«На подъеме»

На подъеме (fb2) - На подъеме (пер. Татьяна Юрьевна Покидаева) 2926K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Стивен Кинг

Стивен Кинг На подъеме

С мыслями о Ричарде Матесоне

Глава 1 Потеря веса

Скотт Кэри постучал в дверь Эллисов, и Боб Эллис (он вышел на пенсию пять лет назад, но все в Хайленд-Эйкерс по-прежнему называли его доктором Бобом) впустил его в дом.

– Доброе утро, Скотт. Ровно в десять, минута в минуту. Чем я могу тебе помочь?

Скотт был крупным мужчиной, ростом шесть футов четыре дюйма, с наметившимся животом.

– Я даже не знаю. Может быть, и ничем, но… У меня проблема. Надеюсь, что небольшая. Но может, и большая.

– Проблема, с которой ты не захотел обращаться к своему лечащему врачу?

Эллису было семьдесят четыре. Его седые волосы поредели, и он ходил, чуть прихрамывая, однако на теннисном корте хромота нисколько ему не мешала. Они со Скоттом познакомились в теннисном клубе и стали друзьями. Может быть, не особенно близкими, но друзьями.

– Я к нему обращался, – ответил Скотт, – и прошел медосмотр. Все равно надо было его проходить. Анализ крови, анализ мочи, предстательная железа, весь джентльменский набор. Все проверили от и до. Уровень холестерина немного повышен, но в пределах нормы. Я боялся, что у меня диабет. Прочитал на «Веб Эм-Ди», что это наиболее вероятный вариант.

Боялся, пока не обнаружил одну странность. С одеждой. О таком не писали ни на одном сайте.

Эллис провел Скотта в гостиную, где большое эркерное окно выходило на зеленую лужайку касл-рокского гольф-клуба закрытого коттеджного городка, в котором доктор Боб теперь жил с женой. Старый доктор любил иногда сыграть в гольф, но все же предпочитал теннис. Гольфом увлекалась его жена, и Скотт подозревал, что именно по этой причине Эллисы жили в Хайленд-Эйкерс, когда не уезжали на зиму во Флориду, где снимали коттедж в точно таком же спортивно-оздоровительном городке.

Эллис сказал:

– Майры нет дома, она на собрании женской группы прихожанок методистской церкви. Или, может, на заседании городского комитета. Завтра она едет в Портленд на собрание клуба микологов Новой Англии. Эта женщина скачет туда-сюда, как бешеный кролик. Снимай куртку, садись и рассказывай, что у тебя за проблема.

Хотя сейчас, в самом начале октября, было не так уж холодно, Скотт пришел в теплой зимней куртке. Когда он снял куртку и положил рядом с собой на диван, в карманах что-то зазвенело.

– Хочешь кофе? Чай? Кажется, с завтрака осталась выпечка…

– Я теряю вес, – внезапно произнес Скотт. – Вот в чем проблема. Это даже забавно. Я уже лет десять не вставал на весы, потому что был не в восторге от того, что они мне показывали. А теперь каждое утро, как только проснусь, сразу бегу в ванную взвешиваться.

Эллис кивнул:

– Ясно.

Уж ему-то не нужно бояться вставать на весы, подумал Скотт; таких крепких, жилистых стариков бабушка Скотта называла ядреными сморчками. Он проживет еще лет двадцать, если не случится никаких непредвиденных катаклизмов. Может быть, даже справит свой сотый юбилей.

– Я понимаю, почему люди боятся взвешиваться. Это особая фобия, и я с ней сталкивался постоянно, когда принимал пациентов. Встречал и прямо противоположное поведение. Навязчивое желание взвешиваться. Как правило, это характерно для тех, кто страдает булимией или анорексией. Насколько я вижу, ты не страдаешь ни тем ни другим. – Эллис наклонился вперед, зажав руки между костлявыми коленями. – Ты же понимаешь, что я на пенсии? Я могу дать совет, но не могу назначить лечение. И скорее всего я посоветую вновь обратиться к лечащему врачу и рассказать ему все как есть.

Скотт улыбнулся:

– Скорее всего мой лечащий врач тут же заставит меня лечь в больницу для всестороннего обследования, а я в прошлом месяце получил крупный заказ. Дизайн сайтов для сети крупных универмагов. Не буду вдаваться в подробности, но это большая удача, такой заказ. Для меня это шаг вперед, возможность выйти на новый уровень, и можно работать прямо из дома. В этом вся прелесть компьютерной эры.

– Но ты не сможешь работать, если заболеешь, – возразил Эллис. – Ты умный парень, Скотт, и я уверен, ты знаешь, что резкая потеря веса может быть симптомом не только диабета, но и рака. Среди прочего. О какой потере веса идет речь?

– Двадцать восемь фунтов. – Скотт посмотрел в окно. Белые гольф-кары неспешно катились по зеленой траве под ослепительно-синим небом. На фотографии на сайте Хайленд-Эйкерс это смотрелось бы очень круто. Скотт был уверен, что у Хайленд-Эйкерс есть свой сайт – сейчас у всего есть свой сайт, даже у придорожных киосков, где продают кукурузу и яблоки, – но этот сайт делал не он. Он давно перешел к более серьезным проектам. – На сегодняшний день.

Боб Эллис улыбнулся, показав зубы, до сих пор свои собственные.

– Да, это немало, но, полагаю, такая потеря веса пошла тебе на пользу. Для твоих габаритов ты хорошо двигаешься на корте, и я знаю, ты ходишь в спортзал, занимаешься на тренажерах, однако лишний вес – это нагрузка не только на сердце, но и на весь организм. Уверен, тебе это известно. От «Веб Эм-Ди». – Он закатил глаза, и Скотт улыбнулся. – Сколько ты весишь сейчас?

– Угадайте, – сказал Скотт.

Боб рассмеялся:

– Я не гадалка на ярмарке. Я не угадываю вес и не предсказываю судьбу.

– Сколько вы проработали в медицине? Лет тридцать пять?

– Сорок два года.

– Тогда не скромничайте. За столько лет вы взвесили тысячи пациентов. – Скотт поднялся с дивана и выпрямился в полный рост. Высокий, плечистый мужчина в джинсах, клетчатой фланелевой рубашке и потертых ботинках «Джорджия джайнтс». Больше похожий на лесоруба или объездчика лошадей, чем на веб-дизайнера. – Угадайте мой вес. Мою судьбу мы обсудим позже.

Доктор Боб окинул Скотта Кэри профессиональным взглядом, все его семьдесят шесть дюймов роста – в ботинках, наверное, семьдесят восемь. Взгляд Эллиса задержался на животе Скотта, нависшем над ремнем джинсов, и на мускулистых ногах, накачанных на тренажерах в спортзале, куда сам доктор больше не ходил.

– Расстегни рубашку и покажи, что под ней.

Под рубашкой оказалась серая футболка с надписью «СПОРТИВНАЯ КАФЕДРА УНИВЕРСИТЕТА МЭНА», а под футболкой – широкая грудь, мускулистая, но с заметными жировыми отложениями, которые умники-мальчишки прозвали мужскими сиськами.

– Я бы сказал… – Эллис секунду помедлил. Теперь ему самому стало интересно решить эту задачку. – Я бы сказал, двести тридцать пять фунтов. Может быть, двести сорок. Получается, раньше ты весил около двухсот семидесяти. Надо сказать, на теннисном корте по тебе этого видно не было. Никогда бы не подумал, что ты столько весишь.

Скотт вспомнил, как обрадовался пару недель назад, когда наконец-то нашел в себе мужество встать на весы. Обрадовался – не то слово. Да, стабильные темпы потери веса за прошедшие две недели внушали тревогу, но не особенно сильную. И только когда он обнаружил нечто необычное касательно своей одежды, тревога сменилась страхом. Даже без «Веб Эм-Ди» было ясно, что происходящее с одеждой не просто странно, а пугающе странно.

За окном проехал гольф-кар, в котором сидели двое мужчин средних лет, один – в розовых брюках, другой – в зеленых, оба явно с избыточным весом. Скотт подумал, что им бы точно не помешало побольше ходить пешком.

– Скотт? – сказал доктор Боб. – Ты о чем-то задумался?

– Да так, ни о чем, – ответил Скотт. – Когда мы в последний раз играли в теннис, я действительно весил двести сорок. Я знаю, потому что в тот день я таки встал на весы. Решил, что пора сбросить несколько фунтов. А то мне уже не хватало дыхалки под конец третьего сета. Но сегодня утром я весил двести двенадцать фунтов.

Он снова сел на диван рядом со своей курткой (которая вновь зазвенела). Боб пристально посмотрел на него.

– Ты не производишь впечатления человека, весящего двести двенадцать фунтов, Скотт. Уж прости, но ты выглядишь явно потяжелее.

– Но здоровым?

– Да.

– Не больным?

– Нет. По крайней мере с виду, но…

– У вас есть весы? Наверняка есть. Давайте проверим.

Доктор Боб на секунду задумался, не сидит ли проблема Скотта в сером веществе у него в голове. За свою долгую практику Боб не раз сталкивался с неврозами по поводу лишнего веса. И хотя такие неврозы были характерны скорее для женщин, с мужчинами это тоже случалось.

– Ладно, давай проверим. Идем.

Боб провел гостя в кабинет, заставленный книжными шкафами. На одной стене висела анатомическая таблица в рамке, на другой – подборка дипломов. Скотт уставился на пресс– папье, стоявшее на столе между компьютером и принтером. Боб проследил за его взглядом и рассмеялся. Потом схватил череп и бросил Скотту.

– Это не кость, а пластмасса, так что не бойся его уронить. Подарок от старшего внука. Ему тринадцать, самый возраст для безвкусных подарков. Ладно, давай тебя взвесим.

В углу стояли массивные механические весы с двумя гирьками, большой и маленькой, которые нужно было передвигать по шкалам, пока стальной стерженек не придет в равновесие. Эллис похлопал по весам.

– Единственное, что я забрал домой из рабочего кабинета, когда вышел на пенсию: анатомическая таблица и эти весы. «Сека», лучшие медицинские весы из всех существующих. Давний подарок жены. А уж Майра всегда отличалась хорошим вкусом. И никогда не экономила на близких людях.

– Они точные?

– Скажем так: если я взвешу на них двадцатипятифунтовый мешок муки и весы покажут двадцать четыре, я вернусь в магазин и потребую назад деньги. Только сними ботинки, если хочешь получить точный результат. И зачем ты взял куртку?

– Сейчас поймете. – Скотт не стал снимать ботинки. Больше того, он надел куртку, в карманах которой опять что-то звякнуло. И вот так, одетым для улицы, причем для погоды явно похолоднее нынешней, он встал на весы. – Приступим?

С учетом ботинок и куртки Боб отодвинул противовес на отметку в двести пятьдесят фунтов, а потом стал перемещать его назад, сперва ведя, затем легонько подталкивая. Стержень со стрелкой никак не хотел подниматься. Ни на двухстах сорока фунтах, ни на двухстах тридцати, ни на двухстах двадцати. Доктор Боб не понимал, что происходит. Он никогда бы не подумал, что такое возможно. Даже если не принимать во внимание ботинки и куртку, Скотт Кэри на вид был значительно тяжелее. Да, доктор мог ошибиться на пару фунтов, пытаясь определить вес на глаз, но за свою долгую практику он взвесил так много мужчин и женщин с избыточным весом, что просто не мог ошибиться настолько.

Стержень пришел в равновесие на двухстах двенадцати фунтах.

– Чтоб мне провалиться, – сказал доктор Боб. – Надо срочно их перекалибровать.

– Не надо. – Скотт сошел с весов, запустил руки в карманы куртки и достал из каждого по большой горсти монет. – Я много лет копил четвертаки, складывал их в антикварный ночной горшок. Когда Нора ушла, горшок был почти полон. У меня в каждом кармане на пять фунтов мелочи. Может быть, даже больше.

Эллис ничего не сказал. Он лишился дара речи.

– Теперь вам понятно, почему я не хотел обращаться к доктору Адамсу? – Скотт ссыпал весело звякнувшие монеты обратно в карманы.

Эллис нашел в себе силы заговорить:

– Давай уточним. Правильно ли я понимаю… Сегодня ты взвесился дома, и вес был точно такой же?

– До фунта. У меня электронные «Озери». Может быть, не такие хорошие, как ваш агрегат, но я их проверял, и они точные. Теперь смотрите. Обычно я устраиваю стриптиз под бодрую музыку, но поскольку мы с вами не раз видели друг друга в раздевалке спортивного клуба, обойдемся без музыкального сопровождения.

Скотт снял куртку и повесил ее на спинку стула. Потом, опершись о стол доктора Боба сперва одной рукой, затем другой, снял ботинки. Потом – рубашку. Расстегнул ремень на джинсах, снял джинсы и остался в футболке, трусах и носках.

– Можно снять и их тоже, – сказал Скотт, – но они не так много весят. Все самое тяжелое я уже снял. Вот что меня напугало. Эта странность с одеждой. Сейчас вы поймете, почему я не хотел обращаться к лечащему врачу, а хотел поговорить с другом, которому можно доверить секрет. – Скотт показал на одежду, валявшуюся на полу, потом на куртку с карманами, набитыми монетами. – Сколько, по– вашему, все это весит?

– Вместе с монетами? Как минимум четырнадцать фунтов. Может, и все восемнадцать. Хочешь их взвесить?

– Нет, – ответил Скотт.

Он опять встал на весы. Эллису не пришлось передвигать гирьки. Стержень сохранил равновесие на двухстах двенадцати фунтах.

Скотт оделся, и они вернулись в гостиную. Доктор Боб налил им обоим по чуть-чуть «Вудфорд Резерв», и хотя было только десять утра, Скотт не стал отказываться от виски. Он осушил свой бокал одним глотком и почувствовал, как внутри разлилось приятное тепло. Эллис сделал два маленьких глоточка, словно проверяя качество напитка, и залпом допил остальное.

– Так не бывает, – сказал он, поставив на столик пустой стакан.

Скотт кивнул:

– Вот почему я не хотел обращаться к доктору Адамсу.

– Потому что все сведения о пациентах поступают в единую базу данных, – сказал Эллис. – И твой лечащий врач стал бы настаивать на госпитализации, чтобы ты прошел полное медицинское обследование.

Скотт не стал говорить этого вслух, но подумал, что «настаивать» – это еще мягко сказано. В кабинете у доктора Адамса в голове Скотта вертелась фраза «принудительная госпитализация». Вот тогда он и решил держать рот на замке и обратиться за помощью к своему другу, врачу на пенсии.

– С виду ты весишь не меньше двухсот сорока фунтов, – сказал Эллис. – Ты на столько же себя и чувствуешь?

– Не совсем. Я себя чувствовал… э… грузновато, когда действительно весил двести сорок фунтов. Не знаю, есть ли такое слово, но именно так я себя и чувствовал.

– Кажется, есть. Но даже если и нет, это хорошее слово.

– И дело было не только в избыточном весе, хотя и в нем тоже. Но тут еще возраст и…

– Развод? – мягко спросил Эллис своим фирменным голосом доброго доктора.

Скотт вздохнул.

– Да, и он тоже. Наверное, я до сих пор от него не оправился. То есть со временем стало легче. Мне стало легче. Но рана еще не затянулась, врать не буду. Однако физически я себя чувствовал очень даже неплохо. По-прежнему занимался на тренажерах три раза в неделю и на корте выдыхался только к третьему сету, просто мне было… чуть грузновато. А теперь я не чувствую лишнего груза. Почти не чувствую.

– Больше энергии.

Скотт секунду подумал и покачал головой:

– Не совсем. Скорее энергия, которая есть, расходуется экономнее.

– Сонливость? Усталость?

– Нет.

– Потеря аппетита?

– Я ем как лошадь.

– И последний вопрос. Извини, но я должен его задать.

– Хорошо. Задавайте.

– Это не розыгрыш? Ты не решил подшутить над старым доктором-пенсионером?

– Нет, это не розыгрыш, – сказал Скотт. – Наверное, не стоит и спрашивать, сталкивались ли вы с чем-то подобным. Но может быть, вы о чем-то таком читали?

Эллис покачал головой:

– Одежда, вот что меня поражает. И эта мелочь в карманах…

Добро пожаловать в клуб, подумал Скотт.

– Невозможно, чтобы человек без одежды весил столько же, сколько в одежде. Это такая же непреложная истина, как закон всемирного тяготения.

– Есть ли какие-то специальные сайты, где можно проверить, известны ли медицине подобные случаи? Или хотя бы похожие?

– Я проверю, но могу сразу сказать, что ничего подобного не было. – Эллис секунду помедлил. – Я не сталкивался ни с чем похожим, более того, этот случай выходит за рамки всего человеческого опыта. Черт, хотелось бы мне заявить, что такое невозможно. При условии, что наши весы не врут, а у меня нет оснований думать, что они врут. Что с тобой произошло, Скотт? Что было причиной? Ты… я не знаю… попал под какое-нибудь облучение? Может, случайно вдохнул какой-то неизвестный аэрозоль от насекомых? Подумай.

– Я уже думал. Вроде бы ничего необычного не было. Но одно я знаю точно: теперь, когда я вам рассказал, мне стало легче. Трудно держать такое в себе.

Скотт поднялся с дивана и подхватил свою куртку.

– Ты куда?

– Домой. Мне надо работать. Это важный заказ. Хотя, по правде говоря, он уже не кажется мне настолько важным, как раньше.

Эллис проводил его до двери.

– Ты говорил, что заметил стабильную потерю веса. Медленную, но стабильную.

– Да. Примерно по фунту в день.

– Независимо от того, сколько ты ешь…

– Да. А если так и будет продолжаться?

– Не будет.

– Откуда вы знаете? Если это выходит за рамки человеческого опыта?

Доктор Боб не нашелся с ответом.

– Только, пожалуйста, никому не рассказывайте, – попросил Скотт.

– Хорошо. Если пообещаешь держать меня в курсе. Я беспокоюсь.

– Договорились.

Они вместе вышли на крыльцо и встали бок о бок, глядя на залитые солнцем холмы в буйстве осенних красок.

– Перейдем от возвышенного к смешному, – сказал доктор Боб. – Как у тебя дела с ресторанными барышнями-соседками? Я слышал, у вас был конфликт.

Скотт не стал спрашивать Эллиса, где он об этом слышал. Касл-Рок – город небольшой, и новости здесь разлетаются мгновенно. Тем более если супруга старого доктора входит во все городские и церковные комитеты.

– Если мисс Маккомб и мисс Дональдсон услышат, как вы называете их барышнями, они сразу внесут вас в свой черный список. А с учетом моих нынешних проблем мне сейчас не до них.

Через час Скотт сидел у себя в кабинете, в красивом трехэтажном доме на Касл-Вью, на вершине холма над городом. Дом обошелся в немалую сумму, и Скотт не стал бы так тратиться, будь он один. Но Нора хотела именно его, а Скотт хотел Нору. Сейчас она жила в Аризоне, Скотт же остался в доме, который был слишком большим даже для них двоих. Правда, кот тоже остался с ним. Скотт подозревал, что жене было труднее расстаться с Биллом, чем с ним самим. Это была неприятная, горькая мысль. Но правда обычно такой и бывает.

Надпись большими буквами в середине компьютерного экрана гласила: «ХОХШИЛЬДКОН РАБОЧИЕ МАТЕРИАЛЫ». Скотт работал для другой сети универмагов, сеть «Хохшильд-Кон» закрылась почти сорок лет назад, но все новое – это хорошо забытое старое. Отсюда и название.

По двойному щелчку мыши на экране открылась картинка: старое здание «Хохшильд– Кон» (которое потом будет заменено на современное, принадлежащее компании, заказавшей ему дизайн сайта). Под фотографией шла надпись: Вы вдохновляете, мы воплощаем.

Именно слоган, придуманный за три секунды, и обеспечил ему этот заказ. Дизайнерские умения и таланты – это одно, вдохновение и способность придумывать хорошие лозунги – совсем другое. Если их объединить, получается что-то особенное. Он был особенным, теперь у него появилась возможность это доказать, и уж он постарается изо всех сил. Скотт знал, что в итоге ему придется работать с рекламным агентством, и они переделают его графику и перепишут тексты по-своему, но слоган наверняка останется. И его основная концепция тоже останется. Она была достаточно сильной, чтобы выжить под огнем креатива нью-йоркских рекламщиков.

Он опять щелкнул мышью, и на экране возникла гостиная. Абсолютно пустая комната; даже без осветительных приборов. За окном виднелся кусочек зеленой лужайки, а именно поля для гольфа в Хайленд-Эйкерс, где Майра Эллис прошла столько лунок. Иногда в игре «двое на двое» партнершей Майры была бывшая жена Скотта, которая теперь жила (и, вероятно, играла в гольф) во Флагстаффе.

Кот по имени Кошак Билл вошел в комнату, сонно мяукнул и потерся о ногу Скотта.

– Сейчас я тебя покормлю, – пробормотал Скотт. – Через пару минут.

Как будто кот понимал, что такое минуты в частности и время вообще.

Как будто я сам понимаю, что это такое, подумал Скотт. Время невидимо, неосязаемо. В отличие от веса.

Хотя, может, никакого отличия и не было. Да, вес можно почувствовать – когда страдаешь избыточным весом, тебе грузновато, – но разве вес, как и время, не просто концепция, выдуманная человеком? Стрелки на циферблате часов, цифры на экране электронных весов – что это, если не попытка измерить невидимое влияние, дающее видимые результаты? Слабенькая попытка заглянуть в высшую реальность, что скрывается за той реальностью, которую мы, люди, считаем единственной?

– Не забивай себе голову, иначе свихнешься.

Билл снова мяукнул, будто соглашаясь, и Скотт вернулся к работе.

В поисковом окошке над пустой гостиной было написано: «Выберите стиль». Скотт напечатал: «Колониальный стиль», – и экран ожил, но не весь сразу, а по частям, постепенно, будто внимательный покупатель тщательно выбирал каждый предмет интерьера и добавлял его в общую картину. Кресла, диван, розовые стены, скорее раскрашенные по трафарету, а не обклеенные обоями, большие напольные часы, лоскутный коврик на полу. Камин с уютным огоньком. Люстра с плафонами в виде керосиновых ламп на деревянных спицах. Слегка чересчур, на вкус Скотта, но сотрудники отдела продаж уверяли, что потенциальные покупатели будут в восторге от таких люстр.

Можно было переключиться на спальню, салон, кабинет и обставить их в том же колониальном стиле. Или вернуться в окошко поиска и выбрать для этих виртуальных комнат другой стиль: гаррисон, крафтсман или деревенский. Но сегодня Скотт занимался стилем королевы Анны. Он открыл ноутбук и принялся подбирать демонстрационные образцы из каталога.

Через сорок пять минут Билл вернулся, снова потерся о ноги Скотта и замяукал настойчивее.

– Хорошо, хорошо. – Скотт поднялся и пошел на кухню. Кошак Билл гордо шествовал впереди, держа хвост трубой. Он ступал по-кошачьи легко и упруго, и Скотт тоже чувствовал невероятную легкость в ногах. Бодрая поступь, летящий шаг.

Он выложил «Фрискис» в кошачью миску. Билл жадно набросился на еду, а Скотт вышел на крыльцо, чтобы глотнуть свежего воздуха, прежде чем возвращаться к «ушастым» креслам Селби, уинфрийским кушеткам и высоким комодам на знаменитых изогнутых ножках, характерных для стиля королевы Анны. Стиля, по мнению Скотта, подходящего разве что для похоронных бюро. Массивные формы, тщившиеся казаться легкими. Но как говорится, о вкусах не спорят.

На крыльцо он вышел вовремя. Соседские «барышни», как назвал их доктор Боб, собрались на пробежку и уже сворачивали со своей подъездной дорожки на Вью-драйв, сверкая длинными, стройными ногами в крохотных спортивных шортах: синие у Дейдре Маккомб, красные у Мисси Дональдсон. Обе были в одинаковых белых футболках с рекламой их ресторана на Карбин-стрит. Следом за ними бежали два почти одинаковых боксера, Дам и Ди.

Скотту вспомнилось, что сказал на прощание доктор Боб (возможно, лишь для того, чтобы закончить их встречу на более легкой ноте). Что-то про конфликт Скотта с ресторанными барышнями. Доктор не ошибся. Это была не горечь былых отношений и не загадочная потеря веса, а скорее выскочившая на губе лихорадка, которая никак не желала проходить. Особенно Скотта раздражала Дейдре, с ее вечной слегка презрительной улыбочкой, словно говорившей: Господи, дай мне сил вытерпеть этих придурков.

Решение пришло внезапно. Скотт быстро сбегал к себе в кабинет (ловко перемахнув через Билла, разлегшегося на полу в прихожей) и схватил со стола планшет. Бегом вернулся на крыльцо и запустил приложение для фотокамеры.

Он не боялся, что его заметят. Крыльцо было застеклено, а соседки и не смотрели в его сторону. Они бежали по обочине, сверкая ослепительно-белыми кроссовками и ритмично покачивая собранными в хвост волосами. Их собаки, коренастые, но еще молодые и вполне бодрые, трусили следом.

Скотт уже дважды ходил к соседкам по поводу этих собак. Оба раза он разговаривал с Дейдре и терпеливо выслушивал, как она с неизменной презрительной улыбочкой разъясняла ему, что их собаки никак не могут делать свои дела у него на лужайке. Их задний двор огорожен забором, говорила она, а когда они все вместе выходят на улицу («Ди и Дам всегда сопровождают нас с Мисси на ежедневных пробежках»), собаки, будучи очень воспитанными, никогда не позволяют себе ничего такого.

– Они, наверное, чуют моего кота, – сказал тогда Скотт. – Это война за территорию. Я все понимаю. Я понимаю, что вам не хочется брать собак на поводок, когда вы выходите на пробежку, но я был бы очень признателен, если бы вы проверяли мою лужайку на обратном пути и при необходимости приводили ее в порядок.

– Приводили в порядок, – повторила Дейдре, улыбаясь. – Звучит немного по-милитаристски, но, наверное, это мои тараканы.

– Называйте, как вам больше нравится.

– Мистер Кэри, возможно, собаки действительно, как вы выражаетесь, делают свои дела на вашей лужайке, но это не наши собаки. Может быть, вас беспокоит что-то еще? Нет ли у вас, часом, предубеждений против однополых браков?

Скотт чуть не рассмеялся, но это был бы плохой – даже трамповский – дипломатический ход.

– Ни в коем случае. У меня предубеждение против сюрпризов, оставленных на моей лужайке одним из ваших боксеров.

– Замечательно поговорили, – сказала Дейдре все с той же презрительной улыбочкой (которая не то чтобы бесила, как она, вероятно, надеялась, однако изрядно раздражала) и аккуратно, но твердо захлопнула дверь у него перед носом.

Впервые за долгое время Скотт и думать забыл о своей странной потере веса. Он наблюдал, как две женщины и две собаки приближаются к его участку. Дейдре и Мисси разговаривали на бегу и над чем-то смеялись. Их раскрасневшиеся лица блестели от пота и лучились здоровьем. Маккомб была явно лучшей бегуньей в их паре. Даже издали было заметно, как она сдерживает темп, чтобы партнерша не отставала. Они совершенно не обращали внимания на собак у себя за спиной, но это не означало, будто они пренебрегали безопасностью питомцев; на Вью-драйв всегда было мало машин, особенно днем. И при всей своей неприязни к соседским боксерам Скотт вынужден был признать, что они образцово держатся подальше от проезжей части. В этом смысле они действительно были прекрасно воспитаны.

Сегодня ничего не будет, подумал он. Когда ты готов, ничего не бывает. А как было бы здорово стереть эту презрительную улыбочку с лица мисс Маккомб…

Но, как оказалось, он ждал не напрасно. Один из боксеров свернул в сторону, и второй тут же последовал за ним. Ди и Дам забежали на лужайку Скотта и присели бок о бок. Скотт поднял планшет и быстро сделал три снимка.

В тот вечер, после раннего ужина, состоявшего из большой порции спагетти с соусом карбонара и куска шоколадного чизкейка, Скотт встал на весы в тайной надежде, что все странности наконец закончились и теперь жизнь вернется в нормальное русло. Этой надеждой он тешил себя последние дни, но она снова не оправдалась. Несмотря на только что съеденный плотный ужин, весы показали 210,8 фунта.

Кошак Билл наблюдал за ним, сидя на закрытой крышке унитаза.

– Что ж, – сказал ему Скотт, – ничего не поделаешь, верно? Как всегда говорила Нора, возвращаясь со своих собраний, мы сами творим свою жизнь, и иногда надо просто принять все как есть.

Билл зевнул.

– Но кое-что изменить можно, да? Оставайся за старшего. Я скоро вернусь.

Он взял свой айпад и быстрым шагом преодолел четверть мили до отремонтированного фермерского дома, где Маккомб с Дональдсон поселились месяцев восемь назад, когда переехали в Касл-Рок и открыли здесь ресторан мексиканской кухни «Поле фрихоле». Скотт знал их ежедневное расписание, как всякий человек невольно знакомится с расписанием соседей. Сейчас было самое подходящее время, чтобы застать Дейдре одну. Мисси, шеф-повар, выходила из дома около трех часов дня, чтобы заняться готовкой на вечер. Дейдре, представительская половина в их паре, выходила на два часа позже, примерно в пять. Как понял Скотт, Дейдре была у них главной и на работе, и дома. Мисси Дональдсон еще в самом начале показалась ему очень милой тихоней, глядящей на мир одновременно со страхом и удивлением. Причем страх явно преобладал над удивлением. Возможно, Маккомб считала себя не только партнершей, но и защитницей Мисси? Может быть. Вероятно.

Он поднялся на крыльцо и позвонил в дверь. Ди и Дам на заднем дворе услышали трель звонка и отозвались громким лаем.

Дейдре открыла дверь. Она была в элегантном облегающем платье, которое, безусловно, будет смотреться еще шикарнее, когда его обладательница встанет за стойкой администратора в ресторане, встречая гостей. Главным достоинством Дейдре были глаза: серо-зеленые, совершенно чарующего оттенка, с чуть приподнятыми уголками.

– А, мистер Кэри, – сказала она. – Как приятно вас видеть. – Ее улыбка ясно давала понять, что она предпочла бы не видеть его никогда. – Я пригласила бы вас зайти, но мне уже нужно бежать в ресторан. Сегодня у нас забронированы почти все места. Сейчас самый сезон созерцать краски осени.

– Я вас не задержу, – сказал Скотт, улыбаясь в ответ. – Я просто зашел кое-что вам показать. – Он поднял свой айпад, чтобы Дейдре увидела снимок, на котором Ди и Дам сидели рядышком на лужайке у дома Скотта и дружно испражнялись.

Она долго смотрела на фотографию на экране. Скотт наблюдал, как увядает ее улыбка, и почему-то не чувствовал ожидаемого удовлетворения.

– Ладно, – наконец проговорила она. Ее голос, лишившийся напускной бодрости, звучал устало и казался старше своей обладательницы, которой было, наверное, лет тридцать. – Ваша взяла.

– Суть не в том, чья возьмет, поверьте. – Произнеся это, Скотт сразу вспомнил слова своего преподавателя в колледже, однажды заметившего, что когда человек добавляет к сказанному «поверьте», ему верить нельзя.

– Я все поняла. Я не могу убрать за ними прямо сейчас, а Мисси уже на работе, но вечером, по дороге домой, я все уберу. Вам даже не нужно будет включать свет на крыльце. Я увижу… отходы… при свете уличного фонаря.

– Не нужно ни за кем убирать. – Скотт начал чувствовать себя вредным склочником. И ему почему-то стало неловко. Ваша взяла, сказала она. – Я уже все убрал. Я просто…

– Что? Хотели меня пристыдить? Считайте, что у вас получилось. Теперь мы с Мисси будем бегать в парке. У вас не будет причин жаловаться на нас муниципальным властям. Спасибо и всего хорошего. – Она начала закрывать дверь.

– Подождите минутку, – сказал Скотт. – Пожалуйста.

Она замерла и посмотрела на него без всякого выражения.

– Я не собирался жаловаться на вас из-за нескольких кучек собачьих какашек, мисс Маккомб. Я просто хочу, чтобы у нас были нормальные, добрососедские отношения. Скажу честно, меня обидело, как вы от меня отмахнулись. Не приняли меня всерьез. Так с соседями не поступают. Во всяком случае, здесь, в Касл-Роке.

– Да, мы знаем, как поступают с соседями, – ответила Дейдре. – Здесь, в Касл-Роке.

Она опять улыбнулась своей презрительной улыбочкой и быстро закрыла дверь. И все же Скотт успел разглядеть, как заблестели ее глаза. Будто от слез.

Мы знаем, как поступают с соседями здесь, в Касл-Роке, размышлял он по дороге домой. Что, черт возьми, это значило?

Через два дня позвонил доктор Боб и спросил, нет ли каких изменений. Скотт сказал, что все идет теми же темпами. Сейчас он весит 207,6 фунта.

– С каждым разом все меньше и меньше. Встаешь на весы и наблюдаешь обратный отсчет.

– И по-прежнему никаких изменений в физических габаритах? Размере одежды? Обхвате талии?

– Габариты все те же, размеры тоже. Мне не надо утягивать ремень. И распускать тоже не надо, хотя я ем как не в себя. Яйца, бекон и сосиски на завтрак. Пища с соусами на обед и на ужин. В день потребляю, наверное, три тысячи калорий. Если не четыре. Вы попытались что-то узнать?

– Да, – ответил доктор Боб. – Насколько я понимаю, подобные случаи науке неизвестны. Есть много отчетов о людях со сверхбыстрым метаболизмом – о людях, которые, как ты выражаешься, едят как не в себя и все равно остаются худыми, – но ни одного описанного случая, чтобы человек одинаково весил в одежде и без одежды.

– И это еще не все, – сказал Скотт и опять улыбнулся. В последнее время он улыбался довольно часто, и, наверное, с учетом сложившихся обстоятельств это было ненормально. Он терял вес, как больной на последней стадии рака, но при этом его работоспособность резко повысилась и он в жизни не чувствовал себя бодрее. Иногда, когда ему нужно было передохнуть от сидения за рабочим столом, он включал музыку и танцевал, кружась по комнате под ошарашенным взглядом Кошака Билла.

– Рассказывай.

– Сегодня утром я весил двести восемь фунтов ровно. Голый, сразу после душа. Потом взял в кладовке гантели, каждая – по двадцать фунтов, и встал на весы, держа их в руках. По-прежнему двести восемь.

Эллис долго молчал и наконец проговорил:

– Ты шутишь.

– Боб, мне не до шуток.

Эллис снова помолчал, а затем сказал:

– Как будто бы вокруг тебя образовалось некое силовое поле, отталкивающее вес. Я знаю, ты не хочешь ложиться на обследование, но твой случай действительно уникален. Это что-то принципиально новое. И грандиозное. Мы даже не в состоянии представить, каковы могут быть последствия.

– Я не хочу становиться подопытным кроликом, – сказал Скотт. – Поставьте себя на мое место.

– Но ты хотя бы подумаешь о таком варианте?

– Я уже думал. Мне как-то не хочется, чтобы мою фотографию напечатали в желтой прессе вроде «Взгляда изнутри», между портретами Ночного Летуна и Тощего Человека. К тому же мне надо закончить работу. Я обещал Норе часть денег, хотя получил этот заказ уже после развода. Но я уверен, что лишние деньги ей не помешают.

– Сколько это займет времени?

– Где-то полтора месяца. Потом еще будут правки и тестовые прогоны, уже после Нового года, но основная работа займет полтора месяца.

– Если так пойдет и дальше, к Новому году ты будешь весить сто шестьдесят пять фунтов.

– А с виду останусь таким же могучим дядькой, – сказал Скотт и рассмеялся. – Вот такие дела.

– У тебя замечательное настроение, если учесть, что с тобой происходит.

– Настроение действительно замечательное. Может быть, это и ненормально, но так оно и есть. Иногда я думаю, что это лучшая в мире программа снижения веса.

– Да, – сказал Эллис, – но чем все закончится, вот вопрос?

Через два дня после телефонного разговора с доктором Бобом кто-то тихо постучался в дверь дома Скотта. Если бы музыка – сегодня это были «Ramones» – играла чуть громче, Скотт вообще не услышал бы стука и гость ушел бы восвояси. Наверное, с облегчением, потому что когда Скотт открыл дверь, на крыльце стояла Мисси Дональдсон, напуганная до полусмерти. Он впервые увидел ее с того дня, когда заснял Ди и Дама, облегчавшихся у него на лужайке. Похоже, Дейдре сдержала слово, и теперь его соседки бегали в парке, держа собак на поводках. В противном случае их бы оштрафовали независимо от того, насколько хорошо были воспитаны боксеры. В парке строго запрещалось выгуливать собак без поводка. Скотт видел таблички.

– Мисс Дональдсон, – сказал он. – Добрый день.

Скотт никогда раньше не видел ее одну, без Дейдре. Он не стал переступать порог и постарался не делать резких движений, потому что боялся ее спугнуть. У нее и вправду был такой вид, будто, стоит ему шелохнуться, она тут же умчится прочь, словно дикий олень. Скотт внимательнее присмотрелся к своей неожиданной гостье. Блондинка. Не такая красивая, как ее партнерша, но симпатичная, с добрым лицом и ясными голубыми глазами. Было в ней что-то хрупкое, что-то, напомнившее Скотту мамины декоративные фарфоровые тарелки. Такую женщину трудно представить хлопочущей на кухне в ресторане среди бурлящих кастрюль и скворчащих сковородок, раскладывающей по тарелкам вегетарианские блюда и командующей младшими поварами.

– Чем могу быть полезен? Вы не зайдете? Хотите кофе… или, может быть, чаю?

Он еще не проговорил и половину этой вежливой формулы гостеприимства, а Мисси уже затрясла головой, причем так решительно, что ее длинный хвост перелетел с одного плеча на другое.

– Я пришла извиниться. За Дейдре.

– Вам вовсе незачем извиняться. И вовсе незачем гулять с собаками в парке, так далеко от дома. Все, о чем я прошу: берите с собой пару пакетов и проверяйте мою лужайку на обратном пути. Ведь это не трудно, правда?

– Совсем не трудно. Я говорила об этом Дейдре. Она чуть не откусила мне голову.

Скотт вздохнул:

– Мне очень жаль это слышать. Мисс Дональдсон…

– Вы можете звать меня Мисси, если хотите. – Она опустила взгляд и даже слегка покраснела, как будто сказала что-то не очень приличное.

– Конечно, хочу. Потому что мне хочется, чтобы у нас были нормальные, добрососедские отношения. Здесь так принято. Но, кажется, наше с вами знакомство началось неправильно, хотя я даже не знаю, в чем причина.

По-прежнему глядя себе под ноги, она сказала:

– Мы живем здесь почти восемь месяцев, а вы единственный раз по-настоящему с нами заговорили – с кем-то из нас, – когда наши собаки испачкали вашу лужайку.

Скотту стало неловко, потому что Мисси сказала правду.

– Я заходил к вам с пакетом пончиков, когда вы только-только сюда переехали, – ответил он (словно оправдываясь), – но вас не было дома.

Он думал, она сейчас спросит, почему он не зашел еще раз, но она не спросила.

– Я пришла извиниться за Дейдре, но еще я хочу объяснить, почему она злится. – Мисси подняла взгляд и посмотрела на Скотта. Было видно, что это потребовало немалых усилий, она сцепила руки в замок и прижала их к животу, но все же сумела заставить себя посмотреть ему прямо в глаза. – На самом деле она злится не на вас… то есть и на вас тоже, но вы не единственный. Она злится на всех. Переезд в Касл-Рок был ошибкой. Мы переехали сюда потому, что ресторан был почти готов к открытию, и цена была очень хорошая, и нам хотелось уехать из города – я имею в виду, из Бостона. Мы знали, что это рискованно, но риски казались вполне приемлемыми. И нам очень понравился Касл-Рок. Здесь так красиво. Впрочем, вы сами знаете.

Скотт кивнул.

– Но теперь нам, наверное, придется продать ресторан. Точно придется, если ничего не изменится к Дню святого Валентина. Это единственная причина, по которой она согласилась, чтобы ее фотографию разместили на той афише. Она не говорит о том, как все плохо, но знает это. Мы обе знаем.

– Она говорила, что сейчас самый сезон созерцать краски осени… и все говорят, лето в этом году было особенно удачным…

– Да, лето было хорошее, – немного воодушевившись, согласилась Мисси. – А что касается осенних туристов, у нас их не так уж много. В основном все едут дальше на запад, в Нью-Хэмпшир. Все-таки в Норт-Конуэе гораздо больше и туристических развлечений, и магазинов. Наверное, зимой будут лыжники, проездом до Вефиля или Шугарлофа…

Скотт не стал говорить, что большинство лыжников, направляющихся на курорты западного Мэна, объезжают Касл-Рок по шоссе номер два. Ему не хотелось еще больше ее огорчать.

– Но мы все равно не продержимся зиму без помощи местных. Вы же знаете, как это бывает, должны знать. Местные помогают друг другу пережить трудное время и продержаться до лета, когда начнется сезон отпусков и в городе снова появятся отдыхающие. Хозяйственный магазин, склад пиломатериалов, кафе «У Пэтси»… они держатся в голодные месяцы. Но местные почти не ходят к нам во «Фрихоле». Кто-то ходит, конечно, но таких очень мало. Дейдре говорит, это все потому, что мы с ней лесбиянки. И не просто лесбиянки, а состоящие в браке. Мне не хочется думать, что это правда… но, наверное, да. Так и есть.

– Я уверен… – Скотт смущенно умолк. В чем он уверен? Что это неправда? Но откуда ему знать, если он никогда не задумывался об этом?

– В чем вы уверены? – спросила она. Не раздраженно, а с искренним любопытством.

Он подумал о своих электронных весах, об их непреклонном обратном отсчете.

– Честно сказать, я ни в чем не уверен. Если это правда, мне очень жаль.

– Заходите к нам, – сказала она. Возможно, это был завуалированный упрек, ведь она наверняка знала, что он ни разу не обедал в «Поле фрихоле». Но Скотт сомневался, что эта молодая женщина способна на такое изощренное ехидство.

– Непременно зайду, – пообещал он. – Надо полагать, у вас есть frijoles[1]?

Она улыбнулась, и ее лицо засияло.

– Да, много видов.

Он улыбнулся в ответ.

– Глупый вопрос.

– Мне надо идти, мистер Кэри…

– Просто Скотт.

Она кивнула:

– Хорошо, Скотт. Было очень приятно с вами поговорить. Я боялась сюда идти, но я рада, что мне все же хватило смелости. – Она протянула руку. Скотт сердечно ее пожал. – Но у меня одна просьба. Если увидите Дейдре, пожалуйста, не говорите ей, что я к вам приходила.

– Договорились, – сказал Скотт.

Двумя днями позже, когда Скотт доедал свой обед, сидя за стойкой в кафе «У Пэтси», он услышал, как за одним из ближайших к нему столов кто-то упомянул ресторан «этих розовых сучек». Раздался дружный смех. Скотт посмотрел на недоеденный кусок яблочного пирога на тарелке, на растекшийся по нему шарик растаявшего ванильного мороженого. Десерт казался вполне аппетитным, когда Пэтси его подала, но теперь аппетит пропал напрочь.

