«Надломленные души»

Надломленные души (fb2) - Надломленные души [litres] (пер. Нина Борисовна Жукова) 1165K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Тьерри Коэн

Тьерри Коэн НАДЛОМЛЕННЫЕ ДУШИ

Посвящается Жаки[1] Кадош и Леону Азуле — двум прекрасным душам

1 ЛАНА

Они топтались на тротуаре, напряженные, старательно изображавшие крутых парней. Нервно затягивались сигаретами и обменивались взглядами сообщников. Голодная стая, уверенная в своей силе.

Выйдя из школы, она заметила их сразу и, ощутив панический страх, тут же отступила, спрятавшись за дверью.

Что делать? Обратиться за помощью к учителю, может, к директору? Нет, нельзя. Они предупредили: стоит ей заговорить, и в Сети окажется видео, то самое, что они снимали, пока…

Лана собственно съемки не видела, да и могла ли она что-нибудь видеть? Сначала девушка зажмуривала глаза от ужаса, а потом, когда боль заставила ее их открыть, сразу полились слезы, и смутные формы, метавшиеся вокруг, были расплывчатыми и неопределенными, словно в густом тумане. То, что ей пришлось пережить, казалось просто неправдоподобным, поэтому она невольно искала выход из непроглядного мрака в наступающем ясном утре, ожидая, что сумрак вот-вот разорвется и она увидит спасительный свет, а дуновение свежего ветерка вмиг развеет этот сгусток кошмара. Затем Лана различила в руках двух отморозков, завершивших свое «дело», мобильные телефоны. «Все записано, — произнес один из них. — Только попробуй кому-нибудь рассказать, и, клянусь, сразу же выложу все в интернет».

Как оно началось, это сошествие в ад? И, главное, почему? Отчего именно она? Из-за внешности? Отличных отметок? Неспособности поладить с другими? Или же речь шла о чем-то ином? О том, чего она не ощущала, в чем не отдавала себе отчета, но вызывавшем у других чувство неприязни, осуждение и насмешки? Из-за чего-то незримо присутствовавшего в ней, что исподволь, постепенно привело к разрыву с одноклассниками, отделило ее от них, оставило в изоляции, а потом бросило в лапы волчьей стаи.

А ведь все началось с безобидных смешков в коллеже, бесконечных подтруниваний над ее хорошими отметками, стилем эмо, ее стрижкой, пирсингом. Сначала она давала отпор. Мягкий, разумеется. Потому что с каждой новой атакой пропасть между ними становилась все глубже. С каждой новой насмешкой, которая должна была, по задумке исполнителей, вывести ее из себя, но только лишний раз доказывала, насколько хорошо она научилась прятать свое «я» за личиной эксцентричной бунтарки. И она терпела все, лишь улыбаясь в ответ тем, кто избрал ее мишенью. Ей хотелось казаться дерзкой, гордой, независимой. Но такое поведение, вместо того чтобы утихомирить обидчиков, только разжигало в них ненависть и отдаляло ее от немногих оставшихся друзей.

Лана слишком поздно поняла свою ошибку. Следовало дать отпор первой же насмешнице или обидчику, как это было принято в их квартале. Здесь ценилось только сопротивление, только насилие было достойно уважения.

И мало-помалу из-за непрекращавшегося шквала тычков и унижений она опустила глаза вниз, согнула спину, надеясь все же, что со временем издевательства прекратятся. Но низкие люди редко отступаются от собственной подлости. Время было упущено. Мучить ее стало модой, забавной игрой, признаком хорошего тона, знаком принадлежности к «обществу». Мученики всегда сплачивают подлецов. Даже те, кого она совсем не знала, принимались за дело, осаждали ее в фейсбуке, на улице, во время уроков. Иногда это проявлялось всего лишь в кривых ухмылках, злобных взглядах, щипках исподтишка в темных углах коридора, оскорблениях, произнесенных шепотом в дверях, написанных на стене или брошенных прямо в лицо громким голосом. О ней рассказывали всякие гадости, наклеивали самые мерзкие ярлыки, достойные того презренного племени, к которому она якобы принадлежала: она якобы охотно отдавалась парням, когда бы те ни попросили, даже девчонкам, и вдобавок кололась… Так она, не знавшая ничего в своей жизни, кроме чисто романтических отношений во время давних летних каникул, превратилась в «шлюху», «проститутку», «подстилку». Все это страшно ее удручало, но Лана все же старалась держаться, избегала заводил, тех, кто преследовал ее особенно ожесточенно, равно как и подпевал, которые ограничивались насмешками, а также всех прочих, то есть безразличных, не участвовавших в травле напрямую. Последние порой ей улыбались, но в критических случаях всегда отворачивались, никогда за нее не вступаясь.

Она перестала спать ночами, отметки заметно ухудшились. Тщетно старалась Лана переломить ситуацию, пыталась даже говорить с ними на одном языке, перенимать их манеры. Все было напрасно: разве волки отказываются от добычи, особенно если она уже ранена?

Наконец эти чертовы годы в коллеже подошли к концу. Как же она тогда радовалась каникулам, какое облегчение почувствовала, обретя надежду, что с наступлением взрослой жизни ярость одноклассников утихнет! Что они забудут о ней или найдут другую жертву. У нее был шанс, хотя и очень слабый, что главные организаторы травли не будут учиться в том же лицее, что и она. Каникулы Лана собиралась провести дома: она будет читать книги и слушать музыку. Уехать куда-нибудь — об этом она не могла и мечтать. У матери, с которой Лана не очень-то ладила и контактировала лишь эпизодически, не было ни средств, ни желания путешествовать. Мать работала до изнеможения, а вечера проводила в баре, расслабляясь, и приходила домой, чтобы тут же завалиться спать.

Нужно дождаться начала нового учебного года, и тогда начнется другая жизнь, все будет иначе, все будет хорошо.

И она вновь совершила ошибку.

В то лето Лана познакомилась с парнем, и эта встреча сыграла в ее жизни роковую роль. Однажды в торговом центре она увидела Кевина. Конечно же, он тоже принадлежал к ее обидчикам, но первым никогда не нападал, а довольствовался созерцанием того, как ее унижали, принимая безразличный вид. Но тогда в магазине он поздоровался с ней так, будто они были добрыми школьными товарищами. Удивленная Лана ответила в том же тоне. Кевин заговорил с ней, и они обменялись несколькими ничего не значащими фразами. Как же она была обрадована, что он держался с ней так… нормально! Она подумала, что вдали от приятелей, когда он не должен был вести себя с ней, как белый господин с рабыней, Кевин таким образом пытался перед ней извиниться.

Когда он назначил свидание, Лана согласилась. И, что говорить, он вел себя очень мило. А когда он однажды подошел близко-близко, вплотную, чтобы поцеловать, ее охватило странное ощущение, что она стала кем-то другим, девчонкой, которая наконец вызвала у кого-то интерес. Лана закрыла глаза и чуть разжала губы, как это положено делать в таких случаях. Этот поцелуй стал для нее особым, он значил, что она реабилитирована, что она перестала быть посмешищем. Лана словно бы отмылась от стольких лет непрестанных унижений.

На следующий день, когда Кевин был по-прежнему любезен, она наконец-то задала ему вопрос, который вертелся у нее на языке. Почему ее преследовали?

— Да они просто подшучивали над тобой, — пробормотал он, испытывая неловкость. — Знаешь, твоя манера одеваться, стрижка, кольца в ушах, макияж… Такого у нас в квартале никто не видел!

Ответ ее удовлетворил. Да и стоило ли ворошить прошлое? Ведь тогда все они учились в коллеже, были детьми. Но за это солнечное лето все вырастут, повзрослеют. Нет, впереди ее, несомненно, ждала совсем другая жизнь.

Когда он предложил ей заняться любовью, она сначала растерялась, не зная, что ответить. Но Кевин настаивал, ведь он «так ее хотел»! Не желая его обижать, а особенно потерять, она согласилась.

В первый раз все произошло в квартире приятеля Кевина, который дал ему ключи. Ужасный опыт. Он очень быстро кончил, был неловким. Но она старательно делала вид, что ей понравилось. Только ведь Кевин не был идиотом и все прекрасно понял.

Что случилось потом? Сразу после близости Кевин от нее отдалился; их свидания становились все более редкими, а вскоре и вовсе прекратились. Она слала ему эсэмэски, писала по электронке, в фейсбуке. Но все было напрасно. Ни ответа, ни намека, ни единого слова, объясняющего их разрыв. Молчание — самое унизительное из оскорблений, когда тебе дают понять, что тебя больше не существует, что ты не заслуживаешь ни оправданий, ни упреков. Тогда она почувствовала себя ничтожеством, жалкой, вывалянной в грязи. Она не стала для него ни возлюбленной, ни любовницей, ни подружкой, а была просто шлюхой, которой оказали милость тем, что ею воспользовались. За всеми этими моментами близости, нежности, сюсюкающими словечками стояло банальное, унизительное и мерзкое желание секса. Она долго плакала тогда ночами, спрятавшись под одеялом и зарывшись лицом в подушку.

Но вот и пробил час возвращения к учебе. Нужно было все забыть, думать только о занятиях. Измениться, стать другой — женщиной, свободной от вчерашней себя и от других.

Увы, после нескольких первых недель спокойствия кошмар возобновился. Даже стал еще жестче, еще нестерпимее. Бывшие однокашники по коллежу узнали о Кевине. Наверняка он сам рассказал им, хвастаясь своей победой. Она, поняв это, почувствовала себя преданной вдвойне, окончательно сломленной.

В лицей перешло не так уж много его бывших дружков, но они оказались достаточно наглыми, чтобы вновь начать отравлять ей жизнь. Только теперь их оскорбления словом или действием обрели четкую сексуальную окраску. Сальные взгляды, разного рода непристойности. Они назначали ей свидания в туалете или подвале, сочиняли похабные истории и размещали их в фейсбуке. Лана даже закрыла свою страничку, но ее мучители не отступились. Они поджидали ее на выходе из лицея, адресовали ей неприличные жесты, подстерегали на пустынных улицах и лапали, хватая за грудь и ягодицы. Достав номер ее мобильного, названивали не только днем, но даже ночью.

Вне себя от отчаяния, Лана все же решилась заговорить об этом с матерью. Кое-что скрыла, конечно, чтобы не получить в ответ потоки брани. Та выслушала все без особого интереса, не отдавая себе отчета в серьезности проблемы.

— Да они просто хотят вывести тебя из себя, доводят, вот и все. Ну хочешь, я пойду и поговорю с ними? Или напишу записку директору?

Почему мать не понимала, что это ничего не решит? А наоборот, лишь усугубит их ненависть! Чтобы ее защищали от нападок мать или директор, какое позорище! Лана предпочла бы, чтобы мать предложила ей сменить лицей или еще лучше — место жительства. Сделать что-то радикальное, навсегда избавляющее ее от этих мук.

— Ладно, не парься, рано или поздно они отстанут, — пришлось ей в конце концов сказать матери.

А потом наступил полный мрак. Как-то они подстерегли ее возле дома, схватили и затащили в подвал. Вшестером. Четверо парней и две девчонки. Там они принялись ее избивать и всячески оскорблять. Лана взмолилась, обращаясь к девушкам, просила их урезонить остальных, но те оказались еще более жестокими, чем парни. Именно одна из них принялась стаскивать с нее одежду. Как по команде, послушная стая юных самцов набросилась на нее, и вскоре Лана уже была голой. Чьи-то жадные руки рыскали по ее коже. Она пыталась отбиваться, кричать, но ее держали крепко. Откуда-то взялся кляп. И тогда мерзкие жесты возобновились с удвоенной силой, пощечины и побои тоже.

Что было потом? Она уже не знала, что было потом. Не помнила. В памяти запечатлелись только те двое, которые, пока она натягивала на себя одежду, когда остальные уже ушли, пригрозили выложить видео в интернет, если она кому-нибудь расскажет.

Вернувшись домой, Лана, униженная, затравленная, тут же бросилась под душ и принялась яростно тереть губкой тело, а уж потом разрыдалась. Как ей хотелось броситься в объятия матери, услышать слова поддержки! Ведь она была не шлюхой, а несчастной девчонкой, не понимавшей, чем она могла заслужить эту голгофу. Но когда мать переступила порог, бросив на диван сумку, и начала причитать о своей загубленной жизни, желание довериться ей у Ланы сразу улетучилось. Да и какими словами она смогла бы выразить то, что ей довелось пережить, то, что она сейчас чувствовала?

Нет, она должна все забыть, это единственное, что ей оставалось. Они перестанут, ведь они уже осуществили желаемое, да еще и с пониманием того, что зашли слишком далеко. Последняя страница этой кошмарной истории, начавшейся несколько недель назад, была перевернута. После этого что еще они могли ей сделать? В любом случае из лицея она уйдет, найдет работу, станет совсем другой девушкой. Вот что она твердила себе тем вечером, скорчившись в постели и спрятав голову под одеяло, чтобы еще глубже не погрузиться в трясину своего горя.

В лицее она не появлялась неделю. Целую неделю Лана не спала и почти ничего не ела. Неделю провалялась на постели в своей комнате с закрытыми ставнями. Неделю, состоявшую из череды бесконечных дней, в которые они ни разу ей не написали. Ни эсэмэски, ни письма. Сожалели они о случившемся? Учителя из лицея связались с матерью, которая, не потребовав от дочери никаких объяснений, приказала ей вернуться к занятиям. Когда Лана сказала, что собирается бросить учебу и найти работу, та взорвалась:

— Хочешь прожить жизнь, похожую на мою? Иметь жалкую работу с вшивой зарплатой?

И Лане пришлось снова ходить в лицей, каждый раз замирая от страха, без конца оборачиваясь на улице, вздрагивая от каждого слишком резкого движения прохожего. Но агрессоры пока никак себя не проявляли. И Лана подумала, что, возможно, ад закончился.

До того самого дня.

Увидимся? Мы по тебе соскучились.

По спине девушки пробежал холодок. Эсэмэску она получила несколько минут назад. Лану тут же затошнило, и она побежала в туалет, где ее вырвало. Потом она бросилась к выходу. И сразу увидела их.

— Что ты здесь делаешь?

Лана вздрогнула. За ее спиной стоял директор.

Не рассказать ли ему все? Он тут же позвонит в полицию, за ней приедут. Отвезут в участок, и она сообщит полицейским о своих обидчиках. И тогда их…

Нет, жаловаться нужно было раньше, теперь слишком поздно. И потом, эти допросы, судебные разбирательства… все начнут об этом говорить. Как она посмотрит людям в глаза? И к тому же этот ролик. Может, полицейские отберут его у них и помешают выложить в интернет? Но можно ли с уверенностью сказать, что именно так все и будет? Сразу это случится или позже, но агрессоры обязательно отомстят.

Ответа директор так и не дождался.

— Ну, давай выходи, мы закрываемся.

А что ей остается? Она, конечно, выйдет. Вот только как себя вести, что сказать, если они с ней заговорят? Как дать понять, что она не испугалась? Попытаться их урезонить? Пригрозить, что она пойдет в полицию, и плевать на их видео?

Она должна выйти, проявив твердость и самообладание.

Лана решилась. Они ее увидели, выпрямились, переглянулись. У нее подкашивались ноги, но она взяла себя в руки и высоко подняла голову.

2 ДИЛАН

Наказание длилось уже больше месяца. Запертый в сарае, он ходил взад-вперед, голодный, встревоженный, измученный. В прошлую ночь подросток почти не спал. Крысы, привыкшие к его присутствию, настолько осмелели, что приближались к нему чуть ли не вплотную, а одна даже скользнула у него между ног. Отогнать-то он их отогнал, но остаток ночи провел без сна, все время оставаясь начеку.

Раньше отец никогда не оставлял его в сарае надолго.

Обычно бывало так: он затаскивал его в сарай, избивал и закрывал на ночь, на сутки, реже на два-три дня. Потом, когда тот ему был нужен, приходил и освобождал его.

— Будешь здесь торчать, пока не поймешь, что к чему! — взревел отец, запирая его на замок.

Но что он должен был понять? Дилан уже очень долго задавал себе этот вопрос.

Удары, он их почти не ощущал. Тело во многих местах было покалечено от постоянных побоев, особенно пальцы рук. И все труднее и труднее было ими владеть. А все из-за последнего изобретения отца.

Столкнувшись с нечувствительностью подростка, когда он избивал его огромными ручищами или ремнем, отец нашел другой способ вырвать у «щенка» крики боли. Он хватал сына за руки и принимался выворачивать пальцы один за другим, пока не раздавался хруст. Тогда Дилан кричал. И не столько от боли, сколько от страха, что не сможет больше владеть руками. Как он тогда будет работать и как научится писать? Ведь Дилан верил, что когда-нибудь он будет жить нормальной жизнью, что у него появится возможность наверстать пропущенные школьные годы, которые он проводил на полевых работах. Он пойдет на учебу, как его братья, будет заниматься, получит право играть во дворе, посещать столовую, короче, жить, как другие.

Все это будет с того дня, когда его простят.

Но за что? Он все время пытался понять, в чем он был виноват, но так и не мог. Наверное, в раннем детстве он совершил какую-то страшную оплошность, за которую его наказывали все эти годы и которая вызывала такую ярость у отца, да и не только у него — мать никогда не защищала сына, а братья лишь опускали глаза вниз, когда отец тащил его в сарай. Как бы он хотел узнать, в чем он все-таки был виноват, но вот досада, он никак не мог этого вспомнить. Отец называл его идиотом, скотиной, которой учеба на пользу не пойдет, хотя Дилан был убежден, что мог бы учиться не хуже братьев. Как бы он радовался, будь у него ранец, карандаши, тетрадки…

Но в ожидании прощения он должен был искупать свою вину, выдерживать побои и помогать старшим на ферме. Отец всегда заставлял выполнять порученную работу в срок, уложиться в который было трудно, угрожая, что лишит его пищи и снова изобьет. Но в том жалком состоянии, в котором Дилан теперь находился, справиться с заданием отца и вовсе было невозможно. Вот уже месяц, как ему было запрещено появляться в доме. И все из-за пропавшей курицы. Но он-то был ни при чем! Может, ее утащили воры, может, стянула лисица. Но для отца все было яснее ясного: виноват он, Дилан. Убежденный, что парень украл птицу, чтобы съесть тайком, отец избил его с еще большей жестокостью, чем обычно. А поскольку сын так и не заплакал, он в конце концов вывихнул ему палец. Первые два дня Дилану совсем не давали есть. Мать принесла еду лишь на третий день. Поставив перед ним тарелку, она с тревогой посмотрела на сына, и он увидел в ее глазах слезы. Но и тогда мать ничего не сказала.

Подросток услышал, что кто-то скребется в дверь, и подошел, прихрамывая.

— Дилан?

— Я здесь, — ответил он братишке.

— Как ты?

— Ничего.

— На-ка, возьми.

Под дверью ребята вырыли маленькую ямку, чтобы Лиам при случае мог передать Дилану немного еды, которую удавалось стащить. Лиам, младший брат, был единственным, кто ему помогал. При любой возможности ребенок подходил к двери сарая, иногда и с пустыми руками, чтобы перекинуться парой слов.

Дилан схватил упаковку песочных палочек в шоколаде, снял обертку и с наслаждением принялся за лакомство.

— Мне удалось в школе обменять их на полдник. Только обертку спрячь, не нужно, чтобы ее увидели.

— Не беспокойся. А что означают буквы на ней?

— ТВИКС, — прочитал братишка.

Дилан тихонько повторил, чтобы запомнить.

— Ну, так все-таки, как ты?

— Да хорошо, нормально.

— Сильно он тебя побил?

— Нет, только вот палец. Но я его вправил, и сейчас уже лучше.

— Я… не знаю, что делать, Дилан, — признался мальчик. Было заметно, как он сильно расстроен.

— Ничего, не беспокойся за меня, я привык.

— Он все твердит, что это ты украл курицу.

— Да что бы я делал с этой курицей! Может, он думает, что я съел бы ее сырой? Ладно, ступай, нельзя, чтобы тебя здесь подловили.

— Дилан?

— Что?

— Молись Богу. Если будешь хорошо молиться, Он тебя услышит.

— Но Он слышит, как я ору, когда отец меня бьет, но что-то ничего не делает.

— Не говори так, это грех.

— Иди уже.

Пленник доковылял до дальнего угла сарая, где оборудовал себе что-то вроде лежанки, набросав на доску соломы. Возле нее стояли несколько неловко вырезанных деревянных фигурок, с которыми подросток играл, когда время тянулось уж слишком медленно. Он опустился на колени и взял в руки гвоздь, заменявший ему ручку, положил перед собой обертку от «Твикса» и начал выцарапывать буквы на деревянной дощечке, произнося их про себя. Закончив, он улыбнулся, довольный результатом.

— Смотри, Дин, я продвигаюсь потихоньку, — сказал он, обращаясь к своей любимой фигурке.

Потом, немного успокоенный, он вспомнил слова братишки.

— А если и правда помолиться? Ты как думаешь?

Он сделал вид, что слушает ответ деревянного друга.

— Да, верно, я ничем не рискую, если попробую.

Закрыв глаза, Дилан соединил изуродованные руки.

— Отец наш небесный, если Вы меня слышите, помилуйте меня! Сделайте так, чтобы родители меня простили за грехи, которые я совершил в детстве, так, чтобы я пошел в школу и больше не был идиотом… И чтобы отец мой… умер.

Подросток прервал молитву. Нет, он не должен просить Бога о смерти отца, хотя часто об этом мечтал. Сколько раз у него возникало желание взбунтоваться, схватить вилы и проткнуть его насквозь или взять лопату и раскроить ему череп. Наверное, отец прав, когда говорит, что его сын одержим бесом. А иначе чем объяснить, что тот желает смерти собственному родителю? Никто не вправе этого желать. Но почему отец так его ненавидит? И что он должен понять в конце концов? Какое такое преступление он совершил, чтобы заслужить столько ненависти и не иметь права на прощение?

Устав от круговерти неразрешимых вопросов, Дилан снова закрыл глаза и молитвенно сложил ладони.

— Нет, Господь, не делайте так, чтобы мой отец умер. Не убивайте его. Вот только освободите от беса, который во мне поселился.

3 СОФИАН

Их встреча прошла как обычно. Все началось с беседы, да и вряд ли это можно было назвать беседой, так как говорил один Салим, а он лишь соглашался с его доводами кивком головы или короткими репликами. Юношу восхищала легкость, с которой его наставник рассуждал на самые разные темы — будь то политика, экономика или социология, клеймя тех, кто находился у власти, и возмущаясь рабской покорностью обывателей. До сих пор он не осмеливался выступать в роли полноценного собеседника, считая эти вопросы слишком сложными и доступными лишь узкому кругу посвященных. Правда, с некоторых пор он чувствовал, что уже может себе позволить тоже выразить критическое отношение к мироустройству, даже если он и не вполне владеет словом и не имеет четких политических убеждений, чтобы его суждения выглядели столь же безапелляционными, как у его наставника.

И на этот раз, как это бывало при каждой встрече, Салим сделал упор на воинах, готовых пожертвовать жизнью на поле битвы, дабы ускорить создание великого государства — Халифата, которое станет первым этапом в установлении шариата на всей Земле. Он говорил о награде, уготованной Аллахом для этих воинов, шахидов, противопоставлявших чистоту своей веры порокам и невежеству остального мира, для которых единственной целью было прославление имени Бога и Его Пророка.

Салиму удалось отыскать именно те слова, которые разбудили воображение юноши, донесли до его сердца фантастические сценарии, участником которых он мысленно становился, всей душой и силой своего оружия принадлежа к отважным всадникам Апокалипсиса, приход которых был предсказан священными текстами.

Итак, когда однажды Салим спросил, ощущает ли он в себе достаточно мужества, чтобы присоединиться к этим воинам, он немедленно ответил, что страстно этого желает и готов все силы души и тела отдать на службу делу Аллаха и Его Пророка, что он тоже жаждет воочию узреть торжество истины на Земле. Он ответил так, потому что кто, как не Салим, вдохнул жизнь в образы, отныне заполнявшие все его мысли. Именно это нужно было ответить, чтобы показать себя достойным его дружбы. К тому же он думал, что день отъезда еще далек, и он успеет поработать над совершенствованием своих знаний в области веры, отточит их, поскольку считал, что ему необходимо еще «подрасти интеллектуально», чтобы заслужить подобную привилегию и стать достойным исполнителем этой благородной роли.

— Я горжусь тобой, — произнес Салим, положив руку ему на затылок. — Горжусь, что не зря взял тебя под свое крыло, доверился тебе и донес до твоего сознания основы нашей веры, горд, что ты отныне можешь считаться одним из наших.

Софиан расправил плечи, его переполняли волнение и чувство гордости, он был глубоко тронут словами наставника. Никогда и никто еще так с ним не говорил. Кем он был до этого? Ничтожеством без будущего, лишенным всякого интереса к жизни, затерянным в обществе, которое ежедневно давало ему понять, что он ноль, среднестатистический тип, обреченный лишь на то, чтобы пополнить ряды нищих.

— Будь наготове, — сказал Салим. — Через несколько дней за тобой придут.

— И куда мы отправимся? — наивно спросил он.

— Туда, куда призовет нас долг. Скоро тебе исполнится восемнадцать, и ты сможешь присоединиться к нашим братьям.

Только когда наставник ушел, оставив его в баре одного, Софиан осознал сказанное, и ему стало не по себе. Понадобилось всего несколько часов, чтобы он ясно понял, что вовсе не хотел отправляться ни на какую войну, не хотел убивать или быть убитым. И не из трусости, а потому… что не чувствовал себя готовым, и все тут! Ему требовалось время. Но как донести до них свою мысль? Отказаться и покрыть себя позором? Сбежать, чтобы его сочли предателем дела, которое изменило всю его жизнь за несколько последних месяцев? Мало-помалу его охватила паника, мысли путались до такой степени, что он уже начал сомневаться абсолютно во всем.

А вдруг то, что говорилось в средствах массовой информации, было правдой? Ладно, допустим, что в газетах и на телевидении все было сплошным враньем, манипулированием населением в угоду коррумпированной власти, но разве в фактах, что они приводили, не содержалось хотя бы малой части правды? Впрочем, их организация брала на себя ответственность даже за обезглавливание и прочие казни гражданских лиц. Оправдывала их, объясняя, что в условиях войны враги и их сообщники должны быть уничтожены. И все же его коробило, когда он просматривал в Сети подобные ролики, он всегда испытывал сострадание к жертвам, умолявшим о пощаде. Как он сможет пережить это омерзительное действо, которое, возможно, вскоре развернется перед его глазами? И сможет ли он это сделать, если в роли палача прикажут выступить ему?

Софиан нервно расхаживал по комнате, пытаясь найти выход из того, что теперь, при здравом размышлении, ему казалось полным кошмаром. Неужели ему просто не хватает мужества и веры? Не было ли его сомнение вызвано банальным страхом перед необходимостью отстаивать с оружием в руках правое дело?

Вдруг в голову пришла мысль позвонить в одну из ассоциаций, призванных помогать подросткам, оказавшимся в трудной ситуации. Поскольку обратиться можно было анонимно, он ничем не рисковал и вполне мог попробовать.

4 ЛАНА

Ее схватили за руку, грубо, больно и заставили идти перед собой.

— Отпустите меня!

— Заткни пасть!

Куда они ее вели? Лана ведь могла закричать, позвать на помощь. Да, так и следовало бы поступить. Но впереди уже поджидали два других, более взрослых парня, к которым девушку подтолкнули ее мучители.

Они бросали на нее взгляды оголодавших хищников.

— Ну и как вам?

— Бля, вы правы, она в порядке.

— Да вы еще ничего не видели…

— Ты и правда шлюха? — хмыкнул старший из двоих.

Лана разрыдалась.

— Никакая я не шлюха! — еле выговорила она. — Отпустите меня!

Девушка увидела, что парни напряглись и стали озираться по сторонам.

— Флики! — крикнул один. — Валим отсюда, рассеиваемся!

Вдали показалась полицейская машина. Стервятники разделились и побежали в разные стороны. Больше Лана никого не интересовала.

— Ничего, прищучим тебя завтра, — бросил один из ее истязателей.

Она бросилась наутек. Сегодня ей повезло, но что произойдет завтра?

Нет, завтра ее точно здесь не будет.

5 ДИЛАН

Он молился горячо, вкладывая в молитву всю душу, и волшебные образы, возникавшие в голове, настолько поглотили его, что он не заметил подошедшего отца.

— Что это ты делаешь здесь, на коленях?

— Молюсь.

— Ах, он молится! — проговорил отец с недобрым смешком. — Думаешь, Бог прислушается к молитве вора?

Да, Бог обязательно его услышит, ведь Он ближе всего к страдающим. И Он наделен всепрощением. Дилан слышал, как об этом говорила подруга матери. К тому же он не вор. Может, и действительно он — идиот и чурбан, раз не умеет ни читать, ни писать, — но только не вор.

— Завтра пойдешь чинить изгородь.

— Хорошо.

Вдруг отец пристально посмотрел на него, будто увидел что-то необычное.

— Ну-ка подойди, — приказал он.

Подросток со страхом приблизился.

— Что это у тебя? — спросил родитель, поднеся палец к уголку рта Дилана.

Тот вздрогнул. Ну и осел же он! Видимо, неаккуратно ел и вымазался в шоколаде. Отец понюхал свой палец.

— Шоколад, — с уверенностью произнес он, отыскивая глазами улики. Наконец он заметил валявшуюся обертку и поднял ее.

— Где взял?

Что ответить? Дилан молчал. Независимо от того, что он скажет, отец все равно его изобьет.

— Украл, не так ли?

Пусть уж мучитель думает, что он вор. Главное, не выдать брата.

— Я задал вопрос: украл?

— Да.

Раздался мерзкий смешок.

— Грешишь, а потом молишься? Да что ты за выродок! — прорычал отец, подходя к сыну.

Увесистая оплеуха отбросила Дилана в угол. Упав, он сжался в комок и приготовился к граду ударов. При виде сына в такой жалкой позе мучитель вновь усмехнулся. На губах заиграла садистская улыбка.

— Нет, бить тебя я не собираюсь, — сказал он. — Знаю, что этого ты не боишься, дьявольское отродье. — И он схватил Дилана за руку.

— Нет, папа, пожалуйста, не трогай пальцы!

— Я должен поправить то, чем ты грешишь! Ты должен уразуметь, что к чему, и прийти к раскаянию.

Ему удалось быстро разжать ладонь паренька и ухватиться за один из пальцев.

6 ЛАНА

На лестнице Лана столкнулась со своей соседкой Джейн.

— Что это с тобой?

Девушка, не отвечая, попыталась пройти, но Джейн ее не пускала.

— Черт, да что с тобой случилось? — настаивала она, схватив ее за руку. Увидев бледное, потрясенное лицо соседки, она решила добиться признания.

— Ничего… Послушай, правда, ничего…

— Не держи меня за дуру! Почему ты плачешь? Они тебе что-нибудь сделали?

Когда-то Джейн и Лана вместе учились, но потом Джейн ушла из коллежа, избрав рабочую стезю, и с тех пор они лишь изредка встречались, обмениваясь ничего не значащими фразами. Но Джейн еще со времен коллежа знала о нападках, которым подвергалась ее подружка, и давала ей советы, как себя вести, чтобы держать обидчиков на расстоянии. Но, увы, ничего не помогало. А когда она увидела, что Лана встречается с парнем, который уже тогда казался ей высокомерным, хотя взгляд его и лучился притворной нежностью, она попыталась ее предостеречь. Но тоже напрасно.

Лана вырывалась, но Джейн вцепилась мертвой хваткой.

— Расскажи мне все, — тихо попросила она.

Но Лана не собиралась ничего рассказывать. Единственное, чего ей сейчас хотелось, это остаться одной.

— Будешь молчать?

— Ничего не случилось, все в порядке, — пробормотала Лана, чтобы поскорее избавиться от соседки.

— Ладно, давай поступим так: я работаю во вторую смену и вернусь поздно. Но завтра утром я к тебе зайду, и ты мне все расскажешь, идет?

Лана кивнула, чтобы поскорее отделаться.

Завтра ее уже здесь не будет.

Она положит конец этому кошмару.

7 ДИЛАН

Сумерки сгустились, а Дилан так и лежал, скорчившись, на соломенной подстилке. Палец все еще причинял сильные страдания, хотя он и научился бороться с болью: сначала концентрировал на ней все внимание, пока боль не сосредотачивалась в одной точке, потом начинал представлять, что она не имеет к нему отношения, что он лишь сторонний наблюдатель и страдает от боли кто-то другой. Ведь если смотреть на пылающий костер, то ярость пламени горящих дров не достигает тебя — до твоего тела доходят лишь волны приятного тепла. Внезапно Дилан услышал шум и поднялся с лежанки. Неужели отец решил вернуться и продолжить издевательства? Отец был на это способен. Но только на сей раз он ему не позволит. Подросток поискал вокруг себя предмет, с помощью которого он мог бы защититься, нашел лопату и неловко схватил ее здоровой рукой.

Дверь открылась, и на пороге показались двое мужчин. Первый — высокий, крепко сбитый, был побрит наголо. Второй, похудее и пониже, напротив, был обладателем довольно длинной шевелюры. Парочка была одинаково одета: темные футболки, джинсы и черные кроссовки.

Кто они такие и чего от него хотят?

Дилан отступил к стене, глаза его широко распахнулись от ужаса. Но один из незнакомцев ему улыбнулся. Вид у него был дружелюбный.

— Ты Дилан?

— А вы кто?

— Мы пришли за тобой.

Они сделали несколько шагов вперед, и мальчик угрожающе поднял лопату. Сделав прыжок, Бритоголовый схватился за инструмент и вырвал его из рук подростка, осторожно, но с силой.

— Мы не причиним тебе зла, не бойся. Наоборот, мы здесь, чтобы тебе помочь, — объявил тот, что поменьше.

— Но… почему вы хотите мне помочь?

— Что у тебя с рукой? Покажи-ка!

Не дождавшись ответа, незнакомец подошел ближе и принялся рассматривать его пальцы. Дилан увидел, как лицо человека в черном побагровело от бешенства.

— Кто тебе это сделал? — спросил он.

— Я упал.

Длинноволосый поднял глаза и взглянул на напарника.

— Ведь отец, верно?

Дилан молчал.

— Доверься нам. Мы пришли сюда, чтобы положить конец этим зверствам.

Взгляд подростка беспокойно метался по стенам сарая. Возможно ли такое, что эти люди пришли сюда специально, чтобы его освободить? Что они желают ему добра? Совершенно посторонние люди? Неужели Бог услышал его молитвы и отправил их к нему? Вот только кто они такие, может, Его ангелы?

Вдруг в лунном свете перед дверью возникла чья-то тень.

— Черт побери, кто вы? И что вы здесь забыли?

Мужчины в черном обернулись. Напротив них стоял отец Дилана с ружьем в руке.

— Так это вы изуродовали ему руки? — грубо спросил Длинноволосый, не обращая внимания на ружье.

Он один только и говорил. Тот, что повыше и покрепче, все время молчал, будто немой.

— А вам-то что за дело? — ответил отец вопросом.

— Мы пришли за ним.

— За ним? — удивился мерзавец. — Да кто вы такие!

— Это вас не касается.

— Вы проникли в частное владение, чтобы забрать моего сына, и при этом утверждаете, что это меня не касается?

Он поднял ружье и прицелился.

— Даю вам пять секунд на то, чтобы отсюда свалить. Потом стреляю, притом с полным правом.

— С тем же самым правом, что позволило вам издеваться над ребенком?

— Считаю до пяти… — проговорил отец, на которого эти слова не произвели впечатления.

Однако не успел он закончить, как громила Бритоголовый схватил ружье за ствол и резко отвел его в сторону; находившийся на спусковом крючке палец отца хрустнул. Затем, завладев оружием, мужчина нанес ему прикладом сильный удар в верхнюю часть груди. Раздался сухой треск перебитой ключицы.

Отец рухнул на землю, взвыв от боли. Бритоголовый подошел вплотную и наступил ему на горло, не давая встать.

Дилан с изумлением наблюдал, как отец валялся на земле, корчась от боли. С какой же легкостью Бритоголовый разоружил его и одержал над ним победу! Над его отцом взяли верх!

— Да кто вы такие, черт бы вас побрал? — еле выговорил тот, задыхаясь от бешенства.

— Мы пришли забрать Дилана, — вдруг спокойным тоном произнес Бритоголовый. — Если пожалуешься полиции, мы предъявим достаточно веские доказательства, чтобы тебя надолго закрыли за издевательства над ребенком. И не пытайся нас искать — зря потратишь время. Тебе ясно?

Вскоре, привлеченное шумом борьбы, на пороге сарая оказалось семейство в полном составе. Каждый, вне себя от страха и удивления, старался понять, что же произошло.

— Уходим, Дилан, нам пора, — заявил Длинноволосый.

— Но куда? Я не хочу уходить!

— Мы пойдем туда, где ты будешь жить счастливо, где о тебе позаботятся.

— И что это за место?

— Вроде школы.

Школы? Значит, точно, его молитвы были услышаны. Лиам оказался прав!

Больше Дилан не колебался. В конце концов, зачем здесь оставаться, продолжать жить в этом аду в ожидании прощения за неизвестный проступок, что может никогда и не случиться? Подросток поковылял к своим спасителям.

— Хочешь что-то взять с собой?

— Нет, — сначала ответил он, но потом вернулся к лежанке.

Дилан взял с собой свою любимую деревянную фигурку и дощечку, на которой учился писать. Мужчины встали по обеим сторонам от бывшего пленника и вывели его из сарая. Проходя мимо отца, Дилан с любопытством смотрел на поверженного гиганта, которого он прежде так боялся и который теперь сам стонал от боли. Знай он, что отец вовсе не такой сильный, каким казался, возможно, он уже давно бы дал ему отпор.

Задержавшись перед домашними, он обвел взглядом каждого. Мать подняла на него глаза, и Дилану показалось, что на ее губах промелькнуло что-то вроде улыбки.

— Ладно, пошли, — поторопил его Длинноволосый.

И они погрузились в ночь. У обочины их поджидал джип. Когда они подошли к машине, то услышали, что к ним кто-то бежит.

Это был Лиам.

— Пока, Дилан, — сказал он.

— Пока.

— Мы еще увидимся?

— Не знаю. Надеюсь, что да. Знаешь, я ведь тебя тогда послушался… и молился. И вот что произошло.

Будь он уверен, что может обнять брата, не вызвав насмешки у своих спасителей, он бы это сделал. Но на всякий случай Дилан просто помахал ему рукой.

— Все, пора уезжать, — прошептал Бритоголовый, открывая заднюю дверцу.

И Дилан даже не обернулся к отчему дому, растворившемуся в темноте, а предпочел с восхищением смотреть вперед, на открывавшуюся перед ним дорогу в неизвестное.

8 СОФИАН

Он вздрогнул, когда зазвонил телефон, и не сразу взял его в руки. Скрытый номер. Наверное, кто-то из людей Салима наконец решил дать ему инструкции. Нужно ответить, сбить их с толку, придумать то, что поможет увильнуть от поездки и остаться дома.

— Да?

— Здравствуйте. Мы хотели бы тебя поблагодарить.

— За что? Кто вы?

— Те, кому ты звонил вчера утром.

Понадобилось несколько секунд, чтобы Софиан сообразил, о ком идет речь.

— Все в порядке?

— В порядке. Благодаря тебе. Но нам нужно встретиться, чтобы мы узнали больше.

— Я уже сообщил вам все, что знал.

— Не могли бы мы увидеться часа через два? — спросил его собеседник, не обращая внимания на его реплику.

— Нет, пожалуй… Не знаю… Я скоро должен уехать… — пробормотал он.

— По-моему, ты чем-то встревожен. Возникли проблемы?

— Да нет, все в порядке.

— Не думаю. Даже уверен, ты что-то скрываешь, Софиан.

Юноша вдруг подумал, а не мог ли действительно этот незнакомец ему помочь, дать верный совет? В конце концов, ведь это входило в его обязанности — помогать оказавшимся в трудной ситуации. Как раз его случай. И потом, что может быть легче, чем рассказать обо всем человеку, с которым никогда раньше не встречался и который о тебе ничего не знает: ни того, кто ты, ни где живешь, которому ты ничем не обязан и которого больше никогда не увидишь? И тогда Софиан решился и стал объяснять собеседнику причину своей тревоги. Он внимательно его слушал, время от времени прерывая и задавая вопросы, не пытаясь выведать имена тех, о ком юноша говорил.

— Хорошо, я все понял. Когда приблизительно ты должен уехать?

— Не знаю, они должны мне об этом сообщить в самое ближайшее время.

— Ладно, держись, мы этим займемся.

— Что вы собираетесь делать? И кто вы на самом деле?

— Мы придем к тебе и все обсудим, а потом вместе найдем решение, идет?

— Да не знаю… Я не хочу, чтобы вы им навредили.

— Нас интересуешь ты, а не они. Мы будем у тебя сегодня после обеда.

— Не имеет смысла. Сегодня они обязательно со мной свяжутся. В крайнем случае, завтра.

— Согласен. Вечером я тебе позвоню и узнаю, как обстоят дела, назначат они тебе дату отъезда или нет. А завтра я буду рядом. И ничего не бойся: мы будем оберегать тебя, Софиан.

— Хорошо, пусть будет так.

— До скорого.

— Вы даже не спросили мой адрес?

— Он у нас есть.

Когда разговор закончился, юноша почувствовал заметное облегчение от того, что кому-то доверился и вроде бы нашел выход. Но позже им овладели сомнения. Что это за таинственная ассоциация? И откуда у них его адрес? Неужели речь идет о полицейских под прикрытием? В таком случае он может поставить под удар всю организацию. Софиан хотел лишь спасти свою жизнь, но уж никак не собирался ни предавать, ни доносить. И если у него не хватало мужества ввязаться в борьбу, то сохранить человеческое достоинство было для него крайне важно.

9 ЛАНА

Девушка пододвинула табуретку к окну. Широко раскрыла обе створки. Сейчас она положит конец своему кошмару.

Нужно только сделать шаг. Один шаг, единственное движение. Падение продлится секунду, или все-таки две? Она точно ничего не почувствует. Сила удара будет такова, что мозг просто не успеет получить сигнал. Во всяком случае, она на это надеялась.

Один только шаг.

Что будет с матерью? Она оставила ей записку. Прочтет ли ее мать? Огорчится? Возможно. Интересно, почему она медлит? Что мешает, ведь все уже решено. Нужен лишь последний шаг, сделать который мешает страх. Вдруг Лане показалось, что сзади раздался какой-то шум, и она обернулась. Девушка ничего не увидела, кроме плюшевых игрушек, которые уставились на нее поблескивавшими в темноте глазами. Что, интересно, они хотели выразить — ужас или сочувствие? Игрушки, с которыми она никак не могла расстаться, единственные свидетели той счастливой поры, когда отец еще жил с ними, а мать была счастлива своей любовью. Лана не была до конца уверена, что воспоминания о том чудесном времени ее не подводят. Ведь она была совсем малышкой, и, возможно, за воспоминания она принимала придуманные ею же истории, которые лезли в голову, пока она рассматривала детские фотографии. Но вот что она твердо знала, поскольку мать без конца об этом твердила, это то, что в один прекрасный день отец домой не вернулся. Мать ждала его, первые недели с надеждой, последующие месяцы с проклятиями, а потом постаралась все забыть, топя горе в вине и находя утешение в объятиях других мужчин. Но Лана пыталась прогнать эти мысли. Зачем теперь все это? Девушка посмотрела на луну. Да, сейчас она шагнет в никуда, глядя на небо.

Закрыв глаза, Лана сделала глубокий вдох и подумала о том, что произойдет, если она не решится. Они обязательно вновь возьмутся за свое. И даже если каким-то чудом они перестанут ее мучить и унижать, то все равно страх уже успел ее сломить, разрушить.

И в тот момент, когда Лана уже собиралась занести ногу над подоконником, за спиной раздался голос:

— Для такого дела нужно много мужества.

Лана вздрогнула. Возле нее, устремив взор в пустоту за окном, стоял очень пожилой человек в черном костюме. Старичок добавил:

— Мужества или отчаяния.

Кем он был? И как смог войти? От испуга у нее подкосились ноги. Незнакомец схватил ее за руку.

— Так, ставь ногу сюда… Тихонько…

Старичок помог ей слезть с табуретки. Неспособная что-либо сделать или заговорить, девушка покорилась.

— Кто вы? — наконец удалось ей произнести. Она по-прежнему дрожала всем телом.

— Я пришел за тобой.

— За мной?

Лицо старичка лучилось добротой, а взгляд по-молодому живых глаз был пронзительным.

— Сядь сюда, и давай поговорим.

Немного придя в себя, Лана послушно села на край своей постели. Все еще плохо соображая, девушка не могла ни на что решиться, но старик внушал ей доверие, слова его звучали мягко и убедительно. Пододвинув табуретку, он сел напротив.

— Ты ведь только что собиралась умереть.

Слова его не прозвучали вопросом, он констатировал факт, говоря об этом так просто, что девушку это поневоле задело.

— И все потому, что ты глубоко страдала, испытывала настолько невыносимые муки, что не видела другого выхода.

Почему-то ей показалось, что старичок, очевидно, также пережил подобные страдания и у него тоже когда-то было желание умереть. Вот только откуда он узнал о том, что она пережила?

— Ты хотела умереть потому, что эти негодяи причинили тебе много зла, — продолжил старичок, словно отвечая на ее вопрос.

И это ему известно! Но каким образом он все узнал? Кто он? И что ему нужно?

Лана услышала шаги, доносившиеся из коридора. Наклонившись, она увидела женщину лет тридцати со стянутыми в «хвост» волосами, одетую в джинсы и черный свитер, которая ласково ей улыбалась.

— Но… кто вы такие? Кто вас ко мне послал?

— Мы здесь для того, чтобы тебя защитить, спасти от этих мерзавцев, если, конечно, ты этого хочешь, — сказала женщина.

Наверное, они из полиции. Лана вновь подумала о ролике и последствиях, которые ее могли ожидать в случае, если бы она заговорила о нападении бандитов.

— Я вас не знаю. И потом, я ни о чем вас не просила! — вскрикнула она, потому что не понимала толком, как ей поступить.

— Тебе нечего опасаться, — тихонько произнес незнакомец все тем же мягким тоном. — Ты все мне расскажешь, и мы вместе решим, что нам стоит предпринять дальше.

Старичок казался таким добрым, таким искренним.

Когда он взял ее за руку, наклонился и прошептал на ухо несколько ободряющих слов, а потом, оставаясь все в той же позе, подождал, пока она окончательно расслабится, Лана, сама не понимая почему, вдруг захотела ему довериться. И она, тоже шепотом, принялась рассказывать свою историю, часто прерываясь из-за душивших ее рыданий. Старичок качал головой, не выпуская ее ладони из рук, и слушал исповедь с большим сочувствием, подталкивая девушку к продолжению, когда она вдруг замолкала. Он достал блокнот и время от времени делал в нем заметки.

Рассказав все до конца, Лана горько расплакалась. Тогда старик привлек ее к себе, обнял и принялся гладить по голове.

— Все закончилось, — проговорил он. — Обещаю, они больше к тебе не приблизятся.

— Но…

— Не беспокойся, мы сделаем все, что нужно, и с твоими страхами будет покончено.

— Что мне нужно делать?

— Согласишься пойти с нами?

— Куда?

— Я тебе все объясню.

И мужчина принялся объяснять, а она его не прерывала. Временами девушка поднимала на него глаза с тревогой, но незнакомец сразу же начинал ее успокаивать.

— Что ты теряешь? — наконец спросил он. — Несколько минут назад ты готовилась умереть, а я предлагаю тебе жизнь. Совсем другую жизнь.

— А как же мама?

— Ты напишешь ей письмо. И мы постараемся разъяснить ей ситуацию. Если она тебя любит, то обязательно согласится на наше предложение.

Любила ли ее мать? Лана впервые задала себе этот вопрос.

— Уверен, что она тебя любит, — вмешался ее новый приятель. — Просто нелегко пробиваться сквозь стены, которые она воздвигла вокруг себя.

И вновь он словно ответил на ее вопрос раньше, чем Лана успела его задать. В нескольких словах он выразил самую суть их взаимоотношений с матерью лучше, чем она могла бы определить их сама. Не наделен ли он особым даром? Не ангел ли он?

Старичок улыбнулся.

— Не волнуйся, никакой такой властью над людьми я не обладаю. Но у меня имеются некоторый жизненный опыт и знание человеческой души, понимание того, в каких моментах она, так сказать, выходит на поверхность.

На мгновение Лана задумалась.

— Нет, все же я не могу решиться пойти вместе с вами! Я вас совсем не знаю.

— Не можешь решиться? Разве ты не была готова совсем недавно принять куда более непоправимое решение?

— Все верно, и все же…

— В данный момент тебе это просто необходимо. Позже ты сможешь от нас уйти, если пожелаешь.

— Сразу, как только захочу?

— Не совсем. Две недели тебе придется провести у нас. По истечении этого срока ты будешь вольна поступить по своему хотению, сделать выбор. Сможешь даже опять влезть на табуретку, если захочешь. Но я уверен, что такой выбор ты не сделаешь.

— Как быть с лицеем?

— Доверь нам улаживание бытовой составляющей этого… переезда.

Лана обвела взглядом комнату, по-прежнему оставаясь во власти сомнений.

— Можешь взять с собой все, что хочешь. Или не бери ничего. Там, у нас, есть все, что может тебе понадобиться.

Чем, в сущности, она рисковала? То, что обещал незнакомец, было невероятным шансом начать новую жизнь. Она чувствовала, что он не причинит ей зла. Тогда девушка взяла сумку и набила ее любимыми книжками, добавив несколько учебников, немного нижнего белья и одну мягкую игрушку.

— Вот, я возьму только это.

— Отлично! — рассмеялся старичок, довольный выбором.

— А маме…

— Напишешь записку. Скажи, что сегодня переночуешь у подружки. Завтра мы придем и поговорим с ней.

Правильно ли она сделала, согласившись пойти с ними?

Снаружи их поджидал джип.

* * *

Проснувшись, в свете фар Лана увидела, что они съехали с магистрали и теперь катили по грунтовой дороге, по обеим сторонам которой раскинулись зеленеющие поля, а вдали темнел лес. Интересно, сколько времени она проспала?

Сев в джип, девушка, настороженная молчанием своих спутников и ощущающая напряжение во всем теле, связанное с внезапным побегом, вновь засомневалась в том, что сделала правильный выбор. Не было ли чистым безумием то, что она последовала за абсолютно незнакомыми людьми только потому, что ощутила в старичке доброту и сочувствие.

Вскоре тот ей представился:

— Мое имя — Лео Верчинский. Но можешь обращаться ко мне просто «Лео», остальное для тебя пока труднопроизносимо. Я заведую учебной частью заведения, в которое мы сейчас тебя сопровождаем, а также являюсь одним из его основателей. Мои друзья — Лювна и Мартин — преподаватели.

Преподаватели… Новая жизнь. Лана решила, что стоит принять все как есть, довериться этим людям. И она сразу почувствовала, что напряжение, в котором она постоянно пребывала, постепенно стало проходить. Вскоре девушку укачало, и, убаюканная шумом мотора, она вновь погрузилась в полузабытье.

Спаситель Ланы обернулся и посмотрел на нее с нежностью. Нет, этот человек не мог оказаться плохим. Глаза его выражали честность и прямоту, а улыбка была полна сочувствия.

— Через пять минут мы будем на месте, — произнес он.

— Будем где?

— У тебя дома, — ответил он чуть лукаво, но с подкупающей искренностью.

— Долго я спала?

— Около двух часов.

— Я… забыла вас поблагодарить, господин… — пробормотала Лана.

— Просто Лео.

— Да, Лео.

Старичок прищурился, и его лицо осветилось удовольствием.

На горизонте Лана увидела силуэт величественного архитектурного ансамбля. Это был самый настоящий замок, окруженный высокой стеной и состоявший из массивного пятиэтажного здания в центре и двух менее высоких строений по бокам.

Автомобиль затормозил возле ворот. Охранник, махнув рукой, открыл их, и они проехали в просторный внутренний двор, остановившись у подножия лестницы, ведущей к главному входу центрального здания.

Лана окинула восторженным взглядом огромное здание, показавшееся ей необычным. Стиль его вряд ли можно было определить с точностью, поскольку составлявшие его отдельные элементы были абсолютно разнородны и как бы наделены собственным характером, так что порой одно противоречило другому.

Три основные постройки в классическом стиле внушали доверие четкими формами и симметрией. Напротив, две круглые башни, гордые своим более древним происхождением, будто бы взирали с неодобрением на результат нескольких, последовавших одна за другой перестроек, ибо, не заботясь об архитектурной целостности, горе-зодчие заключили их между крыльями и пятиэтажным зданием, от чего башенки казались претенциозными и затаившими обиду. Зато многочисленные окна фасадов излучали несомненные радушие и теплоту, а великолепная парадная винтовая лестница подчеркивала гостеприимство владения.

У девушки сложилось впечатление, что замок — живое существо, дружески встречавшее благожелательных гостей и предостерегавшее от необдуманных поступков тех, кто ими не являлся.

— Просто великолепно! — выразила она свое восхищение.

— Я рад, что тебе понравилось, — ответил старичок.

Они вышли из автомобиля.

— Добро пожаловать в наш Институт Воли.

— Какое необычное название!

— Да, звучит немного жестко. Поэтому все предпочитают называть его Академией Надломленных Душ.

Этот вариант произвел на Лану еще более странное впечатление. Значит, и у нее «надломленная душа»?

— Второе название такое же непонятное, только еще более… мрачное.

— На мой взгляд, оно и недостаточно точное. Ведь если души наших воспитанников и были ранены при поступлении сюда, то мы делаем все, чтобы поправить положение. Мне кажется, в нем присутствует желание дистанцироваться от прошлого, некая ирония, подчеркивающая разницу между тем, что было, и тем, что стало.

Следовательно, воспитанников Института объединяло страдание в прошлой жизни? Всех? Таково было условие их появления здесь? Интересно, что предпринимали воспитатели для «починки» душ? — задавала себе вопросы Лана. Удавалось ли наставникам помочь ученикам забыть о перенесенных мучениях? Шум, донесшийся откуда-то издалека, отвлек девушку от размышлений.

— Группа воспитанников вышла на прогулку в парк, — объяснил ее покровитель.

— Здесь имеется парк?

— Да, за главным строением есть места для отдыха и спортивные площадки.

Раздавшийся веселый смех приятно удивил Лану.

— А теперь пойдем, я покажу твою комнату. Прими душ и переоденься, а потом мы объясним, кто мы такие, и познакомим тебя с Академией поближе.

Поднявшись по ступенькам, они вошли в просторный холл, откуда два коридора вели в башни, а величественная лестница из белого мрамора поднималась на четыре этажа главного здания. Лана ощутила себя крошечным муравьем на фоне этих грандиозных объемов.

— Какое… здесь все огромное, — не сдержалась она.

— Здесь живут учащиеся. Новички занимают комнаты на втором этаже, затем, по прошествии года, поднимаются этажом выше.

— Значит, обучение длится четыре года?

Вопрос старичка позабавил.

— Нет, три года, как в лицее. Последний этаж отдан преподавателям. А занятия проводятся в боковых строениях.

Холод мрамора приятно смягчался мебелью теплых тонов, состоявшей из разнородных диванчиков и кресел, расставленных в произвольном порядке на столь же разнообразных по форме и расцветке коврах. Низкие столики с лежавшими на них настольными играми, книгами и наушниками свидетельствовали о том, что это было место для досуга. По царившему там беспорядку и по вмятинам на подушках Лана догадалась, что обитатели замка покинули его совсем недавно.

— Воспитанники любят здесь собираться, — пояснил Лео. — У нас много таких мест для расслабления, но это пользуется особой популярностью.

Внимание Ланы привлекла витрина, за которой царил все тот же веселый беспорядок. Приблизившись, девушка увидела медали, кубки, институтские и университетские дипломы, часто с престижными номинациями.

— Это ваш Зал Славы?

— В определенном роде, да. Трофеи бывших воспитанников.

— Так вы уже долго существуете? — спросила Лана, сама не понимая, почему это ее удивляет.

— Очень скоро я все объясню. А пока… займемся твоей комнатой.

Бывшие воспитанники… пришедшие сюда так же, как она, с «надломленной душой», оказывается, добивались успеха в самых разных областях. Девушка вдруг поняла, какая роль отводилась этому стенду и почему он располагался в избранном месте, где особенно любили проводить время питомцы Академии.

Лана с покорностью следовала за одним из отцов-основателей этого удивительного заведения. Навстречу им попался юноша-подросток: он прихрамывал, руки его были забинтованы. Сопровождал подростка мужчина с бритой головой. Парнишка был примерно ее возраста, маленького роста, худенький, даже тощий, с черными, плохо подстриженными волосами, правильными чертами лица и темными глазами. Выглядел он одновременно испуганным и покорным, словно с ним случилось несчастье, но в последний момент его спасли, настолько он был… растерян и обескуражен.

Во взгляде, который бросил на нее подросток, Лана прочла встревоженность, но вместе с тем и радость. И еще она увидела шрамы на его лице — как совсем свежие царапины, так и следы давнишних ран и ссадин, которые не успели зажить до конца.

— Познакомься, это Дилан, — произнес Лео. — Дилан, это Лана.

Парнишка развел забинтованными руками, показывая, что сожалеет, что не может протянуть ей руки, и смущенно улыбнулся.

— Привет, — проговорила она.

— Привет, — ответил он с неловкостью подростка, представленного почти взрослой девушке умопомрачительной красоты.

Дилан сразу оценил внешность этой странноватой молоденькой особы, а особенно большое впечатление произвели на него зеленые глаза, которые словно пронзали насквозь. Покраснев, он опустил голову. Оба моментально осознали, что оказались в Академии по одной и той же причине.

— Вскоре вы снова увидитесь. Вам придется немало времени провести вместе на занятиях.

Они разошлись, кивнув друг другу на прощание.

Поднявшись на второй этаж, Лео и Лана оказались в коридоре со множеством дверей. Остановившись возле одной, старичок открыл ее и показал девушке новое жилище.

Это была со вкусом обставленная просторная комната, состоявшая из двух частей. В каждой половине имелись кровать, письменный стол, шкаф, а в центре — диванчик и кресло перед журнальным столиком. В глубине комнаты находилась дверь в ванную. Лане сразу же понравилось ее новое гнездышко.

— Ты будешь жить вместе с Романой, — сказал Лео.

Девушка предпочла бы поселиться одна, чтобы не пришлось ни с кем разговаривать и терпеть обременительное присутствие соседки.

— А нет ли у вас комнат на одного человека?

— Первый год воспитанники всегда делят жилье на двоих. Потом у них появляется выбор: или получить индивидуальную комнату, или остаться в паре. Надо сказать, чаще воспитанники выбирают второе, — пояснил старичок. — Романа поможет тебе освоиться за два первых «вступительных» месяца. Станет для тебя кем-то вроде крестной матери. Она пользуется у всех воспитанников большим уважением. Характер у нее своеобразный, правда, но я уверен, что вы отлично поладите.

Лана бросила сумку на кровать, открыла шкаф и увидела на полке спортивную одежду.

— Для начала переоденься в эту форму. С завтрашнего дня ты можешь заказать себе гардероб по собственному вкусу и размеру. Здесь у нас принято носить однотипную одежду. Нет, мы ничего не имеем против моды и индивидуальных пристрастий, но наши воспитанники обычно стараются этого избегать.

Лану последнее замечание немного покоробило. Неужели ей придется отказаться от ее пирсинга, «порванных» черных джинсов, прически?

— Ты имеешь полное право сохранить свой стиль, — заявил Лео, который сразу ощутил ее разочарование. — Я хотел сказать другое: даже если вновь прибывшие поначалу стараются отличаться от других по внешности, то позже они сами от этого отказываются, устраняют все наносное.

— Из-за давления окружающих? Или существуют инструкции на этот счет со стороны учебной части? — с вызовом поинтересовалась Лана.

— Да что ты, вовсе нет, — усмехнулся Лео. — В Институте нет ни малейшего давления, кроме одного: для каждого создаются наиболее благоприятные условия, чтобы он мог делать то, что хочет, следовать своей воле и максимально развивать свой потенциал. Однако чтение курса лекций, касающихся моды, роли внешности, стилей и гармонии, которые читают воспитанникам, приводит к общему результату: они отказываются от намерения выражать свою индивидуальность через внешность, вот и все.

— Разве единообразие не уничтожает индивидуальность?

— Интересный вопрос, — прошептал старичок. — Но речь идет не о единообразии, а о том, что создаются условия для выражения индивидуальности через реальные качества человека, истинные, глубинные, а не посредством искусственных атрибутов, в чем и заключается своего рода усредненность. Быть, а не казаться, одним словом!

Тон, которым он выразил свою точку зрения, а особенно ее смысл, почему-то усмирили в Лане дух противоречия.

— Я выйду, а ты подготовься пока. Через час за тобой придут. Чтобы представить тебя Антону.

— А кто он?

— Антон — один из руководителей Института Воли. Мы вместе с ним основали это заведение, и он осуществляет административные функции. Учащиеся называют его Стариком, Наставником, Патроном, в зависимости от доли иронии или привязанности, которую они хотят вложить в прозвище. Что касается меня, я возглавляю учебную часть. И знаю, что мое прозвище — Профессор и еще Гуру.

— Хорошо, через час я буду готова.

— До этого к тебе успеет заглянуть доктор.

— Доктор?

— Да, он с тобой познакомится. И назначит время, когда ты начнешь проходить полное обследование. Нам важно знать все о состоянии здоровья поступивших воспитанников.

— Мне кажется, паренек, которого мы встретили… был не совсем в порядке.

— Так и есть. Но физическая немощь далеко не всегда является самой опасной. Не правда ли, Лана?

Девушка опустила глаза.

Старичок вышел, и Лана села на диван, пытаясь осмыслить, что с ней произошло. Но сделать это было непросто, уж слишком много оставалось вопросов. Она оглядела комнату, которой отныне предстояло стать ее жилищем, и увидела на стене со стороны владения Романы несколько приколотых листочков с цитатами.

Благородство заключено не в бунте как таковом, а в его требованиях.

Альбер Камю

Гуманизм человеческого сердца равновелик его способности к бунту.

Жорж Батай

Мир если и будет спасен, то непокорными.

Андре Жид

Битва может быть праздником.

Хорхе Луис Борхес

Не доставай меня, а то получишь в морду.

Я

Да, Романа уж точно была своеобразной личностью.

10 Софиан

Трое мужчин, одетых в черное, вышли из фургона и направились к обшарпанному зданию.

Быстро поднявшись по лестнице на четвертый этаж, они остановились у одного из мансардных номеров. Самый крупный из троицы, бритоголовый, с суровым лицом, приложил ухо к двери. Не услышав ни звука, он тихо постучал.

— Софиан, ты дома?

Не получив ответа, он для страховки достал мобильный и сделал вызов, чтобы проверить, не раздастся ли звонок по ту сторону двери.

— Порядок, заходим, — скомандовал он своим людям.

Один из них вынул отмычку и несколько секунд возился с замком. Когда дверь поддалась, он сделал знак команде приготовиться. Третий немного приоткрыл дверь и просунул в помещение тонкий стержень, на конце которого была установлена крохотная фотокамера, позволявшая на экране смартфона увидеть, пуста ли комната.

Оказавшись внутри, троица осмотрела комнату.

— Одежды совсем мало, компа тоже нет. Он уехал! Дьявольщина! Мы опоздали, — с бешенством произнес бритоголовый.

Накануне Софиан отказал им в свидании под каким-то смутным предлогом. А несколько часов спустя от него пришло тревожное сообщение:

Уезжаю этим вечером. Куда — неизвестно. Пересыльный пункт где-то у границы с Сирией. Помогите!

Начиная с этого времени его мобильный не отвечал.

Тогда здоровяк с бритой головой настоял, чтобы они приехали повидать парня и убедиться, что с ним все в порядке. Для этого он прихватил двух помощников, чтобы оказать сопротивление, если на месте их ждала засада. Но оказалось слишком поздно. Это был его промах, и теперь он дал себе слово, что непременно отыщет мальчишку, раньше, чем тот попадет туда, где каждую минуту его могут лишить жизни.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

11

Антон Леберг склонился над досье. Перед ним находился врач Академии Ларс Алкен, ожидая, пока тот ознакомится с медицинским заключением. Рядом с бесстрастным видом стоял Лео.

— Просто ужасно, — проговорил Антон, отрывая глаза от написанного.

Ларс согласился кивком головы. Он не переставал удивляться тому, какое потрясение каждый раз испытывал директор, когда к нему попадало новое дело.

— Что вы хотите этим сказать? — беспокойно спросил Лео.

— Дилану предстоят несколько операций. Результатом побоев, полученных им в детстве, стали неправильно сросшиеся кости ног. Нужно попытаться это исправить. То же и с кистями рук. Мы должны их прооперировать и спасти то, что еще можно, вернув рукам относительную свободу движений.

— Такой шанс есть?

— Организм молодой и достаточно крепкий. Если операции будут проведены надлежащим образом и парень успешно пройдет период довольно суровой реабилитации, он сможет нормально владеть пальцами.

— Сделайте все, что необходимо.

— Думаю, надо начать с кистей. С остальным можно подождать.

Затем Антон обратился к Лео:

— Где ты его поселишь? В замке или Хабе?[2]

— В замке, — ответил Лео тоном, не допускавшим возражений.

— Считаешь, что издевательства, которые он испытал, на нем не отразились?

— Это удивительный подросток. Выдержать столько мучений и при этом сохранить вполне приемлемое состояние психики! Уверен, он способен безболезненно принять жизнь в замке и его правила. Тем более что раньше парнишке в общем-то не на кого было опереться, никто не был к нему привязан. В замке он будет окружен доброжелательными людьми, внимательными учителями. А поскольку он хочет учиться и хочет, чтобы его любили, то и он всех полюбит.

— Согласен. А девушка?

— Физически она вполне нормальна, нет никаких отклонений, — вновь заговорил врач. — А вот психическое здоровье — тут много вопросов.

— Она испытала серьезную моральную травму, отчаяние. Но ее психическое равновесие удовлетворительно. Кроме того, малышка очень умна. Она тоже не нуждается в Хабе. Думаю, с помощью нашей программы она быстро придет в себя.

Закончив отчет, врач оставил двух основателей Института наедине.

— Кого ты назначил им в кураторы? — спросил Антон.

— Димитрия Дилану и Роману Лане.

— Ах, так! Значит, у тебя все-таки есть сомнения, что новички быстро вольются в коллектив?

— Скажем так, я решил мобилизовать наши лучшие силы, чтобы это произошло как можно быстрее.

Антон кивнул. Вот только слышал ли он друга? Казалось, мысли его витают где-то далеко.

— До каких же пор? — проговорил он наконец усталым голосом.

Все чаще и чаще Антон погружался в депрессию. Лео с беспокойством наблюдал за тем, насколько болезненно его старый друг воспринимал несчастья своих протеже. Когда-то давно, в самом начале, они оба черпали силы в своей ярости по поводу чудовищных ситуаций, с которыми им приходилось сталкиваться, это заставляло их двигаться вперед, бороться, созидая их гигантский проект. Они искренне и довольно наивно полагали, что им удастся изменить мир. Однако у Лео с некоторого времени возникло ощущение, что его «вторым я» завладели сомнения. Периоды упадка, правда, не затягивались надолго. Каждый новый случай требовал от них полной ответственности и самоотверженного труда, а каждая победа становилась дополнительной мотивацией нужности избранного ими дела. Но Лео уже предчувствовал, что конец близок. Скоро пробьет их час, когда им придется уйти, доверив другим людям управление этим уникальным предприятием. Разумеется, если с ними не расправятся раньше их многочисленные враги.

Это совсем особенное, непохожее на другие, учебное заведение было ими создано тридцать лет назад. Открытию его предшествовали годы подготовки: они занимались составлением программ и планов, разрабатывали принципы — гуманитарные, социальные и педагогические, на которых должен был основываться их проект. Сломя голову бросились они в эту авантюру, ставшую единственным делом их жизни. Да, именно делом жизни, поскольку отныне их существование было подчинено лишь мобилизации всех необходимых для этого ресурсов. Когда возникли первые трудности, в частности из-за возросшего числа воспитанников, они решили структурировать организацию и условились разделить между собой полномочия, согласно их компетенции и особенностям личности.

Антон, влиятельный человек с представительной внешностью, взял на себя административные функции. Он поддерживал связи с государственными структурами и частными инвесторами, всеми, кто по долгу службы или следуя своим убеждениям, делал денежные взносы либо осуществлял иную помощь, продвигая дела по инстанциям или, напротив, помогая их замять.

Лео, словоохотливый и приятный в общении, сильной стороной которого было умение налаживать отношения и ладить с людьми, психолог по образованию, естественно, взял на себя роль заведующего учебной частью ИВ — Института Воли, или Института Ветеранов, как в шутку называли их заведение старые друзья. Он разрабатывал учебные программы, занимался подготовкой преподавателей, следил за любым их действием и лично занимался судьбой каждого кандидата в воспитанники в особо сложных случаях. Большинству учеников он был ближе, чем родной отец.

Выйдя из оцепенения, Антон обратился к Лео:

— Что ты думаешь об их семьях? Не возникнут ли у нас проблемы?

— Нам придется убедить отца Дилана ничего не разглашать, и для этого у нас имеются весомые аргументы. Вынудим его подписать заявление о передаче нам сына на воспитание, чтобы мы были спокойны. Что же касается Ланы, завтра у нас встреча с ее матерью. Мне не кажется, что она будет препятствовать помещению сюда девушки. Скорее всего, это станет для нее облегчением, ведь ей больше не придется самой заниматься дочерью. Несчастная женщина вовсе не зла, но она алкоголичка и не может справиться с ситуацией.

— Ты Лео, как всегда, полон милосердия.

— Нельзя осуждать человека, если ты его совсем не знаешь.

— Ладно, поступай, как считаешь нужным. Ты уже составил для них индивидуальные программы?

— Мне нужно несколько раз с ними пообщаться, прежде чем определить, что им подойдет.

— Меня беспокоит малыш. По-моему, у него сильное отставание в учебе и развитии.

Антон называл «малышом» или «малышкой» всех воспитанников, даже когда те достигали взрослого возраста.

— Разве? Не согласен. Напротив, он живой и сообразительный. А с его железной волей, если судить по его способности сопротивляться, он быстро нагонит отставание и еще тебя удивит.

— Тем лучше. Что-то еще?

— Да.

Лео достал блокнот, вырвал из него листок, на котором были его заметки, сделанные во время исповеди Ланы, и протянул его партнеру.

— Вижу, вижу, — прошептал тот. — Хорошо, поручи это дело Микаэлю и его группе.

— Я думаю, Лану вполне можно использовать для нашей операции, — объявил Лео.

Антон обратил на друга холодный взгляд, выражавший недоумение.

— Лео, тебе хорошо известна наша позиция на этот счет. Прибыв сюда, ребята должны порвать с прошлым, обрести мир и покой, на что они имеют полное право.

— Разумеется, но у нас нет выбора. А если мы будем медлить, последствия этой истории могут быть непредсказуемы. И потом, я уверен, что в психологическом отношении это даже пойдет ей на пользу.

Его приятель проворчал:

— Так и быть, предложи, но пусть решает сама. А что насчет третьего малыша?

Лео пожал плечами.

— Продвижение есть. Но мы столкнулись с неожиданными трудностями.

— Нужно как можно скорее вытащить парня из ловушки, в которой он оказался. Эти люди очень опасны.

— Мы все для этого делаем, — заверил его Лео. — И обязательно добьемся своей цели.

— Ладно, что-то я устал, — проговорил Антон. — Пойду, лягу спать.

— Не раньше, чем исполнишь наш ритуал, — заявил его напарник, направляясь к бару, откуда он достал бутылку водки и две стопки. Наполнив их до краев, одну он подал Антону.

— Лехаим![3] — провозгласил Лео.

— За жизнь! — вторил ему друг.

Они выпили залпом, и Лео снова налил. Патрон начал ворчать.

— Ничего не поделаешь, такова традиция. По стопке за каждую спасенную жизнь.

— Мы уже не в том возрасте, — пошутил Антон.

— Твое счастье, что третий пока не с нами, а то бы ты напился в стельку.

12

Дилан спал долго, много часов. Не привыкший залеживаться в постели, он сначала очень испугался, ему показалось, что он просто видел сон. Он запаниковал, что потерял бдительность, а отец вот-вот войдет в сарай. Потом, вспомнив все, он снова зарылся в простыни, наслаждаясь, что без боязни может дать отдохнуть натруженному телу.

Проснувшись окончательно, при свете дня подросток рассмотрел комнату. Да, у него теперь была своя комната! Правда, ее пришлось делить с неким Димитрием, но зато у него были собственная кровать, шкафчик и даже письменный стол. Да и Димитрий показался ему отличным парнем.

Привычно поднеся ладони к глазам, он увидел перед собой две перебинтованные руки, словно спеленатые куклы. Доктор сказал, что вскоре его прооперируют, после чего он сможет не только держать ручку, но и будет бегать, как остальные. При этой мысли у него перехватило дыхание от радости.

Накануне ему показали школу, в которой он будет учиться. И Дилан пришел в восторг. Он увидел классные комнаты, сад, спортивные площадки, столовую. Все было просто чудесным. Намного лучше, чем школа, которую посещали его братья.

Еще вчера он был закрыт в сарае, валялся на кучке соломы, грязный, голодный, а сегодня проснулся в замке, окруженный приветливыми людьми, пообещавшими, что они научат его читать и писать, чтобы он стал образованным и родители могли им гордиться. Всплыли их лица, но подросток постарался прогнать это видение. Зачем страдать, думая о них?

Открылась дверь, и в комнату вошел Димитрий с подносом, на котором были чашка с горячим шоколадом, гренки, масло, конфитюр, круассан, хлопья и даже апельсиновый сок.

— Привет!

Димитрий был высоким, тонким, но мускулистым юношей, с темными волосами и модной растрепанной стрижкой.

— Привет, это все мне?

— Нет, это мне, за своим ты сходишь сам.

— Хорошо, а куда?

Димитрий залился хохотом.

— Ну просто умора! Конечно, тебе. Уже половина одиннадцатого, и я давно позавтракал.

— Тогда спасибо, — пробормотал новичок, смущенный раскованностью соседа по комнате.

— Придется тебе помочь. Иначе тебе не справиться с забинтованными руками.

— Левой, пожалуй, а правая нормально двигается.

Димитрий на всякий случай поделил гренки на части.

— Вчера мы не успели поговорить. Я буду твоим гидом и котурном.

— Это что значит?

— Гидом, потому что буду всюду тебя сопровождать во время «вступительной стадии», отвечать на твои вопросы, знакомить с другими воспитанниками, помогать осваиваться. Короче, буду вашим верным слугой, монсеньор, — объявил он, склоняясь в шутливом реверансе.

— А ко…трук?

— «Котурн» означает, что я тот, с кем тебе придется делить жилье. Слово это изобрели учащиеся одной великой школы давным-давно.

— А я думал, оно означает совсем другое.

— И что же?

— Ну… друга.

Сосед звонко рассмеялся.

— Конечно же, мы подружимся. Я на это надеюсь. Если живешь вместе в крохотном помещении, лучше всего находить общий язык.

Дилан с этим был полностью согласен. Он тоже желал обрести друга.

13

Лану ввели в довольно темную комнату, обставленную старинной мебелью, которая сразу произвела на нее впечатление благородством форм, добротностью и ценностью материала и еще тем особым шармом, что свойствен почтенному возрасту. Позади письменного стола стоял очень пожилой седовласый мужчина, направивший на нее холодновато-пронзительный взгляд голубых глаз.

Когда она подошла, мужчина попытался ей улыбнуться, но остался бесстрастным, лишь губы его слегка дрогнули. Девушке сразу стало не по себе, ибо она сочла его любезность фальшивой. Тут она заметила, что в кабинете находился еще кто-то: на одном из стульев сидел тот самый паренек с перебинтованными руками, которого она встретила в первый день. Он во все глаза, не скрывая радости, смотрел на нее, словно был счастлив неожиданно встретить здесь знакомую.

Стоя в углу, Лео наблюдал за этой сценой. Когда их взгляды встретились, Лана почувствовала себя увереннее и осмотрела все помещение.

Да, мебель ничем не напоминала современную. Наверное, она была такого же возраста, как эти двое — Антон и Лео, — подумалось ей. Шкаф из орехового дерева, консоль, инкрустированная богатым орнаментом и отделанная позолоченной бронзой, светильники с абажурами, диван и кресла, обтянутые набивной тканью, — все это выглядело на первый взгляд чуждым и отстраненным, но в то же время внушало солидность и спокойствие.

Еще больше удивило Лану обилие самых разнообразных предметов, заполнявших полки, которые были расположены по обеим сторонам кабинета: книги, резак для бумаги, очки, регбийный мяч, часы, глобус, подарочный набор ручек, мягкие игрушки, куклы, рисунки и картины…

— Сядь, пожалуйста, Лана, — произнес скрипучим голосом старик с неподвижным лицом, показавшимся девушке очень неприятным.

Лео тоже сел рядом с директором.

— Думаю, кому, как не мне, следует вас представить. Лана, Дилан, познакомьтесь с Антоном, директором Института. Обычно учащиеся называют его Патроном или Наставником.

— О чем, представьте, я очень сожалею. Мне куда больше понравилось бы простое имя Антон, — шутливо заметил тот, хотя лицо его не выражало ни малейшей симпатии.

— Представляю тебе Лану и Дилана, Антон. Ты видел их личные дела и знаешь, почему они здесь оказались.

Антон оглядел новичков. У Ланы, довольно миниатюрной девушки-подростка, была затейливая прическа из черных волос с несколькими окрашенными синей краской прядями. Огромные, невероятной величины зеленые глаза были вдобавок подведены черным, что он нашел чрезмерным, но вполне гармонирующим с остальными деталями ее внешности: пирсингом в ноздре, бровях и ушах.

Хилый и физически слишком неразвитый для своего возраста Дилан, напротив, был подстрижен кое-как и непричесан. Глаза его беспокойно бегали, будто он все время был настороже или находился в поисках информации. К счастью, несмотря на все его семейные злоключения, зубы Дилану удалось сохранить, хотя они и явно нуждались в каждодневной заботе. Если подросток привыкнет ухаживать за собой, несомненно, скоро он превратится в юного красавца с тонкими чертами лица.

— Прежде всего прошу прощения за мой отстраненный и якобы холодный вид. Дело в том, что вот много лет назад часть лицевых мускулов атрофировалась, и поэтому физиономия кажется неподвижной. Лео не осмелился сказать, но здесь меня зовут еще и Мумией. И, как вы уже заметили, голос мой также претерпел изменения. Впредь прошу вас делать на это поправку. Вникайте в смысл того, что я говорю, а не доверяйте увиденному или услышанному.

Лана кивнула в знак согласия.

— Знайте, что на самом деле я очень счастлив, что могу принять вас в Институте, который мы с Лео основали тридцать лет назад. Нашей целью было собрать в его стенах молодых людей, которым пришлось испытать страдания, чтобы дать им шанс построить новую жизнь. Начали мы с того, что организовали что-то вроде частного пансиона в обычной парижской квартире всего лишь с двумя воспитанниками. Но вскоре нам поступили и другие заявки, так что места стало слишком мало. Прежде чем переехать в этот замок, мы сменили множество разных мест. Благодаря большому помещению теперь мы можем в полной мере осуществить наш давний замысел: принять множество подростков, предоставить им возможность развивать свои способности, самовыразиться, имея все необходимое для того, чтобы вновь войти в жизнь и добиться успеха. Такова наша Академия. А главная наша задача — помочь воспитанникам выйти из критической ситуации, вновь обрести гармонию и развить свои личные качества и способности.

Лана беспокойно заерзала на стуле. Что-то ее в этой речи настораживало, но что, она не могла понять. Патрон это заметил.

— Я знаю, что тебя смущает, Лана. То, что я говорю о подростках, оказавшихся в критической ситуации, и ты задумываешься о своем положении жертвы. Ты задаешься вопросом, не оказывают ли тебе благодеяние помимо твоей воли?

Каким шестым чувством он угадал то, о чем она действительно думала? Может, ему это подсказал большой опыт?

— Так вот, знай, мы здесь всегда выражаемся напрямую, называем вещи своими именами. Откровенность, искренность для нас являются главными ценностями. Я говорю то, что обязан сказать, и вовсе не хочу обидеть или шокировать кого-либо. Вы на самом деле и есть те юные души, что подверглись страданию. Вы — жертвы современного общества и его составляющих, если так можно выразиться. Но мы не благотворительная организация в полном смысле этого слова. Да, мы действуем, руководствуясь в первую очередь состраданием и сочувствием, но никогда не основываемся только на жалости. Наша миссия — исправлять ошибки других. Наша цель — обеспечить ваше дальнейшее процветание. На первый взгляд она труднодостижимая, но все же осуществимая.

Он наклонился к собеседникам.

— На самом деле мы — идеалисты. Наша глобальная задача — изменить мир, — произнес он с убежденностью. — И мы добьемся своего благодаря новым ценностям, которые привнесут в мир те, кого мы здесь взращиваем. — Сев поглубже в кресло, Антон одними глазами сделал знак Лео продолжать.

— Программа проста, — подхватил последний. — Прежде всего идентифицировать ваши проблемы, рассмотреть их детально. Затем оценить ваши способности и природные качества и позволить вам развить их. Потом определить ваши профессиональные наклонности и те особенности личности, которые приведут вас к успеху. Это достигается прохождением учащимися коллективных занятий, а также индивидуальных курсов.

Лео замолчал.

— У вас наверняка возникли вопросы, — добавил он после небольшой паузы.

Лана и Дилан не могли двинуться, буквально оглушенные всем услышанным. Все это — и невероятная цель, и само заведение показались им чем-то нереальным. Однако, несмотря на несколько казенную речь директоров, теперь они больше поняли об Институте.

— Нет, по крайней мере, сейчас… — растерянно пробормотала Лана. — Пока я слишком удивлена…

— Чем ты удивлена? Тем, что существуют люди, которые осмеливаются противостоять безжалостной машине современного общества? Видишь ли, то, что мы осуществляем здесь, так сказать, тайно, дает смысл и нашему собственному существованию. Запомните, вы оба, выражение, которое объясняет самую суть наших действий и которое вы будете часто здесь слышать: «Придать жизни смысл». Действуя таким образом, мы впишем нашу историю в сердце вашей и создадим из вас носителей тех ценностей, которые являются для нас основой жизни. А вы, в свою очередь, привнесете их в мир.

— Почему вы уверены, что мы оправдаем ваши усилия и окажемся достойными, будем на высоте? Неужели прежде воспитанники никогда вас… не разочаровывали?

— Мы убеждены, что вы заслуживаете наших усилий, — ответил Антон своим металлическим голосом. — Не сомневаемся, что вы достигнете успеха. Да, в нашем деле случались и промахи, но они носили случайный характер, это происходило скорее по нашей вине, а не из-за молодых людей. В вопросах воспитания и формирования гармоничной личности поражение всегда на совести наставника, в то время как достижения считаются заслугой того, кто прикладывает усилия ради получения знаний.

— Сейчас я постараюсь кое-что тебе объяснить, Лана, чтобы ты смогла лучше понять наш замысел, — вступил в разговор Лео. — Мы с Антоном познакомились во время Второй мировой войны в концентрационном лагере Треблинка, в Польше. Совсем еще дети, мы видели, как наши семьи погибли в газовой камере. Антон стал одним из подопытных кроликов, на которых нацисты проводили эксперименты, что и подорвало его здоровье. Нам помогли выжить русские заключенные, которые нас спрятали и кормили. После освобождения, несмотря на все пережитое, мы с огромным энтузиазмом решили начать новую, счастливую жизнь и участвовать в построении справедливого общества, где не будет места ненависти. Антон занялся бизнесом, а я стал профессором психологии. Однако с течением времени мы поняли, что человеческая природа нисколько не изменилась, что просто надежда была пустым занятием, и тогда мы решили не сидеть сложа руки и перешли к действию.

— В Торе — это священная книга, — говорится, что тот, кто спасает одну душу, спасает весь мир, — провозгласил Антон. — Слышишь, Лана? Спасти чью-то душу значит позволить осуществиться главному закону жизни — родиться на свет, чтобы существовать. Вы видели фильм «Список Шиндлера»?

— Видела, — ответила Лана, в то время как Дилан отрицательно покачал головой.

— Оскар Шиндлер спас тысячу двести евреев из лагерей смерти, в одиночку восстав против ненависти, которая охватила целый континент. Почему? Только потому, что он считал это своим долгом. Моральные ценности Шиндлера были настолько сильны, что не позволили ему подчиниться распространяемой повсюду нацистской пропаганде. На самом же деле он вырвал из лап смерти не только тысячу двести человек, поскольку у тех потом родились дети, у которых тоже появились дети, и так бесконечно. В итоге он спас десятки тысяч человеческих жизней.

— Все эти спасенные являются его детьми, точно так же, как Антон и я являемся детьми тех русских заключенных, которые спрятали нас, рискуя собственной жизнью.

— А теперь мы считаем своими детьми всех тех, кто прошел через нашу организацию, — вновь заговорил Антон. — Так мы спасаем, поддерживаем и сохраняем жизнь на Земле, и ничего нет важнее этой миссии в наших глазах. Это наш способ борьбы с варварством, наша возможность написать совсем другую историю, наша революционная деятельность, если хотите.

— Да… вы действительно спасли мне жизнь, — взволнованно произнесла Лана.

Дилан смотрел на девушку во все глаза. Что такое случилось, раз потребовалось ее спасать? Неужели девушку тоже бил отец? Но у нее не было ни следов ударов, ни бинтов на теле!

— А что значит — спасти жизнь? Это значит, человеку дается шанс преодолеть испытания и стать более сильным, научиться сопротивляться жизненным невзгодам. Если у нас все получится, тот мир, который ты сотворишь для себя, будет отчасти делом и наших рук тоже.

— Конечно, я понимаю… Но я чувствую на себе огромную ответственность. И я вовсе не уверена, что мне удастся создать такой мир.

Лео испустил короткий смешок:

— Сомнение говорит о благородстве твоей натуры, Лана. Главная задача — мобилизовать всю волю, и это поможет тебе исполнить свое предназначение.

Лана согласно кивнула.

— Могу я вас обнять? — внезапно спросила она.

— Еще как можешь! — воскликнул Лео.

Она бросилась к ним, крепко обхватила их и разразилась рыданиями, давая выход переполнявшим ее эмоциям.

Дилан оставался бесстрастным, как сторонний наблюдатель.

— А у тебя есть вопросы, Дилан?

Подросток с трудом выплыл из своих раздумий и заерзал на стуле.

— Думаете, я смогу учиться вместе с другими, ведь я здорово отстал?

— Повторяю: важна только воля, — ответил Лео. — А я знаю, ее тебе не занимать, ты быстро справишься с тем, что называешь отставанием.

— Я не умею так красиво говорить, как Лана, — пробормотал он, смущенно поглядывая на девушку, но…

— Ты и этому научишься, — прервал его растроганный Лео.

— Я очень вам благодарен за все.

Эта неловкая признательность тронула старичков.

— У меня есть еще вопрос, — заявила Лана.

— Прошу тебя.

— Кто вам рассказал… ну, в общем, кто попросил вас вмешаться?

Этот вопрос не давал покоя и Дилану. Кто мог их предупредить, посвятить в произошедшее с ним? Конечно, он молился и в первые минуты поверил, что ему были посланы ангелы, пусть и одетые в черное. Но теперь требовалось рациональное объяснение.

— Мы вам это откроем, когда вы пройдете период адаптации.

— Какой период?

— В течение двух месяцев вы будете проходить что-то вроде испытательного срока. Познакомитесь с правилами Института, пройдете тесты и посетите первые занятия. По окончании этого периода произойдет церемония клятвы. Во время ее вам сообщат о тех, кто контактировал с нами. Но Лео и ваши кураторы вам объяснят все лучше, чем я.

— Это значит, что в течение испытательного срока вы… можете нас отправить обратно?

— Не значит, — усмехнулся Лео. — Но ты, если захочешь, сможешь нас покинуть по своей воле.

Вмешался Антон:

— Сейчас Лео познакомит тебя с нашим заведением, Лана. Дилан уже прошел этот этап утром.

Лео направился к выходу, и Лана к нему присоединилась.

— Можно еще вопрос? — сказала девушка на пороге.

— Конечно, — ответил Антон.

— Замок произвел на меня странное впечатление. Все в нем — и мебель, и предметы, и даже архитектура — словно состоит из разрозненных элементов. И даже здесь, в вашем кабинете, на полках столько разных вещиц…

Лео озорно подмигнул Антону.

— Помню, я говорил, что ты ничего нам не должна. Так вот, я немного слукавил. В конце периода адаптации я прошу каждого воспитанника передать мне какой-нибудь предмет, который ему особенно дорог или является для него символом чего-либо. И он занимает почетное место в этой коллекции.

— Вы хотите сказать, что все эти предметы — дары учеников?

— Так и есть. И вот что я скажу тебе, Лана. Из многообразия элементов, стилей, красок и рождается гармония мироздания. Подумай над этим.

Лана и Дилан неожиданно для себя вдруг посмотрели совсем другими глазами на это напоминавшее барахолку нагромождение предметов. Каждая реликвия воплощала юного человека, драму, спасенную жизнь, а также была знаком благодарности.

Новички вышли из кабинета, думая о том, какой предмет однажды им придется здесь оставить.

Лео вместе с Ланой совершил настоящую экскурсию по замку, его изумительным зданиям, лабиринту коридоров и аллей, садам и парку. Лану завораживал энтузиазм ее проводника, и она уже видела себя в роли прилежной ученицы, окруженной друзьями. Но больше всего удивляло поведение воспитанников, которые встречались то тут, то там. Что бы они ни делали — шли на классные занятия, играли или прогуливались в саду, — их отличали неизменная доброжелательность и спокойствие. Большая часть, завидев Лео и его новую подопечную, кивали им, улыбались или просто адресовали ласковые взгляды. Некоторые, поравнявшись с Лео, здоровались с ним за руку, шутили или спрашивали о школьной программе. И он всегда отвечал им с большим расположением, не как учитель, а скорее как любящий дядюшка, а еще вернее, отец. И когда он представлял Лану, ей всегда говорили: «Добро пожаловать!»

Как же эта приятная обстановка была непохожа на ту тревожную атмосферу, что царила в ее лицее, где всякий норовил друг друга поддеть, высмеять, толкнуть, сказать что-то обидное, где всегда витала агрессивность и раздавался чересчур громкий смех.

Возможно ли было создать такие полные доброты и гармонии отношения между воспитанниками, получившими серьезные жизненные травмы, которые уже вследствие одного этого не могли быть психологически здоровы? Уж не угодила ли она в один из так называемых реабилитационных центров, а если называть вещи своими именами, попросту в психиатрическую лечебницу для подростков, которых пичкают успокоительными и антидепрессантами, чтобы они выглядели безмятежными и приветливыми? Она поделилась своими сомнениями с Лео.

— Сейчас я кое-что тебе покажу, — заявил он.

Он повел ее в сад, попутно рассказывая о свойствах того или иного растения, которые им встречались. Лео был наделен редким даром красноречия, смаковал слова, подбирая наиболее точные и выразительные, и радовался как ребенок, когда находил наиболее подходящие, и тогда в его глазах вспыхивал огонь вдохновения. Вскоре они оказались перед заграждением, которое Лео открыл, приложив указательный палец к сканеру, и они прошли во внутренний двор, в глубине которого стояло внушительного вида строение. Лана рассмотрела движущиеся силуэты, но из-за значительного расстояния не смогла разобрать, что делали эти люди — занимались какой-то работой или просто прогуливались.

— А вот и наш Хаб, — проговорил старичок.

— Что?

— Хаб. Не спрашивай, почему корпус так назвали, я имени не выбирал. Изначально это был «центр адаптации». А потом для старичков заведения он стал просто Хабом. Мания какая-то у людей всему что ни попадя давать английские названия… — вздохнул он.

— Хорошо, ну а все-таки, что такое этот Хаб?

— Место, куда мы определяем молодежь, получившую значительные психологические травмы, которой будет трудно сразу же принять правила Института и не нанести ущерба другим воспитанникам, не нарушить гармонию заведения.

— Им назначают специальное лечение?

— Речь идет не о лечении, а об индивидуальной подготовке. Главная задача — успокоить их, довести до такого состояния, чтобы они могли безболезненно влиться в коллектив.

— И удается?

— Чаще всего — да. С некоторыми все проходит гладко и быстро. Другим требуется времени побольше.

— А что потом, когда им становится лучше?

— Они присоединяются к воспитанникам.

— Ну, теперь понятно! — воскликнула Лана. — Вот почему в замке царит атмосфера всеобщей любви «волшебной страны Диснейленд» — потому, что маргиналы находятся в изоляции.

Она тут же пожалела о своем замечании, на которое, впрочем, Лео не обратил внимания, продолжая наблюдать за горизонтом.

— Простите… Я не собиралась вас критиковать, — проговорила она. — Просто меня удивила такая всеобщая… доброжелательность. Создается впечатление, что все друг к другу привязаны, относятся с любовью и уважением. Я к такому не привыкла.

— Не надо извиняться. Я тебя отлично понимаю. Да, так и есть, наши воспитанники стремятся к покою и очень его ценят. Все они стараются оставить в прошлом все невзгоды и начать жить по новым правилам. Сама атмосфера Академии, теплый прием, который оказывают старожилы, помогают новичкам интегрироваться, принять правила игры. Но это равновесие каждую минуту может оказаться под угрозой. Вот почему мы изолируем в Хаб тех, кого ты назвала маргиналами. Они останутся там до тех пор, пока не свыкнутся с мыслью, что им предлагается совсем другая жизнь.

— Понятно. И в чем проявляются их… психологические травмы?

— О… По-разному бывает. В молчании, постоянном сопротивлении, порой насилии…

— В попытках самоубийства, — дополнила перечень Лана.

— Да, и это тоже, — подтвердил ее спаситель.

— Тогда почему меня не отправили в Хаб?

— Я счел, что в этом не было необходимости. У тебя достаточно внутренних ресурсов, чтобы прийти в Институт, не нарушив его стабильности. Да, ты хотела покончить с собой. Но это был акт отчаяния, бегство от ужаса, а не отказ от жизни.

— Даже не знаю… — пролепетала девушка в смятении. — Наверное, так и есть.

— Постепенно ты полностью избавишься от своего кошмара. Но прежде тебе придется выдержать еще одно испытание.

Обеспокоенная Лана нахмурилась.

— Нам необходимо решить одну проблему. И чтобы это сделать, понадобится твоя помощь. Но за тобой остается право отказаться.

КУРС: СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

ТЕМА: «ЭФФЕКТ ПИГМАЛИОНА»

Ожидания, связанные с определенной личностью, влияют на ее развитие.

Этот феномен был открыт психологом Робертом Розенталем[4] в ходе проведения эксперимента в одной из начальных школ.

Психологу удалось убедить учителей, что некоторые ученики были наделены сверхспособностями, хотя этот выбор был произвольным и не опирался на полученные в ходе испытания данные.

По окончании учебного года Розенталь провел тесты, нацеленные на выявление прогресса в учебе, достигнутого учениками, и убедился в том, что те школьники, которые по случайному выбору были обозначены им как наиболее талантливые, действительно опередили в учебе всех остальных.

Им были сделаны следующие выводы: невольно сориентировав внимание преподавателей на «избранных», он породил у них определенные ожидания в отношении этих учеников, что сделало учителей более внимательными и доброжелательными к «сверхспособным». В свою очередь, изменившееся поведение преподавателей позволило школьникам чувствовать себя комфортно на занятиях, стать более восприимчивыми и уверенными в своих силах, что и привело к успеху.

Роберт Розенталь назвал этот феномен «Эффектом Пигмалиона».[5]

14

Димитрий и Дилан не спеша спускались по главной лестнице.

— Обычно мы едим в столовой, — сообщил Димитрий. — Правда, разрешается принимать пищу и у себя в комнате, если кто хочет. Но, честно скажу, таких мало.

— Почему?

— Нам нравится быть вместе. Всякое, конечно, случается: бывает настроение, что никого не хочется видеть, или, к примеру, ты приболел, или нужно побыть одному, в тишине, чтобы что-то обдумать.

Они вошли в огромный зал со сводчатым потолком, поддерживаемым монументальными колоннами. За длинными деревянными столами шумно трапезничали до полусотни подростков обоего пола.

Димитрий хлопнул в ладоши, требуя внимания. Головы присутствующих мгновенно повернулись в сторону вошедших.

— Уважаемые воспитанники и воспитанницы, — провозгласил он с шутливой церемонностью, — мне доверена почетная обязанность быть гидом, наставником и верным слугой этого вновь прибывшего юноши. Надеюсь, вы не измените сложившейся традиции и окажете ему самый горячий прием. Итак, Ladies and Gentlemen, let me introduce you… Дилана!

Он вложил в эти слова столько пафоса и жестикулировал так уморительно, что перекрыть поднявшийся шум голосов ему удалось только громким воплем, в котором Дилан узнал свое имя. Удивленный разыгравшимся действом, подросток, увидев нацеленную на него сотню глаз, почувствовал, что у него подкашиваются колени. Что ему полагалось делать? Дилан вымучил улыбку и осмелился неловко помахать рукой. Димитрий приобнял его за плечи, чтобы подбодрить, и подтолкнул вперед.

Тогда все ученики поднялись с мест и приблизились к нему, образовав две шеренги с проходом между ними, и каждый протянул ему руку и представился. Дилан был ослеплен нескончаемым потоком улыбок и оглушен обилием произнесенных имен. Все взгляды лучились добротой и теплотой, с некоторой примесью любопытства. Внезапно подростку показалось, что он словно вырос в собственных глазах, стал кем-то значительным, заслуживающим уважение.

После того как все вернулись к своим местам, Димитрий подвел подростка к одному из столов, за которым пятеро учеников продолжали прерванный разговор.

— Разреши тебе представить: Андреа — музыкант, Синтия — певица, если звезды удачно сложатся, а в остальных случаях просто зануда, а это Луи — хакер, каких мало, Лия — страстная мечтательница и неисправимая поэтесса, а это Жеральд, всеми признанный душа компании.

Все бросили на Дилана приветливые взгляды, кроме Синтии, которой явно не понравилась данная ей характеристика.

— Ну а это Дилан, — продолжил Димитрий. — Уверен, очень скоро мы найдем определение и его талантам.

Подросток поневоле подумал о том, какая характеристика могла бы ему подойти. Никакими определенными навыками он не обладал, а в характере своем тоже пока не мог разобраться. Отец обычно называл его просто идиотом.

— Зануда… зануда… — запоздало возмутилась Синтия. — Никакая я не зануда! Просто я привыкла всегда говорить то, что думаю! Разве не этому здесь учат?

Все разразились смехом.

— Действительно, — согласился Димитрий, — но нас здесь учат еще и выражаться… как там говорила наша учительница французского?

— Изысканно и вежливо, — подсказала Лия.

— Точно, наверное, этот урок я прогулял.

— Ты и правда певица? — спросил Дилан, которому всегда хотелось петь, но он осмеливался лишь что-то мурлыкать себе под нос, когда его запирали в сарае. И все же он знал несколько песен, всего несколько.

— Да, изредка я выступаю, в каких-нибудь особых торжественных случаях, — призналась Синтия нежным голоском.

— А чем не особый случай прибытие Дилана? — провоцирующим тоном поинтересовался Димитрий.

Юная исполнительница собралась было послать Димитрия куда подальше, но глубокий взгляд Дилана, его видимое желание и надежда услышать ее пение разубедили девушку это делать.

Небольшого роста, кругленькая, с пышными кудрявыми волосами, она взобралась на стул, закрыла глаза и постаралась сконцентрироваться. Присутствующие в столовой угадали ее намерение, и все вокруг смолкло. И вдруг раздался голос, сильный и мелодичный.

— «Приветственная песня»! — объявила Синтия.

Теперь ты дома, наконец, Здесь мы — твои друзья — Биеньем радостным сердец Приветствуем тебя!

Все встали с мест и подхватили в том же ритме и тональности:

Добро пожаловать, Дилан!

Синтия продолжила:

Страдали все мы много лет, Познав и боль, и страх, Где каждый день был полон бед И наяву, и в снах.

Голоса:

Добро пожаловать, Дилан!

Синтия:

Но, взявшись за руки, споем, Отринув все невзгоды, Дорогой новой мы пойдем — Счастливой и свободной!

Голоса:

Добро пожаловать, Дилан!

Синтия все пела, а у Дилана крепло ощущение, что слова песни были написаны специально для него. Неужели Синтия импровизировала? Да нет, ведь остальные явно знали этот гимн, раз подпевали ей.

Закончив выступление, девушка села, а овации еще долго не стихали.

— Спасибо, это было… очень здорово, — пробормотал он, и его глаза затуманились от слез.

— Ой, вот только хныкать не надо! — принялась увещевать его певица.

15

— Будь у меня возможность не ставить тебя перед выбором, я бы так и поступил, можешь мне поверить, — объяснил Лео.

Лицо Ланы омрачилось. Встревоженная, она вновь погрузилась в свой внутренний мир, где продолжали роиться смутные неприятные мысли и не исчезнувшие до конца страхи.

Они сидели на скамейке в саду, напротив каменного фонтана, изображавшего бога войны Марса и Венеру, богиню любви. Изгибы статуй мох покрыл затейливым узором.

— Если ты откажешься, я пойму. Но думаю, лучше, если ты сама убедишься, что все записи будут окончательно уничтожены, и даже сама примешь в этом участие.

— Значит, придется послужить приманкой?

— Верно. Но мы можем действовать и по-другому. Просто на это потребуется больше времени.

— Мне страшно. Честно говоря, оказавшись здесь, я поверила, что все ужасы остались позади.

— Где бы ты ни оказался, от себя не уйдешь. Раны прошлого никуда не исчезают, они всегда с тобой. Настоящее, а именно оно несет в себе будущее, действует лишь как анальгетик: уменьшает боль, но болезнь не лечит. Не стану тебя обманывать: твои воспоминания не уйдут до конца, но наша цель — научить тебя с ними справляться, отодвигать их, не давать разрушать тебя, чтобы этот новый опыт стал основой, источником твоей силы. И первым шагом на пути к этому опыту будет попытка «вернуться в прошлое» и забрать видеоролик.

Лана опять задумалась. Но потом, неожиданно для самой себя, обрела бодрость, встряхнулась, словно получила некую мотивацию для дальнейших действий.

— Хорошо, я согласна.

— Поделись со мной своими мыслями, пожалуйста, скажи, что ты думаешь по этому поводу? — попросил Лео, который прекрасно понимал, что ответ девушки не вполне выражал ее тайные чаяния.

— Я не могу разобраться пока, что хорошо для меня, а что плохо. Впрочем, я и раньше никогда этого не знала. Согласившись поехать сюда, я приняла решение довериться вам. Следовательно, я продолжу это делать и отдам себя в ваше полное распоряжение.

Лео обрадовался ответу.

— Ты умница, Лана. Таким решением ты подтвердила правоту одного из главных педагогических принципов, который мы исповедуем и пытаемся привить ученикам: когда происходящие события вызывают у тебя настолько сильные эмоции, что мешают рассудку, главное — найти истину в самой природе этих чувств, обрести основополагающую ценность, которая будет дальше тебя направлять. О, ты быстро всему научишься! Перевернув эту страницу, ты сделаешь серьезный прогресс, Лана.

Девушка грустно улыбнулась.

— Проведение операции назначено на сегодняшний вечер, — уточнил Лео.

Они покинули Марса и Венеру, и, удаляясь, Лана увидела в этом некий символический смысл.

16

После завтрака Димитрий предложил Дилану последовать за ним.

— Сегодня ты побываешь на своем первом уроке чтения и письма. Хотя, принимая во внимание состояние твоих рук, думаю, речь пойдет скорее о чтении.

Подростка эта новость привела в восторг. Он научится читать и даже писать! Но ему стало неловко: ведь остальные ученики сразу заметят, что он почти ничего не умеет.

— К счастью, большинство букв я знаю, — смущенно проговорил он.

Димитрий остановился перед дверью одного из классов и озорно посмотрел на товарища.

— Да не дрейфь ты, никто тебя не осудит. Большинство пришли сюда, имея огромные пробелы по самым разным предметам, и все быстро наверстали. Кстати, сама Зоя рассказала нам, что пришла в Институт двадцать лет назад абсолютно безграмотной, а сейчас она — одна из лучших преподавательниц по французскому языку.

Димитрий открыл дверь в класс и подтолкнул туда Дилана.

— Это Дилан, Зоя.

Подросток вошел в комнату и приблизился к сидевшей в кресле женщине с книгой в руке. Лицо ее на первый взгляд было непривлекательно: от правой скулы до низа подбородка тянулся тонкий шрам, однако оно излучало столько добра, что казалось почти красивым.

— После урока я за тобой зайду, — пообещал Димитрий.

Дилан был разочарован тем, что, вопреки его ожиданиям, не оказался в настоящем классе. В комнате не было ни парт, ни доски, а лишь три кресла стояли перед низким столиком.

— Руководство доверило мне обучить тебя чтению и письму, Дилан. И я сделаю это с огромным удовольствием.

— Почему с удовольствием? — спросил мальчик, заинтригованный.

— Учить, передавать знания другим, разве это не удовольствие?

— Вы и правда так думаете?

— Конечно. Ведь то, что мы будем осваивать, тебе пригодится, не так ли? Не овладев родным языком, невозможно расширить кругозор, научиться тысячам разных вещей. Представляешь, какое удовлетворение испытывает учитель, когда открывает перед кем-то дверь в удивительный мир знаний!

— Думаете, я смогу?

— Каждый может.

— И долго продлится обучение?

— Пока мы будем заниматься с тобой по два часа ежедневно. Все зависит от твоих усилий.

— Я очень постараюсь.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась учительница, отчего ниточка ее шрама изогнулась.

Она достала таблички с буквами и словами.

— Сначала немного поиграем с алфавитом, так, ради пробного шага, посмотрим, как обстоят дела.

Дилан с жадностью смотрел на таблички, словно они содержали магические письмена. Как долго ждал он этого момента!

17

Лео отвел Лану в актовый зал, усадил на место и устроился рядом. Напротив них сидела женщина, входившая в команду, которая забирала девушку из дома, а возле нее — крупный бритоголовый мужчина.

— Познакомься, это Микаэль, руководитель Службы экстренной помощи. Ну а Лювну ты уже знаешь, она товарищ по команде Микаэля и преподаватель техники боя.

Слово взяла женщина:

— Сейчас я расскажу тебе о нашем плане. Ты позвонишь Кеану — главарю банды, которая тебя преследовала. Скажешь, что вам обязательно нужно поговорить, и назначишь встречу.

При мысли, что придется снова вступать в контакт с ее истязателями, Лана похолодела.

— Да не станет он меня слушать! Он не придет.

— Не придет, если плохо сыграешь свою роль.

— И что… я должна ему сказать?

— Ты уехала за город, чтобы развеяться и обо всем забыть, но все равно непрестанно думала об этих записях. Что тебе обязательно нужно их забрать. А потом дай ему время высказаться. Мы очень рассчитываем на то, что ему хватит глупости попробовать еще раз тебя провести. Ты должна плакать, умолять, казаться абсолютно потерянной.

— Мне противно так унижаться…

— Средства не имеют значения, Лана, главное — цель. Для негодяев такого рода нет ничего слаще, чем испытывать удовольствие от своей силы и беспомощности жертв. Он подумает, что ему предоставляется прекрасный случай снова пустить в ход свою жестокость.

— Но если наш разговор не пойдет по задуманному?

— Главное — заставить его прийти на свидание. Если что-то пойдет не так, рассмотрим другие варианты.

— А если у них больше нет этого видео, или они его уже разместили в Сети?

— Пока нет, — вмешался Микаэль. — Наши хакеры взломали их компьютеры и ничего не нашли.

— Ваша Служба… экстренной помощи… вы знаете всех, кто входит в банду?

— Конечно.

Лана была удивлена и сразу почувствовала себя в большей безопасности от того, что за организацией стояла такая сила.

— Сколько человек будет участвовать в операции?

— Мы двое.

— Но в банде полно парней!

— Не стоит волноваться! — воскликнул Лео, посмеиваясь. — Эта парочка стоит целой армии!

Как она могла не переживать? Она встретится со своими истязателями, сопровождаемая лишь двумя людьми! Девушка готова была взорваться, но все же решила твердо следовать избранному ею принципу — во всем доверять своим защитникам.

18

— Сейчас тебе стоит отдохнуть, — посоветовал Димитрий своему подопечному.

Растянувшись на кровати, он наблюдал за Диланом, забавляясь тем, как тот гримасничал, то складывая, то вытягивая вперед губы в попытке воспроизвести буквы и слова, которые недавно выучил.

— Умение расслабляться — тоже часть учебного процесса, — заметил его наставник, на что Дилан не прореагировал.

— Ладно, с тобой все ясно, ты не перестанешь, — произнес он, поднимаясь с постели. — Дай-ка мне учебник, я помогу тебе горбатиться.

Дилан с восторгом согласился на его предложение.

Они проработали вместе больше часа. Дилан несколько раз повторил пройденный материал и затвердил как следует буквы, слоги и слова.

Потом Димитрий вырвал у подростка из рук книгу.

— Все, стоп машина! — отдал он приказ. — Ты уже не в состоянии сосредоточиться.

— Да, я полностью вымотался, — неохотно признался паренек.

— А жаль. Я хотел тебе предложить прогуляться в Делирий…[6] Но ведь ты прав, тебе лучше отдохнуть, — прибавил он с хитрецой.

— В Делирий? Что это такое? — спросил его приятель.

— Особенное место для встреч, специально для воспитанников. Там можно устраивать праздники, любые, какие захочешь. Его еще называют Место встречи безумцев. И что-то мне подсказывает, что именно сегодня там состоится вечеринка.

— Если честно, не так уж я и устал! — воскликнул Дилан. — Не то чтобы до полной потери сил.

— Да нет, взгляни в зеркало — ты белый как полотно.

— Я всегда бледный, — возразил парнишка. — И потом, я все равно не смогу уснуть сейчас.

— Уверен?

— Конечно, уверен. Пошли!

— Ладно, но сначала пойди выпей что-нибудь горячее. Буфет в пристройке, метров в двухстах от замка.

По дороге в Делирий Дилан попробовал проанализировать свои впечатления и то, что он чувствовал. За два последних дня столько всего произошло! Еще позавчера, закрытый отцом в сарае, он искал и не находил никакого смысла в череде мрачных дней, в самой жизни, а здесь все казалось простым, логичным и вселяло радостные ожидания. Он начал учиться, у него была своя комната, ел он, сколько хотел, у него появились друзья, а вот теперь он к тому же шел на праздник. Первый в его жизни праздник!

Они подошли к небольшому прямоугольному зданию из камня.

— Это был домик сторожа, во времена, когда замок принадлежал семье богатого виноградаря, — объяснил Димитрий. — Странно, почему-то не слышно шума.

Они толкнули дверь, и старший из них повернул выключатель.

— Черт, не работает. Никого нет. Опять поломка. Наверняка они перебрались в другое место.

— Жалко, — прошептал Дилан, — как бы мне хотелось посмотреть, что там внутри.

— Сейчас увидишь. Входи, здесь в углу должен быть фонарь.

Они сделали всего несколько шагов, как внезапно вспыхнул яркий свет и раздались радостные крики. Ослепленный и испуганный, Дилан закрыл лицо ладонями, но в ту же секунду почувствовал руку Димитрия на своем плече и услышал смех. Открыв глаза, Дилан увидел, что воспитанники обступили его со всех сторон и принялись водить вокруг него хоровод, словно индейцы у костра, и при этом все громко пели, выкрикивали что-то и хохотали.

— Это вечеринка в честь твоей «инициации», — сказал его спутник громким голосом, перекрывая невообразимый шум, царивший вокруг.

— Вечеринка в честь… чего? — не понял Дилан.

— Праздник по случаю того, что ты пополнил наши ряды. Сегодня ты — гвоздь программы, приятель!

Дилан едва дослушал фразу, как чьи-то руки увлекли его в центр импровизированной танцплощадки, где заставили плясать вместе со всеми, крутиться вокруг своей оси и подпрыгивать. На маленькой сцене играли музыканты. Дилан весь отдался этому сумасшедшему веселью — да, зал с честью носил свое имя, — вокруг были одни безумцы, которых он уже любил с той страстью, что обычно возникает при крайнем обострении всех эмоций человека.

Димитрий, скрестив руки на груди, отошел подальше, наблюдая с нежностью за этой сценой. Он тоже всей душой любил своих товарищей, ведь это были члены его семьи, как и он, раненные жизнью, вместе с которыми он намеревался строить завтрашний мир.

Он подошел к Романе, одной из самых взрослых девушек Института, которой доверили организацию праздника.

— А где же новенькая? Ведь этот праздник и ее касается.

— Она уехала вместе с Микаэлем и Лювной.

— Уехала?

— На задание, я думаю.

— У всего есть плюсы, значит, когда она вернется, нас ждет еще одна вечеринка, — пошутила Романа, присоединяясь к танцующим.

19

Лана вернулась в свой квартал, на улицу, где на нее было совершено нападение. Вспоминая весь тот ужас, что ей довелось пережить, она снова начала дрожать и теперь никак не могла успокоиться. Но она дала согласие и не могла отступить. Теперь она ждала Кеана в месте, которое он назвал во время их разговора. Лювна и Микаэль стояли в темноте, спрятавшись за дверью в здание.

Когда они говорили по телефону, главарь банды неожиданно оказался более сговорчивым, чем можно было подумать. Конечно же, он хорохорился, казался уверенным, выражался на свойственном ему мерзком языке, чтобы произвести впечатление на своих дружков, явно находившихся поблизости. Она выразила готовность заплатить за ролик, только бы он его отдал.

— Сколько у тебя? — спросил он развязным тоном мафиози низшего разбора.

— Четыреста евро, все, что мне удалось собрать.

— Этого мало, мне нужна тысяча.

— Столько у меня нет! — взмолилась она.

— Тогда придумай другой способ заплатить.

— Что ты имеешь в виду?

— Дуру не строй! Ты все прекрасно поняла.

— Только не это… Я не могу.

— Что ж, тем хуже для тебя.

— Подожди! — прокричала Лана. — Хорошо. Но только с тобой, согласен?

— Лады.

— Пообещай, что после отдашь мне видео!

— Обещаю… если, конечно, ты этого заслужишь.

И он назначил свидание на этой чертовой улице, где ему были известны все укромные уголки.

— Отлично сработано, Лана, — похвалил ее бритоголовый громила. — Он попался. Теперь едем туда, надо еще найти место.

Они приехали за два часа и разобрали по деталям их план.

— Мы дадим тебе брошку, где будут спрятаны микрофон и камера. Так что мы сможем следить за развитием событий с телефонов. Будешь ждать его здесь. Вариант первый: он придет один, чему бы я сильно удивился. Ты предложишь пройтись по аллее, а потом позовешь его в конуру для хранения велосипедов. Мы будем стоять за дверью, схватим его и уж потом отправимся за остальными.

— Второй вариант, наиболее вероятный, — подхватила Лювна, — что он явится с приятелями. Ты должна выразить удивление, напомнить, что он обещал прийти один, запаникуешь, сделаешь вид, что хочешь скрыться в подъезде дома. Они за тобой припустятся, тут-то мы их и сцапаем.

— А если они меня схватят раньше, чем я успею добежать до дома?

— Ты должна прореагировать на их появление до того, как они приблизятся. В любом случае, даже если ты и не успеешь, мы вовремя вмешаемся.

Стоя на тротуаре, Лана все время была начеку; сердце девушки неистово колотилось. Боялась она ничуть не меньше, чем во время прежних встреч с ее обидчиками.

Она ждала уже больше десяти минут, когда Кеан наконец появился, как ни странно, один. Развинченные шаги парня были жалкой имитацией характерной походки американских рэперов.

— Где бабло? — начал он с ходу.

Лана достала деньги и протянула ему.

— А видео?

— В куртке. Но ты знаешь, что тебе еще нужно доплатить.

Она опустила глаза. Вдруг ее внимание привлек шум. Девушка посмотрела перед собой и тут увидела их. Они были рядом, притом парней оказалось гораздо больше, чем в прошлый раз.

— Но… ты сказал…

— Сказал-то сказал… но цена с этого момента возросла, — объявил он насмешливо.

В глазах негодяя светилось садистское удовольствие, оттого что ему удалось ее провести. Она и вправду запаниковала. Их была целая банда, а у нее защитников всего двое! Потом ей вспомнились слова Лео, что эти двое стоили целой армии. Нужно следовать инструкции. Притворяться Лане не пришлось, она и так дрожала от страха. Девушка бросилась бежать. Не так быстро, правда, потому что ноги едва ее держали. Вскоре Кеан догнал ее и схватил за запястье.

— Да вы только посмотрите, что это за телка! — заорал он, показывая дружкам на свою добычу. — Сейчас покайфуем как следует! Ну, хватит кобениться, пошли давай!

Сообщники Кеана принялись хохотать, свистеть, бросать непристойности.

— Нет, постой… Там у меня есть еще деньги и суперский телефон! — пробормотала она, протягивая ему сумку, чтобы он взял ее и отпустил руку.

Хитрость сработала, и Лана, освободившись, подстегиваемая страхом, нашла в себе силы сделать рывок и броситься ко входу в здание, надеясь там укрыться.

— Вот сука, — заорал Кеан, — держите ее!

Она услышала, как они ринулись за ней. Ей нужно было во что бы то ни стало добежать до места первой. Запыхавшаяся, на крыльях отчаяния, девушка схватилась за ручку двери секундой раньше, чем преследователи ее настигли, и влетела внутрь.

Не увидев ни Лювны, ни Микаэля, она подумала, что, возможно, в запале она перепутала дом.

Воспользовавшись темнотой, она забилась в угол и свернулась клубком.

— И ты надеялась, что от нас улизнешь? — прорычал Кеан, вламываясь в дом в сопровождении своей банды.

Она различила их тени. Потом кто-то включил свет. Лана поискала глазами Лювну и Микаэля, но не увидела их. И вдруг она почувствовала, что в ней поднимается волна такой бешеной злобы, что она вскочила, поднялась во весь рост и ринулась прямо на обидчиков.

— Да пошел ты!.. Ты же трус, самый настоящий, как и твои дружки. Строите из себя крутых, а сами… собираетесь в стаю, чтобы одолеть одну девчонку! Разве вы мужики?!

Как долго она сдерживала в себе именно эти слова.

Удивленный протестом, гангстер-самоучка онемел.

— Да как ты позволяешь этой сучке так с тобой разговаривать! — взвился один из его приспешников.

Замечание дружка вывело тирана из оцепенения, он посмотрел на Лану нехорошим взглядом.

— Не мужики, говоришь? — произнес он, надвигаясь. — Сейчас мы тебе покажем. Кто первый?

Свет погас, и раздался женский голос:

— Я, — ответила Лювна.

Бандиты пришли в движение.

— Кто это сказал? — спросил кто-то из них.

— Да включите же этот чертов свет! — приказал Кеан.

Поискав выключатель и не найдя его, они зажгли фонари мобильных телефонов. Лучи их высветили лица находившихся в помещении и остановились на незнакомом женском лице.

— Бля, да кто это? — встревожился один из бандюг.

— Ты привела с собой подружку? — спросил Кеан Лану.

— Еще и дружка, — бросил Микаэль.

Лучи фонарей сразу вошли в режим поиска и наткнулись на непроницаемую физиономию Микаэля.

— Флики! Нас подставили, надо сваливать! — раздался чей-то голос.

Все дружно бросились к двери, пытаясь ее открыть.

— Она заперта! — испуганно выкрикнул кто-то.

Микаэль включил свет.

При виде его массивной фигуры агрессоры подались назад. Рядом с ним стояла Лювна по стойке «смирно», насмешливо поглядывая на бандитов довольно жалкого вида. Микаэль схватил Лану и поставил ее позади себя.

— Чего вы хотите? — спросил Кеан.

Лювна достала пакет и протянула им.

— Бросайте сюда телефоны.

— Да пошла ты! — взревел предводитель. — Вы что, думаете нас напугать? Что вы сделаете вдвоем против восьмерых?

— Сначала попробуй справиться со мной, женщиной, один на один, идет? — предложила Лювна.

Кеан растерялся. Кто были эти люди? Уж точно не полицейские — те сразу бы представились. Может, родственники Ланы?

Бритоголовый производил впечатление. Под черным свитером бугрились мощные мускулы. А вот женщина казалась худенькой, даже хрупкой. Но главным был их взгляд — прямой, без тени сомнения или страха.

Но мог ли Кеан спасовать перед своим стадом? Сначала он разделается с бабой, а уж его дружки всем скопом набросятся на мужика. Все-таки их значительно больше, и потом, они все вместе, заодно, ведь они и не такое видели!

Он сделал шаг вперед с презрительной миной и протянул руку, чтобы схватить женщину за ворот куртки. Но тут же получил отпор.

— И это все, на что ты способен?! — воскликнула она. — Ну давай, сконцентрируйся, будь мужиком.

Задетый за живое, Кеан изо всех сил нанес удар кулаком. Легким и молниеносным боковым ударом Лювна перехватила его руку, выкрутила ее, отвела назад и отпустила только перед тем, как дать ему пощечину — самый унизительный жест во время единоборства.

Кеан обернулся к дружкам, которые, поняв, что он просит помощи, бросились вперед, все сразу.

— А, ты сдрейфил, один не справишься? Лана оказалась права, ты — не мужик! — издевательски проговорила Лювна.

Микаэль тем временем выставил вперед ногу и поднял руки, заняв боевую позицию.

Орда в полном составе начала атаку. И Лана, у которой имелись сомнения насчет успеха ее защитников во время возможного противостояния, быстро поняла свою ошибку. Она стала свидетельницей самого невероятного сражения на свете. Лювна и Микаэль не просто отражали все сыпавшиеся на них удары, но делали это с восхитительным мастерством. В то время как их многочисленные противники дрались хаотично, нанося беспорядочные удары, ее защитники экономили силы, били точно в цель, вкладывая в каждое движение рациональность и опыт. Лювна, как и обещала, в мгновение ока вывела из строя Кеана, сделав захват: раздался хруст треснувшей кости. Парень тут же свалился на землю, воя от боли. А тем временем кулаки Микаэля молотили по носам, подбородкам, вискам троих нападавших, и вскоре те были обездвижены. Лювна коротким ударом ноги в колено сразила еще одного, снова послышался тот же характерный звук. Затем она увернулась от двух ударов одного бандита, более сильного и подготовленного, чем другие, а в ответ нанесла мощный апперкот в солнечное сплетение противника, прежде чем ударить его коленом в челюсть. Схватка продлилась не более пятнадцати секунд. «Телохранители» Ланы ничуть не утратили самообладания и даже не казались уставшими.

Побежденные, те, кто находился в сознании, тихонько стонали.

Пройдя между поверженными телами, Лювна собрала в пакет, который она недавно им протягивала, мобильные телефоны.

Она сделала знак Микаэлю, и он схватил за шиворот Кеана, приподняв его. Тот корчился от боли.

— Видеоролик на телефонах? — прогремел он.

— Да, — ответил предводитель, в глазах его полыхала ненависть и ощущалась невыносимая боль.

— Кому-то отсылали, друзьям, например?

— Нет.

Не совсем убежденный, он сжал ему поврежденную руку. Негодяй завопил благим матом.

— Уверен?

— Да. Там видны наши лица, и мы не хотели его выкладывать, пока…

— Пока что?

— Пока не замажем их. И потом мы хотели узнать, подаст она жалобу или нет.

— Вот дерьмо! — вырвалось у Лювны.

Она обратилась к Лане, которая, забившись в угол, наблюдала за сценой, только что произошедшей на ее глазах.

— Они все здесь?

— Да… Вроде бы. Мне трудно вспомнить. Ах, нет! Еще не хватает двух девиц.

Микаэль повернулся к Кеану.

— Подружки тоже снимали?

— Нет.

— Где они?

— Не захотели прийти.

— Почему?

— Ну… Им не понравилось, как все закончилось в прошлый раз.

Микаэль кивнул в сторону Лювны, и та достала пистолет.

— А сейчас вы все попросите прощения, по очереди, — приказала она.

— Да плевать мне на их прощение.

— Мне тоже, но так нужно, — возразила Лювна, показывая Лане украдкой на камеру, находившуюся в брошке девушки.

Поднявшись, они по одному прошли перед Ланой, прося у нее прощения, неловко, опустив глаза, а некоторые с трудом сдерживая ярость. Один в последний момент заартачился, но Микаэль сделал к нему шаг, и тот подчинился.

— Слушайте сюда, — заявила Лювна. — С этими записями я могу немедленно отдать вас в руки правосудия. Но закон обойдется чересчур милосердно с теми из вас, кто не достиг совершеннолетия, а это нас не устраивает. Предлагаю сделку. Видите брошку на Лане? В ней камера (она показала экран своего смартфона, на котором они смогли себя увидеть). Камеры есть и в моем медальоне, и в медальоне моего напарника. Мы запечатлели все: и то, как вы дерьмово дрались, и как унижались перед нами, и как по очереди просили прощения. Так вот, если вы соврали, и однажды — будь то завтра или через двадцать лет — запись выплывает в интернете или где-то еще, я выложу сегодняшний фильм, со всеми именами и фамилиями. Вот что я хочу сказать: если кто-нибудь из вас схитрил и послал ролик кому-то из друзей, то я советую ему как можно скорее добыть его и уничтожить, ясно?

Все закивали в знак согласия.

— Отлично, а теперь стаскивайте свои шмотки! — приказала она, потрясая пистолетом.

Бандиты от изумления начали переглядываться.

— Что?

— Вы все прекрасно поняли, раздевайтесь! Да поспешите, иначе я каждому всажу пулю в колено!

Один из агрессоров разразился рыданиями.

— Черт, но что вы собираетесь делать? Ради бога, госпожа… я сожалею… простите… я не хотел… пошел на поводу у остальных…

Еще двое захныкали.

— Заткнитесь! Раздевайтесь, живо!

Отчаявшиеся парни, дрожа, начали снимать одежду.

— Догола!

Когда они полностью разделись, Лювна собрала их джинсы, плавки и футболки и затолкала их в пакет.

— Да, и еще: не пытайтесь искать Лану. Она будет жить в другом месте. Даже ее мать не будет знать, где она находится. В любом случае вам придется иметь дело с нами. И помните, что мы все засняли. А теперь валите отсюда!

— Но мы не можем уйти в таком виде! — возмутился один из бандитов.

Лювна взяла в руки бутылку.

— Здесь кислота, — сообщила она. — Считаю до десяти. Того, кто не исчезнет за это время, я оболью. Один…

Они кинулись к двери, но она оказалась запертой. Все запаниковали.

— Два…

— Да она же закрыта! Нам капец! — заорал один из парней.

— Три…

Микаэль спокойно подошел и открыл замок.

Толкаясь, эти субчики полезли наружу, сначала целые, потом те, кто получил серьезные травмы. Когда Лювна произнесла «десять», помещение было пустым. Она улыбнулась и повернулась к Лане, у которой был по-прежнему испуганный вид.

— На-ка, выпей водички, — сказала она, протягивая ей бутылку.

Лана сначала отступила назад, но потом все поняла, и ей захотелось расхохотаться, заплакать, броситься на шею ее ангелам-хранителям, но она сдержалась, потому что Микаэль и Лювна уже направлялись к выходу.

— Пошли, нам пора.

Сидя в машине, на углу улицы они увидели группу парней, которые удирали со всех ног, прикрывая руками причинные места.

Достав телефон, Микаэль сфотографировал их на прощание.

— Ну, мужики, улыбочку, пожалуйста, для финального фото!

Те, униженные, раздавленные, смотрели на них с ужасом и ненавистью.

И тогда, при виде этой жалкой сцены, Лана наконец дала себе волю и рассмеялась. Конечно, этой невероятной авантюре не удастся изгладить из ее памяти пережитый когда-то ужас, и все же один из узелков, туго затянутый у нее внутри и долгие месяцы мешавший ей дышать полной грудью, отныне был разрушен.

КУРС: КРАВ-МАГА[7]

ТЕМА: ЯСНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ

В случае агрессии, если столкновение неизбежно, следует соблюдать три основных правила:

Правило 1. Сохраняйте ясность мышления и задайте себе следующие вопросы:

Какие предметы могут послужить мне оружием?

Как можно покинуть это место/помещение?

Куда лучше встать, чтобы на меня одновременно не напали несколько человек?

Правило 2. Атакуйте противника первым.

Заговорите с противником, чтобы он не догадался, что вы собираетесь нанести удар. Человека, начавшего говорить, остерегаются меньше.

