Ф. Илин Странные встречи славного мичмана Егоркина
Егоркин и Корабельный
…старик, моряк седой он часто к морю приходил. Где пенился прибой Он мог сидеть и день и ночь На камне у песка И чайки не летели прочь, Завидев старика (была такая песня, пели ее в радиопередаче для подростков «Клуб знаменитых капитанов» еще лет сорок назад, а автора никто уже не помнит)Морской клуб в гараже
Наступал быстрый осенний вечер. На ясном небе загорались звезды, одна за одной, как окна в просыпающемся доме. Любопытная круглолицая сияющая луна беззастенчиво гляделась в темные воды залива, в котором отражались подмигивающие огни навигационных знаков, и прихорашивалась, любуясь широкой золотистой, как волосы юной блондинки, лунной дорожкой через всю гавань.
На севере, аккурат ниже дремлющей Малой Медведицы, кто-то размотал зеленоватый шелковый шарф – Северное Сияние.
– Знать, к морозу! Только в мороз сияние поярче и покрасивее будет, с огнем! Недаром его поморы «сполохами» зовут и глаз оторвать не могут от этих волшебных огней! – протянул Коромыслин.
– Да нет, это не местная примета… Причина и следствие перепутаны! Сияние, сполохи, видно тогда, когда небо чистое, то есть – в зоне антициклона. Тогда одеяло туч и облаков уходит, тепло – на обогрев космоса, и приходят морозы – пояснил обстоятельный Бардин.
– Коромыслин! – рыкнул Петрюк – ты опять тень на плетень наводишь, а?
– Да у нас так всегда говорили! – огрызнулся тот.
– А самый хороший ответ – всегда так было, «а вот прошлый командир всегда разрешал!» – добавил в тон разговору Егоркин.
Ветер спешно тащил куда-то прочь с горизонта обрывки грязных облаков, уныло подвывая в проводах. А в нашем гараже было тепло, людно и все располагало к беседе старых знакомых.
Неспешная беседа свернула на морские легенды, приметы, суеверия… Обстановка располагала, да и программы телевидения этому способствовали. Подкидывали призраки старых тайн. Пошли в ход Огни Святого Эльма, Летучий Голландец, громадные фосфоресцирующие кракены, вдруг всплывавшие у борта корабля, ночные стуки морзянкой в борта подлодки на глубине, огни в каютах на давно заброшенных и обесточенных кораблях… б-р-р! Мороз по коже! Как раз – к ночи! Рассказы будоражили воображение, разыгравшееся до холодных мурашек. А сейчас еще Палыч кое-что вспомнил к теме и вдруг сказал:
– А дело было так – сказал Егоркин и замолчал, делая садистскую паузу.
– Слушайте, это уже стало нехорошей традицией! Просто-таки психиатрическим симптомом! – возмущенно проворчал доктор Рюмин.
Командир атомной лодки Бардин бросил в него куском замши, которой он старательно протирал стекло своей машины – заткнись, мол, пожалуйста!
Но об этом Палычу лучше было бы не напоминать! А то будет еще хуже! Есть в жизни такие индивидуи, что… Да и привыкли к его выходкам давным-давно. А сейчас все поняли, что будет нечто интересное! Вот это – когда интересно, любили все, пусть его, даже если врет!
Слушатели внутренне напряглись и приготовились внимать очередному рассказу Александра Павловича. Над крышей завывал ветер, гремел где-то оторванным листом железа, бросая горсти ледяной крупы в стальную дверь.
А здесь было по-домашнему уютно. В печке весело потрескивали сосновые дрова, пахло хвоей и смолой. Слабый аромат березовых и дубовых веников, висящих в дальнем углу, над верстаком. Напоминал об ушедшем лете. Шум непогоды за стенами создавал особое, романтическое настроение, что еще больше располагало к мужской задушевной беседе.
Аккуратно в это время – ни раньше, ни позже – на столе весело забурлил, подпрыгивая от нетерпения, закипевший чайник и приглашающе щелкнул автоматическим выключателем. Заварка уже давно настаивалась возле печки: несколько сортов чая, плюс травы, плюс… Короче, какой-то «секретный» рецепт Егоркина, с которым он ни с кем не делился даже в состоянии веселого подпития. Знаем мы эти рецепты! Обычно это эвристическая смесь из всего того, что в данный момент есть под рукой. И это – как повезет – бывает очень удачно, а бывает и так себе! но зато загадочности и самомнения – хоть отбавляй!
Все присутствующие потянулись к своим стаканам и кружкам. В сахарнице был кусковой сахар. Как знаток и ценитель чая, Палыч предпочитал исключительно его, если было из чего выбирать. Иногда он умудрялся доставать даже колотый сахар, забытый ныне напрочь. Скажите, кто когда в последний раз его видел, формованный в особые белые конусы, сияющие, как ледяные горные вершины? Ну, то-то!
А Егоркин где-то брал, до последнего времени! Но это уже не для нас, а для гурманов из ближнего круга. На тарелочках теснились галеты и сушки, леденцы. Шла мирная беседа, завершающая долгий рабочий день.
Палыч был записным хозяином «кают-компании», «мужского клуба», а попросту – помещения в задней части его здоровенного гаража, стилизованного под «морскую ностальгию». Её называют иногда «Стена плача», потому, что там собирают памятные, дорогие сердцу вещи.
В этой выгородке был настоящий бронзовый иллюминатор со старого корабля, с подсветкой (). А за его стеклом был виден пиратский бриг под полным ветром. Там же висели часы в форме штурвала, а вместо цифр были фотографии старинных друзей Егоркина. Подвешенная к потолку (здесь упрямо говорили: «к подволоку») маленькая, точенная из бронзовой болванки, рындочка с гравировкой «Палыч», вместо имени корабля, отбивала время заседаний. Впечатление дополняли картины с морскими пейзажами, раковины, фотографии кораблей и тому подобные атрибуты. Народ, в смысле – друзья, соседи и знакомые Палыча, собирался здесь частенько. Обстановка обычно располагала…
Этот клуб по интересам действовал уже который год! В «клубе» хранились и продукты НЗ, и даже кое-какое спиртное! А что – случаи бывают всякие, это даже каждый моряк-первогодок знает! А вот первогодков в этой компании никогда, понятное дело, не бывало!
Егоркин на старом корабле
Отхлебнув целебного напитка, пахнущего летом и еще чем-то неуловимо-особенно-приятным, да еще – собственного приготовления, Егоркин продолжал: – Был я как-то давно, даже не помню точно – когда, в командировке в одном столичном городе, и пришлось мне остаться там еще на один день, сверх расчетного срока. Попробуй-ка, победи чиновников от флота с одного налета! Даже если высокоточным оружием? Это редкая удача, а она не всегда приходит!
Все согласно закивали – а как же, обычное дело!
Рассказчик продолжал: – Делать нечего, пошел я в поисках ночлега на корабль, где главным боцманом тогда служил мой старый знакомец, а, заодно и проведать приятеля, языки размять, былое вспомнить.
Корабль его уже получил статус «отстойного», был загнан на старый облезлый причал, и забыт там, и людьми, и самим Богом. Расспросив вахту, где находится нужный мне ветеран, через некоторое время я уже подошел к стальной громадине…
Вот и сам эсминец! Некогда красивый, с летящей архитектурой ажурных мачт и зорких антенн, теперь он возвышался над ржавыми секциями причала унылой серой глыбой, как гранитное надгробие в глубине кладбищенских аллей.
Славный Андреевский Военно-Морской флаг на нем был уже давно торжественно спущен и передан в архив флота на вечное хранение.
Стальные, жирно смазанные швартовы намертво приковали его корпус к причалу, и, как от горькой стариковской обиды, по крутым скулам корабля, не переставая, текли слезы дождя и конденсата. Прямой ветер с моря старался их высушить. «Ничего, старик, не ты первый, не ты последний…» – завывал он в снастях свою заунывную песню. Но новые и новые слезы все текли и текли, скапливаясь в трещинах и раковинах старой шаровой краски на высоком борту.
Потрескавшаяся и отслаивающаяся краска напоминала воспалившиеся былые шрамы ветерана. Обтянутые концы тяжко стонали в такт гуляющей волне и где-то внутри слышались протяжные вздохи и болезненные скрипы потрепанных кранцев.
«Поди, узнай!» – подумал я, – «шпангоуты ли потрескивают, или душа корабля стонет?». Да, смотрел я на него, и глаза мои тоже слезились. Наверное, от резкого ветра…
Палубное освещение скромно подсвечивало лишь отдельные наиболее важные места на последней стоянке. В глазницах иллюминаторов многих помещений света совсем не было, и, видимо, уже давно они были нежилыми. Общее ощущение, дополненное разгулявшимся воображением было такое, что я зябко передернул плечами. Нет, не от холода, а от того, что мне показалось, как будто по умирающему кораблю мимо меня прошло что-то неведомое и жутковатое, как призрак, как живая тень.
А я ведь помнил этот корабль, когда он еще только пришел после ходовых испытаний на наш флот, франтовато блестя заводской краской, горделиво смотрясь в свое отражение в водах залива.
Любознательные молодые офицеры восторженно обсуждали его характеристики, завидуя тем своим сокурсникам, которые на нем служили! Там было все самое новое, самое интересное! Да, было и такое время!
Эх, разве мог так выглядеть всего каких-то год-два назад этот заслуженный, славный и далеко еще не такой уж и старый корабль? Но – время, но – старость… Да и ситуация в стране тоже – не подарок! У нас за все политические вывихи первым флот страдает. Вот, помните…
– Палыч! Вернись на фарватер! – строго, почти дружным хором, заметили слушатели. Водилось за Егоркиным такое – он иногда увлекался вдруг! А уж тогда сносило его в сторону от сюжета, только держи!
– Однако, отметил я, – продолжал заслуженный старший мичман, пропустив возмущенные вопли слушателей мимо ушей – служба на нем была организована как надо. Палуба сверкала чистотой, все кранцы были заботливо оплетены старыми пеньковыми концами, медь и бронза надраены до зеркального запредельного блеска. На туго обтянутых концах, идущих на берег – большие круги «крысотбойников», скалящихся зверскими тигриными мордами на потенциальных хвостатых незваных гостей. Считается, что крысы, эти вездесущие разбойники их боятся. Да и физически эти широкие жестяные круги грызуну преодолеть не так-то просто! Нынешние боцмана ими беспечно пренебрегают. Зря!
Все это – морская культура, въевшаяся в плоть и кровь боцмана старой закалки! Вот это традиции, которые насаждались им в своих молодых моряков всеми доступными методами… Уж как умел главный боцман Сергей Семеныч Свайкин! Фамилия обязывала!
Зачищенные и тщательно засуриченные участки на борту и надстройках выглядели как аккуратная штопка на стареньком костюме обедневшего пенсионера, изо всех сил старающегося выглядеть достойно.
Вахтенный матрос меня встретил, представился, а потом позвонил моему приятелю, оказавшемуся, на мою удачу, на борту в этот вечер. Он вышел на ют встретить меня. Я заметил какой-то смутный блик у кнехтов и кормового шпиля. Боцман тут же, по-хозяйски, осмотрел швартовы, вызвал кого-то и сделал тому внушительную выволочку – отчитал за то, что стальной «палец» на киповой планке отсутствовал, да и палубный ключ валялся бесхозно. Непорядок!
Матросы резво кинулись устранять замечания. Видно было, что они ни капли не сомневались, что эта работа будет проверена, а мера воздействия могла быть и не такой мягкой…
– Закрепить тросиком или цепочкой! – рявкнул им вослед Семеныч. Но те уже исполняли – знает кошка, чье мясо съела! Бойцы всегда понимают, что надо делать, но всегда проверяют свое начальство – то на уровень компетентности, то на срабатывание порога терпения! Какой кусок лени им простят, а за какой звездюлей вместо катафотов навешают? Ни один начальник не может потребовать с подчиненных больше, чем сам знает и умеет!
– Как ты в такой темени разглядел, что пальца-то нет? – удивленно спросил я его, на что тот загадочно и смущенно хмыкнул:
– Да мне тут подсказали!
Мы прошли к нему в каюту, сели, поговорили о том, о сём. Неспешно, ворчливо, оба пожаловались друг другу на жизнь и превратности судьбы, ругнули с садизмом каждый свое начальство и, тем не менее, похвастались кое-какими достижениями. Поужинали прямо в каюте, по позднему вечеру, «чем Бог послал».
В этот раз «посылка от Бога», пусть и не обильна, но зато была очень добротной и основательной – тушенка, сало, рыба копченая. Конечно, «клюнули» за встречу по «семь грамм», такую закуску просто грех поедать помимо водки.
Но время уже было совсем позднее, а завтра у нас у обоих предстоял очень насыщенный день. Нет, ей-богу, не вру! По «ниточке» натуральной водки и – никакого шила! – истово побожился Палыч. Видно он увидел во взглядах слушателей искреннее недоверие и обоснованное сомнение. Как вы уже заметили, Палыч-сан – вовсе не дурак хорошо, со вкусом и вволю, поесть. Да и выпить – ежели можно и не во грех. Но это у тех, кто служил на флоте – «национальная черта». Спросите любого!
Странная каюта со странными хозяевами
Друг определил меня на ночлег в одну из пустующих кают, их теперь на корабле хватало. Вызванный им молодой «боцманенок» получил ключи и провел меня по коридорам прямо к двери. Тогда начались странности, которые я потом оценил по-другому. Ну, слушайте, и вы сейчас тоже кое-что поймете!
Перво-наперво, вставляя ключ в замочную скважину, незадачливый «боец» уронил всю связку. Да так удачно, что ты! Она провалилась куда-то под глухой кожух какой-то трубы, шедшей по самой палубе ниже комингса двери каюты. Попытка поднять этот кожух не удалась, удивлению раздолбая. Эта конструкция оказалась прикрученной на все винты, была слегка помята, что затрудняло работу по выкручиванию крепежа. Зато ключи, в результате всех стараний, провалились куда-то еще глубже и напрочь скрылись из виду.
«Вот черт безрукий!» – подумал я, внутренне закипая. Дать бы ему по ушам – для просветления мозга! Но – сдержался! «Пароход» не мой, «бойцы» – тоже, а воспитанный гость должен быть снисходителен к оплошностям хозяев – если сможет, ходя бы внешне! Иначе… Демонстрация «понтов» никогда еще не улучшала взаимоотношений! Кстати, действует это как-то примиряюще и успокаивающе по отношению к судьбе – не мне, мол, одному балбесы косорукие достались, корешу-то повезло еще больше!
Дальше стало еще интереснее: – боец исчез и быстро вернулся с другим матросом, тащившим за собой «переноску», видимо, для подсветки, потому, что в целях экономии ламп, в коридорах было темновато. Они прихватили с собой и мощную отвертку, размером с римский меч средней величины. Один из них стал откручивать винты, другой, шипя и ругаясь, наконец-то, нашел на переборке разъем и сунул туда штекер «переноски». Переноска ярко, но очень коротко вспыхнула, громко сказала «бац!» и погасла, обиженно блеснув напоследок закопченным изнутри плафоном. Выругавшись себе под нос, он поставил второй эксперимент – лампа опять сказала «бац». Бесов экспериментатор только теперь снизошел до изучения номиналов на лампе и разъеме. Ага, дошло! Как и стоило полагать, балбес подключил 24-х-вольтовою лампу к 127-вольтовой сети и теперь искал виноватых в этом! Я внутренне аж даже застонал, но все-таки терпел из последних сил! Сжимая кулаки в кармане куртки, я шепотом проговаривал весь свой швартовочный словарный запас. Чтобы, значит, не забыть!
Оба бойца стали переругиваться, обвиняя друг друга во всех грехах, и ища причины неудач один в другом. Откуда-то из сумрака появился третий, несший «интеграл», такой особый крюк, для извлечения всяких интересных вещей из не предназначенных для них мест.
Вслед за ним появился еще один воин, чуть постарше прежней публики, в чистеньком комбинезоне, с небольшой сумкой инструментов.
– Мичман хренов! – сказал он без предисловий. Ни фига себе! Я аж поперхнулся от такой наглости. Это за что он меня так!?
– Чего?! Да ты… да я тебя… Ну, держись! – я уже было примерился сгрести его за воротник левой, а правой… Но он быстро пояснил: – Я, Олег Александрович Хренов, мичман. Старшина команды трюмных! Пришел посмотреть, чего здесь у вас происходит?
– Ну-у, извини, а я уже было… не так, видно, понял! Мичман Егоркин я, Александр Павлович, для друзей – Палыч-сан! А у тебя…
– Да бывает…
– Хорошо ещё, что – мичман, а представь, если бы ты кому из адмиралов такое – что он, например – адмирал хренов! Вот эффект-то бы был! – пошутил я в тему.
Тем временем хозяин крюка-«интеграла» примерился, просунул его в щель и с победным криком зацепил связку ключей. В ту же секунду раздался еще один победный крик: – боцманенок открутил восьмой и последний винт кожуха и открыл его, явив зрителям связку ключей, надетую на крюк интеграла, и кучу многомесячной пыли и мелкого мусора. Вовремя! И опять все стали ругаться!
«Как это по-нашенски!» – восхитился я. Это же надо – хорошо сделать большую и трудоемкую работу к тому самому моменту, когда она уже никому не нужна – прямо закон какой-то! И вот уже сам не выдержал! И выдал все словесные характеристики, которые они заслужили! Накипело! Мичман Хренов аж покраснел от стыда за своих подчиненных. «Ничего, это полезно!» – подумал я, у него еще долгая служба впереди!
Предоставив возможность мичману и его матросам (с позволения сказать – хмыкнул Коромыслин) самим все вернуть в «исходное», а, заодно уж и прибраться, избавившись от залежей пыли в этом укромном месте. Отобрав у них ключ, сам открыл замок и включил освещение.
Я удивился порядку в пустующей каюте – было чистенько, тепло и сухо. Напрочь отсутствовал специфический запах сырости и затхлости, который бывает в нежилых, покинутых помещениях. На полках стояли книги, у умывальника – свежее полотенце, мыльница с нетронутым кусочком туалетного мыла. Койки были аккуратно и туго застелены чистым глаженым бельем и светло-синими форменными одеялами.
Бросив на верхнюю койку портфель с пожитками и бумагами, быстро разделся, умылся прохладной водой и уютно устроился под одеялом.
Я включил прикоечный светильник и начал читать книгу, купленную где-то в вокзальном киоске. Обстановка была привычная, где-то гудел вспомогательный котел, уютно шумели вентиляторы, гнали по системам теплый воздух, обогревая пустую утробу корабля. Поскрипывали и постанывали шпангоуты, слышался тихий плеск волн. Было привычно и даже – уютно. Сама собой, книга упала на грудь, я получил легкую контузию, потерял сознание… и задремал, сам не заметив, как и погрузился в глубокий сон.
В рассказе наметился перерыв, и вы не поверите – черт знает, откуда, но в ассортименте застолья вдруг появилась водка – просто сама собой. Никто не мог объяснить ее происхождение!
Коромыслин ехидно усмехнулся: – Ну ты посмотри, да! Моя мне сказала, что раз к Егоркину пошел – значит, наберешься! Вот шаманка! Всё наперед знает!
– А моя – тут же парировал укол Палыч-сан, – мне сказала, что раз Коромыслин к тебе придет, то опять тебя споит! Наверное, на кофейной гуще гадала!
Все скромно промолчали – накануне решили, что, мол, не пьем! Ни-ни! Что ты!!! А тут, следом, прямо из ниоткуда, на клеенчатой скатерти в ярких маках, материализовалась и закуска – или из НЗ, или кто-то принес из своих гаражей. Как там? Помните? Ну, как же?!
«Ну а выпить без закуски – это, братцы, не по-русски!». Замечание, кстати, по существу!
Клим Гордин несмело предложил, напуганный напоминанием о жене: – Может быть, того, пузырь-то на потом оставим?
В «клубе» наступила тишина. Все уничтожающе посмотрели на майора.
– Тебе можем и не наливать! – саркастически проскрипел аксакал Бардин.
Напиток разлили по стаканчикам, (эти пластиковые провокаторы всегда были на видном месте). Начислили и Гордину – чай, не совсем. Чтобы садисты!
Выпили за флот, за дам, за тех, кому сегодня повезло быть в море – следовательно, за флот. Закусили.
Бардин вдруг спохватился, что домой собирался-то ехать на машине, да только раздосадовано сплюнул. – Ну всё, пойду пешком!
– Поздно пить «Боржоми», когда почки уже отвалились! – «посочувствовал» доктор Рюмин.
– Ну, доктору видней! С вами всегда так! Точный диагноз ставите только по результатам вскрытия! – проворчал капитан 1 ранга и безнадежно махнул рукой. Затем, он пару секунд подумал, на минутку отлучился и достал из перчаточного ящика своей «Волги» бутылку коньяка в фирменной коробке.
Бардин поставил ее на стол и лаконично сказал: – Трофейная! На работе спорили, а я на «Зенит» поставил – и вот..!
А Палыч, слегка заморив червячка, уже продолжал рассказ: – Проснулся я уже часа через два-три, от какого-то непонятного шума. В полутемной каюте тускло горела настольная лампа. За столом сидела странная пара: маленький старичок в классическом военно-морском кителе с расстегнутыми крючками, и здоровенный черный, не в меру пушистый котяра. Они не просто сидели, а играли в «кошу». Почему-то я не удивился, не испугался, а стал приглядываться к ним из-под опущенных ресниц. Они играли, азартно бросали кости, тарахтели фишками, ничуть меня не стесняясь. Причем, кот не только проделывал все это наравне со старичком, но еще и разговаривал, острил и ехидничал, явно издеваясь над старичком.
Я пошевелился, старик несколько отвлекся на меня и сказал:
– Тихо, мичман, ты сейчас спишь и все это тебе просто снится и чудится. Завтра будешь удивляться и восхищаться! Нечего было в мою каюту на жилье определяться! Спи себе!
– Да меня сам боцман сюда на ночлег определил! – возмутился я несправедливому упреку.
– Стареет боцман! Память, рассеянность – меланхолично констатировал кот, что-то нашептывая в сжатую лапу в белой пушистой перчатке. И кости были брошены.
– Шесть-кош! – радостно заорал кот дурным голосом.
– Митрич! – возмутился маленький дедок, – я же уже раз сказал – без халтуры и мелкого колдовства! За такие штучки по отношению к добрым духам, раньше на кварки распыляли!
– Ничего себе – добрые! – ерничал Митрич, – а злые-то тогда каковы? Ты что в прошлый раз меня с «марсами», по-честному, что ли, оставил? Помнишь?
– Еще раз – и на месяц голоса лишу! – повысил тон возмущенный старик.
– Сам со скуки загнешься, или экипаж до белого каления доведешь! – уверенно возразил наглый кот, названный Митричем…
Прислушиваясь к этой чудной перепалке, я замер. «Аппарель» у меня отвалилась и чуть не упала на палубу. Дед снова обратил внимание на меня:
– Ну и что это тебя паралик-то разбил? Еще чуть-чуть – и тебя дядя Кондратий так хватит – до пенсии не доживешь! Обычное дело же – дýхи. Только корабельные! Понял, наконец? Раньше что, не видал?
– Ага, каждый день встречаюсь! А ведьмам по-соседски метлы чиню! – огрызнулся я.
– Да ходи, канонир, ходи! Не задерживай игру! – заурчал нетерпеливый кот, совсем загоняя в темный угол мой материалистический разум старого служаки, сформированный советской школой и двадцатью пятью годами еженедельных политзанятий.
– Н-да-а-а, конечно! Духи… обыкновенные – глупо протянул я, не то – соглашаясь, не то – возражая.
Названный канониром маленький дедок наставительно стал загибать пальцы и неспешно продолжал: – Слыхал, вестимо, что бывает – Домовой, дух дома – значит, бывает – Овинник, вот тот все – по овинам да сараям, про Банника ты тоже слыхал, небось – озорной товарищ, до девок больно охоч, прямо как некоторые хвостато-лохматые! – дед покосился на кота. Он сделал многозначительную паузу и продолжил:
– Про Лешего, ты тоже слыхал и в кино видел – вещал он, – Откуда кто взялся? Почем я знаю? Испокон веку так было! Ученых-то теперь – пруд пруди, пусть они мозги морщат. А я вот – Корабельный! И на корабле – все мое – от киля до клотика, от форштевня до ахтерштевня! – гордо сказал дед и расправил грудь, затянутую синим классическим кителем. Под расстегнутой верхней пуговицей была видна застиранная заслуженная тельняшка.
– А зовут меня Афанасием Лукичом! – представился дедок.
– Ну да! – удивился я: – Что? И, такие, значит, бывают? А Ларечные духи бывают? – почему-то спросил я его с подковыркой, живо представив расплодившиеся тогда ларьки на всех площадях и улицах флотских городков.
– А как же! – удивился кот: – Даже я видал я их! Такие, знаешь, в кепках с козырьками, в кожанках. Немного не бритые, быстрые и прилипчивые. Как хозяева – только маленькие! И заметь – они по одному не живут. Сразу размножаются. И кучками ходят!
– Ну да! – опять удивился я.
– Вот те и «ну да!» – передразнил меня кот: – Сам видишь – бывают! А Афанасий Лукич – Корабельный дух, значит, «душа корабля». А куда же кораблю без души?
– Да уж, точно, я всегда тоже считал – есть душа у корабля. Честно! Он, если настоящий, – живой! У каждого – свой характер, своя судьба. Даже везение-невезение у корабля свое собственное! – сказал я, а про себя подумал: «Однако, странноватый кот, поглядеть поближе – так прямо философ!».
– Ты, Митрич, не подхалимничай! Сам-то уже и мышей не ловишь! – приструнил кота Корабельный.
