«Террариум»

Террариум (fb2) - Террариум (Террариум - 1) 1096K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Давид Иосифович Гай

ТЕРРАРИУМ. Роман

Автор: Давид Гай

30 сентября 2013 / Изменение от: 2 апреля 2017

Новый роман известного русско-американского писателя Давида Гая “Террариум” вызвал большой интерес русскоязычных читателей США. Он стал литературной сенсацией. Роман переведен на английский и продается на Amazon (David Guy, The Terrarium). В скором времени он появится на Amazon и на языке оригинала. “Террариум” посвящен России. Сегодняшней и завтрашней.

Реалистическое повествование причудливо переплетается с антиутопией – с присущими ей предсказаниями и предугадываниями, фантасмагорией, гротеском, сатирой…  Многое в тексте зашифровано, однако легко узнаваемо.

Так, Россия названа Преклонией, Америка – Заокеанией, Германия – Гансонией, Франция – Галлией, Китай – Поднебесной, Афганистан – Пуштунистаном… И имена героев слегка изменены, но читателям не составит труда определить, кто есть кто. В центре повествования – образ Высшего Властелина Преклонии, сокращенно ВВП. Его жизнь и судьба даны в различных временных срезах. Заканчивается роман точной датой – 7 ноября 2017 года, и это, разумеется, не случайно.

*************

Падучая звезда, тем паче – астероид

На резкость без труда твой праздный взгляд

настроит.

Взгляни, взгляни туда, куда смотреть не стоит.

Иосиф Бродский

Если имеется подходящий народ, можно сделаться вождем народа.

Дон-Аминадо

Он приучил себя жить с ложью, ибо… не раз убеждался, что

ложь удобней сомнений, полезнее любви, долговечнее правды.

Габриэль Гарсиа Маркес

Чем больше все меняется, тем больше все остается по-старому.

Французская поговорка

************

В незапамятные времена, когда в прозрачных водах рек кишмя кишела рыба, в лесах, не знавших беспощадных бензопил и харвестеров, обитало разное зверье, в изобилии имелись ягоды и грибы, воздух не был отравлен ядовитыми выхлопами, дымы заводских труб не вились затейливыми кольцами по всему окоему ввиду отсутствия этих самых труб, по дорогам ездили в санях, в эпипажах, на повозках и в телегах, природа стояла нетронутой и девственно чистой, как невеста на выданье, и никто не помышлял ее преобразовывать, зима была зимой, лето – летом, климат – климатом, о потеплении его и слыхом никто не слыхивал, ибо не возникало и малейших поводов даже задуматься над этим, так вот, в те незапамятные времена в каких-нибудь двух десятках верст от города, тогда второго по значимости в иерархии страны, раскинувшейся на громадных просторах, по приказу генерал-губернатора, великого князя и дяди тогдашнего царя Преклонии был построен главный дом усадьбы в стиле английской готики, дом походил на шотландский замок, а вокруг замка был разбит парк в лучших английских традициях. Позднее великий князь был разорван “адской машиной”, брошенной боевиком, чьим именем потом, при новой власти, назвали улицу города, к тому времени опять ставшего первым в иерархии страны; спустя шестьдесят восемь лет, уже при другой власти, улицу переименовали, стремясь изгладить из памяти преклонцев содеянное зло.

Исторически сложилось, что земли эти в западном направлении от города оказались желанными для преклонских властителей и знати; дорога уходила глубоко в лес, повторяла извилистое русло верховьев реки и заканчивалась у городка с красивым звенящим названием, всего-то шестьдесят верст, но каких! Властители Преклонии в стародавние времена ездили сюда на медвежью и соколиную охоту, строили здесь монастыри и церкви, коронованные особы совершали пешие паломничества в один из монастырей. «Розой ветров» для города служили ветры западные, и ещё в 1664 году тогдашний царь, отец реформатора, рубившего окно в Европу, а заодно и головы ослушников, запретил дымящие промыслы западнее столицы: кузни, коптильни и прочее, “дабы ветры сии от запада веящи, чисты и благоприятны нами от Бога обретались”. В дувших с запада ветрах никто не искал некоего глубинного смысла, не делал никаких далеко идущих выводов и умозаключений в силу недоразвитости воображения, природное явление воспринималось как данное Богом, а значит, желанное и потребное: дуют себе ветры с запада – значит, так надобно… К началу XIX века в окрестностях насчитывалось шестнадцать княжеских и четыре графских имения, а к концу того же столетия прибавились еще и две императорских усадьбы.

Новые хозяева Преклонии, в мыслях и действиях точно такие же, как террорист, в клочья разорвавший бомбой великого князя, с 20-х годов прошлого века облюбовали эти же места к западу от столицы, появились госдачи для бонз, пансионаты и санатории для отдыха тех, кто пониже рангом; что же касается усадьбы и дома, построенного тем самым великим князем с несчастливой судьбой, то здесь решил устроить себе резиденцию человек, по воспоминаниям знавших его, с крупным мрачным лицом, которое не делали более мягким брылястые, как у собаки, щеки, с челкой падающих на лоб черных волос, с неуклюжей рыхлой бабьей фигурой – недаром за глаза его называли “Маланьей” – и репутацией злодея, на непродолжительное время преемник усопшего от кровоизлияния в пораженный паранойей подозрительности мозг Высшего Властелина Преклонии – маленького рябого с плохо разгибающейся в плече и локте левой рукой и, как у черта, сросшимися на левой стопе вторым и третьим пальцами, говорившего нарочито медленно, с акцентом, вселявшего мистическое поклонение, безграничную любовь масс и ужас одновременно. Преемник поручил спроектировать главный дом своей дочери-архитектору со странным для того времени именем Воля, был выделен участок земли, отрезанный от расположенной рядом усадьбы, строительство затянулось более чем на два года, и преемник, лишившийся своего поста в начале 1955 года, не смог воспользоваться роскошными апартаментами; они после использовались как загородный дом приемов и место временного жительства высоких зарубежных гостей, здесь обитал даже один из президентов Заокеании.

Шли годы, многое окрест столицы Преклонии изгадилось, западное же направление осталось наиболее чистым и пригодным для житья, здесь скупили земли и обосновались министры и прочие высокие чиновники, новоиспеченные воры и бандиты, с чьей-то легкой руки именовавшиеся олигархами и просто предпринимателями, чья предприимчивость тоже была замешана на крови и жульничестве, только им повезло меньше и состояние их оценивалось не миллиардами, а цифрами, усеченными на три нуля; модные артисты, режиссеры, телеведущие и прочая публика, именуемая элитой, включая так называемых светских львиц, которых прежде звали совсем иначе; место же прежней усадьбы убиенного князя прославилось тем, что именно здесь пытались подготовить и подписать договор, который спас бы Преклонию от развала, но договор так и не был подписан, империя распалась на части, ставшие независимыми государствами.

Среди потрясающих воображение разностилевых дворцов-монстров в несколько этажей, бьющих ценой самые дорогие постройки Европы и мира, с причудливой архитектурой, олицетворявшей вкусы нуворишей-владельцев, замахнувшихся на нечто небывалое, не имеющее аналогов, или копирующее что-то на темы прошлого, выделялись коттеджи более поздней постройки в стиле шале и заокеанском и различные их вариации – цокольный этаж из камня, остальные из бруса сосны или лиственницы, покатая крыша мансарды со скошенным потолком, а неподалеку – уже другой стиль, большие светлые строения с ажурными башнями, стрельчатыми порталами и окнами, часто с разноцветными витражами, круглые крыши с башенными надстройками, арочные галереи, колоннады, высокие и просторные залы; сводчатые потолки; коттеджи были объединены в территории за высокой оградой, где бродили охранники с автоматами, с тревожной кнопкой в каждом доме, с бассейнами, теннисными кортами, подземными гаражами и наружными парковками для гостей, откуда по специальным пропускам можно пройти пешком к хозяевам всего этого великолепия, с собственными супермаркетами, аптеками, банками, химчистками, прачечными, пекарнями…

Но все эти красоты и все эти удобства меркли перед скрывающейся в лесу и обдуваемой вольными западными ветрами Резиденцией нынешнего Высшего Властелина Преклонии (еще его иногда называли Высший Верховный Правитель, понятия синонимичные, однако первое употреблялось и подразумевалось чаще); так или иначе, ради лаконичности и простоты его принято было в прессе вполне официально именовать ВВП, аббревиатура стала его именем, отчеством и фамилией; Резиденция выросла на том самом месте, где архитектор Воля готовила жилище для своего родителя, которым он так и не воспользовался. Оглядеть и оценить поместье во всей его целокупности можно только с высоты птичьего полета, но вездесущие воробьи, овсянки, галки, вороны, синицы не умеют разговаривать по-преклонски, равно как и на других языках, а их птичьи пересуды никому не понятны, к тому же маловероятно, что птицы обмениваются впечатлениями относительно увиденного на земле – мало ли красот, над которыми доводилось им пролетать; еще можно увидеть постройки с вертолета – поместье имеет вертолетную площадку – однако удовольствие это доступно лишь входящим в специальное авиаподразделение и, понятно, самому ВВП и его личным телохранителям, не покидающим его ни на шаг, другим же пилотам и пассажирам категорически запрещено появляться в небе над Резиденцией в радиусе 30 километров, а если каким-то невероятным образом появятся, ослушавшись приказа, то будут немедленно уничтожены ракетами класса “земля-воздух” – установки по их запуску замаскированы на отдельном участке Резиденции, эти же ракеты являются средством защиты при атаке террористов с воздуха – такая ситуация на всякий случай тоже предусмотрена, равно как вырыт на большой глубине и забетонирован бункер, где в случае чего можно будет укрыться, жизнеопеспечения бункера хватит на полгода.

По поводу Резиденции ходили разные пересуды, а больше слухи, поскольку внутри мало кому доводилось бывать: кто-то говорил о немыслимой роскоши, кто-то, напротив, подчеркивал ее скромность и многофункциональность; на самом же деле присутствовало и то, и другое, смотря с чем сравнивать – сменяемый президент Заокеании имеет две резиденции, Белый дом и Кемп-Дэвид, а вот исповедовавший идеологию чучхе любимый вождь и суровый аскет, много лет бессменно правивший в голодной стране, в которой за провинности отправляют на работу в соляные копи и человек помирает через год-полтора, он имел двадцать резиденций, доставшихся после его кончины сыну-наследнику власти: в одну проведен десятикилометровый воздуховод из соседнего соснового бора, в другой – семь этажей, но при этом каждый этаж равен четырем обычным – здесь чиновников заставляли танцевать на столах с обнаженными женщинами, но не притрагиваясь к ним, а рыбу вождю подавали разделанной, но живой, с неповрежденными жизненно важными органами.

…В тот год ВВП реже, чем обычно, покидал Резиденцию, многие важные встречи проводил дома, он больше не летал в кабине истребителя и самолета-амфибии, не водил танк, не гонял на мотоцикле с байкерами, не погружался в батискафе на дно самого глубоководного озера мира, не нырял за амфорами, услужливо положенными на дно в определенном месте, не прыгал с парашютом, не стрелял из арбалета в китов, не надевал GPS-ошейник на обездвиженную снотворным дальневосточную тигрицу, не играл на рояле в концертах, тыкая в клавиши двумя пальцами, не доил коров, не стриг овец, не подковывал лошадей, не собирал кукурузу на комбайне, не вел новую преклонскую легковую машину “Лада-Малина” по новой дальневосточной федеральной трассе, а главное, куда меньше общался с народом на улицах, в цехах и в многолюдных собраниях – на радость бодигардам, прежде сбивавшимся с ног, обеспечивая охрану первого лица Преклонии; в этих поездках и встречах не было нужды, ибо он разлюбил народ, а народ, похоже, разлюбил своего национального лидера, пусть и пытаются убедить в обратном относительно чувств народа все вокруг, и чем сильнее пытаются, тем меньше он им верит. Особенно огорчали плодящиеся, как саранча, обильно загаживающие интернет анекдоты о нем – об этом обмолвилась Арина, вовсе не желая его растравливать, просто вырвалось само собой, и тогда он наконец-то научился пользоваться Сетью, открывать пакостные сайты и всякий раз негодовать: гадости и впрямь было много, как ему мнилось, не меньше, чем прежде, когда народ упивался передаваемыми из уст в уста вопросами и ответами Армянского радио, анекдотами про народного героя, его ординарца и подругу-пулеметчицу, про шамкающего Властелина государства семидесятых годов прошлого века и представителя северных народов Преклонии; выставляют меня полным придурком, гневался ВВП по поводу народного творчества – над ним смеялись, не беззлобно, а именно зло, уничижительно, что удручало более всего.

С еще меньшим желанием собирался он в дорогу за кордон, в ближние и дальние государства на Западе, где любил прежде бывать, становясь в один ряд с президентами и коронованными особами, знакомясь с ними и показывая себя, испытывая симпатию и душевное притяжение или не испытывая ничего, нынче же ездил лишь в силу крайней необходимости; ему, в сущности, было безразлично, что о нем думают и говорят, важнее было показать, что и без этих стран Преклония вполне может существовать, а его слово по-прежнему весомо и значимо, в том же Совбезе; наложив на себя такое самоограничение, он к тому же избегал неуместных вопросов о том, что происходит на его родине, почему непомерные штрафы для митингующих и омоновские дубинки – главные аргументы воздействия на инакомыслящих: смотрите лучше, что у вас самих под носом делается, господа, и не лезьте с к нам с советами, рекомендациями и осуждением; осуждение однако доносилось не только с Запада, но с еще большей силой из родных мест: в городе на болотах по недосмотру полиции какие-то типы разбросали листовки в гостинице, где жили журналисты во время важного международного совещания, его спросили, на пресс-конференции о лозунге листовок – “ВВП на нары!”, он привычно отшутился: если на нары, то в хорошей компании, а у самого кошки на душе скребли…

Мало ездил по родной стране еще и потому, что – скучно, везде одно и то же, к тому же прежде всякий раз в таких поезках возникали проблемы – то надо было, с учетом роста ВВП, менять кресло в кабине истребителя, то “Малина” в присутствии журналистов вдруг остановилась на гравийном участке и отказалась заводиться, приведя ВВП в скрытую ярость, пришлось сесть на запасную, об этом конфузе прессе запретили писать, однако все равно попало в интернет, да и дорога, как ее не вылизывали, местами оказывалась говенной. Прошлой зимой катаясь с гор в Черном ущелье, на специально отведенном для этого участке олимпийской трассы, упал и сломал ногу, возраст за шестьдесят, как не маскируйся, не демонстрируй свою физическую мощь, оголяя торс для съемок – ВВП на отдыхе – с по-прежнему рельефными, накаченными бицепсами и трицепсами рук, а годы берут свое, хотя стариком себя вовсе не чувствует; Олимпиада прошла не безупречно, но могло быть и хуже, денег ухнули немеренно, вчетверо больше, чем планировалось, тридцать пять миллиардов “зеленых”, а сколько украдено, никто не знает, бороться с этим бесполезно – в родном отечестве только так, и город, говорят, неприемлем стал для жизни, экологию изуродовали, зато всему миру показали класс организации, не считая прискорбного эпизода с обрушением крыши; а ногу – сломал, пришлось пресс-службе выдумать душещипательную историю про незадачливого пацана, не рассчитал пацан скорость спуска на крутом вираже и мог поуродоваться, если бы не спасший его ВВП ценой собственного падения; два месяца снимали телевизионщики ВВП только сидящим за столом, пока перелом залечивался, но интернет, как его не ограничивали и не прижимали, и тут выдал – якобы никакого пацана и в помине не было, только веры блогерам нет, врут напропалую, выдумывают невесть что; придумали, например, что перед его посещением столичного Университета кастинг проводили для девиц соответствующего вида и облика: не выше ста шестидесяти пяти сантиметров, славянской внешности, голубоглазые, среди студенток таковых почти не оказалось, вот и пришлось искать на стороне, сообразуясь со вкусом ВВП.

Вообще, сколько всего про него написано и рассказано… взять те же книги, не зря бросил однажды: “Я вообще не знаю, что там можно написать. Я бы про себя столько не мог написать”; опять же в интернете прочитал рассказ: в каком-то захолустье бабы стали видеть во сне Высшего Властелина Преклонии, которая увидит сладкий сон – глядишь, беременна и все мальчики рождаются, во как! – и даже учительница его не устояла перед соблазном описать детские годы будущего Повелителя нации, хорошо описала, достойно, “мальчик маленького роста, бледнолицый – с глубоко посаженными серого цвета глазами, над глазами яркие черные брови, что очень разнилось со светлыми волосами. Про себя я назвала его светлоголовым, что впоследствии оправдало себя”, или: “он не стеснялся задавать вопросы, слушал ответы на них до конца, если чего-то недопонимал, то опять расспрашивал. Главное – он обладал острым умом, очень хорошей памятью. Уже на первых уроках по изучению языка проявил удивительные способности”. Все чистая правда, но дернула же ее нелегкая вспомнить глупую историю об утках, которых они всем классом вырастили летом на предмет пополнения своего пищевого рациона; дуболомы в издательстве не заметили, пропустили: “…пришло время забить одну из уток. Все отказывались рубить голову бедняжке. Чтобы не так печально все выглядело, ребята разыграли сценку. Устроили суд над уткой, обвинив ее в том, что, дескать, дерзко нарушала правила жизни: ела больше всех, уплывала дальше, чем положено, позже всех засыпала. Привязали бедняжку за шею, и один из ребят с грустными причитаниями потащил виновницу к плахе – ею было обыкновенное бревно. На палача накинули красное одеяло тоже одноклассницы. Во время процессии к плахе несчастную с «плачем» сопровождали желающие. Слабонервные, вроде меня, удалились от места казни подальше… Во время второй казни доля палача выпала на другого мальчика, он категорически отказался: “Делайте со мной что хотите, но я рубить голову не буду, не умею и не хочу”. На помощь другу пришел будущий ВВП, накинул на себя одеяло, сказал: “Введите несчастную, положите ее так, чтобы я мог одним ударом отсечь ей голову”. После казни кто-то стал щипать перья – это надо делать пока тушка не остыла…” Ах, милая училка с еврейской фамилией, садовая головушка, за каким дьяволом надобно было это вспоминать? – один гад, прочитав, прокомментировал, что у него сценка эта вызвала определенные ассоциации: кто “дерзко нарушал правила жизни: ел больше всех, уплывал дальше, чем положено…”? У кого ”щипали перья, пока тушка не остыла?” Прозрачный намек на МБХ, имя ненавистное даже не хочется произносить, до того противно и омерзительно.

Он убедил себя, что не боится интриг, исходящей от конкурентов опасности, ибо где они – конкуренты? – нет их и по определению быть не может, как не может быть второго ВВП кроме него, и только в далекой перспективе смерть, неизбежная и необоримая, о которой все знают только покойники, может что-то изменить в раскладе сил, но об этом и думать не хочется, ибо жить ему еще и жить; он словно паук, соткал чудовищную паутину, шелковые нити огромной прочности, ловчие сети, опутавшие страну, где каждая ячейка, нить, струна волокна играет свою, отведенную ей роль и служит укреплению всей сети, а в центре всего находится он, паук, всевидящий и всеслышащий, гарант стабильности и неизменности заведенного им порядка, но если каким-то непостижимым образом паук исчезнет, то с его исчезновением, приходится признать, улетучится холодящий душу многих преклонцев страх, поднимут голову скрытые, замаскировавшиеся враги – а открытые враги его дела и подавно, начнут с остервенением рвать и кромсать созданную за многие годы сеть, поэтому он нужен всем тем, кого наделил частью силы, безграничным обладателем которой является только он сам, всем тем, кто, как ни странно, замечательно себя чувствует в пределах сети, где может делать что заблагорассудится, ничего не боясь и ни о чем не сожалея, а до остальных ему нет никакого дела и бояться их не стоит – пусть даже громко вопят, ходят на митинги с плакатами: “мы за честные амфоры” или “свободу рабу на галерах”, памятуя обмолвку ВВП про то, что пашет как тот самый раб… или еще чище: “Не раскачивай лодку – Крысу тошнит”, его, то есть; главное, не быть смешным в их глазах, тот, кто смешон, того презирают; с кем может он сравниться по степени страха, вызываемого в людях одним своим неулыбчивым видом, пристальным, немерцающим, неотрывным взглядом выцветающих с возрастом глаз-буравчиков: сколько раз репетировал один на один с зеркалом этот немигающий, как свет фонарного столба, взгляд! – кто-то в интернете обозвал его воблоглазым, он выяснил, кто, но не схватил за одно место, не наказал, хотя сам же однажды обронил: кто нас обидит – тот трех дней не проживет, все одно словцо гадкое пойдет гулять по свету, а если наказать, могут подумать, что обиделся, то есть почувствовал укол, а ему, по правде, все равно, – как говаривал творивший в городе на болотах великий писатель, где много позже родился, жил и работал ВВП, – “мимо об этом”; так вот, по степени внушаемого страха он, мнилось, мог прежде сравниться, наверное, лишь с правившем Преклонией тридцать лет без одного года маленьким рябым усатым вождем с плохо сгибавшейся рукой и двумя сросшимися пальцами на ноге, самодовольно думал ВВП в минуты, когда устремлял проницательный взгляд в самого себя; но усатого смертельно боялись – и боготворили, а его боготворят ли, любит ли его народ? – он сильно в этом сомневается, если и любил его народ, то давным-давно.

И еще – выходило помимо его желания – нет-нет и возвращался мыслями к инаугурации без малого четырехлетней давности, видел памятью стремительно менявшиеся картинки, приятно щекочущие чуткое самолюбие, словно отматывалась старая кинопленка, но один кадр являл исключение, тянулся бесконечно долго, врезался неотступным, тревожным видением: черный, сверкающий на солнце лимузин с кортежем охраны движется в Кремль по пустым, безлюдным центральным магистралям; повинуясь внезапному неосознанному импульсу, он пробует смежить веки – запрудившие тротуары горожане аплодируют, приветственно вскидывают руки, выкрикивают что-то хорошее; открывает глаза – и видит все те же безжизненные, выморочные улицы и площади города-фантома, будто подвергшиеся ударам нейтронных бомб, и кажется, не наяву едет навстречу своей новой-старой славе и могуществу, а пребывает в летаргическом сне, в котором нет места никому, кто может омрачить его победу; когда ему сообщили об особых мерах безопасности в связи с возможностью неповиновения и даже бунта, о намеченном накануне и в день огромного события шествии демонстрантов с унизительными, оскорбительными для Властителя плакатами, он привычно кивнул, не утруждая себя раздумьями: со смутьянами и разными бандерлогами не церемониться, но вымершая столица навеяла прежде редко его посещавшую грусть и даже тоску: разве так хотел бы он отпраздновать возвращение во власть, разве не заслужил признательности преклонцев за все содеянное, хотя бы вспомнили, кто спас страну после оставленного Дедом и его присными бардака…; увы, от этого народа благодарности не дождешься – хотя бы не мешали, но ведь мешают, следовательно, полиция права – хорьки и бандерлоги понимают лишь силу.

Он, впрочем, в тот момент не ведал, что многие не могли выйти из подъездов и уж тем более попасть на центральные улицы, что поезда метро проносились мимо станций без остановок, а выходы из подземки были закрыты, что одно кафе разгромили из-за отдыхавших на открытом воздухе посетителей, их задержали, столики перевернули, посуду побили, что кордоны стражей в касках и с дубинками перекрывали все и вся, включая подземные переходы, заламывали руки всем кому не попадя, плющили каблуками хипстерские очки, волокли схваченных по асфальту, набивали в автозаки, в ответ летели камни, бутылки, зажженные петарды, и, разъярившись, стражи пускали в толпу слезоточивый газ; ничего этого он не знал, занятый своим торжеством, но когда ему доложили, как это происходило, он через сутки после инаугурации, накануне Дня Победы, провел в Резиденции совещание узкого круга доверенных лиц, где было решено: мочить по полной программе, крови не бояться, устроить им винтилово – они нам испортили праздник, мы им испортим жизнь; однако мучительное видение не отпускало – ни в те знаменательные для него часы, ни после, и вот уже не один год накатывает волной; он читал: принеся присягу у стен Капитолия, президент Заокеании следует в машине к Белому дому по запруженной ликующей толпой Пенсильвания авеню – читал и его это совершенно не трогало, ибо речь шла о чужеродном мире, который он внутри себя ненавидел, и все-таки в миг очередной приливной волны воспоминаний, вскипавшей, когда ей вздумается, в потемках души, он, царь без народа, впервые по-настоящему остро ощутивший одиночество, жгуче, до спазма в горле, завидовал человеку по другую сторону океана, сидящему в своем черном бронированном лимузине, видя и слыша тех, кому призван служить верой и правдой, радуясь и переживая успех вместе с ними; зловещий символ зияющей пустоты всякий раз выбивал ВВП из привычной колеи, едва самопроизвольно вспыхивал экран памяти и, несмотря на категорический внутренний запрет, демонстрировал дорогу в Кремль и обратно. Он считал – отгремят салюты инаугурации и вернется все на круги своя, тем более начинается лето, пора дач и огородов, до митингов ли тут… увы, он ошибался, злость переполняла не только его, но и тех, с кем он боролся: появились лагеря в центре города, бандерлоги разбили бивуаки на Прудах, их оттуда турнули, перебрались в сквер близ высотки, неподалеку от посольства Заокеании, их и оттуда выгнали, но сдаваться не собирались; а тут еще спектакль под открытым небом сыграли, благо тепло, пьеску автора из Латинии поставил крохотный столичный театрик, герои – он и друг его Базилио, тогдашний премьер Латинии, оба попали в переплет, в знак солидарности театрик сыграл перед бандерлогами, пьеска дерьмо и совсем не смешная, как преподносят ее, запретить ничего не стоило, но автор-то – нобелевский лауреат, опять вонь вселенская поднимется – в Преклонии цензура, Властелин мстит искусству… Черт с ними – тьфу, рогатого помянул некстати, пускай играют, тешатся, как маленькие; спектаклем, однако, не кончилось – пошли народные гуляния, сначала писатели тысячи идиотов на бульвары вывели, якобы просто так, воздухом подышать, потом вознамерились художники, музыканты; вызов очевиден, но разгонять, бить формально не за что, на это и расчет; да, спокойной жизни больше не будет… Он гнал от себя докучливые, смутные предчувствия, что эти исполненные высокого напряжения дни обернутся началом конца, предвестниками его осени, хотя он еще не был стар, а на дворе расцветал теплый, ласковый май…

И еще он сократил общение с журналистами, отобранными в пул выдрессированными писаками, с ними стало безумно скучно, пусть за счастье считают поговорить с глазу на глаз с Самим, а не чуть ли не обязанностью его всякий раз отчет перед ними держать, а то возвращался домой, включал телевизор и вдруг ведущий на федеральном канале: “Сегодня ВВП сделал важное заявление…”, но не говорил он ничего особенного…; и пресс-конференции в прямом телеэфире по четыре часа отменил – тяжело стало физически, но признаться в этом не хотелось, вопросы хоть и отфильтрованные, заранее известные, а отвечать все равно нужно; исключение для западников делал, те все поймать его на чем-то норовят, а он им – хрен с маслом, не поймаете, я увертлив, как уж, но коли допекут, то в лоб им, без обиняков, чтоб зачесались: “У Преклонии нет другого пути, кроме выбранного Преклонией” или “Если кто-то не хочет разговаривать с Преклонией на равных – пусть не разговаривает, мы сами с ним будем разговаривать на равных”, а они, все эти журналисты, политологи, ученые, по-прежнему учат его прелестям свободы и демократии, он им – про Фому, они ему про Ярему, такая вот игра незамысловатая. Раскусил ее, игру эту, хотя ничего хитрого, все на поверхности, ушлый парень, тоже писака, но свой, преклонский, хотя и не из приближенных, не старый еще, но совсем седой, с козлиной бородкой и очень тощий, и толково изложил в статейке после очередной встречи с западниками, пресс-секретарь в папочку положил с пометкой: “стоит ознакомиться”. Почему с готовностью приезжают западники, что влечёт? – да хлеб насущный, заработок то бишь, более ничего; что сказал ВВП? что вы думаете о том, что сказал ВВП?.. да после такой встречи можно целый год кормиться, рассказывая подробности, похваляясь влиянием и остроумием; они, конечно, его критикуют, но каким-то образом чувствуют грань, которую переходить нельзя: перейдешь – больше не пригласят, значит, надо найти щёлку: критиковать, чтобы не выглядеть продавшимся, но мягко и не за главное; в некоторой степени, эта встреча резидента с агентурой, польстил писака подполковнику госбезопасности, сам того не ведая; это агенты влияния ВВП на западный мир, и они в который раз расскажут Западу: да, преклонская система ржавеет, гниёт, рассыпается, но всё решает здесь только один человек, и только с ним имеет смысл договариваться.

Смешно вышло много лет назад, когда журналист “Шпигеля” поинтересовался, является ли ВВП демократом чистой воды; решил поерничать, поиздеваться, но так, чтоб комар носа не подточил, все чтоб чин чинарем, серьезно – а на деле скоморошничал, однако никто не понял подвоха, и по сей день вспоминают, цитируют: “Являюсь ли я демократом чистой воды? Конечно, я абсолютный и чистый демократ. Но знаете, в чем беда? Даже не беда, трагедия настоящая. В том, что я такой один, других таких в мире просто нет. Посмотрите, что творится в Заокеании – ужас один: пытки, бездомные, Гуантанамо, содержание под стражей без суда и следствия. Посмотрите, что происходит в Европе: жестокое обращение с демонстрантами, применение резиновых пуль, слезоточивого газа то в одной столице, то в другой, убийства демонстрантов на улицах. Была одна надежда на ребят с Малороссии, но и те просто полностью себя дискредитировали, там дело идет просто к сплошной тирании. Полное нарушение Конституции, всех законов и так далее. После смерти Махатмы Ганди и поговорить не с кем…” Ганди, ха-ха…

Угодно было матушке родить его в сорок один год в ноябре, аккурат под ноябрьский праздник, по гороскопу он Скорпион, терпеть не может эти самые гороскопы, прорицателей, предсказателей и прочих дурящих голову народу, воевал с обожавшей гороскопы женой, вырывал из рук журналы с этой чепухой и рвал, однако свой гороскоп знал почти наизусть и диву давался – как все верно, как соответствует!

Мужчины, родившиеся под созвездием Скорпиона, идут по жизни, руководствуясь собственными законами и суждениями, не обращая внимания на то, что по этому поводу думают окружающие. Никто не в силах повлиять на этих людей, изо всех сил стремящихся к независимости от людей и обстоятельств. Стабильность собственного положения и безупречность репутации не подвергаются ими сомнению. Волю этих людей подавить практически невозможно. Представители этого зодиакального знака наделены целеустремленностью и храбростью, проницательностью и высоким интеллектом. Люди этого знака выглядят невозмутимыми, но за этой оболочкой прячется горячая, страстная натура. Скорпионы, как и все остальные, страдают, испытывают боль и разочарование, однако ни одна из этих эмоций не отразится на их лицах. Не сдаваясь и не расслабляясь, они изо всех сил сражаются, стремятся отыскать выход из тяжелого положения. На помощь Скорпионы нередко призывают оригинальные способы – и побеждают. Впрочем, иначе и быть не может, потому что эти люди рождены для победы, в чем они сами даже не сомневаются. В состоянии вялости, безучастности, усталости увидеть Скорпиона-мужчину практически невозможно. Не заметить представителя сильного пола, рожденного под этим знаком, просто невозможно… Житейские шторма не представляют для него опасности, ведь он обладает надежной защитой – жизнестойкостью и несгибаемой волей. Представители этого знака – большие поклонники комфорта, жизни в достатке и роскоши. Многие предаются порокам для того, чтобы самоутвердиться, но это не относится к мужчинам-Скорпионам. Инстинкту толпы Скорпион неподвластен – наоборот, он, скорее выступит инициатором в чем-то и сам поведет за собой людей. Случаи, когда Скорпионы совершают что-то из ряда вон выходящее, преступая моральные границы, когда они демонстрируют чрезмерную агрессивность, грубость, жестокость, прилюдно кого-то высмеивают, невозможно объяснить рационально. Здесь они руководствуются собственными мотивами, которые для остальных остаются тайной за семью печатями. Скорпион – глава семьи, и это не обсуждается. Авторитет, превосходство его незыблемы, и все остальные домочадцы должны беспрекословно ему подчиниться. Супруга Скорпиона не должна давать поводов для ревности, ибо в этом состоянии он просто страшен. Этого мужчину не удастся ввести в заблуждение, поскольку он чрезвычайно проницателен. В свою очередь, от жены Скорпиона требуется не выказывать своих сомнений в верности супруга и быть готовой к его выходкам. Она не дождется от него компромисса, уступок, снисходительности в ответ на ее неудовлетворенность, обиды, слезы. Устроенные ею сцены он воспринимает равнодушно. Единственное, что остается жене Скорпиона, – уповать на его любовь и надеяться на то, что другие женщины интересуют его лишь с единственной точки зрения — как объекты удовлетворения природного любопытства. Если говорить об интимной жизни, то мужчины-Скорпионы, обладающие сильным темпераментом, являются превосходными партнерами. Их сексуальные способности практически неограниченны, исходные физические данные великолепны, эротический опыт богат, и все это создает предпосылки для того, чтобы женщины, вступающие с ними в сексуальные контакты, получали истинное удовлетворение.

Все верно, соответствует его, ВВП, характеру и сути!

Но мало кто мог по-настоящему раскусить, распознать, быть может, главный его секрет – склонность к лицедейству, страсть тайную и безущербную в силу возможностей, которые она открывала: если надо было, безупречно играл роль демократа, в другом случае – милостивого Повелителя, в третьем – жесткого Хозяина; но была и еще одна потаенная способность, можно сказать, талант, не зарытый в землю, которым пользовался в особых случаях – как зеркало, отражал того, с кем беседовал, создавая иллюзию, что перед ним – свой в доску парень, которого не нужно бояться, которому можно доверять; настоящее искусство, ему нельзя обучиться, как профессии, может, поэтому президент Заокеании, заглянув в глаза ВВП, увидел в них душу, а другие президенты, премьеры, короли на фотографиях находили свое поразительное сходство с ВВП; лишь журналистка из ближнего круга, позже изгнанная за своеволие и разглашение того, о чем следовало молчать в тряпочку, почувствовала это, описав, как ВВП умудрялся с пугающей точностью копировать мимику, прищур глаз, изгиб шеи, двойной подбородок и даже черты лица своего визави и буквально мимикрировать под него, причем делал столь искусно и ловко, что собеседник этого явно не замечал, а просто ловил кайф.

А потом за работу взялись ученые, и один из них составил психологический портрет ВВП: “мираж», “фантом” – самые точные определения, в нем все словно намечено пунктиром: кажется, что внятно, но через миг исчезает, только что был здесь – и уже нет, перемещается, как будто вовсе не делая движений, стремительная походка танцора и мастера боевых искусств, подтянутая и развинченная одновременно, легкий поклон, полуулыбка, движение руки навстречу – и в тот же миг, как прекрасно отлаженная пружина, чуть откинувшись назад, почти вытягивается по стойке “смирно”, становится серьезным, вслед за танцором появляется в образе фокусника, выхватывающего нужную карту, а еще через миг перед нами колпак с бубенчиками, которые звенят, отвлекая внимание, и колпак лихо сдвигается вперед, реален, как галлюцинация, и призрачен, как хорошо знакомая реальность, то ли мелькнувшая фея, то ли моль из шкафа бабушки, легко, как из матрешки, извлекает из себя чуть-чуть иные лица, мнения – иные, но похожие на предыдущие, словно просвечивающие друг через друга. Это удивительное свойство переводной картинки – то отпечатываться ярче, то становиться пастельной, то исчезать, при умении не выделяться – очень сам по себе, этакий Колобок – и от тех ушел, и от этих укатился… а в каких-то ситуациях готов юркнуть серой мышкой, забыв про свой статус, но вдруг из мышиного образа выглядывает почти нарцисс: на автопилоте болтает, двигается, даже рассуждает – если и не любуясь собой, то глядя откуда-то извне, при этом присущее ему напряжение ненадолго снимается, быстрые решения – очевидные достоинства – выглядят приятным контрастом после лет мумифицированного существования преклонских политиков на трибуне, ключевая роль – Старшего Брата: и старшим пособить, поберечь, поблагодарить, уважить – и младших понять, поднять, подбодрить, да и плечо подставить, корректен, адекватен, сиюминутен, включен, редкое умение быть незаметным и незаменимым, в его репертуаре имеются и легко сменяются недоговоренность, предельная резкость на грани грубости, банальная внятность, пунктир рождающегося образа – и зачастую все по одному и тому же поводу, иногда в речи мелькнет неуловимая тень косноязычия и банальности – и тут же заменяется точными акцентами смысла, стиля, логики, чуть выдавливает слова, оставляя впечатление производимой работы и некоторой тяготы рождения смыслов, не поддается инерции формального общения – может неожиданно найти живое слово для случайного собеседника, обладает удивительным чувством юмора, мастерством точных и неожиданных сопоставлений, демонстрирует его с неохотой, скорее использует для себя и совсем близких, накапливает энергию долго и медленно, но очень экологично, как солнечная батарея, разряжается очень сильно, точно, быстро и неожиданно, умеет ловить и эффективно использовать “воздушные потоки” – гибко перестраиваться и крутиться то быстрее, то медленнее, до брезгливости чистоплотен, но не боится запачкаться, потому что “грязь” не пристает, как хирург стремится не отрезать лишнего, хотя старается иссечь то, что необходимо, краем сознания помнит о последствиях, возбуждается от вида жертвы, от сознания своей власти, однако стремится не показывать этого, здоров, но тень мигрени призрачно маячит рядом, не склонен фиксироваться на болезни, однако отзвук возможного телесного неблагополучия не отступает совсем, это касается и почек.

Иногда создается впечатление, что грусть и радость плещутся в нем совсем рядом – как два цветных слоя воды, отражаясь друг в друге, но не смешиваясь, трагическая нота витает над ним постоянно, так что хочется покачать головой: как бы чего не случилось, с такими случается, поэтому фактором подспудной народной популярности ВВП является и ощущение хрупкости, жертвенности, белесоватости, как в цирке на канате – а ну как свалится? Рядом с ним внятно присутствует ощущение: что-то может случиться, опасности ходят рядом…

Многим и впрямь именно таким представлялся ВВП в самом начале властвования, с годами облик его основательно подвял, подтяжки кожи превратили прежде живое, подвижное, постоянно менявшее оттенки лицо – с морщинами на лбу и мешками под глазами, с желвачками на скулах, когда сердился, со скользившей на выразительных губах полузастенчивой-полупрезрительной улыбкой – в подобие маски; отражать, копировать собеседников он уже был не в силах.

Будильник сторожил его сон, чтобы каждое утро в 7.30 разрядиться знакомой до боли мелодией “С чего начинается родина?” и после секундной паузы исполнить прежний гимн Преклонии, сквозь ватную негу вспорхнувшего, как птица с ветки, сна проникающий в глубины сердца и души ВВП величественным, державным звучанием и такими близкими, родными словами: “Союз нерушимый республик свободных…”; он по обыкновению вышептывал первый куплет, окончательно просыпаясь. Сделанный по особому заказу будильник этот он возил с собой повсюду, гимн пробуждал его и в преклонских городах и сельских местностях, где ночевал, правда, редко, и в своих резиденциях на Кавказе, в Крыму и других не менее прекрасных местах, и в роскошных отелях и дворцах во время зарубежных визитов, новый гимн он не выучил, не чувствуя потребности, гимн не нравился – еще и потому, что знаменовал новую эру преклонской истории, когда державу оскопили, выдернув из подбрюшья на юге и на западе столь важные и нужные земли, прежде это был дивный, благоухающий букет разнообразных цветов, теперь же некоторые растения в букете выглядели безуханными. ВВП по сию пору, хотя минуло столько лет, переживал развал Преклонии, винил тогдашних властителей – краснобая с капризным, переменчивым, женским характером, меченого, с огромным родимым пятном на лбу, пятно напоминало растекшуюся кляксу – и главного виновника случившегося, решительного, крутого на расправу, в критический момент завоевавшего любовь преклонцев, толкнув речугу с бронетранспортера – пламенные речи в истории страны прошлого века аккурат произносили с боевой техники, возвышаясь над головами, стоя на броневике и бэтээре. Забавно… Куда же ему, ВВП, не удавшемуся ростом, залезть в критический момент – на танк, на ракету “Булава”, на истребитель? А может, лучше на метлу? – шутил сам с собой. Тому – решительному, крутому на расправу, которого приближенные меж собой называли Дед, – он, ВВП, обязан всем, однако ж не мог простить и ему, а главное, не мог простить народу, оставшемуся безучастным к творимому безобразию – стыдоба-то какая… гордости не хватило и ума, чтобы сохранить единую страну, у большинства возникло ощущение, что хуже не будет; в конце того печального декабря распада, помнится, возвращался из Гансонии домой, в город на болотах, в котором все серо – и небо, и река, и каналы, и лица, и одежда, будущее его прорисовывалось весьма туманно и неопределенно, в Гансонии провел пять незабываемых лет и возращался в родной предел, где творилось черт знает что, на подъезде к Смолянинску проколол шину, машина застучала-запрыгала, будто на стиральной доске, вынул из багажника запаску, домкрат, подошел к нему синюшный, с сильного бодуна мужик и дыша перегаром: “Слышь, друг, ты за кого – за Союз или за Преклонию?” ВВП – ну, тогда еще никакой не ВВП, а мало кому известный, ничем особым не выделяющийся подполковник госбезопасности, аж обалдел, как мозги людям запудрили, никакой разницы не чувствуют, а мужик сам себе и ответил: “По мне, так один хер”… А потом… что ж можно было сделать, поправить, ВВП пытался, да толку… “кто не жалеет о распаде Союза, у того нет сердца, кто хочет воссоздать его в прежнем виде, у того нет головы”; потом фразу его кто только не вспоминал…

Вот уже отзвучало про родину и с чего она начинается у каждого патриота-преклонца, ударил по перепонкам ”Союз нерушимый республик свободных…”, ВВП выпростал ноги из одеяла, пружинисто поднялся, сделал несколько махов руками и приседаний, сполоснул лицо, облачился в спортивный костюм и вышел из спальни; спал он один, у Арины были свои апартаменты в этом же дворце, ходят друг к другу в гости, занимаются тем, чем должны заниматься мужчина и женщина, но спят порознь. Как всегда по утрам – тренажерный зал, бассейн, в котором он плавал, как обычно, в одиночестве, если не считать черного лабрадора Рони, лучше сказать, лабрадорши, которая, обожая воду, плюхалась в бассейн вместе с ним, прогулка по территории Резиденции, завтрак, просмотр доставленной на рассвете спецкурьером почты и согласование c охраной графика дневных поездок и встреч; самое приятное, когда никуда ехать не надо – визитеры сами приезжают, а еще лучше, когда визитеров вообще нет, но так случается крайне редко; один раз в месяц в Резиденции появляются начальники главных телеканалов для беседы с последующим показом стране, так заведено с тех пор, как на пресс-конференции западные журналисты задолбали вопросами про резко ухудшившиеся отношения с Заокеанией – еще и в связи с окончательной установкой возле преклонских границ ее новых ракет и про срок выхода на свободу МБХ; про срок ничего не сказал: у нас судебная система не подчиняется государству, так что спрашивайте, господа, у судьи, а про ПРО так прямо и заявил: заокеанская инициатива не что иное, как предложение сжечь дом, чтобы приготовить яичницу. Докучливые репортеры разозлили вконец, сколько можно такое терпеть, вот и решил давать интервью только своим, но, конечно, во время зарубежных поездок приходится отвечать на пакостные вопросы, когда выковыривают из носа и размазывают сопли по своим бумажкам, этим ребятам не скажешь: пошли вон! – однако за столько лет научился выворачиваться, его за одно место не схватишь, а свои теленачальники, они послушные, все кумекают, вопросы заранее согласовывают с пресс-службой, та готовит ответы, остается лишь озвучить.

Примерно раз в неделю утром, после завтрака, в бронированном джипе с номерным знаком 007 он объезжает свои владения, минует здание для официальных встреч, гостевой дом с кинозалом, заходит в теплицы, в птичник, в конюшню с десятью подаренными ему лошадками – теперь, правда, конюшня пустая, лошади неподалеку на конной ферме, их там обихаживают, некоторых готовят для скачек, он получает удовольствие от лицезрения содержащегося в идеальном порядке большого хозяйства; напоследок, следуя неписанному ритуалу, проезжает мимо по его желанию возведенной церквушки, где он изредка беседует с духовником, выходит из джипа и неторопливой, утиной походкой, переваливаясь корпусом с одной стороны в другую, как беременная на последнем месяце, входит в небольшое строение в лесу, про которое знают только самые близкие люди и охрана и про которое больше знать никому не положено. Террариум был построен после его охоты в среднеазиатской республике на гюрзу, охота тщательно скрывалась и все-таки непонятно по чьей оплошности стала достоянием интернета; логово плененных гадов отвечало всем требованиям, было горизонтальное, диагональ основания равнялась длине обитателей, от полуметра до двух метров, обогреватели были тщательно изолированы и вынесены наружу из камеры, внутри находились небольшие бассейны и поилки, а также укрытия в виде пристроенных к террариуму снаружи и легко от него отделяющихся при необходимости ящиков со входом, закрывающимся подвижным шибером, в ящики были встроены лампы накаливания, они в какой-то степени регулировали поведение ползучих – при потушенном в укрытии свете змея стремилась туда с территории освещенного террариума, включение в укрытии яркого света заставляло змею быстро покидать его. В террариуме обитали полозы, гадюки, медянки, кобра и гюрза, уживались они вполне мирно, и ВВП казалось, они узнают его, едва он появляется, начинают шевелиться, ласково шипят, подползают поближе к свету, чтобы разглядеть своего Хозяина, ему это было приятно; кто придумал, что змеи весьма опасны? – да они пугливы, боятся нас гораздо больше, чем мы их, даже змеи-гиганты не преследуют людей, а нападения их на человека – явление случайное и крайне редкое, думал он, глядя на своих питомцев, некоторым даже присвоил имена, гюрза была Леночка – только он один так называл ее, имея в виду вполне конкретную женщину, оказавшуюся куда хитрее и профессиональнее, нежели он, кобра же именовалась мужским именем Миша – и опять-таки только он знал, что кроется за этим, а крылась жгучая ненависть к президенту Джорджии, которого ВВП пообещал повесить на его собственном галстуке.

Каким образом у человека, в чьей усадьбе специально был построен змеиный домик, зародился интерес к пресмыкающимся, он и сам не знал (кто-то мог бы посчитать интерес этот нездоровым, сам же ВВП не находил в нем ничего особенного – любят же некоторые, притом до умопомрачения, кошек, другие – собак, третьи – попугаев, а вот он – змей), возникновение интереса, возможно, стоило отнести к детской поре, когда, пребывая летом в пионерлагере, он с ребятами наткнулся в лесу на ужа, тот прятался в сыром мхе возле трухлявого пня, ребята палкой выгнали его на открытое, хорошо освещенное пространство, уж пытался уползти, но ему не давали, он шипел и, пугая, выбрасывал вперед голову, пионер В., будущий ВВП, подивился красоте желтых отметин на голове, они играли на солнце, как золотые блестки, один из ребят, постарше, ударил ужа палкой, другие, вооружившись валявшимися под ногами крупными сучьями, последовали примеру, уж завертелся, зашипел сильнее, ребята озверели, били и били по голове с желтыми отметинами, пока уж перестал подавать признаки жизни; пионер В. тоже бил, как остальные, но ему почему-то ужа было жалко и он едва не заплакал, хотя прежде не замечал за собой такой непозволительной слабости. Он много читал о змеях и чем больше узнавал об их характере и повадках, тем больше они ему нравились; бывая довольно часто в зоопарке, часами мог наблюдать за их поведением в террариуме, однако завести свою неядовитую змею и поселить в коммуналке он и не мечтал – родители бы не разрешили, да и соседи подняли бы крик. Став взрослее, вычитал в какой-то книжке: “Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби”, там же следовало разъяснение: простота голубя – жить просто и всегда возвращаться к своему жилищу, мудрость змеи – с первых минут жизни ни от кого не зависеть и жить самостоятельно – ему эта мысль понравилась. Уже взрослым он узнал, что фраза про голубя и змею принадлежала Иисусу и содержалась в Евангелии от его ученика Матфея, библейское выражение, если быть точным, звучало так: “Будьте осторожны, как змеи, и бесхитростны, как голуби”. Змеи – хладнокровные существа в буквальном, биологическом, и переносном смысле, они мудры, хитры, изворотливы, показывают путь, которым следует идти человеку, думал уже взрослый В, змея умеет ориентироваться в окружающей обстановке, приспосабливаться к трудностям и выживать во враждебном окружении, а голубь… что голубь… он чист, незлобив, не противится врагам, выжить и добиться успеха, будучи голубем, трудно; выражение Иисуса привлекало взрослого В. своей первой частью и сеяло сомнения в части второй: он уж точно не голубь. “И всколь мне бросила змея: у каждого судьба своя, но я-то знал, что так нельзя – жить, извиваясь и скользя…” – еще как можно! – большинство так и живет, но не у всех получается, иные всю жизнь пресмыкаются, а результат? Ему было известно, есть такое понятие – офиолатрия, обожествление змей, особенно ядовитых; однажды, находясь с визитом в Бьянме, ВВП попросил показать танец с коброй, про леденящий душу танец он слышал и теперь хотел увидеть собственными глазами; это и впрямь оказалось захватывающим зрелищем наподобие боя быков, только много страшнее: молодая женщина-змеепоклонница на расстоянии одного-двух метров от кобры подолом длинного платья манипулировала наподобие матадора и умело уклонялась от смертоносных бросков; звучала особая, завораживающая музыка; вскоре по одеянию жрицы начали стекать золотистые капельки яда возбужденной кобры, но самая главная опасность была впереди: в конце представления жрица внезапно наклонилась и поцеловала кобру в голову, притом повторила дважды, затем начала медленно пятиться, танец завершился. Этому танцу учат девочек с ранних лет, объяснили ВВП, на неядовитых змеях, главное – настолько изучить повадки кобр, чтобы в доли секунды предвосхитить их нападение; а заклинатели змей? – спросил ВВП, – они такие же ловкие и бесстрашные? – почти все заклинатели умирают от укусов, пояснили ему; как саперы, ошибаются один раз, произнес он про себя. Гид, пожилой усатый бьянманец, с пергаментной кожей лица просвещал: кобры были символом царского величия еще в Египте, тиары в виде кобр венчают головы египетских статуй, Клеопатра погибла от укуса кобры, маги при дворе фараонов могли превращать палку в змею, повторяя чудо, некогда сотворенное пророком Моисеем – и делать наоборот, сдавливая змее шею так, что парализовывался мозг и она становилась твердой, как палка; превосходно знают повадки змей африканские колдуны, колдун приносит с собой свирель, начинает наигрывать мелодию в разных частях помещения, ожидая, когда чёрная мамба, самая быстрая змея на земле – развивает скорость до 20 километров в час – выскользнет на открытое место; между прочим, гибкое, грациозное создание несет в зубах достаточно яда, чтобы смертельно укусить слона, колдун улучает момент, быстро захватывает змею раздвоенной на конце палкой и бросает в свою сумку – в наши дни, пояснял гид, почти всегда мошенничество – колдун обычно подбрасывает в дом прирученную змею, у которой вырваны ядовитые зубы, а затем силами “чар” вызывает ее из убежища.

Тогда, в Бьянме, и запала в душу ВВП шальная мысль самому поохотиться на ядовитую змею, делать это следовало в обстановке абсолютной секретности – народ уже без всякого энтузиазма, не как прежде, а с раздражением воспринимал его рискованные мужские затеи, на самом деле, совершенно не опасные, жестко страхуемые, но люди этого не ведали, однако охота на гюрзу – это не полет на истребителе и не прыжок с парашютом и уж, конечно, не погружение за амфорами и не стрельба по уссурийским тиграм усыпляющим лекарством, это нечто иное, могущее вызвать у большинства населения отрицательную реакцию, выражаемую покручиванием указательного пальца у виска – не спятил ли наш Властелин? Поэтому следовало позаботиться о секретности всей операции, чем и занималась охрана, а ВВП вначале получил “добро” и помощь президента одной из бывших республик Преклонии, а ныне самостоятельного, вполне дружественного государства; правда, в лукавых, с азиатским разрезом глазах президента читалось тщательно скрываемое, но все же заметное недоумение – зачем тебе, дорогой друг, такое развлечение, неужто так скучно жить, что нужен выброс адреналина именно такого рода? Но все сделал, как просил ВВП – и место в горах определил, где гюрз полным-полно, и змеелова дал самого лучшего, кстати, преклонца, и своих охранников выделил на большом участке, чтоб никто не просочился и не увидел, чем занимается Хозяин Преклонии. Главный же телохранитель ВВП, которого он про себя называл не иначе как “золотой человек”, отталкиваясь от его фамилии, а еще у него была кличка “Генералиссимус”, категорически настоял на специальном защитном костюме и перчатках из кевлара, из которого делают бронежилеты: никто не знает, чем может обернуться охота, а так есть гарантия, что даже при укусе яд гюрзы не проникнет в организм; ВВП привык слушать главного телохранителя и следовать его указаниям – срабатывала особенность его прежней профессии – уважать коллег и доверять им, кевлар так кевлар, только в жару облачаться в такую одежду… но и это предусмотрел главный телохранитель – на тело ВВП будет нанесен специальный тонкий слой холодящей кожу мази.

Вначале ВВП прошел стадию обучения у змеелова по имени Вилен, на две головы выше его, тонкопястого, с гибкими, трепетными, как у пианиста или карточного шулера, пальцами; в ущелье на камнях возле родников им встретилось несколько гюрз, Вилен показал, как это делается: двигаться медленно и осторожно, без резких, пугающих змей движений, нацелиться на одну, резко прыгнуть и крючком прижать, помогая себе ногой, гюрза яростно вцепляется в сапог, крючок сжимает челюсти змеи, пальцы охватывают ее голову, гюрза бешено бьется в руке, быстро устает и обвисает плетью, подставлен мешок, туловище хвостом вперед заправлено внутрь мешка, голова с тусклыми, мерцающими бешеной злобой глазами и страшными зубами крепко сжата пальцами; наступает самый ответственный и опасный момент: нужно быстро и точно швырнуть голову змеи в глубь мешка и моментально отдернуть руку, иначе гюрза может извернуться и в последний момент царапнуть зубом по пальцу – голова змеи летит в мешок, завязка туго стягивает его горловину, все! – у Вилена эти действия были почти автоматическими и заняли несколько секунд.

Погоды стояли жаркие, зеленые пологие склоны гор выцвели и пожелтели, гюрзы, по словам Вилена, появлялись только рано утром и после захода солнца, днем они прятались возле родников или в глубоких щелях; Вилен назначил “день икс”, утром врач обмазал ВВП бесцветной непахучей жидкостью, она и впрямь холодила кожу, он натянул светлую кевларовую робу, пошитую по мерке и плотно охватившую его приземистую фигуру с рельефной мускулатурой, надел специальную обувь наподобие сапог с высоким голенищем и стал похож на готового к старту конькобежца; они поднялись на вершину невысокой горы, осмотрели местность и увидели внизу, в ложбине, зеленую лужайку – там был родник. Охранники, их было пятеро, вооружились такими же крючками, как Вилен и ВВП, казалось, они готовы переловить всех окрестных гюрз, ВВП улыбнулся, глядя на напряженное, решительное выражение их лиц, ребята надежные, за него в огонь и в воду; Вилен предупредил: первых двух гюрз берет на себя, затем – очередь ВВП.

С первыми змеями Вилен управился быстро, хотя на поиски их ушло более часа, попил холодной воды, услужливо предложенной охранниками, и предложил спуститься к роднику – наверняка возле него прячутся гюрзы; близ родника из прокаленной солнцем почвы выступали слоистые изрезанные щелями каменные плиты, Вилен предупредил: смотреть в оба, гюрза может оказаться буквально под ногами, так и вышло – в одной из щелей торчал изгиб серовато-коричневого, с поперечными темно-бурыми полосами тела, наподобие водопроводного шланга с крупной, широкой головой, ВВП поразился – зрачок у гюрзы был вертикальный. “Цепляйте крючком”, – скомандовал Вилен, ВВП последовал приказу, но ничего не вышло – змея зашипела и скрылась в глубине щели; охранники по команде Вилена схватили большой камень и ударили по плите, после нескольких ударов плита треснула, Вилен крючком отбросил обломки, и ВВП увидел змею, попробовал поддеть ее крючком и вытащить наружу, гюрза соскользнула, шипя, заметалась по обнажившейся щели, но наружу не выходила, прижимаясь к каменному ложу, ее толстое длинное тело оказалось гибким и сильным, на мгновение из щели показался змеиный хвост, Вилен схватил его рукой и, страхуя руку крючком, потянул из щели, змея упиралась, цеплялась чешуйками за шероховатости, Вилен тянул осторожно, в этой борьбе он вышел победителем, уже около метра змеиного тела было снаружи, ВВП по сигналу Вилена наступил ногой на хвост, а крючком прижал змею у самой щели. Гюрза мгновенно, словно ждала момента, выбросила голову из щели и сделала рывок к ноге, отдернуть ногу он не успел, зубы змеи схватили кожу обуви, но не смогли прокусить, и тогда гюрза, зажатая крючком, потянулась к руке…, он растерялся, не сообразил отбросить змею, это за него сделал Вилен, схвативший крючок ВВП, гюрза отлетела метра на полтора и с громким шипением попробовала удрать по склону обрыва к выходам крысиных нор, ВВП устремился за ней и снова прижал крючком голову, Вилен помог своим крючком, вместе они еще пару минут боролись с попытками змеи освободиться из плена, но силы были неравны, змея устала, свернулась клубком и замерла. “Я возьму ее!” – азарт переполнял ВВП, пальцы схватили прижатую крючком Вилена голову, гюрза слабо трепыхнулась в руке, для нее поединок окончился, засунуть ее в мешок и завязать горловину не составило труда – все это успел заснять на пленку оператор-охранник.

Миг, когда пальцы в тонкой кевларовой перчатке сжимали голову змеи, запомнились ВВП на всю оставшуюся жизнь, это был миг высшего триумфа, победы над злым и коварным врагом, офиолатрия, которой, в сущности, ВВП не был подвержен, уступала место ощущению иного порядка, смысла и значения: змея, словно очеловеченная, превращалась для ее ловца в тех все еще многочисленных врагов, как внутри Преклонии, так и за ее пределами, которых он недрогнувшей рукой хотел бы вот так же сжать за горло и почувствовать пальцами их недолгую бурную агонию…

Улетал ВВП домой в отличном настроении, с чувством исполненного долга и был крайне раздосадован сообщением пресс-службы: несмотря на все принятые меры секретности, в интернете появилась-таки фотография – он в кевларовом костюме сжимает голову змеи; снимок был сделан с большого расстояния, однако фигуру ВВП, пожалуй, можно было распознать, и лицо, спрятанное под войлочной шляпой, было похоже, подпись под фото гласила, что, по непроверенным данным, ВВП охотился на змей, однако твердых доказательств нет – видимо, сам снимавший не поверил в вероятность такого события, однако снимок все-таки обнародовал и точную дату обозначил; в Сети развернулась бурная дискуссия – ВВП это или змеелов, похожий на него; большинство считало – это не ВВП, а хитро сделанный фотомонтаж, спрашивается, ему что, нечем заняться кроме как такой охотой? Пресс-служба поддержала эту версию, сообщив в СМИ по поводу злосчастного снимка, что это чистейшая мистификация – в это самое время ВВП находился на отдыхе в своей кавказской Резиденции, для вящей убедительности растиражировала прошлогодние снимки ВВП, катающегося на водных лыжах, и шумиха в интернете сама собой сошла на нет.

А теперь зададимся непраздным вопросом: что же это за страна, именуемая Преклонией, и каковы населяющие ее люди? – они могут, преисполненные сомнительной гордости, заявить о себе: кое-что из того, что происходило на нашей земле, не имело примеров в мировой истории; сомнительная гордость в данном случае извинительна и уместна, ибо есть, безусловно, повод гордиться прошлым – и одновременно сетовать на то, что жизнь, менявшаяся с течением столетий за пределами гигантских преклонских равнин, куда больше отвечала запросам обитавших там жителей, нежели остающееся на долю ни в чем не преуспевших преклонцев; и коль подступает жаждой глотка воды в пересохшую гортань неизбывное желание сравнивать и сопоставлять, а страсть к сравнению и сопоставлению не избыта у многих по сию пору, то приходится признавать: если, скажем, евреи – укор миру, то преклонцы — назидание, как не надо жить. А как правильно жить, мало кто ведает, отсюда и ожесточенные споры: для одних Преклония – тысячелетие рабства и государственного произвола, для других – подвиги и победы, позволившие создать могучее государство, для одних европейская страна, сбившаяся с пути и заплутавшая в закоулках истории, для других – азиатчина с ее неизбежной деспотией, тем не менее вобравшая в себя смелые европейские идеи, культуру, и вот уже сколько веков следует на этой земле чередование взлетов и катастроф, движения и застоя; сколько копий сломано в таких спорах, чего только не высказывали преклонские мыслители, а уж в ярких мыслителях недостатка страна не ощущала: скажем, только в силу покорности стали мы великим народом или – каждый важный факт нашей истории пришел извне, каждая новая идея почти всегда заимствована, признали бы правоту этой истины – поубавили бы спеси и желания возносить собственное величие, добавилось бы скромности, от которой еще никто не умирал, возможно, научились бы таким ни для кого не вредным качествам, как трудолюбие и усердие; и, разумеется, верно подмечалось, что Преклония словно в оправдание своего имени – извечное преклонение перед властителями, которые не следовали мудрым советам, ибо, как известно, нет пророков в своем отечестве.

И все-таки, что же это за народ такой, почему именно такой, а не другой, ни на кого не похожий? – ответ дан давно и спорить с ним нет нужды, поскольку угадан точно: среди такой природы и в таком климате только и мог существовать и выжить такой народ; на сотни, на тысячи километров, до самого окоема, огромная равнина, жуткое, вводящее в тоску однообразие, при этом население не расселялось, как подчеркивал историк, а переселялось, переносилось птичьими перелетами из края в край, покидая насиженные места и садясь на новые, история Преклонии есть история страны, которая колонизируется, преклонские расстояния убивают, “Широка страна моя родная…” далеко не благо, ширь требуется преодолевать, чтобы удачливо на ней хозяйствовать, и чем она больше, тем труднее это сделать; широк преклонский человек, надо бы обузить – вспомним к месту сказанное великим писателем, творившим в городе на болотах, откуда родом ВВП; на Западе же земли много меньше, она не утомляет взор, напротив, разветвлена, рельеф изрезанный, извилисты очертания морских берегов, горные хребты, плоскогорья и равнины сменяют друг друга, глубокие заливы, выдвинутые в море полуостровы и бесконечные мысы образуют кружево Средиземноморья, западной, южной и северной Европы. Про климат же преклонский и говорить нечего, сравнения с соседями не выдерживает, зимы долгие, снежные и морозные, лета жаркие, абсолютная разница температур для Гансонии, Альбионии, Галлии, Латинии и других стан Западной Европы 40 градусов, для Преклонии (до Урала) – 70, а в Сибири 100 и выше; бесконечные дожди сменяются засухами, ранняя зима часто укладывает урожай под снег, благоприятное время для сельскохозяйственных работ почти на два месяца короче, чем во многих странах. Если посчитать все, чем природа наделила и чем обделила преклонцев, вполне может оказаться, что вряд ли принадлежат они к богоизбранным, как некоторые утверждают; лишь полезные ископаемые: нефть, газ, уголь, дерево – те, что в высокой цене, не давали стране разориться и даже в последние годы способствовали накоплению денег, однако неизвестно еще, на пользу это идет или во вред – ведь цена может измениться и что тогда останется…

Ни один народ, наверное, не способен к такому напряжению труда на короткое время, как преклонский: долго запрягает, да быстро едет; но и нигде больше не найти такой непривычки к ровному, размеренному, постоянному труду, отсюда и характер преклонца, выкованный столетиями, склад его ума, манера его мышления – не по нутру ему точный расчет, поскольку природа постоянно обманывает самые скромные его ожидания, хитрит с ним, играет в кошки-мышки и в пряталки, он вынужденно рассчитывает на авось, часто выбирает самое дикое и безнадежное решение, дразнит счастье, слепо надеется на удачу, которая постоянно обманывает и от этого становится еще более желанной; а еще склонность к молодечеству, к разгулу, к безграничной свободе – удали, не знающей ни цели, ни предела; поговорки и пословицы, пришедшие издревле, служат преклонцу компасом и маяком, без них он своего существования не мыслит, он крепок задним умом, привычка колебаться и лавировать между неровностями пути и случайностями жизни часто производит впечатление непрямоты, неискренности, он думает надвое и делает надвое, вечно настороже, держит камень за пазухой, идет к цели окольными путями, оглядываясь по сторонам, вихляя, ведь лбом стены не прошибешь, ведь только вороны прямо летают, а левой рукой привычнее чесать правое ухо, поскольку бабушка надвое сказала…; и, по всей видимости, не случайно именно в годы правления ВВП народ заговорил, используя чуть ли не в каждой фразе уклончиво-спасительный союз-паразит как бы: преклонцы как бы работают, как бы отдыхают, как бы ездят, как бы учатся, как бы думают о разных разностях, как бы любят и ненавидят, словом, как бы живут; а спросишь по наивности – а как на самом деле? – не ответят, сочтут за бестактного и наглого типа, лезущего с глупыми вопросами. И согласитесь, историк безусловно прав в своем выводе: склонность к остро критичному анализу и самоанализу прошлого, вплоть до самобичевания, самоуничижения и самоедства, при одновременной неспособности к планированию будущего, подчас до отрицания самой возможности его предвидения и прогнозирования, также одна из заметных черт преклонской психологии. Индивидуальность есть почва всякой свободы и всякого развития, но откуда ей было взяться, этой индивидуальности, в условиях многовекового неменяющегося застывшего уклада преклонской жизни – неоткуда было взяться, индивидуальность не имела простора развития. Впрочем, никогда и ни за что преклонец не признает очевидного факта: во всех своих бедах виноват он сам – гораздо проще свалить вину на чужого дядю, своего или, что еще отраднее, на заграничного; рассуждая о революции, которой скоро век, потом, после ее отвержения и разоблачения, кое-кто пытался доказать, что семена октябрьского переворота западными ветрами занесены были, тогда как на самом деле все определялось внутри страны, обусловливалось характером и наклонностями рабов, возжелавших стать господами, при этом не заработать свои блага неустанным трудом, а отнять у богатых и поделить поровну.

Робко пробивается на поверхность, словно травинка сквозь асфальт, полукрамольная мысль, а может, все дело в неправильной религии – если б не приняли православие, которое, по мнению некоторых, задержало развитие Преклонии, отторгло от европейского мира, а приняли другую веру, что бы произошло? – гадание на кофейной гуще вряд ли уместно, но, в самом деле, могло же такое произойти, вариантов было несколько: миссия епископа Адальберта, посланного Римом в Киев; посольство князя Владимира в Хорезм с разговорами о возможности принятия ислама и посольство имама в Киев для обращения Преклонии в эту веру; тесные связи с хазарами могли повлечь проповедь иудаизма; князь же Владимир принял решение, сообразуясь с рядом объективных обстоятельств, вплоть до того, что якобы неодобрительно высказался по поводу исламского запрета на спиртное: “Веселие Руси есть пити, не можем без того жити”; это был осознанный выбор греческого христианства, Византия находилась географически близко, куда ближе нахождения римского христианства и ислама, влекла мощью государственности и блеском великой цивилизации; случилось то, что случилось, и обсуждать, как бы повернулась история Преклонии, не свершись миссия Владимира-крестителя, – затея бесполезная, ибо ответа нет. Развивая далее нашу тему, отметим весьма любопытное обстоятельство: в 985 г. произошла война с Волжской Булгарией, некоторые историки считают ее неудачной для киевского князя, хотя после договора с волжанами Владимир женился на булгарской принцессе; ислам уже считался религией, успевшей глубоко укорениться среди Волжской Булгарии, все вроде бы нормально, да вот только согласно мусульманской религии нельзя было выдавать замуж мусульманку за немусульманина, тем более за язычника; известно, что у Владимира была не одна жена, в супружеских отношениях предпочитал он полигамию, однако, исходя из летописей, его любимыми чадами были Борис и Глеб, рожденные от булгарки-мусульманки, так что Владимир вполне мог сменить свои религиозные воззрения в пользу ислама, но в итоге выбрать православие – запретов относительно смены религии тогда не существовало.

