«Возраст выносливых и терпеливых»

Радий Петрович ПОГОДИН

ВОЗРАСТ ВЫНОСЛИВЫХ И ТЕРПЕЛИВЫХ

Из книги "Ожидание"

Генька, Лёшка Хвальба, Шурик Простокваша, девчонка Люциндра и Вандербуль сидели на трансформаторной будке. Они морщили лбы, сосредоточиваясь на единой высокой мысли. Выпячивали подбородки, отяжелевшие от несгибаемой воли. Они говорили:

- Геракл - это сила.

- Чапаев... Чапаев тоже будь здоров.

На дверях трансформаторной будки череп и кости.

Ромул основал Рим, когда ему было всего двадцать лет. Князь Александр в двадцать лет уже стал Александром Невским. Двадцать лет - это возраст героев. Десять лет - это возраст отважных, выносливых и терпеливых.

Генька, у которого не было клички, дёргал носом и кривился.

- Асфальтом воняет, - сказал он, чихнув. - А мне вчера зуб выдрали.

Люциндра отворила рот и засунула туда палец.

- Во, и во, и во... мне их сколько вырвали.

- Тебе молочные рвали. Молочный зуб в мясе сидит. Настоящий - прямо из кости растёт. Иногда даже челюсть лопается, когда настоящий рвут. Я видел, как один военный упал в обморок, когда ему зуб дёрнули. Подполковник, вся грудь в орденах.

- Я бы не упал. Я ещё и не такое терпел, - самозабвенно похвастал Лёшка Хвальба.

- А ты попробуй, - сказала Люциндра.

- Нашла дурака.

Вандербуль глядел в Лёшкины выпуклые глаза. Что-то затвердело у него внутри. Все предметы во дворе стали вдруг мельче, отчётливее, они как будто слегка отодвинулись. И Лёшка отодвинулся, и Люциндра. В глазах у Люциндры отражаются Генька и Шурик. Руки у Вандербуля стали лёгкими и горячими. Такими горячими, что защипало ладони.

- Я вырву, - сказал Вандербуль.

- Ты?

- А неужели ты? - сказал Вандербуль.

Он спрыгнул с трансформаторной будки и, прихрамывая, пошёл к подворотне.

Ребята посыпались за ним.

В подворотне Генька остановил их.

- Пусть один идёт.

- Соврёт, - заупрямился Лёшка Хвальба.

Шурик Простокваша заметил:

- Как же соврёт? Если зуб не вырвать, он целым останется.

- Вот похохочем, - засмеялся Лёшка Хвальба. - Выставляться перестанет. И чего выставляется?

Вандербуль шёл руки за спину, как ходили герои на казнь, до боли сдвинув лопатки. Он ни о чём не думал. Шёл почти не дыша, чтобы не растревожить жёсткое и, наверно, очень хрупкое чувство решимости.

Когда он скрылся в уличной разноцветной толпе, Лёшка Хвальба подтянул обвислые трикотажные брюки.