«Генералиссимус»

Здесь лежит Суворов.

Петр Иванович Семенков превратился в петуха, да не как-нибудь, а так, чтобы уметь превращаться и назад в человека. Это случилось на второй неделе его пенсионного существования и поначалу оказалось для Петра Ивановича неприятным сюрпризом. Да нет, скорей, Петр Иванович пережил настоящий шок.

В то утро он проснулся в каком-то особенно бодром, даже приподнятом настроении и сначала сел в своей широкой, оставшейся от супружеского прошлого кровати. Откинув душное, пуховое одеяло, он опустил голубоватые в кальсонах ножки на коврик, потом встал, потянулся и даже как-то странно и непривычно охлопал себя руками. И тут Петр Иванович закричал петухом.

Почему-то ему показалось, что все предметы в комнате стали несоразмерно большими. Он потряс головой и прошелся когтистыми ножками по коврику, а затем по паркету до туалета, часто уставленного по столешнице красного дерева оставшимися от покойной жены мелкими принадлежностями. Петр Иванович еще не понимал, что он делает, но уже взлетел и оказался напротив зеркала, в котором среди принадлежностей увидел домашнюю птицу с гребешком и бородкой. Тогда Петр Иванович понял, что там отражение, а он — петух.

Некоторое время он то прикрывал глаза розоватой пленочкой, то вновь открывал их, не в состоянии поверить в свое новое положение. Потом автоматически клюнул пустую пудреницу, оставшуюся от покойной жены. Потом подумал:

«Надо же! Петух. Ну, просто вылитый куриный петух. Это что же такое, галлюцинация?»

Повертел головкой — и вертелось какими-то не своими движениями, как будто поворачивал клюв дальше задуманного. Петух. И при этом какой-то невзрачный, не такой, какие бывают в передовых хозяйствах, яркие, многоцветные красавцы с величественной походкой и пылающим гребнем, а так, гребешок, да и тот какой-то бледный, цвета коровьего вымени. Правда, Петр Иванович и всегда был не очень заметным мужчиной, но все-таки мужчиной, а не домашней, не умеющей летать птицей. Петр Иванович подумал было, что испортилось зеркало, но отказался от этого предположения: не могло зеркало испортиться так, в одну ночь, — не телевизор.

«Что же это, за какие грехи?» — подумал Петр Иванович.