«Мертвые собаки»

…средь вечной суеты

Одно лишь только чувство долга свято.

Сознание того, что мы должны,

Толкает нас на жертвы и утраты.

Ночью Камушева разбудил жуткий вой. Ему вдруг показалось, что какое–то исчадие ада, вырвавшись из преисподней, облюбовало мирную тишину его новой квартиры, для тренировки своих вокальных возможностей. Дрожащей рукой Камушев нащупал выключатель. Посреди комнаты, щуря зеленоватые глаза от удовольствия, восседал огромный кот. Нисколько не сбившись с такта от вспыхнувшего света, всесторонне одаренное животное исполняло свой сольный номер.

Здесь я намерен вернуться немного назад, чтобы, удовлетворяя естественное любопытство читателя, объяснить ему, откуда в квартире Камушева оказался кот.

А дело было так:

Часа два назад Камушева поднял с постели звонок. В дверях стояла заплаканная соседка. На руках её возлежал персидской породы самец с редкой голубоватой расцветкой шерсти.

— Очень жаль, что Никитовны нет! Всего на четыре дня! — лепетала эта, ещё не утратившая надежд старая дева, почему–то напоминающая Камушеву давно протухшую селёдку, аккуратно завёрнутую в яркую обложку иностранного журнала.

— Я знаю, что вы не любите кошек, но положиться я могу только на вас! — умоляла соседка. То, что Камушев не любил кошек, было мягкой ложью, потому, что Камушев (а это соседка прекрасно знала) их ненавидел. Но пока он лихорадочно соображал о том, как бы поделикатнее ей отказать, соседка приняла его молчание за добрый знак и перешла в решительное наступление.

— Он рыбку только речную ест! Здесь порциями нарезано! Да вы не волнуйтесь, Иваныч, купаться он очень любит! Шампунь тоже в сумке, французский ему больше нравится!

Здесь Камушев некстати вспомнил об изрядно надоевшей ему мыши, которая пятую ночь подряд грызла где–то под полом ссохшийся сухарь, нисколько не соблазняясь различной вкуснятиной, предложенной ей в мышеловке, и сделка свершилась.