи-

щения. Вид изумительный: море уходило за горизонт,

а вода переливалась цветами восходящего солнца.

Хаим, как и было условлено, в назначенное вре-

мя появился в лобби отеля. Как только мисс Уотсон

спустилась, они сели в машину и отправились в сто-

рону Хайфы. По дороге мужчина много рассказы-

вал об истории государства и удивился, когда узнал,

что актриса посещает Израиль впервые. Оставив ма-

шину неподалеку от старого кладбища близ Хайфы,

они прошли внутрь. Увидев человека в кипе, по всей

видимости, кладбищенского рабочего, Хаим подо-

шел к нему и спросил, где похоронена девочка. Мо-

лодой человек ничего не смог ответить, он оказался

глухонемым. Тогда детектив написал на бумаге имя,

фамилию и год смерти девочки, и парень жестом по-

манил их за собой. Через несколько минут он привел

их к тому самому месту. Джули попросила, чтобы ее

на время оставили одну. Детектив послушно отошел

в сторону, и парень сделал то же самое. Представив

все те страдания, что выпали на долю этой семьи,

Джули расплакалась.

Молодой человек, стоявший около Хаима, пока-

чивался, и его губы беззвучно что-то шептали – ско-

рее всего, поминальную молитву. Джули тоже что-то

произнесла над могилой – не молитвы, а просто сло-

ва, легшие на душу. Положив, как того требует обычай,

маленький камешек на могилу девочки, она присоеди-

нилась к Хаиму и глухонемому молодому человеку.

– Вы не могли бы спросить его о матери этой де-

вочки, может, юноша что-то знает? – спросила Джули.

Детектив написал на листке вопрос, но затем от-

рицательно покачал головой:

– Нужно будет еще поискать в архивах. Вы не бес-

покойтесь, я сегодня или завтра с утра обязательно на-

веду справки об этой женщине.

Джули поблагодарила детектива и попросила от-

вести ее к автобусной остановке, чтобы отправиться

в Иерусалим. Хаим сказал, что сейчас очень жарко

и он с удовольствием отвезет мисс Уотсон в Иеруса-

лим, тем более что она уже оплатила все его услуги.

По дороге они долго беседовали, и детектив еще раз

пообещал ни при каких обстоятельствах не прекра-

щать поиски Леи Шварц.

Через некоторое время они прибыли в Старый

город Иерусалима. Джули попросила детектива до-

ждаться ее в машине. Несмотря на палящее солнце,

женщина решила пройтись по Старому городу одна,

предварительно договорившись с Хаимом встретиться

через два часа на том же месте. Проводив мисс Уотсон,

Хаим объяснил, что если все время идти по прямой

по Старому городу, то можно выйти к Стене Плача

и другим историческим достопримечательностям. По-

благодарив его, Джули отправилась по узким улочкам

Старого города к уцелевшей после разрушения Второ-

го Храма части древней стены.

Несмотря на жаркую погоду в ноябре, на улицах

было множество туристов из разных стран. С непри-

вычки Джули стало душно, но ее переполняла реши-

мость добраться до Стены Плача, а затем уже передох-

ну́ть в одной из кофеен. Актрису переполняли чувства:

ведь ей удалось оказаться в Иерусалиме, в том самом

городе, где разворачивались основные события жизни

Акивы и его жены Рахель.

Добравшись до Стены Плача и пройдя в женский

отсек, где в то время находилось немало молящихся,

Джули, накинув на голову косынку, шагнула к сте-

не. Женщина не знала каких-то специальных молитв,

и поэтому, касаясь ладонями Стены, своими словами

просила, чтобы душа мистера Гоулда нашла покой

на небесах и удостоилась своего места в раю, а так-

же за то, чтобы на земле Израиля настал мир. Из-за

чудовищной жары Джули почувствовала недомогание

и решила поскорее вернуться к машине. Покинув пло-

щадь, актриса торопливо шагала, стремясь поскорее

найти обратный путь к машине. Прохожие, видевшие

ее состояние, предлагали помощь; один из торговцев

преподнес ей бутылку холодной воды. Так и не открыв

уже нагревшуюся бутылку, на одной из улиц Старого

города Джули упала и потеряла сознание. Карета ско-

рой помощи, прибывшая через 10 минут, уже ничего

не успела сделать.

Окрестности Хайфы, 28 ноября 1940 года (через

три дня после трагедии на корабле «Патрия»)

Солнце уже садилось за горизонт, когда едущий в по-

возке, на которой лежало что-то укутанное в одеяло,

пожилой раввин, пребывающий в грустном распо-

ложении духа, встретил на дороге молодого иудея.

Раввин ехал на тележке в сторону небольшой еврей-

ской деревни Лекаям, в девяти километрах юго-вос-

точнее Хайфы. Молодой человек, стоявший на обочи-

не, сказав, что он держит путь в ту же сторону, попро-

сил раввина взять его. По всем признакам он тоже был

религиозным человеком.

– Спасибо, что согласился4 подвезти. Мое имя —

Самсон Штейн, – проговорил молодой человек,

устроившись рядом с раввином на переднем сиденье.

Раввин, который явно не был расположен к раз-

говору, даже не посмотрев в сторону юноши, коротко

ответил:

– Моше Левинзон.

– Тот самый Моше Левинзон, уважаемый

раввин из Хайфы?! Я много слышал о тебе. Люди

4

В иврите нет обращения на «вы» к одному человеку.

говорят, что ты очень милосердный человек и боль-

шой праведник…

Раввин ничего не ответил.

После короткой паузы, молодой человек, желав-

ший развить диалог с раввином, спросил:

– Ты сказал, что направляешься в Лекаям, верно?

– Да, – лаконично ответил раввин.

– А зачем? У тебя там друзья?

– У меня там есть одно неотложное дело, и его

нужно во что бы то ни стало выполнить до захода

солнца.

– А я живу неподалеку от Лекаяма, – проговорил

молодой человек. – Если нужно будет чем-то помочь,

то ты всегда можешь рассчитывать на меня.