Не могло ли быть так, что Скотт слышал подобные замечания и раньше, но отфильтровывал их, как любые случайно подслушанные, но не важные (для него) посторонние разговоры? Да, наверное, могло. Хотя ему было не очень приятно это осознавать.

«Нам, наверное, придется продать ресторан, – сказала Мисси. – Мы все равно не продержимся зиму без помощи местных».

Она произнесла это с такой уверенностью, словно в окне «Поля фрихоле» уже стояла табличка «ПРОДАЕТСЯ ИЛИ СДАЕТСЯ В АРЕНДУ».

Скотт встал с табурета, оставил чаевые под десертной тарелкой и подошел к кассе, чтобы оплатить чек.

– А пирог не доел, – заметила Пэтси. – Не понравился?

– Да просто пожадничал, – сказал Скотт. – Отрастил глаза больше желудка.

Но если по правде, его глаза и желудок остались точно такими же, как и раньше, просто теперь весили меньше. И что самое удивительное, его это совсем не пугало и даже почти не тревожило. Иногда он вообще забывал о своей необъяснимой и неуклонной потере веса. Так было в тот раз, когда он выжидал на крыльце, чтобы сфотографировать Дама и Ди, присевших на его лужайке. И так было теперь. Он не мог думать ни о чем, кроме шутки о «розовых сучках».

За столом, где прозвучали эти слова, сидели четверо крепких парней в рабочей одежде. На подоконнике рядком лежали каски. Все четверо были в оранжевых безрукавках с надписью КСКР: Коммунальные службы Касл– Рока.

Скотт шагнул к выходу, открыл дверь, на секунду застыл на пороге, потом развернулся и подошел к столику, за которым сидела компания дорожных рабочих. С двоими из этой четверки он был знаком, с одним из них, Ронни Бриггсом, не раз играл в покер. Здешние жители, как и он сам. Соседи.

– Нехорошо так говорить.

Ронни озадаченно поднял взгляд, потом узнал Скотта и улыбнулся:

– Привет, Скотти, как жизнь?

Скотт не обратил на него внимания.

– Эти женщины – мои соседки. Они приятные люди.

По крайней мере Мисси. Насчет Маккомб он не был так уверен.

Один из рабочих скрестил руки на широкой груди и угрюмо посмотрел на Скотта:

– Мы вроде как не с тобой говорили?

– Нет, но…

– Вот и шел бы ты.

– Но мне волей-неволей пришлось это слушать.

В обеденный перерыв в маленьком кафе Пэтси всегда было людно и шумно. Но сейчас все разговоры умолкли. Стих даже звон посуды. Люди начали оборачиваться. Пэтси настороженно встала у кассы в ожидании неприятностей.

– Повторяю еще раз, приятель: иди-ка ты куда подальше. Мы разговаривали не с тобой, и не лезь не в свое дело.

Ронни поспешно поднялся из-за стола.

– Скотти, пойдем, я тебя провожу.

– Не надо меня провожать. Я уже ухожу, но сначала скажу одну вещь. Если вы там едите и вам не нравится, как у них кормят, критикуйте еду. Ваше право. А чем эти женщины занимаются дома, это не ваше дело. Понятно?

Парень, посылавший Скотта, опустил руки и встал. Ростом он был ниже Скотта, но моложе и мускулистее. Его широченная бычья шея налилась кровью, лицо тоже побагровело.

– Ты бы лучше заткнулся, приятель, пока я сам тебя не заткнул.

– Давайте без глупостей, – резко проговорила Пэтси. – Скотти, тебе лучше уйти.

Скотт не стал спорить. Он вышел на улицу и вдохнул прохладный октябрьский воздух. У него за спиной раздался стук в стекло. Он обернулся и увидел, как Бычья Шея поднял палец, словно хотел сказать: погоди-ка минуточку. Почти все окно кафе было завешано объявлениями и афишами. Бычья Шея сорвал один листок, подошел к двери и распахнул ее.

Скотт сжал кулаки. В последний раз он дрался еще в средней школе (эпическая битва, длившаяся ровно пятнадцать секунд: шесть ударов, четыре мимо), но сейчас ему вдруг захотелось подраться. В ногах ощущалась неимоверная легкость, и Скотт рвался в бой. Он не злился, не психовал. Он был счастлив. В приподнятом настроении.

Порхай, как бабочка, жаль, как пчела, подумал он. Ну, давай, здоровяк.

Но Бычья Шея не хотел драться. Он скомкал листок и швырнул его под ноги Скотту.

– Вот тебе подружка, – сказал он. – Подрочи на нее вечерком. Больше тебе ничего не обломится, но хоть так.

Бычья Шея вернулся в кафе и уселся за столик к своей компании. Вид у него был довольный: дело закрыто. Зная, что все посетители кафе наблюдают за ним в окно, Скотт наклонился, поднял смятую афишу и пошел прочь – подальше от любопытных взглядов. Он не стыдился своего выступления и не чувствовал себя идиотом из-за того, что затеял перепалку в кафе, где обедает половина Касл-Рока, просто его раздражало, что на него все таращатся. Он искренне не понимал, как актеры, комики и певцы выступают на сцене – по собственной воле.

Он разгладил смятый листок и вспомнил, что говорила ему Мисси Дональдсон: Это единственная причина, по которой она согласилась, чтобы ее фотографию разместили на той афише. Очевидно, речь шла про комитет подготовки Индюшкиной гонки в Касл-Роке.

В центре афиши красовалась большая фотография Дейдре Маккомб среди других бегунов, которые в основном толпились у нее за спиной. Большой номер 19 был приколот к поясу ее крошечных синих шорт. На ее футболке была надпись: «НЬЮ-ЙОРКСКИЙ МАРАФОН 2011». На лице Дейдре застыло незнакомое Скотту выражение: счастливое блаженство.

Подпись гласила: Дейдре Маккомб, совладелица «Поля фрихоле», ресторана мексиканской кухни, недавно открывшегося в Касл-Роке, приближается к финишу Нью-Йоркского марафона, где она стала ЧЕТВЕРТОЙ среди женщин. В этом году она примет участие в ежегодной 12-километровой Индюшкиной гонке в Касл-Роке. Она побежит, А ТЫ?

Ниже давалась подробная информация. Ежегодный забег, посвященный Дню благодарения, состоится в Касл-Роке в первую пятницу после праздника. Гонка стартует у здания департамента парков и отдыха на Касл-Вью и финиширует у Жестяного моста. Возраст участников не ограничен. Вступительный взнос для взрослых: пять долларов для жителей Касл– Рока, семь долларов для всех остальных. Дети до пятнадцати лет – два доллара. Заявки на участие подаются в департаменте парков и отдыха Касл-Рока.

Глядя на счастливое лицо на фотографии – чистейшая эйфория бегуна, – Скотт понял, что Мисси нисколько не преувеличивала, когда говорила, что дела в «Поле фрихоле» идут очень плохо. Дейдре Маккомб была гордой женщиной с большим самомнением и при этом обидчивой. Даже слишком обидчивой, по мнению Скотта. И то, что она разрешила поместить свою фотографию на афишу – вероятно, исключительно ради упоминания о «ресторане мексиканской кухни, недавно открывшемся в Касл-Роке», – свидетельствовало о том, что она отчаялась и готова на все, лишь бы привлечь в ресторан новых клиентов. Хотя бы только затем, чтобы восхититься длинными стройными ногами одной из владелиц.

Скотт сложил афишу, убрал ее в задний карман джинсов и неторопливо зашагал по Мэйн-стрит, по дороге заглядывая в витрины магазинов. Во всех витринах висели афиши и объявления: приглашения на пикники, на ежегодную большую гаражную распродажу на Оксфорд-Плейнс, на ужин в католической церкви и на чаепитие на пожарной станции. Афиша Индюшкиной гонки висела в витрине компьютерного сервис-центра, и больше нигде. Скотт дошел до конца улицы и увидел еще одну в витрине крошечной книжной лавки «Книжный приют».

Он вошел в магазин, осмотрелся и взял со стола с уцененными книжками иллюстрированный альбом «Мебель и фурнитура Новой Англии». Возможно, там нет ничего, что пригодится для его проекта – первый этап которого все равно уже близился к завершению, – но никогда не знаешь, где попадется что-то интересное. Скотт подошел к кассе и, пока расплачивался, сказал Майку Бадаламенти, владельцу и единственному сотруднику «Книжного приюта», что знаком с женщиной, чья фотография напечатана на афише Индюшкиной гонки, и что эта женщина – его соседка.

– Да, Дейдре Маккомб почти десять лет считалась звездой марафонского бега, – сказал Майк, кладя книгу в пакет. – В две тысячи двенадцатом она должна была участвовать в Олимпиаде, но сломала лодыжку. Не повезло. Как я понимаю, в шестнадцатом она даже не подавала заявку. После того перелома она ушла из большого спорта, но я с нетерпением жду, когда побегу с ней в одной гонке. – Он улыбнулся. – Ну, как побегу? Постою на старте. Мне-то за ней не угнаться. Она сделает всех.

– Не только женщин, но и мужчин?

Майк рассмеялся:

– Дружище, ее не зря называли Малденской Молнией. Она родом из Малдена.

– Я видел афишу в кафе «У Пэтси», в витрине компьютерного магазина и у тебя. А больше нигде. Почему так?

Майк перестал улыбаться.

– Гордиться тут нечем. Она лесбиянка. Никто бы, наверное, и не был против, если бы она держала свои предпочтения при себе… Никого не волнует, что происходит за закрытыми дверями. Но ей обязательно нужно сказать всем и каждому, что повариха во «Фрихоле» – ее жена. Многие здешние думают, что это неуважение. Мол, она посылает всех на хрен, не считаясь с общественным мнением.

– И люди не вешают эти афиши, хотя гонка приносит хорошую прибыль городу? Потому что на них ее фотография?

Собственно, все стало понятно еще тогда, когда Бычья Шея швырнул ему под ноги сорванную афишу. В каком-то смысле Скотт чувствовал себя точно так же, как в десять лет, когда старший брат его лучшего друга собрал малышню в кружок и рассказал им всю правду о том, откуда берутся дети. И тогда, и теперь Скотт понимал концепцию в общем и целом, но детали его поразили. Люди и вправду так делают? Да, люди так делают. Именно так и делают.

– Афиши заменят, – сказал Майк. – Я знаю, потому что вхожу в гоночный комитет. Это идея мэра Кофлина. Ты же знаешь Дасти, короля компромиссов. На новой афише будут индейки, бегущие по Мэйн-стрит. Мне эта идея не нравится, и я ее не поддержал, но мне понятны мотивы. На развитие парков и отдыха город выделяет сущие гроши. Две тысячи долларов, которых не хватает даже на обслуживание детских площадок, не говоря уже обо всем остальном. Индюшкина гонка приносит почти пять тысяч долларов, но нам нужна хорошая реклама.

– То есть… лишь потому, что она лесбиянка…

– Лесбиянка, состоящая в браке. Для многих здешних это решающее обстоятельство. Ты сам знаешь, Скотт, что собой представляет округ Касл. Ты здесь живешь… уже сколько? Двадцать пять лет?

– Тридцать с лишним.

– Ну вот. Здесь же сплошные республиканцы. Консервативные республиканцы. В две тысячи шестнадцатом три четверти округа проголосовало за Трампа, и все они уверены, что наш дуболом-правитель гуляет по воде, аки по суху. Если бы эти женщины молчали о своих предпочтениях, все было бы нормально. Но они не молчат. А люди считают, что они нарочно плюют в лицо общественному мнению. Лично мне кажется, что они либо не разобрались в здешнем политическом климате, либо просто дуры. – Майк помолчал и добавил: – Но готовить они умеют. Ты уже бывал у них?

– Еще нет, – сказал Скотт, – но собираюсь.

– Тогда не затягивай, – посоветовал Майк. – Боюсь, через год на их месте откроют какой-нибудь магазинчик мороженого.

Глава 2 «Поле фрихоле»

Скотт не сразу пошел домой, а решил посидеть в городском парке и полистать новую книжку. По дороге он внимательно присматривался к витринам на другой стороне Мэйн-стрит и увидел еще одну афишу с Дейдре в магазинчике «Все для вязания». И больше нигде.

Майк говорил «они», «эти женщины», но Скотт был уверен, что дело только в Маккомб. Уж если кто-то из них двоих и пытался плевать в лицо общественному мнению, то это она. Скотт подумал, что Мисси Дональдсон была бы только рада хранить в секрете свое семейное положение. Тихая, робкая Мисси не смогла бы прикрикнуть даже на гуся.

Тем не менее она пришла ко мне поговорить, подумал он. Для нее это был смелый поступок.

Да, и этим она ему понравилась.

Он положил «Мебель и фурнитуру Новой Англии» на скамейку и принялся бегать вверх-вниз по ступеням летней эстрады. Не потому, что ему вдруг приспичило заняться физическими упражнениями. Просто захотелось движения. Не сидится на месте, подумал он. Шило в заднице колет. И он не взбирался по ступеням, а словно взлетал по ним. Когда Скотт набегался и вернулся к скамейке, он с удивлением понял, что совершенно не запыхался, а его пульс почти не участился.

Он достал из кармана мобильный телефон и позвонил доктору Бобу. Первым делом Эллис спросил, сколько он сейчас весит.

– Двести четыре сегодня утром, – ответил Скотт. – Послушайте, вы уже были…

– Значит, все продолжается. Ты подумал насчет обследования? Потому что потеря сорока фунтов – это уже серьезно. У меня остались связи в окружной больнице. Думаю, полное обследование всего организма не будет стоить тебе ни гроша. Может, еще и заработаешь.

– Боб, я себя чувствую просто прекрасно. Честное слово. Я звоню, чтобы спросить: вы уже были в «Поле фрихоле»?

Эллис секунду помедлил, переваривая резкую смену темы. Потом сказал:

– В ресторане твоих лесбийских соседок? Нет, еще нет.

Скотт нахмурился.

– Знаете, не стоит судить о людях исключительно по их сексуальной ориентации. Просто к сведению.

– Прошу прощения. – Судя по голосу, Эллис слегка растерялся. – Я совсем не хотел тебя обидеть.

– Хорошо. Просто сегодня… был случай. В кафе «У Пэтси».

– Какой случай?

– Небольшой спор. Из-за них. Ладно, не важно. Послушайте, Боб, может быть, сходим поужинать? В «Поле фрихоле». Я угощаю.

– Когда?

– Прямо сегодня?

– Сегодня я не могу. Могу в пятницу. Майра едет к сестре в Манчестер на выходные, а я не умею готовить.

– У нас будет свидание, – сказал Скотт.

– Романтическое свидание, – согласился Эллис. – А потом ты позовешь меня замуж.

– Для вас это будет двоеженство, – возразил Скотт, – и я не стану вас искушать. Но у меня одна просьба. Вы сможете забронировать столик?

– Ты по-прежнему с ними в ссоре? – Похоже, Эллиса позабавил такой поворот. – Может, тогда и не стоит к ним идти? Я знаю один замечательный итальянский ресторан в Бриджтоне.

– Нет. Я настроился на мексиканскую кухню.

Доктор Боб вздохнул:

– Да, я смогу забронировать столик. Хотя если то, что я слышал об этом месте, соответствует действительности, вряд ли в этом есть необходимость.

Вечером в пятницу Скотт заехал за Эллисом, потому что доктор Боб уже не садился за руль в темное время суток. Ехать до ресторана было недалеко, но Боб успел рассказать Скотту истинную причину, по которой он отложил их «романтическое свидание» до пятницы: ему не хотелось ссориться с Майрой, входившей во всевозможные церковные и городские комитеты и не одобрявшей образ жизни двух женщин, что владели новым рестораном мексиканской кухни.

– Вы шутите, – сказал Скотт.

– К сожалению, нет. Обычно Майра не страдает предрассудками, но когда дело касается сексуальной политики… Скажем так: она получила определенное воспитание. Мы бы наверняка поругались, причем серьезно. Потому что я убежден: никого не касается, что происходит в чужих спальнях за закрытыми дверями. По возможности лучше вообще не трогать данную тему. В нашем возрасте скандалы между супругами – это неприлично.

– Значит, вы ей не скажете, что посетили мексиканско-вегетарианскую обитель порока?

– Если она спросит, где я ужинал в пятницу, скажу. А если не спросит, буду молчать. И ты тоже будешь молчать.

– Хорошо, – сказал Скотт, сворачивая на стоянку перед рестораном. – Вот мы и приехали. Спасибо, Боб, что согласились пойти со мной. Надеюсь, теперь все изменится к лучшему.

Его надежды не оправдались.

Дейдре стояла за стойкой администратора, сегодня не в платье, а в белой рубашке и узких черных брюках, которые выгодно подчеркивали ее стройные ноги. Доктор Боб вошел в ресторан первым, и Дейдре улыбнулась ему – не своей характерной презрительной улыбочкой, когда губы сжаты, а брови приподняты, а профессиональной приветливой улыбкой. Потом она увидела Скотта, и ее улыбка сошла на нет. Она посмотрела на него холодным оценивающим взглядом, как на бактерию под микроскопом, потом опустила глаза и взяла со стойки два меню.

– Я покажу вам ваш столик.

По пути Скотт восхищенно разглядывал интерьер. Было сразу заметно, что Маккомб и Дональдсон не просто вложили в свой ресторан много труда; все было сделано с большой любовью. Из потолочных динамиков доносилась тихая мексиканская музыка – кажется, техано или ранчера, подумал Скотт. Стены, покрытые неровной штукатуркой, под глинобитную обмазку, были выкрашены в светло-желтый цвет. Плафоны светильников представляли собой зеленые стеклянные кактусы. На стенах висели большие яркие гобелены: солнце, луна, две танцующие обезьяны и лягушка с золотистыми глазами. Помещение было в два раза больше, чем кафе «У Пэтси», но практически пустовало. Скотт насчитал только пять парочек и одну небольшую компанию из четырех человек.

– Вот ваш столик, – сказала Дейдре. – Надеюсь, наша еда вам понравится.

– Я даже не сомневаюсь, – ответил Скотт. – У вас очень приятное место. Я надеюсь, мы сможем начать все сначала, мисс Маккомб. Как вам кажется, это возможно?

Она посмотрела на него спокойно, но без всякой теплоты.

– Джина сейчас подойдет и расскажет о наших фирменных блюдах.

И она ушла.

Доктор Боб уселся за стол и развернул льняную салфетку.

– Теплые компрессы. Аккуратно приложить ко лбу и щекам.

– Прошу прощения?

– Первая помощь при обморожении. Как я понимаю, тебя только что обдало ледяным ветром. Прямо в лицо.

Скотт не успел ничего ответить: к ним подошла официантка. Похоже, единственная. Как и Дейдре Маккомб, она была в белой рубашке и черных брюках.

– Добро пожаловать в «Поле фрихоле». Что будете пить, джентльмены?

Скотт заказал кока-колу. Эллис – бокал вина. Потом старый доктор надел очки, чтобы лучше рассмотреть официантку.

– Вы Джина Раклсхаус, да? Да, наверное. Ваша мама работала секретаршей у меня в клинике. Давным-давно, еще в Юрском периоде. Вы на нее очень похожи.

Она улыбнулась:

– Теперь я Джина Беккет, а так да, все верно.

– Очень рад встрече, Джина. Передавайте привет вашей маме.

– Обязательно передам. Она теперь работает в Дартмут-Хичкок, на темной стороне Луны. – То есть в Нью-Хэмпшире. – Сейчас я вернусь и расскажу о наших фирменных блюдах.

Она принесла напитки, а вместе с ними закуски, почти с благоговением поставив тарелки на стол. Запах был просто божественный.

– Что это? – спросил Скотт.

– Жареные зеленые бананы с соусом из чеснока, кинзы, лайма и зеленого чили. Угощение от шеф-повара. Она говорит, это скорее кубинское блюдо, а не мексиканское, но надеется, что вам все равно понравится.

Когда Джина ушла, доктор Боб с улыбкой подался вперед.

– Я смотрю, ты добился некоторых успехов хотя бы с той, что готовит.

– Может, это все из-за вас. Джина могла шепнуть Мисси, что ее мама трудилась на вашей медицинской каторге. – Хотя Скотт знал, в чем тут дело… или думал, что знает.

Доктор Боб выразительно пошевелил кустистыми седыми бровями.

– Значит, Мисси? Вы с ней уже перешли на ты?

– Да ладно вам, док. Перестаньте.

– Перестану, если пообещаешь не называть меня «док». Ненавижу, когда меня так называют. Сразу чувствую себя Милберном Стоуном.

– Это кто?

– Погугли, дитя мое, когда вернешься домой.

Еда была выше всяких похвал. Вегетарианская, но просто великолепная: энчилада с фасолью и тортилья, явно не полуфабрикаты из супермаркета. За ужином Скотт рассказал Эллису о своей стычке в кафе «У Пэтси» и об афишах с фотографией Дейдре Маккомб, которые скоро заменят на менее провокационные плакаты с мультяшными индейками. Он спросил, входит ли Майра в комитет по подготовке и проведению гонки.

– Нет, не входит… но, уверен, она бы одобрила замену.

Затем доктор Боб перевел разговор на Скотта, на его загадочную потерю веса и не менее загадочный факт, что эта потеря совершенно не отражается на его физической форме. И разумеется, самый загадочный факт: все, что он держит в руках, все, что он на себя надевает, все, что должно увеличивать его вес… почему-то не увеличивает.

Пришли еще несколько посетителей, и стала понятна причина, по которой Маккомб оделась как официантка: она и была официанткой. Во всяком случае, сегодня. А может, и каждый вечер. То, что она выполняла двойную работу, красноречивее всяких слов свидетельствовало о проблемах ресторана. Режим экономии уже включился.

Джина спросила, не желают ли они десерт. Оба вежливо отказались.

– В меня больше не влезет, – признался Скотт, – но, пожалуйста, передайте мисс Дональдсон, что все было очень вкусно.

Доктор Боб поднял вверх два больших пальца.

– Ей будет приятно, – сказала Джина. – Я сейчас принесу чек.

Ресторан быстро пустел, осталось лишь несколько парочек, попивавших после ужина коктейли. Дейдре спрашивала уходящих, понравилась ли им еда, и благодарила их за то, что они посетили «Поле фрихоле». Она улыбалась всем и каждому. Всем, кроме двух мужчин за столиком под гобеленом с лягушкой. Она вообще не смотрела в их сторону.

Как будто мы зачумленные, подумал Скотт.

– Ты уверен, что чувствуешь себя хорошо? – спросил доктор Боб, наверное, в десятый раз за сегодняшний вечер. – Никаких нарушений сердечного ритма? Приступов дурноты? Усиленной жажды?

– Ничего похожего. Совсем наоборот. Хотите услышать кое-что интересное?

Скотт рассказал Эллису, как бегал вверх-вниз – буквально летал – по ступеням летней эстрады, а потом проверил свой пульс.

– Он был немного учащенный. Меньше восьмидесяти ударов. Я, конечно, не врач, но я знаю, как выглядит мое тело, и вижу, что мускулатура осталась прежней.

– По крайней мере пока, – ответил Эллис.

– Не думаю, что что-то изменится. Мне кажется, масса вообще не меняется, хотя вес падает.

– Так не бывает, Скотт.

– Не могу с вами не согласиться, но так и есть. Действие силы тяжести на меня определенно ослабло. Чем не повод для радости?

Доктор Боб не успел ничего ответить. Джина принесла чек, и Скотт его подписал, добавив щедрые чаевые и повторив еще раз, что ему очень понравилось, как здесь кормят.

– Замечательно. Приходите еще. И расскажите о нас друзьям. – Она наклонилась вперед и понизила голос: – Нам очень нужны клиенты.

Когда они выходили, Дейдре Маккомб уже не было за стойкой администратора. Она стояла на улице перед входом и смотрела на светофор у Жестяного моста. Дейдре обернулась к Эллису и улыбнулась:

– Можно мне поговорить с мистером Кэри наедине? Это займет не больше минуты.

– Да, конечно. Скотт, я пойду гляну на книжки в витрине. Ты мне посигналь, когда соберешься ехать.

Доктор Боб перешел Мэйн-стрит (как обычно, к восьми вечера опустевшую; в Касл-Роке ложились рано) и направился к витрине книжного магазина. Скотт повернулся к Дейдре. Ее улыбка испарилась. Он увидел, что она сердится. Скотт надеялся, что ужин в «Поле фрихоле» поможет ему наладить отношения с соседками, но все получилось наоборот. Он не знал, почему так вышло.

– О чем вы хотели поговорить, мисс Маккомб? Если о ваших собаках…

– С чего бы, если теперь мы выгуливаем их в парке? По крайней мере пытаемся. Их поводки вечно путаются.

– Так выгуливайте их на Вью-драйв, – сказал Скотт. – Я вам уже говорил. Просто убирайте за ними…

– Забудьте о собаках. – Ее серо-зеленые глаза метали молнии. – Этот вопрос закрыт. Но остается открытым вопрос вашего поведения. Нам не нужно, чтобы вы заступались за нас в местной засаленной забегаловке и вновь пускали слухи и пересуды, которые только– только начали утихать.

Если ты полагаешь, что они начали утихать, пройдись по Мэйн-стрит и сосчитай витрины со своей афишей, подумал Скотт. Но вслух сказал совершенно другое:

– Кафе Пэтси – не засаленная забегаловка. Может, там кормят не так экзотично, как у вас в ресторане, но у нее всегда чисто.

– Чисто, грязно, речь не об этом. Я сама могу за нас постоять. Мне… то есть нам… нам не нужно, чтобы вы изображали сэра Галахада. Во-первых, вы староваты для этой роли. – Она выразительно посмотрела на его живот. – А во-вторых, чуточку полноваты.

С учетом нынешнего состояния Скотта этот удар прошел мимо цели, однако он угрюмо усмехнулся; сама Дейдре наверняка разъярилась бы, если бы услышала, как мужчина говорит женщине, что та старовата и полновата для роли Гвиневеры.

– Хорошо, – сказал он. – Я понял.

Кажется, его вежливый ответ выбил ее из колеи, как будто она промахнулась, стреляя по легкой мишени.

– Мы закончили, мисс Маккомб?

– Еще нет. Держитесь подальше от моей жены.

Стало быть, она знала, что он говорил с Дональдсон, и теперь пришла очередь Скотта замешкаться. Мисси все же сказала Маккомб, что заходила к нему? Или, может быть, чтобы сохранить мир в семье, сказала, что это он заходил к ней? Скотт не стал уточнять, чтобы не подвести Мисси. Ему совсем не хотелось ее подводить. Он был невеликим экспертом по вопросам семьи (яркий тому пример – его собственный распавшийся брак), но рассудил, что из-за проблем с рестораном отношения соседок и без того были напряженными.

– Хорошо, – сказал он. – Теперь мы закончили?

– Да, – ответила она и добавила, как в тот раз, когда захлопнула дверь у него перед носом: – Замечательно поговорили.

Он наблюдал, как она поднимается по лестнице, стройная и грациозная в своих черных брюках и белой рубашке. Ему легко было представить, как она бегает вверх-вниз по ступеням летней эстрады – гораздо быстрее, чем смог бы он сам, даже сбросив сорок фунтов, – легкая и воздушная, словно балерина. Как там говорил Майк Бадаламенти? Я с нетерпением жду, когда побегу с ней в одной гонке. Ну, как побегу? Постою на старте.

Бог дал ей прекрасное тело для бега, и Скотт всем сердцем желал, чтобы она радовалась такому подарку. Но ему почему-то казалось, что Дейдре Маккомб сейчас мало что радует, несмотря на ее фирменную презрительную улыбочку.

– Мисс Маккомб?

Она обернулась и выжидательно посмотрела на него.

– Все действительно было очень вкусно.

Она не улыбнулась. Ни презрительно, ни как-либо еще.

– Хорошо. Насколько я понимаю, вы уже передали свои похвалы Мисси через Джину, но я с удовольствием передам еще раз. А теперь, когда вы нас посетили и проявили свою толерантность и политкорректность, почему бы вам не вернуться к Пэтси? Я думаю, так будет лучше для всех.

Она вошла внутрь. Скотт еще пару секунд постоял у крыльца, чувствуя себя… Он не знал, как назвать это чувство. Для обозначения такой странной смеси эмоций, наверное, и не было отдельного слова. Чуть-чуть изумления. Немного стыда. Капелька злости. И грусть, много грусти. Эта женщина не пожелала принять оливковую ветвь, а он-то думал – наивно, как выяснилось, – что все хотят мира.

Наверное, доктор Боб прав, подумал Скотт. Я так и не повзрослел. Черт, я даже не знаю, кто такой Милберн Стоун.

Вокруг было так тихо, что он постеснялся сигналить, а потому перешел улицу и встал рядом с Эллисом перед витриной «Книжного приюта».

– Ну что, все уладилось? – спросил доктор Боб.

– Не совсем. Она сказала, чтобы я держался подальше от ее жены.

Доктор Боб обернулся к нему.

– Тогда мой тебе добрый совет: держись от нее подальше.

Скотт отвез Эллиса домой, и тот, к счастью, не стал донимать его уговорами пройти обследование в окружной больнице, или в клинике Майо, или в Кливлендской клинике, или в НАСА. Выходя из машины, доктор Боб поблагодарил Скотта за чудесный вечер и велел ему не пропадать.

– Не пропаду, – пообещал Скотт. – Мы теперь вроде как заодно в этом деле.

– Раз так, может, зайдешь ко мне в гости? Например, в воскресенье? Майра еще не вернется, и мы сможем посмотреть футбол наверху, а не в моей жалкой берлоге. Будут играть «Патриоты». Я бы также хотел кое-что измерить. Начать вести записи. Ты не против?

– Насчет футбола не против, насчет записей и замеров против, – ответил Скотт. – Может, чуть позже, но не сейчас. Хорошо?

– Я уважаю твой выбор, – сказал доктор Боб. – Еще раз спасибо за чудесный вечер. Еда у них выше всяких похвал. Я совсем не скучал по мясу.

– Я тоже, – ответил Скотт, но это была не совсем правда. Вернувшись домой, он соорудил себе сэндвич с салями и китайской горчицей. Потом разделся и встал на весы. Он отказался взвешиваться у доктора Боба, потому что доктор наверняка захотел бы взвешивать его всякий раз, когда станет проверять мускулатуру, а у Скотта было предчувствие – или какое-то глубинное знание на уровне физиологии, – и оно его не подвело. Сегодня утром он весил чуть больше 201 фунта. Сейчас, после плотного ужина и сытной добавки, – 199 фунтов.

Процесс ускорялся.

Глава 3 Пари

Октябрь в Касл-Роке выдался на удивление теплым и солнечным. Политически прогрессивное меньшинство ворчало о глобальном потеплении; консервативное большинство обсуждало на редкость погожее бабье лето, вслед за которым уже совсем скоро придет типичная мэнская зима; но рады были все. На верандах появились тыквы, черные кошки и скелеты заплясали в окнах домов, учеников младших классов должным образом предупредили на школьном собрании, чтобы вечером в Хеллоуин они не выходили на проезжую часть и брали конфеты только в обертках. Старшеклассники готовились к ежегодному костюмированному маскараду в честь Дня всех святых, ради которого местная молодежная группа «Бродячий цирк» переименовалась в «Пеннивайза и клоунов».

Две недели, прошедшие после ужина с Эллисом, Скотт продолжал терять вес постепенно ускорявшимися темпами. Теперь он весил 180 фунтов, то есть сбросил уже шестьдесят, но при этом чувствовал себя на удивление хорошо. Просто прекрасно. Что называется, в добром здравии. В день Хеллоуина он съездил в новый торговый центр и купил целый мешок конфет. Явно больше, чем нужно. Сейчас на Касл-Вью было маловато ряженой нечисти (раньше, до того как обрушилась Лестница самоубийц, их было больше), но Скотт рассудил так: что не сметут маленькие попрошайки, он съест сам. В этом заключался один из плюсов его теперешнего странного состояния, если не считать избытка энергии. Можно есть сколько хочешь, не превращаясь в тучного борова. Возможно, жирная пища, которую он поглощал в неимоверных количествах, плохо влияла на уровень холестерина, но Скотт почему-то был уверен, что хуже ему не будет. Он находился в отличной форме, несмотря на обманчиво выпиравший живот, и настроение у него было просто прекрасное, почти такое же, как в ту давнюю пору, когда он ухаживал за Норой Кеннер.

Ко всему прочему, клиенты из сети универмагов высоко оценили его работу и пришли к убеждению (ошибочному, как опасался Скотт), что созданные им сайты послужат увеличению их прибыли. Он получил чек на 582674,5 доллара и сфотографировал его, прежде чем идти в банк. Он трудился дома, у себя в кабинете, в маленьком городке в штате Мэн, и уже почти разбогател.

Скотт видел Дейдре и Мисси лишь дважды, да и то издали. Они бегали в парке, держа недовольных Дама и Ди на длинных поводках.

Вернувшись домой из торгового центра, Скотт подошел к вязу во дворе перед домом. Листья уже пожелтели, но благодаря теплой осени почти не опали и сейчас шелестели на легком ветру. Нижняя ветка висела в шести футах над головой Скотта и смотрелась очень заманчиво. Он поставил на землю мешок с конфетами, поднял руки, согнул колени и прыгнул. Без труда схватился за ветку, чего ни– когда бы не смог сделать раньше. Никакого истощения мышц; они по-прежнему думали, что поддерживают человека весом 240 фунтов. Скотту вспомнилась старая телепередача об астронавтах, высадившихся на Луне. Как они передвигались огромными прыжками.

Он отпустил ветку, легко приземлился, поднял мешок и направился к крыльцу. Не стал подниматься по ступеням, а просто запрыгнул на него.

Это было легко.

Он высыпал конфеты в большую вазу в прихожей и поднялся к себе в кабинет. Включил компьютер, но не стал открывать рабочие файлы, разбросанные по всему экрану. Он открыл календарь и выбрал следующий год. Все числа были обозначены черным цветом, кроме праздников и тех дней, на которые назначены мероприятия. Эти даты выделялись красным. На следующий год Скотт назначил всего одно мероприятие: третьего мая. Комментарий, тоже красного цвета, состоял из одного слова: НОЛЬ. Когда Скотт стер комментарий, третье мая снова сделалось черным. Он выбрал 31 марта и вбил «НОЛЬ» в поле для описания. В этот день, по новым подсчетам, его вес дойдет до ноля, если скорость потери веса не возрастет. Что вполне может случиться. Но пока этот день не настал, Скотт был твердо намерен вовсю наслаждаться жизнью. Он чувствовал, что просто обязан себя побаловать. В конце концов, сколько неизлечимо больных людей могут заявить, что чувствуют себя прекрасно? Он снова вспомнил, что говорила Нора, возвращаясь с собраний анонимных алкоголиков: Прошлое – это история, будущее – загадка.

Очень точное описание его нынешней ситуации.

Первые ряженые пришли около четырех часов вечера, последние – уже после заката. Привидения и гоблины, супергерои и имперские штурмовики. Один парнишка нарядился сине-белым почтовым ящиком и забавно выглядывал из прорези для корреспонденции. Каждому из детишек Скотт выдавал по два шоколадных батончика, но почтовый ящик получил три – за лучший костюм. Малышей сопровождали родители. Более поздние гости, чуть постарше, приходили одни, без взрослых.

Последняя пара, мальчик и девочка в образе – вероятно – Гензеля и Гретель, явилась в половине седьмого. Скотт сразу же выдал им сласти, пока на него не наслали напасти (ребятишкам было лет девять-десять, и они не казались особо коварными), и спросил, кого еще они видели по соседству.

– Никого, – ответил мальчик. – Мы, наверное, вышли последними. – Он пихнул девочку локтем в бок. – Она возилась с прической.

– А что вам дали в том доме? – Скотт указал на дом Маккомб и Дональдсон. – Наверняка что-то вкусное? – Ему только сейчас пришло в голову, что Мисси, наверное, приготовила специальное хеллоуинское угощение, морковные палочки в шоколаде или что-нибудь в этом роде.

Девочка широко раскрыла глаза.

– Мама нам запретила туда ходить. Там живут нехорошие тети.

– Они лесопьянки, – пояснил мальчик. – Так сказал папа.

– Вот оно что, – сказал Скотт. – Лесопьянки. Понятно. Ладно, ребята, идите домой. И не выбегайте на проезжую часть.

Они ушли, нагруженные сластями. Скотт закрыл дверь и посмотрел на вазу с конфетами. Все еще наполовину полную. У него побывало шестнадцать, может, восемнадцать гостей. Интересно, а сколько их было у Маккомб и Дональдсон? Вполне вероятно, что ни одного.

Он пошел в гостиную и включил телевизор. В новостях передавали сюжет о детишках, собирающих сласти в Портленде. Скотт выключил телевизор.

Нехорошие тети, подумал он. Лесопьянки. Так сказал папа.

Идея пришла внезапно, как это нередко бывало с крутыми идеями: почти полностью сформировавшаяся, разве что нужно будет отшлифовать некоторые детали. Крутые идеи не всегда были хорошими, но Скотт все равно собирался воплотить ее в жизнь, а заодно и проверить, хорошая она или нет.

– Побалуй себя, – сказал он вслух и рассмеялся. – Балуй себя, пока ты не иссяк и не уплыл в небо. Почему нет? Почему, черт побери, нет?

На следующий день в девять утра Скотт вошел в здание департамента парков и отдыха Касл-Рока, держа наготове пять долларов. За столом с табличкой «Индюшкина гонка 12 км» сидели Майк Бадаламенти и Ронни Бриггс, сотрудник коммунальных служб, с которым Скотт последний раз виделся в кафе «У Пэтси». Позади них, в спортивном зале, две команды играли в любительский баскетбол, одна в футболках, другая – без.

– Скотти, привет! – сказал Ронни. – Как жизнь молодая?

– Отлично, – ответил Скотт. – Как у тебя?

– Все зашибись! – воскликнул Ронни. – Только часы сократили, платить будут меньше. Что-то не видно тебя на покере по четвергам.

– Много работы, Ронни. Большой проект.

– Слушай, насчет того раза у Пэтси… – Ронни как будто смутился. – Дружище, мне правда жаль, что все так получилось. Тревор Янт – он такой. Любит повыступать, и никто не хочет его затыкать, чтобы не получить по зубам.

– Да все в порядке. Я уже и забыл. Слушай, Майк, можно мне записаться на участие в гонке?

– Почему же нельзя? – ответил Майк. – Чем больше народу, тем веселее. Побежишь со мной, в самом конце, вместе с детишками, старичьем и прочими малоспортивными товарищами. В этом году будет даже один слепой. Говорит, побежит со своей собакой-поводырем.

Ронни перегнулся через стол и похлопал Скотта по животу.

– Об этом можешь не волноваться, Скотти, мой мальчик. Через каждые три километра у нас будет медпункт с машиной «Скорой помощи» наготове. И две машины на финише. Если вдруг что, тебя откачают.

– Спасибо, что сообщил.

Скотт отдал пять долларов и подписал бумагу, соглашаясь с тем, что муниципалитет Касл-Рока не несет никакой ответственности за несчастные случаи или медицинские проблемы, которые могут возникнуть у бегунов во время гонки протяженностью в семь с половиной миль. Ронни выписал Скотту квитанцию; Майк выдал ему карту трассы и наклейку с номером.

– Перед стартом прилепишь ее на футболку. Назовешь организаторам свое имя, чтобы тебя отметили в списке, и вперед.

Скотту достался номер 371, и это за три недели до гонки. Он тихонько присвистнул.

– Неплохое начало, особенно если все участники взрослые.

– Не все, – ответил Майк, – но большинство. Если в этом году будет так же, как в прошлом, у нас наберется восемь сотен участников, а то и все девять. К нам приезжают со всей Новой Англии. Бог знает с чего, но наша Индюшкина гонка пользуется успехом. Мои дети сказали бы, что она стала вирусной.

– Живописный пейзаж, – предположил Ронни. – Всех привлекают наши красоты. И конечно, холмы. Особенно Охотничий холм. Плюс к тому, победитель зажигает огни на рождественской елке на площади перед мэрией.

– И вдоль трассы будут стоять киоски со всякими вкусностями, – сказал Майк. – С моей точки зрения, это главное достоинство гонки. Хот-доги, попкорн, лимонад и горячий шоколад.

– Но пива не будет, – уныло сообщил Ронни. – В этом году они снова проголосовали против. И против пива на гонке, и против казино.

И лесопьянок, подумал Скотт. Горожане проголосовали против лесопьянок. Просто без урны для голосования. Судя по всему, девиз города таков: если ты не в состоянии сидеть тихо, катись отсюда подальше.

– А Дейдре Маккомб все еще хочет участвовать? – спросил Скотт.

– Можешь не сомневаться, – ответил Майк. – И у нее будет ее прежний номер. Девятнадцать. Мы его приберегли специально для нее.

В День благодарения Скотт обедал у Боба и Майры Эллисов. К ним в гости приехали двое из пяти взрослых детей – те, которые жили относительно близко и могли добраться до родителей на машине. Скотт съел по две порции каждого блюда, а потом отправился на задний двор играть в салочки с внуками Эллисов.

– Он так плотно поел, а теперь носится как угорелый, – заметила Майра. – У него будет сердечный приступ.

– Не будет, – возразил доктор Боб. – Он готовится к завтрашней гонке.

– Если он собирается так же нестись по трассе, у него точно будет сердечный приступ, – сказала Майра, наблюдая, как Скотт гоняется за одним из ее смеющихся внуков. – Как я погляжу, мужчины, достигшие среднего возраста, совершенно теряют разум.

Скотт вернулся домой усталым, но довольным. Он с нетерпением ждал завтрашней гонки. Перед тем как лечь спать, он встал на весы и не особенно удивился, увидев, что весит 141 фунт. Похоже, скоро он будет терять по два фунта в день. Скотт поднялся в кабинет, включил компьютер и перенес День ноль на пятнадцатое марта. Ему было страшно – а как же иначе? – но в то же время и любопытно. И он чувствовал что-то еще. Счастье? Наверное, да. Мысль совершенно безумная, и тем не менее он был счастлив. Он ощущал себя особенным. Доктор Боб, возможно, назвал бы подобный подход сумасшествием, но сам Скотт считал его очень разумным. Зачем печалиться из-за того, что ты не можешь изменить? Почему не принять неизбежное?

Он лег в постель и проспал до самого будильника.

В середине ноября были заморозки, причем достаточно сильные – поля и лужайки покрылись инеем, – однако первая пятница после Дня благодарения выдалась пасмурной и на удивление теплой для этого времени года. Чарли Лопрести с Тринадцатого канала прогнозировал дождь, может быть, даже ливень, но этот прогноз не испортил праздничного настроения в Касл-Роке. Ни участникам гонки, ни зрителям.

Скотт надел свои старые спортивные шорты и пришел к зданию департамента парков и отдыха без четверти восемь, больше чем за час до старта Индюшкиной гонки, но перед входом уже собралась изрядная толпа. В основном все присутствующие были в теплых толстовках (которые они сбросят по ходу гонки, когда разогреются). Очередь на регистрацию разделилась на два потока. Слева записывались «ИНОГОРОДНИЕ БЕГУНЫ». Очередь справа, к столу под табличкой «ЖИТЕЛИ КАСЛ-РОКА», была гораздо короче. Скотт снял защитную пленку с наклейки с номером и приклеил ее на футболку прямо над обманчиво выпирающим животом. Поблизости настраивал инструменты школьный оркестр.

Пэтси Динеро, хозяйка кафе «У Пэтси», внесла Скотта в список участников и велела ему идти на ту сторону здания, где начиналась Касл-Вью и откуда стартовала гонка.

– Поскольку ты местный, можешь немного схитрить и встать впереди, – сказала Пэтси. – Но вообще это считается дурным тоном. Лучше найди других с трехсотыми номерами и держись рядом с ними. – Она посмотрела на его живот. – Все равно с таким грузом ты скоро останешься в самом конце, вместе с детишками.

– Ну вот… – протянул Скотт.

Она улыбнулась:

– Правда глаза колет? Все эти бургеры с беконом и омлеты с сыром, они потом возвращаются и преследуют человека. Помни об этом, если почувствуешь тяжесть в груди.

Скотт присоединился к растущей толпе местных, уже успевших зарегистрироваться, и развернул карту. Маршрут представлял собой грубую петлю. Первые три километра: по Вью-драйв до шоссе номер 117. Половина пути: крытый мост через Боуи-стрим. Дальше – по шоссе номер 119 до того места, где оно переходит в Баннерман-роуд, пересекая городскую черту. На десятом километре участникам гонки предстояло подняться на Охотничий холм, также известный как Печаль Бегуна. Зимой детишки катались на санках с крутого склона Охотничьего холма, набирая огромную скорость, но высоченные сугробы по обеим сторонам обеспечивали безопасность. Последние два километра гонки проходили по Мэйн-стрит. Здесь участников будут ждать зрители и репортеры со всех трех портлендских телеканалов.

В ожидании старта все участники гонки разбились на небольшие группки. Они беседовали и смеялись, пили кофе и кока-колу. Все, кроме Дейдре Маккомб, казавшейся невероятно высокой и очень красивой в синих шортах и белоснежных кроссовках «Адидас». Она наклеила свой номер – девятнадцать – не по центру ярко-красной футболки, а высоко слева. Очевидно, чтобы он не закрывал эмпанаду и надпись у нее на груди: «“ПОЛЕ ФРИХОЛЕ”, МЭЙН-СТРИТ, 142».

Рекламировать ресторан имело бы смысл… но только если она считала, что от этого будет толк. Скотт подумал, что Дейдре наверняка понимала: толку не будет. Она должна была знать, что «ее» афиши заменили на менее спорные; в отличие от человека, который побежит в гонке с собакой-поводырем (Скотт видел, как у него брали интервью на линии старта), она не была слепой. Скотт догадывался, почему Дейдре не плюнула и не отказалась от гонки; догадывался, что она здесь делает. Ей хотелось утереть нос всем, кто воротил носы от них с Мисси.

Конечно, хотелось, подумал Скотт. В этой гонке она собиралась побить их всех: мужчин, женщин, детей, слепого с собакой-поводырем. И пусть весь город смотрит, как лесопьянка – к тому же состоящая в браке – зажигает огни на рождественской елке на главной площади.

Возможно, она понимала, что ресторан прогорел, и, возможно, была даже рада, что так получилось. Возможно, ей не терпелось уехать из Касл-Рока, но не раньше, чем она утрет нос жителям этого городка, который не принял ее с женой. И пусть они помнят, как она сделала всех. Ей даже не нужно произносить речь. Достаточно лишь улыбнуться своей презрительной улыбкой, которая скажет: вот вам, унылые, благочестивые, провинциальные ханжи. Замечательно поговорили.

Она разминалась. Согнула ногу в колене и подтянула за лодыжку к ягодице. Потом проделала то же самое с другой ногой. Скотт подошел к столу с напитками (для участников гонки – бесплатно, для зрителей – один доллар) и взял два стаканчика с кофе, заплатив доллар за вторую порцию. Потом направился прямиком к Дейдре Маккомб. Он не имел на нее никаких видов, никаких романтических притязаний, но как мужчина просто не мог не восхищаться ее гибкой фигурой. Она продолжала сосредоточенно разминаться, то и дело поглядывая на небо, где не было ничего интересного, кроме сизых туч.

Она готовится, подумал Скотт. Настраивается на гонку. Может быть, не на последнюю свою гонку, но на последнюю, которая действительно что-то значит.

– Привет, – сказал он. – Это опять я. Сосед-паразит.

Она опустила ногу и обернулась к нему. Ее губы сложились в улыбку – предсказуемо, как восход на востоке. Это было ее оружие. Ее броня. Возможно, за этой броней скрывалась не только ярость, но и обида. Однако она никогда никому этого не покажет. Никому, кроме, может быть, Мисси. Которой сегодня поблизости не наблюдалось.

– Кого я вижу? – сказала Дейдре. – Мистер Кэри! Да еще с номером. И большим пузом, которое явно побольше номера.

– Лестью вы ничего не добьетесь, – ответил он. – И потом, может быть, это просто подушка, которую я ношу под футболкой, чтобы вводить в заблуждение окружающих. – Он протянул ей стаканчик с кофе: – Хотите кофе?

– Нет, спасибо. Я позавтракала в шесть утра. Съела овсянку и половинку грейпфрута. Этого хватит до середины гонки. Там я сделаю остановку у киоска и возьму клюквенный сок. А теперь, если позволите, я бы хотела закончить разминку и медитацию.

– Дайте мне минутку. На самом деле я пришел не для того, чтобы предложить вам кофе. Я знал, что вы наверняка откажетесь. Я хотел предложить вам пари.

Она уже схватила правую лодыжку левой рукой и начала поднимать ногу, но теперь отпустила ее и уставилась на него так, словно у него на лбу вырос рог.

– Господи, вы о чем? И сколько раз вам говорить, что ваши попытки… я не знаю… обхаживать меня весьма нежелательны?

– Существует большая разница между «обхаживать» и «быть дружелюбным». Вы наверняка это знаете. Или знали бы, если бы не уходили постоянно в глухую защиту.

– Я не…

– Но я уверен, у вас есть причины для такого поведения, и давайте не будем спорить о смысле понятий. Я предлагаю простое пари. Если вы выиграете эту гонку, я никогда больше вас не побеспокою и не стану возмущаться насчет ваших собак. Гуляйте с ними на Вью-драйв, и если они снова навалят кучу у меня на лужайке, я сам все уберу и не скажу ни слова.

Она не поверила своим ушам.

– Если я выиграю? Если?

Он никак не отреагировал на ее замечание.

– Но если гонку выиграю я, вы с Мисси придете ко мне в гости на ужин. На вегетарианский ужин. Я неплохо готовлю, когда есть настроение. Мы сядем втроем, выпьем вина и поговорим. Растопим лед или хотя бы попробуем растопить. Нам вовсе не обязательно становиться лучшими друзьями, я этого и не жду. Очень трудно изменить точку зрения человека, полного предубеждений…

– У меня нет никаких предубеждений!

– Но может быть, нам удастся установить нормальные соседские отношения. Вы одолжите мне чашку сахара, я одолжу вам пачку масла, что-то типа того. Если никто из нас двоих не выиграет эту гонку, то пари отменяется и все остается как есть.

– Правильно ли я поняла? Вы хотите заключить пари, что можете выиграть у меня эту гонку? Позвольте мне быть откровенной, мистер Кэри. Судя по вашему внешнему виду, вы – типичный белый американец, злоупотребляющий жирной пищей и далекий от спорта. Если вы выложитесь на трассе, все закончится судорогой в ногах, надорванной поясницей или сердечным приступом. Вам не выиграть у меня эту гонку. Никто не выиграет у меня эту гонку. А теперь, я вас очень прошу, дайте мне спокойно закончить разминку.

– Ясно, – сказал Скотт. – Я понял. Вы боитесь заключать пари. Я так и думал.

Теперь она начала поднимать другую ногу, но снова отпустила ее.

– Господи боже с прицепом. Хорошо. Давайте заключим пари. И оставьте меня в покое.

Скотт улыбнулся и протянул руку:

– Нужно скрепить договор рукопожатием. Чтобы вы не смогли отвертеться, когда проиграете.

Она фыркнула, но все же пожала ему руку. У нее было крепкое рукопожатие, и на мгновение – буквально на долю секунды – ему показалось, что он разглядел ее настоящую улыбку. Вернее, намек на улыбку, однако у него сложилось впечатление, что она умеет улыбаться, когда позволяет себе делать это по-настоящему.

– Хорошо, – сказал он и добавил: – Замечательно поговорили.

Потом развернулся и пошел обратно к своим трехсотым номерам.

– Мистер Кэри.

Он обернулся.

– Почему это так важно для вас? Потому что я… мы… представляем угрозу для вашего мужского самоощущения?

Нет, подумал он. Потому что в следующем году я умру, и прежде чем это случится, мне хочется сделать хоть что-то правильно. И это что-то не будет связано с семейной жизнью, здесь у меня все плохо, или с сайтами для сети универмагов, потому что эти ребята не понимают, что их бизнес напоминает артельную мастерскую по производству двуколок на заре автомобильной эры.

Но он не сказал этого вслух. Потому что она не поняла бы. Да и как ей понять, если он сам не понимал?

– Нипочему. Просто так, – наконец ответил он.

И ушел прочь.

Глава 4 Индюшкина гонка

В десять минут десятого, с небольшим опозданием, мэр Дасти Кофлин встал перед колонной из восьмисот с лишним бегунов, растянувшейся почти на четверть мили. В одной руке он держал стартовый пистолет, в другой – портативный мегафон. Бегуны с номерами до ста, включая Дейдре Маккомб, стояли ближе всех к линии старта. Скотта в его четвертой сотне окружали мужчины и женщины, которые встряхивали руками, делали глубокие вдохи и доедали последние кусочки энергетических батончиков. Многих из этих людей он знал. Женщина слева, поправлявшая зеленую повязку на голове, владела местным мебельным магазином.

– Удачи, Милли, – сказал Скотт.

Она улыбнулась и подняла вверх два больших пальца:

– Тебе тоже удачи.

Кофлин поднес мегафон к губам.

– ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА СОРОК ПЯТУЮ ЕЖЕГОДНУЮ ИНДЮШКИНУ ГОНКУ! ВСЕ ГОТОВЫ К СТАРТУ?

Бегуны ответили дружным «да». Один парнишка из школьного оркестра протрубил в трубу.

– ТОГДА МЫ НАЧИНАЕМ! НА СТАРТ… ВНИМАНИЕ…

Мэр, улыбаясь широкой улыбкой профессионального политика, поднял руку со стартовым пистолетом и нажал спусковой крючок. Казалось, что грохот выстрела отразился эхом от низких облаков.

– МАРШ!

Бегуны, стоявшие в первых рядах, плавно двинулись вперед. Среди них выделялась Дейдре в ее ярко-красной футболке. Остальные участники стояли плотной толпой, и их старт прошел не так гладко. Несколько человек сразу упали, и соседям пришлось помогать им подняться. Милли Джейкобс толкнули на парочку молодых людей в велосипедках и бейсболках, надетых козырьками назад. Скотт подхватил ее под руку и не дал упасть.

– Спасибо, – сказала она. – Это моя четвертая гонка, и каждый раз на старте такая давка. Как будто на рок-концерте, когда открывают вход в зал.

Парни в велосипедках увидели лазейку, промчались мимо Майка Бадаламенти и трех дам, которые о чем-то болтали и смеялись на бегу, и скрылись из виду.

Поравнявшись с Майком, Скотт помахал ему. Майк вскинул руку в салюте, потом похлопал себя по левой стороне груди и перекрестился.

Все почему-то уверены, что у меня непременно случится сердечный приступ, подумал Скотт. Все-таки у мироздания извращенное чувство юмора. Почему бы вдобавок к потере веса не придать мне хотя бы немного стройности? Но нет.

Милли Джейкобс – у которой Нора однажды купила столовый гарнитур – улыбнулась ему на бегу.

– Первые полчаса весело. Потом будет трудно. На восьмом километре начнется ад. Но если прорвешься, откроется второе дыхание. Может быть.

– Может быть? – переспросил Скотт.

– Ага. Очень на это надеюсь. Хочется все-таки добраться до финиша. У меня получилось только однажды. Ладно, рада была повидаться, Скотт. – Она ускорила темп и умчалась вперед.

К тому времени, когда Скотт пробегал мимо своего дома на Вью-драйв, толпа бегунов уже растянулась в цепочку и на дороге стало свободнее. Скотт бежал быстрой трусцой, совершенно не напрягаясь. Он знал, что первый километр гонки – это еще не проверка на выносливость, потому что дорога все время шла под гору, и пока что Милли была права: это было весело. Дышалось легко, самочувствие было отличное. Для начала вполне достаточно.

Он обогнал нескольких бегунов, но это были считаные единицы. Его обгоняли чаще: среди обгонявших были и пятисотые номера, и шестисотые, и даже один скоростной дядька с номером 721 на футболке. Дядька вообще был смешной, с яркой вертушкой на шапке. Скотт особо не рвался вперед, пока нет. На прямых отрезках трассы он видел Дейдре, бежавшую ярдах в шестистах впереди. Ее красную футболку и синие шорты трудно было не заметить. Она тоже не напрягалась, бежала в свое удовольствие. Ее опережала как минимум дюжина бегунов, может быть, даже две дюжины, что совершенно не удивляло Скотта. Это далеко не первая ее гонка, и в отличие от многих любителей у нее наверняка есть четко продуманный план. Скотт полагал, что она подождет до восьмого или даже девятого километра, позволяя лидерам задавать темп, а потом начнет обходить их одного за другим и сама выйдет вперед не раньше, чем на Охотничьем холме. Возможно, даже уже в самом центре, на финишной прямой. Хотя в этом Скотт сомневался. Она не станет рисковать.

Он чувствовал легкость и силу в ногах и боролся с желанием поднажать. Просто не теряй из виду красную футболку, говорил он себе. Она знает, что делает. Вот пусть она и ведет.

На пересечении Вью-драйв и шоссе номер 117 Скотт миновал ярко-оранжевую отметку: 3 КМ. Впереди, по обе стороны желтой разделительной полосы, бежали молодые люди в велосипедках. Они обогнали пару подростков, и Скотт последовал их примеру. На вид подростки были в хорошей форме, но им уже не хватало дыхания. Когда Скотт их обогнал, он услышал, как один, отдуваясь, говорит другому:

– Мы что, дадим этому старому жирдяю себя обогнать?

Подростки ускорились и обогнали Скотта, обойдя его с двух сторон. Оба дышали так шумно, что, казалось, вот-вот задохнутся.

– Пока-пока, счастливо оставаться, – прохрипел один из них.

– Ну и бегите, противные, – ответил Скотт, улыбаясь.

Он бежал легко и свободно, совершенно не чувствуя усталости. Дыхание по-прежнему было в норме, сердцебиение тоже, и почему нет? Он весил на сто фунтов меньше, чем выглядел, и это было лишь одно из его преимуществ. Второе заключалось в том, что его мышцы соответствовали человеку весом двести сорок фунтов.

Шоссе номер 117 сделало двойной поворот и вышло на прямой участок вдоль Боуи-стрим. Скотт подумал, что журчание речки по мелкому каменистому дну еще никогда не звучало лучше, туманный воздух, который он вбирал глубоко в легкие, никогда не был таким приятным на вкус, высокие сосны на другой стороне дороги никогда не казались такими величественными, как сейчас. Он вдыхал их аромат, терпкий, смолистый и почему-то зеленый. Каждый следующий вдох ощущался глубже предыдущего, и Скотт по-прежнему сдерживал себя, чтобы не припустить со всех ног.

Как хорошо быть живым в такой день, подумал он.

Перед крытым мостом через речку стоял оранжевый указатель: 6 КМ. За мостом – большой щит с надписью: «ПОЛПУТИ ПРОЙДЕНО!». Топот ног по настилу моста звучал – по крайней мере, для Скотта – так же красиво, как барабанная дробь Джина Крупы. Под крышей носились туда-сюда потревоженные ласточки. Одна пролетела так близко от Скотта, что задела крылом его лоб. Он рассмеялся.

На другой стороне моста один из парней в велосипедках сидел на перилах, растирал ногу, сведенную судорогой, и пытался восстановить дыхание. Он даже не взглянул на пробегавших мимо Скотта и других бегунов. На пересечении шоссе номер 117 и 119 стоял стол с прохладительными напитками. Бегуны жадно пили воду и «Гаторейд» из бумажных стаканчиков. Восемь-девять человек, выбывшие из гонки после первых шести километров, растянулись на траве. Скотт не без злорадства отметил, что среди них был Тревор Янт – дорожный рабочий с бычьей шеей, с которым у него случился конфликт в кафе «У Пэтси».

Он миновал знак «ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ В КАСЛ-РОК», стоявший в том месте, где шоссе номер 119 переходило в Баннерман-роуд, названную в честь городского шерифа, прослужившего в этой должности дольше других и нашедшего страшную смерть на одной из загородных дорог. Надо было уже потихонечку ускоряться, и, миновав оранжевую отметку 8 КМ, Скотт переключился с третьей передачи на вторую. Без проблем. Осенний воздух приятно холодил разгоряченную кожу, словно шелк, и Скотту нравилось ощущать свое сердце, ровно бившееся в груди, будто надежный мотор. Теперь по обеим сторонам дороги стояли дома, люди на лужайках размахивали транспарантами и фотографировали участников гонки.

Скотт догнал Милли Джейкобс, которая еще не сошла с дистанции, но уже явно теряла силы. Зеленая повязка на ее голове потемнела от пота.

– Ну что, Милли? Открылось второе дыхание?

Она обернулась к нему и ахнула от изумления.

– Господи боже. Я не верю… что это ты, – выдохнула она. – Я думала, ты остался… где-то на старте.

– Да вот нашлись скрытые резервы, – сказал Скотт. – Держись, Милли. Сейчас начинается самое интересное.

Он без труда обогнал ее.

Дорога пошла в гору. Подъем был пологим, но вполне ощутимым. Скотт обогнал еще нескольких бегунов – и тех, кто выбыл из гонки, и тех, кто еще боролся. Среди последних были два подростка, которые обошли Скотта в начале, возмущенные тем, что их обогнал – пусть лишь на пару секунд – толстый старик в паршивых кроссовках и старых теннисных шортах. Подростки изумленно уставились на него. Скотт улыбнулся им на бегу и сказал:

– Пока-пока, счастливо оставаться.

Один из подростков показал ему средний палец. Скотт послал наглецу воздушный поцелуй и продемонстрировал обоим подметки своих паршивых кроссовок.

Когда Скотт пошел на девятый километр, по небу с запада на восток прокатился долгий раскат грома.

Ох, плохо дело, подумал он. Может быть, где-нибудь в Луизиане гроза в ноябре – это нормально. Но только не в Мэне.

Миновав очередной поворот, он поравнялся с высоким и тощим, похожим на аиста стариком, который бежал, запрокинув голову и сжав перед собой кулаки. Старик был в майке, открывавшей бледные, как рыбье брюхо, руки, покрытые выцветшими татуировками. Он широко улыбался на бегу.

– Слышал гром?

– Да!

– Сейчас ливанет, сука. Чудесный сегодня денек!

– А то! – рассмеялся Скотт. – Денек офигенный!

Он обогнал старика, но не раньше, чем тот от души хлопнул его по заднице.

Теперь дорога шла ровно, и Скотт увидел красную футболку и синие шорты на середине подъема на Охотничий холм, также известный как Печаль Бегуна. Сейчас перед Маккомб осталось не больше шести человек. Возможно, еще двое-трое уже миновали вершину холма, но Скотт в этом сомневался.

Пора ускоряться.

Что он и сделал – и оказался среди опытных бегунов, монстров забегов на длинные дистанции. Впрочем, многие из них либо уже выдыхались, либо берегли силы для крутого уклона. Они изумленно смотрели на Скотта и не верили своим глазам: мужик средних лет с животом, выпиравшим из-под мокрой от пота футболки, сперва затесался в их компанию, а потом оставил их позади.

На середине подъема на Охотничий холм дыхание Скотта начало сбиваться, воздух, входивший в легкие, стал горячим и приобрел медный привкус. В ногах больше не было легкости, икры горели огнем. Слева в паху поселилась тупая боль, словно он потянул мышцу. Дорога к вершине казалась бесконечной. Скотт вспомнил, что говорила Милли: сначала весело, потом трудно, а потом начинается ад. Интересно, на какой он сейчас стадии? Где трудно или где ад? Наверное, как раз на границе.

Он не думал, что сможет побить Дейдре Маккомб (хотя и не исключал такой возможности), но думал, что финиширует одним из первых – что мышцы, привыкшие поддерживать его прежнее грузное тело, все-таки справятся с этой задачей. Однако теперь, миновав двух сошедших с дистанции бегунов – один сидел на земле, склонив голову, другой лежал на спине и ловил воздух ртом, – Скотт начал в этом сомневаться.

Может, я все еще вешу слишком много, подумал он. Или просто не гожусь для этого.

Снова прогрохотал гром.

Поскольку вершина холма будто и не думала приближаться, Скотт смотрел себе под ноги, на дорогу, покрытую щебнем. Камушки у него под ногами разлетались в стороны, словно галактики в фантастическом фильме. Он поднял взгляд как раз вовремя, чтобы не налететь на рыжеволосую женщину, стоявшую посреди дороги и пытавшуюся отдышаться. Скотт все-таки ухитрился ее обогнуть и увидел, что до вершины холма осталось ярдов шестьдесят. Там, на вершине, стояла оранжевая отметка: 10 КМ. Не сводя с нее взгляда, Скотт бежал, судорожно втягивая воздух и чувствуя груз всех своих прожитых сорока двух лет. Теперь у него разболелось левое колено, и боль в нем пульсировала в унисон боли в паху. Пот стекал по щекам, словно горячая вода.

Ты можешь это сделать. Ты это сделаешь. Выложись до конца.

И почему нет? Если День ноль наступит сегодня, а не в феврале или марте, значит, так тому и быть.

Он миновал оранжевую отметку на вершине холма. Справа располагался склад пиломатериалов «Парди», слева – хозяйственный магазин «Парди». Два километра до финиша. Внизу лежал центр города: около двадцати заведений по обеим сторонам улицы, украшенной флагами и транспарантами; католическая церковь и методистская церковь, стоящие друг напротив друга, словно два святых стрелка; парковка на склоне (все места заняты); тротуары, запруженные народом; два городских светофора. За вторым светофором начинался Жестяной мост, перегороженный ярко-желтой финишной лентой, украшенной изображениями индеек. Теперь Скотт увидел, что впереди него осталось всего шесть или семь бегунов. Женщина в красной футболке бежала второй, быстро сокращая разрыв с нынешним лидером. Дейдре воплощала свой план.

Мне никогда ее не догнать, подумал Скотт. Слишком большой отрыв. Этот чертов холм не сломал меня, но отделал изрядно.

А потом его легкие словно раскрылись, и дышать стало легче. Его кроссовки (не ослепительно-белые «адидасы», а старые стоптанные «пумы») как будто сбросили свинцовый груз, набранный по дороге. Прежняя легкость вернулась в мгновение ока. Милли сказала бы, что у него открылось второе дыхание, а профессионалы вроде Маккомб назвали бы его теперешнее состояние эйфорией бегуна. Подъемом. Да, подъем – очень верное слово. Скотту вспомнилось, как он подпрыгнул и схватился за ветку вяза у себя во дворе в день Хеллоуина. Вспомнилось, как он бегал вверх-вниз по ступеням летней эстрады. Как он танцевал у себя в кухне под «Суеверие» Стиви Уандера. И сейчас он испытывал те же самые ощущения. Не эйфорию, но состояние подъема. Чувство, что ты вырвался за пределы себя и мчишься куда-то вдаль.

На спуске с Охотничьего холма, миновав «О’Лири Форд» с одной стороны и супермаркет «Зони» с другой, Скотт обогнал еще двух бегунов. Теперь впереди оставалось четверо. Он не видел, как на него смотрят те, кого он обгонял. Он был полностью сосредоточен на красной футболке и синих шортах.

Дейдре возглавила гонку. Как только она вышла в лидеры, в небе вновь прогремел гром – стартовый пистолет Господа Бога, – и Скотт почувствовал, как на его затылок упали первые холодные капли дождя. Сперва на затылок, потом – на руку. Он посмотрел себе под ноги и увидел, что капли бьют по щебенке, растекаясь мокрыми пятнами размером с десятицентовик. Зрители толпились по обеим сторонам Мэйн-стрит, хотя до финиша оставалась еще почти миля, и полмили – до центра города. Скотт заметил, как над толпой, словно цветы, раскрываются зонтики. Это было красиво. Все вокруг было очень красивым: темное небо, камушки на дороге, ярко-оранжевая отметка, обозначавшая последний километр Индюшкиной гонки. Мир словно специально принарядился.

Человек, бежавший прямо перед Скоттом, внезапно метнулся вбок, упал на колени на обочину и перекатился на спину, глядя в дождливое небо. Его губы скривились от боли. Между Скоттом и Дейдре осталось два человека.

Скотт промчался мимо последней оранжевой отметки. Один километр до финиша, меньше мили. Он переключился со второй передачи на третью. Здесь, ближе к центру города, зрители стояли плотной толпой по обеим сторонам улицы, подбадривали бегунов и размахивали вымпелами с эмблемой Индюшкиной гонки. Давай посмотрим, на что ты способен, подумал Скотт.

Поднажми, сукин сын, сказал он себе. И поднажал.

Кажется, дождь на мгновение перестал, и Скотт даже подумал, что, может быть, тот все-таки подождет до конца гонки, но уже в следующую секунду на город обрушился настоящий осенний ливень. Зрители поспешили укрыться в подъездах и под навесами магазинов. Видимость упала до двадцати процентов, потом – до десяти, а затем почти до ноля. Скотт счел ощущение холодной влаги на коже не просто приятным, а божественным.

Он обогнал одного бегуна, потом второго, бывшего лидера гонки. Того самого, кого чуть раньше обогнала Дейдре. Тот перешел с бега на шаг и теперь шлепал по лужам, держась руками за бедра и низко опустив голову. Его промокшая насквозь футболка прилипла к телу.

Сквозь серую завесу дождя Скотт с трудом различал впереди красную футболку Дейдре Маккомб. Он подумал, что ему вполне хватит сил, чтобы обогнать ее, но может не хватить времени. До финиша было всего ничего. Светофор в конце Мэйн-стрит растворился в дожде. Как и мост сразу за светофором, как и желтая финишная лента. Мир как будто исчез, остались лишь Скотт и Дейдре, бегущие почти вслепую сквозь этот потоп, и Скотт неожиданно понял, что никогда в жизни не чувствовал себя таким счастливым. И даже больше, чем просто счастливым. Здесь и сейчас, на пределе сил и возможностей, перед ним словно открылся совершенно новый мир.

Все к этому и вело, подумал он. К этому ощущению подъема, когда ты готов воспарить над землей. Если это и есть смерть, то умирать вовсе не страшно.

Он был уже близко и различил в пелене дождя, как Дейдре Маккомб обернулась к нему. Ее мокрые волосы, собранные в хвост на затылке и напоминавшие дохлую рыбу, шлепнули по плечу. Увидев, кто пытался ее обогнать, она широко раскрыла глаза. Потом отвернулась, наклонила голову и рванула вперед.

Скотт тоже ускорился, сокращая разрыв. Все ближе и ближе. Казалось, протяни руку – и коснешься ее спины. Он видел, как струи дождя стекают по ее шее. Слышал – даже сквозь рев грозового ливня – ее хриплое дыхание. Он видел ее, но не здания по обеим сторонам улицы, не светофор у моста, не сам мост. Он потерял всякую ориентацию и перестал понимать, в каком месте Мэйн-стрит он находится. Его единственным ориентиром была красная футболка Дейдре Маккомб.

Она опять оглянулась, и это была ошибка. Ее левая нога зацепилась за правую лодыжку, и Дейдре споткнулась и упала, раскинув руки, подняв фонтан брызг, как ребенок, плюхнувшийся в бассейн. Скотт услышал, как у нее перехватило дыхание.

Он подбежал к ней, остановился и наклонился. Она перевернулась на бок, приподнялась на локте и посмотрела на Скотта. Ее лицо исказилось от боли и злости.

– Вы сжульничали, но как? – выдохнула она. – Черт возьми, как…

Он схватил ее за руку. Сверкнула молния, на миг ослепив Скотта.

– Вставайте. – Он приобнял ее за талию и поднял на ноги.

Она широко раскрыла глаза. Снова сверкнула молния.

– Господи, что вы сделали? Что со мной происходит?

Он ничего не сказал. Ее ноги двигались, словно она продолжала бежать, но не по улице, которая превратилась в реку глубиной не меньше дюйма; Дейдре как будто бежала по воздуху. Скотт знал, что с ней происходит, и был уверен, что ощущения удивительные, но с ним ничего подобного не происходило. Для себя она стала легкой, может быть, невесомой, однако для него осталась тяжелой: стройное крепкое тело, состоявшее из мышц и сухожилий. Он отпустил ее. Он по-прежнему не видел моста, но видел размытую желтую линию. Финишную ленту.

– Вперед! – крикнул он, ткнув пальцем в сторону желтой линии. – Бегите!

И она побежала. Он побежал следом. Она порвала грудью финишную ленту. Вспыхнула молния. Скотт финишировал вторым, вскинув руки над головой, и остановился уже на мосту. На середине моста Дейдре стояла на четвереньках посреди проезжей части. Он упал рядом. Оба промокли насквозь. Оба хватали ртом воздух, который, казалось, превратился в воду.

Дейдре взглянула на Скотта. Вода текла по ее щекам, точно слезы.

– Что сейчас произошло? Господи, вы ко мне прикоснулись, и я как будто стала невесомой!

Скотту вспомнились монетки, которыми он набил карманы куртки, когда в первый раз пришел со своей проблемой к доктору Бобу. Вспомнилось, как стоял на весах, держа в каждой руке по двадцатифунтовой гантели.

– Так и было, – ответил он.

– Диди! Диди!

Это Мисси бежала к ним, раскинув руки. Дейдре поднялась на ноги и обняла жену. Они покачнулись и чуть не упали. Скотт подставил руки, чтобы подхватить их, если они все-таки упадут, но не стал к ним прикасаться. Вспыхнула молния.

А потом толпа окружила их, и жители Касл– Рока принялись аплодировать под дождем.

Глава 5 После гонки

Вечером Скотт лежал в ванне – настолько горячей, насколько мог выдержать, – чтобы унять боль в мышцах. Зазвонил телефон. Скотт выудил его из-под стопки чистой одежды, сложенной на табуретке у ванны. Кажется, я привязан к этой чертовой штуке, подумал он.

– Алло.

– Это Дейдре Маккомб, мистер Кэри. На какой день назначим ужин? Если удобно, давайте в следующий понедельник. По понедельникам наш ресторан не работает.

Скотт улыбнулся:

– Кажется, вы неправильно поняли суть пари, мисс Маккомб. Вы победили, и ваши собаки теперь могут свободно разгуливать у меня на лужайке и делать все, что им хочется. Пожизненно.

– Мы оба знаем, как все было на самом деле, – возразила она. – Вы мне поддались.

– Вы заслужили победу.

Она рассмеялась. Он впервые слышал, как она смеется, и ему понравился ее смех.

– Если бы это услышал мой школьный тренер по бегу, он бы рвал на себе волосы. Он говорил, что то, чего ты заслуживаешь, не имеет ничего общего с тем, где ты финишируешь. Но я приму эту победу, если вы пригласите нас с Мисси на ужин.

– В таком случае я освежу свои познания в вегетарианской кухне. Понедельник мне вполне подходит, но обязательно приводите жену. Скажем, в семь вечера?

– Хорошо. Мисси, конечно, придет. И еще… – Она смущенно умолкла. – Я хочу извиниться за свои слова. Я знаю, вы не сжульничали. Не смогли бы при всем желании. И потом, вы производите впечатление человека, не способного на обман.

– Вам вовсе незачем извиняться, – сказал Скотт, и он действительно так думал. Потому что в каком-то смысле он все-таки сжульничал, пусть и невольно.

– Не только за это. Я должна извиниться за то, как я с вами обращалась. Можно было бы сослаться на смягчающие обстоятельства, но Мисси говорит, что никаких смягчающих обстоятельств нет, и, наверное, она права. У меня есть определенная… точка зрения… и ее трудно изменить.

Он не знал, что ответить, и поспешил сменить тему:

– Как вы относитесь к глютену? А к лактозе? Скажите сразу, чтобы я не приготовил что-то такое, чего вы или Мисси… мисс Дональдсон… не будете есть.

Она опять рассмеялась:

– Мы не едим только мясо и рыбу, а все остальное едим.

– Даже яйца?

– Даже яйца, мистер Кэри.

– Скотт. Называйте меня просто Скотт.

– Хорошо. Тогда я просто Дейдре. Или Диди, чтобы не путать с собакой Ди. – Она на секунду замялась. – Когда мы придем к вам на ужин, вы объясните, что произошло, когда вы помогли мне подняться? У меня часто бывают странные ощущения на бегу, как бы сдвиг восприятия. Каждый бегун скажет вам, что с ним происходит что-то подобное…

– Да, – ответил Скотт. – У меня тоже были необычные ощущения. После Охотничьего холма начались… странности.

– Но я никогда не испытывала ничего похожего. На секунду мне показалось, что я в невесомости. Как на космической станции.

– Да, я все объясню. Но я хочу пригласить своего друга, доктора Эллиса, который уже в курсе. И его жену, если она сможет прийти. – Если она захочет прийти, подумал Скотт, но вслух этого не сказал.

– Хорошо. Значит, до понедельника. Да, чуть не забыла. Посмотрите сайт «Пресс-геральд». В газете статья выйдет завтра, но на сайте уже есть.

Разумеется, есть, подумал Скотт. Мы живем в двадцать первом веке. Бумажные газеты тоже превращаются в мастерские по производству двуколок.

– Обязательно посмотрю.

– Думаете, это сверкнула молния? В самом конце?

– Да, – сказал Скотт. А что еще это могло быть? Молния всегда идет в паре с громом, как арахисовая паста – с вареньем.

– Я тоже так думала, – ответила Диди Маккомб.

Он оделся и включил компьютер. Статья была размещена на главной странице сайта «Пресс-геральд», и Скотт нисколько не сомневался, что в субботнем номере газеты ее поставят на первую полосу, может быть, прямо под шапкой, если только не разразится очередной мировой кризис. Заголовок гласил: «ВЛАДЕЛИЦА МЕСТНОГО РЕСТОРАНА ПОБЕЖДАЕТ В ИНДЮШКИНОЙ ГОНКЕ В КАСЛ-РОКЕ». Если верить статье, это было большое событие для всего города. Впервые с 1989 года Индюшкину гонку выиграл кто-то из местных. В сетевой версии было всего две фотографии, но Скотт не сомневался, что в завтрашнем бумажном выпуске их будет больше. Как оказалось, в самом конце сверкнула не молния, а вспышка фотоаппарата, и газетный фотограф сделал отличные снимки.

Первая фотография: Дейдре и Скотт в серой пелене дождя, светофор у Жестяного моста проступает на заднем плане размытым красным пятном. Значит, Дейдре упала буквально за семьдесят ярдов до финиша. Скотт помогает ей встать, приобняв одной рукой за талию. Мокрые волосы, выбившиеся из хвоста Дейдре, липнут к ее щекам. Она смотрит на Скотта с искренним изумлением. Он смотрит на нее… и улыбается.

«ОНА СПРАВИЛАСЬ С НЕБОЛЬШОЙ ДРУЖЕСКОЙ ПОМОЩЬЮ», – было написано под фотографией. И чуть ниже: «Скотт Кэри, еще один житель Касл-Рока, помогает Дейдре Маккомб подняться после падения на мокрой дороге перед самым финишем».

Под второй фотографией с подписью «ПОБЕДНЫЕ ОБЪЯТИЯ» стояли имена всех трех человек на снимке: Дейдре Маккомб, Мелисса Дональдсон и Скотт Кэри. Дейдре и Мисси действительно обнимались. Скотт к ним не прикасался, но он стоял рядом, раскинув руки, готовый подхватить женщин, если они упадут, и со стороны и вправду могло показаться, что он сейчас присоединится к объятиям.

В самой статье упоминался ресторан, которым Дейдре Маккомб владеет совместно с «партнершей», и приводились выдержки из обзора, напечатанного в одном из августовских номеров газеты: «Вегетарианская кухня в мексиканско-техасских традициях… Обязательно надо отведать… Ради такого обеда стоит приехать в Касл-Рок».

Кошак Билл занял привычное место на тумбочке у компьютерного стола и наблюдал за своим человеком непроницаемыми зелеными глазами.

– Знаешь, Билл, – сказал ему Скотт. – Если уж это не привлечет посетителей, то я даже не знаю, что их привлечет.

Он пошел в ванную и встал на весы. Цифры на экране его не удивили. Сейчас он весил 137 фунтов. Возможно, дело было в сегодняшней физической нагрузке, однако Скотт в это не верил. Он считал, что, выложившись по полной и повысив свой метаболизм, ускорил процесс.

Похоже, День ноль наступит гораздо раньше, чем он предполагал.

Майра Эллис пришла на ужин вместе с мужем. Поначалу она стеснялась – даже немного робела, – как и Мисси Дональдсон, но бокал пино (к которому Скотт подал сыр, крекеры и оливки) быстро снял напряжение. А потом случилось чудо: Мисси и Майра обнаружили, что обе интересуются микологией, и погрузились в беседу о съедобных грибах.

– Вы так много знаете! – заметила Майра. – Наверное, вы окончили кулинарную школу?

– Да. Уже после знакомства с Диди, но задолго до того, как мы поженились. Я окончила ИКО. Это…

– Институт кулинарного образования в Нью-Йорке! – воскликнула Майра. Несколько крошек упало на пышные оборки ее шелковой блузки. Она ничего не заметила. – Знаменитая кулинарная школа! Господи, как же я вам завидую!

Дейдре смотрела на них и улыбалась. Доктор Боб тоже улыбался. Все получилось как нельзя лучше.

Утро Скотт провел в местном «Ханнафорде» с забытой Норой книгой «Кулинарная библия», которая стояла раскрытой на детском сиденье его магазинной тележки. Он задавал много вопросов, и, как это обычно бывает, его изыскания окупились. Скотт приготовил вегетарианскую лазанью по-флорентийски с чесночными тостами. Он с удовольствием – но без удивления – отметил, что Дейдре съела даже не две, а три порции. Она восстанавливалась после гонки и набивала себя углеводами.

– На десерт будет торт, – сообщил Скотт. – Правда, он покупной, но шоколадный крем со взбитыми сливками я сделал сам.

– Я ел такой крем только в детстве, – сказал доктор Боб. – Мама готовила его по праздникам. Мы, дети, называли его шококрем. Давай, Скотт, неси торт.

– И кьянти, – добавил Скотт.

Дейдре зааплодировала. Она раскраснелась, ее глаза блестели. Женщина в полном расцвете сил, пышущая энергией и здоровьем.

– Кьянти тоже несите!

Это был замечательный ужин. После ухода Норы Скотт впервые так расстарался на кухне. Наблюдая, как гости едят, слушая их разговоры, он понял, насколько опустел его дом, когда в нем осталось лишь два жильца: он сам и кот Билл.

Впятером они съели весь торт, не оставив ни крошки. Когда Скотт начал убирать тарелки, Майра с Мисси, не сговариваясь, встали из-за стола.

– Мы поможем, – сказала Майра. – Ты готовил, мы моем посуду.

– Нет, мэм, – возразил Скотт. – Я просто отнесу все на кухню, а позже загружу посудомоечную машину.

Он составил грязные десертные тарелки на разделочный стол и, обернувшись к двери, увидел, что в кухню вошла Дейдре. Она улыбалась:

– Если вам будет нужна работа, Мисси ищет себе помощника.

– С Мисси мне никогда не сравниться, – сказал Скотт, – но я буду иметь это в виду. Как прошли выходные в ресторане? Наверное, все хорошо, раз Мисси нужна помощь.

– Хорошо – не то слово, – ответила Дейдре. – Ни одного свободного столика. Много приезжих. Но были и здешние, из Касл-Рока. Раньше я их не видела. По крайней мере в нашем ресторане. И у нас все забронировано на ближайшие десять дней. Как будто мы только открылись и всем интересно, как тут будут кормить. Если невкусно или посредственно, то никто не придет во второй раз. Но Мисси готовит прекрасно. Они придут снова.

– Значит, победа в гонке все-таки помогла?

– Помогли фотографии. И без вас на тех снимках была бы просто какая-то лесбиянка, победившая в гонке. Подумаешь, важность!

– Вы себя недооцениваете.

Она улыбнулась и покачала головой:

– Это вряд ли. Ну что? Готовьтесь. Сейчас я вас обниму.

Она шагнула к нему. Скотт отступил, выставив перед собой руки. Дейдре нахмурилась.

– Дело не в вас, – сказал он. – Поверьте, я бы с радостью вас обнял. Мы оба это заслужили. Но это может быть небезопасно.

Мисси встала в дверном проеме, держа между пальцами бокалы для вина.

– Что случилось, Скотт? С вами что-то не так?

Он улыбнулся:

– Можно и так сказать.

Доктор Боб присоединился к женщинам.

– Ты им расскажешь?

– Да, – ответил Скотт. – Пойдемте в гостиную.

* * *

Он рассказал им все. Это было невероятное облегчение. Майра сидела с озадаченным видом, словно не понимала, о чем идет речь, а Мисси недоверчиво качала головой.

– Так не бывает. Тело меняется, когда человек теряет вес. Это научный факт.

Скотт помедлил, затем подошел к дивану, где сидели Мисси и Дейдре.

– Дайте мне руку. Всего на пару секунд.

Мисси протянула ему руку. Две секунды точно не навредят, сказал себе Скотт. По крайней мере он очень на это надеялся. Ведь он поднял Дейдре, когда та упала, и с ней вроде бы все было в порядке.

Он взял Мисси за руку и потянул. Она взлетела с дивана. Ее волосы взметнулись, словно на ветру. Глаза широко раскрылись. Скотт подхватил ее прежде, чем она в него врезалась, поднял повыше, потом опустил на пол и отступил. У нее подогнулись колени, когда к ней вернулся обычный вес. Она уставилась на Скотта:

– Вы… я… Господи!

– На что это было похоже? – спросил доктор Боб. Он сидел, наклонившись вперед. Его глаза блестели. – Опишите ваши ощущения.

– Это было похоже… похоже… я не могу это выразить.

– Попытайтесь, – не отставал доктор Боб.

– Немного похоже на американские горки, когда начинается первый крутой спуск. У меня в животе все взлетело… – Она нервно рассмеялась, по-прежнему глядя на Скотта. – И вообще все взлетело!

– Я пытался взять на руки Билли, – сказал Скотт, кивнув на кота, растянувшегося на кирпичной каминной полке. – Он испугался и вырвался. Даже оцарапал мне руку, хотя Билл вообще никогда не царапается.

– Все, что вы берете в руки, становится невесомым? – спросила Дейдре. – Это правда?

Скотт на секунду задумался. Он размышлял об этом довольно часто, и иногда ему начинало казаться, что его случай – не какой-то физический феномен, а инфекционное заболевание.

– Живые существа становятся невесомыми. Во всяком случае, по их собственным ощущениям, но…

– Вы сами чувствуете их вес.

– Да.

– А неодушевленные предметы?

– Когда я их держу… или ношу на себе… они не весят вообще ничего. – Он пожал плечами.

– Как такое возможно? – спросила Майра. Она посмотрела на мужа. – Ты знаешь?

Он покачал головой:

– Насколько я знаю, науке подобные случаи неизвестны.

– С чего все началось? – спросила Дейдре. – Что было причиной?

– Не знаю. Я даже не знаю, когда это началось. У меня не было привычки взвешиваться каждый день. А когда я начал следить за весом, процесс уже шел полным ходом.

– В кухне вы говорили, что это небезопасно.

– Я сказал, может быть небезопасно. Точно не уверен, но резкий переход в невесомость может плохо сказаться на сердце… повлиять на кровяное давление… или на мозговую активность… Кто знает?

– Астронавты постоянно находятся в невесомости, – возразила Мисси. – Или почти в невесомости. Наверное, на околоземной орбите сила притяжения все-таки действует. И люди высаживались на Луну.

– Но не только поэтому, да? – сказала Дейдре. – Вы боитесь, что это заразно.

Скотт кивнул:

– Такая мысль приходила мне в голову.

Все замолчали, пытаясь осмыслить услышанное. Потом Мисси сказала:

– Вам надо в больницу! Надо пройти обследование! Пусть врачи, которые… которые разбираются в таких вещах… – Она умолкла, не договорив. Потому что сама поняла: врачей, которые разбирались бы в таких вещах, просто не существует. – Может, они найдут способ обратить процесс вспять, – пробормотала она и повернулась к Эллису: – Вы же врач. Скажите ему!

– Я уже говорил, – ответил доктор Боб. – И не раз. Скотт не хочет. Поначалу я думал, что он не прав – что он просто упрямится, – но теперь я с ним согласен. Я сомневаюсь, что этот процесс можно как-то исследовать. Возможно, он прекратится сам собой… возможно, Скотт наберет прежний вес… но я сомневаюсь, что даже лучшие в мире врачи смогут понять то, что с ним происходит, не говоря уже о том, чтобы как-то на это воздействовать.

– И я не хочу провести оставшиеся дни моей программы по снижению веса в больничной палате или на какой-то секретной военной базе в качестве лабораторной крысы, – сообщил Скотт.

– Или предмета пристального внимания общественности, – добавила Дейдре. – Я хорошо вас понимаю.

Скотт кивнул.

– Значит, вы поймете, почему я прошу никому ничего не рассказывать. Пусть все останется между нами.

– Но что с вами будет? – выпалила Мисси. – Что с вами будет, когда весь вес исчезнет?

– Я не знаю.

– Как вы будете жить? Вы же не можете просто… просто… – Она растерянно огляделась, словно надеялась, что кто-то закончит мысль за нее. Но никто не пришел ей на помощь. – Вы же не можете просто летать под потолком!

Скотт, который уже рассматривал такой вариант, только молча пожал плечами.

Майра Эллис подалась вперед, сцепив пальцы в замок с такой силой, что побелели костяшки.

– Тебе очень страшно? Наверное, да.

– В том-то и дело, – ответил Скотт. – Мне совершенно не страшно. В самом начале – да, было страшно. Но теперь… даже не знаю… вроде как нормально.

В глазах Дейдре блестели слезы, но она улыбнулась и сказала:

– Кажется, я понимаю.

– Да, – согласился Скотт. – Думаю, вы должны понимать.

Он думал, что если кто-то из них все-таки выдаст его секрет, то это будет Майра Эллис с ее многочисленными церковными комитетами и группами по интересам. Но она честно держала рот на замке. Они все держали рот на замке. Их тесная компания превратилась в некое подобие тайного общества, собиравшегося раз в неделю в «Поле фрихоле», где за ними всегда был зарезервирован столик с табличкой «Для гостей доктора Эллиса». Теперь ресторан был переполнен почти каждый вечер, и Дейдре говорила, что после Нового года, если все так и пойдет, им придется открываться пораньше и работать в две смены. Мисси взяла себе в помощь второго повара. Скотт посоветовал ей выбрать кого-то из местных, и она наняла старшую дочь Милли Джейкобс.

– Она не все успевает, – сказала Мисси, – но очень старается и хочет учиться. К лету будет справляться отлично. Вот увидите.

Она смущенно умолкла и опустила взгляд, сообразив, что летом Скотта, возможно, уже не будет.

Вечером десятого декабря Дейдре Маккомб зажгла большую рождественскую елку на главной площади Касл-Рока. На церемонии присутствовала почти тысяча человек, включая хор старшеклассников с рождественской программой. Мэр Кофлин, наряженный Санта-Клаусом, прибыл на вертолете.

Когда Дейдре поднялась на подиум, ее встретили бурными аплодисментами, и рев одобрения пронесся по площади, когда она объявила, что елка Касл-Рока – «это лучшая рождественская елка в лучшем городе Новой Англии».

Вспыхнули разноцветные гирлянды, неоновый ангел на самой верхушке закрутился, отвешивая поклоны, и толпа подхватила песню школьного хора «О, рождественская елка, ты прекрасна без прикрас». Скотт развеселился, увидев Тревора Янта, который пел и аплодировал вместе со всеми.

В тот день Скотт Кэри весил 114 фунтов.

Глава 6 Невероятная легкость бытия

В явлении, которое Скотт про себя называл «эффектом невесомости», были свои особенности. Одежда, которую он надевал, не стремилась улететь от тела. Стулья не поднимались над полом, когда он садился на них, но когда он вставал на весы, держа стул в руках, показания оставались такими же, как и без стула. То есть стул в руках Скотта как бы не весил вообще ничего. Если в происходящем и были какие-то правила, Скотт их не знал и не особенно по этому поводу переживал. Он сохранял оптимизм и хорошо спал по ночам. А все остальное его уже не волновало.

В первый день нового года он позвонил Майку Бадаламенти, поздравил с праздником, пожелал, как положено, всего наилучшего, а потом сообщил, что через несколько недель собирается съездить в Калифорнию, навестить свою тетушку. Если он уедет, сможет ли Майк взять на время его кота?

– Ну, даже не знаю, – ответил Майк. – Может быть. Он ходит в лоток?

– Без промаха.

– Почему ты обратился ко мне?

– Потому что считаю, что в любой книжной лавке должен жить кот, а у тебя его нет.

– Ты надолго уедешь?

– Точно не знаю. Все зависит от здоровья тети Харриет. – Разумеется, никакой тети Харриет у него не было. И придется просить доктора Боба или Майру, чтобы отнесли кота Майку. От Дейдре и Мисси пахло собаками, а сам Скотт уже не мог даже погладить старого друга; Билл убегал, если Скотт подходил слишком близко.

– А что он ест?

– «Фрискис». Я оставлю большой запас. В приданое котику. Если соберусь ехать.

– Ладно, договорились.

– Спасибо, Майк. Ты настоящий друг.

– Да, я такой. Но согласился я не только поэтому. Ты сделал для города небольшую, но очень важную мицву, когда помог Маккомб встать и закончить гонку. То, как здесь обращались с ней и с ее женой… отвратительно обращались. Сейчас стало лучше.

– Немного лучше.

– На самом деле намного.

– Ладно, спасибо, Майк. И еще раз с Новым годом тебя.

– Тебя тоже, дружище. Как звать кота?

– Билл. Кошак Билл, если полностью.

– Как в «Округе Блум». Прикольно.

– Ты его иногда бери на руки, ладно? В смысле, если я все же уеду. Он любит, когда его гладят.

Завершив разговор, Скотт подумал о том, что это значило, когда человек раздавал имущество – особенно если это не просто имущество, а любимый питомец, – и закрыл глаза.

Через несколько дней позвонил доктор Боб и спросил, по-прежнему ли Скотт теряет по полтора-два фунта в день. Скотт ответил утвердительно, прекрасно зная, что во лжи его не уличат. Внешне он совершенно не изменился. Все осталось таким же, как было, вплоть до объемного живота, нависавшего над ремнем.

– То есть… ты по-прежнему думаешь, что дойдешь до ноля где-то в начале марта?

– Да.

На самом деле Скотт предполагал, что День ноль наступит еще до конца января, но он не знал этого наверняка и не мог даже примерно прикинуть, потому что прекратил взвешиваться. Еще недавно он избегал весов в ванной, потому что они показывали ему слишком большие цифры; теперь же он избегал их по причине прямо противоположной. Вот такая ирония судьбы.

Он решил пока не говорить Бобу и Майре – а также Мисси и Дейдре, – что процесс ускорился. Они все узнают, но позже. Ему в любом случае придется им все рассказать, потому что в конце он попросит кого-то из них о помощи. И он уже знал, кого именно.

– Сколько ты сейчас весишь? – спросил доктор Боб.

– Сто шесть фунтов, – ответил Скотт.

– Мать честная!

Скотт подумал, что Эллис высказался бы покрепче, если бы узнал правду: скорее всего Скотт сейчас весил не больше семидесяти фунтов. Свою большую гостиную он пересекал четырьмя шагами или одним прыжком, если подпрыгнуть, схватиться за потолочную балку и раскачаться на ней, как Тарзан. Он еще не достиг того веса, который был бы у него на Луне, но приближался к этому.

Доктор Боб немного помолчал и сказал:

– Ты не думал, что это может быть вызвано действием живого организма?

– Конечно, думал, – ответил Скотт. – Может, какая-то экзотическая бактерия попала в ранку. Или я случайно вдохнул какой-нибудь редкий вирус.

– А ты не думал, что этот вирус может быть разумным?

Теперь замолчал Скотт. Он молчал долго, а потом сказал:

– Да.

– Надо заметить, ты отлично справляешься.

– Пока справляюсь, – ответил Скотт, но через три дня убедился, что ему предстоит еще много с чем справиться, прежде чем наступит конец. Ты уверен, что все под контролем, уверен, что подготовлен к любым неожиданностям… а потом идешь забирать почту из ящика.

Январская оттепель началась в западном Мэне буквально с первого дня нового года. Температура упорно держалась в районе пятидесяти градусов, а через два дня после звонка доктора Боба поднялась до шестидесяти[2]. Дети отправились в школу в легких демисезонных куртках. Но в ту ночь резко похолодало, и пошел мокрый снег.

Впрочем, Скотт этого не заметил. Он весь вечер просидел за компьютером – заказывал всякие штуки в Интернете. Он мог бы купить все необходимое и в Касл-Роке (инвалидную коляску и грудную обвязку – в салоне медицинского оборудования при аптеке в торговом центре, где он покупал конфеты на Хеллоуин; скобы и пандус – в хозяйственном магазине «Парди»), но ему не хотелось, чтобы по городу пошли слухи. Жители маленьких городков вообще любят сплетничать, им до всего есть дело.

Снегопад прекратился около полуночи, и на следующий день в городе было морозно и ясно. Свежевыпавший снег, схваченный корочкой наста, искрился на солнце так ярко, что на него было больно смотреть. Казалось, будто за ночь лужайка у дома покрылась слоем прозрачного пластика. Скотт надел куртку и пошел забирать почту из ящика. В последнее время он взял в привычку спрыгивать с верхней ступеньки крыльца прямо на подъездную дорожку. Мышцы ног, явно не соответствовавшие его новому весу, словно истосковались по нормальным нагрузкам.

Вот и сегодня он спрыгнул с крыльца, но, приземлившись на льдистый наст, не устоял на ногах и плюхнулся на пятую точку. Сначала он рассмеялся, однако потом начал скользить, и ему стало уже не до смеха. Он катился, лежа на спине, вниз по склону холма, будто шар в боулинге, и набирал скорость, приближаясь к проезжей части. Скотт попытался схватиться за куст у дорожки, но ветки обледенели, и рука соскользнула. Тогда он перевернулся на живот и раскинул ноги, надеясь, что так быстрее получится затормозить. Не получилось. Его лишь занесло вбок.

Наст твердый, но не настолько, подумал Скотт. Если бы мой вес соответствовал внешности, я бы уже давно проломил корку льда и остановился. Но он не соответствует. Сейчас меня вынесет прямо на улицу, и если там окажется машина, водитель вряд ли успеет вовремя затормозить. И можно будет не волноваться, когда там наступит День ноль.

До улицы он не доехал. Он врезался в столб, на котором был установлен почтовый ящик, причем врезался так, что из него чуть не вышибло дух. Отдышавшись, Скотт попробовал встать. Но поскользнулся на снежном насте и снова упал. Скотт уперся ногами в столб и оттолкнулся. Это тоже не помогло. Он проехал вверх футов пять, а потом сполз обратно к столбу. Он попытался вскарабкаться наверх, но пальцы скользили по ледяной корке. Перчатки он забыл дома, и руки уже начали неметь.

Мне нужна помощь, сказал себе Скотт, и первой, о ком он подумал, была Дейдре. Он полез в карман куртки за телефоном, но телефон в кои-то веки остался дома. На рабочем столе в кабинете. Скотт прикинул, что можно спуститься на улицу и попытаться поймать машину. Кто-то наверняка остановится и поможет, но у этого «кого-то» уж точно возникнут вопросы, на которые Скотт не готов был отвечать. Его подъездная дорожка выглядела еще безнадежней: она превратилась в каток.

Ну я и влип, подумал он. Как черепаха, упавшая на спину. Руки окоченели, а скоро окоченеют и ноги.

Он вытянул шею, глядя на голые зимние деревья, чьи ветви тихонько покачивались на фоне безоблачного голубого неба. Потом посмотрел на почтовый ящик и увидел возможный выход из своей трагикомической ситуации. Он сел, обняв столб ногами, и схватился за металлический флажок, прикрепленный к боковой стенке ящика. Флажок держался на честном слове, и Скотт отломал его почти сразу. Используя острый угол флажка как лопатку, он выкопал в насте две ямки. В одну ямку поставил колено, в другую – стопу. Потом встал, держась свободной рукой за столб. Так он и добирался до дома: шаг вверх, наклон, чтобы выкопать новую ямку в снегу, еще шаг, снова наклон.

Мимо проехали две машины, кто-то посигналил. Не оборачиваясь, Скотт поднял руку и помахал. Доковыляв до крыльца, он уже не чувствовал рук, одна из которых кровоточила в двух местах. Спина разрывалась от боли. Он пошел вверх по ступенькам, поскользнулся и еле успел ухватиться за обледеневшие металлические перила, чтобы не съехать обратно к почтовому ящику. Скотт сомневался, что ему хватит сил снова подняться к дому, хотя в снегу уже были готовые ямки. Он был совершенно измучен и весь взмок под курткой. Он вошел в дом и лег на пол в прихожей. Билл явился – но не стал подходить слишком близко – и встревоженно мяукнул.

– Со мной все в порядке, – сказал ему Скотт. – Не волнуйся, зверюга. Тебя покормят.

Да, со мной все в порядке, подумал он. Просто прокатился по снежному насту. И вот тут-то и началась по-настоящему жуткая хрень.

Единственное утешение: эта жуткая хрень будет длиться недолго.

Но мне нужно как можно скорее установить пандус и скобы. Времени остается всего ничего.

Вечером в понедельник в середине января клуб «гостей доктора Эллиса» собрался на последний совместный ужин. Скотт не виделся с ними целую неделю, ссылаясь на необходимость забиться в нору и закончить проект для сети универмагов. Который на самом деле был завершен – в общем и целом – еще до Рождества. А доводить его до ума, видимо, будет кто-то другой.

Приглашая гостей, Скотт сразу предупредил, что еду им придется принести с собой. Ему стало трудно готовить. Если честно, то все стало трудно. Разве что подниматься по лестнице было просто: три прыжка без всяких усилий, и ты наверху. А вот спускаться было сложнее. Он боялся, что может упасть и сломать ногу, а потому спускался, держась за перила, осторожно переступая с одной ступеньки на другую, словно дряхлый старик с подагрой и больными суставами. Также в последнее время он постоянно натыкался на стены, потому что ему стало трудно соизмерять и контролировать силу собственных движений.

Майра поинтересовалась насчет пандуса, теперь закрывавшего ступеньки крыльца. Доктора Боба и Мисси больше встревожила инвалидная коляска, стоявшая в углу гостиной, и переброшенная через ее спинку грудная обвязка – приспособление для людей, не способных самостоятельно сидеть прямо. Дейдре не спрашивала ни о чем, а только смотрела на Скотта печальными мудрыми глазами.

Ужин вышел отменным: вегетарианская запеканка (Мисси), печеный картофель под сырным соусом (Майра) и комковатый, но вкусный бисквитный торт, лишь немного подгоревший снизу (доктор Боб). Вино было хорошим, а разговоры и смех – еще лучше. Скотт наслаждался чудесным вечером.

После ужина он сказал:

– Пора признаться. Я вас обманывал. Все идет быстрее, чем я говорил.

– Скотт, нет! – воскликнула Мисси.

Доктор Боб кивнул, кажется, совершенно не удивившись.

– Насколько быстрее?

– Три фунта в день.

– И сколько ты весишь сейчас?

– Я не знаю. Перестал взвешиваться. Давайте проверим.

Скотт попытался встать. Задел бедром стол и чуть не упал, но все же успел выставить руки вперед, опрокинув в процессе два бокала с вином. Дейдре быстро накрыла пролитое вино салфеткой.

– Прошу прощения, – сказал Скотт. – Я уже не рассчитываю свои силы.

Он осторожно развернулся, будто человек, впервые вставший на ролики, и направился в глубь дома. Как бы аккуратно он ни пытался идти, его шаги превратились в прыжки. Оставшийся вес еще притягивал его к Земле, а мышцы толкали ввысь. Скотт потерял равновесие и не грохнулся лишь потому, что схватился за скобу, установленную у двери в коридор.

– О боже, – сказала Дейдре. – Как будто заново учишься ходить.

Ты бы видела, как я в последний раз пытался забрать почту, подумал Скотт. Это и вправду было поучительно.

По крайней мере никто из них больше не заикался о том, что ему надо в больницу. Скотта это не удивляло. Стоило увидеть, как он передвигается – неуклюже, нелепо и вместе с тем на удивление грациозно, – и сразу становилось ясно, что никакая больница ему не поможет. Теперь это было личное дело Скотта. Они понимали. Он был им благодарен.

Они столпились в ванной, и Скотт встал на весы.

– Господи, – прошептала Мисси. – Ох, Скотт.

Весы показали 30,2 фунта.

Они вернулись в столовую. Скотт шел впереди и старался ступать осторожно, как человек, переходящий ручей по камням, но все равно врезался в стол. Мисси инстинктивно рванулась к нему, чтобы поддержать, но он вскинул руку, не давая к себе прикоснуться.

Когда все расселись, Скотт сказал:

– Я чувствую себя хорошо. Даже прекрасно. Честное слово.

Майра была очень бледной.

– Как такое возможно?

– Я не знаю, но это правда. Однако это последняя наша встреча. Больше мы не увидимся. Только с Дейдре. В конце мне понадобится чья-то помощь. Ты поможешь?

– Конечно. – Она ответила не раздумывая, только обняла жену, которая заплакала.

– Я просто хотел сказать… – Скотт откашлялся. – Я хотел сказать, жаль, что у нас было так мало времени. Вы замечательные друзья.

– Это самый искренний комплимент из всех возможных, – заметил доктор Боб, вытирая глаза салфеткой.

– Это несправедливо! – выпалила Мисси. – Ужасно несправедливо!

– Да, – кивнул Скотт. – Это несправедливо. Но у меня нет детей, моя бывшая жена вполне счастлива без меня, и это все-таки лучше, чем рак, или Альцгеймер, или ожоги всего тела. Думаю, мое имя войдет в историю, если кто-то проговорится.

– Но мы будем молчать, – сказал доктор Боб.

– Да, – подтвердила Дейдре. – Мы будем молчать. Ты скажешь, какая тебе понадобится помощь, Скотт?

Скотт рассказал, умолчав лишь о вещице в бумажном пакете, спрятанном в шкафу в прихожей. Они слушали молча, и никто не возразил ни единым словом.

Когда он закончил, Майра робко спросила:

– На что это похоже, Скотт? Что ты чувствуешь?

Скотт вспомнил свои ощущения на спуске с Охотничьего холма, когда у него открылось второе дыхание и мир предстал перед ним во всем великолепии простых, повседневных вещей, которых обычно не замечаешь: низкое свинцовое небо, флаги на городских зданиях, каждый камушек на дороге, каждый окурок, каждая пивная банка на обочине. Его тело работало на полную мощность, все клетки переполнились кислородом.

– Я чувствую себя на подъеме, – наконец сказал он.

Он взглянул на Дейдре Маккомб, увидел ее сияющие глаза и понял, что она знает, почему он выбрал ее.

* * *

Майра заманила Билла в кошачью переноску. Доктор Боб отнес переноску в машину и поставил на заднее сиденье. Потом все четверо встали на крыльце, их дыхание плыло белыми облачками в морозном ночном воздухе. Скотт остался у порога, крепко сжимая одну из скоб.

– Можно, я кое-что скажу, прежде чем мы уйдем? – спросила Майра.

– Конечно, – ответил Скотт, хотя предпочел бы, чтобы она промолчала. Чтобы они просто ушли. Ему казалось, он понял одну простую, но очень важную истину (истину, без которой вполне мог обойтись): прощаться с собой, медленно, фунт за фунтом, тяжело, но еще тяжелее прощаться с друзьями.

– Я была глупой старухой. Мне очень жаль, что все так получилось с тобой, Скотт, но я рада, что у меня открылись глаза. Иначе я бы осталась слепа к некоторым прекрасным вещам и прекрасным людям. Я бы осталась недалекой глупой старухой. Тебя я обнять не могу, так что придется ограничиться этим.

Она раскинула руки, привлекла к себе Дейдре и Мисси и крепко их обняла. Они обняли ее в ответ.

– Я уважаю твое решение, Скотт, – сказал доктор Боб, – но если что… если я тебе буду нужен, звони, и я сразу примчусь. – Он рассмеялся. – Ну, как примчусь? Скорее приковыляю. Но ты понял, о чем я.

– Да, – ответил Скотт. – Спасибо.

– Ну что ж. До свидания, дружище. Смотри, куда ставишь ноги. И как.

Скотт наблюдал, как они идут к машине доктора Боба. Наблюдал, как садятся в нее. Он помахал им, держась за скобу. Потом закрыл дверь и пошел в кухню, передвигаясь плавными прыжками и чувствуя себя каким-то мультяшным персонажем. Собственно, именно по этой причине ему было важно хранить свое состояние в тайне. Он понимал, что выглядит абсурдно. Это и был полный абсурд… но только для стороннего наблюдателя.

В кухне он сел за стол и посмотрел в пустой угол, где на протяжении последних семи лет стояли миски Билла. Он смотрел туда долго. Потом пошел спать.

На следующий день он получил электронное письмо от Мисси Дональдсон.

Я сказала Диди, что тоже хочу пойти и быть с тобой до конца. Мы чуть не поссорились. Но потом я сдалась, когда она мне напомнила про мою ногу и каково мне было в детстве с моим увечьем. Теперь я могу бегать – я люблю бегать, – но я никогда не занималась спортом профессионально, как Диди. Потому что меня хватает лишь на короткие дистанции, даже после стольких лет. Я родилась с эквиноварусной деформацией стопы, или косолапостью. В семь лет мне сделали операцию, но до этого я ходила с тростью и потом еще несколько лет училась ходить нормально.

Когда мне было четыре – я хорошо это помню, – я показала свою стопу подружке Фелисити. Она рассмеялась и сказала, что у меня жутко уродливая и противная нога. После этого я никому не показывала свою ногу, только маме и врачам. Я не хотела, чтобы надо мной смеялись. Диди говорит, что ты сейчас чувствуешь то же самое, что я чувствовала тогда. Она сказала: «Он хочет, чтобы ты запомнила его нормальным человеком, а не скачущим по всему дому подобием плохих спецэффектов в фантастических фильмах 1950-х годов».

Я все поняла. Но это не значит, что мне нравится происходящее. Это несправедливо. Ты такого не заслужил.

Скотт, то, что ты сделал в день гонки, дало нам возможность остаться в Касл-Роке. Не потому, что у нас здесь ресторан, а потому, что теперь город нас принял. Диди думает, что ее пригласят в Молодежную торговую палату. Она смеется и говорит, будто это глупо, но я знаю: на самом деле она так не считает. Это тоже награда. Как те награды, которые она получила в гонках. Да, нас примут не все, я не настолько глупа (или наивна), чтобы в это поверить. Но большинство примет. Уже приняло. Без тебя ничего этого не было бы. И без тебя моя любимая никогда не смогла бы полностью открыться для мира. Она тебе не скажет, но я скажу: ты снял с ее плеч большой груз, и она снова смогла распрямиться. Она всегда была человеком язвительным и колючим, и вряд ли ее характер изменится, но теперь она открылась. Она видит то, чего не видела раньше. Слышит то, чего не слышала раньше. Может стать кем-то, кем никогда бы не стала раньше. И все это – благодаря тебе. Ты помог ей подняться, когда она упала.

Она говорит, между вами есть связь, взаимное чувство, и потому только она – и никто другой – должна оказать тебе помощь в конце. Ревную ли я? Да, немножко. Но мне кажется, я понимаю. Поняла, когда ты сказал, что чувствуешь себя на подъеме. Она себя чувствует так же, когда бежит. Вот почему она занимается бегом.

Будь храбрым, Скотт, и знай, что я думаю о тебе. Да хранит тебя Бог.

С любовью,

Мисси

P. S. Мы всегда гладим Билла, когда заходим в книжный. Мне кажется, он по тебе скучает.

Скотт подумал было позвонить ей и поблагодарить за добрые слова, но решил, что лучше не надо. Вдруг они оба расчувствуются. Однако он распечатал ее письмо и положил в кармашек грудной обвязки.

Когда настанет время уйти, он возьмет его с собой.

Утром в следующее воскресенье Скотт добрался по коридору до ванной шагами, которые вовсе ими не были. С каждым шагом он взлетал под потолок и отталкивался руками, чтобы спуститься вниз. Включилась печка, и Скотта буквально сдуло потоком воздуха из вентиляционной решетки. Ему пришлось схватиться за скобу, чтобы преодолеть зону сквозняка.

В ванной он некоторое время парил над весами, прежде чем опуститься. Сперва Скотт подумал, что весы не покажут вообще ничего. Но они все-таки выдали 2,1 фунта. Чего-то подобного он и ожидал.

В тот вечер Скотт позвонил на мобильный Дейдре. Он не стал ничего объяснять, просто сказал:

– Ты мне нужна. Сможешь прийти?

– Да. – Это все, что она ответила, и все, что ему было нужно.

Входная дверь была закрыта, но не заперта. Дейдре проскользнула внутрь, не открывая дверь полностью из-за сквозняка. В прихожей было темно. Дейдре включила свет и прошла в гостиную. Скотт сидел в инвалидной коляске. Ему удалось просунуть одну руку в плечевой ремень обвязки, пристегнутой к спинке, но его тело парило над сиденьем, и вторая рука никак не попадала в ремень. Его лицо блестело от пота, рубашка на груди потемнела.

– Я уже думал, что не дождусь тебя, – хрипло выдохнул он. – Мне пришлось плыть к коляске. Брассом, можешь себе представить?

Да, Дейдре могла себе представить. Она подошла и остановилась перед Скоттом, изумленно разглядывая его.

– Ты давно так болтаешься?

– Достаточно. Хотел дождаться темноты. Как там, стемнело?

– Почти. – Она опустилась на колени рядом с коляской. – Ох, Скотт. Это какой-то кошмар.

Он медленно покачал головой, словно преодолевая сопротивление воздуха:

– Нет. Ты сама знаешь, что нет.

Дейдре подумала, что, наверное, знает. Она надеялась, что знает.

Ему все-таки удалось просунуть руку в плечевой ремень.

– Сможешь застегнуть пряжки у меня на груди и на поясе, не прикасаясь ко мне?

– Наверное, смогу, – сказала она, но все-таки прикоснулась к нему, даже дважды – к плечу и к боку, – и оба раза ее тело на секунду взлетало над полом, а потом опускалось. При этом все внутри переворачивалось, как бывает, когда едешь в машине и та подскакивает на ухабе. Да, подумала Дейдре, Мисси была права. Это и вправду похоже на американские горки, когда вагончик на миг замирает на самом верху перед крутым спуском, а потом ныряет вниз.

Наконец все было готово.

– И что теперь?

– Теперь мы выйдем на свежий воздух. Но сначала тебе надо будет сходить в прихожую и взять из шкафа бумажный пакет и веревку. Шкаф, который у двери. Где обувь. Я думаю, ты сможешь толкать коляску, но если не сможешь, придется привязать к подголовнику веревку и тянуть.

– Ты уверен?

Он кивнул и улыбнулся.

– Думаешь, я хочу до конца своих дней сидеть привязанным к этой штуке? Или болтаться под потолком, чтобы меня кормили со стремянки?

– Можно выкладывать видео на ютьюб и зарабатывать на просмотрах.

– Никто в это не поверит.

Она забрала из прихожей коричневый бумажный пакет и веревку и принесла их в гостиную. Скотт вытянул руки:

– Давай, покажи свою ловкость. Бросай мне пакет.

Она так и сделала, и это был хороший бросок. Пакет пролетел через комнату прямо к Скотту… на секунду завис в воздухе в дюйме от его ладоней… потом медленно опустился. В его руках пакет словно вновь обрел вес, и Дейдре вспомнила слова Скотта, когда он в первый раз объяснял, что происходит: для него самого вес вещей не менялся. Вот такой парадокс, совершенно необъяснимый. Когда Дейдре пыталась об этом думать, у нее начинала болеть голова. И сейчас было явно не время размышлять о странностях бытия. Скотт достал из пакета какую-то квадратную коробку, завернутую в плотную бумагу со звездами. Снизу из коробки торчал плоский красный язычок длиной около шести дюймов.

– Она называется «Северное сияние». Полторы сотни долларов на «Фабрике фейерверков» в Оксфорде. Я ее заказал в Интернете. Надеюсь, она стоит своих денег.

– Как ты ее подожжешь? Когда ты будешь… когда ты…

– Не уверен, что получится, но не теряю надежды. У нее терочный запал.

– Скотт, мне обязательно это делать?

– Да, – сказал он.

– Ты хочешь уйти.

– Да. Мне пора.

– На улице холодно, а ты весь мокрый.

– Это уже не важно.

Но для нее это было важно. Она поднялась в его спальню и взяла одеяло с кровати, на которой спал Скотт (по крайней мере когда-то), но которая не сохранила отпечатка его тела на матрасе или головы на подушке. Совершенно некстати Дейдре вспомнился детский стишок про любимое одеяло, которое «греет-греет, утешает».

Невесело усмехнувшись, она принесла одеяло в гостиную и бросила его Скотту, как прежде бросала пакет с петардой, завороженно проследив, как одеяло зависло в воздухе, раскрылось… и медленно опустилось, накрыв его грудь и колени.

– Укутайся потеплее.

– Да, мэм.

Он послушно завернулся в одеяло. Дейдре подоткнула краешек, лежавший на полу у него под ногами. На этот раз невесомость была ощутимее. Внутри все оборвалось и ухнуло куда-то вниз. Ее колени оторвались от пола, и она почувствовала, как волосы взметнулись вверх. А потом все закончилось, колени глухо ударились о паркет, и Дейдре поняла, почему Скотт не утратил способности улыбаться. Ей вспомнилась фраза, прочитанная в колледже. Кажется, Фолкнер. Сила тяжести – это якорь, тянущий нас в могилу. У Скотта не будет могилы, и сила тяжести больше над ним не властна. Ему дали освобождение.

– Вот теперь мне тепло, – сказал он. – Светло, и мухи почти не кусают.

– Не шути, Скотт. Не надо.

Она встала позади коляски и осторожно взялась за ручки. Веревка не понадобилась. Вес Дейдре никуда не делся. Она выкатила коляску в прихожую, потом – на крыльцо и вниз по пандусу.

На улице было холодно. Пот на лице Скотта мигом стал холодным, но воздух был свежим и сладким, как хрустящее осеннее яблоко. В ясном небе светил полумесяц и миллиарды звезд.

По числу камушков, по которым мы каждый день ходим, подумал Скотт. Таких же загадочных и непостижимых. Загадки и тайны над головой, загадки и тайны у нас под ногами. Вес, масса, реальность: загадки и тайны повсюду.

– Не плачь, – сказал он. – Это же не чертовы похороны.

Дейдре выкатила коляску на заснеженную лужайку. Колеса дюймов на восемь утонули в снегу и застряли. Довольно близко от дома, но все же достаточно далеко, чтобы не попасть под карниз. Вот был бы номер, подумал Скотт и рассмеялся.

– Что смешного, Скотт?

– Ничего. Все смешно.

– Посмотри вниз. На улицу.

Скотт увидел три закутанные фигуры с фонариками в руках: Мисси, Майру и доктора Боба.

– Я не сумела их отговорить. – Дейдре обошла коляску и встала на одно колено перед закутанным в одеяло человеком с сияющими глазами и волосами, слипшимися от пота.

– А ты старалась? Скажи правду, Диди. – Он впервые назвал ее так.

– Ну… не очень сильно.

Он кивнул и улыбнулся:

– Замечательно поговорили.

Она рассмеялась, потом вытерла слезы.

– Ты готов?

– Да. Поможешь мне отстегнуть ремни?

Она быстро справилась с пряжками на двух ремнях, крепивших обвязку к спинке кресла, и Скотт мгновенно поднялся в воздух. Теперь его держал один-единственный ремень. Дейдре пришлось повозиться с последней пряжкой, потому что та была очень тугой, а ее пальцы окоченели на январском морозе. Каждый раз, когда она случайно прикасалась к Скотту, ее ноги отрывались от земли и она чувствовала себя человеком-«кузнечиком». Наконец пряжка открылась, и ремень начал выскальзывать из застежки.

– Я люблю тебя, Скотт, – сказала Дейдре. – Мы все тебя любим.

– Я вас тоже люблю, – ответил он. – Поцелуй за меня свою девочку.

– Обязательно, – пообещала она.

Последний ремень выскользнул из застежки, и больше Скотта ничто не держало.

Он медленно поднимался над креслом, одеяло тянулось за ним, словно подол длинной юбки, и он ощущал себя Мэри Поппинс, только без зонтика. Потом его подхватил ветер, и Скотт стал подниматься быстрее. Одной рукой он придерживал одеяло, другой прижимал к груди «Северное сияние». Дейдре стояла внизу, запрокинув голову к небу. Ее лицо напоминало бледный круг, отступавший все дальше и дальше. Скотт видел, как она машет ему, но у него были заняты руки, и он не мог помахать ей в ответ. Все остальные тоже махали с Вью-драйв. Лучи их фонариков были направлены на него. Поднимаясь, Скотт заметил, что они жмутся теснее друг к другу.

Ветер пытался развернуть его – Скотт сразу вспомнил, как его занесло вбок в том нелепом скольжении к почтовому ящику по обледеневшей подъездной дорожке, – но когда он расправил с наветренной стороны одеяло, как парус, это придало ему устойчивости. Вряд ли надолго, но это было уже не важно. Сейчас он хотел лишь одного: смотреть вниз и видеть своих друзей. Дейдре – на лужайке рядом с пустой инвалидной коляской. Всех остальных – на улице. Он пролетел мимо окна своей спальни, увидел, что лампа на тумбочке горит, отбрасывая на кровать полосу желтого света. Он увидел свои вещи, разбросанные на комоде – часы, расческу, несколько банкнот, – вещи, к которым он уже никогда не прикоснется. Он поднялся еще выше и в ярком свете луны разглядел пластмассовую тарелку-фрисби, застрявшую на крыше. Видимо, ее закинули туда очень давно. Еще до того, как они с Норой купили этот дом.

Ребенок, забросивший фрисби на крышу, наверняка уже вырос, подумал Скотт. Пишет книги в Нью-Йорке, или роет канавы в Сан-Франциско, или рисует картины в Париже. Загадки и тайны, загадки и тайны.

Теперь он поймал восходящий ток воздуха – поток тепла, шедший от нагретого дома, – и стал подниматься еще быстрее. Под ним раскрылся весь город, как будто он смотрел с низко летящего самолета или дрона. Фонари на Мэйн-стрит и Касл-Вью были словно жемчужины, нанизанные на нитку. Он видел огни рождественской елки, которую Дейдре зажгла больше месяца назад и которая простоит на площади до первого февраля.

Здесь, наверху, было холодно, значительно холоднее, чем на земле. Но это было неплохо. Скотт отпустил одеяло и наблюдал, как оно падает, разворачиваясь на лету наподобие парашюта, и замедляется – не совсем невесомое, но почти.

Это должен испытать каждый, подумал он, и, возможно, в самом конце так и есть. Возможно, когда настает смертный час, каждый из нас воспаряет в небо.

Наверное, уже пора. Он чиркнул ногтем по язычку «Северного сияния».

Ничего не произошло.

Загорайся, будь ты неладна. У меня толком не было последней трапезы, так можно хотя бы исполнить мое последнее желание?

Он чиркнул еще раз.

* * *

– Я его больше не вижу, – сказала Мисси, глотая слезы. – Он ушел. Нам тоже, наверное, пора по домам…

– Подождите, – сказала Дейдре. Она присоединилась к ним на улице.

– Чего ждать? – спросил доктор Боб.

– Сейчас увидите.

Они ждали, глядя в темное небо.

– Вряд ли… – начала было Майра.

– Еще чуть-чуть, – сказала Дейдре и подумала: давай, Скотт, давай. Ты почти у финиша. Это твоя гонка, и победить должен ты. Так что не подведи. Не упусти свою победу. Давай, покажи, на что ты способен.

Небо взорвалось огнями: красными, желтыми и зелеными. Пауза, а затем – брызги золота на весь небосвод, сияющий дождь, который лился, и лился, и лился, и казалось, вообще никогда не закончится.

Дейдре взяла Мисси за руку.

Доктор Боб взял за руку Майру.

Они смотрели, пока не погасли последние золотистые искры и ночь вновь не сделалась темной. Где-то над ними Скотт Кэри продолжал набирать высоту, вырвавшись из мертвой хватки земного притяжения, и улыбался, запрокинув голову к звездам.

Библиография Стивена Кинга

Романы

• Кэрри / Carrie (1974)

• Жребий Салема/ Salem’s Lot (1975)

• Противостояние / The Stand (1978; 1990 – полное издание)

• Мертвая зона / The Dead Zone (1979)

• Воспламеняющая / Firestarter (1980)

• Куджо / Cujo (1981)

• Кристина / Christine (1983)

• КлаТбище домашних жЫвотных / Pet Sematary (1983)

• Оно / It (1986)

• Глаза дракона / The Eyes of the Dragon (1987)

• Мизери / Misery (1987)

• Томминокеры / The Tommyknockers (1987)

• Темная половина / The Dark Half (1989)

• Нужные вещи / Needful Things (1991)

• Игра Джералда / Gerald’s Game (1992)

• Долорес Клейборн / Dolores Claiborne (1992)

• Бессонница / Insomnia (1994)

• Роза Марена / Rose Madder (1995)

• Зеленая миля / The Green Mile (1996)

• Мешок с костями / Bag of Bones (1998)

• Девочка, которая любила Тома Гордона / The Girl Who Loved Tom Gordon (1999)

• Сердца в Атлантиде / Hearts in Atlantis (1999)

• Ловец снов / Dreamcatcher (2001)

• Почти как «бьюик» / From a Buick 8 (2002)

• Парень из Колорадо / The Colorado Kid (2005)

• Мобильник / Cell (2006)

• История Лизи / Lisey’s Story (2006)

• Дьюма-Ки / Duma Key (2008)

• Под Куполом / Under the Dome (2009)

• 11/22/63 (2011)

• Страна радости / Joyland (2013)

• Возрождение / Revival (2014)

• На подъеме / Elevation (2018)

• Чужак / The Outsider (2018)

Цикл «Темная Башня»

• Стрелок / The Dark Tower I: The Gun-slinger (1982; 2003 – вторая редакция)

• Извлечение троих / The Dark Tower II: The Drawing of the Three (1987)

• Бесплодные земли / The Dark Tower III: The Waste Lands (1991)

• Колдун и кристалл / The Dark Tower IV: Wizard and Glass (1997)

• Ветер сквозь замочную скважину / The Dark Tower: The Wind Through the Keyhole (2012)

• Волки Кальи / The Dark Tower V: Wolves of the Calla (2003)

• Песнь Сюзанны / The Dark Tower VI: Song of Susannah (2004)

• Темная Башня / The Dark Tower VII: The Dark Tower (2004)

Дилогии и трилогии

• Сияние / The Shining (1977), Доктор Сон / Doctor Sleep (2013)

• Талисман / The Talisman (1984), Черный дом / Black House (2001)

• Безнадега / Desperation (1996), Регуляторы / The Regulators (1996)

• Мистер Мерседес / Mr. Mercedes (2014); Кто нашел, берет себе / Finders Keepers (2015); Пост сдал / End of Watch (2016)

Под псевдонимом Ричард Бахман

• Ярость / Rage (1977)

• Долгая Прогулка / The Long Walk (1979)

• Дорожные работы / Roadwork (1981)

• Бегущий человек / The Running Man (1982)

• Худеющий / Thinner (1984)

• Регуляторы / The Regulators (1996)

• Блейз / Blaze (2007)

Произведения, написанные в соавторстве

• Талисман / The Talisman (1984; с Питером Страубом)

• Черный дом / Black House (2001; с Питером Страубом)

• Болельщик / Faithful (2004; в соавторстве со Стюартом О’Нэном)

• Гвенди и ее шкатулка / Gwendy’s Button Box (2017; с Ричардом Чизмаром)

• Спящие красавицы / Sleeping Beauties (2017; с Оуэном Кингом)

Сборники рассказов

• Ночная смена / Night Shift (1978)

• Команда скелетов / Skeleton Crew (1985)

• Ночные кошмары и фантастические видения / Nightmares & Dreamscapes (1993)

• Все предельно / Everything’s Eventual (2002)

• После заката / Just After Sunset (2008)

• Лавка дурных снов / The Bazaar of Bad Dreams (2015)

Сборники повестей

• Четыре сезона / Different Seasons (1982)

• Четыре после полуночи / Four Past Midnight (1990)

• Тьма, – и больше ничего / Full Dark, No Stars (2010)

Нехудожественные произведения

• Пляска смерти / Danse Macabre (1981)

• Как писать книги / On Writing (2000)

• Секретные окна / Secret Windows (2000)

• Стивен Кинг идет в кино / Stephen King Goes to the Movies (2009)

Сценарий

• Буря столетия / Storm of the Century (1999)

1

Фасоль (исп.).

(обратно)

2

Около 10 °C и 15,5 °C соответственно.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Потеря веса

Глава 2 «Поле фрихоле»

Глава 3 Пари

Глава 4 Индюшкина гонка

Глава 5 После гонки

Глава 6 Невероятная легкость бытия

Библиография Стивена Кинга Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg