«Жизниречение»

Изучение этих вопросов связано, как мне известно, с одним затруднением — оно-то и побуждает набожных людей вменять писателям, пишущим по проблемам религии чуждые им устремления и цели. Существеннейшей стороной религии является требования безусловной веры, а из него вытекает требование при обсуждении религиозных тем руководствоваться отличными от общеупотребительных правилами, поэтому подразумевается, что беспристрастный историк попросту некомпетентен, когда дело касается религии. Действительно, ведь религии, чтобы поддержать свои притязания на непогрешимость, приходится иметь особую систему философии истории, основанную на вере в чудесное вмешательство Божества в человеческие дела, которые исключительно благодаря этому поправляются. К тому же религии не могут спокойно взирать на свое прошлое; последнее должно подчиняться нуждам настоящего и служить основанием институтам, очевиднейшим образом, явившимся следствием течения времени. Напротив, закон критики — следовать только правилу и неукоснительной индукции, чуждой какой бы то ни было политической подоплеки; для критики основной принцип состоит в утверждении, что в ткани человеческих дел нет места чудесному, равно как нет ему места и в ходе природных явлений; критика начинает с провозглашения идеи, что все в истории имеет свое человеческое объяснение, хотя и не всегда удается обнаружить это объяснение из-за недостаточности сведений; поэтому вполне понятно, что критика не может прийти к соглашению с теологическими школами, которые пользуются совершенно противоположным методом и преследует иную цель. Подозрительные, как и вообще все могущественные образования, приписывающие себе божественное происхождение, религии по природе своей воспринимают всякое, даже уважительное, выражение разногласия за враждебность и видят врагов во всех, кто по отношению к ним пытается применить простейшие права разума.