«Тираннозавр, любимый мой»

Рэйчел Свирски «Тираннозавр, любимый мой» Rachel Swirsky «If You Were a Dinosaur, My Love» (2013)

Родился бы ты, любимый, ящером, оказался бы тираннозавром. Только не большим, а маленьким, человеческого роста. С хрупкими косточками. Ходил бы ты на своих тяжёлых лапищах как можно деликатней и тише, и глаза твои кротко смотрели бы из-под мощных надбровных дуг.

Родился бы ты тираннозавром, я бы пошла работать в зоопарк, чтобы проводить всё время с тобой. Приносила бы тебе цыплят и живых коз. Смотрела бы, как блестит на твоих зубах кровь. Устроила бы себе постель на усыпанной листьями сырой земле в твоей клетке и, если бы тебе не спалось, пела для тебя колыбельные.

Пела бы я тебе колыбельные, скоро бы заметила, как ты восприимчив к музыке. Ты бы подстраивал под меня свой грубый, раскатистый голос, и он звучал странным контрапунктом с моим. А решив, что я сплю, ты оглашал бы ночь песнями о безответной любви.

Пел бы ты о безответной любви, я бы повезла тебя в турне. Отправились бы с тобой на Бродвей. Ты вышел бы на сцену, впился когтями в пол. Публика рыдала бы от грустной красоты твоих песен.

Рыдала бы публика от грустной красоты твоих песен, начался бы дружный сбор средств на оживление вымерших видов. Деньги потекли бы в научные институты рекой. Биологи обратили бы вспять эволюцию кур и в итоге вернули им зубастые челюсти. Палеонтологи охотились бы за ископаемыми останками ради молекул белка. Генетики нашли бы способ создать динозавра с нуля, выяснив какие последовательности ДНК позволяют кодировать всё об ящере — от размера зрачков до того, почему мозг воспринимает красоты заката. Учёные работали бы до тех пор, пока не создали тебе пару.

Создали бы тебе пару, я бы стала подружкой у вас на свадьбе. В зелёном шифоне, от которого моё лицо выглядело бы болезненно-жёлтым, я неловко бы наблюдала, как вы даёте друг другу клятвы. Ревновала бы, конечно, и огорчалась, ведь хочу за тебя замуж сама. И всё же, понимала, тебе лучше жениться на ком-то себе подобном, на той, с кем у тебя схоже тело и генетический код. Я бы смотрела, как вы стоите у алтаря, и любила тебя ещё сильнее. На душе было бы легко, ведь я бы знала, что мы с тобой привнесли в мир нечто новое и в то же время оживили нечто очень древнее. Я бы взяла взаймы твоё счастье, и сама бы оказалась взятой взаймы. Для полноты жизни мне не хватало бы только капельки голубого[1].

Не хватало бы мне для полноты жизни только капельки голубого, я бы, цокая по мрамору каблучками, побежала через церковь к вазе у передней скамьи. Вынула бы гортензию цвета неба, прижала её к сердцу, и моё бы сердце забилось, словно цветок. Я бы расцвела. Моё счастье стало бы лепестками, зелёный шифон — листьями, ноги — бледными стеблями, волосы — нежными пестиками. Из моего горла пили бы экзотические нектары пчёлы. Мне бы удивились все гости: биологи, палеонтологи и генетики, репортёры, зеваки и рьяные любители музыки — все те люди, которые, поведясь на рюшечки вроде окаменелостей и клонирования, поверили, что живут в мире научной фантастики, хотя на самом деле живут в мире магии, где нет ничего невозможного.

Жили бы мы в мире магии, где нет ничего невозможного, ты бы, любимый, был динозавром. Зверем храбрым и сильным, но вместе с тем ласковым. Твои клыки и когти отпугивали бы врагов без труда. Тогда как ты — хрупкий, милый ты в человечьем обличье — вынужден полагаться на юмор и обаяние.

Тираннозавру, даже маленькому, никогда не пришлось бы противостоять пятёрке полных джина и злобы буянов. Тираннозавр обнажил бы клыки, и эти подонки сжались от страха. Спрятались бы под столы, а не их опрокидывали. Вцепились бы друг в друга для храбрости, а не хватались за те бильярдные кии, которыми тебя избивали. Пидор, айзер, недоносок, мексикашка, баба, говнюк и куча других эпитетов, вне зависимости от того подходят они тебе или нет… как только тебя не обзывали, выкрикивая и выкрикивая их, когда ты осел на скользкий от твоей крови пол.

Был бы ты, любимый, тираннозавром, я бы ознакомила тебя с запахом этих людей. Подвела бы тебя к ним тихо-тихо, и всё же, они бы тебя заметили. И бросились в бегство. Ты бы раздул ноздри, принюхался к ночи, а затем с внезапностью хищника ударил. А я бы наблюдала, как ты забираешь их жизни — река красного, блеск разлитой крови, кольца кишок — и смех, смех, смех.

Смеялась бы я, смеялась, смеялась, рано или поздно начала бы терзаться виной и пообещала так больше не делать. Отводила бы глаза от газет, где на снимках мелькают заплаканные вдовы и осиротевшие дети этих подонков, точно так же как они наверное отводят сейчас глаза от газет, где мелькает моё лицо. Как репортёры обожают моё лицо! Лицо невесты палеонтолога… уже распланирована свадьба, заказаны букеты гортензий, присмотрены зелёные шифоновые платья для подружек. А теперь невеста палеонтолога ждёт у кровати мужчины и уже не верит, что он однажды очнётся.

Был бы ты, любимый, тираннозавром, ничто не могло бы тебя уничтожить. А если бы тебя ничто не могло уничтожить, не могло бы и меня. Я бы расцвела в самый прекрасный цветок. Тянулась бы радостно к солнцу. Доверилась бы твоим зубам и когтям, что они навеки веков защитят тебя-меня-нас от царапин мелом на бильярдных киях, от шарканья медсестёр в больничном коридоре, от замирания моего разбитого сердца.

Перевод — SupeR_StaR (Анастасия Вий)

Примечания

1

blue (голубой, синий) в английском часто служит эвфемизмом для «грусть»; согласно традиции, невеста должна иметь при себе нечто новое, нечто старое, нечто взятое взаймы и нечто голубое).

Оглавление