— Кисло мне, Алька, — сказал Смирнов. — Третий год, как уехал из Москвы к морю, век свой доживать. Но не доживается, понимаешь, не доживается! Лидке там хорошо, возится по хозяйству, цветы сажает, помолодела, поздоровела, общественной работой увлеклась. Первый там человек, ее все знают. А я на лавочке сижу. Летом курортников разглядываю, зимой — море. И по Москве тоскую. Зимой и летом. И весной, и осенью. Я сейчас к тебе на такси ехал, на контору глянул.
— Ты туда не ходи, Саня, — посоветовал Алик.
— Это почему же?
— Не позовут, не надейся зря.
— Это почему же? — повторил свой вопрос Смирнов.
— Ты, брат, деятель периода застоя. И старый.
— А ты — молодой, — съязвил Смирнов.
— И я старый, и меня скоро на покой.
— Значит я — деятель периода застоя. — Смирнов встал, хромая подошел к окну, закурил. — А то, что меня на пенсию выкинули, когда я в Азии копнул поглубже?
— Не надо было тебе туда ехать.
— Так послали, приказали и послали. Сейчас там вон как шуруют. А я начинал, понимаешь, я начинал! И в награду заработал пулю в колено и отставку.
— Кто это помнит, Саня?
Смирнов вернулся к столу, разлил по рюмкам, поднял свою:
— За прошедшую нашу жизнь, Алик. — И выпил. А Алик не выпил и сказал:
— Даю бесплатные советы. По нынешним временам — редкость, что бесплатные. Во-первых, сними орденскую планку, чтобы о прошлом не жалеть. Во-вторых, пиджачок и брюки, в которых приехал, никогда не надевай. А в-третьих… Пойдем-ка…
Алик опять вывел Смирнова на балкон и спросил:
— Что видишь?
— Перестройку, — мрачно догадался Смирнов.
Внизу был милый скверик, и за сквериком выстроились двухэтажные, с заколоченными дверями и окнами дома, терпеливо ждавшие капитального ремонта.
— Ответ неправильный, — голосом экзаменационной машины оценил Алик. — А все потому, что смотришь не туда. Смотреть надо не туда, где еще собираются перестраиваться, а туда, где уже перестроились. Смотри вон туда!
И Алик жестом фальконетовского Петра указал левее, где в угловом домике поселилось кооперативное кафе. Домик тот был весело выкрашен, чисто вымыт, затейливо наряжен занавесками, тентом и вывеской, на которой славянской вязью, белым по голубому, было написано: «Привал странников».
— Каких еще странников? — поинтересовался Смирнов.
Комментарии к книге «День гнева. Повести», Анатолий Яковлевич Степанов
Всего 0 комментариев