«(Не) Полное собрание текстов»

(Не) Полное собрание текстов (fb2) - (Не) Полное собрание текстов (пер. Викентий Викентьевич Вересаев,Олег Павлович Цыбенко) (Античное наследие) 471K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Гесиод

Гесиод (Не) Полное собрание текстов

Гесиод и его поэмы (В.Н. Ярхо)

"Спорили семь городов о рождении мудром Гомера…" — так начинается одна из античных эпиграмм (т.е. посвятительных надписей) в честь великого родоначальника европейской литературы; далее называются эти города. Поскольку, однако, в других источниках нередко заменяют одно название на другое, то набирается около двух десятков городов, претендовавших называться родиной Гомера.

О месте рождения Гесиода спорить не приходится. В своей назидательной поэме "Труды и Дни" поэт рассказывает, что отец его происходил из эолийской Кимы (на берегу Эгейского моря, юго-восточнее о-ва Лесбос), промышлял не слишком удачно морской торговлей и, в конце концов, избегая жестокой нужды, переселился в Беотию и осел там в деревне Аскре, "тягостной летом, зимою плохой, никогда не приятной" (634-640). Под вопросом остается только, родился ли Гесиод еще в Киме или уже в Аскре, и на этот счет можно воспользоваться его свидетельством, что он никогда не совершал поездки по морю, кроме как однажды уже в зрелом возрасте переплыл на соседний остров Евбею для участия в погребальных играх в честь покойного царя Амфидаманта, где он одержал победу в состязании рапсодов (сказителей эпических произведений) ("Труды и Дни", ст. 650-659). Стало быть, если он раньше и преодолел на корабле вместе с семьей Эгейское море, то произошло это в таком раннем детстве, что не оставило у будущего поэта никаких воспоминаний, и вся его сознательная жизнь протекала в Беотии.

В то же время приведенное свидетельство позволяет определить примерную дату рождения Гесиода. Смерть Амфидаманта имела место где-то ок. 700 г. до н. э.[1]; Гесиод, отправившийся туда для соревнования в искусстве рапсода, которое предполагало, вероятно, выступление с собственным сочинением, не мог быть слишком молодым человеком, еще не овладевшим всей суммой исполнительских и творческих приемов. Поэтому год его рождения надо поместить не ранее 730-го.

Из "Трудов и Дней" вырисовывается и ход дальнейших событий в жизни поэта. Отец, умирая, поделил между Гесиодом и его братом Персом наследство, а Перс, как видно, подкупив судей-"дароядцев" (с коррупцией человечество познакомилось едва ли не на заре своего существования!), сумел оттягать у брата большую часть. Впрочем, со временем он ее промотал и, как видно, решил снова затеять тяжбу, а пока пришел к брату за помощью. В ответ на это намерение Гесиод и не вздумал делиться чем-нибудь с Персом, а написал вышеназванную поэму, чтобы преподать своему беспутному брату и всем окрестным крестьянам урок, как надо вести хозяйство, чтобы прожить жизнь безбедно (Труды. 38-40, 396 сл.). Таким образом, поэма оказалась первым в истории европейской литературы произведением, написанным по личному поводу и от имени конкретного автора.

"Труды и Дни" были не первым созданием Гесиода: до этого он написал "Теогонию" ("Рождение богов"), с которой, по-видимому, и выступал на Евбее. Выбор темы для поэмы не явился случайным: Беотия была местом действия многих мифов с участием широко известных героев, часто производивших свое происхождение от богов.

1

Основу столицы Беотии, города Фив заложил легендарный Кадм, который, по рассказам, принес сюда финикийское письмо, ставшее основой для греческого алфавита. Сам Кадм не был богом, но боги выдали за него замуж Гармонию, дочь жестокого Ареса и "улыбколюбивой" Афродиты. Одной из их дочерей была Семела, родившая от союза с Зевсом Диониса, другой — Агава, которая в приступе "дионисического" безумия растерзала собственного сына Пенфея; третьей — Автоноя, чей сын Актеон осмелился соперничать в любви с Зевсом, был за это превращен в оленя и растерзан собственными собаками. (Такова древняя версия мифа об Актеоне. Рассказ о том, как он увидел обнаженной Артемиду и за это был ею наказан, — более позднего происхождения).

Городскую стену в Фивах строили сыновья Зевса Амфион и Зет; женой первого из них стала внучка Зевса Ниоба, пострадавшая от собственного тщеславия: Аполлон и Артемида перестреляли всех ее сыновей и дочерей. Из Фив происходила Алкмена, родившая здесь же от союза с Зевсом Геракла. В Фивах разыгралась трагедия трех поколений рода Лабдакидов: царя Лаия, его сына Эдипа и его внуков Этеокла и Полиника, погибших в смертельном единоборстве за власть, — событие это запечатлено в сказании о походе "семерых против Фив". На этот раз город уцелел, но следующее поколение — эпигоны, т.е. потомки "семерых", захватило его и сравняло с землей; в основе сказания лежит, вероятно, исторический факт из последнего столетия так называемой критомикенской эпохи (XVII-XII вв.), завершившейся Троянской войной, в которой приняли участие некоторые из эпигонов.

Когда каждый камешек в такой стране окружен преданием, как не обратиться к художественному слову, чтобы оставить у потомков память о великих событиях с участием знаменитых героев? И такие поэмы появились, а три из них сложились в трилогию: "Эдиподия", "Фиваида", "Эпигоны". Дошли от них жалкие обрывки, кем они были написаны, толком неизвестно, но датируют первые две восьмым веком, последнюю — седьмым, так что были они предшественницами или современницами Гесиода. То же самое надо сказать о поэме, прямо подводящей нас к тематике Гесиода — некоей "Титаномахии" — "Войне с титанами", эпизоду, составляющему кульминационный пункт гесиодовский "Теогонии". Нет необходимости говорить об известной в материковой Греции во всяком случае к началу VII в. гомеровской "Илиаде", чтобы понять, какая атмосфера окружала с юношеских лет Гесиода и заставила его, наряду с земледельческим трудом, избрать для себя ремесло рапсода, способного к тому же и к собственному творчеству.

Правда, его произведения относятся не к героическому эпосу, какими были гомеровские и вышеназванные поэмы из фиванского круга сказаний, а к дидактическому (назидательному или наставительному), для которого отнюдь не обязателен стройный сюжет и последовательность развития действия, но их стихотворный размер (гексаметр), язык, лексические приемы в значительной степени остаются теми же. Остается и проблема, отчасти напоминающая знаменитый "гомеровский вопрос": какие части из его поэм следует считать подлинными, а какие — подложными, т.е. присочиненными к основному составу поэм каким-нибудь другим рапсодом в том же VII в. или, может быть, немного позже.

Не будет преувеличением сказать, что на протяжение всего минувшего века филологи бились над этим вопросом, но так и не добились согласия: в то время как одни исключают из "Теогонии" в общей сумме около 270 стихов (т.е. немногим больше одной четверти текста), другие, исходя из довольно надежно установленных законов архаического художественного мышления, признают поэму, за двумя исключениями (о чем будет сказано ниже), за органическое поэтическое создание. Мудрец, которой бы разрешил этот конфликт, еще не родился, и поэтому автору этих строк надо взять за основу какую-то одну позицию, без чего невозможна оценка творчества Гесиода. Я предпочитаю вторую точку зрения, поскольку сторонники первой подходят к поэмам Гесиода, хотят они того или нет, с меркой рационалистической литературной критики. Так, в "Теогонии" находятся под подозрением ст. 602-612 — размышления об участи человека, не захотевшего обременять себя браком. Конечно, к происхождению богов этот кусок не имеет отношения, но так же не имеют к нему отношения и предшествующие ст. 591-601 — рассуждение о губительности женского пола, являющиеся отражением традиционного для фольклора женоненавистничества. Появление же их в "Теогонии" объясняется чисто ассоциативным мышлением поэта, еще очень близкого к устному творчеству: поскольку он только что сообщил о том, как Зевс, в наказание за похищение Прометеем огня, наслал на людей Пандору (хотя имя ее там не названо), от которой произошел весь женский род, надо сказать и о нем, а там — и о возможности избавиться от общения с этим злом, — только теперь, как бы спохватившись, автор возвращается к выводу из истории Прометея: никому не обойти многомудрого Зевса! (613-616).

Из этого примера не следует, что надо с благоговением относиться к каждой строчке дошедшего до нас текста "Теогонии", в котором в течение столетий его устного исполнения, а затем в ходе переписки из рукописи в рукопись в Средние века могли накопиться и повторения и просто лишние стихи, чужеродность которых нельзя не признать, как, впрочем, и двух, сравнительно больших отрывков.

Это — (1) описание Тартара (736-819), выходящее за пределы ее темы, и (2) завершающий ее перечень "смешанных браков" (от 965 до конца), т.е. либо смертных женщин, сочетавшихся с богами, либо смертных мужчин, привлекших внимание богинь. Результат в обоих случаях один и тот же — рождение знаменитых героев: Ахилла, Мемнона, Энея. Этот кусок "Теогонии" дописан, вероятно, чтобы образовался переход к так называемому "Каталогу женщин" — поэме, автором которой тоже считался Гесиод. Сейчас, однако, датой ее создания почти единогласно признается середина VI в. Судя по количеству уже найденных папирусных отрывков и цитат в позднеантичных источниках, это было тоже достаточно обширное произведение, прослеживавшее, от кого из жен пошли потомки легендарных родоначальников: Эола, Инаха, Пеласга, Атланта. Нашлось там немалое место и для перечисления женихов Елены. Но вернемся к "Теогонии".

2

Если исключить из поэмы два больших, обозначенных выше отрывка (на одиночных подозрительных стихах, которые легко могли проникнуть в произведение, гораздо чаще исполняемое рапсодами, чем читаемое, мы здесь останавливаться не будем), то содержание ее представится в следующем виде:

I. 1-115. Вступление: гимн Музам и обращение к ним за помощью. Если призывать Муз входило в обязанность каждого поэта, то у Гесиода были для этого еще особые основания: как он повествует, они однажды явились ему, когда он пас стада у подножья горы Геликона, вручили посох из лаврового дерева — символ поэтического вдохновения и научили песням, напомнив, что они могут выдать и ложь за правду и вещать истинную правду (22-34). Гесиод явно претендует на то, что его рассказ о богах — чистая правда, и в этом уверении он преуспел на много столетий вперед: если в последующие времена и возникали сомнения о правдивости историй, передаваемых Гесиодом, то его роли в систематизации примерно трех сотен мифов и в передаче их потомству никто не отрицал. Недаром Геродот писал, что Гесиод и Гомер (Гесиод — на первом месте) "установили для эллинов родословную богов, дали имена и прозвища, разделили между ними почести и круг деятельности и описали их образы" (II.53), — Геродот, наверное, преувеличивает роль обоих поэтов, поскольку имена главных богов были известны и до них, но, называя по имени 50 Нереид (Теог. 243-262) или 40 Океанид (там же, 349-362), Гесиод дал, конечно волю своей фантазии. Что же касается "почестей и круга деятельности" (τιμή), то здесь Геродот совершенно прав[2]. В остальном, и современная филология, прослеживая формирование того или иного мифа, начинает с Гомера и Гесиода.

II. 116-210. Первые существа (Хаос, Гея, Тартар, Эрос, Ночь) и их потомство, составляющее первое поколение богов, среди которого особое место занимает рожденное Геей (Землей) Небо — Уран (по-гречески "небо" — мужского рода). Обращает на себя внимание, что мифология Гесиода начинается с космогонии, не имеющей религиозного характера (сами собой родились Хаос, Земля, Эрос), и только постепенно изначальные стихии становятся подобными человеку, приобретая способность производить потомство. Пример здесь, как видно, подала Земля: родит же она злаки и деревья, почему же не допустить возможности, что от нее родилось Небо и еще множество персонажей, о которых позже узнает читатель. Что касается гесиодовской космогонии в целом, то она оказала очевидное влияние на представления о мире и богах у так называемых орфиков — религиозного течения, возникшего в Северной Греции и в VI в. распространившегося на всю ее остальную часть и Южную Италию. Комическое переосмысление космогонии Гесиода встретим мы в парабасе аристофановских "Птиц", не говоря уже о том, что и в серьезной философской поэзии трудно было совсем отказаться от ее влияния.

III. 211-239. Поколение второе — титаны; в нем существенное место занимают дети, рожденные Геей от Урана, в том числе захвативший верховную власть Крон и его сестра и жена Рея. Современного читателя инцестуозные браки Геи с Ураном, Крона с Реей и другие, с которыми он еще встретится, не должны шокировать: первобытная мифология складывалась во времена неупорядоченных половых отношений, когда, говоря словами Энгельса (между прочим, знавшего античность не хуже многих современных критиков марксизма), "жена была сестрой, и это было нравственно".

IV. 240-962. Поколение третье. Этот огромный раздел нуждается, конечно, в новом членении, которое мы скоро предложим; сейчас же остановимся на самом представлении о трех поколениях богов, поскольку оно достаточно явственно перекликается с известными в отрывках или пересказах ближневосточными мифами о смене поколений богов. Особенно наглядной эта "перекличка" становится при сравнении с опубликованными в середине прошедшего века хетто-хурритскими космогоническими мифами, так что ряд исследователей склонен увидеть в последних прямой прообраз мифологических представлений греков. В самом деле, сходство иногда настолько очевидно, что надо допустить проникновение этих ближневосточных представлений в Грецию на протяжение микенской эпохи, когда оформился основной массив греческой мифологии. Но не следует при этом забывать и о типологической близости первобытных сказаний о богах, возникающих у самых различных и достаточно отдаленных друг от друга народов земного шара.

Итак, первая часть повествования о третьем поколении богов начинается с рассказа о морских богинях Нереидах (дается их полный перечень) и разных чудовищах: горгоне Медузе, трехголовом великане Герионее, Ехидне, Лернейской гидре, Немейском льве, которым суждено со временем пасть от рук героев, нередко сыновей Зевса: Персея, Геракла, Беллерофонта; так попутно вводятся персонажи из человеческого рода (240-336). Затем следует описание внуков Урана (337-410) и его правнучки Гекаты, многоликой богини, от которой нередко зависит людское благосостояние (411-452), — так в повествование о богах проникает повседневная действительность.

Только теперь, на самой середине поэмы, заходит речь о потомках Крона и Реи, составивших, собственно, третье (олимпийское) поколение богов, о пожирании Кроном своих детей, о спасении Зевса и о свержении им Крона (453-506). С этого момента и начинается осуществление главного замысла "Теогонии" — прославление власти Зевса. Он одолевает многознанием Прометея, который, передав людям огонь, только разбудил этим гнев всемогущего бога (507-616); он побеждает в войне титанов, представителей предыдущего поколения богов (617-725). Последний эпизод вызывает у ряда исследователей сомнение в его подлинности, на что известный немецкий филолог Виламовиц-Мёллендорф справедливо возразил, что с изъятием этого куска "Теогонию" лишают всякого смысла, а Гесиода — всякой веры. В самом деле, победа олимпийцев над титанами означает торжество упорядоченности в мироздании над хаотической необузданностью титанов, т.е. отвечает главной идее поэмы. Поэтому олимпийское поколение берет себе на службу и тех из титанов или из их потомков, без которых не может обойтись мировое устройство: нельзя же, в самом деле, упрятать в Тартар каждодневно восходящие на небе Гелиоса (Солнце) и Селену (Луну), нельзя отменить Эос (Зарю); величайшим почетом пользуется при Зевсе уже упомянутая Геката, которой Гесиод придает множество организующих общественных функций; от союзов Зевса с титанидами Мнемосиной, Лето и Фемидой родятся соответственно девять Муз, Аполлон и Артемида, Оры — регулярно сменяющие друг друга времена года.

Окончательному утверждению власти Зевса над остальными богами служит его сражение с огнедышащим великаном Тифоеем и победа над ним (820-885).

Последний отрезок в рассказе о третьем поколении богов повествует уже о браках победивших олимпийцев (главным образом, опять же Зевса) и родившихся от них детях (886-962). Таким образом, получается, что в поэму вводится и четвертое поколение богов, но поскольку власть остается в руках Зевса и молодые боги (Афина, Аполлон, Артемида, Гермес) органично входят в олимпийский пантеон, их не противопоставляют их родителям.

Выдвижение в "Теогонии" на первый план Зевса обозначает начало того процесса, который займет, по меньшей мере, два с половиной столетия и завершится на земле Афин в трагедии Эсхила. Гомеровский Зевс для этого не годился, так как слишком легко поддавался чисто человеческим эмоциям. Не чужды они и гневливому Зевсу в "Теогонии" (554 дважды, 568, 615; в оригинале прибавляется еще 561): всеми своими победами над противниками он обязан не своим высоким моральным свойствам, а исключительно превосходству в силе или хитрости. Как и у Гомера, Зевс в "Теогонии" является самым могучим и отважным из богов (49, 73, 687 сл.). Силой он одолел уже известных нам титанов и Тифоея, равно как и других своих супостатов — Менетия и Атланта (514-520); хитростью — Прометея, обоими этими качествами — Крона, который и сам был хитрецом (18, 138, 168, 494-496). Причина заточения в Эреб (самую глубинную часть подземного царства) первого из них, — "безмерная сила" (516), которой Зевс испугался. Никакие нравственные мотивы в его поведении не просматриваются. В отношениях с людьми боги по-прежнему остаются "подателями благ" (46, 111, 633, 664), нисколько не сообразуясь с моральным обликом одариваемого. Древние олицетворения человеческой доли Мойры, по генеалогии Гесиода ставшие теперь дочерьми Зевса, даруют смертным добро и зло, невзирая на их нравственность (905 сл.). Превращение, хоть и ограниченное, верховного Олимпийца в стража общественной морали произойдет во второй поэме Гесиода.

Единственный диссонанс в картину, возникающую из "Теогонии", вносят божества смерти Керы, преследующие людей и богов (!) за "преступление", "превышение меры", пока не воздадут им грозной кары (217, 220-222). Речь идет не о посмертном воздаянии, — как могут подвергнуться ему боги? — так что в трех стихах мы можем видеть впервые высказанное в греческой литературе представление о божественной каре, постигающей смертных за совершенные ими проступки. То обстоятельство, что Зевс взял себе в жены Фемиду, которая родила ему Евномию, Дику и Ирену (901-903), мало о чем говорит: Фемида здесь это еще не более поздняя персонификация беспристрастного правосудия, а олицетворение понятия θέμις как "установленного", "положенного", равно как в именах ее дочерей только предугадывается их будущее общественно-нравственное значение благозакония (Благозаконием как олицетворением Евномия она станет лишь у спартанского поэта Тиртея, а затем у афинского поэта и законодателя Солона), справедливости и мира; пока что они только Оры — божества сменяющихся времен года, чья последовательность не может быть ничем нарушена. Свое значение Справедливости как основы нормального человеческого существования Дика получит только во второй поэме Гесиода — в "Трудах и Днях".

3

Стилистические элементы, из которых складывалась "Теогония", не отличаются разнообразием. Либо это несколько стихов, начинающихся с имени такого-то бога или богини, родивших такое же божественное потомство (ср. 127, 211, 233 и т.д.), либо более обширное изложение мифа, как, например, в уже известных нам разделах о борьбе Зевса с титанами и Тифоеем. Стилистический состав "Трудов и Дней" более разнообразен: здесь и неоднократные призывы к Персу, и миф, и басня, и притча, и наставления. В первой половине поэмы еще нет разговора ни о "трудах", ни о "днях", — она начинается с очень краткого воззвания к Музам (1-9), а затем поэт обращается к брату, отклонившемуся от честного жизненного пути (10-41), и в назидание ему напоминает об обмане Зевса Прометеем и рассказывает (гораздо подробнее, чем в "Теогонии") о Пандоре (42-105), причем похититель божественного огня не пользуется у Гесиода тем почетом, который мы привыкли воздавать этому богоборцу и благодетелю человечества. Скорее, напротив: украв огонь, Прометей навлек на весь человеческий род гнев Зевса, который скрыл от людей источники пищи (45-48).

Чтобы сделать более наглядной деградацию человеческого рода, Гесиод присоединяет к только что рассказанному мифу новый — о смене веков: золотого, серебряного, медного, века героев и нынешнего, железного (106-201). Сходные представления о циклах в истории народов, о смене веков, соответствующей падению ценности металла, которым их обозначают, находят и в древнейшей индийской и иранской мифологии, с той лишь разницей, что между медным и железным веком Гесиод поместил век героев, без которого в греческой мифологии образовалась бы заметная пустота. Что касается последней, самой обширной части этого раздела, то ее нельзя уже назвать мифом: это — вопль души Гесиода, горестная картина современности, к которой принадлежит он сам: лучше бы ему умереть раньше или родиться позже (175), потому что скоро дети перестанут почитать родителей, брат — брата, правду заменит кулак, и, хотя они здесь прямо не названы, виновниками такого положения вещей станут "цари", т.е. бывшие родовые старейшины, в руках которых оказалось судопроизводство. Это для них Гесиод рассказывает басню о слабом и сильном, соловье и ястребе (203-212), хотя вывод из нее разумнее сделать не царям, а тем, кто слабее их. Поэтому тут же звучит новое обращение к Персу: слушайся голоса правды, ибо рано или поздно праведный человек посрамит неправедного (213-224).

Впрочем, слова убеждения для людей железного века мало что значат; их надо подтвердить притчей о двух городах: в одном правду почитают, в другом попирают, и, соответственно, первый город процветает, а второй хиреет (225-247). Словом "правда" мы в двух последних отрывках перевели уже знакомую нам δίκη, но здесь она является не обозначением одной из Ор, как в «Теогонии», а именно Правдой как моральной категорией, хотя сфера ее деятельности еще ограниченна: часто δίκη употребляется во множественном числе и тогда она означает "судебный приговор", который без ее участия может оказаться и "прямым", и "кривым", несправедливым. Вот и в первом городе творят правый суд, а во втором преобладают надменность и нечестивые дела — его-то жителей Зевс по справедливости карает голодом, чумой, бесплодием женщин и еще всеми возможными бедствиями.

Эту притчу Гесиод адресует напрямую царям и сопровождает ее своего рода откровением: боги следят за поведением людей, живут ли они по правде или мучают друг друга кривым судом, и есть дева Дика, которую опасно оскорбить неправым деянием, так как она немедленно садится у престола Зевса и жалуется на причиненную ей обиду. Тогда весь город страдает за нечестивость царей (248-273). Нетрудно догадаться, что дева Дика является не более, чем персонификацией отвлеченного понятия справедливости, поскольку Гесиод, как и его окружение, мыслит конкретно, а наиболее важные стороны деятельности человека нуждаются в прикреплении к определенным антропоморфным божествам (ср. персонификации в Теог. 224-232 и 384 сл., где Обман, Сладострастье, Труд, Тяжбы и т.д. являются потомством Ночи, а Победа, Сила и Мощь — отпрысками океаниды Стикс). Для Гесиода такой областью общественного поведения является судопроизводство, и именно через олицетворение судебного решения достигается превращение абстрактной правды в Справедливость, восседающую на троне рядом с Зевсом.

Не случайно Дика находит себе место рядом с престолом верховного Олимпийца: в "Трудах и Днях" происходит наделение высшими нравственными функциями самого Зевса. Процесс этот не носит прямолинейного характера: мы уже знаем, что в гневе на Прометея Зевс обрек людей на тяжкий труд и сообщество женщин. Людей серебряного века он истребил в гневе за то, что они не воздавали почестей олимпийским богам, — во всем этом не чувствуется заботы о человеческой нравственности, но больше о гневе Зевса в "Трудах и Днях" Гесиод не вспоминает.

Зато, как выясняется уже в самом начале поэмы, лучшими судебными решениями представляются Зевсу такие, которые осуществляются по справедливости (36); Зевс, как мы уже знаем, дарует все блага городу, где чтут справедливость, и карает за неправедность; от его взора не скроется, как блюдут справедливость, - за этим приставлены следить три мириады стражей, и Гесиод не теряет надежды, что Зевс не вечно будет терпеть произвол неправедных (252-255, 267-273); он даровал людям правду (279); кару Зевса вызовет тот, кто обидит сирот или старика-отца (330-335; в переводе ст. 333 не вполне соответствует оригиналу, где вернее говорить о негодовании, а не о гневе; это, как известно, разные чувства). При дальнейших хозяйственных советах проблематика, связанная с именами Зевса и Дики, больше не затрагивается, но она оказала огромное воздействие на позднейшую поэзию в Афинах. Так, для уже упоминавшегося Солона Дика становится требованием всего общественного устройства, а не только судопроизводства. Проблема справедливого возмездия, исходящего от Зевса, будет волновать "отца трагедии" Эсхила, искавшего обоснование разумности миропорядка.

Гесиод едва ли заглядывал так далеко. Изложив миф, басню и притчу, он вполне закономерно обращается снова к Персу: его он призывает слушаться голоса правды и дает наставления, как честно трудиться и достигнуть справедливого обогащения. Здесь Гесиод переходит к тому, что в античности называлось гномами, т.е. к разработке в нескольких стихах нравственных наставлений: задумав дело, предусматривай его результат; трудись, если не хочешь голодать; позорен не труд, а безделье; лучше богатство, нажитое честным трудом, чем посягательство на чужое добро, и т.д. (274-341). Наставления эти продолжаются и в следующем разделе, затрагивая отношения с родными и друзьями, вопросы семьи и брака (342-380), при том что переходы между ними отличаются достаточной свободой: так, 342-351 можно поменять местами с 354-360, а 352, 353, 364 перенести вперед или назад. В конечном счете, эти сто с небольшим стихов, вместе взятые, в наибольшей степени оправдывают причисление "Трудов и Дней" к назидательному эпосу и вместе с тем показывают вторжение в поэму нового стилистического элемента.

При исследовании поэмы в последние десятилетия обращалось внимание на сходство содержащихся в ней назиданий с произведениями ближневосточной литературы, в первую очередь, древнеегипетским "Наставлением Ахикара", поучениями библейских пророков. Представляется, однако, что сходство это, еще больше, чем в "Теогонии", носит типологический характер, нежели является результатом заимствования: нужны ли чужеземные источники, чтобы сформулировать такие рекомендации, как: "Тех, кто любит, — люби; если кто нападет, — защищайся" или "Брать хорошо из того, что имеешь" и им подобные.

Итак, миновала едва ли не половина поэмы, и только теперь Гесиод переходит к реальным советам, как надо трудиться, чтобы достигнуть достатка (381-694). Здесь будут затронуты, наверное, все виды сельскохозяйственного труда (вспашка и сев, жатва и сбор винограда), к которым присоединятся наставления по мореплаванию, если найдутся любители предаваться этому рискованному делу. Не обойдет наш поэт и такого важного вопроса, как выбор жены (695-705), и к нему добавит еще множество всяких советов (706-764). Эта часть, еще более "гномическая" по самому своему характеру и потому допускавшая всякого рода вставки, вызывает наибольшие подозрения у филологов, равно как и следующий за ней перечень дней, удобных и нежелательных для исполнения разных дел (765-828), где наряду с народными приметами встречается, как и в предыдущем разделе, много суеверий.

Для нас сейчас достоверность текста заключительных частей существенного значения не имеет: характер их в целом ясен, а имеет больше смысла внимательнее присмотреться к тому, какими художественными средствами реализует поэт свой замысел.