Раввин снова промолчал, только одобрительно

покивал. Юноша, словно не обращая на это внимания,

продолжил:

– С утра я работаю в больнице Рамбам, а вечером

возвращаюсь домой. Могу сказать, что работа не такая

уж и сложная. Каждый день похож один на другой…

но сегодня произошел ужасный случай.

Раввин по-прежнему молчал, только погонял ло-

шадь и смотрел на извилистую дорогу.

– Одна женщина, ее звали Лея Шварц, которая

потеряла дочь в той ужасной трагедии на корабле

«Патрия», свела счеты с жизнью. Она только сегод-

ня утром начала приходить в себя от сильного удара,

после которого три дня пролежала без сознания. Ее

мучил только один вопрос, где дочь. Врачи и дру-

гие пациенты пытались успокоить ее, но чуть позже

кто-то из персонала по глупости сказал, что девочку

после взрыва не удалось спасти, и она утонула. Вы,

наверное, слышали о том взрыве на корабле «Па-

трия», – как будто не замечая явно выраженное не-

желания раввина общаться, продолжал попутчик.

Небесный Суд

Суд над Леей Шварц5 проходил активно. Ангелы за-

щиты приводили все новые и новые доводы, стремясь

убедить суд проявить снисхождение к этой женщи-

не, которой пришлось пережить столько страданий.

Они просили Небесный Суд воспринять этот поступок

как акт отчаяния и позволить искупить вину страдани-

ями на протяжении одиннадцати месяцев в чистилище,

после чего женщина сможет воссоединиться со своей

семьей. Но доводы ангела-обвинителя были весомее,

и Небесный Суд вынес решение о том, что в скором

времени ей придется снова спуститься в материаль-

ный мир, дабы заслужить свое место в раю. Однако,

учитывая все те лишения, которые ей пришлось вы-

нести, Небесный Суд решил удовлетворить последнее

желание Леи и позволить ей увидеться с членами се-

мьи перед тем, как спуститься в материальный мир.

5

Годы жизни – 5665—5701 от Сотворения Адама, или 1904—

1940 н. э.

Окрестности Хайфы, 28 ноября 1940 года

Раввин Моше и его молодой попутчик продолжа-

ли путь в Лекаям. Раввин о чем-то думал и продолжал

молчать, но молодой человек, как будто желая раз-

говорить его, продолжал речь о трагедии на корабле.

Несмотря на демонстрируемое безразличие, раввин

еле сдерживался, чтобы не накричать на молодого

человека.

– Я сегодня услышал от родственника одного

из членов «Хаганы» интересные подробности той

трагедии. Когда они узнали о провале переговоров

между членами еврейских организаций и британца-

ми, то решили привести в действие собственный план

и во что бы то ни стало не выпустить корабль из бух-

ты Хайфы. С этой целью они на следующее утро, 25

ноября, в 9:50 утра собирались устроить небольшой

взрыв, чтобы вывести из строя корабль, но мощность

бомбы была такой, что судно стремительно пошло

ко дну. Многих удалось спасти, но дочь той самой Леи

оказалась среди 267 утонувших, – произнес молодой

человек и посмотрел на Моше Левинзона, отчаянно

старавшегося показывать безразличие к этой истории,

чтобы случайно не раскрыть своему попутчику одну

страшную тайну.

Но когда заднее колесо наехало на камень, повозка

слегка подпрыгнула, и коричневое одеяло, укутывав-

шее безжизненное тело какой-то женщины, соскочило,

открыв лицо покойницы. Молодой иудей вгляделся

и вскрикнул:

– Раввин, это же и есть та самая женщина! Ты

же знаешь о том, что ее хотели похоронить на клад-

бище в Зихрон Яакове, около Хайфы, рядом с дочкой,

но местный раввин наотрез отказался. Я убежден,

что если станут известны причины смерти, то и в Ле-

каяме тебе не разрешат провести обряд погребения!

Встрепенувшись, раввин взволнованным голосом

обратился с просьбой к молодому человеку:

– Я прошу тебя: ничего не рассказывай там

про этот случай! По крайней мере, сегодня… Все про-

изошедшее будет на моей совести. Я один буду нести

ответственность за этот поступок, как в этом мире, так

и на Небесном Суде.

– Ты что, собираешься ввести в заблуждение лю-

дей из общины Лекаяма, не сообщив, каким способом

эта женщина ушла из жизни?! Ты же знаешь, что ее по-

ступок считается страшным грехом в иудаизме, и ког-

да через день-другой все это раскроется, ты будешь

изгнан из общины за этот ужасный обман!

– Не нам судить, страшный грех совершила эта

женщина или нет. Мы всего-навсего люди, и только

Небесный Суд вправе выносить такие решения.

– Ты собираешься, невзирая на запрет, провести

обряд?

– Да, но я поступаю так не для того, чтобы что-

то нарушить, а для того, чтобы помочь этой женщине,

на долю которой выпало столько страданий.

– Уважаемый раввин, я не могу понять, зачем

тебе это надо…

Раввин был знаком с Леей и ее маленькой доче-

рью Хелен и знал о пережитом ими в Германии, тихо

произнес:

– Она столько перенесла за свою жизнь,

что я не могу поступить по-другому.

– Ты же рискуешь своей репутацией! Ты пони-

маешь, чем это грозит в нашей религиозной общине?!

– Да, я прекрасно понимаю, что делаю, и го-

тов лично понести ответственность. Это только моя

инициатива, и я больше никого не собираюсь сюда

впутывать.

– Зачем такому праведному человеку, как ты, по-

могать этой женщине?

Раввин решил посвятить юношу в трагическую

историю семьи Шварц, в надежде, что, услышав это,

он ничего не расскажет жителям Лекаяма.

– В начале ноября она с дочкой и другие беженцы

прибыли в хайфский порт, откуда их перевели в лагерь

для беженцев в Атлите. С того самого дня мы с женой

каждый день приходили туда, чтобы поддержать но-

вых репатриантов. Мы разговаривали с ними, знакоми-

ли с религиозными обычаями, рассказывали о нашей

стране. Там находилось много людей с искалеченными

судьбами, но то, что пришлось перенести этой женщи-

не, было неописуемо. После того как мы возвращались

домой, говорили только о ней и думали, как сделать

так, чтобы Лее и Хелен удалось забыть все, что при-

шлось пережить…

Молодой человек, внимательно слушавший

раввина, ничего не ответил.