Говоря, двигайте руками. Если руки в движении, вам потребуется меньше времени, чтобы нанести удар. Артикуляция отвлечет внимание противника, он поднимет глаза, а ваши ноги будут при этом свободны, и вы сможете нанести первый удар ими.

Правило 3. Проведите серию атак, не останавливайтесь.

Сделав первый выпад, не прерывайтесь, чтобы увидеть его результат, немедленно продолжайте. Ваша цель — сбить агрессоров с ног, а уж никак не произвести на них впечатление.

20

Лео сел рядом с Ланой и взял ее за руку.

— Расскажи, что ты чувствовала в ходе операции?

Девушка еще казалась настолько взволнованной, что явно была неспособна описать свое состояние.

— Не пытайся выражаться складно. Говори первое, что приходит в голову.

— Страх. Желание кричать, оскорблять их, бить, заставить испытать то же унижение, которому они подвергли меня. Плакать. И еще смеяться. Да… смеяться, особенно после того, как они убежали голыми. Какой-то ликующий смех, сопровождаемый печалью.

Лео кивнул, сильнее сжав руку девушки, и попросил:

— Да-да, продолжай.

Обрывки эмоций в ее мозгу словно организовались, и стали оформляться фразы.

— В последние дни столько всего случилось! Сначала весь этот ужас, что я пережила, потом ваше появление. Можно сказать, чудесное. Затем Академия и предложение там поучиться. Внезапная необходимость снова встретиться с ними… И все, что произошло потом — наказание моих обидчиков, строивших из себя рабовладельцев, даже унижение их, да еще какое! Согласитесь, мне трудно все это выдержать. Уж слишком быстро все произошло.

— Как правило, мы всегда раздумываем, прежде чем начать действовать, но в данном случае иного выхода не было.

— Знаю.

Лео немного подождал, прежде чем заговорить снова:

— Ну а на обратном пути о чем ты думала?

Его ученица пожала плечами и словно нехотя ответила:

— После того как насмеялась всласть, я подумала, что уж лучше бы я тогда выбросилась в окно.

Странный ответ девушки ничуть не удивил Лео.

— А почему ты считаешь, что смерть предпочтительнее жизни, Лана?

Она разрыдалась, положив голову ему на плечо.

— Ну, так почему, Лана?

— Потому, что мне никогда не забыть того, что они со мной сделали. Невозможно продолжать жить с такими воспоминаниями.

Пока она плакала, Лео встал и подошел к окну, повернувшись к ней спиной. Девушка решила, что ее слова рассердили наставника, что она не оправдала надежд, которые он на нее возлагал.

— Послушай, Лана… Взгляни на горизонт, — почти прошептал он. — И представь нашу Землю, со всеми ее городами и деревушками в нашей стране и не только. Сегодня вечером множество мужчин и женщин, которые не в состоянии справиться со своими проблемами, лишат себя жизни. Но другие, при тех же самых обстоятельствах, выберут жизнь, примут решение бороться. Почему так происходит? Может, они унаследовали более сильный инстинкт самосохранения? Или речь идет об определенных жизненных ценностях и воспитании? Или способности сопротивляться страданиям, болевом пороге? Не потому ли, что смерть кого-то пугает меньше, чем непреодолимые проблемы? Или им удается преодолеть себя и увидеть что-то сверх той стены, о которую они бьются лбом? На самом деле главным является вопрос: хозяин ты своей судьбы или же ты приговорен ее влачить?

Он продолжал смотреть на огоньки, пронзавшие тьму и обозначавшие горизонт за окном, на мгновение прервав свои рассуждения, словно ждал ответа от своей протеже.

— Так вот, этот вопрос ты должна задавать себе всю жизнь, Лана.

— Не понимаю…

Покинув свой наблюдательный пост, Лео вернулся и сел рядом с девушкой.

— Иногда несчастья наваливаются на нас с силой внезапной бури. Чудовищные волны сокрушают наш дух, поглощают его, но прежде бросают его в потаенные глубины нашего существа. Нам кажется, что мы утонули. Но вот ветер успокаивается, и мало-помалу дух наш поднимается на поверхность. Он может остаться там в ожидании новой неизбежной бури, а может мобилизоваться и попытаться достичь берегов определенной ясности мышления. Образ тебе понятен?

Метафору Лана поняла, но пока не знала, как ею можно было бы воспользоваться.

— Вот что я хочу тебе сказать. Жизненная драма часто переживается нами как акт несправедливости. Мы думаем: такова судьба, невезение, это по вине других людей, их злобы, их неспособности нас любить. Есть и другой вариант: самоуничижение, чувство вины. Мы считаем себя ничтожеством, лишенным моральной силы и воли, чтобы противостоять жестокой реальности. Отсюда вытекают два варианта поведения. Первый, это принять на себя роль пассивной жертвы, замкнуться в своем состоянии и продолжать терпеть. Сквозь эту призму отныне будет восприниматься любое событие: новое поражение, очередное испытание… И так вплоть до трагического конца. Либо тебе предстоит гнить всю жизнь заживо, болтаясь на поверхности собственного сознания. Но второй вариант не таков. Чувства вины и личной ответственности настоятельно потребуют от тебя усилий, чтобы суметь достичь ясности мышления, а она состоит в том, что любая жизненная драма делает нас еще сильнее, преобразуется во внутренний огонь, который будет питать механизм наших воли и амбиций.

— Что вы хотите этим сказать?

— Каждый человек — уникален! И его неповторимый жизненный путь делает его еще более уникальным. Ты особенная, Лана. Твои страдания, страхи, сомнения, ужасы отточили твою душу, обеспечили ее исключительность, неповторимость. Шрамы, конечно, останутся. У тебя будет соблазн все время бередить старые раны и верить, что они-то и определяют твое существование. Но вместе с тем ты будешь осознавать, что это не просто стигматы былых страданий — они знаки твоей индивидуальности. Благодаря им у тебя выработается твой особый взгляд на мир, они помогут всегда быть начеку, наметить собственный путь, проложить дорогу в жизни, подняться над собой и своим состоянием, чтобы обрести способность противостоять любым испытаниям. И стать прекрасным человеком.

Он помолчал еще несколько секунд.

— Большинство тех, кому удалось достичь успеха, будь то художники, писатели, политики или бизнесмены, смогли этого добиться благодаря своей уникальности, потому что они под другим углом зрения смотрели на свое время. Эти люди имели отличное от прочих видение мира, обостренное чувство ответственности, им было свойственно ясное осознание собственной роли в происходящем. Да, зачастую им тоже приходилось испытывать боль, переживать трагедии, оставлявшие в них неизгладимый след. Я говорил об успехе и об известности, но если даже не идти так далеко, то бесчисленное множество людей сумели развеять мрак собственного мирка светом своей души, они смогли прийти на помощь ближним благодаря осознанию того, кто они и на что способны.

— Такие люди, как вы и Антон?

Лео поднял брови, словно говоря: «Да, это так».

— Ты права. Разве были бы у нас с Антоном силы создать Институт, противостоять недоброжелателям, достойно держать дистанцию, если бы мы не познали ужас и отчаяние? Некоторые, пережившие Холокост, погрузились в молчание. Многие пришли к самоубийству. Но иные выжившие, такие, как мы, почерпнули из этой трагедии силу, позволившую осветить мир и помочь в этом другим. И ты обнаружишь такую же волю к жизни, сочувствие к себе подобным, гуманность у многих народов, столкнувшихся с геноцидом, — у армян, цыган, руандцев, тибетцев, всех тех, кто сумел преодолеть собственную трагедию не для того, чтобы спрятаться или забыть о ней, но чтобы, напитавшись ею, взглянуть на мир с жадностью выживших, желающих построить свою жизнь, помогая другим. Все, кого ты встретишь здесь, — выжившие. И мы стремимся превратить их в предтеч нового прекрасного человеческого сообщества. Задумайся об этом, Лана.

— Хорошо, я подумаю, — пробормотала Лана, сдерживая зевоту.

— Ну а теперь иди спать. Уже поздно. Подъем обычно в половине седьмого, а уроки начинаются в восемь. Но завтра утром можешь встать попозже.

— Да нет, я встану в полседьмого.

— Но… сейчас уже третий час.

— Не важно. Вряд ли я смогу уснуть.

Девушка медленно пошла в свою комнату, обдумывая слова Лео. Вдруг на ум ей пришла фраза Виктора Гюго: «Сегодня первый день моей оставшейся жизни». Она давно сделала это высказывание своим кредо, перестав надеяться на лучшее, выбрав ее среди стольких других цитат, красивых, но бесполезных.

Сегодня эти слова обрели подлинный смысл.

21

Завуч смотрел на Дилана с нескрываемым удовольствием. Вне всяких сомнений, новичок был в восторге от первых дней, проведенных в Академии. Живой взгляд подростка излучал восхищение, одного этого вполне хватало, чтобы оправдать все их с Антоном усилия, затраченные на организацию Института.

— Как прошли первые дни? — спросил Лео.

— Все было… замечательно.

— Что тебе понравилось больше всего?

— Да нет такого. То есть я хотел сказать, что все было одинаково здорово… ну там… уроки, праздник, ребята… вообще… обстановка.

Старичок закивал головой в знак удовлетворения.

— Я… и правда могу здесь остаться? — спросил паренек, внезапно чем-то обеспокоенный.

— Ну, разумеется.

— А как же… отец…

— Не волнуйся. Мы сделаем все необходимое, чтобы он больше к тебе не приблизился.

— Вы его поколотите? — спросил он, смущенный. — Или… убьете?

Лео расхохотался.

— Нет, Дилан. Устранение — это крайняя мера, а мы не убийцы. Мы предложим ему отказаться от родительских прав. В таком случае ты будешь сам решать свою судьбу.

— Нет, он ни за что не согласится.

— Непременно согласится. То, чему он тебя подвергал, уголовно наказуемо.

Дилан опустил голову.

— Даже если и за дело?

Лео нахмурил брови.

— Думаешь, ты это заслужил?

— Уверен.

— Что ты совершил, чтобы он мог с тобой так обращаться?

— Я не знаю, вернее, не помню. Скорее всего, это случилось очень давно и было настолько серьезным, что отец сильно рассердился.

— Ничто не может оправдать его поступков, мальчик мой. Какова бы ни была вина сына, отец не вправе так себя вести. А на мой взгляд, твоей вины и вовсе нет.

— Тогда почему он меня все время наказывал?

— Мы пока не знаем, но скоро выясним.

— И как?

— Пусть тебя не волнует, каким образом мы это сделаем. Но, узнав правду, мы тебе сообщим.

Это обещание взволновало подростка.

— А если правда мне не понравится?

— Любая правда, даже неприятная, все-таки лучше, чем червь сомнения, который тебя все время гложет.

В глубине души Дилан не был в этом уверен. Он предпочел бы просто поставить точку, чтобы все осталось как есть. Погрузившись без оглядки в новую прекрасную жизнь, учебу, потом работу, он быстро забудет обо всем. Но правда… она может оказаться ужасной! И у него не было желания встречаться с ней лицом к лицу. Правда была гадюкой, затаившейся в его памяти и готовой в любой момент на него накинуться и выплеснуть свой смертельный яд. И именно сейчас, когда после прибытия в Академию им овладела такая сильная жажда жизни, новой жизни.

Лицо его стало серьезным и печальным.

22

Наверное, Лана проспала не больше трех часов. Стоило только лечь, как ее начали преследовать картины недавних событий, а в голове крутились обрывки мыслей. Она испугалась, что захватит их с собой в сон, а уж там они превратятся в кошмар, однако, вопреки ожиданию, скоро веки ее сомкнулись, и она погрузилась в крепкое, благотворное забытье без всяких сновидений. Поэтому, вновь открыв глаза, Лана почувствовала себя посвежевшей и более сильной. А солнце, пробивавшееся сквозь занавески, сделало ее пробуждение еще более радостным.

Первый день ее «оставшейся жизни»?

Неужели действительно возможно начать все с чистого листа? И у нее появилась возможность достичь иных берегов, благожелательных и светлых, открывающих новое прекрасное будущее? Прежде постоянное чувство страха не позволяло ей видеть сколько-нибудь отдаленное будущее. Девушка была способна думать только о нескольких грядущих часах или, в крайнем случае, представить лишь завтрашний день. Но здесь она вдруг получила способность нарисовать себе дни, что ждут ее впереди, недели, даже месяцы. Она могла мечтать, как она многому научится, повзрослеет. Станет взрослой женщиной.

К сожалению, ей не удастся стереть из памяти отвратительные образы прошлого, грязные воспоминания никуда не уйдут. Но, по меньшей мере, они перестанут полностью занимать ее ум, прекратят высасывать из нее энергию. Наоборот, они дадут ей дополнительные силы, как сказал Лео.

Тут Лана услышала, что кто-то выругался, и быстро встала.

— Вот черт! Будь ты проклято!

Ее соседка по комнате, Романа, принимала душ. Лео предупредил Лану заранее о своеобразном характере этой девушки. Как он там сказал: «Я уверен, что вы отлично поладите». Лана еще тогда засомневалась, она точно предпочла бы иметь под боком кого-нибудь со вполне заурядным характером.

Когда ночью Лана вернулась в спальню, Романы в постели не было. Она невольно задала себе вопрос, где могла находиться соседка в третьем часу утра, удивленная тем, что воспитанникам разрешали отсутствовать по ночам. Однако она обрадовалась, поскольку не была расположена с кем-то разговаривать, знакомиться, а еще меньше рассказывать о событиях этого вечера. Но теперь ей придется выносить присутствие девушки, которая, судя по ее высказыванию, была довольно… эксцентричной.

Дверь в ванную резко открылась, и перед Ланой появилась Романа, абсолютно голая и дрожащая.

— Привет! Я уронила в поддон полотенце, и оно промокло. Можно взять твое?

— Конечно, возьми, — ответила Лана, еще не знавшая, что у нее имеется полотенце.

— Круто!

Через несколько секунд соседка появилась вновь — сухая, но все еще голая.

— Меня обнаженка не смущает, но если тебе не нравится…

— Да нет, мне все равно.

На самом деле Лане было вовсе не по нутру знакомиться с девушкой, стоявшей перед ней в костюме Евы.

— Если честно, не совсем все равно, — уточнила Лана.

— Тогда почему сразу не сказала?

— Может, из-за твоей записки? — ответила Лана, указывая на листочек бумаги, где было написано несколько слов, содержавших угрозу.

Романа рассмеялась.

— А ты еще та штучка! Отлично, я таких люблю. Эта фигня сохранилась еще с моих первых дней пребывания в Академии. С тех пор я здорово остепенилась.

— Надеюсь.

— И тем не менее угроза остается в силе, — добавила она, надевая брюки и футболку. — Терпеть не могу, когда меня достают.

— Договорились, я буду держаться подальше, — шутливо заметила Лана.

— О, это не касается членов Академии, здесь все просто супер.

Пока девушка втискивала длинные ноги в джинсы, Лана украдкой ее разглядывала. Высокая, привлекательная, может, немного слишком монументальная, чтобы выглядеть голливудской красоткой, Романа была обладательницей длинных белокурых волос, обрамлявших ее лицо золотыми прядями. Небольшие карие глаза с пронизывающим взглядом, возможно, придавали бы ее облику суровость, если бы не длинные ресницы и не пухлые губки, сообщавшие ему нежную женственность. От Романы исходило ощущение диковатой силы, как от героини одного шведского, а может, датского фильма, который она когда-то посмотрела в кинозале лицея.

Одевшись, девушка запрыгнула на кровать Ланы и упала перед ней на колени.

— Итак, Госпожа Целомудрие, я при параде. Давай познакомимся: я — Романа, — сказала она, награждая Лану двумя звучными поцелуями в щеки.

— Лана.

— Знаю. Ведь я одна из старожил. Пришла сюда совсем маленькой, да так и осталась. Так что не сомневайся, я в курсе всего, что здесь происходит.

— Всего-всего?

— Да, с тех пор как мне поручили роль твоей опекунши. Ну или почти всего… Кроме, пожалуй, того, что ты делала вчера вечером.

— Я… Если честно, мы… — проговорила Лана, не уверенная в том, во-первых, что она могла разглашать тайну операции, но абсолютно уверенная в том, что лично она предпочла бы этого не делать.

— Да не вопрос. Я же сказала «почти всего». Мне этого достаточно.

Лана вдруг заметила на шее своей «крестной матери» медальон, или подвеску. Черный шнурок с чем-то вроде звездочки с необычными, словно слегка изломанными лучами. Она ее уже видела, но вот где?

— Что это за звезда?

— Символ Академии. Нам дают такой медальон после двухмесячного срока. Все воспитанники их носят: кто на шее, кто на запястье. Это наш опознавательный знак, так сказать. Но у него есть и другие функции. Ну а сейчас — подъем! Сначала мы отправимся в столовую завтракать, потом я познакомлю тебя с расписанием занятий, а уж после провожу на урок поведенческого анализа.

— Занятия проводятся индивидуально?

— Первые два месяца с новичками занимаются либо индивидуально, либо объединив в мелкие группы. Но это касается специальных предметов. Общие, напротив, проводятся коллективно, в классах.

— Математика, например, или французский?

— Да, да, история с географией, иностранные языки и все такое прочее.

— А что это за специальные предметы?

— Я как раз именно их и предпочитаю. Они учат тому, как выбираться из дерьма, как справиться с той или иной ситуацией: поведенческое общение, самовыражение, духовное развитие, боевые искусства, навыки по выживанию в экстремальных условиях… все в таком роде.

Лана попробовала представить, что значат все эти термины.

— Ну? Что ты застыла? Знаешь, с открытым ртом вид у тебя прямо-таки дурацкий!

— Ладно, уже бегу в душ! — сказала Лана, бросаясь в ванную комнату.

Да, этим утром она чувствовала себя хорошо. По-настоящему хорошо.

23

— Вот наш «тронный зал», или Зал Клятв, где воспитанники приносят своего рода присягу.

Романа показала на тяжелую дверь со створками из ценных пород дерева, которая была не просто выложена декоративными пластинами, но еще и отделана изящным кованым орнаментом.

— Здесь мы клянемся в верности принципам нашего заведения, в том, что будем уважать его ценности и следовать им, — с деланой торжественностью возвестила Романа. — Короче, по истечении испытательного срока я представлю тебя здесь руководству и сообщу, согласна ты или нет остаться в нашем центре и соблюдать все его заповеди.

Войдя в «тронный зал», они застали там Димитрия и Дилана. Последний смущенно поздоровался с ними, и было заметно, что он в восторге от встречи с Ланой.

Димитрий тоже пристально смотрел на новенькую, но в его взоре содержалось скорее желание узнать, что это за птица, хотя он также явно испытывал удовольствие.

Такая уверенность в себе и настойчивость юноши произвели на нее впечатление, однако Лана, хотя и была смущена, стойко выдержала этот взгляд. Впрочем, волновала не только его манера поведения — красота тоже. Он был очень хорош, отличаясь будто бы небрежной и слегка будоражащей привлекательностью, так как идеально правильные черты лица сразу выделяли его из остальных.

— Представляю тебе Димитрия, — сказала Романа. — Поздравляю, он адресовал тебе взгляд, известный под названием «соблазн и тайна».

Парень рассмеялся:

— Ты прямо-таки делаешь все возможное, чтобы я тебя возненавидел, дорогая.

— Ну, в общем, ты уже поняла, что он здесь главный сердцеед, — продолжила Романа. — По моему личному наблюдению, пятьдесят процентов девчонок влюблены в него, а сорок борются с собой, чтобы не влюбиться.

— А остальные десять процентов?

— Семь процентов пока еще не отошли от пережитого в прошлом, им не до амурных дел, а три процента предпочитают других девчонок.

— Ах так, значит? Считай, ты своего добилась, я — твой личный враг! — пошутил Димитрий.

Лана была вынуждена причислить себя к тем семи процентам, что еще не отошли от своего потрясения, ибо, даже находя юношу необычайно красивым, она не испытывала к нему никакого влечения. Может, именно потому, что тот был уж слишком совершенен?

Но это не могло ей помешать проанализировать все составляющие его очарования. Главное заключалось в контрасте признаков мужественности и юношеской нежности, что нередко сочетается в представителях сильного пола в стадии взросления. С одной стороны — большие темные глаза с длинными ресницами и чувственные пухлые губы, придававшие ему почти девичью обворожительность, а с другой — резкие линии скул, четкий подбородок и мускулистый торс были безусловными признаками мужественности, подобными тем, что она видела в Микаэле. Несомненно, Димитрий сочетал в себе физическое совершенство и харизму, но мозг Ланы был еще занят воспоминаниями о недавних событиях и мог рассматривать привлекательность юноши лишь с точки зрения стороннего наблюдателя.

С тех пор как на нее напали в подвале, в ней что-то сломалось. И это «что-то» касалось чувств, романтики, чистоты и девических мечтаний.

Романа озорно подмигнула Дилану.

— Привет, Дилан! Как спалось?

— Мало удалось поспать, но ничего, и так сойдет.

Они обменялись заговорщическими взглядами, чтобы не выдать себя, вспоминая о вчерашней вечеринке, иначе сюрприз, который ожидал этим вечером Лану, был бы испорчен.

Лана немного прошла вперед, любуясь «тронным залом». Три стены были сплошь покрыты книжными полками, уставленными тысячами изданий. Большинство книг были старинные, с толстыми переплетами без каких-либо опознавательных знаков, в которых, очевидно, имена авторов и названия читались на срезах, написанные золотыми буквами. Лана подумала, что такая библиотека не побуждает к чтению, а носит чисто декоративный, показушный характер.

В центре комнаты находился огромный стол орехового дерева, окруженный удобными кожаными креслами; все это придавало залу официальный вид в отличие от остальных помещений, где на всем лежал отпечаток непринужденности.

— Здесь учителя проводят собрания? — спросила она с удивлением.

До сих пор все, что она видела в Академии, олицетворяло в ее глазах жизнь, активную деятельность, приятное общение, а эта холодная комната вызывала чувство скованности.

— Нет, преподаватели обычно собираются в более уютной обстановке, в кабинете Антона, а сюда приходят только на церемонию клятвы. Когда-то в этом зале велись страстные дискуссии между философами начала прошлого века, заседали всякого рода сообщества, пытавшиеся продвигать свои идеи, чтобы достигнуть полного взаимопонимания между различными народами и религиозными верованиями.

— Да что все это значит? Эта церемония, принципы заведения? — вмешался Дилан.

— Как раз об этом мы сейчас и поговорим, — ответила Романа.

— Да, — поддержал ее Димитрий. — Мы — ваши гиды, а значит, нам выпадает честь ознакомить вас с «основополагающими принципами» Академии. И в процессе принесения клятвы вы будете обязаны их придерживаться, прежде чем вас допустят в другой зал для церемонии вступления в наши ряды.

— Деталей мы не будем пока касаться. На сегодня для вас главное — прочесть этот текст, — сказала Романа, показывая на рамку, висевшую на стене, единственной, не покрытой книжными полками.

Когда они приблизились, Дилан смущенно сделал шаг назад.

— Давайте я прочту вслух, — сказал Димитрий, догадавшись о затруднении своего подопечного.

Десять основополагающих принципов Института Воли

Мы представляем собой братство, объединенное сердечной привязанностью, общностью судеб, пройденными испытаниями и желанием действовать сообща, чтобы изменить мир.

У нас есть твердое намерение вести бескомпромиссную борьбу за строительство новой жизни, полной высокого смысла, основанной на ценностях, которые мы разделяем и которыми руководствуемся.

Воля — ценность, которая побуждает нас осуществлять наши намерения; способность сочувствовать — ценность, позволяющая нам открыть себя другим людям; дисциплина — то, что необходимо для упорядочивания наших действий.

Мы трезво смотрим на окружающий мир: радуемся всему положительному, остаемся снисходительными к недостаткам и непримиримыми к антигуманным проявлениям.

Мы — творцы собственной жизни и не позволим никому оказать на нас давление, манипулировать нами или проявлять агрессию.

Мы не приемлем насилия и умеем направить его против тех, для кого оно является единственным способом самовыражения.

Мы всегда будем признательны тем, кто нам помог и поможет впоследствии.

Мы простим тех, кто причинил нам зло, в тех случаях, если они в этом раскаются. Но мы никогда не забудем о том, на что они были способны.

Мы будем гордиться лишь тем, чего достигнем с помощью нашей воли, и будем обладать лишь тем, что приобретем праведным путем.

Каждый из нас является носителем некоего таланта, который мы обязаны развивать, чтобы придать жизни смысл и максимальную полноту. А это в свою очередь позволит нам повести за собой мир по пути истины и справедливости.

Закончив, Димитрий дал время новичкам осмыслить услышанное.

— До чего же пафосно! — заключила Лана.

— Так может показаться лишь на первый взгляд, — ответил Димитрий, которого искренность замечания позабавила. — Но эти принципы полны смысла. Возможно, некоторые из них созвучны и вашим взглядам. Остальные докажут свою правоту позже.

Лана зациклилась на восьмом принципе. Простить? Разве можно простить тех, кто сделал тебе больно и подверг унижению? Сама-то она вряд ли на это способна.

— Каждый из этих тезисов достоин того, чтобы его анализировали, комментировали, разъясняли. Для нас, старожилов, они несут в себе очень глубокий смысл. Можно сказать… они встроены в нашу ДНК, — пояснил Димитрий.

— Да неужели? — поразилась Лана.

— Тебя что-то настораживает? — спросила Романа.

— Да все. Уж слишком они… правильны. Мне хотелось бы им верить, но не получается. Во всяком случае, на данный момент эти принципы мне кажутся чересчур…

— Идеалистическими?

— Да.

— Концепция Института Воли и заключается в стремлении к идеалу. Гуманистический взгляд на общество и вера, что усилиями людей можно его преобразовать. А главное, создать такие условия, при которых это возможно. Институт к этому и стремится.

Лана обратилась к Романе:

— А я-то думала, что вы нас познакомите с некими правилами внутреннего распорядка.

— Да никакого такого регламента в письменном виде не существует. Все правила жизни существуют лишь в устной форме, и они проистекают из этих основополагающих принципов, или проще — умения вести себя в сообществе.

— Ну, может, ты познакомишь нас с некоторыми из этих устных правил, чтобы мы не попали впросак?

— Хорошо. Никаких мобильников, планшетов, вайфая, спиртного и сигарет.

— Однако! — воскликнула девушка.

— Мы должны избегать любой формы зависимости, чтобы остаться самими собой. Зависимость — это рабство, потеря свободы, шоры, влияющие на способность мыслить, — со знанием дела проговорила ее соседка по комнате.

— Какая примерная ученица! — рассмеялся Димитрий.

— Не слишком ли примитивный подход? — с иронией произнесла Лана. — Можно подумать, что речь идет о пансионе девятнадцатого века.

— Не беспокойся, мы идем в ногу со временем, — парировала Романа. — Изучаем современные технологии на занятиях, изучаем в деталях, и, поверь, знаем об интернете и современных средствах связи больше, чем любой гик. По окончании учебы некоторые способны взломать любой компьютер.

— Ну, если точнее, у нас есть возможность пользоваться всем этим по выходным, — заметил Димитрий. — Но в течение рабочей недели ничто не должно нас отвлекать от учебы, коллективного творчества и живого общения.

— У меня никогда не было ни мобильника, ни компьютера, — объяснил Дилан. — Так что меня это не смущает. А вот выпивка и сигареты… Признаюсь, мне хотелось бы… попробовать… если честно.

— В выходные и это не возбраняется, — пошутил его наставник. — Но начнешь изучать виды зависимости, и желание пропадет само собой.

— А еще что запрещено?

— Да на самом деле все то, что запрещено в обычных школах. Разница в том, что здесь наказывают всегда только за дело и по справедливости, а к угрозам и длительным санкциям вообще не прибегают.

— Сами все со временем узнаете, — подытожила Романа, взглянув на часы, — а сейчас пора идти. До уроков осталось меньше пяти минут.

24

Лана и Дилан стояли возле классной комнаты, где оставили их наставники, и молчали. Украдкой наблюдая друг за другом, они не испытывали ни малейшего желания заговорить и обменяться впечатлениями о том, что чувствовали. Они ощущали себя выжившими после кораблекрушения: конечно же, они были бесконечно рады, что им удалось уцепиться за доску и доплыть до берега, но они еще не могли оправиться от потрясения и принять свое новое состояние. Они и не пытались представить, что вытерпел каждый из них, догадываясь, что это было чем-то ужасным, но думать о таком означало бы, что и себя им следовало рассматривать в роли жертвы. Нет, не затем они оказались в Академии — они будут строить новую прекрасную жизнь.

Вскоре к ним неуверенной походкой подошел невысокий мужчина, смущенно поздоровался, вошел в комнату и движением губ дал им знак следовать за ним. Он хотел поставить портфель на край стола, но уронил его. Встав на корточки, мужчина вознамерился его поднять, но вместо этого опрокинул, и содержимое портфеля рассыпалось по полу. Лана опустилась на колени, чтобы помочь, а Дилан, которому мешали бинты на руках, молча наблюдал за этой сценой.

— Простите… простите… — бормотал человечек.

Ему было лет сорок, он был лыс, хотя и пытался прикрыть этот изъян, зачесав оставшиеся волосы наверх. Очки были надеты сикось-накось, одежда выглядела крайне небрежно — мятая рубашка, выбивавшаяся из-под ремня с одной стороны, плохо сшитый пиджак, коротковатые брюки — все это мало соответствовало образу преподавателя.

— Я… Дантен, ваш учитель по поведенческому анализу… — пролепетал он.

Ученики не шелохнулись. Может, это все розыгрыш? Чему в плане поведения мог научить их этот недотепа?

— Догадываюсь, что вы сейчас думаете, — проговорил Дантен. — И как этот неловкий человек, такой неуверенный в себе, может преподавать правила поведения? Не так ли?

— Да нет, что вы… вовсе нет, — возразила Лана растерянно.

— А ты что скажешь, Билал?

— Дилан.

— Ой, прости, Дилан. Ты ведь тоже сомневаешься… в моей компетенции?

— Ну да, немного…

Такая откровенность удивила Лану, и она не удержалась от улыбки.

— Понимаю…

Он взглянул на часы.

— Извините. Мне придется выйти ненадолго, нужно позвонить. Я скоро приду… через несколько минут.

Пошатываясь, человечек вышел из класса.

— Черт! Что это было? — воскликнул Дилан.

— Да, он забавный.

— Забавный? Да он просто верх нелепости! Почему ты сказала неправду, что ты не сомневаешься в его способностях? — не унимался парень.

— Не хотела его обидеть. Он выглядел настолько жалким…

— Скорее нас нужно пожалеть, что нам достался такой препод. Если честно, я разочарован, я ожидал большего.

Прошло несколько минут, и раздались шаги. Ребята замолчали.

Учитель вошел в комнату. Уверенной походкой он приблизился к ним. От прежней неуклюжести невысокого человека не осталось и следа. С удивлением они убедились, что это и есть Дантен. В том же костюме, но выглядевшем безупречно, с уложенными волосами и элегантной походкой. Сев напротив учеников, он устремил на них открытый, доброжелательный взгляд.

— Приветствую вас, я — Дантен, ваш преподаватель по поведенческому анализу, — объявил он четким приветливым голосом.

Пораженные таким преображением, они молчали. Теперь стало ясно, что их обманули.

— Теперь-то вы верите? — с хитрецой спросил он.

— Вы разыграли комедию? — задала вопрос Лана.

— И весьма карикатурным образом. Ну и как, по-вашему, какая из этих двух личностей настоящая?

— Вот эта. Я хотел сказать, вторая, — ответил Дилан, продолжая подмечать внесенные актером изменения в свой облик.

— А почему ты так думаешь?

Подросток пожал плечами, давая понять, что все, мол, и так очевидно. Вмешалась Лана:

— Да потому, что изобразить неловкого интроверта уверенному в себе человеку проще, чем наоборот.

— Интересно! Действительно, чаще всего это так.

— Но далеко не всегда, — заметила ученица.

— Актеры часто прекрасно играют роли заводил, хотя в жизни они скрытны и необщительны. Так что, при знании определенных техник, каждый способен однажды примерить на себя шкуру антипода и вести себя соответственно.

— Шкуру анти… кого? — спросил Дилан.

— Антипода, — повторил учитель, явно забавляясь его недоумением. — Я имел в виду личность противоположного склада. Жаль, что мне приходится употреблять непонятные слова. Впрочем, нет, вовсе не жаль — ведь ты пришел сюда, чтобы учиться. Кстати, сейчас я предложу вам еще одно слово.

Он встал, взял фломастер и написал на белой доске:

Конгруэнтность

— То, почему ты решил, что теперь, в моем втором облике, я и есть настоящий преподаватель поведенческого анализа, это и есть конгруэнтность между личностью и ее функцией. То есть соответствие моего статуса тому, как я себя веду.

«Антипод», «конгруэнтность» — какие красивые слова, думал Дилан, завороженный. И он несколько раз повторил их про себя, чтобы лучше запомнить.

— Будь я учителем музыки или рисования, то есть из артистической сферы, мой первый облик вам вовсе не показался бы странным.

— Верно, — согласилась Лана. — Итак, конгруэнтность — это сложившиеся представления, которые используются для формирования определенного мнения о личности?

— В какой-то мере да, но не только. Мнение о личности не создается исключительно на базе того, что ты называешь «сложившимися представлениями», но оно также опирается на логику.

— Ну, так что вы нам все-таки собираетесь преподавать? — спросил Дилан.

— Поведенческий анализ охватывает большой круг знаний. Нас в первую очередь будет интересовать невербальные признаки. Мы научимся различать те знаки, что выражают лицо и тело человека, когда он не отдает себе в этом отчета. Научимся видеть, что передают его движения, мимика, позы, мимолетные реакции…

— Ну и зачем все это нужно? — поинтересовался подросток.

— Чтобы лучше и быстрее ориентироваться в возникшей ситуации, чтобы не дать себя обмануть, правильно вести дискуссию или переговоры.

— А заодно и лучше контролировать собственное поведение, — прибавила Лана.

— Абсолютно точно! — обрадовался Дантен.

Новички обменялись довольными взглядами. Их преподаватель оказался интересным человеком, его подход к обучению отличался оригинальностью, и даже если им не удастся овладеть всем кругом знаний поведенческого анализа, о котором говорил Дантен, то, несомненно, сам курс обещал быть очень интересным.

КУРС: ПОВЕДЕНЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

ТЕМА: НЕВЕРБАЛЬНЫЙ ЯЗЫК

Вещи, которые субъект произносит или показывает, либо демонстрируемые его телом, когда он этого не замечает, — все это поддается пониманию стороннего наблюдателя.

От шестидесяти до семидесяти процентов таких проявлений относятся к «языку тела». Произнесенные слова и оговорки составляют от семи до десяти процентов того, о чем идет речь, остальное приходится на тон, используемый субъектом при разговоре.

Таким образом, умение расшифровывать невербальный язык позволяет нам улавливать главный смысл «послания», что является огромным подспорьем в управлении нашими взаимоотношениями.

25

Весь в поту, с напряженными мускулами, шумно дыша, Микаэль с остервенением обрушивал удары рук и ног на боксерский мешок. Хлесткий, похожий на шлепок звук ударов о кожаную болванку говорил о высоком профессионализме спортсмена. Лана и Дилан смотрели на него с восторгом. Они уже видели его в деле, и с тех пор их восхищение его мастерством было безгранично. Тренажерный зал был насыщен испарениями тел учащихся, которые занимались здесь ранее, и хотя теперь в зале никого не было, кроме Дилана, Ланы и бритоголового инструктора, в воздухе все еще ощущалось стойкое физическое напряжение. Новички, правда, не имевшие привычки к таким занятиям, чувствовали себя немного не в своей тарелке среди всех этих спортивных снарядов и тренажеров.

— Подойдите, — произнес Микаэль, продолжая сражаться с воображаемым противником.

На его лбу серебрились капельки пота. Лана считала его бесподобным. И хотя красота его не подпадала ни под какие каноны — небольшие глаза были слишком мрачными, нос слегка приплюснутым, а рот с чересчур тонкими губами не отличался чувственностью, в целом все черты складывались в гармоничное лицо с подчеркнутой мужественностью. А может, просто в ее глазах именно статус героя делал его таким привлекательным?

Прервав серию ударов, он их поприветствовал.

— Ну, как думаете, чему вы будете у меня учиться?

— Драться? — предположил Дилан.

На лице Микаэля появилось выражение, означавшее: «ответ верный, но неполный».

— Защищаться? — осмелилась Лана.

То же выражение.

— Конечно, вы научитесь драться, чтобы себя защитить, но это будет результат обучения, а не его главная цель. То, что мы с Лювной будем вам преподавать, станет куда более важным.

Новички обменялись недоуменными взглядами.

— Чему тогда? — спросил Дилан.

Инструктор не ответил и приблизился к Лане.

— Дай мне пощечину, — приказал он.

— Простите? — не поняла она.

— У тебя проблема со слухом?

— Нет… Я не хочу.

— Дай мне пощечину, — повторил он еще строже.

— Но…

— Делай, что тебе говорят! — прикрикнул он.

Обиженная тем, что на нее кричат, Лана решила повиноваться. В конце концов, он наверняка просто хотел продемонстрировать, что сможет легко уклониться от неловкой пощечины. Она занесла руку. Но он не шелохнулся, и тогда девушка ее опустила.

— И это ты называешь пощечиной?

— Нет… Но не могу же я в самом деле…

— Дай настоящую пощечину! — взревел он.

Лана вздрогнула. Зачем же так злиться? На ее глазах выступили слезы. Она подошла к нему вплотную и с силой замахнулась снова. Микаэль лишь слегка отодвинулся на несколько сантиметров, и ее ладонь замерла в воздухе. Микаэль даже не моргнул. Словно заранее знал, что удар не будет закончен.

Потом он сделал шаг назад.

— Что, по вашему мнению, я хотел вам продемонстрировать?

— Ты заранее был уверен, что она не решится ударить, — сказал Дилан.

— Совершенно точно. А почему, как ты считаешь?

— Потому, что ей не свойственны насилие и агрессивность.

— Почти верно. В действительности каждый из нас имеет с агрессивностью довольно сложные отношения. В зависимости от нашего воспитания, опыта, свойств характера, отношений с другими… все эти факторы тесно связаны. Поэтому при виде насилия большинство мужчин и женщин испытывают страх, подавленность, сомнения. Все то, что помешает их сопротивлению в случае столкновения с противником.

— За исключением тех, кто действительно склонен к насилию, агрессоров.

— Представь, даже боксеры испытывают страх перед матчем. Но их работа в том и состоит, чтобы обуздать чувства, заставить работать техники, контролировать каждое мгновение обмена ударами. Приходилось вам видеть уличные драки? Чаще всего это бессмысленная круговерть, где каждый хочет себя показать и произвести впечатление.

— Да нет, я видела, как противники очень жестоко дрались, — не согласилась Лана.

— Вряд ли. Они лишь имитировали жестокую драку, так как были неопытны и сами испытывали страх. А он всегда затмевает ясность мышления, замедляет движения, уменьшает силу ударов. Почти всегда бывает так: противники обмениваются какое-то время ударами, пока кто-то не решит уступить, а еще чаще, пока не явится третий и не разнимет их. Умея обуздывать страх и зная технику боя, нокаутировать можно одним-единственным ударом.

Ученики слушали инструктора с огромным вниманием.

— Цель занятий — научить вас полностью контролировать ваши ум, эмоции и тело в случае опасной ситуации. Что включает прежде всего и умение избегать таких случаев, а также умение переубедить противника или противников. И только в случае неизбежного столкновения мобилизовать всю ясность мышления для того, чтобы в бою быть наиболее эффективным.

Все, что показывал и говорил Микаэль, производило на Дилана огромное впечатление, но все же упоминание о насилии сразу навело его на мысль о собственной истории. И он сильно сомневался, что в один прекрасный день сможет причинить зло кому бы то ни было.

— Вот вам маленький экскурс в историю. Стиль крав-мага был изобретен Ими Лихтенфельдом, евреем-ашкенази, любителем боевых искусств и ответственным за безопасность своей общины в Братиславе, в Словакии, — сообщил Микаэль. — Когда он эмигрировал в Израиль и вступил в армию, он стал свидетелем того, что стычки с противником заканчивались рукопашным боем, а израильская армия несла довольно большие потери. Тогда он разработал крав-магу, собрав туда различные наиболее эффективные приемы из традиционных боевых искусств. Крав-мага развивалась и обогащалась другими элементами с помощью выдающихся мастеров более позднего времени. На сегодняшний день эту технику используют во множестве спецподразделений, а также в полиции по всему миру. Так что я буду преподавать вам ту методику самообороны, которая пригодится вам в наиболее распространенных неблагоприятных обстоятельствах жизни, с которыми, к сожалению, вы можете однажды столкнуться.

— И с которыми мы уже сталкивались, — уточнила Лана.

— Так и есть.

— Вы думаете, что, если бы мы умели… Я хочу сказать… Нам удалось бы избежать?.. — проговорила девушка в растерянности.

Инструктор не дал ей закончить фразу:

— Возможно. Но попытка ответить на этот вопрос сейчас лишена всякого смысла.

Лана почувствовала, что к ее глазам вновь подступили слезы. Она видела, с какой легкостью Лювна и Микаэль одержали верх над негодяями, заманив их в ловушку. Обладая способностью сохранять всю ясность мышления, с помощью холодного расчета и знаний техники боя они без труда справились с превышающим их числом противником. Умей она защищаться, будь она настолько же уверенной в себе, и ничего бы этого не произошло.

Дилан же думал о том, что вся эта наука не для него. Он никогда не поднял бы руку на отца. Хотя и раньше у него была возможность ударить его молотком или камнем по голове… он бы так никогда не поступил. И не из страха — он с раннего детства утратил это чувство, — а просто потому, что сын не должен бить своего отца. Даже если тот и не заслуживал уважения и почтительности.

КУРС: КРАВ-МАГА

ТЕМА: ЭФФЕКТИВНОСТЬ УДАРА

Удар, нанесенный человеком, не владеющим техникой боя, будет недостаточно эффективен, поскольку этого человека будет сдерживать страх. Это объясняется, во-первых, самой боязнью перед боем, но также и своего рода «дефектом» воспитания, то есть страхом кому-то «сделать больно».

Человек будет пытаться нанести удар в намеченную точку, однако часто перед самым прикосновением к этой точке либо сразу же после него удар будет сорван и не осуществится. Например, человек хочет ударить противника в подбородок, выбрасывает вперед кулак, но тот, едва коснувшись намеченной точки, сразу же останавливается. В лучшем случае атакующий причинит противнику боль, но уж точно не собьет его с ног.

Для того чтобы удар был по-настоящему эффективным, например, если бьют в подбородок, не следует смотреть в эту точку, но обязательно дальше ее. Иначе говоря, нужно представить, что подбородок противника находится дальше на двадцать сантиметров. Когда удар будет нанесен по заранее намеченной зоне, он обязательно попадет в цель в силу инерции.

26

Лана приоткрыла глаза, обвела взглядом комнату, прислушалась к дыханию соседки и окончательно успокоилась. В этот час Романа обычно крепко спала. Лана встала, стараясь производить как можно меньше шума, оделась и тихонько покинула комнату. Осторожно прикрыв дверь, она быстро спустилась, вышла в холл и направилась к единственному открытому в это время выходу из замка. По дороге ей встретился один из поставщиков, который выгружал ящики со свежими продуктами под бдительным контролем охранника Фредерика.

— Привет, Лана, — поздоровался с ней он.

Она подмигнула и вышла на крыльцо. День только-только занимался, и деревья вырисовывались на фоне неопределенно-серого неба сплошной, слегка тревожащей тенью. Лана вдохнула полной грудью запах земли, деревьев и цветов, особенно свежий и приятный ранним утром, и прикрыла глаза, чтобы лучше различить каждый аромат.

Всякий раз, когда она утром выходила на пробежку, ее охватывало пленительное ощущение свободы. В это время ей принадлежал весь парк. Она думала о безмятежных часах, полных спокойствия и неги, словно ощущая присутствие еще спавших воспитанников, представляя их теплое дыхание, и сны, которые уже понемногу высвобождали их из своего плена.

Спустившись по ступенькам, Лана сделала несколько движений для разминки. Тело с ленцой, неохотно, поддалось этой встряске. Во время бега была возможность нагрузить работой мускулы, полностью освободить мозг, помочь ему переварить вчерашние события, мысленно воспроизвести полученные уроки. Раз уж она решила начать новую жизнь, ей просто необходимы были тренировки, чтобы лучше овладеть той новой оболочкой, которая ей еще не вполне принадлежала.

Лана ускорила шаг. В первые дни она могла пробежать не больше километра, а потом начинала задыхаться. Раздраженная, она спросила совета у Лювны, и та охотно объяснила правила для начинающих спринтеров: как работать над ритмом, дыханием, положением рук. С тех пор, строго следуя рекомендациям, Лана значительно продвинулась и открыла для себя удовольствие от приложенного усилия, преодоления себя, от того, чтобы выжимать из организма максимум, а потом испытывать наслаждение от живительной усталости, которую ощущаешь во всех мышцах после душа.

Равномерный звук кроссовок о беговую дорожку ее гипнотизировал, и она впадала в полубессознательное состояние, вроде транса. Внезапно из купы деревьев выбежал кто-то и налетел на нее. С громким криком она упала на землю.

«Только не паниковать, сохранять ясность мышления, понять, что происходит, отражать удары, защищаться», — пронеслось у нее в голове за долю секунды. Но Лана делала только первые шаги в искусстве боя и не чувствовала себя способной вступить в рукопашную с агрессором.

Охваченная страхом, она отвернулась от напавшего и закрыла лицо обеими руками.

— Ну-ну, без паники! Это же я! — Перед ней стоял Димитрий и насмешливо улыбался.

— Димит… ты меня напугал.

— Прости… Я тебя не заметил.

— Но что ты здесь делал в такой час? — с трудом выговорила Лана, смиряя бешеный стук сердца.

— Я-то… я возвращался.

— Возвращался? В такое время?

— Да. Решил немного прогуляться ранним утром. Просто необходимо было побыть одному.

Лана поднялась с земли, отряхиваясь.

— Я правда очень сожалею.

На самом деле юноша казался слегка раздосадованным, что нарушили его уединение, и это отчасти противоречило его извинениям.

— Да ерунда, нет проблем, — проворчала она, недовольная тем, что обнаружила перед ним свой испуг.

— Ладно, давай присядем, тебе нужно отдышаться.

Они уселись на лавочку.

— И часто ты вот так прогуливаешься по утрам… чтобы побыть одному?

— Нет. Вернее, иногда. Мне порой требуются минуты полнейшего покоя.

— Значит, у прекрасного Димитрия есть своя темная половинка?

Он улыбнулся, польщенный.

— Скорее, теневая половинка. Да у кого ее нет?

Лана ничего не ответила. Ее тайная половинка еще не была готова показаться, во всяком случае сейчас.

— Раз об этом идет речь, стало быть, возможности Института ограниченны?

— Да Институт и не ставит себе целью избавить нас от темных сторон. Напротив, он учит нас, как нам с ними жить, учит ими пользоваться. Помогает идентифицировать себя в темноте.

Девушке ответ показался интересным.

— А ты, значит, бегаешь по утрам?

— Да, хочу вновь… обрести форму.

— Спорт — очень важная штука. Но, судя по всему, ты не очень-то пока преуспела в тонкостях крав-маги? — рассмеялся он.

— Именно так. Ну, поиздевайся, поиздевайся, воспользуйся своим преимуществом.

— Да ладно, не обижайся, я просто слегка подкалываю. Ну и как тебе здесь, нравится?

— Нравится. Пока я чувствую себя слегка оглушенной от всего, что увидела тут и услышала. И еще опьяненной возможностью заново переделать свою жизнь.

— И сделать удачный старт.

— Да. А сколько времени ты уже в Академии?

Димитрий наклонился завязать шнурок, но в этом чисто механическом жесте Лана усмотрела желание скрыть некоторое стеснение от того, что речь зашла о чем-то сугубо личном.

— Довольно много, — сказал он тоном, в котором сквозило нежелание распространяться на эту тему.

Завязав шнурок, Димитрий встал со скамейки:

— Хочешь, кое-что покажу?

Она тоже поднялась и последовала за ним. Когда они вошли в рощицу, в момент, когда она меньше всего этого ожидала, Димитрий вял ее за руку.

«Наверное, он собирается меня куда-то повести», — объяснила она себе этот жест, но все же была тронута его предупредительностью.

Так они вместе прошли до небольшого пруда, о котором Лана прежде не знала.

— Только старайся не шуметь, — прошептал он.

Димитрий, сжав еще сильнее пальцы девушки, заставил ее присесть, потом поднес палец к ее глазам, показывая ей направление, куда она должна была смотреть — в определенное место пруда.

Она старательно глядела в нужную сторону, но ничего не могла рассмотреть. Тут Димитрий несколько раз испустил странный звук. Лана хмыкнула. Он повернулся к ней с нахмуренными бровями и жестом приказал ей вести себя тихо.

Они продолжили наблюдение, и через несколько секунд появились несколько уток и с шумом бросились в воду. Это было целое семейство — утка с селезнем и восемь утят, тихонько скользивших по водной глади, напоенной утренним паром, словно пруд с трудом просыпался после бурной ночи, неохотно отдавая свое дыхание. В прозрачной воде легко угадывались движения лапок малышей, обеспокоенных тем, что они не поспевают за матерью.

Лана и Димитрий долго следили за ними глазами, растроганные этой сценой.

— А вот и мой любимчик, — прошептал парень, показывая на замыкающего.

Этот утенок казался более живым и смелым, чем остальные. Он не боялся отстать, держался на некотором расстоянии от стайки, чтобы исследовать окружающий мир, но потом все же спохватывался и бил изо всех сил лапками, чтобы войти в привычную семейную колею.

Девушка тихонько рассмеялась, и эта реакция обрадовала Димитрия.

— Ты придумал ему имя?

— Нет. Да и зачем? Ведь они мне не принадлежат, — объяснил он, пока утки исчезали на другом конце пруда. — Я был знаком с предшествующим поколением. Видишь вон того, крупного, во главе стаи? О, раньше он был таким же крошечным, как наш любопытный смельчак, а сейчас! Посмотри, настоящий почтенный отец семейства.

Это признание вызвало у Ланы целую бурю чувств. Возможно, девушку тронуло, что ее приятель косвенным образом выдал себя: то, что он здесь вырос? Или ее тронула нежность, с которой юноша наблюдал за утиным семейством? Или она так разволновалась потому, что он находился совсем рядом и она слышала его дыхание, ощущала аромат его тела?

Наверное, ему передалось ее смущение, так как он пристально посмотрел на девушку, не отрывая взгляда, будто искал нужные слова или видел ее впервые.

На мгновение Лана растворилась в его темных глазах, впервые заметив в них золотистые крапинки, отчего радужки, казалось, были усыпаны искорками. Брови Димитрия образовывали безупречную линию, довольно густую, которая мягко утончалась к вискам. Наконец на губах его заиграла улыбка, и он отвернулся. Но за те несколько волшебных секунд Лане показалось, что у нее прервалось дыхание, а сердце перестало биться.

Юноша выпрямился во весь рост, Лана тоже. Они вместе пошли по лесу — медленно, молча, взволнованные чувством, которое оказалось и слишком внезапным, и слишком сильным, чтобы после этого о чем-то можно было говорить. И Лана спросила себя, возьмет ли он снова ее за руку, чтобы вывести из рощицы. Может, ей просто этого хотелось? Но он ничего не сделал.

— Уже довольно поздно, — только и сказал Димитрий, когда они вышли на дорожку парка.

— Все относительно.

В окнах спален уже горел свет.

— У тебя есть только двадцать минут, чтобы принять душ и пойти в столовую.

— Да я сегодня почти не бегала.

— Сожалеешь?

— Нисколько. Было чудесно понаблюдать за семейкой Дональдов. Завтра подольше побегаю.

— И внимательнее отнесись к курсу боевых искусств.

Замечание ее задело. Лане почему-то захотелось, чтобы они расстались не на этой ироничной ноте. Димитрий махнул ей рукой и стал удаляться.

— Димитрий!

Юноша обернулся.

— Можешь повторить тот забавный звук, которым ты подманивал уток? — попросила она, делая вид, что сама пытается его воспроизвести.

В ответ раздалось великолепное кряканье.

— Ты должен меня научить, обязательно! — проговорила она, пользуясь ситуацией.

Но Димитрий вдруг закрыл лицо руками, изобразив ужас Ланы в тот момент, когда он ее нечаянно толкнул.

— Подонок! — воскликнула она, умирая от хохота.

27

Урок устной речи всегда начинался с выступления одного из учеников. Сюжет выбирался им самостоятельно, но требовалось придать ему конкретную и увлекательную форму, чтобы по возможности увлечь аудиторию и быть убедительным.

На этот раз была очередь Лии, которой предстояло держать речь перед одноклассниками. Лия решила говорить о Бодлере и для начала собиралась прочесть одно из его стихотворений.

Девушка-подросток встала возле доски перед аудиторией, хрупкая, но полная решимости. Бледненькая, с прозрачными голубыми глазами, тоненькими ножками, придававшими ей жалкий вид, она напоминала скорее испуганную тощую кошку, но в ней горел внутренний огонь и присутствовала непоколебимая воля передать другим бушевавшие в ней эмоции. Едва она открыла рот, как, обретя вольный простор, полились стихи.

ПЛАВАНИЕ

В один ненастный день, в тоске нечеловечьей, Не вынеся тягот, под скрежет якорей, Мы всходим на корабль, и происходит встреча Безмерности мечты с предельностью морей. Но истые пловцы — те, кто плывет без цели: Плывущие, чтоб плыть! Глотатели широт, Что каждую зарю справляют новоселье И даже в смертный час еще твердят: — Вперед! Бесплодна и горька наука дальних странствий. Сегодня, как вчера, до гробовой доски — Всё наше же лицо встречает нас в пространстве: Оазис ужаса в песчаности тоски.[8]

Словно загипнотизированная эхом прочтенных стихов, она дала еще какое-то время повитать их отголоскам в воздухе, устремив взор в пустоту, словно обращаясь к призраку Бодлера, прежде чем начать свой комментарий к стихотворению, ключевыми словами которого были «невозможность убежать от судьбы».

Тем, кто не был посвящен в ее тайну, показался странным такой взгляд на жизнь: как можно было утверждать о приоритете фатума, когда философия Института, наоборот, основывалась на возможности противостоять судьбе и необходимости прокладывать собственный жизненный путь?

Все были смущены.

Когда выступление закончилось, учитель, Артур Бенан, подошел к девушке.

— Ну-с, друзья, кто желает высказаться? Понравилось вам выступление Лии?

— Я желаю! — крикнул Жеральд.

— Прошу.

— Думаю, ей следовало бы пойти еще дальше.

— Что ты имеешь в виду?

— Дать каждому из нас по капсуле с цианистым калием, например.

Класс взорвался хохотом. Лия бросила на насмешника обиженный взгляд.

— Тебе стихотворение показалось слишком грустным? — спросил преподаватель, прежде чем проанализировать это высказывание.

— По мне, так все стихи грустные. Больше всего меня повергло в уныние другое: тон, которым оно было прочитано, а затем прокомментировано.

Прибыв в Институт всего год назад, Жеральд не знал, что так сильно подкосило оптимизм его одноклассницы. И, уж конечно, он не мог ни обнаружить, ни прочувствовать, какой особый смысл имело это стихотворение в ее глазах. На помощь к подруге поспешила Романа.

— Выбор был произвольный! — уточнила она. — Лия хорошо усвоила предыдущие уроки и постаралась создать атмосферу, соответствующую сюжету стихотворения.

— На самом деле это было великолепно, — подтвердил Бенан.

— Возможно, только она даже не смотрела на нас, — критически заметила маленькая кругленькая Джина. — Уставилась в никуда, словно мы вовсе для нее не существуем!

— Имела право! — вмешалась исполнительница. — В моем понимании стихи должны пронзать пространство точно так же, как они пронзают время. Я лишь озвучиваю слова страдающего человека. Просто я медиум, передающий эмоции Бодлера.

Лана присутствовала на этом обмене мнениями, испытывая огромный интерес. Помимо того, что стихотворение, несомненно, нашло в ее душе отклик, ее завораживала легкость, с которой изъяснялись ученики, искренность, с которой они критиковали подругу, не вкладывая в свои слова ни тени злобы. Она повернулась к Дилану, который тоже, казалось, был очарован непринужденностью атмосферы.

— Ну а тебе как, понравилось чтение?

— Просто великолепно.

— Что именно?

— Ну… я хотел сказать… стихи прекрасные, — пробормотал он, с сожалением выходя из сладкого забытья.

— Да уж вижу… — прошептала его соседка, улыбаясь.

Щеки паренька побагровели.

— Не уверен, что и я когда-нибудь так сумею, — сказал он, чтобы сменить тему.

— Научимся, — ответила Лана.

Слово взял учитель.

— По моему мнению, Лия правильно выбрала тон, читая это стихотворение. Она его воспринимает именно так, и, прямо скажем, ей удалось передать сильные эмоции. Но Джина на самом деле вскрыла очень важный аспект: ничем не было оправдано сохранение того же тона при комментировании стихотворения. Прочитав его, Лия, ты должна была отойти, постепенно, конечно, от него, от всех этих порожденных поэзией эмоций, ведь теперь это уже был не Бодлер, а ты. Речь идет не о том, чтобы ты полностью отбросила чувства, которые возникли у тебя, пока ты его читала, нет, ты могла и дальше использовать оттенки грусти, тот же ритм, излагая свои соображения. Но для этого стоило бы обратиться взглядом и словом к аудитории, чтобы настроить на свою волну тех, кто тебя слушал и для кого ты все это говорила.

Он проиграл сцену, повторив в нескольких фразах то, что говорила недавно его ученица, подражая ее стилю, но исправляя промахи.

— Теперь понимаешь, что я хочу донести до твоего сознания? — закончив выступление, спросил учитель.

Лия склонила голову, подтверждая.

— И все равно мне больше нравится вариант Лии, — шепнул Дилан Лане, подмигнув.

— Хорошо, но только учти, что ты — необъективен, — пошутила последняя. — Замечания препода мне кажутся убедительными.

Учитель, услышав шепот девушки, решил, что она хочет выступить.

— Лана, ты собираешься что-то сказать?

— Я говорила, что ваша критика убедительна. Но речь Лии была полна искренности, а для вас это была лишь ролевая игра.

— Не совсем так. Конечно, я играл, раз выступал в роли Лии. Но она могла сохранить всю свою искренность во время выступления и при этом не забывать о публике. А знаете, почему мы все совершаем эту ошибку? Да потому, что наша цель четко не определена. Если моя задача состоит в том, чтобы сообщить эмоцию или информацию аудитории, я непременно должен установить связь с ней, а не просто показать ей мое отношение к тексту или определенному автору. Мы говорим не о театре, а о публичном выступлении, или ораторском искусстве.

Он приблизился к доске и взял мел.

— Сейчас я напомню вам основные правила выступления на публике.

Учитель записал их, а Лана перенесла все в свой блокнот. Она почувствовала пристальный взгляд Дилана.

— Хочешь, сделаю копию для тебя? — спросила она.

— Нет, спасибо. Я просто рассматривал твой почерк, он очень красивый.

— Ну а как же ты справишься с заданием, если не сможешь записать?

— Я все запомню.

Девушка с удивлением глядела на него, думая, что он шутит.

— Издеваешься?

— Ничуть. У меня отличная память.

— И ты действительно все запомнишь?

— Конечно. Все, что мне покажется интересным.

КУРС: УСТНАЯ РЕЧЬ

ТЕМА: ОСНОВНЫЕ ПРАВИЛА ПУБЛИЧНОГО ВЫСТУПЛЕНИЯ

Я оцениваю уровень знаний публики: он определит содержание моего выступления.

Я оцениваю круг интересов аудитории: он поможет мне сориентироваться, в какой манере лучше говорить.

Я очерчиваю цель, которую хочу достигнуть. Убедить публику или пробудить у нее желание узнать больше о предмете? Или завоевать ее уважение, вызвать ее восхищение собой?

Я структурирую свою речь: делю ее на смысловые фрагменты, каждый из которых содержит главное «послание» и аргументы, его подкрепляющие.

Я демонстрирую искренность: публика всегда отлично чувствует, убежден ли я сам в том, о чем говорю.

Я тщательно подбираю нужный ритм: мне нужно приспособить темп речи к способностям конкретных слушателей.

Я обращаюсь к публике: стараюсь не спускать глаз с аудитории, иногда обращаюсь к ней с вопросами.

Я спокойно воспринимаю возникающие затруднения в ходе выступления: ошибки или оговорки меня не выбивают из колеи. Я всегда помню, что нахожусь не перед жюри и не являюсь испытуемым, а всего лишь выступающим. Я тоже человек, как и те, кто меня слушает, а значит, могу и ошибиться.

28

Дилан только что вернулся с индивидуального занятия по письму, в конце которого преподавательница его похвалила: он прекрасно и быстро все схватывает и скоро ликвидирует свое отставание. Ободряющие слова учительницы до сих пор звенели в его голове, вызывая у подростка улыбку, пока он спускался по лестнице в столовую на обед. Дилан уже воображал, как скоро он начнет писать стихи и даже наберется смелости прочесть их перед восхищенной публикой. Например, перед Лией, даже прежде всего перед ней. Усталый, но счастливый, Дилан все свободное время посвящал французскому, ложась поздно и рано вставая. Но его труды того стоили.

Не успел он войти в столовую, как его внимание привлекли пятеро воспитанников, осторожно двигавшихся вдоль стены коридора и направлявшихся к входной двери. Поведение ребят его насторожило. Неужели они собирались сбежать? Охваченный любопытством, он вышел на крыльцо и успел увидеть, как таинственная пятерка скрылась в рощице.

Интересно, что они замышляли? У Дилана вдруг возникло нехорошее предчувствие, словно что-то должно произойти, но он не знал, кого следует предупредить. Когда он уже решился было пойти к Димитрию, он увидел, как на дорожке появился еще один воспитанник, утомленный, очевидно, только что закончил пробежку. Внезапно из-за кустов выскочили те пятеро и набросились на него. Парень, сначала удивленный, выпрямился, занял боевую позицию и начал отражать удары. Как воспитанники осмелились напасть на одного из своих? Разве мог несчастный справиться с пятерыми? Неужели в замок проникли обитатели Хаба? Он слышал, что среди них было много хулиганов, которые не желали принимать правила Академии. По спине подростка пробежала дрожь, кожа покрылась пупырышками. Он прекрасно понимал, что даже если бегун и неплохо начал, то вряд ли ему удастся одержать победу. Дилан видел, как вокруг дерущихся стали собираться другие воспитанники, однако никто и не думал вмешиваться. Почему они не пытаются их разнять? Нет, зрители стояли молча, безразлично взирая на сражавшихся в ожидании исхода боя, словно завороженные спектаклем.

— Ну что же вы… что же… — вскрикивал Дилан, призывая публику к действию.

Но ему лишь казалось, что он кричал, на самом деле от ужаса и возмущения с его губ не слетало ни слова. Но что он мог сделать с перебинтованными руками?

А удары тем временем продолжали сыпаться на несчастного спринтера, которому пришлось отступить назад, чтобы немного отдышаться.

И тогда Дилан, не в силах дольше сдерживаться, ринулся в бой головой вперед. Он обрушился, точно регбист, на одного из агрессоров и сбил того с ног. Потом он выпрямился, в бешенстве, и приготовился повторить свой маневр против следующего из нападавших, которые прекратили драться и ошеломленно на него глядели.

— Жалкие трусы! — взревел Дилан. — Впятером на одного!

Обернувшись к жертве, ничуть не менее удивленной, он сказал:

— Я с тобой!

Попытавшись повторить свой подвиг, он бросился на ближайшего парня, но тот ловко увернулся, и Дилан полетел на землю.

— Дилан! — раздался чей-то крик.

К ним подбегал Димитрий. Уж теперь-то бандитам несдобровать, раз подошло подкрепление. Он точно порвет их на куски.

Мальчик поднялся, пылая гневом:

— Эти мерзавцы впятером напали на одного! И те тоже хороши! — кивнул он на равнодушных свидетелей.

К своему большому разочарованию, он увидел, что это нисколько не возмутило Димитрия. Напротив, его наставник преспокойно подошел к нападавшим, улыбаясь, и дружелюбно хлопнул их по рукам.

— Это просто тренировка, Дилан! Прости, что не предупредил.

— Как — тренировка? Я ничего не понимаю.

— Речь идет об отработке специальных навыков по самообороне. Нам дана рекомендация создавать сложные ситуации, приближенные к реальности, в которых может оказаться ученик, чтобы отработать реакцию, композицию боя, короче, применить на практике то, чему нас учили.

— Но я же видел, что это было не понарошку, они лупили его по-настоящему!

— Да нет, на самом деле они не наносили ему удары в полную силу, лишь намечали их. Со стороны это незаметно, но все обошлось бы без последствий, если не считать нескольких синяков.

— И поэтому… другие не вмешивались?

— Конечно. Они оценивали возможности Натана: выбор позиций, отражение ударов, способность к сопротивлению. Ну-ка взгляни туда: видишь, Лювна и Микаэль наблюдают за сценой, чтобы проследить за прогрессом учеников.

Из окна второго этажа подали им знак преподаватели, так же, как и другие зрители, спокойно смотревшие за дракой.

— Очень, очень жаль, что я забыл с тобой об этом поговорить. Ну, пошли, тренировка закончилась, — сказал он. — Возвращаемся.

Обняв парня за плечи, Димитрий направился вместе с ним в столовую.

— Да, я выглядел как последний кретин. Стал всеобщим посмешищем.

— Вот уж нисколько. Наоборот, все поняли, что ты — настоящий смельчак. Не догадываясь, что это всего лишь упражнение, несмотря на перевязанные руки, ты ринулся в драку. И все это лишь из благородных побуждений.

— Да какое тут благородство! Просто это невозможно было вынести, вот и все.

— Но ведь ты блестяще проиллюстрировал одну из наших главных ценностей, я горжусь тобой, чувак!

Еще слегка оглушенный недавним боем, Дилан не мог толком разобрать, говорил ли Димитрий искренне или сознательно преувеличивал его заслуги, однако комплимент был приятен. Пока они поднимались по ступенькам в здание, им встретилась Лия. Наверное, девушка тоже все видела, ибо она им приветливо улыбнулась. И Дилану даже показалось, что в ее глазах сверкнула искорка восхищения.

29

Лео разлил чай по чашкам и протянул одну Антону.

— Похоже, новые воспитанники не обманули наших ожиданий.

— Я в этом и не сомневался.

— У Ланы просто поразительные интеллектуальные способности. Она любознательна, все схватывает на лету. После периода адаптации стоит предусмотреть для нее индивидуальные занятия, чтобы развить все с наибольшей полнотой.

— А в психологическом отношении как дела?

— Начинает улыбаться. Кажется, они прекрасно поладили с Романой.

— Будем надеяться.

— Знаешь, характер Романы — слегка бывалой девицы — ей вполне подходит. Романа ведет себя подобно старшей сестре, а Лане как раз и не хватало такой вот защиты-поддержки, чтобы чувствовать себя комфортно.

— Что с ее обидчиками?

— Мне кажется, они успокоились. Наши умельцы контролируют их компьютеры, следят за сообщениями. И в случае если обнаружат что-то хоть сколько-нибудь подозрительное, сразу же нас предупредят. Судя по взломанной переписке, их главарь утратил доверие приятелей, и банда распалась. Они вместе пережили огромный позор и вряд ли соединятся.

— Ну а Дилан?

— С ним все сложнее, но рано или поздно мы своего добьемся. У него слегка заторможенное восприятие, как у всех, кто испытал на себе домашнее насилие. Мальчуган пытается наверстать упущенное, прикладывает невероятные усилия, чтобы преодолеть отставание в развитии. Но он порой теряется, погружаясь в прострацию, которая вызывает у меня тревогу.

— Мы оба знаем почему.

— Да. Ему необходимо облечь в словесную форму то, что с ним произошло, переосмыслить свою историю. Но для этого нужно найти ключи к собственной трагедии, понять ее истоки. Понять, почему он стал козлом отпущения для отца. Почему только его били, только его наказывали. Ведь должна быть какая-то причина. И мы обязаны ему в этом помочь.

— Ты вышел на след?

— Пока только догадки. Я подключил Службу расследований для изучения его дела.

— Твои догадки часто оказываются верными, Лео.

— Опыт, только и всего. Но я не перестаю удивляться тому, что может изобрести порой человеческая душа, потерявшая верные ориентиры.

С улицы до них донеслись громкие голоса: в парк высыпали учащиеся на перемену. Антон и Лео любили шумную непринужденную атмосферу своего заведения, не похожего на другие, крики и возгласы ребят, оживленные разговоры, показывающие, что все эти юные существа, уже натерпевшиеся от жизни, жертвы насилия и человеческой глупости, обрели здесь существование если не совсем безмятежное, то, во всяком случае, упорядоченное и вполне нормальное. Разве не было их задачей — ведь только этим они и жили — создать, в конце концов, лучший мир, опорой которого должны были стать те, кто больше всего пострадал от мира старого, а стало быть, был способен все переосмыслить и изобрести ему замену?

— А что насчет третьего кандидата?

— Пока ничего.

Антон поставил чашку, взял в руки досье, перелистал его.

— Мы вытащили из беды Лану и Дилана, но упустили третьего, этого несчастного паренька.

— Мы не упустили его… Вопрос времени. Уверен, что Служба экстренной помощи его найдет. Наши хакеры почти все свободное время занимаются поиском информации, которая рано или поздно приведет к нему.

30

На смену строго упорядоченной и кипевшей учебными страстями неделе приходили выходные, когда воспитанники были полностью предоставлены сами себе. Уже вечером в пятницу коридоры пустели, а в комнатах собирались компании по интересам; залы для отдыха и разрядки заполнялись случайными либо вполне определившимися группами, число и количество которых зависело лишь от настроения и желания ребят. В парке тоже бродили стайки учеников, объединенные каким-нибудь общим увлечением или занятием. Сначала появлялась парочка-тройка учеников, затем к ним присоединялись другие, после краткого общения иногда несколько подростков отходили в сторону, чтобы уединиться либо подойти к другой группе. Все эти перемещения могли показаться стороннему наблюдателю хаотичными, но только не Лео и Антону, которые следили из окон за воспитанниками и видели в этих передвижениях и кратких либо продолжительных контактах зачатки новой самоорганизующейся структуры. Они замечали взаимную тягу тех, кто уже на школьных занятиях проявлял симпатию друг к другу, угадывали первые признаки возникающей дружбы, которая порой может пройти через всю оставшуюся жизнь, открывали зарождение юной любви. Они наблюдали восхождение лидеров, чья харизма действовала как магнит и которым предстояло стать твердым ядром этих еще подвижных клеток — социальных ячеек, видели они и «последователей», учеников еще слишком хрупких и боязливых, чтобы двигаться вперед, следуя исключительно собственным желаниям, а также видели они и «свободные электроны», и одиночек.

Вот на этих-то последних и было сосредоточено их внимание. Если и нужно было уважать их желание уединиться, то важно было и оставаться начеку, чтобы оно не оказалось выражением их упаднического состояния.

— Сколько будет посетителей на этой неделе? — спросил Антон у старого друга.

— Не больше десяти человек. Все те же.

По выходным некоторые родители приезжали навестить детей. С разрешения дирекции они могли провести какое-то время с сыном или дочерью, позавтракать с ними, посидеть несколько часов в их комнатах. Но воспитанникам было строго-настрого запрещено возвращаться на выходные домой: риск, что они будут травмированы привычной и часто враждебной обстановкой оставался слишком велик. Если же им хотелось поучаствовать в семейном торжестве, они должны были заранее обратиться за разрешением к руководству, которое взвешивало все «за» и «против» и в зависимости от этого принимало решение. Да и при положительном решении они могли посещать родственников лишь в сопровождении одного из товарищей либо, при необходимости, члена Службы экстренной помощи.

Антон не сводил глаз с парка, будто кого-то там высматривал.

— А как дела у Лии? — спросил он.

— По-прежнему очень чувствительна и креативна, — ответил Лео, не отрывая глаз от журнала, приковавшего его внимание.

Девушка сидела на скамейке в стороне от других, подтянув колени к груди. Перед ней была раскрытая книга, очевидно, поглотившая ее целиком. Скорее всего, она облюбовала уединенный уголок, не желая, чтобы ее беспокоили.

— Многие правила нашего Института ей пока трудно принять, в силу пережитого, доводы учителей она часто оставляет без внимания.

— По выходным она всегда остается в одиночестве.

— Лия пользуется свободным временем для чтения, а может, и творчества, и это ей необходимо. А так как она умеет показать характер, если ей надоедают, то находится мало охотников ей мешать.

— Видимо, не все еще об этом знают, — заметил Антон.

Лео подошел к другу, чтобы увидеть, о ком тот говорил. По дорожке парка к юной любительнице поэзии приближался Дилан.

— Но скоро он это прочувствует на собственной шкуре, — продолжил Антон.

— Сейчас мы все узнаем, — ответил Лео, заинтересованный возможным развитием событий.

Остановившись перед девушкой, Дилан терпеливо ждал, когда та поднимет голову, но она упорно не отрывала глаз от книги. Тогда он слегка покачнулся, словно не решаясь к ней обратиться.

— Привет! — наконец решился он, сказав это тихим голосом.

Она не ответила, продолжая читать.

Дилану стало страшно неловко. Не услышать его приветствия или просто не заметить его присутствия было попросту невозможно.

— Что ты читаешь? — спросил он.

Юноша подождал несколько бесконечных секунд, потом, поняв, что Лия решительно не желала, чтобы нарушали ее покой, отступил назад, а потом пошел прочь, обескураженный.

— Прощай! — крикнула она.

Застигнутый врасплох, он остановился. Над ним явно насмехались. «Прощай!» Что-то вроде: «Да катись ты!» Он повернулся и посмотрел на девушку. Она не двинулась с места, глаза по-прежнему были устремлены в книгу. Наверное, ему послышалось, подумал он. Кто-то другой произнес это, из тех ребят, что находились чуть дальше их, а он принял эту реплику за ее. И Дилан ускорил шаг.

— «Прощай»[9] Поля Верлена, — услышал он отчетливо.

На этот раз ошибки быть не могло: она обращалась к нему.

— Прости?

— Ты спросил, что я читаю, и я ответила: «Прощай», стихотворение Верлена.

В ее тоне не было ничего приветливого, и Дилан не знал, уйти ему или остаться.

— Я его не знаю… — пробормотал он.

— А ты что, знаешь кого-то еще из поэтов? — поинтересовалась она с иронией.

Замечание ранило его до глубины души. После того как он впервые услышал ее чтение стихов Бодлера на уроке устной речи, он немедленно отправился в библиотеку и с тех пор провел там немало часов, с трудом разбирая витиеватые строки «Цветов зла». И даже если он не все понимал, он был зачарован музыкой стихов. Но заодно и ощутил всю глубину бездны между ним и девушкой, между невежеством и знанием. Насмешка окончательно низвела его до того, кем он себя и считал: жалкого неграмотного парня, которому никогда и ничего не добиться.

— Ты права… я не знаю поэтов… никого… — выпалил он на одном дыхании и стал удаляться, с трудом сдерживая слезы.

Почти сразу на смену стыду вдруг пришло совсем другое чувство: гнев. Гнев на свое невежество. Он был дураком, скотиной, болваном. Идиотом, как говорил его отец.

— Прости меня, — произнес слегка дрожавший голосок в двух шагах от него.

Лия взяла юношу за руку и с силой заставила обернуться. От нее не укрылись покрасневшие глаза Дилана, и ей стало очень стыдно.

— Я настоящая дрянь, — заявила она. — Но я не хотела тебя обижать.

Паренек пожал плечами.

— Нет, ты права во всем, я понятия не имею о поэзии. Как, впрочем, и ни о чем остальном.

— Как и я.

— Неправда. Ты очень много всего знаешь…

— Сократ говорил: «Я знаю, что я ничего не знаю». Это и есть начало мудрости, отправная точка для начала познания. Те, кто думает, что они все знают, просто кретины. А ведь цель поэзии — сделать нашу душу тоньше, чувствительнее к другим, к нашему окружению. И если я такая злая, это доказывает, что я ничему не научилась.

— Ты не злая. Ты просто хотела, чтобы тебя оставили в покое.

— Почему бы в таком случае не остаться у себя в комнате?

Он улыбнулся.

— Когда ты читала то стихотворение Бодлера, тогда, на уроке… знаешь, как я был восхищен. Попробовал читать «Цветы зла», но, разбирая слова, я тем самым уничтожал музыку слов. Ведь я все еще не могу читать бегло.

Девушку бесконечно тронуло, что его взволновало ее чтение; она представила его склонившимся над книгой и с трудом понимающего стих за стихом сложного автора. Симпатию вызывало и то, что он осознавал собственные недостатки и говорил о них без утайки.

— Прямо скажем, ты начал не с самого простого, — проговорила она.

— Ясно.

— Хочешь, я почитаю тебе стихи Верлена?

— Из жалости?

— Да нет… Ну, может, совсем чуть-чуть… Это не обидная жалость. Мне действительно немного жаль, что ты стремишься открыть для себя поэзию, но пока не можешь этого сделать. Это так несправедливо! И потом — меня приводит в восторг, когда я вижу, что слова могут вызвать у человека столько эмоций.

— Тогда ладно, давай.

Они уселись рядышком на прохладной траве. Она открыла книгу, перелистала страницы, нашла нужное стихотворение.

Увы, для ненависти и презренья не был создан я, Что на меня обрушились лавиной. Зачем явился в мир ягненком я безвинным, Чье сердце сокрушила беспощадность бытия? Родился я, чтоб повстречать живую душу — Из тех мечтателей, искателей чудес, С улыбкой ясной их, молитвой простодушной, В чьих взорах — милосердие Небес…[10]

За окном директорского кабинета два старых друга поняли самое главное, что было заключено в этой сцене, и обменялись растроганными взглядами.

— Ты же видишь… Вот ради таких моментов я и продолжаю… несмотря на усталость, — сказал Антон.

— Понимаю. Но не стоит Дилану слишком привязываться к девушке. Он еще не достаточно силен, чтобы взять на свои плечи груз трагедии Лии.

— Мы вмешиваемся в жизнь детей, чтобы избавить их от ада и вывести на дорогу, по которой они смогут идти дальше. Не нам решать, кому с кем встречаться и какой опыт извлекать из этих встреч, Лео.

31

«Возвращение» — так была обозначена тема вечеринки. Название это взбудоражило весь Институт, и особенно новичков. Романа по секрету сообщила Лане, что этот род тематических мероприятий воспитанники любили особенно.

— Поначалу мне все это казалось глупостью, — призналась ей девушка, заканчивая гримироваться. — Изображать истеричных подростков, знаешь ли… Я этого не могла понять. Позже я втянулась. А сейчас, можно сказать, просто обожаю.

— По правде говоря, вид у всех довольно дурацкий! — возразила Лана.

На Романе был наряд принцессы: шелковое нежно-голубое платье, расшитое золотыми нитями, на длинных белокурых волосах диадема. Все это было приправлено обильным макияжем, как у девочки, всласть попользовавшейся косметичкой матери.

— Так необходимо по замыслу, — ответила ее подруга, вертясь перед зеркалом. — Но ты вышла с наименьшими потерями — в твоем облике мало что изменилось.

— Вот дерьмо! — выругалась Лана, смеясь.

Воплощая Сакуру, героиню манги «Наруто», она надела короткую розовую тунику, перехваченную на талии широким поясом, черные кроссовки и гольфы, доходящие до колен, не забыв о розовом парике.

— Не люблю ходить с голыми ногами.

— А кстати, ножки-то у тебя ничего, впрочем, когда ты увидишь остальных, комплексы твои как рукой снимет. Ну, пора, пошли!

До появления в Академии Лана никогда не участвовала ни в каких вечеринках. Во-первых, в ее бывшем учебном заведении их устраивали крайне редко, да и те девушку не соблазняли. Решение игнорировать их было принято окончательно и бесповоротно: во-первых, она терпеть не могла танцевать, а во-вторых, идиотизмом было вливать в себя литрами алкоголь, чтобы раскрепоститься и начать строить из себя неизвестно кого. И она довольствовалась рассказами одноклассниц по понедельникам, в которых всегда содержалось одно и то же: пьянки, завершавшиеся истериками, скандалы, драки, блевотина. Все это лишь укрепляло ее позицию.

При возможности, она ходила бы на концерты. Но денег на билеты не было.

В ее первый уик-энд в Академии она решила провести субботний вечер в одиночестве, у себя в комнате, чтобы осмыслить насыщенную событиями рабочую неделю. Романа ее решение одобрила. В день приезда, когда воспитанники устроили вечеринку в ее честь, она хотя и была тронута, но все же чувствовала себя немного не в своей тарелке, такое веселье казалось не совсем уместным — требовалось время, чтобы она привыкла.

На следующей неделе она все же составила компанию соседке: речь шла о музыкальном вечере, вернее, концерте. Наделенные талантом воспитанники поодиночке или группами выступали на сцене, представляя публике собственные композиции либо исполняя вокальные номера. Это ей очень понравилось. Как, впрочем, и танцевальный вечер, который затем последовал. На танцах Лана большей частью наблюдала за другими, лишь изредка выходя на площадку, но все равно перелом произошел.

Так что нетрудно догадаться, что всеобщее оживление по поводу грядущего «Возвращения» возбудило в ней любопытство.

Придя в Делирий, Лана едва не покатилась со смеху. Перед ней выстроились все любимые персонажи из ее детства. Целая армия телепузиков, покемонов, героев японского мультика «Югио!», персонажей киновселенной Марвел, черепашка Франклин, несколько смурфиков, двое мультяшных младенцев из «Ох уж эти детки!», джедай, три черепашки-ниндзя, несколько персонажей «Жемчуга дракона» и других манг… На сцене Человек-паук заводил музыку, которую она знала наизусть: мелодии из мультфильмов, популярные песенки, передаваемые в свое время по радио или которые они учили в школе. Публика их подхватывала, пританцовывая, и все громко смеялись.

Лана удивилась этой столь ранней ностальгии. Почему все они, еще не достигшие двадцатилетия, так радовались, оказавшись в прошлом? В том самом прошлом, которое для многих было сущим адом? Может, они хотели выбрать из этих лет все самое лучшее, чтобы худшее утонуло в забвении? Несомненно, автором идеи был Лео.

Но тут ее схватили за руку, и ей ничего не оставалось, как присоединиться к бешеной пляске. Потом, в полном изнеможении, она поискала глазами место, где бы присесть. Она заметила Дилана, который тоже с трудом переводил дыхание, рухнув в кресло, и она пристроилась рядом с ним.

— Здорово, не правда ли?

— Классно!

Девушка с любопытством отметила, что отныне подросток употреблял выражения, распространенные среди воспитанников Института. Речь его с каждым днем все больше обогащалась, вбирая ученые словечки, усвоенные на занятиях, равно как и разговорную лексику, свойственную его возрасту.

— Кого ты изображаешь? — спросила она, заинтригованная, разглядывая его рубашку и брюки зеленого цвета.

Он встал, провел пятерней по волосам, взлохматив их, и поправил желтый шарфик на шее.

— Теперь понятно?

— Маленький принц!

Правильный ответ приветствовался широкой улыбкой.

— А тебе очень идет.

Польщенный Дилан сел на место. Лана поискала взглядом Димитрия. Интересно, за какой из этих масок он прятался?

— Не знаешь, где Димитрий? — рискнула она спросить.

— Его здесь нет.

Новость ее почему-то огорчила.

— Сегодня я его не видела.

— Он уехал еще вчера, после занятий, — объяснил Дилан. — К вечеру вернется…

— Уехал?

Лана хотела бы узнать, куда отправился их товарищ, но подросток лишь кивнул головой в знак подтверждения. Да и был ли в курсе он сам? Настаивать Лана не осмелилась, боясь, что ее интерес будет неверно истолкован.

— Привет!

Перед ними стояла Лия.

— Ты — Алиса? — задала вопрос Лана.

— А что, разве мы не в Стране чудес? — усмехнулась девушка, обводя руками зал Делирия.

Лане было приятно видеть Лию такой оживленной, ведь она всегда стремилась уединиться, с неодобрением поглядывая на окружающих. Заметила она и то, как загорелся взгляд Дилана, когда девушка оказалась в поле его зрения.

— Ну что, Маленький принц? Отрываешься по полной?

— Да, решительно так!

— «Решительно так»? Похоже, ты работаешь над словарным запасом!

— Знайте, дорогая Алиса, что я в восторге от участия в этом празднике, ибо из всех звезд на этом небосклоне вы — самая яркая! Ну как, пойдет?

Лия и Лана расхохотались.

— Ладно, но все же не злоупотребляй формулами вежливости!

— Слушаюсь и повинуюсь.

Лана, радуясь их взаимной симпатии, вскоре оставила парочку, направившись к столу. Взяв бокал с фруктовым соком, она села в укромном уголке зала. Внезапно на нее нашло облачко легкой грусти, без всякой причины. Девушке пока еще с трудом удавалось анализировать свои чувства. Встречи с Лео ей помогали, но, оказавшись без поддержки, она порой терялась в лабиринте своих эмоций.

В центре танцевальной площадки группа воспитанников исполняла песенку покемонов. Чуть дальше Романа, заливаясь смехом, слушала одну из «космических девиц». И тут вспыхнула мысль: именно всего этого ей не хватало в годы детства и отрочества — беззаботности, способности вот так смеяться, дурачиться, не думая ни о чем другом.

— И как себя ощущает грозная воительница?

Лана выпрямилась. Перед ней стоял Димитрий.

— Хорошо, — пробормотала она, удивленная и обрадованная.

— Не похоже, чтобы ты веселилась.

— Да нет, просто решила сделать перерыв.

Она оглядела его костюм.

— Ты… переодет в Саскэ?

— Да. Удивительное совпадение,[11] не правда ли?

На юноше были черные широкие брюки, пояс и жилет, надетый прямо на голое тело. Напомаженные гелем волосы стояли торчком или висели крупными прядями.

— Совпадение? — осмелела она. — Как бы не так!

Он засмеялся и сел рядом. Возможно, он действительно выбрал этот наряд случайно. И все же, скорее всего, Димитрий заметил ее в костюме Сакуры, подходя к замку, и решил выбрать соответствующее облачение. Отчего-то у нее возникло странное предчувствие, во всяком случае, защемило сердце, так, совсем чуть-чуть.

— Ну а теперь, насколько я помню эту историю, нам предстоит завязать отношения, где будет все — любовь и предательство… — произнес он.

Лана покраснела. Димитрий был очень хорош в своем наряде. И он знал это, демонстрируя прекрасно очерченную мускулатуру.

— Тебя не было в начале вечеринки?

— Нет, — сухо произнес он.

Они помолчали, делая вид, что интересуются происходящим на танцплощадке.

— О, мой подшефный в шкуре Маленького принца! — воскликнул он, заметив Дилана с Лией. — Ему очень идет.

— Операция обольщения, кажется, — заметила Лана.

Лицо Димитрия омрачилось.

— Что это с тобой?

— Кажется, он влюбился в Лию, — прошептал он с беспокойством в голосе.

— Ну и что? Она вроде бы тоже к нему неравнодушна.

— Да… но…

— Но что?

— Ничего. Слушай, не будем поддаваться печали! Давай веселиться!

Лане захотелось спросить, почему его так огорчила зарождающаяся любовь между молодыми людьми. Неужели он тоже влюблен в Лию? Мысль эта ей не понравилась, но она не успела об этом поразмышлять, так как Димитрий взял ее за руку и увлек за собой на середину зала.

32

Проснувшись, Димитрий увидел, что его сосед по комнате уже одет и сидит за письменным столом, с головой уйдя в чтение. Димитрий принял душ и натянул джинсы и рубашку.

— Мне требуется кофе! — заявил он Дилану. — Спустишься со мной?

Паренек ничего не ответил.

— Дилан!

— Что?

— Я спросил, согласен ты сходить за кофе?

— Нет, спасибо.

— А жаль, по воскресеньям подают блинчики.

— Ладно, тогда пошли, — неохотно отозвался тот.

— Почему не в духе?

— Да все нормально.

— Причина — Лия?

Дилан скривился:

— Она.

— Что-то пошло не так?

— Да нет, все хорошо.

— И в чем тогда дело?

— Я — полный ноль в поэзии и литературе вообще.

— Ну и нормально.

— Да. Но Лия в этом просто ас. Знает всех на свете писателей, все книги…

— Так уж и все? — спросил Димитрий с насмешкой.

— Все. По крайней мере мне так кажется.

— А почему тебя это напрягает?

— Я недотягиваю до нее. Пробовал даже читать стихи Рембо, Верлена и других, но я ничего не понимаю. Полно неизвестных слов и фраз, которые мне ни о чем не говорят.

Димитрий расхохотался.

— Ты издеваешься надо мной? — с неожиданной обидой в голосе спросил подросток.

— Да ничуть! Просто меня смешит, каким образом ты все это излагаешь. Напоминает время, когда я сам пробовал браться за серьезную литературу. Тоже ничего не смыслил. Да, честно сказать, и сейчас некоторые стихи для меня — темный лес.

— Ты серьезно?

— Конечно.

— Но я чувствую себя полным дебилом, когда Лия говорит со мной о поэзии или о том, почему ей нравится та или иная книга.

Димитрий подошел ближе.

— Значит, Лия тебя немного пугает?

Дилан поднял брови, словно говоря, что это очевидно.

— А по виду, так ты ей нравишься.

— Вот уж не уверен. У меня скорее впечатление, что я ее стесняю, но она со мной любезна потому, что я слегка пришибленный.

— Что лишний раз доказывает, что ты совсем не знаешь Лию. Она искренняя, глубокая девушка. И никогда не притворяется. Скажу тебе одну вещь: думаю, ей плевать, что ты не такой образованный, как она. Ты интересуешь ее как личность, она ценит то, что от тебя исходит. И главное — ты увлечен тем же, что и она.

— Думаешь?

— Уверен. Сейчас я не хочу сказать, что она влюблена в тебя, а лишь намекаю, что она тобой интересуется. И я считаю, все должно остаться как есть. Вы должны стать друзьями.

— Почему?

— Потому что… ты недавно пришел сюда… и должен сосредоточиться на учебе, нагнать упущенное, добиться ощутимого прогресса. У тебя нет времени на амурные делишки, парень!

— Ты прав.

Они спустились в столовую.

— А у тебя… с Ланой? Тебе она нравится?

Вопрос позабавил Димитрия.

— Она мне интересна.

— А ты Лане?

— Я тоже ей интересен.

— Ну и задавака же ты! И так уверен в себе!

— Я всего-навсего умею читать чужие взгляды и мысли.

В столовой было накрыто лишь несколько столов. Воскресным утром большинство воспитанников предпочитали подольше поваляться в кровати.

Дилан тут же увидел Лию, сидевшую в одиночестве. Налив чашку горячего шоколада, бросив на тарелку круассан и несколько блинчиков, он направился к ней.

Димитрий приготовил себе кофе и взял журнал. Не успел он проглядеть первую статью, как почувствовал рядом чье-то присутствие. На него пристально смотрела Романа.

— Здорово! — поприветствовал он девушку.

Та продолжала на него глядеть, ничего не говоря.

— Да, спасибо, и у меня все отлично, — пошутил он.

Никакой реакции.

— Послушай, Романа, может, скажешь словечко? Или будешь молча мной любоваться?

— Прошу тебя, оставь Лану в покое.

— О! Старшая сестрица мне закатывает сцену!

— Не пудри ей мозги.

— По-твоему, я такой?

— Не знаю. Знаю только, что многие девушки были в тебя влюблены, и ничем хорошим это не кончалось.

— Разве я когда-нибудь действовал им во вред? Обещал им что бы то ни было?

— Нет, не обещал.

— Рад, что ты хоть это признаешь. Ну а насчет Ланы — между нами ничего нет. Немного нежности. Немного взаимопонимания.

— И это все?

— На данный момент. В случае продолжения, если оно, конечно, будет, мы тебя обязательно уведомим.

— Ладно, — сказала девушка, поднимаясь. — В твоих же интересах продолжать хорошо себя вести, иначе…

— Ты обратишь меня в жабу своей волшебной палочкой, милая фея?

— Вчера ты глаз с нее не спускал. Кстати, я была не феей, а принцессой!

Романа вернулась в комнату, неся в обеих руках бокалы с горячим напитком, не слишком обнадеженная тем, что услышала. Проснувшись этим воскресным утром, она по особому выражению лица Ланы догадалась о том, что, по-видимому, сейчас между ней и Димитрием как раз совершается переход от симпатии к любовным отношениям. После ее расспросов девушка сказала, что остаток вечера провела с Димитрием, причем описывала это с такой ангельской нежностью, словно фанатка знаменитого певца, рассказывающая о том, что она коснулась руки своего идола. С холодностью и почти враждебностью относившаяся ко всему, что касалось любовных дел, Романа возмущалась этой показной невинностью, которую всячески старались демонстрировать девчонки, как только их касалась стрела мерзавца Купидона: неопределенные улыбочки, блуждающий взор, вкрадчивые движения… Сколько она повидала умниц, поглупевших в одночасье, смелых и отважных, сложивших оружие, подозрительных и осторожных, по собственной воле бросавшихся в объятия манипуляторов с устремленными к небу глазами, как у святых, добровольно приносящих себя на алтарь любви! Она столько их повидала, что… предпочла одеться в броню. И сейчас главной задачей Романы было поскорее спустить с небес на землю неопытную подругу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

33

Постепенно забыть прошлое. Вытравить из воспоминаний скорбь былого существования. Завертеться в вихре жизни Академии — уроках, веселых сборищах, юной энергии. Попытаться родиться заново, заново начать жить. И потерять понятие о времени. Первые недели в Академии показались обоим одновременно и короткими и длинными. Короткими — из-за четкого ритма учебных занятий, которым они радовались всем сердцем. А длинными — о, блаженно длинными! — потому что они отдалили их от пережитого кошмара быстрее, чем можно было вообразить. Перед ними открывались новые горизонты.

Лана демонстрировала прекрасные результаты по всем предметам. Быстрота, с которой она все усваивала, упорство и решимость, проявляемые девушкой в учебе, вызывали восхищение как у ее товарищей, так и у преподавателей. С приходом в Институт у Ланы возникли кое-какие проблемы с физкультурой, но она так упорно тренировалась, что вскоре научилась подчинять себе тело. Благодаря утренним пробежкам девушка обрела выносливость и отлично укрепила мускулатуру. Да и занятия по самообороне не прошли даром — теперь Лана уже не чувствовала себя беззащитной, как раньше.

— Ты должна немного сбавить темп, — посоветовала ей однажды Романа. — Взяв такой напряженный ритм, ты, пожалуй, не дотянешь до церемонии клятвы.

— Я еще никогда не чувствовала себя так хорошо.

— Ты пребываешь в эйфории, что говорит об избытке эндорфина — гормона удовольствия. А это значит, что в случае опасности тело может не успеть вовремя послать в мозг сигнал.

— Слушаюсь, доктор!

— Смейся-смейся. Когда я стану самым выдающимся медицинским светилом своего времени, ты будешь умолять меня о консультации. И вот тогда я с презрением тебе откажу!

Лана покосилась на полку, где стояло множество книг по медицине.

— Уверена, что твоя мечта сбудется.

— Дело не в мечте, а в призвании. Я останусь работать в Институте и буду зализывать раны тех, кто придет сюда сломленным.

— И все бывшие ученики так стараются впоследствии для Академии?

— Судя по слухам, да. Некоторые остаются работать в администрации, другие делают финансовые вливания или просто занимаются волонтерством, если возникает необходимость. Признательность — одна из наших главных добродетелей, ведь так?

— Безусловно, — подтвердила Лана с задумчивым видом.

— А как поживает твое второе я? — поинтересовалась Романа.

— Дилан? Да вроде ничего. В конце первой недели нашего пребывания здесь ему сделали операцию, а в начале другой — еще одну.

— Знаю, исправление неправильно сросшихся костей.

— Неизвестно, что ему довелось пережить… но, должно быть, это было ужасно.

— Страдания других позволяют нам лучше оценить собственное положение, даже если твоя и чужая истории не поддаются никакому сравнению.

— Да. Его оптимизм, радость, которую он ощущает от того, что находится среди доброжелательных людей, его желание наверстать упущенное — все это вызывает у меня огромное уважение. И я говорю себе, что не вправе проявлять меньшие, чем у него, упорство и волю.

— В этом и сила нашей Академии. Все мы знаем, что в прошлом нам пришлось пройти через испытания. И те, кому удалось выйти победителем, служат примером для остальных.

— И ты знаешь, что пережил каждый из учеников до прихода сюда?

— Да. Церемония клятвы всегда сопровождается ритуалом исповеди.

— Прости?

— Это публичное выступление новичка, в котором он рассказывает о прошлом.

— Что?! — запаниковала Лана. — Кому рассказывает?

— Всем учащимся Академии.

— Да что за чертовщина! — возмутилась она. — Ты имеешь в виду, я должна поведать всему миру о том, что со мной приключилось в прошлом? — Тревога комом стиснула горло девушки.

— Это только кажется, что страшно. Уверяю, ты все сделаешь без всяких проблем.

— И не подумаю! Ни за что на свете! — взбунтовалась ее подруга.

— Успокойся же ты! Ты не обязана сделать это непременно во время самой церемонии. Можешь выбрать другой, более удобный момент, если не чувствуешь себя готовой.

— Никогда!

Романа улыбнулась и села рядом со своей подшефной, нежно взяв ее за руку.

— Ты обязательно справишься. Сначала со мной было так же. Меня бросало в жар при мысли, что я должна все это… Но потом… стоило начать, как я почувствовала себя намного лучше.

— Но это… невероятно трудно!

— Пойми, все, что здесь происходит, часть необходимой учебы для тебя.

— Что-то вроде урока?

— Вот именно. Сеансы с Лео, например. Тебе кажется, что это просто беседы, но они помогают переосмыслить прошлое, собственную личность и подготовиться к будущему пути.

Старичок и правда с тонким изяществом играл роль психолога. Он был не из тех, кто с первого момента устанавливают дистанцию «доктор — пациент». Нет, он скорее изображал наперсника, друга, доброго дядюшку, с которым каждый был бы не прочь провести время. Встречи в его кабинете ничем не напоминали сеансы психотерапии, и никто не чувствовал себя в роли больного. Он принимал у себя воспитанников с неизменным радушием и заводил с ними разговоры на самые разные темы. Да так ловко, что посетители вполне естественно переходили к оценкам — себя и других, обсуждали то или иное событие. Он контролировал беседу, чередуя моменты высказывания с моментами осмысления, делая паузы или улыбаясь, а когда этих средств не хватало, он осторожно задавал вопрос или осмеливался на замечание, которое тут же выявляло его оценку или точку зрения, либо, наоборот, действовал медленно, постепенно подводя ученика к истине. А целью этих бесед было научить учеников оформлять в «правильные» слова свои наблюдения и эмоции. Он брал каждого за руку и заставлял его рассказывать о прожитом дне, начиная с его конца, или о прошедшей неделе, тоже с последнего дня до первого, прокомментировав каждое событие. И это помогало учащимся точно формулировать мысли, приоткрывать свои чувства, вызванные той или иной встречей, уроком или событием. И благодаря этим «правильным» словам учителю и ученику удавалось создавать определенные «рамки толкования», которые позволяли им лучше понимать друг друга.

— Да, с Лео — другое дело. Я бывала с ним откровенна. Но… это потому, что Лео — это Лео, вот так! И потом, ему уже было все известно обо мне. А как сказать другим?

— Ты сразу поймешь, что они все тебе как братья и сестры. Никто не осудит тебя, потому что каждый в прошлом познал отчаяние. И все они находятся в состоянии альтеризма, как говорит учитель философии, то есть им доступно ощущение «быть другим». И тебе не придется испытать ни стыда, ни боязни по отношению к ним, точно так же, как и они не испытают их перед тобой, если ты спросишь об их прошлом.

— Это правда? Я могу спросить?

— Можешь.

Было видно, что Лана сомневается.

— А вот…

— Продолжай, — уверила Романа с улыбкой.

— Ну, я хотела…

— Узнать обо мне?

— Я и правда часто задавала себе такой вопрос. И как тебе…

Романа снова ободряюще улыбнулась.

— Не стесняйся. Мне больше не трудно об этом говорить. Я научилась не только с этим жить, но и спокойно обо всем рассказывать. И потом, мы ведь подруги.

— Спасибо, мне очень приятно, — проговорила Лана.

Романа улеглась на кровати возле нее, взяла соседку за руку и уставилась в потолок, словно там собирались демонстрировать фильм.

— Меня изнасиловал отчим.

Зловещая суть этой короткой фразы, а также слово «изнасиловал» вызвали в Лане огромное смущение. Тем более что Романа произнесла это без каких-либо эмоций, будто журналистка, сообщающая о давнишнем факте.

— И моих сестер тоже.

Воцарилось молчание, полное вопросов. Лана задала первый, пришедший ей на ум:

— А… твоя мать?

— После смерти мамы этот негодяй получил над нами опекунство. Сначала все шло нормально. Но потом… Прежде всего он взялся за старшую, мы тогда ничего не понимали. Потом пришла моя очередь, а уж затем и младшей.

— Бог ты мой!

— Оставь Бога в покое. Упоминать нужно скорее дьявола.

Лана пыталась осмыслить весь кошмар прозвучавшего только что признания. Романа продолжала молчать, погруженная в свои мысли.

— Значит, у тебя есть сестры? — прошептала Лана. — Что с ними стало?

— Младшая выбросилась из окна, ей было всего двенадцать. Он насиловал ее в течение года, но я ничего не замечала, так как думала, что он занимается только мной. А сестренка ничего мне не говорила. Все мы умирали от стыда и друг с другом ничем не делились. И я винила себя в ее смерти.

— Мне очень…

— Очень жаль… знаю.

— А другая сестра?

— Когда Эрина умерла, Аня, старшая, позвонила в полицию. Мерзавец угодил в тюрьму. А меня отдали в приемную семью.

Лана открыла было рот, но тут же закрыла его. Что могла она сказать? Разве нашла бы она подходящие слова в ответ на такое признание?

— Я иногда встречаюсь с Аней, — продолжила Романа. — Иногда навещаю ее на каникулах. Это она связалась с Институтом, когда узнала, что в новой семье я была очень несчастна.

Внезапно Ланой овладело чувство вины. Пережитое подругой оказалось ужаснее того, с чем пришлось столкнуться ей.

— Они все меня унижали, — вдруг проговорила Лана голосом, который ее саму удивил, — почти таким же бесстрастным, как у Романы, когда та сделала свое признание.

Подруга крепко пожала ей руку.

— В лицее они издевались надо мной годами. А однажды силой затащили меня в подвал. А там…

Девушка разразилась рыданиями.

— Хватит, не говори ничего. Ты еще не готова.

— Но ведь пережитое тобой еще страшнее!

Романа приподнялась и погладила ее по волосам.

— Не говори так! Ни в коем случае нельзя сравнивать несчастья друг друга — это здешнее правило. Некоторых может сокрушить слово, оскорбление. А другим дано вытерпеть худшие из пыток, преодолеть их. Каждый путь — индивидуален, каждая жизнь неповторима, каждое страдание тоже.

Лана постаралась выровнять дыхание. Сила Романы стала передаваться ей. Однажды и она станет такой — неодолимой, твердой, уверенной. И успех зависит только от нее самой.

34

Машина свернула с грунтовой дороги, подъехав почти к самому дому. Два сотрудника Службы расследований — Эмили и Люка — в сопровождении Лювны поджидали подходящего момента. Внедорожник притаился за купой деревьев, чтобы его нельзя было разглядеть со стороны поля.

— В такой час она наверняка одна, — сказала Лювна. — Я на всякий случай подожду здесь, если кто-нибудь неожиданно появится.

Следователи направились прямиком к строению. Эмили заглянула в окно и сделала знак напарнику: путь свободен.

— Она в кухне одна, — шепотом произнесла Эмили.

Они постучали в дверь. Ответа не последовало. Постучали снова. На этот раз дверь открылась, и появилась женщина с одутловатым невыразительным лицом.

— Госпожа Жильбер?

Та не удостоила их ни словом. Не мигая, она оторопело разглядывала пришельцев. Эмили — рыжеволосая, с зелеными смеющимися глазами, внушала доверие. Мужчина показался хозяйке куда менее приятным. Может, от того, что ей было трудно вынести пристальный взгляд его темных глаз.

— Кто вы? Что вам нужно? — спросила она низким неприветливым голосом.

— Мы пришли поговорить с вами о Дилане.

В зрачках хозяйки метнулись искорки паники. Она попыталась захлопнуть дверь, но мужчина, выставив ногу вперед, помешал ей.

— Если вы нам не откроете, мы вернемся сюда через два часа, когда придет ваш муж, — холодно произнес он.

Дениза Жильбер колебалась несколько секунд, затем, поняв, что силы неравны, впустила непрошеных гостей. Они проследовали на кухню, куда та сразу же направилась, не говоря ни слова.

Следователи окинули взглядом кухню. Скромная, но удобная, функциональная, без излишеств, она все же казалась холодной, в ней «не было души». На стенах и мебели — ни единой фотографии. Несколько простеньких гравюр, видавший виды диван, допотопные диски с фильмами, горшки с цветами, которые не мешало бы полить. Кухонька давно не знала ремонта, но все же выглядела чистой, опрятной. Крошки хлеба на столе говорили о том, что хозяйка недавно перекусывала здесь, почитывая бесплатную газету объявлений. Указав на два стула, она кивком пригласила гостей сесть и села сама.

Сорокадвухлетняя, судя по сведениям, которые у них имелись, Дениза казалась лет на пятнадцать старше. Преждевременно расплывшиеся черты, лоб и щеки в глубоких морщинах. Платье в голубую полоску, которое защищал простенький фартук, явно знавало и лучшие дни.

— Так, значит, он у вас? — спросила женщина неожиданно тонким голосом, вперив взор в клетчатую клеенку, покрывавшую деревянный стол.

— Да, — ограничилась ответом Эмили.

— Ну и как он?

— А вас это интересует? — удивился Люка.

Вопрос ее не задел.

— С ним все хорошо, — смягчила ситуацию Эмили. — Ему оказана медицинская помощь, и он приступил к учебе.

Началась классическая игра в «хорошего и плохого полицейских». Первый воплощал непримиримость и в любой момент мог взорваться, а вторая была приятна, всегда готова выслушать, посочувствовать, что должно было привести к признанию либо важным откровениям.

На лице Денизы Жильбер после этой новости возникло что-то вроде улыбки.

— Чего вы хотите?

— Понять.

Она недоуменно пожала плечами.

— По нашей информации, ваш муж относился к Дилану с особой неприязнью, — начала Эмили. — Наверняка этому есть объяснение, и мы хотим его узнать.

Лицо собеседницы осталось закрытым и бесстрастным, однако сотрудники Службы расследований отметили учащенное дыхание и то, что она положила руки одна на другую, чтобы унять дрожь. Эмили догадалась, что пришел момент вызвать ее на откровение.

— Знаю, вы хотели его защитить, но не смогли — ведь муж и вас тоже бил. — После тяжело повисшего молчания она продолжила: — Представляю, как вы страдали, когда он мучил сына, и приходили в отчаяние от собственного бессилия.

Мать Дилана покусывала губы, глаза ее увлажнились, но изо рта не вырвалось ни слова.

— Вы всегда считали себя плохой матерью, но теперь у вас появилась возможность сделать нечто очень важное для вашего мальчика. У него есть шанс покончить с прошлым и выстроить свою жизнь заново. Но для этого ему необходимо знать, за что отец издевался над ним. И только вы способны ему в этом помочь.

Женщина по-прежнему не издавала ни звука, но сначала одна слезинка скатилась по щеке, за ней другие, а потом хлынул целый поток слез, застревая в морщинках, уголках губ, падая на клеенку.

— Я ничего не могла поделать, — наконец проговорила она.

Эмили, с сочувствием и предупредительностью, как никогда, подалась вперед.

— Мы здесь не для того, чтобы вас осуждать, а чтобы понять.

— Да нет, я прекрасно знаю, что вы обо мне думаете! Но я не могла справиться… хотя и пыталась. Иногда мне удавалось его немного подкармливать, передавая еду через младшего братишку.

— Мы об этом знаем.

— Я надеялась, что рано или поздно муж успокоится. И Дилан сможет продержаться, пока это не случится. Ведь он оказался стойким, сильным. Мальчик научился страдать. Как и я.

— Да. Но он этого никогда не забудет. Как и вы. Итак, теперь только от вас зависит, сможет ли Дилан выкарабкаться. И он вам будет за это благодарен… когда-нибудь потом.

Дениза Жильбер встала из-за стола, открыла кран и плеснула на лицо водой.

— Все это из-за меня. Моя вина, — произнесла женщина, глядя в окно. — Я — плохая жена и никудышная мать.

— Расскажите нам все, — попросила Эмили.

Та продолжала стоять, повернувшись к ним спиной, изнемогая под тяжестью своей драмы, погруженная в мучительные воспоминания. Удары, крики, угрозы — все это вновь зазвучало в ее голове. И Денизе было легче доверить этим людям свою тайну, чем выдерживать их взгляды: ведь они, как ей казалось, пришли сюда, чтобы за все с нее спросить. Никто не знал об этом раньше, а вот им она расскажет все. Потому что они сказали, что знание правды было крайне важно для будущего ее сына.

35

С тех пор как они случайно встретились в парке, каждый раз, когда Лана выходила на пробежку, она поневоле везде ожидала появления Димитрия: среди елей, тополей, березок и дубов, на излучине каждой дорожки, в конце любой аллеи. Порой она углублялась в рощицу в надежде увидеть его возле пруда. И всякий раз она проклинала себя за это неотступное желание. Встретиться с ним… но для чего? Разве он не обошелся бы точно так же с любой другой новенькой? Те чудесные, завораживающие мгновения, словно выпавшие из времени, сладостно-томительные, принадлежавшие только им двоим, разве могли они быть залогом чего бы то ни было? Димитрий был любезен и предупредителен со всеми. А она придумала себе целую романтическую историю…

Правда, после вечеринки «Возвращение» в ней вновь окрепло ощущение, что Димитрий проявлял к ней особенный интерес. И когда они случайно встречались в течение дня, Лане все казалось наполненным таинственным смыслом — его взгляды, слова, — и это было чем-то иным, а не обычным проявлением дружеской симпатии. Может, ей все это просто казалось? Когда они в шутку поддразнивали друг друга, перемигивались? Просто симпатия или все-таки нечто другое? «Кончай с этой дуростью, — говорила тогда она себе, — он точно так же ведет себя с другими девчонками». И в то же время иногда она замечала, как он за ней наблюдал, и когда глаза их встречались и не могли расстаться несколько секунд, чуть больше положенного, ее сомнения возрождались вновь.

То вдруг Лану одолевала гордыня, и она старалась убедить себя, что она, несомненно, заблуждалась, ее впечатление подпитывалось романтическими представлениями о любви, свойственными девицам ее возраста, это была ловушка, в которую она вновь была готова угодить, скользкая дорожка, по которой она надеялась никогда не пойти вновь… Но через пару минут сомнение одолевало ее с новой силой.

Лана испытывала удовольствие при мысли, что он питает к ней особое чувство — что ж, разве нельзя себе его позволить? Тем более что она была уверена в том, что никогда не даст себе погрязнуть ни в одной любовной истории. По крайней мере она пыталась себя в этом убедить.

Самое главное, ее полностью поглощала учеба, и она чувствовала себя свободнее и комфортнее с каждым днем среди учащихся, старших или младших по возрасту — не важно. Лану очень радовало то, что со многими из них у нее начали завязываться дружеские отношения, а особенно большое удовлетворение приносила ей лестная дружба с Романой. Так чего ради было засорять мозги всякими химерами?

Придя в столовую позавтракать, Лана села напротив своей «крестной матери», постаравшись устроиться так, чтобы видеть всех, кто входит в зал. И когда она заметила Димитрия в сопровождении приятелей, с его бесшабашным и независимым видом, небрежно причесанными волосами, правильными чертами лица и вечной улыбкой, она не могла удержаться, чтобы не устремить на него тот же глупейший взгляд, что и у остальных девушек, на которых распространялось его очарование.

— Закрой рот, не очень-то приятно видеть, как ты жуешь хлеб, — пошутила Романа.

Застигнутая на месте преступления Лана, провоцируя подругу, высунула язык с комком непрожеванной пищи.

— Вот тебе, получай, язва!

Подняв глаза, Лана увидела, что на нее с удивлением смотрит Димитрий. Она быстро проглотила еду и вытерла губы салфеткой. Юноша улыбнулся.

— Черт, вот дура!

— Ты о чем?

— Он меня увидел с набитым ртом.

— И что дальше?

— Ему стало противно.

— Лана… Вспомни правило первое…

Димитрий сел в противоположном конце зала напротив своих друзей. Оттуда он тоже прекрасно видел Лану.

— Отлично, значит, и ты угодила на крючок?

— Что? Да нет, вовсе нет. Он мне нравится, не больше того.

— За дуру меня принимаешь?

— Ничуть! Мне просто приятно на него смотреть, встречать его иногда, перекидываться парочкой слов. Он мне интересен, вот и все.

— И ты даже не замечаешь, как он на тебя смотрит? Или тебе и это нравится?

— А, ты тоже заметила?

— Конечно.

— Ладно, пусть так. Но все же я не влюблена.

— Ты напоминаешь мне того, кто утверждает: «Я люблю шоколад, обожаю конфеты, не могу устоять перед карамелью, тащусь от выпечки… но вовсе не люблю сладкое!»

— Ты правда думаешь, что я к нему неравнодушна?

— Думаю. С той самой встречи в парке.

— Но тем утром не произошло ничего особенного. Или… почти. И потом, я совсем ничего о нем не знаю!

— Это как раз нормально.

— Как это нормально?

— Он из разряда… таинственных персонажей.

— Пресловутая темная сторона?

— Возможно.

— Когда он появился в Академии? Какова была причина?

— Никто не знает.

— Да о чем ты говоришь?! Из твоих слов я поняла, что здесь все про всех известно!

— За исключением этого субчика. Он никогда не отвечает на вопросы личного характера.

— Но, послушай, наверняка есть люди, присутствовавшие на его вступительной церемонии, они-то слышали, что он рассказывал!

— Нет, он прошел ее раньше всех остальных. Тогда он был совсем мальчишкой.

Эта информация была для Ланы как удар под дых. Институт принимал в свои ряды исключительно подростков или во всяком случае ребят предподросткового возраста. Было там четверо-пятеро детей десяти-двенадцати лет, но о них говорили как об исключении, связанном с тем, что их положение требовало срочного вмешательства. Что должен был пережить Димитрий в детстве, чтобы его приняли в Академию?

— А семьи у него нет?

— Официально — нет.

— Что значит «официально»?

— Потому что он с кем-то встречается вне стен Института. Иногда уезжает на выходные и остается там на ночь. То же и во время каникул.

— Это может означать, что какие-то семейные связи у него сохранились. Или же… есть возлюбленная.

Произнеся эти слова, Лана почувствовала, как у нее сжалось сердце. Последнее предположение было досадным. В конце концов, в Институте, несмотря на лавры неотразимого соблазнителя, постоянной подружки у Димитрия не имелось.

— Да может, конечно. Таинственность лишь добавляет ему шарма, не так ли? — пошутила Романа.

И тут Лана почувствовала на себе взгляд Димитрия. Она посмотрела на него. Юноша, подобно ей самой, выставил вперед язык с остатками еды. Она, естественно, расхохоталась. Романа обернулась и, убедившись, что они затеяли нелепую детскую игру, разочарованно пожала плечами.

— Ну, вот что, дорогуша, официально тебе заявляю: ты втрескалась по уши! — прошептала она.

36

Антон бросил на стол папку с личным делом. Лео взял ее, раскрыл и пробежал глазами последнюю страницу.

— Интуиция тебя не подвела, — произнес он, не поднимая головы. — Как, впрочем, и всегда.

Друг пожал плечами. Он никогда не считал это своей особой заслугой. Напротив, печальный опыт соприкосновения с людским страданием и знание человеческой души омрачали преподавательскую стезю.

Как-то его спросили, не сделали ли долгие годы его нечувствительным к борьбе со злом всякого рода? Тогда он инстинктивно ответил «нет», потом подумал и понял, что на самом деле со временем его отношение к страданиям детей и подростков претерпело изменение. Что касается сочувствия, то оно осталось прежним — ни ослабело, ни возросло, однако оно утяжелилось, обросло разными «паразитными» чувствами: затаенным гневом и определенного рода усталостью. Гневом перед неиссякаемой изобретательностью людей в том, что касается жестокости, и усталостью перед тщетностью надежд, которыми была оживлена его деятельность в самом начале, когда он еще верил в скорое наступление нового, лучшего мира. И потом, у него так мало осталось времени! Он был стар, скоро придется выйти в отставку, и необходимо изыскивать средства, чтобы их дело не пошло прахом.

— Ты считаешь, стоит ему все открыть?

— Антон… — вздохнул Лео.

У его друга и единомышленника была мания оберегать воспитанников от всего травмирующего.

— Да знаю, знаю. Мне известна теория освобождающей силы правды. Я просто хотел уточнить, обязательно ли нужно рассказывать сейчас? Нельзя ли еще немного подождать? Сейчас у него все ладится, он почувствовал вкус к жизни, перед ним новые горизонты…

— В этом-то и проблема. Он создает свою новую идентичность на весьма шаткой основе. На мой взгляд, необходим полноценный период реконструкции личности после его прихода в Институт, чтобы создать прочную психологическую базу, иначе вся уже проделанная работа может пойти насмарку.

— Согласен. В конце концов, тебе решать.

Лео поднялся и направился к кофемашине. Он обратил взгляд на друга, но тот легким движением руки отказался.

— А что касается официальной стороны вопроса о пребывании мальчика в Институте? — спросил Лео.

— Мать подписала без звука. Отца пришлось припугнуть, что направим жалобу в полицию по поводу жестокого обращения, и тогда он согласился.

— Что с остальными детьми?

— Вряд ли его можно записать в идеальные отцы, но, по крайней мере, он их не бьет.

— А жену?

— Поколачивает. Но она не желает ни в чем его упрекать. Боится. Мы обратились в социальную службу. Там их семью возьмут на заметку.

Антон показал на другую папку, лежавшую на столе.

— А что с третьим? Выпьем мы с тобой, наконец, по третьей стопке водки или нет?

— Да, о нем нужно поговорить. События развиваются, причем принимают довольно неприятный оборот.

37

Одной из причин, почему Дилан так высоко ценил Лео, было, в частности, нескрываемое восхищение последнего перед природой. Когда они случайно встречались в парке, старичок созерцал флору и фауну точно с такой же нежностью, с какой он относился к воспитанникам. А такой человек был просто обречен на доброту. Разве мог Дилан представить, чтобы его отец когда-нибудь попусту тратил время, разглядывая кору деревца, или лаская лепестки цветка, или наблюдая за скачущей по тропе белочкой, в то время как для директора Академии это были самые чудесные, бесценные мгновения жизни, которыми он наслаждался.

Может, оттого Дилан и любил с детства природу. Он не уставал восхищаться разнообразием оттенков цветов и листвы, менявшихся в зависимости от времени суток, радовался хаотичному танцу насекомых, гармоничному полету горлиц высоко в небе, дивился неукротимой фантазии облаков, создающих самые немыслимые формы и объемы… Наблюдение за природой в те годы было единственным доступным ему развлечением, единственной отрадой.

— Каштаны в этом году начнут плодоносить раньше обычного, — сообщил старичок.

— Да… Жаль, что лето почти закончилось, — ответил паренек.

Лео пригласил его сесть рядом с ним в одно из кресел гостиной.

— Как у тебя дела с руками?

— Хорошо, — сказал Дилан, выставляя их напоказ. — Осталась лишь легкая повязка.

— Скоро сможешь писать.

— Надеюсь.

— Мне известно, что ты здорово потрудился и почти ликвидировал отставание.

На лице Дилана мелькнула было удовлетворенная улыбка, но она тут же исчезла, поскольку подросток заметил внезапно появившееся выражение серьезности у собеседника.

— Почему вы меня позвали сюда? — спросил он.

— Послушай, Дилан, то, что я собираюсь сказать, возможно, будет нелегко выслушать. Я знаю, тебе хорошо среди нас, у тебя появилось немало друзей…

После этой преамбулы пульс мальчика участился. Что он ему, интересно, скажет? Смущенный вид директора еще больше увеличивал его опасения.

— Я… я вас слушаю.

— Мне бы очень не хотелось нарушать твою счастливую жизнь, но…

В горле Дилана пересохло. Значит, так и есть. Его собираются отослать отсюда, вернуть домой. Отец, вероятно, предъявил на него свои права. Упрямый и жестокий, он не смог простить ему унижения, связанного с вторжением сотрудников Службы экстренной помощи, ему не хватало помощи Дилана на ферме, вот он и добился того, чтобы забрать его обратно! Но только он не вернется! Никогда в жизни он не позволит больше этому тирану издеваться над ним. Он убежит. А если его поймают, он убьет отца! Нет, теперь, когда Дилан вкусил сладость иного, счастливого существования, когда понял, что быть счастливым — это возможно, когда он получил возможность учиться, повстречался с замечательными людьми, он не сможет вернуться назад. Разве Лео не говорил — то, что сделал его отец, нельзя было ни простить, ни оправдать? Значит, этот мерзавец сдохнет. Лучше попасть в тюрьму, чем снова угодить в ад! По меньшей мере, в тюрьме иногда можно отдыхать, читать, даже учиться!

— Я туда не вернусь! — воскликнул Дилан с такой яростью, которую никогда прежде не только не выражал публично, но и не испытывал.

Это был даже не крик, а отчаянная мольба.

— Вы мне сказали, что позаботитесь обо мне! — неистовствовал он. — Что я смогу учиться!

— И я тебе не солгал.

— Но тогда… в чем же дело?

— Успокойся: не может быть и речи, чтобы ты вернулся. Твое место — среди нас.

Подросток мгновенно пришел в себя, удивленный, растерянный, и на его глазах выступили слезы. Нет, он не станет плакать. Он научился сдерживать себя. Но тогда чего хотел Лео? Почему он сказал, что его счастливая жизнь может быть нарушена?

— Знаешь, Дилан, иногда правду бывает нелегко вынести. Но ее необходимо узнать, иначе движение вперед невозможно.

— Лео, вы можете обойтись без туманных фраз и сказать прямо? Меня все это уже взвинтило до последней степени!

Директор улыбнулся. План сработал: он хотел заставить подопечного поверить в худшее, а уж потом выложить менее плохое — так ему легче будет принять второе. А самым худшим, он знал, для Дилана была перспектива покинуть Академию. На мгновение дав ему ощутить вероятность первого, поиграв двусмысленностью фраз, Лео желал одного: заставить подростка принять относительную безобидность той информации, которую он готовился ему представить. Вполне макиавеллиевский подход, но он был необходим, чтобы смягчить болезненность правды.

— Речь пойдет о твоем отце, — проговорил Лео.

— С ним что-то случилось? Если так… то знайте — плевать я на него хотел.

— Да нет, с ним все в порядке. Но, признайся, ты ведь не раз задумывался над тем, почему он был так к тебе жесток?

— В прошлой жизни — да, каждую секунду, а теперь и не думаю об этом вовсе.

— Ты всегда во всем винил себя, даже говорил о каком-то страшном проступке, который ты якобы совершил в раннем детстве и о котором не мог вспомнить.

— Да. И вы тогда ответили, ничто не может оправдать то, что он со мной делал.

— Точно. Тем не менее важно, чтобы ты понимал, почему этот человек тебя мучил. Это поможет избавиться от комплекса вины и построить новую жизнь, основываясь на реальности, а не на предположениях.

— Да мне плевать на него теперь, я же сказал. И никакого комплекса вины у меня нет — вам удалось меня переубедить. Я прекрасно чувствую себя в моей новой жизни.

— Да, сейчас это так, потому что ты радуешься каждому мгновению, которое проживаешь вместе с нами. Но позже, когда тебе придется столкнуться с жизненными трудностями или взвалить на себя ответственность, тоже став отцом, вопрос этот встанет перед тобой в полный рост. И вновь будет мучить тебя. Так что лучше ответить на него как можно раньше.

Дилан пожал плечами, выражая сомнение.

— Ну, допустим, а что дальше?

— У меня есть ответ на этот вопрос.

— Как это? — поразился Дилан.

— Мы провели расследование.

— И узнали, за что он меня ненавидел?

Спросить-то он спросил, а вот только так ли уж ему хотелось получить ответ?

— Узнал. И мой долг — тебе это сообщить.

— Кто вам рассказал?

— Твоя мама.

— Мать? — пробормотал он в недоумении. — И почему?

— Чтобы тебе помочь.

Слова Лео выбили его из колеи. Если мать знала, из-за чего отец его ненавидит, почему она молчала и ничего не делала? Боялась отца? Наверное, так — ведь он и ее бил. Да и зачем ему теперь ее помощь? Она встала на его сторону? Пошла против отца? Невероятно…

— А что именно она сказала? — проговорил он.

— Тот, кого ты считал своим отцом… им не является.

Глаза Дилана заметались, будто он пытался проследить за роем насекомых. Он побледнел.

— Я… я не понимаю.

— Ты был зачат не от него.

Дилан попробовал представить картинку того, о чем говорил Лео, но тут же от этого отказался.

— Ты ведь знаешь, твоя мама не была счастлива с ним, — продолжил Лео. — Муж ее бил. Но она привыкла и смирилась. Как-то летом твой отец поранил руку и пришлось нанять батрака на время жатвы. Этот рабочий жил на вашей ферме. Вежливый, предупредительный, он держался с твоей матерью совсем по-другому. Женщина влюбилась, ведь она так нуждалась во внимании и ласке. У них завязался роман, а через девять месяцев ты появился на свет.

— Вы хотите сказать…

— Твоя мать родила тебя от него.

Дилан наморщил лоб, будто хотел получше сосредоточиться, чтобы осмыслить этот факт. То, что он узнал, пока заключалось для него в разрозненных словах, хаотичных обрывках, которые нужно было сложить воедино, как кусочки головоломки, чтобы они обрели смысл.

— И… отец об этом узнал? — выпалил он на одном дыхании.

— Подозревал. Он постоянно терзал ее, вынуждая признаться, но она все отрицала. Понятное дело, она слишком его боялась. Но, в конце концов, ты стал подрастать и все больше становился похожим на этого человека. Так, постепенно, измена стала очевидной. Истина оказалась невыносимой, и его гнев обрушился на тебя.

— Ну а я-то чем виноват?

— Да какая разница! Через тебя он хотел насолить ей. Избивая тебя, он причинял боль матери. Сама она боли давно не страшилась. Но знать, что ты страдаешь из-за нее, было для нее хуже смерти.

Лео замолчал. Теперь нужно было дать Дилану возможность все разложить по полочкам и переварить эту информацию. Сразу, пожалуй, это ему не удастся, но со временем все встанет на свои места.

— А… батрак? — пробормотал подросток. — Он больше не возвращался? Он узнал о моем рождении?

— Покидая ферму, он знал, что твоя мать беременна. Она сказала, что ребенок от него, но он просто уехал и никогда больше не появлялся.

— Тогда он мне тоже не отец.

— Что ты имеешь в виду?

— Раз он даже не захотел меня увидеть, он ничего для меня не значит.

— Ты прав. Обычно я говорю, что отцом на деле является тот, кто воспитывает ребенка, отдает ему свою любовь, занимается его учебой, но ни один из этих двоих не подходит на эту роль в твоем случае.

Глаза мальчика продолжали метаться по сторонам, словно перед ним проносилась череда отрывочных видений, летучих образов, воплощавших его сомнения и вопросы.

— Так, значит, это все произошло не по моей вине… Я не совершил никакого проступка… — проговорил он.

— Никакого.

— Во всем виновата моя мать!

— Не суди ее слишком строго. Сейчас, возможно, тебе трудно ее простить, но со временем гнев уляжется.

Подросток пожал плечами.

— Иногда она меня защищала, хотя и боялась отца. Передавала мне еду через Лиама, но все же, я думаю, она меня тоже не любила.

— Муж искалечил всю ее жизнь. Не знаю, сохранилась ли в твоей матери вообще способность любить собственных детей, а также не знаю, могла ли в этих условиях она сделать для тебя больше. Она предпочла, как страус, спрятать голову в песок, чтобы не видеть отвратительной реальности.

— А этот человек… который… вы знаете, кто он?

— Знаю только, что его звали Тони, он был итальянец, родом откуда-то из Апулии.[12] Это все, что смогла вспомнить твоя мать.

