«Внутренние война и мир»

Внутренние война и мир (fb2) - Внутренние война и мир (пер. И. Демченко) 1203K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Бхагван Шри Раджниш (Ошо)

Ошо Внутренние война и мир: откровения из Бхагавадгиты Беседы, проведенные Ошо в Ахмедабаде, Индия

Ошо

0-96 Внутренние война и мир: откровения из Бхагавадгиты/ Ошо; пер. с англ. И. Демченко. — М.: ACT: Астрель, 2011. - 415, [1] с.

ISBN 978-5-17-040741-5 (ООО «Издательство ACT»)

ISBN 978-5-271-15579-6 (ООО «Издательство Астрель»)

ISBN 81-7261-194-3 (англ.)

«Человек, который сам стремится к войне, не задумывается о том, хочет ли его противник сражаться. Человек, стремящийся к войне, слеп. Он никогда не смотрит на врага; он просто бросается на него.

Он не хочет смотреть на врага. По существу, любой встречный для него враг.

Ему не нужно видеть врага; он сам создает врага и бросается на него. Когда внутри человека бушует битва, враги появляются извне».

Настоящее издание представляет собой перевод оригинального английского издания «Osho. War and peace. Insights from the Bhagavad Gita»

Предисловие

Мирный человек — не пацифист, мирный человек — это просто заводь молчания. Он дает миру новый вид энергии, он поет новую песню. Он живет совершенно по-новому. Сам образ его жизни наполнен изяществом, молитвой и состраданием. Прикосновение такого человека вызывает прилив энергии-любви.

Мирный человек способен к творчеству. Он не против войны, потому что быть против значит воевать. Он не против войны, он просто понимает причину войн и благодаря этому пониманию он становится мирным. Война исчезнет, только когда множество людей станут заводями мира, тишины и понимания.

Но отрешение — не путь к достижению мира. Вы скажете: «Через отрешение можно обрести мир в уме». Никогда. Еще никто ни пришел к миру путем отрешения. Отрешенный человек — беглец. С отрешением вы обретете подобие смерти, но не мир. Мир — это нечто очень живое. В мире намного больше жизни, чем в войне, ведь война служит смерти, а мир — жизни. Мир живой, вибрирующий, юный и танцующий. Отрешение? Издревле этот путь выбирали беглецы. Он дешев. Он создает иллюзию мира. Запомните, я сказал «иллюзию мира» — нечто похожее можно увидеть на кладбище.

Вы можете уйти в католический монастырь. Там есть подобие мира, такое же как на кладбище. Вы можете пойти к монахам-джайнам, и вы увидите подобие мира, такое же как на кладбище. Эти люди мертвы, они отказались от жизни. В тот день, когда вы отказываетесь от жизни, вы отказываетесь от ответственности, вы слагаете с себя любые обязательства. Вы отказываетесь от всех возможностей жить, любить, вступать в отношения. Беглец может не воевать, но он также никогда больше не сможет любить.

Поэтому отрешение принесет мир без войны и без любви. Но разве в этом есть смысл? Вы выплеснули младенца вместе с водой.

Любовь должна расти. Всю энергию, которая уходит на насилие, борьбу, сражения и войну, необходимо трансформировать в любовь. Мир сам по себе не может быть целью. Он может лишь стать условием продолжения жизни, возможностью для более наполненной жизни. Мир не может быть концом: бессмысленно быть просто мирным, этот путь никуда не ведет. Один только мир не удовлетворит вас — в таком случае, в чем же будет разница между мирной жизнью и смертью?

Отрешенность приносит самоубийственный мир. Да, вы отправляетесь в Гималаи, живете в пещере и пребываете в мире — поскольку у вас нет возможности ни с кем сражаться. Внутренне вы совсем не изменились; вы лишь изменили условия своей жизни. Вы остались тем же самым человеком. Если обстоятельства изменятся, вы отправитесь на войну и будете сражаться. Вы разозлитесь, если кто-нибудь придет и оскорбит вас.

Вы можете прожить тридцать лет в пещере в Гималаях, но вот к вам приходит человек и начинает обижать вас, и вы с удивлением обнаруживаете, что злоба вернулась. Тридцать лет не помогли, все эти годы злоба ждала своего часа. Сейчас на вас напали — пришла весна, и злоба расцвела. В одно мгновение все тридцать лет отрешенности потеряли смысл.

Жизнь задает реальные задачи. Если в вашей душе действительно мир, тогда пойдите на рыночную площадь. Она станет хорошей проверкой этого мира. Проявите свой мир там. Я не сторонник отрешенности, я — за трансформацию. Я не выступаю за самоотречение, я — за утверждение жизни. Проживите жизнь по возможности полно. Узнайте, как жить мирно и медитативно, как наполнить свою жизнь божественным. Но не бегите.

Беглец — трус; у него нет смелости. Он закрывает глаза, потому что слишком боится окружающего мира. В своей логике он подобен страусу. Это совсем не по-человечески; такой путь вовсе, вовсе не достоин человека. Кроме того, это довольно глупо: просто закрыв глаза, вы не измените ничего. Мир останется таким, как был. Вы можете считать, что все изменилось, ведь вы больше ничего не видите. Ваш дом горит, а вы можете сидеть с закрытыми глазами в полной уверенности, что пожара нет и все в порядке. Вы может овладеть своего рода самогипнозом — и, конечно же, никто не потревожит вас. Но достаточно открыть глаза, и вы увидите, что дом в огне.

По-настоящему мирный человек живет с миром, в мире, и при этом его жизнь не подчинена миру. Он сделает все необходимое — если в доме пожар, он приложит все усилия, чтобы потушить огонь, — но происходящее не вызовет у него волнения и не поставит его в тупик. Он сохранит решимость.

Именно такое внутреннее единство я и называю подлинным миром.

Ошо

Дзен: Путь парадокса

Введение Историческая подоплека войны Махабхараты и Бхагавадгиты

Махабхарата или Великая Индийская Война велась приблизительно пять тысяч лет назад в Индии. Она началась со спора между двумя группами двоюродных братьев — Пандавами и Кауравами — о том, какая из двух частей семьи является полномочной наследницей крупнейшего индийского царства своего времени. Его столица Хастинапур находилась неподалеку от современного Дели.

Отец Кауравов Дхритараштра был слеп. Он был старшим из двух братьев-царевичей, но из-за его слепоты младший брат Панду был коронован на царство. Сыновья обоих братьев росли вместе, обучались у одних и тех же учителей, пользовались одинаковыми привилегиями.

После многих лет, проведенных на троне, Панду, отец Пандавов, решил уйти отшельником в лес и посвятить остаток жизни медитациям. Поэтому Дхритараштра был провозглашен царем, но реальную власть получили сто его сыновей во главе со старшим — Дурйодханой.

Юдхиштхира был не только старшим из пяти братьев Пандавов, но и среди всех двоюродных братьев с обеих сторон. Пандавы потребовали, чтобы трон перешел к Юдхиштхире, поскольку он был первым из сыновей бывшего царя. Поэтому Дхритараштра передал половину государства братьям Пандавам, которые построили новую столицу Индапрастху, провозгласили царем Юдхиштхиру и начали править.

Но спустя некоторое время Дурйодхана, обыграв Юдхиштхиру в азартной игре, жульничеством изгнал его и Пандавов из их царства и вновь объединил государство. Впоследствии под влиянием Дурйодханы его отец Дхритараштра гак и не вернул Пандавам даже малую часть царства. Пандавы безуспешно пытались получить земли обратно, и когда все попытки оказались неудачными, две стороны выстроились в боевые порядки и приготовились к войне.

Все правители Индии и окрестных стран, связанные с Пандавами или Кауравами отношениями родства и клятвами верности, приняли в войне одну из двух сторон. Армии встретились около Дели на обширном открытом пространстве, называемом Курукшетра.

Каждый воин имел родственные связи с кем-либо во враждебной стороне. Бхишма, прадед братьев Пандавов и Кауравов и непобедимый воин, очень любил Пандавов; Дрона, учивший стрельбе из лука всех царственных братьев, нежно любил Арджуну, своего лучшего ученика, — но оба, Бхишма и Дрона сражались на стороне Кауравов.

Эпическая индийская книга, в которой рассказана вся история этого царственного клана и где описана продолжавшаяся восемнадцать дней война Махабха-раты, также называется Махабхарата. Именно в эту эпическую поэму и включен текст, известный во всем мире как Бхагавадгита.

Бхагавадгита — это диалог между Арджуной и его другом и наставником Кришной, просветленным существом, во время войны выступавшим в роли колесничего Арджуны. Арджуна, центральная фигура в войне, был средним из братьев Пандавов и, возможно, одним из величайших в мире лучников.

Разговор происходит на поле битвы. Он был передан слепому царю Дхритараштре его главным поводырем Санджаи. На пороге войны, в предвидении грядущей резни среди своей семьи и родственников, собравшихся в обоих враждующих станах, Арджуна приходит в смятение и молит об избавлении. Но, в конечном счете, Кришна убеждает его вступить в битву.

Ошо комментировал все восемнадцать песней Бхагавадгиты. В книгу «Внутренние война и мир» вошли первые восемь бесед, посвященные первой и части второй песни.

Йога Пратап и Сатйам

Словарь имен

   

Кришна: просветленный, связанный родственными узами как с Пандавами, так и с Кауравами. Возничий Арджуны в войне Махабхараты. В Бхагавадгите он играет роль просветленного наставника Арджуны.

Арджуна: третий из пяти братьев Пандавов, возглавлявших одну из сторон в войне Махабхараты. Друг Кришны и, по общему мнению, величайший лучник своего времени.

Пандавы: пять сыновей последнего царя Панду.

Юдхиштхира: старший из пяти братьев Пандавов.

Бхима: второй из пяти братьев Пандавов, воин, мастерски владевший булавой.

Накула: четвертый из братьев Пандавов.

Сахадэва: пятый и самый младший из братьев Пандавов.

Друпада: царь Панчалы, знаменитый воин и отец Драупади.

Драупади: дочь царя Друпада и жена всех пяти братьев Пандавов; прекрасная и умная женщина.

Дхриштадьюмна: сын царя Друпада.

Драупадейах: пять сыновей Драупади.

Субхадра: жена Арджуны, сестра Кришны и мать Абхиманью.

Абхиманью: сын Арджуны и Субхадры.

Вирата: правитель Виратнагара, тесть Абхиманью.

Каширадж: правитель Каши.

Шикханди: могучий командир лучников; гермафродит, сын Друпады.

Ююдхана: возничий Кришны, знаменитый воин; также известен как Сатьяки.

Дхриштакету: раджа чедийцев.

Чекитана: прославленный воин.

Кунтибходжа: приемный отец Кунти, матери трех старших братьев Пандавов.

Пуруджит: брат Кунтибходжи.

Шайбья: правитель племени Шиби.

Юдхаманью: прославленный воин.

Уттамоджа: прославленный воин.

Кауравы: сто сыновей правящего царя Дхритараштры; другая сторона в войне Махабхараты.

Дхритараштра: слепой царь, которому Санджая сообщает детали того, что происходит на поле битвы.

Санджая: колесничий и главный поводырь слепого царя Дхритараштры.

Дурйодхана: старший из братьев Кауравов; главный соперник Бхимы в искусстве битвы на булавах.

Бхишма: непобедимый воин, ветеран, прадед как Пандавов, так и Кауравов. К нему с любовью относятся обе стороны, хотя во время войны он сражается в стане Кауравов.

Дроначарья: прославленный учитель, преподавший боевые искусства царственным семьям Кауравов и Пандавов.

Викарна: третий из ста братьев Кауравов.

Карна: правитель Анга Деш и сводный брат Пандавов. Родился у Кунти до свадьбы.

Крипачарья: первый учитель боевых искусств, стрельбы из лука и приемов ведения войны братьев Пандавов и Кауравов; величайший воин.

Ашваттаман: единственный нежно любимый сын Дроначарьи. Лучник, имевший в своем арсенале специальное оружие, наводившее страх.

Соумадатти: сын Сомадатты — старший среди живущих членов клана Кауравов, правитель Бахика.

Шалья: правитель Мадры, брат Пакулы и Маадри, матери Сахадэвы. В этой войне колесничий Карны и верховный главнокомандующий армии Кауравов в последний день сражения.

ГЛАВА 1 Психология войны

Дхритораштро сказал 1:

На поле дхармы, на поле Куру, сойдясь для битвы,

Что совершили наши, также Пандавы, Санджая?

Санджая сказал:

Дурйодхана, тогда строй Пандавов увидев,

Приблизясь к наставнику, слово промолвил раджа:

Виждь, о наставник, огромную рать Пандавов,

Ее сын Друпады, мудрый твой ученик, построил.

Искусные лучники, витязи здесь; в бою они равны Бхиме, Арджуне:

Ююдхана, Вирата и Друпада — великий воитель — Дхриштакету,

Чекитана, раджа Кеши могучий, Шайбья, бык среди людей,

Пуруджит, Кунтибходжа, Удалой Юдхаманью, Уттамоджа могучий,

Мощные витязи — Субхадры сыны, сын Друпади.

Лучших из наших узнай, дваждырожденный,

Моей рати вождей, их тебе назову для сравнения:

Ты сам, владыка, и Бхишма, и Карна, и победоносный Крипа,

Ашваттхаман и Викарна, и сын Самодатты могучий.

Есть много других отважных, ради меня не щадящих жизни

Разным оружием владея, все они опытны в битве.

Недостаточна все ж наша сила, водимая Бхишмой,

Их же достаточна сила, водимая Бхимой.

Поэтому все вы, по достоинству стоящие возле,

Всячески охраняйте Бхишму, порознь и вместе!

Чтоб возбудить его бодрость, старший из Куру, предок,

Доблестный в раковину затрубил, звучащую львиным ревом.

Тогда вмиг зазвучали раковины, литавры, бубны,

Барабаны, трубы громоподобным гулом.

На колеснице громадной, белыми коньми влекомой,

Стоя, Мадхава, Пандава в божественные раковины затрубили.

В Панчаджанью — Хришикеша, в Дэвадатту — Дхананджая;

Врикодара же, страх наводящий, трубил в огромную раковину Паундру.

В Анантавиджаю, раджа, дул Юдхиштхира, сын Кунти,

Накула и Сахадэва — в Сугхошу и Манипушпаку.

Великий лучник Кеши, витязь могучий Шикханди,

Дхриштадьюмна, Вирата и непобедимый потомок Сатьяки,

Друпада, его потомки, Субхадры сын долгорукий,

— Один за другим в раковины затрубили, земли повелитель.

Этот клич раздирал сердца сыновей Дхритараштры,

Наполняя рокотом небо и землю.

Тогда, увидав строй сынов Дхритараштры, мечущих стрелы,

Поднял оружье Пандава, носящий знак обезьяны на стяге,

И Хришикеше, земли владыка, промолвил слово.

Арджуно сказал:

Останови меж двух ратей мою колесницу, Ачьюта,

Чтобы мне рассмотреть предстоящих витязей, жаждущих битвы,

С ними мне нужно сразиться в возникающей схватке.

Дхритороштро сказал:

На поле дхармы, на поле Куру, сойдясь для битвы,

Что совершили наши, также Пандавы, Санджая?

Дхритараштра слеп. Но его страсть не исчезла с утратой зрения; желание не исчезло с утратой зрения. Если бы Сурдас вспомнил о Дхритараштре, он никогда бы не ослепил себя.

Сурдас лишил себя зрения с верой в то, что слепота оградит его от страсти и желания. Но желание возникает не в глазах, оно зарождается в уме. Таким путем вы не покончите с желаниями — даже если выколете себе глаза.

Прекрасная история Гиты начинается с любопытства слепого человека. По существу, если бы не слепые, в этом мире не было бы историй. Все истории об этой жизни начинаются с любопытства слепцов. Слепой человек-хочет увидеть то, чего не может увидеть; глухой стремится услышать то, что не может услышать. Даже если человек потеряет все эти органы, желания, скрытые в сознании, не исчезнут.

Поэтому, прежде всего, я бы хотел напомнить вам, что Дхритараштра слеп. И хотя он сидит в километрах от поля битвы, его ум полон любопытства, желания и беспокойства за сражение. Кроме того, помните следующее: у слепого Дхритараштры сто сыновей, но у детей, родившихся от слепца, никогда не будет подлинного видения, даже если физически у них есть глаза. У тех, кто родился от слепых родителей, — а, вообще-то говоря, люди, как правило, и рождаются у слепцов — с физической точки зрения могут быть глаза, но им трудно обрести внутреннее зрение. По этой причине, во-вторых, важно понять, что сто слепых сыновей Дхритараштры в любом смысле слова ведут себя как слепые. У них есть внешние физические глаза, но нет внутренних. Слепой может породить лишь слепоту. И вместе с тем, отцу любопытно знать, что происходит.

В-третьих, обратите внимание на то, что Дхритараштра говорит:

На поле дхармы [праведности], на поле Куру, сойдясь для битвы...

Поле праведности перестает существовать в тот день, когда люди собираются на нем для сражения. В день, когда битва становится императивом, в мире исчезает возможность для сохранения любого вида религиозности. Таким образом, когда-то Куру, возможно, и было полем праведности, религии, но не сейчас. В тот момент, с которого начинается Гита, люди, готовые убивать друг друга, собрались на том самом месте, известном как дхармакшетра — поле праведности.

Начало Гиты действительно необычно. Оно необычно еще и потому, что теперь будет очень сложно определить, как же должны развиваться события на поле неправедности, на поле безрелигиозности, если подобное происходит на поле праведности. И что же может совершаться на поле праведности, если Дхритараштра уже просит Санджаи: «Я хочу знать, что делают мои сыновья и их противники, стремящиеся к войне».

Вероятнее всего, поле праведности до сих пор еще не создано на этой земле. Если бы оно возникло, то война перестала бы быть возможной. Но пока возможность войны еще существует и поле праведности превращают в поле битвы, как же мы можем порицать и критиковать неправедных и нерелигиозных людей?

Поистине, на полях неправедности велось меньше войн, чем на полях праведности, религии. Если представить себе войну и кровопролитие, то поля праведности покажутся полями неправедности в большей степени, чем сами поля неправедности.

Мы должны понять содержащуюся здесь иронию — до сегодняшнего дня войны ведутся по религиозным мотивам. Не думайте, что это происходит только в наше время, что храмы и мечети лишь недавно стали прибежищем войны. Тысячи лет назад, — когда по общему мнению на Земле жили хорошие люди и среди них был такой прекрасный человек, как Кришна, — даже тогда войска собирались для сражения на религиозных полях Куру. Пустившая глубокие корни жажда войны, свойственное людям желание разрушать, животное, скрытое в глубине человека, остается с нами даже на поле праведности. Даже там этот зверь готовится к войне.

Хорошо бы помнить об этом, а также помнить, что сражение становится еще более опасным, когда враждующие стороны прикрываются щитом религии — поскольку тогда оно кажется оправданным.

Итак, это религиозное писание начинается с любопытства слепого Дхритараштры. Все религиозные писания начинаются с любопытства того или иного слепца. В тот день, когда в мире не останется слепых людей, не останется и потребности в религиозных писаниях. И, значит, вот он — слепец, проявляющий любопытство.

Ошо!

Каково значение Санджаи, который в Гите рассказывает о войне Дхритараштре? Есть ли у Санджаи способность видеть и слышать то, что происходит вдали от него? Каков источник его внутренней силы? Насколько она существенна?

Раз за разом по поводу Санджаи возникают сомнения, и это естественно. Находясь далеко, очень далеко от поля битвы, Санджаи рассказывает Дхритараштре о том, что происходит на Курукшетра.

В йоге всегда считалось, что у нас есть не только те глаза, которыми мы видим. У человека также есть другой глаз, способный преодолевать препятствия времени и пространства. Но, основываясь на одном этом мнении йоги, невозможно наверняка утверждать, что рассказ Санджаи во всем точен. Ум задается вопросом: как мог Санджаи видеть столь далеко... Он всеведущий? Нет. И, прежде всего, способность видеть и слышать то, что происходит далеко, не является чем-то уж слишком необычным. Она не имеет ничего общего с всеведением. Это — достаточно скромная сила, и, приложив небольшое усилие, каждый может развить ее в себе. А иногда случается, что в результате некой причуды природы такая способность развивается в человеке сама собой.

В настоящее время в Америке живет человек по имени Тед Сериос. Я бы хотел рассказать о нем несколько историй, которые помогут понять Санджаи. Давайте ненадолго забудем о Санджаи, поскольку он жил в другом времени, а оно очень сильно отличается от нашего. Кроме того, над нами довлеют невообразимо прискорбные времена, под влиянием которых люди стали считать, что все древние писания являются плодом воображения.

Живущий в Америке Тед Сериос способен разглядеть любую вещь с расстояния в тысячи километров. Его глаза не только видят, но также могут удерживать увиденный ими образ. Если Теда Сериоса попросить взглянуть на то, что происходить здесь в Ахмедабаде, где мы ведем наши беседы, то он, сидя в Нью-Йорке, закроет глаза на пять минут, а когда откроет, другие люди увидят фотографию или картинку в его глазах. Но, мало того, образы, которые отражаются в глазах Теда, можно сфотографировать. Были сделаны тысячи таких фотографий, и они подтверждают, что глаза Теда Сериоса могут улавливать картинку или объект с любой дистанции. Его глаза способны не только увидеть, но и запечатлеть образ.

Пример с Тедом Сериосом недвусмысленно свидетельствует в пользу того, что Санджаи не был всеведущим: Тед Сериос — обычный человек, а не самореализованная личность. Тед Сериос не имеет понятия о душе, в его жизни нет духовного аспекта, но у него есть способность видеть на дальние расстояния. И, конечно же, это — специфическая способность.

Не так давно один скандинав в момент автокатастрофы был выброшен из машины и разбил себе голову. Когда в госпитале он пришел в сознание, то услышал нечто невообразимое — ему казалось, что кто-то поет. Некоторое время он думал, что сходит с ума, но через день или два ситуация прояснилась. В радиусе пятнадцати километров от него находилась радиостанция, и его слух улавливал радиосигналы.

Позже медики тщательно исследовали уши этого человека, но ничего необычного не обнаружили. Однако выяснилось, что в результате удара, полученного при автокатастрофе, была активирована какая-то скрытая способность уха. Скандинаву сделали операцию, поскольку так и не удалось понять, как включать и выключать музыку в его ушах.

Несколько лет назад одна английская женщина стала видеть звезды при ярком дневном свете. Это также случилось в результате несчастного случая. Она упала с крыши, после чего начала днем видеть звезды. Конечно же, звезды днем не исчезают с неба: они всегда на своем месте, просто их не видно за светом солнца. А когда вечером свет убывает, они вновь появляются на небосводе. И если ваши глаза смогут преодолеть солнечный свет, то вы увидите звезды днем. Глаза этой английской женщины также были прооперированы.

Я упомянул этот пример, чтобы обосновать мысль о скрытых способностях, которые также есть у глаз, — способностях, позволяющих днем видеть звезды. И уши обладают скрытой силой, благодаря которой человек может непосредственно воспринимать звуки, передаваемые с удаленной радиостанции.

В глазах есть силы, позволяющие преодолевать ограничения, накладываемые временем и пространством. Но у этих способностей нет ничего общего с духовностью.

Поэтому из рассказа не следует, что Санджая был духовным человеком. Несомненно, Санджая — особенный: он может видеть то, что происходит далеко на поле битвы. Но эта способность не предполагает того, что в нем осуществилась некая божественность или истина. Наоборот, возможно, что, используя свою силу, Санджая во всех отношениях вредит себе.

Так часто случается. Необыкновенные способности полностью сбивают людей с пути. Именно поэтому йоги всегда утверждали, что они наделены самыми обычными физическими и психическими силами, а человек, запутавшийся в своих способностях, никогда не достигнет истины.

Как бы то ни было, то, что делал Санджая, не выходит за границы возможного. На протяжении последних ста лет на Западе многое было сделано в области исследований психики. Поэтому теперь ни у кого нет причин сомневаться в Санджая — даже основываясь на научных данных. Психологи признают, что человек обладает бесконечным количеством способностей.

После того как человек слетал в космос, у психологов появились новые области для исследований.

Больше невозможно полностью полагаться на машины, особенно во время полетов в космос, которые сопряжены с огромным риском. Малейший дефект оборудования, и мы можем навсегда потерять контакт с космонавтом. Невозможно будет найти даже след пропавших путешественников. Мы никогда не сможем определить их местоположение в бесконечном космосе и узнать, живы они или мертвы. Именно поэтому ученые в своих лабораториях заняты разработками замещающей системы, которая позволит людям слышать и передавать сообщения на дальние расстояния без помощи технологических устройств. Уже очень скоро в каждой стране будут свои Санджая.

Итак, Санджая не слишком духовный человек. Вместе с тем, у него есть особая сила, которая скрыта в каждом из нас и которую можно развить.

Санджоя сказал:

Дурйодхана, тогда строй Пандавов увидев,

Приблизясь к наставнику, слово промолвил раджа:

Виждь, о наставник, огромную рать Пандавов,

Ее сын Друпады, мудрый твой ученик, построил.

Искусные лучники, витязи здесь; в бою они равны Бхиме, Арджуне:

Ююдхана, Вирата и Друпада — великий воитель —

Дхриштакету, Чекитана, раджа Кеши могучий,

Шайбья, бык среди людей, Пуруджит, Кунтибходжа,

Удалой Юдхаманью, Уттамоджа могучий,

Мощные витязи — Субхадры сыны, сын Друпади.

Лучших из наших узнай, дваждырожденный,

Моей рати вождей, их тебе назову для сравнения.

Когда ум страдает от комплекса неполноценности, когда сам мозг считает себя неполноценным, то человек всегда начинает говорить о собственном величии. Но если чувство неполноценности не одолело человека, то в своей речи он, прежде всего, упоминает величие других людей.

Здесь Дурйодхана рассказывает Дроначарье, какие великие военачальники и могучие воины собрались в армии Пандавов. Весьма символично то, что Дурйодхана начинает речь именно с этих слов. Обычно речь начинается не с восхваления врагов, чаще всего она начинается с их высмеивания, с восхваления себя в сравнении с врагом. Но в Гите Дурйодхана, прежде всего, указывает на героев, собравшихся во враждебном стане. Мы понимаем, что каким бы в дальнейшем ни оказался Дурйодхана, у него, в любом случае, нет комплекса неполноценности.

Интересно, что даже хороший человек, страдающий от комплекса неполноценности, хуже, чем плохой человек, не страдающий от него. Только тот, кто уверен в себе, может начать с восхваления других людей. В этом состоит одна из фундаментальных особенностей, отличающих последние столетия. Прежде также были как хорошие, так и плохие люди, и не следует думать, что сегодня число плохих людей увеличилось, а хороших — уменьшилось. Количественное соотношение хороших и плохих людей осталось неизменным. Так что же изменилось?

Проповедники, которые постоянно говорят о религии, распространили веру в то, что в прежние времена люди были хорошими, а теперь стали плохими. С моей точки зрения, это — полностью ложное утверждение.

Как хорошие, так и плохие люди были всегда. Различие между прошлым и настоящим не столь периферийно; оно гораздо глубже. Прежде даже плохие люди не страдали комплексом неполноценности; сейчас он проявляется и у хороших людей. И в этом состоит глубинная разница.

Сегодня даже лучший человек лишь внешне хорош. В глубине души и он не уверен в себе. Помните об этом: когда человек не уверен в себе, его положительные качества не удержатся надолго. Они весьма поверхностны: маленькая царапина и даже во внешнем облике появятся уродливые черты. А если плохой человек уверен в себе, то, несмотря на содержащееся в нем зло, он в любой день может измениться. Само кристаллизованное качество добра лежит в глубинах человека: качество уверенности в себе.

Я нахожу весьма символичным то, что такой плохой человек, как Дурйодхана, очень хорошо начинает свою речь. Прежде всего, он упоминает положительные качества противника, а затем описывает героев собственной армии.

Ты сам, владыка, и Бхишма, и Карна, и победоносный Крипа,

Ашваттхаман и Викарна, и сын Самодатты могучий.

Есть много других отважных, ради меня не щадящих жизни

Разным оружием владея, все они опытны в битве.

Недостаточна все ж наша сила, водимая Бхишмой,

Их же достаточна сила, водимая Бхимой.

Поэтому все вы, по достоинству стоящие возле,

Всячески охраняйте Бхишму, порознь и вместе!

Ошо!

С одной стороны, мы видим, что основное внимание в Шримад Бхагавадгите уделено Арджуне. Вместе с тем, здесь Дурйодхана говорит, что армия Пандавов водима Бхимой, а армия Кауравов — Бхишмой. Возможно ли, что в основе идеи противопоставить Бхиму Бхишме лежит отношение Дурйодханы к Бхиме как к единственному подлинному противнику?

Над этим вопросом стоит подумать. Вся война разворачивается вокруг Арджуны, как вокруг главной оси, но это — ретроспективный взгляд, то есть оценка, сформировавшаяся после войны, после ее окончания. Те, кто знают историю войны и ее итоги, скажут, что на всем протяжении войны именно Арджуна был ее центральной фигурой. Но в преддверии войны никому так не казалось.

Дурйодхане Бхима казался единственной причиной начала войны. И для такого мнения были свои основания. Даже Дурйодхана никак не мог ожидать, что такой прекрасный человек, как Арджуна, примет участие в подобной войне. Арджуну было легко надломить — и Дурйодхана сомневался в уравновешенности Арджуны. У Дурйодханы было глубокое неосознанное предчувствие того, что Арджуна может убежать с поля битвы. И если после этого война продолжится, то лишь из-за одного Бхимы. Люди, подобные Бхиме, — менее умные, но более могучие, сражаются до конца.

Арджуна умен; но там, где есть ум, есть сомнение, а где сомнение — там и конфликт. Арджуна рационален; но рациональность открывает возможность для целостного мышления. Человеку с подобными качествами трудно, закрыв глаза, войти в такую сложную ситуацию, как война.

Между Дурйодханой и Бхимой есть глубинная общность. У них схожая природа; в своей основе они обладают одинаковым типом мышления, у Дурйодханы и Бхимы один и тот же тип личности. Поэтому, когда Дурйодхана рассматривает Бхиму в качестве центральной фигуры во враждебной стороне, он прав. В этом нет никакой ошибки. Ниже Гита подтверждает данную точку зрения: Арджуна находится на грани бегства. Арджуна предстает перед нами как беглец, и в отношении такого человека, как он, в этом нет ничего удивительного. Арджуне эта война кажется непозволительной роскошью: он сможет вступить в бой лишь после глубокой внутренней трансформации. Только достигнув нового уровня понимания, он соглашается на войну.

Бхима был готов сражаться вне зависимости оттого уровня бытия, на котором он в тот момент находился. Для Бхимы, как и для Дурйодханы, война — это естественный процесс. Следовательно, неслучайно то, что Дурйодхана считает Бхиму центральной фигурой. Но так — в начале войны: Дурйодхана не знает, как сложится битва и чем закончится война. Но мы-то знаем.

Запомните, часто жизнь заканчивается совсем не так, как начинается. Мы не можем заранее знать, чем все закончится, будущее сокрыто. Чаще всего наши предположения не реализуются. Жизнь — это путешествие в неизвестности. Поэтому то, во что мы верим в первые моменты жизни, в первые мгновения любого события, далеко не всегда реализуется в конечном результате. Человек может влиять на свою судьбу, но он никогда не сможет сам определять ее. Результат всегда в чем-то отличается от наших ожиданий.

Дурйодхана ясно понимал, что Бхима станет центральной фигурой войны. И стань Бхима в действительности центральной фигурой, тогда, возможно, слова Дурйодханы о том, что необходимо сделать для победы, дали бы результат. И нам необходимо задуматься над тем, что точка зрения Дурйодханы оказалась ошибочной, а в общую картину войны проник неожиданный элемент.

Дурйодхана забыл о Кришне. Он не предполагал, что Кришна сможет вернуть Арджуну на поле битвы, если тот примет решение бежать. Мы также постоянно забываем о том, что невидимое, неощутимое может вмешаться в нашу жизнь. Мы производим расчеты, исходя из того, что видим. Мы никогда не помним о том, что в какой-то момент невидимое может вмешаться, оно способно проникнуть куда угодно.

В данном случае невидимое вмешалось в ход событий в форме Кришны, и после этого вся история приняла новый оборот. То, что могло произойти, не произошло; а то, вероятность чего была самой незначительной, случилось. Невозможно предсказать явление незнаемого. Человек, который в первый раз читает Гиту, бывает поражен, когда оказывается, что Кришна возвращает на войну беглеца Арджуну, — и здесь есть чему удивиться.

Когда Эмерсон в первый раз прочитал эту историю, он захлопнул книгу. Эмерсон был в ужасе — дело в том, что слова Арджуны должен был принять любой, так называемый, религиозный человек. Любой человек, считающий себя религиозным, привел бы те же самые доводы. Когда Генри Торо дошел до того места, где Кришна убеждает Арджуну сражаться, он также испытал ужас. Генри Торо писал, что он не мог даже предположить, он не видел и малейшего намека на то, что история примет такой оборот: Кришна убеждает Арджуну вступить в бой. Ганди столкнулся с той же самой сложностью; та же проблема вызвала у него беспокойство.

Жизнь никогда не развивается в соответствии с заранее установленным набором принципов. Жизнь — это совершенно экстраординарный феномен. Она не похожа на железнодорожную колею. Жизнь течет подобно Гангу: ее направление заранее не предопределено. И когда является невидимое нечто, оно вмешивается во все. Что бы человек ни планировал, какую бы ткань ни плел, о чем бы ни помышлял — все переворачивается вверх дном.

Дурйодхана не мог и предположить, что невидимое присутствие вмешается в войну. Поэтому его слова — это всего лишь предварительное утверждение, подобное тому, которое каждый человек делает на первом этапе любой новой ситуации в своей жизни. А тем временем невидимое, незнаемое вмешивается в ход событий, и вся история изменяется.

Если мы ретроспективно взглянем на свою жизнь, то увидим, что наши планы никогда полностью не реализовались. Когда человек рассчитывает на успех, его ждет провал; того, к чему стремится сердце, никогда не удается достичь. Нам кажется, что, если мы приобретем какую-то вещь, то будем счастливы, но, получив ее, погружаемся в грусть. А то, к чему человек никогда не стремился, легкое прикосновение нежданного неожиданно вызывает прилив счастья и радости. Все идет шиворот-навыворот.

Но в мире очень мало настолько умных людей, умеющих с самого начала учитывать грядущий результат. В начале мы чаще всего смотрим лишь на само начало. Если бы мы прежде задумывались о конце, история жизни была бы совсем иной.

Так, если бы Дурйодхана прежде задумался бы о конце, война могла бы вообще не начаться. Но Дурйодхана никогда не принимал во внимание результат. Он считал его неизбежным — все может завершиться одним и только одним образом. Поэтому он раз за разом повторяет, что несмотря на величие армии противника, конечная победа будет за ним; что его воины стремятся принести ему победу, даже ценой своей жизни.

Но неправда никогда не победит, даже если вся сила станет на ее сторону. Даже если мы отдадим свои жизни, это не принесет неправде победу. Но у Дурйодханы нет никакой возможности понять, осознать этот непреложный факт.

Истина, чей путь может начаться с поражений, в конце концов, всегда побеждает. В начале может показаться, что неправда одерживает верх, но в конце она все равно проиграет. Но как же предвидеть конец, когда находишься в начале? Тот, кто на это способен, становится религиозным. Человек, которому это не дано, подобно Дурйодхане, медленно сползает в слепую войну.

Ошо!

Есть воля невидимого непознанного, и есть воля человека. Когда они сталкиваются, как человеку узнать волю непознанного?

Вопрос в том, как человеку узнать волю непознанного? Отдельной личности не дано ее знать. Но если человек сможет выйти за пределы себя, стереть свое эго, он немедленно познает волю непознанного — поскольку она вольется в него.

Капля не узнает, что такое океан, пока не растворится в нем. Личность никогда не сможет познать волю целого, пока сохраняет свою идентичность. Если она растворится и перестанет быть личностью, отделенной от целого, то останется лишь целое. А поскольку воля личности исчезнет, вопрос постижения воли целого будет снят сам собой. И воля человека станет жить так, как указывает непознанное, целое. В такой ситуации нет места индивидуальной воле, личному стремлению к определенному результату, персональной жажде успеха, желанию навязать целому свою волю, так как исчезает сама личность.

Пока есть индивидуальное, невозможно постичь волю целого. Избавьтесь от него, и исчезнет сама потребность знать волю целого. Все происходящее будет согласовано с волей целого, непознанного; человек становится лишь инструментом, посредником.

Ниже, в тексте Гиты Кришна дает Арджуне именно такой совет. Арджуна должен предать себя в руки непознанного, поскольку в таком случае те, чья смерть в войне вызывает у Арджуны смятение, уже мертвы в руках непознанного. Арджуна не будет отвечать за смерть тех людей, ответственность за которых он возложил на себя. Конечно, если он останется отдельной личностью, то обязательно понесет ответственность за их гибель. Но если он сможет отрешиться от себя и сражаться как инструмент, как простой очевидец, то не понесет никакой ответственности.

Личность сможет раствориться в целом, просто безоговорочно капитулировав. Если она откажется от своего эго, то останется лишь воля целого, воля сущего, исполняемая во времени. Она реализуется в данный конкретный момент, и мы ничего не можем изменить в этом процессе. Но мы можем сражаться, можем разрушить самих себя, уничтожить себя в надежде изменить волю сушего, волю целого.

Я часто рассказываю небольшую историю о двух соломинках, плывущих по полноводной реке. Одна соломинка, которая случайно легла по диагонали к направлению течения, пытается сдержать поток. Она кричит, что не позволит реке течь вперед. Несмотря на это, поток продолжает свой бег, и соломинка не может управлять им. Однако соломинка не перестает требовать, чтобы река остановилась: она клянется, что ценой жизни или смерти обязательно остановит реку.

Но, несмотря ни на что, соломинка продолжает плыть по течению. Река не слышит ее криков и даже не подозревает о том, что соломинка борется с ней. Соломинка совсем крошечная; река не замечает ее, она никак не влияет на реку. Но для соломинки все происходящее имеет огромное значение. Ее жизнь сопряжена с огромными трудностями. Она плывет по течению, и при этом борется. Но если она перестанет бороться, конечный результат не изменится. Но поскольку она борется в данный момент и будет бороться на протяжении всего пути, ее плавание наполнится болью, горем, столкновениями и беспокойством.

Другая соломинка освободилась от себя. Она не лежит поперек течения. Она плывет прямо, в том же направлении, что и поток. Соломинка думает, что помогает реке течь. Река не имеет совершенно никакого представления и об этой соломинке. Соломинка думает, что раз она взяла реку в попутчицы и плывет вместе с ней в океан, река рано или поздно достигнет океана вместе с ней. А река даже не подозревает о том, что ей помогает соломинка.

Все происходящее никак не сказывается на реке, но для соломинок имеет огромное значение. Та, которая взяла реку в попутчицы, чувствует огромную радость; она танцует в восхищении. Соломинка, борющаяся с рекой, испытывает сильнейшую боль. Ее танец — превращается в кошмар. Ее просто крутит поток, она в беде, она побеждена; а соломинка, плывущая вместе с рекой, победила.

Личность не может сделать ничего помимо воли целого. Но у нее есть свобода бороться, а через борьбу у нее появляется свобода вызывать у себя беспокойство.

Сартр высказал ценную мысль: «Человек приговорен к свободе». Человек обречен, он приговорен, на него наложено проклятие свободы. Однако человек может воспользоваться свободой двумя способами. Он может противопоставить свою свободу воле сущего и породить конфликт. В этом случае его жизнь наполнится болью, горем и беспокойством, и, в конечном счете, человек потерпит поражение.

Другой человек может превратить свою свободу в пункт капитуляции сущему — и его жизнь исполнится благодати, танца и песни. И каким же будет конечный результат? Этот человек, в любом счете, обречен на победу. Соломинка, которая думает, что помогает реке, не может проиграть. Ее невозможно победить. Соломинка, пытающаяся остановить поток, обязательно проиграет. У Нее нет никаких шансов на победу.

Следовательно, несмотря на то, что невозможно узнать волю сущего, человек может стать с ним одним целым. И если он достиг этой цели, его собственная воля исчезает; остается лишь воля сущего.

Ошо!

В научном открытии есть нечто от «я» личности, которая его сделала. Трудно понять, как воля сущего, целого входит в научное открытие?

Обычно нам кажется, что над научным открытием работает воля конкретного человека — но это лишь поверхностный взгляд. Если заглянуть глубже, то оказывается, что все обстоит иначе. Вы удивитесь, когда узнаете, что в отношении научного процесса опыт величайших ученых с мировым именем во многом отличается от идей, выработанных в колледжах и университетах.

Например, мадам Кюри писала, что однажды на протяжении нескольких дней ее беспокоила некая проблема. Она пыталась ее решить, но не могла. Уставшая и разочарованная Кюри, наконец, сдалась: в два часа ночи она решила забыть о проблеме и пошла спать, оставив неоконченные записи на рабочем столе.

Когда утром Кюри проснулась, то, к своему удивлению, обнаружила, что брошенная на половине задача была решена. Двери были закрыты, и никто не входил в комнату. Даже если бы кто-то и вошел, то невозможно было предположить, что проблему, с которой не справилась сама Кюри, смог решить случайный человек. В конце концов, эта женщина была лауреатом Нобелевской премии. В доме были только слуги, и было бы чудом, если бы кто-то из них нашел решение столь сложного вопроса.

Но в том, что решение найдено, сомнений не было. Кюри оставила работу, сделанной наполовину, а теперь незаконченная половина была завершена. Она проверила двери, но все еще не верила в произошедшее. Кюри не могла согласиться с мыслью о том, что Бог спустился с небес и сделал ее работу. Но никакому Богу и не пришлось сходить с небес: когда Кюри присмотрелась внимательнее, она обнаружила, что появившаяся за ночь часть бумаг была написана ее почерком.

Кюри вспомнила, что ночью ей снился сон, как будто бы она проснулась, встала и решила проблему.

После этого случая Кюри стала часто поступать так: когда она не могла решить проблему, она клала бумаги под подушку и шла спать. Ночью мадам Кюри просыпалась и находила решение.

В течение дня Кюри оставалась личностью. Ночью, во сне, эго исчезало; капля сливалась с океаном. Проблема, которую ее обеспокоенный ум не мог решить, решалась неосознанно, с помощью рациональных механизмов на глубинном уровне единых с универсальным «я».

Однажды Архимед не мог решить одну проблему. Он попал в серьезную беду, так как император приказал ему найти ответ на этот вопрос. Вся репутация Архимеда зависела от того, сможет ли он решить эту проблему. Архимед выбился из сил, но решение все не приходило. Каждый день правитель посылал ему письма, требуя ответ.

Императору подарили очень дорогое украшение. Но он подозревал, что его обманули, и в золото, из которого было сделано украшение, подмешали другой металл. Задача состояла в том, чтобы, не разрушая украшение, выяснить, нет ли в золоте примесей. В то время еще не существовало метода, который бы позволил дать ответ на этот вопрос. Украшение было больших размеров, и велика была вероятность того, что для увеличения его веса в золото добавили другой металл.

Архимед чувствовал усталость и беспокойство. Но одним прекрасным утром, когда он лежал в ванне, к нему неожиданно пришло решение проблемы. Архимед забыл обо всем и обнаженный выбежал на улицу. Будь Архимед в себе, он никогда не забыл бы одеться. Архимед выскочил из дома с криком: «Эврика! Эврика! — Нашел! Нашел!» и побежал к дворцу

Люди остановили его и спросили, что он делает: «Ты что, хочешь голым предстать перед императором?» Архимед ответил: «Я сам не понимал, что делаю!»

Человек, который выбежал без одежды на улицу, не был Архимедом. Архимед никогда бы не вышел из дома голым. Вероятно, в этот момент он перестал быть личностью. Индивидуальное сознание не нашло решения проблемы; ответ был получен в имперсональном, универсальном состоянии.

Архимед лежал в ванной и отдыхал. Вдруг наступил момент медитации, он глубоко погрузился в размышления... и проблема была решена. Можно ли сказать, что проблему, стоявшую перед Архимедом, решила ванна? Могла ли в действительности ванна решить ее? Достаточно ли лечь в воду, чтобы найти ответ на вопрос, который не поддается решению? Повышает ли лежание в воде способности ума? Если человек разденется, поможет ли это решить вопрос, на который он не может найти ответ в одежде?

Нет, происходит нечто иное. На некоторое время Архимед перестал быть личностью. На краткий миг он стал одним с целым.

Прочитав об опыте всех великих ученых с мировым именем, таких как Эйнштейн, Макс Планк, Эддингтон или Эдисон, мы обнаруживаем, что в их работе есть нечто общее: что бы они ни открывали, познание приходило не через «я». Раз за разом случалось так, что в тот момент, когда «я» узнавало о чем-то, «я» не существовало — и тогда акт познания мог состояться. Именно об этом говорили мудрецы Упанишад, о том же сказано мудрецами Вед, Мухаммедом и Иисусом.

Когда мы говорим, что Веды не созданы человеком, мы не имеем в виду, что Бог спустился на землю и написал эту книгу. Нет никаких причин говорить такие нелепые вещи. «Не созданные человеком» означает лишь то, что в момент, когда ведические мантры и стихи были впервые произнесены вслух, прочитавшего их человека не было; в это мгновение его «я» исчезло. Когда случался подобный феномен, когда на кого-то нисходили слова Упанишад, когда Коран был ниспослан Мухаммеду, когда слова Библии снизошли на Иисуса, всех этих людей там не было.

У религии и науки общий опыт. И иначе не может быть, поскольку, когда наука познает истину о мире, она идет по тому же пути познания, которым постигается религиозная истина. Истина может открыться только одним способом: когда личность исчезает, истина исходит из целого. Внутри человека открывается пустое пространство, и туда проникает истина.

Кто бы в этом мире ни получал луч истины, каким бы путем он ни следовал — будь то музыкант, художник, поэт, ученый, религиозный искатель или мистик — истина открывается человеку, только когда сам он отсутствует.

Религия давно поняла это. Опыт религии насчитывает десять тысяч лет, и за эти десять тысяч лет религиозные искатели, мистики, люди, погруженные в созерцание, достигали успокоения в опыте «не-я», постигающего истину.

Данный вопрос относится к числу очень сложных. Когда впервые нечто нисходит на человека в форме целого, очень трудно определить, идет ли это от самого человека или от целого. Когда это случается впервые, ум, чаще всего, заявляет о своих правах; и эго также нравится мысль о том, что открывшееся принадлежит только ему Мало-помалу, все эти претензии становятся все более шаткими, и человек начинает понимать, что между ним и явленной истиной нет никакой связи. Различие между личностью и целым, универсальным становится очевидным.

Наука все еще очень молода, ей лишь два или три века отроду. Однако за это время ученые обрели смирение. Еще пятьдесят лет назад ученый сказал бы: «Мы открыли». Сегодня он воздержится от таких слов. Он скажет: «Кажется, все находится за пределами нашей досягаемости». Ученые стали пользоваться тем же таинственным языком, на котором говорили мистики прошлого.

Нет нужды торопиться — просто подождите еще сто лет, и ученые заговорят на том же языке, что и Упанишады. Им придется говорить тем же самым языком, на котором говорил Будда; они заговорят на языке Блаженного Августина и Святого Франциска. Им придется говорить именно так, потому что их опыт истины станет глубже, их вера в индивидуальность как личность уменьшится. Чем шире истина открывает себя, тем в большей степени исчезает эго — и однажды личность понимает, что все известное ей она знает благодаря целому: «Эго было ниспослано мне. Меня нет в этом знании. И я несу ответственность за то, что не узнал, поскольку мое «я» было слишком сильным и не дало мне это познать. Мое присутствие было столь цельным, что истина не смогла низойти в меня».

Истина нисходит в пустой ум, и присутствие «я» необходимо только для понимания того, что не является истиной.

Нет, воля целого, воля сущего никогда не станет препятствием на пути научных открытий. По существу, все открытия, сделанные до настоящего времени, стали возможны благодаря слиянию с целым, через капитуляцию. В истину вела и всегда будет вести только одна дверь — дверь капитуляции.

Ошо!

Ваше утверждение о том, что неосознающий ум един с целым, с сущим, создает трудности. Прежде Юнг объяснял это через соотнесение мифологии с коллективным бессознательным. Но слова Фрейда о том, что бессознательное также соединено с Сатаной, лишь усложняют проблему.

Фрейд полагал, что наш неосознающий ум соединен не только с божественным, но и с дьявольским. На самом деле Бог и Сатана — всего лишь наши слова. Когда нам что-то не нравится, мы связываем это с Сатаной. А если человеку что-то понравилось, то он называет это божественным. Я хочу сказать лишь то, что неосознающий ум связан с непознанным. Я полагаю, что непознанное религиозно, и, как мне кажется, Сатана является неотъемлемой частью религиозного.

В сущности, человеческий ум хочет верить, что вещи, которые нас не устраивают, созданы дьяволом, а то, что хорошо и логично, является творением божества. Мы полагаем, что человек — жемчужина творения.

Поэтому все, что нас привлекает, создано божественной силой, а то, что нас отталкивает, — дьяволом: и дьявол — наш враг. Но именно эго человека поставило и Сатану, и Бога себе на службу.

В действительности существует лишь религиозное. Когда мы призываем Сатану или сатанинскую силу — это не что иное, как выражение неприятия. То, что мы называем «злом», является просто нежеланием человека принимать происходящее. Если мы внимательнее присмотримся к тому, что считаем плохим, то немедленно обнаружим скрытое в нем счастье. Если вглядеться в проклятие, то в нем откроется скрытое благословение. По существу, хорошее и плохое — просто две стороны одной медали.

Я не считаю непознанное божественным в том смысле, что оно противостоит дьявольскому. Целостность, которую я называю непознанным, является источником всей нашей жизни, самой основой сущего. Именно из него, как источника существования, возникает одновременно и Равана, символ зла, и Рама, олицетворение добра.

Во тьме мы испытываем страх, поэтому человеческий разум хочет верить в то, что дьявол создал тьму. Так как мы любим свет, нашему уму удобно считать, что божество породило свет. Но, по сути дела, нет ничего плохого в темноте и хорошего в свете.

Тот, кто любит сущее, во тьме найдет столько же религиозного, сколько и в свете. В действительности, из-за страха темноты, мы не способны познать красоту тьмы. Мы не можем оценить аромат, таинственность темноты. Но наш страх — порождение человеческой природы. Мы вышли из пещер, мы прошли через дикость... Там темнота представляла опасность; на человека могли напасть дикие животные, ночь пугала. Поэтому, когда появился огонь, мы стали считать его богом — благодаря огню ночь стала безопасной. Мы разожгли огонь и избавились от страха. По этой причине в нашем опыте тьма начала ассоциироваться со страхом. В сердце человека свет стал ассоциироваться с неустрашимостью.

Но у тьмы есть своя тайна, и у света также есть своя тайна. Все значимые события в этой жизни связаны как с темнотой, так и со светом. Мы закладываем семена во тьме, но цветы распускаются при свете. Мы сеем семена в подземную темноту, корни распространяются в темноте, но цветы растения цветут на поверхности, при свете. Оставьте семена на солнце, и цветок никогда не появится; спрячьте цветок во тьму, и у вас никогда не будет семян. Ребенок зарождается в глубокой темноте, царящей в утробе матери, куда не проникает ни один луч света. Дитя развивается и, со временем, появляется на свет.

Следовательно, тьма и свет вместе являются основой одной и той же жизненной энергии. А разделение, полярность и поиск противоречий — дело рук человека.

Фрейд говорит, что неосознающий ум также соединен с дьяволом... но мышление Фрейда было связано с иудейской традицией. Он родился в еврейской семье, и с детства ему рассказывали о конфликте между Богом и Сатаной. Еврейский народ создал разделение: одна сторона принадлежит Сатане, другая — Богу. В сущности, такое различие является порождением человеческого разума. Поэтому Фрейд считал, что раз плохое поднимается из бессознательного, значит, Сатана должен нести за это ответственность.

Нет, не существует ничего, подобного Сатане. Если мы где-то видим Сатану, то делаем фундаментальную ошибку. Религиозный человек не имеет права видеть дьявола в мире. Существует лишь религиозное. И бессознательное, из которого истина открывается как ученым, так и религиозным деятелям, является дверью в мир религии. Погружаясь в него, человек, несомненно, становится непостижимым.

Чтоб возбудить его бодрость, старший из Куру, предок,

Доблестный в раковину затрубил, звучащую львиным ревом.

Тогда вмиг зазвучали раковины, литавры, бубны,

Барабаны, трубы громоподобным гулом.

На колеснице громадной, белыми коньми влекомой,

Стоя, Мадхава, Пандава в божественные раковины затрубили.

В Панчаджанью — Хришикеша, в Дэвадатту — Дхананджая;

Врикодара же, страх наводящий, трубил в огромную раковину Паундру.

В Анантавиджаю, раджа, дул Юдхиштхира, сын Кунти,

Накула и Сахадэва — в Сугхошу и Манипушпаку.

Ошо!

Раз Кришна затрубил в свою раковину в ответ на ужасающие звуки раковины Бхишмы, нельзя ли рассматривать звук раковины Кришны как реакцию, а не как независимое действие? Может ли звук, вышедший из раковины Кришны и Арджуны, значить что-то еще, помимо простого заявления?

Вопрос состоит в том, является ли звук раковины Кришны реакцией на звук раковины Бхишмы. Нет, это — просто ответ. Звук раковины Кришны не что иное, как ответ. Его нельзя считать призывом к войне или сражению, он означает принятие вызова. Что бы ни принес этот вызов, как бы ни разворачивались события, к чему бы они ни привели, вызов принят.

Полезно несколько глубже разобраться в природе такого принятия.

Каждое мгновение жизни является вызовом, и тот, кто его не принимает, — мертвец, даже если он все еще жив. Многие люди мертвы еще при жизни! Бернард Шоу часто говорил, что обычно люди умирают достаточно рано, хотя хоронят их намного позже. Едва ли не пятьдесят лет проходит между их смертью и похоронами.

В тот момент, когда человек перестает принимать вызов жизни, он умирает — именно в это мгновение. Жить значит каждую секунду принимать новый вызов. Но принимать его также можно двумя способами: со злобой,и принятие становится реакцией; или с радостью, восхищением и счастьем, и тогда это — ответ.

Обратите внимание на описание Гиты того, как Бхишма подул в раковину. Он сделал это с доблестью и вызвал готовность среди других воинов. Огромная радость и волнение распространились вокруг Бхишмы, когда он подул в раковину.

Это — принятие. Что бы ни принесла жизнь... даже войну, и она принята. Конечно, такое действие заслуживает ответа. Поэтому Кришна и Пандавы в ответ затрубили в раковины.

Кроме того, следует отметить, что первым звук раковины пришел со стороны Кауравов. Бремя начала войны остается на Кауравах. Кришна только отвечает; со стороны Пандавов это — всего лишь ответ. Если должна быть война, они готовы сражаться — хотя сами Пандавы не имеют склонности воевать. Пандавам ничто не мешало первыми протрубить в раковину. Но нет, такую громадную ответственность, ответственность за втягивание других людей в войну, могут взять на себя лишь Кауравы.

Начало этой войны очень символично. Стоит обратить внимание еще на одну вещь: именно Кришна первым дал ответ. Раз Бхишма спровоцировал вызов со стороны Кауравов, может показаться странным то, что отвечает Кришна. Правильнее было бы ответить воинам, собравшимся для участия в сражении. Кришна присутствовал на поле битвы всего в роли лишь колесничего. Кришна не солдат, он пришел не для того, чтобы сражаться, — и вопрос здесь не в том, что в действительности он сражается. На звук раковины Бхишмы должен был дать ответ командир армии Пандавов.

Но нет — и это очень символично — звук раковины Кришны спровоцировал ответ. Это значит, что Пандавы воспринимают данную войну всего лишь как ответственность, возложенную на них самим сущим. Они готовы к зову, пришедшему от целого. Они хотят сражаться лишь как инструмент сущего. Поэтому именно

Кришна положил начало ответу, в котором прозвучало согласие на войну.

И это правильно. Ведь достойным будет даже поражение в битве на стороне сущего, а недостойной — победа в войне против него. Теперь для Пандавов даже поражение станет праздником, даже разгром может стать лишь радостью — поскольку это будет не их сражение. Если вообще оно кому-то и будет принадлежать, то только сущему. Поэтому звук раковины Кришны — не реакция, это — ответ В нем нет злобы.

Если бы Бхима затрубил в раковину, это было бы ответное действие. Если бы Бхима дал ответ, он не избежал бы злобы. А раз ответ пришел от Кришны, он представляет собой радостное принятие вызова: «Хорошо, если жизнь подвела нас к точке, где война, наконец, становится неизбежностью, то мы отдаем себя в руки сущего».

Великий лучник Кеши, витязь могучий Шикханди, Дхриштадьюмна,

Вирата и непобедимый потомок Сатьяки, Друпада, его потомки,

Субхадры сын долгорукий, —

Один за другим в раковины затрубили, земли повелитель.

Этот клич раздирал сердца сыновей Дхритараштры,

Наполняя рокотом небо и землю.

Тогда, увидав строй сынов Дхритараштры, мечущих стрелы,

Поднял оружье Пандава, носящий знак обезьяны на стяге,

И Хришикеше, земли владыка, промолвил слово.

Арджуна сказал:

Останови меж двух ратей мою колесницу, Ачьюта,

Чтобы мне рассмотреть предстоящих витязей, жаждущих битвы,

С ними мне нужно сразиться в возникающей схватке.

Арджуна просит Кришну остановить колесницу между двумя ратями, чтобы разглядеть людей, с которыми предстоит сражаться. В данном отрывке есть две или три мысли, на которых следует обратить внимание. На этом мы и закончим нашу утреннюю беседу. Следующий отрывок мы обсудим вечером.

Прежде всего, рассмотрим просьбу Арджуны отвести его на такое место, где он сможет увидеть воинов, с которыми ему предстоит сражаться. Эта просьба показывает, что для Арджуны война является ответственностью, навязанной ему извне. Она — вовсе не зов, идущий из глубины его существа. Война с Кауравами — обязанность, от которой Арджуна не может уклониться; это — не его собственное желание. Для Арджуны война — нечто вынужденное. У него нет другого выбора, кроме битвы. Поэтому перед ним встает вопрос, с кем ему предстоит сражаться, и он просит Кришну показать враждебную сторону. Арджуна хочет увидеть, кто они — те люди, которые пришли с таким желанием сражаться, с такой жаждой войны.

Человек, который сам стремится к войне, не задумывается о том, хочет ли его противник сражаться. Человек, стремящийся к войне, слеп. Он никогда не смотрит на врага; он просто бросается на него. Он не хочет смотреть на врага. По существу, любой встречный для него враг. Ему не нужно видеть врага; он сам создает врага и бросается на него.

Когда внутри человека бушует битва, враги появляются извне. Только если внутри человека не идет война, у него возникает желание узнать, кто всеми силами стремится к сражению, кто готов к битве. Поэтому Арджуна просит Кришну остановить колесницу на стратегической точке, с которой он сможет увидеть всех воинов, собравшихся ни поле и готовящихся к битве.

Во-вторых, важнейшее правило войны состоит в том, чтобы хорошо узнать врага, который намерен сражаться с тобой. Во всех войнах, во всех войнах, ведущихся в жизни, — внешних и внутренних — изучение врага, понимание врага является первым правилом. Только те, кто хорошо знают и понимают своего противника, выигрывают войны.

Именно поэтому милитарист не способен выиграть войну. Он так плотно окружен дымом собственного стремления к войне, что ему сложно понять своего врага. Его желание сражаться столь велико, что ему трудно постичь противника, с которым он намерен вступить в бой. Если вы не знаете, с кем сражаетесь, то с самого начала обречены на поражение.

Таким образом, спокойствие и хладнокровие требуются на войне больше, чем в любое другое время. Умение выступить в роли очевидца требуется для победы в войне в большей степени, чем в любой другой ситуации. Арджуна говорит: «Сейчас дай мне возможность увидеть, взглянуть с позиции очевидца на тех, кто пришел для битвы».

Это необходимо понять.

От злобы способность к наблюдению падает до минимума. Когда вы злитесь, вы почти полностью теряете способность бесстрастно наблюдать. В то же время данная способность больше всего требуется вам именно тогда, когда вы злы. Ирония состоит в том, что взгляд очевидца исключает злобу и наоборот. Обе точки зрения не могут присутствовать одновременно. Когда разозленный человек начинает наблюдать, его злоба исчезает.

Здесь мы видим, что Арджуна не испытывает злобы. Поэтому он способен говорить о наблюдении. В основе его слов лежит не злоба. Кажется, что для Арджуны война лишь нечто внешнее. Она никак не затрагивает его: Арджуна просто хочет взглянуть со стороны на тех, кто пришел на битву, кто стремится сражаться.

Слова о наблюдении обладают большой ценностью. Когда человек идет на войну, будь то с внутренними врагами или с внешними, правильное наблюдение является первым ключом к успеху. Даже если вы намерены сражаться с внутренними противниками, вам не обойтись без правильного наблюдения.

Прежде всего, вы должны внимательно посмотреть на того, с кем вам предстоит сражаться. Если вы планируете бороться с гневом, изучите гнев; если с сексом, присмотритесь к сексу; если с жадностью, задумайтесь над природой жадности. Даже если человек намерен сражаться с внешними врагами, ему, прежде всего, необходимо их тщательно изучить. Кто он, противник? Но вы сможете провести по-настоящему скрупулезное исследование, только если обладаете способностью выступать в роли очевидца. Иначе у вас ничего не выйдет.

Итак, Гита вот-вот начнется. Декорации поставлены. Однако, кажется, взглянув на эту сутру, даже человек, совершенно незнакомый с остальной историей Гиты, но понимающий значение наблюдения, легко определит — только на основе этой сутры и ничего более, — что Арджуне будет очень трудно сражаться. Этот человек не сможет сражаться, ему, несомненно, будет очень трудно вступить в бой.

Тому, кто готов стать наблюдателем, сражение покажется трудным. Очевидец не способен сражаться. Чтобы вступить в бой, человек не должен открывать глаза, чтобы сражаться, он должен быть безумцем — в сознании воина нет места наблюдению.

Таким образом, даже не читая дальше Гиту, каждый, кто понимает феномен наблюдения, посмотрев на эту сутру, может сказать, что на Арджуну нельзя положиться, он ненадежен на войне. Арджуна может легко отказаться от боя — когда он посмотрит, то увидит, насколько все бессмысленно. Наблюдатель поймет всю тщету происходящего и сразу же захочет выйти из игры.

Слова Арджуны прекрасно отражают состояние его ума. В просьбе Арджуны ясно прослеживается внутренний мир героя. Он не говорит, что желает скорейшего начала сражения: «О, мой колесничий, останови там, где я смогу лучше всего поразить врагов». Арджуна не говорит этих слов — даже несмотря на то, что именно их и следовало бы ожидать от него. Вместо этого он говорит: «Останови колесницу там, где я смогу увидеть, кто пришел на битву, и понаблюдать за тем, насколько противники стремятся к сражению». Это слово «понаблюдать», показывает, что мы имеем дело с мыслящим человеком — а мыслящий человек обречен на нерешительность.

Только безрассудные люди, такие как Бхима или Дурйодхана, а также те, кто вошел в состояние «безмыслия», подобно Кришне, могут сражаться в войне. Рефлексия, мышление является промежуточным состоянием.

Таковы три состояния. Безрассудство предшествует мышлению. В таком состоянии легко сражаться. Поистине, ничего не нужно делать для того, чтобы ввязаться в бой. Человек, находящийся в таком состоянии ума, все время воюет. Даже когда он любит, его любовь оказывается не чем иным, как войной. Даже когда он дружит, это — всего лишь шаг к конфронтации. В конце концов, чтобы обрести врага, нужно прежде найти друга. Едва ли появится враг у того, кто не имеет друзей. Поэтому даже безрассудный ум ищет дружбу, но в результате находит лишь вражду. В таком состоянии война является естественным процессом.

Второе состояние сознания — мышление, рефлексия. Мышление всегда нестабильно, оно постоянно колеблется. Арджуна находится на этой стадии. Он говорит: «Дай мне возможность понаблюдать. Дай мне возможность взглянуть и понять. Тогда я смогу вступить в бой». Разве понаблюдав и разобравшись в ситуации, хоть кто-нибудь в этом мире смог пойти на войну? Наблюдением и пониманием можно вымостить дорогу к бегству с войны, но не к участию в ней.

Кришна находится на третьей стадии. Это — состояние безмыслия. Здесь также отсутствует мысль, но оно непохоже на состояние безрассудства. Между безмыслием и безрассудством есть лишь кажущееся сходство, но они отмечены фундаментальным различием. Человек на стадии безмыслия осознал тщету мышления и возвысился над ним.

Рефлексия показывает тщету всего: даже жизни, даже любви, даже семьи, даже богатства, даже мира, даже войны. Но если человек решается сделать следующий шаг, то мышление демонстрирует ему тщетность самого мышления. И в этот момент он входит в состояние безмыслия. Затем, на стадии безмыслия для человека все становится возможным — он уподобляется безрассудному. Но у такой личности совершенно другие качества и действия. Она напоминает маленького ребенка.

Когда человек в пожилом возрасте достигает святости, он вновь становится похожим на ребенка. Вместе с тем, сходство между святостью и детством существует лишь на поверхности. Глаза мудреца невинны как у ребенка, но в ребенке все качества еще дремлют, им только суждено проявиться. Следовательно, дитя — вулкан: он еще не извергается, но в этом и вся разница. Невинность ребенка поверхностна: в глубине все готово к извержению. Семена прорастают внутри него, они уже дали побеги. Половые особенности, гнев, враждебность — все проявится в свое время. А сейчас идет подготовка. Ребенок — бомба с часовым механизмом: пройдет немного времени, и она взорвется.

Но мудрец пошел дальше. Все те семена, которые готовились прорасти, взошли, они оказались бесполезными и увяли. Теперь внутри не осталось ничего: глаза мудреца вновь стали невинными; все очистилось.

Один человек спросил Иисуса, кто унаследует царство небесное. Иисус ответил: «Те, кто будут как дети». Иисус не сказал, те, кто является детьми, — потому что дети не смогут унаследовать царство небесное. Он сказал, как дети, а не дети. Из этого следует, что не детям, но подобным детям будет пожаловано царствие.

Если бы дети могли войти на небеса, то не было бы никакой проблемы: каждый человек унаследует царство небесное. Но нет, детям не суждено туда войти. Только люди, подобные детям, преодолевшие себя, смогут войти на небеса.

Итак, между невеждой и человеком с превосходным пониманием есть много общего. Человек, обладающий высочайшим знанием, своим внешним видом будет напоминать невежду. Вместе с тем, в простоте невежды скрыта сложность, которая со временем проявится. Человек с превосходным пониманием утратил всю сложность.

Безрассудный все еще может думать. Однажды он обязательно задумается: способность к мышлению дремлет в нем. Но человек, достигший состояния безмыслия, перешагнул через мысли: он погрузился в медитацию, вошел в самадхи, вышел на высочайший уровень созерцания.

