«Никому не говори…»

20 июня

— Я не собираюсь терпеть дома эту блохастую тварь! Убери ее отсюда к чертовой матери!

«Тварь» испуганно прижалась к ногам Марши. Она взяла ее на руки и медленно попятилась. Слава богу, что Кит стоял в дверях кухни, а не между ней и черным ходом. Она хорошо знала этот его тон. Лицо Кита покраснело от гнева, мощные бицепсы напряглись, огромные кулаки сжались. Собака — маленькая, жалкая бродяжка, которую она подобрала на автостоянке у их обшарпанного многоквартирного дома, — казалось, тоже знала это. Она смотрела на Кита и дрожала от страха.

— Ладно, ладно, — сказала Марша, пытаясь задобрить Кита, и прижала к себе испуганную собачонку. Не стоило выводить его из себя. Она не хотела, чтобы Кит причинил вред бедному животному.

Собачка выглядела очень трогательно. Это была сучка размером с кошку, худая, грязная, никогда не знавшая любви, с лисьей мордочкой, грустными темно-карими глазами, торчащими ушами, короткой тускло-черной .шерстью, одиноким белым пятном на груди и пушистым хвостом колечком.

Собачка была некрасивой, но симпатичной. Она доверчиво подошла к Марше, когда та присела на корточки и пощелкала пальцами. Потом позволила взять себя на руки. Марша поднялась по лестнице, вошла в квартиру и отдала собачке копченую колбасу и сыр — все, что оставалось в холодильнике к концу четверга, накануне получки. В благодарность собачка лизнула ее.

До возвращения Кита, работавшего во вторую смену на заводе «Хонда», оставалось еще несколько часов, и все это время Марша тешила себя надеждой, что он позволит оставить собачонку. Было бы приятно возвращаться из магазина «Уинн-Дикси», где Марша изо дня в день сидела за кассой, зная, что дома тебя кто-то ждет. Кто-то, с кем можно разговаривать, о ком можно заботиться и даже любить.