Что же было в Преклонии такого, чего нигде не было? – вопрос опять-таки вовсе не праздный, побуждающий преклонцев испытывать упомянутую выше сомнительную гордость содеянным; и ведь вправду, больше нигде в мире не было ни принудительного скачка в жестоком стиле царя, безжалостно прорубившего окно в Европу, построившего на костях город на болотах, ни устройство жизни два с лишним века спустя маленьким рябым вождем с плохо разгибающейся в плече и локте левой рукой и, как у черта, сросшимися на левой стопе вторым и третьим пальцами, угробившим миллионы людей и такой ценой превратившим Преклонию в одну из двух мировых держав с оружием чудовищной разрушительной силы; не имел аналогов и моментальный распад ядерного Союза преклонских социалистических республик в мирное время, в это не верилось, а когда события стали нарастать с неотвратимой быстротой, то казалось, будет пролито море крови, обошлось же почти без жертв.

Прорубивший окно в Европу царь в четверть столетия решил сделать то, на что в нормальных странах уходили века, дикую страну с враждебными человеку природными условиями он разбудил и открыл удивительную для самих преклонцев падкость на новое и чужое, склонность к подражательности и обезъянничанью, стремление наполнить внутреннюю пустоту впитыванием полезных элементов извне; и еще одна вековая привычка – смотреть на себя чужими глазами, сквозь чужие очки, не доверяя собственному взгляду – у какого еще народа таковое отыщется… Враги царя, тогдашние и нынешние, не могущие ему простить гулливеровские шаги в Европу, винят его в том, что без разбора переделывал преклонцев в европейцев, губя их этим, но это ложь, ибо царь был преклонцем до мозга костей, горячо любившим родину и в европейском опыте искал только пользу для своей страны; что же касается усилий маленького рябого вождя, то он создал государство, где личные интересы граждан полностью растворились, как в соляной кислоте, в общем, государственном интересе – отсюда специфическая военная лексика, все эти штурмы, фронты – хозяйственные и культурные, солдаты единственной преклонской партии, медали за бой, медали за труд, которые из одного металла льют, и – бесконечная борьба с искусственно насаждаемым образом врага, предстающего то в одном, то в другом обличье, внутри и за границами ощерившейся ракетами страны. Маленький рябой вождь ушел в мир иной, с известными оговорками и отступлениями начался другой период, в конце 80-х – начале 90-х прошлого века произошел выброс народной энергии, казалось, еще немного – и страна повернется лицом к Западу, начнет исповедовать и реализовывать его ценности, ан нет, все вернулось на круги своя, и снова возобладало военное представление об общем интересе, в народном сознании лепился понятный и привычный образ врага, начиная со взрывов жилых домов и вторжения боевиков в Гадестан и кончая второй вайнахской кампанией, мелькавший на телеэкранах ВВП в военной форме выглядел командиром, спасителем, отдающим все силы борьбе за безопасность народа и государства; сначала требовалось испугать преклонцев, потом показать, что с ним, Высшим Правителем, бояться не надо, жить не страшно.

И еще раз подтвердилось чередование в преклонской истории взлетов и катастроф как чередование государственных идеалов; впрочем, некоторые ученые считали – не просто чередование либеральных реформ и авторитарных контрреформ, не движение по кругу, а маятниковые колебания: речь идет о таком чередовании, в котором каждая последующая либеральная реформа идет дальше предыдущих; ВВП был знаком с этой теорией и не верил ей ни на грош – какая еще реформа, откуда ей взяться, если у власти, сейчас и надолго, железные парни из госбезопасности, знающие, как вывести страну из кризиса, заставить вновь ее уважать, народ же никогда не был для этого нужен, он представлял собой лишь строительный материал – песок, глину, цемент и не более, молча исполнял замысленное наверху и не роптал, а если б начал роптать, то быстренько был бы усмирен, слава богу, опыт накоплен, хилое же гражданское общество, когда оно проявилось в ходе перестроек, воспринималось, в лучшем случае, как помеха, в худшем – как враждебная сила.

Огромная, неуклюжая, нелепая, зачастую с необъяснимым прошлым, в минувшем веке испытавшая потрясения, которые только и мог пережить этот народ, поскольку нечего было терять, ибо ничего не имел… но куда-то и этой шаткой стране двигаться надобно, стоять на перепутье и чего-то ждать, бездействуя, невозможно, вот только вопрос, куда двигаться, в каком направлении; кто-то пророчествует, что у Преклонии нет будущего, только прошлое, ядовитое, как радиоактивные отходы, и смердящее, как разлагающийся труп; под этим, очевидно, подразумевается отнюдь не далекая история, а совсем близкая – сотканная прежними вождями смертельно прочная паутина из страха и слепой веры в идолов, ну, а какое настоящее у страны с такой историей – размытость, неопределенность, сплошной туман, несмотря на попытку стать одним из центров мирового влияния, и особенно доминирования там, где прежде, до распада, был единый Союз республик, а теперь самостоятельные государства, очень похожие на Преклонию по способу управления, на которые, что обидно, никак не удается набросить узду послушания; и давайте опять послушаем сказанное век с четвертью тому назад замечательно умным и прозорливым преклонским историком и философом – про то, что слышатся у нас праздные и вредные речи о необычайном могуществе Преклонии, о том, что ей стоит только слово молвить, и все сделается по-нашему, что весь мир с трепетом ожидает, что скажет и сделает Преклония, и т.д.; если бы Преклония проявляла на деле свое могущество, то много говорить о нем не было бы надобности, а если она почему-нибудь проявить его не может, то такие речи лживы и опасны; впрочем, если многие полагают патриотизм в национальном самохвальстве – это их дело. Сегодня же страна словно придуривается, являет собой сплошную имитацию – демократии, законов, выборов, даруемых свобод, вроде все делается, как у них на Западе, а на поверху – сплошной обман; и снова страна присягает одному Властителю, с тем лишь отличием от прежнего холопства, что делает вид, что преклоняется перед ним, готова пасть перед ним на колени, отказаться от своей воли и своей ответственности – на самом же деле тоже своего рода имитация, и уныло-бессмысленно звучат запоздалые мантры политологов-прикормышей – дескать, личность ВВП важнее для общества, нежели институты государства, власть в Преклонии первична, все остальное – вторично…

Но мост между покинутым, но до конца не отринутым прошлым, непредсказуемым настоящим и совсем туманным будущим строить приходится, вот только в какую сторону движение пойдет, в ту, в обратную или в обе сразу? – и какие колонны с какими развернутыми знаменами по мосту пойдут: упивающиеся былыми победами и подвигами, тянущие Преклонию назад, туда, где она находилась столько веков, или обдуваемые западными ветрами, стремящиеся туда, где Преклония наконец-то выйдет из тупика и обретет новое качество, – и рядышком, в одном строю двинутся по мосту отряды яростных радикалистов, для которых важнее всего этническая принадлежность, соразмеряя длину шагов, не слишком вперед, но и не отставать, двинутся новоиспеченные лидеры партий-карликов, выползших на свет божий волей прозорливого ВВП, безобманчивой интуицией понявшего, что только таким бескровным способом можно одолеть оборзевшую оппозицию, ибо начнут голодные карлики злобно бороться друг с другом, и будет ли в такой борьбе дело им до какой-то призрачной свободы… И тут же, по отмашке верноподданных дирижеров заговорят те, кому будет поручено, на набившую оскомину, но вновь актуальную тему – свобода нужна далеко не всем, не дорос народ в силу своей истории и черт характера, психологии и нравов к осознанию ее абсолютной необходимости и самоценности, не дорос! – так какого рожна вам надобно, господа западники, не пойдут за вами люди, как не пошли в период властвования Деда и его приверженцев, отвергли либеральную болтовню и ересь, а коль так, по-прежнему необходим стране царь, Властелин, быть может, даже с замашками диктатора; лелеете надежду изменить в Преклонии систему власти? – что ж, попробуйте, никто вам бразды правления просто так, добровольно, не отдаст, это как в детской игре “ну-ка, отними”, смогете, господа оппозиционеры, тогда и посмотрим, чья возьмет, а не смогете – пишите жалобу на себя.

И коль скоро возникает уверенность, что стране и впрямь необходим Властелин, иначе не удержать равновесия, тут же услужливые обоснователи возглашают неоспоримую с их точки зрения истину: с таким народом, как преклонский, нельзя иначе, он сам попросит “володейте мной”, ибо сам не способен ни к чему дельному, ни к самоорганизации, ни к кропотливой, каждодневной работе на собственное благо, ни к изменению своей судьбы; но едва зазвучат такие речи, тут же вплетутся в хор иные, спорящие голоса: Преклония свернула с едва наметившегося при Деде пути не случайно, это – осознанная стратегия ВВП, его выбор – отнюдь не следствие истории, культуры, народных предпочтений и представлений, это действия лидера, управляющего страной определенным образом, так, как он разумеет и желает, как выгодно его окружению; и не так уж плох народ, как его малюют, вовсе не так плох, есть в нем и здоровые силы, только держат их в накрепко завязанном мешке, не дают вырваться на волю, но коль вырвутся по какой-то роковой случайности или недосмотру, то вдруг станет ясно – не нужен людям никакой ВВП, обойдутся без него…

Вольно или невольно дискуссия с философским уклоном продолжилась на одной из встреч с руководителями главных телеканалов, выбранные места записи их разговора показывались по зомбоящику, как называли телевидение многие преклонцы, особенно живущие в больших городах и считающие себя продвинутыми, из него народ в основном и черпал сведения, как живет Высший Верховный Правитель и как живет страна, чего ждать от цен и когда произойдет очередное повышение зарплат бюджетников и пенсий; газеты с их малыми тиражами мало кто читал, до глубинки они доходили с большим опозданием или вообще не доходили; простой люд смотрел и обсуждал показываемое в “ящике”, откуда непрестанно лилась веселая музыка, где пели и плясали полуголые сисястые девицы и патлатые или бритые “под ноль” парни, мелькали одни и те же физиономии, обсуждались скандалы и сплетни интимного свойства, о политике рассуждали серьезные дяди и тети, склонявшиеся к тому, что, несмотря на участившиеся митинги и демонстрации недовольных, а недовольные всегда были и будут, и не только в Преклонии, все идет своим чередом, размеренно и правильно, без резких колебаний, несмотря на происки Заокеании и ее союзничков, “ящик” создавал стойкое ощущение – в Преклонии с каждым днем все радостнее жить; но главным было то, что скажет ВВП, а дяди и тети потом препарировали его мысли, делая еще более доступными и понятными. Правда, оставалась главная опасность – интернет, пятьдесят с лишним миллионов пользователей, поле для забавы всяких умников, не боящихся ругать власть и Самого, на умников искали и находили управу, вызывали в суд, штрафовали, однако не сажали, а, позаимствовав передовой опыт соседей из Поднебесной, закрывали порталы, сайты и блоги на основании принятого еще перед зимней Олимпиадой закона об ответственности за распространение сведений, порочащих чиновников, депутатов, судей, военных и вообще, власть, а перед этим – утвержденного запретного списка из пяти миллионов слов и словосочетаний, в него чего только не попало, если ему следовать, писать по-русски вообще невозможно; крик стоял страшный, когда закон и запретный список вступили в действие, однако потом все как-то успокоилось, как и прежде бывало в стране – закон есть, но его исполняют избирательно. Однако интернет беспокоил все больше по мере подрастания нового поколения взамен скопом вымирающих стариков и старух, молодые не желали мириться с мыслью, что их шансы и возможности добиться успеха обратно пропорциональны количеству лет ВВП во власти, собирающегося править чуть ли не вечно – так и пишут в блогах – а ведь все блоги не закроешь… а еще пишут и обсуждают набившую оскомину тему, мусолят то, что пришло в пору его переизбрания Высшим Властелином после смутных четырех лет правления Плюшевого, когда народ потерял страх: якобы прежняя история Преклонии закончилась, государство-монополия себя изжило, требуется изменение Конституции – так недалеко и до бунта; и потому договорились – один из первых вопросов теленачальники зададут именно в разрезе опасности перерастания недовольства во что-то более серьезное.

Ответ ВВП поразил, особенно удивился, вскинув брови, круглолицый статный, c пышной, расчесанной на прямой пробор, поповской шевелюрой руководитель главного канала, из-за отчества его по ошибке принимали за еврея, ВВП ценил его за ум и умение находить общий язык с совсем разными людьми: с человеком, у которого больная печень, он будет трезвенником, с выпивающим будет выпивать, с бабником – поддерживать скабрезные разговоры, со скромником – потуплять взор при слове на “х” или “п”, искусно претворяясь, что искренне разделяет вкусы человека, с которым в данный момент общается – ВВП в пору карьерного роста вел себя точно так же, маска словно приросла к его лику и трудно было различить, где он всамделишный, а где притворяется, важно всем говорить то, что от него хотят услышать, при этом он искусно поворачивал разговор в нужном направлении, собеседник и не замечал, как ручеек словоговорения начинал течь по новому руслу; давно уже, едва только завязывалась громкая история с МБХ, крупный финансовый начальник с Запада приехал с жестким разговором по этому поводу, вместо получаса проговорили час, ВВП угощал его зеленым чаем с сушками, финансовый начальник вышел весьма довольный и рассказал с умилением… нет, не о возможной судьбе того, кого он вознамерился защищать, а о том, что Хозяин Преклонии очень переживает из-за положения дел в Еврейском государстве – до ВВП дошло, и он самодовольно усмехнулся: спектакль удался.

И вот что он ответил круглолицему. “В одном итальянском городе не так давно был издан эдикт, запрещающий содержать золотых рыбок в округлых сосудах. В эдикте говорилось, что это жестоко по отношению к ним, ибо дает рыбкам искаженное представление об окружающей их реальности. Так вот, ощущения и взгляды некоторых, особенно молодых, ограничены и искажены линзами, через которые они глядят на мир. Надо менять линзы, а не мир вокруг”, – заключил он.

Всяко слышал из уст Властелина Преклонии руководитель главного канала, вывести его из душевного равновесия было невозможно даже такой сентенцией: “на нашем телевидении слишком много насилия и смерти, а вот фильмов про войну мало”, или “на нашем телевидении много насилия и того, что называется “секс”, но тут растерянно улыбнулся – из какого источника узнал высокий собеседник об этом эдикте… А ВВП, сделав театральную паузу, дабы насладиться произведенным эффектом, вдруг вспомнил совсем к предмету разговора не относящееся: как обладатель поповской прически мастерски вышел из довольно щекотливого положения, когда несколько лет назад, при возвращении на прежний пост Повелителя нации, временно оставленный в качестве смелого эксперимента, ВВП был впервые освистан в огромном спортивном комплексе, куда заехал посмотреть бои без правил – произошло неожиданно, никто не предполагал такую возможность – потому и было обидно, трепетали от обиды все фибры души – меня, любимца народа, за что?! Начальник канала принял единственно правильное решение – показать сюжет, однако смикшировать звук, чтоб никакого свиста, и все равно, началась возня, опять же на интернете, был свист или не было свиста? – а уж как Запад изгалялся, аналитики долбаные предсказывали скорый конец ВВП: дудки, не дождетесь! – забыли, что Преклония может, поднявшись с колен, как следует огреть… Тут же, по горячим следам, пресс-служба пиар-ход придумала: снова в том же зале при огромном стечении народа ВВП будет кого-то там приветствовать, и в ответ – бурные овации и одобрительные выкрики, а чтоб накладки не произошло, в зале только свои, по особым приглашениям; подумал – и отказался от затеи, которая наверняка боком выйдет, скажут и напишут в блогах – инсценировка, притом неумная, торчат отовсюду уши. Дальше – больше: в самой популярной преклонской социальной сети «ВКонтакте» кинули клич для желающих освистать ВВП на концерте в его родном городе “Пацаны, вам это не надо”, который он собирался посетить, вход в спортивно-концертный комплекс был свободным, вот и решили воспользоваться, а он перехитрил и опять не пришел; несмотря на его отсутствие, неизвестные стали раскидывать листовки, и со всех сторон опять слышался свист. Прошло полгода или больше, и – новый конфуз, на сей раз в театре, только уже не свистели, а топали ногами и мычали злобно, как коровы некормленные; не поверил спецслужбам, предупреждавшим – интернет новую акцию протеста готовит, агитирует публику гнусным, утробным образом выражать свой протест, не поверил – и поплатился; с тех пор зарекся выступать в больших аудиториях, иное дело – школа или больница, цех, но и там вместе с угодливыми, льстивыми до приторной фальши улыбками и непременными киваниями головами в знак одобрения он видел пустые, холодные, равнодушные глаза, в которых, как рыба о лед, затаенно билось: до чего же ты надоел, осточертел, как мы устали от тебя… И это был его народ, несознательный и беспамятный, который он окормлял, для которого пахал, как раб на галерах, и столько для него сделал… как это у писателя в “Великом инквизиторе”: лучше поработите нас, но накормите нас, он, ВВП, – накормил, но не поработил же?! Самое главное – они свистят, ногами топают, мычат – и им не страшно; может, и хорошо, что не страшно, закралась шальная мыслишка, может, это и есть его главное достижение, а его новым тираном нарекли, сравнивают с некогда правившим маленьким рябым Властелином; но тут же мыслишка крамольная покинула мозг, истаяла, испарилась, словно сама себя испугалась – если потакать, свободы разные не только обещать, но и давать, то это черт знает к чему привести может.

На главных телеканалах он сменил начальников, как убрал, перетасовал, спрятал, как меченые карты в колоде, и в конце концов передвинул на новые важные места всех, кто первые двенадцать лет его власти помогал ее укреплять, промывая мозги гражданам и придумывая новые и новые изощренные способы убеждения, что живут они все благополучнее, а будут жить еще лучше в условиях стабильности, что является исключительно заслугой спасителя отечества ВВП; он не имел к этим своим помощникам претензий, они умело и даже вдохновенно исполняли его волю, но затем все лопнуло, мозги граждан словно перевернулись, и под давлением обстоятельств он решил убрать главных исполнителей со сцены, а на их место вывести других, свеженьких, не столь раздражающих публику, но столь же внимательно ловящих каждое слово суфлера в будке. Оставил в прежней должности лишь круглолицего обладателя поповской прически, помятуя его главный непревзойденный талант, а еще в знак признательности за своевременное разъяснение мудреного термина, ставшего одним из символов его, ВВП, правления; речь шла о симулякре, копии, не имеющей оригинала в реальности, ах, как гениально придумал один француз, забыл его имя, да это и неважно; круглолицый объяснил: происходит термин от латинского similo, “делать вид, притворяться”, а разве не этим занимается любой Властелин, и он, ВВП, в том числе…; к примеру, специально отобранный телесюжет – изображение без оригинала, показ того, чего на самом деле не существует; выходит, любой вымысел, ложь – симулякр? – круглолицый деликатно поправил: именно в процессе имитации, симуляции реальности рождается продукт гиперреальности – симулякр. Это звучало как откровение, возникали поистине безграничные возможности изображать то, чего не существовало, собственно, в том или ином виде канал круглолицего, да и другие национальные каналы усердно этим занимались, но у круглолицего выходило лучше всего, за то и был ценим более остальных; ВВП безумно нравилось само звучание – симулякр, си- му-лякр, сии-муу-лля-акр… он изощрялся в произношении, всякий раз разном, фонетика завораживала, вводила в соблазн повторять и повторять – даже нараспев; только он один, казалось, мог столь сильно восхититься прежде незнакомым словом, теперь не слезающим с языка – оно плавно перетекало в три, вернее, четыре других слова, которые были рабочим инструментом его общения и управления: симуляция, имитация, мистификация и, если понадобится, – провокация.

Шефы телеканалов пили зеленый чай особого сорта – подарок лидера Поднебесной, закусывали бутербродами с семгой, балыком, салями, красной и черной икрой, в вазах лежали фрукты, задавались заранее согласованные вопросы, операторы снимали; показ беседы планировался через неделю, за это время все, кому положено, должны будут посмотреть запись, убрать оговорки, проговорки ВВП, словесную шелуху, смонтировать пленку и сделать телеинтервью чистым и незамутненным, понятным преклонцам, еще, наверное, не потерявшим интерес к тому, что вещает по-прежнему их Властитель.

Первым по статусу задал вопрос круглолицый: “Хочу спросить про экономику страны, как, на ваш взгляд, она развивается?” – “Проблемы всего остального мира не обошли и нас: экономика развивается медленнее, чем хотелось бы, некоторые считают, что в Преклонии застой и даже кризис, я с этим не согласен – инфляция относительно невысокая, дефицит бюджета не столь большой, но при нынешних падающих ценах на нефть…, сами понимаете…; у нас по-прежнему третий золотой запас в мире, госдолг тоже терпимый, однако увеличился в связи с затратами на проведение зимней Олимпиады, а впереди – футбольный чемпионат мира, в общем, долг не превышает пятнадцати процентов, это не страшно… Хотя пришлось сокращать госрасходы, а то народ привык к подачкам государства. Надо отвыкать…

Есть мудрость, которую не устаю повторять: чтобы дальше видеть, нужно выше сидеть; поверьте, мне многое видно с моей колокольни и я в состоянии давать оценку, например, в инвестиционном рейтинге Преклония покинула позорное сто двадцатое место и занимает сейчас девяносто девятое – прогресс очевиден, через лет семь мы, несомненно, станем пятой экономикой мира ”. – “За счет чего страна сделала рывок?” – вступил в разговор невысокий, субтильного сложения человек средних лет с щеточкой пшеничных усов, похожий на воробышка – немало лет он возглавлял пресс-службу ВВП, поднаторел, узнал извивы мысли патрона и был потом брошен на телевизионный фронт. – “Были урезаны, как вы знаете, субсидии и льготы госкорпорациям, сократилась доля нефтегазового комплекса в экономике, чем меньше государства, тем лучше, не так ли? – улыбнулся ВВП, вдруг подумав о своем коллеге в Заокеании, твердящим то же самое. – Далее, создали рабочие места в несырьевых секторах, хорошие, качественные места, ныне все другое должно быть – и уже частично есть, другая культура жизни, бизнеса, труда, инвестиций, образования…” Произнес и что-то щелкнуло изнутри предупредительным сигналом, как часто в последнее время происходило: все ведь с точностью до наоборот – огромные средства брошены на оборонку, расходы на нее растут, а на социалку сокращаются, и если нефть еще более подешевеет…, и опять-таки все делается ради государства, госспроса и госкорпораций, но народу это говорить вовсе не нужно, даже вредно и опасно.

“А что беспокоит более всего?” – спросила молодая симпатичная армянка небольшого росточка, ниже ВВП, что ему очень нравилось – терпеть не мог дылд, ростом; карим цветом глаз и ладной фигурой армянка походила на Арину, нет, Арина фигуристей, факт; к единственной из сидевших за столом он обращался свойски, по имени, без отчества, выделяя не просто женщину, как положено по этикету, очень милую и симпатичную, она прежде входила в его журналистский пул, к ней у пресс-службы никогда не было претензий – писала то, что надо и как надо, помнится, вела репортажи из горячих точек, заслужила орден и медали и по праву возглавила особый преклонский телеканал на английском, призванный создавать положительный имидж страны у заокеанцев, а когда решался вопрос, кого утвердить шефом одного из трех федеральных каналов, ВВП нисколько не возражал против ее кандидатуры. – “Беспокоят, Маргарита, упавшие цены на нефть и газ; тенденция устойчивая, она неблагоприятно сказывается: заокеанцы добывают нефть в огромных количествах в шельфе, бурят, как сумасшедшие, на экологию им наплевать, аналогичная картина по добыче газа и тяжелой нефти из сланцев, там удар по окружающей среде еще более мощный; и в арабских странах выросла добыча, ведется разработка новых месторождений в на разных континентах, словом, на рынок накатила нефтяная волна, которую он не переварит, спрос ведь не тот, и в Европе, и в Поднебесной застой, нет былой потребности в углеводородах; ситуация внушает опасения – странам придется проедать накопления, у кого они есть, начинаются торговые войны, возможна политическая дестабилизация… Неприятно…”

“В какой степени это уже коснулось Преклонии?” – очередь круглолицего. – ”В значительной, не стану скрывать, спать под теплым одеялом нефтедолларов уже, как видно, не придется; есть и другие проблемы: никак не можем добиться, чтобы чиновник со своим, как говорится, свиным рылом не лез в калашный ряд бизнеса, не обогащался на “откатах” и прочем, коррупция пока еще существует, нет такой таблетки от коррупции: раз проглотил – и вы здоровы, силовики слабо с ней борются, да и правительство не на высоте; ввели должность омбудсмена по бизнесу, ну и что, многого он добился? Да ни шиша, извините, сменили его, а результата все одно нет”. – “В обществе определенное недовольство повышением налогов и пенсионного возраста. Что вы можете сказать по этому поводу?” – “Существует ли хоть один человек, довольный тем, что ему приходится платить больше налогов? Качаете головой – вот и я так же думаю; на счет же пенсий… во всем мире уходят на заслуженный отдых в более пожилом возрасте, мы тут в хвосте плелись, теперь выровнялись с Западом – чего же обижаться, тем более, люди наши стали жить лучше, дольше…” – “Но у нас продолжительность жизни по-прежнему невысокая”, – робко, словно стесняясь собственного признания, произнесла Маргарита, ВВП повел бровью: такая реплика в согласованном тексте вроде бы не присутствует, надо проверить, а проще – вырезать вовсе, потому и отвечать подробно нет нужды: – “Пока невысокая, а будет высокая, к двадцать пятому году догоним Запад по этому показателю”.

Перешли к внешней политике, круглолицый поинтересовался мнением относительно талибов – те пытаются вести активную пропаганду в среднеазиатских государствах, некогда входивших в Преклонской Союз. – “Поблагодарить за это следует Заокеанию – ушла из Пуштунистана, бросила несчастный народ на произвол судьбы, вот талибы и лезут во все щели со своей пещерной идеологией, а среднеазиатские республики не в состоянии дать серьезный отпор; придется, видимо, им помочь, потом, смотрите, наркотрафик из Пуштунистана резко усилился, сто тонн героина в прошлом году попало к нам, несколько миллионов наших людей сидят на героиновой игле, больше, нежели, скажем, в две тысячи двенадцатом, а заокеанцы потирают руки, наркотиками пытаются разрушить Преклонию… А сами с талибами постоянно якшаются, ведут переговоры закулисные, деньгами их покупают, чтобы “Аль-Каиде” не давали резвиться…” – “А что будет с евро?” – перевел беседу в иную плоскость воробышек. – “А что будет? Ничего хорошего не будет, Соединенные Штаты Европы вытеснили единую валюту на задворки, используют, как известно, в основном в электронном виде, а не в виде бумажных купюр, еврозона уменьшилась, юг Европы задыхается от безработицы, шутка ли, двадцать процентов, а североевропейцы жируют, те же немцы виллы за бесценок скупают на юге континента, нанимают местных горничными или садовниками, а вот альбионцы – молодцы, не соблазнились евро, не вступили в еврозону, сколько их не уговаривали, и правильно сделали; Поднебесная вовсю в Альбионию деньги вкладывает, не только наши олигархи там собственностью владеют, но и богатеи Поднебесной квартиры, особняки имеют и охотничьи угодья… В этом смысле очень было полезно учесть опыт и ошибки европейских стран в работе нашего Евразийского экономического союза, мы не хотим повторить эти ошибки; я еще пятнадцать лет назад говорил о необходимости создания такого объединения, но… улита едет, когда-то будет, у нас все делается медленно, важно, однако, подчеркнуть, что союз создан и работает, и пусть злопыхатели называют его колоссом на глиняных ногах, считают, что местные элиты испугаются потерять свое влияние из-за прихода “старшего брата” в лице Преклонии…; мы на это внимания обращать не будем, а будем работать в этом направлении… Вслед за таможенно-тарифной политикой, за таможенным регулированием, общей внешней границей появились новые направления; хотели сделать единую валюту, не рубль, а некую новую денежную единицу, но потом, глядя на евро, от идеи этой отказались… Крайне важно, что на образовавшемся пространстве вполне могут найти спрос преклонские несырьевые товары, по понятным причинам не имеющие рынка сбыта за рубежом, немаловажна и перспектива восстановления прежних и налаживания новых горизонтальных связей и кооперации между предприятиями трех стран…; и все же говорить о Евразийском экономическом союзе как об исключительно успешном проекте пока преждевременно – должно пройти время…”

“Можно вопрос об экстремизме? – уже совсем не робко спросила Маргарита. – Сохранится ли в нашем Уголовном кодексе 282-я статья? По ней обвиняют, к сожалению, многих вовсе не экстремистов”. – “А как бы вы хотели, отменить ее совсем?” – Маргарита тут же закачала головой, нет, ни в коем случае. – “Вот и я считаю – пускай статья о наказании за экстремизм остается, чтоб держать Преклонию в тонусе, а на счет обвинений не тех…, лучше, извините, перебдеть, чем недобдеть”.

“Хотелось бы коснуться такого вопроса: cчитаете ли вы осуществимыми новые потуги Персиании на обладание атомной бомбой?” – выронил изо рта, как хлебную крошку, воробышек. – “После жестких санкций и угрозы удара по ядерным объектам ракетами и бомбами Запад посчитал, что отодвинул угрозу на несколько лет, мы были, если помните, категорически против самой идеи бомбардировок, требовали поступить так, как в Мирии – договориться о вывозе оттуда запасов химического оружия. Нас не послушали, теперь имеем в Персиании постоянный очаг напряженности, и все это вблизи границ Преклонии, заокеанцам же наплевать: поставили свои ракеты совсем рядом с нами и в ус не дуют; но мы уже дали и еще дадим симметричный ответ, пусть не думают, что нас можно голыми руками взять, реализация государственной программы вооружения на период до 2020 года позволит полностью перевооружить войска новыми ракетными комплексами, но уже сейчас эти комплексы составляют шестьдесят процентов ударной группировки РВСН; у нас уже более сотни пусковых установок с новыми ракетными комплексами “Ярс” и Тополь-М…”

“Позвольте опять о внутренней политике”, – произнес круглолицый, и ВВП поощряюще улыбнулся: “Позволяю”. – “Как вы расцениваете нынешнее поведение оппозиции?” – “Для меня нет загадок в ее поведении, все прозрачно и видно, как на ладошке: зарегистрированы новые партии, губернаторы не назначаются, а выбираются, и не по указке Кремля, но при согласовании – как иначе?! – словом, свобода не ограничивается, но оппозиции все мало, ей подавай власть на блюдечке с голубой каемочкой, а власть завоевать надо в честной борьбе, а не горлом… Меня многие подвигают к жестким действиям, я на это не иду, самое простое – махать шашкой, рубить головы и выглядеть на этом фоне крутым руководителем, я же предпочитаю бороться с оппозицией ее же методами, это еще в двенадцатом году началось: вы – митинги, и мы – митинги, вы – интернет и мы – интернет, а в том, что у меня якобы есть какие-то преимущества, я не виноват… Однако хочу со всей прямотой сказать и заверить наш народ – революции мы не допустим, умыть Преклонию кровью не позволим, пусть оппозиционеры зарубят это у себя на носу… Потому сажаем и будем сажать тех, кто черту дозволеного преступает…”

Согласованные заранее вопросы исчерпались, пора было расходиться, ВВП же молчал, погруженный с свои мысли, и телевизионщики молчали, продлевая затянувшуюся паузу и не решаясь откланяться; если бы в тот момент они знали, что щемит, тревожит сидящего напротив…, этого они не знали и даже догадки не строили, а тревожило его в ту минуту, как и все последнее время, его окружение, те, кто совсем рядом, и кто подальше, но в обойму правящую входят, благодаря ему имея все, о чем и мечтать не могли: боятся, что не сможет ВВП их защитить и отнимут у них нажитое-наворованное, в узилище посадят, боятся и требуют новых и новых благ в обмен на лояльность и поддержку, а урежешь им блага – дезертировать начнут, сначала по одному, потом скопом; и беднота городская и сельская того же требует, блага, пускай и скромные, подавай им как прежде, а откуда деньги взять…

Встреча с телевизионщиками закончилась, наступил вечер, пришла Арина, лег позже обычного и не выспался; последний год не давали покоя сны, ночью он не отдыхал, а боролся с врагами, и часто снилось детство – бедное, убогое и сирое, суровый, лишенный сантиментов отец с израненной на фронте ногой, служивший в истребительном батальоне НКВД, а в мирное время охранник на заводе, потом мастер; тихая безответная мать, санитарка, дворничиха, сторож, уборщица в лаборатории, потеряла двоих сыновей, умерших перед войной с гансонцами и во время блокады города на болотах, родившая В. в сорок один год – в таком возрасте в Преклонии тогда редко рожали, что дало впоследствии повод гнусным сплетням и пакостным домыслам – что В. вовсе не ее ребенок, а усыновлен, комната в глухой коммуналке без удобств – ни ванной, ни горячей воды, туалет примыкал к лестничной площадке, зимой в нем было холодно, как на улице, пятый этаж без лифта, двор-колодец, в подъезде жили крысы, он с друзьями гонял их палками, однажды загнал огромную крысу в угол и та от безысходности бросилась на него, началась безумная гонка вверх по лестнице с выбоинами, он опередил обезумевшую крысу на мгновение, захлопнув дверь в квартиру перед ее носом. Таких домов и таких коммуналок в построенном на костях городе, одновременно поражавшим творениями лучших зодчих Европы, была уйма, жил в них в основном рабочий люд, принимавший такую жизнь как должное, не сетовавший и не роптавший, свято веривший в светлое будущее Преклонии, ради которого можно было смириться с настоящим; единственным, кто выбился из нищеты, был дед по отцовской линии, проверенный-перепроверенный органами, он готовил пищу в усадьбе, где жил картавый вождь преклонской революции и мирового пролетариата и семьи его сестер, а когда тот умер, деда перевели на одну из дач маленького рябого вождя; на самом-то деле была легенда, пущенная теми, кому положено было создавать светлый образ Властителя, он легенду не опровергал, более того, поддерживал, дед же жил и готовил в доме отдыха столичного партийного руководства, к кухням картавого вождя и великого продолжателя его дела деда и близко не подпускали.

Пребывая уже многие годы в Резиденции, ВВП возвращался в снах в кошмар детства, который тогда вовсе не воспринимался им таковым, однако и радостных эмоций сны о детстве не добавляли, скорее напротив; родители же были рады и счастливы видеть, кем становился их единственный отпрыск: сгоравший от тяжкой болезни отец, убежденный коммунист, прошептал после того, как сын, еще не ВВП, но уже властьпредержащий, со свитой навестил его в больнице, – мой сын как царь. Родители покинули этот свет в весьма преклонном возрасте, за восемьдесят, оба умерли от рака, поэтому ВВП каждый год доверял свое еще крепкое тело докторам, те дотошно проверяли каждый орган, и более всего желудок, включая прямую кишку, и выносили обнадеживающий вердикт – абсолютно здоров; некоторые проблемы существовали с позвоночником как следствие занятий борьбой, но это пока не причиняло больших неудобств, пока. Единственное периодическое вмешательство эскулапов, по совету его друга Базилио из Латинии, ловеласа и политика, и по желанию самого ВВП, заключалось в операциях на лице, ему вкалывали ботокс для разглаживания морщин, проводили блефаропластику – удаляли излишки кожи и жировой ткани с век, увы, не всегда удачно – во время очередного визита в большую соседнюю страну, некогда входившую в Союз республик Преклонии, ее потеря оказалась весьма болезненной, на скуле ВВП обнаружился синяк, многие сделали безобманчивый вывод об экспериментах с лицом, раздосадованный высокий гость даже отменил итоговую пресс-конференцию, а СМИ и интернет начали злословить, ведущая газета Заокеании, например, вежливо предложила ВВП приложить холодный компресс к левому глазу, а альбионские борзописцы предположили, что лицо было наспех загримировано, а маскировочный слой пудры доходил лишь до середины лба. Туго натянутая, словно на барабане, кожа лица отчасти создавала новый лик Властителя, кто-то из блогеров отметил его похожесть, особенно новым разрезом глаз, на удкурта; впрочем, в сравнении не виделось ничего уничижительного ни для ВВП, ни для маленького народа, жившего близ великой преклонской реки, – разве они не люди?!

В употреблении слова “единственное” таилась дуаль – медики подновили и, как казалось, облагородили внешность Властелина Преклонии, еще и воссоздав его прическу – и прежде не пышный покров головы со временем оскудел, волосы повылезали, образовалась плешь, на глазах увеличивавшаяся в размерах, он переживал из-за этого, и тогда пригласили знаменитого хирурга из Заокеании, специалиста по пересадке волос, взяв с него подписку о неразглашении тайны, и вскоре ВВП явил миру и граду вновь покрытый белесой растительностью череп; народ обомлел, пообсуждал, позлословил, особенно лысые, не имеющие денег для подобной трансплантации, и вскоре сия тема перестала волновать, на смену пришли новые, куда более интересные. Однако кое-кому не терпелось поэксплуатировать внешность нового Правителя, поиздеваться над малым ростом и редкими волосами (это было задолго до операции по восстановлению растительности), и тогда на недружественном телеканале олигарха Лапчатого, которого новоиспеченный ВВП еще не успел прижать к ногтю, появился очередной выпуск пользовавшихся бешеным успехом “Марионеток”, в которых ВВП предстал окарикатуренным и униженным; за основу был взят сюжет известной сказки Гофмана “Крошка Цахес”, ее герой, маленький, невзрачный, неприятный человечек, благодаря фее, которая волшебным гребешком его расчесала, вдруг всем начинает казаться прекрасным принцем; текст на телеэкране к сказке не имел ни малейшего отношения, откликался на злобу дня: Дед, передавший ВВП бразды правления, глядел в люльку с младенцем Циннобером в образе нового Властелина и удрученно приговаривал: “Как у меня, демократа до мозга костей, могло родиться такое?”; дальше – больше: “Какой красавец!” – “Кто красавец? Он?” – “Стоит ему поковырять в носу, все сходят от восторга” – “Это колдовство. – “У него на голове три красных волоска, надо их выдрать”. – “Ты что, он тогда совсем лысым станет”. – “Зато потеряет свою колдовскую силу…” Посмотрев передачу, ВВП пришел в неописуемую ярость, более всего вывели из себя издевки над его маленьким ростом, это выглядело крайне недостойно, физиологическим оскорблением, такое спустить было нельзя, “Марионеток” закрыли, у Лапчатого с того момента начались неприятности… Много лет минуло, “Марионетки” забылись, автор же унизительного для Первого Лица государства текста до сих пор жив-здоров, мелькает изредка на телеэкране, катается по заграницам, печатается, а еще утверждают, что ВВП злобен и мстителен, – было бы так, где бы сейчас находился автор…

Юный В. начинал свою карьеру вовсе не блистательно, будущие биографы, даже потерявшие совесть, ну никак не могли писать о нем в возвышенных тонах – отличник, серьезный мальчик, не по годам интеллектуально развитый, словом, с задатками будущего Властелина; не могли писать по той простой причине, что это ни в коей мере не соответствовало правде – ибо рос юный В. чистой шпаной, по его собственному чистосердечному признанию спустя много лет; в пионеры его приняли только в шестом классе, досуг проводил с забубенными пацанами во дворе-колодце, бегал по крышам гаражей и сараев, в школу вечно опаздывал – привычка всюду и везде появляться не вовремя сохранилась на всю жизнь, учился на “тройки” и постоянно участвовал в драках. Маленький, щуплый, он служил бы объектом постоянных ребячьих издевательств и третирования, если бы не его характер – его били, валили с ног, он вскакивал и лез худыми кулаками давать сдачи, ему пускали кровянку – по неписанным законам улицы, на этом драка заканчивалась, он же не признавал никаких законов и лупцевал обидчика из последних сил; в такие минуты его неокрепший мозг заливала волна злобы и ненависти, он никому ничего не прощал и никому ничего не забывал, не зря его прозвали бешеным. В силу этого удавалось оставаться своего рода неформальным лидером класса, школа находилась в двух шагах от двора, двор был надежным тылом, потом сообразил, что двор не всегда выручит, – и начал заниматься самбо, поначалу же записался в секцию бокса, вскоре ему сломали нос и он понял, что это не его удел.

В одной из комнат коммуналки жили дедушка с бабушкой и их перезрелая, большая и рыхлая, незамужняя сорокалетняя дочь, отец ее был портным и, несмотря на возраст, целыми днями что-то строчил на швейной машинке, юный В. относился к старикам вполне дружелюбно, любил заходить к ним, его угощали печеньем и иногда жарким из кисло-сладкого мяса, родители В. не противились таким посещениям, они называли соседей евреями, в интонации, с какой они говорили – евреи – не было ничего обидного и уничижительного, что В. часто слышал во дворе и на улице, тем не менее, он понимал: старики и их дочь какие-то не такие, не похожие на остальных обитателей коммуналки; ощущение это усиливалось тем, что по субботам из комнаты не доносилось привычное мерное жужжание машинки, старик отдыхал и читал какую-то толстую, в кожаном истрепанном переплете книгу, бубня про себя; однажды В. поинтересовался, что он бубнит, старик объяснил, что это священная для евреев книга, в ней вся суть их религии, и В. больше вопросов не задавал, услышанное было не интересно, слово “религия” отталкивало как нечто такое, чего надо было чураться и о чем ни с кем говорить не следовало.

Пройдут годы, летописцы деяний Властителя и те, кого он еще интересует, непременно зададутся вопросом об отношении ВВП к племени израилевому – ну, никак в Преклонии не обойтись без рассуждений на обжигающую, как металл на морозе, тему, без выявления сокрытых мыслей, потаенных поступков, причисления определенного лица к сонму “фобов” или “филов” – последних тысячекратно меньше, и никакой середины, или-или, но с ВВП осечка вышла; люди в ответ на неизбежный вопрос пожмут плечами и характерно скривят губы: а черт его разберет!.. – и в самом деле, многие его оппоненты были евреи: журналисты, писатели, политики, и, в общем, ни один волос с голов их не упал, среди напуганных, присмиревших евреев-олигархов тоже врагов нет, исключая МБХ – “половинку”, да и то он, в сущности, не совсем враг, скорее жертва обстоятельств, нельзя тогда было по-другому, убеждал себя ВВП; во время службы в конторе глубокого бурения будущий Властитель считался умеренным по этой части, изредка отпускал соответствующие реплики и не более, а как вы хотите – в таком ведомстве, где днем с огнем евреев не сыскать, и без выпадов в их адрес? – зато дорожил дружбой с евреями, теми же братьями Краснохолмскими, Аркадием и Борисом, с которыми на татами боролся, и сделал их впоследствии миллиардерами; став Властелином, никогда не давал отмашки разыгрывать антисемитскую карту; это с одной стороны…, а с другой… Не мог такой человек любить евреев, погоны и положение, тогдашнее и последующее, обязывали – не любить, и не любил, только тихо, без надрыва, в глубине себя, не афишируя, не бравируя перед сослуживцами, не давая повода для досужих разговоров; главное, в лоб не лгать, а так плести словесное кружево, чтобы оставлять возможность окружающим воспринимать сказанное отчасти как правду; только раскусили его, вычислили сокрытое и потаенное в редких речах его о евреях: сказал однажды, что антисемитизм – сложное этнико-историческое явление, так придрались к сложному – нет ничего сложного, коль заведомо не напускать туману, а признать открыто и честно, что антисемитизм – правда, которая не всегда высказывается с должным умом; или зачем-то сказал, что не преклонское это изобретение, но разве кто-то говорил, что Преклония – родина антисемитов? Еще походя обронил, в некоторых государствах, которые традиционно считаются стратегическими партнерами Иудеи, к сожалению, проявление антисемитизма весьма заметно – да, в Заокеании есть антисемитизм, но означает ли это, что не надо порицать за него Преклонию? «Я не думаю, что в сегодняшней Преклонии антисемитизм что-то может определять и представляет собой какую-то угрозу»…И ведь, действительно, не видел эту угрозу. И про подстрекательское письмо Пятисот спросили однажды, письмо, подписанное многими известными деятелями, даже депутатами Думы, где призывалось убрать иудаизм из политической, правовой системы – тут ВВП маху дал, вывернулся неудачно, дескать, подписанты не призывали убрать иудаизм из политической системы, нет, там были другие посылы со ссылками на некоторые источники иудаизма, а ему в ответ – вздор несете, там клевета с фальсификацией, а не некоторые источники, там в чистом виде кровавый навет; и уж совсем нелепый подтекст обнаружился в его ответе: если начать активно бороться с антисемитизмом, то антисемиты рассвирепеют и начнут погромы, то есть хочешь защитить евреев – не зли антисемитов, по этой логике, Освенцим – результат того, что евреи злили антисемитов. Вот и выходило: с одной стороны… с другой…

Отец, которому В. все же рассказал о книге, которую читал старик-сосед, насупился и угрюмо изрек то, что сын и без того неоднократно слышал от учителей и по радио: религия затуманивает, дурит головы, она – опиум для народа, при этом мать поджала губы, опустила глаза долу и не проронила ни слова, В. вдруг подумал, что она с чем-то несогласна, но интересоваться не стал. С чем была мать не согласна, он узнал много позднее, уже взрослым, вернувшись из Гансонии, тогда наступили совсем иные времена, обо всем можно было говорить открыто, не таясь, и однажды мать поведала, что крестила новорожденного, то есть В., втайне от отца, члена партии, секретаря партийной организации цеха; выдав тайну, она дала ему маленький нательный крестик из алюминия, простенький, совсем легкий, который новорожденному надели при крещении; отец спустя годы узнал об этом, но молчал и не ругался. Мать попросила: если у сына, теперь занимающего немаленькие должности, представится возможность поехать на Святую землю и освятить крестик у Гроба Господня, она будет довольна и счастлива; В. выполнил ее просьбу; а спустя три года невероятная история приключилась, в которую кое-кто не верит по сию пору, это враги его дела, те, кому ВВП поперек горла, кто спит и видит, как бы его оскорбить недоверием, поставить под сомнение рассказанное им и увековеченное с его слов, но он-то знает, что так и было – а с врагами у него один разговор – короткий.

В то лето девяносто шестого сгорела только что отстроенная двухэтажная дача, кирпичная, изнутри обшитая деревом, в тот день он был на даче с семьей, приехали гости – его секретарь с мужем и дочкой, настроение было не ахти – босс, мэр города на болотах, проиграл выборы, вместе с ним следовало уйти и его команде, В. предстояло искать новую работу, вечером мужчины пошли в сауну, прямо в доме, на первом этаже, попарились, искупались в речке и вернулись в комнату отдыха, и вдруг – треск, дым, пламя, он закричал не своим голосом, чтобы все бежали из дома, вон, немедленно! Горела сауна, запахло угарным газом, электричество вырубилось из-за короткого замыкания, в полной темноте эвакуировали детей, дыма было столько, что не видно лестницы, по которой надо спускаться со второго этажа; он содрал с кровати простыни, связал их, привязал к балконной решетке и спустил одну из дочерей и секретаря, остальные сами уже вырвались наружу; и тут он вспомнил, что в комнате остался “дипломат”, набитый деньгами, большими деньгами, долларами, вернулся, начал в дыму искать, безуспешно, почувствовал – еще несколько секунд и кранты, выскочил на балкон, пламя вырывается наружу, перелез через перила, начал спускаться по простыням, и тут стукнуло – он же голый, в чем мама родила, простыня, которой обмотался, сползла, картина не для слабонервных: пылает дом, голый мужик ползет вниз, простыни на ветру развеваются, как паруса, а вокруг на пригорке народ, как обычно в Преклонии, с большим интересом наблюдает, палец о палец не ударяя, чтобы помочь… Пожарные приехали, у них сразу вода кончилась, а озеро в двух шагах, он им: “Как кончилась вода? Целое озеро же рядом!” – они согласились: “Озеро рядом, но нет шланга”.

В тот момент ни о каком крестике не думал и изумился, когда разбиравшие обгоревшие угли работяги нашли его целым и невредимым и отдали ему; крестик снял перед тем, как войти в сауну, все сгорело дотла, а алюминиевый крестик сохранился и даже не оплавился – чудо и только! Об этом рассказал в интервью ведущему знаменитого телешоу в Заокеании, тот спросил, правда ли, что носит крест и что верующий, ВВП ответил – правда, но распространяться на эту тему не стал: нельзя веру выставлять напоказ, она в человеческом сердце, но про пожар и чудесное спасения крестика поведал… Недруги его, однако, про крестик стали писать и говорить пакости – дескать, история придуманная, не могла алюминиевая штучка не оплавиться в огне – и приводили данные ученых: алюминий плавится при 660 градусах, а при пожаре температура достигает 900 градусов; про пожар и чудом сохранившийся крестик якобы сочинил ВВП душещипательную байку, а стал потом носить точно такой же, но копию, а не переданный ему матерью; и одновременно на все лады склоняли за дурацкий ответ в интервью знаменитому телеведущему по поводу несчастной субмарины: она утонула… Вырвалось нечаянно, потом жалел об этом, хотя что ж такого ужасного сказал? – действительно, утонула и спасти никого было нельзя, а в интернете помои лили: дескать, во время и несколько дней после трагедии сидел себе спокойненько в своей кавказской резиденции, купался-загорал, а моряки гибли, стучали в переборки подлодки и никто не реагировал, не звал экстренно на помощь иностранцев, коль сами не умеем спасать. Он в те дни размышлял, лететь – не лететь и решил остаться в Резиденции и не мешать морским начальникам заниматься спасением, иначе все внимание к его персоне было бы приковано; правильно решил – а недруги того не поняли и его чуть ли не главным виноватым выставили, но ему на это наплевать с высокой колокольни… помнится, тогдашний президент Заокеании тоже спросил про крестик, и ему тоже поведал историю, президент расстрогался…

Из всех поездок на Святую землю лучше всего помнилась первая в роли уже Высшего Властителя Преклонии, было почти пятнадцать лет назад, его тогда по соображениям безопасности не пустили к Стене плача, принятие решения лежало на совести местных секьюрити, он хотя и разозлился, но виду не подал – в чужой монастырь со своим уставом не ходят; едва прилетел и поселился в гостинице, как в сопровождении своей охраны двинулся к храму Гроба Господня, открытому до 21 часа, едва подошло нужное время, храм закрыли, спешно поставили рамку металлоискателя, пропустили через нее считанных журналистов, в основном фотографов, ВВП встретили три священника: греческий, армянский и католический, в их сопровождении он вошел в храм и подошел к камню помазания, на котором омывали тело Христа, долго стоял у камня, одолеваемый одному ему ведомыми мыслями, потом пошел к крохотной часовенке, кувуклии, то есть к Гробу Господню, пробыл в ней несколько минут, из кувуклии, пройдя через армянскую часть храма, поднялся на Голгофу и, став на колени, застыл под алтарем у выдолбленного отверстия, он знал – здесь стоял крест, на котором распяли Христа. Он зажег свечу, священники делали знаки, указывали на витую каменную лестницу, ведущую к выходу из храма, он медлил.., наконец, двинулся к выходу, потом резко развернулся и снова подошел к тому месту, где стоял крест, снова нагнулся, залез под алтарь и снова преклонил колени, дернул узел галстука, расстегнул ворот рубашки, достал нательный крест, приложил к отверстию и замер в этой позе…

Разозлился он еще раз на следующий день в мемориальном комплексе “Яд Вашем”, на входе в Зал памяти раздавали кипы, ВВП достал из кармана свою, заранее приготовленную, гид в определенный момент вспомнил пакт Молотова-Риббентропа, подчеркнул – его подписанием объяснялась трагедия польских евреев, пакт, сказал гид, развязал Гансонии руки для оккупации страны; “Подождите, а почему вы не говорите, что до этого был Мюнхенский сговор?” – с раздражением спросил ВВП. – “Этот зал мы уже прошли”, – нашел выход из положения гид. – Ладно, – хмуро кивнул ВВП. – А то часто мусолят пресловутый пакт, а о Мюнхенском сговоре почему-то не вспоминают”.

Все это в преломленных, искаженных и вовсе нереальных образах и видениях, как бывает в снах, присутствовало в его ночной жизни, а это была именно жизнь, активная и насыщенная, а не забытье, утром обрывки сновидений, словно лохмотья рубища, никуда не исчезали, продолжали существовать сами по себе, давали пищу раздумьям. И вновь, в который раз, сам того не желая – это возникло в последний год как, наверное, знамение близящейся старости – он задумывался над человеческой неблагодарностью, над желанием исподтишка, скрыто, страшась неминуемого наказания, унизить и оскорбить того, на кого прежде чуть ли не молились; более всего злили и вызывали приливы ярости, которые все труднее становилось скрывать на людях, намеки на вранье в биографии ВВП, растиражированной миллионами экземпляров: ну как он мог поступить в университет прямо со школьной скамьи при конкурсе сорок человек на место, будучи далеко не отличником – наверняка помогли – и даже известно, какое ведомство приняло участие в его судьбе… только зря жуют сопли и тонкие намеки делают на толстые обстоятельства – он никогда не скрывал свою близость к тем, кто обеспечивал государственную безопасность Преклонии, еще в девятом классе предложил им свои услуги. Так получилось, что сызмала бредил разведкой, читал книжки про героев, тайно внедряющихся в стан врага, живущих под чужими именами и фамилиями, смотрел про них фильмы, библиотечный “Щит и меч” ловко умыкнул, не оставив следов, и зачитал любимую книжку до дыр, многажды представляя себя на месте Александра Белова, ставшего Иоганном Вайсом; точно так же видел себя Николаем Кузнецовым, сильным духом, непримиримым к врагам; перед самым поступлением в университет познакомился со Штирлицем и навсегда влюбился в него – когда работал у мэра города, коллеги промеж себя называли его “Штирлицем” и он был безмерно горд этим; но вот до этого славного периода, едва поступив в органы, почему-то стал “молью” – случайно узнал о прозвище и обиделся: разве он похож на моль – сквернейшее насекомое, поедающее незаметно шубы, платья, костюмы, мебель, зерно, капусту…

Как писал биограф ВВП, разведка из романтических грез стала сферой его деятельности; малыми силами, буквально силами одного человека, можно достичь того, чего не могли сделать целые армии, один разведчик решал судьбы тысяч людей, так, во всяком случае, он это понимал, и вот набравшись смелости, в один прекрасный осенний день, учась в девятом классе, В. отправился в Большой дом на Литейном проспекте, в

то самое здание, которым пугали и которого боялись, он же никого и ничего не боялся, поскольку шел осуществлять мечту; в приемной к нему вышел какой-то человек с незапоминающейся внешностью, внимательно выслушал: “Хочу у вас работать”. – “Отрадно, но есть несколько моментов”. – “Каких?” – “Во-первых, мы инициативников не берем. Во-вторых, к нам можно попасть только после армии или какого-нибудь гражданского вуза”. В. поинтересовался: “После какого вуза?” – “После любого!” – “А предпочтительнее какой?” – “Юридический!” – “Понял”. Человек с незапоминающейся внешностью записал его адрес: “На всякий случай”, и аудиенция была окончена. С этого момента В. начал готовиться на юрфак университета, притом на международное отделение, и уже никто не мог его остановить; cпустя тридцать лет ВВП рассказывал своим летописцам, призванным специально для того, чтобы дать миру ответ: кто же он, ВВП, внимавшим его откровениям и ни одно слово, вылетавшее из его уст, не подвергавшим сомнению, что поступать было сложно, курс состоял из ста человек, и всего десять брали сразу после школы, остальных – после армии, для него как школьника конкурс был примерно 40 человек на место, по сочинению получил четверку, остальные устные экзамены – русский язык и литературу, историю и немецкий – сдал на пятерки и прошел. Средний балл аттестата тогда еще не учитывался, поэтому он в десятом классе смог полностью сосредоточиться на предметах, которые надо было сдавать в университет, а на остальные не обращать внимания, по ним его устраивали и тройки; слава богу, в школе были умные учителя, для них главным было подготовить учеников к поступлению в вуз, и потому не стали мешать. Все рассказанное было сущей правдой – и надо же! – Фомы неверующие и тут усомнились, заподозрили в чем-то нехорошем – по блату шел, адресок-то оставленный пригодился, на международное отделение юрфака просто так не поступали, туда только “своих” брали, чтоб пополняли ряды, и поступал В. по квоте Большого дома, к тому же спортсмены тоже по особому списку шли, В. не был еще мастером спорта, но подавал надежды; так все для него и срифмовалось… и сидит, как заноза в пальце, саднит и гноится эта пакость в Сети, и не выковыряешь ее, как ту же занозу.

По части выковыривания у него проблем не было, едва стал главным начальником всей преклонской безопасности, как первым делом затребовал секретное досье на себя – аналогичные досье в этом ведомстве имелись на всех сотрудников; прочитал и дал команду уничтожить, но какая-то гадина, ослушавшись приказа, то ли сняла копию, то ли заложила файл в компьютер, проверка не обнаружила, кто сделал, короче, кое-что из досье стало достоянием масс. В общем, ничего страшного: говорилось в досье, что по характеру самолюбив, выдержан, скрытен, по мнению ряда источников, склонен к интригам, пользуясь доверием мэра города на болотах, инициировал через него назначение некоторых своих близких знакомых из числа оперработников на ответственные должности в управлении безопасности, при этом сам старался находиться в тени, учитывая неуемное тщеславие босса и стараясь не осложнять отношений с другими руководителями мэрии; в деловых кругах города считался “серым кардиналом” при мэре… На публике, особенно в его присутствии, держался подчеркнуто скромно, в скандальные ситуации не попадал, но в городе бытовало мнение, что через подставных лиц получал за услуги значительные суммы в иностранной валюте, некоторыми преступными авторитетами называлась цифра 10 тысяч долларов ежемесячно…, патронировал банк “Преклония”, акциями которого якобы владеет через подставных лиц, поскольку в банке сильны позиции малышевской преступной группировки, имел контакты с ее руководителями… фактически руководил созданной при мэрии конторой “Рубеж”, торгующей конфискатом; по данным других источников, способствовал становлению в городе игорного бизнеса и по этому поводу контактировал с организованными преступными группировками… Нет досье, уничтожено, а те фактики и цифири, что плавают, как дерьмо, в Сети… так не доказано, что подлинные, а те, кто мог бы доказать… иных уж нет, а те известно где… Главная закоперщица начавшегося было расследования в бытность его в мэрии, тогдашняя депутатша горсовета, карга-правдолюбица, откинула копыта, другие же рот открыть побоятся.

Чего только не писали о ВВП! – сколь мерзопакостен человек, осознающий свою безнаказанность в безбрежном море таких же, как он, анонимов интернета, где волен выдумывать бог знает что, клеветать, злорадствовать, оскорблять! – а тут не анонимы, двое ученых из Заокеании, один русский, между прочим, взялись исследовать кандидатскую диссертацию ВВП и, по их заявлению, обнаружили банальнейший плагиат: якобы 16 страниц из 20 из ключевой части были либо дословно, либо с минимальными изменениями взяты из одной заокеанской работы, если быть точными, работы профессоров университета Биттсбурга. Батюшки-светы, и пошла писать губерния, западники смаковали, в Преклонии же вякнуло одно издание и то вполголоса; это для заокеанцев – скандал, а в Преклонии каждая третья диссертация именно такая, да еще покупается; будущий ВВП ничего и никого не покупал, сам писал, а что работой заокеанцев воспользовался, так это все делают, каждый у кого-то что-то списывает.

Да, сочиняли всякое, в конце первого десятилетия нового века особенно волновали взаимоотношения ВВП с временным, на четыре года, заменителем в роли Высшего Правителя, вместе с ним разыгравшим гениальную спецоперацию, а что взаимоотношения, все в порядке, каждый блистательно исполнял отведенную ему роль; писаки с наслаждением компостировали мозги миллионам преклонцев и западников, а те, обдуренные, искали высший смысл в перестановке, которого вовсе не было, а было желание соблюсти некоторую формальность и сделать ВВП пожизненным Властелином Преклонии; так вот, временный заменитель в народе вначале имел кличку “айфончик”, потом, в самом конце его пребывания в Кремле – “фитюлька”, ВВП же называл его Плюшевым, каждое утро тот начинал с просмотра интернета – что сообщают сайты, в том числе враждебные их делу, ВВП же терпеть не мог ковыряться в этом дерьме и лишь порой возникающее желание знать, что же о нем говорят на самом деле, не доверяя справкам пресс-службы, которая боится говорить правду, заставляло изредка включать компьютер, потребность в этом не была острой, не существовала в виде каждодневной привычки вроде посещения тренажерного зала, это была неприятная, болезненная процедура, как общение с дантистом; он ненавидел интернет лютой, нескрываемой ненавистью, ибо не был властен справиться с ним и подчинить его себе. Ненависть особенно усилилась, когда случайно наткнулся на омерзительный сюжет “ВВП – пидорас и гнида”: под разухабистую мелодию и пение мусоливших гнусные словечки уродов на экране монитора возникали окарикатуренные рябой вождь, фюрер, Гаддафи, другие не слишком приятные личности и женские фигуры, наряженные и загримированные под него, ВВП, с его лицом. Он увидел – и ахнул, по его приказу нашли изготовителя, влепили ему срок, но сайт пошел гулять по свету, и ничего поделать с этим было нельзя.

Через определенное время он понял, что по роковой… нет, не случайности, но закономерности, неизбежно и неотвратимо, попал, как мелкий зверек, в роковые тенета, рваться на волю было бесполезно, он оказался закабален, электронные ячейки Сети оказались куда прочнее того, что он соткал, как паук, для других; впрочем, не только это причиняло душевную боль сродни зубной – народ не просто переставал его благословлять, но, более того, наглел и своевольничал день ото дня; в его родном городе какой-то студентишка представил на выставке инсталляцию, портреты звезд, разных там палкиных, филькоровых, камаревичей и прочих, и табло в виде комиксных “пузырей”, любой мог ввести в “пузыри” текст, так вот, один написал: ”ВВП надо кастрировать, как он кастрировал демократию”; понятно, скандал затеялся, устроители убрать текст потребовали, студентишка отказался, его выгнали вместе с его говенной инсталляцией, но каково?! – прежде и представить подобное было невозможно.

Не стоит обращать на это внимание, надо сделать вид, что все по-прежнему замечательно, убедить себя, что народ его по-прежнему любит, отдельные гаденыши не в счет, но как же трудно это – на замечать, не думать об этом… и не вспоминать, не напрягать память, не испытывать ее на разлом; тем более, есть повод – возраст, немудрено что-то забыть, хотя, по правде, мозг работает безукоризненно, помнит все и всех, кто добро ему сделал, а кто наоборот и кого не успел покарать; кто-то хорошо сказал: память пожилого человека – редкая блядь, изменяет ему на каждом шагу – к нему, слава богу, не относится. Однако невспоминание – порой самое лучшее, самое умное, к чему себя будоражить, особенно если вдруг, невесть откуда, выплывает та же Гансония, его служба; ждал всяческих пакостных сообщений из-за кордона после передачи ему всей полноты власти от Деда, а прошло на удивление тихо, и потом тоже было тихо, накануне и во время первых выборов, думал – пронесло, нет у гансонцев на него никакого компромата, и на тебе! – спустя столько лет аукнулось и откликнулось. Ах, Ленхен, Леночка, кто бы мог подумать, что милая прибалтийская гансонка с пышной грудью, не зря оперативная кличка была “Балкон”, действительно, сиськи оттопыривались, как архитектурное сооружение на фасаде дома, служившая переводчицей в Западной группе преклонских войск и без мыла влезшая в душу тогдашней жене будущего ВВП, в ту пору майора госбезопасности, работала на две разведки – нашу и гансонскую; Леночка или как там ее… наверняка имя придуманное, подружилась с женой – водой не разольешь, а та с ней, оказывается, по-бабьи делилась сокровенным, жаловалась, что муж рукоприкладствует и изменяет направо и налево, а он и не догадывался, что женушка дорогая сор из избы выносит. Леночка забеременела, держала в тайне, от кого, окружающие догадывались, что от непосредственного шефа В., стала утверждать, что возникли проблемы со здоровьем и выпросила у своего начальства разрешения получать время от времени медицинскую консультацию в западной части Гансонии, что и было ей разрешено, а затем и вовсе осталась там, у своих хозяев; ее наградили, выдали новое удостоверение личности. Обо всем этом он узнал из гансонских публикаций спустя одиннадцать лет после того как стал ВВП: эксперт в области секретных служб, к тому же журналист, случайно раскопал, нашел папочку с отчетами этой сучки, папочку скрупулезные гансонцы в архиве держали на всякий случай, он ее извлек и пожалуйста, сенсация! – ВВП, оказывается, деспот, вампир, сосал женушкину кровь, не чурался и руку на нее поднять, а сам романы крутил на стороне… И много чего еще наговорила Леночке: якобы женушку, по ее словам, он постоянно испытывал, вроде как все время наблюдал за ней, какое примет решение, верное или нет, выдержит ли то или иное испытание – однажды, еще не были мужем и женой, даже подослал к ней молодого человека, тот попытался на улице с ней познакомиться, телефончик всучить ради проверки, будет ли верной супругой или хвостом начнет вертеть, а она и не подозревала, что это – проверка, и выдвинула в разговорах с Леночкой предположение, что не впервой муженьку проделывать такой фокус: до нее встречался с медичкой, то же имя носила, что и она, дело к свадьбе шло, уже кольца обручальные купили и платье невесте пошили – и вдруг все лопнуло, похоже, тот же трюк с проверкой провернул, а медичка раскусила каким-то образом, обиделась и свадьба расстроилась; попутно жаловалась подруга, что про место службы он ей долго не говорил, словно не доверяя, врал, что в уголовном розыске работает, утром ловит, вечером выпускает; в еде был привередливый, никогда не хвалил приготовленные обеды и не помогал с уборкой, даже когда дочки родились, следуя принципу: женщина в доме все должна делать сама… – в общем, цербер, домашний тиран…

Позвонил жене, с которой давно не жил, спровадив в ее родной город на самой западной границе, прежде гансонский, отвоеванный в ходе войны, – чтобы не путалась под ногами и не мешала любви с Ариной, поползли слухи – упек женушку в монастырь по старой царской прихоти, как какой-нибудь Иван Грозный; глупость, бред, сапоги всмятку, никуда он жену не отправлял, просто отношения себя изжили: “Читала про себя и про меня? То, что гансонцы обнародовали? Когда мы жили там? Не читала и даже не слышала? Ну, конечно, ты у нас дама занятая, тебе не до этого… А гадости про мужа рассказывать своей подружке закадычной время нашлось, верно? А подружка твоя, Ленхен гребаная, помнишь такую? шпионкой оказалась, и теперь всему миру про наши отношения известно стало…” Гвоздил по телефону, накалялся, была бы рядом – вмазал бы, как прежде, но не вызывать же в столицу по такому случаю… Жена дурацкие вопросы задавала, кто, мол, и каким образом узнал, всхлипывала, сопли пускала, господи, как же он прожил с ней столько лет, двоих детей на свет произвел… Никогда не хвалите жен – тем самым вы их портите, его коронное изречение с чувством повторяли солидарные с ним в этом вопросе некоторые знакомцы, но тут речь не о “хвали – не хвали”, тут надобно меры принимать жесткие… Однажды побил за дочку младшенькую: задержалась жена в очереди в магазине на территории преклонской танковой армии, стоявшей по соседству, – давали бананы, заморскую невидаль, деликатес, маленькая дочурка, в Гансонии родившаяся, одна оставалась, проснулась, задергала ножками, запуталась в сетке кроватки и стала отчаянно плакать от испуга, услыхали соседские женщины, жены коллег В., быстро вскрыли квартиру и привели в чувство зашедшуюся от крика; он когда узнал, в бешенство пришел – оставить малышку одну и по магазинам шастать… ну и не сдержался, впрочем, “воспитывал” жену и за другие, менее серьезные провинности.

Гансония в то время еще была поделена надвое, на восточную и западную, их разведгруппа находилась в городе, в войну разбомбленном – союзнички сорвали зло, отомстили – и до конца еще не восстановленном, он занимался черновой работой – искал убеждённых в правоте социалистических идеалов молодых людей, чтобы потом другие могли подготовить из них агентов-нелегалов и переправить в западную часть страны, он прекрасно понимал, что все его труды, скорее всего, пойдут псу под хвост – где найти таких убежденных, когда жизнь на востоке Гансонии привлекательна только для преклонцев, утомленным борьбой с бедностью и постоянной нехваткой всего, сами же восточные гансонцы спят и видят себя на западе страны; была эта работа дурацкой и никчемной, он её выполнял, не питая иллюзий, любитель анекдотов, со смаком рассказал одному из коллег, которому доверял – откровенным нельзя быть ни с кем, но этого коллегу не боялся, верил, что тот не настучит: прошедшего все проверки и изучившего все премудрости шпионского ремесла агента-нелегала выводят в тыл противника, перед переходом границы с ним договорено, что, оказавшись на чужой территории и не встретив помех, он даст знать отмашкой руки, что всё, мол, в порядке, готовивший нелегала оперработник в волнении говорит своим начальствующим сопровождающим, наблюдающим за агентом в бинокли: “Следите за рукой, следите за рукой!”; в конце концов агент подаёт сигнал рукой, но совсем не так, как все ожидали – выставив сжатую в кулак правую руку и подсекая левой руки локтевой сгиб: нате вам, выкусите, я на свободе! В лексиконе В. выражение “Следите за рукой!” заняло достойное место, и он нередко его использовал для подчёркивания своего отношения к словам собеседника – не выдавай желаемое за действительное, а еще обожал шутки-прибаутки, скажем, такую: девиз преклонских проституток – “Лучше х… в жопе, чем “Першинги” в Европе” – было как раз то самое время, когда в западной Гансонии размещали эти заокеанские ракеты, и население Преклонии по указке правящей партии выражало по этому поводу свой гневный протест.