Именно эта проблема раскрывается в Гите, этот внутренний конфликт красной нитью проходит через текст поэмы. Арджуна может вступить в бой только двумя способами: либо он станет безрассудным, сделав шаг вниз по направлению к Дурйодхане и Бхиме, либо он поднимется до уровня Кришны и станет человеком безмыслия. В обоих случаях он сможет воевать.

Но если Арджуна не изменится, — останется посредине, отягощенный мышлением, — то направит свой путь к лесу, он не сможет вступить в войну. Арджуна уйдет с поля боя, он убежит.

Остальное мы обсудим вечером.

ГЛАВА 2 Корни жестокости

 

Арджуна сказал:

Тех знать я хочу, что сошлись там, в сраженье.

Готовясь исполнить волю Дхритараштры, коварного сына.

Санджая сказал:

Вняв словам Гудакеши, остановил Хришикеша

Огромную колесницу между двух войск, Бхарата.

Пред лицом Бхишмы, Дроны и всех царей воскликнул:

«О Партха, смотри на сошедшихся куру!»

И увидал тогда Партха дедов, отцов, наставников, дядей,

Товарищей, братьев, сыновей и внуков,

Тестей, друзей, стоящих в обеих ратях;

Всех сошедшихся вместе родных увидал Каунтея.

Состраданием тяжко томим, скорбный, он так промолвил.

Арджуна сказал:

При виде моих родных, пришедших для битвы, Кришна,

Подкашиваются мои ноги, во рту пересохло

Дрожит мое тело, волосы дыбом встали,

Выпал из рук Гандива, вся кожа пылает;

Стоять я не в силах, мутится мой разум.

Зловещи знамения вижу, не нахожу я блага

В убийстве моих родных, в сраженье, Кешава.

Не желаю победы, Кришна, ни счастья, ни царства;

Что нам до царства, Говинда, что в наслаждениях жизни?

Арджуна сказал:

Тех знать я хочу, что сошлись там, в сраженье,

Готовясь исполнить волю Дхритараштры, коварного сына.

Санджая сказал:

Вняв словам Гудакеши, остановил Хришикеша

Огромную колесницу между двух войск, Бхарата.

Пред лицом Бхишмы, Дроны и всех царей воскликнул:

«О Партха, смотри на сошедшихся куру!»

И увидал тогда Партха дедов, отцов, наставников, дядей,

Товарищей, братьев, сыновей и внуков,

Тестей, друзей, стоящих в обеих ратях;

Всех сошедшихся вместе родных увидал Каунтея.

Состраданием тяжко томим, скорбный, он так промолвил.

Арджуна сказал:

При виде моих родных, пришедших для битвы, Кришна,

Подкашиваются мои ноги, во рту пересохло. Дрожит мое тело, волосы дыбом встали.

Война не завладела Арджуной, но он также и не против войны. У Арджуны нет отвращения к насилию. Ведь по существу вся его жизнь, все обучение и образование, которое он получил, все условия его жизни наполнены жестокостью и войной.

Но необходимо понять, что, чем более жесток разум, тем сильнее привязанность. Ум, чуждый жестокости, переступает через привязанности. Жестокость и привязанность идут вместе, рука об руку. Само чувство «моего» является насилием. Как только человек сказал «мое», он начинает отделять себя от чужого. Как только я назвал кого-то другом, я сделал кого-то другого своим врагом. Когда я очертил своих, я также очертил чужих по отношению ко мне. Всякая жестокость является результатом границы, проведенной между «моими» и всеми остальными, «не моими».

Именно поэтому Арджуна неожиданно слабеет, теряет почву под ногами. Члены его тела отнимаются — и вовсе не потому, что он вдруг становится противником войны. Он по-прежнему не видит ничего плохого в готовящемся насилии, его разум не сомневается в праве людей на жестокость. Арджуна испытывает слабость из-за того, что его ум вдруг осознает другую, противоположную сторону насилия; сознание героя столкнулось с глубочайшим компонентом жестокости, ее фундаментальной основой. Разум Арджуны поражен чувством собственности, привязанностью.

Чувство собственности, привязанность является не чем иным, как жестокостью. Чтобы понять Гиту в целом, необходимо прежде разобраться в этом вопросе. Тем, кто не смог постичь данную мысль, может показаться, что Арджуна действительно настроен против насилия, к которому его побуждает Кришна. Но если человек действительно противится жестокости, Кришна никогда не станет убеждать его в обратном. По существу, даже если Кришна захочет переубедить такого человека, у него ничего не выйдет.

Суть ситуации в том, что Арджуна ни на йоту не против насилия. Ум Арджуны сделал шаг вперед и наткнулся на самое основание жестокости. И именно чувство собственности является ее основанием.

Арджуна видит своих собственных людей — любимых, родственников. Если бы Арджуна не любил их и не находился с ними в родственных отношениях, то он зарезал бы их как скотину. Но ему сложно решиться на это, поскольку перед ним его собственные люди. Если бы Арджуне предстояло сразиться с чужаками, он без зазрения совести изрубил бы врагов на куски.

Неприятие насилия может появиться лишь в уме человека, который переступил через «мое» и «ваше». Причина беспокойства Арджуны вовсе не в протесте героя против жестокости. Арджуну затронула сама основа насилия.

Вполне естественно, что базис, краеугольный камень жестокости, появился на поверхности в подобный момент кризиса. Если бы враги были чужаками, Арджуне никогда бы не пришла в голову мысль о том, что он жестокий человек. В уничтожении противника он не увидел бы ничего плохого. Арджуне не показалось бы, что в войне есть нечто противоречащее религии. У него не омертвели бы конечности; напротив, вид чужаков взвинтил бы его. Арджуна положил бы стрелу на лук, его руки сжали бы меч — он испытал бы веселье и восторг.

Но в данный момент Арджуна погружен в печаль, и в состоянии грусти он неожиданно понимает, что истинная основа жестокости находится в нем самом. В это мгновение он переживает кризис собственнического чувства.

Приходится удивляться тому, что люди часто видят глубины своего ума в кризисные моменты жизни. Обычно такие глубины нам недоступны. Когда жизнь течет своим чередом, мы живем и ни о чем не задумываемся. Нечто, скрытое в самой глубине человеческого подсознания, проявляется только в необычные мгновения.

Арджуна видит «своих людей». В этой ужасающей ситуации, на самом пороге войны, когда сражение вот-вот начнется, он видит «своих людей». Если бы Арджуна сказал: «Война бессмысленна, насилие бессмысленно», то книга Гиты никогда бы не родилась. Но Арджуна говорит: «Наши люди собрались здесь, и члены моего тела мертвеют при одной мысли о том, чтобы убить их». В действительности, неудивительно то, что при мысли об убийстве своих людей слабеют конечности человека, построившего все здание своей жизни на фундаменте собственнического чувства.

Смерть, случившаяся по соседству, не затрагивает сердца людей. Люди просто говорят: «Несчастный человек умер». Но когда смерть приходит в наши дома, мы не можем так легко отмахнуться от нее. Тогда смерть влияет на нас, поскольку, если у нас дома умирает человек, если умирает «свое собственное», мы также умираем. Умирает часть нашего «я». Мы вкладывали себя в того, кто умер, мы привыкли получать что-то от жизни этого человека. Он занимал определенную часть нашего сердца.

Поэтому, когда умирает жена, это — не просто смерть жены. В муже тоже что-то умирает. По существу, человек становится мужем лишь, когда у него появляется жена. До этого нет ни жены, ни мужа. Когда умирает сын, в матери также что-то умирает — поскольку женщина становится матерью только с рождением сына. В момент рождения ребенка на свет появляется и мать, а с его смертью мать также умирает. Мы соединены с теми, кого называем своими. Когда он или она умирает, мы также умираем.

Неудивительно, что, когда Арджуна увидел своих людей, собравшихся для битвы, он почувствовал себя самоубийцей. И вовсе не мысль о чужой смерти потрясла Арджуну. Он почувствовал дрожь от мысли о собственной смерти, о возможном суициде. Арджуна подумал: «Где буду я, если все мои люди умрут».

Над этим стоит поразмыслить.

Наше «я» — это всего лишь обобщающий термин для того, что принято называть «нашими людьми». «Я» — это имя для всего «моего». Если не останется никого из «моих», то «я» исчезнет, «я» перестанет существовать. Мое «я» отчасти связано с моим отцом, отчасти с матерью, отчасти с сыном, отчасти с другом... со всеми этими людьми.

Еще более удивительно то, что такое «я» связано не только с теми, кого мы называем своими, но и с теми, кого мы считаем чужаками, «не своими». И хотя эта привязанность лежит за пределами нашего круга общения, тем не менее, она есть. Так, если умирает мой враг, я также отчасти умираю, поскольку я уже не смогу быть точно таким же человеком, каким был до его смерти. Даже враг вносил свой вклад в мою жизнь. Ведь он был моим врагом. Конечно, он был врагом, но это был мой враг. Мое «я» также было связано с ним: без этого человека я буду неполон.

Если бы Арджуне показалось, что другие собрались на битву, эта история имела бы совсем другой смысл. Но в глубине он осознал: «В действительности, я стремился убить именно себя. Это будет суицид. Какой смысл продолжать жить, когда все близкие люди мертвы? Даже если я получу все, в этом не будет никакого смысла, потому что все «мои» умрут».

Необходимо глубже задуматься над этим. Все, что мы накапливаем, в меньшей степени принадлежит нам, чем тем, кого мы называем «ближними своими». Дом, построенный нами, меньше предназначен для нас, чем для наших ближних, которые будут жить в нем, которые будут хвалить нас и восхищаться постройкой. Кроме того, этот дом будет принадлежать тем «ближним» и «чужакам», которые при виде его наполнятся завистью. Даже если прекраснейшее на земле здание будет принадлежать мне, но при этом ни один из «самых близких мне людей» не сможет его увидеть — будь то друг или враг — то вдруг окажется, что этот дом стоит не больше, чем хижина. Все потому, что здание является лишь фасадом: в действительности его основное назначение — произвести впечатление на «самых близких» и тех, кто таковыми не является. Если вокруг нет ни одного человека, то на кого производить впечатление?

Одежда, которую вы носите, в большей степени предназначена для того, чтобы пустить пыль в глаза окружающим, а не чтобы укрыться от непогоды. Все теряет смысл, когда человек один. Люди взбираются на трон не для того, чтобы получить удовольствие от восхождения, — еще никто, сев на трон, не достиг счастья — они делают это ради харизмы, которая проявится на «ближних» и «чужих». Вы может оставаться на троне, но если все окружающие вас люди исчезнут, то вы неожиданно обнаружите, что ваше положение нелепо. Вы сойдете с трона и, вероятнее всего, больше никогда на него не сядете.

В тот момент Арджуна почувствовал: «По обе стороны собрались самые близкие мне люди. И самые близкие мне люди вот-вот умрут — тогда какой смысл в победе?»

Никто не стремится к победе ради нее самой. Подлинный смысл победы в том, что она приносит удовлетворение одному из близких людей, чужаку или человеку, которого вы не считаете близким. «Я могу получить целую империю, но какой в этом смысл?» Это ни для кого не будет иметь значения.

Следует правильно понимать боль, охватившую ум Арджуны. Боль рождается из чувства собственности.

Страдание является продуктом неистовства ума. Кришне пришлось столько раз встряхнуть Арджуну именно потому, что тот погрузился в состояние страдания. Если бы на месте Арджуны оказался человек, подобный Махавире, все закончилось бы в одно мгновенье: история не получила бы никакого развития. Возможно, с Махавирой ничего подобного никогда бы и не случилось. Вероятно, Кришна не сказал бы и слова такому человеку, как Махавира, — это было бы бессмысленно. Ситуация разрешилась бы без единого слова.

По сути дела, Гита в меньшей степени посвящена сказанному самим Кришной, а в большей степени — словам, которые Арджуна вынудил его сказать. Ее подлинный автор — Арджуна, а не Кришна. Состояние сознания Арджуны стало основой Гиты. Кришна ясно видит, что жестокий человек достиг философского пика своей жестокости. И корнем разговора о бегстве от жестокости является тот же самый жестокий разум.

Дилемма Арджуны вовсе не в том, что человек, противящийся насилию, пытается спастись от жестокости мира. Дилемма Арджуны состоит в том, что жестокий человек стремится убежать от жестокости. Эту истину необходимо правильно понять.

Чувство собственности является не чем иным, как насилием. В глубине его скрыта жестокость, но ее не видно. Называя кого-то моим, я подразумеваю обладание. Владение — это форма насилия. Когда муж называет жену «своей», он подразумевает обладание. Когда жена называет мужа «своим», она подразумевает обладание. Но в тот момент, когда мы делаем человека нашей собственностью, мы обрекаем его душу на мучения. Мы только что убили этого человека; мы разрушили его личность, когда заявили, что он или она принадлежит нам.

По существу, заявляющий свои права на человека относится к нему как к предмету, а не как к личности. Тогда жена становится «моей» в том же смысле, что и дом является моим. Естественным образом там, где появляются отношения собственности, нет места для любви. Из собственности рождается лишь конфликт.

А значит, в этом мире до тех пор, пока мужья и жены, отцы и сыновья заявляют свои права друг на друга, между людьми может быть лишь противостояние — и никогда дружба. Утверждение таких собственнических отношений становится причиной разрушения дружбы. Притязания на право собственности искажает все вокруг; весь мир наполняется жестокостью.

Притязания на собственность порождают только ненависть; а там. где есть ненависть, немедленно возникает насилие. Именно поэтому все отношения наполняются жестокостью. Наши семьи строятся на отношениях насилия.

Поэтому Арджуна не стал противником насилия после того, как осознал, что с ним станет, если все его люди погибнут, и увидел тщету победы, — когда царство и все, что с ним связано, дается в обмен на жизнь близких людей.

Если бы Арджуна выступил против насилия, Кришна благословил бы его и попросил покинуть поле боя. Этим бы вся история и закончилась. Но поскольку Арджуна прибегает к словам «я» и «мои», Кришна понимает, что Арджуна жестокий человек, и весь его протест против насилия не более чем подделка.

Если кто-либо использует слово «я» и при этом выступает против насилия, знайте, что его протест — подделка. Цветы отказа от насилия и жестокости никогда не распускаются на почве «я» и «моего». «Мое» никогда не ляжет в основу жизни без насилия.

Ошо!

Арджуна вышел на поле битвы, увидел своих родственников, наставников и друзей, и его сердце наполнилось грустью. Он испытал боль... его разум был жесток. В то же время на поле битвы присутствовали Дурйодхана. Юдхиштхира, Дроначарья и многие другие воины, родственники и друзья которых были во враждебном стане, и чей разум был наполнен жестокостью и чувством собственности. Так почему же только Арджуна погрузился в состояние страдания?

Все это так. Дурйодхана и другие воины, конечно же, присутствовали на поле битвы — но почему же в таком случае они не испытывали мук? Эти люди также были привязаны к «своему», полны жестокости, но они не погружались в состояние страдания.

Для этого была причина. Жестокость может быть слепой и безрассудной; чувство собственности также бывает слепым и безрассудным. Но случается, что у жестокости есть глаза и ум, то же самое можно сказать и о чувстве собственности.

Как я уже говорил утром, трудности Арджуны были вызваны вовсе не безрассудством. Он был мыслящим человеком. Мышление ставит человека перед дилеммой, и именно мышление поставило перед дилеммой Арджуну. Дурйодхана также способен оценивать ситуацию, но жестокость ослепляет его. Он не осознает, что насилие уничтожит всех тех людей, без которых победа потеряет смысл. В своей слепоте Дурйодхана не может этого увидеть.

Арджуна не настолько слеп. И в этом состоит его отличительная особенность, уникальность среди людей, собравшихся для битвы. И хотя у Арджуны и Дурйодханы одинаковые подготовка и воспитание, Арджуна мыслит иначе. Его ум способен сомневаться и анализировать. Арджуна колеблется, он спрашивает, ставит свои вопросы. Он владеет фундаментальными инструментами вопрошания.

Наши величайшие вопросы вовсе не связаны с миром и вселенной. Вопросы о том, кто создал мир, есть ли Бог, не относятся к их числу. Наши главнейшие вопросы рождаются во внутреннем конфликте, в рамках нашей ментальной дилеммы. Но для того чтобы распознать конфликты и дилеммы в собственном сознании, необходимы размышление, рефлексия и созерцание.

Арджуна способен мыслить, он понимает, что готовящееся насилие убьет всех тех людей, жизнь которых оправдывает само насилие. Арджуна не слеп, и в этом состоит одновременно его благословение и его несчастье.

Будет хорошо, если вы поймете эту мысль.

Арджуна не слеп: в этом его беда. У Дурйодханы нет причин для волнения — война является его главной страстью. Для Арджуны война стала кризисом и несчастьем, но в то же время в этом — его благословение. Он может перешагнуть через свой кризис и выйти на стадию безмыслия. Если Арджуна переступит через кризис, то достигнет состояния капитуляции перед миром. Если он преодолеет кризис, то погрузится в состояние отрицания собственнического желания. Но если Арджуна не сможет справиться с кризисом, то война, конечно же, станет для него ужасным переживанием и превратит его в шизофреника. В таком случае он либо убежит с поля битвы, либо будет сражаться вполовину своей силы и неизбежно потерпит поражение.

Сражаясь без желания, вы обрекаете себя на поражение в битве. Если человека вынудили воевать, то половина его ума стремится бежать, тогда как другая половина вовлечена в сражение. Когда воин изнутри разрывается на две части, он неизбежно проиграет бой. В такой ситуации Дурйодхана обязательно победит благодаря целостности своего ума. И хотя Дурйодхана падает в пропасть, он делает это без колебаний; и хотя он идет во тьму, его сознание не разделено.

По существу, только два типа людей могут идти во тьму с целостным умом. Первые — слепцы. Для них нет различия между светом и тьмой. Вторые обладают умом, наполненным светом. Само существование таких людей разгоняет тьму.

У Арджуны есть выбор, Он может стать таким, как Дурйодхана, и опуститься ниже, со стадии мышления до состояния безрассудства, после чего вступить в бой. Или же Арджуна может стать таким, как Кришна, подняться выше, от мышления до уровня безмыслия. Тогда он достигнет такого светлого состояния, такого полного внутреннего свечения, что на собственном опыте сможет пережить утверждение о том, что «никто никого не убивает и никто не умирает». И только тогда Арджуна сможет увидеть, что все, происходящее вокруг него, — не более чем сон.

Итак, Арджуна может вступить в бой, либо познав величайшую истину во всей ее безмерности, либо приняв величайшую ложь о том, что можно достичь счастья, убивая людей, что сама жизнь оправдывает существование войны.

Арджуна сможет избавиться от тревоги, либо низойдя до неправды Дурйодханы, либо поднявшись до истины Кришны. Поэтому Арджуна в напряжении.

Ницше однажды сказал, что человек — это мост, звено, соединяющее два разных берега. Человек постоянно пребывает в напряжении. Либо он станет животным и получит удовольствие, либо — богом и обретет блаженство. А пока человек остается человеком, ему недоступно ни удовольствие, ни блаженство. Он находится в промежуточном положении между этими двумя состояниями, полный напряжения и тревоги.

Именно поэтому в своей жизни мы склонны как к животному, так и к божественному. Мы пьем и превращаемся в животных, получая некоторое удовольствие. Определенное удовольствие дает секс — он возвращает нас в животное состояние. Люди находят удовольствие, опускаясь ниже уровня мышления. Основная причина, по которой люди во всем мире так привязаны к алкоголю, состоит в том, что он помогает им вновь стать животными. Когда человек напивается, он входит в животное состояние. На этом уровне мы становимся беззаботными, поскольку животные не испытывают тревог и волнений.

Животные никогда не сходят с ума, за исключением тех зверей, которые выступают в цирке. Дело в том, что в своей жизни цирковые животные приближаются к человеческому состоянию. А жизнь человека, в свою очередь, во многом близка к жизни цирковых животных.

Не существует безумных животных; животным не приходится сталкиваться с психозами, беспокойством, расстройствами сна. Животные никогда не совершают самоубийств, — чтобы покончить с собой, необходимо накопить множество тревог.

Интересно то, что животные никогда не страдают от скуки. Буйвол каждый день жует одну и ту же траву, и это занятие никогда ему не надоедает. Для того чтобы заскучать, необходимо войти в мыслящее состояние, и поэтому вопрос о скуке никогда не встает перед буйволом. Именно поэтому самые умные люди испытывают наибольшую скуку. Чем больше человек мыслит, тем больше он беспокоится. Умнейшие люди легко сходят с ума. Но это — только одна сторона.

С другой стороны, человек, который смог переступить через стадию потенциального безумия, достигает освобождения; человек, сумевший перешагнуть через беспокойство, может войти в сознательное, благословенное состояние — состояние беззаботности. А тот, кто преодолел напряжение, обретает опыт релаксации, которая наступает лишь при успокоении в божественном, в целом.

Арджуна символизирует человека, Дурйодхана — животное, Кришна — божественное существо. Таким образом, на поле битвы встретились три символа.

Арджуна неустойчив, он находится в шатком состоянии между ступенями Дурйодханы и Кришны. Он с легкостью может достичь беззаботности; для этого ему нужно лишь стать Дурйодханой или Кришной. Но это невозможно, пока он остается Арджуной. В состоянии Арджуны есть напряжение, есть сложность. И сложность состоит в следующем: Арджуна не может стать Дурйодханой, но он также не может понять, как достичь уровня Кришны. И в то же время Арджуна не может оставаться в своем нынешнем состоянии. Оно напоминает бегущую волну, ее бег не может длиться долго.

Мост невозможно превратить в постоянное жилище.

Когда Акбар построил Фатехпур Сикри, он приказал выбить на мосту надпись: «Мост нужен для того, чтобы переходить, а не для того, чтобы на нем жить». И это правильно. Человек, сделавший мост своим домом, неизбежно столкнется с трудностями.

Постоянно можно жить только в одном из двух состояний: либо животном, либо божественном. Но одно очевидно: человеку не дано оставаться человеком. Быть человеком, значит, быть в кризисе. Человек — это не конец. С правильной точки зрения, человек не является ни животным, ни божественным существом. Он не способен оставаться животным, поскольку уже преодолел эту стадию, но в то же время человек еще не праведник, так как он не достиг столь высокого уровня. Человек — это сущность, колеблющаяся между божественным и животным.

По нескольку раз в день мы соприкасаемся с этими двумя полюсами. В гневе человек становится животным, в спокойном состоянии он приходит в соприкосновение с божественным.

За двадцать четыре часа мы проходим путь между адом и раем множество раз. В один момент мы на небесах, а уже через мгновение погружаемся в адскую бездну Оказавшись в аду, мы каемся и вновь стремимся на небеса. Не успев обосноваться на небесах, мы опять начинаем падать в ад. Сама природа напряженного состояния создает тягу к противоположностям.

Возьмем, например, маятник часов: когда он движется влево, нам кажется, что он всего лишь идет в левую сторону. Но тот, кто понимает принцип работы часов, знает, что, двигаясь влево, маятник набирает импульс для движения вправо. Он набирает энергию, которая позволит ему отклониться вправо настолько же, насколько он уже ушел влево. По существу, только благодаря движению влево, он может отклоняться вправо, и лишь благодаря движению вправо, он отклоняется влево.

Человек, подобно маятнику, непрестанно колеблется между животным и божественным. Арджуна является символом человека, а в особенности современного человека. Ум современного человека в точности подобен Арджуне. Именно поэтому оба состояния синхронно проявляются в нынешнем мире. С одной стороны, человек стремится возвысить свой ум до самадхи, до сверхума. С другой стороны, он готов опуститься до уровня животного с помощью ЛСД, мескалина, марихуаны, алкоголя и секса. Часто один и тот же человек стремится к обоим состояниям. Люди, приехавшие в Индию в рамках духовных исканий, в Америке продолжат употреблять ЛСД. Они одновременно делают шаги в обоих направлениях.

В бессознательном состоянии человек превращается в животное. Вместе с тем, невозможно подолгу оставаться на этой стадии — поскольку даже бессознательные удовольствия можно пережить только на сознательном уровне. В бессознательном состоянии человек не может пережить бессознательное наслаждение. Пьяный не испытывает удовольствия от алкоголя, он сможет почувствовать его, только протрезвев. Заснув, вы не испытываете удовольствия от сна. Только проснувшись утром, вы поймете, каким прекрасным был сон и как хорошо вы отдохнули. Чтобы испытать бессознательное удовольствие, необходимо вернуться в сознательное состояние.

Арджуна воплощает в себе сознательное начало человека, и в этом его особенность. Сама специфика Гиты состоит в том, что в ней показана основа глубокого внутреннего состояния ума человека и непрестанная борьба Кришны с тем состоянием, которое символизирует Арджуна. Мы видим диалог, спор Кришны с Арджуной; грандиозные усилия Кришны, раз за разом подталкивающего Арджуну к божественному, и слабость тела Арджуны, которое вновь и вновь влечет его на уровень животного... Внутренняя борьба — это жребий Арджуны, но не Дурйодханы. В этом мире ничто не тревожит Дурйодхану. И если бы Арджуна походил на Дурйодхану, в этом мире его также ничего бы не заботило. Но Арджуна не похож на него.

Среди нас есть такие, которые, подобно Дурйодхане, не знают тревог. Эти люди строят дома, взбираются на троны Дели и других столиц, они делают деньги. Но среди нас есть и такие, которые, как Арджуна, не знают покоя. Им нет покоя, поскольку они не могут найти место, подходящее для строительства дома. Эти люди удалились от той точки, из которой когда-то начинали свой путь, и поэтому не могут вернуться назад. Но они также не представляют себе, каким будет то место, которого они еще не достигли. Как им добраться до него? Где находится святыня? Они не знают ответов на эти вопросы.

Религиозный человек неизбежно попадет в кризис. Нерелигиозный человек никогда не бывает в кризисе. По сравнению с заключенным, тот, кто находится в храме, испытывает большее беспокойство. Человек, сидящий в тюрьме, меньше беспокоится, ему не о чем заботиться в этом мире. Он на одном конце, на берегу. Он не на мосту. В каком-то смысле может показаться, что ему повезло, его судьбе можно позавидовать. Насколько он беззаботен! Но в глубине этой, так называемой, удачи скрыто огромное несчастье. Он останется на этом берегу. До настоящего времени внутри него не возникло даже искры человечности. Только у человека могут появиться тревога и страдание — поскольку именно в человеческом состоянии открываются двери к достижению божественной стадии.

Арджуна не желает становиться животным, — а в данной ситуации ему ничего другого не остается, — но он не представляет, как достичь божественности. При этом в глубине, на бессознательном уровне, он стремится стать праведным. Именно поэтому он спрашивает и задает вопросы; по этой причине он начинает поиски.

Религиозность может возникнуть в любом человеке, если в его жизни есть вопросы, поиск, неудовлетворенность. Но религиозность не сможет проникнуть в жизнь того, кто не испытывает беспокойства, сомнений, не задает вопросов, чувствует удовлетворение.

Зерно, которое прорастает и готовится дать росток, обязательно будет испытывать беспокойство. Зерно — это нечто плотное, росток очень чувствителен. Зерно беспечно, росток сталкивается с множеством трудностей. Прорываясь через камни, пронизывая почву, такое чувствительное существо, как росток, выходит в неизвестный, незнакомый мир, мир, который ему совершенно не знаком. Его может сорвать ребенок, животное может съесть его, каждый может растоптать росток. Все это может случиться, а может и не случиться с ростком... вокруг все так неопределенно. С другой стороны, если зерно не раскроется, то останется в полнейшей безопасности и беззаботности — его не растопчет ребенок, оно не встретится с неведомыми опасностями. Оно закрыто в себе.

У Дурйодханы, как у нераскрывшегося зерна, нет тревог. Арджуна, как росток, не знает покоя. Он стремится узнать, что его ждет в будущем: смогут ли цветы распуститься? Арджуна уже не просто зерно, но когда ему ждать цветов? Он стремится расти, он хотел бы расцвести, и это желание заставляет его постоянно задавать Кришне вопросы.

Таким образом, в сознании Арджуны есть тревога, есть и вопросы — но того же нельзя сказать о Дурйодхане.

Ошо!

Если человек раз за разом сталкивается с внутренними дилеммами, то на какой же основе можно преодолеть их? Как превратить это состояние внутренней дилеммы в рост? И на какой основной, фундаментальный фактор следует опереться в процессе поиска решения внутренней дилеммы?

Арджуна столкнулся с таким же вопросом и, подобно другим людям, стремится найти решение. Дилемма заключена в самой природе человека — ни души, ни тела, ни человека.

Если мы беремся за решение этой проблемы поспешно, то неизбежно скатываемся до животного состояния. Неосмотрительность отбрасывает нас назад. Это — знакомый путь, по нему легко возвращаться. Пройти через состояние внутреннего конфликта значит приобрести подлинный дисциплинирующий опыт, необходимый для собственного роста. Терпение при внутреннем конфликте — это истинный аскетизм. Только встретившись лицом к лицу с дилеммой, человек может преодолеть ее. Поэтому при внутреннем конфликте вам не помогут скороспелые решения. Вы упадете вниз, вы откатитесь назад.

Животные всегда действуют определенно, у них нет сомнений. Их жизнь наполнена уверенностью, они не сомневаются в себе. Из них получились бы отличные верующие! Но их вера не является подлинным теизмом — поскольку истинный теизм появляется лишь после опыта атеизма. Тот, кто никогда не переживал боли от слова «нет», не достигнет благодати слова «да». Ничего не стоит вера того, кто никогда не сомневался. И, лишь усомнившись, пережив свое сомнение и преодолев его, можно обрести силу и подлинность.

Один из путей состоит в принятии поспешного решения — и человек находит множество возможностей для того, чтобы встать на него. Если он узнает о каком-либо писании, решении или ответе, то немедленно хватается за них, как за соломинку. Писание в недвусмысленных выражениях расскажет ему, что необходимо делать определенные вещи и верить в правоту прочитанного. Но тот, кто приходит к решению, опираясь на писание, отрицает свой человеческий статус. У него есть возможность развиваться, но он отказывается от нее. Или же человек может ухватиться за некоего учителя, гуру. Но, сделав это, он теряет возможность собственного роста. Человек был в кризисе, жизнь давала ему возможность самостоятельно, без чужой помощи выйти из него — но он уберег себя от неудобств. Такой человек продолжает жить, не преодолев этот кризис.

Если золото пройдет через огонь, оно начнет светиться. Но этот человек не пойдет сквозь пламя. Вместо этого он укроется за гуру. Само собой золото никогда не очистится.

Я не призываю вас принять решение. Как вы сможете его принять? Ответ человека, находящегося в затруднительном положении, неизбежно будет противоречивым. Как вам найти решение, если вы испытываете трудности? Человек, охваченный внутренним конфликтом, не сможет найти ответ — ему не следует даже пытаться.

Переживите дилемму, пройдите через ее жар и страдание, умрите, дайте ей поглотить себя, наберитесь опыта. Не бегите от ее огня, ведь то, что проявляется как огонь, сожжет всю грязь, весь мусор. Останется лишь чистое золото.

Необходимо пройти через дилемму; поймите, такова судьба человека. Вам придется пройти через нее, пожить в ней. Не торопитесь. Не принимайте опрометчивых решений. Да, если вы пройдете через дилемму, решение само придет к вам. Пройдите через нее, и вера появится сама — вам не придется нигде ее искать.

Ничего не стоит вера, заимствованная извне. Убежденность в том, что веру необходимо откуда-то черпать, свидетельствует о том, что разум еще не готов воспринять ее, вера привнесена преждевременно. Если вера недостаточно крепка, значит, за ней стоит ум, полный конфликтов. Эти конфликты продолжат бурлить под внешним слоем веры. И хотя на поверхности такой тип веры может быть действенным, в критической ситуации он окажется бесполезным.

Когда вы оказываетесь в сложном положении, когда вам предстоит умереть... даже несмотря на то, что вы твердо верили в бессмертие души, эта вера не оставляла вас при чтении Гиты, и каждое утро при посещении храма вы ни на секунду не сомневались в вечной жизни души; теперь, когда доктор возвышается над вами с мрачным лицом и когда убитая горем семья в волнении наблюдает за тем, как падает ваш пульс... в этот момент вы неожиданно понимаете, что не знаете точно, действительно ли бессмертна душа.

Душа не станет бессмертной из-за того, что ваши Гиты свидетельствуют об этом, — хотя ваши Гиты говорят о бессмертии души, потому что она действительно бессмертна. Но именно в этом и вся разница. Душа не может стать бессмертной из-за того, что так сказано в писаниях. Ваша вера в чужие слова не даст вам ничего.

Да, необходимо пройти через внутренний конфликт; перенести его боль. Это — возможность, не пытайтесь уклониться от нее.

Арджуна также пытается убежать от дилеммы, но Кришна вовсе не помогает ему в этом. Более того, Кришна стремится продлить ситуацию, в которой оказался Арджуна. В обратном случае Кришна сказал бы: «Не беспокойся. Я все об этом знаю. Не трать время на бессмысленные разговоры. Просто верь в меня и прыгай». Он мог бы сказать эти слова, но тогда не было бы никакой необходимости создавать такую длинную Гиту.

Гита, весь ее длинный текст, — это огромный вклад во внутренний конфликт Арджуны. Интересно то, что Арджуна постоянно задает одни и те же вопросы, но Кришна так ни разу и не сказал ему: «Ты это у меня уже спрашивал. Зачем ты опять задаешь мне этот вопрос?» Арджуна раз за разом спрашивает одно и то же. Между его вопросами трудно найти сущностные отличия; различаются лишь слова. Внутренний конфликт Арджуны проявляется вновь и вновь. Но Кришна не говорит ему: «Успокойся. Как смеешь ты не верить моим словам? Как ты посмел сомневаться во мне?» Нет. Арджуна продолжает спрашивать об одном и том же. Его внутренний конфликт проявляется во все новых и новых формах.

Кришна не стремится зародить в Арджуне какую-либо веру. В то же время задача Кришны состоит в том, чтобы Арджуна начал доверять ему. Между верой и доверием есть огромная разница. Мы возлагаем на себя веру, не допуская малейших сомнений, в то время как доверие рождается, когда сомнения уходят. Доверие — это место, которого можно достичь, пройдя через колебания. Вера — поводырь, за которого человек хватается в страхе перед сомнением.

Исходя из этого, мне бы хотелось сказать: жизнь — это дилемма, проживите ее энергично. Если вы будете жить тихо, вам потребуется много времени. Если вы положите золото в медленный огонь, потребуется целая жизнь, чтобы оно засияло в своей чистоте. Живите полной жизнью.

Дилемма является основным способом, которым проверяется человек. При столкновении с дилеммой в нем рождается ценное качество, открывающее ему путь к божественному. Поэтому живите! Не бегите, не ищите утешений. Просто поймите, это — судьба: дилемма — ваша судьба. Сражайтесь, энергично войдите в дилемму.

Каким будет результат? Он будет двойственным. Как только человек решается полностью погрузиться в свой внутренний конфликт, перед ним появляется третья точка — в нем рождается третья сила. Как только человек соглашается жить внутри конфликта, в нем начинают функционировать три вещи вместо прежних двух. Эта третья сила, — которая принимает решение пережить дилемму, — находится вне конфликта, она не вовлечена в него.

Я слышал такую историю:

Святая Тереза была христианской монахиней. Случилось, что у нее было три пенни. Однажды утром Святая Тереза сказала жителям города, что у нее достаточно денег, и она хочет строить большую церковь. Люди были озадачены, поскольку прежде они видели, что она просила подаяние. Люди спрашивали, как, вдруг, она нашла столько денег, чтобы построить церковь.

Святая Тереза показала им свою чашу для подаяний, в которой лежали три пенни.

Жители города сказали: «Тереза, ты сошла с ума? Мы всегда знали, что с твоим умом что-то не в порядке». В действительности, те, кто не обернулись к божественному, всегда считают ненормальными людей, решившихся на этот шаг.

Тереза ответила: «Помимо самой себя, я могу рассчитывать на эти три пенни и сущее: Тереза, плюс три пенни, плюс сущее».

Тогда люди спросили: «А где же сущее?»

Тереза ответила: «Это — третья сила, которую вы не видите, так как вы еще не открыли ее внутри себя».

Человек, нашедший внутри себя третью силу, немедленно обретает способность видеть целый мир. Вы лишь смотрите на дилемму, не понимая того, что тот, кто видит ее, кто знает ее, не может быть частью дилеммы, он всегда находится вне дилеммы.

Когда внутри вас борются двое и вы узнаете об этом, то неизбежно отделяетесь от них — иначе как же вы можете наблюдать за ними? Если вы ассоциируете себя с одним из двух, то противопоставите себя другому.

Но вы скажете, что имеете дело с конфликтом: ваша левая рука борется с правой. Подобную борьбу двух рук можно воспринимать как конфликт благодаря тому, что рядом с руками вы присутствуете в качестве третьей силы. Если бы вы были просто левой рукой, то на основании чего вы относились бы к борьбе с правой рукой как к внутреннему конфликту? Правая рука была бы для вас другим — и тогда, как можно было бы говорить о внутреннем конфликте?

Внутренний конфликт возможен благодаря присутствию третьей стороны — наблюдающей, сообщающей о том, что в уме разгорелся тяжелый бой. Случается, что ум говорит противоположные вещи — но кто же тогда замечает данный конфликт?

Войдите в конфликт и продолжайте узнавать, знакомиться с третьей стороной. Погружаясь в дилемму, вы, со временем, начнете узнавать третьего, очевидца. И с того момента, как вы увидите очевидца, конфликт начнет угасать. Причина конфликта в том, что этот третий остается невидимым. Как только он встает перед внутренним зрением, начинается синтез.

Поэтому не пытайтесь бежать от дилеммы, от внутреннего конфликта. Процесс внутренней борьбы является сущностным. Только пройдя через внутренний конфликт, можно достичь трансцендентного, того, что лежит за гранью дилеммы.

Вся Гита представляет собой попытку подвести Арджуну к этой третьей точке. В Гите основные усилия Кришны направлены на то, чтобы заставить Арджуну увидеть эту третью силу. Он бросает все силы на то, чтобы помочь Арджуне увидеть в себе третьего.

Этот третий одновременно внутри и снаружи каждого человека, но пока мы не увидели его внутри, невозможно разглядеть его снаружи. А с того момента, как он открылся перед внутренним взором, человек вовне видит только эту третью силу.

Ошо!

Вы описали Арджуну как символ человеческих свойств. В свете идей Сартра о том, что человек обречен на свободу, вследствие чего его одолевает тревога, нельзя ли предположить, что сама человеческая природа заставляла Арджуну дрожать при мысли об убийстве самых дорогих, близких ему людей? Не является ли протест против войны, даже если он рождается из нашей привязанности, простым проявлением человеческой природы? Более того, подобно дилемме шекспировского Гамлета «быть или не быть», страдание Арджуны можно выразить в словах «убивать или не убивать». В своей «Гита Рахасья» Тилак находит параллель между мучениями Арджуны и Гамлета. Правильно ли это?

Слова Сартра вполне можно применить к Арджуне. Кризис Арджуны имеет экзистенциальную природу.

Западные мыслители-экзистенциалисты — Сартр, Камю, Унамуно, Ясперс и Хайдеггер находились точно в таком же состоянии ума, что и Арджуна. Поэтому будьте внимательны! Кришна может родиться и на Западе, поскольку там, где появляются люди, мыслящие подобно Арджуне, велика вероятность рождения Кришны.

Весь Запад погрузился в экзистенциальный кризис. Единственной реальностью, нависшей над западным миром, является человеческое состояние беспокойства. Что делать и чего не делать — это или то? Что выбрать и от чего отказаться? Какую ценность предпочесть, а какую нет? Все стало неопределенным.

Вспомните, экзистенциализм, зародившийся на Западе, появился на свет между двумя войнами. Сартр, Камю и Унамуно появились как результат двух последних мировых войн. Эти войны породили на Западе то же состояние сознания, что и Махабхарата в Арджуне. Они перевернули все западные ценности. Теперь вопрос стоит так: «Сражаться или не сражаться?» Что может дать сражение? И ситуация оказывается схожей: «Какой смысл сражаться, если все наши люди умрут?» Перед лицом такого критического положения, как война, все ценности и правила, созданные в мирный период, оказываются под вопросом — и это совсем не удивительно. Поэтому вы задали правильный вопрос.

Сартр находится точно в таком же состоянии ума, как и Арджуна, но перед современным философом стоит иная опасность. Опасность исходит не из состояния ума Сартра. Хотя Сартр находится в том же положении, что и Арджуна, ему кажется, что он уже достиг уровня Кришны. И в этом заключается опасность. По существу, если бы Сартр, находясь в таком же состоянии, что и Арджуна. спрашивал, то все было бы хорошо; если бы он задавал вопросы, все было бы правильно. Но Сартр дает ответы, и в этом — опасность.

Опасность состоит в том, что Сартр не задает вопросов; он не спрашивает, что правильно. Вместо этого он дает ответ, что все неправильно. Сартр называет все неправильным: жизнь не представляет ценности, сущее бессмысленно.

Сартр заявляет, что в мире нет божественного, нет души, ничто не сможет пережить смерть. Все сущее погружено в анархию, все случайно и бессмысленно. Сартр дает такие ответы, и в этом состоит опасность.

Арджуна также мог давать свои ответы, но вместо этого он просто спрашивает. Если бы Арджуна отвечал, то неизбежно подверг бы себя опасностям. Но Арджуна лишь задает вопросы. И, по моему мнению, если человек, подобно Сартру, считает, что мир не имеет ценности. что реально лишь отсутствие ценности, что жизнь бессмысленна и бесцельна; если человек действительно встал на такие позиции, то нет никакого смысла также и в словах самого Сартра! В таком случае он должен просто молчать. В данной ситуации только молчание будет осмысленным. Любые разговоры бесполезны.

Но нет, Сартр не молчит. Он стремится говорить, объяснять, убеждать других в своей точке зрения — следовательно, за этим стоит некий страх. Источником страха является внутренняя неуверенность Сартра в себе, в истинности своей позиции. Возможно, объясняя свою точку зрения другим людям, Сартр желает увидеть их реакцию. Если они согласны с его положениями, если они посчитают их верными, значит, его взгляды верны. Тогда он также сможет поверить в свою правоту.

До тех пор, пока Сартр задает вопросы, он прав. Но западные мыслители-экзистенциалисты навесили на вопросы ярлыки ответов. А когда вопрос подается как ответ или как объяснение, когда ученик выступает в роли учителя, развивается кризис ценностей — что и случилось на Западе.

В западном мире все смешалось; все перевернулось вверх дном. И, кажется, нет никакого выхода из этой неразберихи. Не потому, что пути нет, путь всегда есть, но потому, что его не видно. Но если мы твердо поверим в то, что выхода нет, если объявим этот ответ единственно возможным, тогда, конечно, будет невозможно увидеть путь.

Арджуна не присоединяется к этой точке зрения. Он не перестает вопрошать: должен быть выход. «Я ищу, я спрашиваю. Пожалуйста, скажи мне». Арджуна умоляет Кришну: «Пожалуйста, скажи мне, пожалуйста, объясни мне. Я погружен в невежество, я ничего не знаю». Арджуна проявляет смирение. Невежество Арджуны смиренно. Невежество Сартра вовсе не смиренно. Его невежество весьма агрессивно, и в этом — опасность. Ничто не несет такой угрозы, как агрессивное невежество.

Но невежество часто бывает очень красноречивым. Арджуна задает вопросы. Он говорит: «Я ничего не знаю, я в сомнении, кризис поглотил меня. Пожалуйста, покажи мне путь». Он не прекращает поиски в надежде найти выход.

С моей точки зрения, Арджуна более отважен, чем Сартр. Человеку, который испытывает такое страдание, необходимо обладать огромным мужеством, чтобы продолжать поиск пути. Сартр не настолько отважен. На словах он очень смел, но в действительности ему не хватает мужества.

Часто, когда человек идет по темной аллее, он насвистывает. Тем, кто спит по соседству, этот свист может показаться довольно смелым актом, но, по существу, это не так. Свист свидетельствует только о страхе. В нем вовсе не проявляется мужество, это — всего лишь попытка скрыть страх.

Мы имеем дело с попыткой отрицать существование вулкана, хаоса, порожденного на Западе двумя мировыми войнами; с попыткой оставить незамеченным чудовищный ураган, который пришел из самых глубин, выбил почву у людей из-под ног и разметал все вокруг. Если жизнь не имеет смысла, то зачем бояться этой бессмысленности, абсурда? Если ценностей не существует, то зачем тратить время на их поиски? Если нет ничего божественного, то какой смысл в набожности? А раз не на что надеяться, значит, нет причины страдать от отчаяния.

Попытка избавиться от беспокойства, даже в состоянии отчаяния, свидетельствует лишь о слабости сердца и об отсутствии мужества. В действительности, мы можем узнать, насколько подлинна наша надежда, лишь опустившись до последней степени отчаяния. Только когда стремление к свету рождается в густой, плотной тьме, становится понятно, связана ли тяга к свету с истинным мужеством, страстным желанием и сильнейшей решимостью.

Сартр и другие западные мыслители-экзистенциалисты беспомощно принимают отчаяние. Безысходность уже наступила, и западный мир не сможет так легко отделаться от нее. Поэтому экзистенциализм и близкие к нему течения мысли — всего лишь веяние моды. И эта мода уже начала слабеть, она вот-вот исчезнет. Сейчас экзистенциализм больше не представляет собой живое учение. Западная молодежь отвергает его, он считается старомодным: «Давайте отбросим эту бессмыслицу».

Но вредные последствия отчаяния и безнадежности, через которые прошло поколение Сартра, сказываются и на новом поколении. Молодые люди говорят: «Хорошо, тогда мы будем танцевать голыми на улицах. В конце концов, это вы сказали, что все бессмысленно. Тогда зачем носить одежду? Мы будем вступать во все виды сексуальных отношений — ведь вы же сказали, что жизнь не имеет смысла, тогда зачем же заводить семью? Мы не будем проявлять ни к кому уважение, поскольку — как вы говорите — если нет ничего сакрального, то какой смысл в уважении? И наконец, мы не будем думать о завтрашнем дне».

Студенты бросают университеты в Америке и в Европе. Когда родители просят их продолжить обучение, молодые люди отвечают: «Кто знает, наступит ли завтра? Вы говорили, что все неопределенно, а раз так, какая разница, получим мы образование или нет?» Эти молодые люди говорят: «Студенты также учились в колледжах Хиросимы, а затем упала атомная бомба и все закончилось. Зачем нам учиться, если вы, по-прежнему, будете готовить ядерные заряды, и кто знает, когда вы сбросите их на нас. Поэтому, дайте нам возможность жить! Пусть нам осталось всего несколько мгновений, но дайте нам прожить их».

Итак, на Западе цена жизни в единицах времени утратила всякое подобие стабильности. Люди живут настоящим моментом. У всех одно чувство: «Занимайся тем, что необходимо сделать прямо сейчас. Никто не знает, что случится в следующее мгновение. И вообще, как можно полагаться на будущее, если оно не несет ничего кроме смерти».

На Западе время стало синонимом смерти. У них общее значение. Реально то, что доступно сейчас. Все остальное ничего не стоит.

Не так давно один человек совершил несколько убийств, и когда на суде его спросили, зачем он это сделал, убийца ответил: «А в чем проблема? Каждому человеку рано или поздно суждено умереть, а я просто облегчил этим людям умирание. Они все равно бы умерли, а я, убивая их, доставил себе удовольствие. Что плохого в том, что я получал удовольствие?»

Когда все теряет цену, возникает ощущение того, что в убийстве нет ничего плохого.

Поколение Сартра наполнило Запад пустотой, у него не было ответов, только вопросы — и оно провозгласило эти вопросы ответами.

Если бы Арджуна победил, в его стране возникла бы такая же пустота. Но не он одержал победу; победил Кришна. Между Арджуной и Кришной шла великая борьба. Если бы некая мысль пришла Арджуне на ум, если бы он стал жертвой безумной идеи выступить в роли гуру и объявить свои вопросы ответами, а невежество мудростью, тогда возникла бы такая же ситуация, как в современном западном мире. В стране Арджуны также развился бы экзистенциализм.

Положения очень похожи за одним исключением, на Западе еше не появился свой Кришна. Но при таких условиях Кришна может родиться и в западном мире.

Следовательно, не приходится удивляться тому, что движения, подобные Обществу Сознания Кришны, привлекают внимание людей на Западе. Нет ничего удивительного в том, что молодые люди начинают бить в барабаны и распевать имя Кришны на улицах западных городов. Здесь нечему удивляться, это — совсем неслучайно.

В мире ничто не происходит случайно. Даже когда распускается цветок, за этим стоит длинная цепь причинно-следственных связей. Если по улицам Лондона бродят люди и поют «Харе Кришна», это неслучайно. Умы и сердца людей Запада испытывают глубокую боль. Арджуна уже появился, но где же Кришна? Вопрос поставлен, но где же ответы? Люди ищут ответы. Поиск ответа уже появился на свет.

Следовательно, это — правильный вопрос.

Я называю Арджуну символом человека. И источником привязанности, чувства собственности, охватившего Арджуну, также является человеческая природа.

Позвольте мне пересказать вам одно утверждение Ницше. Он говорил: «Несчастным станет тот день, когда человек откажется от желания выйти за пределы себя. Несчастным станет тот день, когда стрела, влекущая одного человека вперед другого, не ляжет на тетиву лука. Несчастным будет тот день, когда человек удовлетворится одним тем, что он человек». Человек — это не предназначение, он — лишь место для отдыха. Человека необходимо преодолеть. Сам по себе Арджуна не является предназначением; он воплощает отдых в пути.

Человеку естественно отдавать предпочтение своим близким; для него естественно со страхом относиться к убийству своих близких; ему естественно сталкиваться с дилеммой либо-либо, это или то, делать или не делать. Человек естественным образом попадает в сети беспокойства. Но естественное состояние человека необязательно оказывается конечной точкой жизни. Характерные качества человека уникальны — с ними связана тревога, боль, напряженность, нетерпеливость, страдание и безумие.

Если мы будем считать человека в его обычном состоянии критерием естественного, то окажется, что эта естественность не более естественна, чем туберкулез и рак. Боль и страдание являются необходимой составляющей туберкулеза. Если мы взглянем на человека, как на животное, то окажется, что он — продукт эволюции. Если же мы посмотрим на человека как на божественное существо, то выяснится, что он болен. Итак, со стороны животного человек является продуктом эволюции, а со стороны божества — больным.

Человек очень хорошо характеризуется словом недуг. В исконном значении этого слова скрыта неудовлетворенность, беспокойство, являющееся специфической особенностью человеческого существа. Поэтому, с точки зрения божественного, человек — это недуг, неудовлетворенность. С другой стороны, если бы животные задумались о нас, им бы никогда не пришло в голову, что мы более развиты, чем они. Возможно, им бы показалось, что люди — это животные, которые сходят с ума, которые могут потерять чувство реальности. Звери подумают так, когда увидят, что люди посещают психиатров, строят приюты для умалишенных и психбольницы, днем и ночью испытывают тревогу. Время от времени, собираясь вместе, животные будут удивляться тому, сколько раз они пытались отговорить нас, несчастных, от человеческого жребия. Звери будут думать о нас то же, что отцы о сыновьях. Но люди не послушались и теперь страдают.

Животные являются нашими предками; мы прошли по их пути. Звери, конечно же, думают, что, несмотря на их мольбы, поколение людей получилось испорченным, оно сбилось с дороги. Но они не имеют ни малейшего представления о том, какие возможности открылись перед людьми благодаря тому, что они свернули с общего пути. Теперь перед людьми открыта дверь, и они могут совершить потрясающее путешествие.

Очевидно, что человеку, сидящему дома, нет необходимости подвергать себя множеству проблем и опасностей, в отличие от того, кто находится в путешествии. На пути встречаются грязь, канавы и ямы; в путешествии можно совершить ошибку или принять неправильное решение, всегда есть возможность уклониться с пути. Дорога незнакома, у путешественника нет карты. Он сам должен открыть путь и пройти по нему; само путешествие создает путь. Но цели может достичь только тот, кто идет, кто выбрал свою дорогу, тот, кто терялся, кто падал, страдал и прошел через боль.

Состояние ума Арджуны является естественным для человека, но сам он измучен болью, Арджуна не желает оставаться человеком. У него двойственное желание: с одной стороны, он хотел бы стать подобным Дурйодхане, с другой стороны, он желал бы найти того, кто поможет ему достичь состояния реализации, в котором все происходящее абсолютно прекрасно. Арджуна хочет, чтобы кто-нибудь поднял его из нынешнего человеческого состояния. В этом причина его беспокойства и печали. В этом его боль.

Выпал из рук Гандива, вся кожа пылает;

Стоять я не в силах, мутится мой разум.

Зловещи знамения вижу, не нахожу я блага

В убийстве моих родных, в сраженье, Кешава.

Не желаю победы, Кришна, ни счастья, ни царства;

Что нам до царства, Говинда, что в наслаждениях жизни?

Тело Арджуны ослабело, ум покинул его; лук выпал из рук. Арджуна настолько ослаб, что усомнился, хватит ли ему сил стоять на колеснице.

Здесь необходимо уяснить несколько вещей.

Во-первых, тело — это всего лишь отражение ума. Все, что происходит в глубине ума, сказывается на каждом волоске человеческого тела. Могучий Арджуна неожиданно слабеет настолько, что ему трудно устоять на колеснице. Еще мгновение назад все было иначе. Но Арджуна не заболел, не ранен, не состарился. Так что же случилось?

В это мгновение произошла только одна вещь: ум Арджуны утратил силу. Его ум поразила немощь, ум разделился на две враждующие половины. Когда ум делится на враждующие половины, тело немедленно заболевает и становится беспомощным. Но в тот момент, когда начинается синтез ума в целостную гармоничную структуру, в тело возвращается здоровье. Сколь показательно то, что из рук Арджуны выпал лук, его конечности охватила дрожь, волосы встали дыбом. Все это свидетельствует, что тело является не чем иным, как отражением разума.

В прошлом многие не соглашались с таким подходом. Ученые говорили, что ум — это только отражение нашего тела. На этом ошибочном положении также настаивали мыслители, положившие его в основу своих учений. Брихаспати, Эпикур, Маркс и Энгельс считали наш ум по преимуществу побочным продуктом. Ум, заключенный в человеке, является просто производной от тела. Он следует телу.

Вильям Джеймс и Карл Ланг внесли каждый свой вклад в удивительную теорию, возникшую в конце девятнадцатого века. Эта теория многие годы не выходила из моды. Она известна как теория Джеймса—Ланга. Их идеи представляют большой интерес. Джеймс и Ланг пытались доказать ошибочность широко распространенного представления о том, что человек сначала пугается, а лишь затем пускается бежать. Они заявили, что это — ложная идея, поскольку, если тело является основой, а ум — только побочным продуктом, то истинным должно быть обратное утверждение. Джеймс и Ланг говорили, что человек испытывает страх оттого, что бежит.

Обычно считается, что, когда человек начинает гневаться, его кулаки и зубы сжимаются, кровь приливает к глазам, дыхание становится тяжелым, он готовится атаковать противника. Джеймс и Ланг заявили, что это — ошибка, что описанные явления прежде возникают в теле, поскольку тело является основой. Затем они просто отражаются на уме. Ум — это лишь зеркало и ничего более. Исходя из этого, они утверждали, что феномен имеет обратный порядок: из-за того, что у человека сжимаются кулаки и зубы, кровь быстрее бежит по телу, дыхание становится тяжелым, он начинает гневаться.

Джеймс и Ланг представили аргументы в пользу своей точки зрения. Перед вами любопытный пример логики. Стоит обратить внимание на то, как логика может сбить с пути и завести с тупик. Они говорили: «Давайте посмотрим, может ли человек проявлять страх, не убегая от пугающего объекта или сцены и не проявляя других внешних симптомов страха. Давайте посмотрим, может ли кто-нибудь испытывать гнев так, чтобы глаза не краснели, не сжимая руки в кулаки и не стискивая зубы».

Это сложно, едва ли кто-нибудь сможет выполнить эти требования. Поэтому Джеймс и Ланг заявили, что гнев невозможен без подобных симптомов. А значит, гнев — это общая сумма, результат всего перечисленного — и ничего более.

Я не знаю, почему никто не обратил внимание Джеймса и Ланга на то, что в жизни нам достаточно часто приходится сталкиваться с обратным. Актер может изображать гнев — его глаза покраснеют, он стиснет зубы, сожмет руки в кулаки, и при этом внутри него не будет ни малейших признаков гнева. Актер может играть любовь — и, вероятнее всего, ни один человек не сможет продемонстрировать такое же пылкое чувство в жизни, — но внутри актера не будет и следа любви.

То, как Арджуна описывает свое состояние, в точности противоположно теории Джеймса—Ланга. Джеймс и Ланг никогда бы не согласились с его словами. Они заявили бы, что Арджуна говорит бессмыслицу и что он должен сказать следующее: «Из-за того, что лук выпал из моих рук, волосы встали дыбом, тело ослабело, руки опустились, из-за всего этого, о, Кришна, мой ум охватило страдание». Но Арджуна сказал иначе. Прежде его охватило страдание — поскольку нет никакой причины для того, чтобы тело Арджуны слабело, а волосы вставали дыбом. Для этого нет никакого внешнего повода. В тот момент ничего не изменилось вокруг Арджуны, все было по-прежнему. Но внутри произошли коренные изменения.

В университете Лхасы в Тибете некоторые элементы йоги были составной частью учебного плана. Йога практиковалась регулярно. Она называлась «Йогой тепла», и каждый студент должен был сдавать по этому курсу экзамен. С помощью данной техники, используя исключительно ум, студенты вырабатывали в теле тепло. Звучит странно — с помощью одного только ума! На улице идет снег, а человек стоит без одежды и покрывается потом.

Но в университете Лхасы не останавливались на этом. Студентов экзаменовали ночью, в открытом поле, где они раздетые стояли на снегу на берегу озера. Мокрую одежду — вымоченные в ледяной воде рубашки, куртки и другие вещи — клали рядом. Несчастные студенты должны были сушить ее на себе, и высшие баллы получал тот, кто высушивал большее количество вещей с помощью внутреннего тепла.

Когда западные доктора увидели это, они были просто поражены. Медики говорили: «А как же теория Джеймса—Ланга?» На улице шел снег, доктора дрожали под тяжелой одеждой, — но как же удавалось этим молодым людям оставаться без одежды? Их тела были готовы отреагировать на холод так, как того требовала ситуация, но ум отрицал ее. Ум убеждал тела студентов, что они стоят под испепеляющим солнцем, что в действительности жарко, что тела горят как огонь — и поэтому их тела обильно истекали потом.

В уме Арджуны образовался вихрь, который достиг и проявился в его теле. Очень редко вихри, начавшиеся в теле, захватывают ум. И почти всегда вихри ума достигают тела. Тем не менее всю свою жизнь мы думаем лишь о теле.

Если бы Кришна хоть в малой степени соприкоснулся с так называемым «научным мышлением», он сказал бы Арджуне: «Кажется, у тебя грипп». Если бы Кришна читал Маркса, он заявил бы Арджуне: «Похоже, в твоем теле не хватает каких-то гормонов. Пойди и запишись на прием в поликлинику». Но Кришна не сказал ничего подобного. Он начал искать совсем другие причины физической слабости Арджуны. Кришна стал объяснять уму Арджуны нечто иное; он попытался изменить ум Арджуны.

В этом мире существуют только два процесса трансформации. В рамках одного из них изменяется тело, а в рамках другого — ум. Наука фокусируется на процессе трансформации человеческого организма; религия концентрируется на процессе изменения ума.

В этом состоит различие между наукой и религией — и, следовательно, я могу сказать, что религия является более глубокой и великой наукой, чем сама наука. Научный ум обязательно начнет с центра, поскольку воздействие на периферию необязательно достигнет центральной точки, но воздействие на центр непременно распространится на периферию. Вред, нанесенный листу, необязательно отразится на корнях дерева — обычно этого не происходит, и в таком воздействии нет необходимости — но вред, причиненный корням, обязательно скажется на листве. Это неизбежно, реакция будет обязательно.

На каком уровне Кришна общается с Арджуной, который погрузился в такое состояние ума? Если бы Кришна имел дело с Арджуной на физическом уровне, Гита стала бы книгой по физиологии. Основное внимание в ней было бы уделено организму. Но Кришна общается с Арджуной на уровне ума; следовательно, Гита оказывается трудом по психологии.

С того момента, как Кришна пропускает мимо своего внимания феномен физического состояния Арджуны, Гиту можно считать сугубо психологической книгой. Кришна не проверяет пульс Арджуны, не дает ему термометр. Кришна не обращает, по существу, никакого внимания на то, что происходит с телом Арджуны; Кришна занят умом героя.

Над этим стоит глубже задуматься.

Как я уже говорил, даже сегодня ум человеческой расы почти не отличается от ума Арджуны. И сегодня симптоматические проявления человеческого тела сходны с реакциями организма Арджуны. Но сейчас мы начинаем лечение с тела, и именно поэтому даже после полного курса человек остается как никогда больным — дело в том, что со стороны ума он не получил никакого лечения.

Об том же говорит Арджуна: «Ум оставил меня. У меня больше нет энергии, я обессилел».

Что такое сила? Один вид силы скрыт в мышцах — но состояние Арджуны не повлияло на эту силу. Однако в тот момент даже удар маленького ребенка мог сбить Арджуну с ног. Мускулы не помогли бы герою; малыш справился бы с ним. Следовательно, мышечная сила не имеет значимых последствий.

Существует другая сила, которая проявляется в воле. По существу, истинная сила или мощь рождается именно из воли.

Арджуна полностью потерял ту силу, источником которой является воля. Но откуда в такой ситуации возьмется воля? Когда перед умом встает дилемма, когда он охвачен конфликтом, воля разваливается на части. Она кристаллизуется, только когда ум собирается в одной точке. Если ум сталкивается с дилеммой, если он погружен в конфликт, то человек теряет волю.

Мы также слабы, у нас также нет воли. Мы утратили волю в тот момент, когда задались вопросом: «Что делать и чего не делать? Что правильно, а что ошибочно?» Почва ушла у нас из-под ног. Наш внутренний Арджуна пребывает в неизвестности, в заточении.

Каждый человек проходит через это состояние. Благодаря этому Гита остается чем-то особенным, хотя удивительные истины можно найти в Коране, Библии, Зенд Авесте, Дао Дэ Цзин и во множестве других священных писаниях всего мира. И единственная причина специфики Гиты состоит в том, что она представляет собой, в большей степени, психологический трактат, чем религиозную книгу. В Гите нет пустых высказываний, таких как: «Бог есть» или «Есть душа». В ней вы не найдете философских утверждений и логических силлогизмов. Гита — это первый в человеческой истории текст, полностью посвященный вопросам психологии, а следовательно, она обладает несравненной ценностью.

Будь у меня такое право, я назвал бы Кришну отцом психологии. Он был первым, кто попытался интегрировать ведомый конфликтом ум, страдающее сознание и разбившуюся волю. Можно сказать, что Кришна был первым человеком, применившим психоанализ — и не только психоанализ, но еще и психосинтез.

В отличие от Фрейда, Кришна — не просто психоаналитик; он ставит перед собой задачу психического синтеза. Кришна не только анализирует и исследует ум для того, чтобы выявить его фрагментацию. Он пытается найти возможность восстановить индивидуализацию ума Арджуны — определить, как интегрировать Арджуну.

Каждому из нас свойственно состояние ума Арджуны, но чаще всего люди не достигают такого острого кризиса, как этот герой Гиты. Мы переживаем вялые кризисы и поэтому даже не пытаемся выйти из них. Если бы наши кризисы достигали такого же уровня интенсивности и драматичности, как у Арджуны, возможно, мы также стремились бы к интеграции.

Я слышал такую историю:

Однажды психолог бросил лягушку в ведро с кипящей водой. Лягушка мгновенно выскочила из него.

Она оказалась в той же ситуации, что и Арджуна! Из-за того, что вода кипела, несчастная лягушка никак не могла приспособиться к ней — поэтому она выскочила из ведра.

Затем тот же самый психолог посадил лягушку в другое ведро с водой и начал постепенно нагревать его. За двадцать четыре часа он довел температуру воды до точки кипения. Психолог мало-помалу нагревал воду, и лягушка мирилась с температурой — все мы поступаем точно так же. Вода немного нагревалась, и соответственно поднималась температура тела лягушки. Лягушке казалось, что нет никакой реальной необходимости выпрыгивать из ведра; что она сможет все вынести. Она понемногу приспосабливалась — так же, как и все мы.

За двадцать четыре часа лягушка полностью адаптировалась. В тот момент, когда вода закипела, она не захотела ничего менять, потому что не заметила никакой разницы — температура воды поднималась градус за градусом, и между двумя периодами нагревания не было такого резкого перехода, который подтолкнул бы лягушку выскочить из ведра.

Лягушка мирилась с постепенными изменениями. Она умерла. Вода кипела, и лягушка сварилась в ней, она так и не выпрыгнула. Лягушка могла выпрыгнуть, — нет ничего более естественного для лягушки, чем выпрыгивать из воды, — но это даже не пришло ей в голову.

В тот момент Арджуна оказался в ситуации кипения. Это — совершенно экстремальное положение; вот почему он внезапно роняет свой лук и стрелы. Мы не способны даже отбросить мерные гири и измерительные рулетки в магазинах и в компаниях — или хотя бы ручки для письма, — а здесь Арджуна неожиданно настолько ослаб, что может лишь сидеть в своей колеснице.

Что же произошло? Очень трудно свыкнуться со столь интенсивным кризисом, который к тому же наступил так быстро.

Я бы хотел предупредить вас: не замедляйте ход событий, пытаясь привыкнуть к происходящему. Нет, не каждому из вас предстоит пережить ситуацию, подобную той, что описана в Махабхарате. И в этом сущее проявило к людям сострадание: тяжко пришлось бы нам, если каждому предстояло бы пережить войну Махабхараты.

Жизнь — это Махабхарата, но растянутая на длительный срок. В ней нет такого же натиска, того же уровня интенсивности и той же плотности: все происходит медленно и постепенно. До последнего момента, когда смерть уже стучится в наши двери, мы продолжаем приспосабливаться. Мы стараемся примириться с ситуацией, и поэтому революция так никогда и не происходит в нашей жизни.

В жизни Арджуны революция неизбежна. Так или иначе ему придется пройти через революцию. Вода достигла точки кипения — в таком положении ему придется что-то сделать. Либо, как многие люди, он выберет путь бегства... Это — простейший выход; бегство может показаться мгновенным решением проблемы.

Именно поэтому люди облачаются в саньясу, которая означает бегство от жизни, уход от реальности. Они просто убегают в лес. Такие люди говорят: «Нет, больше никакой жизни в городе! Мы уходим в лес». Но все же они берут с собой копию Гиты, и это удивительно: они читают Гиту в лесу.

Арджуна мог поступить точно так же. Он хотел убежать в лес, но столкнулся с неправильным человеком. Арджуна встретил Кришну, который сказал ему: «Остановись! Не убегай!»

