Рисунки Н. Мооса
Отпуск я беру весной и в последних числах апреля уезжаю на север, в лес. Иногда с кем-нибудь из художников, а то и один пробираюсь на лыжах в верховья маленькой речушки, облюбовываю красивое место и ставлю палатку. Дожидаясь таяния, разлива и ледохода, пишу этюды, слушаю бормотание тетеревов и исподволь, не спеша готовлю небольшой плот. Одному мне хватает четырех сухих бревен, если нас двое — шесть стволов, и потолще. Как только пройдет лед, вслед за льдинами плывем вниз.
Поскольку речка всегда новая, никогда не знаешь, что тебя ожидает. Бывает, встречаются завалы из деревьев или заторы, образованные льдинами; ниже, когда начнутся уже деревни, может попасться и плотина. Тогда плот приходится разбирать и волоком — по бревну — перетаскивать.
Приплываешь всегда к большой реке — к Сухоне, к Вычегде, к Северной Двине. А кончается поездка старинным русским городом — Великим Устюгом, Тотьмой, Сольвычегодском или Красноборском. Эти живописные, давно уснувшие под своими многочисленными куполами города-деревни, некогда могущественные соперники Москвы и Новгорода, захиревшие, утратившие свое промышленное и торговое значение с постройкой Петербурга, так и просятся на полотно.
Хорошо еще и то, что вся весна перед глазами проходит, от снега и одинокого, жутковатого крика черного дятла до лопнувших почек и звонкой переклички дроздов. Тянутся на север, волнуют бесчисленные стаи уток и куликов.
Ружье я теперь не беру, но зато со мной всегда ездит безнадежно испорченный пойнтер Оладья. Она неистово носится по болотцам и прибрежным террасам, делает стойки на всякую, без разбора, птицу, а потом гонит ее, чего совсем не полагается делать легавой собаке. Только не ее в том вина: не получила собака должного воспитания.
Понравилось место — останавливаюсь и живу день, два, три… Пишу подмытый берег со свисающими корнями елей, вот-вот готовый упасть в воду, пишу хмурый лес, моховое болото с одинокими соснами, оставленную жителями деревню. Пишу дома на высоком подклете, с тесовой крышей и коньком на ней, пишу их резные фронтоны с причелинами и деревянное кружево полотенец, крылец, оконных наличников… А если очень повезет, то замшелую деревянную церквушку с шатром, которая радует меня больше всего на свете.
Комментарии к книге «Пелена», Александр Александрович Кузнецов
Всего 0 комментариев