Был В. гораздо начитаннее коллег, однако никогда не подчеркивал это, произнося про себя тютчевское: молчи, скрывайся и таи и чувства и мечты свои, единственно, позволял себе вставить в подходящих случаях фразу Собакевича: “Все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья”, и Салтыкова-Щедрина изредка вспоминал, давно еще, в университетскую пору, заведя блокнотик с его фразами, знал содержание блокнотика наизусть, но выказывал знание крайне редко, опять же следуя тютчевскому завету, и все-таки изредка прорывало: всякому безобразию свое приличие; громадная сила – упорство тупоумия; у нас нет середины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте; многие склонны путать понятия: “Отечество” и “Ваше превосходительство”; cтрогость наших законов смягчается необязательностью их исполнения; власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления; не к тому будь готов, чтобы исполнить то или другое, а к тому, чтобы претерпеть; чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать; cистема очень проста: никогда ничего прямо не дозволять и никогда ничего прямо не запрещать; во всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас сверх того и для воровства; нет задачи более достойной истинного либерала, как с доверием ожидать дальнейших разъяснений; благонадёжность – это клеймо, для приобретения которого необходимо сделать какую-нибудь пакость; есть легионы сорванцов, у которых на языке “государство”, а в мыслях – пирог с казенной начинкою; если человек начнет удивляться, то остолбенеет в удивлении, и так до смерти столбом и простоит; нельзя сразу перевоспитать человека, как нельзя сразу вычистить платье, до которого никогда не прикасалась щетка; это еще ничего, что в Европе за наш рубль дают один полтинник, будет хуже, если за наш рубль станут давать в морду… Спустя немало лет изредка перебирал в покуда безотказной памяти, как старые фотографии, когда-то вычитанные фразы и дивился: ничего не поменялось в родном отечестве, собственно, дивиться было нечему – он и так это знал; тем не менее, прилаживая тот или иной афоризм к преклонской действительности, удовлетворенно кивал головой, и тонкие невыразительные губы трогала чуть заметная самодовольная ухмылка: прав был описатель города Глупова, еще как прав! – и заученные наизусть мудрости приспосабливались ВВП для оправдания собственного поведения и поступков: иначе с этим народом нельзя, не поймет, сочтет гуманные деяния за слабость и нерешительность, позорные для Высшего Властителя, сжигаемого огнем неистового властолюбия.

Из всех времен ему единственно импонировали первые годы нового века, пик его моментального альпинистского восхождения, он – ВВП, всесильный и могучий, всеми любимый, особенно простыми людьми, у него все получается, его ценят и уважают даже за рубежом; воспоминания же прошлой жизни нередко набивали оскомину, в будущем тоже не виделось ничего отрадного – старение, немощь, невозможность заниматься любовью с Ариной и – страх, тщательно гонимый, но проступающий, как пот в парилке из разогретой порозовевшей кожи: рано или поздно останется не у дел, будет смещен или передаст власть наподобие того, как сам получил ее от Деда, выторговавшего себе и своей алчно-ненасытной семье тихую спокойную обеспеченную старость, и он получит то же самое – преемник не замахнется, чтобы отнять у него право на такую старость, ибо впоследствии отнимет такое право у самого себя, и пускай анонимы испражняются в интернете, грозя карой за якобы содеянное им в ущерб своему народу, он-то знает – в Преклонии уже шесть десятилетий никого из властителей и их ближайших приближенных не судили, за исключением партийно-номенклатурной шайки, объявившей в стране чрезвычайное положение на один день в далеком девяносто первом, да и тех быстро выпустили… И останется он жить в Резиденции до конца дней своих, и будет обходить по утрам свои владения, утопающие в зелени и цветах, дышать свежим хвойным лесным настоем и, быть может, изредка вспоминать милую уютную улочку Ангеликаштрассе, соединяющую Шарлоттенштрассе с Баутцнерштрассе; их служебная двухэтажная вилла располагалась в доме номер четыре: на первом этаже караул и зал для приемов, на втором кабинеты оперсостава; по весне на солнечных участках близлежащих садов из земли выползали крокусы с бокаловидными желто-лиловыми цветками, начинали цвести вечнозелёные рододендроны, красно-розовым светом наливались напоминающие боярышник деревья, высаженные по обочинам тротуаров, в свою пору зацветали каштаны и, наконец, улочка наполнялась дурманом акаций; на углу улочки и оживлённой Шарлоттенштрассе высилась громадина дома командующего армии, прославившейся в танковом сражении с гансонцами на знаменитой дуге, в этой вилле когда-то жил знаменитый гансонский генерал-фельдмаршал, родившийся в этом городе, в ходе войны Преклонии с Гансонией он проиграл великое сражение на главной преклонской реке, провел в плену десять лет и вернулся на родину, где умер спустя четыре года, неподалеку был расположен храм, в котором будущего фельдмаршала крестили по евангелическому обряду, в нём же он венчался, в нём же его отпевали. Красивое местечко, ничего не скажешь, отрада глазу, красота, покой и благоухание природы плохо рифмовались с основной задачей, стоявшей перед обитателями виллы: не допустить внезапного ракетно-ядерного нападения главного противника Преклонии, именуемого НАТО, В. не верил в такую возможность, однако вместе с остальными вел наблюдение за противником, хотя реально никакого наблюдения они, естественно, установить не могли – базы противника располагались на западе Гансонии, куда доступа не было, а заслать туда агентов удавалось крайне редко, их оперсоставу – вообще ни разу, но в игру под названием “наблюдение” охотно играли, В. фильтровал заявления граждан города на приглашение родственников из западной части Гансонии, так называемые “антраги”, попадавшие к нему от местных органов госбезопасности – “штази”, выискивал жителей тех мест, где располагались базы противника, таких было крайне мало, их восточные родственники не шли ни на какие вербовки – словом, приходилось тянуть пустышку.

Вообще, следовало непатриотично признать – командировки в восточную часть Гансонии выглядели малопривлекательными, то ли дело Галлия, Альбиония или предмет мечтаний Заокеания, – и воспринимались чуть ли не как унижение, сюда направляли или совсем “зеленых”, начинающих, вроде В. или проштрафившихся, платили восточногансонскими марками и лишь часть зарплаты – твердой валютой, сто долларов в месяц, поэтому многие искали дополнительные источники заработка; кто-то утаивал часть денег, которые платили завербованным гансонцам – сущие гроши, кошкины слезы, кто-то находил иные способы прибашляться – например, покупал западные журналы и каталоги мод и переправлял домой, в Преклонию, где они весьма ценились у модных портних и в пошивочных ателье; В. не занимался ни тем, ни другим – было противно, он мечтал совсем о другом размахе. Однако и в скудной, неинтересной жизни, далекой от выдуманной писателями и киношниками разведчицкой романтики, существовала и привлекательная сторона – доступность пива, о чем в Преклонии можно было только мечтать, вопрос заключался лишь в одном – где раздобыть идущую на экспорт марку “Радебергер”; одноименный городок, где пиво это выпускалось, находился под боком, В. с коллегой быстро обнаружили ресторанчик, притулившийся к заводу, где разливался вожделенный напиток, ресторанчик, помнится, был неприметен, подъехать к нему можно было узкими улочками, многие соседи-гансонцы и не подозревали о его существовании; страсть к пиву раздула В., образовался животик, он поправился на двенадцать килограммов, кроме прочего, забросив спорт.

А дома черт-те чего творилось, именуемый перестройкой процесс раскочегарился, как паровоз, летевший вперед без оглядки, в разведгруппе, зная, с кем можно, а кого и поостеречься следует, обсуждали прочитанное в западных гансонских изданиях и в поступающих из Преклонии газетах и журналах, разоблачения казавшегося святым и незыблемым, вечным, как земля и небо, ставили в тупик, избранный парторгом В. в обтекаемой форме рассказывал на собраниях ячейки о происходящих на родине переменах, которые пугали и манили, он кожей чувствовал – начинается то, что может сулить лично ему большие перспективы, не заниматься же всю жизнь хреновиной; это звучало в приватных разговорах с коллегой, которого считал приятелем и которому единственно доверял, раскрываясь, впрочем, до определенного предела. Коллега рассказывал, как еще до приезда в Гансонию поспорил с начальством, высказал от души, что думал по поводу работы органов, его турнули, упекли в далекое провинциальное управление; В. назвал его дураком: “Ты можешь быть абсолютно правым, но кого это волнует, надо знать, что и где можно говорить, так что поступили с тобой справедливо, хреновый из тебя разведчик, если не умеешь правильно оценить обстановку”. Приятеля все еще корёжило при воспоминании о лицемерах, попытавшихся на своей “бдительности” подзаработать карьерные очки, и не согласен он был с необходимостью скрывать свои настроения в своём же кругу: какая мы после этого к чёрту разведка – пауки в банке и только! – В. доказывал ему обратное: “Не думай о справедливости, а думай о себе, о своих близких, что хорошего ты сделал для своей семьи своей откровенностью? Нам не дано ничего изменить, и жить надо для себя”.

Как-то заговорили о вероятности войны с Западом, В. неожиданно изрек: “Зря ты волнуешься. Нам нечего опасаться”. – “А с чего у тебя такая уверенность?” – “Да с того, что Кейган в Заокеании ещё мало что значит, даже если он сойдёт с ума, войну заокеанцы не развяжут. Почему? Видишь ли, там существует отлично сбалансированная система противовесов, защищающая от самодура во власти”. – “Ну-ну, поясни…” – Очень просто. Важнейшие государственные решения принимаются лишь при согласии Конгресса, нередко и Верховный суд проверяет принятые решения на соответствие Конституции. Один Кейган чокнуться может, но не весь же Капитолий! А люди там разумные, поймут, что война ничего хорошего не принесёт”. – “В общем-то оно так, но какого хрена они с этими “першингами” и “звёздными войнами” выпендриваются? Это ведь всё с позволения Капитолия!” – “Ну, ты даёшь! Это же они нас боятся, у них есть механизм для предотвращения безумия, а у нас? Торбачёв вроде бы разумный мужик, а вдруг инфаркт, и завтра придёт какой-нибудь обалдуй из Политбюро, какая на них надежда, кто их остановит? Верховный Совет, что ли? Вот заокеанцы и вынуждены демонстрировать: “Только суньтесь!” – “Хорошо, а академик Крахмалов, как можно приветствовать

резкое усиление военной мощи Заокеании?” – “Снова повторю: не нам надо бояться Запада, а они имеют все основания бояться нас, и только очевидное военное превосходство Заокеании может образумить властителей в Кремле… Я тоже не одобряю все действия академика, но на то он и академик – что можно ему, то не подобает нам, сирым”. Через неделю после этой дискуссии, на партсобрании ячейки, приятель изумился: В. охотно поддержал разговоры о “сионистском влиянии” на академика, прежде всего, исходящим от жены, в этом был весь В.: зачем наживать неприятности, ссать против ветра? Хамелеон… Утвердившись в своем определении, приятель снова был обескуражен: В. с вольнодумным жаром пропагандировал частную собственность, правда, в кабинете они были вдвоем; “Частная собственность – естественный элемент сути человеческой личности, каждый ведь из нас стремится иметь в собственности самые ценные для себя вещи, самые праведные коммунисты никогда не забывали и не забывают свои личные потребности, и они бывают у них очень даже не слабые; и частные фирмы работают всегда лучше государственных, ты это видишь даже на востоке Гансонии, где социализм по нашему образцу, но разрешены автомастерские, пекарни, строительные фирмочки, парикмахерские… Если развивать экономику без учёта этого естественного человеческого свойства, толку не будет”. Приятель делал круглые глаза, а В. продолжал: “Понимаешь ли ты, какую огромную роль в обществе играет право наследования?” – “Я понимаю это право как буржуазный предрассудок, все люди должны быть равны, если кто-то родился в семье богача, почему он должен иметь преимущества перед кем-то, кто родился в семье бедняков?” В. в ответ: “Вот-вот, так и возникают Иваны, не помнящие родства… если я знаю, что результаты моего труда не достанутся моим наследникам, как же я могу стараться реализовать мой потенциал? Я и буду тянуть лямку для видимости, да пьянствовать, что мы и видим вокруг; только общество, где закон гарантирует передачу плодов труда потомкам, может обеспечить человеческую гармонию. Ведь это же – закон природы, работать во имя своих потомков, а не во имя абстрактного общества. Когда все пекутся о себе, стараются для себя, то и общество в целом процветает”. – “Если так, социализму каюк, а как же мы с тобой, офицеры госбезопасности, куда нам податься, кому служить будем, какие идеи отстаивать?” В. разводил руками и хитро прищуривался.

Те рискованные разговоры в тиши служебных кабинетов или за кружкой “Радебергера” растаяли в дымке лет, как инверсионный след истребителя в голубом поднебесье, словно их и не было; тот самый приятель, не знавший, куда податься, занялся бизнесом и сделал ноги из страны уже в первую каденцию ВВП, решив, что безопаснее во всех смыслах жить за кордоном, пусть и неподалеку от Преклонии; издав книгу воспоминаний, привел в ней трогательное обращение напрямую к Правителю: “Оставайся собой и не забывай Право. По-моему, ты всегда понимал, что Право реализуется лишь в обществе СНГ (Свободных Независимых Граждан), в котором государство исполняет скромную роль слуги и в котором всяческие намёки чиновника, что надо ждать, тут же удовлетворяются на пятьдесят процентов с увольнением без выходного пособия. И не разводи мышей, чтоб некому было плясать, как только ты за порог… Я желаю тебе успехов и даже ich halte dir den Daumen” – ВВП автоматически перевел: молюсь за тебя, чтобы не сглазить. Да, помнится, много лет назад они, молодые и борзые, и впрямь говорили о важности права, соблюдения законов, если закон плох, его надо исправить, но если закон действует, его необходимо исполнять всегда, а не только тогда, когда за одно место схватили, иначе все насмарку, закон есть закон, закон плох, но это закон! – и про любимую фразу В. “удовлетворить на пятьдесят процентов” вспомнил приятель тех лет – то есть полностью отказать… Эх, дружбан ты мой давно минувших лет, кабы все так просто было – по закону, по справедливости, по совести… Не получается, приходится крутить закон что дышло, одних миловать, поскольку – свои, других – в узилище, а по-другому в Преклонии невозможно, народ только силу и ценит, даже рабство не смогло его унизить, однако тот, кто желает вести народ за собой, вынужден следовать за толпой, преклонцы же всегда предпочитали Жеглова Шарапову, убежденные вбитым им в головы – наказание без вины не бывает, а мыши… мыши всегда будут, куда ж от них деться, а вот Свободные Независимые Граждане… это еще поглядеть надо, нужна ли им свобода, если предложить на выбор бутерброд или свободу, люди выберут бутерброд, для их же блага Правителю лучше кнут иметь или плетку, иначе перегрызутся, все разворуют, страну по миру пустят, а моя миссия – собрать воедино все, что разрушилось в девяносто первом, отнято было у великой Преклонии, только с этим никак не получается; но самый лучший слоган придумал исполнявший четыре быстро промчавшиеся года обязанности Высшего Властелина, честь за это и хвала Плюшевому: свобода лучше чем несвобода – поди поспорь…

В уже основательно почищенных авгиевых конюшнях памяти Гансония пребывала слабым призраком, зыбкой тенью воспоминаний, и вдруг взорвалось сногсшибательной новостью – у ВВП, оказывается, есть внебрачный ребенок, сын, родился в Гансонии перед самым его отъездом домой; подтвердились неясные слухи, теперь уж все точно, взликовали блогеры – наличествует сын и качает права; к разным сюрпризам, большей частью неприятным, ВВП привык относиться с завидным хладнокровием, как того требовала его основная профессия – не есть же землю из цветочного горшка, коль случилось, внутри буря могла бушевать, а с виду – само спокойствие, лишь каменели скулы, зрачки сужались, ввинчивались в сообщавшего нехорошую новость подобно буравчикам, и желвачки начинали поигрывать; получив известие в самом конце своей второй каденции о каком-то внебрачном ребенке, которому уже восемнадцать, задохнулся от возмущения – чего угодно мог ожидать от врагов, но такого… Взял себя в руки и задумался: а вдруг и в самом деле? За пять лет пребывания в Гансонии имел парочку длительных романов и энное количество ни к чему не обязывающих коротких связей, предпочитал женщин из расположенных по соседству преклонских воинских частей: делопроизводительниц, поварих из офицерских столовых, медсестер из армейской поликлиники, романы же крутил с гансоночками, которых пытался вербовать, во всяком случае, оба романа завязались именно с такими. Были девушки эти весьма идейными, верившими в социализм, на этом он и играл, обработка шла параллельно с занятиями любовью на конспиративной квартире, и чем активнее велись эти занятия, тем ближе был искомый финиш, их согласие работать на госбезопасность; одну звали Урсула, другую, помнится, Магда, обе студентки-старшекурсницы университета, ожидающие распределения и, очевидно, надеющиеся получить теплые местечки под крылышком “штази”, куда В., безусловно, передал бы их – между разведслужбами обеих стран существовал договор, преклонские офицеры имели право свободно вербовать гансонцев – и гансонок, ставя об этом в известность местных коллег; девушки этого наверняка не знали, однако на контакты особого свойства шли весьма охотно. Кто же из обеих мог родить от него, если это не очевидная туфта – ломал голову, припоминая, что Урсула-таки залетела перед самым его возвращением домой и, по ее словам, сделала аборт – он еще дал деньги на доктора в гансонской клинике; а если обманула и не сделала, вот так номер! В любом случае, никакой официальной реакции, кроме стандартного заявления пресс-службы: подобного рода слухи не комментируем; в интернете и в западных газетах появились фотографии – низкорослый щуплый белобрысый парнишка, зовут Вальтер, и вправду похож, что не преминули отметить; и снимки матери – он сразу ее узнал, Урсулу, была одного с ним роста, худенькая, с челкой и милой родинкой чуть выше верхней губы, на фото она выглядела сильно располневшей, живет в городе, в котором встречалась с В., владеет прачечной и химчисткой, в разводе, об отношениях с офицером госбезопасности Преклонии рассказывает скупо, не отрицает, что тот пытался завербовать ее, но тщетно.

Вальтер же тот еще фрукт оказался – достигнув совершеннолетия, подал в суд на установление отцовства, об этом мировые агентства раструбили, и опять пресс-служба ВВП заявила: никаких комментариев не будет; гансонский суд обратился с запросом в Преклонию и получил ответ – удовлетворить на пятьдесят процентов, то есть был послан куда подальше, не хватало еще начать плясать под его дудку и признать сомнительное отцовство, мало ему сына, прижитого от Арины и только недавно официально усыновленного, впрочем, тогда никакого сына не существовало и в помине, хотя отношения с Ариной длились уже два года, о них судачили по углам, боясь говорить громко, затем, совсем оборзев, одна преклонская газетенка высунулась и опубликовала статью, что якобы ушел ВВП от законной супруги и женится на знаменитой гимнастке моложе себя чуть ли не на тридцать лет, газетенку, понятно, в тот же день закрыли, а ему пришлось отдуваться на пресс-конференции в Латинии: все опроверг и выдал тираду, которую затем долго мусолили в СМИ: “Я, конечно, знаю избитую фразу, что политики живут в доме из стекла, но даже в этих случаях должны быть какие-то границы… Я всегда плохо относился к тем, кто с каким-то гриппозным носом и со своими эротическими фантазиями лезет в чужую жизнь”; его близкий приятель Базилио, тогдашний премьер Латинии, стоявший во время пресс-конференции рядом, шутливо сложил пальцы в виде автомата и сделал вид, будто стреляет в задавшего вопрос журналиста, местная пресса посчитала шутку не очень смешной, ВВП же одобрительно хмыкнул, а тут какой-то Вальтер объявился и права качает, по всей видимости, на наследство огромное рассчитывает, фиг ему, а не наследство, ВВП умирать не собирается, а надеется жить долго и счастливо.

После категорического отказа ВВП иметь дело с гансонским правосудием вышло постановление признать отцовство на основании генетической экспертизы ДНК, только где гансонские эксперты найдут соответствующий материал, нигде не найдут, ни анализа крови ВВП, или мазка со слюной, или волос, следов пота и прочего; они не это получат, а от мертвого осла уши. И началась невероятная суета и морока во время зарубежных поездкок ВВП: охрана везла из Преклонии комплекты постельного белья – простыни, пододеяльники, наволочки, полотенца, в президентских номерах роскошных отелей, в замках и королевских покоях заменяли чужое белье на свое, приводя в изумление тамошний обслуживающий персонал, преклонское белье сделано было по особому заказу, как все, окружавшее ВВП – хлопковое, с добавлением бамбуковых волокон, с изящными жаккардовыми узорами из мягкой блестящей вискозы, но главное – оно было свое; охранники как заправские горничные и уборщицы перемывали стаканы и рюмки, которыми пользовался ВВП, вычищали особыми растворами туалеты, умывальники, ванные и джакузи, на приемах зорко следили за посудой; сам он старался реже обмениваться рукопожатиями, на всякий случай увлажнял ладони и пальцы специальным кремом, не дающим возможности снять с рук, которые пожимал, необходимые частицы биоматериала; это был форменный психоз, сумасшествие, бред на грани шизофрении, никто не желал да и не мог делать из ВВП объект слежки для выискивания биокомпромата, он был высоким гостем президентов, премьеров, королей, ему полагались особые, предписанные этикетом, почести и знаки внимания, но его охрана, одержимая манией преследования, исходящей от него самого, буквально сбивалась с ног, вычищая и вылизывая все, к чему он прикасался; такая сверхбдительность не оставалась незамеченной, дипломаты и журналисты делали предположения, недалекие от истины, даже совсем близкие к истине, связанные с иском Вальтера, а кто-то ерничал, издевался: Высший Властелин Преклонии подвержен фобии чистоты, страху заразиться неведомыми бактериями, в интернете роились анекдоты, мир смеялся и преклонцы в первую очередь, ВВП привык к этому и делал вид, что не обращает внимание, порой закрадывалась угнетающая сознание мысль – может, все зря, напрасно, может, признать Вальтера сыном без всякого анализа ДНК и прекратить всеобщее посмешище, ну что такое случится, да ничего не случится, его репутации не слишком повредит, за кем не водились грешки молодости, кто не изменял женам… В Преклонии его по-прежнему называют альфа-самцом, женщины вовсе не против считать его таковым, несмотря на возраст и заметные невооруженным глазом манипуляции с подтяжками кожи лица; но идти на попятный не в его правилах, ни в чем, даже в мелочах, ибо означает демонстрировать непозволительную слабость, – и охрана по-прежнему сдирала чужие простыни, пододеяльники, наволочки в номерах отелей, в спальнях дворцов и в королевских покоях, меняла полотенца, собирала и паковала в особые мешки, чтобы отвезти домой, перемывала стаканы и рюмки, вычищала туалеты, умывальники, ванные и джакузи, следила, чтобы ВВП случайно не поцарапался и не оставил за границей капельку своей драгоценной крови.

Закончилась фантасмагорическая история вполне прозаически: незнакомые люди передали Вальтеру огромную сумму денег в долларах с просьбой подписать бумагу, что он отказывается от судебного иска ввиду новых, внезапно открывшихся обстоятельств; со слов его матери Урсулы, наконец-то решившей поведать сыну правду, ему стало известно, что ВВП не является его отцом, а является им некий человек, следы которого давно потерялись, возможно, его нет в живых; Вальтер бумагу подписал, пообещав хранить в тайне получение денег; что было в его собственных интересах.

Все это безобразие не повлияло на отношения с Ариной, она молодец, поставила себя выше… мало ли что могло быть, не ревновать же к прошлым увлечениям, глупо, смешно, особенно для восточной женщины, для которой ее мужчина – объект уважения и поклонения; познакомились они в самом начале двухтысячных – ВВП принимал олимпийцев, и Арину в том числе, имел возможность побеседовать с ней накоротке, сказал, что переживал за нее, когда потеряла обруч, предательски укатившийся за ковер; в ответ обдала волной тепла серых стреловидных глаз и одарила улыбкой, улыбка вышла по-детски трогательной и беззащитной, у него слегка стеснилось в груди – бог знает сколько времени не испытывал подобных ощущений; тогда и мыслей о дальнейших отношениях не возникло, то есть мысли возникли, мимолетно-летучие, как у нормального мужчины при виде красивой юной девушки, но мигом растворились – мысли появились позднее, когда Арина вошла в Высший совет созданной под него партии власти и они снова встретились; тогда разные отморозки еще не называли “Единую Преклонию” не иначе как партией жуликов и воров, все шло замечательно, рейтинг его зашкаливал, и знакомство с Ариной постепенно переросло в то, что называется нечаянным подарком судьбы, впрочем, подарок этот он сделал сам себе, проявив необходимую активность и настойчивость. Он порой в одиночестве просматривал в кинозале Резиденции документальный фильм о великой спортсменке, она и в самом деле великая, в том сомнений не было, золотых медалей – не перечесть, в столице Элладии исправила огрех предыдущей Олимпиады, снова став первой: он с замиранием дыхания следил за ее перемещениями на ковре под музыку, по-кошачьи мягкими и одновременно стремительными движениями, прыжками с разлетом ног, вращениями, кувырками, наклонами, прогибами, шпагатами; скакалка, обруч, мяч, булавы, лента беспрекословно подчинялись ей, слушались мельчайших посылов ее рук; сидевший в пустом зале, завороженный и потрясенный, он любовался соразмерностью частей ее гибкого и подвижного тела – подлинного шедевра природы; причудливая смесь танца, пластики, мимики рождала чудо, и он упивался зрелищем; и такую… он не находил слов восхищения, такое солнышко внезапно дисквалифицировали на два года из-за приема какого-то лекарства, он немедля приказал чиновникам от спорта вмешаться, защитить честь и достоинство преклонской звезды, но тщетно – мировое антидопинговое агентство настояло на своем; черт его знает, зачем Арине понадобился этот фуросемид, кто надоумил принимать, вроде девушки принимают его, чтобы похудеть, Арина была предрасположена к полноте, не зря в сборной команде называли ее “телевизор на ножках”, вспомнил и невольно улыбнулся – это она-то, бесподобная красавица, – телевизор… Фуросемид не является допингом, как ВВП объяснили, но применяется для выведения из организма запрещенных веществ – так считают антидопинговые специалисты, в конце концов, не все ли равно, пичкали ее запрещенным или не пичкали, итог-то неутешительный, однако не сломалась, не теряла времени даром, вела телепередачу, снялась в японском фильме, – и победила в Элладии…

Ее привозили в Резиденцию два раза в неделю, иногда свидания отменялись ввиду отъезда ВВП, он жаждал этих встреч, его не смущала разница в возрасте, раз это не смущало ее, ей было два месяца от роду, когда он женился в городе на болотах, она была женщиной Востока со всеми вытекающими манерами поведения: преданной, послушной, нежной, уступчивой, готовой беспрекословно служить своему господину, но иногда в ней просыпалось совсем иное, благоприобретенное в спорте – витавшее в воздухе сгущалось и становилось очевидным: независимость и своеволие, притом она знала силу своих чар, понимала – он сделает все ради близости. В отличие от предыдущих женщин, он не подавлял, не угнетал ее, во всяком случае, ему так мнилось, хотя несколько раз замечал в глубине арининых зрачков нечто напоминавшее страх – так, наверное, маленький зверек смотрит на сильного и беспощадного врага, караулящего у норки; единственно, он охлаждал ее пыл обсуждать его действия, которые были не ее ума дело, однако сама, без его подсказки, подписала коллективное письмо в поддержку приговора МБХ и его подельнику. В самом начале завязавшихся отношений, в любовной горячке, он однажды машинально назвал ее Ариной, расхохоталась: ”Может, ты меня еще Ариной Родионовной назовешь?” – ему однако понравилось слегка переделанное имя, всего-то буква: Арина, Ариночка, Аринушка… звучало замечательно, истинно по-преклонски…

В конце его второго срока пребывания во власти она поставила точку в спортивной карьере, стала более частой гостьей в Резиденции – жена ВВП ей не мешала, ее и след простыл; поразительное, полузабытое чувство почти постоянного присутствия женщины, молодой и прекрасной, поначалу выбивало, как электрические пробки, из привычного жизненного распорядка, но едва охранники увозили Арину по делам в город, он начинал испытывать неуютство, хотел вновь и вновь видеть ее рядом, вместе завтракать, плавать в бассейне, гулять, обсуждать всякие разности, включая милые глупости – скажем, необходимо ли мужчине, которому за пятьдесят, раздеваться для фото, как молодой женщине: она имела в виду снимки голого безволосого торса ВВП, наделавшего шума в прессе; “А твои откровенные фотки на обложках глянцевых журналов, это как?” – “Ну, во-первых, это было до нашего близкого знакомства, а во-вторых, согласись, мне есть что показывать, это не эротика, а эстетика”. – “Ты считаешь, я недостаточно обнажился и не те места?” – шутка вышла не самой удачной, понял по арининому лицу. – “Достаточно, достаточно”, – чтобы прекратить разговор.

Она наезжала к нему и в кавказскую Резиденцию, задействованы были все средства секретности и надо же – недруги пронюхали, что близкий приятель, нефтяной трейдер-миллиардер, взяв Арину на борт, на личном самолете вместо прямого рейса на Кавказ залетел в Злату Брагу, а уж потом к нему в Черное ущелье – какого рожна ему нужно было там? – недруги скопировали полетный лист с фамилиями, где, гады, добыли? – и раззвонили; беда, когда из-за недосмотра утекает важнейшая информация, другое дело, когда в самом начале их связи собиралась информация об Арине – по просьбе ВВП те, кому было поручено, раскопали все, что можно было, интересовала личная жизнь Арины, и много чего открылось: девушка оказалась любвеобильной, в реестре увлечений кого только не было – и спортсмены, и денежные мешки, последняя страсть, похоже, самая сильная, к свадьбе шло, – мент-красавчик, грузин, окопался в столице Преклонии на непыльной должности, подарил Арине “Мерс”, мигом проверка нагрянула – откуда у мента такие деньги? Понятно, откуда, майор быстренько сообразил, что в покое его не оставят, и уволился, а потом и сама Арина насчет свадьбы задний ход дала – майор, оказывается, был женат, и ребенок имелся… и вскоре ВВП вошел в ее жизнь бесповоротно, а она – в его, положив конец сомнениям, будто у ВВП, как у Кая, нет сердца, а вместо него – ледяной осколок: как-то в беседе с гансонским журналистом, писавшим о нем заказную книгу, в порыве откровенности чуть приоткрылся: “в моей семейной жизни не хватало эмоциональности”. Воробышек изо рта выпорхнул не случайно – обмолвка придумана была пиарспецами и соответствовала правде, зато с Ариной эмоции хлестали через край.

Забеременев, – кажется, после того ставшего явным посещения Черного ущелья, Арина спросила у ВВП: как быть? – и получила твердый ответ – рожать; тем более, доктора установили – мальчик, это ли не мечта в его-то лета – иметь наследника… и даже приоткрывшая завесу секретности публикация в преклонской газетенке о якобы предстоящей его и Арины свадьбе не портила настроения: в Латинии, где он в момент выхода статейки находился в гостях у Базилио, заявил, что в этой истории нет ни слова правды; газетенку прикрыли, остальные СМИ приняли недвусмысленный сигнал – изничтожению подвергнется всякий печатный орган, который позволит впредь совать свой гриппозный нос в личную жизнь ВВП; и Арина в своем блоге написала то же, только, понятное, без угроз – не бабье это дело: “Я не ханжа, но мне не нравится, когда мою жизнь выставляют на обозрение, как товар. Уверена, что у каждого человека должно быть что-то сокровенное, свое. Вот и моя личная жизнь – это сокровенное и только мое”. Спустя некоторое время Арина специально сфотографировалась с малышом, объявив его племянником, сыном младшей сестры; в интернете не преминули отметить поразительное сходство белобрысого светлоглазого ребятенка с его предполагаемым, некоторые уверяли – несомненным, родителем, и выложили в Сети снимки маленького В. – сходство бросалось в глаза, а как ему не быть?! – однако обсуждать щекотливую тему в газетах и в зомбоящике никто не решился; так и заглохли досужие слухи и сплетни.

Ребенка крестили, а перед этим событием Арина приняла христианство: по матери она христианка, по отцу – мусульманка, жили родители врозь, мать – в столице Преклонии, отец – в Средней Азии, где родилась Арина, но ВВП решил – до крещения сына должно состояться конвертирование его матери, переход в другую веру, дабы о мусульманстве не вспоминали; она не противилась, хотя, по ее словам, мусульманкой себя никогда не считала; крестил дитя духовник ВВП – Тит в церкви Резиденции. Серьезный разговор затеялся с отцом Арины, бывшим футболистом, теперь тренером, он понравился ВВП – настоящий мужик, не лебезил, не заглядывал подобострастно в глаза, держался независимо, как подобает отцу молодой незамужней женщины, родившей вне брака; и обращался к ВВП “на ты”, без всяких цирлих-манирлих: “Имей в виду, я небольшой человек, но гордость и самоуважение имею – c Ариной номер не пройдет, поматросил и бросил – не про нее; не знаю твоих дальнейших планов, но хотел бы видеть дочку счастливой в браке, ты пусть и ВВП, но для меня ты отец ребенка моей дочери, и только, в моем доме свой ВВП имеется, это я, так что, надеюсь, рано или поздно станем тестем и зятем, как положено…” ВВП ухмыльнулся и по-свойски, по-родственному похлопал его по плечу – все будет хорошо, не переживай…

Жизнь шла своим чередом, ВВП был избран на новый, шестилетний срок, Арина числилась в Думе, не посещая заседаний, Общественная палата и не помышляла обнародовать список злостных прогульщиков как несколько лет назад, – тогда возникло было желание выставить таких на всеобщее обозрение и – осуждение, но иссякло после звонка из Администрации, нынче на счет этого и не заговаривали: зачем, бесполезно… Арина действовала на общественной ниве, что помогло зарабатывать хорошие деньги, во всяком случае, больше, нежели другие спортсмены и спортсменки, избранные в преклонский парламент: ведала благотворительным фондом, проводила под его эгидой детские фестивали художественной гимнастики, отпускала средства на семинары школы молодого журналиста, зарегистрировала товарный знак “Кукла Арина” и успешно продавала оказавшийся ходким товар, запела, записав несколько дисков; она раздобрела, что не очень нравилось ВВП, садилась на диеты, принимала злосчастный и уже неподвластный допинг-чиновникам фуросемид, а руки, шея, плечи, талия и все, что шло ниже, прирастали предательскими килограммами, но молодость и свежесть оставались с ней, и превращение молодой гибкой кошечки в солидную матрону не портило общего впечатления зрелой красоты.

Раз или два, мимолетом, ВВП посещала причудливая мысль, отталкивающая невозможностью осуществления и притягивающая именно этим: глядя на Арину, он погружался в вовсе ему не свойственные мечтания: никакой он не Высший Правитель и нет никакой управляемой им страны, то есть страна есть, но существует сама по себе, без какого-либо его присутствия и вмешательства, он и Арина обитают на далеком острове, где мало людей и разговаривают они на другом языке, их пристанище – хижина из бамбука, крытая пальмовыми листьями, в ста метрах от бирюзового прозрачного океана, они купаются, нежатся на песке, дурачатся, как дети, обнимаются и целуются, едят простую пищу рыбаков и ловят рыбу сами, нет ни “золотого человека” с недремлющими соглядатаями, ни забот и головной боли по поводу падающих цен на нефть, нет извечных происков Заокеании, потуг оппозиции сковырнуть его, как прыщ, вообще, нет ничего, отягощающего мозг, – только он и она и никого рядом, и ощущение счастья, вечности отпущенного им времени, чего он никогда прежде не испытывал; закрывал глаза и видел воображением, как на фосфоресцирующем потрескивающем экране, прибрежный песок пляжа, разговаривающую шепотом ленивую волну, сумасшедшие рассветы, когда кажется, что красное, как догорающий уголь, солнце выбрасывает вспухающие и переплетающиеся волокна протуберанцев, неправдоподобно-буйные краски закатов, напоминавшие отголоски белых ночей города на болотах, только здесь, в воображаемом пространстве, они куда ярче и сочнее, чем на его родине в мае, и тут же усилием воли выключал экран, гасил неуместные и даже опасные расслабляющие эмоции: судьбе угодно было сделать его Властелином, и он не имеет права изменять своей миссии, да и невозможно это – снова стать простым смертным, обыкновенным, заурядным человеком, ищущим и находящим радости в самом обыденном, пусть и поется в песне о нем: ты такой же, как все, человек, а не Бог... Он давно и бесповоротно, незаметно для себя, превратился в заложника обстоятельств, выбранных им самим, и не находил выхода из замкнутого круга, по правде, и не искал, страшась и опасаясь, а если бы и попытался поддаться искушению и вырваться, то не смог бы преодолеть силу гравитации: из всех способов справиться с таким искушением самый верный – трусость…

Свадьбу сыграли тихо, без суеты и всхлипов в прессе и зомбоящике, без описания наряда невесты и яств на столе, без перечисления многочисленных гостей по причине их отсутствия – стали мужем и женой и точка, без каких-либо фотографий, кроме одной, официальной: ВВП в строгом темном костюме нежно держал за ладошку, как юный счастливый молодожен, новоиспеченную супругу в длинном белом, как и подобает, платье; краткое сообщение было передано преклонским телеграфным агентством без всяких комментариев; единственно, пришлось обнародовать место пребывания бывшей жены – ее родной город К. – и одной усеченной строчкой раскрыть великую тайну, которая таковой давно не являлась, – у четы есть общий ребенок пяти лет по имени Дмитрий. Преклонцы, как и ожидалось, восприняли весть о новой женитьбе Властителя с любопытством, но, в общем, спокойно – давно надо было, а то все конспирировалось, за семью замками держалось…

Теперь ВВП на различных встречах, в театрах и концертах можно было лицезреть вдвоем с Ариной, которую не было нужды скрывать – напротив, в ее присутствии он чувствовал себе гораздо комфортнее, и зарубежные визиты наносились, как и положено, в обществе супруги, с единственной поправкой – приглашали Властителя на высоком уровне реже и реже.

При его жизни и после трагического ухода, которого никто не предполагал, особенно после ухода, постоянно обсуждался – мимолетом и всерьез, с кучей подробностей – не дававший многим покоя путь восшествия на престол: почему именно он, кто помог, стоял за спиной, подталкивал; тина и ряска слухов то и дело вспучивалась болотными газами новых версий, от вполне реалистических до вполне сумасшедших, при том вспоминали правило буравчика: чтобы продвигаться, надо вертеться, и меткое наблюдение создателя Гулливера: вверх лезут в той же позе, что и ползают… И все-таки, как смог он попасться на глаза больному, теряющему чувство реальности Деду и заслужить доверие не только его, но и людей вокруг, проницательных, весьма неглупых, хотя и плутов и даже лихоимцев; искали на замену ястребов, коршунов, орлов и за неимением оных остановили выбор, как утверждали злые языки, на моли, серой, ничем не примечательной личности, коих полно было вокруг… Кто так считал, были неправы – случайно за три с лишним года такую сногсшибательную карьеру не делают, только лишь стечением благоприятных обстоятельств и невероятным везением – миром правят судьба и прихоть – объяснить ее не представляется возможным, тогда как и чем объяснить?

При долгих размышлениях те, кого это интересовало совсем не из праздных соображений, вынужденно задавали себе – и окружающим – вопросы, на которые не было четких и ясных ответов: кем и когда было принято решение о том, что он досрочно меняет Правителя, становясь ВВП; верны ли рассказы о том, что, проведя отбор претендентов, Дед остановился на его кандидатуре, потому что уверовал в его честность, порядочность, надежность, и более всего – в его неуступчивость, или верны совсем другие рассказы, согласно которым, никого Дед не выбирал, а вынужден был согласиться с ультиматумом неких людей: вот наш кандидат, а вот досье на некоторые имущественные интересы ваших ближайших родственников и их друзей, которое будет опубликовано, если новым ВВП станет не он; верно ли, что главным сочинителем рассказов о честности, порядочности и надежности этого кандидата, адресованных Деду, был известный придворный интриган БАБ, или БАБ был всего лишь посредником между Дедом и коллективом обладателей досье на его родственников; кем и когда был разработан и утвержден план замены Деда; предусматривал ли этот план успешное отражение агрессии двух знаменитых полевых командиров вайнахского войска в Гадестане; если нет – то кто из руководителей спецслужб был наказан за неспособность получить сведения о готовящемся вторжении, которыми были переполнены преклонские газеты и рынок главного города вайнахов, начиная с весны 99-го, недавний директор Службы безопасности страны, например, а им и являлся тот самый кандидат; кто отдавал приказ об использовании вооруженных сил во второй вайнахской кампании – Главнокомандующий Дед или премьер-министр, то есть упомянутый чуть выше бывший начальник спецслужб – не спрашивая ничьего разрешения, поскольку формально это была не военная, а контртеррористическая операция?

Вопросы повисали в воздухе, пропитанном недоверием и конспирологией, ибо никто не мог до конца всего знать, а если и знал, то молчал, резонно опасаясь за свою безопасность; а чрезмерно любопытных преклонцев кормили сведениями, из которых вытекали далеко не однозначные выводы, скажем, что инициатором появления моли в столице стал управляющий делами Деда по прозвищу Борода – у него в городе на болотах заболела дочка, так вот, будущий ВВП похлопотал, чтобы устроить ее в лучшую больницу, папаша услугу не забыл и договорился с тогдашним главой администрации Деда, который предложил протеже Бороды место своего зама, уже был готов проект указа, но главу уволили; вторая попытка оказалась удачнее – по наводке первого зама главы правительства, именовавшегося среди друзей Большаком, выходца из города на болотах, будущий ВВП сделался правой рукой Бороды, а дальше – просто мистика, подъем по вертикали, смена кабинетов и кресел, близкое знакомство с Ю., главным администратором Деда и потом мужем его дочери, должность главного контролера администрации, а через год – зама всесильного тогда Ю. У любого от таких успехов пошла бы голова кругом, только не у будущего ВВП, который теперь отвечал за связь с регионами Преклонии, а там конь не валялся: несколько национальных республик не платили налоги в федеральный бюджет, законы им были неписаны, они подчинялись своим законам, одна из них объявила, что прекращает отправлять призывников в Преклонскую армию, но навести порядок в вверенной ему сфере деятельности будущий ВВП не успел – Дед с подачи Ю. назначил его директором всей безопасности страны, то есть пустил по основной профессии. И вот тут он развернулся вовсю, доказывая свою преданность и крутость характера: помог устранить неудобоваримого генпрокурора, засняв человека, похожего на него, кувыркающегося в постели с двумя проститутками, дело происходило на конспиративной квартире, веселые игры были засняты на пленку, кадры вышли не слишком отчетливые, генпрокурор или не он – поди разбери, но огласка вышла большая, видео пошло гулять по интернету и предрешило судьбу законника, вступившего в борьбу с Дедом и его окружением; поговаривали даже, что когда генпрокурор заупрямился и не захотел подавать заявление о добровольном уходе с поста, директор всей преклонской безопасности вытащил пистолет и предупредил, что будет стрелять на поражение – скорее всего, это легенда, придуманная адептами будущего ВВП, впрочем, легенд и слухов в ту смутную пору ходило предостаточно; как, скажем, можно было отнестись к такому пассажу: грозивший пистолетом несговорчивому генпрокурору якобы сам засветился в той же самой квартире, где развлекался с мальчиками, ни больше ни меньше! О склонности будущего ВВП к гадкому занятию говорили шепотом, за огласку можно было поплатиться жизнью, что, говорят, и произошло с высокопоставленным генералом службы безопасности и известным журналистом, одного застрелили у подъезда собственного дома, другой погиб в авиакатастрофе; ну, кто в такое поверит… – никто не поверит, кроме злейших врагов ВВП, обливающих его помоями, сознательно выдумывающих небылицы, делающих далеко идущие выводы из совершенно невинных эпизодов: ну, поцеловал незнакомого мальчугана в живот, задрав майку, ну, шутил с сексуальным подтекстом, скажем, о свободе прессы: “Настоящий мужчина всегда должен пытаться, а настоящая девушка – сопротивляться…” или по другому поводу: “Приезжайте, мы вам найдем врачей, они вам сделают обрезание, после которого ничего не вырастет…”; а еще психоаналитики мудрствовали: данная лексика имеет символический смысл, относимый к анальной и фаллической стадиям психосексуального развития – и на Фрейда ссылались, тот связывал анальные фиксации с упрямством, жестокостью, вязкостью негативных эмоций, даже с “инстинктом власти”, а один тип даже составил психоаналитический портрет ВВП в период существования тандема с Плюшевым, выведя в процентах степень озабоченности эмоциями: скажем, 25% — хладнокровное ликование от спортивных побед в дзюдо, если он победил, то все остальные проиграли, правда, осталась мировая арена, на которой можно развернуться; 20% — подсознательный страх от мысли, что посадят, если власть будет потеряна, когда-то искренне думал, что власть придется отдать, сейчас размышляет, как сделать так, чтобы цена на нефть оставалась высокой; 15% — профессиональная гордость за качественно выполненную зачистку, все, кто его выдвинули в ВВП в 90-е, ощутили на себе его настойчивость и закалку; 15% — крестьянское удовлетворение от дворцов, яхт и частных концертов, зачем быть миллиардером, когда можно быть богаче всех без счета в банке на свое имя; 10% — мелкая обидчивость за критику и желание гнусно отомстить, МБХ и другие попадались под руку и чисто преклонские обидки выливались наружу; 10% — детская радость от возможности порулить, включая самолеты и другую технику, очень хочется порулить G-8 и другими моделями, включая G-20, в ЕвроАзию тоже можно поиграть, любая напряженность поможет цене на нефть; 5% — обременительная обеспокоенность государственными модернизациями и демократизациями, однако для этого достаточно иметь первую леди в тандеме, он(а) молод(а) и с легкостью меняет позиции…

Распутывая клубок случайностей, везений, трансформаций, в сущности, мало что объясняющих, так до конца и не ясно, почему выбор Деда оказался именно таким, а не иным; старик симпатизировал сначала нижегородскому плейбою, красавцу, одного с Дедом внушительного роста, из губернаторов сделал его вице-премьером, даже гансонскому канцлеру и премьеру Альбионии намекал – дескать, мой преемник, но – не срослось; подумывал и о другой кандидатуре – СС, но тот слишком мягким оказался, искал со всеми компромиссы, продавливался всеми, кто последним к нему в кабинет заходил – тот и был прав; ну, еще мэр столицы рассматривался, но уж больно самостоятельный, его окружение Деда не хотело… В общем, сделал выбор в пользу того, кого окружение рекомендовало, сам сделал или под нажимом, этого мы никогда, наверное, не узнаем, назначил главой правительства, дав повод своему избраннику двусмысленно пошутить: “Внедрение в преступную группировку произошло успешно”, а дальше все само собой свершилось… Многим тогда казалось, и изощренному БАБу в том числе, – новым ВВП управлять будет нетрудно, он – никакой, в знак благодарности за возвышение будет делать, что ему укажут, на поверку же вышло совсем иначе…

После его ухода, потрясшего Преклонию и круто развернувшего ход событий, вновь заговорили, куда более уверенно, чем раньше, при жизни ВВП, – дело нечисто, в недрах органов существовал глубоко законспирированный план привести к власти своего, план осуществлялся строго-неукоснительно, без шатаний и колебаний; конспирологи в поддержку своей догадки приводили не блиставшие новизной аргументы и факты, однако все дело заключалось в их трактовке, не оставлявшей сомнений в правоте тех, кто объяснял произошедшее заговором спецслужб против общества – впервые в истории Преклонии стать над всеми, выше правительства и Высшего Властелина, выше законов, стать единственной и могучей силой, которой позволено все, и это удалось с возведением своего на самую вершину власти; такого не было при царях, не было и при коммуняках, где партия господствовала и требовала от госбезопасности беспрекословного подчинения; но почему все-таки выбор Деда пал именно на этого человека – этого внятно и доходчиво объяснить не мог никто.

Шагреневая кожа первого шестилетнего срока пребывания у власти начинала потихоньку скукоживаться, до этого были четырехлетние циклы, многие упрямо считали срок этот не первым, а третьим, имея в виду не продолжительность лет, а число выборов, так и писали в интернете, вернее, в том, что от него осталось, в эти месяцы ВВП начали одолевать беспокойные неотвязные сны, некоторые с продолжением, как телесериалы; снилась всяческая дребедень, оборачивающаяся отвратительным настроением на весь день, например, встреча на заснеженном сибирском тракте розвальней – в одних разлегся на соломенной подстилке ненавистный МБХ, из-под низко натянутого башлыка с обмотанными вокруг шеи концами виднелись черные зловещие полыхавшие огнем глаза, ноги он укрыл медвежьей полстью, ВВП глубоко утопал в ехавших навстречу в сопровождении конвойной команды розвальнях, сани прошли впритирку, едва не задели друг дружку расходящимися врозь от передка боками, ВВП махнул рукавом овчинного тулупа, крикнул: “Не радуйся, это ненадолго!” – МБХ освободили и возвращали в столицу, его же – на место сидельца, в тот же лагерь; вот же чушь какая, а весь день насмарку…

А еще по ночам начал являться черт, самый обыкновенный, противная рожа, красные мерзкие глазки, покрыт зеленой, как обивка канцелярского стола, шерстью, пахнет псиной, болтается хвост, вместо пальцев – когти, вместо ног – копыта лошадиные, мефистофельская гримаса, сколь хитрая, столь и гнусная, лыбится, гад, гнилые клыки обнажая, а главное, речи толкает почище любого преклонского оппозиционера: “Прежде чем мы занимались… мы людей искушали, совращали с пути добра на стезю зла, теперь же занятие это и плевка не стоит, пути добра уже нет, не с чего совращать, и к тому же люди хитрее нас стали, извольте-ка искусить человека, когда он в университете все науки изучил, огонь, воду и медные трубы прошел, как я могу учить вас украсть рубль, ежели вы уже без моей помощи миллионы хапнули, спасибо людям, таким, как вы, научили нас, чертей, взятки брать, а то мы бы давно околели…”

Так достал разговор, что проснулся ВВП, включил прикроватную лампу, томик великого писателя увидел возле лампы на столике и перевел дух, успокоился – это ж у него прочитал пару вечеров назад, вот и примстился разговорчивый черт из рассказа классика. Последнее время читает писателя этого словно заново, забыл почти все читанное перед поступлением в университет, он тогда литературой увлекался, а потом забросил чтение, не до него стало, кое-какие фразочки броские запомнил и не более того; нехорошо, неправильно, что один спит, оттого, наверное, и ночные видения покоя не дают, Арина инициатором была – утверждала, что храпит ВВП и будит, а еще что-то невнятное выкрикивает, будто борется с кем-то, а так обнял бы, погладил, прижал к себе, ощутил тепло, глядишь, другие сновидения пошли бы, про женщин, к примеру, а не с чертом связанные; рогатая тварь меж тем возникать стала все чаще, будто кто-то нарочно засылал в спальню, донимала разговорами всякими, шуточки отпускала: мол, раньше в Преклонском Союзе рай был везде – райсовет, райком, райсобес, районо, а теперь только ад – Администрация, намек на его, ВВП, орган управления; нехорошо, неправильно спать одному, его личный доктор утверждает, что одиночество заразно, зашла у них беседа на эту тему – ученые Заокеании исследование провели и доказали: одинокие люди в пограничные зоны общества поневоле вторгаются, обрубают социальные контакты и одновременно заражают одиночеством немногих друзей, женщины еще более мужчин подвержены… А кого ему заразить – у него, если вдуматься, и друзей-то преданных не осталось, одни подчиненные да олигархи, кому позволил стать ими и хранить, как зеницу ока, его, ВВП, долю; что у них, у подчиненных, на уме – поди разбери, может, заговор задумали, ждут подходящего момента скинуть, отстранить от власти и самим наверх забраться, но, между прочим, он дружбе всегда верен был, не сдавал, не предавал, покойный мэр города на болотах знал это как никто другой, у них была взаимная симпатия: В. преклонялся перед умением шефа, блистательного оратора, чеканно строить фразы, эмоции переполняли первого истинного демократа на политической сцене посткоммунистической Преклонии, как его часто называли, впрочем, некоторые чувствовали в его словах фальшь, называли барином, сибаритом, нарциссом, кое-кто шел дальше и пытался с грязью смешать – недаром кадрами из госбезопасности себя окружил, значит, у самого рыльце в пуху, наверняка с Большим домом прежде снюхался; не было этого, напраслину на шефа возводили, В. знал – тот чист, просто чувствовал себя в мэрии на осадном положении, вынужденным подчиняться воле отдельных лиц, выполнять желания лоббистов, испытывать на себе давление криминала, а город в ту пору и впрямь наводнен был разными тамбовскими и прочими отморозками. В их первую встречу мэр высказался без обиняков: “ Мне нужен помощник. Я на самом деле боюсь выходить из кабинета. Я не знаю, кто все эти люди”; он все прекрасно понимал, его шеф: Большой дом контролирует город, без госбезопасности править невозможно, невозможно контролировать мафию и сдерживать прокуратуру, защититься от давления столицы, невозможно добыть средства, чтобы не дать жителям умереть от голода, Большой дом оставался единственной силой, контролировавшей абсолютно все: политику, экономику, финансы – и криминал в первую очередь, что бы там не говорили об этих сомнительных связях. И вовсе не глупо поступил мэр, поручив В. внешние связи и сделав своим замом – в нем он мог быть уверен, не сдаст, не продаст; и когда над шефом начали сгущаться тучи, столичная политическая элита не могла смириться с его популярностью и самостоятельностью, когда осенью 93-го запахло арестом по факту махинаций с квартирами, шеф не имел к этим квартирам никакого отношения, но привлекался к делу как свидетель, тогда был подготовлен план его задержания в расчете, что мэр превратится в обвиняемого; столичная бригада задумала взять его в аэропорту по возвращении из очередной командировки, поместить в изолятор и начать прессовать, была выбрана пятница, тоже не случайно — в выходные дни шефу намного сложнее было бы заниматься собственным освобождением; и кто его спас, спас его В. – вовремя выслал в аэропорт усиленную охрану, та взяла шефа в кольцо, и он беспрепятственно добрался до Смольного, а там, с правительственной связью и преданными людьми под боком, ему не было страшно. Тремя годами позже В. однако не смог помочь шефу переизбраться в мэры – против него работали большие силы, над городом летали военные вертолеты и разбрасывали листовки, в которых говорилось, что шеф якобы проходит по двум уголовным делам, и В. ничего не мог с этим поделать, у них обоих развилась ярая антипатия к выборам как таковым, оба ненавидели местных депутатов, постоянно строивших козни, а депутаты, в свою очередь, обвиняли мэра в узурпации власти, во властолюбии, презрении к законодательной власти, В. от них тоже доставалось.

Шеф, проиграв выборы, а ведь был самонадеянно уверен, что легко победит, слабел день ото дня, становился уязвимым, а слабого кто только не пнет… против него прокуратура вновь возбудила уголовное дело, арест был почти решенным делом, и В., уже будучи в столице при должности, рискнул, разработал и осуществил план, устроив побег: прилетел в город, нашел зарубежный санитарный самолет и человека, который оплатил полет, и под видом лечения сердца вывез бывшего шефа в соседнюю Снеговию.

Каждый год в день смерти бывшего шефа он посещал кладбище в городе на болотах, охрана закрывала доступ к могилам, проверяла каждый метр пространства, главный телохранитель в неизменных черных очках становился его тенью – золотой мужик, и фамилия у него соответствующая, по названию главного драгметалла, между прочим, охранял бывшего шефа в бытность того мэром, ВВП забрал его с собой в столицу, сделал генералом, дал большие полномочия; первое покушение на ВВП аккурат должно было произойти на похоронах бывшего шефа, в зимний день конца февраля, готовили теракт вайнахцы, покушение сорвали благодаря нестандартным мерам безопасности – всю ночь и часть дня снег и смерзшуюся землю на каждой могиле в радиусе ста метров от места захоронения бывшего шефа проверяли металлоискателями на предмет обнаружения взрывчатки, спилили сучья и ветки на деревьях, чтобы был обзор для повсюду натыканных снайперов, готовых в случае чего стрелять, об этом, не раскрывая детали, вякнул в прессе представитель спецслужб; о том, что никакой теракт вайнахцами не готовился, а был придуман в тиши кабинетов спецслужб, знал лишь самый близкий ВВП круг, охранникам, кроме, разумеется, их начальника, ничего не сказали, все требовалось исполнить не понарошку, а всамделишно, и ребята вкалывали на совесть бессонной ночью в поисках того, чего по определению на кладбище не могло быть.

Он кладет цветы к могиле, остается один со своими раздумьями, начальник охраны деликатно отходит в сторонку и ВВП вспоминает – чаще всего, незначащие мелочи, как тогдашний шеф подтрунивал над его одеждой, неброской, неяркой, скромной, как он сам, пальтишко болотного колера, примерно такой же костюмчик, перед приемами говорил: “Надо бы галстук покрасивее”, – и предлагал выбрать один из своих, а одеваться шеф любил, слыл модником… посмотрел бы он сейчас на костюмы и галстуки ВВП – наверняка одобрил бы и даже позавидовал, а тогда… странная смерть дала повод для пересудов, сплетен и спекуляций – чуть ли не ВВП повинен, взял и отравил несчастного, а ведь прибыл бывший шеф в Кенигсбергскую область в качестве доверенного лица кандидата в Высшие Властелины Преклонии, то есть самого ВВП, и спустя три дня, великолепно себя чувствующий, скоропостижно скончался от острой сердечной недостаточности в поселке Светловидовск. Травить такого человека… в кошмарном бреду не придумаешь… главное, зачем? – придрались к фразе, случайно брошенной: “Уход такого выдающегося человека – не просто смерть, а гибель и результат травли”, игра слов зловещая получилась: травля, травить, отравить… – и про новые яды немедля заговорили, вдруг знатоками стали – у спецслужб есть препараты, маскирующие свои действия под ненасильственные причины смерти: инфаркт, инсульт и т. д., убивают спустя несколько дней после применения, уже после того, как само химическое вещество выведено из организма, такой яд химической экспертизой обнаружить крайне затруднительно или вообще невозможно, из таких “маскировочных” ядов в российских спецслужбах наиболее популярны “фторацетаты” – производные фторуксусной кислоты, твердые, растворимые в воде вещества или летучие жидкости без вкуса, цвета и запаха, смертельная доза 60-80 миллиграммов, отравленный фторацетатами человек умирает через несколько суток от остановки сердца… Ему докладывали – и впрямь существуют такие яды, а еще есть полоний и много чего другого, но какое это отношение имеет к смерти учителя и наставника, ни мотивов, ни поводов, ничего нет, даже если предположить, что много чего знал про дела их совместные в городе на болотах, знал и прикрывал – скажем, бартерные сделки; тогда, осенью 1991-го, в городе, как в блокаду, начался голод, продуктов не было, взять их было неоткуда, горсовет ввел карточки; спасением виделись эти самые бартерные сделки: мэрия предоставляла частным компаниям право на вывоз за рубеж нефтепродуктов, металлов, хлопка, леса, эти компании обязались на вырученные средства закупить и привезти жратву на сто с лишним миллионов долларов Заокеании, но продукты в нужных объемах так и не появились; cмысл операций был прост, как огурец: составлялся юридически не оформленный по всем правилам контракт со своим человеком в предоставлении ему лицензии, достигалась договоренность с таможней об открытии границы на основании этой лицензии, товар шел за рубеж, продавался там и вырученные деньги делились между участниками; именно по этой причине не объявлялись тендеры на поставки – достаточно было иметь своих “компаньонов”, у В. такая публика имелась в нужном количестве; но продукты были остро необходимы, и тогда В. пригнал в город гуманитарные грузы – сверх установленной квоты удалось получить несколько десятков тонн мясных собачьих консервов, и, как доложил В. мэру и в столицу, угроза белкового голода на какое-то время отдалилась; кто уж ел собачью пищу, неизвестно, скорее всего, консервы легли добавкой в фарш для котлет, макароны по-флотски и в иные блюда общепита.

Много чего знал мэр и прикрывал В., когда того хотели снять с должности и даже завели на него уголовное дело, ничем не кончившееся, только никому ничего не сказал бы – ему ведь ничто и никто больше не угрожал, уголовные дела против него были закрыты, гонители получили по заслугам, жил бы себе спокойно и вкушал плоды непыльной престижной должности, какую получил бы из рук благодарного за все хорошее ВВП; смущало некоторых, владевших кое-какой информацией, что вскрытие тела на месте кончины по приказу “сверху” совершилось моментально, доступы к моргу больницы, где производилась аутопсия, были перекрыты специальным отрядом милиции, в почти неприличной спешке прошли похороны бывшего шефа без повторного осмотра его тела авторитетными специалистами страны, как того следовало бы ожидать в подобном случае, а в интернете, тогда разнузданно-свободном, промелькнуло: будто бы вдова просила патологоанатомов не распространяться о результатах вскрытия – как и следовало ожидать, никаких предыдущих инфарктов у мужа ее не было, как не было и хронических болезней сердца, он был вполне здоровым, а потом выкрикнула совсем уж непонятное: “Я этот публичный дом закрою!” – имея в виду Светловидовскую санаторную поликлинику; вот так, сама того не желая, приоткрыла вдова завесу над истинной причиной смерти супруга: в номере-люкс гостиницы в Светловидовске учитель и наставник находился не один, а с девушкой-медичкой, он выпил в бане, принял большую дозу виагры – и последовал трагический финал. Так все просто, поэтому и скрывалось – жил грешно и умер смешно.

Если бы мы стали быстрее времени, мы могли бы стать медленнее жизни – умный поляк изрек, легло затесом в памяти, которая все одно рано или поздно превратится в решето; ВВП часто вспоминал время, когда он, нежданно-негаданно, причудливой волей тогдашнего дряхлеющего на глазах Правителя, вынужденно искавшего себе замену, выброшенный водоворотом судьбы на самый верх, входил в новое для себя состояние безграничной власти, ощущал ее терпко-сладкий вкус, упивался ею, народ ему мирволил, благодарил, что вернул преклонцам самоуважение и гарантию, что бедлам предшествовавших пятнадцати лет закончился – что же касалось прошлой жизни, то она осталась за бортом, к тому же многие воспоминания поистерлись, как мех старой горжетки, о будущем же не хотелось думать, в нем не находилось места покою и отраде, а виделась одна лишь бесконечная изнурительная борьба, с людьми и старостью; месяцы перед выборами на шесть лет оказались самыми неприятными: мало того что впервые освистали, так гадкие плакаты держали над головами на разрешенных поневоле митингах оппозиционеров – не каждый же раз лупить и в автозаки засовывать, типа “ВВП – вор” или “Боже, царя гони!”, а тут еще выдумавший Пандорина модный писатель, которого ВВП невзлюбил за некоторые высказывания – ну, чего можно ожидать от выходца из Джорджии, уже в силу одного этого не могущего лояльно относиться к победившей ее в скоротечной войне Преклонии и к ее лидеру, так вот сочинитель этот рот открыл, добавил яда: “Главный цирк ожидает нас впереди. Теперь на авансцену выйдет кандидат в пожизненные правители. Все тухлые помидоры полетят не в бутафорскую партию, а лично в него, родного и любимого. Три месяца тупые подхалимы из его окружения будут стимулировать у населения рвотные позывы своей пропагандой. А расплачиваться ему, бедняжке. Он будет ездить по стране, встречаться с избирателями. Посвистите ему, он это любит. …Жалко мне Вас. Говорю это безо всякого сарказма. Не нужно быть Нострадамусом, чтобы определить Ваше будущее. Неизбежно возникнет ситуация, когда низы больше не хотят, верхи вконец разложились, а деньги кончились. В стране начнется буза. Уходить по-хорошему Вам будет уже поздно, и Вы прикажете стрелять, и прольется кровь, но Вас все равно скинут. Я не желаю Вам судьбы Гаддафи, честное слово. Откосили бы пока еще есть время, а? Благовидный предлог всегда сыщется. Проблемы со здоровьем, семейные обстоятельства, явление архангела. Передали бы бразды преемнику (по-другому ведь Вы не умеете), а уж он бы позаботился о Вашей спокойной старости. Представьте и содрогнитесь: всеобщая ненависть, одиночество, страх перед завтрашним днем, необходимость всё глубже увязать в грязи, окружать себя всё худшими мерзавцами. Оно Вам надо?” Не надо, и не будет такого печального конца, не дождутся, биться будет до последнего, поскольку назад дороги нет, отрезана, и не один в поле воин – за ним полчища тех, кому есть что терять, поддержат, подсобят, им лишиться ВВП – все равно что удавку себе на шею накинуть; власть его сильна и крепка, а с народом этим он справится, знает его как облупленного, найдет общий язык, понимание, как в начале второй вайнахской войны, как после гибели подлодки, атак на террористов в захваченной школе с детьми и в театре со зрителями, в конце концов, обхитрит, объегорит, как прежде не раз бывало.

Вот только как изгнать из ночи гнусную бесовскую рожу, недавно явилась опять, на сей раз в облике типа с жидкой бороденкой и усиками, лидера мерзопакостной публики, именующей себя нацболами, пришла под утро, ибо помнятся именно предутренние сны и видения, и начала по-залаженному: “Тебя уничтожит не восставшая толпа, которая вряд ли выхлестнет на улицы и площади с оружием, – генетическая память о революции столетней давности помешает, барьер поставит, табу наложит на кровавое насилие; тебя уничтожит не террорист-одиночка – телохранители никого к тебе и близко не подпустят; тебя уничтожит не низкая цена на нефть; тебя уничтожит общественное мнение, бойся его, помни: “Большая сила – мнение народное…” Бороться с ним ты не в силах, и не один властодержец не в силах, понял?!”

Месяцы перед выборами на шестилетний срок и возвращением во власть, которую, впрочем, ни на миг не терял, запомнились ожесточением и нервными перегрузками, самообладание отказывало, он срывался на крик, начиная ненавидеть всех вокруг, он начал включать интернет, смотреть телеканалы и не только Первый – ему уже недостаточно было справок помощников, он не без оснований подозревал – его обманывают, рисуют реальность, не столь радужную на самом деле, увиденное на экранах монитора и телевизора вызывало ноющую боль сродни зубной, он изменил себе, перестав следовать давно заведенному правилу: если хочешь сохранить душевное здоровье, никогда не читай и не слушай про себя ничего – ни хорошего, ни плохого; он читал, смотрел, слушал и приходил в бешенство, а ведь как толково продумано было, учтена каждая мелочь – якобы уйти в тень, стать вторым лицом государства, поставив на свое место верного человека, и затем все вернуть на круги своя, но уже надолго, навсегда; и комар носа не подточит – все по закону, три срока подряд нельзя, а он и не стремился, закон есть закон, его исполнять надо, а два последующих срока по шесть лет самое оно, и во временном преемнике не ошибся, когда переговорил с ним с глазу на глаз и получил его согласие; как загорелись глазенки Плюшевого, услышавшего благую для себя весть – шутка ли, стать ВВП, пусть только на четыре года, но и это вполне его устраивало…

Он шустрого паренька этого из профессорской семьи сразу приметил, помог с работой у мэра города на болотах, стал тот советником, потом экспертом по внешним связям, оформлял сделки, договора, искал проекты с привлечением денег – юрист как-никак, не порывая с преподаванием в родном для них обоих университете, на том самом факультете; паренек помнил добро – когда наехали на В. по поводу бартерных сделок, защищал, документы соответствующие готовил; в общем, свой малый, податливый, мягкий, психологически зависимый, удобный для того, чтобы им руководить, тогда и прозвал его про себя – Плюшевый; а еще привлекало, что – ниже ростом, 162 сантиметра. Вроде бы рост не при чем, но приятно было смотреть на Плюшевого сверху вниз, а не тянуть шею, как на того же мэра города на болотах; однажды, следуя странной прихоти, попросил пресс-службу подготовить бумагу относительно роста великих и знаменитых, обязательно включая царей и политиков, представить, так сказать, в историческом ракурсе, открылась забавная картина: оказывается, большинство были люди невысокие, не сказать, маленькие, Тамерлан – 145 см., Ягода – 146., Ежов – 145, Бухарин – 155., Людовик Четырнадцатый – 156, Екатерина Вторая – 157, Ленин – 164, Геббельс, Саркози, Берлускони, Меркель – 165, Сталин – 166, такой же рост, как у любимого вождя, – у Павла Первого, Пушкина, Черчилля, Хрущева, а у Петра Третьего и Муссолини – 169 см., как и у него, ВВП… Ну, хорошо, а Гитлер – 175 см., еще выше де Голль, Ельцин, Обама…, их можно было отнести к исключениям, однако народ почему-то отдавал предпочтение высоким, когда проводились опросы и просили изобразить портрет лидера; некоторые публицисты, размышляя над феноменом роста у политиков, почему-то делали однозначный вывод: маленькие мужчины вожделеют власть, чтобы побороть комплекс неполноценности, ВВП вывод этот казался обидно-примитивным, уничижительным; как бы там ни было, Плюшевый ему нравился, подходя еще и по этому параметру…

Нет, не ошибся он во временном преемнике ни на йоту, перед тем, как объявить решение, долго размышлял, взвешивал, оценивал, на кого падет сия благодать – и не находил лучшего варианта, чем Плюшевый; на остальных, их в списке ВВП было трое, положиться до конца не мог, дорвутся до власти и покидать пост не захотят, ибо что может быть желаннее власти, особенно в такой стране как Преклония, это как запах крови для стервятника… В Плюшевого он верил – подлянки не совершит, воспитание и характер не позволят, и протеже не подвел, блестяще справился с доверенной ему миссией, ни разу не сфальшивил, ну, почти ни разу, скажем так; в обращении между собой они остались прежними, ВВП с Плюшевым на “ты”, он с ним – на “вы”, договорились, что, поменявшись местами, не будут позировать перед телекамерами, как прежде было заведено: ВВП слева за столиком, гость справа, отчитывается перед всевластным Хозяином: никакого отчета подлинный ВВП держать перед временным преемником не собирался; встречались они редко, больше по телефону, Плюшевый ставил в известность обо всем серьезном, на срочных бумагах писал так: “Ув. ВВП, посмотрите, пожалуйста”, или: «ВВП. Ваше мнение? С ув…”. Он же, когда прежде посылал бумаги премьер-министрам, обычно писал: “Разберитесь и доложите”, или просто: “Доложите” – в этом и состояла огромная, ни в каких физических величинах не измеряемая, разница между ними; впрочем, не все поначалу шло гладко, притирались, осваивались в непривычных ролях, потом все стало на свои места, Плюшевый понимал: есть вещи, которые делать вообще не следует, потому что они могут навредить Хозяину, а все остальное нужно делать с оглядкой на него, скажем, в вопросах помилования – Плюшевый не хотел делать вид, что он гуманнее ВВП; и про удлинение срока пребывания у власти тоже заранее договорились, в определенный момент временный преемник изменил Конституцию, многие олухи подумали – для себя старается, а он просто выполнял поручение Хозяина; в общем, как Щедрин про того Топтыгина: добрые люди кровопролитиев от него ждали, а он чижика съел!

