Татьяна Краснова
Таня
Серия «Знакомые лица»
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
Иллюстратор Александра Руппель
© Татьяна Краснова, 2017
Местом силы не всегда оказывается волшебная земля за огненной рекой. Им может стать уютный дачный городок, где побывал всего однажды. Флюгеры на крышах, старинный парк, озеро, похожее на синее море — а что, если опять туда приехать, все проблемы исчезнут, как и в первый раз? Таня и Юля, ещё школьницами, нашли там не только самодельную карту, где отмечены особые места — не для рядовых туристов, но и друг друга. А настоящая дружба важнее мальчишек, творческих затыков и разборок с родителями.
12+
ISBN 978-5-4483-8000-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
Таня
Часть I Месяц в деревне
Герой нашего времени
Обрыв
Витязь в тигровой шкуре
Война и мир
Дом с мезонином
Бахчисарайский фонтан
Спать хочется
Муму
Темные аллеи
Мои университеты
Семья вурдалаков
Собачье сердце
Во весь голос
Отцы и дети
Недоросль
Дворянское гнездо
Учитель словесности
Вольность
Храни меня, мой талисман
Гости съезжались на дачу
Приглашение на казнь
Я памятник себе воздвиг
Драма на охоте
Блистающий мир
Часть II Дом на дереве
Дама с собачкой
Студент
Выхожу один я на дорогу
Таланты и поклонники
Маленькие трагедии
Доходное место
Утро делового человека
В прекрасном и яростном мире
Понедельник начинается в субботу
Попрыгунья
Лето Господне
Камень
Хождение по мукам
Мисюсь, где ты?
Заколдованное место
Гроза
Маскарад
Волки и овцы
Человек из ресторана
Исповедь хулигана
Пропавшая грамота
В родном углу
Облако в штанах
Читайте в авторской серии «Знакомые лица»
Читайте в авторской серии «Знакомые лица»
Читайте в авторской серии «Знакомые лица»
Читайте в авторской серии «Знакомые лица»
Читайте в авторской серии «Знакомые лица»
Часть I Месяц в деревне
Герой нашего времени
— МОЯ жизнь, чё хочу, то и делаю, — огрызнулся подросток лет двенадцати, кубарем скатившийся с грузового состава, который внезапно затормозил.
Пожилая дама с розовым зонтиком, шедшая по тропинке вдоль железной дороги, всплеснула руками.
— Как это — твоя? А как же поколения, которые передавали по цепочке твою будущую жизнь — начиная с пещерных людей? Ты только представь: они должны были пережить все войны и эпидемии, и голод, и смуты, и татарскую орду. Им было не миновать ни одной эпохи и ни одного исторического катаклизма, раз уж ты родился! Они проявляли чудеса стойкости — и тут тебя потянуло на подвиги!
Пока дама сообщала, что она врач, и рассказывала про отрезанные здесь, на железке, руки-ноги-головы, упавший поднялся, отряхнул драную джинсу и двинулся вперед, не оглядываясь.
— Да что вы время тратите, это же зацепер, они все придурки, — прозвучал еще один голос — громкий и насмешливый.
Мальчишка обернулся и увидел девицу старшего школьного возраста. Рыжую, точнее, оранжевую, как апельсин.
— Дура рыжая, — утвердил он и прибавил шагу.
Ответом ему был обидный смех.
— Всего доброго, молодые люди, не ссорьтесь, — пожелала старушка.
Апельсин ее окликнул:
— В сторону Белой Горки, к дачам, я правильно иду?
Розовый зонтик начал многословно объяснять, что еще не изучил все здешние места и может ошибиться, что посещает лекции по краеведению, но про Белую Горку им еще не… Зацепер обернулся и перебил:
— Неправильно. — И грязный палец указал другое направление.
Обрыв
ГОРА поднималась уступами, словно гигантскими ступенями, которые заросли гигантскими же лиственницами, кленами и ясенями. Было похоже на сильно запущенный парк. Апельсиновая девчонка остановилась, переводя дух. Откуда-то сверху раздался голос-колокольчик:
— Можешь вот так постоять? Постой еще немножко, пожалуйста!
— Я только и могу — стоять. Или упасть и не встать. Это Эльбрус, а не Белая Горка!
— А это и не Эльбрус, и не Белая Горка. Дачи совсем в другой стороне. Здесь городской парк начинается. Ты, наверно, не здешняя?
— Да уж, ожидала я чудес, — мрачно проговорила апельсиновая девочка. — В Белогорске моя мама родилась. Я про него сопли-вопли всё детство слушала. Судя по восторгам, здесь должны быть принцессы, феи, эльфы…
Она разглядела среди веток на обрыве фигуру с карандашом в быстро-быстро двигающейся руке.
— Поднимайся сюда. Передохни на лавочке. Мне нужно твоё лицо. Тебя как зовут?
— Юля. А тебя?
Юля одолела последнюю вертикаль и оказалась под двумя березами, которые росли в обнимку на самом краю.
Перед ней сидела принцесса. У нее были огромные голубые глаза и золотистые волосы, кольцами разбросанные по плечам. Если бы собственные Юлины волосы потеряли красноватый оттенок, побледнев до золотистого, а веснушки исчезли, а нос утончился, а рот уменьшился, то и она стала бы похожа… Апельсиновая девочка тряхнула головой и вернулась в реальность.
— Марина, — представилась принцесса, не переставая работать карандашом.
Юля присела рядом, заглянула в рисунок, прочитала на подложенной под него книге название:
— «Поллианна». А, это про рыжую девчонку, которая играла в радость. А ты ее и рисуешь? И тут как раз я, тоже рыжая? Но это же детская книжка, я ее в четвертом классе читала.
Марина была как раз принцессного возраста, на вид лет семнадцати.
— А мне двадцать, — уточнила она. — Но захотелось перечитать. Знаешь, как в одном стихе: только детские книги читать, только детские думы лелеять, всё большое надолго развеять, из глубокой печали восстать.
— Это из какой же печали? — поинтересовалась Юля бесцеремонно: раз ее используют, заставляют позировать, то чего церемониться. Но художница сказала только:
— Хотела вспомнить, как играть в радость. Воспользоваться способом Поллианны, раз само по себе ничего не радует. А книжка, видишь — без картинок, и я решила это исправить. Мне до сих пор кажутся несправедливыми две вещи: что у взрослых нет каникул на всё лето и что для них делают книжки без картинок.
— Ты художница?
— Нет.
— Ну, учишься?
— Тоже нет.
Юля вытянула шею, еще раз заглянула в рисунок — выходит очень даже хорошо. Видимо, лицо у нее было недоверчивым, и Марина пояснила:
— Я и в художественную школу не ходила, хотя она тут есть. Мне в детстве вообще не хотелось рисовать. Я читать любила и еще цветы в нашем саду выращивать — там было только моё царство, никто не мешал. А потом я увлеклась флористикой: одна знакомая делала картины из цветов и меня научила. Только у меня не хватало терпения. Надо какой-нибудь элемент подобрать из растений, а я возьму и подрисую, так же быстрей. Вот и началось…
— Значит, это хобби, — постановила Юля.
Принцесса погрустнела:
— Ну да. А учусь я на юриста. Папа юрист, и мама была… И мне казалось естественным на юрфак поступать. Папу послушать: не работа — поэма…
— А оказалось, муть какая-нибудь? — спросила Юля без всякого сочувствия.
— Очень скучно, — призналась Марина. — То есть не учиться даже, а на работе. Папа меня в свою контору взял. Я сейчас, после сессии, бумажки там перебираю, отношу их из кабинета в кабинет, на компе что-нибудь делаю.
— Так это и есть глубокая печаль? — догадалась Юля.
— Каждый день жду, когда это кончится и начнется настоящая жизнь. А когда подумаю, что ВСЯ жизнь из этого и будет состоять…
— Так бросай.
— Ну, нельзя же так сразу… Я еще только начала…
— Можно, — отрезала апельсиновая девочка. — Или ты там наковыряла какую-нибудь радость? Типа хорошей зарплаты?
— Нет, радость — вот она, — Марина пошевелила свой листок. — Спасибо, что помогла. Ты так вовремя появилась. Прямо из книжки выскочила. Только до Белой Горки отсюда далеко. Что ж тебя никто не встретил? У тебя ведь здесь родственники, наверное?
— Сама дойду, — ответила Юля, поднимаясь и вспоминая гада-зацепера, пославшего ее не в ту сторону. — А родственникам, то есть деду, будет сюрприз.
Витязь в тигровой шкуре
НА ЦВЕТУЩЕЙ поляне под сосной стоял дом со множеством флюгеров на крыше. Юля разглядела флажок с тремя языками, кота с выгнутой спиной, ключ, петушка, дракона и корабль под парусами. Были еще какие-то, но их заслоняли трубы и башенки.
Попав в дом, Юля запуталась во множестве комнат. Хотела вернуться к входной двери, но вместо нее увидела какие-то ступеньки и начала подниматься. Лестница привела ее на чердак таким образом, что сначала там оказалась голова.
Всё чердачное пространство было расчерчено солнечными полосами, которые пробивались сквозь щели в некрашеных деревянных стенах. Просторно и пусто. Только покачивалось кресло-качалка, к которому подкатился большой красный мяч, казалось, еще сохранявший движение.
Раздался страшный грохот, и всё развалилось.
Юля разлепила глаза.
Этот сон с домом на поляне она уже видела — перед приездом в Белогорск. А дедушкин садовый домик напоминал конуру кума Тыквы из «Чиполлино». Крошечная комната внизу и помещение под крышей, заваленное старьем, среди которого спала Юля. Поднявшись, она обнаружила за окном кислое серенькое небо.
— На самом деле солнце просто заливает всё вокруг! Оно сияет там, над облаками, в черном космосе! Заметь — всегда! И днем, и ночью! Просто надо его подождать.
Юля оглянулась — дед появился незаметно и перебирал какой-то хлам. Лучше бы наоборот: сначала хлам перебирал потихоньку, а уж потом грохотал — когда она проснется.
— Я тебя разбудил? — тут же догадался он. — Это я ведра расставил, чтобы вода погрелась перед поливом, а потом тачку не глядя покатил, а дорожка каменная…
— Ничего. Мама рассказывала, что ты всегда сконцентрирован на себе и на своих великих целях.
— Что, она так и сказала?
— Ну да.
— Вот, хотел показать — подумал, тебе будет интересно…
В руках у деда был альбом с марками. Юля невольно рассмеялась, глядя на ветхие невзрачные бумажки, явно представлявшие для него великую ценность.
— Да, мама рассказывала, что ты и календари собирал, и значки, и монеты, и много всякого хлама.
— Что, она так и говорила?
— Ну да.
Дед убрал альбом.
ЮЛЯ спустилась на первый этаж, походила по домику, осмотрелась. Летом еще ничего, тепло и птички поют, а каково здесь зимой? Ну, дед же выживает.
Незнакомые звуки окружали со всех сторон. В наукограде кричали петухи и мекали козы. К пению птичек прибавилось шебуршание. Мыши, что ли? Или покрупнее — крысы? Пока Юля перекусывала, неясный шум перемещался, то утихал, то нарастал. Где его источник — под полом, за стенами? Не разобрать. Юля вышла на крыльцо. Может, под крыльцом? Она свесилась через перила маленькой терраски.
Тигр смотрел на нее в упор. Глаза горели желтыми огнями.
Не сразу стало понятно, что домашний васька был в шкуре, выкроенной из большого тигра, с полосками не по размеру, причем одна из них проходила наискосок через морду, придавая устрашающий вид.
Увидев незнакомое существо, кот оторопел. Потом подскочил и бросился прочь. На дорожке, выложенной каменными плитками, загремели ведра, одно за другим. Эффект домино, подумала Юля. А витязь в тигровой шкуре жирноват — зацепил, когда перепрыгивал.
Из сарайчика высунулся дед.
— Юлечка, я очень рад, что ты приехала погостить… Но я должен сказать… Я подрабатываю репетиторством — ну там, алгебра, физика. Летом тоже есть желающие. И как раз сегодня у меня будет урок…
— Не шуметь, да? — перебила Юля. — Поняла уже, ладно. А как же ты уроки-то даешь, если сам сто лет назад учился? Не как Хоттабыч, я надеюсь — Индия находится на самом краю земного диска… Неприятностей потом не бывает?
— Ну, математика не так изменилась, как география, — слегка смешался дед.
Война и мир
СТРАННО — источник исчез, а шум остался. Юля отчетливо его слышала. Можно спросить у деда, но она предпочла походить по новому для себя пространству и прислушаться. Дошла до кустов малины, заменявших забор…
Вчерашний зацепер уставился на нее, оторопев совсем как кот. Вид у него сегодня чистенький и домашний, но не узнать нельзя. Это из-за него она два часа бегала вверх-вниз.
Юля, раздвинув кусты, вмиг оказалась на территории обидчика — без вступлений и риторических вопросов.
— Ах ты, мелкий гад! Башку откручу!
Мальчишка отпрянул.
— Не бойся, — пообещала апельсиновая девочка, — я с мелкими гадами прекрасно справляюсь. У меня братец такой же, как ты.
Осознав, что его хватают за шиворот, мальчишка бросился бежать. Юля гналась за ним через весь его садовый участок. У противника было преимущество — знание местности, и она сразу поняла, что он уводит ее от своего дома с родителями, где могли начаться всякие выяснения обстоятельств и всплыло бы его дурацкое паровозное хобби.
Они пронеслись по заброшенной даче, где ничего не стоило перескочить через поваленный забор. Потом помчались через дачу пустую, незастроенную и незасаженную, где забора не было вообще. Зацепер петлял, стараясь, чтобы Юле под ноги попадались скамейки, бочки, ямы, кучи мусора — но она и вправду прекрасно со всем справлялась.
Наконец они вылетели на обширный пустырь, выложенный бетонными плитами, которые растрескались, заросли бурьяном и были щедро усыпаны битым стеклом. Повсюду торчала арматура. Чернел открытый люк канализации. На краю стояла ржавая вышка: лесенки со скошенными ступенями, погнутые перила, проваленные деревянные площадки. Этажа три высотой.
Мальчишка резко затормозил — и забыл о погоне, словно переместился во времени и никакой Юли за его плечом уже не нависало. Юля тоже остановилась.
НА ВЫШКЕ, на нижней площадке, сидел эльф.
Острый подбородок упирался в острые коленки, обнятые хрупкими ручками. Прозрачные печальные глаза смотрели из-под челки, как из зарослей — и тут же переменили цвет на радостно-зеленый.
— Егор? Привет. Как ты вырос. Я не сразу тебя узнала.
— А я сразу! Таня! Ты что тут делаешь?
Юля перевела взгляд на Егора — и тоже не узнала его. Мерзкий мальчишка вдруг сделался таким красивым, с такими тонкими чертами лица, с бездонными глазищами.
— Тут хорошо, тихо, никогда никого нет. — Таня неопределенно повела вокруг своей прозрачной рукой и вдруг, улыбнувшись Юле, спросила: — За вами кто-то гонится?
Егор покраснел до самых пяток.
— Пробежались малость для разминки. — Юля удивилась собственному великодушию.
Егор, метнув на нее быстрый взгляд, ненатуральным голосом продолжил:
— Здесь когда-то была площадка клуба юных десантников. Мама рассказывала. С этой вышки они прыгали с учебными парашютами. А еще тут настоящие самолеты стояли, большой и маленький. Когда началась перестройка, их украли, всё теперь заброшено, и клуба нет.
— Вот оно что, — оживилась Таня. — Значит, в этом месте бывало много смелых людей. Это чувствуется! Поэтому тут хорошо.
— Думаешь, можно зарядиться чужой смелостью? — удивилась Юля.
— А ты давно в Белогорске? — одновременно спрашивал Егор.
Таня ответила мальчишке:
— С конца мая. Мама боялась, что вдруг начнется аномальная жара, как прошлым летом, и позапрошлым, и в Москве нечем будет дышать — и сняла здесь дачу. На всё время, пока я сдавала ГИА. А жары нет никакой. Наоборот, дожди заливают.
— И я на даче, у бабушки и деда! — радовался Егор. — Может, мы недалеко друг от друга? А ты еще не уезжаешь? Еще здесь поживешь?
— Ты тоже окончила девятый? — оживилась Юля, успевшая забраться на вторую площадку вышки. — Сколько баллов по русскому? А по математике? А что еще сдавала? Я — физику и информатику.
Теперь Таня отвечала уже ей, поинтересовавшись:
— Ты там как? У меня бы сразу голова закружилась.
— А меня вдохновляет смелость крутых парней! — хохотала Юля, балансируя на краю с раскинутыми руками.
Вся вышка была изрисована и исписана. Патриотичные надписи вроде «Слава ВДВ» перемешивались с нецензурными, с любовными признаниями и множеством имен и прозвищ. Над самой головой нависали непонятные гигантские буквы: NikBer.
Егорка, поняв, что Юля уже не будет его ни казнить, ни позорить, расслабился и завладел Таниным ноутбуком:
— «Макбук Эйр»! Круто! Тот самый, да? Обновленный, сверхтонкий!
Дом с мезонином
КОМНАТ на втором этаже было несколько, и Таня неслышно переходила из одной в другую. Пустота, мебели — никакой, ободранные старые обои. На одном подоконнике — цветочный горшок без цветка. За окнами качаются ветки высоких древних яблонь без яблок.
Таня прислушалась — точнее, отключила все способы восприятия, кроме слуха. Сначала в уши врывались звуки улицы: голоса машин, людей и собак, велосипедный звонок, пение птиц — множества разных птиц — благозвучное и не очень.
Потом начали проступать голоса самого дома. Скрипы, шорохи, щелчки, идущие непонятно откуда, — сколько же их! Какие-то вздохи, воздушные волны… Еще немного — и зазвучали смех и разговор играющих детей, потом их шум и плач. Похоже, в этой комнате жила не тихая и одинокая старушка.
Таня заметила еще одну дверь, оклеенную обоями и слившуюся со стеной. А за ней, в чуланчике, обнаружились сказочные богатства: несколько кукол, велосипедное колесо, конь на колесиках, хвост этого коня. На полках лежали коробки с елочными игрушками и настольными играми.
Конечно, здесь жили дети! То ли игрушки подтверждали голоса из прошлого, то ли голоса подтверждали игрушки — Таня повеселела, приставила коню хвост и еще раз прошлась по пустынным комнатам.
Здесь хотелось покружиться под негромкую музыку. У них дома тоже есть комната, куда редко заходят и где можно протанцевать все свои мысли, сны и события дня, чтобы они до конца проявились. Таня посмотрела на плеер. Может, включить совсем-совсем тихо?
Но с первыми же звуками на лестнице послышались шаги. Она быстро нажала на кнопку, но было поздно.
— ВОТ ТЫ ГДЕ. — Мама, как обычно, выглядела озабоченной и недовольной. — Ты не забыла, что сегодня урок?
— Как урок? Экзамены же кончились, — удивилась Таня. — Я же всё сдала.
— Но я договорилась с Юрием Георгиевичем! Тебе нужно подтянуть алгебру!
Таня молчала.
— Нам просто повезло, что мы его здесь откопали! Ты должна осознавать, какого уровня это специалист! Это же историческая личность! Всё равно что сам Пифагор тебе бы таблицу умножения объяснял!
Таня молчала.
— Он на синхрофазотроне работал — ты ведь представляешь, что это коллайдер того времени! Тебе это что, неинтересно?
Таня молчала.
— Вижу, что неинтересно, — обреченно проговорила мама. — А что тебе интересно? У тебя же пустота в голове. — Она подняла и разбудила спящий Танин ноут. — Господи, а это еще что? Кладбища… готы какие-то. Что еще за чушь?!
— Жизнь и смерть — это чушь? — наконец разлепила губы Таня.
— В твоем возрасте, в виде этой вот дребедени — да! Я прекрасно понимаю, что всё это — от элементарного безделья. И что я сама виновата, предоставив тебе слишком много свободы. Но настала пора тобой заняться, пусть даже в ущерб делам!
— По-твоему, я элементарная частица и мне нужен ускоритель?
— Вот именно! А умничать уместнее было бы в школе, а не с несчастной мамой, которая жертвует для тебя всем! Даже сюда согласилась приехать, потому что тебе здесь нравится! Думала, ты взбодришься, дела успешнее пойдут. Не забудь про урок!
В несчастной маме было столько энергии, что хватило бы на запуск и коллайдера, и синхрофазотрона.
Таня, сползая по перилам, оглянулась. Из приоткрытой двери чулана выкатился большой красный мяч и нерешительно замер посреди пустой комнаты.
Бахчисарайский фонтан
ПО ДОРОЖКЕ вдоль забора прошла дама с розовым зонтиком. Узнала Юлю, кивнула. Та помахала рукой в ответ и подумала, что здесь уже есть с кем поздороваться.
Потом оказалось, что дед решил, будто она общается с ним, и давно уже что-то говорит. Кажется, о том, как она похожа на маму.
— …Вас еще и зовут одинаково…
— Вовсе нет. Дома меня называют Ю-2. — Юля привычно уже прислушалась — но сегодня нигде ничего не шуршало. Дед, естественно, не врубился:
— Ю-2? А почему?
— Ну, ты же сам сказал, что я — модификация мамы. Значит, мой номер — следующий по порядку.
— По этой логике Ю-1 должен бы быть я, — задумался дед, но Юля не стала подсказывать, что по этой логике его вычеркнули. Кажется, он догадался сам и поинтересовался: — А ты звонишь маме? Или она тебе?
— Нет, — ответила Юля спокойно и, глядя, как подскочили у деда очки, так же спокойно и серьезно спросила: — А ты звонил пятнадцать лет назад, когда все уже переехали из Белогорска, а ты остался продавать дачу, а потом решил не продавать и не уезжать?
— А… а родители хотя бы знают, что ты здесь? — начал заикаться дед. — Я думал, что это у вас согласовано…
— Это не было согласовано, — честно ответила Юля. — Но я перед отъездом написала им эсэмэску. И уже отсюда — еще одну, что доехала благополучно. Если бы родители захотели меня вернуть, они бы давно это сделали. И если мама не звонит, значит, просто не хочет. — И великодушно добавила: — Могу дать тебе мамин телефон — позвонить, пожаловаться. Тем более, пятнадцать лет не общались — и вот повод.
— Но я не собираюсь жаловаться! Я очень рад, что ты приехала в гости! Мне бы просто не хотелось никаких неприятностей, прежде всего для тебя…
— А я не в гости. — Юля смотрела на него еще более серьезно и внимательно. — Вообще-то я насовсем. Но лучше мне пойти пройтись — сейчас ведь твоя дурочка припрется на урок.
ЧУЖИЕ дачи больше напоминали особняки и терема. Или это уже не дачи, а город? На одном из дворцов, мимо которых шла Юля, красовался флюгер — золотой кораблик. Под парусами. Неужели из сна? С крыльца помахала рукой Марина — та самая, НЕхудожница. Юля ответила, еще раз подумав, что уже есть с кем поздороваться в этом Белогорске. Осведомилась:
— Как Поллианна?
— Я добралась до продолжения. Ты читала «Поллианна вырастает»?
— Да. Там всё испортили любовью. — И пояснила, увидев растерянное лицо: — Тебе не кажется, что значение любви вообще сильно преувеличено?
Пока Марина думала, что ответить, Юля пошла дальше. Побродив по улицам, притормозила у фонтана с большой рыбой посередине. Из разинутой пасти били струи воды, превращаясь в прозрачный купол, накрывавший и рыбину, и каменную чашу. А на ее краю сидел вчерашний эльф, то есть Таня, высматривая что-то под этим куполом.
Юля тоже пригляделась, увидела монетки на дне, а еще вездесущие надписи — на рыбе и ее постаменте. «NikBer», — крупно было выведено перед самым носом. «Что-то знакомое», — отметила Юля и подошла поздороваться.
ЛЮБЫЕ превращения происходили здесь легко.
Можно было дать глазам задание видеть только белый цвет — и отовсюду начинали выскакивать ромашки, пушистые одуванчики, кисти белой кашки, душистые медовые зонты, мелкие белые цветочки без названия, а еще бумажки, камешки, обломки кирпича — всё, только что невидимое и незамечаемое, утопавшее в зелени. Оставалось поражаться, сколько вокруг белого.
То же самое происходило с желтым, синим, красным и розовым.
Таня сидела на нижнем ярусе парашютной вышки, включая и выключая зрение.
Пустырь только казался пустым. Если поиграть со слухом, то это место оказывалось переполнено звуками, начиная со всевозможных насекомых и продолжая почти неразличимыми гудками машин, стрекотом электрички, тающим гулом самолета, далекой музыкой, ударами невидимого молотка — но стоило суперслуху отключиться, как всё это тут же сливалось в привычную лжетишину.
Заколдованно-расколдованное царство затягивало в себя, но Белогорск, которого она почти еще не видела, тоже тянул — и перетягивал. Таня быстро прошла две улицы, на которых раньше уже была, и задержалась у подступавшего озера.
Над водой нависла плакучая береза, образуя шатер из длинных ветвей, и пространство внутри него казалось особенным. Оно обещало какую-то разгадку или ответ на какой-то вопрос — но раз за разом, как Таня ни всматривалось, ничего не выдавало. Попасть же в само это пространство было невозможно, если только не зависнуть на почти вертикальном склоне или не плюхнуться в озеро.
Там, где начинался настоящий город с многоэтажными домами, всегда хватало времени только дойти до маленькой площади или сквера с фонтаном в виде рыбы, стоящей на хвосте.
В куполе воды почудилось что-то знакомое. Таня присела на край каменной чаши — под куполом было такое же точно пространство, как внутри шатра из березы — недоступное и содержащее нечто важное. И что с ним делать, непонятно.
Таня пробовала изменять взгляд на прицельный и на размытый — но только увидела на противоположном краю фонтана яркую спортивную девочку, знакомую Егора. Та ее тоже узнала.
— НЕ НАУКОГРАД, — поделилась Юля, — а деревня. Какой-то Понивилль[1]. Вот только здесь нормальный город начался.
— Ты заметила, что у Белогорска нет ни начала, ни конца? — чему-то обрадовалась Таня. — Три года назад я отдыхала здесь в лесном отеле, и город оттуда выглядел таким далеким, волшебным.[2] Я всё хотела специально приехать, чтобы войти в него…
— Вот и я специально приехала, — скривилась Юля. — Тоже навоображала… Даже сны видела… А всё — не такое.
— А какие сны?
Таня так смотрела, будто именно это стоило внимания, и Юля навспоминала что-то о соснах, о флюгерах на красной крыше, повторив, что всё оказалось совсем не таким.
— А мне представлялась калитка, — призналась Таня, — сквозная, из тонких металлических завитушек, как будто кружевная. Она распахивалась — и я оказывалась в своем волшебном городе… Я тут несколько улиц обошла, со множеством ворот. Есть какие угодно, а таких — нет. Дачные улицы перетекают в городские, и нет никакого начала, нет ВХОДА. Если ты не в лесу — считай, ты уже в Белогорске. А вот то, о чем ты говоришь, я, кажется, видела.
От сквера с фонтаном лучами расходились несколько улиц. Таня выбрала один луч и скоро остановилась у дома с красной крышей. На подвижной стреле крутился металлический кот: спина выгнута, хвост трубой. Юля вспомнила уже найденный кораблик, обрадовалась:
— Еще один флюгер! Да, очень похоже. Выходит, всё не так уныло! Давай еще побродим.
— А как у тебя со свободой передвижения? — осторожно спросила Таня.
— Да нормально. У меня здесь только дед, он — Хемуль.
— Кто-кто?
— Ну, в историях о муми-троллях есть такой зверек — хемуль. Безвредный чудак — ходит-бродит, собирает марки или насекомых. Так что можем гулять до утра.
— Не можем, — медленно покачала Таня головой и словно спряталась под свою челку. — Понимаешь, я выросла с нянями и домработницами — родители бизнесом занимались. Никто ко мне не лез никогда. И вдруг мама бросилась на воспитание. Вывезла меня на эту дачу, ходит по пятам, всегда всем недовольна. Просто не знаю, что делать. Немного свободы образуется только после урока — я возвращаюсь не сразу, брожу где-нибудь, как сейчас…
— После урока? — переспросила Юля. — После какого урока?
— Ну, я хожу к репетитору. Так мама хочет. Меня учит математике сам Пифагор.
Спать хочется
ДАМА с розовым зонтиком шла не прогулочным, а торопливым шагом.
— А вы сегодня позже, чем обычно, — прокомментировала Юля из-за забора.
— Опаздываю! Осталось четыре минуты!
— До чего?
— Да итальянский же! Урок по телевизору! Всю жизнь мечтала выучить этот язык! — не сбавляя скорости, проговорила дама.
— Вот это да, — Юля поискала взглядом деда. — И эта — на урок! Итальянский! Обалдеть. Я думала, ТАКИЕ только мыльные серики смотрят.
— Ну, не такая уж она и старая, — слегка обиделся дед. — В нашем возрасте как раз полезно усваивать новую информацию: учить стихи, запоминать иностранные слова. В Доме культуры, я слышал, даже университет для пожилых открылся. Лекции о здоровье читают, о садово-огородных делах, есть компьютерные курсы…
— А ты туда ходишь?
— Я? Нет.
— А что тогда об этом говорить?
Юля устроилась на веранде, собираясь перехватить Таню сразу после урока. Из открытого окна доносились математические монологи Пифагора. Голоса новой подружки было не слыхать. Вспомнилась детская книжка с картинками: орел выклевывает Прометею печень, тот страдальчески терпит. Когда дед удалился, предложив ученице решить что-то самостоятельно, Юля через окно заглянула в комнату:
— Ну что?
— Ничего. Опять чуть не уснула. Сейчас он вернется, сам решит и начнет объяснять по новой.
Юля посмотрела на уравнение. Таня беспокойно оглянулась на дверь и зашептала:
— Ну, будет опять икс равен нулю. Я понимаю, ЧТО для этого нужно проделать, но только пока мне объясняют — а потом сразу же забываю. Я не понимаю, ЗАЧЕМ это нужно. Зачем всё упрощать и что-то к чему-то приравнивать. Зачем сводить к нулю.
— Затем, — объяснила Юля, быстро записывая в столбик решение, — чтобы всё это закончилось, и мы пошли гулять.
— А ДЕЛО-ТО идет на лад! — похвалился дед, проводив ученицу. — Совершенно правильно решила, а какая слабенькая вначале была! Мне даже казалось, что она просто сидит и ждет, когда урок кончится — неловко было деньги брать у ее матушки…
Юля раскрыла учебник по алгебре. На первой странице крупно подписано: NikBer.
— Это Таня оставила?
— Это? Нет, у меня куча старых книжек, от бывших учеников.
— А эта чья?
— А я и не помню.
ЮЛЯ побежала догонять Таню и наткнулась на плачущего ребенка в комбинезончике — не разобрать, мальчика или девочку.
— Фусси! Фуська! Фусенька! — взывало дитя непонятно к кому.
— Ты что, потерялся? — притормозила Юля.
— Нет, это Фуська потерялся! Я его ищу!
Ни кошек, ни собак поблизости не было видно, и Юля помчалась дальше.
Муму
— Я, НАВЕРНО, сама виновата, — оправдывалась Таня, когда они вместе шагали по длинной дачной улице. — Я, наверно, не умею учиться. Когда я была маленькая, к старшей сестре ходили разные учителя, а я сидела в ее комнате, играла и всё слышала. И потом получалось, что я всё уже знаю, и читать умею, и писать, и английский… А еще я любила потихоньку копаться в ее книжках и учебниках, когда ее дома не было, и из взрослых шкафов книги таскала. А в школе потом сидела и ждала, когда всё кончится. Было неинтересно — ничего нового. Но если начинали объяснять что-то незнакомое, я ничего не понимала — мне, чтобы понять, надо куда-нибудь спрятаться и получить знание как будто через щелку, или самой где-нибудь откопать, тогда оно станет моим. А если его передают напрямую, то это как кувалдой по голове, и чем больше напрягаешься, тем меньше толку.
— А по-моему, напрямую — как раз проще.
— Ну вот видишь, — развела руками Таня, — я и говорю, что не умею учиться, особенно при всех. Бывают люди, которые есть при всех не могут, для них это слишком интимный процесс.
— А может, тебе просто математика на фиг не нужна? — предположила Юля.
— Мне очень много чего не нужно, — призналась Таня, — даже страшно становится. Родители отдавали меня в разные престижные школы — в школу благородных девиц, например. В ней я возненавидела рукоделия и музыку. В школе с оздоровительным уклоном — физкультуру. Математика — само собой, я везде ее ненавидела. Более менее было в английской школе… А что мне нужно — я не знаю. Я люблю просто сидеть и мечтать. Но мне же никто не даст этим заниматься.
— Почему? — возразила Юля. — Если тебе так надо, никого не спрашивай — сиди и занимайся.
Таня засмеялась. Юля хотела было пояснить, что не шутит, как им обеим пришлось отскочить к забору: в облаке пыли пронеслись два квадроцикла, унося с собой хохот веселой компании.
— Придурки, — проворчала Юля. — Смотри, а вон там — городок гномов!
Они свернули на улицу, где стояли маленькие, как игрушечные, совершенно одинаковые коттеджики.
— Улица Научная, — прочитала Таня надпись на табличке. — Наверное, это и есть твой наукоград.
Квадроциклы опять проревели, обгоняя их, только на этот раз один затормозил, и Егор прокричал оттуда:
— Таня, привет! — как будто Юли рядом не было.
Юля тут же осведомилась, где его паровоз и почему он сегодня на нем не катается. Мальчишка скорчил рожу и врубил песню: «В стрёмных телках море позитива!». Его приятель начал усиленно приглашать девочек в свою повозку, хотя все места были заняты. Таня ограничилась тем, что поздоровалась с Егором, а Юля прокомментировала его музыкальный вкус и посоветовала купить прицеп.
— Или ты хотела прокатиться? — покосилась она на Таню, когда компания умчалась с ветерком.
Та замотала головой:
— Нет, меня бы это напрягало. Я бы не знала, о чем с ними разговаривать. Вот моя сестра — светский человек и получает от всего этого удовольствие. Она старше на пять лет. Когда я пошла в школу, ей было уже двенадцать. Мне этот возраст казался магическим. Казалось, как только и мне исполнится двенадцать, я стану такой же, как она — популярной, общительной. Пойму, в чем радость жизни. Вообще превращусь в другого человека. Пойдем дальше?
Впереди был парк. Аллеи с цветниками расходились веером и исчезали в зеленом море.
— Пойдем. И как, не превратилась?
— Не превратилась. Уже и тринадцать исполнилось, и четырнадцать. Я, наверно, много ерунды наговорила, — спохватилась Таня, — потому что не умею с людьми разговаривать. Я обо всем этом, вообще-то, обычно молчу. В моих школах принято говорить только о шмотках и о мальчиках…
— Это не только в твоих, — заверила Юля. — Нормально ты разговариваешь, расслабься. А мальчики что? Они у тебя хоть были?
Аллея подвела их к смотровой площадке с разломанными перилами. Вниз круто уходил обрыв. Кудрявые вершины деревьев спускались к озеру. А вот и двойная береза, увешанная ленточками, и скамейка под ней. Юля узнала место встречи с НЕхудожницей.
— Нет, не было. Я понимаю, это может показаться ненормальным, — говорила Таня, отойдя подальше от края. — Но я живу в замкнутом мире. Меня обычно возят, родители или домашний шофер — в школу, из школы. А всё остальное время я дома. Там я сама по себе и занимаюсь чем угодно, но никуда не выхожу, потому что пока не вожу машину. А из коттеджного поселка иначе не выберешься. Сейчас мы переехали в Москву, но это мало что меняет.
— Ты что, просто по улицам никогда не ходишь? — не поверила Юля.
— Ну да. Мама только здесь расслабилась, потому что репетитор в двух шагах от дома. Теперь ты понимаешь, почему я так люблю бродить по Белогорску? Очень необычное ощущение себя в пространстве… Какая же тут может быть личная жизнь? А у тебя она есть?
— Нет, — созналась Юля. — Я пробовала встречаться с одним парнем, просто потому что все девчонки уже с кем-то встречаются. Типа, если у тебя никого нет, значит, ты никому не нужна. А потом узнала, что он провожает меня и идет еще к кому-то. Параллельщик такой. Я сказала, чтобы он это прекратил — или пусть отваливает.
— И что?
— Отвалил. Нет уж, мне такая муть не нужна, даже для галочки. А с одноклассниками ты что, не общаешься?
— Когда была помладше, меня возили на всякие дни рождения…
— …и ты там ждала, когда всё кончится? — со смехом подхватила Юля.
— В общем, да. А потом, я же в благородных девицах пробыла несколько лет, там мальчиков вообще не было. Но ты не думай, меня это не напрягает. Напрягает, когда на тебя начинают смотреть, как эти мальчишки с квадроцикла, как будто твои руки-ноги — это и есть ты.
Юля критично оглядела ее:
— Нормальные у тебя руки-ноги. Еще получше, чем у других.
— Ну, ты же понимаешь, о чем я. Мы один раз с сестрой гадали с зеркалом, там должен был кто-то появиться. И вот после этого у меня долго оставалось странное ощущение, когда я подходила к зеркалам. Вдруг я туда посмотрю, а там окажусь — не я. И в мужских взглядах примерно то же самое — я вижу, что они видят не меня, а что-то другое…
— А у меня ощущение, что на нас с тобой прямо сейчас смотрят. Тебе не кажется, что рядом кто-то есть? — насторожилась Юля. — Как будто ветки вокруг хрустят.
— Гуляет кто-нибудь. Тут же парк.
— Я и у деда всё время что-то слышу. Наверно, это чужой мир со своими звуками, никак не привыкну… Вот, опять ветки трещат! А давай спустимся к озеру? У тебя же еще есть время? Не бойся, я подстрахую. Я здесь уже лазила. Не так уж и высоко.
Юля нырнула под перила и протянула Тане руку. Та зажмурилась, но шагнула вперед.
ВНИЗУ они побродили по берегу и набрели на настоящий водопадик — ручей впадал в озеро, соскакивая с высокой ступеньки.
— Что-то плывет, — заметила Юля.
Таня предположила:
— Деревяшка?
— Нет, оно живое. Гляди, голова! Может, водяная крыса? Дед говорил, их в озере полно. Они норы по берегам роют, а народ их отлавливает на шапки и воротники.
— Это не крыса. Крыса бы плыла, а это… кто-то тонет! Смотри, как его крутит течением!
И Таня, сорвавшись с места — Юля даже подумала, что она упала, — кинулась в воду. И в следующую секунду уже барахталась в озере, как была — в одежде, в кроссовках. Сзади раздался вопль:
— Таня! Стой! Там глубоко!
И оторопевшая Юля увидела в воде уже двоих: Егорка, появившийся откуда ни возьмись, рвался к ее новой подруге, поднимал брызги до небес и вопил:
— Осторожно! Там водоворот! Хватайся за меня!
Но у Тани были заняты обе руки, она что-то крепко ими держала и сама выбиралась на сушу. Юля по очереди втянула ее, потом Егорку — берег был высокий и скользкий, глинистый, без посторонней помощи не влезешь.
— Ну, ты даешь, — восхитилась она. — Вот это реакция! Кто там у тебя? — Она всмотрелась в маленькое, дрожащее, вымокшее существо и засмеялась: — Муму!
Это и правда был щенок. Промокшая Таня быстро сунула его за пазуху.
— Сейчас он… она… оно… согреется.
— Откуда он взялся? Может, кто-то топил щенков? Или он сам в воду свалился? — предположил Егор. — Это хорошо, что ты кроссовки не сняла. Там дно плохое, со стеклами, корягами.
Темные аллеи
УТРО прошло не напрасно: хотя бы один элемент наукограда был наконец найден. Но стоило Юле отойти на шаг от величественного старинного здания НИИ, как она неожиданно оказалась в парке. Опять зеленое море, снова аллеи и клумбы… В Белогорске куда ни пойди, тебя заглатывает этот лабиринт! Зато хотя бы понятно, в какой стороне дом.
Но вскоре обнаружилось, что аллеи только кажутся теми же самыми, по которым они с Таней проходили вчера. Вот этих резных деревянных богатырей не было. И странных деревьев, превращенных в живые арки, тоже…
— Они согнулись зимой после ледяного дождя и, кажется, никогда не станут прежними, — пояснила Марина, выходя из-под веток.
— Живые — и ладно, — отозвалась Юля. — А мне казалось, когда в том году, в жару, все листья облетели и деревья летом стали лысыми, что они умерли навсегда. И придется жить в мире без деревьев. А они сильнее, чем кажется, — снова всё зеленое… Ну, как твои картинки к книжке?
Марина только махнула рукой, Юля догадалась:
— А, опять глубокая печаль? Ну, я пошла.
— Если к дачам, то тебе опять в другую сторону.
Юля пнула с досады камешек:
— Куда ни поверну — всё не туда! Городишко — два шага, а на каждом нужен навигатор. Или, на худой конец, карта.
— Карта? — удивилась Марина, и Юля наконец увидела, что у нее в руках не книжка, не листки с рисунками, а именно карта. Вытянула шею — а там Белогорск во всех подробностях.
Огромное зеленое пятно изображало, конечно же, парк. Юля тут же нашла точку, где они сейчас стоят, потому что чьей-то рукой очень похоже были подрисованы столбики-богатыри. В нужном месте нарисовали и двойную березу в ленточках, а впадение ручья в озеро, где Таня вчера выловила собачку, отметили надписью «Водопад».
— Супер, — восхитилась Юля. — Можно еще посмотреть?
Глаза разбегались. Пометки «Дом с привидениями» и «Старая пушка» обозначали достопримечательности, которые сразу хотелось увидеть. За пределами города значились не менее заманчивые «Черный камень», «Пещера», «Дерево желаний», «Старый причал», «Новый причал». Это была не обычная карта, которую можно купить в любом ларьке с газетами, а усовершенствованная — именно то, что нужно им с Таней!
— Слушай, дай мне ее, — не выдержала Юля. — Ненадолго! Мы с подругой не местные, ходим, без толку время теряем. А здесь, оказывается, столько интересного!
Марина колебалась:
— Карта вообще-то не моя…
— Да тебе она зачем — ты же всё и так здесь знаешь, — горячо убеждала Юля.
— Это мой молодой человек мне оставил, — выговорила наконец Марина. — Я сейчас ходила по нашим с ним местам…
— А где он? — сбавила Юля напор. — С ним что?
— Всё нормально, надеюсь. Он в армии. Он всегда был таким — ходящим новыми путями. Следопыт. Он и карту эту составил, с кучей разных мест, только ему известных. Вот смотри: на озере нанесены острова, которых нет на официальной карте. Камышовый, Утиный, остров Чаек. Это он ходил открывать новые земли — и открывал. Лицо земли ведь постоянно меняется — осенью одно, весной уже другое. Глядишь, после паводка тут полуостров намыло, там островок отрезало… Он в МГУ начинал учиться на биофаке, у него дедушка был академик, проблем — никаких. Но он их сам себе создал: забил на учебу, начал работать в турфирме, возить группы в экзотические страны. Все после перелетов становились выжатыми лимонами, один он кайф ловил. Любил летать. Потом с учебы вылетел — и отправился Отечеству служить. Сам причем побежал — как же, новое приключение, ружье дадут, побегать, пострелять.[3]
— И где теперь твой следопыт?
— В разведке.
— Далеко?
— Далеко.
— Так глубокая печаль — не из-за юридической конторы, — заключила Юля.
— Контора меня доконала! Словно железный колпак на голове, и я из-за него не вижу ни неба, ни простора, даже собственных мыслей и желаний.
— Лезь из-под колпака, — потребовала Юля. — Следопыт вернется, никуда не денется, а с колпаком ты сама должна справиться. Не думаю, чтобы люди были слабее деревьев. Мы с ними на одной земле растем.
— Да я пытаюсь! Изо всех сил! Я же знаю, что нормальное состояние человека — это радость, и пробую во всем ее искать. Вот хожу с картой и ищу. Есть еще один способ: придумать, чем бы я занималась, если бы железного колпака не было, — и заниматься. Я тогда сажусь и рисую. Но этого ненадолго хватает.
— Значит, найди что-то посущественней. Бросай юристов и иди туда, где нужны картинки к книжкам. Ищи своих.
— Как Никола, что ли? — усмехнулась Марина. — Взять и всё бросить — учебу, работу?
— Ну да. Начинай летать.
— Всё с начала — в двадцать лет? Чтобы профессионально рисовать, надо с детства учиться… Хотя у меня как раз словно бы детство вернулось. Мы с Ником в восьмом классе познакомились и с тех пор всегда были вместе, я уж и забыла себя без него. И вот он исчез — и мне как будто снова четырнадцать. Абсолютно так же себя чувствую. И знакомых соответственно завожу, — она первый раз улыбнулась и протянула карту. — Ладно, бери. Другой такой и правда не найдешь. Не потеряй только!
— Не потеряю, не испорчу, не испачкаю! — поклялась Юля. — А это тебе в залог. И ты не потеряй.
Теперь Марина не верила глазам. На протянутой ладони лежал солдатик — серенький, металлический, в каске и с ружьем. Старинный — таких она видела на детских фотографиях папы.
— Твой талисман?
— Мой страж. Мы с ним тоже никогда еще не расставались.
Марина положила солдатика в карман. Юля аккуратно свернула карту. Вдруг на полях мелькнула уже знакомая надпись: NikBer.
— А это что? Что это значит?
— Имя владельца. Николай Берестов. Когда мы познакомились, он именовался Ник, а еще мы его называем Никола — я разве не сказала?
Юля взглянула на часы — до конца Таниного урока далеко. Еще раз раскрыла карту и ткнула наугад. Палец угодил в квадратик с обозначением «Гимназия».
Мои университеты
ВОЗЛЕ Таниного дома торчал Егор.
— Опять ты! Вчера за нами через парк крался, а сегодня чего здесь забыл?
— Не видишь — у меня Муму, — независимо ответил мальчишка.
Собачонка и правда сидела у него на руках. Сухая, она оказалась шоколадной, шелковистой и глазастенькой.
— Он согласился Моську понянчить, пока я на уроке, — заступилась Таня, выходя из домика, — а то мама от нее не в восторге.
— Наверно, испугалась, что из нее вырастет здоровенный барбос, — предположила Юля. — Дворняжки — это ведь всегда сюрприз. А она Муму или Моська? — И тут, вспомнив о главном, вытащила карту.
Таня, кроме значков-подсказок, высмотрела:
— Да вот же твой наукоград! Гляди: улицы Гагарина, Циолковского, Вернадского. А рядом — Пушкина, Ахматовой, Есенина. Полгорода — космос, полгорода — поэты. Они здесь что, жили? Или бывали? — И тут же спряталась в свой домик-челку: — Ну вот. Мама идет — меня встречать. Оттого что я вчера заявилась мокрая, она тоже была не в восторге. Кажется, нашим прогулкам конец.
К дому приближался пламенно-красный сарафан.
— Кармен, — проговорила Юля вполголоса.
Каблучки щелкали, как кастаньеты.
— У мамы бизнес в Испании, — не без удивления отозвалась Таня.
— А что ж вы тут тогда торчите?
— Я жары не выношу… Мама, познакомься, это Юля, внучка Юрия Георгиевича.
— Можно вас немного проводить? — тут же нашлась Юля — а вдруг не всё потеряно. Вдруг эта мама как-нибудь от них отстанет.
— Ну, разве что немного. Нам тут близко.
— А вы не любите гулять по Белогорску? На той улице много красивых домов.
— Да, маме это может быть интересно, она занимается недвижимостью, — подхватила Таня, забирая у Егора щенка.
Зеленая улица с причудливыми особняками действительно заинтересовала маму, которая, проезжая на машине, не замечала деталей.
— И кто только здесь живет? — отметила она дом с корабликом и витражами.
— Принцесса, — предположила Таня, и теперь Юля метнула на нее удивленный взгляд.
Мама, перестав недовольно посматривать то на дочку, то на собачку, завела светский разговор:
— Юля, а твои родители тоже физики, как дедушка?
— Нет, — был ответ. — Мой папа — Карабас Барабас.
Кармен не знала, как отреагировать, а Таня не поверила:
— Не может быть! Директор кукольного театра?
— Может, — подтвердила Юля. — Только правильно — театр кукол. У нас семейный театр. Родители оба — кукольники.
— Какая интересная у тебя должна быть жизнь, — заметила Танина мама, а Таня так и впилась в подругу глазами:
— И вы повсюду ездите и даете спектакли? Или у вас есть свое здание? И ты тоже участвуешь в представлениях? А куклы на ниточках или большие?
— Да, наша жизнь — сплошной праздник, а по праздникам — сплошная работа, — смеялась Юля. — Конечно, меня давным-давно припрягли. Тростевые куклы папа и мама водят, а я только помогаю, когда нужен второй актер. А вообще я шью хорошо и поэтому отвечаю за тряпки, а брат — за освещение и музыку, это исторически сложилось. Ездим — да, по всей области. Нас хорошо знают и приглашают везде. А недавно в Москве были на фестивале…
— Это правильно, когда дети с раннего возраста участвуют в семейном деле, — одобрила Кармен, в то время как Таня расспрашивала, придумывают ли они свои сценарии или используют готовые, и какие пьесы нравятся публике, и о самих куклах.
— Я получаю зарплату, — похвалилась Юля. — Родители нам карманных денег не дают, у нас это не принято, мы с братом сами зарабатываем.
— Значит, твое будущее определено, — подытожила Танина мама. — Те, кто выросли в театре, обычно и сами становятся артистами.
— А вот и нет, — живо возразила Юля. — Не знаю, как брат, а я не собираюсь всю жизнь играть в куклы!
Обе ее собеседницы опешили. Таня даже запинаться начала:
— Тебе что — театр не нравится?
— Да нет, просто я не собираюсь в нем застревать только потому, что родители посвятили ему жизнь. Возможно, свою жизнь я посвящу чему-нибудь другому.
— Какая ты самостоятельная! — воскликнула Танина мама, забыв и об особняках, и о том, что прогулка затянулась. Новая подруга дочери интересовала ее всё больше. — А можно узнать, чему именно ты хотела бы себя посвятить?
— Можно, — через паузу, но твердо отвечала Юля. — Вероятнее всего, точным наукам вроде физики или космологии.
— Космология? — переспросила Кармен. — Какая же это точная наука, если она то утверждает, что бог создал небо и землю, то, что это был Большой взрыв. Сначала солнце вертится вокруг земли, потом наоборот — и неизвестно, что дальше придумают. По-моему, самая фантастическая наука.
— Тем более стоит заняться, — не уступала Юля. — Здесь, в Белогорске, как раз это направление, и я приехала посмотреть.
Она предпочла не уточнять, со спросом или без она приехала, но Танину маму интересовало не это, а как девочка добралась без провожатых.
— Нормально добралась. До Ярославля — на автобусе, до Москвы — на поезде. Всего-то часа четыре. И у меня же есть свои деньги, — напомнила Юля независимо.
— Поразительно! Без нянек доехала, и ничего не случилось. А вот моя Таня такая беспомощная — не представляю, чтобы она отправилась куда-нибудь сама!
Юля хотела высказать об этом свое мнение, но вовремя остановилась, тем более что на нее сыпались новые вопросы:
— Ну, и как, дедушка уже показал тебе НИИ? Он же там всю жизнь проработал. Он, наверное, гордится тем, что внучка собирается идти по его стопам?
— Знаете, я ему пока об этом не сообщала, — честно ответила Юля. — Зачем говорить гоп, пока я ничего еще не прояснила.
— И что же тебе нужно прояснить?
— Ну, вот сегодня я побывала в гимназии. Это такая спецшкола, с углубленной физикой и математикой. И договорилась о том, чтобы там учиться.
— Ты — договорилась? — воззрилась Танина мама. — Сама? Это как же?
И тут Юля, до того отвечавшая на вопросы осмотрительно, продумывая каждое слово, чтобы самой куда-нибудь не вляпаться с этой чужой мамой, да еще Таню не подвести, забыла об осторожности.
— Я захожу, а там интерактивная доска! Представляете? Как по телевизору! Гимназия пустая, один учитель сидит и с доской тренируется! Ее только что установили, и у него стилус не пошел — он пальцами тыкает и инструкцию читает. Я тоже попробовала — и получилось! Мы еще электронным маркером порисовали, и экранную клавиатуру нашли, и другие всякие возможности. Так здорово! И когда я сказала, что хочу у них учиться, он меня поспрашивал — он математик оказался, — а потом повел к директору. Ну, в общем, я им подхожу, они меня берут, нужно только согласие родителей.
Услышав свои последние слова, Юля перестала захлебываться от восторга, увяла и призадумалась. Танина мама, наоборот, восхитилась:
— Какой ты необычный человек! Просто чудо какое-то. Сама, без взрослых — пошла и поступила в школу! Впервые вижу такую самостоятельность в таком возрасте. Таня, ты только посмотри, ведь твоей подруге столько же лет, сколько тебе! Как бы я хотела, чтобы ты была такой же! Общение с Юлей должно пойти тебе на пользу! И как хорошо мы прошлись, как приятно оказалось на этих милых деревенских улочках. А я всё в доме сижу. Давайте и завтра вместе прогуляемся!
Семья вурдалаков
ТАНЯ опять сидела в пустой комнате на втором этаже. Зоркий глаз мамы издалека заметил на экране ноута раскрытую папку «Математика». Мама сразу же затормозила.
— Ну ладно, занимайся. Мне надо съездить в Москву. Сижу ведь тут без вылазу, а дела стоят! Хотела, чтобы ты со мной прокатилась, но если ты готовишься к уроку — не отвлекайся. Я на пару часов, туда и обратно.
Таня молча кивнула, услышав в ее голосе привычные уже нотки раздражения, досады и упрека. Мама сама выдумала, что должна с ней сидеть и посвящать ей свое время, отрывая его от дел, которые стоят. Если из любых ее речей отфильтровать смысл и улавливать только эмоции, то это будут как раз упрек, досада и раздражение.
Но когда машина отъехала, в сознание вернулось значение услышанных слов: пара часов. И еще два на дорогу, туда и обратно!
ЧЕРЕЗ несколько минут Юля и Таня уже шагали по улице, уткнувшись носом в карту. Таню восхитило, что фонтан отмечен крошечным рисунком — рыбкой с фонтанчиком, бьющим из пасти, а ее любимая вышка на пустыре — парашютиком, значение которого им уже понятно. Дом с золотым корабликом тоже есть — нарисован кораблик.
— А что значит этот заяц?
— Да тоже, поди, флюгер какой-нибудь. А вот этот торт? А еще три рыбки, только на боку?
Все значки были неподалеку друг от друга, и девчонки довольно быстро выяснили, что тортик означает кафе «Забавушка» с очень вкусными эклерами, а рыбки на боку — это харчевня «Три пескаря», где они поглазели на роскошный аквариум с затонувшими кораблями, руинами и стаей разноцветных рыб.
Зайчик же оказался никаким не флюгером, а мини-скульптурой: лопоухий сидит в обнимку с бегемотиком, и на скамейке рядом с ними есть место для кого-нибудь третьего. Таня с Юлей достали мобильники и сделали селфи.
Потом им захотелось узнать, что значит лошадиная голова.
— Нет, это точно Понивилль! Там, наверно, катают на пони!
Перед подругами, однако, предстала площадка с гигантскими шахматами, которые уже кто-то двигал. Шахматный конь там, разумеется, тоже был. «Клуб четырех коней» располагался у одного из входов в парк, но туда они продвинуться не решились: для этого лабиринта нужен хороший запас времени. А еще лучше — целый день. Это должен быть отдельный поход.
— Что же нам выбрать? Может, дом с привидением? — Таня смотрела на часы. — Может, успеем? Он на обратном пути.
— И я с вами! — вынырнул откуда-то Егор.
Юля рассердилась. Он что, опять за ними ходит?! Снова хочет Моську подержать? Его услуги сейчас не нужны!
— Пускай идет, — заступилась Таня. — Он вообще-то настоящий путешественник. С ним такие крутые приключения случались. Один раз потерялся в лесу с еще двумя детишками — и сам их вывел, представляешь? Они там целую ночь провели, чуть в болоте не утонули. Их искали всем городом, с настоящими спасателями, с вертолетом…[4]
— Да? — не поверила Юля и посмотрела на мальчишку оценивающе. — Ну, пошли. А ты что-нибудь про этот дом знаешь?
— Еще бы, я всё про всё знаю! В одной хрущевке есть нехорошая квартира. Там бродит такая прозрачная женщина, ее много кто видел. Она там умерла. А еще есть призрак, который ночью гуляет по черному парку! Днем не гуляет, не бойтесь. А еще на Зеленой горке есть одна пещера…
— Ну, а дом-то? — напомнила Юля.
— У, там жила такая жуткая семейка — старая ведьма одна и ее родственники! Они там поубивали друг друга. Может, не всех поубивали. Наверно, еще хотят! И привидение за кем-нибудь возвращается! Ходит, ищет.
Егорка вытаращил глаза и сделал страшную рожу.
ДОМ с заколоченными окнами выделялся среди современных ухоженных коттеджей, потому что был просто очень старой заброшенной избой. Сад и дворик заросли буйно и беспорядочно. Туда явно не ступала ничья нога.
— Отсюда не видать, — определила Юля, — никаких привидений. Слушайте, сейчас совсем светло — может, в окна заглянем?
Стало ясно, что Егора недаром взяли в компанию: он тут же нашел место, где можно пролезть, и они, не привлекая ничьего внимания, быстро оказались по ту сторону забора. Поднялись на цыпочки, заглянули в щели между досками, закрывающими окна. Подсветили мобильниками — но в полумраке нельзя было ничего различить.
— Обойдем вокруг дома? — шепотом предложил Егор.
Они двинулись друг за другом, по цепочке. Вокруг было на редкость мирно, пели птички, порхали бабочки — ничего мистического, будничная картина, совершенно такая же, как у каждого из них на даче. И всякие мальвы-малины точно такие. Но именно это показалось Егору подозрительным.
— А чего это нет бомжей? Они такие места вообще-то любят. А тут даже трава не притоптана. На Танином пустыре — понятно, он на задворках у полиции, туда и не лезет никто. А здесь чего? Может, бомжи боятся? Может, они что-то видели?
Девчонки переглянулись.
— Тонко подмечено, — признала Юля. — А что, если бомжи внутри тусят? Не побоишься дверь толкнуть?
Егор, разумеется, бесстрашно поднялся на крыльцо и подергал дверь, готовясь пробраться внутрь и всё подробно исследовать. Но дверь не поддавалась.
— Крепко заперто. Нет там никого.
Юля заглянула в еще одно окно, заколоченное только наполовину. Низкие лучи вечернего солнца высветили пустое помещение. Прищурилась: старые журналы на полу, еще какой-то мусор, и у самого окна — продавленное кресло-качалка. Обивка в лохмотьях. И всё, ни людей, ни признаков их присутствия. Только кресло-качалка почему-то кажется знакомым…
— Нет привидения, — заключила Юля, уточнив: — Сию минуту нет. Наверно, оно является в определенное время в определенном месте. Ночью, скорее всего. И к тому же не всем. — Так не хотелось подрывать авторитет карты! Она опять ее раскрыла. — А что это — 5D?
— 5D — это и есть 5D, — отозвался Егор, — киношка рядом, в клубе.
Время до возвращения Таниной мамы оставалось, и компания вознаградила себя за неудачу с привидением соответствующим коротеньким фильмецом «Призрак». Когда на обратном пути прямо перед Юлиным лицом из нависающих ветвей возникло нечто прозрачное, бледное, и она, наткнувшись, успела ощутить холод чего-то неживого, то чуть не вскрикнула.
— Шарик, — сказал Егор. Он проявил великодушие и не стал смеяться. Снял с дерева обмякший воздушный шар. — Улетел и застрял тут.
— Привидение, — возразила Юля, присмотревшись к находке. — Не поняли? Это же оно, наше привидение! Карта не должна врать. Написано «Дом с привидениями» — значит, так тому и быть. Сейчас мы это живо устроим. Не побоитесь еще разок туда слазить?
И Таня с Егором убедились, что оранжевая девочка выросла в театре. Она сгоняла в свою каморку за старой простыней: «Там столько всякого хлама! Не думаю, чтобы это была большая утрата». Из двух подобранных палок и проволоки соорудила каркас.
Место они выбрали удачное — застекленную терраску, и когда потом сами смотрели с улицы на неясную белесую фигуру, которая покачивалась за ветками и частым переплетом рам, то лучшего призрака и представить было невозможно. Мерцающая голова его колыхалась заунывно, включившиеся фонари выхватывали то складку, то развевающиеся края. Если бы компания увидела такое час назад, только забравшись в обиталище нечисти, то рисковала всерьез напугаться.
Покидать свое творение никому не хотелось. Они любовались им с разных ракурсов, фотографировали и разошлись уже почти в полной темноте.
Танина мама, вернувшись, обнаружила дочь в той же комнате, в той же позе, за ноутом с раскрытой папкой «Математика».
Собачье сердце
КАК ТОЛЬКО голова поравнялась со вторым этажом, Юля увидела голый деревянный пол. Просторно и пусто. В комнате без мебели прямо на полу сидела Таня, спрятанная за раскрытой книгой.
— Чего это ты сюда забралась? Внизу же сплошные ковры и диваны.
— Здесь лучше, — отозвалась Таня, приветливо выглянув из-под челки и неопределенным жестом приглашая расположиться рядом. — Понимаешь, мама не в духе — она томится без своих обычных дел. А я же не могу сказать, что ее жертва никому не нужна. Может, она всю жизнь представляла себе, как возьмет и посвятит мне кучу времени — вот только заработает еще кучу денег, докажет папе еще раз, какая она деловая и не хуже него… И вот свершилось, только совсем НЕ ТО… В общем, здесь лучше. Смотри, как я Моську устроила.
Моська спала, и как раз с комфортом: с грелками, на бархатной подушке от тех самых диванов. Ее не сразу было видно из-за мохнатой игрушечной собаки. Юля фыркнула:
— Что, новая мамаша?
— Да, может, ей так уютнее будет. Она всё время мерзнет. Так и не вылезает со вчерашнего дня.
— Интересно, что из нее вырастет? Может, совсем не барбос, а такая нежная моська, на которых надевают одежду и носят гулять на руках… Вот это да! — Отчаявшись разбудить собачонку, Юля попробовала приподнять фолиант — «Божественную комедию» Данте. Марине тут делать нечего: картинки уже есть, во всю страницу, хоть книжка и взрослая.
— А это я в чулане нашла, — Таня указала куда-то на стену позади себя, — там же, где собачью мамашу. Среди игрушек и старых вещей. Это путешествие по кругам ада, среди грешников…
— А почему души нарисованы в виде тел? Бодибилдеры какие-то, — критически оценила Юля иллюстрации Гюстава Доре. — Если они грешники, то надо было сделать их уродами. Уродов и рисовать интереснее, и рассматривать. Они могли бы все быть разными: обжоры — жирными, жадные — тощими.
— А может, в них осталось что-нибудь хорошее? Ну, если они — души… Ведь всякая душа вначале прекрасна… И это знак надежды — может, они еще выберутся…
— Всё равно, у нас в театре кто плохой, тот урод: Смерть с косой, полицейский, который с Петрушкой дерется. Сразу видно, по носам и рожам.
— ТАНЯ, ты здесь? — Показалась голова Таниной мамы. При виде Юли заранее сведенные брови расправились, она только успела бросить досадливый взгляд на собачку. — Здравствуй, Юля! Что же вы на полу? Таня, кто так принимает гостей? А это что еще? Ад?! И как это понимать? Опять загробный мир и уныние?!
— А я сегодня была в настоящем аду, — вмешалась Юля, покосившись на подругу, которая заметно съежилась и загородила собой собачью подушку. — Люди сами его устроили, еще на нашем свете. Ни за что не догадаетесь — это баня!
Кармен расхохоталась.
— Боже мой! Как ты туда попала?
— Я спросила у деда насчет гигиены. Думала, он душ устроил — многие, кто на дачах постоянно живет, так делают. Оказалось, он ходит в городскую баню. Ну, и я пошла, — невозмутимо повествовала Юля. — А там такой кошмар! Я же не знала. Я никогда раньше в бане не была. Ну, видела на пляже, что не все люди — идеал красоты, но чтобы они были такими безобразными! Представляете — жара, клубы пара, жуткие фигуры — конечно, это ад. И не красивенький, как в книжке, а настоящий. Просто пекло. Я с закрытыми глазами помылась и даже есть потом не могла.
Танина мама слушала с живым участием.
— Да, это настоящий культурный шок. Бедная девочка! Ну, а теперь немного отошла? Пойдем перекусим. У нас на обед чудесные пирожки из местной кондитерской. Что же, необходимость жить у дедушки и совершать омовение в белогорской бане не заставит тебя отказаться от мечты о космологии?
— Думаю, это можно выдержать, — отвечала Юля через совсем небольшую паузу, а Кармен опять засмеялась:
— Значит, ты прошла проверку на прочность! — Ее настроение заметно улучшилось, и она сама это заметила: — Надо же, я даже о платье забыла. В воротах зацепилась за что-то и порвала — так жаль, совсем новое.
— Ничего не порвали, просто потянули нитку, и шов распустился, — тут же определила Юля и деловито предложила: — Давайте зашью. Я умею. У меня и иголка есть с собой, а нитку можно использовать ту, что тянется.
Кармен замялась, боясь, что дорогое платье будет окончательно испорчено, но быстро сдалась:
— Ну, хорошо. А впрочем, лучше бы завтра захватить в Москву, к моему знакомому модельеру… — Но, когда всё было готово, всплеснула руками: — Как быстро! И совсем ничего не заметно. Где же это место с прорехой? А где шов? Его не видно…
— Его и не должно быть видно, — гордо заявила Юля, — это специальный потайной шов. Я же говорила, что отвечаю в нашем театре за тряпки. — А когда Кармен ушла на кухню за чайником, спросила у Тани: — Тебе еще не хочется меня убить, такую хорошую? Придушить? Уронить кирпич на голову?
— Что ты! Наоборот — спасибо, ты ее отвлекаешь от меня и от Моськи. Она так хорошо на тебя реагирует, — прошептала подружка, но ее мама вернулась и тут же «исправилась»:
— Юля, ты просто кладезь талантов! А Таня несколько лет обучалась всевозможным рукоделиям у лучших преподавателей, но даже пуговицу не может пришить! Я смотрю на вас обеих — и такое ощущение, что из одного человека способности просто выстреливают, а в другого, наоборот, всё уходит, как в пустоту.
— А как по-вашему, мечтать — это способность? — не выдержала Юля, но Кармен невозможно было загнать в тупик.
— Это дополнительное свойство, которое должно быть приложено к главному. У тебя, например, как у будущего ученого, — к физике. А само по себе оно — та же пустота, воспроизводящая сама себя. И ничего больше.
— Не согласна, — живо возразила Юля. — Если мечта — это энергия, из нее всегда что-нибудь выйдет. Ведь из энергии возникла материя — то есть всё, что существует.
— Ты замечательно умеешь спорить, — восхитилась Танина мама. — Но твой аргумент — всего лишь гипотеза. Мы уже говорили, что ученые играют в разные игрушки — то в бога, то в Большой взрыв. А что было на самом деле и что из чего возникло, неизвестно.
— А вот посмотрим, что на коллайдере выйдет! А вдруг они получат материю из энергии…
— …и станут как боги. Заветная человеческая мечта. Ты что же, следишь за этими исследованиями? — Параллельно Таня, не интересующаяся коллайдером, получила укоризненный взгляд и реплику: — Когда пойдешь на урок, не оставляй, пожалуйста, здесь эту собачонку. Вдруг она снова примется визжать!
— ДАВАЙ завтра покажем Моську ветеринару! Я в карте видела пометку «Айболит», это недалеко. Да тут всё недалеко. Может, когда твоя мама узнает, что у нее нет глистов и лишаев, то успокоится? — Юля забралась на литые чугунные ворота и медленно на них проехалась. — А это, случаем, не та твоя калитка с завитушками? Нет? Надо бы на карте поискать… Слушай, а ты когда-нибудь своей маме возражаешь — или глотаешь всё, как сейчас?
Таня пожала плечами.
— А смысл возражать? Я пробовала. Мама — истинная бизнес-леди. Она привыкла командовать и слышит только себя. Я видела ее на работе, там то же самое. И я смотрела, какая она уверенная, и восхищалась, и одновременно думала, что мне никогда такой не стать. Потому что я не такая. И она думает то же самое: НЕ ТАКАЯ. Она, как те парни с квадроциклов, смотрит на меня, а видит не меня. Что-то другое. Наверно, какой я должна быть, по ее мнению. Но я же никогда не смогу в это превратиться. И что тут можно поделать?
— Ну, мало ли кто чего видит. — Юля решительно толкнула свою калитку. — Мои родители тоже видят, что я НЕартистка, но прикидываются, будто не замечают. Но я же не должна ни во что превращаться, чтобы влиться в то, что не моё! Семейное дело, несемейное — какая разница. Я не обязана его любить! Я буду делать, что хочу! Я, если хочешь знать, просто села и уехала, потому что достали! Давай мне Моську, иди к Хоттабычу.
Но Моська неожиданно потянулась из ее рук к хозяйке. Подруги засмеялись.
— Смотри, она тебя уже признает! А насчет смысла… Не будешь возражать — подумают, что тебя всё устраивает.
Во весь голос
НА ХОРОШИЕ вести от ветеринара мама не обратила внимания, только уточнила:
— Это, наверное, Юлина идея — собаку специалисту показать? Что, угадала? Разумно и своевременно — вполне в ее духе. Ничего, детка, мы и тебя повернем к практической стороне жизни. Я сегодня встретила одного знакомого и услышала про этот экономический лицей — думаю, это как раз то, что нам нужно. Почти сто процентов выпускников поступают в «плешку», МГУ, Высшую школу экономики… Я уже договорилась. Пройдешь тестирование и собеседование. Очень удачно, что ты как раз подтягиваешь математику…
Таня, уже собравшаяся на урок, остановилась в дверях.
— Ты это о чем? Какой еще лицей?
— Я же говорю — экономический, в который ты переходишь с сентября.
— Опять?! Почему я всё время должна учиться в новых школах?
— Потому что, дорогая моя, извини, но ты нигде не тянешь. И приходится пристраивать тебя еще куда-нибудь! — повысила голос мама.
— А почему ты меня не спрашиваешь, хочу я туда или нет? — голос Тани тоже зазвучал громче. — Там же наверняка сплошная математика!
— Ты ходишь на математику каждый день уже полмесяца, и с тобой ничего не случилось.
— Я ее ненавижу, — отрезала Таня.
— Ну, это сильно сказано. Понять, чего хочешь, ты не в состоянии, а возражаешь просто из желания противоречить! Думаешь, кто-то будет еще так с тобой носиться, как твоя бедная мама? Переживать за тебя, предлагать то одно, то другое! Какая разница, чем заполнить твой вакуум — важно сделать это вовремя! В выпускных классах надо уже знать, где будешь учиться дальше. Или ты намерена стать домохозяйкой? — прозвучал насмешливый вопрос. — И приобретать профессию не собираешься? Хочешь сидеть дома и во всем зависеть от мужа? Не видела, чем это может кончиться?
Таня молчала.
— Я считаю, что тебя пора приобщать к семейному делу, — завершила мама. — И экономическое образование — самое подходящее в этом плане.
— Я ни в какой лицей не пойду! Не надо мне никакого экономического образования! — закричала Таня и выбежала, забыв про Моську.
— ЧТО-ТО Таня сегодня задерживается, — проговорил дед, глядя на часы и перекладывая на столе учебники. — А я, кстати, вспомнил, чья эта алгебра. Ну, ты еще спрашивала. Тут же подписано — хороший мальчик такой, Никола Берестов. Занимался у меня лет пять назад.
— Отличник, что ли? — осведомилась Юля. То, что рассказывала о своем следопыте Марина, не вязалось с понятием «хороший мальчик».
— Да нет, над алгеброй-то он зевал, как многие, а вот поговорить с ним было интересно. Широкий кругозор. Глаза светились. Еще он снег мне помогал с крыши сбрасывать, антенну предложил установить для телевизора. Этой зимой она завалилась, и ящик только помехи показывает… А теперь дети ничего вокруг себя не замечают, все очень загружены: с математики — на английский, потом еще какие-нибудь репетиторы. У многих музыка, хореография, спорт. С утра в школу уйдут, а потом, как бульдозеры, толкают впереди себя груды всяких наук и занятий, до самого вечера разгребают… Да где же Таня? Обычно она не опаздывает.
— Ну, на крышу и я могу слазить — легко. Ты мне будешь снизу говорить, чего там делать с антенной. А Таня — правда, странно.
Во время урока Юля собиралась сгонять в «Забавушку» за полюбившимися пирожными. Выйдя на улицу, спросила через забор у Егора — на всякий случай:
— Таню не видел?
— А она на свою вышку пошла, — тут же ответил он. — Даже побежала!
ЗАПЫХАВШАЯСЯ Юля подумала, что второй раз влетает на этот пустырь на предельной скорости. Эльф сидел на прежнем месте, только уткнувшись носом в коленки. Прозвучало чуть слышно:
— Она собирается запихнуть меня в экономический лицей. Я из последних сил таскаюсь на эту математику, потому что ее через два года опять сдавать, а она думает, что, значит, со мной можно делать всё что угодно. Я не вынесу еще и школу со сплошной математикой!
— Ну, на этот раз ты возражала, или она должна была ловить твои мысли путем телепатии?
— А она слушает?! Я не хочу такую жизнь, которую за меня программируют! Я не хочу жить по их сценарию, который они к тому же всё время меняют! То жили спокойно, как будто меня и нет, а теперь я в какое-то семейное дело должна включаться. В какое?! У папы — один бизнес, у мамы — другой, они не пересекаются, они вообще в разных странах! А если и ему завтра что-то в голову взбредет — что-то двадцать пятое?
Апельсиновая подружка пыталась сообразить, что делать.
— Я не чувствую себя живой, когда меня дергают за ниточки! Мне страшно, страшно осознавать, что сама по себе я ничего не значу, себе не принадлежу, и со мной можно делать что угодно! Ничего не может быть ужаснее этого! Юль, я прекрасно знаю, что полностью от них завишу. Я не такая, как ты, я не смогу встать и уйти из дома. Мне некуда идти! У меня нет денег даже на автобус! И даже если бы были — я знаю, что не смогу сама выжить в этом мире, в котором ничего не понимаю!
— Ну, это еще не значит, что ты должна играть по их правилам. И я не такая уж независимая, как тебе кажется. — Юля сдвинула рыжие брови. — Для гимназии нужно заявление от родителей, а они фиг напишут. Они даже не позвонили ни разу! Вот, мобилка всегда со мной, я никогда ее не выключаю. Я это не к тому, что уехала для того, чтобы за мной все тут же побежали. Но они специально молчат, это отношение! А с дедом мама сто лет не разговаривает, у нас о нем вообще не принято упоминать — меня теперь наверняка в предатели записали. И из принципа не захотят, чтобы я тут жила! Все мои громкие планы — фигня. Я такая же марионетка! Меня в любой момент домой вернут и на гвоздь повесят, как Буратино!
Таня наконец подняла голову. Девочки молча посмотрели друг на друга.
— И тебе не страшно? — выдавила Таня.
— Слушай, нам нужно сделать антракт. Одна моя знакомая говорит, что жизнь на нее давит, как железный колпак, и она из-под него пытается вылезти. А мы чего сами под колпак лезем? Может, всё еще не так плохо. Может, нам только кажется, что тут ничего не поделать. Родителям я дам шанс — подожду до конца недели. Потом сама позвоню. А тебе же в этот лицей не завтра идти? Может, тебя в него еще не примут. Давай расслабься.
Таня повеселела.
— В самом деле. Они же не слепые там, на собеседовании! А тест я точно завалю. Как думаешь, еще не поздно пойти на урок? Юрий Георгиевич ждет — неудобно… или он уже не ждет?
— Ждет, ждет, пошли, — взбодрилась и Юля. — Твоей Кармен полезно показать, что тебя не так просто сломать, и ты не кидаешься в детский психоз от каждого их чиха.
— А ты почему из дома уехала? — спросила Таня по дороге. — Ну, по сути — это понятно, а в тот именно момент из-за чего?
— Наверно, детский психоз, — честно определила Юля. — Ну, достали! Я Венеру собиралась наблюдать. Шестого июня Венера проходила по диску Солнца — знаешь, да? В новостях говорили. Это самое редкое явление, которое можно видеть с Земли! А следующее такое — через сто лет!
— Нет, я не слышала. И что, прямо без телескопа было видно?
— Ну да, только не от нас. У нас и просто звезды не часто увидишь. Вечно небо в облаках. Ты же заметила, что сколько здесь живем, днем — никакого солнца, а ночью — никаких звезд! Венеру с европейской части было не видать, я хоть трансляцию из Новосибирска хотела посмотреть по интернету. А им приспичило, чтобы я что-то срочно делала! Именно в тот момент! Испортили всё! «Как будто ты потом это не можешь посмотреть!» — передразнила Юля. — Потом — это потом! Тогда и Новый год можно через неделю отмечать, и день рождения — когда угодно. Короче, всё из-за Венеры.
Отцы и дети
У КАЛИТКИ они увидели даму с розовым зонтиком.
— А вы почему не на уроке? — поинтересовалась Юля. — Надоел итальянский? Или не тянете?
— Тяну, — горестно взмахнула дама листочками — видимо, это были конспекты. — Я телевизор в библиотеке обычно смотрю, там всегда включен канал «Культура». А сейчас он сломался! Такая беда!
— Беда, — подтвердила Юля. — И у деда телик сломан.