– Я пытался рассказывать новым прибывшим

о религии, о Боге, но многие из тех, кто столкнулся

с трагедией, и слышать об этом ничего не хотели. Зна-

ешь, о чем они постоянно меня спрашивали?

– О чем же?

– Если Бог есть, то почему он допустил то, что про-

исходит сейчас с евреями в Европе? Почему он позво-

ляет нацистам убивать людей и издеваться над ними

только из-за того, что те евреи? Как Бог мог допустить

такие страдания еврейского народа – издевательства,

расстрелы, гетто, концлагеря?!

– И что ты им отвечал?

– Ничего, так как я не знал, как ответить на этот

вопрос. Когда на их глазах беспричинно убивали жен,

мужей, отцов, матерей и детей, какое может быть это-

му объяснение? Эти люди перенесли ужасные стра-

дания и унижения, и любые мои доводы восприняли

бы враждебно. Но со временем они становились более

терпимы к религии, некоторые даже пробовали соблю-

дать Субботу6, стараясь начать новую жизнь и забыть

о пережитом ужасе на своей родине, в Европе.

После некоторой паузы раввин продолжил:

– Все, что происходит сейчас в Европе, напомина-

ет историю с Йосефом, сыном нашего праотца Якова,

который был продан в рабство в Египет. Правда, после

того как он разгадал сон фараона, то стал его правой

6

Шаббат (Суббота) – седьмой день недели в иудаизме.

рукой, одним из богатейших людей и практически

правителем Египта, и к нему пришли другие иудеи.

Еще пару поколений после него евреи жили хорошо,

но постепенно превратились в рабов, пока Всевышний

не послал Моисея и не избавил их от египетского раб-

ства. Так и в Европе: совсем недавно евреи занимали

важные посты, были врачами, учителями, юристами,

банкирами. С ними считались, их уважали… Но сейчас,

после того как в Германии к власти пришли нацисты,

иудеи лишились всего: статуса, уважения, имущества.

По сути, они стали рабами.

– А эта женщина? Как она отзывалась о тех

событиях?

– Эта женщина всегда молчала. У нее на коле-

нях лежала маленькая девочка с длинными светлыми

волосами, которая не отходила от нее ни на минуту.

По ее глазам можно было понять, что жизнь для этой

женщины закончилась, когда нацисты убили ее мужа

и вторую дочь. Все, что у нее осталась, все, ради чего

она жила, – это вторая близняшка, Хелен. Но после

того взрыва на корабле она потеряла и ее…

Закончив эту фразу и оказавшись у развилки,

раввин чуть притормозил, чтобы не пропустить пово-

рот на Лекаям и, свернув, продолжил.

– Странно получается. Они убежали от нацистов,

от унижений, издевательств и погромов, на историче-

скую родину, чтобы начать новую жизнь, но тут сно-

ва оказались обречены на страдания. Лея говорила

моей жене о том, что муж и дочка погибли в Германии

во время погрома, и они приехали сюда, чтобы найти

спасение, а нашли…

Не договорив, раввин горестно махнул рукой

и грустно сказал:

– Ума не приложу, кто сообщил ей о гибели до-

чери. Бедная женщина никак не могла простить себя,

что не попрощалась с дочкой, и упорно просила отвез-

ти на ее могилу.

– Да, этой женщине пришлось многое пережить,

но это никак не оправдывает такого поступка.

– Мы не Небесный Суд и не имеем права так

рассуждать, – терпеливо повторил Моше Левин-

зон. – Мы – верующие люди, и если мы не будем

оправдывать поступки других, как можно надеяться

на то, что Небесный Суд найдет для нее оправдание

и позволит воссоединиться с близкими на небесах?

Мой отец, Аарон Левинзон, который тоже был равви-

ном, любил повторять фразу раби Илеля, сказанную им

около 2000 лет назад: «Не суди человека, пока не ока-

жешься на его месте», – поэтому раввины, да и каж-

дый человек должен стремиться к тому, чтобы найти

объяснения любым, даже самым дурным поступкам

ближнего и видеть прежде всего хорошее…

– Уважаемый раввин Моше, я понимаю твое

стремление помочь этой женщине, но прошу тебя об-

думать все еще раз: не перечеркивай этим поступком

проделанную тобой огромную работу. Ты же знаешь,

что самоубийство – один из самых страшных грехов.

Прощаются только солдаты, выбравшие такой способ

ухода из жизни, чтобы не попасть в плен к врагу.

– Да, но по религиозным законам в исключитель-

ных случаях могут быть также прощены те, кого под-

толкнуло на этот шаг разочарование и отчаяние. Этой

женщине пришлось столько всего пережить… Думаю,

что это примут во внимание на Небесном Суде и про-

явят к ней снисхождение. Если Лея будет похоронена

должным образом, возможно, они решат, что на зем-

ле ее не считают большой грешницей, и смилуются

над ней.

Когда повозка находилась уже совсем близко

от нужного им поселения, молодой иудей еще раз

спросил раввина:

– Но все же, несмотря ни на что, ты понимаешь,

что этим поступком она перечеркнула все возможно-

сти попасть в рай?

– Да, но, как ты прекрасно знаешь, есть еще чи-

стилище, где душа сможет понести наказание, очи-

ститься и потом попасть в рай. Это продлится макси-

мум двенадцать месяцев, конечно, не в нашем, мир-

ском понимании, так как время в духовных мирах про-

текает по-другому, а потом она сможет воссоединиться

с близкими. Но если не похоронить ее тело по обряду,

она будет считаться грешницей, и ей придется забыть

и о рае, и о чистилище. Ее душа заново переродится

и спустится в этот мир, чтобы подвергнуться новым

испытаниям, возможно, еще более суровым. И, конеч-

но же, в таком случае она не сможет воссоединиться

на небесах с семьей.

Раввин сделал паузу и сказал:

Поэтому я все уже решил. Если после того, что ей

пришлось пережить, я не совершу этого и не дам ей

шанс вновь увидеть родных и близких людей, то не про-

щу себе этого ни на земле, ни на небесах.

– Пожалуйста, одумайся! Ты прожил всю жизнь

по законам Святого Писания, соблюдал традиции, сни-

скал уважение как раввин. Решив помочь этой женщи-

не, ты лишишь себя места в раю.

– Я уже не первый раз говорю, что уже все об-

думал, – устало ответил старый раввин. – Я хочу

вместе с общиной Лекаяма предать ее тело земле. От-

ветственность за все, что произойдет сегодня, я беру

на себя, это я заявляю и перед тобой, и перед Небе-

сами. Я и только я должен и буду отвечать за этот по-

ступок на Небесном Суде. Может быть, это и есть мое

испытание, но я уже все для себя решил.

…Солнце начало заходить. Подъехав на своей по-

возке к небольшому еврейскому поселению в девяти

километрах от Хайфы, раввин с местной общиной,

пока ни о чем не подозревавшей, провели необходи-

мый обряд и предали тело земле по всем религиозным

законам.

Встреча с детьми

Согласно приговору Небесного Суда, душа Леи должна

была переродиться и снова спуститься в материальный

мир. Перед этим событием ангел пришел к ней, чтобы

проводить на встречу с детьми. Лею пугала грядущая

неизвестность, а также возможная перспектива того,

что в этот раз на ее долю в материальном мире снова

могут выпасть тяжелые страдания, как раньше. Сле-

дуя за ангелом к большой двери, которая, по всей ви-

димости, отделяла находившиеся в этой комнате души

от других, Лея давала себе зарок за зароком не совер-

шать прошлых ошибок и заклинала свою душу пройти

в этот раз все испытания, как подобает. Вскоре трево-

ги и опасения об ожидающих трудностях в материаль-

ном мире ушли на второй план и сменились мыслями

о предстоящей скорой встрече с дочерьми и мужем. Ее

мучили многие вопросы. «Узнáют ли они меня? Будут

ли осуждать? А может быть, поймут мой поступок

и простят?..»

Они все шли и шли по длинному коридору, где

по обе стороны в небольших стеклянных капсулах на-

ходилось огромное количество провинившихся в мир-

ской жизни душ. Они анализировали поступки из про-

шлой жизни и молча ожидали своего часа спуститься

в материальный мир. Посмотрев по сторонам, Лея

спросила ангела:

– Долго ли я здесь пробыла?

– Простите, я не расслышал, – произнес ангел,

идущий впереди.

– Много ли прошло времени после Небесного

Суда?

– Здесь время течет по-другому, нежели на Зем-

ле. Если по меркам материального мира, то чуть более

тридцати лет.

– Получается, что в материальном мире сейчас

1971 год. А я этого практически не ощутила…

– Вашей душе дали возможность проанализиро-

вать свои поступки в прошлой жизни и сделать вы-

воды. После встречи с близкими вы снова вернетесь

в эту комнату, и затем ваша душа спустится на Землю.

Вы родитесь заново.

– Но ведь при рождении, я все забуду…

Сделав несколько шагов, ангел сказал:

– В утробе матери младенец видит все, что прои-

зойдет с ним с самого рождения и до последнего вздо-

ха, все возможные сценарии, но при рождении память

стирается. Но эта информация никуда не исчезает: она

хранится в душе человека. Повзрослев, он должен

постараться вспомнить то, что видел в материнской

утробе, и сделать правильный выбор в ключевых мо-

ментах своей жизни.

– Вот, наверное, откуда берется у людей такое яв-

ление, как дежавю…

– Абсолютно верно.

– А в раю время тоже протекает не так, как в ма-

териальном мире?

– Как это объяснить… В духовных мирах нет та-

кого понятия, как время и пространство, время сотво-

рено Создателем в материальном мире, чтобы человек

не растрачивал жизнь попусту и успел выполнить

свою миссию на Земле. Здесь процессы проистекают

по другим отсчетам, и в раю тоже.

– А рай, он один для всех?

– Существуют два рая, нижний и верхний, в верх-

нем пребывают великие праведники. На верхних уров-

нях такие понятия, как «время» и «пространство»,

практически полностью стираются и размываются,

а в самой высокой точке их вообще нет. Там все еди-

но – прошлое, настоящее, будущее…

– Получается, что моя семья прибывает в нижнем

раю?– Да.

– А… что происходит в том месте, где мои близ-

кие? Как выглядит их рай?

После небольшой паузы ангел ответил:

– Человек сам, своими поступками строит

для себя рай или ад. А то, что получилось, – это все-

го-навсего результат.

Лея не совсем поняла смысл слов ангела и, не став

задавать разъясняющие вопросы, сразу спросила:

– А мои дети сильно изменились? Прошло уже

столько лет, и, наверное, они уже совсем взрослые.

– Простите, но я не могу ответить на этот вопрос.

– Я спрашиваю, чтобы подготовиться к тому,

как будут выглядеть при встрече мои дети и муж…

– Видите ли, я не знаком с членами вашей се-

мьи. Возможно, они изменились, а может быть, время

остановилось на том самом моменте, когда в их жизни

произошел некий перелом. Совсем скоро вы сможете

все увидеть сами.

Когда они подошли к двери, ангел попросил Лею

подождать и шагнул вперед. Убедившись, что коридор

свободен, он попросил ее приблизиться, дабы мог на-

путствовать ее должным образом.

Пройдя в дверь, Лея увидела коридор. Помимо

той двери, откуда она вышла, там располагались еще

две: одна – напротив, а другая – в самом конце. В це-

лом коридор напоминал большой треугольник.

– Это портал, – пояснил ангел, отвечая на невы-

сказанный вопрос своей спутницы. – Та дверь, откуда

вышли мы, – место, где души ждут, когда придет их

время спуститься в материальный мир. А дверь слева

от вас – это врата чистилище, или, выражаясь более

известным вам языком, ада.

– А что происходит с душами людей, попадаю-

щими туда? Они остаются там навечно? – взволно-

ванно спросила Лея.