Отец-итальянец… Тони… Апулия. Он попробовал представить лицо этого человека, его родину, но ему это не удалось. Он встал, чтобы уйти к себе. Закончил или нет Лео свой рассказ — он больше не хотел ничего слышать. Единственным его желанием было сейчас остаться в одиночестве.

— Дилан, если захочешь вернуться к нашему разговору, я всегда на месте.

Подросток вышел, не попрощавшись. В его голове вертелась одна только фраза: «Я ни в чем не был виноват, он бил меня, чтобы наказать мать».

38

Действуя очень осторожно, Лана все же разузнала: каждую пятницу по вечерам Димитрий куда-то уходил. Пользовался моментом, когда воспитанники уединялись в своих комнатах, собираясь на ужин, и ускользал из замка. В другие дни, случалось, он тоже уходил, но редко. Никто не знал, куда он направлялся. Одних эти отлучки вовсе не заботили, а те, кто был заинтригован его загадочными вечерними прогулками, приписывали их скрытному характеру Димитрия. Правда, старшие воспитанники получали право отлучаться, предварительно обратившись к начальству с такой просьбой, но ни у одного из них не было столь сильных привязанностей на стороне, чтобы отсутствовать регулярно.

Затаившись в кустах в ожидании момента, когда Димитрий покинет главное здание, чтобы пойти по его следам, Лана вдруг почувствовала себя круглой дурой. Девушка прекрасно знала, что вынюхивать что-либо было абсолютно не в духе Института, но тут же утешилась при мысли о том, что любознательность относилась к одним из главных добродетелей в их заведении, стало быть, она просто следовала рекомендациям, полученным во время учебы. Конечно, в глубине души она осознавала шаткость своей позиции, ведь любознательность, а вернее — любопытство поощрялось потому, что оно способствовало победе над собственными страхами, чтобы стать сильнее, развить в себе здоровое честолюбие, но уж никак не предполагало слежку за кем-нибудь из товарищей.

Когда ей впервые пришло на ум проследить за Димитрием, нелепость этой идеи вызвала у нее улыбку. Потом Лана стала представлять ради забавы, что могло бы открыть ее шпионское поприще. Так, по прошествии нескольких дней, поскольку она непрестанно рисовала себе различные сценарии и возводила гипотезы, изначально проказливое желание превратилось в навязчивую идею. И в тот вечер, вместо того чтобы пойти прямиком в столовую, Лана, неожиданно для себя самой, развернулась, вышла и направилась в лес. Неизвестно почему. Поддалась порыву. Спрятавшись в зарослях кустарника, девушка пыталась сбавить градус этого драматического события, изобретая оправдания, одно глупее другого.

«Просто для смеха».

«В любопытстве нет греха».

«Раз уж в Институте ни у кого нет ни от кого тайн, почему бы и мне не узнать?»

«Позже я обязательно признаюсь, что шпионила за ним».

На все эти смешные доводы в голове сразу же возникали контраргументы — их нашептывала та часть сознания, которая оставалась ясной и способной к анализу.

«Для смеха? Какого еще смеха! Просто тебе хочется побольше выведать о Димитрии».

«Любопытство хорошо только в познании, но уж никак не в том, что касается личной жизни знакомого».

«Воспитанники рассказывают о себе друг другу на основе взаимного согласия. А то, что ты собираешься делать, нарушает этот принцип».

«Да никогда ты ни в чем не сознаешься! Разве сможешь ты пережить такой позор!»

В конце концов ей пришлось прийти к выводу, что она действовала как девчонка, причем влюбленная девчонка, и, смутившись, Лана решила покинуть свое убежище и вернуться в столовую. Но в тот самый момент, когда она была готова подняться по лестнице, Фредерик, охранник, вдруг вышел покурить. Ничего не оставалось, как дождаться, когда он уйдет, и потом пойти восвояси. Нужно было вернуться к рассудку и оставить в неприкосновенности частную жизнь Димитрия.

Но как только тень последнего нарисовалась на стене замка, внутри у девушки все задрожало, и благие намерения тут же испарились.

Сбежав по лестнице, юноша со спортивной сумкой на плече легкой и упругой походкой устремился в парк. Ей с трудом удалось сдержать дыхание, когда он прошел почти рядом с ней. Фредерик как раз удалился. Что ей было делать? Вернуться все-таки в здание или продолжить? Уступив импульсу, она пошла, сохраняя расстояние, за Димитрием, вся дрожа от беспокойства.

Что она скажет, если он ее застанет на месте преступления? Как объяснит свое присутствие? Но девушка немедленно отвергла это предположение. Она ни за что не попадется.

Дойдя до ворот, Димитрий открыл их с помощью маленького пульта, который он с осторожностью снова убрал в карман. Интересно, у многих ли воспитанников были такие «сезамы»? Ох, что-то она в этом сомневалась.

Так что же делать? Возвращаться, нашептывали ей остатки разума. Но вот представится ли второй такой случай, чтобы раскрыть тайну ее приятеля?

Лана скосила взгляд на камеры, установленные на входе. Однажды, возвращаясь с пробежки, девушка заглянула в будку и немного поболтала с охранником, втайне пронаблюдав, как работают камеры. У нее было несколько секунд, чтобы выйти и не попасть в их поле зрения. Она подождала, пока Димитрий немного отойдет, топчась на месте от нетерпения и все еще сомневаясь. Потом, когда юноша скрылся из виду, Лана бросила быстрый взгляд на направленные на нее объективы, оценила расстояние, остававшееся между двумя створками ворот, и бросилась вперед. Ей едва хватило времени, чтобы выскочить наружу, как створки тут же сомкнулись.

Она точно видела, что Димитрий пошел по дорожке, идущей вправо. Помчавшись вслед за ним и стараясь производить как можно меньше шума, Лана его там не обнаружила. Быть может, он уже завернул за угол замка? Она ускорила темп. Добежав до развилки, она выглянула, просматривая дорогу. Никого! Куда он мог деться? Невозможно вот так взять да исчезнуть!

По ту сторону дороги, в низине, были заросли кустарника, вряд ли он мог туда забраться! Да и пройти дорогу целиком за такое время он не мог, разве что бежал со всех ног. Зачем ему спешить? Уж не заметил ли он? Решил оставить ее в дураках! Спрятался наверняка за каким-нибудь деревом и теперь поджидает ее, чтобы всласть поиздеваться!

Мысль эта привела ее в бешенство, девушка в последний раз оглядела окрестности. Взошла луна, заливая деревья тусклым светом, в котором ей теперь мерещилось что-то тревожное. Вдруг, словно невидимая рука увеличила громкость, стали слышны тысячи разных звуков дикой природы, которая будто находилась начеку, готовясь встать на свою защиту или напасть.

Тогда она решила вернуться, и только оказавшись перед воротами, поняла, что не продумала как следует этап «возвращения». Мысленно Лана отругала себя за то, что не была столь же предусмотрительной, как любопытной и безответственной. Не следовало ли ей уже научиться управлять своими импульсами, заставить работать рассудок, предвидеть последствия поступков? Вот как теперь войти, оставшись незамеченной?

Пройдя вдоль ограды, она попыталась найти место, где ей удалось бы перелезть через стену. Она даже попробовала это сделать, но упала и больно ободрала предплечье. Попыталась в другом месте — с тем же успехом. После нескольких неудачных попыток уставшая, отчаявшаяся Лана уселась на землю и горько разрыдалась. Какая же она глупая! Неразумная, по-девчоночьи легкомысленная!

Окружавший ее лесок показался девушке еще более враждебным. А ведь всего в нескольких шагах находился замок с его теплой и дружественной атмосферой! Наверняка воспитанники уже закончили ужинать и теперь собирались стайками, чтобы играть, беседовать или смотреть фильмы, а она, она всего этого была лишена.

Романа, должно быть, недоумевала, куда соседка могла деться, искала ее, волновалась.

Лане оставалось одно: позвонить, чтобы охранник открыл ворота. Об этом станет известно дирекции, и ей придется объясняться. И девушка решила покориться судьбе: проиграла так проиграла, она должна во всем признаться, испить свой стыд до конца.

Внезапно по ее телу прошла дрожь. Что-то двигалось рядом с ней, шевелилось, но было уже так темно, что она не могла понять, откуда исходил шум. Какой-нибудь зверек? Лана вскочила на ноги и быстро взобралась на дерево, чего она никак не могла от себя ожидать. Шаги приближались. Она затаилась между ветками и… увидела Димитрия. Остановившись перед воротами, он достал пульт. Забыл что-нибудь? Какая разница, у нее появился шанс! Она слезла с дерева и прижалась к решетке. Подождала, пока он пройдет и, как в прошлый раз, проскользнула между двумя тяжелыми створками за секунду перед тем, как они закрылись. Димитрий спокойно направился к замку. Скоро он, вероятнее всего, оттуда выйдет. Она вошла в парк, чтобы он ее не заметил, и немного подождала.

Минутой позже Димитрий появился снова и отправился той же дорогой.

Лана влетела в свою комнату, радуясь, что ей удалось легко отделаться, и одновременно приходя в ужас от того, что могло бы произойти.

39

Димитрий сидел на постели. Напротив него Дилан не сводил глаз со своих рук, погруженный в невеселые мысли.

— Ну что, стало полегче? — спросил Димитрий.

— Даже и не знаю, — проговорил его друг.

— Ты наверняка все время спрашивал себя, почему он так с тобой обращается? Ведь спрашивал?

— Да. Хотя… я думал, что сам совершил что-то плохое.

— Ну, по крайней мере, ты теперь знаешь, что это не так.

— Верно.

Дилан только что обо всем рассказал. Не сразу, конечно. Но Димитрий проявил столько предупредительности и терпения, спрашивал с таким тактом, что подросток поневоле ему доверился.

— Могу я кое-что спросить? — поинтересовался его «крестный отец».

Дилан кивнул.

— Почему ты не сбежал?

— Куда я мог сбежать? И потом… я надеялся, что со временем мои муки закончатся. Порой отец делал перерывы, не всегда на меня нападал, потом, правда, снова тащил в сарай. Он никогда со мной не разговаривал, орал на меня, но чаще всего этим и ограничивалось. Тогда я начинал верить, что будет лучше, что все начинает налаживаться. Но стоило так подумать, как ни с того ни с сего или из-за какой-нибудь ерунды он снова на меня набрасывался.

— Понятно…

— А что бы ты сделал на моем месте?

— Не знаю. Я как раз сейчас об этом думал. Ведь у меня никогда не было отца.

— Да и у меня тоже никогда не было. Но только, знай я, что он мне не отец, я бы так легко не поддался. Не стал бы ждать прощения, я бы защищался. Давал бы сдачи. Я бы мог его даже убить.

Это признание, хотя и с тенью сомнения, взволновало обоих.

— А этот человек, батрак, — спросил Димитрий, — что ты к нему чувствуешь?

— Да ничего.

— И тебе не интересно, кто он?

— Нет. Переспав с матерью, он и думать не думал ни о каком ребенке. Он не больше мне отец, чем все остальные. Отец — это тот, кто воспитывает, заботится о ребенке, а не тот, кто… ну ты понимаешь, о чем я.

Димитрий растянулся на постели. Слова Дилана словно отвечали на его собственные вопросы. И если он с давних пор смирился со своим статусом сироты, то отношения между детьми и родителями бесконечно интересовали его, так сказать, умозрительно. Все воспитанники Института, по сути, были жертвами этих отношений. Случай его нового друга в какой-то мере давал новую пищу для размышлений на эту тему.

— А куда ты вчера ходил? — задал вопрос Дилан.

Димитрий подумал о том, как уклониться от прямого ответа. Исповедь друга побуждала довериться ему в свою очередь, но он знал, что этого делать не стоило.

— Ты не обидишься, если я не отвечу? Во всяком случае… не сейчас?

— Да ладно, выбрось из головы.

40

— С информационной ячейкой[13] контакта нет, — возвестил Микаэль.

— И давно?

— Сразу после того как парень сообщил, что события становятся неуправляемыми и что он хотел бы дать задний ход. С тех пор его телефон молчит.

— Он связывался по компьютеру?

— Нет, общался с нами по смартфону.

Антон следил за достижениями цифровой революции с некоторой растерянностью, как большинство его ровесников. Он ее не принял: сначала отнесся к ней с подозрением, а потом активно взбунтовался, осознав, какое место заняли интернет и мобильная связь в жизни молодого поколения. Он всячески клеймил цифровые технологии, считал их причиной всех зол в современном мире: уничтожения культуры, десоциализации, оболванивания… Позднее он понял, что продолжение сопротивления означало бы полную изоляцию, потерю связи с окружающими. А ведь успех Института целиком зависел от способности активно внедряться в реальную жизнь, быть в курсе каждодневных событий «маленьких людей». Да, он это понял. И хотя сам он не пользовался ни смартфоном, ни компьютером, Антон отлично знал об их возможностях и собрал группу специалистов в составе Службы экстренной помощи. Очень быстро он оценил ее действенность, ибо один только хакер мог предоставить ему больше информации, чем когда-то целая команда следователей. Да еще и гораздо быстрее.

— И где он, как ты думаешь?

— Наверное, добрался до перевалочного пункта перед отправкой к месту боевых действий. Туда, где вербовщики завершают промывку мозгов кандидатов и оценивают их возможности, чтобы решить, какое им найти применение.

— И у нас нет ни малейшей зацепки, где может находиться база?

— Нет. Они постоянно меняют расположение.

Антону не нравилось, какой оборот принимало это дело. За годы работы он научился находить подходы к разным людям, внедрять своих сотрудников в банды и организации, откуда ему удавалось вытаскивать попавшую в переделку молодежь, однако в данном конкретном случае, он это понимал, вплотную подобраться к врагу не представлялось возможным.

— А что говорят коллеги из антитеррористической бригады?

— У них ноль информации, как и у нас.

— Скольким временем мы располагаем?

— Парню через пару недель исполнится восемнадцать. После этого они смогут пустить его в дело. Отправлять его с фальшивыми документами они не рискнут, тем более что совсем скоро он станет совершеннолетним и сможет беспрепятственно уехать из страны.

— А что его семья?

— У родителей тоже нет от него вестей.

— Что собираешься предпринять?

Начальник Службы экстренной помощи готовился к этому вопросу. Одним из главных принципов Академии было никогда не ставить перед собой задачу, решение которой превосходило ее возможности.

— Единственный способ — внедриться в группу.

— Хочешь выдать одного из твоих сотрудников за джихадиста?

— Нет, не сотрудника… Одного из воспитанников. Вербовщик, а у них ушки на макушке, быстро захочет поговорить с нашим кандидатом по скайпу, чтобы проверить, кто он есть в действительности. Сотрудники не годятся — они слишком взрослые. К подростку будет больше доверия.

Антон помрачнел. Он принципиально был против того, чтобы подвергать опасности жизни своих протеже. Разумеется, он не возражал, если те после окончания Института продолжали там служить, но совсем другое дело — вынуждать их совершать нечто опасное в тот момент, когда период становления их личности был в самом разгаре. Нет, это в его глазах было недопустимо.

— Проблем не будет, — прочел его мысли Микаэль. — Придется просто разыграть роль перед монитором до того момента, когда вербовщик предложит поехать в лагерь.

Антон все еще колебался.

— И кого ты в этой роли видишь? — все-таки спросил он.

Микаэль уставился на директора, глаза в глаза. Оба знали ответ на этот вопрос.

Лицо директора потемнело.

— Это невозможно, — проворчал он. — Лана имела дело с этим парнем! А раны девушки еще очень свежи. Невозможно! Тем более что мы ей еще ничего не рассказали.

— Именно потому, что она его знает, ее кандидатура и является наилучшей.

Антон поморщился.

— Что говорит Лео?

— Он согласен. И даже считает, что это поможет ей примириться с частью ее прошлого.

Старик пожал плечами: он согласился с таким решением, но оно ему не нравилось.

41

Дилан всегда знал, где ее можно найти. Когда у Лии возникало желание залечить раны или восстановить душевное равновесие, она шла к дальней скамейке в парке или уединялась в пустой классной комнате. Отыскав девушку, он тихонько приближался к ней и усаживался рядом. Лия всегда встречала его с улыбкой, полной нежности, отчего сердце подростка наполнялось восторгом. Их связывали особенные отношения: они радовались друг другу и охотно проводили время вместе, но разговаривали редко. Обычно Лия читала вслух книгу, находившуюся в тот момент у нее в руках, — сборник стихов, роман или эссе, а ее «ученик» задавал вопросы, если ему были непонятны какие-нибудь слова или фразы. Девушка ни в чем его не упрекала — напротив, ей доставляло удовольствие что-то объяснять, и поэтому Дилан чувствовал себя свободно и не стыдился своего невежества. Иногда она советовала ему просто погрузиться в мелодию стихотворения. «Только музыка слов способна порождать чувства», — сказала Лия однажды. Но он считал, что вся магия заключалась не столько в самих словах или в их смысле, сколько в голосе девушки. И в их близости, безусловно. Не будь она рядом, часть ауры этих текстов мгновенно бы улетучилась.

Больше всего Дилану нравились в Лии ее душевная тонкость, богатство воображения, непохожесть на остальных, напоминающая его собственную. Не меньше ценил он и ее заинтересованность им и внимательность к нему, поднимавшую его в собственных глазах. Девушка таким образом допускала парня в свой внутренний мир, в то блаженное единство, существующее между книгой и читателем. И в этот день все было так же.

Лия прервала чтение романа «Над пропастью во ржи».

— А тебе нравятся книги, которые я читаю? — неожиданно спросила она.

Вопрос застал его врасплох. Она еще сомневается?

— Да, конечно же! — поспешил он ответить.

— Я не то хотела спросить. Что тебе нравится — сами книги или то, что их читаю я?

Дилан покраснел, пытаясь подобрать слова, нервно провел рукой по волосам. Как ей удалось прочесть его мысли?

— Думаю, и то и другое.

— Как тебя понимать?

Что ответить, чтобы не разрушить волшебство их пленительной близости? Солгать? Отделаться пустой фразой? Нет, Лия заслуживала искренности.

— На самом деле… ты же знаешь, я не все понимаю, не все слова, иногда целые фразы. Главное, что меня волнует, это твоя манера чтения. Ну и не только, разумеется. Для меня важен каждый миг, проведенный с тобой. Вот что я хочу сказать… все это было написано кем-то, кто не случайно выбрал именно эти слова. Потом они долго оставались предоставленными самим себе, на страницах книги. Когда ты читаешь, слова оживают, словно их автор здесь, рядом с нами. Понимаешь? Ты, я, авторы — все это, вместе взятое, и дает эти невероятные, неповторимые мгновения. Вот что я люблю на самом деле больше всего.

Он сказал то, что думал, может, не очень ловко, поддавшись желанию выразиться как можно точнее, и теперь опасался, что она сочтет его… полным идиотом. Подняв со страхом глаза, Дилан вместо этого увидел на лице девушки чудесную улыбку.

— Смешно то, что я сказал?

— Нет. Прекрасно.

— Да ладно, ты просто издеваешься, — проговорил он, стараясь скрыть смущение.

— Я никогда над тобой не издеваюсь, и ты это прекрасно знаешь.

— Да я просто так… чтобы что-нибудь сказать.

Вдруг лицо девушки сменило выражение, стало серьезным.

— Я могу на тебя положиться?

Что она под этим подразумевала? По телу Дилана прошла сладкая дрожь.

— Еще бы, что за вопрос!

— Тогда… дай мне обещание.

Он вдохнул побольше воздуха, потому что ему вдруг больно сдавило грудь.

— Хорошо, конечно.

— На самом деле речь идет о трех обещаниях, — уточнила Лия.

— Ах, вот как? Ладно.

Она могла потребовать от него сейчас все что угодно, и он не посмел бы отказать — настолько глубока была его благодарность этой девушке.

— Первое…

Лия прервалась на полуслове, она словно колебалась.

— Ну и?

— Не влюбляйся в меня.

Жаркая волна ударила Дилана. Как она это произнесла, совсем просто, словно речь шла о незначительной услуге.

— Я… я не понимаю.

— Нет, ты все понимаешь.

Ему снова стало трудно дышать.

— Знаешь, когда два человека сближаются, им кажется, что они вместе переживают что-то особенное, и тогда они стараются подогнать свое чувство под определенный шаблон. Либо любовь, либо дружба — так бывает чаще всего. Так вот, по-моему, это лучший способ все испортить. Разве можно сводить целую историю, все встречи и чувства, к одному слову. Есть столько других понятий, чтобы выразить множество нюансов отношений.

— Понимаю… Только ты не думай… мне хорошо с тобой… вот и все.

— Мне тоже хорошо с тобой. Мне нравятся наши встречи, взгляды, даже молчание… даже этот непростой разговор мне тоже нравится! Нравится, как ты краснеешь, как проводишь рукой по волосам, когда волнуешься.

Он испустил нервный смешок, стараясь выглядеть равнодушным, но это ему не удалось.

— И я понимаю, что все это — любовь, уж точно любовь, — убежденно произнесла Лия.

Чего-чего, а такого он от нее услышать не ожидал. Почему она противоречила сама себе? Разум его этого не выдерживал.

— Но ведь существует много родов любви, — продолжила девушка. — Самый худший толкает два существа друг к другу, заставляет их целоваться, обещать верность до гроба, упиваться собственными чувствами. Но у нас совсем другая любовь — она огромна, полна поэзии. Наша любовь — уникальна, и я хочу, чтобы она такой и осталась.

Дилан не был уверен, что понял до конца все, что она сказала, однако расспрашивать не осмелился.

— Ну а вторая просьба? — решил он сменить тему.

— Вторая…

Правда ли он хотел ее узнать? Первая-то чуть не спалила ему мозг, и требовалось время, чтобы осмыслить ее во всем объеме. Что, если две другие окажутся того же масштаба, тогда он окончательно свихнется без надежды на спасение.

Открыв сумку, девушка вынула оттуда тетрадку.

— Если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобы она осталась у тебя.

— Что-то случится? Не понимаю. Что может с тобой произойти?

— Не имеет значения. Я хочу, чтобы ты мне пообещал, что заберешь эту тетрадь и оставишь ее у себя в день моей смерти.

— Но…

— Обещаешь? — настаивала она.

— Да, конечно… Только…

— Там кое-какие мои записи. Они для меня очень много значат. И еще одно стихотворение… о нем будет третья просьба.

Сбитый с толку, Дилан молчал. Чего опасалась Лия? Зачем говорить о смерти, ведь они так молоды! Может, все это от ее неустойчивого темперамента, пережитых страданий, породивших в ней мрачные мысли, от ее склонности к меланхолии и привычки погружаться в «бодлеровский сплин»?

— Если мне суждено умереть, я хочу, чтобы на моих похоронах ты прочел стихотворение, которое записано на последней странице этой тетради.

На сей раз он был не в силах сдержаться.

— Довольно! Что значат все эти разговоры о смерти и похоронах? Зачем говорить о грустном и тревожить меня попусту? Мы с тобой — совсем юные, у нас впереди долгие годы жизни, полно времени.

Девушка, тронутая его реакцией, улыбнулась.

— Я сказала это так, на всякий случай. Не могу избавиться от этих мыслей, вот и решила довериться тебе.

— Да не нравится мне такая доверительность, так и знай!

— Но ты обещаешь?

— Ничего я тебе не обещаю! — возмутился он. — И не собираюсь больше это слушать.

— Прошу тебя, Дилан, это очень важно для меня! Смерть — это не обязательно печаль. Она — часть нашего существования. Впрочем, об этом и говорится в стихотворении.

Лия открыла тетрадку и стала декламировать вслух:

Смерть — ничто: я просто вышла[14] в соседнюю комнату. Я — это я. Вы — это вы. Кем я была для вас, тем и осталась. Зовите меня так же, как звали прежде, Говорите со мной так, как говорили прежде. Не меняйте тон, Не принимайте торжественный или грустный вид. Продолжайте смеяться над тем, что нас обоих смешило прежде. Молитесь, улыбайтесь, думайте обо мне, молитесь за меня. Пусть мое имя звучит в доме, как раньше: без пафоса, без тени грусти. Жизнь по-прежнему полна смысла. Нить наша не оборвалась. Почему я должна уйти из ваших мыслей? Только потому, что вы больше меня не видите? Я совсем близко, просто я — по другую сторону пути. Как видите, все хорошо.

— Это стихотворение Шарля Пеги,[15] написанное по мотивам текста Блаженного Августина,[16] — уточнила она. — Прекрасно, не правда ли?

— Да что тут прекрасного! — взревел Дилан. — Меня бесит, что ты об этом говоришь!

Он встал, ибо уже не мог этого выносить.

— Ладно, я сматываюсь, у меня урок.

Дилан стал удаляться; в походке его было еще больше неуверенности, чем всегда. Лия прижала тетрадь к груди и проводила его взглядом, в котором сквозила невыразимая нежность.

— Я знаю, что ты его прочтешь, — прошептала она тихонько сама себе.

42

Лана внимательно слушала Лео, чувствуя, как по ходу его рассказа в ней нарастали удивление, раздражение и неприязнь. Но пока ей ничего не было понятно. Если верить директору, предстоящее задание обещало быть несложным. Хуже было то, что выполнить его предстояло, не отрываясь от занятий. А уж что-что, а причинять ущерб учебе Лана не собиралась.

— Парень очень в нас нуждается, — заключил учитель. — В эту опасную авантюру его втянули потому, что он был на грани отчаяния. Мы должны внедриться в сеть, получить адрес места, где его удерживают, и вызволить бедолагу оттуда.

— Не понимаю… От меня-то вы чего хотите? — наконец осмелилась она подать голос. — Если быть до конца искренней, я бы предпочла не вмешиваться. Мне сейчас куда нужнее передышка, я хочу учиться, а не участвовать в еще одной отвратительной истории.

Лане казалось странным и несправедливым, что к ней проявляли такую жестокость. Она-то считала, что после стольких испытаний вполне заслуживала спокойной жизни и не была обязана участвовать в сомнительной авантюре, не имевшей к ней ни малейшего отношения. Если пребывание в Институте предполагало постоянное участие в подобных операциях, значит, ее обманули, и энтузиазм, окрылявший ее эти последние недели, был более чем преждевременным. Разве многого она хотела? Только отдыха и мирной, размеренной жизни.

— Обычно не в наших правилах вовлекать учащихся в подобные мероприятия, — уточнил Лео, поглядывая на Лану, чей суровый вид и вздувшаяся на лбу жилка свидетельствовали о протесте, который его беспокоил и заставлял сожалеть о выборе ее кандидатуры. — Во всяком случае, уж не новичков, это точно. Но, увы, в данном случае у нас не было другого выхода. И потом, мы постарались свести риски к минимуму.

— Наверное, раз вы так говорите. И все же, почему именно я? Какие у меня преимущества? Любая девушка могла бы это выполнить, и наверняка даже лучше, чем я.

Произнося эти слова, Лана почувствовала укол совести, едва ли не испытала стыд. Признательность, чувство благодарности были одними из базовых ценностей Академии, и она, взбунтовавшись против Лео, показывала, как мало соответствовало этому принципу ее поведение.

— Я не пытаюсь увильнуть, — поспешила она уточнить. — Я лишь хочу понять, почему выбор пал на меня.

Лео сел за свой стол и устремил на нее мягкий взгляд.

— Потому, что ты знакома с этим парнем, — коротко ответил он.

Девушка недоуменно подняла брови.

— Как? Я его знаю?

— Речь идет об одном из твоих приятелей.

— Одном из… О ком конкретно?

— О парне, с которым ты встречалась.

— Да кто же это?

— Софиан.

Она напрягла память — бесполезно.

— Не знаю я никакого Софиана!

— Ах да… Софиан — новое имя, которое он принял, перейдя в ислам. Раньше его звали… Кевин.

Слово прозвучало как пощечина. Кевин! Виновник всех ее злоключений!

— Кевин? Но… И речи быть не может, чтобы я помогала этому… — пробормотала она, бледная, с трудом сдерживающая негодование. — Я же вам о нем рассказывала… и…

— Я знаю, что ты о нем думаешь, — прервал Лео, — но позволь, я все объясню.

— Да что тут объяснять? — взорвалась Лана, почти рыдая. — Что вы собираетесь помочь этому ублюдку? Да пусть едет и взрывает себя где хочет, мне наплевать! Но вот чего я не понимаю: вы знаете, что он сделал, и при этом просите ему помогать? Это что, часть вашей «терапии»?

— Успокойся и выслушай, что я скажу. К тому, что тебе пришлось пережить, он никакого отношения не имеет.

— Не имеет? — заорала Лана, вскакивая со стула. — Да он вместе с другими мучил меня в коллеже! И потом, именно он натравил на меня эту банду!

— Не думаю, чтобы Кевин был среди организаторов твоей травли в коллеже, он скорее являлся зрителем, чем игроком. Да, посмеивался над гнусными шутками приятелей, но сам к тебе не приставал. И уж тем более не натравливал бандитов.

— Это он вам сказал?! — выкрикнула Лана. — И вы поверили? Тогда считайте меня лгуньей, такой же, как и вы сами!

Она рухнула на стул и разрыдалась. Лео подождал несколько мгновений, а затем продолжил:

— Прежде всего знай, что мы провели расследование, Лана. И, видимо, пришло время посвятить тебя в кое-какие детали. Мы предполагали ознакомить тебя с его материалами позже, однако, исходя из ситуации, стоит сделать это сейчас.

Девушка подняла залитое слезами лицо и посмотрела на старика.

— Однажды ты спросила меня, с кем мы установили связь, чтобы вызволить тебя из ловушки, которую устроили эти мерзавцы. Ну так вот — этим человеком был Кевин.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

43

Лана пришла в себя. Она больше не плакала, хотя в голове продолжали вертеться тревожные, противоречивые мысли. И все же то, что рассказал Лео, избавляло от самой темной и давящей тяжким грузом части ее прошлого.

Кевин, да, она это допускала, заводилой среди обидчиков не был, в коллеже он никогда не оскорблял ее словесно. Мерзкие шуточки других вызывали у него порой улыбку, но он всегда держался в стороне и не принимал участия в садистских играх. И, судя по словам Лео, он никак не способствовал нападению на нее в подвале. Более того, если принять на веру слова директора, Кевин за несколько месяцев до случившегося порвал с бандой «Платаны». Как раз в момент знакомства с Ланой он примкнул к другой молодежной группе, это были ребята постарше, исповедовавшие ислам. Радикальность группировки не слишком его волновала в то время — новые товарищи показались серьезными и очень умными.

Ах, как требовались ему тогда поддержка, чье-то внимательное и доброе отношение! Жизнь Кевина была пуста, она вела в никуда, школа от него открестилась, а родители давно перестали им интересоваться. Новые друзья помогали деньгами, но главное, обращались с ним уважительно, как со зрелым человеком, уверяли, что у него тоже есть почетное место и важная миссия на этой Земле. Наивный, стремившийся почувствовать себя полноценным мужчиной, он не понял, что это человеческое тепло было не более чем средство пропаганды, и безрассудно ринулся в ловко расставленные сети.

Как и когда у него наконец раскрылись глаза? Может, после того как, узнав, что он начал встречаться с Ланой, «друзья» строго отчитали его, и тогда в нем что-то дрогнуло? А может, у него вызвали сомнения их пафосные речи насчет того, что ему необходимо порвать с девушкой, поскольку это противоречит их моральным принципам? Ведь им предписывалось воздерживаться от соблазнов этого мира, погрязшего во зле, всячески сопротивляться приманкам общества, помешанного на сексе, алкоголе, наркотиках, развращенного правящей элитой, не имевшей ни души, ни веры, единственной целью которого были деньги и власть. Может, тогда? Не задумался ли он тогда впервые, в чьи лапы он попал? Так или иначе, но, оставаясь, как и прежде, нерешительным, легко подпадавшим под чужое влияние человеком, когда новые наставники потребовали прекратить все контакты с Ланой — звонки, переписку, — Кевин, несмотря на свои сомнения, трусливо подчинился.

Бывшие дружки из «Платанов», узнав, что он встречается с Ланой, пытались его расспрашивать об этой связи, но он молчал, несмотря на их настойчивость. На этот раз он проявил твердость. Однако те, обиженные, решили ему насолить, прищучив его подружку. Зная, что Кевин встанет на ее защиту, они держали свое намерение в строжайшей тайне. Совершив задуманное, они похвастались содеянным и стали его убеждать, что Лана сама не прочь была поразвлечься и «словила кайф». И, как ни глупо, он им поверил.

К счастью, один из приятелей вовремя предупредил Кевина о готовившемся новом нападении на его «бывшую», сказав, что бандиты собирались подкараулить ее на выходе из лицея. Кевин дал понять, что ему наплевать, раз она и раньше была всем довольна. Но Малек сообщил, что в прошлый раз не было ничего подобного, и он узнал из верного источника, что девушка отчаянно сопротивлялась, плакала, умоляла ее отпустить.

Внутри у Кевина все похолодело, он почувствовал себя ответственным за весь этот ужас, его мучило то, что он оказался таким легковерным. Не имея возможности связаться с Ланой — оставалось слишком мало времени, чтобы добраться до лицея и предупредить ее, — он позвонил в полицию. Вот почему тогда неподалеку от места встречи Ланы с хулиганами появился патруль.

В некотором смысле он тогда ее спас.

На какое-то время.

Не сомневаясь, что бандиты повторят попытку не сегодня завтра, он стал искать в интернете организацию, способную прийти на помощь Лане, не вызвав подозрений у его бывших дружков из «Платанов». На одном из тематических форумов кто-то упомянул об Институте Воли. Узнав номер телефона, он туда позвонил.

Некоторое время спустя он сделал это опять — на этот раз из-за собственной проблемы: новые друзья собирались отправить его на войну, а он не был уверен, что готов.

Служба экстренной помощи выехала к нему домой, но Кевина там уже не было, и на звонки он не отвечал. Потом он связался с ними сам, сказав, что направляется к пункту сбора, но пока не знает куда. На этот раз он был не на шутку встревожен и попросил помощи. С тех пор было неизвестно, что с ним стало. Ни звонков, ни сообщений, ни писем по электронной почте.

Лане понадобилось какое-то время, чтобы переварить информацию, абсолютно не совпадавшую с той версией событий, на которой базировался ее прошлый кошмар. Затем она приняла твердое решение помочь Службе экстренной помощи в освобождении Кевина из лап этих безумцев.

Могла ли она поступить иначе? Оказалось, что она была многим обязана бывшему возлюбленному. И уж конечно, Академии. Но безотчетный, неодолимый страх обрушился на нее снова.

44

Хакерская комната оказалась просторным, переполненным компьютерным оборудованием залом с большими столами, от которых отходило столько проводов, что они образовали почти непроходимую сеть, так что пробираться сквозь нее приходилось крайне осторожно. В соседней комнате находился так называемый ньюбиспейс, или место для «чайников», где проводились обычные классные занятия.

Вход в хакерскую был оборудован системой безопасности, включавшей биометрические сканеры для распознавания отпечатков пальцев и радужной оболочки глаза и веб-камеру. Лео приложил к считывателю палец и приблизился, направив глаз к сенсору.

— Не многовато ли защиты? — пошутил он. — Но разве можно лишить их любимых игрушек!

Его и Лану встретил человек с необычной внешностью — двухметрового роста, с длинными черными волосами, собранными в «конский хвост», достававший до середины спины, с большим носом с горбинкой, занимавшим значительную часть довольно тонкого лица. Гигант приветливо им улыбнулся.

— Лана… Пьетро, — представил их друг другу Лео.

Они поздоровались.

— Пьетро — руководитель технологической группы. Он возглавляет команду ИТ-специалистов, работающих на Службу экстренной помощи. И кроме того, он занимается разработкой учебных программ по информационным технологиям.

Лана уже слышала о группе этих юных гениев. Их достижения, равно как и они сами, были окружены таинственностью, возбуждавшей любопытство и зависть остальных воспитанников. О Пьетро вообще ходили слухи, одни невероятнее других, что он якобы мог взломать любую из ныне существующих компьютерных систем и добыть нужную информацию на тех, кто становился объектом интереса Службы.

— Познакомь ее с членами группы, — предложил Лео.

Гигант рукой показал на молодых людей, сидевших перед мониторами и настолько поглощенных своим занятием, что они даже не заметили прихода гостей.

— Бьорг, Санди, Амандина, Марко и Дени, — назвал он их.

Эксперты на мгновение оторвались от экранов и, увидев Лео, оживились. Все дружно встали, чтобы их поприветствовать.

— Они могут внедриться в систему, установить связь с удаленным компьютером, определить местонахождение с телефона, а также взломать его, то есть прочесть все сообщения и прослушать разговоры… все, что в какой-то мере незаконно, но крайне необходимо при нашей… деятельности. Но мы не хакеры в чистом виде, мы скорее те, кого называют «белыми шляпами», или «благородными хакерами», иными словами, мы не нарушаем главных этических принципов и действуем только во имя добра. Нашей целью не является порча или уничтожение информации — мы просто добываем ее для Службы экстренной помощи или других членов Института, если те в ней нуждаются.

Пьетро говорил все это увлеченно и горячо, тоном профессионала, большой опыт которого не только не убил в нем страсти к работе, а напротив, подпитывал ее.

— Кроме того, мы центрируем данные, связанные с системой безопасности нашей организации, — произнес он, указывая на контрольные мониторы.

Они подошли к огромной панели управления.

— Мы продублировали систему безопасности замка, на наш взгляд, слишком элементарную, чтобы ее нельзя было обойти, другой — невидимой и более действенной.

Объясняя это, он показал на экраны, на которых были видны разные фрагменты ограды Академии. У Ланы сжалось сердце — она узнала среди других то самое место, где она пыталась перелезть через забор, когда выслеживала Димитрия. Она догадалась, что все подступы к Институту находились под постоянным видеонаблюдением. Девушка постаралась не выдать замешательства, но от молчания, которое последовало за словами Пьетро, ей стало не по себе. Бросив быстрый взгляд на Лео, она увидела едва заметную улыбку. Неужели они были в курсе ее нелепой выходки? И почему они тогда ничего ей не сказали? Ждали признания? Щеки Ланы запылали.

— А вот на этих экранах, — продолжил Пьетро, — ты видишь места, которые мы в данный момент просматриваем благодаря успешному взлому вебкамер, как уличных, так и принадлежащих некоторым коммерческим организациям, расположенным по соседству.

Раздался звуковой сигнал. На центральном экране появился Микаэль: он уже стоял перед дверью в хакерскую и проходил через систему контроля.

— Привет! — поприветствовал их руководитель Службы.

Все оторвались от мониторов и восторженно уставились на него. Было видно, что в глазах всех этих гиков, приросших к компьютерам, образ Микаэля был окружен особой аурой.

— Ну, что скажешь, Лана? Впечатлили тебя наши юные гении?

— Круто!

Микаэль указал на стол, стоявший в отдалении, за который сели он, Пьетро и Лана.

— Сейчас я вкратце расскажу о том, чего мы от тебя ждем, — сказал Микаэль. — В конце зала мы оборудовали для тебя «комнату», а также создали фальшивый аккаунт в фейсбуке.

Взяв пульт, он включил экран, на котором Лана увидела страничку соцсети с ее фотографией и вымышленными именем и фамилией.

— Ты — Сандра Шандлер, определенного рода бунтарка, выражающая свои взгляды в довольно глупых и нашпигованных ошибками текстах и обличающая все пороки общества. Ты приняла ислам и теперь поддерживаешь все акции, связанные с движением фундаменталистов.

Микаэль прокрутил публикации.

— Но… как вы все это сделали… задним числом? Некоторым постам больше двух лет!

— Нечего задавать такие вопросы нашей команде! — отшутился Микаэль.

— Дело-то простое, — стал объяснять Пьетро. — Мы создали более двухсот поддельных профилей самых разных по возрасту, роду занятий и «боевому опыту» людей. Они находятся в неактивном режиме, когда мы их не используем. Но время от времени, с нерегулярными интервалами, мы их активируем, чтобы размещать необходимый контент и поддерживать его. Этот профиль не был создан специально для тебя. Как и все остальные, он нужен нам, чтобы контролировать деятельность джихадистов в тех случаях, когда она угрожает нашей молодежи. Мы лишь добавили твое фото.

— Я продолжу, — вмешался Микаэль. — Благодаря этому аккаунту ты сможешь заходить на сайты джихадистов, лайкать их публикации, комментировать понравившиеся посты, задавать вопросы. Мы уже начали действовать от твоего имени, чтобы сэкономить время. Ты зайдешь на сайт вербовщика, являющегося нашей целью, и сделаешь все, чтобы привлечь его внимание. Если следовать логике, отреагировать он должен быстро. И он вскоре сделает запрос на частную переписку.

Он взял в руки брошюру.

— Здесь написано все, что ты должна хорошенько усвоить: причину и дату твоего обращения в ислам, имена людей, сопровождавших тебя во время этой церемонии, основы религии, термины, которые ты обязательно должна знать. В брошюре изложены также аргументы, объясняющие твою ненависть к Западу.

Лана взяла листовку, перелистала ее. На четырех страницах излагалось то, что имело отношение к ее личности. Остальной текст — в виде вопросов и ответов — касался аргументации.

— Ответы — просто чушь какая-то. Слишком примитивны.

— Ничего не поделаешь, за образцы пришлось брать комментарии к постам настоящих профилей, сделанных «поставщиками ненависти» и прочими приверженцами теории заговоров.

— Что за теория заговоров?

— Согласно ей, факты, предоставляемые западными СМИ, не являются достоверными, то есть они лживы. По мнению ее приверженцев, главными преступниками в современном обществе являются определенные группы людей: лидеры западных стран, мировое правительство, масоны… Короче, все те, кого они ненавидят. Их добычей в первую очередь становятся бунтовщики, обездоленные, слабодушные, интеллектуально неразвитые субъекты. Стратегия джихадистов заключается в том, чтобы заставить поверить этих людей, что, разделяя их убеждения, они получают доступ к тщательно скрываемой правде и становятся избранными, трезво и правильно взирающими на этот мир.

— И срабатывает?

— Еще как. Чем не соблазн оказаться среди немногих посвященных, причислить себя к высшей касте, способной верно понять процессы, происходящие в обществе!

— То есть мне придется изображать идиотку, чтобы привлечь внимание вербовщика?

— Именно так. И если мы хорошо откалибровали твой профиль, вербовщик непременно войдет с тобой в контакт, затеет переписку, будет тебя «продвигать» по этому пути, а затем предложит разговор по скайпу, чтобы проверить, действительно ли ты тот человек, за которого себя выдаешь, — продолжил Микаэль.

— И какова наша цель?

— Он должен попытаться тебя завербовать и предложить направиться в специальный лагерь, где его приспешники натаскивают кандидатов для отправки в район боевых действий. Вот там-то и должен находиться Кевин. По крайней мере мы надеемся. До конца недели нам нужно во что бы то ни стало добыть этот адрес.

— В конце концов, вы могли бы действовать сами от моего лица, — осторожно высказала предположение Лана. — Сценарий и роль вы знаете куда лучше меня. А в нужный момент — для видеозвонка — я сразу бы подключилась.

— Нет, все лучше делать лично, чтобы каждая деталь вашей переписки была тебе досконально известна, чтобы у тебя все было в голове, когда придется общаться с ним через камеру.

Следовательно, успех операции главным образом зависел от нее, Ланы. Такая ответственность, с одной стороны, пугала, но с другой — радовала. Все это означало, что ей бесконечно доверяли в Академии. Но вот справится ли она? Мысль, что только она может осуществить или же сорвать освобождение Кевина, наполняла ее сердце тревогой.

45

Операция прошла успешно. Но Дилан смотрел на свежую повязку с разочарованием: придется ждать довольно долго, прежде чем он сможет владеть обеими руками.

— Все не так уж плохо, правая кисть зажила, и ты будешь ею пользоваться.

— Я левша.

— Вот оно что… Тогда у тебя есть возможность научиться писать правой. Это даже хорошо — заставить работать оба полушария мозга. Я слышал, что гениальность Леонардо да Винчи отчасти объяснялась тем, что по утрам он попеременно писал то левой, то правой, чтобы активизировать нейроны обоих полушарий.

— А кто он, этот Леонард… как бишь его?

Димитрий едва заметно улыбнулся и сел на краешек кровати своего подшефного. Он сопровождал Дилана в больницу, дождался, когда его привезут из операционной, и теперь пытался его подбодрить.

— Не бери в голову, все это, скорее всего, легенды.

— Врач сказал, что к вечеру меня выпишут.

— Знаю, я тебя отвезу.

Внезапно лицо подростка просияло, и Димитрий обернулся, чтобы понять причину этой волшебной перемены. В проеме двери в палату стояла Лия, и они с Диланом не сводили друг с друга глаз, словно были одни на всем белом свете.

— Ладно, не буду вам мешать, — сказал Димитрий.

Он поздоровался с Лией и слегка отстранил ее, чтобы выйти из палаты.

Девушка приблизилась к больному и осторожно дотронулась до перебинтованной руки.

— Болит?

— Нет.

— Потому, что ты такой крутой?

— Потому, что мне сделали укол. Классно, что ты пришла.

— Классно, и правда, — повторила она, передразнивая его движение плечами.

Вошла медсестра.

— Ну, как вы себя чувствуете?

— Все хорошо.

— Ах, это вы, Лия?! — вдруг воскликнула женщина в белом халате, заметив девушку.

— Привет… Жанна, — смутилась та.

— Вы закончили обследование?

Лицо Лии омрачилось.

— Простите, но я пришла сюда пообщаться с другом.

— Хорошо, я вас оставлю. Зайду попозже.

Дилан приподнялся.

— О каком обследовании она говорила?

— Ерунда. Кое-что по девичьей части.

— Кажется, ты с ней хорошо знакома?

— Нет, не особенно.

— Да? А мне показалось…

— Кстати, я принесла тебе книжку.

Он решил не продолжать расспросы и попытался разобрать название.

— «Виноваты… звезды».

— Да. Не совсем «мой» роман. Во всяком случае… так я сначала думала… а потом начала читать и постепенно увлеклась.

— Вроде того… что нельзя заранее составлять мнение, как говорит Дантен.

— Он советует, правда, применять этот подход к людям, которых не знаешь.

— Но ведь и книга — это все равно что человек, ведь так? Смотришь на обложку, заглавие и составляешь мнение. Но нужно провести вместе много часов, прежде чем получишь о ней четкое представление и поймешь, что хотел сказать автор.

Лия ласково провела по его щеке.

— Да ты настоящий поэт, который пока себя им не осознает.

— Думаешь?

— У тебя обостренная чувствительность, как у всех настоящих поэтов.

Когда Димитрий вернулся, он был удивлен, что беседа Лии и Дилана еще не закончилась, и остался стоять возле двери. Близость молодых людей его трогала, но он не мог помешать себе с ужасом думать о том, к чему могло привести это зарождавшееся чувство.

46

— Салам алейкум.

Получение первого сообщения сразу наэлектризовало хакерскую группу. Внимание всех сосредоточилось на зоне «комнаты» Ланы, где она теперь часами прочитывала комментарии и ставила «лайки» на публикациях, которые не переставали ее поражать, чтобы не сказать — возмущать. Монитор ее компьютера был соединен с другим, огромным, который могла видеть вся группа.

Микаэль подошел к ней.

— Теперь твой ход, — шепнул он ей. — Это Абу Салеб, он и есть наша цель.

— Кто ты?

— Брат твой, сражающийся за дело Аллаха и Его Пророка. А ты?

— Сандра, как ты и прочел.

— Сандра? Не мусульманское имя.

— Я не виновата, что родители так меня назвали! Но я приняла ислам.

— Если ты приняла нашу веру… респект. А твое новое имя, ты его взяла?

— Да. Айша.

— Как у любимой жены Пророка. Отличный выбор! Тогда почему ты пользуешься до сих пор именем неверных?

— Потому что родители ничего об этом не знают, а если узнают, то меня накажут. Они — обычные обыватели, католики, очень ограниченные, и националисты к тому же. А я пока несовершеннолетняя.

— Понял… А каким образом тебе удалось выйти на верный путь?

— Ну, есть тысячи способов…

— Объясни подробнее.

— Прежде всего мне не нравится их взгляд на мир. Для них — с одной стороны католики, а с другой — все остальные. И эти остальные сплошь идиоты и дикари, ну, что-то вроде того, сам понимаешь.

— Отлично, Лана. Продолжай в том же духе, — шепнул Микаэль.

— И кто вывел тебя на путь Пророка?

— Сначала девчонки из коллежа. Они познакомили меня с одним другом, сведущим в этом деле, а он меня потом всему научил.

— И как зовут этого друга?

— Прояви подозрительность, — посоветовал Микаэль. — Напиши, что он задает слишком много вопросов.

— Почему ты мне все время задаешь вопросы?

— Хочу получше тебя узнать. По-моему, у нас много общего.

— Где гарантия, что ты не полицейский или не член ассоциации, охотящейся за исламистами? У тебя новый профиль!

— Правильно подмечено. Опасения твои не беспочвенны. В фейсбуке полным-полно подводных камней. Поэтому я часто меняю аккаунт. Но со мной ничего не смогут сделать. Я не во Франции.

— А где?

— В Сирии.

— В Сирии? Завидую. Ты сражаешься?

— В определенном роде — да. Ведь здесь главная арена нашей войны, ты же знаешь. Мы начали революцию. Они помешали нам создать Халифат, но мы все равно победим, иным путем.

— Иншалла.[17] Но ведь и шпион мог бы дать такое объяснение!

— Верно. А ты упорная. Хорошо, я дам тебе возможность проверить, кто я такой. Знаешь сайт «Заря Пророка»?

— Черт! Он изменил процедуру, — бросил Микаэль. — Быстро проверьте, есть ли такой сайт, — велел он хакерам. — Потяни время, Лана.

Долго тянуть не пришлось, десятью секундами позже один из членов команды принес ответ.

— Прекрасно! Сайт джихадистов, созданный в Сирии. На арабском и английском.

— Хорошо, выведите страницы на наш экран! Продолжай, Лана.

— Нет, не знаю.

— Это очень серьезный сайт, я с ним сотрудничаю. Найди его и отправь туда сообщение с помощью контактной формы. Пиши что хочешь. А я скажу, что ты написала, ради доказательства, что я — истинный солдат Пророка.

Она согласилась это проделать.

— Наш IP-адрес скрыли? — спросил Микаэль.

— Вопрос на грани оскорбления, — заметил Пьетро, и невозможно было понять, шутит он или выражает обиду. — Конечно же, мы дали ей локализованный IP — в том же районе, что и у Кевина.

— Зачем? — поинтересовалась Лана.

— Они проверят его, установят близость к адресу Кевина, и мы очень надеемся, что они спросят, знает ли он тебя? А увидев твою фотографию, Кевин поймет, что мы подключились к делу, и ему станет спокойнее. А в таком случае, возможно, ему удастся передать нам какую-нибудь информацию о месте, где находится этот центр. Или, по меньшей мере, как-то отсрочить отправку на бойню.

— Но ведь это рискованно! Такое совпадение может их насторожить.

— Вряд ли. Вербовочные сети могут быть самые разные, иногда они довольно обширны. Та, куда угодил Кевин, состояла из четырех человек.

— А имя «друга», которое он попросил меня назвать, конечно же, принадлежит одному из этих «продавцов мечты»?

— Да, но ты знаешь из брошюры, что он арестован и не имеет связи с внешним миром. Так что риска нет.

— Давай, он ждет сообщение, — напомнил Пьетро.

Лана написала краткий текст на указанном сайте.

«Если ты тот, за кого себя выдаешь… научи, как я могу помочь нашему делу».

— Теперь остается только ждать, — сообщил Микаэль.

Лана постаралась расслабиться. Физических усилий ее участие в операции не требовало, однако необходима была высочайшая степень концентрации, так что она ощущала сильное напряжение во всем теле.

Микаэль вышел на минутку и скоро появился с подносом, где стояли напитки и тарелка с печеньем.

— Отдохни немного, поешь, — сказал он.

Лана взяла бутылочку с водой и жадно сделала несколько глотков.

— Есть у тебя какие-нибудь замечания… к ведению переписки?

— Да нет, ты великолепна. Разве что… пожалуй, тебе стоит проявить себя менее сообразительной, смекалистой, что ли… казаться более наивной. Ты должна производить впечатление человека, которым будет легко манипулировать. Такие, как он, не любят умников, которым трудно впаривать всякую чушь.

— Новое сообщение! — возвестил один из команды.

Лана заняла свое место перед монитором и вернулась к диалогу.

— Ты мне написала: «Если ты тот, за кого себя выдаешь… научи, как я могу помочь нашему делу»?

— Точно.

— Значит, теперь ты мне доверяешь?

— Да.

— То есть ты хочешь сражаться вместе с нами?

— Да, хочу.

— И каким образом?

— Пока не знаю. Потому и спросила. Например, могу отправить деньги.

— Деньги?

— Да. Снять со счета и отправить, кому скажешь.

— Отлично, сестрица, ты очень щедрая. Но деньги нам не нужны.

— Тогда что?

— Нам требуются практические действия.

— Хорошо, что я могу сделать?

— Посмотрим. Но сначала назови имя брата, который открыл тебе путь истины.

— Он тоже принял ислам — Эдуард Юго. Для нас он был просто Салим.

Прошло несколько секунд.

— А где он сейчас, знаешь?

— Знаю. В тюрьме.

— Это правда. Мерзавцы его закрыли. Ладно, будем заканчивать. Скоро снова поболтаем.

— Дерьмо! — взревел Микаэль.

— Ты же не думал, что он все выложит при первом же контакте! — заметил Пьетро.

— Но можно же помечтать, — пошутил Микаэль, прекрасно понимая, что друг прав. — Ладно, отбой.

— А мне лучше остаться на месте? Вдруг он вернется? — спросила Лана.

— Ничего подобного. Ты не обязана все время торчать в Сети. Расслабься немного, вернись к занятиям. Посмотрим, напишет ли он вечером.

Девушка поднялась с места и попрощалась. Проходя мимо, она заметила, что лица хакеров слегка оживились и в них читалось безмолвное одобрение.

47

— Куда это ты подевалась? — воскликнула Романа, когда Лана вошла в комнату.

— Особое задание.

— Особое задание?

— Да… от Службы экстренной помощи.

— Вот как? Видно, у тебя сверхспособности!

— Да нет. Мне оно было поручено только потому, что я одна могла его выполнить, — объяснила Лапа, раздеваясь. — Так что речь о талантах не идет, если они вообще присутствуют.

— Ладно, не буду расспрашивать, хотя, честно говоря, меня распирает от любопытства. Полагаю, оно строго конфиденциально, твое задание?

— Да. Но неизвестно почему, кстати, — заметила новоиспеченная шпионка, скрываясь в ванной комнате. — Разве нам не проповедовали во всем доверять друг другу в Институте?

— Все просто. У нас хотят выработать умение держать язык за зубами. Не будешь болтать лишнего с теми, кому доверяешь, не проколешься и с чужаками. Приемчик, так сказать…

Лана быстро приняла душ, вытерлась и оделась.

— У меня сейчас занятие по теме: «Применение на практике поведенческих навыков», — сообщила она, просматривая свое расписание.

— Ах да, урок, как лучше выбираться из дерьма! Ты повеселишься.

— В чем оно состоит?

— Не буду говорить, сама скоро узнаешь и получишь удовольствие.

Лана выбежала на лестницу и стала спускаться через ступеньку. В двери холла она увидела Димитрия — он стоял, скрестив руки на груди, и с улыбкой на нее поглядывал.

— Ого, да ты никак спешишь?

— Да, у меня назначена встреча у главного входа, и я рискую опоздать.

— Понял, тогда вперед!

Она помахала ему рукой, быстро удаляясь.

— Постой, Лана!

Девушка обернулась.

— Проходи через западные ворота, восточные закрыты.

— Ах, так? Спасибо!

Едва отдышавшись, она услышала вслед:

— Ну, если, конечно, ты не решишь перелезть через забор!

Она едва не остановилась как вкопанная, но все же вовремя овладела собой. Интересно, видел он, как она пыталась тогда преодолеть ограду или как запаниковала сейчас от случайного совпадения?

Смущенная, Лана продолжала идти и, оказавшись на углу аллеи, бросила тревожный взгляд, чтобы убедиться, что Димитрий над ней не смеялся. Но юноша давно отвернулся и смотрел в другую сторону.

Нет, конечно же, он ничего не знал, предпочла она отрицать очевидное, чтобы придать себе уверенности.

Добежав до места встречи, она увидела Дилана, напарника по учебе, довольно странного паренька, по ее мнению, в котором временами просыпались недюжинная физическая сила и незаурядные способности, а то вдруг неожиданно проступали совсем детские черты и слабости, но она к нему по-своему привязалась.

Он поприветствовал ее здоровой рукой. За прошедшие дни подросток кое-как научился держать ручку правой ладонью и писать. Вторая рука полностью скрывалась под толстой повязкой.

— Вчера утром меня прооперировали, — сказал он, показывая на забинтованную кисть.

— Болит?

— Терпеть можно.

— И ты решил сегодня поработать?

— Да. Мне сказали отдыхать, но я не могу сидеть без дела один в комнате. Лучше уж учиться.

— Знаешь, куда мы поедем? — спросила она.

— Понятия не имею.

В этот момент к ним подкатил автомобиль. Человек за рулем бросил на них странноватый взгляд и сделал знак садиться в машину.

Дилан открыл переднюю дверцу и сел. Лана устроилась на заднем сиденье.

— Зовите меня Альдо, — представился водитель. — Сегодня мы попрактикуем то, что вы изучили на прошлых занятиях.

Альдо был маленьким пузатым человечком с преждевременно поседевшими жесткими волосами, окружавшими приветливое лицо серебристым ореолом.

— Почему мы вас раньше не видели на занятиях?

— Сначала вы должны были обвыкнуться, усвоить определенные знания, а уж потом столкнуться с моими выходками, — ответил он, трогаясь с места.

— Куда мы поедем?

— В деревушку, здесь поблизости.

Обогнув замок, они свернули в том самом месте, где Лана увидела, как исчез, словно испарился, Димитрий во время ее неудачной слежки. Она приподнялась на сиденье, чтобы лучше разглядеть окрестности. Может, при свете дня она поймет, куда он мог спрятаться? Но ничего такого она не увидела. С одной стороны шла ограда парка, с другой тянулась лесная опушка. Единственно возможный вариант ставил новые вопросы: он, несомненно, углубился в лес, спрятавшись между деревьями. Но куда он направлялся и с какой целью?

48

Придя в столовую, Димитрий выбрал место в глубине зала, рядом с Романой. Устремленные к ним взгляды говорили о том, что эта пара среди воспитанников пользовалась особым расположением. Долгое пребывание в стенах Института, яркая индивидуальность, прекрасные результаты во время тестов, неизменная доброжелательность, — все это создало им непререкаемый авторитет и подарило уважение, особенно их младших товарищей. Обитатели Академии как никто другой нуждались в таких образцовых персонажах, на которых они могли бы равняться; для них очень важно было видеть перед собой тех, в кого они, невзирая на прежние страдания, со временем могли превратиться. Конечно, среди преподавателей тоже было немало примеров для подражания, но Димитрий и Романа были ближе по возрасту, и ассоциировать себя с ними было проще. Особенно это касалось Димитрия. Внешность юноши, тайна, которой он был окружен, увеличивали его притягательность и наделяли харизмой, благодаря которой он стал безусловным лидером подрастающих мужчин и любовным идеалом бесчисленных девчонок. Ходили слухи, что эти двое часто участвовали в специальных заданиях Службы экстренной помощи, а кое-кто считал, что именно им была уготована роль будущих директоров заведения, когда Лео и Антон выйдут в отставку.

Между тем начало знакомства таинственного брюнета и эксцентричной блондинки было далеко не простым. При появлении в Институте Романы между ней и Димитрием сразу возникли трения, отношения были напряженными, нередко случались стычки, мелкие уколы и столкновения. Дабы избежать откровенной неприязни и ссор, оба приняли разумное решение вовсе не общаться друг с другом. Но их соперничество продолжилось во время учебы, каждый лез из кожи вон, чтобы обойти по оценкам другого. Возможно, из этого старания добиваться наилучшего результата во всем впоследствии и выросла их дружба. Когда им поручали какое-нибудь общее задание, они поневоле становились командой, а значит, неизбежно разговаривали, общались, старались достичь цели, мобилизуя весь свой потенциал. Со времени этих совместных операций в недрах Службы экстренной помощи они прониклись друг к другу искренним уважением и нередко встречались, чтобы обсудить какую-нибудь важную проблему.

Когда Лео предложил им взять шефство над Ланой и Диланом, они согласились. Нельзя сказать, чтобы они приняли предложение с восторгом — это означало, что по меньшей мере два месяца периода инициации им не светило участие в очередном задании Службы, но отказывать учителям было не принято, и потом, шефство над новичком было почетной миссией, которую доверяли самым достойным и опытным.

Разве не было крайне важным и благородным делом сопровождение новичка? Да, конечно, оно было лишено блаженной дрожи, сопутствующей чувству опасности во время задания, однако и на самих шефов оно оказывало благотворное влияние. Видеть новичка сначала жалким и забитым, одержимым тысячью проблем и страхов, подбадривать его, помогать овладевать умением держать голову высоко, а затем стать свидетелем того, как в нем постепенно разгорается огонь надежды, — не означало ли это в то же время развиваться и совершенствоваться самому? И поскольку Дилан и Лана проявили себя добрыми и полными сочувствия людьми, быстро прогрессировали, задавали правильные вопросы и, вне сомнения, обещали стать лидерами в группе, оба шефа с увлечением и радостью отдавались своим обязанностям.

Трансмиссия[18] — было одним из ключевых понятий в педагогике Лео. Поскольку эта обязанность обычно возлагалась на родителей, которыми она не исполнялась или реализовывалась в извращенном виде, преподавателям и примерным воспитанникам приходилось играть роль передатчиков знаний и базовых ценностей. Именно об этом и шел сейчас разговор между двумя шефами.

— Ну, как у тебя идут дела с наставничеством, что скажешь о Лане? — спросил Димитрий, втыкая вилку в лазанью.

— Она просто поразительна.

— Мне тоже так показалось.

— Могу даже сказать, что наша роль преемников в полном смысле слова под угрозой. Мне кажется, эта девушка способна на многое.

— Нас еще никто никем не назначал, к тому же ее успех — это наш успех!

— Ах ты, мудрец Димитрий, — с иронией произнесла Романа. — Но хочу признаться, мне за нее слегка тревожно.

Юноша перестал жевать.

— Причина?

— Ей поручили какое-то задание. Конечно, они знают, что делают, но лучше бы ее оставили на время в покое.

— Задание? Еще одно? — удивился Димитрий.

Новость его огорчила, почему, он и сам не понял.

— Да, очень странно.

— Значит, у них не было выбора. Уверен, она ничем не рискует, — произнес он без особой убежденности.

— Ну а как у тебя с Диланом?

— Тоже хорошо. Он отличный парень. То, что ему пришлось пережить, привело к тому… короче, ты понимаешь. Но он все преодолеет.

— У него для этого есть прекрасный пример.

Димитрий проигнорировал комплимент.

— А что за задание у Ланы?.. — спросил он, поневоле выдав своим вопросом заинтересованность. — Прости, забудь об этом.

— Так ты за нее волнуешься? — хитро усмехнулась Романа.

— Да не то чтобы волнуюсь, так просто…

— Ну-ну. В броне чувств прекрасного Димитрия, оказывается, появилась брешь?

Он недоуменно пожал плечами.

— Можно задать тебе вопрос? — перешел он в контратаку.

— Валяй.

— А почему, интересно, ты в меня не влюбилась?

Он уставился на подругу своими огромными глазами, придав им тот самый шарм, которому, по всеобщему мнению, невозможно было сопротивляться.

— А кто тебе сказал, что не влюбилась?

— Что, правда? Или ты издеваешься?

— Есть немного.

— Ладно, один ноль в твою пользу. Но ты не ответила.

— Твой метод обольщения уж слишком очевиден, да и твои возможности раздуты сверх меры. Тебе не нужно примеривать на себя разные улыбки и взгляды, чтобы заставить бледнеть наших девчонок. Ты — красавец от природы и полон очарования. Но есть в тебе некая самоудовлетворенность человека, которому дана власть над другими. А я — противница любой власти над собой, если она не основана на интеллектуальном преимуществе.

— Вот-те на! Заруби это себе на носу, Димитрий! — рассмеялся он, пряча за смехом смущение.

— Считай, что я участвую в твоем обучении правильному любовному поведению.

Оба прыснули.

— Кстати об этом, действуй поосторожнее с Ланой, — продолжила Романа.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — ответил Димитрий, по-свойски ей подмигнув.

— Ну да, конечно… Неужели ты думаешь, что я ничего не заметила?

— Ладно, оставь, я уже большой мальчик. Меня, впрочем, Дилан тоже беспокоит.

— Лия?

— Да. Думаю, он в нее влюблен. Ну а она… короче, ты все знаешь.

— Если им предстоит влюбиться, ты не сможешь повлиять.

— Но если бы он знал…

— Если ему суждено узнать, то сказать должна Лия.

Он согласился, глубоко вздохнул и положил вилку. Аппетит у него пропал.

49

Автомобиль притормозил возле неприметного кафе, одного из тех заведений, обильно рассыпанных по обочинам сельских дорог, что упорно цепляются за прошлое. Через витрину был виден полупустой зал с кое-где рассеянными клиентами: кучка пенсионеров резалась в карты, несколько одиночек уткнулись в телефоны, да еще пожилая дама вела с внучкой неспешную беседу.

— Сейчас каждому из вас будет дано задание, — объяснил Альдо, — во время которого вам придется мобилизовать все полученные вами знания и природные таланты. Напоминаю главные правила: используйте ваши навыки, в зависимости от ситуации старайтесь максимально адаптировать свои поведение и лексику к манере собеседника, сосредоточьтесь на цели, сохраняйте здравое мышление и старайтесь выполнить задание, что бы ни случилось.

Ученики кивнули.

— Начнешь ты, Дилан.

Подросток напрягся, сдвинул брови, весь обратись в слух.

— Мы с Ланой сядем за столиком кафе-бара. Ты войдешь спустя пару минут. Задача: сделать так, чтобы тебе предложили выпить газировки и дали десять евро. На все про все у тебя две минуты.

— Но… как я это сделаю?

— Найди способ, прояви смекалку и умение убеждать.

— Вообще-то стыдоба, правда ведь? — заметила Лана.

— Ничуть. Вам не предлагается ни красть, ни просить милостыню. Вы должны проявить креативность и хорошо сыграть роль, которая вам предложена.

Дилан не мог понять, почему Лана сочла неприемлемым такое задание. Он лично воспринимал все как игру, и ему нравилось чувствовать охватившее его возбуждение. Глаза его оживились, словно перед ним возникли одновременно тысячи разных сценариев.

Лана и Альдо сели за столик, откуда целиком просматривался зал кафе, когда в нем появился запыхавшийся, охваченный паникой Дилан. Остановившись в проеме двери, он оглядел помещение безумными глазами, словно за ним гнались и он наконец-то нашел убежище. Перебинтованные руки были умоляюще подняты вверх. Лана подумала было, что паника друга имела вполне естественное происхождение, но невозмутимость Альдо разубедила ее в этом.

Необычное поведение вошедшего подростка привлекло внимание всех посетителей. Хозяин, маленький тощий человечек со впалыми щеками, длинными, зачесанными назад волосами и тонкими усиками, окликнул его:

— Что с тобой, парень?

— Я… Меня… — бормотал Дилан.

— Ну, отдышись, успокойся… — подбодрил его тот.

— У меня украли… бумажник!

— Украли? В нашей деревне нет воров!

— Наверное, кто-то из городской банды, — предположил один из картежников.

— Да, их было много, они меня толкнули, проходя мимо. А потом смотрю — нет бумажника!

Дилан упал на стул и обхватил голову руками.

— Что я теперь буду делать? — стонал он.

Лана и Альдо обменялись лукавыми взглядами.

— Остались минута и десять секунд, — прошептал преподаватель.

Хозяин кафе сел напротив Дилана.

— И что такого важного было в бумажнике?

— Документы…

— Да найдешь ты свои документы, они их выбросят где-нибудь поблизости. В худшем случае, сделаешь новые.

— И еще деньги.

— Вот оно что! Много?

— Десять евро.

Хозяин кафе улыбнулся.

— Это еще ничего! Десять евро — небольшая сумма.

— Да, но мне они были нужны, чтобы купить билет на автобус и вернуться домой.

— Не расстраивайся ты так. Я одолжу тебе десять евро, а при случае ты мне их вернешь.

Дилан поднял голову.

— О, спасибо… Вы очень любезны…

— Ладно, приходи в себя, малыш, передохни. Что у тебя случилось с руками?

— На работе обварил. Я был помощником повара.

— Не везет тебе, парень. Или руки не оттуда растут.

— Что-то мне стало плохо, — простонал Дилан. — Голова кружится.

— От волнения, ясное дело.

— Да, я ведь диабетик, а стресс, наверное, повлиял… Нельзя ли мне что-нибудь выпить, если можно… — пролепетал он.

Хозяин кафе поспешил к стойке.

— Держись, сейчас дам тебе воды!

— Принесите ему колу или то, что он захочет, и запишите на мой счет, — проговорила сочувственно пожилая дама.

Альдо дал Лане команду выйти и ждать Дилана снаружи.

Несколько минут спустя он к ним присоединился.

— Ну и как? — спросил паренек, еще не пришедший в себя от возбуждения.

Альдо захлопал в ладоши.

— Отлично справился, мои поздравления! Но самое важное — осознать, что произошло. Лана, проанализируй ситуацию.

— Он в первую очередь сделал ставку на сострадание. Перевязанные руки использовал, чтобы вызвать у людей сочувствие. И отлично сыграл человека в состоянии паники, на грани отчаяния.

Дилан рассмеялся от души.

— Да, в этом я оказался на высоте!

— Все верно. Но главное в другом: он не давил на публику, не клянчил, а подвел к тому, что клиенты сами предложили помощь. Попроси он десять евро и колу, они встали бы на дыбы. Это в общих чертах. Но мне хочется, чтобы вы детально разобрали произошедшее: поведение, мимику, употребленную лексику… Короче, все. Я заснял сцену на камеру, спрятанную в этом медальоне, — объяснил он, указав на затейливую подвеску, где они разглядели крошечный блестящий глазок. — Но мы приступим к этому после «выхода» Ланы.

— Дадите мне еще минут пять? — попросил подросток, внезапно ставший серьезным.

— Да, но для чего? — удивился Альдо.

— Хочу отдать десять евро хозяину кафе. И вернуть деньги за напиток.

Альдо решение ученика понравилось.

— Что ты им скажешь?

— Что нашел бумажник: мол, оказалось, я его просто выронил. Лучше пусть считают меня недоумком, чем я стану обманщиком в глазах этих чудесных людей.

Он тут же вернулся. Лана посмотрела ему вслед полным нежности взглядом.

Как же он ей нравился, этот мальчишка!

50

На обратном пути троица продолжила «разбор полетов». Диланом испытание было пройдено более чем успешно. Он умело применил смекалку, которая для него была делом привычным, ведь ему приходилось всегда быть начеку, чтобы избежать агрессии отца, поэтому он с удовольствием играл на реакции и чувствах своих собеседников.

Лана, напротив, куда меньше вошла в роль. Испытание она тоже, разумеется, прошла, но ей очень не понравилось то, что приходилось лгать. В чем же состояло ее задание? Она должна была познакомиться на улице с пожилой угрюмой женщиной, сделав так, чтобы та пригласила ее к себе домой и рассказала о своей жизни. Уложиться нужно было в полчаса. Главной сложностью в этой попытке установить контакт с престарелой дамой, как ни странно, оказалась внешность Ланы.

Девушка решила, что будет изображать служащую, по заданию мэрии проводившую демографическое исследование в этой деревне. Когда восьмидесятилетняя старушка с ней поравнялась, Лана адресовала ей одну из самых обворожительных улыбок и предложила помочь той донести покупки. Старушка отказалась. Тогда Лана сделала огорченную мину и, готовая разрыдаться, поведала своей спутнице, что теперь уж точно ее уволят, раз никто не соглашался отвечать на вопросы ее анкеты.

«Мне едва удалось найти работу, это первая, куда меня взяли, а мне она очень нужна, иначе я не смогу платить за учебу, но, видимо, это совсем не мое», — простонала она вслед старушке. И тогда бабуля — ее звали Югеттой — окликнула девушку: «Так и быть, идите за мной, я отвечу на дурацкие вопросы этого бездельника мэра». В кухоньке стиля пятидесятых прошлого века, с массой «пылесборников» — букетиков из засушенных цветов — за чашкой чая старушка принялась отвечать на вопросы Ланы. Потом, очень скоро, ушла в сторону и разоткровенничалась, значительно превзойдя масштабы того, что требовалось Альдо. Лана видела, с каким удовольствием предавалась воспоминаниям старая одинокая женщина, наконец-то получившая благодарную слушательницу в ее лице. Девушка оставалась возле старой дамы больше часа, наплевав на выделенное ей время только потому, что считала бесчеловечным прервать собеседницу, и ничуть не заботясь о том, что в это время двое ее компаньонов изнывали от безделья в автомобиле возле маленького домика. Она охотно пробыла бы в ее компании и дольше, если бы не нужно было возвращаться в Институт, чтобы продолжить разыгрывать роль Сандры-Айши.

Все это Лана попыталась изложить Альдо, когда вернулась к машине. Он сказал, что вполне понимает ее чувства, однако напомнил о том, что правила нельзя нарушать. В заключение учитель сказал, что их сегодняшний опыт позволил им закрепить навыки того, как следует себя вести в непредвиденной ситуации, как убеждать людей, какими словами объясняться в том или ином случае.

По мере приближения к замку, а на этот раз они подъезжали с восточной стороны, Лана увидела небольшое строение, которое она прежде не замечала. Трехэтажный домик почти не просматривался из-за плотно обступивших его деревьев, являясь как бы продолжением ограды. Со стороны дороги попасть в здание можно было через маленькую калитку, но не исключено, что проникнуть туда можно было и через парк.

— Что это за дом? — спросила она у Альдо.

— Флигель.

— Кто там живет?

— Второй этаж занимает Антон, третий — Лео.

— А первый?

— Понятия не имею.

В начале своего пребывания в Академии Лана думала, что старики Антон и Лео живут где-то за пределами замка. Потом, убедившись в том, что они постоянно присутствуют в Институте, она решила, что оба директора занимают последний этаж замка, выше того, где располагались квартиры учителей. Теперь было ясно, что она ошибалась.

У входа в замок Альдо с ними распрощался, сказав, что на завтрашнем уроке им предстоит сделать подробный анализ проведенного практического занятия.

Когда Лана вошла в комнату, к ней тут же бросилась Романа.

— Ну что, урок Альдо тебе понравился?

— Так себе. То, что пришлось лгать, совсем не понравилось. Но то, что он объяснял по поводу поведения, умения убеждать, манеры обхождения с собеседником, безусловно, представляет интерес.

— Кстати, насчет лжи — она совсем безобидна и не имеет последствий.

— Верно.

Лана подробнее рассказала подруге о своем испытании, сделав упор на одиночестве старушки, на том, как ту переполняло желание говорить и рассказывать о прошлом, как, оживляя воспоминания давно ушедших лет, она словно проживала жизнь заново.

— Вот видишь, ты соврала, зато доставила старушке удовольствие!

Соседка по комнате согласилась:

— Ее одиночество тронуло меня бесконечно. Я подумала о том, что, наверное, закончу, как она. В полном одиночестве. Вот только будет ли у меня столько же воспоминаний?

— Ну, здравствуй, пессимизм! Не знаю, состаришься ли ты в одиночестве, но уж будь уверена — раз ты угодила сюда, воспоминаний будет с избытком!

Спустившись на ужин, они встретили Микаэля.

— Твой клиент появился, — шепнул он Лане. — После еды приходи к нам.

— Да я могу и сейчас!

— Нет. Спешить незачем. Расслабься пока, вечер может оказаться длинным.

Когда они вошли в столовую, Дилан тут же подал им знак. Рядом с ним сидел Димитрий, не отрывавший глаз от журнала. Девушки заполнили подносы и уселись рядом.

— Что читаешь? — спросила Лана.

— Статейку по психоанализу, — ответил Димитрий, закрывая журнал.

— Тебя это увлекает?

— Меня все увлекает, во всяком случае, многое интересует.

— Как видишь, он не только не полный урод, но еще и не полный дурак! — проворчала Романа, поднося ложку ко рту.

Лана проигнорировала это замечание, не желая высказывать собственное суждение.

— Неутолимая интеллектуальная жажда? — пошутила она.

— Мир принадлежит тем, кто обладает знанием, — с ученым видом проговорил Димитрий и тут же посмеялся над собственным пафосом.

— А мечтаешь принадлежать к «сильным мира сего»?

— Не совсем так. Но я хочу строить свою жизнь так, как считаю нужным. А из этого следует, что никакая необходимость не должна меня вынудить однажды подчиниться глупой или непродуктивной власти.

Девушки обменялись насмешливыми взглядами. Дилан с жадностью поглощал пищу и не менее жадно ловил каждое слово приятеля.

Димитрий положил на стол приборы, а потом и ладони.

— Рассмотрим нашу ситуацию с предельной искренностью, девчонки. Кто мы такие в глазах общества? Маргиналы. Люди, выключенные из общего потока в силу обстоятельств, которые в любом другом случае привели бы всех нас в пенитенциарные учреждения. Но мы имели счастье попасть в руки гениев, цель которых состояла в том, чтобы снабдить нас определенной суммой знаний, благодаря чему мы сможем проложить собственный путь.

— Мне пока нечего возразить, — одобрила Романа.

— Нам довелось узнать мир, в котором мы живем, с двух сторон — хорошей и плохой. Мало у кого из молодых был этот шанс. Либо они оказались выброшенными из общества и пополнили ряды отверженных, как раньше их называли, либо у них была возможность учиться, развиваться и в конце концов получить то, что именуется «местом под солнцем». И все это давалось им даром, поэтому они не узнали, что такое трудности и как их преодолевать.

— Дихотомический подход, — отрезала Романа. — Без оттенков окружающее теряет смысл и вкус, ты это знаешь.

— Пожалуй, но я продолжу и уточню кое-что. Некоторые из тех, что принадлежит к первой категории, делают все возможное, чтобы справиться со всеми жизненными препятствиями и обеспечить себе высокое положение, насколько это позволяет их воля. На своем пути они встретят множество людей второй категории, многие из которых, по причине отсутствия у них воли, силы характера или по другим причинам, покатятся по наклонной плоскости и рано или поздно сойдут с дороги.

— Ты забываешь о факторе везения, — снова вступила Романа.

— Я сознательно его не принимаю в расчет, ибо он второстепенен. Это аргумент слабаков! Чуть что, они говорят: «Мне не повезло». Для меня же это просто отговорка сдавшихся.

— Ладно, допустим. К чему ты пытаешься прийти?

— Мы все, вопреки нашему желанию, были готовы пополнить ряды людей первой категории. Однако здесь нам предоставили возможность залатать дыры, научиться правильно воспринимать этот мир, развить знания во всех областях. Институт явился для нас «ускорителем успеха». Но лишь ускорителем, не больше. Руль в наших руках, и педали нажимаем мы сами. Можно жать на них слегка, и этого будет достаточно, чтобы найти себе достойное место в обществе. То есть выучиться, участвовать в общественных мероприятиях, делать, что нужно, и все будет в порядке. Но можно действовать и по-другому, использовать всю нашу силу, весь запас нашей воли, и тогда… sky is the limit.[19]

Все помолчали несколько мгновений, обдумывая сказанное товарищем. Димитрий вновь взял приборы и продолжил есть, поглощенный своими мыслями.

— «Ускоритель успеха», сказал ты, но что такое для тебя успех? Стать богатым? Управлять людьми? Добиться славы? — никак не могла унять Лана свое раздражение.

— Нет, успех в том смысле, который в это понятие вкладывают Лео, Антон и другие руководители Института. Не просто добиться высокого социального статуса, а преуспеть в той области, которую ты для себя выбрал. Если твой идеал — стать кондитером, овладей всеми тонкостями ремесла, узнай все, что нужно знать, непрестанно совершенствуйся и дойди до вершины мастерства. Решил стать писателем — обогащай себя знаниями в различных областях, изучи творчество великих, которые были до тебя, и стань выдающимся автором, несравнимым ни с кем. Если твое поприще — сохранение китов, тогда садись на корабль и отправляйся в море, чтобы бороться там с расхитителями морской фауны. Быть успешным означает положить все свои силы ради дела, в которое ты веришь.

— Но быть успешным вовсе не ограничивается профессиональным поприщем, Димитрий, — вмешалась Романа. — Можно просто хотеть быть счастливым, стать отцом или матерью.

— «Просто быть счастливым» для меня — пустые слова, если за ними ничего конкретного не стоит, никакого проекта. Стать родителями — чудесно, это так. Но при условии, что все будет выполнено полноценно. Это означает целиком посвятить себя детям. И не отказаться от них… из-за возможных трудностей.

Последняя фраза прозвучала из его уст как-то особенно взволнованно.

— Нет, я все-таки предпочел бы защищать китов, — проговорил Дилан между двумя ложечками флана.[20]

Это замечание внесло разрядку, снизив накал страстной речи Димитрия. Такая увлеченность темой показалась Лане немного избыточной, но и трогательной одновременно.

— В любом случае, собираешься ли ты печь торты, писать книжки или сражаться с китобоями, ты должен сделать все, чтобы располагать знаниями, которые помогут тебе адекватно понимать, кто ты, где ты, а также слышать то, что окружающий мир прошепчет тебе на ушко.

Последнее нравоучение юноши лишило его сотрапезников дара речи. Димитрий оторвал взгляд от десерта и, увидев на лицах друзей недоумение, улыбнулся.

— Кажется, я изрядно испортил дружескую атмосферу, — пошутил он.

Обстановка моментально разрядилась.

— И часто он такой? — спросила Лана у Романы.

— Ты хочешь сказать — занудный? Часто. Но сегодня он превзошел сам себя.

Димитрий запустил в нее мандариновой кожурой, от которой девушка ловко увернулась.

— Значит, Дилан, ты серьезно решил заняться сохранением китов?

— Да не уверен. Я совсем не знаю моря. Сказал просто так, чтобы заполнить паузу. Я испугался, что все вы перессоритесь.

Димитрий рассмеялся и с нежностью приобнял Дилана.

Они поднялись из-за стола, очистили и сложили подносы. Выходя из столовой, Димитрий оказался рядом с Ланой.

— Прости, я ораторствовал все время, не дав никому высказаться.

— Было интересно. Теперь я всерьез задумаюсь о своих планах на жизнь, — иронично произнесла она. — А каковы они у тебя?

— Революция.

Девушка подумала, что он пошутил, но лицо у него было серьезным.

— Мои планы — сделать все возможное, чтобы покончить с властью денег, угнетением и несправедливостью. Дальше так не может продолжаться, Лана.

Потрясенная мировоззрением друга, Лана посмотрела ему вслед. Он обернулся, подняв кулак вверх:

— Hasta la victoria, siempra![21] — выкрикнул он, наградив ее восхитительной улыбкой.

51

— Здравствуй, сестра. Я был рад с тобой познакомиться. Приятно осознавать, что наше дело завоевывает мир. Мы нуждаемся в таких девушках, как ты.

— Это написано два часа назад, — объяснил Микаэль. — Он в Сети. Теперь твой ход. Ты опять спросишь, как можно помочь тому, что он называет «нашим делом». Главное, не забывай проявлять наивность. Идет?

Лана села перед монитором. Рядом находилась вся группа в том же составе.

— Привет. Спасибо. Только что могут сделать полезного такие девчонки, как я? Ведь мы не имеем права воевать.

— Ах, вот ты о чем… Вооруженная борьба — не единственный способ помочь нашему делу. Воплощать в жизнь ценности, за которые мы боремся, это тоже действенная помощь.

— И как можно их воплощать?

— Оставаясь начеку, готовя еду, занимаясь детьми. Или выйдя замуж за одного из наших.

— Готовить я не умею и слишком молода еще, чтобы выйти замуж.

— По законам вашего продажного общества — да. Но ислам разрешает девушке вступать в брак, как только она… достигнет зрелости. Та, чье имя ты носишь, связала себя узами с Пророком в очень юном возрасте.

— Мнения на этот счет расходятся.

— Женщина может вступить в брак, когда она созрела для деторождения.

— Но это же слишком рано!

— Выбрось из головы бредовые идеи, которые вбили тебе в голову с детства. Тебя воспитали таким образом, что до сих пор ты считаешь себя ребенком. У вас девчонки двенадцати-тринадцати лет еще играют в куклы. Но те, кто воспитан согласно принципам нашей религии, в этом возрасте уже считаются созревшими для замужества. Считать женщин способными к браку с момента достижения ими половой зрелости является проявлением уважения к ним, это понятно?

— Какая чушь! — возмутилась Лана. — Как можно утверждать такие нелепые вещи?

— Не отвлекайся, — посоветовал Микаэль. — Оставайся в рамках своей роли.

— Он правда верит в то, что говорит?

— Ислам претерпел изменения, однако твой собеседник и его единоверцы считают: то, что было справедливо сотни лет назад, должно остаться незыблемым и в наши дни. Ведь и в нашей культуре были времена, когда жениться на девчонках не возбранялось. Давай же, Лана, продолжай!

— Да, я понимаю.

— Разве те, кто смеется над нашими традициями и говорит, что мы не уважаем женщин, сами-то их уважают? Они подталкивают их к непристойному поведению, делают из них шлюх, побуждают одеваться так, чтобы возбуждать похоть. В этом состоит освобождение женщины? В том, чтобы сниматься в порнографических фильмах? Мозги так называемых приверженцев западных ценностей засорены идеями, внушенными богатыми воротилами, дабы лучше ими манипулировать.

— Стратегия амальгамирования,[22] глобализации, — прокомментировала Лана, отвернувшись в сторону. — Полная мешанина.

— Такова их тактика. И она оказывает воздействие на слабые умы. Продолжай.

— Да, похоже, так и есть.

— Они тебе говорят, что ты живешь в свободном обществе. Но на деле у тебя есть только свобода жаловаться на свою жизнь. Демократия — это самое изощренное изобретение мировой элиты, чтобы управлять обществом, согласно своей воле. Люди идут голосовать за людей, которые обещают им лучшую долю, но, дорвавшись до власти, они никогда не выполняют обещаний! Сколько президентов и премьер-министров клялись народу, что покончат с нищетой и обеспечат всем рабочие места? Да все! А между тем нищих становится больше и больше. Да или нет?

— Да, это так. Нас считают быдлом.

— В руках самых богатых людей планеты, составляющих лишь один процент, находятся девяносто девять процентов всех материальных благ мира! Шестидесяти двум негодяям принадлежит столько же, сколько имеют три с половиной миллиарда бедняков! Это называется справедливостью? При чем здесь равенство?

— Верно. Все эти лозунги — полное дерьмо.

Лана играла свою роль образцово.

— И они еще пытаются нас учить? Хотят, чтобы мы чувствовали себя недоразвитыми? Считают нас дикарями, потому что мы откровенно указываем на тех, кто притесняет других? Да они сами дикари и негодяи! Они угнетают самые бедные народы, используют их природные богатства, а самих заставляют подыхать от голода. И они еще говорят о морали! Что, это высокоморально — продавать оружие диктаторам, угнетателям? И все ради нефти? Разве так должен быть устроен современный мир?

Лане вдруг вспомнились рассуждения Димитрия. Он думал примерно то же. Но он никогда не принял бы методов салафитов или исламистов-фундаменталистов, чтобы покончить с несправедливостью.

— Не расслабляйся, Лана, — снова прошептал Микаэль, заметив ее волнение.

— Все это мне известно. Я не умею так красиво говорить, как ты, но я согласна со всем.

— Не нужно верить тому, что они про нас говорят. Мы вызываем у них страх, потому что разгадали их игру. И мы боремся против этой лжи и лицемерия, дабы наша правда восторжествовала повсюду. Придет день, и мы победим, и повсюду воцарится шариат — справедливость, основанная на законе Аллаха.

— Иншалла.

— Недостаточно просто твердить «Иншалла», сестра! Каждый должен действовать всеми доступными ему средствами.

— Каждый вечер я молюсь, чтобы пришли лучшие времена.

— Это хорошо, но этого мало! Мы начали революцию. Пришло время борьбы.

— Я очень хочу помочь, но… не знаю, как взяться за дело!

Прошло несколько секунд.

— Ты готова войти в наши ряды?

— О! Я хочу приносить пользу. Но как? И где?

— Скоро я тебе скажу. А пока включи камеру.

— Зачем?

— Хочу на тебя посмотреть.

— Ты же видел мою фотографию.

— Ты осторожна, я — тоже. Так что включи камеру.

— Все уходят! — приказал Микаэль. — Лана, платок, живо!

Девушка закрыла волосы так, как ее научили.

— Выхожу на связь, — объявила она.

— Мы будем наблюдать с наших мониторов.

Лана увидела на экране компьютера свое лицо. Она ждала, когда покажется тот, кого звали Салебом, но на месте, где должна была появиться картинка, экран оставался черным.

— Я тебя не вижу, — сказала она.

— Это нормально. Главное, что я тебя вижу. Ты у себя в комнате?

— Да.

— Покажи мне ее.

— Зачем?

— Перестань задавать вопросы и делай, что я говорю.

— Ладно, ладно, не злись.

Она развернула камеру туда-сюда, показывая ему помещение.

— Хорошо. А теперь прочти шахаду.[23]

— Вижу, ты во мне сомневаешься!

— Не придирайся. Ты умна, а значит, понимаешь, что я обязан принять меры предосторожности.

Лана начала произносить слова «символа веры», который всегда читают, принимая ислам. Текст молитвы был записан на листочке и находился позади экрана, но она в нем не нуждалась, поскольку намеренно выучила его наизусть.

— Отлично, сестра. А пока я вынужден с тобой попрощаться, у меня есть кое-какие дела. Храни тебя Аллах.

— Черт! Он отключился! — взревел Микаэль.

Лана почувствовала себя виноватой, что ей не удалось его удержать.

— И все же мы значительно продвинулись, — заметил Пьетро. С предыдущими кандидатами, чтобы подойти к такому результату, ему требовалось от недели до трех.

— У нас просто нет столько времени, Кевин вот-вот будет посажен на самолет.

— Он наверняка сделал запись сеанса связи или снимки экрана. Возможно, чтобы показать сообщникам. А может, и Кевину, кто знает? Не исключено, что он показал ему созданный профиль в фейсбуке. Если так, то Кевин поймет, что мы в курсе, и попытается выиграть время.

— Это все только предположения… Я опасаюсь худшего.

У Ланы возникла идея.

— Почему бы тогда не попробовать ускорить процесс? — предложила она.

— Каким образом? — спросил Микаэль, заинтригованный.

— Дав им понять, что я оказалась в безвыходном положении и нужно срочно что-то делать.

— Что ты имеешь в виду?

— Например, родители узнали об обращении в ислам и выставили меня за дверь или решили отослать меня к дяде в Соединенные Штаты. Или же обратились в соответствующую организацию, попросив помощи… Что-то в этом роде.

— Рискованно, — возразил Микаэль. — Он может решить, что если за дело взялись родители, они смогут на него выйти. И тогда он прервет общение.

— А если сказать, что я просто сбежала, испугавшись возможного давления со стороны родителей? Прикинуться этакой бунтаркой?

— Без разницы. Ты — несовершеннолетняя. Он подумает, что полицейские будут обыскивать твою комнату, просмотрят переписку, почту… Для них это слишком опасно.

— Тогда… я могу заявить, что собираюсь сбежать из дома, так как больше не выдержу. И по его реакции мы сообразим, что делать дальше. Либо он мне скажет оставаться на месте, чтобы он нашел решение, либо предложит перебраться в лагерь, — добавила Лана, убежденная в действенности своего плана.

— Но Салеб может счесть тебя слишком сложной и неуправляемой, тогда он прекратит с тобой всякие контакты, — задумчиво проговорил Микаэль.

— Мне кажется, она права, — вмешался Пьетро. — В любом случае стоит попробовать.

Начальник Службы экстренной помощи оценил возможные сценарии и риски.

— Хорошо. Но прежде я посоветуюсь с Лео и со своей группой.

Лана встала, собираясь уйти. Когда она удалялась, Микаэль ее окликнул:

— Лана!

— Что?

— Браво!

Она опустила глаза, смущенная комплиментом, произнесенным в присутствии всех и сделанным человеком, которого никак нельзя было заподозрить в сентиментальности.

КУРС: СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

ТЕМА: КОНФОРМНОСТЬ[24]

На принимаемые решения часто влияют факторы, в которых мы не отдаем себе отчета.

Эксперименты утверждают, что нередко люди отказываются от собственных убеждений с единственной целью — ничем не отличаться от других членов группы.

Эксперимент, проведенный Соломоном Ашем,[25] прекрасно это продемонстрировал. Им были сформированы группы, большинство в которых составляли его сообщники. Каждого из членов группы он попросил ответить на следующий вопрос:

Какому из отрезков — А, В или С — аналогичен отрезок X?

Правильный ответ очевиден. Однако в группах один из помощников ученого выдвинулся в качестве лидера и предложил неверный ответ. Другие его поддержали. Как ни странно, «наивные участники», то есть не «сообщники», предпочли отказаться от собственного верного мнения и присоединиться к мнению большинства. Этот феномен Аш назвал «потребностью в конформности».

Такая предрасположенность существует у каждого и может толкнуть индивида к предпочтению общего мнения, даже если оно идет вразрез с его собственными убеждениями.

Потребность в конформности может быть мотивирована:

— мыслью, что частное мнение менее важно, чем мнение большинства;

— боязнью выделиться из остальных, обратить на себя внимание;

— желанием принадлежать к определенной группе;

— подчинением мнению большинства как некой норме.

52

На этот раз занятие по французскому языку, которое проводила Зоя, было посвящено автобиографическому жанру. Для ребят эта тема имела особенное значение. И если некоторые ученики внимательно ее слушали, завороженные увлекательным рассказом с множеством примеров, которыми Зоя пересыпала свои объяснения, то другие напряженно спрашивали себя, а могли бы они однажды вот так поведать другим о своем детстве и ранней юности и могло ли вообще это кого-то заинтересовать?

В числе последних был и Дилан. Несмотря на уважительное отношение к Зое и то безмерное восхищение, которое он искренне питал к преподавательнице, подросток и на минуту не смог по-настоящему проникнуться этой темой.

Он скосил взгляд на Лию. С отсутствующим видом девушка чертила какие-то каракули, дуги и кружочки в тетради. Дилан был поражен. Уроки литературы были ее любимыми; обычно Лия всегда высказывала свое мнение, приводила примеры, задавала вопросы. Но на этот раз она, похоже, совсем не слушала и сидела молча. Может, девушка, как и он сам, боялась, что ей придется выставлять на всеобщее обозрение собственные воспоминания? О ней, кстати, он совсем ничего не знал. Почему она никогда не касалась этого во время их бесед? И почему его никогда не соблазняла мысль расспросить кого-нибудь из воспитанников, чтобы узнать о ней хоть что-нибудь?

— Кто мне назовет основные виды произведений, принадлежащих к автобиографическому жанру? — задала вопрос Зоя.

Удивленная поведением Лии, учительница решила спросить ее.

— Лия, ответь.

Девушка сделала вид, что не услышала вопроса, и продолжала чертить каракули. Пораженные, ученики обменивались подозрительными взглядами.

— Лия, пожалуйста, ответь!

— Эпитафия, — отрезала она бесцветным голосом, продолжая рисовать.

Зоя улыбнулась, от чего ее тонкий шрамик сделался похожим на большую морщину.

— Дневник! — выкрикнула Синтия.

— Отлично, — похвалила Зоя. — Дневник действительно один из самых ярких и особенных видов этого жанра, которому присуще определение «личный», ибо он не обращен к читателю. Стиль и форма дневника часто используются романистами, отчего они становятся поистине бесценными свидетельствами той или иной исторической эпохи. Так что зачастую личные дневники, особенно знаменитых писателей, предназначавшиеся для того, чтобы их держали в секрете, оказываются со временем опубликованными.

— Это отвратительно, — подала голос Синтия. — Нарушение неприкосновенности частной жизни.

— Да, верно. Правомочность таких публикаций можно оспорить. Кто еще назовет?

Дилану отчего-то вспомнились долгие часы одиночества, которые он проводил, запертый в сарае или работая в поле. Он тоже вел тогда своего рода дневник, но в голове, а не на бумаге. Это было бесконечное повествование о его жизни, помогавшее держаться, выражать его усталость, бунт, непонимание. Мог ли он все это записать на бумаге, если бы даже был способен? Нет, не мог, он слишком боялся, что отец прочтет и узнает о его помыслах. А слова, ведь на бумаге они выглядят иначе, намного жестче, чем, к примеру, затерянные и со временем умирающие в мозговых извилинах.

Зоя написала на доске разные виды автобиографических произведений, но это Дилана не интересовало.

Прежде, когда он был уверен в том, что вокруг никого не было, он иногда громко разговаривал сам с собой, поверяя ветру свои надежды и чаяния. Это помогало чувствовать себя намного лучше. Почему? Потому что проговоренные таким образом мечты оживали, становились почти ощутимыми. Потому что он нарушал молчание природы — не простое молчание, а гудящее тысячью голосов, правда, не людских, — и слышал тогда хоть чей-то человеческий голос, даже если это и был его собственный. Нормален ли он? Интересно, а другие так делают? Как бы так изловчиться и спросить у них, чтобы не показаться сумасшедшим? Единственной, кому он мог бы довериться, была Лия. Она никогда его не осуждала, а даже на самые наивные вопросы всегда отвечала доброжелательно. Повернувшись в ее сторону, Дилан увидел, что девушка сидит, обхватив голову руками. Неужели она плакала? Он выпрямил спину, напрягся, тайно наблюдая за подругой. Она вдруг подняла голову и обвела класс пустым взглядом. Вдруг глаза ее остановились на нем, и у Дилана появилось ощущение, что она хотела ему что-то сказать. Лицо Лии было белым как полотно.

Он попытался спросить ее, приподняв брови, но Лия тут же отвела взор, встала с места, взяла свои вещи и неверным шагом побрела к выходу.

Зоя была больше испугана, чем возмущена, этим внезапным уходом. Она, извинившись перед классом, вышла и догнала Лию в коридоре. Стояла мертвая тишина. Бывало ли такое с Лией когда-нибудь прежде? У девушки часто менялось настроение, это правда, но Дилан никогда не видел, чтобы она вот так, без спросу, уходила с занятий. Наверняка она плохо себя почувствовала.

Вернувшись, Зоя ничего не стала объяснять и продолжила урок.

53

Лана прошла в комнату Микаэля, которая ничем не напоминала кабинеты других преподавателей. Как и в хакерской, на стенах располагались контрольные экраны, только везде царил образцовый порядок, полностью соответствовавший тщательности и предельной собранности, характерной для начальника Службы экстренной помощи, когда тот занимался разработкой очередной операции. Единственной выбивавшейся из общей картины деталью была подвешенная к потолку боксерская груша. Одну из стен занимали карты, утыканные цветными булавками, и невозможно было понять, что на них изображено — отдельные регионы или страны. Лана невольно спросила себя, для чего они предназначались. Булавками были отмечены другие подобные учреждения? Или речь шла о местонахождении выпускников Академии? На стене напротив висела целая галерея портретов юношей и девушек.

— Это бывшие воспитанники? — спросила она.

— Некоторые, да. Другие — нет.

Увидев изумление, написанное на лице девушки, Микаэль пояснил:

— Это — мои промахи.

Произнес он это глухим голосом, проникнутым печалью, и в то же время каким-то нетвердым, будто хрупким, чего она уж никак не ожидала от человека такой силы.

Лане захотелось узнать побольше, но она постеснялась спросить и удовольствовалась этим ответом.

— Лео одобрил твое предложение, — сообщил он.

Выслушала Лана эту информацию без особой гордости. Становясь реальностью, придуманный ею план автоматически делал ее ответственной за возможный провал.

— Но он предложил продвинуть логику твоего поведения еще дальше.

— То есть?

— Пару дней ты вообще не будешь отвечать на сообщения. Так что когда ты расскажешь о ссоре с родителями, все будет выглядеть более правдоподобно. В течение этих сорока восьми часов твоего молчания он будет в растерянности, станет задавать себе вопросы, возможно, волноваться, строить различные гипотезы: возможно, ты его послала подальше, струсила или… тебя разоблачила твоя семья.

Девушка оценила такую тактику, отдавая должное интеллекту Лео и его знанию тонкостей человеческой души.

— Но он тоже может меня послать подальше, — добавила она тем не менее.

— Правильно.

— Но вы в это не верите?

— В игре вероятностей я делаю ставку на алчность. Уж больно ты для него привлекательна как агент. Приняла ислам, порвала со своей средой, достаточно управляема и… красива. Он просто обречен на то, чтобы мечтать поскорее тебя завербовать.

Последний аргумент вогнал ее в краску, и она мысленно себя отругала за глупость. Но Микаэль всегда был настолько серьезен, холоден и казался таким отстраненным, что едва ли она могла ожидать от него такого чисто мужского суждения об ее внешности.

— Воспользуйся передышкой и хорошо проведи выходные, а вечером в понедельник продолжим.

54

Дилан еще наслаждался своим любимым десертом — фланом, — когда ему сказали, что его зовет Лювна. Обеспокоенный, он ринулся к ней в кабинет. В прошлый раз, когда его вызвали прямо с занятий, Лео сообщил нечто такое, что выбило у него почву из-под ног, подорвав самые основы его еще совсем недолгой жизни… Что могло произойти на этот раз?

— Прошу тебя, присядь, пожалуйста, — попросила Лювна.

Он подчинился.

— Хочешь пить?

— Нет, спасибо.

— А я принесу себе воды. Буду здесь через пару минут.

Вернувшись, Лювна поставила стакан на стол, открыла ящик и достала оттуда кусок черной ткани.

— Сейчас мы выполним с тобой небольшое упражнение.

— Упражнение?

— Это входит в процесс обучения.

Ах, вот оно что! Успокоившись, Дилан начал дышать ровнее.

— Надень это на голову.

Он взял в руки что-то вроде капюшона, в котором не было отверстий. Сейчас он полностью погрузится в темноту.

— Я… не хочу.

— Надевай, — повторила она. — Ты мне доверяешь или нет?

— Конечно, доверяю.

Словно получив приказ нырнуть в бездонное озеро, подросток сделал глубокий вдох и натянул на голову колпак. Горячее сдавленное дыхание вырвалось у него через нос, и сердце заколотилось от страха задохнуться.

Но ему нечего бояться, нужно было просто довериться во всем Лювне.

— Постарайся описать как можно точнее эту комнату.

— Но… я не обращал внимания… Ведь я не был в критической ситуации.

— Я тысячу раз повторяла, что ситуация становится критической, лишь когда появляется непосредственный риск. Иными словами, когда становится слишком поздно. И я просила вас выработать в себе привычку автоматически визуально запоминать места, в которых вы оказываетесь, и расположенные там предметы, чтобы эта привычка постепенно перешла в рефлекс. Или не просила?

— Да, это так… Но мы ведь в Институте!

Голос его звучал слабо, как это случалось порой в его ночных кошмарах.

— Именно в Институте вы учитесь и тренируетесь, что здесь не так?

Все аргументы Дилана были напрасны, ему только оставалось стараться ровно дышать и сконцентрироваться.

— Справа есть стеллаж, дверь в одну ячейку открыта, — неуверенно начал он.

— Цвет?

— Серый. Слева стоит коричневый шкаф, и еще столик на колесиках позади письменного стола, на нем сложены папки. Верхняя в желтой обложке. На подоконнике, кажется, с одной стороны стоит цветок в горшке, с другой — кактус. Или нет, карликовое деревце. На правой стене карта в рамке, похоже, это старая карта мира.

— Что еще?

— Позади меня вешалка.

— Отлично вывернулся. Если уж быть вешалке, то только там. Не вздумай блефовать.

— Простите. Ну вот… пожалуй, все.

— Ладно. А теперь назови мне предметы в кабинете, которые могут послужить тебе оружием, если ты подвергнешься нападению. И покажи пальцем места, где они расположены.

Дилан снова постарался сосредоточиться, призвав на помощь образы, которые успели запечатлеться в его мозгу, чтобы постараться воспроизвести их в деталях, согласно методике Лювны, которую она им преподавала.

— Возможное оружие… Стул, на котором я сижу: я могу им воспользоваться для обороны и атаки. Стакан, что вы поставили на стол: можно его бросить или воспользоваться им как кастетом. То же и графин. Ручка на вашем столе может послужить холодным оружием. Стекло окна: разбив его, я получу режущие осколки. Настольную лампу можно запустить…

Он заколебался отчего-то и прервал свою речь.

— Ах да, вот еще что… В вашей аптечке есть ножницы!

— Отлично.

— Это, наверное, все.

— Хорошо, можешь снять капюшон.

Подросток снял колпак и весь в поту принялся обшаривать глазами кабинет.

— Вот черт! Я многое забыл назвать.

— Нет, все прекрасно, Дилан. Достаточно полно. Неудивительно, что ты не обратил внимания на предметы, находившиеся позади тебя. А среди них достаточно «потенциального оружия».

Он увидел палку, отвертку, молоток и ножик, вероятно, специально там положенные, чтобы заставать ребят врасплох. Разочарованный, Дилан низко опустил голову.

Лювна великодушно улыбнулась.

— Благодарю, ты можешь возвращаться на занятия.

Попрощавшись, он направился к двери.

— Дилан!

— Да?

— Это было не просто хорошо, а здорово!

— Пфф…

— И знай, что мне очень понравилась твоя попытка помочь испытуемому во время последнего теста.

— Тогда я угодил в ловушку.

— Ты не должен себя упрекать. Я счастлива, что ты — вместе с нами. Ты отличный парень, Дилан!

Лицо подростка просияло:

— До следующего раза, уж тогда я точно ничего не упущу!

— Не сомневаюсь.

Вернувшись в столовую, он отыскал Димитрия.

— И что, часто здесь устраивают подобные тесты?

— Случается. Усвоенные нами знания и выработанные рефлексы довольно часто подвергаются испытаниям.

— Сурово.

— Рассматривай это как игру. И считай, что внезапные экзамены помогают тебе все время находиться в состоянии готовности. Они развивают бдительность и быстроту реакции.

Слово «бдительность» позабавило Дилана. Уж кто-кто, а он прекрасно был с ней знаком. Малейшее изменение в настроении того, кого он прежде называл отцом, требовало именно этого умения, и он прекрасно им овладел. А теперь ему предлагали считать это игрой и учиться!

55

Когда Лане сообщили о предстоящем визите матери, девушка была не столько удивлена, сколько встревожена. Она надеялась, что с прежней жизнью было покончено, ей едва удалось отделаться от гнетущих воспоминаний и порвать с прошлыми привязанностями. Еще и потому, что та, которая для нее много значила, но которую она считала ответственной за свои злоключения, вдруг возникла из небытия, да к тому же без предупреждения.

Лана дважды звонила матери после того, как оказалась в Институте, но разговоры носили отстраненный характер, будто пребывание дочери в этом заведении были частью педагогической программы, которую они выбрали вместе. Короткие, лишенные теплоты разговоры, сосредоточенные на бытовой стороне жизни в Академии: «У тебя просторная комната?», «Ты хорошо питаешься?», «Подружек успела завести?». Она отвечала матери в том же тоне, поскольку знала, что та делала над собой усилие, чтобы казаться трезвой. Но по едва заметным изменениям в интонации, слегка тянущимся слогам в конце фраз девушка догадывалась, что мать продолжала пить. И тогда она решила, что больше не станет о ней думать. У Ланы не хватило бы сил одновременно справляться со сложностями новой жизни и с переживаниями, в которые ее погружало неблагополучие матери. Не из-за эгоизма, а исключительно из-за чувства самосохранения. Она вернется ко всему этому позже, когда станет сильнее. Настоящее должно полностью принадлежать ей, ей одной, если она надеется когда-нибудь познать лучшее будущее. Так что больше на звонки матери она не отвечала, и Натали тоже перестала выходить на контакт.

И вот в это воскресенье, не предупредив, мать решила ее навестить.

Зачем, интересно? Сообщить что-то важное? Возможно, она спохватилась и теперь решила потребовать дочь обратно? Не явится ли она пьяной, так что Лане будет стыдно перед товарищами и учителями? При нормальных отношениях она могла бы чувствовать радость, даже восторг от неожиданного посещения матери, но, направляясь к приемной, девушку снедало лишь чувство тревоги.

Натали сидела на скамейке при входе в здание, низко склонив голову. При виде дочери она поднялась и направилась к ней. По лицу Натали девушка попыталась прочесть какие-то знаки, объясняющие неожиданную причину визита, но мать просто смотрела на нее во все глаза. Потом она улыбнулась, обняла ее и прижала к себе, так внезапно, что Лана не успела произнести ни звука.

— О, доченька… девочка моя…

Мать плакала, покрывая ее волосы поцелуями.

Оставшись абсолютно равнодушной к этому всплеску эмоций, Лана подумала, что мать, не проявлявшая к ней годами подобных чувств, попросту пьяна. Лана быстро огляделась, боясь, что при этой сцене кто-то присутствует. Но рядом находился только охранник Фредерик, да и тот делал вид, что погружен в чтение журнала.

Натали разжала объятия и сделала шаг назад.

— Дай мне на тебя наглядеться, — произнесла она, всхлипывая. — Какая же ты красавица! Ты отлично выглядишь.

— Да, мама, у меня все хорошо, — сухо проговорила Лана. — Пойдем лучше в парк.

Она настойчиво увлекла мать в самый дальний уголок сада, туда, где никто не мог их видеть, и тогда задала вопрос, вертевшийся у нее на языке.

— Почему ты пришла? — спросила она довольно жестко.

— Как? Потому… что я твоя мать, — удивленно ответила Натали.

— Да… Но ты же не собиралась.

— Очень захотела тебя увидеть, вот и все.

— Что-то случилось?

— Нет… то есть да…

— Что именно? — спросила Лана еще грубее.

Она увидела на лице матери выражение глубокой грусти, которая у той появлялась в дни, когда она оставалась без работы.

— Мой приход тебя расстроил, не так ли?

— Он меня удивил.

— Понимаю.

— Но… в конце концов, а на что ты рассчитывала? Ты никогда ради меня и пальцем не пошевелила! Когда у меня были… неприятности, тебя никогда не было рядом. С тех пор как я очутилась здесь, ты звонила в стельку пьяная и несла полную ахинею. И вот ты внезапно заявляешься, рыдаешь и говоришь мне «доченька»? Кого ты пытаешься обмануть?

Мать слушала гневную тираду дочери молча, губы ее дрожали.

— Знаю… Я вела себя с тобой очень плохо… В последнее время я стала это понимать.

— Ну, наконец-то! Только не изображай раскаявшуюся грешницу, утопая в слезах!

Но, увидев лишившееся жизни лицо матери, она пожалела об этом упреке.

— Мне так жаль, Лана, так жаль… — пробормотала та.

— Хватит, хватит.

— Я погрязла в куче проблем, а заодно… и в алкоголе. Сознательно ушла из реальности. Дни проносились мимо, я не проживала их, не чувствовала. Ничто больше не имело для меня значения. И это правда… я потеряла тебя…

Разразились новые рыдания, и Лана поняла, что Натали была искренней и на этот раз речь не шла о пьяных слезах под действием нахлынувших воспоминаний.

— Ладно, оставим это в прошлом, — предложила она примирительным тоном, подойдя поближе.

Девушка слышала, что человек становится взрослым, когда он способен почувствовать себя родителем своих родителей. В это мгновение она испытала что-то подобное. Лана была растрогана этим ощущением, но вовсе не потрясена. Она простила мать, безусловно, но воспоминания были еще слишком живы, чтобы она могла вот так взять их, да и отбросить подальше. Лана даже отругала себя мысленно за бесчувствие.

— Но почему произошли эти изменения? Что заставило тебя осознать все это? — спросила она уже куда мягче.

Мать распрямила спину, вытерла глаза.

— Все началось после разговора со стариком.

— О ком ты говоришь?

— О том, кто пришел тебя забрать.

— Лео?

— Да, Лео. Он сумел найти нужные слова, чтобы заставить меня выплыть из того полуобморочного состояния, в котором я постоянно находилась. А потом он мной занялся вплотную.

Это открытие потрясло Лану. Она почувствовала огромную теплоту и признательность к Лео. Доброте его поистине не было предела.

— Как это, занялся?

— Он отправил меня к психологу, специалисту по зависимостям — аддиктологу, бывшему ученику вашего Института.

Натали пристально посмотрела на дочь.

— Вот уже три недели я и капли в рот не брала.

Натали явно рассчитывала на то, что дочь обрадуется, удивится или поздравит ее, но та и бровью не повела. Три недели — слишком маленький срок, еще вполне можно было сорваться. Но тот факт, что Лео лично этим руководил, давало надежду, что однажды она увидит мать освободившейся от этого порока.

— На трезвые мозги я столкнулась с реальностью и пересмотрела свою прежнюю жизнь, осознала ошибки… О, я думаю, я еще только в самом начале пути… но я испытала мучительную боль, понимая, как тебе было тяжело переносить все эти годы издевательств, насмешек, как трудно было справляться с этим в одиночку…

— Сейчас всего этого уже нет, мне стало лучше, гораздо лучше…

Улыбка озарила лицо Натали.

— Так значит… тебе здесь хорошо, ты счастлива?

— Очень. Занятия — интересные, учителя просто гении, а остальные воспитанники постепенно становятся мне настоящими друзьями.

— Фантастика. Но… кто они, все эти люди? Лео? Другие преподаватели? Ангелы?

— Нет, они обычные мужчины и женщины, стоящие на принципах гуманизма и готовые помочь тем, кому довелось в этой жизни испытать страдания.

Они еще долго тепло беседовали, как никогда прежде, а потом Лана проводила мать в обратный путь.

По возвращении в свою комнату она увидела Роману лежавшей на кровати с книгой в руке. Девушка внимательно посмотрела на Лану.

— Хочешь об этом поговорить?

— О чем об этом?

— О твоей матери?

— Ты нас видела?

— Да, я тебя искала и заметила издалека, как ты с ней разговаривала. Я сразу поняла, кто это. По-моему, у вас все шло неплохо.

Лана молча улеглась рядом. Судя по всему, продолжать разговор у нее не было настроения.

— Ну что, тебе стало лучше? — сделала вывод Романа.

— Пожалуй…

— Что-то непохоже…

— Знаешь, мне не удается пока побороть неприязнь к ней. Хорошо, конечно, что мать решила завязать с выпивкой. Хорошо для нее, я хочу сказать. Я рада и надеюсь всей душой, что она не вернется к этому снова. Ну а для меня… уже слишком поздно.

— Но ведь она попросила прощения! — не унималась Романа.

— Да, но мне не пришлось бы пережить всех этих мучений, если бы она была рядом.

Романа приподнялась на локте.

— Но у тебя все же есть мать, Лана…

Произнесено это было с горечью.

— Да, она такая, какая есть, — продолжила Романа. — Она наделала ошибок, пренебрегла родительским долгом, забыла о своей главной обязанности в жизни по отношению к тебе, но, подумай, ведь она не всегда была такой. Она радовалась твоему рождению и сначала отдавала тебе всю полноту материнской любви, ухаживая за тобой. Потом все начало портиться… Зато теперь она готова стать самой собой. И ей не добиться этого без твоей помощи. Так поддержи ее, помоги возродиться, наладить вашу кровную связь. Не прячься за злопамятностью, это негативное чувство никуда не ведет. И потом, это так на тебя не похоже! Она твоя мать, Лана. Дай ей шанс.

Могли ли слова подруги найти отклик в душе Ланы? Да, когда она была маленькой, Натали ее любила. Все пошло наперекосяк после ухода отца, скрывшегося на другом конце света. Начав пить, мать словно наказывала себя за то, что не смогла удержать возле себя главную любовь своей жизни. Лана, в конце концов, стала, если так можно выразиться, побочной жертвой. Сможет ли она однажды окончательно простить мать за свои страдания?

56

Пойти на вечеринку она категорически отказалась, несмотря на все уговоры Романы. Лана нуждалась в разрядке, ей хотелось вздохнуть свободно, побыть одной. Остаться в одиночестве и насладиться чтением, послушать музыку, погрызть сладости, короче, посвятить время самой себе.

«Крестная мать» вошла в ее положение, понимая, что Лане требовался покой после напряженной недели участия в таинственной операции, и от встречи с матерью, к счастью, окончившейся лучше, чем можно было ожидать.

Тема вечеринки была такой: «История. Мужчины и женщины». Романа нарядилась кроманьонкой, а для Ланы она выбрала одежду знатной поселянки былых времен, на случай если та передумает, но девушка предпочла напялить футболку и завалиться в постель, погрузившись в чтение книги Ромена Гари, которую ей посоветовала Лия. С первых же страниц романа «Обещание на рассвете» у нее появилось желание его бросить. Отношения автора с матерью сразу вернули ее к собственной реальности. Но, завороженная красотой стиля, она увлеклась и теперь с жадностью глотала страницу за страницей, не забывая о шоколаде и мармеладках.

Она уже два часа наслаждалась колдовским языком Гари, когда в дверь постучали. Неужели Романа явилась по ее душу? Да нет, зачем стучать в собственную комнату? Может, кто-то из Службы экстренной помощи пришел сказать, что ей следует занять свой пост раньше положенного? Вот уж некстати так некстати!

— Войдите! — неохотно бросила она.

На пороге появился Димитрий. Лана приподнялась и натянула одеяло на футболку.

— Прости, я тебя побеспокоил? — спросил он.

— Нет! Вернее… Я просто не ждала гостей.

— Извини… Вот, решил узнать, все ли у тебя в порядке.

— Большое спасибо.

Смущенная его присутствием и собственным внешним видом, но растроганная участием, она пожалела, что не догадалась взглянуть в зеркало, прежде чем разрешить гостю войти.

— А в кого ты переодет? — решила она отвлечь внимание Димитрия.

— В гладиатора, — ответил он, снимая куртку и обнажая великолепные бицепсы.

— Не упускаешь случая, как я погляжу, чтобы выставить напоказ мускулы! — шутливо заметила девушка.

— А ты… ты переоделась в депрессивного подростка типа «никто меня не любит, не жалеет, ненавижу ваш прогнивший мирок».

— Да ничуть я не депрессивна, просто немного устала!

Когда он приблизился, она увидела у него на шее медальон с символом Института.

— Можно присесть?

— Пожалуйста.

Увидев Димитрия рядом с собой, на кровати, она испытала огромное волнение: он был совсем близко, полуобнаженный, да она и сама была лишь в легкой футболке, кстати, очень непрезентабельной.

— О, ты объедаешься сладким! — засмеялся он, увидев коробку, выглядывавшую из-под одеяла.

— Почему объедаюсь? Так, хрумкаю себе понемногу.

— Все симптомы аффексьонитки.[26]

— Аффексьонитки?

— Аффексьонизм — это патология, свойственная подросткам, которым не хватает привязанности.

— Да? Что-то я о такой не слышала!

— Немудрено, я только что ее придумал.

Она улыбнулась.

— Тогда почему ты такая грустная? Из-за посещения матушки?

— Ты, вижу, уже в курсе.

— Не забывай, что я ветеран, а значит, ко мне стекается вся информация.

— Не сердись, но мне не хочется поднимать эту тему.

— Хорошо. Но ты твердо намерена провести вечер в одиночестве?

— Собиралась.

— Собиралась поработать над своим моральным обликом, читая «Обещание на рассвете»… — проговорил он, взяв в руки книгу. — Вижу. Ладно, тем хуже для тебя… А я-то хотел тебе предложить интересную прогулку в одно секретное местечко.

Димитрий встал.

— Секретное? Что это значит?

— Да не важно. Если нужно отдохнуть, отдыхай.

— Нет, скажи: что за секретное местечко и где оно находится?

— Забей! У тебя не то настроение, я только мешаю, тебе нужно побыть одной и все такое, понимаю, — проскандировал он, направляясь к двери.

— Постой!

— Что?

— Какое местечко? Какой секрет? Ты не имеешь права сделать такой намек и смыться!

На лице юноши заиграла победная улыбка.

— Ладно, собирайся.

Тоже засмеявшись, Лана поднялась, натянула джинсы и поверх футболки набросила куртку.

Они вышли и пересекли парковую зону.

— Визита матери я никак не ожидала, — призналась девушка. — Она захотела попросить прощения. Сообщила, что бросила пить. Благодаря Лео и нашему Институту.

Лана и сама не понимала, почему она рассказывала все это человеку, который держал в тайне свое прошлое, не делясь ни с кем, почему он регулярно отлучается из Академии.

— Что ж, здорово.

Больше о матери она говорить не собиралась.

— Вот уж не знала, что Академия занимается домочадцами воспитанников!

— Ты даже не представляешь истинного размаха их деятельности. В каждой операции они идут до конца, задействуя все силы и средства, во что порой невозможно поверить.

— И всегда успешно?

— Если прибегнуть к цифрам, можно сказать, процентов на девяносто пять.

Лане вспомнились фотографии на стене в кабинете Микаэля.

— Микаэль как-то сказал о своих «промахах», у него в кабинете есть несколько портретов…

— Ах да, знаменитые фотки…

— И кто это?

— Те, кого не удалось удержать в Академии: пресловутые пять процентов.

— Что это значит?

— Выполняя свою миссию спасения, Институт порой сталкивается с непреодолимыми проблемами. Некоторые из спасенных сбегают на стадии «привыкания». Это фотографии тех ребят, кого так и не удалось образумить и чья жизнь пошла неверным путем… если не закончилась вообще.

— Зачем тогда хранить эту зловещую портретную галерею?

— Как напоминание, что за каждой операцией по спасению стоит конкретная жизнь. Для усиления мотивации.

— Странно.

— Каждое утро у него перед глазами в Институте плоды его успеха. Но Микаэль не намерен забывать и о тех, кого он определяет как «результаты провала», чтобы голова оставалась холодной и сохранялась прежняя решимость. Как ни крути, а Микаэль все же не сверхчеловек!

— Ты говоришь это с насмешкой, — удивилась девушка.

— Нет, это так и есть… короче, забудь об этом.

Почувствовав напряжение Димитрия, она предпочла не настаивать.

— Насколько я поняла, и в Институте есть свои неудачи, — не удержалась Лана.

— Мощь Академии не стоит недооценивать, однако она ограничена рамками его компетенции и связями во влиятельных кругах.

— И кем обеспечиваются связи? Бывшими учениками?

— В основном ими. А также теми, кто поощряет деятельность Антона и Лео.

— Богатые и высокопоставленные люди?

— Не только. Например, какая-нибудь чиновница из социальной службы может оказаться очень даже полезной в качестве источника информации. Помочь способен любой человек: дядя, кузина или друг кого-то из бывших воспитанников. Люди, благодарные Институту за судьбу близкого.

— Здорово. Но… немного попахивает сектантством, разве нет?

— Да мы и есть секта в своем роде. Но у нас нет божества, нет устава, доктрины, членских взносов. Есть только Лео, Антон, преподаватели, принципы, ценности и еще высокая степень солидарности между всеми членами Академии. И, в конце концов, каждый волен выбирать — стоит ему служить Институту или нет. Ну что, как, по-твоему, отличается от секты?

— Безусловно.

— Все мы здесь соединены неразрывными связями, переплетенными нашей болью и усилиями, предпринятыми, чтобы освободиться от страданий. И еще общим горячим желанием изменить мир.

Углубившись в лес, он, как и в прошлый раз, взял Лану за руку. Девушку охватило знакомое волнение.

В этот вечерний час среди деревьев было свежо и довольно мрачно. Будь Лана одна, она задрожала бы от страха.

Пройдя мимо пруда, где Димитрий показывал утиный выводок, они вышли к зданию, тому самому, которое Лана увидела с дороги, возвращаясь с занятий вместе с Альдо и Диланом.

Они подошли ко входу.

— Мало кто из воспитанников знает о существовании этого места и о том, что там происходит, — заметил юноша.

— Мне сказали, что здесь живут Антон и Лео.

— Не только. У этого дома есть и другое предназначение. Но оно держится в тайне. И вот я получил разрешение тебя с ним познакомить.

— Вот как? И почему?

Димитрий сделал вид, что не услышал вопроса, и направился к контрольному пункту.

Молодые люди прошли в темный коридор. Из-под одной двери виднелась полоска света, и он ее открыл. В комнате находились две женщины, смотревшие телевизор. Они поздоровались с Димитрием.

— Отлично выглядишь, — шутливо произнесла одна из них.

— Познакомьтесь, это Лана. Мы совсем ненадолго.

Женщины не возражали.

Подростки продолжили двигаться в полутьме и вскоре вышли в другой коридор, по бокам которого располагалось множество закрытых дверей.

Открыв одну, они с Ланой очутились в комнате, освещенной слабым светом ночника. Это был маленький дортуар с четырьмя кроватками, на которых мирно спали дети в возрасте от четырех до десяти лет. Лана с удивлением посмотрела на них, а затем обратила глаза на Димитрия в немом вопросе. Он приложил к губам палец и сделал знак выйти.

В коридоре он объяснил:

— В Академии оказывают помощь не только подросткам. Она приходит на выручку и маленьким детям, попавшим в безвыходную ситуацию. Мы называем это место Маленьким Институтом.

— Но ведь существуют специальные организации, которые этим занимаются…

— Так и есть. Но Антон и Лео, когда могут это сделать, предпочитают взять на себя заботу о таких малышах. Здесь дети получают не только надлежащий уход, но и специальное воспитание, которое впоследствии поможет им оказаться там, где мы с тобой находимся.

— Это легально?

— Не совсем. Но вполне морально оправданно.

Они уже собирались выходить, как внезапно дверь комнаты, в которой они только что побывали, открылась. На пороге стояла маленькая белокурая девочка с куклой в руке и смотрела на них, прищурившись.

— Так это был ты, Дим? — спросила она.

— Анна! Быстро в кровать!

Девочка подошла ближе.

— Ты в маскарадном костюме?

— Да, у старших сегодня вечеринка.

— Ты некрасивый! Я люблю, когда ты нормально одет.

Юноша рассмеялся и присел на корточки.

— А кто это с тобой?

— Моя подруга Лана.

Девушка приветливо махнула рукой:

— Привет, Анна!

— Ты тоже очень странно выглядишь со своей прической. Но все равно ты хорошенькая.

— Давай, Анна, пора возвращаться в постель, — прошептал Димитрий, которого позабавило замечание девочки.

— Сначала обними меня!

Димитрий развел руки в стороны, и малышка прильнула к его груди, сжав крепко-крепко.

— Дим — мой возлюбленный, — заявила она Лане, ручонками очертив круг своих владений.

— О да! — подыграл Димитрий, подмигнув подруге. — Мы очень сильно любим друг друга. Так что, Лана, если ты имела на меня виды, придется отказаться.

— Это будет нелегко… но я постараюсь, — заметила Лана в том же тоне.

Димитрий посмотрел в лицо девушке, и его взгляд был настолько красноречив, что она просто не осмелилась расшифровать это несомненное послание. Он запустил пальцы в волосики малышки и поцеловал ее.

— Когда я вырасту, мы поженимся. Но пока я еще маленькая, так что можешь временно им попользоваться.

— Ты очень добра, — пошутила Лана.

— Когда ты снова придешь, Дим?

— Через несколько дней.

— Тогда возьми мою куклу, — сказала Анна, протягивая игрушку.

— Нет, ты же ее очень любишь, а я все равно не играю в куклы.

— Но тогда ты обязательно вернешься!

— Смотрю, ты свято чтишь традиции, — прыснул он.

Юноша взял девочку на руки.

— Подожди меня, я сейчас ее уложу и приду.

Выйдя из Маленького Института, Лана все еще находилась под большим впечатлением от увиденного и услышанного.

— Что за традиция, о которой ты говорил с Анной? — спросила она, показывая на куклу, которую Димитрий держал в руке.

— Небольшая уловка, которую я усвоил с детства. Когда ты хочешь, чтобы кто-нибудь к тебе пришел снова, ты ему даешь вещицу, которая тебе очень дорога. Если человек тебя действительно любит, он непременно вернется, несмотря на все преграды, поскольку осознает значимость для тебя этого предмета.

— Как мило.

— Да, в некоторых детских традициях заключен большой смысл.

— А почему деятельность Маленького Института держится в секрете?

— Руководство считает, что взрослые воспитанники не должны знать о его существовании. Все их внимание должно быть сосредоточено на их собственной судьбе. И лишь те, кому эти контакты необходимы для того, чтобы правильно построить свою жизнь, вводятся в курс дела.

— И ты счел, что мне это поможет?

— Да. У меня и раньше было желание поделиться этим с тобой. Но теперь… особенно, потому что у этих детей нет родителей. А у тебя есть мать, и, хотя есть причины для обиды на нее, все-таки она существует, а значит, можно ее простить и наладить отношения.

При других обстоятельствах Лана сочла бы это замечание неуместным и ханжеским, но она знала, что Димитрий руководствовался исключительно добрыми намерениями. Больше того, он предоставил ей возможность задать вопрос, который давно вертелся на языке. Теперь он не посмеет обвинить ее в нескромности.

— Так значит, моя личная жизнь тебя интересует? — спросила она.

— Конечно. Особенно если есть угроза, что некоторые обстоятельства могут принести вред твоему успешному развитию в этих стенах.

Соображения Димитрия показались бы ей трогательными, не будь они произнесены таким важным тоном, каким обычно «старички» говорят с новичками.

— Можно и мне задать один нескромный вопрос?

Он взглянул на нее с хитринкой:

— Полагаю, в моем согласии ты не нуждаешься?

— Ты вырос в Маленьком Институте?

— Да. Меня взяли туда еще ребенком.

Она была не против узнать об этом побольше, но Димитрий не дал ей такой возможности.

— Так значит, моя личная жизнь и тебя интересует? — задал он девушке ее же вопрос с ехидцей.

— Да. Я любопытна. Но разве любопытство не является одним из важнейших качеств, согласно доктрине Института?

— Интеллектуальное любопытство, то есть любознательность.

— Но я же об этом и говорю! Разве не обогатит меня знание о том, кто ты, откуда пришел…

— …и главное, куда регулярно отлучаюсь, ведь так?

Смутившись, Лана покраснела и отвела взгляд.

— Так ты меня видел тогда? Мне очень… жаль. Не стоило мне так поступать.

— Уж конечно. Ведь ты еще не изучила правила ведения слежки. А я поднаторел в этом искусстве и отличаюсь редкой наблюдательностью.

— Так ты насмехался надо мной, плутая по дорогам!

— Я всегда выхожу через главный вход, чтобы другие думали, что я собираюсь уйти за пределы замка. Но когда я понял, что ты за мной следишь, я специально свернул и спрятался в лесу. Потом, когда я догадался, что ты не знаешь, как пройти через ворота обратно, я вернулся, чтобы их открыть.

— Господин слишком добр. И значит, все… меня засекли? Я хочу сказать, камеры и охрана…

— Конечно. И это стало одной из причин, по которым Лео разрешил мне рассказать тебе о Маленьком Институте.

— Понятно… я полностью опозорилась, идиотка!

— Не думай так. Лео очень тебя уважает. Он говорит, что ты тонкий, умный и зрелый человек. Что ты — особенная. И я того же мнения, кстати.

Несмотря на столь лестную характеристику, в очередной раз разочарованная в себе Лана все же решила продолжить расспросы:

— Ты иногда остаешься на ночь в детском корпусе?

— И да… и нет.

— Что ты хочешь этим сказать? Занимаешься детьми, но не ночуешь там?

— Ты почти права, но больше я ничего не скажу. Не станешь же ты, в самом деле, настаивать, чтобы я сбросил весь флер со своего таинственного образа?

Лана прыснула.

— Таинственный образ! — передразнила она. — Парня просто распирает от гордыни!

— Распирает от гордыни? — расхохотался Димитрий. — По-моему, это выражение было в употреблении в середине позапрошлого века!

— Напоминаю: я — особенная!

Они стояли у подножия лестницы и собирались прощаться.

— Пока, и спасибо большое, что доверил свою тайну.

— Меня тронуло твое признание, что я… тебе интересен.

— Не обольщайся. Мой интерес — чисто интеллектуальный.

— Это к лучшему, раз мое сердце все равно занято.

Девушка почувствовала, как ее собственное сердце сжалось. Наверное, это отразилось на ее лице, так что Димитрий поспешил добавить с вызовом:

— Я — суженый Анны, ты ведь знаешь, — уточнил он, показывая на куклу.

Лане показалось, что она в очередной раз угодила в ловушку, и ей захотелось дать ему пощечину. Или поцеловать его.

— Только не забывай: ты получила разрешение на временное пользование.

— Такое уж точно не по моей части.

Димитрий расхохотался своим бесподобным смехом и стал удаляться.

— Послушай! — окликнула его Лана. — Романа знает о детях?

— Да. Она ведь тоже из старожил и часто мне помогает.

Придя в свою комнату, Лана разделась и скользнула под одеяло.

Как ни удивительно, ей было очень хорошо. Она чувствовала себя почти счастливой. Девушка перебирала в памяти все, что Димитрий рассказывал об Институте, вспоминала полные скрытого смысла взгляды и словечки, которыми они постоянно обменивались. Вспоминала, с какой нежностью он обращался с маленькой девочкой. Этот парень был поистине незауряден, исключителен. И он предложил ей… «временное пользование»…

Лана все еще улыбалась, когда веки ее сомкнулись, и сладкие мечты превратились в столь же прекрасные и пленительные сны.

57

С тех пор как Лия ушла с урока литературы, Дилан больше ее не видел. Он надеялся встретиться с ней на субботней вечеринке, но и там она не появилась. Расспросив знакомых, он, к своему большому огорчению, убедился, что никто ничего не знает. Димитрий, который гордился тем, что ему обо всех всегда все известно, ушел с праздника до того, как Дилан успел к нему обратиться, да и утром он тоже отсутствовал.

В столовой Дилан оставался до последнего, до самого окончания завтрака, в надежде, что Лия все-таки придет. Напрасно. Разочарованный, он решил поискать подругу в ее комнате. В отличие от других девушек, Лия предпочла одиночество и поселилась одна. Подросток постучал. Сначала тихонько, потом посильнее. Чувствительная ко всему, что касалось неприкосновенности ее частной жизни, Лия могла разозлиться, если бы ее разбудили, но он предпочел рискнуть, нежели терзаться неизвестностью. Не получив ответа, он громко произнес ее имя.

— Когда прекратится это безобразие! — раздался чей-то голос. — Ты меня разбудил!

Голос принадлежал Синтии, той самой певице, что приветствовала его в день приезда. Девушка, в ночной рубашке, непричесанная, приоткрыла дверь соседней комнаты и угрожающе нацелила на него палец.

— Прости, пожалуйста. Это… я хотел узнать, куда подевалась Лия?

Синтия сразу смягчилась:

— Лия… Она в больнице, — огорченно произнесла Синтия.

— В больнице? Что случилось?

— Не знаю. Вчера пришел врач и забрал ее, — проворчала девушка, прежде чем закрыть дверь.

Дилан сбежал по лестнице вниз. В больнице? Почему? Кто ему объяснит, как она там оказалась? Он подумал о Лео, который по воскресеньям после завтрака принимал у себя воспитанников, желавших с ним поговорить, и направился в его кабинет.

Ворвавшись туда, Дилан увидел перед собой непроницаемо спокойного учителя.

— Извините, но я… Лия…

На лице Лео появилось выражение неловкости.

— Сейчас я занят, Дилан, — строго сказал он, указав на сидевшего напротив подростка. — Подожди снаружи. А потом я обязательно тебя приму.

— Но я только хо…

Непреклонность директора заставила Дилана оборвать фразу на полуслове, он склонил голову и закрыл дверь.

Пока он ждал, в голове его прокручивались разнообразные сценарии, от самых безобидных до драматических.

Через четверть часа Лео освободился и пригласил Дилана в кабинет.

— Лию положили в больницу, — произнес директор, сразу перейдя к делу.

— Я знаю, но… почему?

— Она заболела, и пришлось ее туда поместить.

— Что-то серьезное?

Несколько секунд преподаватель молчал.

— Нам должен позвонить врач.

Ответ подростка не удовлетворил. Стоявший напротив человек всегда был полон оптимизма, однако на этот раз ничего подобного в его словах не прозвучало.

— Но что все-таки с ней?

— Я не могу ответить на твой вопрос, Дилан.

— Потому что не знаете или потому что не хотите?

— Мне запрещено говорить о том, что касается личной жизни Лии.

— Какая чушь! — не выдержал парень. — Я просто умираю от беспокойства!

— Это я понимаю.

— Могу я ее навестить?

— Сожалею, Дилан, это исключено.

Тот взглянул на него с ненавистью и презрением.

— Послушай, я сейчас позвоню в больницу, — предложил с примирительным выражением лица Лео. — Выйди пока, я обещаю, что скоро сообщу тебе новости. Если они будут, конечно, ладно?

Дилан покинул кабинет еще более взвинченным, чем в первый раз. Почему директор не захотел дать ему послушать разговор с врачом, и это был Лео, который всегда ратовал за искренность?

Через несколько секунд преподаватель вышел.

— Врач сказал, что она в порядке. Но несколько дней ей предстоит пробыть под наблюдением.

— Но…

— Это пока все, что я могу тебе сообщить, Дилан, — прервал он подростка. — Постарайся получше провести свой выходной. А когда она вернется, вы обо всем поговорите.

Дилан сдержанно поблагодарил директора и направился к себе.

58

— Хорошо проработала сценарий? — спросил Микаэль у Ланы, вернувшейся на свой пост «агента под прикрытием» в понедельник утром.

— Да. Родители узнали, что я приняла ислам, от моей подруги. В пятницу мы здорово поскандалили, я сожгла все мосты и ушла из дома. Переночевала в убогой гостинице, единственной, где с меня не потребовали документов. Но дольше оставаться там я не решилась: уж больно подозрительными казались постояльцы. Идти мне было некуда, и я вернулась домой. Так что теперь родители решили поручить меня одной католической организации, чтобы мне как следует промыли мозги. Компьютер у меня отобрали, но мне удалось выйти в Сеть по телефону.

— Все правильно. Главное, чтобы они поверили в твою решимость и отчаяние, а также в то, что дело срочное. После вашего последнего сеанса Салеб отправил множество сообщений. Он забеспокоился. Мы специально попросили тебя прийти в это время, потому что он никогда не выходит на связь рано. И ты не появляйся раньше половины одиннадцатого. Надо сказать, он торчит в интернете допоздна, распространяя свои пропагандистские штучки и рыская по социальным сетям в поисках новых жертв.

— Вы не опасаетесь, что подключение к делу родителей его отпугнет?

— Такая вероятность существует, но приходится рисковать. Времени в обрез.

Лана открыла свою фальшивую страничку в фейсбуке. Там уже было четыре сообщения, из которых последнее особенно ярко свидетельствовало о нетерпении собеседника:

— Значит, не хочешь больше со мной болтать? Решила нас бросить или как?

— Ладно, я приступаю, — объявила Лана, кладя пальцы на клавиатуру.

— Привет. Прости, у меня дома настоящий бедлам. Я больше не выдержу!

Прошло несколько секунд, и он ответил.

— Что случилось?

Лана изложила события легенды, обильно пересыпая сообщение орфографическими и прочими ошибками.

— Когда они хотят тебя отослать в это заведение для идиотов?

— Завтра или послезавтра… Точно не знаю. Я попробую смыться!

— И куда пойдешь?

— Тоже не знаю. Посмотрю.

— Нет, подожди. Я найду решение. Дай мне немного времени. Свяжись со мной через пару часов.

— Не бросай меня! Они предупредили всех моих друзей, я больше никому не доверяю.

— Не беспокойся об этом.

Когда Салеб вышел из Сети, Лана спросила:

— Теперь можно идти на занятия?

— Нет. Он способен выйти на связь в любой момент. Помни, что ты — в безвыходном положении и ждешь его ответа, — посоветовал Микаэль, прежде чем уединиться с Пьетро в комнате для «чайников».

Итак, Лана осталась сидеть перед клавиатурой, уставившись на монитор, и мысли ее сами собой упорхнули к событиям выходных дней. Она то боролась со вспыхнувшим в ней чувством к Димитрию, то убеждала себя в невинности их отношений, признавая, однако, что с недавних пор ее переполняет ощущение счастья, незнакомое прежде. Потом она вспомнила о Кевине, жизнь которого, возможно, держится сейчас на волоске, и мысленно отругала себя за непростительное легкомыслие. Кевин… вот с ним она ничего подобного не испытывала, даже когда они вместе гуляли. Просто ей хотелось иметь парня, ничем не отличаться от остальных… Эта мысль вдруг привела ее к осознанию того пути, что она прошла всего за несколько недель пребывания здесь. Из насмерть перепуганной, сомневающейся во всем, неспособной защитить себя девчонки она превратилась в уверенного, сильного и решительного человека.

— Выпьешь кофе? — хорошенькая девушка азиатской внешности протягивала ей поднос с кофе и печеньем.

— Меня зовут Амандина.

— Спасибо, — поблагодарила Лана, взяв стаканчик.

Амандина, похоже, была самой младшей из числа «компьютерных гениев».

— Как ты, не слишком трудно? — поинтересовалась последняя.

— Да нет, я просто выдаю заготовки, и все.

— Но ты делаешь это с умом.

— Спасибо.

— Можно мне присесть? У меня как раз небольшой перерыв.

— Конечно.

Амандина разместилась рядом.

— Давно ты здесь работаешь? — спросила Лана.

— Три года. Я тоже была воспитанницей Института, а после выпуска решила пойти по компьютерной части, чтобы дальше совершенствовать полученные здесь навыки. Чего только я не перепробовала, где не работала — и на предприятиях, и в разных хакерских группах. Поднатаскалась неплохо, но в конце концов решила вернуться сюда.

— И не было соблазна пойти в частный бизнес?

У девушки вырвался презрительный смешок:

— Не было. Обслуживать патрона, единственная цель которого — купить себе роскошную яхту, нет, такое меня никогда не прельщало.

— Но и работа в Институте — вряд ли предел мечтаний для компьютерщика!

— Не скажи. Именно здесь мне на самом деле всегда и хотелось трудиться. Поскольку в этом есть реальный смысл.

— В Академии столько работы, что здесь требуется целая группа хакеров? — с иронией спросила Лана.

— Да, именно! И еще мы иногда оказываем услуги нашим бывшим выпускникам, если они в них нуждаются: для получения информации, усиления систем безопасности или создания специальных программ.

— И вы ишачите на них бесплатно?

— Да, бывает, что оказываем услуги даром, но обычно мы их продаем в соответствии со специально разработанным тарифом. Ведь это основная статья доходов Института. А ты уже решила, что будешь делать, окончив Академию?

— Пока нет.

Лана никогда не рассматривала свое будущее с профессиональной точки зрения. Раньше для нее «будущим» были ближайшие два-три дня, а в более отдаленной перспективе она иногда мечтала уехать за границу, например, продолжить учебу в США. «Стать взрослой» для нее означало «уехать из дома».

— А остальные как тут оказались? — задала вопрос Лана, показывая на приклеенных к экранам экспертов.

— Бьорг — гениальный программист. Легко мог бы разбогатеть, предложи он свои услуги какой-нибудь компании, но здесь он чувствует себя хорошо.

Упомянутый Бьорг, с белокурыми волосами ежиком, без конца поправлял сползавшие на нос маленькие очки. Глаза его беспокойно метались за стеклами, словно он читал комикс с затейливым сюжетом.

— Другое дело Санди, она — интроверт и не готова столкнуться с внешним миром, ей комфортно только перед монитором. Зато у нее феноменальные память и аналитические способности, позволяющие взломать любую систему безопасности. Она никогда не покидала стен Академии. Пьетро взял ее под свое крыло и всему научил.

Миниатюрная, почти тщедушная Санди выделялась из остальных постоянно нахмуренными бровями, словно ее работа требовала нечеловеческих усилий и сосредоточенности.

— Странная она немного, но замечательная, — подытожила Амандина. — Марко и Дени — близнецы. Работают всегда в паре, будто у них один мозг на двоих. Не важно, чей он на самом деле, их объединенных знаний по информационной безопасности хватило бы на целую группу из четырех-пяти человек, закончивших лучшие учебные заведения.

— Что-то не больно они похожи.

— Они — двуяйцевые близнецы, а среди них такое часто бывает.

Марко весил как минимум вдвое больше брата. Темноволосый, толстощекий, с пухлыми губами, казалось, он все делал раскованно, даже расслабленно, в то время как Дени — худенький, с тонкими чертами лица — производил впечатление нервного молодого человека: он раскачивался на стуле и все время почесывал лицо.

Раздавшийся сигнал дал всем понять, что пришло новое сообщение. Амандина вернулась на свое место, а Микаэль и Пьетро, соответственно, заняли пост рядом с Ланой.

— Ты готова к нам присоединиться?

— Великолепно! Подходим к кульминации сюжета! — восторженно возвестил Микаэль.

— Естественно!

— Уверена?

— Конечно. Я только об этом и мечтаю!

— Приготовь небольшую сумку с самым необходимым, чтобы не привлекать внимания. Ты сказала, что у тебя есть счет в банке?

— Да.

— Сними в банкомате наличные, сколько сможешь, максимальную сумму. А потом иди в кафе, что рядом с твоим домом. Тебе позвонит наш связной. Дай мне свой номер телефона.

— Номер одного из наших мобильных, живо! — приказал Микаэль.

— Момент! — ответил Пьетро.

Амандина принесла стикер с цифрами. Лана тут же переслала их Салебу.

— А дальше?

— Связной отведет тебя к себе. Ты пробудешь у него несколько дней, а потом он отправит тебя туда, где тобой займутся наши друзья.

— Проклятье! — взревел Микаэль. — До центра, оказывается, будет промежуточный этап!

— Согласна? Если ты хочешь отказаться, скажи об этом сейчас.

— Ответь, что тебе надо подумать, — предложил Микаэль.

— Нет, — запротестовала Лана. — Раз уж я на грани отчаяния и притом так предана делу, с чего бы мне отказываться?

— Ты не должна идти к какому-то незнакомцу. Мне совершенно это не нравится. Они никогда прежде так не поступали!

— Но они раньше и не были вынуждены действовать в такой короткий срок, который, по сути, мы им навязали, — возразил Пьетро.

— Я могу согласиться на встречу, а потом, уже на месте, струсить. Вам останется только проследить за связным, чтобы добраться до Салеба.

— Она права.

Микаэль колебался несколько секунд.

— Ладно. Но выторгуй себе побольше времени. Нам потребуется не меньше двух часов, чтобы добраться до места, где ты якобы живешь.

— Нет, я со всем согласна. И очень рада!

— Сколько тебе нужно времени, чтобы подготовиться?

— Часа два или три. Отец зайдет домой перекусить, но он уйдет в первом часу, а в три к матери придет подруга, думаю, это будет самое удобное время.

— Ладно. Тебе позвонят в промежутке с четырех до пяти.

— Спасибо, Салеб! Я так тебе благодарна!

— Благодарить надо не меня — мужество и вера привели тебя ко мне!

Когда связь прервалась, Микаэль обратился к Пьетро тоном, в котором чувствовалось напряжение, с которым в обычное время начальник Службы экстренной помощи справлялся без труда.

— Ей понадобится смартфон с сим-картой, соответствующей номеру, который ему отправили.

Потом он повернулся к Лане:

— Быстро сходи за рюкзаком. Возьми несколько вещей для виду, если он станет проверять. Тебе дадут деньги, и ровно через полчаса мы встречаемся возле входа. Мне еще надо кое-что обсудить с группой и предупредить Лео.

Как ни старался Микаэль говорить спокойно, Лана чувствовала, насколько он был взволнован. Отдавая распоряжения, он попутно обдумывал детали операции, прикидывал возможные риски, взвешивал все «за» и «против». Короче, находился целиком в своей стихии, а она включала опасность, действие, расчет, ответственность…

Амандина протянула Лане мобильный телефон под пристальным взглядом Пьетро.

— Он подключен к интернету, на случай если Салеб вдруг решит связаться с тобой прямо сейчас. Внутри смартфона жучок, так что мы сможем получать эсэмэски и прослушивать разговоры. К тому же мы будем знать о твоем местонахождении, даже при выключенном телефоне. Так что в любом случае группа будет за тобой следить.

Лана взяла сотовый. Амандина на секунду задержала на девушке внимательный взгляд.

— Все пройдет хорошо, я в этом уверена.

59

— Куда это ты намылилась?

Романа забеспокоилась, увидев, что Лана быстро побросала в рюкзак одежду и косметичку с туалетными принадлежностями. Не решила ли она вернуться домой? Если так, то что, интересно, такого могло произойти, чтобы она внезапно отказалась от задуманного?

— Эй, ответь наконец! Неужели сматываешься?

Соседка присвистнула.

— Еще чего. Иду на задание.

— Ах ты черт, а я перепугалась! На задание, говоришь? Значит, повод пугаться все-таки есть.

Тронутая ее вниманием, Лана заключила подругу в объятия, крепко прижав к себе.

— Не бойся, я вместе с Микаэлем и его группой.

— Мало для спокойствия, даже наоборот — это означает, что дело серьезное.

— Прости, я еще не собралась, а мне нужно быть перед входом в здание через двадцать минут.

— Вернешься сегодня?

— Да, но скорее всего поздно.

Лана сбежала с лестницы и уже направлялась к выходу, когда перед ней неожиданно возник Димитрий.

— Спешишь на задание? — спросил он с озабоченным видом.

— Похоже, ты в курсе.

— Разумеется.

— А почему столько беспокойства?

— Да нет… просто все-таки…

— Что все-таки? — шутливо произнесла она.

— Обещаешь быть осторожной?

Не вопрос, скорее просьба. Лана почувствовала, как ее обдала жаркая волна.

— Конечно.

— Возьми, — он протянул свой амулет — медальон с символом Института. — Я поступлю, как Анна. Для уверенности, что ты вернешься.

Ей захотелось сказать что-то обнадеживающее, чтобы его успокоить, но она лишь улыбнулась.

— Лана!

Перед входом уже стоял Микаэль, делавший ей знак поторопиться.

Девушка заметила, как мгновенно преобразилось лицо Димитрия, стало непроницаемым. Он уставился на Микаэля почти с неприязнью, словно взглядом адресовал тому молчаливый упрек. Она увидела также, что по лицу последнего пробежала едва заметная волна растерянности.

60

Они ехали уже около двух часов. Вела Лювна, а рядом сидел Пьер, мужчина лет тридцати, брюнет с зачесанными назад волосами, широкоскулый и с тонкими губами, порой заменявший Лювну во время занятий по боевым искусствам. Это был уверенный в себе человек, немногословный и спокойный. Микаэль, устроившийся на заднем сиденье, возле Ланы, казался напряженным. Сзади их машину сопровождал второй автомобиль с двумя сотрудниками Службы экстренной помощи, которых Лана прежде не видела.

Они несколько раз отрепетировали легенду, не сводя глаз со смартфона. Но Салеб так ничего и не написал. Микаэль стал подозревать, что тот мог отменить операцию.

— Через десять минут мы будем на месте. Давай, Лана, скажи, как ты будешь действовать.

— Да я уже пять раз повторяла! — взмолилась девушка. — Я прекрасно знаю, что делать.

— В последний раз!

Прозвучало это как приказ, и она, вздохнув, начала снова.

— Я отправлюсь на место встречи, которое укажет связной. Вы последуете за мной, но я вас не увижу. Придя туда, я сыграю роль впечатлительной дурочки на грани нервного срыва. Как только он скажет следовать за ним, я проявлю нерешительность, которая сильно подействует ему на нервы. Тогда я попрошу дать мне немного дополнительного времени, чтобы все обдумать. Он, разумеется, не согласится и станет меня убеждать. Я разрыдаюсь и подведу ситуацию к неминуемому разрыву: либо он плюнет на меня и уйдет, либо уйду я. Первый вариант был бы предпочтительнее, тогда я просто дождусь нашей машины, которая меня заберет. А вы последуете за ним, чтобы понять, кто он такой, взломаете его телефон и найдете координаты сборного пункта. Остальное… меня не касается.

— Хорошо, Лана. Все будет зависеть от твоего артистического таланта.

— Это я поняла.

Свернув на одну из улочек, машина остановилась.

— Подождем здесь, пока он с тобой свяжется. Поскольку мы находимся неподалеку от того места, где ты якобы живешь, есть шанс, что он назначит тебе свидание где-то поблизости.

Ждать пришлось больше двадцати минут, все это время они провели в напряженной атмосфере, не разговаривая друг с другом.

Когда раздался звонок, Лана схватила телефон.

Жду тебя в «Рекламном кафе» минут через пятнадцать-двадцать.

— Соглашаться?

— Оно за несколько улиц отсюда, — прокомментировал Микаэль, посмотрев на экран своего телефона. — Ответь, что придешь.

Хорошо, я буду. До скорого.

— Если он пришлет новые указания, мы их тоже получим.

— Знаю.

— Ладно, иди. И ни о чем не беспокойся, мы будем рядом.

Взяв рюкзак, Лана открыла дверцу автомобиля.

— Используй на практике все, что узнала во время учебы, — посоветовала Лювна.

Девушка вышла из машины.

— Лана! — окликнул ее Микаэль. — Помни: никакой самодеятельности!

Она подняла глаза к небу и захлопнула дверцу.

Затем пошла в указанное место. Было ли ей страшно? Нервничала ли она? Нет. Девушка чувствовала возбуждение, однако, вопреки ожиданию, была абсолютно спокойна. Лана знала, зачем она это делает, осознавала свою роль в этой истории и думала о Кевине, который где-то там, наверное, умирал сейчас от тревоги, а вернее, от страха за свою жизнь. И потом, чего было бояться, если группа в любой момент готова была ее подстраховать? В момент, когда она уже подходила к кафе, пришло новое сообщение.

Изменение. Продолжай идти прямо и сверни в первый переулок налево. Там есть бар «Изобилие». Войди и жди там.

Они точно ей не доверяли. Лана выполнила все, что содержалось в инструкции, подбадриваемая мыслью, что «прикрытие» идет за ней следом.

61

Узнав о возвращении Димитрия, после первого урока Дилан бросился к себе. Войдя без стука, он увидел наставника и друга в странном виде: тот сидел на кровати, мрачный, обхватив голову руками.

— Димитрий!

— Привет.

— Мне нужно с тобой поговорить!

— Может, потом? — ворчливо ответил тот, явно раздосадованный. — Прости, я… немного устал.

Дилан был не просто обижен, а шокирован. Почему его «ангел-хранитель», всегда любезный и готовый выслушать, сегодня так безжалостно посылал его подальше?

— Черт! Да что с вами всеми сегодня творится! Никто не хочет меня слушать! Разве не тебя назначили моим «крестным»? Ты должен меня поддерживать во всем… разъяснять все непонятное…

Напоминание о его миссии, а главное, каким тоном оно было произнесено, что никогда не было свойственно его подопечному, смягчило сердце старшего товарища.

— Прости, пожалуйста. Я сейчас очень… беспокоюсь за одного человека.

— За Лию?

— Лию? Нет, с какой стати?

— В пятницу ей стало плохо на уроке. И Лию отправили в больницу. Лео не хочет ничего объяснять, но я чувствую, что здесь скрывается какая-то тайна.

Димитрий вздохнул, лицо его еще больше помрачнело.

— Ах, вот оно что.

— Лео сказал только, что сейчас ей лучше, но несколько дней она проведет там под наблюдением.

— Ну, так значит, новости все же хорошие.

— Вроде так… Но у меня ощущение, что происходит нечто… серьезное.

— Вот и у меня тоже.

— Так ты со мной согласен?

— Да нет, я думал о Лане.

— Она тоже в больнице? — удивился Дилан, который уже совсем ничего не понимал.

— Нет… Она сейчас на задании. Но у меня дурное предчувствие.

— Совсем как и у меня.

— Ну что ж, значит, остаток дня мы проведем одинаково: каждый будет беспокоиться о своем, — невесело пошутил «крестный».

62

Придя в бар и проведя в ожидании довольно много времени, Лана успела как следует изучить помещение, вход и выход, предметы, которые можно было использовать в качестве оружия, а также понаблюдать за клиентами. Благо их оказалось всего трое, тех, кто пришел сюда до нее: двое пожилых мужчин, которые обменивались редкими фразами, прерываемыми долгим молчанием, явно уже сильно набравшихся, да еще молодой человек возле окна, склонившийся над телефоном, занятый игрой, наверное.

«Встретимся через десять минут» — предупредило очередное послание, но она мариновалась здесь уже полчаса.

Лана села на банкетку, так, чтобы с ее места просматривался весь зал, как ее проинструктировали, и не спускала глаз с экрана смартфона в ожидании того, что Салеб напишет ей в фейсбуке. Но ничего не происходило. Не изменил ли он свое мнение о ней? Возможно, он чего-то опасался?

Девушка поневоле начала задумываться, сколько времени еще придется ждать, прежде чем она плюнет на все и покинет бар. И рассудив, что раз Микаэль никак не проявляется, стоит набраться терпения: в случае если операция будет отменена, он обязательно пришлет ей эсэмэску.

Вдруг послышалось какое-то движение.

Молодой человек, до сих пор поглощенный своим смартфоном, перешел за соседний столик и бросил быстрый взгляд в ее направлении. Наркоман, не иначе. Если он еще приблизится, надо будет любой ценой постараться его отдалить: ведь приятели Салеба могут подумать, что она пришла не одна. Внезапно молодой человек достал блокнот, вырвал листок и протянул ей. Она вздохнула, давая понять, чтобы ее оставили в покое, но встретилась с ледяным взглядом. И мгновенно осознала, что это и есть тот самый связной, которого она ждала. Она взяла бумажку и прочла написанное:

«Не смотри на меня, не говори ни слова. Будешь делать то, что я скажу. При малейшей ошибке я уйду, и со всем будет покончено».

Лану охватила паника. Если они не будут разговаривать, Микаэль и его группа не узнают, что вербовщики послали связного. Пока она решила сработать под дурочку:

— Ах, а я-то думала… — громко сказала она.

Закончить фразу не удалось. Юноша тут же вскочил с места, вперив в нее яростный взгляд. Она схватила его за руку, чтобы удержать, и он сдался, приложив палец к губам и напоминая, что нужно хранить молчание. Лана подтвердила свою готовность, кивнув головой.

Связной снова сел, взял блокнот, перевернул страницу и написал, что она должна делать дальше.

«Вынь все из карманов и положи в свой рюкзак».

Лана повиновалась. Она достала и показала ему конверт с деньгами. Юноша сделал знак бросить его туда же.

«Я вынужден тебя обыскать, чтобы проверить, что у тебя ничего нет под одеждой».

И это она была вынуждена стерпеть! Он ощупал ей спину, живот, но, надо сказать, весьма целомудренно. Пьяная парочка мужчин не обращала на них внимания, а хозяин заведения был занят на кухне. Молодой человек взял у Ланы телефон и тоже положил его в рюкзак.

Итак, все пошло не по плану. Главное теперь — не запаниковать. Сохранить голову холодной, ясно мыслить и полностью владеть собой.

«Куртку тоже сними. Все вещи оставь здесь. Я о них позабочусь. Выйди через заднюю дверь, расположенную за туалетом. На улице сядешь в белую машину, припаркованную напротив. Скоро я к вам присоединюсь».

Так вот оно что, значит, был второй выход. Раздраженная, что упустила такую важную деталь, Лана только сейчас осознала, что их операция провалилась. Если она будет молчать и оставит все свои вещи, Служба экстренной помощи никогда не узнает о ее местонахождении. Почему они прибегали к таким суровым мерам предосторожности? Подозревали что-то или же это была обычная процедура? Нужно было принимать решение. И быстро.

Существовало две возможности развития событий. Первая — отказаться от всего немедленно. Заговори она, и юноша немедленно отреагирует и исчезнет. Да, запаниковать, сыграть идиотку в очередной раз или возмутиться тем, что ей настолько не доверяют, и уйти самой. Она предупредит Микаэля, и он с группой проследит за связным. Увы, этот план имел слишком много минусов. Парень, несомненно, выйдет через заднюю дверь, сядет в белую машину и будет таков. Когда ее друзья окажутся на месте, его уже и след простынет. Салеб и его приспешники догадаются, что попали в ловушку, и судьба Кевина будет предрешена.

И вторая — сделать вид, что она готова подчиниться, продолжить игру, пойти до конца.

Тем временем молодой человек опять написал несколько строк и протянул ей блокнот.

«Ты можешь полностью мне доверять. Прошу прощения за такие меры безопасности, но без них никак нельзя».

Обратив на него взгляд, она увидела связного другим: он приветливо улыбался, и Лана отчего-то сразу приободрилась.

Девушка решила продолжить участие в игре. Да и так ли уж сильно она рисковала? Он сказал, что займется ее вещами, следовательно, будет вместе с ее телефоном, а значит, группа сможет за ним проследить. Она еще раз подумала о Кевине и окончательно утвердилась в своем решении.

Лана поднялась с места и направилась к запасному выходу из бара. Уже переступая порог, она услышала сигнал своего мобильного, доносившийся из рюкзака. Слишком поздно. Рубикон перейден. Может, это было точкой невозврата?

* * *

— Да чего они тянут? — нетерпеливо произнесла Лювна. — Она уже сорок минут ждет!

— Не нравится мне все это, — проворчал Микаэль.

Вдруг они услышали ее голос: «Ах, а я-то думала…»

И на этом все.

— К кому она обращалась?

— Понятия не имею. Давай подождем.

Они набрались терпения, но все было напрасно.

— Явно что-то происходит… Пошли эсэмэску.

Лювна набрала сообщение.

Все в порядке?

Через несколько секунд пришел ответ.

Да, все в порядке.

— Хорошо. Значит, все идет по плану, — облегченно проговорил Микаэль.

Прошли несколько долгих минут.

— Что-то не так. Больше не слышно ни черта, — сказал Микаэль.

— Пойду-ка я загляну в кафе, — предложила Лювна.

Кивнув, Микаэль дал разрешение.

Она вылезла из машины и прошлась перед баром с безразличным видом обычной прохожей, бросив быстрый взгляд внутрь. Но Ланы не увидела. Тогда она остановилась и осмотрела зал более внимательно. Снова не заметив там Ланы, она, предвидя упреки Микаэля, который не разрешал ей там появляться, и заранее обрекая себя на них, все-таки вошла. В кафе никого не было, кроме двух старых пьянчуг.

Сердце Лювны бешено заколотилось. Она включила микрофон.

— Кажется, у нас проблемы. Ланы в кафе нет.

Увидев столик с недопитой чашкой чая, женщина подошла ближе и заметила рюкзак. Она взяла его и просмотрела содержимое.

Микаэль стремительно ворвался в бар, напугав своим шумным вторжением стариков.

— Ну и?

— Она исчезла. Куртка, рюкзак, деньги и мобильный здесь.

— Вот черт! Они нас провели! — пришел в бешенство Микаэль. Он ринулся к стойке, за которой только что появился хозяин бара.

— Здесь была девушка, где она?

— Да, была. Она оставила свои вещи и вышла через заднюю дверь. Наверное, захотела покурить или позвонить по телефону.

Лювна и Микаэль обменялись тревожными взглядами. Женщина устремилась к запасному выходу.

— Был здесь кто-то еще?

— Молодой человек.

— Они вместе вышли?

— Нет, сначала она, а он позже.

— Они сделали нас! — воскликнул Микаэль в отчаянии. — Велели ей все оставить, чтобы исключить прослушку. Засомневались. Короче, сделали нас, как пустоголовых баранов!

Добежав до автомобиля, Микаэль рявкнул в микрофон:

— Всем-всем! Уровень опасности номер один! Повторяю: уровень опасности номер один! Лана пропала. Она оставила вещи со всеми жучками. Пьетро, собери записи с уличных камер видеонаблюдения. Также пришли мне все имеющиеся фотографии членов этой группы исламистов. Все это мне нужно немедленно! Лане грозит опасность!

В нем поднималась волна леденящей ярости. Его, опытного сотрудника, провели как несмышленыша! Девушка, имевшая смелость довериться ему, теперь подвергалась страшной опасности! Больше всего на свете он боялся ее потерять. Он вспомнил галерею портретов в своем кабинете, и по его вискам и спине заструился холодный пот. Нет, он обязан сделать все возможное и невозможное, чтобы однажды она не пополнилась фотографиями Ланы и Кевина.

63

На передних сиденьях машины сидели двое мужчин. На заднем находилась девушка, открывшая ей дверцу и сделавшая знак садиться.

— Привет! — бросила она делано приветливым тоном.

Мужчины ограничились молчаливым кивком.

— Саламалек.[27] Мое имя — Мариам. Это — Яс, а рядом с ним — Слим.

Яс, водитель, маленький, тощий, был обладателем редкой бороденки. Слим — высокий и грузный, чем-то озабоченный, заметно нервничал.

Лана сразу это почувствовала.

— А меня зовут Сандра, то есть теперь — Айша.

— Знаю.

— Ну и хитро же вы все задумали! Настоящие тайные агенты, — попыталась она пошутить.

— Уж извини, приходится быть начеку.

— Да, я понимаю.

Любезность Мариам показалась ей уж слишком приторной или, что еще хуже, — притворной. Сомнение закралось в сердце Ланы.

Автомобиль тронулся с места. Все продолжали молчать, что еще больше усиливало чувство неловкости, которое Лана стала испытывать с самого начала. Мариам не сводила нервного взгляда с экрана своего телефона.

— Куда мы едем? — осмелилась спросить Лана.

— Скоро узнаешь, — ответила девушка как раз в тот момент, когда звякнул мобильный.

Она открыла эсэмэску, и с ее губ сорвался нехороший смешок.

— План Б, — бросила она двум остальным.

Водитель прибавил газу.

— Что это за план Б? — поинтересовалась Лана, стараясь казаться равнодушной.

— Тот план, которому следуют в тех случаях, когда имеют дело с такими шлюхами, как ты! — ледяным тоном отрезала Мариам.

— Что?! Я не понимаю…

В мгновение ока Слим привстал, перемахнул через подлокотник и оказался на заднем сиденье рядом с Ланой. В его черных глазах полыхал гнев, побелевшие челюсти были стиснуты. Он с ненавистью уставился на нее, после чего изо всех сил дал ей пощечину. От неожиданности и боли из глаз Ланы полились слезы. Боль вскоре еще усилилась, когда он схватил ее за волосы и сбросил на пол.

— Сволочи, что же вы делаете! — заревела она, сопротивляясь.

— Заткни пасть! — прорычал тот, стараясь наступить ей на лицо, чтобы она не смогла подняться.

Волна ужаса накатила на нее. Только не поддаваться панике. Вспомнить, чему ее учили на первых занятиях, сохранять ясность мышления, усмирить страх, поискать рядом предмет, который может послужить оружием. Но прежде чем в ней родился какой-либо план, она почувствовала, как под кожу вошла игла. Она попыталась обернуться и увидела Мариам со шприцем в руке. Ей захотелось крикнуть, не допустить этого, но силы ее покинули. Тело Ланы стало легким-легким, да и мысли тоже. Звуки начали таять, мускулы расслабились, взор помутился. И сознание ее погрузилось в бездонную черную пропасть.

64

В кабинете Антона собралось все руководство Института. У директоров и преподавателей были напряженные и встревоженные лица.

— Номер телефона, использованного для отсылки сообщения с указанием места встречи, нам ничего не дает, — без обиняков начал Микаэль. — Сразу после исчезновения Ланы сим-карта была уничтожена. Номера автомобиля, зафиксированные камерой видеонаблюдения близлежащего банка, оказались поддельными. На момент, когда в него села Лана, там находились три человека, но, увы, изображение недостаточно четкое, чтобы можно было их идентифицировать. Зато человека, вошедшего в бар до прихода Ланы, вполне можно узнать: он тоже был снят камерой. Увы, в нашей картотеке его не оказалось. Мы разослали ориентировки своим людям в полиции и ждем от них ответа. Пока он — наша единственная зацепка.

Последняя фраза была произнесена с горечью. Затем слово взял Пьетро.

— Моя группа делает все возможное, чтобы найти их координаты. Ребята проводят мониторинг нужной зоны для определения телефонов, активированных за двадцать минут до и спустя двадцать минут после исчезновения Ланы.

— Итак, если начистоту, — заключил Антон еще более ледяным тоном, чем обычно, — результат пока нулевой.

— Так и есть, — согласился Микаэль. — По крайней мере на данный момент.

— Положение серьезное, — заявил Антон. — Теперь им известны наши намерения, и есть риск, что они попытаются выяснить у Ланы, кто мы такие. Если они установят нашу связь с Кевином, его ждет та же участь. А вы знаете, насколько эти… могут быть безжалостны.

— Не лучше ли нам обратиться в антитеррористическую службу? — предложил Лео.

— Мы уже передали туда информацию через наших людей, но в частном порядке, неофициально, — сказал Микаэль.

— Да, но возможности наших агентов на местах довольно ограниченны. А если мы направим официальный запрос, будут задействованы все силы и средства, имеющиеся в распоряжении полиции, и тогда поиски окажутся более плодотворными.

— Я не уверен, что им удастся сделать больше, чем нам, — заявил Пьетро.

— Но в противном случае мы рискуем заполучить серьезные проблемы, — возразил Антон. — Раздражение властей, если они узнают о нашей самодеятельности, обернется против нас, и тогда возникнет угроза для самого существования нашего Института.

— Все так, но речь идет о жизни двух молодых людей, Антон! — с раздражением произнес Лео.

— Учти, что закрытие Академии поставит под угрозу куда больше судеб: во-первых, теперешних воспитанников, а во-вторых, тех, кого мы могли бы спасти в будущем.

— Об Институте поговорим позже, — заметил Лео. — С нашими связями, думаю, мы сумеем выкрутиться. Ну а сейчас нам нужно как можно скорее найти решение и начать действовать.

— Послушайте, — вмешался Микаэль. — Провал операции — дело моих рук, и я несу за это полную ответственность. Так вот, я считаю, что нам стоит набраться терпения и подождать еще хотя бы несколько часов, прежде чем переходить к крайним мерам. Возможное опознание связного Ланы и результаты компьютерного мониторинга могут оказаться в этом деле решающими.

— Мы все ответственны за то, что случилось, — заявил Лео. — Решение использовать Лану для спасения Кевина мы принимали вместе. Информация об этой группе у нас была слишком скудной, мы не предполагали, что дело примет такой оборот, а механизм действий в случае нештатной ситуации не был разработан как следует.

— Короче, Микаэль, — отрезал Антон. — В твоем распоряжении четыре часа. Если решение не будет найдено, поступим так, как предложил Лео — уведомим полицию.

Участники совещания обменялись тревожными и многозначительными взглядами. На своем веку они успели многое повидать — и кризисы, и провалы, однако на этот раз на карту были поставлены жизни двух людей, а возможно, и само существование Академии.

65

Лана открыла глаза, но все вокруг было как в тумане. Скованные мышцы с трудом реагировали на сигналы мозга.

— Лана?

Сделав усилие, она приподнялась, сощурила глаза и лишь спустя несколько секунд узнала того, кто назвал ее по имени. И тогда девушка осознала все случившееся, остро и ярко, как это бывает в состоянии психоделического транса.

— Кевин!

— Как ты?

— Плохо. Кружится голова и тошнит.

— Да, они тебе вкололи достаточно.

Лана с трудом поднялась, заставила себя сделать несколько шагов и осмотрела помещение. Дверь была заперта на ключ, окна надежно заколочены досками. В середине комнаты стояла старая складная кровать с толстым матрасом. Ни единого предмета, который мог бы послужить оружием.

— Прости меня, Лана. Ведь ты здесь из-за меня. Я как следует облажался.

— Где мы?

— Похоже, в какой-то деревне. Не знаю. Они привезли меня сюда ночью.

— Ну-ка припомни и расскажи все, что тебе известно: об этом доме, местности и людях, которые нас здесь удерживают.

Самообладание Ланы удивило парня.

— Что-то вроде двухэтажной фермы. Внизу находятся кухня, гостиная и столовая. На втором этаже — помещения для рекрутов и их сопровождающих. Мы с тобой находимся в самой дальней комнате по коридору. Сейчас в доме семь человек: четверо членов группы и трое кандидатов на отправку.

— Почему тебя держат взаперти?

— Они поняли, что ты участвуешь в моем освобождении. По отправленному тобой письму они определили IP-адрес и узнали, что ты живешь неподалеку от меня. Ты сказала, как и я, что тебя завербовал Салим. Тогда они спросили, знаком ли я с тобой? Я ответил, что не знаком, и понял, что вы начали меня искать.

— Такова и была цель. Мы хотели подать тебе знак, чтобы ты попробовал отсрочить свой отъезд, а мы попытались бы определить, где ты находишься.

— Отъезд был назначен на завтра.

— Почему они начали в тебе сомневаться?

— Когда ты говорила с Салебом по скайпу, он записал ваш разговор и разослал по своим каналам. Короче, один тип тебя узнал. Малек, парень из моего квартала. Именно он предупредил меня, что банда не оставит тебя в покое, та самая, что… причинила тебе зло. Он сказал им, что мы с тобой… что ты была моей подружкой. Тогда они сообразили: я им соврал, а ты хотела их выследить. Поняв, в чем дело, они меня сразу заперли здесь, чтобы дознаться, кто за тобой, то есть за нами, стоит. Я все отрицал, говорил, что ничего не понимаю, что ты исчезла сразу после того, как ребята из квартала напали на тебя, что я тебя больше не видел и не знаю, чего ты хочешь… но они все продолжали меня допрашивать. Да и что я мог сказать? Что обращался в организацию для помощи подросткам? В их глазах я был лгуном, поскольку однажды уже соврал, будто не знаю тебя. А значит, в любом случае я был виноват. И потом, они сообразили, что их преследует вовсе не полиция, которая никогда не стала бы использовать в операции несовершеннолетнюю. Тогда они подстроили ловушку, чтобы поймать тебя и заставить говорить.

— Что теперь будет?

— Наверное… станут тебя допрашивать, — произнес он удрученно.

— Хочешь сказать — пытать?

Кевин опустил глаза.

— А если я не заговорю?

— Заговоришь, Лана, они это умеют. А откажешься — убьют. Или все же решат переправить тебя в Сирию. Не знаю. От этих ублюдков всего можно ожидать.

Лана почувствовала, как ее начинает охватывать ужас. У нее заныло в животе, по телу прошла дрожь. Тот же страх, что она испытала, когда бандиты затащили ее в подвал. Но она постаралась овладеть собой. Теперь она стала сильнее и должна сохранять ясность мышления, как диктовали правила Академии, и она обязательно найдет решение. Просто так она не сдастся.

Лана снова оглядела комнату.

— Помоги-ка, — сказала девушка, приподнимая матрас.

— Что ты собираешься делать?

— Достану пружины. Можно будет использовать их как оружие. Нельзя же молча терпеть, когда нас будут истязать!

— Ненормальная! Перестань! Они без труда с нами справятся.

— Доверься мне, — сказала она, сама удивляясь своему уверенному и обнадеживающему тону.

Кевин подчинился, и они начали перекручивать проволоку, чтобы достать из матраса пружины.

— Знаешь, Лана, насчет того, что произошло тогда… в квартале… Я… не имею к этому никакого отношения.

— Не переживай. Мне все рассказали. Иначе, как думаешь, стала бы я париться и мешать твоему отъезду в Сирию? Да наоборот, я бы желала тебе только смерти.

После долгих усилий им все же удалось извлечь одну пружину. Лана так согнула проволоку, что ей удалось сделать из самой толстой части что-то вроде колющего оружия. Они молча и сосредоточенно принялись доставать следующую, как вдруг в коридоре послышались шаги. Мгновенно, с побелевшими лицами, они вскочили на ноги и опустили матрас на место.

— И каков же наш план? — спросил Кевин нервно, дрожащим голосом.

— Не знаю пока. Но сразу, как только я пущу в ход пружину, воспользуйся этим и постарайся сбежать. Это наш единственный шанс. На улице отыщи телефон-автомат и позвони в Институт.

— У меня нет номера.

Лана его прошептала.

— Запомни хорошенько.

— Но я не смогу тебя у них оставить!

— А разве у нас есть выбор?

66

— Удалось определить, кто это! — прогремел Микаэль, ворвавшийся как разъяренная фурия в кабинет Лео.

Он подошел к директорам и положил перед ними на стол карточку.

— Ему двадцать четыре, он присоединился к экстремистам два года назад. Прошел обучение одновременно с Салебом. Умный, осторожный, расчетливый — одним словом, очень опасен.

— Обнаружили, где он?

— Нет пока.

— То есть по-прежнему никаких сдвигов?

— Группа пытается его засечь. И думаю, это удастся в отведенный срок.

— Давай рассуждать здраво. Кто сказал, что, определив его местонахождение, вы сможете выйти на тех, кто удерживает сейчас Лану и Кевина?

— Верно. Понадобится время, чтобы поставить его на прослушку, взломать компьютер, выйти на контакты.

— Столько времени у нас нет, Микаэль, — проворчал Лео. — Для ребят все может обернуться наихудшим образом.

— Если этого уже не произошло, — проговорил Антон мрачным тоном.

— У тебя остается два часа, Микаэль, — сказал Лео. — Если за это время выйдешь на точный след, будем действовать. В противном случае… обратимся за помощью к властям.

* * *

В комнату вошли Яс и Слим, чьи злобные взгляды не предвещали ничего хорошего. Они увидели Лану, сидевшую на кровати, и Кевина, стоявшего возле двери.

— Ну, как поспала? — с насмешкой поинтересовался Яс.

Лана не встала, продолжая крепко сжимать в руке за спиной свое оружие. Когда враги были настолько близко, она засомневалась, что сможет пустить его в ход. Да и окажется ли оно достаточно крепким, чтобы воткнуть его в живот одного из них? Выдержит ли проволока? Тогда как действовать? Ударить в лицо? Нет, на это она никогда не решится. Даже если курс крав-маги придал ей уверенности, он пока не превратил ее в полноценного бойца без страха и упрека.

— Объясни-ка нам, зачем ты сюда явилась и кто тебя подослал! — рявкнул Яс.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

Раздался ледяной смех.

— Уверяю, очень скоро ты все расскажешь, — пригрозил Слим.

— Ну, давай, покажи себя!

В ответ на оскорбление тот отвесил пощечину, опрокинувшую ее на кровать.

— Бьешь женщину? — проговорила Лана, дотрагиваясь до запылавшей щеки и поднимаясь. — Доволен? Чувствуешь себя победителем?

Он сделал шаг вперед, чтобы ударить снова, но его удержал сообщник.

— Ударил я не женщину, а суку, — выдавил из себя Слим. — Что? Решила обвести нас вокруг пальца — так вот, ты об этом пожалеешь.

— Я тебя не боюсь.

Слим вновь приблизился к ней, и опять его остановил Яс.

— Мой друг слишком эмоционален. Я готов его сдержать, если ты скажешь, кто тебя послал. В противном случае я не стану противиться, когда он захочет развлечься. А дружок у меня эмоционален во всем…

— Мне нечего вам сказать. И я не понимаю, чего вы хотите добиться.

Слим подошел к Лане с еще более угрожающим видом и собрался было ее схватить, но в этот момент, она сама не поняла, как это случилось, ее рука с пружиной вырвалась из-за спины и нанесла удар, прямо в лицо агрессору. Острый конец проволоки проткнул щеку, он взвыл от боли и поднес ладонь к ране. Теперь на нее уже набросились оба.

Лана сделала прыжок назад, чтобы по возможности удалить их от выхода, и бросила быстрый взгляд на Кевина. Он колебался всего лишь долю секунды, а тем временем на Лану обрушился целый град ударов. Перед тем как потерять сознание, она успела услышать крики, звуки погони и поняла, что ее план сработал.

КУРС: КРАВ-МАГА

ТЕМА: ВЕДЕНИЕ БОЯ

Сражаться — значит управлять:

1. Страхом: обуздать собственный, чтобы он вас не сдерживал; увеличить страх противника, показав, что вы уверены в себе и в вашей способности к самообороне.

2. Силой: постараться мобилизовать всю вашу энергию, чтобы обеспечить действенность ударам; снизить результативность ударов соперника, внимательно наблюдая за его движениями или используя их с выгодой для себя.

3. Окружающей средой: отследить, где находятся выходы, возможные ловушки, предметы, которые можно использовать в качестве оружия.

4. Временем: нужно действовать внезапно, на опережение, всегда быть динамичным, не прекращать удары.

5. Пространством: всегда находиться на нужной дистанции от противника, занимать выгодную позицию, правильно перемещаться.

6. Вербальным и невербальным языками: узнавать по жестам и возгласам о намерениях противника, вовремя предварять их; самому использовать как слова, так и жестикуляцию, чтобы воздействовать на него.

67

Дверь в комнату Романы внезапно открылась.

— Дим, ты что, не мог постучать? А если бы я была голой?

— Лана не вернулась? — беспокойно произнес Димитрий.

— Нет. Она сказала, что вернется поздно.

— Послушай, Романа, сейчас два часа ночи! Микаэль с Лювной давно приехали, и с тех пор в Институте творится что-то странное. Наверняка что-то случилось.

— Что могло случиться?

— Руководство собралось в кабинете Антона, там все о чем-то спорят. Произошло что-то непредвиденное, я тебя уверяю.

— Тебе не удалось ничего разузнать?

— Попробуй тут разузнай, все как с цепи сорвались. У меня было предчувствие, а теперь, когда она не вернулась, я уверен, что операция сорвалась.

Он бросился к двери.

— Ты куда?

— Поговорю с Микаэлем.

— Я с тобой, — сказала Романа, набрасывая куртку.

* * *

Придя в себя, Лана обнаружила, что она привязана к стулу. Сколько времени провела она в таком состоянии? Ни малейшего понятия. Все тело ломило, лицо пылало, должно быть, ее здорово поколотили. Но не все ли равно, если план удался? Несмотря на плачевную ситуацию, она ощутила прилив гордости: она, такая слабая и до недавних пор трусливая, сумела защититься, осмелилась сражаться. И план, разработанный ею, сработал.

Внезапно девушка ощутила, что страшно замерзла; одновременно с этим пришло чувство голода, жажды и крайней усталости. Сознание ее затуманилось, и она снова погрузилась в беспамятство.

* * *

Димитрий влетел в кабинет Микаэля без стука. У того собралась вся группа. Перед ними на столе лежали карты, какие-то листки и фотографии.

— Где Лана? — ледяным тоном спросил Димитрий.

Столь резкое вторжение вызвало у шефа замешательство.

— Да кем ты себя возомнил? Марш отсюда!

— Что случилось с Ланой? — продолжал тот настаивать, сжав челюсти.

Тут вмешалась вошедшая вслед за Димитрием Романа.

— Мы беспокоимся, Микаэль, — сказала она примирительным тоном. — Вы ведь вернулись без нее.

— Понимаю, но сейчас… дайте нам поработать.

— Она… умерла? Ранена? — не выдержал Димитрий.

— Да пошел ты! Вон из комнаты!

На помощь пришла Лювна:

— Не умерла, Димитрий. Но мы потеряли ее след.

— Люв! Ты не обязана перед ним отчитываться!

— Но ты же видишь, они вне себя от беспокойства.

— Потеряли след? — повторил Димитрий, холодея от ужаса.

— Мы угодили в ловушку, и Лану похитили.

— Ты не должен был привлекать ее к операции! — возмутился юноша. — Она пришла сюда недавно, у нее нет соответствующей подготовки, а ты втянул ее в такое опасное дело!

— Не тебе меня учить! — раздраженно выкрикнул Микаэль.

Димитрий рухнул на свободный стул.

— Ладно, допустим… Возможно, у меня есть решение.

— Что ты хочешь сказать? — удивленно спросила Лювна.

— Перед отъездом я дал ей мой медальон.

Это известие произвело эффект разорвавшейся бомбы. Микаэль вскочил на ноги.

— Активировал?

— Да. За минуту до того, как отдать.

— Но… почему ты это сделал?

— Засомневался в успехе операции, — он посмотрел в глаза Микаэлю и прибавил: — Ты же знаешь… мое пресловутое шестое чувство.

Начальник Службы экстренной помощи сделал вид, что пропустил последнюю ремарку мимо ушей, но остальных членов группы она привела в недоумение.

— Почему тогда не было сигнала на наших экранах? — удивился член группы, ответственный за звук.

— Я принял меры: сменил частоту, чтобы вы не узнали, что медальон у нее.

Микаэль покачал головой:

— Передатчик — это тебе не жучок. Он подает сигнал, когда его приводят в действие, оказавшись в трудном положении. Батарейка рассчитана на семь часов автономной работы, и только. Лана исчезла спустя три часа после нашего выезда из Института. Если они увезли ее из бара меньше чем через два часа после ее прихода туда, шанс у нас есть. В противном случае…

— Дайте компьютер, — потребовал Димитрий. — Мне нужны ваши коды для подключения к Сети. Попробую отследить координаты последних сигналов.

* * *

Лану заставили очнуться, плеснув в лицо стакан холодной воды.

— Итак, мы решили поиграть в героиню? — нехорошо усмехнулся Яс.

— Да пошел ты к черту! — проговорила она, с трудом шевеля распухшими губами.

— Дружок твой далеко не уйдет. Наши сейчас прочесывают деревню, да и всю округу.

— Поживем — увидим.

— Да пойми ты, мерзавка, мы не собираемся играть в игры. Тебе от этого будет только хуже.

Он подошел ближе.

— Салеб от твоего поступка в ярости. Он отдал тебя в наше полное распоряжение. То есть мы можем делать с тобой все, что захотим. Сейчас мой друг пошел в медпункт, наложить швы на щеку. Вернется через несколько часов. А уж я-то знаю, на что он способен. Я могу ему помешать, если скажешь то, что я должен узнать. Ну же… кто тебя отправил?

— Никто.

Он сел рядом.

— Зачем ты их покрываешь? Думаешь, они того стоят? Вместо того чтобы действовать самим, посылают на опасное задание девчонку!

— А вы разве не делаете то же самое? Вербуете мальчишек и посылаете на верную смерть, а сами отсиживаетесь в укромном уголке на природе!

Лицо ее мучителя снова обрело злобное выражение. Он протянул руку и потрепал Лану по щеке.

— У нас с тобой разный взгляд на эти вещи, уж точно.

Яс потянул ее за ухо.

— Например, пирсинг… мне он кажется отвратительным.

Точным движением он ухватился за кольцо и вырвал его. Мочка разорвалась. Лана взревела от боли.

— А ведь это даже кстати, заметь. Не буду ломать голову над тем, как заставить тебя говорить. Буду вырывать один за другим эти кусочки металла, пока не скажешь то, что должна. У тебя они повсюду, и чем больше будешь сопротивляться, тем больнее будет, тем уродливее ты станешь потом. В конце концов твоя смазливая мордашка превратится в окровавленный кусок мяса.

В этот момент телефон истязателя зазвонил. Он ответил, придя в большое возбуждение, и тут же закончил разговор.

— Подумай над этим пару минут, — сказал он и вышел.

Лана расплакалась. Рваная ранка болела так сильно, что изнурила ее окончательно. Она чувствовала, как по шее сползала вязкая горячая струйка жидкости. Садизм, с которым он вырвал из уха сережку, говорил о многом: в пытке он пойдет до конца. На мгновение она представила свое изуродованное шрамами лицо, разорванные уши. Даже если она выживет, на кого она станет похожа? И еще подумала о Димитрии: она уже никогда не сможет ему понравиться.

* * *

Ясно мыслить, найти способ вырваться из ловушки, придать себе мужества — но как? Думая о Дилане? Он годами терпел издевательства, подобно многим другим воспитанникам. Надо думать о них. Об их страданиях. О том, что они вынесли из этих мучений. Способность к сопротивлению. Ни в коем случае не сдаваться, ничего не бояться. Сосредоточиться только на этих мыслях, рассмотреть все возможные варианты действий и найти выход.

Услышав, что они возвращаются, и стараясь не думать о том, что сейчас последует, девушка сделала несколько глубоких вдохов, словно перед спортивными соревнованиями, чтобы выровнять дыхание и замедлить сердечный ритм. Она постаралась ощутить контуры своего тела, обратив ужас в готовность к сопротивлению, чтобы не сломаться и не доставить им удовольствия увидеть ее слабой.

— А у меня для тебя есть сюрприз, — сообщил ее палач, входя в комнату.

— Что, вернулся твой приятель? — ответила она, придав голосу твердость.

— Нет… твой!

В помещение вошли двое, державшие за плечи Кевина. Вид у него был жалкий, все лицо в крови. Он едва стоял на ногах и тяжело дышал. Они швырнули его на матрас, точно узел с тряпьем.

— Кевин! — закричала в отчаянии Лана. — Что вы с ним сделали?

— То же, что скоро сделаем и с тобой.

На губах Яса мелькнула гаденькая улыбка. Он обратился к своим подельникам:

— Вы только послушайте: ублюдок был хахалем этой шлюхи. Потом бросил ее и отдал на откуп дружкам. Те попользовались ею всласть, однако девица оказалась незлопамятной! Она решила вытащить его отсюда и вернуть домой! Вы что-нибудь понимаете во всей этой истории? Разве это не доказывает, что Земля начала вертеться в обратную сторону?

Один из двух, толстый, бритоголовый, с испорченными зубами, сально захохотал. Другой, с еще детским лицом, тоненький и высокий, опустил глаза вниз, очевидно смущенный тем, что видел и слышал. Лана это мгновенно взяла на заметку. Может, он не одобрял того, что здесь практиковали?

— Это ты вертишься не в ту сторону, — парировала она. — Называешь себя верующим, а сам пытаешь девчонку! На деле ты подрываешь основы своей религии — истинным мусульманам было бы за тебя стыдно! Если твой бог существует, тебе придется держать перед ним ответ за содеянное!

В ярости Яс, протянув руку, схватился за вторую сережку и вырвал ее из уха девушки. Лана закричала.

— За кого ты себя принимаешь, чтобы говорить со мной в таком тоне? — зарычал он.

Глаза Ланы залили слезы, они мешали видеть окружающих, однако ей показалось сквозь пелену, что тот, что помладше, отвернулся, шокированный жестом Яса.

— Ну-ка успокойся! — обратился он к истязателю.

— Хочешь, чтобы я успокоился? Но ты же слышал, как эта неверная пытается разъяснять мне основы моей религии!

— Да что она может понимать в нашей борьбе? И кто ты такой, она тоже не знает. Мы должны пойти и все обсудить. Ну, пошли отсюда.

Как ни странно, палач подчинился. Они все вместе покинули комнату.

— А ты пока готовься все нам выложить. Иначе узнаешь, что значит выражение «поджаривать на медленном огне».

Несколько минут спустя после их ухода Кевин открыл глаза, увидев возле себя Лану.

— Прости, — пробормотал он. — Меня поймали. Ничего не вышло, прости.

— Не важно, — ответила она, продолжая плакать. — Мы хотя бы попытались.

68

Лежа в темноте с открытыми глазами и прислушиваясь к отдаленным шорохам в парке, а также к малейшим звукам странной ночной деятельности Института, Дилан мучился от бесконечного ожидания и все возраставшей тревоги. Все шло наперекосяк: Лия попала в больницу, Димитрий внезапно ушел без каких-либо объяснений, бесчисленные и необычные перемещения по коридорам в столь поздний час… все это становилось для него источником беспокойства.

— Куда ты? — спросил он у наставника, когда тот направился к двери.

— Хоть что-то узнать о Лане. Я не нахожу себе места.

— А до завтра нельзя подождать?

— Нет. Сейчас, возможно, с ней происходит что-то плохое, я это чувствую.

— Например?

— Она в большой опасности.

— Пойти с тобой?

— Нет. Я пойду один. Попробуй заснуть.

Сейчас было уже три утра, а друг все еще не вернулся. Разве мог Дилан уснуть, если его терзала тревога? Он думал, что в Институте обрел наконец долгожданный покой, и вот безмятежность, которую он считал незыблемой и к которой уже начал привыкать, нарушили таинственные и неприятные события.

Дилан решил, что будет думать только о Лие. Влюблен ли он в нее? До сих пор он не формулировал этого вопроса именно так. Ответь он утвердительно, что бы он стал делать дальше? И потом, Лия строго-настрого запретила ему рассматривать их отношения под таким углом зрения. Но здесь, в полном одиночестве, в темноте комнаты он имел право думать о чем хотел. И он вдруг понял, что страх, испытанный им от известия, что Лия оказалась в больнице, заставлявший его вглядываться во мрак и бояться того, что, возможно, откроется ему в ближайшие часы, проистекал от единственной мысли — навсегда потерять Лию. Ибо он не мог представить отныне жизни без нее.

Да, он был влюблен. Безумно влюблен. И умирал от беспокойства.

69

Пока они ехали, напряжение достигло апогея.

— Почему ты раньше не сказал? — раздраженно спросила Лювна.

— Для этого мне следовало быть в курсе, что ваша проклятая операция провалилась, — ответил Димитрий. — Как только узнал, я сразу пришел.

— Они быстро догадались, что Лана лгала, а этого мы не могли узнать. Кроме того, в нарушение инструкции она согласилась сесть в машину, хотя ей следовало…

— Так это и называется провалить операцию! — прервал ее Димитрий. — Когда готовят нечто подобное, никогда не привлекают новичка без уверенности, что тот не подвергается риску. Да и просто не привлекают новичка, вообще не используют его.

Лювна молча обменялась взглядом с двумя другими членами группы, расположившимися на заднем сиденье. Микаэль в компании трех сотрудников вел головную машину. Колонну замыкал третий автомобиль с еще четырьмя людьми. Начальник Службы экстренной помощи сначала был против участия в операции Димитрия. Но тот — ведь именно он предложил им решение — чувствовал себя на коне и сумел этим воспользоваться. В конце концов шеф сдался и дал согласие, но предпочел не ехать с ним вместе.

— У нас не было другого выхода, — спокойно ответила Лювна. — Мальчишка, которого мы пытались спасти, оказался в пиковой ситуации. А Лана была его знакомой.

— Как это? — удивился Димитрий.

— Он ее бывший парень.

При этих словах юноша почувствовал, как его обдало жаром. Бывший парень? Вот, значит, почему она ринулась на задание! И была такой озабоченной, потому что еще в него влюблена! Ему самому показалось нелепостью, что он испытывает ревность, в то время как Лана находится в руках фанатиков, способных на самое худшее… но Димитрий не мог выбросить эти мысли из головы.

Лювна подробно рассказала об обстоятельствах, вынудивших их немедленно вмешаться, и о причинах, по которым Лана предложила свою помощь, а также о том, при каких условиях она внезапно исчезла из их поля зрения.

— Микаэль должен был знать о существовании другого выхода из бара и расставить там своих людей.

— На подготовку операции было всего полчаса. К тому же встреча планировалась в другом баре. Они изменили место в последний момент.

— Как раз это и должно было насторожить.

— Ты несправедлив.

— Да нет, я просто мыслю здраво. Кстати, если бы я не вмешался, на данный момент вы оставались бы в полном дерьме.

— Микаэль — лучший из всех нас. Жизнь каждого воспитанника для него дороже, чем его собственная. Не стоит до сих пор держать на него зла.

Димитрий пожал плечами и прислонился лицом к стеклу. Местность все еще была погружена во мрак. Мысли его тоже. Дурное предчувствие не давало покоя. А его интуиция, увы, почти всегда срабатывала. Как и в тот вечер, когда он узнал про свою мать. Вечер, когда он решил, что навсегда возненавидит Микаэля.

70

Парень, который пытался урезонить Яса, принес воды.

Наклонившись над Кевином, он заставил его сделать несколько глотков.

— Помоги нам, Хилиес, — прошептал тот, утолив жажду, — у них окончательно крыша поехала.

— Прости, но ты сам во всем виноват.

— Ты же видел, на что они способны, — проговорил Кевин, морщась от боли. — Я хотел найти для себя совсем другой ислам, настоящий, а не то, во что они его превратили. Уверен, что и ты думаешь так же.

Хилиес, ничего не ответив, повернулся к Лане и тоже дал ей воды. Она стала пить, старясь поймать его взгляд, но тот все время отводил глаза. Девушка поняла, что Хилиес — слабое звено и, возможно, он — единственный шанс отсюда вырваться. Она постаралась вспомнить занятия в Институте, посвященные способности убеждать. Что следовало сказать или сделать сейчас? Потерянная, запутавшаяся в обилии непредвиденных событий, она предпочла искренность.

— Ты — другой, не такой, как они, я это увидела по твоим глазам. Тебе не понравилось то, что ты здесь видел. И не по нраву, что они сделали с Кевином.

— Заблуждаешься.

— Нет, я права, и ты это знаешь. Ты — хороший парень, но ввязался в неприятную историю. И не понимаешь, как из нее выбраться. Потому что боишься. Только потому и придумываешь себе оправдание: война с неверными, необходимость подчиняться приказам, невозможность действовать так, чтобы нам помочь.

Нервный тик пробежал по щеке Хилиеса. Лана догадалась, что угодила в цель.

— Если ты ничего не сделаешь и они нас изувечат или убьют, ты не простишь себе этого до конца жизни. Будешь мысленно возвращаться к этим картинам и думать: я мог что-то предпринять, но ничего не сделал. Или же, став марионеткой в их руках, ты попадешь в Сирию и станешь совершать зверства, продолжая уверять себя, что поступаешь так во благо. Ты отойдешь от подлинных ценностей, которые наверняка внушали тебе родители, от истинного ислама. И если тебя не убьют, то однажды ты предстанешь перед судом, не важно, человеческим или судом совести, и, как все военные преступники, станешь прикрываться отговорками: «Я просто выполнял приказ», «Я только солдат», «По-настоящему я не понимал, что делаю». Но даже если тебе удастся провести тех, кто будет тебя судить, даже если удастся обмануть собственную совесть, тебе уж никак не одурачить Бога, когда тебе придется перед его лицом отвечать за свои поступки.

Хилиес выпрямился — взволнованный, впечатленный, и собрался выйти из комнаты.

— Иногда приходит такой момент, когда обязательно нужно принять решение, которое придаст смысл всей твоей жизни, — продолжила Лана. — По-моему, сейчас настал именно такой момент.

Юноша замедлил шаги, обернулся.

— Я ничего не могу сделать, — с сожалением в голосе проговорил он. — Их слишком много. Дом стоит, можно сказать, в чистом поле. Если я даже помогу вам сбежать, они мгновенно вас поймают, как в случае с Кевином. А если вам это удастся, во что я не верю, их гнев немедленно обернется против меня.

— Ты убежишь с нами!

— Какого черта? Вернуться в прежнюю дерьмовую жизнь?

— Нет. Я знаю людей, которые тебе помогут, обещаю.

— Те, что бросили тебя на произвол судьбы? Великолепно!

Она не стала возражать. Не следовало говорить слишком много, пока она не будет до конца уверена, что убедила его.

— Возможности убежать у нас не будет, — продолжил юноша. — Они хорошо знают окрестности, а мы — нет.

Хилиес сказал «мы», то есть в уме он уже рассмотрел сценарий, предложенный Ланой. Он готов сдаться. Следовало немедленно развить успех.

— Ты можешь ей верить, — неожиданно поддержал Кевин. — Все, что Яс говорил о Лане, — неправда. Она — потрясающая девушка. Несмотря на то что я ее бросил, она сделала все, чтобы вытащить меня отсюда. В эту переделку она угодила только потому, что я облажался.

Смогли ли они убедить его? Лана не очень в это верила. Даже если у парня и возникли сомнения, то в его глазах, в момент, когда он уходил, по-прежнему оставалось что-то холодное и жестокое.

КУРС: СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

ТЕМА: «ПРЕДАТЕЛЬСТВО» СВОИХ ЦЕННОСТЕЙ

Каждый индивидуум обладает определенным набором ценностей и принципов, глубоко укоренившихся в нем и обусловленных воспитанием и образованием, которые формируют его мнение и верования.

Совершение какого-либо поступка, идущего вразрез с этими ценностями, вызывает у него чувство дискомфорта, пропорциональное масштабу «предательства».

Например, если я — по своей культурной природе не расист — в какой-то конкретной ситуации оскорблю чернокожего, еврея или араба, я буду чувствовать себя очень плохо. Поэтому я немедленно приведу в действие психологические механизмы, которые помогут ослабить напряжение, вызванное моим поведением.

Чаще всего это сводится к следующему:

1. Попытке объяснить собственное поведение внешними факторами: «Он сам нарвался, довел меня» и т. п.

2. Переосмыслению свершенного поступка таким образом, чтобы представить его под иным углом, где речи о попранных мною ценностях и вовсе не было: «Да я просто так сказал, чтобы его задеть, ничего не имея в виду. Кстати, у меня ведь полно друзей среди чернокожих (евреев, арабов)».

3. Полному забвению моего поступка, как если бы он никогда не был совершен: «Да вовсе я его не оскорбил!»

4. Сближению с людьми, способными понять и оправдать мое поведение: «Я присоединился к крайне правым потому, что, даже не являясь расистом, не могу принять поведения некоторых иностранцев».

Первым этот феномен изучил американский психолог Леон Фестингер. Он назвал его «когнитивным диссонансом».

71

Хилиес вскоре вернулся в комнату в сильном возбуждении.

— Что это с тобой? Почему ты в такой панике? — забеспокоился Кевин.

— Они еще спрашивают! Да потому что я боюсь! Дело зашло слишком далеко. А я не убийца!

— Почему убийца? Они что… собираются нас убить?

Хилиес весь напрягся.

— Да не знаю я… ничего не знаю, — пробормотал он… Но ведь они…

— Так помоги нам! — воскликнула Лана. — Сейчас или никогда.

— А если я помогу, обещаете взять меня с собой? — умоляющим тоном произнес тот.

— Ну конечно! — подтвердила пленница.

Она внимательно на него посмотрела, стараясь припомнить основы анализа невербальных признаков, которые проходила на курсе синергологии: расширенные зрачки, покусывание губ, спонтанное моргание. Парень переминался с ноги на ногу и все время потирал рот левой рукой. Все признаки того, что он испытывал страх. Почему?

— Раз обещала, так и сделает, — заверил его Кевин.

— Хорошо. Тогда дайте мне телефон или адрес, где я могу найти этих ваших друзей. Живо!

Хилиес достал смартфон.

— Лучше будет, если я сама с ними поговорю, — ответила Лана. — Иначе они просто сбросят звонок.

— Нет времени! Остальные вот-вот зайдут сюда. Дай номер, я выйду и сам поговорю.

Какое-то время Лана колебалась, но все же продиктовала цифры.

— Когда раздастся звонок, нажми на звездочку, потом 2626 и решетку. Тебе ответят. Скажи, что звонишь от моего имени.

Он все записал.

— Потом назовешь пароль.

— Какой? Быстрее!

Лана сказала пароль.

72

Остановившись на обочине, все собрались вокруг планшета, пристроенного на капоте одного из автомобилей.

— Вот черт! В этом месте сигнал пропал, — раздраженно заметил Микаэль.

— Значит, они где-то поблизости, — проговорила Лювна, просматривая карту. — Они съехали с национальной дороги, вышли на департаментскую, а потом на проселочную. То есть прибыли по месту назначения.

— Так-то оно так, но их штаб может находиться как в радиусе нескольких сотен метров, так и многих километров.

— Думаю, периметр не должен превышать пяти километров, взгляни на карту: от этого места равноудалены более скоростные дороги. Поскольку они заинтересованы в том, чтобы как можно быстрее добраться до места, они воспользовались бы ими, если намеревались ехать дальше.

Положив пальцы на экран, Лювна укрупнила изображение, прежде чем продолжить:

— Учитывая, что они вышли вот отсюда, можно с уверенностью сказать, что они прибыли в пункт назначения. Я уверена, что их логово находится в этой зоне, — объявила она, очерчивая пальцем кружок. — В сельской местности — идеальное место, чтобы затаиться.

— Может, ты и права, Лювна. Как бы то ни было, нам только и остается, что следовать твоей логике. Отправь информацию Пьетро и попроси указать нам местоположение всех отдельно стоящих домов в районе. Их не должно быть много.

* * *

Минут через десять телефон Микаэля зазвонил.

— Это Пьетро, — сообщил он.

— Как? — воскликнул он. — Когда? Отлично, я записываю.

Пальцы его запрыгали по клавиатуре планшета под пристальными взглядами всех членов команды.

— Не понял. Повтори. Так…

Закончив разговор, он пару секунд размышлял.

— В Институт позвонил один из членов этой банды. Он набрал добавочный номер, предназначенный для воспитанников на случай опасности. Затем сообщил, что звонит по поводу Ланы и Кевина. Якобы он входит в число недавно завербованных, но разошелся с руководством, поскольку те задумали устранить двоих пленников. Он сообщил о месте, где их удерживают.

— Великолепно! — воскликнул Димитрий.

— Даже слишком, на мой взгляд.

— Думаешь, ловушка?

— Не исключено. Возможно, Лана заговорила… под пытками. Но другого варианта нет. Будем настороже. Люв, ты поедешь со мной и по пути подготовишь план операции. Ты, Свен, сядешь за руль.

* * *

Колонна двигалась черепашьим шагом, чтобы производить как можно меньше шума. Подъехав к указанному месту, машины укрылись за деревьями. Все члены группы вышли из автомобилей и собрались вокруг Микаэля. Постаравшись забыть об эмоциях, он спокойным голосом обратился к подчиненным:

— Будем исходить из того, что это ловушка. Если так, то они, думая, что их план сработал, спокойно ждут нашего приезда. Но они не предполагают, что мы находимся так близко, и ждут нас гораздо позже. Иными словами, они пока недостаточно внимательны. Мы могли бы на них напасть, используя фактор внезапности. Но есть риск, что они немедленно расправятся с Ланой и Кевином. Так что первыми туда проберемся мы с Лювной, постараясь войти незаметно и найти пленников. Если нам удастся их освободить, мы вызовем полицейских, которые и займутся бандой. Если же не получится, мы прикроем пленников и дадим вам «зеленый свет». Когда вы будете на расстоянии выстрела, мы тоже откроем стрельбу, таким образом, бандиты окажутся меж двух огней. В случае необнаружения нами Ланы и Кевина остается только одно: силовая атака, очень быстрая. Вы должны разделиться на две группы: трое будут подходить с востока, трое — с запада.

Все члены группы согласились с планом.

— Бегом до места около двадцати минут. Так что остальные пока должны оставаться в засаде.

* * *

— Я позвонил, — произнес Хилиес.

— Что они ответили? — спросил Кевин, в красных, распухших глазах которого засветилась надежда.

— Да ничего. Сказали, чтобы мы сохраняли спокойствие.

— Они приедут, — прошептала Лана.

К постоянной боли от ран у нее добавилось ощущение, что она вот-вот потеряет сознание, словно ее разум готов отключиться. Усталость и слишком сильное волнение подорвали ее способность к сопротивлению.

— Через сколько времени они здесь будут, как ты думаешь? — поинтересовался Хилиес.

— Понятия не имею. Когда меня сюда везли, я была в отключке и не могла видеть, где мы.

— А твои друзья, где они находятся?

— Тоже не знаю. Наверное, они сейчас возле того места, где я исчезла.

— Но ты же знаешь, где они обычно собираются?

— Нет. Они сами выходили со мной на контакт.

— Это полицейские?

— Нет. Думаю, это одна из ассоциаций правоверных католиков.

— Откуда ты их знаешь?

— Они узнали о моих проблемах с бандитами… из нашего квартала. Обещали мне помочь при условии, что я найду Кевина. Но почему ты задаешь столько вопросов?

— Беспокоюсь. Хочу знать, с кем предстоит иметь дело. Ведь я играю по-крупному… — сказал Хилиес, стиснув челюсти.

— Ладно, ладно тебе, не переживай.

Обстановка осталась напряженной. Впереди, скорее всего, их ждала нелегкая борьба. Лана безраздельно верила Микаэлю и его сотрудникам, но пройдет какое-то время, прежде чем они прибудут на место. А их мучители, безжалостные и опасные, очень спешили. Кто знает, будет ли им отпущено это самое время?

* * *

Вскоре послышался какой-то шум. Он доносился снаружи. Лана была накрепко привязана к стулу и не могла подойти к заколоченному окну. Кевин забылся — боль и усталость взяли верх, а Хилиес вернулся к своим сообщникам, чтобы отслеживать развитие ситуации, как сказал он пленникам. Дом погрузился в странную тишину, давящую и тяжелую, предвестницу неизбежной трагедии. Так, по меньшей мере, воспринимала Лана это напряженное затишье, которое неожиданно было нарушено непонятным звуком.

Доносившееся снаружи легкое поскрипывание послышалось снова.

— Кевин! — позвала она глухим от страха голосом.

Юноша вздрогнул, открыл глаза и, вспомнив, где он находится, быстро приподнялся.

— Там кто-то есть, — сказала девушка, показывая на окно.

С постели, к которой он был привязан, Кевин мог видеть лишь кусочек внешней стены дома.

Одна из деревянных планок, которыми было заколочено окно, сдвинулась.

— Кто-то пытается снять доски, — прокомментировал он.

— Уверена, что это они, — прошептала Лана, которой это сообщение сразу придало сил.

— Вижу какую-то женщину, — обрадованно возвестил Кевин минутой позже.

С другой стороны окна Лювна знаком дала понять, чтобы он молчал. Из кармана штормовки она достала тюбик и, надев на него насадку, обработала его содержимым металлические багеты форточки. Подождав, пока коррозионное средство подействует, она осторожно, без шума, вынула стекло. Затем, просунув в отверстие руку, открыла оконный запор.

Легкий прыжок, и она очутилась в комнате, сопровождаемая Микаэлем.

— Лювна! Микаэль! — беззвучно проговорила счастливая Лана, когда те оказались рядом. На ее глазах тут же выступили слезы.

— Боже мой! — воскликнула Лювна, увидев раны ученицы.

Лицо Микаэля изменилось: челюсти сжались, а в глазах засверкала трудно сдерживаемая ненависть. Они тут же отвязали пленников и внимательно осмотрели раны Ланы и Кевина.

— Сколько их в доме?

— Было шестеро, но не знаю, все ли сейчас на месте.

— Кто нам позвонил?

— Один из завербованных — Хилиес. Удалось перетянуть его на нашу сторону.

— Почему он согласился?

— Ему не понравилось то, что они… творили. Мы пообещали, что вы ему поможете, когда все будет кончено.

— Почему они вас били?

— От меня хотели добиться, кто вы такие и где находитесь. А Кевина потому, что тот попробовал сбежать.

Микаэль еще сильнее стиснул челюсти.

— Кевин, постарайся точно описать расположение помещений в доме.

Пока тот передавал все, что ему было известно о ферме, в коридоре послышались шаги. Микаэль и Лювна, мгновенно отреагировав, встали за дверью с оружием в руках.

Когда один из бандитов вошел в комнату, Микаэль схватил его и закрыл рот ладонью.

— Все в порядке, это — Хилиес! — воскликнул Кевин. — Это он вам позвонил.

Парня отпустили. Тот смотрел на них с удивлением и ужасом.

— Как вы смогли?..

Лювна встала перед ним.

— Значит, это ты звонил?

— Да.

— Назови свое имя, возраст, откуда ты?

— Какая разница?

— Отвечай!

Хилиес подчинился.

— Ты хочешь, чтобы мы тебе помогли?

— Ну… конечно.

Лювна смотрела на него пристальным взглядом, словно сканировала.

— Что ты думаешь о том, что они сделали Лане и Кевину?

— Это… отвратительно!

— Из-за этого ты и решил предать своих?

— Что значат все эти вопросы?

— Отвечай, почему ты решил с ними порвать?

— Потому что они зашли слишком далеко в своих мерзостях. И потом, мне нравится Кевин.

Она продолжала допрос, чередуя простенькие вопросы с более затруднительными.

— Хорошо. А теперь скажи, где сейчас находятся остальные? — спросила она в конце концов.

— Двое в кухне, один в гостиной, а двое других на посту около дома.

Она обменялась быстрым взглядом с Микаэлем.

— Собирайтесь, мы уходим, — приказал тот.

— Идти можете? — спросила Лювна у Ланы и Кевина.

Они кивнули.

— И вы не схватите бандитов? — удивился Кевин. — Мы не станем рисковать, ведь кого-нибудь из вас или из нашей группы могут ранить. Банду оставим на откуп полиции. Ты, Хилиес, пойдешь с нами.

— Постойте, я должен вернуться и взять кое-какие вещи.

— Об этом не может быть и речи. Ты идешь с нами. А вещи заберешь потом.

Приказ не допускал возражений, и Хилиес не стал сопротивляться.

Микаэль связался с группой.

— Мы их нашли, — тихо произнес он. — Попробуем выбраться отсюда. Оставайтесь пока на месте, но будьте готовы вмешаться, если нас засекут.

* * *

Им удалось выбраться из здания, и никто их не заметил. Они видели свет на нижнем этаже, слышали громкие голоса, но ни один из бандитов не обнаружил беглецов. Хилиес подсказал обходной путь, как выйти, не напоровшись на охрану. Лювна поддерживала Лану, а Микаэль помогал идти Кевину.

Когда они уже подходили к машинам, им навстречу бросилась оставшаяся часть команды. Впереди всех мчался Димитрий. Задыхаясь от волнения, он устремился к Лане, пока остальные занимались Кевином и Хилиесом. Увидев ее раны, он пришел в отчаяние.

— Сволочи, что они с тобой сделали?!

— Им, очевидно, не понравился мой пирсинг, — ответила девушка со слабой улыбкой.

Глаза Димитрия подернулись влагой.

— Черт… Лана…

— Все хорошо, не беспокойся ты так.

— У этих безмозглых окончательно башни снесло! — возмущался он.

— Подтверждаю.

Двое членов группы оказали пленникам первую помощь.

— Представляю, на кого я теперь похожа… — простонала Лана.

— Ну, скажем, на предстоящей вечеринке ты с успехом сможешь изображать зомби, — попытался пошутить Димитрий.

— Ты умеешь делать комплименты.

— Да я просто так болтаю, на самом деле ты — красавица.

Сердце девушки забилось от радости. Даже в таком состоянии, когда она казалась себе окровавленным куском мяса, он умудрился поднять ей настроение.

— Давайте, по коням! — объявил Микаэль.

— Как, мы вот так просто свалим? — взорвался Димитрий. — Дадим им уйти?

— Я не собираюсь рисковать жизнью и здоровьем членов моей группы. Мы вызовем полицию, и она возьмет их под стражу.

— Но не лучше ли нам самим закончить дело?

— Садись-ка в машину, — приказал Микаэль тихим голосом. — Лювна тебе все объяснит.

* * *

Колонна ехала уже около двух часов, когда в телефоне Микаэля раздался звонок. Он выслушал своего собеседника молча, никак себя не проявляя. Рядом, на соседнем сиденье был Кевин. Во второй машине, которую вела Лювна, находились Хилиес и Лана с Димитрием.

— Бандитам удалось удрать, — сказал наконец начальник Службы экстренной помощи. — Полицейские никого в доме не нашли.

— Наверное, обнаружив наш побег, они поняли, что им грозит опасность, и смотали удочки, — проговорил Кевин.

— Ну, разумеется.

* * *

Автомобили припарковались на просторном дворе деревенского дома с увитыми плющом стенами.

— Где это мы? — спросил Хилиес.

— На одной из наших баз.

— Почему мы здесь остановились?

— Нужно срочно оказать пленникам медицинскую помощь. Уедем отсюда завтра утром.

Все вышли из машин. Лювна увела куда-то Лану и Кевина. Хилиес тоже хотел пойти с ними, но Микаэль его остановил.

— Останешься с нами.

— Почему? — удивился тот.

— Расскажешь поподробнее о тех парнях.

— А до завтра нельзя подождать? Я вымотан до предела.

— Нет. Не стоит терять время.

И недовольному Хилиесу пришлось отправиться вместе с остальными членами группы.

* * *

После очень скромного ужина Лану, Димитрия и Кевина отвели в большую комнату. Последний тотчас же уснул. Лана тоже погрузилась в полузабытье. Димитрий ходил взад-вперед в промежутке между кроватью, на которой лежала Лана, и окном, без конца интересуясь тем, как она себя чувствует. Вдруг он услышал шум, доносившийся со двора.

— По-моему, там что-то происходит! — Лана, сильно взволнованная, привстала.

— Хотел бы я быть сейчас там, с ними!

— Нос еще не дорос! — мрачно пошутила она.

* * *

Хилиес преспокойно спал на диванчике.

Напротив него Микаэль, погруженный в свои мысли, потягивал кофе.

Внезапно он почувствовал, что к его затылку прикоснулся холодный предмет.

— Не двигаться! А то пристрелю.

Микаэль спокойно поставил чашку на стол и поднял руки вверх.

Перед ним были двое: Яс, наставивший на него пистолет, и второй, совсем молоденький, с оружием в руке направлявшийся к Хилиесу. Он окликнул его и начал трясти. Тот не просыпался.

— Что это с ним? — спросил второй.

— Думаю, ничего, кроме усталости, — заметил Микаэль.

— Так это от тебя у нас столько проблем?

Ответа не последовало.

— Сколько вас тут?

— Достаточно.

— Кто вы такие? Это ваш штаб?

— Мы — хорошие люди. И нет, это не наш штаб.

— Кончай надо мной издеваться!

Микаэль почувствовал, что тот, кто держал его под прицелом, начал терять терпение.

— Ладно, поиграли, и хватит! — заявил он.

Сделав стремительный и легкий шаг в сторону, позволивший сойти с линии огня, молниеносным движением руки Микаэль схватился за оружие, направив ствол в потолок, и вырвал его у Яса. Другой рукой он ударил его по пальцу, лежавшему на спусковом крючке. Второй бандит даже не успел понять, что произошло, как из тени выскочила Лювна и, сделав захват, повалила его на пол.

Тем временем Микаэль, обезоружив противника, прижал его к полу.

— Где остальные?

— Да пошел ты! — прорычал Яс.

— Как хочешь. В любом случае вы обречены. Люв! Свяжи их.

Он позвонил своим:

— С нами все в порядке. Дело теперь за вами.

Остальные из группы джихадистов, стоявшие возле машин, ждали распоряжений своего командира. Неожиданно их ослепили два мощных прожектора, после чего взорвались две оглушающие гранаты.

В панике бандиты выхватили оружие, однако воспользоваться им не успели. С десяток людей в форме штурмовиков и в масках набросились на них и обездвижили, прижав к земле.

Не прозвучало ни единого выстрела.

* * *

Лана, Димитрий и Кевин наблюдали за этой сценой из окна своей комнаты.

— Ничего не понимаю, — испуганно пробормотал Кевин.

— Это была ловушка, — пояснил Димитрий.

— Ловушка?

— Люв сказала, что Хилиес вас обманул с целью выведать, где мы находимся.

— Обманул?

— Да. Все его угрызения совести, желание с нами сотрудничать… ложь в чистом виде. По их задумке, вы должны были убежать вместе с ним, мы бы вас освободили, но, стоило нам прибыть в Институт, как он сразу сбежал бы. Хилиес сыграл роль троянского коня — на нем был жучок, чтобы подельники могли определить его местонахождение. Вот почему мы и остановились здесь.

— Но как вы догадались, что он солгал?

— Лана засомневалась в нем. В Академии неплохо учат распознавать признаки того, что человек блефует.

— Но я и сама едва не попалась. Когда они меня пытали, я, видя, как он на это реагирует, почти не сомневалась, что он готов их покинуть. Но он завяз гораздо глубже, чем я полагала. Хилиес рассказал им, что я пыталась его перетянуть на свою сторону, и тогда они разработали план. Кое-что в его поведении меня все-таки насторожило, и я решила принять меры предосторожности. Предложив позвонить в Институт, я велела ему произнести пароль. На самом деле никакого пароля не было. Паролем я сделала слово «конгруэнтность». Это был первый термин, с которым я познакомилась на уроке поведенческого анализа. Члены группы сразу же поняли, что я предупреждаю их о возможной опасности.

— И когда Лювна допрашивала Хилиеса, она окончательно убедилась, что он говорит неправду. Такова ее специфика, вернее, у нее… настоящий дар. Тогда мы вошли в игру и заманили их сюда. А здесь уже все было готово для достойной встречи, — заметил Димитрий.

У Кевина вырвался нервный смешок:

— Для моих мозгов это слишком!

КУРС: СИНЕРГОЛОГИЯ

ТЕМА: ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБМАНА

Для определения, лжет вам человек или нет, постарайтесь — по возможности — оказаться с ним в такой ситуации, когда вы сможете беспрепятственно наблюдать за его лицом и языком тела.

За исключением некоторых мошенников, овладевших техникой обмана, нормальные люди всегда испытывают стресс или чувство неловкости от того, что их ложь может раскрыться.

Постарайтесь расположить к себе собеседника, задавая ему банальные вопросы, предполагающие простые ответы. Наблюдайте внимательно за его поведением, мимикой, жестами.

Затем начинайте перемежать простые вопросы более сложными, точными или способными вызвать затруднение. Тогда вы сможете увидеть непроизвольно возникающие признаки нервозности в тех случаях, когда ответы лживы.

Попросите уточнить некоторые детали того, о чем он вам рассказывает. Как правило, лгуны имеют лишь общее представление о сообщаемом факте, а мелочи выдумывают по ходу дела.

Задавайте вопросы, касающиеся одного и того же факта, разными способами, чтобы уловить в ответах несоответствия и нестыковки.

Поймав несоответствие, выразите легкое удивление (нахмурьте брови или прищурьте глаза), чтобы дополнительно увеличить состояние стресса у собеседника.

Не позволяйте ему отвечать расплывчато или давать нечеткий ответ. Возвращайтесь к вопросу, настаивайте и добивайтесь пояснений.

Вернитесь к сказанному ранее и задайте «закрытые» вопросы, на которые он сможет ответить только «да» или «нет».

Уличите собеседника во лжи, используя его слова, которые позволили вам прийти к подобному выводу.

При необходимости оставьте ему, условно говоря, лазейку. Лгун, захваченный на месте преступления, может не выдержать и выйти из игры. Иногда это может быть частью вашего плана — убедить собеседника в том, что вы ему поверили.

73

Операция закончилась. Кажущееся беспорядочным перемещение машин с мигалками наконец прекратилось. Пособников террористов, закованных в наручники, увезли.

— Дело сделано, можно возвращаться домой, — объявил Микаэль. — Всем спасибо.

Он приблизился к Лане:

— Особая благодарность — тебе. Ты вела себя безупречно. Просто поразительно.

Смущенная девушка пожала плечами.

— Прошу прощения за то, что тебе пришлось пережить, — произнес он более мягким тоном.

— Откуда тебе было знать.

— Моя роль состояла в том, чтобы знать. Предвидеть.

— Да, ты облажался по полной, — саркастически заметил Димитрий.

Микаэль впервые за все время пристыженно опустил глаза, не пытаясь скрывать свое состояние.

— Почему ты так жесток с ним? — поинтересовалась Лана, когда начальник Службы экстренной помощи скрылся из виду.

— У меня есть причины.

— Объясни.

— Позже.

Они расселись по машинам.

— И что теперь будет? — спросила девушка.

— Антон и Лео задействуют все свои связи, чтобы в протоколе ничего не говорилось о нашем вмешательстве, — объяснила Лювна. — У полицейских достаточно документов, которые они обнаружили в лагере бандитов, чтобы засадить их за решетку и без нас.

— Мне придется давать показания?

— Мы постараемся оградить тебя от этого. Ты и так сделала больше, чем могла. Свидетельства Кевина будет достаточно.

— А Салеб?

— Салеб по-прежнему представляет опасность. Вряд ли ему понравится, что мы уничтожили его ячейку. Мы создали себе врага. Но если он как-то проявится, мы будем к этому готовы.

Автомобиль тронулся, и в салоне установилась мирная тишина. Димитрий взял Лану за руку. Девушка удивленно на него взглянула.

— Наконец-то мы возвращаемся домой, — прошептал он.

Домой… Только сейчас Лана осознала, какой путь она проделала с момента ее прибытия в Институт. За несколько недель она превратилась в другого человека, стала более уверенной, способной победить страх, оказать сопротивление тем, кто еще вчера мог бы ее терроризировать. Отныне она была полноправной частью удивительного, особенного организма под названием Академия. И там она почерпнет много полезных знаний, чтобы продолжать жить в мире, полном несовершенств, без которых она могла бы затеряться в нем и даже погибнуть. Теперь, способная видеть дальше, понимать глубже и верить в будущее, она уже знала, что ей предстоят встречи с разными людьми, в том числе и с многочисленными врагами, что ей придется пережить новые приключения, что на ее пути встанут как чудовища, так и ангелы с прекрасными душами. Но она будет не одна, она уже не одна. Отныне у нее была семья. И еще Димитрий, державший сейчас ее за руку.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

74

Лана ждала Димитрия в приемном покое, радуясь, что скоро покинет больницу с ее гнетущей атмосферой, где надежды и разочарования сливаются воедино, делая ее зыбким местом, чем-то вроде земного чистилища. Юноша пообещал ее встретить и проводить в Институт.

— Больных развозят на «Скорых» или, по меньшей мере, на такси — во всяком случае, на машинах! — взбунтовалась она, увидев, что он приехал на мотоцикле.

— Да ты разве больная? — рассмеялся он. — Знай, кстати, что занять место на моей чекушке[28] — это честь, которой немногие удостаиваются!

— Как всегда скромен.

— Скромность мне ни к чему, — ответил он. — Оставлю ее лицемерам и интровертам. Как, впрочем, ты себя чувствуешь?

— Да так себе. Швы побаливают. Но не буду ныть, хирург сказал, что через несколько месяцев их почти не будет заметно.

Он оглядел ее замотанное бинтами лицо.

— Надеюсь. Поскольку, если до сих пор ты была похожа на Эсмеральду, то теперь напоминаешь Квазимодо.

— Каков мерзавец! Знаешь ведь, что меня приводит в отчаяние мой внешний вид, и все равно издеваешься.

— Ладно, живо надевай шлем: не хочу, чтобы меня видели в твоей компании. Я все-таки забочусь о репутации!

— Мне хотелось бы попрощаться с Лией.

Димитрий согласился.

— Тогда я пойду припаркую мотоцикл и скоро присоединюсь к вам.

Во время своего недолгого пребывания в больнице Лана частенько наведывалась в палату Лии. Она рассказала той о своем опасном приключении, и постепенно девушки сблизились, став почти подругами. Теперь они знали все о прошлом друг друга и делились страхами и надеждами.

Лия встретила их со слабой улыбкой.

— Привет влюбленным!

Лана расширила глаза, давая понять подруге, чтобы та не выдавала ее чувства к Димитрию.

— Меня выписали. Я пришла с тобой попрощаться.

— Здорово! Знаешь, самое лучшее время здесь я провела с тобой.

— Я тоже.

— Мне будет тебя не хватать.

— А тебя когда выпишут?

— Не знаю. Они собираются меня еще подержать. Разумеется, ведь подопытные кролики всегда нужны!

— Я все равно буду приходить на перевязки, а потом — снимать швы, так что мы обязательно увидимся.

— Надеюсь, тебя выпишут до церемонии клятвы? — вмешался Димитрий. — Если тебя не будет, Дилан сильно огорчится.

При упоминании друга Лия отвернулась и сделала вид, что разглядывает довольно мрачный пейзаж за окном.

— Дилан… Я скучаю по нему, — прошептала девушка.

— Он тоже скучает.

— Не уверена.

— Дилан хотел тебя навестить, но Лео воспротивился.

— Знаю. Я сама отказала, не хочу, чтобы он видел меня такой. И не собираюсь огорчать его во время подготовки к церемонии.

— Если что его и огорчает, так это твое отсутствие.

Девушка горько вздохнула, потом протянула руку и взяла с тумбочки одну из лежавших там книг.

— Дим, передай ему, пожалуйста. Скажи, я хочу, чтобы он ее прочитал. Внутри есть для него письмо.

Димитрий взял книгу, посмотрел на название.

— И еще: приглядывай за ним. Дилан — очень талантлив, но нужен тот, кто смог бы его поддержать.

— Будь спокойна — я ему как брат.

— Тогда идите, вам пора.

Поцеловав Лию, они двинулись к выходу.

— А знаете что? — окликнула их девушка.

Они замерли на месте.

— Какие же вы красивые! Идеальная пара.

Лана пронзила ее осуждающим взглядом и подтолкнула хихикающего Димитрия к двери.

Когда они вышли в коридор, юноша спросил:

— Может, выпьем что-нибудь, например, сок, перед тем как вернемся?

— Хорошо. Только не здесь. Найдем более приветливое местечко.

— Я как раз знаю одно такое.

По дороге в Институт Лана и Димитрий сделали остановку, устроившись на террасе старенького кафе с резной деревянной стойкой, видавшей не одно поколение сельчан. Лана оглядела старомодные пластмассовые столики и висевшие на стенах пожелтевшие фотографии неведомых клиентов — возможно, местных знаменитостей былых времен.

Чудесное место для начала любовного романа, подумалось ей, прежде чем она отругала себя за нелепую мысль и прогнала ее из головы, как отмахиваются от назойливого насекомого… преследующего, однако, тебя неотступно. Ничего не будет. Разве что они скрепят этим свою дружбу.

Первые солнечные лучи, проникшие сквозь витрину, вспыхнули ослепительными бликами на вощеной поверхности стойки.

— Давай сядем на террасе, — предложил Димитрий.

Сделав заказ, они с наслаждением вытянули ноги, подставляя тела благодатному теплу.

— Знала бы ты, как я тогда испугался… — произнес Димитрий.

Лана не поняла, что именно собирался он этим сказать, и повернулась к нему, чтобы разглядеть на лице невербальные признаки. Но глаза юноши были прикрыты, а лицо оставалось бесстрастным.

— Знаю, — с деланой наивностью ответила Лана.

— Испугался за тебя, — уточнил он.

— Я это поняла.

— Испугался, что потеряю тебя, больше никогда не увижу.

По спине Ланы пробежала дрожь.

— Знаю.

— Лгунья!

Она увидела, что на его лице промелькнула улыбка.

— Так ты знал с самого начала, что со мной могло что-то случиться?

— Чувствовал. Шестое чувство. Это в какой-то мере мой особый дар, и я над ним работаю.

— А какой особый дар у меня?

— Умение обольщать.

— Нет, серьезно!

— Я серьезен.

— Но умение обольщать — это не дар.

— Согласен, для большинства мужчин и женщин это скорее тактика, но в твоем случае речь идет о даре. Назови это харизмой, если хочешь избавиться от чувственного оттенка термина.

— Ах, так, значит, харизма?

Хозяин кафе поставил перед ними стаканы с напитком, и они сразу выпрямились.

— Да ты сама поймешь за время твоей учебы в Институте, что обладаешь этим даром.

— Пусть так. Но только харизма — это качество, а не дар.

— Справедливо. Но качество, практически достигшее своего предела и при этом контролируемое, — это истинный дар.

— А как ты обнаружил свой талант? — спросила Лана.

Черты его лица напряглись, он отхлебнул из стакана.

— После смерти матери, — проговорил Димитрий.

Чудесная гармония, по поверхности которой они беззаботно скользили до сих пор, безнадежно разрушилась после этих слов. Лана больше не решалась расспрашивать и молчала.

— Мне тогда было двенадцать лет.

Девушка выразила легкое удивление всем своим видом.

— Знаю, все считают, что я поступил в Институт совсем маленьким мальчиком и был сиротой. И то, и другое — верно. Только последовательность этих фактов была иной.

— Значит, когда ты пришел в Академию, у тебя была мать?

— Да. Она была наркоманкой и порой оставляла меня дома без еды на несколько дней. Забывала обо мне во время своих феерических путешествий в другие миры. И однажды Лео пришел и забрал меня. Тогда мне было пять лет. Я стал первым обитателем Маленького Института. Если честно, я почти не помню тех событий, Лео рассказал о них в общих чертах.

— И ты не встречался с тех пор с матерью?

— Она приходила ко мне два-три раза в год. И наблюдала за мной издалека.

— Ей не разрешали к тебе приближаться?

— Разрешали. Но Лео сказал, что она сама не хотела мне показываться. Не желала портить мне жизнь, огорчать. Потому что она выглядела… ну, как все наркоманы. А я тем временем быстро подрастал, учился, иначе говоря, вел радостное и приятное существование. И все же несколько раз мне удалось ее заметить и разглядеть.

— От чего она… умерла?

— Передозировка. Обычное дело. Но вот что необычно: незадолго до смерти матери я уже знал, что ее скоро не станет. Почувствовал.

— Что ты имеешь в виду?

— Как-то вечером я вдруг увидел перед собой ее лицо. Она грустно мне улыбалась. И я тотчас же понял — должно что-то случиться. Я пошел к Лео, но тот был на задании. Тогда я решил немедленно отправиться к ней.

— У тебя был ее адрес?

— Да. Я в свое время узнал его из документа, который хранился у Лео. Жила она всего километрах в двадцати от Академии. Сев на велосипед, я поехал к ней. Но за мной увязался Микаэль, который очень скоро догнал меня и заставил вернуться обратно. Я сказал о своем предчувствии, просил вместе со мной поехать к матери, однако тот и слышать ничего не хотел. Мою интуицию он счел проявлением чрезмерной чувствительности и запер меня в комнате.

— Так вот почему ты зол на него!

— Знаю, что я часто бываю к нему несправедливым, но ничего не могу с этим поделать… Это сильнее меня.

— Он даже не попытался проверить твое предположение?

— Наоборот. Он позвонил матери и, не получив ответа, связался с Лео. Тот сказал, что немедленно отправится к ней. Но когда он очутился на месте, было уже слишком поздно.

— Значит, он сделал все, что был должен.

— Верно. Но не потеряй он столько времени на распри со мной, на сопровождение меня обратно в Институт, возможно, удалось бы ее спасти.

— Мне очень жаль, — проговорила Лана.

— Да забудь ты это дурацкое пустое выражение, — пошутил он. — У каждого из воспитанников Института позади немало таких историй, и, если будешь все их выслушивать, проведешь всю жизнь, испытывая жалость.

Лана откинулась на спинку стула и сделала глоток сока. Через неделю ей предстояло в присутствии всех воспитанников рассказывать собственную историю. И она невольно осознала, что эта мысль теперь пугала ее гораздо меньше. Дело в том, что она уже не была прежней девушкой.

— А что сказал Лео?

— Сразу ничего. Он… был в страшном состоянии.

— С чего бы?

Димитрий как-то особенно печально посмотрел на Лану.

— Моя мать… была его дочерью.

У девушки поневоле вырвался возглас удивления.

— Он старался сделать все возможное, чтобы вытащить ее из этого ада. Нашел квартиру неподалеку от Института, чтобы она находилась поблизости, устроил на работу в сельский кооператив. Но незадолго до передозировки у нее случился рецидив. Лео, занятый по горло делами воспитанников, ничего не заметил. Если учесть, что ошибается он редко, Лео, можно сказать, совершил роковую ошибку — потерял собственную дочь.

— Я… ничего этого не знала… — пробормотала Лана.

— И никто не знает. Кроме старейших преподавателей Академии. А я вовсе не стремлюсь, чтобы об этом прослышали ученики. Пусть считают меня одним из них, а не внуком Лео.

— Тогда мне зачем сказал?

— Ты — совсем другое дело.

— Другое дело? Интересно, почему? — осмелилась она спросить.

— Не знаю. Я это чувствую, вот и все.

— Значит, когда ты в пятницу уходишь…

— Не только за тем, чтобы навестить малышей. По пятницам мы с Лео вместе ужинаем, по субботам — завтракаем. Он — моя семья, а я — его.

— А разве все мы теперь не одна семья?

Димитрий взял руку девушки и крепко сжал ее.

75

Дилан, взвинченный до предела, расхаживал туда-сюда по главной аллее парка. В стрессовое состояние его повергала вовсе не сама церемония и не то, что предстояло рассказать другим воспитанникам историю его жизни. Паника и разочарование подростка объяснялись отсутствием Лии. Как ему хотелось, чтобы она была рядом, ощущать ее близость, ловить благожелательные взгляды подруги, видеть ее улыбку.

Каждый раз, когда он спрашивал о самочувствии девушки, ответом ему были многозначительные смущенные взгляды, замалчивания либо неопределенные ответы насчет того, когда она все-таки вернется.

В письме она пообещала, что обязательно будет рядом в этот очень важный момент его жизни. Но церемония вот-вот должна была начаться, а Лия до сих пор не приехала. Конечно, у него не имелось оснований не доверять ей, но он понимал, что желанию Лии могло воспрепятствовать течение ее таинственной болезни, о которой никто не хотел с ним говорить.

Достав из кармана листок бумаги, на котором неровным почерком была записана его речь, огорченный подросток решил присесть на скамейку и еще разок пробежать глазами шпаргалку.

Но в момент, когда Дилан поднялся со скамьи, чтобы пойти и присоединиться к Лане, наверняка уже стоявшей перед дверью Зала Клятв, к замку подъехал автомобиль и остановился всего в нескольких метрах от него. Вышедший первым водитель открыл заднюю дверь, и появилась Лия, бледнее обычного, с запавшими глазами, но с лицом, освещенным неповторимо лучистой улыбкой.

Приблизившись неуверенным шагом, она произнесла:

— Здравствуй, мой Маленький принц!

— Лия! Как я рад тебя снова увидеть. Я уже думал, что тебя не отпустят, что ты не придешь.

— Ты шутишь? Ни за что на свете я бы не пропустила церемонию. Я же обещала.

Он смотрел на девушку не отрываясь.

— Ну что, ты так и останешься стоять столбом? Даже меня не поцелуешь?

— Ну это… я знаю, ты любишь, когда кто-нибудь тебя целует.

— Да. Но ты для меня вовсе не кто-нибудь. И я хочу, чтобы ты меня сейчас обнял крепко-крепко и поцеловал.

Тогда он осмелел, подошел к Лии и сжал ее в объятиях, расцеловав в обе щеки. Его волнение и радость невозможно было передать! Чувствуя, как худенькое и горячее тельце Лии прижимается к нему, ощущая аромат ее волос, кожи, подросток задрожал.

— Дилан, я должна с тобой поговорить.

— Да, конечно.

— Не уверена, что сейчас самый подходящий момент… но мне необходимо тебе это сообщить. Пойдем туда, — предложила девушка, показывая на скамейку, где они обычно проводили время.

Взяв его руку в свои, когда они сели, Лия произнесла:

— Буду с тобой откровенной до конца, Дилан. За время, что ты провел здесь, ты стал для меня очень важным человеком.

Горячая волна поднялась из его легких, разлилась по всему телу, подступила к лицу, воспламенив щеки.

— Ты для меня тоже очень…

— Знаю, Дилан, — перебила она его. — Мы с тобой похожи на двух влюбленных, не так ли?

— Да, кажется, так, — пробормотал он.

— Похожи… Но мы на самом деле не влюбленные. Потому что я против этого.

— Прости, но я тебя не понимаю.

— Я больна, Дилан.

— Знаю, но тебя же лечат!

— Нет, они делают все, чтобы уменьшить мои страдания, но вылечить не могут. Мне не повезло. У меня редкое врожденное заболевание, такие болезни еще называют «сиротскими»…[29] Разве не смешно заболеть им девчонке, которая и на самом деле сирота? — попыталась она пошутить.

Дилан не понимал, что это означает, но смысл ее слов уловил.

— Нет, не смешно. И это… очень серьезно?

— Очень. Врачи не дают положительного прогноза. Я могу умереть завтра, через неделю, через месяц, через год… Когда — неизвестно.

В Дилане словно что-то сломалось. Страшная тяжесть сдавила грудь, дыхание прервалось.

— Здесь никому ничему не известно. Даже если в Институте и приветствуется предельная откровенность учеников друг с другом, я предпочитаю хранить этот секрет. Мне не хочется, чтобы отношения с окружающими приобрели фальшивый характер из-за сочувствия ко мне или жалости.

Дилан молчал. Мозг его решительно отказывался воспринимать такую информацию.

— Я и тебе ничего не хотела говорить. Мне нравится, как ты на меня смотришь, как слушаешь, как сильно в меня влюблен. И мне не хотелось, чтобы ты начал смотреть на меня по-другому. Но когда меня забрали в больницу, я впервые подумала об этом серьезно. И сказала себе: если я не вернусь, если умру, не поговорив с тобой, ты почувствуешь себя преданным, несчастным от того, что ничего не знал. Тогда я дала себе слово все тебе рассказать, если это обострение меня не убьет.

— Я понимаю… Но, может быть, все-таки исцеление возможно! — воскликнул он.

— Нет. Институт посылал меня на консультации к самым знаменитым профессорам. Не будем тешить себя иллюзиями.

— Не могу в это поверить!

— Знаю, это трудно, даже немыслимо. Но это так. Родители бросили меня из-за моей болезни, сочли, что не смогут растить обреченного ребенка.

— Я…

— У меня есть к тебе просьба, — вновь прервала его девушка.

— Все, что захочешь, — прошептал парень дрожащим голосом.

— Пусть между нами все останется прежним, Дилан. Взгляды, слова, даже молчание, которое мы научились с тобой делить. Рядом с тобой я чувствую, что живу.

— Тогда я буду проводить с тобой все дни и ночи, чтобы ты оставалась такой же живой, как и я, очень долгое время.

Она улыбнулась, смутившись.

— Как ты красиво сказал. Да ты становишься поэтом!

Дилан продолжал молчать. Чтобы он сейчас ни провозглашал, чего бы ни обещал сделать, ничто не изменит ужасной реальности. Он попробовал представить Лию мертвой, представить, как будет без нее жить, но тут же прогнал эти мысли. Чудеса существуют. Разве не был чудом тот день, когда его пришли забрать из родительского дома?

— Я не позволю тебе уйти, Лия.

— Придется. Когда-нибудь. Ну а пока я еще успею прочесть тебе самые лучшие книги, которые знаю.

Потрясенный, Дилан кивнул. Ему хотелось кричать в голос, плакать, но он не посмел ничем оскорбить достоинства Лии.

— А знаешь, я ведь не умру окончательно. Когда я уйду, я продолжу жить в тебе, в том, что я успела посеять у тебя в душе и сердце. Вот так мы и продолжим свой путь вместе, слившись воедино.

Он схватил Лию, прижал к себе и не смог на этот раз удержаться от слез.

— Нет, не плачь ни в коем случае, — шепнула она.

— Это от радости, что на свете наконец-то появился человек, которого я люблю и который платит мне тем же.

ЭПИЛОГ

Антон, Лео и другие преподаватели торжественно ввели Лану и Дилана в Зал Клятв. Конечно же, кандидаты в полноправные члены Института волновались, но в поведении их наставников было столько теплоты и участия, что понемногу они начали успокаиваться.

Слово взял Антон:

— Дорогие Лана и Дилан! Пришел день, когда завершился подготовительный этап вашего пребывания в Институте Воли. У вас было достаточно времени, чтобы ознакомиться с нашей организацией, узнать учителей, воспитанников, а также усвоить провозглашенные нами ценности. И теперь пришел час выбрать — останетесь вы и дальше в Академии либо покинете ее стены. Как вам уже известно, в случае если вы решите уйти, мы не станем отсылать вас обратно, в ту жизнь, из которой вас вызволили. Вас определят в школу-интернат, где вы ни в чем не будете нуждаться, да и мы не собираемся прерывать с вами связь и постараемся быть вам полезными при необходимости. Если вы захотите остаться, это будет означать, что вы готовы и дальше следовать нашим принципам, активно участвовать в жизни Института и сделаете все от вас зависящее, чтобы всесторонне развить потенциал вашей личности в интеллектуальном, физическом и моральном отношении. Вы должны быть готовы мужественно и достойно выдержать все испытания, которые вам встретятся на тернистой дороге по преодолению себя. Итак, каково ваше решение?

— Я хочу остаться, — заявила Лана.

— Присоединяюсь, — сказал Дилан.

На лицах Лео и преподавателей расцвели улыбки. Черты Антона, скованные болезнью, оставались напряженными, но в глазах появился особый блеск.

— Мы очень рады, — произнес он. — А теперь зачитайте наши правила вслух. В конце вы скажете: «Обещаю следовать этим принципам и хранить верность Институту».

Лана обратила взгляд к доске, где были записаны десять основных заповедей Института, и, прочитав их, произнесла клятву.

— А ты, Дилан, поскольку Лана уже озвучила правила, можешь ограничиться словами клятвы.

— Нет, — ответил подросток. — Я тоже хочу их прочесть. В этом будет заключена моя признательность тем, кто помог мне преодолеть отставание в учебе и развитии. И еще я хочу таким образом поблагодарить вас и Лео за то, что вы меня сюда приняли. Возможно, я прочту это не так бойко и красиво, как Лана…

Публика принялась смеяться, и по тому, как вздрагивало тело Антона, Дилан понял, что тот разделял всеобщее хорошее настроение.

И он прочел весь текст, порой спотыкаясь на отдельных словах, перед учителями, которые могли воочию увидеть результаты своего труда.

Закончив чтение, он произнес слова клятвы.

— Теперь вы — члены Института. В добрый путь! Получите ваши медальоны.

Лана и Дилан приблизились к кафедре, и каждый из них взял символ принадлежности к Академии и надел его на шею. В качестве ответного дара они протянули Антону дорогие для них предметы.

Девушка, предварительно продев одно кольцо в другое, положила перед директором серьги, которые вырвали из ее ушей бандиты.

— Спасибо, — смущенно проговорил старик. — Прекрасный символ. Мы тогда натерпелись такого страха, боясь тебя потерять.

Дилан подарил Антону деревянную фигурку, которую захватил с собой, когда к нему домой пришли ангелы-освободители. На поверхности ее было вырезано слово «спасибо».

— Мы должны вам открыть имена тех, кто связался с нами и рассказал о вашем положении, — сделал заявление Лео. — Ты, Лана, это уже знаешь. А Дилан увидит человека, который нам позвонил, только сегодня. Он ждет тебя в первом ряду Зала Исповеди. А теперь ступай туда и познакомься с ним.

* * *

В Зале Исповеди двух принявших присягу членов Института уже поджидали Димитрий, Романа и Лия. Они горячо расцеловали бывших новичков.

— Добро пожаловать в семью! — провозгласил Димитрий.

— Добро пожаловать в мир чокнутых, — пошутила Романа.

— Ну что, готовы к исповеди? — поинтересовался первый.

— Не знаю. Посмотрим, как это все получится… или не получится… — пробормотала Лана.

— Я — готов, — неожиданно объявил Дилан. — В последний момент, правда, мою речь пришлось слегка переделать, но я выучил ее наизусть.

Они направились к сцене под гул аплодисментов, радостных приветствий и свистков.

Взволнованные, смущенные, они преодолели несколько ступенек.

— Может, ты выступишь первым? — прошептала Лана Дилану. — Если, конечно, тебя не очень затруднит… Мне неплохо бы отдышаться… собраться с мыслями.

— Хорошо.

Дилан поднялся на кафедру и поискал глазами в первом ряду того, кто спас ему жизнь. И увидел Лиама, своего младшего брата, который помахал ему рукой. Глаза подростка наполнились слезами, он спустился со сцены и обнял братишку.

— Так это был ты?

— Отлично выглядишь, Дилан. Ты стал красивый и сильный.

— Все потому, что я попал в рай и отныне окружен одними ангелами. Благодаря тебе. Но как ты додумался?

— Позже расскажу, иди, тебя все ждут.

— Хорошо. Но сначала я должен кое с кем тебя познакомить.

Отыскав глазами Лию, он представил ей брата.

— Он сядет рядом со мной, — заявила девушка. — А ты поднимайся на сцену. Все ждут, когда начнется выступление.

Дилан вернулся на кафедру и постарался припомнить правила, которые необходимо соблюдать, выступая публично. И тут же отказался от этой затеи.

— Я всех вас приветствую! Спасибо за теплый прием. Я очень горжусь тем, что сегодня стал одним из вас.

Раздались аплодисменты и подбадривающие возгласы.

— Последние два месяца, что я прожил среди вас, самые счастливые в моей жизни. И я уверен, что впереди у меня будет еще много таких счастливых дней, месяцев и лет.

Произнеся эти слова, он остановил взгляд на Лии. Кивком головы она сделала ему знак продолжать.

— По существующей здесь традиции мы должны рассказать о своем прошлом, о том, какие события привели нас в Академию. Это необходимо не только для того, чтобы избавиться от тяжкого груза, который каждый из нас несет на своих плечах, но, скорее, чтобы разделить эту ношу с членами нашей новой семьи. И я это сделаю, правда, на свой лад.

Дилан обратился к Лии:

— Не сердись, если это покажется тебе ужасным… но это мой первый опыт.

Сделав глубокий вдох, он ринулся с места в карьер:

Я убежал от ненависти беспросветной, Все горести мои — от той любви запретной. Страдала мать моя от мужа злого, И, на мое несчастье, отдалась другому. Я вырос, как назло, живым его портретом, Так и узнал отец о преступленье этом. Чтоб честь свою спасти, отец молчал, И я об этом так и не узнал. Но если честь и сохранил отец, скрывая, То родилась в нем ненависть глухая. Побои, брань он на меня обрушил, Терзая мать и облегчая этим душу. Не знал причины я такого обхожденья, Мечтал, что день придет, и заслужу прощенье: Ведь мне казалось, я виновен в чем-то был И в детстве что-то злое сделал, но забыл. Возможно, так бы я и умер от терзаний Или сошел с ума от истязаний, Но к Небу я воззвал, и был услышан Богом, Он ангелов своих послал мне на подмогу. И я обрел семью, где все друг другу — братья, Где все вокруг — друзья, о чем не смел мечтать я, Где я могу учиться, жить средь игр и книг, У ангелов-друзей, чтоб стать одним из них. Но главное, что я познал — любовь, конечно! Люблю улыбки я друзей… и больше с каждой встречей Люблю я Лию — чудо-поэтессу, Да, Маленький твой Принц нашел свою Принцессу! Я знаю, что стихи мои просты, несовершенны, И, может быть, вы посмеетесь над моей поэмой. Но я хотел поведать вам о днях своих прошедших, И Лии рассказать, что я влюблен… как сумасшедший!

Читая стихотворение, Дилан смотрел, как обычно, в никуда, словно черпая из глубин памяти спрятанные там строки. Но последнюю строчку он произнес, глядя в глаза Лии. И увидел, как сквозь слезы на ее лице проступила улыбка.

— Я тоже влюблена в тебя, — прочел он по едва шевелившимся губам девушки.

И это молчаливое признание вознесло его к небесам.

Воцарившееся в зале молчание говорило о большом впечатлении, которое это необычное выступление произвело на слушателей, и об уважении к его автору.

С места поднялся Димитрий.

— Это было великолепно, Дилан.

Он первым зааплодировал, и сразу же к нему присоединились остальные.

Лана, готовившаяся к выходу, не смогла сдержать слез. Нежность, с которой Дилан сделал свое признание, тронула ее до глубины души. Она подошла к нему и крепко обняла.

— Теперь мне трудно будет найти верный тон.

— Оставайся искренной, только и всего. Не забывай — я рядом, — прошептал он ей для поддержки.

В зале вновь наступила тишина. Публика смотрела на Лану во все глаза, ожидая, когда она заговорит. И тогда девушка подумала о том, сколько трагедий, слез, унижений и надежд долгие годы скрывались за этими радостными лицами. Сегодня они все собрались здесь — живые и здоровые, нацеленные на счастливое будущее. Как и она. В первом ряду она заметила Кевина и Димитрия. Первый, казалось, был чем-то озабочен: ведь то, что она собиралась рассказывать, касалось и его. Димитрий же старался поддержать ее дерзким и вместе с тем нежным взглядом. Один юноша был ее прошлым, второй — принадлежал будущему.

Лана глубоко вдохнула и начала свою речь.

КУРС: ПСИХОЛОГИЯ

ТЕМА: ПРАВИЛО «ПИК/КОНЕЦ»

Воспоминание, сохраняемое человеком о событии, связанном со страданием или удовольствием, зависит не от общей продолжительности этого события, а от ощущений в момент его пика (наибольшей интенсивности) или в конце, перед его завершением.

Например, если на приеме у зубного врача вы довольно продолжительное время испытывали дискомфорт, но без периода особенно сильной боли, то он в ваших воспоминаниях сохранится как менее неприятный, чем тот, при котором вы на короткое время испытали сильную боль (особенно если это произошло в конце приема). И это несмотря на то что в целом второй прием был короче и в остальное время (помимо момента сильной боли) проходил менее болезненно, чем первый.

То же касается и удовольствия. Если вы хорошо проведете отпуск, однако он не будет отмечен никаким примечательным событием, заставившим вас испытать сильное удовольствие, вы будете считать его менее удачным, чем даже более короткий и менее комфортный отпуск, но во время которого произошло некое событие, вызвавшее сильный эмоциональный всплеск.

Вывод: при воспоминании о том или ином событии наше «вспоминающее „я“» руководствуется в первую очередь эмоциями, которые мы испытали на пике случившегося или в его конце.

Это правило «пик/конец» вывел психолог и экономист Даниэль Канеман.[30]

Данное правило распространяется на любую ситуацию: званый обед, покупку, переговоры, семейный праздник…

Точно так же его можно применить и к чувствам, которые у вас вызвало чтение книги.

БЛАГОДАРНОСТИ

Моя горячая благодарность Тьерри Бийяру, моему верному и заботливому редактору; Паскалю Дюрану за его дружбу и советы; Валери Дрюзески, Каролин Ламули, Сесиль Килбур, Мари-Лор Ноле и Сабрине Себбан за их внимательное и многократное прочтение этой книги.

Огромное спасибо моим жене, сыновьям и всем близким, всегда готовым меня поддерживать, вдохновлять и переносить (во всех смыслах этого слова).

Примечания

1

Жаки — сокр. от Жаклин. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Хаб в общем смысле — узел какой-то сети, пересадочный и перегрузочный транспортный узел.

(обратно)

3

«За жизнь!» — классический еврейский тост.

(обратно)

4

Роберт Розенталь (р. 1933) — американский психолог, специалист в области психологии личности.

(обратно)

5

Феномен получил название по древнегреческому мифу о гениальном скульпторе Пигмалионе, который создал настолько совершенную скульптуру, что влюбился в нее и заставил богов оживить свое творение.

(обратно)

6

Делирий в переводе с латинского означает «безумие, помешательство».

(обратно)

7

Крав-мага (контактный бой) — разработанная в Израиле военная система рукопашного боя для быстрой нейтрализации угрозы жизни.

(обратно)

8

Перевод М. Цветаевой.

(обратно)

9

Слово adieu, произнесенное девушкой, можно перевести и как «прощай», и как «прощание». Так же называется и стихотворение Поля Верлена (1844–1896) — французского поэта, одного из основоположников символизма.

(обратно)

10

Отрывок из стихотворения П. Верлена «Прощай» («Прощание»), опубликованного в сборнике «Любовь» (1888).

(обратно)

11

Саскэ Утиха — один из главных персонажей манги и аниме-сериала «Наруто».

(обратно)

12

Область на юго-востоке Италии.

(обратно)

13

Информационная ячейка — здесь: индивид, человек.

(обратно)

14

Это стихотворение, созданное в свободном стиле (верлибр), было написано от лица мужского пола, но, судя по приведенному в романе варианту, девушка переделала его «под себя».

(обратно)

15

Шарль Пеги (1873–1914) — французский поэт, драматург и публицист.

(обратно)

16

Блаженный Августин (354–430) — христианский богослов, философ, проповедник.

(обратно)

17

Если пожелает Аллах (араб.).

(обратно)

18

Речь идет о так называемой культурной трансмиссии. Культурная группа (обычно родители), используя разнообразные формы культурной трансмиссии, может фиксировать свои поведенческие черты в последующих поколениях, применяя механизмы познания и обучения.

(обратно)

19

Нет предела совершенству (англ.).

(обратно)

20

Флан — десерт из слоеного теста и крема-мусса.

(обратно)

21

Вперед, победа будет за нами! (исп.).

(обратно)

22

Одна из политических стратегий удержания власти.

(обратно)

23

Шахада — молитва, исламский символ веры. Может означать также мученическую смерть за веру.

(обратно)

24

Конформность — свойство личности, выражающееся в склонности к конформизму, то есть изменению индивидом установок, мнений, восприятия, поведения и т. д. в соответствии с теми, которые господствуют в данных обществе или группе.

(обратно)

25

Аш Соломон (1907–1996) — американский психолог, автор знаменитых экспериментов, посвященных проблеме конформности.

(обратно)

26

Affection (фр.) — привязанность.

(обратно)

27

Приветствие у мусульман: «Мир вам!»

(обратно)

28

На жаргоне — дорожный 250-кубовый мотоцикл.

(обратно)

29

Речь идет о редких или так называемых орфанных заболеваниях (от англ. orphan — сирота), врожденных либо приобретенных, жертвами которых чаще всего становятся дети. Орфанные болезни до сих пор плохо изучены и считаются неизлечимыми.

(обратно)

30

Даниэль Канеман (р. 1934) — израильско-американский психолог. Правило «пик/конец» было выведено им в книге «Думай медленно… решай быстро», переведенной на русский язык.

(обратно)

Оглавление

1 ЛАНА

2 ДИЛАН

3 СОФИАН

4 ЛАНА

5 ДИЛАН

6 ЛАНА

7 ДИЛАН

8 СОФИАН

9 ЛАНА

10 Софиан

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  31

  32

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  39

  40

  41

  42

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  43

  44

  45

  46

  47

  48

  49

  50

  51

  52

  53

  54

  55

  56

  57

  58

  59

  60

  61

  62

  63

  64

  65

  66

  67

  68

  69

  70

  71

  72

  73

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

  74

  75

ЭПИЛОГ

БЛАГОДАРНОСТИ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg