«Хлев Евы»

Следя голодным взором за варкою риса в котелке, косари фермы слушали дядю Корречола, коренастого старика с видневшеюся из под полурасстегнутой рубашки копною седых волос на груди.

Красные лица, загоревшие на солнце, светились отблеском пламени очага. Тела были влажны от пота после трудового дня, насыщая грубым запахом жизни горячую атмосферу кухни. В открытую дверь фермы, под фиолетовым небом, на котором загорались первые звезды, виднелись в полумраке сумерек бледные и неясные поля. Некоторые из них были уже сжаты и испускали из трещин своей коры дневной жар, другие были покрыты волнующимся морем колосьев, колыхавшимся под первым дуновением ночного ветерка.

Старик жаловался на ломоту в костях. Как тяжело зарабатывать хлеб! И нет выхода из этого положения: бедные и богатые всегда будут существовать, и тому, кто рождается, чтобы быть жертвою, остается только покориться. Еще бабушка говорила ему, что в этом виновата Ева, первая женщина… В чем только не виноваты эти женщины?

И видя, что товарищи по работе, из которых многие знали его еще мало, выказывали любопытство по отношению к вине Евы, дядя Корречола начал рассказывать на образном валенсианском наречии о проделке, сыгранной первою женщиною с бедными людьми.

Это произошло не раньше и не позже, чем несколько лет после того, что непокорная чета была изгнана из Рая с приговором добывать себе хлеб трудом. Адам проводил дни, копаясь в земле и дрожа за урожай. Ева шила на пороге фермы нижние юбки из листьев… и каждый год у супругов прибавлялось по ребенку, так что постепенно образовался целый рой ртов, которые умели только просить хлеба, причиняя заботы отцу.

Время от времени в их краях порхал какой-нибудь серафим, являвшийся взглянуть на мир, чтобы рассказать Господу Богу, как идут дела там внизу после грехопадения.

— Деточка!.. Миленький!.. — кричала Ева с самой очаровательной улыбкой, — ты прилетел сверху? Как поживает Господь Бог? Когда будешь говорить с Ним, скажи, что я раскаиваюсь в своем непослушании. Как чудно мы проводили время в раю! Скажи Ему, что мы много работаем, и хотели бы только снова увидеть Его, чтобы убедиться в том, что Он перестал сердиться на нас.

— Твоя просьба будет исполнена, — отвечал серафим и исчезал в облаках почти мигом, двумя взмахами крыльев.