4

Произведения Гесиода принадлежат к тому периоду греческой культуры, который принято называть архаическим, в отличие от последующего классического. Границами его служат середина VIII -начало V в., в литературе — от поэм Гомера до ранних трагедий Эсхила и творчества Пиндара. Последнее, хотя оно хронологически и вторгается в V век вплоть до его середины, по сумме мыслей и художественных приемов все еще остается достоянием архаики.

Самым важным признаком литературы этого времени является устный характер ее восприятия, идет ли речь о больших поэмах, исполняемых по частям в течение нескольких праздничных дней, или о коротком стихотворении, которое декламируется в сопровождении лиры или флейты в кругу друзей, перед строем воинов, при брачном обряде. Отсюда — целый ряд специфических художественных приемов, восходящих к фольклору; в той или иной мере они присущи и Гесиоду, хотя его поэмы, лишенные сюжета, представляют меньше возможностей для использования этих приемов, чем героический эпос.

Первый из них — употребление застывших фразеологизмов, большей частью прикрепленных к определенному месту гексаметра. Так, например, всегда во второй половине стиха встречаются формулы: "боги, податели благ" (Теог. 46, 111, 633, 664), Зевс — "отец бессмертных и смертных" (Теог. 542, 643, 838; Труды. 59), "Земля-великанша" (Теог. 159, 173; 479). Напротив, сочетание "Зевс Кронид" почти всегда помещается в начале стиха (Теог. 412; Труды. 18, 138, 158, 168). Имя беспутного брата Гесиода нельзя отнести к фразеологизмам, но показательно, что из десяти обращений к нему 4 начинают стих (обычно с сопровождающим "ты же это обдумай" или "выслушай"), а 3 — заканчивают.

Другой прием — повторение нескольких стихов (Теог. 151-153 = 670-672, чтобы напомнить слушателю характеристику Сторуких; 166=172, где Крон повторяет слова Реи, заменив определение "вашего" на "нашего"; 722 сл. = 724 сл. с заменой "от неба" на "от земли").

Очень часто пользуется Гесиод лейтмотивами, когда одно и тоже слово либо без конца повторяется на протяжение всей поэмы, либо скапливается в нескольких стихах подряд: поэт буквально вдалбливает в голову слушателей особенно важную для него мысль. Первый случай представлен в "Теогонии", где всего лишь три глагола (τίκτω, γίγνομαι, μίγνυμι) и одно существительное φιλότης обозначают сочетание полов и рождение потомства, встречаясь в общей сложности свыше 100 раз, т.е. примерно один раз на каждые 11 стихов. Другой случай наблюдаем в "Трудах и Днях": капитальное для поэта понятие δίκη и его производные концентрируются в законченных по смыслу отрезках текста, 213-228 и 274-285, таким образом, что в первом отрезке они повторяются восемь раз, во втором — пять. Путь к справедливости — труд, и в 308-316 мы встретим слово ἔργον и его производные семь раз в девяти стихах. Не брезгует Гесиод этим приемом и там, где речь заходит о более частных предметах, например, как важно находиться в хороших отношениях с соседом: в 344-350 слово γείτων повторяется пять раз; как важно вовремя дать взаймы и получить поддержку: глагол "давать" и производные повторяется 12 раз в пяти стихах (354-358). Два раза трехстишия начинаются с анафоры весьма значащих понятий: стыд сопутствует бездельнику (317-319); заря — лучшее время для начала всякого дела (578-580; в переводе анафора не передана).

В сущности, к той же технике повторений надо отнести и возвращение к однажды названным лицам или мотивам. О рождении Муз от Мнемосины сообщается в Теог. 52-57, затем все девять перечисляются по именам, 75-79, и снова об их происхождении — 915-917. Музы славят Ночь уже в прологе (20), затем рожденные ею Эфир и День упоминаются в 123-125 и, наконец, почти сотню стихов спустя, дается полное описание ее потомства, 211-232. Трижды сообщается о победе Зевса над Кроном (71-73, 178-181, 494-496); дважды братья признают его первенство и вручают ему власть: 501-506 и 883-885. Можно привести еще много подобных примеров, где современный редактор посоветовал бы свести разбросанные в трех-четырех местах сведения воедино, но у архаического поэта была своя логика…

Так, в повествовании о Прометее Гесиод сначала рассказывает о его наказании, а потом о причине кары (Теог. 521-525, 535-560). Не логичнее было бы поступить наоборот? Но первые пять стихов примыкают к перечню других супостатов, и, назвав имя Менетия, брата Прометея, нельзя оставить без ответа вопрос, а как же Прометей? Удовлетворившись тем, что с ним "все в порядке", аудитория может и подождать с объяснениями, которые отодвигаются еще на десяток стихов, потому что в них умещается рассказ о его освобождении Гераклом, — разумеется, Зевс дал на это свое молчаливое согласие. Так достигаются сразу три цели: прославляется милосердие Зевса, успокаивается волнение по адресу Прометея (хоть он и виноват, но, шутка сказать, каждый день терпеть такие мученья!), и лишний раз (ср. 289-295, 312-318) возвеличивается Геракл — свой, беотийский герой (ср. снова о нем — 950-955), и всё это благодаря тому, что следствие поставлено впереди причины.

Последний пример подводит нас уже к организации текста в целом, и здесь у поэтов архаической эпохи были тоже свои средства.

Первое из них — количественная симметрия либо рядом стоящих отрезков текста, либо расположенных вокруг некоего центра. Примером первого в "Теогонии" могут служить два почти равновеликих рассказа о детях Геи (127-138 и 139-153) или каталоги потомков Ночи и Нерея (211-232, 240-264), за каждым из которых следует менее обширный отрезок, так что в сумме выходит разница всего в один стих. Из "Трудов и Дней" можно в качестве примера привести притчу о веках: здесь описание железного века занимает почти столько же места, сколько каждая пара предыдущих.

Пример симметричной композиции дает Теог. 453-506. Расположенный почти посередине поэмы, этот эпизод и повествует о самом важном событии в генеалогии богов: утверждении власти Зевса. Соответственно, сначала перечисляются дети Крона, которых он проглатывал (453-467); потом рассказывается о рождении единственного из сыновей, избежавшего этой доли (468-491), и, наконец о свержении Крона и признании верховной власти Зевса (492-506). Схема аБа возникает без всякой натяжки, если даже отдельные стихи и вызывают подозрение.

Другой прием — рамочная (кольцевая) композиция, когда какой-нибудь отрезок текста с законченным содержанием обрамляется лексически сходными стихами. Список Нереид в "Теогонии" начинается словами: "Многожеланные дети богинь родились у Нерея" (240), заканчивается: "Вот эти девы…, что рождены беспорочным Нереем" (263 сл.). Еще более яркий пример — там же, 550-561, о том, как Зевс спровоцировал Прометея обмануть его (на самом деле, это так называемый этиологический миф, призванный объяснить, почему богам отдают несъедобные части жертвы). В начальном и последнем стихе всю вторую половину заполняет фразеологизм: "Зевс, многосведущий в знаниях вечных" (в переводе в первом случае имя Зевса заменено на его патронимик Кронид).

Наконец, обратим внимание, что обе поэмы состоят как бы из двух половин. В "Теогонии" первая ее половина (до 450), вполне соответствует названию, поскольку речь идет о рождении многочисленных богов; вторая же половина безраздельно посвящена Зевсу — его победам и его потомству (последним стихом поэмы мы считаем 964). В "Трудах и Днях" обратная картина: собственно "труды" начинаются со ст. 381 и заканчиваются, вместе с поэмой, ст. 764 (следующие затем "дни" — более позднее добавление), всего выходит 384 стиха; первую же половину занимают миф, басня, притча, моральные наставления, всего 380 стихов. Отдельные подозрительные стихи (и здесь, и в ранее использованных примерах) общей картины не меняют: сочиняя, Гесиод не носил с собой калькулятора, и нам важны не точные числа, а общая тенденция.

Приведенные выше наблюдения показывают, что обе поэмы складывались в уме Гесиода с самого начала как двухсоставные, со своей поэтической задачей в каждой половине. В то же время обе половины внутренне связаны между собой: нельзя было говорить в "Теогонии" о вручении верховной власти Зевсу, пока перед нами не прошли его предшественники, а их перечень в первой половине без повествования о подвигах Зевса имел бы только значение справочника в стихах, для которого не требовалось дарования Гесиода. Точно так же — в "Трудах и Днях", только с большей заинтересованностью автора в описании земледельческого труда. Но и при этих условиях пафос второй половине придает содержание первой: во имя чего стоит трудиться? Чтобы жить по справедливости, чтобы не наступил железный век со всеми его прелестями.

Конечно, несмотря на владение секретами поэтического мастерства, Гесиоду далеко до художественного размаха его предшественника Гомера или автора более "домашней" "Одиссеи", — и тема не та, и задача другая. Битва Зевса с титанами и Тифоеем, а также два сравнения в "Теогонии" (594-599, 862-866), запоминающееся описание зимней стужи в "Трудах и Днях" (504-518, 529-533) едва ли противоречат этой оценке. Вместе с тем имя и творчество Гесиода пользовались в древности широкой известностью, о чем говорит число приписанных ему произведений дидактического характера и папирусов от I в. до н.э. вплоть до VI в. н.э., и количество цитат и ссылок на него в позднеантичной литературе.

О влиянии Гесиода на творчество Солона и Эсхила, равно как на творцов различных космогонии мы уже упоминали. Если же говорить о пафосе поэм Гесиода в целом, то не обойтись без упоминания "Феноменов" Арата (III в. до н.э.) и его восхищением величием космоса, одухотворенного присутствием Зевса, не обойтись без "Георгик" Вергилия, посвященных прославлению крестьянского труда, не говоря уж о гораздо менее известных Никандре (II в. до н.э.) с его двумя поэмами о средствах от укусов и отравлениях и Оппиане (2-я пол. II в. н.э.), писавшем о рыбной ловле и псовой охоте.

На рубеже III-IV в. н.э., в период достаточно оживленного интереса к эпосу в эллинизированном Египте некий любитель этого жанра в его классической форме написал стихотворение на тему: "Что сказал бы Гесиод, вдохновленный Музами?" Там в уста Гесиода влагалась прямая речь, в которой он рассказывал и о посещении Муз, и о расставании с родной деревней, и об открывшейся перед ним дорогой. Кончался монолог следующими стихами:

Ныне по Зевсовой воле, по воле Муз мне отверзлись Сводов небесных врата, и богов я вижу чертоги, - Их воспевать я хочу, чтоб славой навек увенчаться.

Немного напыщенно для поэта из бедной Аскры, но вполне искренно.

Теогония

Гимн к Музам и обращение к ним за помощью.

С Муз, геликонских богинь[3], мы песню свою начинаем. На Геликоне они обитают высоком, священном. Нежной ногою ступая, обходят они в хороводе Жертвенник Зевса-царя и фиалково-темный источник[4].

* * *

5 Нежное тело свое искупавши в теченьях Пермесса[5], Иль в роднике Иппокрене, иль в водах священных Ольмея, На геликонской вершине они хоровод заводили, Дивный для глаза, прелестный, и ноги их в пляске мелькали. Снявшись оттуда, туманом одевшись густым, непроглядным, 10 Ночью они приходили и пели чудесные песни, Славя эгидодержавца Кронида с владычицей Герой, Города Аргоса[6] мощной царицею златообутой, Зевса великую дочь, синеокую деву Афину, И Аполлона-царя с Артемидою стрелолюбивой, 15 И Земледержца, земных колебателя недр Посейдона, И Афродиту с ресницами гнутыми, также Фемиду[7], Златовенчанную Гебу-богиню[8] с прекрасной Дионой, С ними — Лето́[9], Иапета и хитроразумного Крона, Эос-Зарю и великого Гелия с светлой Селеной[10], 20 Гею-мать с Океаном[11] великим и черною Ночью, Также и все остальное священное племя бессмертных. Песням прекрасным своим обучили они Гесиода В те времена, как овец под священным он пас Геликоном. Прежде всего обратились ко мне со словами такими 25 Дщери великого Зевса-царя, олимпийские Музы: «Эй, пастухи полевые, — несчастные, брюхо сплошное! Много умеем мы лжи рассказать за чистейшую правду. Если, однако, хотим, то и правду рассказывать можем!» Так мне сказали в рассказах искусные дочери Зевса. 30 Вырезав посох чудесный из пышнозеленого лавра, Мне его дали и дар мне божественных песен вдохнули, Чтоб воспевал я в тех песнях, что было и что еще будет. Племя блаженных богов величать мне они приказали, Прежде ж и после всего — их самих воспевать непрестанно… 35 Впрочем, ну, как я могу говорить о скале или дубе?[12] С Муз песнопенье свое начинаем, которые пеньем Радуют разум великий отцу своему на Олимпе, Все излагая подробно, что было, что есть и что будет, Хором согласно звучащим. Без устали сладкие звуки 40 Льют их уста. И смеются палаты родителя — Зевса Тяжкогремящего, лишь зазвучат в них лилейные песни Славных богинь. И ответно звучат им жилища блаженных И олимпийские главы. Богини же гласом бессмертным Прежде всего воспевают достойное почестей племя 45 Тех из богов, что Землей рождены от широкого Неба, И благодавцев-богов, что от этих богов народились. Зевса вторым после них, отца и бессмертных и смертных, [В самом начале и в самом конце воспевают богини, —][13] Сколь превосходнее всех он богов и могучее силой. 50 Племя затем воспевая людей и могучих Гигантов[14], Радуют разум великий отцу своему на Олимпе Дщери великого Зевса-царя, олимпийские Музы. Семя во чрево приняв от Кронида-отца, в Пиерии[15] Их родила Мнемосина[16], царица высот Елевфера, 55 Чтоб улетали заботы и беды душа забывала. Девять ночей сопрягался с богинею Зевс-промыслитель, К ней вдалеке от богов восходя на священное ложе. После ж того как исполнился год, времена обернулись, Месяцы круг совершили и дней унеслося немало, 60 Единомысленных девять она дочерей народила, С рвущейся к песням душой, с беззаботным и радостным духом, Близ высочайшей вершины одетого снегом Олимпа. Светлые там хороводы у них и прекрасные домы. Рядом жилища имеют Хариты[17] и Гимер-Желанье, 65 В празднествах жизнь проводя. Голосами прелестными Музы Песни поют о законах, которые всем управляют, Добрые нравы богов голосами прелестными славят. Песней бессмертной своею и голосом тешась прекрасным, Музы к Олимпу пошли. И далеко звучали их гимны, 70 Милый их топот по черной земле раздавался в то время, Как возвращались богини к родителю. В небе царит он, Громом владеющий страшным и молнией огненно-жгучей, Силою верх одержавший над Кроном-отцом. Меж богами Все хорошо поделил он и каждому почесть назначил. 75 Это вот пели в дворцах олимпийских живущие Музы, Девять богинь[18], дочерей многославного Зевса-владыки — Девы Клио и Евтерпа, и Талия, и Мельпомена, И Эрато с Терпсихорой, Полимния и Урания, И Каллиопа — меж всеми другими она выдается: 80 Шествует следом она за царями, достойными чести. Если кого отличить пожелают Кронидовы дщери, Если увидят, что родом от Зевсом вскормленных царей он, — То орошают счастливцу язык многосладкой росою. Речи приятные с уст его льются тогда. И народы 85 Все на такого глядят, как в суде он выносит решенья, С строгой согласные правдой[19]. Разумным, решительным словом Даже великую ссору тотчас прекратить он умеет. Ибо затем и разумны цари[20], чтобы всем пострадавшим, Если к суду обратятся они, без труда возмещенье 90 Полное дать, убеждая обидчиков мягкою речью. Благоговейно его, словно бога, приветствуют люди, Как на собранье пойдет он: меж всеми он там выдается. Вот сей божественный дар, что приносится Музами людям. Ибо от Муз и метателя стрел, Аполлона-владыки, 95 Все на земле и певцы происходят, и лирники-мужи. Все же цари — от Кронида. Блажен человек, если Музы Любят его: как приятен из уст его льющийся голос! Если нежданное горе внезапно душой овладеет, Если кто сохнет, печалью терзаясь, то стоит ему лишь 100 Песню услышать служителя Муз, песнопевца, о славных Подвигах древних людей, о блаженных богах олимпийских, И забывает он тотчас о горе своем; о заботах Больше не помнит: совсем он от дара богинь изменился. Радуйтесь, дочери Зевса, даруйте прелестную песню! 105 Славьте священное племя богов, существующих вечно, — Тех, кто на свет родился от Земли и от звездного Неба, Тех, кто от сумрачной Ночи, и тех, кого Море вскормило. Все расскажите: как боги, как наша земля зародилась, Как беспредельное море явилося шумное, реки, 110 Звезды, несущие свет, и широкое небо над нами; [Кто из бессмертных[21] подателей благ от чего зародился,] Как поделили богатства и почести между собою, Как овладели впервые обильноложбинным Олимпом. С самого это начала вы все расскажите мне, Музы, 115 И сообщите при этом, что прежде всего зародилось.

Первые существа: Хаос, Гея, Тартар, Эрос, Ночь.

Прежде всего во вселенной Хаос[22] зародился, а следом Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный, 118 [Вечных богов — обитателей снежных вершин олимпийских.][23] Сумрачный Тартар[24], в земных залегающий недрах глубоких, 120 И, между вечными всеми богами прекраснейший, — Эрос Сладкоистомный — у всех он богов и людей земнородных Душу в груди покоряет и всех рассужденья лишает. Черная Ночь и угрюмый Эреб[25] родились из Хаоса. Ночь же Эфир[26] родила и сияющий День, иль Гемеру: 125 Их зачала она в чреве, с Эребом в любви сочетавшись.

Поколение первое: потомство Хаоса, Земли и Урана.

Гея же прежде всего родила себе равное ширью 127 Звездное Небо, Урана, чтоб точно покрыл ее всюду 129 И чтобы прочным жилищем служил для богов всеблаженных; 130 Нимф, обитающих в чащах нагорных лесов многотенных; Также еще родила, ни к кому не всходивши на ложе, Шумное море бесплодное, Понт. А потом, разделивши Ложе с Ураном, на свет Океан породила глубокий, Коя и Крия, еще — Гипериона и Иапета[27], 135 Фею и Рею[28], Фемиду великую и Мнемосину, Златовенчанную Фебу и милую видом Тефию[29]. После их всех родился, меж детей наиболе ужасный, Крон хитроумный. Отца многомощного он ненавидел. Также Киклопов с душою надменною Гея родила — 140 Счетом троих, а по имени — Бронта, Стеропа и Арга. Молнию сделали Зевсу-Крониду и гром они дали. Были во всем остальном на богов они прочих похожи, Но лишь единственный глаз в середине лица находился: Вот потому-то они и звались «Круглоглазы», «Киклопы», 145 Что на лице по единому круглому глазу имели. А для работы была у них сила, и мощь, и сноровка. Также другие еще родилися у Геи с Ураном Трое огромных и мощных сынов, несказанно ужасных, — Котт, Бриарей крепкодушный и Гиес[30] — надменные чада. 150 Целою сотней чудовищных рук размахивал каждый Около плеч многомощных, меж плеч же у тех великанов По пятьдесят поднималось голов из туловищ крепких. Силой они неподступной и ростом большим обладали.

Оскопление Урана, рождение Афродиты.

Дети, рожденные Геей-Землею и Небом-Ураном, 155 Были ужасны и стали отцу своему ненавистны С первого взгляда. Едва лишь на свет кто из них появился, Каждого в недрах Земли немедлительно прятал родитель, Не выпуская на свет, и злодейством своим наслаждался. С полной утробою тяжко стонала Земля-великанша. 160 Злое пришло ей на ум и коварно-искусное дело. Тотчас породу создавши седого железа, огромный Сделала серп и его показала возлюбленным детям, И, возбуждая в них смелость, сказала с печальной душою: «Дети мои и отца нечестивого! Если хотите 165 Быть мне послушными, сможем отцу мы воздать за злодейство Вашему: ибо он первый ужасные вещи замыслил». Так говорила. Но, страхом объятые, дети молчали. И ни один не ответил. Великий же Крон хитроумный, Смелости полный, немедля ответствовал матери милой: 170 «Мать! С величайшей охотой за дело такое возьмусь я. Мало меня огорчает отца злоимянного жребий Нашего. Ибо он первый ужасные вещи замыслил». Так он сказал. Взвеселилась душой исполинская Гея. В место укромное сына запрятав, дала ему в руки 175 Серп острозубый и всяким коварствам его обучила. Ночь за собою ведя, появился Уран и возлег он Около Геи, пылая любовным желаньем, и всюду Распространился кругом. Неожиданно левую руку Сын протянул из засады, а правой, схвативши огромный 180 Серп острозубый, отсек у родителя милого быстро Член детородный и бросил назад его сильным размахом. И не бесплодно из Кроновых рук полетел он могучих: Сколько на землю из члена ни вылилось капель кровавых, Все их Земля приняла. А когда обернулися годы, 185 Мощных Эриний[31] она родила и великих Гигантов С длинными копьями в дланях могучих, в доспехах блестящих, Также и нимф, что Мелиями[32] мы на земле называем. 188 Член же отца детородный, отсеченный острым железом, 190 По морю долгое время носился, и белая пена Взбилась вокруг от нетленного члена. И девушка в пене В той зародилась. Сначала подплыла к Киферам[33] священным, После же этого к Кипру пристала, омытому морем. На берег вышла богиня прекрасная. Ступит ногою — 195 Травы под стройной ногой вырастают. Ее Афродитой[34], [«Пенорожденной», еще «Кифереей» прекрасновенчанной][35] Боги и люди зовут, потому что родилась из пены. А Кифереей зовут потому, что к Киферам пристала, «Кипророжденной», — что в Кипре, омытом волнами, родилась. 200 [Также любезной мужам, раз от члена мужского родилась.][36] К племени вечных блаженных отправилась тотчас богиня. Эрос[37] сопутствовал деве, и следовал Гимер прекрасный. С самого было начала дано ей в удел и владенье Между земными людьми и богами бессмертными вот что: 205 Девичий шепот любовный, улыбки, и смех, и обманы, Сладкая нега любви и пьянящая радость объятий. Детям, на свет порожденным Землею, названье Титанов Дал в поношенье отец их, великий Уран-повелитель. Руку, сказал он, простерли они[38] к нечестивому делу 210 И совершили злодейство, и будет им кара за это.

Поколение второе: потомство Ночи и дети Понта.

Ночь родила еще Мора ужасного с черною Керой[39]. Смерть родила она также, и Сон, и толпу Сновидений. 213 [Мрачная Ночь, ни к кому из богов не всходивши на ложе,][40] Мома[41] потом родила и Печаль, источник страданий, 215 И Гесперид[42], — золотые, прекрасные яблоки холят За океаном они на деревьях, плоды приносящих. Мойр родила она также и Кер[43], беспощадно казнящих. [Мойры — Клофо именуются, Лахесис, Атропос. Людям Определяют они при рожденье несчастье и счастье.][44] 220 Тяжко карают они и мужей и богов за проступки, И никогда не бывает, чтоб тяжкий их гнев прекратился Раньше, чем полностью всякий виновный отплату получит. Также еще Немесиду[45], грозу для людей земнородных, Страшная Ночь родила, а за нею — Обман, Сладострастье, 225 Старость, несущую беды, Эриду[46] с могучей душою. Грозной Эридою Труд порожден утомительный, также Голод, Забвенье и Скорби, точащие слезы у смертных, Схватки жестокие, Битвы, Убийства, мужей Избиенья, Полные ложью слова, Словопренья, Судебные Тяжбы, 230 И Ослепленье души с Беззаконьем, родные друг другу, И, наиболее горя несущий мужам земнородным, Орк, наказующий тех, кто солжет добровольно при клятве. Понт же Нерея родил, ненавистника лжи, правдолюбца, Старшего между детьми. Повсеместно зовется он старцем, 235 Ибо душою всегда откровенен, беззлобен, о правде Не забывает, но сведущ в благих, справедливых советах. Вслед же за этим Фавманта[47] великого с Форкием храбрым Понту Земля родила, и прекрасноланитную Кето, И Еврибию[48], имевшую в сердце железную душу.

Поколение третье: внуки Понта: дети Нерея, потомство Фавманта, дети Форкия и Кето, среди них Горгоны, Ехидна с ее потомством.

240 Многожеланные дети богинь родились у Нерея В темной морской глубине от Дориды прекрасноволосой, Дочери милой отца-Океана, реки совершенной. Дети, рожденные ею: Плото, Сао и Евкранта, И Амфитрита[49] с Евдорой, Фетида, Галена и Главка, 245 Дальше — Спейо, Кимофоя, и Фоя с прелестной Галией[50], И Эрато с Пасифеей и розоворукой Евникой, Дева Мелита, приятная всем, Евлимена, Агава, Также Дото и Прото, и Фе́руса, и Динамина, Дальше — Несея с Актеей и Протомедея с Доридой, 250 Также Пано́пейя и Галатея, прелестная видом, И Гиппофоя, и розоворукая с ней Гиппоноя, И Кимодока, которая волны на море туманном И дуновения ветров губительных с Киматолегой И с Амфитритой прекраснолодыжной легко укрощает. 255 Дальше — Кимо, Эиона, в прекрасном венке Галимеда, И Главконома улыбколюбивая, Понтопорея, И Леагора, еще Евагора и Лаомедея, И Пулиноя, а с ней Автоноя и Лиспанасса, Ликом прелестная и безупречная видом Еварна, 260 Милая телом Псамафа с божественной девой Мениппой, Также Несо и Евпомпа, еще Фемисто и Проноя, И, наконец, Немертея с правдивой отцовской душою. Вот эти девы, числом пятьдесят, в беспорочных работах Многоискусные, что рождены беспорочным Нереем. 265 Дочь Океана глубокотекущего деву Электру Взял себе в жены Фавмант. Родила она мужу Ириду[51] Быструю и Аэлло с Окипетою, Гарпий[52] кудрявых. Как дуновение ветра, как птицы, на крыльях проворных Носятся Гарпии эти, паря высоко над землею. 270 Граий прекрасноланитных от Форкия Кето родила. Прямо седыми они родились. Потому и зовут их Граями[53] боги и люди. Их двое: одета в изящный Пеплос одна, Пемфредо, Энио же, другая, — в шафранный. Также Горгон родила, что за славным живут Океаном 275 Рядом с жилищем певиц Гесперид, близ конечных пределов Ночи: Сфенно, Евриалу, знакомую с горем Медузу. Смертной Медуза была. Но бессмертны, бесстаростны были Обе другие. Сопрягся с Медузою той Черновласый[54] На многотравном лугу, средь весенних цветов благовонных. 280 После того как Медузу могучий Персей обезглавил, Конь появился Пегас из нее и Хрисаор великий. Имя Пегас — оттого, что рожден у ключей[55] океанских, Имя Хрисаор — затем, что с мечом золотым[56] он родился. Землю, кормилицу стад, покинул Пегас и вознесся 285 К вечным богам. Обитает теперь он в палатах у Зевса И Громовержцу всемудрому молнию с громом приносит. Этот Хрисаор родил трехголового Герионея, Соединившись в любви с Каллироею Океанидой. Герионея[57] того умертвила Гераклова сила 290 Возле ленивых коров на омытой водой Ерифее[58]. В тот же направился день к Тиринфу священному с этим Стадом коровьим Геракл, через броды пройдя Океана, Орфа убивши и стража коровьего Евритиона За Океаном великим и славным, в обители мрачной. 295 Кето ж в пещере большой разрешилась чудовищем новым, Ни на людей, ни на вечноживущих богов не похожим, — Неодолимой Ехидной, божественной, с духом могучим, Наполовину — прекрасной с лица, быстроглазою нимфой, Наполовину — чудовищным змеем, большим, кровожадным, 300 В недрах священной земли залегающим, пестрым и страшным. Есть у нее там пещера внизу глубоко под скалою, И от бессмертных богов, и от смертных людей в отдаленье: В славном жилище ей там обитать предназначили боги. Так-то, не зная ни смерти, ни старости, нимфа Ехидна, 305 Гибель несущая, жизнь под землей проводила в Аримах[59]. Как говорят, с быстроглазою девою той сочетался В жарких объятиях гордый и страшный Тифон беззаконный. И зачала от него, и детей родила крепкодушных. Для Гериона сперва родила она Орфа-собаку; 310 Вслед же за ней — несказанного Кербера, страшного видом, Медноголосого адова пса, кровожадного зверя, Нагло-бесстыдного, злого, с пятьюдесятью головами. Третьей потом родила она злую Лернейскую Гидру[60]. Эту вскормила сама белорукая Гера-богиня, 315 Неукротимою злобой пылавшая к силе Геракла. Гибельной медью, однако, ту Гидру сразил сын Кронида, Амфитрионова отрасль Геракл, с Иолаем могучим, Руководимый советом добычницы мудрой Афины. Также еще разрешилась она изрыгающей пламя, 320 Мощной, большой, быстроногой Химерой с тремя головами: Первою — огненноокого льва, ужасного видом, Козьей — другою, а третьей — могучего змея-дракона. [Спереди лев, позади же дракон, а коза в середине; Яркое, жгучее пламя все пасти ее извергали.][61] 325 Беллерофонт[62] благородный с Пегасом ее умертвили. Грозного Сфинкса еще родила она в гибель кадмейцам[63], Также Немейского льва, в любви сочетавшися с Орфом. Лев этот, Ге́рой вскормленный, супругою славною Зевса, Людям на го́ре в Немейских полях поселен был богиней. 330 Там обитал он и племя людей пожирал земнородных, Царствуя в области всей Апесанта, Немеи[64] и Трета. Но укротила его многомощная сила Геракла. Форкию младшего сына родила владычица Кето — Страшного змея: глубоко в земле залегая и свившись 335 В кольца огромные, яблоки он сторожит золотые. Это — потомство, рожденное на свет от Форкия с Кето.

