«Любовные письма»

Лаиду, мою любимую, хотя и превосходно создала природа, но всего прекраснее ее убрала Афродита и сопричислила к хороводу Харит[1]. Золотой же Эрот научил мою желанную без промаха метать стрелы своих очей. Прекраснейшее творение природы, слава женщин, живое подобие Афродиты! Щеки у нее (чтобы по мере сил описать словами влекущую прелесть Лаиды) — белизна, смешанная с нежным румянцем, и напоминает этим сияющий блеск роз. Губы нежные, слегка открытые и цветом темнее щек. А брови черные, непроглядной черноты; отделены они друг от друга расстоянием должной меры. Нос прямой и столь же нежный, как губы. Глаза большие, блестящие, источающие чистый свет. Чернота их — чернейшая, а вокруг белизна — белейшая. Оба эти цвета спорят друг с другом и, столь несхожие между собой, рядом выигрывают. Здесь обитают Хариты, и здесь им можно поклоняться. Волосы от природы вьющиеся, подобные, как говорит Гомер, цветку гиацинту, а ухаживают за ними руки Афродиты. Шея бела, соразмерна, и даже если б вовсе была лишена украшений, привлекала бы своей нежностью. Но ее обвивает ожерелье из драгоценных камней, на котором написано имя красавицы: сочетание камешков образует буквы. К тому же Лаида хорошего роста. Одежда ее красива, впору ей, хорошо сидит. Одетая, Лаида лучше всех лицом, раздетая — вся, как ее лицо. Ступает она плавно, но шаги мелкие, точно тихо колебнется кипарис или финиковая пальма: красота ведь по природе исполнена достоинства. Но их, поскольку они деревья, движет веяние зефира, а ее покачивают дуновения Эротов. Знаменитые живописцы, насколько у них хватало уменья, стремились нарисовать Лаиду: когда им надо было изобразить Елену, Харит или самое их владычицу, они глядели на отображенную ими Лаиду как на образец совершенной красоты и с нее рисовали достойные богов образы, которые стремились воплотить. Я чуть было не упустил сказать, что груди Лаиды, подобные кидонским яблокам