«Женщины, жемчуг и Монти Бодкин»

Шеран с любовью

Как обычно, когда погода не преподносила никаких сюрпризов, калифорнийское солнце вовсю заливало съемочную площадку компании «Суперба-Лльюэлин» в Лльюэлин-Сити. В огромной студии царил покой, изредка нарушаемый звуком шагов директора-распорядителя, спешащего со своими неотложными распоряжениями, или случайным воплем, доносящимся из авторского гетто, где какой-нибудь писатель с болью в затылке тщетно пытался придать хоть какой-то смысл только что переданному ему для очередной правки сценарию. На часах было полтретьего пополудни, и в этот час весь снующий рой от киноиндустрии обычно имел тенденцию к некоторому снижению своей активности.

В офисе, на дверях которого выгравированная надпись предполагала, что в нем должен работать

Помощник режиссера

и ниже, в левом углу, маленькими буковками

М. Бодкин

сидела и ждала своего шефа, когда тот вернется с обеда, Санди Миллер, секретарша М. Бодкина.

Секретарши в Голливуде либо величавы и надменны как изваяния, либо миловидны и живы. Санди относилась ко второй разновидности. Хотя бодрая душа таких секретарш всегда готова к смеху не хуже зрителей за кадром в телевизионном шоу, на этот раз она позволила случайной морщинке нарушить безупречность ее алебастрового лба, (именно такие лбы должны иметь голливудские секретарши). Она думала, (что с ней случалось часто, когда она была в задумчивом расположении духа), как сильно она любит М. (то есть Монти) Бодкина.

Возникло это внезапно, после обеда, когда они вместе ели рагу «Бет Дэвис" в столовой при студии, и неуклонно росло несколько месяцев, пока желание потрогать его светлую шевелюру не стало почти непреодолимым. А непосредственной причиной ее морщинки была мысль о том, что очень глупо связывать себя с человеком, чье сердце, по всем признакам, принадлежит другой. На его столе стояла фотография могучей девицы с надписью „Твоя Гертруда“. От фотографий с такими надписями не отмахнешься. Они что-то значат, так сказать — несут весть, и весть эта не ускользнула от Санди, особенно — в то утро, когда она увидела, что Монти целует портрет. (Он попытался отвертеться, сказав, что сдувает пылинку, но такое объяснение, при всем своем остроумии, нисколько ее не убедило).