— Вы могли бы посмотреть по моему ноуту, через интернет, — Таня достала из сумки макбук. — Если хотите. Пока я на математике.
Розовый зонтик встрепенулся, послышалось благодарное восклицание. Юля уже вела гостью на террасу и знакомила с дедом, заодно предлагая ему включить ноут, а сама хотела улизнуть от старичков. Сгонять-таки за пирожными. Но произошла заминка. Дед не прикасался к хрупкой современной технике и даже руки за спину убрал — и забубнил насчет того, что не очень ладит с сетью.
— Ты же инженер, — поразилась Юля. — Как же ты работаешь?!
— Да я вообще-то в НИИ уже не работаю…
— И что, ты от этого перестал быть инженером? — И, не слушая, что дед помнит еще старые ЭВМ и что раньше «они не такими были», сама поскорее включила итальянский урок — и вперед, за пирожными!
— А в Доме культуры есть и компьютерные курсы, и садово-огородные, — раздавался чрезвычайно любезный голос гостьи. — Я посещала лекции по краеведению, ведь я приезжая — всё узнала о здешних местах…
Сбежав с крыльца, Юля наткнулась на Егора с Моськой в руках.
— На улице отловил, — похвалился мальчишка. — Наверно, из дома улизнула. Чуть-чуть — и потерялась бы.
— Ну дела, — покрутила головой Юля. — А может, ей Танина мама помогла? Надо бы везде с собой ее таскать. Ты, в общем, молодец, — признала она. — Хвалю. Понянчись до конца урока.
И тут из-за поворота показалась Кармен в своем агрессивно-пламенном одеянии. Нет, сгонять в «Забавушку» — снова не судьба. Танину маму надо проконтролировать. Мало ли что у нее на уме. А та уже вела оживленный светский разговор — с пожилой дамой, которая представилась Маргаритой Сергеевной:
— Да что вы говорите! Итальянский? Когда я последний раз была в Венеции…
И с Юрием Георгиевичем, который выглянул, видимо, дав Тане самостоятельное задание:
— Ваша Юля — просто прелесть! Мое платье… Потайной шов… Золотые руки… Когда я показала своей знакомой — а она модельер, — та сказала, что это очень искусная и очень дорогая работа. Мне так хотелось что-нибудь приятное… Зашла в кондитерскую — пирожные! Юлечка, это тебе.
— Я всю жизнь слушала оперы и мечтала понимать слова. И вот наконец…
— Так давайте — все вместе — чаю…
— Я тоже слушал, — похвастал Егор. — И запомнил: io mango — я ем!
— Никак не думала, что смогу провести столько времени в деревне, а здесь так мило, — рассыпалась Кармен в любезностях.
— Белогорск — это город, — поправил Егор, набивая рот эклерами.
Юля выручила деда, который суетился с чайником около двух дам. Он скрылся на урок. Пирожные были обалденные, коробка — огромная. Юля отложила пару штук для Тани. Маргарита Сергеевна, увидев голову тигрового кота, ахнула. Егор пояснил, что это их Котангенс. Тигр вытянулся на перилах и показал себя целиком. Дама с зонтиком рассказала о своей любимой кошке. Егор поведал ей историю Моськи и продемонстрировал саму Моську. Танина мама только сейчас ее заметила и поморщилась. Маргарита Сергеевна восхитилась:
— Прямо в воду прыгнула? Какой хороший человечек ваша Таня.
— Некоторые животных любят вместо людей, — иронично прокомментировала Кармен.
— Ну, люди сами прекрасно умеют о себе позаботиться, — добродушно отозвалась Маргарита Сергеевна. — Наша цивилизация создана исключительно для людей, животным в ней выжить куда сложнее. А люди — да пусть хоть кого-нибудь любят, кроме себя.
Юля предложила гостям еще одно блюдо — свежие огурчики с майским медом.
— Какое своеобразное сочетание, — оценила Танина мама. — Это твоя фантазия?
— Нет, дед мне показал.
Котангенс, не найдя у странных людей ничего вкусного, нацелился на шевелящиеся от ветерка страницы книжки, которая тоже лежала на перилах. Кармен книжку спасла. Взглянула на обложку:
— Тургенев. Это ты, Юля, читаешь?
— Опять не угадали! Опять дед. Он говорит, что Тургенев — это летнее чтение. А еще летом хорошо читать обо всяких кругосветных путешествиях, Гомера с «Илиадой» и «Одиссеей»…
— В наше время — Тургенев! Я была уверена, что только школяры из-под палки…
— Это уникально, — подтвердила Маргарита Сергеевна. — А дети — что же? — наша отечественная литература вся в таких, знаете, пастельных тонах. А дети любят яркое, сочное. Плохие концы их смущают…
— Ничего не смущают, — тут же возразила Юля. — Я давно заменила все концы.
— Заменила — на что? — воззрились на нее обе дамы.
— На гипертекст. Ну, жизнь вариативна. Текст, как ее модель, тоже может иметь варианты. На развилках может произойти либо одно, либо совсем другое.
— Например, Муму не тонет, — предложила Кармен улыбаясь.
— Не тонет, — серьезно повторила Юля. — Потому что дурак Герасим не стал дожидаться нового кафтана и пошел к барыне в старом. И попросил отдать ему в жены ту зачуханную прачку. А барыня согласилась. Она дура сентиментальная, это вполне в ее духе. Он легко мог попасть под ее хорошее настроение. И все дела. Все счастливы. Она стирает, он метет.
— А как же Муму? — воскликнули дамы в один голос. — Ее тогда бы не было! И рассказа бы не было.
— Делов-то куча, — махнула Юля рукой, — пошли вдвоем гулять на речку — и нашли.
— Бедный Тургенев, — Кармен притворно закатила глаза.
— Ничего не бедный. Я ж его не отменяю. Просто предлагаю вариант. Пушкин, так тот сам на это провоцирует. В его Онегине конца же нет. Я подбирала все возможные.
— Ну да, там просто водевиль! Татьяна убегает, Онегин на коленях — и входит муж, — припомнила пожилая дама. — И на этом всё обрывается. А какие у тебя концы?
Юля начала перечислять. Женщины оживились и разбирали, что реалистичнее: генерал всё обратил в шутку, тупой генерал ничего не понял, дуэль Онегина и генерала, благородный генерал отступает: так дай вам бог любимой быть другим. Егор был вынужден молчать, поскольку еще не читал эту книжку.
— Там не нужно никакое продолжение.
Все обернулись на голос. В дверях стояла Таня, у которой кончился урок, и внимательно их слушала.
— Я тоже разбирала эти варианты. Всё неправдоподобно. У Онегина не было ни любимого дела, ни любящего человека, там просто нечему больше происходить. У Пушкина же черным по белому: блажен, кто праздник жизни рано оставил, не допив до дна бокала полного вина, кто не дочел ее романа — и вмиг сумел расстаться с ним, как я с Онегиным моим.
Кармен, не глядя на нее, обратилась к Юле:
— А вот с Обломовым, боюсь, даже ты ничего не смогла бы сделать. Хотя ты его, наверное, еще и не читала.
— Смотрела спектакль, — отрезала Юля. — Там тоже есть альтернатива. Все эти друзья тянули его в то, что им самим интересно — в светскую жизнь, в бизнес. А что ему интересно — никому дела до этого не было. А он любил Обломовку! У меня он приезжает в эту свою деревеньку — ну, типа на дачу, летом. А там — холера! Тогда же всё время была то чума, то холера. Или голод! Можете выбирать. Бедствие. И он не может лежать на диване, когда вымирает Обломовка, он вступает в борьбу! Организует всякую помощь! А дальше уже не остановиться: он там остается, строит больницу, школу, втягивается в хозяйство, свыкается с людьми…
— И получается Лев Толстой, — смеялась Танина мама. — Да, Юля, у тебя и Обломов — энерджайзер!
— Блестяще изложено! Настоящая артистка, — зааплодировала Маргарита Сергеевна.
Юля не обрадовалась этой сомнительной похвале и вытащила Танины пирожные.
— Хотелось сделать Юленьке что-нибудь приятное, — пояснила дочери Кармен, — не придумала ничего лучше.
— Планетарий, — без раздумий сказала Таня. — Юля должна побывать в планетарии. Не знаю, правда, как там насчет Венеры…
— Точно, я там еще не была! Его ж закрыли в прошлом веке. Что, открыли уже? Вот здорово! Мы-то с нашими, когда бывали в Москве, всё только по театрам ходили.
— Решено, — постановила Кармен. — Выберем день — и поедем в планетарий.
— Мы и сами могли бы, — попробовала Юля отвязаться от ее компании. — Вы же хотели видеть Таню самостоятельной.
— Если с тобой — то никаких проблем, — тут же согласилась Танина мама.
— Не буду больше злоупотреблять вашим гостеприимством, — раскланивался тем временем розовый зонтик. — Сердечно благодарю за помощь, за приятную беседу. Рада познакомиться с хорошими людьми.
— А вы как различаете хороших людей? — остановил ее Юлин вопрос.
Пожилая дама заверила:
— Да что их различать, их и так видно. Их намного больше, чем кажется! Конечно, они менее заметны, чем плохие и злые. Но благодаря их незаметному присутствию мир стоит и до сих пор не провалился. Они его скрепляют, как твой невидимый шов.
— Что же конкретно делают добрые люди, которых даже не видно? — поддела Кармен.
— А ничего они могут не делать, — доброжелательно отозвалась Маргарита Сергеевна. — Важен эффект присутствия. Им достаточно просто быть — свет во тьме светит, не уничтожая ее, но он же светит. Всего доброго! А вы в Благовещенской усадьбе еще не были? Очень красивое место, загляните непременно. Там уникальная церковь после реставрации.
У NikBer’a, хорошего человека, глаза светились, припомнила Юля. И эта — про свет.
Недоросль
А ВДРУГ это и есть Танина калитка с завитушками? Юлино внимание привлек значок на карте: прямоугольник с горизонтальными черточками внутри. Рядом буквы: БВ.
Но быстро выяснилось, что с калиткой опять промашка. Отмеченный дом стоял в центре города, и рядом с болтающейся стеклянной дверью висела табличка: «Белогорские вести. Редакция городской газеты». По-видимому, пиктограмма изображала газетный лист.
Юля уже развернулась, как из дверей выскочил… Егорка.
— Ты чего это здесь?
— Подработать хотел, — мрачно ответил мальчишка. — Им разносчики нужны. Газета бесплатная — по почтовым ящикам раскидывать. А они говорят, что мне рано.
— Ничего не рано, — не согласилась Юля. — Чем дурью-то маяться, лучше бы делом занялся.
— Ну, я и хотел…
Дверь опять открылась. Они посторонились, пропуская длинноволосую девицу, но та не прошла мимо, а обратилась к Егору:
— Не переживай. Главный редактор у нас строга, так уж положено. А мне кажется, что ты бы вполне подошел. У нас уже работали подростки, один вообще — легендарная личность. Город знал лучше старожилов. Наладил доставку в такие места, где о нашей газете и не слышали. Когда наш Ник уехал в Москву учиться, мы без него остались как без рук, до сих пор скучаем. Может, ты бы его как раз заменил! Так что я еще поговорю с Ириной Владимировной. Ты мне свой мобильный оставь. — И сунула свежую газетку, на прощанье или в утешенье.
Егор приободрился.
— Привидение, — подала голос Юля, заглянувшая в передовицу. — НАШЕ привидение! Гляди скорей!
Оба уставились на фото. Никаких сомнений: запущенный сад, частый переплет застекленной веранды — тот самый дом, где на днях поселился призрак из дедушкиной простыни.
«ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ!» — сообщал заголовок.
Ниже излагалось, что по городу пошли слухи, будто в доме с привидениями на Зеленой улице активизировался некий бесплотный дух, пугающий запоздалых прохожих. Не иначе как вернулась в свое жилище хозяйка, ушедшая из жизни несколько лет назад при загадочных обстоятельствах.
Отдельно приводилась детективно-семейная история, связанная с наследством. Не за ним ли явился дух? Может, вопреки расхожему мнению, решил забрать всё с собой на тот свет? Журналист, естественно, ударился в расследование, поперся к дому с приборами ночного видения, как будто мало городских фонарей.
— Побоялись ближе подойти, — фыркнул мальчишка. — А то бы совсем другое написали. Может, раскрыть им глаза?
— Да газетчикам просто нужны сенсации, — вразумила недоросля апельсиновая девочка. — А попрешься глаза раскрывать — никогда не возьмут на работу.
Обоих потянуло снова взглянуть на свой призрак — признанный, получивший всегородскую известность.
НА ЗЕЛЕНОЙ улице им были не рады.
— Нет там никакого привидения! — прокричал кто-то из соседнего окна, едва они появились. — Шляются круглыми сутками! Никакого житья! Валите отсюда!
И правда, никакой простыни на веранде не маячило. Юля и Егор переглянулись.
— Содрали, гады. А ну-ка, я поднимусь на крыльцо, проверю…
Не обращая внимания на недовольство соседей, Егорка обследовал веранду, крыльцо и даже обошел вокруг дома.
— Нигде нет, — доложил он Юле. — Сперли привидение.
— Вот она, цена популярности, — авторитетно заметила та.
— Может, еще одно сделать?
— Некогда. — Юля глянула на часы. — Мы с Таней в местную усадьбу идем. Правда, опять с ее мамой. Сейчас как раз встретиться должны.
— Я с вами, да? — поинтересовался мальчишка, услышав про Таню.
Он не спрашивал, а утверждал, но Юля поняла, что это нижайшая просьба. А Егор прибавил:
— Там моя мама экскурсовод, в Благовещенской усадьбе. Вам там со мной всё-всё покажут!
ТАНЯ поджидала их у березы, нависшей над озером.
Заколдованное место внутри зеленого купола не раскрывало своей тайны, но было отчетливо другим, совсем не таким, как пространство вокруг, соприкасавшееся с ним через березовую завесу. Или шоссе с машинами, тоже совсем рядом. Или территория многоэтажек в двух шагах.
Единый мир состоял из совершенно разных по составу и свойствам частей, разделенных невидимыми границами.
Точно так же стыковались куски единого времени, сделанные из разных материалов: «глубокое погружение» в математику — и встреча с друзьями, которые уже подходят и улыбаются.
Но это было одно и то же время — ее чудесное лето, ее месяц в деревне!
Дворянское гнездо
— КАК там, по-твоему, Юрий Георгиевич с Моськой? — всю дорогу беспокоилась Таня. — А это вообще была хорошая идея — оставить ее с ним? А что, если она убежит? А вдруг начнет скулить и донимать его? А Котангенс ее не обидит?
Щенка больше некуда было пристроить. В музей и тем более в храм с собакой не пустили бы — даже с Егоркиными связями. Мальчишка сопровождал их, счастливый, словно усадьба принадлежала ему, и, оставив друзей в гардеробе, побежал за своей мамой.
В старинном барском доме были залы, полные древних портретов и мебели с завитушками, и паркет с узорами, похожий на ковер. Чтобы его не испортить, требовалось надеть тапки с длинными завязками. Юля тут же разбежалась и проехалась по паркету, как по льду — суконные лапти прекрасно скользили.
— Сейчас выскочит какая-нибудь бабка с пистолетом наголо, — вполголоса предупредила Таня.
В тот же миг появилась пожилая смотрительница:
— Девочки! Как вы себя ведете? Вы находитесь в музее!
Юля тут же сделала серьезную мину и прошествовала в следующий зал, а взглянув на Таню, фыркнула:
— Тебя так просто запугать?
— Ну… вообще-то я теряюсь, когда на меня наскакивают. Вокруг меня всегда были только старшие, я, наверно, привыкла, что другие знают больше, понимают лучше… Потом, сама с собой, я сознаю, что не хуже остальных, — а в следующий раз снова теряюсь. Нам еще в храм идти, а мне и в церквях всегда не по себе. Кажется, все остальные лучше понимают и смысл того, что происходит, и как себя вести, а я как будто еще не готова… И бабки с замечаниями там тоже есть…
— Думаю, при Егоркиной маме нам ничего не грозит, — успокоила ее Юля.
ЕГОРКИНА мама[5] оказалась похожа на кружевную даму с портрета. Посетителей в будний день почти не было, никто ничего не загораживал, не шумел и не мешал проникаться стариной.
После блуждания по усадебному дому дачники переместились в Благовещенскую церковь — шатровую, напоминающую ракету на взлете. Экскурсовод обратила их внимание на уникальные иконы:
— Это очень редко встречающиеся иконографические типы. Вот Спас Эммануил — образ Христа в возрасте двенадцати лет. Почти что ваш ровесник. А вот Спас Благое Молчание — еще более редкая икона: Спаситель в образе ангела, до воплощения и прихода к людям. С крыльями его не сразу можно узнать. А это белогорская реликвия, Георгий Победоносец. Икона была найдена местными жителями в ручье, в конце позапрошлого века. Считается чудотворной. Во время Великой Отечественной войны в городе уцелел единственный дом — тот, где находился образ. Бомба попала в крышу и не разорвалась. Икона подарена храму наследниками последних владельцев…
— Из того самого дома с привидениями, — пояснил Егор на ухо Тане. — Говорят, когда икону вынесли, чертовщина и завелась…
Экскурсовод поблагодарила всех за внимание, а молодежь — за терпение, и предложила походить самостоятельно, «подышать» историей.
— Росписи сделаны современными мастерами по оставшимся фотографиям. А кое-где под слоем штукатурки сохранились подлинные фрагменты, сейчас их расчистили.
На стенах были рай и евангельские сцены, а на выходе разместился Страшный суд. Обнаженные человечки, нежные и беззащитные, летели с высоты налево и направо, к чертям и ангелам.
— Твой излюбленный сюжет, — Танина мама с иронией указала на булькающий котел. — Можешь наслаждаться: мы уже там. Улетели. — И ушла в сувенирную лавку.
Таня, наоборот, присела на скамейку в дверях и на немой вопрос Юли ответила:
— Мои родители не верят ни в какого Бога. Светских выездов по церквям не совершают. По крайней мере, не притворяются.
— Мои тоже не богомольные, — махнула рукой Юля. — Хотя на Рождество представляют вертеп, а меня гоняли в воскресную школу. Зато я всяких людей из Библии узнаю на картинах. Вон там — Каин и Авель… А куда она уже улетела, я не поняла? Чем ты должна наслаждаться?
— Нечем тут наслаждаться, — нахмурилась Таня. — Когда папа женился на маме, его первая жена попала в сумасшедший дом. Она была домохозяйкой, вся жизнь — в муже и семье, и у нее ничего не осталось. Ну, разве что Олька, моя старшая сестра. Но Олька всегда жила с нами. И с мачехой прекрасно ладит, как ни странно. Лучше меня. Она деловая, практичная, они шопингами вместе занимаются. А мама, наверно, считает, что на них с отцом лежит тяжкий грех, раз черти с вилами ее так раздражают.
— А ты тут при чем?
— Может, ей кажется, что меня всё это не касается, и мне легче живется? А может, они изо всех сил стараются создать для меня рай… всем жертвуют… А я — НЕ ТО, и никакого счастья не выходит.
— Ничего, — утешила Юля, — скоро ты вырастешь, и всё это кончится.
— Ты что, — расширила Таня глаза. — Разве я смогу их когда-нибудь бросить? Да не будь меня, родители давно бы разбежались! Крутые бизнесвумен надоедают не меньше, чем примитивные домохозяйки. Давно бы всё развалилось. Юль, они так несчастны! Они только изображают успех и благополучие. Наша жизнь — это уже ад. Все друг друга любят и мучают одновременно. А может, уже и не любят… Ты Достоевского читала?
— Нет, только видела «Дядюшкин сон». Я вообще больше спектакли смотрела, чем читала. Друзья из драмтеатра всегда приглашают родителей.
— А я начала — и не могла оторваться: это же про нас! У нас самая настоящая достоевская семья. А еще говорят, он мрачный и фантастичный. А мне как раз эти Ростовы из «Войны и мира» показались фантастикой! С их наивными радостями. В общем, мы правда уже улетели — дальше некуда. А если я их оставлю, им станет еще хуже.
— Ты, Тань, преувеличиваешь свою роль, — Юля сдвинула брови. — Захотят они разбежаться — ничего никто не сделает, и ты тоже. Тебе не за них надо цепляться с их разборками, а скорей становиться самостоятельной. Даже твоя мама это понимает. У тебя должна быть своя жизнь. — Юля покосилась на Страшный суд и два конвейера. — А за них — ну, там, молись, и всё такое.
Таня вслед за ней посмотрела на нарисованное пекло и печально покачала головой:
— Нет, своих не бросают. Какой Авель, если он нормальный, станет сидеть в раю, зная, что родной человек страдает? — Она перевела взгляд на котел. — Я бы и там могла за них молиться, или как-то помогать, а когда их простят, мы ушли бы вместе.
Юля не сдавалась:
— Да нужна им твоя жертва! Так же, как тебе самой — мамина.
Таня молчала.
— А еще говорила: самое ужасное, когда твоей жизнью управляют. Ну и будешь вечной куклой на ниточках!
Таня молчала.
— Если ты выберешь их общий ад, они тебе устроят твой собственный!
Повисла долгая пауза.
— НАДО же, в деревне — и такой приличный музей, такая богатая сувенирная лавка! Смотрите, какой палантин я купила, — подходила к ним Танина мама. — Ладно, Ольга потом оценит…
— Белогорск — это город, — пробубнил Егор из-за ее спины.
Учитель словесности
УТРЕННИЕ звуки были уже знакомы. С еще неоткрытыми глазами Юля узнавала: дед поливает грядки, малыш опять разыскивает питомца Фуську, Котангенс приперся и охотится под крыльцом. И то, что день опять хмурый, тоже видно с неоткрытыми глазами.
Пришедшая на урок Таня расшифровала пасмурность подруги:
— Что, так и не звонят?
Юля покачала головой:
— В июне у нас сплошняком выездные спектакли. Потому никто бы за мной и не кинулся. Есть же обязательства, их надо отрабатывать.
— Сама будешь звонить?
— Они небось только этого и ждут, — дернула плечом Юля. — Когда назад приползу! Типа, куда ты денешься. Помнишь вчерашнего Спаса Эммануила? Все взрослые были подростками, даже сам Господь Бог. У него тоже случались нестыковки с родителями, когда он остался в столице с учителями, а те поехали в свою провинцию и хватились его уже в конце пути. Ну, и чем кончилось — домой вернулся и был в повиновении у них. — Юлин голос звучал как никогда уныло. — Вот и у меня, похоже, та же перспектива. Сплошное повиновение. Лет до тридцати!
— Слушай, а твой брат сидит в социальных сетях? — подумала Таня вслух. — Может, ты бы ему написала? Узнала бы, как обстановка. Написать легче, чем позвонить. Возьми мой ноут, если хочешь.
Юля устроилась на веранде, настучала вопрос. Собралась уже полазить в интернете, как внимание привлекла папка «Математика». Наверное, там Танины домашние работы. Интересно, чем ее грузит дед? И открыла файл под номером один.
«В кабинете истории стояла добротная, внушительная кафедра. Когда Макакус на нее влезал, начиналось всеобщая потеха. Он был маленького роста, и над кафедрой торчала одна голова, да еще рука, машущая указкой, — ну, прямо кукольный театр. Макакус был незлопамятен, не писал в дневники замечаний, никому не жаловался, но доброты его никто не замечал, и она оборачивалась против него.
И сегодня в классе царило веселье. За последними партами рассказывали анекдоты и громко смеялись. Часть учеников развлекалась с мобильниками: одни занимались играми, время от времени выражая вслух свои эмоции, то есть попросту вопя, другие разговаривали, тоже практически вслух. Стайка девчонок, слетевшись к журналу мод, обсуждала фасоны.
Рудик, уже успевший списать домашку, достал из рюкзака коробку, дождался всеобщего внимания и жестом фокусника выпустил на стол огромного рогатого жука. Девчонки шарахнулись, завизжали, мальчишки засмеялись, жук пополз. Визг, вопли, паника, упал стул, кто-то метнулся со своего места…»
Летели страница за страницей — и вдруг текст оборвался. Юля вспомнила об алгебре. Вот так домашка! Наверное, книжка случайно затесалась в эту папку. Но где продолжение? Может, где-то тут же? И Юля открыла файл под номером два.
«Катя пулей вылетела из кухни, до глубины души оскорбленная тем, что с ней не желают нормально разговаривать.
— Ну почему мы в одном доме живем, как на разных островах? Ведь только что было так хорошо! Неужели можно чувствовать себя одной семьей только по праздникам? Вот с тобой родители откровенны? Или тоже закрываются и втихаря всё обсуждают?
— Да нам особенно и откровенничать не о чем, — пожал плечами Никита. — И проблем вроде нет никаких. Кать, да мне чем меньше лезут, тем лучше, — поделился он искренне. — Ну, какие такие дела можно обсуждать с родителями? Бытовые какие-нибудь? Конечно, они сами всё решают, да мне это и неинтересно.
Катя подивилась, что кому-то островное существование может, наоборот, казаться идеальным, и как будто успокоилась. С другого угла зрения чудовищная проблема была не такой уж и чудовищной…»
Эта история тоже обрывалась! На самом интересном месте! Юля, уже не вспоминая об уравнениях, полезла в следующий файл.
— А ТЕПЕРЬ давай займемся множествами. — Юрий Георгиевич попытался разбудить ученицу, сменив пластинку, и увидел, как бессмысленный взгляд стал отчаянным. — Ну, тут же ничего сложного, — почти взмолился он. — Ты ведь должна помнить! Что такое множество?
— Да-да… Сейчас… Это такое абстрактное понятие…
— Абстрактное? — растерялся учитель.
— А разве нет? — удивилась ученица.
— Так для тебя вся математика абстрактна? — прозрел Юлин дедушка. — Но как же? Множество есть совокупность различных элементов, мыслимая как единое целое. Попытайся увидеть аналоги вокруг себя! Карандаши и ручки в стакане — множество. Растения на грядке — множество…
— Доски в заборе, — ожила Таня. — Алфавит с буквами. Город и его жители. Семья с родителями и детьми. Полка с книжками. Коллекция — тоже множество?
На полке лежал альбом с марками. Юрий Георгиевич, радуясь успеху, подтвердил и машинально протянул ей альбом.
И Таня в нем утонула.
— А они настоящие? Я видела только конверты, на которых марка уже напечатана. А эти были наклеены на письма… на бумажные конверты — и путешествовали вместе с ними? А как вы их отклеивали? А что значат эти штампики на уголках? Знаете, я никогда не получала бумажных писем… и не писала. У родителей деловая переписка идет на офисы. И вообще по электронной почте, кажется… Как же у вас их много, и все старинные — СССР! А сколько времени понадобилось, чтобы собрать такой альбом? А сейчас вы марки собираете? А вот иностранные — Германия, Монголия, Чехословакия… у вас там были друзья?
Ответы вызывали еще больше вопросов, и завязалась оживленная беседа, во время которой коллекционеру пришлось сбегать наверх за другими альбомами — не один же у него, смешно бы было! — потом достать собрания монет, открыток, календариков, модели автомобилей…
— Это такая же память, как фотоальбомы — остановленное время! Но это результат, который ты видишь. А сам процесс — наоборот, в том, что отрываешься от своего времени, от повседневных дел, от всякой рутины. Душа отдыхает, освобождается! А теперь — ты наверняка видела: в киосках продают такие журнальчики, и с ними вместе — всё, что только можно вообразить. Куколки, солдатики, ордена, монеты, образцы минералов, самолетики, собачки, мини-книжки… Я не понимаю! Тупо покупай и жди следующего выпуска. Какое же это коллекционирование? Ничего не надо, кроме денег. А поиск?! Раньше с замиранием сердца приближались к тому же киоску — что там сегодня? На край света ехали, чтобы что-нибудь выменять, к таким же чудакам. И ведь их полно было, не один я…
Так они плавно перешли на клуб творческой интеллигенции, когда-то процветавший в Белогорске, где всё те же чудаки обсуждали фильмы, книжки и журналы, и даже приглашали к себе живых артистов и писателей.
— К нам Евтушенко приезжал! Высоцкий пел! Ты ведь знаешь, кто это? — И Юрий Георгиевич начал декламировать Тане любимые стихи, а потом развел руками: — А сейчас пишут стихи или нет — я даже и не знаю. В книжном вижу только прозу, детективы в основном…
— Конечно, пишут, — уверила его Таня, — просто множество стихов! Вот, например:
Земля летела
по законам тела,
А бабочка летела,
как хотела.[6]
— Лаконично, емко — как формула, — одобрил математик.
— А вот еще:
В любой момент я к жизни не готов.
В любой момент я к смерти не готов.
Ни к жизни я, ни к смерти не готов.
И никогда не буду к ним готов.[7]
— Любопытно. А кто автор? — заинтересовался Юлин дедушка. — Ну-ка, я запишу…
Ну привет, вот бог, а я его генерал,
я тебя придирчиво выбирал
и прибрал со всем твоим
барахлишком,
человеческий, весь в прожилочках, минерал,
что-то ты глядишь изумленно слишком
будто бы ни разу
не умирал…[8]
— Повтори-ка, пожалуйста! А еще что-нибудь?
Таня читала всё, что могла вспомнить, а Юрий Георгиевич записывал имена поэтов, чтобы найти их потом в библиотеке. Таня усомнилась в том, что он их там найдет, и начала писать на его бумажке адреса литературных сайтов. Услышав про интернет, учитель сокрушенно потер затылок, а взглянув на часы, ахнул:
— Два часа прошло! Как же это мы?! Мама, наверное, тебя потеряла. Хоть бы Юля дала знать…
— Ничего страшного, — горячо заверила его Таня. — Урок был просто замечательный!
КОГДА ноутбук резко вырвали, Юля захлопала глазами. От эльфа меньше всего можно было ожидать такого грубого толчка.
— Ты чего? Ты же сама дала…
— Я дала, чтобы ты зашла в интернет и связалась с братом. Зачем ты открыла этот файл?
Голос был сдавленным, глаза сузились, тонкие ручки дрожали.
— Я и зашла. Его не было в сети, я оставила сообщение. А потом увидела папку «Математика» и захотела поглядеть, что ты решаешь. Может, меня обогнала, а я тут деградирую. А у тебя там книжка затесалась интересная, я и почитала, — объяснила Юля. — Чего такого? Слушай, дай мне продолжение, а то я не нашла. И про Катю, и про Марину.
— А ты и это открывала? — бесцветным голосом спросила Таня.
— Ну да. Можешь скинуть мне на мобилу? Или у тебя нет?
Таня молчала.
— Ну, скажи, кто автор, я сама поищу в интернете. Интересно же, чем кончилось. Блин, чего молчишь? Какое я преступление совершила?
— Нет продолжения, — выдавила Таня.
— Почему? — Юля сверлила подружку взглядом, пока не начала догадываться: — Слушай, так это ты, что ли? Ты написала?! Это — твоё?! Ну дела. Так это ж здорово! И ты еще глотаешь «пустое место» и прочие обзывания! Почему ты всё скрываешь?
— Кому это нужно. Это мои фантазии для меня самой.
— Мне нужно, — заявила Юля. — Я читала не потому, что ты моя подруга, я хотела знать, что будет дальше. Так ты — никому — никогда — не показывала?
— Тут нечего показывать. Тут только куски и обрывки. Мне почти пятнадцать лет, а всё еще нечего предъявить миру.
— Ну, пускай мир узнает потом. Но сама-то ты всё про себя знаешь. Почему бы не поискать какой-нибудь лицей вместо маминого экономического? — допытывалась Юля. — Для будущих там писателей, журналистов. Может, родители тогда отстанут со своими вариантами?
Таня, уронив голову и обхватив ее руками, начала объяснять ступенькам на крыльце:
— Вот я всегда любила танцевать. В благородных девицах как раз была сплошная хореография. Когда всё только начиналось, нас построили в шеренгу и стали проверять. На гибкость, на выворотность. И сортировали налево-направо: лучших — к ведущему педагогу, они потом участвовали в конкурсах, концертах. Потом — те, кто похуже. Ну и совсем отбросы. Догадайся с трех раз, куда попала я. Я с этих уроков потом сбегала при всякой возможности. А танцевать мне хорошо, только когда я одна. Юль, если опять окажется, что я НЕ ТО, я могу и это потерять. А я не хочу! Это всё, что у меня есть! Это мой главный способ почувствовать себя живой! Кроме нашей дружбы — но мы ведь скоро расстанемся… А в журналистику я нос уже совала, в школьное радио — совсем неинтересно. Я же говорила, что люблю только сидеть и мечтать, и придумывать других людей с другой жизнью.
— Ну, мало ли что там кому про нас кажется. Это еще не значит, что они правы, — выслушав, твердо сказала Юля. — Нам и самим может показаться какое-нибудь НЕ ТО — про Белогорск, например. Помнишь, нам здесь сначала всё не нравилось? Тебе калитка мерещилась, которая будто бы должна перед тобой распахнуться. У меня со снами не совпало. А теперь я так рада, что здесь оказалась! Не только из-за гимназии! А твоя калитка, как мой мяч, может, только в снах существует. А настоящий Белогорск — как раз ТО, потому что мы в нем познакомились!
— Какой мяч? — подняла голову Таня.
— Большой, красный. Неважно… Всё равно должен быть выход! Мы его вычислим. Солнце и сейчас светит там, в космосе, над облаками. Его надо только дождаться!
— Юль, почему тебе не бывает страшно? — расширила Таня глаза. — Я же вижу — ты не боишься. Как тебе это удается?
— Ну, ты и сама не так уж беспомощна, — отмахнулась Юля. — За Моськой сиганула — я и сообразить не успела, что к чему… Слушай, мы в Москву хотели — давай завтра? Пока твоя мама не раздумала. Вон она идет. А пока перекинь-ка мне файлы на флешку, я хочу еще раз почитать. Ты ведь не сердишься уже, что я залезла?
— Я теперь даже рада, — улыбнулась Таня. — У меня теперь есть настоящий читатель. Ты единственный человек, которого могла привлечь папка «Математика». Я там нарочно всё храню — никогда никто не влезал.
— Привет-привет, — приблизилась Танина мама. — Юля, как поживаешь? Как твои родители — оформляют уже документы для гимназии? Решились расстаться с такой дочкой? Знаешь, я хочу предложить: если вдруг возникнут финансовые проблемы, я готова выступить твоим спонсором. А может быть, ты захочешь получить образование в Москве? Возможно, в том же лицее, что и Таня? Там есть физико-математический профиль. Ты можешь рассматривать разные варианты. Подумай, это серьезное предложение.
Вольность
— СМОТРИ, железный колпак, — фыркнула Юля при виде планетария.
— Смело под него залезаем, — откликнулась Таня.
Приехав к открытию, они взглянули на часы только к обеду, когда уже не могли двигаться от голода и успели полетать во вселенной в Большом Звездном зале, а в Лунариуме — создать облака и торнадо, запустить водородную ракету, спасти планету от астероидов и обойти остальные восемьдесят интерактивных экспонатов.
— Это что, четыре часа прошли? — не поверила Юля. — Хотя — ноги сейчас отвалятся.
Но после обеда выяснилось, что это не так и можно всё начать сначала. К тому же рядом был зоопарк. Целых полдня не должны пропасть понапрасну. Не домой же ехать. И так еле удалось отвязаться от Кармен, которая настойчиво предлагала довезти их «только до Москвы», не понимая, что вся суть поездки — в электричке и в отсутствии родителей.
Таня оказалась в восторге от вольного воздуха, врывающегося в окно вагона, и с одинаковым любопытством взирала на снующих по проходу торговцев, на безбилетников всех возрастов, бегущих по этому же проходу от контролеров, и на самих контролеров.
Всю дорогу подруги обсуждали «серьезное предложение».
— Кажется, я готова пойти в этот проклятый лицей, если и ты там будешь, — призналась Таня. — Может, тебе действительно лучше учиться в Москве?
— Да, здорово было бы — учиться вместе, каждый день видеться. Но это нереально. Тебе на фиг не нужна экономика, а мои родители никогда не согласятся, чтобы кто-то за меня платил. Хоть наш театр особого дохода не приносит, а иногда — убытки…
В МЕТРО Таня растерялась и, с опаской посматривая на схемы и указатели, шаг в шаг продвигалась за Юлей.
— Нам обратно ехать опять на метро? — уточнила она, когда они обошли весь зоопарк.
— Ну да. Тебе же понравилось? И как ты, живя в Москве, умудрилась ни разу в метро не попасть! Хотя бы из интереса спустилась.
— Не знаю… Мы на машине обычно… Конечно, на метро быстрее, в пробках не стоять… — замялась Таня. — А на тебя не давит вся эта толща земли? Ты ее не ощущаешь?
— Нет, — беззаботно ответила Юля, — я станции разглядываю, мозаики, картины, а когда поезд летит — тоннели. Мне кажется, что это я сама лечу, и сливаюсь со скоростью, и я сама — движение. Так классно!
— А я чувствую только грохот, лязг и духоту, — призналась Таня. — Может, надо привыкнуть. Станции, конечно, красивые, но когда подумаешь, как далеко… высоко настоящий свет и воздух…
Эскалатор привез их вниз, но Юля, вместо того чтобы идти к поезду, присела на массивную скамью.
— Мой брательник в детстве должен был видеть, что я ничего не боюсь, я же старшая. А мы часто по вечерам оставались вдвоем. И я выставляла стражу. Потихоньку. Везде. В разных всяких углах и щелках. У меня в детстве было много солдатиков, от папы остались. Ты единственный человек, который не станет ржать.
— А сейчас? — тихонько спросила Таня.
— И сейчас стоят. Охраняют наших. А потом я научилась видеть стражей во всех местах, где оказывалась. В незнакомых клубах, куда мы приезжали со спектаклями. В классе на экзамене или контрольной. В больнице, у зубного. Понимаешь? Я вхожу — а она уже там, моя стража, которую вижу только я: надежная, под потолок, и мне там абсолютно нечего бояться. Что, правда не смешно? Это не детсадовские сопли?
— Великанская стража… А здесь, в метро, она есть?
— Ну да, — уверенно сказала Юля, окинув взглядом своды «Краснопресненской». — Стоит с двух сторон и держит головами и плечами эти арки. Здесь сто пудов безопасно, — заверила она. — Они интересные, всегда разные: бывают в железных доспехах, и в одежде древних римских воинов, и в костюмах из «Звездных войн». И степные кочевники были, и кого только не было!
— А было, чтобы ты вошла — а никого нет? И ты совсем одна? Знаешь, бывают очень плохие места, вроде той березы с ленточками над обрывом. Люди думают, что свое счастье ими привязывают, а ведь знахарки раньше привязывали, наоборот, болезни и несчастья, чтобы они от человека отвязались… Так там всё пространство ими кишит…
— У меня для надежности всегда солдатик в кармане… был.
— А можно посмотреть?
— Отдала — временно. В залог за нашу карту.
— А что, если нам еще покататься? Посмотрим разные станции, где мы еще не были!
