«Уран»

Uranus

de Marcel Aymé

Перевод В. Орлова, 2001

Мари-Анн наигрывала на пианино песню Эдит Пиаф. Аршамбо внимал ей с волнением, полагая, что слышит какой-нибудь пассаж Шопена. Великие музыканты легко могут заставить нас поверить в существование души и Бога, сказал он себе. С добрым чувством подумал он о творческих наклонностях людей и своей дочери Мари-Анн в частности. Она мечтала уехать в Париж и посвятить себя театру. Почему бы ее надеждам не сбыться? В придачу к прелестной белокурой головке она обладала неплохим вкусом и живым умом, хоть и провалила уже в четвертый раз экзамен на бакалавра. Вот и этот пассаж Шопена — как проникновенно она его исполняет! Настоящий артистический темперамент.

— Как называется эта вещь?

— «Меблирашки». Это песенка Эдит Пиаф.

В музыке Аршамбо не разбирался совершенно. Ответ дочери его разочаровал. Сразу потускнело, смазалось удовольствие, которое только что доставляла ему игра Мари-Анн. Может ли невыразимое обойтись без верительных грамот? Нет, решительно заключил он. Невыразимое нуждается в этом нисколько не меньше, чем все остальное. Сейчас значение имеет не то, как ты чувствуешь, как думаешь и что любишь, а то, кто и как тебя рекомендует. От размышлений о нынешней эпохе и состоянии умов, в том числе и своего собственного, Аршамбо загрустил. Настроение у него упало. Мари-Анн тем временем принялась наигрывать другую мелодию.

В столовую, запыхавшись от подъема на третий этаж, вошла госпожа Аршамбо. Она поставила сумку на стол, бросила перчатки на кровать, погрузила платок в ложбинку меж пышных грудей, вытирая пот, и подошла к пианино.

— Мари-Анн, где ты была вчера днем?

Мари-Анн повернулась на своем стульчике на четверть оборота, устремила на мать правдивый взгляд и объяснила, что ходила к Наде Венсан забрать книжку, которую одолжила ей на прошлой неделе.

— Врешь. Я только что встретила на улице Надю и ее мать.

Мари-Анн зарделась. Госпожа Аршамбо, не сдерживаясь долее, дважды наотмашь хлестнула ее по щекам.

— Вот, получай, чтоб не привыкала врать.

Она собралась было продолжить допрос, но тут вмешался Аршамбо. Как всегда, он был очень спокоен. Высокий рост, весь облик уравновешенного, добродушного великана делали его слова весомыми и убедительными.