– Мышей тут нет – их крысы давно повывели, еще до меня! – огрызался кот, – вот насчет крыс – клевета! Один раз, помнится, командир мне те же самые претензии предъявил. «Прикажу тебя, Митрич, в кают-компанию не пускать, так как ты свое мясо и фарш не отрабатываешь!». Я, конечно, обиделся, а наутро выложил ему на матик под каютой семь крысиных тушек! Я бы не сказал, что он очень обрадовался! Жаль, что звезд за уничтоженных крыс мне не рисуют, а скальпы мне хранить негде! Но с тех пор претензии прекратил, и приказал меня накормить отборной говядиной. Я же не помойно-подвальный какой – крысятиной-то питаться, да еще под соляровым соусом на их шкурках! Тьфу! Даже представить противно! – сплюнул под стол наглый котяра.
– Старо! Так все порядочные корабельные коты и кошки поступают! Те, конечно, кого Бог мозгой-то не обидел! – презрительно хмыкнул Корабельный.
Рассказывая дальше, старший мичман Егоркин, вошел в раж, и забывал даже закусывать. Народу вдруг показалось, что бутылка была, все же, не одна! Уровень в ней почему-то не падал! Но процесс пополнения был незаметен…
Понятное дело, Палыч увлекался, его мысль сносило и вправо и влево, поэтому, отфильтровав всякие мемуары и циркуляции от генерального курса, по существу, говоря от третьего лица дело вышло такое:
– А ты откуда сам-то взялся, товарищ Корабельный? – спросил его любознательный мичман Егоркин.
– А вот не скажу, как появился. Но помню, что был матросом на парусном фрегате, давным-давно, по морям ходил, канониром батареи открытой палубы фрегата был, в боях с пиратами дрался, на абордаж на вражий корабль прыгал… Как все, словом! Про пиратов-то много книжек всяких написано, а про тех, кто за ними по полгода гонялся – только в архивах и найдешь! Нехорошо это! Ведь сколько обормотов рвалось в легендарные пираты – не счесть! Но нашлись добрые капитаны и моряки, которые их количество основательно подсократили. Да вот про этих капитанов фрегатов и корветов, рыскавших по морям, и выискивавших, не мелькнет ли где «Веселый Роджер», никто толком не сподобился написать – не было, наверное моды! Зато пиратов рисовали чистыми рыцарями без страха и упрека, да еще хорошие писатели! Не хватало народу романтики и веры в справедливость!
– Сколько портов посетил наш сорокопушечный фрегат, построенный в Соломбале из доброго архангелогородского дерева, скольких пиратов отправили на галеры, а их суда на дно отправили и дымом развеяли!
И, вот, после жаркого боя с кровавым беспредельщиком – берберийским пиратом в Срединном море, вдруг погасло мое сознание. А когда просветлело, то оказалось, что за какие-то не то – грехи, не то – заслуги, и сам до сих пор не понял, я был определен в Корабельные.
– Кем определен? – опять спросил Егоркин.
– А кем надо! – отрезал Афанасий.
– Вот как оно вышло! – протянул Егоркин понимающе. И поддержал старого канонира – иной раз сам не помнишь, куда тебя может занести – друзья если только утром когда расскажут!
– Я не в том смысле! – покраснел Корабельный, – здесь совершенно другое!
– А я – что? Упрекаю? Да не в жизнь! Уж мне ли..? – открестился Палыч.
– Понимаешь, в чем штука-то? Вот служат люди на корабле, разные люди-то, много лет служат! И давно уже замечено было, что у каждого корабля, пусть по одним чертежам, пусть на одном заводе построенным, как братья, похожих, но судьба своя, характер свой! Одни еще на стапеле винты теряют, других молния бьет, пожары всякие да взрывы, ход и управление теряют в тихую погоду. А другие, как богатыри, и шторм им – нипочем, и бой им, как праздник! Да, разные дела творились!
Проделки Афанасия Лукича Корабельного
– Раньше чем моряки бурю отпугивали? – продолжал Корабельный. – Ага, знаешь! И верно, на форштевень помещали фигуру обнаженной красавицы. Скульптуру, это если по-вашему! А Нептун глянет, залюбуется и пощадит корабль. Или наоборот – если кто какую безвкусицу присобачат туда, пусть и дорогую, золоченную! Тогда осерчает он и уж мало недотепе не покажется! Вот так! А хороший Корабельный и с самим морским царем договориться может! И буря корабль обойдет удивительным образом, по самому краешку!
– А сколько всего надо экипажу знать? – обстоятельно рассказывал Афанасий, штопая старый теплый «тельник»: – В море дело такое – один прошляпил, а остальные могут погибнуть. Один струсил, не выстоял – а кораблю – полный абзац! Разве не так? Опять же – один по своему свинству заразился чем-то в дальнем порту – а всей команде болеть. Или – вообще – по досточке за борт в парусиновом мешке с ядром в ногах, за ним – весь экипаж – по очереди! Тьфу! Тьфу! Тьфу! – не к ночи будь сказано! – испугался Корабельный и продолжал:
– Вот если нормальный Корабельный на борту, то он кого надо вовремя разбудит, кого надо в нужный отсек заведет, да и глаза откроет! Но Боги всегда любят тех, кто сам двигатели проверит, с изоляцией разберется, обшивку исправит, да механизмы смажет!
– Да и хозяйство корабельное бережет! – встрял пушистый Митрич: – Помнишь, как одни ухари-контрактники в трюме баталерку с консервами взламывали, а Афанасий как заорет с подволока: «Пошто, тать, замок пилишь!» – да и уронил на него переноску… Прямо на голову! Снайпер, блин!
– Да, штаны-то он так и не отстирал – выбросить пришлось, а второй так и уволился заикой. Да и спит до сих пор при свете, вздрагивает! – с удовольствием вспомнил Афанасий Лукич.
– А как работяге-то в заводе, когда тот пришел медь пилить, на ухо пошептал? Красота! Как рванул-то бедолага, всю медь свою ворованную оставил, да и инструмент потерял. Кстати, чистый адиот был – хотел магистраль под давлением пилить, сволочь! – осуждающе покачал головой старый канонир.
– Потеряешь, когда ты перед ним пайолу открыл и прямиком в колодец конденсатосборника и отправил… ай-ай ай! Как раз весь туда он и поместился! – покачал головой кот, – а там масло, топливо, грязь… Эх, и видок же у него вышел, еще тот! Запомнишь тогда сразу, где правда, а где – кривда… – дополнил кот Митрич.
– Еще бы, говорящего кота узрел, который отправить его на корм к крабам обещал!
– Сам виноват! Не фиг было мне «брыськать»! – оправдывался котяра, щуря свои пронзительные, до самой души, глаза. Так, мичман, мы и бережем свой корабль – сощурил Митрич свои, горящие волшебным огнем, изумрудные глаза.
– Надо бы мне, из чистого человеколюбия, сказать – жестоко, но – не скажу. Поделом! – поддержал Палыч Афанасия.
– А как он проверяющих-то не любит! – озорно хлопнул белыми лапками по своим ногам, в мохнатых штанах, Митрич.
– А кто же их любит-то? – удивленно поинтересовался Егоркин.
– Да уж, не мы с Митричем. Это точно! – подтвердил Корабельный. – Было дело, пришел один ретивый и давай – то не этак, а это – не так! Перо гусиное, тудыт его тремя шлагами вокруг канифас-блока!!! Так я сделал так, что он своей новенькой шинелью и штанинами фасонистых брюк добрый фунт жирной смазки собрал! Долго его потом оттереть пытались! Да куда там! Солидол отечественный, густой. Жирный, да такой качественный и свежий попался! Я-то знал, куда его подвести! До проверки ли военного имущества, если свое кровное накрылось! А тем временем – проверке – каюк, и пошел он с корабля не солоно хлебавши, ничего не записавши!
– А как другой товарищ, который нос свой везде совал, на командира все копал? Как ты ему ловко ногу-то сломал?
– Ну, скажешь тоже – сломал! Что мичман подумает? Даже не вывих у него – так, легкое растяжение! А что, пусть себе проверяет, но без злого умысла! Ишь, выслужиться захотел! Да и знать надо, как по трапам спускаться – я ему глаза не отводил, крышечку в палубе только чуть приоткрыл, а он сам в открытый-то люк и провалился – видеть бы должен, коли моряком называется! Мордой вперед с трапа спускаться надо, а не диаметрально-противоположной консолью!
– Ага, «моряки с Москвы-реки»! – поддакнул ехидный Митрич.
– Когда недогляд у команды-то случается, али вред кто пытается кораблю учинить – я на месте должен быть! А теперь… Чем заниматься-то будем? – вдруг пригорюнился Афанасий Лукич. Но ненадолго! Видно, воспоминания о былых подвигах и проделках грели его душу! И продолжил:
– Опять же – добрый Корабельный внимательно следит вокруг за встречными-поперечными кораблями с глупыми мореплавателями! Да подскажет как-то незаметно капитану или там вахтенному штурману – продолжал посвящать Егоркина Афанасий Лукич. – А вдруг там, на встречном судне, в капитанах, этот, как его, ну, да бес его… Память-то… да, на «А» начинается. Давно еще один командир крейсера учил своего штурмана: «Как увидишь» – говорит, судно к тебе приближается, так сразу и считай, что на нем капитан – один из двух на «А», один… нет, не асёл, но этот вроде бы тоже… А другой, который еще хуже…
– Алкоголик, что ли? – подсказал Егоркин.
– Нет, тот хоть иногда трезвый бывает и соображает… опять же опыт просыпается… а дурак же – никогда. Да нет! Вот, вспомнил: – а-ди-от! Им говорят, запрещено кораблями управлять, да они бедняги, об этом не знают!
– Так правильно будет – осел. И идиот! Это хронический и клинический дурак… – поправил и пояснил Егоркин.
– Вот уж не знаю, как правильно, но только именно так старый командир своих офицеров учил – а уж он-то службу знал! – упрямо повторил ощетинившийся Корабельный.
– Вот если прошляпишь его, да он к тебе подберется и ка-а-к… Никакой Корабельный не поможет! Корабельный самый лучший там, где морской порядок добро чтут! – подхалимничал кот Митрич. – А так – надо вовремя внимание привлечь!
– Однако, везде ты успеваешь?
– Нет, помогаю только, да и то – добрым мореходам! Глупый да ленивый и подсказки не поймет, и пинком его не сдвинешь!
– Да, и вахтенный матрос ночами – птица гордая! Пока, как следует, не пнешь – никуда не полетит! – поддакнул кот Митрич.
– А сколько лет ты по кораблям-то скитаешься? – спросил Палыч.
– А долго уже! Когда старый корабль становился годен уже только на дрова…
– На иголки? – поправил Егоркин.
– Это сейчас так говорят, на иголки-то. А раньше прямо в приказе по морскому ведомству писали – списать на дрова.
– Жалко было?
– Да конечно, жалко! А что делать? Век корабельный короче даже людского!
Так уходил я на новый корабль, который ладили на заводе в этот самый момент! И вот на нем вновь я обживался и понемножку брал на себя заботу о команде и самом новорожденном «пенителе морей»!
– Людей, вон, тоже жалко! – продолжал Корабельный. – Недавно, вроде бы, был молодым офицером или мичманом, потом у него стали появляться на мундире разные нашивки, большие звезды, планки, ордена и знаки! Радуешься за него. А потом – раз – а он уже весь седой, или лысый, уже – в гражданской одежде, а в глазах – море, то, что видел он в молодости, и где остались его друзья навсегда. Да, каждому – свое!
Егоркин взял антракт и прервал рассказ – в горле пересохло, а закуска вдруг угрожающе стала исчезать со стола – можно было и не успеть нейтрализовать выпитую, между делом, водку.
Отступление от сюжета
– Да! Вот так вот и получается! – подтвердил вдруг поскучневший Бардин, задумчиво шерудивший в углях затухающей уже печки какой-то проволокой. И продолжил свою мысль: – Это точно! Бывают корабли и лодки везучие, бывают невезучие! Одни корабли становятся знаменитыми, сражаются и тонут, погибая как солдаты. Другие же тихо доживают свой век… до суд разделки. Знал я одну дизельную лодку – все у ней было, кроме удачи! В молодости на виду всего Питера на Неве к быкам моста ее течением прижало, затем горела пару раз, а потом столкнулась с суденышком, в абсолютно-невероятной ситуации. И катерок этот утонул вместе с людьми…
– И я помню – сказал капитан вспомогательного катера Лесин, – один новенький, как игрушка, корабль на заводе «Янтарь» при спуске на воду оба винта потерял – не закрепили, так не бывает, ну, просто фантастика! Да и после приключений хватало. То одно, то другое… И люди гибли на нем, совершено на ровном месте… Далеко в море отпускать его даже боялись, другими кораблями заменяло неудачника командование… Было дело!
– Любой из нас такие корабли припомнить может! – заключил Егоркин, жующий бутерброд с жирной домашней ветчиной.
Вытерев руки вафельным полотенцем и вновь наполнив горячим чаем «сиротскую»(8) кружку, мичман продолжал: – Долго тогда мы проговорили, до самого утра. Узнал столько, что хоть книгу пиши! Жаль, не дал Бог таланта!
– А, если и дал его тебе чуть-чуть, то лени отсыпал, не скупясь! Ты и письма-то из пяти строк пишешь! – подначил мичмана Коромыслин.
Палыч сделал вид, что пропустил критику мимо ушей и продолжал:
– И кот тоже был с нами, поддакивал да комментировал. Это такой кот, я вам доложу, что некоторым служакам даст фору!
– Но-но! – возмутился Коромыслин, и даже привстал со своего стула.
– А ты-то тут причем? – искренне удивилась публика.
– А чего он своими глазищами на меня презрительно зыркает? – возмущался Коромыслин.
– Знает кошка, чье сало съела! – удовлетворенно отметил Егоркин, – это мы недавно с ним поспорили по происхождению морских традиций! – пояснил он для всех присутствующих.
Куда переезжают Корабельные если в великой морской стране очень долго строят даже малые корабли? А то все больше – для зарубежья
– А утром в каюту постучался мой друг – продолжил Палыч-сан. – Пока я умывался и брился, он спросил:
– Ну, и как спалось?
– Да нормально все, спасибо! – поблагодарил его.
– А что снилось на новом месте?
Я ему прямо ответил: – да Корабельный, канонир старый, да и наглый твой кот Митрич.
– Та-а-к! А я-то думал, что одному мне они и являются! Думал уже психиатру сдаваться – навязчивая, мол, идея! – облегченно вздохнул он: – теперь погожу пока!
– Можешь быть спокоен! – заверил его я – У самого все это в мою башку шестидесятого размера не укладывается! Не знаю как – но это – реально! Если что – значит, мы в одну палату номер шесть созрели! У меня там знакомство когда-то было, в психушке-то, особый прием и условия гарантированы! И белая горячка, как итог такого лечения – тоже!
– Только не говори никому! – предостерег Семеныч.
– А кто поверит? – пожал плечами я, – как чуть что – «полтергейст!» – сразу орут. А мир он сложнее и ни в одну схему укладываться не хочет! Не влезает он туда – вот и всё!
– И что делать-то с ними будем? Вопрос по существу!
– Пропадет ведь Корабельный, куда ему переселяться? Как быть, коли нигде ни хрена не строят?
– Неужто – конец, и амба всем традициям?
– Ну, за котом-то Митричем старпом бывший придет – он уволился, сдал на диплом штурмана дальнего плавания, и уже определен старшим помощником на большом судне, стоит пока в порту. Ежели Митрич приживется – у него дома жить будет, дети упросили. Там ему и рыба пенсионная и мясо, и «Вискас» найдутся всегда. А коли не сможет жить в городской квартире, воли мало покажется – так на гражданском теплоходе еще послужит! – уверенно махнул рукой боцман и продолжал:
– А вот Корабельный – это, брат, куда сложнее! Нет новых кораблей для русского флота! Всё – китайцам да индусам или еще там кому-то… Не в Китай же или Индию природного русского Афанасия Лукича Корабельного отправлять? Не заслужил он это своей честной службой отечеству и флоту! – с болью в голосе сказал мой друг.
В тот раз мы ничего не придумали. Сделал я свои дела, вернулся домой, закрутился было в текучке. Месяцы прошли. Но не выходит Афанасий Корабельный у меня из головы! Вроде бы и какое мое дело, корабль даже не с моей дивизии. А поди ж ты… Не даром же он мне открылся – думаю!
И вот вдруг, среди ночи, встал я… покурить, да, и вышел на кухню. Возвращаюсь к себе в кровать – глядь, в свете полной луны – корабль парусный. И вдруг – поплыл он по окну! Вздрогнул я от неожиданности. Мурашки по коже пошли! Да вдруг вспомнил я – модель фрегата «Штандарт» у меня на шкафу который год стоит, а тут – луна, да машина какая-то светом фар зацепила… Вот и посчитал я этот случай добрым знаком!
А фрегат-то, который настоящий – он не простой! Построен в 1703 году, с него Балтийский флот начался, и царский штандарт на нем был впервые поднят! Приказал царь-мореплаватель хранить его вечно! А когда Петр умер, то, как водится, забыли о корабле. А когда хватились – уже сгнил фрегат, только киль и остался. Заложили куски киля в новый «Штандарт». Так и пошло, а последней в русском флоте это имя носила императорская яхта до 1917 года. Сейчас историки-энтузиасты сладили такой фрегат в Петрозаводске, в натуральную величину. Правда, уже с дизелем… Молодежь на нем по морям ходит, отпуск проводит, предкам честь отдаёт!!
А мой фрегат, модель старая, собран по планочке да по досточке, это вам не пластмассовая оляпка из магазина или деревяшка чайниковская()! И пушечки – каждая из гвоздя на станочке токарном выточена. И вантины все вывязаны а не клееные, и талрепы и юферсы выточены, да высверлены, где надо, а не пластиком имитированы, где ни попадя! Нижние паруса на нем, кроме косой бизани, все зарифлены – значит, чтобы палубу лучше видать, кто интересуется да в парусниках понимает! И еще много чего – с другом моим да сыном когда-то долго его строили, не спешили, старались… Друга теперь уже нет, догнали его старые болезни, сын давно офицером на лодке, а модель…
Я взял я модель со шкафа, поставил на стол. А сам сел в кресло и думаю. И, вдруг – слышу плеск волн, которые вдоль бортов бегут, и вроде ветер в вантах тихонько так напевает, а вот грот-мачта скрипит, на бизани утлегарь шевельнулся… Говорили мне – если модель с душой сделана – тогда можно услышать шум волны, пение ветра и… даже запах моря! А теперь сам вижу – правда это! Точно говорю! Попробуйте – у кого модели есть!
И тогда я решил вот что!
Эй, на фрегате!
Позвонил я Семенычу, сказал, чтобы в гости ждал. А сам на заднее сиденье своей «девятки» аккуратно погрузил «Штандарт», укрыл его синтепоном, да поролоном защитил от случайных толчков. Ничего не сказал Светлане, да и поехал потихоньку. Доехал я за несколько часов до корабля, а там Семеныч встречает.
– Всё! – говорит, демонтаж вовсю пошел, завтра на завод корабль потянут на разделку, куда-то за Дровяное.
– Вовремя я приехал! – подумали мы оба.
А сам боцман – как водой политый, кажется – вот-вот слеза пойдет! Ай, не стыдная эта для мужика слеза! Прощало войско казаку, когда он над павшим конем, боевым другом, не стыдясь, убивался от горя. Горючими слезами умывался! А корабль? Он тебе и дом, он тебе и машина боевая. И друг, и семья – это тоже не мало значит! Так-то!
Пошли мы с Семенычем на корабль. Осторожненько прошли в ТУ САМУЮ каюту и на столе «Штандарт» мой установили. Покликали Афанасия Лукича – в ответ молчок. Рассказали мы зачем и для чего здесь эта модель корабля. Тихо вокруг, только волны за бортом плещутся.
Вот бы кто послушал! Сказали бы – полная клиника! Два старых дурака напились и со стенами разговаривают, Барабашку кличут!
Тогда приоткрыли мы люки на батарейную палубу фрегата, двери на ют, световые люки и вышли.
Посидели мы с Семенычем, в его каюте последний раз, поговорили… Глаза у него стали мокрые, хотя ни насморка у мичмана, ни ветра в каюте не наблюдалось.
Кота Митрича уже увез к себе старпом, свою пенсию кот воспринял вполне положительно – спит и ест целыми днями, как годок в отпуске. Пока доволен, а там видно будет!
– Главный заслуженный боцман помянул свой последний корабль, а мне-то с утра за руль! Решил Семеныч увольняться со службы – не захотел на складе сидеть, выслужил он на флоте все мыслимые сроки, где-то на югáх, в речном училище предложили морпрактику вести у курсантов.
– Боязно как-то – а вдруг кто доведет до белого каления? Покалечу вдруг кого – ненароком-то!
– Н-да-а-а! Это ты запросто! Здесь совершенно другой подход нужен! – не стал его обманывать я.
Утром мы заглянули в каюту – фрегат стоял на месте, и все на нем как было.
– Не вышло, значит! – вздохнул мой друг.
– Не вышло! – подтвердил и я. Ну что ж, попытка была сделана хоть на душе легче!
– Не захотел покидать свой последний корабль славный канонир Афанасий Лукич! – тихо сказал Семеныч.
– Наверное, так! – согласился я.
На корне причала собрались бывшие члены экипажа этого заслуженного корабля. Много было в черных мундирах, даже адмиралы пришли, но много и в костюмах и строгих пальто, подходящих к этому торжественному случаю. Наверное, были и такие, кто видел, как разбивалась о крепкий острый стальной корпус та бутылка с «Шампанским»! Кто-то вспомнил гром его орудий и рев ракет, волны Атлантики, причалы Европы. Африки и Америки…
А буксиры, весело перекликаясь между собой (им-то что? Они свою работу каждодневную делают!) уже потянули старый остов корабля в завод… Красавец-эсминец теперь остался лишь в памяти экипажа и на фотографиях.
Сколько славных и красивых мощных кораблей сгинуло в девяностых годах, да безо всякой войны? Куда там Цусиме! Да, тяжело сейчас флоту – и политики, и министры, и генералы, и даже – адмиралы, помогают-помогают флоту, а он, вопреки такой неустанной заботе, все же как-то живет!
Приехав домой, я установил фрегат на прежнее место. Жена недоуменно пожала плечами, но… ничего не спросила. Я прошел на кухню, в этот самый момент Коромыслин зашел, да не с пустыми руками. Рассказал ему все – и лишь тогда немного позволил себе снять стресс. Заснул сам в ту ночь быстро. Встаю я утром – показалось мне, что вроде бы пыли на «Штандарте» поубавилось. У кого есть модель корабля, и стоит она без, пластикового или, пусть, стеклянного там, саркофага – тот меня поймет! Пыль не победить!
Но старая пыль исчезла с мачт и рей, потом как-то паруса сами по себе распрямились. «А вдруг, все же, удалось?» – подумал я с тайной надеждой.
Случилось так, что вдруг повадился ходить ко мне соседский парнишка – лет тринадцать, то за книгами, то за фильмами. И приглянулся ему «Штандарт»! Даже в лупу его разглядывал! И вот смотрю – попросил он меня помочь перо руля треснувшее от времени, приклеить, ванты перевязать! А потом – и помощь моя не нужна, и сложный парусный такелаж по книжке, которую я ему дал, выучил и даже кое-что перевязал и обтянул.
На фрегате – порядок, как на живом корабле! А пацан уже о морском училище помышляет, спортом занимается. Математику, опять же, подтянул, а на компьютере не только монстров по подвалам «мочит», но и делом занимается! А мне вопросы задает – и моей граматешки уже сейчас не хватает! Вот так, значит! И стало меня это все на некоторые мысли наводить!
И вот, как-то раз, уехала Светка на какие-то курсы, и решил я себя трубочкой побаловать. При ней нельзя – ворчит, как гренадер из наполеоновской Старой Гвардии! А что – какое это удовольствие трубку на лестничной площадке курить?! Дурь чистой воды! Сел поудобнее у журнального столика, на который перетащил фрегат, коньячку в «непроливашку» себе налил, трубку набил настоящим «кэпстэном» – друг из Англии когда-то привез, раскурил ее и… слышу вновь шум волн, тонкое пенье струн натянутых вант и штагов, склянки кто-то в рынду грамотно так, отбивает, а на шканцах у штурвала, тень чья-то. Ух, ты!
Смотрю, ходит маленький-маленький Афанасий Лукич, в соответствие с масштабом «Штандарта» проверяет, как пушки по-походному принайтовлены, да порты (бортовые орудийные люки) задраены. Вот так-то!
Строить-то вроде бы корветы да фрегаты для нашего флота начали, но пока медленно и мало, да лиха беда начало! Да вот как-то уж очень долго, да иногда как-то не так выходит. Не зря же до сих пор корабли-ветераны, БПК и крейсера 80-х годов постройки ходят, не от хорошей жизни!
А как будет какой новый корабль русского флота на воду спущен, так и отвезу я Афанасия прямо на борт. Уж не знаю как – но отвезу! Пусть будут на новом русском корабле добрые старые традиции. А соседский мальчишка, глядишь когда-то и офицером на нем станет! А что? Очень нужная профессия! Да и современная, надо сказать!
– Правда, всю старую русскую военную школу уже испохабили! И пока никак не успокоятся, реформировать сулятся – грустно дополнил Бардин.
– Примерно, как маньяк девушку! Уж так отреформирует, что ты! – ввернул Коромыслин.
– Ага! Вот именно! Эх, если бы еще наше славное правительство поняло это! Не на словах, конечно, а на деле! Да пока не поздно!
И про корабельного, когда надо, расскажу. И о тех офицерах кому он помогает, а кому – нет!
В гаражной «кают-компании» стало тихо. Стали понемногу собираться и расходиться по домам. Бардин придержал за руку Палыча.
– Слушай, Палыч-сан! А ты на атомную лодку своего Афанасия не дашь? Как раз достроят одну скоро.
– Нет, Василич, не пойдет он, я думаю! Хоть вы во все глубже проникаете, подводники, об этом любая женщина знает, да! Слыхали мы это! Но после фрегата залезать в трубу?? Пусть даже в очень большую и самую совершенную?
– Ну уж и трубу! – обиделся Бардин. Корабль как корабль – красивый, сильный, мощный!
– Но вот есть в надводном флоте что-то такое… этакое..! – подхватил Лесин, – Даже киты и дельфины… и сами подводники любят поплавать в искрящихся солнцем волнах, вот!
– Убедили! – согласился Бардин. И спросил: – А что, мы уже все выпили? – и с надеждой оглядел он публику. Кто-то обреченно вздохнул и сказал, что надо бы слазить в подвал, коли оно так… кто же нынче живет без запаса? Никто возражать не стал.
Вот такие истории происходят с нашими членами клуба. С кем-то чаще, с кем-то реже. Мы не ханжи какие-то, но, заметьте – все рассказы исключительно на трезвую голову. А хорошая водка – просто для закрепления хороших впечатлений и укрепления дружеских отношений!
Егоркин и Дед Мороз Правдивая сказка для самых больших детей
Ожидание праздника
Город вовсю готовился к встрече Нового года, до которого оставалась всего одна неделя, да и то – не полная. На площадях переливались волшебными огнями красавицы-елки, заботливо украшенные гирляндами и яркими игрушками. Бегущие разноцветные огни весело вспыхивали и играли разными цветами над улицами, витрины магазинов манили сказочными новогодними картинками и игрушками. А кругом – веселые праздничные разноцветные рисунки и изображения – елки, Деды Морозы, Снегурочки, Санта-Клаусы на оленях и без них.
На главной городской площади маленький трудяга-трактор усердно нагребал высокую снежную горку для катания на радость ребятне. Группки подростков со своими учителями строили и лепили сказочные снежные фигуры. Старую площадь оформляли к народному гулянью, ставили сцену, готовили торговые палатки.
В воздухе витал непередаваемый запах праздника – хвои, апельсинов и еще чего-то неуловимого, но смутно узнаваемого, памятного с детства, по-доброму волнующего ожиданиями чуда.
В магазинах полно людей, занятых предпраздничными хлопотами. Они толпятся в очередях, в магазинах тесно, как в метро в час пик. Все куда-то спешат, чего-то ищут. А куда и чего – наверное и сами не знают…
Но удивительно нет ни стычек, ни скандалов. Праздник сделал наш народ терпимым, несмотря на все большие и мелкие неприятности и натяжки.
Люди несли живые и пластиковые елки разных размеров, покупки, коробки с подарками для родных и близких. Детвора тащила на свои утренники маскарадные костюмы. Праздник! Самый любимый, самый человеческий, самый волшебный!
А наша северная природа тоже готовилась к празднику! Причем, не менее усердно – с неба валил снег, да такой, что снежинки были величиной с кофейное блюдце.
Ветер из Северной Атлантики нес на маленький город на самом берегу знаменитого залива заряд за зарядом, сотни тонн снежной массы. Метель заботливо укрывала все следы человеческой деятельности – пятна гари и грязи рядом с отчаянно дымящими котельными, неопрятные заплатки на снежном полотне из пластиковых мешков и бумажного мусора, разметенных из контейнеров разбуянившимся ветром. Зима основательно припорошила все следы на белом снегу вокруг домов, закрасила следы масла из-под автомашин нерадивых хозяев. А дорожки серо-желтого песка на пешеходных тротуарах и улицах пурга вновь перекрасила по-своему, в праздничный белый цвет.
Да и мало ли чего мы бездумно бросаем и оставляем после себя? Вот все это природа и пытается скрыть от наших же глаз. А может быть, еще чьих-то?
Праздник! Да еще такой особый! Но поступает эта природа тоже, как мы, – по образу и подобию. Не решает вот проблемы сразу, радикально, но убирает, как и мы часто, все неприглядное – просто с глаз долой, оставляя борьбу с нерешенными проблемами, полной утилизацией отходов на какое-то потом. А это «потом» все никак не наступает. Пока какая-либо крайняя нужда не возьмет за горло…
Вот так, благодушно-философски размышляя, мысленно беседуя с собой о том о сем, Егоркин неспешно шел к своему дому. В его коричневом безразмерном портфеле из отличной дорогой кожи (дань уже забытой морской моде-традиции) лежала привезенная отпускником-земляком передача от брата из далекой старинной казачьей станицы, что раскинулась под Краснодаром давным-давно, когда тот еще звался Екатеринодаром.
В этой посылке, заботливо упакованный родственниками в картонную коробку, перевязанную старомодным шпагатом, был, несомненно, неизменный вот уже много лет новогодний набор. В него входили увесистый кусок домашнего, отлично засоленного, с чесночком и перцем, нежно-розового сала. А кусок был толщиной с мужскую ладонь, поставленную на ребро. Надо сказать, ладонь у Егоркина была с совковую лопату. Это если скромно.
Видно свинья та была размером с хорошую полукубовую бочку, только на мощных аппетитных ножках, откормленная на славу отборным кубанским зерном. Здесь, на Севере, такого сала просто не бывает! Куда там! Не может – по определению.
А еще к Новому году – обязательно там была обработанная, белая тушка не то здоровенной индоутки, не то среднего гуся. Такова была многолетняя традиция! Вот из нее ненаглядная его Светлана Сергеевна, первая и единственная (пока – тут Егоркин хмыкнул про себя, ибо какой же женатый иногда не возмечтает стать холостяком?) супруга, приготовит к новогоднему столу такое блюдо, что пальчики оближешь!
Воображение его включилось, уверенно загрузилось и он тут же, ярко, в красках, представил себе кулинарный процесс и его результаты. Острый, пряный запах жареного мяса, существовавшего пока лишь в глубинах сознания, защекотал ноздри и густо повис прямо на улице. Даже прохожие стали принюхиваться, удивленно поворачивая головами из стороны в сторону. Егоркин тряхнул головой, как он всегда делал, отгоняя созданное им же наваждение.
«Да, таких теперь не выпускают!» – гордо подумалось заслуженному мичману. В смысле – таких жен, да и вообще – женщин. Так она дом держит, такая расчетливая да хозяйственная, мать заботливая, и так здорово и вкусно готовит – все завидуют, да рецепты у нее берут. И мужики знакомые, на словах, во всяком случае, завидуют, и особенно так, чтобы она сама это слышала. Или – те, кто ее не знают! Вот бы язык ей только покороче, да нрав бы не такой занудный – так вообще цены бы ей не было. Но такое счастье еще никому не попадало, чтобы красавица, рукодельница, да еще бы без языка и без любознательной и общественно-активной мамаши! Как правило, лишь что-то одно бывает, как выясняется по прошествии ряда лет после женитьбы…
Сказка чем заканчивается? Ага, «честным пирком да за свадебку»! А дальше – грубая проза или драма, скучная да рутинная, или с боями, засадами да мордобоями. Нет, стоп, стоять! Не время такой прозе! Тут мысли Палыча обратно вернулись от философии к содержимому посылки.
Да, вспомнил он, поднимая тонус, вот еще, чего, конечно же, не забыли положить родственники из родной станицы своему блудному брату, – так это – пару больших бутылок с волшебной жидкостью домашнего производства по старым казачьим рецептам. И при подробном размышлении об их содержимом, живое воображение Егоркина нарисовало ему такие картины, прямо натюрморты из выпивки и закуски, что он сглотнул сладкую слюну, неожиданно заполнившую весь рот.
Он свернул к своему старому городскому микрорайону, названного когда-то в честь одного из героев минувшей войны, но со временем, из-за древности проекта домостроительства в древне-«хрущевском» архитектурно-строительном стиле, и некоторой заброшенности и «отшибистости» от более-менее благоустроенного центра города, получившего народное прозвище, созвучное с официальным названием, но известное как «Кобрино».
А помяни-ка черта!
И тут ему навстречу, из магазина, неожиданно буквально выкатилась его кругленькая, пышная, но очень подвижная жена Светлана. Прямо поперек курса!
«Здрасьте! Легка на помине! Помяни черта – он уже тут как тут!» – проворчал Палыч, (мысленно, конечно). Заметив мужа, она, вместо этого самого «здрасьте», с ходу завалила его вопросами, с интенсивностью примерно сто двадцать слов в минуту и всучила ему в руку увесистую хозяйственную сумищу. «Эдак килограмм двенадцать!» – определил Егоркин.
– Ну что, получил от Николая посылку? Как там они? Как Олег доехал? И так далее и тому подобное… Палыч выслушал еще с десяток вопросов, на которые и не собирался отвечать. Все равно жена это не даст сделать! Просто в ее речь, когда она уже начата, вставить невозможно даже слово. Что-что, а вот это он уже точно знал! И вообще, женщины больше любят молчаливых мужчин – они почему-то считают, что те их действительно слушают.
Егоркин взглянул сверху на эту тяжелую, ярко-желтую сумку с торчащим из ее темных недр рыбьим хвостом и выпирающими оттуда какими-то цветными пакетами и недовольно поморщился. Сказалась закалка старого служаки – она просто морально не позволяла ему таскать всякие цветные штатские сумки при черной, как южная ночь, флотской форме. Ни тебе стиля, ни тебе вкуса! И вроде бы все окружающие это видят и строго осуждают!
Возникало неудобное ощущение, как будто что-то воруешь. Но делать было нечего и он неспешно пошел рядом с боевой подругой. И так вот, под трескотню жены, о каких-то Таньках и Людках и их проблемах, впопад и невпопад, Александр периодически поддакивал и говорил: «да-да», или «конечно-конечно».
А какая ей разница? Они потихоньку дошли до дома. Из его окон открывался живописный вид на забитый каким-то военным имуществом овраг и на колючую проволоку по его склонам, длинные металлические бараки, каких-то складов внутри него. Бараки утопали и ангары утопали в снегу почти по крыши.
Через овраг был перекинут деревянный Бесов мост, еще недавно тренировавший жителей города по альпинизму, а теперь вот уже и памятник старины глубокой.
– Так проходит слава мира… – вслух сказал Палыч и грустно вздохнул вслед убегающему времени. Сегодня его так и тащило на мысли о великом и вечном, хоть ты тресни! Новый год как-то способствует подведению итогов с самим собой!
На самом склоне оврага, на старом скальном выходе, тесно притулились один к другому несколько рядов личных гаражей. Вот туда-то деловито направлялись уже давно замеченные им трое друзей-приятелей, записных автомобилистов. Их гаражи стояли в одном ряду с его же собственным. Мужики тоже заметили Егоркина и радостно-приветливо замахали ему руками.
Один из них, старый знакомец Николай Григорьевич Рюмин, военный врач подполковник запаса, привыкающий уже пару месяцев после увольнения к гражданской жизни, тащил в одной руке новенький карбюратор, а в другой – потрепанный, плотно набитый чем-то существенным, пузатый портфель.
«Этот портфель, по всему видно, ровесник лейтенантской юности нашего доктора», – хмыкнул про себя Егоркин. Он наблюдательно отметил, что эта железяка почему-то в руке Николая, а не лежит в вышеназванном раритете, как должна бы, по логике и по идее… Он также оценил пузатость портфеля, а также слегка блестящие в вожделении глаза спутников Рюмина, сложил в уме наблюдения и сделал верные, как два плюс два, выводы. Это было просто! Он еще раз хмыкнул и… ему до зубной боли захотелось к ним присоединиться.
– Здорово, Палыч! Ты мне сегодня карбюратор поставить не поможешь? – жизнерадостно поприветствовал товарища Рюмин. Остальные, давние сослуживцы и друзья-приятели Слава Коромыслин и Костя Курочкин, строили из-за спины Светланы загадочные рожи.
– Иди ты… себе с Богом! Вон у тебя уже есть сегодня помощники. Рюмочкин! – опережая супруга, огрызнулась дражайшая половина Егоркина, с прозрачным намеком переиначив фамилию доктора. Такой повод освобождения приятеля из-под очей жены – в форме соседской взаимовыручки, был стар, как сам мир! То шкаф передвинуть, то железку какую подержать при ремонте машины. В компании-то всегда веселее. Да и чайку там вместе попить, да и не только!
Ничего нового в этом мире придумать нельзя, просто про некоторые уловки, может быть, не все еще знают! Или они уже забыты… Во всяком случае, люди всерьез полагают, что изобрели что-то новое. Но со Светланой это давно не проходило! Опыт – сын ошибок трудных, научил ее работать на опережение уловок заслуженного мичмана и его друзей. Она не поддавалась и на более оригинальные приемы… Егоркин с сожалением поглядел вслед удаляющейся троице. Вот сумели же удрать с глаз своих боевых подруг, а?
Поднявшись вместе с женой в свою квартиру на втором этаже, Александр Павлович переоделся в домашнее. Затем ветеран стал подчеркнуто бесцельно слоняться по квартире. Жена, понаблюдав, сжалилась над ним и отправила в гараж, якобы за хранящимися там домашними соленьями-вареньями к надвигающемуся семимильными шагами празднику. Иллюзии, что он не посетит «кафе на капоте» у Рюмина, она не питала. Умная, и практичная женщина! Поэтому она просто сказала:
– Да, кстати, Саша, возьми и отлей себе из гостинцев-то бутылочку. Приятелей своих угости! Если потом меньше в тебя в Новогоднюю-то ночь этой самой чачи вольется, то ничего плохого в этом не будет, а даже и наоборот! Да там же сала кусок возьми, пусть попробуют, а то опять Рюмочкин водки, наверное, вволю запас, а на закуске – сэкономил! – беззлобно ворчала жена.
Гараж как свободная территория
Повеселевший Егоркин провел необходимые приготовления к мероприятию, влез в теплую камуфляжную рабочую куртку, на которой балбес-сынуля, ныне минер на атомоходе в соседнем гарнизоне набил краской через трафарет: «Ты за кого, такой пятнистый?» Тоже мне, неисправимый юморист-террорист.
«Это, кажется, из „одностиший“ Вишневского. Действительно, сейчас в этих „жабьих шкурках“ ходят все, кому не лень!» – улыбнулся Палыч своим мыслям.
Он быстро собрал увесистый пакет с угощением для своих приятелей и вышел на улицу. Пока не передумала жена, надо пользоваться моментом! Когда же он добрался до места, на ходу определяя перспективы борьбы со снегом у ворот гаража, то у Рюмина процесс уже пошел. На звук его шагов из соседних ворот выглянули сразу все трое.
– Давай-давай, старый! Мы тебя уже ждем! – обрадованно замахал руками новоявленный пенсионер: все-таки последняя суббота в этом году! Надо отметить, проводить, так сказать, старичка!
– Мы не сомневались, что ты пробьешься – старую гвардию в плен не возьмешь!
– По крайней мере, надолго! – уточнил трудящийся Коромыслин, нарезая жирную скумбрию толстыми ломтями. Тоже распространенная простая и эффективная закуска!
– Рано ты за проводы старого года-то взялся, печень-то поберег бы, она в ЗИП не входит! – пошутил старший мичман, обращаясь к Рюмину.
– Да и ты подрастряс уже за службу-то свой личный ЗИП и запас прочности! – не остался в долгу доктор.
Кстати, мичман он действительно был самый старший, ибо его ровесников – годков на действительной службе уже не осталось – ну, может быть, если только некоторые капитаны 1 ранга да адмиралы. А его все каждый раз уговаривали «продлиться» – польза от его службы была заметна, учил службе и консультировал он не только молодых мичманов, но и офицеров тоже не мало, а его номинальная должность была столь незначительна, что не являлась предметом чьего – либо вожделения.
– Да, точно, с понедельника начнется застольный марафон, плавно перетекающий от проводов Старого года до встречи Рождества и Дня Защитника Отечества вместе с 8 Марта! – согласился Коромыслин.
– То на службе (надо своих навестить, на прежнем месте), опять же
– жена к своей вечеринке привлекает, да праздников – неделя подряд, друзей бы не обидеть. Какие там печень с почками – целый завод по очистке организма не поможет! Кошмар, кино и немцы, да все с собаками! – Рюмин жизнерадостно продемонстрировал понимание нарастающей проблемы.
– Ага, раньше начнешь – позже закончишь – аксиома встречи Нового года! – подтвердил сосед Андрей, тоже подтянувшийся «на огонек». Егоркин, наклонившись в дверном проеме, зашел в гараж к гостеприимному приятелю.
Там уже весело потрескивала в углу «буржуйка», жадно пожирая дрова и куски угля. На верстаке, застеленном пестрой добротной клеенкой, досрочно уволенной из домашнего быта по замене, уже были расставлены стаканы и разовые тарелочки, бутылки и скромная, но обильная закуска.
Вот тут жена была не права – народ подобрался такой, что ценил не выпивку, а сам процесс общения. А какой же может быть процесс, если под корочку хлеба? Нравы в компании заслуженных моряков были консервативны.
Карбюратор же тихо лежал на дальнем верстаке, рядом с другими запчастями, никого не трогая и не обижаясь на полное отсутствие внимания к себе. Он-то сразу понял, что до него сегодня очередь не дойдет.
Это только так говорится – «кафе» или там «кабак» на «капоте». Почти у всех в гаражах есть и мебель, и посуда, отслужившая свое в квартирах, но которую выбросить как-то жалко, и тогда ее отдают «в добрые руки» автомобилистов их жены или «безгаражные» друзья-товарищи.
Некоторые умельцы, любящие комфорт и какой-то «шик», по флотской привычке, так вообще, отгородили в своих гаражах целые жилые уютные отсеки-гостиные, надстраивали жилые этажи-бунгало над крышами. Даже открытые веранды для шашлыков оборудовали! Так туда даже от жены в эмиграцию иногда уйти можно – бытовые условия позволяют!
Дач тут у нас нет, гаражи же, особенно по субботам и выходным, часто исполняют роль закрытых, чисто мужских клубов по интересам. Они с удовольствием посещаются автомобилистами, когда после работы над своим боевым конем, спонтанно образуются такие маленькие компании – по уважительному поводу или даже без него.
Суббота или завершенная работа – чем вам не повод? Пьют без фанатизма, и, в основном – «общения и здоровья для». Бывают, конечно, катаклизмы, но… Тут, как и в бане, все равны – погон нет и можно говорить откровенно, даже дружно поругивая «флотоводцев» и прочих больших начальников, коим, понятное дело, по гаражам ходить некогда, или некоторые из них считают, что им это «не по чину». Конечно, люди они серьезные, могли бы посидеть с друзьями и дома, но не то, ох – не то! Вот хочется иной раз чего-то такого… этакого, сбежать куда-то к чертям, а чем не выход?
В машине доктора передняя дверь была распахнута и включенный магнитофон бодрыми голосами основательно подзабытых «Песняров» пел ностальгические песни из времен далекой молодости. Александр Павлович поставил на стол свой «вклад в общее дело».
Сергей Васин, молодой офицер-подводник (отца которого знали еще давным-давно и Рюмин, и сам Егоркин), а также Андрей Курочкин, тридцатилетний майор из тыла, уже вели подготовку к пиршеству. Закуски были простые, но основательные: говяжья «тушенка» и рыбные консервы во взрезанных банках с разноцветными наклейками, розовое сало с нежным мясным узором, толстые ломти копченной скумбрии со слезинками выступившего жира, соленые грибочки из кадушки, которая стояла в «трюме» гаража Рюмина, банка домашних солений, источавших аромат чеснока и специй, свежий пахучий черный хлеб из настоящей ржаной муки (такой пекут только в нашем городе!). Конечно же (а кто бы сомневался?!), была и пара бутылок водки, стекло которых сразу покрылось «слезой» в заметно согревающемся помещении. Всего было в достаточных, разумных количествах!
Как полагается, выпили, закусили. А третью подняли за тех, кто в море, вот это – свято!
Затем дружно шикнули на Сергея, который, уже дослужившись до старшего лейтенанта, а еще не знал, что пустую бутылку нельзя ставить на стол.
– Вот молодежь-то пошла! Прямо – варвары, совсем ни разу необразованные! Двоечники! – прокомментировал возмущенный хранитель традиций Александр Павлович. Славная компания его дружно поддержала.
Потом потянулся неспешный мужской разговор, о том о сем. Про «железо», разные автолюбительские «ноу-хау» обсудили, дружно ругали ГИБДД, дурацкую дорожную разметку в городе, издевательский порядок техосмотра. Как их там ни называй – а все – гаишники и есть гаишники!
Разговор вернулся к теме приближающегося праздника. Сергей похвастался, что его хотели «выделить» в Деды Морозы, но все же удалось отвертеться.
Дед Мороз и все-все-все
Надо сказать, что в гарнизонах и военных городках Дед Мороз, который разносит подарки детям офицеров и мичманов экипажа, – обычно тоже офицер или мичман. Сейчас может быть и «контрактник», но ни в коем случае – старшина или матрос «срочник», и, тем более – без серьезного контроля.
В пояснении не нуждается – Дед Мороз часто «горит» на работе, а, точнее, буквально тонет в гостеприимстве. Фатальность! Нет, жены-то всегда были строго предупреждены, и они, в благодарность, давали Деду из матросов что-то вкусненькое, но не спиртное.
Зато соседи из тех частей или предприятий, где до поздравлений Мороза не додумались, затаскивали парня к себе, тот обреченно выслушивал стишок от малыша, говорил в ответ свои дежурные «морозовские» новогодние стишки, поздравлял, вручал тому «втихаря» приготовленный и сунутый ему в руки где-то в прихожей родителями, новогодний подарок.
И все, скажете вы? Ну да, как же! Щас! Мы же русские люди, за доброе дело должны отблагодарить! Как? Совершенно дурацкий вопрос, особенно – в предпраздничный вечер! Деда и его сопровождающих всяких там котов, волков и менее привычных русскому глазу персонажей обычно таскающих мешок с подарками и собирающих гостинцы туда же, часто тут же затаскивают к столу и наливают. По чуть-чуть.
Со Снегурками на кораблях – напряженка, по причине полного отсутствия представительниц женского пола, вот и получался чисто джентельменско-пиратский слаженный коллектив.
Но дом, даже в поселке, не один…
А в каждом доме – несколько подъездов, а в подъезде – несколько этажей… Это в большом городе существует денежная такса, и Дед Мороз, как сезонный вид бизнеса, а у нас – нет! Пока, во всяком случае… Эту нишу обязательно и здесь освоят. Но – когда-то потом!
И некоторые матросы и старшины, переодетые в сказочные персонажи, к концу поздравлений уже теряли боеготовность. Бывало…
Ибо, как матроса не воспитывай, но он всегда хочет жить хорошо, когда улизнет из-под бдительного ока приставленных к нему семерых нянек! А за всеми не углядишь!
Мичмана и офицеры – тоже, бывало, злоупотребляли в ходе выполнения этого поручения. Злые языки говорили, что уже примерно с пятого ребенка дед работал «на автопилоте». Но вот это явление особого ужаса и благородного гнева у командования справедливо не вызывало. Нет, ну конечно, были и такие начальники, предпочитавшие вовсе исключить «сомнительные» и «опасные» мероприятия, лишь бы ничего не делать, но главным образом… Тоже ведь – люди. Тоже – человеки и они всякие разные бывают!
Неожиданно оказалось, что все присутствующие, кроме Сергея, так или иначе, когда-либо хотя бы раз выступали в ответственной роли Деда Мороза. Все согласились, что работа трудная, и даже – где-то опасная.
Когда Егоркин был секретарем комитета комсомола на одном из кораблей, в те самые доисторические времена, то он так серьезно отнесся к поручению, что домой, до праздничного стола, так и не дошел. На корабль – тоже. Не вернулся, понимаешь, из боя!
И за это ему «намылил холку» клинически озверевший замполит, а жена сначала устроила ему теплую встречу у порога. Палыч сильно обрадовался, что под рукой Светланы сковородка тогда оказалась из легкого металла, а не «блинная», из литого чугуна. И не пускала любимая его в собственную квартиру еще недели две. Но мичман-ветеран сказал, что он получил тогда такие впечатления, что до сих пор вспомнить приятно. А эти головомойки за них – так себе, как копеечный штраф за не пристёгнутый ремень! Все посмеялись, опять подняли стаканчики – за наступающий праздник, выпили и потянулись за закуской. Звона не было – как сказал Рюмин: «Чтоб зам не слышал!»
С кем Палыч еще встречался
Только отсмеялись, оценив ситуацию, а тут Егоркин сказал, что он лично знаком с НАСТОЯЩИМ Дедом Морозом. Сначала наступила тишина, а Курочкин от неожиданности уронил пайковую шпротину. Причем точно и аккуратно на штанину свежевыстиранных камуфляжных брюк. Дима рассерженно зашипел. Все опять засмеялись, а Рюмин, аппетитно хрустнув крепенькой соленой сыроежкой, подытожил ироничным тоном:
– Завидую я тебе, Палыч! И с инопланетянами выпивал, и с самим Корабельным ты общался, а теперь – даже настоящего Деда Мороза лично знал! И везде-то ты был, и послать-то тебя некуда! Такого я еще не слышал! Только ежели в детском фильме под праздник!
– А что, расскажите, дядя Саша! – попросил смеющийся Сергей.
– Хорошо! – охотно согласился уже зарумянившийся Егоркин, – но только – для тебя! Эти обормоты и старые, заплесневелые скептики и циники оборжут даже святое! А, собственно, почему нет настоящего Деда Мороза, если триста лет подряд миллионы, (а в сумме – так и миллиарды), детей последовательно и ежегодно думали об одном и том же образе, причем – почти одинаково, по существующему художественному образу, то почему он не может МАТЕРИЛИЗОВАТЬСЯ? А о том, что слово и мысль могут иметь осязаемые формы, я лично несколько раз убеждался! Вот только подумаешь, скажем, о черте – а жена уже тут как тут! Только, например, ощутишь себя в покое, только решишь, что у тебя все, вроде бы, есть, но чего-то всё-таки не хватает, как тут же – дзинь-бринь – и на службу вызовут!
– Так, приехали! – иронично протянул доктор.
Андрей в это время уже разлил по стаканчикам принесенный мичманом южный напиток. Заметив это, Палыч предупредил: – Вы, ребята, осторожнее! Братан – он для себя гнал, на совесть, боится качество не дать, так что вместо сорока-то верных градусов 60–70 – гарантируется!
– За здоровье славного старшего мичмана Егоркина и его брата! – громогласно проревел здоровяк Курочкин. Все выпили. Из глаз Сергея потекли слезы.
– Что это было? – шипящим голосом выдавил из себя старший лейтенант. Крепкий напиток блокировал дыхание и ожег голосовые связки.
– Не боись, не иприт! Чача, напиток такой, выгнанный из перебродившего виноградного жмыха. Слабый виноградный спирт, короче! Ты запей, закуси вот… – Андрей заботливо подложил закуски в тарелку молодому офицеру.
– Слабый? – прошипел обожженными связками подводник. – Да на нем торпеды работать смогут запросто!
– А что? Надо попробовать!
– Ага, для книги рекордов Гиннеса – все из торпед домой шило тянут, а ты – из дома понесешь! Сколько народа от удивления в госпиталь попадет!
– Да, жалко будет – по вкусу и качеству виски рядом не валялись! Не взирая на цену! – вставил Коромыслин.
– Ага! Не ботфортом консоме хлебаем! Уже виски за эталон держим! Сноб, однако! – фыркнул подошедший на огонек старый друг Петрюк.
– Вот ты, Андрей, молодец, как настоящий тыловик взял на себя «процесс обеспечения процесса» – ехидно одобрил его Рюмин.
– А у меня просто совесть болит, на вас глядючи, Николай Григорьевич, как вы даже банку открываете, или рыбу режете – и то и другое – так прямо с риском для жизни окружающих! Никакой техники исполнения! И безопасности – тоже!
– У тебя совесть болеть не может! – наставительно воздел палец к небу (или гаражному потолку?) врач-ветеран, – У тех, кто прослужил больше 7 лет в структурах тыла, она атрофируется или удаляется непосредственными начальниками и ревизиями в ходе специфической службы как рудиментарный орган! Так что это у вас, батенька, в лучшем случае – фантомные боли, не обольщайся! А вот я, ежели кого и покалечу – так сам и заштопаю, или стерильно обработаю место после ампутации некоторых ваших органов! Особенно тем, кому, по возрасту, они нужны все меньше и меньше!
– Не трогай Андрея, он чистый технарь и к флоту самое прямое касательство имеет, особенно в наших кошмарно-романтических условиях! Пусть он себе отдыхает, – заступился Егоркин.
– Да, а вот некоторые продовольственники из их «фирмы» так трудятся, ну так уж трудятся, что даже работу на дом берут. Да еще в непосильных количествах!
Помнишь, Палыч, да и ты, Андрей, тоже должен бы помнить, как вот несколько лет назад из соседнего гаража цельный крытый «Урал» консервов вывезли, уже якобы съеденных честным народом?
Вот трудился человек, не покладая рук и ног, пока все это натаскал! А у них на складах так и заведено – кто собаку съел на учете продовольствия – тот только красной икрой и закусывает. Не «кабачковой» же, как на кораблях, конечно! А нашивки, между прочим, на рукава им дают, как знак количества лет нераскрытых преступлений! Да вот же, не оценили, суд ему что-то там «припаял»!
– Да-да, мне самому не попадались, но я тоже слышал, что в тылу иногда бывают порядочные люди, – с серьезной миной подковырнул Андрея ехидный Коромыслин.
– А пошел ты знаешь куда? – предложил офицер.
– От такой путевки не откажешься! – кивнул Коромыслин.
– Эх, если бы хороших и плохих людей только по профессиям, должностям или там – по национальностям, например, разделяли, так жить куда как проще было бы – примирительно заметил молодой подводник.
А тем временем Егоркин начал свой рассказ, как всегда, предварительно добившись тишины и внимания.
Как Палыч-сан встретил Деда Мороза в Обзорново
– Было это в Обзорново, куда я перевелся после Загрядья. Точно вам не скажу, но где-то в начале 90-х годов. Помню, тогда, 31 декабря, с утра налетел сильный ветер, волком выла пурга, снег засыпал все на свете. Заряд за зарядом ка-а-ак (тут он сказал, что делали эти самые заряды) по надстройкам кораблей и причалам. Те – аж ходуном ходят, аппарели скрипят, прямо-таки стонут, как застрявшие в трубе приведения, подскакивают на волнах и оторваться от берега грозят. Ветер в вантах и антеннах воет, как потерянные души в аду, прямо эолова арфа, блин! Видимость – метров двадцать для орлиного глаза. Волны снега закручивает штопором, бросает!
Снег в два счета залепил все иллюминаторы! Конечно, объявили по базе «ветер», всем – сидеть, корабельные офицеры и мичманы заскучали – Новый год – в опасности. Но к вечеру в небесной канцелярии смилостивились, за бортом все стало стихать, и нас все же отправили по домам, кроме смены обеспечения, разумеется.
Комбриг у нас был с понятием, без причины на кораблях не задерживал по праздникам и выходным. Но тогда и серьезных причин для этого действительно хватало! То КПУГ дежурный, то за супостатом по морям бегаем, то еще какое боевое дежурство – все строго было, да. Итак, мы не верим своему счастью, думаем – вот-вот все «взад» вернут. А что? Такое сколько раз бывало! Начальство – оно любит перестраховаться!
– Ну вот, начались мемуары! – проворчал Сергей. А Егоркин и ухом не повел.
– Слушаем тогда дальше! Пошли мы уже по домам, а «ветер два» отменили примерно в двадцать часов, пока то, пока се, пока грамм по двадцать выпили с офицерско-мичманским коллективом за проводы Старого и за встречу Нового года, потом еще на машине там от кораблей ехать минут десять. И, пока вышли на открытый простор в «деревне», глядь на часы – а уже двадцать один час. И даже с «копейками». У меня было еще два попутчика – наш «доктор» старший лейтенант Мишечкин Дима (знаю его, вставил Рюмин, он сейчас известный хирург в медакадемии) и баталер продовольственный, мой тезка, Саня Нетопырев. И вот, видим мы натурального Деда Мороза, уютно устроившегося в клумбе под деревом. Он завернулся в роскошную шубу с красной, как заря в мороз, подбивкой, расшитой золотыми узорами, шапку мохнатую с алым верхом на глаза надвинул, да и спал так, что усы и шикарная такая борода интенсивно шевелись в том месте, где должен был бы находиться рот. А поверх шубы уже лег снег, толщиной сантиметра два. Значит, давно тут «припухает»!
В докторе тут же проснулся профессиональный инстинкт: он пощупал пульс где-то на шее и расстегнул Деду шубу. И сразу сел на свою собственную задницу от удивления… Уверенно и плотно. Два раза подряд он грязно вспомнил чью-то маму, но не эмоционально, а как-то так, задумчиво, будто с кем-то советуясь.
– Дед Мороз холодный, как… в рефкамере! (а зачем рефкамере названный им не то – корнеплод, не то – нужный орган, он не сказал). Но – есть, и он сам интенсивно дышит! – заключил врач в конце концов.
– А ведь не должен! Кто видел дышащие свежезамороженные продукты? – спросил Мишечкин сам себя.
– Может, «Скорую» вызвать? – предложил Нетопырев: – я сбегаю!
Но врач пренебрежительно отмахнулся, открыл свой тощий дипломат и стал там рыться, бормоча себе под нос, искал что-то, подходящее к случаю. Но озвучивал он явно не цитаты из медучебников или там рецепты по-латыни. Врач-то он, конечно, врач, причем, очень даже не плохой, знающий, культурный и развивающийся. Но он еще и морской офицер, и тоже – не совсем так уж чтобы начинающий или безнадежный. Характер деятельности, да и еще окружение очень, сказываются, влияют сильно на лексикон и менталитет! Поэтому «швартовочным» словарным запасом доктор тоже вполне сносно владел без словаря.
То, что ему было нужно, он у себя все же не нашел, и несколько расстроился.
– Ну что, может быть, реаниматор включать?
Доктор согласно кивнул. И тогда я достал из нагрудного кармана шинели свою «северодвинскую» фляжку с водолазным «шилом», открутил крышечку и сунул Деду прямо в центр «харизмы», куда-то между бородой и усами. Док чуть приподнял ему голову, а я легонечко отвесил ему подзатыльник.
Верный прием, когда нужно что-то влить в человека, который без сознания, только чтоб не захлебнулся – дарю вам, молодежь, пригодится! – тут Палыч сделал щедрый жест и продолжал: – Наш сказочный персонаж глотнул, потом вздрогнул, засучил ногами, икнул и сел прямо в кучу искристого снега. Потом взял горсть снежинок и сунул их в рот. Закусил, значит! Ну наш это Дед, хоть ты стой, хоть падай! Ожил, как и положено! Все искренне обрадовались – тащить на плечах не надо! Мужик-то больно здоров!
– Ты откуда такой, отец? – насмешливо спросил его Нетопырев и продолжил: – Тебя же дети ждут, подымайся! Да и командование твое, поди, тоже – ждет – не дождется! Вот ужо за грехи на орехи отсыпет, от души и не глядя!
– Ох, сынки, хорошо, что вы меня разбудили, время-то – оно ведь даже меня не ждет!
– Ты, Дед, что, не совсем проспался или – как? – решительно поставил его на место Мишечкин, – «Сынки», блин, понимаешь! Тебе-то лет сколько? Был бы в возрасте да в звании, так кто бы тебя заставил в Новогодний-то вечер с таким мешком по гарнизону-то крейсировать? Не ошибусь, наверное, если скажу, что ты еще по первому-второму году служишь. Это замполиты наши именно таких всегда этой самой общественной нагрузкой грузят, да. Плавали, знаем! – заключил свою тираду доктор с громадной высоты своих целых трех с половиной лет офицерской службы.
– Лет-то мне? Да, почитай лет триста, а может – больше, не знаю! У нас года не считают. Не тот уровень! Нынче решил я и вас навестить в кои-то веки, а тут такое…
– Какое это такое? – подключился я к общему разговору и продолжил: – Если спаивание Дед Морозов – так это у нас каждый год, с 25 декабря по 13 января, регулярно! Как зовут-то тебя?
– Хотите – Дед Мороз, хотите – Мороз Иванович!
– Иванович?
– А как же! Я – русский волшебный дух Зимы, Рождества и Нового года! А уж сколько в мою честь всяких сказок да стихов создано да озвучено! – здорово вошедший в образ Дед уютно в нем освоился и никак не хотел выбираться оттуда в реальность…
– Не отошел от выпитого, бедолага! – дружно решили мы и продолжили «реанимационные» действия.
– А как же получилось, великий дух, что ты, вот так вот, «отдыхаешь» в сугробе, один-одинешенек? Тебе по штату разная свита положена! – язвил вредный Нетопырев.
Что рассказал «тот самый» Дед
– Нынче случилось так, – начал свой рассказ Дед Мороз, – что мы пролетали на санях в вашем районе, а тут вдруг, да не то – Санта-Клаус, не то – финский Йелопукки (во имечко-то, чухна придумала, сразу и не выговоришь!) на санях с оленьей тягой, но без опознавательных знаков и тормозов, тоже спешит в свою Лапландию. Да и попался, он нам поперек курса решил проскочить, а мой водитель Снеговик замечтался, и вот…
– Долетался, «Белый Орел»? – вставил я. Было тогда такое популярное импортное пойло, продвигаемое тупой телерекламой.
Но он упрямо продолжал, как по писаному: – Тому-то – хоть бы хны, габаритные огни справа только посыпались. Внизу народ заорал: – ракеты, ракеты! Конкурент и удрал, пока инспекторы не подскочили. У нас – хуже – правый полоз обломался! А «запаски» молодой Снеговик не взял. Молодой еще, беспечный, в ноябре-то только и слепили… Пришибу. Коли еще раз, гада! – взвился в сердцах Дед – Ну я, ужо, холки им намну, и – ему, и – завгару! А что он транспортное средство в такой ответственный рейс плохо подготовил! Уже раз в год поработать не хочет!
Эх, ежели бы у нас за это пришибали – Земля бы давно пустая стояла! – насмешливо ввернул я.
– Постой – постой! – оживился Мишечкин, – вот ведь этот самый Санта и прочие европейские ребята действительно летают по небу на оленях, а наш-то Дед на санях ездил по снегу на тройке белых коней в серебряных санках! У кого хочешь спроси! Вон смотрите, даже на ДОФе сейчас именно такой плакат висит! Ты что-то темнишь! – подловил Деда хитрый доктор.
– Так-то оно так, да дороги у вас больно основательно техникой разбиты, в городах – песок и соль – скольжения совсем нет, а в «камазовскую» колею на проселке на санях не влезешь! Тут полетишь, если опоздать не захочешь! Вот и влетели… Так что мы у вас и встали, они там вон, в леске, с санями возятся, а я сюда – чтобы время даром не терять! А то задача генеральная у нас какая – чтобы радости в Новый год в каждом доме прибыло, чтобы смех детский звенел! И чтобы никого, кто верит в Новогоднюю сказку, не обойти!
Мы поняли, что Дед Мороз шутит, и засмеялись А Нетопырев и говорит: – А если не верит?
Дед Мороз промолчал и удивленно поохал плечами. После паузы неуверенно вымолвил: – Тогда, наверное, тот дом разминется со счастьем и радостью! Не думал об этом!
– Ты, дед, заранее эту-то историю заготовил, что ли? – наступал Саня.
– Что вы за люди? – возмутился Мороз в свою очередь, – ну никто ничему не верит!
– Извини, дорогой, но в наше время даже в старшей группе детского сада верить в Деда Мороза со Снегурочкой уже считается неприличным, так сказать, признаком инфантильности и полным моветоном! – добавил с иронией Мишечкин. Затем оглядел честную компанию и продолжил:
– А мы из детсада, как ты мог заметить, уже подвыросли!
С учетом моего былого опыта я все же серьезно уточняю:
– Я так понимаю – чего же запаски не взял?
– Да место, понимаешь ли, для подарков приберег!
– Ну, ясно! Плохому танцору тоже всегда что-то на поворотах мешает!
Мы подняли Деда на ноги, но он чувствовал себя еще плоховато. Тогда мы решили идти ко мне и там закончить дело. Ибо до моего подъезда оставалось всего-то шагов двадцать-тридцать. Вокруг шли люди в своих предпраздничных хлопотах и на нас особого внимания не обращали, только поздравляли: – С наступающим!
Дед Мороз еще не до конца осознал, на каком он свете, и бросить его на радость комендатуре – так это просто не по-флотски!
Как Дед Мороз работал по специальности
Дед пошел почти ровно, а по пути довольно внятно рассказал вот что.
После высадки на пустующем по случаю предпраздничного вечера поселковом катке он встряхнул свой тяжелый мешок с новогодними подарками и, опираясь на могучий многофункциональный посох, двинулся в сторону домов, которые маняще светили своими окнами сквозь падающий снег.
И только вышел наш Дед Мороз на свет, тут к нему на полном форсажном ходу подлетает нарядная женщина и, улыбаясь, говорит:
– Вы от подводников? С ракетной дивизии? Не пятый ли дом ищете? А то мы заждались! Муж звонил, говорил, что задержится по «Ветру», но Дед Морозов мол, на «апельсине» уже в поселок отправили!
Ответы ее не очень интересовали, согласие или несогласие – тоже.
По всей видимости, часть обязанностей мужа по командованию подводным крейсером или даже целым соединением таких крейсеров, она тоже добровольно и привычно брала на себя, – ввернул опытный Егоркин.
– Не без того, – кивнул Рюмин, – надо же мужу помочь. Особенно в тех делах, которые ее вовсе не касаются!
– Какой у вас шикарный костюм! – с видом знатока прищурилась веселая женщина.
– Где вы брали? А то в прошлом году в детсадике договаривались, так там – одна видимость! А тут – шелк, и парча, а узор-то какой, вышитый золотой нитью, набивной, не нарисованный! А борода тоже дорогая – точно, из натурального волоса! – уверенно, со знанием дела заключила она.
Вот женщина! А мы-то, сирые умом, на эти детали – чистый ноль внимания! – отметил Палыч.
Они поднялись на второй этаж, открыли дверь квартиры и к ним навстречу выбежали детки – мальчик лет шести и девочка – лет четырех.
– «Здравствуй, Дедушка Мороз!» – отрепетированным хором закричали малыши. А мальчишка, смело глядя в глаза Морозу, потянулся к бороде – дернуть. Век холодных сердец! Но девчонка резво стукнула брата по руке, клятвенно пообещала зарядить ему в лоб, когда все взрослые разойдутся.
И безапелляционным тоном сказала, что она первая будет читать стихотворение. Брат не возражал. Выслушав стишок о добром Дед Морозе, растроганный Дед засунул руку в мешок и достал большую, нарядную куклу. Девочка взвизгнула от радости, вежливо присела, как учили, и сказала «спасибо». И еще раз посмотрела на новогоднего гостя горящими от неописуемого счастья зелеными глазенками (как у мамы отметил Дед) и помчалась в комнату показывать куклу кому-то еще. А гость внимательно выслушал доклад мальчишки насчет зеленой елочки, внимательно посмотрел на него, сунул руку в мешок и совершенно не глядя вытащил оттуда… новенькое спортивное кимоно, с белым, как снег поясом. Ничего кроме «Ой!» малыш вымолвить не смог, но мама его поняла – он больше всего в жизни мечтал об этом подарке за секунду до этого. – Настоящий! – прошептал малыш. – Ну, вот – теперь будешь как «Малыш Каратэ», а то всех уже замучил! – сказала мама. И она потащила Деда на кухню, где за накрытым столом сидели еще две женщины, подруги. Видимо, они временно скучали без мужей. Скучать по мужьям-морякам лучше вместе с подругами – это они прошли на практике…
– Вот, дедушка Мороз из нашей дивизии! – гордо отрекомендовала его подругам, с видом личной причастности к созданию образа Деда как такового. В ЕЁ дивизии все было лучшим – и подлодки, и мужики, и Дед Мороз…
– А подарки вам мой Виталий дал? А то они у меня в прихожей, под одеждой припрятаны, я и достать – то не успела. А ведь как угодил-то! Любит мой Оленьев детей, хоть и редко с ними видится, но все запросы и чаяния молодежи знает! – обращаясь к подругам, похвастала она.
– Ну, Дедушка, с наступающим вас Новым годом!
И Деду сунули в руку «непроливашку» богемского стекла с коньяком, грамм на 150, даже не спрашивая – пьет он или нет. А как же? Ведь – подводник! Праздник, однако! А эти два фактора вместе говорят уже сами за себя! Без слов… И попробовал бы он отказаться!
– Не можно нам, на работе мы, – всё же степенно отказался Дед. Тут все засмеялись, думали – шутка.
– Да вы бы хоть усы с бородой сняли-то на время, мы уже большие детки, и про Дед-Морозов все-все знаем, – сказала одна из женщин, черноволосая, с игривым, огненно-пронзительным взглядом. В Морозе шевельнулись давние сладкие воспоминания об одной прекрасной горной ведьме, и какие-то стреляющие электричеством мурашки пробежали по загривку. «И-э-х, были когда-то и мы рысаками!» – ностальгически прищурился и сказал про себя Дед. А вслух рек так:
– Чтобы вам, доченьки, в Новом годе удачу встретить да от себя не отпускать, за мужьями ходить да детей пестовать, а тебе, глазастая, придется сразу двух богатырей родить!
И с этими словами Дед выпил залпом армянского коньяка. А – ничего! Понравилось! Картинно занюхав выпитое (дорогой коньяк!!!) кусочком хлебушка, решительно отказался от закуски. Фасон держи, однако, мужик, али нет?!
Он распрощался, отвергнув все уговоры. Выходя из подъезда Дед Мороз подумал про себя: «Вот хвост распушил, павлин хренов!», осуждающе покачал головой и заспешил на улицу. Собирался, было, идти к елке, но какое там! Недалеко ушел!
В другой квартире все повторилось, отличаясь лишь в деталях. И оттуда он вышел, дойдя до соседнего дома. Определенного маршрута не было, он шел к площади, на которой стояла и сверкала всеми огнями, даже сквозь слабеющую метель, высокая красавица-елка.
И вот тут к нему подбежал мужичок в кремовой рубашке без погон, и попросил зайти к нему.
– Слушай, брат, выручай! Представляешь, из-за дурацкой простуды на садиковскую елку его сын не попал, а и костюм они с мамой заранее сшили, и стихи выучили. А вот в части снарядить кого-то с поздравлениями не получилось – костюм Морозовский годки-бормоты на ДМБовые альбомы пустили! Найдем – устроим им всем Варфоломеевский утренник! Вовек не забудут! Парень-то мой второй день обиженный ходит, празднику не рад! А я тебя, мужик, извини, не знаю как по званию, уж и так отблагодарю! – клятвенно пообещал мужичок.
– Простое мое звание – пояснил тот, – Дед Мороз!
– Тот самый? – уважительно спросил мужичок.
– Тот самый – согласился Дед, не понимая о чем речь.
Ну и как тут было не пойти?! И не из-за посулов, конечно, что они мне, а ради дитя больного! Пошел! Все прошло отлично, от слез умиления родителей и радости малыша, который искренне верил в волшебную новогоднюю сказку, Деда тоже пробила слеза! А малыш получил железную дорогу, с большим, весело свистящим на поворотах красным паровозом и ярко расписанными вагончиками. Вот чему родители изумились и обрадовались не меньше сынишки! Чуть позже на кухне (опять! Да что у них – это самое святое место? – удивился Дед), к нему наперебой приставали родители, сколько, мол, мы вам за это должны, (искали ведь по всем магазинам, в Мурманске даже, но найти не могли), а сами ему костюм и сапожки купили.
Дед только отмахивался рукавицей, но фужер отличной водки принял и даже снизошел до закуски – заел водку приличным куском отличного холодца, похвалив хозяйку. А хозяин, труженик тыла на бербазе подводников, незаметно напихал ему в мешок деликатесных консервов и какую-то бутылку.
– Запомните! – вещал Дед внемлющим довольным родителям, – всякие тряпки для ребенка – это вам дарят, или – вы сами себе, чтобы соседи завидовали! Но не ему! Дитю – ему игрушка потребна, пусть и практической цены у нее нет – но душу его маленькую греет! Не умеет он еще счастье количеством тряпок-то и их ценой мерить! Увы, но он еще этому сам обучится!
Раздобревший Дед Мороз распрощался, важно кивнул и, вскинув посох, пошел дальше. Пришлось, может быть, посетить и еще пару-другую квартир, но они как-то не запомнились ничем особым.
Он вышел на улицу, настроение у него было хорошее, он был или веселым, или очень навеселе, сам не мог точно определить. Да ладно, праздник! Вокруг все чаще стали появляться Деды Морозы со сказочной свитой, он смотрел на них, снисходительно улыбаясь, – дилетанты!
А тут, вдруг контрактник в расстегнутой яркой пуховой куртке ему навстречу, с бутылкой шампанского в руках, и уже – очень «подогретый изнутри».
Увидев одиноко бредущего Деда Мороза контрактник дурашливо заорал на всю улицу: «Ах, ты, Дедушка Мороз, борода из ваты! Ты подарки…». Дальше Дед Мороз знал. Ну, старая, ну заезженная до тошноты, ну глупость! Обычно он снисходительно сдерживался, ибо чего с дурака взять? Но сейчас, под воздействием «молотовского коктейля» из коньяка и водки, да плюс – шампанское в повышенной дозе, которое все внутри смешалось…
Этот самый коктейль сейчас вдруг рванул, как от детонатора, и он не выдержал. Гнев ударил Деду в голову, или куда там еще?
Он рявкнул: – А ну, изыди от меня на три версты! – и стукнул трижды посохом.
Контрактник открыл рот он изумления. Закрыл он его уже среди нежных сугробов и заснеженных деревьев. Стало жутко! Бедный контрактник, в одной легкой курточке на рубашке, очнулся на пустынной дороге, у столба с цифрой 7.
Сверху падал густой снег, не было видно ни черта. Верно, все эти местные черти уже тоже собрались под праздничными столами, ожидая свободного падения туда своих «клиентов».
Где-то далеко впереди чуть просвечивали огни поселка Еры – Губа. На душе стало страшно и как-то гадко. Между прочим – ему в первый раз в жизни, стало стыдно за собственную глупость и пошлость. Он искренне считал, что это должно веселить людей. А тут как бы услышал себя со стороны, плюнул с отвращением, и… заплакал, да не от страха, а оттого, что стало как-то обидно за себя. Он что-то понял и завыл о себе в голос:
– Вот деби-и-л! Тут он как-то понял, что Дед Мороз этот – совсем не из Дофа, а… Надо сказать, что понял он это самостоятельно. Что случалось редко, и при освоении более простейших проблем.
А Дед, словно прочитав его мысли, вдруг остыл: «И чего это я, собственно? Ну – дурак, ну – пошляк. Подумаешь! Да таких на каждом шагу! Так ведь этот пока молодой и небезнадежный?».
Да, добрым духам надо иногда тоже напоминать, что они – добрые. А то возьмут вон посох волшебный, из «лесной гущи, древней, всемогущей», да наперевес, и давай добро творить – да прямо по подвернувшимся дурным головам – чтобы далеко не ходить и мозг не напрягать! Пусть и не очень умным, не шибко воспитанным и образованным. И не только духам бы об этом помнить, но и всем, силой и властью облеченным!
И в это же самое время незадачливого контрактника подобрала машина, вывернувшаяся неизвестно откуда. А засветившийся в свете ее фар дорожный знак ехидно ухмыльнулся ему, как живой…
Когда же доставили к дому, он достал завалившийся с прошлого года колпак Санты, усы и бороду. Встряхнул колпак, расчесал шерстяную мочалку и пошел поздравлять свою компанию, благо было чем. А когда один из его друзей-товарищей, тоже затянул тоже самое про дедушку Мороза, он взбеленился, и рванулся к нему с самыми серьезными намерениями. На нем повисли сразу все девчонки. «Придурок!» – вырывался и кричал он: – Совсем уже ничего святого не осталось! Даже в этот праздник! Я вот сейчас все эти слова по одному, вот этой табуреткой-то, в тебя обратно позабиваю! Я тебе организую бледный вид и редкие зубы, как только дотянусь до тебя! – буянил защитник сказок. Сомневаюсь, однако, чтобы деду такие вот слова понравились! Не тянет это на доброе дело. Да уж как умел и понимал!
И так далее, и так далее…
«Придурок» побледнел и жалел, что не укусил себя за язык чуть-чуть раньше. Дотянуться, конечно, до его горла или отдельно скучающей табуретки не дали, но еле успокоили.
А вечер этот у них дальше пошел хорошо, как никогда. Весело, интересно, и почти все загаданные желания посбывались – мне как-то потом рассказывали, были в той компании и нашенские – сделав лирическое отступление, отвлекся Егоркин от хронологии рассказа.
– Кстати, – продолжал он, – когда точь-в-точь такой стишок прочли Деду при мне два полупьяных юноши, – я их просто рассовал головами в ближайшие сугробы кверху… этими самыми. У них хватило ума не вылезать оттуда сразу и не кидаться на меня с кулаками, так что воспитательный момент у меня все же был. Но куда мне до самого Деда Мороза-то? Они меня-то вполне обоснованно забоялись, как и должно, но вот что-то осознать…
Дальше было вот что: Деда облепила еще одна молодежная компания, сунули в руку стакан, налили до краев чего-то сладкого и крепкого, проорали: пей до дна, а то мешок отберем!
Он уже послушно выпил, поздравил с Новым годом и посмотрел им, убегающим в сторону ДОФа, вслед, вдруг почувствовал себя усталым да и рухнул под дерево. Так сказать, чуток отдохнуть. Как он уработался!
Где мы его потом и подобрали. Все, что рассказал нам Дед Мороз о своих приключениях, очень натурально, надо сказать!
– Эх, не легкая эта работа – поздравлять гарнизон с Новым годом! – перефразируя Чуковского, срифмовал свой вывод Нетопырев, издеваясь над Дедом.
– Да уж, мне тоже вот, бывалоча-то, досталось, – вспомнил Егоркин грехи молодости, не теряя нити рассказа, как бы походя, успокаивая и защищая Мороза – не один ты такой, да и совсем-совсем не первый!
Дед, тем временем, сказал, что в голове у него шарики передвигаются с ужасным грохотом и скрипом, и он не может сейчас вспомнить кое-какие волшебные формулы и вызвать Снеговика прямо к себе. Тому самому отмороженному Шумахеру, которому он точно сегодня же от всей души начистит морковку, или что у него там торчит вместо носа.
Но! Для этого надо сосредоточить свою мозговую энергию, а это никак в таком состоянии не получается.
– Да и развелось тут «иностранцев»! – проводил он насмешливым взглядом парня в характерном костюме Санта-Клауса, – Космополиты, тьфу! Срамота! Ну разве может у нас Новогодний или Рождественский дух ходить в такой короткой куртке или в сапожках? Фи-гу-шки! Он себе враз все подвески ниже пояса отморозит и будет кое-чем в штанах звенеть, почище колокольчиков на его оленях! А уши у него в таком колпаке и сами отвалятся! – мстительно предрек наш Дед.
– Да, а, ведь, еще Петр Первый в своем указе об объявлении Нового Года с 1 января 1700, глаголил: – «В этот день пьянства и мордобою не чинить, на то и других дней в году хватает!». А у вас всегда к указам положительно относятся! На любой хороший Указ высокой власти кладут: чиновники – так сукно с чернильным прибором, или там, допустим, пресс-папье, а народ тоже кладет, но чего попроще! Эх, что и говорить! – расстраивался и сокрушался Дед. Видно, совесть мучила. Бывает! Кто из нас не проходил через этот этап отрезвления?
Тем временем мы дружно поднялись ко мне. А дома, оказывается, – никого, жена, очевидно, вышла к соседям. Детки-то наши, понятное дело, по институтам в столицах, и Новый год там встречать, конечно, веселее! А нам Деда надо было срочно реанимировать – глянь, до Нового года, целых полтора часа!
Для полного и безвредного восстановления я решил использовать горячий хаш – испытанное радикальное средство. Кавказцы раньше славян с вином, а, следовательно, и с похмельем познакомились! Но и гнать его прочь тоже раньше научились. Я не знал вот как-то на Деде это скажется? Я, почему-то на самом деле поверил в его морозно-снеговую сущность! А вдруг растает и превратится в какую-то жалкую грязную лужу?
Но ему самому – видней! Быстро расплавил на плите тарелку холодца и заставил его все это съесть! Да еще перца бахнул, не пожалел!
Не совсем, конечно, «хаш», но если глянуть принципиально, то – сойдет! Кто захочет попробовать, – сделайте лучше по настоящему рецепту, в любой «Кулинарии» возьмите, а то вкус испортите!
В сей момент Рюмин встрял в рассказ Егоркина, вторгнувшегося в его сферу лечения, и авторитетно заявил: – Темнота пещерная! Надо было ему, этому самому Деду дать две таблетки пирацетама, и уже через 15 минут он бы у вас решал в голове уравнения третьей степени! Сколько раз проверял на своем командире лодки еще в молодости!
– За что я вас люблю, врачей, так это за то, что вы диагнозы ставите, и лечения назначаете вовремя! По результатам вскрытия, как правило!
– зло парировал Александр Павлович. – Ну, слушайте дальше.
Дед поел хаша, и ничего с ним не случилось, похвалил только. Да и заметно стало по нему – на пользу пошло, зарозовел, потом покрылся, или там – конденсатом, уж не знаю. Кто не знает – первый признак избавления от похмелья!
Вдруг открывается дверь, и входит моя супруга, правда, еще не в боевой раскраске, но вся в кулинарном полете. Смотрит – нас четверо… и трезвые! Подозрительно оглядев компанию, она со всеми поздоровалась, а я тут вспомнил, что Новогодний подарок для нее остался на корабле, запертый в боевом посту, в сейфе!
Я весь похолодел, как наш Дед, а на лбу даже почувствовал иней! Полный капут! Так я еще никогда не обделывался, н-да-а! Ведь хотел же из старшинской кают-компании вернуться в каюту, но кто-то отвлек! Я мысленно застонал и стал прокручивать варианты выхода из этого положения – но в результате получался только второй вход в эту самую… и в прочие мрачные отнорки.
А этот самый Дед вдруг говорит: – Мир тебе, добрая женщина, да будет в Новом году твой дом счастьем полон, да любовью отмечен. А от зависти людской оберег тебе такой! – лезет в мешок и достает… серебряное украшение в старорусском стиле, как мы когда-то в музее видели. Моя ненаглядная сразу дар речи потеряла и к зеркалу прямо запорхала, чистый мотылек-бомбардировщик! Да скорей примерять эту красоту! Чмокнула меня в щеку, к вечеру уже колючую от щетины, и говорит нежным голосом:
– Спасибо, родной! И подарок нашел, сразу видно – авторская работа хорошего мастера, не «ширпотреб» турецкий! Мне такой наборчик уже года два снится. И Деда Мороза даже привел!
Надо сказать, в этом деле она неплохо разбиралась, правда, загадка – где так нахваталась?
А потом и говорит: – А кто Дед Мороз? Я весь ваш экипаж знаю, но вот узнать не могу!
– От подводников он, – отвечаю, выбор-то в нашей деревне невелик – или от нас, или – от подводников. Бывает из ДОФа, но это редко. От этих очагов культуры – чаще шла только одна копоть! Сами себя и обогревают! Впрочем, честно сказать, от начальника ДОФа зависит и еще от начпо, который должен знать, когда и как того пнуть!
– У нашего только на детей-то времени с трудом хватит! А что еще сказать – и не знаю. Стыдно мне стало как-то. Моей выдумки с трудом на флакон духов хватило. Хотя мог бы и до серебра додуматься самостоятельно, при некотором напряжении мысли. Особенно, если от фуражки извилины освободить…
Я договорить еще не успеваю, а она нас в зал тащит! Знай наших – а то – кухня, кухня! В зале же – стол, а на том столе – лукуллов пир (на восемь персон) накрыт. Так, на всякий случай. Ну и весь новогодний антураж там – елка, гирлянды, блестки, свечи, апельсины в вазе.
Но вот тут Дед пищи отведал, а рюмку – наотрез отказался. – Вот!
– он удовлетворенно сказал, столу семейному место самое в светлице! А то еще Шарль Перро, знавал его когда-то, великий сказочник, писал: «мачеха настолько ненавидела Золушку, что даже кормила ее на КУХНЕ» А у вас, куда не войди…
– Дык это, – Нетопырев икнул – менталитет и условия жизни поменялись, вот!
– Не к лучшему! – резюмировал Дед.
А мы выпили, и честь хозяйкиным трудам отдали, да. Нетопырев, так тот сразу домой заторопился, а мы с Мишечкиным пошли Деда провожать. Дед спросил у Нетопырева, что он хочет от него под елочкой, а тот дурашливо ответил, что хорошей водки. Так он в деда и не поверил…
А ведь такой у него шанс был, может быть, разъединственный шанс – да махнул на водку!
У дверей мы распрощались с Сашей, а сами двинулись к городской елке.
Доктор сказал, что жена у него в Питере доучивается, они уже созванивались и поздравлялись, а в компанию к своему однокашнику по академии он всегда успеет. И вот что еще удивительно: – Светлана моя меня, да в новогодний вечер, да без конвоя из двери выпустила! Чу-де-ca!
Вышли мы, бредем значит, между домов, к самой большой поселковой елке у ДОФА, а тут наш комбриг у своего подъезда стоит, а нас увидел и кричит: – Сюда, мужики! Я уже тут околел весь, вас дожидаючись! Подходим, а он сходу забрал полные паруса и говорит Деду:
– Штурман! Где тебя носит! Моя жена специально для вашего корабля в детсаду костюм выпросила, чтобы и моего Мишку не забыли! А вы где-то тащитесь! Вот в отпуске ваш зам, и все у вас нюх совсем потеряли! Я же сказал – дед-морозовскую компанию всю отправить на «Камазе» в поселок сразу после ужина! Как сам не проконтролируешь – так у вас анархия в браке с демократией! Могли бы и с меня начать – и не потому что я – комбриг, а хотя бы потому, что мой дом – рядом с остановкой.
Это – лишь выжимки из его пламенной речи, остальное печати и переводу не поддается! Моряк – отменный, мужик – правильный, но по этому делу – мастер – виртуоз. Короче, как говорят: берегите, девки уши, моряку – бальзам послушать! Да и как без этого?
А тут наш Дед Мороз вздохнул и сказал:
– Ну, пошли! – и пошел себе размашистым шагом, помахивая посохом.
А мы у подъезда остались – нас никто не приглашал, понятно, мы в свиту волшебника не подходили и в Новогодний антураж не вписывались.
Дед Мороз скоро вышел, за ним вышел комбриг в небрежно наброшенной на плечи дубленке.
– Дед Мороз – молодец! А организаторы – гады! – громко резюмировал капитан первого ранга и четко обрисовал полюса мира. На точные оценки он был мастак. Сказал, конечное дело, он не совсем, чтобы так, но…
А Деда отметил: – Все было здорово, молодец! Но опять с подарками напутали! Я ведь, кажется, советовал вам – скотчем бумажку с именем и адресом приклеить к подарку, а перед самым вручением – раз – и оторвать. А то мой так в эту чужую пожарную машину вцепился, что уже без слез не оторвать… – усмехнулся офицер. – Ты узнай, пожалуйста, чья она, а мою гоночною с радиоуправлением взамен отдашь, потом мы сами разберемся с папашей, не проблема! С наступающим Новым годом, мужики! Отдыхайте! Но – в пределах личной нормы и отпущенного времени! – напутствовал он нас.
А я про себя подумал – этот Дед работает без организаторов, но вот ошибок не делает, это точно!
Непонятно почему, но мы пошли с Дедом Морозом дальше. Из крайнего освещенного люстрой окна первого этажа на нас глядели улыбающиеся лица старика и старушки.
Новый Год пусть входит в дом. Пусть он светится добром! Пусть счастливый свой вы век Вместе проживете Сядут с вами за столом все, кого вы ждете! —примерно как-то так, (не совсем складно может, я не запомнил?) сказал Дед Мороз и ударил посохом оземь. Мишечкин пожал плечами, а я подумал, что мы Деда все же не долечили, и шарики у него, может, уже и без грохота, но вращаются не в ту сторону.
Проходя мимо заснеженных деревьев, наш спутник что-то углядел в снежной кутерьме и грозно крикнул:
– А ну мигом все сюда, не то ждет сейчас беда!
Тут раздался шум, поднялась было снежная пыль и мигом двинулась в сторону от нас, но после еще одного грозного оклика повернула к нам, превратившись вначале в три вихревых столбика, а потом в полупрозрачные сказочные фигуры.
– Ага! – победно загрохотал басом Мороз Иванович, как торжествующий старпом, на которого напоролись в городе самоходчики с родного корабля.
– Стоит мне только отлучиться, как вы немедленно – пошалить, гадости поделать? И опять – те же: Леший да Кикимора, да Путаник? Тут Водка и без вас сама справится! Бедокуры! На кварки распылю, поганцы! Сгиньте сей момент, а завтра – ко мне, со своим старши́м! Ужо по душам-то побеседую!
– Шеф, шеф, поняли мы, нас уже тута и нету! Просто морок пьяный видится! – откуда-то донеслись испуганные, проникновенно-раскаявшиеся голоса.
Перепуганная нечисть бросилась наутек, в точь-в-точь, как нашкодившие и прихваченные за… некоторые чувствительные места разгильдяистые матросы.
– Говорил ведь, не фига в город соваться! А все ты: – Дед уже проехал, Дед уже проехал! Вот завтра он проедет – по нашим ребрам! Все ты, провокатор! Погуляли, блин! – донеслось уже издалека.
А вот мне всю дорогу не давала покою завистливая мысль – откуда у Деда Мороза неиссякаемый запас самых нужных в каждом конкретном случае подарков. Когда я его спросил об этом, Дед смутился и промямлил что-то о каком-то там молекулярно-полевом синтезе на основе высоких эмоций. А потом вздохнул и сказал, что когда-то ему это объясняли, но он ничего не понял, переспросить постеснялся, а теперь уже и забыл, а спрашивать еще раз – как-то стыдно бывает.
– Знакомое дело! – мысленно согласился я.
Меж тем мы вышли к главной поселковой елке. И вдруг, как по заказу, над ней очистилось небо, заблестели ясные и такие близкие звезды. А из этой полыньи в небе к нам спускались роскошные сани, запряженные здоровенными, белыми-белыми конями.
Ими совершенно свободно правил живой Снеговик, а рядом с ним была тоненькая девушка. Такая хрупкая. Такой сказочной красоты – что ты! Дух захватывает!
– Снегурочка! – хором сказали мы с Мишечкиным.
– Вот и починились, Дед Мороз, твои сани! – сам не веря тому, что вижу, пробормотал я.
– Ох, и задаст она мне сейчас! – забеспокоился Дед.
– А что, она тоже скандалит? – хором опять, искренне удивились мы с Мишечкиным: – Персонаж-то она – добрый, сказочный!
– Скандалит? Она? Ха! – презрительно фыркнул Дед, – да слыхали бы вы… Она мне… – и тут он, видимо, сам себя за язык прикусил, чтобы не проболтаться сгоряча.
– Дык, как это? Сказочный ж? – протестовал я.
– Да, сказочный, сказочный! Сказки, между прочим, и страшные бывают! А насчет «добрый», так это – для кого как! А как ты думаешь, сынок, откуда берутся всякие Бабки-Ёжки? А, никогда не задумывался? Так подумай!
Они же берутся откуда-то в тех же сказках? Вот именно! А из какого исходника? Допер, наконец! Из Снегурочек… значится, на пенсии! Ездят они, года на два-три хватает, на людей насмотрятся, веру в них теряют, от пьяных мужиков – так вообще тошнит, да! Вот и списываем, по профнепригодности на досрочную пенсию – как балерину какую! А в лесную чащу они сами от вас просятся! Людей – их любить надо, не все они потерянные! А экс-снегурки всё мстить норовят за обманные романы, счетец у них! Но – тише, это – страшный производственный секрет! – доверительно склонился ко мне Дед Мороз.
Снегурочка тут же подтвердила, нимало не стесняясь нашим присутствием: – Где тебя носит, Дед Мороз? Опять – за старое? Компанию подходящую нашел? Садись скорей, время уже поджимает! Дома получишь сразу за все!
Дед ловко влез в сани. Сани сразу же пошли на старт. Откуда-то сверху донеслось: «С Новым годом! С новым счастьем! Все будет хорошо!».
Как-то грустно стало. Я-то все-таки поверил раньше – но признаться боялся. А теперь… А Мишечкин вообще остолбенел. Наконец, он задумчиво сказал: – Я уже очень, очень большой мальчик, но, наверное, попросить у Деда Мороза все же кое-чего бы смог!
Мы увидели нашего комбрига уже одетого в полную форму и готовящегося, видно, ехать в Противосолнечную поздравлять экипажи с Новым годом, и нетерпеливо поглядывающего на часы, то и дело поддергивая рукав шинели.
В этот самый момент к дому лихо подкатила престарелая комбриговская «Уазка», а из нее высыпался оповеститель с «Быстрого» и радостно кинулся к доктору.
– А вам жена звонила, старпом вам записку со мной срочно послал! – завопил он на полпосёлка.
Комбриг заинтересованно обернулся, ожидая объяснений. Доктор сказал, что жена его, оказывается, уже на Обзорновском КПП, но ее не пускают без пропуска, и надо что-то делать!
– Сюрприз озорной хотела мне сделать – мрачно молвил доктор, – Проскочить ко мне незаметно рассчитывала – а про наши порядки – ни сном, ни духом!
– Ага! За час до Нового года! Сюрприз ей удался! Головная боль у тебя уже есть! – констатировал я.
Комбриг решительно бросил окурок сигареты в урну. Попадание! Офицер удовлетворенно кивнул.
– Седлай, Алиев! – скомандовал капитан первого ранга своему шоферу: и недовольно спросил:
– Чего стоим? Доктор, садись, едем за твоей женой! Новый год тебе есть где встречать? Как там у нас со временем? – он глянул на часы и сам себя успокоил: – Успеем!
Комбриг всегда решал проблемы в комплексе – по мере поступления и на перспективу.
– Да везите их ко мне, товарищ комбриг! – решительно встрял я.
– моя Светлана и без предварительного оповещения, с сокращенной подготовкой целое отделение накормит, а уж в праздник… Да и у доктора дома – колотун, сами знаете, чтоб этому ОМИСу ни дна и ни покрышки и длинный кактус всем им в самый дейдвуд!
Комбриг согласно кивнул и мысленно присоединился к этим пожеланиям, вместе с остальными пятью тысячами жителей гарнизончика.
– Я бы вон попросил бы у Деда Мороза большой и шикарный триппер для начальника обзорновского ОМИСА, да как-то забыл! До сих пор – жалею!
– Повезло, ой, как повезло этому начальнику, что вы забыли сказать это при том Деде Морозе! – сказал я и переглянулся с Мишечкиным. Тот откровенно заржал.
– Чего это вы? – удивился капитан 1 ранга.
– Да так, вспомнилось! – хором отбрехались мы. А я и говорю:
– А у нас дома – целая теплая комната свободна, по причине отъезда детей на вольные хлеба! – настаивал я.
– Так это, товарищ комбриг, ее без пропуска не пропустят! – слабо возражал Мишечкин.
– Д-а-а-а? – иронически протянул комбриг, – ну, вот на это мы сейчас дружно посмотрим!
Я бы тоже хотел на это посмотреть! То есть, на того дежурного по КПП, который восстанет против нашего комбрига. Ибо если комбриг считал себя правым, то у него на дороге лучше было бы не стоять. Даже тяжелым танкам! Я с ним как-то давно был в Северной Африке, так марокканцы друг друга взасос от счастья целовали, когда наша «боевая» кончилась и он от их побережья домой со своим кораблем ушел!
В этот момент капитан 1 ранга развернул записку от замкомбрига, которую ему вручил рассыльный, и прочел вслух: – Штурмана с «Прыткого» взял в плен патруль, он был одет Дедом Морозом, но в состоянии полной потери ориентации и слабом ощущении того, на каком таком он свете находится. Хорошо еще, что нигде не упал и не замерз! Рыжий Ганс с утра дал мудрую команду: Дедов в комендатуру не свозить, развозить по домам или кораблям, а все возможные разборки оставить на потом!
Он велел считать такое неудифферентованное состояние Дедов Морозов «профессиональным травматизмом при выполнении служебного задания или общественных нагрузок». Так что с подарками детям придется разбираться позднее. Да, чтоб вы знали – Рыжим Гансом за внешний вид и драконовские повадки у нас звали начальника гарнизона, адмирала-подводника.
– Стоп, стоп, стоп! – проговорил комбриг, явно теряя ощущение контроля обстановки, – Егоркин, ты что ни будь понимаешь? А это кто с вами был? Где вы его взяли?
– Он был настоящий!
– Да, – согласился комбриг, – Дед Мороз был классный! Наверное, из ДОФа! Только, вот где он такую дорогую пожарную машину взял? Фонды, может, какие? Да и откуда, ДОФ – еще беднее нас, чисто, как бомж вокзальный!
– Да и слабо ДОФовскому-то Морозику, мы видели, как он работает, подумаешь, профессионал, талант маринованный! – презрительно вставил доктор, а я согласно кивал. Разъяснять истинную ситуацию комбригу было бы бесполезно и небезопасно.
Комбриг с Мишечкиным влезли в машину, за ними нехотя полез и оповеститель, явно рассчитывавший остаться на какое-то время в предпраздничном поселке. Но делать это на виду у Самого!?
«Русский джип» сорвался с места, лихо разворачиваясь.
– Егоркин, жди гостей! – крикнул мне из машины комбриг, и она скрылась в пелене легкой метели.
Меж тем ветер совсем стих, и крупный, пушистый новогодний снег тихо падал и ложился на крыши домов, улицы, на прохожих, которые весело шли в разные стороны. С сумками, пакетами народ двигался по гостям, вовсю поспешая к столам и компаниям.
Проходя мимо окна стариков, я увидел, как у них на кухне появились их дети, уже среднего возраста.
– А мы вот решили с вами Новый год встретить, – говорила красивая женщина, выкладывая на стол свертки и кастрюльки. А у нас пусть молодежь себе бесится! Их время!
– Мы свое-то уже отбесились! – вторил ей басом лысоватый крупный мужчина, а праздник это добрый, семейный! Нас буквально, что толкнуло – давай, говорю, в кои-то веки вместе с родителями встретим – на радость нашим балбесам – квартира-то на всю ночь в их распоряжении.
– Как бы чего не сотворили, – забеспокоилась старушка.
Я поднялся домой, а жена уже не чаяла увидеть меня трезвым, чему и громко удивилась. Я даже обиделся. Вот такой он, настоящий дед Мороз! – закончил свой рассказ Егоркин.
Так слушайте еще – Сашка Нетопырев обнаружил у себя в дипломате на следующий день большую бутылку настоящей «Кристалловской» и серебряную флягу «Гданьской» водки, и не мог вспомнить, откуда она взялась. Набрался, паразит, и всю память отшибло! Алкогольная амнезия, как доктор Рюмин про себя говорит! Но я-то помню его пожелания, даже по сию пору!
– Самокритика мне не чужда – ввернул Рюмин, так и тебя чаша сия тоже не обходила!
– А у кого не было – пусть бросит в меня закуску! Но этот недоумок нам так и не поверил! Деду Морозу – тоже! И дальше бутылки его мечты и не простирались!
– Д-а-а, – протянул Рюмин, – Бывает!
Андрей снарядил уже рюмки к новому «залпу». – А ты, Палыч-сан, что загадал!
– Загадал и получил, но это – личное, вам знать не обязательно! И все было у меня нормально! Сбылось!
– А ведь мог бы…
– Мог бы – перебил его Егоркин. Даже мир во всем мире, как эти свиристелки пустоголовые на конкурсах красоты, да… Но вот получил кое-что нужнее и в рамках мощности Деда Мороза.
– Ну, народ, с наступающим! Это наш национальный типовой тост, который можно провозглашать дней двести в году!
«Народ» степенно выпил и плотно закусил. Пока Егоркин рассказывал, компания молча слушала и даже не жевала. Ну, почти!
А тут разом почувствовали жажду и голод. А Сергей сказал:
– Вот, оказывается, и не только в детстве можно ждать от Нового года чего-то особенного.
– Ты-то от детства еще недалеко ушел! – сварливо буркнул Рюмин, и добавил: – а к нашему возрасту понимаешь, что не надо ждать, что тебе дадут, а если попробовать что-то давать, какую-то радость тем, кто вокруг тебя? Если подумать, то можно и угадать, как твой Дед Мороз, Александр Павлович, самую сокровенную мечту, или новогоднее желание у близкого человека! А то вот все ждем, что вот с мешком к нам придут… за подарками, наши дети и родственники!
– Вот это – реальность, а насчет, чтобы нам кто что принес, – так то фантастика! – кивнул Петрюк.
– А вот у казахов, мне рассказывали, есть поверье – если к тебе в Новый Год (у тюрков это – день весеннего равноденствия) никто из гостей не зайдет – значит, живешь ты как-то не так, и, наверное, как-то зря, на этом нашем шарике!
– Мудрый народ! – одобрил Егоркин.
– А если все сидят и ждут по своим домам и юртам, то кто же тогда приходит в гости? Тут утвержденный график нужен! – ввернул рассудительный Рюмин.
– Правда, правда! Нужен график и план! – промычал набитым ртом Андрей.
– Ты – провокатор! Но, поскольку никто из них от депрессии не умирал, то этот вопрос они как-то решили!
– Удивительная история, Палыч! – сказал Андрей, – И вот, хотите – смейтесь, хотите – нет, готов поверить! Все-таки, особый праздник, хоть и сколько раз был он уже, а все же, где-то глубоко, ждешь чего-то, нового, необычного!
– Одно слово – Новый год!
– Везет вам, дядя Саша! – завистливо сказал Сергей Васин, – я вот тут знаю, где Дед Морозовский инвентарь достать, да и мысли кое-какие появились, – уже загорелся он какой-то идеей, «А если удастся – то появится новый рассказ о НАСТОЯЩЕМ деде Морозе!» И вообще – столько у вас воспоминаний о службе, о флоте!
– А вот при вашем поколении одни воспоминания останутся… от флота! – издевался Коромыслин.
– Ну, вот, совсем весело пошутил!
– Только на флоте могут случаться такие истории! Ну и только на Северном флоте смогут затащить с улицы и вовлечь в свой коллектив даже Деда Мороза! Это им не Москва, куда его под конвоем милиции возят из Устюга, сам видел! Он там и шелохнуться боится! А у нас..
– Слушай, а чего бы ему сейчас, к нам прямо в гараж не завернуть!
– Ну, это перебор! Да и елки в гараже нет…
– Обижаешь! Вон она, маленькая, на книжной полке стоит!
Там действительно стояла двадцатисантиметровая елочка с золотистыми украшениями. Старая гирлянда обвивалась вокруг развешанных на стене инструментов.
Так, подшучивая, они прервали застолье, и взялись за предпраздничную приборку своих гаражей, а потом засобирались домой.
– Доктор, давай хороший крайний тост «на стремя»! – попросил Александр Павлович. Пошептав что-то себе в усы, Николай Григорьевич поднял свой стаканчик и начал:
Пусть в море обойдут вас штормы, Минуют на земле метели! Пусть дарит жизнь любовь и дружбу!А тут Васин немедленно вставил свое:
А если женщину раздели Пусть вас не вызовут на службу!– Да, – крякнул Курочкин, – это у Васина – крик души! К большому сожалению, для остальных это уже не актуально! За изъятием, быть может, еще и Андрея!
Пожелали друг другу всего хорошего в наступающем году, выпили «на стремя» – по предложению казака Егоркина, а не «на посошок», как это водится. Чем больше Егоркин выпивал, тем больше его тянуло к казачеству. А тут еще родная чача…
Предстояли хлопоты в ожидании праздника. И все-таки, все ожидали от наступающего праздника чего-то такого… Особого. А вдруг?
Егоркин и «Хэллоуин по-кубански»
Как-то раз, где-то уже в 90-х годах, выпал мне отпуск на осень, – рассказывал Егоркин, – А я и не расстроился! Летом-то, кстати, и у нас на Севере, очень не плохо, да! Да и на жарком юге мне уже «Тяжек воздух нам земли» – говаривал один персонаж Пушкина.
Но на родной Кубани осень – так и вообще – шик и блеск! Овощные базары там в это время полны! И арбузы, и виноград, и даже хурма! А сколько там автобочек с живой рыбой из зарыбленных разной серебристой живностью прудов! Эй, радуйся, душа!
Она, душа, все же, где-то около желудка и вкусовых рецепторов, чтобы там не говорили! Верьте мне – давно живу!
А что? Даже классики пишут: «после вкусного обеда… главный герой… находился в благодушном настроении». Во! Душа благая! Въезжаете?!
Да и торговали тогда по-божески, а не как сейчас, будто в крайний раз в голодный год, если по ценам судить, никакие инородцы казакам цены на их продукцию на станичных базарах, да на городских ярмарках и рынках диктовать не смел.
Хочу я посмотреть на тех героев, которые бы тогда хотя бы попробовали! Вы тоже? Вот то-то!
Тогда еще все совесть имели во вполне приемлемых пределах! А жадность – она от Гордыни да с Запада – прямыми поставками. Насмотрелся я – было время! Хотя, если уж честно, пусть и не совесть, тогда здравый ум это самое хапужничество тормозил. Потому, что покупателя раз и навсегда потеряешь. А где другого взять? То-то и оно! А где нам его, здравый-то взять? Ага!
– Подался Егоркин в философию! – понимающе кивнул доктор Рюмин.
– В это же самое время – отмахнулся нетерпеливо Палыч-сан от Рюмина и продолжал: – в октябре – ноябре, начинают уже птицу бить, вино молодое подходит. Это все знают, у нас даже праздники в его честь есть, вроде французского «божоле».
А чача, такой виноградный самогон, из свежего виноградного жмыха и домашний самогон же из молодой, еще наполненной жизненными соками, пшеницы втихую, безо всяких фанфар и реляций, гонится в достойных количествах. И никто этот декалитраж никогда не сочтет, он статистике не подвержен!
Тут Егоркин облизнулся. Заметив это, Рюмин громко резюмировал:
– Ага, видали! Палыч-сан сглотнул слюну, когда стакан чачи представил! Скрытый, то есть – латентный алкоголик! – удовлетворенно сказал доктор, будто сам лично сделал Палыча алкоголиком. От избытка чувств он даже зажмурился, как довольный кот.
– Ах ты, Пилюлькин, клизматрон несчастный! Обрадовался, садюга!!
– возмутился до самых печенок старый мичман, – это у меня от избытка слов в горле и во рту пересохло! – зарычал Палыч-сан, налил себе стакан живого Кольского пива и осушил его в два глотка.
Народ показал доктору «желтую карточку».
Воспитанный деликатный Бардин ненавязчиво намекнул, что, вообще-то, за такие провокации в приличном интеллигентном обществе ненавязчиво бьют некоторых шибко заумствующих. Егоркин согласно кивнул и продолжил: – Народ в станицах ходит веселый, удовлетворенный после сбора богатого урожая щедрой кубанской земли.
Свадьбы, опять же, играют, да еще какие, праздники семейные и церковные справляют станичники, да как песни поют… – припомнил Егоркин, и на глаза навернулась непрошеная сентиментальная слеза.
– Расчувствовался, блин! Старею! – пояснил он, – Эх, люблю Кубань, и если бы не Север да не флот, разве бы я с ней смог разлучиться? Давно бы уже вернулся бы, да уезжать от нас – как резать по живому. Тут все – и юность, и молодость, и – друзья. Да и дорогие сердцу могилы уже есть на нашей земле, тут, неподалеку.
Вот жена говорит – консервативный я, боюсь, мол, свою жизнь изменить. А чего спешить хорошее-то менять? Я ничего в этом плохого не вижу!
Народ его мысленно поддержал, согласно кивая. У каждого были свои резоны.
– Ну вот, слушайте! – продолжал Александр – приехал я тогда в свою станицу, в родительский дом, отдохнул, а потом прошелся по знакомым с детства улицам. Строго говоря, нет уже тех улиц, старенькие родовые казачьи дома-куреня с щитами-ставнями на окнах, обращенные во двор. Была такая особенность – строились-то они тогда, когда набеги абреков были не в редкость! Сакли-дома кавказцев тоже так строились – казаки непременно хаживали с ответными визитами, и не совсем, чтобы с дружественными. Такие законы были! Дикие времена. Только силу и уважали! Да еще – справедливость!
Теперь эти исконные дома заменили добротные высокие домищи-замки, поприбавилось разных новых людей, беженцев из всяких горячих и нагревающихся точек. Даже в станицах кавказцев стало больше, чем потомков казаков, да и вообще – славян. Хоть, конечно, кто же скажет, каких только кровей в казаках-то нет? Даже одежда у нас была, кстати, не так уж и давно, как у горцев местных, как наиболее подходящая к местным условиям.
Прямо посреди улицы повстречал двух своих былых одноклассников, да еще с одним из них вместе и на службу призывались, и в морпехе, здесь, рядом, в Сателлите срочную служили. Обнялись, по плечам и спинам так настучали друг другу от радости, что синяки, наверное, были.
Короче, этот Михаил, а по школьному прозвищу Михей, пригласил нас отметить встречу у него во дворе. Да еще, подумав, обещал пригласить, по такому случаю, еще кое-кого из нашей «старой гвардии».
– Только ничего не покупай! – строго предупредил меня здоровенный Михей, – все уже есть, а чего не хватит – найдем, даже не выходя за забор! – похвастался он, походя, своими достатками. Казацюра! Это в крови у наших!
Мишка на бегу махнул мне рукой, сел на свою потрепанную «Ниву», газанул с места и упылил по улице по своим важным делам.
В назначенное время я входил в дом, известный мне еще с далеких, сладкой памяти, школьных лет. Меня уже ждали – в дальнем углу двора тянулся в небо веселый светло-синий дымок, по-залихватски потрескивая углями и выстреливая искрами.
У солидного мангала из толстой прокопченной нержавейки, сидел и колдовал над ведром с замаринованным мясом мой друг детства Сашка, по прозвищу Интеллигент (за любовь к чтению), а ныне – инженер-механик хозяйства. Он умело нанизывал на шампуры крупные, сочные куски бастурмы, окружая их ломтями помидоров и «синеньких», так у нас баклажаны зовут. Вокруг остро пахло луком, чесноком, какой-то зеленью, и нашими особыми специями. Он что-то напевал себе под нос из местного репертуара.
Были еще два старых друга детства, с ними мы когда-то входили в сборную по борьбе. Все они нашли себя на родной земле! Кроме меня.
Эх, недаром, видно, меня маманя попрекала: «Кровь цыганская!», намекая на одну действующую легенду отцовского рода. Тяга к перемене мест была с юности! А ремесло военного моряка подходило для этого как нельзя лучше!
Друзья неподдельно обрадовались моему появлению – хитрый Михей держал мой приезд в секрете. Сюрпризы делать он любил! Это у него ни отнять, ни прибавить!
От радости встречи в глотках заметно пересохло, и мы с удовольствием выпили отличного свежего пива, причем, местного колхозного производства.
Проныра-председатель где-то нашел, по дешевке аппаратуру для крошечного пивного заводика, народных умельцев. Так варили пиво для себя, да и все ингредиенты – тоже все свои первого класса!
Мои мурманские рыбные вялено-копченые гостинцы оказались куда как кстати. Хотя уж Кубань с ее Черным и Азовским морями уж никак недостатком рыбы не обижена, что ты!
И я тоже получил свою долю восхищения и благодарности! И вот тут уже никто и ничто не мешало нам отметить встречу старый друзей, как следует, как у нас положено.
– А по-моему – встрял Коромыслин, – только мурманские и возят сейчас рыбу. Как гостинец! А умные люди покупают ее на Большой земле во всяких супер-гипер-маркетах! Причем, прямо под домом, куда идут в гости. И, заметьте, за ту же цену!
– Ну, не всю и не каждую! – огрызнулся упрямый Палыч-сан – наша местная все равно – другая. И все равно – лучше! Так я продолжаю: Время летело быстро за дружескими разговорами – а помнишь, а помнишь… Словно и не было этих прожитых лет! Боже мой, даже страшновато становилось, скольких уже лет! А меж друзей и ровесников груз прожитого как-то незаметно сполз с плеч, даже помолодели мои друзья на какие-то минуты, или мне показалось? А подо все это было довольно прилично уже выпито. А разве это грех в таком случае?
Недаром же ученые люди говорят: «Хотите помолодеть? Так хоть альбомы выпускные или армейские посмотрите!». А тут встреча вживую! Так живые же люди – и разве обойдутся они без выпивки и закуски! И пусть вражины не надеются!
Меж тем, быстро темнело. Кто-то вдруг вспомнил, что сегодня бывший наш заокеанский супостат и вероятный противник справляет свой Хэллоуин. Фильмов-то мы про это насмотрелись в свое время достаточно! И тут, кстати, друзья и вспомнили, что в станице поселился какой-то фермер-канадец, предки которого давным-давно ушли еще вместе с Врангелем и поселились в Канаде. А его самого, после развала Союза, непреодолимо потянуло на родные земли. Ничего, трудится, старается, приживается, но уж очень всему удивляется! Денег своих извел многозначную цифру, а воз и ныне там – говорила братва. Да и местный диалект пока освоил как-то не очень… Вежливый, здоровается, но сближаться не спешит! Как потом оказалось, он еще и сам всех удивляет… Но об этом – потом!
Мы выпили еще по одной, в бутылях – опустело, в головах – зашумело, Казаки уже подумывали, что пора бы и завершать, или, наконец, перебираться в дом хозяина.
– Фигня-вопрос! – хвастливо воскликнул Михей, – сейчас всё будет! Он уже собрался лезть в погреб за подкреплением, да глянул он за ограду. Вдруг из-за деревьев, прямо к нам двинулась какая-то тень. В неверном свете догорающего костра мы увидели поблескивающую черную фигуру, горящие глаза на уродливой морде, длинные светящиеся клыки, торчащие из краснеющей пасти!
Через разобранный просвет в старом плетне это чудище медленно входило, продираясь сквозь смородиновую изгородь, прямо к нам во двор. За его спиной угрожающе шевелились черные крылья. Дикий холод пробежал по моей спине.
– У-у-у! – завыло оно страшным голосом.
Эх,… твою мать! – в ответ на это хором вскричали мы. Затем дружно вскочили и побежали вглубь двора. Я, пятясь, прикрывал отход гражданского населения. А тупое Чудище решило, что мы кинулись наутек, и перешло на бодрую рысь, преследуя отступающих.
Могло бы, между прочим, и не спешить! Вот просто надо было встать и чуть подождать на месте. И дождаться!
Мы, конечно, струхнули всерьез, но чтобы бросить свой двор, стол с выпивкой и закуской? Ага, прямо щас! Не дождутся поганые вороги!
Казак бьется за свой двор, как у последней черты! Нам просто нужно было оружие для сражения с нечистью. Всякий там чеснок, осина и святая вода и другие киносредства борьбы с демонами вылетели из наших голов. Мы давно приучены напрочь не верить кино и телевизору – там, мол, только врут или сказки рассказывают! Нас же влекло старое и испытанное подручное оружие – колы и дубины. Если под рукой нет гранатомета – вполне сгодится. Но лучше бы…
Мы быстро добежали до кучи сучьев и стволов старых фруктовых деревьев, спиленных во время осенней чистки своего сада моим другом, и аккуратно сложенных им у сарая – все равно куда-то еще сгодится! Сгодилось!
Быстро расхватали их, выбрав себе оружие по силам да по руке, и приготовились к активной обороне. Михей схватил приличный кусок ствола старой сухой груши (килограмм на двадцать – ей-Богу, не вру!) и попер в атаку – как Илья Муромец на Змея Горыныча, размахивая своей здоровенной увесистой палицей.
Я говорил, что Чудище дождется? Конечно, оно дождалось! Вот тут бы «вампиру» поганому и лечь на обратный курс, да дать полный форсаж с разворота!
Но этот недоделок не понял, что его сейчас будут плющить в блинчик, как старое ржавое ведро. Желающих столько, что хоть очередь расписывай! Жаль, партсекретарь бывший не пришел, он бы расписал! Да только сидел он где-то, на весь мир обиженный, переживал депресняк от крушения великих идей. Впечатлительный был, да и то сказать – что жил, то и – даром! Обидно! Жалко мужика!
Колька орет: – Вяжи эту падлу, щас прямо к батюшке попрем, пусть он беса изгоняет! Пусть он по специальности, блин, хоть раз в жизни поработает!
А еще кто-то на бегу, по-деловому так, интересовался у народа, сойдет ли абрикосовый кол в сердце гада, или за натуральной осиной куда надо сгонять? Михея обогнал неистовый сухощавый Артем. Нет, мужики, это вампиру очень повезло, как мы потом поняли! Догнав, он врезал своим тонковатым для этого дела суком по голове нечисти. Однако с разбегу не попал, и сук стукнул ему прямо по хребту.
Видно, великолепная чача уже сбила ему метки в блоке наведения и прицел дал сбой. Да еще спружинили крылья, смягчили удар и спасли вампиру позвоночник!
А к месту уже радостно и дружно подлетали другие борцы с нечистью, станичные истребители вампиров. Правда. До сего момента они об этом не знали!
По советской привычке, желающие отмолотить сказочное чудище построились в очередь – между плодовых деревьев было тесновато.
Наконец до вампира дошло, что дело плохо! Он заорал истошным голосом: – Ребьята, стойте! Это я, Эндрю! Праздник, джёок, шьютка, Хэллоуин! – и дрожащими руками потащил с себя резиновую маску. Но не так быстро, как это бы надо. Да и не все его как следует расслышали!
И интеллигент Сашка был уже рядом, кол свой он уже бросил, но с криком «Бей в глаз, не порти шкурку!», прямым в голову свалил «вампира», как кеглю. А кто-то уже на излете промахнулся и врезал ему ногой туда, откуда рос его шикарный хвост.
Лежачего в наше время у нас не били, это в крови твердо гнездилось, хотя желание такое прямо-таки перло из нас. Все тут побросали свое «оружие» и принялись изощренно материться. Вот теперь мы все жутко испугались! Ведь запросто могли бы убить человека, который сдуру решил их всех разыграть. Надо сказать, это ему удалось! Премию за творчество он уже получил! «А не добавить ли ему до Нобелевской?» – витали в воздухе народные сомнения.
Артем орал: – Баранья твоя башка! А если бы мы трубы водопроводные похватали, которые Михей на огороде для системы полива припас? За тебя, дятла заморского, мы могли бы и срок получить по трем-четырем статьям сразу, да и тяжкий грех на себя принять, орясина импортная!
Понятное дело, что выступление моего друга детства я привожу в некотором смягченном адаптированном смысловом переводе. Не с английского, конечно, а с интенсивного русского матерного на более-менее приличный язык.
Наконец, канадец стянул свой покалеченный, но, надо сказать, отличный и правдоподобный костюм, и сказал: – Когда я хотьел шутить, то тоже бояться – как бы из вас кто не умер от разрыва сердца. Но теперь я отшень рад, что у меня, кажется, все же нет разрыва печени или селезенки от ваших шутливых дубинок. Неужели вы совсем не испугались?
– Еще как испугались, – заверили мы его, – А то с чего бы мы вчетвером на одного с кольями-то кинулись? С оружием-то оно спокойнее, оно, оружие, какое ни есть, а спокойствие дает! Если, конечно, пользоваться им умеешь. Это инстинкт! А так бы, если бы не испугались, так подождали бы, пока ты подойдешь, а Михей тебе промеж глаз засветит. Мы бы тебя потом откачали, да и посмотрели бы кто ты, да и из чего ты, кстати!
Казаки сдержанно посмеялись.
– Это еще что, – встрял присутствующий на вечеринке дед Михея, ветеран Семеныч, по прозвищу Щукарь. Да-да, прозванный так в честь того самого шолоховского деда, за длинный язык и вредный характер. Дед Семеныч – это наш вечный старик, ибо никто из нас не мог припомнить его хотя бы пожилым.
– Как-то раз, летом, Колька с Васькой, вы их знаете, поддали выдержанной трехлетней чачи и решили сократить себе путь, двинув через посадки. Да ты, Мишка, помнить должен! И к-а-а-ак вперлись эти калоголики прямо на ульи походной пасеки, жители которых аккурат возвращались по своим домикам.
От мужиков разит таким букетом пота и самогона, что лошади бы падали оземь, а собаки обегали бы, как дикого лесного кабана. Пчелки-то этого ужас как не любят! Ну и радостно накинулись на этих орлов! Только перья от них полетели! Когда тебя атакует тьма-тьмуща озверелых мохнато-полосатых бестий – это я вам скажу – неприятно, и даже больно! И мне когда-то доставалось!
Кусают через секунду! Бедняги рванули, куда глаза глядят! Глядели их глаза в сторону старого ставка, с зеленой водой и утиным пометом. Вода его воняла тухлыми яйцами на всю округу, как то самое знаменитое озеро Провал в Пятигорске. Бывал там – так в нос, как лопатой, шибает! Но бедолагам выбирать все равно было особенно не из чего!
Они туда и влетели, спасаясь от погони! А когда пчелы, наконец, отстали, они вылезли и вперлись в расположение полевого стана.
Решили помощи поискать – ведь боль и зуд от укусов такие, что я те дам! Иной раз люди от укусов напрочь мерли!
А когда медсестричка в темноте увидела их распухшие рожи, она так заблажила от ужаса, что женское население передислоцировалось в разные стороны, разбежалось, иначе говоря. Казаки же прибежали с разным дрекольем, но подступали к ним также без особого задора. Вот у них тогда были рожи так рожи! Метр в поперечнике, не меньше! Ей-бо, не вру! Ночью увидишь – до утра не заснешь! А ежели во сне когда привидится такое – можешь и не проснуться! И «Скорую помощь» даже не тревожь!
Из-за распухших губ они и говорили-то не очень внятно, то и признали-то их не сразу. А только – по одежке, а могли бы и покалечить и вообще – жизни решить Кольку-то с Васькой, вот. Да запросто! Вот страх-то был, прямо с ужастью!
А вы со своей резиной – так это все фигня на постном масле! – дед завершил свой рассказ. Презрительно сплюнув, он подкрутив усы. И предложил немедля налить: – И чего ждем, да как бабы, лясы точим? Градус-то уходит! – резонно укорил он всех нас.
– Мишка, где ты запропал? Гришка, чего встал? А ну, помоги брату! – командовал Семёныч, решив, что если власть валяется, ее надо немедленно брать в собственные руки!
Решили пить мировую. Благо, оставалось еще полно и выпивки. Хитрый Михей припрятал пол-забутылированного боекомплекта в пустовавшем арыке для полива, а теперь их поднес, как подносчик орудия во время жаркого боя.
Надо сказать, что выпить все запасы хмельного в казачьем доме практически невозможно, и особенно – осенью. И с закуской тоже проблем не случалось. Всяких солений-варений хозяйки столько навертят, что и сами счет теряют! Ну, если только к синюге какому попадете, но таких у нас не всякий найдет, да и никто их не ищет!
А тогда, после такого стресса подорванная наша психика просто требовала алкогольной компенсации для растворения адреналина. Подраться-то толком не удалось, и адреналин бурлил в жилах, требуя выхода.
Сашка сокрушенно цокал языком, виновато рассматривая здоровенный, иссиня-черный в густых сумерках, синяк на лице Эндрю. Он упорно и злорадно разрастался.
– Что, художник, едрена корень, любуешься своим твореньем? – поинтересовался я невинным тоном.
– Да, ладно, не переживай! – успокаивал Артем канадца, – фингалы украшают мужчину. Правда, в более раннем возрасте. Но зато, ты теперь никогда не забудешь этот свой дурацкий праздник. Мы – тоже!
– А я теперь понимаю, почему у вас Хэллоуин запрещен православной церковью, – прикладывая холодную металлическую кружку к синяку, и морщась от боли, сказал Эндрю. – После праздника у вас просто бы не хватило мест в госпиталях – для шутников, а в милицейских камерах – для тех, кого попытались испугать. И еще хорошо, что у вас не продают оружия – вы бы перестреляли друг друга серебряными пулями.
– Вот уж и прямо! – хором обиделись мы, – где столько серебряных пуль набрать? Да еще патроны ими снарядить заранее надо… а мы наперед не думаем, нам сразу подавай!
Да уж нашли бы – где! – проворчал Семеныч, – даже у нас в станице – в кого ни плюнь – одни таланты!
– Ну, покалечили бы кое-кого, да, было бы! Но это только поначалу, на другой год – уже меньше, а потом бы и к вашим дурацким вампирам привыкли и били бы потом их даже не очень-то больно. А на третий год уже бы даже и не трубами и колами, а так, врукопашную. Может быть!
– Да и подумаешь, новость – так у нас и на другие праздники дерутся, а на Масленицу – так вообще. А знаешь, как раньше молотились! У-У-У! Вот это массовка была! А хотя и у нас был и есть праздник, на который молодежь тоже ходила ряжеными во всякую нечисть! Вот ты и наденешь свой костюм в ночь перед Рождеством – успокоили мы его.
– Как бы не так! Вот уж нет! – горячо возразил канадский казак Эндрю. – А вдруг кто из винтовки, или там, из гранатомета врежет? С вас станется!
– А тебе, знаешь ли, привыкать надо к нашим обычаям! Ты же – казак, если по крови, то – наш! А кровь-то – всему основа! Книжки-то читаешь? Мы вот возьмемся за твое воспитание. Как раньше говорили – на поруки тебя возьмем! А синяки – да у нас редко какая дружба начинается без хорошей драки. В детстве так бывало, что… эх, приятно вспомнить, да!
– А теперь, значит так: бери свой стакан. То, что в нем – куда лучше вашего виски вместе с бренди! Выдохни и выпей! Боль – как рукой снимет! И знаешь что – ты у себя на земле! Вот давай за нее и за наше знакомство! И пошел он на фиг, этот их дурацкий Хэллоуин!
– Пошель он на фиг! За нас! Прозит!
Вот так я в первый и последний раз отметил Хэллоуин по-кубански! – заключил Александр Павлович. Наступала загадочно-манящая пауза перед новым рассказом.
Радионяня для большого мальчика Новогодняя сказка
«Вот и наступает волшебный праздник» – подумал Александр Павлович Егоркин. Он уже отгладил свой выходной костюм с флотской аккуратностью, навел стрелки на брюках, теперь оставалось только побриться, наодеколониться, и дождаться жены. А потом – двинуться в гости к друзьям, где уже будет ждать дружная, проверенная временем компания. И тут вдруг, сама по себе, включилась давно молчавшая радиоточка. Были такие средства массовой информации, их еще звали – «Великий бормотать».
Сейчас из запыленного, подзабытого всеми динамика донесся знакомый с детства позывной «Детской передачи» и мягкий, добрый голос сказал:
– Здравствуй, дружок! Какой ты уже большой! И ты уже сам собираешься идти встречать Новый год? Послушай-ка, между делом, сказочку от Деда Мороза! Сколько раз тебе уже приходилось встречать этот волшебный праздник? Уже и не сочтешь – пальцев не хватит, даже если разуться!
Палыч сокрушенно вздохнул – увы, увы, – чистая правда.
– Ты помнишь, как ты ждал этого праздника с елкой и подарками, мандаринами и блестящими шарами среди ветвей, когда был маленьким? Тогда ты еще не совал под бороду Деду Морозу целый бокал коньяка, а пел ему песенку или читал стишки! А он тебе – грузовичок или паровозик! А теперь… дай хоть закусить, что ли!
Егоркин поежился и огляделся вокруг. – «А чё-ё? Ну-у, да, бывало… А чё, я, жмот, что ли, наперстки добрым людям подносить-позориться?» – обиженно подумал он.
– А ты сам приготовил сегодня всякие сувениры и подарочки друзьям и близким? Тебе – не накладно, а люди тебя целый год по-хорошему вспоминать будут! Ты помнишь, какой это будет год? Какой бы ни был, но все равно его принесет какая-то китайская скотина! А это не простые ребята!
Поэтому, в этот праздничный вечер подумай, что этот год тебе может принести, кроме повышения всех тарифов, учетных ставок и цен на билеты на весь транспорт, бензин, конечно!
Подведи свои итоги, и не порть праздника детям – для этого у них еще будет жизнь и вся многоступенчатая система образования!
Из динамика раздались странные звуки – наверное, кто-то наскоро закусывал – решил Палыч-сан.
– Малыш! Будь осторожен со всякими петардами и фейерверками! Не все фейерверки одинаковы! И иной раз дернет кто за веревочку, или подожжет фитилек этого произведения братского дальневосточного народа, а потом – бац! И где его ручки, где его ножки? Да и пожар – это очень плохая иллюминация, а лечиться от ожогов нынче дорого и обидно!
Уходя в гости или на гуляния, хорошо закрывай за собой дверь, дружок! Некоторые Деды Морозы в эту ночь не только раздают подарки, но и собирают их из чужих квартир, откуда ушли хозяева.
Егоркин схватился за карман, проверил ключи от машины и дома и облегченно вздохнул:
– Тоже мне, блин, криминальная хроника! – проворчал он недовольно.
– В этот вечер ты будешь, по традиции, пить шампанское, и пытаться запивать его водкой. Тогда у тебя внутри образуется русский коктейль «Белый медведь», а он у нас такой, что валит с ног большого бурого мишку, прямо, как кеглю! А отечественная смесь из водки и пива типа «Ерш» запросто сносит башку и самому Змею-Горынычу! Так ему еще хорошо – у него их целых три! А у тебя? Во-вот!
А ты хотел бы потягаться силами с этими зверями? Вот и правильно, вот и молодец! Поэтому лучше не мешать такие напитки ни в бокале, ни, тем более, в желудке!
Мрачный опыт показывает, что выпьешь-то все равно значительно меньше, чем тебе бы хотелось, но очень-очень часто – больше того, чем действительно можешь!
Помни, малыш – женщины любят, мужчин, выбритых до синевы, а налившихся водкой точно до того же самого цвета, они попросту презирают. Это кому я собственно говорю? Тебе пора самому такие лекции читать!
И ни за что не пей пойла из «козлиного копытца», которое по дешевке продают всякие подозрительно-добрые козлы – можешь запросто попасть в реанимацию на целых полгодика! А то склеятся твои ласты навсегда, а под холмик торопиться не надо – всегда успеешь!
Тут Егоркин согласно кивнул, сам-то он – ни-ни, но видать таких «козлят» приходилось! Уж лучше сока натурального! Были у него новогодние праздники, когда ни грамма спиртного не доставалось – служба есть служба, и ничего, эти грядущий год оказывался ничуть не хуже других!
Динамик вещал: – На новогоднем столе не просто деликатесная еда, это, прежде всего, шикарная закуска! Правильно, малыш, она служит для этого – чтобы хорошо закусывать то, что пришлось выпить, при этом еще и получая удовольствие, а не лезть сразу целоваться.
(Так это когда было! А он все напоминает! – мысленно возмутился Егоркин: – и потом, все, (кроме жены), говорят, что я сильно поумнел с тех пор!).
– Иначе водка ударит прямо в голову без каски и отобьет последние мозги! А дальше бывает так – экран на глаза падает и затем наступает черная-черная ночь без воспоминаний. А завтра такое про тебя расскажут друзья и родственники, что… А ты им ни за что не поверишь! – предупреждал Дед Мороз.
Егоркин, видно что-то припомнив, тяжело вздохнул.
– Не проявляй яркого интереса к чужим женщинам, дружок! Не шепчи им всякое нежно на ушко! И особенно – если за тобой наблюдает собственная жена! Все равно, малыш, ты просто не сможешь выполнить свои обещания до конца после всего выпитого… И ни ей, ни жене! А по голове вполне можешь получить, какой ни будь легкомысленной, но тяжелой вазой.
Да, как медведь, силен ты, как олень, красив ты, да укатали горку все былые сивки!
– рассказал недетский стишок загадочный голос, потом пояснил, как для недоумка: – Это я о твоих блондинках!
Затем голос прокашлялся, побулькал чем-то и продолжил:
– И потом, после вот такого, утром у мужиков по всему телу появляются какие-то синие пятна.
«Да, верно!» – грустно согласился Егоркин: «Моя дура тоже, ну прямо с двери, бьет чем попало да по чему попало!». И опять вздохнул – какие-то грустные всё напутствия получаются. Прямо как жена перед корабельным мальчишником! Точно накаркает!!!
– А вот если ты увидишь в небе две параллельные Большие Медведицы или пару Лун – не пугайся, дружок! Ты всё еще на Земле, но тебе уже пора завязывать пить и идти домой! Но если твой авторулевой сам по себе свернет куда-то «налево», то эта женщина вряд ли почувствует осчастливленной от твоего визита!
«Кто-то заложил меня Деду в прошлый раз! Хорошо, если только ему! – забеспокоился Палыч, – а вот если еще, нет, только не это!»
– Помни, что от любви до ненависти – всего где-то с полбутылки! А то вдруг обратишься в дикого кабана-вепря, начнешь всех друзей-соседей на бой вызывать, и придется тебе, озорник, тогда досиживать новогоднюю ночь в милицейском зоопарке с такими же вепрями да козлами! А если ты даже уже совсем не можешь идти пешком – все равно не садись за руль своего «железного коня». Иначе можешь остаться и без машинки, и без головушки, а, если сильно повезет – то только без прав и годовой заначки, которую придется отдать на штраф.
Пить спиртное – да на это и других дней в году хватает, а вот новогодний праздник бывает всего раз в год – это проверено! Поэтому, постарайся запомнить его радость и веселье на более или менее трезвую голову! Помни – как встретишь Новый Год, так его и проведешь! Даже в Год Свиньи не укладывайся спать под елочкой – туда принято складывать подарки, а ты сам по себе не такое уж и счастье!
– Да не я это был, мне кажется! И не в прошлый год! – слабо отбивался Егоркин. И откуда он взялся, такой грамотный, на мою голову!? – удивлялся Сан-Палыч.
– Дружок, ты уже очень большой мальчик, так что не утыкайся носом в телевизор – лучше поздравь друзей, знакомых и соседей, попрыгай с детьми, пригласи на танец жену – все программы обязательно повторят к 13 января, а вот Новогодний вечер будет только через 365 дней!
Просыпаясь утром и искренне клянясь самому себе, что: «все, больше никогда в жизни, и ни одного глотка», ты постарайся выдержать свою клятву хотя бы до вечера, когда все равно кто-то зайдет поздравить тебя еще раз!
С Новым годом тебя, дружок, с новым счастьем, малыш! Твой старый Дед Мороз!
Егоркин еще долго обалдело смотрел на вновь замерший приемник…
Почти быль! Точно говорю!
Расправившись с домашней приборкой и хорошенько отдубасив на свежем воздухе тяжелые залежавшиеся ковры, Александр Павлович посчитал свой супружеский долг исполненным. Соседки по дому вдохновленные примером Егоркина, к этому времени тоже выгнали своих мужей из квартир и мобилизовали их на выбивание ковров и другие вспомогательные мероприятия. Под хмурыми взглядами соседей по дому Палыч-сан двинулся в гараж, имея намерения повозиться с двигателем своего «боевого коня». Он спиной чувствовал их мысли: «предатель», «подкаблучник», но ничего поделать не мог.
Его утешало то, что сегодня можно приятно пообщаться и расслабиться в бывалой компании. И, что было бы вовсе не лишним, снять накопившиеся стрессы привычным безвредным способом. Ибо их, эти самые стрессы, надо изгонять из себя периодически. Так пишут в разных журналах на темы медицины и здоровья, по «телику» вещают, все кому не лень.
С точки зрения Рюмина – вредная информация, он мрачно вещует, что скоро кто-то загнется насмерть из-за опечаток или оговорок в популярных рецептах.
Когда Егоркин дошел до гаражей, его уже поджидали «знакомые всё лица». Народ уже справился с обычной работой и собрался в гараже у Рюмина. Не смотря на солнечную погоду и субботний день, на лицах собравшихся совсем не было заметно радости. Наоборот, чувствовалась какая-то мрачность и недовольство. На столе стояли мисочки с закуской – солеными грибами и огурцами, кусочками маринованной и жирной копченой сельди. В центре стола возвышался… пыхтящий чайник. Егоркин мысленно удивился – такая закуска располагала к несколько другим напиткам. Коромыслин молча вертел в руках полутора литровую пластиковую бутыль со светлой жидкостью и подозрительно нюхал ее горлышко с видом бывалого эксперта. Затем, плеснув жидкость в свой стакан, отхлебнул из него и сосредоточенным видом пожевал губами. Сплюнув на пол, он возмущенно заорал; – Блин! И здесь чистая вода! Какая… товарищ тут над нами издевается?
Рюмин задумчиво рассматривал вскрытую бутылку водки, внимательно вычитывая этикетки на ней с обеих сторон. Бывший подводник Бардин с видом следователя гестапо исследовал пробку.
– Внешне – все нормально, а внутри – минералка! – заключили они почти хором.
– Всё! Поубиваю гадов! – мстительно резюмировал Коромыслин, – Это же надо! За такие шуточки… обрывают кое-что напрочь и пришивать не дают.
– В чем дело? – забеспокоился Егоркин, до которого стал доходить весь ужас ситуации: – Оценив ваши выводы, я так понимаю, что нашелся какой-то святоша, который превратил богоугодные напитки обратно в воду? – мрачно пошутил он в резонанс событию.
– Похоже на то! Только это не шутка! Вот поймаем, так мы этому еретику организуем «Варфоломеевский утренник» в лучшем виде! – зарычал Бардин.
– Ладно, – сказал Егоркин, разберемся потом, а сейчас я попробую поднять ваше настроение. С этими словами он открыл свой пузатый «бэг» и заглянул в него. Через секунду он вытащил оттуда… большую пачку томатного сока. Секунд двадцать вся компания ошалело смотрела на неё, а потом дружно разразилась саркастическим смехом и душераздирающими ругательствами.
– Я знаю, чья эта работа – орал на всю гаражную улицу Александр Павлович, – садистка! Это не шутки, это чтоб меня пяти лет жизни порешить! Ну, кобра, ну, гюрза с эфой в гибриде! Да ее маманя, моя теща, значит, так по сравнению с ней – сама кротость и душевность! Да доберемся до твоей дачи, я этому коварному отродью ехидны и бабы-яги все ее цветы моторной «отработкой» втихаря полью! Да я… – Вот тут Егоркин застыл посреди фразы.
– Всё! – зашипел он, – нажрусь сегодня, как свинья, пусть порадуется, эфочка песчаная. Назло кондуктору куплю билет, и останусь на перроне! А чё она..!
– Это, извините, как, вы собираетесь проделать сию процедуру? В смысле, натоматитесь? – ехидно поддел Палыча Коромыслин.
– Как он жену-то ласково – эфочка! – восхитился Бардин.
– Самая ядовитая гадюка на нашем шарике – флегматично пояснил для несведущих эрудированный, как Эфрон вместе с Брокгаузом, бывалый доктор Рюмин.
– Что, кто-то возрадовался, что Егоркин – гол и безоружен?! Ну уж нет! Егоркин – человек запасливый! – сказал Палыч о самом себе и продолжил – врасплох, безо всякого НЗ никому никогда меня не поймать! Есть еще наш большой хрен на все ваши хреновницы! – торжествующе продекламировал старый мичман: – Да я инопланетян, как салажат в три шеренги построил, всю звездную пехоту споил, а тут какую-то зазнавшуюся жену не приструню! Что я ей такого злобного сделал, что она тридцать лет назад согласилась выйти за меня замуж, а? За что же такая кровавая месть?
Проговаривая эти слова, он вылетел из распахнутых по случаю небывалого тепла, гаражных ворот и скрылся в своём гараже. И уже орал, спускаясь в смотровую яму. У меня тут «шила» литра два! – уже откуда-то из глубины доносились его хвастливые слова.
Через минуту-другую, с банкой жидкости в руке, победно мурлыча: «Гром победы раздавайся, веселися, славный росс!», мичман запаса Егоркин ввалился в гараж и торжествующе шмякнул на стол перед ожидающей компанией. Демонстративно открутил пробочку, понюхал – вроде бы специфический запах продукта в таре присутствовал.
– Помните, день рождения отмечали? Как был напиток? – задал риторические вопросы публике Егоркин.
– Да чего говорить, шило было – что надо! – ответил за всех Бардин.
– Ну, так вот – не всё тогда нами было освоено. Позабыли – эта банка была закопана в углу «ямы» под картошкой. Да я сам забыл, честно, а тут… Так что, не дадим пропасть закуске! – открутив пробку с банки, Егоркин разлил напиток по стаканам, – ибо без доброй выпивки любая хорошая закуска становится просто банальной едой. Вот!
Пока каждый сам себе разбавлял налитый спирт, Егоркин нанизал на свою вилку и грибы, и огурец, и стоял, понемногу захлебываясь слюной.
– Ну, будем, мужики! – задвинул незатейливый тост Рюмин.
Все дружно выпили и… обреченно смолкли Ветеран – подводник Бардин покрутил головой и нарушил тягостную тишину первым.
– Вот «шило» «шилом» – запивал. Было! Признаюсь и каюсь – ибо поделом мне за грехи мои тяжкие! – сказал бывший подводник. – А, вот чтобы разбавлять воду водой – это круто!
– Как же ж, братва, ведь шило ж… ведь зашхерено же ж… тут не только Светка, тут Комиссар Рекс вместе с Мухтаром хрен бы нашли эту банку! Однако ж, шило-то сгинуло! Вот только почему вода осталась спиртом – мне не ясно.
Все подавлено молчали. Потрясенный народ безмолвствовал, прокручивая в мыслях фантастическую ситуацию. Наконец, молодой фельдшер мичман Хомяков, который зашел к Рюмину за какой-то чудодейственной мазью-бальзамом его собственного изобретения, решил что ветераны излишне мудрят, решение проблемы виделось ему на поверхности. Он застегнул на себе меховую куртку, легко поднялся и сказал:
– Да я сейчас, до магазина пару сотен шагов, одна нога здесь, одна – там!
Однако Бардин, резко затушив окурок об импровизированную пепельницу, властно махнул ему рукой и сказал: – Сядь и успокойся! – обращаясь к честной компании, спросил: – С кем поспорить, что в любой бутылке в магазине будет… вода! И в домашних запасах – сок, квас, минералка и… чай!
В удивленных взглядах публики немо читался вопрос.
– Все просто, как апельсин! Кто мы сейчас в данной ипостаси?
– Ветераны, военпенсы! – нерешительно ответил Коромыслин, не понимая, куда клонит мудрый капитан первого ранга запаса.
– Ответ не верный! Сейчас мы – прежде всего персонажи вот этой самой книги! – он указал взглядом на скромный томик на верстаке с узнаваемой фигурой на обложке и продолжил: – Нашу книгу сейчас читает какой-то критик, которому ох, как не нравится, что мы пьем. Иначе говоря – употребляем.
Нет, не то чтобы вообще, а то, что об этом пишут! Какой, мол, пример мы подаем, если мы вроде бы положительные герои. Вот поэтому – вместо водки – «Есентуки-4» – для поправки пошатнувшегося здоровья, вместо кубанского «первача» от Палыча – томатный сок, а вместо «шила» из его же гаража – отличная родниковая вода для чая. Просто – супер какая вода! Кто хочет убедиться? Всем и так ясно? – Бардин оглядел подавленные физиономии товарищей. – Вот то-то же! То есть – пока в таре, так оно шило или водка, как задумано в другом рассказе. А вот как только жидкость выльется в стаканы для персонажей этого рассказа, то есть – для нас, так сразу обращается в воду!
– Д-а-а! – протянул славный мичман Егоркин и продолжил: – Похоже, что так оно и есть! То-то я смотрю – мужики хмурые дружно повылазили из квартир. Кто ковры лупцует, кто мусор понёс, кто за картошкой пошел в овощной магазин. Вот видно, что идти не хочет, – ноги одна об одну заплетаются, все в нем протестует – но все равно ведь идет! Сценарий ведет, т-т-твою же маман!
– Вот-вот! – подхватил Коромыслин, – а я, главное, тоже удивляюсь. С утра-то в магазин сбегал, за телефон тоже заплатил. Это же Ленкины обязанности, ну точно, а я и забыл как-то. И чего это я… – мелькали в голове мысли, а вот теперь понятно.
– Ага, когда тебе всё разжевали и в рот положили! – съязвил Егоркин.
– А на пьедестал или под асфальтовый каток – да сразу в рамку, они нас не хотят? – поинтересовался Рюмин.
– А чего под каток-то? – поинтересовался молодой Хомяков.
– А так в рамку не поместимся – формат не тот, да и живот вот на пенсии растет от спокойной жизни… – сказал мрачнеющий Коромыслин.
– Ну, хотя бы так! А то я уж было решил, что у нас коллективная галлюцинация! Ф-Ф-у-у! Прямо от души отлегло! – сказал с облегчением Егоркин, всеми фибрами души ненавидящий неясные ситуации.
– Ага! А ты знаешь, что о нас подумают те, кто служил? Ну и наворотил скажут, товарищ автор – в духе соцреализма – испугался Рюмин.
– И, потом, там же нигде не сказано, что мы пили на службе или во время походов? А кто кому запрещал иногда и употребить? Да еще если норму знать и «стоп» чувствовать? – возмущался Бардин: – Да разве может нормальный человек, без одной язвы в желудке да еще когда главная язва где-то дома или у подруги, встретившись с друзьями размочить неделю чем-то покрепче чая.
– А если ты не выставишь другу или гостю бутылку – что о тебе вообще подумают! Нет, пусть он пьет или нет – его дело, но вот приветить гостя хозяин обязан – мы вам не москвичи, а североморцы из Полюсного!
– А куда смотрит наш автор? И кто ему, после этого поверит?
– Э-э-э! Поздно, книга вышла уже «на большую дорогу», и читают ее все, кому интересен наш Александр Павлович Егоркин, о ком сложены эти легенды!
– В утешение автору надо сказать, что и тех, кто покруче его, да кто действительно был писателем, а не просто баловался словом, критиковали так, что только пух да перья летели! А то и «ату его» кричали! Пусть еще спасибо скажет, что времена не те, а то…
– Сколько людей, столько и мнений! – философски заключил молодой мичман Хомяков.
– Что-что? – не понял Коромыслин.
– Собака лает – караван идет! – пояснил необыкновенно молчаливый сегодня Рюмин.
– Ну ладно хоть прояснилось, а то я уж и покарать кое-кого собрался! Все-таки, лучше хоть хреновая, но – ясность, чем пугающая неопределенность, пусть и в правильном свете.
– Интересно… – протянул Коромыслин и замолчал.
– Что это тебе интересно? – спросил у него бывший командир лодки.
– Да вот, когда книгу откроет тот, кто думает иначе, напитки того… опять перейдут в исходное состояние?
– А черт его знает – искренне сказал Бардин и по привычке подергал себя за бородку, очевидно стимулируя мыслительный процесс: – Должно бы, наверное, мысль-то читателя – она материальна! и чем больше их книгу читает – тем эта самая мысль становится все материальней!
– Ну вот тогда и расширим сосуды-то, а то от стресса после эдакого кошмара до сих пор руки дрожат, как будто током шибануло! Нет, такой стресс валерьянкой не вымоешь, да педалями на тренажере тоже не открутишь!
– Нам бы чего попроще, да по безвреднее!
– А вон и закусочка к этому антистрессу подходящая, и еще пока, кстати, совсем свежая!
– Ну, когда уж кто-то до книги доберется?
– А черт его знает – суббота все-таки… А ты будто не знаешь, что в субботу нормальные люди чаще всего делают? Тут, брат, не до книг! Разве что, кто в госпитале или на вахте?
Вот так вот и закончился незапланированный кошмар у Егоркина и компании.
История про историю
Тяжелая черная громадина подлодки возвышалась над старым плавпричалом, скрипящим своим сочленениями на приливной волне. Два месяца с солидным хвостиком атомный подводный крейсер скрывалось в глубине, и не всем обязательно знать, в каких таких широтах, между какими такими меридианами ее носило в иссиня-изумрудных глубинах, над испуганными китами всех морей!
А сейчас она просто отдыхала, привалившись к причалу, облокотившись на подушки громадных потрепанных кранцев. Прищурив глаза ходового мостика за узкими забралами черного боевого шлема, вся махина чутко дремала, и лишь в ее утробе урчали вентиляторы да изредка подвывали какие-то вспомогательные механизмы.
Вокруг нее ветер разносил пряные запахи далеких морей – йода, водорослей, рыбы, прочно впитавшийся в толстую резиновую шкуру, защищающие стальные борта легкого корпуса.
Катера у причала вспомогательных судов смотрели на нее с нескрываемой завистью – ещё бы, им никогда не знать таких глубин и далей, где была она. А старые подлодки, стоявшие у своего последнего причала отстоя, тоже смотрели на высокогорный, как гигантский кит-горбач, атомный подводный ракетный крейсер. Они-то еще помнили, каково он там, в океанских далях, в темных-темных безднах холодных глубин.
Но им было грустно от того, что им уже больше никогда не вернуться в эти страшные несведущему люду пучины.
Их глубины, походы и победы все уже где-то в убежавшем в никуда таком славном прошлом…
Рабочий день окончен, подводники толпились на корне причала, ожидая построения для перехода на базу. Они радовались солнцу, теплу, небу над головой и… простому свежему воздуху. Чтобы понять всю ценность таких простых и вечных вещей – надо просто уйти под воду и не видеть, не чувствовать всего этого… ну, хотя бы дней пятьдесят!
Строгая моряков форма заметно источала ароматы законсервированных в прочном корпусе запахов… Говорят, что только человек источает порядка трех десятков запахов… и вряд ли хоть один назовешь свежим и приятным!? А все остальные источники – как нюхнет кто наши «РБ», так враз свалится! А нам – что, мы уже не чуем, принюхались, нанюхались! Так вот, когда всплываем, то все запахи моря, воздуха… черт знает, чего еще, – пьянят и радуют…
90 % населения нашей планетки этого просто не поймет! По секрету скажу – звезды над распахнутым настежь рубочным люком тоже пахнут! Приятно, незабываемо. По-особенному! И еще как! А, может быть, это только казалось?
Еще бы, после стольких-то дней «консервированной жизни»! Там мы сами тоже походили на консервы – со своими чувствами, воспоминаниями, привязанностями и эмоциями… И не такое покажется!
Примерно так думал молодой офицер, оглядываясь на невысокие сопки, небольшие деревья, обшарпанные здания казарм. Серовато, конечно, но все равно – хорошо!
Юра Егоркин, нет, что вы, не так – капитан-лейтенант Юрий Александрович Егоркин, командир минно-торпедной боевой части ракетного подводного крейсера стратегического назначения… имя опустим… которому двадцать пять стукнет уже к осени, курил на корне причала около здоровенной урны, для порядка подзалитой водой – на всякий случай. Гореть, кроме железа, тут было нечему… А поджечь железо, конечно, все-таки можно, но надо было очень постараться и исхитриться!
Ну а вдруг? И старпом распорядился… автономна, наверное, повлияла… не остыл человек еще от нее!
«Кошка, севшая на горячую плиту, больше не сядет на горячую плиту! И на холодную – тоже!» Доля, видно, у старпомов такая! Думать за всех, и видеть за всех. «И пинать всех побольнее – чтобы не спали!» – добавил от себя Юрий. И ему доставалось от старпома, и видать, еще не раз достанется – мало ли, за что? Жизнь – штука многогранная, еще не раз гранью какой, а то и углом навернет…
Но пока все шло по плану, который он наметил себе еще в училище: – наконец-то Юрий получил заветное, самое красивое и первое морское офицерское звание – капитан-лейтенант, что в переводе (все знают!) означает – заместитель капитана. И на рукаве – шеврон в две с половиной золотых полоски. Тоже много и красиво, не то, что у лейтенанта или там даже у старшего…
А скоро ему предстоит еще одно звание, или даже – титул. Он станет отцом! Что опять-таки волнительно и приятно. Хотя переживаний за жену и ребенка пока не меньше, чем радостных ожиданий. Вон Жорка, наш КЭНГ, то есть командир электронно-навигационной группы, штурманенок, стал счастливым отцом еще во время автономки, о чем был уведомлен шифровкой, среди прочих мировых и российских новостей, о которых, по мнению высокого командования, экипаж должен был непременно знать. А что? Новый человек родился, первый сын у офицера-подводника. Это же понимать надо!
Отпуск накатил не совсем, чтобы уж вовремя. Жена Марина (подходящее имечко для жены моряка, «Морская», означает) находилось в дедовском «родовом имении», в станице, вместе с родителями, подзаряжалась южным теплом и садово-огородными витаминами. Она готовилась стать матерью и вынашивала их сына-первенца.
Об этом ему сообщила мать, по результатам какого-то там ультразвукового исследования. Что такое ультразвук, Юра знал – их как-то на учениях занудливо «долбил» БПК своей гидроакустикой – очень запомнилось и очень не понравилось. Нет, он, естественно, понимал, что медицинская техника малость послабее будет, но все равно малыша стало жалко.
По этому поводу, немного поканючив у командира и клятвенно пообещав ему всерьез и в упор заняться сдачей зачетов на допуск к самостоятельному управлению ПЛ до конца текущего года, а также – с грядущей перспективой стать помощником, он получил «добро» командира не ехать в послепаводковый санаторий, а двинуть сразу домой к беременной жене.
Капитан 1 ранга тоже не сразу с Луны свалился и не сразу же стал командиром громадного «ракетовоза».
Вопросы с формальностями, а так же с денежным довольствием и проездными документами решился удивительно просто – старпом Крученов обладал обширными связями и без стеснения и ложной скромности пускал их в дело, если было надо. Иначе наглые тыловики тебя затопчут и ноги вытирать станут, учил он своих «бычков»! Тем более, сегодня было действительно надо.
Тем же вечером, прихватив бутылку хорошего коньяка, он ввалился к старпому за «благословением», получил много действительно полезных рекомендаций, указаний и инструкций в свете грядущих событий. Прозвище у старпома было меткое – Бывалый. Ибо Сан-Олегыча хлебом не корми – дай опытом поделиться!
Утром следующего дня был в аэропорту, и еще через пару часов в Пулково его встретил старый друг Анатолий со своим коллегой.
– Знакомься – Тимур, в прошлом майор-ракетчик и уже – кандидат наук! – он представил своего товарища.
Бутылку «Шампанского» открыли прямо в машине. Руль вертел, понятное дело, его коллега, понимая, что старым друзьям надо пообщаться. Водка и коньяк неизбежно ждали где-то впереди, понял Юрий, для этого не надо было быть экстрасенсом.
Одноклассник по училищу, и верный друг Толян сразу же после выпуска попал в какой-то ВНИИ, и стал «толкать в бок военную науку». И не только потому, что его отец располагал обширными связями в Питере, а больше потому, что действительно обладал очень хорошими инженерными способностями и феноменальными способностями к обучению. Хоть чему!
Он со второго курса прозывался Эдисоном, был постоянным участником и призером всяких там конкурсов студенческих работ и изобретений. Но на службе долго не задержался, его нашли «охотники за головами» серьезной фирмы, уволился старшим лейтенантом (сама фирма решила все формальности – наверное, действительно, серьезная). Теперь Толян не то, чтобы материально процветал, но был ужасно доволен, о чем и поведал другу прямо с первых фраз.
«Каждому – свое!» – резюмировал Юрий.
Как оказалось, он приехал очень-очень вовремя – с точки зрения Толяна. А дело было в том, что это самое будущее светило инженерной мысли было страстным фанатом военной истории и авторитетным членом клуба исторической реконструкции времен крестовых походов.
Поскольку у него на месте была не только голова, но еще и руки росли оттуда, откуда надо, он смастерил себе доспехи по древним технологиям, но на очень хорошем техническом уровне. Что сказать, умели готовить толковых инженеров в наших военных училищах! Ничего, теперь новое военное руководство всерьез за это взялось – кто умел, – отучат, кто знал, как – разгонят!)
«Не доиграл в свое время в войнушку-то!» – с легким сарказмом отметил Егоркин.
А так же, на зависть, до слюней, многим знатокам – выковал и закалил себе тяжелый рыцарский меч, для чего еще и освоил кузнечное дело… Вот как бывает!
Эдисон беззастенчиво хвастался делом рук своих, как будто и не было у него в жизни любимой науки и интересной, хорошо оплачиваемой работы.
Юра еще раз укорил друга, сказав, что офицер с такой головой и такими инженерными талантами на флоте был бы не лишним…
– Начальство только не знает, к сожалению, о твоих кадровых заботах и переживаниях за флот – усмехнулся Тимур, небрежно управлявший рулем:
– У них-то, бедных, совсем другие заботы! На хрена им весь ваш флот сдался, если у многих адмиралов и ребят из МО дачи в Испании не достроены?
– Ну уж и в Испании! – слабо заступился Юрий за высокое начальство.
Анатолий беспечно махнул рукой: – А, проехали! Все к лучшему!
Он всегда отличался оптимистическим фатализмом…
Эдисон нетерпеливо поморщился – к чему лишние слова?
– Слушай, завтра вечером мы уезжаем в одну соседнюю республику, там в старинном средневековом замке будет фестиваль клубов исторической реконструкции. Мы приглашаем тебя, будет интересно, точняком! Оторвешься по полной: – адреналин, интересное общение, то, сё… Короче: провентилируешь легкие, да и мозги – кстати, от консервированного отсечного воздуха!
Анатолий секунду подумал и продолжил.
– Да и походная жизнь, погружение в эпоху не каждый день бывает! Короче – класс! Я уже все продумал – доспехов для тебя нет, конечно, правило такое – каждый их делает сам для себя. А мы тебе дадим балахон, здоровенный кованый крест.
– И что?
– Да будешь ты нашим капелланом – молитв, ты, конечно не знаешь, тем более – на латыни, но поешь ты здорово. Жизнь подводницкая, надеюсь, твоего голоса еще не изувечила? Вот и будешь нам морально-боевой дух поддерживать перед битвой, душевные раны залечивать после боев!
– Не-а, мне надо к Марине, в родовое имение надо – у нее ответственное мероприятие грядет. Я вот отцом собираюсь стать, сына обещают, вот! – с удовольствием похвастался Егоркин.
– Так это дело надо обмыть!
– Это потом, после рождения. Мы, моряки, народ несколько суеверный – не без оснований, опыт мрачный кое-какой имеется – если что-то отмечать заранее – можно спугнуть удачу и повернуть ход событий по худшему варианту! За новое звание проставиться – святое дело! Готов!
Так это само-собой! Еще бы ты посмел замылить!
Все пошло по плану. За это время Юрию чертовы «крестоносцы» прожужжали все уши – про фестиваль, про бои и сражения, обещали подучить рубке на мечах и боевых топорах.
В конце концов, Юрий махнул рукой и согласился. В нем еще жив был мальчишка, а теперь он взял и проснулся. Тем более, «по плану» для будущего маленького Егоркина «Т-расчетное» наступало еще через две недели.
«Что плохого будет, если я приеду к Марине не послезавтра, а еще через три дня?» – убеждал он сам себя. «Времени еще – вагон и маленькая тележка! Даже через Пекин пешком успею!» – боролся он с некоторыми слабыми укусами недреманной совести.
Коньяка с четырьмя звездами как-то не нашли, обошлись тем, что было… И обмыли! Хотя, если принять в расчет авторитет генерала от кавалерии Брусилова Алексея Алексеевича, то он писал, что «русские ордена обмываю исключительно водкой». Думаю, что «звездочки погонные» – тоже. А вот адмиральских «орлов» на золотых погонах, купали в коньяке еще при С. О. Макарове. Но «орлов» на эполетах и самих эполет уже не было, а до шитых звезд на беспросветных погонах Юрию еще было очень далеко…
Замок возвышался над лесом, зорко вглядываясь бойницами своих башен на потомков тех, кто сражался на его стенах или штурмовал его ворота.
Под стенами замка, на его дворе и снаружи, за валом, рассыпались палаточные городки, повозки, даже один вагенбург был, как полагается.
Бойко торговали купцы и маркитанты. Кузнецы звенели молотами в походных кузнях. Шумели трактиры, где подавали вполне приличное вино, жареную свинину, птицу, рыбу. Простые, но вкусные каши были в чести. Вот только пиво по тем технологиям Юрию не понравилось – кисловато как-то!
Выплясывали шуты и скоморохи – на любой вкус, и любые версии истории масс-культуры.
Начались «бои и сражения». Посмотреть было на что! Были даже конные рыцари, скакавшие навстречу друг другу и с грохотом бившие своими копьями в щиты друг друга. И летели некоторые из них на мать-землю со всего маху! Это были спецы и настоящие спортсмены – ни одной травмы!
Юрия изумляло то, что воины, сшибаясь в схватках, и группами, и один на один, рубились яростно и боевыми секирами-топорами, и тяжелыми мечами, и быстрыми саблями, били друг друга наотмашь кистенями, цепами и прочими железяками, но… травм, во всяком случае – серьезных – не было!
Раньше он наивно полагал, что в этих исторических клубах «противники» бьются алюминиевыми или там деревянными мечами. Ну, на худой конец, оружием с резиновыми насадками. Так нет же! Оказалось, что, мало того, что оружие стальное, оказалось, что оно еще и старательно заточенное!
Он припомнил, что «бойцы» на его подлодке умудрялись получать серьезные травмы вовсе без оружия, падая на совсем ровном месте, и даже в шутливой возне и мимолетных дурашливых потасовках успешно ломали друг другу челюсти, носы и ребра!
Вот ведь диалектика жизни, однако!
Его «крестоносцы» по программе вышли на бой с византийскими воинами. Собралось много зрителей, в том числе и женского пола. Страха не было, был какой-то легкий стыд, как будто его застали за какой-то детской игрой…
А потом втянулся, и от моральной поддержки он перешел к физической – азартно сцепился с «византийцем». Он принял на крест удар его меча, сперва довольно неуклюже, не успев захватить его на перекрестие и резко мотануть в сторону и вниз, как учили. А вот когда тот извернулся и больно пнул его в колено, молодой офицер даже взъярился, и перешел в отчаянную контратаку. Двумя ударами он оттеснил противника и обрушил на него сверху тяжелый крест. Рука «византийца» не удержала меч, которым он пытался парировать удар и воину хорошо попало по шлему – аж, видно, в его голове загудело – в полный «благовест»… Удар ногой в щит с разворотом бедра вышиб «врага» из строя и поверг на землю.
Рядом бился Тимур, принимая на щит удар секиры противника, и отмахиваясь прямым мечом.
Он стер с лица струйку пота, сбегавшую из-под шлема, внимательно посмотрел на Юрия, одобрительно кивнул и сказал: – Здорово! Вот только звереть не стоит!
С одной стороны, после этих слов стало немного стыдно, а с другой – бой есть бой, пусть не пинается, ишак! Сам первый начал!
Фестиваль есть фестиваль, победителей и побежденных не было, отношения были товарищескими. Хотя боевой злости и яростной ругани хватало – живые же люди и нормальные мужики с нормальными рефлексами!
Сильные и опытные бойцы, а среди них были и серьезные «дяди» в возрасте устраивали поединки. Зрители втихаря ставили на противников значительные суммы. Здесь тоже не было серьезно травмированных.
Толян-Эдисон рубился посреди круга-ристалища с каким-то «английским рыцарем» и победил его минут через двадцать, заслужив аплодисменты, напрочь вымок изнутри в своем собственном поту, как курица на пару!
На второй день Егоркин прошелся по табору, вдоволь фотографировал, накупил сувениров у местных «купцов» и «ремесленников», опять отведал пива, вина и разных яств по технологиям «лохматых лет».
Мало-помалу битвы стихали, фестиваль сворачивался, отшумел всеобщим застольем. Ни средневековой одежды, ни даже доспехов участники, по традиции, не снимали, потому, что официально праздник продолжался и должны были разъезжаться утром следующего дня.
В слегка хмельную голову Анатолия пришла светлая мысль сходить в гости на стоянку викингов, норманнов то есть. Эти самые «норманны» тоже были питерскими парнями из клуба в соседнем районе, что на Ваське, среди которых было полно знакомых по учебе, работе и по таким вот фестивалям. А чего? Прихватили остатки «горючего», кое-какую закуску и пошли «брататься».
Становилось темно. Захмелевший Эдисон, довольный своей очередной победой и славой удалого поединщика, сказал, что он знает кратчайший путь к шатрам викингов и свернул в чащу леса. Распевая песни, крестоносцы ломанулись за ним, раздвигая ветви деревьев, обходя кусты и круша сухостой…
Прошло какое-то время, лес становился гуще, шумы лагеря – тише, и все больше было тех, кто понял, что они заблудились.
– Ты всегда хреново ориентировался. По навигации у меня задания тырил постоянно, помнишь? – ворчал на друга запыхавшийся Юрий.
– Ага, сдох уже? Тренироваться надо, батенька! Например, бегать по утрам!
– А я бы на тебя посмотрел после трех месяцев полу подвижной автономки! – зло пыхтел Егоркин.
Появились товарищи, предлагающие настучать немедленно всезнайке Эдисону по шлему или куда там попадет.
Вдруг прямо по курсу, в полусотне шагов заметили пламя костра и снующие на его фоне тени танцующих людей.
– Ага! А я что вам говорил! – обрадовано воскликнул Толян: – Я вас вывел темнёхонько на их лагерь! А вы говорили! У них, небось, и шашлык на закуску есть, и на нашу долю найдется!
A y нас колбаса и сало копченое! – сказал здоровенный Приходько.
– А наша психиатричка хохлов от сала не кодирует – бесполезно! – ехидно заявил кто-то из крестоносцев.
Ребята ускорили шаг, ломясь прямо через кусты, с треском и хрустом.
И вот первые вышли на поляну, на которой горел большой костер. Но это были не друзья-викинги!
Вокруг костра был выложен круг из обломков белого камня, мрачно горели свечи и факела.
Вокруг толпились мужчины и женщины в каких-то черных плащах, серых балахонах, под которыми были голые тела.
В центре круга стоял крест с перевернутым распятием. Твою бригаду! Вот это вынесло!
– Ха, сатанисты! – воскликнул Анатолий. И тут вперед выступил Юрий. Поскольку он знать не знал ни католических молитв и псалмов, ни вообще никаких, он заорал по-английски «Желтую подводную лодку». Он ее часто пел под гитару на дружеских «междусобойчиках» скитальцев морей. Он подумал, что для этого случая она вполне подойдет. Честно сказать, выбирать особенно все равно было не из чего! Оппоненты вздрогнули и испуганно застыли.
А теперь посмотрите на все это со стороны этих доморощенных сатанистов, подавшихся в эту секту или от нездоровой психики, или из чувства противоречия, или от скуки!
Выходило где-то так: из темного леса во мраке возникают люди в доспехах и шлемах, в которых играли алые отблески огня. На развевающихся плащах нашиты мрачные большие кресты. То ли – люди, то ли неприкаянные тени из самого тартара!
И тут из их строя появляется человек, лицо которого скрывал капюшон балахона, высоко поднимает над собой тяжелое распятие и вдруг запевает какой-то грозный гимн. Наверно, призывает себе на помощь высшие могучие силы. При звуках этого гимна воины потащили из ножен мечи, достали из-за спин сверкающие адским пламенем боевые топоры…
Они грозно, без суеты, подняли щиты, построились в линию. И вдруг ударили трижды мечами по щитам. Раздался грохот, холодящий душу. По позвоночнику пополз холод, волосы зашевелились во всех штатных и нештатных местах.
Больше нервы у сатанистов не выдержали! А боевой строй рыцарей перешел на быстрый шаг, а потом и на бег!
Кто-то из них орал, потешаясь: – Антуан, тащи веревки! Где отрядный палач? Где плаха? Запорю бездельника!
Второй командовал в тон первому: – Карл, рубить сухие деревья! Огнем еретиков очищать будем, огнем!! Капеллан! Готовься отпевать заблудшие потерянные души!
Загробным гласом боевые рога запели атаку!
Сердца, желудки и все другие запчасти и внутренности сатанистов провалились куда-то глубоко. У некоторых сработали мочевые пузыри и выпускные клапана на других отверстиях. Как они бежали! Любой преподаватель физкультуры прослезился бы от зависти!
Но уже слышался только треск, испуганные вопли и топот ног.
Некоторые воины, из тех, что помоложе, кинулись в погоню. Но догнать смогли только одного из «еретиков», абсолютно голого, здоровенного мужика.
Ему не успело уступить дорогу толстое дерево, могучий коренной дуб. Вот в него-то он и впечатался со всего маху. Аж крона загудела, ветки посыпались, несколько птичьих гнезд упало! Я такое слышал, когда самосвал въехал в чей-то сарай…
Его подобрали, плеснули в лицо из фляги. Он открыл глаза и огляделся. Один рыцарей, не спеша, снял свой шлем. Под ним ничего не было! Над кольчужным отложным воротником и кирасой НЕ БЫЛО НИЧЕГО!
Рядом молча стояли другие воины, слегка покачиваясь. Сверху раздался глухой голос: – А теперь иди себе, никто тебя, нечестивец не тронет! А в аду ждут тебя вечные муки, про которые ты даже не догадываешься, А НАМ ПОВЕДАТЬ ТЕБЕ ЗАПРЕЩЕНО! Иди и подумай, смой свои грехи, пока у тебя есть еще время!
И тут все завыли и ужасно захохотали!
Надо ли говорить, что голый мужик легко побил все существующие рекорды по бегу с препятствиями, кроссу по пересеченке, и полевому ориентированию? Причем – одновременно!
Уничтожив или безнадежно испортив одежду сатанистов, (а поделом, что они безответных животных мучают и в жертву приносят?), собрав их документы и спрятав их в дупло того самого дуба (а пусть поищут!), «крестоносцы» долго веселились, на радостях допив все запасы горючего. Именно поэтому пришлось все-таки идти к «норманнам», у которых, по данным нанайской разведки, был свой «источник водки и спецдорога на мясокомбинат» как пелось когда-то в одной разухабистой песне.
Надо ли говорить, что лучшие скальды и трубадуры отряда наперебой, в красках и в гаммах, изложили свежее приключение.
Выпитое оживило их выразительность и жестикуляцию.
Норманны очень смеялись и искренне завидовали приключениям «крестоносцев». Надо ли говорить, что источник горючего тут же открылся, и за закуской тоже сгоняли…
Только Эдисона упрекали – а вдруг бы кто из сатанистов ласты с перепугу склеил? Потеря для общества, конечно, небольшая, хоть и моральные уроды, но все-таки – люди…
У местной полиции, в РОВД рядом с ближайшей остановкой электрички, тоже были свои проблемы.
Вдруг на вечно тихий, дремлющий в ночи поселок прямо из лесу высыпались голые, насмерть перепуганные люди. Разбуженные и разгневанные жители не очень обрадовались таким гостям и кое-кому щедро перепало. Вызвали полицию.
Всю ночь патрульные полицейские ловили голых людей, исцарапанных ветвями, в синяках и ссадинах, побитых разгневанными аборигенами из дачных поселков. А били их за страшные и скабрезные татуировки на разных частях их тел. Мест в «обезьяннике» не хватило, сошел в дополнение и какой-то пустой склад, весь в плесени и паутине. И разбираться пришлось долго – документы, удостоверяющие личность-то, – тю-тю!
В пришельцев с того света или там из параллельного мира полицейские не поверили. Они и не такое видали, и не такие сказки слушали!
Было исписаны целые пачки бумаги. Сформированы дела по административным нарушениям, прошлись по сектам, нашли нескольких фигурантов из тех. С которыми определенные структуры давно мечтали познакомиться…
Поэтому, полицейские очень мечтали встретиться и поговорить по душам с «крестоносцами», «подкинувшими» им мешок головной боли и забот на три дня! И отблагодарить чем ни попадя, да куда ни попадя! Ну и пусть себе мечтают!
Следов крестоносцев они не нашли – среди них был один бывший войсковой разведчик, он и подчистил все следы, как учили…
А крестоносцы, предприниматели, милиционеры, врачи и прочие серьезные люди, уже разгуливали по питерским улицам, занимались своими делами, «согласно штатному расписанию».
А субботними вечерами, «вспоминали минувшие дни, и битвы, в которых рубились они…»
Анатолий проводил Юрия в Пулково и отправил его в Краснодар на неуклюжем «Ил-96», состоящем из толстой туши фюзеляжа с прикрепленными к нему какими-то несерьезными крылышками.
Добравшись до дома с пересадками и приключениями, на местном такси он подрулил к дедовскому дому.
За добротным новым забором, по большому двору, среди грядок и деревьев, с озабоченным видом ходил батяня, явно не желая проводить сельхозработы под южным солнцем, нещадно жарившим труженика Егоркина откуда-то прямо из зенита. Он все напряженно искал повод «сачкануть» от этого мероприятия, а тут вот он – сынуля собственной персоной.
– Капитан-лейтенант Егоркин прибыл для прохождения очередного отпуска! – шутливо доложил Юрий, бросив свои сумки у ворот.
На звуки его звонкого голоса из дома вылетели мать, дед и бабушка и быстро обслюнявили его поцелуями, обильно полили радостными слезами.
Палыч хранил нейтралитет и молчание.
– А поворотись-ка, сынку! И где тебя черти носили целых четыре дня? – ехидно поинтересовался отец. – О том, что я уже позвонил тебе на лодку, ты уже догадываешься Я тебя здесь породил? Породил! А вот чем твой дед плетень подпирал, тем тебя сейчас и убью! Вон они, колья-то, старые, добрые, у сарая валяются!
– А что? Ему самому этими кольями добре доставалось! Наверное, приятно вспомнить! – довольно хмыкнул дед.
– По каким таким блондинкам шлялся? Какую зазнобу ублажал? – грозно наступал Палыч на здоровенного отпрыска.
– Нет, посмотрите на него – у кого что болит, тот про то и говорит! – взъярилась жена Светлана, – У тебя уже все синяки прошли, которые ты наполучал за свои подвиги? – заступилась она за своего сына.
Что было – то было. Палыч точно не мог припомнить, чего больше было – победных звезд на своем мятом, чуть-чуть ожиревшем и волосатом фюзеляже, или синяков и ссадин, полученных за них. Но об этом гон не собирался говорить сыну – еще чего. Опыт – сын ошибок трудных, а чужой опыт ничему все равно не учит! Пусть сам нарабатывает!
Дед спокойно сказал: – А твою Марину мы ночью в роддом отправили! Врачи считают, предполагают, а у всевышнего свои планы. Он-то в их медкарты, наверное, не заглядывает!
Вот твой батя и взъярился! Ничего, не он пока тут старший! Уймется! Все чин-по-чину, бабы все приготовили! Так что давай разоблачайся, переодевайся, сейчас поедим и выпьем за встречу, отдохнем. Все равно тебя туда не пустят! А у бабки твоей там связи – ежели да коли что – враз просигналят!
За обедом дед наливал вино сыну и внуку.
– А скажи-ка, Юрка, что за вино ты пьешь? Цыть, Сашка, не подсказывай, тоже мне – знаток!
– Мерло?
– Сам ты мурло! Изабелла! Ну уж и это вино не узнать, да! Это уметь надо!
– А это?
– Не знаю! – честно признался внук.
– Да, не тот казак пошел! – с сожалением покачал головой дед Павел. – Да, у отца беспутного да бездомного…
– Да учил я его, вон, уже целый капитан-лейтенант! Кстати, за новое звание еще не пили, казаки! Это тебе на сухую не сойдет! Потом, как Марину с сыном получим… а вино? Да где я тебе там виноградник возьму? – огрызнулся Александр Павлович на своего отца.
Так оно и вышло! Ночью позвонили. Враз все мужики Егоркины, на двух машинах покатили к районной больнице и устроились прямо в палисаднике с фонтаном.
Дед прихватил четверть прошлогоднего вина, заткнутую, по местным обычаям, початком кукурузы. Егоркин сунул в багажник пару бутылок водки, коньяк. Шампанское и конфеты, в достаточном количестве для всего медперсонала были аккуратно сложены в объемистые сумки.
«Егоркина никто и никогда не мог застать в врасплох!» – самодовольно подумал он. «Впрочем, было!» – задумчиво потер он лоб, на котором когда-то красовалась серьезная «гуля» от сковородки. Не ждал и получил! Светлана ревновала, было дело!
Юрий вместе со своей бабушкой и Светланой уже торчал в приемном покое.
И вот оттуда раздались его вопли:
– Ура! Сын!
И бабкина молитва: – Господи, слава тебе, великий и милостивый!
– Ура! Ура! Ура! – троекратно пробасил Палыч из палисадника. Из кустов шарахнулись в стороны перепуганные парочки девчонок и парней.
Палыч прикидывал, за сколько дней он сможет упоить всех своих старых друзей-приятелей в станице. Получалось, что вполне успеет до конца отпуска, если постараться и не подорвать печень заранее.
Дед безапелляционно сказал:
– Егором будет!
– Это уж как Юра с Мариной решат! – демократично заметил Палыч-сан.
– Решат, решат! – уверенно сказал дед. И наша история продолжается!
– Егор – это новая история в роду Егоркиных, не последнем казачьем роду!
Вот такая вот история про историю…
Комментарии к книге «Странные встречи славного мичмана Егоркина», Виктор Юрьевич Белько
Всего 0 комментариев