Храни меня, мой талисман
— КАКИЕ планы? Вы после Таниной математики собирались куда-нибудь? Я, кстати, и в Москву с вами мог поехать, если бы вы предупредили, — тараторил Егор, с независимым видом перемещаясь вслед за Юлей по улице.
— Да уж как мы без тебя, — засмеялась Юля и показательно помахала перед его носом сумкой для продуктов: — Не видишь — я в магаз. А у Тани и урока сегодня нет никакого. Эй, добрый день! Приходите итальянский смотреть. У нас телик заработал, — окликнула она даму с розовым зонтиком, которая тоже поднималась на крыльцо супермаркета.
— Благодарю, если что — сразу к вам, — отвечала та. — Поклон вашему дедушке. Надеюсь, он здоров?
— Еще как. Я раньше стариков вблизи не видела, поскольку росла без бабушек-дедушек. И мне казалось, что старики — это люди, которые скоро умрут. А теперь выяснилось, что это отдельный вид жизни, — сообщала Юля, деловито перекладывая продукты с полок к себе в корзинку. — Его много что интересует: грядки, коллекции, стишки, кроссворды — ерунда всякая — но он среди всего этого вертится и потому здоров.
— Исчерпывающий ответ, — улыбнулась Маргарита Сергеевна. — А я всю жизнь проработала с людьми, которые скоро умрут. Среди них были и молодые, и старые. И я поняла, что главное — не возраст и не близость смерти, а качество жизни.
Нагрузившись продуктами, они пошагали в разные стороны.
ЗАЗВОНИЛ мобильник, пришлось остановиться и поставить пакеты под ноги. Егор, увидевший, что после короткого разговора лицо апельсиновой девчонки резко помрачнело, подскочил:
— Это не Таня звонила?
— Чего пристал? — огрызнулась Юля. — Тебе какое дело? Влюбился — так пойди к самой Тане и объяснись, чего за мной-то бегать. Или ты уже? Твоя работа? — и она язвительно указала на огромные буквы на асфальте: Я ТЕБЯ — а дальше изображено было такое же огромное сердце. Егорка покраснел и умчался, выкрикнув:
— Дура рыжая!
Юля тут же пожалела: умнее было бы нагрузить недоросля тяжелыми пакетами. Она не торопилась их поднимать, стояла и пыталась осмыслить, что теперь делать и в каком порядке.
— ПРИВЕТ!
Перед ней стояла Марина. Как вовремя!
— А я как раз собиралась тебе звонить. — Юля достала карту. — Вот, возьми. В целости и сохранности. Спасибо.
— Что, новых объектов не прибавили? — улыбнулась принцесса. — Автор карты был бы доволен, если бы ее усовершенствовали, дорисовали что-нибудь.
— Куда там, мы даже не всё обошли.
— А что же возвращаешь? Я не тороплю. Или вы уже уезжаете?
Юля неопределенно пожала плечами.
— А я нашла своих! — Принцесса была сегодня необычно весела и продолжала улыбаться. — Представляешь, как ты и говорила! Оказалось, они совсем рядом, и я давно их знаю. Редактор «Белогорских вестей» решила заняться изданием книжек для детей и подростков. У нее малыш подрастает, и выяснилось, что, хотя детских книг навалом, по-настоящему качественных мало. И вот она сейчас в теме. Всё кипит, креативная команда подобралась, мои картинки увидели — загорелись. Это, конечно, маленькое издательство, но планы масштабные и, главное, ИНТЕРЕСНО. Несколько проектов уже запускаются, и я тоже участвую!
— Поздравляю. — Вдруг Юлю озарило: — Слушай! А современные авторы их, то есть вас, интересуют? Вот, посмотри несколько текстов — может, захочется по ним что-нибудь нарисовать, ну и вообще — как они тебе покажутся. Возьми флешку.
— А ты — свой талисман. Не забыла о нем? А то я к нему привыкла, как к родному, могу и у себя оставить.
— Нет, он мне сейчас пригодится.
Юля сунула солдатика в карман и решительно подняла свои пакеты. Вперед! В атаку! Спасибо брательнику — не совсем сволочь, предупредил.
Гости съезжались на дачу
— КАК проводишь лето, Ю-2?
Мама стояла у калитки, с пустыми руками, без всякого багажа. Короткие волосы разлетались веселыми солнечно-рыжыми лучиками вокруг лица — непроницаемого и мрачного.
— Может, в дом пройдем? — засуетился дед по ту сторону забора.
Мама на него не обернулась.
— Хорошо провожу лето, — ответила Юля. Опустила на землю свои пакеты и, встретившись с матерью взглядом и не мигая, проговорила одним духом: — И собираюсь остаться на зиму. Я хочу учиться здесь в гимназии — меня принимают в физико-математический класс — если вы с папой не против.
— То есть вы тут уже всё сами решили? И от нас нужно только формальное согласие? — саркастически подняла брови мама. Наконец повернула голову в сторону деда: — Тандем с реальными результатами — заговор против родителей!
Но дед и не подумал лезть в пузырь и демонстративно оскорбляться.
— Я первый раз об этом слышу, так же, как и ты. Но буду рад, если внучка останется. Я даю и формальное, и нормальное согласие. Думаю, мы уживемся. Юленька — деятельный и энергичный человек, по хозяйству помогает, антенну починила. И с учебой наверняка справится…
— Ну вот, запел, — перебила Юлина мама. — Слышу первый раз, но от всего в восторге! — передразнила она. — Припоминаю, что мой театр в свое время именовался блажью, глупыми выдумками и никому не нужным балаганом. Чтобы заниматься любимым делом, мне пришлось лбом стенку прошибить и уехать в другой город!
— Потому и нельзя допустить, чтобы сейчас повторилась всё та же ошибка.
Юлина мама, недослушав, повернулась к дочери.
— Я остановилась у своей подруги. Эко-отель «Лесная сказка» — отсюда недалеко. Придешь завтра — поговорим. Советую как следует подумать.
НЕМНОГО поплутав по сосновому бору рядом с дачами, Юля наткнулась на резные деревянные ворота, узоры на которых сплетались в слова ЛЕСНАЯ СКАЗКА. Было сыро и холодно до дрожи — «завтра» началось ранним утром, чтобы не растягивать удовольствие.
Мама, однако, не спала и, не пригласив Юлю в свою теплую комнату, двинулась вперед по темной еловой аллее и сходу обвинила в предательстве:
— Мы на тебя рассчитывали, а ты всех нас подвела. Причем исчезла трусливо, втихаря! Побоялась, что в честном разговоре нечего будет сказать и не сможешь никого убедить! Может, и теперь нечего? Тогда вернемся домой и забудем об этом вояже. Обойдемся без упреков и попреков. Работы полно.
— Я уехала, потому что ничего другого не оставалось. Вы бы слушали себя, а не меня. А я должна была увидеть и город, и деда, и, главное, школу. В интернете я уже всё нашла, но хотела увидеть своими глазами и определиться.
— И что, определилась?
— Да. Я вчера сказала. Я нашла подходящую школу.
— Вот уж не думала, когда начинала с нуля, что моя дочь откажется от всего готового! Что наше общее дело ничего не будет для нее значить! Что она вернется туда, куда я решила никогда не возвращаться, к человеку, который плюнул мне вслед!
Отдыхающий в спортивном костюме, бегущий трусцой, шарахнулся в сторону, а мать и дочь, не убавляя ни тона, ни скорости, отмахали до конца аллеи и свернули на боковую дорожку.
— Вот потому я и не стала пускаться в лишние разговоры, — сердито проговорила Юля. — Потому что у тебя уже есть ответы на все вопросы. Потому что ты считаешь, что я — одна из кукол в твоем театре и должна делать то, что ты хочешь, потому, что ты это хочешь! А папа еще напомнил бы, что ты нас с братом родила, хотя у тебя больное сердце! Что это был подвиг! А на самом деле это шантаж!
— Шантаж?!
— А что же еще, если мы теперь должны только подчиняться? Иначе нас сразу начинают упрекать в том, что мы живем! Если вы нас родили себе в собственность, то это подвиг для самих себя!
Они добежали еще до одних ворот в виде резных деревянных столбиков, вылетели за эти ворота и теперь шли по лесной тропе — молча и не глядя друг на друга. Из-за сосновых стволов показалось высокое стеклянное здание.
— Надо же, не разобрали еще, — притормозила Ю-1. — Старый санаторий. Я в нем всё детство провела. Да, мне не полагалось никаких детей, никакого творчества и вообще никакого будущего. Пришлось всё брать с бою, наплевав на врачебные предписания. Меня вытянул только мой театр, я только им жила и продолжаю жить — и я не понимаю, как можно от него отказаться! Мы с Лизой, моей подругой, устраивали спектакли и в больничных палатах, и здесь, в «Лесной сказке». Сами сочиняли сценарии, сами делали кукол…
— Это здесь ты проводила лето? — уточнила Ю-2.
— Иногда и зиму. Здесь была своя школа. Кстати, самая лучшая за всю мою жизнь. Мы все сидели в одной комнате — ребятишки разных возрастов, и добрая тетенька, накрытая шалью, по очереди давала задания. Иногда спрашивала, но редко. На полке стояли разные книжки, и можно было брать любые. Главное — тихо сидеть. Я, когда это поняла, начала таскать учебники для старших классов: античную историю в черной обложке, русскую — в голубой, биологию в зеленой, зоологию, географию, потом хрестоматии по литературе. А сама училась еще во втором классе… Это был запретный плод — учебники для старших! Взахлеб читалось! Все картинки помню! Когда приходилось возвращаться в городскую школу, я с такой тоской вспоминала о санаторской…
— Да ты прямо как Таня, — удивилась Юля. — У меня здесь подруга такая же. Она читала учебники своей старшей сестры, и говорит, что ей знание надо добыть самой или получить как бы через щелку.
— Вот видишь, — обрадовалась мама. — Дело-то не в школе! Каждый должен быть сам себе школой! А гимназия, в которую ты так стремишься — ты уверена, что она даст тебе что-то особенное? Сейчас ведь очень много дутых величин.
— Ты можешь сама туда сходить. Это недалеко — сначала до фонтана с рыбой, потом мимо парка…
— Так это что — никак моя школа? Гимна-азия! Чего намудрили! А там кто-то есть, или все на каникулах?
Они шли уже не торопясь, вернулись за резные столбики на территорию отеля, миновали длинную аллею.
— Ю-юля-я!
Навстречу бежал Егорка, размахивая руками. Кажется, этого можно палкой гнать, а ему хоть бы хны. И здесь достал.
— Скорей! — мальчишка, подбежав, совсем задохнулся. — Там что-то случилось. Таня убежала на свой пустырь! Ее мама тоже бежит, кричит и ругается!
— Егор, ты не вовремя, — нетерпеливо перебила Юля. Только дело пошло на лад, может, удастся найти общий язык. — Видишь, у меня с моей мамой важный разговор.
— Но Таня… Она уже на вышке… И она ЛЕЗЕТ НАВЕРХ!
Приглашение на казнь
ТАНЯ была уже на третьей площадке.
— Сейчас же слезай, — суетилась внизу ее мама. — У тебя голова закружится!
Таня медленно поднялась еще на одну ступеньку.
— Тань, ты чего? — изумилась подбежавшая Юля и обратилась к Кармен: — Она же боится высоты. Что случилось?
Внезапно раздался треск, и деревянная ступенька разломилась прямо под ногой, но Таня удержалась за перила и переступила на следующую.
— Я кому говорю, слезай! — заголосила Танина мама, перепугавшись.
— Тише, тише, — замахал на нее взявшийся откуда-то Юрий Георгиевич. — Вдруг она испугается, оступится и упадет! Эта конструкция держится на честном слове, ее давно должны были разобрать. Там всё проржавело и сгнило. Девочка идет фактически по воздуху!
— Зачем она туда полезла? — спросила Юлина мама, появившаяся вместе с дочерью.
— Не знаю, почему она так это восприняла, — нервно заговорила Кармен, обращаясь к Юле. — Она всегда встречала в штыки любое мое предложение! Но, поразмыслив, признавала, что я права и предлагаю разумные вещи, для ее же пользы — как с экономическим лицеем, например. Но когда я сообщила ей о летнем экономическом лагере — отдых плюс учеба — началось что-то невообразимое. Она закричала, что никуда не поедет, что я с ней не посоветовалась… Когда мне было советоваться? Нам крупно повезло, я договорилась в последний момент! Это возможность войти в ту среду, познакомиться с ребятами, которые уже учатся по профилю, подготовиться к тестированию, наконец…
— Вы что, хотели ее отсюда увезти? — уточнила Юля.
— Ну да! Завтра же! Нам нужно было сразу начать собираться… А она устроила патетическую сцену, заявила, что скорее выпрыгнет в окно, чем поедет в этот лагерь. Я и говорю: прыгай…
— Вы на самом деле так сказали? — не поверила Юлина мама. — Зачем?
— Ну, я же не должна была идти у нее на поводу! — воскликнула Кармен приглушенным голосом, не отрывая взгляда от дочери, которая одолевала следующую ступеньку. — Не могу же я позволять ей закатывать истерики! Я и говорю: кто же с первого этажа прыгает. Тогда она сорвалась и побежала, я — за ней… Господи, надо ее снять оттуда! Я звоню в полицию…
— Да вон она, полиция, в пяти шагах. Может, сами договоримся? — предложил математик.
Но девочка на вышке никому не отвечала.
— Она нас как будто не слышит, — отчаялась Кармен. — Лезет вверх, как под гипнозом! Что с ней, боже мой? Таня, спускайся, и мы всё обсудим! Давай не будем устраивать спектакль на всю деревню! Нет, я не то хотела сказать… Она не реагирует.
— Юля, Егор, попробуйте, поговорите, — предложил дедушка. — Вы же ее друзья!
СВЕРХУ всё выглядело не таким, как обычно. Часть пространства занимали люди, беззвучно открывавшие рты. Все прочие звуки тоже были отключены. В этом вакууме корежились ржавые прутья арматуры, вылезшие из бетонных плит — словно сама земля о чем-то кричала. Таня взглянула на свои ладони — они были такие же ржавые, на нее перешла вся грязь этого мира. Она снова вцепилась в перила и посмотрела вниз.
Волшебной поляны не было. Не было бесконечных превращений звуков и цветов. Был уродливый пустырь, и отовсюду лезло ржавое и черное. Горелый круг от костра. Драные покрышки. Яма. Черный цвет обступал, преобладал, становился черными дырами, воронками, которые увеличивались и затягивали в себя всё остальное. Наверное, это они уничтожили звуки. Даже стволы деревьев перестали быть выпуклыми и казались прорезями в черноту.
На открытый люк канализации была наброшена железная решетка. Словно дверь в подземный мир, которая вот-вот со скрипом отворится… Таня вздрогнула. Ее калитка! Так вот она какая и куда ведет!
Снизу глядели Егорка и Юля, безмолвно открывавшие рты. Таня попыталась переключиться на них, но поняла, что не может управлять звуками. Она была вне чужеродного мира, она осталась совсем одна и могла только механически переставлять ноги. Забравшись еще на ступеньку, напряглась из последних сил и проговорила в вакуум, не слыша себя:
— У меня нет другого выхода.
— ОНА уже на самом верху. Площадка без перил. Пора вызывать пожарных с лестницей, — рассудила Ю-1 и посмотрела на Танину маму: — Может, вы не сказали ей главного? Может, отменить приговор насчет лагеря… или где там она не хочет учиться? Или вам принципы важнее?
— По-вашему, очень педагогично идти на уступки? А если она каждый раз так будет добиваться своего? — не сдавалась та. — Это правильно — позволять использовать шантаж и истерику?
— Каждого раза может не быть, если сейчас она разобьется в лепешку. Тут высота в три этажа и внизу — бетонные плиты. А до шантажа лучше не доводить и решать проблемы на начальной стадии. — Ю-1 поймала внимательный взгляд Юрия Георгиевича и сердито от него отвернулась. — А не можете — вызывайте пожарных.
— Она не для того, чтобы вами манипулировать! Вы ничего не понимаете! Она правда не может так жить! — Юля почти плакала. — Таня, есть другой выход! Спускайся, мы его найдем… Давай я к тебе поднимусь, и мы спустимся вместе!
— И я, — вторил Егорка.
— И не думайте даже, вас всех эта развалюха точно не выдержит, — цыкнул дедушка.
Юля лихорадочно перебирала, что еще можно сказать, чтобы Таня услышала. Что она нужна своим родным, которые будут страдать, если с ней что-то случится? Но эти родные для нее — причина ее собственных страданий, и она нужна им, чтобы дальше ее мучить и ломать. Повторить, что она дорога друзьям — ей и Егорке? Но месяц назад они прекрасно без нее обходились, а завтра снова разойдутся по своим мирам и могут больше никогда не пересечься. Таня уже сейчас их просто не видит. Такая ли уж они ценность для нее? Любые слова казались бесполезными и жалкими. Юля нащупала в кармане солдатика и со страхом подумала: а если и он не поможет?
— Это в своих фантазиях мы можем придумывать параллельные варианты и хорошие концы. А в реальности, видишь, иначе. Хотя больше похоже на дурной сон. Один миг — и уже никаких вариантов, — услышала Ю-2 от Ю-1.
Слезы высохли. В голове больше не мелькал калейдоскоп из заманчивых предложений, которыми можно свести Таню с неба на землю: учиться вместе, кататься на метро, обследуя всё новые станции, путешествовать по Белогорску с волшебной картой.
Юля запрокинула голову и четко проговорила:
— Моська осталась одна. Без тебя она никому не нужна. Никто не будет с ней нянчиться и покупать ей одежду. Она будет бродить по пустым дачам, мерзнуть и голодать. Все без тебя обойдутся, кроме нее. Спускайся, отнеси ее в тот водопад, откуда вытащила, и утопи, чтобы не мучилась. А потом возвращайся на свою вышку.
Невидящий взгляд сфокусировался, и Юля его перехватила.
Я памятник себе воздвиг
— КАК жаль, что мы не всё успели обойти. На карте столько всего было. Помнишь, «Старая пушка»? И какая-то пещера?
Таня несла Юрию Георгиевичу стопку учебников. Окрепшая Моська уже не сидела на руках, а бойко бежала рядом.
— Да, много чего осталось. Может, когда-нибудь еще попутешествуем. — Звучало это бодро, но взгляд у Юли был задумчивым. — Знаешь, мне тоже кажется, что здесь не всё случилось, что могло. Это как на день рождения или на Новый год — ждешь, что всё будет по полной, а потом всё быстро закончилось и на душе пусто. Вот разъедемся, а город останется — как будто нас и не было…
— Стойте! Глядите сюда! — запыхавшийся Егор догонял их, размахивая газетой.
Подруги склонились над свежим номером «Белогорских вестей». Крупный заголовок гласил: «Возвращение призрака».
— «Больше всего недовольны случившимся жители Зеленой улицы, — прочитала Юля вслух. — Теперь их снова будет беспокоить по ночам шум, который создают охотники за привидениями. Десятки любителей мистики и профессиональных исследователей паранормальных явлений уже осаждали заброшенный дом пару недель назад, когда впервые пошел слух о блуждающем по нему призраке. Вероятно, поднявшийся ажиотаж потревожил пугливого духа, и тот затаился. Но теперь его снова видели»… Видели?! Чего они видели?
— Да я сам видел! — воскликнул Егор. — Как прочитал в газете, так и побежал. Там правда что-то белеется, развевается… Но это же не мы? — Он переводил взгляд с Юли на Таню.
— Это не мы, — подтвердила Юля.
— Мы ведь второе привидение… не делали? — продолжал уточнять мальчишка.
— До того ль, голубчик, было. Это сделал кто-то другой. Может, сами газетчики, чтобы было, чего в газете писать. — И тут Юлю осенило: — Тань, беру назад слова, что нас здесь как будто и не было! Ведь город состоит не только из домов и жителей. Есть еще невидимые герои! Вроде NikBer’а, который везде оставил автографы, и о котором все помнят и говорят. Он и нам умудрился сделать доброе дело, хотя мы его в глаза не видели — его суперкарта к нам попала… Так вот, а мы с вами вызвали к жизни привидение! Мы сейчас уедем, а оно останется! Весь Белогорск в него играет!
— Да, это круто, — засмеялась Таня. — Привидение зажило собственной жизнью, в летопись попало.
— Пойдемте, сами увидите, — теребил их мальчишка. — Пока опять не содрали!
Юля взглянула на часы:
— Не успеваем. Мы уезжаем прямо сейчас. Ты напиши потом в сети подробности. А осенью в гимназии встретимся — ты ведь там учишься? А я на лето к своим. Работы полно. Выездные спектакли в детских лагерях…
Егор не верил:
— Как — прямо сейчас? Что — обе уезжаете?
— Мы подвезем Юлю с мамой до Москвы. Не скучай, Егор, — серьезно сказала Таня.
— Чего мне скучать. Мне работать надо, — сердито ответил тот, показывая пачку газет. — Вот, меня же взяли все-таки! На испытательный срок. Я здесь, на дачах, буду летом разносить, пока народу много.
— Деловой, — одобрила Юля. — Удачки тебе.
— Тань, — не отставал Егорка, — а ты это… с мамой своей помирилась?
— Мы договорились пока оставить всё как есть. Меня не будут запихивать в другую школу. Мама вернется к своим делам и, я думаю, придет в равновесие. Бизнес дает ей уверенность, что она всем управляет и что всё под контролем. А со мной это не работает.
— А с тобой там, дома, ничего не случится?
— Не волнуйся за меня, я не такая беспомощная, как кажется. Мне жаль, что я вас всех напугала. Но мне нужна была эта вышка. Я должна была подняться и спуститься. Чтобы понять, что тоже могу управлять как минимум собой, и могу найти другие выходы, кроме той жуткой пустоты. На этой вышке умерли мои страхи. Я теперь, кажется, даже высоты не боюсь. Может, конечно, потом появятся новые, — улыбнулась она.
Егор шел впереди и сосредоточенно совал «Вести» в почтовые ящики, где они были, и в щели калиток и ворот, и в руки всем желающим.
— Я выставляла тебе стражу, — тихо проговорила Юля, замедлив шаг. — В последний момент наткнулась взглядом на ту гигантскую надпись на вышке, и сразу появились и наш NikBer в полном боевом снаряжении, и все парашютисты, которые оттуда прыгали. Они всю лестницу заняли, снизу доверху. А вот тебе на будущее.
Она незаметно сунула что-то в руку подруге. Таня ощутила в ладони маленькую металлическую фигурку.
Драма на охоте
ПОКАЗАЛСЯ домик Юлиного деда.
Зареванный малыш проковылял мимо, взывая:
— Фуська! Фусенька!
Юля посоветовала:
— Посадил бы ты его в клетку.
Юрий Георгиевич сообщал через забор даме с розовым зонтиком:
— А я в Доме культуры, в университете для пожилых, записался на компьютерные курсы. Хочу научиться пользоваться интернетом и электронной почтой, буду внучке писать…
— Чао! Вuongiorno! — приветствовал даму Егорка и вручил ей и Юлиному деду по номеру «Вестей».
А Моська, юркнувшая в калитку, вдруг залилась тявканьем, чего от нее еще никто не слышал — и исчезла под крыльцом.
— Мо, ко мне! — кинулась за ней Таня.
— Вот это да! Голос прорезался, — засмеялась Юля. — Там, наверно, Котангенс, и она его сейчас загрызет.
Из-под крыльца действительно выскочил кот, но какой-то мелкий, длинный, коротколапый — и нисколько не полосатый — и, кажется, вовсе не кот. Моська продолжала его преследовать, существо выбежало на улицу, зареванный малыш кинулся к нему и схватил в объятья:
— Фусенька! Ты нашелся!
— Это что еще? — вытаращилась Юля. — Так это и есть твой Фуська? А я думала, что Фуська — это кот.
— Выглядит, как хорек, — определил дедушка, и малыш радостно закивал, надевая на питомца шлейку с поводком:
— Конечно, хорек. Домашний. У нас есть клетка. Но мне его жалко, и я выпускаю! И тогда он сбегает. Уже пять раз сбегал!
— Ну уж теперь-то — в клетку? — поинтересовалась Маргарита Сергеевна.
— Не знаю… Может, он меня все-таки полюбит? Не будет убегать?
Юля никак не могла примириться с тем, что под домом скрывался хорек, а она только сейчас об этом узнала.
— Как же я до конца не расследовала? Ведь всё время слышала подозрительный шум! Но решила, что это Котангенс, и успокоилась. Может, из нашей Моськи вырастет охотничья собака?
Блистающий мир
ЗА ОКНОМ машины побежали знакомые дома и улицы, зеленый шатер над озером и водяной фонтанный купол, не раскрывшие своих тайн. Исчезли привычные тучи, и весь город обнял высокий голубой купол, говорящий, что лето — это подарок — им всем, просто так, ни за что. Уж это было сразу понятно!
— Кажется, все дожди и ливни вылились в июне, а вот июль порадует солнцем! — Кармен с удовольствием рассуждала о погоде: месяц в деревне наконец-то был позади.
У Юли запел мобильник. Она ответила и вдруг вскинула взгляд на Таню, потом покосилась на взрослых — те сидели впереди и были увлечены разговором — и сообщила вполголоса:
— Тань, у тебя появились другие настоящие читатели. Я, может, это неправильно сделала, не посоветовалась… вроде твоей мамы. Но есть одна художница, которая рисует картинки к книжкам. И есть издательство, которое их выпускает. В общем, я дала им почитать то, что ты мне дала. Они не знают, как тебя зовут и сколько тебе лет. Они только читали тексты. И им всем понравилось! Они хотят познакомиться с этим автором, и хотят прочитать всё полностью. Спрашивают продолжение… Что мне ответить?
— Надо ответить, — отозвалась Таня, — что продолжение следует.
[1] Понивилль — тихий зеленый городок в фэнтезийной стране Эквестрии, населенной разумными пони, из анимационного сериала «Дружба — это чудо» (англ. My Little Pony: Friendship Is Magic).
[2] Об этом рассказывается в романе «Лиза».
[3] История взаимоотношений Марины и Ника рассказывается в романе «Марина».
[4] Читайте об этом в романе «Лиза».
[5] Ее история — в романе «Аня».
[6] Константин Кедров.
[7] Константин Кедров.
[8] Вера Полозкова.
Часть II Дом на дереве
Дама с собачкой
ТОЛПА пассажиров повалила от электрички к городу. Одинокая фигура побрела через мост.
Но по ту сторону реки простиралась безбрежная лужа, и девушка остановилась, глядя на свои тряпочные кедики. Более вероятным казалось пересечь Мировой океан — там хотя бы налажено судоходство.
С грохотом пронесся поезд, мост затрясся. Собачонка на руках у девушки тоже задрожала. Та попыталась спрятать ее, словно от всех бед, под свою куцую курточку-болеро. Огляделась, как будто надеясь увидеть еще один мост.
По берегам прилегли раскидистые ивы, и самая ближняя ей улыбалась. Хотя, может, и не ей — а просто, поворачивая к солнцу один бок, щурилась всей своей корой от удовольствия. Подставляя лучам ветви до самых кончиков, и не сразу заметные дупла, а еще — множество этажей, где кипит, щелкает, заливается, ползает и скачет всевозможная жизнь.
Внутри дерева было то особое пространство, где когда-то уже так хотелось оказаться. И вдруг путница обнаружила: она тоже в дереве. Как птицы и жуки. Ива обнимает мост ветвями, зеленые ярусы уходят вниз и вверх — а она где-то посередине и, пусть одним боком, включена в эту жизнь. И ощутила себя неожиданно защищенной.
И вдруг путница обнаружила: она тоже в дереве.
Собачка завозилась на руках, хозяйка очнулась и решительно развернулась в сторону города.
Станцию украшал глухой бетонный кубик туалета. Девушка опасливо заглянула внутрь, но там было пусто. Через всю стену крупно начертано: ИЗ ТЕБЯ НЕ ВЫЙДЕТ НИЧЕГО ХОРОШЕГО. «Латриналии, — отметила она механически, — туалетный фольклор». На полу валялась газета — похоже, местная. Взгляд скользнул по объявлению: «Сдам комнату… Зеленая улица…»
Конечно, Зеленая улица!
— ДА ЧТО ТЫ, милочка, давно всё занято, — снисходительно бросила хозяйка из-за забора. — У меня постоянные жильцы еще до Нового года места бронируют. А ты что, без родителей? Чего-то не похожа на студентку… Ну, может, у Глебовны свободно. Эй, Глебовна! Хотя с животным — кто ж вас пустит.
Девушка продолжала стоять, ожидая, не выглянет ли из соседнего дома какая-то Глебовна — и уже понимая, что нет, не выглянет. Надо уходить.
Собачка спрыгнула с рук на траву и, увидев за забором сородича, радостно потянулась к нему длинным носом. Сторожевой лохмач лязгнул клыками. Девушка отскочила, быстро подхватив свою питомицу.
В каком бреду она сюда приехала? Неужели придется так же, побитой собачонкой, возвращаться домой? А что, есть еще варианты? Вернуться к мосту и устроиться на том волшебном дереве?
— Ми-ми-ми, — насмешливо пропели над ухом. — Чё, выперли? С котами нельзя?
Девушка оглянулась — тощий подросток тоже оглядывался на бегу, балансируя в воздухе.
— Это не ми-ми-ми, — неизвестно зачем поправила она. — Это Моська.
И вдруг увидела еще одно волшебное дерево. Поморгала. Потом перешла на противоположную сторону улицы и всмотрелась в глубь сада. Глаза не обманывали: разноцветные ступени поднимались вдоль ствола к самой кроне, в которой красовался домик. Настоящий домик. Где можно жить. Ветки обнимали его со всех сторон. На красной крыше скакала живая птичка. На окне стоял радиоприемник с выдвинутой антеннкой.
— Нравится? Это мой! Сам строил, — хвастался тощий уже над самым ухом. Перевел взгляд на Моську, глаза на секунду стали грустными. Тут его озарило: — А хочешь, я тебе его сдам? Ну, дом на дереве. У нас сейчас нет никого, я тоже уезжаю. Она — Моська, а ты кто? Таня? Я — Павел.
«Бред продолжается», — подумала Таня, но тут мальчишка назвал вполне земную цену, и происходящее начало вписываться в реальность. Новый знакомый трещал без остановки и внезапно оказывался то у калитки, то уже на крыльце большого дома, который тоже там был — Таня наконец его заметила, опустив глаза от крон обширного сада и шпиля с золотым корабликом.
Глаза не обманывали: разноцветные ступени поднимались вдоль ствола к самой кроне, в которой красовался домик.
ФАНТАСМАГОРИЯ длилась внутри сумрачной занавешенной комнаты, похожей на кабинет: много книг и разноцветных папок, стол с компьютером.
— Всё честно. Ща составим договор. Если ты вдруг думаешь, что припрутся взрослые и выставят…
«А правда», — с запозданием подумала Таня.
— …или кто из соседей спрашивать начнет — просто скажешь: сдал Пал Палыч. И всё. Сразу все отстанут. А приставать могут, потому что мы в принципе не сдаем. Паспорт есть? Давай сюда, впишу данные. А вот мой.
Таня автоматически взяла паспорт, который он ей показывал, прочитала: Павел Павлович. На фотографии был мальчишка собственной персоной. Даже светлые вихры торчат в те же стороны, и воротник так же съехал набок.
Таня не понимала, почему она стоит посреди чужого дома, ничему не удивляется и позволяет событиям тащить себя, как щепку по волнам. Она бы не удивилась, и если бы мальчишка вдруг заржал и объявил, что прикол окончен.
Но Павел бойко стучал на компьютере, в мгновение ока выдернул распечатанный лист, и Таня уже читала список своих прав и обязанностей, неожиданно разумный и подробный. Отдельным пунктом оговаривалось присутствие Моськи, которой разрешалось гулять по всему саду. Сама Таня могла пользоваться в большом доме ванной, туалетом и кухней, а в случае дождя — гостиной. На Моську форс-мажор тоже распространялся. У Тани закралось подозрение, что жилье сдали скорее Моське, чем ей.
— Золотой ключик.
Тане протягивали ключ, действительно золотой и блестящий, и он, крутясь в мальчишкиных пальцах, кивал ей круглой сказочной головкой.
Бред щелкнул в воздухе и превратился в здравый смысл: она просто уехала за город и сняла дачу. Как нормальный человек. Сейчас поднимется по разноцветной лестнице, свернется в домике клубочком — и крепко-крепко уснет. И ей ничего не приснится. Совсем ничего.
Хозяин помахал рукой из-за калитки:
— Звони, если что.
Студент
— ЗВОНИ, если что, — предупредила Таня, — если вдруг заблудишься. У нас многие не туда забредают.
Гость в ответ просиял великолепной, словно бы хорошо отрепетированной улыбкой. Помыв руки, он благополучно вернулся, справившись со всеми поворотами, чувствуя себя в чужом доме уверенно и с любопытством вертя головой:
— А это у вас что? А это из чего? Неужели мрамор? Прям Эрмитаж!
— Нет, это дизайнерская роспись. Студентов каких-то пригоняли расписывать, они тут типа практику проходили.
— О, Анубис, — гость панибратски кивнул нарисованным на стене египтянам и их богам в облике птиц, собак и кошек. — А колонны как в этих — в Афинах?
— Ты сразу заметил, — удивилась Таня. — Родители так ругались из-за этих колонн. Дизайнеры не советовали смешивать египетский стиль с греческим, и мама требовала не портить комнату. Но папа настоял, ему хотелось именно эти колонны. Наверно, видел где-нибудь.
— Ну и наплевать. Эти греки сами всё перемешали и назвали «эклектика», — живо отозвался гость. — А где папин портрет? Мне кажется, обязательно должен быть — в полный рост, в малиновом пиджаке! Он чем вообще занимается?
— Он поднялся на каких-то поставках. А дальше я не уверена, — призналась Таня. — Портрета почему-то нет, но идея хорошая. Надо ему подать. Папа редко бывает дома, я могла бы смотреть на портрет. Может, он закажет, если увидит у кого-нибудь. Это Григорий Громов, мой однокурсник, — сказала она появившейся в дверях даме. — Ему нужен будет обратный пропуск, закажите, пожалуйста. Чай или обед? И чай, и обед. Немного позже. — И шепотом добавила Григорию: — Я не помню, как ее зовут, мама этих домработниц меняет всё время.
— У всех людей есть одно общее имя — Извините Пожалуйста, — бодро сообщил однокурсник и засмеялся первым.
Гость охотно ходил по комнатам, которые сразу превращались в декорации, чтобы делать селфи. И это шло им на пользу — дом оживал от шагов, голосов и смеха. Сначала первый этаж, потом второй.
— Библиотека на третьем? — догадался Григорий, взбегая по лестнице. — Блин, не устаете вы ступеньки считать!
— Никто не считает. Папе хватает первого этажа, маме — второго. Папа как-то сам сказал, что поднимался на третий этаж ровно один раз — когда его доделали, чтобы принять работу. А потом было просто некогда — да и незачем.
— Обалдеть, — восхитился Григорий то ли избытку жилплощади, то ли изобилию книг.
Глаза его разбежались при виде многоэтажных стеллажей и шкафов с застекленными дверцами, золотых антикварных корешков и пестрых советских обложек.
— Ого-го! С какого ж это века копится?
— Несколько поколений — точно. Да тут и библиотек — несколько. — И Таня пояснила: — Букинисты скупают семейные библиотеки оптом. И так же оптом потом продают желающим, кому некогда возиться и самим собирать. А папа купил пять домашних библиотек — под эти вот габариты.
— Человек с размахом, — протянул Григорий. Он уже не позировал. В глазах зажегся азарт пополам с оторопью — с чего начать, как охватить всё сразу. — Слушай, ничего, если я тут немного пошарю?
— Разумеется. Мы же за этим пришли. Тут несколько Гомеров — смотри в любом шкафу, и рано или поздно наткнешься на «Илиаду». Есть две старинных, издательства Суворина и еще кого-то. Их специально для нас реставрировали. Есть французский перевод с гравюрами, тоже древняя книжка. А есть современная, где много иллюстраций, от Боттичелли до Пикассо — похоже на то, что тебе нужно.
Чтобы гость не чувствовал, что у него стоят над душой, Таня повернула в один из тупиков книжного лабиринта. За окном метель беззвучно заметала коттеджный поселок, вписанный в еловый окоем, а тут диванчик, как всегда, распахивал объятья: из его боковин выдвигались два крыла, на одном — лампа, на другом — сундучок с конфетами.
— Так третий этаж — твоя территория? — раздалось из-под потолка, со стремянки, откуда Григорий Громов окидывал взглядом диванно-книжный рай.
— Ну да. Я сразу им завладела. Во-первых, здесь никогда никого нет. Няньки только радовались, что меня не надо нянчить и можно сидеть внизу чай пить. А в-главных — тут можно было бродить, листать, рассматривать. Даже не просто выбрать что-то почитать, хотя и это тоже — а подходить к ним и знакомиться. В некоторых книгах — пометки неразборчивым почерком, я пыталась разобрать. А еще между страниц встречаются засохшие листья или цветы, и разные закладки, даже с шелковыми кисточками. Найдешь — и придумываешь, кто были эти люди и что с ними случалось. Иногда экслибрисы попадаются. А один раз вылетела фотография…
— Покажи, — заинтересовался Григорий и спрыгнул со стремянки. — Блин, в таком диване можно поселиться и жить! Тут, наверно, и потайной ящик есть!
— Да, я ее туда и сунула… И я навыдумывала кучу историй: кто были настоящие владельцы, и почему им пришлось расстаться со своими библиотеками — трагедии всякие. И как я их потом отыскала, и они узнали, что я сберегла для них книги, они не разошлись по разным рукам… И что их книгам не было одиноко, я с ними общалась…
Таня говорила ровным голосом и сосредоточенно рылась в ящичке, выдвинутом из недр дивана. Григорий подошел ближе и слушал, присев на корточки и подперев кулаком подбородок.
— Не всё бывало мирно — один раз Ольга, старшая сестра, настучала на меня, что я читаю романы не по возрасту, и от меня библиотеку заперли.
Григорий возмутился:
— Самим не надо, купили для понтов, а тебе нельзя? Ну дела!
По-прежнему глядя в ящик, Таня промолвила:
— Ты будешь смеяться, но здесь есть еще один вход, и он остался незапертым. Я просто заходила через другую дверь. Ее никто до сих пор не заметил.
Гость и правда расхохотался. Хозяйка наконец повернулась к нему и тоже улыбнулась.
— И ты читала-читала, а потом сама писать начала?
— Примерно так. Смотри, что мне однажды попалось.
Таня бросила поиски фотографии и достала из потайного ящика затрепанный журнал без обложки.
— «Поэтом можешь ты не быть», — прочитал заголовок Григорий.
— Это про студентов Литературного института, которые учились в послевоенные годы. Мне сразу захотелось туда поступить. А «не быть» — это неважно, там главный герой в конце решает, что не туда попал.