– Нет. Вечно душа человека может пребывать

только в раю. А если после Небесного Суда душа от-

правляется в чистилище, то после одиннадцати меся-

цев она переходит в рай. Максимальный срок пребы-

вания в чистилище – год, то есть двенадцать месяцев,

но это только для весьма грешных людей… И, опять

же, нужно понимать, что: «одиннадцать месяцев»,

«двенадцать месяцев» и так далее – это в земном по-

нимании времени, а в духовных измерениях это может

быть значительно дольше и серьезнее.

– А что там происходит с душой?

– В чистилище души людей проходят очищение

от мирских грехов. Когда срок их пребывания там за-

канчивается, они «чистыми» покидают его и отправ-

ляются в рай.

Лея то и дело взглядывала на дверь справа от нее.

Она с нетерпением ждала долгожданной встречи

с близкими.

– А та дверь справа, насколько я поняла, это

и есть врата в рай?

– Да. Там пребывают те души, которые уже

прошли очищение в чистилище, а также души детей

и великих праведников.

– Мои дети и муж выйдут оттуда?

– Да. Но вы должны помнить, что близко подхо-

дить к ним и касаться нежелательно. Вы можете этим

навредить. Их души обрели покой, и телесная оболоч-

ка, в которую они оденутся для встречи с вами, очень

тонкая. А вы пока обладаете более грубой оболочкой.

Только переродившись и искупив свои грехи в матери-

альном мире, а затем очистившись от мирских грехов

в чистилище, ваша душа станет чистой и высокой.

– Спасибо, я поняла, – кивнув, сказала Лея.

Ангел отошел в сторону. Послышались чарующие

звуки музыки, и дверь справа от Леи открылась. Про-

странство озарилось ярким светом. Чем больше откры-

валась дверь, тем ярче становился свет, и было просто

невозможно разглядеть, что происходит внутри. Еще

через некоторое время в потоке света появились две

маленькие девочки, лет шести, одна в белом, а дру-

гая – в черном платье. Те самые платья, в которых

дети планировали отмечать свое шестилетие… Дер-

жась за руки, они спокойно прошли в центр коридора,

после чего дверь за ними закрылась.

Несмотря на все запреты, Лея хотела подойти

к ним и обнять, но сумела найти силы, чтобы сдержать

себя. Она присела на корточки, чтобы лучше разгля-

деть их, но девочки продолжали спокойно стоять.

– Доченьки, вы еще помните меня? – проговори-

ла Лея сквозь слезы.

– Да, мама, – ответили они в один голос.

– Вы такие красивые…

– Спасибо, мама.

Лея продолжала смотреть на них и плакать —

то ли от счастья, то ли от горя. Девочки, глядя на свою

маму, не проявляли таких ярких эмоций, как в мирской

жизни, но было заметно, что они рады этой встрече.

– Мама, почему ты так долго к нам не приходи-

ла? – грустно спросила Хелен.

– Я не могла, – вытирая слезы, проговорила Лея.

– А где ты была все это время?

– В соседней комнате, – сказала Лея, указав

на дверь, где стоял ангел.

– И что ты там делала? Почему не заходила к нам?

– Я наказана и должна размышлять над своими

поступками.

– Это как ты ставила нас в угол, чтобы мы думали

над своими поступками?

– Да, моя умничка.

– А ты знаешь, где папа? – спросила Моника.

Лея заволновалась. Она была убеждена,

что Гарри заслужил свое место в раю и находится ря-

дом с девочками.

– А разве он не с вами?

– Он с самого начала был с нами и все вре-

мя наблюдал за тобой с небес. А потом, когда понял,

что ты в беде, спустился вниз, сказав только, что скоро

вернется.

– А когда это произошло? – спросила пребывав-

шая в замешательстве Лея.

– Через некоторое время после того, как к нам

присоединилась Хелен. Папа сказал, что в будущем

тебе на земле понадобятся поддержка и помощь.

Я очень скучаю по нему, – грустно сказала Моника.

Лея не до конца поняла поступок Гарри, но ей

стало легче от мысли, что в материальном мире рядом

с ней будет кто-то из близких.

– Мам, ты не волнуйся, мы здесь не одни. С нами

бабушка и дедушка. А с папой на Земле тебе будет

проще. Только, пожалуйста, найдите друг друга и воз-

вращайтесь поскорее, – нежно сказала Хелен.

– Обязательно, – задумчиво произнесла Лея. —

Вы слушаетесь бабушку и дедушку, не мучаете их?

– Да, мама. Мы занимаемся, учим иностранные

языки, слушаем классическую музыку и читаем книж-

ки, – продолжила Хелен.

– Какие вы у меня умницы.

– А я еще учусь рисовать, но пока ничего не вы-

ходит, – сказала Моника.

– Продолжай, старайся, и все получится.

Лея внимательно смотрела на Монику, которая

была чуть отчужденной и меньше радовалась встрече

с нею, чем Хелен. Она понимала, что та больше любит

папу и очень скучает без него. Но Хелен, всегда боль-

ше привязанная к матери, продолжала:

– Мама, помнишь тот стишок, что мы учили

в детском саду?

– Да.

– Мы каждый день его повторяем, и когда вы вер-

нетесь, то мы обязательно сделаем вам сюрприз.

– Какой сюрприз? – спросила Лея.

– Я открою тебе тайну, только не рассказывай

папе, хорошо? – тихим голосом, чтобы ангел, стоя-

щий у двери не услышал, произнесла Хелен.

– Обещаю.

– Мы ждем того времени, когда снова будем вме-

сте и наконец-то сможем отпраздновать наше шести-

летие. Как и в тот день, ты накроешь на стол, будешь

готовить, а мы наденем эти платья. И когда к нам при-

соединятся папа, бабушка и дедушка, которые будут

заняты своими делами, мы, встав на стулья, прочтем

это стихотворение в один голос, а вы станете слушать,

а затем хлопать в ладоши.

Лее почувствовала еще большую грусть и тяжесть

на душе. Стараясь не расплакаться еще сильнее, она

тихо произнесла:

– Обязательно отпразднуем.

Тяжелым грузом на душе лежал ее поступок,

но всю его тяжесть и последствия она поняла только

сейчас. Время для них остановилась.