Внуки Урана.

От Океана ж с Тефией пошли быстротечные дети[65], Реки Нил и Алфей с Эриданом глубокопучинным, Также Стримон и Меандр с прекрасноструящимся Истром, 340 Фасис и Рес, Ахелой серебристопучинный и быстрый, Несс, Галиакмон, а следом за ними Гептапор и Родий, Граник-река с Симоентом, потоком божественным, Эсеп, Реки Герм и Пеней, и прекрасноструящийся Каик, И Сангарийский великий поток, и Парфений, и Ладон, 345 Быстрый Евен и Ардеск с рекою священной Скамандром. Также и племя священное дев народила Тефия[66]. Вместе с царем Аполлоном и с Реками мальчиков юных Пестуют девы — такой от Кронида им жребий достался. Те Океановы дщери: Адмета, Пейфо и Электра, 350 Янфа, Дорида, Примно и Урания с видом богини, Также Гиппо и Климена, Родеия и Каллироя, Дальше — Зейксо и Клития, Идийя и с ней Пасифоя, И Галаксавра с Плексаврой, и милая сердцу Диона, Фоя, Мелобосис и Полидора, прекрасная видом, 355 И Керкеида с прелестным лицом, волоокая Плуто, Также еще Персеида, Янира, Акаста и Ксанфа, Милая дева Петрея, за ней — Менесфо и Европа, Полная чар Калипсо, Телесто в одеянии желтом, Асия, с ней Хрисеида, потом Евринома и Метис. 360 Тиха, Евдора и с ними еще — Амфиро, Окироя, Стикс, наконец: выдается она между всеми другими. Это — лишь самые старшие дочери, что народились От Океана с Тефией. Но есть и других еще много. Ибо всего их три тысячи, Океанид стройноногих. 365 Всюду рассеявшись, землю они обегают, а также Бездны глубокие моря, богинь знаменитые дети. Столько же есть на земле и бурливо текущих потоков, Также рожденных Тефией, — шумливых сынов Океана. Всех имена их назвать никому из людей не под силу. 370 Знает названье потока лишь тот, кто вблизи обитает. Фейя — великого Гелия с яркой Селеной и с Эос, Льющею сладостный свет равно для людей земнородных И для бессмертных богов, обитающих в небе широком, С Гиперионом в любви сочетавшись, на свет породила. 375 С Крием в любви сочетавшись, богиня богинь Еврибия На свет родила Астрея[67] великого, также Палланта И между всеми другими отличного хитростью Перса[68]. Эос-богиня к Астрею взошла на любовное ложе, И родились у нее крепкодушные ветры от бога — 380 Быстролетящий Борей[69], и Нот, и Зефир белопенный. Также звезду Зареносца и сонмы венчающих небо Ярких звезд родила спозаранку рожденная Эос. Стикс, Океанова дочерь, в любви сочетавшись с Паллантом, Зависть в дворце родила и прекраснолодыжную Нике[70]. 385 Силу и Мощь родила она также, детей знаменитых. Нет у них дома отдельно от Зевса, пристанища нету, Нет и пути, по которому шли бы не следом за богом; Но неотступно при Зевсе живут они тяжкогремящем. Так это сделала Стикс, нерушимая Океанида[71], 390 В день тот, когда на великий Олимп небожителей вечных Созвал к себе молневержец Кронид, олимпийский владыка, И объявил им, что тот, кто пойдет вместе с ним на Титанов, Почестей прежних не будет лишен и удел сохранит свой, Коим дотоле владел меж богов, бесконечно живущих. 395 Если же кто не имел ни удела, ни чести при Кроне, Тот и удел и почет подобающий ныне получит. Первой тогда нерушимая Стикс на Олимп поспешила Вместе с двумя сыновьями, совету отца повинуясь. Щедро за это ее одарил и почтил Громовержец: 400 Ей предназначил он быть величайшею клятвой бессмертных, А сыновьям приказал навсегда у него поселиться. Также и данные всем остальным обещанья сдержал он, Сам же с великою властью и силой царит над вселенной. Феба же к Кою вступила на многожеланное ложе 405 И, восприявши во чрево, — богиня в объятиях бога, — Черноодежной Лето разрешилася, милою вечно, Милою искони, самою кроткой на целом Олимпе, Благостной к вечноживущим богам и благостной к людям. Благоименную также она родила Астерию, — 410 Ввел ее некогда Перс во дворец свой, назвавши супругой.

Внучка Коя — Геката. Ее прославление.

Эта, зачавши, родила Гекату[72], — ее перед всеми Зевс отличил Громовержец и славный удел даровал ей: Править судьбою земли и бесплодно-пустынного моря. Был ей и звездным Ураном почетный удел предоставлен, 415 Более всех почитают ее и бессмертные боги. Ибо и ныне, когда кто-нибудь из людей земнородных, Жертвы свои принося по закону, о милости молит, То призывает Гекату: большую он честь получает Очень легко, раз молитва его принята благосклонно. 420 Шлет и богатство богиня ему: велика ее сила. Долю имеет Геката во всяком почетном уделе Тех, кто от Геи-Земли родился и от Неба-Урана, Не причинил ей насилья Кронид и не отнял обратно, Что от Титанов, от прежних богов, получила богиня. 425 Все сохранилось за ней, что при первом разделе на долю Выпало ей из даров на земле, и на небе, и в море. Чести не меньше она, как единая дочь, получает, — Даже и больше еще: глубоко она чтима Кронидом. Пользу богиня большую, кому пожелает, приносит. 430 Хочет — в народном собранье любого меж всех возвеличит. Если на мужегубительный бой снаряжаются люди, Рядом становится с теми Геката, кому пожелает Дать благосклонно победу и славою имя украсить. Возле достойных царей на суде восседает богиня. 435 Очень полезна она, и когда состязаются люди: Рядом становится с ними богиня и помощь дает им. Мощью и силою кто победит — получает награду, Радуясь в сердце своем, и родителям славу приносит. Конникам также дает она помощь, когда пожелает, 440 Также и тем, кто, средь синих, губительных волн промышляя, Станет молиться Гекате и шумному Энносигею[73]. Очень легко на охоте дает она много добычи, Очень легко, коль захочет, покажет ее — и отнимет. Вместе с Гермесом на скотных дворах она множит скотину; 445 Стадо ль вразброску пасущихся коз иль коров круторогих, Стадо ль овец густорунных, душой пожелав, она может Самое малое сделать великим, великое ж — малым. Так-то, — хотя и единая дочерь у матери, — все же Между бессмертных богов почтена она всяческой честью. 450 Вверил ей Зевс попеченье о детях, которые узрят После богини Гекаты восход многовидящей Эос[74]. Искони юность хранит она. Вот все уделы богини.

Потомство Крона и Реи (будущие олимпийские боги). Крон пожирает своих детей.

Рея, поятая Кроном, детей родила ему светлых — Деву-Гестию, Деметру[75] и златообутую Геру, 455 Славного мощью Аида, который живет под землею, Жалости в сердце не зная, и шумного Энносигея, И промыслителя Зевса, отца и бессмертных и смертных, Громы которого в трепет приводят широкую землю. Каждого Крон пожирал, лишь к нему попадал на колени 460 Новорожденный младенец из матери чрева святого: Сильно боялся он, как бы из славных потомков Урана Царская власть над богами другому кому не досталась. Знал он от Геи-Земли и от звездного Неба-Урана, Что суждено ему свергнутым быть его собственным сыном, 465 Как он сам ни могуч — умышленьем великого Зевса. Вечно на страже, ребенка, едва только на свет являлся, Тотчас глотал он. А Рею брало неизбывное горе.

Рождение Зевса, обман и свержение Крона.

Но наконец, как родить собралась она Зевса-владыку, Смертных отца и бессмертных, взмолилась к родителям Рея, 470 К Гее великой, Земле, и к звездному Небу-Урану — Пусть подадут ей совет рассудительный, как бы, родивши, Спрятать ей милого сына, чтоб мог он отмстить за злодейство Крону-владыке, детей поглотившему, ею рожденных. Вняли молениям дщери возлюбленной Гея с Ураном 475 И сообщили ей точно, какая судьба ожидает Мощного Крона-царя и его крепкодушного сына. В Ликтос[76] послали ее, плодородную критскую область, Только лишь время родить наступило ей младшего сына, Зевса-царя. И его восприяла Земля-великанша, 480 Чтобы на Крите широком владыку вскормить и взлелеять. Быстрою, черною ночью сначала отправилась в Дикту[77] С новорожденным богиня и, на руки взявши младенца, Скрыла в божественных недрах земли, в недоступной пещере, На многолесной Эгейской горе[78], середь чащи тенистой. 485 Камень в пеленки большой завернув, подала его Рея Мощному сыну Урана. И прежний богов повелитель В руки завернутый камень схватил и в желудок отправил. Злой нечестивец! Не ведал он в мыслях своих, что остался Сын невредимым его, в безопасности полной, что скоро 490 Верх над отцом ему взять предстояло, руками и силой С трона низвергнуть и стать самому над богами владыкой. Начали быстро расти и блестящие члены, и сила Мощного Зевса-владыки. Промчались года за годами. Перехитрил он отца, предписаний послушавшись Геи: 495 Крон хитроумный обратно, великий, извергнул потомков, Хитростью сына родного и силой его побежденный. Первым извергнул он камень, который последним пожрал он. Зевс на широкодорожной земле этот камень поставил В многосвященном Пифоне[79], в долине под самым Парнасом, 500 Чтобы всегда там стоял он как памятник, смертным на диво. Братьев своих и сестер Уранидов[80], которых безумно Вверг в заключенье отец, на свободу он вывел обратно. Благодеянья его не забыли душой благодарной Братья и сестры и отдали гром ему вместе с палящей 505 Молнией: прежде в себе их скрывала Земля-великанша. Твердо на них полагаясь, людьми и богами он правит.

Потомство титана Иапета: Прометей и его хитрости; создание женщины и осуждение женского рода.

Океаниду прекраснолодыжную, деву Климену, В дом свой увел Иапет и всходил с ней на общее ложе. Та же ему родила крепкодушного сына Атланта, 510 Также Менетия, славой затмившего всех, Прометея С хитрым, искусным умом и недальнего Эпиметея[81]. С самого этот начала несчастьем явился для смертных: Первый от Зевса он девушку, им сотворенную, принял[82] В жены. Менетия ж наглого Зевс протяженногремящий 515 В мрачный отправил Эреб, ниспровергнувши молнией дымной За нечестивость его и чрезмерную, страшную силу. Держит Атлант, принужденный к тому неизбежностью мощной, На голове и руках неустанных широкое небо Там, где граница земли, где певицы живут Геспериды, 520 Ибо такую судьбу ниспослал ему Зевс-промыслитель. А Прометея, на выдумки хитрого, к средней колонне В тяжких и крепких оковах Кронид привязал Громовержец И длиннокрылого выслал орла: бессмертную печень Он пожирал у титана, но за ночь она вырастала 525 Ровно настолько же, сколько орел пожирал ее за день. Сыном могучим Алкмены[83] прекраснолодыжной, Гераклом, Был тот орел умерщвлен, а сын Иапета избавлен От жесточайших страданий и тяжко-мучительной скорби — Не против воли высокоцарящего Зевса-Кронида: 530 Ибо желалось Крониду, чтоб сделалась слава Геракла Фиворожденного[84] больше еще на земле, чем дотоле; Честью великой решив отличить знаменитого сына, Гнев прекратил он, который дотоле питал к Прометею Из-за того, что тягался он в мудрости с Зевсом могучим. 535 Ибо в то время, как боги с людьми препирались в Меконе[85], Тушу большого быка Прометей многохитрый разрезал И разложил на земле, обмануть домогаясь Кронида. Жирные в кучу одну потроха отложил он и мясо, Шкурою все обернув и покрывши бычачьим желудком, 540 Белые ж кости собрал он злокозненно в кучу другую И, разместивши искусно, покрыл ослепительным жиром. Тут обратился к титану родитель бессмертных и смертных: «Сын Иапета, меж всеми владыками самый отличный! Очень неровно, мой милый, на части быка поделил ты!» 545 Так насмехался Кронид, многосведущий в знаниях вечных. И, возражая, ответил ему Прометей хитроумный, Мягко смеясь, но коварных повадок своих не забывши: «Зевс, величайший из вечноживущих богов и славнейший! Выбери то для себя, что в груди тебе дух твой укажет!» 550 Так он сказал. Но Кронид, многосведущий в знаниях вечных, Сразу узнал, догадался о хитрости. Злое замыслил Против людей он и замысел этот исполнить решился. Правой и левой рукою блистающий жир приподнял он — И рассердился душою, и гнев ворвался ему в сердце, 555 Как увидал он искусно прикрытые кости бычачьи. С этой поры поколенья людские во славу бессмертных На алтарях благовонных лишь белые кости сжигают[86]. В гневе сказал Прометею Кронид, облаков собиратель: «Сын Иапета, меж всех наиболе на выдумки хитрый! 560 Козней коварных своих, мой любезный, еще не забыл ты!» Так говорил ему Зевс, многосведущий в знаниях вечных. В сердце великом навеки обман совершённый запомнив, Силы огня неустанной решил ни за что не давать он Людям ничтожным, которые здесь на земле обитают. 565 Но обманул его вновь благороднейший сын Иапета: Неутомимый огонь он украл, издалека заметный, Спрятавши в нарфексе полом. И Зевсу, гремящему в высях, Дух уязвил тем глубоко. Разгневался милым он сердцем, Как увидал у людей свой огонь, издалека заметный. 570 Чтоб отплатить за него, изобрел для людей он несчастье: Тотчас слепил из земли знаменитый Хромец обеногий[87], Зевсов приказ исполняя, подобие девы стыдливой; Пояс на ней застегнула Афина[88], в сребристое платье Деву облекши; руками держала она покрывало 575 Ткани тончайшей, с главы ниспадавшее — диво для взоров: 576 [Голову ей увенчала богиня Паллада-Афина[89] 577 Чудным венком из цветов луговых, только-только расцветших.][90] Голову девы венцом золотым увенчала богиня. Сделал венец этот сам знаменитый Хромец обеногий 580 Ловкой рукою своей, угождая родителю Зевсу. Много на нем украшений он вырезал, — диво для взоров, — Всяких чудовищ, обильно питаемых сушей и морем. Много их тут поместил он, сияющих прелестью многой, Дивных: казалось, что живы они и что голос их слышен. 585 После того как создал он прекрасное зло вместо блага, Деву привел он, где боги другие с людьми находились, — Гордую блеском нарядов Афины могучеотцовной. Диву бессмертные боги далися и смертные люди, Как увидали приманку искусную, гибель для смертных. 590 [Вот от нее и пошла слабосильная женщин порода.][91] 591 Женщин губительный род от нее на земле происходит. Нам на великое горе они меж мужчин обитают, В бедности горькой не спутницы — спутницы только в богатстве. Так же вот точно в покрытых ульях хлопотливые пчелы 595 Трутней усердно питают, хоть пользы от них и не видят; Пчелы с утра и до ночи, покуда не скроется солнце, Изо дня в день суетятся и белые соты выводят; Те же все время внутри остаются под крышею улья И пожинают чужие труды в ненасытный желудок. 600 Так же высокогремящим Кронидом, на горе мужчинам, Посланы женщины в мир, причастницы дел нехороших. Но и другую еще он беду сотворил вместо блага: Кто-нибудь брака и женских вредительных дел избегает И не желает жениться: приходит печальная старость — 605 И остается старик без ухода! А если богат он, То получает наследство какой-нибудь родственник дальний! Если же в браке кому и счастливый достанется жребий, Если жена попадется ему сообразно желаньям, Все же немедленно зло начинает с добром состязаться 610 Без передышки. А если жену из породы зловредной Он от судьбы получил, то в груди его душу и сердце Тяжкая скорбь наполняет. И нет от беды избавленья![92] Не обойдет, не обманет никто многомудрого Зевса! Сам Иапетионид[93] Прометей, благодетель великий, 615 Тяжкого гнева его не избег. Как разумен он ни был, Все же хотел не хотел — а попал в неразрывные узы.

Война богов с титанами.

Ко Бриарею[94], и Котту, и Гиесу с первого взгляда В сердце родитель почуял вражду[95] и в оковы их ввергнул, Мужеству гордому, виду и росту сынов удивляясь. 620 В недрах широкодорожной земли поселил их родитель. Горестно жизнь проводили они глубоко под землею, Возле границы пространной земли, у предельного края, С долгой и тяжкою скорбью в душе, в жесточайших страданьях. Всех их, однако, Кронид и другие бессмертные боги, 625 Реей прекрасноволосой рожденные на свет от Крона, Вывели снова на землю, совета послушавшись Геи: Точно она предсказала, что с помощью тех великанов Полную боги победу получат и громкую славу. Ибо уж долгое время сражалися друг против друга 630 В ярых, могучих боях, с напряжением, ранящим душу, Боги-Титаны и боги, рожденные на свет от Крона: Славные боги-Титаны — с Офрийской горы[96] высочайшей, Боги, рожденные Реей прекрасноволосой от Крона, Всяких податели благ, — с вершин многоснежных Олимпа. 635 Гневом, душе причиняющим боль, пламенея друг к другу, Десять уж лет непрерывно они меж собою сражались, А разрешенья тяжелой вражды иль ее окончанья Не приходило, и не было видно конца межусобью. Вызволив тех великанов могучих, подали им боги 640 Нектар с амвросией — пищу, которой питаются сами. И преисполнилось сердце у каждого смелостью мощной. [После того как[97] амвросией с нектаром те напитались,] Слово родитель мужей и богов обратил к великанам: «Слушайте, славные чада, рожденные Геей с Ураном! 645 Слово скажу я, какое душа мне в груди приказала. Очень уж долгое время, сражаясь друг против друга, Бьемся мы все эти дни непрерывно за власть и победу, — Боги-Титаны и мы, рожденные на свет от Крона. Встаньте навстречу Титанам, в жестоком бою покажите 650 Страшную силу свою и свои необорные руки. Вспомните нашу любовь к вам, припомните, сколько страданий Вы претерпели, пока мы вам тягостных уз не расторгли И из подземного мрака сырого не вывели на свет». Так он сказал. И ответил тотчас ему Котт безупречный: 655 «Мало, божественный, нового нам говоришь ты: и сами Ведаем мы, что и духом и мыслью ты всех превосходишь, Злое проклятие разве не ты отвратил от бессмертных? И не твоим ли советом из тьмы преисподней обратно Возвращены мы сюда из оков беспощадных и тяжких, 660 Вынесши столько великих мучений, владыка, сын Крона! Ныне разумною мыслью, с внимательным духом тотчас же Выступим мы на защиту владычества вашего в мире И беспощадной, ужасной войною пойдем на Титанов». Так он сказал. И одобрили, слово его услыхавши, 665 Боги, податели благ. И войны возжелали их души Пламенней даже, чем раньше. Убийственный бой возбудили Все они в этот же день — мужчины, равно как и жены, — Боги-Титаны и те, что от Крона родились, а также Те, что на свет из Эреба при помощи Зевсовой вышли, — 670 Мощные, ужас на всех наводящие, силы чрезмерной. Целою сотней чудовищных рук размахивал каждый Около плеч многомощных, меж плеч же у тех великанов По пятьдесят поднималось голов из туловищ крепких. Вышли навстречу Титанам они для жестокого боя, 675 В каждой из рук многомощных держа по скале крутобокой. Также Титаны с своей стороны укрепили фаланги С бодрой душою. И подвиги силы и рук проявили Оба врага. Заревело ужасно безбрежное море, Глухо земля застонала, широкое ахнуло небо 680 И содрогнулось; великий Олимп задрожал до подножья От ужасающей схватки. Тяжелое почвы дрожанье, Ног топотанье глухое и свист от могучих метаний Недр глубочайших достигли окутанной тьмой преисподней. Так они друг против друга метали стенящие стрелы. 685 Тех и других голоса доносились до звездного неба. Криком себя ободряя, сходилися боги на битву. Сдерживать мощного духа не стал уже Зевс, но тотчас же Мужеством сердце его преисполнилось, всю свою силу Он проявил. И немедленно, с неба, а также с Олимпа 690 Молнии сыпля, пошел Громовержец-владыка. Перуны, Полные блеска и грома, из мощной руки полетели Часто один за другим; и священное взвихрилось пламя. Жаром палимая, глухо и скорбно земля загудела, И затрещал под огнем пожирающим лес неиссчетный. 695 Почва кипела кругом. Океана кипели теченья И многошумное море. Титанов подземных жестокий Жар охватил, и дошло до эфира священного пламя Жгучее. Как бы кто ни был силен, но глаза ослепляли Каждому яркие взблески перунов летящих и молний. 700 Жаром ужасным объят был Хаос. И когда бы увидел Все это кто-нибудь глазом иль ухом бы шум тот услышал, Всякий, наверно, сказал бы, что небо широкое сверху Наземь обрушилось, — ибо с подобным же грохотом страшным Небо упало б на землю, ее на куски разбивая, — 705 Столь оглушительный шум поднялся от божественной схватки. С ревом от ветра крутилася пыль, и земля содрогалась; Полные грома и блеска, летели на землю перуны, Стрелы великого Зевса. Из гущи бойцов разъяренных Клики неслись боевые. И шум поднялся несказанный 710 От ужасающей битвы, и мощь проявилась деяний. Жребий сраженья склонился. Но раньше, сошедшись друг с другом, Долго они и упорно сражалися в схватках могучих. В первых рядах сокрушающе-яростный бой возбудили Котт, Бриарей и душой ненасытный в сражениях Гиес. 715 Триста камней из могучих их рук полетело в Титанов Быстро один за другим, и в полете своем затенили Яркое солнце они. И Титанов отправили братья В недра широкодорожной земли и на них наложили Тяжкие узы, могучестью рук победивши надменных. 720 Подземь их сбросили столь глубоко, сколь далеко до неба, Ибо настолько от нас отстоит многосумрачный Тартар: Если бы, медную взяв наковальню, метнуть ее с неба, В девять дней и ночей до земли бы она долетела; Если бы, медную взяв наковальню, с земли ее бросить, 725 В девять же дней и ночей долетела б до Тартара тяжесть.

Описание Тартара и его обитателей.

Медной оградою Тартар кругом огорожен. В три ряда Ночь непроглядная шею ему окружает, а сверху Корни земли залегают и горько-соленого моря. Там-то под сумрачной тьмою подземною боги Титаны 730 Были сокрыты решеньем владыки бессмертных и смертных В месте угрюмом и затхлом, у края земли необъятной. Выхода нет им оттуда — его преградил Посидаон[98] Медною дверью; стена же все место вокруг обегает. [Там обитают и Котт, Бриарей большедушный и Гиес, 735 Верные стражи владыки, эгидодержавного Зевса. Там и от темной земли, и от Тартара, скрытого в мраке, И от бесплодной пучины морской, и от звездного неба Все залегают один за другим и концы и начала, Страшные, мрачные. Даже и боги пред ними трепещут. 740 Бездна великая. Тот, кто вошел бы туда чрез ворота, Дна не достиг бы той бездны в течение целого года: Ярые вихри своим дуновеньем его подхватили б, Стали б швырять и туда и сюда. Даже боги боятся Этого дива. Жилища ужасные сумрачной Ночи 745 Там расположены, густо одетые черным туманом.][99] Сын Иапета[100] пред ними бескрайне широкое небо На голове и на дланях, не зная усталости, держит В месте, где с Ночью встречается День: чрез высокий ступая Медный порог, меж собою они перебросятся словом — 750 И разойдутся; один поспешает наружу, другой же Внутрь в это время нисходит: совместно обоих не видит Дом никогда их под кровлей своею, но вечно вне дома Землю обходит один, а другой остается в жилище И ожидает прихода его, чтоб в дорогу пуститься. 755 К людям на землю приходит один с многовидящим светом, С братом Смерти, со Сном на руках, приходит другая — Гибель несущая Ночь, туманом одетая мрачным. Там же имеют дома сыновья многосумрачной Ночи, Сон со Смертью — ужасные боги. Лучами своими 760 Ярко сияющий Гелий на них никогда не взирает, Всходит ли на небо он иль обратно спускается с неба. Первый из них по земле и широкой поверхности моря Ходит спокойно и тихо и к людям весьма благосклонен. Но у другой из железа душа и в груди беспощадной — 765 Истинно медное сердце. Кого из людей она схватит, Тех не отпустит назад. И богам она всем ненавистна. Там же стоят невдали многозвонкие гулкие домы Мощного бога Аида и Персефонеи[101] ужасной. Сторожем пес беспощадный[102] и страшный сидит перед входом. 770 С злою, коварной повадкой: встречает он всех приходящих, Мягко виляя хвостом, шевеля добродушно ушами. Выйти ж назад никому не дает, но, наметясь, хватает И пожирает, кто только попробует царство покинуть Мощного бога Аида и Персефонеи ужасной. 775 Там обитает богиня, будящая ужас в бессмертных, Страшная Стикс — Океана, текущего кругообразно, Старшая дочь. Вдалеке от бессмертных живет она в доме, Скалы нависли над домом. Вокруг же повсюду колонны Из серебра, и на них высоко он вздымается к небу. 780 Быстрая на ноги дочерь Фавманта Ирида лишь редко С вестью примчится сюда по хребту широчайшему моря. Если раздоры и спор начинаются между бессмертных, Если солжет кто-нибудь из богов, на Олимпе живущих, С кружкою шлет золотою отец-молневержец Ириду, 785 Чтобы для клятвы великой богов принесла издалека Многоименную[103] воду холодную, что из высокой И недоступной струится скалы. Под землею пространной Долго она из священной реки протекает средь ночи, Как океанский рукав. Десятая часть ей досталась: 790 Девять частей всей воды вкруг земли и широкого моря В водоворотах серебряных вьется и в море впадает[104]. Эта ж одна из скалы вытекает, на горе бессмертным. Если, свершив той водой возлияние, ложною клятвой Кто из богов поклянется, живущих на снежном Олимпе, 795 Тот бездыханным лежит в продолжение целого года. Не приближается к пище — к амвросии с нектаром сладким, Но без дыханья и речи лежит на разостланном ложе. Сон непробудный, тяжелый и злой, его душу объемлет. Медленный год протечет — и болезнь прекращается эта. 800 Но за одною бедою другая является следом: Девять он лет вдалеке от бессмертных богов обитает, Ни на собрания, ни на пиры никогда к ним не ходит. Девять лет напролет. На десятый же год начинает Вновь посещать он собранья богов, на Олимпе живущих. 805 Так-то вот клясться богами положено ненарушимой Стиксовой древней водою, текущей меж скал каменистых. Там и от темной земли, и от Тартара, скрытого в мраке, И от бесплодной пучины морской, и от звездного неба Все залегают один за другим и концы и начала — 810 Страшные, мрачные; даже и боги пред ними трепещут. Там же — ворота из мрамора, медный порог самородный, Неколебимый, в земле широко утвержденный корнями. Перед воротами теми снаружи, вдали от бессмертных, Боги-Титаны живут, за Хаосом, угрюмым и темным. 815 Там же, от них невдали, в глубочайших местах Океана, В крепких жилищах помощники славные Зевса-владыки, Котт и Гиес живут. Бриарея ж могучего сделал Зятем своим Колебатель земли протяженногремящий. Кимополею отдав ему в жены, любезную дочерь.

Сражение Зевса с Тифоеем; потомство Тифоея.

820 После того как Титанов прогнал уже с неба Кронион, Младшего между детьми, Тифоея, Земля-великанша На свет родила, отдавшись объятиям Тартара страстным. Силою были и жаждой деяний исполнены руки Мощного бога, не знал он усталости ног; над плечами 825 Сотня голов поднималась ужасного змея-дракона. В воздухе темные жала мелькали. Глаза под бровями Пламенем ярким горели на главах змеиных огромных. [Взглянет любой головою — и пламя из глаз ее брызнет.][105] Глотки же всех этих страшных голов голоса испускали 830 Невыразимые, самые разные: то раздавался Голос, понятный бессмертным богам, а за этим как будто Яростный бык многомощный ревел оглушительным ревом; То вдруг рыканье льва доносилось, бесстрашного духом, То, к удивлению, стая собак заливалася лаем, 835 Или же свист вырывался, в горах отдаваяся эхом. И совершилось бы в этот же день невозвратное дело, Стал бы владыкою он над людьми и богами Олимпа, Если б остро не удумал отец и бессмертных и смертных. Загрохотал он могуче и глухо, повсюду ответно 840 Страшно земля зазвучала, и небо широкое сверху, И Океана теченья, и море, и Тартар подземный. Тяжко великий Олимп под ногами бессмертными вздрогнул, Только лишь с места Кронид поднялся. И земля застонала. Жаром сплошным отовсюду и молния с громом, и пламя 845 Чудища злого объяли фиалково-темное море. 846 [И ураганные ветры, и полные молний перуны.][106] Все вкруг бойцов закипело — и почва, и море, и небо. С ревом огромные волны от яростной схватки бессмертных Бились вокруг берегов, и тряслася земля непрерывно. 850 В страхе Аид задрожал, повелитель ушедших из жизни, Затрепетали Титаны под Тартаром около Крона От непрерывного шума и страшного грохота битвы. Зевс же владыка, свой гнев распалив, за оружье схватился — За грозовые перуны свои, за молнию с громом. 855 На ноги быстро вскочивши, ударил он громом с Олимпа, Страшные головы сразу спалил у чудовища злого. И укротил его Зевс, полосуя ударами молний. Тот ослабел и упал. Застонала Земля-великанша. После того как низвергнул перуном его Громовержец, 860 Пламя владыки того из лесистых забило расселин Этны, скалистой горы[107]. Загорелась Земля-великанша От несказанной жары и, как олово, плавиться стала — В тигле широком — умело нагретое юношей ловким. Так же совсем и железо — крепчайшее между металлов, — 865 В горных долинах лесистых огнем укрощенное жарким, Плавится в почве священной под ловкой рукою Гефеста. Так-то вот плавиться стала Земля от ужасного жара. Пасмурно в Тартар широкий Кронид Тифоея забросил. Влагу несущие ветры пошли от того Тифоея, 870 Все, кроме Нота, Борея и белого ветра Зефира: Эти — из рода богов и для смертных великая польза, Ветры же прочие все — пустовеи, и без толку дуют. Сверху они упадают на мглисто-туманное море, Вихрями злыми крутясь, на великую пагубу людям; 875 Дуют туда и сюда, корабли во все стороны гонят И мореходчиков губят. И нет от несчастья защиты Людям, которых те ветры ужасные в море застигнут. Дуют другие из них на цветущей земле беспредельной И разоряют прелестные нивы людей земнородных, 880 Пылью обильною их заполняя и тяжким смятеньем.

Утверждение власти Зевса.

После того как окончили труд свой блаженные боги И в состязанье за власть и почет одолели Титанов, Громогремящему Зевсу, совету Земли повинуясь, Стать предложили они над богами царем и владыкой. 885 Он же уделы им роздал, какой для кого полагался[108].

Браки Зевса с богинями и их потомство.

Сделалась первою Зевса супругой Метида-Премудрость; Больше всего она знает меж всеми людьми и богами. Но лишь пора ей пришла синеокую деву-Афину На свет родить, как хитро и искусно ей ум затуманил 890 Льстивою речью Кронид и себе ее в чрево отправил[109], Следуя хитрым Земли уговорам и Неба-Урана. Так они сделать его научили, чтоб между бессмертных Царская власть не досталась другому кому вместо Зевса. Ибо премудрых детей предназначено было родить ей — 895 Деву-Афину сперва, синеокую Тритогенею[110], Равную силой и мудрым советом отцу Громовержцу; После ж Афины еще предстояло родить ей и сына — С сердцем сверхмощным, владыку богов и мужей земнородных. Раньше, однако, себе ее в чрево Кронион отправил, 900 Дабы ему сообщала она, что зло и что благо. Зевс же второю Фемиду блестящую взял себе в жены. И родила она Ор[111] — Евномию, Дику, Ирену (Пышные нивы людей земнородных они охраняют), Также и Мойр, наиболе почтенных всемудрым Кронидом. 905 Трое всего их: Клофо[112] и Лахесис с Атропос. Смертным Людям они посылают и доброе все и плохое. Трех ему розовощеких Харит родила Евринома[113], Славная дочь Океана с прелестным лицом. Имена их: Первой — Аглая, второй — Евфросина и третьей — Фалия. 910 Взглянут — и сладко-истомная страсть из-под век их прелестных Льется на всех, и блестят под бровями прекрасные очи. После того он на ложе взошел к многокормной Деметре, И Персефоной его белолокотной та подарила: Деву похитил Аид у нее с дозволения Зевса[114]. 915 Тотчас затем с Мнемосиной сошелся он пышноволосой. Муз родила ему та, в золотых диадемах ходящих, Девять счетом. Пиры они любят и радости песни. С Зевсом эгидодержавным в любви и Лето сочеталась. Феба[115] она родила с Артемидою стрелолюбивой; 920 Всех эти двое прелестней меж славных потомков Урана. Самой последнею Геру он сделал своею супругой. Гебой, Ареем его и Илифией[116] та подарила, Совокупившись в любви с владыкой бессмертных и смертных, Сам он родил[117] из главы синеокую Тритогенею, 925 Неодолимую, страшную, в битвы ведущую рати, Чести достойную, — милы ей войны и грохот сражений. В гневе великом на это поссорилась Гера с супругом И, не познавши любовных объятий, родила Гефеста. Между потомков Урана в художествах всех он искусней.

Потомство Посейдона, дети Ареса и Афродиты.

930 От Амфитриты и тяжкогремящего Энносигея Широкомощный, великий Тритон[118] родился, что владеет Глубью морской. Близ отца он владыки и матери милой В доме живет золотом — ужаснейший бог. Киферея Щитодробителю Аресу Страх родила и Смятенье, 935 Ужас вносящих в густые фаланги мужей-ратоборцев В битвах кровавых, совместно с Ареем, рушителем градов. Дочь родила она также Гармонию, Кадма[119] супругу.

Другие браки богов.

Майя[120], Атлантова дочерь, взошла на священное ложе К Зевсу и вестником вечных богов разрешилась, Гермесом. 940 Кадмова дочерь, Семела, в любви сочетавшись с Кронидом, Сына ему родила Диониса, несущего радость, Смертная — бога. Теперь они оба бессмертные боги. Мощную силу Геракла на свет породила Алкмена, В жаркой любви сочетавшись с Кронидом, сбирающим тучи. 945 Сделал Аглаю Гефест, знаменитый хромец обеногий, Младшую между Харит, своею супругой цветущей. А Дионис златовласый Миносову[121] дочь Ариадну Русоволосую сделал своею супругой цветущей. Зевс для него даровал ей бессмертье и вечную юность. 950 Сын необорно-могучий Алкмены прекраснолодыжной, Сила Геракла, приведши к концу многостонные битвы, Сделал супругой почтенной своею на снежном Олимпе Златообутою Герой от Зевса рожденную Гебу. Дело великое между богов совершил он, блаженный, 955 Ныне ж, бесстаростным ставши навеки, живет без страданий. Кирку[122] на свет родила Океанова дочь Персеида Неутомимому Гелию, также Ээта-владыку. Царь же Ээт, лучезарного Гелия сын знаменитый, Взял себе в жены Идию, прекрасноланитную деву, 960 Дочь Океана, реки совершенной, богам повинуясь. Та же его подарила Медеей прекраснолодыжной, Силою чар Афродиты любви его страстной отдавшись. Всем вам великая слава, живущие в домах Олимпа,

* * *

Материкам, островам и соленому морю меж ними.

Новое вступление.

965 Ныне ж воспойте мне племя богинь, олимпийские Музы, Сладкоречивые дщери эгидодержавного Зевса, — Тех, что, с мужчинами смертными ложе свое разделивши, — Сами бессмертные, — на свет родили детей богоравных.

Браки богинь со смертными.

Плутос-богатство рожден был Деметрой, великой богиней. 970 С Иасионом-героем в любви сопряглась она страстной В критской богатой округе на три раза вспаханной нови. Бродит он, благостный бог, по земле и широкому морю, Всюду. И кто его встретит, кому попадется он в руки, Тот богатеет и много добра наживать начинает. 975 Кадму Гармония, дочь золотой Афродиты, родила В Фивах, стеною прекрасновенчанных, Ино и Семелу, Также Агаву с прелестным и милым лицом, Полидора И Автоною (супругом ей был Аристей длинновласый). Силой Кипридиных чар Океанова дочь Каллироя 980 Соединилась в любви с крепкодушным Хрисаором мощным И родила Гериона ему — между смертными всеми Самого мощного. Сила Геракла его умертвила Из-за коров тяжконогих в омытой водой Эрифее. Эос-Заря от Тифона родила царя эфиопов 985 Мемнона[123] меднооружного с Эмафионом-владыкой. После того от Кефала[124] она родила Фаэтона, Светлого, мощного сына, бессмертным подобного мужа. Был он с земли унесен Афродитой улыбколюбивой В то еще время, как был беззаботно-веселым ребенком, 990 В нежном цветении детства прекрасного. Храмы святые Он по ночам охраняет, божественным демоном ставши. Деву, дочерь Ээта-владыки[125], вскормленного Зевсом, Внявши совету бессмертных богов, у Ээта похитил Сын благородный Эсона, труды многостонные кончив; 995 Много ему поручил совершить их владыка сверхмощный, Мыслей и дел нечестивых исполненный, Пелий надменный. Их совершивши и бед претерпевши немало, к Иолку Прибыл на резвом своем корабле Эсонид с быстроглазой Девой и сделал цветущей своею супругой ту деву. 1000 И сочетался с ней пастырь народов Ясон. И родила Сына Медея она. В горах Филиридом Хироном[126] Был он вскормлен. И свершилось решенье великого Зевса. Из дочерей же Нерея, великого старца морского, Сына Фока на свет породила богиня Псамафа[127], 1005 Чрез золотую Киприду в любви сочетавшись с Эаком. Со среброногой богиней Фетидой Пелей сочетался, И родился Ахиллес, львинодушный рядов прорыватель. Славный Эней[128] был рожден Кифереей прекрасновенчанной. В страстной любви сопряглася богиня с Анхисом-героем 1010 На многолесных вершинах богатой оврагами Иды[129]. Кирка же, Гелия дочь, рожденного Гиперионом, Соединилась в любви с Одиссеем, и был ею на свет Агрий рожден от него и могучий Латин[130] безупречный. [И Телегона она родила чрез Киприду златую.][131] 1015 Оба они на далеких святых островах[132] обитают И над тирренцами[133], славой венчанными, властвуют всеми. В жаркой любви с Одиссеем еще Калипсо сочеталась, И Навсифоя — богиня богинь — родила с Навсиноем. Эти, с мужчинами смертными ложе свое разделивши, — 1020 Сами бессмертные, на свет родили детей богоравных. Ныне же племя воспойте мне жен, олимпийские Музы, Сладкоречивые дщери эгидодержавного Зевса…[134]

Труды и дни

Обращение к Музам.

Вас, пиерийские Музы[135], дающие песнями славу, Я призываю, - воспойте родителя вашего Зевса! Слава ль кого посетит, неизвестность ли, честь иль бесчестье - Все происходит по воле великого Зевса-владыки. Силу бессильному дать и в ничтожество сильного ввергнуть, Счастье отнять у счастливца, безвестного вдруг возвеличить, Выпрямить сгорбленный стан или спину надменному сгорбить - Очень легко громовержцу Крониду, живущему в вышних.

Призыв к Персу и выделение двух Эрид, из которых Перс выбрал худшую.

Глазом и ухом внимай мне, во всем соблюдай справедливость, 10 Я же, о Перс, говорить тебе чистую правду желаю. Знай же, что две существуют различных Эриды[136] на свете, А не одна лишь всего. С одобреньем отнесся б разумный К первой. Другая достойна упреков. И духом различны: Эта - свирепые войны и злую вражду вызывает, Грозная. Люди не любят ее. Лишь по воле бессмертных Чтут они против желанья тяжелую эту Эриду. Первая раньше второй рождена многосумрачной Ночью; Между корнями земли поместил ее кормчий всевышний, Зевс, в эфире живущий, и более сделал полезной: 20 Эта способна понудить к труду и ленивого даже; Видит ленивец, что рядом другой близ него богатеет, Станет и сам торопиться с посадками, с севом, с устройством Дома. Сосед соревнует соседу, который к богатству Сердцем стремится. Вот эта Эрида для смертных полезна. Зависть питает гончар к гончару и к плотнику плотник; Нищему нищий, певцу же певец соревнуют усердно. Перс! Глубоко себе в душу вложи, что тебе говорю я: Не поддавайся Эриде злорадной, душою от дела Не отвращайся, беги словопрений судебных и тяжеб. 30 Некогда времени тратить на всякие тяжбы и речи Тем, у кого невелики в дому годовые запасы Вызревших зерен Деметры, землей посылаемых людям. Пусть, кто этим богат, затевает раздоры и тяжбы Из-за чужого достатка. Тебе же совсем не пристало б Сызнова так поступать; но давай-ка рассудим сейчас же Спор наш с тобою по правде, чтоб было приятно Крониду. Мы уж участок с тобой поделили, но много другого, Силой забравши, унес ты и славишь царей-дароядцев, Спор наш с тобою вполне, как желалось тебе, рассудивших.

Переход к мифу о Прометее и Пандоре.

40 Дурни не знают, что больше бывает, чем все, половина, Что на великую пользу идут асфодели и мальва[137]. Скрыли великие боги от смертных источники пищи: Иначе каждый легко бы в течение дня наработал Столько, что целый бы год, не трудяся, имел пропитанье. Тотчас в дыму очага он повесил бы руль корабельный, Стала б ненужной работа волов и выносливых мулов.

Миф о Пандоре, объясняющий трудности жизни.

Но далеко Громовержец источники пищи запрятал, В гневе на то, что его обманул Прометей хитроумный[138]. Этого ради жестокой заботой людей поразил он: 50 Спрятал огонь. Но опять благороднейший сын Иапета Выкрал его для людей у всемудрого Зевса-Кронида, В нарфекс[139] порожний запрятав от Зевса, метателя молний. В гневе к нему обратился Кронид, облаков собиратель: "Сын Иапета, меж всеми искуснейший в замыслах хитрых! Рад ты, что выкрал огонь и мой разум обманом опутал На величайшее горе себе и людским поколеньям! Им за огонь ниспошлю я беду. И душой веселиться Станут они на нее и возлюбят, что гибель несет им". Так говоря, засмеялся родитель бессмертных и смертных. 60 Славному отдал приказ он Гефесту как можно скорее Землю с водою смешать, человеческий голос и силу Внутрь заложить и обличье прелестное девы прекрасной, Схожее с вечной богиней, придать изваянью. Афине Он приказал обучить ее ткать превосходные ткани, А золотой Афродите - обвеять ей голову дивной Прелестью, мучащей страстью, грызущею члены заботой. Аргоубийце ж Гермесу[140], вожатаю, разум собачий Внутрь ей вложить приказал и двуличную, лживую душу. Так он сказал. И Кронида-владыки послушались боги. 70 Зевсов приказ исполняя, подобие девы стыдливой Тотчас слепил из земли знаменитый Хромец обеногий. Пояс надела, оправив одежды, богиня Афина. Девы-Хариты с царицей Пейфо[141] золотым ожерельем Нежную шею обвили. Прекрасноволосые Оры Пышные кудри цветами весенними ей увенчали. Все украшенья на теле оправила дева Афина. Аргоубийца ж, вожатай, вложил после этого в грудь ей Льстивые речи, обманы и лживую, хитрую душу. 80 Женщину эту глашатай бессмертных Пандорою[142] назвал, Ибо из вечных богов, населяющих домы Олимпа, Каждый свой дар приложил, хлебоядным мужам на погибель. Хитрый, губительный замысел тот приводя в исполненье, Славному Аргоубийце, бессмертных гонцу, свой подарок К Эпиметею[143] родитель велел отвести. И не вспомнил Эпиметей, как ему Прометей говорил, чтобы дара От олимпийского Зевса не брать никогда, но обратно Тотчас его отправлять, чтобы людям беды не случилось. Принял он дар и тогда лишь, как зло получил, догадался. 90 В прежнее время людей племена на земле обитали, Горестей тяжких не зная, не зная ни трудной работы, Ни вредоносных болезней, погибель несущих для смертных.[144] Снявши великую крышку с сосуда, их все распустила Женщина эта и беды лихие наслала на смертных. Только Надежда одна в середине за краем сосуда В крепком осталась своем обиталище - вместе с другими Не улетела наружу: успела захлопнуть Пандора[145] Крышку сосуда по воле эгидодержавного Зевса. 100 Тысячи ж бед улетевших меж нами блуждают повсюду, Ибо исполнена ими земля, исполнено море. К людям болезни, которые днем, а которые ночью, Горе неся и страданья, по собственной воле приходят В полном молчании: не дал им голоса Зевс-промыслитель. Замыслов Зевса, как видишь, избегнуть никак невозможно.

Миф о смене веков, объясняющий ухудшение человеческого рода.

Если желаешь, тебе расскажу хорошо и разумно Повесть другую теперь. И запомни ее хорошенько.[146] Создали прежде всего поколенье людей золотое 110 Вечноживущие боги, владельцы жилищ олимпийских, Был еще Крон-повелитель в то время владыкою неба. Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою, Горя не зная, не зная трудов. И печальная старость К ним приближаться не смела. Всегда одинаково сильны Были их руки и ноги. В пирах они жизнь проводили. А умирали, как будто объятые сном. Недостаток Был им ни в чем не известен. Большой урожай и обильный Сами давали собой хлебодарные земли. Они же, Сколько хотелось, трудились, спокойно сбирая богатства. 120 [Стад обладатели многих, любезные сердцу блаженных.][147] После того, как земля поколение это покрыла, В благостных демонов[148] все превратились они наземельных Волей великого Зевса: людей на земле охраняют, [Зорко на правые наши дела и неправые смотрят[149]. Тьмою туманной одевшись, обходят всю землю, давая] Людям богатство. Такая им царская почесть досталась. После того поколенье другое, уж много похуже, Из серебра сотворили великие боги Олимпа. Было не схоже оно с золотым ни обличьем, ни мыслью. 130 Сотню годов возрастал человек неразумным ребенком, Дома близ матери доброй забавами детскими тешась. А наконец, возмужавши и зрелости полной достигнув, Жили лишь малое время, на беды себя обрекая Собственной глупостью: ибо от гордости дикой не в силах Были они воздержаться, бессмертным служить не желали, Не приносили и жертв на святых алтарях олимпийцам, Как по обычаю людям положено. Их под землею Зевс-громовержец сокрыл, негодуя, что почестей люди Не воздавали блаженным богам, на Олимпе живущим. 140 После того, как земля поколенье и это покрыла, Дали им люди названье подземных смертных блаженных, Хоть и на месте втором, но в почете у смертных и эти. Третье родитель Кронид поколенье людей говорящих Медное создал, ни в чем с поколеньем не схожее с прежним. С копьями. Были те люди могучи и страшны. Любили Грозное дело Арея, насильщину. Хлеба не ели. Крепче железа был дух их могучий. Никто приближаться К ним не решался: великою силой они обладали, И необорные руки росли на плечах многомощных. 150 Были из меди доспехи у них и из меди жилища, Медью работы свершали: никто о железе не ведал. Сила ужасная собственных рук принесла им погибель. Все низошли безыменно; и, как ни страшны они были, Черная смерть их взяла и лишила сияния солнца. После того, как земля поколенье и это покрыла, Снова еще поколенье, четвертое, создал Кронион[150] На многодарной земле, справедливее прежних и лучше - Славных героев божественный род. Называют их люди 160 Полубогами: они на земле обитали пред нами. Грозная их погубила война и ужасная битва. В Кадмовой области[151] славной одни свою жизнь положили, Из-за Эдиповых стад подвизаясь у Фив семивратных; В Трое другие погибли[152], на черных судах переплывши Ради прекрасноволосой Елены чрез бездны морские. Многих в кровавых боях исполнение смерти покрыло; Прочих к границам земли перенес[153] громовержец Кронион, Дав пропитание им и жилища отдельно от смертных.[154] 170 Сердцем ни дум, ни заботы не зная, они безмятежно Близ океанских пучин острова населяют блаженных. Трижды в году хлебодарная почва героям счастливым Сладостью равные меду плоды в изобилье приносит. Если бы мог я не жить с поколением пятого века! Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться. Землю теперь населяют железные люди. Не будет Им передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя, И от несчастий. Заботы тяжелые боги дадут им. [Все же ко всем этим бедам примешаны будут и блага. 180 Зевс поколенье людей говорящих погубит и это После того, как на свет они станут рождаться седыми.] Дети - с отцами, с детьми - их отцы сговориться не смогут. Чуждыми станут товарищ товарищу, гостю - хозяин, Больше не будет меж братьев любви, как бывало когда-то. Старых родителей скоро совсем почитать перестанут; Будут их яро и зло поносить нечестивые дети Тяжкою бранью, не зная возмездья богов; не захочет Больше никто доставлять пропитанья родителям старым. Правду заменит кулак. Города подпадут разграбленью. 190 И не возбудит ни в ком уваженья ни клятвохранитель, Ни справедливый, ни добрый. Скорей наглецу и злодею Станет почет воздаваться. Где сила, там будет и право. Стыд пропадет. Человеку хорошему люди худые Лживыми станут вредить показаньями, ложно кляняся. Следом за каждым из смертных бессчастных пойдет неотвязно Зависть злорадная и злоязычная, с ликом ужасным. Скорбно с широкодорожной земли на Олимп многоглавый, Крепко плащом белоснежным закутав прекрасное тело, К вечным богам вознесутся тогда, отлетевши от смертных, 200 Совесть и Стыд[155]. Лишь одни жесточайшие, тяжкие беды Людям останутся в жизни. От зла избавленья не будет.

Переход к виновникам неправедного суда — «царям-дароядцам». Басня в назидание им.

Басню теперь расскажу[156] я царям, как они ни разумны. Вот что однажды сказал соловью пестрогласному ястреб, Когти вонзивши в него и неся его в тучах высоких. Жалко пищал соловей, пронзенный кривыми когтями, Тот же властительно с речью такою к нему обратился: "Что ты, несчастный, пищишь? Ведь намного тебя я сильнее! Как ты ни пой, а тебя унесу я куда мне угодно, И пообедать могу я тобой, и пустить на свободу. 210 Разума тот не имеет, кто мериться хочет с сильнейшим: Не победит он его - к униженью лишь горе прибавит!" Вот что стремительный ястреб сказал, длиннокрылая птица.

Отступление: обращение к Персу; необходимость следовать Правде.

Слушайся голоса правды, о Перс, и гордости бойся! Гибельна гордость для малых людей. Да и тем, кто повыше, С нею прожить нелегко; тяжело она ляжет на плечи, Только лишь горе случится. Другая дорога надежней: Праведен будь! Под конец посрамит гордеца непременно Праведный. Поздно, уже пострадав, узнаёт это глупый. Ибо тотчас за неправым решением Орк[157] поспешает. 220 Правды же путь неизменен, куда бы ее ни старались Неправосудьем своим своротить дароядные люди. С плачем вослед им обходит она города и жилища, Мраком туманным одевшись, и беды на тех посылает, Кто ее гонит и суд над людьми сотворяет неправый.

Притча о двух городах: праведном и неправедном, обращенная к царям.

Там же, где суд справедливый находят и житель туземный, И чужестранец, где правды никто никогда не преступит, Там государство цветет, и в нем процветают народы; Мир, воспитанью способствуя юношей, царствует в крае; Войн им свирепых не шлет никогда Громовержец-владыка, 230 И никогда правосудных людей ни несчастье, ни голод Не посещают. В пирах потребляют они, что добудут: Пищу обильную почва приносит им; горные дубы Желуди с веток дают и пчелиные соты из дупел. Еле их овцы бредут, отягченные шерстью густою, Жены детей им рожают, наружностью схожих с отцами. Всякие блага у них в изобилье. И в море пускаться Нужды им нет: получают плоды они с нив хлебодарных. Кто же в надменности злой и в делах нечестивых коснеет, Тем воздает по заслугам владыка Кронид дальнозоркий. 240 Целому городу часто в ответе бывать приходилось За человека, который грешит и творит беззаконье. Беды великие сводит им с неба владыка Кронион: Голод совместно с чумой. Исчезают со света народы. Женщины больше детей не рожают, и гибнут дома их Предначертаньем владыки богов, олимпийского Зевса. Или же губит у них он обильное войско, иль рушит Стены у города, либо им в море суда потопляет.

Следует помнить, что Справедливость (Дика) следит за поведением людей и сообщает о нарушении ее заповедей Зевсу.

Сами, цари, поразмыслите вы о возмездии этом. Близко, повсюду меж нас, пребывают бессмертные боги 250 И наблюдают за теми людьми, кто своим кривосудьем, Кару презревши богов, разоренье друг другу приносит. Посланы Зевсом на землю-кормилицу три мириады[158] Стражей бессмертных. Людей земнородных они охраняют, Правых и злых человеческих дел соглядатаи, бродят По миру всюду они, облеченные мглою туманной. Есть еще дева великая Дике, рожденная Зевсом, Славная, чтимая всеми богами, жильцами Олимпа. Если неправым деяньем ее оскорбят и обидят, Подле родителя-Зевса немедля садится богиня 260 И о неправде людской сообщает ему. И страдает Целый народ за нечестье царей, злоумышленно правду Неправосудьем своим от прямого пути отклонивших. И берегитесь, цари-дароядцы, чтоб так не случилось! Правду блюдите в решеньях и думать забудьте о кривде. Зло на себя замышляет, кто зло на другого замыслил. Злее всего от дурного совета советчик страдает. Зевсово око все видит и всякую вещь примечает; Хочет владыка, глядит, - и от взоров не скроется зорких, Как правосудье блюдется внутри государства любого. 270 Нынче ж и сам справедливым я быть меж людей не желал бы, Да заказал бы и сыну; ну, как же тут быть справедливым, Если чем кто неправее, тем легче управу находит? Верю, однако, что Зевс не всегда же терпеть это будет.

Новое обращение к Персу; призыв избрать верную дорогу.

Перс! Хорошенько запомни душою внимательной вот что: Слушайся голоса правды и думать забудь о насилье. Ибо такой для людей установлен закон Громовержцем: Звери, крылатые птицы и рыбы, пощады не зная, Пусть поедают друг друга: сердца их не ведают правды. Людям же правду Кронид даровал - высочайшее благо. 280 Если кто, истину зная, правдиво дает показанья, Счастье тому посылает Кронион широкоглядящий. Кто ж в показаньях с намереньем лжет и неправо клянется, Тот, справедливость разя, самого себя ранит жестоко. Жалким, ничтожным у мужа такого бывает потомство; А доброклятвенный муж и потомков оставит хороших. С доброю целью тебе говорю я, о Перс безрассудный! Зла натворить сколько хочешь - весьма немудреное дело. Путь не тяжелый ко злу, обитает оно недалеко. Но добродетель от нас отделили бессмертные боги 290 Тягостным потом: крута, высока и длинна к ней дорога, И трудновата вначале. Но если достигнешь вершины, Легкой и ровною станет дорога, тяжелая прежде.

Важность здравого размышления, честного труда и справедливого обогащения.

Тот - наилучший меж всеми, кто всякое дело способен Сам обсудить и заране предвидит, что выйдет из дела. Чести достоин и тот, кто хорошим советам внимает. Кто же не смыслит и сам ничего и чужого совета К сердцу не хочет принять, - совсем человек бесполезный. Помни всегда о завете моем и усердно работай, Перс, о потомок богов[159], чтобы голод тебя ненавидел, 300 Чтобы Деметра в прекрасном венке неизменно любила И наполняла амбары тебе всевозможным припасом. Голод, тебе говорю я, всегдашний товарищ ленивца. Боги и люди по праву на тех негодуют, кто праздно Жизнь проживает, подобно безжальному трутню, который, Сам не трудяся, работой питается пчел хлопотливых. Так полюби же дела свои вовремя делать и с рвеньем - Будут ломиться тогда у тебя от запасов амбары. Труд человеку стада добывает и всякий достаток, Если трудиться ты любишь, то будешь гораздо милее 310 Вечным богам, как и людям: бездельники всякому мерзки. Нет никакого позора в работе: позорно безделье, Если ты трудишься, скоро богатым, на зависть ленивцам, Станешь. А вслед за богатством идут добродетель с почетом. Хочешь бывалое счастье вернуть, так уж лучше работай, Сердцем к чужому добру перестань безрассудно тянуться И, как советую я, о своем пропитанье подумай. Стыд нехороший повсюду сопутствует бедному мужу, Стыд, от которого людям так много вреда, но и пользы. Стыд - удел бедняка, а взоры богатого смелы. 320 Лучше добром богоданным владеть, чем захваченным силой. Если богатство великое кто иль насильем добудет, Или разбойным своим языком - как бывает нередко С теми людьми, у которых стремлением жадным к корысти Ум отуманен и вытеснен стыд из сердца бесстыдством, - Боги легко человека такого унизят, разрушат Дом, - и лишь краткое время он тешиться будет богатством. То же случится и с тем, кто обидит просящих защиты Иль чужестранцев[160], кто к брату на ложе взойдет, чтобы тайно Совокупиться с женою его, - что весьма непристойно! 330 Кто легкомысленно против сирот погрешит малолетних, Кто нехорошею бранью отца своего обругает, Старца, на грустном пороге стоящего старости тяжкой. Истинно, вызовет гнев самого он Кронида, и кара Тяжкая рано иль поздно постигнет его за нечестье! Этого ты избегай безрассудной своею душою. Жертвы бессмертным богам приноси сообразно достатку, Свято и чисто, сжигай перед ними блестящие бедра[161]. Кроме того, возлиянья богам совершай и куренья, Спать ли идешь, появленье ль священного света встречаешь, 340 Чтобы к тебе относились они с благосклонной душою, Чтоб покупал ты участки других, а не твой бы — другие.

Наставления для повседневной жизни.

Друга зови на пирушку, врага обходи приглашеньем. Тех, кто с тобою живет по соседству, зови непременно: Если несчастье случится, - когда еще пояс подвяжет Свойственник твой! А сосед и без пояса явится тотчас. Истая язва - сосед нехороший; хороший - находка. В жизни хороший сосед приятнее почестей всяких. Если бы не был сосед твой дурен, то и бык не погиб бы. Точно отмерив, бери у соседа взаймы: отдавая, 350 Меряй такою же мерой, а можешь, - так даже и больше, Чтобы наверно и впредь получить, коль нужда приключится. Выгод нечистых беги: нечистая выгода - гибель. Тех, кто любит, - люби; если кто нападет, - защищайся. Только дающим давай; ничего не давай недающим. Всякий дающему даст, недающему всякий откажет. Дать - хорошо; но насильно берущего смерть ожидает. Тот, кто охотно дает, если даже дает он и много, Чувствует радость, давая, и сердцем своим веселится. Если же кто своевольно берет, повинуясь бесстыдству, - 360 Пусть и немного он взял, - но печалит нам милое сердце. Если и малое даже прикладывать к малому будешь, Скоро большим оно станет; прикладывай только почаще. Жгучего голода тот избежит, кто копить приучился. Если что заперто дома, об этом заботы немного. Дома полезнее быть, оставаться снаружи опасно. Брать - хорошо из того, что имеешь. Но гибель для духа Рваться к тому, чего нет. Хорошенько подумай об этом. Пей себе вволю, когда начата иль кончается бочка, Будь на середке умерен; у дна же смешна бережливость. 370 Другу всегда обеспечена[162] будь договорная плата. С братом и с тем, как бы в шутку, дела при свидетелях делай. Как подозрительность, так и доверчивость гибель приносит. Женщин беги[163] вертихвосток, манящих речей их не слушай. Ум тебе женщина вскружит и живо амбары очистит. Верит поистине вору ночному, кто женщине верит! Единородным да будет твой сын. Тогда сохранится В целости отческий дом и умножится всяким богатством. Пусть он умрет стариком - и опять одного лишь оставит. Впрочем, Крониду легко осчастливить богатством и многих: 380 Больше о многих заботы, однако и выгоды больше.

Только здесь начинается раздел «трудов», то есть свод наставлений по временам года, способствующих благосостоянию.

Если к богатству в груди твоей сердце стремится, то делай, Как говорю я, свершая работу одну за другою.

Практическим предписаниям предшествует еще одно назидание.

Лишь на востоке начнут всходить Атлантиды-Плеяды[164], Жать поспешай; а начнут заходить - за посев принимайся. На сорок дней и ночей совершенно скрываются с неба Звезды-Плеяды, потом же становятся видными глазу Снова в то время, как люди железо точить начинают, Всюду таков на равнинах закон: и для тех, кто у моря Близко живет, и для тех, кто в ущелистых горных долинах, 390 От многошумного моря седого вдали, населяет Тучные земли. Но сеешь ли ты, или жнешь, или пашешь - Голым работай всегда![165] Только так приведешь к окончанью Вовремя всякое дело Деметры. И вовремя будет Все у тебя возрастать. Недостатка ни в чем не узнаешь И по чужим безуспешно домам побираться не будешь. Так ведь ко мне ты теперь и пришел. Но тебе ничего я Больше не дам, не отмерю: работай, о Перс безрассудный! Вечным законом бессмертных положено людям работать. Иначе вместе с детьми и женою, в стыде и печали, 400 По равнодушным соседям придется тебе побираться. Разика два или три подадут вам, но если наскучишь, То ничего не добьешься, напрасно лишь речи потратишь. Пастбище слов твоих будет без пользы. Подумай-ка лучше, Как расплатиться с долгами и с голодом больше не знаться.

Необходимые условия для разумного хозяйствования.

В первую очередь - дом и вол работящий для пашни, Женщина, чтобы волов подгонять: не жена - покупная! Все же орудия в доме да будут в исправности полной, Чтоб не просить у другого; откажет он, - как обернешься? Нужное время уйдет, и получится в деле заминка. 410 И не откладывай дела до завтрава, до послезавтра: Пусты амбары у тех, кто работать ленится и вечно Дело откладывать любит: богатство дается стараньем. Мешкотный борется с бедами всю свою жизнь непрерывно.

Подготовка к пахоте и озимому севу.

В позднюю осень, когда ослабляет палящее солнце Жгучий свой зной потогонный, и льется на землю дождями Зевс многомощный, и снова становится тело людское Быстрым и легким, - недолго тогда при сиянии солнца Над головами рожденных для смерти людей совершает Сириус путь свой, но больше является на небе ночью. 420 Леса, который теперь ты подрубишь, червяк не источит. Сыплются листья с деревьев, побеги свой рост прекращают. Самое время готовить из дерева нужные вещи. Срезывай ступку длиной в три стопы, а пестик - в три локтя; Ось - длиною в семь стоп, всего это будет удобней; Если жив восемь, то выйдет еще из куска колотушка[166]. Режь косяки[167] по три пяди к колесам в десять ладоней. Режь и побольше суков искривленных из падуба[168]; всюду В поле ищи и в горах и, нашедши, домой относи их: Нет превосходнее скрепы для плуга, чем скрепа такая, 430 Если рабочий Афины[169], к рассохе кривую ту скрепу Прочно приладив, гвоздями прибьет ее к плужному дышлу. Два снаряди себе плуга, чтоб были всегда под рукою, - Цельный один, а другой составной; так удобнее будет: Если сломаешь один, остается другой наготове. Дышло из вяза иль лавра готовь, - не точат их черви; Скрепу из падуба делай, рассоху - из дуба. Быков же Девятилетних себе покупай ты, вполне возмужалых: Сила таких немала, и всего они лучше в работе. Драться друг с другом не станут они в борозде, не сломают 440 Плуга тебе, и в работе твоей перерыва не будет. Сорокалетний за ними да следует крепкий работник, Съевший к обеду четыре куска восьмидольного хлеба, Чтобы работал усердно и борозду гнал бы прямую, Вбок на приятелей глаз не косил бы, но душу в работу Вкладывал. Лучше его никогда молодой не сумеет Поля засеять, чтоб не было нужды в посеве вторичном. Кто помоложе, тот больше на сверстников в сторону смотрит. Строго следи, чтобы вовремя крик журавлиный[170] услышать, Из облаков с поднебесных высот ежегодно звучащий; 450 Знак он для сева дает, провозвестником служит дождливой Зимней погоды и сердце кусает мужам безволовным. Дома корми у себя в это время волов криворогих. Слово нетрудно сказать: "Одолжи мне волов и телегу!" Но и нетрудно отказом ответить: "Волы, брат, в работе!" Самонадеянно скажет иной: "Сколочу-ка телегу!" Но ведь в телеге-то сотня частей! Иль не знает он, дурень? Их бы вот загодя он на дому у себя заготовил!

Вспашка земли.

Только что время для смертных придет приниматься за вспашку, Ревностно все за работу берись - батраки и хозяин. 460 Влажная ль почва, сухая ль - паши, передышки не зная, С ранней вставая зарею, чтоб пышная выросла нива. Вспашешь весною, а летом вздвоишь - и обманут не будешь. Передвоив, засевай, пока еще борозды рыхлы. Пар вздвоенный детей от беды защитит и утешит. Жарко подземному Зевсу молись и Деметре пречистой, Чтоб полновесными вышли священные зерна Деметры. В самом начале посева молись им, как только, за ручку Плужную взявшись рукой, острием батога прикоснешься К спинам волов, на ярмо налегающих. Сзади с мотыгой 470 Мальчик-невольник пускай затруднение птицам готовит, Семя землей засыпая. Для смертных порядок и точность В жизни полезней всего, а вреднее всего беспорядок. Склонятся так до земли наливные колосья на ниве, - Только бы добрый конец пожелал даровать Олимпиец! От паутины очисти сосуды. И будешь, надеюсь, Всею душой веселиться, припасы из них доставая. В полном достатке до светлой весны доживешь, и не будет Дела тебе до соседей, - в тебе они будут нуждаться. Если священную почву засеешь при солновороте[171], 480 Жать тебе сидя придется, помалу горстями хватая; Пылью покрытый, не очень-то радуясь, свяжешь колосья И понесешь их в корзине; никто на тебя и не взглянет. Впрочем, изменчивы мысли у Зевса-эгидодержавца, Людям, для смерти рожденным, в решенья его не проникнуть. Если посеешься поздно, то вот что помочь тебе может: В пору, когда куковать начинает кукушка в дубовой Темной листве, услаждая людей на земле беспредельной, К третьему дню пусть Кронид задождит и струится, доколе В уровень станет с воловьим копытом, - не выше, не ниже. 490 Так и посеявший поздно сравняется с сеявшим рано. Все это в сердце своем сбереги и следи хорошенько За наступающей светлой весной, за дождливыми днями.

Зима. Меры предосторожности от холода и болезней.

Не заходи ни в корчму, разогретую жарко, ни в кузню Зимней порою, когда человеку работать мешает Холод: прилежный работу найдет и теперь себе дома. Бойся, чтоб бедность жестокой зимою тебя не настигла: Будешь ты тискать рукой исхудалой опухшие ноги. Часто лентяй, исполненья надежды пустой ожидая, Впавши в нужду, на дела нехорошие сердцем склонялся. 500 Трудно тому бедняку, кто в корчмах заседает, надеждой Тешится доброй, когда он и хлеба куска не имеет. Предупреждай домочадцев, когда еще лето в разгаре: "Помните, лето не вечно продлится, - готовьте запасы!" Месяц очень плохой - ленеон[172], для скотины тяжелый. Бойся его и жестоких морозов, которые почву Твердою кроют корой под дыханием ветра Борея: К нам он из Фракии дальней приходит, кормилицы коней, Море глубоко взрывает, шумит по лесам и равнинам. Много высоковетвистых дубов и раскидистых сосен 510 Он, налетев безудержно, бросает на тучную землю В горных долинах. И стонет под ветром весь лес неиссчетный. Дикие звери, хвосты между ног поджимая, трясутся - Даже такие, что мехом одеты. Пронзительный ветер Их продувает теперь, хоть и густокосматы их груди. Даже сквозь шкуру быка пробирается он без задержки, Коз длинношерстных насквозь продувает. И только не может Стад он овечьих продуть, потому что пушисты их руна, - Он, даже старцев бежать заставляющий силой своею. Не продувает он также и девушки с кожею нежной; 520 Дома сидеть остается она подле матери милой, Чуждая мыслей пока о делах многозлатной Киприды; Тщательно нежное тело омывши и смазавши жирно Маслом, во внутренней комнате спать она мирно ложится В зимнюю пору, когда в своем доме холодном и темном Грустно безкостый[173] ютится и сам себе ногу кусает; Солнце не светит ему и не кажет желанной добычи: Ходит оно далеко-далеко, над страной и народом Черных людей, и приходит к всеэллинам много позднее. Все обитатели леса, без рог ли они иль с рогами, 530 Щелкая жалко зубами, скрываются в чащи лесные. Всем одинаково душу тревожит им та же забота: Как бы в лесистом ущелье каком иль скалистой пещере Скрыться от холода. Выглядят люди тогда, как триногий[174] С сгорбленной круто спиной, с головою, к земле обращенной: Бродят, подобно ему, избегая блестящего снега. В эту бы пору советовал я, для укрытия тела, Мягкий плащ надевать и хитон, до земли доходящий, Вытканный густо уточною нитью по редкой основе, В них одевайся, чтоб волосы кожи твоей не дрожали 540 И не стояли по телу торчмя, не ерошились зябко. На ноги - обувь из кожи быка, что не сдох, а зарезан; Впору тебе чтоб была и выстлана войлоком мягким. Шкуры козлят первородных, лишь холод осенний наступит, Сшей сухожильем бычачьим и на спину их и на плечи, Если под дождь попадаешь, накидывай. Голову сверху Войлочной шляпой искусной покрой, чтобы уши не мокли. Холодны зори в то время, как наземь Борей упадает. Зорями с звездного неба на землю туман благодатный Сходит и нивам владельцев блаженных несет плодородье. 550 С рек, непрерывно текущих, набравши воды изобильно И высоко от земли унесенный дыханием ветра, То он вечерним дождем проливается, то улетает, Если подует фракийский Борей, разгоняющий тучи. Раньше тумана работу кончай и домой отправляйся, Чтоб непроглядный туман тот, спустившись, тебя не окутал, Не промочил бы одежды и влажным не сделал бы тела. Этого ты избегай. Тяжелейший за целую зиму Названный месяц; тяжел для людей он, тяжел для скотины. Корму довольно волам половины теперь, человеку ж 560 Больше давай: тут поможет сама долгота благосклонной[175]. Строго за этим следи и до самого нового года Ночи выравнивай с днями, пока не родит тебе снова Общая матерь-земля пищевых всевозможных припасов.

Наступление весны.

Только лишь царственный Зевс шестьдесят после солноворота Зимних отмеряет дней, как выходит с вечерней зарею Из океанских священных течений Арктур[176] светоносный И в продолжение ночи все время сверкает на небе. Следом за ним, с наступившей весною, является к людям Ласточка-Пандионида[177] с звенящею, громкою песнью; 570 Лозы подрезывать лучше всего до ее появленья.

Жатва.

В пору, когда, от Плеяд убегая, с земли на растенья Станет всползать домоносец[178], не время окапывать лозы. Нужно серпы навострять и рабочих будить спозаранку; Долгого сна по утрам избегай и тенистых местечек В жатву, когда иссыхает от солнца и морщится кожа. Утром пораньше вставай и старайся домой поскорее Весь урожай увезти, чтобы пищей себя обеспечить. Добрую треть целодневной работы заря совершает. Путь ускоряет заря, ускоряет и всякое дело. 580 Только забрезжит заря, - и выводит она на дорогу Много людей и на многих волов ярмо налагает.

Летний отдых.

В пору, когда артишоки цветут[179] и, на дереве сидя, Быстро, размеренно льет из-под крыльев трескучих цикада Звонкую песню свою средь томящего летнего зноя, - Козы бывают жирнее всего, а вино всего лучше, Жены всего похотливей, всего слабосильней мужчины: Сириус сушит колени и головы им беспощадно, Зноем тела опаляя. Теперь для себя отыщи ты Место в тени под скалой и вином запасися библинским[180]. 590 Сдобного хлеба к нему, молока от козы некормящей, Мяса кусок от телушки, вскормленной лесною травою, Иль первородных козлят, И винцо попивай беззаботно, Сидя в прохладной тени и насытивши сердце едою, Свежему ветру Зефиру навстречу лицо повернувши, Глядя в прозрачный источник с бегущею вечно водою. Часть лишь одну[181] ты вина наливай, воды же три части.

Жатва.

Только начнет восходить[182] Орионова сила, рабочим Тотчас вели молотить священные зерна Деметры На округленном и ровном току, не закрытом от ветра. 600 Тщательно вымерив, ссыпь их в сосуды. А после того как Кончишь работу и дома припасы готовые сложишь, Мой бы совет - батраком раздобудься бездомным да бабой, Но чтоб была без ребят! С сосунком неудобна прислуга. Псом заведись острозубым, да с кормом ему не скупися, - Спящего днем человека[183] ты можешь тогда не бояться. Сена к себе наноси и мякины, чтоб на год хватило Мулам твоим и волам. И тогда пусть рабочие отдых Милым коленям дадут и волов отпрягут подъяремных.

Сбор винограда и заключительный стих.

Вот высоко середь неба уж Сириус стал с Орионом, 610 Уж начинает Заря розоперстая[184] видеть Арктура: Режь, о Перс, и домой уноси виноградные гроздья. Десять дней и ночей непрерывно держи их на солнце, Дней на пяток после этого в тень положи, на шестой же Лей уже в бочки дары Диониса, несущего радость. После ж того, как Плеяды, Гиады[185] и мощь Ориона Станут на западе, - помни, что время посева настало. Вот как дели полевые работы в течение года.

Мореплавание: наставления и предостережения.

Если же по морю хочешь опасному плавать, то помни: После того, как ужасная мощь Ориона погонит 620 С неба Плеяд и падут они в мглисто-туманное море, С яростной силою дуть начинают различные ветры. На море темном не вздумай держать корабля в это время - Не забывай о совете моем и работай на суше. Черный корабль из воды извлеки, обложи отовсюду Камнем его, чтобы ветра выдерживал влажную силу; Вытащи втулку, иначе сгниет он от Зевсовых ливней; После того отнесешь к себе в дом корабельные снасти, Да поладнее свернешь корабля мореходного крылья; Прочно сработанный руль корабельный повесишь над дымом 630 И дожидайся, пока не настанет для плаванья время. В море тогда свой корабль быстроходный спускай и такою Кладью его нагружай, чтоб домой с барышом воротиться, Как это делал отец наш с тобою, о Перс безрассудный, В поисках добрых доходов на легких судах разъезжая. Некогда так и сюда вот на судне заехал он черном Длинной дорогой морской, эолийскую Киму покинув. Не от избытка, богатства иль счастья оттуда бежал он, Но от жестокой нужды, посылаемой людям Кронидом. Близ Геликона осел он в деревне нерадостной Аскре, 640 Тягостной летом, зимою плохой, никогда не приятной. В памяти сроки дерзки и ко времени всякое дело Делай, о Перс. В мореходстве особенно все это важно. Малое судно хвали, но товары грузи на большое: Больше положишь товару - и выгоды больше получишь; Только бы ветры сдержали дурные свои дуновенья! Если же в плаванье вздумаешь ты безрассудно пуститься, Чтоб от долгов отвертеться и голода злого избегнуть, То покажу я тебе многошумного моря законы, Хоть ни в делах корабельных, ни в плаванье я неискусен. 650 В жизнь я свою никогда по широкому морю не плавал, Раз лишь в Евбею один из Авлиды[186], где некогда зиму Пережидали ахейцы, сбирая в Элладе священной Множество войск против славной прекрасными женами Трои. На состязание в память разумного Амфидаманта Ездил туда я в Халкиду[187]; заране объявлено было Призов немало сынами его большедушными. Там-то, Гимном победу стяжав, получил я ушатый треножник. Этот треножник в подарок я Музам принес Геликонским, Где они звонкому пенью впервые меня обучили. 660 Вот лишь насколько я ведаю толк в кораблях многогвоздных, Все ж и при этом тебе сообщу я, что в мыслях у Зевса, Ибо обучен я Музами петь несравненные гимны. Вот пятьдесят уже минуло дней после солноворота, И наступает конец многотрудному знойному лету. Самое здесь-то и время для плаванья: ни корабля ты Не разобьешь, ни людей не поглотит пучина морская, Разве нарочно кого Посейдон, сотрясающий землю, Или же царь небожителей Зевс погубить пожелают. Ибо в руке их кончина людей - и дурных и хороших. 670 Море тогда безопасно, а воздух прозрачен и ясен. Ветру доверив без страха теперь свой корабль быстроходный, В море спускай и товаром его нагружай всевозможным. Но воротиться обратно старайся как можно скорее: Не дожидайся вина молодого и ливней осенних, И наступленья зимы, и дыханья ужасного Нота[188]; Яро вздымает он волны и Зевсовым их поливает Частым осенним дождем и тягостным делает море. Плавают по морю люди нередко еще и весною. Только что первые листья на кончиках веток смоковниц 680 Станут равны по длине отпечатку вороньего следа, Станет тогда же и море для плаванья снова доступным. В это-то время весною и плавают. Но не хвалю я Плаванья этого; очень не по сердцу как-то оно мне: Краденым кажется. Трудно при нем от беды уберечься, Но в безрассудстве своем и на это пускаются люди: Ныне богатство для смертных самою душою их стало. Страшно в волнах умереть. Не забудь же моих увещаний, Все хорошенько обдумай в уме, что тебе говорю я. И на чреватое судно всего не грузи, что имеешь; 690 Большую часть придержи, нагрузи же лишь меньшую долю: Страшно несчастью подпасть на волнах многобурного моря. Страшно, когда на телегу чрезмерную тяжесть наложишь, И переломится ось под телегой, и груз твой погибнет. Меру во всем соблюдай и дела свои вовремя делай.

Выбор жены.

В дом свой супругу вводи, как в возраст придешь подходящий. До тридцати не спеши, но и за тридцать долго не медли: Лет тридцати ожениться - вот самое лучшее время. Года четыре пусть зреет невеста, женитесь на пятом. Девушку в жены бери - ей легче внушить благонравье. 700 Взять постарайся из тех, кто с тобою живет по соседству. Все обгляди хорошо, чтоб не на смех соседям жениться. Лучше хорошей жены[189] ничего не бывает на свете, Но ничего не бывает ужасней жены нехорошей, Жадной сластены. Такая и самого сильного мужа Высушит пуще огня и до времени в старость загонит.

Житейские советы. Суеверия.

[Кару блаженных бессмертных навлечь на себя опасайся.][190] Также не ставь никогда наравне товарища с братом. Раз же, однако, поставил, то зла ему первым не делай И не обманывай, чтобы язык потрепать. Если ж сам он 710 Первый тебя обижать или словом начнет, или делом, Это попомнив, вдвойне отплати ему. Если же снова В дружбу с тобой он захочет вступить и обиду загладить, Не уклоняйся: друзей то и дело менять не годится. Только чтоб видом наружным не ввел он тебя в заблужденье! Слыть нелюдимым не надо, не надо и слыть хлебосолом; Бойся считаться товарищем злых, ненавистником добрых. Также людей не дерзай попрекать разрушающей душу, Гибельной бедностью: шлют ее людям блаженные боги. Лучшим сокровищем люди считают язык неболтливый. 720 Меру в словах соблюдешь - и всякому будешь приятен; Станешь злословить других - о себе еще хуже услышишь. На многолюдном, в складчину устроенном пире не хмурься; Радостей очень он много дает, а расход пустяковый. Также, не вымывши рук, не твори на заре возлияний Черным вином ни Крониду, ни прочим блаженным бессмертные Так они слушать не станут тебя и молитвы отвергнут. Стоя и к солнцу лицом обратившись, мочиться не гоже. Даже тогда на ходу не мочись, как зайдет уже солнце, Вплоть до утра - все равно по дороге ль идешь, без дороги ль; 730 Не обнажайся при этом: над ночью ведь властвуют боги. Мочится чтущий богов, рассудительный муж либо сидя, Либо - к стене подойдя на дворе, огороженном прочно. Совокупившись, не стой неодетый, с. . . . . . . . Перед огнем очага, но держись в это время подальше. Также, не с похорон грустно-зловещих домой воротившись, Сей потомство свое, а с пира пришедши бессмертных[191]. Прежде чем в воду струистую рек, непрерывно текущих, Ступишь ногой, помолись, поглядев на прекрасные струи, И многомилою, светлой водою умой себе руки. 740 Рук не умывши, души не очистив, пойдешь через реку, - Боги тебя покарают, несчастье пославши вдогонку. На пятипалом суку[192] средь цветущего пира бессмертных Светлым железом не надо с зеленого срезывать суши. Также, в то время как пьют, черпака на кратерную крышку[193] Не помещай никогда: не весельем окончится это. Дом себе строить начав, приводи к окончанью постройку, Чтобы не каркала, сидя на доме, болтушка-ворона. Также не ешь и не мойся из тех горшконогов, в которых Не приносилося жертв: и за это последует кара. 750 Мало хорошего, если двенадцатидневный ребенок Будет лежать на могиле, - лишится он мужеской силы; Или двенадцатимесячный: это нисколько не лучше. Также не мой себе тело водою, которою мылась Женщина: ибо придет и за это со временем кара Тяжкая. Если увидишь горящую жертву, не смейся Над непонятною тайной: воздаст тебе бог и за это. Также, смотри, не мочись никогда ни в истоки, ни в устье В море впадающих рек, - берегись и подумать об этом! Не опоражнивай в них и желудка, - то будет не лучше. 760 Так поступай: от ужасной молвы человеческой бегай. Слава худая мгновенно приходит, поднять ее людям Очень легко, но нести тяжеленько и сбросить непросто. И никогда не исчезнет бесследно молва, что в народе Ходит о ком-нибудь: как там никак, и Молва ведь богиня.

Перечень дней, удобных и нежелательных для исполнения разных дел.

Тщательно Зевсовы дни по значенью и сам различай ты, И обучай домочадцев. Тридцатое - день наилучший Для обозренья свершенных работ, для дележки припасов. Вот что различные дни у Кронида всемудрого значат, Если в сужденьях народов об этом содержится правда. 770 Дни священные: день перед первым числом и четвертый[194]. День седьмой - в этот день родился Аполлон златолирный, - Также восьмой и девятый. Особенно ж в месяце два есть Дня при растущей луне, превосходных для смертных свершений, День одиннадцатый и двенадцатый - оба счастливы Для собиранья плодов и для стрижки овец густорунных. Но между ними двоими - двенадцатый много счастливей. Ткет паутину высоко парящий паук в это время, Летом - в ту пору, когда запасливый[195] кучу готовит, Женщина пусть в этот день к тканью на станке приступает. 780 Сев начинать на тринадцатый день опасайся всемерно, Но для посадки растений тринадцатый день превосходен. В среднем десятке шестое число для растений опасно, Но хорошо для зачатия мальчика. Девочке вредно Замуж идти в этот день, равно как и на свет рождаться. Также и в первом десятке шестое число для рожденья Девочек мало полезно; козлят вылегчать и баранов В это число хорошо и поскотину строить для стада. День недурен для зачатия мальчика: будет любить он Шутки, лукавые речи, обманы и шепот любовный. 790 В день восьмой кабанов подрезай и протяжно мычащих, Крепких быков, а в двенадцатый день - выносливых мулов. День наиболее длинный меж чисел двадцатых рождает Мужа искусного - будет весьма он умом выдаваться. День недурной мужеродный - десятый; а день женородный - В среднем десятке четвертый; овец и собак острозубых, Тяжелоногих, рогатых быков и выносливых мулов В этот же день хорошо приручать. Берегися в четвертый День после новой иль полной луны допускать себе в сердце Скорби, грызущие дух: ибо день этот очень священный. 800 Также в четвертый вводи к себе в дом молодую супругу, Птиц перед тем вопросив[196], наилучших для этого дела. Пятых же дней избегай: тяжелы эти дни и ужасны; В пятый день, говорят, Эринии пестуют Орка, Клятвопреступным на гибель рожденного на свет Эридой. В среднем десятке седьмого священные зерна Деметры Вей на току округленном, душою отдавшись работе. В этот же день лесорубы пусть рубят домовые бревна И деревянные части для стройки судов быстроходных. А за постройку саму приниматься четвертого надо. 810 В среднем десятке девятка лишь к вечеру лучше бывает. Что же до первой девятки - вреда не несет она людям: День для посадки растений хорош, для рожденья ребенка - Мальчика ль, девочки ль. Очень он плох никогда не бывает. Мало кто знает, как в месяце третья девятка полезна: Бочку ль с вином начинать, налагать ли ярмо на затылки Мулам, быкам и коням быстроногим, спускать ли на воду Многоскамейчатый быстрый корабль - в этот день превосходно. Мало, однако, таких, кто про день этот правильно скажет. Винную бочку вскрывай четвертого; самый священный 830 День меж четвертыми - средний; про тот, что идет за двадцатым, Мало кто знает, что утром хорош он, но к вечеру хуже. Эти вот дни для людей земнородных - великая польза. Прочие все - ничего не несущие дни, без значенья. Каждый различное хвалит. Но толком лишь мало кто знает. То, словно мачеха, день, а другой раз - как мать, человеку, Тот меж людьми и блажен и богат, кто, все это усвоив, Делает дело, вины за собой пред богами не зная, Птиц вопрошает и всяких деяний бежит нечестивых.

Щит Геракла

Рождение Геракла

…Или же та, что, и домы и отчую землю оставив, В Фивы пришла[197], за воительным следуя Амфитрионом, — Ратевздымателя Электриона дочерь Алкмена. Род нежноласковых жен она затмевала блистаньем Лика и стана, нравом же с ней ни одна не равнялась, Та, что дитем рождена от смертной, почившей со смертным. Веянье шло у нее от чела, от очей сине-черных Сильное столь, сколь идет от обильнозлатой Афродиты. Всею душою она своего возлюбила супруга, 10 Как не любила еще ни одна из жен кротконежных, Хоть и убил он отца ее милого, силой повергнув, Из-за коров прогневленный, и, отчую землю оставив, Ко щитоносным кадмейцам[198] молитвенно в Фивы прибегнул. Здесь в чертогах он обитал со стыдливой супругой, Ласки ее не изведав: взойти ему было запретно Прежде на ложе к прекраснолодыжной Электрионе[199], Нежели он не отмстит убиенье могучих душою Братьев супруги и пламенем буйным не выжжет селенья Храбрых тафийских мужей и отважных бойцов телебоев. 20 Так надлежало ему, и свидетели этому боги, Коих во гнев привести опасаясь, он порывался Труд свой великий исполнить, что был ему долгом от Зевса. Следом за ним устремилась, ища ратоборства и распри, Конностремительных рать беотийцев, ярясь над щитами, Локров, бойцов рукопашных, и мощных душою фокеян. Добрый сын Алкея пошел на челе этих воев, Славный средь ратей. Однако ж отец и бессмертных и смертных Вил промышленье иное во персях, бессмертным и людям Трудноусердным желая родить отвратителя бедствий. 30 Хитрость в душе глубоко воздвигая, с Олимпа он прянул, Ласки пышнопоясной жены вожделеющий страстно В темной ночи, и достиг Тифаония[200], с коего сразу Зевс-Промыслитель не медлил на Фикий вступить высочайший. Там восседая, деянья он дивные в сердце замыслил: Оною ночью с протяжноступающей Электрионой Лаской и ложем сочелся — исполнил свое вожделенье. Оною ж Амфитрион ратевзъемлющий, добрый воитель, Труд исполнил великий и в дом к себе возвратился. Не пожелал посетить он ни слуг, ни пастырей сельских 40 Прежде, доколе не вступит к своей супруге на ложе: Пастырем ратей столь сильная страсть овладела во сердце. Словно когда избегает безгорестно муж злоключенья То ли от немощи тяжкой, а то ль от оков нерушимых, Так же и Амфитрион, суровую тяготу кончив, В дом родной беззаботно и счастливо вновь возвратился. Он теперь возлежал со стыдливой супругой всенощно, Радуясь щедрым дарам обильнозлатой Афродиты. Так, покорившись и богу, и лучшему мужу из смертных, Двойню сынов во Фивах она родила семивратных, 50 Духом, однако ж, не равных, хоть братьями были родными — Худшего вместе с воистину многодостойнейшим мужем, Мужем могучим и крепостновластным — с Геракловой силой: Сына сего — покоренная облачно-мрачным Кронидом; Копьевздымательным Амфитрионом — второго, Ификла, — Разноудельных потомков: того, — сочетавшись со смертным, Этого — с Зевсом Кронидом, который богам повелитель.

Приготовления Геракла к сражению с Кикном

Муж сей Кикна[201] сразил веледушного Аретиада, Встретив в пределе святом дальновержного Аполлона, Оного вместе с Аресом-отцом, ненасытным сраженьем, 60 Бронями свет излучающих, словно пылающий пламень, На колесницу взошед. Копытами быстрые кони, Прянувши в бег, били оземь, и пыль вокруг них опускалась, Взбитая бегом крепких колес и копытами коней. Обод и дно колесницы, соделанной пышно, гремели, Бегом влекомые конным, и Кикн ликовал безупречный, Храброго Зевсова сына с возницей его вознадеясь Медью повергнуть во прах и совлечь преславные брони. Но моления эти Феб Аполлон не услышал, Ибо на Кикна он сам устремил Гераклову силу. 70 Роща святая, алтарь Пагасейского Аполлона[202], Бронями всюду сверкали и Кикна и грозного бога, Огнь такой же в очах сверкал: ужели противу Оного кто бы из тех, что смертны, дерзнул устремиться, 74 Кроме только Геракла и славного Иолая[203]?! 77[204] Так Геракл Иолаю, вознице могучему, молвил: «О, Иолай-воитель, всех смертных премного милейший! Верно, немало блаженным бессмертным, владыкам Олимпа, 80 Амфитрион прегрешил, во пышновенчанные Фивы Прибыл когда, Тиринф[205] оставив, град пышностенный: Электриона за широколобых коров ниспровергнув, Он ко Креонту прибег, к Гениохе покрововлекущей, Кои его обласкали и всем сообразным почтили, В чем для молителей право, уважили щедро от сердца. Счастлив он жил с прекраснолодыжною Электрионой, Милой своею супругой. И мы, как исполнилось время, Там родились — ни телом не равные, ни помышленьем — Я и отец твой. Но Зевс у него рассудок восхитил[206]. 90 Ибо и отчий дом, и родителей милых оставив, Честь он ушел воздавать преступному Еврисфею. Горестный! Много ему затем довелось сокрушаться, Это безумье верша, но оно воспять невозвратно. Тяжкие мне тогда божество ниспослало деянья. Друг, возьми же скорей червленые пурпуром вожжи — Сих быстроногих коней и, дерзанье в груди воздымая, Стойко владей колесницей и мощью коней быстроногих, Не устрашась грохотанием мужеубийцы Ареса, Рыщет который, крича обуянно, по роще священной 100 Феба-владыки далекоразящего Аполлона, — Истинно он премного могуч и сражения алчет». Так ему промолвил в ответ Иолай безупречный: «Много, родимый, дает отец и бессмертных и смертных Чести твоей главе, а с ним и Твердевздыматель Бычий[207], что держит фиванскую твердь в попеченье о граде, Ибо такого могучего, столь же великого мужа В руки твои ведут, да стяжаешь ты громкую славу! Ныне ж во крепкую бронь облачись, дабы поскорее Нам, своей колесницей с Аресовой сринувшись близко, 110 В битву вступить: ему ни бесстрашного Зевсова сына, Ни Ификлида не ввергнуть во страх, но сам обратится В бегство от двух сынов безупречного Алкеида[208], Кои теперь пред ним недалеко и жаждут воздвигнуть Бранную схватку, что пиршества им премного милее». Так он рек, и ему улыбнулась Гераклова сила, Духом ликуя, — ведь оный весьма сообразное молвил. И ответствовал так, устремляя крылатые речи: «О, Иолай-воитель, Зевесов питомец! Уж близко Бой суровый. Как прежде ты подле стоял мощнодухий, 120 Так и теперь Арионом[209], великим конем черногривым, Правь, направляя повсюду, и мне помоги, сколь сумеешь». Так промолвив, поножи из горной сияющей меди — Дар преславный Гефеста — вокруг наложил на голени, Панцирем сразу затем облек могучие перси, Многоискусным, прекрасным, златым — его даровала Зевсова дочерь Паллада[210] Афина, когда собирался Ко изнурительным подвигам он устремиться впервые. На рамена возложил железо, оплот от несчастья, Взметчивый муж и просторный колчан вкруг груди по оплечью 130 Сзади навесил, где много стрел внутри пребывало — Гибели гласозабвенной подателей цепенящих: Гибель несли пред собою и слезы несчетные людям. Были точены посредь и предлинны, в своем окончанье Хищного флегия[211] мрачным пером они сокрывались. Мощное взял он копье, повершенное жаркою медью, Шлем на могучую голову пышнотворенный надвинул, Вдоль облегавший чело, — адамантовой[212] стали изделье — Шлем такой возложил на главу Геракл богоравный.

Описание щита

В руки он щит пестроблещущий взял, который ни разу 140 Дальний иль ближний удар не пронзил — восхищение взору. Весь по кругу эмалию белой и костью слоновой, Светлым он мерцал янтарем и притом излучался Златом блестящим, его пробегали полоски лазури. Был посредине дракон и страх от него несказанный: Часто взирал он очами, из коих светилося пламя, Полнилась пасть его от зубов, белевших рядами, Неумолимых и грозных. Вверху над ужасной главою Грозная Распря витала, к сраженью мужей побуждая, Страшная, — разум и мысли она у мужей отнимает, 150 Кои противу Зевесова сына воздвигли сраженье. Оных души в землю уже погрузились к Аиду, Кости же их, лишенные кожи, изгнившей вкруг членов, Сириус[213] в черной пыли жарким лучом растлевает. [Там Напор и Отпор вблизи изваяны были, Там и Рокот, и Ужас, и Мужеубийство пылало, Там и Смятенье, и Распря метались, и лютая Гибель, Свежею раной смиряя живых, а иных и без раны, Третьих — уже убиенных — сквозь битву влачила за ноги, Тканью, багровой от крови людской, укутала плечи[214], 160 Грозным взором глядя и криком вопя исступленным.] Были там головы змей, несказанно ужасных и страшных, Счетом двенадцать, что племя людей на земле устрашают, Кои против Зевесова сына воздвигли сраженье. Шло от зубов скрежетанье, во битву когда устремлялся Амфитриониад[215], и чудесно сверкало ваянье, — Словно пятна являлись взиравшим на грозных драконов: Синими спины казались, и сумрачно пасти чернели. Там же и вепрей дикое стадо, и львы недалече, Кои взирали на них и, злобой ярясь, нападали, 170 Друг на друга бросались рядами: ни стая, ни стадо Страха не знали, но выи щетинили те и другие. Вот уж лев огромный повержен, а рядом и вепрей Дух испускающих двое, — и черная с них изобильно Наземь кровь изливалась. Выи назад запрокинув, Там лежали они, убиенные страшными львами. Пуще еще устремлялись иные, яряся сраженьем, Те и другие — и дикие вепри, и львы буйнооки. Там же сражение шло копьеборных воев-лапифов[216]: Вкруг там были владыка Кеней и Дриант с Пирифоем, 180 Там и Гоплей, и Эксадий, Фалер совокупно с Пролохом, Там и Мопс Ампикид, Титаресий — Аресова отрасль, Там и сын Эгеев Тесей, бессмертным подобный, — Из серебра их тела, а брони вкруг тела златые. Им противу с другой стороны устремлялись кентавры: Вкруг там великий Петрей со птицепровидцем Асболом, Там и Аркт, и Урей, и с ними Мимант черновласый, Там и два Певкеева сына — Дриал с Перимедом, — Из серебра их тела, но сосны во дланях златые. Соустремленно они — воистину, словно живые, — 190 Между собою сошедшись, разили копьем иль сосною. Там быстроногие кони грозного бога Ареса Встали златые. Доспехосовлечный Арес-погубитель В дланях имел копие и передним приказывал воям, Сам от крови пурпурный, как будто сражал он живущих, На колесницу взошед, а Ужас вместе со Страхом Подле стояли, во схватку мужей углубиться желая. Там и Зевесова дочь[217] — добытчица Тритогенея, Вид имея такой, словно битву желает подвигнуть, В шлеме златом на главе, копье во дланях сжимая. 200 Плечи покрыла эгидой[218] и шла во грозную распрю. 201 Там и пляска святая бессмертных: там посредине 202 Зевса сын и Лето[219] извлекал прелестные звуки 205[220] Лиры златой. Вслед за нею песнь зачинали богини — Звонкопоющих подобие дев — Пиерийские Музы. Там прекраснопричальный залив неудержного моря Оловом был чистоплавным изваян округлоточеный, 209 С морем волнуемым схожий, и двое вздымающих струи 212[221] Было дельфинов серебряных, рыб гоняющих быстрых. Медные рыбы от них убегали, а рядом на бреге Муж сидел, рыболову подобный, имея во дланях Невод, который, казалось, для рыбной забрасывал ловли. Был там конный Персей, дитя пышнокудрой Данаи, И, не касаясь ногами щита и держась недалече, — Диво великое молвить! — но был он лишенным опоры. Сам его золотым изваял своими руками 220 Славный Хромец[222]. Вкруг ног сандалии были крылаты, Меч повисал вкруг плечей, облеченный в черные ножны, В медную перевязь вдетый, — летел он, мысли подобный. Всю же спину его исполинши глава занимала Грозной Горгоны[223]. Серебряна сумка округло свисала — Диво для взора! — и яркие вниз от нее ниспадали Кисти златые, вокруг же чела возвышался ужасный Шлем Аида-владыки, сумрак ночной сохранявший. Так, подобный тому, кто застыл во беге поспешном, Сын Данаи Персей проносился. За ним порывались 230 Следом Горгоны — суровы они, несказанно ужасны, — Силясь настигнуть его и ходьбою своей попирая Бледную сталь, а щит оглашался великим гуденьем Звонко и резко. Долу же с их поясов нависали Змеи, округло вздымавшие главы, по двое у каждой. Жалом они поводили и лязгали гневно зубами, Дико взирая, а сверху на грозных Горгоновых главах Страх великий витал. Поверх над ними сражались Мужи, которые были в доспех ратоборный одеты: Эти — стараясь от милых отцов и родимого града 240 Смертную гибель отвесть, иные — стремясь к разрушенью. Много уже полегло, но боле еще воевало, Распрю подъемля. На медных пышновоздвигнутых башнях Жены громко вопили, себе раздирая ланиты, Жен подобье живых — Гефеста преславного дело. Мужи, что были в летах и коих старость настигла, Стали толпой пред вратами градскими и руки к блаженным Ввысь к богам простирали молебно, за долю сыновью Страхом объяты. Те ж битву вели, а у них за спиною С лязгом белые зубы сводили черные Керы[224]. 250 Ликом ужасны они, кровавы, грозны, неприступны, Распрю за павших вели и все порывались гурьбою Черной крови испить: лишь только которая схватит Труп ли, со свежей ли павшего раной, стремится окружно Когти вонзить огромные, душу ж низринуть к Аиду В Тартар холодный. Когда же сердце свое насыщают Кровью людскою они, то долу бросают немедля 257 И устремляются вновь туда, где грохот и схватка. 261[225] Вот за воя они затеяли лютую битву: Грозно одна на другую взирали во гневе очами, Когти и страшные руки пускали в ход попременно. Рядом с ними и Тьма стояла, грозна и ужасна, 265 Грязью покрыта, бледна и долу согбенная гладом, Пухлоколенна, персты изострялись в огромные когти, Слизи текли у нее из ноздрей, со щек изливалась Кровь на землю. Она ж, оскалившись неумолимо, Там стояла, и прах обволакивал плечи обильно, 270 Влажен слезами. А рядом был град мужей пышностенный: Семеро врат[226] золотых его окружало, объятых Сводами вкруг. Мужи в ликованье и пляске усладу Здесь имели. Во пышноколесной повозке невесту К мужу везли, и брачная песнь воздымалася громко. Свет далеко от факелов, яро горящих, кружился, В дланях прислуги несомых. Красою расцветшие девы Шли вперед, и тянулись, ликуя, вослед хороводы. Там от нежных уст свирелями звонкими песню Юноши слали, вокруг преломлялось гудение звучно. 280 Рядом прелестный напев исторгали формингами[227] девы. Юноши там иные под флейту справляли веселье. Были средь них и такие, что тешились пляской и пеньем. 284[228] Шли вперед. Сей град всецельно веселие, пляски, Радость объяли. Мужи, что были пред стенами града, Мчались верхом, взойдя на коней, а пахари рядом Землю пахали святую, у пояса платья скрепивши Кругообразно. Была и высокая нива, на коей Лезвием острым одни срезали согбенные стебли, 290 Тяжкие столь же зерном, как пышные хлебы Деметры. Их во снопы другие вязали и клали на пашню. 292 Гроздья срезали третьи, серпы имевшие в дланях, 296[229] Их-то иные сносили в корзины. Лозняк недалеко 297 Был золотой — Гефеста премудрого славное дело. 299 Он стоял в колыханье листвы и серебряных жердей, 300 Гроздьями винными тяжек, кои уже почернели. Там виноград давили и винное сусло черпали. Там состязались в борьбе и в кулачном бою. Быстроногих Зайцев гоняли, охотясь, другие, а псы острозубы Дичь норовили настигнуть, она ж ускользнуть норовила. Всадники рядом труды совершали, в своем состязанье Спор и тягость имея; возницы там погоняли Быстрых коней, на пышноскрепленные став колесницы И оттянув повода. Летели вперед, громыхая, Сбитые крепко повозки, и ступицы мощно гудели. 310 Труд они нескончаем имели: свершенья победы Им никогда не достигнуть, но спор вели нерешимый. Им треножник большой — за боренье награда — поставлен Был златой — Гефеста премудрого славное дело. Обод вкруг обтекал Океан, как поток наводненный. Целостно он охватывал щит премногоискусный. Лебеди выспреннелетные громко кричали на оном: Много плавало их по глади, где рыбы сновали, — Диво для взора и тяжкогремящему Зевсу, по воле Коего щит Гефест сотворил огромный и крепкий, 320 Дланями плотно скрепив.

Сражение между Гераклом и Кикном

Щитом сим Зевсов могучий Сын премощно сотряс, к колеснице ринувшись конной, Молнии Зевса-отца эгидодержавца подобный, Поступью легкой. Возница его, Иолай достославный, С ним на повозку взошед, колесницей изгибною правил. Подле представ, совоокая дева богиня Афина Им в ободренье такие вещала крылатые речи: «Радуйтесь, о дальнеславного мужа Линкея[230] потомки, Ибо силу дает вам Зевс, владыка блаженных, Ныне Кикна сразить и совлечь преславные брони! 330 Речь иную я молвлю тебе, наилучший средь ратей. Кикна когда ты от сладостной жизни отторгнешь, немедля Оного тело оставь и доспехов его не касайся, Сам же воззри на Ареса, как тот грядет, мужегубный. Только узришь обнаженным его под щитом ты искусным Оком своим, как немедля рази заостренною медью. Сам, однако ж, отпрянь: судьбой не дано тебе ныне Коней его захватить и его преславные брони». Молвив так, средь богинь богиня взошла на повозку, В дланях бессмертных своих держа и победу и славу, 340 Бурностремительна. Тотчас тогда Иолай Зевсородный[231] Коням ужасно вскричал, и они, побужденные гласом, Быструю резво помчали повозку, вскуряя равнину, — Мощь им дала совоокая дева богиня Афина, Грозно потрясши эгидой. Земля застонала окрестно. Тут появились вдвоем, подобны огню или буре, Кикн конеборный с Аресом, сражением ненасытимым. Кони же их, когда сошлись противу друг друга, Громко заржали, и вкруг преломлялось гудение звучно. К оному первой воззвала тогда Гераклова сила: 350 «Кикн любезный! Противу нас стремительных коней Гонишь зачем, коли мужи мы сведущи тягот и бедствий? Пышноточеную мимо веди колесницу — путем сим Мимо проехать позволь. Я ныне в Трахин[232] направляюсь, Где владыкою Кеик[233], что мощью своей и честью Всех превзошел в Трахине, — ты сам то знаешь прекрасно, Дочь его взяв женой — черноокую Фемистоною. О любезный! Тебя не удержит Арес от кончины Гибельной, ежели мы с тобой подвизаться сойдемся. Ныне молвлю о том, ибо в оное время изведал 360 Он моего копия, когда за Пилос песчаный[234] Мне стоял супротив, сраженьем яряся чрезмерно. Трижды моим пораженный копьем, опирался о землю Он с пронзенным щитом, но в бедро я четвертым ударом Силою всей поразил и премного рассек ему плоти. Долу главою во прах от удара копья он повергся. Так средь бессмертных ему случилось быть посрамленным, Дланям моим в удел кровавый доспех оставляя». Молвил так. Но Кикн, пышноясенный[235] вой, не возжаждал С ним во согласии коней сдержать, колесницу влекущих. 370 С пышноскрепленных повозок тогда устремились на землю Зевса великого сын с Эниалия[236] сыном владыки. Вблизь от них отогнали возницы коней пышногривых. Ринущих коней ногами широкая твердь оглашалась. Словно когда от высокой вершины горы величавой Ринутся камни прыжками, один о другой ударяясь, Выспреннелистых много дубов, несчетные сосны И без числа тополей повергают протяжнокорнистых, Вниз во вращенье стремясь, пока не достигнут равнины, — Так они меж собою сошлися с криком великим. 380 Град мирмидонян[237] всецело и с ним Иолк достославный, Арна[238] с Геликою вместе и травообильной Анфеей Гласам обоих откликнулись громко. Они с восклицаньем 383 Страшным сошлися, и мощно ударил Зевес-Промыслитель, 385[239] Знаменье битвы подав своему веледерзкому сыну. [Так в лесистом ущелии горном взору свирепый, Грозный клыками вепрь исполняется гневом сраженья К мужам-ловцам и белый клык на них заостряет, Круто согнувшись. Около рта в скрежетанье зубовном 390 Пена струится, глаза же блестящему огню подобны, Дыбом щетина воздета на холке и около шеи. С ним-то схожий сын Зевса ринулся с конной повозки.] Тою порою, когда чернокрыла певунья цикада, Сев на ветке зеленой, людям петь начинает Песни о лете, — ей нежные росы еда и напиток, — Пенье она и на утренней зорьке струит, и вседневно, В невыносимой жаре, когда Сириус кожу сжигает (Просо тогда ж созревает в колосьях, венчающих стебли, Летом которое сеют, — в ту пору пестреют и гроздья, 400 Кои дал людям Дионис к их ликованью и скорби), — Тою порою сражались, и гул воздымался великий. [Так и двое львов вокруг растерзанной лани Между собой свирепеют, чтоб друг устремиться на друга, Грозный рев раздается тогда и зубов скрежетанье.] Словно коршуна два, кривоклювы и острокогтисты, Криком великим крича, на высоком утесе дерутся, То ли козы горнопастбищной, то ли лесной оленицы Тучной желая, что муж могучий повергнул метаньем Стрел с тетивы, но сам иною дорогой блуждает, 410 Здешнего края несведущ, они ж ее тотчас узрели — Бурностремительно сразу воздвигли свирепую битву. [С криком подобным они устремилися друг против друга.] Вот уж Кикн, порожденного Зевсом премногомогучим Жаждав низвергнуть, во щит поразил копьем медноострым. Медь не пробила его, отринута божеским даром. Амфитриониад — Гераклова сила, — однако ж, Между щитом и шеломом своим копьем длиннотенным Быстро гортань, что открылась тогда под самим подбородком, Мощно пронзил, и оба рассек сухожилия ясень 420 Мужегубительный. Пала воителя грозная сила, Рухнул он, как некогда рушатся дуб или камень Высестремнинный, разбитые молнией дымной Зевеса. Так он рухнул, звеня вкруг тела полным доспехом. Оного тут же оставил Зевесов сын мощносердный, Ибо узрел, как Арес мужегубный к нему устремился, Грозно очами взирая. И лев, на тело набредший, Так же премного усердно когтями могучими кожу Рвет, чтоб оттоль сердцерадостный дух поскорее отринуть, — Мрачное сердце его при том исполняется гнева, — 430 Грозно сверкая очами, себя по бокам и ключицам Хлещет хвостом он и лапами роет, — никто не дерзает, Видя его, ни близ подойти, ни со зверем сразиться. Так же сын Амфитриона, еще ненасытный сраженьем, Стал противу Ареса, дерзанье в груди воздымая, Бурностремителен. Тот же приблизился, сердцем кручинясь. С криком оба они устремились один на другого. Так, когда от высокой скалы отрывается камень, Длинным прыжком устремляется вниз во вращенье и с гулом, Буйства исполненный, мчится, но холм противится вышний: 440 Камень тот бьется о холм, пока не сдержится оным. С криком таким колесничный ристатель Арес-погубитель Ринул тогда, восклицая, но оный сдержал его рьяно. Тут Афина, эгидодержавного дочерь Зевеса, Вышла противу Ареса с черной эгидой своею. Грозно глядя исподлобья, крылатые молвила речи: «Мощную ярость, Арес, укроти и незыблемы длани, Ибо тебе не судьба совлечь преславные брони, Зевсова дерзостносердого сына Геракла повергнув. Брань, однако ж, уйми, да мне противу не станешь!» 450 Молвила. Дух велемощный Ареса тем не смирила. Оный, однако, доспехом, подобным огню, потрясая, С криком великим к Геракловой силе рьяно стремился, Буйно волнуем убийством: копьем ударил он медным, Сильно яряся за гибель сраженного сына родного, В щит великий, но прочь совоокая дева Афина Натиск копья отвела, с колесницы стремительно прянув. Горе объяло нещадно Ареса. Изъяв заостренный Меч, к веледушному ринул Гераклу, но в том устремленье Амфитриониад, ненасытный грозным сраженьем, 460 Прямо в бедро, что щит обнажил искуснотворенный, Мощно его поразил и премного рассек ему плоти, Твердо уметив копьем, и посредь земли ниспровергнул. Страх и Ужас коней с колесницею пышноколесной Тотчас пригнали к нему и с тверди широкодорожной На колеснице многоискусной его уложили, Сразу хлестнули коней и на дальний Олимп удалились. Сын же Алкмены тогда и с ним Иолай достославный, Кикну совлекши с плечей его прекрасные брони, Снова отправились в путь и града Трахина достигли 470 На быстроногих конях. Совоокая дева Афина На великий Олимп удалилась во отчие домы. Кикна предал погребению Кеик с народом несметным, — С тем, что тогда населял басилея[240] преславного грады, — [Анфу, град мирмидонян, и с ней Иолк достославный, Арну с Геликою вместе, — премного сошлося народу,] Кеику честь воздавая, что мил блаженным бессмертным. Этот курган и могилу Анавр[241] незримыми сделал, Полнясь ненастным дождем. Ему повеленье такое Дал Аполлон Летоид во кару, что оный насильем 480 Тех обирал, кто славные вел гекатомбы Пифийцу.

Комментарии

Текст Гесиода представлен в настоящее время тремя видами источников.

Во-первых, это средневековые рукописи, в которых сохранились обе его подлинные поэмы («Теогония» и «Труды и Дни»), а также приписанный Гесиоду «Щит Геракла». Число рукописных книг, содержащих какое-либо из этих сочинений, может превышать две с половиной сотни (например, для «Трудов и Дней»), но для издателей представляют интерес, как правило, около 30 или несколько меньше наилучших рукописей, составленных от X в. до конца XV в., когда начали выходить первые печатные издания древних классиков («инкунабулы») в венецианской типографии Альда Мануция (так называемые «альдины», приравниваемые к рукописям, поскольку образец, с которого они печатались, мог быть утерян). Так как средневековые рукописи отделены примерно полутора тысячами лет от создания произведений, то в них легко могли вкрасться искажения, пропуски, вставки и т. п. — определение надежности того или иного экземпляра, исправление ошибок, сличение рукописей и выбор наиболее вероятных чтений являлось задачей многих поколений филологов, начиная от представителей поздней византийской науки и кончая исследователями наших дней.

Другую группу текстов составляют отрывки из сочинений, включенные в виде цитат в произведения более поздних авторов. При этом и сами поздние авторы представлены обычно отнюдь не одной рукописью, и по отношению к сохраненным ими цитатам возникают те же вопросы, что и к дошедшим полностью произведениям: подлинность, полнота, надежность. Установлением наиболее удовлетворительного текста занимается наука, которая в наше время называется текстологией (она продолжает оставаться актуальной и для писателей нового времени, когда одно произведение имеет разночтения в разных изданиях или в их авторской правке, в черновиках и беловиках и т. д.), а по отношению к древним принят термин «критика текста». Разумеется, оценить ее успешность удается, только читая античных поэтов в подлинниках, но важнейшие результаты, насколько возможно, находят отражение в русских переводах и в комментариях к ним.

Обширную группу цитат составляют, к сожалению, короткие выписки, приводимые каким-нибудь поздним историком или географом для подтверждения сообщаемых им сведений, либо автором риторического сочинения — в целях эстетической оценки, или поздним грамматиком — ради редкой или необычной лексической или грамматической формы. Поэтому в разделе фрагментов читатель встретит так много коротких или однострочных текстов. (В научных изданиях Гесиода фиксируется обычно и каждое отдельное слово, обнаруженное у поздних компиляторов, но перевод их на русский язык не лишен смысла только в контексте самих компиляторов, который здесь и приводится.)

Наконец, с середины прошлого века стали появляться, а в нашем столетии хлынули обильным потоком папирусные публикации античных текстов[242], найденных главным образом в эллинистическо-римском Египте, где сухие пески способствовали сохранению папирусных списков или их обрывков в течение многих столетий. Как правило, это были экземпляры сочинений античных авторов, использованные с оборотной стороны листа для каких-нибудь хозяйственных записей, документов и т. п. или просто выброшенные за ненадобностью. В новое время эти тексты из папирусных свалок разошлись по собраниям всего света, и папирология стала наукой, которой и историки и филологи обязаны неисчислимым множеством нового материала из всех областей общественной и культурной жизни античного мира на протяжении доброй тысячи лет: от IV в. до н. э. вплоть до VI—«Каталога женщин» (или в переводе О. Цыбенко — «Перечня женщин») автором которого в древности считали Гесиода.

При этом надо иметь в виду, что папирусы — материал очень специфический и неравноценный. Достаточно часто папирологи имеют дело с обрывками, которые сначала, исходя из направления волокон в материале и смысловой связи текста, надо расположить в порядке, делающем их доступными если не для чтения, то хотя бы для понимания. Иногда отрывки из одной и той же или двух родственных рукописей обнаруживаются с интервалом в 30—40 лет. Нередко папирусный текст представляет собой полосу, в которой читается только начало, или середина, или конец колонки, и по ним надо хотя бы предположительно восстановить ход мысли автора.

Из сказанного ясны три основные особенности переводов папирусных текстов: либо в них остается много пропусков, когда ни один филолог не берется заменить собой античного поэта с его образом художественного мышления; либо какие-то части произведения переводятся по общему смыслу, если он достаточно ясен. В первом случае пропуски обозначаются отточиями (которые по маргинальной нумерации в нашем собрании условно принимаются обычно за один стих), во втором — дополненные части текста помещаются в квадратные скобки или выделяются курсивом.

Переводы «Теогонии» и «Трудов и Дней», выполненные В. В. Вересаевым в начале прошлого века, не всегда отвечают состоянию текста Гесиода, достигнутому в наше время. Поэтому стихи, вызывающие у современных исследователей сомнения, заключаются в тексте в квадратные скобки. с.215 С другой стороны, Вересаев нередко постулировал лакуны там, где они не выявляются новейшими издателями. В таких случаях, где перевод это позволяет, лакуны не обозначаются; в других случаях отмечаются отточиями.

«Щит Геракла» и отрывки из других поэм переведены О. Цыбенко по следующим изданиям:

«Щит Геракла» — Hesiode. Theogonie. Les Travaux et les Jours. Le Bouclier. Texte etabli et traduit par P. Mazon. Paris, 1928;

«Перечень женщин» и другие мелкие отрывки из поэм, приписанных Гесиоду, — Fragmenta Hesiodea. Ed. R. Merkelbach et M. L. West. Oxford, 1967.

Примечания

1

Сокращение "до н.э." употребляется далее только в тех случаях, где возможна какая-нибудь двусмысленность.

(обратно)

2

См. Теог. 74, 112, 203, 393, 396, 414, 418, 422, 426, [452], 462, 491, 882, 885, 892, 904.

(обратно)

3

Ст. 1. С Муз, геликонских богинь… — Геликон, гора в Беотии, считалась обычным местопребыванием Муз.

(обратно)

4

Ст. 4. …фиалково-темный источник. — Имя источника — Аганиппа. О нем сообщает Павсаний в своем «Описании Эллады»: «Если идти на Геликоне по направлению к роще Муз, то по левую руку будет источник Аганиппа. Говорят, Аганиппа была дочерью Термесса (Пермесса)». Этот Термесс течет также вблизи Геликона (В. В.).

(обратно)

5

Ст. 5—6. Пермесс, Ольмей — горные ручьи в Беотии. Иппокрена — ключ на вершине Геликона, появившийся, по преданию, от удара копыта крылатого коня Пегаса. Считалось, что его воды обладают даром вдохновлять поэтов.

(обратно)

6

Ст. 12. Аргос — город в Пелопоннесе, один из культовых центров Геры.

(обратно)

7

Ст. 16. Фемида — в позднейшем представлении богиня правосудия; во времена Гесиода — олицетворение «должного» порядка вещей. См. 135, 901.

(обратно)

8

Ст. 17. Геба — олицетворение вечной юности. См. 922, 953. Диона — по позднейшей мифологии, мать Афродиты от Зевса. Так как Гесиод изображает происхождение Афродиты иначе (см. 189—202), то здесь Диона, вероятно, — одноименная титанида.

(обратно)

9

Ст. 18. Лето́ — титанида. См. также 406—408, 918 сл. Иапет — титан. См. также 134, 507—511. Крон — титан, глава второго поколения богов и отец старших олимпийских богов. См. также 154—181.

(обратно)

10

Ст. 19. Гелий — Солнце, Селена — Луна.

(обратно)

11

Ст. 20. Океан, в представлении древних греков, обтекает вокруг землю, лежащую посередине.

(обратно)

12

Ст. 35. …говорить о скале или дубе — поговорка, смысл которой, судя по множеству толкований, был утерян еще в античности.

(обратно)

13

Ст. 48. В самом начале… — Стих считается подложным, так как странно воспевать Зевса в конце.

(обратно)

14

Ст. 50. Гиганты — существа, рожденные Землей. См. 185.

(обратно)

15

Ст. 53. Пиерия — область в Македонии, родина легендарного Орфея и любимое местопребывание Муз.

(обратно)

16

Ст. 54. Мнемосина — титанида, имя которой происходит от слова μνήμη «память», являющейся условием творчества. Елевфер — одна из вершин на Кифероне (горный кряж между Аттикой и Беотией), служившая, как видно, местом культа Мнемосины. См. также 135, 915.

(обратно)

17

Ст. 64. Хариты — божественные девы, олицетворение красоты и радости. См. также 907—911 и примеч., 945—946.

(обратно)

18

Ст. 77—79. Первое упоминание в греческой поэзии определенного числа Муз (девять) и их имен. Полимния — Полигимния.

(обратно)

19

Ст. 85 сл. …решенья, с строгой согласные правдой. — Ср. образ «справедливого» города в «Трудах и Днях», 225—237.

(обратно)

20

Ст. 81—92. Похвальное слово «хорошему царю» (ср. 434) объясняется, возможно, тем, что «Теогония» исполнялась на погребальных торжествах в честь умершего царя Амфидаманта.

(обратно)

21

Ст. 111. Кто из бессмертных… — Стих считается подложным, так как в оригинале целиком повторяет ст. 46.

(обратно)

22

Ст. 116. Хаос — беспредельная, неоформленная субстанция, бездна, что не мешает ему производить потомство (123). Ср. также 736—745, 807—814.

(обратно)

23

Ст. 118 пропущен В. Вересаевым:

Вечных богов — обитателей снежных вершин олимпийских.

(Перевод ст. 118, 575—576, 590, 846 — из кн. «Эллинские поэты в пер. В. В. Вересаева». — М., 1963).

На неподлинность этого стиха указывали еще древние грамматики.

(обратно)

24

Ст. 119. Тартар. — См. 720—819.

(обратно)

25

Ст. 123. Эреб — область вечной тьмы, часть Тартара. См. также 515, 669.

(обратно)

26

Ст. 124. Эфир — бесплотная субстанция, окружающая землю.

(обратно)

27

Ст. 134. Кой. — См. 404; Крий — 375; Гиперион — 374, 1011; Иапет — 18, 508.

(обратно)

28

Ст. 135. Фея — богиня, почти неизвестная из других источников. Рея — дочь Земли и Урана, впоследствии — жена Крона. См. 453—458.

(обратно)

29

Ст. 136. Феба — персонифицированное «сияние», мать Лето. См. 404 сл. Тефия — супруга Океана. См. 337, 349—360.

(обратно)

30

Ст. 149. Котт, Бриарей, Гиес… — Сторукие. См. 617—675, 713—719, 815—819.

(обратно)

31

Ст. 185. Эринии — первоначально богини, карающие за кровь, пролитую в пределах рода; затем вообще божества кровной мести.

(обратно)

32

Ст. 187. Мелии — древесные нимфы (от μελίη «ясень»).

(обратно)

33

Ст. 192. Киферы (Кифера) — остров южнее Пелопоннеса; одно из древнейших мест культа Афродиты.

(обратно)

34

Ст. 195. …Афродитой… — Объяснение, заимствованное от слова ἀφρός «пена».

(обратно)

35

Ст. 195—197. Стих 196 считается подложным, так как следующий ст. 197 явно относится к Афродите, а не к Киферее, попавшей сюда из ст. 198.

(обратно)

36

Ст. 200 пропущен переводчиком:

Также любезной мужам, раз от члена мужского родилась.

(обратно)

37

Ст. 202. Эрос — здесь олицетворение любовного влечения, облегчающего задачу Афродиты, в то время как в ст. 120 — божество космического порядка, организующее мир прочих богов. Гимер — любовное желание (ср. 64).

(обратно)

38

Ст. 209. …руку… простерли они… — От греч. τιταίνω «простирать».

(обратно)

39

Ст. 211. Мор, Кера. — Оба слова обозначают смерть.

(обратно)

40

Ст. 213 пропущен переводчиком:

Мрачная Ночь, ни к кому из богов не всходивши на ложе,

(обратно)

41

Ст. 214. Мом — бог насмешки и поношения.

(обратно)

42

Ст. 215. Геспериды (ἑσπέρα «запад») — нимфы, живущие в саду с золотыми яблоками на крайнем западе греческого мира (Португалия? Канарские острова?).

(обратно)

43

Ст. 217. Мойра — собственно, доля жизни, выделенная каждому человеку; затем Мойры — богини судьбы, прядущие нить человеческой жизни. Керы — божества смерти.

(обратно)

44

Ст. 218 сл. считаются подложными, так как почти буквально повторяют 905 сл.

(обратно)

45

Ст. 223. Немесида — богиня возмездия.

(обратно)

46

Ст. 225. Эрида — олицетворение вражды и споров. См.: «Труды и Дни», 11—24.

(обратно)

47

Ст. 237. Фавмант. — См. 266.

(обратно)

48

Ст. 239. Еврибия — морское божество. См. 375.

(обратно)

49

Ст. 244. Амфитрита — морская нимфа, супруга Посейдона. См. 256, 930. Фетида — супруга Пелея, мать Ахилла. См. 1006 сл.

(обратно)

50

Ст. 245—262. Имена многих нереид производятся от свойств моря: Евдора — «приносящая добро», Галена, Главка — «морская гладь», Кимофоя, Кимодока, Киматолега и просто Кимо — от κῦμα — «волна», Феруса — «несущая» (корабли?), Актея — от ἄκτη — «берег», Несея — от νῆσος — «остров», Галия, Галимеда — от ἅλς — «соленая морская вода», «море», Псамафа — от ψάμαθος — «прибрежный песок» и т. д.

(обратно)

51

Ст. 266. Ирида — вестница богов.

(обратно)

52

Ст. 267. Гарпии — олицетворение вихря, бурного движения воздуха.

(обратно)

53

Ст. 272. Граи — по-гречески «старухи».

(обратно)

54

Ст. 278. Черновласый — эпитет Посейдона.

(обратно)

55

Ст. 282. …рожден у ключей… — от греч. πηγαί — «ключи (океана)».

«У ключей» по-гречески «peri pegas».

(обратно)

56

Ст. 283. …с мечом золотым… — от греч. ἄορ χρύσειον.

«Золотой меч» — по-гречески «aor chryseion».

(обратно)

57

Ст. 287—294. Герионей (Герион) — трехголовый и шестирукий великан, живший на крайнем западе на мифическом острове Ерифее. См. также 309, 981.

(обратно)

58

Ст. 290. Ерифея — мифический остров в Атлантическом океане, царство Герионея.

Тиринф — город в Пелопоннесе.

Орф. — См. 309.

(обратно)

59

Ст. 305. …в Аримах. — По тексту оригинала может иметься в виду и местность, и народ аримы, проживавшие в районе Лидии, или Мизии, или Киликии (все три области — в Малой Азии).

(обратно)

60

Ст. 313—318. Лернейская Гидра — чудовище с 9-ю головами, которое локализовали в среднем Пелопоннесе. Трудность борьбы с ней состояла в том, что вместо каждой отрубленной головы вырастали три новые. Геракл одолел ее благодаря тому, что его племянник Иолай прижигал головней место, где была отрублена голова. Ее отравленной кровью Геракл смочил свои стрелы.

Гера пылала неукротимою злобой к Гераклу как сыну смертной женщины Алкмены, рожденному от Зевса. См. 526, 943, 950; «Щит Геракла», 1—56.

(обратно)

61

Ст. 323 сл. — Интерполяция из «Илиады», VI, 181 сл.

(обратно)

62

Ст. 325. Беллерофонт — коринфский царевич, нечаянно убивший своего соотечественника и очищенный от пролитой крови царем Тиринфа Претом. Влюбившаяся в Беллерофонта жена Прета, не получив удовлетворения своего чувства, оклеветала юношу, которого Прет отослал к своему тестю в Ликию (М. Азия), где он и совершил ряд подвигов, в том числе — победил Химеру.

(обратно)

63

Ст. 326. Кадмейцы — жители Фив, основанных Кадмом (см. 937, 975 сл.). Грозного Сфинкса… — Передача имени Сфинкс мужским родом — распространенная ошибка. Греческая Сфинкс — полуженщина-полульвица (в оригинале ее имя — Фикс, и она не имеет ничего общего с египетскими сфинксами).

(обратно)

64

Ст. 331. Немея — город в Пелопоннесе (в Арголиде). Апесант, Трет — горы в окрестностях Немей.

(обратно)

65

Ст. 337—345. Перечень рек, рожденных Океаном и Тефией. Алфей — в Олимпии, Эридан — совр. По, Стримон — совр. Струма, Меандр — Мендерес, Истр — Дунай, Фасис — Рион, Ахелой — в Акарнании (Средняя Греция), Граник, Симоент, Скамандр, Эсеп, Герм, Каик, Парфений — на восточном побережье Малой Азии, Пеней — в Фессалии, Ладон — в Аркадии (сев. Пелопоннес).

(обратно)

66

Ст. 346—361. Дочери Тефии не играют существенной роли в мифологии, кроме Стикс. См. 383—385, 397—400, 775—806.

(обратно)

67

Ст. 376. Астрей — вероятно, выдуманный персонаж. Паллант — имя нескольких богов, в том числе гиганта, убитого Афиной.

(обратно)

68

Ст. 377. Перс — отец Гекаты. См. 410.

(обратно)

69

Ст. 380. Борей — северный ветер. См. 870; «Труды и Дни», 506—518, 547—556; Нот — южный, Зефир — западный.

(обратно)

70

Ст. 384. Нике — олицетворение победы.

(обратно)

71

Ст. 389. …нерушимая Океанида — Стикс — река в подземном царстве, называется нерушимой, потому что клятва ее именем должна быть нерушимою (В. В.).

(обратно)

72

Ст. 411. Геката у Гесиода сильно отличается от ее образа в классической античности, где она связана с охраной перекрестков, фазами луны и всякой хтонической магией.

(обратно)

73

Ст. 441. Энносигей («потрясающий землю») — Посейдон.

(обратно)

74

Ст. 450—451. Речь идет о детях, которые появятся на свет после рождения Гекаты.

(обратно)

75

Ст. 454. Гестия — богиня, покровительница домашнего очага (см. гомеровский гимн к Афродите, 21—32); Деметра («мать-земля») — земля как кормилица, производительница злаков и растительности.

(обратно)

76

Ст. 477. Ликтос — один из семи главных городов на Крите.

(обратно)

77

Ст. 481. Дикта — гора на острове Крит, с пещерой, в которой скрывали новорожденного Зевса. Отсюда его частое прозвище «Диктейский».

(обратно)

78

Ст. 484. Эгейская гора — недалеко от Ликтоса, названная по Эгейскому морю.

(обратно)

79

Ст. 499. Пифон (Пифо) — равнина у подошвы Парнаса, место будущего культа Аполлона (см. гомеровский гимн к Аполлону Пифийскому). В классическую эпоху этот камень считали «пупом Земли».

(обратно)

80

Ст. 501. Братьев своих и сестер Уранидов… — Речь идет, в частности, о сыновьях Урана Киклопах, о которых говорилось в ст. 139 и сл.

(обратно)

81

Ст. 511. …недального Эпиметея — то есть недальновидного. Само имя Эпиметей может быть переведено «крепкий задним умом».

(обратно)

82

Ст. 513. …девушку… принял… — Пандору. См. 570—589 и «Труды и Дни», 59—105.

(обратно)

83

Ст. 526. Алкмена — фиванская царевна. Ср. 531; «Щит Геракла», 1—56.

(обратно)

84

Ст. 530—531. …Геракла фиворожденного… — Геракл, по преданию, родился в Фивах, в семье фиванского царя Амфитриона.

(обратно)

85

Ст. 535. …боги с людьми препирались в Меконе… — Подробности мифа нам неизвестны. По-видимому, речь шла о принятии в Пелопоннесе культа Олимпийских богов, который натолкнулся там на противодействие. Мекона — древнее название Сикиона.

(обратно)

86

Ст. 535—557. История о дележе в Меконе, с одной стороны, изображает Прометея как фольклорного обманщика («трикстера»), еще не помышляющего о том, чтобы облагодетельствовать человеческий род (как это будет в «Прикованном Прометее» Эсхила), с другой — носит этиологический характер, то есть объясняет причину того, что богам в жертву сжигают кости, а мясо поедают люди.

(обратно)

87

Ст. 571. Хромец обеногий — бог Гефест.

(обратно)

88

Ст. 573—575. Среди прочих ремесел Афина особенно покровительствовала ткачеству и сама считалась искусной ткачихой.

(обратно)

89

Ст. 576 сл. Эти стихи, оставленные Вересаевым без перевода, большинство исследователей считают интерполяцией: во-первых, в них снова называется имя Афины, упомянутое тремя стихами раньше; во-вторых, говорится, что богиня украсила девушке голову венком из луговых цветов, — в противоречие со ст. 578.

(обратно)

90

Ст. 576—577. Пропущены стихи:

Голову ей увенчала богиня Паллада-Афина

Чудным венком из цветов луговых, только-только расцветших.

Эти стихи противоречат следующему за ними описанию венца Пандоры и считаются поэтому позднейшей вставкой.

(обратно)

91

Ст. 590. Стих: «Вот от нее и пошла слабосильная женщин порода» повторяет по смыслу ст. 591; один из них является интерполяцией.

(обратно)

92

Ст. 591—612. Ср.: «Труды и Дни», 699—705.

(обратно)

93

Ст. 614. Иапетионид — сын Иапета.

(обратно)

94

Ст. 617. Обриарей — другая форма имени Бриарей.

(обратно)

95

Ст. 618. В сердце родитель почуял вражду… — Имеется в виду Уран.

(обратно)

96

Ст. 632. Офрийская гора — во Фтиотиде (область в Фессалии), на юго-запад от Олимпа.

(обратно)

97

Ст. 642. После того, как… — Стих считается подложным, так как повторяет ст. 640.

(обратно)

98

Ст. 732. Посидаон — Посейдон.

(обратно)

99

Ст. 734—745. Стихи находятся под подозрением у филологов. Во-первых, о Сторуких сказано иначе в ст. 815—819; во-вторых, 736—739 = 807—810; в-третьих, за позднюю интерполяцию принимают и стихи 740—745.

(обратно)

100

Ст. 746. Сын Иапета — Атлант, держащий на плечах небесный свод.

(обратно)

101

Ст. 768. Персефонея (Персефона) — дочь Деметры, похищенная в жены Аидом. См. 913. Подлинность ст. 768, как и 774 — под сомнением, так как подземных богов не принято называть по именам. Ср. 769.

(обратно)

102

Ст. 769. Пес беспощадный — Кербер. См. 310.

(обратно)

103

Ст. 786. Многоименную — «часто упоминаемую».

(обратно)

104

Ст. 787—791. Океаном греки времен Гесиода называли мифическую реку, обтекающую землю.

(обратно)

105

Ст. 828. Стих считается поздним, так как повторяет ст. 826 сл.

(обратно)

106

Ст. 846. Пропущен стих: «И ураганные ветры, и полные молний перуны». (Перевод ст. 118, 590, 846 — из кн. «Эллинские поэты в пер. В. В. Вересаева». — М., 1963).

Этот стих вставлен, по-видимому, из другой редакции этого эпизода.

(обратно)

107

Ст. 861. …Этны, скалистой горы. — В оригинале Этна не упоминается и внесена в перевод по аналогии с более поздними версиями мифа, по которым Тифоей был погребен под этой горой. См.: Пиндар. Пиф. I, 15—28; Эсхил, «Прикованный Прометей», 367—369.

(обратно)

108

Ст. 885. Этим стихом поэма о происхождении богов и утверждении власти Зевса, в сущности, кончается, хотя история его последующих браков придает ему дополнительный авторитет (до ст. 929). Вместе с тем новая тема — о браках богинь со смертными мужчинами, переходящая в «Каталог женщин» (см. 1021—1022), начинается только со ст. 965. Поэтому высказывается предположение, что «Теогония» кончалась перечнем браков Зевса, завершалась положенными для финала стихами, и только позже, когда к ней присоединили «Каталог женщин», конец «Теогонии» исчез и был заменен новым текстом. По мнению авторитетного английского издателя «Теогонии» М. Л. Веста (Оксфорд, 1966), текст Гесиода должен был окончиться на ст. 900. Во-первых, целый ряд генеалогий (происхождение от Медеи родоначальника мидийцев Медея; от Одиссея и Кирки — царя этрусков Латина) не мог еще возникнуть во времена Гесиода. Во-вторых, формульный стиль ст. 901—1022 гораздо ближе к «Каталогу», датируемому VI в., чем к основному корпусу «Теогонии». В-третьих, ст. 1019—1022 явно представляют переход к «Каталогу», вместе с которым предыдущие 100 с лишним стихов составляли одно целое, созданное поэтом VI в.

(обратно)

109

Ст. 889—890. Схолиаст (древний комментатор) рассказывает: «Как говорят, Метида обладала такой силой, что могла превращаться во что хотела. Зевс обманул ее и, уговорив сделаться маленькою, проглотил». Таким образом, Метида — Премудрость — оказалась внутри самого Зевса. Богиня была в это время беременна Афиною, которая, таким образом, тоже оказалась во чреве Зевса. После этого Зевс родил ее из своей головы (см. ниже, ст. 924) (В. В.).

(обратно)

110

Ст. 895. Тритогенея — этот эпитет Афины остается до сих пор необъясненным. См. 924 и примеч.; «Щит Геракла», 197.

(обратно)

111

Ст. 902. Оры — собственно, богини времен года. Гесиод придает им другое значение, связанное с нормальным гражданским устройством: Евномия — «Благозаконие», Дика — «Справедливость», Ирена — «Мир».

(обратно)

112

Ст. 905. Клофо — «Прядильщица», Лахесис — «Бросающая жребий», Атропос — «Неотвратимая».

(обратно)

113

Ст. 907—909. Евринома — вероятно, одна из нереид, хоть и не упомянутая в ст. 243—262. Аглая — «Блистающая», «Сияющая», Евфросина — «Радость», «Веселье», Фалия — «Цветущая». Так же зовется одна из Муз (77).

(обратно)

114

Ст. 912—914. См. гомеровский гимн к Деметре.

(обратно)

115

Ст. 919. Феб — культовое имя Аполлона.

(обратно)

116

Ст. 922. Илифия — покровительница рожениц.

(обратно)

117

Ст. 924. Сам он родил… — Параллель к ст. 924—929 составляет фрагмент, вероятно, ошибочно приписанный Гесиоду римским врачом Галеном. См. фр. 343 в разделе «Сомнительное».

(обратно)

118

Ст. 931. Тритон — морское божество, впервые здесь упоминаемое. Видимо, автор этих стихов считал его сыном Посейдона и Амфитриты.

(обратно)

119

Ст. 937. Кадм — финикийский царевич, отправленный отцом на поиски Европы, похищенной Зевсом. Дельфийский оракул велел ему основать Фивы (Кадмею).

(обратно)

120

Ст. 938. Майя — аркадская горная нимфа (сев. Пелопоннес).

(обратно)

121

Ст. 947. Минос — легендарный царь Крита. Ариадна, спасшая Тесея, покинула вместе с ним родной остров, но была взята в жены Дионисом.

(обратно)

122

Ст. 956 сл. Кирка — волшебница; Ээт — царь Колхиды.

(обратно)

123

Ст. 985. Мемнон — царь эфиопов, сраженный под Троей Ахиллом.

(обратно)

124

Ст. 986. Кефал — сын Гермеса; Фаэтон — «сверкающий». Обычно — сын Гелиоса.

(обратно)

125

Ст. 992—998. Дочерь Ээта-владыки — Медея. Сын Эсона — Ясон, отправленный своим дядей Пелием за золотым руном в Колхиду. Иолк — область в Фессалии.

(обратно)

126

Ст. 1001. Хирон — мудрый кентавр, воспитатель многих героев, в том числе Ясона, Геракла, Ахилла. Филиридом он назван по матери, отцом его был Крон.

(обратно)

127

Ст. 1004—1007. Псамафа. — См. 260. Эак — первый царь острова Эгина, сын Зевса и одноименной нимфы. Его сыновья — Пелей, отец Ахиллеса, и Теламон, отец Аякса.

(обратно)

128

Ст. 1008. Эней — троянский герой, сын Анхиса и Афродиты. См. Гомеровский гимн к Афродите.

(обратно)

129

Ст. 1010. Ида — гора, у подножия которой расположена Троя.

(обратно)

130

Ст. 1013. Могучий Латин. — К нему возводили свое происхождение некоторые знатные римские роды.

(обратно)

131

Ст. 1014. Стих добавлен значительно позже, когда утвердилось убеждение, что Телегон был основателем древних италийских городов Пренесте и Тускул.

(обратно)

132

Ст. 1015. …на далеких святых островах… — Гесиод, очевидно, представлял себе Италию островом.

(обратно)

133

Ст. 1016. …над тирренцами властвуют… — Впоследствии греки называли тирренцами этрусков, но здесь имеются в виду вообще жители Италии.

(обратно)

134

Ст. 1021—1022. Эти стихи соединяли «Теогонию» с сохранившейся лишь в отрывках поэмой «Каталог женщин», которая излагала генеалогию родоначальников знатных греческих родов, считавших, что они происходят от союза смертных женщин с богами.

(обратно)

135

Ст. 1. Вас, пиерийские Музы… — Ср.: «Теогония», 1-74.

(обратно)

136

Ст. 11. …две … различных Эриды… — По-видимому, изобретение Гесиода. Ср.: «Теогония», 225.

(обратно)

137

Ст. 41. Асфодели и мальва употреблялись в пищу бедняками. Асфодели — из семейства лилейных, растение, очень распространенное в Греции, особенно в сырых местах. По Феофрасту, в пищу употреблялись поджаренные стебли асфоделей, семена и особенно корень, толченный вместе с фигами. — В. В.

(обратно)

138

Ст. 48. …обманул Прометей хитроумный. — Ср.: «Теогония», 535-569.

(обратно)

139

Ст. 52. Нарфекс — полый тростник.

(обратно)

140

Ст. 67. Аргоубийце Гермесу… — убившему стоглазого Аргуса, которого Гера приставила сторожить Ио, возлюбленную Зевса.

(обратно)

141

Ст. 73. Пейфо — олицетворенное Убеждение.

(обратно)

142

Ст. 60-89. Миф о Пандоре. Ср.: «Теогония», 570-590.

(обратно)

143

Ст. 85. К Эпиметею. — См.: «Теогония», 511-514.

(обратно)

144

Ст. 93 выпущен:

Быстро стареют в страданьях для смерти рожденные люди,

заимствованный из «Одиссеи» (XIX, 360) и здесь неуместный.

(обратно)

145

Ст. 80. Пандора — «всеми (или всем) одаренная».

(обратно)

146

Ст. 108 пропущен, так как считается поздней вставкой:

Как появились на свет и боги, и смертные люди.

И в самом деле, речь пойдет дальше не о появлении богов и людей, а о смене веков.

(обратно)

147

Ст. 120, вероятно, заимствован из какой-нибудь другой поэмы Гесиода.

(обратно)

148

Ст. 122. Демон — в языке эпоса просто не называемое точнее божество.

(обратно)

149

Ст. 124-125. Зорко… смотрят. — В оригинале эти стихи повторяют 254-255, где они больше на месте.

(обратно)

150

Ст. 157. …поколенье четвертое создал Кронион… - Представление о четырех сменяющих друг друга поколениях людей (золотое, серебряное, медное, железное) восходит к индоевропейскому фольклору, причем в смене двух последних поколений отражается исторически верное воспоминание о переходе от меди (бронзы) к железу.

(обратно)

151

Ст. 162 сл. В Кадмовой области — то есть в походе семерых против Фив.

(обратно)

152

Ст. 164. В Трое другие погибли… — Т.е. во время Троянской войны.

(обратно)

153

Ст. 167. …к границам земли перенес… — Намек на острова Блаженных, где проводят свою вторую жизнь герои: Ахилл, Кадм и другие.

(обратно)

154

Ст. 169 пропущен:

Там, вдалеке от бессмертных, под властью живут они Крона.

Поскольку, по Гесиоду, Зевс отправил Крона в Тартар, стих этот считается позднейшей вставкой, когда возникла версия о прощении Крона и отправлении его на острова Блаженных.

(обратно)

155

Ст. 200. Совесть и Стыд. — В оригинале αἰδώς и νέμεσις - «стыд» и «боязнь воздаянья».

(обратно)

156

Ст. 202. Басню теперь расскажу… — Первый образец литературно зафиксированной басни в греческой поэзии.

(обратно)

157

Ст. 219. Орк. — См.: «Теогония», 231 сл.

(обратно)

158

Ст. 252. Три мириады — тридцать тысяч.

(обратно)

159

Ст. 299. Перс, о потомок богов. — В оригинале: «божественный род». Едва ли Гесиод помышляет о своем происхождении от богов. Это скорее ироническое обращение к обедневшему брату.

(обратно)

160

Ст. 327 сл. …Кто обидит просящих защиты иль чужестранцев… — И те и другие находились под особым покровительством Зевса, на чем основан, в частности, конфликт в «Просительницах» Эсхила и Еврипида.

(обратно)

161

Ст. 337. Блестящие бедра — то есть увитые салом. Ср.: «Теогония», 540 сл., 553-555.

(обратно)

162

Ст. 370. Другу всегда обеспечена… — Ст. 370-372 современные издатели считают поздней вставкой, которую более естественно было бы поместить после ст. 352.

(обратно)

163

Ст. 373. Женщин беги… — Ср.: «Теогония», 591-612.

(обратно)

164

Ст. 383. Атлантиды-Плеяды — дочери Атланта, превращенные богами в созвездие, когда за ними гнался великан Орион. Ср. 619 сл. Восход Плеяд по утрам наблюдается в Греции в середине мая, заход — в середине ноября.

(обратно)

165

Ст. 392. Голым работай всегда! — Стих истолковывают по-разному; может быть, в его основе лежит какой-нибудь религиозный обычай.

(обратно)

166

Ст. 425. Колотушка употреблялась для разбивания на пашне земляных комьев и глыб. Бороны Гесиод не знает. — В. В.

(обратно)

167

Ст. 426. Косяки — составная часть колесного обода. — В. В.

(обратно)

168

Ст. 427. Падуб — вечнозеленый дуб. По Плутарху, дерево это редко встречается в Беотии, поэтому Гесиод советует собирать его всюду, где только можно. — В. В.

(обратно)

169

Ст. 430. Рабочий Афины. — Одной из функций богини было также покровительство ремесленникам (Афина-Эргана). Здесь скорее всего имеется в виду плотник или кузнец.

(обратно)

170

Ст. 448. Крик журавлиный — при их перелете на юг, совпадающем с началом озимого сева.

(обратно)

171

Ст. 479-492. Как видно, Гесиод считает предпочтительным сев до осеннего равноденствия; в противном случае землепашца может выручить только погода.

(обратно)

172

Ст. 504. Ленеон — по нашему календарю — декабрь-январь.

(обратно)

173

Ст. 525. Безкостый — полип.

(обратно)

174

Ст. 533. Триногий — то есть старик, опирающийся на палку.

(обратно)

175

Ст. 560. Благосклонная — ночь (букв, перев. греческого слова εὐφρόνη).

(обратно)

176

Ст. 566. Арктур — звезда в созвездии Волопаса.

(обратно)

177

Ст. 569. Ласточка-Пандионида. — Согласно мифу, у афинского царя Пандиона были две дочери — Прокна и Филомела. Первая вышла замуж за фракийского царя Терея. Когда она попросила привезти к ней для свидания Филомелу, Терей изнасиловал девушку в пути и вырезал ей язык, чтобы скрыть следы преступления. Однако Филомела сумела открыть тайну сестре, они убили сына Терея и подали ему его в виде еды. Когда Терей, узнав правду, погнался за сестрами, боги превратили их в птиц: Прокну — в соловья, Филомелу - в ласточку. Прилет ласточек в Грецию — в конце февраля — начале марта.

(обратно)

178

Ст. 572. Домоносец — улитка (букв, перев. греч. φερέοικος).

(обратно)

179

Ст. 582-588. — Артишоки цветут в июне. Сириус находится в зените над Беотией 19 июля.

(обратно)

180

Ст. 589. …вином запасися библинским. — Неизвестно, отчего оно получило свое имя, — от Библинских ли гор во Фракии, от реки ли Библоса на острове Наксосе или от финикийского города Библоса. Во всяком случае, трудно предположить, чтобы при том укладе жизни, который описывается в поэме, мужики бедной деревушки употребляли привозное вино, особенно раз они сами разводили виноград. Библинским назывался сорт винограда, разводившийся, между прочим, и в Аскре. — В. В.

(обратно)

181

Ст. 596. Часть лишь одну… — Греки употребляли вино, смешивая его с водой в пропорции 1:3 или 1:2.

(обратно)

182

Ст. 597. Только начнет восходить… — Созвездие Ориона появляется по утрам в конце июня — начале июля.

(обратно)

183

Ст. 605. Спящий днем человек — вор (букв, перев. с греч.).

(обратно)

184

Ст. 610. Уж начинает Заря розоперстая… — Арктур восходит вместе с зарей 6 сентября.

(обратно)

185

Ст. 615. Гиады — семь звезд в созвездии Тельца. Они заходят вскоре после Ориона в середине ноября. Ст. 615 = Ил. XVIII, 486.

(обратно)

186

Ст. 651. Авлида — гавань на побережье Беотии. Евбея — остров, тянущийся вдоль побережья Аттики, Беотии и далее на северо-запад до Малийского залива.

(обратно)

187

Ст. 655. Халкида — город на о-ве Евбее.

(обратно)

188

Ст. 675. Нот (см. «Теогония», 380) дует у берегов Греции преимущественно с ноября по март. — В. В.

(обратно)

189

Ст. 702. Лучше хорошей жены… — Ср.: «Теогония», 607-612.

(обратно)

190

Ст. 706. Стих явно не относится к предыдущей мысли и попал сюда случайно из другого места, может быть, из разд. 724-759 (после 726? 741?).

(обратно)

191

Ст. 736. …с пира пришедши бессмертных — поскольку боги мыслятся присутствующими на каждом пиру, который начинается с возлияний бессмертным.

(обратно)

192

Ст. 742-743. Пятипалый сук — рука. Смысл, по-видимому, тот, что во время жертвоприношения не следует стричь себе ногтей. — В. В.

(обратно)

193

Ст. 744. …на кратерную крышку… — Кратер — сосуд, в котором вино смешивали с водою. — В. В.

(обратно)

194

Ст. 770 сл. Счет дней месяца у Гесиода довольно запутанный. Во-первых, счет ведется от первого числа до тридцатого, как у нас (напр., ст. 766, 792); во-вторых, по полумесяцам, по растущей или убывающей луне (ст. 773-798); наконец — самое частое — по десяткам: «первая десятка» (785), «шестое число в среднем десятке» (782), «четвертый день, идущий за двадцатым» (820). — В. В.

(обратно)

195

Ст. 778. Запасливый — муравей. — В. В.

(обратно)

196

Ст. 801. Птиц перед тем вопросив — то есть совершив гадание по полету птиц. Ср. 828. Если верно античное сообщение, что у Гесиода была также поэма «О птицегадании», то ст. 828 мог служить к ней переходом. Ср. также: гомеровский гимн к Гермесу, 543-549.

(обратно)

197

Ст. 2. В Фивы пришла… — История Алкмены и Амфитриона, принятая в поэме, сводится к следующему: Тафий, сын Посейдона и внук Пелопа, в силу какой-то необходимости оставив родные Микены, удалился в дальние края, а именно на Эхинадские острова (в Ионическом море), и назвал своим именем тех, кто оказался под его началом, мафиями и телебоями. Спустя много лет он возвратился в Микены и потребовал царство у Электриона, дочерью которого была Алкмена. Получив отказ, Тафий убил сыновей Электриона, защищавших отцовские стада. Электрион прибегнул к помощи Амфитриона и отдал ему Алкмену в жены. Случилось так, что Амфитрион бросил палицу в корову и случайно поразил насмерть Электриона. Поэтому он бежал в Фивы вместе с Алкменой, с которой не вступал в связь до тех пор, пока не свершил, наконец, возмездие над тафиями, воздав им за убийство братьев Алкмены. С Алкменой в течение трех дней сочетался Зевс, а затем и возвратившийся с победой Амфитрион. У Алкмены родились близнецы: от Зевса — Геракл, а от Амфитриона — Ификл.

(обратно)

198

Ст. 13. Кадмейцы. — См.: «Теогония», 326, 940.

(обратно)

199

Ст. 16. …к прекраснолодыжной Электрионе — то есть к Алкмене, названной так по имени отца.

(обратно)

200

Ст. 32—33. Тифаоний, Фикий — горы в Беотии.

(обратно)

201

Ст. 57. Кикн — сын Ареса, занимавшийся грабежом путников, которые направлялись в Дельфы, почему Геракл и сражается с Кикном, следуя воле Аполлона.

(обратно)

202

Ст. 70. Пагасейский Аполлон — почитавшийся в местности Пагасы в Беотии.

(обратно)

203

Ст. 74. Иолай. — См.: «Теогония», 317 и примеч.

(обратно)

204

Ст. 75—76 — явная вставка, заимствованная из характеристики Сторуких в «Теогонии», 150 сл., 671 сл.

(обратно)

205

Ст. 81. Тиринф. — См.: «Теогония», 291 и примеч.

(обратно)

206

Ст. 89. Зевс … рассудок восхитил… — Необычная версия мифа, по которой Зевс отдал в услужение Еврисфею не Геракла, а Ификла, а Гераклу велел убить Кикна за непреднамеренное убийство Электриона, совершенное Амфитрионом.

(обратно)

207

Ст. 104—105. Твердевздыматель, Бычий — эпитеты Посейдона.

(обратно)

208

Ст. 112. Алкеид — Амфитрион.

(обратно)

209

Ст. 120. Арион — сказочный конь, родившийся от любви Посейдона и Деметры. Арион принадлежал ряду героев из разных поколений (ср. «Фиваида», фр. 5).

(обратно)

210

Ст. 126. Паллада. — См. гомеровский гимн XI.1 и примеч.

(обратно)

211

Ст. 134. Флегий — одно из названий или разновидность орла.

(обратно)

212

Ст. 137. Адамант («несокрушимый») — сказочная порода (камень или металл).

(обратно)

213

Ст. 154. Сириус. — См.: «Труды и Дни», 587 сл. и примеч.

(обратно)

214

Ст. 156—159 заимствованы из «Илиады», XVIII.535—538.

(обратно)

215

Ст. 165. Амфитриониад — Геракл, «божественный сын» Амфитриона.

(обратно)

216

Ст. 178 сл. …сражение шло… — Сражение лапифов и кентавров — излюбленный сюжет античной литературы и изобразительного искусства. В «Илиаде» (I.262—268) упоминаются имена пяти вождей лапифов, четыре из которых совпадают с перечисленными в «Щите Геракла». Упоминаемые в «Щите Геракла» имена кентавров встремаются у эллинистических и римских авторов. Лапифы (миф.) — племя, обитавшее в Фессалии. Кентавры — дикие существа, полулюди, полукони.

(обратно)

217

Ст. 197. Зевесова дочь — Афина. Эпитет Тритогенея истолковывается, в частности, как «рожденная у Тритона» (река в Беотии); см.: «Теогония», 895, 924 и примеч.

(обратно)

218

Ст. 200. Эгида — щит, атрибут Зевса и Афины.

(обратно)

219

Ст. 202. Зевса сын и Лето. — См. гомеровский гимн к Аполлону Делосскому.

(обратно)

220

Ст. 203—205 — поздняя вставка:

То Олимп блаженный — богов обитанье,

Вкруг же площадки несметная роскошь вендом замыкалась —

Сонм богов в состязанье.

(обратно)

221

Ст. 209—211 — опять поздняя вставка:

…много в его середине

Рыбоиграющих тут и там дельфинов сновало,

Схожих с плывущими.

(обратно)

222

Ст. 220. Хромец. — См.: «Теогония», 571 и примеч.

(обратно)

223

Ст. 224. Горгона — Медуза.

(обратно)

224

Ст. 249. Керы — См.: «Теогония», 217 и примеч.

(обратно)

225

Ст. 258—260 — поздняя вставка под влиянием «Теогонии», 904—906:

Их предводили Клофо и Лахесис, за коими следом

Атропос шла, что великой богинею так и не стала, —

Старше иных, однако, она и много древнее.

(обратно)

226

Ст. 271. Семеро врат… — возможный намек на поход семерых против Фив.

(обратно)

227

Ст. 280. Форминга — струнный музыкальный инструмент, разновидность лиры.

(обратно)

228

Ст. 283 выпущен в переводе как неподлинный.

(обратно)

229

Ст. 293—295 — поздняя вставка:

От виноградарей там иные сносили в корзины

Черные с белыми кисти, на лозах возросшие длинных,

Отягощенных листвой и вскругленьями сребряных ягод.

(обратно)

230

Ст. 327. Линкей — сын Египта, царь Аргоса, предок Геракла и Иолая.

(обратно)

231

Ст. 340. Зевсородный — то есть «потомок Зевса», эпический эпитет царей и героев из царского рода (поскольку Иолай не происходил от Зевса). [Ификл, отец Иолая — такой же правнук Персея (сына Зевса), как и Геракл. — Halgar Fenrirsson.]

(обратно)

232

Ст. 353. Трахин — город в Фессалии.

(обратно)

233

Ст. 354. Кеик — племянник Амфитриона, друг и гостеприимец Геракла.

(обратно)

234

Ст. 360. Пилос песчаный — о походе Геракла на Пилос см. «Каталог женщин», фр. 18. Пилос — город на западной окраине Пелопоннеса.

(обратно)

235

Ст. 368. Пышноясенный — то есть с копьем, изготовленным из ясеня.

(обратно)

236

Ст. 371. Эниалий — культовое прозвище Ареса.

(обратно)

237

Ст. 380. Мирмидоняне — фессалийское племя, участвовавшее в Троянской войне под предводительством Ахилла. Под градом мирмидонян понимают либо Трахин, либо Фарсалы, либо легендарную столицу царства Пелея (гомеровская Фтия). Иолк — город, известный по мифу об аргонавтах.

(обратно)

238

Ст. 381. Арна — город в Фессалии. Гелика, Анфея — по всей вероятности, фессалийские города, точное местоположение которых неизвестно.

(обратно)

239

Ст. 384 считается поздней вставкой:

Грянул долу, с небес низвергнув кровавые росы.

(обратно)

240

Ст. 473. Басилей — царь.

(обратно)

241

Ст. 477. Анавр — река в Фессалии, возле Иолка.

(обратно)

242

См. В. Н. Ярхо. Обретенные страницы / Собрание трудов. Древнегреческая литература. М., 2001.

(обратно)

Оглавление

Гесиод и его поэмы (В.Н. Ярхо)

  1

  2

  3

  4

Теогония

  Гимн к Музам и обращение к ним за помощью.

  Первые существа: Хаос, Гея, Тартар, Эрос, Ночь.

  Поколение первое: потомство Хаоса, Земли и Урана.

  Оскопление Урана, рождение Афродиты.

  Поколение второе: потомство Ночи и дети Понта.

  Поколение третье: внуки Понта: дети Нерея, потомство Фавманта, дети Форкия и Кето, среди них Горгоны, Ехидна с ее потомством.

  Внуки Урана.

  Внучка Коя — Геката. Ее прославление.

  Потомство Крона и Реи (будущие олимпийские боги). Крон пожирает своих детей.

  Рождение Зевса, обман и свержение Крона.

  Потомство титана Иапета: Прометей и его хитрости; создание женщины и осуждение женского рода.

  Война богов с титанами.

  Описание Тартара и его обитателей.

  Сражение Зевса с Тифоеем; потомство Тифоея.

  Утверждение власти Зевса.

  Браки Зевса с богинями и их потомство.

  Потомство Посейдона, дети Ареса и Афродиты.

  Другие браки богов.

  Новое вступление.

  Браки богинь со смертными.

Труды и дни

  Обращение к Музам.

  Призыв к Персу и выделение двух Эрид, из которых Перс выбрал худшую.

  Переход к мифу о Прометее и Пандоре.

  Миф о Пандоре, объясняющий трудности жизни.

  Миф о смене веков, объясняющий ухудшение человеческого рода.

  Переход к виновникам неправедного суда — «царям-дароядцам». Басня в назидание им.

  Отступление: обращение к Персу; необходимость следовать Правде.

  Притча о двух городах: праведном и неправедном, обращенная к царям.

  Следует помнить, что Справедливость (Дика) следит за поведением людей и сообщает о нарушении ее заповедей Зевсу.

  Новое обращение к Персу; призыв избрать верную дорогу.

  Важность здравого размышления, честного труда и справедливого обогащения.

  Наставления для повседневной жизни.

  Только здесь начинается раздел «трудов», то есть свод наставлений по временам года, способствующих благосостоянию.

  Практическим предписаниям предшествует еще одно назидание.

  Необходимые условия для разумного хозяйствования.

  Подготовка к пахоте и озимому севу.

  Вспашка земли.

  Зима. Меры предосторожности от холода и болезней.

  Наступление весны.

  Жатва.

  Летний отдых.

  Жатва.

  Сбор винограда и заключительный стих.

  Мореплавание: наставления и предостережения.

  Выбор жены.

  Житейские советы. Суеверия.

  Перечень дней, удобных и нежелательных для исполнения разных дел.

Щит Геракла

  Рождение Геракла

  Приготовления Геракла к сражению с Кикном

  Описание щита

  Сражение между Гераклом и Кикном

Комментарии Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg