«Путешествия и приключения барона Мюнхгаузена»

По описаниям путешественников дороги к северу от Германии, — а именно: в Польше, Курляндии и Лифляндии, — бывают хуже и затруднительней, чем путешествие в храм добродетели. А потому я выбрал временем своего путешествия по России — средину зимы, когда вследствие морозов и холодов, правительству не приходится о них беспокоиться и они сносны.

Выехал я верхом, так как такой способ передвижения обеспечивает приятное и, до некоторой степени, скорое путешествие, при одном, конечно, условии — если и лошадь и всадник хороши.

Еще потому я выбрал верховой способ передвижения, что он исключает возможность быть запутанным в какое-нибудь дело с содержателем почтовой станции, а также исключает необходимость, вследствие склонности к жажде почтового ямщика, заворачивать и задерживаться в каждом придорожном кабаке.

Я, признаться, был легко одет, о чем мне приходилось призадумываться довольно серьезно, чем ближе я подвигался к северо-востоку.

И вот, вообразите себе, что в таком суровом климате, при несносной, почти ужасной погоде, я нашел старика-нищего, дрожащего всем своим худым изможденным телом, лежащим на обнаженном грунте одной из польских больших дорог. Тело его, обнаженное, среди висевших на нем лоскутьев одежды, было предоставлено неумолимому суровому зимнему ветру.

Лицо старика, едва я взглянул на него, до того сжало мне сердце, что я, не смотря на то, что сам весь продрог, чуть не до замерзания, бросил ему свой плащ, чем прикрыл его от от ветра и согрел.

И вот, в ту-же секунду, я услышал голос обращенный ко мне с неба: — Клянусь тебе солнцем, сын мой, что твой добрый, великодушный поступок не останется невознагражденным….

Затем я поехал дальше, пока ночь и гнетущая темнота окутали меня всего.

Ни огонька, ни звука человеческого голоса, что свидетельствовало-бы о близости жилья. Вся окружность, которую я мог обнять взглядом — во всю ширину и длину — была как-бы погребена в снегу, так что не видно было ни пути, ни дороженьки.