«Сказки. Том 3»

Однажды кондулья пришла к алгену и говорит: " Я уже не такая, сделай меня молодой». Алген подумал и что–то сделал. Видит кондулья: а у неё крылья вместо рук.

Только она захотела ругаться, а крылья её уже далеко унесли. Носили её крылья высоко–высоко под всеми облаками, и над дивными землями, и над бурными водами. И всюду видела она разное: и грустное, и веселое тоже.

И забыла кондулья все свои ругательные слова, потому что стала теперь молодой и красивой, алгеном стала она теперь. Летала, летала — пока опять с тем же алгеном не встретилась.

Улыбается алген бывшей кондулье. «Хорошо тебе?» — спрашивает он её. «Хорошо, " — отвечает она ему и тоже улыбается. Поговорили они о том, о сём, а потом кондулья взмахнула крыльями и улетела к самым звёздам рассвет встречать. И остался алген один, и встал он с камня, на котором сидел, пока кондулья рядом была, огляделся, вздохнул, взял в руки посох и пошел, старенький, на свет в ближней деревне…

Там его каждый вечер ждут маленькие дети, которые очень любят дедушкины сказки про кондулий и алгенов, и, конечно, про чудесные алгенские крылья.

Шел по дороге рубль, нагнулся за копейкой да упал насмерть. Лежит мертвый рубль, стонет: «Где милиция? Где скорая помощь? Где отдел убийственных сообщений?»

Проходила мимо коза — голодная–преголодная: «Эх, рубль! Был бы ты бумажным, я бы тебя сжевала. А такой — зачем ты мне нужен?» И ушла — гордая.

Шёл мужик с баяном — пригожий да весёлый, увидел, что рубль лежит, не шевелится: нагнулся, подобрал добро. А после — прошел сколько–то да вернулся обратно за копееечкой. Забрал и копеечку да как запоёт от радости, как развернёт свой баян, как притопнет ногою. И-эх!.. Рубль из кармана опять на дорогу выпал. Нехорошая примета — назад возвращаться.

Лежит рубль на дороге и плачет, и плачет. Совсем размяк. А куда деваться–то? Отдышался. Решил сам себя попробовать приподнять маленько. Только приподнялся вроде бы: тут пулька шальная просвистела, обожгла насквозь, дырочку сделала. Он и рухнул, как подкошенный, лежит лежмя — дырявый, скисший, был бы медным — точно позеленел бы от страха. Позже пылью его обметало, потом грязью всё сделалось, примерзло к нему по осени, к зиме всего ледяной коркой покрыло.