Могут ли беглецы достичь божественности? Нет, не могут. Те, кто бегут от реальной жизни, не достигнут божественности. Люди, неспособные лицом к лицу встретиться с жизнью, никогда не смогут предстать перед ликом целого — потому что те, у кого от одного взгляда на жизнь немеют конечности, чьи мечи выпадают из рук, волосы становятся дыбом, сердца начинают трепетать — просто взглянув на жизнь... Нет, они не смогут устоять перед ликом целого.

Жизнь — это подготовка. Каждый ее шаг является подготовкой к встрече с высшей истиной. И вот Арджуна готов бежать от всех, даже самых незначительных проявлений реальной жизни — но его приготовления к бегству поистине грандиозны.

И теперь очень интересно то, что Арджуна не может устоять на колеснице. Он говорит, что у него недостаточно сил, и он больше не может стоять. Но если бы Арджуне позволили бежать в лес, на это у него нашлись бы силы. Он побежал бы как никогда быстро.

Когда человеку не хватает сил, чтобы противостоять жизни, неожиданно оказывается, что для бегства их больше чем достаточно. Сила и мощь, которых только что так недоставало, обнаруживаются в избытке. Если бы Кришна предложил Арджуне бежать от всего, Арджуна испытал бы мгновенную радость, восторг. Но эта радость не продлилась бы долго. Если бы Арджуна ушел в лес, то уже через короткое время он впал бы в печаль. Даже сидя под деревом в одежде саньясина, Арджуна стал бы собирать в лесу ветви и другие материалы. Он вырезал бы из них для себя лук и стрелы. Человек остался бы тем же.

Нигде нельзя спрятаться от себя. Можно убежать от кого угодно и откуда угодно, но не от себя. Куда бы я ни ушел, мое «я» останется со мной.

Поэтому, спустя некоторое время, когда Арджуна осознает, что в лесу никто не следит за ним, он начнет охотиться на зверей и птиц. В конце концов, беглец остается тем же самым Арджуной. А птицы и звери не являются его близкими, они не дороги ему. Следовательно, Арджуна без труда сможет убивать их. Более того, он будет делать это с величайшим удовольствием.

Арджуна не сможет стать саньясином. Человек, которому не хватило смелости даже на то, чтобы жить мирянином, никогда не сможет превратиться в саньясина. В действительности, быть саньясином не значит бежать от мира. Саньясин должен преодолеть мир.

Саньяса — это преодоление огня и жара нашего мира. Лишь тот, кто его преодолел, становится в высшей степени достойным. Саньяса — это не оппозиция миру и не бегство от него. Саньяса является результатом полного понимания мира и той борьбы, которую человек ведет в нем.

Итак, Арджуна достиг стадии благоприятной для саньясы. Если он захочет стать беглецом, то этот путь открыт для него уже сейчас. Но если Арджуна предпочтет вступить в битву, тогда его будут ждать трудности. С этого момента основная цель Гиты — избавить Ард-жуну от физической слабости, вернуть ему решимость и волю. Мы имеем дело с целостной попыткой восстановить силу, решительность и индивидуальность человека; дать ему душу.

Все наши дальнейшие беседы будут преследовать аналогичную цель: я рассчитываю, что они принесут исцеление и вашей психике. И если внутри вас до сих пор нет Арджуны, то вам не нужно приходить. Эти беседы не принесу!' вам пользы, для вас они будут бессмысленными. Если вы не мучаетесь от внутреннего конфликта, борьбы и беспокойства, то вам не нужно слушать. Мои слова не будут относиться к вам.

Если перед вами не стоит дилемма, если вы не втянуты во внутренний конфликт, если вы не чувствуете напряжения и беспокойства, если вы не готовы на решительные действия, если ваша личность не разделена на части и вы не ощущаете потребность восстановить ее целостность, то следующие беседы, в лучшем случае, покажутся вам бессмысленными.

Остальное завтра утром...

ГЛАВА 3 Йога страдания

Арджуна сказал:

Те, кого ради желанны царство, услады, счастье,

В эту битву вмешались, жизнь покидая, богатства:

Наставники, деды, отцы, сыны, внуки,

Шурины, тести, дяди — все наши родные.

Их убивать не желаю, Мадхусудана, хоть и грозящих смертью,

Даже за власть над тремя мирадли, не то, что за-блага земные.

О Джанардана, после убийства сынов Дхритараштры,

Что за радость нам будет? Мы согрешим, убивая грозящих оружьем.

Арджуна сказал:

Выпал из рук Гандива, вся кожа пылает;

Стоять я не в силах, мутится мой ум.

Зловещи знамения вижу, не нахожу я блага

В убийстве моих родных, в сраженье, Кешава.

Не желаю победы, Кришна, ни счастья, ни царства;

Что нам до царства, Говинда, что в наслаждениях жизни?

Арджуна делает обусловленное заявление; его слова со всех сторон ограничены условиями. Арджуна не свободен от иллюзии «счастья». Он, просто-напросто, спрашивает, какой смысл в счастье, если путем его достижения станет убийство близких людей, какой смысл в царстве, если для этого нужно убить собственных родственников.

Арджуна стремится к царству, к радостям и удовольствиям, которые оно дает — но только, если его можно получить, не убивая близких людей. Он не сомневается в том, что царствование приносит счастье. Арджуна уверен, что власть обеспечивает истинное благо. Лишь необходимость убить близких людей заставляет его колебаться.

Полезно понять это состояние ума. Мы также часто мыслим в терминах условий. Вайхингер написал книгу под названием «Философия “если, то”». Кажется, вся наша жизнь основана на «если»: «Если то-то и то-то произойдет определенным образом, то я буду счастлив; если события будут развиваться иначе, тогда я не буду счастлив. Если то-то и то-то произойдет определенным образом, то на меня снизойдет истинное благословение, в обратном случае я его лишусь». Но в одном мы уверены, одно нам ясно: счастье возможно, просто необходимо выполнить определенные условия.

Забавно, что каждый, кто ставит жизни условия, никогда не достигает счастья. Но почему? Дело в том, что человек, чьи иллюзии по поводу счастья еще не разрушены, никогда не будет счастлив.

Только человек, познавший истину о том, что подлинное счастье недостижимо в этом мире, может испытать счастье.

Это выглядит парадоксально. Если человек считает, что для счастья необходимо просто выполнить определенные условия, то он не увидит в этом мире ничего, кроме все новых и новых печалей. В сущности, если вы ищете горе, загляните под маску счастья. Лучший способ найти печаль — искать счастье. Когда человек ищет счастья, ему кажется, что оно есть. Но когда человек находит его, оказывается, что счастье влечет за собой печаль. Погрузившись в печаль, человек уже не может спастись.

Арджуна должен был задать следующий вопрос: «Где в этом мире возможно счастье, где в этом мире возможно истинное благо, служит ли царствование аутентичным, подлинным целям?» Если бы он спросил об этом, тогда его вопросы не были бы связаны условиями, а ответы Кришны были бы совсем иными. Но Арджуна спросил: «Разве возможно достичь счастья через убийство близких людей?»

В его понимании счастье возможно — и пока близкие ему люди живы, он готов наслаждаться им. Арджуна считает истинное благо достижимым; он также верит, что царствование имеет цель и смысл — но только если близкие живы.

Будда и Махавира смогли постичь тщету царства, бессмысленность поисков счастья в этом мире. Арджуна не сумел возвыситься до этой истины. Во всех утверждениях Арджуны отражается конфликтное состояние ума. По существу, он не понимает, что вещи, которые он называет напрасными, действительно напрасны. Каждый раз, когда Арджуна задает вопросы о смысле, о благе, происходит одно и то же: в глубине души он уверен, что понимает смысл, знает путь к благу — просто прежде нужно выполнить определенные условия.

Арджуна не сомневается в том, что счастья можно достичь, лишь реализовав определенное «если».

Я слышал такую шутку.

Мне рассказывали, что когда Бертран Рассел умирал... но это всего лишь шутка. Услышав эту новость, священник немедленно отправился к Расселу. Всю свою жизнь Рассел был стойким атеистом. Священник лелеял надежду, что наступил благоприятный момент, когда, испугавшись близящейся смерти, Рассел вспомнит о Боге. Но священнику не хватило смелости подойти к Расселу, хотя тот и находился на смертном одре. Он стоял за толпой людей, которые собрались у постели философа, ожидая пока подвернется возможность напомнить Расселу о необходимости попросить у Бога прощение.

Неожиданно Рассел повернулся на бок и сказал: «О, Боже!»

Услышав, что Рассел упомянул имя Бога, священник решил, что наступил подходящий момент. Он подошел ближе и сказал Расселу, что хотя бы сейчас тот должен попросить у Господа прощения.

Рассел открыл глаза и сказал: «О, Боже — если, конечно, ты есть — Бертран Рассел — если в нем существует некая субстанция, которую можно назвать душой — просит твоего прошения — если вообще какое-то прощение возможно. Если Рассел совершил какие-то грехи, он просит твоего прощения — если хоть какое-нибудь прощение вообще возможно».

При таком подходе вся жизнь оказывается окруженной различными «если». Бертран Рассел был честным и откровенным человеком, но мы не таковы.

Арджуна не в состоянии мыслить столь же ясно. Он очень смущен, он полностью запутался. Узел его ума скручен и затянут. Арджуна считает, что можно достичь счастья, если близкие люди останутся в живых. Ему кажется, что, завоевав царство, он обретет подлинное благо, но при одном условии: если близкие не будут убиты.

Именно эти «если» и составляют узел Арджуны. И до тех пор, пока человек стремится к счастью, власти, богатству и славе, его иллюзии, желания и надежды нельзя считать разбитыми. В глубине своего ума Арджуна готов получить все перечисленное; единственное условие, чтобы все его «если» были выполнены.

По этой причине Кришне пришлось так долго работать над Арджуной. Все усилия Кришны направлены на преодоление противоречивого в своей основе мышления Арджуны. На протяжении всего повествования понятно, что Арджуна желает тех самых вешей, от которых, по его словам, он готов отказаться. Арджуна спрашивает о том, от чего бежит, он стремится к тому, от чего хочет спастись.

Необходимо правильно понять состояние Арджуны.

Подобный Арджуна живет внутри каждого из нас. Человек хватается одной рукой за то, что отталкивает другой рукой. Мы можем сделать шаг левой ногой только после того, как шагнем правой. Делая шаг в сторону божественного, мы немедленно отступаем к мирскому.

Арджуна похож на телегу, по обеим сторонам которой запряжено по буйволу. Его влечет в обе стороны. Арджуна говорит: «Конечно же, в мире есть счастье — именно поэтому мой ум стремится к нему». Но в то же время он добавляет: «...но мой ум бежит от него, поскольку, чтобы достичь счастья, мне придется убить близких людей».

Постарайтесь запомнить это внутренне противоречивое состояние Арджуны. Весь рассказ о сознании Арджуны представляет собой расширенную трактовку данного внутреннего противоречия.

Ошо!

Мы только что стали свидетелями состояния умая глубоко страдающего Арджуны. Страдающий человек уходит от чувства «я». Это значит, что он погружается в вийогу, отделяется от собственной природы. И первая глава Гиты носит название «Арджуна вишад йога», то есть йога страдания Арджуны — путешествие Арджуны через духовную дисциплину страдания ради объединения с собственной природой. Как это возможно ? Какая связь между страданием и йогой? И в каком смысле слово йога используется в Гите?

Йога страдания! У слова «йога» есть множество значений. Некоторые из них полностью противоположны общепринятому пониманию йоги.

Поэтому вопрос поставлен правильно: Как страдание может быть йогой? Блаженство может быть йогой, но как йогой может стать страдание? Но страдание может быть йогой в самом точном смысле этого слова, поскольку оно является всего лишь вывернутой наизнанку формой блаженства — блаженство, поставленное с ног на голову. Даже то, что мы называем противоположностью собственной природы, представляет собой нашу природу, перевернутую вверх ногами. То, что мы называем безумием, искажением нашей природы, в конечном счете, является частью этой природы.

Золото, смешанное с грязью, называют неочищенным. Можно спросить, почему мы называем это вещество «золотом», когда оно неочищено — ведь его все равно называют золотом. Даже несмотря на примеси, золото остается золотом. Этот сплав называют золотом, поскольку примесь можно извлечь, и золото, смешанное с грязью, вновь станет чистым.

«Йога страдания» носит такое название, потому что страдание можно выжечь, и йога, медитация, погруженная в страдание, будет спасена — человек способен совершить путешествие к ананду, к блаженству.

Еще никто не доходил до такого отчаяния, из которого невозможно было бы вернуться к подлинной природе. Даже в глубочайшем состоянии страдания тропа к подлинной природе человека остается нетронутой. Йога упомянута, чтобы напомнить об этом пути — по той же причине человек погружается в страдание.

Почему страдание оказывается на первом месте? Камень никогда не испытывает страдания. Ему недоступно страдание, потому что также не дано ощутить блаженство. Именно поэтому люди страдают. По существу, страдание является оборотной стороной памяти о блаженстве. Это — воспоминание о факте. Где-то в глубине нашего ума живет понимание того, что мы не можем оставаться теми, кем являемся сейчас, и в то же время не можем достичь того, что, в действительности, способны достичь. Мы чувствуем, что возможное не воплощается в реальность. Именно поэтому возникает страдание.

Следовательно, чем более гениальна личность, тем глубже она погружается в страдание. Только идиоты не страдают — поскольку они неспособны сопоставлять и сравнивать. Идиот не представляет себе, кем он может стать. Для человека, который знает о своих возможностях, для того, кто понимает, что блаженство доступно, тьма страдания становится более явной. Сила его отчаяния будет больше. Тому, кто знаком с утром, тьма ночи покажется еще более темной. Но тому, кто не имеет представления об утре, даже ночь может показаться рассветом — и такой человек посчитает ночь вполне приемлемой.

Состояние страдания Арджуны названо в Гите йогой, поскольку анализ страдания возможен лишь в противопоставлении с нашей собственной природой. Иначе его невозможно увидеть.

Никому из собравшихся на поле битвы не суждено пройти через подобную йогу страдания: Дурйодхана никогда не вступит на этот путь!

Вчера, когда я возвращался с прогулки, один из друзей спросил меня: «Вы говорили о Дурйодхане, но что вы думаете о Юдхиштхире? Я согласен с тем, что Дурйодхана не испытывает страданий, и, в любом случае, он не принадлежит к числу хороших людей. Но Юдхиштхира — действительно хороший человек; он Дхармарадж, религиозный владыка. Почему страдание не затрагивает его?»

Над этим стоит поразмыслить.

Можно было бы ожидать того, что Юдхиштхира будет страдать, но это не так. Причина в том, что Юдхиштхира является так называемым религиозным человеком, но даже плохой человек лучше религиозного — поскольку рано или поздно шип отрицательных качеств начнет его колоть. Но так называемый религиозный человек никогда не почувствует этих уколов, этой боли. Свою религиозность он уже воспринимает как должное, и как после этого он может страдать?

Собственная религиозность вызывает у Юдхиштхиры самодовольство. Это — ложная самоуверенность, но именно ее он испытывает. По существу, Юдхиштхира представляет собой традиционного религиозного человека.

Существует две категории религиозных людей. К первой относятся те, чья религия заимствована из прошлого. К другой категории относятся люди, религиозность которых основана на внутренней революции.

Арджуна — религиозный человек, стоящий на пороге внутренней революции. Пока еще в нем нет подлинной религиозности, но он дошел до грани, за которой начинается революция. Арджуна проходит через боль, из которой в нем может родиться религиозность. Юдхиштхира доволен, удовлетворен религией, которую он унаследовал из прошлого. Поэтому Юдхиштхира может быть одновременно религиозным человеком и игроком. И такое противоречие не вызывает в его уме опасений. Безо всяких колебаний он может в одно и то же время быть приверженцем религии и вести войну за царство. Юдхиштхира религиозен, и при этом нерелигиозные деяния во множестве окружают его религиозность — и беспокойство затрагивает его в последнюю очередь.

Чаще всего храмы, мечети, гурувары и церкви посещают люди, подобные Юдхиштхире. Они довольны собой. Такие люди каждый день читают Гиту, помнят весь ее текст наизусть. Они преданы своей вере, и на этом их религиозность заканчивается. Эти люди знают все, что нужно знать, и этого достаточно. Но в то же время они напоминают пустой патрон; в нем больше нечего зажечь, в нем не осталось взрывной силы. Такой патрон выглядит привлекательно, поскольку в нем больше не скрыта опасность.

Если мы примем это значение, то Юдхиштхиру действительно можно считать Дхармараджем, религиозным владыкой. Он — страж той религии, которую унаследовал из прошлого. Юдхиштхира — символ, отражение религиозности, полученной из прошлого, от традиции, от ортодоксии. Поэтому он не беспокоится.

Так называемый религиозный человек постоянно идет на компромисс. В каждой новой ситуации он может найти способ примерить религию и ее противоположность. Так называемый религиозный человек — лицемер. У него два лица. Одно лицо религиозно, он постоянно демонстрирует его окружающим. Но второе, подлинное, лицо он использует в действии для того, чтобы получить требуемый результат. В таком человеке невозможен конфликт между этими лицами.

В этом ключ, секрет лицемерия. В религиозном человеке не может родиться внутренний конфликт; он никогда не почувствует себя разделенным надвое. У него очень текучая сущность. Он легко переходит от одной стороны к другой, этот шаг дается ему без труда. Он похож на актера. Актер меняет роли, не испытывая никаких трудностей. Вчера он еще был Рамой, героем, а уже сегодня играет роль злодея Раваны. Для этого актер просто надевает костюм Раваны и произносит текст персонажа.

Я хочу сказать, что так называемый религиозный человек даже хуже, чем нерелигиозный. Я так считаю, потому что нерелигиозный человек не сможет слишком долго переносить свою боль; рано или поздно он почувствует шип. Но тот, кто пошел на компромисс, может терпеть боль вечно. Именно поэтому Юдхиштхира не чувствует боли, он полностью уверен в себе.

Складывается очень интересная ситуация. Религиозный и так называемый нерелигиозный человек полностью уверены в собственной правоте и стремятся к войне. В то же время Арджуна, который не считает себя ни антирелигиозным, ни так называемым религиозным человеком, обеспокоен.

В Арджуне нет фальши. Беспокойство, неспособность примириться с ситуацией, вопросы, которые он задает, только подтверждают внутреннюю неподдельность Арджуны. Само смятение, сама боль становится источником его роста.

Эта глава называется йогой страдания, потому что Арджуна способен достичь страдания. Благословенны те, кто достигли страдания, ведь только они смогут найти выход. Несчастны те, кому не дано испытать страдание, — перед ними никогда не встанет вопрос о благодати.

Благословенны те, кто приобрел опыт разделения. В нем источник стремления к единству. Следовательно, боль разделения, вирах, также является йогой. В ней скрыто желание единства и путь, который и есть поиск единства. Конечно же, йога является единством, но разделение — это также йога, ведь и разделение предполагает жажду единства.

Ошо!

Вы только что упомянули Бертрана Рассела. Указывая на самодовольную атеистическую позицию Рассела, Вед Мехта спросил Поля Тиллиха, почему, несмотря на неверие в Бога, Рассел за свою жизнь так ни разу и не пережил опыт опустошенности, бренности сущего.

Тиллих ответил: «Такие люди могут обманывать себя. Множество людей просто неспособны видеть зеленый свет».

Возможно ли, что Рассел — один из них? Сам Арджуна физическим зрением не воспринимал великолепную картину вселенского океана.

Комментируя «философию отчаяния» Альбера Камю, Поль Тиллих в одном месте говорит, что отчаяние само по себе религиозно, Но из того, что вы говорите по поводу Гиты, может показаться, что отчаяние Арджуны нерелигиозно. Пожалуйста, прокомментируйте.

Если бы отчаявшийся Арджуна удовлетворился своим страданием, если бы все кончилось отчаянием, если бы Гита завершилась им, то отчаяние осталось бы нерелигиозным. Но если отчаяние становится началом путешествия, Ганготри, истоком Ганга, и вытекший из него Ганг достигает океана блаженства, тогда оно религиозно.

Само по себе отчаяние не бывает ни религиозным, ни антирелигиозным. Если страдание замыкает человека в себе, тогда оно становится самоубийственным, но если оно позволяет личности развиваться, то способствует внутренней трансформации.

Поль Тиллих говорит, что отчаяние само по себе религиозно. Это — только половина правды; его слова не содержат всей правды. Это — полуправда, неполная правда. Отчаяние может стать религиозным; в нем есть потенциал, который раскроется, если отчаяние превратится в поток.

Только когда страдание замкнуто в круге, когда оно направлено внутрь себя, оно нерелигиозно и самоубийственно. Интересно, что человек с суицидальным намерением достигает точки, в которой он либо трансформирует свою душу, либо совершает самоубийство. Одна вещь с очевидностью открывается перед ним: больше невозможно жить как прежде. Отталкиваясь от этого факта, можно сказать, что и суицид религиозен — но это опять же будет только половиной правды, подобно утверждению Поля Тиллиха, которое вы процитировали.

Да, перед человеком, достигшим точки, за которой следует самоубийство, открываются две возможности. Либо он покончит с собой, и это будет совершенно нерелигиозно, либо он изменится. В последнем состоит глубинная алхимия самоубийства, и это — религиозный шаг.

Будда и Махавира достигли порога, за которым они должны были либо совершить суицид, либо трансформироваться. Арджуна также стоит у точки, пройдя которую, он или умрет, покончит с собой, или изменится и возвысит свой ум до нового уровня.

Утверждение Поля Тиллиха не является полным, и для этого есть причина. Оно содержит лишь часть правды, поскольку само христианство базируется на частичной правде — а Поль Тиллих является величайшим современным толкователем христианства. Несомненно, у Тиллиха есть способность к пониманию, но, с другой стороны, эта способность необязательно является всеобъемлющей.

Христианство усвоило образ страдающего Христа. Оно не располагает иным портретом Иисуса. В христианстве отсутствует образ смеющегося Иисуса; в нем не принято изображать Христа танцующим и веселящимся. В христианстве вы не найдете образ или понятие об Иисусе, провозглашающем сатчитананд — истину, понимание и блаженство. Христа принято изображать висящим на кресте, с головой, опустившейся на плечи, и с печальными глазами... Иисус в последние мгновения смерти. Поэтому крест и стал символом христианства. Такое страдание и такой крест сами по себе не религиозны. Они могут наполниться религиозностью — а могут и не наполниться.

Если, обвиняя в самообмане людей, подобных Бертрану Расселу, Поль Тиллих основывается только на том, что Рассел атеист, что он не верит в божественное, тогда слова Тиллиха полностью ошибочны. Полю Тиллиху можно задать вопрос, почему же Рассел не испытывал чувства опустошенности и бессмысленности, которое было у Сартра, Камю и у других людей, которые отрицали существование Бога. Конечно, если Рассел атеист, то он должен ощущать внутреннюю пустоту.

Это совсем необязательно. С моей точки зрения существует два типа атеизма. Один из них замкнут на себя, а другой развернут вовне. Атеист, закрывшийся в себе, подобно страданию, замкнутому вовнутрь, становится опустошенным. Человек, чья жизнь основана на отрицании, обречен на опустошенность. Если человек говорит, что в основе его жизни лежит «нет» — чего же ему еще ждать, кроме пустоты? Ничего не взойдет из семени «нет», из такого зернышка не распустится ни один цветок. Жизнь никогда не произрастет из семени «нет». Она неизбежно станет пустой, если нигде поблизости нет «да». Атеизм необязательно базируется на отрицании. В его основе может лежать «да».

Атеизм Бертрана Рассела основан на «да». Он отрицает божественное, но не отвергает любовь. И только невежественный верующий назовет человека, который не отрицает любовь, атеистом. Тот, кто не отвергает любовь, по существу, на глубочайшем уровне, принимает божественное. Но подобное принятие не является формальностью. Конечно же, такой человек не станет звонить в культовый колокольчик в храме перед статуей божества. Но, в любом случае, люди, которые приходят в храм, далеко не всегда являются верующими — разве у звона колокольчика есть что-нибудь общее с истинной верой?

Божественное рядом с теми, чья жизнь стала колокольчиком любви. Любовь — это вовсе не нить отрицания и исключения; любовь — это нить принятия и присоединения. Любовь — это очень глубокое «да» всему сущему.

Я называю Бертрана Рассела атеистом только в формальном смысле. С формальной точки зрения Рассел — атеист, подобно тому, как многие люди являются верующими только формально. Но атеизм Рассела, в действительности, перетекает в теизм. Он течет, в нем есть движение, он развертывается. Он наслаждается цветами — но наш верующий идет в храм, приносит цветы и при этом не способен получить от них радость. Когда такой верующий срывает цветок, он никогда не задумывается над тем, что срывает божество. Он рвет живой цветок только для того, чтобы поднести его каменному идолу. В глубине души этот человек — атеист. Он никогда не говорит сущему «да», не испытывает перед ним никакого благоговения, у него нет ни малейшего представления о том, что в сущем божественно.

По существу, он вообще ничего не чувствует. Если кто-нибудь разобьет его каменного идола, такой «верующий» будет готов на убийство, он уничтожит живое. Вера никак не связана с сердцем этого человека. Его теизм не что иное, как самообман.

Атеизм Бертрана Рассела не является самообманом, поскольку, как я вижу, Рассел — искренний человек. А искреннему человеку нелегко стать верующим. Только нечестный человек может легко обратиться в веру: найдете ли вы большего лжеца, чем тот, кто без малейших колебаний соглашается с существованием божественного? Найдете ли вы человека более подверженного самообману, чем тот, кто принимает существование столь великого и жизненно важного феномена как божественность, просто прочитав несколько книг?

Обрести опыт конечного — это вовсе не детская игра. Данный процесс не имеет ничего общего с книгами, которые вы, возможно, читали. Что общего между ним и теориями, о которых вам рассказали родители?

Осознание конечного является результатом интенсивного и болезненного жизненного поиска. Вы сможете достичь его, лишь пройдя через невыразимые страдания. Только преодолев сильнейшее стремление и дисциплинировав себя в медитации, пройдя через множество отрицаний, испытав боль и бессмысленность... и с большими трудностями. Возможно, после поисков и путешествия сквозь жизнь, после долгих блужданий, после череды побед и поражений, после того как вы пройдете через боль рождения, только тогда — лишь после всего этого — вы сможете обрести опыт, который трансформирует личность. Вы сумеете погрузиться в состояние религиозности.

С моей точки зрения, Бертран Рассел совершает такое путешествие; следовательно, он не пуст. Сартр, напротив, пуст. Его атеизм закрыт, он вращается внутри себя, он не может выйти за установленные границы. В этом случае человек обречен на внутреннюю пустоту. И как же могут распуститься цветы в жизни, основанной на отрицании, на ничто? Надеяться на это — все равно, что пытаться сеять в пустыне. Там никогда не распустятся цветы.

Не существует большей пустыни, чем «нет». В земных пустынях хотя бы встречаются оазисы, но в пустыне «нет» они отсутствуют, там не может быть зелени. Зелень растет лишь в тех местах, где есть «да», утверждение. Только истинно верующий полностью покрыт зеленью и завершен. Теист может достичь цветов, но атеист никогда.

Атеизм, как и теизм, может быть двух видов. Атеизм опасен, когда замкнут на себя, вера представляет опасность, если она заимствована. Опасность теизма в заимствовании, а опасность атеизма в замкнутости на себе. На этой земле все верующие берут взаймы. Если человек недостаточно честен даже для того, чтобы стать атеистом, то ему уж вовсе невозможно сделать гигантский шаг, чтобы превратиться в верующего.

Как я понимаю, атеизм — это первый шаг к вере. Атеизм является подготовкой. Говоря «нет», мы готовимся сказать «да». Многого ли стоит «да» того, кто никогда не говорил «нет»? Сколько жизни, сколько души будет вложено в «да» человека, которому никогда не хватало смелости сказать «нет»?

Мне кажется, Бертран Рассел проходит через фазу атеизма, стадию человека, который находится в поиске. Он не может сказать «да», предварительно не разобравшись в вопросе. Такое поведение соответствует ситуации, оно правильно, религиозно. Я называю Рассела атеистом, но религиозным атеистом. И я именую так называемых верующих верующими — но нерелигиозными верующими. Подобные утверждения кажутся парадоксальными, но это не так.

Отчаяние Арджуны очень религиозно; у него есть импульс. Находясь рядом с таким ценным человеком, как Кришна, он с легкостью мог сказать: «О, наставник, любые ваши слова — истина. Я готов сражаться». Но Арджуна не говорит этого; он борется с Кришной.

Его мужество в борьбе с Кришной не похоже на обычную смелость. Само сердце человека желает сказать «да» от одного присутствия Кришны. Сказать «нет» такому человеку значит причинить себе боль; тягостно даже задавать вопросы Кришне. Но Арджуна непрерывно спрашивает. Его не беспокоит, что скажут другие.

У Арджуны нет веры. Он настроен скептически, он сомневается, он никому не доверяет. Обычно, общаясь с Кришной, человек принимает его как учителя и просто следует за ним. Но такая вера является заимствованной. Нет, Арджуна ищет подлинную веру. И именно поэтому Гита не останавливается на этом месте и превращается в долгое путешествие. Ведь Арджуна все спрашивает и спрашивает...

Поведение Кришны также удивительно. Он мог бы надавить всем весом своей славы. Если бы у него было малейшее желание выступить в роли гуру, он мог бы с легкостью выполнить его. Но у истинно религиозного человека никогда не появляется желание стать гуру. Когда личность исполнена благочестия, нет нужды становиться гуру. И тот, кто верит в сущее, не смотрит на вопросы с порицанием и скептицизмом. Он знает, что сущее рядом, и оно поможет ему, и если человек задает вопросы, то его путешествие уже началось. Ищущий обретет, ему лишь необходимо дать возможность естественным образом найти ответ.

С того момента как Ганг начал свой путь, он был обречен достичь океана. У истоков существование океана не было очевидно, но раз Ганг тек, то можно было не беспокоиться; он обязательно достигнет океана. Океан не говорит: «Остановись и поверь, что я существую». Если Ганг остановится и начнет размышлять над тем, есть океан или нет, он никогда не узнает о существовании океана. Но, дойдя до половины, Ганг превратится в грязную лужу и станет считать эту лужу океаном.

Арджуна не относится к такому типу верующих. С правильной точки зрения, Арджуна и Бертран Рассел похожи между собой — подобно тому, как вчера я говорил, что между Сартром и Арджуной есть нечто общее. Это сходство ограничивается тем, что Сартр, как и Арджуна, подвержен тревоге. Общее заканчивается там, где Сартр превращает свое беспокойство в философию, тогда как Арджуна ограничивается вопросами. Итак, в этом отношении Арджуна ближе к Бертрану Расселу.

Рассел — агностик; до конца жизни он не переставал задавать вопросы. Другое дело, что Расселу не суждено было повстречать Кришну, но и в этом нет ничего плохого. Он встретится с ним в следующем воплощении; ничего плохого не случилось. Сам факт того, что Рассел задает вопросы, свидетельствует о начале его путешествия.

Я считаю, что лицемерно сравнивать Рассела с верующими, такими как Поль Тиллих. Если кто-то и занимается самообманом, то Тиллих, а вовсе не Рассел. Люди, подобные Полю Тиллиху и Бертрану Расселу, всегда были на Земле. По моему мнению, Рассел продвинулся по религиозному пути намного дальше, чем Тиллих. Поль Тиллих — всего лишь теолог.

Интересно то, что в этом мире главным врагом религиозности является не атеизм, а теология. Величайшую враждебность к религиозности проявляет теократия. Люди, находившиеся во власти теократии, никогда не станут религиозными. И для этого есть причины. Дело в том, что религия всегда стоит выше интеллекта, а теология находится ниже мышления. Теология никогда не сможет превзойти интеллект, который, в свою очередь, не способен достичь уровня религии.

Поль Тиллих живет в границах ума. Он неспособен, подобно Бертрану Расселу, отрицать интеллект. Тиллих ограничен умом, но не подчиняется ему: он лишь ставит перед умом вопросы, но скептически относится к ответам. Тиллих чувствует, что ум имеет границы. Арджуна воплощает в себе глубокий синтез. В нем как будто бы слились Рассел и Сартр.

Тревога Арджуны имеет религиозную природу, поскольку она ведет его к вере.

Те, кого ради желанны царство, услады, счастье, эту битву вмешались, жизнь покидая, богатства...

В каждом шаге Арджуны проглядывает заблуждение. Он говорит: «Эти отцы, сыновья, друзья, близкие люди, ради счастья которых желанно царство...» Арджуна лжет. Никто ничего не желает ради другого; все стремятся к чему-то лишь для себя. Если отец или сын желают чего-то друг для друга, то только потому, что он — мой отец или мой сын. Люди стремятся к благу для других лишь в пределах свойственного им чувства собственности.

Конечно, остается фактом то, что без близких людей наше счастье не будет полным. Подлинное человеческое счастье очень невелико. Чужое внимание доставляет большую радость, и без нее наше счастье стремится к нулю. Даже если человек захватит величайшее королевство, главное счастье будет не в этом. Важно, чтобы близкие люди смогли увидеть, на что вы способны.

Кроме того, в уме человека заложены определенные границы досягаемости. Например, девочка, подметающая улицу, не почувствует зависти, если мимо нее пройдет королева, украшенная ожерельями и бриллиантами. В восприятии девочки королева пребывает на другом уровне, она выходит за границы ее мышления. Но если эта девочка увидит на шее другой, живущей по соседству девочки бусы из искусственных стеклянных камушков, она испытает страшную зависть. Ведь та девочка находится на ее уровне. Человеческие амбиции, зависть постоянно действуют в ограниченной области.

Если вы хотите приобрести имя и признание, то вашей аудиторией должны стать близкие и знакомые люди — только тогда вы сможете насладиться своим положением. Если вас смогут увидеть только чужие, вы нисколько не обрадуетесь — демонстрация своего эго перед незнакомыми людьми не доставит большого удовольствия. Превзойти близких по настоящему приятно. Счастье — показать им, что они не могут достичь того же, что и вы.

Однажды Иисус сказал, что нет пророка в своем отечестве. Их не прославляют — хотя они к этому стремятся.

Когда Иисус пришел в родной город, люди сказали: «Посмотрите на этого сына плотника! Разве он не сын Иосифа, плотника? Как же мог он достичь просветления? Еще вчера он пилил доски, а теперь обрел мудрость!» Они смеялись над Иисусом.

За этим смехом стоит та же самая трудность, связанная с уровнем восприятия, — людям трудно принять то, что сын плотника вознесся на такую высоту. Мы мыслим в определенных рамках, поэтому с такими вещами трудно согласиться. Невелика вероятность того, что пророка признают в его родном городе, поскольку тогда его жителям придется выйти за пределы собственной зависти.

Вивекананда не смог добиться такой же славы в Калькутте, как в Америке. Когда он прибыл в Калькутту, в течение нескольких дней его встречали с праздничными церемониями, он участвовал в торжественных приемах, но этим все и закончилось. Жители Калькутты стали говорить: «А разве он не тот самый мальчик из брахманской семьи? Какого особенного уровня самопознания он мог достичь?»

Раматиртха получил громадное признание в Америке, но не в Каши. Однажды на встрече в Каши поднялся пундит и сказал: «Ты не знаешь даже санскритского алфавита и при этом берешь на себя смелость рассуждать о познании брахмана, конечной реальности? Сначала пойди и выучи санскрит». И несчастному Раматиртхе ничего не оставалось, кроме как заняться санскритом.

Итак, у каждого из нас есть пределы, ограничения, уровни. Вероятно, даже Раматиртха не мог наслаждаться славой в Нью-Йорке так же, как в Каши. В Америке Раматиртха никогда не был расстроен, опечален или обеспокоен, но зато в Каши он чувствовал себя несчастным. Раматиртха рассуждал о конечной реализации, но в Каши ему не хватило смелости сказать: «Что даст санскрит для постижения брахмана? Идите к черту со своим санскритом!» Даже на это ему не хватило мужества. Напротив, Раматиртха нашел учителя и стал изучать санскрит. Вы можете понять, какая боль стояла за этим шагом?

Слова, которые не устает повторять Арджуна, — это полнейшая ложь. Он не отдает себе в этом отчет, неправда так глубоко проникла в кровь человека, что ее невозможно заметить. По существу, подлинная ложь — та, которая растворилась в крови человека. Неправда, в которой мы отдаем себе отчет, не проникла так глубоко. Ложь, которую мы не можем обнаружить, которую не осознаем, становится нашей плотью. В речах Арджуны такая же ложь, как в словах каждого из нас.

Муж говорит жене: «Я делаю все для тебя». Жена отвечает мужу: «Я делаю все только для тебя». Никто ничего не делает для другого. Вся наша жизнь глубоко эгоцентрична. Мы стремимся лишь к удовлетворению собственного эго за счет тех людей, которые, как нам кажется, входят в границы нашего эго, нашего чувства «я». То, что мы делаем для своих близких, напрямую зависит от того, в какой степени они стали частью нашего эго и удовлетворяют свойственное нам собственническое чувство.

Когда жена начинает говорить о разводе, она перестает быть вашей женой, и вы делаете все возможное, чтобы остановить ее. Вы готовы убить своего лучшего друга, за которого еще недавно рады были умереть сами. Вы забыли обо всем. Но почему? Пока кто-то усиливает мое «я», он «мой». Но когда он больше не способен на это, он перестает быть «моим».

Нет, Арджуна говорит неправду, но он не отдает себе в этом отчет. Если бы он понимал, что лжет, то все было бы совсем иначе.

Медленно, шаг за шагом, он начнет отдавать себе отчет в собственной лжи. Он поймет, что ошибался, говоря: «Те, кого ради желанно царство...» Ему следовало сказать: «... те, без кого царство не составит счастье...» В действительности, мы стремимся к чему-либо только ради себя и обретаем подлинное счастье лишь, когда близкие могут оценить наши успехи. Разве может доставить удовольствие победа в борьбе за власть, достижение на пути эго, если о вашей победе узнают одни только чужаки и незнакомые люди? Лишь когда вы достигнете небес на глазах у тех, кто вас знает, вы получите право с огромным самообожанием сказать: «Смотрите, чего я добился!»

Запомните, мы соперничаем не только с врагами. На значительно более глубоком уровне мы боремся с друзьями. Подлинное соревнование идет с теми, кого мы знаем. Совсем не так мы противостоим чужакам. Два незнакомых человека никогда не возненавидят друг друга настолько, как два брата. Свою состоятельность нам по-настоящему хочется доказать только знакомым людям.

Арджуна делает ложное утверждение, но он этого не понимает. Его слова непродуманны. Осознанная ложь всегда очень поверхностна. По-настоящему глубока лишь та ложь, которую мы высказываем не задумываясь — она вошла в нашу кровь. Со временем такая ложь становится одним целым с нашим «я». Именно эта ложь звучит в словах Арджуны: «Те, кого ради желанно царство... какой для меня смысл в царствовании без них?»

Нет, правильными, точными были бы слова о том, что человек, несомненно, желает царство для себя. Но какой смысл в царстве, если вокруг больше нет людей, которых он хотел ослепить своим блеском?

Но пока еще Арджуна не может этого сказать. Если бы он мог, Кришна в тот же момент остановил бы свою речь в Гите. Из слов Арджуны явствует, что герой еше способен делать утверждения, противоречащие внутренней реальности.

Если бы Арджуна сказал хоть одно истинное, прямое слово — сделал бы одно-единственное подлинное утверждение — Кришна бы мгновенно умолк. Он сказал бы: «Разговор окончен. Пришло время повернуть колесницу назад». Но разговор продолжается, потому что Арджуна не прекращает произносить двусмысленные высказывания. Его истинные желания идут вразрез с его словами; самооценка Арджуны не совпадает с его истинным обликом. Дилемма лежит в глубине Арджуны — но он все время пытается представить себя тем, кем в действительности не является. Арджуна ищет в себе то, чего в нем нет.

Мы должны отдавать себе отчет в этой особенности речей Арджуны, только тогда мы сможем разобраться в ответах Кришны. Пока мы не поймем дилемму и сложность, лежащую в основе вопросов Арджуны, нам будет трудно постичь глубинный свет, содержащийся в ответах Кришны.

Ошо!

В контексте убийства близких ему людей, когда Арджуна говорит, что не видит в этом конечного духовного блага, он, очевидно, не вкладывает в свои слова мирской, материальный смысл. Или в данном случае имеется в виду сугубо материальное счастье? Если так, то каким же образом оно может стать по-настоящему религиозным?

Исходя из настоящего положения Арджуны, его слова могут относиться лишь к материальному счастью. Это не значит, что истинная вера никак не связана с материальным счастьем. Конечно же, такая связь существует. Но чем больше верующий ищет мирское счастье, тем лучше он понимает, что оно недостижимо. И лишь когда поиски материального блага приводят человека к осознанию его невозможности, только тогда начинается духовный поиск.

Следовательно, стремление к мирским благам вносит важный вклад в поиски духовного счастья. И главнейший вклад такого стремления состоит в том, что оно неизбежно приводит человека к чувству разочарования и тревоги.

Теперь обратите внимание на интересный факт: не только дорога к храму ведет нас к божественному, но также и путь, ведущий совсем в другом направлении. Это кажется парадоксальным: не только лестница на небеса помогает нам их достичь, но, как это ни странно, мы, в первую очередь, идем к божественному по лестнице, ведущей в ад. И по существу, пока человек не постигнет полную тщетность пути, ведущего в ад, он не сможет начать путешествие в рай. Пока ему не станет совершенно ясно, что избранная им дорога ведет в ад, он не сможет понять, какой из путей ведет в рай.

Материальные радости играют роль негативного предупреждающего сигнала на пути к духовному счастью. Вновь и вновь мы ищем счастье в материальных наслаждениях и никогда не находим его. Вновь и вновь мы стремимся к чему-то и опять не можем ничего достичь. Вновь и вновь мы надеемся, и каждый раз напрасно.

В древнегреческой мифологии есть история о Сизифе. Камю написал книгу «Миф о Сизифе». Боги наказали Сизифа, заставив его закатывать камень на вершину горы. А другая часть наказания состоит в том, что как только Сизиф достигает вершины, — уставший, потный, едва способный дышать от усталости, — камень вырывается из рук и раз за разом скатывается в долину. И вновь Сизиф спускается с горы и катит камень на вершину. И этой муке нет конца. Наказание длится вечно.

Сизиф вновь спускается в долину и начинает катить камень на гору. Он всякий раз надеется добиться своего. Сизиф думает, что уж на этот раз он сможет закатить камень на вершину горы. И тогда он покажет богам, как они ошибались, и скажет и ' Смотрите, Сизиф все-таки закатил камень на вершину!»

И опять Сизиф начинает катить камень, тяжко трудится неделями и месяцами и, наконец, полуживой достигает вершины горы. Но когда ему остается один шаг, камень вырывается из рук и катится в долину. И Сизиф начинает все сначала.

Вы, наверное, скажете, что Сизиф сумасшедший: почему он не откажется от этой идеи и не бросит работу? Если вы поистине пришли к этой мысли, то подлинная религиозность скоро проникнет в вашу жизнь.

Все мы Сизифы. У нас могут быть разные истории, разные горы, но каждый из нас — Сизиф. Мы раз за разом повторяем одни и те же вещи. Вновь и вновь наш камень срывается с вершины и скатывается в долину. Но сознание человека устроено очень странно, оно непрерывно утешает себя: «В этот раз что-то пошло не так. Но вот в следующий раз все получится». И история начинается сначала. Если бы подобная ошибка случалась в течение одной или двух жизней, это можно было бы перенести. Но знающие люди говорят, что мы совершаем одну и ту же ошибку в течение бесконечного количества жизней.

Стремление к материальным благам играет важнейшую роль в духовном поиске. Неудача, конечный крах надежды является первым шагом к обретению духовного блаженства. Именно поэтому я не называю людей, ищущих мирских наслаждений, нерелигиозными. Они также стремятся к божественному, но идут в неправильном направлении. Они также ищут блаженство, но там, где его невозможно найти. Однако эти люди неизбежно сделают первый шаг: они поймут, что материальное счастье недостижимо. Только после этого они смогут свернуть на другой путь.

Однажды у Лао-Цзы спросили: «Вы говорите, что из писаний невозможно ничего узнать, но мы слышали, что вы читали писания».

Лао-Цзы ответил: «Нет, я многое почерпнул из книг Самое важное знание, открывшееся мне в писаниях, состояло в том, что из них ничего невозможно узнать. И это совсем не мало. Ничего нельзя узнать из книг, но и это можно понять, только прочтя их. Я много читал, я долго искал — и только после этого понял, что из писаний невозможно ничего почерпнуть».

Награда за такие усилия оказывается вовсе не малой, но из-за ее негативной природы мы не замечаем подобное вознаграждение. Только когда нам становится ясно, что слова и писания не помогут достичь цели, лишь тогда мы начнем поиски в сущем, в жизни. Если мы не можем обрести счастье в материальном, то принимаемся искать его в мире. Только когда мы не находим его вовне, начинаем заглядывать внутрь себя. Лишь поняв, что счастье недостижимо через вещи и предметы, человек сможет обратиться к духовному. Но на вторую стадию можно, по-настоящему, подняться, только пройдя через первый уровень поисков.

Итак, данные слова Арджуны, конечно же, относятся исключительно к материальному счастью: «Какова ценность материального приобретения, если его источником является смерть всех близких людей?»

Но при этом мы видим, что Арджуна делает первый шаг на пути духовного поиска, и я настаиваю на том, что его можно назвать религиозным человеком. Однако я не считаю, что Арджуна достиг подлинной религиозности, он лишь жаждет ее.

Ошо!

Вчера вы сказали, что Бхагавадгита является психологической книгой и что она очень близка к современной психологии. Ограничиваете ли вы смысл слова «психе», придавая ему значение «ум» — ведь первоначальное значение слова «психе» — «душа»? Готовы ли вы остановиться, назвав Гиту психологической книгой, или вы также назовете ее духовным писанием? Пожалуйста, объясните.

Я буду называть Гиту — мановигьян: наукой или книгой по психологии. Словом «мана» я не обозначаю душу; под «мана» я понимаю только ум.

Такой подход многим покажется странным или неприемлемым. Про меня скажут, что я переворачиваю Гиту с ног на голову; что я должен называть ее духовным писанием. Но я хочу сказать вам, что духовных книг не существует. В лучшем случае книга может обращаться к уму. И действительно, текст, апеллирующий к уму, может подвести человека к точке, в которой начинается духовность. Но это и все, на что он способен.

В мире нет ничего похожего на духовные писания — они просто не могут существовать. Возможна духовная жизнь, но духовных книг нет. Слова могут лишь затронуть конечные высоты и глубины ума. Поэтому я не хочу обессмысливать Гиту, называя ее духовным писанием, — ничего подобного никогда не существовало.

Каждая книга, претендующая на духовность... И вовсе не сами книги претендуют на нее. Их приверженцы начинают предъявлять подобные претензии. Они безо всякой необходимости делают свое писание бессмысленным для людей.

Духовность — это опыт, лежащий за пределами слов и описаний. Ее невозможно объяснить, и, как говорят сами писания, ум не может постичь духовность. Она лежит за гранью разумного, и, следовательно, ее невозможно выразить в словах.

Именно поэтому конечной целью любой книги является ум. И если она смогла достичь данной точки, значит это — великая книга. Стоящий за этим внутренний рывок станет началом духовности.

Я называю Гиту психологическим писанием, поскольку в ней содержатся нити, ведущие к точке, от которой начинается такой рывок. Но ни одну книгу нельзя назвать духовным писанием.

Да, духовные высказывания возможны. Например, Упанишады представляют собой духовные высказывания. Но в них вы не найдете целостной системы; поэтому человеку от них нет большой пользы. Гита же, напротив, чрезвычайно полезна.

Такое утверждение как «Существует только брахман» несомненно является очень хорошим. Однако нам оно остается непонятным: это — голое утверждение. Знающий человек скажет: «Это так». Невежественный скажет: «Возможно».

Поэтому Упанишады могут быть полезны только тому, у кого уже есть духовный опыт. Тогда, прочитав Упанишады, человек сможет сказать: «Это правильно. У меня также есть опыт того, что только брахман и существует». Таким образом, Упанишады подтверждают личный опыт — но это происходит только в том случае, если человек сам его пережил.

Вместе с тем, представляет интерес тот факт, что человеку, постигшему истину, для ее подтверждения не нужны Упанишады. Теперь он знает истину для себя, и все, что он говорит, становится Упанишадами.

В лучшем случае Упанишады могут стать подтверждением сиддхи — для того, кто добрался до дома, — но сама по себе сиддха опять же не нуждается в подтверждении. Итак, Гита может принести пользу ищущему, но она не нужна для сиддхи. Ее подлинный вопрос — об ищущем, а подлинное вопрошание ищущего — не о духовности.

Истинная проблема Арджуны не связана с духовностью. У нее психологическая природа, это — проблема ума. И если, несмотря на то что у Арджуны психологическая проблема, Кришна даст ему духовное решение, то общение между ними не состоится.

Решение должно быть на том же уровне, что и проблема. Только тогда оно приобретет смысл. У Арджуны психологическая, а вовсе не духовная проблема. Его замешательство обусловлено психологически.

Интересно то, что в жизни не существует никаких духовных проблем. Там, где есть духовность, нет места проблемам; а там, где есть проблемы, не бывает духовности.

Эту ситуацию можно проиллюстрировать следующим примером: если в моем доме темно и я говорю вам, что там темно, то вы можете сказать: «Позвольте мне принести лампу и посмотреть на эту темноту». Затем вы зажжете лампу, и я уже не смогу показать вам темноту в своем доме. Вы скажете: «Я принес лампу; покажите мне, где темнота?» Я не смогу выполнить вашу просьбу, и если я скажу: «Пожалуйста, уберите лампу», — вы ответите: «Как же я увижу темноту без лампы?» И действительно, чтобы видеть, необходим свет. И тогда я смогу сказать вам лишь одно: «Забудьте об этом! Темноту невозможно увидеть, потому что там, где есть свет, нет тьмы, а где есть тьма, нет света. Они никак не сообщаются, между ними нет связи».

Следовательно, духовных проблем не существует; все проблемы имеют психологическую природу. Духовность, религиозность не бывает проблемой. Это — решение.

Там, где есть духовность и религиозность, проблем вообще не существует. А если нет проблем, зачем искать решение? Духовность сама по себе и является решением. Именно поэтому мы и называем дверь в духовность, дверь в религиозность самадхи.

Самадхи означает: отсюда начинается решение; с этого момента не будет проблем. Отныне и впредь не будет вопросов — в человеке не останется места для вопросов. Самадхи — это имя такой двери. Наступление самадхи означает, что вы дошли до двери, за которой лежит мир решений — за ней только решения и решения, и больше никаких проблем. Но прежде чем вы достигнете двери самадхи, вам придется преодолеть множество проблем. И все они имеют психологическую природу.

Поймите меня правильно, я хочу сказать, что ум является проблемой. В тот день, когда вы избавитесь от Ума, проблемы исчезнут. Духовность предполагает опыт безмыслия.

Именно поэтому, когда я называю Гиту психологической книгой, я даю ей величайшую характеристику, которую только может иметь писание. Большее вообще не достижимо. Те, кто пытается навесить на Гиту ярлык духовного писания, действуют ей во вред, делают Гиту бессмысленной и превращают ее в мусор — ведь ни у одного человека нет духовных проблем. Источником всех проблем является ум.

По той же причине, когда я называю Кришну самым ранним, самым первым психологом, я говорю лучшее, что можно сказать о нем. Да, Кришна занимается психосинтезом. Невозможен психосинтез души или духа. В основе всех игр лежит ум, он же порождает все проблемы — за пределами ума нет ни волнений, ни тревог. Поэтому ни одно писание не может выйти за грань ума.

Все учителя и ученики общаются в границах ума; по ту сторону ума нет ни учителя, ни ученика. За гранью ума нет ни Арджуны, ни Кришны. То, что существует за гранью ума, не имеет имени. Всякая вещь, всякий процесс развертывается в рамках ума. И в этом главная особенность Гиты.

Существует множество духовных утверждений. Они обладают ценностью, но несмотря на это являются голыми. Человек скажет: «Это — истина», — но его слова ничего не решат. Наши проблемы, наши тревоги находятся на совершенно ином уровне, и, исходя из этого, мы должны с ними работать. Кришна говорит как раз на том уровне, на котором пребывает Арджуна.

Если бы Кришна говорил на своем уровне, тогда Гита стала бы духовным писанием, но, в то же время, Ар-джуна не смог бы понять слов Кришны. Арджуна ответил бы Кришне: «Прости меня. То, что ты говоришь, возможно, и правильно, но эти слова не имеют отношения ко мне». В таком случае диалог между Кришной и Арджуной стал бы невозможным. Между ними возникла бы непреодолимая стена непонимания: один на небе, а другой на грешной земле. Слова Кришны не достигли бы ума Арджуны.

Но Кришна берет Арджуну за руку и начинает решать проблемы с того самого места, где сейчас находится Арджуна. Именно поэтому Гита представляет собой очень динамичную психологическую систему. По мере того как Арджуна растет, шаг за шагом растет и Гита. Если Арджуна делает шаг назад, Гита отступает вместе с ним. Если Арджуна падает на землю, Кришна склоняется к нему; когда Арджуна поднимается, Кришна встает вместе с ним. На всем протяжении Гиты в фокусе Арджуна, а не Кришна.

В центре Упанишад стоит мудрец; он изрекает мудрость. Он говорит: «Я сказал то, что узнал». Конечно, его слова не имеют прямого отношения к вам. Именно поэтому я называю Гиту «словами учителя».

Если бы Кришна говорил как просветленный, его слова не имели бы отношения к Арджуне. Чтобы Арджуне стало понятно, Кришне пришлось опуститься очень низко. Только так он смог донести свою мысль до Арджуны. Медленно Арджуна поднимается, и Кришна поднимается вместе с ним. На последних сутрах Гиты Кришна оставляет Арджуну в той точке, где заканчивается ум и начинается духовность. К этому моменту разговор подходит к концу — помимо всего прочего он теряет смысл.

Следовательно, я сделал тщательно продуманное утверждение, осознанное утверждение. Я ничего не говорю, не подумав; я ничего не говорю просто так. Я очень обдуманно сказал, что Гита является психологической писанием.

И будущее принадлежит психологическим книгам. У метафизических писаний нет будущего. Современный человек скажет: «Вот мои проблемы; решите их». Выживут только те, кто смогут предложить решение. Сейчас мир принадлежит Фрейду, Юнгу, Адлеру, Фромму и Салливану, а не Капиле и Канаде. У Гиты есть будущее только благодаря тому, что Кришне хватило смелости встать на путь психологии задолго до Фрейда, Юнга и Адлера — иначе Гита ушла бы в историю.

Я пришел к этому убеждению после длительных размышлений, вполне осознанно. Я не могу назвать Библию психологическим писанием — не могу. В ней содержатся некоторые психологические утверждения, но на более глубоком уровне даже они имеют духовную природу.

Под словом «духовный» я понимаю то, что в речах Иисуса описана некая известная ему реальность. И, по существу, данная ситуация стала причиной всех его бед. Иисус говорит о вещах, относящихся к небесам, но его слушатели понимали эти слова в земном смысле — и из-за этого он был распят. У современников были основания распять Иисуса, и ответственность за большую часть этих причин лежит на нем самом.

Иисус рассказывал о царствии Божьем, говоря: «Я сделаю вас наследниками царствия небесного», а люди думали, что он намерен дать им земные царства.

Иудеи донесли властям, что этот человек представляет опасность, он мятежник, он планирует узурпировать власть. Пилат спросил Иисуса: «Ты пытаешься захватить царство?» Иисус отвечал, что царство уже принадлежит ему, — но он имел в виду совсем другое царство: царствие Господне. Но в тот момент никто ничего не знал о таком царстве, и поэтому прозвучал приговор: «Этот человек опасен; его следует распять».

Никто не слушал Иисуса на том уровне, с которого он говорил. Особенность Иисуса в том, что ни один человек не достиг той стадии, на которой слова Иисуса были бы понятны. Итак, между Иисусом и его слушателями не существовало моста взаимопонимания.

Кришна был необычайным учителем. Он провел Арджуну от начального уровня до стадии выпускника. Это — долгое путешествие. Это — очень долгий и очень сложный путь. Я мечтаю о том, чтобы мы также смогли пройти здесь этот путь.

Ошо!

Вы сказали что человек раз за разом проходит через циклы рождения и смерти, жизнь за жизнью. Является ли такое повторение необходимым для того, чтобы достичь обновленной, более свежей жизни? Если нет, то когда человек преодолевает это повторение? Может ли учитель или писание чем-нибудь помочь в преодолении этого круговорота? Пожалуйста, поясните.

Жизни свойственно вечное возвращение. В этом есть смысл — оно несет с собой зрелость. У вечного возвращения свои опасности — оно порождает инертность. Когда человек проходит мимо одной и той же вещи дважды, перед ним открываются две возможности: либо во второй раз он переживет ее глубже, либо во второй раз он не испытает даже тех чувств, что были при первой встрече. Обе возможности открыты.

Вы едва ли когда-нибудь рассматривали дерево, растущее перед вашим домом; вероятнее всего, вы видели его столько раз, что теперь вам нет нужды смотреть на него. Нет ничего более странного для супругов, чем рассматривать друг друга. Муж и жена могут прожить вместе тридцать долгих лет. Они разглядывали друг друга давным-давно, в первые дни после свадьбы. С тех самых пор им так и не представился случай вновь по-настоящему посмотреть друг на друга. По существу, супруги не находят причин смотреть один на другого. Но, с другой стороны, муж не пропустит возможность поглазеть на незнакомую женщину, идущую по улице!

В действительности намного легче наблюдать за чем-то незнакомым. Знакомые вызывают в нас слепоту — их, как будто бы, закрывает непрозрачная тень. Не остается необходимости смотреть на незнакомого человека.

Например, закройте глаза и попытайтесь вспомнить лицо своей матери — и вы увидите, как это сложно. Вы с легкостью восстановите в памяти лицо актрисы из фильма, но, когда вы закроете глаза и попытаетесь увидеть лицо матери, оно начнет исчезать. Черты лица скоро смешаются; вам трудно будет удержать ее образ. Вы так часто и так близко видели лицо своей матери, но вы никогда не смотрели на него внимательным взором. Близость оборачивается незнанием.

Следовательно, постоянно проходя через один и тот же опыт — жизнь за жизнью, — вы имеете две возможности. И от вас зависит, что вы сделаете, только вы выбираете. У вас есть свобода. Либо вы станете бессознательным механическим существом, как и большинство людей...

Вы будете двигаться механически, совершая приблизительно одни и те же поступки каждый день. Например, вчера вы злились, и также позавчера, и задень до того — и также в прошлом году, и за год до этого. Вполне достаточно, если вы просто будете отдавать себе отчет в настоящей жизни. Если вы уже прожили пятьдесят лет, то сколько раз вы злились, сколько раз каялись после приступа гнева? Каждый раз за раскаянием следовала злость, а за злостью — раскаяние. И так далее и тому подобное. Со временем весь этот процесс превратился в рутину.

Взглянув на человека, вы легко угадаете, что прямо сейчас он в гневе, но скоро начнет в этом раскаиваться. Если вы уже несколько раз наблюдали этот процесс, то можете не только повторить слова этого человека, сказанные в гневе, но также предвидеть, что он скажет дальше. Кроме того, вы сможете предсказать, что он скажет в раскаянии после приступа злобы: он поклянется никогда больше не злиться, хотя он прежде уже много раз произносил эту клятву и она ничего не значит. Весь этот процесс превратился в бессознательную рутину.

Вместе с тем, если человек злится осознанно, тогда каждый опыт гнева будет приближать его к конечному освобождению от злобы. А если человек неосознанно погружается в гнев, тогда сам опыт злобы сделает ее еще более бесконтрольной.

Поэтому новые и новые рождения открывают перед человеком обе возможности. То, как они будут использованы, зависит лишь от нас самих. Жизнь дает человеку только возможности; мы вправе выбирать. Если человек постоянно злится, то становится приверженцем даже большей злобы, чем ему бы хотелось. А другой человек, пройдя через множество приступов гнева и увидев их тщету, бессмысленность, муки и безумие, сможет навсегда избавиться от злобы — если, конечно, он сделает этот выбор.

Тот, кого гнев делает все глупее и глупее, становится нерелигиозным. Этот человек полностью принадлежит земному миру. А тот, кто все лучше и лучше осознает свой гнев, становится религиозным. В жизни такого человека происходит революция. Итак, от самого человека зависит, какой будет его жизнь.

Жизнь не предопределена. Она представляет собой одну большую возможность. От вас зависит, какой она станет. Сама эта свобода свидетельствует о том, что вы являетесь душой. Эта свобода дает вам высокое право быть душой.

Наличие души означает то, что у вас есть сила делать выбор по собственному усмотрению. Интересно, что вы можете тысячи раз проходить через один и тот же акт или ситуацию, но достаточно вам однажды решиться, и вы разобьете этот круг.

Но обычно случается так, что ум следует за своей склонностью идти по пути наименьшего сопротивления. Если вы выльете на пол стакан воды, то через короткое время она испарится, оставив сухую полосу. Теперь воды нет; не осталось ничего, кроме сухого пятна, которое указывает на то, что недавно здесь текла вода. Если вы еще раз нальете воду на то же место, с вероятностью девяносто девять процентов вода проделает тот же путь, поскольку он связан с наименьшим сопротивлением. По сравнению с другими участками пола на сухом следе осталось меньше частичек грязи; воде легче течь по нему — и она выберет этот путь.

Дела, которые мы повторили по множеству раз, превратились в такие же сухие следы. В психологии они известны как сдерживающие факторы. Раз за разом одно и то же действие проходит по одному и тому же пути; раз за разом энергия собирается и вновь растекается. В поисках наименьшего сопротивления мы, в конечном счете, выбираем один и тот же путь.

Но эти сухие следы никогда сами не просят нас течь именно по ним. Они ничего не скажут, если вы выберете другой путь; они не подадут на вас иск в суд. Не существует никакого закона, который предписывал бы вам действовать так, а не иначе, сущее не требует от вас течь по одному-единственному руслу. Сухой след лишь удобная возможность, но выбор всегда зависит от вас. Если вода решит не течь по сухому следу, она может растечься иначе, избрав иной путь. Новый сухой след ляжет рядом, сформируются новые сдерживающие факторы.

Религиозность объединяет в себе решимость и решение. Это — попытка реализовать другую возможность, отличающуюся от привычного хода событий. Религиозность — определяющий фактор, который через понимание позволяет избежать того, что раз за разом повторялось до вчерашнего дня. Мы можем называть этот процесс медитацией, йогой или любым другим именем, как только пожелаем. Прочтите еще одну сутру, а остальное мы обсудим этим вечером.

Наставники, деды, отцы, сыны, внуки,

Шурины, тести, дяди — все наши родные.

Их убивать не желаю, Мадхусудана, хоть и грозящих смертью,

Даже за власть над тремя мирами, не то, что за блага земные.

О Джанардана, после убийства сынов Дхритараштры

Что за радость нам будет? Мы согрешим, убивая грозящих оружьем.

Следует задуматься над тем, что вновь и вновь повторяет Арджуна. Здесь необходимо понять две или три вещи. Арджуна говорит, что он не желает власти над тремя мирами, если для этого необходимо убить близких людей, — тогда насколько же меньше ему хочется убивать их лишь ради одной земли? Может показаться, что Арджуна ведет речь об огромной жертве, но это не так.

Однажды я зашел навестить старого саньясина. Он спел мне собственную песню. Ее содержание было примерно таким: «О, императоры, возможно, вы счастливы, сидя на золотых тронах, но я счастлив, живя в пыли и грязи. Я с презрением отвергаю ваши золотые троны — от них нет никакого прока. Я счастлив, живя в грязи и пыли». Такой была основная тема песни, и она зачаровывала аудиторию. Людей в

Индии очень легко очаровать, именно это и случилось со слушателями: они стали одобрительно кивать головами.

Увидев это, я был очень удивлен, а саньясин казался счастливым. Он спросил меня: «Как тебе это понравилось?»

Я ответил: «Лучше бы ты меня не спрашивал. Ты поставил меня перед сложной проблемой».

Он настаивал: «Пожалуйста, скажи что-нибудь».

Я сказал: «Удивляюсь, почему ни один император еще ни разу не заявил: «О, саньясины, вы наслаждаетесь жизнью в грязи и пыли — но какое нам дело до этого! Мы вполне счастливы на своих тронах».

Императоры никогда не писали таких песен, а саньясины, подобно этому старому человеку, сотни лет сочиняли и пели их. Нам необходимо понять, почему.

В действительности, в глубине души этот саньясин уверен, что золотой трон может принести ему счастье. Он просто утешает себя. Саньясин говорит: «Оставайтесь на своих тронах! Мы счастливы в грязи и пыли».

Но разве кто-нибудь предлагает ему занять трон? Если он счастлив в грязи, так и отлично! Пусть тот, кто восседает на троне, завидует саньясину. Но люди, занимающие троны, никогда не пишут песен на такой мотив: «Если вы счастливы в грязи, то оставайтесь в ней...» Им нет нужды успокаивать себя. Сидя на тронах, они вовсе не завидуют грязи саньясинов. Но саньясин из своей грязи, несомненно, с завистью смотрит на трон. И у этой зависти глубокие корни.

Теперь вернемся к Арджуне, который утешает себя. Несомненно, он стремится завладеть царством и, тем не менее, говорит такие слова: «Даже если я получу власть над тремя мирами, убив всех этих людей...» — хотя ничего подобного в принципе невозможно получить; никто, в сущности, ничего не предлагает Арджуне, — «...в ней не будет смысла».

Сказав такие слова об огромном царстве, Арджуна переходит к следующему заключению: «Тогда какой смысл в земном царстве?» Сначала Арджуна в уме отказывается от власти над тремя мирами, после чего он уже может с легкостью сказать: «Мне ничего не стоит отказаться от земного царства».

Но в действительности Арджуна, с одной стороны, не хочет отказываться от земного царства, а с другой, если Кришна вдруг сделает ему такое предложение: «Подожди, мы дадим тебе власть над тремя мирами», Арджуна неожиданно столкнется со сложнейшей дилеммой. Итак, Арджуна произнес пустые слова, он просто утешает себя.

Очень интересно то, сколько уловок использует человек для того, чтобы успокоить себя. Вот один человек смотрит на большой дом соседа и говорит: «Какой смысл иметь такой большой дом?» Но само это замечание свидетельствует о том, что он видит смысл в большом доме. Несомненно, этот дом не дает ему покоя — иначе этот человек никогда бы не заметил его. Он просто пытается утешить себя, заявляя, что в таком большом доме нет смысла: «И поэтому я никогда не стремился иметь подобный дом. Если бы в этом был хоть малейший смысл, я бы немедленно приобрел такой же дом. А так, я даже не думаю об этом».

Арджуна говорит очень похожие вещи: «Какой смысл бороться за власть над тремя мирами? А раз так, то, очевидно, что война за земное царство еще более бессмысленна, — ну и конечно, зачем же убивать близких мне людей ради такой малости!»

Больше всего Арджуну волнует предстоящая бойня его близких, а вовсе не сам факт убийства. Арджуну тревожит лишь смерть тех, с кем он вырос, кто ему дорог.