– Мам, скажи правду, пожалуйста: мы точно сно-

ва будем вместе? Пожалуйста, скажи «да» или «нет».

Ты же нас никогда не обманывала, – грустно спроси-

ла Хелен.

– Я не знаю, дочка… Но я буду стараться не по-

вторять ошибок прошлого. Моя душа многое осознала

и, пройдя определенный путь на Земле, займет место

рядом с вами.

После паузы Моника грустно продолжила:

– Мама, мы тебя очень любим. Пожалуйста, при-

ходи к нам поскорее. Нам здесь хорошо, но мы очень

скучаем. Даже когда папа был с нами, нам все равно

тебя не хватало. И ему тоже, он все время думал о тебе

и молился. А теперь и папа спустился, и все, что мы де-

лаем, – это смотрим на дверь и ждем, когда вы войде-

те и крепко обнимете нас, – опустив от печали глаза,

говорила Моника.

Лея молчала и внимательно смотрела на свою

дочь и слушала. Моника подняв глаза и посмотрев

на маму, продолжила:

– Мы ждем тебя каждый день, а ты все не при-

ходишь, и все начинается сначала. Дедушка сказал,

что когда вы вернетесь и мы отпразднуем наш шестой

день рождения, то дни уже не будут повторяться и все

пойдет своим чередом.

– Молитесь, чтобы все так и было. Как вы, навер-

ное, уже знаете, молитвы детей исполняются в первую

очередь.

– Мама, мы много молимся и будем продолжать

молиться, пока снова не окажемся все вместе, – ска-

зали дочери в один голос.

– О чем вы молитесь? О чем вы просите Твор-

ца? – чтобы сменить тему, поинтересовалась Лея.

– В основном о тебе и о папе, чтобы вы поскорее

вернулись. А знаешь, о чем я еще прошу Создателя? —

продолжила Моника.

– О чем?

– Чтобы папа, когда вернется, научил меня рисо-

вать. Мне это очень нравится, но пока у меня полу-

чаются ужасные картины. А когда научусь, то первым

делом нарисую тебя и папу вместе.

Лея ничего не ответила, а только восхищенно смо-

трела на дочек.

– А сказать, о чем я прошу Создателя? – спро-

сила Хелен.

– Да, доченька, скажи.

– Чтобы все произошедшее оказалось страшным

сном, и мы бы вернулись в наш дом в Майнце. Ты,

как и раньше, укладывала бы нас спать, рассказывала

интересные сказки и пела те красивые песни. А еще

я очень хотела бы разочек попробовать твой шоколад-

ный торт. А еще…

Хелен сделала вдох и, собравшись с мыслями,

сказала грустно:

Мне бы хотелось, чтобы все стало, как прежде,

чтобы мы снова стали одной дружной семьей… Мама,

это было самое лучшее время. Папа, Моника, я —

и, конечно же, ты.

Лея уже не могла себя сдерживать и, услышав это,

горько расплакалась и, продолжая сидеть на корточках,

сквозь слезы грустно сказала:

– Что я наделала… Своим поступком я разруши-

ла вашу идиллию, и вы вместо будущего живете про-

шлым, воспоминаниями. Простите меня за все. Про-

стите, во всем этом моя вина. Мне было тяжело, и я со-

вершила ошибку.

Девочки смотрели на заплаканное лицо Леи

и молчали. Они не знали, как успокоить маму, какие

слова подобрать. Для них до сих пор было не понятно,

почему их разлучили с матерью, из-за какого такого

поступка. Хелен, набравшись смелости, решила задать

вопрос, давно мучивший обеих сестер:

– Мама, а ты не рассердишься, если я кое-что

у тебя спрошу?

– Спрашивай, – собравшись с силами и вытирая

слезы с заплаканного лица, произнесла Лея.

– Что ты такое совершила? Почему тебе не позво-

ляют прийти к нам? Это что-то очень плохое?

– Наверное, да. Моя жизнь на земле стала невы-

носимой, и в отчаянии я совершила большую ошибку…

Смахивая все льющиеся слезы, Лея продолжила:

– Я поступила так, потому что хотела как можно

раньше встретиться с вами. Жизнь без вас была хуже

любого ада, но теперь я понимаю, что совершила гру-

бую ошибку и выбрала самый долгий путь…

– И теперь тебе придется начать все сначала? —

с еще большей грустью спросила Хелен.

– Да, потому что только так мы сможем воссоеди-

ниться. Я здесь многое поняла и искренне раскаялась

в своем поступке: ведь он только отдалил нашу встре-

чу. Пожалуйста, не осуждайте меня, – плача, прого-

ворила Лея.

Моника, внимательно следившая за диалогом се-

стры с матерью, долго подбирала нужные слова, что-

бы воодушевить маму, и произнесла:

– Мама, мы тебя очень любим и совсем не осу-

ждаем. Пожалуйста, не совершай на этот раз подоб-

ных ошибок. Мы будем молиться за тебя и за папу

на небесах. И, может быть, совсем скоро мы снова ста-

нем одной дружной семьей.

– Спасибо вам, мои родные.

– Мама, ты не волнуйся, мы никогда тебя не за-

будем. Мы будем ждать, сколько нужно, так как ты

у нас самая лучшая. Мы с Моникой будем очень силь-

но ждать и тебя, и папу, и молиться за вас на небесах,

– сказала Хелен.

Лея была тронута этой встречей с дочерьми, те-

плотой их слов и продолжала смотреть на них и любо-

ваться. Когда взгляд Леи снова переместился на Мони-

ку, та нежным голосом продолжила:

– И ты, пожалуйста, не забывай о нас и пообещай,

что вернешься именно к нам, а не к своей новой семье.

Лея только собиралась ответить, но их разговор

прервал ангел. Получив знак, что пора возвращаться,

Лея произнесла.

– Доченьки мои любимые, прошу вас, помните,

что вы – моя единственная семья, и вернуться я хочу

только к вам. Вернуться навсегда.

– Спасибо тебе, мамочка! – произнесла Моника.

Хелен смотрела на свою маму и молчала. Пони-

мая, что им снова предстоит расставание, она произ-

несла нежным мелодичным голосом:

– Мам, я прошу тебя, возвращайся поскорее. Ты

же знаешь, как мне бывает хорошо с тобой. Когда

ты рядом, счастливее меня никого нет, и мне ничего

не страшно.

Лея с грустью на сердце еще раз посмотрела

на держащихся за руки дочерей и сказала:

– Не надо так много думать о прошлом. Знайте

и верьте, что самое лучшее впереди. Я обязательно

вернусь к вам вместе с папой, и мы снова заживем,

как одна дружная семья.

Когда ангел в очередной раз дал понять, что пора

заканчивать свидание, она произнесла:

– Доченьки, помните: вы у меня самые умные

и красивые. Пройдет какое-то время, и мы обязательно

снова все окажемся вместе, а пока будьте умницами,

слушайтесь бабушку и дедушку и всегда помните: если

что-то нужно – я всегда рядом, в соседней комнате…

Послесловие

Идея написать книгу о событиях, связанных со Вто-

рой мировой войной, возникла довольно-таки давно.

Я раздумывал – писать о том, что происходило в кон-

цлагерях, гетто, или подобрать историю, неизвестную

широкой аудитории.

Как-то холодным зимним вечером я летел из Мо-

сквы в Тель-Авив, и рядом со мной на соседнем кресле

сидела интеллигентная женщина лет пятидесяти, кото-

рую, звали И.. Она много рассказывала о своей семье,

работе и о волнение перед первой поездкой на Святую

землю. Общение с ней не показалось бы чем-то нео-

бычным, если бы она не сказала, что год назад нача-

ла в Москве изучать иврит для того, чтобы общаться

с родственниками, проживающими в Израиле. На пер-

вый взгляд может показаться странным, что у вырос-

шего на пространстве СНГ человека могут появиться

ивритоязычные родственники в Израиле. Я не стал

вдаваться в подробности, но, как выяснилось поз-

же, она недавно нашла свою тетю, которую никогда

не видела, родную сестру матери. Тетя жила в Израиле,

а попала туда во время трагических событий второй

мировой войны.

Когда нацисты напали на СССР и начались бом-

бежки, мама И. была спасена украинской семьей,

а бабушке и одиннадцатилетней тете удалось сбежать

в Европу. Она осталась на Украине и после войны, так

как думала, что родная мать и маленькая сестренка по-

гибли в тот день под бомбежками или в немецких кон-

цлагерях. Новая семья воспитала ее, дала образование

и помогла забыть о тех событиях.

После того как бортпроводница убрала поднос

с едой, мы продолжили разговор и моя собеседница

рассказала, что недавно ей удалось выяснить, что ее

родная тетя чудом осталась жива и сейчас с семьей

проживает в кибуце. Затем она достала тетины пись-

ма из сумки и попросила помочь перевести их, чтобы

лучше понять написанное. Сама И. сколько ни стара-

лась, так и не смогла прочесть эти письма, поскольку

ее уровень языка не позволял этого. В них тетя расска-

зывала свою трагическую историю. Ее почерк сложно

было разобрать, но я помогал, и И. постепенно узнава-

ла историю жизни тети и бабушки.

В письмах она описывала их историю с того мо-

мента, когда их разделила война. Они сбежали в Ев-

ропу, перебрались в Румынию и на одном из кораблей

отправились в Палестину. Подробно живописала,

как попали на судно и в каких условиях больше ме-

сяца проходило плавание. Рассказывала, как там было

тесно и душно, и как они ждали скорейшего прибы-

тия. Как только добрались до берега Хайфы, британ-

цы задержали корабль. Чтобы избежать бунта еврей-

ского населения Палестины, был установлен лимит

в пятьдесят тысяч мигрантов в год. Но из-за начав-

шейся войны в Европе число евреев значительно воз-

росло, и установленный лимит оказался значительно

превышен. Британцы не собирались с этим мирить-

ся и всех «лишних» отправляли в Атлит, в лагерь

для незаконных иммигрантов, а затем депортировали

на Маврикий. Детям и дальше разрешалось оставать-

ся в лагере беженцев, а взрослых, способных поднять

бунт против британских войск, отправляли на остров.

25 ноября 1940 года тетю моей собеседницы вместе

с другими детьми оставили на берегу, в лагере бежен-

цев, а мать поместили на тот корабль. Как потом выяс-

нилось, члены военной подпольной организации «Ха-

гана», боровшиеся против британского присутствия

в Палестине, собирались устроить небольшой взрыв,

чтобы выв ести из строя «Патрию». Однако они пе-

рестарались. В 9:50 утра раздался взрыв, девочка вы-

бежала на улицу и увидела, как шел ко дну корабль

«Патрия». Ее мать утонула вместе с другими бежен-

цами. Также в своих письмах она рассказывала о тех

ужасных ощущениях, когда ребенком осталась совер-

шенно одна во всем мире. В отличие от сюжета кни-

ги, где Лея осталась жива, потеряв свою маленькую

дочь, Хелен, здесь девочка выжила, и через какое-то

время ее все-таки отправили вместе с другими бежен-

цами на Маврикий, где им пришлось жить в тяжелых

условиях.

Они смогли вернуться на историческую родину

только в 1948 году, после образования государства Из-

раиль. После возвращения она попала в кибуц, где ее

тепло приняли. Несмотря на то, что параллельно с из-

учением языка они работали с самого утра и до позд-

него вечера, для нее это был первый дом. Она писала,

что было очень сложно адаптироваться в новой жизни.

Члены кибуца, прибывшие сюда, чтобы строить новую

родину из идеалистических соображений, относились

к ней как сестре и дочери, и именно эта поддержка

помогла пережить то время. Тетя пересказывала все

те страдания и мучения, что ей пришлось преодолеть

в жизни из-за тех драматичных событий. Она потеряла

всех родственников и продолжала жить, не зная, где

взяла силы. Впоследствии вышла замуж, родила детей

и в 2010 году все еще жила в том кибуце. Хоть и пи-

сала, что люди уже не те, и отношение в кибуце к по-

жилым стало холоднее, чем в прежние времена, тетя

очень гордится тем, что была у истоков становления

своей исторической родины, государства Израиль.

Когда мы уже шли на посадку, И. поведала мне,

что после падения железного занавеса она годами пы-

талась хоть что-то отыскать в архивах, но, как часто

бывает в таких ситуациях, никакой информации не на-

шлось. И по прошествии стольких лет с появлением

соцсетей она решила возобновить поиск своих род-

ственников. Она послала запрос частному детективу

в Израиль, и тот сообщил, что нашел ее тетю.

Сейчас они поддерживают связь, и, чтобы было

меньше барьеров, И. начала изучать иврит. Это исто-

рия могла показаться вымыслом, если бы не письма

и волнительный рассказ моей собеседницы. По мере

написания книги я узнал, что такие случаи не единич-

ны, и многие из тех, кого разбросало по миру и кто

потерял связь со своими близкими во время Второй

мировой войны, пытаются через частных детективов

или соцсети найти своих близких.

В книге, конечно же, сюжет отличается от того,

что было в истории той маленькой девочки, потеряв-

шей родственников, но ее письма были полны подроб-

ностей и деталей той трагедии и впечатлений, что ей

пришлой пережить.

Старая женщина приехала в аэропорт вместе

со своими детьми и внуками, и она была очень рада

встретить свою племянницу, о существовании которой

до недавнего времени даже и не подозревала. Волнение

и драматизм этого мгновения сложно передать слова-

ми, когда они встретились после 70 лет расставания.

Я и раньше не раз слышал об истории с потопле-

нием корабля «Патрия» в 1940 году, но она не вязалась

у меня в сюжете, так как я хотел написать роман о люб-

ви на фоне Второй мировой войны. К тому времени

я написал уже несколько книг и, услышав рассказ, опи-

санный глазами маленькой девочки, решил добавить

его к уже готовым сюжетным линиям. В ноябре 2013

года я сел за написание этой книги. Она у меня по-

шла такими темпами, что основная часть написалась

за десять дней. Первоначальное название книги было

«Если что, я в соседней комнате». Эта фраза, которую

Лея не раз говорила дочерям – и при жизни, и пребы-

вая в другом мире. Но после я принял решение пере-

именовать книгу в «Десять дней в ноябре», поскольку

все события, происходящие с главной героиней, укла-

дываются в десять дней.

Уважаемый читатель, надеюсь, вам удалось узнать

для себя что-то новое о том страшном времени, несмо-

тря на то, что в этой книге описывается всего лишь

один короткий эпизод войны и одна из миллионов ис-

калеченных человеческих судеб.

* * *

После прочтения книги у некоторых читателей

возникали определенные вопросы, на которые мне бы

хотелось вкратце ответить. В книге параллельно

развиваются несколько историй из разных временных

отрезков, и читатель мог что-то упустить из виду.

Дело в том, что многие персонажи книги – это те же

герои, но в новых перевоплощениях, реинкарнациях,

но давайте обо всем по порядку.

Предлагаю начать с пролога, где проходил

судебный процесс над человеком, за которого

заступались многочисленные праведники и

ангелы-заступники. Небесный суд так и не смог

простить его поступка, и этот человек был

приговорен к перерождению в материальном мире.

Этот суд проходил над тем самым раввином Моше

Левинзоном, который в конце книги вез на тележке

захоронить женщину, сведшую счеты с жизнью, а его

попутчик, Самсон Штейн, – это ангел, посланный на

Землю, чтобы отговорить от этого поступка. Но, как

мы знаем, раввин отказался прислушаться к его

совету и поступил так, как ему подсказывала совесть,

в чем и признался на Небесном суде, и был

приговорен к перерождению в материальном мире.

В книге мы встречаем его еще раз в образе

глухонемого парня на кладбище, которого за то, что

солгал жителям деревни Лекаям в прошлой жизни,

приговорили быть глухонемым.

Как вы уже, возможно, догадались, режиссер Эндрю

Гоулд – это тот самый Гарри Шварц, врач, муж Леи и

отец близняшек из Майнца, спустившийся из рая,

чтобы помочь своей жене пройти испытания в

материальном мире, дабы в последствии она смогла

воссоединиться с семьей в лучшем мире, в раю.

А Джули Уотсон, актриса с непростой судьбой – эта

и есть реинкарнация Леи.

И вопрос о том, воссоединились они в раю или нет?

Помните, на третьей встрече в Майнце, на прогулке

после спектакля, у них зашла речь о том, как они

хотели бы покинуть этот мир. Гарри сказал, что он

мечтает сделать это рядом с любимой женщиной,

слушая классическую музыку и глядя на свои картины,

а Лея ответила, что желает покинуть этот мир в

Иерусалиме. В одном месте книги было

сказано: в старину люди верили – если человек

покинет этот мир, как сам того захотел, это один из

признаков того, что он попадет в рай. В конце

режиссер, мистер Эндрю Гоулд (Гарри в прошлой

жизни), покинул этот мир, находясь рядом с Джули

(Леей), любуясь своими картинами под звуки

классической музыки, а Джули, побывав на могиле

Хелен, чего ей так и не удалось сделать в прошлый

раз, после трагедии на корабле, как бы завершила круг

и покинула этот мир в Иерусалиме, как того и желала

в предыдущей жизни.

И как только мист

ер Гоулд

(Гарри) и Джули (Лея)

присоединятся к ни

м в раю

, дни уже перестанут

быть однообразными, как тогда, когда близняшки

были лишь с бабушкой и дедушкой, переживая

один и тот же день снова и сн ова, разучивая стихи

в своих нарядных платьях к встре

че с родителями.

А воссоединившись, они п

родолжат жить в своем

идеальном мире и, наконец, все вместе справят их

шестой день рождения, и время пойдет своим

чередом.

В книге еще много символов и аллегорий, но

хочется, чтобы вы обратили внимание на сны,

каждый из которых не случаен, а пророческий и

имеет свое воплощение, продолжение в

материальном мире. Гарри изобразил свои сны на

картинах, датированных 1929, 1932 и 1939 годами,

но и сны Хелен тоже не случайны.

Я надеюсь, эти детали вызовут дополнительный

интерес к книге, и у вас возникнет желание

прочитать ее еще раз.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg