«Сад золотого павлина»

Сад золотого павлина (fb2) - Сад золотого павлина (пер. Владимир Иосифович Брагинский) 1665K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Автор Неизвестен

САД ЗОЛОТОГО ПАВЛИНА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Перевод с малайского В. И. Брагинского

Ва бихи наста'ину биллахи ала![1]

Это повесть об Индрапутре, в коей с несказанной красотой изложено все, что касается до страсти любовной и как с великой мудростью должно лелеять ее, покуда не обратится в драгоценную жемчужину. Герой сей повести — Индрапутра — стяжал славу в землях человеческих, в странах джиннов, в градах обитателей горних высот, в пристанищах лунного народа, в пределах пери, и духов, и небожителей.[2] И был он прекрасен лицом, величав осанкой и во всяком движении ловок.

В те отдаленные лета не было равного Индрапутре в мудрости, великом могуществе и волшебном вежестве, и то, что было не под силу другим, он совершал с легкостью. Ведь это Индрапутру послал к отшельнику Берме Сакти раджа Шахиан, и он побратался с небожителем Дэвой Лелой Менгерной, и его унес в поднебесье злобный джинн Тамар Буга. В дальних скитаниях он видел золотую гору и гору алмазную, ступил ногой на берег моря Бахр уль-Ашикин и моря Бахр уль-Аджаиб, и прошел стезями, на которые никто до того не ступал. Вот как бесстрашен был могучий Индрапутра!

Это он странствовал месяц в бездонной пещере и убил змея Мамдуда и злокозненное чудовище — Герагаса. Ни одна из хитроумных уловок не помогла радже Талеле Шаху сразить чудовище,  Индрапутра же бестрепетной рукой в одночасье лишил его жизни.

Это Индрапутру коварные везири раджи Шахиана бросили в море. Там он провел долгих три года и добыл чудесную шелковую ткань, переливающуюся, словно утренняя роса. В морской пучине он свиделся с Дэвой Лангкурбой, странствовал в море джиннов и встретился с Дермой Ганггой, который одарил его волшебной стрелой и поведал заклинания, полезные в ратном деле. Вот как бесстрашен был могучий Индрапутра!

Правил некогда страной Семанта Пура[3] махараджа Бикрама Буспа, владыки многих сопредельных стран повиновались ему и что ни год являлись к государю с богатой данью. Сорок раджей в позлащенных одеждах с грозным оружием в руках денно и нощно несли стражу во дворце Бикрамы Буспы. Таково было его необоримое могущество!

По прошествии недолгого времени с той поры, как махараджа Бикрама Буспа утвердился на львином престоле, в некий счастливый день и благоприятный миг понесла жена его Джамджам Ратна Деви. В ночь полнолуния исполнился ее срок, и почувствовала царица, что близко уже разрешение от бремени. И вот в ранний час праздничного дня, когда дикие звери не вышли еще на добычу, родила она младенца невиданной красоты, ликом подобного солнцу на восходе. И возрадовался государь великой радостью и приказал играть царскому оркестру, как велит обычай могущественных раджей. Он нарек сына Индрапутрой и призвал во дворец звездочетов и прорицателей.

Когда же со всех концов страны явились к Бикраме Буспе звездочеты и прорицатели, спросил государь, обратясь к ним: «Ответствуйте, о мудрые! Великая ли слава ожидает моего сына?»

Почтительно склонились перед владыкой звездочеты и прорицатели, раскрыли волшебные книги и, задумчиво покачав головами, ответствовали: «Не прогневайся, о владыка вселенной, счастливая судьба и обширное царство уготованы сыну господина нашего, однако лишь семь быстротечных лет проведет владыка вселенной со своим чадом, которому писано на роду узреть дивные чудеса Всевышнего». И еще сказали звездочеты и прорицатели: «О господин наш, не дозволяй царевичу забавляться с лесными тварями, ибо через них случится беда и великое несчастье».

Выслушав речи звездочетов и прорицателей, махараджа Бикрама Буспа щедро их наградил. Вслед за тем он явил милость бродячим дервишам и нищему люду, так что разбогатели они от его щедрот. Никого не забыл государь в своей радости — одарил драгоценными одеждами царевичей подвластных земель, и везирей, и витязей, и знатных господ. После же начал сорокадневное бдение и принялся пировать и веселиться с приближенными.

Через сорок дней и сорок ночей Бикрама Буспа повелел пронести наследника вокруг городских стен в торжественном шествии. Семь раз под звуки оркестра обошло то шествие вокруг города, за царевичем следовали сыновья подвластных раджей, и везири, и витязи, и знатные господа, и неисчислимое войско.[4]

Возвратившись во дворец, придворные усадили сына махараджи на царский трон, государь обласкал Индрапутру, и стали растить его, как подобает по обычаю могущественных раджей. Когда пришла пора, государь приказал отдать царевича мудрому наставнику Берсафиану, дабы тот учил его читать Коран.

По прошествии семи лет превзошел Индрапутра всю мудрость, сокрытую в Коране, и сильней прежнего полюбил его Бикрама Буспа. Помня предсказание звездочетов, государь ни на миг не расставался с сыном, и даже в те дни, когда являлись к нему везири, и витязи, и чужеземные царевичи, он брал с собой Индрапутру в зал для приемов.

ГЛАВА ВТОРАЯ, повествующая о том, как унес Индрапутру в поднебесье золотой павлин, как назвала Индрапутру своим внуком старуха Ненек Кебаян, как взял его в приемные сыновья главный везирь раджи Шахиана и обласкал безмерно 

Как-то раз восседал махараджа Бикрама Буспа в зале для приемов, держа Индрапутру на коленях, и явились во дворец раджи подвластных стран, и везири, и витязи, и знатные господа, и воины, и подданные разного звания. В тот день пожаловали к махарадже послы чужедальних стран с богатой данью, а с ними — два умельца, прославленные в своих землях,— золотых дел мастер и резчик по дереву.

Государь принял дары и молвил, обратясь к умельцам: «Сделайте для меня вещицы, подобающие вашему ремеслу, дабы я мог узреть искусство, которым вы прославились».

Почтительно склонились умельцы перед Бикрамой Буспой, и сотворил резчик деревянную рыбку удивительной красоты, во всем подобную живой твари. Он преподнес ее государю, и когда пустили рыбку в глиняный сосуд, наполненный водой, она принялась резвиться и смеяться, распевая пантуны и селоки.[5] Ювелир же изваял дивного павлина из чистого золота и тоже преподнес его государю, и когда владыка поставил птицу на серебряный поднос, она распустила хвост и стала танцевать, распевая пантуны и селоки.

Подивился махараджа Бикрама Буспа и молвил, обратясь к умельцам: «Отныне освобождаю я ваши страны от ежегодной дани». Возрадовались мастера великой радостью и низко поклонились владыке вселенной.

Покуда государь разговаривал с умельцами, Индрапутра спустился с колен отца и подошел к подносу поглядеть на танцующего павлина. А тот нежданно схватил его и унес в поднебесье, так что вмиг скрылся Индрапутра из глаз.

Увидев, что сын его исчез, махараджа Бикрама Буспа упал без памяти, придя же в себя, горько заплакал, вслед за ним зарыдали все придворные, и объяла печаль обитателей Семанты Пуры. С того дня лик государя был неизменно омрачен грустью.

Индрапутра же, которого чудесная птица, пролетая над некой чужедальней страной, выпустила из лап, упал в сад старухи Ненек Кебаян и в изумлении принялся там гулять. А нагулявшись, остановился под гранатовым деревом и отведал его плодов.

Между тем Ненек Кебаян, распродав цветы, возвращалась домой с пустой корзиной за плечами, и вздумалось ей заглянуть в сад. Когда увидел Индрапутра, что к нему приближается согбенная старуха, он опомнился от изумленья и, затосковав по отцу и матери, подумал: «Ах, сколь печальна моя участь!» Ненек Кебаян подошла к воротам сада и, присмотревшись, увидела под гранатовым деревом прекрасного мальчика, облаченного в богатые одежды.

И подумала Ненек Кебаян: «Кто этот мальчик, как он попал сюда? Ворота на запоре, да и человеческого жилья вблизи нет». Спросила старуха: «О внучек, кто ты и откуда родом?» Ответствовал Индрапутра: «Я сын махараджи Бикрамы Буспы, а зовут меня Индрапутра. Меня похитил золотой павлин, оттого-то я и оказался здесь». И поведал Индрапутра Ненек Кебаян обо всем, что произошло с ним.

Спросила тогда Ненек Кебаян: «Скажи, внучек, не хочешь ли ты остаться со мной?» Ответствовал Индрапутра: «Хочу, ибо куда же мне, несчастному, пойти?» Обрадовалась Ненек Кебаян, что есть у нее теперь внук невиданной красоты, не мешкая искупала его и повела в дом. Там она сняла с него богатые одежды и переодела в простое платье.

На следующий день Ненек Кебаян вновь отправилась продавать цветы и взяла с собой Индрапутру. Все, кто был на базаре, дивились его красоте и спрашивали: «Кто это с тобой, Ненек Кебаян?» Она же отвечала: «Это внук мой». Спрашивали люди: «Отчего прежде ты не брала его с собой?» Отвечала Ненек Кебаян: «Оттого, что был он еще несмышлен и не обучен учтивому обхождению».

И воспламенялись любовью сердца тех, кто видел Индрапутру, и люди щедро одаривали его одеждами и тканями. Не было дня, чтобы Ненек Кебаян возвратилась домой, не обремененная дарами для Индрапутры, ибо не изглаживался из памяти людей его образ и не ослабевала любовь к нему. И с тех самых пор, как поселился Индрапутра у Ненек Кебаян, ее сад стал изобилен всякими плодами и цветами, и в недолгое время Ненек Кебаян разбогатела.

Отправились однажды Ненек Кебаян и Индрапутра отнести цветы главному везирю, вошли в дом, и когда главный везирь увидел, что явилась к нему Ненек Кебаян с цветами и что сопровождает ее мальчик прекрасный собой, он обратился к старухе и молвил: «Скажи-ка, Ненек Кебаян, что за дитя привела ты ко мне?» Почтительно склонившись, ответствовала Ненек Кебаян: «О господин, это мой внук». Спросил главный везирь: «Отчего прежде ты его не приводила?» Ответствовала Ненек Кебаян: «Был он еще несмышлен, да и не обучен учтивому обхождению». Вновь спросил главный везирь: «О Ненек Кебаян, как зовут твоего внука и кто он родом?» Ответствовала старуха: «Зовут его Ин-драпутрой, а родом он — сын человеческий».

И, окинув Индрапутру пристальным взором, подумал везирь, что все в мальчике — и поступь, и лицо, и благородная осанка — являет высокое рождение и кровь могущественных раджей. И молвил главный везирь: «Подойди ко мне, Индрапутра». Услыхав те слова, приблизился Индрапутра к главному везирю и почтительно склонился перед ним.

Послав слугу за креслом для Индрапутры, главный везирь велел мальчику садиться, но Индрапутра отказался. Главный везирь велел подать Индрапутре угощение, но мальчик не прикоснулся к нему, говоря: «Прежде пусть господин мой вкусит от яств сих». И сколько ни уговаривал главный везирь Индрапутру, тот не соглашался разделить с ним трапезу. Тогда главный везирь встал с места, взял Индрапутру за руку и хотел сам его усадить, однако Индрапутра был непреклонен, только благодарил и низко кланялся. Лишь после того, как утолил свой голод главный везирь, Индрапутра принялся за еду.

И молвил везирь, обратясь к Ненек Кебаян: «О Ненек Кебаян, позволь Индрапутре остаться в моем доме». Почтительно склонившись, ответствовала Ненек Кебаян: «О господин, до сего дня я ни на миг не разлучалась с внуком». Сказал главный везирь: «Отныне пусть Индрапутра дни свои проводит со мною, а вечером возвращается к тебе, ведь ты знаешь, что не дал мне Всевышний сына». Ответствовала Ненек Кебаян: «Да будет так, о господин мой, только пестуй его, как должно пестовать родное дитя».

Сказала это Ненек Кебаян и отправилась в обратный путь. Индрапутра же остался у главного везиря, и пожаловал ему везирь баджу и кайн[6] и всяческие драгоценные одежды, а как только наступил вечер, отослал его в дом Ненек Кебаян. Так повторялось изо дня в день.

По прошествии недолгого времени приметил главный везирь, что благороден Индрапутра в обхождении и в том, как он сидит и как вкушает яства, и познал красоту его души и нрава. В дни, когда к везирю являлся народ, Индрапутра садился позади  него и внимал речам в почтительном молчании. И так полюбил главный везирь Индрапутру, и так велика была его милость, что уже не приходилось больше Ненек Кебаян продавать цветы из своего сада.

Шли дни, и преумножалась привязанность везиря к Индрапутре. Индрапутра тем временем возмужал, и обрел несравненную мудрость, и стал еще прекрасней. 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, повествующая о том, как раджа Шахиан повелел Индрапутре отправиться к отшельнику Берме Сакти, как отнял Индрапутра чудесный меч Лаксаманы[7] у грозного раксасы[8] и как повстречался с говорящим черепом 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, что в стране, где поселился Индрапутра, правил раджа по имени Шахиан. Он владел обширными землями, и было у него без единого сорок советников— младших везирей. Одно лишь омрачало достославное правление Шахиана —не наградил его Всевышний наследником.

Как-то раз раджа Шахиан отправился на охоту в заповедные леса и возвратился во дворец с богатой добычей, сопровождаемый везирями, витязями и простыми воинами. И устроили они пир, принялись вкушать от яств и сладостных напитков, так проводя свое время.

На другой день государю вновь вздумалось загнать оленя, но он не сумел выследить ни одного, хоть и пробыл на охоте с самого раннего утра до захода солнца. Раджа собрался уже в обратный путь, когда вдруг на него выскочила лань. Государь натянул лук, его меткая стрела настигла лань и пронзила ее, лишив жизни. Едва это случилось, как из-за кустов выбежал детеныш лани, он стал жалобно кричать, после же прижался к мертвой матери.

И, объятый великим изумлением, так помыслил государь: «Ежели неразумная тварь столь привержена к своей матери, что же говорить о сынах человеческих». Опечаленный, возвратился раджа во дворец и подумал: «Не только лесных зверей не желаю я отныне лишать жизни, но и листа древесного не сорву». И государь затворился в опочивальне, возлег на ложе, укутавшись батиковым[9] покрывалом, и сон смежил его веки.

Придворные между тем не могли уразуметь, отчего так переменился владыка вселенной, и говорили друг другу: «Почему не выходит наш господин из покоев, никогда прежде не бывал он столь удручен: что ни день, возвращаясь с охоты, веселился с везирями, и витязями, и народом разного звания. Ныне же одолели его уныние и скорбь». Побеседовали между собой придворные и разошлись по домам.

Тем временем наступила ночь, а когда рассвело, воссел государь на львиный престол, и явились пред лицо его вельможи. Молвил тогда раджа Шахиан: «О везири и военачальники, что посоветуете вы мне, ибо желаю я иметь наследника?» Почтительно склонившись, ответствовали те: «Пощади нас, о владыка вселенной! Одну лишь просьбу повергаем мы к стопам господина нашего: пусть дозволит он нам провести в раздумьях сорок дней, дабы могли мы подать мудрый совет владыке вселенной». И сказал раджа Шахиан: «Да будет так, согласен я ждать сорок дней, но ежели по прошествии их вы не сможете подать мне совета, я велю всех вас казнить жестокой казнью». Услыхав те слова, склонились до земли везири, а государь, объятый печалью, возвратился во внутренние покои дворца.

Стали думать везири, что ответить радже Шахиану, и сказал старший из них: «Как нам быть, о господа? Тяжкое бремя возложил достославный на наши плечи, все вы слышали его волю». Ответствовали младшие везири: «Пусть глашатай обойдет всю страну, ударяя в гонг. Быть может, сыщется человек, знающий целебное зелье или волшебное заклинание, которое повергли бы мы к стопам господина, дабы помочь его беде». Молвил главный везирь: «Воистину справедливы ваши слова. Только бы сыскался такой человек».

Решив так, везири разошлись по домам, и на следующее утро повелели глашатаю отправляться в путь. Глашатай громко ударил в гонг и принялся восклицать: «Пусть отзовется всякий, кому ведомо зелье или волшебное заклинание, дарующее потомство, и государь щедро его наградит». Так без единого сорок дней глашатай ходил по стране, но никто не откликнулся на его зов. Когда же он вернулся, вновь собрались везири на совет.

Спросили младшие из них: «Что мы скажем государю, ведь всего день остался до положенного им срока?» Ответствовал главный везирь, летами превосходящий всех остальных: «В пору моего младенчества отец говорил, будто слышал от деда, что на горе Мали Кисна отшельничает великий волшебник — махареси Берма Сакти.[10] Был он некогда могущественным раджей, и его чудесная сила не знает предела. И еще отец говорил, что ежели нашего раджу одолеет тяжкий недуг либо понадобится ему снадобье, дарующее потомство, пусть пошлет он одного из слуг к царственному махареси, дабы обрести исцеление или долгожданного наследника. Труден и долог путь к горе Мали Кисна, непроходимые джунгли преградят дорогу посланцу, и не с одним лютым зверем придется ему сразиться. Вот что довелось мне услышать в те отдаленные времена».

Когда главный везирь закончил свой рассказ, спросили младшие везири: «Кто же отправится в такой опасный путь? Не лучше  ли умереть в своей стране, нежели погибнуть в джунглях? Видно, суждено нам принять смерть от руки нашего господина». Так говорили младшие везири, а Индрапутра неприметно улыбался, слушая их слова. Что же до главного везиря, то он удрученно молчал, склонивши голову на грудь, снедаемый великой тревогой.

Видя печаль главного везиря, Индрапутра подумал: «Всегда являл мне любовь и заботу главный везирь, ныне же на его плечи легло тяжкое бремя. Мой долг — заплатить жизнью за его доброту».

Сказал Индрапутра: «О господин мой главный везирь, отринь свою печаль: я отправлюсь к волшебнику Берме Сакти». Обнял тогда главный везирь Индрапутру, поцеловал его и спросил: «Тверд ли ты, о сын мой, в своем намерении? Скажи, дабы я мог донести о том государю». Ответствовал Индрапутра: «О господин мой главный везирь, я не отступлюсь от своего слова».

Сказали тогда младшие везири: «О господин наш, пусть владыка вселенной никогда не узнает о словах этого юноши. Разве достигнет он тех отдаленных краев? Если же отступится, не преумножит ли гнев государя, который падет на наши головы?» Ответствовал главный везирь: «Не к лицу вам такие речи, ибо никому не ведом промысел Всевышнего. Как знать, не поможет ли он моему сыну? Мы должны сообщить радже Шахиану о желании Индрапутры». Сказали младшие везири: «Нет, не следует нам внимать речам этого юноши, ведь он недостоин даже появиться во дворце».

Когда услыхал те речи главный везирь, лицо его вспыхнуло багровым пламенем, и в гневе обратили взоры на младших советников витязи и знатные господа. Индрапутра же предался на божью волю.

Посовещавшись, придворные разошлись по домам, тревожась за Индрапутру. Нелегко было на душе и у младших везирей — они боялись, что из-за Индрапутры государь повелит их казнить.

На следующее утро владыка вселенной вышел из внутренних покоев дворца, сопровождаемый подвластными раджами, и воссел на львином престоле в окружении везирей, витязей и подданных разного звания. И, обнажив свой меч, молвил раджа Шахиан, обратясь к гонцу: «Ступай к главному везирю и позови его во дворец». Гонец почтительно склонился перед государем и отправился за главным везирем. Придя же к нему в дом, сказал: «О господин, владыка вселенной повелевает тебе не мешкая явиться к нему вместе с сыном». Главный везирь выслушал гонца, поспешил с Индрапутрой во дворец и воссел позади раджи Шахиана.

Спросил тогда государь: «О везири, исполнили ли вы мою волю?» Почтительно склонившись, ответствовали везири: «О владыка вселенной, пощади нас, ниц повергаемся мы к стопам господина, сорок дней минуло с тех пор, как мы приказали глашатаю бить в гонг, но так и не объявился человек, знающий волшебное снадобье». Выслушал раджа Шахиан речи советников, и великий гнев объял его душу.

Между тем вперед выступил главный везирь и молвил: «О господин мой, владыка вселенной, некогда отец говорил, что узнал он от деда, будто живет на горе Мали Кисна махареси Берма Сакти, отшельник, с которым никто не может сравниться в могуществе». И главный везирь рассказал государю все, что он знал об отшельнике и о том, как труден путь к нему. И еще сказал: «Никто из подданных господина не решился отправиться к Берме Сакти, один лишь сын мой — Индрапутра, явившийся ныне, дабы склониться перед владыкой вселенной».

Узрев, сколь прекрасен Индрапутра, подумал раджа: «По всему заметно, что в жилах сего юноши течет кровь могущественных раджей». После же спросил Индрапутру: «Правда ли, что ты говорил, будто сумеешь достигнуть горы отшельника Бермы Сакти?» Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «Я отыщу Берму Сакти, ежели будет на то воля Всевышнего и благословение владыки вселенной». Молвил государь: «Отправляйся в путь, о Индрапутра, и, если добудешь ты снадобье, дарующее потомство, я исполню всякое твое желание. Родится у меня сын — он будет тебе братом, родится дочь — я отдам ее тебе в жены».

Услыхав те слова, склонился Индрапутра перед раджей Ша-хианом, и пожаловал ему раджа драгоценные одежды. Когда младшие везири увидели новое облачение Индрапутры, они принялись смеяться, государь же обратился к ним и спросил: «Отчего вы смеетесь?» Ответствовали везири: «Мы молим владыку вселенной склонить свое ухо к нашим речам, ибо разве в силах сей юноша достичь столь отдаленных пределов». Великий гнев обуял тогда раджу Шахиана, и он воскликнул: «Эй, лжецы недостойные, сколько лет кормитесь вы от щедрот моего государства, а не желаете сослужить службу вашему повелителю! Сей же юноша провел в наших землях недолгое время и уже готов явить мне свою преданность». И, приказав изгнать младших везирей из дворца, государь удалился во внутренние покои.

Что же до главного везиря и Индрапутры, то они вернулись домой и сели за трапезу. После главный везирь одарил Индрапутру прекрасными одеждами, обнял его, расцеловал и, плача, воскликнул: «О бедное мое дитя!»

И обратился Индрапутра с мольбою к главному везирю, вверяя его попечению и заботе Ненек Кебаян. Везирь обещал заботиться о старухе и на прощанье напутствовал Индрапутру такими словами: «О Индрапутра, сын мой, будь осторожен в своем трудном пути, ни на миг не забывай о том, что наказал тебе раджа Шахиан». Ответствовал Индрапутра: «О господин мой, главный везирь, всем смертным свойственны беспамятность и заблуждения, я же предаюсь на волю Всевышнего».

Сказав так, Индрапутра отправился в дом Ненек Кебаян, и когда люди узнали, что по повелению раджи Шахиана он уходит к отшельнику Берме Сакти, их сердца исполнились печалью и жалостью, и все они, оставив дела, провожали Индрапутру до сада Ненек Кебаян.

Увидев Индрапутру, спросила Ненек Кебаян: «Скажи, кто дал тебе эти драгоценные одежды?» И поведал ей Индрапутра о том, что раджа Шахиан послал его к Берме Сакти за волшебным снадобьем, дарующим потомство. Сказала Ненек Кебаян: «Лучше бы ему сразу казнить тебя, чем посылать в непроходимые джунгли!» Ответствовал Индрапутра: «Я предаюсь на волю Всевышнего». Зарыдала тогда Ненек Кебаян, а вслед за ней заплакал и Индрапутра; они обнялись, расцеловались, и пошел Индрапутра в ту сторону, где заходит солнце. Он углубился в лес, после вышел из леса, а когда стемнело, остановился на ночлег под раскидистым деревом и помолился. На рассвете он снова отправился в путь, пересекая равнины, пробираясь через непроходимые джунгли, взбираясь на высокие горы.

По прошествии недолгого времени повстречались Индрапутре лесные твари и, когда царевич остановился, сказали: «О сородичи, давайте предстанем перед Индрапутрой, сыном махараджи Бикрамы Буспы, и испросим у него защиты от нашего врага». Сказав так, приблизились звери к Индрапутре и почтительно склонили головы. Спросил Индрапутра: «О дикие звери, зачем вы явились ко мне?» И ответствовали звери: «О господин наш Индрапутра, мы пришли к тебе искать защиты от коварного врага». Спросил Индрапутра: «Где же он, ваш враг?» Ответствовали звери: «Он обитает на горе Индра Кила». Молвил Индрапутра: «Не страшитесь, я пойду сражусь с ним».

Услыхав те слова, звери принялись молиться за Индрапутру, а он, одолевая на своем пути высокие горы, достиг подножия Индра Килы и сказал, обратясь к зверям: «Оставайтесь и ждите меня здесь».

Взглянул тогда Индрапутра на гору и, узрев на ней груды белеющих костей, так подумал: «Вот, верно, та гора, о которой мне говорили лесные звери». Едва лишь подумал он об этом, как внезапно услыхал громкий голос, восклицающий: «О Индрапутра, не восходи на сию гору!»

Услыхав те слова, Индрапутра огляделся, однако не приметил поблизости ни одного человеческого существа, только череп лежал у его ног. Молвил тогда Индрапутра, обратясь к черепу: «Не ты ли взывал ко мне?» Ответствовал череп: «Воистину так». Спросил Индрапутра: «Зачем же ты звал меня?» Ответствовал череп: «Помилуй меня, о господин мой Индрапутра, я — череп раджи, подвластного твоему отцу. Как-то раз, заплатив дань, я возвращался в свою страну и, заплутавшись в джунглях, достиг этих краев. Провел я здесь несколько дней, не находя ни воды, ни пищи, как нежданно предстал предо мною раксаса в облике женщины с мечом в руках. Молвила женщина: «О юноша, возьми мой меч». Мне почудилось, будто это не раксаса, а человек, я протянул руку за мечом, но был сражен, пал бездыханным, и ужасное чудовище пожрало меня». Молвил Индрапутра, обратясь к черепу: «Воистину благодарен я тебе за предостережение, но Всевышний оберегает нас». Ответствовал череп: «Да хранит Он тебя!»

И стал Индрапутра подниматься на вершину горы, а раксаса, учуяв человеческий дух, принял образ древнего старца, сжимающего в руке обнаженный меч, и встретил царевича, говоря: «О юноша, прими сей меч из рук моих». Но не внял Индрапутра лживым речам и, испустив грозный клич, бросился на раксасу и отнял у него волшебное оружие. Так обрел Индрапутра меч Лаксаманы и надвое рассек тем мечом злобное чудовище. Но раксаса обернулся прекрасным юношей и сказал, обратясь к Индрапутре: «Взгляни мне в лицо!» Однако и на сей раз не поддался на обман Индрапутра и, даже не повернув головы, быстро зашагал прочь. Тогда начал раздуваться раксаса и, уподобясь высокой горе, рухнул наземь, испустил дух и покатился к подножию Индра Килы с грохотом, превосходящим громовые раскаты. И там, где катилось его тело, громоздились вывороченные с корнем вековые деревья, а звери, обитавшие в окрестных лесах, заслышав тот ужасающий шум, разбегались в разные стороны.

Поднявшись на вершину горы, нашел Индрапутра пещеру и сокровищницу в ней, отворил двери сокровищницы и узрел там всевозможные диковины — золото и серебро, алмазы и превосходные одежды. Еще был в пещере дворец с залами, украшенными драгоценными тканями, парчой и бархатом.

Когда же вышел Индрапутра из пещеры и огляделся окрест, великое изумление объяло его, ибо все вокруг было мертво — ни древесного листка, ни зеленой травинки не увидел он на вершине горы, будто с усердием прошлись по ней метлой. Тогда поглядел Индрапутра на подножие Индра Килы, и оно показалось ему волнующимся морем. Индрапутра стал спускаться по левому склону, нашел всевозможные плоды и отведал их. Насытившись и дивясь неисчислимым чудесам, он направился в ту сторону, где восходит солнце, и долго шел, взбираясь на горы и минуя равнины.

И достиг Индрапутра лугов, поросших изумрудными травами, и узрел в тех лугах гору невиданной красоты. По склону горы струился прохладный ручей, а у подножия произрастали деревья, удивительные по виду и цвету. И в шуме воды и листвы послышалось Индрапутре звучание хора — чудилось, будто одни голоса напевают шаиры,[11] иные — пантуны, иные возносят хвалы. И остановился Индрапутра, дабы лицезреть невыразимые чудеса, и, вдосталь наглядевшись, восславил Всевышнего и помянул родителей. 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, повествующая о том, как повстречался Индрапутра с джинном Нобатом Ром Шахом, сыном махараджи джиннов Тахира Джохан Шаха, как женился он на сестре Нобата Ром Шаха — царевне Джамджам Деви Гемале Ратне, как убил джинна Тамар Джалиса, сына повелителя неверных джиннов Тамар Буги, и как дали Индрапутра и Нобат Ром Шах клятву в вечной верности друг другу 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, что в ту пору, когда Индрапутра отдыхал на волшебной горе, вздумалось радже правоверных джиннов[12] Тахиру Джохану Шаху выпустить коней пастись на один из ее склонов. Каждый день раджа отправлялся к той горе, и рядом с ним под развевавшимися стягами гарцевали его сыновья — царевичи джиннов, вооруженные луками, и мечами, и дротиками. Вдосталь натешившись верховой ездой, царевичи пускали коней на пастбище, сами же купались в ручье, струившемся по склону горы, и вкушали плоды с деревьев, росших на берегу.

И еще рассказывают, что в тот день царевичи неверных джиннов также погнали своих коней к волшебной горе. И покуда скакали они со всеми своими родичами к лугам Дарсал, окружавшим гору, Индрапутра, пребывавший на ее вершине, обратил свой взор к западу, и ему почудилось, будто на луга надвигается черная туча.

И подумал Индрапутра: «Уж не предвещает ли дождь сия туча?» После оглянулся и узрел другую тучу — багряную, приближавшуюся с восточной стороны, и не мог понять, что это за туча стремительно плывет по небу.

В это время над землей поднялся столб пыли, ясный день сменила непроглядная тьма, и в этой тьме Индрапутра различил всадников, облаченных в черные одежды, изукрашенные драгоценными каменьями.

С востока же приближались всадники в красных одеждах, тоже сверкавших самоцветами. Они были прекрасны собой и скакали во весь опор с кликами и громкими возгласами, а достигнув изумрудных лугов, предались воинской потехе, пуская друг в друга стрелы и так проворно их отражая, что ни один не был ранен. И приметил Индрапутра, что в конской скачке и в сабельной верховой битве являли багряные всадники невиданное искусство, особливо их юный царевич, прекрасный, словно павлин, распустивший хвост. Он величаво восседал на скакуне, поигрывая оружием, лицом был мужествен и смел и изумлял Индрапутру всяким своим движением.

Натешившись воинскими забавами, багряные всадники пустили коней щипать траву, сами же, оставив на берегу одежды, отправились к ручью искупаться и полакомиться плодами.

Индрапутра между тем взглянул на другой склон горы и увидел, что неверные джинны также заняты богатырскими играми: скачут на конях, мечут друг в друга дротики и отражают их так ловко, что ни одному не делается ни малейшего вреда. Утомившись, захотели царевичи неверных джиннов пустить своих коней на пастбище. Сказал тогда царевич по имени Тамар Джалис: «Давайте отправимся на тот склон, где пасет коней Нобат Ром Шах — сын повелителя правоверных джиннов».

Ответствовали его везири: «Не подобает нам так поступать, ибо не дозволяет того старинный обычай». Тамар Джалис не внял их речам, в гневе пришпорил коня, выхватил меч из ножен, перебросил через плечо лук и вихрем помчался по лугу с копьем наперевес. Видя это, родичи Тамар Джалиса тоже погнали коней вослед за ним.

Когда Нобат Ром Шах узрел клубы пыли, вздымающиеся к небесам над противоположным склоном, он молвил, обратясь к своим спутникам: «О соплеменники, взберитесь на вершину горы и поглядите, отчего поднялась к небесам пыль?» Вскочил тогда на коня посыльный Нобат Ром Шаха, подскакал к горе, спешился и, взойдя на вершину, увидел Тамар Джалиса и его всадников, мчащихся во весь опор в полном боевом облачении. Посыльный поспешил к Нобат Ром Шаху и, почтительно склонившись, сказал: «О господин, это Тамар Джалис скачет к нам со всем своим воинством».

Только успел это сказать посыльный, как появилось войско неверных джиннов. И молвил Нобат Ром Шах, обратясь к Тамар Джалису: «Скажи, о Тамар Джалис, куда скачете вы с такой поспешностью?» Ответствовал Тамар Джалис: «Мы желаем пасти коней на этом лугу». Сказал Нобат Ром Шах: «Не подобает вам поступать так, ибо еще в стародавние времена дал нам пророк во владение разные пастбища».[13] Воскликнул Тамар Джалис: «Не бывать по-твоему, ибо я один — владыка над всеми землями Господними». Сказал Нобат Ром Шах: «Хотя Всевышнему принадлежит весь мир, каждый розно владеет своим наделом». Ответствовал Тамар Джалис: «Напрасно тратишь ты так много слов: здесь, а не в другом месте желаю я пасти коней». Услыхав эти речи, разгневался Нобат Ром Шах и стал подобен тигру, изготовившемуся для прыжка. «О неверный,— крикнул он громовым голосом,— отчего столь дерзновенен твой язык?!» Сердце Тамар Джалиса преисполнилось яростью, он уподобился змее, свернувшейся для броска, и вместо ответа хлестнул царевича кнутом.

Тогда Нобат Ром Шах пришпорил коня и воскликнул: «Ну, Тамар Джалис, поплатишься ты за свой недостойный поступок». Ударил он врага мечом, и тот, взлетев в воздух, на мгновение исчез из виду. Из тела Тамар Джалиса вырвались клубы дыма и сполохи пламени, он проворно соскочил с коня и хотел было сокрушить Нобата Ром Шаха мечом, однако Нобат Ром Шах отразил грозный удар, надвое рассек скакуна Тамар Джалиса и сам тоже спешился.

Вновь вступили в бой два царевича, равные друг другу в волшебной силе. Взмыл в небеса Тамар Джалис, но его настигла стрела Нобата Ром Шаха и исторгла из его тела дым и яркое пламя. Тамар Джалис, исполнясь гнева, сверху ринулся на врага и ударил его мечом, однако велико было могущество правоверного джинна — дым изошел из его тела в таком изобилии, что непроглядная тьма окутала землю. Индрапутра же в изумлении взирал на воителей, из которых ни один не мог одолеть другого.

Вновь взлетел в поднебесье Нобат Ром Шах, но поразила его стрела Тамар Джалиса, так что полыхнуло пламя и взвились огненные языки, блеснувшие, словно молнии. Нобат Ром Шах не уступал врагу — бился с ним, подобно царственному соколу. Оба царевича являли смелость, мужество и великую искушенность в воинской науке. И не мог Индрапутра отвести взора от царевичей, зачарованный красотой их подвигов.

Между тем с грозными кликами сошлись воинства джиннов и принялись рубить друг друга мечами и пронзать стрелами. От лязга скрещивающихся мечей и свиста стрел на поле брани стоял оглушительный шум, к небесам вздымались клубы пыли, голоса сражающихся были подобны раскатам грома. Одни лишились жизни в жестоком бою, другие пали наземь с раскроенными черепами, более же всего раненых было из числа всадников Тамар Джалиса.

Сразившись на конях, воины спешились, и разгорелся рукопашный бой невиданной ярости. На помощь Тамар Джалису явились неверные джинны, обитавшие в древесных дуплах и расселинах скал, кто с головой слона, кто с тигриной, кто с кабаньей, а иные с песьей. С оглушительными криками устремились неверные джинны на правоверных, и оба воинства принялись метать друг в друга стрелы, исторгая из тел врагов клубы дыма и языки пламени. Тамар Джалис тем временем скрылся в небесах и, зная тысячи волшебных уловок, являл свое воинское уменье.

Тогда поспешил Индрапутра на выручку Нобат Ром Шаху, и сказал ему царевич правоверных джиннов: «О Индрапутра, будь настороже, ибо взлетел в поднебесье злокозненный Тамар Джалис». Индрапутра выпустил стрелу в Тамар Джалиса, Тамар Джалис рухнул наземь, но тотчас же вскочил на ноги и бросился на врага, желая пронзить его дротиком. Однако Индрапутра отразил удар и разрубил дротик на три части. В гневе нацелил Тамар Джалис свою стрелу в Индрапутру, но тот с такой силой отбил ее рукоятью меча, что стрела сломалась пополам. Еще большей яростью исполнилось сердце Тамар Джалиса, стал он биться с Индрапутрой на мечах, и Индрапутра могучим ударом рассек меч неверного джинна.

Нобат Ром Шах не мог надивиться небывалой ловкости Индрапутры, его мужеству и силе. Тамар Джалис вновь поднялся в воздух, но его пронзила стрела, направленная рукою Индрапутры, и из тела неверного джинна вырвалось пламя и изошел дым, подобный черной туче. Тут понял Тамар Джалис, что настал смертный час, и его голова озарилась волшебным светом. Сказал Индрапутра, обратясь к царевичу: «Ну, Тамар Джалис, запомнишь ты сей час». Попросил Тамар Джалис: «О Индрапутра, ударь меня еще раз». Ответствовал Индрапутра: «Нет, неверный, не подобает дважды поражать джиннов мечом, они лишаются жизни только от одного удара». И распалось надвое тело Тамар Джалиса, и испустил он дух.

Тогда приблизился к Индрапутре Нобат Ром Шах, обнял его, расцеловал и молвил: «О Индрапутра, навеки ты мой брат, ибо избавил меня от позора. С давних времен не дозволялось неверным джиннам пасти коней на наших пастбищах. Потому то я и вступил в бой с Тамар Джалисом. Ныне же ты спас меня от посрамления». Ответствовал Индрапутра: «Только Всевышнему достойно возносить хвалы, я же лишь вершил волю Его». Сказал Нобат Ром Шах: «О брат, давай отправимся в мою страну». Ответствовал Индрапутра: «Да будет так!»

И привез Нобат Ром Шах Индрапутру в свою страну, и, въехав в обнесенный стенами город, направились они во дворец. Горожане смотрели на Индрапутру, дивились его красоте и горделивой осанке. Войдя в зал для приемов, Нобат Ром Шах воссел на позлащенное кресло, изукрашенное драгоценными каменьями, и вместе с Индрапутрой приветствовал повелителя правоверных джиннов — раджу Тахира Джохан Шаха. Молвил государь, обратясь к сыну: «Скажи, о сын мой, Нобат Ром Шах, кого привел ты пред лицо мое?» Ответствовал Нобат Ром Шах: «Это — Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы, он лишил жизни Тамар Джалиса». И Нобат Ром Шах поведал отцу обо всем, что произошло в лугах Дарсал. Раджа Тахир Джохан Шах подивился, сошел с трона, обнял Индрапутру и облобызал его.

Между тем слуги внесли блюдо с рисом, Тахир Джохан Шах с сыном и Индрапутрой воссели за трапезу и стали вкушать из одного блюда. С ними же пировали везири, и витязи, и посланцы государя. Когда они утолили голод, поданы были чаши, усыпанные прекрасными самоцветами и полные до краев пьянящим напитком. Те чаши пустили по кругу, и, захмелев от вина, будто от дурмана базиликовых цветов,[14] государь и придворные предались всевозможным развлечениям и призвали сладкоголосых певиц,  которые, всякая на свой лад, тешили их слух многоразличными песнями. Когда же наступила ночь, раджа Тахир Джохан Шах удалился во внутренние покои, Нобат Ром Шах проводил Индра-путру в его опочивальню, а везири, витязи и посланцы государя разошлись по домам.

И поведал Индрапутра Нобату Ром Шаху о том, как похитил его золотой павлин, как раджа Шахиан отправил его к отшельнику Берме Сакти, и немало дивился Нобат Ром Шах всему, что довелось ему услышать.

Наутро Индрапутра и Нобат Ром Шах вновь предстали пред государем, государь узрел, сколь почтителен Индрапутра в обхождении, и полюбил его. Индрапутра же являл многие знаки преданности радже Тахиру Джохан Шаху, и так продолжалось все время, пока царевич оставался в его стране.

По прошествии нескольких дней пришел Нобат Ром Шах к своим родителям и молвил, почтительно склонившись: «О отец мой, теперь я знаю, сколь велико благонравие Индрапутры, сколь прекрасно его обхождение и сколь привержен он ко мне. Также и владыке вселенной являет он беспредельную верность. Отец не станет раскаиваться, ежели примет Индрапутру в свою семью, ибо Индрапутра принадлежит к роду могущественных раджей».

Услыхав слова Нобата Ром Шаха, царственные родители поняли, о чем ведет он речь, потолковали между собой, и раджа Тахир Джохан Шах повелел избрать день, благоприятный для начала сорокадневного предсвадебного бдения.[15] По прошествии же сорока дней и сорока ночей Индрапутру облачили в драгоценные одежды и сыграли его свадьбу с царевной Джамджам Деви Гемалой Ратной. Царевна, прекрасная лицом и ласковая в обхождении, была подобна четырнадцатидневной луне, и чем дольше любовался глаз ее красотой, тем ярче казалось несравненное сияние,исходящее от дочери Тахира Джохан Шаха, и в целом свете один лишь Индрапутра был столь же хорош собой.

Короткое время провел Индрапутра подле жены, и хоть безмерно велика была его любовь к царевне, он помнил о том, что чересчур долго пробыл в царстве правоверных джиннов. И вот однажды, представ пред раджей, молвил Индрапутра, обратясь к государю: «О господин мой, владыка вселенной, молю дозволить мне отправиться к отшельнику Берме Сакти». Ответствовал государь: «О сын мой Индрапутра, я был бы куда как более рад, если бы еще год или два ты услаждал мою душу, оставаясь со мной». Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «О господин мой, владыка вселенной, любовь господина достигла сердца моего, я же,посланный к Берме Сакти раджей Шахианом, еще не достиг своей цели. Если суждено мне остаться в живых, я возвращусь, дабы предстать пред владыкой вселенной».

Простившись с государем, отправился Индрапутра во дворец к своей жене, Джамджам Деви Гемале Ратне, и сказал ей: «Прощай, о любимая, я ухожу на поиски отшельника Бермы Сакти». Услыхав слова мужа, горько зарыдала царевна, Индрапутра же улыбнулся и пропел такой пантун:

Белый слон укрыт за стенами, Едет Кемаят на буйволе мимо; Не надо печалить меня слезами, Коль буду жив, возвращусь к любимой.

Но, услыхав те слова, не перестала плакать царевна. Тогда Индрапутра принялся целовать ее, утешать нежными словами, напевать пантуны и селоки, умеряющие печали сердца, и Джамджам Деви Гемала Ратна задремала в его объятьях. Видя, что сон смежил ее веки, Индрапутра осторожно уложил царевну на подушку.

В это время в покои вошел Нобат Ром Шах, искавший встречи с царевичем. Индрапутра простился с Нобат Ром Шахом и отправился в путь. Царевич правоверных джиннов сопровождал его. Выйдя за городские стены, названые братья обнялись, расцеловались и заплакали, предвидя долгую разлуку. Сказал Нобат Ром Шах: «О брат мой, ежели попадешь ты в беду, произнеси мое имя, и я без промедления явлюсь на помощь».

Такими словами царевич напутствовал Индрапутру и возвратился во дворец. Индрапутра жепошел в ту сторону, где заходит солнце, минуя дремучие леса, и луга, и высокие горы, встречая на своем пути свирепых зверей и созерцая многоразличные чудеса Всевышнего. 

ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой повествуется о том, как пришел Индрапутра на берег моря Семендера Джин, как даровала ему пери, хранительница моря, волшебный талисман, как похитил он одежды царевны пери Сери Ратны Гемалы Нехран и ее служанок, как летал на чудесном подносе, одолел грозных стражей семи ворот, провел ночь в беседке Шипы любовного цветка и как получил могущественный талисман от царевны Сери Ратны Гемалы Нехран 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, что, странствуя, Индрапутра достиг моря, именуемого Семендера Джин, и, еще издали узрев его беспредельные просторы, подобные далям океана, подивился, вопрошая себя: «Что за огромное море передо мной?»

Приблизившись, Индрапутра увидел, что не песком устлан берег, но неисчислимыми золотыми крупицами, что скалы у моря — из драгоценных каменьев, а галька — из самоцветов. Не травы зеленели на берегу — побеги шафрана, и произрастали там виноградные лозы, и гранатовые деревья, и множество превосходных плодов. Сами же воды морские источали аромат благовонного мускуса.

Немало и других диковин узрел Индрапутра на побережье и направил к нему стопы свои, как вдруг услыхал громкий голос: «Будь осторожен, о Индрапутра!» Индрапутра огляделся, однако не приметил ни одного человеческого существа — лишь одинокое дерево, а под ним — гору трупов. Спросил Индрапутра, обратясь к мертвецам: «Не вы ли взывали ко мне?» Ответствовал один из них: «Воистину так! Это я предостерег тебя, ибо обитает в этих краях страшная раксаса. Когда отдыхал я на берегу, море вдруг взволновалось, она вышла из вод и, приблизясь, возложила руки мне на голову. Веки мои смежились, и, объятый беспробудной дремой, не смог я уже более восстать ото сна. Вот о чем хотел я тебе поведать». Ответствовал Индрапутра: «Предадимся на волю Всевышнего».

Покуда говорили они меж собой, волны вспенились, и из вод морских вышла пери. Индрапутру стал одолевать сон, однако он быстро опамятовался, и когда пери подняла руки, чтобы возложить их на его голову, Индрапутра схватил волшебницу за волосы и воскликнул: «Ну, проклятая, пришел твой смертный час!» Взмолилась пери: «Отпусти меня, о юноша, и я дам тебе все, что ты пожелаешь». Молвил Индрапутра: «А правду ли ты говоришь?» Ответствовала пери: «Воистину не лживы мои слова». Спросил Индрапутра: «Чем же ты одаришь меня?» Ответствовала пери: «Есть у меня талисман, именуемый Маян Беди. Если господину угодно, я дам ему этот талисман. Его волшебная сила может вызывать ветер, и бурю, и молнию, и грозу. Стоит лишь назвать мое имя и совершить обряд поклонения талисману, как он вмиг исполнит волю господина».

Отпустил тогда Индрапутра пери, и молвила она: «Отныне, о юноша, будь моим внуком». Услыхав это, Индрапутра возрадовался, пери же спросила: «Скажи, как твое имя, как величают твоих родителей, откуда ты родом и что привело тебя сюда?» Ответствовал Индрапутра: «Зовут меня Индрапутрой, я — сын махараджи Бикрамы Буспы и Джамджам Ратны Деви». И поведал Индрапутра пери обо всем, что с ним произошло. Преисполнясь великой любовью к юноше, пери спросила: «Куда же ныне ты направляешься, о внучек?» Ответствовал Индрапутра: «Я иду к отшельнику Берме Сакти». Молвила пери: «Как же ты доберешься до тех недоступных мест?» Ответствовал Индрапутра: «Доберусь, ежели будет на то воля Всевышнего».

И спросил Индрапутра: «Кто владеет этим краем?» Ответствовала волшебница: «Им владеет дочь повелителя пери, махараджи Шаха Токана, несказанно прекрасная царевна Сери Ратна Гемала Нехран. Украшают этот край диковинные сады, в которых расставлены вазы для цветов, вычеканенные из золота, серебра и драгоценного сплава меди и золота, прохладные пруды, оправленные золотом и изукрашенные сверкающими рубинами. Пестуют царевну семь нянек из числа прекраснейших пери, охраняют ее семь высоких решетчатых оград и семь страшных зверей. Пуще зеницы ока бережет Шах Токан свою дочь, лишь в пятничные дни она приходит к морю собирать цветы и лакомиться сладкими плодами. Я же поставлена хранительницей этого моря».

Спросил Индрапутра: «Можно ли мне взглянуть на царевну?» Ответствовала пери: «Что за нужда тебе, внучек, глядеть на нее, если просватана Сери Ратна Гемала Нехран за царевича пери по имени Дэва Лела Менгерна?» Молвил Индрапутра: «Хотел бы я знать, правду ли говорят люди о ее красоте». Улыбнулась пери, услыхав эти слова, и спросила: «Может, есть у тебя до царевны тайное дело?» Молвил Индрапутра: «Поведай мне, в чем волшебная сила Сери Ратны Гемалы Нехран?» Ответствовала пери: «Стоит ей только пожелать, и вмиг появится страна и сонмы ее обитателей — пери и небожители в полном воинском облачении. Такова сила чар талисмана царевны, обретающегося на вершине дворцовой кровли».

Индрапутра весьма подивился и спросил: «Скажи мне, к какой хитрости я должен прибегнуть, чтобы свидеться с царевной?» Ответствовала пери: «Ежели хочешь увидать Сери Ратну Гемалу Нехран, укройся неподалеку от берега моря и, когда царевна придет купаться и сбросит одежды, неприметно похить их и хорошенько спрячь. Сери Ратна Гемала Нехран станет молить, чтобы ты вернул одежды, но ты не отдавай, покуда царевна не поклянется, что одарит тебя талисманом». Спросил Индрапутра: «Через сколько дней придет царевна купаться?» Ответствовала пери: «Три дня осталось тебе ждать».

Сказав так, позвала пери Индрапутру в свой дом. И погрузился Индрапутра вместе с пери в море Семендера Джин и подивился красоте его. Подводный град, которого они достигли, был возведен из черного камня, а ворота его — отлиты из чистого золота, усыпанного алмазами. Пройдя ворота, Индрапутра узрел сады и пруды, оправленные драгоценным сплавом меди и золота, в садах же — всевозможные цветы, источавшие дивные ароматы. Достигнув обиталища пери, увидел царевич, что дом ее возведен из слоновой кости и покоится на золотом основании. В несравненных покоях этого дома и поселился Индрапутра.

Теперь расскажем о царевне Сери Ратне Гемале Нехран. Она восседала на высоком престоле в окружении служанок и нянюшек, развлекаясь и шутя с ними, когда приблизилась к ней одна из пери и, почтительно склонившись, молвила: «Вижу я, что бледна нынче моя повелительница и что померкло сияние, озарявшее ее лицо. Пусть же поведает нам госпожа: отчего уподобилась она увядшему гранатовому цветку?»

Услыхав эти слова, улыбнулась Сери Ратна Гемала Нехран и так ответствовала своим подругам: «Всю нынешнюю ночь тешилась я со служанками, когда же перед рассветом мы опочили, увидала я сон, будто дракон обвился вокруг моего стана, не прикасаясь к телу, и будто несказанно прекрасен был тот дракон. Меня окутал аромат благоуханных цветов, и я не могла надышаться тем ароматом. Дракон же скользнул на крышу дворца и проглотил талисман, покоящийся на вершине кровли. Сон, который я увидела, встревожил меня, вот отчего я нынче бледна».

Выслушали служанки свою госпожу и звонко рассмеялись, говоря: «Должно быть, сей сон предвещает скорую свадьбу царевны и раджи Дэвы Лелы Менгерны». От этих речей Сери Ратна Гемала Нехран стыдливо потупилась, а служанки принялись еще веселее смеяться и пропели такой пантун:

Высоко в небе летал попугай, Устав, к земле полет обратил он; Ночью привиделся сон невзначай, Но день покажет — был ли правдивым.

От этого пантуна омрачилось лицо царевны, и спросила она, обратясь к кормилице: «Скажи, скоро ли полетим мы купаться в море Семендера Джин?» Почтительно склонившись, ответствовала кормилица: «Завтра поутру мы отправимся в путь».

И вышли пери из зала для приемов, дабы припасти всевозможные умащения. Одни принялись толочь шафран, мельчайший порошок которого сообщает волосам небывалую красоту, другие — готовить благовонные притирания. Когда же с надлежащим искусством служанки исполнили свою работу, они положили умащения в алмазную шкатулку и кувшинчики из драгоценного сплава и принесли Сери Ратне Гемале Нехран. Царевна поместила кувшинчики и шкатулку в золотую чашу, изукрашенную драгоценными каменьями, и, взяв золотой гребень, усыпанный самоцветами, опустила его в хрустальный флакон, флакон же и чашу поставила на поднос из драгоценного сплава.

Ранним утром, когда еще не померкла на небосводе луна и не погасли звезды и когда дикие звери еще не вышли на добычу, облачилась Сери Ратна Гемала Нехран в драгоценные одежды и надела свое волшебное платье анта кесума, в котором она могла летать по воздуху. Произнеся чудесное заклинание над подносом с умащениями, царевна взлетела к небесам, сопровождаемая семью служанками. Поднос же, как бы ожив, полетел вслед за ними, превосходя проворством стрелу, пущенную из лука.

Вернемся теперь к Индрапутре, поселившемуся в подводном царстве. Он молвил, обратясь к хранительнице моря: «Завтра поутру минет третий день с тех пор, как я живу в твоем дворце». Ответствовала пери: «Нынче в полночь отправляйся на берег моря и схоронись там в укромном месте. Когда же прилетят пери, спрячь их платья в этот серебряный сосуд. Которая из них царевна, легко узнать — она первая станет мыть голову порошком шафрана. Вот тогда-то ты и похитишь ее одежды».

Услыхав эти слова, вышел Индрапутра на берег и, совершив обряд поклонения талисману Маян Беди, произнес имя хранительницы моря. Она тотчас же явилась и, вырыв яму по росту Индрапутры, велела ему спрятаться, сама же сверху прикрыла яму сухими листьями.

Едва заалела заря, прилетела на берег моря Сери Ратна Гемала Нехран с семью служанками, и великий трепет объял Индрапутру, взиравшего на опустившихся с небес пери, сопровождаемых летучим подносом. Очутившись на берегу, служанки сбросили одежды, сняла свой волшебный наряд и царевна, и подивился Индрапутра несказанной красоте ее лица, сиявшего столь ослепительно, что взор не в силах был проникнуть сквозь завесу того сияния. Подумал тогда Индрапутра: «Воистину правду сказала мне хранительница моря, ни слова лжи не было в ее речах».

Между тем одна из пери приблизилась к подносу, дабы взять притирания, по случайности задела ногу Индрапутры, спрятавшегося под сухими листьями, и громко произнесла его имя. Обратясь к ней, спросила царевна: «Уж не лишилась ли ты рассудка, что зовешь неизвестного тебе мужчину?» Пери, смеясь, ответствовала: «Не сердись на меня, о госпожа, всему виною мой проклятый язык».

И умастила Сери Ратна Гемала Нехран свое тело, вымыла голову шафрановым порошком, и то же самое сделали ее служанки. После они бросились в море и стали плескаться и плавать, брызгая друг в друга водой. И тешился Индрапутра, взирая на их забавы, внимая голосам, напевающим селоки и пантуны, и весьма дивясь прелести движений и сладостному пению пери.

Насладившись лицезрением прекрасных пери, Индрапутра потихоньку выбрался из своего укрытия и похитил волшебный наряд царевны, а также платья ее служанок. Все это он спрятал в яме, забросал яму землей, так что никто не приметил бы того места, и направился к морю. Войдя в воду, подплыл Индрапутра к царевне и обвил рукой ее стан. В сильном испуге метнулась Сери Ратна Гемала Нехран прочь из воды и устремилась к берегу. Ее распущенные волосы, касаясь на бегу земли, разметались, по добно охапке нераскрывшихся пальмовых цветов, волной ниспадающих с драгоценного подноса.

Придерживая рукою кайн, царевна крикнула служанкам: «О сестрицы, почудилось мне, будто дракон, которого я видела во сне, обвился вкруг моего тела». Служанки поспешили к госпоже, одна из них уложила царевну к себе на колени, другие же стали ласкать ее и успокаивать.

Индрапутра между тем выбрался на берег и, прогуливаясь под раскидистыми деревьями, стал лакомиться плодами и срывать цветы. Пери приметили его и сказали госпоже: «Встань поскорее, о царевна, и облачись в свой наряд: сюда идет какой-то юноша».

Не помня себя бросилась Сери Ратна Гемала Нехран со служанками к тому месту, где они оставили свои одежды, но, сколько ни искали, не могли найти их. Царевна пришла в смущенье и, видя приближающегося Индрапутру, укрылась за финиковой палцьмой. А служанки между тем вновь и вновь обыскивали заросли

Индрапутра приблизился к служанкам и спросил: «О девушки, что вы здесь ищете со столь великим усердием?» Ничего не ответили служанки, лишь улыбнулись и потупили взоры. Тогда повторил Индрапутра свой вопрос, но, как и в первый раз, служанки только улыбнулись. Видя это, пропел Индрапутра такой пантун:

Искал попугай какую-то птицу, Но закогтил ее царственный сокол; То, что ищете вы, девицы, Смельчак припрятал неподалеку.

Не выдержали пери, громко рассмеялись и, подняв глаза, принялись рассматривать Индрапутру. Он же любовался дивной красотой их лиц, прелестью движений, подобных колыханию медового моря, степенной плавностью поступи.

Отправились служанки к царевне, и, когда приблизились, спросила их Сери Ратна Гемала Нехран: «Удалось ли вам отыскать наши платья?» Ответствовали пери: «О госпожа, нигде не смогли мы их найти». Молвила царевна: «Отчего же тогда вы улыбаетесь?» Ответствовали служанки: «О госпожа, мы видели юношу, который поверг нас в великое смущенье красотой своей и стройностью. Он завел с нами разговор, после же пропел такой пантун:

Искал попугай какую-то птицу, Но закогтил ее царственный сокол; То, что ищете вы, девицы, Смельчак припрятал неподалеку».

Ответствовав так, пери снова принялись громко смеяться.

Царевна услыхала их слова и подумала: «Откуда явился этот юноша и кто он родом — небожитель или, может быть, джинн, наделенный великой волшебной силой?» И спросила царевна, обратясь к пери: «Не он ли похитил наши одежды?» Ответствовала одна из служанок: «Воистину справедливы слова госпожи». Молвила царевна: «Пойди и спроси у него». Ответствовала служанка: «Стыжусь я идти к нему одна». Приказала тогда Сери Ратна Гемала Нехран старшей из пери: «Ступай к юноше и разузнай, не видал ли он наших одежд».

И отправилась старшая пери к Индрапутре, который, присев рядом с летучим подносом, чертил на песке многоразличные рисунки — облака и тучи всяческого вида. Спросила его посланница царевны: «О юноша, не видал ли ты здесь наших одежд?» Ответствовал Индрапутра: «Нет, не видал я никаких одежд, ласкал мой взор лишь гибкий побег благоуханного серея, чьи плоды прельстительно вздымались вверх. Вот что видел здесь Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы».

Улыбнулась старшая пери и, поспешив к госпоже, сказала: «О госпожа, спрашивала я юношу, он же ответствовал: «Не видал я никаких одежд, ласкал мой взор лишь гибкий побег благоуханного серея, чьи плоды прельстительно вздымались вверх. Вот что видел здесь Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы».

Царевна улыбнулась и, прикусив указательный пальчик, молвила: «Увы, должно быть, этот юноша, порождение нечистой силы, тешил свой взор, глядя на груди мои». Услыхав слова госпожи, служанки звонко рассмеялись, ударяя себя руками в грудь и говоря: «Увы, он видел все наши забавы». Сказала тогда царевна, обратясь к старшей из пери: «Сдается мне, что не кто иной, как этот юноша, похитил наши одежды. Пойди спроси его еще раз».

Вновь приблизилась к Индрапутре старшая из пери и спросила: «О юноша, не видал ли ты здесь наших одежд?» Ответствовал Индрапутра: «Клянусь раджей Дэвой Лелой Менгерной, не видал я никаких одежд. Ласкал мой взор лишь белоснежный цветок жасмина, чьи увядшие листья осыпались на ветру. Вот что видел здесь Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы». Громко рассмеялась пери и, возвратившись к Сери Ратне Гемале Нехран, передала ей слова Индрапутры. А царевна, тоже смеясь и хлопая в ладоши, сказала: «Увы, должно быть, этот юноша, порождение нечистой силы, тешил свой взор, глядя на мой стан». И вслед за царевной принялись смеяться и хлопать в ладоши все служанки, повторяя: «Этот Индрапутра, порождение нечистой силы, видел все наши забавы да еще клялся именем жениха царевны». Молвила тогда Сери Ратна Гемала Нехран: «Нет более сомнений в том, что наши одежды похитил этот юноша».

В третий раз отправилась к Индрапутре старшая из пери и сказала, обратясь к нему: «О юноша, не видал ли ты здесь наших одежд?» Ответствовал Индрапутра, громко смеясь: «Клянусь женихом царевны Сери Ратны Гемалы Нехран, видел я лишь то, о чем поется в таком пантуне:

Птенец гаруды,[16] купавшийся утром, Тонет, крылья вздымая грузно: Обнял его в воде Индрапутра, Сын махараджи Бикрамы Буспы».

Пери, смеясь, возвратилась к своей госпоже, передала ей слова Индрапутры и пропела его пантун:

Птенец гаруды, купавшийся утром, Тонет, крылья вздымая грузно: Обнял его в воде Индрапутра, Сын махараджи Бикрамы Буспы.

Услыхав этот пантун, царевна в волнении прижала руки к груди и молвила: «Увы, видел Индрапутра, как мы забавлялись здесь. Иначе откуда бы ему знать, что кто-то обнял в воде мой стан?»

Молвили тогда пери: «Достоин всяческого осуждения поступок сего юноши, который хитростью подслушал наши речи. Если узнает о случившемся раджа Дэва Лела Менгерна, он обрушит свой гнев на наши головы. Но разве в силах мы, о госпожа, не изумляться, глядя, как этот юноша, будто живых, рисует на песке драконов и иные дива! Он и лицом прекрасен, и мудр в обхождении, и умен в речах!»

Ответствовала царевна: «Сомнений больше нет. Это он похитил наши платья». Сказали пери: «Пусть лучше госпожа сама предстанет перед юношей. Быть может, он смягчится сердцем и вернет наши одежды». Молвила Сери Ратна Гемала Нехран: «Мне и помыслить стыдно о том, что я предстану перед юношей, да и что я скажу ему, как смягчу его сердце?» Смеясь, ответствовали служанки: «Мы тоже ведь не знаем, что ему сказать». Сказала с улыбкой царевна: «Не подобает мне вести разговор с этим юношей». Ответствовали пери со звонким смехом: «А что случится? Разве причинил он нам своими речами хоть малейший вред? Только нас он не послушал, так, может, послушает царевну и отдаст одежды, которые похитил».

Выслушав служанок, сдалась царевна на уговоры и, робко ступая, направилась к Индрапутре, не зная, подобающее ли совершает деяние, и пылая от смущения. Приблизясь же, обратила она взор свой на несказанно прекрасный лик Индрапутры, на его горделивую осанку и сказала, обратясь к юноше: «О брат мой, мы предаемся на твою волю, поступай, как пожелаешь, только верни наши одежды». Ответствовал Индрапутра: «Воистину мы с тобой брат и сестра». Молвила царевна: «Возврати наши одежды, и я дам тебе все, что пожелаешь». Спросил Индрапутра: «Это правда, что ты исполнишь любое мое желание?» Ответствовала Сери Ратна Гемала Нехран: «Как верная брату сестра, я дарую тебе все, что бы ты ни попросил». Молвил Индрапутра: «Поклянись, что не обманешь, и я верну ваши платья». Услыхав это, возрадовалась царевна и поклялась, говоря: «О юноша, воистину нерушима наша верность друг другу».

Возрадовался Индрапутра и молвил, обратясь к Сери Ратне Гемале Нехран: «О сестрица, ежели правда то, что ты сказала, подари мне чудесный талисман, покоящийся на кровле твоего дворца. Тогда я возвращу одежды». Замолчала царевна, услыхав слова Индрапутры, сама же подумала: «Откуда узнал он о талисмане? Видно, придется отдать ему это сокровище, тогда он возвратит нам платья. Иначе мы не сможем вернуться во дворец, к тому же я нарушу свою клятву. Лучше уж исполнить его желание». Подумав так, молвила Сери Ратна Гемала Нехран: «О брат мой, я дарую тебе то, о чем ты просишь, только поведай прежде, чей ты сын, кто отец твой, как ты попал сюда и откуда узнал о моем талисмане». Ответствовал Индрапутра: «О царевна, я сын махараджи Бикрамы Буспы, зовут же меня Индрапутрой». И рассказал он царевне обо всем, что с ним произошло от начала и до конца, и, выслушав его, Сери Ратна Гемала Нехран пришла в изумленье.

Покуда они беседовали, прибежали к царевне служанки, говоря: «О госпожа, попроси юношу поскорей вернуть нам нашиодежды, ибо вскоре явится сюда хранительница моря и обо всем расскажет твоему отцу». Услыхав это, молвил Индрапутра: «Не страшись, о сестрица, ибо я довожусь внуком хранительнице моря». Между тем хранительница моря, смеясь, приблизилась к ним, и поведала ей Сери Ратна Гемала Нехран о клятве, данной Индрапутре. Молвила тогда пери: «О царевна, нет беды в том, что назвала ты Индрапутру братом, ибо он тоже происходит из рода могущественных раджей». От этих слов приязнь царевны к названому брату Индрапутре преумножилась, служанки же сказали: «О госпожа, нам надо поспешить во дворец, ибо он давно уже пустует».

И обратилась Сери Ратна Гемала Нехран к Индрапутре: «О брат мой, возврати наши одежды, я же дарую тебе волшебный талисман». Согласился Индрапутра и принес одежды. Сказала тогда Сери Ратна Гемала Нехран: «О брат, если ты желаешь, чтобы я даровала тебе талисман, отправляйся вместе с нами во дворец». Ответствовал Индрапутра: «Как же достигну я дворца? Я ведь не умею летать!» Молвила царевна: «О брат мой Индрапутра, тебя домчит летучий поднос, только в пути не оглядывайся, не то упадешь на землю». Сев на поднос, сказал Индрапутра царевне: «Смотри же не нарушь своей клятвы!» Ответствовала царевна: «Не тревожься, ибо я никогда не отступаюсь от своего слова».

Сказав так, царевна вместе со служанками поднялась к небесам, а поднос последовал за ними, и с высоты вся земля показалась Индрапутре величиной с невысокую гору. Вскоре они достигли лугов, именуемых Белантара Хайрани, которые своей красотой повергли Индрапутру в изумление, там и находился дворец царевны. Приметив, что залюбовался Индрапутра прекрасными лугами, царевна приказала подносу спускаться на землю, и Индрапутра не мог понять, отчего опустился летучий поднос. Поднявшись на ноги, Индрапутра направился к стоявшему в отдалении дворцу, глянул вверх, но не увидел более пери — они скрылись из виду.

И достиг Индрапутра дворца, подобного огнедышащей горе, испускающей ослепительное сияние, и так подумал: «Куда я попал и что это передо мной? Увы, напрасно я возвратил одежды коварным пери». Приблизясь, увидел Индрапутра, что окружает дворец Сери Ратны Гемалы Нехран решетчатая ограда из дамасской стали, а ворота в стене, выкованные из чистого золота и изукрашенные драгоценными алмазами, были так прекрасны, что поражали всякого своим величием. Стражем у ворот был поставлен могучий слон, нрава весьма свирепого. Он грозно взмахивал ушами, будто собирался броситься на Индрапутру. Подле ворот росло раскидистое баньяновое дерево с ветвями из золота, листьями из серебра и плодами из сверкающих рубинов, и слон был привязан к этому дереву.

Объятый страхом, подумал Индрапутра: «Не будь слон привязан, верно, бросился бы на меня»,— и еще больше устрашился от этой мысли. Пери же смеялись, глядя на Индрапутру из дворца, и он опять посетовал, что возвратил им одежды. И так сказал себе Индрапутра: «Чем терпеть позор, лучше пасть в битве со свирепым слоном. Ведь только единожды принимают смерть». Выхватил он меч из ножен, приблизился к огромному зверю, но вдруг приметил, что слон вперил в него неподвижный взгляд. Подумал тогда Индрапутра: «Слон этот, верно, не живой — только изваян искусно». Нашел Индрапутра нить, тянущуюся от зверя к мудреному механизму, разрубил ее мечом, и чудесный слон, рухнув наземь, застыл недвижимый. Увидел тогда Индрапутра, что слон выкован из дамасской стали, бивни у него — из горного хрусталя, глаза — из зеленых изумрудов, а когти из бирюзы. И укрывала слона попона из златотканой парчи, расшитой многоцветными нитями. Подивился Индрапутра чудесному слону и великому искусству того, кто его изваял.

Войдя в ворота, Индрапутра увидел перед собой вторую ограду из драгоценного сплава, ворота же в ней были из чистого золота, затейливо изукрашенного. Только собрался Индрапутра пройти через те ворота, как приметил их стража — тигра, который грозно ощерил клыки, поджал хвост и прядал ушами, словно изготовясь к прыжку. И был тигр привязан к гранатовому дереву. Подивившись на зверя, Индрапутра бросился к нити, приводившей его в движение, разрубил ее, и тигр, пав наземь, застыл недвижимый. И увидел Индрапутра, что тигр изваян из драгоценного сплава меди и золота, когти у него из жемчуга, глаза — из синего стекла, язык —из рубинов, а лапы из горного хрусталя.

Пройдя через вторые ворота, Индрапутра подивился их несказанной красоте и направил стопы свои к третьей ограде с воротами из свинца, затейливо изукрашенного. Ворота эти сторожил лев, привязанный к виноградной лозе. Лев грозно разинул пасть, стал бить хвостом и поводить глазами, словно желая пожрать Индрапутру. Индрапутра же, помыслив, что сей лев тоже чудесное изваяние, перерубил мечом нить, приводившую его в движение, и, подобно остальным тварям, лев пал недвижимый на землю.

После Индрапутра достиг четвертой ограды с решеткой из драгоценного сплава и воротами из чистого золота, на которых были вычеканены дивные цветы. Сторожил те ворота свирепый носорог, устремившийся к Индрапутре, гибельно разверзнув пасть. Привязан носорог был к финиковой пальме, чьи листья трепетали на ветру и звенели, подобно голосам перекликающихся людей. Подивился Индрапутра на носорога, раздумывая, не чудесный ли он, а царевна, видя, что юноша в сомнении, смеялась со служанками, глядя на него. Индрапутра же приметил, что не светятся глаза у зверя, и помыслил: «Воистину сей носорог диковинное творение рук». Он разрубил нить, приводящую в движение чудище, и недвижимым застыл носорог, пав на землю. Был он изваян из цельного куска горного хрусталя, а язык его — выкован из дамасской стали и остро наточен.

Приблизившись к пятой ограде, с решеткой из серебра и воротами из чистого золота, Индрапутра увидел стража ворот — семиглавого дракона, отверзшего все семь своих пастей, высунувшего семь языков и устрашающе ощерившегося, так что его нижние губы легли на землю, верхние же достигли дверей дворца. И объял страх душу Индрапутры при виде грозного дракона, царевна же и служанки громко смеялись над его робостью. И подумал Индрапутра: «Ежели войду, дракон проглотит меня». Дивясь его грозному виду, бросился он к нити, приводящей в движение чудовище — хранителя врат, перерубил ее, и навеки застыл дракон недвижимым.

Индрапутра же отправился дальше и достиг шестых ворот в решетчатой ограде, которые стерегла страшная и грозная гаруда, привязанная к вечнозеленой пинии. Индрапутра приблизился к гаруде, увидел, что и она чудесное творение, и подивился, с каким искусством изваяли ее тело из магнитного железа, глаза — из мрамора, когти же выковали из дамасской стали. Перерубил Индрапутра нить, протянувшуюся к пинии, гаруда встрепенулась и навеки застыла недвижимой.

И вот наконец Индрапутра очутился у седьмой ограды. Ее решетка была из красной меди, ворота же — из цельного изумруда. Еще издали он приметил какое-то чудище, подобное клубам дыма, вздымающимся к небесам, приблизившись же к воротам, узрел раксасу на зеленом коне, вращающего в каждой руке по обнаженному мечу. Увидев раксасу, Индрапутра подивился, поднял с земли ветку, бросил ему, и раксаса будто ножницами перерезал ветку мечом. Тогда понял Индрапутра, что и раксаса — чудесное изваяние, и в тот же миг услыхал доносившийся из-под земли гул. Разрыв землю, Индрапутра нашел золотое колесо, от которого протянулась к раксасе серебряная нить. Индрапутра перерубил эту нить, и, рухнув наземь, застыл недвижимым грозный великан. Так, сокрушив все волшебные преграды, Индрапутра прошел через семь ворот и направился ко дворцу царевны.

Подивившись уму и храбрости Индрапутры, царевна повелела убрать дворец изукрашенными золотым шитьем парчовыми завесами и покровами из тончайших шерстяных тканей и зажечь китайские фонари, свечи и масляные светильники во всех покоях. После же приказала четырем служанкам отнести Индрапутре благовонные притирания, шафрановый порошок и прекрасные одежды, дабы, совершив омовение, он мог в них облачиться.

Четыре служанки предстали перед Индрапутрой и, почтительно склонившись, молвили: «О господин наш, царевна зовет тебя в сад Любовного томленья». И последовал Индрапутра за четырьмя служанками.

Сад, в который они вошли, был окружен решетчатым забором из драгоценного сплава, и вела в него калитка из чистого золота и драгоценных камней девяти родов, изукрашенная многоразличными самоцветами. В том саду Индрапутра узрел всяческие дива, искусно сработанные, разостланные на земле покровы из тончайших шерстяных тканей, а на них — мягкие подушки, расшитые позлащенными нитями.

В саду стояла прекрасная беседка, укрытая в тени дерева с золотым стволом, листьями из изумрудов и плодами из голубых сапфиров, на самой его вершине танцевал, распустивши хвост, павлин несказанной красоты. Когда легкий ветерок шелестел в древесной листве, слышался звон касавшихся друг друга листьев, подобный сладостным звукам оркестра. И повсюду в том саду распевали свои песни скворцы, длиннохвостые попугаи услаждали слух прекрасными шаирами, а красные попугаи рассказывали всевозможные истории. Разноцветные рыбки в пруду всплывали на поверхность, волнуя воду, и она шумела, подобно голосам перекликающихся людей или постукиванию пестов в руках женщин, толкущих рис. Индрапутра подивился всем этим чудесам и, восславив имя Всевышнего, подумал: «Как же помыслить о Нем, если даже рабы Его наделены такими сокровищами?»

Когда опамятовался Индрапутра, к нему с почтительным поклоном приблизились пери и молвили: «О господин наш Индрапутра, не медли, соверши омовение». Ответствовал Индрапутра: «Прежде вы войдите в воду, а после я». Пери улыбнулись и пропели такой пантун:

Коль светит луна, темноту серебря, Зачем же укрыта за звездным забором; Коль правду сказал ты, назвавши себя, Зачем же боишься предстать нашим взорам?

Улыбнулся Индрапутра и ответствовал таким пантуном:

Отмерить на баджу два локтя ткани Раджа Индрагири[17] не поскупится; Меня увидите вы не ране, Чем вашей красою мой взор насладится.

Засмеялись пери словам Индрапутры, а он пропел еще и такой пантун:

Поймали рыбу и рыбу ту Глушат молотом деревянным; Ничуть не стыжусь за свою красоту, Стыжусь, что нагим перед вами предстану.

Пери звонко расхохотались, Индрапутра же, сбросив одежды и умастившись притираниями и шафрановым порошком, вошел в прекрасный пруд и насладился ароматом его вод, благоуханием подобных розовой воде. Когда он совершил омовение, пери принесли многоразличные благовония и драгоценные одежды, дарованные Индрапутре царевной, и, дивясь красоте юноши, в один голос воскликнули: «Воистину прекрасен Индрапутра, вполне под стать он Сери Ратне Гемале Нехран».

Они поднесли Индрапутре благовония и одежды на подносе из бирюзы и, почтительно склонившись, молвили: «О господин наш Индрапутра, сей наряд тебе прислала царевна Сери Ратна Ге мала Нехран, не отвергай его, ибо он дарован в знак ее искренней сестринской привязанности». Выслушав служанок, Индрапутра улыбнулся и, облачась в новые одежды, направился во дворец, к царевне.

Обратясь к нему, молвила Сери Ратна Гемала Нехран: «Войди, о брат мой». Индрапутра вошел в зал для приемов и склонился до земли перед царевной в почтительном поклоне. Сказала царевна: «Воссядь, о брат мой, на позлащенный престол, и пусть все мои служанки предстанут пред тобою». Царевна приказала подать бетель в золотом сосуде и стала угощать Индрапутру. Когда же Индрапутра отведал бетеля, слуги внесли блюдо с яствами, поставили перед гостем и Сери Ратной Гемалой Нехран, и они вместе вкушали те яства. После слуги наполнили чаши пьянящими напитками, и, пока Индрапутра тешился ими, царевна про себя подумала: «Надо бы мне испытать верность Индрапутры. Может, захмелев, он раскроет свои тайные мысли?»

И произнесла царевна заклинание над бирюзовым кубком, от которого Индрапутра захмелел, будто от дурмана базиликовых цветов. Тогда она подала знак служанкам, и те пропели такой пантун:

Возят быки и кони гнедые Рис в амбары Данг Джазираты; Едва повстречаются молодые — Сердца их уже любовью объяты.

Склонив голову на грудь, Индрапутра ответствовал таким пантуном:

Возят быки и кони исправно Млечный сок древесных ветвей; Хоть повстречались совсем недавно, Стала царевна сестрою моей.

Услыхав пантун Индрапутры, засмеялись царевна и служанки, и Сери Ратна Гемала Нехран вновь подала знак пери, дабы они пропели такой пантун:

У Ратны Вали погибли посевы, Хоть в поле трудилась она все утро; Воистину предан ли ты царевне, Ответствуй, о доблестный Индрапутра.

Индрапутра улыбнулся и ответствовал таким пантуном:

Можно, когда оскудеют поля, Сбором цветов заработать на жизнь; Не знает пределов верность моя, Иначе я не был бы сыном раджи.

Пери рассмеялись, подали новые яства, и, отведав их, сказал Индрапутра, обратясь к Сери Ратне Гемале Нехран: «О сестрица, сейчас уже поздняя ночь, позволь мне покинуть твои покои».

Выслушав Индрапутру, царевна приказала украсить для него беседку Шипы любовного цветка. Резные опоры той беседки были сделаны из ароматного дерева келембак,[18] стены — из красного стекла, а крыша — из белого. Служанки разостлали многослойные покровы, вытканные из тончайшей шерсти, повесили парчовые завесы, зажгли мерцающие свечи, китайские фонари и масляные светильники.

Когда все было готово, молвила царевна, обратясь к Индрапутре: «О возлюбленный мой, отправляйся почивать в беседку Шипы любовного цветка». Индрапутра улыбнулся, услыхав, как прозывается беседка, и, простясь с царевной, удалился в сопровождении служанок. Подивившись красоте беседки, убранной парчовыми завесами, Индрапутра возлег на ложе и увидел зеркало из горного хрусталя, а над зеркалом — цветок.

На цветке сладостно щебетала малая пичуга дивной красоты, а другая, примостившись на ковре у ног Индрапутры, отвечала ей нежным голосом, подобным напеву свирели. Вдруг та пичуга, что сидела на цветке, перелетела на край сосуда для омовения и брызнула на Индрапутру водой, благоухающей ароматным нардом. Индрапутра подивился сему чуду и многим иным чудесам и опочил, теша свой слух прельстительными звуками.

Поутру Сери Ратна Гемала Нехран приказала одной из служанок отнести Индрапутре сосуд с бетелем. Служанка пришла к беседке Шипы любовного цветка и, найдя Индрапутру спящим, пропела такой пантун:

На ранней заре душистый жасмин Я собирала в сосуд золотой; Вставай поскорее, о господин, Солнце сияет над головой.

Индрапутра вздрогнул, услыхав слова служанки, и, поднявшись с ложа, пропел такой пантун:

Волшебному саду, где воздух свеж, Дивится изнеженный Лаксамана; Сладостный сон не смежает вежд Бедным скитальцам в краях чужестранных.

Служанка улыбнулась, услыхав тот пантун, а Индрапутра, прополоскав рот и умывшись над золотым тазом, отправился во дворец Сери Ратны Гемалы Нехран. Царевна, встретив, приветствовала его и усадила на позлащенное кресло, изукрашенное драгоценными каменьями. Между тем служанки внесли поднос  с многоразличными яствами и поставили тот поднос перед Ин-драпутрой, он же, утолив голод и взявши щепотку бетеля, спросил: «О сестрица, где волшебный талисман?»

И ответствовала царевна: «О брат мой, возьми сей талисман и помни, что он поможет тебе во всяческих делах. Если ты пожелаешь основать страну, назови имя моей бабки — государыни Дэвы Лангкурбы, обитающей в морской пучине, и в тот же час явится перед тобой прекрасный город и трон могущественных раджей, юные прислужницы и неисчислимое воинство пери, джиннов, духов и небожителей в боевом облачении. Перед тобой предстанут также их предводители — Дикар Агус, Дикар Килат, Дикар Алам и Сегентар Алам. Стоит тебе лишь приказать, и Дикар Килат в мгновение ока отправится в любую отдаленную страну или же на дно морское. А Дикар Агус по твоему желанию низвергнет на землю дождь, и ветер, и всепожирающее пламя. Вот какова сила сего талисмана».

Молвил тогда Индрапутра: «О сестрица, воистину велика любовь ко мне в сердце твоем. Но я отвечу тебе такой же преданностью». Выслушав Индрапутру, Сери Ратна Гемала Нехран отдала ему талисман, и Индрапутра принял его с великой радостью. После служанки подали всевозможные сласти и студеные напитки, и вместе с царевной Индрапутра воссел за трапезу. 

ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой повествуется о том, как Сери Ратна Гемала Нехран стала женой Дэвы Лелы Менгерны, как Нобат Ром Шах помог Индрапутре в жестокой битве и как повстречался Индрапутра с раджей Бахтадаром Шахом 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, будто отправился как-то раджа Дэва Лела Менгерна на охоту совсем своим войском, сразил в лесах золотого оленя дивной красоты и с гонцом послал его в дар Сери Ратне Гемале Нехран. Гонец поспешил к царевне и, приблизясь ко дворцу, узрел, что повергнуты наземь чудесные звери, охранявшие ворота. Войдя же в покои, он увидел Сери Ратну Гемалу Нехран, восседавшую на престоле с неким юношей и окруженную толпой прислужниц. Гонец выбежал прочь из дворца, царевна же велела одной из пери его воротить, однако гонец не слыхал окликов служанки, ибо весьма торопился к своему господину.

Служанка воротилась и, почтительно склонившись перед царевной, сказала: «О госпожа, хоть и звала я гонца Дэвы Лелы Менгерны, не пожелал он явиться пред лицо твое». Молвила царевна, обратясь к Индрапутре: «О брат мой, оклевещет меня сей посланец». Ответствовал Индрапутра: «О сестрица, предайся на волю Всевышнего». От этих слов сердце царевны исполнилось великим беспокойством.

Между тем гонец прибежал к Дэве Леле Менгерне, коий восседал на троне, окруженный везирями, и витязями, и воинами, и, представ пред ним, молвил с почтительным поклоном: «О господин мой, владыка вселенной, я видел царевну, восседавшую в своих покоях с неведомым юношей. А волшебные звери — хранители врат — все повергнуты наземь без сожаления».

Страшно разгневался Дэва Лела Менгерна, выслушав посланца, и, в ярости своей уподобясь змее, свернувшейся для броска, приказал кликнуть клич везирям, витязям и всему войску. Тотчас же явились пред ним сонмища джиннов, и пери, и небожителей в полном боевом облачении. Было их столько, что, казалось, они заслонили солнце. Все вокруг объяла непроглядная тьма, загремели громы, засверкали молнии, взволновались воды морские, словно бы над ними пронесся смерч, и на берег изошло войско во главе с самим Дэвой Лелой Менгерной.

Услыхав те грозные звуки, молвила царевна Сери Ратна Гемала Нехран, обратясь к Индрапутре: «О брат мой, что нам делать? Ведь это Дэва Лела Менгерна идет на нас войной». Ответствовал Индрапутра: «Всевышний нас защитит». Молвила царевна: «О брат мой, воззови к талисману, дабы могли мы отразить воинство Дэвы Лелы Менгерны».

Выслушав царевну, Индрапутра достал волшебный талисман и произнес имя Дэвы Лангкурбы, обитающей в морской пучине. В тот же миг изошли из талисмана тысячи джиннов, пери и небожителей в полном боевом облачении, и предстали пред царевной и Индрапутрой четыре могучих джинна — их предводители. Молвили джинны: «О госпожа, изгони печаль из своего сердца, ибо одолеем мы войско Дэвы Лелы Менгерны. Нет на тебе никакой вины, и потому справимся мы с твоими недругами».

Возрадовался Индрапутра великой радостью, услыхав речи военачальников джиннов, а Сери Ратна Гемала Нехран приказала подать джиннам, пери и небожителям яства и всевозможные напитки, и те шумно пировали, ведя меж; собой беседу.

В это время явились воины Дэвы Лелы Менгерны, громко крича: «Эй, есть ли здесь настоящие мужчины? Кто хочет сразиться с нами, пусть выйдет на бранное поле!» Услыхав эти крики, пери, джинны и небожители, изошедшие из талисмана, устремились в луга Белантара Хайрани и вступили в сраженье с воин ством Дэвы Лелы Менгерны. Оглушительный шум поднялся над полем боя, грозные кличи гремели, подобно раскатам грома. Джинн бился сджинном, пери — с пери, небожитель — с небожителем. Три дня и три ночи шло небывалое сраженье, сам Дэва Лела Менгерна пришел в те луга, и дабы знали об этом воины, в лугах установлены были стяги и знаки власти могущественных раджей на высоких древках. Пока шла битва, не смолкали звуки государева оркестра и не было числа воинам, заполонившим луга Белантара Хайрани.

Витязи Дэвы Лелы Менгерны, перекинув через плечо колчаны со стрелами и размахивая дротиками и обнаженными мечами, бросались из стороны в сторону и громовым голосом вызывали на бой недругов. А джинны, изошедшие из талисмана, и сонмы пери и небожителей, приняв вызов, ринулись на поле брани и предстали пред военачальниками Дэвы Лелы Менгерны, натягивая луки, нацеливаясь в них дротиками и рассекая воздух сверкающими мечами. Их кличи, возгласы, шум сраженья были подобны раскатам грома, пыль поднялась к небесам, так что померк свет солнца и кромешная тьма объяла луга. Но вот молниями засверкали скрестившиеся мечи, и показалось, будто вновь засиялясный день. На вечерней заре загремели боевые барабаны, и воины покинули поле битвы, разойдясь по своим станам.

На следующее утро вновь разнесся по округе барабанный бой, и вновь устремились на поле брани витязи Дэвы Лелы Менгерны, поигрывая оружием и выкликая недругов. Не мешкая отозвались предводители войска Индрапутры, воины скрестили мечи и стали поражать друг друга стрелами и пронзать дротиками. Возгласы бойцов гремели над лугами, подобно раскатам грома, сверкающие на солнце мечи и копья скрыли поле боя, словно непроходимые заросли алангаланга,[19] и пыль вздымалась к небесам, сея тьму и мрак. Но опять ни одна из сторон не смогла одержать верх, и воины опять воротились в свои станы.

Молвил Дэва Лела Менгерна, обратясь к своим везирям: «О везири мои, нет сомненья в том, что Сери Ратна Гемала Нехран и сей юноша свершили недостойное деяние. Взгляните также на то, как бьются с нами их военачальники, изошедшие из талисмана. Гнев мой не знает границ, подайте же мне оружие, дабы я мог лицом к лицу сразиться с обидчиком».

Вмиг принесли оружие раджи, и в ранний час, когда еще не померкли звезды, а дикие звери не вышли на добычу, воины обеих сторон приготовили к сраженью поле битвы, и явился на поле Дэва Лела Менгерна в полном боевом облачении, сопровождаемый витязями и неисчислимым войском. И был в воинстве Дэвы Лелы Менгерны некий могучий богатырь по имени Пахлаван Алам, который вскричал громким голосом: «Эй, юноша, нечего прятаться за спинами волшебных ратников, изошедших из талисмана. Ты, верно, страшишься, как бы я или мой повелитель не напоили меч твоей кровью!»

Едва услыхав те слова, Индрапутра вооружился, вышел на середину бранного поля и предстал перед Дэвой Лелой Менгерной. Тот пустил в Индрапутру стрелу, но Индрапутра отразил ее, и вновь натянул Дэва Лела Менгерна свой лук. Вторая стрела попала в цель, однако не смогла сразить Индрапутру, лишь исторгла из его тела дым и языки пламени. Тогда пустил свою стрелу Индрапутра, стрела ударилась в грудь Дэвы Лелы Менгерны, и из груди его вырвался ослепительно-яркий огонь. Воины смотрели и не могли надивиться битве двух богатырей, не уступавших друг другу в волшебной силе.

Дэва Лела Менгерна взмахнул мечом, но отбил Индрапутра могучий удар, надвое рассек тот меч, и меч исчез в воздухе. В тот же миг Индрапутра взлетел к небесам, после стремительно опустился на землю и вновь вступил в поединок. И обрушили царевичи друг на друга громы и молнии, так что тьма объяла все вокруг, и сражались они во тьме, равные в волшебной мощи. Воинства же их с изумлением взирали на те небывалые подвиги.

Теперь расскажем о Нобате Ром Шахе, оставшемся в стране небожителей. Как-то ночью, сладко почивая на ложе, он увидел во сне Индрапутру. А когда рассвело, царевич предстал перед отцом с матерью и молвил: «О господин мой, владыка вселенной, ежели будет на то твое соизволение, я отправлюсь на поиски моего брата Индрапутры. Сие дело, по моему разумению, не чуждо и господину». Ответствовал раджа Тахир Джохан Шах: «О сын мой, отправляйся в путь, возьми с собой воинов и их предводителей и разыщи брата».

Не мешкая приказал Нобат Рома Шах скликать витязей, везирей и воинов и, выйдя из родительских покоев, направился к сестре — царевне Джамджам Деви Гемале Ратне. Она же, наполнив золотую шкатулку благовониями и взявши поясной платок дивной красоты, дала их брату, дабы он передал Индрапутре те дары. Нобат Ром Шах обнял и поцеловал сестру и пошел проститься с отцом и матерью. Государь напутствовал его такими словами: «О сын мой, какие бы деяния ты ни совершал, непрестанно помни о Вседержителе». Нобат Ром Шах припал к стопам родителей и отправился в путь, сопровождаемый витязями, везирями и многочисленным войском. Проведя долгое время в дороге, он достиг наконец лугов Белантара Хайрани.

Между тем Индрапутра продолжал бой с Дэвой Лелой Менгерной, и узрел Нобат Ром Шах, что край неба потемнел от неисчислимого множества воинов, сражающихся на обеих сторонах. Индрапутре донесли о приходе Нобата Ром Шаха, вскоре же затем показался и сам царевич. Тогда Индрапутра покинул поле боя, дабы встретить гостя, и названые братья обнялись и расцеловались. Пройдя немного, они остановились, и Индрапутра поведал Нобату Ром Шаху о своей встрече с царевной Сери Ратной Гемалой Нехран, а Нобат Ром Шах передал ему дары, посланные сестрой.

В это время Дэве Леле Менгерне донесли о том, что к Индрапутре прибыл сын повелителя правоверных джиннов, и молвил раджа пери, обратясь к своим везирям: «О везири, взгляните на сего Нобата Ром Шаха, взявшего сторону неправого дела».

Едва рассвело, как вновь загремели барабаны, и вышел на поле битвы Дэва Лела Менгерна со своими витязями, кои, подобные разъяренным тиграм, поигрывали оружием и вызывали на бой недругов. Витязи из войска Индрапутры вступили в сраженье с ними, и поднялся над лугами оглушительный шум от грозных кличей, и клубы пыли застлали солнце. С наступлением вечера воины вновь разошлись по своим станам.

Прознали про ту битву раджи, подвластные Дэве Леле Менгерне, и, собравши свои воинства, под звуки оркестров явились на помощь господину с развевающимися на ветру стягами. Ранним утром, когда еще не померкли звезды и дикие звери не вышли на добычу, стали воины обеих сторон бить в барабаны и готовить луга Белантара Хайрани для боя. Взяли тогда витязи свое оружие и вскочили на коней. Их было несколько десятков, облаченных в доспехи и стальные шлемы, препоясанных мечами и сжимающих в руках тугие луки.

Надев воинское облачение, вышел Дэва Лела Менгерна на поле брани, где уже стояли со стягами царевичи подвластных земель и не смолкал небывало громкий звук оркестров. Распалясь гневом, воскликнул один из военачальников раджи: «Эй, одноглавый человек, нечего прятаться за спинами воинов, изошедших из талисмана. Ежели ты вправду смел, выходи на поле боя, дабы изведать силу меча моего повелителя и усладить своим позором мою душу!»

От этих слов сердце Индрапутры исполнилось яростью, взяв оружие, он явился на поле боя и стал насупротив Дэвы Лелы Менгерны. Пустил в него Дэва Лела Менгерна стрелу, и вырвалось из тела Индрапутры пламя, взвившись к небесам. Вслед за тем натянул свой лук Индрапутра, и стрела его тоже исторгла пламя из тела Дэвы Лелы Менгерны. После же сразились царевичи на мечах, однако и в этом бою ни один не смог взять верх.

Тогда метнул в воздух свою стрелу Дэва Лела Менгерна, и с грохотом, подобным раскату грома, взвилась та стрела к поднебесью и, обратившись в тучу, устремилась на Индрапутру, дабы окутать его. В тот же миг Индрапутра воззвал к талисману, и предстал перед царевичем Дикар Агус, наславший бурю, и ветер, и ураган на тучу, которая низверглась наземь водяными потоками, разметавшими стяги Дэвы Лелы Менгерны. Разгневался Дэва Лела Менгерна и метнул в небеса свой меч. Загремел гром, засверкали молнии, и меч превратился в сполох всепожирающего пламени, готового испепелить Индрапутру. Однако же вновь воззвал царевич к талисману, и затянули небо черные тучи, которые пролились дождем, смирившим то пламя.

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, будто восседал как-то повелитель страны пери — раджа Бахтадар Шах на львином троне, окруженный везирями и витязями, и прибежала к государю некая пери, говоря: «О господин мой, владыка вселенной, твоя дочь царевна Сери Ратна Гемала Нехран тяжко согрешила с одним из сынов человеческих». Разгневался государь великим гневом и воскликнул в дикой ярости: «Пойду взгляну на сие порождение нечистой силы, опозорившее мое имя!»

И, собрав витязей, везирей и все свое войско, Бахтадар Шах изошел с ними на берег из морских глубин. А хранительница моря, узнав о том, поспешила к Бахтадару Шаху и молвила с почтительным поклоном: «О господин мой, владыка вселенной, не совершила твоя дочь недостойного деяния, и нет на ней никакой вины. Что же до сына человеческого, который прогневил государя, то зовется он Индрапутрой, рожден от раджи Бикрамы Буспы и весьма прославлен в землях людей. Этого Индрапутру твоя дочь назвала своим братом».

Пери поведала Бахтадару Шаху обо всем, что произошло от начала и до конца. Он же, услыхав ее рассказ, возрадовался великой радостью и не мешкая направился на поле брани к Дэве Леле Менгерне. Найдя его сражающимся, государь подбежал к царевичу, обнял его и сказал: «О сын мой, что за дело ты здесь вершишь с чрезмерной горячностью? Моя дочь ни в чем не повинна. Юношу, с которым ты бьешься, зовут Индрапутрой, он доводится сыном махарадже Бикраме Буспе и весьма прославлен в землях человеческих. Дочь же моя назвала его своим братом». И Бахтадар Шах рассказал Дэве Леле Менгерне обо всем, что он узнал от хранительницы моря, сказав: «О сын мой, подружись с Индрапутрой, дабы и тебе стяжать славу в мире людей. Тогда, быть может, и мое имя станет известно махарадже Бикраме Буспе».

Эти слова наполнили сердце Дэвы Лелы Менгерны радостью, и он склонился перед повелителем пери. А Бахтадар Шах послал своего слугу за Индрапутрой, и Индрапутра не замедлил предстать перед раджей. Повелел тогда Бахтадар Шах обоим царевичам пожать друг другу руки, и склонились Индрапутра и Нобат Ром Шах перед государем, который обнял их и расцеловал. После пожали друг другу руки Индрапутра и Дэва Лела Менгерна, и вместе отправились они во дворец царевны, сопровождаемые сыновьями подвластных раджей.

Расставили тогда во дворце позлащенные кресла, изукрашенные драгоценными каменьями, и воссели перед Бахтадаром Шахом царевичи, витязи и воины. Слуги подали царевичам всевозможные яства, и они вкушали от тех яств из одного блюда. После принесли пьянящие напитки и пустили по кругу чаши; заиграли ребабы[20] и лютни, а сладкоголосые певицы, всякая на свой лад, стали тешить пирующих дивным пением. Так провели царевичи сорок дней и сорок ночей, предаваясь пирам и всяческим забавам.

По прошествии того времени, избрав благоприятный день, повелел раджа Бахтадар Шах начать предсвадебное бдение, ибо он хотел выдать царевну Сери Ратну Гемалу Нехран за Дэву Лелу Менгерну. А Дэва Лела Менгерна поселился на дни бдения в саду Любовного томленья.

Призвал Бахтадар Шах Индрапутру и Нобата Ром Шаха к себе и молвил: «О дети мои, поручаю вам все дела, касающиеся до свадьбы Дэвы Лелы Менгерны». Ответствовали Индрапутра и Нобат Ром Шах: «Мы все исполним, о господин наш». И начал государь бдение, длившееся сорок дней и сорок ночей в многоразличных трудах и утехах.

У первой ограды дворца возвели балей[21] на золотом основании, изукрашенном драгоценными самоцветами, и юные царевичи, всякий на свой лад, забавлялись в нем игрой на музыкальных инструментах, распевая песни, пантуны и селоки и вознося звонкоголосые хвалы. У второй ограды воздвигли балей на резных опорах из ароматной древесины келембака, алоэ и кастури и зажгли китайские фонари, свечи и масляные светильники, и в том балее везири и приближенные государя играли на ребабах и лютнях. В балее, поставленном у третьей ограды и поражавшем взор великолепной постройкой и превосходным убранством, молодые витязи тешили свой слух напевами бамбуковых свирелей. И над каждой из оград витали звуки музыки, и шум стоял необычайный.

Осмотрев все три балея, Индрапутра и Нобат Ром Шах взялись за руки и сперва направились к юным царевичам, кои предавались игре в шахматы и в кости, от них поспешили к витязям, развлекавшимся воинской потехой, с небывалым искусством сражаясь с мечами и щитами в руках, затем пошли к слугам государя, заставлявшим биться слонов и стравливавшим свирепых тигров. И предавались они каждой из тех забав, свершавшихся с превеликим веселием.

После Индрапутра и Нобат Ром Шах построили свадебные носилки из золота и серебра, изукрашенные драгоценными каменьями; семь рядов нитей, унизанных прекрасными жемчужинами, ниспадали с тех носилок, устланных шерстяными тканями и бархатом. В первом ярусе носилок восседали дети главного везиря, державшие на коленях позлащенные сосуды для бетеля; во втором — знатные юноши с золотыми длинногорлыми кувшинами, покоившимися на драгоценных покровах, расшитых золотом и серебром; в третьем — гонцы раджи, сжимавшие в руках мечи — знаки государевой власти; в четвертом — высокородные девицы с веерами; в пятом — царевнины служанки; в шестом — юные пажи; в седьмом же — сыновья витязей в полном боевом облачении, являвшие весьма грозный вид.

Когда все было готово, повелел Бахтадар Шах убрать дворец Сери Ратны Гемалы Нехран многоразличными украшениями: повесить парчовые завесы, шитые золотом, зажечь десятки китайских фонарей, свечей и масляных светильников, разостлать дорогие ковры. Служанки облачили царевну в одежды, изукрашенные золотым узорочьем, и в этом облаченье еще ярче засияла ее красота. После Сери Ратна Гемала Нехран воссела в свадебные носилки вместе с прислуживавшими ей пери, среди коих не нашлось бы и двух в похожих нарядах. Одни из девушек держали на коленях позлащенные сосуды для бетеля, другие — веера, изукрашенные драгоценными каменьями. Позади царевны разместились четыре высокородные девицы в перекинутых через плечо шарфах, шитых золотыми и серебряными нитями, по правую руку ее сели сорок служанок с зонтами, осыпанными самоцветами, жены же везирей и знатных людей расположились впереди, так что уподобилась Сери Ратна Гемала Нехран ясной луне, укрытой за оградой из звезд.

Облачился тогда Дэва Лела Менгерна в одежды, указующие на его принадлежность к роду могущественных раджей, носящих корону. Когда он вышел в своем облачении из покоев, заиграл оркестр, зонтоносец открыл зонт, свидетельствующий о самодержавной власти, а воины подняли многоцветные стяги и знаки на высоких древках — свидетельства величия государя.

Индрапутра с Нобат Ром Шахом вскочили в седла и направили движение подвластных раджей, восседавших на слонах и конях. После, пришпорив скакунов, они подъехали к везирям, витязям, знатным господам и народу разного звания и придали порядок их шествию.

Между тем Дэва Лела Менгерна вошел в свадебные носилки, и, подняв, понесли слуги те носилки, так что заколебались и заиграли на солнце жемчужины, подобранные одна к другой весьма искусно, и от их столкновения разнесся окрест звон, подобный прекрасной музыке. Как только носилки прибыли во дворец Сери Ратны Гемалы Нехран, Индрапутра с Нобатом Ром Шахом, взявши Дэву Лелу Менгерну под руки, ввели его в покои дворца и усадили по правую руку от царевны. Когда свадебный обряд был совершен, перед женихом и невестой повесили завесу, расшитую золотом, и, скрытые от глаз, предались молодые веселью и шуткам.

После Бахтадар Шах повелел, дабы расселись царевичи, везири, витязи, знатные господа и народ разного звания по своим местам, и тогда слуги внесли блюда с многоразличными угощениями, и вкушали гости от тех яств. Затем были поданы пьянящие напитки, пущены по кругу позлащенные чаши, изукрашенные драгоценными каменьями, и заиграл оркестр, как подобает по пиршественному обычаю могущественных раджей. Когда пир кончился, Бахтадар Шах одарил превосходными одеждами государей подвластных земель, Индрапутру с Нобатом Ром Шахом, везирей, витязей и подданных разного звания — каждого в соответствии с его саном.

По прошествии нескольких дней попросил Нобат Ром Шах у Бахтадар Шаха соизволения покинуть его страну. И молвил Бахтадар Шах: «О сын мой, Нобат Ром Шах, не натешил я еще свою душу, лицезрея тебя, и не насладился той преданностью, кою ты мне являешь». Ответствовал Нобат Ром Шах: «О господин мой, владыка вселенной, воистину и ты явил мне неисчислимые знаки своей милости». Нобат Ром Шах простился и с Дэвой Лелой Менгерной, и молвил ему царевич пери: «О брат мой, Нобат Ром Шах, грустно мне с тобой расставаться, хоть и остается во утешение мне Индрапутра. Вдобавок нам грозит без тебя великая опасность, ибо не отомстил еще за смерть своего сына злокозненный Тамар Буга и сие дело пока не окончено».

Когда простились царевичи, положил Индрапутра свой кайн в золотую шкатулку и наказал названому брату снести ту шкатулку жене — Джамджам Дэви Гемале Ратне, и еще велел передать поклон тестю — Тахиру Джохан Шаху. Молвил Нобат Ром Шах Индрапутре: «О брат мой, если пожелаешь отправиться на подвиги, не забудь обо мне». Сказавши так, удалился Нобат Ром Шах с войском в свою страну.

Обратился тогда Бахтадар Шах к Дэве Леле Менгерне: «О сын мой, я вверяю Индрапутру твоему попечению, доноси мне о всяком его желании, он же, по великой любви к тебе, прославит твое имя в землях человеческих». Склонился Дэва Лела Менгерна перед раджей Бахтадар Шахом, они простились, и Бахтадар Шах удалился в подводный город. Вслед за ним отправились в свои края все раджи, собравшиеся на свадьбу.

Индрапутра же поселился во дворце царевны, и научили его Сери Ратна Гемала Нехран и Дэва Лела Менгерна всем заклятьям, кои были им ведомы, а также несравненной премудрости, к тому же одарили многоразличными талисманами. И стал Индрапутра еще искуснее в волшебстве. 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой повествуется о том, как похитил Индрапутру злокозненный джинн Тамар Буга, как увидел Индрапутра в своих скитаниях алмазную гору, и золотую, и серебряную, и железную, и еще гору из драгоценного сплава меди и золота, как разрешил он тяжбу царевичей духов Герданы Килата и Дикара Агуса с царевной Сегандой Чахаей Ирам и как превратил отражение Сеганды Чахаи Ирам в прекрасную девушку, точь-в-точь схожую с царевной 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, будто однажды отправились Дэва Лела Менгерна и Индрапутра на охоту, провели в лесах весь день до захода солнца, но не встретилось им никакой дичи. Сказал Дэва Лела Менгерна, обратясь к Индрапутре: «Подожди меня здесь, о брат мой, я отлучусь по нужде». И Дэва Лела Менгерна удалился, Индрапутра же остался ждать его под раскидистым деревом. Он спешился, привязал коня к дереву и, приторочив к седлу свое оружие, уснул под тем деревом, сжимая в руке меч.

Теперь расскажем о джинне Тамар Буге, который, узнав о том, что его сын пал от руки Индрапутры, пришел в страшный гнев и отправился разыскивать обидчика, скитаясь из страны к страну и из края в край и не находя его. Наконец прознал он о том, что Индрапутра поселился у Дэвы Лелы Менгерны, и явился в его земли, где узрел Индрапутру, спящего под густолиственным деревом. И помыслил Тамар Буга в сердце своем: «Верно, не кто иной, как Индрапутра, сей человек».

Между тем Дэва Лела Менгерна приметил Тамар Бугу и уже хотел на него броситься, однако злокозненный джинн схватил Индрапутру и взлетел с ним в поднебесье, вознамерившись низвергнуть юношу с высоты в Кульзумское море.[22] И почувствовал Индрапутра, что хлад объемлет тело его, и, открыв глаза, увидел, что его уносит в поднебесье джинн. Индрапутра выхватил меч из ножен и ударил тем мечом Тамар Бугу. Вмиг оба они рухнули на землю.

Спросил Тамар Буга: «О юноша, как имя твое?» Ответствовал Индрапутра: «Меня зовут Индрапутрой, ты же, о похититель, назови теперь свое имя». Молвил Тамар Буга: «Ежели ты вправду мужчина, ударь меня еще раз мечом». Ответствовал Индрапутра: «О коварный небожитель, обычай не дозволяет дважды поражать  оружием одно существо». Взревел тогда Тамар Буга страшным голосом и упал замертво.

Индрапутра огляделся окрест и, узрев бескрайние луга и высокие горы, на которых не произрастало ни дерева, ни травинки, весьма подивился: «Что это за земли? Никогда прежде я о них не слыхал». И, предавшись на волю Всевышнего, Индрапутра углубился в необъятные просторы, восходя на холмы, минуя леса и пересекая луга. Множество разных чудес повидал он на своем пути и пришел наконец к реке, широкой, но неглубокой, чьи воды едва достигали колен Индрапутры.

Несказанно сладостны были те воды у истоков реки, в глубинах же их струились масляные потоки. Когда повеял легкий ветерок, речная гладь взволновалась и зазвучала подобно оркестру, на поверхности показались крабы, хлопавшие клешнями, перекликавшиеся друг с другом устрицы и улитки, выставившие рожки из своих раковин.

Молвили устрицы, обратясь к Индрапутре: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы. Давно тоскуем мы в ожидании твоего прихода — и вот наконец свиделись». И воскликнул в ответ Индрапутра: «Что за диво! Устрицы приветствуют меня!» Он взял устриц в руки, и они тотчас обратились в кушанье, сваренное с великим искусством. Индрапутра утолил голод и бросил пустые раковины обратно в реку. Но, едва коснувшись воды, раковины ожили, превратясь в тысячи новых устриц, которые принялись, смеясь, резвиться в волнах.

Индрапутра направился к истоку реки, отведал ее сладостной воды, и, когда склонился над водной гладью, из глубины появился белый лотос дивной красоты и молвил: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махарджи Бикрамы Буспы, давно тоскуем мы все в ожидании твоего прихода — и вот наконец свиделись». Индрапутра сорвал цветок, который у него в руках превратился в благоуханную розовую воду, и снова подивился.

Тогда явился перед ним алый лотос, несказанно прекрасный, и молвил: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы, давно томлюсь я, ожидая твоего прихода,— и вот наконец мы свиделись». Индрапутра сорвал тот цветок, украсил им волосы, а цветок превратился в благовонный нард.

Вслед за тем поднялся из вод синий лотос дивной красоты и молвил, склонясь перед Индрапутрой: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы, давно томлюсь я, ожидая твоего прихода, — и вот наконец мы свиделись». Дивясь, Индрапутра сорвал синий цветок, который в руках у него превратился в золотой сгусток млечного сока, источающий чудесный аромат.

Всплыв на поверхность, перед Индрапутрой предстал желтый лотос и молвил: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы. Давно тоскую я в ожидании твоего прихода, ныне же дождался». Весьма подивился Индрапутра словам цветка и сорвал его.

После отправился Индрапутра вниз по течению реки, и, покуда он шел, налетел легкий ветерок, взволновав воды, зазвеневшие, подобно тихой музыке, из глубин всплыли рыбы, резвясь и распевая пантуны и селоки, и крабы, возглашавшие шаиры. Молвили рыбы и крабы: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы, давно тоскуем мы в ожидании твоего прихода, ныне же наконец свиделись». Подивился Индрапутра речным тварям, которые его приветствовали, взял их в руки, и они тотчас обратились в кушанье, сваренное с великим искусством. Индрапутра отведал то кушанье и бросил в реку кости, которые, едва коснувшись воды, вновь стали рыбами и крабами и принялись, смеясь, резвиться в волнах.

Отдохнув на берегу, пошел Индрапутра дальше, в глубь волшебной страны, восходя на горы и минуя луга, повидал немало чудес на своем пути и достиг широких равнин, на коих произрастали деревья и цветы несказанно прекрасные. Молвили цветы, обратясь к Индрапутре: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы. Давно тоскуем мы в ожидании твоего прихода, ныне же наконец свиделись». Подивился Индрапутра тем цветам, приветствовавшим его, и, сорвав один из них, воткнул в складки чалмы, и тотчас же цветок превратился в драгоценное украшение из желтого хрусталя.

Отправился Индрапутра дальше своей дорогой, и повсюду склонялись цветы, радуясь его приходу. Повстречался ему нежный бледно-желтый цветок серигадинг и сказал: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы. Давно томлюсь я здесь, ожидая твоего прихода, ныне же наконец мы свиделись». Индрапутра сорвал тот цветок, воткнул его в складки чалмы, и вмиг цветок обратился в золотую булавку, осыпанную алмазами. Подивился Индрапутра и вознес неисчислимые хвалы Всевышнему. После отправился дальше, минуя луга, морские заливы и полноводные реки.

Продолжая свой путь, Индрапутра еще издали узрел железную гору, грозно сверкавшую в лучах солнца и рокочущую, будто гроза. Услыхал Индрапутра устрашающий рокот и так помыслил в сердце своем: «Увы, здесь нет иного пути, кроме как через сию гору». И приблизился Индрапутра к железной горе, подивился высоте ее и взошел на вершину, лицезрея немало чудес на своем пути. После начал спускаться по противному склону и увидал неисчислимые стаи яванских скворцов, возглашавших: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы. Давно тоскуем мы в ожидании твоего прихода, ныне же наконец встретились». Подивился Индрапутра тем скворцам и отправился дальше.

Достиг Индрапутра второй горы, издали похожей на груду очищенного хлопка небывалой высоты. По ее склонам сбегали ручьи, рокоча, словно небесные громы. Устрашился Индрапутра тех звуков и взошел на вершину, дивясь всевозможным чудесам, встречающимся на его пути. Спускаясь по противному склону, узрел Индрапутра неисчислимые стаи воронов, возглашавших: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы. Давно тоскуем мы в ожидании твоего прихода, ныне же наконец свиделись». Удивился Индрапутра и молвил: «Сколь поразительно, что вороны приветствуют меня». И отправился дальше.

Достиг Индрапутра третьей высокой горы, из сверкающей бронзы, и помыслил: «Похоже, будто это передо мной неприступная ограда». Приблизясь же к горе, он услыхал рокот, подобный громовым раскатам. Объятый страхом, Индрапутра взошел на вершину и, начав спускаться по противному склону, узрел неисчислимое множество разноцветных попугаев, возглашавших: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы. Давно мы тоскуем в ожидании твоего прихода, ныне же наконец свиделись». Молвил Индрапутра в великом изумлении: «Сколь чудесны сии птицы, обитающие на бронзовой горе». И отправился дальше, дивясь многоразличным чудесам, которые встречались на его пути.

Достиг Индрапутра четвертой горы, серебряной, и, страшась грозного рокота, исходившего из ее недр, поднялся на вершину. Когда же он спускался по противному склону, перед ним явились танцующие павлины, распустившие хвосты, и дикие голуби, чье воркование было подобно тихим звукам свирели. И возглашали те павлины и голуби: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы. Давно мы тоскуем в ожидании твоего прихода, ныне же наконец свиделись». Подивился Индрапутра тем птицам и отправился дальше, созерцая многоразличные чудеса.

Достиг он пятой горы, из драгоценного сплава меди и золота, и был ослеплен ее ярким сиянием. Заслышав грозный рокот, Индрапутра устрашился и подумал: «Что это за величественная гора?» Приблизясь к ней, Индрапутра взошел на вершину и, когда начал спускаться по противному склону, заметил неисчислимые стаи красных попугаев, перелетавших с ветки на ветку. И были голоса тех попугаев подобны сладостным звукам флейты. Увидев Индрапутру, остановившегося, дабы полюбоваться на них, попугаи возгласили: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы. Давно мы тоскуем в ожидании твоего прихода, ныне же наконец свиделись». Подивился Индрапутра птицам, которые его приветствовали, и отправился дальше.

Пробираясь сквозь непроходимые джунгли, Индрапутра узрел шестую гору, золотую, еще издали ослеплявшую всякого, кто на нее смотрел, своим сиянием и многоцветными переливами. Индрапутра устрашился и про себя подумал: «Что это за дивная гора?» Приблизясь к той горе, Индрапутра услыхал грозный рокот, взошел на вершину и, начав спускаться по противному склону, увидал неисчислимые стаи голубей-путаров и горлиц. И подошел он к птицам, воркующим нежными голосами, подобными звукам человеческого пения или же переборам лютни. Приметив Индрапутру, возгласили путары и горлицы: «Привет тебе, о Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы. Давно мы томимся в ожидании тебя, ныне же наконец свиделись». И снова подивился им Индрапутра.

Отправился он дальше, минуя леса и луга, и еще издали завидел седьмую гору, алмазную, льющую яркий свет, подобный сиянию звезды в ночном небе, и озаряющую своим светом всю окрестность. Индрапутра в изумлении приблизился к алмазной горе и взошел на ее вершину, встречая на своем пути разные дива. Едва достиг он вершины, зазвучала гора, и рокот ее был подобен сладостному пению грустящего бамбука.[23] Зачарованный музыкой, Индрапутра на мгновенье остановился, но тотчас опамятовался и поспешил прочь, всякий же, кроме Индрапутры, вовеки не смог бы покинуть алмазную гору. Такова была волшебная сила ее пения.

Индрапутра начал спускаться по противному склону и, оглянувшись окрест, узрел неисчислимые стаи павлинов и пестрых какаду, распевавших нежными голосами, подобными тихой игре оркестра. Увидав Индрапутру, возгласили павлины и какаду: «Наконец-то пожаловал к нам Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы. Ныне дождались мы его, и рассеялась наша печаль». Весьма подивился Индрапутра тем птицам, приветствовавшим его, и отправился дальше.

Минуя леса и луга, встречая различных зверей на своем пути, он достиг огнедышащей горы и еще издали узрел столб огня, вздымающийся к небесам, и услыхал грохот, подобный громовым раскатам. Индрапутре показалось, будто это раскалывается на части гора, извергая скрещивающиеся молнии. Устрашившись, подумал он про себя: «Как одолеть сию грозную гору, вставшую на моем пути?»

Опечалился было Индрапутра, но вдруг вспомнил о волшебном талисмане и воззвал к Дэве Лангкурбе — бабке царевны Сери Ратны Гемалы Нехран. В тот же миг изошли из талисмана предводители джиннов и предстали перед Индрапутрой.

Спросили джинны, почтительно склонившись: «Что угодно тебе, о господин?» Ответствовал Индрапутра: «О братья мои, перенесите меня во дворец царевны Сери Ратны Гемалы Нехран». Молвили джинны: «О господин, ведомо ли тебе, что целых семь лет надобно лететь отсюда птице, дабы достичь того дворца?» Услыхав те слова, Индрапутра упал без памяти, после же очнулся и молвил: «О братья мои, тогда перенесите меня через сию огнедышащую гору». Ответствовали джинны: «О господин, мы унесем тебя в поднебесье, но помни — когда будем лететь, не проси воды, как бы ни мучила тебя жажда, ибо, если попросишь, — вмиг низвергнешься с высоты в море Бахр уль-Ашикин». Молвил Индрапутра: «О братья, поднимите меня к небесам, я вытерплю жажду».

Взлетели джинны с Индрапутрой под облака, и узрел Индрапутра весь подлунный мир, показавшийся ему величиной с любой из градов земных. Когда же они пролетали над огнедышащей горой, Индрапутра почувствовал великий жар и, не в силах вынести жажду, молвил, обратясь к джиннам: «О братья, дайте мне хоть глоток воды!» Едва произнес он эти слова, как тотчас низвергся в море Бахр уль-Ашикин.

Однако не разбился Индрапутра, упав на берег моря, поднялся на ноги и стал оглядываться окрест. И узрел он, что не травы стлались по берегу, но побеги шафрана, песок был из неисчислимых золотых крупиц, галька — из превосходной барусской камфоры,[24] ил же — из мускуса. По водной глади скользили корабли и барки из золота, серебра и драгоценного сплава, усыпанные, сверкающими самоцветами. И были изукрашены те корабли цветами, и жемчужными уборами, и весьма затейливой резьбой; на барках развевались многоцветные стяги с жемчужными султанами, у каждого из стягов стояли раскрытые зонты красоты небывалой, и со всех кораблей и барок доносились звонкие удары гонгов.

На кораблях Индрапутра узрел царевичей джиннов, небожителей, пери и обитателей луны, облаченных в одежды, расшитые золотом, и в позлащенные короны. Царевичи плавали взапуски на кораблях и барках, изукрашенных драгоценными каменьями, сталкивали их — и так забавлялись. Еще тешились они в море громкой игрой на лютнях и ребабах, возглашением шаиров и пением пантунов. И с восхищением взирал Индрапутра на их прекрасные забавы.

После он воззвал к своему талисману Маян Беди, и в тот же миг обрушились на море буря, и ураган, и шторм, сгустилась тьма, загрохотал гром, засверкали молнии. Взволновались воды Бахр уль-Ашикин, и пошли на дно все корабли и барки, царевичи же принялись громко стенать в бурных волнах. Иные из них утонули, иные — выбрались на берег, иные же быстро поплыли к тому месту, где остановился Индрапутра.

Встретив их, спросил Индрапутра: «О царевичи, отчего насквозь промокли ваши одежды?» Ответствовали царевичи: «Мы тешились разными забавами на море, когда нежданно налетела буря, шторм, ураган, корабли наши потонули, а многие из сотоварищей наших нашли смерть на морском дне». Улыбнулся Индрапутра, услыхав те слова, и молвил: «О господа, чем вы одарите меня, ежели я подниму со дна морского корабли и барки и возвращу к жизни ваших сотоварищей?» Царевичи изумленно переглянулись и так ответствовали Индрапутре: «Ежели ты и вравду сделаешь то, о чем говоришь, мы исполним любое твое желание».

Индрапутра произнес волшебное заклинание над водами моря. В тот же миг стих ветер, успокоились волны, из глубин появились корабли и барки, пошедшие на дно, а утонувшие царевичи ожили. И весьма подивились, узрев то чудо, сыновья раджей, джиннов, пери и небожителей, стоявшие на берегу.

Спросил тогда Индрапутра, обратясь к ожившим царевичам: «О братья мои, что изведали вы в морских глубинах?» Ответствовали царевичи: «О брат, нам показалось, будто плывем мы куда-то сквозь бурю и ураган, будто пристают корабли наши к берегам некой страны и мы являемся перед несказанно прекрасным владыкой ее, окруженным многочисленными везирями». Так говорили они, обратя свои взоры к Индрапутре, коего обступили царевичи, прежде выплывшие на берег, после же прибавили: «Кажется нам, будто ты, наш брат, точь-в-точь подобен тому владыке».

Индрапутра чуть приметно улыбнулся, выслушав царевичей, они же спросили: «О юноша, скажи нам правду, дабы просветились сердца наши, — кто ты, откуда родом и куда направляешь стопы свои?» Молвил Индрапутра: «О царевичи, зовут меня Индрапутрой, я сын махараджи Бикрамы Буспы, родом же — сын человеческий». И Индрапутра поведал царевичам обо всем, что с ним произошло, от начала и до конца.

Узнав о несравненной храбрости и мужестве Индрапутры, сказали царевичи: «Воистину ты сын махараджи Бикрамы Буспы, ежели сумел достичь столь отдаленных краев, ведь доныне ни один человек не ступал на сию землю. Мы же весьма рады встрече с тобой».

Молвил Индрапутра: «О братья, хоть и воспламенила ваши сердца любовь ко мне, однако я должен покинуть эти края, ибо желаю продолжить свои странствия». Воскликнули царевичи: «Тогда и мы последуем за тобой». Улыбнувшись, ответствовал Индрапутра: «О братья, возвращайтесь в родительские дома, ибо  ежели вправду велика ваша преданность, где бы я ни был, вы везде сумеете меня отыскать».

Сказав так, Индрапутра предался с царевичами всяческим забавам, после они распростились, и молвил Индрапутра: «О братья, не забывайте меня!» Расставшись с Индрапутрой, царевичи разошлись по своим странам, Индрапутра же вновь отправился в путь, пересекая равнины, пробираясь сквозь леса, восходя на высокие горы и переправляясь через полноводные реки.

Достиг он моря Бахр уль-Аджаиб и узрел, что не травы произрастали на его берегах, но побеги шафрана и песок на тех берегах был из неисчислимых золотых крупиц, галька — из барусской камфоры, ил — из благовонного мускуса, скалы же — из драгоценных каменьев. Высился в том море остров, видом своим схожий со слоном, отчего и назывался он островом Божественного слона —Бирам Дэва.

Индрапутра отдохнул и побрел по берегу, дивясь всевозможным чудесам его. В ту пору повеял легкий ветерок, пробежала рябь по водной глади, и море уподобилось облаку, трепещущему в поднебесье, воды его зазвенели, словно нежные звуки флейты, волны же, искрящиеся на солнце, заиграли, как чешуйки резвящихся драконов. Когда ветер стих, Индрапутра увидал на острове девушку дивной красоты и двух юношей, кои, появившись неведомо откуда, с великим проворством преследовали ее.

Между тем девушка приняла облик лотоса, а потом — прекрасной розы. Тогда ее преследователи обернулись шмелями, чьи тела были из изумрудов, лапки — из горного хрусталя, глаза — из жемчужин, а коготки — из сапфиров. И устремились шмели к прекрасной розе. Роза немедля превратилась в сверкающий алмаз, шмели же в цаплю и сокола, которые готовы были ринуться из поднебесья, дабы похитить драгоценный камень. И весьма подивился Индрапутра этим волшебным превращениям.

Цапля ринулась к алмазу, вслед за цаплей рухнул сокол на драгоценный камень, и полет их был несказанно прекрасным. В тот же миг услышал Индрапутра голос, восклицавший: «О, когда же явится сюда Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы, дабы разрешить сию тяжбу?» Подивился Индрапутра, услыхав голос, взывавший к нему, и подумал про себя: «Кто это меня зовет?»

Тем временем драгоценный алмаз упал в море и превратился в прекрасный цветок эфиопского манго. А цапля и сокол спустились с небес на воду и обернулись двумя драконами с золотой чешуей, рогами из изумрудов и глазами из самоцветов. С оглушительным шумом принялись те драконы сражаться из-за цветка, так что вспенились воды моря, словно земной трус взволновал их.

И вновь прозвучал голос, взывавший к Индрапутре, после же ветер стих, а драконы сгинули неведомо куда.

Взглянув на остров Божественного слона, Индрапутра узрел четырех юных девушек с распущенными волосами, ниспадавшими на грудь. Приблизясь к воде, они искали исчезнувший цветок. Индрапутра, услыхав их речи, так подумал про себя: «Отправлюсь-ка я к этим девушкам и расспрошу их обо всем, что здесь произошло». Индрапутра вошел в озеро, доплыл до острова, приблизился к девушкам и спросил: «Скажите мне, о сестры, отчего двое юношей преследовали ту красавицу?» Ответствовали девушки: «Они хотели ее похитить. Эта красавица — наша госпожа, царевна Сеганда Чахая Ирам, дочь раджи Бунгар Шаха и Меньермы Деви. А двое юношей — царевичи духов — Гердана Килат и Дикар Агус».

Спросил тогда Индрапутра: «Почему же царевичи духов вознамерились похитить вашу госпожу?» Ответствовали ему служанки: «О юноша, знай, что раджа Бунгар Шах происходит из славного рода лунных обитателей. Случилось так, что родилась у него дочь несказанной красоты, и нарек ее государь Сеганда Чахая Ирам. Царевна умела превращаться в драгоценный алмаз и дивный  цветок лотоса, и раджа сокрыл ее в жемчужном ларце.

Как-то раз, когда государь восседал на троне в окружении ве-зирей и витязей, явился к нему царевич Гердана Килат и, склонясь до земли, молвил: «О господин мой, владыка вселенной, припадаю к твоим стопам и молю не отвергать моего сватовства». Ответствовал Бунгар Шах царевичу: «Я согласен, о сын мой, ибо не будет беды, ежели мы станем друзьями». Возрадовался Гердана Килат и подумал: «Не кому иному как мне достанется в жены дочь Бунгар Шаха». И он с великим рвением служил государю.

В ту же пору прослышал о несравненной красоте, превосходном обхождении, сладостной речи и плавной поступи дочери Бунгар Шаха другой царевич духов, Дикар Агус, и предстал перед государем, говоря: «О господин мой, владыка вселенной, припадаю к твоим стопам и молю не отвергать моего сватовства». Ответствовал раджа: «Нет беды в том, что мы станем друзьями». С того дня оба царевича неотлучно находились при Бунгар Шахе.

По прошествии некоторого времени Сеганда Чахая Ирам выросла и вступила в свадебную пору. Тогда царевичи явились к государю и молвили: «О господин наш, владыка вселенной, помнишь ли ты о нашем уговоре? Ведь давно уже служим мы владыке, ожидая, покуда его дочь достигнет брачного возраста. Ныне же она созрела для замужества».

Государь не знал, что ответить царевичам, лишь склонил на грудь голову. Они же, видя, что Бунгар Шах безмолвствует, сказали с почтительным поклоном: «О господин наш, владыка вселенной, ныне просим мы руки твоей царственной дочери. Отчего же ты молчишь, словно не угодно тебе сватовство наше? Ведь государь принадлежит к роду могущественных и богатых раджей, сверх же того он прославлен несравненной мудростью, так подобает ли ему отступаться от данного слова?»

Услыхав те речи, Бунгар Шах подумал: «Дочь у меня одна, как же я отдам ее сразу за двух царевичей?» Но сколько ни думал раджа, не мог разрешить этого дела и так ответствовал царевичам: «О дети мои, повремените, покуда я решу, как надлежит поступить, ибо, ежели бы один из вас просил руки дочери моей, отдал бы я ему царевну. Вас же двое — оттого и не могу я принять решение». Понурясь, замолчали Гердана Килат и Дикар Агус. Между тем государь в великом смятении явился во внутренние покои дворца и молвил, обратясь к жене: «О жена, скажи, что мне делать, ибо сватаются к нашей дочери оба царевича духов?» Услыхав те слова, горько зарыдала Меньерма Деви, а Бунгар Шах тяжко занемог от неотступных дум и пролежал в жару coрок дней и сорок ночей.

А на сорок первый день, когда государю немного полегчало, призвал он пред лицо свое главного везиря и других советников и, взявши лазуритовую скрижаль, начертал на ней золотом послание к дочери. После же молвил, обратясь к главному везирю, жене и всем своим советникам: «О главный везирь, внемли последней воле умирающего, ибо я чувствую, что неизлечима сия болезнь. Когда я оставлю дольний мир, всем вам придется заботиться о дочери и стране нашей. Хорошенько берегите мое чадо, и пусть дочь не расстается с лазуритовой скрижалью».

Сказав так, вновь почувствовал государь непреодолимую слабость, и хоть и врачевали его семь дней и семь ночей искусные целители, ничто не помогло — Бунгар Шах скончался, и великая скорбь объяла всех его подданных.

По прошествии недолгого времени царевичи предстали перед главным везирем и молвили: «О главный везирь, разреши нашу тяжбу с государем». Собрал тогда главный везирь всех везирей, витязей и знатных людей на совет, и сказали те: «Давайте призовем звездочетов, дабы прочли они в своих книгах, какая судьба предначертана царевне Сеганде Чахае Ирам». Когда же звездочеты явились, молвил, обратясь к ним, главный везирь: «О звездочеты, с превеликим тщанием исследуйте свои гороскопы, ибо надлежит нам знать, что ожидает в будущем Сеганду Чахаю Ирам». Звездочеты углубились в волшебные книги, после же ответствовали: «О господин наш главный везирь, пусть возьмет царевна лазуритовую скрижаль и отправится на остров Божественного слона, ибо явится туда Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы, коий и разрешит тяжбу царевичей».

Услыхав речи звездочетов, главный везирь и государыня заключили Сеганду Чахаю Ирам со служанками и лазуритовой скрижалью в жемчужный ларец и доставили тот ларец, подобный дворцу, на остров Божественного слона. И вот теперь, когда Сеганда Чахая Ирам выходит из своего ларца, дабы искупаться в море либо же развлечься на берегу, царевичи духов, приметив ее, тотчас устремляются за ней в погоню. Такова, о юноша, эта история».

Спросил тогда Индрапутра, обратясь к служанкам: «О девушки, не на языке ли лунных обитателей сделана надпись, начертанная на скрижали?» Ответствовали служанки: «Хоть и на лунном языке та надпись, Индрапутра сможет прочитать ее». Улыбнулся Индрапутра и спросил: «О девушки, живет ли кто-либо еще на сем острове?» Ответствовали служанки: «Нет здесь никого, кроме нас». Вновь спросил Индрапутра: «Чем же одарят того, что разрешит тяжбу царевны с повелителями духов?» Услыхав эти слова, молвили служанки: «О юноша, как твое имя и как зовут твоих родителей?» Ответствовал Индрапутра: «О служанки, я — Индрапутра, отец же мой — махараджа Бикрама Буспа, меня вы здесь и дожидаетесь так долго». Индрапутра поведал служанкам обо всем, что с ним произошло, от начала до конца, а они с великим изумлением внимали его рассказу.

Выслушав Индрапутру, служанки позвали свою госпожу Сеганду Чахаю Ирам. В тот предзакатный час поднялся из вод синий лотос, и служанки почтительно склонились, приветствуя его явление. Царевна между тем приняла человеческий облик, и Индрапутра весьма подивился ее несказанной красоте. Молвила Сеганда Чахая Ирам, обратясь к служанкам: «О девушки, откуда пришел к нам сей юноша?» И служанки поведали царевне обо всем, что рассказал им Индрапутра.

Возрадовавшись приходу Индрапутры, царевна, не в силах сдержать слезы, молвила, обратясь к нему: «О господин мой Индрапутра, сможешь ли ты разрешить нашу тяжбу с царевичами духов? Давно я тебя дожидаюсь — и вот наконец мы встретились». Ответствовал Индрапутра: «О меньшая сестра моя, не грусти, отринь печаль, ибо сумею я разрешить вашу тяжбу».

В это время узрел Гердана Килат с высокого берега, что предается царевна беседе с неким неведомым юношей, и сердце его исполнилось гневом. Поспешно спустившись с обрыва, он предстал перед Индрапутрой. Индрапутра же улыбнулся, завидев стремительное приближение царевича духов. Распалившись небывалой яростью, Гердана Килат обнажил меч и обрушил на Индрапутру удар, однако исторг лишь сполох яркого пламени из его тела. Когда Дикар Агус увидел, что Гердана Килат сражается с неведомым юношей пред лицом Сеганды Чахаи Ирам, он также сбежал с кручи и пустился в погоню за царевной. Это узрели Гердана Килат и Индрапутра, и так молвил Индрапутра, обратясь к царевичам: «О царевичи духов, откажитесь от вражды вашей из-за царевны, давайте лучше миром разрешим сей спор».

Услыхав слова Индрапутры, спросили царевичи: «Скажи нам, о юноша, как твое имя, как прозываются твои родители и откуда ты родом?» Ответствовал Индрапутра: «Меня зовут Индрапутрой, я сын махараджи Бикрамы Буспы». Тотчас же приблизились царевичи к Индрапутре и, пожав ему руку, молвили: «О господин, рассуди нас!» Явив превосходное обхождение, Индрапутра пожал руки царевичам и так им ответствовал: «О братья мои, давайте спустимся к морю».

Сопровождаемый Герданой Килатом, Дикаром Агусом и Ceгандой Чахаей Ирам, приблизился Индрапутра к морю, огражденному стеной из драгоценных камней девяти родов, чьи воды благоухали, подобно розовой воде, и молвил, обратясь к царевне: «О меньшая сестра моя, склонись над морем, дабы отражение твое запечатлелось в водной глади». И едва лишь склонилась царевна над морем, как ожило ее отражение, павшее на воды, и обратилось в девушку, точь-в-точь схожую с Сегандой Чахаей Ирам. Сказал тогда Индрапутра Гердане Килату: «О брат мой, пойди и встреть девушку, восставшую из вод!»

Обратив взор свой к морю, увидал Гердана Килат красавицу, которую нельзя было отличить от царевны, и, поспешно спустившись к воде, почтительно приветствовал ее и помог выйти на берег. Весьма подивились царевичи мудрому вежеству Индрапутры, и возрадовались, видя, что отражение превратилось в человека. Нарек Индрапутра ту девушку царевной Сеганда Чахая Баянг-Баянг, и восславили его Гердана Килат и Дикар Агус; обе же царевны, приблизясь, почтительно склонились перед ним.

Молвила Сеганда Чахая Ирам: «О господин мой Индрапутра, направь стопы свои в нашу страну, дабы возрадовалась моя мать, лицезрея тебя». Ответствовал Индрапутра: «Да будет так!» — после чего они отправились во град лунных обитателей.

Между тем весть о встрече Индрапутры с Сегандой Чахаей Ирам и о том, как превратил он отражение царевны в девушку, точь-в-точь схожую с царевной, достигла ушей государыни и главного везиря. Узнав же, что Индрапутра приближается ко граду, они возрадовались великой радостью, и повелела государыня убрать зал для приемов покровами из бархата и тончайших шерстяных тканей и повесить в нем завесы и пологи из парчи, расшитой золотом.

Главный везирь послал своих слуг исправить дороги, ведущие к рыночной площади, и, собрав везирей, витязей и знатных людей, отправил их навстречу Индрапутре и царевне. За придворными следовали слоны, кони и государев оркестр, и выступало все шествие с оглушительным шумом.

Узрев Индрапутру, главный везирь и государыня приблизились к нему и приветствовали низкими поклонами. После же главный везирь обнял и расцеловал Индрапутру, и придворные весьма подивились дивной красоте юноши.

Повелел главный везирь, дабы Индрапутра воссел на слона, зонтоносец раскрыл над ним многоцветный зонт, царевичи духов вскочили на коней, царевны же поднялись в носилки. И под звуки оркестра все направились в город, сопровождаемые везирями, витязями и знатными господами.

Что же до обитателей лунного града, то они метались из стороны в сторону, желая хоть разок взглянуть на Индрапутру, и те, кто его видел, восхищались красотой юноши и стройностью его стана. Базарная площадь была переполнена, и люди, теснившиеся там, повалили все ограды и заборы, взбираясь на них, дабы лицезреть Индрапутру. Отцы семейств, бывшие на площади, про себя думали: «Хорошо бы иметь такого зятя, как этот Индрапутра». Сердца же всех горожан преисполнялись великой любовью к Индрапутре.

Когда Индрапутра вступил во дворец Сеганды Чахаи Ирам, его встретила мать царевны, и восславил Индрапутра государыню всяческими лестными словами. Царевичи, царевны и Индрапутра воссели на позлащенные кресла, усыпанные самоцветами, и предстали пред ними везири и витязи. Что же до государыни, то весьма дивилась она сходству дочери и Сеганды Чахаи Баянг-Баянг, сотворенной благодаря небывалому волшебству Индрапутры.

Между тем слуги внесли всевозможные угощения, кои Индрапутра и царевичи духов вкушали из одного блюда, прочие же гости — из розной посуды. Едва они насытились, как слуги подали пьянящие напитки и пустили по кругу чаши.

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, будто через сорок дней и сорок ночей государыня Меньерма Деви выдала Сеганду Чахаю Ирам за Дикара Агуса, а Сеганду Чахаю Баянг-Баянг — за Гердану Килата. После свадьбы государыня стала думать: «Чем мне одарить Индрапутру, явившего столь многие знаки своей преданности?»

Подумав, государыня взяла ларец, изукрашенный жемчугом, и множество превосходных одежд и явилась с сими дарами к Индрапутре, но Индрапутра, даже не прикоснувшись к подношениям, молвил: «О матушка, что принесла ты мне?» Ответствовала государыня: «Нечем мне тебя одарить, кроме как сим ничтожным ларцом». Индрапутра улыбнулся и принял ларец, иных же подношений не взял, говоря: «О матушка, милость твоя мне безгранично дорога, но обременительны сии многочисленные дары».

Возрадовалась государыня тем словам Индрапутры и его великой мудрости и преисполнилась еще большим почтением к юному герою, Индрапутра же молвил, обратясь к ней: «Скажи, о матушка, в чем предназначение сего жемчужного ларца?» Ответствовала государыня: «О сын мой Индрапутра, ежели ты поставишь ларец на землю и совершишь обряд поклонения, ларец вмиг превратится в дивно изукрашенный дворец, вмещающий трон могущественных раджей». Индрапутра весьма подивился тому рассказу о волшебном ларце и возрадовался великой радостью. Мы же не станем рассказывать об утехах, которым предавался Индрапутра в граде лунных обитателей. 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, повествующая о том, как отыскал Индрапутра сокровищницу махараджи Бахарума Табика, как убил змея Мамдуда и обрел волшебный талисман Беди Захир и коня Джангги Гердану, как пришел к башне царевны Чендры Лелы Нор Лелы, дочери раджи Пуспы Пандея, как вернул жизнь тридцати девяти царевичам и как взяла его Чендра Лела Нор Лела в свой город 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, будто, проведя некоторое время в стране лунных обитателей, Индрапутра явился к государыне и молвил: «О матушка, я хочу проститься с тобой, ибо чересчур долго пребываю в сих пределах. А неисчислимые милости, кои ты оказала мне, я навеки сохраню в своем сердце». Ответствовала Меньерма Деви: «О сын мой Индрапутра, по моему разумению, хорошо бы тебе еще немного погостить во граде лунных обитателей». Сказал Индрапутра: «О матушка, не было бы в том большой беды, если бы я уже исполнил волю раджи Шахиана».

Не зная, какими словами удержать Индрапутру, государыня горько заплакала, ибо полюбился ей юноша своей мудростью и речи о близкой разлуке опечалили ее. Индрапутра же почтительно склонился перед государыней и пожал ей руку. Явились тогда к Индрапутре Сеганда Чахая Ирам, главный везирь и царевичи духов, почтительно склонились пред юношей, обняли его и заплакали. После Индрапутра распрощался с везирями и витязями и отправился в сторону, где заходит солнце, поднимаясь на высокие горы и минуя бескрайние луга.

По прошествии недолгого времени Индрапутра достиг глубокой пещеры — сокровищницы раджи Бахарума Табика.— и, обойдя вокруг горы, в коей была сокрыта та пещера, нашел вход в нее. Пещера была выложена зеленым камнем, дверь ее — выкована из драгоценного сплава меди и золота, и охранял дверь грозный змей небывалой длины.

Когда Индрапутра взглянул на змея, тот почуял человечий дух, проснулся и открыл глаза. Завидев юношу, поднял змей голову, разинул пасть и высунул язык. Засверкали на солнце его страшные рога, и с рыком, подобным громовому раскату, грозный змей бросился на Индрапутру. Тот уже поджидал чудовище, сжимая в руке обнаженный меч, ударил змея мечом и рассек надвое. Дивясь огромным извивам мертвого тела, вздымавшимся, подобно высоким горам, Индрапутра отворил двери сокровищницы, столь обширной, что взор не достигал ее конца.

Войдя, узрел Индрапутра четыре залы, наполненные всяческими превосходными вещами из золота и серебра. В первой зале Индрапутра нашел драгоценные одежды, во второй — воинское оружие: щиты, мечи, доспехи и шлемы. Индрапутра подивился тем залам, хранившим облачения стародавних раджей, и, ничего не взяв, покинул их и вошел в третью.

В третьей зале Индрапутра увидал зеленого коня, быстрее молнии устремившегося к юноше, ощерив зубы и раздувая ноздри. Индрапутра обратился к коню на языке джиннов и молвил: «О конь, не лучше ли нам стать друзьями, нежели врагами!» И вознес Индрапутра тому коню всевозможные хвалы, успокоил его ласковыми словами, конь же плавной поступью приблизился к юноше и, склонив голову, спросил на языке джиннов: «О юноша, как твое имя, откуда ты родом и куда направляешься?» Ответствовал Индрапутра: «Меня зовут Индрапутрой, я сын махараджи Бикрамы Буспы». И поведал он коню обо всем, что с ним произошло, от начала и до конца.

Когда конь, звавшийся Джангги Гердана, услыхал рассказ Индрапутры, он вновь поклонился и покорно последовал за юношей. Индрапутра же вошел в четвертую залу, наполненную седлами и конскими сбруями, и отыскал там среди многих седел одно — небывало прекрасное, усыпанное многоразличными самоцветами. На том седле было начертано имя — Джангги Гердана.

Оседлав коня, Индрапутра объехал сокровищницу Бахарума Табика, дивясь ее невиданным чудесам. Когда он выехал наружу, молвил Джангги Гердана: «О господин, в голове сего змея Мамдуда сокрыт ларец из белого стекла, в коем хранится талисман, именуемый Беди Захир. Ежели воззвать к тому талисману над телом умершего, вмиг оживет умерший. Талисман наделен такой силой, что может оживлять людей либо же лесных тварей, от коих остались одни только кости».

Услыхав слова Джангги Герданы, Индрапутра возрадовался, направился к поверженному змею и, отсекши мечом его голову, достал из змеиного черепа ларец белого стекла, в коем был укрыт талисман Беди Захир. После же в великой радости воротился к коню.

Обретя талисман Беди Захир, Индрапутра остановился на недолгое время в сокровищнице Бахарума Табика и что ни день разъезжал на Джангги Гердане по окрестным лугам, горам и пещерам, тешась лицезрением всевозможных чудес.

Теперь поведаем о радже страны Зайнон, прозывавшемся Пуспа Пандей. Рассказывают, что вел он свой род от правоверных джиннов, женат же был на дочери человеческой. Двоих детей породил государь: сына, несказанно прекрасного, по имени Динар Пандей и дочь — царевну Пуспу Серигадинг, которую ласково величали Чендра Лела Нор Лела. Царевна та была прельстительна, словно медовый океан, и славилась небывалой красотой и превосходным обхождением. Подданными раджи Пуспы Пандея были обезьяны и мартышки различных родов, макаки, лемуры и гиббоны, превращавшиеся по ночам в людей. Тогда-то и восходил государь на свой трон, и перед ним представали везири, витязи и многочисленное войско, с которыми государь пировал, шумя и веселясь. А как только наступало утро, народ Пуспы Пандея вновь принимал обезьяний облик.

Как-то раз предался государь думам: «Дочь моя выросла и вступила в брачную пору. Как бы не проник к ней какой-нибудь юноша и не случилось беды. Ведь в этих краях обитает множество небожителей и пери, мои же подданные днем обращаются в лесных тварей и не могут им противостоять. Построю-ка я высокую башню для дочери, дабы отвратить беду».

Решив так, Пуспа Пандей призвал к себе везирей, витязей и народ разного звания. Когда же подданные собрались, государь отправился с ними в луга, именуемые Анта Берахи, и возвели они в тех лугах девятиярусную башню со стенами из лазурита, оправленного драгоценным сплавом и чистым золотом и изукрашенного рубинами. На кровле же повесили четыре могущественных талисмана.

Башня была так высока, что с вершины ее люди казались шмелями, наверх вела лестница, у которой одни ступени были из острых мечей, другие — из превосходного золота.

Вокруг башни вырыли семь рвов, вымощенных золотыми и серебряными плитами, через те рвы перебросили мосты из синего стекла, один же из мостов возвели из драгоценного сплава меди и золота. И населили рвы жемчужницами, устрицами и иными морскими тварями.

Когда башня была выстроена, государь привел дочь и оставил там за семью стеклянными завесами. А чтобы царевна не скучала, в башне поместили нескольких разноцветных птиц. Покончив с этим делом, Пуспа Пандей воротился во дворец и распустил везирей, витязей и воинов по домам.

Сидя в башне, царевна очень тосковала по отцу с матерью, и, дабы утешилась она, послали ей родители яванского скворца и попугая, которые умели петь пантуны, селоки и шаиры, а также тешили слух царевны всевозможными историями. Услыхав пение тех птиц, возрадовалась Чендра Лела Нор Лела. Что ни день развлекал ее скворец, когда же ей хотелось полакомиться сладкими плодами, царевна посылала за ними скворца, оставляя при себе попугая. А если улетал попугай, с царевной неотлучно пребывал скворец. Так оберегали Чендру Лелу Нор Лелу те птицы.

Однажды молвил попугай, обратясь к скворцу: «Пора бы царевне выбрать себе жениха. Как бы помочь ей в этом деле?» Ответствовал скворец: «О попугай, давай полетим к юным царевичам, прославленным стройностью стана, и поведаем им о несравненной красоте нашей госпожи, дабы тем рассказом заронить любовное томление в их души». Молвил попугай: «Воистину справедливы слова твои. Так и надлежит поступить».

Отправился попугай в некую страну и там узрел несказанно прекрасного царевича, происходившего из рода небожителей-индров, который, сидя во дворце, сладостным голосом читал вслух дивную повесть. Спустился попугай к тому царевичу небожителей и принялся танцевать, взмахивая крыльями, распуская хвост и распевая пантуны, селоки и шаиры. Весьма пораженный видом чудесной птицы, царевич отложил книгу и молвил: «О попугай, что привело тебя сюда?» Ответствовал попугай, распростерши крылья: «О царевич небожителей, ведомо ли тебе о госпоже моей, царевне Серигадинг, ласково прозываемой Чендра Лела Нор Лела, которая обитает в лугах Анта Берахи в позлащенной башне, изукрашенной драгоценными каменьями? Несравнена красота Чендры Лелы Нор Лелы. Ее пышные волосы до того тонки, что их можно продеть в кольцо, ее лоб подобен молодому месяцу, брови — петушиным шпорам, глаза — утренней  звезде, нос — бутону жасмина, уши — увядшим водяным лилиям, щеки — половинкам манго, губы — сердцевине сладчайших яств, зубы — гранатовым зернышкам, белеющим в трещинке плода, язык — цветку лотоса, подбородок — пчелиному рою, свисающему с ветки. Нежную шейку царевны можно уподобить высокогорлому сосуду, вылепленному на гончарном круге, плечи — изящно изогнутому навершию ножен, руки — жгутам, из коих сворачивают  тюрбан, пальцы — иглам дикобраза, грудь — изгибу радуги, перси — птичьим яйцам, стан — стебельку цветка. Бедра у нее тонкие и стройные, как у кузнечика, икры подобны удлиненным зернышкам риса, а горделивой осанкой царевна напоминает павлина, распустившего хвост». И еще молвил попугай: «О царевич, воистину госпожа моя подобна готовому раскрыться бутону. Ежели господин ее увидит, сердце его исполнится любовной страстью». Поведав царевичу о красоте Чендры Лелы Нор Лелы, попугай улетел, царевич же в великом смятении вышел из дворца и один без свиты последовал за птицей, минуя леса, луга и непроходимые джунгли, ибо сердце его сжигал любовный пламень. Попугай привел царевича к башне в лугах Анта Берахи, и еще издали царевич узрел ту башню, окруженную рвами, которая показалась ему золотым островом, распространяющим окрест нестерпимо яркое сияние.

Между тем повеял легкий ветерок, взволновались воды во рвах и зазвенели, подобно сладостным звукам бамбуковой флейты. И поднялись на поверхность рыбы, распевая пантуны и со смехом взирая на царевича, тщетно искавшего дорогу к башне. Пропели рыбы такой пантун:

Коварный вор к воротам крадется, Пора починить у сосуда днище;[25] Зеленый юнец ничего не добьется, Лишь мудрый достигнет того, что ищет.

Услыхав те слова, воскликнул царевич: «О Чендра Лела Нор Лела, как мне достичь твоей башни?» Всплыла тогда из глубины несказанно прекрасная рыбка и, смеясь, пропела такой пантун:

На серьги пошли дорогие алмазы, А рис за оградою нощно и дневно;[26] Коль ты в смятении от рассказа, Что ж будет, когда увидишь царевну?

Услыхав песню прекрасной рыбки, царевич почувствовал, что его страсть стала сильней прежнего, и пошел вдоль рва, плача и возглашая: «О Чендра Лела Нор Лела, как мне достичь твоей башни?»

Наконец отыскал царевич стеклянный мост и, весьма подивившись, ступил на него. Когда же он достиг середины моста, вновь повеял ветерок, и взволновались воды, зазвенев, подобно тихим звукам оркестра, и выплыли на поверхность рыбы, пропев такой пантун:

Стеклянный ковш у входа в жилище, Сбор чемпедака — нехитрое дело;[27] Тот, кто труслив,— ничего не отыщет, Цели достигнет лишь мудрый и смелый.

Только они допели, как из глубин поднялась еще одна рыбка, красотой превосходившая первую, и, смеясь на разные лады, потешила слух царевича таким пантуном:

Манго, нарезанного на части. Бедный скиталец ужель не захочет;[28] Явит царевна любовь и участие, Едва лишь увидит тебя воочию.

Услыхав те слова, царевич не сумел превозмочь любовного томления и воскликнул, рыдая: «О Чендра Лела Нор Лела, как мне достичь твоей башни? Поистине, печальна моя участь!»

Миновав семь стеклянных мостов, царевич узрел, что небывало высока башня царевны и что ведет к ней лестница со ступенями из чистого золота и из мечей. Снедаемый страстью, царевич ступил на лестницу, миновал грозные мечи и начал было подниматься по золотым ступеням, когда царевна вдруг глянула вниз и спросила, обратясь к своим стражам: «О скворец и попугай, что за юноша приближается к моей башне?» Попугай и скворец расправили крылья и пропели такой пантун:

Душисто алоэ и ветви сандала, В сосуде для бетеля листья лежат; Зачем вопрошаешь, коль сразу узнала? Встречай же гостя, о госпожа.

Царевна улыбнулась и выглянула из окошка; царевич же посмотрел в это время вверх, так что взгляды их встретились, и столь прекрасна была Чендра Лела Нор Лела, что царевич, объятый томлением, захлебнулся в море любовной страсти, оступился на позлащенной лестнице и упал прямо на острые мечи, кои надвое рассекли его тело. Та же участь постигла других царевичей, которые, выслушав попугая, влюблялись в Чендру Лелу Нор Лелу, все они погибали, рассеченные мечами, когда пытались взойти по золотой лестнице. И было тех царевичей, лишившихся жизни, без единого сорок.

Теперь расскажем об Индрапутре, обитавшем в сокровищнице раджи Бахарума Табика. Как-то раз молвил Джангги Гердана, обратясь к хозяину: «О господин мой Индрапутра, не желаешь ли ты направить стопы свои в ту сторону, где заходит солнце, дабы узреть находящиеся там чудеса. Есть в тех краях некая диковина, несказанно прекрасная, которую я хотел бы тебе показать». Ответствовал Индрапутра: «О Джангги Гердана, я согласен отправиться в путь».

Сел Индрапутра на коня, и они полетели в ту сторону, где заходит солнце. Немало высоких гор, неприступных круч, лесов, лугов и рек повидал Индрапутра на своем пути. И наконец достиг горы, где простирались луга Анта Берахи. Спешившись, Индрапутра узрел высокую башню посреди тех лугов и пустил коня на пастбище, сам же направился к башне, окруженной семью рвами.

Между тем повеял легкий ветерок, взволновались воды во рвах и зазвенели, подобно нежным звукам оркестра. Индрапутра приметил, что в иных местах рябь пробегает по водной глади, в иных же — нет, и понял, что это не гладь, но прозрачные мосты. Тогда направился он к одному из мостов и узрел, что несказанно прекрасен тот мост, возведенный с великим искусством из синего стекла. Когда же Индрапутра ступил на него, из глубин поднялись рыбы и принялись распевать пантуны и селоки сладостными голосами.

Индрапутра прошел по мосту и, приблизясь к башне, с восхищением стал разглядывать превосходную постройку и золотую лестницу, у которой иные ступени были сделаны из острых мечей. Подивился Индрапутра и горе трупов, громоздящейся у подножия лестницы, после же быстрей молнии взлетел вверх по ступеням к башне.

В ту пору царевна выглянула из окошка и увидала несказанно прекрасного юношу, проворно поднимавшегося в башню. Спросила царевна, обратившись к скворцу и попугаю: «Должно быть, вы летали в страну этого юноши и знаете, из каких он краев?», — спросив же, скрылась за драгоценным пологом. Ответствовали скворец и попугай: «Неведомо нам, из какой он страны».

Между тем Индрапутра вошел в башню, и, поспешно распростерши крылья, спросили его птицы: «О юноша, откуда ты явился, как твое имя и кто твой отец?» Ответствовал Индрапутра: «Меня зовут Индрапутрой, а отец мой — махараджа Бикрама Буспа». И Индрапутра поведал птицам обо всем, что с ним произошло, от начала и до конца. Царевна же, укрытая за завесой, выслушав тот рассказ, предстала перед Индрапутрой, который в изумлении не мог отвести глаз от ее прекрасного лица, распространявшего столь ослепительное сияние, что взор не в силах был проникнуть сквозь его завесу.

И Индрапутра, ослепленный блеском царевны, упал без памяти, она же принесла розовой воды и смочила ею чело юноши, тоже дивясь его красоте. Придя в себя, Индрапутра молвил: «О сестрица, о золотой слиток моей души, как твое имя и как зовут родителей моей хрустальной владычицы? Какого ты рода и почему скрываешься в этой высокой башне?» Ответствовала царевна: «О брат, отца моего зовут Пуспа Пандей, и принадлежит он к роду правоверных джиннов. Моя мать, государыня Серигадинг, — дочь человеческая». И Чендра Лела Нор Лела рассказала Индрапутре о том, как родители заключили ее в высокую башню. Спросил Индрапутра: «О сестрица, чьи это кости громоздятся горой у подножия башни?» Ответствовала царевна: «О брат мой, это кости царевичей, возжелавших подняться наверх. Дойдя до середины лестницы и узрев мое лицо, они забывали обо всем на свете и, оступившись, падали на мечи, кои надвое рассекали их тела».

Подивился Индрапутра, услыхав рассказ царевны, и вновь спросил ее: «О сестрица, можно ли вернуть к жизни сих умерщвленных царевичей?» Улыбнувшись, ответствовала царевна: «Здесь поднимется неслыханный шум, ежели Всевышний их оживит». Молвил Индрапутра: «О сестрица, давай спустимся с лестницы, и, если Всевышний мне поможет, я верну к жизни этих царственных юношей».

Спустившись с царевной вниз, Индрапутра достал свой талисман Беди Захир, добытый из черепа змея Мамдуда, и опустил талисман в сосуд с розовой водой. И когда в первый раз спрыснул Индрапутра той водой останки царевичей, над ними поднялся густой дым, когда он спрыснул их во второй раз, на истлевших костях наросло мясо, когда же в третий раз Индрапутра окропил розовой водой тела царевичей, они ожили.

Молвил тогда Индрапутра, обратясь к царевичам: «О братья мои, что приключилось здесь с вами?» И царевичи, весьма дивясь, рассказали Индрапутре обо всем, что им довелось испытать. Спросил тогда Индрапутра: «Кто же вернул вас к жизни?» Ответствовали царевичи: «Этого мы не знаем». Молвил Индрапутра: «Всевышний возвратил вам жизнь, я же был лишь орудием в его руках». Спросили царевичи: «О наш юный господин, как твое имя, как зовут родителей твоих и кто ты родом?» Ответствовал Индрапутра: «Меня зовут Индрапутрой, я —сын махараджи Бикрамы Буспы, родом же — сын человеческий».

Услыхав те слова, царевичи почтительно склонились перед Индрапутрой, а он подумал про себя: «Всем этим царевичам и невдомек, что не кто иной, как я, вернул им жизнь». И вознесли царевичи молитву, дабы здрав и счастлив был Индрапутра, обняли его и облобызали. Царевна же Чендра Лела Нор Лела весьма подивилась небывалому могуществу юного героя. После Индрапутра отправился во град царевны, а за ним последовали тридцать девять царевичей.

Между тем весть о деянии Индрапутры дошла до раджи Пуспы Пандея, и он поспешил вместе со своим сыном Динаром Пандеем, везирями и витязями обезьян навстречу юноше. Увидев государя, Индрапутра спросил, обратясь к Чендре Леле Нор Леле: «Кто это приближается к нам?» Ответствовала царевна: «О брат, это отец мой». Не мешкая подошел Индрапутра к Пуспе Пандею и пожал ему руку. Пуспа Пандей обнял Индрапутру и облобызал, восхищаясь его красотой, мужеством и преданностью, а Динар Пандей почтительно склонился перед Индрапутрой, который обнял его и расцеловал.

И пригласил Пуспа Пандей Индрапутру во дворец и усадил на позлащенное кресло, изукрашенное драгоценными каменьями, а когда наступила ночь, обезьяны превратились в людей — и везири их и витязи воссели на свои места. Индрапутра весьма подивился тому, что звери приняли человеческий облик.

Между тем слуги внесли всевозможные угощения, и Индрапутра, Пуспа Пандей и Динар Пандей вкушали те яства из одного блюда, а вместе с ними пировали тридцать девять царевичей. Когда же они насытились, были поданы пьянящие напитки и пущены по кругу чаши, усыпанные самоцветами. Музыканты громко заиграли на ребабах, лютнях, флейтах, бамбуковых свирелях, гонгах и тарелках, сладкоголосые певицы запели прекрасные песни, и обезьяний народ принялся за игры и всевозможные забавы.

С того дня Индрапутра поселился в обезьяньем городе и проводил все дни свои в пирах и развлечениях. 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой повествуется о том, как, придя в страну Динун, Индрапутра повстречался с раджей Гурджанисом — отцом царевны Талелы Маду Ратны, ставшей женой Индрапутры, как воинство небожителей окружило его в башне той царевны, и как явились на выручку ему Дэва Лела Менгерна, Нобат Ром Шах, раджа Пуспа Пандей, сын его Динар Пандей, без единого сорок царевичей из лугов Анта Берахи и царевичи с моря Бахр уль-Ашикин, и как Дэва Лела Менгерна и Нобат Ром Шах ввели Индрапутру в город раджи Гурджаниса 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, будто правил некогда в стране Динун раджа из рода небожителей-дэвов. Государство его было весьма обширно, и сорок мудрых везирей и тысяча четыреста могучих витязей предстояли перед лицом владыки. Что же до войска раджи, то не найдется слов, дабы описать его многочисленность. Денно и нощно воины с обнаженными мечами несли стражу во дворце. Град же государев возведен был из черного камня.

И одарил Всевышний того раджу дочерью по имени Талела Маду Ратна, не знавшую себе равных по блистательной красоте, Государь поселил ее в дивно изукрашенной четырнадцатиярусной башне, построенной в лугах Белантара Аджаиб, и каждую ночь у той башни вставали на стражу сорок военачальников. Многие царевичи сватались к Талеле Маду Ратне, однако же родители ни за одного из них ее не отдали.

Как-то раз, когда царевна пребывала в своей башне, окруженная служанками и нянюшками, прилетел к ней золотой павлин — похититель Индрапутры — и уселся неподалеку от окошка башни. Увидев, как прекрасен тот павлин, молвила царевна, обратясь к служанкам: «Эй, девушки, поймайте для меня эту птицу!» Служанки бросились ловить павлина, но, сколько ни старались, сколько ни придумывали всевозможные уловки и всяческие хитрости, не смогли его изловить. Сказала тогда одна из прислужниц по имени Данг Лела Секунтум: «О госпожа, не под силу нам поймать золотого павлина, —быть может, госпоже больше повезет». Выслушав служанок, царевна встала с трона и протянула руку к павлину, который тотчас опустился на ее ладонь. Царевна обрадовалась и велела служанкам приготовить для павлина золотую клетку, изукрашенную драгоценными каменьями.

На следующий день, забавляясь со своими нянюшками и прислужницами, царевна выпустила павлина из клетки и посадила на золотой поднос. Павлин с несравненным изяществом принялся танцевать, распустивши многоцветный хвост, и пропел такой пантун:

Возводят алтарь на веранде с утра, Служанки цветы собирают все утро; Давно уже замуж царевне пора За несравненного Индрапутру.

Царевна улыбнулась, услыхав слова птицы, а служанки весело рассмеялись, говоря: «Ну и шутник сей золотой павлин, что это еще за Индрапутра, о котором он толкует нам?» Вновь запел тогда павлин и потешил слух царевны таким пантуном:

Жасмин лепестки осыпает с небес, Склоняется низко цветок пенгайи; От Индрапутры получишь весть — Поймешь, что сердце от страсти сгорает.

Царевна вновь улыбнулась и так молвила, обратясь к птице: «О золотой павлин, поведай нам об Индрапутре, дабы развлеклись мы твоим рассказом». Служанки стали громко смеяться, павлин же молвил: «Внемли мне, о госпожа, в стране Семанта Пура живет юноша по имени Индрапутра. Он доводится сыном махарадже Бикраме Буспе и происходит из рода сынов человеческих. Индрапутра несказанно прекрасен лицом, превосходен в обхождении и во всяком движении ловок. От тела же его исходит сияние, словно от дивной картины».

Спросила Талела Маду Ратна: «О птица, есть ли в нашей стране кто-либо равный по красоте Индрапутре?» Ответствовал павлин: «О госпожа, бывал я во многих странах, но нигде не встречал юноши, равного Индрапутре».

Едва услыхала Талела Маду Ратна рассказ павлина, как в сердце ее загорелось желание увидеть того прекрасного царевича. Павлин между тем молвил: «О госпожа, ежели нашелся бы в твоей стране искусный художник, я мог бы описать ему Индрапутру, дабы он запечатлел его облик».

Послала тогда царевна одну из служанок за художником, и, объятый великим трепетом, предстал он перед Талелой Маду Ратной, вопрошая: «О госпожа, зачем призвала ты меня?» Ответствовала царевна: «О мастер, можешь ли ты нарисовать портрет Индрапутры?» Почтительно склонившись, ответствовал мастер: «О госпожа, как же я нарисую Индрапутру, ежели ни разу в жизни его не видел?» Тогда к художнику приблизился золотой павлин и коснулся крылами его груди так, что, подобно молнии, вспыхнул в сердце художника образ Индрапутры. И художник сумел запечатлеть его, ничего не упустив.

Закончив работу, мастер принес ее царевне, которая спросила, обратясь к павлину: «О птица, таков ли Индрапутра?» Ответствовал павлин: «Воистину таков, о госпожа, в портрете нет изъяна».

Услыхав те слова, возрадовалась царевна и, одарив художника тысячью динаров, молвила: «Смотри же, о мастер, никому не говори о тайном деле, свершившемся здесь, и не называй моего имени, не то не избежать тебе жестокой казни». Художник простился с царевной и воротился домой.

Талела Маду Ратна, с той поры как узрела красоту Индрапутры, денно и нощно думала о нем, взирая на дивный портрет. Как-то раз она повелела служанкам призвать звездочета и молвила: «О Данг Лела Сеганда Чахая и Данг Ратна Байдури, отправляйтесь и приведите ко мне звездочета!» Девушки поспешили в дом звездочета и сказали: «О господин, тебя призывает повелительница наша». Объятый великим трепетом, явился звездочет к царевне, она же молвила, обратясь к нему: «Загляни в свою волшебную книгу и скажи, не прибудет ли Индрапутра в нашу страну?»

Звездочет склонился до земли и, открыв волшебную книгу, изучил таинственные знамения. После же молвил, неприметно улыбнувшись: «О царевна, я повергаю к твоим стопам мольбу  о прощении, но Индрапутра, о котором ты спрашиваешь, уже прибыл в страну небожителей, только неведомо о том никому»: Весьма возрадовалась Талела Маду Ратна той вести и, одарив звездочета тысячью динаров, молвила: «Никому, даже брату родному, не открывай сей тайны!»

Когда, простясь с царевной, звездочет воротился в свой дом, царевна поднялась на крышу башни и села там, держа в руках портрет Индрапутры и глядя,не появится ли среди людей, проходивших мимо, кто-либо, сходный с портретом.

Теперь расскажем об Индрапутре, пребывавшем в пределах страны Зайнон. Проведя некоторое время во граде раджи Пуспы Пандея, он предстал перед государем и молвил: «О господин мой, владыка вселенной, хочу я проститься с тобой и всеми твоими подданными, ибо намерен отправиться в страну небожителей, дабы узреть всевозможные дива». Ответствовал Пуспа Пандей: «О сын мой Индрапутра, по моему разумению, лучше было бы тебе остаться жить в нашей стране, словно бы в своем граде, ибо не натешилось еще мое сердце нашей дружбой и взаимной привязанностью». Ответствовал Индрапутра: «О государь, воистину велико твое дружеское расположение ко мне, однако явился у меня некий счастливый замысел. Ежели удастся его осуществить, я вновь предстану перед тобой, о владыка».

Спросил Пуспа Пандей: «Верно, не будет большой беды, ежели ты поведаешь мне о своем замысле?» Ответствовал Индрапутра: «О государь, хотел бы я выдать сестру мою Чендру Лелу Нор Лелу за Нобата Ром Шаха, сына раджи Тахира Джохан Шаха, ибо того же он рода, что и мой господин».

Весьма возрадовался Пуспа Пандей, услыхав слова Индрапутры, и сказал: «О сын мой Индрапутра, воистину благое дело замыслил ты. Не кто иной, как Тахир Джохан Шах, доводится мне братом». Вверил тогда Индрапутра Чендру Лелу Нор Лелу попечению раджи, обнялся и расцеловался с ним и заплакал, расставаясь. После же явился к Индрапутре Динар Пандей и тоже простился с ним. Индрапутра вслед за тем вошел в покои Чендры Лелы Нор Лелы и молвил: «Будь счастлива, о сестра моя».

Когда без единого сорок царевичей узнали о том, что Индрапутра покидает пределы страны Пуспы Пандея, они предстали перед юношей, говоря: «О господин наш, позволь нам последовать за тобой». Ответствовал Индрапутра: «О братья, не грустите, ибо, ежели велика привязанность ко мне в сердцах ваших, где бы я ни был, вы сумеете меня отыскать». Почтительно склонившись перед Индрапутрой, царевичи не смогли сдержать слез. Индрапутра же обнял и расцеловал каждого из них.

Между тем к Индрапутре прискакал Джангги Гердана, и Пуспа Пандей с восхищением воззрился на коня зеленой масти, который быстрее молнии устремился с небес к своему хозяину, а приблизясь, склонился в почтительном поклоне перед ним. Царевичи же весьма подивились тому коню и несравненному могуществу Индрапутры — его повелителя.

Молвил Индрапутра, обратясь к Пуспе Пандею и царевичам: «Прощайте, о братья мои, ежели я чем обидел вас, простите милостиво». Зарыдали Пуспа Пандей и царевичи, услыхав слова Индрапутры, он же вскочил на Джангги Гердану, с быстротой молнии взвившегося в поднебесье. Проводив Индрапутру и волшебного коня восхищенными взорами, царевичи простились с Пуспой Пандеем и разошлись по своим странам.

Теперь расскажем об Индрапутре, летевшем над высокими кручами. По прошествии некоторого времени он достиг земель раджи Гурджаниса и узрел с высоты нечто, обнесенное стенами и подобное черной туче. Обратился тогда Индрапутра к Джангги Гердане на языке джиннов и спросил его: «Что это там внизу, подобное черной туче?» Ответствовал Джангги Гердана: «О господин мой Индрапутра, это град раджи Гурджаниса». Сказав так, конь опустился в лугах неподалеку от черного града.

В лугах тех за городскими стенами обитал некий небожитель по имени Малик Захаб, владевший неисчислимыми стадами коз и овец. Он вырыл колодец посреди лугов и пригонял к нему на водопой свои стада, а когда уходил, закрывал колодец огромным камнем. Достигнув колодца, Индрапутра отвалил камень и напоил Джангги Гердану.

Между тем наступил вечер, и Малик Захаб собрался вести стада на водопой. Приметив у колодца юношу с конем, он в великой ярости погнал туда овец и коз.

Узрел Индрапутра небожителя, одетого в баджу и кайн из овечьих шкур, который, в гневе потрясая тяжелым посохом, гнал стадо, и так подумал про себя: «Должно быть, сей небожитель гневается на меня за то, что я поил здесь своего коня. Произнесу-ка я заклинание, дабы иссякли воды в колодце». Индрапутра произнес заклинание, и колодец тотчас пересох.

Приблизившись, Малик Захаб увидел, что в его колодце не осталось ни капли воды, и весьма подивился тому, после приметил Индрапутру и, восхищенный красотою юноши, подумал: «Из какого рода происходит сей юноша? Уж не сын ли он небожителя, наделенного великой волшебной силой?» И молвил Малик Захаб, обратясь к Индрапутре: «О юноша, отчего пересох мой колодец, никогда прежде не случалось ничего подобного. Скольких бы коз я ни поил из этого колодца, ни разу не иссякали его воды. Ведь я истратил все свои деньги, дабы выкопать сие водное вместилище».

Услыхав речи небожителя, улыбнулся Индрапутра и спросил: «Скажи, о дядюшка, чем ты меня одаришь, ежели я вновь наполню водой твой колодец?» Ответствовал Малик Захаб: «О юноша, смилуйся над бедным пастухом, вороти воду. А после поступай со мною и моим стадом как знаешь». Тогда произнес Индрапутра другое заклинание, и тотчас вновь наполнился водой колодец Малика Захаба, и ярче прежнего зазеленели травы, произраставшие вокруг него.

Малик Захаб немало подивился и спросил: «О юноша, как твое имя, как имя твоего отца и из какого ты рода?» Ответствовал Индрапутра: «О дядюшка, меня зовут Индрапутра, я сын махараджи Бикрамы Буспы, родом же — сын человеческий». И Индрапутра поведал Малику Захабу обо всем, что с ним произошло, от начала и до конца.

Дивясь тому рассказу, сказал Малик Захаб: «Воистину ты сын махараджи Бикрамы Буспы, ежели сумел достичь столь отдаленных краев, куда долгие века не приходил ни один человек».

Спросил Индрапутра: «О дядюшка, как тебя зовут и что это за страна?» Ответствовал Малик Захаб: «О господин мой Индрапутра, меня зовут Малик Захаб, страна же сия именуется Бикарама Динун, и повелевает ею раджа Гурджанис, чьи весьма обширные владения расположены на самом краю земли небожителей».

Вновь спросил Индрапутра: «О Малик Захаб, что за высокая башня виднеется в лугах?» Ответствовал Малик Захаб: «О господин мой Индрапутра, это башня дочери раджи Гурджаниса — Талелы Маду Ратны. Она несказанно прекрасна, и от ее лица распространяется яркое сияние. Многие царевичи сватались к ней, но ни за одного из них не отдал свою дочь раджа Гурджанис». Молвил Индрапутра: «О дядюшка, не открывай тем царевичам моего имени, ибо чужестранца всегда меньше почитают». Сказал Малик Захаб: «О господин мой Индрапутра, прошу тебя поселиться в моем доме». Ответствовал Индрапутра: «Да будет так, о дядюшка». И они отправились в дом Малика Захаба.

Между тем Талела Маду Ратна узрела с крыши, где она сидела, юношу, стройного станом и прекрасного поступью, который беседовал у колодца с Маликом Захабом. Сравнив его облик с портретом, царевна не нашла меж ними никакого различия и молвила, обратясь к служанкам: «Эй, Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури, ступайте к Малику Захабу и разузнайте, что там за юноша стоит у колодца».

Служанки улыбнулись и, почтительно склонившись перед царевной, поспешили в дом Малика Захаба, а Индрапутра в ту пору куда-то отлучился. Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури пришли к Малику Захабу и спросили: «Эй, Малик Захаб, что это за юноша стоял сейчас у твоего колодца?» Улыбнувшись, ответствовал Малик Захаб: «С чего это вздумалось вам спрашивать о моем сыне?» Служанки засмеялись и сказали: «Видно, лжешь ты нам, Малик Захаб, откуда вдруг взялся у тебя сын?» Ответствовал Малик Захаб: «О служанки, неужели вы не видели банановое дерево? Что же оно, по-вашему, женится либо же замуж выходит, дабы принести плоды?» Громко смеясь, ответствовали служанки: «Ну и шутник этот Малик Захаб, мы его серьезно спрашиваем, он же потешается над нами. Ну-ка, расскажи нам всю правду!»

Но Малик Захаб ничего не сказал, только улыбнулся. Служанки же воскликнули в сердцах: «Пусть издохнут твои козы и овцы, ежели не скажешь ты нам правду!» От этого проклятья Малик Захаб так побледнел, что ни кровинки не осталось у него в лице. Служанки же смеялись, глядя на перепуганного пастуха.

И так подумал про себя Малик Захаб: «Делать нечего, придется рассказать все как есть. Ведь, ежели я стану запираться, падут от их проклятья и козы и овцы». Подумав так, пастух ответствовал служанкам: «О девушки, я все вам расскажу. Юношу, который вел со мной беседу у колодца, зовут Индрапутрой, он сын махараджи Бикрамы Буспы, родом же — сын человеческий».

Выслушав Малика Захаба, служанки возвратились в башню. Там они почтительно склонились перед царевной и молвили: «О госпожа, тот юноша прозывается Индрапутрой, он — сын махараджи Бикрамы Буспы». И они передали царевне все, о чем им поведал пастух.

Весьма возрадовалась Талела Маду Ратна, узнав, что Индрапутра прибыл в ее страну. А золотой павлин, едва произнесли служанки имя юноши, принялся танцевать, распустивши хвост, после же молвил: «О госпожа, позволь мне проститься с тобой, ибо я желаю отправиться к моему господину Индрапутре». Улыбнулась царевна и сказала, обратясь к служанкам: «О Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури, отнесите золотого павлина к Малику Захабу, будто собираетесь продать его, и так скажите: «О Малик Захаб, купи сего золотого павлина, ибо нашей госпоже понадобились деньги». Сами же отдайте павлина Индрапутре и посмотрите, узнает ли он его».

Служанки почтительно поклонились царевне и отправились с павлином к Малику Захабу, который в ту пору пребывал в своем доме вместе с Индрапутрой. Молвили служанки, обратясь к Малику Захабу: «Не хочешь ли ты, о дядюшка, купить золотого павлина?» Улыбнулись Индрапутра и Малик Захаб, и так ответствовал пастух служанкам: «Должно быть, вы смеетесь надо мной, ведь не к лицу мне покупать сего павлина — царевнину забаву». Ответствовали служанки: «Воистину, о дядюшка, хотим мы продать золотого павлина, ибо вышли у нашей госпожи все деньги». С этими словами они посадили птицу на драгоценный поднос, она же, распустив свой великолепный хвост, принялась танцевать.

Подумал тогда Индрапутра про себя: «Не обманывают ли меня глаза, ведь сей павлин точь-в-точь схож с тем, который некогда унес меня в поднебесье». И Индрапутра заплакал, вспомнив об отце и матери.

Заметив, что Индрапутра плачет, взирая на павлина, Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури улыбнулись и спросили, обратясь к юноше: «Отчего ты проливаешь слезы, глядя на сию птицу?» Ответствовал Индрапутра: «О служанки, не павлин тому причиной. Просто я подумал, что ежели царевне понадобились деньги, что говорить обо мне, нищем скитальце».

Между тем павлин вновь распустил хвост и пропел такой пантун:

Грустит селангат[29] на подносе один, Листья летят к берегам отдаленным; Ужели не помнит мой господин, Как я умчал его по небосклону?

Услыхав слова павлина, Индрапутра улыбнулся. А павлин расправил крылья, поклонился и сказал: «О господин мой Индрапутра, очень тосковал я в разлуке с тобой, ныне же мы наконец встретились. Как ни далеки сии края от земли сынов человеческих, господин достиг их благодаря своей великой мудрости и вежеству».

Выслушав павлина, Индрапутра приблизился к нему и ласково погладил. Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури, видя это, сказали, обратясь к павлину: «О золотой павлин, полно тебе шутить шутки. Пора собираться в обратный путь, не то разгневается наша госпожа». Служанки простились с Маликом Захабом и Индрапутрой, и молвил Индрапутра, обратясь к ним: «О девушки, спросите у царевны, не снизойдет ли она до встречи с бедным скитальцем. Я же, пребывая в крайнем ничтожестве, всецело предаюсь на ее волю». После он пропел такой пантун:

Выросло манго невесть откуда, Собрала плоды Ратна Вали под вечер; Молить за царевну Всевышнего буду, Саму же царевну — молить о встрече.

Воротившись к царевне, Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури, почтительно склонившись, сказали ей: «О госпожа, воистину, словно павлин, прекрасен Индрапутра. Он превосходен в обхождении и мудр в речах, а от его тела исходит яркое сияние. Он передал тебе такой пантун:

Выросло манго невесть откуда, Собрала плоды Ратна Вали под вечер; Молить за царевну Всевышнего буду, Саму же царевну — молить о встрече.»

Услыхав слова Индрапутры, царевна улыбнулась и молвила: «Сей юноша весьма учтив». После же прибавила: «О Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури, ступайте к Индрапутре и передайте ему мой пантун:

Рис уродился у Ратны Вали, Да жаль — имбирь даже всходов не дал; Странник, ты просишь, чтоб мы повидались, Да как поверить, что ты мне предан?»

Служанки почтительно склонились перед госпожой и отправились к Индрапутре. Увидев их, спросил Индрапутра: «О девушки, передали ли вы царевне мои лестные речи и будет ли мне дозволено с ней свидеться?» Ответствовали служанки: «О господин наш Индрапутра, мы поведали царевне, что ты молишь за нее Всевышнего, ибо не видим беды в том, что вы станете друзьями. Царевна же, услыхав наши слова, пропела такой пантун:

Рис уродился у Ратны Вали, Да жаль — имбирь даже всходов не дал; Странник, ты просишь, чтоб мы повидались, Да как поверить, что ты мне предан?»

Индрапутра снял с пальца кольцо и протянул его служанкам, говоря: «О служанки, передайте царевне, что, исполненный великой почтительности, я молюсь за нее Всевышнему и, дабы выразить свою почтительность, посылаю ей будто цветок это кольцо — знак моего благорасположения. К тому же молю ее не гневаться на такой недостойный пантун:

Могучие львы —гроза бытия, Заколка с алмазом в тюрбане дрожит; Не знает пределов верность моя, Иначе я не был бы сыном раджи».

Выслушав Индрапутру, служанки воротились к царевне, почтительно склонились и молвили, протягивая кольцо: «О госпожа, Индрапутра молится за тебя Всевышнему, пребывая в великой почтительности, и посылает будто цветок это кольцо — знак его благорасположения. Еще он просит не гневаться на такой недостойный пантун:

Могучие львы — гроза бытия, Заколка с алмазом в тюрбане дрожит; Не знает пределов верность моя, Иначе я не был бы сыном раджи».

Услыхав пантун Индрапутры, царевна улыбнулась, а когда взглянула на кольцо и увидала, сколь оно прекрасно по виду и превосходно по работе, весьма обрадовалась, говоря: «Воистину небывало учтив сей Индрапутра».

На следующий день Талела Маду Ратна наполнила ароматными благовониями ларец, изукрашенный драгоценными каменьями и жемчугом, и, дав его служанкам, молвила: «О Данг Кунтум Джая и Данг Интан Байдури, ступайте к Индрапутре, отнесите ему сии благовония и скажите, что и я молюсь за него Всевышнему и посылаю такой пантун:

Могучие львы — сыны государей, Данг Ната перец сажает снова; Коль правду мне служанки сказали, То нет во встрече греха никакого».

Почтительно склонившись перед госпожой, служанки отправились к Индрапутре, а придя, подали ему ларец и молвили: «О господин наш Индрапутра, царевна прислала тебе сии благовония и наказала передать такой пантун:

Могучие львы — сыны государей, Данг Ната перец сажает снова; Коль правду мне служанки сказали, То нет во встрече греха никакого».

Индрапутра принял поднесенные ему благовония и сказал: «Передайте царевне, что я приду к ней в башню». После, вдохнув аромат благовоний и умастившись ими, он пропел такой пантун:

Два рамбутана на ветке зеленой,[30] Скрылся под домом скворчонок несмелый; Запахом присланных благовоний Тешился я, умащая тело.

Услыхав пантун Индрапутры, служанки улыбнулись, он же велел им рассказать царевне о своей почтительности и передать ей такой пантун:

Яванцы танцуют ракит на помосте,[31] Джерами[32] растет на коряге замшелой; Вскоре приду я к царевне в гости, Встретят друг друга душа и тело.

Служанки простились с Индрапутрой и, воротившись к царевне, молвили с почтительным поклоном: «О госпожа, мы поднесли Индрапутре благовония, и он их принял, пропев такой пантун:

Два рамбутана на ветке зеленой, Скрылся под домом скворчонок несмелый; Запахом присланных благовоний Тешился я, умащая тело.

После он велел нам поведать тебе о своей почтительности и спеть такой пантун:

Яванцы танцуют ракит на помосте, Джерами растет на коряге замшелой; Вскоре приду я к царевне в гости, Встретят друг друга душа и тело».

Царевна улыбнулась, услыхав те слова, и молвила: «О служанки, пойдите к Индрапутре и передайте ему такой пантун:

Блестит ожерелье у входа в жилище, Его издалека доставить сумели;[33] Тот, кто труслив, — ничего не отыщет, Только бесстрашный достигнет цели».

Служанки почтительно склонились перед госпожой и отправились к Индрапутре. Придя к нему, они пропели пантун царевны:

Блестит ожерелье у входа в жилище, Его издалека доставить сумели; Тот, кто труслив, — ничего не отыщет, Только бесстрашный достигнет цели.

Индрапутра улыбнулся, услыхав те слова, и молвил: «Весьма искусны дети небожителей в сочинении пантунов!» После сам пропел такой пантун:

Пинанг из Джепары привезен был, В Калькутте плоды кесумбы сбирают;[34] Ужель остановят удары судьбы Юных героев, что страха не знают?

Служанки почтительно склонились перед Индрапутрой и, возвратившись к царевне, молвили: «О госпожа, немеет язык, ибо не в состоянии он выразить того, сколь прекрасны слова Индрапутры, заключенные в его пантуне:

Пинанг из Джепары привезен был, В Калькутте плоды кесумбы сбирают; Ужель остановят удары судьбы Юных героев, что страха не знают?»

Царевна улыбнулась, выслушав служанок, а золотой павлин распустил свой многоцветный хвост и спел такой пантун:

Сушенный рис, что хранился в сосуде, Под ясным небом варили весь вечер; Ужели царевна добрее не будет, Коль Индрапутры услышит речи?

Служанки посмеялись над забавной проделкой золотого павлина, принявшегося распевать песни, он же пропел еще один пантун:

Съеден оленем манговый плод, Тот, что царевне приносят поутру; Сколь ни далеко царевна живет, Башню ее отыскал Индрапутра.

Улыбнулась Талела Маду Ратна, услыхав тот пантун. А служанок ее обуяло веселье, и они принялись громко хохотать, так, что даже воины, несшие стражу у башни, подивились и спросили, обратясь к ним: «Что за переполох у вас поднялся?» Ответствовали служанки: «Всему виною золотой павлин, он насмешил нас своими шутками, из-за него-то и поднялся в башне невообразимый шум». Сказали стражники: «Не следует так громко хохотать, ибо смех ваш не сулит ничего доброго!»

Между тем наступил вечер, и Талела Маду Ратна подумала про себя: «Должно быть, нынешней ночью явится ко мне Индрапутра». Подумав так, царевна убрала приемный зал покровами, вытканными из тончайшей шерсти, повесила парчовые завесы, расшитые золотыми нитями, и озарила зал китайскими фонарями, свечами и масляными светильниками. После она искупалась в воде, смешанной с лимонным соком,[35] умастилась ароматными благовониями и облачилась в драгоценные одежды.

Когда же наступила ночь, Индрапутра подскакал на Джангги Гердане к высокой башне и молвил, обратясь к коню: «О Джангги Гердана, взлети к небесам и перенеси меня в башню Талелы Маду Ратны». Волшебный конь взмыл в воздух и вмиг доставил Индрапутру к покоям царевны. Сказал Индрапутра: «О Джангги Гердана, возвращайся за мной на рассвете!» Индрапутра сошел с коня и вошел в башню, а Джангги Гердана возвратился к Малику Захабу.

По всей башне распространился аромат дивных благовоний, и когда тот аромат донесся до царевны, она спросила: «Чем так прекрасно пахнет?» Отдернув парчовый полог, Индрапутра приблизился к Талеле Маду Ратне и пропел такой пантун:

Душистый алоэ и ветви сандала, Смешаны умащенья в подносе; Зачем вопрошаешь, коль сразу узнала, О госпожа, не встретишь ли гостя?

Царевна улыбнулась, услыхав слова Индрапутры, после отвернулась и, искоса глянув на него, пропела такой пантун:

Прочные ножны из ветки сандала, Сладостный сахар в стеклянном ковше;[36] Меня твоя мудрость очаровала, Пришел ты, и стало легко на душе.

Индрапутра взглянул на Талелу Маду Ратну и, восхищенный ее дивной красотой, пропел такой пантун:

Белый наряд, что иных дороже, Не сшить, коль иглы под рукою нет; Белую точку на девичьей коже Едва лишь увижу — покоя нет.

Царевна улыбнулась, услыхав тот пантун, и приказала служанкам подать для Индрапутры позлащенное кресло, сама же воссела на трон, который был не выше того кресла. И предстали перед ними служанки царевны, и все обитатели дворца собрались в башне Талелы Маду Ратны.

Царевна протянула Индрапутре свой сосуд для бетеля и пропела такой пантун:

Вышитый кайн, что сохнет под ветром, Носит раджа по торжественным дням; Если желаешь — возьми сей бетель, Если же нет — не сердись на меня.

Индрапутра улыбнулся и принял сосуд из рук царевны. После, бросив на нее быстрый взгляд, пропел такой пантун:

Стебли бираха[37] навалены кучей, Скворчонку под домом неведомы беды; Царевна, бетель — твой дар наилучший — Я прежде понюхал, а после — отведал.

Царевна улыбнулась, услыхав те слова, а Индрапутра принялся жевать бетель. Когда он отведал бетеля, распустил свой хвост золотой павлин и пропел такой пантун:

Смердит геранг,[38] хоть в шелка одет, Пандана листок и в соломе не тужит; Красе Индрапутры неведом предел, Тебе он будет достойным мужем.

Царевна улыбнулась, а служанки громко рассмеялись, глядя на павлина. Спросила Талела Маду Ратна, обратясь к Индрапутре: «О Индрапутра, уж не лишился ли ты рассудка, что осмелился  прийти в мою башню?» Ответствовал Индрапутра: «Ежели и потерял я рассудок, то лишь от любви к тебе, о госпожа».

Царевна улыбнулась и голосом сладостным, будто медовый океан, пропела такой пантун:

Яванский кайн длиною в локоть, Спешит слуга постирать обнову; Немало юнцов я видала из окон, Да жаль, что все изменяли слову.

Услыхав это, возрадовался Индрапутра и, улыбнувшись, пропел такой пантун:

Светится ствол керанджи[39] гнилого, Чеканка — свидетельство о ювелире; Тех, кто здесь изменяет слову, Ждут перемены в загробном мире.

Царевна улыбнулась, а служанки громко рассмеялись. Между тем были поданы угощения, и Индрапутра с Талелой Маду Ратной принялись вкушать разные яства и всевозможные сласти, пре-; восходные по своему вкусу, взирая на проделки золотого павлина, распевавшего пантуны и селоки. Служанки, глядя на него, так и покатывались со смеху. Молвила тогда Талела Маду Ратна: «Знали бы мы прежде, что столь щедр на выдумки золотой павлин, — верно, день и ночь не утихало бы в башне шумное веселье». Ответствовали ей служанки: «Воистину справедливы твои слова, о госпожа».

Павлин вновь запел свои селоки, распустивши многоцветный хвост, и все, бывшие в покоях царевны, так громко потешались над его выходками, что одна из служанок молвила: «Не следует нам так шуметь. Что станем мы делать, ежели услышат стражники, ведь на дворе глубокая ночь».

Покуда она говорила, до одного из стражников донесся голос павлина, распевавшего такой пантун:

Плод нангки мой, а рыба — людей, Тайно к дверям Лаксамана крадется; Юнец не достигнет цели своей, Лишь мудрый и смелый удачи добьется.

Пропев такой пантун, павлин перелетел с подноса на колени одной из служанок, та же, смеясь, укорила его: «Ах, что же это за обхождение?» Тогда павлин стал перелетать от одной прислужницы к другой, и, глядя на него; рассмеялись Индрапутра с Талелой Маду Ратной, а вслед за ними — все девушки, так что в башне поднялся еще больший шум и гам.

Услыхав его, сказали друг другу стражники: «Вроде бы мужской голос доносится до нас из башни? С самого утра несем мы стражу, но не видели ни одного мужчины, который проходил бы здесь. Верно, невидимым пробрался в башню сей злодей и хочет похвастать перед нами силою своей и мужеством».

В это время вновь донесся из башни мужской голос, и разом молвили стражи: «Нет более сомнения в том, что неведомый мужчина пробрался в покои царевны». Сказав так, стражники издали громкий клич, приготовили оружие к бою, натянули луки, взяли копья наперевес, выхватили мечи из ножен и облачились в доспехи. От громких кличей и лязга оружия поднялся в ночи великий переполох, и все служанки разбежались из башни,только Индрапутра вдвоем с царевной остались в ней.

Сказал тогда Индрапутра, обратясь к Талеле Маду Ратне: «О сестрица, душа моя, позволь мне усадить тебя на колени». Усадив же, молвил: «О сестрица, не печалься, не надрывай свою душу мыслью, что я один умру, и не тревожься, что я один покину сей мир. Ежели суждено мне погибнуть, то и ты погибнешь со мной. Отринь же грусть и тревогу». И Индрапутра пропел такой пантун:

Столкнулся слон с крылатым конем. Прибило к берегу лодку рыбачью; Смерть приму я с тобою вдвоем, Верный царевне в беде и в удаче.

Услыхав слова Индрапутры, заплакала царевна, и покатились из ее глаз слезы, словно рассыпалось жемчужное ожерелье. Индрапутра же принялся утешать и ласкать ее, говоря: «Не плачь, о возлюбленная, даже смерть не в силах разлучить нас».

Лицо царевны омрачилось, и, проливая слезы, она пропела нежным голосом такой пантун:

Растет рамбутан на рисовом поле, Плоды созревают и падают в воду;[40] Смерть меня не пугает боле, Душу мою не страшат невзгоды.

Когда золотой павлин увидел, что царевна опечалена, он сладостным голосом пропел такой пантун:

На мыс Данг Касехан уйдет до рассвета, За перец отдаст дорогие каменья; Ты, словно светильник, наполненный светом; Горишь у возлюбленного на коленях.

Покуда Талела Маду Ратна внимала пантуну золотого павлина, к ней явились служанки и нянюшки, ударяя себя руками в грудь и говоря: «О царевна, мы ли тебя не предостерегали, что случится великая беда, ведь не счесть воинов, окруживших башню. К тому же, если узнает о случившемся твой отец, он предаст нас всех жестокой казни».

Услыхав те слова, золотой павлин весело рассмеялся, распустил хвост и прошелся по башне дивной поступью, будто плавно скользящий танцор, распевая такой пантун:

Учтивый слуга на подносе несет Черану[41] с бесценной опаловой пудрой; Ужели средь полночи солнце взойдет, Ужели луна воссияет поутру.

Услыхав тот пантун, царевна и Индрапутра улыбнулись, а служанки, приблизясь, окружили их.

Тем временем воины, несшие стражу у башни, отправили своего посланца к государю — владыке вселенной. Посланец не мешкая отправился в путь, дабы предстать перед повелителем, и,явившись в зал для приемов, молвил, обратясь к одному из приближенных слуг раджи: «О слуга, ступай к государю и повергни к его стопам слова везирей и военачальников: «Неведомый муж пробрался в башню царевны, мы хотели бы его изгнать, однако не решаемся приступить к делу, не имея на то соизволения господина. Оттого-то и отправили мы гонца к радже, дабы узнать, как надлежит поступить».

Слуга вошел во внутренние покои дворца и передал доверенным служанкам раджи Гурджаниса все, что рассказал ему посланец. Служанки же, представ перед государем, молвили: «О господин наш, владыка вселенной, везири и витязи, несшие нынешней ночью стражу у башни твоей царственной дочери, наказали передать, что в башню царевны проник некий муж, им неведомый».

Услыхав речи служанок, поспешно вышел раджа Гурджанис в зал для приемов, где его ожидали раджи подвластных стран, везири и военачальники, и молвил, обратясь к ним: «Ступайте к вашим воинам, велите им пленить того мужа и доставьте его сюда».

Между тем служанки царевны немало потешались в башне своей госпожи, внимая пантунам, селокам и нежным словам золотого павлина, которыми он умерял волнение Талелы Маду Ратны. А воинов, взявших башню в осаду, становилось все больше. Приблизились тогда служанки к царевне и, почтительно склонившись, молвили: «О госпожа, весьма преумножилось число воинов, окруживших башню». Услыхав это, Талела Маду Ратна упала без памяти, а павлин, распустив хвост, все распевал пантуны и селоки, составленные из слов, дивно прекрасных. Когда царевна опамятовалась, она улыбнулась золотому павлину, следом за ней улыбнулся и Индрапутра и молвил, обратясь к Данг Кунтум Джае Данг Интан Байдури: «О девушки, отдерните-ка поскорей парчовые завесы и пошире растворите двери башни!»

И воззвал Индрапутра к волшебному талисману, которым его одарила Сери Ратна Гемала Нехран, и тотчас же перед ним предстали четверо джиннов, изошедших из талисмана, склонились до земли и спросили: «О господин наш Индрапутра, зачем ты звал нас?» Ответствовал Индрапутра: «О братья мои, ступайте и сразитесь с витязями раджи Гурджаниса».

Низко поклонились Индрапутре Дикар Алам, Сегентар Алам, Дикар Килат и Дикар Агус и, выхватив мечи из ножен, с воинственными кликами устремились на воинство раджи Гурджаниса. Великий переполох поднялся среди везирей и витязей государя, и в суматохе они принялись рубить друг друга с небывалым шумом и криками. В той битве опустело немало колчанов, изломалось немало копий, погнулось немало мечей. Те небожители, кои не были облачены в стальные доспехи, лишились жизни, сраженные предводителями джиннов, неистово бившимися в ту ночь.

Когда раджа Гурджанис узнал о побоище, послал он на подмогу к стражам четырех витязей с четырехтысячным отрядом, и витязи те поспешили к башне, рассеивая ночной мрак светом свечей и фонарей, мерцавших, словно звезды в небесах.

Увидав, что прибывает вражеское воинство, Индрапутра вновь воззвал к талисману Сери Ратны Гемалы Нехран, и изошли из него сонмы джиннов, небожителей, пери и духов, устремившихся на бой с витязями раджи Гурджаниса. Индрапутра дал своим воинам талисман, добытый из черепа змея Мамдуда, дабы он освещал им путь, и ряды их озарились словно бы лунным светом. Не выдержали витязи, осаждавшие башню, яростного натиска предводителей джиннов и разбежались в разные стороны. Воины же, изошедшие из талисмана, в полном боевом облачении возвратились в башню.

Подивившись небывалой мощи талисмана Индрапутры, царевна подумала про себя: «Откуда бы взяться сему воинству? Поистине несравненно мудрое вежество Индрапутры, ежели сумел он его призвать». В это время золотой павлин вновь распустил хвост и запел пантуны и селоки, и, слушая его, заулыбалась Талела Маду Ратна.

Между тем воины, несшие стражу у башни, отступая, по-встречались в пути с отрядом, который послал им на подмогу раджа Гурджанис, и сказали: «О братья, не надивимся мы мужу, укрывшемуся в покоях царевны. Заслышав его голос, мы взяли башню в осаду, но в тот же миг из башни, явившиеся невесть от куда, изошли военачальники с неисчислимым воинством, и мы вступили с ними в бой. Мы сражались с громкими кликами, но наше  оружие изломалось — и пришлось отступить, дожидаясь рассвета». Ответствовали военачальники, спешившие на подмогу: «О братья, ныне надлежит нам совместно направиться к башне царевны, ибо таково повеление раджи».

Вновь разнеслись над лугами грозные кличи, витязи Гурджаниса, доставши из колчанов стрелы и обнажив мечи, ринулись на воинство Индрапутры, и разгорелась яростная битва. Много воителей раджи Гурджаниса полегло в том бою, который длился чуть ли не час, но еще больше было тех, кто получил смертельные раны, так что пришлось войску небожителей отступить, и, объятое страхом, оно разбежалось.

Узнав об этом, послал Гурджанис против Индрапутры восемь витязей с четырехтысячным войском и еще отправил одного предводителя с четырьмя сильными отрядами. Однако же и это войско отступило, потеряв иных убитыми, иных же ранеными.

Прослышав, что и на сей раз взяло верх воинство Индрапутры, раджа разгневался и приказал выйти против того воинства двенадцати тысячам витязей с неисчислимой ратью. Вновь загремели оглушительные кличи, потонув в небывалом шуме сражения. Посланцы, наблюдавшие за вражеским станом, то и дело доносили государю о том, что число джиннов и пери, бьющихся на стороне Индрапутры, все прибывает. Раджа Гурджанис весьма дивился, слыша те вести, и раз от разу гнев его преумножался.

Молвил государь, обратясь к придворным: «О везири мои, из какого рода происходит муж сей, уж не царевич ли он небожителей либо же лунных обитателей?» Почтительно склонившись, ответствовали те: «О господин наш, владыка вселенной, ведь и мы не надивимся на сего мужа».

Между тем наступало утро, и все воинство джиннов и пери во главе с военачальниками выстроилось рядами в лугах Белантара Аджаиб, сверкая на солнце грозным оружием. И приказал раджа Гурджанис одному из государей подвластных стран: «О Герентар Шах, ступай на поле боя, возьми в плен сего мужа и доставь ко мне».

Герентар Шах надменно рассмеялся и, поклонившись радже, отправился в луга Белантара Аджаиб. Забили тогда в обоих станах барабаны, на поле битвы с громкими кликами вышли витязи обоих войск, равные друг другу мощью и мужеством, и вступили в бой, поражая противников стрелами, копьями, дротиками и рубя их мечами. Клубы пыли непроглядной тьмой окутали луга, чуть ли не час длилась жестокая битва. После раджа Гурджанис приказал Герентару Шаху помериться силами свитязем Индрапутры по имени Дикар Алам, и воители устремились друг на друга. А Дикар Килат с Дикаром Агусом и Сегентаром Аламом поспешили Дикару Аламу на помощь, яростно нанося и отражая удары. И напали предводители джиннов на Герентара Шаха, раджей, подвластных Гурджанису, их витязей и войско, и, не выдержав того натиска, воинство небожителей отступило. Едва же утихла битва, как наступила ночь.

На следующий день раджа Гурджанис воссел на трон в приемном зале, и предстали пред ним раджи подвластных стран, и везири, и военачальники, и воины. Был меж них Герентар Шах — владыка, славившимся небывалой силой и мужеством, чей острый меч весил сто кати,[42] шириною же был в четыре пальца. Приблизился Герентар Шах к радже Гурджанису и, почтительно склонившись, молвил: «О господин мой, владыка вселенной, мольбу о прощении повергаю я к стопам твоим, ежели будет на то твое соизволение, ныне пленю я мужа, укрывшегося в башне». Услыхав слова Герентара Шаха, ответствовал ражда Гурджанис: «Да будет так!»

Вскочил Герентар Шах на коня и, выхватив меч из ножен, поскакал в луга Белантара Аджаиб. За ним последовали все витязи. Когда они прибыли туда, воскликнул один из воинов Герентара Шаха зычным голосом: «Эй, трусливый муж, нечего прятаться в башне, ты, верно, страшишься принять смерть от руки Герентара Шаха, вот и посылаешь на бой с ним джиннов и пери. Ежели ты вправду мужчина, выходи в луга Белантара Аджаиб и изведай мощь его меча, коий весит сто кати, лезвие же имеет шириною в четыре пальца».

Услыхал те слова Дикар Алам и, приблизившись к Индрапутре, молвил с почтительным поклоном: «О господин, дозволь мне выйти на бой». Ответствовал Индрапутра: «О брат мой, смири свое нетерпение, ныне я сам выйду на поле битвы, ибо не кого иного, как меня, вызывает Гереитар Шах. Не знаю, какие превратности сулит мне нынешний день, но с помощью Всевышнего я сумею одолеть Герентара Шаха безо всякого оружия, ибо он мне не враг». Сказавши так, Индрапутра обратился к царевне: «Прощай, о возлюбленная моя, я ухожу на бой с раджей Герентаром Шахом в луга Белантара Аджаиб».

И сел Индрапутра на своего коня Джангги Гердану и устремился на поле сражения; в этот миг радже Герентару Шаху показалось, будто загрохотал гром, сгустилась тьма и из башни царевны вырвалась молния. Индрапутра проворно подскакал к Герентару Шаху и, похитив его из седла, передал Дикару Агусу, повелев тому укрыть раджу неподалеку от башни.

Увидав, что, покуда во тьме, окутавшей луга Белантара Аджаиб, гремели громы и сверкали молнии, раджа Герентар Шах неведомо куда исчез и конь его остался без седока, витязи и воины  небожителей весьма подивились. В страхе побросав оружие, они прибежали к радже Гурджанису и донесли ему о случившемся.

Выслушав витязей, раджа также подивился и молвил, обратясь к подвластным государям: «Достойно великого изумления то, что приключилось с Герентаром Шахом. По моему разумению, сей муж, пробравшийся в покои дочери моей, не иначе как сын небожителя, наделенного небывалой волшебной силой». После же владыка вселенной повелел всем подвластным раджам пленить Индрапутру.

Рассказывают, что, покуда Индрапутра пребывал в башне Талелы Маду Ратны, один за одним сорок раджей вызвались захватить его. И всех их Индрапутра похитил из седел и повелел укрыть в сокровищнице раджи Гурджаниса. Наконец, к радже Гурджанису явился посланник и донес, что неведомо куда исчезли воители, вышедшие против Индрапутры, и раджа вновь подивился.

* * *

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, что, когда, справив нужду, Дэва Лела Менгерна воротился на прежнее место, онне нашел там ни Индрапутры, ни его коня. И понял тогда Дэвэ Лела Менгерна, что Индрапутру похитил джинн Тамар Буга и тотчас же отправил посланца к Нобату Ром Шаху, коий, едва лишь услыхал о случившемся, не мешкая прибыл к Дэве Леле Менгерне, сопровождаемый везирями, и витязями, и всем своим войском. Встретившись, Дэва Лела Менгерна вместе с Нобатом Ром Шахом отправились на поиски Индрапутры.

В то время недобрые вести об Индрапутре дошли и до царевичей, которых он спас, и сказали друг другу царевичи: «По нашему разумению, Индрапутра бьется ныне с воинством раджи Гурджаниса». И собрали они везирей, витязей и войска свои и, приготовив все необходимое для сражения, выступили на подмогу Индрапутре в страну Динун.

Ранним утром, когда не померкли еще звезды, дикие звери не вышли на добычу, птицы не вылетели из гнезд, а солнце не показалось на небосводе, громко зазвучали боевые барабаны в станах Индрапутры и раджи Гурджаниса, зашумели развевающиеся стяги и знамена в лагере государя небожителей, зонтоносцы раскрыли зонты подвластных ему раджей, и те зонты, трепещущие на ветру, заблестели, подобно свежей листве.

Воины раджи Гурджаниса выровняли поле боя, ибо сам владыка вселенной собрался сделать смотр своему неисчислимом войску. И облачились витязи подвластных раджей в боевые доспехи, сами же раджи, взявши оружие, сели на коней.и выступили впереди отрядов, подъемля знаки государевой власти на высоких древках. Воссел тогда государь на свой трон, и выстроились те раджи по правую и левую руку от него. Зонтоносцы раскрыли несказанно прекрасный зонт государя, а слуги подали раджам бетель на позлащенном подносе.

Между тем раджа Гурджанис узрел в северной стороне неба черные тучи пыли, вздымающиеся в воздух, и сверкающие в них яркие молнии, а вскоре различил и двести двадцать разноцветных стягов, чьи жемчужные султаны покачивались на ветру, и рядом со стягами — витязей, подобных свирепым тиграм, облаченных в боевые доспехи и препоясанных грозными мечами. Следом за витязями шествовали зонтоносцы, неся двадцать четыре раскрытых зонта с бахромою из нитей сверкающего желтого жемчуга и наборными навершиями из позвякивающих на ходу алмазов. Под сенью тех зонтов гарцевали на крылатых конях несказанно прекрасные царевичи джиннов и пери в превосходных одеяниях, шитых золотом и изукрашенных драгоценными каменьями. И вступили оба царевича со своими военачальниками и воинами в луга Белантара Аджаиб.

Когда Индрапутра узнал, что к нему прибыли Дэва Лела Менгерна и Нобат Ром Шах, он вышел к ним навстречу, а царевичи, увидав Индрапутру, поспешно сошли с коней, пожали ему руку, обняли и расцеловали. После же Индрапутра ввел Дэву Лелу Менгерну и Нобата Ром Шаха в башню Талелы Маду Ратны.

По прошествии недолгого времени раджа вновь увидал, как в северной стороне вздымается к небесам пыль, окутывая землю мраком, и в тех клубах пыли он различил двести двадцать разноцветных стягов, подобных виденным прежде, которые с великим шумом развевались на ветру, и султаны иных из тех стягов были из чистого золота. Следом за стягами несли десятки раскрытых зонтов небывалой красоты со сверкающей бахромой, звеневшей на ходу. Под сенью тех зонтов гарцевали на конях два царевича духов в драгоценных одеяниях.

Весьма подивился раджа Гурджанис тому, что царевичи духов явились в луга Белантара Аджаиб, Индрапутра же, узнав об их прибытии, вышел навстречу, сопровождаемый Дэвой Лелой Менгерной и Нобатом Ром Шахом. Едва завидев Индрапутру, царевичи духов спешились, почтительно склонились перед ним и пожали руки сыновьям раджей, джиннов и пери. После все вошли в башню Талелы Маду Ратны.

Вскоре раджа Гурджанис приметил, что в стороне гор и джунглей словно бы буря потрясает деревья. А вслед за тем узрел он войско обезьян различных родов, лемуров и гиббонов, вооруженных тяжелыми камнями для метания и целыми древес ными стволами для сокрушения черепов, которое с небывалым шумом высыпало на луга Белантара Аджаиб. И были стяги обезьяньего воинства из дорогой ткани хатифы красного цвета, расшитой золотом. Следом за стягами несли двадцать раскрытых зонтов, изукрашенных зелеными изумрудами и позолотой. Под сенью этих превосходных зонтов гарцевали на крылатых конях двое раджей.

Весьма подивился раджа Гурджанис, увидав обезьянье войско, Индрапутра же, узнав, что к нему прибыл раджа Пуспа Пандей со своим сыном Динаром Пандеем, вышел им навстречу. Едва завидев Индрапутру, Пуспа Пандей и Динар Пандей спешились и, приблизившись, пожали руку царевичу, а потом последовали за ним в башню Талелы Маду Ратны.

Молвил раджа Гурджанис, обратясь к подвластным ему государям: «О братья мои, сколь удивительно все, происходящее здесь!» Только успел он это сказать, как вновь поднялась к небесам пыль и омрачился ясный день. Когда же пыль осела, показались сотни стягов и раскрытых зонтов, которые несли воины, выступавшие отряд за отрядом. У иных из отрядов стяги были из расшитой золотом хатифы, у иных — из ярко-оранжевой раззолоченной ткани. Следом за стягами несли разноцветные зонты, позвякивающие на ходу сверкающей бахромой, под сенью тех зонтов гарцевали без единого сорок царевичей, которых в лугах Анта Берахи с помощью Всевышнего возвратил к жизни Индрапутра благодаря своей волшебной силе.

Едва завидели царевичи Индрапутру, вышедшего им навстречу, как тотчас спешились и почтительно склонились перед своим спасителем. Он же обнял и расцеловал каждого из царевичей и ввел их в башню Талелы Маду Ратны.

Более прежнего изумился раджа Гурджанис и, пребывая в изумлении, увидел, что вновь сокрыла солнце пыль, поднявшаяся к небесам. А когда опять засиялдень, показались из клубов пыли сотни разноцветных стягов и небывало прекрасных зонтов. Под сенью тех зонтов гарцевали сорок царевичей, повстречавшихся Индрапутре у моря Бахр уль-Ашикин, отряд за отрядом выступали их войска, каждый на скакунах особой масти, и столь громко звучали оркестры, что не слышно было никаких иных звуков. Витязи царевичей, вступивших в луга Белантара Аджаиб, являли небывалую мощь и мужество и грозным своим видом напоминали свирепых тигров.

Когда Индрапутра узнал, что к нему прибыли сорок царевичей с моря Бахр уль-Ашикин, он вышел им навстречу, и, увидав Индрапутру, царевичи поспешно сошли с коней и почтительно склонились перед юношей. Он обнял и расцеловал каждого из них, ввел в башню Талелы Маду Ратны, где они встретились с сыновьями раджей, и те, кто явились прежде, пожали руки всем многочисленным царевичам.

Раджа Гурджанис не мог прийти в себя от изумления, взирая на царевичей и их воинство и на луга Белантара Аджаиб, кои заполнили верные Индрапутре царевичи. Молвил тогда раджа Гурджанис, обратясь к подвластным государям: «О братья мои, немало дивлюсь я деяниям сего мужа». Ответствовали те: «О господин наш, владыка вселенной, и мы весьма дивимся. По нашему разумению, тебе, о владыка вселенной, лучше бы сменить гнев на милость и не оказывать небрежения сему мужу. Иначе мы выставим себя на позор перед всем светом, ибо далеко вокруг разнеслась его слава». Выслушав эти речи, раджа воротился к себе во дворец весьма смущенный духом.

Между тем повелел Индрапутра рассадить везирей и витязей, явившихся к нему, и подать угощение прибывшим сыновьям раджей и их людям. Когда повеление было исполнено, молвил он, обратясь к царевичам: «О братья мои, отведайте сих яств и не прогневайтесь, что не так, как должно, я вас принимаю». Царевичи улыбнулись, услыхав слова Индрапутры, и принялись за трапезу. Едва они насытились, как слуги подали пьянящие напитки, и музыканты принялись с небывалым искусством играть на ребабах, лютнях, флейтах, свирелях, трубах, тарелках, барабанах и гонгах, а сладкоголосые певицы запели свои песни.

Когда наступила ночь, Индрапутра взял талисман, добытый из черепа змея Мамдуда, и, совершив обряд поклонения в луга Белантара Аджаиб, озарил им, как светочем, все воинство, пришедшее ему на подмогу. В лугах стало светло, словно бы вновь воссиял день, и везири и витязи царевичей немало дивились тому талисману.

Рассказывают, будто Талела Маду Ратна с нянюшками и прислужницами весьма дивилась тому, сколь великое множество царевичей собралось в ее башне. А везири и воины не уставали восхищаться величием и мужеством Индрапутры, наполняя радостью сердце царевны. Все обитательницы башни неустанно готовили блюда, многоразличные по своему вкусу и виду, ибо таково было повеление Индрапутры и Талелы Маду Ратны. Вот что происходило в то время в покоях царевны.

Между тем раджа Гурджанис, воротившись во дворец, воссел на львиный престол и призвал к себе всех подвластных государей, дабы держать с ними совет. Молвили государи: «О господин наш, владыка вселенной, мольбу о прощении повергаем мы к стопам твоим. По нашему разумению, ничего неподобающего не совершила твоя царственная дочь, ее поступки вполне достойны наследницы рода могущественных раджей».

Покуда они так говорили, наступил день, и молвил Дэва Лела Менгерна, обратясь к Индрапутре: «О брат мой, по моему разумению, надлежит мне посетить раджу Гурджаниса. Как знать, не захочет ли он обсудить со мною твое дело». Ответствовал Индрапутра: «Поистине справедливы твои слова, ступай же к отцу царевны».

Дэва Лела Менгерна отправился к радже с Нобатом Ром Шахом, и вскоре они достигли главных ворот дворца. Слуги донесли об их появлении радже, своему повелителю. Раджа приказал четырем везирям торжественно встретить царевичей, и те приняли их с надлежащей учтивостью, говоря: «Государь просит вас пожаловать к нему без промедления».

Везири проводили Дэву Лелу Менгерну и Нобата Ром Шаха к радже Гурджанису, который, едва лишь вошли царевичи, поднялся с трона и любезно их приветствовал, а сыновья раджей джиннов и пери почтительно склонились перед государем. Воздав тысячу почестей царевичам, раджа Гурджанис усадил их позлащенные кресла и повелел слугам подать бетель в сосуде чистого золота. Когда же царевичи отведали бетеля, они почтительно склонились пред государем и молвили: «О господин наш, владыка вселенной, мольбу о прощении повергаем мы к твоим стопам. По нашему разумению, повелитель поступил бы справедливо, ежели бы явил милость и соединил Индрапутру со своей дочерью брачными узами. Ведь Индрапутра происходит из рода могущественных раджей, и было бы достойно владыки вселенной простить заблуждение, в кое впали сии царственные дети. Нам же всем надлежит вывести их из заблуждения, наставляя мягкими, учтивыми и ласковыми словами».

Услыхав назидательные речи Дэвы Лелы Менгерны и Нобат Ром Шаха, раджа Гурджанис весьма возрадовался, ибо о благом деле говорили царевичи. Он улыбнулся и молвил: «О дети мои, нет беды в соединении дочери моей и Индрапутры». После Дэва Лела Менгерна поведал государю обо всем, что произошло с Индрапутрой, когда он был в его стране, от начала и до конца. Выслушав его, раджа Гурджанис задумался на недолгое время и молвил: «О сын мой, вижу я и свою вину в сием деле, ибо я не вник в него с надлежащим тщанием, так что прощаю я мою дочь».

Сказавши так, государь повелел подать царевичам угощение и в ту же пору перед владыкой предстали раджи подвластных стран, которые вместе с Дэвой Лелой Менгерной и Нобатом Ром Шахом воссели за трапезу. Когда же вкусили они от поданных яств, раджа Гурджанис одарил Дэву Лелу Менгерну и Нобата Ром Шаха почетными одеждами.

Простившись с государем, отправились царевичи в обратный путь и, воротившись к Индрапутре, передали ему слова раджи Гурджаниса и поведали о том, как получили почетные одежды. Индрапутра же весьма возрадовался, услыхав рассказ Дэвы Лелы Менгерны и Нобата Ром Шаха.

На следующий день Индрапутра повелел царевичам духов пойти к радже Гурджанису и так молвил, обратясь к ним: «О, господа, ступайте к государю и скажите, что, ежели будет на то высочайшее соизволение, я предстану пред его лицо». Простясь с Индрапутрой, царевичи поспешили во град раджи Гурджаниса. Когда они явились к главным воротам дворца, слуги донесли повелителю, что от Индрапутры прибыли двое посланцев, и повелел раджа четырем везирям встретить царевичей духов с надлежащими почестями. Везири ввели царевичей в зал для приемов, и, склонившись до земли, молвили царевичи: «О господин наш, владыка вселенной, хотел бы Индрапутра предстать пред лицо государя, ежели было бы на то высочайшее соизволение». Раджа Гурджанис улыбнулся, услыхав те слова, и так подумал про себя: «Весьма учтив и мудр сей Индрапутра». После он молвил, обратясь к царевичам: «Что за беда в том, что сын явится к отцу?»

Царевичи духов восславили раджу Гурджаниса всяческими лестными речами, и сердце государя исполнилось радостью. Он пригласил царевичей садиться, однако те с почтительным поклоном ответствовали: «О государь, мы лишь затем явились, чтобы повергнуть просьбу Индрапутры к твоим стопам». Вновь улыбнулся раджа Гурджанис и так помыслил про себя: «Воистину учтив и мудр Индрапутра, таковы же и его посланцы». И одарил раджа царевичей драгоценными одеждами. Спросили царевичи: «О господин наш, владыка вселенной, нам ли в знак удовлетворения нашей просьбы предназначены эти дары и можем ли мы с ними удалиться?» Ответствовал государь: «Сии дары — свидетельство моего искреннего благорасположения». Царевичи почтительно приняли дары, возблагодарив раджу Гурджаниса, он же молвил: «О дети мои, коль истинно преданы вы мне, передайте Индрапутре, что я молюсь за него Всевышнему, и не мешкая призовите пред лицо мое».

Простившись с раджей, царевичи поспешно воротились к Индрапутре, а он, увидав их лица, сияющие радостью, прекрасные одежды и дивные дары, молвил: «Приблизьтесь ко мне, о братья!» Почтительно склонившись перед Индрапутрой, царевичи воссели рядом с ним и передали ему слова раджи. Весьма возрадовался Индрапутра, узнав, что желание его исполнилось, и восславил царевичей лестными речами.

На следующее утро раджа Гурджанис повелел четырем везирям приготовить город к встрече Индрапутры: починить дороги, убрать улицы, расчистить базарную площадь, украсить зал для  приемов, а после собрать в нем царевичей, везирей, евнухов, гонцов и витязей.

Слуги разостлали в приемном зале дорогие ковры, потолки украсили парчой и драгоценными каменьями, установили прекрасные государевы стяги и знаки власти на высоких древках и раскрыли позлащенные зонты. Когда все было готово к встрече, раджа Гурджанис вышел к своим подданным и воссел на львином престоле.

Загремели тогда большой барабан и многоразличные гонги, которые, каждый на свой лад, издавали сладчайшие звуки, затрубили трубы, зазвучали литавры, и все, бывшие в зале, подняли головы и узрели бесчисленные стяги раджей, приближавшихся ко граду. Индрапутра явился, сопровождаемый дружественными ему царевичами, дабы предстать перед раджей Гурджанисом, и слуги сообщили своему повелителю о его приходе.

Государь тотчас повелел четырем раджам подвластных стран, восьми везирям и всем своим приближенным встретить Индрапутру с надлежащими почестями. Четверо раджей вышли навстречу и почтительно склонились пред Индрапутрой. Он же их приветствовал, кланяясь до земли, и вместе с ними вступил в пределы града.

Жители страны Динун сбегались отовсюду, дабы узреть царевича, женщины выскакивали из домов с распущенными волосами, иные успевали накинуть баджу, иные не успевали и лишь кутались в шарфы. Великое множество небожителей собралось на базарной площади, они заполонили улицы, и от напора толпы покосились все заборы в городе. Люди подняли небывалый шум, дивясь красоте Индрапутры, способной блеском своим затмить шлифованное золото. Иные говорили: «О, как посчастливилось нашему радже, что он взял Индрапутру в зятья! Ведь нет никого равного ему по красоте среди государей!» Другие восклицали: «О, как рад бы я был выдать свою дочь за Индрапутру!» Третьи возглашали: «О, ежели стал бы Индрапутра моим мужем, выпало бы мне тогда великое счастье провести с ним неразлучно сорок дней в шутках и забавах!» Четвертые им вторили: «О, как хотелось бы мне родить от Индрапутры дитя!» Так говорили жители страны Динун.

Между тем Индрапутра вступил в приемный зал, сопровождаемый Дэвой Лелой Менгерной, и, увидав его, поспешно спустился с трона раджа Гурджанис и учтиво приветствовал царевича. Тот склонился перед государем, коий обнял и расцеловал его и с почестями усадил на позлащенное кресло: Вслед за Индрапутрой все царевичи из его свиты поклонились радже Гурджанису, он же пригласил их воссесть на кресла, расставленные в надлежащем порядке.

В это время слуги внесли золотой поднос с бетелем, и гости отведали того бетеля, после были поданы всевозможные угощения, и молвил государь, обратясь к царевичам: «О дети мои, принимайтесь за трапезу и потешьтесь теми из яств, кои по вкусу вам». Когда гости насытились, вкушая из розной посуды, пустили по кругу чаши с пьянящими напитками, и царевичи ели, пили и веселились. Мы же не станем более о том рассказывать.

Сорок дней и сорок ночей провели гости в непрестанных развлечениях, а по прошествии того времени, в некий благоприятный день, раджа Гурджанис начал предсвадебное бдение и выдал дочь свою Талелу Маду Ратну замуж за Индрапутру. Молодые воссели за парчовой завесой, расшитой золотыми нитями, и пребывали там, шутя и тешась друг с другом. А раджа Гурджанис повелел слугам открыть свою сокровищницу, дабы одарить царевичей, прибывших с Индрапутрой, драгоценными одеждами.

Отворив сокровищницу, казначей узрел в ней сорок мужей, распростертых на полу и как бы погруженных в сон, и, приблизясь, узнал в них царевичей, вышедших на бой с Индрапутрой ивнезапно исчезнувших с поля битвы в лугах Белантара Аджаиб. Тогда казначей поспешил к государю и донес обо всем увиденном. Раджа подивился и приказал одному из везирей проверить, правду ли сказал казначей.

Почтительно склонившись перед государем, везирь отправился в сокровищницу и немало поразился при виде недвижимых тел царевичей. После воротился, дабы сообщить государю, что казначей сказал правду. Молвил везирь: «О господин мой, владыка вселенной, как ни старался я пробудить царевичей, они оставались недвижимыми».

Повелел раджа Гурджанис: «Ступай к Индрапутре и расскажи о сием деле». Везирь отправился к Индрапутре и, почтительно склонившись перед ним, поведал обо всем, что касалось до царевичей, распростертых в сокровищнице. Индрапутра улыбнулся и молвил, обратясь к Дикару Агусу: «Поди разбуди царевичей». Почтительно поклонившись, Дикар Агус поспешил в сокровищницу, достал талисман, погрузил его в воду и окропил той водой тела царевичей. Едва он это сделал, как сыновья раджей проснулись, вскочили на ноги и весьма подивились, узрев, что пребывают в сокровищнице раджи Гурджаниса; после же опамятовались и отправились вслед за слугами во дворец.

Спросил раджа Гурджанис, обратясь к царевичам: «О господа, что испытали вы, обретаясь в моей сокровищнице?» Почтительно склонившись, ответствовали царевичи: «О господин наш, владыка вселенной, поистине достойно удивления, что, попав твою сокровищницу, мы впали в глубокое забытье и узрели Индрапутру, восседавшего на львином престоле в окружении  везирей, военачальников, раджей и войска. И почудилось нам, будто и мы предстали перед Индрапутрой, который оказал нам множество милостей, и оттого испытали мы тысячу наслаждений. После влетели в приемный зал две птицы и уселись на подносе, стоявшем перед Индрапутрой, полном мускуса и благоуханного нарда. Птицы брызнули на нас благовониями с подноса, и, вдохнув их аромат, мы лишились памяти, ну, а далее ничего не помним».

Немало подивились этому рассказу государь и раджи, бывшие в зале для приемов, и одарил раджа Гурджанис царевичей драгоценными одеждами, каждого согласно его сану. После воссел вместе с Индрапутрой, везирями, витязями и всеми раджами, явившимися в страну Динун, и они принялись есть и пить под громкие звуки оркестра и так в веселии и развлечениях проводили свои дни. 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, повествующая о том, как отправился Индрапутра в страну Семанта Беранта и был принят раджей ее Талелой Шахом, как убил Индрапутра в той стране грозного раксасу, прозывавшегося Герагас и обитавшего в пещере Залмат, коего, как ни старался, не мог сразить повелитель Семанты Беранты, как женился Индрапутра на дочери Талелы Шаха, несказанно прекрасной царевне Идари Сери Булан, распространявшей вокруг себя столь ослепительное сияние, что взор не мог проникнуть сквозь его завесу, и как с трепетом взирал Талела Шах на множество раджей, сопровождавших Индрапутру 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, будто правил некогда в стране Семанта Беранта раджа по имени Талела Шах. Государство его было весьма обширно, и происходил он из рода небожителей-индров. Была у раджи дочь, славившаяся дивной красотой и превосходным обхождением. Многие царевичи сватались к ней, только ни за одного из них не выдал царевну Талела Шах.

Неподалеку от стольного града Семанты Беранты находилась мрачная пещера, и обитал в той пещере огромный раксаса по имени Герагас, чей грозный рык подобен был громовому раскату. По ночам раксаса выходил из пещеры и рыскал по деревням Семанты Беранты и стран, подвластных ей, пожирая жителей деревень. Таков был нрав чудовища Герагаса.

Как-то раз предстали перед Талелой Шахом воины и поведали, что всем его подданным грозит смерть от зубов ненасытного чудовища. Раджа весьма подивился их речам и приказал созвать на совет везирей, витязей и воинов. Когда все собрались и почтительно склонились перед повелителем, молвил Талела Шах: «О подданные мои, что можете вы сказать о страшных деяниях Герагаса?»

Ответствовали везири и витязи: «О господин наш, владыка вселенной, еще во времена твоего деда Герагас творил зло, то же было и в годы правления твоего отца, да и ныне — Герагас наш враг. Как ни стараемся мы, каких только ни придумываем хитроумных уловок, дабы извести чудовище, не можем его одолеть, ибо непроглядный мрак царит в пещере Герагаса».

Молвил раджа Талела Шах: «Ежели и далее попустительствовать Герагасу, что станет с моим народом? По моему разумению, нынешней ночью, когда чудовище выйдет из пещеры, нам надлежит выступить против него со всем войском и, сразившись, лишить жизни». Услыхав слова государя, везири, витязи и воины Талелы Шаха воссели на слонов и на коней и в полном боевом облачении отправились к пещере, дабы дождаться там Герагаса.

Между тем наступила ночь, и луна, взошедшая в небе, осветила все окрест таким ярким светом, что казалось, будто вновь воссиял день. Герагас вышел из пещеры и, учуяв человечий дух, впал в неистовую ярость и с ужасающим рыком, подобным грому, раскалывающему камни, устремился на войско Талелы Шаха. Слоны, кони и воины, услыхав тот рык, разбежались кто куда и попрятались за городскими стенами. Всех же, кто не успел укрыться во граде, пожрал ненасытный раксаса.

На рассвете раджа удалился в свои покои, а Герагас возвратился в пещеру и каждую ночь выходил на добычу, так что, не в силах одолеть чудовище, государь, везири и витязи впали в великое уныние.

Как-то раз раджа воссел на львиный трон, и предстали перед ним везири, витязи, евнухи и воины. Спросил Талела Шах, обратясь к своим подданным: «Не посоветуете ли вы, как нам избавиться от Герагаса?» Почтительно склонившись, ответствовали подданные: «Пощади нас, о владыка вселенной, каждый из рабов твоих готов исполнить любое твое повеление». Молвил тогда государь: «Давайте выроем глубокую яму и наполним ее водой. Герагас выйдет из пещеры, провалится в яму и испустит дух». Ответствовали везири и витязи: «Воистину справедливы слова господина нашего!»

Созвал государь все свое войско и повелел ему рыть яму, а вырыв ее, воины прикрыли ловушку землей, дабы раксаса ничего не приметил. Только стемнело, государь, везири и витязи в полном боевом облачении явились и стали на краю ямы. Вскоре вышел из пещеры Герагас. Учуяв человечий дух, он впал в неистовство, издал рев, подобный раскату грома, хотел броситься людей, но провалился в ловушку. Объятый гневом, раксаса издал рык, превосходящий шум грозы, стал брыкаться и бить ногами о края ямы, разворотил их, и вода рекой устремилась в тот прорыв. А Герагас, выбравшись из ямы, ринулся на воинов Талелы Шаха и пожрал тех из них, кого сумел настигнуть. Государь поспешил укрыться за городскими стенами.

Вновь собрал раджа везирей, витязей и воинов и молвил: «О господа, какой совет подадите вы мне? По моему разумению, надлежит нам замуровать вход в пещеру, дабы чудовище не могло выбраться наружу и погибло в своем логове». Ответствовали везири и витязи: «Воистину справедливы слова господина!»

Государь с везирями, витязями и войском отправился к пещере, одни воины несли камни, другие — землю, третьи — бревна Когда подошли к пещере, Талела Шах повелел закладывать вход землей, бревнами и огромными камнями. Воины исполнили приказ раджи, и он вместе сосвоими подданными воротился во дворец.

Едва лишь наступила ночь, Герагас вздумал выйти из логовища, но, приблизясь ко входу, нашел его заложенным. И зарычал тогда раксаса, стал брыкаться, бить ногами и разворотил завал, а вырвавшись наружу, пожрал многих обитателей Семанты Беранты, не успевших укрыться за городскими стенами, на рассвете же вновь воротился к себе в пещеру.

Узнав о том, государь весьма подивился и не смог придумать более ни одной уловки, дабы извести раксасу.

Молвил как-то Талела Шах, обратясь к везирям и витязям: «О советники мои, что нам делать с Герагасом, коего мы не можем погубить никакими хитростями?» Почтительно склонившись, ответствовали везири: «По нашему разумению, надлежит государю призвать звездочета, дабы, заглянув в свои волшебные книги, он сказал, как извести Герагаса». Молвил Талела Шах: «Призовите же звездочета, мы спросим у него».

И повелел главный везирь одному из приближенных слуг государя: «Не мешкая ступай к звездочету и приведи его». Тотчас же слуга отправился в путь и, придя к звездочету, сказал: «О звездочет, меня послал к тебе владыка вселенной, дабы вмиг ты предстал перед ним». Услыхав слова посланца, звездочет поспешил во дворец и почтительно склонился пред Талелой Шахом.

Молвил государь, обратясь к звездочету: «Загляни в свою волшебную книгу и поведай нам, как сгубить грозного Герагаса». Звездочет склонился до земли и, открыв волшебную книгу, углубился в нее. После покачал головой и так ответствовал: «О господин мой, владыка вселенной, по моему разумению лишь один человек в целом свете способен одолеть Герагаса. Прозывается он Индрапутрой и доводится сыном махарадже Бикраме Буспе. Ныне странствует тот Индрапутра по землям небожителей, джиннов, лунных обитателей и пери».

Услыхав слова звездочета, молвил один из везирей, стоявших перед лицом государя: «О господин мой, владыка вселенной, доводилось мне слышать, что в стране Динун пребывает один человек по имени Индрапутра. Он несказанно прекрасен лицом, мужествен беспредельно, и по всему свету гремит его слава». Спросил Талела Шах: «Пусть так, но что вы посоветуете мне?» Ответствовал главный везирь: «Пусть господин соблаговолит послать Индрапутре письмо, дабы он явился к нам и помог одолеть Герагаса». Вновь спросил тогда государь: «Кого же мы пошлем к царевичу?» А надо сказать, что среди придворных, собравшихся в зале для приемов, были и оба сына Талелы Шаха — царевичи Шахран Дерикас и Индра Джилани. Они приблизились к повелителю и молвили с почтительным поклоном: «О господин наш, владыка вселенной, дозволь нам доставить Индрапутре сие послание».

Услыхав слова царевичей, написал Талела Шах такое письмо: «Да славится имя Всевышнего! Сие есть письмо государя Талелы Шаха сыну его, мужественному и мудрому царевичу Индрапутре. Если привязан ты, о сын мой, к своему отцу, то не мешкая явись потешиться в его страну, ибо весьма страждет душа государя с тех пор, как дошли до него вести о сыне».

Написав это письмо, Талела Шах вручил его Шахрану Дерикасу и Индре Джилани. Царевичи простились с государем, отправились в страну Динун и по прошествии недолгого времени достигли ее пределов.

В ту пору, когда раджа Гурджанис и Индрапутра пировали и веселились с верными им царевичами, везирями и витязями, слуги им донесли, что из страны Семанта Беранта явились сыновья ее повелителя, раджи Талелы Шаха. Едва услыхав о том, раджа Гурджанис и Индрапутра приказали двум царевичам торжественно встретить сыновей государя индров.

Царевичи вышли навстречу Шахрану Дерикасу и Индре Джилани и молвили, обратясь к ним: «О царевичи индров, не мешкая предстаньте перед повелителем нашим». После все вчетвером вошли в зал для приемов. Раджа Гурджанис пригласил царевичей воссесть на позлащенные кресла, они же подали Индра путре послание Талелы Шаха. Индрапутра с поклоном принял то послание и, развернув его, пробежал глазами от начала и до конца. А послание было написано на языке индров.

Индрапутра улыбнулся, прочтя его, и спросил, обратясь кцаревичам: «О братья мои, для какого дела призывает меня государь?» Почтительно склонились Шахран Дерикас и Индра Джилани перед Индрапутрой и поведали ему о чудовище Герагасе и о том, как хотели они убить его, но не смогли. Услыхав рассказ Шахрана Дерикаса и Индры Джилани, весьма подивились Индрапутра и царевичи и молвили: «Воистину правдивы ваши слова!»

Индрапутра повелел царевичам облачиться в воинские доспехи, дабы отправиться в страну Семанта Беранта; когда же все было готово, молвил он, обратясь к Шахрану Дерикасу и Индре Джилани: «О братья мои, поезжайте вперед, я же следом прибуду в вашу страну».

Царевичи почтительно поклонились и отправились в обратный путь. Индрапутра же приблизился к радже Гурджанису и молвил с поклоном: «О господин мой, владыка вселенной, уезжаю я в Семанту Беранту и не вернусь больше в вашу страну, ибо хочу отыскать отшельника Берму Сакти. Если будет на то высочайшее соизволение, я возьму с собой твою дочь — царевну Талелу Маду Ратну». Ответствовал раджа Гурджанис: «О сын мой, отдаю тебе мою дочь, но как повезешь ты ее?» Тогда Индрапутра достал жемчужный ларец и так ответствовал государю: «В этом жемчужном ларце я укрою царственную дочь моего господина, ибо по величине ларец этот не уступает башне царевны».

Государь весьма подивился ларцу и повелел везирям, витязям и войску готовить к походу коней, слонов и воинское облачение. Предводителем же отряда был поставлен Герентар Шах.

Когда были закончены все приготовления, Индрапутра предстал перед раджей Гурджанисом, дабы проститься с ним, и государь обнял царевича, облобызал и вверил его попечению свою дочь. И отправился Индрапутра в путь, минуя леса, джунгли, луга и восходя на высокие горы. А царевичи с везирями, витязями и войском следовали за ним, направляясь в Семанту Беранту.

По прошествии трех дней до обитателей Семанты Беранты дошли вести о том, что в их страну прибыл Индрапутра. Собрал тогда Талела Шах своих воинов и приказал им украсить львиный престол, убрать приемный зал и разбить в лугах неподалеку от стольного града шатер для Индрапутры и сопровождавших его царевичей. Индрапутра в то время находился в четырех фарсангах[43] от Семанты Беранты.

Талела Шах послал Шахрана Дерикаса с сыновьями подвластных раджей, главным везирем и витязями, дабы они торжественно встретили сына Бикрамы Буспы; после же Талела Шах с Индрой Джилани и воинами взошел на городскую стену. Они услыхали оглушительные раскаты грома и увидели как бы сверкание скрещивающихся молний. По прошествии недолгого времени показались вдали сорок стягов из красного бархата, расшитого золотом, чьи жемчужные султаны, звеня, покачивались на ветру. Под теми стягами скакал на крылатом коне Герентар Шах, за спиной у него висел лазуритовый колчан со стрелами и лук, через правое плечо была переброшена перевязь с мечом, который весил двадцать кати и имел лезвие шириной в четыре пальца; гарцуя, Герентар Шах с небывалым искусством поигрывал дротиком. Следом за раджей шествовали витязи, неисчислимое воинство и государев оркестр.

Завидя их, спросил Талела Шах, обратясь к Индре Джилани: «ОИндра Джилани, не Индрапутра ли это?» Почтительно склонившись, ответствовал Индра Джилани: «О господин мой, владыка вселенной, это не Индрапутра, а раджа Герентар Шах». Индра Джилани поведал государю о том, как Индрапутра сражался с Герентаром Шахом, и Талела Шах весьма подивился мудрому вежеству Индрапутры.

Вскоре показались вдали еще сто сорок стягов, на которых золотом были начертаны письмена, а следом за ними несли позлащенные зонты. Под сенью зонтов гарцевали на крылатых конях двое царевичей духов. У каждого за спиной висели превосходные колчаны и луки, а через плечо были переброшены перевязи с острыми мечами. Царевичи скакали, искусно поигрывая дротиками, а за ними следовали везири, витязи, воины и оркестры.

При виде их спросил Талела Шах: «О Индра Джилани, не это ли Индрапутра?» Почтительно склонившись, ответствовал Индра Джилани: «Не Индрапутра это, а царевичи, повстречавшиеся с ним у моря Бахр уль-Ашикин». И он поведал государю обо всем, что произошло между царевичами и Индрапутрой, и Талела Шах весьма подивился его рассказу.

Через некоторое время вдали показались еще двести сорок стягов, расшитых золотом, и раскрытые зонты, разрисованные золотой краской, в чьей сверкающей бахроме сладостно позвякивали колокольчики. Под сенью зонтов ехали на белых слонах с черными бивнями раджа Пуспа Пандей и его сын Динар Пандей. За спинами у них висели золотые колчаны и луки, изукрашенные золотом, через плечо были перекинуты перевязи с остро наточенными мечами, ехали же они, искусно поигрывая дротиками. За Пуспой Пандеем следовали везири, витязи и неисчислимое воинство обезьян различных пород, лемуров и гиббонов. С оглушительным шумом обезьяний народ приближался к Семанте Беранте.

Увидев их, спросил Талела Шах: «Не это ли Индрапутра?» Почтительно склонившись, ответствовал ему Индра Джилани: «Нет, о господин мой, это не Индрапутра, а раджа Пуспа Пандей из страны Беланта Сирам. За ним следует на слоне его сын — Динар Пандей с воинством обезьян различных пород, лемуров и гиббонов». И Индра Джилани поведал государю о том, как повстречался Индрапутра с Чендрой Лелой Нор Лелой в лугах Анта Берахи, и весьма подивился Талела Шах, услышав о мудрости и обходительности Индрапутры.

Вскоре вдали показались еще двести двадцать стягов, изукрашенных дивной вышивкой, с жемчужными султанами, покачивающимися на ветру, и двадцать два раскрытых зонта, в чьей жемчужной бахроме позвякивали колокольчики. Под сенью зонтов скакал на крылатом коне Нобат Ром Шах. За спиной у царевича висел позлащенный колчан, изукрашенный драгоценными каменьями — работа цейлонских мастеров, и золоченый лук, усыпанный сапфирами, а через плечо была переброшена перевязь с мечом, сверкающим, словно молния. Набат Ром Шах гарцевал, искусно поигрывая дротиком, и за ним следовали везири, витязи и все его войско.

При виде их спросил Талела Шах: «О Индра Джилани, не это ли Индрапутра?» Почтительно склонившись, ответствовал Индра Джилани: «О господин мой, это не Индрапутра, а сын раджи Тахира Джохан Шаха по имени Нобат Ром Шах. Он доводится шурином Индрапутре и повстречался с ним в лугах Анта Пермана, неподалеку от горы Индра Кила». И Индра Джилани поведал государю о том, как встретился Индрапутра с Нобатом Ром Шахом и как убил джинна Тамар Джалиса. Весьма подивился Талела Шах, услыхав о мужестве и небывалом могуществе Индрапутры.

По прошествии недолгого времени вдали показались еще триста парчовых стягов, расшитых золотом и увенчанных покачивающимися на ветру жемчужными султанами. Следом за стягами зонтоносцы несли сто сорок раскрытых зонтов дивной красоты, переливающихся на солнце и позвякивающих колокольчиками, укрытыми в их бахроме. Под сенью зонтов восседал на крылатом льве Дэва Лела Менгерна. За спиной у раджи висел колчан, усыпанный красными рубинами, — работа египетских мастеров, и лук, изукрашенный кусочками мрамора, подобранными один к одному. Через его правое плечо была переброшена перевязь с мечом, а через левое — с остро наточенным дротиком. И следовали за Дэвой Лелой Менгерной витязи, везири и многочисленное войско.

При виде их спросил Талела Шах: «О Индра Джилани, не это ли Индрапутра?» Почтительно склонившись, ответствовал Индра Джилани: «О господин мой, владыка вселенной, это не Индрапутра, а раджа Дэва Лела Менгерна, зять раджи Бахтадара Шаха и друг Индрапутры, который повстречался с ним у моря Семендера Джин». И Индра Джилани поведал государю о том, как встретился Индрапутра с царевной Ратной Гемалой Нехран, и Талела Шах весьма подивился, услыхав о мудрости и обходительности Индрапутры. Прошло еще какое-то время, и Талела Шах, узрев вдали множество богато изукрашенных стягов, спросил, обратясь к Индре Джилани: «О Индра Джилани, не это ли Индрапутра?» Почтительно склонившись, ответствовал Индра Джилани: «О господин мой, владыка вселенной, это не Индрапутра, а царевичи, верные ему, с которыми он повстречался у моря Бахр уль-Ашикин». Тут как раз показались и сами царевичи, сопровождаемые витязями, везирями и войском. За царевичами следовал оркестр, игравший сладостные мелодии. Индра Джилани поведал отцу обо всем, что произошло с теми царевичами, и Талела Шах весьма подивился, услыхав о мужестве Индрапутры.

И вновь показалось вдали множество стягов и зонтов. Воины, несшие их, выступали отдельными отрядами, каждый в одежде своего цвета, а под сенью зонтов гарцевали на крылатых конях царевичи, повстречавшиеся Индрапутре в лугах Анта Берахи. За спинами у них висели луки и колчаны, изукрашенные драгоценными каменьями, и следом за царевичами шествовали везири, витязи и воины.

При виде их спросил Талела Шах: «О Индра Джилани, не это ли Индрапутра?» Почтительно склонившись, ответствовал Индра Джилани: «О господин мой, владыка вселенной, это не Индрапутра, а без единого сорок царевичей, которых Всевышний оживил с помощью волшебства Индрапутры». И Индра Джилани поведал государю о том, как, желая взять в жены дочь Пуспы Пандея, царевичи, исполненные страстью, восходили по золотой лестнице и падали на мечи, и Талела Шах весьма подивился мудрости Индрапутры.

Вскоре вдали показались еще сто сорок многоцветных зонтов дивной красоты и послышались оглушительные звуки оркестра. Под сенью зонтов гарцевал на черном коне Малик Захаб, за ним следовало многочисленное войско небожителей-дэвов. Спросил Талела Шах: «О Индра Джилани, не это ли Индрапутра?» Почтительно склонившись, ответствовал Индра Джилани: «О господин мой, владыка вселенной, это не Индрапутра, а Малик Захаб, слуга его жены».

По прошествии еще некоторого времени послышались оглушительные звуки оркестра: ребабы, лютни, бамбуковые флейты, свирели, рога, гонги, тарелки и барабаны играли всевозможные мелодии. И показалось вдали сто сорок позлащенных копий, изукрашенных золотом и алмазами, сверкавшими, словно звезды в ночном небе. За ними несли несказанно прекрасные знаки вла сти могущественных раджей, и были те знаки на высоких древках усыпаны драгоценными самоцветами. Следом сорок царевичей несли мечи царства, чьи рукоятки были из драгоценных камней, а ножны — из золота, изукрашенного алмазами и опалами. В шествии выступали зонтоносцы с сорока желтыми зонтами невиданной красоты, увенчанными волшебными камнями, распространявшими вокруг себя ослепительное сияние. Жемчужные нити бахромы, ниспадавшей с зонтов, были украшены разноцветными алмазами, опалами, сапфирами и мрамором. Перезвон колокольцев в бахроме был подобен нежному пению грустящего бамбука,услаждающего сердце всякого, кто ему внимает. Под сенью желтых зонтов гарцевал на Джангги Гердане Индрапутра, облаченный в превосходные одежды и препоясанный позлащенным мечом. Седло у его коня было из чистого золота, изукрашенного драгоценными каменьями. По правую руку от Индрапутры выступал Дикар Алам, по левую — Дикар Агус, впереди — Дикар Килат, позади — Сегентар Алам. Все четверо предводителей джиннов шествовали в уборах из волшебных камней, воины же их в пол ном боевом облачении поражали взор многоцветными доспехами.

Спросил раджа Талела Шах, обратясь к Индре Джилани: «О сын мой, Индра Джилани, что за дивные звуки доносятся до меня, никогда прежде не слыхал я ничего подобного». И, почтительно склонившись, ответствовал Индра Джилани: «О господин мой, владыка вселенной, это прибыл к нам Индрапутра, сын махараджи Бикрамы Буспы». Увидев лицо Индрапутры, прекрасное, словно полная луна, излучающее дивное сияние, Талела Шах весьма подивился несравненной красоте юноши.

Между тем царевичи, посланные встретить Индрапутру, сошли с коней и с почестями его приветствовали. А Талела Шах, пораженный величием Индрапутры, поспешно спустился с городской стены, дабы оказать царевичу подобающий прием. Узрев Талелу Шаха, Индрапутра, не мешкая, спешился и почтительно склонился перед государем, а раджа обнял, облобызал его и пригласил во дворец вместе с остальными царевичами, везирями и витязями.

Когда пришли они во дворец, Талела Шах усадил Индрапутру, Дэву Лелу Менгерну, Нобата Ром Шаха и остальных царевичей на позлащенные кресла, и слуги подали им бетель на подносах из золота, серебра и драгоценного сплава. Едва лишь отведали царевичи бетеля, как были принесены всевозможные угощения отменного вкуса, после — пущены по кругу чаши, изукрашенные самоцветами, и под звуки оркестра принялись гости пировать с великим шумом и весельем.

Когда же царевичи натешились всевозможными забавами, Шахран Дерикас и Индра Джилани почтительно склонились перед государем и молвили: «О господин наш, владыка вселенной, какое отдашь ты повеление подданным своим, пребывающим за городскими стенами? Что будет с ними, если вновь явится ужасное чудовище Герагас, ведь день уже клонится к закату!»

Улыбнулся тогда Индрапутра и молвил: «О братья мои, да сохранит Всевышний рабов своих от напасти!»

Когда наступила ночь, Индрапутра повелел Дикару Агусу воззвать к талисману, дабы явился среди лугов, окружающих Семанту Беранту, город со стенами из драгоценного сплава меди и золота, и все обитатели тех лугов укрылись в волшебном граде. И молвил раджа Талела Шах, обратясь к Индрапутре: «О сын мой, сколько раз я надеялся, что ты одолеешь грозного раксасу!»

На следующий день Индрапутра предстал перед Талелой Шахом и, почтительно склонившись, сказал: «О господин мой, владыка вселенной, если мне поможет Всевышний, ныне я пресеку бесчинства Герагаса». Услыхав те слова, раджа Талела Шах проводил Индрапутру и всех царевичей к пещере Герагаса, и Индрапутра весьма подивился величине пещеры, в которой царила непроглядная тьма.

Молвил Индрапутра: «О господин мой, владыка вселенной, дозволь мне войти в пещеру». Спросил Талела Шах: «О сын мой, как ты войдешь, если там царит непроглядная тьма?» Ответствовал Индрапутра: «Смотри же, о владыка вселенной».

Индрапутра вступил в пещеру, открыл чудесный ларец, достал талисман, добытый из черепа змея Мамдуда, и тьма озарилась сиянием того талисмана. Выхватил тогда Индрапутра меч из ножен и ринулся вперед, сопровождаемый царевичами, тоже обнажившими мечи. А за ними медленно следовал Талела Шах.

Достигнув того места, где обитал Герагас, Индрапутра увидел спящего раксасу, чье дыханье клокотало, подобно раскатам грома. Молвил Индрапутра, обращаясь к царевичам: «О братья мои, отступите пока назад, ибо небывало могуч сей Герагас». И царевичи отступили.

Индрапутра же, восславив имя Всевышнего, вскричал громким голосом: «Эй, Герагас, проснись, дабы мог я разлучить главу твою с телом!» Но Герагас лишь перевернулся на другой бок, и из груди его вновь вырвалось дыханье, подобное раскатам грома, так что царевичи, объятые страхом, схватились за мечи. Дважды взывал Индрапутра к раксасе, и только на третий раз тот услыхал человеческий голос, открыл глаза, увидал юношу, стоявшего неподалеку от него, и грозно зарычал. Индрапутра же, издав громкий клич, бросился на Герагаса и надвое рассек его тело, так что он бездыханным рухнул наземь.

Крикнул тогда Индрапутра царевичам: «О господа, приблизьтесь, ибо мертв грозный Герагас». Не мешкая, царевичи и раджа Талела Шах приблизились к Индрапутре, узрели поверженное тело Герагаса, подобное огромной горе, и весьма подивились тому, как сумел одолеть его Индрапутра. Талела Шах обнял Индрапутру, облобызал его и, взявши за руку, восславил царевича. После же приказал везирям убрать бездыханного Герагаса из пещеры.

Сопровождаемые царевичами, отправились Индрапутра и Талела Шах в глубь пещеры и узрели на своем пути немало чудес. Индрапутра нашел в пещере сокровищницу раджи Бахарума Табика, хранящую несметные богатства, дверь сокровищницы была искусно сработана из золота и серебра, висела на крепких петлях и заперта была на замок. На двери же начертал свое имя раксаса — дед Бахарума Табика.

Раджа Талела Шах, а с ним и царевичи весьма подивились, и молвил Талела Шах: «Как же мы войдем, ведь двери сокровищницы заперты».

Улыбнулся тогда Индрапутра, вошел в один из залов сокровищницы и узрел там множество знаков власти могущественных раджей, изготовленных из золота и серебра, самоцветы, прекрасные одеяния и различные диковины. Царевичи, вошедшие вслед за Индрапутрой, весьма подивились, взирая на все эти чудеса. После Индрапутра вступил в другой зал сокровищницы и увидел, что в нем собраны драгоценные покровы из тончайшей шерсти, бархата, парчи и хатифы и множество превосходных тронов. Вознеся хвалу Всевышнему, Индрапутра переступил порог третьего зала и узрел в нем оружие, воинские облачения, доспехи, кольчуги из золота и драгоценного сплава, изукрашенные драгоценными каменьями, прекрасные сбруи для коней и слонов и еще много разных чудес.

Целый месяц провели Индрапутра с Талелой Шахом и царевичами в пещере, лицезрея ее чудеса. Там они нашли залу, вмещавшую еще сорок залов, а пройдя их, оказались неподалеку от некой горы и увидали решетчатую ограду из драгоценного сплава золота и меди с воротами из синего хрусталя, со свода которых свисало несколько волшебных камней, озарявших все вокруг ярким сиянием.

Царевичи весьма подивились чудесным воротам, Индрапутра же, миновав их, вошел в сад, простиравшийся окрест насколько хватало глаз, и увидел там множество ваз с цветами и пруды в берегах из желтого стекла. Вокруг одного пруда произрастали золотые деревья, виноградные лозы и финиковые пальмы, изукрашенные сапфирами и мрамором, посреди другого — возвышалась беседка на золотых опорах.

Индрапутра с царевичами спустился к пруду, они совершили омовение и отведали различных плодов. Через некоторое время Индрапутра достиг семиярусной башни, изукрашенной драгоценными каменьями и многочисленными подвесками из жемчужных нитей, поднялся на ту башню и нашел лазуритовую скрижаль, на которой золотом были начертаны письмена. И прочел Индрапутра надпись на скрижали, повествовавшую на языке джиннов о том, в чем заключена смерть Бахарума Табика.

Прочтя надпись, Индрапутра положил скрижаль на прежнее место, вышел и направился к другой башне и так прогуливался по саду, покуда не дошел до третьего пруда. Там Индрапутра искупался и, приметив, что воды пруда изливаются в море, поплыл, вверившись течению, и повстречал в пути некоего, неведомого ему, мужа.

Молвил Индрапутра: «О брат мой, как твое имя?» Ответствовал муж: «Меня зовут Дермой Ганггой,[44] и я обплываю дозором моря». После спросил Дерма Гангга, обратясь к Индрапутре: «О юноша, откуда ты явился и как твое имя?» Ответствовал Индрапутра: «О брат мой, меня зовут Индрапутрой, я — сын махараджи Бикрамы Буспы». Услыхав те слова, молвил Дерма Гангга: «Воистину ты сын Бикрамы Буспы, если сумел достичь этих отдаленных пределов». Сказал тогда Индрапутра: «Да будет тысячекратно благословен тот миг, в который мне довелось увидаться с тобою, отец мой, но если ты благорасположен ко мне, хотел бы я получить от тебя что-либо в знак нашей встречи». Дерма Гангга подал Индрапутре волшебную стрелу и молвил: «О сын мой, возьми эту стрелу, она исполнит любое твое желание». И, почтительно склонившись перед Дермой Ганггой, Индрапутра, объятый радостью, принял дар. После же, простившись, отправился в обратный путь.

Теперь расскажем о царевичах, последовавших за Индрапутрой в чудесный сад. Увидав, что Индрапутра исчез, царевичи, весьма опечаленные, принялись его искать. Но в самый разгар поисков перед ними нежданно предстал Индрапутра и, показав волшебную стрелу, поведал царевичам о встрече с Дермой Ганггой. Увидав стрелу, раджа Талела Шах весьма подивился и, насладившись ее лицезрением, вышел вместе с Индрапутрой и царевичами из пещеры и воротился с ними во дворец.

Когда вернулись они, заиграл оркестр, и началось веселье, длившееся три дня и три ночи. Слуги внесли подносы с угощениями, и Индрапутра с царевичами вкусил от превосходных яств. После подали пьянящие напитки, пустили по кругу чаши, изукрашенные драгоценными каменьями, и, насытившись, гости предались всевозможным забавам.

После пира одарил Талела Шах Индрапутру и царевичей драгоценными одеждами и так молвил, обратясь к Индрапутре: «О сын мой Индрапутра, воистину ты предан мне, и если по сердцу тебе дочь моя — царевна Идари Сери Булан, отдам я ее тебе в жены. Стар я стал и теперь вместе с дочерью хочу ввериться твоему попечению».

Возрадовавшись, ответствовал Индрапутра: «О господин мой, владыка вселенной, с величайшим благоговением приемлю я, нищий скиталец, сие свидетельство безмерной милости. Тысячекратно благословляю судьбу за то, что повелитель возжелал принять меня в число своих рабов».

Услыхав эти слова, Талела Шах весьма возрадовался, а Дэва Лела Менгерна, улыбнувшись, обратил взор на царевичей духов, которые, не мешкая, встали со своих мест и, почтительно склонившись, вышли вперед, дабы явить свое искусство в танцах. Поднялся с позлащенного кресла и Индра Джилани и присоединился к ним. И вновь началось в зале шумное веселье.

Когда же танец кончился, повелел Талела Шах украсить город, дворец и зал для приемов покровами из тончайших шерстяных тканей и хатифы, а потолки убрать парчой, расшитой золотыми нитями, и приготовить для шествия небывало прекрасный знаки власти могущественных раджей. После слуги выстроили перед дворцом слонов и коней и принялись играть на всевозможных музыкальных инструментах, барабанах, деревянных ксилофонах, свирелях, трубах и флейтах, производя великий шум.

Индрапутра воззвал к талисману Маян Беди, призывая Дэву Лангкурбу, и в лугах, окружавших Семанту Беранту, появился прекрасный город и его обитатели и громко зазвучала музыка. За городскими стенами высились семь золотых балеев дивной работы с опорами из слоновой кости, изукрашенной драгоценными каменьями. В двух первых балеях царевичи играли в шахматы, иные из них громко распевали шаиры, прекрасные пантуны, селоки, возносили звонкоголосые хвалы и молитвословия, иные же — наигрывали всевозможные мелодии на ребабах и барабанчиках. В третьем балее тешились разнообразными забавами витязи; в четвертом — с великим шумом танцевали танцоры; в пятом — игроки стравливали слонов; в шестом — воины сражались на дротиках; в седьмом — мастера возводили свадебные носилки для торжественного шествия.

Носилки были высотой в двенадцать ярусов, изготовили же их наподобие дикого зверя с телом из лазурита, глазами из волшебных камней, языком из дамасской стали, когтями из сапфиров. Спина зверя была усыпана драгоценными каменьями, блиставшими, словно солнце на восходе, хвост изукрашен жемчужными нитями. Возведя те носилки, мастера выстроили еще сорок носилок, поменьше, тоже услаждавших взор небывалой красотою, дабы в свадебном шествии они следовали за большими носилками.

Когда все было готово, украсили служанки царевну Идари Сери Булан всевозможными позлащенными уборами, на пальцы ей надели перстни с бриллиантами; на руки — браслеты, на коих запечатлены были облака либоже вычеканены драконы, усыпанные самоцветами; голову украсили гирляндой из алмазных цветов, блестевших, словно звезды в ночном небе; шею — ожерельем из полумесяцев. Царевну облачили в многоцветные одеяния дивной красоты, через плечо перебросили сверкавшую перевязь. После служанки усадили Идари Сери Булан в первом, самом высоком ярусе свадебных носилок, и вкруг ее блистательного лика, подобного полной луне, разлилось столь яркое сияние, что взор не мог проникнуть сквозь его завесу. Сорок царевен воссело по правую руку Идари Сери Булан, сорок дочерей везирей — по левую руку, и сорок девиц в расшитых золотом одеждах разместились впереди.

Закончив сборы царевны, украсили служанки Индрапутру прекрасными уборами, надели на него браслеты с драконами, сверкающие бирюзовые талисманы, перевязь и гирлянду из цветов, которые выточены были из драгоценных камней, перемежающихся опалами. Облачив Индрапутру в превосходные одеяния, служанки возвели его на свадебные носилки и усадили во втором ярусе носилок в окружении сыновей везирей, на чьих коленях покоились золотые сосуды для бетеля, четырех сановников, державших золотые кувшины, четырех знатных юношей с веерами, исписанными золотыми чернилами, четырех посланцев государя, сжимавших в руках крисы с золотыми рукоятками в ножнах, усыпанных драгоценными самоцветами, и четырех царевичей в желтых шарфах, переброшенных через плечо. Сорок юных небожителей-индров воссело по правую руку Индрапутры, а сорок юношей из числа небожителей-дэвов — по левую его руку.

В третьем ярусе носилок разместились гонцы Талелы Шаха мечами царства в руках, в четвертом — приближенные слуги многоразличными знаками власти.

Сели тогда витязи, облаченные в драгоценные одежды, на своих коней, следом за ними то же сделали и царевичи, и без промедления перед дворцом выстроилось все шествие с развевающимися стягами, а музыканты, игравшие на барабанах, флейтах, ребабах, лютнях, свирелях, гонгах и тарелках, заняли свои места.

И заиграли большие барабаны и трубы, зонтоносцы раскрыли разноцветные зонты, украшенные бахромой, воины подняли на высоких древках знаки власти могущественных раджей, и свадебные носилки с Индрапутрой и Идари Сери Булан двинулись вкруг городских стен Семанты Беранты. А Нобат Ром Шах с Дэвой Лелой Менгерной вскочили в седла и то разъезжали от одного края шествия к другому, дабы не нарушался его порядок, то, пришпорив скакунов, выравнивали ряды. Так двигался Индрапутра, сопровождаемый множеством раджей, к башне Идари Сери Булан. Одни из раджей и царевичей гарцевали на крылатых львах, другие — на конях, третьи летели по воздуху на драконах.

В это время Дэва Лела Менгерна произнес волшебное заклинание, и с небес низверглись потоки розовой воды. А Нобат Ром Шах выпустил стрелу из лука, и на землю пролился дождь жемчуга и драгоценных камней. Все обитатели Семанты Беранты, следовавшие за Индрапутрой, кинулись их подбирать, шумя и крича. Индрапутра же насквозь промок в струях розовой воды. Тогда пустили к небесам свои стрелы двое царевичей духов, повеял легкий ветерок и в мгновение ока высушил одежды Индрапутры и всех, кто за ним шествовал.

Между тем носилки достигли башни Идари Сери Булан, и, подскакавши к ним, Дэва Лела Менгерна и Нобат Ром Шах перепрыгнули с коней в те носилки. Дэва Лела Менгерна взял Индрапутру под правую руку, Нобат Ром Шах — под левую и ввели его в башню. Навстречу им вышел Талела Шах и, взяв Индрапутру за руки, усадил его подле Идари Сери Булан, после же окропил жениха и невесту розовой водой и благоуханным нардом. От этого еще прекраснее стало лицо царевны, подобное полной луне, льющей светлое сияние, и чем долее на него глядели, тем блистательней оно становилось, так что невозможно было отвести от него глаз. Что же до Индрапутры, то его лик сиял, словно солнце. Когда же молодых соединили брачными узами, все, ликуя, издали восторженные клики. После слуги повесили перед новобрачными семислойную парчовую завесу, расшитую золотыми нитями, а гостям подали всевозможные угощения.

Когда отведали гости тех яств, принесены были пьянящие напитки, громко заиграла музыка, дивно зазвучали ребабы, лютни, флейты и свирели, запели сладкоголосые певицы, и вышли вперед танцоры и танцовщицы. Так тешились царевичи семь дней и семь ночей.

А на восьмой день раджа Талела Шах и царевичи выстроили двенадцатиугольную купальню — панчу персаду,[45] восходящую вверх семью ярусами, дабы Индрапутра и Идари Сери Булан могли совершить омовение. Купальню возвели из ароматной древесины келембака и алоэ, украсили.драгоценными каменьями, бахромой из жемчужных нитей и резьбой невиданной красоты. На вершине панчи персады сиял, подобно солнцу, красный волшебный камень, и в каждом из двенадцати ее углов, убранных тончайшими шерстяными тканями, хатифой и бархатом и разрисованными золотой краской, сверкало по восемь волшебных камней чуть поменьше.

И расставили слуги в купальне зонты с бахромой из жемчужных нитей, и в каждом ее ярусе — подносы со всем необходимым для Индрапутры и Идари Сери Булан. После Дэва Лела Менгерна и Нобат Ром Шах наполнили водой для омовения сосуды из золота, серебра и драгоценного сплава и кувшины превосходной работы из белого, синего, зеленого и желтого стекла. В золотую чашу, изукрашенную самоцветами, они положили шафрановый порошок, притирания и умащения, чашу же поместили на прекрасные носилки. Зонтоносцы раскрыли восемь зонтов из отборного жемчуга, прислужницы подняли носилки с благовонными притираниями и разноцветные кувшины и с шумом понесли их в купальню.

Индрапутра и Идари Сери Булан облачились в дивные уборы и одеяния, служанки проводили их в панчу персаду и усадили там за завесой. Раджа Талела Шах и жена его умастили Индрапутру и Идари Сери Булан притираниями и шафрановым порошком, и молодые совершили омовение. После искупались государь с государыней, а следом за ними принялись плескаться в панче персаде царевичи небожителей-дэвов, индров и духов и брызгать друг в друга водой, распевая пантуны и селоки. Когда же царевичи искупались, раджа Талела Шах одарил их прекрасными одеждами, и, облачившись, гости расселись по своим местам.

В это время слуги внесли многоразличные угощения, и царевичи вкушали те яства из розной посуды. Насытившись, они принялись за пьянящие напитки и пустили по кругу чаши, изукрашенные драгоценными каменьями, а насладившись трапезой, стали тешиться танцами превосходных танцоров и танцовщиц и так веселились три дня и три ночи.

Когда свадебные торжества закончились, Индрапутра остался в стране Семанта Беранта и проводил в ней дни свои во всевозможных забавах. 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, повествующая о том, как отправился Индрапутра в страну раджи Бахарума Табика, дабы покорить его, как женил он Нобата Ром Шаха на царевне Чендре Леле Нор Леле и как повстречался с отшельником Бермой Сакти 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, будто правил некогда в стране Дар уд-дамас раджа по имени Бахарум Табик. Он владел обширными землями, и множество раджей повиновались  ему. Город его был обнесен семью стенами, сложенными из отшлифованных черных плит, сверкавших на солнце, и окружен рвом шириною в сорок саженей, вымощенным красным камнем. Сто сорок высоких башен поднималось над стенами города. Вот как велико было могущество раджи Бахарума Табика!

Однажды, когда государь восседал на львином престоле в окружении подвластных раджей, везирей, витязей и воинов, перед ним явились два джинна — Лантас Аван и Лантас Гунунг и, почтительно склонившись, поведали о том, как Индрапутра одолел Герагаса, открыл сокровищницу Бахарума Табика и отдал все драгоценности, хранившиеся в ней, радже Талеле Шаху.

Услыхав о том, что Индрапутра убил могучего Герагаса, пришел Бахарум Табик в великую ярость, лицо его запылало багровым пламенем, и молвил он, обратясь к подвластным раджам, везирям и витязям: «Внемлите же речам джиннов сих, свидетельствующих о муже, убившем Герагаса!»

Видя гнев своего повелителя, в страхе почтительно склонились перед Бахарумом Табиком раджи, везири, витязи и воины. Государь же велел писцу не мешкая составить послание Индрапутре, кое гласило: «Сие есть письмо от раджи Бахарума Табика к Индрапутре. Я пребываю в великом гневе, узнав, что ты убил Герагаса и дерзнул отворить двери моей сокровищницы. Посему, если ты и вправду мужчина, не спеши трусливо скрыться от меня, а подожди, покуда я явлюсь в страну Талелы Шаха, вступившего в сговор с тобой, дабы сокрушить вашу силу».

Когда послание было готово, Бахарум Табик вручил ег джинну по имени Дерхам и молвил: «Не мешкая отправляйся в страну Семанта Беранта и передай это письмо Индрапутре». Почтительно склонившись, Дерхам взял письмо, простился с государем и полетел в Семанту Беранту.

В это время раджа Талела Шах восседал на троне в окружении царевичей и предавался беседе с Индрапутрой, возжелавшим покинуть пределы его страны. Джинн Дерхам приблизился к Талеле Шаху и подал Индрапутре послание Бахарума Табика. Индрапутра принял послание и, бросив гневный взгляд на джинна, передал его Талеле Шаху. Но тот, увидев, что письмо написано на языке джиннов, возвратил его Индрапутре.

Тогда развернул Индрапутра послание Бахарума Табика, прочитал его, обратил свой взор на Дэву Делу Менгерну и молвил с улыбкой: «О брат мой, раджа Бахарум Табик прислал мне гневное письмо с угрозой выступить против нас». Ответствовал Дэва Лела Менгерна: «О брат мой Индрапутра, стоит ли тревожиться из-за письма Бахарума Табика, неужели мы не сможем противостоять этому радже?»

Услыхав слова Дэвы Лелы Менгерны, Индрапутра улыбнулся и молвил, обратясь к джинну Дерхаму: «О джинн, отправляйся к своему повелителю и передай, что я согласен ждать его». Сказав так, Индрапутра стал невидим для всех, собравшихся в приемном зале, приблизился к джинну и повернул его голову так, что она обратилась вперед затылком, а назад — лицом. Придворные весьма подивились и громко засмеялись над джинном.

Джинн же, посрамленный перед людьми Талелы Шаха, воротился к Бахаруму Табику, который, глядя на него, не мог прийти в себя от изумления и с почтительным поклоном передал государю речи Индрапутры и Дэвы Лелы Менгерны. Вскипев от ярости, Бахарум Табик приказал собрать подвластных раджей, везирей, витязей и все войско свое и приготовить к походу оружие, коней и слонов.

Между тем воины Талелы Шаха укрепили стены и рвы города, а Индрапутра повелел Дикару Килату доставить лазуритовую скрижаль, на которой начертано было, в чем заключена смерть Бахарума Табика. Не мешкая отправился Дикар Килат в пещеру, пошел в чудесный сад и, взяв скрижаль, хранившуюся в башне, принес ее Индрапутре. Индрапутра обрадовался и приказал царевичам, везирям и витязям готовиться к битве.

Когда все было готово, Индрапутра явился к Талеле Шаху и молвил: «О господин мой, владыка вселенной, желаю я выступить против страны Бахарума Табика и посему прошу высочайшего соизволения взять с собой твою царственную дочь». Ответствовал Талела Шах: «Бери, о сын мой. Я вверил дочь твоему попечению, так что поступай как знаешь, я же не стану противиться».

Индрапутра простился с раджей Талелой Шахом, а тот обнял и облобызал Индрапутру и Идари Сери Булан. Молвила Идари Сери Булан: «О господин мой, владыка вселенной, если будет на то высочайшее соизволение, я последую за мужем моим Индрапутрой». Государь заплакал и так ответствовал дочери: «О дочь моя, во всем будь послушна мужу». Простившись с Талелой Шахом, Индрапутра пожал руки братьям царевны и под громкие звуки оркестра выступил в поход, сопровождаемый царевичами, везирями, витязями и неисчислимым войском.

По прошествии недолгого времени достигли они пределов Дар уд-дамас, и слуги донесли радже Бахаруму Табику, что явился Индрапутра в страну его. Не мешкая послал тогда Бахарум Табик подвластных раджей, везирей, витязей и воинство свое со множеством слонов, коней и всяческого оружия против Индрапутры. На третий день то войско встретилось с отрядом Герентара Шаха, завязался бой, и воины принялись метать друг в друга стрелы и рубиться мечами.

Дрогнуло войско Герентара Шаха, ибо преумножилось число воинов Бахарума Табика, однако же прибывали и воины Индрапу тры, которые, обнажив мечи и пришпорив коней, врубались в pяды врагов и теснили их. Витязи Бахарума Табика выхватили мечи из ножен, натянули луки, взяли копья наперевес и яростно устремились на Герентара Шаха. На выручку же ему подоспели воины царевичей духов и, увидав Герентара Шаха в самой гуще схватки, вступили в бой.

Вскоре явились на поле битвы Пуспа Пандей и Динар Пандей и не медля вступили в бой. Следом за ними прибыли Шахран Дерикас и Индра Джилани и присоединились к сражающимся. За ними показались войска царевичей, повстречавшихся с Индрапутрой у моря Бахр уль-Ашикин, которые с громкими кликами и оглушительным шумом ринулись на врага. За ним явились без единого сорок царевичей, спасенных Индрапутрой в лугах Анта Берахи, и, словно разъяренные тигры, врубились в ряды воинов Бахарума Табика, разя их мечами, пронзая копьями и стрелами и сокрушая палицами. Царевичи помнили о благодеянии, оказанном им Индрапутрой, и мужественно бились, потрясая окрестность кликами, гремевшими будто раскаты грома в небесах. Вскоре прибыли на поле битвы и Нобат Ром Шах с Дэвой Лелой Менгерной и, увидав остальных царевичей, яростно поражающих врагов, вступили в бой. Разгорелась смертоносная битва, и, не выдержав натиска тех героев, верных Индрапутре, отступили воечальники Бахарума Табика и с позором бежали, укрывшись за городскими стенами и поспешно затворив ворота. Индрапутра с сыновьями раджей, везирями и военачальниками осадил город.

На следующий день Индрапутра взял волшебную стрелу и молвил, обратясь к ней: «О стрела, лети к Бахаруму Табику и снеси ему эту скрижаль!» Он выпустил волшебную стрелу из лука, и стрела прилетела прямо к Бахаруму Табику, восседавшему в то время на львином троне в окружении везирей и витязей. И узрел Бахарум Табик стрелу Индрапутры, упавшую у подножия трона, и прикрепленную к ней скрижаль, повествующую о причине смерти его.

Вскричал тогда Дикар Килат, вошедший в зал для приемов: «О раджа Бахарум Табик, обуянный гордыней, ты послал письмо Индрапутре, сыну махараджи Бикрамы Буспы, которое составлено было из слов, навлекших беду на твою голову. Ныне же изведай могущество и мужество Индрапутры и взгляни на сию стрелу!»

Когда увидел Бахарум Табик скрижаль, гласящую, от чего суждено ему умереть, он почувствовал слабость во всем теле и спросил: «О джинн, как твое имя?» Ответствовал Дикар Килат: «Я прозываюсь Дикаром Килатом, Дэва Лангкурба повелела охранять волшебный талисман, но царевна Сери Ратна Гемала Нехран отдала его Индрапутре».

Узнав о волшебном талисмане, о стреле Дермы Гангги и о скрижали, молвил владыка, объятый страхом: «О Дикар Килат, я последую за тобой, дабы предстать перед Индрапутрой И попросить прощения, если есть на мне вина». Услыхав те слова, Дикар Килат исполнился великой радостью и сказал: «Достойное дело совершишь ты, о господин, если отправишься к Индрапутре, следуй за мной, я тебя провожу».

И Бахарум Табик, сопровождаемый четырьмя везирями, отправился к Индрапутре, а Дикар Килат указывал ему дорогу. Когда же слуги донесли Индрапутре, что прибыл Бахарум Табик с четырьмя везирями, Индрапутра повелел царевичам духов оказать Бахаруму Табику торжественный прием. Царевичи встретили его и, взявши под руки, молвили: «О брат наш, садись на этого коня». Бахарум Табик сел на коня, и царевичи духов проводили его к Индрапутре. Увидев Бахарума Табика, поднялся Индрапутра с трона и оказал радже достойный прием. А раджа почтительно склонился перед царевичем, коий воздал ему почести и усадил на позлащенное кресло.

Молвил Бахарум Табик: «О господин мой Индрапутра, прости, если виновен я в чем-либо перед тобой». Ответствовал Индрапутра: «О господин мой, владыка вселенной, не причинил ты мне никакого вреда, только письмо твое обидело меня».

Они побеседовали между собой, и Бахарум Табик пригласил Индрапутру в свою страну, после чего вместе с Индрапутрой и сопровождавшими его царевичами отправился в страну Дар уд-дамас.

По прошествии недолгого времени достигли они города и вступили за его стены. Государь вошел во дворец и воссел на львиный престол, а царевичей из свиты Индрапутры усадил на позлащенные кресла. Слуги подали им напитки и всевозможные угощения, и семь дней пировали гости, тешась игрою оркестра. Когда же завершилась трапеза, Бахарум Табик одарил Индрапутру и царевичей прекрасными одеждами и молвил: «О господин мой Индрапутра, я все отдам, чего бы ты ни пожелал из богатств моей страны». Ответствовал Индрапутра государю: «О раджа, не надо мне никаких даров, ибо ничего не желаю я, кроме как взаимной нашей приязни». И сказал Бахарум Табик: «Поистине справедливы твои слова».

После Индрапутра собрался покинуть пределы страны Дар уд-дамас и простился с раджей Бахарумом Табиком, царевичи, сопровождавшие Индрапутру, тоже простились с раджей, и каждый пожал ему руку. Бахарум Табик почтительно склонился перед Индрапутрой, обнял и облобызал его. И отправился Индрапутра со всей своей свитой во владения раджи Пуспы Пандея. Тот же вместе с сыном Динаром Пандеем поспешил вперед и, достигнув своей страны, приготовил достойную встречу царевичам.

Следом за ними прибыл Индрапутра и через семь дней и семь ночей начал предсвадебное бдение, продолжавшееся сорок дней и сорок ночей. Достав один из волшебных талисманов, Индрапутра совершил обряд поклонения, и на свет явились многоразличные диковины.

Когда же подошел к концу положенный срок, в некий благоприятный час слуги облачили Нобата Ром Шаха в превосходные многоцветные одеяния, усыпанные драгоценными каменьями и украшенные бахромой из жемчужных нитей. После возвели его в свадебные носилки на колесах и в многолюдном шествии повлекли носилки к башне Чендры Лелы Нор Лелы. Служанки убрали царевну несказанно прекрасными одеяниями и украшениями, в которых переливались самоцветы, и от их блеска преумножилось сияние, исходившее от лица царевны, так что взор не мог проникнуть сквозь его завесу. Чендра Лела Нор Лела воссела на брачный трон, и ее окружили служанки и нянюшки.

Тем временем приблизился Нобат Ром Шах к залу для приемов, Индрапутра взял его под правую руку, Дэва Лела Менгерна — под левую, а раджа Пуспа Пандей встретил царевича и усадил подле дочери. Слуги принесли розовую воду, брызнули на Нобата Ром Шаха и царевну, и тогда Нобат Ром Шах, глянув тайком на свою невесту, возрадовался ее красоте, ибо даже представить себе не мог, что она столь прекрасна.

По прошествии семи дней и семи ночей Индрапутра устроил шествие и принес воду для омовения. Слуги искупали Нобат Ром Шаха и его жену и облачили их в позлащенные одежды. После под громкие звуки оркестра, наигрывавшего сладостные мелодии, шествие направилось ко дворцу молодых.

Сочетав Нобата Ром Шаха с Чендрой Лелой Нор Лелой, поведал Индрапутра царевичам о своем желании отправиться к отшельнику Берме Сакти, ибо чересчур долго ожидал раджа Шахиан исполнения своей воли. Молвил тогда Дэва Лела Менгерна, обратясь к Индрапутре: «О брат мой, известно ли тебе, что никто не ведает пути к обители Бермы Сакти, никто не знает, в каком пребывает он краю и как отыскать его?» Услыхав те слова, Индрапутра почувствовал великое смущение, и из глаз его покатились слезы. Но Дэва Лела Менгерна улыбнулся и сказал: «О брат мой, не печалься, я укажу тебе путь к Берме Сакти».

Весьма возрадовавшись речам Дэвы Лелы Менгерны, Индрапутра молвил, обратясь к царевичам: «О братья мои, возвращайтесь в свои страны, я же отправлюсь к Берме Сакти». Опечаленные вестью о разлуке с Индрапутрой, царевичи обняли его, облобызали и заплакали. После же, простившись с ним, разошлись по своим странам.

Сказал тогда Дэва Лела Менгерна: «О брат мой, покрепче зажмурь глаза, задержи дыхание и в сердце своем призывай имя Бермы Сакти. Откроются пред тобою луга, в которых произрастастает одинокое дерево, но ты не задерживайся у того дерева и не ложись спать под ним, иначе постигнет тебя беда. Если же ты узришь сияние посреди луга, знай, что свет сей и есть обитель Бермы Сакти. Следуй тогда за тем светом, пренебрегая жаждой и голодом. Таков мой наказ тебе».

Между тем Нобат Ром Шах возжелал возвратиться в родные земли и простился с Пуспой Пандеем и государыней, царевна же Чендра Лела Нор Лела склонилась до земли перед отцом и матерью, которые обняли ее и расцеловали. После Нобат Ром Шах и Дэва Лела Менгерна простились с Индрапутрой, и царевич джиннов отправился в свои края вместе с Чендрой Лелой Нор Лелой и Джамджам Деви Гемалой Ратной, сокрытой в волшебном ларце. Индрапутра же передал с ним почтительный поклон государю Тахиру Джохан Шаху и его жене.

В мгновение ока достиг Нобат Ром Шах, сопровождаемый Дикаром Килатом, города Тахира Джохан Шаха и, представ перед родителями, вместе с женою поклонился им до земли. Узрев несказанную красоту невестки, государь и государыня весьма возрадовались.

Молвил Нобат Ром Шах с почтительным поклоном: «О господин мой, владыка вселенной, множество приветствий повергает Индрапутра к твоим стопам, сверх того повелел он Дикару Килату доставить к владыке вселенной его царственную дочь — царевну Джамджам Деви Гемалу Ратну». Ответствовал раджа: «Благодарю тебя, о Дикар Килат, передай же и мой привет и молитвы сыну моему Индрапутре». Дикар Килат и Джамджам Деви Гемала Ратна почтительно склонились перед государем и государыней, и, простившись с отцом, царевна вновь вошла в жемчужный ларец. А Дикар Килат не мешкая отправился в обратный путь, явился к Индрапутре и возвратил ему ларец.

После простился Индрапутра с Пуспой Пандеем, его женой и с Динаром Пандеем. Государь обнял, расцеловал его и заплакал. Динар Пандей же, приблизясь к царевичу, почтительно склонился перед ним. Так Индрапутра покинул город Пуспы Пандея, отправился в путь, достиг лугов и, отдохнув там недолгое время, сделал все, как научил его Дэва Лела Менгерна.

Индрапутра зажмурил глаза и воззвал к Берме Сакти, вновь открыл их и узрел луга необозримо просторные, в которых произрастало высокое дерево. И подумал про себя Индрапутра: «Не об этом ли дереве говорил мне Дэва Лела Менгерна?» Индрапутра приблизился к дереву, увидал громоздящиеся под ним горой человеческие кости и остановился

Между тем повеял легкий ветерок, и царевич почувствовал, что его клонит в сон, однако же, вспомнив о наказе Дэвы Лелы Менгерны, поборол дремоту. В это время из древесного дупла вышел раксаса, желавший пожрать Индрапутру. Индрапутра выхватил меч из ножен и бросился начудовище, но раксаса вдруг заговорил: «О юноша, не убивай меня, и дам я тебе все, что пожелаешь». Спросил Индрапутра: «О раксаса, чем же обладаешь ты?» Ответствовал раксаса: «Есть у меня талисман, именуемый Беди. Тот, кто им владеет, может войти в дерево и камень». Молвил Индрапутра: «Дай мне твой талисман, и я сохраню тебе жизнь И раксаса отдал Индрапутре волшебный талисман, который тот принял с великой радостью. После же царевич продолжал свой путь.

В ту пору загремел гром, засверкали молнии, и неожидано узрел Индрапутра яркое сияние, направился к нему, но сколько ни шел, ни на шаг не приближался, дивный свет уходил вседальше и дальше. Стал тогда Индрапутра преследовать сияние, но оно по-прежнему удалялось от него. Неожиданно Индрапутра почувствовал голод и жажду и воскликнул: «О господин мой Берма Сакти, твой раб, томимый голодом и жаждой, ищет встречи с господином».

Едва произнес Индрапутра эти слова, как сияние тотчас остановилось, и явилсяв нем некий старец, убеленный сединами. И пролился с небес дождь из розовой воды, и показалось нечто, подобное красной туче. Но подул ветер, и туча разверзлась, низвергнувшись потоками благовонного мускуса. В следующее мгновение в небесах засверкала молниями черная туча и, разверзшись, пролилась потоками нарда. Весьма подивившись волшебному могуществу Бермы Сакти, воскликнул Индрапутра: «О господин мой Берма Сакти, яви милосердие рабу твоему!» И когда произнес он эти слова, послышался громкий голос, сияние стало ярче и озарило луга. После же Индрапутра узрел, что исчезло дивное сияние и на его месте явился прекрасный сад, обнесенный оградой ароматной древесины келембака. Цветы в том саду были из золота, ворота же — из благоуханного алоэ. Индрапутра вошел в сад и увидел, что сад весьма обширен. Не песок устилал его, но мельчайшие золотые крупицы, и произрастали там келембак и алоэ.

Рассказывают, что Берма Сакти восседалв это время на троне в окружении учеников и молвил: «О господа, пойдите и достойно встретьте Индрапутру и окажите ему всевозможные почести, ибо он — сын могущественного раджи, затмивший всех иных царевичей».

Едва произнес это Берма Сакти, как ученики его вышли навстречу Индрапутре и, пройдя полпути, так сказали друг другу: «Кто он, сей Индрапутра? Множество царевичей приходило учиться к нашему господину, однако же ни одному из них он не велел оказывать почести». Вскоре повстречались ученики Бермы Сакти с Индранутрй. Они весьма подивились его блистательной красоте, почтительно приветствовали юношу, пожали ему руку и молвили: «Поспеши, о господин, ибо тебя призывает государь — наш учитель». Ответствовал Индрапутра: «О братья мои, тысячу раз благодарю я Всевышнего за то, что свиделся с вами». Царевичи привели Индрапутру в зал для приемов, и когда Берма Сакти отдернул полог, расшитый золотом, юноша узрел лик отшельника, сияющий ярким светом и переливающийся всеми цветами радуги. Молвил Берма Сакти: «Приблизься, о сын мой Индрапутра». Подойдя к царственному отшельнику, Индрапутра почтительно перед ним склонился, Берма Сакти усадил его на скамью, а царевичи окружили их. Отшельник подал Индрапутре поднос с бетелем, Индрапутра принял тот бетель и отведал.

Когда же вкусил Индрапутра бетеля, молвил Берма Сакти: «О сын мой Индрапутра, располагайся, дабы приступить к трапезе. Вы же, о господа, рассядьтесь по местам». И царевичи воссели каждый на свою скамью. Тотчас же появились перед ними всевозможные угощения, и Индрапутра немало тому подивился.

Спросил Берма Сакти, обратясь к Индрапутре: «О сын мой, что привело тебя ко мне?» Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «О господин мой Берма Сакти, я пришел к тебе по повелению раджи Шахиана, дабы испросить снадобье, дарующее потомство, ибо возжаждал раджа обрести наследника. Скажи, не явишь ли ты свою неистощимую милость и благоволение сему государю?»

Услыхав слова Индрапутры, улыбнулся Берма Сакти и молвил: «О сын мой Индрапутра, весьма отрадно мне это слышать, ибо будь поручение раджи тебе не по силам, разве смог бы ты добраться до меня? Еще ведомо мне, что возвели на тебя немало напраслины». Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «Воистину справедливы твои слова, о господин, но что оставалось мне делать, если я дал слово главному везирю, коий взрастил меня». Вновь улыбнулся Берма Сакти и молвил: «Тывоистину мудр и тверд в данном слове».

Между тем наступила ночь, и слуги зажгли множество свечей, фонарей и масляных светильников, и сказал Берма Сакти: «Отдохни покуда, о сын мой», — сказав же так, исчез. И приметил Индрапутра, что, хоть и покинул Берма Сакти зал, ни одна из опущенных завес не колыхнулась, и весьма подивился могуществу царственного отшельника.

А Берма Сакти, следует сказать, имел обычай каждое полнолуние посещать море Бахр уль-Нахар, купаться в его водах и предаваться развлечениям на его островах. И вот на следующее утро, когда Берма Сакти воссел в зале для приемов и предстали перед  ним его ученики, молвил отшельник, обратясь к Индрапутре: «О сын мой Индрапутра, не желаешь ли ты нынешней ночью отправиться к морю Бахр уль-Нахар и потешиться там вместе с нами?» Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «О господин мой Берма Сакти, если будет на то твое соизволение, я охотно за тобой последую». Царевичи улыбнулись, услыхав слова Индрапутры, и так подумали про себя: «Как доберется Индрапутра до моря, ведь нету троп, которые вели бы к нему». А Индрапутра искоса глянул на царевичей и понурил голову. Молвил тогда Берма Сакти: «О Индрапутра, если желаешь, мы возьмем тебя с собой». Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «Да будет так, о господин мой». Сказал Берма Сакти, обратясь к царевичам: «Собирайтесь, о дети мои, нынче ночью мы отправимся на остров Макам Хайрани».

Когда взошла луна, Берма Сакти и его ученики произнесли волшебное заклинание и, поднявшись к небесам, крикнули Индрапутре: «Следуй за нами, о господин!» — после же полетели по поднебесью.

Выпустил тогда Индрапутра стрелу из лука, и обернулась та стрела черной тучей, скрывшей сияние луны, засверкали молнии, загремел гром, и разразилась небывалая гроза. Царевичи сбились с пути, и показалось им, будто приблизился их смертный час. Индрапутра же воззвал к Джангги Гердане и, когда волшебный конь предстал перед ним, вскочил в седло и молвил: «О Джангги Гердана, отнеси меня на остров Макам Хайрани». Джангги Гердана вмиг взлетел в воздух и по прошествии недолгого времени доставил хозяина на остров. Индрапутра спешился и разыскал Берму Сакти, который уже достиг острова.

Спросил Берма Сакти: «О сын мой, где остальные царевичи?» Ответствовал Индрапутра: «Прежде меня они отправились в путь». Услыхав это, Берма Сакти понял, что царевичи задумали сыграть с Индрапутрой злую шутку.

Долго ждали Берма Сакти и Индрапутра царевичей, но те не появлялись, и молвил тогда Берма Сакти: «О сын мой, побудь покуда здесь, я же поднимусь на вершину, венчающую остров». Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «Да будет так, о господин мой, я останусь здесь и дождусь братьев».

Индрапутра спустился к воде и приметил, что не песок устилает побережье, но мельчайшие золотые крупицы. После пошел он вдоль берега и увидал царевичей, прибывших на остров. Тогда вошел Индрапутра в воду и обернулся драконом.

Между тем ученики Бермы Сакти приблизились к морю, море взволновалось, и из пучины показался дракон с разверстой пастью. При виде грозного дракона юношей объял трепет, лица ихпобледнели, и они бросились врассыпную. Индрапутра же, выйдя из моря, повелел Джангги Гердане: «О Джангги Гердана, преследуй царевичей».

Волшебный конь пустился в погоню за царевичами, они же побежали от него, говоря между собой: «Откуда взялись эти конь и дракон? Никогда прежде не видали мы здесь ничего подобного». После Джангги Гердана воротился к Индрапутре, который вскочил на коня и, пришпорив его, обогнал учеников отшельника и вслед за Бермой Сакти поднялся на вершину.

Представ перед отшельником, молвил Индрапутра: «О господин мой, вскоре сюда прибудут царевичи».

И в самом деле, по прошествии недолгого времени явились царевичи и весьма подивились, найдя учителя восседавшим вместе с Индрапутрой. Молвил Берма Сакти: «О юноши, отчего запоздали вы?» Почтительно склонившись, царевичи поведали ему обо всем, что произошло с ними, и Берма Сакти понурил голову, Индрапутра же неприметно улыбнулся.

Между тем появились перед Бермой Сакти и царевичами сосуды с притираниями, смешанными с шафрановым порошком. Отшельник умастился лимонным соком, и едва он сделал это, как с небес пролился дождь из розовой воды, и Берма Сакти искупался в его струях. Омывшись, отшельник молвил, обратясь к Индрапутре и царевичам: «Ныне ваш черед совершать омовение», — а сам исчез.

Спросил Индрапутра, обратясь к царевичам: «О братья мои, не встречался ли вам всадник на коне?» Ответствовали царевичи, переглянувшись: «По нашему разумению, не мог быть тот всадник никем иным, как Индрапутрой». Тогда Индрапутра произнес волшебное заклинание над стрелой, пустил ее в вышину, и с небес пролился частый соленый дождь, так что царевичи продрогли до костей. Приметив же, что дождь тот ничуть не замочил Индрапутру, царевичи весьма подивились и спросили: «О господин наш Индрапутра, как случилось, что все мы продрогли до костей?» Индрапутра улыбнулся, и тотчас прекратился дождь, повеял легкий ветерок и высушил одеяния царевичей.

Молвил Индрапутра, обратясь к ученикам Бермы Сакти: «О братья мои, свершите омовение». Когда же царевичи искупались, спросил он: «О братья мои, куда направил свои стопы государь?» Ответствовали царевичи: «Он взошел на вершину горы, высящейся над островом». Молвил Индрапутра: «Давайте последуем за ним».

Сопровождаемый царевичами, Индрапутра направился к вершине горы, по пути вонзил свою стрелу в землю, и стрела превратилась в стаю саранчи. Повстречавшись с саранчой, царевичи увидали, что вокруг все изменилось, и, весьма дивясь, принялись искать путь на вершину. Индрапутра же, взойдя на гору, узрел на ней дворец, а во дворце — львиный престол. На престоле, обла чась в новый кайн, восседал Берма Сакти, окруженный служанками. Четыре служанки развешивали одежды царственного отшельника, две — устанавливали жаровню, наполненную благовониями, еще две — обмахивали его веерами. И весьма подивился Индрапутра, узрев волшебное могущество Бермы Сакти.

В ту пору царевичи воззвали к Индрапутре, и Берма Сакти услыхал их голоса, а вскоре и сами они приблизились ко дворцу. Поднялся тогда Берма Сакти с Индрапутрой на кровлю дворца, и перед ними открылся дивный простор и пруд, обсаженный многоразличными плодовыми деревьями, который вырыт был посреди острова.

Молвил Берма Сакти, обратясь к Индрапутре: «О сын мой, спустись к пруду и сорви цветок белого лотоса». Не мешкая спустился Индрапутра к пруду и, войдя в воду, сорвал белый лотос и принес его Берме Сакти. Молвил царственный отшельник: «О сын мой, хорошенько оберегай сей цветок».

После Берма Сакти и его ученики воротились с острова, и когда достигли они своей обители, воссели ученики перед отшельником. Сорок дней и сорок ночей провел Индрапутра у Бермы Сакти и узнал от него немало волшебных заклинаний.

Как-то раз в ночную пору Индрапутра затосковал по своим женам, покинул обитель отшельника и, отыскав уединенное место, совершил обряд поклонения талисману. Тотчас же перед ним появился дворец. Индрапутра вошел в него и, открыв жемчужный ларец, выпустил жен и принялся шутить и тешиться с ними.

Среди царевичей же, учеников Бермы Сакти, было двое бодрствовавших в ту ночь. Приметив, что Индрапутра вышел из обители, молвил один из царевичей, обратясь к другому: «Пойдем поглядим, что станет делать Индрапутра». Царевичи потихоньку отправились вослед за юношей и увидали дворец небывалой красоты, а во дворце — Индрапутру, предающегося веселью с тремя прекрасными женщинами. Весьма подивились царевичи и так сказали один другому: «Давно мы служим господину нашему Берме Сакти, но никогда не удостаивались даров, равных тем, которые получил Индрапутра».

Вскоре рассвело, и царевичи воротились назад. Индрапутра же вновь заключил своих жен в жемчужный ларец и, незаметно прокравшись в обитель, лег и заснул.

Наутро царевичи предстали перед Бермой Сакти, и молвил отшельник, обратясь к Индрапутре: «О сын мой Индрапутра, не желаешь ли ты последовать за нами в луга Пуспа Ратна Чахая, дабы развлечься немного?» Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «Да будет так, о господин мой».

И отправился Берма Сакти с Индрапутрой и царевичами в луга Пуспа Ратна Чахая, и, достигнув их, Индрапутра увидел, что луга те весьма обширны и прекрасны. В то время нежданно спустился с небес львиный престол, устланный покровами из тончайшей шерсти и бархата, и Берма Сакти воссел на него. После явились перед ним и перед царевичами всевозможные угощения и сласти, и они вкусили от тех яств. Молвил Берма Сакти: «О сын Мой Индрапутра, не желаешь ли ты узреть некое чудо?» Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «Воистину желаю, о господин мой».

Едва произнес он эти слова, как из-за завесы, скрывавшей трон, вылетел острый меч, принялся рубить царевичей, и все они пали бездыханные. После волшебное оружие исчезло. Повелел тогда Берма Сакти Индрапутре приблизиться к мертвым телам царевичей и молвил: «О сын мой Индрапутра, оживи царевичей, ибо, по моему разумению, ты владеешь чудесным талисманом, возвращающим жизнь». Почтительно склонился Индрапутра и ответствовал, обратясь к Берме Сакти: «Да будет так, о господин мой».

Индрапутра достал свой талисман Беди Захир, совершил обряд поклонения тому талисману над телами царевичей и возвратил их к жизни. И весьма подивились ученики Бермы Сакти чуду, которое сотворил Индрапутра.

Вновь вылетел из-за завесы меч и изрубил царевичей на мелкие части, после же — исчез. Молвил Берма Сакти: «О сын мой Индрапутра, оживи царевичей». Индрапутра погрузил талисман Беди Захир в розовую воду, окропил ею тела царевичей и возвратил их к жизни.

Едва он это совершил, как в третий раз вылетел из-за завесы меч и изрубил царевичей на части, подобные кусочкам мелко нарезанного келади.[46] Молвил Берма Сакти: «О сын мой Индрапутра, оживи царевичей». Почтительно склонившись, ответствовал ему Индрапутра: «О господин мой, на сей раз я не могу возвратить им жизнь». Тогда Берма Сакти совершил обряд поклонения некоему талисману и оживил царевичей. После же все вместе воротились во дворец.

На следующий день спросил Берма Сакти, обратясь к Индрапутре: «О сын мой Индрапутра, нет ли у тебя желания, которое я мог бы исполнить?» Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «О господин мой, все, что изволишь ты мне даровать, приму я с величайшей благодарностью». Стал тогда Берма Сакти учить Индрапутру всевозможным чарам, и Индрапутра превзошел всю эту волшебную премудрость.

Как-то раз, восседая перед .Бермой Сакти, спросил Индрапутра, обратясь к отшельнику: «О господин мой, в чем предназначе ние белого лотоса, который я сорвал?» Ответствовал Берма Сакти: «О сын мой, отдай сей цветок радже Шахиану, и пусть он велит приготовить из него кушанье, а когда кушанье поспеет, пуст съест его. Если же лотос увянет, знай, что он отравлен ядом» Сказав так, Берма Сакти дал Индрапутре волшебный камень и молвил: «Положи тогда в кушанье этот камень, и яд лишится своей силы. Съев сей цветок, раджа Шахиан сможет породить дитя».

После того как они побеседовали, Индрапутра простился сБермой Сакти, и царственный отшельник обнял и расцеловал его, Индрапутра же пожал руки царевичам. Молвил Берма Сакти, обратясь к Индрапутре: «О сын мой, зажмурь глаза, обрати мысли свои к тем краям, в которые ты хочешь перенестись, и очень скоро ты их достигнешь». Индрапутра внял наставлениям Бермы Сакти и, зажмурившись, стал думать о саде Ненек Кебаян, а когда вновь открыл глаза, то увидал, что находится в ее саду.

За то время, что царевич странствовал, сад Ненек Кебаян пришел в запустение и превратился в лес, и увидал Индрапутра, что посреди леса сидит Ненек Кебаян и горько плачет. Молвил Индрапутра: «О бабушка, открой мне ворота». Сказала тогда Ненек Кебаян: «Кто это кличет меня, ведь не имею я ни детей, ни внуков. Был у меня единственный внук Индрапутра, и того год назад раджа Шахиан послал на поиски отшельника Бермы Сакти, и нет с той поры о нем никаких вестей». Воскликнул Индрапутра: «О бабушка, твой Индрапутра вернулся!»

Увидев, что Индрапутра и вправду вернулся, возрадовалась Ненек Кебаян великой радостью, открыла ворота, обняла и расцеловала его. После же Индрапутра совершил омовение водой с лимонным соком и сменил одежду.

Сказала Ненек Кебаян, обратясь к Индрапутре; «О внучек, я и не надеялась увидеть тебя». Индрапутра улыбнулся и спросил: «О бабушка, жив ли еще главный везирь?» Ответствовала Ненек Кебаян: «Жив, о внучек». Услыхав те слова, Индрапутра простился с Ненек Кебаян и направился к дому главного везиря. Видя красоту царевича, обитатели Семанты Пуры слова не могли вымолвить от изумления. Когда же Индрапутра достиг жилища главного везиря, тот, узрев юношу, поспешно поднялся с кресла, приветствовал его, обнял, расцеловал и ввел в зал для приемов.

Молвил главный везирь: «О сын мой, плод души моей, сдержал ли ты слово, данное радже?» Ответствовал Индрапутра: «Воистину так, о господин мой, исполнил я волю государя». Главный везирь ввел Индрапутру в свой дом, и царевич умастился, вымыл голову шафрановым порошком и вкусил яств из одного блюда с главным везирем. Когда же они насытились, главный везирь послал к радже, дабы ему сообщили о том, что вернулся Индрапутpa. Когда Индрапутра с главным везирем пришли во дворец, государь покинул внутренние покои, воссел на трон, и перед ним предстали везири, витязи и воины. Индрапутра с главным везирем вышли в зал для приемов, и, увидав царевича, раджа Шахиан без промедления приветствовал его.

Индрапутра почтительно склонился перед государем, тот же обнял его и спросил: «О сын мой Индрапутра, будет ли исполнено мое желание?» Ответствовал Индрапутра: «Воистину так, о господин мой». Индрапутра подал радже цветок белого лотоса и молвил с почтительным поклоном: «Пусть, господин мой, владыка вселенной, велит приготовить кушанье из сего цветка, когда же оно поспеет, прежде чем отведать, пусть даст мне знать, какой у кушанья вид». И узрели раджа Шахиан и все его везири, что сбылось предсказание древних старцев, ибо неувядаем был цветок лотоса.

После Индрапутра протянул государю меч, и раджа Шахиан увидал, что меч тот сделан весьма искусно. Молвил Индрапутра: «О господин мой, сей меч добыл я у раксасы». Услыхав те слова, весьма возрадовался государь и сказал: «О Индрапутра, с нынешнего дня назначаешься ты главным над гонцами и будешь носить сей меч». Индрапутра почтительно склонился перед раджей Шахианом и восславил его. Государь же возликовал в сердце своем.

Тем временем слуги внесли всевозможные угощения, и все, кто был в зале, вкусили от тех яств. Когда же наступила ночь, раджа Шахиан удалился в свои покои.

На следующее утро младшие везири собрались на совет, и сказал один из них: «Как надлежит нам поступить, ведь когда-нибудь Индрапутра станет могущественным раджей?» Ответствовал другой везирь: «Не дать ли нам яд повару государя, дабы он подсыпал его в кушанье, приготовленное из цветка лотоса? Посулим ему за это тысячу динаров». Молвили везири: «Да будет так».

И отправился один из везирей, завистников Индрапутры, к повару, вынул тысячу динаров и подал ему. Увидав золото, повар возрадовался, принял его, взял яд из рук завистника и подсыпал в кушанье, приготовленное из цветка лотоса. После же передал блюдо с тем кушаньем служанке, а служанка отнесла его государю.

Выйдя в зал для приемов, раджа воссел в окружении везирей, витязей и воинов, повелел призвать Индрапутру и усадил его в позлащенное кресло. Между тем служанка внесла блюдо с цветком лотоса и поставила его перед государем. Молвил тогда один из везирей: «О господин мой, владыка вселенной, пусть Индрапутра прежде господина вкусит от сего яства». И повелел раджа Шахиан: «О Индрапутра, отведай сего кушанья!»

Вспомнил тогда Индрапутра наставления Бермы Сакти и, взглянув на цветок, заметил, что он увял. Поняв, что цветок отравлен, Индрапутра улыбнулся, бросил взгляд на завистников и положил на блюдо волшебный камень. Исполнив же наказ Бepмы Сакти, он отведал кушанье, ставшее безвредным. Увидав то, побледнели завистники, а Индрапутра вновь неприметно улыбнулся.

Удостоверившись, что Индрапутра остался невредим, раджа Шахиан съел половину цветка сам, а половину отдал своей жене. Когда же они вкусили от того яства, государь одарил Индрапутру великолепными одеждами и воротился во внутренние покои. Так, благодаря мудрости Индрапутры, завистники-везири были посрамлены.

По прошествии двух месяцев жена государя понесла, и, узнав о том, возрадовался раджа великой радостью и созвал везирей, витязей и воинов. Когда же они явились, облачился раджа в одежды и уборы, подобающие его сану, вышел из покоев, воссел на львиный престол в окружении вельмож; и повелел четырем везирям и сорока витязям отправиться за Индрапутрой и главным везирем.

Когда, собравшись в путь, посланцы государя под оглушительные звуки оркестра вышли из дворца, люди, видевшие их, в страхе хватали за руки своих детей и жен и с великим шумом разбегались кто куда, думая, что это враг вступил в их город. Шествие достигло дома главного везиря, тот услыхал громкие звуки оркестра, увидал толпу людей, подобную грозному воинству, входившую в его дворец, и сердце его исполнилось трепетом. Он вышел к четырем посланцам государя и пригласил их сесть, они же, воссев, сказали: «Мы явились по приказу господина нашего, владыки вселенной, он призывает тебя вместе с Индрапутрой сей же час предстать перед ним». Позвал тогда главный везирь Индрапутру, дал ему богатые одеяния, и, покинув свой дом, поспешили они к государю, сопровождаемые посланцами.

Когда они прибыли, раджа Шахиан воссел на трон, усадил главного везиря и Индрапутру по левую руку от себя и молвил: «О господа, узнайте, что возвожу я Индрапутру в высокий сан, ибо судьба сулила ему удачу во всех делах. Отныне назначается он главным казначеем, и ему вручаются ключи от всех сокровищниц». Услыхав эти слова, собравшиеся в зале явили Индрапутре многие знаки уважения, а государь сошел с трона и воротился во внутренние покои. Вслед за тем разошлись по домам и все вельможи. Индрапутра же остался во дворце раджи Шахиана хранителем ключей.

С той поры сильней прежнего преумножилась подлая зависть везирей к Индрапутре, и что ни день замышляли они всевозможные козни, дабы его извести. 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой повествуется о том, как добыл Индрапутра чудесную ткань у Дэвы Лангкурбы, как странствовал он месяц в морских глубинах и как исцелил дочь раджи Шахиана 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, будто по прошествии недолгого времени служанки, готовившие кушанье из цветка лотоса и отведавшие его, понесли. И начали они спрашивать друг у дружки: «Отчего мы стали тяжелы?» Их разговор ненароком услышал некий придворный, сказавший: «По моему разумению, это случилось оттого, что вы отведали кушанье из цветка лотоса».

В ту пору один из везирей, завистников Индрапутры, скрывался у дворца, и когда его ушей достигли слова служанок, он в великой радости воротился домой, думая: «Теперь я знаю, как оклеветать Индрапутру».

Везирь пришел к другим везирям и молвил: «Две прислужницы государя понесли неведомо от кого». Ответствовали везири: «Пойдемте к государю и повергнем сию весть к его стопам». Они отправились к радже Шахиану и, представ перед ним, склонились до земли. Спросил раджа: «О везири, что привело вас ко мне?» Ответствовали везири с почтительным поклоном: «О господин наш, владыка вселенной, разве не правы были мы, когда не советовали тебе брать во дворец сего вероломного слугу?» Вновь спросил раджа Шахиан: «О везири, разве какое-нибудь происшествие случилось во дворце?» Ответствовали везири: «О господин наш, владыка вселенной, Индрапутра совершил недостойное деяние с двумя твоими прислужницами, так что они стали тяжелы».

Услыхав те слова, государь пришел в великий гнев и повелел собрать всех везирей, осведомленных о грехе Индрапутры, а также всех служанок. Когда же они явились, государь увидел, что и в самом деле непраздны две из дворцовых девушек, и молвил: «О везири мои, каково наказание для человека, свершившего подобное деяние?» Почтительно склонившись, ответствовали везири: «О господин наш, владыка вселенной, того, кто согрешит подобным образом, надлежит бросить в море». Молвил государь: «О везири, так и поступите с виновным».

Выйдя из зала для приемов, везири принялись между собой совещаться, после же молвили, обратясь к одному из везирей: «Пойди скажи Индрапутре, что государь приказал ему явиться во дворец». Везирь отправился к Индрапутре и передал то, что ему велели.

Прибыв ко дворцу, Индрапутра повстречался с везирями-завистниками. Когда же он хотел войти во дворец, они молвили: «Подожди здесь, о господин, ибо надо нам потолковать». Индрапутра остановился, сел в зале для приемов, везири же ему сказали: «О Индрапутра, мы обсудили повеление владыки вселенной, который приказал нам бросить тебя в море. Признайся же, виновен ты или не виновен?»

Индрапутра улыбнулся, услыхав слова везирей, и так ответствовал им: «Делайте со мной, что хотите». Сказали везири: «Ты будешь брошен в море». И был построен плот, на который Индрапутра взошел вместе с обеими дворцовыми девушками, и слуги пустили тот плот в море.

Между тем главный везирь, узнав о том, что Индрапутра брошен в море, не мешкая поспешил к радже Шахиану; в дороге же повстречался с завистниками-везирями, спросившими его: «Куда ты направляешься?» Ответствовал главный везирь: «Хочу предстать перед раджей Шахианом, дабы осведомиться, за что Индрапутру подвергли наказанию». Сказали везири: «Как же мог государь поступить иначе, если Индрапутра совершил вероломное деяние? Представ сейчас перед государем, ты, без сомнения, явишь свою непокорность, ибо весьма тяжко прегрешение Индрапутры». Услыхав те слова, главный везирь замолчал и в смятении воротился домой, оплакивая юношу.

По прошествии же некоторого времени приблизился срок государыни и исполнилось девять месяцев и девять дней с той поры, как она понесла. И вот ранним утром, когда дикие звери не вышли еще на добычу, жена раджи родила дочь, прекрасную, словно четырнадцатидневная луна, окруженная звездами. Возрадовавшись, государь повелел музыкантам играть, как это подобает по обычаю могущественных раджей, и назвал свою дочь Менгиндра Сери Булан. Девочка же с помощью Всевышнего возрастала день ото дня.

Дошла до чужеземных царевичей весть о том, что у владыки родилась дочь несказанной красоты, распространяющая вкруг себя дивное сияние. Они явились к государю и молвили с почтительным поклоном: «О господин наш, владыка вселенной, молим мы, не отвергай сватовства рабов твоих». Молвил раджа Шахиан, обратясь к ним: «Что за нужда вам в сватовстве? Ведь дочь моя еще малое дитя». Однако не вняли его словам без единого copoк царевичей, искавших руки Менгиндры Сери Булан, и поселились с того дня в стране раджи Шахиана.

Теперь расскажем об Индрапутре, брошенном в море. Когда плот его разбился, царевич пошел ко дну и узрел в морских глубинах некий город, обнесенный стенами из черного камня. Индрапутра вошел в город и в одном из домов увидал всевозможную утварь и убранство. После он отправился дальше и приблизился к высокой башне. Поднявшись на самый верх ее, он нашел там согбенную старуху с волосами белыми, как очищенный хлопок, которая сидела на скамье, опершись на клюку и прикрыв глаза.

Спросил Индрапутра, обратясь к старухе: «Скажи, как твое имя и что это за город?» Услыхав человеческий голос, старуха взяла клюку, приподняла ею веки и, увидав юношу дивной красоты, молвила: «О внучек, я — государыня Дэва Лангкурба, бабка царевны Сери Ратны Гемалы Нехран. А ты кто же будешь и как твое имя?»

Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «О госпожа, меня зовут Индрапутрой, и прихожусь я сыном махарадже Бикраме Буспе. А царевна Сери Ратна Гемала Нехран стала моей названой сестрой». Молвила тогда Дэва Лангкурба: «Тысяча благословений, если ты и вправду виделся с моей внучкой». Услыхав те слова, Индрапутра рассказал Дэве Лангкурбе обо всем, что произошло, когда он повстречался с Сери Ратной Гемалой Нехран, и государыня нарадоваться не могла, внемля тому рассказу.

Между тем наступила ночь, подводные джинны и пери воротились в свою страну и разошлись по домам. Шумно и оживленно стало в морском городе. Индрапутра же между тем достал волшебный талисман, совершил обряд поклонения, и тотчас перед ним явился дворец со всем убранством. Взяв с собой четырех предводителей джиннов, изошедших из талисмана, Индрапутра предстал с ними перед Дэвой Лангкурбой. Увидав предводителей джиннов, спросила Дэва Лангкурба: «Зачем вы явились ко мне?» Ответствовали джинны с почтительным поклоном: «Царственная внучка госпожи отдала нас семуцаревичу».Молвила Дэва Лангкурба: «Оставайтесь при нем, ибо назвал он внучку мою сестрою».

В это время явились перед государыней джинны, пери и небожители-дэвы, всячески восхваляя ее и немало дивясь небывалой красоте Индрапутры. Молвила Дэва Лангкурба, обратясь к ним: «Знайте, что отныне должны вы служить Индрапутре так же, как повинуетесь внучке моей Сери Ратне Гемале Нехран. Не делайте между ними никакого различия».

Пробыв некоторое время в городе Дэвы Лангкурбы и повидав множество всевозможных диковин, Индрапутра простился с государыней, молвившей: «О внук мой Индрапутра, в знак моего благоволения прими сию нежную ткань, именуемую сутра пури, и переливчатую, будто роса. Ткань эта волшебная, она может исцелить от жестокой болезни, стоит только укрыть ею больного и окропить его розовой водой». Исполненный великой радости, Индрапутра принял дар Дэвы Лангкурбы, почтительно склонился перед ней и покинул пределы подводного города.

Целый месяц странствовал Индрапутра в морских глубинах, лицезрея многоразличные чудеса, достиг некой страны, сопредельной с владениями раджи Шахиана, и вошел в ее главный город.

Рассказывают, что на двенадцатом году тяжко заболела Менгиндра Сери Булан, болезнь поразила все тело царевны, и она была близка к смерти. Омрачились печалью лица подданных раджи Шахиана, и он повелел искать снадобье, способное исцелить царевну. Однако напрасно старались врачи и знахари вылечить дочь раджи, день ото дня ей становилось хуже, и великое беспокойство объяло государя и государыню, которые не переставали литьгорькие слезы.

Молвил раджа Шахиан, обратясь к везирям: «О везири, прикажите слугам бить в гонг и ходить по стране, возглашая: «Всякий, кто исцелит царевну, будь он даже простолюдин, станет зятем государя!» Глашатай немедля отправился в путь, принялся бить в гонг и взывать к людям, но никто не откликнулся на его зов.

Как раз в ту пору пришел Индрапутра к дому Ненек Кебаян и попросил отворить ему. Спросила Ненек Кебаян: «Кто там зовет меня? Ведь нет у меня более ни детей, ни внуков. Был один-единственный, по имени Индрапутра, и того бросил в море раджа Шахиан». Ответствовал царевич: «О бабушка, это я, Индрапутра, зову тебя». Услыхав те слова, Ненек Кебаян поспешно открыла двери и спросила: «О внучек, как же ты вернулся ко мне, разве не бросили тебя в море?» Ответствовал Индрапутра: «О бабушка, по милости Всевышнего я вернулся и вновь свиделся с тобой, ибо не было на мне вины».

Индрапутра вошел в дом Ненек Кебаян, искупался в воде с лимонным соком, снял кайн для купания, переоделся и вкусил яств, поданных старухой. Когда же он насытился, молвила Ненек Кебаян: «О внучек, жена раджи Шахиана родила дочь небывалой красоты. Многие царевичи из чужедальних стран явились сюда, дабы посвататься к ней, и поселились в нашем городе. Но через некоторое время царевна тяжко занемогла». И еще добавила Ненек Кебаян: «О внучек, оставайся в доме и никуда не выходи, люди на тебя гневаются».

Покуда Индрапутра слушал речи Ненек Кебаян, до него донеслись крики глашатая, бившего в гонг и восклицавшего: «Всякий, кто сможет исцелить царевну Менгиндру Сери Булан, возьмет ее себе в жены. Такова воля государя!» Услыхав слова глашатая, Индрапутра вышел из дома и спросил, обратясь к нему: «Эй, дядюшка, по какой причине бьешь ты в гонг?» Ответствовал глашатай: «О юноша, ужели неведомо тебе, что наша царевна все еще больна, многие врачи пробовали излечить ее недуг, но их снадобья оказались бессильны». Молвил тогда Индрапутра: «О дядюшка, передай государю, что некий скиталец берется вылечить царевну». Сказал глашатай: «Да будет так, о господин мой». Он воротился к главному везирю и, представ перед ним, передал слова Индрапутры.

Едва услыхав те слова, главный везирь не мешкая послал четырех слуг за Индрапутрой, и вместе с глашатаем их стало пятеро. Они отправились к Индрапутре и, придя к нему, сказали: «О господин, тебя призывает главный везирь». Индрапутра последовал за слугами в дом главного везиря, и все, кто встречался на дороге, дивились красоте юноши.

Когда Индрапутра пришел к главному везирю, тот поспешно спустился, дабы встретить его, обнял и расцеловал. Индрапутра почтительно склонился перед вельможей, тот же молвил, обратясь к нему: «О сын мой, разве тебя не бросили в море, как же смог ты ныне явиться предо мной?» Ответствовал Индрапутра: «О господин мой главный везирь, по милости Всевышнего я спасся, ибо не было на мне вины». Спросил главный везирь: «Правда ли, что ты можешь исцелить царевну?» Ответствовал Индрапутра: «Ежели поможет Всевышний, я ее вылечу».

Главный везирь привел царевича к радже Шахиану, и, увидав юношу с главным везирем, владыка вселенной улыбнулся, похлопал Индрапутру по спине, после же велел обоим садиться. Почтительно склонившись перед государем, молвил главный везирь: «О господин мой, владыка вселенной, Индрапутра может исцелить царевну».

Спросил раджа Шахиан: «Правда ли, что бросили тебя в море?» Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «Воистину так, о господин мой, но мне помог Всевышний, ибо нет на мне вины». Молвил государь: «О Индрапутра, исцели мою дочь, и я отдам ее тебе в жены. Ведь, еще посылая тебя к Берме Сакти, я поклялся в том». Ответствовал Индрапутра: «Да будет так, о господин мой, владыка вселенной».

Государь поднялся с трона и, взяв Индрапутру за руку, ввел его во дворец и проводил в покои царевны. Отдернув семислойную завесу, он вступил за нее вместе с Индрапутрой и увидал, что дочь открыла глаза. Весьма обрадовались тому государь, государыня и все нянюшки и служанки Менгиндры Сери Булан. Индрапутра же, узрев, как тяжко занемогла царевна, стал горько плакать. После же он достал чудесный шелк сутра пури, и раджа Шахиан увидал, что небывало нежна та ткань, переливчатая, будто роса. Спросил раджа: «О сын мой, где ты добыл эту ткань?» Индрапутра поведал государю обо всем, что с ним произошло в морской пучине, и владыка весьма подивился его рассказу. А Индрапутра в это время укрыл Менгиндру Сери Булан волшебной тканью, окропил царевну водой, снял ткань, еще раз окропил царевну и она исцелилась.

Воскликнул тогда владыка вселенной: «О сын мой Индрапутра, я жалую тебе превосходные одежды!» Он даровал Индрапутре одеяния, расшитые золотом, и повелел проводить его в дом главного везиря.

Завистливые везири, бросившие Индрапутру в море, немало дивились, видя юношу живым, и злобствовали, пребывая в великом огорчении.

На следующий день послал государь слугу с четырьмя придворными девушками, дабы они позвали Индрапутру во дворец. Слуги привели его в опочивальню Менгиндры Сери Булан, и Индрапутра взял там свою ткань.

После исцеления сияние, исходившее от царевны, стало еще ярче. Она охотно вкушала яства и шутила со служанками, чем радовала государыню. А раджа Шахиан повелел музыкантам играть в знак великого ликования. Между тем призвал к себе государь главного везиря, царевичей и вельмож и бодрствовал с ними три дня и три ночи. На четвертый же день служанки искупали царевну и подали собравшимся в зале гостям всевозможные яства. И вкушали от тех яств Индрапутра, везири, витязи и воины. Царевичи же, сватавшиеся к Менгиндре Сери Булан, устремив взоры на Индрапутру, говорили друг другу: «Вот кто исцелил царевну».

Когда трапеза подошла к концу, государь роздал милостыню нищенствующим дервишам и молвил, обратясь к главному везирю: «О главный везирь, хорошенько присматривай за моей дочерью, ибо через десять дней я выдам ее замуж за Индрапутру». Услыхав те слова, в великой печали удалились царевичи, а следом за ними отправились по домам и все вельможи государя.

Что же до завистливых везирей, то вновь собрались они вместе и искали способ, как коварством извести Индрапутру. И сказал один из них: «Надо потолковать с женихами Менгиндры Сери Булан и так сказать им: «Мы весьма огорчены, видя, сколь долго вы дожидались царевны, ныне же она досталась другому. Вот мы и явились к вам держать совет». И отправились они к царевичам и, придя к ним, сказали: «О господа, мы весьма огорчены, видя, сколь долго вы дожидались царевны, ныне же она досталась другому. Вот мы и явились к вам держать совет. Юношу, исцелившего царевну, вы должны как следует вознаградить, и это вознаграждение мы отнесем владыке вселенной».

Услыхав слова везирей, царевичи весьма возрадовались, и каждый из них наполнил поднос золотом. Везири же явились к радже Шахиану и подали ему те подносы, говоря: «О господин наш, владыка вселенной, не оттого, что не лежат к Индрапутре наши сердца, а оттого, что не подобает государю брать в зятья внука цветочницы, даем мы тебе сей совет. Если Индрапутра попросит царевну в жены, пусть государь откупится от него золотом, сколько бы тот ни пожелал. Вот что надлежит свершить, по разумению могущественных царевичей, сватающихся к царственной дочери владыки вселенной».

Услыхав речи везирей, спросил раджа Шахиан: «Как же мне поступить, ведь я дал слово Индрапутре?» Почтительно склонившись, ответствовали везири: «О господин наш, владыка вселенной, измыслили мы такую уловку — пусть господин скажет, что его дочь хочет поразвлечься на острове Пеленггам Джая. Приехав туда, царевна выпустит попугая — свою забаву, а мы скажем, что тот, кто сумеет поймать попугая, станет мужем Менгиндры Сери Булан. Такова будет наша хитрость, о владыка вселенной». Раджа Шахиан согласился с завистниками-везирями, и, исполненные радостью, разошлись они по домам.

Как-то раз, восседая в окружении царевичей, везирей, витязей и воинов, государь молвил, обратясь к придворным: «О господа, собирайтесь в дорогу. Когда взойдет новая луна, я отправлюсь с дочерью на остров Пеленггам Джая, ибо в пору ее болезни дал я такой обет». Услыхав повеление владыки, царевичи воротились в свои дома, собрались в путь, дабы сопровождать государя, и каждый из них принялся строить корабль. А обитатели той страны, что ни день отправляясь взглянуть на работу, спрашивали друг у друга: «Как же сумеет Индрапутра построить корабль или барку, ведь он один и нет у него помощников».

По прошествии двадцати дней, когда труды царевичей близились к завершению, молвил главный везирь, обратясь к Индрапутре: «О сын мой Индрапутра, не пора ли и тебе построить барку, ведь корабли царевичей скоро будут готовы!» Спросил Индрапутра: «О дядюшка, нет ли поблизости уединенного места?» Ответствовал главный везирь: «Такое место есть неподалеку от моего квартала».

И отправился Индрапутра в то место, воззвал к талисману, и тотчас же перед ним явились джинны, пери и небожители-дэвы. Они построили Индрапутре обширную восьмиугольную барку с бортами из зеленого стекла, на барку поставили трон из чистого  золота, обнесенный восьмиугольным ограждением, чья первая стена была из белого стекла, вторая — из стекла синего, третья — из красного, четвертая — из желтого, пятая — из пурпурного, шестая — из зеленого, седьмая — из отборных алмазов, а красоту восьмой и вовсе нельзя описать.

Те стены изукрашены были самоцветами и отборным жемчугом, а в каждом из восьми углов ограждения висели волшебные камни. Перед троном джинны, пери и небожители возвели трехъярусное возвышение для придворных, которым надлежало предстоять перед царевной, один из его ярусов был из золота, другой — из серебра, третий — из драгоценного сплава меди и золота. Стены возвышения были из красного камня, ножки — из бирюзы: навершие его украшали дивный самоцвет и жемчужные нити.

Посреди барки устроили пруд. Песок на берегу его был из мельчайших золотых крупиц, галька — из драгоценных камней девяти родов, а ил — из мускуса. Не травы стлались у пруда, но побеги шафрана, в пруд вливались неизъяснимо сладостные воды, в которых водились всевозможные моллюски и устрицы. Из пруда же вытекали прозрачные струи, и сквозь них проглядывали раковины подводных тварей, изваянные из прекраснейших жемчужин, многоразличных по виду и по величине.

Устроив все как подобает, помощники Индрапутры разбили в барке дивный сад, обнесли его оградой из драгоценного сплава, а ворота сделали из чистого золота. Сад украшали золотые вазы, в одних произрастали цветы серигадинга и чемпаки, в других — всевозможные чудесные растения и душистые паканы небывалой красоты. Были в саду бассейны с берегами из серебра и драгоценного сплава, их наполняли воды, подобные розовой воде. Посреди одного из бассейнов возвели беседку на золотых опорах со стенами из зеркального стекла, с алмазной кровлей и шпилем, на вершине которого висел волшебный камень.

Мачту в барке сделали наподобие золотой цепи, близ нее поставили мраморное дерево с листьями из белого и желтого стекла, в ветвях поместили двух попугаев, изваянных с небывалым искусством, на носу же судна установили скамью, усыпанную самоцветами, дабы Индрапутра мог восседать на ней.

Когда джинны, пери и небожители завершили работу свою, Индрапутра повелел им вновь войти в талисман, и они тотчас повиновались.

По прошествии десяти дней, когда наступило благоприятное время и сулящий удачу час, сказал раджа Шахиан, обратясь к везирям: «О везири, все ли готово к отплытию на остров Пеленггам Джая? Если готово, то завтра же я отправлюсь туда с моей дочерью». Почтительно склонившись, ответствовали везири: «О господин наш, владыка вселенной, мы запасли все, что необходимо для прогулки царственной дочери повелителя». Тогда раджа обратился к царевичам и молвил: «Доставьте сюда корабли ваши!»

На следующий день отправились царевичи на своих кораблях ко дворцу Менгиндры Сери Булан, и собрались все жители той страны, дабы взглянуть на творения их рук. Следом за царевичами отплыл и Индрапутра. Взиравшие на многочисленные суда царских сыновей люди говорили: «Все ли уже собрались?» И весьма дивились, спрашивая друг у друга: «Увидим ли мы корабль Индрапутры?» И восклицали: «Разве сможет он один построить корабль?»

Вскоре показалась барка Индрапутры. Она скользила по водам под громкие звуки оркестра с великой легкостью и проворством, сияя подобно дневному светилу. Молвил тогда владыка вселенной: «О дети мои, отплывайте не мешкая, ибо взошло уже солнце». Едва раджа отдал приказ, как прибежал к нему приближенный слуга и сказал с почтительным поклоном: «О господин мой, владыка вселенной, не солнце сияет вдали, но барка Индрапутры!» Все побежали к барке Индрапутры, дабы посмотреть на нее, и восхищались той баркой, словно невиданным чудом, ибо была она несравненной работы. Далее владыка вселенной весьма дивился, лицезрея барку. Говорили меж собой люди: «Что это за барка дивной красоты, никогда прежде мы не видели ничего подобного». Ответствовали другие: «Воистину справедливы слова ваши».

А теперь расскажем о царевне. Она вышла из дворца в сопровождении жен подвластных раджей, жены главного везиря и жен витязей, и, придя к причалу, увидала среди множества кораблей, бросивших там якорь, прекрасную барку, распространявшую вокруг яркое сияние. Спросила Менгиндра Сери Булан, обратясь к нянюшкам и служанкам: «Чья это барка столь превосходной работы?» Почтительно склонившись, те ответствовали: «О госпожа, это барка Индрапутры». Молвила царевна: «На этой барке мы и отправимся в путь».

Царевна воссела на трон, поставленный на палубе барки, на первой ступени трехъярусного возвышения разместились жены везирей, на второй — жены вельмож. Над троном раскрыли четыре зонта, изукрашенных жемчугом, и пред лицом Менгиндры Сери Булан заняли свои места дочери раджей и дворцовые девушки. На носу же барки возвышался зонт с бахромой из жемчужных нитей, в которой на разные лады позвякивали колокольчики.

Между тем заиграли оркестры, и, взойдя на корабли, отплыли к острову женихи царевны, тая в сердце обиду на Индрапутру.

Одна только барка Индрапутры оставалась недвижимой, и, видя это, главный везирь молвил с почтительным поклоном: «О господин мой, владыка вселенной, барка, на которую взошла царевна, стоит на месте». Услыхав это, государь весьма подивился, а один из его везирей сказал: «О господин мой, владыка вселенной, верно, оттого не отплывает барка, что Индрапутра еще не взошел на нее». Повелел тогда раджа Шахиан: «Пусть взойдет Индрапутра на барку». И как только ступил Индрапутра на палубу, тотчас же повернулось колесо, движущее весла, весла сами собой принялись грести, и барка стремительно понеслась вперед.

Волны плескались, ударяя о борта,громко играл оркестр, непрестанно перекликались люди, и звон колокольчиков на шпиле, возвышавшемся над баркой, был подобен сладостному пению грустящего бамбука. А зонты из павлиньих перьев кружились, и в бахроме их тоже позвякивали колокольчики.

В это время с дерева вспорхнули попугаи, один из них опустился на золотую шкатулку, наполненную нардом, другой — на ларец, в котором хранился мускус. Попугаи взмахнули крыльями, обрызгали теми благовониями всех, кто предстоял перед троном царевны, и вокруг разнесся дивный аромат.

Царевна взглянула на стену из красного стекла — и одеяния ее окрасились в красный цвет, она повернулась к белому стеклу — и одежда ее стала белой. Царевна обратилась в сторону синего стекла, заговорив с женами вельмож, — и ее залил синий свет; обернулась к желтому стеклу, перекинувшись несколькими словами с нянюшками, — и засветилась желтым светом, а когда склонилась, дабы завести беседу с дворцовыми девушками, сидевшими у стены из пурпурного стекла, — озарилась пурпурным сиянием. И весьма дивились люди из свиты царевны мудрости и умению Индрапутры.

После слетел к ним попугай и принялся рассказывать всевозможные истории, и распевать несказанно прекрасные шаиры, пантуны и селоки, и возносить звонкоголосые хвалы. Улыбнувшись, царевна молвила: «Эта птица — истинное чудо». А служанки весело смеялись, глядя на попугая, искусного в пении шаиров и пантунов.

По прошествии недолгого времени корабли и барки царевичей приблизились к острову Пеленггам Джая. Воззвал тогда Индрапутра к талисману, и на море низвергся ураган, загремел гром, засверкали молнии и высоко вздыбились волны. У одних кораблей обрушились мачты, у других были проломаны борта, у третьих изломались рули, четвертые же пошли ко дну. Буря разметала корабли царевичей, зато лодки, сопровождавшие Менгиндру Сери Булан, остались невредимы. Вскоре ураган стих, повеял легкий ветерок, и в чудесном саду раскрылись цветы, чей аромат донесся до свиты царевны, и вновь люди подивились мудрости Индрапутры.

Между тем лодки пристали к острову, придворные высадились на сушу, сошел на берег и Индрапутра. Почтительно склонившись, молвили нянюшки и служанки царевны: «О госпожа, не осмотреть ли нам барку Индрапутры?» Услыхав эти слова, царевна спустилась с трона и направилась со служанками к пруду. И узрели они, что вода в пруде на редкость прозрачна, и, утолив жажду, стали прогуливаться по берегу и собирать цветы.

Тогда поднялся из глубины благоуханный желтый лотос, царевна сорвала его и подивилась красоте цветка. Следом за желтым на поверхность всплыл лотос пурпурного цвета, и, увидев его, воскликнули служанки: «О госпожа, какой прекрасный цветок!» Царевна сорвала лотос и, остановившись на мгновенье, украсила им волосы, лотос же тотчас превратился в розовую воду.

Немало дивных цветов собрала Менгиндра Сери Булан, и одни из них превращались в благоуханный мускус, другие — в шафран, и, дивясь, подумала про себя царевна: «Должно быть, Индрапутра — сын могущественного раджи».

Царевна пошла по берегу пруда и увидала, что моллюски и устрицы, обитавшие в нем, сделаны из драгоценных камней девяти родов, и каждая рыба, всплывающая на поверхность, напевает такой пантун:

На горных кручах немало зверья, Впорхнул мотылек в сосуд золотой;[47] Немало красавиц видела я, Но ни одна не сравнится с тобой.

Царевна улыбнулась, услыхав тот пантун, а ее служанки громко рассмеялись. Воскликнула Менгиндра Сери Булан: «До чего же прекрасны рыбы в этом пруду!»

Едва царевна промолвила те слова, как из глубины показалась рыбка-тембаконг и, резвясь, пропела такой пантун:

Изжарю я мясо того зверья, Опутала бабочку тонкая нить; Немало красавцев видела я, Но с Индрапутрой их не сравнить.

Пропев его, рыбка вновь исчезла. Молвила Менгиндра Сери Булан: «О нянюшки, воистину мудр и обходителен Индрапутра».

Явилась тогда перед царевной другая рыбка и сказала, обратясь к ней: «О царевна, знай, что Индрапутра — сын могущественного раджи», — сказав же так — уплыла. Весьма возрадовалась Менгиндра Сери Булан, услыхав речи рыбки, а служанки ее гром ко засмеялись, говоря друг другу: «Воистину сын могущественного раджи этот Индрапутра!»

Царевна отправилась дальше и вместе с девушками любовалась волнами пруда, игравшими и искрившимися с небывалой красотой, и берега пруда были из золота, а галька —из жемчуга. Множество диковин, различных по виду и цвету, узрела Менгиндра Сери Булан на берегах пруда, чьи воды были подобны розовой воде. Когда же повеял легкий ветерок, водная гладь всколыхнулась, с деревьев с криками слетели птицы и невыразимо прекрасно затрубил оленек. И, остановившись, долго внимала царевна тем дивным звукам.

Между тем спросил раджа Шахиан, обратясь к служанкам царевны: «Отчего дочь моя не сходит на берег?» Почтительно склонившись, ответствовали служанки: «О господин наш, владыка вселенной, твоя царственная дочь любуется всевозможными диковинами, обретающимися на барке Индрапутры. Они до того прекрасны, что царевна замешкалась и не идет на остров».

Погуляв у пруда, царевна вошла в дивный сад и увидала, что его украшают вазы с цветами и бассейн, посреди которого поставлена беседка на золотых опорах. И поднялась царевна с девушками, нянюшками и служанками в беседку, а когда повеял легкий ветерок, зашелестели листья на деревьях и, касаясь друг друга, звенели подобно оркестру. Когда же Менгиндра Сери Булан насладилась лицезрением тех чудес и восславила Индрапутру, на барку поднялся государь, владыка вселенной, и тоже не мог налюбоваться диковинами царевича и весьма им дивился.

Спросил государь: «Как мог Индрапутра создать все эти диковины и где мог он их видеть, дабы подражать увиденному?» Ответствовал главный везирь: «Этот Индрапутра, по моему разумению, человек не обычный». Молвил раджа Шахиан: «Воистину справедливы твои слова!»

Осмотрев чудеса на барке Индрапутры, государь воротился на остров, взоры всех везирей обратились к нему, он сразу понял значение их взглядов и тихонько молвил служанкам: «Выпустите из клетки попугая, забаву вашей госпожи, и скажите так: «Тот, кто поймает любимого попугая царевны, станет ее мужем».

Служанки выпустили попугая и принялись кричать: «О господа, ловите попугая, развейте печаль царевны. Кто изловит птицу, возьмет царевну в жены».

Индрапутра улыбнулся, услыхав слова служанок, а попугай сел на индийскую смоковницу, росшую посреди острова. Приметив птицу, царевичи полезли на дерево, дабы ее поймать, но одни порвали кайны, у других лопнули шальвары, у третьих изорвались тюрбаны, а четвертые, не в силах взобраться на смоковницу, попадали наземь. Попугай же перелетел на другую ветку, уселся там, и никто не мог до него добраться. Царевичи в растерянности взирали на птицу, перелетавшую с ветки на ветку и не дававшуюся руки. Глядя на попугая, придворные стали смеяться, вместе ними рассмеялась и царевна, Индрапутра же улыбался, взирая на тщетные старания царевичей.

После он неприметно натянул лук и пустил в поднебесье чудесную стрелу, которая вмиг превратилась в тучу саранчи. Царевичи в страхе попрыгали со смоковницы вниз, и одни расшибли себе подбородки, другие набили шишки на лбу, третьи от ушибов покрылись синяками, и каждый из царевичей растирал ушибленное место.

Все придворные потешались над ними, служанки царевны хохотали до слез, ударяя себя руками в грудь, Индрапутра же только улыбался. Взошли тогда царевичи на свои корабли и, посрамленные, возвратились в город раджи Шахиана.

Тогда Индрапутра не спеша приблизился к смоковнице, протянул руку к попугаю, и попугай, слетев с ветки, уселся на его ладонь. Раджа Шахиан и придворные весьма подивились, узрев, что птица, будто ручная, пошла к Индрапутре. А Индрапутра отдал попугая служанкам, и те снесли его Менгиндре Сери Булан, которая с великой радостью приняла любимую птицу. И попугай, расправив крылья, пропел такой пантун:

Слонов немало на поле бранном, Опутала бабочку тонкая нить; Немало царевичей в разных странах, Но с Индрапутрой их не сравнить.

Улыбнулась царевна, услыхав слова попугая, и молвила, обратясь к нянюшкам: «Никогда прежде я не слыхала, чтобы этот попугай распевал пантуны». Ответствовали нянюшки: «Воистину справедливы слова госпожи!» После птица уселась на плечо одной из служанок и пропела такой пантун:

С купанья Данг Сакти домой воротилась, Опутала бабочку тонкая нить; Сколько птенцов у меня б ни родилось, Все ж с Индрапутрою их не сравнить.

Услыхав слова попугая, сказали служанки: «Где эта птица научилась столь превосходным шуткам?» Царевна улыбнулась, а девушки, смеясь, говорили: «Весьма искусен в острословии сей попугай».

В это время приблизился главный везирь к государю и, почтительно склонившись, молвил: «О господин мой, владыка вселенной, не лучше ли тебе воротиться в свой город, ибо остался он без надзора». Ответствовал государь: «Если так, собери моих лю дей, и мы отправимся в обратный путь». Раджа Шахиан повелел царевне подняться на барку, и служанки передали госпоже повеление владыки. Молвила Менгиндра Сери Булан: «Разве не приказала я подать угощение? Снесите же их отцу!»

Когда служанки поставили перед государем всевозможные яства, воссели за трапезу везири и витязи. Вкусив же от тех яств и потешившись пьянящими напитками, они принялись веселиться.

На следующий день государь повелел своей дочери взойти барку, все, кто был на острове, поднялись на корабли, и раджа Шахиан с войском отправился в обратный путь. Прибыв же в город, придворные разошлись по своим домам.

Между тем царевичи и завистники-везири думали лишь о том, как отомстить Индрапутре. 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, повествующая о том, как умертвили Индрапутру царевичи — женихи Менгиндры Сери Булан, как он вновь ожил и как явились к Индрапутре Дэва Лела Менгерна, Нобат Ром Шах и другие верные ему царевичи 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, будто после возвращения раджи Шахиана с острова Пеленггам Джая собрались на совет завистники-везири и царевичи — женихи Менгиндры Сери Булан, и сказал один из них: «О господа, по моему разумению, нам надлежит пригласить Индрапутру на воинскую потеху, когда же он явится — умертвить». Ответствовали царевич «Да будет так!»

На следующий день послали они за Индрапутрой четырех слуг, а Индрапутра в то время пребывал в доме главного везиря. Посланцы явились к Индрапутре и молвили с почтительным поклоном: «О господин наш Индрапутра, царевичи приглашают тебя выйти завтра к ним и потешиться битвой на мечах». Улыбнувшись, ответствовал Индрапутра: «Не искушен я в сражении мечах, и если царевичи научат меня, я почту это за великую милость». Выслушав ответ Индрапутры, слуги отправились в oбратный путь.

Когда же государь узнал, что царевичи вызвали Индрапутру на потешный бой, он вышел из дворца, и все обитатели города поспешили в луга, где должны были сойтись царевичи. Слуги разостлали в лугах драгоценные покровы из тончайшей шерсти и бархата и установили зонты царских сыновей. В лугах поднялся небывалый шум, ибо собралось там великое множество людей.

Индрапутра явился не спеша и предстал перед государем, а царевичи в это время сражались друг с другом. Молвил раджа Шахиан: «О сын мой Индрапутра, выйди на бой и дай мне узреть твое умение». Индрапутра почтительно склонился, после обнажил меч и, пришпорив коня, выехал на ристалище. С небывалым искусством, поигрывая мечом, он принялся гарцевать, подобный павлину, распустившему хвост на золотом подносе. И с восхищением взирали на него государь и все, кто собрались в лугах. Царевичи же испросили соизволения раджи выйти на поединок с Индрапутрой, а сами замыслили его убить.

Когда они вышли на поле боя, из меча Индрапутры вырвался столб дыма, и юноша принялся вращать тем мечом, так что царевичей ослепил его блеск, и сколько раз ни устремлялись они на Индрапутру, не могли даже коснуться его своим оружием. Индрапутра же одной рукоятью меча выбил царевичей из седел и поверг наземь.

И воротился государь с витязями во дворец, и все восславили 1ндрапутру, а царевичи ушли посрамленными. Едва закончилась воинская потеха, Индрапутра отправился домой вместе с главным везирем.

Сказал тогда один из царевичей: «Давайте подстережем Индрапутру на безлюдной дороге и убьем». Ответствовали другие: «Дабудет так!»

И вот однажды, когда Индрапутра шел к Ненек Кебаян, десятеро царевичей напали на него и убили, похитили его волшебный талисман и быстро вернулись домой. Тогда вышли из ларца жены Индрапутры, переоделись в мужские одежды и, взяв талисман Беди Захир, коснулись им тела Индрапутры. В тот же миг Индрапyrpa ожил.

Мало-помалу он пришел в себя, подивился и молвил, обратясь к женам: «О царевны, не был ли я мертв?» Ответствовали царевны: «О старший брат наш, ты был убит царевичами».

Поднял тогда Индрапутра талисман Беди Захир и, взяв за руки своих жен, не мешкая отправился к радже Шахиану. Явившись во дворец, он почтительно склонился перед владыкой вселенной и молвил: «О господин мой, безвинно умертвили меня десятеро царевичей, и мои жены могут о том свидетельствовать». Государь взглянул на трех невыразимо прекрасных женщин и спросил: «Правда ли, что Индрапутру убили десятеро царевичей?» Ответствовали царевны: «Воистину так, о господин наш, доказательство же тому — волшебный талисман, который царевичи похитили, развязав поясной платок Индрапутры».

Раджа повелел призвать царевичей и, когда они явились, спросил: «Правда ли, что вы убили Индрапутру?» Ответствовали царевичи: «О господин наш, владыка вселенной, если бы мы убили Индрапутру, разве ожил бы он?» Сказали жены Индрапутры: «Воистину, о господин наш, они убили его, мы сами видели сие злодеяние. Доказательство же тому — волшебный ларец с талисманом, который они похитили из поясного платка Индрапутры». Царевичам нечего было более сказать, государь же молвил: «Если это правда, немедля верните Индрапутре ларец». Посрамленные царевичи достали ларец и подали его радже Шахиану. Тот принял его и протянул Индрапутре.

Почтительно склонившись, спросил тогда главный везирь: «О господин мой, каково наказание тому, кто убьет безвинного?» Ответствовал государь: «Наложи на них любую кару, достойную их прегрешения». Молвил главный везирь, обратясь к Индрапутре: «О Индрапутра, назначь цену этому талисману». Ответствовал Индрапутра: «Нет никакой надобности оценивать его, пусть лучше положат на одну чашу весов этот талисман, а на другую — имущество царевичей». Почтительно склонившись, сказали царевичи: «Да будет так!»

И вот на одну чашу весов положили уборы, украшавшие царевичей, и их одеяния, на другую же — талисман, и чаша с талисманом, всем на удивление, перетянула. После молвил Индрапутра: «О господин мой, не наказывай царевичей, отпусти их, и ты совершишь достойное дело». Раджа так и сделал, и раздосадованные царевичи отправились в обратный путь, государь возвратился в свои покои, а придворные разошлись по домам.

Между тем наступила ночь, Индрапутра воззвал к талисману, и перед ним явились прекрасный дворец, сад и балей, в котором тешились и веселились джинны, пери и небожители-дэвы. Индрапутра воссел во дворце, стал шутить и забавляться со своими женами и вкушать всевозможные яства, сласти и напитки. Звуки оркестра донеслись до слуха царевичей, но они подумали, что это играют в городе.

Когда же услыхала громкую музыку царевна Менгиндра Сери Булан, она молвила, обратясь к нянюшкам: «Эй, нянюшки, где играет музыка?» Почтительно склонившись, ответствовали нянюшки: «Нам это неведомо, о госпожа». Повелела тогда царевна одной из служанок пойти и разузнать, откуда доносятся звуки. Служанка отправилась в путь, прошла через многие кварталы и среди прочих заглянула в квартал главного везиря. Там она увидала балей, просторный и длинный, в балее громко звучал оркестр, и юные музыканты, зачарованные музыкой, наигрывали на ребабах, лютнях, флейтах и свирелях, а иные из них напевали несказанно прекрасные шаиры. Во дворце же служанка узрела Индрапутру, восседавшего с тремя женщинами.

Пораженная красотой музыки и лицезрением различных чудес, посланница царевны впала в забытье и остановилась, словно завороженная.

Не дождавшись девушки, царевна отправила следом за ней других служанок, те поспешили на поиски и, узрев дворец и сад Индрапутры, сказали друг другу: «Давайте побыстрее возвратимся и поведаем царевне обо всем увиденном».

Служанки воротились во дворец и, представ перед Менгиндрой Сери Булан, молвили: «О госпожа, сад Индрапутры так прекрасен, что мы долго не могли отвести от него глаз».

Услыхав речи служанок, дочь раджи Шахиана исполнилась еще большим волнением и молвила: «Пойдемте поглядим на жен Иидрапутры, каковы они собой». Менгиндра Сери Булан облачилась в мужскую одежду и отправилась в путь, сопровождаемая тремя служанками. По прошествии недолгого времени достигли они сада Индрапутры, и, придя туда, увидала царевна, что служанки ей не солгали, сад и в самом деле был прекрасен. Менгиндра Сери Булан, узрев Индрапутру, который забавлялся и шутил с тремя женщинами, так подумала про себя: «Должно быть, эти женщины и есть жены Индрапутры».

Сказала царевна, обратясь к служанкам: «По моему разумению, сей Индрапутра — сын могущественного раджи, ибо он весьма мудр и учтив». Ответствовали служанки: «Воистину справедливы слова госпожи нашей. Еще же ведомо нам, что не было детей у Ненек Кебаян». Услыхав их слова, царевна поспешила вернуться домой.

Между тем рассвело, и Индрапутра вновь сокрыл в талисмане все чудеса. Царевичи же отправили к Индрапутре четырех слуг, которые пришли в его дом и, почтительно склонившись, молвили: «О господин наш Индрапутра, царевичи зовут тебя потешиться воинской забавой в верховом бою на копьях». Ответствовал Индрапутра: «Не искушен я в сей потехе, но если царевичи желают научить меня, да будет так!» Выслушав Индрапутру, слуги отправились в обратный путь.

Узнав о той воинской потехе, вышел раджа Шахиан из дворца, сопровождаемый витязями и воинами, слуги приготовили ристалище для боя, и под звуки оркестра царевичи выехали на поле битвы, каждый на своем коне. Индрапутра же воззвал к Джангги Гердане и, когда конь предстал перед ним, облачился в воинские доспехи и прибыл на ристалище. Раджа Шахиан весьма подивился, увидав юношу в прекрасных одеяниях, и восхитился его седлом, изукрашенным драгоценными каменьями. А Индрапутра, приблизившись к радже, почтительно его приветствовал.

В ту пору царевичи, собравшиеся на ристалище, гарцевали на конях, являя свое искусство во владении копьем. Молвил государь: «О сын мой Индрапутра, выйди и потешься боем на конях». Индрапутра почтительно склонился и с копьем в руках выехал на поле битвы, подобный павлину, распустившему хвост на золоте подносе. Весьма подивились царевичи и вельможи, узрев его коня и великолепные доспехи. Индрапутра же остановил Джангги Гердану посреди ристалища, и царевичи выехали ему навстречу, замыслив убить юношу.

Поначалу Джангги Гердана стал наскакивать на коней царевичей, после же — взлетел к небесам и поверг наземь и коней и седоков. И вновь опустился чудесный скакун на ристалище, а Индрапутра принялся вращать мечом и копьем так, что в глазах у царевичей потемнело от их яркого блеска. Все стали потешаться над царевичами, громко кричать, и были те крики подобны раскатам грома. После государь, улыбаясь, удалился в свои покои, и все придворные разошлись по домам.

Тогда вновь посовещались между собой царевичи, устроили засаду на безлюдной дороге и, когда по ней проходил Индрапутра, напали на него сзади и поразили мечами. Один из царевичей взял поясной платок юноши, в котором хранился талисман, и опоясался им. После царевичи возвратились домой.

В это время вышли из ларца жены Индрапутры и, облачившись в мужские одежды, отправились его искать. Они нашли иссеченное тело своего супруга и не мешкая поспешили к радже Шахиану. Положив мертвого Индрапутру перед государем, женщины, почтительно склонившись, молвили: «О господин наш, владыка вселенной, нет больше Индрапутры, безвинно погиб он от руки убийц-царевичей».

Раджа Шахиан подивился, увидав тело Индрапутры, и, хлопнув себя по бедрам, воскликнул: «О горе, безгранична скорбь моя об Индрапутре!» Раджа тотчас повелел привести царевичей, и, явившись, молвили они: «О господин наш, владыка вселенной, мы убили Индрапутру за то, что он посрамил нас перед всем народом». Покуда царевичи говорили, жены Индрапутры, переодетые юношами, обратили на них свои взоры и, придя в великую ярость от тех слов, засучили рукава и молвили: «О господин наш, владыка вселенной, если ты не покараешь убийц, мы поступим с ними по собственному разумению».

Раджа Шахиан задумчиво склонил голову, царевичи же воззрились на трех молодых воинов, гадая, юноши это либо же девушки. Молвил один из царевичей: «Если девушки это, отчего вздумалось им облачиться в мужские одежды?»

Поразмыслив недолго, раджа Шахиан обратился к передетым в мужское платье женщинам и сказал: «О юноши! Сие дело мы завтра обсудим». Сказав так, государь вернулся во внутрение покои дворца, все время вспоминая загадочных юношей.

А юноши подняли бездыханного Индрапутру и в великой печали отправились в обратный путь, царевичи же последовали за ними. Молвили юноши, обратясь к главному везирю: «О господин наш, понеси покуда ты тело Индрапутры, а мы отлучимся по нужде». Когда юноши отошли, царевичи стали следить за ними и увидели, что они сняли с себя баджу и все мужские одеяния, распустили волосы и вошли в квартал главного везиря. Сказали тогда царевичи один другому: «Мы и прежде замечали, что подобно женскому обхождение сих юношей, ныне же воочию убедились, что это не юноши, а переодетые женщины». Царевичи весьма подивились и разошлись по домам.

В ту пору мертвого Индрапутру принесли в дом главного везиря, царевны унесли его за завесу, прикоснулись к телу талисманом Беди Захир, и с помощью Всевышнего ожил Индрапутра. Когда же стемнело, он воззвал к своему талисману, и, как и в прежнюю ночь, перед ним явился дворец, превосходный балей, всевозможные диковины и оркестр.

Когда звуки оркестра донеслись до слуха Менгиндры Сери Булан, она молвила, обратясь к служанкам: «О нянюшки, не оркестр ли это Индрапутры?» Ответствовали служанки: «О госпожа, Индрапутру убили царевичи, как же мог он ожить?» Объятая великой печалью, царевна заплакала, но девушки сказали ей с почтительным поклоном: «Не плачь, о госпожа, мы нынче же разузнаем, что это за музыка доносится до нас».

Сказавши так, служанки отправились в путь и увидали Индрапутру, тешащегося с тремя юными женами небывалой красоты. Не мешкая девушки прибежали к царевне, говоря: «О госпожа, Индрапутра жив, мы только что видели, как он предается веселью с тремя красавицами». Молвила царевна, обратясь к служанкам: «Пойдемте взглянем на них».

Когда служанки подходили к балею Индрапутры, их приметил Дикар Агус и тотчас донес о том царевичу. По прошествии недолгого времени ко дворцу явилась Менгиндра Сери Булан, переодетая в мужское платье, и, едва увидев царевну, Индрапутра схватил ее за руку и молвил, улыбнувшись: «Наконец-то я поймал сего вора!» Менгиндра Сери Булан тоже улыбнулась и молвила: «Должно быть, ты воистину неустрашим, если осмеливаешься хватать людей за руки». После царевна отвернулась от Индрапутры и, искоса глянув на него, пропела такой пантун:

Не страшен Раме морской простор, По дамбе дошел он до дивного луга;[48] Любезен сердцу ты с давних пор, Ныне же мы повстречали друг друга.

Индрапутра улыбнулся, услыхав тот пантун, взял Менгиндру Сери Булан за руку и поднялся с ней во дворец. Царевна же подала тайный знак служанкам, и они тотчас последовали за ней. Когда вошли они во дворец, молвил Индрапутра, обратясь к Менгиндре Сери Булан: «Облачись в свое обычное платье». Царевна переоделась и воссела вместе с тремя женами. Узрел тогда Индрапутра, что подобны четырем лепесткам прекрасного цветка четыре юные жены,[49] но всех превосходит изяществом и сладостным обхождением Менгиндра Сери Булан.

Между тем слуги подали всевозможные угощения, и молвила Джамджам Дэви Гемала Ратна, обратясь к Менгиндре Сери Булан: «Отведай, царевна, сих яств и не прогневайся, если они покажутся тебе недостойными». Женщины принялись за трапезу, и жены Индрапутры стали рассказывать о том, что произошло с их супругом, от начала и до конца, еще с того времени, как его унес в поднебесье золотой павлин. Услыхав о мудрости Индрапутры, его превосходном обхождении и о том, что он доводится сыном могущественному государю — махарадже Бикраме Буспе, возрадовалась Менгиндра Сери Булан великой радостью. После того же, как натешились царевны угощениями и пьянящими напитками, они умастились благовонными притираниями.

Когда рассвело, Менгиндра Сери Булан простилась с Индрапутрой и царевнами, и молвила Джамджам Деви Гемала Ратна, обратясь к ней: «О сестрица, не печалься, ибо старший брат наш происходит из рода могущественных раджей. К тому же он несравненно мудр и не знает себе равных в нынешние лета». Услыхав те слова, царевна улыбнулась и отправилась в обратный путь. Индрапутра же спрятал в талисман сад и дворец, а жены вновь сокрылись в жемчужном ларце.

Наутро раджа Шахиан воссел в зале для приемов в окружении везирей и витязей и весьма подивился, узрев Индрапутру живым и невредимым. Молвил раджа: «О сын мой Индрапутра, как надлежит поступить с царевичами, безвинно убившими тебя?» Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «О господин мой, я вновь вернулся к жизни, так что не надо их наказывать, пусть возвратят лишь ларец с талисманом, похищеный у меня».

Раджа Шахиан тотчас повелел призвать царевичей. Когда царевичи увидели Индрапутру, лица их покрыла смертельная бледность, он же лишь улыбнулся. Молвил государь: «О дети мои, отдайте Индрапутре ларец с талисманом». И подали царевичи, Индрапутре ларец. После к радже Шахиану приблизился главный везирь и спросил с почтительным поклоном: «О господин мой, владыка вселенной, каково наказание тому, кто безвинно лишил человека жизни?» Ответствовал государь: «Я согласен на любую кару, коей предадут сих злонравных царевичей». Сказав так, раджа Шахиан вернулся в свои покои, Индрапутра отправился в дом главного везиря, а царевичи удалились посрамленными, и объяла их великая печаль.

На следующий день царевичи сказали друг другу: «Давайте позовем Индрапутру на лучную потеху и убьем его». Они отправили к Индрапутре слугу, и тот молвил: «О господин мой Индрапутра, царевичи зовут тебя помериться силами в стрельбе из лука». Ответствовал Индрапутра: «Не искушен я в лучном бое, но если царевичи желают поучить меня, да будет так!»

Узнав о лучной потехе, раджа Шахиан вышел в зал для приемов, сопровождаемый витязями и воинами, слуги приготовили ристалище, и явились туда царевичи и Индрапутра. Громко забили барабаны, и царевичи принялись метать друг в друга стрелы. Индрапутра же вышел на поле битвы, говоря: «Ныне попытаюсь я поразить царевичей из лука». Он выпустил стрелу, произнес заклинание, и стрелы царевичей словно бы приклеились к их лукам. Сколько ни старались царевичи, они не могли справиться со своим оружием и до тех пор натягивали луки, покуда тетивы не полопались и не распрямились луки, поразив царевичей в шеи, такчто из ушей и глаз их полилась кровь. Все, кто был на ристалище, громко рассмеялись, и вместе с другими смеялся Индрапутра.

После Индрапутра выпустил вторую стрелу, с небес низверглась ужасающая буря, и царевичи весьма тому подивились. Когда ураган утих, Индрапутра метнул третью стрелу с древком, подобным цепи, и сковала стрела-цепь всех царевичей. Увидав это, государь улыбнулся и удалился в свои покои. Царевичи же стенали и плакали, покуда Индрапутра их не освободил.

В ту пору пришли к царевичам завистники-везири и так сказали: «О царевичи, ныне вы претерпели жестокое унижение. Давайте же соберемся все вместе и убьем Индрапутру, изрубим его на мелкие части и обратим во прах». Ответствовали царевичи: «Да будет так!»

Они подстерегли Индрапутру на безлюдной дороге, убили и изрубили мечами на мелкие части. Свершив же то злодеяние, в великой радости разошлись по домам.

Не дождавшись супруга, жены Индрапутры облачились в мужские одежды и отправились на поиски, но сколько ни искали, не могли его найти. Сказала Джамджам Деви Гемала Ратна: «Куда же исчез наш супруг? Верно, погиб он во время лучной потехи, а будь с ним стрела, дарованная Дермой Ганггой, он остался бы жив».

Взяли тогда царевны волшебную стрелу, выпустили ту стрелу из лука и повелели ей отыскать Индрапутру, если даже он обращен во прах. Стрела обернулась муравьем и устремилась на поиски Индрапутры, а найдя его тело, рассеченное на мелкие  части, поспешно воротилась к царевнам и поведала им об увиденном.

Сказали жены Индрапутры: «О стрела, указывай дорогу, мы последуем за тобой». Пошли они за стрелой и, узрев останки Индрапутры, вонзили стрелу в землю. Вмиг стрела превратилась в неисчислимое множество муравьев, которые отыскали и собрали воедино все частицы плоти и кожи Индрапутры.

После царевны принесли останки к радже Шахиану и молвили: «О господин наш, владыка вселенной, вот тело Индрапутры, убитого царевичами». Раджа Шахиан весьма подивился случившемуся, а царевны достали талисман отшельника Бермы Сакти, совершили обряд поклонения талисману над телом своего супруга, и по милости Всевышнего ожил Индрапутра. Все, кто был в зале, весьма подивились этому, в городе же поднялся великий переполох.

Между тем государь повелел призвать к себе царевичей, и когда они явились и увидали, что Индрапутра жив, их лица покрыла смертельная бледность. Тогда Индрапутра с главным везирем приблизились к радже Шахиану, и, почтительно склонившись, молвил Индрапутра: «О господин мой, владыка вселенной, возврати царевичам все их имущество и рабов, ибо, исполненный к ним душевной приязнью, я ничего от них не возьму». Раджа Шахиан весьма возрадовался, услыхав слова Индрапутры, и возвратил царевичам все их имущество и рабов. Они же, ликуя, восславили Индрапутру и молвили, обратясь к нему: «О брат наш Индрапутра, неисчислимые мольбы о прощении повергаем мы к твоим стопам». Ответствовал Индрапутра: «О братья мои, не слушайте наветов злокозненных везирей, снедаемых завистью. Не то и в будущем вы подвергнетесь жестокому посрамлению».

Вскоре раджа Шахиан удалился во внутренние покои дворца, а царевичи простились с Индрапутрой и в великой радости разошлись по домам. Только у завистников-везирей осталась неутоленной жажда мщения.

Видя, что никто, даже царевичи, не может превзойти Индрапутру в воинском искусстве, приказал раджа Шахиан позвать к себе главного везиря с женою. И когда они явились и почтительно склонились пред владыкой вселенной, государь усадил их и молвил: «О главный везирь, пусть приготовят все необходимое, дабы мог я выдать дочь мою за Индрапутру. В первый же благоприятный день намерен я начать предсвадебное бдение». Почтительно склонившись, ответствовали главный везирь и его жена: «О господин наш, владыка вселенной, не прекословя, исполним мы любое твое повеление, и когда в благоприятный миг ты начнешь свадебное бдение и заиграет музыка, мы сделаем все, что надлежит».

На следующее утро государь начал предсвадебное бдение. Громко заиграл оркестр, и музыка его зазвучала, словно раскаты грома в небесах. Главный же везирь исполнил все, что надлежало ему по сану.

Повелел тогда Индрапутра Дикару Килату: «О брат мой, ступай призови Дэву Лелу Менгерну, шурина моего — Нобата Ром Шаха, царевичей, с которыми я повстречался у моря Бахр уль-Ашикин, обоих царевичей духов, раджу Пуспу Пандея с его сыном Динаром Пандеем, царевичей из лугов Анта Берахи, Герентара Шаха с Маликом Захабом, шуринов моих Шахрана Дерикаса и Индру Джилани и государя Бахарума Табика. Скажи, что я кланяюсь им и приглашаю на свадьбу». Почтительно поклонившись, Дикар Килат отправился к раджам и царевичам.

В ту пору вновь собрались на совет завистники-везири и сказали друг другу: «Если Индрапутра станет зятем государя, он, несомненно, всех нас казнит, так что лучше всего нам бежать из города этого проклятого раджи». Решив так, везири обсудили свое дело с царевичами и глубокой ночью, взяв жен, детей и имущество и прихватив всех коней, слонов и оружие, бывшее в городе, покинули его пределы.

Когда эта весть дошла до раджи Шахиана, он замолчал, потрясенный, и не мог вымолвить ни слова, после же послал за главным везирем и Индрапутрой. Те не мешкая предстали перед владыкой вселенной, и государь поведал им о вероломстве везирей, и витязей, и царевичей, говоря: «О сын мой, завтра эти изменники, похитившие наше оружие, нападут на нас».

Услыхав те слова, ответствовал Индрапутра с почтительным поклоном: «Укрепи свое сердце, о владыка, с помощью Всевышнего я одолею их». Индрапутра вышел в луга, соседствовавшие со столицей раджи Шахиана, воззвал к Дэве Лангкурбе, совершил обряд поклонения талисману, и тотчас явился перед ним город, защищенный укреплениями, стенами и рвами. В городе же пребывали джинны, небожители-дэвы и пери в полном воинском облачении, со слонами и конями. Громко играла музыка, и каждый из воинов занимал надлежащее место.

Услыхав звуки оркестра, государь молвил, обратясь к главному везирю: «Должно быть, выступили против нас везири и царевичи, иначе не играл бы столь громко оркестр». Тогда предстал перед раджей Шахианом Индрапутра и молвил с почтительным поклоном: «О господин мой, владыка вселенной, соблаговоли пожаловать в город, возведенный неподалеку отсюда. Ныне мы сможем противостоять войску везирей и царевичей».

Дивясь волшебному могуществу Индрапутры, государь простился с царевной и подданными и отправился в новый город. Узрев всевозможные диковины и неисчислимое воинство джин нов, пери и небожителей, сильней прежнего удивился владыка, а с ним дивились и все его люди.

Теперь расскажем о Дикаре Килате, которого Индрапутра послал за Дэвой Лелой Менгерной, Нобатом Ром Шахом и другими верными царевичами. Услыхав зов Индрапутры, они явились под громкие звуки оркестра с высоко поднятыми стягами. Воины с городских стен увидели неисчислимые стяги Дэвы Лелы Менгерны и, прибежав к Индрапутре, донесли ему об этом, и не мешкая взошел Индрапутра на городскую стену, узрел внизу знамена Дэвы Лелы Менгерны и, представ перед раджей Шахианом, молвил: «О господин, не враг подступил к нашему городу, а брат мой — Дэва Лела Менгерна».

Поднялся тогда раджа Шахиан на городскую стену, Индрапутра же вышел навстречу Дэве Леле Менгерне, пожал ему руку, обнял и расцеловал. После ввел его в город, и, представ перед раджей Шахианом, Дэва Лела Менгерна почтительно склонился.

По прошествии недолгого времени вновь зазвучала музыка. Это прибыл Нобат Ром Шах, следом явились царевичи духов, за ними — царевичи, повстречавшиеся Индрапутре у моря Бахр уль-Ашикин, без единого сорок царевичей из лугов Анта Берахи, Пуспа Пандей с сыном своим Динаром Пандеем, Шахран Дерикас с братом Индрой Джилани и раджа Герентар Шах с Маликом Захабом. Последним явился раджа Бахарум Табик, восседавший на белом слоне с черными бивнями, в сопровождении везирей, военачальников и многочисленного войска, выступавшего под громкие звуки оркестра.

Увидав, что явились верные ему царевичи и государи, Индрапутра вышел, дабы торжественно встретить их, с каждым обнялся и расцеловался и привел их к радже Шахиану. И вновь подивился раджа могуществу Индрапутры.

Он воздал многие почести царевичам, усадил их на кресла небывалой красоты, слуги же принесли всевозможные угощения, и вкушали те яства владыки и сыновья раджей из розных блюд. Гости поведали обо всем, что произошло с Индрапутрой, и государь весьма возрадовался, услыхав историю юноши и узнав, что он доводится сыном махарадже Бикраме Буспе. А когда закончилась трапеза, все стали тешиться дивной игрою оркестра.

Что же до вероломных царевичей и везирей, вознамерившихся напасть на раджу Шахиана, то увидали они многочисленных государей, явившихся с поклоном к Индрапутре, устрашились и не вышли на бой, сказав так: «Давайте покинем сию страну, ибо не сулит нам победы битва с раджей Шахианом, она лишь преумножит наше посрамление». И поднялись везири и царевичи на корабли и отплыли, взяв с собою жен, детей и имущество.

Как раз в то самое время, когда раджа Шахиан пировал с гостями, к нему явились слуги и донесли о бегстве везирей и царевичей.Молвил государь, обратясь к Индрапутре: «О сын мой, что думаешь ты о деянии вероломных везирей?» Почтительно склонившись, ответствовал Индрапутра: «О господин мой, владыка Вселенной, по моему разумению, им нигде не укрыться».

Сказав так, Индрапутра низверг на море бурю, ураган и грозу. Загремел гром, засверкали скрещивающиеся молнии, и повелел Индрапутра Дикару Агусу и Дикару Килату отправиться вослед за кораблями. А корабли, застигнутые бурей, не могли далее плыть и лишь кружились на одном месте.

Взлетели тогда к небесам Дикар Агус и Дикар Килат и, носясь над морем, стали взывать к везирям и царевичам, восклицая: «О вероломные царевичи и подлые везири, немедля поворачивайте назад. Разве не изведали вы ныне мощи и силы Индрапутры? Поспешите же умолить господина, дабы он простил ваши прегрешения, и знайте, что все джинны, пери и небожители послушные его слову и многие склоняются перед ним до земли. Во всем свете нет человека могущественнее Индрапутры. Одной стрелой он может истребить все эти суда, вам же его не извести никакими чарами. Итак, если вы тотчас же испросите прощение у Индрапутры, он, без сомнения, пощадит вас, если же явите неповиновение, мы ринемся с небес на корабли и разнесем их в щепы своими палицами!»

Услыхав речи Дикара Агуса и Дикара Килата, вельможи и царевичи быстро повернули назад и явились к главному везирю, дабы он поверг их мольбу о пощаде к стопам Индрапутры и раджи Шахиана. Главный везирь привел всех изменников к Индрапутре и государю, и Индрапутра, узнав о раскаянии везирей и царевичей, простил их и, спустившись с трона, усадил каждого на его место и одарил драгоценными одеждами. Везири и царевичи весьма подивились и подумали про себя: «Воистину сын могущественного раджи сей Индрапутра, и должен быть счастлив государь, взяв его в зятья».

Как только разрешилось дело с везирями и царевичами, государь вернулся в свой город и начал предсвадебное бдение. Индрапутра же остался в новом городе и там под громкие звуки оркестра вместе с верными ему царевичами тоже предался бодрствованию. А Дэва Лела Менгерна, Нобат Ром Шах и иные царевичи отправились к музыкантам поиграть на музыкальных инструментах, после пошли к воинам, сражавшимся на копьях, рубившимся мечами и прикрывавшимся щитами, и насладились воинской забавой, потом приблизились к игрокам, стравливавшим слонов, и всадникам, гарцевавшим на конях, и потешились с ними, вслед на тем вошли к царевичам, игравшим в шахматы, и сели за игру.

И весьма дивились жители города, взирая на небывалые развлечения, которым предавались верные Индрапутре царевичи.

Вскоре государь вновь явился в город Индрапутры и остался там, а жители обоих городов вместе готовились к свадьбе Индрапутры и Менгиндры Сери Булан. По прошествии недолгого времени от начала бдения Дэва Лела Менгерна, Нобат Ром Шах, раджа Пуспа Пандей, Динар Пандей и махараджа Бахарум Табик принялись за постройку свадебных носилок. Носилки построили многоцветные и затейливые, из чистого золота, усыпанного драгоценными каменьями, с краев их ниспадала бахрома из жемчужных нитей, в высоту они имели девять ярусов, венчал же их волшебный талисман. Ограждение носилок украсили отборными алмазами, сапфирами и мрамором, а также золотом, серебром и драгоценным сплавом, носилки же устлали покровами из тончайшей шерсти и бархата и дорогими коврами. И столь великолепен был вид носилок, столь превосходна работа, что невозможно выразить это никакими словами; еще приготовлено было немалое число носилок меньших, таких же прекрасных и богато убранных.

Между тем повелел раджа Шахиан украсить зал для приемов и посыпать пол золотым песком. По прошествии сорока дней и сорока ночей, в некий благоприятный день, Менгиндра Сери Булан надела драгоценные уборы, серьги, ожерелья и жемчужные браслеты, облачилась в переливчатые одеяния, плотно облегающие тело, и красота ее преумножилась, а сияние, исходящее от лица, стало таким ярким, что взор не мог проникнуть сквозь его завесу.

Служанки усадили царевну в верхнем ярусе носилок, позади нее воссели четыре юные дочери главного везиря, державшие в руках золотые веера, усыпанные самоцветами, и сорок знатых девиц в желтых кайнах; сорок царевен поместились по правую руку ее, и сорок — по левую, перед ней же предстали многочисленные вельможи, так что Менгиндра Сери Булан уподобилась полной луне, окруженной звездами.

После украсили слуги Индрапутру всевозможными уборами, сверкающими и переливчатыми, и усадили во втором ярусе свадебных носилок. Впереди Индрапутры воссело четверо царевичей и четверо сыновей везирей с позлащенными веерами в руках, позади же несли стражу четверо юношей, сжимавших обнаженные крисы, чьи рукояти были усыпаны самоцветами.

В остальные ярусы носилок поднялись те, кому надлежало занять там места, Дэва Лела Менгерна и Нобат Ром Шах вскочили на коней, и оглушительно заиграла музыка. Зонтоносцы раскрыли зонты царства, изукрашенные отборным жемчугом, воины подняли высокие древки со знаками власти могущественных раджей, музыканты ударили в большой государев набат и заиграли на всевозможных инструментах: трубах, горнах, барабанах, флейтах, свирелях и гонгах. Под их звуки двинулись в путь свадебные носилки, и Индрапутра, восседавший в них, был подобен солнцу, блистающему на восходе и распространяющему вкруг себя яркое сияние. Что же до Дэвы Лелы Менгерны и Нобата Ром Шаха, то они, пришпорив коней, устремлялись то в одну, то в другую сторону, направляя ход шествия.

Подбросил вверх свою плетку Дэва Лела Менгерна, и с небес низверглись россыпи жемчужин и потоки розовой воды. Все, кто выступал в шествии, с шумом кинулись подбирать те жемчужины и купаться в благовонных струях. Тогда подбросил вверх свою плетку раджа Пуспа Пандей, и с небес дождем посыпались цветы, хлынул ливень из нарда, и вновь, толкаясь и шумя, люди стали собирать те цветы и купаться в струях нарда. Через мгновение подбросили вверх плетки царевичи духов, и с небес спустился затейливый зонт, укрывший своей сенью Индрапутру. И весьма дивились жители страны раджи Шахиана волшебному могуществу тех государей.

Когда приблизился Индрапутра ко дворцу, Дэва Лела Менгерна и Нобат Ром Шах перепрыгнули в свадебные носилки — один с правой стороны, другой — с левой, подхватили Индрапутру под руки и ввели в зал для приемов. Там Индрапутру взял за руки раджа Шахиан и усадил справа от царевны. Молодых окропили розовой водой, подали им блюдо риса, и жены раджей, везирей и вельмож кормили с того блюда жениха и невесту. После ввели их в опочивальню и оставили там, опустив расшитый золотом полог.

Тогда раджа Шахиан усадил царевичей, государей, везирей и витязей, каждого на подобающее место, слуги подали всевозможные угощения, и гости принялись за трапезу. Когда же они насытились, были поданы пьянящие напитки и пущены по кругу чаши, и так три дня и три ночи продолжались пир и веселье.

На четвертый день повелел раджа Шахиан возвести двенадцатиярусную купальню — панчу персаду. Опоры ее были из слоновой кости, а основание и ярусы — из чистого золота. В панче иерсаде разостлали покровы из тончайшей шерсти и бархата, в каждом из ярусов поставили зонты красоты небывалой, усыпанные самоцветами, потолки затянули драгоценными тканями и повесили парчовые завесы, расшитые золотыми нитями.

Дэва Лела Менгерна с Нобатом Ром Шахом изготовили превосходные носилки для шафранового порошка и умащений и принесли всевозможные кувшинчики из золота и драгоценного сплава, в которых хранились притирания. Шафрановый порошок они поместили в чашу, изукрашенную самоцветами, умаще ния — в чашу, усыпанную жемчужинами, и обе чаши поставили на носилки.

Индрапутра вошел в свой паланкин, слуги подняли его, семь раз обнесли вокруг панчи персады, после же ввели Индрапутру внутрь купальни, опустили парчовые завесы и умастили Индрапутру и царевну шафрановым порошком. В ту пору раджа Пуспа Пандей повелел своим обезьянам потешиться боем на копьях, и одни из них принялись награждать своих супротивников тумаками, другие валяли их по земле, и все жители страны Шахиана весьма дивились, взирая на тех обезьян различных родов, лемуров и гиббонов.

Свершив омовение, Индрапутра с царевной переменили мокрые кайны и умастились благовониями. Раджа Шахиан одарил всех царевичей драгоценными одеждами и вернулся с ними дворец, где каждый воссел на подобающее ему место. И вновь слуги подали всевозможные угощения и сласти. Насытившись, гости. принялись за пьянящие напитки, и заходили по кругу и зазвенели чаши, изукрашенные драгоценными каменьями. Раззадорившись, гости стали подниматься из-за столов и тешились всякий свой на лад. И покуда Индрапутра пировал и веселился, жители той страны не вспоминали о своих домах и пребывали в праздности, ибо жаждали узреть все до единого многочисленные развлечения. 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, что, проведя некоторое время после свадьбы в ежедневных и еженощных пирах и забавах с царевичами, Индрапутра вспомнил о своих родителях. И вот однажды, представ перед раджей Шахианом, молвил он с почтительным поклоном: «О господин мой, владыка вселенной, давно уже я в разлуке с отцом и матерью и весьма тоскую и грущу о них. Ныне же, если будет на то высочайшее соизволение, хотел бы я возвратиться в родную страну». Ответствовал государь «О сын мой Индрапутра, я вверил дочь мою Менгиндру Сери Булан твоему попечению и не стану противиться тому, что ты замыслил».

И раджа Шахиан повелел везирям, витязям и царевичам приготовить все необходимое в дорогу. Царевичи тоже простилис с государем, ибо возжелали последовать за Индрапутрой.

Индрапутра построил огромный корабль и барку, и был тот корабль превосходной работы. На корабль поставили троны из золота и серебра, изукрашенные отборными алмазами и жемчугом и устланные покровами из тончайших шерстяных тканей и бархата. И одарил раджа Шахиан Индрапутру и Менгиндру Сери Булан столь многочисленными дарами, что невозможно было их сосчитать. Когда корабль был готов, Менгиндра Сери Булан простилась с отцом и матерью. Родители обняли ее и расцеловали, и сказал государь: «Препоручаю тебя, о дочь, сыну моему Индрапутре»,— и, сказав так, горько заплакал.

Между тем Индрапутра повелел трем своим женам почтительно приветствовать государя и государыню, и те весьма подивились красоте царевен. Вслед за тем и сам Индрапутра распрощался с раджей Шахианом и его супругой и взошел на корабль, сопровождаемый нянюшками и служанками Менгиндры Сери Булан. После простились с государем раджа Пуспа Пандей, Дэва Лела Менгерна, Нобат Ром Шах и махараджа Бахарум Табик, которые вместе с Индрапутрой отправлялись в страну Семанта Пура. Раджа Шахиан обнялся с теми владыками и царевичами и наказал передать махарадже Бикраме Буспе, что он молится за него Всевышнему.

Индрапутра с царевной Менгиндрой Сери Булан поднялись на свой корабль, и в тот же миг на судах и барках царевичей были раскрыты позлащенные зонты и подняты разноцветные флаги. После грянул оркестр, будто гром прогремел, и корабли и барки отчалили. Было их столько, что они заполонили все море, сильный ветер надул паруса, и суда понеслись вперед, минуя различные страны и обширные острова.

По прошествии недолгого времени флот Индрапутры достиг небывало прекрасного острова, и пригласил Индрапутра царевичей пристать к берегу, отдохнуть и пособирать всевозможные кораллы. Царевичи погуляли по берегу, шумно повеселились, потом вернулись на корабли и поплыли дальше.

Через три месяца они приблизились к стране Семанта Пура и бросили якоря неподалеку от ее берегов.

В ту пору жители Семанты Пуры ловили в море рыбу. Узрев чужие корабли, оставили они сети и побежали к главному везирю, дабы поведать ему об увиденном. Сказали рыбаки: «В море стоят на якоре многочисленные корабли, но неведомо нам — враги ли это явились или же посланцы заморского государя».

Услыхав слова рыбаков, главный везирь отправился к махарадже Бикраме Буспе, который с тех пор, как золотой павлин похитил Индрапутру, удалился из дворца, поселился в мечети и вместе с дервишами день и ночь молился за сына. Представ перед махараджей, главный везирь молвил с почтительным поклоном: «О господин мой, владыка вселенной, ко мне явились твои подданные и донесли, что множество кораблей и барок бросили якорь в наших водах». Повелел тогда государь: «Приведи в готовность оружие и расследуй сие дело».

Услыхав повеление владыки вселенной, главный везирь поспешил домой, призвал везирей и витязей и молвил: «Оснастите сорок судов и снарядите их воинским вооружением». И когда приказ главного везиря был исполнен, воины поднялись на корабли и отплыли в море.

Повстречав суда царевичей духов, воины увидели, что суда те несказанно прекрасны и богато убраны. Громко звенели колокольчики в бахроме зонтов, установленных на кораблях царевичей, и звук их был подобен раскатам грома в небесах. Глядя на те корабли, воины Семанты Пуры весьма подивились и сказали друг другу: «Уж не царевичи ли духов прибыли к нам?» А главный везирь окликнул корабельщиков, вопрошая: «Откуда приплыл сей корабль?» Но его голос заглушили небывало громкие звуки оркестра.

Через некоторое время повстречалась им барка Пуспы Пандея превосходной работы, гром оркестра на ней был подобен шуму сражающегося войска. Любуясь красотой барки, воины приметили, что сидят в ней за веслами обезьяны различных родов, лемуры и гиббоны, и немало подивились этому.

Вскоре повстречался им корабль Шахрана Дерикаса и барка Индры Джилани. И были те суда небывалой красоты, их стяги украшали надписи, сделанные золотом, в жемчужных султанах стягов, развевавшихся по ветру, громко звенели колокольчики, и быстрее молнии скользили по волнам корабль и барка. Из-за шума, царившего на них, и небывалой скорости их хода главный везирь сколько ни спрашивал, так и не смог узнать, откуда прпбыли суда, потому что никто его не слышал.

Еще через некоторое время воинам Семанты Пуры повстречались барки раджи Герентара Шаха и Малика Захаба, сработанные с небывалым мастерством. Под оглушительные звуки оркестров скользили барки по волнам с невиданной быстротой, так что и об этих судах везирю махараджи Бикрамы Буспы ничего не удалось узнать.

Вскоре повстречались им построенные с великим мастерством корабли царевичей, спасенных Индрапутрой в лугах Анта Берахи, оркестры наигрывали сладостные мелодии, и корабли так стремительно мчались по волнам, что воины из Семанты Пуры не успели окликнуть корабельщиков.

Затем повстречался им корабль махараджи Бахарума Табика, груженный золотом, серебром, драгоценным сплавом, алмазами и столь превосходными самоцветами, что в целом свете ни один ювелир не мог бы назначить им цену. И было то весьма длинное и просторное судно до краев наполнено грузом. Спросил один из воинов махараджи Бикрамы Буспы: «Откуда прибыло сие судно?» Ответствовали джинны, находившиеся на корабле: «Мы плывем из страны Дар уд-дамас, сопровождая государя нашего». Ничего более не смогли узнать воины из Семанты Пуры, ибо судно стремительно умчалось.

Наконец повстречались им барки царевичей, обитавших у моря Бахр уль-Ашикин, столь же прекрасные, сколь и быстроходные. На барках развевались стяги, переливались всеми цветами радуги раскрытые зонты, позвякивая колокольчиками, покачивались на ветру жемчужные султаны, венчавшие стяги. На стягах же было начертано имя Индрапутры, сына махараджи Бикрамы Буспы, похищенного золотым павлином и побывавшего в странах джиннов, пери, небожителей-дэвов, небожителей-индров и в землях людей. Когда воины из Семанты Пуры увидали те надписи, сердца их исполнились великой радостью. Они не мешкая вернулись во дворец махараджи Бикрамы Буспы и донесли государю обо всем увиденном.

Повелел тогда владыка вселенной призвать всех подвластных раджей, везирей и витязей, украсить зал для приемов и приготовить лодку для встречи царственного сына. И еще приказал он убрать базарную площадь и привести в порядок все улицы. И расстелили жители Семанты Пуры на улицах и площадях покровы из тончайших шерстяных тканей и бархата, расставили десять подносов из золота и серебра, рассыпали драгоценные камни, алмазы, опалы, сапфиры и разноцветный мрамор. После махараджа Бикрама Буспа повелел придворным оказать торжественный прием Индрапутре и царевичам, которые под оглушительные звуки оркестров, рев слонов и ржание коней готовились высадиться на берег.

Индрапутра, жены его и все царевичи облачились в драгоценные одежды, и когда к ним прибыли придворные, высланные для встречи, Индрапутра сошел со своего корабля и пересел в их лодку. Лодка отплыла, вошла в устье реки, впадавшей в море, и ее приветствовали оглушительной пальбой неисчислимые пушки.

После жены Индрапутры, сопровождаемые супругами верных ему раджей, вошли в превосходные повозки, Индрапутра же с владыками и царевичами воссел на белого слона с черными бивнями, а некоторые из них вскочили на коней. Грянула тогда музыка, и шествие, в котором выступали везири, витязи и огромное войско, двинулось в путь.

В тот миг, казалось, воссияла вся Семанта Пура, и на дороге, ведущей в город, собралось несметное множество людей, взиравших на шествие. Когда же шествие вошло за городские стены, вевири принялись рассыпать на улицах золотой песок и разбрызгивать благовонный нард. Шедшие вслед за Индрапутрой ступали по тончайшим шерстяным тканям и бархату, везири кропили их розовой водой, лившейся словно частый дождь, и забрасывали цветами. И весьма дивились все, кто видел сокровища государя Семанты Пуры, ибо никто из раджей того времени не мог сравниться с ним в богатстве, и люди возносили хвалу Бикраме Буспе, могущественному владыке, щедрой рукой рассыпавшему без счету золото и серебро.

Тем временем Индрапутра приблизился ко дворцу, и тотчас же государь и государыня вышли навстречу своему царственному сыну. Увидав их, Индрапутра сошел со слона, подбежал к отцу с матерью и припал к их стопам. Они приветствовали Индрапутру, обняли его, расцеловали и заплакали, ибо долгое время провели в разлуке с сыном.

Вскоре прибыли повозки с царевнами, и встречали их жены раджей, подвластных Бикраме Буспе, и жены его везирей. Жены Индрапутры до земли склонились перед владыкой вселенной и государыней, которые возрадовались, любуясь несравненой красотой своих невесток, обняли их, расцеловали и усадили на троны, усыпанные самоцветами. Индрапутра же воссел неподалеку от родителей.

По прошествии недолгого времени махараджа Бикрама Буспа и Индрапутра вышли в зал для приемов, и государь повел слугам расставить позлащенные кресла для прибывших царевичей. Как только было исполнено его повеление, гости предстали перед государем. Индрапутра спустился встретить их, а махараджа Бикрама Буспа встал с трона и почтил всех царевичей и владык. Войдя в зал для приемов, они склонились перед государем, который оказал им достойный прием и усадил каждого на отдельное кресло.

Между тем слуги поставили перед гостями сосуды с бетелем, и были те сосуды из золота, серебра и драгоценного сплава, после принесли всевозможные угощения, и вкушали их царевичи, везири и военачальники из розных блюд. Когда они насытились, слуги внесли пьянящие напитки, пустили по кругу чаши, громко заиграл оркестр, и запели сладкоголосые певицы. Слушая их, гости тешились музыкой и пением.

Сорок дней и сорок ночей пировал махараджа Бикрама Буспа с царевичами, прибывшими вместе с Индрапутрой, ел, пил и ве-слился с ними, а на сорок первый день одарил их почетными одеждами. Когда же пир закончился, государь возвел в лугах близ города девятнадцатиярусную купальню — панчу персаду с опорами из слоновой кости и основанием из золота, украшенную бахромой из жемчужных нитей, шпилем с волшебным талисманом и превосходными алмазами. На крыше панчи персады Дэва Лела Менгерна поставил чудесное изваяние дракона с четырьмя хвостами, Нобат Ром Шах — изваяние семиглавого коня, а раджа Пуспа Пандей — фигуру льва.

Вслед за тем царевичи из лугов Анта Берахи построили носилки небывалой красоты, дабы доставить в купальню Индрапутру и царевен. В первом ярусе носилок перила были изукрашены отборными опалами, во втором — отборными сапфирами, в третьем — мрамором, в четвертом — отборным жемчугом, в пятом — отборными алмазами, в шестом — отборными самоцветами, в седьмом же — отборными изумрудами. На стенах каждого из ярусов они вырезали круги, и в первом было изображение коня, во втором — тигра, а в третьем — дракона, устремившегося за оленем. И со столь великим искусством украсили они те великолепные носилки бесчисленными цветами и иными превосходными уборами, что невозможно о том и рассказать.

После того как царевичи закончили постройку носилок, махараджа Бикрама Буспа избрал некий благоприятный день и под громкие звуки оркестра начал семидневное бдение. По прошествии же семи дней Индрапутра и четыре его жены облачились в драгоценные одежды и вошли в носилки. Каждая из царевен воссела в верхнем ярусе на отдельном троне, Индрапутра же, окруженный прислужницами и придворными дамами, разместился во втором ярусе.

И выстроились перед носилками везири, их жены и знатные девицы, облаченные в прекрасные наряды. Везири держали мечи царства, а приближенные слуги государя сжимали в руках символы его величия.

Воины подняли многоразличные стяги и высокие древки со знаками власти могущественных раджей, зонтоносцы раскрыли зонты, музыканты заиграли на ребабах, лютнях, свирелях, флейтах, барабанах, тарелках, трубах и горнах.

Индрапутра, восседавший в носилках, был подобен яркому светильнику, и окружали его джинны, пери, небожители-индры, небожители-дэвы, везири, витязи и воины разного звания. Громко заиграла музыка, носилки сами собой двинулись в путь, и жемчужная бахрома, украшавшая их, зазвенела, словно оркестр.

Вскоре прибыли носилки к панче персаде, Индрапутра вошел в нее, и слуги опустили за ним парчовую завесу, расшитую золотом. После же поднялись в купальню и государь с государыней.

Тогда Дэва Лела Менгерна привел в движение чудесную статую, и из пасти дракона низверглись потоки розовой воды небывалого аромата. Следом за ним Нобат Ром Шах заставил двигаться семиглавого коня, и из семи его пастей потекли струи воды, благоухающей нардом. Когда же слуги стали умащать Индрапутру шафрановым порошком, раджа Пуспа Пандей привел в движение чудесного льва и исторг из его пасти всевозможные умащения и притирания.

И внесли Индрапутру и его жен в купальню, и они совершили омовение. После в панчу персаду вошли царевичи и стали с криками плескаться там под неумолчные звуки оркестра, служанки же царевен, смеясь, брызгали друг в друга водой. Небывалый шум, поднятый ими, был подобен грому в небесах, и, услышав его, обезьяны всевозможных родов, лемуры и гиббоны, оставшиеся на кораблях, принялись прыгать и скакать как безумные. Когда все искупались, царевичи духов превратились в двух несказанно прекрасных драконов с чешуей из золота и глазами из изумрудов и, войдя в море, вступили в единоборство. Шум их битвы был подобен раскатам грома, раскалывающего горы. Глядя на драконов, жители Семанты Пуры весьма дивились, а все царевичи громко кричали.

Тогда Шахран Дерикас и Индра Джилани обернулись двумя птицами небывалой красоты, поднялись в воздух и тоже вступили в сражение друг с другом, и жители страны махараджи Бикрамы Буспы весьма дивились, глядя на них.

После Дэва Лела Менгерна бросил свое баджу в море, и оно превратилось в чудесный корабль, скользящий под парусами. А Нобат Ром Шах, узрев красоту этого корабля, подбросил свое баджу к небесам, и оно превратилось в облако, которое опустилось на воды и обернулось индийской смоковницей. Следом за царевичами выпустил стрелу из лука раджа Пуспа Пандей, и с небес хлынул дождь из розовой воды. И жители Семанты Пуры подивились небывалым деяниям Дэвы Лелы Менгерны, Нобата Ром Шаха и раджи Пуспы Пандея.

Когда царевичи сотворили все эти чудеса, махараджа Бикрама Буспа одарил их почетными одеждами, слуги же государя принялись разбрызгивать всевозможные благовония, амбру и мускус.

Вслед за тем Индрапутра облачился в одеяния, расшитые золотом, и царевны — жены его — вошли в носилки. Заиграл оркестр, зонтоносцы раскрыли желтые зонты, и воины подняли высокие древки со знаками власти могущественных раджей. Под звуки большого государева набата Индрапутру и его жен семь раз обнесли вокруг городских стен Семанты Пуры, после же шествие вступило во дворец. Махараджа Бикрама Буспа приблизился к своему царственному сыну и возвел его на престол. До земли склонились перед Индрапутрой раджи подвластных стран, везири, витязи и подданные Бикрамы Буспы разного звания — безродные и именитые, молодые и старые, нищие и богатые. И выстроились те везири, военачальники и воины перед Индрапутрой, слуги ударили в большой гонг, и государь повелел бить в него в честь Индрапутры семь раз на дню.

Тогда все подданные Бикрамы Буспы поднялись с колен и вознесли молитвы Всевышнему, дабы он преумножил славу и величие Индрапутры. Государь же даровал Индрапутре титул Падука Султан Менгиндра.[50]

Почтив Индрапутру, каждый из царевичей и владык воссел на свое кресло, слуги поставили перед ними угощения, и принялись они за трапезу. Раджи пировали с раджами, везири — с везирями, витязи — с витязями, приближенные слуги государя — с равными им по сану, простолюдины же — с простолюдинами. И каждый вкушал яства из своего блюда.

Едва они насытились, как слуги подали пьянящие напитки, заиграл оркестр, и сладкоголосые певицы громко запели свои песни. Сорок дней и сорок ночей пировал и веселился махараджа Бикрама Буспа с царевичами под оглушительные звуки музыки. После государь велел казначею открыть сокровищницы и щедро одарить гостей.

Проведя некоторое время в стране Семанта Пура, владыки и царевичи захотели возвратиться в свои земли и, представ перед махараджей Бикрамой Буспой, почтительно склонившись, молвили: «О господин, ныне все дела нашего старшего брата завершены, и мы хотим возвратиться домой». Ответствовал им государь: «Да будет так, о младшие братья мои. Всех вас называю я отныне младшими братьями и не делаю меж вами никакого различия». После владыки и царевичи обнялись и расцеловались с Индрапутрой, он остался в Семанте Пуре, они же вернулись в свои страны.

Так рассказывает тот, кому ведома сия повесть!

Примечания

1

Ва бихи наста'ину биллахи'ала (арабск.) — «К Нему прибегаем благодаря Аллаху совершеннейшее», т. е. молим Всевышнего, чтобы по его милости эта повесть была совершенной. Обычная формула, которой малайские литераторы-мусульмане начинали свои сочинения.

обратно

(обратно)

2

...стяжал славу... в странах джиннов, в градах обитателей горних высот, в пристанищах лунного народа, в пределах пери, и духов, и небожителей. — В этом перечне сверхъестественных существ заметно характерное для малайских средневековых повестей соединение образов мусульманской (джинны, пери), индуистской (обитатели луны-чендры, небожители-индры, дэвы) и исконно малайской (духи-мамбанги) демонологии. Подобное обилие сверхъестественных персонажей понадобилось авторам лишь для того, чтобы показать возможно большее число подвигов Индрапутры.

обратно

(обратно)

3

Семанта Пура — вымышленная страна, как и все остальные, упоминающиеся в повести; в переводе означает «пограничный город». По представлениям малайцев, эта страна находилась на границе мира людей и сверхъестественных существ.

обратно

(обратно)

4

...за царевичем следовали... витязи... и неисчислимое войско... — Армия малайских правителей состояла из постоянной дружины (витязи) и крестьянского ополчения (войско).

обратно

(обратно)

5

Пантуны — малайские народные четверостишия с перекрестной рифмовкой, в первых двух строках содержащие звуковой или символический намек, который раскрывается в двух последующих строках. «Пантунная импровизация» и поныне является излюбленной игрой юношей и девушек в малайских деревнях.

Селоки — близкие по своему характеру к пантунам народные четверостишия, не обладающие, однако, двухчастной композицией.

обратно

(обратно)

6

Баджу — часть национального малайского костюма типа легкой куртки; кайн—длинный кусок ткани, который обертывается вокруг бедер наподобие юбки. Малайцы купаются, не снимая кайна.

обратно

(обратно)

7

Меч Лаксаманы — Лаксамана (санскр. Лакшмана) — персонаж древнеиндийской эпопеи «Рамаяна», широко распространенной также в Юго-Восточной Азии. Согласно малайской версии «Рамаяны» — «Повести о Сери Раме», Лаксамане достался меч, дарованный богом Индрой отшельнику Дерсе Синге. Одним ударом этого меча можно было срубить целый лес с исполинскими деревьями.

обратно

(обратно)

8

Раксаса — сказочное чудовище, великан-людоед.

обратно

(обратно)

9

Батиковое покрывало — Батик — малайская и яванская ткань, окрашенная способом воскования.

обратно

(обратно)

10

...махареси Берма Сакти — Махареси (санскр. махариши) — великий мудрец, индуистский отшельник, достигший высокой степени святости. Берма Сакти — индуистский бог Брахма, после принятия малайцами ислама низведенный в ранг отшельника.

обратно

(обратно)

11

Шаиры — малайские классические поэмы любовно-авантюрного, исторического или аллегорического содержания, состоящие из четверостиший.

обратно

(обратно)

12

Правоверные джинны — Согласно мусульманской демонологии, джинны, подобно людям, делятся на принявших ислам и не принявших его, — правоверных и неверных. Тема борьбы правоверных и неверных джиннов широко распространена в литературе мусульманских народов.

обратно

(обратно)

13

...ибо еще в стародавние времена дал нам пророк во владение разные пастбища. — Имеется в виду легенда о том, что пророк Сулейман — повелитель птиц, животных и джиннов — разделил земные угодья между правоверными и неверными джиннами.

обратно

(обратно)

14

...захмелев... будто от дурмана базиликовых цветов. — Аромат цветов базилика обладает одурманивающим свойством.

обратно

(обратно)

15

Предсвадебное бденье — Перед совершением свадебного обряда малайцы устраивают пир, который в зависимости от знатности жениха и невесты длится несколько суток.

обратно

(обратно)

16

Гаруда — согласно древнеиндийским представлениям, царь птиц, на котором летает бог Вишну. Изображается либо в виде фантастического существа с телом человека и головой птицы, либо в виде огромной птицы с короной на голове.

обратно

(обратно)

17

Индрагири — позднесредневековое малайское государство на Восточной Суматре.

обратно

(обратно)

18

Келембак, кастури — дерево и кустарник, напоминающий можжевельник, с ароматной древесиной.

обратно

(обратно)

19

Алангаланг — сорная трава, зачастую достигающая двухметровой высоты.

обратно

(обратно)

20

Ребаб — струнный смычковый инструмент, сходный со скрипкой.

обратно

(обратно)

21

Балей — веранда на сваях; большой крытый помост. Располагается обычно у передней стены дворца и служит залом для приемов; иногда возводится и как отдельное строение.

обратно

(обратно)

22

Кульзумское море (Бахр аль-Кульзум) — арабское название Красного моря.

обратно

(обратно)

23

Грустящий бамбук — часто упоминающаяся в малайской литературе разновидность бамбука, издающего мелодичные звуки при дуновении ветра.

обратно

(обратно)

24

Барусская камфора — Барус (или Фансур) — древнейший, известный примерно с VII в., малайский порт на западном побережье Суматры, в окрестностях которого добывались лучшие сорта камфоры, славившейся на всем средневековом Востоке.

обратно

(обратно)

25

...пора починить у сосуда днище... — Имеется в виду сосуд для бетеля (пуан), круглый, сужающийся кверху; в пантунах — символ любви, замужества. Треснувший пуан предвещает любовную неудачу. Первые строки этого и трех следующих пантунов содержат намеки на ожидающую царевича неудачу.

обратно

(обратно)

26

На серьги пошли дорогие алмазы, а рис за оградою нощно и дневно…  — Серьги — символ незамужней девушки; рис за оградой — намек на то, что ее тщательно охраняют.

обратно

(обратно)

27

Стеклянный ковш у входа в жилище, сбор чемпедака — нехитрое дело... — Ковш — символ жениха; чемпедак — дерево, плоды которого по вкусу напоминают дыню. Чемпедак созвучен слову «тидак» — «нет». Таким образом, эти строки пантуна также предвещают неудачное сватовство.

обратно

(обратно)

28

Манго, нарезанного на части, бедный скиталец ужель не захочет... — Манго — по-малайски «эмпелам» — созвучно слову «жених» — «мемпелам»; таким образом, в этих строках содержится намек на близкую гибель жениха, которого изрубят на части.

обратно

(обратно)

29

Селангат — пресноводная рыба.

обратно

(обратно)

30

Два рамбутана на ветке зеленой... — Рамбутан — сладкий тропический плод. Два рамбутана на ветке —символ влюбленных.

обратно

(обратно)

31

Ракит — старинное яванское танцевальное представление, во время которого разыгрывались эпизоды из любовно-авантюрных произведений о царевиче Панджи.

обратно

(обратно)

32

Джерами — лекарственное растение, используемое в малайской народной медицине.

обратно

(обратно)

33

Блестит ожерелье у входа в жилище, его издалека доставить сумели... — В этих строках содержится намек на жениха, приехавшего из дальней страны.

обратно

(обратно)

34

Пинанг из Джепары привезен был, в Калькутте плоды кесумбы сбирают... — Незрелый плод пинанга (ореха арековой пальмы) — символ нетерпеливого свата, а плод кесумбы (растение, из которого получают красный краситель) — символ невесты; таким образом, эти строки содержат намек на любовное нетерпение Индрапутры, желающего жениться на царевне.

обратно

(обратно)

35

...искупалась в воде, смешанной с лимонным соком... — Лимонным соком малайцы смывают масло, которым смазывают кожу, чтобы уберечься от солнца.

обратно

(обратно)

36

Прочные ножны из ветки сандала, сладостный сахар в стеклянном ковше... — Эти образы символизируют невесту.

обратно

(обратно)

37

Бирах — растение, вызывающее зуд; символ любовного томления; также созвучно слову «брахи» — «любовная страсть».

обратно

(обратно)

38

Геранг — кустарник, дающий плоды с неприятным запахом.

обратно

(обратно)

39

Керанджи — дерево с ценной древесиной, идущей на изготовление мебели.

обратно

(обратно)

40

Растет рамбутан на рисовом поле, плоды созревают и падают в воду... — Речь идет о заливном рисовом поле; образ падающих в воду плодов — традиционный символ слез.

обратно

(обратно)

41

Черана — круглый или овальный металлический сосуд на ножках для хранения бетеля.

обратно

(обратно)

42

Кати — малайская мера веса, 622 г.

обратно

(обратно)

43

Фарсанг — старинная персидская мера длины, примерно 7,5 км.

обратно

(обратно)

44

Дерма Гангга (или Батара Гангга) — индийское по происхождению божество, ставшее в малайской традиции повелителем водной стихии.

обратно

(обратно)

45

Панча персада — обычно квадратный (в данном случае двенадцатиугольный) купальный павильон на восходящем вверх ступенями основании, сооружавшийся по торжественным случаям (свадьбы, празднества и т. д.) для того, чтобы раджа мог совершить в нем ритуальное омовение.

обратно

(обратно)

46

Келади — съедобные клубнеплоды.

обратно

(обратно)

47

На горных кручах немало зверья, впорхнул мотылек в сосуд золотой... — Звери символизируют женихов царевны, мотылек, влетевший в сосуд для бетеля, так же как и бабочка, опутанная нитью, упоминающаяся в следующем пантуне, — сердце царевны, которому в скором времени суждено попасть в любовные сети.

обратно

(обратно)

48

Не страшен Раме морской простор, по дамбе дошел он до дивного луга... — В этих строках содержится намек на эпизод из «Рамаяны», в котором Рама вместе с армией своих союзников — обезьян — построил дамбу через море, чтобы достигнуть расположенного на острове Цейлон города Лангкапури, куда демон Равана унес его жену — Ситу.

обратно

(обратно)

49

Узрел тогда Индрапутра, что подобны четырем лепесткам прекрасного цветка четыре юные жены... — Обычно женитьба Индрапутры на четырех царевнах объясняется как проявление его мусульманского благочестия, так как, согласно мусульманскому праву, мужчина может иметь четырех жен. В аллегорическом смысле жены Индрапутры олицетворяют четыре этапа духовного пути к просветлению.

обратно

(обратно)

50

Падука Султан Менгиндра (Его величество сиятельный султан) — распространенный титул малайских правителей.

обратно

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ, повествующая о том, как унес Индрапутру в поднебесье золотой павлин, как назвала Индрапутру своим внуком старуха Ненек Кебаян, как взял его в приемные сыновья главный везирь раджи Шахиана и обласкал безмерно 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, повествующая о том, как раджа Шахиан повелел Индрапутре отправиться к отшельнику Берме Сакти, как отнял Индрапутра чудесный меч Лаксаманы[7] у грозного раксасы[8] и как повстречался с говорящим черепом 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, повествующая о том, как повстречался Индрапутра с джинном Нобатом Ром Шахом, сыном махараджи джиннов Тахира Джохан Шаха, как женился он на сестре Нобата Ром Шаха — царевне Джамджам Деви Гемале Ратне, как убил джинна Тамар Джалиса, сына повелителя неверных джиннов Тамар Буги, и как дали Индрапутра и Нобат Ром Шах клятву в вечной верности друг другу 

ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой повествуется о том, как пришел Индрапутра на берег моря Семендера Джин, как даровала ему пери, хранительница моря, волшебный талисман, как похитил он одежды царевны пери Сери Ратны Гемалы Нехран и ее служанок, как летал на чудесном подносе, одолел грозных стражей семи ворот, провел ночь в беседке Шипы любовного цветка и как получил могущественный талисман от царевны Сери Ратны Гемалы Нехран 

ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой повествуется о том, как Сери Ратна Гемала Нехран стала женой Дэвы Лелы Менгерны, как Нобат Ром Шах помог Индрапутре в жестокой битве и как повстречался Индрапутра с раджей Бахтадаром Шахом 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой повествуется о том, как похитил Индрапутру злокозненный джинн Тамар Буга, как увидел Индрапутра в своих скитаниях алмазную гору, и золотую, и серебряную, и железную, и еще гору из драгоценного сплава меди и золота, как разрешил он тяжбу царевичей духов Герданы Килата и Дикара Агуса с царевной Сегандой Чахаей Ирам и как превратил отражение Сеганды Чахаи Ирам в прекрасную девушку, точь-в-точь схожую с царевной 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, повествующая о том, как отыскал Индрапутра сокровищницу махараджи Бахарума Табика, как убил змея Мамдуда и обрел волшебный талисман Беди Захир и коня Джангги Гердану, как пришел к башне царевны Чендры Лелы Нор Лелы, дочери раджи Пуспы Пандея, как вернул жизнь тридцати девяти царевичам и как взяла его Чендра Лела Нор Лела в свой город 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой повествуется о том, как, придя в страну Динун, Индрапутра повстречался с раджей Гурджанисом — отцом царевны Талелы Маду Ратны, ставшей женой Индрапутры, как воинство небожителей окружило его в башне той царевны, и как явились на выручку ему Дэва Лела Менгерна, Нобат Ром Шах, раджа Пуспа Пандей, сын его Динар Пандей, без единого сорок царевичей из лугов Анта Берахи и царевичи с моря Бахр уль-Ашикин, и как Дэва Лела Менгерна и Нобат Ром Шах ввели Индрапутру в город раджи Гурджаниса 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, повествующая о том, как отправился Индрапутра в страну Семанта Беранта и был принят раджей ее Талелой Шахом, как убил Индрапутра в той стране грозного раксасу, прозывавшегося Герагас и обитавшего в пещере Залмат, коего, как ни старался, не мог сразить повелитель Семанты Беранты, как женился Индрапутра на дочери Талелы Шаха, несказанно прекрасной царевне Идари Сери Булан, распространявшей вокруг себя столь ослепительное сияние, что взор не мог проникнуть сквозь его завесу, и как с трепетом взирал Талела Шах на множество раджей, сопровождавших Индрапутру 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, повествующая о том, как отправился Индрапутра в страну раджи Бахарума Табика, дабы покорить его, как женил он Нобата Ром Шаха на царевне Чендре Леле Нор Леле и как повстречался с отшельником Бермой Сакти 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой повествуется о том, как добыл Индрапутра чудесную ткань у Дэвы Лангкурбы, как странствовал он месяц в морских глубинах и как исцелил дочь раджи Шахиана 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, повествующая о том, как умертвили Индрапутру царевичи — женихи Менгиндры Сери Булан, как он вновь ожил и как явились к Индрапутре Дэва Лела Менгерна, Нобат Ром Шах и другие верные ему царевичи 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ  Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg