«Сватовство»

Ее звали Гудда. Глупая Гудда. Все над ней смеялись. И она это хорошо знала. Ведь на хуторе она была старшей среди девушек-работниц, а до сих нор не сумела обзавестись мужем.

Даже Сигурд, овечий пастух, в которого она когда-то была влюблена, издевался над ней. Притом пуще всех остальных. Во всяком случае, его насмешки ранили больнее. Он, верно, забыл те воскресные дни, когда она спозаранку отправлялась вместо него в овечий загон кормить овец, чтобы он мог подольше поспать. А сколько раз она подавала ему кофе в постель… Но, может быть, он и всегда только насмехался над ней, может быть, он насквозь фальшивый человек. О, как она ненавидит фальшивых людей! Неужели она не знала, что Сигурд всегда был неискренен? Все кругом неискренни!

Гудда яростно мешала в печке. Огонь никак не разгорался. А обед должен быть готов через полчаса. Впрочем, не удивительно, что печка не горит. Целую неделю, пока она работает в кухне, иного топлива, кроме сырого торфа, не жди. Это все штучки Сигурда. Другое дело, когда в кухне работали молодые девушки. Тогда по утрам недостатка в сухом торфе не было.

Ну, загоришься ты наконец! Гудда щедро плеснула керосином из бутылки на дымящийся торф ж резко захлопнула печную дверцу. Полыхнуло так, что печь задрожала. Гудда поднялась с пола и начала резать рыбу на кухонном столе.

Маленькая, хрупкая, стояла она у стола в поношенном черном платье а разорванном переднике. Он разорвался вчера, когда она отбивалась от Сигурда, насмешки которого перешли в назойливые приставания. На ее худеньком личике застыло горестное выражение. Покрасневшие глаза опухли от слез.

Гудда плакала часто. На хуторе о ней сочинили насмешливый стишок. Одна из строф звучала так:

Все окружающие отвратительны. Нет, не все. Не Йоун — во всяком случае, ей так хотелось. Почему он вчера сказал, что хочет поговорить с ней? Или это тоже ложь и выдумки? Новая затея, чтобы еще больше унизить ее?