Иногда ВВП становилось жалко Плюшевого, капелька сострадания все-таки присутствовала в его заскорузлом сердце, знал об этом недостатке и боролся с ним, а недостаток по-прежнему проявлялся, положение у Плюшевого и впрямь хуже губернаторского, смысл выражения узнал сравнительно недавно от конюха, обихаживавшего его лошадок: “губернатором” называется самец-пробник, которого припускают к кобыле для ее раздражения перед случкой с породистым производителем; грубое, конечно, сравнение, Плюшевый о нем никогда не узнает, зачем человека обижать; ставил себя на его место и качал головой – он бы не смог столь виртуозно сыграть в срежиссированном спектакле, не какую-то пошлую ролишку – роль, исполненную пафоса, трагедийного комизма или комедийного трагизма, что одно и то же: радеть за страну, мотаться по городам и весям, произносить замечательные слова, наносить визиты главам других государств, производить впечатление либерала, распекать нерадивых начальников, бороться с коррупционерами, снимать с постов и назначать на посты, зная каждую минуту, что он лишь подставная фигура, временщик, что за его спиной, распластав крыла, как орел, пикирующий на добычу, стоит тот, кто придумал и осуществил спецоперацию, те же министры, слушая его, делают серьезные лица, а про себя думают – чего ты, парень, раскудахтался, ты же шагу самостоятельно ступить не можешь; но больнее всего, хлестким ударом по самолюбию стало бы для ВВП, стань он Плюшевым, видеть во время своих публичных выступлений каменно-отстраненное лицо вынужденно присутствующего Хозяина, устремленный в пустоту презрительно-холодный взгляд – вот это была бы самая большая мука; свобода лучше чем несвобода…, нет, он непременно сблефовал бы, воспитание и характер не позволили бы идти до конца на поводу, и, безусловно, в конце отпущенного срока службы шагреневой кожи люто возненавидел бы своего патрона и власть добровольно ему не вернул, сплел интригу замысловатую или, напротив, совсем простую, и вынудил того пойти на попятный; Плюшевый же и виду не показывал, как неохота расставаться с насиженным за четыре года местом, но кто разберет, что у него на уме и в душе…

И вот вся хитроумная комбинация, достойная высших наград и премий за исполнительское мастерство кукольных актеров, начала рассыпаться, как башня, построенная из детских кубиков, народ рванул на площади, соскучившись по митингам, посыпались обвинения в узурпации власти, от присутствия ВВП люди, оказывается, устали, а впереди целых двенадцать лет лицезрения наколотой ботоксом физиономии, да их и за людей-то не считают, нагло обманывая, особенно в ходе выборов, они для власти – быдло…, и пошло-поехало; наложившись на освистывание, сопровождаемое разнузданными репликами и откровенным хамством хомячков в интернете, словно с цепи сорвавшимся, новое для ВВП явление повергло его в смятение – и родило привычную реакцию – отвечать надо резко, не стесняясь в выражениях, никаких уступок, он должен явить себя народу по-прежнему уверенным в себе, великим и могучим, несокрушимым Высшим Верховным Правителем, а не мямлей, идущим на поводу у толпы; в прямом телеэфире он показал себя в полном блеске, назвав всех и вся своими именами: митингующих – бандерлогами, уподобив киплинговским обезъянам, а попросту говоря, серой, обезличенной зомбированной людской массе, белые ленточки, символ протеста, – презервативами, матерную подпись под фото, опубликованную безрассудно-смелым журналом, где ВВП открыто послали на х… – позабавившей и даже порадовавшей, грубо съехидничал в адрес известного пожилого сенатора Заокеании, ветерана войны в «стране вьетов на Юге», напомнившего о судьбе ближневосточных тиранов, дескать, и тебя такое же ждет, если не изменишь отношения к свободе и демократии – чего, спрашивается, взять с человека, попавшего в плен, сидевшего в яме и явно подвинувшегося мозгами, и далее в том же духе; кстати, об исполняющем обязанности ВВП в оставшиеся три месяца до выборов бросил мимоходом одну лишь фразу, и ту с подковыркой: дескать, сражается сейчас с Евросоюзом, он там себя покажет… Придется ему кость кинуть, премьером на годик-другой сделать, а после, когда все пойдет сикось-накось, а пойдет обязательно – на то и ВВП, чтобы оценивать работу ближайшего окружения, – отправить в Конституционный суд или преподавать, а на его место того же Мудрина посадить, которого Плюшевый снял со скандалом за несогласие…

Полагал – народ проняло, дошло до отщепенцев-оппозиционеров и просто провокаторов, митингующих с подачи и на деньги Запада, что с ним, с ВВП, такие номера не пройдут, а на поверку вышло иначе – новое разрешенное сборище в столице Преклонии собрало еще больше разозленных участников – смотрел по Первому каналу все это безобразие и тихо матерился…; а ночью опять черт явился, ни на кого не похожий кроме как на самого себя, отвратная харя, и начал форменный допрос, нагло-бесцеремонный, притоптывая копытцами и скаля клыки: ты чего это болтал, злобной слюной истекая, о сенаторе из Заокеании, это он-то подвинулся мозгами? – ты сам с глузду съехал, коль несешь такую ересь; а про вилийца чего наплел – кто тебе сказал, что Гаддафи иностранные спецназовцы убили? – свои отморозки и убили, по твоему же зомбоящику показывали; я уже не говорю про контрацептивы, бандерлогов и вранье твое злонамеренное об оплате пришедших на митинг – это твоим “нашистам”, уродам молодым, платят, есть доказательства, на пленку заснятые…, кстати, о гондонах: “…нацепили белые ленточки, словно борцы со СПИДом” – как понимать, ты себя сам сравнил со СПИДом? – получается, ты провокатор по отношению к самому себе, нарочно провоцируешь озлобление народа… Разберись со своими помощниками, дай по мозгам, чтобы справки готовили нормальные, а не вранье, они же тебя подставляют, или, страшно подумать, ты все знаешь и специально так говоришь, но тогда жди беды…

О брожении в обществе и о возможных последствиях ВВП думал постоянно и без всякого черта, покоя не дающего, а вот с помощниками разобраться… – тут глумливая рожа права; еще месяца за три до всяких митингов, едва с Плюшевым срок оговорил его публичного отказа от будущих выборов, имел беседу с Выхухолем, срочно вызванным в Резиденцию, занимал человек с таким именем немаленький пост в администрации власти, это, впрочем, не имело значения, а значение имело то, кем он на самом деле являлся, а являлся он близким ВВП по духу, сопровождая его с момента восхождения; люди уже давно интересовали исключительно по степени их функциональной полезности его делу, Выхухоль пользовался особым расположением, ибо был чрезвычайно полезен. В силу своей профессии ВВП носил в памяти и тщательно берег массу сведений о своем ближнем круге, Выхухоль занимал его мысли более других, он был интересен некоторыми обстоятельствами своей биографии; во-первых, по отцу он был вайнах, родился в селе, однажды в интервью популярному гансонскому журналу разоткровенничался: “Я с гордостью всем говорю о том, что пусть наполовину, но я принадлежу к этому выдающемуся, красивому, очень сильному и известному в мире народу”; мать его, по фамилии Выхухолева, по распределению после окончания пединститута приехала на работу в вайнахскую сельскую школу, познакомилась с местным учителем, вышла за него замуж и родила сына, фамилия отца была Рудаев – понятно, не тот мятежный генерал, убитый самонаводящейся ракетой, но наверняка из клана Рудаевых, это в Преклонии Ивановых как собак нерезаных, они не родственники, а однофамильцы, а в Вайнахии Рудаевых не так уж много и наверняка кем-то кому-то доводятся, короче говоря, при рождении Выхухоль получил фамилию и имя Дудаев Асламбек Андарбекович, второе имя у вайнахских детей было преклонское, у отца Выхухоля – Юрий, поэтому и стал он впоследствии Юрьевичем. Свое происхождение и место рождения долгое время тщательно скрывал, но органы все выяснили; отец бросил жену и Асламбека в пятилетнем возрасте, и они переехали в срединную Преклонию, где мальчик пошел в первый класс, взяв мамину фамилию, а дальше – учился в двух институтах и недоучился, служил в армии, в спецназе Главного разведуправления, прибился к ненавистному МБХ – в ту пору будущий ВВП о нем и понятия не имел, добрался до банка все того же МБХ, стал одним из руководителей банка, директором по связям с общественностью самого крупного телеканала, и в конце концов был приглашен в администрацию тогдашнего стареющего и дряхлеющего преклонского Правителя; Выхухоля и унаследовал ВВП, получив из рук стареющего и дряхлеющего скипетр власти.

Что еще мелькало в черепной коробке ВВП, к своему счастью (или несчастью?) помнившему абсолютно все – что первый раз женился Выхухоль на сестре жены ненавистного народу соавтора ваучерной приватизации, брак оказался неудачным, жена и сын после развода осели в столице Альбионии, новый брак принес Выхухолю троих детей; эти подробности биографии ничего не говорили о главных талантах человека, которому нет еще пятидесяти и который сейчас сидел напротив, круглолицый, с ироничными глазами и нежной улыбкой интеллектуального садиста, умный, хитрый, проницательный, умеющий на ходу угадывать желания ВВП: “Я воспринимаю пожелание как военный приказ. И в этом смысле я гораздо лучше, чем человек, который воспринимает приказ как пожелание”, — как-то сказал он о себе, а ВВП запомнил. Еще о нем говорили: расчетлив, но эмоционален, циничен, но не слеп, сребролюбив, “не миллиардер, однако и не десять миллионов”, но не жаден; способен подчиняться, но предпочитает действовать так, как считает нужным… Ох как не любят его либералы-оппозиционеры…, называют главным кукловодом политического процесса, серым кардиналом ВВП, придумавшим эвфемизм “суверенная демократия”, координатором подтасовки результатов выборов, уничтожителем политической конкуренции, организатором кампаний против общественных организаций, а также создания отрядов молодых штурмовиков вроде движения “Наши”, цитировал ВВП по памяти; а еще Выхухоль пишет песни, сочиняет музыку:

Он всегда впереди в алом шелке на бледном коне.

Мы за ним по колено в грязи и по горло в вине.

И вдоль нашей дороги пылают дома и мосты.

Я буду, как ты. Ты будешь, как он. Мы будем, как все…

Несколько лет назад от пресс-службы узнал ВВП и повеселился: перед тем как принять журналиста в “пул”, обслуживающий Правителя и освещающий его поездки, Выхухоль якобы долго слушает, насколько умело журналист ругается матом в адрес оппозиции, затем вносит коррективы в лексикон и выдает номерной словарик, в котором содержатся обороты и эпитеты в адрес оппозиционных политиков; словарик журналист обязан сдать в спецархив службы охраны после перехода на другую работу, но за особые заслуги книжка может быть передана ему в постоянное пользование. Спросил об этом Выхухоля, тот опустил глаза долу в деланном смущении, ВВП все понял: сам же Выхухоль и придумал байку… Решил стать писателем, выпустил роман “Околодерьма”, спрашивал совета, печатать ли под своим именем – ВВП не читал и не собирался читать произведение с таким названием, удовлетворился разъяснением, что в нем упоминается тотальная коррупция в парламенте, силовых структурах и СМИ, но не любить власть – все равно, что не любить жизнь, уверял автор. Посоветовал поставить псевдоним, Выхухоль согласился, потом не выдержал и растрезвонил всему свету, что автор – он, получив в ответ порцию того самого дерьма – его называли не иначе как бездарем и графоманом; по роману услужливый культовый режиссер поставил пьесу, говорят, более удачную, нежели роман; пускай резвится, коль нравится, главное – чтоб дело, к которому приставлен, делал исправно… “Человеки бывают двух сортов – юзеры и лузеры. Юзеры пользуются, лузеры ползают. Юзеров мало, лузеров навалом. Лузер я позорный или царственный юзер?” – юзер, можешь не сомневаться…

“Через неделю мой преемник объявит, что сходит с дистанции – вы, надеюсь, догадываетесь о нашей с ним былой договоренности, так вот, меня интересует ваш прогноз – как поведет себя общество, проглотит или…” Выхухоль заблестел глазами, заиграл бровями – хлебом не корми, дай только хитроумный этюд составить, как в шахматах: белые начинают и выигрывают в три хода; тут как раз этюдная позиция – и победа очевидна, недаром столько труда и старания вложил Выхухоль в демонстрацию незаменимости ВВП: “Ничего не произойдет, уверяю! – народ ждет-не дождется вашего возвращения, ведь… если откровенно… он понизил голос и машинально поводил головой, словно некто подслушивающий находился рядом , – если откровенно, преклонцы не верят в благие намерения того, кто на вашем месте, пустозвонные речи его не вдохновляют, все понимают – он лишь отражатель, ретранслятор ваших мыслей и идей, так что пора восстановить статус-кво”. – “И все же, могут быть недовольные, возмущенные, кто-то же, вопреки сказанному вами, все-таки надеялся на его второй срок?” – “Их так мало, они столь незначительны, что принимать их в расчет не стоит, вы же все имена знаете, они наперечет, ну кто из них на что-то способен – да никто; барометр показывает “ясно”, комбинация с рокировкой разыграна блистательно, мат неминуем…” – “Комбинация” выглядела откровенностью на грани наглости, очевидным намеком на нечто не вполне достойное, потому покоробила; стал Выхухоль позволять себе больше, нежели отпущено моей волей, подумал ВВП и лишь уточнил: “Кому – мат?” – “Мат – лишь образ, метафора, его непременно получат недруги, это констатация неизменного и не подвергаемого сомнению успеха, вашего успеха”. – “Может, все же организовать идеологическую поддержку, пару митингов, ваших архаровцев выпустить, как их, бишь, называют… нашисты”, – с долей ехидцы улыбнулся, ему хотелось поставить Выхухоля на место. – “Напротив, этим привлечем повышенное внимание к событию, в сущности, ожидаемому: Хозяин возвращается домой, что ж тут неожиданного?” – “А я и не покидал дома…” – “Одну-две статейки запустить, – реплика мимо чуткого уха Выхухоля пролетела или виду не подал. – Вас с Александром Третьим часто сравнивают, в развитие тезиса неплохо статейки сработают, мне кажется; как и при царе, стабилизация наступила, консервативная, усекновению подверглось многое из прежде насажденного, ну, и при нем тоже террор был, и мы с этим же злом боремся…” – “Хм, террор… Дорис-Мелихов, граф, пораньше был во дворец призван, еще при батюшке Александра Третьего, не путаю?” – “Нет, не путаете, все правильно”. – “И что же граф хорошего сделал? А ведь полномочия имел огромные: бороться с крамолой всеми средствами, сажать, стрелять, вешать революционеров, а он решил диктатуру сердца применить, по-доброму с бомбистами, взрывы в Зимнем дворце гремят, а граф увольняет неугодных обществу министров, цензуру ослабляет, из тюрем политзаключенных выпускает и в довершение ко всему Третье отделение упраздняет… Каково?! Правда, взамен Охранное отделение создает, агентов запускает к народовольцам, но все равно как без Третьего отделения… это все равно что ФСБ упразднить… Я недавно о графе читал, у меня свежие впечатления, так вот он напоследок решил созвать комиссию выборных от земств – для того, чтобы могли законы принимать, пусть и с совещательным голосом; и чем вся эта игра в демократию кончилась, дорогой Выхухоль, помните? – ликвидировали царя бомбой, и унаследовал престол тот, с кем, как вы говорите, меня сравнивают; не надо никаких сравнений, обойдусь, но нянькаться ни с кем не стану, диктатура сердца – не для меня, у меня сердце холодное, в противовес Феликсу Эдмундовичу, тот про горячее сердце чекиста толковал, а у меня – холодное, не боюсь признаться…”

Выхухоль что-то забормотал про спокойную, стабильную обстановку, про высокий рейтинг национального лидера, что все с рокировкой пройдет, как по маслу, ВВП слушал вполуха и откуда-то приплыло смутное, никогда не обманывавшее предчувствие – этого вайнахца надо менять; не пройдет как по маслу…, почему, отчего, что случится – он не знал, не догадывался, но предчувствие по-прежнему тяготило – и тукало в висок: его надо менять. “О выборах в Думу, какая картина, все ли обеспечено?” – “Едросы возьмут более половины голосов, все на мази, губернаторы предупреждены о личной ответственности за исход голосования, знают, что лишатся должности, если что не так выйдет, счетные комиссии подобраны, Чур знает свой маневр…” – “Ладно, посмотрим… Главное, чтоб по-честному, без подтасовок, ясно?” – “Разумеется, по-честному, кто же сомневается…” – и глаза Выхухоля опять заблестели.

“Между прочим, пресс-служба передала мне приглашение астрологов на свой съезд. Терпеть не могу эту публику, по-моему, жулики, шарлатаны, пудрят мозги своими прогнозами… не верю я всей этой хрени, категорически не верю; моя жена… – сделал паузу, словно не хотел вспоминать, но был вынужден, – она обожала всякие гороскопы, вечно вырезки делала, что-то там выписывала, я жутко злился…” – “Позвольте дать Вам совет – примите приглашение, ну что вы теряете…”; ну да, ничего не теряю, мигом отреагировал, особенно если вспомнить давний прогноз астрологов города на болотах, еще до избрания его ВВП, те совместную статью распространили, предупреждали об опасностях, с которыми, по их мнению, связано правление нового Властелина: “Любой другой из реально возможных претендентов на это кресло будет для страны в целом и каждого ее жителя в отдельности намного безопаснее этого человека”, – предупреждали горе- провидцы; понятно, никто не посмел опубликовать статью, появилась только на астрологическом сайте и прозвучала в коротком интервью на радио, однако незамеченной не осталась – на звездочетов набросились все кому не лень, обвиняя в соцзаказе за немалые деньги; попавшие в опалу отбивались: “смешно рассуждать, что нам заплатили, у ВВП и правда ведь напряженный гороскоп, это видно по звездам, а звезды в подкупе обвинить очень трудно”; прошло время, и умолкнувшие надолго астрологи обрели слабенький голосок и резонно заметили: “зачем ему наши прогнозы – большой человек из его администрации в разговоре о прогнозах так и сказал: “Ребята, мы без всяких астрологов знаем все результаты будущих голосований, что за ВВП, что в Думе, какая надобна цифра, такая и будет”.

“Мне кажется, стоит посетить съезд, – продолжал мягко настаивать Выхухоль. – Разумеется, от медиа мы скроем, но будет любопытно, много нового узнаете”. – “Ты думаешь? – неожиданно перешел на “ты” и пожевал губами. – А у президентов были личные астрологи?” – поинтересовался. – “Конечно, были! – оживился Выхухоль. – Например, у заокеанского, который империей зла нас назвал, он настолько доверял собственному астрологу, что по его совету устроил инаугурацию в 5 часов утра, нация была в шоке, такого еще никогда не было, но он не отступился, потому что астролог (а это была женщина) обещал ему два срока и блестящую карьеру президента, и что же? – люди, которые скептически отнеслись к победе (мол, на что способен второразрядный голливудский актер?), были посрамлены; женщина-астролог составляла для него астрологический календарь, где каждый день был отмечен особого цвета чернилами (зелеными – “хорошие” дни, красными – “плохие”, желтыми – “неясные”). В соответствии с календарем руководитель аппарата Белого дома планировал публичные выступления президента и его переговоры с главами иностранных держав”. – “А другие президенты Заокеании верили в астрологию?” – “Отцы-основатели настаивали на ратификации Декларации независимости именно 4 июля 1776 года из-за благоприятного для страны расположения планет в тот день. А президент Теодор Крузвельт вывешивал свой гороскоп на стене кабинета в Белом доме; кстати, в Заокеании влиянию астрологов подвержены не только политики, но и серьезные финансисты, тот же Кейган в бытность президентом сделал сенсационное заявление, сообщив, что 48% финансистов Уолл-стрит обращаются к прорицателям, именно поэтому “Уолл-стрит джорнэл” в год печатает по несколько статей, посвященных астрологическим прогнозам”. – “Откуда ты все знаешь?” – “Я почему-то догадывался, что Вы поднимете эту тему, вот и подготовился, почитал кое-что”. – “Похвально, когда подчиненный заранее улавливает мысли начальника… Ну, а вожди, рябой, фюрер, Чао?” – “На фюрера работал целый институт астрологов, один из них – де Волль – просчитал, что фюрер сделал ошибку, напав на Преклонию на заходящей Луне, это означало, что война кончится для него печально; поняв это, де Волль сбежал в Альбионию, там его тогдашний премьер с неизменной трубкой активно использовал…; разочарованный ходом войны, фюрер расстрелял многих астрологов… Что касается рябого, то он, как и Вы, не любил астрологов, летом 29-го те собрались на профессиональный съезд в Веленджике, их радушно пригласили проследовать на обед, съезд в полном составе усадили в автобусы и увезли в неизвестном направлении – ни один назад не вернулся… Что касается наших лидеров последних десятилетий, то для них тоже составлялись гороскопы, например, для Деда, он об этом не ведал, в основном перед зарубежными поездками – что от него ждать: справит ли нужду у шасси самолета, продирижирует ли оркестром…; а Попрежнев, к примеру, интересовался, как долго звезды предсказывают ему жить, у него пунктик имелся: желал знать, кто дольше проживет – он или Чао, и был очень доволен предсказанием астролога, который заверил, что он протянет дольше, так и случилось…”. – “Ладно, уговорил, поеду на съезд, человек, согласись, значительно шире и больше своего желудка, ему иногда в астрал впасть хочется, послушаю их галиматью… А из исторических личностей Преклонии я симпатизирую в первую очередь Александру Невскому, а также Петру Первому и Екатерине Второй, ей даже больше – дела вела умело и кровищи при ней меньше было, чем при Петре”, – неожиданно закончил беседу.

Белый как лунь, благообразный, с аккуратно подстриженной щеточкой усов председатель собрания встретил у входа в аудиторию университета, где проходил съезд, ВВП по обыкновению опоздал минут на сорок, нелады со временем начались у него еще в первых классах, жилье находилось в двух шагах от школы и он все равно постоянно опаздывал, дошло до того, что осенью и зимой прибегал на уроки без пальтишка, дабы не тратить минуты, которых не хватало, на раздевание; опоздания вошли в привычку и даже нравились по мере того, как он становился большим начальником – у него в приемной министры томились по два часа, недоумевая, то ли нарочно их маринует, то ли и впрямь часов, знаменитых крупных истинно мужских из белого 18-каратного золота Big Pilot’s за полмиллиона долларов не наблюдает… Седой проводил в президиум, участники приветствовали ВВП стоя долгими аплодисментами, он дал отмашку – довольно, господа, хлопки стихли, все сели, седой произнес приличествующие моменту слова: для нас высокая честь… мы подошли к своей миссии с осознанием высокой ответственности перед обществом… астрология проникла во многие сферы и области, высочайшие мировые культуры погибли, но астрология осталась, она так же жизнеспособна, как и само человечество; подлинное возрождение астрологии в Преклонии, начавшееся в 1989 году, происходило в период, все чаще называемый “концом времен”, выход из подполья сопровождался такими явлениями, как рост религиозности, широкое распространение экстрасенсорики, уфологии, парапсихологии – и одновременно терроризма, сектантства, проституции, добавим сюда резкую смену вектора социально-экономического развития на противоположный; как правило, все эти вещи, а особенно увлечение мистикой разного рода, объясняются ухудшением социальных условий жизни; переполненное человеческое сознание с радостью ухватывается, как за соломинку, за универсальные и простенькие ответы и на этом успокаивается, мы же считаем, что дело обстоит намного сложнее…

Из последующих выступлений, долгих и нудных, ВВП уяснил одно: прогноз о закате политической карьеры ВВП, оказывается, не сбылся – а он и не подозревал!, пресс-служба не доложила, боясь прогневить, да если бы и доложила, он бы не отправил автора предсказания вкупе с остальными в места не столь отдаленные, он же не безжалостный Правитель. Тем не менее, автор неподтвердившегося прогноза убоялся придти на съезд, однако просил передать на словах, что Преклонию все-таки не ждет ничего хорошего; другой астролог, примелькавшийся на телеэкране, ВВП редко смотрит, но этого типа с гнилыми зубами запомнил, он предрек, тоже находясь не в аудитории съезда, а в столице Гансонии: преклонцам надо срочно спасать свои капиталы – вот, пожалуй, и все прогнозы, которые могли расстроить ВВП и которым, по его мнению, была грош цена; зато другие выступавшие, не все, но многие, разливались соловьями: раньше звезды и впрямь не сулили ВВП ничего хорошего, но стоило ему объявить всенародно о намерении избираться на третий срок, уже на шесть лет, как расположение светил внезапно изменилось в его пользу: там, на небе, постоянно происходят изменения, объяснили астрологи; а вот относительно нового финансового кризиса были единодушны, назначив на июнь 2012-го, а одна астрологиня высказалась вполне определенно, при этом чуть ли не победно поглядывая на ВВП – ах, какие мы смелые!: “Нептун окончательно входит в свой родной знак Рыб, и это приведет к росту мистических настроений в обществе, появлению новых вождей и учителей, преобладанию вранья в газетах и на телеэкранах, народ займется активным духовным поиском, правда, многие этих поисков не выдержат и сопьются… Также ожидается рост наркомании, психических болезней и неадекватного поведения…, влияние Черной Луны в Тельце сведет на нет все хорошее, что мог бы принести Юпитер, нисходящий узел Тельца обрежет финансовые возможности, летом ожидаются неприятности у крупных банков, да и вообще у всех…”– “Звезды склоняют, но не принуждают”, – подал реплику ВВП, и все зааплодировали, словно ожидали от него чего-то подобного; но где же тут любопытное и новое, что сулил Выхухоль? – полная чушь, несуразица, сапоги всмятку, я таких прогнозов наклепаю сколько угодно… Выступил тувинский шаман и разогнал тучи – Преклонию ждет больше хорошего, нежели плохого: “Следующий год будет годом Черного Дракона, но в данном случае “черный” не несет отрицательного значения, так как черный цвет – символ воды, Дракону в воде будет хорошо, значит, и нам будет хорошо…” Ну, спасибо, господин шаман, успокоил, усмехнулся ВВП, вся эта канитель стала надоедать, но тут начали обсуждать статью какого-то Маслова, в ней описывался, как понял ВВП, волновой периодический процесс важнейших событий в Галлии и Преклонии. Заинтересовался, стал конспектировать за ораторами; если взаимодействие Сатурн-Плутон отвечает за расширение границ, цикл Юпитер-Плутон отвечает за революционно-государственный цикл, в Галлии он насчитывал четыре цикла: революция 1794 г., установление культа Наполеона через 9 лет, поражение в войне 1812 года, революции 1830 и 1848 гг. (средняя длительность 18 лет). Для Преклонии Маслов привел также интересную цикличность: революция 1905 г., через 6 лет – усиление власти, убийство Стольпина. Далее, примерно через 6 лет, следуют:

Революция 1917 года, разгром религиозной идеологии;

Примерно через 6 лет (1923) – НЭП;

1929-й – год “Великого перелома”, разгром НЭПа и крестьянства;

1935-й – окончательное утверждение культа маленького рябого вождя;

1941-й – война с Гансонией. Войне предшествовали захват новых территорий;

1946 – усиление власти, реакция в науке (Фисенко) и искусстве (Удавов);

1952-1953-й – кризис сельского хозяйства, смерть маленького рябого вождя;

1958-1959-й – разгром его гвардии, усиление власти, поворот в идеологии и внешней политике;

1965-й – приход к власти новых лидеров после отстранения Овощева. В основном это были бывшие комсомольские вожди, явно нацеленные на реставрацию жесткой линии;

1971-й – уход со сцены “ястребов”, усиление власти Попрежнева, единоначалие;

1977-й – приход в Политбюро “бесцветных” соратников Попрежнева, коррупция, рост черного рынка.

1983-1984 – усиление власти Прокопова, массовые проверки в городах на предмет прогулов, попытки уничтожения теневой экономики.

1989-й – поражение в холодной войне, внедрение идеологии рынка, попытка реформировать компартию, общее ослабление власти.

Явно в этой последовательности проглядывает 6-12 летний цикл – ВВП делал нехитрые расчеты на бумажке: итак, 1995-й – 2001-й – 2007 – 2013 – 2019…

Под занавес появился некий руководитель движения “За духовное возрождение Преклонии” – так он представился и заявил о скором и неизбежном вхождении страны в Золотой век, который пообещали еще индейцы майя, преклонцы, по его мнению, придут на смену евреям и станут богоизбранным народом, ибо на сегодняшний день являются самыми нищими и самыми несчастными; ВВП вместе с остальными участниками съезда похлопал оптимисту, хотя концовка пламенной речи совсем не понравилась, тем не менее, и он, первое лицо государства, убежден – столица Преклонии станет мировым финансовым центром, а Европа стоять будет с протянутой рукой у ворот Евразийского Союза, ожидая подачек.

ВВП покинул аудиторию под аплодисменты, участники съезда захотели сделать групповой снимок, он категорически отказался – зачем делать подарок вредным изданиям, немедля начнут смаковать подробности – надо же, Правитель снизошел до такой пошлости как выслушивать астрологические панегирики в свой адрес и еще запечатлел себя на память с этими проходимцами, хотя панегириков никаких и не было, а оппозиционная пресса все равно пронюхает, положив с прибором на приказ Выхухоля – ни слова, ни полслова, да и блогеры, если узнают, а узнают наверняка, поизгаляются; у двери к нему неожиданно притиснулся пожилой лысый мужчина с пигментными пятнами на лице и черепе и с беспокойным взглядом и сунул запечатанный конверт: “Прочтите, это очень важно, это касается Вас лично…” Отдавшего конверт тут же попросили пройти с охранниками, а человек в темных очках тут же забрал конверт – по заведенному правилу любые бумаги, попадающие ВВП на разного рода встречах, подлежали сканированию, проверке на наличие взрывчатых и отравляющих веществ и только после этих процедур оседали в секретариате, а оттуда, в редких случаях, направлялись адресату – его не обременяли чтением всяких просьб и ходатайств; ВВП забыл про конверт и вспомнил лишь спустя несколько дней, когда получил его с фельдъегерской почтой и пометкой, когда и при каких обстоятельствах конверт появился; ВВП раскрыл его, вынул листик половины формата стандартной машинописной страницы и прочитал написанное от руки: ”Глубокоуважаемый Верховный Властитель Преклонии! Я – астролог, занимаюсь звездами много лет, сделал прогноз на ближайшие годы и установил – произойдет событие, которое круто повернет ход истории нашего государства, по моим данным, случится это в начале 2017 года, я не могу утверждать, какого рода будет событие – хорошее или плохое, звезды этого сейчас не говорят, оно обязательно произойдет, и я хочу, чтобы Вы внутренне готовились к нему… Есть много умеющих предвидеть и мало умеющих предупредить, я – предупреждаю… Оставляю свои координаты… Если сочтете возможным встретиться и поговорить подробнее, почту за высокую честь. Искренне Ваш…” Еще один чокнутый, в сердцах подумал ВВП, беседовать с такими – замучаешься пыль глотать, пускай им “золотой человек” займется, это по его ведомству…

Чего только ему не нагадывали, какие только сценарии не разрабатывали те, кто этим на хлеб с маслом зарабатывает – привык никак не реагировать, однако не мог забыть придуманное несколько лет назад известным своими политическими прогнозами заокеанцем: Кассандра в брюках предсказала, что Преклония и мир будут потрясены убийством ВВП на выходе из храма Христа Спасителя после полуночной мессы 7 января 2008 года, убийцы найдены не будут, а Преклонию сразу же охватит хаос, произойдет обвал биржевого рынка, начнутся массовые забастовки и демонстрации, которые приведут к введению в стране чрезвычайного положения, новым Правителем станет нынешний главный железнодорожник, генерал из того же ведомства, что и убитый, по приказу которого будут не только расстреляны бастующие нефтяники в Тургуте, но и приговорены к смерти за хищение миллиардов долларов женщина-губернатор города на болотах и мэр столицы, трагические события будут сопровождаться значительным ростом национализма и экстремизма, после серии политических и экономических потрясений в 2016 году наступит хеппи-энд: с помощью и на средства выпущенного на свободу МБХ новым Правителем станет известный демократ… Бредятина, посмеяться, наплевать и забыть, тем не менее, “золотой человек” не рекомендовал тогда посещать храм Христа Спасителя, и ВВП его послушал, уехал в Головодскую область и присутствовал на Рождественском богослужении в Прокопьевском соборе.

Потому и не выпускает МБХ, что не хочет смуты, в Преклонии всегда жалели юродивых и сидельцев, хочешь сделать из обыкновенного человека героя – запри его в узилище, МБХ – не обыкновенный, он из Достоевского вышел – пострадать хочет, тем крайне опасен; когда только затевали отбор его компании, дали возможность, и не одну, сбежать из Преклонии, дружок его так и поступил, а МБХ заупрямился: дескать, не сахарные, посидим… имел в виду себя и подельника своего Л., арестованного ранее; только забыл, с кем имеет дело, эмигрировал бы – и проблем никаких не создал бы, ни себе и своей семье, ни ВВП и его окружению, а теперь сидит и будет сидеть, пока не сгниет от болезни какой-нибудь, СПИДа, к примеру, но ходатаи просят – отпусти, это в твоих интересах, причем не люди МБХ, те как раз не просят, знают, что бесполезно, а свои, близкие, вот и Выхухоль осторожненько тему затронул, и Арина вдруг за ужином: “Станешь вновь Правителем, сделай доброе, гуманное дело – освободи МБХ, знаешь, народ воспримет положительно, не как твою слабость, а как мудрость, ты же христианин…” – вот чем решила зацепить и получила в ответ: “Не суй свой нос в дела государственной важности, сделали тебя депутатом – вот и сиди на заседаниях, на которые демонстративно не ходишь, голосуй, высказывайся, но про МБХ забудь…” – надула губки, обиделась. МБХ за годы тюрьмы поумнел, многое понял, чего раньше не дотумкал, не зря обронил: “В чем разница между умным и мудрым? Умный находит выход из критического положения, а мудрый в него не попадает. Видимо, мне не хватило мудрости” – правильно, мудрости не связываться с ВВП и не хватило, если человек не понимает, когда его предупредили по-хорошему, – пусть сидит в тюрьме… Размышляя так, он гнал от себя докучливые мысли, которые нарушали внутренний баланс, подтачивали, как ржа, давно и прочно сконструированную модель поведения, он боялся произносить про себя упрямо лезущее в голову: сильнее всего люди склонны ненавидеть тех, перед которыми в глубине души чувствуют себя виноватыми; ненависть – гнев слабых, чем несправедливее наша ненависть, тем она упорнее…

В новогодние каникулы года выборов, когда страна пила и бездельничала первые десять январских дней, он же, по завету святого Франциска, мотыжил свою землю, отрабатывая в уме, словно на татами, борцовские приемы, которые должны были сослужить ему хорошую службу в начавшейся борьбе, в те дни он пригласил в гости людей, в чьей преданности не сомневался, пока, во всяком случае; встреча происходила на любимой им и часто посещаемой Лавдайской даче, он и охрана прилетели сюда на двух вертолетах, остальные добирались кто винтокрылами, кто машинами – по трассе между двумя главными городами страны; у этого места в полутора десятках километров от города Лавдая имелась своя история; нет ничего, пожалуй, более красивого, чем Лавдайская возвышенность – отсюда из маленького ключа начинает свой путь великая преклонская река, здесь же истоки других больших и малых рек, сотни озер, тысячи родников, по сути, возвышенность – основной источник пресной воды в Преклонии – под землей огромная сеть водоносных пещер. На треугольном полуострове, омываемом с двух сторон водами озера Узкое, входящего в систему Лавдайских озёр, и расположена дача – вокруг полсотни гектаров векового могучего соснового и елового леса, в кронах которого всегда шумит ветер, и колдовское озеро, в котором удивительно прозрачная вода, метра на три видно и песчаное дно, и плавающие рыбки, и над которым почти не бывает ветра, поскольку оно узкое, отсюда и его название, да к тому же окружено высокими холмами, покрытыми лесом, так что ветру здесь просто негде разгуляться; дачу, перестроенную по желанию ВВП, именуют местным именем “Долгие Бороды”, почему так зовется, никто толком не знает, назвали и назвали, помимо единственной дороги, к Резиденции можно добраться по наплавному понтонному мосту через озеро. Когда-то поблизости находилась дача тогдашнего Властелина, одноэтажный особняк был построен в 1938 году как путевой дворец между двумя главными городами страны, метростроевцы были привезены из столицы, работы вели и под землей – сооружали бункер, предполагалось, что здесь можно будет укрываться во время войны; Властелин был здесь лишь один раз и, изучив карту местности, не на шутку испугался: узкий полуостров, к даче ведет всего одна дорога, кругом темный лес; он обошел территорию, вернулся к машине хмурый и укатил, бросив напоследок зловеще-шелестящее: ”Ловушька”… Заезжие бизнесмены предпочитают снимать эту дачу, которая находится на возвышенности аккурат напротив Резиденции “Долгие Бороды” – на противоположном берегу озера, чтобы поселиться, нужно пройти фейс-контроль охраны ВВП, ему рассказывали: на даче четыре люкса, самый престижный – четырехкомнатный с сохранившейся спальней Властелина, существует поверье: если там зачать ребенка, он станет главой государства, и постояльцы стараются без устали – многие однако приезжают без жен, а девушек, тоже прошедших фейс-контроль, можно заказать заранее, по их словам, история особняка и полутемные залы действуют на мужчин возбуждающе.

Полуостров окружен выкрашенным в зеленое металлическим забором, по которому в дни присутствия ВВП пускают ток, за забором – ров, за рвом прячутся люди в штатском с оружием и рациями, по всему периметру полуострова ведется круглосуточное видеонаблюдение, дорога к Резиденции с суши приводит прямо на контрольно-пропускной пункт, за ним – шесть километров охранного комплекса; и с воды никому из чужих тоже не подобраться – залив, где ВВП загорает и купается, перегорожен чередой понтонов, в понтонах потайные двери, оттуда Хозяин вылетает на скутере в одних плавках, а по бокам, на двух скутерах, телохранители в бронежилетах. “Долгие Бороды”, а также дачу никогда не жившего на ней, поскольку “Ловушька”, обслуживает целый поселок, две тысячи местных жителей: сначала – жесткая проверка их самих и всех родственников на благонадежность, потом они подписывают формы допуска к государственной тайне, после чего пять лет не имеют права ездить за рубеж, их телефоны прослушиваются, а письма читаются, и коль что не так – уголовная ответственность за измену родине.

ВВП любил бывать здесь в любое время года, не только летом, в помпезном помещении с мраморными лестницами и античными колоннами он принимал гостей и официальные делегации, но ночевал не здесь, а в ничем не примечательном коттедже неподалеку, двухэтажном, из красного кирпича – на такой системе безопасности настоял “золотой человек”, он же “Генералиссимус” – его ВВП тоже пригласил принять участие в совещании, свой человек, от него тайн нет.

Они гуляли, несмотря на мокрядь, заасфальтированными лесными аллеями, стояла оттепель, снега не было, новый год не походил на себя, природа будто ошиблась с календарными сроками наступления холодов, а между тем, все окрест поменялось, тишь да гладь сонного царства взбудоражилась, люди будто очнулись от долгой спячки, молчуны обрели голос, вновь, как пару десятилетий назад, преклонцев тянуло на улицы и площади митинговать, и отсутствие холодов было только им на руку; ВВП седьмым чувством (шестым было чувство опасности) улавливал эти изменения и тоже, вместе с остальными, выходил из летаргического сна, понимая – покоя больше не будет, нужно действовать незамедлительно, но как? – в этом и крылась загвоздка, именно поэтому он захотел послушать друзей и принять свое решение. Перед обедом славно попарились, после обеда их ожидала игра в небольшом казино, играть должны были по-серьезному, на собственные деньги, чтобы азарт и кайф словить, а пока отдыхали в предбаннике, укутав в простыни порозовевшие разморенные тела, попивая настоянный на травах чай и гансонское пивко и неторопливо вели беседу, ради которой, как гости догадались, их и пригласил Хозяин, он же сознательно перенес серьезный разговор в баню – где еще преклонский человек так расслабляется и говорит открыто, не таясь, и пусть отдыхающий вместе с телом мозг и не мобилизует глубокие мысли, не плетет из них причудливую канву, зато открываются, как в стоградусную банную жару, все поры и легко высвобождается прежде запертое в подкорке, глядишь – нечто дельное проскользнет; ВВП очень надеялся на это.

Чем ответить на вызов “болотных чертей и ведьм”, как выразился шеф безопасности, имея в виду митинг на площади преклонской столицы? – ответ был готов: дабы не было повадно впредь собираться толпами и горланить всякую чушь, применить жесткие меры, можно и спровоцировать беспорядки, а далее – как положено в таких случаях…; Мудрин, старый друг, спец по финансовой части, начинали вместе у мэра города на болотах – вот же напасть, никак от болота не уйдешь – возразил: жесткие меры еще больше разозлят, нужна гибкость, тут не дубинкой – скальпелем нужно; друг не в обиде на ВВП, что не поддержал его в конфликте с Плюшевым, из-за чего вынужденно ушел со всех постов, знает, что его время еще впереди, глядишь, и премьером станет, когда Плюшевый дела завалит – немедля отставлять бывшего преемника от власти совсем уж некрасиво, ВВП по-своему прав… Двое других: только что назначенный новый руководитель администрации, проверенный генерал того самого ведомства и незаменимый аппаратчик, и еще один генерал, главный в Совете безопасности, поддержали приверженца скальпеля – чем тоньше и изящнее будет действовать ВВП, тем больше шансов вернуть доверие народа; так и сказали – вернуть доверие…, выходит, он его утратил? – или оговорились ребята, но тут без обид, для того и разговор затеялся, чтоб начистоту, без утаек и цирлих-манирлих. А вот Камшалов по прозвищу профессор Преображенский намекал, что пластаться не стоит, можно и нужно припугнуть хорьков: банкир, соучредитель дачного кооператива “Лужа”, который в далеком девяносто шестом обживали жившие в городе на болотах будущий ВВП и его приятели, некоторые стали потом его близкими друзьями, был умен, хитер, изощрен и незаменим по части исполнения деликатных финансовых поручений, немало лет он проработал представителем крупнейшего гансонского концерна, пока законники Заокеании не предъявили концерну обвинение в даче взяток по всему миру, включая их страну и Преклонию, гансонцы заплатили крупный штраф, а Камшалов потерял прекрасно налаженные связи.

Вспомнили снятие Выхухоля, весьма своевременное, очень уж публика митингующая его не любила за всякие хитроумные комбинации, Выхухолем стоило пожертвовать, он свое дело сделал, спасибо ему, пускай теперь модернизацией ведает в правительстве, в которой черт ногу сломит; к тому же наговорил в газете лишнего перед снятием с должности, напомнил шеф безопасности: дескать, “уступить разумным требованиям активной части общества – обязанность и конституционный долг власти… лучшая часть нашего общества, или вернее, наиболее продуктивная его часть требует уважения к себе. Люди говорят – мы есть, мы имеем значение, мы народ. Нельзя высокомерно отмахиваться от их мнения. И очень правильно, что это мнение учтено, что есть благожелательная реакция власти… Уступить разумным требованиям активной части общества – не вынужденный маневр власти, а ее обязанность и конституционный долг”… Что понимать под уступками – вот в чем вопрос, дорогой Выхухоль, явно неодобрительно закончил главный в Совете безопасности; ВВП понимающе качнул головой, сам же подумал, что в словах Выхухоля есть резон и просматривается линия дальнейшего поведения власти: не озлоблять, делать вид, что разделяешь озабоченность толпы, а самому успокоить недовольных, притупить их бдительность, скоротать время до выборов, победить, доказать свою легитимность, а там уж… Нет, пожалуй, Выхухолю стоит подыскать более серьезную должность, он свое дело знает туго, в новое правительство посадить, но не на модернизацию, а чтоб за министрами надзирал, хвосты им крутил, а то Плюшевый с оравой этой не справится; верно, руководителем аппарата назначить…

Приверженец скальпеля Мудрин нарисовал линию новой стратегии и свое участие в ее осуществлении: не можешь остановить процесс, возглавь его, но так как это невозможно, остается другой путь – всеми правдами и неправдами внедриться в процесс, чтобы его затормозить, создать видимость того, что к недовольным прислушиваешься, делать вид, что идешь им на уступки, в мелочах уступать можно и даже полезно, тем самым недовольные начнут успокаиваться, их вроде услышали; на самом деле это нейтрализация протестных настроений; он, в свою очередь, берется разговаривать с недовольными, он тоже вроде жертва, его за своего примут, вот и начнет агитировать за диалог с властью, уверять, что власть недовольных слышит… Генерал-аппаратчик добавил: по его мнению, митинги закончатся сразу после выборов, дальше не за что митинговать, следовательно, продержаться требуется всего два месяца. С ним все согласились – поэтому нет нужды пускать в ход дубинки, даже профессор Преображенский признал – незачем, а генерал-аппаратчик в подтверждение своих слов: мужики в деревне решили барина убить, сжечь усадьбу и так далее, подступила толпа в вилами и топорами к барскому дому, вопят, сумятятся, барин в халате с кистями вышел на балкон, грозно глянул на толпу и рыкнул: “Ну, чего?!” Мужики сникли, понурились: “А ничяво…”

ВВП слушал с повышенным вниманием, начинал вызревать план действий, главным пунктом которого… он еще не мог сформулировать его с исчерпывающей ясностью, мысли роились, сходились и разбегались, как стальные околовокзальные колеи, но с каждой минутой обмена мнениями внутри безобманчиво рождалось стремление – не уступать, не сдавать позиции, не убегать в крепость… какой-то умник поиспражнялся в остроумии, попало в печать: “Кремль – самая неприступная крепость из всех преступных крепостей мира”, не уступать, но по-умному, хитро отвоевывать плацдарм за плацдармом, как во время боя, бороться с недовольными их же оружием, организовывать митинги в свою поддержку, запустить в интернет своих блогеров, и тогда посмотрим, чья возьмет; и – затаиться, показать – понарошку, конечно, что всерьез относится к требованиям недовольных, не отвечать покамест на их выпады: бойся противника, не ответившего на твой удар, он оставляет за собой право ответить, когда наступит момент… Главный в Совете безопасности подал витавшую в воздухе идею – убрать с дистанции двоих участников гонки, назначенного сверху кандидатом в ВВП губернатора и многолетнего лидера на вид оппозиционной, а на деле вполне управляемой “Груши” – голоса оттянут, особенно “грушечник”, и помешают выиграть уже в первом туре; наши специалисты, сообщил шеф безопасности, просчитали варианты и пришли к выводу – эти двое станут помехой; остальные же четверо пускай участвуют в выборах, включая версту коломенскую – суматошного олигарха, ни ухом, ни рылом в большой политике не смыслящего; идея пришлась ВВП по нутру, надо дать команду Чуру, чтоб отсеял на стадии регистрации.

Беседа в предбаннике не лишней оказалась – план действий вскоре окончательно созрел и оформился; и прошли-пролетели два месяца как один миг, ВВП давно не чувствовал себя таким бодрым и готовым к борьбе, внутри все пело и звенело, как в первый год пребывания во власти после отставки Деда, он загонял-заездил охрану, с бешеной скоростью перемещаясь по городам, встречаясь по большей части с работягами и иногда – с интеллигенцией, он выслушивал их просьбы и раздавал обещания споспешествовать, уладить, решить, куда девался его нутряной страх перед большим скоплением людей, он больше не боялся обструкций – свистунов на мороз; сильный мороз и впрямь ударил, правда, не отвратил желание недовольных снова прошествовать по столице и помитинговать с требованием к ВВП немедленно уйти, но по команде в другое место города свезли митингующих в защиту ВВП, как их уж уговаривали, стращали ли, сулили и платили деньги, ВВП не интересовало – главное, митинг состоялся, выступавшие в один голос: не дадим развалить Преклонию, нет – революции и крови; простые, понятные лозунги, народ их поддержит.

В закоулках бесподобной памяти прятались слова, фразы, длинные предложения, принадлежавшие не ему, осевшие продуктами чтения в молодые годы – пребывание во власти оставляло мало времени для подобного занятия; чужие, заемные мысли нет-нет и высвечивались в потемках фонариком, извлекались на свет божий, произносились уместно моменту, а чаще давали повод поразмыслить наедине о превратностях бытия, вот и на днях вдруг прострелило – кто-то из великих, не то альбионец, не то галлиец запечатлел точно заклинание: “Никогда не отступай, никогда, никогда, никогда, никогда – в большом ли, в малом, в значительном или мелком – никогда не отступай, кроме как перед убеждениями чести и здравого смысла”. Хорошо сказано, умно, будто знал кто-то из великих, над чем спустя много лет будет мучительно размышлять Повелитель Преклонии! – он н и не отступает и никому не уступает, он, неколебимый, несгибаемый, несмиряемый, не встречавший дотоле серьезных препятствий, противодействия – так неужто сейчас кому-то уступит?! – не уступит, не отдаст врагам ни пяди земли, ни глотка воды, ни вдоха и выдоха свободы – в противном случае проявит непозволительную, недостойную Властелина нерешительность, слабость, пусть не надеются, не мечтают; власть в Преклонии принадлежит сильным, а слабый не имеет права на защиту от сильного… честь же и здравый смысл… что ж, они у каждого свои, каждый их по-своему видит.

Так начался год Дракона, его год, он пророчил перемены, которые ВВП стремился встретить во всеоружии; в те месяцы заставил себя, преодолевая извечное отвращение, начать читать интернет, и лучше бы этого не делал: он продолжал оставаться героем анекдотов, пошлых и несмешных, над ним форменным образом издевались, журналисты поносили почем зря, ни одного доброго слова, и это был народ, которому он служил верой и правдой столько лет, вывел его из нищеты, дал возможность зажить по-человечески, воистину, лучше бы он этого не делал, оставил бы пакостных людишек голодными, думали бы тогда о хлебе насущном, а не бегали на митинги и не вопили: “ВВП, уходи!” или того чище. Митинги были разрешены, полиция получила приказ никого не задерживать и уж тем паче не бить, дабы не накалять обстановку, – любой ценой протянуть время до выборов, мирволить, улещивать, гладить по головке, соблазнять посулами: партии хотите новые – нате, создавайте!, и невдомек горлопанам, что проводят их, как воробьев на мякине, ибо чем больше мелких партий, тем яростнее биться будут за местечки теплые в Думе, перегрызутся, отнимая друг у дружки голоса, а большие партии, те как были, так и останутся, а уж с ними ВВП сумеет договориться, не впервой… Однако нервы порой сдавали, наговорил немало лишнего, опрометчивого, могли подумать – растерялся, испугался – как бы не так, просто кровь бросалась в голову, переполняла злость, раздирало на части неуемное желание осадить, оконфузить, поставить на место митингующих, вот и не следил за словами; те с пеной у рта требовали новых выборов в Думу вместо жульнических, изгнания из центральной комиссии счетоводов ее начальника бородатого Чура, все это гадство организовавшего, вопили: “Ни одного голоса ВВП!”, предваряя его, Властелина Преклонии, мартовское переизбрание… Жалкие твари, сами не ведают, что их ждет, коль ВВП уйдет из власти – да и не уйдет он никогда по собственной воле, а заставить его уйти – кишка тонка… одержит сокрушительную победу уже в первом туре, соревноваться-то не с кем, конкуренты даже упоминания не заслуживают, никто их всерьез не принимает – и тогда покажет всем, почем фунт лиха: ладно, ладно, детки, дайте только срок, будет вам и митинг, будет и свисток…

В интернете наткнулся на занятную фразу, вспоминал блогер какого-то маркиза, галлийского путешественника, маркиз этот поездил по Преклонии почти две сотни лет назад и такой вывод сделал, описывая преклонцев, которые “до сих пор верят в силу лжи, и меня удивляет эта иллюзия у людей, которые так часто прибегали к ней. Не то, чтобы их ум был лишен остроты и понятливости; но в стране, где правители еще не поняли преимуществ свободы, даже для самих себя, управляемые должны отступать перед непосредственными неудобствами искренности. Приходится повторять каждую минуту: здесь все, народ и вельможи, напоминают нам византийских греков”… Интересно, а духовник, воспевший Византию, которую Запад уничтожил, знает высказывание маркиза, читал ли? – позвонил Титу и поинтересовался, тот вознегодовал: зачем вы, глубокоуважаемый ВВП, этакую дрянь читаете да еще цитируете, этот маркиз – ненавистник нашей с вами родины, на месте тогдашнего царя нашего я бы его поймал и в кутузку закатал, чтоб неповадно было грязью великую страну вымазывать… Негодование Тита, буквально из себя вышедшего, подтолкнуло дать распоряжение пресс-службе добыть книгу маркиза, прочитал залпом, сделал пометки: ну и штучка этот маркиз, признается в любви к преклонцам, называя великими даже в самых отталкивающих пороках, и тут же говном поливает, глаз острый, приметливый, пишет замечательно, надо отдать должное, но сколько же яда… преклонцы, по его мнению, все, от мала до велика, опьянены рабством; а еще вывод делает, что такое общество, какое они устроили для себя, может служить только их потребностям, нужно быть преклонцем, чтобы жить в Преклонии, а между тем с виду все здесь делается то же, как и в других странах… В другое время и в другом внутреннем состоянии, не таком взвинченном, как сейчас, разделил бы взгляд духовника на сочиненное маркизом, однако галлиец неожиданно помог уяснить простую до очевидности мысль, ранее блуждавшую в потемках извилин, как в лабиринте, не находя выхода: такой народ заслуживает только такого отношения, иного не заслужил своей историей, и пусть смутьяны заткнутся – никакая власть в Преклонии не является чрезмерной.

За неделю до выборов на шестилетний срок приснился кошмарный сон: будто находится он на многолюдном яростном митинге, судя по лозунгам и плакатам – против него, один за другим его дружки выступают – Плюшевый, Выхухоль, бородатый Чур, главный по подсчету голосов на выборах, придурковатый Грызло, прежней Думой руливший, потом к микрофону подпускают братьев Краснохолмских, когда-то вместе с ними занимался самбо и дзюдо, используя любимые приемы – броски через спину и передние подножки, и которых, став ВВП и помня ребячью дружбу, сделал миллиардерами, – и все вместе несут полную ахинею, возмущаются только что прошедшими выборами – якобы ВВП получил 115 процентов голосов избирателей… и дружки, которые ему всем обязаны, предают его публично, называют фальсификатором, вместе с озверелой толпой скандируют: “Сдай мандат!” А он молчит, не дают ему сказать в свое оправдание, что не бывает ста пятнадцати процентов голосов, что это вопиющая ошибка или происки врагов, что вообще ему никакие лишние голоса не нужны, он и так легко победил в первом туре, а его с грязью мешают, едва до рукоприкладства не доходит, а братья, здоровенные мужики, борцы, не защищают, а напротив, склоняют почем зря… Очнулся в холодной испарине, будто после болезни спала высокая температура, хотел поделиться сном с Ариной, ее, как обычно по утрам, рядом не было, и поймал себя на мысли – поделиться-то не с кем, он – один и останется один все оставшиеся годы.

Шел год Дракона, его год, все сходилось: Поднебесный календарь, как ему, несведущему, объяснили, использует шестидесятилетний цикл и является комбинацией циклов по 10 лет – “небесные стволы” и по 12 лет – “земные ветви”; он как раз и был рожден шестьдесят лет назад, а поскольку пришел править в 2000-м, то теперь должен был по закону календаря продлить свое пребывание во власти; а меж тем сочинялись вирши, читались вслух, усиленные микрофонами, во время митингов и шествий, ну, скажем, такие:

Я в астрологию, друзья,

Не верил никогда.

Но всё же – отрицать нельзя:

Цикличность есть в годах.

Шагают за зверьком зверёк

На гороскопа трон.

Свинья, коза, сурок, хорёк…

Главнее всех – Дракон.

Его сверкает чешуя,

Он строг, но не жесток.

При нём и тигр, и змея —

Все знают свой шесток.

Двенадцать лет тому назад

Сюда он прилетел,

И наш привычный зоосад

Немного поредел.

Дракон – он требует еды –

Так гороскоп велит.

Зато и принципы тверды,

И вертикаль стоит.

Он в год Дракона был рождён.

И это не избыть.

Дракон обязан быть вождём,

А вождь – драконом слыть.

Дракон меняется — теперь

Он никого не ест,

Он эффективен, он не зверь,

Он не крадёт невест.

Не жжёт он свой народ огнём,

Хотя пускает дым.

Как славно мы живём при нём,

Как нами он любим!

Астрологический закон

Неумолим и строг,

И наш возлюбленный дракон

Летит на третий срок.

И это еще вполне невинные стишки – бывали и похуже, поехиднее, некоторые так вовсе злобой и ненавистью пропитанные:

У небесного закона

Мы в залоге испокон.

Наступает год Дракона –

Здравствуй, дедушка Дракон!

Вместо дедушки Мороза

Возглавляешь ты парад,

В состояние гипноза

Погрузив электорат.

У тебя глаза как плошки,

Без особенных примет,

И летим, летим, как мошки,

Мы на этот тусклый свет.

И у тех, кто не был порот,

А кто был – у тех вдвойне

Холодок бежит за ворот

И оттуда по спине.

Горе нам, несчастным, горе!

В ком душа найдет оплот?

Где же ты, святой Егорий?

Где ты, храбрый Ланселот?

Хоть бы ты, дурак Емеля,

Наконец покинул печь,

Чтобы нам в конце туннеля

Пресловутый свет зажечь,

Так раздайся же народа

Громовое бла-бла-бла!

Чтобы радостно свобода

Нас у входа приняла.

Год Дракона на пороге –

Дай-то Бог, последний он.

Прочь унынье, бандерлоги!

Нам не страшен злой питон!

Когда-нибудь, быть может, совсем скоро, историки детально изучат дискретный сигнал бесконечного преклонского времени, в котором существовал тот, чья длань, как ему мерещилось, простиралась на всю страну и отбрасывала тень на всех, от мала до велика, автор же этого сочинения, никоим образом не претендуя на исчерпывающую полноту описания, предприняв лишь робкую попытку отобразить, согласно избранному жанру, подсказанные неуемным воображением картины бытия в самые, казалось, напряженные, исполненные противоборства месяцы возвращения ВВП во власть, автор, короче, тушуется, ударяя лбом в глухую стену, за которой реальность причудливо перекликается с фантасмагорией, и остается недоуменно пожимать плечами: стоит ли включать, как пятую скорость автомобиля, воображение, коль рядом, только руку протяни и собери в горсти, удивительные сюжеты, и не знаешь, смеяться или плакать или делать то и другое одновременно; а какие пассажи дарила жизнь в позднеосенние и зимние месяцы – что там несчастные бандерлоги, так ВВП обозвал хулилище против него, и белые бумажки на их одежде, померещившиеся контрацептивами… куда забористей и виртуозней по метафоричности фраза, выданная известным литератором Погановым, искренне любящим державу и ненавидящим каждого сторонника оранжевой революции, кто пытается подорвать основы государственности: на митинге против таких подрывателей сравнил оранжевый цвет с цветом собачьей урины на снегу – позавидуешь меткости писательского глаза; правда, тут же блогеры поправили Поганова: цвет окропившей снег собачьей мочи скорее желтый, нежели оранжевый, но кому интересны нюансы, образ же пошел гулять… Ладно бы только это – после случилось и вовсе удивительное: глава преклонской минприроды Слепнев, кому ВВП мирволил, преподнес патрону поистине небывалый подарок – колбу с водой из таинственного озера; озеро это сотни тысяч, а может, и миллионы лет пряталось под ледовым панцирем Антарктиды, преклонские исследователи пробились-таки к нему, пробурили дырку на глубину почти четыре километра, извлекли мутную желтоватую жидкость сродни упомянутой литератором Погановым урины и залили в герметичную колбу; министр счел долгом передать ее лично в руки ВВП, не преминув сообщить, в каких невероятных условиях трудились ученые на Южном полюсе, и услышав из уст Властителя желанное чиновничьему уху: ”Это большое событие, нужно подумать, как отметить этих людей”. Но ВВП, видно, не до конца проникся грандиозностью свершенного и позволил себе шутку: осведомился, пил ли сам министр эту воду, и получив отрицательный ответ, бросил, ехидно сощурившись: “А зря, было бы любопытно – динозавры пили и Слепнев пил…” Всесведущие блогеры, публика непатриотичная, не пекущаяся о приоритете родины по всем направлениям, от проведения зимней Олимпиады в субтропиках и кончая глубинным бурением антарктического льда, выказали сомнение – воду, согласно показанной по зомбоящику табличке, достали на поверхность в начале декабря, а официально было сообщено, что бур проник в озеро спустя ровно два месяца, и то утверждалось – пока необходимые для изучения пробы воды взять невозможно; бог мой, как можно обращать внимание на такую чепуховину: месяцем раньше, месяцем позже, какая разница; и не все ли, в конце концов, равно, были на дне морском редкие античные амфоры, за которыми смело нырнул и которые достал ВВП, или простые черепки… – оказывается, если верить злоязыким интернетчикам, оказались-таки черепки, и никакие не древние; ну и хрен с ними, с амфорами, и такой же овощ можно положить на пробу воды из озера, названную через пару дней после вручения лично в руки ВВП не научным экспонатом, а сувениром, своего рода символическим подарком – разве в этом главное? Конечно, не в этом – просто кто-то с умным видом над кем-то шутил, скалил зубы, даже, можно сказать, издевался, но кто над кем – был вопрос; однако если вывести шутки за скобки и представить, что все это и многое другое в предвыборной кампании Властителя воспринималось не понарошку, а всерьез, – тогда пришлось бы сделать вывод о массовом умопомрачении, сверху и донизу.

В городе на болотах, к примеру, отлили пудовый бюст ВВП из золота и выставили на всеобщее обозрение в одном из ювелирных магазинов, золота там было, впрочем, кот наплакал, однако бюст впечатлял, и желающие взглянуть выстраивались в очереди; ВВП сверкал желтизной и напоминал улыбчиво-скрытного индийского божка, через месяц бюст должны были переплавить, превратить в тысячи кулонов в форме сердечек и продать по сходной цене, а деньги пустить на помощь детям с онкологическими заболеваниями – ну, казалось, что в этом смешного, но в Сети начали изгаляться: а почему нельзя сразу сердечки сделать, без ВВП, мы, может, и купили, но из его бюста как-то не хочется, логичнее было бы тогда из бюста сделать много кулончиков в виде Властителя, интересно, много бы людей стали ходить с Властителем на шее? Или другое, начали вдруг лепить ему биографию героическую, прежняя не устраивала – править Преклонией столько лет не мог самый заурядный человек, да еще с подкачавшим родителем – энкаведешником, вохровцем на заводе; в прежних сочинениях биографов факт этот не скрывался, но и не выпячивался, подумаешь, вохровец…, ну, во-первых, недолго папаша был им, стал потом мастером на том же предприятии, а во-вторых, дело это почетное – охранять, особенно в Преклонии; а вот дальше краеведы раскопали поистине удивительные и весьма приятные, ласкающие слух ВВП подробности: оказывается, род его идет от святого благоверного князя Михаила Тверского и его жены Анны, погиб князь в татарском стане, царь Иван сделал его святым; а установили родство проще простого, сравнили портреты князя и ВВП – оба низкорослые, лысоватые, у обоих породистые носы, но многие засомневались и облыжные обвинения выстроили – дескать, где нашли краеведы портреты князя, нет никаких портретов, а есть изображение на фреске, вовсе не совпадающее с оригиналом, как принято в иконописи, да и кто знает, как на самом деле выглядел князь… Версию о князе Михаиле отставили и выдвинули новую, еще более сногсшибательную: родство Властитель ведет от других князей – Путятиных, а это – Рюриковичи, основатели земли Преклонской, от них пошли королевские фамилии Европы, выходит, ВВП – родственник королевы Альбионии, во как!…

В тот последний перед выборами месяц года Дракона он мотался по Преклонии, как проклятый, откуда только силы брались: “золотой человек” и его ребята с ног валились, так телохранители давно не работали, ВВП успокаивал – потерпите, братцы, немного осталось, после выборов совсем в другом, щадящем режиме, жить будем; стадионов и других огромных публичных мест по возможности избегал, памятуя про свист, в других же, заранее, хоть и в спешке, подготовленных, говорил, говорил, говорил…, широкими мазками рисовал картину завтрашнего благополучия, впрочем, и сегодня живут преклонцы неплохо, про начавшую бешено расти стоимость нефти умалчивал, однако намекал, что конъюнктура складывается в пользу страны, назло всяким заграничным ворогам, по поводу нефти была правда, и он не раз удовлетворенно произносил про себя: есть все-таки бог на свете, коль поднял цену в самый нужный и ответственный момент… И везде обещал, обещал, обещал… цифры выстреливали изо рта, как снаряды из пушечного жерла, завораживали блеском грядущего, рождали оптимизм и веру во всемогущество Повелителя, которое начало шататься подобно зданию при невидимых подземных толчках, – и одновременно раздражали и бесили никому и ничему не верящих преклонцев, число которых росло, служили поводом для издевок отдельных писак и почти всех блогеров.

В тот месяц принимать решения следовало моментально, не теряя ни одного темпа, как в шахматах, речь шла не о стратегии, а о тактике, ему приходилось напрягаться больше обычного: он знал за собой особенность – принимать решения запоздало, это было свойственно ему с юности, равно как и всегдашние опоздания, но потом он упрямо, доверяя лишь собственной интуиции, следовал прочерченным в уме маршрутом и заставить его двигаться иным путем или хотя бы чуть уйти в сторону было невозможно – он не терпел ничьего нажима, не шел на компромисс; однажды, читая старшей дочке отрывок из “Алисы” Кэрролла, наткнулся на описание замечательного эффекта, запомнил и сделал в определенной степени своим девизом: нет на свете ничего совершенно ошибочного, даже сломанные часы дважды в сутки показывают точное время; какие часы показывают более точное время – те, которые стоят, или те, что отстают на минуту? – часы, которые стоят, показывают дважды в сутки абсолютно точное время, а которые идут, слегка отставая, показывают точное время один раз в два года… Четвертое марта маячило уже совсем близко, он верил в успех, а таковым считал победу над соперниками в первом туре, ему ее по мере приближения даты выборов предсказывали многие, для безоговорочной победы в первом туре делалось все возможное – и невозможное, была разработаны экстренные действия на случай, если он сразу, при первом, предварительном подсчете, не получит желаемых пятидесяти процентов плюс сколько-то голосов, вэб-камеры на участках, поставленные по его требованию, дабы удостоверить народ в честности голосования, и разные дотошные наблюдатели не могли помешать таким действиям – продумали их с учетом такого рода помех, он же, будучи в курсе всех этих усилий, с усмешкой изредка повторял президента Заокеании, сменившего полвека назад своего убитого предшественника: мне нужно, чтобы ни один избиратель не мог подтереться клочком бумаги, на котором не было бы моего изображения; ну, с изображением заокеанец загнул, а так все верно – он, ВВП, в эти тающие, как сосульки в марте, дни присутствовал всюду в Преклонии, в зомбоящике, на интернете, в газетах, он становился предметом обсуждения на рабочих местах и в кухнях, в самолетах, поездах и электричках, бесцеремонно лез в постели супругов и любовников, от него не было спасения нигде, моль превращалась в саранчу, сжиравшую все на своем пути…

Рискнув однажды, принял все-таки участие в митинге на самом большом стадионе страны, несмотря на непогоду, собралось тысяч сто его сторонников, привезли их на автобусах, отмечали праздник – День победоносной преклонской армии, прежде он именовался короче на одно слово – без “победоносной”, ВВП, придя во власть, предложил усилить название, отразить в нем мощь и величие вооруженных сил, предложение приняли, Дума дружно проголосовала; взойдя на импровизированную трибуну, окинул глазом море голов и порадовался – вот они, его истинные друзья и единомышленники, что бы не гундосили в интернете, что им за участие в таких митингах деньги платят – но все равно неспокойно было, бросил в толпу вопросы: мы любим Преклонию, мы победим? – и напряг слух: а вдруг опять свист… но нет, слава богу, организаторы постарались отсеять провокаторов, и в ответ рявкнуло многоголосое – “да!!!” А кого победим? – и сам дал пояснения: победим тех, кто в наши дела нос сует, навязывает свою волю, потому что у нас своя воля имеется, тех, кто за бугор заглядывает, бегает налево, на сторону, изменяет родине…; мы же народ-победитель, это у нас в генах, в нашем генном коде, а надо будет – умрем, как наши братья умирали, битва за Преклонию продолжается, победа будет за нами! – при последних словах, правда, крики стихли, энтузиазм толпы поумерился…

Самые последние дни все жили ожиданиями – вдруг произойдет нечто такое, что перевернет привычные представления, вывернет наизнанку, взбаламутит, но ничего особенного не происходило: разве что обнаружили каких-то вайнахских террористов, вроде как готовивших покушение, обнаружили не в Преклонии, а в Малороссии, скрывались вайнахи в портовом городе, поставщике еврейского юмора и анекдотов, евреев, впрочем, там почти не осталось, уехали, и юмор поугас, однако сообщение о возможном теракте против ВВП вызвало повсеместную иронию и издевку – неужто ничего убедительнее придумать не смогли… свобода начинается с иронии – может, поэтому и восприняли сообщение не серьезно, пропустив мимо ушей; в таком подходе, кроме обидного пренебрежения и стремления везде и во всем видеть подвох и вранье, коренилось и положительное – иначе бы общество встало на дыбы, прочитав статейку, специально приуроченную к выборам, о некоем Михаиле Ивановиче и его подельниках, участвующих в пополнении тайных офшорных банковских счетов, имелись в виду ВВП и его близкие друзья, все под кличками – род игры в крутых мафиози; клички были смешные и, наверное, весьма меткие: Косой, Гангрена, Cолдат, Тужурка, тот же Генералиссимус – и он тоже имел доступ к тайным офшорам, ВВП же, если верить статейке, откликался на “Михаила Ивановича”; ну и что, почитали, пообсуждали в блогах и забыли – подумаешь, офшоры, кто бы сомневался, об этом давно говорят и факты приводят, а народ и в ус не дует – и так всем ясно, что жулики… так все теперь такие, кто у власти, нашли чем удивить.

Нет, что ни говори, а преклонская действительность словно нарочно создана для смеха, без него становится пресной, ежечасные, ежеминутные представления рождаются из ничего, сами по себе, без всякого режиссера, не надобны никакие ионески и беккеты, ну, скажите на милость: пришел в главный музыкальный театр страны знаменитый композитор соседней страны, где Вторая мировая война началась, занял место в директорской ложе, приготовился слушать оперу “Мертвые души”, в тот момент, когда открывался занавес, кто-то из зрителей громко дважды прокричал, показав на ложу: “Чур, почем торгуешь мертвыми душами?”, а другой зритель воскликнул: “Чичиков – это сегодняшний Чур!” Пан, должно быть, сильно удивился такому вниманию к своей персоне, поначалу ничего не понял, ему разъяснили – публика перепутала его седую бороду с чуровской, больно похожи, к тому же директорская ложа недоступна для простых смертных, а Чуру в самый раз.

И вот все завершилось, так, как он хотел и повелел, жизнь, как река после наводнения, оставив кучи мусора, вошла в привычные берега, он победил в первом туре, каждый желающий мог следить за ходом голосования по интернету, веб-камеры давали картинку происходившего на участках, словом, все делалось для проведения на самом деле открытых и честных выборов, дабы никто не мог кинуть упрек в фальсификации, и тем не менее, именно об иллюзии честных выборов писали в Сети оголтелые блогеры, называли все происходившее нелегитимным, приводили факты вброса голосов, “каруселей”, иных подтасовок, как несчастных бюджетников заставляли голосовать “за” под угрозой увольнения, сочиняли и прочие гадости; он дал команду расследовать, но, в сущности, ему это было уже по барабану – он выиграл в первом туре, прочее не имело значения, и для него, воодушевленного и, как Улисс, зачарованного сладкоголосыми сиренами-клевретами, распевавшими, что противников его курса больше нет, а если и есть, то это психически больные и их нужно отправить на диспансеризацию, ибо ВВП – везде, он – все, он абсолютен, он незаменим, – и начался отсчет нового шестилетия пребывания во власти; вновь и вновь он гордился собой, своей дьявольской интуицией – поступать в нужный момент именно так, как подсказывало чутье, – и побеждать врагов. Напряжение отпустило его, а вместе с ним покинула и жажда борьбы, дававшая стимул жить, радость победы быстро испарилась, все кругом стало обыденно и скучно; никто не вспоминал его обещаний, ибо заведомо знал, что они невыполнимы, цифры, которыми он засыпал, как конфетти, слушавшую его публику, усохли и увяли, как цветки в гербарии, и лишь одно становилось идеей, имевшей над ним власть – да, что-то властвовало и над ним! – заставить недругов замолчать, выбросить из их протухших мозгов саму надежду на его уход, – не дождетесь, ни сейчас, ни через шесть, ни через двенадцать лет, а там… там как Бог рассудит… И глотало время, не поперхнувшись, летучие месяцы, события шли гуртом, как овцы на водопой: новые преклонские партии никак не могли объединиться, поедали сами себя, их требования провести досрочные выборы в Думу душились в зародыше, губернаторов еще раньше успели переназначить на следующие пять лет, а если и выбирали свободно, но под приглядом верховной власти, деньги в Преклонию извне вкладывались с опаской, а изнутри всеми возможными способами вывозились, вслед за деньгами за кордон утекали и люди, в мире по-прежнему убивали, мусульманские многообещавшие “весны” превратились в пугающие “зимы”, то тут, то там возникали призраки локальных войн, Европа едва сводила концы с концами, Поднебесная притормозила, Заокеания, напротив, выправлялась, вызывая приступы зависти, цены на нефть падали – многое было предсказуемо и не вселяло оптимизма.

За две недели до открытия зимней Олимпиады он перебрался в Резиденцию в Черном ущелье, катался на горных лыжах, загорал под лучами январского солнца – в горах ультрафиолет сильнее, настроение наконец-то улучшилось, объекты в Имеретинской бухте и в комплексе “Роза Хутор” были еще год назад полностью приняты и опробованы – наводился косметический глянец и шла уборка, новые дороги и тоннели действовали, гигантский мусор вывезен подальше от глаз участников и гостей, рассортирован по окрестностям, экологи в бессильной злобе пытались доказывать, что курорт погублен, но их никто не слушал, равно как и всяких профессоров и академиков-геологов, талдычивших о том, что строительство на илистых и болотистых грунтах бухты не только не гарантирует высокого качества сооружений, но ставит вопрос, выдержат ли они хотя бы до окончания Игр; вновь пугали оползнями, сходом снежных лавин и прочими катаклизмами, вызванными насилием над природой; ВВП лично инспектировал объекты, проехал по основным магистралям и остался доволен увиденным – ребята, хватит пугать, главное, провести Олимпиаду с блеском, утереть нос скептикам, а потом уж начнем разбираться, в какие суммы она влетела, по подсчетам, цифра немыслимая, почти тридцать пять миллиардов долларов, такого еще не было, сколько украдено и кто крал, и что делать дальше с построенным.

Окружавшим его в эти знаменательные дни министрам и прочим высоким чиновникам, деятелям от спорта и строителям он не уставал повторять, сознательно культивируя особую ауру и великодушно даря им возможность разделить с ним, с ВВП, близкий и безусловный успех: Олимпиада выставит напоказ, как в самой дорогой витрине, спортивные достижения Преклонии, а значит, силу власти и мощь страны, мы покажем всему миру, чего стоим, а стоим мы очень дорого, собственно, ради этого и вызвались проводить соревнования; Игры будут отличаться от прежних не только размахом и тратами, но и тем, что недоступно другим странам: олимпийский огонь тридцать тысяч добровольцев пронесли по трассам в сорок тысяч километров, он достиг Северного полюса, забрался на вершину Кельбруса и побывал в космосе! Кому еще такое по силам? – да никому! – тут он умолкал и гасил пафос, не упоминая то, что и так было всем известно: с космосом едва не вышел конфуз – огонь космонавты доставили на орбиту, а вернуть его на землю в нужное время не смогли, корабль их не смог состыковаться с МКС по техническим причинам; сколько нервов это стоило – не передать, с помощью заокеанцев чудом стыковка удалась, и все облегченно вздохнули.

Там же, в Черном ущелье, ВВП провел совещание отвечающих за безопасность участников и гостей – и его личную, выяснилось, что, по агентурным данным, радикальные исламисты готовят теракты, однако удалось выявить и арестовать несколько смертников, засланных в город под видом рабочих, всех ли взяли, пока неясно. Введены особые пропуска для обслуживающего персонала, выселены на время соревнований неблагонадежные элементы, коих набралось несколько тысяч, передвижение по городу будет ограничено, в самой Олимпийской деревне мышь не пробежит – везде наши люди…

Так случилось, что “золотой человек” уже не укомандовал

Новый начальник личной охраны уверил, что разработан план мер повышенной безопасности в отношении ВВП, что стало поводом для шутливой реплики Хозяина: “План – это замечательно, но сопровождать меня на горнолыжной трассе следует осторожнее…”, все засмеялись, поняв намек: однажды , мчась с горы рядом с охраняемым объектом, один из первых прикрепленных сверзился и повредил бедро.

Так случилось, что “золотой человек” уже не командовал личной охраной ВВП – был спроважен во внутренние войска; менять таких людей, вроде как преданных до мозга костей, не стоит, если только нет на то веских причин. Причина была: стал “золотой человек” слишком независимым, возомнил о себе. Сталин, тот не дурак был поменять главного бодигарда генерала Гласика, да еще посадить его. Так что с “золотым человеком” совсем неплохо обошлись и должность приискали ему подходящую – первый зам командующего.

На освободившееся место назначил ВВП полковника Клима по прозищу Безбожник; не с бухты-барахты кличка приклеилась: отчество у него было соответствующее – Атеистович; это ж надо было так назвать будущего папашу Клима… ВВП с его поздно надетым и всячески разрекламированным нательным крестиком, водивший дружбу с духовником Титом и самим патриархом, посещавший храмы и осенявший себя крестным знамением, с усилием обращался к новому начальнику своей охраны по имени-отчеству – язык с непривычки спотыкался; потом пообвык и лишь всякий раз думал про себя: человеку с таким безбожным отчеством смело можно доверять безопасность своей персоны – вера Климу ни к чему, обременительна, пускай только ему, ВВП, и верит, и защищает его, не щадя живота своего, а прочее значения не имеет.

ВВП ценил главного бодигарда, терпеливо ждал в машине, пока полковник, недавно произведенный в генералы, по завершении той или иной встречи или поездки подходит к своим людям, жмет руки и обнимает; умница, так выказывать уважение коллегам догадается не каждый… ВВП знал с его слов: так называемые “личники” вооружены гладкими, без выступов пистолетами “Гюрза”, весящими без патронов чуть меньше килограмма, в “магазине” 18 патронов, прицельная дальность – 100 метров, скорострельность 40 выстрелов в минуту, “Гюрза” пробивает с 50 метров бронежилеты, а со 100 метров – салоны автомобилей; ВВП несколько раз в тире практиковался в стрельбе из “Гюрзы” и получил большое удовольствие, опять же нравилось название оружия, оно невольно рождало воспоминания об охоте на змей; в его охране были и “люди в черном”, передвигавшиеся на джипах и вооруженные новейшими автоматами израильского производства, снайперскими винтовками, пулеметами, автоматическими и противотанковыми гранатометами и даже переносными зенитными ракетными комплексами “Оса”; у всех имелись скрытые кевларовые бронежилеты 3-6-го уровня защиты, выдерживающие удар автоматной пули; рядом с ВВП всегда были охранники с миниатюрными чемоданчиками, так называемыми изделиями “папка” и “дипломат”: легкое движение руки – и они превращались в противопульные щиты. А еще ВВП изумлялся выносливости и крепости телохранителей: лютый мороз, а им хоть бы хны, стоят себе в своих пальтишках как ни в чем не бывало, или жара несусветная, а они на самом солнцепеке не потеют… Оказывается – принимают спецпрепараты, кроме прочего, усиливающие слух, обостряющие зрение, обоняние…

Приехала погостить младшая дочь, взяв короткий отпуск в МИДе, девица на выданье, жених – из олигархов, сын хорошего приятеля ВВП, отец одобрил дочкин выбор, отрадно, что свой, преклонец, а не с раскосыми глазами, как сын адмирала из страны Намхан, за которого дочь усиленно сватали, поговорил с адмиральским отпрыском по-мужски, пригласив на выходные в Резиденцию, и тот слово дал, что от Катерины отстанет, останутся друзьями и не более, впрочем, более уже совершилось и достаточно давно, тут ВВП ничего поделать не мог, а мог, к примеру, Бровастый сладить с дочкой-алкоголичкой и на передок слабой? – то-то и оно; старшая тоже собирается замуж, пора, двадцать девять скоро исполнится, темнит по поводу избранника, но ВВП все известно – тоже приличный парень, такого можно впустить в семью. Младшая – способная к языкам, отлично владеет японским, знает китайский, корейский, английский, ну и немецкий не забыла, начала ездить по миру, правда, под другой фамилией – сызмала приучена, как и старшая, к конспирации: в городе на болотах обе посещали Peterschule – немецкую школу, в столице – школу имени доктора Гааза, что при посольстве Гансонии, ездили туда на машинах с тонированными стеклами, мигалками и уже под присмотром охранников, а когда отца назначили ВВП, педагоги стали приходить к ним на дом, вернее, их доставляли в Резиденцию. Общения со сверстниками почти никакого, за исключением поездок на уроки фитнеса в соседний поселок – тоже с охраной; воспитывал ВВП дочек в необычайной строгости, для их же пользы – его самого так воспитывали и толк вышел, зато дочкам ни о чем заботиться не надо было, подъезд с крысами, которых он палкой гонял и от которых удирал, им в кошмарном сне не приснится… И в университете так же учились – дома, преподаватели к ним приезжали зачеты и экзамены принимать.

За ужином после катания с гор дочка вдруг завела разговор, раздосадовавший его: оказывается, детства и юности у них не было, всегда под присмотром, в кабале, в Резиденции только белки и немая охрана, потусоваться не с кем было и негде – так и прошли университетские годы, и почти никуда не ездили за границу, как стал папа великим, разве что однажды в Биарриц, и к другу его, любвеобильному Базилио, в Латинию, и сейчас то же самое – служит она в министерстве и ездит в командировки под выдуманным именем, и сестра, наукой занимающаяся, такую же скрытную жизнь ведет…

”Ты не забыла, милая моя, чья ты дочь? – начал вскипать, прежде таких слов от нее не слышал, взрослая стала, дерзить научилась. – Ты хочешь, чтобы террористы или другие отморозки тебя выкрали и шантажировать меня начали? Ты же понимаешь – я за дочь все что угодно отдам, даже МБХ выпущу”, – на язык попало ненавистное имя. – “Да кому мы нужны, Дженна бушевская еще несовершеннолетняя по барам бегала, ловили ее на спиртном, пыталась выпивку купить по чужому документу, образумилась, преподавала, жила в Гуанаме, теперь работает в школе, про нее все известно, где, что, за кем замужем, и никто ее не крадет… или Челси… а ведь тоже президентские дочки”. – “Завидуешь, что по барам не бегала и с мужиками c пятнадцати лет не спала, как другие? Пока я на своем посту, придется тебе и сестре жить так, как было заведено, я не буду вашими жизнями рисковать, уяснила?”

И тут она о матери заговорила – тоскует без нее, видятся очень редко – и без перехода, ехидно-вызывающе: “А как мой братик маленький поживает, твой и Арины сынок? Скоро в школу пойдет… Показал бы, чего стесняешься… Ты к нему тоже сторожей приставишь, как к нам?” – этого cтерпеть ВВП не смог, вышел из-за стола и хлопнул дверью. Такой разговор меж ними впервые произошел. На следующее утро дочь улетела.

С этого момента началась череда неприятностей: оборвался трос канатной дороги, никто из тренировавшихся горнолыжников, к счастью, не пострадал, отделались легкими травмами, лишь у троих переломы – и тут же запророчила западная пресса, и преклонская вполголоса вторила: сделано все на живую нитку, это только начало, дальше будет хуже… а затем разверзлись хляби небесные, дождь, больше похожий на тропический ливень, не утихал три дня, снег на склонах основательно стаял, оголив трассы скоростного спуска и слалома, комплекса трамплинов, сноубординга и фристайла, машины по изготовлению искусственного снега заработали на полную мощь, и тут в Черном ущелье начался буран и какой! – все окрест опять забелело и нависла опасность схода образовавшейся лавины; море штормило, вдобавок приборы забили тревогу – повысилась сейсмоактивность – словом, все разом, чего не бывало прежде, словно природа на что-то шибко обиделась и взбунтовалась; вернувшись в столицу, ВВП каждое утро получал подробные сводки погоды, недобрые предчувствия вселились в него не поддающимся лечению вирусом, он чувствовал себя как близкий к провалу разведчик – та же неторопливая речь, те же сдержанные манеры, невозмутимость, а внутри холод и мрак, мрак и холод, и взгляд стал еще более колючим, остро-проникающим, как буравчик.

Церемония открытия Игр прошла без сучка без задоринки – правда, никто из глав западных государств не приехал, памятуя, наверное, что и ВВП проигнорировал открытие летней Олимпиады два года назад в столице Альбионии, прилетев туда на считанные часы и почтив своим вниманием лишь финальную схватку преклонского дзюдоиста, которую тот, разумеется, выиграл – как же он мог проиграть в присутствии Самого… да и вообще, в Европу он ездил все реже, лишь по крайней необходимости, президенты и премьеры платили ему тем же; тем не менее, всех потряс Центральный стадион олимпийского парка “Шифт”, названный по имени самой высокой горной вершины в окрестностях города, – согласно легенде, именно к ней был прикован Прометей, укравший огонь у богов Олимпа и подаривший его людям – ВВП особо отметил это в своем обращении к участникам и гостям Игр; он же подчеркнул – это первая зимняя Олимпиада, которая проводится в субтропическом климате… Полупрозрачная кровля “Шифта” придавала сооружению образ снежной вершины, с трибун можно любоваться на севере – горами и на юге – морем, если позволяет погода; на приеме для официальных лиц президент МОК долго тряс ему руку и благодарил за прекрасную подготовку, ВВП расплывался в благостной улыбке, а внутри кошки скребли, тем не менее, был радушен, гостеприимен, попотчевал высоких гостей изысканными угощениями, покатал их по морю, несмотря на сильные волны, на роскошной яхте “Сириус”, обустройством ее в свое время занимался известный морской архитектор-итальянец, а дизайн интерьеров поручили галлийцу, выполнившему обещание, что пассажиры будут ощущать себя на яхте, как в дорогом клубе; словом, все выглядело великолепно, но скверные мысли не покидали и безобманчивая интуиция не подвела, – он уже воротился в столицу, как случилось – обрушилась крыша тренировочного комплекса для фигурного катания и шорт-трека, слава богу, никого не убило, за исключением двух уборщиц и охранника – сошла-таки лавина, не откликнувшись на пушечные выстрелы, как обычно делается ради принудительного спуска плотной снежной массы – а ведь специально готовились к подобным сюрпризам, в Черное ущелье перебазировали десять новых передвижных зенитных орудий БС-3, тренировались перед Играми – и все впустую, не доглядели… и то благо, что лавина сорвалась за час до начала тренировок, иначе… он не желал представить, что произошло бы в таком случае. И уже не хотелось гордиться победами, подсчитывать очки общекомандного зачета, а выступили на Олимпиаде неплохо, хотя и не выполнили план по медалям, и ехать на торжественное закрытие не было настроения – какое уж торжество, но делать вид, что все замечательно, было необходимо, а интернет… о, наступил праздник всех злобствующих, ненавидящих ВВП: о каких только нарушениях, глупостях и безобразиях при строительстве объектов – он даже не догадывался о них – не сообщали блогеры, и во всем винили его: а кого первого осенила бредовая идея проводить зимние Игры в субтропиках, среди пальм, кипарисов и эвкалиптов, разве не его, Властителя, осенила, вызвав патриотических визг у его клевретов и радость, что можно будет безболезненно распилить и украсть кучу денег… А ведь столько надежд связывалось с Олимпиадой… хотелось заткнуть всех за пояс, показать силу и мощь Преклонии, подпитать вянущий патриотизм народа, а деньги… деньги еще имеются, утешал он себя, что их считать; воистину, надежда – чаще всего отсроченное разочарование.

Летели недели, месяцы, один год сменил другой, летело время, доказывающее: в этом мире ничем нельзя обладать вечно; врагов же меньше не становилось, и они занимали все больше места в мыслях ВВП; если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напои его; ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья… прав апостол Павел; кормить, поить, приручать врагов, чтобы потом нежданно-негаданно обрушить на них свой гнев и свою месть, легче в пределах принадлежащей тебе земли, труднее кормить и поить тех, кто за пределами твоей земли и твоей воли, не нуждается в этом и сам готов кинуть тебе подачку, и как справиться с теми, кто сознательно от тебя отмежевался? – мир за границами Преклонии напоминал ВВП эпилептика, чьи припадки следовали в строгой последовательности, очередности, а не тогда, когда вздумается: только успокаивалась Европа, тут же устраивал падучую Ближний Восток, затем выбрасывал коленца неблагополучный регион, примыкавший к центральноазиатским республикам, подбрюшью Преклонии; иногда же припадки шли одновременно, карусель вертелась безостановочно, не ведая сна и отдыха; да и в пределах родного отечества покоя не было, денег становилось все меньше, доходы от нефти заметно упали после подлянки Заокеании – вовсю начала бурить на Заляске и в Скалистых горах, несмотря на протесты экологов, и на Ближнем Востоке, в других местах добыча выросла, а покупают не столь много, ибо экономика мировая никак не проснется, включая главную надежду – Поднебесную, расходы же преклонского правительства растут бешеными темпами – Олимпиада оставила дыру, прибыли – кошкины слезы, а на носу футбольный чемпионат – строятся стадионы, аэропорты, дороги, гостиницы, ни хрена же не было и нет, надо многое заново, обложил олигархов данью – разбогатели благодаря государству, присосавшись к недрам, нынче малость подтухли, но больше маскируются под полудохлых, бабла у них по-прежнему куры не клюют, так извольте отдавать долги, те нехотя согласились, а куда денутся, но и этого не хватает… Поднял пенсионный возраст, уравняв мужчин и женщин, повысил налоги, бюджетники и прочие недовольны, зарплаты не растут, цены кусаются, брожение повсюду – он к этому готов, полиция и армия начеку, ежели что – нещадно подавлять, но, в общем, как преклонский вождь в паническом октябре 41-го, – ожидал, что будет еще хуже. Внутренние и внешние враги предрекали уход ВВП и его команды, лелеяли надежду, что власть недолго протянет – ан нет, не вышло у них; многие думали, закручивать гайки начнет, в диктатора превратится – нате-выкусите, где-то закрутил, а где-то ослабил, смазал чуть-чуть, послабления дал, скажем, партию Дневального пока не стал гнобить, а уж кто только не нашептывал – посади ты надолго этого наглого парня, мало ли способов, он у преклонцев слишком популярен, – решил все-таки не сажать надолго, Запад и так постоянно обвиняет в расправе с оппозицией… но Запад нам не указ, отношения не складываются, ну и хорошо, не будет лезть с советами и поучениями. Как и задумал, сменил премьера, Плюшевого в тихое место определил, в Конституционный суд, вернул в правительство Мудрина, премьером сделал, того самого, кого Плюшевый сожрал в 2011-м, а ВВП не препятствовал – комбинацию со сменой давно придумал, просто выждать требовалось, не все сразу, Мудрин – давний дружок, еще по мэрии города на болотах, помогал в столицу перебраться, кличка у него – Бухгалтер, насмерть в свое время стоял в правительстве, не давая сэкономленные деньги транжирить, ну, а сейчас и транжирить нечего, весь жирок накопленный растоплен, да, времена…

И все-таки бунтов избежать покамест удается, болтовня же в прессе и интернете, пусть и изрядно зажатом, продолжается, ну и пусть себе болтают, обсуждают, идеи выдвигают, например, о Конституции, насколько она препятствует выходу Преклонии из… как эти ребята говорят и пишут, цивилизационного тупика – язык сломаешь, пока выговоришь; один ученый муж уверяет, что монополия власти охраняется именно Конституцией и без ее изменения монополию эту невозможно ликвидировать и даже ограничить, другой спорит – пусть Конституция и антидемократична, трогать ее не нужно, можно многое реформировать и при сохранении; ребята, стоп, охолоньте, вы ко мне, к ВВП, претензии имеете, я, что ли, Конституцию эту принимал, где черным по белому: “Высший Властитель Преклонии определяет основные направления внешней и внутренней политики…”? Не я принимал, мой предшественник, Дед, за то я и похвалил, держа речь на его похоронах, только за это, больше не за что было – не благодарить же прилюдно, что выбор преемника в мою пользу сделал… я же достроил его систему до конца, подчинил себе всех и вся, покончил с бардаком, навел порядок, и что же, теперь должен прокрутить пленку назад, сам у себя отнять полномочия и отдать этим уродам, ничтожествам, называющим себя депутатами, парламентом, бросить все псу под хвост, переменить Конституцию – ради кого, ради чего?! Эх, ребята, главного не усекаете: не в законах дело, а в их исполнении, а народ преклонский отродясь законы не соблюдал, и Конституцию соблюдать не будет, она для него – бумажка, филькина грамота и не более; вы хотите, чтобы не все было замкнуто на Властителе, чтобы он превратился в декорацию, так ведь в истории страны не было такого никогда, ни-ког-да! и не будет.

Многое поменялось за его новое неполное шестилетие, но вот с кем отношения не складываются, так это с Заокеанией – президент не хочет наносить официальный визит и к себе не приглашает, в Конгрессе некоторые сенаторы называют ВВП не иначе как душителем свободы, смотрящим в прошлое, а не в будущее, другом тиранов, ставят на одну доску с Букашенко, у которого мировой чемпионат по хоккею едва не отобрали, дабы окончательно унизить; дураки, не понимают, что подарок делают, ВВП политику строит на борьбе с заокеанцами, у него не так много аргументов против Запада, а тут – само в руки идет и народ его поддерживает, не весь, конечно, но значительная часть, она, эта часть, как рассуждает: заокеанцы живут лучше, поэтому гады ползучие и подлецы; такую идеологию грех не подпитать новыми нападками на заокеанцев, те же постоянно поводы дают… а то, что их президент не хочет обменяться визитами, так это его проблемы.

В последнее время все сильнее охватывало одиночество, он боролся с ним всеми известными ему способами: приглашал в Резиденцию тех, кого считал своими друзьями еще по городу на болотах, кто окружал его с выгодой для себя и в чье бескорыстие он давно уже не верил, ведь дружба есть равенство, а равенства-то и не было; приглашал артистов, посещал спектакли – залы заполняли десятки секретных сотрудников, зорко следили за возможными провокаторами, свистунами, не скрывая принадлежности к охранному ведомству, беря публику на испуг; внезапно срывался в поездки по стране, избегая больших городов, бывая в захолустье, где встречался с ограниченным числом специально подобранных людей, иногда ездил в соседние республики, обсуждал с тамошними президентами то, что вполне могли обсудить его министры, помогало плохо, пробовал алкоголь, но организм отторгал, не скрашивало жизнь и присутствие Арины, не утешало и осознание, что самый сильный человек – именно одинокий и что, по утверждению философа, кто не любит одиночества, тот не любит свободы; свободы в его понимании у него не было, а была усталость, осевшая в организме вредоносной пылью, и безумная, несбыточная и оттого остро-желанная, изъедающая мечта послать все к чертовой матери и зажить нормальной жизнью нормального человека, скинувшего наконец-то вериги власти; невозможность этого удручала более всего – и впрямь раб обстоятельств, и какое значение имеют его миллиарды на потаенных счетах, его дворцы, корабли, яхты, самолеты и вертолеты с роскошью салонов, нужники из чистого золота, царская посуда и бокалы из старинного хрусталя, изысканная еда и напитки, женщины, которых, едва мигнет бровью, доставят в его бессчетные Резиденции так, что Арина никогда не узнает, кому все это нужно, если он, обитатель крысиного подъезда, вознесшийся над всеми, не сможет, будучи прикован к власти, разомкнуть цепи, воспользоваться и насладиться все этим… не сможет всех послать и уйти, чтобы пожить для себя, потому что – некуда.

Когда одиночество переполняло настолько, что становилось невыносимым удерживать щемление внутри себя, и когда, подобно выкипающему в кастрюле молоку, оно грозило выплеснуться наружу, он приглашал к себе духовника; архимандрит Тит приезжал на бронированной “Ауди”, пересаживался на джип, ВВП вез его в Спасский храм на территории Резиденции, там они и беседовали с глазу на глаз. Архимандрит, моложе на шесть лет, был умен, хитер, проницателен, владел пером – недаром в свое время выучился на киносценариста, ушел в монастырь, постригся в монахи, сделал карьеру в Патриархии, занимал высокие должности, включая пост наместника Сретенского монастыря, что в двух шагах от зданий госбезопасности Преклонии; познакомились они лет пятнадцать назад, Тита ему представил генерал того самого ведомства, друживший со священником, и рассказал такую историю: в 91-м сгорело одно из зданий Донского монастыря, где проживал киносценарист, готовясь к постригу, по версии следствия, виновником пожара стал пьяный монастырский сторож, уснул с зажженной сигаретой, однако литератор, еще не ставший Титом, обвинил в злонамеренном поджоге агентов западных спецслужб в лице верующих Преклонской Православной Церкви за рубежом, правда, детали раскрывать не захотел: “Есть такое слово, — напомнил он, — удобиемолчание”… С той поры и начал создавать себе репутацию страстного обличителя всяческих ересей, оставаясь человеком с некоторыми слабостями, не подобающими богослужителю: некоторые поговаривали о его склонности к спиртному, не чурался дорогих ресторанов, где сорил деньгами… ВВП считал такие слабости позволительными, он видел в Тите живого человека, пусть и небеспорочного, но это простительно, кто без греха… и к Западу у них было одинаково-подозрительное, не сказать, большего, отношение – с той стороны сплошные козни…

Делая фильм о Византии, Тит приоткрылся, поделился с ВВП общим замыслом и получил поддержку: была сильная православная Византия, пока тамошние олигархи не прибрали власть к рукам, а в экономику не были допущены иностранцы в лице Венеции и еврейских ростовщиков, последние подточили материальное могущество империи, а гнилая греческая интеллигенция предала православное учение предков, увлекшись модными идеями возрождения и латинством; турецкое завоевание и падение Константинополя под ударами султанской армии увенчали процесс исторического возмездия Византии за ее предательство православия. Не осовременивает ли историю архимандрит, не будет ли выглядеть слишком навязчиво, спросил ВВП, – не слишком, ответил духовник, напротив, пора задуматься о византийских уроках – взять того же кесаря Василия 2-го: подавил сепаратизм на окраинах, разгромил олигархов, скопил огромный стабфонд, вот только слабые преемники подкачали, все было бездарно растрачено. Попутно натолкнул Тит на дельную мысль, ее ВВП и прежде обдумывал, она выглядела зеленым кислым яблоком, а после, можно сказать, подсказки духовника вмиг созрела съедобным плодом; Тит выразился без обиняков: с его точки зрения, четырехлетний срок президентства в Преклонии выбран крайне неудачно, надо увеличивать, он нашел параллели в истории Византии, которые подтверждают это мнение, там тоже императоры менялись в среднем каждые четыре года, ну и к чему сие привело? – вообще же, иллюзия благоденствия сгубила не одну империю, Византия погибла, когда от начала вступления на престол Константина минуло 1147 лет, история Преклонии от образования государства насчитывает уже 1148 лет, и дай Бог родине крепнуть и процветать…

Времени с того разговора порядочно минуло, и фильм, который многие киноагиткой окрестили, подзабыт, и жизнь во многом поменялась, на своих встречах они уже другое обсуждали, вот и нынче спросил ВВП духовника, какими он видит надвигающиеся выборы в Думу, что делать с той же партией Дневального, может ли она победить Народный фронт или страхи надуманные, духовник пожал плечами и улыбнулся: если и победит, ничего страшного не произойдет, главной цели – поменять Конституцию и права ограничить ВВП – не удастся, надобно для этого набрать три четверти голосов, Дневальный их в жизни не наберет, даже с помощью Прыжкова и “Груши”, только если коммуняки и “жирики” к нему не присоединятся; не присоединятся, не посмеют, уверенно сказал ВВП, они же от нас кормятся, притом не самоубийцы же они, их потом тоже прижмут… Тит подтвердил его предчувствие – да, парламент сильно изменится, появятся авантюристы и провокаторы, поднимут крик-вой уже с думской трибуны, что не должно быть все замкнуто на одну фигуру, ибо фигура эта в таких условиях просто вынуждена опираться на силы подавления и чиновников, позволяя им бесчинствовать и воровать в обмен на лояльность… увы, противостоять их натиску при таких ценах на нефть, нехватке денег и растущем недовольстве народа трудно, невозможно, но его, ВВП, власть они отменить не смогут, “цель власти – власть”, жестко произнес Тит и был прав. Лишь бы бунта не было… тогда альтернатива – либо команда “стрелять”, либо уходить, оба варианта ВВП даже не хотел рассматривать, они означали крах всему; три четверти… до сих пор не понимает, как удалось два года назад протащить новый Закон, опять же “жирики” помогли, они всегда подсобляют в нужный момент, и лозунги использовались точные, внятные и понятные массе: если ограничить власть ВВП, к управлению Преклонией придут националисты и фашисты, надо защитить демократию от ее противников, и ВВП – гарант такой защиты; а еще трубили везде и всюду, забивая оппозиционный интернет: Запад предвзято критикует Преклонию, потому что боится ее усиления, ему нужна Преклония слабая и зависимая, а не сильная и влиятельная, какой она в последнее время быстро становится, старая, заезженная пластинка – а сработало, сам удивлялся! – дурили голову народу, а пипл хавал, несмотря на стенания оппозиции – все, по ее мнению, обстоит с точностью до наоборот, Запад как никогда нуждается в сильной и стабильной Преклонии – партнере, а в идеале – союзнике, в борьбе с теми же террористами, но для большинства преклонцев Запад – жупел, как боялись его хитрости и коварства, так и продолжают бояться, ну и хорошо, что боятся и не верят… когда-то в Гансонии он рассуждал на эту тему, кто кого больше боится, коммунистическая Преклония – Заокеании или Заокеания – Преклонии, ему было ясно, что Заокеания никогда не нападет, но тогда он был никем, рядовым офицером разведки, а попробуй сохрани эту уверенность в нынешнем своем положении, властвуя серым и темным народом…

Архимандрит соглашался, он вообще в последнее время больше слушал и поддакивал, нежели вещал, новые полезные идеи из его уст не вылетали юркими птичками, как прежде: то ли идеи отсутствовали, то ли страшился невольно задеть ВВП и потерять его поддержку, вовсе не лишнюю с учетом недовольства патриарха близостью Тита к первому лицу государства – в церковной иерархии интриги почище чем у светских; ВВП не хотел признаться, что и он в общении с духовником не находит былой отрады, и это усиливало одиночество и тоску.

“Скажи, святой отец, как мне ночи мои сделать часами сна, а не кошмаров, как от чертовщины избавиться?” – круто поменял тему и стал излагать накопившиеся бесовские видения, по мере рассказа Тит мрачнел, чесал рыжеватую бороду, что было признаком растущего волнения, ВВП не понимал наступившей перемены, наконец, духовник исторг из себя с видимым усилием: “Я писал о подобном в “Несвятых святых”, помните?”; конечно, он читал сборник новелл, который понравился степенью откровения и незаурядными фигурами героев, но что именно Тит писал по поводу ночных видений, не помнил – так и сказал. “Меня как священника пригласили к знаменитому актеру и режиссеру Богарчуку, умирал он в физических муках, но самое страшное происходило ночью – являлись ему образы давно усопших людей, его коллег по искусству, являлись они в самом чудовищном, устрашающем виде и истязали больного, глумились над ним, не давая покоя…” – “И что дальше?” – “Я сказал Богарчуку, что пришел к нему для того, чтобы напомнить о том драгоценном знании, которое Церковь хранит и передает из поколения в поколение, не только верит, но и знает, что смерть физическая – это совсем не конец нашего существования, а начало новой жизни, к которой предназначен человек, что эта новая жизнь открывается людям, воплотившимся Богом – Господом Иисусом Христом; я поведал и о прекрасном, удивительном мире, бесконечно добром и светлом, куда Спаситель вводит каждого, кто доверится Ему от всего сердца, и о том, что к великому событию смерти и перехода в новую жизнь надо подготовиться”. – “Ну, а на счет видений и кошмаров?” – проявлял нетерпение ВВП. – “Что касается устрашающих видений, так жестоко донимавших больного, то я без обиняков рассказал о влиянии на нас падших духов, в преддверии смерти, когда человек приближается к грани нашего и иного миров, непроницаемая ранее духовная завеса между этими мирами истончается, и, неожиданно для себя, человек может начать видеть новую для него реальность, но главным потрясением зачастую становится то, что эта открывающаяся новая реальность бывает необычайно агрессивной и поистине ужасной. Люди, далекие от жизни Церкви, не понимают, что из-за нераскаянных грехов и страстей человек оказывается доступным воздействию духовных существ, которых в Православии именуют бесами, они-то и устрашают умирающего, в том числе принимая облик когда-то знакомых ему лиц, их цель – привести человека в испуг, смятение, ужас, в предельное отчаяние, чтобы в иной мир душа перешла в мучительном состоянии полного отсутствия надежды на спасение, веры в Бога и упования на Него… Богарчук выслушал, видно было, что многое он сам уже понял и осознал; когда я закончил, он сказал, что хотел бы от всего сердца исповедоваться и причаститься…”

До ВВП начала доходить причина волнения священника: выходит, падшие ангелы истязают душу умирающего, но он-то, ВВП, жив и здоров, не собирается покидать этот свет, настроен на долгую жизнь, как его родители, откуда же тогда появились эти самые падшие ангелы, что они хотят, чего добиваются, и не зловещее ли это предзнаменование, о чем Тит ему, понятное дело, не скажет и даже не намекнет… Духовник понял скрытую мысль сидевшего напротив и отвел взор, а перед ВВП внезапно возник старик с пигментными пятнами на лбу и беспокойными глазами, протягивающий конверт…, да, съезд астрологов, пожалел, что пришел, поддавшись уговору Выхухоля; “скажи, ты веришь в предсказания?” – обратился к духовнику, тот встал и глядя прямо в глаза: “Напомню Священное Писание: “Не должен находиться у тебя прорицатель, гадатель, ворожея, обаятель, вызывающий духов, волшебник, вопрошающий мертвых, ибо мерзок пред Богом всяк, делающий это…”

Да, наступали скверные времена, гремели громы, сверкали молнии, вот-вот готов был обрушиться грозящий потопом ливень – и почва колебалась, уходила из-под ног, первые слабые сотрясения чуткие сейсмографы фиксировали еще несколько лет назад, предвесенней порой выборов двенадцатого года, когда ВВП возвращал себе отданное на время право самолично управлять государством; он и без всяких приборов, как животное, прежде других в своем окружении слышал подземные гулы и чувствовал толчки, недаром стали мучить ночные кошмары и – впервые – головные боли, пришлось обратиться к докторам, первый раз в жизни, те прописывали таблетки, которые он не желал глотать, психотерапевты проводили сеансы успокоения, учили азам аутотренинга; раздражали все, в том числе Плюшевый, лез с дурацкими предложениями – дни его в верховной власти были сочтены, ничего хорошего ему не светило, отдавал себе отчет, что в обещанной должности премьера, брошенной, как кость собаке, долго не пробудет и потому начал смелеть; впрочем, и раньше тоже пробовал осторожно начинать разговоры на щекотливые темы, помнится, в канун выборов двенадцатого года завел канитель по поводу МБХ: может, лучше его выпустить вместе с подельником, народ воспримет положительно, если вам самому не хочется, так он, Плюшевый, возьмет на себя, примет решение в немногие оставшиеся месяцы во власти; ВВП взвинтился, огромных усилий стоило не наорать и не послать куда подальше – ах, какой милостивый, освободит вора и преступника, тем самым подчеркнет свою гуманность и – злобную мстительность упекшего эту парочку в тюрягу, что в интернете давно притча во языцех, освободит, чтобы МБХ начал мутить воду, подстрекать народ, став лидером всей этой митингующей шпаны? “Он же обещал политикой не заниматься”, – возразил Плюшевый. – “Ты веришь обещаниям человека, у которого руки по локоть в крови? И потом, как помиловать нераскаявшегося, не признавшего своей вины, разве такое возможно?” – “Возможно по законам Преклонии, я или вы имеем право своей волей, и не обязательно признание…” – “Разве? Я не знал…” В замерших темных зрачках Плюшевого отпечаталось: прекрасно понимает, что перед ним ваньку валяют, ну и хорошо, что понимает, незачем лезть не в свое дело…

Кто они, враги или предатели, как к ним относиться – на сей счет у него давно сформировалось ничем не колебимое мнение; позволил себе приоткрыть завесу в разговоре с малым с распатланной седеющей не знающей расчески шевелюрой на манер клоунского парика и в неизменной ковбойке, в которой, не боясь разгневать ВВП, не привыкшего к такой вольной одежде сидящих перед ним, приперся по вызову в кремлевскую библиотеку, где между ними состоялся нелицеприятный разговор, собственно, ВВП устроил малому в ковбойке, начальнику популярного и влиятельного радио, выволочку за передачи станции, тот отбивался, как мог, и даже отчасти понравился, что не гнулся, не лебезил и не давал обещания немедля исправиться, изменив тон и смысл эфира. Когда же это было… дай бог памяти… кажется, во второй год пребывания ВВП во власти, он тогда уже разобрался, кого надо немедленно прикрыть – и прикрыл, кого отдалить, а кого приблизить, касалось это не только телевидения и радио, но и различных персон, близких прежнему режиму Деда, хорошо разобрался, выработал линию, малый в ковбойке понадобился не для запугивания, а для прояснения позиции; беседовали с глазу в помещении с неистребимым запахом пыли в книжных шкафах, как их не чистят и не проветривают, ВВП вдруг заговорил о врагах и предателях нашего дела, так и сказал – нашего дела, беря малого в ковбойке в союзники, и в чем между ними разница: “Враги прямо перед тобой, ты с ними воюешь, потом заключаешь перемирие, и все ясно. Предателя нужно уничтожить, раздавить”, и беззлобно, просто ради констатации, добавил, обращаясь к малому по имени, но без отчества: “Вы не предатель. Вы враг”. Малый все правильно понял, и цель разговора, и смысл, и, как донесла пресс-служба, в узком кругу своих высказался в том духе, что, дескать, ВВП просто разъяснял, кто я в его глазах, он знает, что не ударю его кинжалом в спину и не буду играть в игры, но просто буду делать то, что делаю. Малый повторил то, что прямо сказал Властелину: “Если вы хотите закрыть нас, закрывайте, но я не могу заставить себя не делать то, ради чего мы существуем”. Молодец, толково ответил, вспоминал ВВП тот давний разговор, хотел завлечь малого в свою команду, сделать отчасти союзником, заключив перемирие, ибо радиостанция была полезна – в качестве показательного примера свободы прессы, оттого и выбрал доверительно-товарищеский тон… и в сущности, завербовать удалось, за исключением того, как станция вела себя во время скоротечной войны с соседней закавказской республикой, президента которого ВВП с удовольствием повесил бы за яйца – к сожалению, не удалось, а теперь поздно; тогда малый в неизменной ковбойке получил по полной программе и тут же изменил эфир; но и тогда, сильно разозлившись, не выгнал малого, оставил на своем посту… кем же сейчас малый, в конечном итоге потерявший свой пост, стал: по-прежнему враг или уже предатель – скорее второе…

ВВП вспоминал год Дракона, свой год, со смешанным чувством униженного самолюбия и гордости за неуступчивость требованиям недовольных и смутьянов, это был его последний звездный час, многое в последующие годы пошло наперекосяк, применение проверенных и опробованных средств и методов не давало теперь нужного эффекта, а иных в его изрядно потрепанном и оскудевшем на идеи арсенале уже не было; особенно часто вспоминал Мудрина с его скальпелем – ключевой момент наступил спустя ровно полгода, чуть ли не день в день, после беседы по душам в “Долгих Бородах”, некоторые полагали, что он с ходу не подпишет драконовский, как они считали, хоронящий Конституцию закон о митингах, впопыхах принятый законодателями, а даст возможность еще раз обсудить, и поступив таким образом, заработает очки у продвинутой части общества, нет, не наложит вето, на это никто не рассчитывал, а просто отодвинет вступление в силу, дабы еще раз оглядеть со всех сторон, найти и исправить очевидные изъяны… Наивняки, за кого они принимают ВВП – за непоследовательного чудака, подверженного колебаниям и душевным вибрациям? – конечно, можно, как у нас в некоторых местах говорили, шило – в стенку и на боковую залечь… но покамест рановато, и скальпель не надобен, а надобна дубина, чтобы оглоушить всю эту митинговую публику и раз и навсегда отбить охоту шастать по городам с подстрекательскими речами – так он и поступил, немедля подписав закон. А тут еще чокнутые “пуссики”, из-за которых сыр-бор: выпустить на волю после учиненного девками в храме – непозволительная слабость, страх перед протестантами – так многие воспримут, а дашь слабину – эти бандерлоги попрут на рожон, на шею сядут; к тюрьме приговорить – в мучениц троица эта превратится – мышеловка, словом. Нет, слабину решительно нельзя давать: с внутренними врагами, которые вопли поднимут: тиран, деспот, душитель свободы и прочее – он сам справится, а на Запад начхать, ну, в пару-тройку европейских стран с визитами не съездит, невелика беда. Да и патриарху обещал наказать певуний в балаклавах, чтоб другим неповадно было, не привык от своих обещаний отказываться. Посидят, голубушки, как миленькие…

Меж тем годы летели, неотвратимо приближались выборы в Думу, новые партии грызлись, как дорвавшиеся до добычи голодные псы, однако мог возникнуть вариант их объединения во имя усекновения власти ВВП и тогда…, он даже не хотел думать, что произойдет тогда. Впрочем, до этого было еще далеко – пусть сначала пройдут в Думу, а там посмотрим…, если замахнутся на отмену ненавистной статьи Конституции, то придется им набрать три четверти голосов, а уж тут битва нешуточная разгорится, вплоть до разгона взбунтовавшегося парламента, он пойдет на это, коль иного выхода не будет… Не можешь остановить нежелательный, опасный процесс – возглавь его, – этот совет истории он как мог использовал в свой год, но нынче на дворе иные времена, куда более скверные; обман и подкуп работали плохо, а попытки репрессий, даже в ограниченном виде, вызывали у преклонцев вовсе не страх, а совсем наоборот, с этим приходилось считаться – вновь требовали освобождения МБХ, ВВП не поддавался на провокации, в его уклончиво-обнадеживающих заверениях проскальзывало то, что люди хотели услышать, но что не давало серьезного повода полагать, что такое возможно…

Но выборы беспокоили все больше, многие полагали – прежнего агрессивно-послушного большинства у власти не будет, с нарастающей силой шли разговоры по поводу отмены ненавистной статьи Конституции, 80-й, – их нельзя было не замечать, игнорировать, ВВП понимал это лучше, чем кто-либо: верный себе, он хотел вклиниться, не пассивно выжидать, а действовать на острие, тем же оружием недовольных и смутьянов, какое они используют против него, но – не получалось, ничего не получалось, а почему, он не мог объяснить себе, не принимать же всерьез газетные глупости типа “срывающийся на истерику тон выступлений, образы врагов, победоносные лозунги – стиль тоталитарных правителей” – это он-то, тоталитарный правитель… и однажды он, не полагаясь на советников и помощников, которые только и горазды выполнять его указания, а спорить, отстаивать свою правоту боятся, и правильно боятся, однако сейчас он бы выслушал их мнение, а они молчат, откровенности из них не вытащишь… поэтому сам решил досконально во всем разобраться и начал с того, что перечитал самые важные тексты, написанные учеными-оппозиционерами довольно давно, но тогда миновавшие его, а нынче существующие в новой редакции, выправленные согласно злобе дня. А после – не погнушаться, пригласить их в Резиденцию, поговорить с глазу на глаз, он – один, а их человека три, может, четыре, и пускай глава его администрации морщится и недоуменно пожимает плечами, сверкая идеальным пробором и подчеркнутой генеральской выправкой, хотя генерал не служивый, армии не нюхал, он по другому ведомству, но выправка отменная; ну и пусть морщится – он, ВВП, так решил – и баста.

Пригласил троих, двух мужчин и одну женщину, двое евреев, между прочим, для него сие не имело значения, просто отметил для себя, когда приглашал, и не более того; все были постарше его, кроме светловолосой сухопарой женщины с короткой, под мальчика, стрижкой и мужской одеждой – брюки и пиджак, приглашение было принято, в означенный час гостей привезли в Резиденцию, он устроил небольшую экскурсию по территории, на машинах и пешком, не показав только террариум, стояло бабье лето, день выдался хрустальный, тихий, задумчивый, прозрачный воздух словно отодвигал горизонт, приоткрывая дали, на лесные заасфальтированные аллейки слетались стайками жухлые, еще не жесткие, как фольга, листья, на вянущие травы вдоль дороги ложилась тончайшая пряжа пауков-тенетников, под дуновением ветерка блестящие паутинки парили над головами, сентябрь выдался сухой, теплый, черные стволы деревьев диссонировали с яркой, золотой, розовой редеющей кроной с вплетавшимся иссиня-фиолетовым и красным колером. ВВП любил эту пору осени, да и как можно было ее не любить…; природа рождала лирическое настроение, столь ему не свойственное, и даже вынужденное приглашение гостей, у которых он по старой разведчицкой привычке хотел выведать то, что скрывалось между строчками их опасных писаний, не хмурило его чело; после часовой прогулки был обед, Арина присутствовала, пыталась разговорить гостей, создать благоприятный для разговора фон, гости однако были зашорены, на шутки отвечали вежливыми приклеенными улыбками, ВВП чувствовал – не в своей тарелке, боятся лишнее слово вымолвить…, но галлийское вино незаметно делало свое дело, гости раскрепощались, впрочем, пили умеренно, за исключением Увальня, тот не стеснялся. Перешли в рабочую комнату на втором этаже с дивным видом сквозь огромные стеклянные витражи на пламенеющий лес, ВВП объяснил цель встречи – поговорить о том, что, по мнению трех видных ученых-социологов, ждет Преклонию в ближайшие годы, гости закивали – они готовы, но только без утайки, подчеркнул хозяин Резиденции, и гости опять закивали; про себя он дал им условные прозвища: чернявый невысокий пожилой мужчина со складками и ложбинками на щеках, словно кто-то провел глубокую вспашку лица, был Жук – несколько лет назад перенес онкологическую операцию, как явствовало из досье соответствующей службы, но, кажется, поправился, вот только лицо… второй, высокий полный рыжеватый, с брюшком, был Увалень, женщину он прозвал Мальчиком.

“Наша встреча носит абсолютно неформальный характер, – начал он. – Так прошу к ней и относиться, за эти стены, как сами понимаете, ничего не просочится, так что рассчитываю на вашу полную откровенность, я знаком с вашими статьями и книгами и хочу уразуметь, сколь необходимо сделать то, к чему вы настойчиво призываете, пойдет ли это, действительно, во благо Преклонии – мы ведь все патриоты страны, не так ли? – а коль так, объясните, пожалуйста, почему изменение нашей Конституции столь необходимо именно сейчас? Неужто моя власть поперек горла обществу, тянет его назад, не дает развиваться, такой ли я уж монстр?” – рубанул начистоту, дабы сразу разрушить преграду недоверия: видите, я с открытым забралом, и от вас, дорогие гости, жду того же самого. Гости замежевались, начало разговора их удивило и слегка выбило из колеи, он почувствовал, особенно про монстра… пауза затянулась, он не торопил, оглядывал сидевших напротив немигающе, глаза в глаза, как умел только он один; Жук начал отвечать первым, он словно выпекал слова-блины, выливал жидкое тесто на сковороду, давал окрепнуть, переворачивал и в зарумяненном виде бросал в тарелку, речь получалась вкусной, отметил ВВП. “У нас выстроено государство-монополия, стоящее над законом и обществом, оно не в состоянии отвечать на новые вызовы.” – “А раньше могло? – спросил ВВП”. – “Раньше худо-бедно могло, а сейчас не может; выход возможен только в превращении Преклонии в правовое государство, однако мешает Конституция в ее нынешнем виде, она возвышает первое лицо над другими ветвями власти.” – “Иными словами, у нас монополия на власть одного человека”, – вставила женщина-Мальчик. – “И что здесь плохого, в Конституции записано: “ВВП определяет основные направления внешней и внутренней политики…” Почему вы считаете это тормозом для развития общества? – ведь все зависит от личности, его умения и желания действовать в интересах страны и народа; разве я так не действовал все годы, не превратил слабое, неуправляемое государство в сильное, мощное, с которым в мире считаются… и, в конце концов, не я же эту Конституцию разрабатывал и принимал…” – “Вы превратили слабое неправовое государство, безусловно, в более сильное, но такое же неправовое. У нас имитируется все: законность, независимая судебная система, свобода СМИ, демократия, наконец”, — вступил в разговор Увалень. – Все вроде бы есть, но ничего нет”. – “Вы полагаете, забрать у меня часть полномочий, урезать власть и есть выход…, но кто будет делить со мной эти полномочия, Дума? Посмотрите, кто там заседает, разве им можно хоть что-то доверить, они же все профукают… и даже новые партии, от чьей риторики звон в ушах, разве способны они на конкретные полезные дела… одна говорильня, а попадут в Думу, станут такими же, как остальные – нет, им ничего серьезного доверить нельзя. А выборы губернаторов… дайте здесь полную свободу, ослабьте вожжи – да на местах такие чудища появятся, многие с уголовным прошлым, болтуны, демагоги, бездельники…” – “Видите ли, – Увалень отодвинулся от стола, высвободив пространство для живота, – видите ли, пока сохраняется монополия на власть, исходящая из Конституции, самые честные выборы превратятся лишь в борьбу за эту монополию, и даже если предположить, что в Думу изберут самых достойных, ничего кардинально не изменится, будет повторение 90-х годов – тогдашний Правитель с самодержавными полномочиями и безответственная Дума, не имеющая доступа к реальной власти, и начнется вакханалия, борьба за эту самую власть”. – “Вот и я о том же, – ухватился за, как ему показалось, проговорку Увальня. – Я и являюсь гарантом стабильности, не допущу разброда и шатания, как при Деде, и распада не допущу”. – “Увы, стабильность – фикция, симулякр”, – ВВП вздрогнул, услышав знакомое, так нравившееся ему раньше слово. – То, что мы имеем сейчас, не стабильность, не альтернатива распаду, а его отсрочка, мы же платим дань, скажем, хозяину Вайнахии за его лояльность, и дальше будем платить, и не ему одному”.

Разговор пошел и впрямь откровенный, даже чересчур, отметил ВВП, высказываются напрямик, без оговорок и околичностей, он и хотел такой дискуссии, главное – не злиться и не пугать, не для этого же пригласил их к себе; и все-таки… “По-вашему выходит, что власть и передавать некому и незачем, только хуже будет… В рамках действующей Конституции с этим и впрямь есть проблемы, – подала реплику женщина-Мальчик. – Предположим, ваш пост займет представитель оппозиции, честный, порядочный, умный человек… ” – “А я, выходит, не умный, не честный и не порядочный?” – мигом съязвил ВВП, чем явно смутил собеседницу, которая пошла пятнами. – “Нет, нет, я о другом, и вообще, это фантастический вариант, – после заминки. – Так вот, придет к власти такой человек из оппозиции и объявит стране и миру, что Преклония стала демократической. Ничего подобного, не стала и не станет, ибо демократизм объявленный будет держаться на одной конкретной личности во главе отжившей системы властвования. Народ по-прежнему будет стоять перед ложным выбором – какому вождю присягать… А у чиновников вообще головная боль начнется, на какую карту ставить…” – “Более того, когда все на одну фигуру замкнуто, она вынуждена опираться на силовиков и чиновников, которых приходится прикармливать, разрешать им воровать и бесчинствовать в обмен на лояльность, оттого такая чудовищная, необоримая коррупция”, – добавил Жук. – “Если я вас всех правильно понял, необходимо отменять монополию на власть, но преклонская Конституция списана с галльской, там у президента тоже огромные полномочия и ничего!” – “В их Конституции не записано, что президент определяет основные направления политики, внутренней и внешней, у нас не галлийская модель, а самодержавная, переодетая в галлийскую”. – “Погодите… А может, дело не в Конституции и вообще не в законах, а в их неисполнении?” – “То есть в правоприменении, вы хотите сказать… Но почему, почему наш основной закон представляется листком бумаги, не более того? – встрял Увалень. – Да потому, что все замкнуто на одну фигуру, на Вас. А если бы в стране нашей парламент превратился в реальную силу с делегированием ему ваших, глубокоуважаемый ВВП, полномочий, не всех, но существенных, Конституцию не удалось бы игнорировать”.

Дискуссия и далее развивалась в одном направлении, ученые талдычили: властная элита не желает или не может выработать альтернативу, оппозиция вряд ли победит на выборах в Думу, несмотря на новые партии демократического толка, – власть не допустит – Жук так прямо и выразился: не допустит… она готова биться до конца за сохранение нынешней системы, однако избежать кризиса не удастся, кто и как выводить будет из него, не ясно, и кризис окажется тем глубже и катастрофичнее по своим последствиям, чем дольше будет пребывать во власти тот, чьи гарантии дарованы Конституцией… Последнее прямо не сказали, но подразумевали, Увалень вспомнил какого-то Осоргина – ВВП никогда не слышал о таком – дескать, Преклония позволяет кататься на своей шее каждому любителю верховой езды, иногда, встав на дыбы, она опрокидывает всадника – и сейчас же позволяет взнуздать себя другому; настроение портилось с каждой минутой, в глубине души пожалел, что устроил такую встречу, в первый и в последний раз, гости почувствовали, как начал стеклянеть его взгляд, как он все реже вклинивался в разговор, и постарались укоротить свое пребывание в Резиденции.

Как ни старался забыть визит высоколобых ученых, не шел он из головы, нет-нет и вспоминалось упущенное в горячке, не записанное сразу же после их отъезда, он считал необходимым записывать, чтобы иметь возможность, не полагаясь на память, при надобности вновь и вновь оценить аргументацию тех, через кого транслируются в общество крамольные идеи, а то, что они крамольны, у него сомнений не было, взять ту же известную и популярную в определенных кругах мысль Жука о чередовании в истории Преклонии либеральных реформ и авторитарных контрреформ, но не просто о чередовании, не о движении по кругу, а о том, что каждая последующая либеральная реформа шла дальше предыдущих; значит, надо ждать, исходя из логики Жука, новой такой реформы, которую он, ВВП, не допустит, пока жив – знаем мы этих либералов и что они принесут… ничего хорошего не принесут… лишь бы нефть поднялась в цене, хоть на немного…

Министр обороны, прежде долгие годы ведавший ликвидацией разного рода ЧП, коих в безалаберном государстве хватало, любитель делать презенты Властелину, например, в виде чудесной суки-лабрадора черной масти, не без задней мысли передал переведенную на русский книжку мудреца из Поднебесной, пару тысяч лет назад тот сочинил трактат “Искусство войны”, министр советовал внимательно прочитать – и был прав, книжка оказалась весьма занятной и небесполезной. Сунь-Цзы, так его звали, много чего высказал, ВВП законспектировал самое для себя примечательное, вот эту мысль, скажем: “Если вы сильнее вдесятеро, вы можете не обращать внимания на оппозицию. Если вы сильнее впятеро, атакуйте своих противников. Если вы сильнее вдвое, поссорьте противников. Если ваши силы примерно равны, старайтесь не рисковать. Если противник сильнее вас, избегайте столкновения с ним. Если же вы много слабее, старайтесь опередить противника”. Хорошо бы еще знать реальную силу противника, дабы не ошибиться в прогнозе, размышлял ВВП, записывая изречение, а для этого надо воспользоваться другим советом:”Для того чтобы побеждать, вы должны занимать выигрышные позиции. Вы должны доводить атаку до конца и уходить невредимым. Для этого вы должны владеть даром предвидения. Вы можете обрести его. Ни демоны, ни духи вам не помогут. Профессиональный опыт здесь также не при чем. Вам не поможет и анализ. Единственный источник надежных сведений – другие люди. Благодаря им вы будете знать о том, что происходит в стане врага…” И далее – будто из инструкции родного ведомства ВВП: “Вы можете использовать пять типов агентов. Вам нужны локальные агенты. Вам нужны глубинные агенты. Вам нужны двойные агенты. Вам нужны обреченные агенты. Вам нужны неуязвимые агенты. Вам нужны агенты всех пяти видов. При этом методы их использования вам следует держать при себе. В этом случае вы сможете составить ясную картину происходящего”. Досточтимый мудрый учитель Сунь-Цзы, если бы ты только знал, какой елей проливаешь на мое сердце… шептал ВВП, осмысливая прочитанное…; и далее – вселяющее уверенность и оптимизм, так необходимые ему сегодня:”Существует всего несколько нот. Тем не менее, вы всегда можете изменить их последовательность. Еще никому не доводилось слышать всех победных песен. Существует всего несколько цветов. Тем не менее, вы сможете смешивать их до бесконечности. Увидеть все оттенки победы не суждено никому. Существует всего несколько ароматов. Но кто сможет подсчитать количество их сочетаний? Все ароматы победы не ведомы никому. Вы начинаете наступление. Существует всего несколько типов уловок и открытых действий. Тем не менее, вы можете сочетать их бесчисленным количеством способов. Количество путей, ведущих к победе, бесконечно…”

В Преклонии можно до многого дожить, если долго жить; заглянуть бы одним глазком в щелочку завесы лет и увидеть, что будет со страной лет эдак через… во всяком случае, после 2024-го, когда… да, тогда, по всей вероятности, придется покинуть свой пост и отправиться на покой, но на покой ли – вот в чем вопрос, однако, чтобы прожить оставшиеся годы и приносить пользу стране и народу, придется бороться, и не на татами, бороться со всеми, кто замышляет развал государства, и тут советы Сунь-Цзы весьма кстати: количество путей, ведущих к победе, бесконечно… Не сдавать позиции, ни в чем не уступать, мелочи не в счет, побеждает не обязательно правое дело – но дело, за которое лучше боролись, победителя никто не спросит, правду он говорил или нет – кто же изрек простую истину, что-то очень знакомо, иначе не вспомнилось бы… кто-то из великих, а великих судит только история; и его когда-то ждет такой суд, славить долго не будут, история – ветреная девка, воздадут по заслугам, признают достижения, отметят недостатки правления и умолкнут, чтобы по прошествии времени опять броситься доказывать, что был ВВП спасителем отечества, мудрым и дальновидным, доверявшим интуиции, которая не подводила… а потом, по прошествии еще какого-то времени, начнут поливать поносом, утверждать прямо противоположное – был нетерпим к чужим мнениям, упрям в заблуждениях, не желал исправлять ошибки, под его водительством Преклония больше потеряла, чем обрела, а народ как жил в бесправии, так и живет по сию пору; что ж, судите, витийствуйте, выносите приговоры и отменяйте их – такая у вас, господа историки, доля, ему же все будет до лампочки, ибо ничто не меняется так быстро, как прошлое, а он уже будет находиться именно там.

Министр обороны уловил настроение Хозяина и устроил ему поездку в Ктыву, откуда был родом, характер отдыха определился по желанию ВВП, он рассмотрел возможные варианты и выбрал охоту на марала; прежде, в спокойные годы пребывания во власти и неподдельной любви народа он если и занимался охотой, то ради удовольствия побыть наедине с чистой и незамутненной природой – охрана знала эту его особенность и старалась не мозолить глаза своим присутствием, рассредоточиваясь в укромных местах, оружие он чаще всего не расчехлял, ибо был против убийства птиц и животных ради выброса адреналина – так, во всяком случае, говорил журналистам: “звери в том, что касается меня лично – могут, как говорится, спать спокойно, мне больше нравится наблюдать за животными в естественной среде обитания”; попутно пояснял, что очень любит рыбалку, но сетовал на то, что возможность посидеть с удочкой выпадает ему нечасто, правда, иногда работа даже помогает – как иначе смог бы половить рыбу в Заокеании, да еще в компании двух президентов? – сие, впрочем, было давненько, когда его еще приглашали в эту страну, а относительно охоты запрет стрелять распространялся только на Преклонию, в других местах он не проявлял подобной щепетильности: президент соседней республики Амчук неоднократно возил его в знаменитый заповедник, и там ВВП отводил душу, демонстрируя меткость и стреляя по перепелам крупным калибром, птичек разносило в клочья; охотился в заповеднике и на оленей, сидел в засаде, а Амчук загонял. Спокойные годы канули в Лету, копилось, пульсировало в кровотоке ожесточение, нужна была разрядка, выброс того самого гормона мозгового вещества надпочечников – лучше настоящей охоты, без прежних ограничений, что можно придумать…

Министр еще при Деде начал делать сногсшибательную карьеру, из лейтенанта запаса без соблюдения очередности присвоения офицерских званий стал генерал-майором, уже при новом Властителе дорос до генерала армии, перед ВВП преклонялся, перенимал некоторые его привычки и манеры и согласие провести неделю на охоте в родных пенатах министра воспринял как особую честь; можно не сомневаться – все будет организовано по высшему разряду. Сборы в столице в самом конце сентября были недолгими, два винтокрыла “МИ-8” ручной сборки из специального авиаотряда погрузили в чрево огромного транспортного самолета и перегнали в Ктыву, после чего на борту номер один ВВП с охраной и без единого пишущего журналиста и снимающего телевизионщика в обстановке абсолютной секретности прилетел в главный город Ктывы, откуда на вертолете его доставили в район охоты; никто даже из ближайшего окружения помощников и референтов не знал, где он и что он, знал только руководитель его администрации, но как и положено генералу того самого ведомства, помалкивал в тряпочку. В последние месяцы, обуреваемый тревожными предчувствиями, ВВП старался не покидать столицу надолго, в отсутствие Хозяина на рабочем месте в Преклонии прежде и происходили всякие неприятности, как говорится, кот из дома – мыши в пляс, а когда Хозяин на посту, бдит денно и нощно, тогда коварные замыслы осуществлять куда труднее; так что пускай будет как в анекдоте: мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус… – и все-таки принял предложение на счет охоты – в конце концов, он тоже имеет право отдохнуть по-человечески.

Министр предложил охотиться на рев, как еще говорят, на вабу: в период гона, объяснял он, а именно такое время было выбрано, молодые сильные маралы отгоняют слабых и окружают себя табунами-гаремами, иногда из двадцати самок, ревностно их оберегают и, чуть заслышат поблизости рев соперника, бросаются в бой; в этом особенность такой охоты – в разгар гона быки хорошо идут на вабу-манок, причем рев самца и маралихи отличаются. ВВП показали такую вабу – чуть ли не полуметровую трубу из бересты, похожую на пастушью свирель, с одного конца труба имела небольшое отверстие, с другого – овальную дыру, в которую выходят звуки; ВВП попробовал дунуть – ничего не вышло, вместо высокого сильного звука какое-то сипение; тогда бывший министр попросил одного из сопровождавших охотников показать вабу в деле, тот глубоко втянул воздух, приставив сжатые губы к малому отверстию, и с силой выдул, получилось и впрямь напоминающее олений рев.

Было довольно холодно, заморозки и первый снег пришли чуть раньше ожидаемого, прибыли в район охоты на вертолетах, обустроились в заранее подготовленных, отапливаемых автономной котельной помещениях, охоту назначили на завтрашнее раннее утро, а пока ВВП имел возможность сбросить груз безотрадных мыслей и скопившееся напряжение, бродя в одиночестве – охраны за деревьями видно не было – и вместе с бывшим министром по тайге; его удивило молчание природы, она словно насупилась в преддверии зимы, не слышно было птичьего свиста и пения, лишь пару раз курлыкал летевший на юг журавлиный клин, желтеющая лиственница стояла караулом у берегов небольшой реки, по которой плыла ржаво-золотистая, красная, бордовая листва; изредка попадались ободранные деревца – его спутник и устроитель охоты, высокий, ладный, с едва уловимой приятной картавинкой, услужливо объяснял: такой у маралов ритуал, сражение с деревьями в течение всего гона, минут пятнадцать, зрелище удивительное, сначала олень рогами рыхлит землю, вырывает сухую траву, попеременно отбрасывает ногами землю, при этом сильно возбуждается и ревет, высовывается пенис, брызжет моча, заливает брюхо, морду оленя, землю, марал ложится в политую мочой ямку, трется головой и шеей, стараясь побольше вымазаться мочой – зачем? – а кто его знает, такая привычка, вроде сильный запах мочи на шкуре провоцирует приход самок…; своего рода аккордом к излагаемым физиологическим подробностям нет-нет и звучал издалека разносимый эхом рев маралов. Загустели сумерки, темнота объяла пространство, охотники, их было четверо, разложили большой костер, в поленья подбрасывали моментально, с треском, как сухой хворост, сгоравшие и разлетавшиеся искорками подобно бенгальскому огню, но с жаром, ветки листвянки с мягкими шелковистыми слабо пахнущими духами иголками; выпили водки “по-маленькой”, ВВП тоже выпил, хотя спиртному уже давно предпочитал зеленый чай, изменяя даже любимому пиву, магия пляшущего, как дервиш, пламени – он однажды видел такой танец в Нидии – таила загадку и одновременно успокаивала, настраивала на приятные раздумья, уводила от сиюминутной тревожной реальности: ВВП вспомнил, как сколько-то лет назад рыбачил с желанным гостем князем Адальбертом не так далеко отсюда, в верховьях большой реки, и снялся по пояс обнаженным – весь мир залюбовался, особенно женщины, тогда заговорили о нем как о мачо: действительно, дикая природа, могучая река, ковбойская шляпа, брюки хаки, ботинки на толстой подошве – и голый торс атлета, нарочитая демонстрация мощи Властелина, не стесняющегося свалившейся славы, не боящегося слово лишнее вымолвить, как было в самом начале, а раскованного, физически сильного, психологически устойчивого человека, мужчины. Кто-то из политтехнологов, говоря о снимке, где он идет по воде, провел параллель с Христом, явный перебор, но все равно приятно, а другой политтехнолог, помнится, писал, что для женщин ВВП является идеалом сильного, надежного и трезвого спутника, а для мужчин – “своим мужиком”, с которым хорошо сходить на футбол или пропустить пару кружек пива, а что, правильно писал! – недаром девичья поп-группа с эстрады объяснилась ему в любви: “И теперь я хочу такого! Такого, как ВВП – полного сил!” – кто еще из властителей позировал с голым торсом? – как ему сказали, только латинянин Дуче и застреленный в Техасе заокеанский президент.

Недолгое успокоение сменилось тоскливым сжатием посредине груди, отпускало и снова сжимало, так, говорят, бывает у сердечников, никогда прежде подобного не испытывал, возникать стало в последние месяцы, доктора уверяли – он совершенно здоров, и сердце работает, как часы, но сжатие не оставляло в покое, вот и сейчас – и откуда-то выплыл полузабытый образ тигрицы из Красной книги, с какой стати, почему? – как ее звали…, Серьга, кажется, в дальневосточном заповеднике ее поймали ученые специально для него, он выстрелил в нее из устройства по обездвиживанию животных, а когда она заснула, надел GPS-ошейник, чтобы отслеживать ее перемещения в тайге; происходило в том году, когда он временно уступил высокое кресло Плюшевому: через некоторое время каждый желающий мог наблюдать за перемещениями Серьги по сигналу джипиэски на его, Повелителя, сайте; и все бы хорошо, но какие-то биологи-экологи заподозрили инсценировку, подставу, трюк и тут же ринулись сливать свои дерьмовые подозрения в Сеть, к радости неописуемой Дневального и таких же хомячков – якобы никого ученые не ловили, а специально доставили тигрицу из зоопарка за несколько сот километров в тайгу и пока ждали вечно опаздывающего высокого гостя, ревнителя живой природы, защитника редких особей от истребления, подкалывали Серьгу препаратом, делавшим ее спокойной и полусонной, и до того заврались биологи-экологи, что далее утверждали совсем уж невообразимое – через пару дней после встречи тигрица подохла, что же касается наблюдения в Интернете за ее перемещениями по тайге, то там была другая тигрица и карту перемещений делали фальшивую. Вот же типы, вечно подозревают в пиаре, на обмане замешанном, как с амфорами… да хоть бы и так, беды-то нет никакой, все работает во благо – вот какой человек, добрый и гуманный, руководит Преклонией, главное – имидж; и не важно, что рулить дозволено было Плюшевому, все же понимали, кто штурман, курс прокладывающий…

Что будет в декабре, как добиться большинства в Думе, где столько партий, и каждая целит обрести лидерство, разные там Дневальные, Прыжковы, Земцовы и иже с ними; приемы и уловки власти хорошо известны, а новые выдумать трудно, “Единая Преклония” дышит на ладан, вместо нее – “Народный фронт”, тяжело звучат все эти военные термины: фронты, битвы, сражения, наступления и пр., но других никто не придумал, от армии же шарахаются, как черт от ладана, откупаются кто как может, и погоны надевать, становиться профи тоже не шибко спешат, хотя сегодня и деньги немалые, и льготы… почти как в Заокеании; удивительная страна Преклония и удивительный народ: пытаешься сделать, как у других, – не получается, и по-своему делать тоже не выходит, остается – ничего не делать, а это рискованно и даже опасно…

…Охота началась на зорьке, несильный мороз слегка прихватывал щеки и нос, чуть впереди двигался охотник с манком, вабил два-три раза и замолкал, ВВП шел поодаль вместе с бывшим министром и еще одним охотником, пожилым тувинцем с прореженными, подернутыми никотиновым налетом зубами, неистощимым на разные истории – рассказывал вчера у костра, как в молодые годы работал с геологами, сопровождал каюра с оленями, забыл спрятать на ночь трехлитровую банку с солью, олени нашли банку и, будучи весьма охочи до ее содержимого, всовывали морды в горловину, вздымали банку, трясли, как алкоголики, добывавшие из бутылки последние капли спиртного, и жадно глотали и слизывали языками вожделенную соль; тот же абориген, не стесняясь, вспоминал, как за ним ходил по пятам олень в ожидании момента, когда он расстегнет брюки противоэнцефалитного костюма и пописает на ягель, который в мгновение ока будет слизан; отзвуком на манок звучало оленье “и-и-и-у-у-о-а”, иногда ВВП слышалось “и-и-у” и нечто, напоминавшее рявканье. Прошел час, олени отзывались на манок, но не приближались, группа углублялась в тайгу, наконец, брачный рев стал доноситься ближе, на один из таких звуков бывший министр и повел ВВП, подсказав, что пора приготовить оружие – нарезной карабин калибра 338 Lapua Magnum с оптическим прицелом; они затаились в кустах, а идущий впереди вновь издал манящий звук трубы; бывший министр вежливо коснулся руки ВВП и указал направление – смотрите туда, ВВП вскинул карабин и в оптический прицел увидел то, ради чего все и было затеяно: в прогале лиственниц тихо, осторожно ступал олень, не подавая голоса, постоянно озираясь во все стороны, удостоверившись, что опасности нет, он поднял голову так, что рога легли на спину, и громко ответил вабе: “и-и-и-у-у-о-а”… Марал, не ведавший обмана, был первозданно красив, животный инстинкт гона превращал его любовную игру в необоримую страсть, в призывном сигнале самки заключался для него высший смысл бытия, желание переполняло, захлестывало его всего, он все смелее приближался к предмету страсти, вот-вот увидит выступающие из-за стволов очертания самки и… ВВП держал его на мушке, до оленя уже не более ста метров, он покосился на соседа, тот кивнул – можно… Слабая, неоформившаяся, словно ветром занесенная, мысль на мгновение отвлекла, лишенный сентиментальности ВВП внезапно подумал, что убивать животное в разгар любовных игр – это… долесекундная мысль не успевала угнездиться, но рождала дискомфорт, искажала представление о правильности устройства всего сущего в природе, ему было горько-одиноко оставаться наедине со своим ощущением, он задержал дыхание и отвел ствол, выстрелив в свободное пространство…

Год две тысячи шестнадцатый катился к закату – со всеми тревогами и радостями, сбывшимися и провалившимися в тартарары надеждами и обещаниями, предчувствиями и предзнаменованиями, с невероятным увеличением везде, кроме Преклонии, добычи газа из сланцев, затмевающего нефть, заменяющего ее всюду где только возможно и стремительно опускающего цену на свою главную конкурентку, с растущей инфляцией и нехваткой денег в бюджете, задержкой выплаты зарплат и отказом от многих робких начинаний, не успевших развиться, с телодвижениями оппозиции сродни осторожным подпрыгиваниям не батуте, чтобы с третьей или четвертой попытки вознестись высоко над головами, мягко спружинить при приземлении и снова подлететь – еще выше, поразив публику, но выше не получалось, и публика не разевала рот в изумлении. Преклония настраивалась на новые выборы, которые много обещали, но не все верили в возможность достижения хотя бы половины обещанного: ВВП реагировал на происходящее внешне безучастно, это была маска, он по-прежнему убеждал себя – ничего такого, что расходится с его планами, не произойдет, мелочи не в счет; и только выход на свободу в означенный срок, ни днем раньше, главного узника заставлял задуматься о дальнейших действиях в отношении МБХ, а то, что в покое его оставлять нельзя, было очевидно.

Он так неотступно думал об этом, что опять дождался прихода снов, не все, к счастью, помнились, но некоторые мучительно отзывались нелепостью положений, в которые попадал, он томился ими, принимал снотворное, помогало плохо, в снах он изредка разговаривал с МБХ, иногда к ним двоим присоединялся старый знакомец – мерзкое рогатое существо в обличии черта – и начиналась форменная вакханалия; его почему-то охватывало совсем не свойственное состояние, которое вызывало сердцебиение и пот, это не были стыд, жалость или вина, совсем нет, тем не менее, он всегда оказывался в положении оправдывающегося, МБХ лишь щурил глаза в намеке на больно ранящую, уничижительную улыбку, но прямо не высказывался, черт же наседал, наглый и мерзкий, что-то пытался доказывать, он явно нарывался и если бы не был чертом, ВВП ввинтил бы ему по рогам или бросил через колено, но даже во сне боялся связываться с нечистой силой, все его существо пронизывало запоздалое раскаяние, за что, почему, он не ведал, но именно этим все заканчивалось и он просыпался; наступал день и при его свете он вновь думал, как теперь поступить с обретшим свободу заключенным, на чью смерть ВВП втайне надеялся все эти годы, однако сам никаких усилий по этому поводу не предпринимал – было бы как-то не по-христиански, да и на третий срок осудить не видел возможности – ор бы начался вселенский…

Последний сон совсем доконал: заспорили относительно ненависти, чем питается это чувство, МБХ, бритый наголо, сидел в клетке из толстых прутьев, напоминающей безопасное для людей звериное укрытие, тигров, к примеру, черт носился вдоль клетки, просовывал острую морду между прутьев, отпрыгивал, будто освобождался от металлических оков, оборачивался и глумливо повизгивал, глядя на ВВП, сидевшего поодаль на стульчике, словно отдыхающий дрессировщик; так что же такое ненависть? – доносилось сквозь повизгивание, ненависть – месть труса за испытанный страх, сам же пояснял черт, гнев слабых, чем несправедливее ненависть, тем она упорнее… пристал с ножом к горлу к МБХ: что тот испытывает к человеку, по чьей вине… и так далее, МБХ потер в раздумье переносицу, окинул ВВП пустым, невидящим взглядом и изрек, будто о постороннем, не находящимся сейчас рядом: “Ненависти к нему не испытываю, но презирать его никто мне не запретит, и еще – жалеть, он и впрямь достоин жалости как всякий исторический персонаж с отрицательным знаком, он все еще пребывает в иллюзии, что является спасителем отечества, на самом же деле… кого и от чего он спас…”; щурился, шевелил губами, и ВВП отчетливо различил полушепот сидевшего в клетке: “Ах, как мучительна ненависть без взаимности…” Черт задрыгал ногами, застучал копытцами, словно чечетку отбивал: “гляньте на эту рожу с натянутой, как на барабане, кожей – это он-то спаситель, отец нации…” – и захихикал громко и отвратительно; смолкнув, посерьезнел и понес несусветную чушь: оказывается, нынче не черт соблазняет человека, сбивает с пути истинного, а человек – черта, к нему, рогатому, очередь выстроилась желающих попытать удачу; ничего более страшного, чем сам человек, не существует, не рядовой черт – сам дьявол совершить такого не сможет, во как времена изменились…

Круглосуточная прослушка дома МБХ принесла важные сведения: он в очередной раз собирается за границу, похоже, надолго, это же подтвердил агент, внедренный в его окружение, однако покидать Преклонию насовсем не входит в его планы, тема эмигрирует – не эмигрирует стала горячей, журналисты не дают ему прохода с той минуты, как глотнул воздух свободы; ничего ужасного, по мнению ВВП и его окружения, МБХ не говорит и не пишет, все ожидаемо, и его прогноз будущего страны, и предлагаемые решения выхода из кризиса – и где он углядел кризис? – и пути политической реформы, но одно дело – болтать здесь, и совсем другое – там, в милым его сердцу Заокеании и Альбионии, ну и пусть болтает, куда важнее, чтоб дома воду не намутил, подольше бы за бугром оставался. МБХ в первый свой выезд провел за границей около трех месяцев, став героем бесчисленных теле- и газетных интервью, специальных слушаний в Сенате Заокеании и парламенте Альбионии, выступлений в университетах; по имевшимся сведениям, купил новое жилье для жены и детей, престарелые родители тоже не прочь прожить остаток лет далече, МБХ же рвется домой, где ждут важные дела, сам избираться в Думу не желает, отказывает партиям, жаждущим заполучить его в свои ряды, значит, метит выше, пришел к убеждению ВВП, догадка поселила в нем определенное разочарование в себе, сомнение в безошибочности своих действий – лучше все-таки, надежнее было закрыть его совсем…

Если вы можете вспомнить, что вас огорчало неделю назад, значит, у вас превосходная память, за неделю до думских выборов он не мог ни о чем другом, кроме выборов, думать и говорить, а уж о том, чтоб вспоминать, и речи не было; ожидание вероятной беды обычно мучительнее самой беды, так утверждают – и опыт подсказывает правоту такого суждения, но не во всех случаях: иной раз ожидаемые неприятности мобилизуют внутренние ресурсы, создают своего рода броню вроде кевларовых жилетов у его охранников и у него самого в момент ловли гюрзы; сейчас все происходило иначе – когда-то давно читал умные книжки, втемяшились четыре строчки про черепаху и ее панцирь из пережитого страха, надежней которого нет, строчки были поэзией, стихи он на дух не переносил, потому и запомнил лишь саму суть, не встроенную в рифму: панцирь из пережитого страха…, здорово сказано! Нет, страха сейчас не было, была уверенность, что снова всех переиграет – смог же успешно отбивать атаки, повторявшиеся каждый год с завидной упорной тупостью и требовавшие досрочных выборов, смог, хотя было непросто, пришлось в больших городах демонстративно устраивать винтилово, с арестами и избиениями митингующих – а куда деваться? – страха нет, в его руках такие возможности… эти хомячки и не догадываются, какие возможности – хоть тыщу камер видеонаблюдения поставь, на каждый участок по сотне наблюдателей, а итог будет тот, который нужен, и никакого другого не будет; и пускай партии Дневального и Прыжкова единым фронтом идут и всякие социал-демократы им в хвост пристраиваются вкупе с “Левым альянсом”, его, ВВП, Народный фронт им не обойти, и хорошо, что Оглобля от партии отказался, хорошо помнит, как сколачивал миллиардное состояние, знает, сколько на него компромата нарыто; деньги и глупость дают наибольшие шансы на победу, а народ в сущности глуп, многие думают, что все окончится добром, чушь, другая Преклония, если и появится, совсем не будет доброй… впрочем, Дневальный тревожит по-настоящему, он умеет говорить с чернью, в отличие от прежних лидеров бандерлогов, неудачников и болтунов. Страха и растерянности не было, взамен все чаще, как начавшие беспокоить внезапные приливы крови к голове, опустошение и апатия, неведомые прежде, извечная жажда борьбы и победы замещалась безразличием, столь ему не свойственным; он, когда требовалось, легко мог скрывать ненависть, если только его не спрашивали об МБХ – тут он чуть ли не впадал в ступор, но не умел и не научился скрывать безразличие; кажется, перемену в нем заметили люди из ближнего круга, никто ничего не говорил и даже не намекал – попробовали бы! – но он чувствовал нутром, что заметили и пребывают в растерянности, не зная, как реагировать и надо ли реагировать вообще.

И вот настал день, которого в Преклонии ожидали со смутными чувствами: одни уповали на будоражащие воображение перемены, пусть и не моментальные, но неотвратимые, другие их страшились, мучительно размышляли, как совладать с новой ситуацией; ВВП представлял эту картину в виде готовых к схватке на татами дзюдоистов, в одном угадывал себя, яростного и опытного, в противнике – некий размытый образ, лик его менялся, в конце концов, лик не имел значения, важно было другое – обхитрить, провести прием – бросить через спину или сделать переднюю подножку и зафиксировать победу, от которой зависело дальнейшее.

Утро воскресного осеннего дня он решил посвятить хоккею: вместе с сыном, экипированном в детскую, специально пошитую форму с эмблемой сборной Преклонии, в “коробке” с искусственным льдом гоняли шайбу, бросали по пустым воротам; Дима катался лучше отца, он рос спортивным, ВВП показывал ему некоторые приемы дзюдо, и сын изредка пытался, застав отца врасплох, применить их против него, что не запрещалось, но и не поощрялось – семилетний белоголовый крепыш мог нечаянно нанести отцу травму; в его годы, да и позже, будущий ВВП никогда не стоял на коньках, впервые надел их в Хазакстане, на зимних сборах в его команды дзюдоистов, надел – и тут же сверзился, подвернув ногу, и лишь лет шесть назад сумел-таки освоить коньки – даже шайбу бросать научился, невысоко, правда, вот и сейчас изредка обыгрывал Диму в единоборствах, но тот все равно был быстрее, увертливее, норовил применить силовые приемы, иногда удавалось, отец падал на лед под смех и поощрительные возгласы Арины, наблюдавшей за игрой у бортика. Хоккей стал еще одной спортивной привязанностью ВВП – недаром его усилиями удалось добиться проведения в Преклонии в апреле-мае чемпионата мира, организовали прекрасно, в столице и городе на болотах, вместе с миллионами преклонцев ВВП радовался победе своих – а что может быть лучше спорта для укрепления в мятущихся людских душах патриотизма – для этого, разумеется, надо обязательно выигрывать, при неудаче же кучи дерьма обрушатся на головы виноватых, а виноватыми окажутся все и больше всего он сам – в этом лишний раз убедился после зимней Олимпиады в субтропиках.

После получасовой игры переоделись, позавтракали, и ВВП отправился в рабочий кабинет, Дима увязался за ним; на стене на огромном плазменном экране красовалась карта страны, перемигивались разноцветные лампочки-индикаторы, выскакивали то и дело менявшиеся цифры, шли названия партий, чьи представители выбирались сегодня в Думу, появлялись и исчезали картинки происходящего в данную минуту на избирательных участках за тысячи километров от Резиденции; электронную карту соорудили к выборам, она точь-в-точь копировала ту, которая предстала сейчас в операционном зале перед членами Центральной избирательной комиссии и допущенными журналистами. “Папа, что это за огоньки, объясни”. – “Они показывают, как идет голосование на местах, ты же знаешь, я говорил тебе – сегодня выборы в Думу”. – “А что это за картинки, и ящики какие-то, чего-то туда кладут…”. – “Специальные камеры показывают, что внутри участка происходит, чтобы исключить мухлеж, а типа ящиков – новые электронные аппараты для голосования, мы их впервые на таких выборах опробуем, люди кладут бюллетени с фамилиями тех, кого хотят выбрать”. По выражению Диминого лица понял – ему мало что понятно, семь лет, откуда к нему понятие… – “Что такое мухлеж?” – уцепился за незнакомое слово. – “Как тебе объяснить…, в общем, обман”. — ”И твое имя там есть, ну, что в ящики засовывают?” – “Нет, моего нет”. – “А почему?” – “А потому, что я над ними всеми, я самый главный начальник”. Дима шевелил губами, бормоча про себя – уже в пять лет он умел читать и считать до тысячи, в первый класс школы он не ходил, учителя занимались с ним на дому, друзей-сверстников он не имел вследствие их отсутствия в Резиденции, лишенный общения с детьми, рос он не по годам рассудительным, копирующим взрослые манеры и обороты речи, это беспокоило Арину, предлагавшую отдать мальчика в хорошую частную школу, ВВП был категорически против, – террористы могут прознать, и тогда… “Вечно тебе вайнахцы мерещатся!, – однажды не выдержала, – вон сколько охраны…”, – и получила жесткий ответ: “Я не могу и не хочу рисковать единственным сыном, ясно?!”

“Папа, я так понял – впереди Народный фронт”. – “Правильно понял, Народный фронт – моя партия, мы обязательно должны победить, иначе будет плохо”. – “А почему будет плохо? Ты перестанешь быть главным начальником?” – “Нет, сынок, главным начальником я останусь, надеюсь, еще надолго, но труднее станет управлять страной”. – “А почему труднее?” – “Ну, ты и почемучка… Потому, что некоторые нехорошие дяди и тети, не любящие свою страну, захотят перемен, а перемены всегда опасны; жизнь, Дима, на самом деле очень простая штука, запомни, а все сложное, непредсказуемое несет беспорядок, хаос, ты это не осознаешь пока, поскольку маленький, вырастешь – и обязательно вспомнишь слова отца; борьба хороша только на татами, где мы с тобой приемы отрабатываем, а в жизни борьба опасна и рискованна, лучше все решать тихо-мирно, однако приходится бороться и даже воевать с некоторыми”.

На плазменном экране галопировали цифры, высвечивался ход голосования, Дальний Восток готовился отойти ко сну, завершив важную миссию, Диме прискучило и он убежал в игровую комнату, а ВВП утопил тело в глубоком кожаном кресле и стал напряженно вглядываться в экран; его родная Преклония, за которую он готов был без раздумий отдать жизнь – во всяком случае, уверовал в это и не давал себе повода усомниться в собственной решимости, его родная Преклония делала выбор на ближайшие годы, звонил телефон, руководитель администрации, генерал с делившим роскошную шевелюру косым пробором сообщал то, что ВВП знал и без него – восточные районы проголосовали слабо, Народный фронт хотя и впереди, но не набрал запланированного количества голосов, генерал вносил ясность: под бдительным оком губернаторов и мэров избиркомы выполнят то, что им положено, так что данные могут измениться в лучшую сторону; к сожалению, партии Дневального, Прыжкова и “Левый альянс” совсем рядом по голосам, несознательных граждан у нас много, зато коммуняки и “жирики” отстали…, а мелкие партии – всякие там “Монархические”, “Пираццкие”, “Добрые Люди Преклонии”, “Казачья”, “Любители пива”, “Гражданская сила”, национал-демократы и прочая хрень и близко к Думе не подберутся; с этими партиями со смешными и просто идиотскими названиями ВВП давно все было ясно – для того и создавались еще четыре года назад при его согласии, чтобы воду замутить, это как мальки, спущенные в реку – большая часть погибнет, так и не развившись, остальные послужат наживкой для ловли крупной рыбы.

Дважды выходил по Skype новый председатель ЦИК, сменивший по-собачьи верного, но одиозного Чура, лысый и гладко выбритый, прямая противоположность предшественнику, один вид бороды которого раздражал и гневил многих, и сообщал подробности: на таких-то участках в таких-то областях были волнения, кое-кого наблюдатели поймали на вбросах и “каруселях”, но в целом все идет по плану; по плану… планы разные бывают, человек всегда врет, себе и другим, но больше – себе, кто-то там из великих изрек: каждый человек вырабатывает правила для оправдания собственной жизни, а в чем и перед кем оправдываться ему, Властелину Преклонии: друзей он никогда не предавал, был верен слову, выполнял то, что обещал конкретным людям – вы ко мне по-хорошему и я по-хорошему, а кто ко мне по-плохому, то и я отвечу тем же; а безликим массам… этим можно было впаривать что угодно, вешать лапшу на уши, обещать золотые горы, что он и делал сообразно обстоятельствам: нынешнее поколение преклонцев будет жить при комм… фу, типун на язык; это было психологически оправданно, ибо поднимало у народа настроение, народ и впрямь верил, что живет в великой стране, подающей пример остальным, а кто не верил, с теми и говорить не о чем; но тогда нефть за сотню зеленых зашкаливала, а сейчас…, одни слезы, честно говоря, он боялся, что обозленные работяги хлынут на улицы, средний-то класс убедить, что живет не беднее прежнего и даже лучше, – не удается, а вот работяги… зарплату получают с опозданием, цены растут, инфляция… в общем, дела швах и просвета не видно, однако народ пока баррикады не построил, наш замечательный долготерпеливый доверчивый народ, честь ему и хвала.

Итоги выборов не порадовали – несмотря на все старания и давиловку на местах – по этому поводу скандалы и обвинения власти в мухлеже впереди, как же без них… – Народный фронт не добился ощутимого перевеса, набрав 31 процент голосов, “Единая Преклония” во главе с Плюшевым – укоренилось и другое его прозвище – Фитюлька, и того меньше – 14 процентов, зато партии Прыжкова, Дневального, “Левый альянс” и “Груша” в сумме набрали более половины голосов; что же касается коммуняк и “жириков”, то их результаты оказались совсем скверными: соответственно 9 и 5 с половиной процентов; впрочем, цитируя про себя маленького рябого вождя, ВВП утешался мыслью, что могло быть куда хуже; и ни одна скороспелая, как плод, некогда выращенный великим преобразователем преклонской природы Окачуриным, ни одна партия с чудным названием из созданных четыре года назад в Думу не попала; что ж, надо делать выводы, а не сопли жевать и цепями себя бить – будем работать с теми, кто есть, успокаивал себя ВВП, на них тоже управа найдется, покуда власть в его руках.

Зима две тысячи семнадцатого выдалась куда более суровой, чем две предыдущие, уповать на извечный преклонский пофигизм: эка невидаль – морозы… не приходилось, то и дело выходили из строя отопительные системы, вымораживались не отдельные дома, а целые кварталы, то здесь, то там не хватало топлива для ТЭЦ – плохо было с подвозом, ежедневно с обморожениями в больницы доставляли сотни людей, а многие не доживали…. телевидение показывало леденящие душу кадры, а не показывать было нельзя – клокотание людской массы приближалось к опасной красной черте, оппозиция, почувствовав второе дыхание, ярилась, бубнила о невозможности управлять запущенной страной прежними методами, виня в этом исключительно ВВП, Дума устраивала громкие обсуждения – у внутренних врагов имелась теперь трибуна, и они ее использовали на полную катушку, аварии же катились по стране одна за одной, образуя зловещую цепную реакцию, премьер проводил бесконечные совещания, но было очевидно – его старания и авторитета недостаточно, бразды жесткого правления взял в свои руки ВВП, снова, как прежде, ездил и летал в отдельные, недалеко отстоящие от столицы, терпящие бедствие города и поселки, успокаивал народ, проводил показательные порки, вздрючивал начальников, снимал одних и назначал новых, на него многие вновь смотрели как на спасителя, укротителя бунтующей стихии, мага, который взмахнет волшебной палочкой и все образуется, но ничего не образовывалось и так продолжалось до конца февраля, когда морозы, в отдельные недели зашкаливавшие за тридцать, и не только в северных и восточных районах, где доходило и до сорока, но и в центральных, в столице и городе на болотах, начали ослабевать и появилась надежда пережить зиму с восполнимыми потерями. А тут подоспел саммит Преклония-НАТО, и ВВП отбыл в Броколь, где встретился с новым президентом Заокеании, специально прибывшим ради личного знакомства; после его инаугурации прошло полтора месяца, новоизбранный лидер смотрелся великолепно, ВВП внутри себя вынужденно признал это, пожимая руку высоченному – везет же Заокеании на росляков, и предыдущий был на двадцать сантиметров выше ВВП, и нынешний ростом не обижен, зато в плечах шире предшественника, мощнее, круче, недаром в университете увлекался футболом, хилякам заказанный, единственный физический изъян – легкое прихрамывание, след автоаварии в молодые годы – не портил впечатления; по данным собранного на нового президента подробного досье ВВП сделал три вывода: жесткий республиканец, но без фанатизма, во время избирательной кампании критиковал Преклонию и ее Властителя, однако палку не перегибал, говоря о борьбе оппозиции с действующей властью и отстаивая приоритеты прав человека, не в пример предыдущему – демократу , кто эти права, слава богу, не часто вспоминал; второе, на что ВВП обратил внимание, – больше озабочен внутренними делами своей страны, экономика стремительно пошла вверх, хочет не спугнуть рост, а придать ему дальнейшее ускорение; и третье – договариваться с ним будет трудно, что-то в нем есть от обожаемого в Заокеании по сей день президента-бывшего актера, который умел брать на себя, и этот тоже, видать, не боится ответственности; они замерли в рукопожатии перед телеоператорами и фотографами, ВВП словно взглянул на себя и своего соседа сквозь объективы камер, увидел воображением идущие в мировой эфир кадры и газетные снимки и на мгновение – только на мгновение! – испытал неведомое прежде чувство ущербности: в сравнении с заокеанцем, впечатляющим зрелой мужской красотой, не достигшим пятидесятилетия шатеном с выбеленными инеем висками – а может, подкрашивает ради красоты? – с упругой загорелой кожей лица, не знающей подтяжек и ботокса, серыми глазами с буро-жёлтым обрамлением вокруг зрачков, излучающими странное свечение, как у кошек, будто фосфоресцирующими, искренней доверительной улыбкой, демонстрирующей ровные белые зубы – наверняка бабы от него без ума, – шестидесятипятилетний Властелин Преклонии, на голову ниже, с искусственно гладкими от уколов поддужьями глаз, щеками и подбородком, пересаженными в череп белесыми волосами смотрелся проигрышно; пережив по срокам пребывания во власти двух заокеанских президентов – того, кого наглецы-карикатуристы изображали в виде обезъянки, кто, заглянув ему в зрачки, увидел в них душу, и узкоплечего мулата, по наивности желавшего быть понятым и одобренным всеми и потому стремившегося ни с кем не вступать в конфронтацию, пережив их, ВВП сейчас услышал тихий, едва уловимый шелест времени, струящегося в песочных часах, его времени, неотвратимо убывающего.

В последние годы он окончательно выстроил внутри себя систему координат, в которой Заокеании отводилось место грозной силы, с которой вынужденно приходится считаться и договариваться; верный себе, он делил людей – и страны – на врагов и предателей, друзья не в счет, для них существовала особая координата, да и были ли у него преданные друзья? – он в этом все больше сомневался; с врагами можно было вступать во временные соглашения, это не возбранялось и даже приветствовалось, с предателями же разговор был короткий – они подлежали уничтожению, но если с людьми все происходило более-менее по налаженной схеме, то со странами оказывалось сложнее. Заокеания относилась к категории врагов, отношения с ней складывались по-разному, в зависимости от обстоятельств, но если полтора десятка лет назад он считал возможным идти ей навстречу, то затем возобладало недоверие, появилось опасение быть обманутым, обведеным вокруг пальца, соответственно, менялось и отношение; в былую пору, кидая на митингах и в высоких собраниях фразы об опасности следовать в фарватере коварных планов и замыслов Заокеании, он прекрасно осознавал, кому и для чего направляет эти знаки, внутри себя он знал – любой политик на его месте поступал бы точно так же, народ нуждался в образе врага, всегда кого-то надо натравливать на кого-то, такова диалектика выживания, однако то были лозунги для разогрева толпы, сам же ВВП прекрасно отдавал себе отчет в том, что следовать им в большой политике пагубно; незаметно в системе координат все начало смещаться – он все больше верил словам, брошенным в толпу, казавшееся пригодным лишь для внутреннего пользования приобретало черты вполне вероятного, реального, существующего на самом деле, Заокеания раздражала, злила, хотелось делать ей наперекор, и чем хуже шли дела в Преклонии, тем больше верилось в то, что все это – происки враждебного государства. А ведь по молодости и незрелости, служа в Гансонии, он относился к Заокеании совсем иначе – или это было ослепление, присущее в ту пору многим? – он хорошо помнил тогдашние свои вольнодумные мысли: “это же они нас боятся, а не мы их, это они вполне допускают, что мы можем развязать войну… у них есть механизм для предотвращения безумия, а у нас? – не нам надо бояться Запада, а они имеют все основания бояться нас, и только очевидное военное превосходство Заокеании может образумить властителей в Кремле…” Да, именно так он мыслил, теперь смешно вспоминать – о войне, понятно, речь не идет, но в остальном… в остальном им доверять нельзя, и на переговорах с участием нового президента он, ВВП, должен быть начеку, хотя в чем-либо переубедить этого типа вряд ли удастся.

Двухдневная встреча проходила в жестком регламенте: вначале переговоры генсека НАТО и президента Заокеании, с одной стороны, ВВП и министра обороны, с другой; заняло это два часа, никаких документов по итогам подписано не было, лишь даны указания группам экспертов обсудить все еще существующие неясности с нахождением системы ПРО у границ Преклонии; неясностей на самом деле не было, но их необходимо было придумать, чтобы выторговать кое-какие преференции: ВВП напирал на то, что установленным вопреки желанию преклонцев ракетам-перехватчикам нечего перехватывать, так как главная угроза, исходившая от Персиании, более не существует – ядерные объекты под контролем МАГАТЭ, генсек и вторивший ему президент полагали – ракеты могут лететь и без ядерной начинки, но причинить немалые разрушения, притом угроза может исходить не только от Персиании, да и о чем, собственно, спор: ПРО уже существует, демонтировать установки никто не собирается, но, с жаром уверяли, ракеты-перехватчики никоим образом не угрожают Преклонии, по этому поводу составлено специальное соглашение, обещания не на словах, а на деле, юридическим языком, зафиксированы на бумаге, чего с таким рвением добивалась Преклония; она расположила свои ракеты близ западных и южных границ, возражений не последовало, так что все о’кей. В общем, обсуждали то, что не несло в себе ничего нового, можно было и не собираться, терять время, думал ВВП, тем не менее чувствуя – приезжать в чудесный европейский город Броколь стоило хотя бы для того, чтобы недавно избранный президент Заокеании мог заглянуть ему в глаза – и наоборот.

Встреча двух лидеров один на один произошла на следующий день перед обедом, президент источал благожелательность и радушие, ВВП чувствовал, это не было наигранным, выразил осведомленность относительно страшных холодов, от которых страдает Преклония, так и сказал – страдает, перевод был абсолютно точен, и попросил передать привет и наилучшие пожелания народу, мужественно борющемуся с гримасами климата – а наши демократы еще уверяют в его потеплении… не преминул пустить шпильку в адрес соперников; ВВП поблагодарил за слова участия, однако заметил, что преклонцы – не неженки, климат у нас действительно суровый, помогал, к слову сказать, побеждать захватчиков, посягавших на нашу святую землю, к морозам нам не привыкать, справимся, – и после секундной паузы: “У нас – стужа, у вас – торнадо, у нас от морозов не погибают, – слукавил, – у вас после буйства стихии и огромные разрушения, и человеческие жертвы, не так ли?” – “Да, так, – охотно поддержал тему разговора президент. – Я на себе испытал торнадо: однажды, еще в бытность мою мэром, попал чуть ли не в эпицентр, машину подбросило, как теннисный мячик, на метр-полтора, слава богу, не перевернулись, сила ветра была ужасная”. – “Господин президент, вы возглавляете великую страну, я немало лет у руля другой великой державы, возложенная на нас нашими народами и историей миссия требует находить общий язык по спорным вопросам; объясните мне, пожалуйста, зачем Заокеания постоянно пытается вставлять нам палки в колеса, поддерживает и оплачивает деструктивные силы, стремящиеся внести раскол, вызвать волнения, революцию? Вы хотите превратить Преклонию в послушного вассала, лишить силы и мощи, чтобы удобно было в одиночку управлять миром, тем самым искушаете нас принимать ответные меры, а они вам не нравятся, однако имейте в виду – Преклония не слаборазвитая страна…”… ВВП намеренно заточил формулировки – важно было прощупать собеседника, понять логику его рассуждений и контраргументов и на основании этого сделать вывод, как дальше с ним держаться.

Серые зрачки президента перестали излучать волны, в которых ВВП барахтался, как в океане, и если секунду назад улыбались все части лица, то теперь улыбка запряталась лишь в губах и ямочках на упругих щеках, глаза же посуровели, изменили цвет подобно окрасу хамелеона, приобретя стальной оттенок: “Вы правы, Преклония – не слаборазвитая страна, Преклония – страна неправильно развитая, это не мое утверждение, а нашего ученого, знатока вашей истории, и имел он в виду страну, жившую при ваших царях, так что все претензии к нему; сейчас у вас все, разумеется, другое, но что-то в народе вашем осталось от прежнего, иначе не может быть, это не исчезает так быстро; видите ли, Заокеания твердо уверена, что демократия и свобода делает человека лучше, чище, нравственнее, свобода лучше, чем несвобода – так, кажется, сказал ваш друг, с которым вы временно поменялись местами; наше общество построено на понимании того, что ни один человек не может стоять над законом либо вне его защиты – ни президент, ни бизнесмен, ни рабочий; в университете я увлекся историей, изучал ее, в том числе некоторые труды историков и философов Преклонии, перед нашей встречей освежил в памяти некоторые факты, высказывания”. – “Все это, господин президент, очень интересно, отдаю должное вашим знаниям и памяти, честно говоря, удивлен и поражен, однако вы не ответили на мой вопрос: зачем Заокеания пытается показать свою исключительность, стремится учить нас жить? – у нас свои мерки, лекала…” – “Мы никого не учим жить, важно, чтобы страна, с которой мы хотим иметь более тесные отношения, возможно, союзнические, исповедовала общепринятые ценности, чтобы выражающих протест, с чем-то несогласных, не били дубинками, не арестовывали только за то, что они в оппозиции к власти, мы приветствовали выход на свободу господина Холодковского, отсидевшего весь тюремный срок, день в день, но, согласитесь, он мог быть отпущен на свободу раньше – он ведь никого не убил…, мы не вмешиваемся в ваши дела, мы лишь оказываем помощь, в том числе финансовую, неправительственным, гуманитарным организациям, так мы делаем и в отношении других стран». – “Тем не менее, наш народ считает это вмешательством, отсюда, не стану скрывать, нелюбовь к Заокеании». – “Нас в мире многие не любят, это факт, как не любят богатого дядюшку, помогающего бедным родственникам, они его в душе терпеть не могут, а помощь принимают, люди часто не любят, порой ненавидят тех, в ком нуждаются… такова участь единственной сверхдержавы, ей завидуют, но никогда не признаются в этом, мы вынуждены оказываться в положении богатого дядюшки, кроме нас, к сожалению, никто не желает – и не может – нести неблагодарную ношу, та же Поднебесная, но, поверьте, если Заокеании как центру не удастся удерживать баланс сил, определяющих судьбу мира, ей придется отдать эту судьбу в руки менее ласковые и более запятнанные кровью, чем наши… – воспроизвожу известное высказывание профессора-историка. Что же касается наших народов, имеющих немало общего и еще больше различий, то, подметил еще Токвиль, им предназначено было стать великими противоборствующими сторонами в исторической драме, но время той же холодной войны давно минуло и ничто не может помешать нам встать в один ряд; это сегодня зависит от нас с вами, дорогой друг…” Так и сказал – дорогой друг…

ВВП не знал, кто такой Токвиль, да это было неважно: о многом удалось поговорить потом, в отпущенные часы – о новом резком ослаблении евро и последствиях для Европы, об обострившихся отношениях Заокеании с Поднебесной и о роли Преклонии в преодолении региональных конфликтов, о сосуществовании евреев и палестинцев – никак не удается разрубить гордиев узел, о происках талибов, проникающих в бывшие преклонские республики Средней Азии, о чудовищном наркотрафике в Преклонию из Пуштунистана, резко усилившемся после ухода заокеанцев; ВВП пригласил президента посетить Преклонию с официальным визитом и получил взаимное приглашение – но о чем бы ни говорили, мозг ВВП сверлила концовка фразы президента, она звучала рефреном их первого общения: “…в руки менее ласковые и более запятнанные кровью…”

В конце февраля морозы, наконец, отпустили, страна начала оттаивать, и уже не такой зловещей иронией звучало поминаемое многими изречение философа: Преклонию изредка следует подмораживать; меньше стало поломок в теплоцентралях, электрички, поезда и самолеты вошли в обычный график движения, люди отогрелись, зашевелились, градус повсеместной злобы и отвращения к властям, не способным справиться с бедствием в виде свирепых холодов, понизился, отреагировав на повышение ртутного столбика; ВВП, согласно прежнему, намеченному еще до природного катаклизма, плану поездок, готовился к посещению атомной электростанции, ему представили соответствующие материалы, напичканные победными реляциями – в самом деле, этой зимой АЭС работали без сбоев, если, конечно, верить чиновникам Преклонатома, ВВП почему-то не верил и потребовал познакомить его с критическими отзывами, пресс-служба моментально выполнила задание, он получил возможность оценить и критику, которая выходила за привычные рамки и касалась развития отрасли в целом – цифры расстроили: цена киловатт-часа преклонских АЭС была в три раза и более выше, нежели в Заокеании, Галлии и даже в Поднебесной; ВВП считался ярым сторонником возведения атомных станций, его не пугал печальный опыт дальневосточной соседки, где из-за землетрясения и последующего цунами произошла крупнейшая катастрофа, он не считал правильным решение Гансонии вообще отказаться от АЭС, он верил, что в Преклонии не случится ничего подобного – после взрыва без малого тридцать лет назад в Полынске безопасность на высоком уровне, страна входит в тройку лучших в этом отношении, но вот авторы критических записок в правительство и Преклонатом придерживались иного мнения: стране не требуется столько АЭС, на них уходит уйма денег ради распила – как из-под земли вырастают фирмы-посредники, созданные при участии начальников отрасли, через эти фирмы выводятся огромные госсредства; ВВП это было известно, давал по мозгам топ-менеджерам, присвоившим бюджетные деньги, касалось не атомных, а обычных электростанций, выходит, и у атомщиков то же самое – придется с ними разбираться, что несложно – своих тут нет. Преклонатом за каждый киловатт запросил дорого, в полтора раза выше европейских расценок и в два раза – “поднебесных”, дешевле, говорит, не получится… ну это мы еще посмотрим; беда и в другом – некому строить, умельцев мало, готовят их долго, тех же сварщиков…

ВВП прилетел на Крутоярскую станцию, в чьем активе имелись два разных типа реакторов на одной площадке – такое мирное сосуществование не имеет аналогов; станции уже полвека с хвостиком, всего было построено три блока, два – на тепловых нейтронах, их остановили и более не используют, а вот третий блок – на быстрых нейтронах – действующий, к нему добавился БН-800, уже спроектированы два новых блока, разместится также свинцовый реактор – два прорывных направления в мировой атомной отрасли, как уверили специалисты. Целый день провел ВВП на станции, ему показывали, рассказывали, объясняли, открылось кое-что любопытное, чего он не знал: оказывается, именно над этим районом был сбит заокеанский летчик-шпион Зауэрс; и именно в этих краях начинал карьеру в качестве землемера будущий преклонский генсек Попрежнев, обладатель дивных бровей и впоследствии герой анекдотов, рассказывая которые, весельчаки шамкали и причмокивали, беззлобно копируя вождя; ВВП непроизвольно улыбнулся, вспомнив нетленный образ, а мыслями был устремлен в рассказы и объяснения сути проблем станции и отрасли в целом – что из услышанного им правда, чему можно верить, а что отнести к информации, нуждающейся в тщательной проверке: надувают начальников, даже самых высоких, в Преклонии виртуозно, ему ведомо это как никому другому.

Пояснения давал глава Преклонатома по прозвищу «киндер-сюрприз», удостоился ее еще в бытность Деда, на четыре месяца возглавив при нем правительство, ВВП нравился этот изящно сложенный, умный, проницательный человек, как и положено, при рождении получивший отцовскую фамилию – Израитель, которую потом сменил на более благозвучную в условиях Преклонии материнскую, с малороссийским окончанием на о, он облекал сложные материи в удобоваримые и понятные каждому четкие и ясные словесные формулы, этим он напоминал ВВП его самого, правда, Властелин умел сдобрить выступления перед народом парой-тройкой выражений из блатного жаргона “фени”, которые потом повторяла вся страна, а профессорский сынок Израитель с малороссийской фамилией этого дара был лишен; нравился он еще и тем, что являлся обладателем третьего дана айкидо и возглавлял национальный совет айкидо Преклонии, ВВП чувствовал родственную душу – занятия японскими боевыми искусствами вводили их обоих в круг особо избранных. Народ однако недолюбливал “киндер-сюрприза”, посмеивался над ним, для преклонских масс он выглядел чертом из табакерки, юным реформатором, пытавшимся реализовать экономические реформы либерального толка и погоревшим на этом, благодаря чему преклонцы сильно обеднели – виноват, разумеется, был не он, а резко упавшие цены на нефть и отказ Запада предоставить кредитную линию но народу неразумному это не объяснишь; по сути, случился дефолт, скакнула инфляция и упал обменный курс рубля, зато в ближайшей перспективе усилилась конкурентоспособность своего, преклонского производства – начальное звено в экономическом подъеме 2000-х годов, что пало на первые годы правления ВВП, так что он в известном смысле мог быть благодарным “киндер-сюрпризу”. В критических отзывах о ядерной отрасли, подготовленных пресс-службой, содержались сведения не в пользу нынешнего руководителя: кое-кто, не стесняясь, называл его генеральным мафиози Преклонатома, говорилось о чудовищных хищениях, о том, в частности, как “киндер-сюрприз” хотел захапать территорию крупнейшего физического института и возвести там высотный офис своей корпорации… и много чего еще; ВВП читал справку и думал с безысходной тоской: ворует… а кто нынче не ворует… все, кто может… и справиться с ними нету сил, да и неохота – не при мне началось, не при мне и закончится.

А “киндер-сюрприз” с видимым удовольствием выпекал, как сдобные булочки, круглые мягкие фразы, и еще его произношение создавало впечатление, будто катает языком нетающую карамельку, в его пояснениях, как казалось ВВП и ценилось им, не присутствовало ни одного лишнего слова: “Реакторы на быстрых нейтронах по сравнению с водо-водяными имеют серьезные преимущества, главное – в возможности вовлечь в производство до девяноста процентов урана-двести тридцать пять, сегодня, между прочим, используется всего около двух процентов; учтем, что мировые запасы урана истощаются, ощущается дефицит, плюс принципиальная возможность решить проблему утилизации радиоактивных отходов, как военного, так и гражданского назначения”. – “Так, это несомненные плюсы, а минусы имеются, их, что, совсем нет?” – “Киндер-сюрприз” охотно, с долей подобострастности, закивал головой, тем самым отдав должное проницательности и въедливости ВВП, – такого на козе не объедешь: “Безусловно, из преимуществ вытекают и недостатки: реакторы типа ВВЭР, водо-водяные, предельно отработаны по технологии, считаются самыми надежными, недаром мы их построили в нескольких странах, что же до быстрых нейтронов, то дело новое, пугает некоторых алармистов – опять эксперименты, а ежели что случится?” – “В самом деле, а если вдруг нештатная ситуация?” – “Я твердо уверен – ничего не случится, у нас специалисты высокого класса, способны предусмотреть любые варианты”. – “Но экологи обеспокоены по поводу возможного землетрясения, или у вас здесь не трясет?” – “Ну, в плане сейсмоактивности район довольно спокойный, случилось одно землетрясения ровно век назад, эпицентр в сотне километров от нынешней станции, в избах и деревянных домах по всей округе печки рухнули, кое-где повылетали стекла – и больше ничего, так ведь когда это было…” – “Говорят, станция расположена аккурат на разломе горных пород, а это опасно”, – ВВП дожимал дающего пояснения и свиту во главе с министром энергетики и губернатором своими знаниями, еще пару дней назад ему неведомыми и почерпнутыми из только что прочитанной справки экологов-критиканов. – “Надежность мощной геологической плиты подтверждена исследованиями, однако мы прислушались к голосу экологов и еще больше укрепили основание, беспокоиться не следует”. – “Правильно, один раз и палка стреляет”.

Обедали поздно, в шестом часу, ВВП хотел засветло вернуться в областной центр и поутру лететь в нефтяную столицу на большое совещание, всего полтора часа на вертолете, однако не получилось, запозднился, быстро стемнело, завьюжило, ветер со снегом слепил глаза,“золотой человек” посоветовался с экипажем, узнал метеопрогноз, хотя и без всякого прогноза было очевидно – лететь опасно, и предложил отложить вылет за завтра и сразу по маршруту, без заезда в областной центр; так и порешили, и ВВП, попарившись в виповской бане, отправился на отдых в отведенный ему трехкомнатный номер, единственный люксовый в местной ведомственной гостинице, которая три дня до даты визита и, понятно, в день его пребывания в Крутоярске стояла пустой, в ней никого не селили, охрана проверила все номера, соблюдая безопасность.

Несмотря на усталость, сон не шел, ВВП посмотрел очередную ленту незнакомого ему ментовского телесериала, стало скучно – менты были сплошное благородство, от взяток отказывались, никого не били, помогали изо всех сил вернуть родителям похищенного ребенка, рисковали ради этого жизнями; откуда ни возьмись, словно только что прозвучало на лекции в университете, наплыв из подкорки – лозунг соцреализма, насаждавшийся в бытность маленького рябого вождя: рассматривать настоящее сквозь призму будущего; интересно, когда же наступит это светлое будущее, особенно в полиции…; выключил телевизор и сел за столик с компьютером, начав шарить в интернете, привычно просмотрел свой сайт и ввел позывные двух оппозиционных, которые вовремя не прикрыл, а теперь уж, после думских выборов, поздно: это всякие идиоты повторяют глупость, что Властитель не пользуется компьютером – в последние несколько лет еще как пользуется, иначе откуда бы знал, что о нем говорят в народе, пресс-служба не все доносит, фильтрует, он в этом давно убедился, бороться бесполезно, каждый за свою задницу боится; на одном из враждебных сайтов наткнулся на дискуссию: может ли порядочный человек быть сторонником ВВП – во как! – мнения разделились, некоторые считают, что может, и дальше объяснения, почему, но большинство – нет, не может, ибо… и кто-то вирши привел на злобу дня: пока народ, как стадо, слеп, и рабский пот воззренье застит, пребудут хищники у власти, делить, позевывая, хлеб…; а один известный политолог запалил блогеров и прочую шушеру, вступившись за героя дискуссии, хотя лучше бы не вступался: с пылом-жаром опровергал утвердившееся мнение, будто ВВП – тиран и деспот, “под взглядом которого гнутся горы и священные воды реки, омывающей брега столицы, текут вспять” – так и написал, на самом же деле тиран и деспот – по-своему предельно добрый и очень порядочный человек, который хочет милости скорее чем жертвы, и примеры привел доброты и порядочности: скажем, не влил полоний в чашку чая этого самого политолога за книгу “Бизнес ВВП”, где тот выдал великую тайну о сорока миллиардах долларов, Властелину принадлежащих, или разрешил поносные стишки публично читать, выносящие нацлидера в одну калитку, или пьеску издевательскую ставить в театре, где на сцене вроде как кентавр, часть тела ВВП, а другая часть – дружбана его Базилио из Латинии; и ничего, сходит с рук, а коли был бы тиран и деспот, отправил бы оголтелую, распоясавшуюся публику туда, куда Макар телят не ганивал, в вечную мерзлоту, а он внимания не обращает, ноль эмоций… Полный придурок политолог, время-то какое на дворе, окстись, милый, оглянись вокруг себя, да как бы он, ВВП, выглядел в глазах всего преклонского народа и Запада, если бы копировал маленького рябого вождя-тирана? – невозможно это, бессмысленно, пагубно для страны и крайне опасно для самого себя – испугавшись за свою шкуру, что их очередь придет, друзья-приятели быстренько бы его на кладбище спровадили, покушение бы устроили или попросту сняли с должности, опыт у Преклонии имеется; разве так надо страной управлять, разве не показал он, как надо – используя симулякр, произнося убедительные слова о демократии и свободе, идя на реформы, желанные обществу, а на деле – создавая иллюзию, имитируя все, что можно, давая возможность критиковать себя, поддерживать надежду, что все идет правильно, в нужном направлении, но при этом и жесткость демонстрировать, не давать разгуляться чужакам, метящим во власть, во власти и своих достаточно; цель же одна – удержаться, усидеть, во имя этого можно кое-чем второстепенным и жертвовать, однако в главном не прогибаться, иначе сомнут; покамест он в выигрыше, а дальше – посмотрим… Тиран, деспот… смешно… просто ему выгодно себя в таком свете выставить – для устрашения одних, чтоб по первому приказу Властителя, да что приказу – прищуру или холодному немигающему взгляду неслись подчиненные выполнять поручение, а коль не выполнят в срок, он не помилует, он, молва гласит, злой, мстительный, злопамятный; однако все равно не выполняют, ибо по большому счету не боятся, да и увольняет он мало и редко; для других же он и впрямь злой, мстительный, злопамятный – чтоб было им, бедолагам, с кем бороться, в этой отрадной борьбе очки зарабатывать, в конечном счете, место под солнцем отвоевывать в качестве несогласных, противников режима; часто ловил себя на мысли, что и не человек он уже – скорее символ, образ, нечто вроде брэнда, присутствует всюду – и нигде, а народ, за некоторыми исключениями, жаждет, мечтает подчиняться, ему легче жить, когда кто-то за его спиной все решает, но подчиняться можно только очень сильному и очень страшному, вот и надел на себя соответствующую личину – вот только раскусили его, окружение делает вид, что трепещет и дрожит, на самом же деле… а народ, кто ж народ в расчет берет…

Так ВВП успокаивал себя, лежа в темноте с открытыми глазами, уговорить себя ему ничего не стоило, вот и сейчас, думая о прочитанном в интернете, поглаживал по шерстке свою совесть, отметая все неприятное: может ли порядочный человек быть сторонником ВВП… и моментально дал себе ответ: только такой и может, кому дорога родина, кто как истинный патриот желает видеть Преклонию процветающей, великой державой и кто вместе с ним, нацлидером, ненавидит мешающих процветанию, оценивающих происходящее обидно-уничижительно – и наступил стабилизец… Человек вообще существо гибкое, пластичное, ему всегда кажется, что он лучше других, добрее, порядочнее; ну и хорошо, что на стороне власти, пребывает в этом комфортном состоянии, не нужно ему мешать, что-либо объяснять.

О том, что произошло наутро, телевидение и СМИ начали сообщать, едва было выпущено официальное сообщение правительства, новость эта затмила все остальные мировые события, она оказалась настолько ошеломляющей, что в нее не сразу поверили, жизнь в Преклонии остановилась, скованная ужасом и лихорадочным поиском ответа: как, почему; с каждым часом прояснялись подробности, журналистские десанты прибыли на место трагедии, на экранах замелькали кадры обломков МИ-8, найденных в тайге, в репортажах без конца повторялось: внезапное изменение погоды, снежный заряд, опытнейший экипаж вертолета не смог справиться с ураганным ветром и снегом, в условиях нулевой видимости потерял ориентацию, возможно, отказало какое-то бортовое оборудование, но это была пока версия, пытался сесть на авторотации, однако машина перевернулась, при ударе о деревья произошел взрыв; второй вертолет, с охраной, смог приземлиться на закрайке незамерзшего болота в полутора километрах от места аварии, прибывшие на место охранники и стали первыми свидетелями трагедии, в которой погибли все пассажиры, их было четверо, ВВП, “золотой человек” и два пилота. Стало также известно: ВВП спешил на важное, созванное по его прямому указанию, совещание, привыкший везде опаздывать, на этот раз он торопил всех, погода в Крутоярске утром была летная, правда, у синоптиков были определенные сомнения, некоторые данные показывали – возможно резкое усиление ветра со снегом, но ВВП настоял на вылете, несмотря на колебания “золотого человека”.

Преклония погрузилась в трехдневный траур, звучали печальные мелодии, по зомбоящику, радио и в газетах можно было увидеть, услышать, прочесть то, что соответствовало моменту всенародной скорби и рождало светлые воспоминания о безраздельно властвовавшем многие годы; зомбоящик, к примеру, демонстрировал любимые им фильмы “Подвиг разведчика”, “Щит и меч”, “Семнадцать мгновений весны”, эфир наполнялся патриотическими песнями, тон задавала “С чего начинается родина”, сплошным потоком шли кино-и фотокадры живого ВВП в официальной и неформальной обстановке: на высоких приемах во время зарубежных визитов и на встречах с трудящимися, на открытии зимней Олимпиады в субтропиках и на тренировках, где он проводил красивые приемы, легко и непринужденно укладывая соперников на татами, или забрасывал шайбу в пустые ворота, на отдыхе – плывущим любимым стилем баттерфляй, бесстрашно ныряющим за покоящимися на дне морском амфорами, играющим в бадминтон, ловящим рыбу спиннингом, сидящим на коне, обнажив голый мускулистый торс, стреляющим в китов из арбалета, летящим в истребителе, мчащимся в танке, убирающем на комбайне кукурузу; цитировались его крылатые изречения, скажем, такое, “главная наша задача, чтобы в сотне самых богатых преклонцев появились учителя, врачи и пенсионеры” или такое, ”у нас страна огромных возможностей не только для преступников, но и для государства…”; соратники ВВП и простые преклонцы, встретившиеся с ним один-единственный раз, мужчины, женщины, дети, старики, делились воспоминаниями – два теплых слова сказал нынешний студент, а тогда белобрысый мальчуган, которого ВВП однажды поцеловал, задрав ему майку, в голенькую грудь, снимок этот обошел мировую прессу; интернет был переполнен рассуждениями на тему безвременного ухода, и хотя блогеры и безымянные авторы сообщений на сайтах не стеснялись высказываться, что происходило со страной при Властителе и что с ней будет без него, в целом тон откровений был не омрачен желчью, злобой или ненавистью – даже самые отвязанные и безбашенные соблюдали приличия: о покойниках либо хорошо, либо ничего.

Телеграммы соболезнования прислали десятки глав государств, все президенты бывших преклонских республик, включая ненавистного ВВП лидера Джорджии, занимающего теперь пост председателя парламента; некоторые изъявили желание присутствовать на церемонии похорон; неведомым образом просочился слух, что несколько лет назад какой-то астролог предсказал внезапную смерть ВВП и даже сообщил ему об этом в письме, а тут и сам астролог объявился – позвонил на популярную радиостанцию и поведал о своих злоключениях: да, так и было, и предсказание, и письмо, переданное лично в руки, астролога тогда несколько часов помурыжили отвечавшие за безопасность первого лица государства и отправили восвояси, посчитав малахольным; самое неожиданное произошло на следующий день после гибели ВВП – за астрологом пришли из той самой службы безопасности и начали допрашивать по новой: как, мол, заранее смог предвидеть страшное событие, какими данными пользовался, не тянутся ли нити заговора, в который астролог вовлечен, и тому подобное. Астролог взмолился: побойтесь бога, я ж вашим коллегам еще тогда все объяснил – положение светил указало на возможную беду, возможную, но не непременную, я не утверждал ничего конкретно-точного, знак был для Властелина нехороший, а смерть там или еще что, звезды не указали, я ими не управляю, а вы про какой-то заговор… нет, старик, ты нам мозги не компостируй, с помощью светил точно вычислить смерть ВВП невозможно, хрень все это и заумь, однако совпадение налицо – и оно не случайно, тут пахнет заговором, нас не обманешь, поэтому давай рассказывай все по правде… С глузду съехали ребятки, мучили меня целый день, угрожали, жаловался астролог, и выпустили под подписку о невыезде.

Показывалось, писалось, говорилось везде и всюду только о Нем, чья гибель стала поистине трагедией для многих людей, которых охватила мгновенная, не поддающаяся объяснению, неподвластная разуму, безграничная и всеохватная, почти мистическая любовь к навсегда покинувшему их Властелину, и даже вчерашняя ненависть оборачивалась если не любовью, то прощением; но при всем при этом, сквозь скорбную музыку, приглушенные, неэмоциональные голоса ведущих и гостей теле-и радиостудий, выступления ораторов на организованных митингах и собраниях трудовых коллективов слабо, еле уловимо, с почти нулевыми децибелами, словно сам по себе, доносился вздох облегчения, он пробивался к преклонцам почти так же, как некогда в приемниках, продираясь сквозь мощные глушилки, потрескивал, шелестел, пищал желанный “Голос Заокеании”; вздох этот исторгали не только живые, одушевленные обитатели огромной страны, но, казалось, почва, вода, воздух, деревья, строения, звери, птицы, рыбы, насекомые, у этого вздоха не было имени, пола, возраста, адреса, он был безымянным, принадлежавшим не кому-то отдельно, а всем вместе, он стелился по земле подобно туману, когда в нем не видать ни зги…

Закрытый гроб с телом ВВП, вернее, с тем, что от него осталось после взрыва, установили в храме Христа Спасителя, люди шли прощаться в искреннем порыве, скорбя о внезапной утрате, некоторые крестились, плакали, были и равнодушные, с отстраненным выражением лиц – часть из них привезли в приказном порядке со всей страны в специально выделенных и оплаченных из казны автобусах, поездах, самолетах; и еще в выражении лиц читалась скрытая тревога – что дальше, кто и куда поведет страну…

Власть, как и записано в Конституции, временно перешла к премьер-министру, он возглавил комиссию по организации траурной церемонии, выпускал распоряжения и указы касательно всей процедуры и увековечивания имени ВВП, включая переименование нескольких городов и поселков, а также улиц в столице и городе на болотах, установку памятников и бюстов, назначение именных стипендий студентам юридического факультета, где учился Сам, учреждение соревнования по дзюдо его имени и многого другого; хоронили ВВП по христианскому обычаю, с отпеванием, церемонию вел патриарх, скорбевший вместе со всеми, но еще сильнее, нежели остальные из окружения, казалось, вечно живого Властителя, что было заметно по осунувшемуся от печальных дум холеному, барственному лицу патриарха, ибо, будучи человеком умным, носившем в миру не самую благозвучную, не соответствующую его облику фамилию – Мундяев, и весьма изощренным в интригах, он как никто сознавал всю опасность для себя утраты всевластного защитника, чреватой вываливанием из шкафов многочисленных скелетов на обозрение и радость ненавистников-журналистов и зараженной грибком неверия в его благостные порывы и намерения публики; одним из помощников патриарха был духовник ВВП, архимандрит Тит, тоже с грустью отдающий себе отчет – былой опоры и защиты перед Его Святейшеством, недолюбливающем выскочку архимандрита, он уже иметь не будет; место вечного покоя определили на недавно открытом Военном мемориальном кладбище на севере преклонской столицы – у зубчатой кремлевской стены давно никого не хоронили и в нее не вмуровывали, более того, часть захоронений и урн с прахом намеревались перенести на новое место; что же касается старого знаменитого кладбища, где покоился предшественник ВВП, то свободной земли там уже не имелось, в общем, новый мемориал подоспел вовремя, хотя никто не хотел признаваться в заимствовании идеи – в Заокеании давно существует военное Арлингтонское кладбище, а чем Преклония хуже…

По прошествии трех объявленных нерабочими дней жизнь в стране будто очнулась, вышла из оцепенения, все вроде бы пошло по-залаженному, неделя, другая, третья… и все-таки это была уже другая Преклония; куда-то внезапно исчезла любовь миллионов к бывшему ВВП, словно ее и не было, неожиданно стал меняться тон передач в зомбоящике, газеты как по команде начали публиковать статьи с зубодробительными фактами деятельности ВВП, начиная с периода его хозяйствования под небдительным, всепрощающим оком мэра города на болотах и кончая преступной, как считали многие, связью с дружками-олигархами, которым доставались самые жирные куски богатств преклонских недр – естественно, не задарма, поэтому множились требования раскопать зарубежные счета Властителя в офшорах, на всяких там Вирбинских и прочих островах; и это были еще цветочки – люди желали докопаться до правды во всем: кто на самом деле взорвал жилые дома в столице, в Волкогонске и чудом, благодаря бдительности вконец напуганных жильцов – не взорвал в Ряпани в конце девяностых, кто поощрил приказ пустить смертельный газ в театр, где на одного захватчика-террориста приходилось по сотне зрителей-заложников, кто дал “добро” гранатометами сжечь школу, где бандиты удерживали сотни детей, кто… Ответ был у всех на устах, но хотелось большей ясности, откровенного рассказа получавших и выполнявших эти приказы, а они в паническом страхе молчали, но нет-нет кто-то из не самых больших начальников приоткрывал завесу… а одна газета сделала эксклюзивное интервью с законной вдовой ВВП – Ариной и показала фото их сына по имени Дмитрий, скрывать очевидное не было нужды, да Арина и не скрывала; следом пошли публикации о бывшей жене, пребывавшей в забвении – действительно, жила какое-то время в монастыре, но не монашкой-послушницей, а просто помогала по хозяйству, уделено было внимание и дочкам, уже замужним дамам, оказывается, успевшим родить ВВП двух очаровательных внуков, раскрыты были имена и фамилии, под которыми они жили и работали… Собственно, разные сведения о Властителе в той или иной мере были известны и ранее, гуляли в Сети, пусть в достоверности их и возникали определенные сомнения, теперь же вываливались на преклонцев неподъемным грузом, подавались в густо концентрированном виде – соляная кислота с ужасающей быстротой разъедала поверхность столба, собственноручно вкопанного Властителем и начавшего раскачиваться с все возрастающей амплитудой; интернет взрывался призывами начать против усопшего масштабный уголовный процесс, на митинги и демонстрации, никем не запрещаемые и не разгоняемые, не облагающие огромными штрафами их участников, повалила оппозиция, требовавшая не просто суда – пересмотра всего и вся, отмены многих законов, а главное, свободной регистрации желающих принять участие во внеочередных выборах нового главы государства – уже не Властителя, а человека, чьи вождистские устремления будут основательно подрезаны – теперь уже, бесспорно, измененными в самое кратчайшее время несколькими статьями Конституции, прежде всего, 80-й, в это верило все больше внезапно прозревших преклонцев, так что новый лидер парить над всеми не сможет, будет хлопать в бессилии крылами, сотрясая воздуся, а избранные несколько месяцев назад новые депутаты парламента станут с участием главы государства, но строго дозированным, определять основные направления внутренней и внешней политики. Разгонять ОМОНом публику, лупить дубинками и арестовывать непокорных премьер не посмел, но и всерьез обсуждать возможность судебного процесса, понятное дело, не захотел, по поводу же изменения статуса будущего лидера страны поначалу молчал, как в рот воды набрал, а потом начисто отверг такую возможность – так и существовала первый месяц после смерти ВВП Преклония, а вертикальный столб под нажимом тысяч и тысяч решительных плеч кренился все сильнее.

Одновременно на сайтах, потом и в зомбоящике, на радио и в прессе народ затеял обсуждение причины гибели ВВП: в падение вертолета из-за снежного заряда и потери видимости не все верили – грохнули специально, есть вероятность, что дружки из ближнего круга устранили втихаря: предложили Властелину уйти по собственному желанию, ибо непопулярен, непредсказуем и опасен становился, он залупился, пообещал скальпы с них снять, вот они и подстроили катастрофу; надо расследовать обстоятельства смерти ВВП – постановила Дума и образовала специальную комиссию, потрафив сумятившемуся народу.

Смута нарастала по всем направлениям, заклинания на счет того, что насилия и крови никто не желает и следует действовать эволюционно, а не революционно, находили отклик не у всех: как ее, чертову власть, выковырять, если к силе не прибегнуть, сама себя не низложит – и пусть будет зло изгнано злом; покамест начиналась дискуссия, подогреваемая спешной подготовкой к внеочередным выборам, а в Думе готовились обсуждать желанные поправки к Конституции – по сему поводу предстояла нешуточная борьба, – душа ВВП положенным образом приплыла к иным берегам, где нет суеты и раболепия, каждому воздается по делам его земным, честно и справедливо, и где ничего нельзя утаить и никого нельзя обмануть, а приплыв, оказалась в огромной прямоугольной зале с мраморным полом, по одной, меньшей, стене шли две бронзовые печи-жаровни и масляные светильники, три другие стены пребывали в полумраке, редкие свечи бросали слабые блики на копошащиеся тени, похожие на очертания тел, проглядывали отдельные лики и тут же завораживались бесплотными залетейскими тенями, будто отражения вод подергивались рябью; у освещенной стены стоял невысокий, одного роста с ВВП, худой невзрачный человек в окружении ангелов с крыльями до пола, большие залысины и узкий клин коротких темных волос на лбу делали лицо удлиненным, венчала его курчавая бородка; одет человек был в белый колобий – род узкой туники, ниспадавшей до пят, с рукавами по локоть, сверху накинут гиматий – длинный и широкий отрезок ткани наподобие плаща, который человек потом сбросил, ибо от жаровен шло тепло, ВВП не знал названий этих одежд, они напоминали виденное на иконах, особенно изображение Христа – в хитоне до ступней ног, перепоясанного, с идущими по плечам узкими, как бы вытканными полосами-клавами – облачение же человека, перед которым предстал ВВП, выглядело простым и обыденным.

“Ты ведаешь, кто я?” – спросил человек, ВВП поразили его глаза, в них, как в жаровне, полыхал огонь. – “Ты какой-то церковный чин, иерарх, наверное…” – “Чины бывают в твоем бывшем ведомстве, однажды ты обмолвился, что бывших в твоем ведомстве не бывает, а здесь, где ты находишься, чинов нет и быть не может; я – апостол и зовут меня Павел – слыхал обо мне?” – “Слыхал, конечно! – воскликнул ВВП, обрадовавшись неизвестно чему, – и даже читал твои Послания – к римлянам, коринфянам, евреям, к кому-то там еще… Еще ты учил: если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напои его; ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья – так, кажется… Новый Завет наполовину из твоих Посланий состоит, я же верующий, православный, ношу крест… ” – “Про уголья ты по-своему понял, так, как тебе выгодно, носить же крест – еще не значит быть истинно верующим, истинная вера зиждется на любви и милосердии”; ВВП пропустил мимо ушей последнюю фразу апостола, он мучительно пытался вспомнить, что еще открыто ему об этом человеке: кажется, из евреев-фарисеев, нарекли его при рождении Савлом, учился в Иерусалиме у знаменитого раввина, был упорный в неприятии первых христиан и когда узнал о расправе над предателем еврейской веры Стефаном, пришел туда, где вероотступника побивали камнями и даже сторожил одежду палачей, но потом с ним что-то произошло, было ему какое-то видение, произошло чудо и превратился он из гонителя в проповедника Христовой истины, которую доносил в своих путешествиях по Средиземноморью – этим исчерпывалось то, что знал ВВП, в его бесподобной памяти не запечатлелось ни единого изречения Савла-Павла, кроме одного, про голодного и жаждущего врага, которого следует накормить и напоить, что позволит легко победить его…; он мало помнил из того, что когда-то читал, и потому чувствовал определенное неуютство; апостол же, устремив на него пристальный, оценивающий взор, перешел к делу, кратко, но достаточно внятно объяснив, что сейчас будет происходить в прямоугольной зале: “Многие грешники избежали Ада, потому что, прощаясь с жизнью, успели искренне покаяться, дьявол, таким образом, лишился добычи, однако ты не покаялся”. – “Я не успел, ты же, наверное, знаешь, что случилось…” – “Ты внутри себя, в сердце своем никогда не каялся, тебе такое состояние не ведомо, ибо всегда и во всем считал себя правым; в Псалмах говорится о таких, как ты: “слова уст его – неправда и лукавство, не хочет он вразумиться, чтобы делать добро, на ложе своем замышляет беззаконие, становится на путь недобрый, не гнушается злом”. – “Ты несправедлив ко мне, апостол, – нахмурясь, возразил ВВП, прилив внезапной, ничем не обоснованной радости от общения с ним обернулся отливом волны, – я делал много доброго, увы, не все это понимали, ненавидящих меня без вины больше, нежели волос на голове моей”. – “Не собираюсь оценивать все твои деяния, не для того мы здесь собрались, хотя, не скрою, я подготовился к встрече с тобой, узнал про тебя многое, тем не менее, пусть прокураторы и историки занимаются этим делом, у нас же сейчас другая миссия… Впрочем, не могу отказать себе в праве кое-что напомнить: 2012 год, январь, скоро новые выборы главы государства, ты нервничаешь, суетишься, мотаешься по стране, то пиво пьешь с фанатами футбольными, то под землю к шахтерам спускаешься, то рыбу публично ловишь и тут же отпускаешь, то вайнахов и прочих горцев призываешь жить в мире и дружбе с преклонцами, всемирной отзывчивостью обладающими – на то великий писатель указывал – и тут икона твоя вдруг замироточила, чудо-то какое! – висит она в каком-то сельском храме непонятном, на дому у некоей матушки, дурящей народ небылицами, сравнивала тебя с учениками Христа, ни больше, ни меньше, и меня приплела: дескать, поначалу апостол Павел злостным гонителем христиан был, а потом стал проповедовать Евангелие, так и ты, служа в гэбэшном ведомстве, занимался неправедными делами, а когда стал ВВП, снизошел на тебя святой дух и, как апостол, начал окормлять паству… Преклонцы же по ехидству своему и непочитанию власти ерничали в Сети; прочитав подобную ересь, один, помнится, так писал, – апостол водрузил на нос очки со шнурками и достал из широких складок колобия бумажный листок: ”Ректор академии лесного хозяйства заявил о необъяснимых природных явлениях в районах, где ВВП лично тушил пожары, ну, а там , где он кукурузу убирал комбайном, надо полагать, заколосились ананасы, взошли озимые авокадо и робко шелестит липкими листочками кока…” Впрочем, чему удивляться, если даже твой ретивый помощник по идеологии, как бишь его…, кажется, Выхухоль, заявил однажды, что тебя послал Преклонии сам Бог… Но довольно об этом. Оглянись-ка лучше по сторонам, знакомы ли тебе эти лики?” ВВП последовал указанию и обернулся – тени у противоположной плохо освещенной стены заколебались, задвигались, заскользили серым маревом перед глазами. – “Темно, апостол, я никого не различаю”. – “Я помогу тебе: это только те, кого с твоей помощью и при твоем участии погубили, лишили жизни”. – “Это что, суд?!” – не веря услышанному, вопросил-вскричал ВВП. – “Это Частный cуд, он предшествует Страшному суду, который определит, где место твоей душе – в Раю или в Аду. Но прежде чем мы начнем, наберись терпения и выслушай… Души умерших попадают сюда со всем своим содержимым: дела их ходят вслед с ними, ходят со всеми своими мыслями и чувствами, со всеми достоинствами и пороками, и таких, какие они есть, какие они вышли из тела и земной жизни, судят на Частном суде и определяют их временное положение в загробном мире, положение, в котором они будут находиться от Частного до Страшного суда. Однако и сама душа в загробной жизни, хотя бы всем существом своим и хотела и желала полностью изменить себя и начать новую жизнь, которая бы совершенно отличалась от ее жизни на земле, не может этого сделать, не может потому, что в загробном мире ей будет недоставать тела, недоставать земных условий. Другими словами, в загробной жизни покаяние невозможно, ибо здесь дозревает то, что было начато на земле, и в том направлении, в котором было начато – не зря мы называем жизнь на земле сеянием, а жизнь в загробном мире – жатвою…”

“Из твоих пространных рассуждений вытекает, что я опоздал с покаянием”, – хмуро, с безнадежностью в голосе заметил ВВП. – “Опоздал… словно эхом, подтвердил апостол Павел, – но ты и не хотел каяться, это было выше тебя, твоей непомерной гордыни, ты – нераскаянный, и, мне кажется, никогда не ведал сострадания, любви… Начнем, пожалуй…”

Он сделал знак рукой, ангелы подлетели к темной стене и вытолкнули на свет юношу лет восемнадцати в кимоно для дзюдо, апостол Павел взял его за руку и подвел к ВВП, тот неотрывно глядел на юношу и, похоже, не узнавал; апостол заговорил тихо и отстраненно, в его словах не было эмоций, он не благовествовал, а просто рассказывал, словно во время своих многочисленных путешествий делился обыденными событиями прожитого дня с путниками, готовясь к ночлегу под открытым небом: “Ты помнишь, учась на втором курсе университета, ты уговорил одного из своих друзей, никогда не занимавшегося таким серьезным и опасным видом спорта, как дзюдо, заменить на соревнованиях заболевшего члена твоей команды, ты как капитан очень хотел выиграть, просто был одержим этим желанием, за день до соревнований попытался обучить приятеля нескольким приемам, однако это не помогло, и все закончилась трагически – во время схватки у твоего друга произошло смещение позвонков и он умер в больнице. Тебя тогда едва не исключили из университета, но помогли твои покровители – ты знаешь, кого я имею в виду; тебя мучили муки совести, говорят, ты даже плакал на похоронах, но содеянного не вернешь, и ты постарался все забыть… Ты можешь попросить у друга прощения, покаяться, но он не видит и не слышит тебя, его душа давно нашла успокоение в Раю, откуда мы его забрали для встречи с тобой, к тому же, как я уже говорил, покаяние невозможно…” – “Роковая случайность, в моих действиях не было ни малейшего умысла, я не желал причинить беду, судить меня за мой глупый мальчишеский поступок несправедливо”, – запротестовал ВВП. – “Бог судит не по законам справедливости, а по законам милосердия, достоин ли ты милосердия, мы вскоре узнаем”.

Он опять сделал понятный ангелам посыл рукой, те отвели юношу в кимоно к темной стене и вернулись с ребенком лет пяти – “ты его не знаешь, не напрягай память, однако напомню: ты ехал вечером двенадцатого декабря 1997 года по Западному шоссе, за рулем джипа был не ты, а твой водитель, ехал он с большим превышением скорости и сбил насмерть вот этого ребенка по имени Денис; ты занимал немалый пост в администрации тогдашнего Властителя и, оскверню уста чудовищным, непотребным преклонским жаргоном, отмазал водителя от заслуженного наказания, твои коллеги из службы безопасности силой увезли деда ребенка с места трагедии, а ты стоял рядом и не препятствовал, а напротив, споспешествовал. А дальше все произошло как обычно в вашей стране: водитель вину не признал и дело закрыли в связи с амнистией”. – “Мальчик перебегал дорогу в неположенном месте…”, – начал было объяснять ВВП, но апостол Павел не захотел слушать: “Совершенное зло осталось неосужденным, вот что главное, а как известно, каким судом судите, таким и будете судимы”. – “Нет, не согласен, моя вина отсутствует, в конце концов, не я сидел за рулем; и вообще, нет правды на земле, но нет ее и выше…” – “А ты начитанный… Твой укор я не принимаю, не забывай – здесь Божий суд, а не ваш Басманный или какой там еще…” “Надо же, и это знает”, – подумал ВВП, совсем упав духом, а Павел продолжал: ”Я не обвиняю тебя лично во взрыве домов в столице и двух других городах, я не прокуратор, не моя миссия – проводить расследования, тем не менее что-то подсказывает: скоро Преклония получит подтверждения таким фактам, от которых люди содрогнутся, а пока позволю себе прочитать вслух одно свидетельство, только не говори, что его подлинность весьма сомнительна, повторю – я не прокуратор, и тем не менее… Слушай…” И апостол приступил к чтению.

“Да, это я взорвал дом по улице Бурьянова в столице. Я не вайнах, не араб, не дагестанец, а самый настоящий преклонец – Владимир Гарантьев, майор ФСБ, сотрудник строго засекреченного отдела К-20. Наш отдел был создан сразу после подписания Касавюртовских соглашений с Вайнахией. Перед нами была поставлена задача – организация и проведение операций по дискредитации Вайнахской Республики с целью вызвать в стране всеобщую ненависть к ней и ее жителям и не допустить ее мирового признания. Для этого нам были даны очень широкие полномочия и самые неограниченные финансовые и технические возможности… При разработке идей в нашем отделе эффективно практиковался “брейнсторминг”. Так, во время очередной „мозговой атаки“ родилось несколько идей, среди которых: распространение по всей стране листовок с угрозами со стороны вайнахцев, убийство всенародно любимой певицы Ады Пукачевой, взрывы в жилых домах, свалив затем все это на вайнахцев. Все эти предложения были доложены руководству ФСБ, которая остановила свой выбор на последней идее как на самой эффективной и дала нам „добро“ на ее осуществление.

Нами были запланированы взрывы в столице, в Волкогонске, Ряпани, Гамаре, а также в двух северокавказских республиках. Были выбраны конкретные дома, подобрана и рассчитана взрывчатка. Операции было дано кодовое название „Хиросима“. Непосредственное же ее осуществление было поручено мне, так как я был единственный в нашем отделе специалист по взрывному делу, к тому же имеющий сравнительно большой опыт. Хотя в душе я и не был согласен с идеей взрыва жилых домов, но не мог отказаться от выполнения приказа, так как каждый сотрудник нашего отдела с первых дней его создания был поставлен в такие условия, что обязан был выполнять любой приказ. Иначе его просто превращали в Вечное Молчание. И я выполнил приказ!

На следующий день после взрыва я поехал на место проведения операции с целью ее оценки и анализа результатов. Увиденное же там поразило меня. Я уже упоминал, что мне и раньше приходилось взрывать, но то были не жилые объекты, к тому же за пределами Преклонии. А здесь я взорвал преклонский дом, убил преклонских людей, и преклонские женщины, рыдая над преклонскими трупами, на родном мне языке проклинали того, кто это сделал. И я, стоя рядом с ними, физически чувствовал, как проклятие обволакивает меня, проникает в голову, грудь, заполняет все мое тело, пропитывает каждую мою клетку. И я понял, что Я – ПРОКЛЯТ!

Вместо отчета о проделанной операции я написал рапорт с просьбой перевести меня в другой отдел, объяснив это моральной и физической усталостью. Видя мое состояние, меня временно отстранили от участия во всех операциях и осуществление второго взрыва, который был запланирован на понедельник, поручили моему напарнику. Меня же, чтобы я не смог этому помешать, решили просто-напросто ликвидировать.

В субботу, чтобы, оставшись наедине с собой, подумать над тем, что же мне делать дальше и прийти в себя, я выехал к себе на дачу. По дороге я почувствовал, что у моей машины, за которой я всегда тщательно ухаживал и которая меня никогда не подводила, вдруг отказали тормоза. Я понял, что меня решили убрать классическим методом, принятым в нашей организации. И я, точно так же, как нас учили поступать в подобных ситуациях, направил машину в воду, благо речка оказалась по пути, а сам благополучно выбрался на берег. Затем на попутке добрался до города и в тот же день по оперативным каналам покинул пределы Преклонии. Сейчас я живу за тысячи километров вдали от родины. С документами у меня все в порядке. У меня другое имя и другая фамилия, и здесь никто не догадывается, кто я такой на самом деле. Я знаю, ФСБ способна на все, но все-таки надеюсь, что мои коллеги не найдут меня здесь. На моей новой родине я открыл свой маленький бизнес, деньги у меня есть, и теперь могу спокойно прожить здесь до конца своих дней. Тогда зачем же пишу все это, рискуя засветиться? (Хотя я и принял меры предосторожности, отправляя письмо из третьей страны и через третьи руки)… Я уже упоминал Гамару среди прочих подготовленных к взрыву городов. Жертвой тогда должны были стать жильцы дома по улице Ново-Вокзальная. Хотя не исключаю, что после неудавшейся попытки взрыва дома в Ряпани в нашем отделе могли полностью отказаться от подобных операций. Но все-таки считаю своим долгом предупредить о ней”.

“Бред сивой кобылы! – не выдержал ВВП. – Не существовало ни такого отдела, ни таких приказов!” – “Твое возмущение понятно, но вот то, что невозможно отринуть, опровергнуть”, – и Павел сделал знак ангелам, которые подскочили к неосвещенной стене и приказали прятавшимся теням двигаться к свету, по мере приближения к апостолу тени неведомым образом преображались, обретая человеческую плоть, их были многие десятки, а может быть, сотни, преобладали дети, мальчики и девочки – в нарядной школьной форме; по мере их приближения ВВП охватывал знобящий ужас, он уже понял, каких свидетелей и какие обвинения предъявит ему в следующую минуту апостол. “По выражению твоего лица я уразумел – ты знаешь этих людей, хотя никогда с ними не встречался, да, это отравленные газом заложники театра, где шел мюзикл, это ученики и взрослые в северокавказской школе, которых сожгли огнем и уничтожили снарядами и выстрелами в результате атаки на террористов; ты всегда боялся показать свою слабость, хотя слабость на поверку нередко оказывается силой и мудростью, ты не хотел выпускать террористов живыми, ни в театре, ни в школе, не шел с ними на переговоры, отметая саму возможность этого, тебя при этом не волновала судьба ни в чем не повинных людей, особенно детей, их гибель оправдывалась в твоих глазах уничтожением тех, кто держал их в заложниках; и, верный себе, ты отрицал очевидное: помнишь встречу с матерями погибших в школе детей? – как ты крутился, изворачивался, делал приличествующее моменту скорбное лицо, когда тебе показали фото сожженного ребенка, помнишь…; на самом же деле тебе было наплевать”. – “Апостол… не делай… из меня… чудовище, – нутряно, тихо, разделяя каждое слово, произнес ВВП. – Я смотрел на снимок и сердце кровью обливалось – поверь мне, но что мы могли тогда сделать…”. – “Что сделать? Террористы сразу же выдвинули свои условия – прекратить войну в Вайнахии, вывести войска”. – “У них не было требований”. – “Неправда, они выслали две записки и одну кассету”. – “Про кассету я не знаю”. – “Опять лукавишь”. – “Мы пытались все время вести переговоры, постоянно договариваться с ними, чтобы категорически не допустить штурма”. – “Возможно, тебя обманывали, – немного сжалился Павел, видя темнеющее, как при обжиге глины, лицо ВВП, – не называли точное количество заложников, сознательно или от страха дезинформировали, но чего стоят такие исполнители и почему ты их не покарал, а, напротив, наградил? И ты не смог ответить потребовавшей от тебя объяснений матери: почему вещи детей нашли спустя полгода на свалке, почему детей мучили три дня, убили, сожгли, а потом их останки вывезли на ту же свалку на прокорм бродячим кошкам и собакам; ты только темнел лицом, как сейчас, и приговаривал: “я не снимаю с себя ответственности”; а потом другая мать, потерявшая дитя, сказала, что приехала на встречу для того, чтобы посмотреть в глаза Властителю, который два часа сидел у Гроба Господня и каялся; “Вы каялись о Беслане? – спросила несчастная. – “Да” . – “Тогда покайтесь перед моим народом”, а ты ответил: “кто-то может использовать эти слова для развала Преклонии. Террористы сначала готовят теракт (одна трагедия), а потом работают с жертвами (другая трагедия)”. – “Так не давайте почвы, работайте так, чтобы этим силам невозможно было что-то делать”, – сказала мать… А теперь ответь мне, апостолу Павлу, как на духу: неужто ты забыл великого писателя: не приемлет Иван Карамазов Бога, который допускает страдания невинных детей ради некой “высшей гармонии”, не стоит она слезинки хотя бы одного замученного ребенка! Ну, о понимании Бога Иваном мы сейчас в рацеи пускаться не станем, но вот детская слезинка, одна лишь слезинка… А тут – сотни потухших глаз, из которых никогда ни одна слезинка не выкатится… Дела милосердия, совершенные или не совершенные человеком в жизни, таков главный критерий на нашем Суде, истинная вера и есть милосердие, есть ли оно в тебе? Не вижу, не чувствую”.

Из толпы теней-свидетелей, на несколько минут по воле апостола обретших тело, выделился человек и неверным шагом, приволакивая ногу, с трудом приблизился к апостолу и ВВП – можно было разглядеть его изнуренное, измученное, похоже, подточенное болезнью лицо; Павел протянул ему руку и буднично, внешне спокойно – то-то и страшно, лучше бы гневался, подумал ВВП: “Того, кто держит мою руку, отравили, влив в чай полоний; только не делай вид, – повернулся к ВВП, обдав пламенем зрачков, – что не понимаешь, о ком и о чем идет речь – сделано было с твоего ведома, а может, и приказа, иначе и быть не могло; он – из твоего ведомства, в том же звании, что и ты, только решил говорить правду, раскрыл тайные козни против определенных лиц, а предателей, в твоем, разумеется, понимании, уничтожают, где бы ни прятались – и нашла его отрава в Альбионии, где поселился с семьей”.

ВВП молчал, его уже не знобило – к ужасу добавился утробный страх, он заполнялся им, как дирижабль – гелием, только взлететь и покинуть судилище не представлялось возможным, и тогда он, сглотнув горькую слюну, спросил то, что давно вертелось на языке, искало выход: “Посланец Иисуса, разреши мои сомнения, наставь на путь истинный: у Бога одна мысль и одно желание – миловать, Бог, мне кажется, ищет в душах людских такое не изуродованное жестокостью, ложью, коварством и корыстью место, которое может подвигнуть к милости и прощению за грехи… Не осуждай других и сам не будешь осужден, это правильно, от человека зависит, как Бог отнесется к его грехам, я понял это слишком поздно, однако как совместить милость Божью, стремление оправдать каждого, лишь бы найти то самое не пораженное метастазами грехов место – и мучения грешников в Аду, куда попадают они опять-таки по воле Божьей и по его суду?” Апостол покачал головой и улыбнулся – в первый раз за время разговора: “Ты задал мне задачу… что ж, я рад, что ты озаботился этим вопросом, в самом деле, как может в сознании человека ужиться образ Бога любви с образом Бога-карателя, осуждающего созданных Им людей на вечные муки? Преподобный Исаак Сирин ответил следующим образом: нет человека, лишенного любви Божьей, и нет места, непричастного этой любви; однако каждый, кто сделал выбор в пользу зла, сам добровольно лишает себя Божьего милосердия. Уразумел? Я никогда не видел Иисуса Христа во дни Его земной жизни, я видел Его внутренним оком: не я живу, но живет во мне Христос, Его раны я ношу в себе, так вот, любовь и милосердие – родные сестры, если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий; если имею дар пророчества и знаю все тайны и имею всякое познание и всю веру, так, что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто; и если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, – нет мне в том никакой пользы… Любовь долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине… Покайся, и Бог услышит твою молитву, и, быть может, растождествит тебя и твои поступки”. – “Но это же ничему не поможет…”. – “А ты покайся, не ожидая никаких благ и никакой благодарности; ты каешься не перед зеркалом, вглядываясь в себя, ты каешься перед Христом, а если Христа нет, то ты, взглянув на себя в зеркале, окаменеешь от ужаса, будто увидишь Медузу Горгону… Знаешь молитву? Не знаешь… А еще верующим себя считал, крестик алюминиевый носил… Эх, ты… Повторяй за мной: “Бог Отец, во имя Иисуса Христа прошу тебя: прости мне мои грехи, я раскаиваюсь в своих грехах, я раскаиваюсь, что воровал, ненавидел, прелюбодействовал, завидовал, я раскаиваюсь, что обижал слабых, я раскаиваюсь, что делал зло…, я понял, что до сих пор жил неправильно…”

“Скажи, апостол, может ли оправданный на Частном суде быть осужденным на Страшном?” – спросил ВВП, закончив повторять слова молитвы. – “Нет”. – “А может ли осужденный на Частном суде быть оправдан на Страшном?” – “Да, это как апелляционная инстанция – у людей есть шанс быть спасенными там, где они не могут быть оправданы… Собирайся на Страшный суд”, – с этими словами апостол Павел дал знак ангелам и они растворились в пространстве…

Внеочередные выборы нового главы государства премьер, исполняющий его обязанности, назначил на 4 июня, первое воскресенье первого летнего месяца, дата была обнародована на следующий день после похорон ВВП, таким образом, отпущенный по закону для подготовки и проведения выборов срок был соблюден; Дума же воспротивилась и призвала премьера сдвинуть выборы, перенести на 10-е сентября, второе воскресенье месяца – депутаты желали работать все лето с тем, чтобы принять вожделенные поправки к Конституции, а поправки эти сводились к одному – ограничению власти нового нацлидера, который будет называться по-старому – президент – и часть властных полномочий передаст парламенту, то есть будет, как в цивилизованной европейской стране, той же Галлии, в их Конституции не записано, что президент определяет основные направления внешней и внутренней политики, да, он назначает премьера, но парламент утверждает программу правительства на первом же заседании после выборов, и если президент, допустим, предложит кандидатуру премьера не из партии, имеющей большинство в парламенте, или кандидатуру, не согласованную с оппозицией, то программу просто не утвердят, а права распустить парламент после трех таких отказов у галлийского президента нет. И вот тут началось… в недрах правящей элиты затеялась борьба – и нешуточная, кого выдвигать в ВВП – в том, что он по-прежнему будет именоваться только так и не иначе, сомнений не наблюдалось, думские телодвижения покуда не беспокоили: не успеют думцы ничего принять, о переносе же сроков выборов пусть не мечтают, никто им этого не позволит, да и откуда набрать им три четверти голосов, неоткуда набрать, оппозиция наткнется на сопротивление Народного фронта, а без него фокус не пройдет, да и “Единая Преклония” своими жалкими голосами подмогнет; а еще, между прочим, есть Сенат, прежде звавшийся Советом Федерации, он утвердить поправки должен тоже тремя четвертями голосов, а это и вовсе невозможно, а после – одобрение на местах, не менее чем в двух третях субъектов Преклонии – все это произойти обязано быстро, а когда же в стране нашей что-либо делалось быстро… Словом, надо не о Думе думать, а о своем кандидате; вроде бы выбор падал на премьера, однако не окончательный, имелись и другие кандидаты, включая генерала того ведомства с красивой, расчесанной на косой пробор, шевелюрой, работавшего у погибшего ВВП руководителем администрации, некоторые ратовали за Егозина с его твердой рукой, а тут и Плюшевый нарисовался и тоже начал качать права…

После суровой, измучившей всех зимы весна выдалась непохожей на себя: вдруг грянуло летнее тепло, температура в середине апреля заплясала возле отметки в двадцать градусов, в центральной части страны прошли грозы, но люди… многие словно ополоумели, позабыв про дачи и садовые участки, извечный распорядок сезонной жизни нарушился, большую часть времени они проводили в городах, митинги и собрания, подогреваемые телевидением и газетами, становились неотъемлемой частью бытия, речи звучали все агрессивнее, публика накалялась от осознания важности происходящего, а решался один главный вопрос, от которого, все понимали, зависело остальное – сможет ли Дума отсрочить дату выборов и принять поправки, хватит ли сил и решимости; эмоции перехлестывали, одни считали, не нужно ничего менять, пускай останется все как есть, не может такая страна как Преклония жить без вождя, вся история ее на этом зиждется; другие, напротив, в этом видели корень зла и требовали перемен; власть однако медлила, не могла определиться в своих действиях и в кулуарах главным образом решала, кто пойдет от ее имени и по ее поручению на президентские выборы; в атмосфере неопределенности думские фракции и ряд оппозиционных движений собрали митинг на центральной площади столицы.

Трибуну с мощными микрофонами, звук которых гулко, подобно залпам пушек, накрывал всю площадь, соорудили неподалеку от пятизвездной гостиницы колера нежного цыплячьего пуха, предзакатное, еще жаркое солнце пятнало охрой море голов, как было объявлено, на митинг пришли более ста тысяч горожан и приезжих; открыл митинг новый думский спикер, он сказал, что страна находится перед трудным выбором, общество расколото, люди хотят перемен, но не вполне представляют, к чему это может привести… и передал микрофон председателю фракции Народного фронта, который высказался категорично: лично он и его фракция против откладывания выборов нового ВВП и, соответственно, не будет голосовать за предлагаемые поправки в Конституцию; его выступление, завершившееся аплодисментами, свистом и злыми выкриками, заняло не более пяти минут и задало тон последующим ораторам, встреченным гораздо более дружелюбно – Дневальный бросал в толпу отрывистые, емкие фразы сродни лозунгам и речевкам: “страна не желает больше жить под вождем, время диктаторов кануло в Лету, от разделения полномочий выиграет демократия, если не сейчас, то когда…”; Прыжков в свойственной ему мягко-обволакивающей манере разъяснил, какие есть пути, призвал остальные фракции поддержать принятие поправок и назвал самую основную, звучать она должна примерно так: “Парламент Преклонии совместно с президентом страны (именно президентом, а никаким не ВВП! – усилил он голос и толпа одобрительно зашумела) в соответствии с Конституцией страны и федеральными законами определяет основные направления внутренней и внешней политики государства, вырабатывая единую линию”… “Именно парламент совместно с президентом, а не единолично президентом, без участия парламента!” – резюмировал Прыжков, и эти его слова потонули в шквале аплодисментов.

Представитель социал-демократов говорил дольше, начал с того, что в такой поворотный, судьбоносный момент необходимо исключить возможность радикальных сценариев типа штурма Кремля, мы не опустимся до применения насилия, а если таковое все же произойдет, виной тому станут провокаторы; кругом загудели: правильно, кровь не нужна, сто лет назад это уже проходили… некоторые не соглашались – как тогда власть получить, они же ее миром не отдадут… Выкрики неслись из разных мест, толпа понемногу накалялась; и тут слово взял МБХ, встреченный овацией и вмиг наступившей тишиной, что казалось невозможным при таком скоплении разгоряченных людей, но тишина образовалась сама собой и в нее, как в глубокий колодец, падали весомые слова: “В Думу выбрано много достойных, порядочных людей, но при наличии Народного фронта и пусть жалкой, но все-таки имеющей своих депутатов “Единой Преклонии”, аморфном, но пока послушном власти Сенате я сомневаюсь, что можно будет добиться при голосовании за поправки трех четвертей голосов; какой же выход, спросите вы, и я отвечу: по моему разумению, должно быть созвано Конституционное собрание, оно может решить судьбу поправок, и тогда Преклония превратится из республики ВВП в президентско-парламентскую”. Тишина взорвалась выкриками: “Правильно! Даешь Конституционное собрание!”, прерванными схватившим микрофон главным “жириком”: “Я редко соглашаюсь с уважаемым МБХ, но здесь согласен с ним на все сто – Конституцию необходимо менять, в первую очередь, поправки должны сузить полномочия нового ВВП, но власть костьми ляжет, дабы не допустить созыва собрания, возникнет конфликт и будет разрастаться, углубляться и черт его знает, к чему приведет, может, и к крови… Помните, чем закончилась Учредиловка? – пришел матрос из этих… – и он указал на стоящего рядом на трибуне лидера коммуняк, – и скомандовал: “Караул устал, пошли вон…”. “Я тоже за Конституционное собрание, – взял микрофон тот, на кого привычно наехал главный “жирик”, – однако считаю, что есть возможность не терять дорогое время и обойтись без него – у нас в новой Думе достаточно голосов, три четверти наберем, если все объединимся против фракций власти, я даже согласен объединиться по этому вопросу с этим горлохватом, – и жест рукой в сторону главного “жирика”. – Кстати, напомню, именно здесь, на этой площади, тогда еще не застроенной, четверть века назад состоялся самый массовый в новой истории Преклонии митинг протеста, организовали его коммунистическая рабочая партия и “Трудовая Преклония”, и назывался он Всенародное Вече преклонских народов; полмиллиона человек собрались…” – “Ну и чего вы добились тогда? А ни шиша! – наскакивал, держа второй микрофон, главный “жирик”. – Требовали отставки полуспившегося Деда, однако тот в своем кресле продержался еще восемь лет; требовали пересмотра раздела страны и отмены позорных соглашений в Пуще, на вас с прибором положили… Полмиллиона простояли несколько часов, помахали флагами, поприветствовали ораторов и разошлись ни с чем, а вы с гордостью вспоминаете об этом… Чем тут гордиться… Митингами можно победить тогда, когда имеются совсем иные средства на случай, если твои требования будут не удовлетворены… Но я к штурму Кремля не призываю, упаси боже…”, – выписал себе индульгенцию.

Слово взял стриженый под машинку невысокий худой человек с жестким выражением аскетичного, хранящего извечную подозрительность лица, казалось, отвечающие за мимику лицевые мышцы вовсе не способны были принимать соответствующее положение, характеризующее улыбку; его встретили радостными возгласами и неистовым хлопаньем в ладоши – в глазах многих это был несгибаемый борец с властью, которая его не щадила, более двухсот раз подвергала задержаниям на митингах и демонстрациях, а также административным арестам, как и Дневальный, он отсидел срок якобы за подстрекательство к массовым беспорядкам; аскет, выждав паузу, поднял руку, то ли в знак приветствия, то ли прося толпу успокоиться; речь его совсем не походила на услышанное перед этим: “Преклония с ее огромными природными ресурсами и возможностями занимает первое или одно из первых мест в мире по абсолютной величине убыли населения, по числу брошенных родителями детей, количеству абортов, смертности от алкоголя и сердечно-сосудистых заболеваний, потреблению героина, спиртного и табака, самоубийствам среди подростков и пожилых людей, по преступности, 67-е место по уровню жизни, 72-по расходам государства на человека, 97-е по доходам на душу населения, 127-е по показателям здоровья населения… Страшная картина, верно?! А нас с вами ВВП, пока был жив, кормил сказками о счастливой жизни народа, о том, что мы вот-вот догоним и обгоним Европу и саму Заокеанию, и ему верили простофили и недоумки, голосовали за него, становились его доверенными лицами – я имею в виду так называемую интеллигенцию, артистов, писателей, журналистов и прочих; он нагло народу врал, брал с потолка несусветные цифры и манипулировал ими, а народ верил… Вы хотите нового ВВП, абсолютно не подконтрольного обществу, навязывающего нам свою мораль, свои принципы, дающего право коррупционерам набивать мошну за наш с вами счет, вы этого хотите?! Если “да”, то разойдитесь по домам, посмотрите в глаза вашим детям и внукам и откровенно скажите им – вы обречены жить так же, как жили и живем мы, никаких шансов начать новую, справедливую, честную и достойную жизнь у вас нет и не будет; а если “нет”, то боритесь за свое человеческое достоинство, добейтесь своей активностью, участием не только в митингах, но и в забастовках и других акциях, вплоть до открытого неповиневения, чтобы власть испугалась, осознав вашу силу и сплоченность, пошла на попятный, и чтобы Дума приняла поправки, отменяющие в стране вождизм, рабское преклонение перед теми, кто ведет страну в тупик, и пусть само название нашего многострадального государства – Преклония – обретет иной смысл, ради этого можно даже и переименовать страну”, – и аскет горько усмехнулся, получилась гримаса. “Не хотим нового ВВП, мы говорим “Нет!” – слышалось со всех сторон, и возникло редкое, рожденное внезапным импульсом чувство единения и бесстрашия, скомандуй сейчас аскет: “За мной на штурм!” – и толпа ринется к кремлевским воротам, невзирая на омоновцев и спецназовцев, расположившихся в автобусах с занавешенными окнами; команда не прозвучала, митинг продолжался.

Среди стоявших справа от трибуны, метрах в пятидесяти, находился особо не приметный человек в легкой темно-синей спортивной куртке на молнии, без эмблем и надписей, светлой бейсболке и кроссовках, не выделяли его и темные очки – защита от заходившего, но еще сильного солнца, разве что пшеничные усы отличали от теснящихся рядом, но кто будет приглядываться к одному из тысяч и тысяч людей – все внимание было приковано к трибуне и тому, что разносилось оттуда по площади; человек этот аплодировал с куда меньшим рвением, чем соседи, ничего не выкрикивал, не взмахивал руками, на происходящее реагировал как бы даже отстраненно, со стороны могло показаться, что забрел он на митинг случайно, от нечего делать, и голоса ораторов мало его трогают; между тем, такое впечатление было бы крайне обманчивым – человек был весь внимание и впитывал каждое слово, реагируя внутри себя, но не выказывая эмоции; он думал о том, что безвестность его заканчивается, он перестанет маскироваться, сбросит внешний камуфляж в виде темных очков без диоптрий, сбреет усы, снимет бейсболку и куртку, наденет нормальный цивильный костюм с галстуком, и тогда ахнут все увидевшие его в новом, точнее, в прежнем, но тщательно скрываемом, маскируемом обличье, на что имелись веские причины, ахнут, изумятся – и начнется для него совсем иная жизнь, полная азарта, риска, жажды успеха, о нем заговорят газеты, телевидение будет показывать интервью с ним, рассказывать о его феномене… личина нарочитой незаметности и скромности, привитой, точно черенок, будет навсегда отринута за ненадобностью, он станет публичной личностью, известной всей стране, да что стране – миру, вот это будет жизнь!…

Думая об этом, человек наполнялся уверенностью и гордостью за себя, зовущими в полет, однако отрываться от земли было рано, да и невозможно, пока невозможно, а вот завтра-послезавтра вполне реально; всматриваясь в лица стоявших на трибуне, он мысленно репетировал свое выступление, которого, ясный перец, не будет сегодня, сейчас – кто ему разрешит, кто позволит, у них там все расписано, чужим места нет, но если бы представилась такая возможность, он бы сказал… он бы заточил нужные слова, зажег ими аудиторию, услыша в ответ гневную отповедь, так ведь он того и добивается: бросил бы в толпу: да вы и пяты не стоите того, кто внезапно ушел, кого поливаете ушатами дерьма, над которым, почувствовав безнаказанность, глумитесь, он сделал вашу жизнь полноценной и яркой, поднял нацию с колен, помог обрести цель, дал отпор всяческим негодяям и ненавистникам, что в Преклонии, что за ее пределами, он был и остается истинным патриотом отечества, а вы в чем только его не обвиняете… Когда произошла трагедия, мне показалось, что это я погиб в вертолете, я не мог спать, каждую ночь падал на заснеженное пространство, взрывался, не чувствуя боли, плакал, но скорбел не о себе – о нем; и вы поймете, рано или поздно, глубину утраты, когда окажетесь у разбитого корыта, и призовете на помощь его опыт и умение разрубать гордиевы узлы, только кишка у вас тонка заменить его, никто вас не боится, а его боялись, а без страха и его производного – поклонения и преклонения – невозможна наша с вами жизнь, так было всегда и так будет…

Стотысячная ли толпа на площади, неуверенность ли власти, страшащейся крутых мер, к которым призывали секретарь Совбеза и директор Службы безопасности страны – пытались склонить на свою сторону министра обороны, но тот отказался использовать войска в подавлении возможных беспорядков, главный же полицейский колебался и требовал, в случае чего, официального распоряжения правительства – или какие-то иные силы, кто-то начинал думать, что даже потусторонние, но свершилось то, о чем раньше можно было только мечтать – впервые Дума повела себя независимо и, объединив новые и старые, прежде враждовавшие, фракции, проголосовала-таки за перенос внеочередных выборов на сентябрь; премьер после совещания с ближним кругом решил не противиться, так как выгадывал время и для собственных маневров, к тому же точка невозврата пока пройдена не была.

Лето наступило, но с ним не пришло хотя бы временное успокоение народа, обычно в эту пору копошащегося на огородах, занятого рыбалкой, выездами по выходным на природу и в турпоездки по стране и миру, сейчас все шло по-иному, общество забродило, как молодое вино, на то имелись веские причины – деньги с куда большими усилиями, нежели прежде, покидали карман государства, чтобы осесть в карманах кормящихся от бюджета, скудеющего ввиду падения нефтяных прибылей, примерно то же происходило в частном секторе: люди вынужденно стали меньше покупать и потреблять, следовательно, и выручка от торговли упала; задержки зарплат, скачущие цены нервировали, рождали повсеместное недовольство и роптание, переносимые уже не на Заокеанию и ее приспешников, не на коварные силы продавшейся Западу оппозиции, а на тех, кто все последние годы науськивал на эту самую оппозицию, якобы жаждущую революции, крови, насилия, и добился своей политикой, что в Думу выбрали многих, кого те не желали, но желал народ; под теми подразумевалось многочисленное кодло власть предержащих, лишившихся предводителя и пребывающих в смятении. И все чаще историки и политологи обращались к опыту столетней давности, сравнивали события нынешние и тогдашние, делали обобщения, выводили закономерности, каждый в меру своего понимания: некоторые считали, без созыва Учредительного или Конституционного, называйте как хотите, собрания не обойтись, как поздней осенью семнадцатого, другие вспоминали судьбу разогнанной большевиками Учредиловки и матроса с нетленной фразой про уставший караул – не такая ли участь ожидает неуступчивую, задумавшую кардинальные перемены Думу, третьи вообще не видели никаких параллелей – век миновал и какой! – нынче все другое, странно и ненаучно выводить закономерности…

Но как бы то ни было, те и другие и третьи продолжали оставаться под воздействием магической даты, она, словно огромная лупа, фокусировала солнечный луч на пучках сухой травы дискуссий и воспламеняла угасающий интерес, разгорающийся с новой силой: можно ли говорить о нынешней ситуации в Преклонии как о двоевластии и сравнивать с той, что сложилась сто лет назад – тогда в самом деле реально существовали Совет рабочих и солдатских депутатов города на болотах и Временное правительство, образованное Думой, соперничали друг с другом и не могли друг без друга существовать, на стороне правительства богатые люди, народ окрестил их буржуями, значительная часть интеллигенции, обуржуазившиеся помещики, зажиточное крестьянство, оно, правительство, опиралось на либеральные партии кадетов, октябристов, прогрессистов, в их руках пресса, финансы, и первые шаги выглядели обнадеживающе – полная и немедленная политическая амнистия; свобода слова, печати, собраний для всех граждан независимо от сословий и национальности, немедленная подготовка выборов Учредительного собрания, которое должно будет установить форму будущего правления и принять Конституцию страны; замена полиции народной милицией; перестройка самоуправления на местах; еще в начале марта правительство заявило о готовности вести вместе с союзниками войну с Гансонией до победного конца. Где такое правительство сейчас, нет такого правительства, его место занимает Дума, но хватит ли у нее сил бороться и победить… а кто же выполняет роль Совета, где те рабочие, солдаты, революционно настроенная интеллигенция, где радикальные партии: меньшевики, большевики, эсеры, в самом деле, где? – нет их, кроме называющих себя интеллигентами, боящихся произносить само слово – революция, с добавлением – оранжевая, упаси бог повторения пройденного ровно век назад, испепеляющей гражданской войны и последовавшего лихолетья, упаси бог… Впрочем, как и сто лет назад, о текущем моменте историки и политологи предпочитали говорить: “власть без силы и сила без власти”, хотя силы у власти хватает, вполне может кровопусканием заняться, коль иных аргументов воздействия не найдет.

Дума работала в усиленном режиме, про созыв Конституционного собрания речь пока не велась, сами управимся, появилась идея вернуть прежнюю норму голосования за изменение Конституции – две трети голосов, фракции Дневального, Прыжкова сотоварищи, “Груша”, “удальцы”, “смироновцы” и почти все одномандатники объединялись, призывали к объединению коммуняк и “жириков” – собственно, оно уже произошло при голосовании о переносе даты выборов – сулили замечательные перспективы, когда все вместе, сообща, смогут создать правовой противовес новому президенту, никакому не ВВП, те однако сомневались, колебались, несложно было догадаться, почему: оба лидера подвигаемых к объединению думских фракций усиленно собирают подписи за собственное выдвижение кандидатами в президенты, усекновение полномочий нового главы Преклонии их вовсе не устраивает, с другой стороны, шансов избраться у них нет, они это понимают, поэтому синица в руке выглядит все-таки предпочтительнее; что касается выпестованного покойным ВВП Народного фронта и скомпрометированной, но живучей, как бактерия, “Единой Преклонии”, то они вкупе имеют в новой Думе достаточно голосов, чтобы воспрепятствовать потугам оппозиции, договариваться с ними о чем-либо не имеет смысла и попросту невозможно; оттого так нужна консолидация с двумя старыми партиями, вместе, похоже, удастся принять прежнюю норму, а они кормят обещаниями и попросту выжидают, а время идет, вернее, теряется.

Внезапно появился еще один кандидат в президенты – и началось форменное светопреставление: субъект этот был невероятно похож на ВВП, и не просто похож, а выглядел его двойником, клоном: рост, фигура, белесоватые волосы, залысины, какие были у прежнего Властителя, до пересадки шевелюры, выражение глаз, берущих собеседника в прицел, развинченная, вперевалочку, походка, речь – смесь чиновничьего стиля и банальности, вдруг взрывающаяся точным выражением смысла, логики, живым словом для случайного собеседника, грубоватым, доступным толпе юмором, нахождением неожиданных сопоставлений; но главное – лицо, казалось, двойник тоже сделал подтяжку кожи, исчезли морщины на лбу и мешки под глазами, желвачки на скулах, когда сердился, полузастенчивая-полупрезрительная улыбка – лицо превратилось в подобие маски, какая присутствовала все последние годы жизни ВВП; словом, это был феноменальный случай тождества, природной и благоприобретенной схожести – везде и во всем; при виде двойника люди пугались, в растерянности отводили взор, пытаясь избыть наваждение, некоторые начинали креститься, приговаривая шепотом: сгинь, нечистая сила! – а нечистая сила не просто существовала, а обретала немыслимую популярность.

В бытность живого ВВП у него, как и у каждого уважающего себя Правителя, существовал двойник, ездивший в бронированном лимузине, и не один, притом не обязательно похожий – грим, парик, одежда делали чудеса, к тому же кто мог разглядеть с расстояния ста пятидесяти-двухсот метров мчащегося в закованной в броню машине на скорости сто пятьдесят километров, ВВП это или нет? – в роли двойников выступали только телохранители, особенно часто приемом “подсадной утки” охрана пользовалась во время передвижений эскорта Властителя – порой, чтобы сбить с толку потенциальных террористов, по городу разъезжало по два, а то и три лжекортежа, а сам ВВП в это время добирался до нужного места в другом кортеже или на вертолете. Двойника же, кто мог бы заместить ВВП на митинге, стадионе или какой-то массовке, где его присутствие необязательно, не имелось, а между тем, клону не было нужды гримироваться – природа наделила его уникальной внешностью, а манеры, походку и речь он сымитировал путем тренировок; удивляло другое – каким образом клон оказался незамеченным в годы правления ВВП, вопрос этот ему не раз задавали на встречах с народом и получали правдивый ответ: он старался не светиться, понимая, какие неожиданности таит его абсолютное сходство с первым лицом государства, и маскировался; иногда, правда, посещала шальная мыслишка – а не обратиться ли в особое ведомство и предложить свои услуги двойника, но что-то останавливало – могут взять на должность, а могут и задвинуть далеко-далеко.

Встречи с народом вышедшего из подполья двойника, а это и был тот самый человек в легкой темно-синей спортивной куртке на молнии, бейсболке и кроссовках, на следующий день после митинга на Манежке сбривший усы и снявший темные очки, проходили в переполненных помещениях, желающих поглазеть и сравнить увиденное с образом, который еще не изгладился в памяти преклонцев, хватало; рискнув стать самовыдвиженцем, клон обрастал сторонниками и приверженцами; людей прежде всего интересовала его биография – нет ли и в самом деле чего-то этакого, родственного, он говорил начистоту, без утайки, да и утаивать было нечего: к подлинному, ушедшему в историю ВВП не имеет ни малейшего отношения, ни брат, ни сват, ни кум, в органах не служил, хотя, в отличие от ВВП, прошел армию, политикой не занимался, постов высоких не занимал, да и родом не из города на болотах; роднило только одно – как и тот, занимался в молодости спортом, боксом, почти добрался до звания мастера, и… Едва началось восхождение будущего ВВП и появились его фото — и телеизображения, обнаружил с ним неправдоподобное, чудовищное сходство, мудрено было не обнаружить, и не он один приметил – коллеги замучили, каждый норовил выдать это за свое открытие… и вот здесь, аккурат под Новый, 2000 год, когда больной измученный лидер передал бразды правления преемнику, чьей точной копией скромный преклонский житель являлся, решил отмеченный невероятным сходством этот самый житель кое-что во внешности изменить, чтобы не донимали – стал брить голову и темные очки носить, якобы глаза болят от яркого света, и отрастил усы, напоминавшие пшеничный сноп в миниатюре; а сам в свободное время, когда пребывал один дома – давно был в разводе и постоянных подруг не заводил – копировал походку ВВП, его мимику, жесты, читал вслух, имитируя голос и интонации Властителя, его выступления, из газет и интернета взятые, словом, вживался в образ, с каждым месяцем все более близкий и дорогой; подошла пора, когда он начал боготворить и впрямь Богом посланного народу лидера; зачем, с какой целью копировал, не знал – просто дурью маялся, как сказал его близкий приятель, тоже в прошлом боксер, ныне служивший в охранной конторе. А вот и не маялся дурью, а вот и пригодился навык – после митинга на Манежке, решившись, перестал брить голову, волосы отросли, выбросил очки, избавился от усов и предстал перед изумленными коллегами и знакомыми в обновленном, а по сути, первозданном виде – произошла, можно сказать, естественная метаморфоза.

По новому закону самовыдвиженец должен был собрать триста тысяч подписей в свою поддержку – тогда его допускали к участию в выборах, цифра ерундовая, прежде требовалось два миллиона, на клона работали сотни помощников, разделявших его отношение к погибшему Властителю, работали сначала на голом энтузиазме, а потом и за деньги – некие бизнесмены, уверовав в ораторские и прочие способности клона, в его умение увлечь толпу простыми и понятными каждому лозунгами, а главное, разделявшие его взгляды и приверженность Властителю, вложили в его избирательную кампанию немалые средства, в итоге клон одним из самых первых, опередив многих лидеров партий, подал бумаги в ЦИК, прошел проверку и был утвержден кандидатом на выборах нового первого лица Преклонии. Он ушел из фирмы и стал ездить по стране, его штаб работал на износ, как и он сам, сегодня здесь, завтра там, помощников ему подобрали те же самые бизнесмены, наняли двух молодых известных журналисток – на одну клон положил глаз – кроме смазливой внешности, обладали они завидным умением вылепливать в интервью и статьях образ клона, которого значительная часть народа из глубинки принимает за своего, продолжателя дела ушедшего из жизни ВВП, его преемника – это была главная фишка предвыборных собраний и митингов, интервью в газетах, на телевидении и по радио – в больших городах, отравленных гнилостными миазмами оппозиционных заклинаний, номер этот не проходил, а вдали от столицы проходил на ура, особенно в сельской местности и в городах, держащихся на одном-единственном предприятии, дающим работу.

Клона слушали, ему аплодировали, магия его присутствия на трибуне, а чаще в гуще собравшихся поглазеть и послушать рождала в людях некую мистическую уверенность, что ничего в стране не случилось и не изменилось, все продолжается, по-прежнему есть человек, которому можно довериться, а уж он-то наверняка придумает, как сохранить работу, наказать наглых алчных директоров, не платящих вовремя зарплату, обуздать амбиции заокеанских пиндосов, жаждущих развалить страну, раздробить ее на куски, и платящих разным гадам-оппозиционерам, ведущим подрывную деятельность; многим казалось, слушая клона, что это внезапно оживший ВВП обращается к народу, и не поддержать его нельзя, коль он радеет за всех и каждого; но не всегда получалось гладко и в глубинке, иногда клон натыкался на серьезное сопротивление, выкрикивая свое коронное: “При ВВП такого безобразия не было бы!” – ему тут же откатывали шар – “Так это же он, тот, чьим клоном ты являешься, и создал все то, что сейчас рушится!” – и начинали перечислять навязшее в зубах, кочующее из статьи в статью, из одной телепередачи в другую, он с жаром начинал опровергать, его перебивали, перекрикивали, порой захлопывали и засвистывали. Запомнился худосочный старикашка с седой шкиперской бородкой, сидел в первом ряду, слушал, сложив синюшные губы так, как делают, когда дуют на горячее или когда появляется желание свистнуть, – с щелкой посередке – но не свистнул, а встал и начал канать вызывающе пронзительным голосом: “Вот вы, уважаемый, опять заезженную пластинку проигрываете на старом патефоне, о нее скрип и сип один, никакой мелодии и слов внятных никаких, я вас не первый раз слушаю и готов это подтвердить; что вы мозги нам парите: “При ВВП такой вакханалии и в помине не было, он, будь жив, и сейчас бы не допустил, к ногтю смутьянов-оппозиционеров, и прочие безобразия пресек бы железной рукой, скорый суд – и на нары”, только ведь мы все сегодня плоды его руководства, нацлидерства, так сказать, пожинаем, кругом один обман был, обставляемый красивыми словесными финтифлюшками, сплошное наглое, беспардонное воровство, а нас уверяли, что живем все лучше и скоро всех за пояс заткнем; чертову вертикаль почти свалили, а что делать дальше – не знаем, не ведаем, оттого смута в головах и кровь пролить для многих как два пальца… а вы, кого клоном называют в газетах и по “ящику”, пытаетесь вести нас куда-то не туда”. – “Ничего подобного! – громко возражал. – ВВП все делал для блага преклонцев, и народ его любил, уважал”. – “Довольно болтать!”, – старикашка невежливо перебил и вынул бумажку из бокового кармана кургузого, сидевшего, как на вешалке, пиджака: “Я прочту, выписал из книжицы замечательного писателя, чьи герои и он сам из республики, которая с помощью Преклонии от Джорджии отделилась, так он маленького вождя упоминает, не рябого, а другого, картавого, ну, вы знаете, кого, и вот что пишет, тому уж немало лет: “Вообще, чегемцы к нему относились с загадочной нежностью… я думаю, так возник чегемский миф о нем (о картавом, то есть, это я от себя добавляю для непонятливых), чегемцы про него говорили, что он хотел хорошего, но не успел, чего именно хорошего, они не уточняли, иногда, стыдясь суесловного употребления его имени и отчасти кодируя его от злого любопытства темных сил природы, они не называли его, а говорили: “Тот, кто Хотел хорошего, но не Успел…” Вот и вы, будучи клоном того, кто, в отличие от картавого, имел бог знает сколько времени, но тоже не успел, зато и о нем миф сотворили такие, как вы – о народе якобы думал, о благе его… ни о ком он и ни о чем не думал, кроме как о власти и ее сохранении, и о том, чтобы дать набить мошну дружкам своим, чтобы и ему перепало… И боялся потерять эту самую власть, вцеплялся в нее, как голодная собака в кусок мяса, страх же, как говорил наш великий писатель, есть лишь последствие всякой лжи, а стремление к власти порождено страхом – те, кто не боится своих соседей, не видит необходимости властвовать над ними… Это уже альбионец сказал, ученый и борец за мир…”, – cлова старикашки потонули в аплодисментах и одобрительных возгласах.

Неприятны клону были и личные вопросы, например, почему столько лет в разводе, не женится, вон миллиардер Оглобля, уж на что закоренелый холостяк и плейбой был, и то семью завел, сына родил, а где твои дети, клон? – приходилось отшучиваться: присмотрю невесту в поездках, вон сколько девушек красивых вокруг, даю обещание – к выборам женюсь, а дети у меня, между прочим, есть, познакомьтесь с моим сыном – и передавал микрофон смущенно улыбающемуся белобрысому пареньку, приземистому, чуть ниже отца, с широкими покатыми плечами, выдающими недюжинную силу – и вправду, сын не подкачал, мастер спорта, штангист, занимается бизнесом, продает электронику; сын начинал рассказывать байки из жизни отца, придуманные пиарщиками и оформленные в стройное повествование смазливыми журналистками: о том, например, как отец спас девушку, которой грозило изнасилование, разметав четверку нападавших – пригодились боксерские навыки; пареньку аплодировали – народ преклонский всегда уважал силу, неважно, кто и против кого ее направлял.

Выходы в народ оказывались изредка не вполне безопасными – пугающее тождество провоцировало ненавистников бывшего Властелина, которых после его гибели стало почему-то куда больше, нежели прежде, свести счеты с его двойником, словно бы отыгрываясь за все, в чем, по их разумению, был виновен ВВП; однажды в сибирском захолустье, где работал один-единственный завод, в последнее время дышавший на ладан, подстерегла группа молодых людей, как стая волков, с остервенением напала на клона и его охранников, в ход пошли не только кулаки, но и бутылки и железные прутья – что втроем, пусть и крепкие мужики, могли они противопоставить озверелым, нетрезвым парням, клону съездили по голове пустой поллитровкой, в последний момент сумел подставить локоть и смягчить удар, но кровь все равно пошла… на удачу поблизости оказались менты и отогнали парней, никого не задержав – в этом клон усмотрел опасный симптом новой политики полицейских – не вмешиваться, по возможности находиться обочь происходящего, дабы потом не обвинили в потворстве той или другой стороне.

Другое нападение поначалу выглядело несерьезным, даже комичным: две девицы в блузках с вызывающим декольте, в мини-мини…, черных сетчатых колготках и сапогах-ботфортах – прикид не оставлял сомнений в роде занятий, заговорили с клоном у входа в гостиницу, где он остановился, происходило это в портовом городе, славящимся веселыми нравами; девицы представились – Алена и Кристина – и нагло вперившись в него, повели беседу без тени смущения: “И впрямь, похож, как две капли воды, мы твою физиономию увидели в “ящике”, удивились – надо же… а Властитель мужик был классный, я в седьмом классе училась, – Алена о себе, – четырнадцать лет, соплюшка, но уже месячные пришли и на мужиков зырилась, так вот, в газете фотка была полуголого ВВП, на коне гарцующего, и грешная мыслишка в шалую башку заползла – думаю, здорово с ним бы потрахаться, , а не с пацанами местными в подворотнях; однако куда нам, провинциалкам, у него, небось, таких сотни перебывали… а ты как по этой части? – это уже Кристина, – давай поиграемся, да не дрейфь – бесплатно, как бы субботник устроим, ты ж все-таки персона, кандидат в ВВП, обещаем тебе незабываемый вечер удовольствий, да и сами потом вспоминать будем: не довелось с Самим, так хоть с двойником…”

Оторопев от бесстыдной откровенности, клон замешкался с ответом, девицы посчитали это знаком согласия и, взяв его под руки, решительно подвели к моментально подлетевшему такси: “Садись, не бойся, мы подруги боевые, с нами не скучно”; клон полуобернулся: телохранителей не было видно – прошли чуть раньше в гостиничный холл, и журналистки-пиарщицы отсутствовали, в него вселилась основательно подзабытая бесшабашность молодых лет – эх, где наша не пропадала… Подспудно понимал: может пахнуть подставой, в спальне у блядей наверняка таится глаз видеокамеры, наснимают пикантные кадры и пустят гулять в интернет – потеха публике, услада конкурентам и позор ему и тем, кто стоит за ним; нутром чувствовал рискованность затеи, однако что-то мешало отказаться – больно уж лакомой была приманка…

Такси остановилось у 9-этажного панельного дома, не успели и трех шагов сделать к двери парадного, как с визгом ударила по тормозам черная “Ауди”, из нее выпрыгнули бодигарды и бросились к нему – углядели-таки, куда он поехал, и ринулись вдогонку; девицы приняли внезапно появившихся двух дюжих молодцов на свой счет и взроптали: “Нет, групповуху устраивать не желаем, субботник только для одного, а эти орлы пускай во дворе подождут”. Девицы привели клона в квартиру, которую, похоже, снимали, не очень опрятную, с потертой светлой кожаной мебелью и устоявшимся запахом парфюма; быстро накрыли на стол: колбаса, сыр, фрукты, пирожные, коньяк, видно, приготовили все заранее, для клона или другого любителя острых ощущений – и, видя некоторую растерянность гостя, шарившего взглядом по стенам и потолку, правильно поняли причину его беспокойства: “Не боись, камер нет, никто тебя голого не зафиксирует, нам это по барабану, мы в такие игры не играем, мы из другого профсоюза…” – почему-то он им поверил.

Через полчаса началось самое главное – клон, обрадованный и возбужденный внезапно обломившейся халявой, уже нисколько не сомневался в разумности своего порыва поехать с девицами, а не послать их по известному адресу; Алена и Кристина и впрямь оказались искусницами и вытворяли с ним такое, что он только диву давался, откуда брались у него силы, но и силы оказались на исходе второго часа; охранники дважды звонили по мобильнику, интересовались, все ли с шефом в порядке, он, умеряя задышливость, отвечал, что все о’кей и просил еще немного подождать; наконец, предмет вожделений боевых подруг свернулся улиткой и не подавал признаков жизни, несмотря на все ухищрения; клон сполоснулся в душе, оделся и распрощался, получив комплимент: “А ты ничего, крепенький, не посрамил памяти ВВП…” Девицы заставили его напоследок сфотографироваться с каждой из них и втроем, поставив аппарат на автомат, он не смог отказать в их вполне объяснимом желании, хотя на его месте мало кто согласился бы – зачем оставлять компромат, впрочем, на его месте никто другой очутиться не мог – для этого требовалось быть клоном человека, которого сейчас поминали либо с энтузиазмом, либо с ненавистью. Такая вот вышла история…

Пройдет время, все перемелется, из муки свежего помола испекут пироги с начинкой из лжи и правды, чего будет больше, никто не узнает до тех пор, пока не появятся дотошные историки с неопровержимыми фактами в руках, и наверняка станут изучать биографию клона, игравшего в смутные месяцы после гибели ВВП весьма заметную роль; а пока любители копаться в чужих жизнях обозначили пунктиром линии его судьбы: родился в городе Равенске в часе езды на электричке от столицы, служил в армии, потом охранником у молодого борзого бизнесмена, того застрелили, поболтался без дела и был принят в службу безопасности частного банка, заочно учился в институте, продвигался по карьерной лестнице – но это лишь вешки, засеки на стволе, не затрагивающие деталей, а в них-то самый смак. Как бы там ни было, когда все перемелется и мы сможем по достоинству оценить обнаруженное копушами-историками, то, вполне возможно, удивимся тусклости, заурядности, обыденности биографии этого человека без намека на искорку какого-нибудь таланта, озарявшую потемки его души – все выглядело серо, блекло, буднично, впрочем, по некоторым поступкам вполне можно будет судить о наклонностях и свойствах его натуры, но эти наклонности и свойства лишь оттенят общий безрадостный фон; и тут же сам собой возникнет вопрос: а у того, чьим клоном по прихоти природы является упоминаемый персонаж повествования, у того присутствовала ли искорка божья, отличавшая его в детстве от тысяч ему подобных заполошных пацанов города на болотах: гонял крыс в угрюмом подъезде, казнил несчастную утку, бил палкой ужа, учился без особого рвенья…; может, недюжинные, скрытые от глаз яркие способности проявились позже, во взрослой самостоятельной жизни – но в чем, где, как, неужто в скучном, бесполезном, бездарном пребывании на секретной службе в Гансонии… а превратившись в ВВП, какими изящными всплесками ума и мудрыми, человеколюбивыми решениями он нас потряс? То-то и оно: наделенные талантами не идут во власть, она им противопоказана, как мороженое при ангине, так стоит ли сетовать на бесцветность клона – копия не может превзойти оригинал, на то она и копия; возможно, в начале пути все будущие Властелины, еще до перерождения в тиранов и преступников, ничем ярким и светлым не запоминаются, а скорее несут черты скрытого уродства и всевозможных отклонений, это уже потом им придумываются подвиги и геройство, разве что некоторые королевские и царские отпрыски иные, все-таки голубая кровь, и то как на них посмотреть – уродства и убожества и в них хватает.

Равенск раскинулся по обе стороны от железной дороги, справа по ходу от преклонской столицы шли одноэтажные домишки с садами и огородами, слева – кирпичные корпуса текстильной фабрики, озеро, церковь, где размещались какие-то склады, и главная достопримечательность города – большой завод, его перевели сюда из города на болотах за год до войны с Гансонией, словно знали, предчувствовали, равенцы называли его “панель”: где работаешь? – “на панели”, особенно дивно звучало в устах молодых женщин, впрочем, завод был непростой, секретный, имел, как положено, номер, делали здесь гироскопы для космических аппаратов, шпион Веньковский выдал секреты заокеанцам, шпиона расстреляли, а номерные заводы переименовали, дабы запутать врагов, так “панель” стала РПЗ – Равенским приборостроительным заводом, название остряки-грамотеи переделали в “работай пока не здохнешь”. Здесь и вкалывал в инструментальном цехе отец будущего клона, между прочим, учил его слесарному ремеслу гений своего дела Крайонов, говорили, первый Герой соцтруда из работяг, закрытым указом получивший высокое звание за первый спутник, будущий клон пару раз видел этого мужика – маленький, сухонький, ничего особенного, а на глаз, без всякой лупы, припиливал надфилем матрицу с точностью до микрона; отец без восторгов рассказывал об учителе, герой и герой, наверное, завидовал, а вообще, отец был обидчив и злопамятен, сын знал его особенность и старался не злить, не доводить, и сам унаследовал эти черты, хотя осознал позднее…

И еще одну отцовскую черту неожиданно открыл для себя, притом не удивился, а даже обрадовался похожести: на их улице дошкольная мелюзга пробавлялась тем, что ловила в болоте лягушек, вставляла им в зад соломинки и дула что есть сил, пока лягвы не раздувались, как шарик, и не лопались; ребятня веселилась, но скрывала забаву от взрослых, ибо не была уверена, что за это похвалят; однажды будущего клона за этим занятием застал отец, но не выругал, а напротив, схватил готовую к экзекуции лягушку, засунул ей соломинку и дунул так, что та мгновенно распухла и лопнула с треском и, как почудилось, нутряным стоном; отец, довольный собой, заржал, поощрительно похлопал сына по голове и отправился домой.

Дед и две бабки будущего клона умерли кто в войну, кто после, так что он их не знал, за исключением деда по отцовской линии, вернувшегося с войны калекой, без ноги, передвигался он с костылем, опираясь на суковатую палку, что мешало, как прежде, класть печи зажиточным равенцам, строившим дома, а печник дед был отменный, его знали и ценили; потихоньку приноровился и продолжал зарабатывать будущий клон не помнил, ласкал ли он его, пацана, хоть раз, и не дай бог кому деда обидеть – мог и палкой огреть, а мог и пакость сотворить заказчику, скажем, не доплатившему, однажды рассказал внуку, как это делал: под видом осмотра готового дымохода незаметно вмазывал туда бутылочное горлышко или стакан без донышка, и, едва дунет ветер, печь начинала заунывно гудеть и выть так, что мороз по коже драл; приходилось ничего не подозревавшему заказчику кланяться в пояс печнику и просить переделать дымоход; для пущей важности дед однажды показал, в тонкий шлифованный стакан налил доверху воды, крючковатыми сильными пальцами левой руки сжал его, а правой ладонью резко накрыл – хлопок и дно под давлением воды вылетело, будто бритвой срезанное. Талант деда и рукомесло отца клон не унаследовал, не перенял, руки у него росли, по выражению отца, из жопы, нашел он им иное применение, когда записался в секцию бокса, произошло это после того, как его, низкорослого и худого, крепко, в кровь, избили соседские ребята за ябедничество – рассказал хозяевам соседнего дома, кто выбил стекла на их веранде, а рассказал потому, что один из замешанных в деле пацанов украл у него рубль, соседи проболтались, кто настучал на пацанов, и клон получил заслуженное; случай этот научил его двум вещам – никогда никому ничего не говорить, держать язык за зубами, а мстить незаметно, тайно, исподтишка, чтоб никто не догадался.

Учился клон средне, после школы поступал в авиационный институт, срезался по математике и хотел было по совету отца устроиться на “панель” в инструментальный цех, но вмешалась мать, работавшая в заводской столовой – на будущий год идти в армию, нужна толковая профессия, чтобы не служить, как все, и предложила выучиться на повара; мать была умная и прозорливая, клон потом многажды про себя благодарил ее – пройдя полугодовые поварские курсы и получив нужную бумажку, он на призывной комиссии сообщил о своей специальности; готовить он не любил и, по правде, не выучился, однако смекнул, что в армии нет лучше работы: всегда сыт будешь, но ему не повезло – попал он за речку, в Пуштунистан. Шел восемьдесят шестой, о той войне мало что было известно, в газетах писалось невнятно, по слухам же, приходили домой в Преклонию цинковые гробы, и в Равенск тоже пришло несколько, однако специальность (маме спасибо) выручила – оказался клон в столовой в Гелалабаде; запомнил самые первые ощущения: привезли в расположение части ночью, на бэтээре промчались в кромешной тьме через “соловьиную рощу” – объяснили ему, что тут снайперы постреливают, прибыл на место, осмотрелся утром – нереально красиво, субтропики, треск цикад, благоухание цветов, запахи эвкалиптов, обволакивающая жара. Вместе с ним в столовке еще двое парней и с десяток девок-вольнонаемных, поварих и официанток, сдуру, в угаре прелонского патриотизма, а некоторые с желанием подзаработать чеки, их чекистками называли, сунувшихся в пекло, с одной из них клон закрутил роман, сношались в подсобке на мешках с мукой и рисом; в боевых действиях клон не участвовал, разве что на бэтээре ездил за продуктами на базу, дважды под обстрел попадал, пронесло, а так служил нормально, только поначалу диву давался, как всюду воровали, особенно неистовствовали прапорщики, ведавшие матчастью и продовольствием. Удивлялся клон только поначалу, потом и сам встроился в систему, как прапор знакомый, тоже из столичной области, земляк, можно сказать, выразился; через несколько месяцев прибыли стратегические армейские запасы продовольствия – кто-то из высоких начальников распорядился вскрыть и направить хорошую жратву в Пуштунистан; настоящая лафа, в дуканы потянулись такие продукты, о которых и мечтать не приходилось, базары чем только не торговали…, особо ценилась армейская говяжья тушенка – банки, упакованные в солидол и обернутые пергаментом, ах, какая это была тушенка! – у клона слюнки текли, когда только вскрывалась банка, не было ни жира, ни жил, чистое мясо и немного желе, резалось ножом как твердая колбаса; а греческий сок, а голландский газированный напиток «Си-Си», а польская и венгерская ветчина, а зеленый горошек, а подсолнечное масло, комбижир, сгущенка, чай, сигареты – все, недоданное бойцам, продавалось афганским торговцам. Тот же прапор, опекавший клона, почувствовал в нем своего, вспоминал, чем кормили в первые годы войны: пюре из картофеля был, как клейстер, неизменный консервированный минтай в томатной пасте, из того же минтая варили суп, мясо в рационе было редкостью, хлеб выпекали сами из подпорченной муки, был как камень; сейчас другое дело, сейчас есть что в котел положить и что на базар отправить.

В несложной цепочке получения продуктов и отправки немалой части на базары клон был шестеркой, последней спицей в колесе, без него вполне могли обойтись, но земляк-прапор за что-то полюбил его и взял в команду, а дальше выходило по-всякому, случался и обман, свои накалывали: однажды клону понадобилось обменять накопленные десять тысяч афгани, афушек, на чеки, малый из хозвзвода вызвался сделать это, деньги взял, а чеки не вернул, клон с ним попытался по-хорошему, но тот сразу же стукнул офицеру; решил в отместку подстеречь ночью и отметелить, даром, что ли, боксер, но передумал – тот вонять начнет, прапор пообещал с ним разобраться и вернул-таки деньги.

Но разве это были заработки!… Зависть разбирала, когда слышал об истинном масштабе коммерции: колесо “КамАЗа” менялось на кожаный плащ, карбюратор – на японский двухкассетник, за две бочки горючки получали пять тысяч афгани, бывало, местные подъезжали на грузовиках с насосами и выкачивали из емкостей бэтээров и танков дизельное топливо, сколько им нужно было, платили по десять, двадцать, тридцать тысяч… Свою последнюю и самую удачную коммерцию клон совершил в ночь с 14 на 15 мая восемьдесят восьмого, за несколько часов перед уходом из Гелалабада первой колонны преклонской мотострелковой части, прощавшейся с постылой войной, за месяц до этого прапор договорился с соседним кишлаком – вы нам афгани, мы вам кондиционеры, деньги были получены заранее и истрачены – клон вез домой ворох шмотья: джинсы, обувь, летние рубашки, куртки, кофты, мохеровые нитки, два магнитофона “Шарп”и всякую мелочевку вроде часов; кондиционеры он и двое солдат, стараясь не шуметь, выломали глубокой ночью из окон офицерского модуля, в котором разместили преклонских журналистов, прилетевших освещать событие, прапор забрал добычу и отвез в кишлак, а клон вместе с поварами и официантками, как ни в чем не бывало, принялся делать бутерброды с сухой колбасой, формовой ветчиной, сыром, разрезать и раскладывать горкой овощи, ставить на столы ледяные баночки “Си-си” – чего гарнизон не видел годами и что предстояло гостям съесть, выпить и взять с собой в 150-километровый переход в главный город Пуштунистана.

Вернувшись в Равенск, он не узнал жизнь, все переворотилось, люди запоем читали газеты, за “Столичными новостями” и “Огоньком” у киосков очереди выстраивались с рассвета, в газетах потоком шли разоблачения прежнего режима, любимого несколькими поколениями вождя костерили на чем свет стоит; об уничтожении миллионов, об ошибках войны с Гансонией говорилось, как казалось, в полный голос; вышло постановление об ускорении процесса реабилитации жертв политических репрессий, состоялась конференция партии, создавшая Съезд народных депутатов Преклонии и учредившая пост президента страны; одновременно росло напряжение в республиках, прибалты требовали независимость, создавали народные фронты, кавказцы громили и резали друг друга, началась взаимная депортация населения, новый партийный глава Преклонии по кличке Меченый все уши прожужжал про перестройку, а покамест упразднил все наименования в честь своего предшественника, героя баек и анекдотов; откуда ни возьмись стали появляться кооперативы; по правде сказать, разоблачения и ужасающая правда о времени, в котором клон не жил, газетная и телевизионная болтовня о перестройке и выборы народных депутатов на съезд клону были по барабану, а вот кооперативы – иное дело, только как в них устроиться, чем заниматься, да и что он умеет делать…

В Равенске почти ничего не было, клон поехал в столицу, потыркался без толку – что-то создавалось, но не про него, он никого не знал и его никто не знал, тогда за его устройство взялась мать, ее двоюродный племянник как раз и занялся в столице этими новыми для всех делами, клон видел его в жизни не более трех раз, вроде родственники, но не близкие, однако устройство благодаря матери состоялось. Племянник, рыхлый низенький блондин с животом, несмотря на неполные тридцать, оказался сметливым и видящим выгоду там, где ее другие почти не видели; он создал производственный кооператив нескольких профилей, торговали компьютерами, собирали и чинили электронику, делали систему сигнализации, в общем, то, что для клона было за семью печатями, совершенно незнакомо, босс-родственник сделал его экспедитором: развозка продукции по адресам заказчиков, оформление накладных, сбор денежной наличности; клон снял комнату в столице, продолжил заниматься боксом в “Динамо”, участвовал в соревнованиях, не связанных с выездами в другие города, приближаясь к мастерскому рубежу. Работа ему не шибко нравилась, денег босс платил немного, на жизнь хватало и не более, и он же, босс, настоял, чтобы клон готовился к поступлению в вуз, занялся бы изучением экономики, финансов, основ управления – без чего нынче никуда; клон послушался доброго совета, позубрил учебники и поступил на заочное отделение в институт, где как раз этому и учили. Босс расширял хозяйство, организовал частный банк, найдя партнера из Заокеании, русского эмигранта, вернее, еврея, вложившего некую сумму, и неожиданно предложил клону стать его телохранителем, одним из четырех: не так много будешь занят, учиться станет легче, да и спорт… а зарплата увеличивалась при этом втрое.

Клон рьяно взялся осваивать новую профессию, получил водительские права, месяц за счет фирмы его катал по городу водитель-инструктор и остался им доволен – реакция отменная, недаром спортсмен; клон учился стрелять, осваивал приемы рукопашного боя с применением боксерских навыков, читал разные инструкции бодигардов, переведенные с английского, в общем, входил в курс дела. В группе охранников их было четверо, все ребята после армии, росли не в столице и со свойственной многим провинциалам притаенной осторожностью и недоверчивостью в отношении жителей главного, покуда непонятного им города смотрели друг на друга и на мир, спайки, единства, понимания с полуслова, с полужеста не было и в помине, а без этого какая охрана; босс, похоже, не замечал этого, его интересовало иные материи, а охрана… у всех новоиспеченных бизнесменов, тем паче банкиров, есть телохранители, и у него тоже. И все больше клон убеждался в том, что большинство окружающих его людей чужды открытости и честности по отношению к другим и к себе, их душа – потемки, ее отрада – укрытия, схроны, лазейки, не парадные, а задние, потайные входы и выходы, душа ищет и находит отраду и безопасность в молчании, смутном ожидании неизвестности, уничижении других и себя, внутри же – копящаяся злоба, ненависть, зависть; ну, а он сам, разве он иной, чем-то отличается от тех, кто рядом и вокруг, да нет, ничем не отличается, если постараться быть честным с самим собой; раскрепощение же, прежде недостижимое, а теперь вполне реальное, избавление от пут и вериг, перестройка ведь, о ней столько болтают… и все как-то миновало, прошмыгнуло и следа в душе не оставило; как-то босс на встрече с крупным чиновником, от которого многое зависело, рассказал вроде притчу – клон сидел невдалеке и все слышал, так вот, один человек совершил преступление, его поймали и привели на суд к королю, за его деяния ему полагалась смертная казнь, но король предложил ему самому выбрать свою судьбу: либо быть повешенным, либо попасть за большую черную страшную стальную дверь, преступник подумал и выбрал виселицу, когда на шею ему накинули петлю, он вдруг спросил: “А что там, за той дверью?” – король рассмеялся: ”Да вот, понимаешь, забавная штука получается, я всем предлагаю этот выбор и все выбирают виселицу”. – “А за дверью-то что? – допытывался преступник, – я все равно уже никому не скажу”. – “Там – свобода, но люди так боятся неизвестности, что предпочитают веревку…”

Босса подстрелили через три года, когда выходил из офиса, снял его выстрелом в голову киллер-снайпер, клон находился в отпуске, отдыхал с будущей женой на море, прервал отпуск и вернулся, можно сказать, к разбитому корыту – напуганный партнер босса, эмигрант-заокеанец, решил спешно продать банк и убраться восвояси; вскоре клон остался без работы – новые хозяева привели свою охрану, поболтался без дела пару месяцев и попробовал задействовать новые связи – все-таки сумел завести кое-какие знакомства, и надо же, повезло: в одном коммерческом банке взяли в службу безопасности. Тогда, в беспредельные 90-е, наиболее умные и дальновидные хозяева жизни, заработав первые миллионы, наряду с заботой о личной безопасности начинали думать и о безопасности самих бизнесов, клон поспел вовремя: на объектах банка, а они расползались по стране, стали ставить камеры слежения, электронные замки и прочие устройства, одновременно началась проверка партнеров, чистоты и надежности сделок, клон как сотрудник службы безопасности работал в контакте с только что организованным отделом кредитования. Некоторые самые крупные и рискованные сделки с обязательными откатами осуществлялись без его ведома и участия – за это голова болела у боссов, он же помогал в обычных, рутинных операциях, проверял, чтобы банк не подставили, не облапошили: собирал нужную информацию о заемщиках, проверял достоверность документов, справок и прочего, не является ли фирма банкротом, не внесена ли в различные “стоп-листы”, не находится ли имущество под арестом, ну и многое другое. Ему работа нравилась – не то что прежде, он завершил учебу в институте, за десяток лет дорос до начальника отдела, отвечавшего за всю информационную безопасность банка; на этом фоне женитьба, рождение сына, пара серьезных увлечений молодыми сотрудницами, развод, новый брак, увы, недолгий и сладкая, независимая холостая жизнь далеко не бедного человека – все эти события промелькнули, словно в одночасье, страна вступила в новый период, главный босс – видный банкир – не лез на рожон, выстроил хорошие отношения с теми, от кого зависели его благополучие и миллиардные заработки, банк укрепился, войдя в десятку самых процветающих, и клон, равно как и его коллеги, чувствовал себя в этих условиях вполне уверенно.

До всех этих деталей и нюансов биографии никто в предвыборный период не докопался, народу же и знать этого не полагалось – иначе ореол клона мерк, а он продолжал мотаться по стране, суля, обещая, расписывая, как изменится Преклония, если его изберут; однажды произошло то, чего было не миновать – на политическом диспуте в городе на болотах встретился с МБХ, тот пожаловал внезапно, в программе выступающих не числился, они наткнулись друг на друга перед самым началом в фойе арендованного в этот вечер кинотеатра, МБХ размашистым шагом направлялся в зал с группой каких-то людей и чуть не врезался в замешкавшегося клона, при этом смотрел поверх головы клона и в сторону, извинился, скорее машинально, а переведя взгляд, вздрогнул и стал, как вкопанный, клон тоже остановился и замер; разумеется, МБХ слышал о клоне, его чудовищном, неправдоподобном сходстве с тем, кто едва не уморил его в тюрьме, отнял бесценные годы, пути их доселе не пересекались, и вот столкнулись, лоб в лоб; несколько секунд МБХ всматривался в выплывшее перед ним, словно из небытия, лицо, так, наверное, энтомолог с интересом и отчасти с еще не атрофированной профессиональным занятием гадливостью изучает редкий вид ядовитого насекомого, соответствует ли он, этот вид, ожиданиям или несет в себе черты чего-то необычного, клон чувствовал, как тяжелая волна тревожного неуютства окатывает его с головой, трудно дышать, хочет вырваться из плена и не может, новая волна едва не сшибает с ног, и мозг пронзает: почему он должен отвечать за чужой грех, он ведь только двойник, клон и не более того; МБХ прошел мимо, кто-то из невольных свидетелей сдержанно-глупо хохотнул, а один бесцеремонно взял клона за лацкан пиджака и дыхнул: “И как вы себя чувствовали, господин клон, наверняка хотелось сквозь землю провалиться, впрочем, у таких, как вы, понятие стыда отсутствует…”

И вдруг, в один далеко не прекрасный для клона и многих других момент, все изменилось, повернулось вспять, работавшая на износ Дума, провозглашавшая: жесткие сроки – отличные сроки, если иных нам уже не дано, оказалась неспособной вернуть прежний закон об искомых двух третях голосов, похерив три четверти, и по предложению партии Дневального проголосовала за созыв Конституционного cобрания, объявив начало выборов участников, притом датой открытия cобрания называлось 10 сентября – вместо дня внеочередных выборов главы государства. Народ, подогреваемый СМИ и ораторами на громких повсеместных митингах, приветствовал смелый шаг Думы, а власти оказались у разбитого корыта, не представляя, что предпринять в накаляющейся обстановке. Совещания наверху шли безостановочно, премьера призывали проявить жесткость, он колебался, не будучи уверенным, что сможет всецело положиться на полицию и армию, на него нажимали, требовали издать указы о борьбе со смутой, премьер понимал всю меру своей ответственности и боясь ее как всякий вменяемый человек, думающий о последствиях в случае неудачи, медлил. Генерал из того ведомства напомнил о событиях 1993-го: тогда Дед не побоялся лупить из танков по парламенту и народ его поддержал, чего же ты боишься? – премьер резонно возразил, что между тем “красным” парламентом и нынешней полулиберальной Думой огромная разница, танки сегодня не проханже, за это нас с тобой, дорогой генерал, оскальпируют…, тот гнул свое, цитировал замшелое: промедление смерти подобно, собрание как пить дать изменит 80-ю статью в пользу парламента, придется делить полномочия со всякими дневальными, прыжковыми и удальцами, в стране наступит паралич власти, хаос, бедлам, как сотню лет назад, ты этого хочешь? Премьер не хотел, но не был уверен, что требуемые генералом и его сторонниками меры утихомирят страну, напротив, был уверен в обратном, на него продолжали давить, поступали сведения о захвате власти кое-где на местах, пока на уровне мэров небольших городов, не желавших слушать команды губернаторов, симптом болезни был налицо и надо было что-то предпринимать…

В одно из воскресений, рано утром, на столичном шоссе западного направления, ведущем в благословенный район отдыха богатых людей Преклонии, появилась разномастная колонна машин с включенными фарами и беспрестанно гудевших, во главе колонны следовал бронетранспортер, такой же бэтээр замыкал колонну, за головной бронетехникой шли колесный экскаватор, несколько бульдозеров, самосвалов, набитый пассажирами автобус и автомобили, иномарки и отечественного производства; колонна заняла всю магистраль, включая встречные полосы, двигалась она медленно, ее появление на правительственной трассе выглядело нарочитым вызовом и угрожающим предостережением, однако остановить колонну, выставив заслон, и запретить дальнейшее движение в означенном направлении почему-то никто не решался, ни захваченные врасплох полицейские дорожно-постовой службы, ни какие-либо охранные подразделения, да и какой заслон можно выставить бэтээру… Перекрыв движение, колонна приблизилась к коттеджным поселкам и, въехав на территорию одного из них, остановилась возле высокого забора. Из автобусов и легковушек выскочили люди, развернули плакаты и транспаранты с лозунгами, много лет не возбуждавшими умы преклонцев, но некогда, век назад, будоражившими толпу, призывая обратить праведный гнев на тех, от кого все зло и весь упадок жизни: “Мир хижинам, война дворцам!”, “Грабь награбленное!” – и нынешнее, не чуланно-пыльное, а самое что ни на есть жгучее: “Даешь бунт!!!”, “Смерть жидам-олигархам и их приспешникам!!!”

Люди, в основном молодежь, кроме плакатов, держали в руках ломы, кирки, молотки, некоторые были вооружены; вожаки, бритоголовые парни в одежде спецназа, начали нажимать кнопки сигнализации, окошко в воротах растворилось, оттуда послышалось удивленное: “Кто вы такие? Что вам надо?” – “Открывай ворота! Немедленно!” – “А не пошли бы вы на… Я вот дам команду охране, она быстро разъяснит, что к чему” – Ах ты, козел, пидор гнойный, ты нам угрожать?!” – прозвучала автоматная очередь, окошко захлопнулось; истекла минута, другая, ворота не открывали, и тогда бэтээр двинул свое мощное тело на ограду, сокрушив ее с первой попытки, в пролом бросились вожаки, за ними – остальные, их встретила тишина, охранники, которые наверняка имелись, очевидно, попрятались при виде бронированного монстра, вломившегося на территорию, толпа мигом разделилась, окружив близлежащие коттеджи, и начала крушить, бить и ломать все, что мешало проникновению внутрь; некоторые дома оказались пустыми – хозяева в них не жили, предпочтя пребывание в заклятых европах, обитатели других только проснулись или еще спали, их вышвыривали из теплых постелей, избивали, слышались крики о помощи; из разбитых окон наружу вылетали останки порушенной мебели, обрывки штор, гардин, посуда, орудовавшие внутри помещений набивали сумки и рюкзаки всем приглянувшимся, распахивали дверцы шкафов, шарили по полкам, вываливали содержимое на паркет и отбирали понравившуюся одежду и обувь, хозяев заставляли открыть сейфы – таковые имелись почти в каждом доме, сопротивлявшихся били; разгул продолжался уже час, подошла очередь разграбления супермаркета, в сумки и рюкзаки сбрасывались деликатесы, остальное выкидывалось…

Время катилось к полудню, вожаки объявили в мегафоны об окончании операции в этом поселке и дали команду грузиться в автобусы и машины – их ждал еще один объект. В небе появился вертолет, попробовал спуститься ниже, его шуганули очередью из автомата и он улетел; на выезде из разоренного поселка колонну ждал заслон из двух тракторов и четырех бульдозеров, рядом стояли полицейские автозаки и автобусы с затемненными окнами, по громкой связи некий чин, назвавшийся генералом, предупредил об ответственности за совершенный разбой и потребовал вожаков на переговоры, для усиления эффекта из двух автобусов выбежали и рассредоточились омоновцы и бойцы в форме спецназа; выстроившись в ряд, бэтээры двинулись было в атаку на трактора, прогремел взрыв, головной бэтээр окутал дым, экипаж спешно покинул машину. “Ребята, не испытывайте судьбу, я отдаю приказ стрелять на поражение”, – возгласил генерал. – “Убери трактора!” – ответил в мегафон один из вожаков. – “Слушай мою команду! Все бросают оружие, железяки, сумки и прочее, поднимают руки и выходят по одному. При малейшем неповиновении спецназ стреляет на поражение!” – “Генерал, нас много, мы тоже вооружены, ты хочешь устроить бойню?” – “Никакой бойни не будет, вы все по одному поднимете руки, если хотите жить…” Препирательство продолжалось еще минут десять, после чего вожаки скомандовали “Отбой!” и за дело взялся ОМОН, начавший загонять бандитов и грабителей в автозаки.

Вряд ли можно было предположить существование скрытого плана действий, строгого, законспирированного расчета – скорее всего, все происходило спонтанно, народ обуяла пьянящая стихия непослушания, подогреваемая анархистами, фашистами и прочими человечьими отбросами, у которых давно чесались руки, но именно руки оказывались коротки посостязаться с властью, теперь же, когда власть пребывала в прострации, опасно накренилась, как судно в момент неудачного маневра, а для любой власти, особенно такой, как в Преклонии, любая неустойчивость чревата скверными последствиями, именно теперь появился шанс показать себя, и независимо одно от другого, по стечению обстоятельств – правда, многие посчитали, что не обошлось без призывов в интернете – во многих местах все еще необъятной страны произошли в то самое воскресенье события, которых более всего страшились противники каких-либо революционных порывов: кроме преклонской столицы, в городах и сельских местностях, где орудовали погромщики, стражи порядка почему-то бездействовали, почти никого не арестовывали, словно потакая бесчинствам; а творилось повсеместно в то воскресенье черт знает что: разбивали витрины, разграбляли супермаркеты и бутики, захватывали офисы и утаскивали компьютеры и оргтехнику, корежили и вскрывали банкоматы, уродовали и жгли машины; на Урале группа во главе с полковником в отставке, героем войны в Пуштунистане, подорвала линию электропередач и взорвала железнодорожные пути, были сведения о захвате нескольких армейских складов с оружием, улицы наполнялись смрадом и копотью, ветер гонял выброшенные из окон беспризорные бумаги; в столице же грабежей и бесчинств было сравнительно немного – препятствовали полиция и ОМОН, зато запоздало сводились счеты и распоясались насильники, к примеру, бунтари добыли адрес дачи скрывавшегося там Чура, уже не главного счетовода выборов, но оставившего по себе такую память, что не поквитаться с ним за прошлое было бы, по мнению недовольных и обиженных, непростительно – его избили до полусмерти, в довершение расправы подпалив зажигалками роскошную седую бороду, забив рот бюллетенями прежних выборов и проколов кожу на голой волосатой груди, прицепляя обнаруженный в дачном сейфе орден Александра Невского, которым Чур был тайно, дабы не вызвать народный гнев, награжден за заслуги перед властью; проникнув в жилище бывшей главной светской львицы, дочери того самого мэра города на болотах, свезли туда пойманных, как птички в силки, трех ее известных товарок по образу жизни и устремлениям, заставили публично заниматься лесбийской любовью, а потом дружно изнасиловали; долго искали судью Ванилкина, судившего МБХ, но не найдя – видать, сработало чутье и подался в заграничные края – спалили квартиру; телевидение показывало душераздирающие сюжеты, но к вечеру Первый канал перестал вообще что-либо показывать – по столице прокатился слух, что студия была атакована и передачи вырублены; миновало страшное воскресенье, тут же без всякой аналогии, лишь по причине жертв, названное в народе кровавым, однако успокоение не наступило, некоторые представители власти на местах попрятались, дороги в аэропорты и на вокзалы были забиты машинами с удиравшими владельцами, самолеты вылетали и поезда ходили с перебоями, спешно создавались отряды самообороны, среди нападавших и защищавшихся замечались люди в полицейской форме; законодательные собрания некоторых областей и краев в экстренном порядке проводили заседания, где обсуждалась возможность – и необходимость – выхода из состава Преклонии, закрытия и охраны новых границ и наведения порядка самыми жесткими средствами, губернаторы, как правило, были против, их не слушали, ибо новая власть принадлежит народу, как декларировали участники собраний; в примыкающих к Северному Кавказу краях несли круглосуточное дежурство вооруженные казачьи отряды, а в Вайнахии и соседних республиках готовились к выступлению – и это не было тайной – сформированные полки защитников действующего строя, существовавшего благодаря усилиям ВВП и начавшего разваливаться после его трагической гибели, строя, который вполне устраивал вайнахское и прочее руководство и на который покушалось всевозможное преклонское отребье.

И впрямь, что же это за люди такие, откуда выискались, или всегда существовали и помалкивали до поры до времени, почему их, столь разных и непохожих, спаяла слепая ярость, жажда разрушать? – в тот момент почти никто об этом не думал, не анализировал факты, кои множились и все более страшили, не задавался целью получить немедленный ответ, и лишь немногие проницательные умы произносили про себя – и открыто – два близких по смыслу да и звучащих похоже слова, начинавшихся с одной и той же глухой согласной х, только одиночные голоса их тонули в хоре ненависти; Преклония, не удержав хрупкое равновесие подобно сделавшему неверное движение эквилибристу на проволоке, работающему без страховки, сверзилась, отданная на растерзание впавшим в агрессию холопам и холуям. Но не сами же по себе они стали такими, тут власть приложила руку, породив миллионы пресмыкающихся перед ней, ползающих на брюхе и одновременно ненавидящих и гнобящих всех, кто ниже их, уступает им по силе и влиянию; вольно или невольно проницательные умы вспоминали преклонского поэта, давным-давно обозначившего отношения раба и господина, заметив, что люди холопского звания – сущие псы иногда: чем тяжелей наказания, тем им милей господа; все верно, да только лицевую сторону показал поэт, а про изнанку не сказал, забыл или сам не ведал, какой она бывает – изнанка, а бывает она поистине ужасной, ибо раб, даже если он и тварь бессловесная, в тайниках своей мрачной, поверженной, исковерканной длительными унижениями души испытывает к хозяину скрытую ненависть; знаменитый гансонский философ обнаружил и как никто другой понял это явление, дав ему название ressentiment: “В то время как благородный человек полон доверия и открытости по отношению к себе, человек ressentiment лишен всякой откровенности, наивности, честности и прямоты к самому себе. Его душа косит; ум его любит укрытия, лазейки и задние двери; все скрытое привлекает его как его мир, его безопасность, его услада; он знает толк в молчании, злопамятстве, ожидании, в сиюминутном самоумалении и самоуничижении”. Это своего рода самоотравление души, возникает оно вследствие постоянного запрета на выражение известных порывов, проистекающих из самой сути человеческой натуры, потому так беспощаден бунт рабов – отплата за годы и годы унижений, чем дольше и наглее власть прогибает людей, тех самых скрытых послушных, тем сильнее их ресентимент, изощреннее их месть; а еще проницательные умы делали вывод, что когда вчерашний холоп становится господином, тогда пощады не жди, ибо он-то досконально изучил извивы холуйской души; все эти размышления, повторим, удел совсем немногих, которых в сумасшествии летних дней смуты никто не услышал, приводили к осознанию, что вина внезапно покинувшего сей мир ВВП усугубляется еще и ресентиментом, и, таким образом, начавшаяся смута вовсе не случайна, а вполне закономерна и неизбежна.

Власти же было не до раздумий: в столицу, в город на болотах и в некоторые другие крупные населенные пункты ввели войска, включая бронетехнику, мобилизовали оставшиеся в подчинении подразделения полицейских и омоновцев, запретили любые демонстрации и митинги, отовсюду вопили про нарушения Конституции, это была прелюдия, основные события грянули после того как премьер своим указом упразднил Думу, здание опечатали, депутатов внутрь не пускали, те попытались устроить митинг протеста и были разогнаны дубинками и слезоточивым газом – после вступления в силу указа их неприкосновенность отменялась; другим указом премьера вводилось Чрезвычайное Положение, в течение трех дней по всей Преклонии прошли аресты оппозиционеров, мели всех подряд, известных и рядовых, были закрыты оппозиционные сайты, одна столичная газета и один журнал, Первый телевизионный канал был вызволен из плена, однако захватчики поломали оборудование и он пока не вещал, другие федеральные телеканалы, не изменившие принципам зомбоящика, объясняли разгон Думы крайней необходимостью, дабы пресечь все попытки изменить государственный строй; премьер объявил – ракетные войска стратегического назначения и ВВС приведены в состояние повышенной боеготовности, в ответ Заокеания и страны НАТО сделали то же самое. Большая страна, как и большой пирог, начинает крошиться с краев, трудно сказать, ожидали ли премьер и его камарилья немедленных ответных действий преклонцев, скорее всего, не ожидали, ибо принимали решение о введении карательных мер в спешке, по обыкновению многих прежних Правителей, не обдумав и не взвесив последствия, хотя, в их оправдание, можно ли было поступить по-другому…; отпор же, лучше сказать – взрыв последовал незамедлительно, началось с окраин, а уж потом волны разрушения, подобные тем, что распространяются в толще земной коры при землетрясениях, обрушились на всю Преклонию.

Самое ужасное заключалось в том, что вдруг куда-то стали исчезать деньги – многие банки были закрыты, снять наличность не представлялось возможным, зарплаты выплачивались либо с опозданием, либо вообще не выплачивались, притом и в частных бизнесах тоже, пенсии на счета не поступали, людей массово отправляли в отпуска; немудрено, что цены взлетели до небес, купить что-либо можно было преимущественно на рынках, так как многие магазины оказались на замке; первыми отреагировали на круто изменившуюся обстановку вайнахцы и их соседи – на сопредельную территорию готовились ступить два полка полицейских и спецназовцев, получивших приказ дойти до самой столицы и разобраться с тамошней властью, на их пути выросли отряды казачьей самообороны, на помощь поспешили армейские части, вот-вот могли начаться настоящие боевые действия, замаячил призрак третьей вайнахской войны с жертвами с обеих сторон; наступление удалось остановить, однако напряжение не спало – из приграничных районов началось повальное бегство населения.

По бикфордову шнуру огневой импульс с высокой скоростью двигался на детонатор, взрыв выглядел неминуемым, особенно на фоне спешных решений законодательных собраний области, обретшей исконное название Кенигсбергской, переименованного Екатеринодарского края и воссоздаваемой спустя почти сто лет Дальневосточной республики выйти из состава Преклонии, бурная дискуссия по тому же поводу шла в Казании и Уфании; а тут еще Джорджия, воспользовавшись моментом, решила ввести танки и спецназ в Чребу – главный город Хуссар Ирыстона, как на местном наречии звучат эти названия, напоминающие об отторгнутой у Джорджии территории, которую она считала испокон века своей; ту короткую августовскую войну 2008-го с Преклонией республика вспоминала с жгучим стыдом и сжимала в бессилии кулаки, поклявшись вернуть свои земли, хотя бы эти – ведь война отторгла и другой, куда более весомый кусок, впрочем, давно уже принадлежавший Джорджии формально, а по сути – отколовшийся от нее, но мечтать о возврате всего и сразу не приходилось, поэтому решено было направить военные усилия на возвращение хотя бы Чребы и прилегающих населенных пунктов; но не тут-то было: преклонский премьер, получив доклад разведки о готовящемся вторжении, направил главе парламента и президенту Джорджии, Совету Безопасности ООН, генсеку НАТО и президенту Заокеании заявление о том, что, если вторжение состоится, столица Джорджии и главные ее центры немедленно подвергнутся атакам с воздуха с участием бомбардировщиков и ракет; и тут свое веское слово сказала Заокеания, предупредив Джорджию о недопустимости силовой акции, грозящей перерасти в войну – с учетом серьезных внутренних проблем Преклонии, обладающей ядерным оружием и могущей пойти на крайние меры; Джорджия не посмела перечить своему главному защитнику и кредитору, и акция в последний момент не состоялась.

Ко всему этому добавилось, казалось, несущественное, не имеющее отношения к тому, что происходит в охваченной смутой стране, а на поверху весьма тревожащее, могущее иметь нехорошие последствия: альбионцы – члены парламента и простые граждане – обратились с требованием к Международной футбольной федерации – ФИФА перенести чемпионат мира 2018 года из Преклонии в другое место в связи с невозможностью его проведения и обеспечения безопасности игроков и болельщиков, скажем, в ту же Альбионию, у которой такое право было нагло отобрано, как утверждали многие, за взятки; тут же местные газеты и телевизионные каналы вспомнили, как проходила процедура выбора Преклонии: какую пламенную речь произнес тогдашний министр спорта Мудько на английском, которого он не знал, как присутствовавшие на церемонии хохотали до слез, вслушиваясь в произношение министра, говорившего from his heart; как он с истинно преклонским авантюризмом и расчетом на авось рисковал головой, ибо в случае неудачи ВВП свалил бы поражение на “оксфордский” английский и отделил бы его непутевую башку от туловища, но этого не произошло, а победителей не судят; но больше всего писалось и говорилось о щедрых подношениях членам исполкома, благодаря чему… и так далее. Едва в Преклонии узнали об опасности, грозящей вожделенно ожидаемому чемпионату, началась массовая истерия: несмотря на запрет митингов и демонстраций, болельщики устраивали шествия по городам с проклятиями альбионцам и вообще, всем капиталистам Запада – полиция получила распоряжение их не трогать; в столице полтыщи оголтелых фанатов, на несколько часов забывших о вражде “свиней”, “коней” и прочих околофутбольных группировок, выплеснули из метро и ринулись к альбионскому посольству на набережной, полиция оказалась бессильной преградить им дорогу, а, возможно, и не хотела, альбионская охрана внутри комплекса зданий приготовилась отбивать штурм, фанаты развернули баннеры со словами негодования, жгли и бросали файеры, вопили и стенали; попытаться захватить посольство, однако, не решились, хотя некоторые стреляли по окнам; в довершение вакханалии изуродовали памятник Шерлоку Холмсу и Ватсону возле посольства – у сыщика кувалдой отбили руку, державшую трубку, а доктора обмазали дерьмом; выступления протеста продолжались больше недели, пока исполком ФИФА не вынес решение – переноса чемпионата не будет.

А события продолжали нарастать с ужасающей скоростью, страна и народ испытывались на излом и на присутствие здравого смысла, в наличии которого многие уже сомневались: жестокость соревновалась с жестокостью, нелепость – с нелепостью, абсурд становился нормой существования и уже не замечался, и, казалось, таяли, как сосульки в апреле, надежды на “авось”, что прежде не раз спасало, и на кривую, которая непременно вывезет; заполненные звереющими на глазах людьми улицы становились главным аргументом борьбы с властью, полиция и армейские подразделения отказывались стрелять, тех, кто пробовал наводить порядок, не слушали… вновь на устах был Кремль – самая неприступная крепость из всех преступных крепостей мира, как ее называли в блогах еще в пору живого ВВП, нынче ничего неприступного не существовало, и оголтелая толпа вполне могла пойти на штурм; так не могло долго продолжаться, арестованных оппозиционеров выпустили, премьер согласился встретиться с их представителями для выработки компромисса, который мог стать спасательным кругом.

Воскресная встреча по трудно объяснимой, на первый взгляд, прихоти премьера и его окружения состоялась в бывшей обители ВВП, пустовавшей с того дня, как ее хозяин вылетел отсюда в Крутоярск и не вернулся, – Арина с сыном съехала в свою московскую квартиру, один из приглашенных, Прыжков, догадался, шепнул своим: пригласили именно сюда не просто так – желают недвусмысленно намекнуть, что в этих стенах хозяева положения – они, которые власть, что тень Верховного Властелина незримо присутствует, заставляя поверить – сила на стороне тех, кто идет по его стопам… ну-ну, поглядим… За считанные месяцы в Резиденции ничего не изменилось, за исключением того, что охрана в прежнем количестве отсутствовала и вертолетная площадка пустовала, то есть какие-то люди остались, они проветривали многочисленные комнаты, удаляли пыль с мебели и паркета, стригли траву, выращивали овощи в теплицах, чистили птичник, собирали диетические куриные яйца, все оставалось по-прежнему в ожидании нового Властелина, который будет здесь жить и наслаждаться, а может, что-то и переделает, перестроит под свой вкус, охрана была только на въезде в Резиденцию и несколько соглядатаев следили с помощью видеокамер за территорией, чтобы не проникли посторонние, ток поверх высокой зеленой ограды был отключен; после памятного воскресного нашествия мародеров и погромщиков в коттеджные поселки в нескольких километрах отсюда возникла опасность повторения погрома уже в Резиденции, но опасения оказались излишними, об этом никто не помышлял, но вот террариум… с террариумом приключилась неприятная история: по забывчивости или злому умыслу двоих работников, обслуживавших змеиное пристанище, шиберы на ящиках оказались поднятыми, и змеи, почувствовав свободу, вылезли наружу и расползлись по территории, допрошенные работники пошли в несознанку – дескать, ведать не ведают, кто мог такое сотворить, они, мол, не при чем, произошло это аккурат на девятый день после гибели ВВП, все вокруг, и охранники в том числе, не отошли от пережитого, поэтому работникам сошла с рук нерадивость или что похуже, кто знает… в общем, было не до них; из зоопарка вызвали специалистов-герпентологов, нашли змеелова и начали поиск. По описи в террариуме обитали четырнадцать пресмыкающихся, ловить их пришлось целый день, результат оказался плачевный – обнаружили и водворили в положенное место только двух полозов, одну медянку и гадюку, гюрза Леночка, кобра Миша и остальные бесследно растворились в лесу; спецы из зоопарка предложили прекратить бессмысленный поиск и установить дежурство у террариума – голодные беглецы сами сюда приползут, так и случилось – подобно человеческим особям, покинувшие неволю змеи пожертвовали постылой свободой и возвратились туда, где всегда были обеспечены пищей и водой. Всех их отправили в зоопарк, а никому уже не нужный и лишь доставлявший хлопоты террариум ликвидировали – и следа не осталось.

И все же Резиденция не всегда пустовала, иногда сюда приезжали высшие чины Преклонии, проводили здесь секретные совещания, отдыхали, обедали и ужинали, но ни разу не оставались ночевать, охрана отбывала вместе с ними, и опять устанавливалась тишина; сейчас небольшой зал, где проводил пресс-конференции ВВП, наполнился голосами, оппозиционеры, разумеется, прежде тут не бывавшие – экскурсию им не предлагали, да они бы и отказались, не для того прибыли сюда – беспокойно озирались в помещении, где предстояло вести тяжелый и, быть может, безнадежный по результатам, разговор, но который назрел, ибо кровью кровь не уничтожают, а призрак революции одинаково страшен и неприемлем и для нынешних руководителей погружающейся в пучину страны, и для тех, кто желает ее спасти, впрочем, философ сказал: революция есть догнивание старого режима, и нет спасения ни в том, что начало гнить, ни в том, что довершило гниение – наверное, он прав.

В зале с бесшумно работающими кондиционерами присутствовали два десятка людей – число было оговорено заранее – одетых по-летнему, в светлых рубашках с короткими рукавами, лишь премьер был в галстуке, но без пиджака, располагались они, власть и оппозиция, за длинным столом, напротив друг друга, были исполнены достоинства и осознания высокой, исполняемой от имени народа, миссии, только каждый понимал ее по-своему, наличествовали и взгляды исподлобья, и с плохо скрываемой ненавистью, вполне естественные на такой встрече; открыл ее премьер, кратко обозначил тему и предложил высказаться, в течение часа все по сути определилось: одни требовали вернуть Думу, создать Временное правительство и готовить Конституционное собрание, другие – соглашались лишь с Временным правительством национального единства, и обе стороны сходились на том, что любыми путями надо прекратить насилие и распад Преклонии. “Любыми, кроме участия армии и использования оружия”, – уточнял Оглобля. “О каком национальном единстве вы толкуете? – в свою очередь, вопрошал Дневальный, – где оно, единство? Нет никакого единства и быть не может, народ хочет свободы и уважения его исконных прав, а вы что хотите? – в сторону сидящих напротив. – “Но как может работать правительство, если нет единства? Кто в лес, кто по дрова, так, что ли?” – спорил генерал с косым пробором ухоженной шевелюры. – “Временное оно и есть временное…, когда все устаканится, понадобится дееспособное компетентное правительство, но главное – нельзя затягивать с выборами нового ВВП, народ буянит именно потому, что не чувствует жесткой руки, а как выберем нового Властелина, так, используя всю полноту властных полномочий, наведет он железный порядок, будьте спокойны”, – уточнял бывший главный идеологический советник, сменивший перед шестилетними выборами Выхухоля. – “Вы говорите, национальное единство… давайте обратимся к событиям столетней давности, оттуда много чего можно почерпнуть, – вступил в дискуссию знаток истории Прыжков, оседлавший любимого конька. – Восемь месяцев работало Временное правительство, четыре состава сменилось, ну, еще был промежуточный орган – Директория, в первый состав входили 12 министров, во второй – 15, в третий – тоже 15, и, наконец, 17 министров, десять различных партий были представлены, но все составы были коалиционными, то есть включали представителей как буржуазных, так и социалистических партий, а также беспартийных. Какое уж тут единство…” – “И что хорошего? Министры свои обязанности исполняли месяц-два, не более, потом их меняли, чехарда какая-то, бестолковщина”, – подал реплику Егозин, вице-премьер. – “Тем не менее, кадеты сумели кое-какие реформы провести, их поддержали на местах губернские, уездные комиссары, общественные исполнительные комитеты, правительству поверили”. – “Володя, вспомните, что ставилось во главу угла: созыв Учредительного собрания – орган власти, избранный на демократической основе, обрел бы неоспоримую легитимность и в силу этого – способность парировать атаки как крайне правых, так и крайне левых; а ведь какие безумные сложности проведения выборов в тот момент!, война шла, пострашнее было, чем у нас сейчас, и все же созвали собрание”, – полуобернувшись в Прыжкову, произнес МБХ, сидевший, так случайно вышло, напротив премьера, он старался уводить взгляд от премьера, и тот, в свою очередь, смотрел мимо – над обоими тяготел груз воспоминаний, как это было, как тогда никакой не премьер, а старинный друг, еще по городу на болотах, и соучастник последующих дел Властителя в роли главного финансиста, поучаствовал в переселении МБХ из мира нормальных человеческих отношений, успешного бизнеса, семьи, родителей, друзей в мир, обособленный тюремной камерой и лагерным бараком, его роль в этом не была ведущей, отнюдь, однако палец о палец не ударил, чтобы предотвратить то, что ожидаемо – и тем не менее внезапно – обрушилось на МБХ, а ведь все понимал, имел прямой доступ к ВВП, мог бы попробовать объяснить, пускай и безуспешно, но хотя бы попробовать, но не только не попытался, а с охотой помогал после приговора раздербанивать компанию, оставшуюся без хозяина; МБХ дал себе слово еще в лагере: коль судьба смилостивится и он, не померев и не будучи убит, окажется на свободе, ни с кем сводить счеты не будет, никого ни в чем обвинять, но здороваться и разговаривать с этими людьми по возможности не станет – поэтому и уводил взгляд от человека с одутловатым, несвежим, в преждевременных складках лицом. Выйдя из заключения, МБХ включился в работу “Левого альянса”, социал-демократического движения, в разработке программы которого он участвовал, еще сидя на нарах. – “Вас подводит память: когда в 1848 г. во Франции пала июльская монархия, Учредительное собрание для избрания нового правительства созвали в два месяца, в Германии в конце 1918-го после поражения в войне и отречения кайзера, в разгар народных волнений новые власти сумели созвать Национальную ассамблею менее чем за четыре месяца. Временное правительство не смогло сделать этого за весь восьмимесячный срок своего существования. Ну, а что было дальше, всем известно: Учредиловка, по-моему, всего одно заседание и провело, первое и последнее, пока его не спровадил тот самый матрос”, – неожиданную эрудицию продемонстрировал бессменный главный коммуняка, тоже приглашенный на встречу, непонятно только, какая роль отводилась ему: оппозиция его отринула, члены нынешнего кабинета министров и силовики во главе с секретарем Совета безопасности тоже не шибко охотно приветили старого, разъевшегося на партийных харчах лиса, который, однако, считал себя именно оппозиционером, самым опытным и изощренным в словесных баталиях.

Исторические аналогии увлекли присутствующих, разгорелся спор, что могло и чего не могло сделать Временное правительство Преклонии сто лет назад и почему; увлеченные полемисты жонглировали фактами, сыпали цифрами, точность их не было возможности проверить, приходилось верить на слово, люди словно забыли, зачем собрались, и насколько события вековой давности мало соотносятся с с происходящим в Преклонии сейчас, сегодня; разрядил атмосферу Дневальный, рассказавший, казалось, совсем не к месту анекдот, оказалось, совсем к месту: “На вопрос, когда же в Преклонии все наладится, есть два ответа, реалистический и фантастический: можно надеяться, что прилетят марсиане и все наладят – это реалистический сценарий; фантастический же заключается в том, что преклонцы справятся с проблемами сами”; сидевшие за столом понимающе заулыбались, будто услышали нечто благостное, ласкающее слух, характеризующее родную страну с самой лучшей стороны, а начальник всех “жириков” заржал и зафыркал от удовольствия, точно конь на водопое – лишь главный коммуняка насупился и нервно постучал по карандашом по стенке хрустального бокала для воды, как председатель партсобрания, призывающий к порядку и дисциплине, поплывший нежным колокольчиком звук всех успокоил, и на мгновение установилась тишина.

“Итак, господа, на повестке дня вопрос создания Временного правительства, – вернул к реалиям премьер. – Без этого органа нам, видимо, не обойтись, какие будут соображения, предложения по составу? ” – “Должны быть представлены основные партии, прошедшие в Думу, беспартийные, ныне действующие министры, некоторые, разумеется, не все, видные общественные деятели”, – послышался голос Оглобли. – “Простите, это не Общественная палата, а серьезный орган, чья задача – спасти Отечество от развала и разгрома, при чем тут беспартийные и общественные деятели? Вы еще Аду Борисовну с ее мальчуганом включите… Вот предлагаемый список нового правительства, я зачитаю, и давайте обсуждать, не теряя времени”, – премьер начал называть имена и должности, каждое имя встречалось одновременно резкими выкриками несогласия и аплодисментами, в зависимости от того, чье крыло представляло; в течение часа удалось одобрить кандидатуры всего четырех министров, процесс застопорился и стало очевидно – сегодня договориться по всему составу не удастся; следующую встречу в этом же составе назначили на среду, однако решили провести ее не в Резиденции, а в Белом доме – и куда ближе ехать, и нет никаких аллюзий, как изящно выразился Прыжков.

События однако подгоняли, пришпоривали тех, кому выпала доля спасать страну – в ночь с понедельника на вторник в столице подожгли три супермаркета, поджоги и грабежи катились по стране, нужно было стрелять, но стрелять те, кому положено, отказывались, ибо письменных приказов им никто не отдавал, страшась последствий; страна изнемогала, многие требовали жесткую руку власти, и потому встреча состоялась не в среду, а во вторник; состав после мучительных споров наконец-то определили: от оппозиции во Временное правительство вошли лидеры думских партий, в состав не попал ни коммуняка, ни “жирик”, их дружно забаллотировали, да и что они умели делать… количество членов правительства сократили – кому сейчас нужны были министры здравоохранения, культуры, образования, спорта, природных ресурсов…, оставили всего двух вице-премьеров, ими стали Оглобля и Дневальный, Прыжкова назначили министром регионального развития; ключевые посты министров обороны и внутренних дел заняли вполне лояльные к переменам генералы, финансов – крупный банкир, МИД возглавил бывший посол, за должность шефа Службы безопасности вышла драка, оппозиции не удалось провести своего или хотя бы сочувствующего; руководителями отраслей – энергетики, транспорта, связи, сельского хозяйства были назначены толковые беспартийные специалисты, прежде не занимавшие высоких постов в прежнем правительстве; пост министра экономического развития предложили МБХ, он категорически отказался, объяснив отказ нежеланием работать ни в каком правительстве, временном или постоянном; во Временном правительстве лишь малая толика чиновников представляла Народный фронт, взлелеянный и выпестованный покойным ВВП, и не было ни одного из “Единой Преклонии”, это была частичная победа.

Первым шагом нового правительства стало Обращение к гражданам Преклонии с требованием прекратить грабежи и мародерство; в противном случае войска и полиция имеют приказ применять оружие, что и случилось в столице при попытке ограбить банк и ювелирные магазины в трех областях центральной и восточной части страны; оба новых вице-премьера и несколько известных оппозиционеров немедля посетили Кенигсбергскую область, Екатеринодарский край и еще формально не воссозданную Дальневосточную республику, встретились с их руководством, выступили перед депутатами законодательных собраний и уговорили запереть в чулан, хотя бы временно, идею покинуть Преклонию, самое удивительное, к ним в разгар хаоса и недоверия центральной власти прислушались.

В приграничной с Вайнахией преклонской станице состоялась встреча премьера, министра финансов и генерала из того ведомства с президентом Вайнахии Назмаром Кирдыковым – следовало урегулировать некоторые вопросы, без чего спокойствия на границе достичь было невозможно; Кирдыков желал провести переговоры у себя в столице, но ехать в Беспощадный премьер отказался, в то же время повелитель Вайнахии отверг планировавшееся участие нового вице-премьера Дневального: “с ним мне не о чем разговаривать”, неделю определяли состав переговорщиков и место встречи, Дневального заменили на министра финансов, Кирдыков капризничал, наконец, договорились относительно станицы, чтобы было меньше шума и легче соблюсти безопасность – главный вайнах нехотя согласился; накануне дня переговоров станицу заполнили полсотни бородатых телохранителей Кирдыкова, казаки встретили их не слишком дружелюбно, но открытых стычек не было; cлужба охраны премьера осмотрела дом культуры на предмет обнаружения взрывчатки, все было чисто, и переговоры начались. Шесть человек сидели за продолговатым столом на сцене, темный зал был пуст, разговор поначалу не клеился, Кирдыков, с начесанными на лоб волосами, делающими его узким, и светлой негустой бородой, хмурился, говорил поначалу темно и непонятно, трудно было уловить стержневую мысль, расстегнутый ворот белой рубашки и тонкая хлопчатобумажная спортивная курточка на молнии придавали его облику простецкий вид; хорошо хоть не в голубых шароварах приехал, как в первый раз на аудиенцию к ВВП, решившему сделать на него ставку ради окончательного усмирения мятежной республики, подумал премьер.

Наконец, в словах Кирдыкова прорезался лейтмотив: ему активно не нравится происходящее в Преклонии – а кому оно нравится? – машинально произнес про себя премьер, он, президент Вайнахии, как и весь вайнахский народ, по сию пору скорбит о гибели ВВП, на выборах пять лет назад все жители республики искренне отдали свои голоса этому великому человеку, недруги Вайнахии болтали о жульническом стопроцентном голосовании за Властителя, что так не бывает, он готов заверить – это шло от сердца свободолюбивого гордого народа и этому можно верить; сейчас же наступил нехороший момент, республика не получает денег в прежнем объеме, народ недоволен, могут возникнуть осложнения; премьер в ответ попросил министра финансов огласить цифры: ежегодно Вайнахия обходится стране в сто пятьдесят миллиардов рублей, и это только прямые трансферы, не считая больших косвенных дотаций, например, общая задолженность республики за электроэнергию составила девяносто миллиардов рублей, притом, что тарифы имеют льготную скидку в сорок процентов; ежегодно федеральный центр в пересчете на душу населения вкладывает в Вайнахию почти шестьдесят тысяч рублей, это почти в десять раз превышает аналогичный показатель ваших преклонских соседей, к примеру, станицы, где мы сейчас находимся; вообще, весь Северный Кавказ как удавка для Преклонии – деньги к вам текут рекой, а отдача крайне маленькая; министр покончил с цифрами и в волнении вытер салфеткой потное лицо с уже наметившимся двойным подбородком – кондиционеры работали слабо. Кирдыкову перечисление цифр явно не понравились, особенно опрометчивая последняя фраза, он даже изобразил эту самую удавку, проведя ребром ладони по шее – получилось весьма зловеще, как будто жест этот направлялся в сторону сидящих, секир-башка или что-то в этом роде; он вовсе не собирался оправдываться, да и в чем ему было оправдываться… платить была добрая воля ВВП… президент лишь заметил, криво улыбаясь, что далеко не все деньги доходят до республики: ни для кого не секрет, немалые суммы идут для откатов преклонским высоким чиновникам, в том числе сидящим в Кремле; “Назмар Ахматович, вы понимаете – положение в стране сложное, доходы от нефти и газа резко упали, денег в казне мало, что было – протратили поневоле, дайте время, все, надеюсь, образуется и выплаты возобновятся в прежнем объеме”, – заверил премьер, сделав вид, что не слышал про откаты. – “А если не образуется? – подал реплику вайнахский коллега, глава правительства. – Мы ждать не можем, если денег не будет, народ наш трудно будет в узде держать”. “У нас тридцать тысяч хорошо обученных воинов, имеющих боевой опыт”, – для вящей убедительности добавил третий вайнах, сидевший за столом, командир крупного подразделения спецназа. – “Ну, открытое столкновение никому не выгодно, – сказал генерал из того ведомства, – особенно вам, дорогой Назмар Ахматович. Вы живете, как у Христа за пазухой, – почувствовав неуместность сравнения, поправился: – Я имею в виду неограниченные возможности строить, превращать Беспощадный в один из красивейших городов Востока, – польстил. – Строить за наши средства…” – “Помните фразу предшественника ВВП, Деда? Он еще в девяностом году сказал в адрес республик: “Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить. А у вас этого суверенитета во сколько”, – и премьер показал руками, сколько. – “Нам свобода не нужна, мы и так свободны”, – произнес Кирдыков и огладил бороду. – Вы думаете, мы зависим от вас? Это вы у нас в руках, а не мы у вас, мы музыку заказываем, а не вы, вы платили и будете платить, никуда не денетесь, за нашу лояльность, за то, что мы на всех углах кричим: “мы – часть Преклонии, одно с вами целое ”, это прежние властители Вайнахии хотели уйти, обрести свободу – и поплатились жизнями, горе принесли нашему народу, а я с ВВП, великим и мудрым человеком, обо всем договорился, и вы видите – с нашей стороны никаких козней, во всем поддерживаем большую власть, мы – самая спокойная республика Кавказа…; платите и все будет в ажуре, а по-другому, друзья, никак нельзя, не получится…”

Разговор шел еще часа полтора, премьер получил заверение, что Преклония может во всем положиться на Вайнахию и его, Кирдыкова, лично: “призовете на помощь отвинтить башки всяким оппозиционерам, придем и отвинтим; и на границах наших все будет спокойно, пусть казаки не волнуются; только платите регулярно, как положено…, а где деньги возьмете, это ваше дело…, попросите у Заокеании, та даст, она богатая, ей ваша смута не нужна, опасна даже… И заканчивайте побыстрее с выборами, пересажайте и перестреляйте всех недовольных, как я в своей республике сделал, и дело с концом”.

Итогом стало твердое обещание продолжить финансирование, на выплату долга пойдут средства из Стабфонда, заявил премьер и подтвердил беспрестанно потевший министр финансов.

А мир с все возрастающей тревогой следил за преклонскими событиями, несколько раз собирался Совбез ООН, не принимавший никаких решений, лишь фиксировал неблагополучие в огромной ядерной державе, вновь, как и многие годы холодной войны, наводившей страх на европейских и азиатских соседей и на Заокеанию, сейчас – по иной причине, прежняя агрессивная сила сменилась непозволительной слабостью, что, по мнению аналитиков, было еще хуже – никто не знал, чем все может обернуться, и не давал рецептов, как выправить положение; собственно, рецепты выдавались, но предлагаемые меры выглядели неосуществимыми – не вводить же голубые каски…; единственно, что мог сделать Запад, так это выдать огромный заем под щадящие проценты, чтобы правительство могло хотя бы в срок выплачивать зарплаты и пенсии, Заокеания, Гансония, Альбиония и Галлия надавили на МВФ, и деньги немедленно поступили на счета Центробанка Преклонии; все остальное не зависело от желаний западных политиков. Так или иначе, соседи, включая Поднебесную, укрепляли свои границы, армии были начеку, самолеты НАТО постоянно барражировали в небе Балтии и в других районах близ Преклонии, пусковые установки баллистических и крылатых ракет были приведены в состояние повышенной боевой готовности; сбывалось давнее предостережение: эту страну, существующую, как бы в назидание остальным, предупреждением и предостережением, лучше видеть сильной, осознающей свою силу и подчиняющейся силе, нежели слабой и именно поэтому, от безысходности и болезненного чувства утраты былого величия, способной сотворить много бед.

Западные деньги сделали свое дело, ситуация понемногу начала меняться – до успокоения народа было еще далеко, но первые признаки отрезвления проявились; настал черед возвращения Думы, что было воспринято как правильный и своевременный шаг; вернувшиеся в свое здание депутаты в первые три дня работы подтвердили новым голосованием верность курсу на созыв Конституционного собрания, объявив начало выборов участников, притом датой открытия собрания назывался уже не сентябрь, а ноябрь – два месяца из-за смуты были потеряны.

Колонна танков, БТРов и грузовиков с брезентовым верхом, растянувшаяся, наверное, на полкилометра, под покровом ночи вползала в столицу, по трассе ее следования в квартирах многоэтажных домов, смотревших на проезжую часть, зажигался свет, сонные обитатели, разбуженные гулом моторов, выглядывали из окон, на их лицах были написаны недоумение и тревога; в середине колонны, скрытый броней, двигался лимузин, в котором сидели клон, министр обороны, главный полицейский и другой главный – по линии безопасности, он почему-то был в темных очках, что казалось клону неуместной и смешной клоунадой, однако он никак на это не реагировал, все четверо входили в КНС – Комитет Национального Спасения, организованный на тайной сходке неделей раньше: именно по его решению командиры соответствующих подразделений бронетехники и спецназа вводили свои части в столицу, дабы предотвратить конституционный переворот или, по-простому, заговор враждебных сил; в лимузине то и дело верещали телефоны, поступали сообщения о степени готовности спецслужб к проведению широкомасштабной операции по аресту заговорщиков – именно так называли их промеж себя – и всех, кто на их стороне, операция должна была начаться в три часа ночи, когда тяжелая техника займет положенные ей места; министр и оба главных обращались к клону как к руководителю операции, вводя в детали, он принимал это как должное, его вопросы были по-военному лаконичными: все ли адреса заговорщиков известны, достаточно ли сил и ресурсов у спецслужб – ведь предстоит большая работа, хватит ли свободных камер в тюрьме, и на все он получал исчерпывающие ответы, суть которых сводилась к одному – все под контролем.

Колонна тем временем прогромыхала по центру столицы и разделилась: одна ее часть подъехала к Кремлю, другая – к Белому дому и зданию Думы; еще раньше, как доложили клону, часть танков и бэтээров расположилась на западном направлении, перекрыв выезд на правительственную трассу из элитных дачных поселков, где живут многие из тех, кто подлежал аресту; лимузин в сопровождении десятков танков и бэтээров въехал через Боровицкие ворота на территорию Кремля, никто не препятствовал, так как охрана и полиция объекта номер один несколько часов назад получила соответствующее предписание; “удивляюсь, что никто не чухнулся, не воспротивился нашему приходу, конспирация на высшем уровне”, – похвалил клон членов КНС и себя самого. – “Были приняты все меры, чтобы избежать утечек информации, – пояснил главный по безопасности; беспрестанно звонили телефоны, сообщалось о начале арестов, пока шло без происшествий, уже были изолированы некоторые члены Временного правительства из числа оппозиционеров, десятка три думцев, наиболее рьяных сторонников созыва Конституционного собрания, несколько высокопоставленных военных, полицейских и других лиц, которым не было доверия; комендант Кремля предложил пройти в помещение, в котором ранее работал ВВП, все посмотрели на клона, он отказался и предпочел пока остаться в лимузине, остальные последовали его примеру; “Где премьер? Когда он присоединится к нам?” – “Он в своей Резиденции, мы на связи, утром будет в Кремле, вы вместе с ним обратитесь к преклонцам, ну, все как решили… Телевизионщики приедут около восьми…” – “Переданы ли на телевидение краткие тезисы нашего Обращения к народу?” – спросил он главного по безопасности, который так и не снял темные очки. – “Естественно, мой курьер доставил лично, зачитают в шесть утра и будут повторять каждый час”. – “А если люди выйдут на улицы и начнут собираться в разных местах, у Думы, к примеру, как тогда, в девяносто первом, у Белого дома?” – “Мы все предусмотрели, главные магистрали перекрыты бронетехникой, ОМОН начеку, если что, начнет разгонять…” – пояснил главный полицейский, а министр обороны добавил: “Войскам отдан приказ – в случае чего…” – он не договорил, но и так было понятно, что он имел в виду. – “Какие сообщения с мест?” – “Многие губернаторы в курсе, подтвердили свою лояльность КНС, а с прочими разберемся так же, как здесь, в столице, спецслужбы в областях ждут сигнала”. – “Это хорошо”, – удовлетворенно кивнул клон.

Он нервничал, потел, ему становилось душно, он вышел из лимузина и вдохнул осеннюю сырость, было не холодно, но промозгло, мелкий дождик не сеялся, а колюче стоял в воздухе, комендант услужливо раскрыл зонтик и вновь осторожно предложил пройти в апартаменты ВВП, которые пустуют, клон после короткого раздумья согласился и вся четверка проследовала за комендантом в Первый корпус. Войдя внутрь кабинета в Северном крыле, клон внезапно забыл, в какой особый для страны момент находится здесь и какая миссия уготована ему, отступили волнения и тревоги сегодняшней ночи, не думалось о том, какой тяжелый и опасный груз взвалил на свои плечи и чем может кончиться для него неудача операции, не думалось ни о чем, кроме того, что он вступил в святая святых, о чем прежде и помыслить не мог, и клона охватило почти детское нетерпеливое любопытство: он озирался по сторонам, пытаясь вообразить присутствие здесь человека, на которого немыслимым образом похож, как садится за стол, не подавляющий размерами, над которым герб Преклонии, а справа и слева – флаг государства и штандарт Высшего Властителя, прикасается к письменному прибору из зеленого малахита, работает с двумя компьютерами, подключенными, как объясняет комендант, к ситуационному центру, расположенному в этом же здании, сейчас они выключены, экраны не светятся, и здесь же – телефоны и коммутатор с пультом управления – клон прочел имена прежнего председателя правительства и его замов, министров, председателей обеих палат парламента, эти люди имели право звонить ВВП напрямую, имена почему-то прежние, не измененные, менять – замучаешься, подумал клон, каждую неделю – новые; за телефонами горшочек с кустистым цветком, у него слегка волнистые листья и белое покрывало – хозяина кабинета нет, а цветок жив, за ним ухаживают, удовлетворенно отметил клон; он полюбовался стенами кабинета с золотистым оттенком, обитыми идеально пригнанными друг к другу шлифованными панелями из мореного дуба, вдоль стен шли шкафы, заполненные книгами и справочными изданиями, поднял глаза и уперся в украшенный строгим орнаментом потолок; ближе к окну – стол для переговоров, за которым ВВП разговаривал с министрами и высшими чиновниками – сколько раз клон видел кадры телерепортажей о таких встречах и не представлял, что может вот так запросто сесть за стол спиной к стене и представить, что напротив – Он…

Комендант принес кофе, бутерброды и коньяк, они выпили и перекусили в приемной, переносные телефонные аппараты, взятые с собой из лимузина, постоянно трезвонили, для уточнения ситуации министр обороны и двое главных связывались с подчиненными еще и по мобильникам; клон прихлебывал горячий кофе и мысленно переносился в квартиры и на дачи, откуда выводили арестованных, один, кажется, вице-премьер, не хотел идти, грозил карами, ему заломили руки, двое каких-то людей пробовали отстреливаться; начальник охраны включил огромный плазменный телевизор – диктор Первого канала начал зачитывать Обращение КНС к народу Преклонии… Было шесть часов одна минута утра… Все перемешалось, убыстрилось, события помчались вскачь, и вот перед клоном растворяется тяжелая створчатая дверь Андреевского зала Большого Кремлевского дворца, он вступает на красную ковровую дорожку, звучат аплодисменты, он движется развинченным, утиным шагом, совсем, как ВВП, к месту принятия присяги, сейчас он положит руку на Конституцию Преклонии, произнесет тридцать три магических слова и страна окажется в его подчинении и в его власти, полной и безграничной; ах, как сжимает грудь и как не хватает воздуха…

Клон очнулся от сильного сердцебиения, лоб покрывала испарина, он лежал с открытыми глазами, за окном выстукивал морзянку дождь, было темно, развиднеется в ноябре не скоро, тишина побуждала повернуться на другой бок и сладко засопеть, уткнувшись носом в плечо журналистки, отвечающей за пиар его избирательной кампании и совмещающей эту обязанность еще с одной, со сном у него не было проблем, напротив, ночью он, так ему казалось, продолжал жить насыщенно и эмоционально-изощренно, ибо ничто не отвлекало, ночные фантасмагории, а иными они не могли быть, нередко отчетливо помнились, он мог пересказать их во всех подробностях, в такие мгновения внезапная тревога побуждала мозг моментально выйти из сумеречного состояния: бывает, замлеет, если отлежать ее, кисть, словно нет пальцев, их не чувствуешь – поменяешь позу и со слабым покалыванием, сродни комариным укусам, кровь начнет поступать в сосуды, пальцы начнут оживать, пока не приобретут прежнюю гибкость и подвижность; сейчас вяло-беспомощные нейроны гиппокампа уже начинали реагировать на его команду вспомнить во всех деталях и подробностях.

Сон был страшен именно тем, что вполне мог оказаться явью, и слава богу, что не оказался, но радости и облегчения пробуждение не принесло – вспоминая примстившееся, прокручивая кадры безумного фильма, он судорожно пытался избавляться от ночных кошмаров, будто счищал ошметки грязи с одежды и ботинок; ему предстояло жить с тем, что определяло и направляло его мысли и поступки все последние месяцы, а это все чаще казалось – клон чувствовал – непосильной ношей, непомерным испытанием; он вылез из постели, стараясь не разбудить журналистку, не нашарил тапочки, босиком спустился со второго этажа, прошлепав по холодному паркету на кухню, попил воды из крана, надел тренировочный костюм, кроссовки, натянул куртку с капюшоном, бейсболку и вышел на открытую веранду; начало ноября выдалось переменчивым, то легкий морозец без снега, то мокрядь, вот и в этот рассветный час лило, но не сильно, пахло прелью, попадавший под порывами ветра за долгую ночь мерзлый дубовый лист отогрелся, повлажнел и шелестел под ногами, дачный коттедж, снятый штабом его избирательной кампании, был последним в ряду построек, из-за забора открывался пустой, голый лес, где, кроме елей и сосен, просматривались в хорошую погоду кустарнички, но погожих солнечных дней не было, сейчас неторопко шел дождь, и в эти минуты верхушки деревьев смотрелись одиноко и угрюмо, объятые белесым туманом. Зачем мне все это надо, для чего ввязался в историю? – спрашивал клон себя и не находил ответа; человек живет для исполнения своей миссии: дети, работа, карьера, творчество, удовлетворение тщеславия, играющих страстей, а какая миссия у меня… я только двойник ушедшего в небытие и не более того, стать вторым ВВП мне не суждено, да и изменилось все вокруг, страна словно взбесилась, и хорошо, что не суждено, и не надо; а был ли счастлив, выполняя свою миссию, тот, кого я волей обстоятельств пытаюсь играть, не был ли заложником тех, кто поставил его на службу, возвел на пьедестал? – никто не может властвовать в одиночку, вокруг него всегда люди, которых он боится и которым не доверяет, не имеет права доверять ради собственного благополучия и безопасности, рябой вождь тоже имел окружение и боялся его, периодически устраивал чистки; зачем человеку власть, в ней ли смысл бытия, думал клон, дивясь необычным, прежде крайне редко посещавшим его мыслям, пролетавшим по касательной, не оседая глубоко внутри, и в ум шел великий сын Поднебесной, на чье выражение он однажды наткнулся и выучил наизусть – авось пригодится: лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует, несколько хуже те правители, которых народ любит и возвышает, еще хуже те правители, которых народ боится, и хуже всех те правители, которых народ презирает; кем закончил жизнь ВВП: любимым и возвышаемым, наводящим страх, презираемым? – клон гнал от себя ответ, гнетущий очевидностью, и если бы не случилось несчастье, сколь долго Властелин мог просуществовать… Власть пыталась убедить преклонцев, что ВВП – источник всех наших побед, но так же легко могла убедить, что Он – источник всех наших бед – и свалить на него все грехи, глупости, подлости, безобразия, все, что происходило в стране и отражалось, как в кривом зеркале – и погнать взашей… Но кем же все-таки Он был – строгим, но справедливым вождем стаи, или средоточием зла, мешающим преклонцам строить счастливую жизнь? – и за клона отвечал некто невидимый, наделявший не слишком умного и проницательного двойника, уступавшего оригиналу по всем показателям, мыслями, ранее ему не свойственными: ни тем и ни другим, он был третьим, желавшим сделать как лучше, по его разумению, а выходило как всегда… и не могло выйти иначе…

Занимался новый день, имевший особый отсчет в преклонской истории, много лет его праздновали как великое событие, а теперь проклинали, отмечали его как праздник лишь сторонники редеющей с каждым годом организации, чьи разноплеменные вожди заварили эту кашу ровно сто лет назад; день выдался таким же холодным и бесприютным, как тогда, в городе на болотах, в тогдашней столице государства, где разворачивались основные события, в будущей же столице, словно повинуясь настроению и как бы предрекая дальнейшие события, небо тоже нахмурилось, температура была близка к нулю, из нависших над головой серых мрачных облаков то и дело что-то сыпалось: то ли снег, то ли дождь, то ли крупа, то ли морось. Совсем как сегодня, и новый день тоже не давал ответа, каким будет ближайшее будущее страны, пробующей на ощупь иной путь, чем уготован и предопределен ее историей; оставалось, как любят говорить альбионцы, надеяться на лучшее и готовиться к худшему.

Конец

http://za-za.net/terrarium-roman/

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg