«Дмитрий Шостакович (отрывок)»

Венедикт Ерофеев

Д М И Т Р И Й Ш О С Т А К О В И Ч

(отрывок)

1

... Из полного адреса я помнил только название улицы "Коммунистический тупик", но летел туда как на крыльях. Играя духом, рукой рисовал в трепетном с бодуна воздухе блаженство второго свидания. С ней! - волоокой, для меня все еще потусторонней, гармониесообразной. Я и сам был меломаном, когда не пил. Но когда я не пил? Скажи, Шостакович, когда?

В тупике я быстро нашел особняк - выбрал, как в Верховный Совет: один из одного. И не ошибся: остальные были хибары. А этот выдавался, выдвигался, выпячивался, торчал, как пуп земли. Древней, владимиро-суздальской.

Она мне так и сказала: "В тупике выбирай любой особняк по вкусу". А вкус у меня был. Я славился своим вкусом - она это знала. Уже наизусть.

Массивная дверь оказалсь незапертой: через пустую прихожую - вестибюль - я прошел в первую залу. Она тоже была абсолютно пустой, но за дверью стоял дикий хохот - резной дверью напротив.

Я постучал: хохот усилился, но дверь не открылась. "Хохот сам по себе, дверь сама по себе!" - про себя оценил я ситуацию вслух и опустился сознанием в кресло. Поскольку на ломберном столике стояла ногами початая бутылка кинзмараули, с парой бокалов, я решил выпить. Читаем: рыба-пила. А кто теперь не пьет?

Хохот то усиливался, то затихал - слов не было слышно: в этой стране вербальный язык вышел из моды. Вышли мы все из народа, а язык вышел - из моды. Как говорит логопед, был, да весь вышел.

Я погромче еще было раз постучал в закрытую дверь и, не зная ответа, сел. Смирно. Выпил. У нас давно так: кто-то стучит, кто-то садится. Но являть в едином лице оба действа считается извращением. Я поэтому выпил по норме. Знать, ценить, уважать культурную норму любой - подчеркиваю, любой деятельности учили меня во всех моих университетах. Вокруг Горького, Владимира и Москвы. Во всех моих университетах - до отчисления. Приказом ректора. По исключении из комсомола. Из коллектива. Правило не бывает без исключения. Это - норма.

Вдруг смех прекратился. Перестал быть как-то внезапно и разом. Через минуту в оглушительной сверхтишине родилась, нарастая крещендо, ни на что не похожая нота - завыванье. За стеной попадали стулья, и раздался звероподобный рык! - еще две минуты какой-то возни, и все стихло. Молча и навсегда.