«В поле»

— Чудесный аксессуар у вас, — Мейерхольд положил голую ногу на стул.

— Это называется «чемодан визажиста». Поднимите-ка…

Он приподнял ногу, Поля подложила под нее чистое вафельное полотенце:

— Спину потом сделаем.

— Чемоданчик… — Родос губами вытянул сигарету из пачки «Кента», протянул пачку сидящему Мейерхольду. — Без него никуда?

Они закурили.

— Не то слово, — Поля зачерпнула крем, стала быстро накладывать его на бедро Мейерхольда. — У меня подруга однажды в такси забыла. Ехала ночью с пьянки. Бывает такой облом. И все. Конец профессии.

— А новый купить?

— Он пустой-то стоит двадцать штук. А там же еще содержимое. Палитры, кисти, крема, техника. У меня шесть японских кистей по сто баксов каждая…

— Ну а… Занять бабок? Типа потом отработаю?

— Понимаете…

— Давай на «ты»?

— Да. Понимаешь, каждая собирает свой чемодан месяцами, годами. Это все сразу не купишь, надо пробовать, привыкать, выбирать, менять.

— Как гардероб, да? — Родос нервно прохаживался, поскрипывая только что начищенными сапогами. — Пиджачки, юбчонки, девчонки…

— Че, мандражишь? — Мейерхольд выпустил в него дым.

— Есть малек. Москва все-таки… Поль, а вы… Ой, ты москвичка?

— Подмосковье. Малаховка. Родители из Астрахани.

— Во! Тоже рыбное место! — засмеялся Мейерхольд.

— Да, с рыбой у нас в семье умеют обращаться. Не тряси ногой. Так, нога — поперечные синяки, спина — продольные, да?

— Да.

— Сделаем.

Родос отодвинул занавеску:

— Народ прет вовсю. Слышите?

— Слышим. У нас еще двадцать минут, чувак же сказал, — успокоил Мейерхольд. — Поль, у тебя нереально нежные руки.

— Спасибо. А кто вас в Оренбурге гримировал?

— Одна особа с телевидения. Но она с тобой не сравнится.

— Как вобла против стерлядки, — Родос стал застегивать китель капитана НКВД.

— Спасибо! Крутое сравнение! — засмеялась Поля, делая кровоподтеки.

— Он у нас вообще остроумный, — тряхнул кудрями Мейерхольд. — Калом бурит регулярно!

— И помногу. Фу-у-у-у… — Родос протянул руку, пальцы его дрожали. — Чего-то я давно так не мандражил, а?

— Главное — не промахнись! — засмеялся Мейерхольд.

— Ржешь, жопа, у тебя ж всего две фразы, а у меня их вон сколько…