— Подумаешь, трагедия — я тоже не туда попал, — возразил гость, живописно располагаясь на нижней ступеньке передвижной лесенки. — Я на журфаке учился. На практике успел побывать — и в газете, и на телевидении…
Вот почему он держится словно перед камерой, поняла Таня.
— …и так меня всё задолбало! Только кажется, что не соскучишься, а на самом деле — одно и то же, одно и то же. Год оттрубил параллельно с учебой — и решил: всё, сваливаю. На фига мне это надо — на однодневки себя переводить.
— И я сначала не туда попала, — помедлив, сообщила Таня. — Родители меня засунули на экономический. Я не смогла им противостоять. А потом год лечилась от депрессии. А потом мне уже разрешили поступать в Лит.
— Ну что же, поработаем на вечность, — подытожил гость, оттолкнулся ногами и покатился на весело дребезжащей лесенке.
— Вечность заждалась, — подтвердила Таня. — Знаешь, когда я увидела все эти книги, то сразу поняла, какие буду читать сейчас, какие — потом, какие — когда-нибудь в конце жизни, а какие — никогда. И еще стало ясно, какие книги мне нужны, а их нет. Не только в домашней библиотеке — вообще нет. И не остается ничего другого, как написать их самой…
— Да ты что! И у меня так же. — Григорий соскочил с лесенки, переместился на диван и вытащил смартфон. — Смотри, у меня здесь тоже библиотека накачана, две тыщи томов в кармане — и тоже нет того, что я хочу написать.
Через какое-то время Таня спохватилась, что внизу ждет обед, и сама откопала Гомера. Но череду волшебных совпадений было не остановить. Они наперебой называли любимых авторов, конфеты, фильмы и музыку, города и страны, времена года и уголки Москвы — и всё оказывалось одинаковым. Общим.
— А готические рассказы?
— А «Матрица»?
— А запах новогодней елки?
— А просыпаться и еще закрытыми глазами видеть солнце?
Выхожу один я на дорогу
ТАНЯ с еще закрытыми глазами поняла, что начинается солнечный день. Лучи и тени перебегали по векам, невидимый мир вокруг шелестел и покачивался. И это не было похоже ни на гамак, ни на пляж, ни на самолет, ни на каюту теплохода.
За несколько дней она привыкла к ночному холоду, спальному мешку и орущим в пять утра петухам. Даже комары были кстати — они вовремя прерывали сны, которые все-таки снились.
Моська тоже освоилась, только боялась слезать по ступенькам. Таня свела ее с лестницы, придерживая за ошейник, словно ребенка за ручку.
Взревел кухонный телевизор — пока хозяйка плелась к дому, Моська уже влетела туда и запрыгнула в кресло прямо на пульт. На экране мелькнула толпа с плакатом «Нет мусоросжигательному заводу в Белогорске!». Да это же местная площадь: фонтан в виде рыбы, стоящей на хвосте, знакомая кондитерская, здание администрации. Скорее выключить! Нет плохим новостям! Белогорск — это тихая гавань, где должны царить покой и идиллия.
Таня почти уже щелкнула пультом, но кадр сменился. Красивый молодой человек в обтягивающей полосатой пижаме улыбался на фоне пляжа и озера. Только это не пижама, а ретро-купальник. А вот еще один — уже в виде майки на лямках и штанишек до колен. В сюжете демонстрировали историю мужских купальных костюмов, чередуя черно-белые снимки и живую модель, на которой оставалось всё меньше и меньше материи, вплоть до плавок мини. Так-то лучше, чем пикет.
Моська терпеливо сидела возле пустой миски, хозяйка мрачно перетряхивала продуктовые пакеты. Пробил час — они всё съели. Придется выйти в город за собачьим кормом и чем угодно, кроме приевшейся быстрой лапши.
В КАФЕ «Три пескаря» вежливо сообщили, что собакам здесь нельзя находиться.
— А рыбам можно? — Таня кивнула на роскошные аквариумы, куда переместили половину карибского подводного мира — но это не помогло.
В кондитерской было то же самое. Сначала Моську просто не заметили, но засвистели настенные часы в виде паровозика, она залаяла — и им велели удалиться. Пришлось отправиться с пирогом в парк.
Завтрак на скамейке неожиданно оказался похож на пикник. Высокие кроны сливались в зеленый купол, оберегая не только от солнца. Парк словно был одним огромным деревом. Только места куда больше, чем в домике — даже захотелось прогуляться.
— Слушай, Мо, здесь где-то есть собачья площадка. Пойдем поищем?
Они пробирались по едва заметным тропинкам, время от времени выныривая на широкие аллеи под яркое солнце. Многоступенчатый дом, возвышавшийся на границе парка, то вырастал в дракона с зубчатым хребтом, то растягивался в средневековую крепость.
По пути встречались резные деревянные фигуры: сказочные богатыри, избушка на курьих ножках. Кажется, они не просто понатыканы, а складываются в какой-то сюжет. Лукоморье? Тогда должен быть полный комплект — с котом ученым, с русалкой… Точно! Вот он, кот! Совсем новый, пахнущий свежим деревом. Таня прибавила шагу, появился азарт: что будет дальше? Ступа с бабою Ягой? Леший?
Но вместо ступы из зелени вынырнул белый постамент. Девушка с веслом — нет, с теннисной ракеткой. Старинная белая статуя. Напротив стоял еще один такой же спортсмен с такой же ракеткой и смотрел на Таню белыми глазами. Как только уцелело это гипсовое чудо? Даже носы не отбиты.
Скоро Таня обнаружила, что, сидя на дереве, почти разучилась ходить. Как жаль, что по парку не ездит прогулочный паровозик. Они уже не искали собачью площадку. Может, есть обратный путь покороче? Таня хотела спросить об этом у первой встречной старушки, как неожиданно поняла, что знает ее. И даже помнит ее имя.
— Маргарита Сергеевна! А где ваш розовый зонтик?
— Улетел. Представляете, Танечка, взял и улетел! — всплеснула руками старая дачная знакомая, которая тоже ее узнала. — Ветер вывернул его, потом вырвал из рук — тут такие ветра, только воздушных змеев запускать. Какое-то время я его еще видела. Он полетел в сторону озера. Может, плавает там где-нибудь.
— А какой язык вы теперь изучаете?
— О, я взялась за изучение древних сакральных текстов, — охотно поделилась Маргарита Сергеевна. — Как раз иду на занятие библейской группы. Хотите со мной?
Таня отказалась.
— Сколько себя помню, всё время чему-то училась. Мне кажется, что надо сделать паузу.
— А у меня была пауза длиною в жизнь. Ну, знаете — сплошная работа, литература только специальная. Остальное, думалось, успеется потом. Теперь-то понятно, что нет никакого «потом», и что лучшее время для духовных исканий — это начало пути. Как жаль, что вам некогда!
— Недавно ко мне на Арбате подошел кришнаит, — вспомнила Таня, — он говорил буквально то же самое. И еще — что у меня потрясающая аура.
— А как ты была одета? — поинтересовалась Маргарита Сергеевна.
— В оранжевые джинсы. — И Таня поняла, что смеется — впервые за целый месяц.
В конце аллеи виднелась смотровая площадка — та самая, оттуда они с Юлей когда-то спустились к ручью и выловили тонущую Моську. Значит, в противоположном направлении — выход в город.
МОСЬКА первой подбежала к их новому дому и удивилась: хозяйка проходит мимо! Остались позади городские коттеджи и начались дачные участки, а они всё шли и шли.
Из маленького домика доносился бодрый старческий голос:
— Возьми формулу и подставь… Чему равно два плюс три минус пять? Всякий ежик, даже пьяный, скажет, что это ноль… Новый материал для эффективного запоминания надо обязательно повторить через пять-шесть часов…
А к калитке шла девица в шортах с бахромой, которые когда-то были джинсами, с ярко-апельсиновой головой, стриженной коротким ежиком.
— Ну, ты, блин, пропала! Сколько лет, сколько зим. Ни в соцсетях, ни по телефону. Моська, привет! Так вот во что ты, морда, выросла — все-таки в таксу!
— Телефон отключен, — Таня сунула руку в карман с мобильником.
— А чего тогда его таскать?
— У меня там скачана библиотека. Две с половиной тысячи томов.
— Мало, что ли, той, что дома?
— У меня теперь другой дом.
— Другая библиотека, другой дом. Ну ты крутая!
— Здесь рядом. Хочешь, покажу?
Когда они поравнялись с домом на дереве, Юля не поверила:
— Сдали? Да Медведевы никогда не сдают!
То же самое сказал и участковый, который внезапно возник, представился: Гусятников — и начал интересоваться, что девушка тут делает. Таня сначала растерялась, потом вспомнила, что надо сказать:
— Мне Пал Палыч предложил у них пожить.
И вмиг, как по волшебству, все поверили в законность ее пребывания в этом мире. Блюститель порядка даже извинился, заверил, что всегда рад друзьям и родственникам Пал Палыча, спросил, когда возвращаются хозяева, и еще напоследок:
— А не знаете, их парнишка вместе со всеми уехал?
Таня смешалась:
— Не знаю.
Таланты и поклонники
— НЕ ЗНАЮ, зачем вообще это надо было писать. Для чего лепить подделку под викторианскую эпоху. Когда Джейн Эйр и Джейн Остин уже всё написали.
— Не подделка, а стилизация.
— Неважно. Зачем это надо, когда есть настоящая английская литература.
— А ты, Гришка, что молчишь?
— Стилизация качественная. Атмосфера, правдоподобие. Читается легко. Но слишком длинно. Просто поупражняться — одной страницы хватило бы, как на круговом семинаре, а целый викторианский роман, — Громов выразительно развел руками и завершил: — Потерянное время.
— Вот я и ставлю зачет только потому, что труд затрачен, — подвел итог руководитель семинара. — Условно, так сказать. А обсуждать подробно, думаю, ни к чему — весь этот романтизм в духе Грина или фэнтези. Так что там у нас по круговому семинару — какую вы предлагаете тему к следующей встрече?
Посыпались предложения:
— Давайте универсальное начало — первая фраза, которая сразу цепляет!
— А может, портрет героя?
— А если «повесть о настоящем человеке»? — весело предложил Громов. — На страничку!
— А кто вам не дает сделать и то, и другое, и третье? Ах да, — спохватился руководитель, — Таня, ты, может, хочешь что-то сказать?
Бушевавшие мысли о том, что Джейн Эйр — не автор, а персонаж, и что писатель имеет право писать о какой угодно эпохе, и почему Грин вдруг стал ругательством, сразу схлынули. Начать защищаться, чтобы продлить позор? И Таня сказала:
— Спасибо за обсуждение.
Семинар закончился. Григорий Громов прошагал мимо нее, оживленно беседуя с сокурсниками.
— А У ВАС будет какая-то практика? — поинтересовалась мама. — Ты как планируешь лето?
— Никак, — отозвалась Таня не сразу. — Я, возможно, вообще туда не вернусь.
— Куда?
— В Лит.
— Ты что, завалила сессию? — опешила мама. — Тебя не перевели на второй курс? Почему ты не сказала вовремя?
— Меня перевели. Я всё сдала. Я просто не уверена, что хочу там дальше учиться.
Таня была уже не рада, что заговорила об этом: следовало, как обычно, дать формальный и краткий ответ. А она дала слабину — типа сочувствия захотелось. Теперь получай.
— Не уверена?! — вспылила мама. — Опять начинается? Сколько можно! Уж туда-то тебя на веревке никто не тащил! Почему нельзя НОРМАЛЬНО учиться и НОРМАЛЬНО жить! У тебя когда-нибудь появится взрослое, ответственное отношение к жизни!
— Мама, расслабься, — предложила Таня. — Я сама разберусь со своими проблемами.
— Нет, это не твои проблемы! Это НАШИ проблемы! МЫ всегда вынуждены всё разгребать! Всё бросать — и откуда-нибудь тебя вытаскивать! Что там еще стряслось? Они наконец поняли, что ты никакой не писатель? А ты поняла, что незачем было туда лезть? Училась бы, как все, кое-как на экономическом!
Таня молча поднялась.
— Куда? Не хочешь слушать правду? Да, я всегда была против этой литературы! Ну уж ладно, чем бы дитя ни тешилось! Мы такую взятку отвалили, чтобы тебя туда приняли! А из тебя всё равно ничего не вышло!
— МЕНЯ не ждите, я останусь у сестры, — распрощалась Таня с домашним водителем.
Старинный доходный дом на Чистых прудах был недавно реконструирован, и ее старшая сестрица получила там собственные апартаменты — в подарок от родителей.
— Привет, ты чего без звонка? — удивилась Ольга, и Таня увидела в глубине комнаты, на фоне окна силуэт, показавшийся знакомым. — Да-да, это наш Данила, — пропела сестра, — заглянул посмотреть, как я устроилась. Вас ведь не надо друг другу представлять.
— А почему это я «ваш»? — Данила внимательно склонил голову набок.
— А ты не помнишь, как мы познакомились? Сто лет назад, на Новый год? — Ольга смотрела на своего гостя почти не моргая — не спуская глаз и не отпуская его взгляда. — Мы ведь обе были в тебя влюблены.
— Да ну? — усомнился тот.
— Только о тебе и говорили. Правда, Тата? Теперь-то уж можно сказать. Потому ты и был тогда наш — наша общая девчачья забава.
— А, отель под Белогорском! Там еще кафе «Забава» было, помните?
— Я только на минуту, — пробормотала Таня, пятясь к порогу. — Только попрощаться.
— Да ты проходи, — пригласила Ольга, продолжая глядеть на Данилу. — Ты что, куда-то уезжаешь?
— Да, я просто мимо проходила… Я на летнюю практику. На месяц. Или на два.
Маленькие трагедии
— Я К ДЕДУ на месяц или на два, как получится.
Юля попробовала раскачать домик, проверила крышу, свесилась из окошка, обнаружила в неровностях ствола фигурку пони с крыльями.
— А ты тут классно устроилась! Однокомнатное дерево. — Развернулась к Тане: — Ты что, в самом деле готова бросить институт из-за какого-то обсуждения? Или из-за мамы? Подумаешь, чего нового она сообщила. Как будто ты раньше не знала ее отношения.
— Мой роман — вообще-то это сама я, — подняла на нее Таня серьезные глаза. — А если это никому не надо…
— Твой роман имеет полное право быть тем, что никому не надо. Единственный человек, которому это должно быть надо — это ты, — отрезала Юля.
— Но я хочу перевести себя на такой язык, который еще кому-то понятен, — слабо защищалась Таня, — и кому это будет нужно, хотя уже столько всего написано. Правда, кажется, остались одни писатели без читателей. Может, вообще пора всё сворачивать. Вот ты читаешь что-нибудь?
— Ничего, — честно ответила Юля. — Только нон-фикшн. Есть столько качественной научной литературы, самое главное — и то не успеть.
— Вот видишь.
— Ничего не вижу. Я не показатель. Вон в местной газетке печатают роман с продолжением — дед читает, даже номера складывает. Значит, читатели есть. А кто-нибудь еще видел твою «Тихую гавань»?
— С других семинаров брали почитать. Кому-то понравилось. Одна девчонка предлагала показать знакомому издателю. А наш семинар ощетинился…
— И что, показала? Та девчонка?
— Не знаю. У меня телефон отключен. По-моему, об этом вообще пора забыть.
— А ты сама — к кому-нибудь пыталась обращаться? К редакторам там? На другие семинары, может, ходила? Ты ж не в пустыне. Ты что для своего романа сделала?
— А смысл? Вообще-то говорили, есть жанровая студия, ее ведет Истомин — но он детективщик. По-моему, всё это ни к чему.
— Короче, ничего не сделала. И чем ты тут занимаешься целыми днями? Пишешь то, что понравится на твоем семинаре? Читаешь библиотеку из двух тысяч томов?
— Нет, ничего не читаю и ничего не пишу. Я всю жизнь только и делала, что читала. Мне, кажется, уже достаточно информации из книжек. Теперь она ко мне иначе поступает. Есть мысль, что люди пишут словами, а Создатель — всеми своими созданиями: зверями, птицами, горами и морями. Вот ветви так осмысленно качаются — и я сижу и смотрю. И не собираюсь слезать с этого дерева.
— Тяжелый случай.
— Да я сама бы раньше не поверила. Но я ничего не могу. У меня в голове сплошной ровный треск, как помехи в телевизоре.
— Белый шум, — перевела для себя Юля — и проницательно прищурилась: — А может, тебе на самом деле всё равно, кто что сказал? И не всё равно только, что сказал этот твой фаворит… как его — Григорий Орлов?
— Громов, — поправила Таня сразу севшим голосом, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимость. — Никакой он не фаворит! Мы с ним просто разговаривали! Я не отрицаю, у нас столько общего… и он мне действительно нравился… и я ему, наверно… И «Илиаду» он мог скачать — это был очевидный предлог, что ему нужна книжка с картинками… Только, знаешь, он целую зиму читал каждую мою главу — я пишу, а он читает и ждет следующую. И ему всё нравилось! А на семинаре взял и присоединился к остальным.
— Сволочь, — заключила Юля. — А стоит из-за одной какой-то сволочи так радикально гробить свою жизнь? Ты ж мечтала об этом институте? Ты же всё сделала, чтобы туда поступить?
— Это мама всё сделала, — низко опустила голову Таня.
— А что именно? Сколько она дала? Кому? Приемной комиссии? Мастеру? От кого зависело твое поступление? А не проще тогда было сразу идти на коммерческое отделение и заплатить в кассу? У тебя есть хоть один ответ? А ты задала хоть один вопрос, если для тебя это так важно? Нет, ты психанула — и бежать, как я в пятнадцать лет. И осталось уравнение со всеми неизвестными. Точно известно только то, что твой мастер тебя выбрал и дал шанс учиться там, где ты хотела — и на первом курсе, и, кстати, на втором.
— Условно.
— Ну, это просто слова. Ты что чувствовала, когда туда поступила?
— Что попала наконец домой, — осторожно, на ощупь определила Таня. — В свой настоящий дом.
— Так и нечего из дома сбегать, — проговорила Юля сердито. — Уж я-то знаю. А сколько там натикало? Мне пора.
— Куда? Ты про себя совсем не рассказала! Всё обо мне да обо мне, — спохватилась Таня.
— У меня ученик через три минуты. И чего там рассказывать, — ворчала подруга, спускаясь по разноцветной лестнице. — Я радикально угробила свою жизнь. — И дальше скороговоркой: — Мой фаворит меня бросил — я завалила сессию — теперь восстанавливаюсь — берут только на платное отделение — и я зарабатываю на учебу. Дед поделился учениками. Мои домашние разъехались на каникулы, а у него полно двоечников на лето. Но всё равно, блин, не хватает тридцать тысяч. Рекламу еще, что ли, наняться клеить.
— Возьми у меня! — воскликнула Таня.
— Да ты сама-то на что живешь в своем скворечнике? — приподняла Юля оранжевую бровь.
— На проценты, — горячо заговорила Таня. — Родители Ольге подарили квартиру, я тоже так хотела! Но они считают, что я не способна жить отдельно. Тогда мне, в виде компенсации, эту карту для карманных денег — чтобы училась самостоятельности. Ольга пыталась меня учить, водила по магазинам, по клубам — я еле отделалась. В общем, у меня там накопилось, я же не покупаю шмоток, ем мало… на лето хватит, и вообще. Возьми, Юль!
— Нет, — категорично отказалась Юля. — Это деньги твоих родителей.
— Какая разница! А если бы я на дороге нашла — это были бы мои деньги?
— На дороге — другое дело. Эх, Моська, — сменила она тему решительно, — ты-то куда глядела, морда? Ты-то что об этом Гришке скажешь?
— Ничего, — растерялась Таня. — Ей нечего сказать. Знаешь, так странно — а Моська вообще к нему не выходила. Отсиживалась где-то. Может, ревновала? Может, он ей не понравился?
Доходное место
— МО, сиди дома. Тебе туда нельзя.
Таня слезла с дерева таким ранним утром, на какое только оказалась способна. Моська уныло глядела ей вслед.
Рекламщик сначала сказал:
— Школьников не берем.
А потом вручил пачку объявлений, которым надлежало как можно скорее появиться во всех людных местах.
Первый блин Таня приляпала тут же, на глухом торце здания, где красовалось граффити с узнаваемым силуэтом Белогорска. Правда, на горизонте темнела незнакомая гора, но разглядывать детали было некогда.
За два часа все старинные афишные тумбы и новодельные рекламные стенды, от центра города до станции, покрылись сообщениями о какой-то РАСПРОДАЖЕ.
С перемазанными клеем, растопыренными пальцами, на трясущихся ногах Таня доковыляла до скамейки в парке. Попробовала подсчитать заработок и умножить его на месяц… на всё лето. Сбилась. Пошла иным путем: поделила тридцать тысяч на рабочий день расклейщика… нет, на количество объявлений. Сбилась.
Устный счет явно хромал. Не может быть, чтобы нужно было столько работать, чтобы так мало получить. Наверное, надо сменить концепцию.
Таня вспомнила о фонтане с рыбой и поспешила отмыть там руки, начавшие уже костенеть. В «Забавушку» ее на этот раз впустили, а вишневый пирог с дымящимся кофе мало-помалу исцелял от утреннего холода, жесткой пробежки и арифметических потрясений.
Однако, глядя в панорамное окно, она видела не стеклянное здание делового центра, похожее на синий стакан, а рекламный стенд рядом с ним и свое объявление. Не автобусную остановку, а наляпанную на ней РАСПРОДАЖУ. Уходящая вдаль улица превращалась в скопище всплывающих чудовищных РАСПРОДАЖ.
Как следует поморгав, Таня снова, с опаской глянула в окно. В соседнем доме распахнулась стеклянная дверь. На ней были нарисованы огромное перо и конверт с маркой. Наверное, там почта.
Дверь болталась туда-сюда, то скрывая, то показывая другие картинки: книжка, веселый смайл, компьютер, телевизор, воздушный шар… Что же там такое? Библиотека? Интернет-кафе? Турагентство?
И чем дольше она смотрела, тем больше росла уверенность: надо идти.
ИЗ РАЗРИСОВАННОЙ двери выходил представительный мужчина, похожий на начальника.
— К вам можно кем-нибудь устроиться на лето? — спросила Таня. — Я не школьница. Я студентка. Мне очень нужно заработать тридцать тысяч.
Последняя фраза вогнала ее саму в ступор. Конечно, она не сказала бы такую глупость, если бы не оказалась совершенно выбита из колеи. Но ведь и в воздухе уже не растворишься.
— У нас инженеры в НИИ столько не получают, — упрекнул ее начальник. — Вам с редактором надо поговорить.
И начал таскать из машины в помещение пачки газет. Должно быть, это был водитель или грузчик.
Рядом с дверью висела табличка: «Белогорские вести». Вот облом — местечковая пресса!
Но Таня уже переступила порог. На фоне пирамиды из газетных пачек стояла классическая русская красавица — дородная, румяная, коня на скаку остановит. Рассмотрев Таню, она усомнилась:
— Да мы столько раз жалели, что связывались с подростками… На втором курсе? Правда, что ли? Ну, не знаю. Ты хоть что-нибудь умеешь? Слушай, помоги разобрать тираж. Мы столько-то экземпляров отправляем в мэрию, столько-то — в библиотеку, ну и так далее, в разные учреждения. Вот список. Раскладывай и подписывай, а редактор появится — поговорим.
Стало быть, и это не редактор.
Когда газетные пирамиды стали пониже, из-за них показался open space — большой офис с лабиринтом из столов, шкафов и компьютеров. Никого, кроме Тани и Киры Караваевой — так назвалась некрасовская красавица — там не было.
Но скоро веселая дверь распахнулась, и появился человек, желавший разместить в газете объявление. Потом еще один. А потом влетел гражданин, заоравший так, что Таня подскочила:
— Па-ачему не побелили стены исторического здания?!
Однако Кира не дрогнула, состоялся диалог, гражданин постепенно успокоился и наконец вышел.
— Это городской сумасшедший, — пояснила Караваева. — А, ты же не местная — ты не пугайся, он безвредный. Периодически заходит то к нам, то в милицию, и сообщает о недостатках и нарушениях. Ему надо просто кивать и говорить, что меры будут приняты.
Еще один посетитель с интеллигентным лицом скромно положил листочек на стол и, пятясь и кланяясь, сразу удалился.
— Тоже сумасшедший — поэт, — отрекомендовала Кира. — По-настоящему больной, клинический, со справкой. Его жена приходила, просила не обижать. Он плохие стихи пишет. Мы не обижаем, но стихи не печатаем.
«А нормальные люди сюда приходят?» — озадачилась Таня, но тут же уткнулась в список, боясь что-нибудь перепутать и не справиться.
Она не стала отвлекаться, даже когда ввалилась целая толпа и заговорила о мусоросжигательном заводе, строительства которого никак нельзя допустить, о пикетах, письмах протеста и о противодействии местной администрации.
— Тоже сумасшедшие? — спросила Таня, когда шумные люди ушли.
— Нет, — удивилась Кира, — это общественность. Инициативная группа. Нам тут экологию запоганить хотят. А, ты не местная, еще не в курсе… Опять кто-то идет?! Нет, показалось. Совсем работать невозможно! Всё время отвлекают! Я не ответственный секретарь, а какой-то жонглер! Когда мне этими запятыми заниматься, и кто их только выдумал!
— Альд Мануций, — отозвалась Таня.
— Кто-кто? — Кира подняла голову от экрана.
— Венецианский типограф. Он в начале шестнадцатого века запятую изобрел. И еще оглавление, чтобы читать было удобней.
— А ты откуда знаешь?
— Было интересно. Я искала его портрет, но не нашла. Только его дедушки — он тоже был Альд Мануций, и тоже книгоиздатель…
— Да портрет-то тебе на что сдался? — смеялась Кира.
— Мне хотелось увидеть лицо человека, который первым нарисовал точке хвост. Какой он — весельчак или, может, прикидывается серьезным. Вроде своего дедушки. Тот важный, надутый, весь в черном.
Таня освоилась и разговорилась. Киру осенило:
— А сама ты как насчет запятых? Как грамотность? Нормально? Я вижу, ты газеты разложила — давай-ка садись за компьютер, попробуй вычитать эту полосу. Найдешь ошибку — исправляй.
Таня покосилась на плакат: «Сегодня ты потерял мягкий знак после шипящей, завтра — окончание. А послезавтра ты потеряешь свою ЖИЗНЬ» — но тем не менее села за компьютер. Какое-то время Кира висела над ней. Лицо ее всё больше просветлялось.
— Значит так — будешь корректором. У нас все в отпусках, совсем работать некому. А потом набери вот эти объявления. Да-да, вот эта куча, написанная от руки. Там ничего сложного — продам козу, куплю корову. Местная специфика. Главное — разобрать почерк.
ТАНЯ сосредоточенно стучала по клавиатуре, не слыша городского шума и голоса Киры, пока тот не сделался ну очень громким:
— Нет, не успею! Когда еще мне аналитику писать!
— Да ты только посмотри, какие я сделала фотки! — убеждала ее длинноволосая девица, которая незаметно появилась в редакции.
И тут раздался третий голос:
— А вы новенькой поручите.
Таня встрепенулась — оказывается, всё это время здесь был еще один человек. В дальнем закоулке, загороженный монитором, горами подшивок, кулером и вешалкой на длинной ноге, в виде дерева с ветвями и листьями. Сначала показались желтые кеды, потом из-под дерева целиком вылез хипстер в клетчатой рубашке.
Кира наскоро представила своих коллег:
— Катя — наш корреспондент и наше телерадио. Алекс — наше всё, то есть дизайнер.
Алекс — наше всё, то есть дизайнер.
Телерадио задало вопрос:
— Таня, а где ты учишься?
— Точно, я и не спросила, — Кира всплеснула лебедиными руками.
Услышав где, Катя обрадовалась и начала с жаром рассказывать о жутком мусоросжигательном заводе, о пикете местных жителей, который разогнали, и о статье, которая должна потрясти мир.
Таня в панике соображала, как сказать, что ей это совсем неинтересно, и при этом не потерять работу. Писать газетную статью для серьезных людей — кошмар какой! Во что она вляпалась! Надо немедленно что-то придумать. Надо во что бы то ни стало избавиться от этого!
— …а сегодня появилось это граффити — его уже весь город видел! Городские власти тут же прислали гастарбайтеров с краской, замазывать. А я успела сфоткать, смотри! А вот кадр, как закрашивают. Алекс, поставь это на наш сайт прямо сейчас. И в номер пойдет!
На фотографии была уже виденная утром разноцветная панорама. Гора над Белогорском оказалась горой мусора, причем ее верхушка горела, и нарисованный город заволакивал черный дым. Смысл художественного послания был прямолинейно ясен.
— А может, хватит одних фотографий? — осторожно спросила Таня. — Большие тексты сейчас не читаются. Никто не хочет напрягаться. Информация и так выскакивает из каждого утюга, люди от нее только отмахиваются. В лучшем случае по заголовкам пробегутся. Может, достаточно фото и подпись?
— Фоторепортаж, — загорелся Алекс. — Отличная идея! Говорил я вам! У нас столько выигрышных снимков. Вечно приходится ими жертвовать из-за вашей писанины. Я могу разверстать глазастую полосу: вчерашний пикет, вот это граффити, поле в цветах, которое они хотят пустить под завод…
— А текст, — подхватила Катя, — набросаем «кубиками»: мнение общественности, репортаж с пикета, комментарий администрации!
— «Кубик» я осилю, — оживилась Таня. — Например, взгляд дачника, который приезжает сюда дышать свежим воздухом, а не свалкой.
— Отлично. Тогда ты берешь взгляд дачника, а я остальное. Только не тяни — сдаем уже сегодня!
Так она избавилась — или все-таки вляпалась? Таня решила подумать об этом, когда добьет «кубик», и с энтузиазмом забарабанила по клавишам. Интересно, сможет она каждое утро просыпаться, чтобы оказываться здесь в такую рань?
— А кто рисует эти граффити? — спрашивал дизайнер.
Вопрос повис в воздухе, потому что в редакции появилась женщина в зимней шапке и меховой жилетке. Из кармана торчали варежки. Еще одна сумасшедшая? Всё же хорошо, что они тут вчетвером, да еще и с мужчиной. Полярница, бурно жестикулируя, пошагала по офису. Кира, Катя и Алекс двинулись за ней.
— Вот, глядите на большом экране — фото супер получились! С птичьего полета такая красота. И холодища же там наверху! А ветер! Наш шар чуть в Волоколамск не унесло.
Может, все-таки не сумасшедшая? А, например, фотограф?
— То что надо, — оценил дизайнер. — Мы тут как раз фоторепортаж затеваем.
— А еще — экспедитора нашли, — похвасталась и Кира, — и корректора!
— И корреспондента, — прибавила Катя.
— И где же они? — поинтересовалась дама в шапке. А когда все дружно повернулись к Тане, рассмеялась: — Хотите получать три зарплаты?
Таня почувствовала себя полной дурой. Ни с кем ни о чем не договорилась, руководителя в глаза не видела, кидается делать всё подряд, кто что скажет. Не иначе, как сама чокнутая.
— А вы кто? — спросила она.
— Я? А я тут редактором, — ответила шапка с легким замешательством.
Утро делового человека
УЗНАВ рекламщика, Таня растерялась, а тот перехватил ее на бегу и требовательно выговаривал:
— Куда же ты пропала! Кто так делает — договорилась и пропала! Я на тебя рассчитывал!
Таня мысленно произнесла речь о том, что больше не интересуется расклейкой объявлений, но не смогла ее озвучить: рекламщик уже всучил ей пачку очередных РАСПРОДАЖ, только не красных, а синих. Наверное, он прав — она действительно договорилась и действительно пропала, а он в самом деле рассчитывал.
Только когда ей клеить эти листки? Разве что до работы. Хорошо, что она сегодня вышла пораньше. А реально будет просыпаться ЕЩЕ РАНЬШЕ?
Однако, попробовав пользоваться не клеем, а прозрачным скотчем, Таня убедилась, что задача выполнима и руки не пачкаются — и повеселела. Примотала бумажку к огромному дереву, растущему прямо посреди тротуара, ловко увернулась от несущегося квадроцикла и побежала дальше.
А в этом что-то есть: спортивный моцион, утренняя свежесть, просыпающийся город в брызгах машин-поливальщиков. Киоск в виде кофейной кружки напоил ее восхитительным горячим эспрессо.
Многоступенчатый дом-подкова так повернулся, что на одной из верхних ступеней, почти у самой крыши, обнаружился домик Карлсона. Наверное, это был просто кубический выступ с застекленным балконом, но выглядел он как настоящий домик. Так не хотелось тут же с ним расставаться! В воображении уже прорисовывалось внутреннее пространство и протекающая там жизнь — но надо было спешить к следующему рекламному стенду.
На остановке толпилось необычно много народу. И куда это все собираются ехать? Приблизившись, Таня поняла, что никуда — во всю стену остановочной будки красовалось очередное граффити.
Они появлялись почти каждый день, в разных местах, по всему городу. Причем это не были обычные непонятные надписи из угловатых или пузырчатых букв. Это были настоящие картины, изображавшие какой-нибудь уголок Белогорска: то фонтан с рыбой, то фрагмент парка с гигантскими шахматами и каруселями, то пляж на озере.
Таня заметила, что городские пейзажи становятся всё менее схематичными. Уличный художник набирался мастерства. Граффити тут же закрашивали, но на другое утро они снова возникали на остановках, строительных заборах, трансформаторных будках, гаражах у станции — и всегда собирали толпу зрителей.
Приклеивая РАСПРОДАЖУ, Таня краем уха уловила дискуссию: одни горожане считали, что это хулиганство, другие — что искусство, а хулиганство — это строить в таком красивом месте мусорный завод.
СТЕКЛЯННАЯ дверь болталась, приглашая внутрь, в непредсказуемую атмосферу редакции.
— Привет! Вот молодец — бегаешь по утрам. А я всё никак не начну. — Кира Караваева придвинула к Тане стопку накопившихся объявлений и пояснила: — Я видела тебя возле Большого Дерева. Ехала мимо. На тебя еще чуть квадроцикл не налетел.
— Таня, ты сдаешь материал? — окликнула вошедшая Катя. — Кстати, будь осторожней — эти квадроциклы так гоняют. Выхожу сегодня из супермаркета, а он несется прямо на тебя!
Кажется, весь город видел ее утром у Большого Дерева.
Сортировка свежих номеров оставалась на Тане, как и прочие обязанности, свалившиеся в первый день. Сегодня газетные пачки оказались сложены в такую пирамиду, что дотянуться до самой верхней было невозможно, а вытаскивать из середины явно не стоило. Таня мысленно составила речь о том, нельзя ли ей помочь… нет: не сложно ли будет помочь… нет: не затруднит ли… потом прорепетировала еще раз — как Алексей сам возник перед ней и проговорил проникновенным голосом:
— Я хорошо умею делать две вещи — помогать и вести себя прилично.
Тяжелые бумажные пачки переместились на доступный уровень, однако Таня предпочла не видеть, прыгают ли веселые огоньки в глазах дизайнера. Потому что они постоянно там прыгали.
— А чтобы казаться умнее, я надеваю очки, — пояснил Алекс, водрузил на нос очки в толстой черной оправе и с серьезным видом направился за свой компьютер под деревом, увешанным зонтами и шляпами.
Однако вскоре оттуда раздался сердитый Катин речитатив — и неторопливый голос Алекса, который подчеркнуто растягивал слова. Таня уже знала, что они брат и сестра, причем старший брат и младшая сестра, — и примерно представляла атмосферу постоянных подначек и приколов, в которой приходилось расти бедной Кате.[1]
— Кому нужны ваши бумажные газетки? Старикам?
— А старики что, не читатели?
— Посмотри на счетчик сайта. Нормальные люди давно пользуются электронной версией.
— А реклама! А реклама! — кипятилась Катя.
— И реклама. И за ней идут на сайт. И книжкам вашим бумажным недолго осталось. Кому нужны эти мертвые деревья? Подумали бы лучше о выпуске электронных книг. Вон даже «Британика» уже три года как перешла на мультимедийный формат. Энциклопедия! Британский консерватизм! С восемнадцатого века на бумаге печаталась!
СВЕРКНУЛА стеклянная дверь, влетела Ирина Голубева,[2] и идейная перепалка прервалась. Все побросали всё и окружили редактора — кроме Тани, думающей, что временной мелкой сошке положено сидеть на своем месте и заниматься объявлениями.
Однако всю планерку прекрасно было слышно и спиной. Ирина была настроена воинственно. Расписанная этническими мотивами туника делала ее похожей на индейца, к волосам чернее черного не хватало убора из перьев.
— Минуса у нас сегодня всего три, зато какие! Мы с вами — злостные нарушители! В администрации мне заявили, что события с заводом освещаются неправильно — я напомнила, что это частная газета — и сразу же обнаружились несоответствия в нашем уставе и проблемы с договором аренды. Это раз. Одно из обвинений — что мы своими публикациями поддерживаем хулиганов-графитчиков. Нам нечем крыть, а надо найти что-то авторитетное и в то же время читабельное. Это два. А три вы знаете: договор на книжку подписали — и ничего не сделали!
Таня взяла следующую бумажку — это оказалось поздравление. Сослуживцы начальника пожарной охраны не только радовались его юбилею, но и вспоминали всю историю своей организации: «За почти сто лет существования пожарная служба прошла долгий путь, совершенствуя лошадь до самолета и вертолета». Таня надолго задумалась, как исправить лошадь, и отключилась от редакционных обсуждений.
Когда с лошадью удалось справиться, голоса за спиной снова проявились:
— Пал Палыч нам поможет?
— Не поможет, он в отъезде. Но я позвонила сами знаете кому…
— Что, фоторепортаж теперь давать не будем?
— Как это не будем? У нас на столько минусов всего один плюс: первый раз за всю историю тираж не падает летом. А всё роман с продолжением и фоторепортажи!
— Не прикроют нас тут с нашими тиражами?
— Пускай попробуют.
— А что, если усилить фоторепортаж экспертным мнением по поводу стрит-арта? Одна моя знакомая — культурный блогер…
— На остановке люди спорили насчет граффити, и примерно половина сказали, что им нравится, — неожиданно для себя проговорила Таня. Все повернулись к ней. Зачем высунулась, кто просил?! — Может быть, их мнение…
Ирина оживилась:
— Опрос! Катя, пробегись, собери мнения уже не относительно завода, а насчет этих художеств — и для ТВ, и для сайта. И к блогеру пристегнем голос народа. Отличная идея, спасибо.
А Таня подумала: причем тут Катя, она и сама могла бы — и тут же оторопь взяла. Ей же это неинтересно! Взяла следующую бумажку — но там было не объявление. Опять, что ли, поздравиловка? Только в стихах.
О, как ты хороша,
Когда лежишь не дыша.
Повеяло чем-то зловещим. Отелло, Шекспир? Нет, это листочек того самого гражданина, которого лучше не обижать. Любовная лирика.
А за спиной опять разыгралась семейная сцена.
— Я обращалась в то издательство! Они обещали дать спичрайтера, а потом отказались, — возмущалась Катя. — И знакомые никто не взялся! Лето, люди хотят отдыхать. Что я сделаю!
— Лучше ищи, — советовал брат, — у себя под носом, например. Вон человек сидит из писательского института.
— Тише, тише, — урезонила их Голубева. — Мы сами издательство. Найдем человека. Действительно, вот же Таня сидит.
Все головы опять повернулись к Тане. Ирина изложила суть проблемы, обозначенной под номером три: в Белогорске есть научный институт, который отмечает свой семидесятилетний юбилей, а там — директор, которому исполняется примерно столько же. В НИИ решили выпустить книжку о своей славной истории и славном директоре.
Перед глазами поплыло: прошли долгий путь, совершенствуя лошадь. Таня холодела, понимая, к чему дело клонится. И Ирина оправдала самые худшие ожидания. Сообщив, что занимается не только выпуском местной газеты, но и книгоизданием, и договор на юбилейную книжку давно заключен, а литобработчик не найден, она выразительно посмотрела на новенькую.
— Весь объем надо сдать в сжатые сроки. Остается месяц на всё. Материалы и пожелания они подготовили. Добрать, что потребуется — не проблема. Конечно, мне жаль лишиться добросовестного работника, но ради этой книги я готова освободить тебя от прочих обязанностей. Мы не можем себе позволить ударить в грязь лицом. Научный институт — градообразующее предприятие и наши давние друзья. Возьмешься?
Как сказать, что это не для нее?! Что это неинтересно! Что это страшно! Писать серьезную книгу для серьезных людей! О какой-то науке, в которой она ничего не понимает! Статья о заводе перед этим бледнеет и вянет! И главное, ей уже начало здесь нравиться — эта атмосфера, эти чудаки. И вдруг — всё бросай и начинай по новой, вляпывайся во что-то совсем уж кошмарное!
Всё это, вероятно, без слов выражало Танино лицо, так что Алекс печально присвистнул и развел руками. Его сестра, наоборот, кинулась убеждать:
— Таня, у тебя получится! Ты хотя бы попробуй! Хотя бы посмотри материалы!
— Я никогда ничего такого не делала. Это для профессионала задача, — беспомощно отбрыкивалась Таня, — а я только на втором курсе. Ты сама почему не берешься, ты же настоящий журналист!
— Потому что, — с тяжким вздохом ответила Катя, — Алексей Иваныч Перехватов, легендарный директор — это мой папа. И Алешкин. И мне неэтично.
— Я правда не могу, — еле слышно бормотала Таня, — мне не хотелось бы взяться и подвести… я лучше буду газеты раскладывать, объявления набирать…
— Вот видишь, — повернулся Алекс к сестре, — тянула-тянула — и дотянула. И кто теперь возьмется в последний момент, за жалкие тридцать тысяч?
— За сколько? — переспросила Таня.
ПО ПУТИ домой Таня остановилась перед фонтаном с рыбой. Как же вышло, что она все-таки вляпалась? Может, всё же возможно перенестись в зачарованное пространство под водяным куполом, и чтобы все о ней забыли?
И тут заметила на противоположном краю фонтана яркую спортивную фигуру. Ю-2 шла ей навстречу, сообщала, что сгоняла за эклерами, и предлагала угоститься.
— Противоядие от учеников? Как ты только их выдерживаешь?
— Да ладно. По струнке бегают, мутируют в пифагоров. А ты чего тут делаешь?
— Не поверишь — работаю.
— Да врешь, — действительно не поверила Юля. — В этой вот редакции? Тебя же не интересует журналистика. Спорим, что пришла за пирожками. Кстати, чем тогда дело кончилось — помнишь, они хотели издать твою книжку? Ну, эти, которые в газете сидят?
— Ничем. Я была не готова. Я не смогла дописать продолжение. Надеюсь, они давно забыли. Я теперь для них другую книжку пишу.
В присутствии жизнерадостной Юли будущее виделось уже не таким сомнительным и плачевным, и Таня показала увесистую папку с бумагами.
— Ну и отлично. Сиди в своем скворечнике да пописывай, — подбодрила подруга. — Небось это проще, чем викторианский роман. Оставь их писульки как есть, они только рады будут. Знаю я этих стариканов из НИИ. Слушай, — она внимательно всмотрелась в Таню, — а чего это ради ты с дерева слезла? Деньги, что ли, на дороге искать?
Таня кинулась защищаться:
— Ты сама сказала, что если не родительские, то другое дело!
— Ладно-ладно. О чем тут говорить, ты напиши кирпич сначала, — заявила Юля не без оснований. Взглянула на часы: — Опять у меня урок через три минуты! А к тебе как ни загляну на утренней пробежке — одна Моська носится. Эх, надо нам пересечься как-нибудь без спешки! Вкусно поесть, поболтать как следует, расслабиться. В кинишко, что ли, сходить.
В прекрасном и яростном мире
— ДЕВЧОНКИ, пошли в кино, — прохрипел опухший косматый бомж, нависая над столиком.
Таня и Юля вскочили. Юля успела схватить свой стакан с клубничным коктейлем. Бомж заковылял к выходу, унося Танин напиток.
— Как только он сюда пробрался! — возмутилась Катя. Она появилась на веранде «Трех пескарей» с обедом на подносе — и тут же сориентировалась: — Ага, всё понятно. Это ты подстроил, признавайся!
Ее брат стоял поодаль в скульптурной позе гипсового спортсмена из парка, и тоже с ракеткой. Скульптура ожила и просияла улыбкой:
— Конечно я. Смотрю — бомж ошивается. Говорю: пригласишь девчонок в кино — дам банку пива. И показал банку пива. Он и пригласил.
Алекс так представил эту сценку, что нельзя было не засмеяться. Не подействовало только на Катю.
— Ты напугал девочек, помешал им обедать, — отчитывала она. — Глупые шутки! А еще донжуан! Таня чуть в обморок не упала. И без десерта осталась!
Таня пыталась протестовать против обморока, Алекс клятвенно уверял, что сейчас принесет новый десерт, Юля с любопытством взирала на Таниных коллег, Таня, спохватившись, начала их представлять — но Катин брат уже исчез в кафе. Скоро он вернулся с полным подносом, и они заняли столик на четверых.
Алекс продолжал их развлекать. Он заскочил сюда со спортплощадки института, в котором когда-то учился, а теперь по привычке ходит играть в теннис, поэтому студенческие байки перемежались со спортивными.
Брат и сестра Перехватовы составляли забавную пару, вроде Арлекина и Пьеро: серьезная Катя нейтрализовала шуточки Алекса, но он тут же ее затмевал — полностью и без малейших усилий. Даже если бы звук его голоса вдруг отключили, было бы достаточно одной мимики.
— Вот вы где! Не видели, новое граффити сегодня появлялось?
На веранду взбежала Кира Караваева — пунцовые щеки, летящая прядь.
— Конечно. В парке, на трансформаторной будке — панорама набережной, — отвечал Алексей. — Классная панорама. А что?
— А то! А я прошляпила, — Кира вздохнула горестно и даже со всхлипом. — Закрасили уже. А может, вы кто-нибудь сфоткали?
— Нет, я только глянул на бегу.
— Садись, съешь чего-нибудь или выпей, — участливо предложила Катя.
— Думаешь, поможет?
— Обязательно. Алеш, придвинь столик.
— Подвела! Оставила без фоторепортажа! А моя была очередь отслеживать! А мы до сих пор ни одной картинки не пропустили! — продолжала каяться Кира.
— Да добудем мы эту фотку. Может, кто из знакомых выручит, — утешал и Алекс.
— У меня есть, я щелкнула утром, — подала голос Таня, долго выбиравшая момент, когда будет уместно его подать — так, чтобы привлечь к себе не слишком много внимания. Трансформаторная будка была одним из ее постоянных объектов для рекламных листков.
«Не слишком» не получилось — все вопили «ура» и с обычным ажиотажем разглядывали снимки. Обед превращался в планерку.
Звонко булькнул телефон. Таня схватилась за карман, хотя ее связь с миром по-прежнему была отключена — сигнал был такой же точно, какой она ставила на эсэмэски. Но сообщение пришло Кате, и та вмиг утратила свою уравновешенность.
— Народ, есть крутой «кубик»! Текст эксперта прилетел, об уличном искусстве. Заделаем заголовок типа «Кто вы, мистер Бэнкси?».
— А кто он — мистер Бэнкси? — тут же переспросила Кира.
— Вообще это мировая знаменитость, неуловимый художник стрит-арта. Умудряется уже пятнадцать лет сохранять свою анонимность. Его ни разу не поймали, никто не знает ни как его на самом деле зовут, ни как он выглядит. Вот — читай, развеивай невежество. А кто наш собственный местный бэнкси — я не знаю, так же как и вы.
— Давайте объявим конкурс: тому, кто раскроет инкогнито — торт, — ввернул Алекс. — Для себя хотя бы, чтобы не подставлять малевальщика. Вы ж журналюги — должны всё знать.
— Объявите лучше конкурс на фото новых граффити, — посоветовала Юля, — если опять ушами прохлопаете — читатели подстрахуют.
Кира одобряла эту идею энергичнее всех.
ПРОЕЗЖАВШАЯ мимо Голубева высунулась в окошко желтого пежо и пожелала своей команде приятного аппетита.
— А вы обедали? — окликнул ее Алекс.
Оказалось, что нет.
— Так присоединяйтесь.
И притащил еще один стул.
— Юль, извини, мы собирались посидеть, поболтать, — тихо проговорила Таня.
— Да ладно, они такие прикольные, — откликнулась подруга. — Мы хотели в кино — так вот оно, бесплатное. Теперь понятно, почему ты слезла с дерева. А этот Алекс — для тебя старается?
— Нет, он всегда такой, — покраснела Таня. — Тебе показалось.
— Не нравится, что ли? — пожала плечами Юля. — А по-моему, он то что надо.
Таня не сразу разобрала в общем гвалте, что к ней обращается Голубева, и та дважды повторила свой вопрос, как продвигается книга. Таня покраснела еще больше и уже готова была признаться, что никак, но исправилась:
— Понемногу. — И тут же себя одернула: «Я слишком тихо говорю».
Голубева напомнила о сроках, Кира предположила:
— Может, у Тани роман, а вы ее поторапливаете.
Таня отрицательно затрясла головой, все захохотали, Кира возмутилась:
— Чего ржете? Я имела в виду, что Таня, может, роман писать приехала! А тут мы! И она нас спасает в ущерб своему творчеству! А вы чего подумали?
— Чего ты ляпнула, то и подумали, — сказала Катя. — Кстати, наш папа уверен, что литература закончилась на классике, потому что классика всё сказала. Можно не продолжать. Таня, ты с ним еще не встречалась? Так не обращай внимания, если он что-то этакое завернет.
— Так многие считают, — подтвердил Алексей. — Типа современная литература — такая же помойка, как интернет, и без нее легко можно обойтись.
— А что, можно обойтись без помойки? — возразила Ю-2. — Кто-нибудь пробовал?
— Это я не от себя, ничего личного. Я вообще человек неначитанный. — Уголки губ ехидно подрагивали, как обычно, когда Алекс подкалывал сестрицу — хотя смотрел он на Таню.
— Вы Таню так совсем запугаете, и она от нас убежит, — рассмеялась Ирина. — Не обращай внимания. Это они какое-нибудь шоу репетируют.
Таня внезапно рассердилась — конечно, не на Алекса, который вздумал и ее дразнить, а на редактора: с какой это стати та считает, что ее так легко напугать! Что она совсем уж забитое, беспомощное создание! А Ирина продолжала:
— У нас публика интеллектуальная. Когда была дискуссия о чтении, в студию много звонили. Так что мы наслушались читательских мнений — в самом деле, и макулатура, и ноль без палочки. А ты как видишь современную литературу? Изнутри? Профессиональным взглядом?
— Я вижу огромное здание. — Таня видела поверх деревьев верхушку ступенчатого дома. Попыталась отыскать «домик Карлсона». — На первом этаже — сияющие витрины, там выставлены книги топовых авторов, которых все знают. А выше — этажи, на которые никто не обращает внимания. Переходы, лестницы, каморки. О них никто и не подозревает. Подвалы и подземелья, чердаки, тупики, двойные стены.
В голове мелькнуло: «Я слишком громко говорю», — но остановиться уже не получилось.
— А внизу — большое озеро, в нем отражается весь дом целиком. Это виртуальная литература. И только кажется, что отражение зеркальное — она совсем другая. И только кажется, что это отражение — это еще одна реальность, там можно так же передвигаться, и там идет своя жизнь…
«Я слишком много говорю!»
Казалось, всё кафе услышало скрежет, с которым Таня наконец затормозила. Снова поискала «домик Карлсона» — но его не было. Неужели он тогда просто показался? А Кира теребила:
— Так что же на чердаках и в подвалах?
Алекс деловито спрашивал:
— А ты на каком этаже? — словно собирался записать точный адрес.
У Голубевой зазвонил мобильник, и она побежала к машине, на ходу договаривая Тане что-то про Генри Джеймса и его «Дом литературы». Таня не знала, кто это такой, и неопределенно кивала. А Кира вдогонку громко предлагала сделать обеды корпоративными, за счет редакции.
БРАТ и сестра Перехватовы снова устроили сцену. Катя возмущалась, бегая от нетерпения взад-вперед:
— Но ты же сказал, что сегодня!
Ее длинные каштановые волосы летали туда-сюда, как занавеска.
Алекс со вкусом прочел с айфона сетевой шедевр:
с утра проснулся полон силы
готовый горы сотрясать
потом прикрылся одеялом
а ну их на хрен пусть стоят
— Но ты же обещал! И мы договорились!
— Тебе показалось, — убеждал ее Алекс участливо.
— Вечно ломается! Звезда экрана! — разгневанная Катя повернулась к Тане и Юле за поддержкой. — Нам сюжет надо снять, всего-то на пару минут!
— А в плавки всех времен и народов вам не надо опять выряжаться? А то мне особенно полюбились те, до колен, в синюю полосочку!
Розовых очков как не бывало. Оптика мгновенно сменилась. Перед Таней был еще один артист. Главное, она его уже видела — когда Моська телевизор включила. Только тогда у него было пляжное амплуа, потом — хипстерское, теперь — спортивное. Как она сразу могла не узнать этот типаж: эффектные позы, наигранные сцены, искреннее самолюбование.
— Кать, давай завтра. Вот завтра — честное пионерское, — сказал Алексей совершенно другим, нормальным голосом. Катя, ворча, удалилась, а он повернулся к Тане и Юле: — Девчонки, пошли в кино.
Не успели те ничего ответить, как он сокрушенно прибавил — отдельно Тане:
— Тебе не нравится, что я звезда? Я заметил. Я бы мог изобразить скромность и сказать, что сестричка преувеличивает. Но что поделать — звезда так звезда. А ты, когда пишешь роман, не проигрываешь там все роли? Не прокручиваешь кино? Типа, вот сейчас Он подойдет — а Она сделает вид, что глядит в другую сторону — а Он совершит подвиг, и они познакомятся.
Таня не могла не засмеяться, с таким гениальным закатыванием глаз это было сыграно. Подтвердила:
— Ладно, это я артистка. Ты меня раскусил.
А Юля осведомилась:
— Что, пришло время для подвига?
— А ну его, этот подвиг, — предложил Алекс. — Давай его пропустим — и в кино!
Подруги обменялись взглядами. Юля заявила тоном, не допускающим возражений:
— Без меня. У меня урок через три минуты.
— Могу подбросить, — тут же предложил Алексей, она без паузы ответила:
— Скажу спасибо.
Когда Ю-2 высадили возле дачного домика ее дедушки и машина подъехала к дому с корабликом, Алекс спросил:
— А по законам жанра не положено, чтобы Она теперь пригласила Его на рюмку кофе?
— Она не может, — смешалась Таня, — она живет на дереве.
— Он так и думал, — ответил Алекс скорее сочувственно, чем разочарованно.
Понедельник начинается в субботу
— ВЫХОДНОЙ! Гулять!
Хозяйка распахнула калитку, и Моська понеслась. Она самозабвенно кружилась, танцевала, прыгала, и Таня устыдилась: надо же было так затомить собачонку. Бросает ее каждый день. И решила пойти следом — пускай та сама прокладывает маршрут.
Интересы Моськи сначала распространились на кошку соседки Глебовны. Потом собачий хвост замелькал в траве, и Таня обнаружила, что между заборами Глебовны и Петровны есть узкий проход. Он зарос лопухами-гигантами, Моська ныряла в них, как в волнах, Таня отважно двинулась следом — а вынырнули они на аккуратной улочке с однотипными кукольными домиками.
Возле магазина-«стекляшки» лежали на прилавке горы пестрого тряпья. На ветру хлопало, как флаг, необъятное полотенце с дельфином, похожим на акулу, и еще одно — с живым улыбающимся хот-догом, похожим на Моську. Рядом висел до боли знакомый листок с надписью РАСПРОДАЖА.
— Покупаем качественный текстиль от производителя! — бодро призывала продавщица.
Таня засмеялась и купила хот-дог.
Моська тем временем снова нырнула в проход между домами. На этот раз он представлял собой зеленый тоннель из акаций — низкий, тесный. Таня по нему почти ползла. Казалось, он приведет в тридевятое царство, куда не ступала нога расклейщика рекламы.
И правда, домики здесь стояли почти в лесу, над их крышами возвышались сосны, а дорогу преграждал кривой овраг. Но сама улица оказалась знакомой — Таня узнала дом, который они когда-то снимали с мамой. Она уже направилась туда, как вдруг увидела Моську над пропастью. Та деловито семенила по стволу дерева, упавшего через овраг.
Окликнуть? А вдруг свалится?
Таня сделала глубокий вдох — и пошла следом, стараясь не глядеть под ноги и чувствуя себя канатоходцем…
ПО ТУ СТОРОНУ оврага никаких домов уже не было. Тропинка, однако, куда-то вела, и Моська резво по ней бежала. Хорошо, что куплен ошейник с подсветкой — издали видать, как огоньки мелькают среди зарослей.
Мостик через ручей! У воды прилегли раскидистые ивы. Какой привычный пейзаж. Таня всмотрелась в него, словно в лицо незнакомца, который вдруг поздоровался.
Да это же маленькая копия большого моста возле станции! Разница только в масштабах. И деревья так же обрамляют берега, и сделан мостик из таких же гремящих железных листов. Таня перегнулась через перила — и вода струится так же бойко, унося упавшие листья.
Интересно, а сама она тоже плывет по течению? Всё, что с ней происходит в этом дачном городке — всего лишь цепочка случайностей? Да, дом на дереве подвернулся сам собой. Но ведь она могла от него отказаться, сесть в электричку или такси и возвратиться к родителям. И с дерева могла не слезать. Никто не просил. Лично ей не нужны никакие тридцать тысяч.
А что, если и Юле — тоже? Может, та сама способна справиться со своими проблемами? Может, Таня пытается найти на дороге что-то еще?
И тут она перехватила взгляд. Из гущи деревьев по ту сторону моста на нее смотрели в упор два желтых глаза. И Таня уже шла к ним, не мигая. Ее словно тянуло магнитом. Круглые глазища тоже не мигали. Их обладатель застыл и не двигался. Мелькнула мысль, что птица должна бы встрепенуться, взлететь, не птица — хотя бы пошевелиться… А Моська стрекочет мимо, не обращая внимания…
«Сейчас подойду вплотную!»
Глаза продолжали гореть. Таня шла уже не по дорожке, а сквозь заросли бурьяна, крапивы — и наконец уткнулась в ствол.
Кора лопнула, образовав окошко, и на сердцевине дерева, которая из него выглядывала, были эти глаза. Круглые, желтые. Нарисованные. Глаза, к которым не требовались ни клюв, ни морда — ничего лишнего и не было.
Таня рассмотрела творение из разных точек и поняла: ракурс тщательно продуман, и есть только один воздушный коридор, откуда можно встретиться с этим взглядом.
Что бы это значило? И где Моська?
ТАНЯ довольно долго бежала по парку — понимая, что это уже парк. И вдруг оказалась на вытоптанной поляне с лесенками, горками, бревнами на ножках… только это не детская площадка — а, конечно, собачья! Та самая, которую они раньше никак найти не могли. И Моська там носится наперегонки с бежевым пуделем.
— Так это твой таксик? Никогда не видел таких крошечных. Они тут с Арчи уже подружились. Привет.
Алекс сидел верхом на трубе-туннеле. Через несколько минут Таня обнаружила, что тоже там сидит, и что они взахлеб говорят о собаках. Алекс повествует о своем питомце, который формально принадлежит Катьке, но на самом деле — баловень всей семьи, о его детстве, талантах и подвигах, а она сама — о Моське, ее чудесном появлении из водопада, ее необыкновенном уме, обаянии и чувстве юмора.
Причем беседа льется без малейшей натянутости, не приходится ни краснеть, ни бледнеть, ни мучительно обдумывать, что же сказать — как обычно в редакции. И Алекс при этом не донжуан и не артист, а обычный нормальный коллега. Закралось подозрение, что, может, это еще одна роль, но Таня от него отмахнулась. Она уже хотела спросить о нарисованных глазах — может, Алекс тоже их видел, как тот поинтересовался юбилейщиной. Таня вяло отозвалась:
— Уже добила.
— Мои поздравления! — Алекс взглянул внимательнее и уточнил: — Что-то не так?
И Таня решилась:
— Всё не так. И поздравлять тут не с чем. Я, конечно, могу сдать книгу хоть сейчас, и им — юбилярам — думаю, понравится. Там всё, как они хотели… и как написали.
— А в чем тогда дело?
— В том, что это плохая книжка. Она не просто скучная. Ее невозможно читать. Ей можно заменить казнь на электрическом стуле. И это никто и никогда читать не станет. Отпразднуют юбилей, и она будет просто валяться.
— Ну и что? Для тебя это техническое задание. Надо сделать то, чего требует заказчик, получить деньги и забыть, как о страшном сне. Я так понимаю, что остались два последних этапа — самые приятные.
— Но это будет не книжка, а сборник отчетов в книжной обложке.
— А тебе не всё равно?
Снова глубокий вдох — и Таня снова сказала правду:
— Я в своей жизни еще ничего не успела сделать. И не знаю, получится вообще что-нибудь сделать или нет. Но я не хочу начинать с плохой книжки. Неважно, что это техническое задание…
— А ты знаешь, как сделать хорошую? — перебил Алекс.
Таня, голос которой дрогнул на последних словах, непроизвольно сунула руку в карман с мобильником.
— Я бы не знала, если бы не была знакома с одним старичком. Который всю жизнь работал в этом НИИ. И это была фантастическая жизнь! Он сам невероятно яркий человек. Показывал мне свои коллекции, фотографии. Рассказывал, как они в «ящике» конструировали эти свои спутники. И эти люди были не роботы, которые пишут отчеты! Они заслуживают большего, чем мой унылый кирпич.
— Давай показывай, что там у тебя, — распорядился Алекс, глядя на руку с айфоном.
— Да нет, это так, для себя. Противоядие от кирпича — писала, чтобы не засыпать.
— Давай-давай, не время жеманиться. Хе, это Юрий Георгиевич, что ли, твой герой? Я к нему на математику ходил. Так ты как это видишь — я правильно догадываюсь? — в нашем новом формате?
— Да, примерно как фоторепортажи: много снимков — архивных, современных. Лица людей, потому что НИИ — это Юрии Георгиевичи. Живые люди и живые тексты — «кубики» под снимками. Ну, один отчет можно из уважения оставить где-нибудь в конце. А такую книжку потом годами листали бы, как семейный альбом! Такую бы все захотели иметь. Но это, конечно, фантастика.
— Почему? — удивился Алекс. — Книжная верстка проще газетной. Конечно, много снимков обработать — это не сплошной текст залить. Но ты что же — думаешь, что у меня не получится?
— У тебя? — в свою очередь удивилась Таня. — Ты разве взялся бы?
— А почему нет?
Таня вспомнила, как Катя пляшет перед братом. Еще раз глубоко вздохнула — и опять сказала как есть:
— Я уговаривать не умею.
— Уговорила уже, — махнул рукой Алексей. — Я ведь только так сказал, что дело плёвое. По факту для меня это — пойти на сверхзадачу. И я хочу пойти.
— И я.
Они переглянулись, как заговорщики. Однако Таня вспомнила:
— Но как же заказчики? Они хотят свои отчеты. И ты сам сказал…
— А Стив Джобс сказал, что люди сами не знают, чего хотят, пока ты не покажешь им это в готовом виде. И потом будут говорить, что именно об этом и мечтали. Сейчас поедем представлять свою идею. Я знаю еще одного старичка, который всю жизнь проработал в НИИ.
— Ты это про своего папу? — не поверила Таня. — Разве можно взять и нагрянуть без договоренности? У директоров же всё расписано…
— Вот потому в будний день у него бы точно времени не нашлось. Мы его сейчас на даче накроем. Не бойся, он не идиот. Хорошая книжка — в его интересах.
Попрыгунья
— СБЫЛАСЬ мечта идиота!
Юля скакала то на одной ножке, то сразу на обеих. На подошвах новых кед переливались оранжевые огоньки, прямо как у Моськи на ошейнике. Наконец она плюхнулась на разноцветную лестницу. На краю ступеньки опасно стояла кружка с дымящимся кофе — Таня увидела подругу на утренней пробежке и позвала завтракать.
— Всё детство так хотела, чтоб купили! Чтоб я бегу, а огоньки сверкают! — Юля поболтала ногами, любуясь на кеды своей мечты. — Брательнику подарили, а мне нет. Он, видите ли, маленький! Взяла и сама разорилась. Проматываю твои будущие доходы. Как ты там, продвигаешься? — И приступила наконец к своей кружке.
Сбылась мечта идиота!
А Таня начала взахлеб повествовать, как делает Хорошую Книгу. Как ходила по фантастически-космическому НИИ, познакомилась с кучей энтузиастов. Как побывала в «стакане», где еще одна энтузиастка-музейщица очень ей помогла. Как днем бегает, а ночью пишет, и Алекс утром получает свежую порцию писанины.
На этом месте Юля перестала одобрительно кивать и скептически хмыкнула. Попыталась вставить комментарий. Но остановить восторженный поток было невозможно, оставалось только кофе попивать. Прибежала Моська и начала выплясывать за угощение — одна сосиска жаждет съесть другую.
Наконец подруга выговорилась и взирала с радостным ожиданием. Однако Юля заявила безо всякой дипломатии:
— А директор не завернет ваши новшества? Не скажет, что это всё шляпа? Он ведь такой же мухомор, как мой дед.
— Я этого как раз и боялась! — с жаром воскликнула Таня. — А если бы заранее договорилась о встрече, то заранее бы боялась. А он нормальный оказался, представляешь! Они все нормальные. Там на даче еще была мама Кати и Алекса. Такая трогательная — ну, не старушка, а «молодящаяся трудящаяся», как она себя называет. Правда, она неправильно всё поняла, не разобралась сразу. Я случайно услышала, как она Кате шепчет: «Наконец-то Алеша с девушкой! Какая неразряженная! Какая ненакрашенная!» Смешно, правда?
— Что, Катя смеялась? — осведомилась Юля и, услышав, что нет, заключила: — Значит, не смешно. Слушай, Тань, а ты не слишком увлеклась?
— Ты только не начинай, — отмахнулась Таня. — Мы с ним делаем общее дело, идем на сверхзадачу…
— Я о юбилейной книженции, — нахмурилась Юля. — Ты тратишь на нее больше сил, чем она того стоит. А твоя сверхзадача — свои книжки писать, а не чужие.
Таня не успела ответить — зазвонил мобильник. Голос Алекса заговорил на всё дерево:
— Ты тот кусок добила? А те фотки в музее нашлись? Слушай, пора форсировать процесс. Разговоры пошли ненужные. Что ли, кто-то допер, что отчетов не будет. Надо срочно что-то директору показывать, пока он не передумал.
— Как показывать? — пролепетала Таня. — Я не знаю… Если Алексей Иванович увидит мои тексты, они покажутся фрагментами, обрывками… они будут невыгодно восприниматься без фотографий…
— Вот и я считаю, что показывать надо сразу верстку. Хотя бы пару глав. Нам надо начинать!
Когда переговоры о Великом Начале завершились, Ю-2 сварливо заметила:
— Что, включила мобильник?
— Конечно. Мне же народ звонит из НИИ, коллеги из редакции…
Юля перебила:
— А фаворит, который Григорий Орлов? Не проявился? — Лицо подруги резко поскучнело, она поняла: — Зря я это сказала. — Вернулась к прежней теме: — Так ты собственные замыслы начинаешь генерить? Нельзя же всю энергию в ветеранскую эпопею вбухивать. Меня совесть уже зажирает. Я думала, это ты просто чтоб взять разбег.
Таня долго делала вид, что пьет кофе.
— Есть один сюжет. Фантастический. Далекая планета, и на ней — два континента, разделенные каким-нибудь океаном, барьерным рифом, энергетической преградой — неважно. Суть в том, что их жителям друг к другу никак не попасть. И там развиваются две отдельные цивилизации, две культуры. На каком-то этапе они устанавливают связь и начинают узнавать друг друга. Общаться, знакомиться. Обмениваться знаниями. Но вживую встретиться никогда не смогут — и знают об этом.
— Это что, безответная любовь? — расшифровала Юля.
— Любая любовь — безответная. Мы сами создаем образы, которые любим, и никогда не узнаем, что в реальности. Может, там на самом деле и нет никого, и просто некому нам отвечать. Может, это наше собственное отражение, а никакое там не родство душ.
— Говно сюжет. В тоску вгоняет.
— Вот потому я вкладываюсь в ветеранскую эпопею. Чтобы не вгоняться никуда. И удержаться на краю реальности.
— Какая там реальность! Еще одна фантазия! А всякая фигня не должна отвлекать от главной цели! Это как если б я забила на космологию и пошла полотенцами торговать!
Юля нетерпеливо спрыгнула вниз, огоньки на кедах засверкали. Моська с куском сосиски ловко прострекотала вниз по лестнице, нырнула в заросли голубых ирисов и помчалась в невидимый конец сада. Должно быть, закопать на черный день.
— Спорим, а ты там не была? Не доходила до того края реальности? Сидишь, фантазируешь и дальше дерева не видишь ничего.
Таня покраснела, Юля возликовала:
— И в большом доме не была дальше кухни!
— Я как по договору! Зачем мне дальше заходить, — защищалась Таня.
— Ладно, иди на свою сверхзадачу, — подруга насмешливо махнула рукой. — Спасибо за завтрак. Вам пора начинать.
Лето Господне
— ЕЩЕ не завтракала? А я в «Пескарях» сижу. Тут такой коктейльчик классный с апельсиновым соком.
— Я — уже, — торопливо проговорила Таня, приматывая скотчем к столбу очередное объявление.
Сначала вырвался из рук и покатился скотч, потом выскользнул мобильник, Таня подхватила — конечно же, телефон, а рулон с липким хвостом вылетел на дорогу, прямо под колеса, машина резко затормозила, высунулся водитель…
— Тут сейчас так хорошо, лениво — никого нет. Заскакивай, кофейку попьем, — заливалась трубка.
— Спасибо — извините — я сейчас не могу — нечаянно получилось, — разрывалась Таня между обоими собеседниками.
Завязывать пора с этой рекламой! И давно! Ни выспаться толком, ни позавтракать. И копейки ведь эти не нужны! Но каждый раз, представая перед рекламщиком с заготовленной речью, Таня не успевала ее произнести — ей совали очередную пачку бумажек, и она думала: ну уж завтра…
БЛИЖЕ к обеду Алекс опять позвонил — насчет обеда.
— А я сейчас в усадьбу, — отвечала Таня на бегу. Мост трясся, проносящийся поезд заглушал всё на свете. — Я узнала, что НИИ был спонсором при реставрации храма, электронику ставил какую-то! Хочу фотки сделать! Здорово, да? У священников и ученых — общие небеса!
— Ну так успеешь, туда и обратно.
— Нет, я точно не смогу! Я с Моськой, ее в кафе не пускают. Так жаль запирать ее на целый день, она так скучает, и вот я ее сегодня с собой…
— Зачем запирать? — удивился Алекс. — Брала бы в редакцию. Никаких проблем, Ирина обожает собак. Давно бы сказала.
Поезд пронесся. Всё замерло. Таня тоже остановилась. В наступившей тишине можно было говорить сколько угодно, но трубка уже замолчала. И казалось, надо перезвонить и что-то сказать, только непонятно, что именно.
В иве слабо пискнула невидимая птичка. Таня облокотилась о перила. Река бежала оттуда, где, выше по течению, в нее впадает звонкий ручей. Вот эта щепка, может, только что там проплывала, под мостиком-близнецом.
Таня совместила обе картинки — этот мост и тот, маленький. Разница только в масштабах — как картина и открытка с ее репродукцией.
И все проблемы, с которыми она сюда приехала, точно так же меняют масштаб, если смотреть на них из того дня — и из сегодняшнего.
А что, у нее есть проблемы?
Вдруг быстро бегущая вода, на которую Таня продолжала смотреть, сместилась вниз — или это она сама резко сдвинулась вверх, на высоту птичьего полета. Кромка воды и песчаная полоса, усеянная камнями, на глазах менялись, превращаясь в море, скалы… кажется, домики на берегу. В домах горят огни, жители разговаривают друг с другом.
Таня свесилась через перила, чтобы их услышать, чтобы разглядеть этот внезапно явившийся мир… а может, давным-давно, всегда там бывший — и только сейчас увиденный с головокружительной высоты ее измерения.
— ДОБРЫЙ день! Забыла, как зовут вашу собачку. Если вы в усадьбу, то нам по пути.
Таня с усилием вынырнула из другой реальности, в которую, как недавно казалось, больше никогда не попасть, да и незачем. Пробалансировала на границе, прилежно отвечая на повседневные вопросы и изо всех сил прикидываясь нормальным человеком. И наконец полностью пришла в сознание, сожалея об этом и одновременно гордясь тем, что Маргарита Сергеевна ничего не заметила.
Даже удалось поддержать разговор:
— Ваш зонтик назад не прилетел?
— Увы. Везде ищу такой — теперь уже в магазинах — но розового нигде нет почему-то.
— А как ваши сакральные тексты?
— Вникаю! Вот опять иду на занятия. А знаете, что бы мне больше всего хотелось прочесть? Те каменные скрижали, самые первые, которые Моисей разбил. И еще — те знаки, которые Христос чертил на песке. То есть то, что написал сам Бог и что теперь прочитать невозможно.
Таня вспомнила, что Создатель пишет не словами, а всеми своими созданиями — зверями и птицами, горами и морями, но сказать не успела, потому что, едва они сошли с моста, Маргариту Сергеевну окружило множество знакомых — кошек всех мастей и возрастов. А та достала припасенное для них угощение. В общем, она сама в курсе.
— Это усадебные, — поясняла дама без зонтика, — а у нас в Доме милосердия тоже есть, настоящий прайд. Старички их опекают.
И как только можно сохранять жизнерадостность, работая с больными и умирающими? Старушка, когда еще была с розовым зонтиком, говорила, что она врач. Может, у врачей имеется секретное противоядие? Таня поняла, что ей оно необходимо. Потому что сама она как будто уже умерла.
По крайней мере, совсем недавно это так и ощущалось — до Хорошей Книжки и Алекса… а перед этим — до Великого Романа и Гришки… нет, не стоит углубляться.
— А противоядия здесь никакого не нужно, — был неожиданный ответ. — Только трезвый взгляд на вещи. Видите ли, болезни, старость — не отклонение от нормы, а составная часть реальности. Я бы сказала, необходимая. Когда ты входишь в двери боли, то попадаешь в другое состояние ума. И важно суметь правильно его использовать. Мне это известно не только по наблюдениям.
— Мне не понять, — призналась Таня. — Моська, фу!
Моська освоилась в новой компании и вместе со всеми уплетала кошачий корм. Прайд, не видя агрессивных выпадов, перестал остерегаться.
— Какая идиллия, — восхитилась Маргарита Сергеевна. — Как в раю! Не хватает льва и ягненка.
Лев и ягненок были на росписях внутри храма. Они гуляли среди голубых цветов и плодовых деревьев. Таня, сфотографировав космическую электронику на службе христианству, сделала несколько снимков для себя: вечное лето, райский сад.
Почему она его не заметила, когда была здесь в детстве, с Юлей? Почему они только ад разглядывали? А может, тогда Эдемского сада не было? Может, еще реставрация шла?
Камень
НА ОБРАТНОМ пути Таню с Моськой обогнали двое пляжников в шлепанцах и шортах. Они держались за руки, раскачивали ими, как маленькие, хохотали и скандировали:
— Мы отправимся туда, где хорошая вода!
И Таня поняла, что тоже туда хочет.
Молодой человек изображал то паровоз, то вертолет, то, кажется, гориллу. Ни он, ни его девушка не догадывались, что кто-то идет позади. Таня деликатно приотстала.
— Давай срежем, — предложил пляжник своей спутнице. — Искупаемся, потом домой.
Таня машинально свернула за ними — а там оказалась широкая утоптанная дорога. И пляж виднеется, в то время как по городу нужно было бы обходить минут сорок.
От озера тянуло свежим ветром. Широкополая шляпа девушки вспорхнула, пляжники обрадовались новому поводу для смеха — а Моська уже семенила к ним, везя шляпу по дорожной пыли. Ее дружно поблагодарили, рассекреченная Таня раскланялась. Оставалось двигаться за проводниками дальше. Моська увлеченно носилась туда-сюда между ними и хозяйкой.
На спуске, на обочине лежала большая кошка. Странно, что Моська на нее и не взглянула. И кошка лежит себе спокойно, свернувшись клубком. Неужели спит? Глаза открыты. Может, она из компании Маргариты Сергеевны?
Приблизившись, Таня разобрала, что это рисунок на выпуклом гладком камне. Очень органичный среди травы и цветов. Первой мыслью было: кто мастер этой иллюзии, а второй — вот бы и ей создавать свои иллюзии так же мастерски. У кого бы спросить? Весельчаки, должно быть, приезжие дачники, как и она сама.
Парочка между тем успела искупаться, и молодой человек изображал скакуна — катал подружку верхом на себе. Время от времени он забегал в воду, поднимая брызги, девушка визжала.
Таня, сидя на траве, заскучала. Мысленно дорисовала на дачнике полосатый купальный костюм. Потом подумала, успеет ли еще на обед в «Три пескаря». Посмотрела на часы — не успеет.
— Мо, домой!
Но Моська летела не к ней, а к пляжникам — и везла по песку шляпу. Таня похолодела, те расхохотались, Моська преданно заглядывала им в глаза. Молодой человек хлопнул себя по лбу, полез в рюкзак и достал фрисби.
И они — все трое — кидали собаке и друг другу летающий диск до тех пор, пока Моська не выдохлась и не повалилась на песок. Но игрушку не выпускала — улеглась на нее для надежности мордой и лапами. Игроки с запозданием познакомились. Хозяева фрисби представились: Марина и Ник.
ОБРАТНО в город шли вместе. Новые знакомые восхищались Моськой и хотели выслушать ее историю. Когда на Зеленой улице оказалось, что им опять по пути, все обрадовались. Потом остановились у дома с корабликом. Дружно попрощались. Дружно пообещали снова встретиться на пляже. Еще раз расхвалили Моську. Таня ждала, что сейчас они уйдут. Странно, но они как будто ждали того же самого.
Тогда Таня вынула из кармана ключ и отперла калитку. Ее новые знакомые переглянулись с неописуемым изумлением. Марина достала еще один золотой ключик. Она и сама была на него похожа — такая же тоненькая, с такой же золотой головкой.
Свершилось: вернулись хозяева. Таня начала заикаться:
— Я сняла здесь дом на дереве. Мне его сдал Пал Палыч.
Но волшебная фраза, которая безотказно действовала на всех, не сработала. Марина и Ник переглянулись еще раз. С полным недоумением. Их доброжелательность испарялась на глазах.
Тогда Таня, вспомнив про договор, кинулась к разноцветной лестнице — Моська за ней, и вверх и вниз — и протянула листочек. Обе головы склонились над ним. Эти двое читали вместе, чуть ли не синхронно, одновременно вскидывали друг на друга глаза — и одновременно начали улыбаться. Таня не сводила с них тревожного взгляда.
— Пал Палыч? — лукаво спросила Марина.
— Пал Палыч, — весело подтвердил Ник.
— Кто бы мог подумать. Договор составлен безукоризненно, — Марина с непонятной гордостью тыкала пальцем в какие-то пункты, Ник охотно кивал:
— Талант!
И тут же оба обратились к Тане с прежним дружелюбием:
— Всё в порядке, возьмите, пожалуйста, ваш договор. Извините, что мы сразу не врубились, мы просто не знали. А вам в самом деле удобно на дереве? Может, вам в большой дом перебраться? А комары? А шум? Вы все-таки подумайте.
Старушки Петровна и Глебовна, которые всё это время вытягивали шеи из-за своих заборов, предвкушая скандал, разочарованно разошлись.
Ник и Марина, объяснившись больше взглядами, чем словами — Таня уловила только обрывок шепота «тогда к тебе», — уже махали ей руками с улицы. Там они опять начали громко смеяться, и до нее донеслось:
— Вот это да! У Павлика — личная жизнь!
Таня было дернулась догонять и объяснять, что они всё неправильно поняли. Но ясно, что уже не догнать. Как и то, что ее Пал Палыч и правда больше смахивает на Павлика.
Хождение по мукам
— ПОЗДРАВЛЯЮ с днем рожденья, желаю счастья в личной жизни!
Катя обнимала Киру-именинницу, не замечая, что в дверях стоит девица в броском сарафане:
— Я ваша победительница. Я фотку граффити на конкурс присылала. Я, типа, за призом пришла.
Катя и Кира остолбенели. Таня, взглянув на них, нащупала в кармане ключи, быстро отцепила брелок, засунула его в одну из валявшихся пустых коробочек из-под Кириных подарков — и вложила Кате в руку. Все манипуляции были скрыты бумажными пирамидами. Катя сделала торжественное лицо и вручила приз с прочувствованной речью.
Цветочный сарафан оживился:
— Настоящий Сваровски! Обалдеть. А у вас будут еще конкурсы? Я снова буду участвовать!
— Спасибо! Спасла! — твердила Катя, проводив девицу. — А мы забыли! Не подготовились!
Кира вторила:
— Это ж, наверно, мой подарок был? Ну, мне не жалко, главное — обошлось без позора!
Таня, не подозревавшая о дне рождения коллеги, снова нырнула в карман. Если в первый раз это была «Хеллоу Китти», подаренная Ольгой, которая до сих пор считает, что сестренка — маленькая, то второй брелок преподнесла маман с намеком на прибавление ума. Глубокомысленная сова, также из мерцающих кристаллов.
Кира отреагировала точно так же, как сарафан:
— Обалдеть! Роскошный какой подарок. Я гламурная львица, я светская дама!
Таня задним числом испытала незнакомое чувство благодарности к родственникам. Умеют они всякие такие штуки выбирать. Глянула на часы — что-то Алекс запаздывает.
А Кира снова тонула в объятиях — ее поздравляли начальница и… Марина, хозяйка Странного Дома. Только выглядела она на сей раз совсем не по-пляжному. И Марина, и редактор были в строгих деловых костюмах, с напряженными лицами.
— Мы готовы к бою, — заявила Ирина. — И вы будьте готовы ко всему. Если у нас все-таки отнимут помещение, начнем работать в полевых условиях. Домой ко мне переберемся. Ну, держите за нас пальцы крестиком.
— Если б Пал Палыч был в городе, то никаких проблем, — шептала Кира Тане, делая большие глаза. — Но он в отпуске. А Мариночка, его дочка, конечно, тоже юрист, но она ведь только-только учиться закончила. И вообще, по-моему, лучше рисует, чем в этих скучных вещах разбирается…
«Белогорские вести» были в осадном положении — договор аренды якобы досрочно истекал. Но это не мешало Кире напевать, расставлять по вазам свои букеты, а на столе — подарки. Затем она удобно расположилась в кресле и развернула свежий номер «Вестей»:
— Вот, гляди, в романе — Маринины иллюстрации. Как тебе, кстати, роман? Что, совсем неинтересно? А я почитаю.
— Ты же читала, когда готовила номер.
— А я хочу со вкусом — с чаем, с шоколадкой, не спеша! Я именинница, мне сегодня работать не полагается, вот! Я должна наслаждаться жизнью.
Это что, зависть? К автору бульварного чтива? Ну конечно, а что же еще. Вот бы и ее книжки украшали чью-то жизнь, вот бы и ее хотелось читать с чаем и шоколадками! Но взгляд скользнул по заголовку — «Загадка юной леди», и Таню чуть не стошнило.
Пробормотав, что завязала с романами, она снова посмотрела на часы. На всякий случай заглянула под дерево с шляпами. За компьютером было пусто, только очки лежали с умным видом.
ЕЩЕ один букет отвлек Киру от наслаждения жизнью. Вручивший его долговязый обалдуй протопал по редакции, нырнул под дерево и по-хозяйски занял место Алекса. Таня от такой наглости растерялась:
— Ты кто?
— А, ты студентка на лето, — обратил на нее внимание пришелец. — Я Ларионов Серега. Дизайнер. — И протянул растопыренную пятерню.
— А… Алекс? — растерялась Таня еще больше.
— А он меня заменял, пока я на сессии.
Таня пыталась сообразить, как же теперь будет с книжкой — неужели этот непонятно кто, который умеет неизвестно что, и которому дела нет до Великой Идеи…
Нет — Алекс что, больше вообще не появится? А это не связано с ее вечными «некогда»? Он вчера весь день звонил. И вообще, постоянно предлагал неформальные варианты общения. Или это был обычный треп? Но как же так — исчезнуть и не предупредить! А может, он вчера как раз хотел устроить прощальную еду? Она что, сама всё испортила — и не заметила?
— Алекс сам у нас вечный студент, — заговорила Кира и вывела Таню из ступора.
Имениннице хотелось пообщаться, и она поведала новенькой о личной жизни коллег. Таня слушала о том, что супруг Ирины летает на воздушных шарах, что в молодости у редактора была собачья гостиница, что Катя в семнадцать лет сходила замуж, а Марина дружила со своим Ником чуть ли не с первого класса, что Алекс — баловень судьбы, работает в НИИ под крылышком у папы.
«Так он и правда делал одолжение, — осознала Таня, вспомнив, как Катя упрашивала брата поучаствовать в съемках, а тот отнекивался. — Если для него это не основная работа. Получается, что и мне тоже».
Она привыкла считать Алекса такой же неотъемлемой частью редакции, как вешалка. И вдруг оказывается, что для него это так — подработка, или хобби, или просто круг общения. Но почему тогда он занялся Хорошей Книжкой? В самом деле захотел идти на сверхзадачу? Ради папы? Или…
— Через наши «Вести» прошли все поколения белогорской молодежи. Кто газеты по ящикам разносил, кто подверстывал, кто пописывал. Я здесь с самого начала и всех помню. И как Катюшка после школы пришла — в институт не поступила, бедняжка. И как Алешка с допотопными компами возился…
А что больше беспокоит: как доделать книжку — или то, что Алекс выпал из процесса?
— Представляешь, он до сих пор влюблен в Ирину, — Кира таинственно понизила голос, но Таня подскочила, как будто она крикнула. — Да-да! Неужели сама не заметила? Это уж лет десять ни для кого не секрет. Мама его с ума сходила… Ну, ты видишь Ирину — как в такую не влюбиться! Они оба, главное, юморят по этому поводу — как о старых добрых временах. Но я-то вижу, что ничего не прошло. Он же постоянно при ней! То заменяет, то помогает. То одно, то другое. Компьютер забарахлит — Алешка прибежит и починит. Для ТВ сюжет надо отснять — Алешка в кадре. Звезда экрана. Ди Каприо тихо сползает по стенке. Переводить газету в электронный формат — опять Алешка. Отпуск свой потратил, вместо того чтоб на Сейшелы махнуть — ради Ларионова, что ли?
Память заботливо восстановила картинку: они с Юлей, Катей и Кирой сидят на террасе «Трех пескарей» — и Алекс, завидев Ирину, тут же ее приглашает. И по телефону: ах, Ирина, ах, она обожает собак!
Таня машинально взяла очки Алекса, посмотрела сквозь них. Никаких искажений. Как он и говорил — для вида. Без диоптрий. Он видит всё как есть — и ее тоже, ненакрашенную, ненаряженную и никчемную. Конечно, за такой лучше приглядеть, чтобы не запорола техническое задание. Все-таки у папы юбилей.
— А мама-то Алешкина не зря переживала — эта безответная любовь всю жизнь ему испортила. Ни жены, ни невесты, ни постоянной любовницы — так, романчики. А потом сюда, как на работу. Роковая любовь, как в книжках!
— ЭТО в каких там книжках роковая любовь? — раздался веселый голос. — Дай и мне почитать, именинница.
И Кира устремилась навстречу очередному букету.
Алекс пожал руку Ларионову, повернулся к Тане:
— Готова новая глава? Думала, я книжку брошу? Нет, я буду с работы сбегать, а все вокруг — делать вид, что ничего не замечают, потому что я — директорский сынок! Серега, вали за другую машину, у меня здесь макет.
Кира снова сделала большие глаза, и спонтанная радость начала затягиваться мерзкой мутью: Хорошая Книжка — повод, чтобы и дальше здесь появляться? Им годами не надоедает их безответная игра — если, конечно, она безответная, — и они не наработали других каких-нибудь способов? Зачем ее, Таню, в это впутывать?
Зазвонил телефон, Кира приготовилась выслушать поздравление, но это оказалась Ирина.
— Алеша пришел? — донеслось до Тани. — Как удачно. Он не мог бы сейчас к нам подъехать? Дай ему трубку.
— Уже выезжаю, — отвечал Алекс, вмиг ставший собранным и серьезным. — Тань, извини, придется отложить. Ты вечером придешь в «Три пескаря» на день рожденья?
— На твой? — удивилась Таня — Кира ее уже пригласила, и тоже в «Три пескаря», и тоже вечером. — Разве и ты именинник?
Алекс расхохотался:
— Что, классный сюжетный ход? Он приглашает Ее на чужой день рождения — уже не знает, что придумать, чтобы встретиться.
Мисюсь, где ты?
— ЭТО ВСЁ мамины выдумки. Каждый день меня долбит: привези Танечку! Сопротивление бесполезно.
Катя лихо вела свою микроскопическую двухместную машинку, глядя не на дорогу, а на Таню, и продолжая приглашать ее на чай, хотя та уже сидела рядом и ехала. Она проследила тот момент, с которого всё начало происходить автоматически. Но куда отправляться на перерыв, было уже всё равно. В гости так в гости.
Пудель Арчи выбежал им навстречу и провожал до крыльца дачного дома, подпрыгивая и пытаясь лизнуть в лицо. Иногда это ему удавалось. Катины родители тоже обрадовались. Чай оказался настоящим обедом.
Алексей Иванович начал обсуждать с Таней деловые вопросы, как будто бы она была его сотрудницей. Вера Васильевна, остановив его взглядом, принялась развлекать гостью смешными историями. Таня поняла, от кого передалась по наследству артистичность Алекса. Катя, в свою очередь, заговорила о работе — и стало ясно, в кого пошла она.
Когда Таня мыла руки, то через тонкую дачную стенку услышала негромкий голос Катиного папы — и мамы, не умевшей разговаривать тихо.
— Ты, Вер, не напирай, не смущай девочку. Она просто с Катериной заскочила, или это твоя идея?
— Конечно, моя. Я больше не допущу такой ошибки, как с Катюшкой! Когда мы решили, что мальчик из плохой семьи ей не пара! Пусть кто угодно будет, хоть сирота — обогреем и примем, лишь бы Алешке нравилась!
— Да с чего ты взяла, что она сирота?
— Я ни с чего не взяла, я понятия не имею, она же вообще не хочет о семье говорить. Спрашиваю — уклоняется!
— Так я и говорю — не напирай…
— …и ходит всегда в одной и той же юбочке. Кать, или я не права?
— Когда Алешка влюбился, ты была в ужасе, что он женится, — раздалась ироничная реплика Кати, — теперь ты в ужасе, что он не влюблен и не женится. Где логика?
— А ты, а ты! Тебе разве наплевать на счастье брата? Хочешь, чтобы он остался старым девом? Он где вообще? Он приедет наконец на обед?
— Я же пыталась до вас донести, какие у Иры проблемы. Он обещал сразу отзвониться.
ТАНЯ пережидала на веранде, давая им договорить. Их речи ее не смущали. Обедать в человеческой компании — а не с книжкой и собакой — за месяц вошло в привычку. Стоило уехать из дома, чтобы открыть для себя радость дружеских обедов с коллегами и домашних — в чужой семье, как сейчас.
Перехватовы были трогательными. Они хотели видеться друг с другом и приезжали к семейному столу. Они друг о друге заботились, искали для Алекса лекарство от роковой любви. Потому что им показалось, что Таня ему понравилась. Ей тоже это ненадолго показалось.
На даче было уютно и непафосно. На крыльце валялась бадминтонная ракетка. В ветвях белел застрявший воланчик. Покачивался пестрый гамак. В шкафу со всякой всячиной мелькали корешки старых книг. Взгляд выхватил «Гарри Поттера». На перилах лежал растрепанный томик.
«…её сестра, Мисюсь, не имела никаких забот и проводила свою жизнь в полной праздности… Вставши утром, она тотчас же бралась за книгу…»
Может, она придумала этот дом для каких-нибудь своих героев? Не может быть, чтобы он был на самом деле со всеми этими милыми мелочами.
Впрочем, какая разница, если через несколько минут ее здесь уже не будет. И дружеских обедов — тоже. Книжный проект подходит к концу. Даже если еще потянуть время, всё равно лето когда-нибудь кончится.
Зазвонил мобильник. Таня стремительно выхватила его из кармана — и не сразу узнала знакомый-презнакомый голос, который с ней заговорил.
— Тань, ты, что ли? Блин, это я не тебе звонил, случайно нажал — номера рядом. Ты как?
— Нормально, — машинально ответила Таня, осознавая, что это — неправда. Что-то переключилось, и ничего нормального быть не могло.
— А мы тут с девчонками съездили в Питер! Так классно. Ну, пока-пока.
Послышались короткие гудки.
Таня уставилась в текст, лежавший перед глазами, и выяснила, что не понимает ни слова. Потом попыталась сосредоточиться на ближайших планах: куда пойдет сейчас, что будет делать вечером. Потом сдалась. Не было никакого сейчас, всё расплылось и сместилось.
Из комнаты выглянула Катя, Таня быстро отвернулась и спросила светским голосом:
— Это Алексей Иванович читает?
В памяти всплыл Юрий Георгиевич со своим летним чтением и томиком Тургенева, и тоже на веранде.
— Нет, это Алешка — любитель Чехова. Папа у нас по историческим романам. Пойдем, там мороженое обнаружилось!
— А здесь есть вайфай?
На страничке «ВКонтакте», куда Таня в этой, белогорской жизни не заглядывала, была выложена россыпь парков и дворцов. Все пейзажи заслоняли девицы из ее семинара. В центре сиял Гришка Громов. Его улыбка могла ослепить целый мир.
— Спасибо большое, мне пора. Нет-нет, я очень спешу. Спасибо, нет, не надо подвозить, не беспокойтесь, мне здесь рядом…
Перехватовы сожалели, посматривали друг на друга растерянно, кричали вслед:
— Дождь собирается, может, передумаете?
— А как же мороженое?
— Тогда до вечера! Увидимся в городе, в «Пескарях»!
Заколдованное место
— А МЫ ГДЕ? Точнее, куда? Мы не в город разве едем?
Глухой еловый лес вырастал стеной по обе стороны дороги. Таня вскочила не глядя в этот автобус, чтобы поскорее уехать куда-то… от чего-то… от кого-то…
Благожелательный дед, загоревший дочерна и похожий на индейца, объяснял, что автобус идет в Тучково, что там у него дача, что раньше там была красивая усадьба, только в войну она сгорела. Он бы и дальше продолжал свою экскурсию, но пришлось останавливать Таню, которая собиралась на полном ходу выпрыгивать на дорогу.
— Постой, девочка! Нет смысла выходить! Пешком до города час или больше. Лучше доезжай до конца и возвращайся на этом же автобусе. Природой зато полюбуешься!
Таня смирилась и села у окна. Она не видела никакой природы. Морок затягивал ее в себя. Сопротивление бесполезно. Возникшая из ничего, нереальная, ненужная дорога сначала увозила ее от города — он постепенно исчезал из глаз, и чем больше Таня отдалялась о него, от дачи Перехватовых, от дома на дереве, тем больше теряла защиту. Она сжималась до микроскопической точки, почти неразличимой в нарастающей вокруг тьме.
Потом мертвая петля повернулась и начала ее куда-то возвращать — Таня не сразу поняла, что автобус объехал озеро и подходит к станции с электричками.
Знакомый городской пейзаж немного ее отрезвил. Но когда Таня вышла из автобуса, внутренняя тьма совпала с внешней — дождь не пошел, но тучи набухли, и вечер наступил внезапно, раньше срока. «Вечер — день рождения — „Три пескаря“…» Она изо всех сил старалась удержаться на границе реальности и цеплялась за житейские детали.
Таня боялась посмотреть на циферблат, чтобы не увидеть там вместо привычных цифр каких-нибудь страшных символов из той фантасмагории, в которой только что побывала. Но часы на станции показывали обычное время. Только прошло уже почти два часа с тех пор, как она убежала с перехватовской дачи. Автобус так долго колесил по окрестностям?! Она еле успеет дойти до кафе. И то если пойти через парк, напрямую.
ВСЁ ЖЕ ХОРОШО, что она целый месяц лепила объявления и выучила это пространство вдоль и поперек. Кленовая аллея, поворот на собачью площадку, трансформаторная будка. А когда-то парк казался необъятным океаном, который невозможно ни исследовать, ни освоить.
Рябиновая аллея, поворот на детскую площадку, руины старинной беседки сталинских времен. Это просто хандра, которая разгоняется быстрой ходьбой! Сейчас она придет в кафе, полное людей, и будет веселиться!
Центральная аллея с деревьями дружбы, которые сажали иностранные делегации. Если по ней пойти, окажешься перед величественным зданием НИИ.
Кленовая аллея, трансформаторная будка.
Таня остановилась, взглянула на стоящих в кружок деревянных богатырей из Лукоморья. Двинулась дальше. Она не во мраке, она не в фантазиях, она в реальности. Осталось несколько аллей. Рябиновая аллея, старинная беседка… трансформаторная будка. Таня стояла и глядела на будку и свой рекламный листок, налепленный утром. Потом посмотрела на богатырей, а богатыри — на нее. Она только что здесь была. Но она же идет напрямую! Где-то повернула и не заметила?
Таня упрямо шла вперед. Она не может заблудиться! Аллея дружбы, беседка. Деревья, согнутые ледяным ливнем и превращенные в живые арки. Она тут ходит каждый день. Птицы громко поют перед дождем. Детская площадка, малыши тоже щебечут. Березовая аллея, танцевальный пятачок. Там играет музыка ретро и кружатся пары, похожие на Юрия Георгиевича и Маргариту Сергеевну. «В эту ночь, при луне, на чужой стороне…»
Опять кленовая аллея?!
Таня шарахнулась в сторону, чтобы не увидеть богатырей и своего рекламного листка на трансформаторной будке. Быстро пошла, почти побежала по боковой тропинке. Надо все-таки спросить дорогу! У кого-нибудь!
Но на следующей аллее было пусто. Там даже лавочек не было. Этот угол парка еще не успели расчистить, пространство между деревьями заросло крапивой и колючим кустарником. Пустые клумбы окружали каменный фонтан. Тане стало легче оттого, что она по крайней мере оказалась в другом месте.
Совершенно в другом. Она здесь никогда не была. А ведь могла бы руки ополаскивать, еще когда пользовалась клеем. Но, кажется, фонтан не работает. Какой старый, весь потрескался. Таня присела на край каменной чаши. Так же, как на клумбах не было цветов, в ней не было воды.
Начал накрапывать дождик. Странно: асфальт вокруг быстро покрылся темными точками, но каменная чаша оставалась сухой. Таня протянула руку, чтобы провести по поверхности — но тут же ее отдернула. Под этот невидимый купол лучше было почему-то не попадать.
Взглянула на часы: она ходит по парку целый час?! И почти побежала, уверяя себя, что просто спешит, не хочет опаздывать. Чего ей здесь бояться?
Вокруг по-прежнему не было ни души, но ведь слышен щебет с детской площадки… и лай — с собачьей. Или это у нее в ушах? Если замереть и прислушаться, то в этом углу парка — стоячая, глухая тишина. Даже дождь бесшумный. Таня прибавила шагу. Здесь совершенно безопасно! В двух шагах — пятачок с музыкой: «Под луной расцвели голубые цветы»…
Почему эта аллея никак не кончается?! Может, она пошла не в ту сторону? Не к городу, а к обрыву или к лесу? Таня заметалась, не зная, куда идти. По обеим сторонам был непролазный кустарник и поваленные стволы — они сдвигались вокруг нее так же, как дремучий лес вокруг автобуса.
И она ничего этого не придумала. Она точно была совершенно одна в темном, теперь уже ночном парке, на аллее без единого фонаря. И здесь точно не слышалось ни голосов, ни музыки. Только барабанный бой внутри собственной головы, превращавшийся в кузнечный молот.
Впереди показался силуэт. Таня не знала, к нему бежать или от него. Фигура двигалась неторопливо, спокойно, не оборачиваясь, и она начала перемещаться следом. Дождь остановился, но капли так же беззвучно срывались с веток. От озера ползли полосы тумана, фигура растворялась то в нем, то в тенях. Таня пошла быстрее — теперь она боялась потерять попутчика из виду и снова остаться совсем одна.
Приблизившись, рассмотрела, что прохожий в шляпе, какие бывают в черно-белом кино, и длинном плаще наподобие лейтенанта Коломбо. Он был одет по-осеннему, несмотря на теплую погоду, и при взгляде на него становилось зябко. Шляпа нырнула в туман, подсвеченный, словно в театре…
Свет! Впереди открылась ярко освещенная улица с фонарями и светофорами. Сияющая площадь! Фонтан в виде рыбы, стоящей на хвосте, и из ее пасти весело бьет настоящая вода, сверкая синими, красными и золотыми огнями!
В «ТРЕХ ПЕСКАРЯХ» звенели посудой, смеялись и танцевали. Таня в изнеможении опустилась на стул. Прямо перед ней отплясывала компания: Марина, Кира, Ирина, Юля, Алекс.
— Я так счастлива, что смогла помочь! — Марина перекрикивала музыку. — Что мои правовые познания чего-то стоят! И что они нужны не только папе!
Таню удивило, что Марина обращается к Юле, что они, оказывается, знакомы. И с Кирой тоже, раз та пригласила Ю-2 на свою вечеринку. Ее подруга выглядела в этом обществе так органично, словно это она, а не Таня, работала с ними плечом к плечу целый месяц. Словно это ее связывали с ними общие дела, шуточки, Великие Задачи.
Юля была в нарядном платье и неизменных кедах своей мечты. И это тоже было покоряющее органично. Они с Алексом сравнивали свои разноцветные кеды и хохотали. И он улыбался Юле той же самой улыбкой, с какой всегда смотрел на Таню.
Таня поразилась. Она привыкла считать эту улыбку своей, предназначенной только для нее одной. Значит, и это показалось. Возможно, показалось всё, с начала до конца. Возможно, она и не слезала со своего дерева. Сидит на нем до сих пор и фантазирует.
Ну что же, Ю-2 сразу сказала, едва увидев Алекса: он то что надо. Значит, надо исчезнуть. Как можно скорей.
Но исчезнуть Таня не успела — ее заметили, начали расспрашивать, что случилось. Таня поняла, что после всей этой жути у нее не самый презентабельный вид. А все гости при параде. Одна она, как Золушка, которой фея не помогла собраться на бал. Короче, сирота.
Таня моментально сочинила правдоподобную отговорку, но тут же устыдилась — ведь это ее друзья — и рассказала всё как есть. Но почему-то все заулыбались. Алекс, так просто заржал:
— Да все эти байки с рождения знают! Сюжетный ход не блещет новизной. Разве что у привидения новое амплуа — не нагоняет страх, а выводит с заколдованной аллеи. Сознавайся: это Она оригинальничает, чтобы цену себе понабивать.
— Какое привидение?
— Ну, мужик в шляпе. Который пугает в парке собачников и бегунов трусцой. Еще скажи, что про заброшенный фонтан сама придумала.
— Я в детстве так хотела найти этот фонтан, — вступила Марина. — Мы с ребятами всё выполняли, что полагается — и круги нарезали, и на одной ножке вокруг себя поворачивались!
— Так на него ж только случайно можно наткнуться, — напомнила Кира, — и то один раз в жизни. Захочешь снова туда попасть — и ни за что не получится.
— Да нет же, — возразила Катя, — мы тоже в детстве круги нарезали. Туда можно попасть, если точно выполнить условия. Вам их каждый первоклассник перечислит.
— Сейчас у первоклассников другие условия, — с иронией произнесла Ирина. — В интернете на форуме деточки пишут, случайно увидела: надо выпить стакан воды, два раза дунуть, заглянуть под подушку — и там появится новенький красный айфон! Да, еще перепостить эту чушь три раза.
— Чего-чего надо сделать, чтоб айфон появился? Повтори-ка, я запишу.
— А Таня куда исчезла?
— Слушайте, — перебила всех Юля, — фигня получается: Таня не знает этих баек. Зуб даю. Я сама узнала, только когда в школу здесь пошла.
— Так где она, Таня-то?
— Может, переодеться пошла, она ж вся промокла. Глядите, дождище какой!
Гроза
ДОЖДЬ разошелся. Ветер ревел и налетал со всех сторон сразу. Крутые улицы превратились в водопады, площадь — в ноев потоп, дом-подкова — в зиккурат. Молнии вспыхивали, освещая его исполинские ступени.
То, что весь день пугало и путало Таню, теперь открыто обрушилось, словно требуя какой-то чудовищной жертвы. Теплый защищенный мир опять остался позади, и туда невозможно было вернуться.
Она уже вошла в двери боли, но не понимает, что должна понять! Кроме того, что надо исчезнуть из не своей жизни и перестать ее выдумывать! И что единственное существо на земле, которое ее любит, — это Моська, брошенная в саду под дождем.
Пригибаясь под встречными шквалами, по щиколотку в воде, Таня пробиралась к дому с корабликом. Моська тряслась на веранде. Деревья в саду раскачивались со скрипом и треском. Нечего было и думать укрыться в игрушечном домике.
Это был форс-мажор, упомянутый в договоре. И Таня перешагнула еще один порог — и сразу оказалась под защитой. Буря смолкла не только снаружи, но и внутри.
МОСЬКА не захотела вытираться и прошмыгнула в комнату. Таня, развесив одежду на сушилке и завернувшись в полотенце с хот-догом, пошла за ней, не включая света.
Большую гостиную озаряли молнии, причем разные — синие и желтые. Таня присмотрелась и обнаружила, что окна цветные. На витражах были желтые и голубые ирисы — такие же, как снаружи, в саду. Только живые мокрые цветы за окном пригибало и трепало ветром, а их стеклянные двойники оставались неподвижными.
Вспышки молний освещали то ряды книг в шкафу, то изгиб вазы на столе, то семейное фото в рамочке: папа, двое детей и собака, все улыбаются. Таня шла вдоль полок, разглядывая корешки, и словно возвращалась домой. Книжки — это была ее вселенная, насколько заманчиво-будоражащая, настолько мирная и родная.
На диване лежал пухлый том, утыканный какими-то листками или закладками. Таня приоткрыла обложку и разобрала в темноте знакомые имена, правда, написанные не по-английски, а по-русски: Джеймс, Ле Фaню, Блэквуд.
Один из листков вылетел, она успела его подхватить… Разобрала карандашный рисунок: тучи, молнии, кинжал, чье-то искаженное лицо с зловещим взглядом. Вложив бумажку обратно, полистала дальше.
Нашла еще одну картинку и неожиданно узнала изображенный пейзаж. Садовый лабиринт, усадебный дом вдалеке, а в центре — колонна с шаром. Ну да, вокруг этого артефакта закручен сюжет из ее любимого рассказа ужасов!
Кто-то подробно проиллюстрировал всю книжку — добротный готический сборник. К каждой истории прилагалась картинка с развевающимися привидениями, мрачными замками, загадочными силуэтами.
Моська для порядка сунула в книжку длинный нос и потрусила дальше. Нашла лестницу на второй этаж. Темнота ее не смущала.
— Мо, назад, — одернула ее Таня.
Моська, как обычно, не послушалась и только быстрее затопотала наверх. Может, скучная хозяйка все-таки с ней поиграет! Пришлось погнаться, но вредная собачонка словно растворилась. Должно быть, продолжала обследовать дом.
Таня заметила еще одну лестницу. Но здесь вроде бы два этажа. Или больше? Сидя в своем скворечнике, она мало обращала внимания на большой дом, к тому же его заслоняли деревья. Может, Моська направилась туда?
ТАНЯ толкнула еще одну дверь — и оказалась в полном, непроницаемом мраке. Впереди угадывалось гулкое просторное помещение. Бурю опять стало слышно — прямо над головой. Постепенно проступил скошенный потолок, который был изнанкой крыши.
Это чердак. Такой же необъятный, как целый дом под ним.
Моська не откликалась. Ее здесь явно не было. Таня хотела уже возвращаться, как заметила вспышки света — рубиновые, синие, оранжевые, зеленые. На секунду показалось, что включили фонарь, чтобы она не боялась тут одна в темноте. Впереди завис волшебный шар, полыхающий драгоценными огнями.
Окно — вот это что! Круглое разноцветное окошко под крышей. Оно встречало Таню каждый раз, когда та подходила к дому. Только снаружи казалось маленьким, а сейчас предстало во весь рост, с подсветкой из грозы — так вот оно какое!
Чердак сразу перестал быть мрачным и опасным. Таня по очереди смотрела сквозь каждое из цветных стекол, и ненастье стало частью декораций, устроенных нарочно, чтобы любоваться.
А потом оказалось, что чердачная дверь захлопнулась.
Таня ее подергала. Позвала на всякий случай Моську, как будто та могла помочь. Вспомнила, что мобильник вместе с одеждой остался внизу.
Незачем было сюда приезжать! Я везде таскаю за собой саму себя.
Но паники не было — наоборот, Таня странным образом обрадовалась, что попала в ловушку. Если она не может отсюда уйти, значит, не надо спускаться вниз, где выкачивается столько энергии, сколько она уже не в состоянии отдавать, где крутится это беличье колесо, которое набирает обороты и превращается в измельчитель. Теперь она еще выше, чем в доме на дереве, и, стало быть, еще дальше от бешено крутящихся ножей.
Таня села у окна, обхватив колени. Среди мельтешащего моря листвы она различала крышу своего домика, смотрела на него со стороны — и, казалось, видела там саму себя. Скорченное в три погибели существо, которое спряталось от всех, одновременно надеясь, что его все-таки найдут, примут и полюбят.
И внезапно поняла, что первый раз посмотрела на себя с сочувствием. И что это вовсе не мама глядит на нее с недоверием и постоянным требованием что-то доказать.
— НУ КАК ТУТ СНЫ — цветные?
Таня подняла голову. В чердачном мраке прыгали оранжевые огоньки. В этом не было ничего удивительного. Юля всегда появлялась в нужный момент, как в детстве на вышке.
— Я не сплю. Здесь столько неба. Если бы не буря, ты могла бы на него смотреть. На то, что происходит во Вселенной.
— Я не за этим. — Юля попинала бесформенный предмет под ногами. Это оказалось кресло-мешок, и она в него уселась. — Подходящее место романы писать. Начинай давай. Я знаю, что юбилейный кирпич готов, и банкет на той неделе. Так что теперь не увиливай. Я хочу, чтоб ты писала свою книжку.
— Я ее еще не придумала, — отвечала Таня, продолжая глядеть за окно.
— Вот я и пришла. Сейчас вместе и начнем. Ты будешь говорить, а я — писать.
Юля достала телефон и в самом деле приготовилась записывать.
— Я не знаю, что, — печально отозвалась Таня.
— Да что угодно. Главное — начать. Ну, давай: за окном хлестал дождь.
— За окном хлестал дождь, — повторила Таня.
Юля быстро настучала фразу.
— Теперь про ветер. Меня пополам согнуло, пока я от такси доползла.
— Ветер завывал на вересковых пустошах, — послушно продолжила Таня, вспомнив сборник готических рассказов.
— Во! То что надо. Поехали дальше.
— Часы на старой башне пробили полночь, — проговорила Таня, прислушиваясь к звону домашних часов.
— Готово. Вперед.
— Шляпа и мокрый плащ были брошены на потертое кресло. Двое сидели у камина и смотрели на огонь. — Таня плотнее закуталась в полотенце. — Не пойду я ни на какой банкет.
Юля перестала записывать.
Часы на старой башне пробили полночь.
— Незачем было сюда приезжать. Я везде таскаю за собой саму себя, и теперь притащила себя на дерево. Думала, что в другом месте со мной начнут происходить другие события. Но всё идет по той же схеме. Я начинаю что-то писать. Появляется волшебный помощник, ходит по пятам, ловит каждое слово, становится незаменимым. Из себя выпрыгивает, как я ему интересна. А потом оказывается, что это не так. Что я его просто придумала.
— Это тебе Гришка повсюду мерещится, — вставила Юля. — А о нем давно пора забыть.
— О нем — пора, — согласилась Таня. Помолчала. — Я не всё тебе тогда рассказала. Если бы Григорий просто заявил во всеуслышание, что ему не нравится моя писанина, это было бы его личное мнение, и всё. На которое он имеет право. Несмотря на то, что раньше говорил совсем другое. Человек может менять свое мнение. Но у нас после этого был еще один семинар. Мы разбирали домашнее задание. Тема была — портрет героя, кого угодно, просто сделать живой персонаж. И самая лучшая зарисовка оказалась у Громова. Его героиней была девица. Придурковатая цаца из богатенькой семьи. Живет в родительском гнездышке, оторванная от реального мира. Окружена прислугой, которую не знает, как зовут, и за людей не принимает. Откуда берутся деньги и чем занимается папаша, пофигу мороз. Витает в облаках, считая, что создана для занятий искусством, а в голове — манная каша.
Юля попыталась что-то сказать, Таня быстро продолжила:
— Написано всё это было необыкновенно талантливо! Новый Гоголь явился. Безвкусный дом богатого выскочки — прямо «Мертвые души». Весь семинар задыхался от смеха. Стоило приходить в этот дом каждый день, чтобы так его описать. И на девицу столько времени потратить. Юль, я не иронизирую — я представляла для него чисто профессиональный интерес. Он ходил делать наброски с натуры, как художник на пленэр. А то, что я об этом думала — моя интерпретация. Ну, что я могу представлять для кого-то ценность, а не пустое место или коврик для вытирания ног.
— Я уже знала, что он сволочь, а теперь знаю, что он сволочь в квадрате, — перебила Юля. — И это не меняет того, что о нем надо забыть и жить дальше. И я не вижу никакой трагедии в том, что тебе нужен для творчества какой-нибудь Муз мужского рода, чтобы вдохновляться. Нелогично только приводить их всех к общему знаменателю. Волшебный помощник из «Вестей» может в твою схему не вписываться.
— Говорю же, дело не в них, а во мне, — Таня обхватила голову руками и не смотрела уже ни в окно, ни на Юлю. — Это я сама аплодирую всякому, кто сыграет родственную душу! И я не Гришку забыть не могу, а уши свои развешенные. И нет у Алекса никакого знаменателя, а просто своя собственная жизнь, которая меня не касается, и женщины, которые нравятся ему на самом деле.
Юля поднялась с мешка, походила взад-вперед, попрыгала, сверкая огоньками. Остановилась.
— Я тоже тебе не всё рассказала. Мой фаворит, который меня бросил, полетел со своей новой возлюбленной на курорт, чтобы предаваться там страсти. Я пожелала ему: чтоб ваш самолет упал, и вы оба сдохли. Помнишь аварию над Египтом? Они летели тем рейсом.
Таня ахнула:
— Ну, ты же не думаешь, что это ты со своим пожеланием…
— Я не думаю. Но я пока что не могу смотреть на небо. Потому что вижу там самолет. И пока не слежу за событиями во Вселенной. А еще — прекрасно обхожусь без хипстеров в клетчатых рубашках. Мне достаточно общения с моими школьниками. Кстати, какие-то другие женщины тоже могут быть плодом твоих фантазий.
Таня встала. Спросила невпопад:
— А ты как сюда вошла?
— Через дверь, — пожала плечами Юля. Толкнула дверь — та открылась. — Хорошо, ты у окна сидела, я тебя с улицы сразу увидела. Еще бы свет догадалась включить.
Она посветила себе мобильником, нашла выключатель. Вспыхнуло сразу несколько лампочек — и подруги оторопели. Все скошенные поверхности чердака были сплошь покрыты яркими граффити. Под ногами рядами выстроились баллончики с краской.
Маскарад
ПОДХОДЯ к конторе рекламщика, Таня заметила на глухом торце здания новое граффити, на сей раз пляжное — с синим озером, старым причалом, парусами и лодками. Сзади кто-то гаркнул:
— Здрасте!
Таня подскочила. Это был участковый Гусятников. Он поинтересовался, не вернулись ли хозяева Странного Дома, выслушал отрицательный ответ, зачем-то сообщил, кивнув на настенную роспись, что сегодня-завтра во всех местах, где появляются художества, полиция собирается караулить. Спросил еще раз:
— А младший Павел не заходил?
— Марина заходила, а Павла я ни разу не видела, — повторила Таня, и он утопал.
Рядом с озером был изображен камень, а на нем нарисована свернувшаяся клубком кошка — или показалось? Бывают на граффити такие подробности? Таня вытянула шею и попыталась рассмотреть.
Над ухом раздалось:
— Здорово, Моська!
Она опять подскочила. Это был Павел, такой же тощий, веселый и растрепанный, как в день ее приезда в Белогорск.
— Здорово, мистер Бэнкси. — И заторопилась: — Слушай, тебе лучше не высовываться. Гусятников постоянно о тебе спрашивает. А сейчас они вообще облаву готовят.
— Понял, — беззаботно откликнулся Танин арендодатель, — нарисуем алиби. Да ты не парься, ща уеду. У меня тут квадроцикл. Хочешь прокатиться?
Когда-то весь город видел, как квадроцикл чуть не налетел на нее у Большого Дерева. Об этом Тане потом торопился рассказать каждый первый. Если сейчас этот дурень покатит по улице на такой тарахтелке, то сообщит о том, что он здесь, всему Белогорску.
Она кинулась следом за мальчишкой, а тот, о чем-то увлеченно повествуя, перемещался стремительными зигзагами, не разобрать в каком направлении. Таня еле поспевала следом, понимая только, что главное сейчас — уговорить его остаться невидимкой.
Они оказались на пустыре, который Таня сразу узнала, хотя ржавой парашютной вышки там уже не было. Вспомнила, что пустырь находится на задах у отделения полиции, и похолодела. Павел запрыгнул в квадроцикл, скрытый зарослями, кинул ей шлем:
— Ну что, погнали?
— Куда?
— Да на косплей же! Я сейчас о чем рассказывал? Торчишь тут в городе и ничего не видишь.
Торчишь тут в городе и ничего не видишь!
Таня сначала героически подумала, что присмотрит за трудным ребенком, а потом — пораженчески — что в крайнем случае можно позвонить Марине. Интересно, давно она поднималась на чердак в своем доме?
ПОВОЗКА взревела и помчалась какими-то окольными путями, по бездорожью, подлетая на кочках.
Когда Таня все-таки открыла глаза, то увидела вокруг себя сосновые стволы, подсвеченные солнцем. Квадроцикл подкатил к резным деревянным воротам с надписью «Эко-отель «Лесная сказка».
Павел искал место на парковке, а Таня с любопытством озиралась. Давным-давно, когда ей было двенадцать, она уже была здесь. Родители под Новый год разругались и разъехались, а их с сестрой отправили за город. Здесь она решила написать свой первый роман. Здесь первый раз смешно и по-детски влюбилась.
Летняя «Лесная сказка» ничем не напоминала зимнюю. Таня ничего не узнавала. Тогда аллеи были унылыми, пустынными — сейчас они просто кишат, причем каким-то странным народом.
Прямо перед ее носом вырос здоровенный длинноволосый детина со здоровенным молотом. Таня непроизвольно отступила. Тот, довольный произведенным эффектом, прошествовал дальше. В памяти всплыли кадры из фильма, и Таня сообщила Павлу сдавленным голосом:
— Это же Тор.
Еще одна фигура надвигалась с угрожающим видом — в черном плаще, в черной маске.
— Ну да, — подтвердил Павел, — а это — Дарт Вейдер. Классные костюмы? Пошли к большому зданию, тусовка будет там.
К стеклянному строению в конце аллеи тянулась пестрая толпа. Их обогнали несколько хоббитов, Человек-паук, другие сказочные и киношные герои. Таня только успевала крутить головой. Кажется, она попала на фестиваль или шоу.
Фигура в космическом костюме вела собаку, которая тоже была в костюме — летающей тарелке. Таня даже не сразу поняла, что это собака.
— Корабль «Энтерпрайз» бороздит просторы Вселенной! — восхитился Павел, встретил непонимающий взгляд своей спутницы и махнул рукой: — Сериал «Star Trek», деревня! «Звездный путь»! Я его в детстве пять раз пересматривал. Нашу собаку всегда мечтал так же нарядить!
— Она, наверное, сопротивлялась?
— Нет, это Маринка сопротивлялась. Ну что, не жалеешь, что поехала? Это так пока, домашний вариант, нераскрученный! — Павел, наклоняясь к Тане, перекрикивал музыку. — Если сегодня всё получится, и дальше будут собираться. Подходящее местечко, правда?
Таня закивала. Лесные декорации в самом деле подходили — для всего. Налево фэнтезийные персонажи размахивали мечами — там было Средиземье. Направо сновали ужасно знакомые подростки, круглая рожица девчонки облеплена леденцами — да это же мультик «Гравити Фолз». Детишки не просто нарядились, как Мейбл и Диппер — они разыгрывали сценку. Таня почти вспомнила, какая это серия, но Павел тянул ее дальше:
— Не потеряйся!
Она оглянулась — сценку снимают на камеру.
А навстречу цокали каблуками девушки-пони. У одной грива была рыжая, у другой — всех цветов радуги. Как там их в мультике звали?
— Маленьких цветных лошадок не бывает! — завопил Павлик, девчонки хором отвечали:
— Friendship is magic!
Таня прислушалась: одну пони зовут Алина, другую — Иринка, и поняла, что мистер Бэнкси тут ради именно этой дружбы и магии. И решила потеряться. Никуда он пока не денется, а здесь вполне безопасно.
ТОЛПА втянула Таню в стеклянное здание. Она побродила по огромному холлу, разглядывая Бэтменов, Дэдпулов и анимешек с разноцветными волосами.
Семь лет назад это сооружение было заброшенным и жутким, а теперь его привели в порядок и, по-видимому, сдают под всякие мероприятия. Где-то должно быть настенное панно — пляжники со счастливыми лицами. Тогда, зимой, оно казалось абсурдным. А сейчас вокруг столько счастливых лиц — живых, настоящих, — что нарисованные среди них просто растаяли.
Еще больше живописных персонажей оказалось в туалете. Королевы Эльзы в бальных платьях и подружки Джокера в клоунских нарядах наводили марафет, облепив зеркала.
— Помоги, — попросила Сейлор Мун, махавшая растопыренными пальцами, чтобы скорее высушить лак.
Она была в такой же коротенькой юбочке, как Таня, в матроске и с такими же, как в мультфильме, длинными локонами. Один распустился и обвис. Таня, как смогла, прицепила его заколками, девчонка в благодарность предложила:
— Давай поправлю макияж, у тебя всё стерлось.
Таня не стала объяснять, что ничего и не было. Сейлор Мун умело и быстро ее накрасила, поделилась:
— На этом пати нас, анимешников, что-то маловато совсем. Ты да я.
Тане так не казалось. Народу в фойе прибавилось. Повсюду мелькали вспышки фотокамер. Она достала айфон и тоже принялась фотографировать — косплееры с удовольствием позировали.
Где же белогорские корреспонденты? Неужели пропустили такое событие? Хотя Бэнкси говорил, что мероприятие закрытое. Но вон же профессиональные камеры с логотипом какого-то канала. Еще не поздно позвонить Кате или Кире, или всё закончится, пока они доберутся? А если у них вообще свои планы на выходные?
Таня защелкала активнее. Как жаль, что она не умеет толком снимать видео! Ни кадр выстраивать, ни выбрать правильный режим. Или камера сама его выберет? Может, все-таки попробовать? Рука трясется, всё будет прыгать — позорище…
— Можно с тобой сняться? А ты кто?
Таня не сразу разобрала, что Шрек с раскрашенной зеленой мордой обращается к ней. Тот ее приобнял, сделал селфи и продолжал допытываться:
— Ты из какого аниме?
— Сам догадайся, — загадочно предложила Таня.
Опять появился Тор. С ним был коварный братец Локи. Эти двое тоже изъявили желание сфотографироваться.
«Ты из какого аниме?» — «Сам догадайся», — загадочно предложила Таня.
Куцая юбочка вместе с макияжем Сейлор Мун сослужила неожиданную службу. Таню принимали за анимешку. Она входила во вкус. Быть кем-то другим оказалось веселей и легче, чем собой. Она больше не была тщедушной невзрачной неудачницей. Она была хрупкой и привлекательной. Возможно, это и раньше видели все, кроме нее.
Снова мелькнула матроска.
— Гляди, телевизионщики, — дернула Таню Сейлор Мун. — Я сейчас буду давать настоящее интервью!
И затрещала в подставленный микрофон о своем костюме, о том, что на хобби у нее уходит куча денег, приходится во всем себе отказывать, но она уже не представляет своей жизни без перевоплощения в разные образы.
— А вы почему занимаетесь косплеем? — бойкий журналист повернулся к Тане. — Косплей как-нибудь изменил вашу жизнь?
На Таню смотрел Гришка Громов — с отрепетированной улыбкой, не ожидавший встречи и потому не узнающий. В упор не видящий. И Таня поняла, что — да, косплей бесповоротно изменил ее жизнь.
— Косплей — это магия. Человек надевает маску — и становится собой настоящим, без комплексов. И легко может делать то, чего раньше и представить не мог.
— Всё правильно! — Сейлор Мун какое-то время бежала за Таней. — Я, так точно стала уверенной, стесняться перестала. И петь попробовала, и шить научилась! Кучу талантов в себе открыла. Во мне ж всё это, значит, и раньше было! Здорово ты сказала: творчество — это магия!
— Повтори-ка еще раз, — распорядилась Таня и включила камеру на айфоне. — Тебя еще на одном канале покажут.
Громов поджидал поблизости:
— Мы уже отсняли сюжет. Подвезти тебя до Москвы?
— Спасибо, не нужно, — ответила Таня. Пояснила: — Я здесь живу. Работаю в местном издательстве.
— Так ты не завязала с этим делом? — удивился Гришка.
— С каким делом? — не поняла Таня.
— Ну, с книжками. С литературой вообще. Мне показалось, ты решила это бросить.
Таня посмотрела ему прямо в глаза.
— Тебе показалось. У меня столько идей. Я попробовала себя в новых жанрах. А еще хочу сдать долги до начала занятий. У меня несколько заданий по круговому семинару пропущено.
Григорий молчал, но не уходил. Таня достала айфон и нащелкала, читая вслух:
— «Всё пошло не так».
— Что? — переспросил Громов.
— Универсальная фраза для начала. И для психологической прозы подойдет, и для триллера, и для фэнтези, и для детектива. Это одно из пропущенных заданий. Можно отсылать. — Таня говорила сама с собой и на Гришку уже не смотрела.
— Ну пока, — наконец распрощался он. Приостановился: — А я в Лит не вернусь. Обратно на журфак решил. Всё пошло не так. Задолбался с этой вечностью. Одно название. А журналистика — живое дело, сразу результат.
— МОСЬКА, куда ты пропала! Хочешь колы?
Павел телепортировался прямо перед Таней с бутылкой в руках.
Таня машинально взяла колу, недоумевая, кто это сейчас разговаривал с Громовым — спокойно, твердо, без блеяния, без заготовленных фраз и мучительных репетиций. Если это и правда роль, навеянная маскарадной атмосферой, то как бы с ней срастись, войти в нее и не выйти? Или это настоящая Таня выглянула из-под маски?
А что, если и Алекс надевает свои маски для того, чтобы, пока окружающие на них пялятся, быть самим собой? Как бы подловить его без масок? Вместо того чтоб упиваться мыслями, как ей одиноко, как она никому не нужна, и как бы ее опять не обидели.
— Слушай, Бэнкси, мне пора.
— Ты что, не останешься на дефиле? — удивился Павлик.
— Не останусь. А ты сиди здесь. Или мне Марине позвонить, чтобы она сама тебя спрятала?
— Нечестно! — возмутился мальчишка.
— А что мне остается? — продолжала шантажировать Таня. Потом пробовала с другого конца: — А может, ты собрался явить себя миру, чтоб все ахнули? Так никто не ахнет. Скажут: да это Павлик! а мы-то думали! Лучше оставайся загадочным мистером Бэнкси.
— Да расслабься ты, — фыркнул Павлик. — Завязал я стенки пачкать.
Волки и овцы
ВО ВСЮ СТЕНУ красовались воздушные шары. Огромный красно-белый, за ним — еще один, в форме дирижабля. И среди пышных облаков — россыпь маленьких шариков, которые то ли улетели вперед, то ли отстали.
Таня подбежала к глухому торцу здания, где еще вчера был нарисован старый причал. Не показалось! На новом граффити Белогорск выглядел географической картой, которая расстилалась внизу, под воздушными шарами. Озеро — синяя клякса, парк — зеленая.
Когда успел?! Обманул!
Таня огляделась, ожидая, что мистер Бэнкси снова выскочит из ниоткуда. Но его не было. Неужели попался?! Кажется, убеждая не геройствовать, она его только раззадорила. Таня схватилась за мобильник, чтобы звонить Марине. Еще вчера надо было!
Как будто угадав ее мысли, телефон зазвонил сам и заговорил голосом Павлика:
— Не вздумай сдать меня Маринке! Нормально всё, я сматываюсь. Зуб даю! Меня знакомые подвозят к станции. Ну, слышишь — я в машине еду. В восемь тридцать электричка. Потом вернусь вместе с отцом, как пай-мальчик. Никто не подкопается, не волнуйся.
Тане представился торт, обещанный Алексом тому, кто раскроет инкогнито малевальщика.
— Ладно. Не выдам, пока не прославишься. А ты точно уезжаешь? Или снова врешь? Сделай мне прозвон из электрички.
«Пал Палыч» поклялся.
НЕ ГЛЯДЯ ни на Таню, ни на граффити, шел рекламщик. Как удачно. И в контору не надо заходить.
— Доброе утро, — окликнула Таня. — А я к вам за расчетом. Я больше не планирую у вас работать.
Рекламщик даже не повернулся, пришлось подойти и повторить. Он поднял усталый взгляд:
— Тебе чего?
Таня, успевшая порадоваться тому, что спокойный твердый голос в ней снова «заговорил», сказала уже менее уверенно:
— Зарплату за месяц.
Ответ ее изумил:
— Какую зарплату?
Таня окончательно смешалась, не зная, какой из вариантов правдоподобней: рекламщик хорошо погулял в выходные и еще не пришел в себя; случилось какое-то несчастье, и он выпал из реальности; сама она так преобразилась, что ее не узнать. И зачем-то продолжала объяснять, как будто он сам не знал, что она у него работала, что месяц закончился и пора расплатиться.
Рекламщик поднял измученный взгляд к небесам и изрек:
— Да я вообще первый раз тебя вижу.
И Таня наконец поняла, что ее кинули. Что у нее нет договора, вообще никакой бумажки, подтверждающей, что этот тип ей что-то должен.
В глазах сначала потемнело, потом зарябило: бесконечные вереницы синих и красных РАСПРОДАЖ, бесчисленные столбы и доски объявлений. И каждое испорченное утро, когда она вскакивала ни свет ни заря и неслась, не успев позавтракать, чтобы только не выглядеть необязательной, недисциплинированной…
А рекламщик, увидев, что она не собирается от него отставать, неожиданно переменил тактику и окликнул проходящего мимо полицейского:
— Вот она! Да вот же она! Скорее сюда! Это она рисует на стенах! Я сам видел! Это она!
Несколько человек остановились. Подтягивались другие прохожие, рассматривали рисунок, спрашивали, что случилось, у остальных.
Полицейский вопросительно взглянул на Таню, она пожала плечами и сказала, что дяденька пошутил. Рекламщик стоял на своем. У Тани попросили документы. Выяснилось, что она их с собой не носит. Последовал вопрос, кто она и куда направляется.
Таня посмотрела на часы. До отхода электрички оставалось несколько минут. Плевать на рекламщика. Пусть Бэнкси сначала уедет.
Человек из ресторана
ПАРОВОЗИК на стене «Забавушки» засвистел, часы зазвонили. Юля взяла свой апельсиновый коктейль и, хотя утром многие столики пустовали, направилась к тому, который был занят.
Алекс, в спортивной майке с надписью «Олимпиада-80», видимо, тоже после пробежки, потягивал смузи.
— Мой дед такую же донашивает, — сообщила Юля. — Привет. Ты не знаешь, где Таня?
— У деда наверняка аутентичная, а у меня — подделка. Привет. А почему я должен знать, где Таня?
— Нипочему, — мгновенно среагировала Ю-2. — Показалось. Вы вроде одна команда.
— Да, интересный мы проект закрутили, практически из ничего.
— А в НИИ тебе неинтересно?
— Не-а, — беззаботно отвечал Алекс, — давно уже.
— Ну так свали оттуда. Найди креатив.
— Зачем сваливать, если платят? И креатива навалом — в местных медиа. А я с какой целью тебя интересую?
— Мне рассказали, что ты местный донжуан. Пытаюсь рассмотреть, чего в тебе такого донжуанского.
И Юля начала сверлить собеседника взглядом. Алекс привстал и развел руки в стороны:
— Мне что, пройтись по подиуму? Ты правда думаешь, что я коварно уволок Танечку куда-нибудь за город, в тайное место?
— А почему бы и нет? — возразила Юля. — Или ты только боевой товарищ? Брат по оружию? Может, тебе вообще на помогающую профессию переключиться? Няня, социальный работник.
Алекс задумался.
— Ты в семье старшая или младшая? — задал он неожиданный вопрос. — Или вообще единственный ребенок?
— Старшая. Брательник есть, на год младше.
— Ага, значит ты вряд ли помнишь, как он появился в доме. А я помню, как мою Катьку принесли, и я поразился: какая она крошечная по сравнению со мной, какая беспомощная. Но тут же понял, что это не так. Моя сестра — отчаянно самолюбивая девица, и такой была с рождения. Всю жизнь пыталась доказать, что ей не нужна моя помощь ни при каких обстоятельствах. И все женщины вокруг были точно такими же: в школе, в семье… ну и так далее. Железные леди. Еще вариант — артистка, изображающая нежную лилию, а на самом деле — конь с яйцами. И вот я вижу первый раз существо, которому действительно нужна поддержка. Которое не имитирует беспомощность, с тем чтоб накинуть на меня аркан покрепче…
— Ну, ты, блин, растрогал! Я прям Фрейдом себя ощущаю. — Юля шумно вытянула соломинкой последние капли коктейля. — И к чему мы пришли в результате психоанализа?
— Я что, должен сделать заявление о намерениях? — озадачился Алекс. — А почему публично? Почему тебе? Слушай, а почему ты спрашивала, где Таня?
— Потому что ее телефон вчера весь день не отвечал. И в домике на дереве пусто.
— Ну и что, это повод беспокоиться? Что с ней может случиться? Ее вон даже привидения оберегают.
— Гляди, толпа собралась, — Юля повернулась к панорамному окну. — Милиция-полиция. Нет, ты только посмотри! Там — наша Таня!
Исповедь хулигана
ПРОТОЛКНУВШИСЬ к подруге, Юля обнаружила, что полицейский о чем-то строго спрашивает, а Таня молчит, как партизан.
— Это она стенки портит, — тараторили над ухом, — поймали наконец.
Что за чушь? Однако Юля быстро поняла, что чушь всем вокруг кажется убедительной, и попробовала высказать здравую мысль:
— А краски где? Она что, пальцем рисовала? А она не слишком чистенькая для этого занятия?
В толпе тут же заговорили о том, что действовала целая команда.
— Да это не она, — еще раз возмутилась Юля.
После этого ее причислили к сообщникам, а Таня попросила ее взглядом замолчать. Юля сообразила, что ее вмешательство контрпродуктивно. Оставалась надежда, что Алекс лучше организует подмогу. Кстати, где он?
— В чем дело? Почему вы задержали мою сотрудницу?
Толпа расступилась, пропуская разгневанную Ирину в сопровождении Алекса. Теперь уже полицейский объяснял, в чем обвиняется девушка без документов, что есть свидетель, и что она же ничего не говорит!
Ирина перевела взгляд на Таню, та — на часы. Вслед за этим булькнул мобильник. И Таня раскрыла рот:
— Какой свидетель?
Рекламщика не было. Он вовремя растворился в толпе.
Таня с запозданием подумала, что вообще-то у них имелись общие интересы: она мечтала избавиться от него, а он — от нее; ей не нужны были его три копейки, а он не хотел их платить. И если бы она раньше осмелилась и перестала быть честной и исполнительной, это обернулось бы только к лучшему.
— Я, как все, смотрела на новое граффити, — объяснила она. — Снимки делала для газеты.
— А вы могли сразу это сказать? — укорил блюститель порядка.
— Я испугалась, — честно призналась Таня.
Толпа начала расходиться.
— А ты где вчера пропадала? — спросил Алекс.
— За город ездила… с одним знакомым. В одно потрясающее место. Там был косплей. Если нужно — я сделала фотки… и видео.
Ирина, Алекс и Юля склонились над ее айфоном.
— Супер! Вот здорово, что ты туда попала. Частная вечеринка, а какие масштабы! Всё как у больших. Какие костюмы! Пойдемте на большом экране всё рассмотрим?
И Танины коллеги зашагали в редакцию. Выходной превращался в планерку. Таня вспомнила, что так и не успела сфотографировать граффити, обернулась и щелкнула.
— Вот бы эти шары не закрасили! Иллюзия, как будто сам летишь.
— А что, идея! — вдохновилась Ирина. — Ромочка, давай устроим корпоративный полет, отметим победу. Мне по секрету пересказали хорошую новость: министерство отклоняет этот проект с мусорным заводом. Наша взяла!
Ромочка, ее муж-воздухоплаватель, критиковал недостаточно детальное изображение аэростатов, но наконец сдался, признав, что краски из баллончика — не живопись на холсте. Другая техника. Это был тот самый «начальник», который встретился Тане в редакции в первый день.
— Ты уже позавтракал? — спросила Таня Алекса. — Тогда я приглашаю тебя пообедать.
— О, сюжет продвигается, — обрадовался Алекс. — Это Она приглашает Его?
— Нет. Это я приглашаю тебя.
Пропавшая грамота
ШАРЫ не замазали. И красно-белый, и дирижабль победно реяли над нарисованным Белогорском. Таня посматривала в редакционное окно и радовалась, что гастарбайтеров больше не присылают.
Моська скромно сидела под столом. Она вышла на работу вместе с хозяйкой. Из-под соседнего стола вылез малыш в комбинезоне — не разобрать, мальчик или девочка — и приставил свой нос к собачьему.
— Ты кто? — спросила Таня.
— Саша, — был ответ. Понятнее не стало.
— Ирино чадо, — пояснила Кира. — Вообще его держат в зоопарке. То есть, у них дома целый зоопарк. Кто там у вас — индюки, кролики?
— Кролик Бильбо, игуана Бестия, кот Кукиш, крыс Шумахер, хорек Фуська, голуби Зорро и Гуля, а у рыбок нет имен, — перечислил малыш и снова скрылся под столом.
Они с Моськой вышли на охоту и начали обследовать все норы в помещении, проползая между столами, стульями, проводами, коробками и бумажными завалами.
Таня разложила свежие номера и, не удержавшись, еще раз полюбовалась на свои снимки: граффити с шарами, лесной косплей. Перевернула страницу, рассмотрела Маринину иллюстрацию к роману — нет ли чего-нибудь общего со стилем братца. У них ведь это семейное. Зацепилась взглядом за текст. Озадачилась. Углубилась.
— Ага, затянуло все-таки, — торжествовала Кира. — Я так и знала!
— А этот роман, — запинаясь, проговорила Таня, — откуда он взялся?
Нет. Это я приглашаю тебя.
— Там написано Кассандра Остин, якобы сестра Джейн Остин, знаменитой писательницы, и что рукопись случайно обнаружили на чердаке. Так вот, — охотно объясняла Кира, — никто там ничего не обнаруживал и не очищал от слоя пыли. Мы это всё придумали. Мы просто не знаем, кто автор. Кто-то из современных. Нам Катина знакомая переслала этот файл, а там только текст был, без подписи, без контактов.
— Какая знакомая?
— Да я не помню. Она никак не могла связаться с автором — телефон не отвечал. А потом сама уехала куда-то, и след потерялся. Книжку не выпустишь. А чтоб добро не пропадало, Ирина решила пропустить через газету. Придумали английский псевдоним, занятную историю про сто лет в архиве. Авантюра чистейшей воды! Я говорю: по судам затаскают. А она: литературная игра, мы всё объясним, гонорар заплатим. А я: автор появится — руками будет махать!
— Не будет, — заверила ее Таня.
«Загадка юной леди», всё время вызывавшая рвотный рефлекс, была ее «Тихой гаванью».
— КАКАЯ прелесть эти таксы! — восклицала Ирина.
Редакция заполнялась сотрудниками. И вместо того чтобы приниматься за дела, все играли с Моськой. Алекс возмущался, что в белогорском общепите дискриминация — выпроваживают клиентов с питомцами. Хотя в Москве ни собачьими, ни кошачьими кафе никого давно уже не удивишь.
— Если я с девушкой пришел, а у нее собака, мне их что — обеих в гардеробе оставлять?
— Идея — надо открыть собачье-кошачье кафе! — загорелась Ирина. — Как я только сама не додумалась!
— Когда был Год Кролика, — поведал Тане Серега Ларионов, — народ в зоомагазинах раскупал живых кроликов на подарки. А после Нового года они, соответственно, становились неактуальны. И на улицах встречалось много выброшенных кролов. Некоторые замерзали по обочинам. Я сам одного нашел и никуда приткнуть не мог — у нас собака грозилась его слопать. Короче, Ирина взяла. А теперь угадай с трех раз, что было на Год Крысы, Год Тигра и Год Дракона! Правда, у нее и игуана натуральная есть!
Таня вспомнила восточный календарь. В перспективе голубевский зоопарк должен пополниться обезьяной, петухом и мини-пигом.
А может, сотрудники Ирины — продолжение ее зоопарка? По крайней мере, ее, Таню, подобрали на крыльце, где она громко мяукала, и взяли в питомцы без резюме и рекомендаций.
Надо было приниматься за объявления, но взгляд то и дело перебегал с монитора на роман.
«Прости, пожалуйста. Я тебя забросила. Я совсем тобой не занималась. Тратила время на что угодно, на козу и корову, ставила им всем запятые — а ты валялся тут, один, без меня».
Роман тоже смотрел на нее. Набранный газетным шрифтом, он выглядел совсем иначе — словно подросший ребенок, вернувшийся с каникул. К тому же буквы и строчки зашевелились: поехали в разные стороны куски, которые надо поменять местами — сократить — переделать… Оторваться от «Юной леди в тихой гавани» было почти невозможно.
За окном загорелась ослепительная точка. Таня присмотрелась — и сделала еще одно открытие: «домик Карлсона» — есть. Он не померещился! Стеклянный кубик, выхваченный солнцем, вспыхивал, словно маяк, среди монотонных этажей.
В родном углу
ТАНЯ строила мост в пустоте. Она бросала перед собой сгустки света, которые сразу же становились буквами, и шла по вырастающей дуге, висящей в темноте без опоры.
Одновременно она пыталась прочитать рождавшееся слово, но не могла увидеть его со стороны. Однако свет настойчиво бил в глаза — и Таня начала догадываться, что это еще один солнечный день.
И проснулась.
ЭТО было блаженное ощущение. Не нужно никуда торопиться! Не нужно подпрыгивать и нестись по городу с рекламой! Но тут готовно подпрыгнула Моська, казалось бы, спавшая мертвым сном, и сбежала по лестнице. И Таня решилась на то, что можно было сделать еще в первый день — последовала за ней.
Ирисы уже отцвели, и пространство между деревьями заполняли колокольчики и незабудки. Высокие голубые люпины группировались в подобие клумб, а прочая мелочь росла привольно. Должно быть, без присмотра хозяев сад «распустился».
Заросли скрыли дорожки, и Таня шла наугад. Моська уверенно ныряла среди этих джунглей и оглядывалась, приглашая играть в прятки.
Внезапно Таню остановил взгляд. И был он каким-то знакомым. Среди листвы горели два больших желтых глаза.
Со стойким ощущением дежавю она приблизилась к старому дереву с треснувшей корой — на сердцевине ствола был рисунок. Почему-то вспомнились Юлины стражи. Сад был населен разными существами. И она уже догадывалась, кто их ими населил. Она бы теперь не удивилась, даже обнаружив льва и ягненка.
Но в самом дальнем углу оказалось нечто более неожиданное. Там лежала большая собака. Светло-серая, пятнистая, она свернулась клубком и спала. И не проснулась ни от Таниных, ни от Моськиных шагов.
Приблизившись, Таня долго рассматривала округлый гладкий камень с искусным изображением. Потом вспомнила семейную фотографию в большом доме. Потом поняла, почему каменная кошка у озера бодрствует, а эта собака — спит.
ОНА вернулась к своему дереву и присела на нижней ступеньке, глядя новыми глазами на сад, который принял ее и охранял всё это время, и передавал ей свои силы, терпеливо ожидая, когда она готова будет выйти из укрытия, и спуститься на землю, и сделать еще один шаг, и еще один, и еще. А она только сейчас почувствовала в нем родную душу.
Таня затихла и прислушалась к тишине в себе, чтобы вытянуть оттуда еще что-то скомканное и очень важное. Но мысли повернули в другую сторону. В несколько разных сторон. Надо купить банкетное платье. Посоветоваться с мамой или Ольгой, они понимают. И розовый зонтик. И еще — научиться как следует водить машину и обращаться с видео.
Тишину нарушил телефон. Литинститутский мастер подробно объяснял, что у журналистики только один плюс — она может приучить к дисциплине, а надолго в ней застревать писателю ни к чему.
Одновременно прилетела эсэмэска: «Я нашел портрет Альда Мануция!».
Облако в штанах
ТЕЛЕФОН зазвонил во время урока. Неизвестный номер. Юля собиралась проигнорировать, но все-таки ответила. Голос, показавшийся знакомым, возвестил:
— Я Танина мама! Вы та самая Юля, с которой когда-то дружила моя дочь? А вы не знаете, где она? Я подумала, может, она в Белогорске… Слава богу! Сейчас подъеду!
Вот блин, подумала Юля. Может, Таню поскорей предупредить?
Но у калитки уже шуршала машина.
— Как вы быстро, — подивилась Ю-2.
«Переживает, волнуется. Хочет мириться. Придется звонить».
— Да я тут мимо проезжала. У меня деловая встреча поблизости. Недвижимость в вашем районе. Помнишь, мы гуляли мимо здешних особняков, я тогда еще заинтересовалась…
Звонить не обязательно, успокоилась Юля. Отбой. Никакой спешки.
Танина мама вспорхнула на крыльцо и, закатив глаза, пригубила предложенную минералку. Она совсем не изменилась — разодета была, как на бал.
— Юля! Как ты изменилась! Какая прическа! Как тебе идет! Я давно хочу такую же, но никак не отважусь. Извини, что налетела. У дедушки урок? — Она понизила голос.
— У меня урок, — отрапортовала Юля.
Танину маму по-прежнему восхищало всё, что она делает:
— Ну, конечно! Как может быть иначе! Ты вся в делах.
— Да на учебу зарабатываю, — открестилась Юля. — А то валялась бы на пляже.
— Ну, я не буду мешать! Где же эта Таня? Кстати: если напряженка с финансами, могу подбросить. Никаких проблем, не стесняйся.
Что-то в них есть и общее, признала Юля.
— Спасибо, я справляюсь. Я еще в НИИ устроилась. Один знакомый говорит, там скука смертная, но я решила поскучать. А то веселюсь тут со школьниками, надо сбалансировать. А Тани нет, — Юля развела руками. — Она сейчас недоступна. Она, можно сказать, на небесах. Да вы не пугайтесь. У нее корпоратив — они на воздушном шаре катаются.
— Корпоратив? Она что, действительно на практике?
— Ну да, она здесь в издательстве работает. И кстати, живет не у нас.
— А я паниковала! Ты не представляешь! Домашний водитель отвез ее к сестре, и я была в уверенности, что она у Ольги. И вдруг — через месяц! — выясняется, что там ее нет. А Ольге она сказала, что едет куда-то на практику. Та думала, что мы об этом сами знаем, и ничего не говорила. Короче, ее нигде нет! И не звонит, не пишет! Мой номер, конечно, заблокировала. Кошмар какой-то! Я начала всех обзванивать — ее однокурсницы не знают ничего. Мне уже всякие ужасы мерещились, что она опять залезла на какую-нибудь вышку. Мы вообще-то повздорили при последней встрече. Наговорили друг другу всякой чепухи…
— А если не секрет, вы сколько за ее институт заплатили? — ввернула Юля.
— Да нисколько мы не платили! Она же поступила на бюджет.
Ю-2 напомнила:
— А как же взятка?
— Какая взятка? А, я это ей так сказала, сорвалось. Она меня достала! Я была в ужасе, что она бросает второй институт. А потом подумала, что вот и хорошо — чем раньше оставит эту блажь, тем скорей начнет жить, как нормальные люди. А что?
— Да ничего.
— Как удачно я здесь оказалась! Прямо гора с плеч. По крайней мере, посмотрю, в каких условиях она здесь обитает…
«Лучше этого не видеть», — сообразила Юля. Танину маму нельзя нейтрализовать, но можно попытаться выиграть время. Она глянула на часы:
— Что-то мой следующий ученик запаздывает. Неужели дачники уже поперли из Москвы?
— Уикенд! Пробки! — очнулась Танина мама. — Моя встреча! Мне надо спешить. Я не могу ее дожидаться. Знаешь, Юля, — замялась она уже у калитки, — ты передай, пожалуйста, что я заезжала… выбери какой-нибудь подходящий момент. Не думаю, что эта новость сильно ее обрадует, но все-таки.
Машина отъехала.
ЗАЗВОНИЛ телефон. Номер на этот раз был знакомый, голос — тоже.
— Ты знаешь, что я вижу с облаков? Нашу карту! Ты помнишь нашу карту? Всё точно так же выглядит! Мосты, улицы, аллеи в парке! Я каждый дом узнаю! И твой, и мой, и тот, где мы жили тем летом! Даже показалось, что мамина машина проехала, представляешь? А теперь мы летим над озером! Жаль, всё скоро закончится!
— Не волнуйся, — великодушно произнесла Юля. — У меня хорошие новости. Сегодняшний день на секунду длинней, чем обычно. Подарок от Вселенной. Лови секунду!
[1] О Кате и Алексее Перехватовых читайте в романе «Катя» («Взрослые дети»).
[2] Читайте о ней в мини-романе «Ирина и Лена» («Золотое кольцо»).
Читайте в авторской серии «Знакомые лица»
А какие события происходили, когда Таня в первый раз оказалась в Белогорске? Правда, не в самом городе — он вплотную окружен лесом, а там расположился отель «Лесная сказка». Под Новый год в нем собралось разношерстное общество, а самой странной была длинноволосая девица, которая не хотела ни с кем разговаривать.
/
Сегодня мы с Лизой забрались в здание старого санатория. Большое, стеклянное, выглядывает из-за деревьев, как привидение. В жизни бы не поверила, что буду лазить по заброшенным домам. И вдруг раздался чудовищный хохот! Звуки заполнили всё здание до потолка, и переполнили, и летали от стены к стене. Я схватилась за Лизу и зажмурилась.
Читайте в авторской серии «Знакомые лица»
Старинная усадьба так и не смогла превратиться в музей и осталась сама собой — с особенной тишиной в залах, с неясными тенями в потускневших зеркалах. А кружевная девушка в длинной юбке, кажется, сошла со старых картин
Аня привыкла к постоянству в своей жизни. К тому же она «отличница», которая переживает, если что-то сделала не на «пять», а на «четыре». И вдруг всё рушится — она оказалась без любимой работы, мужа и сына одновременно. Нет-нет, все живы-здоровы, просто решили, что обойдутся без нее. Как научиться жить по-новому?
/
…Аня, Лизина сестра, возникла в прихожей, «дыша духами и туманами» — о ней всегда хотелось так сказать. Такая же тонкая и гибкая, как Лиза, с такими же длинными, свободно сбегающими русыми волосами, она казалась более хрупкой и почти прозрачной.…
Читайте в авторской серии «Знакомые лица»
Золотой флюгер в виде кораблика и цветные витражи — из-за них этот дом называют Странным Домом.
Однако его любят не только обитатели, но и их друзья.
А для Марины, растущей без матери, ее друзья — это часть семьи, часть жизни. Они неразлучны и в школе, и после уроков. С ними и неприятности не так уж неприятны, а больше похожи на приключения.
И вот появляется новый знакомый — или это первая любовь?
/
Больше всего Марине хотелось крепко-крепко его обнять, но она могла только неподвижно стоять и улыбаться. Раз у них теперь другой статус, это неуместно. Если только происходящее все-таки не сон, не сказка, не хохма. Но Ник стоял перед ней и никуда не исчезал. И еще — они не ссорились. Они не говорили друг другу никакой ерунды. Он не выпендривался, она не раздражалась.
Читайте в авторской серии «Знакомые лица»
В дорогу, в дорогу! Лето — пора путешествий. Именно ветер странствий позволяет забыть о проблемах и снова признать, что жизнь хороша. В поездке по городам Золотого кольца неожиданно встретились две семьи из Белогорска — молодая пара и мама с сыном-подростком. Что потянуло их в дорогу? Желание полюбоваться русской стариной — или уехать от проблем? И что они привезут из путешествия — впечатления, сувениры, новые знакомства? А может, новый взгляд на себя и друг на друга?
/
И Ирина придумала эту поездку по Золотому кольцу. Всего четыре дня. Она и он, и никого больше. Демократичная автобусная экскурсия. Никакой пошлой заграницы — своя, русская старина. Сергиев Посад, Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский — ведь прелесть! Можно полностью сменить обстановку, расслабиться, переключиться. Главное — ни одного знакомого лица!
Читайте в авторской серии «Знакомые лица»
Шестилетняя девочка оказалась совсем одна посреди улицы в чужом городе. Бабушка привезла ее в поисках отца, о котором известны только имя и фамилия.
Неожиданно старушке стало плохо, и ее увезла «скорая». Но совершенно чужие люди берут на себя заботу об Алине, мало того — проникаются к ней симпатией.
/
Аркадий не страдал ностальгией по ушедшей юности. Он всё время мчался вперед, стараясь непременно прыгнуть выше головы. И впервые ощутил себя адекватно, когда уже прыгнул и прыжок удался. Да, ему уютно в своих тридцати, и он с неприязнью вспоминает свои двадцать, «нашу бедность». И вдруг оказалось, что прошлое не прошло.
Все книги из авторской серии «Знакомые лица» доступны в электронном формате в интернет-магазинах Amazon.com, Литрес и всех его магазинах-партнерах, в том числе Ozon.ru, ТД «Москва» (moscowbooks.ru), Google Books (books.google.ru), Bookz.ru, Lib.aldebaran.ru, Bookland.com, на витринах мобильных приложений Everbook, МТС, Билайн и др. Бумажная версия — в магазине Ozon.ru. Бумажная и электронная версии — на сайте книги /.
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Таня», Татьяна Александровна Краснова
Всего 0 комментариев