«Рассказ коммивояжера»

Твен Марк

Рассказ коммивояжера

{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

Бедный незнакомец с печальным взором! В его жалкой фигуре, усталых глазах, в хорошо сшитом, но изношенном костюме было нечто, едва не задевшее последнюю струнку сострадания, все еще одиноко трепетавшую в моем опустошенном сердце; но тут я заметил у него под мышкой портфель и сказал себе: "Осторожней, небеса вновь предают раба своего в руки коммивояжера".

Однако эти люди всегда сумеют пробудить в тебе любопытство. И не успел я опомниться, как он уже рассказывал мне свою историю, а я сочувственно его слушал, развесив уши. Вот что он мне рассказал:

- Родители мои скончались, увы, когда я был еще невинным младенцем. Дядюшка Итуриэль сжалился надо мной, взял меня к себе и вырастил, как родного сына. Он был моим единственным родственником, зато это был добрый, богатый и щедрый человек. Рос я у него в достатке и ни в чем не знал отказа.

Когда пришло время, окончил я свое образование и отправился путешествовать по белу свету, взяв с собой двух слуг - лакея и камердинера. Четыре долгих года порхал я на легких крылах в прекрасных кущах садов далеких заморских стран, если позволено мне будет так выразиться, ибо я всегда был склонен к языку поэзии, но я верю, что вы меня поймете, так как вижу по глазам вашим, что и вы наделены от природы сим божественным даром. В тех далеких странствиях с восторгом впитывал я пищу, бесценную для души, для ума и сердца. Однако более иного приглянулся мне, от природы наделенному утонченным вкусом, обычай людей богатых собирать коллекции дорогих и изысканных диковинок, изящных objets de vertu*, и в недобрый час решился я склонить дядюшку моего Итуриэля к этому преувлекательному занятию.

______________

* Драгоценностей (франц.).

Я написал ему, что один коллекционер собрал множество раковин; другой изрядное число пенковых трубок; третий - достойнейшую и прекраснейшую коллекцию неразборчивых автографов; у кого-то есть бесценное собрание старинного фарфора; у кого-то еще - восхитительная коллекция почтовых марок и так далее. Письма мои не замедлили принести плоды: дядюшка начал подумывать, что бы такое собирать ему. Вы, должно быть, знаете, с какой быстротой захватывают человека подобные увлечения. Дядюшка мой вскоре оказался одержим этой пагубной страстью, хотя я в ту пору о том и не подозревал. Он стал охладевать к своей торговле свининой и вскоре совсем забросил ее, отдавая весь свой досуг неистовой погоне за диковинками. Денег у него куры не клевали, и он ничуть не скупился. Сперва он увлекся коровьими колокольчиками. Он собрал коллекцию, заполнившую пять больших зал, где были представлены все когда-либо существовавшие колокольчики - всех видов, форм и размеров - за исключением одного: этот один, единственный в своем роде, принадлежал другому коллекционеру. Дядюшка предлагал за этот колокольчик неслыханные деньги, но владелец не согласился его продать. Вы, наверное, догадываетесь, чем все это кончилось. Для истинного коллекционера неполная коллекция не стоит и ломаного гроша. Любвеобильное сердце его разбито, он распродает свои опостылевшие сокровища и ищет для себя области еще не изведанной.

Так получилось и с дядюшкой Итуриэлем. Теперь он занялся обломками кирпичей. Собрал огромную и необычайно интересную коллекцию, - но здесь его вновь постигла та же неудача; любвеобильное сердце его вновь разбилось, и он продал сокровище души своей удалившемуся от дел пивовару - владельцу недостающего обломка. После этого он принялся было за кремневые топоры и другие орудия первобытного человека, но вскоре обнаружил, что, фабрика, на которой они изготовляются, продает их также и другим коллекционерам. Занялся он памятниками письменности ацтеков{231} и чучелами китов, сколько труда и денег потратил - и опять неудача. Когда его коллекция совсем было уже достигла совершенства, из Гренландии прибыло новое чучело кита, а из Кундуранго (Центральная Америка) - еще одна надпись на языке ацтеков, - и все собранное им прежде померкло перед ними. Дядюшка отправился в погоню за этими жемчужинами. Ему посчастливилось купить кита, но надпись ускользнула из его рук к другому коллекционеру. Вы, должно быть, и сами знаете: настоящий Кундуранго - неоценимое сокровище, и всякий коллекционер, раз завладев им, скорее расстанется с собственной семьей, чем с такой драгоценностью. И дядюшка вновь распродал свою коллекцию и с болью смотрел, как навеки уплывает от него все счастье его жизни; и за одну ночь его черные, как вороново крыло, волосы побелели, как снег.

Теперь дядюшка призадумался. Он знал, что нового разочарования ему не пережить. И решил он собирать такие диковинки, каких не собирает ни один человек на свете. Поразмыслил как следует и решился еще раз попытать счастья. На сей раз он стал коллекционировать эхо.

- Что?! - переспросил я.

- Эхо, государь мой. Первым его приобретением было четырехкратное эхо в Джорджии; затем он купил шестикратное в Мэриленде, а вслед за этим тринадцатикратное в Мэне; в Канзасе он раздобыл девятикратное, а в Теннесси - двенадцатикратное, да и по дешевке вдобавок, - эхо, видите ли, было не совсем в порядке, так как часть скалы, отражавшей звук, обвалилась. Дядюшка надеялся за несколько тысяч долларов починить эхо и, увеличив высоту скалы при помощи каменной кладки, утроить его повторительную мощность. Но архитектор, который взялся за это дело, никогда раньше не строил эха и в конце концов только совсем его испортил. Пока он его не трогал, эхо огрызалось, как теща, а теперь оно годилось только разве для приюта глухонемых. Ну-с, потом дядюшка задешево купил целую кучу мелких двукратных эхо, разбросанных по различным штатам и территориям; он приобрел их оптом, со скидкой в двадцать процентов. Затем он купил в Орегоне не эхо, а настоящую митральезу, и отдал за нее, скажу я вам, целое состояние. Возможно, вам приходилось слышать, сударь, что в торговле эхом цены нарастают, как шкала каратов в торговле брильянтами, и даже терминология та же самая. За эхо в один карат вы приплачиваете всего лишь десять долларов к стоимости земли, где оно обитает; за двукратное, или двухкаратное, эхо вы приплачиваете уже тридцать долларов; за пятикаратное - девятьсот пятьдесят долларов, а за эхо в десять каратов - тринадцать тысяч долларов. Орегонское эхо, которое дядюшка назвал Великим эхом Питта, являло собой сокровище в двадцать два карата и стоило ему двести шестнадцать тысяч долларов. Землю отдали в придачу, даром, поскольку она находилась в четырехстах милях от ближайшего жилья.

А я тем временем жил безмятежной и бездумной жизнью. Прелестная единственная дочь английского графа согласилась стать моей женой и любила меня безумно. В присутствии этого обожаемого существа я плавал в волнах блаженства. Ее семья благосклонно смотрела на меня, ибо всем было известно, что я единственный наследник своего дядюшки, а у него пять миллионов долларов. Никто из нас, однако, и не подозревал, что страсть дядюшки к коллекционированию давно перешла все границы обычной светской забавы.

Над моей беспечной головой сгустились тучи. Тут объявилось новое несравненное эхо, ныне известное всему миру под названием Великий Кохинур, или Гора Откликов. Это был брильянт в шестьдесят пять каратов. В тихий безветренный день на одно-единственное слово эхо отвечало целых пятнадцать минут. Но представьте себе, это было еще не все: в игру вступил еще один коллекционер. И оба они наперегонки бросились в погоню за этим непревзойденным сокровищем. Владение состояло из двух небольших холмов, разделенных болотистой низиной, и находилось оно где-то на окраине штата Нью-Йорк. Оба коллекционера примчались туда одновременно, и ни один понятия не имел о другом. Эхо принадлежало не одному владельцу: некто Уильямсон Боливар Джарвис был хозяином восточного холма, а некто Харбинсон Дж. Блезо владел западным холмом; границей их владений служила низина между холмами. И вот, пока дядюшка Итуриэль покупал холм Джарвиса за три миллиона двести восемьдесят пять тысяч долларов, второй коллекционер купил холм Блезо за три с небольшим миллиона. Вы, наверное, уже догадались, что из этого вышло. Ведь лучшей в мире коллекции эхо суждено было навеки остаться неполной, раз в ней была лишь половинка того эха, которое по праву можно было назвать повелителем вселенной. Оба коллекционера остались недовольны такой половинчатой собственностью, но ни один не пожелал продать свою долю другому. Много тут было споров, ссор, пререканий, жгучих обид и горьких слов. Наконец второй владелец с ехидством, на какое способен по отношению к собрату только коллекционер, принялся разрушать свой холм.

Понимаете, раз уж ему не удалось заполучить это эхо целиком, пусть тогда оно не достанется никому. Он снесет свой холм, и тогда эхо моего дядюшки навеки умолкнет. Дядюшка пытался было урезонить его, но он сказал: половина этого эха моя, я желаю ее уничтожить, - а уж о своей половине позаботьтесь сами.

Ну-с, дядюшка добился против него решения суда. Тот обжаловал и подал в более высокую инстанцию. Так оба они подавали все выше и выше, пока не дошли до Верховного суда Соединенных Штатов. Там их спор вызвал немыслимую сумятицу. Двое судей полагали, что эхо - личное имущество, так как оно невидимо и неосязаемо, однако может быть куплено и продано, а значит, и подлежит обложению налогом; двое других утверждали, что эхо - недвижимое имущество, ибо оно неотделимо от земли и не может быть перенесено с места на место; остальные судьи вообще не считали эхо имуществом.

В конце концов было решено, что эхо - все-таки имущество, что холм имущество, что оба коллекционера - отдельные и самостоятельные владельцы, каждый своего холма, но совладельцы эха; посему ответчик волен снести свой холм, поскольку он является единоличным владельцем этого холма, но обязан выдать возмещение в размере трех миллионов долларов за убытки, которые может понести мой дядюшка в своей половине эха. Это решение также воспрещало дядюшке пользоваться для отражения его половины эха холмом второго коллекционера без его на то согласия. Дядюшка должен пользоваться только своим собственным холмом; если же его часть эха не будет при этом действовать, то это, конечно, очень прискорбно, но тут суд бессилен чем-либо помочь. Суд также запретил ответчику для отражения его половины эха пользоваться холмом моего дядюшки без его на то согласия. И опять вы, должно быть, уже догадались, чем все это кончилось. Ни тот, ни другой, разумеется, согласия не дал, и сему удивительнейшему, великолепнейшему эху суждено было навеки умолкнуть. И с тех самых пор это выдающееся имущество заморожено и продать его невозможно.

За неделю до моей свадьбы, когда я все еще плавал в волнах блаженства и со всех сторон съезжались знатные гости, чтобы почтить своим присутствием нашу свадьбу, пришло известие о кончине моего дядюшки Итуриэля и копия его завещания, по которому я оставался его единственным наследником. Увы, его больше нет, мой дорогой благодетель покинул меня! Мысль эта не дает мне покоя и сегодня, хотя с тех пор прошли уже долгие годы. Я протянул завещание графу; слезы застилали мне глаза, и я не мог читать. Граф пробежал глазами завещание и сурово сказал:

- И это вы называете богатством, сэр? Да, возможно, в вашей чванной стране это так и называется. Вы, сэр, единственный наследник огромной коллекции эхо, если только можно назвать коллекцией нечто разбросанное по самым отдаленным уголкам американского континента. Но это еще не все, сэр: вы по уши в долгах; во всей коллекции нет ни единого эха, которое не было бы заложено. Я не жестокий человек, сэр, но я должен соблюдать интересы моей дочери. Если бы у вас было хоть одно эхо, которое вы по совести могли бы назвать своим, хоть одно эхо, свободное от обязательств, так что вы могли бы отправиться туда с моей дочерью и упорным, тяжким трудом взращивать и улучшать это эхо и тем добывать себе средства к существованию, я бы не сказал "нет". Но я не могу отдать свое дитя нищему. Отойди от него, дочь моя. Прощайте, сэр, забирайте свои заложенные эхо и никогда больше не показывайтесь мне на глаза.

Моя благородная Селестина, вся в слезах, нежно обняла меня и поклялась, что охотно - нет, с радостью станет моей женой, даже если у меня нет ни одного, самого крохотного эха. Но этому не суждено было свершиться. Нас силой оторвали друг от друга; не прошло и года, как она зачахла и умерла, а я все влачу тяжкую жизнь, полную забот и лишений; печальный и одинокий, я ежедневно и ежечасно молю небо даровать мне освобождение, дабы соединиться с нею вновь в том сладостном мире, где больше не страшны жестокосердные и где находят мир и покой усталые.

А теперь, сэр, если вы будете так любезны взглянуть на эти карты и планы, то я смогу продать вам эхо гораздо дешевле, чем любой из моих конкурентов. Вот это, например; тридцать лет тому назад оно стоило моему дядюшке десять долларов. И это одно из лучших в Техасе. Я могу вам уступить его за...

- Разрешите прервать вас, друг мой, - сказал я, - мне сегодня просто нет покоя от коммивояжеров. Я уже купил совершенно не нужную мне швейную машинку; купил карту, на которой все перепутано; часы - они и не думают ходить; порошок от моли, - но оказалось, что моль предпочитает его всем другим лакомствам; я накупил кучу всевозможных бесполезных новинок, и теперь с меня хватит. Я не возьму ни одного из ваших эхо, даже если вы отдадите мне его даром. Я бы все равно от него сразу же отделался. Всегда терпеть не мог людей, которые пытались продать мне всякие эхо. Видите этот револьвер? Так вот, забирайте свою коллекцию и уходите подобру-поздорову. Постараемся обойтись без кровопролития.

Но он лишь улыбнулся милой грустной улыбкой и вынул из портфеля еще несколько планов и схем. И разумеется, исход был таков, каким он всегда бывает в таких случаях, - ибо, раз открыв дверь коммивояжеру, вы уже совершили роковой шаг, и вам остается лишь покориться неизбежному.

Прошел мучительнейший час, и мы наконец сговорились. Я купил два двукратных эха в хорошем состоянии, и он дал мне в придачу еще одно, которое, по его словам, невозможно было продать потому, что оно говорит только по-немецки. Он сказал: "Когда-то оно говорило на всех языках, но теперь у него повыпадали зубы и оно почему-то говорит только по-немецки".

ПРИМЕЧАНИЯ

Рассказ коммивояжера (The Canvasser's Tale), 1876.

Стр. 231. Ацтеки - один из крупнейших индейских народов Мексики. У ацтеков имелось иероглифическое письмо, высокое искусство. Испанское завоевание в XVI в. оборвало дальнейшее самостоятельное развитие культуры этого народа.

А.Николюкин