По существу, вся его семья собралась на поле битвы и готовится к сражению. В войне такая ситуация встречается редко. Эта война уникальна. Сам факт того, что семья разделилась на две части и готовится к битве, является источником особой напряженности войны Махабхараты.

Даже с учетом данного разделения людей, сошедшихся для этой битвы, нельзя считать врагами. Следует отметить, — и над этим необходимо задуматься, — что противоборствующие стороны невозможно описать в терминах «друзья» и «враги». Различие между воинами состоит в степени дружбы. Нельзя сказать, что по одну сторону собрались друзья, а по другую — их враги. Если бы различие было ясным — «Близкие нам люди на этой стороне, а на противоположной — чужаки», — выбор стал бы очень простым, и Арджуна без колебаний решился на убийство. Но воины разделены весьма необычно, что само по себе очень значимо.

Необычная природа разделения состоит в том, что большие друзья собрались по одну сторону, а меньшие — по другую. И конечно, в противоборствующей стороне такие же друзья, среди них есть любимые люди — сам учитель оказался среди них. Обратите внимание на то, что я сейчас сказал.

Значение данной ситуации состоит в том, что в жизни вещи не делятся на водонепроницаемые отсеки. Жизнь невозможно разделить на белое и черное; она залита серым. С одной стороны жизнь черная, с другой — белая, но на оставшемся огромном пространстве черное и белое перемешано.

Когда различие не является четким, один человек оказывается в какой-то степени другом, а другой — в какой-то степени врагом. Разница в том, что этот человек — менее друг, а тот — более друг; один — менее враг, а другой — более враг. В жизни нет абсолютных критериев. Ничто не существует полностью независимо. И в этом источник сложности. Здесь все разделено на «более» и «менее».

Например, мы говорим «это — горячее» и «это — холодное». Однако холодное в действительности значит менее горячее, а горячее — не такое холодное. Как-нибудь проведите эксперимент. Одну руку несильно нагрейте над плитой, а другую положите на лед и немного ее охладите. Затем опустите руки в ведро с водой, и вы столкнетесь с трудностью. Вы окажетесь точно в такой же ситуации, что и Арджуна. Одна рука скажет вам, что вода холодная, а другая — что теплая. И хотя вода одна и та же, она оказывается одновременно и холодной и горячей.

В жизни все относительно; нет ничего абсолютного. Здесь все различается по степени, «больше» или «меньше». И именно из-за этого Арджуна столкнулся с трудностями.

Каждый, кто внимательно присмотрится к жизни, обнаружит те же самые проблемы. Все различия в ней колеблются между «немного меньше» и «немного больше». Один человек немного ближе к нам, а другой отстоит немного дальше. Один на девяносто, восемьдесят или семьдесят процентов наш близкий, а кто-то другой на девяносто, восемьдесят или семьдесят процентов нам чужд. И, тем не менее, даже в том, кого мы не считаем своим, есть частичка нашего. И в то же время и тот, кого мы называем «своим близким», до некоторой степени является чужим.

Такова причина сложности жизни. Если бы окружающих можно было четко разделить на друзей и врагов, на хороших и плохих, все бы упростилось. Но это невозможно.

В Раме, в герое, есть немного от Раваны, злодея, и в Раване также есть что-то от Рамы. Именно поэтому находятся люди, которые любят Равану. Кто-то способен увидеть Раму даже в Раване; кто-то любит и Равану. Есть те, кто враждебны даже к Раме, — такие люди видят следы Раваны и в Раме.

Итак, трудность, с которой столкнулся Арджуна, заключается в том, что люди на противоположной стороне также являются его близкими. Это — одна семья, посреди которой провели черту. Близкие Арджуне люди есть как на этой, так и на той стороне поля битвы. Поэтому, независимо от исхода, умрет кто-то из его близких.

В этом заключена бесконечная боль всей жизни; такая ситуация складывается постоянно. И, значит, проблема Арджуны возникает не только на поле битвы, она свойственна всему полю жизни.

Теперь Арджуна оказался в тупике. С одной стороны стоит Дрона — он учил Арджуну, а теперь Арджуне предстоит стрелять в учителя. Арджуна учился у Дроны искусству стрельбы из лука. Он — его главный ученик. Дрона всю свою жизнь посвятил Арджуне, он никого не ставил рядом с ним. Ради Арджуны Дрона даже отрубил большой палец Эклавьи, и теперь этот ученик готов его убить. И это — тот самый ученик, ради которого Дрона не жалел сил, в которого он вложил все свое искусство и мастерство — а теперь Дрона должен натянуть свой лук и целиться в него!

Очень странная война. Это — одна семья, но сейчас все связи, все родственные и дружеские отношения должны быть отброшены.

Но если мы посмотрим на жизнь, если заглянем в самую ее глубину, то обнаружим, что все войны ведутся между близкими людьми, поскольку вся Земля является одной большой семьей. Когда Индия воюет с Пакистаном, это — война внутри семьи. Дети, которые еще вчера росли и учились здесь, в Индии, теперь в Пакистане. Земля, которую мы считали «нашей», теперь Пакистан. Тадж-Махал, который до вчерашнего дня они называли своим и за который они готовы были отдать свои жизни, теперь здесь, в Индии. Следовательно, в жизни все взаимосвязано.

Завтра, если мы начнем войну с Китаем... А Индия все отдавала Китаю, и Китай сохранил величайшее наследие Индии: Будду Гаутаму. Никто больше не смог бы сделать это. И завтра, если мы начнем войну против этой страны...

Итак, увиденная с правильной перспективы вся эта жизнь, вся Земля является одной большой семьей. И все войны на этой планете идут внутри семьи, все они порождают ситуацию, подобную той, что возникла в уме Арджуны. Арджуна столкнулся с совершенно естественной дилеммой. Его тревога полностью правомерна, и нет ничего удивительного в том, что он начал дрожать, как сухой лист.

Теперь, каким может быть выход из этой дилеммы? Либо Арджуна закроет глаза и слепо бросится в бой, либо он закроет глаза и так же слепо побежит подальше от поля боя. Кажется, существует только два выхода из создавшегося положения. Либо Арджуна закрывает глаза и говорит: «Какая разница, с кем сражаться? Те, кто собрались на той стороне, не являются моими близкими. Если они погибнут, то да будет так!» И с такими словами Арджуна бросается в бой. Или же он может просто закрыть глаза и убежать. В этом также нет ничего сложного.

Но Кришна предлагает Арджуне совсем не такой простой выход. Он не желает, чтобы Арджуна шел по пути наименьшего сопротивления. Два перечисленных выше выхода именно таковыми и являются: они подобны сухим следам, отметкам об уже пройденном пути. Арджуна может выбрать любой из двух, и все будет очень просто. Вероятнее всего, в бесчисленных прошлых жизнях он уже опробовал каждый из них. Это — совершенно очевидные варианты.

Но Кришна предлагает другой путь, третий путь, которым Арджуна никогда еще не ходил. И именно этот третий путь представляет настоящую ценность. В жизни, когда вы сталкиваетесь с двумя возможностями, прежде чем принимать какое-либо решение, вспомните о третьей, поскольку она всегда является наиболее значимой. Две первых возможности всегда неизменны, и вы уже много раз выбирали их — раз за разом. Сначала — одну, и тогда вы отказывались от другой, затем обращались к другой, отвергая первую. Вы вечно выбирали между этими двумя вариантами.

Третья возможность, которая и является самой значимой, никогда нам не представлялась. Кришна предложит Арджуне именно ее, и следующим вечером мы поговорим о ней.

ГЛАВА 4 По ту сторону оправданий

Не надлежит убивать нам кровных сынов Дхритараштры,

Ведь погубив свой род, как можем счастливыми быть, Мадхава?

Хоть и не видит греха их ум, пораженный корыстью,

В уничтожении рода, в вероломстве преступном,

Как не понять постигающим зло поражение рода,

Что нам, Джанардана, от такого греха отрешиться надо?

С гибелью рода погибнут непреложные рода законы;

Если ж законы погибли, весь род предается нечестью,

А утвердится нечестье, Кришна, — развращаются женщины рода.

Женщин разврат приводит к смешению каст, Варшнея!

Если смешение будет, в ад попадут и весь род, и убийцы рода;

Ниспадают их предки, лишась возлияний и жертвенных клецек.

Преступленье губителей рода, смешавших касты,

Упраздняет законы народа, семьи вековые устои.

Люди, лишась родовых законов, о Джанардана,

Должны обитать в аду, так указует Писанье!

Ошо!

Этим утром вы сказали, что Гита является психологической книгой, а не духовным писанием. Но вы также объяснили, что в Раване, злодее, есть частица Рамы, героя, а в Раме также присутствует частица Раваны. Можно ли считать, что в психологической книге есть частица духовного?

С моей точки зрения, духовность — это опыт, который невозможно выразить в словах. На него можно указать, но указание не значит выражение. На луну можно указать пальцем, но палец — это не луна.

Когда я говорю, что Гита посвящена психологии, я не имею в виду психологию Фрейда. Психология Фрейда останавливается на уме. В ней нет никаких указаний на то, что лежит за пределами ума. Ум предстает конечной границей, за которой ничего больше не существует. Гита представляет собой психологию, которая содержит указания на запредельное, но сам указатель не является тем, что лежит за гранью ума.

Гита действительно психологична. Но в ее психологию входят указания на «я», на духовность, на конечную сущность — однако все это не делает Гиту духовным текстом. Гита — всего лишь межевой камень, знак со стрелой, указывающей на конечное предназначение. Но она не претендует ни на что большее: только межевой камень. Не само предназначение.

Духовных писаний не существует. Да, есть писания, указывающие на духовность, но все они имеют преимущественно психологическую природу. Такие тексты не следует воспринимать как духовные. Человек может обрести духовность, двигаясь по указателю, но духовное состояние невозможно выразить в словах — даже отчасти. Не существует даже отражения духовности.

Для этого есть причины. Будет хорошо, если мы кратко коснемся некоторых из них.

Первоначально в тот момент, когда человек только приобретает духовный опыт, в его сознании нет ни одной мысли. Как же можно с помощью мыслей передать опыт, в котором нет ни одной мысли? Только тот опыт, в котором присутствует мысль, только опыт, прошедший мысленную оценку, можно выразить через мысль. Но мысль не может передать опыт, в котором ее не было.

Только опыт безмыслия является духовным. В такой момент мысль не существует; и, значит, его нельзя описать в словах. И именно поэтому Упанишады безжалостно повторяют: «Нети, нети». Они говорят: «Ни то, ни это». Если вы спросите, так что же это такое, они ответят: «Ни то, ни это». Какие бы слова ни употребил человек, они не могут передать подобный опыт.

Так что же это за опыт, стоящий за гранью любого выражения?

Будда даже запретил задавать ему одиннадцать вопросов. Он говорил: «В них скрыта опасность». «Если я не отвечу, моя позиция покажется вам слишком сложной. А если отвечу, то допущу несправедливость перед истиной — дело в том, что на эти вопросы нельзя дать ответ. Поэтому, пожалуйста, не задавайте их, не ставьте меня в трудное положение».

Поэтому, когда Будда собирался посетить деревню, его ученики заранее просили, чтобы никто не задавал ему одиннадцать вопросов. Эти вопросы относились к духовности.

Когда люди стали настойчиво просить Лао-Цзы описать свой опыт в книге, он сказал: «Пожалуйста, не ставьте меня в трудное положение. То, что я напишу, не будет моим опытом. Его невозможно выразить в словах, и только об этом мне хочется написать».

Но люди не слушали его. Поэтому, в конце концов, под давлением своих друзей и любимых людей Лао-Цзы написал книгу. Но в самом ее начале были такие слова: «То, что можно сказать, не является истиной. Истина невыразима. Читая мою книгу, помните об этом».

В этом мире всякий человек, испытавший опыт духовности, одновременно начинает понимать, что этот опыт невыразим. Его просто невозможно выразить. Мистики всегда говорили, что попытки описать духовное в словах обречены на неудачу — у немого больше шансов рассказать о вкусе мелассы. И дело не в том, что немой не знает вкус мелассы; он знает, но не может его описать.

Вы можете подумать, что у вас получится, но это не так. Вы также не сможете описать вкус. Не только немые, но и те, кто могут говорить, неспособны рассказать про этот вкус. И если я буду настаивать на том, чтобы вы его описали, то в лучшем случае вы вложите мне в руку кусок мелассы и попросите меня попробовать его. Другого пути нет. Но если мелассу можно хотя бы дать человеку, чтобы он ее попробовал, то с духовностью даже это невозможно.

В мире нет духовных писаний. Конечно, существуют книги, указывающие путь к духовности, — и Гита одна из них — но всякое указание происходит в пределах ума. Они указывают за границы ума, но само указание осуществляется в рамках ума. Всякая наука психологична; в ее основе лежит психология. Даже высочайший взлет письменной мысли имеет психологическую природу: слова всегда развертываются в сфере ума, любое высказывание имеет интеллектуальные границы. Выражение мысли возможно, пока существует ум. Когда область ума заканчивается, остается невыразимое.

Поэтому, когда я называю Гиту психологией, я не подразумеваю ничего подобного бихевиоризму, психологии Ватсона или «условным рефлексам» Павлова. Все эти психологические теории замкнуты на себе, и они не хотят считаться с реальностью, лежащей за пределами ума. Некоторые из них не принимают даже реальность самого ума. Их сторонники говорят: «Ум — это всего лишь часть человеческого тела. Ум значит мозг. Больше нигде нет ума. Ум — это просто результат взаимодействия крови, костей и мозгового вещества. Ум неотделим от тела».

Гита не содержит такой психологии. Психология Гиты нацелена на все то, что лежит за пределами ума.

Но, несмотря на это, она остается психологией. Я не буду называть Гиту духовным писанием — но не потому, что где-то есть другие духовные писания. Духовность сама провозглашает свою сущность: «Я не могу существовать там, где есть текст. Я не могу содержаться в словах. Меня не связывают никакие ограничительные линии интеллекта». Духовность — это опыт, который переходит всякие границы. Он делает любые слова тщетными и любые выражения — пустыми.

Ошо!

Один из законов Ману гласит: «Нет ничего плохого в том, чтобы убить тирана». Следовательно, книга Ману дает такое разрешение — и Арджуна очень хорошо знает, что Дурйодхана и его сообщники являются тиранами. И, тем не менее, в своем сердце Арджуна испытывает колебания. В чем причина?

Прежде всего, слова Ману — это просто социальная этика; он говорит о социальных нормах. Законы Ману не связаны с духовным. Его утверждения даже нельзя назвать психологическими. Они — часть социальных норм и правил поведения. Следовательно, если вы хотите найти место Ману, то поставьте его рядом с Марксом, Дюркгеймом и другими подобными мыслителями. Законы Ману не обладают глубинной значимостью.

Основная цель Ману — поддержать социальный порядок, а никакая социальная система не является абсолютной. Все социальные учреждения обусловлены своим временем. Человеку достаточно совсем немного задуматься, чтобы восстать против общественного порядка, потому что социальные системы создаются с учетом интересов худших людей. Таким же образом самым лучшим учителем является тот, кто в процессе обучения помнит о наименее способном из собравшихся учеников. Это, конечно, так, но подобный учитель немедленно становится бесполезным для ученика, занимающего первое место в классе по способностям.

Базовые законы, ложащиеся в основу общественного порядка, создаются с учетом интересов худших членов социума. Арджуна — не обыкновенный человек; его ум не приходится считать средним. Арджуна рационален, он умен, у него выдающиеся таланты. Для такого человека жизнь становится поводом для глубокого размышления.

Ману говорит, что в убийстве тирана нет ничего плохого. Но для мыслящего человека все не так просто. В конце концов, кого можно считать подлинным тираном? И даже если некто — тиран, правильно ли его убивать? Тем более, если этот тиран из одной семьи с вами? Ману даже не пытается думать об этом. Под словом «тиран» он подразумевает врага. Но в данном случае тиран является близким человеком — и он не один, их сотни тысяч. Ситуация пронизана миллионами различных видов глубоко личных отношений — миллионами.

Итак, Арджуна оказался в весьма специфическом положении. Он не в той ситуации, когда есть тиран и есть его жертвы. Именно об этом Арджуна и говорит: «Если я получу царство, убив всех этих людей, будет ли такая сделка выгодной?» Арджуна задается вопросом: «Стоит ли захватывать власть ценой всех этих жизней? Есть ли смысл так дорого платить за царство?» Его тревожит только эта проблема.

Состояние ума Арджуны развертывается на более высоких уровнях рефлексии, чем законы Ману. В сущности, законы всегда непоколебимы и безжизненны. Их ценность ограничивается функциональностью. В критических ситуациях законы теряют смысл.

Кризис Арджуны особенный. Он необычен в трех аспектах. Во-первых, очень сложно определить, кто является тираном. Если бы Кауравы выиграли войну, у вас сложилось бы совсем иное представление о том, кто был тираном. Тогда история была бы написана иначе, ее писали бы другие люди. Историки собираются вокруг победителей и сторонятся побежденных.

Гитлер проиграл войну, поэтому все мы знаем, кто был «плохим парнем». Но если бы Гитлер победил, а Черчилль, Рузвельт и Сталин проиграли, тогда, я уверен, «плохими парнями» мы считали бы их, а не Гитлера. То, что мы можем ретроспективно обдумать и оценить после того, как ситуация разрешились, не кажется таким очевидным в гуще событий. Обычно историки пишут историю победителей. Благодаря этому история кристаллизуется вокруг тех, кто победил.

Итак, сегодня мы знаем, что Кауравы были тиранами. Но во время войны все было не так четко и ясно, и невозможно было определенно сказать, кто тиран и кто не прав. Люди чаще всего оказываются именно в такой ситуации.

Китай продолжает утверждать, что Индия напала на него. Индия заявляет, что ее атаковал Китай. Никогда не будет понятно, кто напал первым: до сих пор не удалось выяснить, кто выступал в роли захватчика. Да, победитель пишет историю, а проигравшего называют агрессором. Тот, кто проиграл, не может писать историю. Но разве поражение само по себе служит подтверждением того, что одна из сторон напала первой?

Всегда легко оценивать уже состоявшееся событие, поскольку общая картина становится значительно более ясной. Но в гуще событий сделать это намного сложнее.

Обе стороны обязательно делают ошибки. Различие может быть в степени, но источником ошибок никогда не бывает только одна сторона. Вовсе не одни Пандавы и не одни Кауравы несут ответственность за все зло. Так быть не может. Различие лишь в степени. Вполне возможно, что Кауравы несут большую ответственность, — но даже к этому решению историки пришли значительно позже войны, когда стал возможен дистанционный взгляд на произошедшее.

В этот центральный момент войны ум Арджуны поразило беспокойство. Ничто неясно. Что будет дальше, и до какой степени это правильно? И даже если станет понятно, что на другой стороне собрались одни тираны, агрессоры, то, все равно, среди них есть те, кого Арджуна любит. Возможно, Дурйодхана и тиран, но Дрона? Дрона не тиран. А Бхишма? И Бхишма не тиран. В сущности, он заботился как о Кауравах, так и о Пандавах, когда те были детьми. В свете данного факта трудно принять окончательное решение, и в этом причина беспокойства Арджуны.

Ману создал достаточно заурядные социоэтические законы. В обычной ситуации они применимы, но в особых случаях, подобных этому, они не годятся. Законы Ману можно было бы использовать только при одном условии: если Арджуна отрицает уникальность ситуации и цитирует Ману, чтобы оправдать свои поступки: «Ману сказал, что убивать тиранов правильно, и я присоединяюсь к его словам». Но это был бы не очень разумный шаг. И для того, чтобы назвать такой шаг неразумным, есть еще одна причина: в этом случае мы никогда бы не получили Гиту. Гита родилась из глубочайшего вопрошания Арджуны, его сомнений и размышлений — из поиска. Если бы Арджуна простейшим образом принял ситуацию, то все кончилось бы заурядной войной, в которой была бы победившая и проигравшая сторона... обычная история. Когда идет война, кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает — и из этого рождается история, сюжет.

Махабхарата оказалась не настолько значимой, как Гита. Война Махабхараты разразилась и завершилась, но Гита никак не может прийти к концу. Махабхарата — это всего лишь событие, и, со временем, оно изглаживается из памяти. В сущности, Махабхарату помнят только потому, что она дала рождение Гите — иначе зачем вообще вспоминать о ней.

Мировая история помнит тысячи войн. За три тысячи лет люди сошлись в четырнадцати тысячах войн, но обычно война... хорошо, она становится просто еще одной вехой в истории. Гита, напротив, превознеслась, стала более значительной, чем сама по себе война. Сегодня Гиту помнят не благодаря Махабхарате; Махабхарату не забыли из-за Гиты.

Исходя из этого, я хочу сказать вам, что в нашем мире ценность представляют не произошедшие события. Ценны мысли, идеи. События происходят, а затем предаются забвению, но мысли, идеи существуют вечно. События, в конечном счете, умирают; но если событие дает рождение какой-нибудь живой, одушевленной мысли, то оно обретает вечную жизнь.

Сама по себе война Махабхараты не имеет значения. Даже если ее никогда не было, это неважно. А вот не будь Гиты, все было бы иначе. Махабхарата осталась бы малозаметным событием, которое, со временем, стало бы вовсе несущественным. Эта война явилась результатом ссоры между братьями, двоюродными братьями. Она разразилась, а потом закончилась. У нее были свои причины, которые, в конце концов, исчерпались. Но Гита с каждым днем приобретает все большее и большее значение. Ее важность растет во многом благодаря тому, что у Арджуны был необыкновенный ум. Арджуна был гением, который не перестает вопрошать, который в момент кризиса ставит все новые и новые вопросы.

Обычно очень сложно задавать вопросы в момент кризиса. Человеку проще спрашивать, когда он сидит дома и читает Гиту. Арджуна оказался в такой ситуации, когда задавать вопросы становится рискованным предприятием. Этот случай не подходит для вопроша-ния. В такой ситуации трудно задаваться вопросами о конечной реальности; это — не тот случай, когда учитель и ученик могут сесть под дерево и заняться созерцанием. Вот-вот разразится война. Позывные к бою уже отзвучали, раковины протрубили — и в этот момент разум Арджуны начинает волноваться.

Арджуна — смелый человек. Посреди поля битвы он рассказывает о своем состоянии, о своей тревоге и погружается в размышления. Человек, который способен думать и задавать вопросы в настолько кризисной ситуации, — не просто гений. О Ману здесь нет и речи; в такой ситуации нужен человек калибра Кришны. Если бы там оказался Ману, он бы сказал: «Читайте мои Манусмрити. В них сказано: «Убей тирана». Ваша обязанность кристально ясна».

Глупые люди, в отличие от умных, всегда знают свои обязанности. Умный человек обычно глубоко анализирует обе стороны проблемы, и ему трудно определить, что хорошо, а что плохо. Это знание никогда не дается мыслящим людям так же легко, как невежам.

Для глупца все просто и понятно: это хорошо, а то плохо; этот — индус, а тот — мусульманин; этот человек наш, а тот — чужак. Но чем глубже размышления, тем больше возникает сомнений: «Кто мой, а кто чужой? Что хорошо, а что плохо?» В этом мире ценная мысль может родиться только через муки процесса размышлений. В такой момент Арджуна страдает от боли, а Гита становится ответом и преодолением боли. Нет, в этой ситуации недостаточно законов Ману. Они не помогут.

На дорогах существуют правила движения. «Держитесь левой стороны!» — это хорошее правило — с ним вы не ошибетесь2. Но если сделать все наоборот и предложить людям держаться правой стороны, то ничего плохого не произойдет. В Америке правила требуют ездить по правой стороне дороги, и люди не видят в этом ничего противоестественного. Держаться левой или правой стороны — любое подобное предписание служит определенной цели, но оно не имеет высшего основания в жизни. И если у кого-нибудь возникнет вопрос: «Почему нужно держаться именно левой стороны? Почему не правой?» — никто в мире не сможет дать на него ответ. Это — просто функциональное правило. А если человек, склонный к еще более глубокому анализу, задаст вопрос: «В сущности, какую сторону считать левой, а какую — правой?», то и на него невозможно дать однозначный ответ.

Созданная Ману система исключительно функциональна, но ведь Арджуна ставит под вопрос саму эту систему. Он задает очень глубокие вопросы. Арджуна спрашивает: «Итак, я получу царство, убив огромное множество людей, убив самых близких и любимых, и что? Какова цель моих действий? Предположим, я выиграю войну, и что мне это даст? Допустим, Кауравы — узурпаторы, и если мы убьем их, произойдет переворот, ну а что дальше? Какой смысл в перевороте? Кто скажет, сколько погибнет невооруженных, невинных людей, людей, никак не связанных с нашей распрею? Эти люди оказались на поле битвы просто потому, что они чьи-то родственники. Что будет с ними со всеми?»

Нет, Арджуна задает очень важные вопросы. Для ответа на них недостаточно Ману.

Не надлежит убивать нам кровных сынов Дхритараштры,

Ведь погубив свой род, как можем счастливыми быть, Мадхава?

Хоть и не видит греха их ум, пораженный корыстью,

В уничтожении рода, в вероломстве преступном,

Как не понять постигающим зло поражение рода,

Что нам, Джанардана, от такого греха отрешиться надо?

С гибелью рода погибнут непреложные рода законы;

Если ж законы погибли, весь род предается нечестью.

Арджуна говорит: «Они безрассудны. Если мы поведем себя так же, какая в этом будет польза? Допустим, они не правы, но если мы также понесем ответственность за их неправоту, сделав еще большее зло, будет ли это правильно? Разве, отвечая злом на зло, можно породить добро?» В сущности, вопросы Арджуны можно сформулировать так: «Если мы добавим свои ошибки к их ошибкам, они удвоятся или компенсируют друг друга? Их разум в заблуждении, они глупы — значит ли это, что мы также должны вести себя как глупцы? И настолько ли стоящим будет то, что мы получим в результате, настолько ли полезным, настолько ли ценным?»

Обратите внимание. В уме Арджуны развиваются две параллельные мысли.

Он спрашивает, стоит ли результат того. За этим вопросом стоят два мотива. Возможно, все это имеет смысл, тогда Кришна объяснит его, и Арджуна сможет рационализировать свою борьбу. Может быть, Кришна покажет, в чем смысл всего происходящего, и тогда Арджуна выиграет. Или, возможно, Кришна сможет дать убедительное объяснение того, что зло будет взаимно уничтожено злом, а все оставшееся будет добром. Если так случится, то Арджуна сможет подготовить себя к битве. Человек стремится найти рациональное обоснование своим приготовлениям к сражению.

Эти точки зрения развиваются рука об руку в уме Арджуны. Из того, как Арджуна ставит свои вопросы, следует, что он пытается сказать: «Либо позволь мне убежать, и я спасусь, либо дай мне ясное доказательство того, почему нужно сражаться». Арджуна стремится очистить свой ум так, чтобы во время сражения в нем не оставалось бы сомнений в верности избранного пути. В ходе битвы Арджуна хочет быть полностью уверенным в том, что сражается за правое дело.

Другой возможный вариант для Арджуны — бежать с поля битвы. Он видит лишь эти две альтернативы. Кажется, что он готов к обеим, — какая бы ни представилась. В этом необходимо разобраться.

Человек всегда склонен считать себя умным, мыслящим, рациональным существом. Аристотель доходил до того, что называл человека мыслящим животным. Он говорил: «Человек — животное, обладающее разумом». Но, глубже постигая природу человека, мы приходим к пониманию того, что его интеллект является не чем иным, как попыткой приписать отсутствию интеллекта статус интеллекта. Ум человека постоянно занимается оправданием иррационального и непостижимого в себе.

Если человек готовится к сражению, то, прежде всего, он пытается убедить себя и других, что эта война принесет нечто хорошее и благословенное — и тогда он с легкостью идет в бой. Если человеку нужно отрубить кому-то голову, то, прежде всего, он стремится убедить себя, что идет на этот шаг в интересах того, кто будет обезглавлен, — и тогда он без труда может сделать свою работу. Если человек собрался бросить нечто в огонь, то, прежде, он убедит себя, что этим лишь защищает религию, — и тогда он с легкостью разожжет пламя. Человек раз за разом пытается оправдать свои самые иррациональные стороны с помощью разума.

Арджуна оказался именно в такой ситуации. Внутри себя он готов к сражению — иначе ему не было бы нужды выходить на поле боя. Его ум склоняется к битве; Арджуна хочет получить царство и отомстить за все то, что ему пришлось претерпеть. И поэтому он позволил себе зайти так далеко, дойти до точки, когда сражение вот-вот разразится. Но Арджуна готов к битве не так, как Дурйодхана или Бхима. Ему не хватает целостности; его разум разделен, он дал трещину. Где-то в глубине себя Арджуна понимает, что все неправильно, тщетно, — и в то же время он чувствует, что ему придется пойти на это, иначе под вопросом окажется его престиж, его эго, его семья, а также тысяча и одна других вещей. Обе эти мысли развертываются в его сознании. Его ум раздваивается.

И запомните, мыслящий человек всегда страдает раздвоением ума. Безрассудный — никогда. В состоянии безмыслия трещина также преодолена. Но ум мыслящего человека всегда раздвоен.

Под «мыслящим человеком» я понимаю того, кто постоянно поддерживает внутри себя диалог и обсуждение; того, кто постоянно спорит с собой. Он разбивает себя на фрагменты и ведет дискуссию, какой из них является правильным, а какой — ошибочным. Мыслящий человек спорит с собой, внутри себя двадцать четыре часа в сутки.

Именно такая полемика и развернулась в уме Арджуны. Каким-то образом ему на время удалось убедить себя в правильности войны, и он прибыл на поле боя. Но сейчас он вовсе не уверен в том, что это — его война.

Во время Второй мировой войны человек, сбросивший атомную бомбу на Хиросиму, не представлял, что произойдет. Он знал только лишь следующее: необходимо нажать кнопку и атомная бомба упадет на город. Он не подозревал, что эта бомба убьет сто тысяч человек. Он ничего не знал. Перед ним была поставлена задача выполнить приказ, который заключался в том, что необходимо долететь до Хиросимы и нажать на кнопку. Он достиг цели, нажал на кнопку и вернулся назад.

Он узнал о том, что убил сто тысяч человек, одновременно со всем остальным миром. После этого он не мог спать. Ему все время виделись миллионы мертвых тел. Он был потрясен до глубины души.

У этого человека начали трястись конечности. Со временем он сам стал наносить себе раны. Однажды он перерезал себе вены, а в другой день он ударил себя по голове молотком. Его поместили в психиатрическую клинику. Затем он стал нападать на других. Его приходилось держать связанным. Он полностью потерял сон.

Он страдал от чувства вины. Над его умом довлела одна мысль: он убил сто тысяч человек. Но, когда бомба падала на Хиросиму, он не подозревал об этом.

Современная система ведения войн совершенно антигуманна. Вам не говорят... Даже непосредственный исполнитель не знает, что, нажимая кнопку, он несет гибель сотне тысяч человек.

Во время войны Махабхараты ситуация была совершенно иной. Все было открыто. Война была честной и гуманной Люди сражались друг с другом. Арджуна мог, стоя на колеснице, предвидеть грядущий результат. Он отмечал про себя: «Вот друг, который будет убит. А дома у него останутся маленькие дети».

Запомните, современная война стала антигуманной; а значит, опасность неизмеримо возросла. Даже воин не имеет четкого представления о последствиях. Все происходит в темноте. Те, кто принимает решения, имеют дело с цифрами, а не с живыми людьми. У них есть лишь статистика: умрет сто тысяч человек. За этими словами не стоит ничего реального. Но заставьте сто тысяч человек выстроиться в ряд, загляните в лицо каждому и почувствуйте, что все они обречены на смерть. Тогда вы также сможете представить себе сто тысяч их жен, сотни тысяч детей, их пожилых матерей и отцов... и, кто знает, какая еще ответственность лежит на плечах каждого из них.

Если бы того, кто сбросил бомбу на Хиросиму, поставили лицом к лицу с ответственностью за убийство ста тысяч человек, я думаю, он предпочел бы умереть, чем выполнить такой приказ. Он бы отказался подчиниться этому приказу. Его бы измучил вопрос: «Стоит ли мне убивать всех этих людей только для того, чтобы не потерять работу?»

В уме Арджуны стали возникать вопросы, потому что перед ним была вся сцена, прямо у него перед глазами. Арджуна увидел все: плачущих и стенающих вдов... и Бог знает, сколько самых близких ему людей найдет сегодня свою смерть; там будут их вдовы, их тоскующие и страдающие дети, земля будет устлана трупами. Арджуна предвидел все это с такой ясностью, что все рациональные доводы в пользу справедливости этой войны, которыми он прежде мог успокаивать себя, тотчас опрокинулись.

Одна часть его ума стала говорить: «Что же ты собрался делать? Это — грех! Разве может быть больший грех, чем этот? Готов ли ты убить всех этих людей только ради царства, богатства и наслаждений?»

Конечно, Арджуна был мыслящим человеком. Его интеллект начал сопротивляться. Но другая часть ума изнутри следит за этим сопротивлением. Она также говорит: «Если бы только можно было найти рациональное обоснование, если бы только меня убедили, что все правильно, то в сражении не было бы ничего плохого». Если удастся показать, что грядущая битва принесет благо, то Арджуна соберется, вновь станет цельным человеком и ринется в бой.

Задавая Кришне вопросы, Арджуна не имеет ни малейшего представления, какими будут ответы; никто не может поручиться за то, как разрешится ситуация. Люди, подобные Кришне, непредсказуемы. Кришна не дает фиксированных, готовых ответов. Вы не можете предугадать, что скажет Кришна.

Арджуна же, напротив, стремится выбрать одно из двух. Либо необходимо доказать, что данная война является правильной, моральной, несущей благодать и благословенной, что она принесет Арджуне счастье в этом и будущем мире, — и тогда он вступит в бой. Либо, если подтвердится, что война бессмысленна и все перечисленное невозможно, тогда Арджуна убежит с поля битвы.

Эти две альтернативы ясны Арджуне. Между ними колеблется его ум, их разделила трещина в сознании Арджуны. У него есть желание сражаться. Если бы Арджуна не стремился в бой, то не испытывал бы потребности задавать Кришне подобные вопросы.

Недавно я был в деревне. Ко мне подошел юноша и спросил: «Я хочу принять саньясу. Каким будет ваш совет?»

Я ответил: «Пока тебе требуется мой совет, пожалуйста, не принимай саньясу. Саньясу нельзя принять по моему совету. В тот день, когда ты почувствуешь, что даже если весь мир посоветует тебе не принимать саньясу, а ты все равно ее примешь, тогда иди в саньясины. Только когда цветок саньясы сам почувствует свой аромат — а раньше нет».

Если бы ум Арджуны отдавал себе полный отчет в том, что война — это плохо, то герой никогда бы не попросил совета Кришны. Арджуна просто ушел бы с поля боя. Он сказал бы Кришне: «Позаботься о колеснице, веди коней, куда захочешь, делай, что угодно! Я ушел!» И если бы Кришна все-таки захотел дать ему совет, Арджуна ответил бы: «Еще никто в этом мире не принял совет, о котором сам не попросил — и иначе не будет никогда. Оставь свой совет себе!»

Но нет, Арджуна просит совета. В самом акте обращения за советом он открывает свой разделенный ум. Арджуна все еще верит, что, получив правильный совет, он сможет вступить в бой. Эта вера живет в нем, и он начинает задавать Кришне вопросы. Если бы Арджуна точно знал, что это — правильная война, то он не нуждался бы в советах Кришны, поскольку все подготовительные шаги к сражению уже сделаны.

Арджуна дрожит, он разделен. Именно поэтому он задает множество вопросов. Его вопросы важны. Они непременно встанут перед каждым, кто даст себе труд хоть немного задуматься. Ум такого человека разделится, на один вопрос у него будет готово два различных ответа, он потеряет способность решать. Арджуна погружен в сомнения. Он утратил решимость.

Когда кто-либо просит совета, подобный шаг свидетельствует только об одном: этот человек потерял Уверенность в себе. В такой момент ему не хватает веры в себя, чтобы найти ответ. Внутри него сосуществуют два равносильных варианта, ни одному из которых он не может отдать предпочтение. То один кажется правильным, то другой.

Только в такой ситуации человек ищет совета. Когда кто-то просит совета, необходимо понимать, что этот человек настолько разделен изнутри, что сам не может согласиться ни с одним из доступных ему ответов. Таково состояние Арджуны. Он рассказывает о своем внутреннем состоянии.

Ошо!

Только что вы говорили о саньясе. В книжном магазине продавался буклет «Нео-саньяса». В этом буклете приводятся ваши слова о том, что вы никогда не брали на себя роль учителя. Вы лишь становились свидетелем в момент посвящения человека в саньясу. Пожалуйста, объясните это. И еще один вопрос: Арджуна и Кришна стоят на поле битвы. Как мог Арджуна прослушать все восемнадцать песен Гиты перед началом сражения? И как Кришне удалось найти время на то, чтобы произнести Гиту? На поле битвы присутствовали две армии. Значит ли это, что все солдаты слушали этот диалог между Кришной и Арджуной? Возможно ли, что события развивались в психологическом или каком-то подобном времени?

Столь продолжительный разговор с Кришной, конечно же, вызывает вопросы. Этот вопрос, несомненно, должен был встать. На поле битвы, рядом с солдатами, готовыми сразиться в яростной схватке... если бы Кришна произносил все восемнадцать песен так же, как это делают его последователи, такая длинная книга потребовала бы значительного времени! Даже если бы он говорил без остановки, не обращая внимания на Арджуну, ему все равно потребовалось бы много времени. Как же это могло быть?

В данном контексте необходимо сказать о двух вещах. Этот вопрос всегда носился в воздухе. Поэтому некоторые люди просто объявили Гиту интерполяцией в эпическую поэму Махабхарата. Они считают, что Гита, вероятнее всего, была добавлена позже — поскольку на поле битвы она не могла прозвучать. Другие люди говорят, что диалог, должно быть, имел место, но в значительно более краткой форме, а позже его дополнил поэт.

По моему мнению, обе точки зрения неправильны. Я считаю, что Гита действительно была, и описанный в ней диалог происходил в точности так, как он дошел до нас. Но необходимо понять, как протекал этот процесс. Если бы он представлял собой обыкновенный разговор лицом к лицу, подобный тому, который мы ведем сейчас, то Кришна и Арджуна не были бы единственными протагонистами. На поле битвы собралось множество людей, Арджуну и Кришну окружала толпа, и все те, кто были рядом, обязательно присоединились бы к дискуссии. Другие люди также стали бы задавать вопросы.

Но в диалоге, описанном в Гите, нет упоминаний о ком-то еще. Такое количество воинов с обеих сторон, разговор между Кришной и Арджуной, продолжавшийся часами... и никто не прервал их! Никто не сказал: «Сейчас не время для обсуждений! Мы должны начинать бой. Раковины уже оттрубили. Заканчивайте дискуссию!» Но нет, никто не вмешался.

Как мне кажется, этот разговор был телепатическим. Он не проходил вербально, лицом к лицу. Вам необходимо разобраться, что такое телепатия, и тогда вы сможете понять мои слова — иначе нет. Я попытаюсь объяснить вам сущность этого явления с помощью нескольких примеров.

Был один мистик по имени Георгий Гурджиев. Вместе с русским математиком Успенским и тридцатью другими учениками он удалился в маленькую деревню около Тбилиси.

Гурджиев держал своих учеников в плену в огромном одноэтажном доме — я сказал в плену, потому что они не имели права выходить. Он потребовал от них соблюдать полную тишину на протяжении трех месяцев. Они не имели права не только использовать слова, но также общаться с помощью знаков, глаз или жестов рук. Каждого ученика попросили прожить в доме три месяца так, как будто он там совсем один и больше никого рядом нет. Нельзя было давать понять другим людям, что они существуют, — ни взглядом, ни жестом. Если кто-то проходил мимо, человек не должен был его замечать.

И Гурджиев предупредил: «Если я замечу, что кто-нибудь подает хотя бы малейший знак или жест или дает понять соседу, что он существует, — например, другой человек проходит слишком близко и вы пытаетесь избежать столкновения с ним — я исключу такого ученика из группы. Вы признали присутствие другого, вы дали понять человеку, что он здесь; общение уже возникло. Избегая этого человека, вы тем самым делаете жест».

В следующие пятнадцать дней двадцать семь человек отсеялись. На завершающей фазе эксперимента осталось только три ученика.

Это была очень сложная ситуация. Там, где присутствуют тридцать человек, десять—двенадцать из которых сидят в одной комнате, трудно забыть о других и начать жить так, как будто вы одни, а других просто не существует... но все-таки не так трудно, как можно было бы подумать, ведь три человека продержались до конца эксперимента. Даже три, это совсем не мало. И это не так уж трудно, потому что, если один человек, сидя в лесу с закрытыми глазами, может быть толпой, то почему невозможно, находясь в толпе, сохранять одиночество? Все функции разума обратимы, их можно повернуть вспять. Если человек, сидя в лесу, может общаться с женой, которая находится от него далеко, то почему нельзя быть в одиночестве, сидя рядом с женой? Это не должно представлять никакой трудности.

Успенский, сам ученый и философ, был одним из этих трех. Он написал, возможно, одну из самых глубоких за последние сто лет книг по математике «Третий органон». Говорят, в Европе за все времена были созданы три великие книги. Первая из них — «Органон» Аристотеля, вторая — «Новый органон» Бэкона и, наконец, «Третий органон» Успенского. Успенский был великим научным мыслителем, он, вместе с двумя другими учениками, прошел через весь опыт Гурджиева.

Минуло три месяца. И Успенский прожил их так, как будто он был в доме один. Он не только забыл о других людях, которые находились в комнате, даже внешний мир перестал существовать для него. И вспомните, тот, кто забывает других, также забывает себя, Чтобы не забыть о себе, необходимо помнить о других, поскольку «я» и «ты» — это два конца одной палки. В тот момент, когда исчезает один, другой распадается сам собой. Либо оба остаются, либо оба исчезают. Если кто-нибудь скажет: «Я сохраню свое «я», но забуду о «ты», — то помните, он говорит о невозможном, потому что «я» является эхом, отражением «ты». Если «вы» забыто, «я» немедленно распадается на части. Если отбросить «я», испарится и «ты». Они живут вместе, врозь им не выжить. Они — две стороны одной медали.

Понятно, что Успенский забыл других, но он также забыл себя. Осталось лишь чистое бытие.

Через три месяца, когда Успенский и Гурджиев сидели друг напротив друга, математик неожиданно услышал, что кто-то зовет его: «Успенский, слушай!» Он испугался, затем посмотрел вокруг, чтобы понять, кто обращается к нему, но все молчали. Гурджиев сидел прямо перед ним. В первый раз за три месяца Успенский внимательно посмотрел на Гурджиева. Гурджиев начал смеяться. И опять Успенский услышал внутри себя речь: «Разве ты не узнал мой голос? Это говорит Гурджиев». Гурджиев в молчании сидел напротив него; даже губы его не шевелились.

Успенский был озадачен. Он воскликнул: «Что я испытал?» Это были его первые слова за три месяца.

Гурджиев ответил: «Теперь твое молчание достигло той точки, где возможен диалог без слов. Сейчас я могу непосредственно общаться с тобой. Слова больше не нужны».

Русские ученые безо всякой аппаратуры успешно передавали послания на расстояние в тысячу миль. Вам также это доступно. И это совсем несложно.

Попробуйте поставить дома небольшой эксперимент. Найдите маленького ребенка. Посадите его в один конец комнаты, сами сядьте в другой и выключите свет. Попросите ребенка закрыть глаза, сосредоточиться на вас и прислушаться, не сказали ли вы чего-нибудь.

Затем начните повторять про себя всего лишь одно слово, например: «Роза, роза, роза...» Не произносите его вслух; просто повторяйте его про себя. Приблизительно через полчаса ребенок скажет вам, что вы говорите слово «роза».

Вы можете попытаться поставить опыт в обратном порядке, но это займет больше времени. Если ребенок станет повторять слово, а вы захотите уловить его, вам может потребоваться больше двух дней для практики. Дети намного быстрее начинают улавливать слова!

На протяжении того, что принято называть жизнью, человек только портится. Старик представляет собой не что иное, как испорченного ребенка. Но и ребенку нужно полчаса или час, чтобы начать улавливать загаданное слово. Просто повторяйте его, и, убедившись в том, что одно слово воспринято, вы согласитесь, что после некоторой практики можно передавать целые предложения.

В случае с Кришной и Арджуной необходимо помнить, что их диалог не был слышен извне. Это — глубоко внутренний разговор. Именно поэтому даже люди, стоявшие рядом с ними на поле битвы, не подозревали о нем. И по той же причине вполне возможно, что поэты, первоначально составившие Махабхарату, не ввели Гиту в поэму. Это возможно. Неисключено, что историк, человек, писавший историю войны Махабхараты, не включил в нее Гиту.

Но Санджая слышал ее. Санджая, способный видеть издалека, также мог слышать недоступное уху. По существу, мир впервые услышал Гиту от Санджаи, а не от Кришны. Арджуна первым услышал ее, но он слышал ее в глубинах сознания. Нет внешнего свидетельства того, что он ее слышал.

Во-вторых, я хотел бы сказать вам, что Гита является примером телепатического общения. Это — внутренний диалог, в котором не используются внешние слова.

Говорят, Махавира никогда не говорил; он не произносил все те слова, которые приписывают ему. Рядом с Махавирой стояли люди, и он общался с ними, но без слов, потому что тысячи других людей, собиравшихся послушать его, не могли услышать и звука. Затем один из тех, кто находился рядом с Махавирой, озвучивал мысли, переданные ему учителем.

Именно поэтому речи Махавиры были названы беззвучными, бессловесными. Он никогда не говорил прямо. Махавира передавал свои мысли кому-либо из учеников, который озвучивал их. Данный процесс напоминает то, как я говорю в микрофон, а вы меня слушаете. Человека также можно использовать в качестве микрофона.

Если бы Санджая не услышал разговор между Кришной и Арджуной, этот диалог пропал бы навеки. Много раз случались подобные вещи, и все они теперь утрачены. Многие высказывания Махавиры нам сейчас недоступны.

Однажды Будда созвал всех своих учеников и вышел к ним с цветком лотоса в руке. Усевшись, он начал смотреть на цветок. Будда все смотрел на него. Люди растерялись и скоро потеряли терпение. Некоторые начали покашливать, другие ерзать — потому что Будда уже достаточно долго не менял своей позы. «Почему Будда молчит? Он должен был что-то сказать. Почему он не говорит?»

Прошло полчаса, и нетерпение собравшихся достигло апогея. Один человек встал и сказал: «Что вы делаете? Мы пришли слушать вас. Почему вы молчите?»

Будда ответил: «Я говорю. Слушайте! Слушайте!»

Люди возразили: «Вы ничего не говорите, что же нам слушать?»

В этот момент монах по имени Махакашьяпа улыбнулся. Будда подозвал его и отдал ему цветок. Затем он сказал остальным: «Слушайте! То, что можно выразить в словах, я уже сказал. А то, для чего нет слов, что можно выразить лишь тишиной, я сказал Махакашьяпе. Теперь, если вы захотите что-либо узнать об этом, спрашивайте у Махакашьяпы».

С тех самых пор монахи-буддисты спрашивали друг у друга: «Что Будда сказал Махакашьяпе?» — потому что, когда этот вопрос задавали самому Махакашьяпе, он начинал смеяться и говорил: «Если сам Будда не нашел для этого слов, зачем мне брать такую ответственность на себя? Если бы Будда захотел, он бы сказал сам. Если он не совершил такую ошибку, то и я не пойду на это».

Позже Махакашьяпа в молчании передал это знание некоторым другим людям, и, в свою очередь, они дальше передавали его без слов. Так традиция прошла через сознание шести человек. Бодхидхарма был шестым и первым, кто выразил ее вербально.

С тех пор прошло уже около девятисот лет. Впервые Бодхидхарма облек в слова то, что Будда в молчании сказал Махакашьяпе. Почему он так поступил? В Китае, когда Бодхидхарма сказал, что сейчас он намерен впервые выразить в словах мысль, которую Будда передал Махакашьяпе в молчании, люди спросили его: «Почему вы решили озвучить то, о чем до сих пор никто не решался говорить?»

Бодхидхарма ответил: «Больше невозможно найти слышащих в молчании. А я беспомощен, я на пороге смерти. То, что Будда сказал Махакашьяпе, будет утрачено. Сейчас я хочу открыть это на том уровне чистоты или нечистоты, который мне доступен».

Это — другой случай.

Итак, прежде всего, я хочу сказать вам, что Гита представляет собой молчаливый диалог, состоявшийся между Кришной и Арджуной.

Во-вторых, в процессе молчаливого диалога ход времени совершенно иной. Это также необходимо понять, иначе вы можете подумать, что даже для молчаливого диалога необходим час, полтора или два часа. Вы скажете: «Какая разница, идет общение внутри или вовне? Для него все равно требуется время». Если вы так думаете, значит, вам необходимо разобраться с понятием хода времени.

Случается, что, сидя в кресле, вы погружаетесь в полудрему и видите сны. Вам кажется, что вы женились, создали семью, получили работу, купили дом, завели детей, ваш сын женится, играет свадебная музыка... И в этот момент кто-то будит вас ото сна. Вы смотрите на часы, и оказывается, что не прошло и минуты, как вы задремали. Вам очень трудно понять, как такая долгая история развернулась за столь короткий промежуток времени. Потребуется полжизни, чтобы преодолеть все эти преграды! Как могло такое множество событий, для которых обычно нужно от тридцати до сорока лет, произойти за одну минуту?

Но это случилось. Не приходится сомневаться в том, что у сна другое время, другая шкала. Восприятие времени во сне полностью отличается от обычного ощущения времени. Именно поэтому историю всей жизни можно во сне увидеть за одну минуту.

Говорят, что, когда человек тонет, когда уходит с головой под воду, вся жизнь предстает перед ним как кинофильм. Это возможно; в этом нет ничего сложного.

Время пооснувшегося отличается от времени спящего. И даже когда человек просыпается, он может вести отсчет по особой временной шкале. Ход времени постоянно колеблется, меняется. Например, когда вы в затруднении, время течет медленно, а когда счастливы, время ускоряет свой ход. Когда рядом сидит возлюбленная, то и через час вам покажется, что она только что пришла — всего минуту назад! Если вас вдруг посетил враг, то не успел он прийти, как вы уже мечтаете, чтобы он ушел. Вам кажется, что этот человек просидел у вас целую жизнь. Судя по часам, прошло одно и то же время, но внутреннее восприятие ускоряет или замедляет его ход.

В вашем доме кто-то умирает, и вы сидите у постели умирающего целую ночь. Эта ночь покажется вам вечностью — как будто бы она никогда не закончится. Но когда вы целую ночь танцуете с друзьями, создается ощущение, что время бежит слишком быстро. Ночь становится вашим врагом; она слишком торопится. Ночь быстро пролетает, и наступает рассвет — кажется, между вечером и утром не прошло и минуты. Только что опускались сумерки, и вот уже светает.

В счастливые мгновения время сокращается. И вам не просто «так кажется», время действительно ускоряет свой бег — подобно тому, как оно замедляется в горестные минуты. Даже в течение дня, когда вы пробуждаетесь, шкала времени меняется.

А если вам когда-либо приходилось переживать блаженство, то вы знаете, что в этом состоянии нет времени.

У Иисуса спросили: «Что будет самым необычным в царстве Божьем?»

Он ответил: «Там больше не будет времени».

Тогда люди сказали: «Мы не можем это понять. Как же могут события развиваться вне времени?»

В моменты блаженства не существует времени. Если на вас нисходили мгновения медитации, если в блаженстве вам случалось пускаться в пляс, то вы испытали состояние вне времени, состояние, в котором время рассеивается. Мистики всего мира согласятся с этой точкой зрения. Будь то Махавира, Будда, Лао-Цзы или Мухаммед, любой из них сказал бы, что в моменты блаженства, самореализации, переживания конечной реальности времени нет, это — мгновения по ту сторону времени.

Итак, у телепатического времени своя шкала. Слова, для записи которых потребовалось бы полтора часа, можно мгновенно предать с помощью телепатии. Если вы захотите письменно зафиксировать детали одного мгновения своего сна, это может занять у вас больше часа. Вы удивитесь: для того чтобы записать сон, продолжавшийся меньше минуты, нужно полтора часа. Почему? В чем причина?

И теперь я хотел бы обратить ваше внимание на третье положение. Причина вот в чем: внутри человека все происходит одновременно, нераздельно. Например, когда я смотрю на собравшихся здесь, я вижу всех в один и тот же момент. Но если я решу пересчитать вас, мне придется считать одного за одним, и такой акт будет линейным. Я буду считать вас последовательно, и для этого потребуется насколько часов. Взглянув на аудиторию, я вижу всех собравшихся одновременно, мой взгляд охватывает вас за долю секунды. Но если я начну вас считать, если мне также придется записывать в книгу сведения о вас, тогда мне потребуется много часов.

Итак, когда человек спит, он видит вещи в одномоментном режиме; а когда он записывает свои впечатления на бумагу, мы имеем дело с последовательным феноменом — события перестают восприниматься как одновременные. Человеку необходимо одну за другой записать детали произошедшего. Эпизоды выстраиваются в линию и требуют больше времени.

Когда Гиту записывали или когда Санджаи пересказывал ее Дхритараштре, — «Это — разговор, который ведут Кришна и Арджуна», — данный процесс занял столько же времени, сколько вам сейчас нужно для того, чтобы прочитать Гиту. Но если у вас нет опыта телепатии, то вам будет сложно представить себе, сколько времени ушло на диалог непосредственно между Ард-жуной и Кришной. В этом пространстве ваша шкала времени не применима.

И, значит, вполне возможно, что стоявшие вокруг воины не почувствовали даже намека на разговор, происходивший между Кришной и Арджуной. Он занял одно мгновение. Вероятно, колесница выкатилась на поле боя, Арджуна увидел всю сцену, почувствовал истощение и слабость в мускулах, и весь последующий диалог произошел за долю секунды.

Небольшое отступление, а затем мы перейдем к следующей сутре...

Я слышал прекрасную историю, рассказанную о жизни Нарады. Великие мудрецы постоянно говорили Нараде, что этот мир — иллюзия. Поэтому он отправился к Богу и спросил у него: «Как возможно, что все сущее — иллюзия? То, что есть, есть! Как оно может быть иллюзорным? Что это значит?»

Был полдень. Солнце палило беспощадно. Бог ответил: «Я хочу пить. Прежде, пожалуйста, сходи и принеси воды, а затем я тебе все объясню».

Нарада пошел набрать воды. Он вошел в деревню. От жары люди дремали в тени домов. Нарада постучал в дверь, к нему вышла девушка. Увидев ее, Нарада забыл о Боге. Это случилось бы с каждым! Зачем помнить о том, про кого можно вспомнить всегда? И Нарада забыл.

Когда забыт сам Бог, нужно ли спрашивать о том, что о его жажде также было забыто! Первым делом Нарада забыл, зачем он пришел в деревню. Он все смотрел на девушку, полностью поглощенный страстью. Нарада заявил, что он пришел с предложением жениться на ней. Отца девушки не было. Она предложила Нараде отдохнуть, пока не вернется отец.

Он остался. Отец вернулся и согласился на предложение. Состоялась свадьба. Жизнь шла своим чередом — у супругов родилось несколько детей. Все это заняло много лет. Отец девушки, тесть Нарады, умер. Сам Нарада старел, и его жена старела — они воспитали множество детей.

Во время одного дождливого сезона случился мощный паводок, деревню затопило и смыло с лица земли. В надежде спасти жену и детей Нарада пытался выбраться из потока. Он был стар и слаб. Удерживая детей, он выпустил руку жены, и ее смыло, а затем поток унес и самого Нараду. Вода прибывала, и, наконец, смыло всех.

Полумертвого, в лохмотьях Нараду выбросило на берег. Он не мог открыть глаза, у него текли слезы, и вдруг кто-то сказал ему: «Вставай! Ты давно ушел; солнце почти зашло, а я все сижу здесь и хочу пить. Ты принес мне воды?»

Нарада открыл глаза и увидел стоящего над ним Бога. «Боже мой! Я совсем забыл об этом. Но за это время столько всего произошло — а ты говоришь, что солнце только заходит!»

Бог ответил: «Да. Солнце только что зашло».

Нарада посмотрел вокруг. Нигде не было следов потопа. Он спросил о жене и детях. Бог сказал: «Какие дети? Какая жена? Ты что спал? Ты задал мне вопрос: «Как возможно, что все сущее — иллюзия?» То, что есть, не является иллюзией — но сущее, увиденное через посредство времени, становится иллюзией. С точки зрения, находящейся за пределами времени, за гранью времени, все существующее становится истиной».

Мир — это истина, увиденная через посредство времени. Истина — это мир, увиденный во вневременной перспективе.

Гита является внутренним событием, которое происходило по ту сторону горизонта времени.

А утвердится нечестье, Кришна, — развращаются женщины рода.

Женщин разврат приводит к смешению каст, Варшнея!

Если смешение будет, в ад попадут и весь род, и убийцы рода;

Ниспадают их предки, лишась возлияний и жертвенных клецек.

Преступленье губителей рода, смешавших касты,

Упраздняет законы народа, семьи вековые устои.

Люди, лишась родовых законов, о Джанардана,

Должны обитать в аду, так указует Писанье!

Рассматривая ситуацию с разных точек зрения, Арджуна пытается выявить все возможные отрицательные последствия войны. Его разум видит множество зол. Арджуна думает не только о сегодняшнем дне, но и о будущем — что произойдет с потомками вышедших на бой, как нарушится чистота каст, как погибнет древняя религия... он предвидит все последствия.

Все это кажется очень странным. Почему вдруг Арджуна забеспокоился о будущем? Но если вы обратитесь к антивоенной литературе, созданной Бертраном Расселом и другими авторами на Западе, то также обнаружите много удивительного. Они говорят схожие вещи: о том, что родятся умственно неполноценные дети, что разрушатся системы, что цивилизации будут уничтожены, религия и культура утрачены. Мысли, беспокоящие Арджуну в Гиге, тревожат пацифистов после разрушения Хиросимы. Я говорю «пацифистов». Пацифист пытается выявить всевозможные беды, источником которых является война. Однако этот поиск обусловлен необходимостью оправдать его стремление к бегству.

В действительности, мы пытаемся оправдать себя за то, что делаем вещи, к которым стремимся. Но на поверхности должно казаться, что мы поступаем правильно. Люди ищут доводы в оправдание своих поступков. И в жизни у каждого есть возможность найти свои оправдания. Итак, человек может найти разумные основания для всего того, что он совершил.

Один американский писатель написал книгу, в которой он доказывал, что число тринадцать является несчастливым и что тринадцатый день месяца следует считать опасной датой. Писатель разбирает этот вопрос в мельчайших подробностях. Он предпринял масштабное исследование, чтобы выяснить, сколько людей и кто именно упал с тринадцатого этажа и умер.

Поэтому теперь под влиянием этой книги многие американские гостиницы отказались от тринадцатого этажа. Никто не хочет жить на тринадцатом этаже здания. Сразу за двенадцатым этажом идет четырнадцатый!

Писатель выяснил, сколько людей, поступивших в больницу тринадцатого числа, умерло, сколько дорожных происшествий произошло в этот день, сколько людей узнало о раке, сколько самолетов разбилось, сколько автомобилей столкнулось... в основном ему удалось собрать детали всех несчастных случаев, пришедшихся на тринадцатое число. Несомненно, такие же происшествия случались и одиннадцатого и двенадцатого числа, но автор не обращал внимания на эти даты. Он собирал информацию только о тринадцатом.

Если кто-нибудь настроен против одиннадцатого числа, он может собрать аналогичную информацию и об этой дате. А если кто-то предпочитает тринадцатое, то он обнаружит, что в этот день родилось множество детей, что огромное количество самолетов не разбилось тринадцатого, что тринадцатого происходили благоприятные события: люди вступали в брак, завязывались новые дружеские отношения, проходили великие празднества... Все хорошее, что случается в мире, также выпадало на тринадцатое.

Человеческий ум видит то, что ему нравится. Арджуна хочет бежать; поэтому он подыскивает соответствующие аргументы. Еще день назад ему и в голову не могли прийти подобные мысли. До сих пор Арджуну не волновала судьба будущих поколений. До минуты, предшествующей битве, он никогда не задумывался об этом; теперь Арджуна вдруг вспомнил о будущем. Жажда бегства наполнила ум Арджуны, и поэтому он пытается собрать все возможные аргументы.

Интересно отметить, что центральной проблемой для героя является необходимость убивать близких людей; но его аргументы имеют совсем другую направленность. Арджуна находит разнообразные оправдания, но основа остается неизменной: он страдает от привязанности, от близости. Ему не хватает смелости убить ближайших и любимых людей. В этом суть проблемы, но Арджуна плетет вокруг нее такую сеть, окружает проблему такой философией!

Все мы поступаем так же. Часто случается, что люди уклоняются от небольшого вопроса. Они сплетают вокруг него сеть доводов, которая полностью меняет его сущность. Если человек хочет ударить другого, он найдет для этого множество причин. Если вам нужно излить свой гнев, вы обязательно найдете оправдания. Если кому-то хочется убежать от ситуации, он найдет достаточно поводов для бегства. Первым идет дело, а оправдание следует за ним.

Кришна видит это, и внутри себя он смеется. Кришна понимает, что все аргументы, выдвинутые Арджуной, — это всего лишь уловки. Их нельзя считать ни правильными, ни реальными. Арджуна и сам в них не верит — ведь раньше он без малейших колебаний убивал своих противников. Ему и раньше приходилось убивать людей. Арджуна — опытный боец. Всю свою жизнь он убивал и прекрасно знает, как это делается. В умении убивать сила Арджуны: меч сросся с его рукой, лук и стрелы — его сущность. Он не похож на человека, вся жизнь которого прошла за прилавком бакалейной лавки и которому неожиданно приказали сражаться.

Итак, Кришна, должно быть, лишь посмеялся над его словами. Он просто наблюдает за уловками, к которым прибегает человеческий ум.

Люди хитроумны. Они избегают истинных проблем и собирают аргументы в пользу ложных решений. Нам часто случается успокаивать себя ложными оправданиями, уклоняясь от подлинных вопросов. Но Кришна хочет, чтобы Арджуна осознал базовую проблему, ведь только так можно обрести настоящее решение. Но если спрятать действительные проблемы под сукно и начать игру с ложными причинами...

И вообще, какая связь может быть между нынешними проблемами Арджуны и будущим? С чего вдруг он обеспокоился разрушением религии? Разве его когда-нибудь тревожило мошенничество в собственном клане? Случалось ли ему раньше задумываться об этом? Нет, ничто из перечисленного никогда прежде его не беспокоило. И вот, вдруг, сегодня все эти проблемы обрушились на его ум.

Интересно разобраться с тем, почему подобные проблемы затмевают ум Арджуны? Все дело в том, что он хочет бежать. Но, убегая, он не желает, чтобы окружающие заподозрили его в трусости. У него будут хорошие причины для бегства. Оно покажется обоснованным. Арджуна скажет, что все эти доводы заставили его отказаться от борьбы. А если он убежит безо всякой причины, люди посмеются над ним.

В этом состоит хитрость Арджуны. Все мы применяем подобные уловки. Начиная любое дело, человек окружает его сетью причин, подобно тому, как в начале строительства дома возводят каркас. Сеть доводов будет оправдывать поступок, но его реальная причина заключена в другом. Если бы Кришна ясно понимал, что Арджуна называет реальную причину для бегства, то не думаю, что Кришна был бы заинтересован в разрушении его религии или в истреблении клана Арджуны. Я не верю, что Кришна может желать уничтожения древней религии и культуры. Нет, он никогда не планировал ничего подобного!

Все причины, перечисленные Арджуной, не относятся к числу реальных, они — лишь подмена, и поэтому Кришна не будет опровергать их. Он попытается разбить их на осколки, уничтожить саму возможность подобной аргументации. Кришна подведет Арджуну к той границе, за которой скрыты истинные причины. Ведь, в отличие отложных, истинным причинам можно сопротивляться. Однако все люди стараются скрыть подлинные причины и жить, отталкиваясь от ошибочных оснований.

Необходимо тщательно разобраться в состоянии ума Арджуны. Герой прибегает к уловкам ума, интеллекта. Он не говорит прямо, что хочет бежать; что не желает убивать близких людей, ведь это не что иное, как самоубийство. Арджуна не говорит прямо.

В этом мире никто не выражает свои мысли прямо. Жизнь тех, кто пытается быть откровенным, превращается в революцию. Люди, намеренно искажающие свои мысли, никогда не сталкиваются с революцией. Они, можно сказать, «ходят вокруг да около». Такие люди вытаптывают все вокруг, но никогда не заходят в центр. Они спасают себя и находят для этого тысячу и одно рациональное обоснование.

Арджуна столкнулся с простой и весьма незначительной проблемой: он потерял мужество. Из-за своих привязанностей он утратил смелость. Но он не готов откровенно признаться в этом и выдвигает множество аргументов в пользу такого поведения.

Над его аргументами следует поразмыслить. Наш ум работает точно так же, поэтому полезно разобраться в причинах, которые перечисляет Арджуна.

Ошо!

Один из приведенных Арджуной аргументов состоит в том что если семейные традиции ослабнут, то женщины пустятся в разврат, а это приведет к смешению каст. Дети согрешивших женщин не будут совершать ритуальные подношения предкам, и предки попадут в ад.

Правда ли, что покойные предки голодают, если им не подносить пишу через подобные ритуалы, или это — всего лишь ошибочное мнение Арджуны?

Нет. Все аргументы, выдвинутые Арджуной, поверхностны и совершенно бессмысленны. Предки никак не зависят от ваших ритуальных подношений. И если бы ваши жертвы могли повлиять на посмертный путь предков, это был бы опасный ритуал.

Души продолжают свое путешествие в соответствии с внутренними моделями. И судьба душ предков не зависит от тех действий, что вы предприняли или не предприняли после того, как ваши близкие ушли из жизни.

Но мир наводнен сетями жрецов. От колыбели до могилы — и даже после смерти эти сети плотно сжимают людей. Людей невозможно эксплуатировать, если прежде не внушить им страх. Страх является основой эксплуатации. Сына можно эксплуатировать, вызывая в нем страх, — хотя бы страх за посмертную судьбу отца.

Арджуна говорит о подобных вещах. Должно быть, он слышал, как их обсуждали: они существуют повсюду, в самом воздухе. Неудивительно, что он сталкивался с ними в те времена; они дожили до сегодняшнего дня. Не приходится удивляться тому, что Арджуна слышал о них пять тысяч лет назад; они господствуют и сегодня.

Арджуна облекает в слова то, что жрецы объясняли всем окружающим, все вокруг было пропитано такими мыслями. В действительности эти проблемы не заботят Арджуну, он просто пытается представить Кришне как можно больше аргументов в надежде оправдать свое бегство, изобразить его религиозным шагом.

Именно по этой причине Арджуна и использует подобные доводы.

Но за ними нет истины. Ничто не исказится и не разрушится в результате расовых или кастовых смешений. Просто в те времена преобладали такие идеи.

Даже сегодня некоторые люди разделяют это мнение. Если вы спросите таких святых, как Карапатри или религиозных лидеров, подобных шанкарачаръя, то они согласятся со словами Арджуны. Все в этом мире может измениться, но найдутся люди, которые никогда не откажутся от своего мнения. Некоторые люди так крепко держатся за ту или иную идею, что вся их жизнь проходит в ее тени, и им не приходит в голову ослабить свою хватку.

Смешение рас — здесь слова Арджуны отсылают нас к варнасакаре — это лучший способ размножения. Перекрестные браки потенциально способны привести к рождению лучшего поколения. Высаживая растения, вы часто используете этот прекрасный принцип, не задумываясь о том, что идете против религиозных принципов! Люди применяют его и к животным. Вместе с тем, мы не допускаем применения этой методики к человеческим существам — и в результате скрещивание людей посташгено намного хуже, чем селекция животных.

Сегодня перекрестное скрещивание дает лучшие породы собак, но мы не решаемся аналогичным образом получать столь же качественных людей. Система воспроизводства человеческих существ все еще не поставлена на научную основу. Такой ситуация была во времена Арджуны, неизменной она остается и сегодня. Даже сейчас наше внимание не направлено на производство лучшего человека — здорового, с прекрасным телом, гениального долгожителя. Мы много занимаемся семенами — и семена фруктов, цветов и злаков становятся все лучше и лучше. Мы не забываем улучшать породы животных... и только людям не уделяем никакого внимания.

В прошлом бытовало мнение о том, что, если различные кастовые группы или расы смешаются и дадут жизнь новому поколению, то оно будет нечистым. Но в действительности все умнейшие расы мира проявились в результате перекрестных браков. Они оставили чистые расы позади. Африканские племена являются чистыми, индийские племенные группы также ни с кем не смешиваются. Все развивающиеся культуры и цивилизации родились в результате смешения.

В сущности, даже две реки становятся богаче, когда встречаются и сливаются в одну. Два потока жизни также обогащаются, сливаясь и перемешиваясь. Если бы Арджуна был прав, братья должны были бы жениться на сестрах — в результате рождались бы чистейшие дети! Но от кровнородственного брака не рождается чистых детей. В такой семье чаще всего бывают умственно отсталые дети.

Мы не позволяем родным братьям и сестрам вступать в брак. Умные люди избегают создавать семьи даже с двоюродными братьями и сестрами. Те, кто еще умнее, никогда не станут искать мужа или жену в родной касте, — еще более умные не вступают в брак с гражданами своей страны. Не сегодня, так завтра мы найдем людей на других планетах, и тогда самые умные из нас задумаются о межпланетных браках.

Арджуна просто демонстрирует те аргументы, которые есть у него в запасе. Он говорит: «Я слышал то-то и то-то. На нас обрушатся такие и такие бедствия — поэтому позволь мне бежать». Его не беспокоят перекрестные браки, ведь он не эксперт в этой области. Опыты и навыки Арджуны лежат совсем в другой сфере. Да, он слышал об этих вещах; подобные идеи циркулируют в обществе, и они до сих пор не исчезли. Однако преобладание таких идей в прошлом кажется вполне естественным, ведь тогда еще не существовало науки генетики.

И хотя в последнее время генетика получила значительное развитие, даже сегодня наш ум с трудом принимает ее выводы. Он отказывается думать о них. Брак внутри кастовой группы представляет собой не что иное, как женитьбу на собственной отдаленной сестре. Но разрыв не так уж велик — приблизительно десять поколений или около того. Что представляет собой брак внутри собственной кастовой групппы? Это значит, что около десяти поколений назад дети — предки нынешних супругов — родились от одного и того же отца. В лучшем случае, вам удастся создать дистанцию в сто поколений, но внутри одной кастовой группы все давно уже стали братьями и сестрами. Если вы заглянете глубже, то целая раса также состоит из братьев и сестер.

Следовательно, чем дальше вы уходите от внутрикастового брака, тем больше генов скрещиваются, чаще происходит взаимное обогащение. Гены очищаются, ребенок получает доступ к совокупному историческому опыту различных каст племен и рас, закодированному на генетическом уровне. И чем дальше отстоят друг от друга сливающиеся потоки, тем выше вероятность того, что на свет появится человек с исключительными данными.

Итак, принадлежность к смешанной расе и касте была очень обидным оскорблением во времена Арджуны — подобная ситуация сохраняется до сих пор в ортодоксальной религиозной среде, такой как Каши в Индии. Но умные люди всего мира сейчас соглашаются в одном: чем дальше в отношении родства отстоят супруги, чем более разнообразны перекрестные браки, тем выше вероятность рождения лучших человеческих существ.

Но Арджуне нет дела до всего этого, в действительности, его слова никак не связаны с данной проблемой. Он просто подбирает аргументы в защиту своей точки зрения.

Ошо!

Существуют ли в действительности такие места как рай и ад? Кажется, что грех и добродетель, ад и рай являются не более чем воображаемыми понятиями, созданными для того, чтобы пугать и соблазнять людей. Вы согласны с этим?

Ад и рай не имеют географического места, но, конечно же, они являются психологическими состояниями. Человеческое мышление всегда превращает вещи в картинки. Человек не может мыслить без помощи зрительных образов. Картинки поддерживают его мышление.

Каждый из нас видел фотографии Индии-Матери, которые висят на стенах в миллионах домов. Я не понимаю, почему мудрецы нашей страны до сих пор не начали поиски Матери-Индии! В каждом доме есть фотография. Но сколько бы мы ни искали, нет надежды найти Индию-Мать. Одну или две тысячи лет назад, если бы кто-нибудь сказал, что Индия-Мать не существует в физическом теле, люди бы с этим не согласились. Они бы ответили: «Смотри! На фотографии на нее указывает Ганди. Разве мог Ганди ошибаться? Индия-Мать должна существовать. Наверное, она скрывается где-то в горных пещерах из-за наших грехов».

Пытаясь что-то понять, человек превращает это в рисунок. По существу, чем глубже мы погружаемся в прошлое, тем чаще нам приходится сталкиваться с языком визуальных образов. Все древние языки мира отображаются на письме картинками. В Китае до сих пор не отказались от рисуночного письма. Даже сегодня в китайском языке нет букв для записи слов. Китайцы используют рисунки; все должно быть выражено в рисунках. Именно поэтому китайский так сложно учить. Чтобы бегло овладеть китайским языком, вам потребуется от десяти до пятнадцати лет. Вам придется заучить не меньше десяти—двадцати тысяч рисунков.

Если вы захотите написать по-китайски слово «сражаться», вам придется нарисовать крышу, а под ней двух женщин. Этот рисунок передает понятие сражения. Конечно, это — сражение. Две женщины под одной крышей... разве можно представить себе худший конфликт?

В давние времена человеческое мышление было более живописным. Даже сейчас наши сны оформляются не словами, а картинками — потому что сон — это очень примитивное, древнее явление. Даже в этом столетии трудно видеть современные сны. Нашим снам миллионы лет; пути, модели снов коренятся в далеком прошлом.

Именно поэтому в детских книгах много рисунков и мало слов. Дети мыслят картинками, а не словами.

Если мы хотим обучить их букве «Г», то нам придется нарисовать большую картинку и безо всякой видимой необходимости вставить в нее бога-слона Ганешу. Ганеша не имеет ничего общего с буквой «Г», но ребенок сначала запомнит Ганешу, а лишь затем — «Г». Дети все еще примитивны.

Итак, чем глубже мы погружается в прошлое, тем чаще обнаруживаем, что все психологические элементы изображаются географически. Рай — это состояние ума, во время которого все наполнено радостью и миром; вокруг распускаются цветы, звучит прекрасная музыка. Но как передать это состояние? Его необходимо поместить выше, на небесах. А состояние ада, где все охвачено страданием, болью и пламенем, было помещено ниже, под землей.

Ад и рай стали ценностями. Все, что «наверху», — хорошее, а то, что «внизу», — зло, преисподняя. Яростный огонь стали использовать для изображения страданий, зависти, горения. Рай изображали прохладным и мирным — с кондиционированным воздухом. Но все перечисленное — картины, зрительные образы психологических состояний. Фанатизм родился позже. Фанатизм — это вклад священников. Они говорят людям, что рай и ад — не просто визуальные образы, это — географические точки. Но теперь, в нашу эпоху, священники сталкиваются с трудностями.

Когда Хрущев впервые послал человека в космос, он заявил по радио: «Наши люди обогнули Луну и не увидели там никакого рая».

Вот она — война со священниками. Им придется капитулировать перед Хрущевым, поскольку их претензии полностью ошибочны. Нет ни рая на небесах, ни ада под землей. Но да, радость и счастье — это высокие состояния, а страдание и мучение — низкие.

Существует причина, по которой понятиям «ниже» и «выше» был приписан подобный географический статус. Когда человек счастлив, ему кажется, что он парит над землей. А если человек печален, то у него возникает ощущение, будто его погрузили в землю. Это — психологическое чувство. Когда вы несчастливы, вам кажется, что вокруг тьма. Счастье наполняет вашу душу светом, ярким сиянием. Это — чувство, внутренний опыт. Когда человеку больно, ему кажется, что он горит, как будто бы огонь запылал у него внутри. В благословенном состоянии внутри человека распускаются цветы.

Все это — внутренние ощущения. Но как поэту выразить их, как художнику нарисовать такие чувства? Как священнику представить их людям? И вот они создали картины: рай расположили наверху, а ад — внизу. Но теперь этот язык кажется неуместным; человек уже перешагнул через подобный язык. Его необходимо изменить.

Поэтому я говорю, что ад и рай не являются географическими точками. Это — психологические состояния, но они действительно существуют. Из моих слов вовсе не следует, что после смерти вы отправитесь в ад или в рай. В течение обычного дня вы много раз успеваете побывать в аду и в раю! Это не происходит за один прием, оптом. Ад и рай достаются нам в розницу — с каждым движением часовой стрелки.

Когда человек в ярости, он немедленно попадает в ад. Когда кто-то любит, он в ту же секунду возносится на небеса. Ваш ум постоянно колеблется. Все время вы спускаетесь по ступеням тьмы или возноситесь по лестнице света. Вы множество раз проходите через этот процесс. Но человек, который провел большую часть своей жизни во тьме, в аду, обречен продолжать посмертное путешествие в темноте.

Под предлогом спасения мира бедный Арджуна рисует картину безмерной заботы об окружающих: души отправятся на небеса, сыновья смогут совершать ритуальные подношения своим предкам, жены не станут вдовами; не случится неистового смешения кланов и рас... Но в действительности этот герой Гиты хочет лишь одного — бежать. Единственное желание Арджуны: чтобы Кришна одобрил это решение.

Даже в бегстве Арджуна ищет поддержку Кришны. Он хочет, чтобы Кришна обезопасил этот поступок и сказал: «Ты прав, Арджуна». Таким образом ответственность спадет с плеч Арджуны, и на следующий день он, в свою очередь, сможет сказать: «Ты разрешил мне сделать это, Кришна. И поэтому я убежал».

По существу Арджуне даже не хватает смелости возложить ответственность на собственные плечи и заявить: «Я ухожу!» Если он поступит так, то другая часть его ума скажет: «Ты проявил малодушие», а трусость противоречит самой сущности Арджуны. Он не может убежать: Арджуна кшатрий, он из касты воинов. Ему не достает смелости отступить без боя. Лучше умереть, чем показать тыл. Это чувство глубоко заложено в сердце Арджуны. Именно поэтому он отчаянно добивается поддержки Кришны. Арджуна хочет, чтобы Кришна сказал: «Да, твои слова правильны».

Если бы на месте Кришны оказался священник или не слишком отважный ученый, он бы сказал: «Да, Арджуна, ты прав во всем. Так сказано в писаниях». После этого Арджуна бы просто убежал. Но Арджуна не знает, что его собеседника невозможно ввести в заблуждение.

Кришна смотрит прямо в сердце Арджуны — остро и глубоко. Он знает, что Арджуна — воин и быть воином — его судьба. Арджуна говорит так, как будто бы он — брахман, защитник религии и религиозный наставник, но он вовсе не брахман. Арджуна просто говорит, он лишь приводит аргументы, обычные для брахманов. Но Арджуна — кшатрий, воин. Он не знает ничего, кроме меча. Меч — его единственное писание. В действительности, во всем мире трудно найти человека, который был бы более кшатрием, чем Арджуна.

Один из моих друзей вернулся из Японии. Там ему показали статую. В одной руке фигура сжимала меч, и половина ее лица отражала остроту и сияние меча. В другой руке статуи была лампа, и вторая половина ее лица пламенела светом этой лампы. Та половина, в которой пылал свет лампы, внешне напоминала лицо Будды. Другая половина, сиявшая остротой меча, казалась Арджуной.

Друг спросил у меня, что это значит. Я ответил: «Трудно найти такого брахмана, подлинного брахмана, постигшего брахман, абсолютную реальность, которого можно было бы сравнить с Буддой, и также трудно найти кшатрия более великого, чем Арджуна. Японская статуя изображает солдата-самурая. Самурай должен обладать серьезностью Будды и воинским духом Арджуны. Только тогда он будет истинным самураем. Отчаянная смелость Арджуны, чтобы сражаться, и спокойствие Будды во время битвы — требовать этого, значит, требовать невозможного».

Но в Арджуне нет ничего от Будды. Его спокойствие — всего лишь самовнушение, его разговоры о мире — не более чем прикрытие для бегства. Позже он будет раскаиваться, несмотря на свои слова о мире. Завтра Арджуна вновь обратится к Кришне и начнет жаловаться: «Зачем ты поддержал мою идею? Бегство привело лишь к позору. Престиж моей семьи пошатнулся». Он вновь приведет множество аргументов. Подобно тому, как сейчас Арджуна называет огромное количество причин для бегства, завтра он найдет другие аргументы и скажет Кришне: «Вся вина лежит на тебе. Ты смутил меня и подтолкнул к бегству. Теперь я обесчещен — и кто несет за это ответственность?»

Именно поэтому Кришна не может так просто оставить Арджуну. Нет никакой возможности отделаться от этой проблемы. Этот человек — Арджуна — разделен изнутри. Попытка вернуть его к единству будет совершенно естественной. Если она будет удачной, тогда все, что Арджуна сделает, опираясь на неразделенный ум, получит оправдание Кришны.

На сегодня достаточно. Остальное завтра утром...

ГЛАВА 5 По ту сторону эго

Арджуна сказал:

Горе, увы, тяжкий грех мы совершить замышляем:

Ради желанья царских услад погубить своих кровных.

Если меня безоружного, без противления, сыны Дхритараштры

С оружием в руках убьют в сраженье, мне будет отрадней.

Санджая сказал:

Так молвив, в боренье Арджуна поник на дно колесницы,

Выронив лук и стрелы: его ум потрясен был горем.

Ему, охваченному жалостью, с полными слез глазами,

Скорбному, Мадхусудана тогда молвил слово.

Шри-Бхагаван сказал:

Как у тебя в беде такое смятенье возникло?

Оно для арийца позорно,

Лишает блаженства, к бесчестью ведет, Арджуна.

Малодушию не поддавайся, Партха, это тебя не достойно!

Покинув ничтожную слабость сердца, восстань, подвижник!

Арджуна сказал:

Как в битве сражу я стрелами Бхишму и Дрону, Мадхусудана?

Их, достойных почтенья, супостатов губитель?

Чем убивать этих чтимых гуру, нам лучше нищенством жить в этом мире,

Ведь, гуру убив, хотя бы корыстных, уже здесь мы вкусим окровавленную пищу.

Не знаем, что будет для нас достойней — быть побежденным иль одержать победу?

Мы утратим желание жить, если погубим противостоящих сынов Дхритараштры.

Болезнь состраданья меня до глубин поразила; не разумея дхармы,

Я вопрошаю, что лучше, скажи это ясно;

Я твой ученик, наставь меня, к тебе припадаю.

Ибо я не предвижу, чтоб эта скорбь, палящая чувства, могла утолиться

Достижения здесь, на земле, бесспорного царства или даже владычеством над богами.

Санджая сказал:

Это сказав Хришикеше, Гудакеша молвил:

«Не буду сражаться», — и замолк врагов утеснитель.

Ему отвечал Хришикеша, как бы с улыбкой Бхарата;

Скорбящему между двух ратей молвил такое слово.

Шри-Бхагаван сказал:

Ты мудрую речь говоришь, а сожалеешь о тех, кому сожаленья не надо:

Познавшие не скорбят ни о живых, ни об ушедших.

Арджуна сказал:

Горе, увы, тяжкий грех мы совершить замышляем:

Ради желанья царских услад погубить своих кровных.

Если меня безоружного, без противления, сыны Дхритараштры

С оружием в руках убьют в сраженье, мне будет отрадней.

Сонджая сказал:

Так молвив, в боренье Арджуна поник на дно колесницы,

Выронив лук и стрелы: его ум потрясен был горем.

Ему, охваченному жалостью, с полными слез глазами,

Скорбному, Мадхусудана тогда молвил слово.

Шри-Бхагаван сказал:

Как у тебя в беде такое смятенье возникло?

Оно для арийца позорно, лишает блаженства, к бесчестью ведет, Арджуна.

Малодушию не поддавайся, Партха, это тебя не достойно!

Покинув ничтожную слабость сердца, восстань, подвижник!

Санджая описывает Арджуну как человека, «охваченного жалостью, с полными слез глазами». Давайте попробуем понять смысл слова «жалость». Санджая не сказал: «охваченный состраданием». Он говорит: «охваченный жалостью».

Словарь трактует жалость и сострадание как синонимы, и мы также часто употребляем эти слова в сходном контексте. Такая практика порождает глубокое недопонимание. Жалость обусловлена обстоятельствами, тогда как сострадание является результатом психологического состояния. Между жалостью и состраданием существует фундаментальное различие.

Сострадание идет из сердца человека, оно никак не связано с внешними обстоятельствами. Сострадание распространяется из сердца сострадающей личности, даже если она пребывает в одиночестве. Сострадающий человек подобен цветку, цветущему в одиночестве; несмотря ни на что, он будет наполнять пространство ароматом. Ему нет дела до прохожих. Аромату цветка неважно, есть ли рядом хоть кто-нибудь. Даже если поблизости не будет ни одного живого существа, аромат будет пронизывать все вокруг. А если мимо пройдет человек и его очарует этот запах, то это будет уже совсем другая история, цветок распускался вовсе не для прохожего.

Внутреннее самосознание является фонтанной трубкой сострадания. Сострадание разлетается из нее, подобно аромату. И, значит, нельзя сказать, что Будда и Махавира «охвачены жалостью». Они исполнены сострадания; они в высшей степени сострадательны.

Санджаи называет Арджуну человеком, «охваченным жалостью». Жалость свойственна тем людям, в сердце которых нет сострадания. Жалость рождается под давлением обстоятельств. Сострадание появляется в результате эволюции сердца. Чувство, охватывающее вас при виде нищего на улице, называется жалостью, это — не сострадание.

Будет хорошо, если вы поймете еще одну вещь: жалость усиливает человеческое «я», тогда как сострадание его растворяет. Сострадание возникает лишь в том, кто избавился от эго. Жалость — это способ подпитки эго. Это — хороший способ, который используют хорошие люди, но все же он способствует возрастанию эго.

Если вы заглянете глубоко внутрь себя в те моменты, когда совершаете подаяние — когда при виде нищего в вас поднимается жалость, когда вы получаете удовольствие, выступая в роли дающего, — то услышите шепчущий голос своего эго.

Сострадающий человек желает, чтобы на земле не осталось ни одного нищего. Но жалеющий человек хочет, чтобы нищие существовали, иначе он столкнется с трудностями. Общества, основанные на понятии жалости, не пытаются искоренить нищету, они подпитывают ее. Если бы возникло сострадательное общество, оно не потерпело бы нищих — нищета не должна существовать! Ум Арджуны наполнен именно жалостью. Если бы в нем было сострадание, в уме Арджуны началась бы внутренняя революция.

Необходимо ясно понимать, что слова Кришны, сказанные Арджуне, требуют глубоких размышлений. Первым делом Кришна дает ответ эго Арджуны. Он говорит: «Твое поведение недостойно благородного человека». Вторая сутра этой главы показывает, что Кришна правильно определил проблему Арджуны.

Эго шепчет внутри Арджуны. Оно говорит: «Я чувствую жалость. Как же я могу совершить подобное деяние?» Плохим является не сам поступок, но «Как же я могу совершить этот поступок? Я не настолько плох». Эго говорит Арджуне, что для него будет лучше, если сыновья Дхритараштра убьют его, нежели, если сам Арджуна совершит столь жуткое деяние, как убийство близких людей.

Эго может принести в жертву даже себя. Мученичество является конечным актом эго. Часто эго становится мучеником, но в таком мученичестве оно лишь усиливает себя.

Арджуна пытается сказать, что он предпочтет смерть неправильному поступку: «Я, Арджуна, просто не могу совершить неверное деяние. Мне жаль их. Для чего здесь собрались все эти люди? Я удивлен!»

Из слов Арджуны следует, что он не принимал никакого участия в событиях, приведших к этой войне, что предстоящая битва явилась для него неожиданностью. Возникает ощущение, что война вдруг появилась у Арджуны перед глазами, а раньше он даже не подозревал о ней. Арджуна как будто бы не имеет никакого отношения к сложившейся ситуации. Он говорит с такой отстраненной точки: «Мне жаль их!» Слезы застилают глаза Арджуны. «Нет. Я не могу это сделать. Лучше умереть — намного лучше».

Кришна заметил эту черту Арджуны. Именно поэтому я говорю, что Кришна был первым в истории психологом. Вторая сутра Кришны еще больше подпитывает эго Арджуны. Кришна говорит: «Зачем ты говоришь как анарья, человек низкого происхождения?» «Арья» значит благородный, возвышенный человек, родившийся в достойной семье, а «анарья» — низкое, недостойное существо. Истинный ариец — эгоист, анарья — грязь под ногами. «Как можешь ты говорить, подобно презираемому человеку?»

Теперь стоит задуматься: оказывается, испытывать жалость, значит, быть человеком низкого происхождения. Если ваши глаза полны слез жалости, то вы ведете себя презренно. И Кришна говорит Арджуне, что жалость навлечет на него дурную славу на земле и не принесет благословения в будущем мире. Жаль!

Возможно, вы думали так: слова Санджаи «Ему, охваченному жалостью, с полными слез глазами» и дальнейшая речь Кришны никак не связаны между собой. Дело в том, что мы всегда неправильно понимаем жалость. Жалость лишь усиливает эго; жалость также оказывается проявлением эго. Хороший человек реализует свое эго в жалости, а плохой — в жестокости.

Помните, эго усиливается как от хороших, так и от плохих поступков. И часто случается, что, если у эго нет возможности усилить себя с помощью хороших дел, оно начинает питать себя плохими поступками.

Следовательно, не существует коренного различия между теми, кого мы называем «хорошими людьми», и теми, кого принято считать «плохими». Как хорошие, так и плохие люди привязаны к одной и той же оси под названием эго. Разница лишь в том, что, подпитывая свое эго, плохой человек вредит окружающим, а хороший причиняет боль себе. Но в том, что касается боли, между ними нет разницы.

Арджуна говорит: «Лучше пусть меня убьют, чем я убью всех этих людей». Используя язык современной психологии, можно сказать, что плохой парень — это садист, а хороший парень, питающий свое эго, превращается в мазохиста. Мазох сам применял к себе избиения и пытки.

Люди, склонные причинять себе боль, очень быстро становятся «хорошими». Если я уморю вас голодом, меня назовут плохим парнем. Закон и суд будут иметь полное право взять меня под стражу. Однако если я начну поститься, никто не сможет арестовать меня.

Напротив, вы объявите меня героем. Но если морить голодом окружающих — преступление, как же можно считать хорошим поступком то. что я морю голодом себя? Ведь различие только в том, что другие тела принадлежат вам, а мое тело — мне. Если я заставлю вас раздеться и начну хлестать кнутом или же заставлю вас спать на кровати, утыканной шипами, это — преступление. Но если я проделаю все перечисленное сам, то мои поступки будут считать аскезой. Как может простое изменение направления — стрела, указывающая на меня, а не на других — сделать что-то религиозным?

Арджуна сказал: «Я лучше умру сам, чем убью их». Он говорит то же самое. Арджуна все еще не отказался от понятий «убить» и «быть убитым». Между ними нет большой разницы; просто стрела изменила направление.

И запомните, убийство другого в меньшей степени усиливает эго по сравнению с самоубийством — поскольку другой человек может перед смертью проявить презрение и плюнуть в лицо убийце. Но когда вы убиваете себя, вы беззащитны, вам некому ответить. Убийство других никогда не бывает полным; противник может жить даже после смерти. Его глаза скажут убийце: «Ты можешь убить меня, но не победить». Но от самоубийства невозможно бежать. Эго испытывает полную радость поражения.

Арджуна говорит о жалости, а Кришна отвечает ему: «Такие слова недостойны тебя; они принесут тебе плохую славу». Кришна просто дразнит эго Арджуны, он слегка подталкивает его.

Вторая сутра Кришны показывает, что он затронул правильную точку в уме Арджуны. Пока еще Кришне бессмысленно объяснять Арджуне ложность жалости. На этом этапе тщетной будет попытка показать, в чем различие между жалостью и состраданием. Сейчас эго Арджуны — это оголенный нерв героя. В данный момент его эго переходит от садизма к мазохизму. Арджуна, хотя и не желает убивать других, готов причинять боль себе.

В таких обстоятельствах Кришна говорит Арджуне слова, включенные во вторую сутру: «Что ты говоришь? Как можешь ты, возвышенный, благородный и утонченный человек, вести речи, достойные грубого простолюдина? Или твой ум охватила трусость?» Кришна подогревает эго Арджуны.

Читатели Гиты часто не замечают важнейших положений, выраженных в таких тонких и деликатных местах, как это. Называет ли Кришна Арджуну эгоистом? Нет, Кришна всего лишь пытается определить, является ли эго источником жалости Арджуны. Если так, то сильнее надавив на эго, можно избавиться от этой жалости. Поэтому Кришна сказал: «Ты говоришь, как трусливый человек». Он прибегает к самым жестким выражениям.

Кришна использует такие слова, чтобы посмотреть, какую реакцию они вызовут в Арджуне. Именно здесь начинается психоанализ. В этот момент Арджуна как будто бы ложится на кушетку в кабинете Кришны, и Кришна начинает психоаналитическую работу с Арджуной. И в дальнейшем, задавая вопросы, Кришна попытается с помощью провокационных высказываний достичь глубин ума Арджуны. Он постарается определить истинные мотивы героя. Отныне и впредь Кришна — просто психоаналитик, а Арджуна — всего лишь пациент. Кришне необходимо провоцировать Арджуну, чтобы подталкивать его в различных направлениях и иметь возможность наблюдать за его реакциями.

Первый удар Кришна наносит по эго Арджуны — и это естественно, поскольку глубочайшим базовым расстройством человека является его эго. А там, где есть эго, неизбежно присутствует ложная жалость. С эго всякий отказ от насилия фальшив. С эго любой мир ложен. Там, где есть эго, разговоры о щедрости и всеобщем благосостоянии пусты — поскольку они предназначены только для украшения эго.

Как в битве сражу я стрелами Бхишму и Дрону, Мадхусудана?

Их, достойных почтенья, супостатов губитель?

Но Арджуна не способен это понять. Он повторяет ту же саму мысль, но под другим углом. Арджуна говорит: «Как же я смогу сражаться с Дроной и Бхишмой? Ведь я почитаю их». Арджуна все еще рассуждает в терминах подчинения. Но эго всегда на словах готово проявить покорность, величайших эгоистов можно найти среди самых смиренных людей.

По существу, покорность является защитной реакцией эгоизма; так эго защищает себя. Агрессивное эго может попасть в беду. Смиренное эго всегда в безопасности и под защитой; оно застраховано. Поэтому, когда кто-то говорит: «Я ничто, я всего лишь пыль у ваших ног», — внимательно посмотрите в глаза такому человеку. Его глаза скажут вам совсем о другом, хотя на словах он будет более чем смиренным.

Кришна протянул руку и нащупал пульс Арджуны, но Арджуна не может этого понять. Он изменил отправную точку, но продолжает говорить о том же. Теперь Арджуна говорит: «Как же я могу напасть на Дрону, моего учителя, или на Бхишму — ведь я почитаю обоих?»

Важно осознать, что Бхишма и Дрона в данном случае вторичны. Арджуна пытается сказать следующее: «Как же я могу напасть на них? Я не настолько плох, чтобы пустить стрелу в Дрону или целиться в сердце Бхишмы. Нет, я не смогу пойти на это». Он говорит: «Они — старейшины, которых я почитаю. Как же я могу так поступить с ними?» Но если мы попытаемся глубже прозондировать ум Арджуны и внимательнее присмотреться к его словам, то обнаружим, что, в действительности, герой говорит о другом: «Для того образа. который я создал о себе, для человека, которым я являюсь в собственных глазах, невозможно совершить такой поступок. О, Кришна, лучше мне умереть. Лучше спасти собственный образ, чем тело; лучше спасти эго, чем себя самого, свое существо». Этот образ самого себя?..

Каждый человек создает образ себя. Когда вы злитесь на кого-то, а затем извиняетесь, не верьте иллюзии того, что вы действительно раскаиваетесь и стремитесь к прощению. В действительности, вы всего лишь заново отстраиваете собственный образ себя. Вы всегда считали себя хорошим человеком. А, разгневавшись на ближнего, вы своими руками разрушили собственный образ.

А когда гнев начинает затухать, перед вами встает вопрос: «Разве я был неправ, считая себя хорошим человеком?» И ваше эго находит рациональный ответ: «Нет, нет. Я все еще хороший человек; этот приступ злобы был всего лишь ошибкой. Он произошел помимо моей воли. В нем нет моей вины, просто все так сложилось, причина гнева — обстоятельства». После этого вы раскаиваетесь и извиняетесь.

Если вы по-настоящему раскаетесь в своем гневе, то никогда в жизни больше не сможете злиться. Но нет, назавтра гнев возвращается вновь!

Нет. Источник проблемы не в самом гневе, вас заставляет злиться что-то еще. Вы не могли и представить себе, что такой человек, как вы, может гневаться. Поэтому, когда вы раскаиваетесь, ваш хороший образ, ваше эго вновь коронуется на троне.

Эго говорит: «Смотри! Я извинился. Я попросил прощения. Я смиренный человек. Причиной произошедшего были обстоятельства, все произошло случайно — в другое время я никогда бы не разозлился. Я вернулся из офиса расстроенным, я устал и был голоден; день прошел не очень удачно. Я был в плохом настроении, что-то пошло не так в моих делах — а значит, причиной гнева была внешняя ситуация. Источник злобы не во мне. Видишь! Я извинился; как только я пришел в себя, в тот момент, когда я понял свою неправоту, я тотчас попросил прощения».

Таким образом, вымыв и заново украсив свое эго, вы вновь возвели его на трон. До того как вы разгневались, ваш собственный образ также пребывал на троне — он соскользнул с него в момент гнева. Теперь вы вернули его на место. В собственных глазах вы занимаете ту же самую почетную позицию, что и прежде, — и ничто не мешает вам разозлиться завтра. Вы вновь приобрели прежнее положение. Вы пребывали в нем до гнева, и вот вы опять на том же месте. Раскаяние стало просто процессом реабилитации вашего собственного образа.

Но может показаться, что тот, кто извиняется, — очень смиренный человек. Мне горько и грустно вам об этом напоминать, но внешний вид не всегда соответствует реальности. Реальность часто скрыта в глубине, и обычно она противоположна внешнему облику. Злой человек не извиняется перед вами. Он упал в собственных глазах и сейчас пытается отчиститься, загладить свое падение. Пройдя через всю процедуру очищения, он вновь выпрямится во весь рост.

Когда Арджуна говорит, что из-за почтения к своим противникам он не может убить их, основной акцент делается на достоинстве Дроны и Бхишмы. Арджуна делает ударение на своем «я»: «Как же я убью их? Нет, нет. Я не стану очернять свой образ и не допущу, чтобы на каждом углу люди называли меня убийцей собственного учителя и тех, кого я почитаю. О, Кришна, лучше я сам умру».

Пусть люди скажут, что Арджуна предпочел смерть убийству тех, кого он почитает. Арджуна умер, он принес себя в жертву, но не напал на своих учителей.

Сейчас Арджуне нужно запятнать свое «я». Он не понимает этого — никто не способен понять. Если человек смог запятнать свое эго, он немедленно вырывается из его тисков.

Мы очень тщательно защищаем свое эго. Арджуна продолжит ходить вокруг да около; он будет искать замену. Арджуна попытается тем или иным способом уклониться от реальной проблемы. Кришна предпринял попытку коснуться подлинного вопроса, стоящего перед героем, но Арджуна не заметил этого. Он не говорит о благородном и презренном. Он не касается проблемы славы и престижа на этой земле и заблуждения в другом мире. Нет, слова Арджуна не об этом. Он выбирает другой вопрос, как будто не слышит Кришну. Реплика Арджуны свидетельствует о том, что он не услышал ответных слов Кришны.

Мы не слышим чужих слов. Мы слышим только то, что хотим услышать. Мы не видим всего того, что воспринимают наши глаза. Мы видим только то, что хотим видеть. Мы прочитываем далеко не все, что читаем. Мы прочитываем только то, что хотим прочитать. Нашему зрению, слуху, способности читать присущи селективные свойства; мы выбираем. Мы все время отсеиваем то, что не хотим видеть.

Один из новых разделов психологии носит название гештальтпсихология. Ответ, который Кришна дал Арджуне, является прекрасным примером гештальтпсихологии. Гештальтпсихологи утверждают, что, взглянув на облачное небо, каждый увидит что-то свое. Испуганный человек увидит призраков, любитель кино разглядит в облаках лица любимых актеров и актрис. Облако будет одним и тем же, но каждый человек увидит в нем что-то свое.

Люди живут в мире собственных творений. Поэтому не поддавайтесь иллюзии того, что на Земле есть только один мир. На этой планете, по меньшей мере, столько же миров, сколько людей. Сегодня на Земле живет шесть миллиардов человек, значит, на ней шесть миллиардов миров. И не следует думать, что один человек проживает всю свою жизнь в одном мире. Его мир меняется каждый день.

Пирл Бак написала книгу, свою автобиографию. Она назвала ее: «Мои миры». Вы спросите, как же у одного человека может быть несколько миров? Но, в действительности, его мир меняется каждый день, и люди строят стены, заборы, устраивают в них двери и ставят охрану вокруг своего мира. Человек приказывает охране пускать одних, а другим говорить, что его нет дома. Мы предпринимаем такие меры не только против людей, но и по отношению к информации.

И вот Арджуна не услышал слов Кришны. Его ответ свидетельствует об этом; он не соответствует реплике Кришны.

Мы также не слушаем собеседников. Когда два человека говорят между собой, попробуйте встать на позицию независимого наблюдателя и последить за их разговором. Вы будете удивлены! Но очень сложно оставаться незаинтересованным наблюдателем. Вы и не заметите, как станете третьим лицом в разговоре. Но если вы все же сможете безучастно слушать их речь, то будете поражены: они говорят друг с другом или сами с собой? Слова одного и ответная реплика другого собеседника никак не связаны.

В своих воспоминаниях Юнг написал, что однажды в его клинику поступили два сумасшедших университетских преподавателя. Вообще психические заболевания распространены в преподавательской среде, а может быть, в профессора стремятся люди, склонные к психическим заболеваниям. Итак, оба преподавателя сошли с ума, но они не были похожи на обычных сумасшедших. Обычно сумасшедшие напуганы, боязливы и застенчивы. Но это были сумасшедшие профессора! В своем безумии они стали еще большими интеллектуалами. С утра до вечера они вели глубочайшие дискуссии. Юнг часто прятался за окном, чтобы послушать их речи.

Профессора обсуждали интересные вещи и сложнейшие проблемы. Они оба обладали широчайшей эрудицией, всесторонним образованием, были весьма начитаны. Профессора не испытывали недостатка информации — как раз ее обилие было одной из возможных причин их безумия. Владение чрезмерным объемом информации может довести человека до безумия. Чаще всего подлинное знание — ничто. Только информация способна накапливаться, и со временем она превращается в чудовищный груз.

Юнг был потрясен, столкнувшись с тем, сколько эти профессора знали. Они обсуждали тончайшие и глубокие вопросы. Но еще больше Юнга поразило то, что слова одного профессора никак не соотносились с репликами другого. Но даже это естественно для сумасшедших. По-настоящему удивил Юнга тот факт, что, когда один из профессоров говорил, другой сосредоточенно слушал, — по крайней мере, казалось, что он слушает. Но как только первый профессор оканчивал свою речь, второй начинал говорить, и его слова не имели ничего общего с мыслями, высказанными первым. Создавалось впечатление, что он вообще не слушал, поскольку, если первый профессор говорил о небе, второй начинал рассказывать о земле. Между репликами профессоров не было никакой связи.

Послушав разговоры профессоров, Юнг вошел в комнату и спросил у них: «Я понимаю, что вы говорите о сложных вещах, это мне ясно. Но я не могу понять, почему один из вас молчит, пока другой говорит?

Они засмеялись, а затем сказали: «Вы думаете, мы настолько безумны, что забыли о правилах общения? Мы знаем, что, когда один человек говорит, другой не должен перебивать его».

В этом мире только сумасшедшие думают, что они не безумны. Если человек начинает подозревать себя в ненормальности, значит, он уже встал на путь избавления от собственного безумия.

Итак, профессора сказали: «Вы, что, считаете нас сумасшедшими?»

Юнг ответил: «Нет, нет, как же я могу так ошибаться? Я не считаю вас сумасшедшими. Но если вы знаете такое отличное правило — что нельзя перебивать собеседника, — то я хочу задать вам еще один вопрос. Почему между вашими ответными репликами нет никакой связи?»

Профессора засмеялись и сказали: «Не беспокойтесь о нас, в любом случае, мы уже признаны сумасшедшими. Но разве хоть в одном разговоре, который ведется в этом мире, слова говорящих соотносятся между собой?»

Юнг разволновался и ушел. В своих мемуарах он написал, что с того дня, общаясь с людьми, он старался следить за тем, чтобы в разговоре была связь.

Мы пытаемся установить некое подобие взаимосвязи. Когда один человек общается с другим и он не безумен, — что само по себе маловероятно, — то первый собеседник, сам не замечая того, пока второй произносит свою реплику, ведет внутренний диалог. И в том момент, когда второй собеседник останавливается, первый начинает говорить. Но теперь его слова относятся к собственной внутренней беседе, а не к реплике другого человека. Слова собеседников в лучшем случае соотносятся между собой, как пальто и вешалка. Один из собеседников может обратить внимание на слово или мысль в речи другого и отнести их на счет собственных внутренних размышлений. И это все.

Такие ситуации будут раз за разом повторяться в диалоге между Кришной и Арджуной. Именно поэтому мне захотелось рассказать вам о данной проблеме более подробно.

Арджуна не услышал, что сказал ему Кришна. Со слов Арджуны можно подумать, что Кришна вообще не отвечал ему. Арджуна был слишком занят своей внутренней беседой. Он говорит: «Почитаемые мною Дрона и Бхишма...» В этих словах отразились внутренние размышления Арджуны, при этом сказанное Кришной осталось где-то на периферии. В реплике Арджуны проявились процессы, развернувшиеся в сознании героя. Арджуна говорит: «О, Кришна, как же я могу убить столь дорогих мне почтенных людей — я, Арджуна?»

Пожалуйста, обратите на это внимание. Он не слушал Кришну.

Ошо!

Вы только что сказали, что профессора безумны. Вы сами являетесь преподавателем философии, а теперь вы стали ачарья, просветленным учителем, и благодаря этому с вами может пообщаться каждый из нас. В этом наше благословение. Вопрос состоит в следующем: без эго невозможно отображение, и психоаналитики утверждают — да, вы говорите, что занимаетесь психосинтезом — что личность не может полностью развиться, не реализуя эго. И все же вы настаиваете на отказе от эго. Значит, вы предлагаете эго самоуничтожиться?

Во-первых, я сказал, что преподаватели склонны к психическим расстройствам, но из этого не следует, что они, все без исключения, сходят с ума. Во-вторых, я не говорил, что все сумасшедшие — профессора. Просто вероятность того, что профессор сойдет с ума, очень велика.

В сущности, если возложить на ум слишком большой груз так называемого знания, то он может не выдержать. Знание освобождает ум; груз знаний делает человека безумным. И освобождающее знание приходит изнутри. Знание, ведущее к безумию, никогда не рождается в самом человеке; оно всегда приходит от других, извне.

Во-вторых, вы задали мне вопрос о том, что психоаналитики рассуждают о развитии эго, а я говорю о его расщеплении. Конечно, психоаналитики рассуждают о развитии эго — но не все. Будда, Махавира или Кришна никогда этим не занимались. Фрейд или Эриксон ставили такую задачу — по той простой причине, что для них нет истины выше эго. Итак, необходимо развивать высочайшую истину. Для Махавиры, Будды или Кришны эго не является высочайшей истиной. Эго — всего лишь лестница, мост. В высшей истине нет места эго. Сущее — вот предельная истина, а вовсе не эго. Эго — не более чем лестница.

И, значит, Будда, Махавира и Кришна говорят нам о необходимости развить эго, а затем избавиться от него; подняться по лестнице, а затем отбросить ее; перешагнуть, переступить через эго, подняться выше и преодолеть его. А раз бытие также лежит за гранью разума, то конечная истина бытия — эго — станет первой вещью, которая будет отброшена на пути постижения сущего. Если я хочу прийти в ваш дом из своего дома, то, оставив позади последнюю стену собственного дома, я сделаю первый шаг в ваш дом.

Эго является границей ума. Ум не может проникнуть за границы эго.

Поскольку западная философия считает ум конечной истиной, разговор о развитии эго оправдан. Я сказал «оправданный», а не «истинный». В пределах ума такой подход является совершенно правильным. Но в тот день, когда западная философия поняла... точнее, она начала понимать. Начиная с работ Юнга границы сдвинулись, философы и психологи подошли к осознанию того, что за пределами эго есть еще что-то.

Но по настоящее время все, что западная философия считает преодолевающим эго, в действительности находится ниже его пределов, этот опыт нельзя считать преодолением эго. Есть нечто по эту сторону эго — бессознательное, оно стоит ниже сознания. Но это — не сверхсознание, возвышающееся над сознанием. Но все же настало благоприятное время. По крайней мере, западная философия признала, что есть нечто помимо эго — пусть даже и ниже его. А если есть нечто под эго, на более низком уровне, то на пути к реальности, превосходящей эго, стало меньше препятствий. Если мы признаем наличие чего-то под эго, то рано или поздно станет ясно, что есть нечто выше эго.

Психология ограничена стремлением сделать эго более целостным, кристаллизовать и очистить его. Она добивается того, чтобы эго стало чистым и синтетичным — таким должна быть индивидуация человека, его персонификация. Но Кришна не согласился бы с этим. Он сказал бы, что возможен еще один шаг вперед: интегрированное, концентрированное эго однажды должно признать свое поражение. Это — последний шаг на пути эго и первый шаг в вечности.

Если росинка растворится в океане, она, конечно же, станет океаном. И если эго сумеет раствориться в космическом океане, оно, несомненно, станет вечным. Но, прежде чем раствориться, эго должно сформироваться, росинка должна появиться на свет. Если нет росинки, если есть только пар, то ему будет сложно раствориться в океане. Если в небесах парят частицы пара, то прежде всего им необходимо собраться в каплю воды, и только после этого они могут попытаться влиться в океан. Пар не может непосредственно слиться с водами океана; он может предпринять такую попытку, но судьбой ему предназначено парить в небесах. Пар не сможет прыгнуть в океан, но росинка способна на это.

Западная философия научилась создавать капли, а психология Кришны дошла до той точки, в которой капля может влиться в океан. Но человеку необходимо пройти через стадию западной философии. Проповедь Кришны действенна только для тех, кто, начав с парообразного состояния, прошли через Фрейда и Юнга. Но многие частицы пара пытаются непосредственно обратиться к Кришне, и тогда они попадают в беду. Фрейд посередине, и его невозможно обойти. Он — не конец, но и. конечно же, не начало.

Кришна создает предельную психологию, наивысшую психологию. Он начинает с той точки, в которой заканчивается ум. С последней границы. А Фрейд и Адлер рассуждают о первом рубеже ума. Поймите это, и стоящее перед вами затруднение исчезнет.

Я скажу то же самое по-другому: интегрируйте эго, кристаллизуйте эго так, чтобы однажды оно капитулировало. Только целостное единство может сдаться. Как может капитулировать человек, чье эго разбито на десятки частей? Это — шизофреник, у него даже «я» расколото. Одна часть такого человека капитулирует, а другая скажет: «Зачем это нужно, откажись от своих слов».

Такими мы являемся сейчас. Психологические исследования показывают, что мы полипсихичны. У нас нет одного цельного «я», вместо него в современном человеке множество маленьких «я».

Вечером вы ложитесь спать, и одна часть «я» обещает проснуться в пять часов утра — она дает клятву. Но утром другое «я» говорит: «Слишком холодно! Забудь об этом! О чем ты вообще думал? Оставь эту идею на завтра!» Вы переворачиваетесь на другой бок и продолжаете спать. А позже, когда в семь утра вы все-таки встаете, третье «я» говорит: «Ты совершил большую ошибку! Вчера вечером ты хотел встать в пять, так зачем же было утром менять свое решение?». И вы глубоко раскаиваетесь.

Если бы вы были целостной личностью и решили встать в пять утра, тогда кто сейчас просит вас остаться в постели? Ведь кто-то говорит внутри, а не вовне вас. И еще раз, если вы не встали в пять утра, почему теперь, в семь, вы раскаиваетесь? Вы сами решили спать дальше; никто вас не просил об этом. Так зачем же теперь раскаиваться?

Обычно человек считает себя единой личностью. Это создает огромную путаницу. Внутри человека есть множество «я». Одно «я» решает встать рано утром, другое отказывается подчиняться. Третье раскаивается, четвертое забывает обо всем. Никто не помнит о таких вещах... и жизнь продолжается!

Психология говорит: прежде всего соберите эго в одно целое. Если есть одно эго, капитуляция возможна. Но если в человеке звучит множество голосов, как он может сдаться?

Такая же ситуация складывается в храме. Одно «я» капитулирует и склоняется перед статуей, другое стоит прямо — и все это происходит в одном и том же месте. Одно «я» простирается у ног статуи, а другое оглядывается, не смотрит ли кто-нибудь на него. Существует всего один человек, но в нем два «я». Одно, которое кланяется, и другое, которое смотрит на людей.

Если вы капитулировали, то почему вы хотите, чтобы другие узнали об этом? Одно «я» склоняется, а другое говорит: «Бога нет. В какие игры ты играешь? Они бессмысленны!» Или же здесь первое «я» кланяется статуе, тогда как второе — в тот же самый момент — сидит в магазине и ведет бизнес.

Эго должно быть целостным. Только тогда возможна капитуляция. Я не вижу никакого противоречия между процессом интеграции личности и ее сдачей, я считаю все это эволюцией. Фрейд не сказал последнего слова, но он важен, его учение способствует реализации эго. Кришна — это конец. На определенном этапе «я» должно капитулировать.

Чем убивать этих чтимых гуру, нам лучше нищенствовать в этом мире,

Ведь гуру убив, хотя бы корыстных, уже здесь мы вкусим окровавленную пищу.

Не знаем, что будет для нас достойней — быть побежденным иль одержать победу?

Мы утратим желание жить, если погубим противостоящих сынов Дхритараштры.

Болезнь состраданья меня до глубин поразила; не разумея дхармы,

Я вопрошаю, что лучше, скажи это ясно;

Я твой ученик, наставь меня, к тебе припадаю.

Арджуна раз за разом повторяет одну собственную мысль. Внешне он спрашивает Кришну, что является религиозным, но, в действительности, Арджуна просто выражает свою позицию. Он умоляет: «Я окружен тьмой незнания. Я не могу определить, что правильно, а что ложно». И в то же время Арджуна не перестает повторять: «Пища, которую я буду вкушать после убийства близких мне людей, будет испачкана кровью. Лучше просить подаяние на улицах, чем взойти на царство, убивая близких».

Арджуна дает оценку за оценкой, но при этом говорит, что погружен во тьму ложного знания. Между двумя утверждениями нет связи. Если его действительно отягощает ложное знание, тогда он не должен ничего говорить. Достаточно сказать: «Меня тяготит ложное знание. Пожалуйста, наставь меня. Я не могу понять, что правильно, а где ошибка». Но нет, одновременно с этим Арджуна не перестает говорить Кришне, что правильно, а что ложно.

Ум может сказать, что он полон ошибочного знания, но эго никогда не согласится с этим. Эго говорит: «Я? Отягощено ложным знанием? Я точно знаю, что религиозно, а что противоречит религии».

Следует также отметить, что эго всегда держится крайностей, выбирает крайности. Оно перескакивает от одной крайности к другой. Эго никогда не останавливается посередине. Оно даже не пытается — остаться на середине для эго равносильно смерти. Поэтому Арджуна говорит, что лучше быть нищим, чем царем: он выбирает между двумя противоположностями. Арджуна может стать либо царем, либо нищим; он не может остановиться где-то посередине. Он станет первым либо на том, либо на этом полюсе, но обязательно первым. Вам не стоит забывать об этом.

Бернард Шоу однажды сказал: «Если мне предложат небеса с условием занять второе место, я откажусь. Лучше жить в аду, но быть первым. Я должен быть первым. Что за радость в небесах, если там я буду вторым? Даже адом можно наслаждаться, если в нем ты первый».

И я не удивлюсь, если люди, стремящиеся быть первыми, соберутся в аду. Политический капитал — это самый быстрый путь в ад! Поезжайте в Дели, и вы попадете в ад. Ад сливается с Дели.

Поэтому, если человеку, поглощенному идеей стать первым, не удается прорваться к царской власти, перед ним немедленно открывается другая альтернатива — превратиться в нищего.

Будет хорошо, если вы также поймете сущность этих альтернатив, поскольку их выбирает эго. Эго всегда тяготеет к крайностям. Ему неважно, кем вы станете: правителем или нищим. Главное быть первым.

Арджуна говорит: «Лучше мне просить милостыню на улицах...» Это утверждение может произвести впечатление крайнего смирения. Арджуна отказывается от царства и готов стать нищим. Но в сущности его слова ничего не меняют: глубинный подтекст остается неизменным. Эго всегда стремится только к крайностям: либо один полюс, либо другой. Среднее не для эго.

Психология Будды носит название «серединный путь». Когда у Будды спрашивали, почему он называет свой путь серединным, он отвечал: «Только тот, кто стоит посередине между двумя потоками, может освободиться от эго; иначе это невозможно».

Вот небольшая история из жизни Будды...

Будда пришел в деревню. К нему подошел правитель и попросил посвятить его в монахи. Ученики стали шептать Будде: «Бойся этого человека! Мы много слышали о нем. Он никогда не сходит с колесницы, он никогда не ходит пешком. Этот правитель проводит жизнь в наслаждениях в своем дворце. Там по краям лестниц стоят обнаженные женщины, и он использует их вместо перил. В своей жизни он не видел ничего, кроме вина и женщин. А сегодня он вдруг захотел стать монахом; он хочет отказаться от всего и заняться аскетической практикой. Вероятно, он бросит тебя на пол-пути».

Будда ответил: «Насколько я понимаю людей, этот человек не оставит меня. Он отягощен одной крайностью, а сейчас движется к другой».

Ученики все еще сомневались, поскольку они смотрели в прошлое, но Будда сказал им: «Я уверен в нем. Люди такого типа постоянно бросаются в крайности. Не волнуйтесь».

Ученики возразили: «Нам кажется, что этот человек не сможет ходить босиком по улицам и выпрашивать пищу, он не вынесет жару и дождь».

Тогда Будда сказал: «Он сможет вытерпеть даже больше, чем вы».

Все ученики засмеялись. Им показалось, что уж на этот раз Будда точно не прав.

Но слова Будды подтвердились. На следующий день все увидели, что, хотя другие монахи идут по тропинке, царь сходит с нее и шагает по шипам. А если монахи садились в тень дерева, он стоял на солнце. Все монахи ели один раз в день, а бывший царь питался раз в два дня. Через полгода он превратился в скелет. У него было прекрасное тело, но теперь оно потемнело, из-под кожи торчали кости. На ногах у правителя были раны.

Тогда Будда сказал ученикам: «Видите, а вы говорили, что этому человеку нельзя доверять. Он превзошел вас в подвигах аскезы».

Монахи были удивлены предвидением Будды. Как мог он знать это? Будда ответил: «Эго всегда бросается из одной крайности в другую; оно не может остановиться посредине. Он был царем из царей, а сейчас он монах из монахов. Он собрал всех прекрасных женщин царства; он украсил свой дворец драгоценными камнями. Теперь среди монахов он — не обычный монах, он — выдающийся подвижник. Вы идете по общей тропе, а он прокладывает свою. Вы стараетесь не наступать на шипы, а он ищет их. Вы сидите в тени, а он стоит на солнце. Не важно где, но он обязательно будет первым. Он не может отказаться от этого желания. Он собирается победить вас. Он побеждал царей, как же может он пощадить вас, простых монахов? Эго бросается в крайности».

Арджуна говорит: «Я хочу отбросить саму мысль о власти; она бессмысленна. Лучше жить нищенством». И Арджуна действительно способен совершить этот шаг. Эго будет подпитывать себя и в таком состоянии — ведь оно не может оставаться посредине. Эго легко бросается из крайности в крайность. Но при переходе от одного полюса к другому не происходит трансформации.

Однажды вечером Будда подошел, чтобы взглянуть на царя. Бывший правитель, совсем больной, лежал на обочине тропинки. Будда сказал ему: «Я пришел спросить об одной вещи. Я слышал, что прежде ты был опытным музыкантом, ты в совершенстве владел арфой. Я хочу задать вот какой вопрос, можно ли играть на арфе, если ее струны сильно натянуты?»

Царь ответил: «Конечно, нет. Струны порвутся».

«А что будет, если слишком отпустить струны? Можно ли тогда играть?»

«Нет. Если слишком отпустить струны, они не издадут и звука — не говоря уж о музыке».

Будда сказал: «Теперь я ухожу. Перед тем как уйти, я хочу напомнить тебе, что арфа будет звучать лишь, если ее струны не слишком натянуты и не слишком отпущены. Требуется нечто среднее. Когда струны правильно настроены, когда они натянуты ровно наполовину, только тогда они зазвучат. По такому же принципу устроена жизнь».

Если бы Арджуна говорил о средней точке, Кришна, несомненно, сказал бы: «Иди куда хочешь. Проблема исчерпана; нам больше нечего обсуждать». Но Арджуна не упоминает о середине. Из его слов следует, что он готовится броситься из одной крайности в другую. И от этой новой крайности эго только окрепнет.

Ошо!

Почему в индийском суде человек должен перед началом речи положить руку на Гиту и произнести клятву? Почему вместо Гиты не используют Рамаяну или Упанишады? Такая практика установилась из-за веры в Гиту? Или в данном случае это — всего лишь суеверие?

Вы спрашиваете, почему в суде человек клянется, положив руку на Гиту? Почему не на Рамаяну или не на Упанишады?

Для этого есть веское основание. Я не уверен, известно ли об этом в суде, но у данной практики есть значимое основание.

Каким бы великим ни был Рама, индийское сознание не воспринимает его в качестве совершенной инкарнации божества. Он — частичное воплощение. Какими бы великими мудрецами ни были пророки Упа-нишад, они не являлись инкарнациями божества. Кришна — совершенное воплощение. Если бы божество решило во всей своей полноте воплотиться на земле, оно приняло бы форму, подобную Кришне. Именно поэтому Кришна мог затронуть сердца максимального количества людей в своей стране — и еще по многим другим причинам.

Прежде всего совершенная инкарнация должна быть многомерной; она должна затрагивать все аспекты человеческой личности. Рама одномерен.

Герберт Маркузе написал книгу «Одномерный человек». Рама был одномерным; у него всего лишь одна черта. Обычно человек с одной доминирующей чертой привлекает однонаправленный ум, но он не может покорить каждое сердце. Махавира, Будда, все они одномерны; у них была только одна черта. И именно поэтому Махавира и Будда не могут нравиться всем людям. Да, определенная прослойка человечества без ума от Будды или Махавиры, но это — всего лишь одна группа, а не все люди.

Но Кришна многомерен. На земле трудно найти человека, которой бы не полюбил и не восхитился каким-то аспектом Кришны. Вор может любить Кришну, танцор может любить Кришну, святой может любить Кришну... и даже грешник. Воин на поле битвы может поклоняться Кришне, танцор вместе со своей подругой может обожать его. Кришна — это оркестр. В нем множество инструментов, и все они играют. Каждый человек обязательно найдет в нем свой инструмент. И по той же причине не существует людей, которые бы любили всего Кришну. В Кришне каждый выбирает какую-то одну его часть.

Если Кешавдас захотел бы полюбить Кришну, его не заинтересовал бы Кришна-ребенок. Он выбрал бы Кришну-юношу, танцующего в лунном свете. Такому Кришне чужды моральные нормы поведения, он не следует никаким ограничениям дисциплины, он по ту сторону дисциплины. Его невозможно удержать, Кришна-юноша — это полный хаос. Кешавдас выбрал бы такого юного Кришну и забыл бы о Кришне-ребенке.

Сурдас любит Кришну-ребенка. Он очень боится гули — подруг юности. Сурдас прославляет детский образ

Кришны, именно эта сторона привлекает его. Кришна-ребенок не пугает Сурдаса. Он боится взрослого Кришну, поскольку, в действительности, его пугает повзрослевший Сурдас. Следовательно, он сделал свой выбор, он предпочел определенный аспект Кришны.

Еще не рождалось человека, способного полюбить Кришну во всех его проявлениях. Лишь многомерный человек сможет полюбить всего Кришну. Обычно люди одномерны. Чаще всего у нас однонаправленная личность, и мы двигаемся по одному пути, как будто по железнодорожной колее. Но в Кришне каждый человек может найти нечто, соответствующее своему собственному направлению. И поэтому все люди этой страны любят Кришну. Его может полюбить даже очень плохой человек.

Запомните, хороших людей достаточно редко вызывают в суд — иными словам, если уж им пришлось туда пойти, то только потому, что плохие люди принудили их к этому. Обычно в суде собираются плохие люди. Если плохой человек полюбит Раму, то после этого он уже никогда не предстанет перед судом — бессмысленно просить его поклясться именем Рамы. Но плохого человека можно заставить принести клятву именем Кришны. Человек, представавший перед судом, может любить Кришну — поскольку Кришна открыт и доступен даже для плохих парней. Двери его дома распахнуты для всех и каждого.

Хорошие люди, подобные Раме, оставляют только один вход в свой храм. В храме Кришны много дверей. Даже алкоголик сможет найти свою дверь. В сущности, трудно найти более терпимого человека, чем Кришна.

Впрочем, я не хочу сказать, что закон обо всем этом знает, я не могу утверждать наверняка. Но на сознательном или бессознательном уровне его создатели чувствуют, что Кришна затрагивает все пласты человечества. Максимально количество людей может обратиться к нему. Кришна не откажется обнять ни одного человека. Он никого не отвергнет. Он для всех. Возможно, в этом причина.

Затем вы спросили: «Не является ли это всего лишь предрассудком?»

Нет, это — не просто предрассудок. В нашем мире любовь — большая истина, чем сама истина. Трудно обманывать того, кого любишь. По существу, человек может быть честен только с любимым. В жизни истина появляется только там, где есть любовь. Если вы не способны быть честным даже с любящим вас человеком или возлюбленным, значит, и сама ваша любовь — всего лишь обман.

Если муж прячет что-то от жены и не может быть честным или жена прячет что-то от мужа и обманывает его... и необязательно супруги обманывают друг друга в чем-то большом, даже если речь идет о малом и несущественном, например, вы чувствуете злобу, но пытаетесь скрыть ее, — то любви недостаточно, между вами нет подлинной любви. Любовь открывает себя до полной наготы, во всех смыслах, на любых уровнях.

Итак, дело не в предрассудках. Только затронув струну любви, можно заставить человека говорить правду. Я не знаю, отдает ли себе в этом отчет закон — поскольку я не уверен в том, известно ли суду о силе любви. Но об этом знает даже психология: если затронуть струну любви, велика вероятность того, что человек скажет правду. Другой вопрос, будет ли он вообще говорить. Но вероятность велика только в том случае, если вам удалось найти струну любви. А там, где нет любви, вы почти наверняка услышите ложь — поскольку тогда нет смысла говорить правду.

Ибо я не предвижу, чтоб эта скорбь, палящая чувства, могла утолиться;

Достижения здесь, на земле, бесспорного царства или даже владычеством над богами.

Санджая сказал:

Это сказав Хришикеше, Гудакеша молвил: «Не буду сражаться», —

И замолк врагов утеснитель.

Ему отвечал Хришикеша, как бы с улыбкой Бхарата;

Скорбящему между двух ратей молвил такое слово.

Арджуна погружен в состояние ужасающей нерешительности.

Санджая говорит: «Арджуна сказал: «Я не буду сражаться» и замолк». Необходимо внимательнее присмотреться к такому решительному утверждению, как «Я не буду сражаться», произнесенному в состоянии страшной нерешительности! Такие решительные слова, как «Я не буду сражаться», произнесены Арджуной в полнейшей нерешительности: «Как ученик, я умоляю тебя объяснить мне, что хорошо и правильно. Я ищу в тебе убежища. Пожалуйста, просвети меня». Уже в словах «Пожалуйста, просвети меня» Арджуна сам принимает решение. Он сказал: «Я не буду сражаться».

Мы должны глубже разобраться в этом. Если человек часто делает очень решительные заявления, можно точно сказать, что внутри себя он очень нерешителен — иначе в жестких решениях не было бы необходимости. Если кто-то говорит, что полностью полагается на сущее, значит, внутри себя он не доверяет ему. А иначе зачем такому человеку понадобился ярлык «твердой веры»? Если некто раз за разом повторяет, что он всегда говорит только правду, значит, этот человек пытается скрыть внутреннюю ложь. В обратном случае зачем нужны эти слова?

Мы пытаемся скрывать и отрицать собственную нерешительность и тайные колебания, выставляя на всеобщее обозрение решительные утверждения. Мы хотим, чтобы наша внутренняя нерешительность со стороны выглядела как уверенность.

И вот Арджуна говорит нечто очень занятное: «Я не буду сражаться». Он принял окончательное решение; он пришел к твердому убеждению. Так что же Арджуна оставил Кришне? Если он уже решил отказаться от боя, что же еще спрашивать у Кришны? В каком наставлении может нуждаться Арджуна?

Поэтому большой интерес представляет вторая вещь, о которой говорит Санджаи: «Ему отвечал Хришикеша [Кришна], как бы с улыбкой...»

Над чем смеется Кришна? Почему он улыбается? Разве Арджуна, упивающийся болью и горем, Арджуна, столкнувшийся с таким кризисом, заслуживает насмешки? А ведь Кришна смеется над ним! Но до сих пор Кришна ни разу не улыбнулся; только эти слова Арджуны вызвали его смех.

И у этой улыбки есть причина. Кришна видит, как человек, находящийся в состоянии крайней нерешительности, делает решительное утверждение: он не будет сражаться. Кого он обманывает? Кришна смеется над самообманом Арджуны. Любой знающий человек рассмеялся бы в такой ситуации. Кришна понимает, что в глубине ум Арджуны расколот на кусочки. Он разделен, разбит: в действительности, Арджуна ничего не решил и при этом утверждает, что не будет сражаться. Так он обманывает себя.

Все мы поступаем так же. Если вслух человек говорит слишком категорично, значит, внутри себя он скрывает неуверенность. Если мы слишком пылко признаемся в любви, значит, пытаемся скрыть нелюбовь. Мы пользуемся религиозным языком только для того, чтобы никто не узнал о нашем неверии. Люди все время пытаются выставить себя кем-то еще. То, что мы видим на поверхности, диаметрально противоположно внутреннему содержанию.

Итак, смех Кришны является уместным и своевременным. Он не противоречит ситуации. Улыбка Кришны может, конечно, показаться неуместной. От нее не веет ничем хорошим. Трудно свыкнуться с тем, что Кришна смеется над глубоко огорченным Арджуной, но для этой улыбки есть причина. Кришна видит трещину в сознании Арджуны. Герой говорит одно, а думает совсем о другом.

Слова человека с расщепленным умом всегда внутренне противоречивы. И здесь мы видим явное противоречие. Одной рукой Арджуна кладет кирпич и тут же убирает его другой рукой. Одной рукой он строит стену, а другой разрушает ее. Днем Арджуна возводит дом, а ночью обращает его в руины.

Кришна смеется над трещиной в личности Арджуны. Что может сделать человек, охваченный шизофренией, внутренний мир которого лишен целостности?

В улыбке Кришны есть прозрачный намек. Но я не думаю, что Арджуна мог заметить эту улыбку, что герой обратил внимание на смех Кришны.

Прочтите еще одну сутру, на которой мы закончим эту беседу.

Ты мудрую речь говоришь, а сожалеешь о тех, кому сожаленья не надо:

Познавшие не скорбят ни о живых, ни об ушедших.

Слова Кришны, сказанные с улыбкой, еще труднее. Он говорит Арджуне: «Ты говоришь языком писаний, но ты не мудрец. Ты — идиот, дурак, потому что, даже прибегая к языку писаний, ты приходишь к собственным выводам».

Арджуна действительно говорит на языке писаний: «Произойдут вещи, противные религии; все пойдет неправильно и на нас падет зло...» Он полностью переходит на язык писаний. Но Арджуна навязывает себе этот язык. Он уже пришел к тому выводу, к которому стремился; теперь он ищет в писаниях поддержку и одобрение своего решения.

Между мудрецом и идиотом есть только одно различие. Идиот также может говорить на языке писаний — так он и поступает. Помимо всего прочего, идиот виртуозно владеет этим языком. Нет никакого противоречия между идиотизмом и употреблением языка писаний. Но идиот извлекает из писаний тот смысл, который ему нужен. Он не беспокоится о писаниях, он думает лишь о себе. Идиот использует писания в качестве подтверждения своих слов.

Симон Вейл писал, что есть люди, которые хотят, чтобы истина поддерживала их, а есть те, которые стремятся сами поддержать истину. Все люди делятся на эти два типа. Одни хотят, чтобы религия и писания защищали их с тыла, а другим хватает смелости стоять на одной линии с религией. Но стать плечом к плечу с религией — это революционный шаг, поскольку религия уничтожит вас; она не позволит вам выжить. Вы сделаете конформистский, простой и традиционный шаг, если превратите религию в свою опору — поскольку благодаря этому вы приобретете удобную защиту.

Арджуна говорит на языке мудрецов, но его слова не имеют ничего общего с мудростью и знанием. Он хочет использовать писания как опору.

А тот, кто стремится обратить писания в свою пользу, естественным образом становится впереди них. И нет ничего опаснее, чем выступить вперед писаний, поскольку в таком случае человек заранее признает свою правоту. Теперь у него нет возможности быть неправым. Он уже пришел к выводу, что он прав. Он просто ищет поддержку для своих убеждений в писаниях.

Христианские мистики часто говорили, что даже дьявол цитирует писания. Именно так он и поступает! Нет ничего проще, чем говорить словами писаний. Арджуна точно так же цитирует их.

И в чьем же присутствии Арджуна заговорил языком писаний? Когда пред тобой стоит живое писание, только дурак может говорить цитатами. Перед кем Арджуна произносит все эти мудрые слова? Когда рядом с тобой стоит воплощенная мудрость, только дурак способен обратиться к чужому знанию. Кришна имел право улыбаться. И правильно сказал Арджуне, что тот говорит как мудрец, а ведет себя как дурак — и в чьем присутствии?

Я слышал, что один человек пришел к Бодхидхарме с книгой Будды. Он попросил Бодхидхарму объяснить ему эту книгу.

Бодхидхарма ответил: «Если ты думаешь, что я могу объяснить книгу Будды, то отбрось книгу, и слушай только меня. Если ты считаешь, что я не смогу ее объяснить, то отбрось меня и читай саму книгу».

Улыбка Кришны уместна. Для кого Арджуна приводит все эти цитаты? Интересно, что одновременно он продолжает обращаться к Кришне как к «Блаженному», но при этом произносит слова из писаний.

Некоторые глупцы даже в присутствии просветленных людей продолжают держаться за свои писания. Их глупость бесконечна. Если случайно такой человек встретится с просветленным, с благословенным, он все равно будет цитировать Гиту. И поэтому просветленному придется засмеяться: «Ну хоть сейчас забудь Гиту!» Но он не сможет отбросить ее.

Арджуна повторяет глупости, сказанные обычными учеными, а Кришна говорит прямо и ясно. Очень и очень редко что-то говорится прямо и ясно, но Кришна способен на это и не без причины. Вместе с тем, трудно сказать, слушает ли его Арджуна. Почти всю Гиту — большую ее часть — Арджуна ведет себя так, словно он одновременно слеп и мертв. В обратном случае, вероятнее всего, Гита бы не потребовалась. Если бы Арджуна хоть раз открыл глаза и внимательно посмотрел на Кришну, этого было бы достаточно. Но он продолжает называть Кришну «блаженным» и при этом не обращает на него никакого внимания.

Если в его колеснице стоит просветленный человек, если он действительно знает, что Кришна пробудился и управление колесницей в его руках, то зачем Арджуна, безо всякой необходимости, берет на себя груз ответственности за классификацию вещей? Если он понимает, что Кришна просветленный, то о чем спрашивать? Вожжи в руках Кришны, и теперь Арджуна должен выкинуть все из головы. Но он называет Кришну «блаженным» только на словах. Арджуна не знает этого наверняка.

Мы все говорим «О, блаженный», сами не понимая, что это значит. Человек может стоять в храме и, сложив руки, молиться: «Я безработный. Пожалуйста, Господи, найди мне хорошую работу». Если этот человек сознательно молится всесильному и всезнающему, то он должен также понимать, что всесильному и всезнающему уже известно, что он безработный! Нет нужды сообщать ему эту информацию. А если богу не достает силы самому узнать об этом, значит, ему в равной мере не хватит мощи найти для вас работу! Вы впустую складываете руки в мольбе.

Именно так большинство верующих и ведут себя перед богом: они называют его «блаженным» и при этом беспокоятся, получат ли их дети работу!

В последний момент, когда Иисуса прибили к кресту, он произнес такие слова: «О, Боже! Что ты делаешь со мной? Через что мне предстоит пройти?»

Что может значить реплика Иисуса? Он жалуется! Что это значит? Иисус хотел чего-то другого, но реальная ситуация не соответствовала его желаниям. Это значит, что он не сдался. Его вожжи еще не в руках сущего. В этот момент Иисус считает себя мудрее целого.

Но Иисус немедленно собрался. Арджуна не способен так же быстро осознать происходящее. Иисус мгновенно понял суть ситуации. За вопросом «Почему я должен пройти через это?» последовали слова: «Прости меня. Да будет воля твоя». Иисусу стало понятно: «Как я мог сказать такие слова? Во мне поднялось сомнение».

Я думаю, что, когда Иисус шептал первое предложение, он был сыном Марии, а произнося последнюю фразу, он стал Христом. Революция произошла в одно мгновение. До этой секунды Иисус был только сыном Марии, человеком, который говорит: «Через что мне предстоит пройти?» Он жаловался. В сердце религиозного человека нет места для жалоб. Поэтому в следующее мгновение он сказал: «Прости меня. Да будет воля твоя», — все, что ты делаешь, правильно. Вопрос о том, что прав может быть кто-то еще, больше не стоит. И немедленно Иисус превращается в Христа. С этого момента он перестает быть обыкновенным сыном Марии; он сын всего сущего.

Арджуна продолжает называть Кришну «блаженным», но это — всего лишь обращение. Подобно любому другому обращению оно ошибочно, формально. И сейчас Арджуна не видит, как в Кришне движется сущее. Для него Кришна просто близкий друг. «Он пришел со мной, он — мой колесничий, и раз уж он здесь, я могу спросить его мнение». Но если бы Арджуна действительно воспринимал Кришну как блаженное существо, ему не пришлось бы задавать вопросы. Он сказал бы: «Поводья в твоих руках. Да будет воля твоя».

Поэтому обращение Арджуны к Кришне как к «блаженному» пока не несет смысловой нагрузки. Вместо того чтобы внимать Кришне, Арджуна сам принимает решения. Он говорит: «Я не буду сражаться». Он говорит «блаженный», а затем сам принимает решение: «Я не буду сражаться». И когда Кришна смеется над этим и указывает Арджуне на противоречие в его словах, он совершенно прав.

Остальное обсудим вечером...

ГЛАВА 6 Ум без мыслей

Шри-Бхагаван сказал:

Ибо я был всегда, также и ты, и эти владыки народов,

И впредь все мы пребудем во веки.

Как в этом теле сменяется детство на юность, зрелость и старость,

Так воплощенный сменяет тела; мудрец не смущается этим.

Касания плоти, Каунтея, приносит страдание, радость, жар, холод,

Непостоянны они: приходят — уходят; противостань им, Бхарата!

Лишь человек, не колеблемый ими, тур Бхарата,

В страдании, радости равный, стойкий, готов для бессмертья.

Ошо!

Действия инициируются идеей или целью, и все мы стремимся к определенным результатам. Следовательно, если из разума навсегда исчезают мысли и эго, как возможны действия?Если благодаря постоянному безмыслию все люди утратят стремление к действию, на что будет опираться общество? Не погибнет ли оно?

Утрачивая эго, человек не перестает стремиться к действию. Расставаясь с мыслями, человек также не становится пассивным. Отказываясь от эго, человек отбрасывает только идею действующего лица. Действие — это капитуляция перед целым, оно продолжается с полным импульсом. Река течет, но в ней нет эго. Ветер дует, и в нем нет эго. Цветы распускаются, и в них нет эго. И таким же образом все исходит из спонтанного, лишенного эго жизненного центра — хотя внутри события нет никакого действующего лица.

Поэтому, когда сегодня утром я сказал, что эго Арджуны стало источником его непрерывных страданий и мучений, это не значило, что, отбросив эго, он прекратит действовать. И когда я говорил, что мышление является причиной тревоги и если ум Арджуны избавится от мыслей — если он выйдет за границы беспокойства, — я не имел в виду, что ум без мыслей больше не будет говорить, действовать или как-то еще проявлять себя.

Нет, это не так. Ум без мыслей становится полым, как бамбуковая флейта. Песни будут идти сквозь него, но это будут не собственные песни, а песни божества. В уме будут появляться мысли, но не самого человека, а целого.

Подобный ум капитулирует перед целым. Он будет говорить только то, что ему приказывает целое. Он будет делать лишь то, к чему его понуждает целое. Внутренний центр «я» распадется — а когда он исчезнет, не останется ни мучений, ни тревог.

Ибо я был всегда, также и ты, и эти владыки народов,

И впредь все мы пребудем во веки.

Может показаться, что Арджуна тревожится из-за того, что все люди, стоящие перед ним, будут убиты в этой войне, их больше никогда не будет. Кришна говорит ему, что все сущее сейчас было всегда, а то, чего не было, не было никогда.

Полезно остановиться на этом подробнее.

Религия всегда настаивала на таком подходе, но и наука стала пользоваться аналогичными терминами. И лучше начать с науки. Религия говорит о пиках, которых достигают лишь единицы, тогда как наука изучает основу, землю, по которой все мы ходим.

Одно из глубочайших открытий науки состоит в том, что сущее не может быть превращено в не-сущее. То, что есть, нельзя уничтожить. А то, чего нет, невозможно создать. С помощью всех наших научных знаний и открытий, во всех научных лабораториях мира все ученые Земли, собравшись вместе, не смогут уничтожить и одной песчинки. Они могут лишь трансформировать ее, придавать ей новые формы.

То, что принято называть творением мира, большой взрыв, также является не чем иным, как проявлением новой формы — но не созданием нового бытия, только новой формой. И то, что называют большим свертыванием, также не является аннигиляцией сущего. Это — только новая форма, новое очертание. Формы непрерывно меняются, но скрытое внутри формы остается неизменным.

Этот процесс напоминает вращение колеса телеги, которое поворачивается, но точка в центре остается неподвижной. Колесо вращается вокруг нее. Те, кто не видит ничего, кроме колеса, скажут, что все течет, все изменяется. Но если вы знаете о центральной точке, то скажете, что в центре всякого движения есть нечто неподвижное и стабильное.

И самое интересное то, что колесо без оси вообще не сможет вращаться! Движение колеса зависит от того, что не движется. Формы меняются, но изменение зависит от того, что не имеет формы, неизменно.

Когда Арджуна говорит, что все эти люди умрут, его слова относятся к форме. Он пытается сказать, что все стоящие перед ним люди исчезнут: Арджуна не видит ничего за формой. А Кришна отвечает, что люди, которых он видит перед собой, уже были здесь. Они уже стояли на этом поле: и я был здесь прежде, и вы уже были здесь. И также неправильно думать, что те, кто собрались здесь сегодня, не будут здесь завтра. Нет, мы будем здесь в будущем — всегда, вечно. Сущее развертывается без начала и без конца.

Поэтому важно понять, что Кришна и Арджуна говорят о разных вещах.

Арджуна говорит о форме, а Кришна — о не имеющем формы. Арджуна говорит о видимом, а Кришна о незримом. Арджуна говорит о том, что доступно глазам, ушам и рукам; речь Кришны посвящена тому, что лежит за границами слуха, осязания и обоняния. Арджуна думает так же, как и все люди, а Кришна рассказывает о том, что может стать благословением для нас, если мы только сможем это осознать.

Видимый мир был не всегда. «Всегда» — это большое слово. Видимого сейчас не было еще мгновение назад. Вы смотрите на мое лицо: за секунду до того оно было иным, а еще через миг оно опять изменится. За один момент многие клетки моего тела умерли, а другие возникли.

Будда часто говорил людям, приходившим взглянуть на него: «Когда вы уйдете отсюда, вы уже не будете теми людьми, которые пришли. За час многое успевает измениться».

За семьдесят лет человек, по меньшей мере, десять раз полностью обновляется. Каждые семь лет все атомы и молекулы тела заменяются на новые. Каждое мгновение какая-то частица вашего тела умирает и исключается из организма; одновременно в нем рождается что-нибудь новое.

Вы вводите в организм новые вещества вместе с едой. Все тело полностью меняется за семь лет. Но мы продолжаем говорить: «Я тот же самый человек». Люди называют формальное подобие идентичностью.

Должно быть, вы иногда смотрите фильмы. Увидев фильм в замедленном воспроизведении, вы поразитесь. Чтобы показать, как рука поднимается и касается головы, требуется сделать тысячи снимков. Затем необходимо очень быстро показать последовательность фотографий. Благодаря этому вам кажется, что рука делает нормальное движение. Но если вы станете смотреть фильм в замедленном режиме, то увидите, сколько положений руки пришлось снять оператору.

Точно так же, когда мы смотрим на окружающих, мы не видим все время одних и тех же людей. Когда мы смотрим на них, наши глаза воспринимают тысячи лиц каждого человека. За то время, пока в нашем уме происходит обработка изображений и выстраивание образа, лицо собеседника успевает измениться.

Подобным образом, мы видим множество звезд на безбрежном небе. Но эти звезды, в действительности, находятся совсем не там, где нам кажется. Когда-то они были в том месте. Свету с ближайшей звезды требуется четыре года, чтобы достичь нашей планеты. И нельзя сказать, что свет движется медленно. Скорость света — триста тысяч километров в секунду. Но, несмотря на такую громадную скорость, свету, который испускает ближайшая звезда, необходимо четыре года для того, чтобы нас достичь. Когда лучи ее света доходяг до нашей планеты, мы видим звезду там, где она была четыре года назад. Возможно, что за это время она исчезла, распалась. И совершенно точно то, что ее уже нет в том месте, где она была четыре года назад. За это время она пролетела миллионы и миллиарды километров.

Итак, звезды, на которые люди смотрят по ночам, находятся вовсе не там, где мы их видим. Ночь вводит людей в заблуждение, звезды обманывают нас — ни одной звезды нет там, где мы ее видим. Звезды находятся очень далеко. В некоторых случаях проходит сотни и даже тысячи лет, прежде чем их свет достигает нашей планеты — а есть звезды, удаленные от нас на миллионы и миллиарды световых лет. Существуют звезды, чей свет начал свой путь к Земле еще до того, как Земля появилась, то есть около четырех миллиардов лет назад. И при этом их свет до сих пор не достиг нас. Кто знает, что произошло на этих звездах за прошедшие четыре миллиарда лет?

То, что мы видим, не всегда точно соответствует реальности. Все меняется за долю секунды. Когда я смотрю на ваше лицо, я воспринимаю луч света, который отразился от него и достиг моих глаз, но для этого также требуется время. За этот временной промежуток вы успеваете измениться. Внутри человека все меняется. Что же говорить о вечности — форма ни на мгновение не способна сохранить стабильность.

Гераклит говорил: «Вы не можете войти в одну и ту же реку дважды». Но это не совсем правильно. Трудно вступить в одну и ту же реку даже один раз, а войти дважды и вовсе невозможно — поскольку, пока человеческая нога касается поверхности реки, вода успевает утечь. Когда нога погрузится чуть глубже, вода с поверхности полностью утечет. А в тот момент, когда нога достигнет дна, вся окружающая ее вода немедленно сменится новой. Нижний слой воды утекает, когда нога касается поверхности реки, а верхний утекает, когда нога встает на дно.

Формы текут подобно реке, но нам кажется, что они статичны. Подобие форм заставляет нас считать их низменными. Форма, увиденная вчера, напоминает ту, что мы видели сегодня утром, и поэтому мы называет их идентичными. Но, в действительности, форма ежесекундно меняется.

Арджуна тревожится за судьбу мира форм; и все мы также беспокоимся об этом мире! Арджуна говорит: «Что будет, если все собравшиеся здесь люди умрут?» И эти слова о тех, кто и так умирает каждое мгновение. Арджуна тревожится о мертвых, о тех, кого нельзя спасти. Он думает о невозможном. А человек, размышляющий о невозможном, никогда не избавится от тревоги.

Тревога о невозможном ведет к безумию. Формы невозможно удержать даже на мгновение, бессмысленно ставить вопрос о том, чтобы спасти их навечно. Мир форм — внешних проявлений, звуков, лучей и волн — находится в постоянном движении. В этом мире каждую секунду все изменяется. Сейчас мы сидим здесь, и при этом каждый из нас меняется, пульсирует, излучает волны. Мир охвачен изменениями. Тот, кто стремится избавить меняющийся мир от изменений, желает невозможного. Сталкиваясь с преградами из невыполнимых желаний, человек сходит с ума.

Мне вспомнился эпизод из жизни Сократа. Когда Сократ умирал, один из его друзей, Кретон, спросил: «Ты стоишь на пороге смерти, но не беспокоишься и не волнуешься».

Сократ ответил: «Нет, меня ничто не тревожит. Если после смерти все кончится для меня, то нет причин волноваться, — если я не переживу смерть, то кто же будет мучиться? Кто узнает, что я умер, и станет страдать об этом? Если все кончится, то не будет никого, кто узнает, что я умер. Никто не будет отдавать себе отчет в том, что я когда-то существовал, что был некто по имени Сократ. И, значит, нет причин для тревоги. А если я не умру, если каким-то образом буду продолжать жить после смерти, тогда вообще о чем можно беспокоиться?

Существует только две возможности: либо все кончится, либо нет. Третьего не дано. Поэтому я не беспокоюсь».

Кришна говорит Арджуне, что тот, кому суждено умереть, в любом случае не выживет, несмотря на все его усилия. А тот, кому не суждено умереть, будет жить, даже если Арджуна попытается его убить. В любом случае у Арджуны нет причин для тревоги.

Мир пульсирует от формы к бесформенному. Если посмотреть на него с точки зрения формы, то и тогда нет повода для беспокойства. То, что уже мертво... мертво... мертво каждое мгновение, рано или поздно, все равно погибнет. Попытайтесь начертить линию на воде — она начнет исчезать еще до того, как вы закончите. Вы еще будете чертить, а линия уже исчезнет. А с точки зрения бесформенного, тогда то, что не собирается умирать, никогда не умрет, оно и раньше никогда не умирало.

Но мы, как и Арджуна, не познали бесформенное.

Важно понять, что беспокойство Арджуны свидетельствует еще об одной вещи. Арджуна говорит, что все они умрут. Этот значит, что Арджуна также считает себя только формой, — иначе он не сказал бы этих слов. То, что мы говорим о других, в действительности относится к нам самим. Когда я вижу, что кто-то умер, я думаю: «О, Господи! Этот человек умер! Он ушел навсегда!» И, значит, я сам ничего не знаю о собственной внутренней реальности, которая не умирает и не исчезает.

Когда Арджуна выражает беспокойство по поводу их смерти, его тревожит собственная гибель. Арджуна не знает, что внутри него есть бессмертная реальность. Точно так же, когда Кришна говорит, что они не умрут, он имеет в виду себя. Кришна знает, что в нем есть нечто бессмертное.

Наше внешнее знание является не чем иным, как расширением внутреннего знания. Знание о мире представляет собой расширенное знание о собственном «я». Мы распространяем знание о себе на целое. А то, что человек не знает о себе, он не может предположить в других. Самопознание является единственным видом знания. Все остальное основано на глубочайшем невежестве, и поэтому на него нельзя положиться.

Может показаться, что Арджуна говорит о великом знании, что он произносит слова, достойные истинно религиозного человека, — но Арджуна даже не подозревает о существовании бесформенного за любой формой. Он не знает о том, что бытию присуще нечто бессмертное. Арджуна не имеет об этом ни малейшего представления. А человек, не имеющий опыта бессмертного, не может знать о нем. Тот, кто знает только смерть, погружен в непроглядную тьму и невежество.

Итак, существует критерий: если вы не знаете ничего, кроме смерти, вы укоренены в невежестве. Если вы познали бессмертное, не способное умереть, значит, в основе ваших поступков лежит знание. Если вы боитесь смерти — неважно, своей или чужой, — это подтверждает только одну вещь: вы еще не знаете бессмертного. Поистине существует только то, что не подвержено смерти.

Смерть — всего лишь название волн, бегущих по поверхности. В действительности существует только океан, но он невидим. Нам видны лишь волны. Вы когда-нибудь видели океан? Если вы бывали на пляже, то с уверенностью скажете, что видели. Но вы видели только волны. Вы не видели океан. Волны не являются океаном. Волны в океане, но они не есть океан. Океан может существовать и без волн, но волны невозможны без океана. Люди видят волны, которые распространяются по всей поверхности океана. Наши глаза видят только их; наши уши слышат лишь их звуки.

Однако интересно то, что в действительности вы не можете увидеть даже волну — поскольку волне свойственно колебаться и постоянно меняться. Вы еще не успели ее увидеть, а она уже изменилась. Волны непрерывно появляются и исчезают. Они синхронно вздымаются и опадают. Вот волна есть, и через мгновение ее нет. Волны постоянно колеблются между двумя состояниями — такими мы их видим.

Тот, кто считает волны океаном, встревожится: Что будет дальше? Волны исчезают, что же будет дальше? Но тот, кто познал океан, скажет: «Неважно, что волны исчезают. Вода, океан, вздымающийся в волны, был до них и останется, когда волны стихнут».

У Иисуса спросили: «Что ты знаешь об Аврааме?» Авраам — это древний пророк, живший задолго до Иисуса.

Иисус ответил: «До Авраама был Я».

Люди не могли поверить Иисусу Ему едва исполнилось тридцать лет, а Авраам умер за тысячи лет до этого. Как мог Иисус сказать, что он был до Авраама?

В действительности Иисус говорит об океане, а не о волне, которая родилась от Марии. Его слова не о волне по имени Иисус. Он говорит об океане, который был до волны и будет после нее.

Точно так же Кришна говорит: «Мы существовали прежде. Ты, я и все эти люди, сошедшиеся на поле битвы, уже были и будут существовать после сражения». Слова Кришны об океане. А Арджуна говорит о волне. Обычно общение между тем, кто говорит об океане, и тем, кто говорит о волне, очень затруднено. Один человек имеет в виду запад, а другой — восток.

И именно по этой причине диалог Гиты продолжается так долго. Арджуна раз за разом спрашивает о волнах, а Кришна вновь и вновь говорит ему об океане. Пути героев нигде не пересекаются. Если бы они могли встретиться, проблема немедленно была бы решена.

Итак, разговор будет продолжаться очень долго. Арджуна будет повторять уже сказанное, раз за разом возвращаясь к волнам. Он видит только волны. А что может поделать с собой человек, которому открыты лишь волны? В конце концов, поверхность действительно состоит из волн,

В сущности, тот, кто полагается только на зрение, не сможет увидеть ничего, кроме волн. Океан трудно увидеть одними глазами. Чтобы обозреть его, необходимо закрыть глаза. Если вы захотите увидеть океан, вам вообще не потребуются глаза. В океан достаточно просто окунуться. Вам нужно проникнуть в воду сквозь волны. Но тот, кто еще не перешагнул через волны собственного ума, не сможет заглянуть за волны чужого ума. Вся беда Арджуны в одном — незнании себя.

Ошо!

Когда Кришна говорит Арджуне: «Ты, я и все эти люди были здесь прежде и будут после», — он демонстрирует готовый вывод. Точно так же поступаете и вы, говоря о том, что бесформенное содержание, сущее важнее формы, тела.

Но разве здесь не скрыта альтернативная возможность того, что бесформенное наполнение не может правшъно проявиться без формы? Разве смысл глины не в том, что ее можно превратить в миски, горшки и чашки?

Между сущим и манифестациями есть различие. Непроявленное также может существовать. Дерево живет в зерне; дерево еще не проявилось, но, тем не менее, оно есть. Дерево есть в том смысле, что оно может быть. Оно есть, потому что скрыто, оно существует в потенции.

В Оксфордском университете провели уникальный эксперимент. Это был научный эксперимент, и, по моему мнению, данный эксперимент стал самым важным за всю историю науки.

Эксперимент проводился с помощью чрезвычайно чувствительных камер, которые способны сфотографировать дерево, на тот момент еще скрытое в зерне. Полностью такое дерево сможет проявиться только через двадцать лет.

Это удивительно! Все произошло неожиданно, когда они фотографировали зародыш. Многие научные открытия совершаются случайно. Ученые мыслят очень условно, они — конформисты. Обычный ученый никогда не бывает революционером. Иногда революционеры становятся учеными, но это — другой случай. Такая ситуация складывается крайне редко. Ученый привязывается к тому, что уже известно науке. Он не позволяет ничему новому войти в мир.

На протяжении всей истории науки новые открытия вызывали протест других ученых — и никого более. Поэтому открытия обычно совершаются непреднамеренно. Ученый не стремится к нему, открытие приходит неожиданно.

В лаборатории Оксфордского университета ученые исследовали цветы с помощью чрезвычайно чувствительных камер. Они пытались снять зародыш, но вместо зародыша на пленке запечатлелся цветок. Перед камерой был зародыш, но объектив уловил цветок! Некоторое время ученые думали, что камера ошиблась: наверное, неправильно было произведена настройка. Что-то пошло не так. И, тем не менее, они решили подождать, пока цветок распустится. Когда он расцвел, ученые был удивлены. Камера не ошибалась — представления ученых были неправильными. Распустившийся цветок в точности соответствовал образу, запечатленному в начале эксперимента.

Ученые продолжали свое исследование. Они пришли к заключению, что будущие события в действительности прямо сейчас разворачиваются в тонком мире вибраций — иначе они не могут актуализироваться.

Прежде чем ребенок рождается, он девять месяцев живет в утробе матери. Никто не знает, что происходит внутри, но, когда спустя девять месяцев ребенок появляется на свет, в этом нет ничего неожиданного. Девять месяцев продолжалось путешествие младенца в утробе. Точно так же, когда росток вырастает в цветок, до этого момента электромагнитные волны, окружающие растение, участвуют в формировании цветка — в утробе. Этот процесс можно сфотографировать. А значит, рано или поздно мы научимся получать фотографии того, каким, повзрослев, станет ребенок. Я верю, что это возможно.

В данном контексте астрология может приобрести солидную научную основу. До сих пор астрология не могла претендовать на статус науки; но теперь у нее есть такое право. Астрология может отталкиваться от того, что будущие события на определенном уровне происходят уже сейчас. Мы можем их видеть или не видеть, но это уже другой вопрос.

Проблему можно переформулировать таким образом: я сижу под деревом, а вы — на дереве. Вы говорите, что видите на дороге машину, но я ее не вижу. Я говорю, что машины нет; дорога пуста. И в моем восприятии дорога действительно пуста.

Для меня машина в будущем. Вы сидите на дереве и для вас она в настоящем. Вы говорите: «Вот машина», — а я отвечаю: «Сейчас не видно ни одной машины. Возможно, в будущем машина проедет». Но для вас она уже в настоящем; вы видите ее.

Через некоторое время я также начинаю видеть машину. Из будущего она пришла ко мне в настоящее. Когда она проедет мимо, я опять перестану ее видеть. Для меня она ушла в прошлое. Но с верхушки дерева вы скажете, что все еще видите эту машину. Для вас она до сих пор в настоящем.

Для меня машина была в будущем, затем она въехала в настоящее, после чего ушла в прошлое. Для вас же она движется в одном продолжающемся настоящем. Просто вы сидите на более высоком уровне, чем я, и все.

Кришна смотрит с высоты, с самой вершины. Слова о том, что все мы существовали прежде, существуем сейчас и будем существовать в будущем, сказаны с этой вершины. По существу, в точке, с которой смотрит Кришна, есть только бесконечное настоящее, лишь оно одно возможно на такой высоте.

С того места, где находится Арджуна, можно сказать только одно: «Я не знаю, были ли мы прежде. Я не имею ни малейшего представления об этом». Взгляд Арджуны упирается в рождение — а возможно, даже ближе.

Если вы задумаетесь, то поймете, что помните себя только с четырехлетнего возраста. До этого момента все предположительно. Люди рассказывают вам, где вы были. Вы не можете вспомнить ничего из того, что происходило с вами до четырех лет. Лишь очень умные люди помнят себя с двух лет. И все же остается вопрос: Где вы были до того, как вам исполнилось два года? На него невозможно ответить. Если считать память единственным доказательством, то до двух лет вас не было здесь. Но тогда как вы могли возникнуть, если до двух лет вас не существовало?

Даже если вы взглянете на свою жизнь до рождения — и окружающие могут помочь вам в этом, — то, перед тем как появиться на свет, вы уже существовали в утробе матери. Но ваша память ничего не сохранила об этом. Однако в состоянии глубокого гипноза вы можете вспомнить даже свою жизнь до рождения. Если загипнотизировать человека, то он сможет рассказать, как на третьем месяце беременности его мать упала вместе с утробой. Когда с женщиной произошел несчастный случай, ребенок в животе матери также почувствовал боль. Итак, воспоминания сохраняются и от жизни в утробе, но человек может заглянуть еще глубже, в свою прошлую жизнь. Все это в прошлом. Нам придется пробудить в себе воспоминания о событиях, бывших когда-то.

Для Кришны все пребывает в вечности сейчас; все есть только сейчас. Из этого сейчас, откуда Кришна может видеть все, он говорит Арджуне: «Все эти люди были до и будут после. Я и ты, мы также были прежде».

Опасность возникнет, если слова Кришны будут неправильно поняты. Арджуна может подумать, что он существовал прежде как человек, по имени Арджуна. Кришна не говорит этого. Человек, называемый Арджуной, никогда раньше не существовал как Арджуна; это невозможно. Личность по имени Арджуна — лишь одеяние. Бесформенное сознание, скрытое под этим одеянием, действительно существовало прежде. Личность, называемая Арджуной, никогда больше не появится: это — просто одежда, которая распадется со смертью. Но то, что носило одежду, продолжит существовать в будущем.

Вне зависимости от того, насколько старательно Арджуна будет пытаться понять слова Кришны, он обречен на непонимание. В лучшем случае он подумает: «Я и прежде существовал как Арджуна, а ты — как Кришна. Все люди, стоящие перед нами, также были прежде». И Арджуна опять повторит тот же самый вопрос: «Следовательно, все эти формы существовали и в прошлом?»

Нет, эти формы никогда раньше не существовали. Но форма является проявлением. Сущее — бесформенное существование — не есть проявление. Сущее бывает и непроявленным. Бытие не ограничено видимой стороной. Невидимое также существует. Но что же в таком случае мы видим? Мы можем воспринимать лишь очень и очень маленький фрагмент сущего.

Если спросить современного ученого, то он скажет, что для непосредственного наблюдения доступна лишь малая часть мира. Например, всего пару веков назад не существовало радио. Теперь оно есть. Сидя здесь, мы можем включить приемник и слушать голос, звучащий в Лондоне. Значит ли это, что, нажав кнопку приемника, мы включили голос в Лондоне? Нет, голос из Лондона передается все время, но его можно было услышать, лишь включив радиоприбор, принимающий звуковые волны. Но даже когда мы не слышали голос, он был здесь в непроявленной форме — просто наши уши не могли его услышать.

Тысячи других звуков распространяются в атмосфере. По данным ученых, мы способны слышать определенный спектр волн. Мы можем слышать только в этих пределах. Нам не дано воспринимать ни более низкие, ни более высокие звуки. Наша способность слышать ограничена, и нам не доступно столько же низких звуков, сколько и высоких.

Но то, что мы не видим или не слышим, все равно существует. Нам открывается только то сущее, которое мы способны воспринять.

Например, для слепого человека свет не существует — потому что свет не может открыться ему. У слепого нет посредника, с помощью которого он смог бы увидеть свет. Теперь, если мы представим себе, что на далекой планете живут виды, обладающие более чем пятью чувствами, то поймем, что в мире могут быть вещи, о которых мы не подозреваем. Наши пять чувств не могут исчерпывающе охватить все многообразие сущего.

По мнению ученых, жизнь существует, по меньшей мере, на пятидесяти тысячах планет. Им известны приблизительно четыре миллиарда планет, и почти на пятидесяти тысячах из них, возможно, есть жизнь. Вероятно, там существуют совершенно иные формы жизни. У них может быть семь чувств, пятнадцать или даже двадцать чувств. Возможно, они знают о таких вещах, которые не являлись нам даже в мечтах, — потому что и мечтать можно только о том, что знаешь. Мы не способны вообразить себе то, о чем не имеем представления. Калидаса, Бхавабхути и Рабиндранат Тагор, наши величайшие поэты не могли в своей поэзии изобразить ничего, выходящего за рамки чувств — только в их пределах. Мы часто отрицаем существование объекта только потому, что не можем его видеть или воспринимать.

Манифестация — это крайне поверхностный феномен. Сущее является глубочайшим феноменом. Можно даже сказать, что сущее вообще не является феноменом. Это — бытие как таковое, из которого рождаются различные манифестации.

Например, вот я сижу здесь. Теперь я запел песню. Пока я не начал петь, где внутри меня была эта песня? Она, несомненно, где-то была, но мог ли психолог рассечь мое тело и поймать ее? Сможет ли ученый, психолог или нейрохирург, вскрыв мою черепную коробку, достать эту песню? Нет, никто не сможет найти ее внутри меня. Но если бы ее не было у меня внутри, то она никогда не смогла бы проявиться.

Песня была непроявленной. Она как зерно дремала где-то внутри; она была скрыта. Возможно, она, неродившаяся, существовала в виде тончайшей волны. Но в любом случае она где-то была. Затем она проявилась. Но песня обрела существование не благодаря манифестации; она уже существовала. То, что я ее спел, вовсе не значит, что она полностью проявилась. Мои личные ограничения сковали и ее.

До самого конца своей жизни Рабиндранат Тагор говорил, что он все еще не спел ту песню, о которой мечтал. Но откуда он знал, что мечтает о песне, которую еще не смог спеть? Несомненно, в глубине души он испытывал чувство, потребность что-то спеть. Мы переживаем такие же ощущения, когда на кончике языка крутится чье-то имя, но у нас никак не получается его сказать. Слова о том, что вы не можете сказать имя, которое крутится у вас на языке, звучат безумно. Оно уже на языке, так что же еще нужно? Просто произнесите его! Но нет, вы говорите, что хотя это имя крутится на языке, не можете его вспомнить.

Что это значит? Где-то глубоко внутри себя вы чувствуете, что знаете его. Однако это слово еще не проявилось, ум еще не овладел им. У вас есть неясное чувство. Но если вы умрете, если мы проведем вскрытие и попытаемся найти внутри вашего тела то, что вертелось у вас на языке, то у нас ничего не выйдет. Мы найдем кончик языка, но на нем не будет того имени, которое вот-вот должно было с него сорваться. Мы обнаружим мозги, нервы и сеть из миллионов клеток, но не найдем того, что не проявилось. Имя останется непроявленным, скрытым в уединенном уголке вашего ума. Оно исчезнет навсегда.

Кришна говорит, что вы — не только то, что проявляется как вы, но также и все, что остается непроявленным. И манифестированный слой обширен, а явленное — всего лишь небольшой фрагмент. Такие фрагменты проявлялись множество раз, и они будут манифестироваться вновь и вновь. Непроявленное, бесконечное и безначальное невозможно охватить. Несмотря на множество манифестаций, оно остается неохватным.

Конечно, если оно не проявится, мы не сможем воспринять его нашими чувствами — поскольку чувства улавливают только явное. Но люди состоят не только из чувств. Мы можем научиться проникать за грань чувств. Тогда нам откроется непроявленное; мы сможем воспринимать, видеть, слушать и соприкасаться с ним самым центром своего сердца.

Манифестация не является насилием над сущим. Это — его игра. Сущее никто не заставляет принимать форму — формы являются игрой. Именно поэтому Кришна называет мир, жизнь всего лишь игрой.

Когда кто-то появляется на сцене в роли Рамы, это — только форма; а когда на сцену выходит Равана, это — также манифестация формы. Они сражаются, сжимают в руках лук и стрелы, и это тоже не более чем форма. Немного позже, за сценой, они будут шутить друг с другом, забыв о Сите, из-за которой шло сражение. Битва закончится, и Рама с Раваной вместе пойдут пить чай в Зеленую Комнату!

Кришна говорит о Зеленой Комнате, а Арджуна ведет речь о сцене. Но то, что происходит на сцене, — только форма, действие. Сущее может быть без формы, но форма не может обойтись без сущего. Как я уже говорил, не может быть волны без океана, но океан может существовать без волн.

Когда Рама и Равана уйдут за кулисы, начнут болтать и пить чай, где будут формы, характеры Рамы и Раваны? Они исчезнут. Рама и Равана были всего лишь волнами и формами, которые умирают, когда из них уходит жизненная сила. Формы, облик и действие меняются, но актер остается тем же. То, что стоит за всем, неизменно. Об этом и говорит Кришна.

Как в этом теле сменяется детство на юность, зрелость и старость,

Так воплощенный сменяет тела; мудрец не смущается этим.

Кришна говорит, что, подобно тому, как в теле все меняется, — проходит детство, юность, зрелые годы, рождение и смерть, — ничего не остается статичным, так же все течет, все изменяется. Дети становятся юношами, юноши стареют, старики умирают...

Это очень интересно. В языке этот процесс не чувствуется, потому что в словах нет динамики. Слова статичны. И благодаря этой статичности язык во многом оправдывает жизнь. В самой жизни нет ничего неизменного. Поэтому, когда люди применяют в жизни статичные слова, они совершают большую ошибку.

Мы говорим: «Это — ребенок». Но такое выражение нельзя признать правильным. Ребенок не остается неизменным. Ребенок находится в состоянии непрерывного становления. В сущности, мы должны говорить: «Появляется ребенок». Мы говорим: «Он — старик», но и это неправильно. Никто не стар; все стареют.

Все находится в процессе становления. Нет ничего неизменного. Мир постоянно изменяется. Мы говорим: «Это — река». Нет ничего более ошибочного! Река — «это»? Река значит что-то текущее, поток.

Все слова статичны, в то время как в жизни нет ничего неподвижного. В этом наша огромная несправедливость по отношению к жизни. Используя такие слова день за днем, люди забывают о реальности. Когда мы называем кого-то «молодым человеком», что это значит в жизни, не в словаре, а в жизни? В жизни юность — всего лишь шаг на пути к старости. Вы не найдете этого определения ни в одном словаре. В словаре «старик» значит старый, пожилой человек. Но в жизни старость — это шаг к смерти, близящаяся смерть — и ничего больше! Движение — не то, что произошло некогда в прошлом. Оно есть сейчас. Оно продолжает совершаться.

Кришна говорит Арджуне: вещи не статичны даже в том, что называется «жизнью». Формы, которые вы наблюдаете сейчас, в прошлом были детьми, затем стали юношами, а теперь они стареют.

Если сфотографировать клетку в момент оплодотворения, а потом показать снимок человеку, который из нее развился, со словами: «Это — ты пятьдесят лет назад», то он едва ли сможет вам поверить. Человек скажет: «Должно быть, вы шутите! Как я мог быть этим?» Крошечная клетка, которую нельзя обнаружить невооруженным взглядом, видимая лишь через микроскоп, клетка, у которой нет ни глаз, ни ушей, ни костей, пол которой невозможно определить на глаз, — согласится ли человек, что он был таким маленьким пятнышком, незаметной точкой? Вы, конечно, не согласитесь. Но это — ваша первая фотография. Вы должны держать ее в альбоме. Если бы вы не были таким, то никогда не смогли бы стать тем человеком, который присутствует на вашей последней фотографии, — но и этот образ очень скоро изменится.

Положим рядом две фотографии одного человека. Одна из них сделана в день его смерти, а другая — в день, когда он появился на свет. Вы думаете, мы сможем найти на этих картинках что-нибудь общее? Нет, между ними не будет ни малейшего сходства. Мы и представить себе не можем, что старик, который только что умер, является ребенком, родившимся много лет назад. Нам будет казаться, что между ними нет никакой связи. Но люди не обращают внимания на внешне бессвязный поток жизни, они крайне редко задумываются о нем.

Кришна пытается подтолкнуть Арджуну к этой мысли. Он говорит, что все те формы, которые Арджуна боится разрушить, исчезают в каждое мгновение жизни. На протяжении всех двадцати четырех часов они непрестанно изменяются. Процесс исчезновения невозможно остановить.

Человек непрерывно умирает в течение всей своей жизни. Жизнь — это долгий путь к смерти. То, что начинается в момент рождения, заканчивается со смертью. Процесс рождения — это первый шаг, а смерть — второй. Смерть никогда не приходит неожиданно. С самой минуты рождения смерть стоит рядом с человеком — и именно поэтому она способна настичь его. Смерти требуется семьдесят лет, чтобы добраться до вас, или вы можете сказать, что вам нужно семьдесят лет, чтобы достичь смерти. Но путешествие начинается с самого первого дня.

Все меняется, но мы не можем понять одного: «Как среди всех этих изменений я сохраняю устойчивое ощущение собственного единства? Как я могу чувствовать себя одним и тем же человеком, который был ребенком, затем повзрослел, а теперь состарился?» Несмотря на все эти изменения, где и как сохраняется моя идентичность, цельность, память — для кого и почему?

Внутри человека должна быть одна неизменная реальность, а иначе кто будет помнить?

Я вспоминаю отдельные события, произошедшие, когда мне было десять лет. Тот, кто пребывал во мне в десятилетнем возрасте на каком-то уровне должен присутствовать и сейчас. А иначе как я могу помнить события, происходившие тогда? В десятилетнем возрасте я, совершенно точно, не был тем «я», которым являюсь сейчас. Видимая сегодня форма тогда еще не существовала.

Так кто же помнит эти события? Где проходит нить памяти? Внутри меня должна быть ось, вокруг которой происходят все изменения. Дорога изменилась, колесница прошла огромное множество путей, но должна существовать точка, из которой видно колесо во всех его поворотах. У самого колеса нет памяти — оно постоянно меняется. В человеке должно быть что-то неизменное.

Поэтому Кришна говорит, что есть детство, юность и зрелость, но, помимо всех этих изменений, существует нечто стабильное, некая неподвижная реальность. И наша задача — пробудить эту реальность.

Тогда мы уже не сможем сказать: «Я был ребенком», или «Я был юношей», или «Теперь я стар». Нет, наше понимание действительности станет совсем иным. Мы скажем: «Я был там, в детстве», «Я был в своей юности», «Я был в старости» и «В один момент я был в состоянии рождения, в другой — в состоянии смерти». Теперь «я» не будет идентифицироваться с перечисленными состояниями, подобно тому, как путешественник не связывается себя с теми местами, которые он прошел. На железнодорожной станции Ахмедабада он не говорит: «Я — Ахмедабад». Путешественник скажет: «Я на станции «Ахмедабад». Доехав до Бомбея, он не станет называть себя Бомбеем. Путешественник скажет, что он приехал в Бомбей. Если бы он мог соотнести себя с Бомбеем, то никогда не смог бы идентифицировать себя с Ахмедабадом, и наоборот.

Если вы — ребенок, то как же вы можете стать юношей? Если вы — юноша, то как вы можете превратиться в старика? Несомненно, внутри вас должен быть кто-то, кого нельзя назвать ребенком. Благодаря этому детство может начаться и закончиться, юность прийти и уйти, старость наступить и завершиться. Вращается колесо рождения и смерти, но за его поворотами стоит некая реальность, для которой все стадии жизни — это проносящиеся мимо железнодорожные станции.

Если мы научимся относиться к тому, что считаем своей сущностью, как к преходящим состояниям, если поймем, что жизнь проходит через эти стадии, а мы нет... Кришна напоминает нам о необходимости помнить об этом.

Ошо!

Бытие, сознание покидает это тело и входит в новое. Но в период, который проходит между смертью и новым рождением, существует только душа или у нее также есть манифестации? Какова природа души в этом состоянии?

В промежутке между смертью и новым рождением возможны ли манифестации или есть лишь чистое сущее? Такие манифестации возможны, но, находясь в теле, мы не можем воспринимать их. Способ проявления души совершенно иной; это — манифестация в тонком теле. Ее можно увидеть, применив особую настройку, подобно тому, как радиосигнал можно расшифровать с помощью специального прибора. К тонкому телу можно прикоснуться через особые механизмы, но обычное тело — то, которое мы знаем, которым пользуемся в этой жизни, — больше не существует.

В жизни мы располагаем не только материальным телом. В этом теле есть и другие тела. Внутри материального тела присутствует целая сеть невидимых тел. В момент обычной смерти люди отбрасывают только первое тело; второе тело, скрытое внутри первого, продолжает путешествие вместе с нами. Называйте его тонким телом, астральным телом или как вам угодно — оно путешествует вместе с нами. В этом теле аккумулируются все наши воспоминания, весь жизненный опыт, все действия, все впечатления — и они сохраняются вместе с человеком.

Такое тонкое тело можно увидеть. Его не так трудно увидеть, можно даже сказать — достаточно просто. Но поскольку мир стал более цивилизованным, увидеть тонкое тело теперь немного сложнее. Раньше это было проще. Некоторые вещи утратились, нам стало труднее воспринимать некоторые феномены. Мы отвыкли видеть их. Наш разум отказался от этого измерения, мы больше ничего в нем не ищем. Иначе люди с легкостью воспринимали бы тонкие тела.

Тонкое тело несложно увидеть, и в последнее время предпринимаются успешные попытки научно зафиксировать его. Подобное тело фотографировали тысячами способов, его исследовали с помощью научного оборудования.

Все мы сидим здесь, но не только мы. Если наступит день, когда будет создана специальная камера, способная улавливать образы тонких тел — и это непременно произойдет, поскольку' тонкие тела уже фотографируют, — и это место будет снято на такую камеру, мы увидим, что в комнате вместе с видимыми людьми сидят невидимки.

Я рассказывал, что на встречи с Махавирой собиралась огромная толпа. Но эта толпа состояла из множества различных существ. В ней были те, кто приходили из соседних деревень, и те, кто спускались с небес.

Такие существа были всегда и повсюду. Иногда со своей стороны они пытаются привлечь наше внимание. В некоторых случаях их можно увидеть по собственному желанию. Но для этого необходим особый талант. Подобное видение встречается достаточно редко.

Тонкое тело существует во время путешествия из одного материального тела в другое, поскольку без него перерождение было бы невозможным. Переходя на научный язык, тонкое тело можно назвать программой, чертежом, планом для рождения в новом материальном теле. Без него сущему трудно войти в новое тело. Все, что человек накопил в этой жизни, — все условия, весь опыт, знания, воспоминания о поступках — все, что он аккумулировал, все, чем он стал, вся информация присутствует в тонком теле.

Приходилось ли вам замечать, что последняя мысль, которую вы думали перед тем как уснуть, появляется первой после того, как вы проснулись? Если вы не задумывались об этом, обратите внимание. Ночью, когда сон только опустится на вас, последняя ваша мысль станет первой, пришедшей вам на ум в момент пробуждения. Последняя ночная мысль утром будет первой. Где она была всю ночь? Вы заснули, значит, она должна была исчезнуть. Но нет, эта мысль ждала в тонком теле, и, как только вы проснулись, она вновь завладела вами.

В момент, когда человек отбрасывает свое материальное тело, он начинает подготовку к новому путешествию. Человек отталкивается от желаний, страстей и надежд, накопившихся в тонком теле за прожитую жизнь. План на будущую жизнь будет ждать до того момента, пока вы не войдете в новое материальное тело. Как только вы примете новый облик, тонкое тело начнет реализовывать все, что в нем накопилось, исходя из возможностей, которые ему представятся.

Но существует также и другой вид смерти, после которой не остается и тонкого тела. Такая смерть называется мукти, мокша — окончательное освобождение.

После этой смерти остается лишь сущее, чистое бытие, без каких бы то ни было телесных манифестаций.

В обычной смерти ваше тонкое тело остается с вами. Другую смерть можно назвать необычной, великой смертью. Она доступна только просветленным. Когда человек достигает просветления, он еще при жизни уничтожает свое тонкое тело, он стирает свою программу на будущее. Теперь у просветленного нет никаких планов будущего путешествия: ни «плана на пятилетку», ни плана на пять жизней. Он свободен от любых проектов на будущее. Когда просветленный отбросит свое тело, он станет одним лишь сущим без всяких манифестаций.

Манифестация — это ограничение, поскольку целое никогда не сможет проявиться в полном объеме. Манифестируется лишь маленькая часть, а то, что остается непроявленным, теряет покой. Именно поэтому скрытое в человеке бытие стремится к свободе, жаждет освобождения. Те же чувства испытывало бы тело, если бы все оно было сковано, и лишь один маленький палец — свободен. Человек шевелил бы пальцем и в ужасе говорил: «Я хочу на свободу, ведь мое тело в цепях».

Все наше бытие точно так же связано. Лишь малая его часть манифестируется через крошечную дверь, и подобная ситуация воспринимается как ограничение. В этом наша боль. Нам нет покоя. И из такого положения есть только два выхода: либо мы попытаемся освободиться через маленькую дверь, называемую телом, продолжая расширять ее...

Некоторые люди строят дома больше, чем у соседей. Это значит, что такой человек увеличивает свое тело, и ничего более! В большом доме он чувствует себя немного свободнее. Больше пространства, больше места. В маленькой клетке он страдает от клаустрофобии; большой дом более открыт. Но очень скоро даже этот дом покажется ему маленьким. Поэтому через некоторое время человек построит дворец. Однако пройдет еще немного времени, и даже это здание покажется ему маленьким.

В сущности, бытие человека столь обширно, что даже целого неба будет ему мало. Поэтому неважно, какой огромный дворец вы построите, он все равно покажется вам маленьким. Человеку нужно столько же места, сколько всему сущему. Меньшего ему не хватит. Эта потребность присуща каждому из нас. Нам нужно все пространство, вся бесконечность — мы против любых ограничений.

Там, где есть пределы, есть и зависимость. Тело накладывает на человека множество ограничений: пределы слуха, зрения, мышления — все имеет границы. Сущее беспредельно, а манифестация ограничена. Следовательно, освободившись от проявлений, человек снимает с себя ограничения мира.

То, что в традиционной терминологии мы называем освобождением из авагамана, цикла рождения и смерти, является не чем иным, как освобождением от манифестаций. Это — поиск чистого сущего; сущего, в котором не будет проявлений, но только бытие. Такое сущее свободно от ограничений. В бытии нет границ.

Поэтому, если человек умирает после достижения просветления, уничтожив все программы на будущее, отбросив все желания и стремления к манифестации, то у него не остается никакого тела. Мы больше не сможем сфотографировать этого человека.

Поэтому среди фотографий, сделанных научными обществами Запада, вы не найдете снимков Махавиры, Будды или Кришны. Современные камеры могут запечатлеть тонкие тела только тех людей, у которых есть программы на будущее, планы, определенные намерения воплотиться в новом теле. Невозможно сфотографировать Махавиру. Сущее нельзя запечатлеть. Человека можно сфотографировать вместе с бытием, но само бытие не поддается фотофиксации. Как сфотографировать сущее? У него нет пределов. Сфотографировать можно только ограниченные вещи.

Итак, после обычной смерти тело сохраняется, но только тонкое тело. После необычайной смерти — йогической смерти, конечной смерти, нирваны — не остается никакого тела, только сущее. Волн больше нет, есть лишь океан.

Ошо!

Могут ли сын или жена человека сделать что-нибудь для умиротворения его ушедшего тонкого тела, все еще полного желаний? Гита говорит о пиндадане — ритуале подношений мертвым предкам.

Желание принадлежит только личности. Другой человек ничего не может поделать с ним. Желание ваше, и жена ничего с ним не сделает. Да, стремясь сделать что-нибудь для вашего блага, она может повлиять на свои стремления, но это — уже совсем другой вопрос.

Муж мертв. Жена пытается освободить его от желаний — она молится, она совершает ритуалы огня, она делает подношения и еще множество других вещей — но все перечисленное никак не повлияет на желания ее мужа. Да, так она может изменить свои желания — и в этом весь секрет.

Ритуалы не рассчитаны на то, чтобы освободить ее мужа от желаний. Если бы жена могла освобождать мужа от желаний, то, значит, она имела бы возможность по своему усмотрению вызывать у него желания, и тогда полное освобождение стало бы невозможным! Если бы после смерти Махавиры его жена могла вернуть ему желания, то разве он смог бы освободиться? Если вы можете освободить человека, значит, можете и связать его. И в таком случае даже освобождение будет зависимостью — в сущности, освобождение перестанет быть возможным.

Нет. Секрет в другом, и обычно его не открывают. Муж умер, и жена не может для него ничего сделать. Жена не могла помочь мужу даже, пока он был жив, чем же она поможет ему сейчас, когда он мертв? Другой человек живет своей жизнью, куда нам нет входа. Ни жена, ни муж, ни отец, ни мать — никто не сможет войти в ваше бытие. Но то, что жена делает ради спасения мужа, ее молитвы, стремление к тому, чтобы муж избавился от желаний, все эти поступки помогут ей освободиться от собственных желаний. Ее желания развеются как дым.

Интересно, что, когда человек размышляет над чужими желаниями, в действительности, он имеет дело со своими стремлениями. Помогая другим избавиться от их желаний, мы освобождаемся от собственных привязанностей. Любые действия, направленные на другого человека, в сущности, нацелены на нас самих. Поступки, совершаемые ради окружающих, — это только фасад. В конечном счете, мы делаем все только для себя.

Поэтому данный ритуал полезен. Но, пожалуйста, не думайте, что он приносит пользу другому человеку, который ушел в новое путешествие. Ритуал несет пользу вам, он имеет смысл для вас.

Но если рассказать об этом так, как я вам сейчас рассказал, то, вероятнее всего, жена никогда не станет молиться. Она скажет: «Хорошо, хорошо! Посмотрим...» Вместе с тем, в ее сердце возникнет такое сильное желание сделать все возможное для своего покойного мужа: быть может, ее усилия помогут мужу найти легкий путь вверх, дорогу к блаженству или двери в рай.

У подобного желания есть фундаментальная причина. В жизни люди лишь причиняют друг другу боль и создают друг для друга ад. Естественным образом, после смерти близкого человека мы начинаем раскаиваться. Мужья часто больше любят своих жен после того как те умирают. Кажется, они никогда так не любили их при жизни! Это — начало раскаяния: порядок вещей меняет свое направление на противоположное.

Точно так же сын мог плохо относиться к живому отцу, но после его смерти он начинает вести себя иначе. Пока отец был жив, сын не проявлял к нему уважения, но как только отец умирает, сын ставит в комнате его фотографию и украшает ее цветами. Он никогда не помогал отцу, пока тот пребывал в своем материальном теле, но после смерти отца сын собирает его прах и несет к Гангу. Если бы отец при жизни попросил сына взять его в паломничество к Гангу, тот никогда бы не согласился. Но теперь он с гордостью несет мертвого отца к Гангу!

В нашем мире принято настолько плохо относиться к живым людям, что только после их смерти мы можем попросить у них прощения — и именно для этого предназначены обряды. Поэтому жена может сделать для мертвого мужа, муж может сделать для мертвой жены, сын может сделать для мертвого отца или мертвой матери то, что никогда не сделает для себя.

Таким образом, в обряде предпринята попытка вывести глубочайшую психологическую истину из полностью ложной причины. Вся истина сводится к следующему: мы можем избавиться от собственных желаний через действия, направленные на избавление других людей от их желаний. И это — важное достижение. И с этого момента, выполняя обряды, помните о данной истине. Отныне и впредь, совершая ритуал, вы должны отдавать себе отчет в том, для кого он предназначен, поскольку времена изменились, и мы изменились вместе с ними.

Если в комнате хранится сладкое, мы пытаемся отпугнуть от него детей словами: «Не заходи в эту комнату. Здесь водятся привидения». Там нет привидений, просто коробка конфет, но мы хотим уберечь ребенка от переедания. В своем возрасте он не поймет, что излишек сладкого причинит вред его телу, поэтому нам приходится создавать привидений. Цель оправдывает средство. Ребенок не заходит в комнату в страхе перед привидениями.

Но когда ребенок подрастет, он перестанет бояться привидений. Он скажет: «Ничего, мне не страшно». Наоборот, слухи о привидениях еще больше привлекут его. Ребенок с большим желанием будет стремиться туда, куда при обычных обстоятельствах он никогда бы не пошел. Теперь лучше сказать этому человеку правду.

Все концепции, выработанные человечеством во времена его детства, сейчас полностью перевернулись. Теперь лучше сообщать всю правду прямо и понятно. Все идеи, идущие от первых стадий человеческой эволюции, с тех времен, когда пять или более тысяч лет назад была создана Гита, все они теперь способны вызвать лишь смех. Сейчас, если мы хотим спасти их, необходимо раскрыть секреты. Мы должны честно и откровенно рассказать о той реальности, которая стоит за этими текстами: что нет привидений, а есть лишь конфеты, и если съесть их слишком много, то они причинят вполне определенный вред здоровью.

Человек повзрослел. В результате он стал в целом нерелигиозным. Но в этом состоит его зрелость; она не противоречит религии. Если мы хотим донести сущность теорий, созданных в младенческий период человечества, до современного взрослого человека, необходимо найти для нее новую форму.

Касания плоти, Каунтея, приносит страдание, радость, жар, холод,

Непостоянны они: приходят — уходят; противостань им, Бхарата!

Тот, кто родился, умрет. Все созданное разрушится.

То, что будет, распадется, придет к концу.

Кришна говорит: «О, Арджуна, не забывай об этом. Помни о том, что все сотворенное погибнет. Если человек отдает себе в этом отчет — что все сотворенное погибает, все рожденное обречено на смерть — тогда в момент гибели у него нет причин для печали. А бытие того, чья гибель не вызывает горя, не станет причиной для счастья».

Наша боль и наслаждение, счастье и несчастье рождаются из иллюзии вечности того, чем мы обладаем. Когда появляется любимый, мы испытываем счастье. Но тот, кто пришел, неизбежно уйдет; там, где есть встреча, будет и разлука. Если человек воспринимает разлуку как неотъемлемую часть встречи, то он никогда не почувствует радость встречи или горе расставания. Если вы способны увидеть смерть в рождении, то для вас исчезает как счастье рождения, так и печаль смерти. А когда нет ни счастья, ни боли, остается только блаженство.

Блаженство не является счастьем. Блаженство — это вовсе не всплеск радости. Блаженство — не обозначение для вечно длящегося счастья. Но, с другой стороны, блаженство — это и не отсутствие горя, несчастья. Блаженство выше как счастья, так и несчастья — свобода от всего.

По существу, счастье и горе — это две стороны одной монеты. Человек, который замечает только единство в единстве и не видит присущего ему разделения, переживает одно мгновенное счастье. И точно так же, тот, кто замечает лишь разделение в разделении, но не видит присущего ему единства, имеет опыт одного моментального несчастья. В действительности, единство и разделение являются составными частями одного процесса, двумя полюсами одного магнита, двумя концами единого целого.

Следовательно, тот, кто сейчас счастлив, должен понимать, что он идет к горю, а тот, кто сейчас несчастлив, движется к счастью. Счастье и горе, удовольствие и боль являются различными полюсами одной реальности. Все рожденное, все созданное непременно разрушится. Вещь предназначена к распаду в самый момент творения; разрушение скрыто в любом созидании. Тот, кто полностью, всецело видит истину... Но люди видят только полуправду и поэтому несчастливы.

Интерес представляет тот факт, что не ложь несет горе и боль, а полуправда. В действительности, существует лишь неправда — поскольку в самом смысле слова «неправда» скрыто отрицание. По существу, всякая полуправда — ложь. Полу правда может существовать только потому, что в ней есть часть истины. Полная истина ведет вас к блаженству, полуправда заставляет человека колебаться между счастьем и горем.

В этой жизни вам нет необходимости противостоять лжи, нужно лишь побороть полуправду.

Попробуйте понять мою мысль так: полуправда — это неправда. Нет другой неправды. Неправде приходится опираться на истину даже для того, чтобы обрести подобие существования. Ложь не может существовать сама по себе; у нее нет собственной реальности.

Кришна говорит Арджуне: «Взгляни на реальность в ее целостности. И тебе не придется испытывать разочарование, тревогу и волнение при виде полуправды».

Источником любой тревоги, потрясения или разочарования является полуправда. Там, где есть счастье или несчастье, обязательно найдется полуправда. И каждая полуправда постоянно пытается выдать себя за полноту истины.

Следовательно, в тот самый момент, когда человек находится на пике счастья, почва уже колеблется под его ногами, и юре начинает стучаться к нему в двери.

Когда вы почувствуете себя несчастливым, внимательно оглянитесь вокруг и вы заметите, что рядом с горем, как тень, следует счастье.

Еще полдень, но уже близится вечер. День на одном конце, однако и ночь не далека. Ночь спускается, а день уже приближается. Жизнь представляет собой долгое путешествие от одной крайности к другой. Волны бегут от берега к берегу.

Кришна говорит: «О, Арджуна, Бхарата, взгляни на истину в ее целостности. Если ты сможешь увидеть всю истину, ничто более не потревожит тебя».

Лишь человек, не колеблемый ими, тур Бхарата,

В страдании, радости равный, стойкий, готов для бессмертья.

Просветленным может считаться тот, кто за различными формами крайностей, на которые разделено наше бытие, видит единство их внутренней сущности. Просветленный тот, кто видит путешествие к смерти в рождении, образ боли, скрытый в наслаждении, разделение, присущее единству. Важно помнить, что пробуждается «способный видеть», а не «способный верить». Вера не принесет вам пользы.

Истины, состоящие из чистой веры, рушатся и распадаются при малейшем столкновении с сущим. Несокрушима только истина, полученная в опыте. Тот, кто понял эго, смог увидеть и пережить это...

Интересно то, что за подобным опытом не нужно далеко ходить. Жизнь дает вам возможность пережить его каждый день, каждое мгновение. Сталкивались ли вы со счастьем, которое превращается в несчастье?

Приходилось ли вам видеть успех, обратившийся в провал? Знаете ли вы случаи, когда слава обернулась позором?

Лао-Цзы часто говорил, что еще никому не удавалось победить его в жизни...

Он умирал. Приближались последние мгновения его жизни, и ученики спросили Лао-Цзы: «Пожалуйста, откройте нам секрет. Ведь мы также хотим побеждать, мы хотим, чтобы никто не мог нанести нам поражение. Мы просим вас, расскажите секрет своих побед. Пожалуйста, откройте нам секрет».

Лао-Цзы засмеялся. Он сказал: «Вы — не те люди. Бессмысленно рассказывать вам. Вы не смогли даже выслушать всего, а теперь просите, чтобы я рассказал вам одну вещь из середины. Я собирался сказать вам, что никто в жизни не смог победить меня, так как я никогда никого не стремился победить. Я точно знал, что победа прокладывает путь поражению.

Именно поэтому никто и не смог победить меня. Для этого не было никакой возможности, поскольку я никогда не выигрывал. На этой земле нет ни одного человека, который смог бы нанести мне поражение. Никто не победит меня, поскольку я уже сам согласился со своим проигрышем. Я никогда не пытался победить. Но вы говорите, что хотите побеждать и не желаете проигрывать. Значит, вы обречены на поражение, потому что победа и проигрыш — это две стороны одной монеты».

Кришна пытается сказать, что тот, кто видит это... И запомните еще одну вещь о способности видеть целое в противоположностях: это — экзистенциальный опыт. Мы переживаем его каждый день, но, удивительным образом, не обращаем на него внимания. Мы пытаемся защититься от такого опыта. Кажется, люди поставили цель обмануть себя, иначе невозможно объяснить, почему они отворачиваются от этой жизненной истины.

Мы переживаем подобный опыт каждый день. Все меняется на противоположное. Если вы углубляете дружбу, она обращается во вражду. Но вот загадка: почему люди этого не замечают? Дружба превращается во вражду, а мы этого не видим. Мы говорим, что друг стал врагом и ошибаемся: когда друг начинает превращаться во врага, мы думаем, что этот друг становится врагом, но, если бы на его месте был другой человек, подобное никогда бы не случилось. И тот человек, врагом которого вы сейчас становитесь, думает точно так же. Ему также кажется, что он сделал неправильный выбор; что этого не случилось, если бы он нашел действительно хорошего человека.

Когда друг становится врагом, мы утрачиваем истину. Истина же в том, что дружба превратилась во вражду. Но мы проецируем ее на человека и начинаем искать другого друга.

Один американец женился восемь раз. Вероятно, он был умным человеком. Его первый брак продолжался один год. Женщина показалась ему плохой женой. В этом нет ничего страшного. Все мужья и все жены чувствуют что-то подобное. Мужчине показалось, что она — плохая жена, что он сделал плохой выбор, и он развелся.

Затем он нашел другую жену. Через полгода мужчина вновь обнаружил, что он сделал неправильный выбор. На протяжении своей жизни он женился восемь раз. Но, как я сказал, это был умный человек. Тот, кто точно установил истину после восьми ошибок, достоин такого определения. Часто из-за того, что наша логика остается неизменной, мы не можем познать истину даже после восьми тысяч ошибок.

После восьмого брака этот мужчина больше не женился. Когда друзья спрашивали у него, в чем причина, он отвечал: «Восемь раз я сталкивался со странной вещью. Каждый раз я приводил в дом женщину в полной уверенности, что она станет хорошей женой, но все оказывалось не так. В первый раз я подумал: «Это — неправильная женщина», во второй раз я также подумал: «И это — не та женщина», но на третий раз я начал сомневаться в себе. После четвертого брака ситуация вполне прояснилась. Тем не менее я еще несколько раз повторил эксперимент. После восьмой женитьбы мне было кристально ясно, что вопрос не в том, хорошая или плохая женщина. Если вы ожидаете, что кто-то принесет вам счастье, вы обязательно получите от этого человека и горе, поскольку счастье всегда оборачивается несчастьем. Если вы рассчитываете на чью-то дружбу, то непременно пожнете вражду, поскольку всякая дружба является началом вражды».

В чем нас обманывает ум? Где ловушка?

Ловушка скрыта в том факте, что мы проецируем истину опыта, реальность сложившейся ситуации на людей. После этого мы принимаемся искать нового человека. Если у вас нет велосипеда, то вы его покупаете. Позже вы обнаруживаете, что надежды на огромное счастье от покупки велосипеда не оправдались. Но вы и подумать не могли, что велосипед, о котором вы столько думали и мечтали, покупка которого доставила вам огромную радость, вообще не будет приносить вам счастье.

Человек совершенно не способен осознать подобную истину. Он начинает мечтать об автомобиле, а после его покупки забывает спросить себя, доставила ли ему машина все то удовольствие, на которое он рассчитывал, — ведь этого никогда не происходит.

Мы обретаем горе, хотя ищем счастье. Мы получаем ненависть, хотя стремимся к любви. Мы находим тьму, хотя ищем свет. Но мы никогда не соединяем эти противоположности, мы никогда не доводим расчеты до конца. И у этого есть еще одна причина, на которую стоит обратить внимание. Мы не видим связи между двумя противоположностями, потому что между ними лежит временной промежуток.

Когда европейцы впервые прибыли в Африку, их удивило то, что африканцы не видят связи между рождением ребенка и половым актом. Они и представить себе не могли, что появление ребенка на свет как-то связано с половым актом — ведь между этими событиями существует достаточно большой временной разрыв. Во-первых, зачатие происходит не при каждом соитии, а во-вторых, промежуток от зачатия до рождения составляет девять месяцев. Африканские племена не могли и предположить, что появление ребенка обусловлено сексуальными отношениями: временной промежуток между причиной и следствием был столь велик, что они не соотносили эти события между собой.

Мы чувствуем счастье, затем оно оборачивается горем. Если события разделены во времени, то мы не способны увидеть связь между этими двумя точками. Нам не удается постичь то, что горе стало результатом прошедшего счастья. Нет, мы не замечаем никакой связи. Проходит некоторое время, прежде чем друг становится врагом. В конечном счете, для любого события требуется определенный срок. Так, для того, чтобы друг стал врагом, может потребоваться несколько лет, и поэтому мы не можем соотнести эти явления. Нам кажется, что феномен дружбы — это одна вещь, а феномен вражды — совсем другая. Мы не способны решить подобную задачу. Тогда мы проецируем ее на бывшего друга и говорим: «Я выбрал не того человека».

Кришна предлагает Арджуне как можно глубже заглянуть в сущее, чтобы увидеть вещи в их целостности. Тот, кто видит полноту вещей, становится мудрецом. Наслаждение и боль, жара и холод не тревожат мудрого человека. Но из этого вы не должны делать вывод о том, что мудрец не чувствует ни холода, ни жары. Я говорю об этом, потому что подобное заблуждение было распространено в прошлом, — но в таком случае этот человек не мудрец, он просто окоченел и утратил чувствительность. Многие безжизненные, лишенные чувств люди совершают ошибку, считая себя мудрецами только потому, что не ощущают ни жары, ни холода. Для того чтобы добиться подобных результатов, достаточно небольшой практики. Это совсем несложно.

Запомните, жара или холод, счастье или горе не тревожат и не беспокоят мудреца. Он больше не выбирает между счастьем и несчастьем. Выбор исчезает из его сознания, мудрец достигает стадии, на которой нет места выбору. Но это не значит, что он ничего не видит и не ощущает. Из этого не следует, что если вы украсите мудреца гирляндой цветов, он не почувствует запаха, или, если вы бросите в него чем-нибудь дурно пахнущим, он не заметит вонь.

Нет, мудрец будет отдавать себе отчет как в аромате, так и в вони, возможно, даже в большей степени, чем любой из вас. Он более чувствителен, чем обычный человек. Благодаря тому, что мудрец глубже постиг сущее, он в большей степени открыт для каждого момента, его чувства острее ваших. Но мудрец знает, что аромат и вонь — это два полюса одной реальности.

Если вы окажетесь рядом с фабрикой по производству духов, то поймете, о чем я говорю. В сущности, именно вонь превращают в ароматические вещества. На фабрику поступает вонючий навоз, из которого производят цветочный аромат. Вонь и благоухание являются двумя полюсами запаха. Если запах нам нравится, мы называем его благоуханным, а если нет, то зовем его вонью.

Просветление вовсе не предполагает того, что человек больше не способен отличить красивое от безобразного. Он ясно это чувствует — но просветленный также понимает, что красота и уродство являются двумя сторонами формы, двумя концами одной волны. Именно поэтому он не страдает, его ничто не потрясает, он не теряет равновесие и не колеблется.

Но из-за этого возникает большая путаница. Люди ошибочно считают, что те, кто не чувствует разницы между жарой и холодом, являются просветленными. Это было бы слишком просто. Вещи, о которых я говорю сейчас, трудны для понимания. Если человек хочет потерять восприимчивость к жаре и холоду, то ему требуется лишь определенная тренировка. Кожа потеряет чувствительность, и он не будет чувствовать ни жару, ни холод. Если вы будете долго сидеть рядом с источником вони, то через некоторое время нервные окончания в вашем носу перестанут ее воспринимать, и вы больше не будете замечать этот запах.

Следовательно, просто посидев некоторое время рядом с источником ужасной вони, человек становится парамаханасасом, великим мистиком! Идиоты прикасаются к его ногам: «Что за великий мистик — он может переносить такую вонь!» Но разве мусорщик или ассенизатор чувствует вонь? Его нервные окончания притупились, но это не значит, что он достиг просветления.

Халил Гибран написал небольшой рассказ, который мне хотелось бы пересказать вам, прежде чем мы закончим сегодняшнюю беседу. К остальному мы перейдем завтра утром.

Крестьянка пришла в город, чтобы продать рыбу. Вся рыба была продана. Когда женщина начала собираться домой, переехавшая в город подруга попросила ее остаться на ночь у нее дома.

Подруга была женой садовника. Вокруг дома она вырастила прекрасный сад, который был весь в цвету. Ей нечем было поприветствовать свою знакомую, поэтому она собрала множество ароматных цветов и украсила ими ее постель.

В ту ночь продавщица рыбы не могла уснуть. Она все время вертелась в кровати.

Жена садовника спросила крестьянку: «Ты не спишь? Что-то не так?»

Продавщица рыбы ответила: «Да. Пожалуйста, убери цветы с моей постели. И еще одна просьба, пожалуйста, поставь рядом со мной пустую корзину из-под рыбы и налей в нее воды».

Трудно уснуть в незнакомом доме или чувствуя непривычные запахи. Вонь рыбы стала частью жизни крестьянки, но это не делает ее просветленной.

Никто не становится просветленным только потому, что не может чувствовать жару или холод, счастье или горе. Просветленный человек во всей полноте переживает счастье и несчастье, но эти состояния не нарушают его равновесия. Просветленный со всей очевидностью видит горе в счастье и счастье в горе. Таков просветленный.

Продолжим завтра...

ГЛАВА 7 Смерть

Шри-Бхагаван сказал:

Небытие не причастно бытию, бытие небытию не причастно;

Граница того и другого ясна для постигших Правду.

Неуничтожимо То, чем этот мир распростерт; постигни:

Непреходящее уничтожимым сделать никто не может.

Эти тела преходящи; именуется вечным носитель тела,

Непреходящим, неисследимым; итак, сражайся, Бхарата!

Кто думает, что Он убивает или кто полагает, что убить Его можно,

Оба они не знают: не убивает Он сам и не бывает убитым.

Шри-Бхагаван сказал:

Небытие не причастно бытию, бытие небытию не причастно;

Граница того и другого ясна для постигших Правду.

Что реально причастно бытию, а что нереально? Понять разницу между бытием и небытием значит обрести истинную мудрость, достичь просветления. Мы сделаем величайшее приобретение в своей жизни, если научимся проводить линию, находить границу между тем, что можно назвать существующим, и тем, что следует считать несуществующим.

Что мечта, а что реальность? Научившись видеть различие между ними, мы вступим на путь конечного освобождения.

В этой сутре Кришна говорит: то, что существует, будет существовать вечно. У него нет никакой возможности утратить бытие, оно реально. А нереально то, что есть только сейчас, но не существовало прежде, и, возможно, опять обратится в небытие.

Здесь необходимо понять одну вещь. Чаще всего мы называем нереальным то, что вообще не существует. Но какой смысл называть нереальным то, что даже не обладает существованием? Глупо называть чем-то несуществующую вещь. В таком случае даже слово небытие будет неуместным, поскольку «небытие» несет в себе бытие. Говоря «небытие», мы используем слово «бытие». Это ошибочно по отношению к тому, что вообще не существует. Если чего-то нет, то его просто нет. Что-то говорить о нем бессмысленно.

Следовательно, нереальное, асат, не значит несуществующее. Нереальное есть, и в то же самое время его нет. Хотя его нет, оно производит впечатление существующего, создает иллюзию того, что оно есть.

Например, ночью вам снился сон. Вы не можете сказать, что его не существовало. Если его не было, то как он мог вам сниться? Не-сущее не может даже стать сном. У вас был сон, он вам приснился, вы им жили; но когда утром вы проснулись, то сказали, что это — всего лишь сон.

То, что вы утром назвали сном, нельзя назвать полностью не-сущим. Он был: вы видели его, вы жили им. Также нельзя сказать, что он не оказал на вас совсем никакого влияния. Например, сон мог быть страшным, и вы были охвачены ужасом. Все тело дрожало во сне, испуг поразил вас до глубины души, ваши волосы встали дыбом. Хотя вы уже проснулись, сердце продолжает учащенно биться. Проснувшись, вы поняли, что это был всего лишь сон, и, тем не менее, сердце продолжает быстро биться, а руки по-прежнему трясутся.

Если бы сон был полностью несуществующим феноменом, он никак бы не повлиял на вас. Следовательно, он как-то существует, но иначе, чем те предметы и события, которые чувства человека воспринимают после пробуждения. Так, к какой категории вы отнесете сон? Сущего? Не-сущего? Куда вы поместите его? Сон, несомненно, был, и, в то же время, реально он не существовал.

Категория нереального, асат, не совпадает с категорией не-сущего. Нереальное лежит между сущим и несущим. Это — реальность, которая кажется действительной, но таковой не является.

Но как узнать, что реально? Ведь, когда человек спит, он не понимает, что происходящее во сне не существует. Когда вам снится сон, все увиденное кажется абсолютно реальным. И еще одно: это чувство возникает у вас во время каждого сна, а не только в первый раз. Всю жизнь вы видите сны, и каждый раз, просыпаясь утром, вы понимаете, что сон не реален. И, несмотря на это, когда на следующий день вы засыпаете, все происходящее во сне кажется вам совершенно реальным. А утром опять оказывается, что ничего не было.

Кажущаяся реальность, обманчивое существование и является асат, нереальным.

Когда говорят, что мир не реален, это не значит, что он не существует. В действительности, имеется в виду, что возможно осознанное пробуждение из состояния бодрствования. Обычно, когда человек просыпается, он обнаруживает, что сон не существовал. Но, когда вы пробуждаетесь от бодрствования, оказывается, что все представлявшееся реальным также не существует.

Пробуждение от бодрствования называется самадхи, или просветление. Когда человек просыпается от того, что обычно называется бодрствованием, он понимает: все, что он считал реальным и воспринимал как реальное, в действительности нереально.

Кришна говорит, что все, несуществующее до и после, а появляющееся только посредине, является нереальным. Иллюзорным называется то, чего не было когда-то и не будет после, что обрело существование в границах не-сущего.

Реально только то, что не знает никакого небытия. Оно существовало прежде, есть сейчас и будет в будущем. Истинное сущее развертывается на всех трех уровнях: сна, пробуждения и пробуждения от бодрствования и во всех грех состояниях сознания — сна, бодрствования и самадхи. Это реальность обладает вечностью, она является непреходящей, без начала и без конца.

Тот, кто познал истинную реальность, не испытывает ни счастья, ни печали при виде волн и водоворотов нереального, возникающих между двумя полюсами не-сущего. Такой человек знает, что несуществовавшее мгновение назад через мгновение исчезнет. Если гору бытия по обе стороны обрамляют долины не-сущего, то подобное «бытие» — сон, асат, нереальное. Если по обе стороны в бесконечности расстилается сущее, тогда это — cam, реальное.

Кришна дает очень ценный критерий, позволяющий определить, что реально. Сейчас вы счастливы, но еще секунду назад вы испытывали это чувство и утратите его через мгновение. Теперь вы несчастливы, но минуту назад вы были счастливы, а еще через миг горе уйдет. Сейчас вы живы, но некоторое время назад вас не было на свете, а пройдет еще немного, и вы умрете. Все, существующее посредине, но не обладающее бытием в прошлом или в будущем, лишь пытается создать видимость присутствия. Ведь то, что не существует в начале и в конце, не может поистине существовать и в середине. Оно обладает только кажущимся бытием.

В жизни все можно проверить на таком пробном камне. Именно это Кришна и говорит Арджуне: проверь и увидишь. Не поддавайся очарованию того, чего не было прежде и не будет в будущем. Даже когда ты видишь что-то сейчас, в действительности этого нет. Только кажется, что оно есть. Это — обман. И в тот момент, когда ты пробудишься от этого обмана, он исчезнет.

Лучше сосредоточиться на том, что было прежде, есть сейчас и будет в будущем. Возможно, вы даже не видите этого, но. тем не менее, оно существует. Начните искать истинное бытие, попытайтесь увидеть его.

В жизни поиск истины начинается с признания лжи. Знание того, что ложь есть ложь, нереальное нереально, является основой для поиска правды. Это — единственный способ найти истину.

Как нам узнать, что есть истина, что реально? Только определив, что ложно, мы сможем вступить на путь истины.

Иногда этот совет приводит людей в замешательство. Они спрашивают: «Разве можно узнать, что ложно, пока мы не выяснили, что является истинным? Пока человек не познал истину, как он сможет определить ложное? Мы узнаем, что ошибочно, лишь когда обретем истину, но сейчас мы не знаем, что истинно». В ответ на это можно сказать, что софисты выдвигали противоположный аргумент: «Пока мы не знаем, что ложно, как мы определим, что есть истина?»

Это — порочный круг, подобный вопросу о курице и яйце. С тем же успехом можно спросить, что появилось раньше, цыпленок или яйцо? Если вы скажете, что раньше была курица, то столкнетесь с той проблемой, что курица может появиться только из яйца. А если скажете, что первым было яйцо, то столкнетесь с той трудностью, что лишь курица может снести яйцо. Но в поисках истины необходимо с чего-то начинать, иначе вы вновь и вновь будете сталкиваться с порочным кругом.

Если вы посмотрите внимательнее, то обнаружите, что яйцо и курица не являются различными вещами — и именно поэтому возникает порочный круг. Яйцо представляет собой растущую курицу, а курица является формирующимся яйцом. И вот мы уже видим не две различные вещи, а две части одного процесса, единого феномена, одной волны. Порочный круг формируется в тот момент, когда вы спрашиваете, что было первым. Ни одна из двух этих вещей не была первой. Они появляются одновременно. Яйцо — это курица, а курица — это яйцо.

Вопрос о том, что реально, относится к такому же типу. Основой того, что называют «нереальным», является реальное — поскольку даже нереальное должно казаться реальным, чтобы мы начали его воспринимать.

В темноте веревку можно принять за змею. Но это — полная иллюзия. Когда вы подойдете ближе, то обнаружите, что перед вами веревка, а не змея. Веревка может показаться змеей, но, несмотря на эту видимость, она остается веревкой. Существование веревки реально. Но мгновенное появление змеи, — за которым последовало ее исчезновение, — было нереальным. Однако на более глубоком уровне субстанционально именно реальное сформировало основу для нереального. Нереальное смогло появиться только как отражение реальности.

В основе волны — океан, в основе смерти — бессмертие, в основе жизни — бытие, в основе материи — вселенский ум. Следовательно, материя обладает формой благодаря отражению вселенского ума — иначе она не могла бы иметь форму.

Вы стоите на берегу реки, и ваше отражение создает форму на воде. Вы, конечно же, не являетесь этим отражением, но в то же время отражение невозможно без вас. Несомненно, отражение не является реальным, это — всего лишь образ на воде, однако оно появляется благодаря вашей реальности.

Нереальное всего лишь отблеск реального — пусть даже и мгновенный. Если человек привязывается к форме, которую на время принимает реальность, то нереальное овладевает им. Но если нам удается за мгновенной формой увидеть то, что не имеет форм и атрибутов, то мы познаем реальность.

Но сейчас мы видим только мир форм. В нынешнем положении человеку открыты лишь отражения. Наши глаза видят так, что мы воспринимаем только образы на воде, а не того, кто стоит на берегу и отражается в ней. И, значит, нам придется начать с отражения, с нереального. Если человек спит, он должен начать со сна, и если ему удастся правильно определить, что относится ко сну, то наваждение исчезнет.

Очень интересно провести такой эксперимент. Каждую ночь ложитесь спать с одной и той же мыслью и держите ее в уме до того момента, пока не заснете: «Во сне я сплю. Я хочу отдавать себе отчет в том, что я сплю».

Это будет очень сложно, но возможно. Позвольте сну завладеть вами, но помните о том, что во сне вы хотите отдавать себе отчет в своем состоянии. Через несколько дней вы добьетесь поставленной цели: сознание проникнет в сон. Мысль достигнет бессознательного уровня вашей психики, и во сне вы будете знать, что это — сон.

Но самое интересное, что в тот самый момент, когда вы начинаете отдавать себе отчет в своем состоянии, сон исчезает. Мгновенно. Как только вы поймете, что спите, сон исчезает, прерывается. Признать сон сном значит убить его. Сон возможен только до тех пор, пока кажется реальным. В основе существования сна лежит ваше ощущение его реальности.

Обязательно проведите такой эксперимент. После него вы со всей ясностью поймете слова Кришны — почему он настаивает на том, что человек, увидевший грань, разделяющую реальное и нереальное, обретает истинную мудрость.

Начните со своих ночных снов, а затем переходите к дневным — полностью пробудитесь и помните о том, что существующее между двумя полюсами не-сущего является сном. И тогда, неожиданно, вы обнаружите, что внутри вас начались изменения. Если раньше ваш ум полагался на все, что угодно, то теперь он больше не привязывается ни к чему. Если раньше ваш ум желал, чтобы любая ситуация оставалась навечно неизменной, то теперь ум уходит от нее с улыбкой — ведь пытаться удержать то, что не существует ни в так называемом «до», ни в «после», все равно что ловить воздух в кулак. Чем крепче вы сжимаете руки, тем быстрее ускользает воздух. Но если не пытаться удержать его, то он остается. Попытайтесь поймать воздух, и вы его потеряете.

Ваша привязанность ко всему нереальному начнет ослабевать в тот момент, когда вы осознаете, что существующее в границах не-сущего — лишь видимость, только сон. С этого момента начнется пробуждение. То, что останется, и будет реальным. Истинным бытием будет обладать только то, что вы не сможете стереть, даже полностью проснувшись, то, что не сможете вычеркнуть даже через абсолютное осознание, то, что останется, несмотря на вас. Такое бытие можно назвать вневременным.

Это также необходимо понять.

Нереальное всегда пребывает в границах времени. Все, чего не было вчера, что есть сегодня и чего не будет завтра, разделено на три хронологических уровня: прошлое, настоящее и будущее. Но то, что было вчера, есть сегодня и также будет завтра, нельзя разделить на три временные части. О каком прошлом, настоящем или будущем может идти речь в данном контексте? Истинное бытие просто есть. В подлинной реальности невозможно никакое чувство времени, никакое понятие о нем. Реальность существует по ту сторону, за гранью времени. Нереальное всегда в пределах времени.

Как я уже говорил вам, человек стоит на берегу реки, и его образ отражается в воде. Вы можете не заходить в воду, но отражение появляется только на воде. Река необходима как посредник. Невозможно обойтись без средства, которое сыграет роль зеркала, которое сможет вас отразить. Для вашего существования не требуется никакого отражающего инструмента. Однако же он необходим для того, чтобы сформировать ваш образ.

Время является отражающей средой. Нереальное отражается в потоке времени, а реальное стоит по его берегам. Отражение в зеркале времени, в реке времени, не обладает истинным бытием.

Ничто не может оставаться неизменным во времени, подобно тому, как ни одно отражение на поверхности воды не бывает устойчивым, — ведь вода по своей природе нестабильна. А значит, неважно, насколько устойчивым кажется отражение, оно всегда колеблется. Воде свойственно плескаться.

Все колеблющиеся отражения, сформировавшиеся в зеркале времени, не появились вчера, существуют сегодня, а завтра исчезнут. Даже «вчера» для них слишком далекое прошлое. Еще мгновение назад их не было, а в следующую секунду они перестанут существовать. Следовательно, то, что каждый миг меняется, то, что существует одно мгновение, нереально. Лишь то, что выше сиюминутного, то, что было всегда, — оно одно реально. Кришна говорит, что человек, познавший разницу между истинным бытием и иллюзией, достигает подлинной мудрости.

Неуничтожимо То, чем этот мир распростерт; постигни:

Непреходящее уничтожимым сделать никто не может.

То, что пропитывает весь мир, является тончайшим, неуничтожимым. Но то, что наполняет всю вселенную, является грубым, подверженным разрушению.

Попробуйте понять эту мысль следующим образом. Комната совершенно пуста, в ней нет ни одной вещи. Пустота пронизывает всю комнату. В сущности, правильнее всего сказать, что пустота существовала даже тогда, когда не было самой комнаты. Только позже пустоту окружили, воздвигнув вокруг нее стены. Когда комнаты еще не было, пустота уже существовала. Комнату построили, а пустота осталась. Придет день, и комнату разрушат. Когда-то ее не было, и наступит время, когда ее не будет. Но пустота, пространство, вакуум, небо были прежде, существуют сейчас к сохранятся в будущем.

В отношении пустоты не применимы слова «было» и «есть», поскольку неправильно говорить «есть» о том, что никогда не переставало существовать. Слово «есть» прекрасно соотносится с теми вещами, которые могут утратить бытие. Совершенно правильно говорить «дерево есть» или «человек есть», но высказывание «сущее есть» является некорректным. Сказать «сущее есть» в отношении бытия значит допустить тавтологию.

Сущее само по себе значит «то, что есть», поэтому нет необходимости повторяться, говоря «сущее есть» — иными словами то, что есть, есть. Слово «сущее» имеет только это значение и никакого другого. Нельзя сказать «есть» о том, что никогда не исчезнет.

По этой самой причине Будда, человек, обладавший величайшей религиозностью, никогда не говорил «конечная реальность существует, есть». Невежественные люди считали, что учение Будды противоречит религии, но Будда считал такое выражение совершенно неверным. Он полагал, что слово «есть» можно использовать только по отношению к вещам, способным утратить существование. Абсолютно правильно говорить «человек есть». Мы можем использовать глагол есть по отношению к человеку, поскольку бытие — это феномен, которым он стал на время. Со временем человек утратит бытие. Однако неверно говорить «предельная реальность существует, есть», так как предельная реагьность значит сущее. Применяя слово «есть» к тому, что всегда есть, мы совершаем ошибку, допускаем тавтологию.

Пустота присутствует всегда. Она была даже тогда, когда комнаты еще не существовало. Затем мы занесли в комнату мебель, повесили на стену грамоты и картины, после чего смогли сесть. Теперь комната разнообразно украшена, в ней множество вещей. С одной стороны, в помещении осталась пустота, которая всегда там была, а с другой — появилось наполнение, порожденное вещами, которого в нем раньше не было.

И самое интересное в том, что люди никогда не видят пустоту, мы воспринимаем только наполнение. В комнате мы видим то, что наполняет ее, но не пустоту. Войдя в комнату, вы видите в ней только вещи. Вы не замечаете то, что всегда было в ней. С одной стороны, вы не видите, а с другой стороны, сама пустота невидима. Даже если человек заметит пустоту, то только по отношению к наполнению.

Например, вот стул. Вы видите пустое пространство вокруг него. Вы можете заметить, что пустое пространство окружает стул со всех сторон, но вам никогда не покажется, что стул стоит посреди пустого пространства. Но в действительности именно стул стоит посреди пустоты. Стул можно убрать, но не пустоту. Ее можно наполнить, но от нее нельзя избавиться.

Вы можете убрать стул из комнаты, потому что он не является частью бытия этого помещения. Но удалить пустоту из комнаты невозможно. Самое большее, на что способен человек, — подавить пустоту в комнате, наполнив ее вещами. Если убрать все из комнаты, вы скажете: «В ней ничего нет». Вы будете видеть только стены. Но если удалить стены, вы скажете: «Здесь больше нет комнаты».

Но стены не являются комнатой. Пустое пространство внутри четырех стен — вот, что называется комнатой. Очень удачным является слово «помещение», оно значит «то, что вмещает», место, пространство. Само слова «помещение» несет в себе значение пустого пространства. Но люди не способны видеть пустое пространство. У нас нет даже общей идеи о пустом пространстве, поскольку мы не можем его себе представить. В сущности, вокруг человека всегда столько незаполненного пространства, что ему нет необходимости видеть его.

Пространство похоже на безбрежное небо, оно простерто в бесконечности. Пустое пространство не имеет границ и пределов, начала или конца.

Запомните, все, что является пустотой, не может ни начаться, ни закончиться. Только наполнение, порожденное вещами, имеет начало и конец; пустота безгранична. Что можно назвать началом или концом разлитой в комнате пустоты? Да, у стен есть границы, у находящихся в комнате вещей — начало и конец, но у пространства нет пределов. Под словом «небо» мы понимаем нечто безграничное. То бесконечное пространство, которое вы видите вокруг, и является истиной, реальностью. А в пределах этой бесконечности все феномены, все созданное, все неустойчивое есть неправда, нереальное.

Дерево появляется из земли, и через некоторое время пустое пространство заполняется зеленью. Распускаются цветы, ненадолго пространство наполняется их благоуханием. Затем цветы увядают, листья опадают, а пустое пространство остается там, где оно и было. По существу, даже когда дерево цвело и его украшали листья, все это не имело значения для пустоты. Ничто не влияло на нее.

Вещи возникают и уничтожаются. Все созданное и уничтоженное обладает грубой видимой природой. Все несозданное и неуничтожимое является тонким, непостижимым и невидимым. Даже слово «тонкий» не подходит для несотворенного, но Кришна вынужден использовать именно его. Оно не дает адекватного понимания, но ничего нельзя поделать — другого выбора нет.

В действительности, когда люди говорят «тонкий», они все равно имеют в виду часть чего-то грубого. Когда мы говорим «маленький», мы подразумеваем часть большей вещи. Даже сказав «очень тонкий», человек имеет в виду «намного менее грубый». В нашем языке понятие «тонкого» связан с грубым, материальным. Даже если мы скажем «меньше мельчайшего», эти слова все равно будут соотноситься с грубым, с материей. Человеческий язык построен на дуализме, он состоит из пар.

Но когда Кришна говорит «тонкий, неуничтожимый», он не имеет в виду ничего грубого. Кришна называет «тонким, неуничтожимым» все то, что чуждо природе грубого. Даже Кришна беспомощен в нашем языке нет слова, которое бы это описывало. Ближе всего по смыслу, но совершенно некорректно, данную мысль выражает слово «тонкий». Ее нельзя высказать в языке, поэтому нам приходится придумывать какое-то имя.

Слова создают трудность. Даже если мы найдем полный антоним какому-нибудь выражению, между ними все равно найдется что-то общее. Например, если мы скажем: «Это безгранично», то в слове «безгранично» все равно будет содержаться «граница».

И еще, интересно то, что в слове «граница» нет значения безграничности, тогда как слово «безграничный» несет в себе смысл ограничения. Вне зависимости от того, насколько огромной мы можем представить себе «безграничность», в нашем уме все равно возникнет образ пространства с очень и очень отдаленной границей. Человек способен лишь очень далеко отодвинуть пределы. Саму безграничность невозможно помыслить. Наш ум не может постичь «неограниченное».

Когда мы говорим: «Комната пуста», в своем мышлении мы подразумеваем, что комната наполнена пустотой. Следовательно, люди относятся к пустоте, как к вещи, к предмету. Мы говорим, «полная пустоты» или «заполненная пустотой», как будто пустота является вещью, тогда как, в действительности, пустота значит пространство, где ничего нет. Даже когда человек говорит: «Ничего нет», он все равно употребляет ничего как вещь. Слово «ничего» состоит из двух слов — «нет» и «что». Говоря «ничего», вы неизбежно привносите что. Мы не способны думать безотносительно к вещам, материи.

Поэтому относитесь к употреблению Кришной слова «тонкий» как к проявлению беспомощности человека. Кришна не подразумевает под «тонким» ничего грубого и материального, он не имеет в виде даже малейшей части чего-то грубого. «Тонкий» просто значит «негрубый», не имеющий ничего общего с грубым, с материальным.

А что такое «грубое»? Грубое можно увидеть, до него можно дотронуться, его можно услышать — в сущности, все, что воспринимают наши чувства, следует называть грубым.

Вы также не должны думать, что если завтра люди построят мощный телескоп или микроскоп, то этот прибор сможет уловить некую вещь, которую можно будет назвать «тонкой». Нет. Все, что можно уловить чувствами, является грубым. Телескоп способен лишь расширить возможности зрения, он больше ни для чего не предназначен. С его помощью ваши глаза просто становятся сильнее. Но вне зависимости от того, насколько совершенным будет инструмент, все, что он сможет зафиксировать, будет только грубым. Все инструменты и механизмы способны лишь усилить наши чувства; они дополняют их.

Например, когда человек смотрит сквозь очки, он видит то, что раньше не мог видеть, но это не значит, что он воспринимает нечто «тонкое». Сейчас ученые могут видеть вещи, находящиеся очень, очень далеко, но все эти объекты все равно являются грубыми.

Грубым будет все то, что мы сможем увидеть, услышать или почувствовать, все, что способны уловить наши чувства. «Тонкое» никогда не было, не может быть и не будет доступно нам в ощущениях. В действительности, даже мышление не способно уловить «тонкое».

Еще вчера атом считался тончайшей вещью. Сейчас даже атом расщеплен на электроны, нейтроны и протоны. Теперь ученые называют их мельчайшими и тончайшими частицами просто потому, что они не доступны никакому наблюдению. Об их существовании можно лишь догадываться или строить теории. Но даже то, что есть только в теории, не является тонким, поскольку способность к теоретизированию является частью человеческого мышления.

Следовательно, частица, названная учеными «электроном», также не является тем «тонким, неуничтожимым», которое имел в виду Кришна. Даже за пределами электрона... В сущности, если говорить более точно, тонким можно считать то, что всегда, как бы далеко и глубоко мы не проникли, существует за гранью, всегда останется за гранью, всегда будет трансцендентным.

Существование за гранью является его главной характеристикой: то, что никогда не удается уловить, то, что всегда остается — и останется, — по ту сторону.

Необходимо глубже разобраться в этом. У нас есть два слова: «неизвестное» и «непознаваемое». Обычно, когда человек пытается понять, что есть «тонкое», он относится к нему, как к неизвестному. Но это — ошибка. Употребляя слово «тонкий», Кришна не имеет в виду, что неизвестное сейчас когда-либо будет познано. Это — не тонкое. То, что можно познать за какое-то время, пусть даже и за бесконечность, не является тонким. Только грубое, материальное может быть познано. Сейчас оно непонятно или неизвестно, но уже завтра люди смогут его постичь, — а если не завтра, то когда-нибудь еще. Но все, что может быть познано, грубо.

По-настоящему непостижимо лишь то, что никогда не будет узнано, то, что навеки останется неизвестным. «Тонкое» просто-напросто невозможно познать. Следовательно, никакие, даже самые лучшие инструменты не помогут нам постичь «тонкое».

Люди приходят и спрашивают меня: «Сможет ли наука когда-нибудь постигнуть божественное?»

Никакое научное знание никогда не будет иметь божественную природу, поскольку под словом «божественное» следует понимать именно то, что никогда не будет познано. Если когда-нибудь научная лаборатория зафиксирует божественное, оно немедленно превратится в материальное. Божественное начинается с той точки, где невозможно понимание.

Очень важно действительно понять, что Кришна имеет в виду под словом «тонкий», поскольку «тонкое» и есть реальность, истина, cam. Все, что можно постичь, является нереальным, асат. Сегодня оно здесь, а завтра его уже не будет. Только неуловимое является истиной, cam.

Например, вы входите в комнату и видите цветок. Утром цветок еще свежий, но к вечеру он вянет. За цветком стоит каменная статуя. Она была на этом месте утром и останется стоять вечером. Но через сто, двести, триста или тысячу лет статуя неизбежно развалится.

Цветок увянет за день, а каменная статуя превратится в пыль через тысячу лет — но разве это имеет значение? В комнате есть только одна вещь, которая не развалится и не увянет, и это — пространство комнаты, ее пустота. Только ее нельзя разрушить. Лишь пустота является «тонкой»; она одна реальна. Все остальное, что находится в комнате, рано или поздно будет уничтожено.

Я прочел одну историю о художнике-даосе...

Однажды учитель Дао попросил своих учеников нарисовать для него картину.

Ученики спросили: «На какую тему? На какой сюжет?»

Наставник ответил: «Нарисуйте корову, жующую траву».

Ученики показали свои картины мастеру. Все картины были хороши, за единственным исключением. Один монах принес очень странную картину, которая представляла собой лист белой бумаги.

Наставник спросил: «Ты что, не смог ничего нарисовать?»

Ученик ответил: «Нет. Я нарисовал картину. Смотрите сами».

Учитель посмотрел на бумагу. Другие ученики также взглянули на лист, а затем обернулись к монаху и спросили: «А где корова?»

Он ответил: «Корова съела всю траву и ушла».

Тогда они спросили: «Хорошо, а где же трава?»

Монах ответил: «Ее съела корова».

Собравшиеся спросили у него: «Так что же осталось?»

Ученик сказал: «Я нарисовал то, что было до коровы и травы и что осталось после того, как трава была съедена, а корова ушла».

Все вскричали: «Но это же чистый лист бумаги!»

И монах сказал: «Это — все, что осталось: пустота, совершенная пустота».

Именно такую пустоту Кришна и называет «тонкой». После всех взлетов и падений, после всех волн всегда остается только истина, только реальность.

Ошо!

Какую из двух возможностей, — которые вы так часто упоминали и разъясняли в своих беседах, а именно бегство или пробуждение — следует избрать в контексте «ничто» противостоящего «всему». Какая из них соответствует ситуации? Разве во все это не входит элемент усилия? И каково место зла во всеобщем принятии?

Шунья — ноль, ничто, и пурна — целое, всеобщее, — являются двумя способами выражения одной и той же мысли с противоположных концов, а именно негативным и позитивным.

Когда мы говорим «ничто», мы выбираем негативный подход. Когда мы говорим «всеобщее», то отдаем предпочтение позитивному способу. Представляет интерес то, что лишь ноль, ничто может быть целым или полным, и только всеобщность, полнота, целостность может быть ничем. Лишь ноль может быть целым и полным, поскольку в нем нет места неполноте. Вы не можете написать неполный ноль. Невозможно разделить ноль пополам или на части. Сколько бы вы ни делили ноль, он от этого не уменьшится. Сколько ни прибавляйте к нулю, в нем нечто не возрастет.

«Ноль» означает невозможность прибавить или отнять. «Целое» имеет такое же значение. К «целому» нельзя ничего прибавить, помимо целого нет ничего, что можно было бы приплюсовать к нему. За пределами целого не остается никакого места, куда можно было бы поместить часть, исключенную из целого.

Если отнять что-нибудь от нуля, он все равно останется нулем. Если прибавить к нулю, то ноль останется неизменным. Невозможно ни отнять, ни прибавить к целому. Если бы к целому можно было что-то добавить, это значило бы только одно: мы имеем дело не с целым, раз помимо него еще существуют части.

«Ничто» и «целое» являются двумя именами одной истины. У нас есть два пути для того, чтобы дать имя истине: негативный и позитивный. «Все» и «ничто» — два способа, позволяющих высказать одну и ту же мысль. Если люди поймут это, то исчезнет само основание для жарких дебатов, разворачивающихся по всему миру.

Будда и Шанкара не спорили между собой. Различие, дистанция между ними сводится к использованию негативных и позитивных выражений. Будда применяет негативные термины. Он говорит о нуле, ничто, нирване. Нирвана обозначает затухание лампы. Подобно гаснущей лампе все становится ничем.

Шанкара говорит, все существует — целое, мокша, просветление есть. Он использует позитивные слова. Наибольший интерес представляет то, что оба мудреца указывают на одну и ту же вещь. Трудно найти более близких людей, чем Будда и Шанкара. И, тем не менее, именно вокруг них в Индии развернулись самые жаркие дебаты.

Может показаться, что между «да» и «нет» есть большая разница. Трудно найти слова более противоположные по значению. Однако абсолютное «да» не отличается от абсолютного «нет». Но человек может это понять, только когда одно из двух становится его личным опытом.

Ваш вопрос о том, что я прошу вас постичь, а не бежать... Да, постичь целое, всеобщее, поскольку бегство означает выбор части целого, абсолютного и отказ от другой части. Только так можно убежать. Смысл бегства состоит в следующем: «Мы отбрасываем одно и удерживаем другое».

Если человек отбросит все, тогда куда ему бежать? Если мы примем все, то куда нам бежать? При полном отречении бегство невозможно. Куда вы побежите? Место, в котором вы собрались укрыться, уже отвергнуто в рамках полного отречения. Куда вы побежите: в Мекку? в Медину? в Каши? в Харидвар? Если отречение является абсолютным, то бегство неосуществимо. Человеку больше нет необходимости никуда бежать.

Все игры в бегство ведутся вокруг чего-то неполного, частичного. Те, кто живут в полсердца, могут держаться за какую-нибудь вещь, а те, кто отвергли подобный образ жизни, получают возможность сдаться. Людям, живущим всем сердцем, не от чего бежать и нечего оставить. Для них существует лишь то, что нужно познать, для чего необходимо пробудиться.

Следовательно, вопрос не в бегстве, вопрос в пробуждении. Основная задача — увидеть, просто увидеть, заглянуть в глубины. Вопрос не в том, чтобы убежать от материального, — поскольку куда бы вы ни убежали, материя останется с вами. Цель человека — заглянуть в глубины материального, чтобы увидеть в нем божественное, сверхсознательное. И тогда исчезнет сама необходимость бежать.

Куда попадет тот, кто бежит от форм, от материального? Он просто придет к другому набору форм. Если человек бежит из одного места, то попадает в другое место. Если он бежит из одного дома, то его бегство заканчивается в другом доме. Если бежать от одной толпы, попадешь в другую толпу.

Где можно спастись? Куда бы вы ни пошли, мир повсюду. Вы не сможете убежать от мира. На новом месте вы поймете, что мир остался с вами. Тогда вам придется бежать из того места, а затем из следующего места... ваше бегство станет бесконечным.

Даже если бы люди могли двигаться со скоростью света, который исходит от планет и звезд, то и тогда они не смогли бы убежать от мира. Ни одна планета или звезда еще не преуспела в бегстве; даже луч света не способен убежать из этого мира. Свет проделывает бесконечный путь, но его путешествие остается в пределах мира. Он не может покинуть вселенную. В сущности, как бы далеко ни распространился свет, его всегда будет окружать мир — а иначе как он сможет распространяться? Где еще свет найдет место, пространство, как не во вселенной?

Пробуждение возможно. Мудрец тот, кто пробудился; лишь невежественный человек бежит. Конечно, у невежды есть два пути для бегства. В одних случаях он бежит за женщиной, а в других — от женщины. Иногда он бежит за деньгами, а иногда — от денег. В одной ситуации глупец встает лицо к лицу с миром и бежит, а в другой он поворачивается к миру спиной и убегает. Но как невозможно достичь мира, обернувшись к нему лицом, так же нельзя отбросить его, повернувшись спиной.

То, что невозможно ни достичь, ни отвергнуть, называется сансара, мир. Сны нельзя ни отбросить, ни удержать. Нереальное невозможно ни отбросить, ни достичь. Человек может лишь пробудиться от нереального, от асат. Все, что он может, — проснуться ото сна. Тот, кто пытается убежать ото сна, погружается в еще более глубокий сон, потому что человек, избравший бегство, уверен в одном: сон, который он видит, не является сном. Он считает, что бегство принесет ему пользу. В этом отношении беглец все еще признает сон реальностью.

Если вы постигнете слова Кришны, то сможете ясно понять, все, что я вам сейчас говорю. Основная задача Кришны — не допустить бегство Арджуны. Вся Гита направлена против беглецов. Главный акцент в Гите сделан на то, что беглецы в той же степени безумны, как и люди, без раздумий остающиеся на своем месте. Безумное утверждение не станет мудрым, если заменить его смысл на противоположный. Недостаточно поставить его с ног на голову. Сумасшедший не избавится от безумия, если встанет вверх ногами.

Меняя направление, гедонист становится аскетом, светский человек — монахом, но подлинного изменения не происходит. Да, направление кажется новым, но люди остаются теми же. Меняется их образ жизни, но внутренний мир сохраняется неизменным.

В Гите Кришна высказывает исключительную мысль о том, что саньясин и человек, живущий в миру, не являются противоположностями, они не противостоят друг другу. Убежав из мира, вы не станете саньясином. Саньясином может стать лишь тот, кто пробудился от мира. И если вы хотите пробудиться, так пробуждайтесь немедленно! Неважно, куда вы убежите. Не существует места, специально предназначенного для пробуждения. Достичь просветления можно везде. Человеку не требуется особый сон для того, чтобы проснуться. Пробудиться можно во время любого сна.

Одному человеку снится, что он — вор, другому, что он — праведник. Вы действительно думаете, что легче пробудиться ото сна, в котором вы — праведник, чем ото сна, в котором вы — вор? И то, и другое — сон, то же самое относится и к феномену пробуждения. Нет никакого различия. Вам придется одинаково обойтись как со сном, в котором вы — вор, так и со сном, в котором вы — святой: необходимо проснуться и понять, что это был сон.

Пробудиться значит понять, что сон — это сон. А у того, кто верит в реальность сна, есть только два пути: либо этот человек еще глубже погрузится в сон и не будет ни в чем себе отказывать, либо же он убежит ото сна и станет аскетом.

В Гите обе крайности, называемые потворством и воздержанием, рассматриваются как часть сна. Есть только пробуждение! Именно ради пробуждения Кришна просит Арджуну разобраться, что реально, cam, а что нереально, асат. Разберитесь в этом, и само понимание станет вашим пробуждением.

Ошо!

Согласитесь ли вы хотя бы с тем, что подобное пробуждение также является бегством — бегством, поставленным с ног на голову? По крайней мере, этот шаг приходится совершить на пути к просветлению!

Нет, пробуждение никак не связано с бегством. Просветление не может иметь ничего общего с эскапизмом — в нем нет ни малейшего элемента бегства, даже противоположного элемента, даже движения в обратном направлении. Пробуждение означает готовность открыть глаза на реальность.

Например, возьмем деньги. Есть два способа скрыться от них. Вы можете запереть деньги на самый надежный замок, так чтобы не пропало ни одной монетки. Либо можно, не оглядываясь, бежать от них.

Один человек рассказывал мне, что, когда перед учеником Ганди Виноба Бхаве клали деньги, он отворачивался от них. Какой страх денег! Может показаться, что деньги обладают большой силой. Если бы Рамакришне предложили деньги, он отпрянул бы от них, как от змеи или скорпиона. Видеть змею или скорпиона в деньгах?.. Значит, драма еще не разрешилась, просто сон принял другую форму. Прежде деньги были подобны раю, а теперь — аду. Но человек не перестает думать о них.

В деньгах как таковых нет ничего. Если они чем-то и являются, то лишь волной — недостойно ни бежать от них, ни стремиться к ним. Пробуждение — это нечто совсем иное. Просветленному нет необходимости ни прятать глаза при виде денег, ни трястись над сундуком, полным сбережений. Деньги остаются на своем месте, а вы находитесь там, где вы есть.

Сами деньги никого не привлекают и ни от кого не бегут. Деньгам нет дела до человека, который со своей стороны не перестает беспокоиться о них. Кажется, деньги мудрее, чем люди! Они не плачут, когда мы уходим, и не радуются, когда мы возвращаемся. Деньги не говорят: «Добрый день. Как я рад вас видеть!»

Человек может пребывать в любом состоянии — каждому из нас снится тот или иной сон. Одному кажется, что он пребывает в ашраме, в уединенной обители, а другому, что он — в магазине. Но смысл пробуждения как раз в том и состоит, чтобы пробудиться от любого состояния, от любого сна. Необходимо понять, что вы спите. Задайтесь вопросом: «Что видится мне?»

Нет, я не хочу сказать, что с этого момента вы должны сказать себе: «То, что я вижу, — сон». Если человека вынудили сказать: «Это — сон», значит, он сам еще не пробудился. Это — всего лишь усилие. Если вам приходится совершать насилие над собой, чтобы сказать: «Все это — сон», если вы с трудом убеждаете себя в том, что все видимое — сон, будьте уверены, вы еще не постигли данную истину.

В тот момент, когда вы поймете, что все — сон, вам больше не нужно будет повторять эту мысль. Только тот, кто не постиг истину, в уме повторяет такие слова.

Однажды ко мне подвели суфия.

Друг, который привел его, сказал: «Этот дервиш повсюду видит Бога».

Я спросил у суфия: «Ты одновременно видишь Бога и окружающий мир?»

Тот ответил: «Я вижу Бога в каждой частичке мироздания».

Я спросил: «Ты видишь и то и другое? Частичку и Бога в частичке? Я правильно понял?»

Суфий ответил: «Что за вопрос ты задаешь мне?»

Я сказал: «Если ты видишь одного Бога, значит, ты больше не способен видеть частички вселенной. А если ты видишь частички, значит, Бог проецируется на них. Это — всего лишь результат твоих усилий».

Следовательно, человек, который утверждает, что видит Бога в каждой мельчайшей частичке мироздания, в действительности воспринимает две вещи: он отдельно видит частичку и отдельно — Бога. И то и другое невозможно увидеть одновременно. Из двух только одно можно увидеть за раз. Если человек видит Бога, то он не может воспринимать частичку — поскольку образ Бога не оставляет места ни для чего более. А если человек видит частичку, значит, ему не видим Бог — ведь, пока видна частица, очень трудно узреть Бога.

Поэтому я сказал суфию: «Должно быть, ты прилагаешь усилия. Ты пытаешься убедить себя в истинности написанного в книгах о том, что Бог существует в каждой частице мироздания».

Он ответил: «Нет. Я годами вижу Бога».

Тогда я сказал: «До этого момента ты, вероятнее всего, непрестанно прилагал усилия для того, чтобы увидеть Бога. В любом случае, оставайся здесь, со мной, и через несколько дней у тебя пропадет желание видеть Бога».

На следующее утро дервиш пришел ко мне и сказал: «Ты все разрушил! Тридцать лет духовной дисциплины пошли прахом! Прошлой ночью, как только я перестал прилагать усилия, я начат видеть деревья в деревьях. Больше я не вижу Бога».

Я ответил: «То, что ты видел тридцать лет, исчезло за несколько часов после того, как ты перестал прилагать специальные усилия! Значит, можно с уверенностью сказать, что ты лишь проецировал свои мечты на деревья. Этот процесс не имеет ничего общего с лицезрением Бога. Ты просто говорил себе, что Бог присутствует в деревьях».

Если долго что-нибудь внушать себе, то обязательно это увидишь.

Но слова Кришны вовсе не о подобном благочестии. Вам не нужно проецировать их на окружающий мир; вы просто должны пробудиться к самому миру. И в момент просветления мир исчезнет, останется лишь божественное.

Нет необходимости убеждать себя в том, что сон ложен. Нет, вам нужно просто увидеть сон таким, какой он есть. И в тот момент, когда вы узрите его подлинную сущность, сон вдруг разрушится и исчезнет. И то, что останется, будет истиной.

Усилия необходимы для неправды, а не для истины, поскольку все, чего человек может достичь своими усилиями, не является истиной. Истина — только то, что уже существует без помощи человека. Нет нужды создавать истину; она и не может быть сотворена нами. Истина уже есть. Я прошу вас только об одном, не создавайте ложь, и вы увидите подлинную реальность.

Например, я подтянул к себе ветку дерева. Затем я спрашиваю у вас: «Я подтянул эту ветку к себе. Теперь я хочу вернуть ее на место. Что я должен сделать?» Разве вы скажете, что я должен произвести некое действие? Вы просто ответите: «Пожалуйста, перестаньте оттягивать ее. Отпустите ветку, и она сама вернется на свое первоначальное место. Ветка уже была на своем месте; приложив усилия, вы сместили ее!»

Человеку не нужно прилагать никаких усилий, чтобы обрести божественное. Ему достаточно не предпринимать никаких действий, направленных на утрату божественного, и тогда он немедленно вернется в свое первоначальное место — в пространство благочестия.

Сны сотворены нами. Истина не является нашим творением.

По этой причине, когда Будда достиг просветления и люди стали спрашивать его: «Что ты обрел?» — он отвечал: «Я ничего не получил. Я только потерял».

Люди были очень озадачены. Они говорили: «Мы думали, ты обрел что-то!»

Будда отвечал: «Я ничего не обрел, я лишь вспомнил то, что уже было. Конечно, я потерял что-то. Мне пришлось отказаться от всего того, что я создал, сконструировал. Я утратил свое невежество, но я не обрел мудрость, поскольку мудрость уже была во мне. Я не видел ее, поскольку крепко держался за свое невежество. Несомненно, я что-то потерял, но я ничего не приобрел. Я достиг того, чем уже обладал, того, что у меня было всегда».

Если вы правильно поймете эти слова, вам останется лишь взглянуть на все взором, освободившимся ото сна. Чтобы увидеть реальность, достаточно посмотреть открытыми глазами, полностью сконцентрировав свой ум. Детально проанализируйте все, что вам открыто, и вы подтолкнете свой ум к абсолютному пробуждению. Когда вы отбросите иллюзии, то, что останется, и будет реальным.

Эти тела преходящи; именуется вечным носитель тела,

Непреходящим, неисследимым; итак, сражайся, Бхарата!

Предстоящая война кажется Арджуне вполне реальной, физическое тело представляется реальным, Арджуна считает смерть реальностью — поэтому вполне естественно, что герой столкнулся с трудностями. Каждый из нас имеет дело с теми же проблемами, что и Арджуна: мы считаем реальным все то же самое, что и он.

А Кришна рассказывает Арджуне о совершенно ином мире. Он говорит: «Это тело, собравшиеся для битвы люди с их физическими телами, все, что ты видишь вокруг себя, — все только сон. Не думай о нем. Просто сражайся».

Проповедь войны, произнесенная Кришной, всегда ставила в неудобное положение так называемых религиозных людей. Она была выше их понимания. С одной стороны, такие люди, стремясь к ненасилию, учили о том, что нельзя раздавить даже муравья, они пили фильтрованную воду, чтобы не причинить вреда мельчайшим микробам, а с другой стороны Кришна, который говорит Арджуне: «Сражайся, ведь в действительности никто не убивает и не может быть убит. Физическое тело — всего лишь сон».

Вообще говоря, кажется, что Арджуна прав. Ганди, вероятно, предпочел бы, чтобы Кришна согласился с Арджуной. Пацифистам хотелось бы, чтобы Кришна не произносил таких слов, а правота была бы на стороне Арджуны. Но Кришна говорит нечто совершенно необычное: «Ты печалишься о том, что, в сущности, лишь сон. Ты грустишь и тревожишься о несуществующем, нереальном». Очевидно, что эти слова далеко выходят за рамки норм обычной морали.

Именно поэтому, когда на Западе впервые опубликовали перевод Гиты, моралисты были потрясены до глубины души. Они не могли поверить, что Кришна сказал такие слова. Те люди, которые считали религией лишь десять заповедей Библии, которые всю жизнь считали: «Не укради, не лжесвидетельствуй, не причиняй никому боль», — неудивительно, что они были потрясены! Западные моралисты были шокированы, узнав, что Кришна говорит: «Все этот сон. Иди вперед, Кришна, и сражайся!» Они решили, что Гиту нельзя считать моральной книгой: «Либо она внеморальна, либо аморальна. В любом случае, Гита не моральна. Но что же это за учение?»

И так происходило не только на Западе. Мыслители-джайны также приговорили Кришну к аду. Они удивлялись: «О чем говорит этот человек? Любое убийство дозволено? Если бы Арджуна шел своим путем, возможно, не было бы никакой войны Махабхараты. Кришна стал ее причиной». Представители течения противников насилия, которое доминирует в Индии, также испытывали необходимость низвергнуть Кришну в ад. «Этот человек должен быть низвергнут в ад!»

Это — жизненно важный вопрос, и его необходимо тщательно рассмотреть. Вы должны помнить о том, что мораль не является религией. Мораль — это весьма функциональное установление. Мораль является исключительно социальным феноменом. Мораль — это некая систематизация, проведенная в толще наших снов. Даже во сне, если вы хотите пойти, вам необходимо выполнить определенные правила. Для жизни во сне человеку требуется система, дисциплина, в своем поведении он должен соблюдать культурные и этические требования.

Мораль не является религией; мораль — это исключительно социальное установление. Поэтому мораль может меняться каждый день. С изменением общества изменяется и мораль. То, что было правильным вчера, сегодня может оказаться ложным. То, что правильно сегодня, может завтра стать ошибочным. Мораль также является частью нереального, асат.

Но из этого не следует, что религия внеморальна. Поскольку даже мораль является частью нереального, внеморальное также обречено быть его составной частью. Религия переступает как через мораль, так и через внеморальное. В сущности, религия трансцедентна миру. И, значит, утверждения Кришны нисходят с очень редкого уровня. Их трудно понять даже на том уровне, на котором они были произнесены.

Низвергая Кришну в ад, джайны пытаются избавиться от него. Ганди объявил Гиту метафорой. Он говорил, что этой войны в действительности никогда не было: Как мог Кришна вызвать войну? В Гите рассказано не о настоящей войне, это — всего лишь символ, метафора, в которой отразилась бесконечная борьба между добром и злом. Ганди использует новую уловку — более эффективную, но имеющую ту же цель, что и позиция джайнов, — отделаться от Кришны. Подтекст слов Ганди состоит в том, что описанных в Гите событий никогда не было.

Разве мог Кришна спровоцировать войну? Как мог он сказать: «Иди и сражайся»? Нет, Кришна никогда такого не говорил! И вот открывается другой изящный путь, позволяющий избавиться от Кришны. Достаточно сказать, что война — метафора, она — всего лишь символ, аллегория, и в действительности, в истории такого события никогда не было. «Все показанные в Гите характеры — символы. Арджуны, Дурйодханы, других героев Махабхараты никогда не существовало. Вся поэма является притчей, символической историей, в которой борьба идет между добром и злом, а Кришна просит Арджуну сразиться со злом».

Теперь слова Кришны уже полностью искажены. В действительности Кришна не просит Арджуну сражаться со злом. Если вы по-настоящему поймете Кришну, то вам станет ясно, что он называет добро и зло двумя частями одного сна; жестокость и отказ от насилия — две части одного сна. Кришна не призывает к насилию. Он говорит, что насилие и отказ от него — сон. Одно — сон хорошего человека, а другое — плохого, но и то и другое — сон. Лишь тот, кто увидит весь сон как сон, обретет реальность, cam. Это утверждение трансцедентно морали. Но его нельзя считать внеморальным. Оно также выше внеморального.

В этом контексте очень трудно понять слова Кришны. Очень просто выбирать: это — хорошо, а то — плохо. Но когда хорошее и плохое оказывается сном, почва уходит у нас из-под ног. Продвинуться в Гите сможет только тот, кто жестко зафиксирует свои ноги в данной точке.

Поэтому постарайтесь ясно понять следующее: Кришна не жесток, но он и не противится насилию — ведь жестокий человек верит в то, что он может убить, а тот, кто отказывается от насилия, считает, что он может спасти чью-то жизнь. Кришна говорит, что раз никого нельзя убить, сама идея спасения оказывается под вопросом. Вы не способны ни убивать, ни спасать. То, что есть, есть, а то, чего нет, нет. Следовательно, спасителю и убийце просто снятся противоположные сны.

Например, один человек вонзил в противника нож и думает, что навеки покончил с врагом. А другой вовремя успел вынуть нож из груди жертвы, обработал и перевязал рану, и после этого думает, что спас человека от смерти. Но в действительности этим людям просто снятся противоположные сны: одному — сон плохого человека, а другому — сон хорошего человека. И если они решат продолжить свой сон, то мы предпочтем, чтобы большему количеству людей снился сон хорошего человека.

Кришна говорит, что и то, и другое — сон. С определенного уровня и спаситель, и убийца предстают как люди, совершающие одну и ту же ошибку. Заблуждение состоит в том, что подверженное уничтожению можно спасти. Кришна говорит: «То, что не существует, не существует. То, что есть, есть». Кришна не призывает нас смотреть сон плохого человека. Он говорит, что и то и другое — сон. Но если вам необходимо пройти через сон, так пройдите через весь сон с тем, чтобы, в конце концов, проснуться. Если вам предстоит увидеть сон, то не следует выбирать между сном плохого и сном хорошего человека. Просто просмотрите целый сон во всей его полноте и пробудитесь.

Трудно сказать, как Арджуна сможет понять тот процесс осознания, который пытается разъяснить Кришна. Арджуна говорит о высокоморальных вещах, он стремится увидеть моральный сон. Кажется, ему наскучили внеморальные сны. Теперь Арджуна желает увидеть моральный сон. А Кришна говорит Арджуне, что тот просто выбирает между двумя снами и что ему следует пробудиться от всякого сна.

Давайте прочтем еще одну сутру, а остальное обсудим вечером.

Кто думает, что Он убивает или кто полагает, что убить Его можно,

Оба они не знают: не убивает Он сам и не бывает убитым.

То, что есть, не умирает и не может быть убито. То, что есть внутри нас, называется атман, а то, что есть вне нас, носит название параматман, вселенское бытие, универсальное сознание. То, что внутри нас можно убить, что само способно убивать, или то, чему может показать, что его убили, называется «тело», а вне нас носит название «мир». Бессмертное — это ум, а смертное есть материя. Смертное, нереальное — это волна, а бессмертное, реальное — океан.

Беспокойство Арджуны, его дилемма, его тревога сводится к следующему: «Как я могу участвовать в этом убийстве? Лучше я сам умру». Эти идеи всегда существуют вместе. Тот, кто считает, что другие умрут, также способен думать о своей смерти. Если человек считает, что смерть других людей возможна, он, несомненно, будет испытывать печаль. Но Кришна говорит, что умереть невозможно: смерти просто не может быть, смерти нет.

Но, исходя из собственного жизненного опыта, человек полностью убежден в достоверности смерти. Все может произойти, а может и не произойти, тогда как смерть абсолютно неизбежна. Только одно достоверно, и это — смерть. Нет ничего более определенного, чем смерть. Все остальное может изменяться: кто-то будет счастлив, а кто-то — несчастлив, один — здоров, а другой — болен, кто-то добьется успеха, а кто-то проиграет, один станет нищим, а другой — императором. По поводу всего, кроме смерти, возможны разные мнения — они могут быть верными, а могут оказаться ошибочными.

Только один выбор закрыт для нас: умирать или нет. Смерть неизбежно настигает каждого. Все придут к ней. Император и нищий, успешный человек и неудачник, здоровый и больной — все рано или поздно умрут. Нам известно, что в жизни неизбежно только одно, и это — смерть.

А Кришна говорит совершенно противоположное. По его словам достоверным является только то, что смерть невозможна. Никто никогда не умирал, и никто не сможет умереть. Смерть — продукт фантазии.

Вероятно, все замыслы в жизни формируются вокруг смерти. Те, кто считает смерть реальностью, утверждают, что в жизни нет более глубокого опыта, чем тело. И это очень интересно, потому что ни у кого из нас нет опыта смерти. Мы лишь видим, как умирают другие люди; мы никогда не увидим, как умираем сами.

Предположим, что нам удастся вырастить человека, который никогда не видел смерти. Просто представьте себе ребенка, который за всю свою жизнь ни разу не видел, как кто-нибудь умирает. Задумается ли он когда-нибудь над тем, что умрет? Сможет ли он представить себе, что однажды расстанется с жизнью? Это невозможно.

Смерть — умозаключение, которое мы делаем, наблюдая за тем, как другие люди умирают. Интересно то, что, когда вы видите смерть другого человека, вы, в действительности, не видите смерть. Для вас данная ситуация, феномен смерти, сводится к следующему: раньше этот человек говорил, а теперь молчит, раньше он ходил, а теперь — нет. Вы видите лишь то, что человек, который обычно ходил, погрузился в обездвиженное состояние. Тот, кто всегда говорил, умолк, сердце, которое обычно билось, затихло. Но разве, исходя из этого, можно сказать, что внутренняя сущность человека мертва? Этого достаточно? Можно ли на основе этих данных прийти к такому заключению и назвать подобное состояние смертью? Нет, этого недостаточно.

Несколько лет назад в Южной Индии жил йог по имени Бархмайоги. В трех университетах — Оксфорда, Калькутты и Рангуна — он демонстрировал эксперимент по умиранию. Это был очень ценный эксперимент. Бархмайоги умирал на десять минут.

В Оксфордском университете он демонстрировал этот опыт в присутствии докторов. Бархмайоги говорил им: «В течение десяти минут, пожалуйста, исследуйте меня, а затем составьте письменный сертификат о том, был я жив или мертв». Затем он останавливал дыхание, пульс, его сердце переставало биться, не было никаких симптомов циркуляции крови. Десять докторов, работавших на медицинском факультете Оксфордского университета, выдали ему сертификат о смерти и сказали: «Этот человек мертв. У него все симптомы смерти». И все десять докторов подписали этот сертификат.

Но через десять минут Бархмайоги вернулся к жизни. Его дыхание восстановилось, забилось сердце, кровь пошла по сосудам, вновь обнаружился пульс. После этого Бархмайоги попросил докторов составить новый сертификат о том, что они думают теперь о его состоянии. Доктора сказали: «Мы столкнулись с большой трудностью. Мы надеемся, что вы не планируете предъявить нам обвинение в суде! Мы сказали лишь то, что могла сказать медицинская наука...»

Бархмайоги ответил: «Составьте и подпишите бумагу о том, что с этого дня любое свидетельство о смерти, которое вы выдаете, может быть поставлено под сомнение».

В сущности, то, что мы называем смертью, является всего лишь жизнью, выскользнувшей из тела. Подобно постепенного угасающему свету лампы, проявления жизни возвращаются в форму семени и отправляются в новое путешествие. Но извне такое угасание жизни кажется нам смертью.

Таким же образом электрический свет сначала горит, затем мы нажимаем на выключатель, и его лучи исчезают. Теперь лампочку окружает лишь тьма. Умерло ли электричество? Нет, просто прекратились его проявления. Если мы опять нажмем на выключатель, то лучи света разольются по комнате. Вернулось ли электричество к жизни? Бессмысленно называть воскресшим то, что не умирало. Все это время электричество существовало, прекратились лишь его манифестации.

Итак, то, что мы называем «смертью», — всего лишь восхождение к новому проявлению. А «рождение» — это новое проявление, следующая манифестация.

Кришна говорит, что живое существо не умирает со смертью тела и не спасается, если тело спасено. Живое существо нельзя ни убить, ни спасти. Существующим можно считать лишь то, что лежит за гранью спасения и смерти.

Остальное обсудим вечером...

ГЛАВА 8 Росинка и океан

Шри-Бхагаван сказал:

Он никогда не рождается, не умирает; не возникая,

Он никогда не возникнет; Нерожденный, постоянный, вечный.

Он, древний, не умирает, когда убито тело.

Кто неуничтожимого, нерожденного, непреходящего, вечного знает,

Как может такой человек убивать или заставить убить кого-либо, Партха?

Как обветшавшие сбросив одежды, новые муж надевает, иные,

Как обветшавшие сбросив тела, в новые входит, носитель тела.

Ошо!

«Кто думает, что Он убивает или кто полагает, что убить Его можно,

Оба они не знают: не убивает Он сам и не бывает убитым».

В контексте дискуссии, развернувшейся вокруг данного стиха этим утром, если действительно нельзя ни убить, ни быть убитым, значит, можно найти оправдание действиям генерала Дайеса в Индии и нацистским концентрационным лагерям. Как относиться к этим актам жестокости с позиций всеобщего принятия?

Никто никогда не умирает, и никто никогда не убивает. То, что есть, никогда не может быть уничтожено. Но следует ли из этого делать вывод о том, что в жестокости нет ничего плохого? Значит ли это, что не следует порицать насильственные действия, совершенные генералом Дайесом, геноцид, проводившийся в немецком Освенциме, или тотальное уничтожение мирного населения в Хиросиме?

Нет. Необходимо понять, что Кришна не имел этого в виду.

Только исходя из того, что никто никогда не может быть убит, нельзя называть стремление к убийству положительным качеством. Смерти нет, но существует желание совершать насилие, мотивация к жестокости, жестокое состояние сознания. Если человек стремится к жестокости, заинтересован в убийстве, радуется, убивая другого человека, оправдывает насильственную смерть людей — даже если никто не умер от его руки, но он думает, что убил, получает удовольствие от чужой смерти, испытывает внутреннюю уверенность в оправданности насилия — то такой человек совершает грех, творит зло.

Грех состоит не в самой жестокости события. Грех — в акте совершения насилия. Ситуация не может быть жестокой, но акт жестокости возможен.

Акт насилия имеет два аспекта: Кришна говорит, что ситуация сама по себе не может жестокой, но психологическое состояние жестокости возможно.

Давайте рассмотрим эту проблему с противоположного конца. Означают ли слова Кришны, что отказ Будды и Махавиры от жестокости не имеет смысла? Если нет причин осуждать насилие, совершившееся в Хиросиме и концентрационных лагерях Освенцима, теряет ли смысл отказ от насилия, проповеданный Буддой и Махавирой? Да, если вы думаете, что единственный смысл отказа от жестокости состоит в том, чтобы уберечь кого-то от смерти, в таком случае он является бессмысленным.

Но нет, отказ от жестокости, о котором учили Будда и Махавира, имеет совсем иной смысл. Это желание, это стремление спасать и защищать, это желание и стремление не убивать, это состояние отсутствия заинтересованности в убийстве, это внутреннее чувство радости, происходящее от того, что защищаешь... Например, когда Махавира гулял, стараясь не наступить даже на муравья, он вовсе не считал, что своими собственными усилиями спасает муравья. Та часть муравья, которая способна пережить смерть, и без того будет жить вечно, а все остальное не спасти даже Махавире. Но стремление Махавиры не допустить убийство обладает огромной ценностью. Это желание ничем не поможет и никак не повредит муравью, но оно имеет большое значение для самого Махавиры.

На глубочайшем уровне важно то, что человек чувствует, а не то, что с ним происходит. Самый главный вопрос связан с чувствами и мыслями человека, поскольку ими окружена его жизнь. События происходят в реальности, но человек живет в своих мыслях и чувствах.

Насилие или убийство — это зло. Это — зло, несмотря на слова Кришны о том, что в действительности убийство не происходит. Но утверждение Кришны нельзя считать полностью неверным. В сущности, когда Кришна произносит свои слова, он находится в экзистенциальном состоянии; он постиг эту истину в глубочайших слоях самого сущего.

Когда Гитлер убивал людей, он был вовсе не в том же состоянии ума, что и Кришна. Гитлер наслаждался Убийством; разрушение, истребление людей доставляло ему удовольствие. Другой вопрос, достиг ли Гитлер своей цели, но он убивал со страстью. Подобная страсть к убийству и есть жестокость.

Поймите меня правильно, желание разрушать, стремление убивать и является жестокостью. Совершается в действительности убийство или нет, это — отдельная проблема. Страсть Гитлера к убийству является болезнью ума.

Важно убедиться в том, что, если человек испытывает интерес к убийству и разрушению, он безумен. Чем более человек молчалив и счастлив, тем меньше вероятность того, что разрушение покажется ему привлекательным. Чем больше человека изнутри наполняет блаженство, тем интенсивнее он стремится к созиданию.

Отказ Махавиры от насилия — это созидательное чувство, направленное на мир. Жестокость Гитлера деструктивна, и его страсть к разрушению также нацелена на мир. Поэтому чувство имеет значение. Но в своей жизни мы еще не можем оценить то, что происходит на подлинном экзистенциальном уровне.

Позвольте мне пояснить свою мысль через небольшой рассказ...

Многие приверженцы Кабира приходили к нему домой. Эти люди пели гимны и песни, восхваляя божество, а когда они собирались уходить, Кабир приглашал их разделить с ним трапезу. Это доставляло много проблем жене и сыну Кабира.

Однажды сын не выдержал и сказал ему: «Все зашло слишком далеко! Сколько еще мы будем тратить деньги и припасы? Как мы можем продолжать кормить такое количество людей? Пожалуйста, больше не приглашай своих посетителей на обед».

Кабир ответил: «Я совсем забыл; когда гости приходят ко мне, я забываю о том, что у нас дома нет еды. Но когда к тебе приходят гости, как можно думать о том, есть ли в доме продукты? Поэтому я раз за разом убеждаю их не уходить не отобедав».

Сын резко и насмешливо возразил: «Что же, нам начать воровать?»

Кабир сказал: «Прекрасная идея! Почему ты не подумал об этом раньше?»

Сын не мог поверить своим ушам. Он и не ожидал, что Кабир может такое сказать.

Но все-таки это был не обыкновенный сын — в конце концов, он был сыном самого Кабира. Он ответил отцу: «Так, значит, сегодня вечером мне пойти и совершить кражу?»

Кабир сказал: «Ну конечно!»

Чтобы еще глубже проверить Кабира, сын спросил: «Ты пойдешь со мной?» И Кабир сказал: «Конечно!»

Той же ночью сын сказал Кабиру: «Пойдем!» Он хотел довести ситуацию до логического завершения; он хотел понять, действительно ли Кабир готов совершить кражу.

Кабир готов воровать? Это было выше понимания сына. Точно так же Арджуна не мог понять, как Кришна может быть готов на убийство.

Камаль, сын Кабира взял отца с собой. Подкрадываясь к чужому дому, он постоянно оглядывался вокруг.

Кабир спросил сына: «Почему ты так нервничаешь? Что заставляет тебя дрожать?»

Когда Камалю наконец удалось перелезть через стену и он спросил Кабира: «Мне войти?» Кабир ответил: «Конечно. Иди вперед!» Сын вошел и вынес из дома ведро пшеницы. Ему казалось, что еще секунда и Кабир остановит его. Это было уже слишком.

Но отец помог Камалю донести ведро, а затем сказал ему: «Теперь пойди, разбуди людей и скажи, что мы проникли в их дом и взяли целое ведро пшеницы».

Сын ответил: «Но что же это за кража? Разве вор рассказывает о том, что он украл?»

Кабир сказал: «Воровство, которое нельзя раскрыть, — это грех. Поэтому пойди и расскажи все хозяевам!»

Тогда сын спросил: «Все это время я не удивлялся и очень тревожился, не понимая, как ты мог мне позволить украсть?»

Кабир ответил: «Я совсем забыл об этом. С тех пор, как я понял, что все — одно, я перестал осознавать, что одни вещи принадлежать мне, а другие — чужие. Поэтому, если что-то нам не принадлежит, то, конечно, воровство является грехом. Но я забыл, что взятое нами — не наше. Я рад, что ты напомнил мне об этом. Но почему ты не сделал это раньше?»

Кабир говорит, что, пока вещь принадлежит другому человеку, воровство является грехом. Но если ничто не принадлежит никому в отдельности, если все принадлежит целому, если воздух, которым дышит другой человек, настолько же мой, насколько и воздух, которым дышу я, в таком контексте, на этом уровне, бессмысленно называть кражу грехом.

Но Кабир говорит об этом, находясь на экзистенциальном уровне. Эти слова сказаны человеком, который добрался до конечной стадии просветления.

Итак, Кабир говорит: «Если ты не можешь разбудить этих людей, тогда верни им ведро пшеницы. Если ты боишься рассказать о чем-то тем, кто является все лишь частью твоего «я», значит, взятая нами вещь точно не твоя. В таком случае лучше вернуться и поставить ее на место. В конце концов, от кого мы в действительности пытаемся скрыть эту кражу?»

Теперь этот вопрос встал на двух совершенно разных уровнях, в двух диаметрально противоположных мирах. Вы непременно должны это понять. Один — экзистенциальный мир, где все принадлежит целому, сущему, где кража невозможна. Другой — мир нашего ума, где другой является «другим», а я есть «я». Здесь моя вещь — «моя», а то, что принадлежит другому человеку, — «чужое». На этом уровне кража возможна; ее можно совершить, и ее совершают.

До тех пор, пока вещь, принадлежащая другому человеку, — «чужая», кража является грехом. В реальности никто никогда не ворует; просто объекты перемещаются с места на место. Как мог такой феномен как кража появиться на этой земле? В будущем ни я, ни вы не останетесь в живых; моя собственность не сохранится за мной, а ваша собственность не останется вашей. В мире сохраняются только предметы. Какая разница, в каком доме они будут лежать?

В экзистенциальной сфере воровство невозможно. Кража осуществляется на психологическом уровне, на уровне чувств и эмоций.

Если бы Гитлер мог сказать, что в убийстве нет жестокости, что смерти не существует, то он не нуждался бы в телохранителях. При таком условии, он имел бы полное право и дальше уничтожать людей в Освенциме. Я не смог бы возразить против этого. Но такой человек как Гитлер, который беспокоится о собственной безопасности и при этом стремится убивать других, глубоко уверен в том, что убийство реально. В конце концов, он делает все возможное, чтобы спасти собственную жизнь.

Если бы Кришна сказал Арджуне: «Эти люди, собравшиеся на поле битвы, не могут умереть, поэтому иди и убивай их... но, пожалуйста, защити себя, позаботься о себе, иначе ты сам можешь умереть от чьей-либо руки», — то это было бы нечестно. Но Кришна говорит Арджуне, что никто не убивает, и никто не умирает: «Если эти люди убьют тебя, то никто не умрет. Если ты убьешь их, также никто не умрет». Вы должны помнить о глубоко экзистенциальном смысле слов Кришны.

В Хиросиме произошел акт насилия, потому что человек, ответственный за сброшенную бомбу, стремился убить людей. Гитлер совершал жестокости, потому что им руководило желание убивать. Другой вопрос, умер ли хоть кто-нибудь в действительности — и Гитлер не имел об этом ни малейшего представления.

Но пока человек стремится уберечь себя от смерти, он не имеет право выдвигать доктрину, рационально обосновывающую убийство других людей. Пока человек говорит: «Эта вещь принадлежит мне, никто не должен брать ее», — и в то же время идет и ворует что-то из чужого дома, он не может приравнивать свой поступок к краже, которую совершил Кабир. Воровство Кабира вообще не является воровством; жестокость Кришны — вовсе не жестокость.

Поэтому вы задаете правильный вопрос. Если, услышав Гиту Кришны, послание Кришны, человек приходит к выводу, что убийство вовсе не убийство, что все это — лишь иллюзия, — то данное заключение не противоречит словам Кришны, но при одном условии: человек должен признать, что его смерть также не является смертью. Тогда проблема будет снята. Но, защищая себя и убивая других... И интересно следующее: убивая других, мы ставим перед собой одну главную задачу — спасти себя. Но в таком случае лучше забыть все, что сказал Кришна.

Вред уже причинен. В этой стране была открыта одна из самых глубоких в мире истин, но из-за ее неправильного применения Индия погрузилась в величайшую пропасть. В сущности, всегда, когда очень глубокие истины попадают в руки коварных людей, они оказываются еще более вредными, чем ложь. Наша страна открыла глубочайшие истины, но эти истины не следует использовать, пока вы не постигнете их во всей полноте. Такие истины нельзя применять по частям.

Наша страна очень хорошо знала, что все поступки иллюзорны, они — майа, ткань снов. Поэтому ее люди стали думать, что в нечестных поступках нет ничего плохого. Если через пять тысяч лет непрестанного поиска и рефлексии Индия стала самой бесчестной страной на Земле, то для этого есть причина. Когда мы говорим о таких великих вещах и при этом в повседневной жизни показываем себя с диаметрально противоположной стороны, то наше поведение нельзя считать беспричинным. А причина в том, что мы не поднялись до уровня собственных слов. Напротив, мы опустили истину до своего уровня.

Если Арджуна поднимается до уровня Кришны, это прекрасно; но если он опускает Кришну до своего уровня, то такой поступок причинит вред. Часто случается, что человеку трудно возвыситься до Кришны. Тогда он низвергает истину, принесенную Кришной, до собственного уровня. Так нам легче. И мы без труда можем сказать: «Все лишь иллюзия, майа». Так люди оправдывают свою лживость и цинизм. Возникает интересный вопрос: как человек, признающий, что все иллюзия, майа, может стремиться к самообману?

Один друг пришел ко мне и сказал: «С тех пор как я начал медитировать, я стал очень бесхитростным. Человек обманул меня и украл мою сумку. Хотя я очень хорошо понимаю, что все — лишь иллюзия, майа, этот человек обманул меня. Он взял мою сумку! Стоит ли мне продолжать медитации?» Он все повторял, «хотя это — майа...»

Я ответил: «“Хотя это — майа...” Тогда почему потеря сумки так расстроила тебя? И “хотя это — майа...” В таком случае, как этот человек мог обмануть тебя? И “хотя это — майа...” И, в конце концов, кто же мог украсть у тебя эту сумку?»

«Нет! — сказал мой друг. — Все действительно майа. но я пришел спросить у тебя о другом. Если я буду и дальше становиться все более бесхитростным, тогда каждый начнет обманывать меня».

Как вы видите, эти утверждения сделаны на различных уровнях. Мой друг не воспринимает услышанную им мысль о том, что все — майа, с уровня Кришны. Он находится в той реальности, где верны слова: «У меня украли сумку».

Кришна делает свое утверждение с высочайшей вершины, однако с того места, на котором мы стоим, все представляется совсем иначе.

И причиной упадка нашей страны стала та интерпретация подобных высоких принципов, которую мы применили к своей жизни. Она привела к моральному разложению народа Индии, темноте и уродству, которые заполонили эту страну.

Поэтому вы задаете правильный вопрос.

Кришна не говорит: «Иди и убивай людей». Его слова совсем о другом: «Если ты на собственном опыте узнаешь, что никто никогда не умирает и не может быть убит, тогда и только тогда ты сможешь позволить происходить тому, что происходит».

Но это — стрела, заточенная с обоих концов. Заблуждается тот, кто считает, что других можно убивать, так как «никто никогда не умирает», и в то же время, если кто-то пытается убить его самого, начинает кричать и сопротивляться смерти! Но чаще всего именно это и происходит.

Мы в Индии сильнее всех других людей уверены в бессмертии живых существ, и при этом на всей Земле нет никого, кто больше нас боялся бы смерти. Жители других стран и континентов боятся смерти намного меньше, чем мы. Даже те, кого мы называем материалистами, — и они не так боятся смерти. Даже эти люди говорят: «Хорошо. Если возникнет необходимость, мы без колебаний отдадим свои жизни».

Но мы, жители этой страны, тысячу лет пребывали в рабстве, потому что нам не хватало смелости расстаться со своими жизнями. Конечно, сидя дома, мы любим поговорить о бессмертии живых существ. Но если они действительно бессмертны, то наша страна не пребывала бы в рабстве и долю секунды.

Живые существа, несомненно, бессмертны, но мы являемся нечестными людьми. Люди бессмертны — и мы рады услышать об этом от Кришны — но нам очень хорошо известно, что мы умрем. И мы продолжаем себя защищать. В сущности, день за днем мы распеваем слова о том, что живое не может умереть, с единственной целью: убедить себя в собственном бессмертии. «Я не умру», — этой фразой мы просто пытаемся утешить себя.

Итак, вы обязательно должны понять несоответствие, разрыв между двумя уровнями: уровнем, на котором пребывает Кришна, и уровнем, на котором находимся все мы.

Слова Кришны обретут смысл только в том случае, если вы поднимитесь на его уровень. Пожалуйста, не пытайтесь опустить Кришну до своего уровня — хотя этот путь является самым простым — ведь теперь он ничего не может сделать, чтобы удержать вас от этого. Вы можете опустить Гиту до любого удобного вам уровня. Где бы вы ни жили — в клетке, в бассейне, в собственном аду — возьмите туда Гиту, и она подчинится.

Я прошу вас, не тащите высочайшие в мире истины в самые темные пещеры жизни. Эти предельные истины жизни можно постичь лишь на высочайших вершинах. Вы сами должны возвыситься до подобных вершин. Только тогда вы сможете осмыслить эти истины. Конечные истины — всего лишь зов, влекущий вас на такие высоты, где нет ничего, кроме света и сознания, где все внеморально.

Но люди слышат этот зов на темных дорогах, которыми они ходят. Здесь нет ничего, кроме тьмы, и лишь изредка сюда пробивается луч света. Когда вы услышите, что есть лишь бесконечный свет, а тьмы не существует, пожалуйста, не отбрасывайте тот крошечный светильник, который еще светит вам. Не расставайтесь с ним, думая: «Если вокруг лишь свет, зачем нам этот светильник?» Ваши дороги станут от этого еще темнее.

Там, где живет человек, существует разница между жестокостью и отказом от насилия, а, значит, там есть и тьма. Там, где мы живем, есть различие между воровством и воздержанием от воровства, и, значит, там существует тьма. Когда вы, находясь во тьме, слышите слова Кришны, не отбрасывайте крошечный светильник различения добра и зла. Иначе вы сделаете тьму еще более глубокой.

Да, слушая речи Кришны, старайтесь просто помнить следующее: существует пик ума, где нет тьмы, и там свет лампы будет выглядеть глупо. Но человек еще должен взойти на этот пик. Поднимаясь на него, он будет двигаться очень медленно, шаг за шагом отыскивая путь на вершину, где жизнь длится вечно, а разговоры о жестокости и отказе от насилия звучат несерьезно.

Но сейчас мы живем в другом месте. Здесь жестокость и отказ от насилия имеют большое значение, они полностью соответствуют ситуации.

Он никогда не рождается, не умирает; не возникая, Он никогда не возникнет;

Нерожденный, постоянный, вечный. Он, древний, не умирает, когда убито тело.

В контексте того места, где мы существуем, учитывая кто и что мы есть, все рождается. В сфере нашего знания ничто не избавлено от рождения. Все, что мы видим, все, с чем мы сталкиваемся, рождается и умирает. Но есть нечто никогда не рождавшееся, и именно оно делает весь процесс рождения и смерти возможным. Должно быть нечто, некая нить, бегущая через цепь рождения и смерти — подобно нити, пропущенной сквозь камни ожерелья. Вы видите звенья, но не можете увидеть нить, которая удерживает их вместе. Таким же образом, чтобы удержать длинное ожерелье рождений и смертей, должна существовать вечная нить, которая никогда не рождается и не умирает.

Без этой нити отдельные ожерелья, отдельные части распадутся. Без нее они не могут быть вместе, не могут быть связаны друг с другом. Хотя ожерелье кажется цельной вещью, это не так. Его отдельные части покоятся на нити, которая пропущена через них.

Есть рождение, и есть смерть. Все приходит и уходит. Мир находится в постоянных изменениях... Но за всем этим стоит нерожденное и неспособное умереть — нить, которая никогда не рождалась и не умирала, — так должно быть. Нить — это сущее, нить — бытие, нить — универсальное существование. Необходимо, чтобы за всеми изменениями, за всеми формами стояло нечто, не имеющее формы. Только бесформенное может поддерживать формы.

Например, вы смотрите фильм в кинотеатре. Кадры фильма каждое мгновение меняются. Вы не можете увидеть картинку саму по себе — она представляет собой сеть лучей, комбинацию света и тени — для этого вам необходим экран. Пока фильм идет, вы вообще не замечаете экран. Он и не должен быть заметен, в обратном случае невозможно будет увидеть фильм. Пока фильм идет, формы появляются и исчезают, неподвижный экран остается невидимым.

Но если убрать экран, формы не смогут проявиться. У картинок не будет места, пригодного для манифестации. В этой подвижной игре изменяющихся образов необходим статичный экран, который собирает их вместе. Когда на экран проецируют первый образ, он остается неизменным. Когда появляется второй образ, сам экран также не меняется. Появится третий образ, и экран опять останется тем же... Картинки постоянно меняются, но экран остается неизменным. Только так можно обеспечить последовательность, согласованность проецируемых изображений. Их связь возможна лишь благодаря стабильности экрана, исполняющего роль фона.

Вся наша жизнь представляет собой вереницу образов. Эти образы не могут появляться бесконечно. Рождение и смерть — это образы. Молодость и старость, счастье и горе, красота и уродство, успех и поражение... все это — поток образов. Должно существовать нечто, лежащее в основе такого потока, нечто способное сделать его видимым. Пока человек смотрит на образы, он не может увидеть эту основу.

В нашей жизни сущее играет роль фона, оно подобно экрану в кинотеатре. Кришна говорит: «Оно не рождено; оно не может ни родиться, ни умереть». Но вы никогда не должны совершать ошибку, думая, что эти слова сказаны про вас. Вы родились и умрете — у вас нет знаний о том «вы», про которое говорит Кришна.

То «вы», которое вы знаете, рождено. У него есть определенный день рождения, и также непременно наступит день, когда оно умрет. Даты рождения и смерти высекут на вашем надгробном камне. Когда вы родились, люди пригласили оркестр и с музыкой отпраздновали это событие. Когда вы умрете, они опечалятся и будут рыдать. Все, что вам известно о себе, является набором образов.

Также полезно знать, что и с научной точки зрения ваше знание о себе является всего лишь подборкой образов. Теперь людям можно промывать мозги, созданы научные методы, позволяющие полностью стереть память человека.

Например, возьмем пятидесятилетнего мужчину. Он знает, что у него четыре сына, жена и дом; что у него определенное имя, такие-то предки. Он работал на некой должности. Все подобные сведения, накопившиеся за пятьдесят лет, можно удалить из мозга. Ум этого мужчины будет полностью вычищен — и при этом он останется в живых. Но после такой процедуры мужчина не сможет даже назвать свое имя и сказать, сколько у него было сыновей.

У меня есть друг, доктор. Однажды он выпал из поезда. Он был травмирован и потерял память. Этот человек был моим другом детства, мы вместе ходили в школу, поэтому я пришел навестить его в деревню, где он жил.

Я сел перед ним, а он смотрел так, как будто бы меня не было рядом. Я спросил его: «Ты узнаешь меня?»

Он ответил: «Кто ты?» Его отец сказал мне, что с тех пор, как мой друг упал с поезда и получил травму, он полностью утратил память. Он ничего не помнит.

У этого человека не осталось прошлого. Все образы стерлись. Еще вчера он говорил: «Я такой-то, меня зовут так-то». Но теперь эти образы исчезли. Фильм полностью стерся, все было смыто. Теперь этот человек напоминал чистый лист бумаги, на котором можно написать все что угодно. Началась запись новой памяти.

Недавно, когда я опять встретил его, он сказал: «Я помню, что три года назад я упал и получил травму». Теперь у этого человека была память за прошедшие три года. Но то, что было прежде, ушло навсегда. Если кто-то напоминает моему другу, что раньше он был доктором, он отвечает: «Вы так говорите, но я ничего не знаю об этом. После того несчастного случая мое прошлое исчезло».

Сейчас в Китае используют промывку мозгов как инструмент при решении политических задач. То же самое происходит и в России. Наступит время, когда им больше не придется убивать своих политических противников. Какое убийство сможет дать такие качественные результаты как промывка мозгов? Достаточно поймать оппонента и стереть его память. С помощью электрических импульсов, химических препаратов и других средств вы уничтожаете его память — и что после этого остается от него? Все кончено. Например, если бы можно было очистить мозг Карла Маркса, весь «Капитал» был бы стерт из его ума, и такая личность как Маркс навсегда бы исчезла.

Поэтому то, что мы называем «я», подразумевая под этим дату рождения, наличие отца, сына или супруги, все перечисленное — всего лишь коллекция фотографий, своего рода альбом. У каждого из нас есть такой альбом, мы вновь просматриваем его... а также показываем его другим людям, гостям. Но в действительности человек не сводится к подобному набору образов.

Если вы думаете, что такой альбом Кришна называет нерожденным, вечным, то вы ошибаетесь. Он был рожден. У каждого из таких альбомов свой день рождения и свой день смерти. То, что родилось, несомненно умрет. Если на одном конце — рождение, то на другом неизбежно — смерть. Вы обречены на смерть.

Если вы правильно поймете мою мысль, то, возможно, вам удастся найти то, что никогда не умирает. Но люди продолжают держаться за «я», которое было рождено. Это «я» не является подлинным. Оно представляет собой набор пережитых образов, которые вы собрали внутри себя. Поэтому, когда в Японии к мастеру дзен приходит ищущий человек и спрашивает, какой духовной практикой он должен заниматься, учитель предлагает ему пойти и найти истинное лицо, которое сам ученик имел до рождения.

Как до рождения могло быть лицо? Представьте себе, что вас попросили найти лицо, которое будет у вас после смерти, или то лицо, которое вы имели до рождения! Но мастера дзен правы. Они говорят то же самое, что и Кришна: найди в себе то, что никогда не рождалось.

Если вы найдете в себе подобную нить, нечто, существовавшее до вашего рождения, то будьте уверены, эта часть вас также переживет вашу смерть.

Смерть не сможет смыть то, что существовало до вашего рождения. То, что было до рождения, непременно переживет смерть. А то, что появилось лишь с рождением, будет сопровождать вас лишь до смерти, но не за ее границей.

Поэтому, когда Кришна говорит, что в человеке существует нерожденное, не знающее ни рождения, ни смерти, то, что невозможно сокрушить никаким оружием... Меня и вас можно убить, поэтому запомните, Кришна говорит не о том, что можно убить. Его слова о том, что нельзя пронзить оружием, сжечь огнем или утопить в воде. Нас же можно пронзить, сжечь или утопить — это совсем несложно.

Здесь мы обсуждаем не то, что можно утопить в воде, сжечь в огне или рассечь мечом. Мы говорим не о том, с чем работают врачи и хирурги. Доктора занимаются смертными. Смертно все то, с чем работают хирурги, что исследуют в лабораториях. Слова Кришны не имеют к этому отношения.

Ошибается тот ученый, который думает, что наступит день, когда на лабораторном столе он сможет зафиксировать реальность, которую Кришна называл нерожденной и бессмертной. Он никогда не сможет зафиксировать ее. Даже самые лучшие инструменты способны уловить только то, что можно расчленить, разрезать. Но если то, что нельзя разрезать, стало бы видимым, а оно, конечно, станет видимым, оно может стать видимым...

Когда Александр Великий покидал Индию, друзья напомнили ему, что греческие философы просили привести из этой страны саньясина. Теперь мы понимаем, что саньясин является вкладом Индии в мировую цивилизацию — единственным вкладом, но его достаточно. Даже если сложить вклад всего остального мира и положить его на одну чашу весов, а на другую поместить только одного саньясина, то все равно наступит равновесие. В тот день, когда вклад всего остального мира окажется бессмысленным, только саньясин, которого мы подарили Земле, будет иметь смысл.

Итак, друзья напомнили Александру о том, что нужно взять с собой саньясина: «Мы захватили большое богатство, но у нас дома также есть огромные богатства. Мы возвращаемся со множеством ценных вещей, украшений и драгоценностей, но и дома у нас их достаточно. Позволь нам взять с собой саньясина. У нас нет ничего подобного».

Александр подумал, что, если он и гак берет с собой все эти вещи, то почему бы не взять саньясина? И он отдал приказ найти, поймать и привести к нему саньясина.

Люди Александра начали искать в ближайших деревнях. Они спрашивали у жителей, нет ли среди них саньясина. Жители отвечали: «В этой области есть саньясин, но зачем вы его ищете? Вы не в том состоянии, чтобы приближаться к саньясину. Вы сжимаете в руках обнаженные клинки... вы кажетесь безумными. Зачем он вам?»

Они ответили: «Мы не сумасшедшие, мы — солдаты Александра. Мы хотим поймать саньясина и забрать его с собой в Грецию».

Тогда жители сказали: «Если вы сумеете схватить саньясина, помните, что он не один. В любом случае, идите. В этой деревне есть саньясин, и мы скажем вам, как его найти.

Вот уже тридцать лет один человек живет голый на берегу реки. Судя по тому, что мы слышали и видели, судя по тому, что известно о том, как он прожил последние тридцать лет, мы можем назвать его саньясином. Но вы не сможете поймать его».

Солдаты удивились: «В чем сложность? У нас есть мечи и цепи».

Люди ответили им: «Просто идите! Идите, и вы сами все увидите».

Итак, солдаты пришли к саньясину и сказали ему: «Александр Великий приказал тебе пойти с нами. Мы окажем тебе большую честь, тебя ждет отличный прием, мы будем обращаться с тобой по-царски. Но мы должны взять тебя в Грецию. И во время путешествия мы позаботимся о том, чтобы ты не испытывал ни боли, ни проблем, ни трудностей».

Саньясин засмеялся и ответил: «Как бы я смог стать саньясином, если бы до сих пор заботился о славе, почете и мирских радостях? Забудьте об этом! Хватит говорить о снах. Переходите к делу».

Услышав такие слова, солдаты сказали ему: «Смысл сказанного в том, что, если ты не пойдешь с нами, мы поведем тебя силой».

Саньясин ответил: «Тот, кого вы поведете силой, не будет саньясином. Саньясин абсолютно свободен. Никто не может увести его силой».

Солдаты сказали: «Тогда мы убьем тебя».

Саньясин ответил: «Конечно, вы можете это сделать. Но позвольте мне сказать вам, что вы будете жить в иллюзии, если станете думать, что убили меня. Человек, которого вы убьете, — не я. Почему вы не привели с собой своего Александра? Возможно, он поймет что-нибудь из сказанного мной».

Затем солдаты пошли к Александру и сказали: «Это — очень странный человек. Он говорит: «Тот, кого вы убьете, не будет мною», — и так провоцирует нас на то. чтобы мы его убили».

Александр ответил: «Тогда кто он? Я никогда не слышал о человеке, который не умирает после того, как его убили. Разве это возможно?»

В своих словах Александр исходил из собственного опыта. Он убил тысячи человек. Александр утверждал, что не видел никого, кто пережил бы свою смерть.

С обнаженным мечом он подошел к саньясину и сказал: «Тебе придется пойти со мной, иначе этот клинок отделит твою голову от тела».

Саньясин звонко рассмеялся. Он отвечал Александру: «Если ты хочешь отделить мою голову от тела, то знай, что они давно уже существуют порознь. Ты не можешь еще вернее отделить их. Мне кажется, между ними такое пространство, что твой меч легко пройдет сквозь него. С моей точки зрения, они уже вполне отделены друг от друга».

Естественно, Александр не смог уловить смысл слов саньясина. Сжимая свой меч, он сказал: «Еще секунда, и я отрублю тебе голову! Немедленно прекрати эти философские разговоры. Мне нет дела до твоей философии. Я — очень практичный человек. Поэтому оставь высокие слова, иначе один взмах клинка и твоя голова покатится по земле».

Саньясин ответил: «Руби! Не только ты, но и я увижу, как эта голова покатится по земле!»

Этот человек говорит то же самое, что и Кришна: никакое оружие не сможет пронзить или разрезать сущность.

Пока вам кажется, что оружие может проникнуть в вас, что вас можно разрезать, вы, несомненно, еще ничего не знаете о собственном бытии. Вы не обретете истину, о которой говорит Кришна, пока не почувствуете, как нечто внутри вас остается незатронутым, когда ваше тело пронзено клинком, как что-то остается неразрезанным, когда тело иссечено на кусочки, как нечто остается за гранью болезни, когда тело больно, как что-то остается по ту сторону страданий и наблюдает за ними, когда страдания приходят и охватывают ваше тело.

Арджуна говорит то же самое, что и Александр. Конечно же, они принадлежат к одному типу, между двумя героями нет принципиальной разницы — их отличает только тело. Но и все мы также принадлежим к этому типу.

Поэтому необходимо постоянно наблюдать за собой. Когда в ногу вонзается шип, обратите внимание: осталось ли что-нибудь внутри вам, не задетое болью укола? Мы постоянно болеем. Просто загляните внутрь себя: есть ли что-нибудь внутри вас, не затронутое болезнью? Каждый день вы смеетесь, плачете, испытываете горе и радость — внимательно следите за собой, наблюдайте, ищите то, что не подвержено действию аффектов.

Шаг за шагом продолжайте этот поиск, и вы начнете видеть эту часть себя. Когда вы увидите ее, вы поймете, что все, казавшееся вам «вами», — лишь тень. Вы ошибочно принимали тень за себя и совершенно не замечали того, чьим отражением была эта тень. Вы начнете понимать, что до сих пор жили, считая тень собой. Это тень — не более чем собрание ваших воспоминаний, альбом образов, охватывающий время от вашего рождения до смерти.

Кто неуничтожимого, нерожденного, непреходящего, вечного знает,

Как может такой человек убивать или заставить убить кого-либо, Партха?

Тот, кто знает... Кришна говорит: «Тот, кто это знает». Он не сказал: «Тот, кто в это верит». Кришна с легкостью мог сказать: «Тот, кто верит, что нет ни рождения, ни смерти...» В таком случае все стало бы намного проще для нас. Нет ничего проще, чем верить, поскольку для веры человеку не нужно ничего делать. С другой стороны, нет ничего труднее, чем знать, ведь для того, чтобы узнать, человеку необходимо пройти через полную внутреннюю трансформацию.

Кришна говорит: «Человек, который это знает». Важно ясно понимать значение слова «знание», поскольку, отказавшись от знания, все религии вращаются вокруг веры. В этом мире все религии, вне зависимости от названия, опираются только на веру. Все религии предлагают вам поверить: «Если вы поверите в это, ваша жизнь станет такой». Но Кришна говорит: «Человек, который это знает».

Итак, что значит «знать»? Существует два вида знания. Вы можете читать писания и знать. Либо вы можете приобрести знание через опыт.

Имеют ли эти два вида знания одно и то же значение? Очень легко черпать знания из книг — в них все уже написано, вы читаете и узнаете. Для этого достаточно овладеть грамотой. Вам просто необходимо научиться читать. Для того чтобы приобрести эти знания, нет никакой нужды в размышлениях. Но знания, почерпнутые из книг, вовсе не знания. Это — всего лишь претензия на знания, не знания, а информация.

Такая «информация» может подтолкнуть человека к самообману. Мы читаем, что ум в человеке неразрушим, бессмертен, не рожден и не может умереть. Прочитав эти слова, мы раз за разом повторяем их. Но, постоянно перечитывая и повторяя эту мысль, мы забываем, что в действительности не знаем ее смысл. Мы ведем себя как попугаи. Много раз, день за днем повторяя одни и те же слова, мы упускаем из виду, что содержащаяся в них мысль не является нашим знанием.

Например, человек может прочитать в книге все о плаванье. Благодаря этой книге он может приобрести авторитет. Он сам начнет читать лекции о плаванье и даже напишет собственную книгу. Возможно, он защитит докторскую диссертацию по плаванью и станет доктором наук в этой области. Но не вздумайте толкнуть его в реку! Диссертация не поможет ему поплыть. Напротив, она быстрее потащит этого человека ко дну, поскольку диссертация представляет собой очень толстый том, который послужит ему вместо камня.

Знать о плавании вовсе не то же самое, что уметь плавать. Точно так же знать об истине совсем не то же самое, что постичь истину. «Знать о» все равно, что вообще не знать. Знать об истине, значит, не знать истину. Но даже слова «все равно, что» не передают истинный смысл ситуации. Все еще опаснее. Знание о том, что ты не знаешь истину, открывает человеку путь к ее постижению. А знание о том, что ты знаешь истину — когда в действительности ты не знаешь ее, — становится препятствием на пути постижения истины. Следовательно, нет, нам придется отказаться даже от выражения «все равно, что».

Итак, вам нужно очень глубоко вникнуть в сказанное Кришной, поскольку вокруг одного его слова «знание» рождается подлинная религиозность, тогда как вокруг «веры» складываются псевдорелигии. Большинство верующих не религиозны, поскольку в обычной вере нет места знанию.

«Знание» — важнейшее слово. В нем заключен глубочайший смысл, но это слово часто неправильно понимают. Например, слова «веда» несет значение «знать», но для большинства людей «веда» значит сборник, писание, известное как Веды. Как мы уже говорили, источник веды, знания, находится по ту сторону человека. Усилия человека не могут породить истинное знание. Но чаще всему люди искаженно трактуют эту мысль, заявляя, что книги, называемые Ведами, были написаны не человеком, а Богом.

Знание не является книгой. Знание — это жизнь. Но очень легко обратить знание в веру, превратить его в книгу Слишком просто поставить знание в зависимость от писаний, поскольку в таком случае ничего больше не нужно делать. Человеку больше не нужно познавать, он может положиться только на память. Достаточно запомнить текст книги. Именно поэтому так много людей разучивает Гиту наизусть!

Недавно я посетил деревню, жители которой построили Храм Гиты.

Я спросил их: «Гита так мала, зачем вы построили для нее такой большой храм?»

Они ответили: «Нет, нет. Места уже не хватает».

Я спросил: «Что вы имеете в виду?»

Жители сказали: «За прошедшее время мы уже собрали сто тысяч рукописных копий Гиты и храним их здесь. Нам не хватает места. Тысячи людей со всей Индии собственноручно переписывают Гиту и присылают списки нам».

Тогда я спросил: «Но к чему все это? Чего вы рассчитываете достичь?»

Они ответили: «Один человек переписал Гиту десять раз, другой — пятьдесят, третий — сто раз. Благодаря этому все они обрели знание».

Я сказал им: «В таком случае печатные станки должны обладать высшей мудростью! Мы все должны искать рабочих-печатников, чтобы прикоснуться к их ногам, — поскольку они изготовили неисчислимое количество экземпляров Гиты! Святых и махатм следует искать у печатных станков, и нигде более».

Откуда берется все это безумие? У него есть причина. Людям кажется, что книги могут дать им знание, но в книгах нет ничего, кроме информации. Писание может лишь указать вам направление пути. Из него вы не почерпнете ни мудрости, ни знания. Мудрость и знание приходят только через жизненный опыт. Человек не должен останавливаться, пока на собственном опыте не ощутит, что в нем есть нечто нерожденное, вечное. До этого момента, что бы ни говорил Кришна, не следует верить его словам.

Запомните следующую мысль, высказанную Кришной: «Если этот человек говорит что-то очень решительно, тогда я должен заняться поиском, мне необходимо самому найти эту мысль. Если этот человек наполнен уверенностью, если в его словах чувствуется убежденность, значит, он что-то узнал, обрел некий опыт, он увидел нечто. И я также хочу это увидеть, узнать, пережить!»

Было бы хорошо, если бы люди считали писания только указаниями и, изучив их, отправлялись в собственный путь! Но вместо этого писания объявляют святыми, а мы остаемся на месте, погруженные в собственную лень.

И пусть слово «знание» войдет в ваше сердце, поскольку Кришна, раз за разом, будет делать на него акцент.

Как обветшавшие сбросив одежды, новые муж надевает иные,

Как обветшавшие сбросив тела, в новые входит носитель тела.

Живое существо сбрасывает старое тело как обветшавшую одежду и облекается в новое тело. Именно как одежду!'.. Приходилось ли вам переживать свое тело как одежду, как то, что покрывает вас, то, что вы носите, то, что вне вас, то, чем вы окружены? Вам знаком опыт тела как одежды?

Нет, вы всегда ощущали себя именно телом. Когда человек голоден, он не говорит: «Я чувствую, что мое тело голодно». Мы говорим: «Я голоден». Когда человек болеет, он не говорит: «Я чувствую, что мое тело болит». Вместо этого принято говорить: «Я болен». Мы глубоко идентифицируем себя с телом. Человек никогда не испытывает чувство того, что тело и «я» являются двумя раздельными существами. Обычно нам кажется, что «я — это тело».

Вы когда-нибудь закрывали глаза, пытались смотреть на себя и задавать себе вопрос: «Моему телу пятьдесят лет, но сколько лет мне?» Вам приходилось закрывать глаза и размышлять: «Я знаю, как выглядит мое телесное лицо, но как выглядит мое лицо?» Во время болезни вы когда-нибудь закрывали глаза и пытались найти ответ на следующий вопрос: «Я болею или болезнь развивается где-то помимо меня?»

Во время последней мировой войны произошла одна очень странная история. Тяжело раненный солдат поступил во французский госпиталь. У него была серьезно повреждена нога, палец на ноге причинял ужасную боль. Солдат постоянно кричал, жаловался и терял сознание. Когда солдат приходил в сознание, он опять начинал кричать от боли.

Наконец, ночью врачи сделали ему анестезию и ампутировали ногу до колена, поскольку они боялись, что все тело будет заражено.

Спустя сутки, когда солдат вернулся в сознание, он опять начал кричать: «У меня ужасно болит палец на ноге».

В действительности пальца больше не было. Медсестра услышала его крики и начала смеяться. Она сказал: «Ты уверен, что у тебя болит палец?»

Солдат ответил: «Ты думаешь, я шучу? Конечно, я мучаюсь от боли. Она непереносима». Его ноги были накрыты одеялом, поэтому он не мог их видеть.

Медсестра сказала: «Задумайся, попробуй заглянуть глубже внутрь себя».

Солдат спросил: «Над чем я должен задуматься? Я совершенно точно чувствую боль».

Тогда медсестра подняла одеяло и сказала: «Теперь смотри! Где твой палец?» Пальца не было; и даже более — у солдата не было половины ноги.

Солдат сказал: «Я вижу, что пальца нет, я вижу, что ногу ампутировали, — но я все равно чувствую боль!»

Ситуация резко усложнилась. Собрались все специалисты. Это был первый случай такого рода. Как может болеть палец, если его нет?

Проведя дополнительные исследования, врачи выяснили, что это возможно. Боль может исходить даже от несуществующего пальца. Все это выглядело очень метафизично и относилось к духовной области. Однако после детального обследования доктора подтвердили, что солдат прав, — у него действительно болит палец.

Но, услышав диагноз, солдат сказал: «Это что — шутка?» До этого врачи спрашивали его, не шутит ли он, а теперь сам солдат говорил: «Вы что, шутите? Может быть, я и стал жертвой какой-то иллюзии, но как вы можете утверждать, что несуществующий палец является причиной боли?»

Врачи ответили: «Да, у тебя может болеть палец, которого уже нет. Хотя боль возникает в пальце, человек испытывает ее в другом месте. Значительное расстояние отделяет палец от той точки, где регистрируется боль. Возникнув в пальце, боль проявляется в сознании. В данном случае нерв, который соединяет палец ноги с мозгом, все еще ошибочно передает сообщение о боли».

Когда заболевает палец, нервная сеть, соединенная с пальцем, начинает вибрировать и таким образом передает сообщение. Принцип работы этой системы аналогичен телеграфу. В нервах образуются колебания, и таким образом они отправляют послание. Это сообщение проходит через множество «головных офисов» и лишь затем достигает мозга. После этого мозг сообщает новости уму. В ходе этого процесса импульс претерпевает множество трансформаций, много раз меняются языки и коды — ведь у каждого из «головных офисов» свой язык.

Итак, в процессе передачи сообщения произошел сбой, который привел к тому, что нервы продолжали передавать сигнал о боли, даже несмотря на ампутацию ноги. Нервы вибрировали, и сообщение вновь и вновь поступало в мозг. Пока мозг принимал этот сигнал, человек продолжал чувствовать боль.

Можно ли отделить тело человека от мозга и поддерживать в мозге жизнь? Теперь это возможно. Сейчас ученые могут удалить тело, и при этом мозг будет продолжать жить — только мозг.

Предположим, мы погрузили человека в бессознательное состояние, удалили мозг из тела, поместили мозг в лабораторные условия, а затем спросили его: «Что ты сейчас думаешь о своем теле?» Мозг ответил бы: «Все просто прекрасно. Больше нет боли, тело не тревожит меня». Задумайтесь, человек лишился тела, а мозг отвечает: «Все просто прекрасно!»

Кришна говорит, что сознавать собственное тело все равно, что сознавать одежду. Но это одеяние приклеивается к нам так плотно, что мы перестаем воспринимать его как одежду. На протяжении многих жизней человек идентифицирует себя с телом настолько глубоко, что утверждение «Я — это тело» становится его единственной позицией. Пока мы не создадим дистанцию между телом и собой, мы не сможем понять эту сутру Кришны: тело... как обветшавшие одежды.

Мы начнем понимать эти слова, если проведем несколько экспериментов. Много экспериментировать не потребуется, достаточно провести несколько опытов.

Истина изложена здесь. Ложь — то, что люди принимают на веру. Но та ложь, в которую мы верим, скрывает подлинную правду. Человека учат лжи с детства, и благодаря этому она глубоко укореняется в его уме.

Мы верим, что «Я — это тело». Если тело красиво, мы говорим себе: «Я красив». Если тело здорово, мы говорим: «Я здоров». Что бы ни происходило с телом, мы идентифицируем свое «я» с ним и уверены в собственной правоте. Со временем эта вера, эта память становится все сильнее и сильнее, все глубже и глубже. И наконец, тело перестает быть одеждой; человек становится единым целым с одеждой.

У меня есть друг. Он довольно стар, ему около семидесяти пяти лет. Однажды он поднимался по лестнице, упал и сломал ногу.

Когда я был в деревне, ее жители рассказали мне об этом, и я пошел навестить своего друга. Он был в отчаянии. Врачи предписали ему полный постельный режим в течение трех месяцев. Он был закреплен лицом вверх на кровати, и ему совершенно запретили двигаться. Мой друг — очень активный человек, и даже в семьдесят пять ему было совсем не просто сидеть неподвижно, ничего не делать и не ходить по комнате. Три месяца казались ему вечностью.

Когда я пришел навестить его, он находился в постели всего неделю. Увидев меня, он начал плакать. Мой друг — довольно смелый человек, я и представить себе не мог, что он может плакать. Он стал похож на беспомощного ребенка. Друг сказал мне: «Лучше бы я умер. Лучше умереть, чем провести три месяца в неподвижности! Это — ад. Как я смогу пережить эти три месяца? Пожалуйста, помолись Богу, чтобы я умер. Я достаточно пожил. Какой смысл проводить в постели три месяца? Я больше не хочу жить — я не могу переносить всю эту боль. Она нестерпима».

Тогда я попросил его провести один маленький эксперимент: закрыть глаза и попытаться точно определить очаг боли.

Он сказал: «У меня болит вся нога».

Я ответил: «Просто закрой глаза и понаблюдай. Действительно ли у тебя болит вся нога?» Я знал, что у людей есть привычка все преувеличивать. В реальности мы никогда слишком не страдаем и никогда не бываем чрезмерно счастливы. Люди воспринимают все преувеличенно. Человеческий ум все усиливает, он подобен увеличительному стеклу. Вы надеваете на человека гирлянду, а он начинает думать, что его славит весь мир. Если над ним кто-то посмеялся, он начинает думать, что все потеряно, что его репутация полностью подмочена. Человеческий ум работает как увеличительное стекло.

Поэтому я попросил своего друга: «Просто попытайся найти место. Я не верю, что болит вся нога, поскольку в таком случае боль распространилась бы и на тело. Поэтому постарайся найти ее очаг».

Он закрыл глаза и начал искать. Через пятнадцать минут мой друг открыл глаза и сказал: «Очень странно, мне больше не кажется, как раньше, что боль охватывает всю ногу. Боль концентрируется вокруг коленки».

Я спросил его: «Но насколько велик очаг?»

Он ответил: «Как мячик».

Я попросил, чтобы он попытался точнее определить источник боли.

Мой друг опять закрыл глаза. На этот раз он чувствовал себя намного более расслабленным и уверенным в себе. Его боль значительно сократилась, он не мог даже представить себе, что ум в такой степени увеличивает боль. Он продолжил поиск. Он искал пятнадцать минут, а я сидел рядом.

Но мой друг не открыл глаза. Прошло полчаса, затем сорок пять минут, а его глаза все еще были закрыты. Я наблюдал за его лицом и видел, что его выражение постоянно изменяется. Через семьдесят минут он открыл глаза и сказал мне: «Удивительно. Теперь очаг боли не больше булавочного укола».

Я спросил: «Что произошло? Я думал, ты дашь мне знать об этом раньше, ведь ты знаешь, я спешу. Я просидел здесь уже семьдесят минут, а ты все не открывал глаза».

Мой друг ответил: «Когда я выяснил, что очаг боли не больше острия иглы, я решил внимательнее приглядеться к нему. Я подумал: «Если боль настолько сократилась, то, может быть, она полностью исчезнет». После этого боль то появлялась, то исчезала. В один миг мне казалось, что боль полностью исчезла, и все хорошо, а через мгновение она возвращалась снова».

Я сказал: «Но ты мог хотя бы сказать, что я могу уходить».

Он ответил: «Я уже собирался сказать тебе, но туг возникло новое чувство, с которым я прежде никогда не сталкивался. Когда я полностью сосредоточился на боли, мне показалось, что она находится где-то очень далеко, а я также далек от нее. Между мною и болью возникла огромная дистанция».

Тогда я сказал: «Следующие три месяца постоянно пользуйся этой медитацией. Когда возникнет боль, закрывай глаза и погружайся в созерцание».

Встретив меня через три месяца, он упал передо мной на колени. Он опять заплакал, но на этот раз из его глаз текли слезы радости. Мой друг сказал: «Я так благодарен сущему за то, что до того как эта жизнь подошла к концу, оно приковало меня к кровати на три месяца! Иначе... ты знаешь, теперь я не принадлежу к числу людей, которые сидят с закрытыми глазами. Я обрел такую благодать и благодарен сущему за этот опыт».

Я сказал: «Но расскажи мне подробно, что произошло».

Мой друг ответил: «Избавляясь от боли, я обрел опыт того, что боль возникает где-то на стенах здания, тогда как я — его хозяин. Я существую независимо от своего дома».

Мы должны узнать свое тело изнутри. Мы знаем его лишь снаружи — подобно человеку, который представляет себе лишь внешний вид дома. Нам никогда не приходилось воспринимать свое тело изнутри, мы знаем его только снаружи. Когда человек смотрит на руку, он видит лишь ее внешний облик. Он воспринимает свою руку так, как если бы на нее смотрел другой человек.

Вы знакомы только с внешними проявлениями собственного тела. Но вы не знаете, как воспринимается тело изнутри. Внешний и внутренний облик различаются между собой. Если мы посмотрим на дом снаружи, то не увидим ничего, кроме внешних стен. Но если мы зайдем в него, то обнаружим внутреннее пространство.

Пока вы воспринимаете тело извне, вы не сможете относиться к нему, как к одежде, изношенной одежде.

Загляните внутрь тела, закройте глаза и попытайтесь почувствовать его изнутри. На что похоже содержимое тела? Вы знаете, как выглядит пиджак, но какая у него подкладка? Как он воспринимается изнутри? Внешне он выглядит прекрасно, но что внутри? Как он прострочен? Попробуйте уловить внутренние контуры своего тела.

И когда вы достигнете подлинной ясности, вы почувствуете, как будто внутри вас пылает огонь, окруженный стеклянной стеной. До этого момента вы смотрели на стекло, и вам казалось, что стекло само и есть свет. Но теперь, когда вы взглянули на себя изнутри, вы увидели, что свет существует отдельно от стекла. Стекло — всего лишь внешнее покрытие.

И как только вы хоть на мгновение почувствуете, что огонь существует отдельно от тела, а тело играет роль внешнего покрытия, вы поймете, что, умирая, человек всего лишь сбрасывает старую, изношенную одежду. Рождаясь, он облачается в новые одеяния. Вы на своем опыте ощутите, что старое тело можно снять, а затем одеться в новую телесную оболочку. И в таком путешествии бытие бесконечное количество раз меняет одеяния. Рождение и смерть перестанут быть для вас рождением и смертью; вы начнете воспринимать их как простую смену одежды. После этого у вас не останется причин испытывать горе или счастье.

Но для того чтобы понять слова Кришны недостаточно прочитать Гиту. Вам придется постичь истину изнутри самого себя. Чтобы приобрести религиозный опыт, человек должен сам превратить себя в лабораторию.

Поэтому не следует думать, что, прочитав слова Кришны, вы познаете истину. Вы совершаете ошибку, если считаете, что узнаете ее, разобравшись в моих объяснениях. В лучшем случае наши беседы могут поставить вас перед вызовом.

Поэтому, вернувшись домой, начните экспериментировать. Но зачем ждать так долго? Уже по дороге домой попытайтесь заглянуть в себя — может быть, внутри шагающего тела найдется некая неподвижная, абсолютно стационарная сущность. Попробуйте понять, кто дышит: вы или в вас есть некое существо, которое наблюдает за дыханием вашего тела. Этот опыт научит вас относиться к дыханию как к чему-то такому, что существует отдельно от вашего «я». Тот, кто наблюдает за дыханием, не может быть самим дыханием, поскольку дыхание не способно видеть себя.

Затем попробуйте поставить аналогичный эксперимент над своими мыслями. Попытайтесь выяснить, являются ли мысли, возникающие в вашем уме... являетесь ли вы этими мыслями? Тогда вы поймете: как может тот, кто наблюдает за мыслями, быть мыслями?

Мысль не способна наблюдать за другой мыслью. Ни одна мысль еще не заметила другую мысль. Тот, кто следит за мыслями, наблюдатель, существует отдельно.

И когда вы научитесь воспринимать тело, мысли, дыхание, шаги, прием пищи, голод, жажду, горе и счастье как нечто отдельное от вас, вы на собственном опыте постигнете значение слов Кришны о том, что это тело спадает с человека, как обветшавшие одежды, после чего он облекается в новое тело, как в новые одежды. Увидев это, вы забудете о горе и счастье. Для вас в умирании не будет смерти, а в рождении не будет родившегося. То, что было, есть всегда. Меняются только одежды.

Ошо!

Если бытие, сознание пронизывает все, если оно является целым, то куда целое переходит из целого? В таком случае чье тело покидает бытие, чтобы попасть в другое тело? Из чьего тела оно входит в другое тело? Как живет зародыш в утробе, пока в него не вошло бытие?

Бытие, ум не приходит и не уходит; тело приходит и уходит. В широком смысле существует два тела. Одно — физическое, его мы видим. Это тело мы получаем от родителей, оно рождается. У этого тела есть свои ограничения, оно живет определенный срок, а затем умирает. Оно больше похоже на механизм. Такой механизм мы получаем от своих родителей. Наши родители дают этому механизму возможность появиться в утробе. Тело, которое мы видим, начинает свою жизнь с рождения и заканчивает ее со смертью. Оно приходит и уходит.

Есть также другое тело, которое, можно сказать, представляет собой одежду, ближе всего прилегающую к бытию, так сказать, нижнюю одежду. Физическое тело, которое мы видим, — это внешнее покрытие бытия, а другое тело является его внутренним покровом. Оно приходит вместе с бытием из прошлой жизни. Такое тело называют тонким. Его можно считать тонким по сравнению с внешним телом, которое очень материально. Внутреннее тело имеет электрическую природу, оно состоит из электрических частиц. Такое тело, состоящее из одних электрических частиц, достается вам от вашей предыдущей жизни. Именно это тело способно путешествовать, переселяясь в другие физические тела. У него есть свой путь.

Второе тело, тонкое тело, входит в утробу матери. Оно проникает в физическое тело. Тонкое тело совершает это путешествие столь же просто и естественно, как вода, когда она стекает с гор, вливается в реки и впадает в океан. Переход тонкого тела в подходящее новое физическое тело является таким же природным феноменом, как сход воды с гор.

Итак, когда обычный человек умирает, тонкое тело немедленно находит новое воплощение, ведь в течение всех двадцати четырех часов миллионы женских утроб открыты и готовы принять его. Но когда умирает необыкновенный человек, ему требуется время, поскольку не каждая утроба подходит для освободившегося тонкого тела. Между смертью и новым воплощением как необычайно хорошего, так и необычайно плохого человека проходит значительный промежуток времени. Ни тот, ни другой не может сразу найти подходящую утробу. Только для ни чем не выдающегося человека утроба всегда готова. Для них утробы открыты каждый день. Они умирают, и их уже ждет новая утроба. Вот обычный человек умер, и уже через миг его тонкое тело нисходит в материнскую утробу Все происходит мгновенно.

Но для злого человека, такого как Гитлер, все намного сложнее. Гитлеру придется долго ждать, прежде чем он найдет подходящих родителей. Такому человеку, как Ганди, также потребуется много времени. Им трудно найти нужную утробу. В соответствии с нашим счетом времени могут пройти сотни лет, прежде чем Гитлер или Ганди родится вновь. Но тонкие тела живут в другом временном ритме, поэтому именно по нашей временной шкале пройдут сотни лет. Итак, в тот момент, когда открывается подходящая утроба, в нее входит тонкое тело.

Следовательно, путешествия совершают тонкие тела. Теперь рассмотрим вопрос о том, как в процессе участвует бытие?

Люди прибегают к метафорам, когда говорят о приходящем и уходящем, о том, что некая сущность входит в дом, а затем покидает его. Человек использует метафоры, но они не бывают достаточно точными.

Идея о том, что некая сущность приходит и уходит, не годится, когда речь заходит о бытии.

Как же можно говорить о бытии на языке метафор? А во времена Кришны людям было известно еще меньше метафор. В сущности, метафора — это очень грубый инструмент. Но нам приходится обходиться им. Я хотел бы привести несколько примеров, которые помогут вам понять мои слова...

Человек живет на изолированном острове в море. Это — очень скалистый остров. На нем не растет ни одного цветка. Остров усыпан песком и камнями.

Однажды человек отправляется в путешествие. Он высаживается на материке и видит там множество цветов. Через некоторое время этот человек возвращается домой. Жители острова спрашивают его: «Что нового ты видел?»

Он отвечает: «Я видел цветы».

Тогда люди спрашивают: «Что такое цветы? Что ты имеешь в виду?» На их острове не растут цветы.

И как же теперь бедняге объяснить, что он видел? Он смотрит вокруг, находит несколько блестящих цветных камней, подбирает их и говорит: «Цветы чем-то похожи на эти камни».

Очевидно, что никто из жителей острова не поставит это объяснение под вопрос, поскольку они не видят для этого причины. Но человек, который был на континенте и своими глазами видел цветы, сталкивается с трудностями. Он не находит метафоры, с помощью которой можно было бы дать точное описание цветка.

В мире, где живут люди, приходящее и уходящее — это метафоры, и мы говорим, что родившийся человек «пришел», а мертвый «ушел» или «уходит». Но в действительности бытие не приходит и не уходит. Есть более удачная метафора, которая, возможно, лучше других отражает ситуацию. Может быть, вы сможете ее понять.

На Западе сейчас понимают, что наши машины не смогут вечно ездить на бензине. Бензин причиняет огромный вред Земле. Продукты горения бензина настолько загрязнили воздух, что Земля стала непригодной для жизни. В Европе и Америке образовались новые экологические движения. Скоро нам придется переключиться с нефти на электричество. Либо автомобили вынуждены будут перейти на батареи, которые будут несколько дороже, либо на электричество. Но возникает вопрос: если машина едет на электричестве, как обеспечить ей бесперебойную поставку электропитания?

Некоторые ученые предлагают полезное решение. Они говорят, что к концу века мы сможем протянуть электрические линии под дорогами, и пока автомобиль будет ехать по дороге, он сможет получать электричество от подземных сетей. Сходным образом работают трамваи. Единственное различие состоит в том, что трамвайные провода натянуты над дорогой, а новая система позволит проложить электрические линии под дорожным полотном.

Непосредственно двигаются трамваи, а не ток. Электричество постоянно доступно трамваю через сеть, и благодаря этому он может ехать. А если электрический ток остановится, остановится и трамвай. Он едет на электричестве, но само электричество не движется. Едет только трамвай.

Точно так же, говорят эти ученые, что электрические провода будут проложены под дорогой, а над ними будут ездить машины. Идея такова: пока машина едет, она получает электричество. В каждой машине будет установлен счетчик, который в цифрах покажет, сколько электричества израсходовал автомобиль. Но электричество, в отличие от машины, не будет двигаться.

Аналогичным образом бытие разлито повсюду. Оно просто присутствует везде и все время. Лишь тонкое тело постоянно меняет свое место, оно непрерывно двигается. И куда бы тонкое тело ни пошло, оно постоянно получает энергию от всепроникающего бытия.

В тот день, когда тонкое тело рассеивается, оно напоминает развалившийся трамвай. Трамвая больше нет, но электричество осталось на месте. Не следует думать, что с распадом тонкого тела его бытие становится единым целым со вселенским бытием. Нет, оно всегда с ним едино. Только кажется, что эта часть существует отдельно, а причина иллюзии в стене, которую создает тонкое тело. А теперь и ее нет.

В сущности, когда мы говорим о переселении душ, сравнение с приходящим и уходящим человеком является очень грубым. Оно крайне натянуто, но другой возможности пояснить сущность этого процесса нет. Я хочу сказать вам, что бытие присутствует везде, как внутри, так и вовне нас.

Например, в этом зале горит много электрических лампочек. Одна из них на сто ватт, другая на пятьдесят, третья на двадцать, а четвертая, совсем маленькая — как светлячок, — всего лишь на пять ватт. Но через них идет одно и то же электричество. Каждая лампочка использует электричество в соответствии со своей мощностью. Также в этой комнате есть микрофон, который, конечно, не лампочка, но также потребляет электричество для своей работы... и радио потребляет электричество, и вентилятор использует электричество — каждый для своих целей. Во всех проводах течет один и тот же ток, он везде один. Различаются механизмы — электрические лампочки, вентилятор и микрофон.

Сущее присутствует повсюду. Оно окружает нас. В человеке также есть тонкий механизм: тонкое тело. Мы поглощаем жизнь и энергию из сущего в соответствии с мощностью своего механизма. Если мощность нашего механизма составляет пять свечей, пять ватт, мы получим энергию пяти свечей. А если у тонкого тела мощность пятьдесят свечей, то оно получит энергию пятидесяти свечей. Мощность тела Махавиры составляла тысячу свечей, и он получал энергию тысячи свечей. Если человек настолько беден, что его тонкое тело эквивалентно одной свече, он получит энергию только на нее.

У сущего нет недостатка ни в чем. Мы получаем столько, сколько сможем вместить. Если человек захочет обладать мощностью тысячи свечей, то в нем проявится гений, подобный гению Махавиры.

Затем наступает точка, в которой Махавира говорит: «Мне недостаточно тысячи свечей. Я хочу мощность в бесконечное количество ватт». Тогда он слышит ответ: «Разбей лампочку, и ты станешь бесконечным множеством свечей», — ведь пока существует лампочка, сохранится ограничение в ваттах, в свечах. Ее мощность может составлять тысячу свечей, две тысячи свечей, сто тысяч свечей, миллион свечей, но ограничение останется. Если человек хочет обрести бесконечное количество свечей, он должен разбить лампу. Поэтому Махавира говорит: «Раз так, то я разбиваю лампу. Я освобождаюсь».

Освобождение имеет очень простое значение: «Я достаточно получил от механизмов. Я узнал, что любой механизм рано или поздно достигает предела своих возможностей, но там, где есть предел, есть и нищета. Поэтому теперь я разрушаю собственный механизм, теперь я становлюсь единым целым с миром!»

В сущности, говоря: «Я становлюсь единым целым с миром», — мы совершаем ошибку, спровоцированную языком. Человек уже одно целое с миром. Между вами стоял механизм, который ограничивал ваш доступ к энергии. В тот момент, когда вы уничтожили механизм, целое стало доступно вам.

Бытие не приходит и не уходит. Тонкое тело может приходить и уходить; физическое тело способно приходить и уходить. Мы получаем физическое тело от своих родителей, тонкое тело достается нам от прошлой жизни, а бытие существует всегда.

Физическое тело невозможно получить без тонкого тела. После того как тонкое тело распадется, вы больше не сможете обрести физическое тело. В тот момент, когда тонкое тело рассеивается, происходят две вещи. С одной стороны, ваше путешествие по физическим телам подходит к концу. С другой стороны, исчезает существовавшая граница между вами и целым.

Путь к уничтожению тонкого тела представляет собой сложную духовную процедуру. Рушится мост, который соединял физическое тело и бытие. Духовная процедура нацелена именно на разрушение этого моста.

Вместе с тем необходимо понять, что составляет тонкое тело. В него включены электронные отпечатки наших желаний, страстей, амбиций, надежд, ожиданий. В тонком теле находят отражения действия, которые мы совершили, а также то, о чем мы думали, но не сделали. В нем запечатлено все, чем мы были, все, о чем мы думали, мечтали, делали, все, что пережили, прочувствовали.

Распад тонкого тела приводит к двум последствиям. Во-первых, путешествие по утробам подходит к концу...

Когда Будда достиг просветления, он сказал: «О, ум, я объявляю тебе, тому, который построил для меня столько домов, называемых «телами», теперь ты можешь отправляться на покой. Больше не нужно строить для меня дома. Я с благодарностью отпускаю тебя. Для тебя больше не осталось работы, поскольку во мне больше нет желаний. О, ум, построивший для меня огромное множество домов, больше не нужно строить ни одного».

Когда Будда был на краю смерти, люди спросили его: «Теперь, когда твое бытие сольется с целым, где ты будешь?»

Будда ответил: «Если я буду где-то, го как я могу слиться с целым?» Ведь тот, кто где-то есть, не может быть везде. Он сказал: «Никогда больше не задавайте этот вопрос. Теперь меня нигде не будет, потому что я буду везде». Но его последователи продолжали настаивать: «Пожалуйста, скажи, куда ты попадешь после смерти?»

С тем же успехом можно спрашивать у росинки, где она будет после того, как сольется с океаном. Росинка ответит: «Я стану именно этим океаном».

Но другие росинки спросят: «Хорошо, но все же... назови точное место, где ты будешь? Возможно, когда-нибудь мы придем навестить тебя!»

Тогда капля, которая вот-вот станет океаном, ответит: «Просто слейтесь с океаном, и мы встретимся».

Но в действительности они встретятся с океаном, а не с каплями.

Тот, кто надеется встретиться с Буддой, Кришной, Махавирой, Иисусом или Мухаммедом, не сможет увидеть их в каплеобразной форме. Сделайте сколько угодно статуй и держите их при себе, но вы никогда больше не увидите эти капли. В этом состоит интересный парадокс: статую сделали из-за того, что капля слилась с океаном. Теперь она стала достойна статуи.

Но сейчас бессмысленно ставить статуи. Если вы хотите встретиться с ними, единственная возможность — самому слиться с океаном.

Источником внешней формы капли являются родители. Внутренняя организация капли обусловлена предыдущими жизнями. А жизненная энергия, которая и есть бытие, черпается из целого. Но пока мы не постигнем два верхних слоя капли, мы не сможем познать то, что лежит под ними.

На сегодня достаточно.

Об Ошо

Ошо бросает вызов категоризации. Он размышляет обо всем, от индивидуального поиска смысла, до самых животрепещущих социальных и политических проблем, с которыми сегодня сталкивается общество. Ошо не писал книг. Изданные тексты Ошо представляют собой записи спонтанных бесед, проходивших на протяжении тридцати пяти лет. Лондонская «Санди Таймс» включила Ошо в число «1000 человек, определивших XX век», а индийская «Санди Мид-дэй» назвала его одним из десяти человек — наряду с Ганди, Неру и Буддой — изменивших судьбу Индии.

Ошо поставил перед собой цель помочь миру создать условия для рождения нового типа человеческого существа, которого он характеризовал как «Зорба Будда» — тот, чьи ноги твердо стоят на земле, а руки касаются неба. Через все аспекты учения Ошо проходит образ, объединяющий вневременную мудрость Востока и высочайший потенциал науки и технологии Запада.

Его имя стало синонимом революционного вклада в науку о внутренней трансформации и нового подхода к медитации, который отвечает требованиям ускорившегося хода современной жизни. Уникальные Активные Медитации Ошо™ позволяют снять накопившийся стресс тела и разума. С их помощью проще успокоиться и погрузиться в свободное от мыслей состояние созерцания.

Международный медитационный курорт Ошо

«Самая привлекательная черта этого курорта — это возможность посещать занятия по различным видам медитации. Ошо считает, что медитировать может каждый, но его техника медитации поистине революционна: медитация начинается не с неподвижности и молчания, а с напряженной деятельности, чтобы высвободить накопившуюся энергию и эмоции, что приводит у состоянию успокоения, в котором может расцвести медитация... идеальное место для того, чтобы изучить десятки техник медитации, которые он разработал... медитация в плавании и танце, медитация курения, медитация в ходьбе, медитация дыхания и медитация для пар»

Washington Post

Медитационный курорт был создан для того, чтобы люди могли получить непосредственный опыт новой жизни — жизни без напряжения, с большей восприимчивостью и удовлетворением. Он расположен в городе Пуна, Индия, около 100 миль к юго-востоку от Мумбай (Бомбей). Первоначально Пуна была летним курортом, теперь же это процветающий современный город, в котором находятся несколько университетов и предприятий высокой технологии.

Курорт занимающий более 35 акров в роскошной пригородной зоне парка Корегаон, предлагает современные и традиционные медитационные программы тысячам посетителей из более 100 стран мира. Жилые помещения для отдыхающих ранжируются от ближайших гостиниц и частных квартир до пятизвездочного пансионата в курортном комплексе.

Все медитационные программы разработаны специально для современного человека. Используемые методы являются инструментами для самотрансформации, которые могут помочь вам в обретении новых качеств — расслабленности, восприимчивости и безмолвия.

Занятия по медитации начинаются ежедневно в 6 утра и заканчиваются в 22 часа. Все программы, включая индивидуальные занятия, групповые семинары и курсы, проходят круглый год. Большинство из них проводятся в современных помещениях, оборудованных кондиционерами. Программа «Клаб мед» («мед» означает «медитация») предлагает прекрасно оборудованной курортный комплекс на открытом воздухе, где можно испробовать «дзенский» подход к спорту и различным видам отдыха.

Кафе и рестораны на открытом воздухе внутри курортного комплекса предлагают как блюда традиционной индийской кухни, так и большой выбор блюд различных стран мира. В курортном комплексе имеется свой собственный запас чистой отфильтрованной питьевой воды.

(Информация о путешествиях и программах находится на сайте )

Каков источник страдания? Каковы корни жестокости?

Что за политика лежит в основе всякой войны?

Арджуна, измученныи и понуждаемый обстоятельствами герой, вступает в диалог со своим просветленным наставником Кришной в преддверии войны Махабхараты.

В лучах яркого света ответа Кришны Ошо раскрывает корни наших современных личностных и глобальных проблем и предлагает свои вневременные решения.

«Именно поэтому я называю Гиту психологическим писанием. Это — лучшее, что можно сказать о написанном тексте... поскольку ни у кого нет духовных проблем. Источником всех проблем является сознание».

ОШО

«Человек, который сам стремится к войне, не задумывается о том, хочет ли его противник сражаться. Человек, стремящийся к войне, слеп. Он никогда не смотрит на врага; он просто бросается на него.

Он не хочет смотреть на врага. По существу, любой встречный для него враг.

Ему не нужно видеть врага; он сам создает врага и бросается на него. Когда внутри человека бушует битва, враги появляются извне».

ОШО

«К истине ближе те люди, в чьей жизни есть кольцо любви.

Любовь — это не нить отрицания и исключения; любовь—это нить принятия и присоединения. Любовь — это очень глубокое «да» всему сущему».

ОШО

1

Здесь и далее перевод Бхагавадгиты дается по изданию: Бхагавадгита. Перевод, вводная статья и словарь Б. Л. Смирнова. Ашхабад: «Ылым», 1978. — Примеч. переводчика.

(обратно)

2

В Индии, как и в Англии, левостороннее движение. — Примечание переводчика.

(обратно)

Оглавление

Ошо Внутренние война и мир: откровения из Бхагавадгиты Беседы, проведенные Ошо в Ахмедабаде, Индия

  Предисловие

  Введение Историческая подоплека войны Махабхараты и Бхагавадгиты

  Словарь имен

  ГЛАВА 1 Психология войны

  ГЛАВА 2 Корни жестокости

  ГЛАВА 3 Йога страдания

  ГЛАВА 4 По ту сторону оправданий

  ГЛАВА 5 По ту сторону эго

  ГЛАВА 6 Ум без мыслей

ГЛАВА 7 Смерть

ГЛАВА 8 Росинка и океан

Об Ошо Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg