«Таблетка от старости»

Таблетка от старости (fb2) - Таблетка от старости (Карьеристки) 916K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ирина Николаевна Мясникова

Ирина Мясникова Таблетка от старости

Все, что ни делается, делается непременно к лучшему – гласит народная мудрость.

Вот интересно, если вы вдруг узнали, что ваш муж, с которым вы прожили в любви и согласии более двадцати лет, отправился совсем не в служебную командировку, а наладился в город вечной любви Париж вместе со своей любовницей? И это не какие-нибудь сплетни, досужие домыслы и фантазии, а вполне себе установленный факт. Даже фамилия любовницы известна. Это как? К лучшему?

При этом вы смотрите в зеркало и понимаете, что любовь все-таки штука взаимная. Ведь в зеркале вы обнаруживаете отнюдь не русалку, которой были когда-то, а вполне себе пупырчатую жабу. Расплывшаяся фигура, седые волосы, забранные в нелепый пучок простецкой пластиковой заколкой, морщины, тусклые глаза и вот это, ну, то что можно обозначить апофеозом всего этого безобразия – безразмерные тренировочные штаны с вытянутыми коленями. А ведь когда-то, кстати, еще совсем недавно, вы были успешной, красивой женщиной с широкими интересами. Вы занимались бизнесом, посещали концерты и выставочные залы. Сейчас же вы посещаете гипермаркет и радуетесь скидкам по акциям. И добро бы жили вы в нищете и являлись тем, что в народе называется «голь перекатная». Так нет же! Вы, можно сказать, если и не богатая, то зажиточная такая женщина, просто отчего-то решившая повиснуть на кресте. Кресте домашнего хозяйства.

Именно такое вот безобразие приключилось с Верой Жеребовой, в девичестве Тихоновой. Первым делом, получив известие о предательской измене супруга, она, конечно, собралась сигануть с балкона, потом справедливо решила, что такого удовольствия коварному изменщику Жеребову и его полюбовнице она ни за что не доставит. Это пусть в кино девчонки с балконов прыгают, а Вера задумала отомстить. Как? А как это положено у девочек? Разумеется, она опять станет молодой красавицей и заведет себе любовника! Вот! Благо деньги на возврат былой красоты у Веры имелись. Деньги коварного изменщика на многочисленных карточках, к которым у Веры был безграничный доступ. Ну, и сейф какой-никакой с иностранной наличностью в доме располагался. Как без сейфа-то? А кроме денег у Веры имелись еще и хорошие знакомые за рубежами родины. Ведь где еще, как не за рубежами нашей прекрасной родины, медицина так рванула вперед, что вот-вот таблетку от старости изобретет?

За красотой и молодостью Вера отправилась не куда-нибудь, а в специальную итальянскую клинику, где её мучили диетами, фитнесом, массажами, уколами и даже скальпелем. Вера мужественно терпела все экзекуции, не зря же говорят, что красота требует жертв. То есть, боли и денег! Красота вернулась, а Вера передумала мстить мужу. Вот скажите, зачем мстить постороннему человеку? Слишком много чести! Вдали от дома с его кастрюлями, домашними заготовками, парниками и грядками, с ежедневными мыслями, чего бы еще вкусненького приготовить, с поисками экзотических рецептов и прочими домашними заботами Вера вдруг поняла, что практически профукала свою жизнь. И не оттого ли она так наплевала на себя, что муж давно перестал ее любить? Или это все же она перестала любить его и придумала себе подвиг домохозяйки, чтобы как-то оправдать совместное сосуществование?

Вера всерьез задумалась о разводе.

«Надо не любовника заводить, а жизнь менять, и тогда уж точно все будет хорошо! В смысле, сделается к лучшему», – думала она, глядя на себя в зеркало. Там она видела молодую энергичную и очень красивую женщину, у которой жизнь еще только начинается. И неужели смыслом жизни этой замечательной женщины может стать примитивная месть супругу? Да, бог с ним, с Дмитрием Ивановичем Жеребовым. Пусть катится на все четыре стороны, а Вера пойдет своим путем. И не будет бояться. Ведь там на ее пути еще много всего интересного и хорошего.

Более того, за время, проведенное в итальянской клинике, Вере пришла в голову блестящая мысль, устроить подобную клинику дома, в России, где-нибудь под Питером. Чтобы любая дамочка, оказавшаяся в ее положении, смогла собрать вещички, положить на прошлое кирпичик и отправиться на реабилитацию. Такая вот Перезагрузка!

Когда Вера вернулась из Италии, она отправилась жить на «дачку». Дачкой в семье именовался километр загородной недвижимости на двух с половиной гектарах соснового леса. По телефону она объявила супругу, что намерена с ним разводиться. Конечно Дмитрий Иванович Жеребов тут же примчался, но увидев Веру, остолбенел, даже рот разинул. Вера получила огромное удовольствие от его рожи. Небось, лахудра, с которой он в Париж мотался, родной жене и в подметки не годится. Еще бы, видать молодость является главным достоинством этой выдры! В том, что выдра моложе неё, Вера не сомневалась. Все они одинаковые пни эти старые. Кризис среднего возраста у них, видите ли, вот они за молодых баб и хватаются. Думают, молодая девка навроде таблетки от старости. А старый друг-то в результате оказывается лучше новых двух! Кроме того, ты еще найди такую дурищу, которая как жена, будет вокруг тебя скакать, пылинки сдувать, котлетки тебе жарить да рубашки и носки наглаживать! «Доширак» – вот, Жеребов, теперь твой горький удел! «Доширак» и «Галина Бланка» – буль, буль! А по праздникам «Магги» на второе.

Но больше всего Веру порадовало то, что при виде супруга сердце её не встрепыхнулось и не ёкнуло. Ну, ни капельки! Вера не испытала никаких чувств, кроме злорадства. Она смотрела на него, как на чужого, хоть и весьма симпатичного мужчину и тихо радовалась тому, что он ей теперь уже абсолютно не интересен. Ни он, ни его проблемы, ни его потенция, из-за которой в свое время она прозвала его Сельдереем. Ведь, как нас учит народная медицина, сельдерей – первое средство для улучшения мужской потенции. Уж с чем, с чем, а с этим делом у Жеребова Дмитрия Ивановича всегда всё было в порядке.

После развода Вера решила взять свою девичью фамилию Тихонова. Её не остановила даже необходимость менять при этом кучу документов, для чего пришлось постоять в огромных очередях. Просто Вере ни минуты не хотелось оставаться Жеребовой и даже вспоминать о том, что она когда-то ею была. Любой намек на принадлежность бывшему мужу раздражал Веру неимоверно. Она хотела начать жизнь с чистого листа, чтобы ничего не напоминало ей о постигшем её безобразии.

Сын Петруша к разводу родителей отнесся на удивление спокойно и к большой Вериной радости лишних вопросов задавать не стал. Ну, не объяснять же ребенку, что папа был пойман мамой на измене. Не говорить же сыну, что отец его козел и бабник.

Однако Дмитрий Иванович Жеребов, похоже, разводиться категорически не желал. Предлагал Вере деньги в неограниченном количестве и пытался всячески загладить свою вину. Но Вера настояла на своем. Причем требовала раздела совместно нажитого за годы семейной жизни имущества строго пополам. Тютелька в тютельку. «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей врагу не отдадим»! Под имуществом кроме квартир, машин и загородного дома Вера понимала еще и довольно прибыльную фирму своего супруга.

Некоторые дамочки при разводе пальцы растопыривают и давай хватать все подряд, что не приколочено, совершенно забывая об основном источнике всего этого изобилия. Вера же в свое время бизнесом занималась довольно успешно и имела об этом бизнесе кое-какое представление, поэтому при разводе оттяпала у супруга в первую очередь пятьдесят процентов акций его предприятия, а потом уже и машину марки «Лэнд Крузер», и любимую «дачку» площадью тысячу квадратных метров. Причем метров не простых, а нафаршированных всякой дорогущей хренью. Надо сказать, что Дмитрий Иванович Жеребов при отъеме у него имущества сопротивлялся несильно. Чувствовал, собака, свою вину. Единственное, о чем попросил, чтобы Вера не встревала в бизнес, и обязался отчислять ей причитающиеся дивиденды в размере пятидесяти процентов от прибыли.

Встревать в бизнес Дмитрия Ивановича Жеребова Вера не собиралась. Первым делом после развода она продала любимую «дачку» и купила пригородный пансионат, в котором и решила оборудовать клинику в точности, как в Италии. Благо, еще будучи там, заручилась поддержкой у итальянских товарищей, а так же договорилась о поставке мудреного медицинского оборудования и покупке разных методик похудения и очищения измученного невзгодами женского организма.

Конечно, сын Петька доложил отцу про грандиозные Верины планы, и бывший супруг тут же примчался на уже проданную Верой «дачку».

– Верусик! Ну, какая клиника? – причитал он, пританцовывая вокруг Веры, упаковывающей свои личные вещи. – Ты же в медицине совсем не Копенгаген.

– Тамбовский волк тебе Верусик! – Вера, как никогда, была уверена в правильности своих действий, а мельтешащий перед глазами Сельдерей вызывал у нее раздражение. – Много ты понимаешь, в чем я разбираюсь, а в чем нет.

– Ты бы хоть ресторанчик какой-нибудь открыла, или там кафе, ну, или столовую вкусной и здоровой пищи. Это же твое! На худой конец кулинарный журнал можно учредить. Я тебе помогу. А тут клиника!

– Слушай, Жеребов! – назвать бывшего супруга Димой или Сельдереем у Веры язык не поворачивался. – Поможет он мне! Ну, чем, скажи, ты мне можешь помочь?

– Советом. – Бывший муж преданно заглянул Вере в глаза. – И материально тоже могу помочь. Я ж не жадный.

Вера хмыкнула.

– Иди ты со своими советами. Ты, вон, уже мне как помог. – Вера обвела руками уже чужую пустеющую «дачку». – Двадцать лет моей жизни просрал. Убирайся к черту.

– Вер, ты не понимаешь. В медицине там такая конкуренция! Между своими, заметь. Скоро клиник этих и институтов красоты будет, как парикмахерских. В любом подъезде. У каждого врача своя клиника. А тут ты, откуда ни возьмись. Домохозяйка бывшая. Да тебя сожрут вместе с твоей клиникой.

– Небось подавятся, – смело заявила Вера, однако мысль, высказанная бывшим мужем, её насторожила. – Дело сделано. Отступать некуда.

– Как некуда? Еще как, есть куда! Ты ж еще можешь там в пансионате этом какой-нибудь гастрономический отель учудить. Для гурманов, например. А что? Да, к тебе гурманы валом повалят. Опять же журнальчик кулинарный на этой базе. Это ж золотое дно будет. Можешь меня взять в компаньоны. Я буду тебе сподвижником.

– Обойдусь, как-нибудь. – Вера вытолкала Дмитрия Ивановича Жеребова за дверь и задумалась: «А ведь он прав! Я же дело это только как потребитель, на своей шкуре испытала, а кухню-то изнутри и не знаю. Надо бы мне как-то сподвижниками и соратниками от медицины обзавестись. Но, где же их взять?»

Действительно, среди знакомых Веры Тихоновой медицинских работников не было. Ни одной штуки. Но Вера решила, что будет идти намеченным курсом, а сподвижники с соратниками как-нибудь организуются в процессе и, самое главное, все будет хорошо! Ведь все, что ни делается, обязательно происходит к лучшему.

* * *

– Вот, помнится, лежу я на пляже в Ялте, мне двадцать три, а вокруг военные. – Эльвира Викентьевна при этих словах аж зажмурилась.

Видимо вспомнила, как хорошо быть молодой, красивой и лежать на пляже. А, может, припомнила какого-нибудь особо выдающегося военного.

– А я где в это время была? – поинтересовалась Шура.

Конечно, она не хотела испортить матери настроение, но по тени, пробежавшей по прекрасному лицу Эльвиры Викентьевны, поняла, что именно это она своим вопросом и сделала.

– Как где? – Эльвира Викентьевна на секунду задумалась. Даже попыталась сосредоточенно нахмуриться, но безукоризненный лоб, напичканный ботоксом и рестилайном, не поддался. – Вспомнила! Свекровь, бабушка твоя приехала и увезла тебя к себе. Ну, в Сибирь!

– Из Ялты в Сибирь? – ахнула Шура.

– Почему из Ялты? – удивилась Эльвира Викентьевна. – Из Ленинграда. Это я в Ялту потом уже поехала.

Действительно, ну, почему не полежать на пляже, пока маленький ребенок так удачно устроен в Сибири. Сибирью в семье назывался бабушкин дом в пригороде Новокузнецка на берегу реки Томь. Надо сказать, что эту Сибирь Шура помнила хорошо. Огромный участок с садом и огородом, спелые чуть сладковатые помидоры «бычье сердце», невероятных размеров малина, яблоки, падающие в траву с глухим стуком и удивительно свежий запах близкой реки. Помнила Шура и большой бабушкин дом, и пианино «Красный октябрь», на котором никто не умел играть. Пианино Шура запомнила лучше всего, потому что на нем лежала белая кружевная салфетка, на которой выстроились в ряд маленькие белые слоники. С этими слониками Шура очень любила играть. Со слониками и с шахматами. Шахматы у бабушки тоже были выдающиеся: у каждой фигуры имелось свое лицо. Вообще, вещи в бабушкином доме всегда казались Шуре невероятно красивыми. И пузатый буфет с посудой тончайшего фарфора и сверкающим на солнце хрусталем, и огромный платяной шкаф с зеркалом до самого пола, и диван с валиками вместо подлокотников, и круглый стол с кружевной скатертью под большим абажуром, и бабушкина кровать с кучей подушек и кружевной накидкой, и красный ковер на стене у этой кровати. Правда, Эльвира Викентьевна во время своих редких молниеносных визитов в бабушкин дом обзывала эту красивую обстановку мещанской и безвкусной. Но так как Шура редко в чем соглашалась с матерью, воспоминания о времени, проведенном в бабушкином доме, у нее были очень даже приятные. Еще бы! Ведь кружевная накидка с подушек легко превращалась в пышную юбку, а надетая на голову салфетка из-под слоников делала Шуру настоящей принцессой, ну, или артисткой. Маленькая Шура могла часами вертеться перед зеркалом в этом наряде, изображая из себя то знаменитую певицу, то балерину, то телеведущую программы «Время». А еще Шура любила музицировать. Для этого она надевала себе на шею парадно-выходную бабушкину крепдешиновую юбку, садилась к пианино и задумчиво перебирала клавиши, тихо подпевая себе под нос нечто невразумительное. Ни дать ни взять, великая певица Алла Борисовна Пугачева в процессе сочинения новой замечательной песни. Бабушка после этих Шуриных музыкальных выступлений всегда говорила родителям, что ребенка необходимо обучать музыке. Ну, да кто ж её послушает, бабушку?

Насколько Шуре было известно, опять же с бабушкиных слов, та регулярно забирала Шуру к себе, чтобы Эльвира Викентьевна могла спокойно без помех закончить институт, который бросила после встречи с Шуриным отцом и последующим рождением Шуры. Однако из этой идеи почему-то ничего не получилось, и высшее образование для Эльвиры Викентьевны осталось чем-то недостижимым, да в принципе не очень-то и нужным.

– Ну, вот, сбила меня с мысли, как всегда! О чем это я говорила? – Эльвира Викентьевна укоризненно посмотрела на дочь.

– Лежишь ты на пляже в Ялте, а вокруг военные, – напомнила Шура и подперла щеку рукой, приготовившись услышать нечто необыкновенное. Такое интересное начало требовало не менее интересного продолжения.

– К чему же это я? – удивилась Эльвира Викентьевна. – Ах да! Тебе срочно пора замуж. Желательно за военного. Они люди удивительно дисциплинированные.

– Хорошо, так и сделаю, – согласилась с матерью Шура и живо представила, как хорошо будет командовать дисциплинированным военным. Она оглянулась по сторонам, как бы высматривая подходящего военного, но военные, как ни странно, отсутствовали. Наверное, попрятались, тоже представив, как ими собираются командовать разные предприимчивые дамочки.

– Может, в Ялту съездить? – ехидно поинтересовалась Шура у матери.

– А хоть бы и в Ялту! – огрызнулась Эльвира Викентьевна. – Надо будет Петровичу сказать, чтобы подобрал тебе кого-нибудь подходящего.

Петровичем Эльвира Викентьевна называла своего супруга, Шуриного отчима. Причем произносила она это «Петрович» непременно с легким акцентом, как Любовь Орлова в фильме «Цирк». Примерно так – «Пьетрофич». Следом за Эльвирой Викентьевной и Шура тоже стала звать отчима «Пьетрофич», да и Пьетрофич сам похоже привык к такому своему имени.

При словах матери о том, что Пьетрофич подберет ей кого-нибудь подходящего, в голове у Шуры тут же сама собой сложилась картина, как всемогущий Пьетрофич открывает какой-то волшебный сундук, в котором сложены потенциальные женихи для Шуры, и начинает их задумчиво перебирать.

– Мне бы лучше не военного, а бизнесмена, – заныла Шура. – Олигарха какого-нибудь, чтоб побогаче. Лучше всего нефтяного магната. Как думаешь, жена магната – это магнатка?

– Балда ты, Шурка! Ну, в кого ты такая балда уродилась? – Эльвира Викентьевна щелкнула дочь по лбу.

– Все плохое, что во мне есть, это от отца, а все хорошее – от любимой мамы, но этого хорошего чрезвычайно мало, – со вздохом печально доложилась Шура.

– Действительно, вся в эту бездарность, ну, хоть ногами в меня и то хорошо! – Эльвира Викеньевна отхлебнула кофе, слегка отодвинулась от стола и положила ногу на ногу, явив окружающим легкомысленную короткую юбку и свои совершенные колени.

Великолепная Эльвира Викентьевна никогда не называла Шуриного родного отца иначе, как «эта бездарность». Конечно, изначально он свою бездарность тщательно маскировал, а то, как бы Эльвира Викентьевна за него замуж вышла? Да ни за что! Эльвира Викеньевна была девушкой не только чрезвычайно красивой, но и весьма рассудительной. Опять же родом она была из очень и очень приличной семьи. Ее родители регулярно чего-то строили где-то заграницей. А из таких семей девушки, как известно, за кого попало, замуж не выходят. Так что Эльвира Викентьевна выходила замуж вовсе не за бездарность, а за очень перспективного кандидата наук. Не просто за какого-то младшего научного сотрудника или ассистента, а за доцента, успешно работающего над докторской диссертацией, то есть без пяти минут профессора и заведующего кафедрой. А там и до декана, а то и вовсе до ректора просто рукой подать. Отцовская же «бездарность» проявилась уже гораздо позже, когда сразу после защиты докторской, ему предложили возглавить кафедру в университете, но не Ленинградском, а Омском. Ему предложили, а он взял да и согласился! Ну, разве не бездарность? Умные люди кафедрами в Москве и Ленинграде заведуют, поэтому «бездарностям» разным только и остается по провинциальным университетам штаны просиживать. Ехать в Омск с мужем Эльвира Викентьевна категорически не собиралась. К тому времени она уже от души плюнула на высшее образование и украшала собой секцию мужской одежды в «Пассаже», самом красивом универмаге города Ленинграда. И не только Ленинграда, а, можно сказать, и всей страны.

По поводу возникшей вакансии заведующего кафедрой в городе Омске Шурины родители ругались долго и громко. В результате отец все-таки уехал в Омск. Мать топнула ногой и подала на развод. Отец особо не сопротивлялся и оставил Эльвире Викентьевне все, что имел на тот момент, благодаря своей успешной научной карьере: двухкомнатную кооперативную квартиру и автомобиль марки «Жигули» первой модели.

Вскоре после развода родителей Шурина сибирская бабушка умерла, и Шурины регулярные «ссылки» в Сибирь прекратились. В настоящее время «эта бездарность» занималась научной работой и преподавала в Университете далекого австралийского города Мельбурна. Последний раз Шура видела отца, когда ей было семь лет. Однако алименты на содержание ребенка он регулярно перечислял Эльвире Викентьевне, причем в таких размерах, что она могла бы и вовсе не работать. Но назвать работу Эльвиры Викентьевны в «Пассаже» именно работой было никак нельзя. Она там царила. А при деньгах, присылаемых «Бездарностью», и благодаря непосредственной близости работников советской торговли к иностранным товарам Эльвира Викентьевна не только царила, но и блистала. Так что у бедного Пьетрофича, явившегося как-то в универмаг в поисках приличного пиджака, шансов пройти мимо Эльвиры Викентьевны не было никаких. Он был сражен ее красотой наповал и был вынужден даже развестись с женой, несмотря на наличие в семье двоих детей.

Надо сказать, что жена Пьетрофича была тоже не лыком шита и сразу же, как только на безоблачном семейном горизонте нарисовалась блистательная Эльвира Викентьевна, обратилась за помощью в соответствующие органы, а именно в Партком по месту работы мужа. Партком вызвал Пьетрофича на ковер и начал грозить страшной угрозой отъема партийного билета, но Пьетрофич уперся и стоял на своем. Вот какова была сила красоты Эльвиры Викентьевны! Или это сила любви Пьетрофича к Эльвире Викентьевне была так грандиозна? Точно никто не знает, но Партком ничего с этой любовью и красотой поделать не смог. В то время Пьетрофич работал начальником строительного участка треста № 1 Главленинградстроя. Конечно, нельзя сказать, что всемогущий Партком взял да и утерся, но партийного билета Пьетрофича все-таки не лишили, просто перевели со вкусных объектов гражданского строительства, типа гостиницы Пулковская, на объекты строительства промышленного. Но в силу начавшейся вскоре перестройки это оказалось и к лучшему.

Сейчас у Пьетрофича была своя строительная компания, успешно занимающаяся строительством как промышленным, так и гражданским, в силу чего Эльвира Викентьевна не знала ни в чем отказа. Кстати и Шура тоже, так же как и дети самого Пьетрофича. Те самые двое, из-за которых и был организован весь этот сыр-бор с Парткомом. Общих детей у Эльвиры Викентьевны и Пьетрофича не случилось. Зачем? Только фигуру портить. Тем более что, какие там дети могут уродиться у красивой Эльвиры Викентьевны и умного, обаятельного, но несколько неказистого Пьетрофича? Хорошо если красивые и умные, а ну как неказистые да еще и не шибко умные? Таких примеров у нас перед глазами пруд пруди. Выходит, например, невообразимая красавица актриса за выдающегося и шибко умного режиссера. И родятся у них дети. Это ж слезы, а не дети. Один другого заковыристей. Женятся опять на красавицах, и – нате вам внуки! Горе горькое, а не внуки. Все, как один, лицом в деда режиссера. И ведь не факт, что умные.

Вот взять хотя бы Шуру. У нее отец тоже умный, как Пьетрофич, хоть и «бездарность». Правда, в отличие от Пьетрофича Шурин отец высок, строен и весьма миловиден. Это по всем его фотографиям видно. Особенно по свадебным. Сразу можно на обложку модного журнала приклеивать или в кино снимать. Ну, про мать и говорить нечего. Уже понятно, что женщина она сказочной красоты. Однако до недавнего времени Шура очень и очень переживала за свою внешность. А для девочки внешность, сами знаете, дело чрезвычайно важное. Сколько Шура себя помнила, она была весьма и весьма упитанна. Да, чего там кокетничать! Шура была просто напросто толстая. Ноги, как тумбы, живот, щеки и прическа «конский хвост». Да еще фамилия Животова. Всем все ясно? «Жиро-мясо-комбинат, пром-сосиска-лимонад» так с первого по десятый класс звали Шуру некоторые одноклассники. Не все, конечно. Большинство именовало ее просто «Жиртрест». Поэтому близких подруг у Шуры не было. Ей всегда казалось, что самые близкие подруги будут говорить у нее за спиной самые поганые гадости. Единственным ее приятелем все школьные годы был Федя Моргунов. Общаться они стали на почве своей похожести в плане неказистости. Нет, толстым Федя не был. Ни капельки. Он был хлюпиком. Метр с кепкой. То есть ростом, аккурат, до Шуриного подбородка, а то и ниже. Дразнили его «клопом», «недомерком» и еще почему-то «клещом». И как Шура была совершенно не похожа на своих родителей, особенно на несравненную Эльвиру Викентьевну, так и Федя сильно отличался от всех членов своей семьи. Родители его были люди высокого роста, а старший брат и вовсе был ростом под два метра. Такая вот шутка природы.

Когда кто-то в присутствие Шуры пытался обозвать Федю «недомерком», Шура, не раздумывая, лупила обидчиков своим большим портфелем. Рука у Шуры и без портфеля-то тяжелая была, а тут с портфелем. Мама не горюй! В свою очередь Федор кидался на обидчиков Шуры, независимо от их габаритов, и вцеплялся в них, как тот самый клещ. Дрался Федор самозабвенно практически до потери пульса, поэтому Шуре иногда приходилось отбивать его своим портфелем. Шура с Федей сидели за одной партой, вместе ходили домой и в кино. Однако, когда Федор еще в третьем классе вдруг ни с того ни с сего попытался Шуру поцеловать, то получил от нее этим самым портфелем прямо по башке. Получил так, что подобные мысли больше никогда не приходили ему в голову. Хорошо хоть вообще после этого мысли у него какие-то остались.

При наступлении так называемого подросткового переходного возраста Шуру постигла еще одна незадача, которая начисто разбила ее сердце. Шурино румяное упитанное личико, всегда такое гладкое и бархатистое, похожее на спелый персик, внезапно покрылось погаными прыщами. Эльвира Викентьевна схватила Шуру в охапку и помчалась по врачам. Все врачи, как один, пожимали плечами и успокаивали Эльвиру Викентьевну словами: «Само пройдет». Шура, глядя на себя в зеркало, ревела и думала, что по окончании школы пойдет учиться не на скульптора и художника, как она мечтала всю жизнь, а на врача. Причем на врача, который специалист по разным кожным болезням. Дерматолог называется.

Рисованием Шура увлекалась с самого детства, а ее пластилиновые поделки приводили в неописуемый восторг всех воспитательниц детского сада. Став постарше, Шура после школы посещала кружок в районном Доме пионеров. Художественная школа находилась далековато, и Шуру туда некому было возить, а вот Дом пионеров был прямо напротив дома, где она проживала со своей мамой Эльвирой Викентьевной и ее мужем Пьетрофичем. Опять же в кружок она всегда ходила в сопровождении Федора Моргунова, который нес все Шурины художественные причиндалы, а потом терпеливо смотрел, как Шура рисует или лепит.

– Ничего, талант сам и без художественных школ пробьет себе дорогу, – говорила Эльвира Викентьевна, которой особенно нравились собственные портреты Шуриной кисти.

А тут прыщи! Какой уж тут талант и рисование? Не до этого, ей богу. Шура решила бороться за свою внешность. Недаром Пьетрофич все время учил Шуру, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. А Пьетрофич зря не скажет, Пьетрофича Шура уважала. Она не стала полагаться на милость природы, и после окончания школы подала документы в медицинский институт. Глядишь, не только с прыщами, но и с фигурой в процессе обучения что-нибудь да прояснится. Должны же быть у врачей какие-то таблетки. Не исключено, что даже тайные. Для своих. А порисовать можно в свободное от учебы время. Для себя. Для души. Ну, и для Эльвиры Викентьевны, конечно.

С первого раза Шура в институт не поступила, но решила время зря не терять и подала документы в фармацевтический техникум. Там про секретные таблетки ей ничего узнать не удалось, зато на следующий год, благодаря своей отличной учебе в техникуме, а также усилиям Эльвиры Викентьевны и Пьетрофича Шура все-таки стала студенткой медицинской Академии имени Мечникова.

Надо сказать, что за время учебы в Академии, Шурины прыщи, действительно, исчезли сами собой. Но не бросать же начатое дело, тем более, что вопрос с фигурой-то еще остался открытым. Однако уже в процессе учебы, а потом и ординатуры на кафедре дермато-венерологии Академии Шура все больше и больше разочаровывалась в современной медицине. По всему выходило, что никто толком не знает, почему и отчего в организме у человека вдруг образуется та или иная хрень, и в результате чего эта хрень потом исчезает. Ну, исчезает-то она, конечно, в лучшем случае.

Вот взять, к примеру, кольцевидную гранулему. Это такая гадость, которая превращает самые замечательные, самые холеные, самые изящные и красивые руки в бугристые жабьи лапы. Отчего эта гранулема вдруг на этих красивых руках появляется, никто из дерматологов не знает. Существовали разные предположения вроде диабета, ну так на больную печень можно все свалить. Практически все кожные заболевания. А если у человека печень здоровая и никакого диабета в помине нет? Но самое интересное, что гранулема эта обязательно исчезает после биопсии. Вот просто вырывают кусочек кожи на анализ, а болезнь, возьми, да и исчезни после этого. Во как!

Или другой пример – демодекс. Эта гадость обычно поражает лица с кожей, не знающей в юности, что такое прыщи. Да, что там в юности. Эта кожа всегда была идеально чиста, упруга и приятна на вид. И вот вам, пожалуйста! На этой идеальной коже вдруг активируется клещ. С какого такого перепуга, скажите, ему активироваться? Некоторые врачи считают, что причиной его активации являются заболевания желудка и двенадцатиперстной кишки, а то и вовсе климактерический период. Ха! Особенно у молодых мужчин. Ну, слава богу, хоть тут печень ни в чем не виновата. Несчастных больных, чем только не мажут, чем только не пичкают. Никакая печень не выдержит. И опять же, проходит эта болезнь в результате также не понятно из-за чего. То ли двенадцатиперстная сама по себе вылечивается, то ли элементарно антибиотиками на лице пациента убивается все живое, включая и самого клеща, и всякую всячину, которая на лице любого человека проживает в огромных количествах. А среди этой всячины обязательно присутствуют стрептококки. Их-то Шура и подозревала больше всего. Стрептококков этих. На Шурин взгляд именно они клеща провоцируют. Сами же стрептококки, отчего вдруг стремительно размножаться начинают? Это для медицины пока еще было большой загадкой. Но! В своих изысканиях Шура практически вплотную подошла к отгадке. Виной всему, скорее всего, были стоматологи, ведь у большинства Шуриных пациентов демодекс возникал после посещения зубного врача. Такая вот детективная история.

И если побороть гранулему или демодекс вышеназванными методами еще как-никак удается, то, конечно, апофеозом бессилия медицины в Шурином понимании являлась такая болезнь, как псориаз. Несчастные люди, больные этой гадостью, платят огромные деньги, чтобы побывать на Мертвом море, которое якобы обладает невероятно целительными свойствами. Действительно, болезнь после Мертвого моря слегка отступает, но не у всех и отступает не очень далеко. Выжидает чутка, а потом с новой силой атакует измученный организм. Всем, и врачам, и пациентам уже ясно, что причина болезни не снаружи, а внутри организма. Но вот, где внутри, не знает никто. Люди, страдающие этой болезнью, совершенно разные и проблемы в их организмах тоже отличаются. Но самое неприятное в том, что болезнь эта зачастую поражает людей молодых и внутри, казалось бы, совершенно здоровых.

Шура злилась, рылась в учебниках, читала дополнительную литературу и все больше и больше понимала, что битву с инопланетными пришельцами, коими являются всяческие паразиты и микробы, земляне проигрывают. Уж если причиной язвы желудка, как выяснилось, является никакой не стресс, не вредное плохое питание и даже не алкоголь, а именно поганый микроб, то можно себе представить, сколько различных болезней и их возбудителей ждут своих Нобелевских лауреатов. Шура была практически уверена в том, что все болезни в организме человека являются результатом деятельности микробов и паразитов. Секретных таблеток не было. Врачи могут только поддержать, подлатать, подчистить, но человеческий организм неуклонно продвигается к смерти. И подталкивают его к концу именно микробы и паразиты, коими и являются различные вирусы. Вирусы постоянно модифицируются и нападают на человечество все с новым и новым оружием, они изнашивают человеческий организм и изматывают его иммунную систему. А как только иммунная система начинает давать сбой, накидываются всем скопом и поедают несчастного землянина. Какие там вампиры и оборотни? Детские сказки. Реальность оказывается гораздо страшней. В одной околонаучной литературе Шура даже прочитала, что у паразитов и микробов спираль ДНК закручивается в другую сторону, нежели у человека. Вот потому-то они инопланетяне и есть! Правда, когда Шура поделилась этой мыслью с заведующей кафедрой профессором Понятовской, та сверкнув на Шуру грозными глазами, рявкнула:

– Животова, мать твою так, этак и разэтак, если не хочешь всю жизнь мести улицы, то считай, что я ничего такого от тебя не слышала!

Шура поразилась цветистости профессорской речи, тут же вспомнила свою мать Эльвиру Викентьевну, живо представила то, что профессорша про нее сказала, заткнулась и окончательно разуверилась в возможностях современной медицины.

К окончанию Академии Шура курила, ругалась матом и чрезвычайно цинично смотрела на окружающую действительность. Работать она устроилась в кожно-венерологический диспансер, где замечательно вписалась в компанию таких же курящих, матерящихся и циничных врачей венерологов.

То ли от того, что Пьетрофич не смог больше выносить Шурин врачебный юмор, то ли просто от большой своей сердечной доброты, к окончанию учебы он купил Шуре квартиру в новом доме и подарил маленький автомобильчик марки «Мини». Неблагодарная Шура решила, что Пьетрофич просто над ней издевается, потому что слоны и бегемоты в «Мини» не ездят, однако ключи от машины и от квартиры у отчима взяла. Даже книксен в ответ изобразила, правда, лицо у нее при этом было кислее кислого.

– С богом, – строго сказала Эльвира Викентьевна и помогла дочери собрать вещи.

Шура тогда обиделась на мать и отчима, считая, что ее попросту выставили за порог. Хорошо еще хоть пенделя для ускорения не дали. Понятно, что любая другая девушка на Шурином месте считала бы себя в такой ситуации самой счастливой, но Шуре жить отдельно от семьи было невообразимо скучно и страшно. Шура боялась, что рано или поздно она никому не нужная будет решительно атакована микробами и помрет в этой своей отдельной квартире одна-одинешенька.

Правда квартира Шуре досталась очень даже симпатичная и уютная. С маленькой спаленкой и огромной кухней, в которой Шура, конечно, не без помощи Эльвиры Викентьевны и Пьетрофича устроила замечательную гостиную с диваном и телевизором. А чтобы было не так страшно сидеть перед этим телевизором одной, Шура приобрела себе кота. Она специально поехала в торговый центр, где производители элитных кормов для животных устроили кошачью выставку. Шура толкалась по выставке, разглядывая разномастных котов, пока не уперлась в загончик, где сидела совершенно невозмутимая мама-кошка, вокруг которой суетились три котенка. Все вокруг умилялись, глядя на этих котят, два из которых были вислоухими. Но Шуре понравился тот, у которого, как у матери, были маленькие остренькие ушки. Своим видом котенок смахивал по меньшей мере на министра иностранных дел. Очень важный и какой-то значительный, он, тем не менее, больше всех был похож на маму-кошку. Наверное, своей невозмутимостью. Шура увидела его и уже не смогла отойти. Купив котенка, Шура тут же приобрела специальную пластиковую клетку для перевозки котов, ящик с наполнителем для кошачьего туалета и тот самый элитный корм, ради которого вся выставка и затевалась. После всех этих покупок Шура пересчитала оставшиеся деньги и поняла, что сама она две недели до зарплаты будет питаться сигаретами и водой. А на работу придется ездить на маршрутке.

Кота Шура назвала Федором. В честь Феди Моргунова. Самого Федора Шура последний раз видела только на выпускных экзаменах. На выпускной вечер они оба не пошли. Чего там, спрашивается, на этом выпускном делать «жиртресту» и «недомерку»? Только расстраиваться. Шура знала, что Федя собирался поступать в мореходку. Потом ей стало не до Федора. Она зубрила, готовилась к вступительным экзаменам, потом переживала, что не поступила, потом поступала в техникум. Короче, замоталась. Спустя полгода по дороге на учебу в техникум Шура случайно встретила на автобусной остановке совершенно расстроенную Федину маму, которая сообщила ей, что Федор в мореходку не поступил, а загремел в армию. И не просто в армию, а на флот, где срок службы, как известно, дольше на целый год. После армии Федька почему-то не объявился, а потом Шура переехала в новую квартиру, так что единственного друга детства Федора можно было смело считать затерявшемся в пространстве.

Кота Федю Шура полюбила от всей души, и он отвечал ей взаимностью. Вечерами, когда Шура приходила с работы, он всегда помогал ей готовить немудреный ужин. Сидел рядом на кухонном столе и внимательно наблюдал за Шуриными действиями. Потом они вместе ужинали. Шура за столом, а Федор неподалеку у своей мисочки. После этого обязательно смотрели телевизор. Какой-нибудь новый фильм. Шура всегда после работы заходила в прокат и брала себе на вечер кино. Федор иногда садился вплотную к экрану и пытался понять, чего же там высматривает Шура, но в большинстве случаев он лежал у Шуры на коленях и громко урчал. Потом засыпал и сползал на диван рядом с Шурой. Там и оставался на всю ночь. Шуре иной раз очень неохота было покидать место рядом с теплым и сонным Федором и идти к себе в спальню, но Шура была врачом и знала кое-что про микробы и глисты, поэтому Федору в Шурину спальню, а особенно в Шурину кровать ход был заказан. Да он особо и не стремился. Просто по утрам он ложился перед Шуриной дверью, просовывал под дверь лапы и начинал ею легонько погромыхивать. При этом он совершенно четко выговаривал:

– Мам! Мам!

Это он так Шуру будил. Получше любого будильника.

Примерно через год после приобретения Федора опять неизвестно отчего с Шурой приключилось чудо. Она вдруг начала худеть. Правда, заметила она это не сразу. Сначала Шура обратила внимание, что ее широкие безразмерные штаны как-то странно съезжают вниз. Ремнями Шура никогда не пользовалась. Вот скажите, чего там бегемоту этим ремнем подпоясывать? Ну и наступила вдруг каблуком на свою съехавшую штанину и чуть не растянулась на асфальте. Хорошо, еще штаны с нее при этом не слетели. Потом Шура заметила, что может без особого труда влезть в свои единственные практически резиновые джинсы. Раньше в эти джинсы Шура влезала только лежа и застегивала их, выпустив из легких весь воздух. Шура удивилась, но решила, что вещи просто растянулись от частой носки. А однажды Шуру за каким-то бесом вызвали к главврачу, и там перед кабинетом она случайно увидела себя в зеркало. Дело в том, что в доме у себя Шура зеркал не держала. На фига? Только расстраиваться. Так вот, пробегая мимо зеркала, Шура вдруг увидела в нем Эльвиру Викентьевну. Только не шикарную и ухоженную, а какую-то замурзанную и обшарпанную. Шура от удивления встала, как вкопанная, не в силах оторваться от этого видения. Даже рот открыла.

Ясное дело, что после такой удивительной картины в зеркале, как только Шура выяснила, чего из-под нее хочет главврач, то тут же все это забыла и чуть ли не бегом рванула в процедурную. В процедурной были весы. Допотопные с гирьками. Хорошо, пациентов там не было, ведь не исключено, что в таком стрессовом состоянии наличие раздетых пациентов Шуру ни за что бы не остановило. Она с разбега взгромоздилась на весы и не поверила своим глазам. Вместе с одеждой она весила на восемь килограммов меньше, чем на последнем медосмотре в школе. Конечно, такой вес не был бы нормальным для какой-нибудь топ-модели, но для «жиртреста» Шуры Животовой он был пределом несбыточных мечтаний.

Однако Шура не запрыгала от радости на одной ноге, а глубоко задумалась и насторожилась. Весь ее врачебный опыт свидетельствовал исключительно об одном – человек внезапно и сильно худеет только в том случае, если его грызет самый страшный в мире недуг. То есть, по всему выходило, что инопланетяне уже взяли верх над Шуриным организмом, и она скоро умрет во цвете лет от болезни, которая не щадит никого. Это врачи только к недугам пациентов относятся цинично, когда же дело касается их самих, то ведут они себя более, чем трепетно. Вот и Шура первым делом вприпрыжку поскакала в кабинет к венерологу Нине Константиновне Вилковой.

Нина Константиновна женщина взрослая, мудрая и нетрепливая, а кроме того она опытный врач и пользуется в диспансере непререкаемым авторитетом. У Шуры Нина Константиновна всегда вызывала уважение и доверие. С ней можно было смело посоветоваться насчет такого важного деликатного вопроса. Приемные часы Нины Константиновны совпадали с Шуриными, поэтому им иногда удавалось вместе покурить, перекинуться парой-тройкой новых анекдотов и даже обсудить некоторые специальные медицинские статьи.

У двери кабинета Нины Константиновны стоял ряд совершенно пустых стульев, то есть, наблюдалось полное отсутствие пациентов. Шура сунула нос в кабинет и увидела откровенно скучающую Нину Константиновну, которая листала журнал «Власть».

– О, Шурка! – Нина Константиновна явно обрадовалась Шуриному появлению. – Пойдем, курнем, что ли? – Она поправила свою исключительную прическу серо-голубого цвета, достала из сумочки сигареты и пошла к дверям.

С этой новой прической Нина Константиновна стала похожа на Мальвину в бальзаковском возрасте. Нет, скорее пост-бальзаковском. Нина Константиновна была, как говорится, женщиной без возраста и чем-то напоминала Шуре её собственную мать. Только в отличие от Эльвиры Викентьевны она никогда не учила Шуру жизни, курила одну сигарету за другой и ругалась, как портовый грузчик. У Шуры подруг не было никогда, и она искренне считала Нину Константиновну своим старшим товарищем.

– Пойдемте, – обрадовалась Шура. – А чего это у вас сегодня никого нет?

Обычно перед кабинетом Вилковой народ кишмя кишел с утра до вечера.

– Так лето же! Хламидии с гонококками по дачам, да отпускам разъехались. Вот ужо осенью набегут. Нацепляют всякого и к Нине Константиновне: «Ой, спасите, помогите, откуда же это, мамочки мои!» – заворчала Нина Константиновна, запирая кабинет. – Откуда, откуда?!!! От верблюда, конечно. Из бани и бассейна! Откуда ж еще? Где там они еще сексом этим прелюбодейским занимаются! – Нина Константиновна хохотнула и с чувством заковыристо выматерилась.

В курилке на верхней площадке служебной лестницы Шура и Нина Константиновна уселись на широкий подоконник, примостили посередине вонючую консервную банку, служащую курильщикам диспансера пепельницей, и закурили.

– Ниночка Константиновна, вы ничего во мне странного не заметили? – жалостно спросила Шура и замерла в ожидании приговора.

Нина Константиновна окинула Шуру цепким профессиональным взглядом.

– Да, ничего вроде. Похудела слегка, – Нина Константиновна ухмыльнулась. – Никак влюбилась? То-то я вижу, похорошела. Небось у доктора Трахтенберга на приеме была? Это дело хорошее, – Нина Константиновна сладко вздохнула, матюгнулась и мечтательно закатила глаза. – Только костюм химзащиты обязательно требуй надевать. А то мне только тебя среди пациентов наших не хватает. Господи Иисусе! Это ж сколько всего производится медицинской промышленностью, а они все равно ленятся надевать. Знают о последствиях, и все равно ленятся. Козлы! Бляха муха!

– Да нет, – Шура аж рукой махнула, чуть сигарету не выронила. – Какой там Трахтенберг! Нет у меня никого, да и не было никогда.

– Чё? Правда? Ядрен батон, Шурка! Тебе ж лет-то уже, небось, никак не меньше четвертного? – На добром лице Нины Константиновны читалась смесь удивления и неподдельной жалости. – Как же это тебя так угораздило?

Шуре захотелось плакать, даже слезы на глазах навернулись.

– Здрасьте вам! Только не реви. Ты врач. Бляха муха! Тебе не положено. Ничего, – Нина Константиновна притушила сигарету и погладила Шуру по спине. – Встретишь еще кого-нибудь. Ты ж вон, какая хорошенькая.

– Ну, да! Как бегемот! Еще и фамилия Животова, – Шура тяжко вздохнула.

– Шурка, ты дура! Етитьская сила! Сейчас нам по телику скелетов разных показывают и говорят, что это эталон красоты. Знаешь, почему? Кутюрье модные материал экономят. На скелета ткани надо с гулькин нос, да и обшить скелета проще пареной репы. У него ж формы-то никакой нет. Главное, чтоб дырки в модном платье для головы и рук были. Вот и все. А такие дуры, как ты, переживают. И напрасно! Мужику скелеты не нужны. Мужику мясо надо, чтобы было, чего потискать. Вот Мерелин Монро, к примеру, по теперешним меркам чистая корова. Бляха муха! Да, ты-то вроде не такая уж и толстая. Вон и талия у тебя даже есть, – Нина Константиновна гыкнула и ущипнула Шуру за бок.

Шура взвизгнула и раздумала реветь.

– То-то и оно, Нина Константиновна! Талия эта у меня совсем недавно прорезалась, можно сказать, совершенно неожиданно, а до этого ее и в помине не было. Так что, боюсь я, что не успею я уже никого встретить. Прощай, доктор Трахтенберг, – горестно заметила Шура и шмыгнула носом.

– Это почему ж? – удивилась Нина Константиновна и закурила новую сигарету.

– Так худею внезапно и резко. Это о чем, по-вашему, говорит? – Шура развернулась и заглянула Нине Константиновне в глаза. Ну, чтоб та уже не стала юлить и уходить от прямого ответа. Рубанула бы правду-матку со всего плеча.

– Ни о чем, – Нина Константиновна ответила на испытующий Шурин взгляд, вытаращив глаза. Наверное, чтобы честнее выглядеть, – Ты лучше скажи, что ты сегодня ела на завтрак?

– Кофе пила, – не задумываясь, ответила Шура.

– А на обед?

– Кофе.

– Ужинать чем будешь?

– У нас в универсаме куплю салат «весенний» из капусты. Там вкусный делают, – Шура вспомнила «весенний» салат и сглотнула слюну. – И ноги куриные у меня в холодильнике есть. На пару сварганю. Штуки две. Нет, лучше три.

– А хлеб ты давно ела?

– Что вы?! – ужаснулась Шура и тоже выпучила глаза. – Мне нельзя. Я с детства на диете. Раздельное питание по Монтиньяку. И по возможности исключить все жареное. Только паровое, вареное и печеное. Чтобы жир в мой и без того жирный организм не попадал.

– По Монтиньяку, мне помнится, хлеб есть можно.

– Можно. Но я на всякий случай не ем. Углеводы все-таки. От них толстеют.

– Зае…..! И почему, скажи, ты удивляешься, что худеешь? Ты ж не жрешь ничего, мать твою за ногу растудыть её в качель! – Нина Константиновна всплеснула руками.

– Так я и раньше так питалась, – Шура с возрастом уже перестала принимать близко к сердцу слова про мать и про то, что с ней люди, особенно врачи, делают в сердцах.

– Не верю. Чтоб мать ребенка из дома выпустила, накормив на завтрак кофе с сигаретой?

– Нет, ну, конечно, я завтракала. – Тут уже Шура все-таки вспомнила Эльвиру Викентьевну, заботливо отнимающую у неё из рук кусок булки. – Но слегка. Яйца вареные, или кусок ветчины. Не больше!

Эльвира Викентьевна боролась за Шурину фигуру прямо с детства, поэтому в доме никогда не было сладостей и другой вредной еды. Однако Пьетрофич на завтрак любил съесть бутерброд и непременно с маслицем и белой булочкой, поэтому батоны, все-таки дома были. Ах, как же они вкусно пахли, эти свежие багеты!

– А курила ты также, когда с мамой жила? – строго поинтересовалась Нина Константиновна, продолжая допрос.

– Нет, это я недавно, как отдельно жить стала.

Еще бы! Ведь Эльвира Викентьевна не выносила табачного дыма.

– А за рулем ты сколько лет?

– Так столько же. Как от матери с отчимом съехала. С тех пор и рулю.

– Угу. Я вот, например, как за руль села, так сразу пять кило скинула. Правда, два потом назад набрала. Это так. Для справки. Ну, и чего же ты, Шура, себе придумала? Какую такую катастрофическую болезнь? Никак омара? Мать его, лобстера?! – Нина Константиновна сделала пальцами козу, приставила ее ко рту и стала надвигаться на Шуру, изображая того самого омара, шевелящего усами. Шуре стало смешно и стыдно.

– Дура ты, Животова. Балбесина. Ты б лучше глаза накрасила, что ли, а то всех интересантов распугаешь и тогда уже точно не видать тебе славного доктора Трахтенберга, как своих ушей.

– Спасибо вам, Нина Константиновна, успокоили.

– Не на чем. Только, смотри у меня, в нашем шалмане ни с кем не знакомься! Венерические заболевания, конечно, не омар, но тоже все из себя пренеприятные. Да, чего я тебе говорю? Сама знаешь, хоть и балбесина. И вообще, объясни мне, что ты у нас тут, мать твою за ногу, делаешь?

– В смысле? – не поняла Шура.

– В смысле, в нашем диспансере. Ну, ладно, я. Бляха муха! Мне скоро на пенсию, а кроме того разные выслуги и надбавки, так что в результате на жизнь хватает. Опять же супруг мой хорошо зарабатывает. Но ты?!

– Чего я?

– Ты девка умная молодая образованная сидишь тут за копейки, кошачьим кормом перебиваешься. Еще не так исхудаешь, попомни мое слово. Кота, хоть пожалей.

– Кота жалею, – Шура тяжело вздохнула и вспомнила Федора. Уж он-то ни в чем отказа не знал. Последнее время стал и вовсе неподъемным. Вот кто в их семье теперь за бегемота! – А чего делать? Банки грабить?

– Это тоже дело хорошее, – согласилась Нина Константиновна. – Но лучше иди в косметологи.

– Прыщи давить? – заржала Шура.

– Ой! Смешно ей, тишкина жизнь, етитетьская сила! Сейчас косметологи не прыщи давят, а лазером работают. Знаешь, девки в космосе сколько получают? Лопатой гребут!

– В космосе? – удивилась Шура. Она представила косметологов в белых скафандрах с лазерными пистолетами в руках.

– В клинике «Космос»! – Нина Константиновна постучала себя по лбу кулаком. – Знаешь такую? У меня там знакомая работает гинекологом.

Клинику «Космос» Шура, конечно, знала. Да, кто ж ее не знал. Клиника эта была известна всему городу в первую очередь своими сумасшедшими ценами. Так ведь находились же люди, которые ее услугами за эти деньги пользовались!

– И чего? В этом «Космосе» дерматологи нужны? Приду и скажу, возьмите меня, люди добрые, буду всех подряд лечить, а кто откажется – прикуем к кровати.

– Не возьмут тебя. Там не дерьмотологи, а косметологи нужны, но образованные с дипломом, – Нина Константиновна подняла вверх указательный палец. – А это ты и есть! Только специализацию надо получить. Подучиться. Повысить, мать её, квалификацию.

– В Академии последипломного образования что ли?

– Почему нет? У них дипломы – железяка! Денег, конечно, эта учеба стоит, но потом же все окупится. «Космическими» ценами. Вон, у мамки своей в долг возьми. Она у тебя богатая.

– Я подумаю. Научусь и буду вам брови выщипывать дипломированно, – захихикала Шура.

Нина Константиновна провела рукой по своим бровям.

– Что пора уже? – испуганно спросила она.

– Не, еще ничего. До Брежнева Леонида Ильича пока далеко.

– Хорош, Шурка, ржать над чужой бедой. Я ж не вижу уже ничего. В смысле, в зеркало. У меня минус на плюс пошел. Старость подкралась незаметно. Так что слушай старших товарищей и время не теряй.

Вечером того же дня, когда Шура ставила свою машину на парковке, она с удивлением обнаружила на соседнем доме вывеску «Салон красоты «Люкс Престиж». Это было странно, потому что ничего такого вчера еще там не было. Уж такое вопиющие название Шура бы точно заметила. Она решила, что это судьба, и решительно направилась ко входу в салон.

– Вы по записи? – мелодичным задушевным голосом поинтересовалась у Шуры дама за стойкой в прихожей «Люкс Престижа». Дама была приятна во всех отношениях. Она выглядела безукоризненно, как будто только что сошла с экрана бразильской мыльной оперы. Хотя уже и в наших сериалах дамы стали просыпаться утром в своих кроватях при полном макияже и укладке, тем не менее до бразильских красавиц им было еще ой-ой-ой как далеко.

– Нет, – честно созналась Шура, рассматривая замечательную даму, просто не могла оторваться. – А записаться можно?

– Когда бы вам было удобно? – Дама открыла красивый и абсолютно пустой журнал для записи.

– Прямо сейчас мне было бы удобней больше всего, – сказала Шура и удивилась собственной смелости и находчивости.

Дама на секунду задумалась, а потом неожиданно, так что Шура даже слегка подпрыгнула на месте, заорала куда-то внутрь «Люкс Престижа»:

– Танька! Тут пришли. Возьмешь?

– Чего надо? – раздалось из глубин «Люкс Престижа».

Дама сделала идеальные бровки домиком и вопросительно посмотрела на Шуру.

– Подстричься, – проорала Шура в ответ.

– Щас приду.

– Вам повезло, – опять задушевным голосом сказала дама, – у Танечки клиентка отменилась. Только что позвонила.

– Вы давно открылись? – поинтересовалась Шура.

– Давно. Уже скоро месяц.

– Я почему-то вывески раньше не видела.

– Так ее и не было. Сегодня только повесили. Хотите чаю или кофе? – Дама мило улыбнулась Шуре. – Ну, ты идешь или чего? – опять возопила она в глубины «Люкс Престижа».

– Иду я. Иду. Чего орешь, как потерпевшая. – За спиной дамы показалась симпатичная, но чрезвычайно хмурая, круглолицая девица. – Ну? Чего тут у нас? – Она посмотрела на Шуру и тяжело вздохнула. – Пошли, что ли?

Девица махнула рукой, взялась за поясницу и шаркающей походкой направилась мимо рецепции с великолепной дамой в парикмахерский зал. Шура даже подумала, не разгружала ли та часом какой-нибудь вагон во дворе «Люкс Престижа». Она последовала за девицей и оказалась в большой красивой светлой комнате с четырьмя рабочими местами, каждое у огромного зеркала. Посередине стояла заковыристая раковина, ножка которой напоминала гармошку. Кроме Шуры и девицы Тани в комнате больше никого не было. Таня указала Шуре на кресло у зеркала. Шура уселась и с удовольствием посмотрела на себя. Ей нравились проступавшие в зеркале красивые черты Эльвиры Викентьевны.

– Бокс? Полубокс? Косые височки? – поинтересовалась Таня и довольная собой весело заржала.

Шура сняла резинку, сдерживающую ее «конский хвост», и волосы рассыпались по плечам.

– Коротко хочу, но чтоб обязательно с челкой.

О челке Шура мечтала, можно сказать, всю жизнь, но никогда не могла ее себе позволить из-за щек и толстого круглого лица. А, кроме того, она считала, что челка сделает её менее похожей на мать. То есть, красивой-то Шура быть хотела, а вот абсолютно похожей на Эльвиру Викентьевну никогда.

– Точно полубокс! – Таня стала рассматривать Шурины волосы. – А на фига?

– Чего? – не поняла Шура и пожалела, что поперлась в этот сомнительный «Люкс Престиж», а не попросила у матери телефон ее стилиста.

– На фига стричься? Волосы-то хорошие. А челка вас будет простить.

– Надоело. Хочу измениться.

– Зря. У вас лицо красивое, черты правильные. Редко кому идет гладко зачесанные назад волосы. Это для вас оптимально. Либо совсем коротюсенькая стрижка ежиком. И обязательно без челки, но я на такое ни за что не подпишусь. Рука не подымется такие замечательные волосы под корень резать. Я понимаю, если б лысая какая пришла, тогда можно, а тут…, – Таня тяжело вздохнула.

Шура отметила слова про красивое лицо и воодушевилась.

– Я решила, – сказала она с нажимом и строго поглядела в зеркало на Таню, однако та не унималась:

– Только представьте, стрижку надо чаще мыть и укладывать, а так завязала волосы в хвост или в дулю – всего делов!

Чувствовалось, что Тане совершенно не хотелось работать.

– Ничего. Буду укладывать, – твердо сказала Шура и поплотнее задвинулась в кресло.

– Хозяин – барин, – Таня тяжело вздохнула, накинула на Шуру покрывало, ухватила раковину и притянула ее к Шуриной голове. – Помоем сначала.

Шура восхитилась мобильностью раковины, которая достигалась за счет гофрированной ноги. Вот ведь прогресс и модернизация даже в парикмахерских налицо, а в медицине, дальше антибиотиков дело никак не хочет сдвигаться. Об антибиотиках Шура и думала все то время, которое Таня мыла, а потом стригла ее голову. Руки у Тани оказались удивительно нежные, Шура даже глаза прикрыла. Открыла только, когда Таня взялась за фен, и поняла, что упустила контроль над ситуацией. Таня, конечно, Шуру подстригла, но не совсем так, как этого бы хотелось самой Шуре. Слишком много волос оставила.

– Я бы покороче хотела, – недовольно заметила Шура.

– Я не закончила, – рыкнула в ответ Таня. – Еще «на сухую» стричь буду.

Шура слегка успокоилась, но глаза уже не закрывала.

«На сухую» Таня, хоть и срезала с Шуры еще немало волос, но мальчишеской стрижки, которую Шуре так хотелось, все равно не получилось. Таня подстригла на Шуриной голове нечто вроде коротенького «каре», конечно, покороче, чем у Умы Турман в знаменитом фильме «Криминальное чтиво», но Шура почему-то сразу представила, как она танцует твист с Джоном Траволтой. Вот это, чего-то там ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла дальше там еще про мадам и месье, ну, вы знаете. Шуре очень нравился этот танец, а особенно ей нравился в этом танце Джон Траволта. С хвостом. Шура Животова с детства ненавидевшая свою прическу «конский хвост», тем не менее, считала, что на свете нет ничего прекрасней мужчины с длинными волосами, забранными в хвост. Конечно, для красивого танца с таким красивым мужчиной лично Шуре необходимо было бы сбросить еще килограммов десять, но она уже поняла, что теперь это для нее будет плевым делом.

– Все! – решительно заявила Таня. – Больше состригать не буду. Грех на душу не возьму. Волосы состричь недолго, а вот вырастить их потом очень непросто.

– И на том спасибо, – недовольно сказала Шура, заправив волосы за уши. – Сколько я вам должна?

– У администратора, – Таня махнула рукой в направлении прихожей «Люкс Престижа».

Дама приятная во всех отношениях одобрительно посмотрела на Шурину голову, сказала: «Стильненько» и назвала цену, от которой Шура чуть не поперхнулась.

– Ну и расценочки у вас, – проворчала она, доставая деньги.

– Нормальные, как везде. – Дама пожала плечами. – Вы же у мастера стриглись. Наша Танечка победитель международного конкурса, – с гордостью в голосе заметила она и выдала Шуре сдачу.

«Ничего себе, как везде!» – подумала Шура. – «Если так везде, то докторам из диспансера стрижки не по карману. И так все деньги на сигареты и бензин уходят!»

В универсаме Шура с удовольствием разглядывала себя в зеркала отдела хозтоваров. Там Шура прикупила себе небольшое зеркальце и фен. Долго стояла около напольных весов, но решила сэкономить. В процедурной же есть. В результате, после оплаты стрижки и хозяйственных приобретений, денег на «Весенний» салат уже не хватило, и Шура решила, что обойдется одними куриными ногами. Слава богу, что корма для Федора было припасено на месяц вперед.

Вечером Шура жевала сваренные на пару и без соли куриные ноги и думала о том, где раздобыть денег. Из головы не шел разговор с Ниной Константиновной о «Космосе» и тамошних зарплатах. Федор смотрел на изменившуюся Шуру озадаченно. Даже на стол прыгнул и положил печальную морду около Шуриной тарелки. Шура, несмотря на микробы, сгонять Федора не стала. Она закончила жевать и решительно набрала телефон Эльвиры Викентьевны.

– Мама! Мне срочно нужны деньги! Пойду в Академию последипломного образования на косметолога учиться, – объявила Шура, услышав «Аллоу» Эльвиры Викентьевны.

– Ну, слава богу! – Эльвира Викентьевна вздохнула с облегчением. – Будет и от тебя в семье какая-то польза.

* * *

В марте месяце за городом снег даже не собирается таять. Вернее на солнышке он слегка расплывается, а потом вечерним морозцем прихватывается и превращается в твердую скользкую корку. По такой вот корке Вера и подъехала к теперь уже своему пансионату. Территория со стороны дороги была огорожена вполне себе внушительным забором, а на въезде ограничивалась автоматическим шлагбаумом у красивой стеклянной будки охраны. Будка сверкала на солнце чистыми стеклами, но за ними было пусто. Никакой такой вооруженной до зубов охраны не наблюдалось. Шлагбаум был опущен. Вера заглушила мотор, вылезла из «Крузера» и поковыляла на своих высоченных каблуках к центральному входу, украшенному стеклянными дверями, тонированными в темно-коричневый цвет. Вообще, все выглядело довольно прилично, как-то основательно. Можно даже сказать солидно. Опять же въезд был расчищен и заботливо посыпан песком, иначе Вера уже не раз бы навернулась на скользкой снежной корке.

Свое приобретение Вера видела только один раз, когда была здесь прошлым летом на пикнике, устроенном бывшим хозяином пансионата для друзей и друзей друзей. Вера и ее бывший муж были как раз в категории друзей друзей. При оформлении сделки на покупку все ограничилось рассматриванием чертежей и документов. Бывший хозяин все-таки был человеком известным, имел приличную репутацию и просто хотел поскорей свалить подальше от российской реальности. Опять же те самые общие друзья гарантировали его безусловную порядочность. Поэтому он и цену прилично скинул, когда покупателей, кроме смутно знакомой ему Веры Алексеевны Тихоновой, больше не нашлось. Вера тоже хотела поскорей уже съехать с проданной «дачки», так что стукнули по рукам, можно сказать, не глядя. Бывший хозяин сказал, что объект находится под охраной и на месте есть весьма толковый человек, который Вере все покажет. Пока ни охраны, ни толкового человека Вера не заметила. Она толкнула стеклянную дверь и вошла в холл. В просторном пустом холле царил порядок. Разве что пол, выложенный мраморными плитами, требовал тщательного мытья. Конечно, требовали мытья и окна и сами стеклянные двери, но это все надо будет делать потом, после переоборудования. У Веры уже были готовы чертежи и заключен договор со строительной компанией, прораб которой должен был подъехать на следующий день. Пока Вера просто хотела найти себе в пансионате хоть какой-нибудь номер для временного проживания. Однако в помещении было прохладно. Теплее, чем на улице, но не настолько, чтобы можно было раздеться.

– Кого ищите? – Из-за стойки рецепции неслышно вынырнуло смуглое лицо узбекской национальности. Лицо было интересным и принадлежало определенно очень красивому мужчине солидного возраста.

От неожиданности Вера вздрогнула и слегка подпрыгнула на месте.

– Начальника охраны ищу. Я новая хозяйка, – строго сообщила она лицу.

Лицо расплылось в добродушной улыбке. Из-за стойки показалось все остальное в камуфляжной форме с надписью «охрана».

– Здравствуйте, хозяйка! Я Ашраф.

– Здравствуйте. Меня зовут Вера Алексеевна, – Вера не удержалась и тоже заулыбалась. Уж больно заразительно улыбался этот Ашраф. – Так, где мне найти начальника охраны?

Ашраф пожал плечами.

– Вера Алексеевна, это, выходит, я и есть. Больше нет никого, значит, я начальник.

– Вы что тут один? – удивилась Вера.

– Почему один? С Акбаром, – Ашраф показал глазами куда-то Вере за спину в сторону выхода.

Вера обернулась. Прямо у нее за спиной, перекрывая все пути к отступлению, сидела огромная собака и, молча, разглядывала Веру холодными волчьими глазами. Вере стало не по себе. Ашраф что-то сказал собаке по-узбекски, и собака вдруг тоже улыбнулась, сразу перестав быть такой уж страшной. Аж язык из пасти у нее вывалился. Собака встала, завиляла хвостом и подошла к Вере. Молча ткнулась ей в руку широким лбом и вежливо отошла. Вера на всякий случай не шевелилась, она стояла, ни жива, ни мертва.

– Я сказал Акбару, что вы хозяйка, чтоб познакомился. Он теперь вас ни за что не тронет и ни с кем не перепутает.

Вере показалось, что при этих словах Ашрафа собака кивнула головой.

– Мне тоже приятно познакомиться, – сказала Вера собаке, хотя ничего особо приятного пока не ощущала.

– Пойдемте ко мне в вагон, чай пить будем. Я вам все расскажу, что спросите. Здесь холодно. Дизель заканчивается, я и притушил расход. На два дня всего осталось. Однако, хозяйка, покупать дизель надо.

– Купим.

– И зарплату нам с Акбаром за этот месяц не платили.

– Какая у вас зарплата?

– У меня пятнадцать тысяч, у Акбара пять.

– Завтра выдам.

– Вот и хозяин тоже завтра, все завтра. Знаем мы завтра это, – проворчал Ашраф.

Вера полезла в сумочку и достала кошелек.

– Вот десять тысяч у меня с собой есть, остальное завтра. Съезжу в банк.

Ашраф опять повеселел. Взял деньги, помахал ими перед носом у собаки и опять сказал что-то по-узбекски. Собака закивала головой и сказала «Брф».

– Завтра мясо будет, – пояснил Ашраф. – В магазин поеду.

Вера достала мобильник и договорилась о доставке дизельного топлива. Ее «дачка» в свое время жрала это топливо в огромных количествах, и телефон поставщиков всегда был у Веры в мобильнике.

– Ну вот, завтра дизель привезут, можно будет дать тепло, – сказала она, убирая мобильник.

– Зачем? Не надо деньги тратить зря. Нет же никого. Я установил на минимум, чтобы трубы не заморозить.

– И правильно сделали. Только я тут теперь жить собираюсь.

– Жить? – Ашраф почесал затылок – А почему здесь?

– Так мне негде больше. Я все продала, чтобы пансионат купить.

– Это бывает. Только почему здесь, а не в коттедже?

– В каком коттедже? – удивилась Вера. Про коттедж бывший хозяин как-то ничего не говорил.

– Пойдем в вагон, все покажу, – Ашраф направился к дверям и поманил Веру за собой. Собака пошла следом, как приклеенная. Они вышли из здания и завернули за угол. Вериным глазам предстала замечательная картина – заснеженная гладь озера, сосны, синий вагончик на колесах с надписью «люди» и в сторонке ближе к озеру два финских домика. Один побольше, другой поменьше.

– Коттеджи! – Ашраф указал на домики. – Хозяин этим летом построил. Одни, сказал, в пансионате жить будут, в номерах, а это для других, которые совсем одни хотят. Ин-…ин-…, тьфу шайтан, инкогнито. Хотел даже там свой отдельный пляж делать. Не успел. Там в коттеджах печки есть, то есть камины. Дрова у меня. Ты иди пока в вагон, там тепло, а я в коттедже пока печку натоплю, да дорогу расчищу. Выбирай, какой тебе больше нравится?

Вера пожала плечами. Ей уже было нестерпимо холодно. Еще немного и зубы застучат. Понятно, что шубейка легкая из голубой норки, да сапоги на тонкой подошве не располагали к прогулкам по лесу. Даже в марте месяце.

– Ладно, самый лучший тебе коттедж натоплю. Я знаю. Там телевизор во! – Ашраф раскинул руки в стороны. Вера слабо улыбнулась, подозревая, что губы у нее уже синие. – Залазь. – Ашраф распахнул перед ней дверцу в вагончик.

Из вагончика дохнуло теплом. Вера залезла в вагончик, сняла перчатки, протянула руки к печке и огляделась. В вагончике было чисто. На полу постелены коврики с орнаментом, кровать застелена красивым покрывалом.

– Садись вот, – Ашраф придвинул Вере табуретку и включил электрический чайник. – Тут вот чашки и пряники. Тут заварка. Свежая. Пей, не стесняйся. Согреешься, шубу сними. Я скоро приду.

Вера села на табуретку и прислонилась к стенке вагончика.

«Загадочный какой персонаж», – подумала она. – «Уже меня «на ты» зовет, да так естественно это у него получилось. Интересно, сколько же ему лет? И собака у него, какая разумная. Практически разговаривает».

Чайник вскипел. Вера сняла шубу, повесила ее на вешалку при входе и налила себе чаю. Чай оказался вкусным и очень душистым. Вера взяла пряник и принялась рассматривать фотографии на стене. На фотографиях были изображены молодые ребята в армейской форме и собаки с умными глазами.

Когда Ашраф вернулся, Веру от тепла и чая слегка разморило, и она тихонько спала на своей табуреточке.

– Ну, ты и храпишь, хозяйка! – Ашраф ввалился в вагончик, прижимая к себе вязанку дров. – На другом берегу, небось, слышно.

– Неправда, – смутилась Вера. – Всего-то один раз только и всхрапнула.

Вера помнила этот момент, она даже проснулась и привалилась к стенке другим боком.

– Один раз, точно. Зато как! Акбар аж присел.

– Да ладно вам на женщину наговаривать, расскажите лучше, какие у нас тут проблемы, кроме вашей зарплаты.

– Зарплата проблема, да, – согласился Ашраф и начал загибать пальцы. Вера заметила, что двух пальцев у него на левой руке не хватает.

– Дизель, ну, это уже не проблема, так?

– Так!

– Дрова вот заканчиваются, а сейчас сухие нигде не найдешь. С весны сушить надо. Вот еще проблема. Ну и свет. Это, пожалуй, главное.

– А чего свет?

– Так приходила уже.

– Кто?

– Инспекторша. У нас давно не плачено. Я ей говорю, так нет же никого. А она говорит, ты, что ли, один на миллион нажег?

– Как миллион! – ахнула Вера.

– Обещалась завтра отключить, если не заплатим. А тогда нас никакой дизель не спасет. Без электричества котел все одно станет.

– А генератора нет?

– Это какой генератор нужен на всю эту махину?

– Ну да! Слушай, Ашраф, а как так получилось, что миллион? Тут же, действительно, только ты?

– А вот и нет, – Ашраф замотал головой. – Тут у нас еще соседи подключены. Счетчики прямо у трансформаторной стоят.

– Какие соседи?

– Точно не знаю. Слева депутат какой-то, а справа олигарх Тропилин. Они на троих с хозяином бывшим подстанцию ставили. Под пансионат он мощности выкупил. Соответственно, с большим запасом. Лишнее на соседей. Мы по общему счетчику платим, а они по своим счетчикам нам деньги отдают. Только давно не платили.

Вера достала мобильник и набрала номер бывшего хозяина.

– Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – сообщил Вере приятный женский голос. Наверное, абонент уже радостно летел куда-нибудь в теплые страны.

– А квитанцию инспекторша выписала?

– Выписала. Тут, сейчас, где-то я положил, – Ашраф достал из кармана очки, нацепил их на нос и начал перебирать какие-то книги и бумаги, периодически поминая все того же шайтана. – Вот! – он протянул Вере квитанцию.

В очках Ашраф был похож, как минимум, на доктора наук, и Вера подумала, что он не так прост, как кажется.

– Значит так, Ашраф, – Вера взяла квитанцию и сунула себе в сумку. – Сейчас я попытаюсь по интернету оплатить дизельное топливо и электричество, завтра с самого утра поеду к ближайшему банкомату, сниму денег тебе на зарплату, продуктов кое-каких закуплю и попытаюсь соседей наших потеребить. А ты тут принимай дизель, только отследи внимательно по счетчику, сколько в накладной написано и сколько слили. Без этого подпись свою нигде не ставь. И еще. Машина придет с моими вещами. Ты уж, будь другом, разгрузи ее в мой коттедж. И если прораб строительный приедет, он обещался, то пусть меня дожидается. С территории не выпускай. Чаю с пряниками дай ему, да здание покажи, – Вера вдруг заметила, что сама говорит с Ашрафом «на ты» и очень удивилась.

– Сделаю, не беспокойся, хозяйка! Ты только Акбару мяса купи. Он чай с пряниками не очень жалует. Мясо ему подавай. Тоже шайтан.

– Не беспокойся. Пойдем, шлагбаум мне открой, я машину к дому подгоню, наверное, там тепло уже.

– Ну, это, как сказать, – Ашраф закряхтел, надел свою фуфайку, и исчез за дверью.

Вера надела шубу и последовала за ним.

– А скажи, Ашраф, ты тут и за охранника, и за дворника. А что еще ты умеешь делать, – спросила она, догоняя Ашрафа.

– Да все умею. Все, что надо, делаю.

– А что у тебя с рукой?

– Это? – Ашраф помахал рукой с недостающими пальцами.

Вера кивнула.

– Это я плотничал. Ну, какой из узбека плотник? Каменщик из узбека еще, куда ни шло. Но плотник…. – Ашраф горестно замотал головой.

– А говоришь, все умеешь, – рассмеялась Вера.

– Умею, конечно! Только пока научился, два пальца потерял!

– Я слышала, что все узбеки мусульмане. Ты мусульманин?

– Не знаю. Я в советской школе учился, потом в армии служил. Потом почти всю жизнь в России жил. Какой из меня мусульманин? Я и молитвы-то толком ни одной не знаю.

– Я тоже ни одной молитвы не знаю, – сообщила Вера. – Выходит, мы с тобой безбожники.

– Нет! Бог есть. Непременно. Иначе нельзя. Он порядок поддерживает. Взаимодействие вещей. Только, думаю, он без национальности. Вселенский такой бог. Может, у него даже щупальца, как у осьминога.

– Не. Я слышала, он нас по образу и подобию своему создал. А мы на осьминогов не похожи.

– Думаю, что имеется в виду образ и подобие мыслительного процесса, а не курносый нос или раскосые глаза.

– Какой ты, Ашраф, умный. Тебе сколько лет?

– Да уж побольше, чем некоторым. Я вот на пенсии уже. Хотя ты, хозяйка, молодой-то только прикидываешься. Это ты с виду девица прекрасная, а глаза у тебя сорокалетние. Потрепала жизнь-то?

– Потрепала! Но мне моя жизнь нравится.

– И правильно. Когда жизнь нравится, тогда всё в ней к удаче твоей складывается. Ну, давай, заводи свой тарантас. Я подъезд к дому расчистил. Там все есть. И белье постельное, и посуда. Батареи там электрические, я их на двадцать градусов выставил. Если, что, зови. Не стесняйся. Громко только на весь лес орать не надо. Просто скажи – Ашраф, Акбар услышит.

– А где Акбар-то живет?

– Так под вагоном. Будка у него там. Он индивидуалист, отдельного проживания требует.

Вера помахала Ашрафу рукой и поехала по расчищенной дорожке в сторону коттеджей. Нужный она обнаружила сразу. Над ним весело клубился дымок. Вера припарковала машину и зашла вовнутрь. Коттедж оказался вполне себе приличным. Намного лучше гостиничного номера. И кухня там присутствовала, и холодильник, и плита с духовкой. Даже сауна в коттедже имелась электрическая. Вера разгрузила машину. С собой она взяла самое необходимое: ноутбук, джинсы, пуховик, валенки, халат, домашние тапочки, косметичку, фен, зубную щетку и пачку пельменей.

Первым делом Вера включила компьютер и проверила работу интернета. Связь была прекрасная, видимо сигнал распространялся, многократно отражаясь от заснеженной глади озера. Вера быстро произвела все необходимые платежи, включила, действительно, огромный телевизор в гостиной и принялась варить себе пельмени. Кидая пельмени в кипящую воду, она вспомнила, как грозилась бывшему супругу «Дошираком», и рассмеялась. Пока пельмени варились, Вера обследовала коттедж и осталась довольна. Надо же какой бонус ей достался при покупке. О коттеджах в документах на земельный участок ничего не значилось. Видимо, хозяин не успел их еще зарегистрировать. Позабыл что ли? Да кто их разберет богатых людей. То торгуются за каждый рубль, то про недвижимость свою забывают. Другой коттедж Вера решила обследовать на следующий день. В Верином же коттедже от натопленного камина было уже даже жарковато. Вера приняла душ, постелила себе постель и моментально заснула, как только голова ее коснулась подушки.

* * *

Как-то все произошло постепенно и незаметно, но жизнь Шуры Животовой переменилась в корне. Во-первых, она закончила Академию последипломного образования, получила специализацию косметолога и устроилась на работу в клинику «Космос», во-вторых, Шура стала настоящей красавицей и носила одежду того размера, который был широко представлен во всех дорогих и приличных магазинах, а в-третьих, что самое главное, у нее был роман с главным врачом «Космоса» Игорем Николаевичем Кирсановым.

В Кирсанова Шура влюбилась с первого взгляда, когда только пришла на собеседование по поводу устройства на работу. Это был мужчина Шуриной мечты. Да и не только Шуриной. В Кирсанова были влюблены все врачи, все медсестры и все пациентки, кто хоть раз с ним сталкивался. Он имел высокий рост, широкие плечи, густые темные волосы, пронзительно синие глаза, обрамленные густыми пушистыми черными ресницами и обворожительную голливудскую улыбку. Казалось, что своими прекрасными глазами он заглядывает вам прямо в душу. Руки Кирсанова были большими с тонкими музыкальными пальцами. Этими руками он сделал огромное количество операций, но всякий раз переживал и тщательно готовился. За это Шура любила его еще больше.

Роман Шуры и Кирсанова развивался стремительно. Сначала он просто забегал к ней в кабинет с какими-то пустяковыми вопросами, и Шура столбенела и краснела, как пятиклассница. Затем он стал тайком оставлять в Шурином кабинете цветы и звать Шуру на обед. И Шура шла с ним обедать, не зная, что говорить и как себя вести. От этих обедов она похудела еще больше. Потом Кирсанов отправил ее стажироваться во Францию на новом, приобретенном клиникой лазере.

Шура тысячу раз бывала заграницей с Эльвирой Викентьевной и Пьетрофичем, поэтому особого восторга от поездки не испытала. Училась во французской клинике, скучала по Федору, которого во время Шуриного отсутствия должна была развлекать и кормить домработница Эльвиры Викентьевны, и считала дни до возвращения домой. В последний день стажировки Шуре выдали сертификат и отпустили с работы пораньше. Она вернулась к себе в отель, сложила чемодан и от нечего делать включила телевизор. Самолет в Питер вылетал только на следующий день после обеда, и Шура откровенно маялась, представляя, как она проведет оставшееся до вылета время. В этот момент в дверь постучали. Шура накинула халат и распахнула дверь. В дверях стоял Кирсанов со спортивной сумкой через плечо.

– Картина Репина «Не ждали», – сказал он, отодвинув Шуру и входя в номер.

– Картина Айвазовского «Приплыли», – добавила Шура, закрывая за Кирсановым дверь.

– Ты имеешь в виду «Девятый вал»? – Кирсанов бросил сумку на пол, поднял руки и навис над Шурой, изображая тот самый девятый вал.

– Нет, я имею в виду «Тихую гавань в Сорренто», – Шура плавно развела руки в стороны, решив, что так она больше похожа на гостеприимную тихую гавань.

И ничего удивительного, что этот «девятый вал» таки обрушился на эту «тихую гавань». Да так обрушился, что на следующий день Шура с Кирсановым чуть не опоздали к самолету.

Федор встретил Шуру с недовольным видом. Он хмурился и не шел к ней на руки. Кроме того он похудел и начал катастрофически линять. Шура побежала с ним к ветеринару, и тот объяснил ей, что кот пережил серьезный стресс от расставания с Шурой. Шура торжественно пообещала Федору больше никогда не оставлять его, но тот ей не поверил и дулся еще целую неделю. А еще ревновал ее к Кирсанову, который теперь стал регулярно бывать у Шуры дома. Даже как-то погрыз ему шнурки на ботинках. Хорошо не написал туда, а то некоторые коты от злости на пришельцев писают им в ботинки. После этого Шура всегда убирала ботинки Кирсанова в шкаф.

Встречались Шура и Кирсанов в основном днем в Шурины выходные дни. Дело в том, что мужчина Шуриной мечты оказался прочно женат.

– А еще «Девятым валом» прикидывался, – укоризненно заявила Шура, узнав об этом пренеприятном нюансе.

– Это бизнес, – объяснил он Шуре. – Я женат на деньгах и клинике. К жене никаких чувств не испытываю и люблю только тебя.

Шура не стала особо привередничать. Может, жена у Кирсанова бабец стокилограммовый или вовсе жаба пупырчатая, мало ли как у людей в жизни обстоятельства складываются. Вдруг бедненький Кирсанов этой жабе денег должен, а теперь вот вынужден вокруг нее подпрыгивать, да с ускорением и все за ради любимой клиники. Семейные обстоятельства – это вам не фунт изюму! В остальном-то Кирсанов – парень, хоть куда! Опять же, пользуясь терминологией врача венеролога Нины Константиновны Вилковой, доктор Трахтенберг из него был весьма и весьма усердный, да и костюм спецзащиты он всегда надевал. Сам он, правда, называл презервативы перчаточками.

Далеких совместных планов Шура не строила. Во-первых, когда тридцатник уже у девушки на носу, то оставаться ей девушкой, скажем прямо, просто неприлично. Большинство девушек к тридцати годам уже замуж сходили, да не по разу, и детей уже себе нарожали, да не по одной штуке. Чего ж Шуре сидеть и принца дожидаться, когда у нее под боком мужчина сказочной красоты? А, во-вторых, принца дожидаться можно и совмещая приятное с полезным. Шура думала, что если ей вдруг подвернется какой-никакой неженатый принц, да пусть, хотя бы и из сундука Пьетрофича, она всегда сможет сказать Кирсанову: «Привет и прости!». И, в-третьих, если никакого принца на ее жизненном пути не организуется, то, когда подойдет время, они с Кирсановым как-нибудь без защитных перчаточек обойдутся, чтобы Шура могла родить ребеночка. Без замужества Шура вполне себе жизнь свою представляла, а вот без ребеночка… Ну, и конечно, жаль ей было Кирсанова. Как он без прекрасной Шуры со своей жабой один на один останется? Так что Шура Животова считала себя вполне успешной и состоявшейся, а о женихах в виде военных и олигархов задумывалась постольку поскольку. Это больше Эльвиру Викентьевну беспокоило.

С Эльвирой Викентьевной они встречались обычно в каком-нибудь кафе. Мать любила бывать в модных красивых заведениях, чтобы и на людей посмотреть и себя показать. Вот и сейчас они сидели на открытой террасе французского бистро, главным достоинством которого, по мнению Шуры, было наличие удобной парковки. К концу встречи с матерью Шура чувствовала себя совершенно измотанной. В первую очередь от того, что матери нельзя было все честно рассказать про свою личную жизнь. Не поняла бы Эльвира Викентьевна романа с женатым человеком. Не поняла бы и не одобрила. Раз влюбился, пусть разводится. Нечего тут гаремы устраивать. Шура прекрасно представляла себе, как Эльвира Викентьевна фыркнула бы и стала объяснять Шуре, какая она дура непроходимая. А, кроме того, Шуре нестерпимо хотелось курить. Делать это при матери, она тоже опасалась. Эльвира Викентьевна никогда не курила и категорически не выносила табачного запаха и курящих женщин. Курящих женщин она вообще считала чуть ли не проститутками.

– Ну, что, Сюсенька, пойдем? – наконец обратилась Эльвира Викентьевна к сумке, стоящей на соседнем стуле. Из сумки показалась голова Сюсеньки.

Сюсенька, она же Эсмеральда была любимой собакой Эльвиры Викентьевны породы Чи-хуа-хуа и стоила бешенных денег. Сюсенька невозможно раздражала Шуру своим внешним видом, выпученными глазами, вредностью и визгливостью. У Федора при первой встрече с Сюсенькой шерсть стала дыбом, хвост вытянулся трубой. Он начал как-то боком подпрыгивать вокруг собачонки, а когда Сюсенька на него тявкнула, издал грозный боевой клич «Мрэ-э-э-о!!!», после чего Сюсенька заткнулась и описалась. С тех пор, встречая Сюсеньку на общих семейных вечеринках, Федор смотрит на нее презрительно и чуть что бьет лапой по морде.

Эльвира Викентьевна, вызвав откровенное недовольство Сюсеньки, полезла в сумку за кошельком.

– Я заплачу, – остановила мать Шура.

– Вот и славно! Наконец-то я дожила до того времени, когда дети за меня платят, – резюмировала Эльвира Викентьевна и встала.

– А что? У тебя есть еще какие-то дети, о которых я не знаю? – Шура изобразила на лице большое удивление.

– Ох, мало я тебя порола, – заметила Эльвира Викентьевна, подхватила сумку с Сюсенькой и, покачивая бедрами, направилась к парковке, где стоял ее роскошный кабриолет марки «Мерседес».

Мужчины, присутствующие в кафе, встрепенулись и проводили Эльвиру Викентьевну заинтересованными взглядами. Шура посмотрела на часы. До встречи с Кирсановым оставался еще час. Интересно, куда он ее повезет? Сказал, что будет сюрприз. Шуре давно уже хотелось пойти с Кирсановым куда-нибудь вместе. В театр или на концерт или вот летом, хотя бы на пляж. Но это было невозможно. Вдруг кого-нибудь из его знакомых встретят. Надо было соблюдать конспирацию. Хорошо бы все-таки он повез ее на концерт. Летом в Питере, кто только не гастролирует! Шура заказала себе еще кофе, закурила и стала рассматривать окружающих. Окружающие не представляли из себя ничего интересного. Сплошные пупсики и старперы. А туда же! Эти мужчины даже в подметки не годились ее Кирсанову. Однако, когда Шура, уже расплатившись, шла к своей машине и чувствовала на себе их такие же заинтересованные взгляды, как и те, которые они бросали вслед ее матери, Шуре было приятно. Очень.

Кирсанов повез Шуру не на концерт, а на дачу к какому-то своему приятелю, который в это время был в отпуске за границей. Дача была довольно симпатичной и располагалась неподалеку от дачи Пьетрофича в престижном Курортном районе. В ней, как и у Пьетрофича был весь набор загородных развлечений. Беседка для барбекю, баня и бассейн. Бассейн был довольно приличных размеров.

– «Наверное, двенадцатиметровый», – подумала Шура, наметанным глазом окинув бассейн. Такой же был и у Пьетрофича. Шуре стало скучно.

– Вот, Сашенька, ты хотела на пляж. Чем тебе не пляж? – сказал Кирсанов, обводя рукой богатство своего приятеля.

«Ничем», – хотела ответить Шура, но сдержалась. Шура терпеть не могла, когда ее называли Сашенька, а Кирсанов упорно не хотел звать ее Шурой.

– Какая же ты Шура? – говорил он, когда Шура высказывала ему свои претензии. – Ты Сашенька!

Обычно после этого он крепко прижимал к себе Шуру, и она переставала злиться, хотя это его «Сашенька» очень даже смахивало на «Сюсеньку».

Про купальник для бассейна он ей тоже ничего не сказал, это вызвало в Шуре дополнительное раздражение. Наверное, сюрприз, по его мнению, предполагал, что Шура будет резвиться в бассейне голышом. Расхаживать голышом, Шура тоже терпеть не могла. Похоже, сказывались ее комплексы насчет собственной фигуры, укоренившиеся в Шуриной голове с детства. Сейчас фигура у Шуры была просто замечательной, но перебороть свою застенчивость Шура не могла. Да и зачем? В конце концов, это просто неприлично. Вот так вот приехать на чужую дачу и скакать голой. Ясное дело, что кончится все это занятиями любовью в этом самом бассейне. А микробы? Ведь, как ни крути, а это же чужой бассейн. Неизвестно еще чего сами хозяева в нем вытворяли. Или не хозяева. Мало ли у этого хозяина разных друзей, которые в его отсутствие пользуются этой дачей и этим вот бассейном. Нет! На это Шура пойти никак не может. Ей захотелось немедленно убежать отсюда, тем более, что до дачи Пьетрофича можно было бы добраться и пешком, а уж оттуда ее кто-нибудь до города обязательно подкинет.

Каждый раз, когда Шура оказывалась где-либо без своей машины, она тысячу раз об этом жалела и тысячу раз поминала своего отчима Пьетрофича добрым словом. Девушке просто необходима мобильность и независимость в передвижениях.

– Ну, ты чего нос повесила? – Кирсанов подошел к Шуре и взял ее за подбородок.

Почему-то захотелось столкнуть его в бассейн. Прямо в модных ботинках и дорогом костюме.

– Что-то не хочется мне тут купаться, – честно ответила Шура.

– Не дури, раздевайся, давай. У нас времени мало, – он посмотрел на часы и стал стаскивать с себя галстук.

Это у Шуры сегодня был выходной, а у Кирсанова день был обычный рабочий. Не операционный, конечно, в операционные дни Шура с Кирсановым не встречались, а обыкновенный рабочий день, наполненный разными административными вопросами.

«Вот тебе и сюрприз», – подумала Шура и чуть не расплакалась. А с другой стороны, чего она хотела? Он же женатый занятой человек. Год назад от одной только мысли, что такой вот красивый мужчина привезет ее на тайное свидание, Шура лопнула бы от счастья. А теперь вот кочевряжется.

Шура, нехотя, сняла с себя одежду и прыгнула в бассейн. Из головы не выходили рассказы Нины Константиновны о зловредной гарднарелле, которая таится в водной среде. И уж если погибает, то исключительно от огромного количества всяческих химикатов. Так что или гарднарелла, или ядовитые химикаты, которые тоже для женского организма не совсем полезны. Третьего не дано.

Ясное дело, что Шуре от этих мыслей было не до секса и уж, тем более, не до любви. Кирсанов, наверное, почувствовал эту ее напряженность, поэтому долго возиться не стал. Сделал все быстро, по-деловому, недовольный вылез из бассейна, вытерся и стал одеваться. На Шуру он не смотрел.

Шура выбралась из бассейна, завернулась в полотенце, подошла к суровому Кирсанову и заглянула ему в глаза.

– Сашенька, – строго сказал Кирсанов. – Если ты не в духе, то в следующий раз так и скажи. Можем никуда ведь и не ездить. Я делаю все, что могу. Прости меня, но больше я тебе дать ничего не в силах. Мои обстоятельства тебе прекрасно известны.

– Угу, – Шура обняла Кирсанова и заплакала.

– Ну, вот еще! – Кирсанов высвободился. – Терпеть не могу, когда девки плачут. Почему вы все свои проблемы пытаетесь слезами решать?

– Я не пытаюсь свои проблемы слезами решать. Я просто плачу, потому что мне тебя жалко.

– Меня? А меня-то, почему жалеть надо? – Похоже было, что Кирсанов искренне удивился.

– Как?! Ты же обиделся, – в свою очередь удивилась Шура и перестала плакать.

– Александра! Ты сводишь меня с ума. Одевайся, поехали. Хватит с меня на сегодня приключений.

Шура покорно направилась к своей одежде.

– Отвернись, – сказала она Кирсанову.

– Дурдом и детский сад! Я пойду к машине. Оденешься, приходи, – Кирсанов повернулся на каблуках и ушел.

Шура быстро оделась и кинула полотенца в корзину для грязного белья, стоящую неподалеку. Она не стала заглядывать внутрь, боясь увидеть там другие полотенца, или еще чего-нибудь и вовсе неприятное.

В город они ехали молча. Шура поклялась, что больше никогда не будет встречаться с Кирсановым где-либо, кроме своей квартиры. Уж там-то точно никакую заразу не подцепишь.

На следующий день у Шуры была полная запись, однако она выкроила время, чтобы забежать к Кирсанову. Было немного стыдно за вчерашнее. Действительно, раскапризничалась, как какая-то «нехочуха». Шура чувствовала в себе потребность извиниться. Захотелось уткнуться носом Кирсанову в галстук и почесать ему за ухом.

Шура прибежала в приемную перед кабинетом главврача в тот самый момент, когда из кабинета Кирсанова выходила чрезвычайно симпатичная беременная женщина. Женщина чем-то смахивала на Эльвиру Викентьевну, а вот прическа у нее была точь-в-точь, как у Шуры. Так что, если б не живот, то вполне тоже можно было бы танцевать с Джоном Траволтой то самое ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-, ну, вы знаете.

– До свидания, Светочка, – попрощалась она с секретаршей Кирсанова, окинула Шуру любопытным взглядом и направилась к выходу.

– До свидания, Дарья Андреевна. – Светочка излучала бесконечную вежливость и в этом состоянии смахивала на медовый пряник. Прямо сочилась вся. Такой приторной секретаршу Кирсанова Шура еще никогда не видела.

– Кто это? – спросила Шура у Светочки, когда за женщиной закрылась дверь.

– Вы не знаете? – удивилась Светочка, – Это же Дарья Андреевна, жена нашего Кирсанова.

– Дарья Андреевна? – У Шуры глаза полезли на лоб. Вот тебе и жаба пупырчатая!

– Ну, да! Это официально, для посторонних, а сам Кирсанов ее Дашенькой зовет, я сама слышала. Там такая любовь, такая любовь…, – Светочкины глаза наполнились слезами. – Ну, просто муси-пуси самые настоящие. У них с Дашенькой скоро малыш будет, – Светочка опять засочилась медом, а Шуре стало до тошноты противно.

– А чем эта Дашенька занимается? Домохозяйка? – Шуре почему-то захотелось, чтобы жена Кирсанова оказалась безмозглой курицей-домохозяйкой.

– Нет, что вы! Она бизнесвумен. Управляет активами своего отца. Он же партнер Кирсанова в нашей клинике.

– Тоже врач? – удивилась Шура, потому что все врачи мужского пола, имевшиеся в клинике «Космос», по возрасту никак не годились в отцы этой Дарье Андреевне.

– Почему врач? Нет. Он бизнесмен. – Светочка аж руками развела от Шуриной непонятливости и тупости. – Чего непонятного?

– Ага. Папа бизнесмен, а дочка бизнесвумен. Все понятно. – Шура пожала плечами. Конечно, а как иначе? – Вот если б папа был врач, то и дочка была бы врачиха.

– Наш Папа, – Светочка многозначительно указала пальцем в потолок, и Шура тут же представила Дона Корлеоне в исполнении Марлона Брандо, – Живет в Америке, а Дарья Андреевна тут на хозяйстве. На бизнесе. И в бизнесе этом не только наша клиника, еще куча каких-то домов и бизнес-центров. И всем она управляет. Между прочим, даже несмотря на беременность. – Светочка явно гордилась женой своего босса.

– То есть, дом, в котором находится наша клиника, принадлежит жене Кирсанова? – на всякий случай решила уточнить Шура.

– Ну, да!

Шура задумалась и в этой своей задумчивости ляпнула:

– Вот тебе и картина Репина «Не ждали»!

– Чего? – не поняла Светочка.

– Ничего, это я сама с собой разговариваю. – Шура направилась к выходу.

– А, понятно. Вы чего хотели-то?

– Не помню. – Шура махнула рукой, ей нестерпимо хотелось плакать. – Наверное, что-то неважное, раз забыла.

– Я скажу Игорю Николаевичу, что вы заходили, – вслед Шуре сказала услужливая Светочка. Это, конечно, было бы уже лишним, но у Шуры не было сил с ней спорить, она вышла в коридор и поплелась в свой кабинет. Плакать было нельзя, впереди еще куча пациентов. Запись до самого вечера. Плакать Шура будет дома.

Пока Шура вела прием, она несколько отвлеклась от своих печальных мыслей. Ведь ей очень нравилась ее работа. Особенно, когда дело касалось филлеров. Вот уж где медицина шагала семимильными шагами, так это в косметологии. Для того, чтобы продлить молодость и избежать пластической операции, придумывались разные процедуры, аппараты, изобретались новые лекарства. Филлерами можно было заполнить пустоты, ямы и борозды, возникающие с возрастом на лице. Шура колола пациенток, а потом, как скульптор вылепливала на их лицах утраченные со временем прекрасные черты. Стоила такая процедура дорого, но эффект был виден сразу. Многие пациентки уходили очень довольными и рекомендовали Шуру своим подругам. Так что пригодился Шурин скульпторский и художественный талант. Шура всегда знала, куда и сколько вводить препарата, чтобы вернуть лицу ускользающую молодость и красоту. А иногда даже и исправить природные дефекты.

Пару раз во время приема к ней заглядывал Кирсанов, но Шура махала на него руками, делая свирепое лицо. Мол, уходи, все потом, не видишь разве сколько народу. Когда Шура, наконец, освободилась и буквально выползла из клиники, машины Кирсанова на парковке уже не было. Шура так устала за этот день, что с трудом добралась до дома. Ехала практически на автопилоте. Есть совершенно не хотелось, она набрала себе горячую ванну и с удовольствием плюхнулась в ароматную пену. Тут же вернулись мысли об увиденном в приемной и о том, что ей поведала Светочка. В принципе Светочка Шуре ничего особенно нового и не сообщила. Кирсанов же сразу честно сказал, что живет с женой из-за денег и бизнеса. Светочка только прояснила, в чем именно этот бизнес заключается. Но Шура-то представляла себе жену Кирсанова совсем по-другому. Она думала, что несчастный Кирсанов из-за денег и любимой работы вынужден делить кров с настоящим крокодилом. Однако увиденная Шурой женщина ни на крокодила, ни на пупырчатую жабу совсем не походила. Ни капельки. Напротив, жена Кирсанова очень даже смахивала на саму Шуру. Ну, или наоборот, Шура смахивала на жену Кирсанова. Опять же, стало понятно, почему Кирсанов зовет Шуру Сашенька. Дашенька и Сашенька. Чудесно! Даже если напутаешь, то кто там разберет, какую ты первую букву в имени назвал. Тьфу ты, гадость какая! Еще и беременна эта Дашенька. И отнюдь не ветром ей эту беременность надуло. Это вынужденный жить из-за денег с нелюбимой женой Кирсанов, оказывается, не всегда перчаточками пользуется. Не иначе, как из-под палки, бедняга, исполнял свой супружеский долг. Так что по всему выходит, что Шура вроде игрока запасного состава. Да уж, Сашенька, права Эльвира Викентьевна – балда ты и дура дурацкая! Шурочка, выходит, дурочка! Шуре стало настолько тошно, что в голову закралась поганая мысль, засунуть голову в воду и лежать так, пока не кончится воздух.

Но тут дверь в ванную комнату заходила ходуном, а Шура увидела торчащие из-под двери серые лапы. Федор протестовал. Чувствовал, наверное, хозяйкины поганые мысли. Шура представила, как она захлебнется в ванной, а Федор помрет от горя и голода. Этого нельзя было допустить! Ни один мужчина не стоит страданий ее любимого кота. Шура всполошилась и открыла устройство для слива воды. Она выбралась из ванны, вытерлась и кинулась к Федору. Обнимала его так, как будто неделю не видела. Федор жмурился, урчал и перебирал лапами. Шура смотрела на воду в ванной, закручивающуюся в стремительную воронку, и ей казалось, что весь ее роман с Кирсановым утекает в сливное отверстие. От этого зрелища у Шуры вдруг проснулся зверский аппетит. Она помчалась на кухню, достала из холодильника сыр, открыла бутылку красного вина и устроила себе маленький праздник.

Утром Шура позвонила в «Люкс Престиж» и записалась на стрижку к ворчливой Тане. Теперь попасть к Тане оказалось не так-то просто, но Шура решила, что еще неделю она потерпит свою похожесть на жену Кирсанова.

Всю следующую неделю Шура под разными предлогами избегала Кирсанова. Объясняться с ним не хотелось. Да и чего, собственно, объяснять? Что Шура иначе представляла себе его жену? Или, что фантазировала про их с женой отдельное проживание? Или про то, что мечтала родить Кирсанову ребенка? Надеялась, что когда-нибудь он уйдет от жены и женится на Шуре? Ну, не дура разве? Так что в собственной глупости признаваться Кирсанову Шуре совершенно не хотелось. Хотелось убежать, спрятаться и никогда больше Кирсанова не видеть. Но как тут его не видеть, когда он главный врач? Вот и зашел, в конце концов, к Шуре в кабинет в тот момент, когда у нее случайно организовалось окно в записи.

– Сашенька, ты от меня прячешься, что ли? – Кирсанов притиснул Шуру к стенке и ухватил за грудь.

Шура покраснела и стала, молча, отбиваться. Кирсанов попытался Шуру поцеловать, но она вывернулась и забежала за процедурный стол.

– Не понял! – Кирсанов плюхнулся на Шурино рабочее кресло и похлопал себя по колену, приглашая Шуру присесть.

– Игорь, уйди, а? – попросила Шура.

– С чего бы это? – удивился Кирсанов, поднимая соболиные брови.

– С того. Ты мне мешаешь.

– Ты медитируешь тут, что ли? Между приемами.

– Нет. Ты мне мешаешь в принципе.

– Раньше не мешал, а теперь вдруг помешал?

– Не вдруг. Я недавно поняла, что ты мне жить мешаешь.

– Каким образом?

– Мне скоро тридцать, я хочу замуж выйти, ребенка родить.

– Ну, а я при чем? – Кирсанов пожал плечами.

– Вот именно. Ты ни при чем! Совершенно. Чего ты сюда приперся?

– Соскучился. Это же естественно.

– Вот и иди к жене. Я тут её недавно видела. Она у тебя, оказывается, красавица, да к тому же еще и беременная.

– Ты меня к жене, что ли ревнуешь? Приехали! Я тебе сразу сказал, что развестись с ней не смогу. Я же тебе ничего не обещал. – Кирсанов в недоумении развел руками.

– И не надо! Не надо разводиться ни в коем случае и обещать мне ничего не надо, но и лезть ко мне тоже не надо.

– Ты меня бросаешь, что ли? – На красивом лице Кирсанова была написана такая обида, что Шуре на секунду даже стало его жалко.

– Нет. – Шура постаралась подобрать самую безобидную формулировку. – Мы, как кинозвезды, расстаемся по обоюдному согласию ввиду непреодолимых противоречий.

– Твердо решила?

– Твердее не бывает.

– Ну, так я тебя уволю, – зло сказал Кирсанов. Он откинулся на кресле и закинул ногу на ногу. Кресло опасно заскрипело.

– Да, ради бога. Могу прямо сейчас уйти. – Шура поняла, что опять сглупила, пытаясь щадить самолюбие Кирсанова. Ишь ты, угрожать сразу начал. – Ты моих пациентов сам примешь, или организуешь кого? У меня там запись на месяц вперед.

– Ладно, работай пока, но учти, с этого момента все твои привилегии кончились. – Кирсанов вскочил, вышел из Шуриного кабинета и хлопнул дверью.

«Какие такие привилегии?» – подумала Шура, пожимая плечами. – «А вот работу, пожалуй, надо себе подыскивать! И как это меня угораздило так вляпаться?»

Действительно, вляпалась Шура Животова, иначе не скажешь! Кто ж это женщину увольнять будет за то, что отказала? Только оно. Самое распоследнее коричневого цвета. С него, с этого распоследнего ведь станется и отомстить. Под статью подвести, например. Вот вам и любовь! А нечего с начальством шуры-муры крутить. Начальство должно вашу работу организовывать и контролировать, а также поощрять ваши успехи, ну, или отругать, когда вы проштрафились. Но спать с начальством….!!! Ни-ни. Тем более, имея такую сказочную красоту, как у Эльвиры Викентьевны. Добро б еще последний вагон какой-нибудь или на безрыбье. На безрыбье, как известно, и начальник соловей. Но чтоб так. При молодости, да при красоте….

* * *

Утром Вера проснулась безо всякого будильника, привела себя в порядок и с наслаждением выпила большую кружку растворимого кофе. Когда она покончила с кофе, к ней постучался Ашраф. На носу у него красовались вчерашние очки, а под мышкой была зажата папка с документами.

– Все нашел, – сообщил он, снимая валенки. – Вот, здесь в папке все.

Вера взяла папку и открыла ее. Там аккуратно подшитые находились все квитанции по оплате электричества и расчеты по счетчикам соседей.

– Я сегодня снял показания с обоих счетчиков. Вот тариф, а вот расчеты. Штраф за просрочку платежа, который инспекторша выписала, распределил между всеми пропорционально потребленной электроэнергии.

Вера пробежала глазами цифры. Все было правильно.

– Спасибо, Ашраф! Я смотрю, в твоем хозяйстве все есть, даже калькулятор.

– Нет. Калькулятора нет. Голова есть, – Ашраф усмехнулся и постучал кулаком по лбу.

– Так ты и за бухгалтера работать можешь!

– Я же говорил, все могу. Как спалось?

– Замечательно.

– Вот и отлично. Пойду пока снег почищу у емкости для дизеля.

Вера аккуратно переписала на два листа расчеты Ашрафа и отправилась на станцию к универсаму. По всем признакам там обязательно должен был быть банкомат. И, действительно, он красовался прямо при входе в универсам. Вера сняла деньги Ашрафу на зарплату и подумала, что эту зарплату надо бы поднять. Потом она взяла тележку и пошла вдоль прилавков пустынного магазина. Магазин был красивым, продукты на прилавках поражали своим ассортиментом, но от цен у Веры закружилась голова. Даже будучи зажиточной домохозяйкой Вера никогда не покупала продукты в дорогих универсамах премиум-класса. Разве только, что-нибудь необходимое, чего не было в обычных гипермаркетах. Колбасу, например, особого сорта, или сыр какой-нибудь уникальный. Понятно, когда дамочка с работы очумелая несется и в ближайшем гастрономе все подряд метет, чтоб успеть семью накормить, но домохозяйке такое поведение не к лицу. Сейчас, конечно, Вера домохозяйкой быть перестала, однако она перестала быть и замужней женщиной. Теперь каждая копейка у нее на счету.

«Надо будет раз в неделю ездить в ближайший гипермаркет на кольцевой», – твердо решила она, когда кассирша огласила ей сумму покупок.

Вера загрузила продукты в багажник и поехала назад в сторону своего пансионата. На развилке, ведущей к пансионату, она остановилась и задумалась. Вдруг вспомнилось: «налево пойдешь – коня потеряешь!» Действительно, куда сначала податься? К депутату или олигарху. Вера решила, что представитель власти вряд ли будет тянуть с возвратом средств за электричество, и свернула налево.

Дорога была хорошо расчищена. Чувствовалось, что ей часто пользовались. Попетляв между соснами, она привела Веру к огромному забору с массивными воротами. Над воротами торчала камера видеонаблюдения. Вера вылезла из машины и пошла к переговорному устройству. На встречу с соседями она не стала наряжаться в норку. Решила, что в валенках и пуховике будет сподручнее. Вон как накануне намерзлась.

Вера нажала на кнопку переговорного устройства.

– Кто? – спросил мужской голос.

– Здравствуйте, я ваша новая соседка, – вежливо представилась Вера.

– Чего надо? – ответили из депутатского дома.

– Откройте, пожалуйста, – попросила Вера.

– Чего надо? – Депутат, явно не хотел сдаваться.

– Мне нужно переговорить с хозяином. – Вера с трудом сдержалась, чтобы не нахамить.

– Чего надо? – Видимо, у охраны депутата были четкие инструкции по переговорам с визитерами.

Вера разозлилась.

– Передайте хозяину, что если завтра до двенадцати ноль-ноль он не оплатит задолженность за электричество, я вас отключу, – Вера засунула в щель под воротами расчет задолженности по счетчику депутата, развернулась и пошла к машине. Камера застрекотала, отслеживая Верины передвижения. Вере очень захотелось засандалить в эту камеру снегом, но она взяла себя в руки и уселась в машину.

У дома олигарха ситуация практически повторилась, за исключением того, что из переговорного устройства на внушительных воротах, с ней вообще не стали разговаривать. Так только камера поерзала туда-сюда. Тут уж Вера не удержалась. Слепила снежок и залепила им прямо в камеру. Не с первого раза, конечно, но с третьего уж точно попала. Камера перестала елозить, а Вера надавила на кнопку интеркома. Минут через десять в воротах распахнулась калитка, и показался небритый мужик с помятым лицом.

– Чего хулиганим? – Он хмурился и беззастенчиво разглядывал Веру.

– За электричество, когда последний раз платили? – с места в карьер набросилась на мужика Вера.

– Ты, это, с электросбыта что ли? – Мужик посмотрел на Верин «Крузер». – Что-то не похоже!

– Я не с электросбыта, я соседка новая. Вчера за свет миллион заплатила, – рявкнула Вера.

Мужик присвистнул.

– А я при чем? – Он пожал плечами.

– Передайте вашему хозяину, что если он завтра до двенадцати по счетчику мне не заплатит, то я вас отключу.

– Хозяин! – заорал мужик куда-то во внутрь двора. – Всё, считай, что передал. Можешь быть свободна. А вот от электроэнергии отключать может только электросбытовая организация. Ты не она, сама призналась! Я с тобой это…, – мужик на секунду задумался, – судиться буду, вот! – Он помахал у Веры перед носом пальцем и захлопнул калитку.

Тут только Вера поняла, что мужик этот был в стельку пьян. Тем не менее, она также засунула в щель под воротами расчет долгов по счетчику олигарха.

«Ну, что за люди!» – расстроено думала Вера, выруливая к своему пансионату. – «Охрану себе приличную завести не могут! А еще депутат с олигархом. Шаромыжники какие-то!»

Вера твердо решила, что назавтра выполнит свои обещания и отключит этим шаромыжникам свет.

Когда Вера подъехала к пансионату, шлагбаум плавно поднялся, приглашая Веру внутрь. Вера подъехала к своему коттеджу и поискала взглядом Ашрафа. Сторожа нигде не было. Вера разгрузила продукты в холодильник, взяла большую сардельку и пошла на поиски Ашрафа и Акбара. У входа в здание пансионата она обнаружила перепуганного прораба, рядом с которым сидел Акбар и внимательно разглядывал прорабские усы. Если б не испуг в глазах, то прораб был бы похож на вальяжного упитанного кота.

– Давно стоите? – поинтересовалась Вера.

– Вера Алексеевна! Так ведь и сердечный приступ заработать можно, – пролепетал прораб, не двигаясь с места. – Уберите от меня этого дикобраза.

– Это не дикобраз, а один из наших охранников. Его только Ашраф убрать может, вы его не видели?

– Ашраф это кто?

– Начальник охраны. Сторож мой.

– Сторож ваш сказал: «Постойте тут пока. Пойду, дизель приму» и исчез, а это чучело пришло и смотрит. Пошевелиться не дает, сразу зубы скалит.

– Акбарушка, отпусти дядечку, – попросила Вера собаку. – Смотри, я тебе сарделечку купила. – Она помахала сарделькой практически перед мордой собаки.

Акбар сглотнул слюну и помотал головой.

– Отказывается. – Вера вздохнула и спрятала сардельку за спину, чтобы не нервировать пса.

– Это что за порода такая страшная? Волк?

Вера пожала плечами.

– Маламут, – раздалось у нее за спиной. – Собака повышенной умности. Делает только то, что сам считает нужным.

Вера вздрогнула.

– Ашраф! Вечно ты появляешься, как черт из коробки. Нельзя к людям так неслышно подкрадываться.

– Я не как черт из коробки, я как джин из бутылки! Давай, хозяйка, сюда твою сардельку. Уж больно пахнет хорошо, – затем он что-то добавил по-узбекски. Акбар заулыбался, отошел от прораба и одним махом проглотил сардельку. Как не было ее.

– Маловато будет, – заметил Ашраф, наблюдая исчезновение сардельки.

– Не волнуйтесь. Я там Акбару и мяса привезла, и косточку. В коттедже, в холодильнике лежит. Ты уж сам возьми, там всё открыто.

– А я дизель принял, вот накладная, – Ашраф протянул Вере документы на топливо.

– А я уже шевелиться могу? – спросил прораб, шмыгнув носом.

– Можете, можете, – засмеялась Вера. – Пойдемте, я вам все покажу, расскажу и чертежи посмотрим.

– Думаю, сначала не помешало бы чайку горячего, – заметил Ашраф.

– Да уж точно, – согласился прораб.

– Хотя я вас вроде на солнышке поставил. Пройдемте в вагончик.

– У вас и вагончик тут есть? А то я все думал, где мои орлы будут жить. Не в пансионате же!

– И не в вагончике, – отрезал Ашраф. – В вагончике я проживаю.

– Ашраф, можно тебя на минуточку, – попросила Вера. Она взяла сторожа под локоть и отвела в сторону.

– Давай, строителям вагон отдадим.

– А меня куда?

– Во второй коттедж. Он хоть и поменьше моего, но всяко больше твоего вагона. Удобства опять же. Холодильник, телевизор, плита газовая. Соглашайся.

– Да ну. – Ашраф замахал руками. – Не положено.

– Ну, что ты в самом деле? Почему не положено? Кем? Я, в конце концов, хозяйка или где? На вот. – Вера достала из сумочки деньги. – Это тебе зарплата за прошлый месяц. А с этого месяца я тебе зарплату повышаю. Тебе двадцать, а Акбару пока пять. Но! Я ему буду сама мясо привозить.

– Спасибо, хозяйка. – Ашраф взял деньги и вытер навернувшиеся на глаза слезы. – Возьми вот тоже пульт от шлагбаума. – Он протянул ей коробочку с двумя кнопочками. – На левую жмешь, шлагбаум открывается.

– А на правую закрывается?

– Нет, закрывается тоже на левую. Правая, наверное, для красоты прилеплена. Симметрия – это всегда красиво. – Ашраф поднял указательный палец вверх. – Так и быть, забирайте вагон, – сказал он прорабу. – Пойду пока апартаменты Акбаровы к коттеджу перенесу.

После чаепития в жарко натопленном вагончике Ашрафа, Вера обговорила с прорабом все нюансы будущей реконструкции пансионата и внесла небольшой аванс на материалы.

– Как оформлять будем? – поинтересовался прораб, чем сильно озадачил Веру.

– Я имею в виду «в белую», или как? – пояснил он свою мысль.

– Я поняла, просто слегка от жизни отстала. Мне надо с бухгалтером посоветоваться. А вам, как удобнее?

– Мне все равно. Значит, пока никак не оформляем.

– Пока никак.

Вера проводила прораба и позвонила своей старой знакомой Светке Михайловой. Светка специализировалась на управленческом учете и в последнее время возглавляла консалтинговую компанию. Светка с ходу поняла, что требуется Вере и сообщила, что завтра же пришлет к ней замечательного специалиста Кранк Тамару Федоровну.

Пока Вера занималась с прорабом, Ашраф разгрузил подъехавшую машину с Вериными вещами, обустроился во втором коттедже и сварил Акбару похлебку из привезенного Верой мяса. Запах от похлебки напомнил Вере о том, что она с утра ничего не ела. Она посмотрела на часы и обнаружила, что день промчался незаметно. Похоже, сегодня придется опять поужинать пельменями. Однако, как только она подошла к коттеджу, ее встретил Ашраф с предложением отужинать вместе с ним пловом из курицы. Честно сказать, Вера очень обрадовалась, потому что чувствовала, что не в силах даже сварить пельмени.

Плов Ашрафа показался Вере необычайно вкусным. Она с аппетитом ела, а Ашраф перечислял дела, которые ему необходимо было завтра сделать. Вера одобрительно кивала и думала, что с Ашрафом ей необычайно повезло.

– Ашраф, может нам стоит Акбару загончик какой-нибудь сделать. У нас теперь тут народу всякого крутиться будет много. И строители, и бухгалтер вот завтра приедет. Бухгалтера нам пугать никак нельзя. – Мысль о вольере для Акбара пришла Вере в голову сразу, как только она увидела испуганного прораба.

– Не надо ему никакого загончика. Зачем ему в клетке сидеть, когда он слова понимает?

– Ну, да, – согласилась Вера. – Тогда ты ему скажи, чтоб он строителям и бухгалтеру на глаза не показывался.

– Конечно, скажу. Отчего не сказать?

– И хорошо бы табличку какую-нибудь грозную на шлагбаум повесить «Осторожно злая собака!»

– Можно. По-русски и по-английски?

– А по-английски зачем?

– Так для солидности. Ахтунг! И все такое прочее.

– Ахтунг – это по-немецки.

– Я знаю. Это я так, образно.

– Хорошо, делай, как знаешь. И газку, в смысле дизеля, прибавь. Пусть в пансионате потеплей будет. Все-таки люди целый день там работать будут, да и мы с бухгалтером завтра некоторое время там поработаем.

– Слушаю и повинуюсь.

– И если шаромыжники, что у нас по соседству, нам до двенадцати денег не привезут, будем им рубильник вырубать.

– Конечно, вырубим. Отчего не вырубить?

Когда Вера вернулась в свой коттедж, ее глазам предстали аккуратно составленные коробки. В коробках было все самое необходимое и памятное, что Вера посчитала нужным забрать с «дачки». Этого самого необходимого оказалось столько, что оно практически загромоздило довольно большую гостиную коттеджа. Вера с тоской посмотрела на коробки, махнула рукой и отправилась спать. Спала она опять крепко, без сновидений, а наутро после завтрака направилась в пансионат искать бухгалтерию. По дороге она увидела замечательную картину. У шлагбаума стояла большая хищная БМВ седьмой серии, а Ашраф в полной охранной амуниции с полицейской дубинкой за поясом выяснял что-то у водителя.

«Надо же, как ему всегда удается появляться в нужное время и в нужном месте!» – удивилась Вера. Ведь недавно еще пока она пила кофе было слышно, как Ашраф стрекочет машинкой для чистки снега. Вряд ли он делал это в форме охранника и с дубинкой.

Ашраф, похоже, оказался удовлетворен объяснениями водителя и открыл шлагбаум. Машина въехала на территорию и остановилась у крыльца пансионата. Из машины выпорхнула дама неопределенного возраста в точно такой же голубой норке, в которой недавно красовалась Вера. Головного убора на даме не наблюдалась, сапоги ее украшали гигантские шпильки. Чувствовалось, что дама привыкла передвигаться исключительно в автомобиле.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась с дамой Вера.

– Позовите хозяина, – велела дама, мельком глянув в Верину сторону.

– Я хозяйка, Тихонова Вера Алексеевна, – представилась Вера, выключив свою любезность. – А вы, чьих будете? – Она решила с дамой не церемониться. Вера не любила, когда с ней не здоровались.

– Ой, извините, здравствуйте. – Дама постаралась исправить свою оплошность. – Я личный помощник депутата Ромашина. – Она протянула Вере визитку.

– Деньги привезли? – Вера взяла визитку и, не глядя, сунула в карман пуховика.

– Да, конечно. – Дама сделала легкий жест в сторону водительского окна автомобиля. Окно поехало вниз, и оттуда появилась пачка денег. Дама взяла деньги и протянула их Вере. – Что же вы сразу отключением угрожаете? Мы же платить не отказываемся. – Дама явно попыталась пристыдить Веру.

– А я не сразу, я только после того, как вы меня на порог не пустили.

– Я? – Брови дамы буквально растворились у нее на лбу.

– Не вы конкретно. Может быть сам депутат Ромашин. По интеркому не разобрать.

– Это какое-то недоразумение.

– Конечно. Поэтому у меня к вам просьба, чтоб я больше за своими деньгами к вам кланяться не ходила, давайте, первого числа каждого месяца вы будете приезжать и оплачивать свою электроэнергию. По счетчику.

– Хорошо, хорошо. – Дама сладко улыбнулась и несколько раз кивнула.

– Распишитесь, пожалуйста. – Откуда ни возьмись рядом с Верой появился Ашраф и протянул даме журнал с расчетами за электроэнергию.

Дама, не глядя, расписалась и нырнула в автомобиль. Машина тронулась с места, шлагбаум плавно открылся, словно приглашая БМВ покинуть территорию.

Вера посмотрела на часы. До двенадцати оставалось пятнадцать минут. Вера вздохнула. Похоже на олигарха ее угрозы отключения электроэнергии должного впечатления не произвели. А может быть, пьянчужка, что у олигарха на охране сидит, ничего такого хозяину и не передал даже. Завалился после Вериного отъезда спать, и все дела. Однако со стороны противоположной той, в которой растворилась БМВ, вдруг послышалось громкое стрекотание, и перед шлагбаумом появился снегоход. Снижать скорость и останавливаться он явно не собирался. Ашраф нажал на кнопку пультика дистанционного управления, и шлагбаум пошел вверх. Снегоход влетел на территорию и заложил крутой вираж, обдавая снегом Веру и Ашрафа. Наконец, он остановился. С него как-то с трудом слез тот самый помятый мужик, с которым Вера разговаривала у ворот олигарха, и, пошатываясь, направился в сторону Веры и Ашрафа.

– Акбара что ли позвать? – спросил Ашраф.

– Не надо. Сами справимся. – Вера пожала плечами. – Хотя, может, и позвать.

Ашраф остался стоять на месте и ничего такого не сказал, однако у будки охраны вдруг материализовалась серая тень Акбара. Из этого Вера сделала заключение, что Ашраф не просто разговаривает с Аккбаром на узбекском языке, но еще и общается с ним мысленно.

Мужик подошел к Вере, потер небритое лицо и полез в карман, потом в другой, потом похлопал себя по остальным карманам, изобиловавшим на его пуховом жилете, потом сказал:

– Шютка! – И вытащил из кармана деньги. – Получите котлету, мадам, сдачи не надо.

Он повернулся и нетвердой походкой направился к снегоходу. Денег явно было гораздо больше, чем требовалось. Это было видно и без пересчета.

– Постойте, – сказала Вера в удаляющуюся спину. – Здесь много.

Мужик махнул рукой и, не оборачиваясь, сказал:

– Запиши на аванс.

– А расписаться? – Этот Верин вопрос и вовсе остался без ответа.

Мужик сел на снегоход, и тут увидел Акбара.

– Оба-на! Маламут, дружище, дай я тебя поцелую, – он попытался встать со снегохода, видимо, чтобы обнять и поцеловать Акбара, но у него ничего не вышло.

Акбар вдруг улыбнулся, но потом, похоже, спохватился, нахмурился и как-то виновато поглядел на Ашрафа. Мужик тяжело вздохнул, махнул рукой и завел снегоход. Мотор взревел, и снегоход умчался в сторону леса.

– Убьется же! – Вера тяжело вздохнула.

– Пожалей его еще. – Ашраф забрал у Веры папку с документами по электроэнергии, сунул ей связку каких-то ключей и удалился, а Вера вошла в пансионат. Там уже шли полным ходом строительные работы. Рабочие расположились на полу в холле и курили.

– Простой или перекур? – поинтересовалась Вера.

– Перекур.

– Курите, пожалуйста, на улице. Здесь курить нельзя. И окурки, чтоб на землю не бросали! – строго сказала Вера и подумала, что надо бы попросить Ашрафа приглядеть за строителями.

Бухгалтерию Вера обнаружила на первом этаже и сразу поняла, зачем Ашраф дал ей ключи. Дверь была заперта. И как он догадался, что она в бухгалтерию пошла? Хотя, ясно как! Сама же вчера ему сказала, что бухгалтер приедет. Нужный ключ нашелся не сразу. Наконец, Вера отперла дверь, за которой обнаружила небольшой кабинет с компьютером и стеллажами. Однако бумаг было немного. Всего две папки. Вера полистала документы и поняла, что безнадежно отстала, и без помощи фирмы Михайловой ей не обойтись.

Бухгалтер приехала после обеда на огромном джипе Шевроле Тахо. Это оказалась упитанная жизнерадостная женщина с добрым лицом. Ашраф сразу кинулся помогать ей выгрузиться из машины, подал ручку и поддержал.

– Хорошая тачка, мне от бывшей хозяйки досталась, – сообщила веселая Тамара Федоровна, похлопав Тахо по черному блестящему боку. – Только хозяйка-то моя девка высокая, а я, как колобок. Так что мне каждый раз в машину залезать мука мученическая.

– А чего ж не продадите? – поинтересовалась Вера.

– Что вы! Как можно? Это ж подарок. А потом я все-таки надеюсь, что Ирка моя когда-нибудь из своей Америки приедет. Вот и будет ей, на чем ездить.

– Да, сейчас многие уезжают. Или ваша хозяйка в Америку замуж вышла?

– Угу. Ее, можно сказать, туда вышли. Они б с мужем и тут прекрасно жили бы, да не дали. Магазины «Линия» слышали?

– Знакомая история. – Вера тяжело вздохнула. Еще бы она не слышала про «Линию». Ей эта тема была хорошо известна. На своей шкуре испытала, что такое рейдерский захват.

– Такое дело угробили! Теперь вот, распродают всё по частям. Тьфу, подонки! Сами работать не умеют и другим не дают. Ну, да ладно! Чего тут у нас? Где больной? – Тамара Федоровна рассмеялась и потерла руки.

– Пройдемте. – Вера сделала приглашающий жест и повела Тамару Федоровну в бухгалтерию. Там Тамара Федоровна освоилась сразу. Быстро пробежала глазами папки с документами и поковырялась в компьютере.

– Да! Не густо, – сказала она, закончив. – Но ничего, будем лечить. Штрафы небольшие будут за то, что отчетность просрочена. Но это ерунда. Налоговую отчетность мы восстановим. Но пока вы деятельность не начнете, я вам особо не нужна. Разве что регулярно пустые балансы в налоговую отправлять. Так это я и без вас сделаю. Образец только подписи Вашей мне на бумажке чиркните. Лучше пару раз. Я руку быстро набью. Документы для налоговой на смену учредителя и назначении директора я вам подготовлю завтра же. Вам надо будет только со мной к нотариусу подъехать. Вот это я возьму с собой. Сейчас опись составлю.

Тамара Федоровна уселась за стол и стала переписывать документы.

– Я с вами еще посоветоваться хотела. Меня тут прораб спрашивал, как стройку оформлять будем? – поинтересовалась Вера.

– Что за стройка?

– Да, реконструкция небольшая. Это же пансионат, а я его хочу в клинику медицинскую переоборудовать.

– Вы переоборудование с реконструкцией не путайте! – Тамара Федоровна аж подпрыгнула на месте. – Реконструкцию вам со всей шайкой-лейкой согласовывать придется, а это, я вам скажу, все равно, что выше головы прыгнуть! Мрак и средневековье. Никогда не запуститесь. Уж, поверьте мне. Мы с Иркой моей на этом собаку съели.

– Как согласовывать? С какой шайкой? Это ж моя собственность!

– Это вам только кажется, что она ваша, пока вы не решили стенку какую-нибудь снести или передвинуть. Тут же явится вам некто и начнет проверять, контролировать и штрафовать. До вашей собственности всем дело есть. И администрации, и госархстройнадзору, не к ночи будь помянут, и пожарникам, чтоб им пусто было, и санэпидстанции, пропади она пропадом. Так что, послушайтесь, деточка, старую Тамару Кранк, ремонт ваш зовите косметикой, стенки старайтесь не сносить. И, вообще, лучше ремонт этот никак в отчетных документах не показывать.

– Как же?! А я слышала, что при капитальном строительстве можно даже НДС назад возместить.

– Ха! – Тамара Федоровна взялась за бока. – Матушка! Да ты никак банк открываешь? Ты что плательщик НДС? Тебе ж клиенты свои кровные понесут безо всякого эндээса! По упрощенной схеме. А кроме того, чтобы этот эндээс у страны обратно получить, надо опять выше себя подпрыгнуть. А потом налог на имущество, знаешь, какой у тебя будет? У тебя ж удорожание здания по полной программе на сумму реконструкции твоей пойдет. Так что сиди и не рыпайся. И стройку свою не выпячивай.

Вера заметила, что Тамара Фёдоровна перешла «на ты», видимо от возмущения, но не обиделась, а почувствовала себя неразумной девчонкой, которую распекает заботливая мамаша. Это ощущение Вере понравилась. Как же давно о ней никто не заботился! Наверное, с тех самых пор, когда умерла мама.

– Так вот почему у бывшего владельца два коттеджа нигде в документах не значатся! – После разъяснений Тамары Фёдоровны это стало ясным Вере, как дважды два.

– Точно. Себе дороже. Умный человек, видать, бывший хозяин. Вон у него по документам всё здание чуть больше трех рублей стоит, а земля по кадастровой стоимости обозначена. Тебе ж еще и лицензия медицинская нужна будет?

– Ага.

– С этим Михайлова тебе поможет. Там тоже все непросто. Ты б, пока суд да дело, уже врачей каких-нибудь подыскивала.

– Обязательно. Я уже хирурга одного молодого нашла. Вот, думаю, отправить его в Италию подучиться тамошним методикам. Там пластика на очень высоком уровне.

Тамара Федоровна замахала руками.

– Чур, меня, чур! Ты никак решила с пластикой связаться?

– Да, а что?

– Ни в коем случае! Хотя бы пока так на ноги не встанешь, чтобы светило к себе пригласить. Иначе, кердык! – Тамара Федоровна провела ладонью по горлу. – Это ж какая ответственность! Вот пусть светило и отвечает. Ты бы пока аппаратами разными, да фиглями-миглями безоперационными ограничилась. Нити там волшебные, лазеры-шмазеры, укольчики, клизмы, диеты и все такое прочее. То, что можно без общего наркоза делать. Так сказать, под местным. – Тамара Федоровна щелкнула себя под подбородком, как заправский забулдыга. – Для начала.

– Я подумаю. Пластика, действительно, дело серьезное. – Вера вспомнила разговор с бывшим мужем о конкуренции в медицине. Действительно, каждое светило имело свою собственную клинику и идти к Вере в сподвижники не собиралось. Да, что там светило! Рядовые хирурги, с которыми она общалась, менять собственное место работы не стремились, даже с перспективой обучения в Италии за Верин счет.

– Вот-вот. Врачей вон, по телику говорят, если что не так, одного за другим отстреливают. Ну, или сажают почем зря. Поэтому договор тебе с клиентами твоими будущими надо так продумать, чтобы комар носа не подточил. Тут даже если только одними клизмами заниматься и то подстраховаться надо, чтобы не повесили на тебя чего не надо. А то скажут, что клизму клиенту не туда вставили, вот он и скопытился.

При этих словах Тамары Федоровны Вера тут же вспомнила огромное количество бумаг, которые она подписывала в итальянской клинике. По всему выходит – права Тамара Федоровна. Вон, даже в Италии врачи пытаются всю ответственность на пациентов переложить.

– Девушки! Хотите чаю? – В дверях показался Ашраф с подносом, на котором стоял пузатый чайник, чашки, сахарница и вазочка с пряниками.

«Господи! И когда он все успевает?» – подумала Вера, освобождая на столе место для чаепития.

– Хотим, хотим! – Тамара Федоровна захлопала в ладоши. – Надеюсь, вы, молодой человек, нам компанию составите?

– Если хозяйка не возражает. – Ашраф вопросительно посмотрел на Веру.

– Конечно, не возражает! Ашраф, бери стул, садись. – Вера отодвинулась, приглашая Ашрафа к столу. – У нас еще Акбар есть, – с гордостью добавила она, когда Ашраф уселся.

– Так и Акбара зовите.

– Акбара нельзя, он собака, – пояснила Вера. Тамара Федоровна вызывала у нее непреодолимое желание обязательно всем поделиться. – Такая умная собака. Все понимает. Только не разговаривает.

– Как не разговаривает? Почему не разговаривает? – не согласился с Верой Ашраф. – Очень даже разговаривает. Лаять-то не умеет, вот и приходится ему разговаривать. Сейчас состоит при охране наиважнейшего объекта – хозяйского коттеджа. Хозяйка ж наша двери не запирает, сумки с документами, деньги пачками, да ноутбук свой везде раскидывает. Как нам без собаки?

– Действительно, никак! – согласилась Тамара Федоровна и укоризненно посмотрела на Веру.

* * *

В «Люкс Престиже» Шура решительно заявила Тане:

– Срезай с меня всю эту галиматью. Хоть под ноль стриги, но чтоб никакого намека на «Криминальное чтиво», твист и Уму Турман.

– А я говорила, прическу укладывать надо, – заворчала Таня, закутывая Шуру в пелеринку.

– Так я и укладывала, не видно, что ли?

– Да вроде неплохо. – Таня пожала плечами. – Стильненько.

– Вот то-то и оно! Стильненько, а мне надо стильно. Так ко мне не те мужики прибиваются. Давай, стриги, под Хакамаду.

– Никак, на олигарха зайти решила? – ахнула Таня.

– Там поглядим. Может и на олигарха, а может на кого из Совета Федерации, – Шура многозначительно посмотрела в зеркало на Таню.

– Аха! – Похоже, Таня прониклась.

Она задумчиво поглядела на Шурину голову, помяла Шурин затылок, перекрестилась, сказала «Ну, с богом!» и придвинула к Шуре раковину.

– Ты б глаза, что ли, закрыла, а то мне самой страшно, – добавила она, закончив мыть Шуре голову.

– Главное ты глаза не закрывай, – заметила Шура и зажмурилась.

Когда она открыла глаза, то ничего такого страшного в зеркале не обнаружила. Оказалось, что Шуре Животовой и без волос хорошо. Практически красиво.

– Нет, вот лицо! Я ж говорила, черты правильные, благородные. – Таня откровенно радовалась, рассматривая свое творение. – Хоть наголо брей! Почти все срезала, а ей хоть бы хны! Ничем бабу не испортишь. Все штабелями полягут. И олигархи, и Совет Федерации в полном составе.

– В полном составе не надо, там и дамочки имеются. – Шура вертела головой и поглаживала затылок. – Дамочки нам без надобности.

Со следующего дня по рабочему графику у Шуры начинались выходные, а так как они, что было редкостью, совпадали с выходными днями всей страны субботой и воскресеньем, Шура была приглашена на дачу к маме и Пьетрофичу. В программе мероприятия значились шашлыки, вино, бадминтон, картишки и прочие дачные увеселения. Вот уже две недели подряд погода стояла жаркая, так что можно будет позагорать и поплавать в бассейне. В бассейне у Эльвиры Викентьевны можно было плавать смело, туда ни один микроб не прорвется. Шура, конечно, представляла, что скажет мать, увидев ее новую стрижку. Густые волосы всегда были одним из достоинств Эльвиры Викентьевны, доставшихся Шуре по наследству. А Эльвира Викентьевна к своим достоинствам в Шуре относилась очень и очень трепетно. Она искала в дочери собственные черты, а найдя, настаивала на том, чтобы Шура их всячески подчеркивала. Матери всегда казалось, что если Шура не будет краситься, стричься и одеваться, как она, то обязательно все испортит. Предыдущая Шурина прическа, та самая для танца с Джоном Траволтой, была Эльвирой Викентьевной очень ядовито осмеяна. А тут Шура явится практически без волос с ежиком на голове… Ну, лучше уж явиться и получить по полной программе, чем прятаться от Эльвиры Викентьевны и получать еще и за это. Опять же Федору по такой жаре нечего в четырех стенах сидеть. Коту нужно немного поразвлечься, да побегать на воле.

С утра Шура достала с антресолей переноску для Федора, и он радостно туда запрыгнул. Федор любил ездить с Шурой в автомобиле и бывать на даче. Даже, несмотря на Сюсеньку-Эсмеральду. Обычно на даче у Пьетрофича он занимался тем, что носился по всему участку, выскакивая внезапно из кустов на проходящих мимо мирных дачников. Эльвира Викентьевна и Шура обычно при выскакивании Фёдора верещали, а Пьетрофич матерился и грозил утопить Фёдора в бассейне. Бассейна Фёдор побаивался, предпочитая наблюдать за ним издалека. Зато Сюсенька могла спокойно восседать у бассейна под зонтом, не боясь получить от Фёдора по морде.

Шура повертелась в коридоре перед большим зеркалом, теперь зеркала у нее в квартире были повсюду, и осталась собой очень довольна. Легкий льняной сарафан синего цвета очень Шуре шел и подчеркивал все достоинства ее теперь такой стройной фигуры. Правда, мялся этот сарафан чрезвычайно. Ну, на то он и льняной, чтобы мяться. К сарафану очень подходили серьги с аквамаринами, подаренные Шуре отчимом на восемнадцатилетие. Раньше-то Шура серьги носить стеснялась. Ей казалось, что красивые серьги привлекают внимание окружающих к ее толстым щекам. Зато сейчас, когда никаких таких толстых щек у Шуры не было и в помине, серьги сверкали голубыми камнями и подчеркивали Шурину красивую длинную шею.

По дороге на дачу Пьетрофича Шура заехала на заправку. Федор сладко спал в своей переноске. Конечно, без кондиционера он скоро проснется и недовольно заорет, но колонка находилась в тени под навесом, и Шура решила, что несколько минут без кондиционера ее любимый кот уж как-нибудь переживет. Шура вставила пистолет в бензобак, запомнила номер колонки и направилась в магазин. Там оказалась небольшая очередь. Шура встала в конец и подумала, что пока она дойдет до кассирши, машина как раз и заправится. Однако очередь двигалась медленно. В магазине было полно всяческой дребедени и сопутствующих заправке бензином услуг. Кто-то пил кофе, кто-то покупал журналы, пирожки и жареные сосиски. Шура начала постепенно раздражаться. По всем расчетам ее машина должна была уже давно заправиться, а Фёдор проснуться и возмущенно орать.

«Ну, какого ляда ты сюда приехал?» – грубо думала Шура, глядя на толстого дядьку, покупающего какие-то пироги. – «Заправляться или жрать? Да еще в субботу! Заправка для того, чтобы заправляться!»

Толстяк сменился девицей, которая кроме бензина брала еще какие-то журналы и шоколадки. Причем все никак не могла остановиться на чем-либо одном. После того, как отошедшая уже было от кассы, девица вернулась и попросила у кассирши пробить еще какую-то жвачку, Шура аж ногой топнула и фыркнула от возмущения.

– Спокойнее, Шурик! Спокойнее, – услышала она хриплый мужской голос у себя за спиной. – Не то бедная девушка жвачкой этой подавится.

Шура обернулась и мельком глянула на мужика, стоявшего в очереди за ней. Мужик был примечательный. Когда Шура обернулась, то взглядом уперлась как раз этому мужику в грудь. Грудь была ничего себе. Мощная и в меру волосатая. Это было видно, благодаря расстегнутой молнии на его куртке. Это, в общем, и все, что Шуре удалось разглядеть с первого взгляда. Она еще подумала:

«Во, придурок! Такая жара, а он в куртке».

Шура потеряла к мужику всякий интерес, ведь не может же быть, чтобы его слова имели отношение именно к ней. Наверное, где-то рядом с этим конем, находится еще и какой-то Шурик, к которому тот обращался. И наверняка этот Шурик тоже нервничает и бьет копытом в точности, как Шура. Да уж, озвереешь тут в этой очереди.

– Шурик! Или ты не Шурик? Неужели я обознался и передо мной не Животова! – раздалось у Шуры над ухом.

Шура аж подпрыгнула. Шуриком ее называл только один человек – Федька Моргунов. Она резко обернулась и стала внимательно разглядывать мужика. Не может быть! Какой-то розыгрыш, что ли? Кроме мощной груди у мужика, возвышавшегося над Шурой, была еще и борода. А самое невероятное, волосы этого типа были заплетены в настоящие косы. Косы лежали на широких плечах. Только бантов не хватало. Шура опустила взгляд и увидела, что мужик держит под мышкой немецкую каску с рожками. Ноги его были обуты в какие-то странные боты. Смесь сандалий с сапогами. В целом персонаж был какой-то киношный, невсамделешный. Мужик в свою очередь беззастенчиво разглядывал Шуру. При этом глаза у него были до жути хитрые.

– Ты кто? – смело спросила Шура. Она поняла, что, хоть убей, не узнает этого типа.

– Шурик, что за дурацкий вопрос? Ты же практически напрашиваешься на логичный ответ про коня в пальто.

– Это я и так вижу. И коня и пальто. Мужчина, я вас не знаю! – Шура гордо отвернулась.

– А я вас, девушка, знаю и весьма неплохо, – проурчал мужик Шуре в ухо. – У вас на коленке шрам от бандитской пули. Это я вас в седьмом классе из мелкашки случайно приложил? Или опять напутал?

– Федя! – ахнула Шура и развернулась. Правда, тут же отстранилась, увидев довольную, но совершенно незнакомую хитрую рожу. – Нет, этого не может быть!

Ну, как такое может быть, чтобы этот детина оказался Федькой Моргуновым «недомерком» и «букашкой».

– Шутка природы! – заявил мужик. – Ты, я смотрю, тоже слегка изменилась. Не узнал даже сначала. Только потом, когда ты ножкой топнула, да зафырчала. Так только Шурка в детстве делала.

– Девушка! Платить будете? Вы чего сюда пришли за бензином или лясы точить? – поинтересовалась у Шуры кассирша. Пока Шура беседовала с Моргуновым, очередь перед ними незаметно рассосалась.

– За бензином, – сообщила Шура. – Восьмая колонка, пожалуйста.

Шура опять повернулась к Федьке.

– Глазам своим не верю!

– Я тоже, – согласился он.

– Тысяча сто десять, – сообщила кассирша.

Шура, не отрывая взгляда от Моргунова, протянула ей деньги.

– Вот, сдачу возьмите. Следующий.

– Пятая, – сказал кассирше Федька.

Он расплатился, и они вместе вышли из прохлады кондиционированного магазина в жаркий июнь.

– А я ведь кота в твою честь назвала, – сообщила Шура. – Идем, познакомлю, он у меня в машине.

– Давай отъедем сначала в сторону, а то нас страждущие бензина живьем сожрут. За магазин заезжай, там тенек.

Шура пошла к своей машине и, не доходя до нее, услышала возмущенный рев Фёдора. Кот протестовал из-за отсутствия Шуры и кондиционированного воздуха. Шура чуть ли ни бегом кинулась к машине, завела мотор, но воздух даже не собирался охлаждаться. Увидев Шуру, Фёдор сбавил обороты и перестал орать. Так только заскрипел противным скрипом, мол, где ты, мамаша, шляешься, когда коты в шубах вынуждены без кондиционеров сидеть. Шура заехала за магазин и остановилась в тени. Мотор она выключать не стала. В салон пошел прохладный воздух, довольный кот заткнулся и начал гнездиться, чтобы опять вздремнуть часок-другой. Шура услышала громкий треск, и из-за угла выехал мотоцикл с Моргуновым за рулем.

«Вот почему он в куртке», – догадалась Шура. Она вышла из машины. Моргунов еще немного потрещал и выключил мотор.

– Ух ты! – Шура с восторгом потрогала мотоцикл. Он был невероятно красив, с большим количеством всяких никелированных штучек. Правда, сидел на нем Моргунов как-то смешно, как на горшке.

– «Харлей»! – Федька похлопал блестящий бок и слез с мотоцикла.

– Ну, рассказывай! – нетерпеливо потребовала Шура.

– Чего рассказывать?

– Все! Как тебя угораздило так вымахать?

– Фигня! Это я на флоте так рванул. Сразу на двадцать сантиметров, а потом еще рос. Вот недавно только и закончил. Показывай кота Федю.

Шура открыла дверцу и указала Моргунову на переноску.

– Ну-ка, ну-ка, сейчас поглядим на моего тезку, – Моргунов сильной рукой ухватил переноску и выволок кота на свет.

– Э-э-э-й! – недовольно заскрипел Фёдор из переноски.

Моргунов поднес переноску прямо к лицу и заглянул вовнутрь. Фёдор вытаращил желтые глаза, разглядывая незнакомца.

– Хорош, и здоровенный, прям, как я, – одобрил Федора Моргунов и вернул кота на место. – У тебя какие планы?

– Сейчас?

– Животова! Ну, не на жизнь же!

– Мы к матери с Пьетрофичем на дачу едем. Шашлыки и все такое прочее.

– А я в Солнечное купаться. Поехали со мной.

– Не могу. Вернее, я с удовольствием, но Федору на пляже будет жарко. Он измучается в своей переноске.

– Жаль, – Моргунов тяжело вздохнул.

– Мне тоже, – призналась Шура. – Мне столько всего тебе надо рассказать.

Шуре захотелось рассказать Моргунову всё-всё-всё, как в детстве. Ну, разве что про Кирсанова рассказывать, наверное, было бы не надо. Но Шура подозревала, что и от этого рассказа не удержалась бы. Уж больно она соскучилась по Федьке. Ведь до чего же все-таки здорово, когда есть человек, которому можно все рассказать! И тут ей пришла в голову блестящая идея, взять Моргунова с собой к родителям.

– А поехали со мной, – тут же предложила она Федьке.

– Неудобно, – замялся он.

– Чего неудобного? Мои обрадуются. Они ж тебя знают и помнят. А искупаться и там можно. У Пьетрофича бассейн 12 метров. Поехали, а?

– С пустыми руками нельзя, – строго сказал Федька, – А приличный магазин тут только один в Репино. Заскочим?

– Конечно, заскочим, тем более что по дороге.

Шура села в машину, Моргунов водрузился на свой мотоцикл и они вырулили от бензозаправочной станции на шоссе. Шуре понравилось ехать вместе с Моргуновым. Она чувствовала себя, как будто в сопровождении почетного эскорта.

«Надо будет как-нибудь с ним прокатиться на его мотоцикле», – думала Шура, разглядывая Федьку в зеркало заднего вида. – «Вот только каску эту рогатую я на себя ни за что нацепить не дам!»

В универсаме Репино Федька накупил всякой всячины. И вина, и фирменных ресторанных пирогов из кулинарии, и черешни величиной с кулак. Это Шуре тоже понравилось. Это было правильно. Она в свое время мечтала, что повезет Кирсанова знакомиться с родителями, а по дороге они заедут в магазин и он накупит всяких вкусностей. Федьку, правда, знакомить с родителями не надо, они и так его с детства знают. Ну, так пусть знают еще, какой из него приличный человек вырос.

При виде Шуриной машины в сопровождении мотоциклиста в немецком шлеме Эльвира Викентьевна взялась за сердце. Пьетрофич, наоборот, весело хлопнув Эльвиру Викентьевну по великолепной попе, побежал знакомиться. Он пожал Федьке руку и тут же был нагружен пакетами с продуктами. Моргунов, загрузив Пьетрофича, принялся доставать из Шуриной машины переноску с Фёдором. Когда кот, наконец, выбрался на свободу, он первым делом стал обнюхивать странные ботинки Моргунова, а потом вдруг потерся о его ногу. Моргунов подхватил кота на руки и уткнулся лбом в его лоб. Кот даже и не подумал возмущаться.

– Александра, может быть, ты нас все-таки представишь, – Эльвира Викентьевна возвестила о своем появлении на сцене невозможно манерным голосом. Словно первая леди посетила благотворительный концерт. Видимо, экзотический вид Моргунова затмил в глазах Эльвиры Викентьевны даже Шурину стрижку.

– Мам! Это же Федя! Федя Моргунов! – радостно сообщила Шура и засмеялась.

– Какой Федя Моргунов? – Эльвира Викеньевна слегка прищурилась, внимательно разглядывая Федьку. – Как, Федя Моргунов? Не может быть! Феденька, это разве ты?

– Я, Эльвира Викентьевна. Только подрос маленько.

– Ничего себе маленько. – В голосе Эльвиры Викентьевны чувствовалось одобрение. – Александра! Что ты сотворила со своей головой? – произнесла она совершенно другим тоном, оторвавшись от разглядывания Моргунова.

Тот между тем расстегнул куртку, снял ее и сунул куда-то на мотоцикл.

Шура разинула рот, даже не смогла ничего ответить матери, потому что Федька Моргунов без куртки, в обтягивающей майке был просто великолепен. Таких мускулистых парней Шура видела только в телевизоре.

– Эля, чего ты хочешь? – вступился за Шуру Пьетрофич. – Мода сейчас такая. Лысые девочки и мальчики с косичками.

– Это я косы заплетаю, когда на мотоцикле езжу, – пояснил Федя. – Хвост неудобно, он под каской давит.

– Конечно, хвост неудобно, – согласился Пьетрофич, поглаживая свою практически лысую голову. – Я вот тоже хвост никогда не завязываю.

– Да, ладно вам, смеяться. – Шура даже встала впереди Федьки, как бы заслоняя его собой. – Мне вот нравится. Как у викингов. Я в кино видела.

– Ну, если, как у викингов, так кто против? – согласился Пьетрофич. – Пойдем, викинг, искупаемся, что ли? Да пора мангал раскочегаривать, а то шашлыки простынут. И сними с себя амуницию-то свою, небось жарко, – Пьетрофич посмотрел на Федины сапоги-сандалии. – Есть у тебя с собой тапки какие-нибудь? А то я тебе свои дам.

– Всё есть, не волнуйтесь. – Федька достал откуда-то из мотоцикла шлепки. – Я ж на пляж ехал.

Он снял сапоги, надел шлепки, а потом легким движением вдруг скинул с себя замысловатые брюки. Эльвира Викентьевна ахнула и зажмурилась. Однако под штанами у Федьки оказались длинные купальные шорты с замысловатым цветочным рисунком.

– Я готов, – сообщил он Пьетрофичу, не заметив, какое шокирующее впечатление произвели его действия на Эльвиру Викентьевну. Шуре было смешно.

«Правильно», – думала она. – «Нечего на человека пялиться, как на неведомого зверя!»

* * *

После отъезда Тамары Федоровны Вера приступила к разбору своих коробок с барахлом. В одной из комнат коттеджа она решила устроить себе гардеробную. И пока Вера распаковывала посуду и картины, вездесущий Ашраф вынес из будущей гардеробной всю мебель и установил там кронштейны и полки для одежды. Причем сладил это все так быстро и красиво, что Вера пришла в восторг. Ведь получилось, хоть и гораздо проще, но так же удобно, как в гардеробной бывшей Вериной городской квартиры. Правда, в той гардеробной в основном висели Верины старые деловые костюмы и безразмерные домохозяйские шмотки, которые по возвращению из Италии Вера безжалостно отнесла на помойку. В новой гардеробной вещей было немного, но все они были элегантными и практичными.

В другой комнате Ашраф также быстро организовал Вере рабочий кабинет, принес туда Верин ноутбук и коробки с книгами. А потом они вместе развешивали картины и расставляли вазы. И тут Ашраф отличился еще и незаурядным вкусом.

Этим вечером ужин на всю компанию готовила Вера и старалась она от души. Уж очень ей хотелось как-то отблагодарить Ашрафа. Хотя бы вкусным ужином, а ужин у Веры, безусловно, удался.

– Ну, хозяйка! Скажу я тебе, что ты просто волшебница. Никак в клинике своей сама кашеварить собираешься? – поинтересовался Ашраф, с трудом отрываясь от тарелки.

– Поначалу, да. Потом поглядим. Добавки хочешь?

– Конечно, хочу! Знаешь, тебе тут надо ресторанчик еще открыть. Народ ведь обожает вкусно поесть. К тебе со всей округи люди ездить будут.

– Да, ладно! – рассмеялась Вера. – У нас в округе только личная помощница депутата Ромашина, да мужик пьяный на снегоходе.

– Хорошо, если б так! – Ашраф тяжело вздохнул. – Тут зимой у нас и шантрапа всякая, бывает, что шалит. Без Акбара и думать нечего здесь зимой жить. Ну, или без охраны, как у депутата.

– Когда клинику откроем, мы себе тоже охрану заведем, будешь начальником.

– Нет. Начальником охраны Акбар будет, а я твоим заместителем хочу.

– Может, лучше главным врачом? – Вера подумала, что уж, если кто и сподвижник в её нелегком деле, то это именно Ашраф.

– А что? Вот подучусь еще чуть-чуть, пару пальцев себе отрежу, и чем не главврач?

Они еще немного потрепались, выпили чаю и Ашраф отправился восвояси. А Вера… Вера опять заснула, как только голова ее коснулась подушки. Утром она поняла, что никогда еще не была так счастлива, как в эти дни.

Правда, на следующий день, уже ближе к вечеру начались неприятности. У шлагбаума остановился полицейский уазик и из него явился крепкий румяный молодец в полицейской форме и с форменной шапкой на затылке. Как она у него на затылке держалась, являлось большой загадкой. Шапка всем своим видом опровергала закон всемирного тяготения. Поигрывая полицейской дубинкой, молодец прошел на территорию, где и был задержан Акбаром. Акбар по обыкновению заглянул в глаза молодца своими волчьими глазами, продемонстрировал крепкие желтые клыки и проворчал что-то явно угрожающее. Молодец благоразумно остановился.

Вера в это время находилась в будущей операционной и показывала рабочим, где надо укладывать плитку и где будут висеть лампы. Внимание Веры к ситуации во дворе привлек один из рабочих:

– Во, волчара дает, целого мента поймал. У вас тут, Вера Алексеевна, разве волки водятся? Ни фига! Мы так не договаривались.

Вера выглянула в окно и ахнула. Остальные рабочие тоже столпились у окна.

– Да я теперь отсюда на улицу ни за какие коврижки не выйду, – сказал один из них.

– Все нормально. – Вера попыталась успокоить строителей. – Это не волк, а собака породы маламут. Он ученый, вас не тронет. Я ж вот не боюсь. И вам бояться не надо. Мы все здесь работаем. А тот чужой.

– Слабо верится. Ученый-то он, может, и ученый, а чего у него в башке понапихано никто не знает. Вдруг прыгнет?

– Не прыгнет, он на работе. И прыгать на вас в его служебные обязанности никак не входит, да ему это и не интересно, а вот чего в башке у этого полицейского понапихано – большой вопрос!

Вера побежала к выходу, на ходу надевая пуховик.

К полицейскому они подошли вместе с Ашрафом, появившимся из-за угла. На этот раз Ашраф был не в форме службы охраны, а в простецком ватнике. Никакой полицейской дубинки при нем не наблюдалось.

– Почему собака без намордника? – строго спросил молодец.

Вера отметила, что в отличие от рабочих, тот видимо сразу разобрался, что перед ним не волк, а собака. Знаток не иначе. На Верин взгляд Акбар вполне себе мог бы в кино играть, изображая волка. У него и хвост даже волчий, а не баранка или крендель какой-нибудь.

– Собака охраняет территорию. Здесь частная собственность, вам надо было оставаться за шлагбаумом, – не менее строго ответила Вера. – Вы же видели табличку про злую собаку.

Табличку Ашраф сделал просто замечательную. И Акбар на ней был нарисован в профиль, и про частную собственность на английском языке было обозначено.

– Слышь, я сам знаю, где мне надо находиться. Я при исполнении везде могу находиться, – недобро заметил молодец.

– А вы кто? Представьтесь, пожалуйста. – Вера решила не сдаваться. Тоже мне фунт изюму, при исполнении он. Откуда собаке знать, что он не вор. А может он, вообще, оборотень в погонах.

– А что не видно, кто я? Участковый, вот кто. Участковый при исполнении. Уберите собаку немедленно.

– Ашраф, попроси Акбара удалиться. И поблагодари его за службу, пожалуйста.

Ашраф сказал что-то по-узбекски, и Акбар отошел от полицейского, однако улыбаться и хвостом вилять не стал, а сел неподалеку, всем своим видом выражая готовность вернуться на оставленную позицию.

– Ну, и что тут у вас будет? – поинтересовался полицейский, почесав дубинкой за ухом. При этом шапка его удивительным образом опять же не свалилась.

– Где? – не поняла Вера.

– Тут. – Полицейский показал пальцем на пансионат. – Информация прошла, что хозяин поменялся.

– Клиника будет медицинская.

– Это хорошо. Приду лечиться, – обрадовал Веру полицейский и заржал каким-то своим мыслям. Видимо имел свое особое представление о лечении.

Вера ничего не ответила.

– Ну, ладно. У чучмека документы в порядке?

– У кого?! – Вера аж рот разинула.

– У чучмека. – Полицейский ткнул дубинкой в сторону Ашрафа. – Слышь, документы, спрашиваю, в порядке?

– Документы? – Ашраф вдруг присел и поклонился. – Документы, начальника, есть. Всё есть. И печати есть, и подписи есть.

– А ну, покаж.

Вере казалось, что она спит и видит кошмар.

– Пачпорта вот, – продолжая приседать и кланяться, доложил Ашраф. – Есть пачпорта.

Он достал из внутреннего кармана ватника паспорт и протянул его полицейскому. Полицейский взял паспорт и стал его рассматривать. Паспорт был российский.

– Так, посмотрим. Гражданин России и прописка имеется. Слышь, чучмек, ты чо, прикалываешься?

– Как вы смеете! – вдруг неожиданно для себя заорала Вера.

– Чего? – опешил молодец.

– Оскорблять моего сотрудника!

– Слышь, ты чо? Кого я оскорблял-то?

– И оскорблял, и разжигал межнациональную рознь! – Вера зло сощурилась и пошла на полицейского. – При свидетелях! А ну, немедленно верните документ и извинитесь! – Вере хотелось порвать этого молодца на части.

– Слышь, ты чо? Ненормальная? Да забери свой паспорт, нужен он мне! На, подавись, – полицейский сунул Вере в руки паспорт Ашрафа. – Только имей в виду, если чо, на нас не рассчитывай!

– На кого на вас?! – не унималась Вера, продолжая наступать на полицейского. – Кто на вас когда рассчитывал?

– Вот и не рассчитывай! Пожалеешь еще. И собака твоя пожалеет. И чучмек, – Полицейский махнул рукой, развернулся и потопал к уазику.

Но в тот момент, когда он махнул рукой, перед глазами у Веры вдруг промелькнула страшная картина того, как именно все они: и Вера, и Ашраф, и Акбар еще пожалеют. После представленной картины Вере стало не по себе. Она смотрела вслед удаляющемуся полицейскому и ее била дрожь. Наконец, она собралась с силами, повернулась к Ашрафу и отдала ему паспорт. Руки у нее тряслись. Нестерпимо хотелось курить. Но курить было нельзя ни в коем случае. Курить Вера бросила к большой зависти своих подруг в день развода и очень собой гордилась. Ашраф взял паспорт и похлопал Веру по плечу.

– Ничего, хозяйка, я привык. А вот прыщ этот нагадить нам может серьезно. Тут вся местная шпана под ментами ходит.

– Ты тоже видел? – поинтересовалась Вера.

– Чего?

– Ну, как мы все тут еще пожалеем?

– Не раз. И не только видел, но и на шкуре своей испытывал. Так что представление кое-какое имею.

– Ашраф, а откуда у тебя российский паспорт?

– Я ж тебе говорил, учился в советской школе, служил в советской армии. Потом в российской. Так получилось, что я больше русский, чем узбек. У меня в городе в квартире дочка с зятем и внуками живут, а я, как на пенсию вышел, сюда перебрался. По рекомендации от одного своего бывшего сослуживца. А чего? Свежий воздух и довольствие нам с Акбаром. Сейчас вот и вовсе лафа – коттедж хозяйка для проживания отвалила. Такое и во сне не приснится.

Из-за поворота послышалось знакомое стрекотание снегохода.

– Ой! – испугалась Вера. – Один другого краше. Открывай скорей, а то снесет нам шлагбаум к фигам. Может, ворота, как у депутата поставим, чтоб ни одна зараза не сунулась.

– Хорошая мысль, – согласился Ашраф и открыл шлагбаум.

Однако в отличие от прошлого раза, снегоход скромно остановился перед въездом. Оттуда с какими-то котомками выгрузился все тот же мужик в пуховом жилете, изобиловавшем карманами.

– Здравствуйте, люди добрые! – сказал он, кланяясь и шаркая ножкой. – А чего это от вас менты, как ошпаренные неслись?

– Здравствуйте, незнакомец, – ответила Вера, сделав книксен. – Я вижу, вы сегодня трезвы, как стекло! Это приятно. А менты нам тут пальцы гнули и грозились всячески. Видать, кинулись в банду свою за подмогой.

– Один момент! Подержите. – Мужик сунул Ашрафу свои сумки и достал мобильник. Он повозил пальцем по экрану и приложил трубку к уху:

– Сережа, привет, это я. И опять жаловаться. Твои тут у нас оборзели капитально. Девушек красивых обижают. Как фамилия? – этот вопрос уже предназначался Вере.

– Чья, моя? Тихонова.

– Да не ваша, мента этого?

– Не знаю, не представился, сказал, что участковый.

– Ты слышал, Серега? Не представился. Удостоверение и жетон не показал. Сказал только, что участковый. У нас участок, ты ж понимаешь, Ромашин, я да красивая девушка Тихонова. А вот пальцы гнул на полном серьезе. На людях лица нет.

– Угрожал, – добавила Вера погромче, чтобы было слышно в трубке. – И обзывался.

– И обзывался, – подхватил мужик. – Ты там пыль с ушей им стряхни, давай. Объясни, что к уважаемой девушке Тихоновой нужно относиться, как ко мне и Ромашину. Ну, спасибо тебе. Бывай. – Мужик нажал отбой. – Вот и все. Как говорится, коне фильмац!

– Это называется телефонное право, – констатировал Ашраф.

– Хоть такое есть.

– Спасибо. – Вера была искренне благодарна мужчине, который был трезв, чисто выбрит и уже не казался помятым.

– А я ведь тоже не представился, – спохватился он.

– И жетон не показал, – добавил Ашраф.

– Иван. – Мужчина протянул руку Ашрафу и тут только сообразил, что у того руки заняты его пакетами. – Извините. – Левой рукой он перехватил пакеты из правой руки Ашрафа.

– Ашраф, – в свою очередь представился Ашраф.

Мужчины пожали друг другу руки.

– А это хозяйка Вера Алексеевна, – представил Веру Ашраф.

– Можно просто Вера. – Вера протянула мужику руку и почему-то покраснела. – Так вы, выходит, и есть олигарх Тропилин?

– Да, какой я олигарх! Так, по мелочи. – Мужчина тоже слегка покраснел. – Я к вам извиняться пришел. Так получилось, что я тут пару дней немного злился, не в себе был.

– Ага, и пьяный в стельку, – согласилась Вера.

– А кто не пьет? Я вот тут для примирения кой-чего привез. – Он достал из пакета бутылку красного вина, и Вера сразу определила, что вино дорогое.

– Неужто, крю?

– А как же! Тут вот еще к вину купил в универсаме нашем дыню и малину. Клубника там тоже была, но я не взял, она уж больно противная, как пластмасса, хотя выглядит ничего. А еще торт купил «Наполеон». Там в ресторане сами пекут. У них кондитер отличный.

– Предлагаю всем пройти в пансионат на кухню, там наверняка все необходимое для поедания и выпивания найдется, – предложила Вера. Не вести же незнакомого мужика к себе в коттедж.

– На кухню, так на кухню, – согласился мужчина по имени Иван Тропилин.

На кухне пансионата вся компания расположилась за большим столом. Посуда, действительно, нашлась в изобилии.

– Ну, рассказывайте, красивая девушка Вера Тихонова. – Тропилин налил всем вина. – Что вы здесь собираетесь учинить? У бывшего владельца дело с пансионатом чего-то не пошло.

– Клинику хочу устроить. Для женщин. Реабилитационную.

– После чего реабилитироваться?

– Известно после чего, после неудачной личной жизни. Плюс разные программы будут очистительные, омолаживающие и похудительные.

– Клизмы, значит.

– Нет. Клизмы уже не актуально. Это все искусственные методы, подвергающие организм серьезному стрессу. Сейчас в моде естественная очистка. Некоторые дамочки даже за этим в Индию и на Бали повадились. Одеваются там в рубище, ходят босиком и питаются ростками всякой дребедени. А я вот думаю, на фига так далеко ездить? У меня методики куплены итальянские. При этом питание – пальчики оближешь, а организм, как новенький. Кроме того хочу разные косметологические процедуры наладить. У меня подруга глаза лазером омолаживала. Три дня, как китаец ходила. Одним словом – страшная красавица. Муж, как видел, вздрагивал. Ну, и зачем мужу это все видеть?

– Да, уж! Ни к чему, – согласился Тропилин.

– Вот! В городе ей процедуру сделали, и позвольте вам выйти вон. Другое дело здесь. Три дня побыла со своей китайской рожей на свежем воздухе да здоровом питании, пришла в себя, и езжай домой к мужу настоящей красавицей, – о клинике Вера могла говорить бесконечно. – Или вот пластика. В смысле омолаживающие пластические операции. Пластика у меня в перспективе. Вы знаете, что большинство женщин после пластики уходят от мужей? Статистика такая.

– Нет. Не знаю. Моя от меня и без пластики ушла. С деньгами, правда. Деньги взяла. – Тропилин крякнул и почесал затылок.

– Еще бы не ушла! Вы же пьете, как извозчик. – Вера тяжело вздохнула.

– Э-э-э-э! Тут вы не правы. – Тропилин погрозил Вере пальцем. – Все с точностью до наоборот. Она сначала ушла, а потом уже я пить начал. Можно сказать, от серьезного оскорбления моих чувств.

– Неважно. – Вера махнула рукой.

– Как это неважно? Очень даже важно! Она с тренером по теннису закрутила. Представляете? – Тропилин подпрыгнул с табуретки и нервно забегал по кухне.

– Не представляю. – Так получилось, что в Вериной жизни как-то напрочь отсутствовали тренеры по теннису и инструкторы по фитнесу.

– Вот то-то и оно. Тренер этот сначала с ней тренировался по полной программе, а потом, как ни в чем не бывало, со мной в теннис играл. Говно какое. Извиняюсь. – Тропилин закончил свой забег и уселся обратно на табуретку.

– Да вы, похоже, из-за тренера больше расстроились, чем из-за жены. – Вере почему-то стало обидно от того, что он так переживает из-за измены жены, и она решила его немного подколоть.

– Конечно. Тренера хорошего найти сейчас очень непросто. – Тропилин хихикнул. – Это я шучу. Меня ситуация наповал сразила. Сразу представил, как я с рогами своими ветвистыми за мячиком скачу. Козликом.

Вера тут же представила олигарха Ивана Тропилина в белых спортивных шортиках, с ракеткой и рогами, не удержалась и тоже захихикала.

– Вот именно. И я о том же. – Тропилин горестно вздохнул и подпер щеку рукой.

– А моя померла. – Ашраф залпом выпил бокал вина. – Чай-то пить будем? Чего мы все вино, да вино. Оно хоть и крю, а не забирает. Только плакать с него хочется, да себя жалеть.

Вера и Тропилин ошарашено посмотрели на Ашрафа.

– Как померла?

– Так. Взяла и померла. Я вот думаю, лучше б с теннисистом каким закрутила. Или не лучше? – Ашраф тоже подпер щеку рукой, и Вера подумала, что с вином действительно пора завязывать. Эдак дело может водкой закончится. У каждого, как оказалось, есть о чем под водочку пострадать.

– А я вот думаю, лучше б моя зараза померла, чем с теннисистом! – Тропилин стукнул кулаком по столу.

– А мой муж с бабой в Париж улетел, мне сказал, что в Китай в командировку, – ни с того ни с сего ляпнула Вера. Сама себе удивилась. Ведь минуту назад хотела уже это мероприятие прикрыть. И уж тем более совершенно не собиралась делиться в сущности с незнакомыми людьми проблемами своей личной жизни. Наверное, это вино так подействовало. Прав Ашраф. Уж больно захотелось себя пожалеть.

– Не может быть! – хором сказали Ашраф и Тропилин, уставившись на Веру.

Вера наслаждалась произведенным эффектом. Про то, как она выглядела, когда Сельдерей в Париж наладился, она решила не говорить. И про пластику, после которой решила от мужа уйти, тоже утаила.

– Да! Это дело требует не чая, а чего покрепче, – сказал Ашраф. Как будто Верины мысли прочитал.

– Я мигом. – Тропилин вскочил со стула.

– Садись, у нас все есть. Один момент. – Ашраф нырнул куда-то под кухонный стол и достал оттуда бутылку водки.

– Волшебник, – с восторгом отметил Тропилин.

– Я раб лампы. – Довольный Ашраф водрузил бутылку посередине стола.

– И почему я это все терплю? – удивилась Вера, вставая. – Ашраф, а где у нас стопки.

– Там, в буфете наверху. – Ашраф махнул рукой в сторону кухонного пенала. – А внизу консервы разные. Закуска. Не «Наполеоном» же водку закусывать будем.

Вера нашла стопки и поставила их на стол. В нижнем отделении пенала ее глазам предстала удивительная картина. Полки просто ломились под консервами.

– Я купила Колондайк, – прошептала Вера самой себе. Она достала банку с солеными огурцами и банку с анчоусами. – Вот только хлеба нету, – сказала она Ашрафу.

– Там слева смотри, сухари финские с чесноком. Очень вкусные.

Тут Вера заметила слева на полке пачки с разнообразными сухарями.

– Откуда все это? – спросила Вера.

– Так бывший хозяин приезжал с друзьями Новый год встречать. Много разной еды осталось, я и прибрал.

– Да вы Ашраф, добрый ангел, – восхищенно заметил Тропилин.

– Я ж говорю. Раб лампы. – Ашраф открыл бутылку.

Вера выложила закуску на тарелки, достала из кухонного стола вилки. Она уже немного освоилась на этой кухне.

– Ты лучше скажи, Вера Алексеевна, как клинику-то свою назовешь? – спросил Ашраф, разливая водку.

– Не знаю. Подруги мои предлагают «Вера», а мне не очень нравится.

– Да, как-то уж больно пафосно, – согласился Тропилин. – Ну, и нескромно.

– Я вот думала, может «Вечная молодость»?

– Хорошее название.

– «Новая жизнь»! – Ашраф стукнул ладонью по столу. – Реабилитация к новой жизни. За это и выпьем.

– Точно, – обрадовалась Вера. Название было очень подходящим. – Ашраф, какой же ты все-таки умный!

– Как главврач, – согласился Ашраф. – Или как маламут.

Чокнулись. Выпили.

– Постой, маламут! – Тропилин вдруг наморщил лоб. – Что-то мне это название напоминает. Где-то я его слышал.

– Да, мало ли, – Ашраф махнул рукой.

– Вспомнил! – Тропилин как-то очень зловеще ухмыльнулся. – Клиника для реабилитации наркоманов. Недавно по радио слышал. Так и называется «Новая жизнь». Там еще какие-то незадачи у них. Шахер-махер и все такое прочее. Маски-шоу с выемкой документов.

– Какой кошмар! – Вера представила этот шахер-махер и сопутствующих ему сотрудников полиции в шапках на затылках, аж руки к груди прижала.

– Да, – согласился Ашраф. – Тогда такое название для нашей клиники категорически не годится. Надо синоним подобрать.

За столом воцарилось молчание, лица всех присутствующих выражали напряженную умственную работу.

– Придумал, – радостно доложил Тропилин. – «Перезагрузка»!

– Сказал тоже, – Ашраф махнул рукой, – как Барак Обама, не в бровь, а в глаз. Нет, название должно быть женское. Для женщин притягательное.

– Выходит, что все-таки остается «Вечная молодость»? – Вера в принципе была уже согласна на любое название. Лишь бы без шахера-махера. А кроме того, уж очень хорошо ей было на большой, но уютной кухне в компании этой группы товарищей.

– Решено. – Ашраф рубанул рукой, как Чапаев. – Что может быть притягательнее для женщины, чем вечная молодость?

– За сказанное. – Тропилин наполнил присутствующим стопки. – За «Вечную молодость»!

– За нее, – согласилась Вера и залпом выпила налитое, после чего икнула и весело рассмеялась.

* * *

– Феденька, а чем же вы занимаетесь? – предельно вежливо поинтересовалась Эльвира Викентьевна, наблюдая, как Федя Моргунов поедает шашлыки. – Я имею в виду карьеру или бизнес.

Видимо называть Федьку на «ты», как в детстве, Эльвира Викентьевна не решалась. Уж больно не похож был этот детина на робкого маленького Феденьку с печальными голубыми глазами.

– В кино снимаюсь, Эльвира Викентьевна, – с набитым ртом возвестил Моргунов.

– Да что вы говорите! И в каких же фильмах? Вот помню, актер был, кстати, тоже Моргунов, так он все больше хулиганов и тунеядцев играл. – Если бы Эльвира Викентьевна удержалась от этой колкости, Шура бы очень удивилась.

– Между прочим, хорошо играл, – вставил Пьетрофич.

– Я все больше каскадером, – пояснил Федя. – Правда, иногда в эпизодах снимаюсь. Драки там разные. Сейчас вот недавно съемки в сериале закончились. Я там бандита играл. Роль не главная, но уже не эпизодическая.

– Второстепенная, – многозначительно заметила Эльвира Викентьевна.

– А чего бандита? – спросил Пьетрофич.

– Так фактура у меня такая. Бандитская. – Засмеялся Федька.

– Не скажи, – не согласился Пьетрофич. – Бандиты они все под ноль бритые. Вон, почти как наша Шурка.

– Шурик не под ноль! Она ежиком. – Федька погладил Шуру по стриженому затылку. – А бандиты под ноль бритые – это раньше было, сейчас всякие разные. Но если бы режиссер сказал, пришлось бы волосы срезать. Жалко, конечно, но для роли бы срезал.

– Не жалей. Говорят, волос длинный – ум короткий! – сказал Пьетрофич.

– Думаете, подстригусь – поумнею сразу?

– Непременно!

«Нет! Ну чего они на него накинулись!» – думала Шура. – «Добро б еще только дорогая мамочка, ей никто не нравится в принципе, но Пьетрофич! Он-то что? Или совсем уже под матушкиным каблуком свое мнение растерял?»

– А платят хорошо? – продолжила допрос Эльвира Викентьевна.

– Хватает.

– Я слышал, что актеры сейчас хорошо зарабатывают. Особенно в сериалах, – добавил Пьетрофич. Наверное, понял, что хватит на парня нападать.

– Это московские. – Эльвира Викентьевна поджала губы. – А вы на актера выучились уже, или только планируете?

– Выучился. Говорят, я перспективный, меня камера любит, – невозмутимо доложил Федька. И эта его невозмутимость напомнила Шуре невозмутимость её собственного кота.

– То есть, вы не театральный актер? – гнула свое Эльвира Викентьевна.

– Нет, Эльвира Викентьевна, не театральный. В театре драк как-то мало, да и каскадеры не нужны.

Шура видела, что Федька с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– Про бандитов, опять же, пьес театральных почему-то в природе не существует.

– А почему вы в каске ездите на мотоцикле? Вы, что за фашистов? – Похоже, теперь Эльвира Викентьевна решила переключиться на Федькину одежду.

– Нет, просто каска красивая. Она времен первой мировой войны, когда фашистов еще не было. Потом такие каски использовались финнами во второй мировой. Финны вроде тоже в фашизме особо замечены не были.

– Они были союзниками фашистской Германии! – с пафосом произнесла Эльвира Викентьевна.

Шуре стало неудобно перед Федькой и захотелось спрятаться под стол.

– Гаф, гаф, гаф! – визгливо поддержала Эльвиру Викентьевну Сюсенька, со стороны бассейна. Приближаться к столу она опасалась, так как на коленях у Моргунова устроился кот Фёдор, который одним глазом отслеживал Сюсенькины телодвижения.

– Нет, Эльвира Викентьевна, я не фашист, не нацист, не алкаш и не наркоман. И даже не гомосексуалист! Не беспокойтесь. Спасибо вам за шашлык. Очень вкусно. Я, пожалуй, поеду. – Федька снял с колен кота Фёдора и передал его Шуре. Фёдор недовольно скрипнул.

– Я тебя провожу. – Встрепенулась Шура.

– До свидания. – Федька встал, кивнул Эльвире Викентьевне и пожал руку, подскочившему вслед Пьетрофичу.

– Ну, бывай. Если чего не так сказали, не обижайся. Мы люди пожилые, с тараканами. – Пьетрофич пожал Федьке руку и похлопал его по плечу.

– Ну что вы! За что мне обижаться? Все в порядке. – Федька еще раз кивнул Эльвире Викентьевне и пошел в сторону мотоцикла. Шура кинулась следом, прижимая к себе кота Фёдора.

Федька нацепил свои замысловатые штаны, скинул шлепанцы и стал надевать сапоги-сандалии.

– Федька, правда, ты не обиделся? Не знаю, что за муха их укусила.

– Брось, Шурик! Это они от шока, – добродушно заметил Федька.

– Какого шока?

– Не каждый раз к людям в дом вламывается звезда экрана.

Шура захихикала. Наконец, Федька справился с многочисленными ремнями на своих странных ботах и выпрямился.

– А ты, правда, звезда экрана?

– Пока нет. Но буду обязательно. И еще этим, как его? Секс-символом!

– Я тебе верю. Только не зазнавайся, ладно?

– Не получится. – Федька замотал головой. – Я бы тебя сейчас, конечно, поцеловал на прощанье, чтобы тебе потом было, что вспомнить и внукам рассказать, но, боюсь, ты меня портфелем шарахнешь.

– Не бойся. Видишь, у меня руки котом заняты.

– Спасибо, Фёдор, – сказал Федька коту и поцеловал Шуру.

И, странное дело, Шуре захотелось, чтобы этот поцелуй никогда не кончался. Как будто током ее шандарахнуло. И еще Шура подумала, что никогда в жизни не стала бы вот так с бухты-барахты целоваться с этим здоровенным бородатым мужиком, если бы не знала его с детства, как облупленного. И с другой стороны, если бы Федька Моргунов не вырос вдруг в здоровенного детину, да еще с бородой, она бы с ним тоже ни за что целоваться бы не стала. Такая вот коллизия!

– Телефон-то свой мне дашь? Или опять встретимся случайно лет через десять? – Федькин голос вырвал Шуру из оцепенения.

Она продиктовала номер, а Федька записал его в свой мобильник.

– Ну все! Не скучай без меня!

– Не получится. – Шура стояла столбом и смотрела, как Федька надел куртку, нацепил свой шлем с рогами и умчался в теплую июньскую белую ночь.

Когда она вернулась к столу, там уже вертелась осмелевшая Сюсенька. Шура испытывала большое желание уж если не убить Эльвиру Викентьевну, то стукнуть чем-нибудь тяжелым обязательно. На Пьетрофича Шура не злилась. Что с него взять? Он инструмент. Можно сказать марионетка. А вот кулацкого подпевалу Сюсеньку можно было бы и вовсе прибить! Мало того, что поговорить толком с Федькой не дали, так еще и допрос с пристрастием устроили.

– Ну, и зачем тебе этот Жигурда? – язвительно поинтересовалась Эльвира Викентьевна. Сюсенька уловила язвительность в голосе хозяйки и добавила к ней немного визгу.

– Эля! Ну, зачем ты так! Ты ж его толком не знаешь, а вдруг он хороший парень вырос? – вступился за Федьку Пьетрофич.

– Вырос-то он вырос! Это я насчет Джигурды еще ему комплимент сделала! Актер он, видите ли! В кино снимается! А такие дуры, как наша, – Эльвира Викентьевна кивнула в сторону Шуры. – Уши развесят, а потом матерями-одиночками всю жизнь болтаются.

– Неграмотные что ли? Про противозачаточные средства никогда не слышали? – решила уточнить Шура.

– Кто? – не поняла Эльвира Викентьевна.

– Дуры эти, матери-одиночки которые.

– Нет! Они, видишь ли, от любви сами не свои делаются.

– Тогда понятно. – Шура вспомнила про то, что еще недавно она сама подумывала стать матерью-одиночкой. Действительно сама не своя от любви к Кирсанову была. Она спустила кота на землю и полезла в сумку за сигаретами.

Кот Фёдор заорал свое боевое «Мррр-э-о!» и кинулся к Сюсеньке, та заверещала и со всех ног рванула к бассейну.

– Дурдом! – возмутилась Эльвира Викентьевна.

– Согласна. – Шура, наконец, нашла сигареты и закурила.

– Ты куришь?!!!! – Казалось, что с Эльвирой Викентьевной сейчас сделается удар.

– Да, мама, – рявкнула Шура. – Курю! И пью! – Шура взяла бокал с вином, который в присутствии матери скромно пригубливала весь вечер и залпом опрокинула в себя его содержимое. – И матом ругаюсь, и сплю с мужчинами. С женатыми!

При этих Шуриных словах Пьетрофич подхватился и тоже исчез в направлении бассейна.

– Он что еще и женат?

– Кто?

– Федя Моргунов.

– Не знаю, я с ним еще не спала. Не успела.

– Шурка! Ты вгонишь меня в гроб. – Эльвира Викентьевна взялась за сердце.

– А нечего тут представления устраивать! У меня за всю жизнь только один друг и был – Федька! Остальные все полное барахло. Тебя когда-нибудь «недомерком» или «жиртрестом» обзывали? Так вот, когда меня называли «жиртрестом», «недомерок» Моргунов бился за меня, невзирая на габариты обидчиков. Может он и Жигурдой такой вот выступает, чтобы уж никому никогда не пришло в голову его «недомерком» обозвать! Может, комплексы у него с детства, как и у меня. Вот и доказывает всем, что самый крутой. Уже и доказывать не надо, а он все остановиться никак не может!

– Ну, тебе-то уж точно никому доказывать не надо, что ты не «жиртрест»! – справедливо заметила Эльвира Викентьевна.

– Доказывать не надо, а страх остался.

– Какой страх?

– Такой. Что никто замуж не возьмет, и останусь я никому не нужная одна одинешенька с котом Федей. – У Шуры даже слеза навернулась от жалости к себе и коту.

– Но это же не означает, что надо бросаться во все тяжкие.

– Правда? А что это означает? Как ты думаешь, что происходит в голове у «жиртреста», на которого вдруг обратили внимание?

– Ха! – Эльвира Викентьевна всплеснула руками. – На бывшего «жиртреста» обратил внимание бывший «недомерок» и стали они жить долго и счастливо и умерли в один день!

– При чем тут Федька? Я его только сегодня встретила. А, кроме того, он на меня внимание обратил давно еще в школе, когда я «жиртрестом» была.

– Тогда, про что это ты? – Эльвира Викентьевна явно насторожилась.

– Я про то, что ты представления не имеешь, как я живу!

– И как?

– Плохо. Конечно, спасибо вам с Пьетрофичем, у меня есть и квартира и машина. Но я же одна совершенно! Ну, кроме кота, разумеется. Вот и закрутила роман с главврачом. Дура, конечно, кто ж спорит. Я ж не знала, что он женат. А он женат, да еще жена его на меня похожа. И прическа, представляешь, точно такая же! Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-, чего-то там месье и мадам, – пропела Шура противным голосом. – Я волосы и состригла, чтоб от нее сильнее отличаться. – Шуре было просто нестерпимо себя жалко, она вытерла слезы и налила себе еще вина.

– Деточка моя! – Эльвира Викентьевна вскочила, обняла Шуру и погладила ее по стриженой голове. – А что? Можно даже сказать вполне себе элегантно! – Она тоже плеснула себе вина. – Гони этого мудака в шею! Или пусть женится.

– Уже послала. Вот теперь работу ищу. Боюсь, выдавит он меня или подставит. Вон на следующий месяц он мне уже приемные часы сократил!

Шура всё рассказала матери, и ей стало гораздо легче. Ведь всегда легче, когда с кем-нибудь поделишься. Уже и не так страшно становится.

Эльвира Викентьевна задумалась. Об этом свидетельствовала дробь, которую выбивали ее идеальные ногти на мраморной столешнице.

– Слышала я про одну бабу, – наконец, произнесла она торжественным голосом. – Она клинику под Питером открывает. Недалеко у нас здесь. Ищет врачей-косметологов. Вот только не могу вспомнить, кто мне об этом рассказывал…

После этого Шура поняла, что может не только простить Эльвире Викентьевне ее безобразное поведение сегодняшним вечером, но даже и помиловать ее бесценную Сюсеньку.

На следующий день у Шуры был вечерний прием. Когда она приехала на работу, машины Кирсанова у клиники уже не было. Шура облегченно вздохнула. Ей совершенно не хотелось встречаться с бывшим любовником. В ординаторской Шура столкнулась со старейшим косметологом клиники Татьяной Алексеевной Ярцевой. У той как раз только что закончился прием. Ярцеву Шура уважала за опыт и обширные знания и всегда советовалась в трудных случаях.

Ярцева носилась по ординаторской из угла в угол и была, похоже, чем-то до крайней степени возмущена. Приходу Шуры она явно очень обрадовалась. Наверное, ей тоже не терпелось с кем-то поделиться своими проблемами.

– Шурочка! Вы слышали о наших нововведениях?

– Нет, а что такое?

– Кирсанов взял двух молодых девиц с дипломами, но без опыта и отдал им часть моих приемных часов! Моим клиентам, которые звонят записаться, на рецепции, оказывается, вежливо, но настойчиво предлагают других врачей.

Шура, количество приемных часов которой в следующем месяце тоже резко уменьшилось, насторожилась.

– Чем объясняет, – поинтересовалась она у разъяренной Ярцевой. Ярцевой-то за что такое наказание? Уж она-то вряд ли прелюбодействовала с Кирсановым и дала ему отставку. Это у Шуры рыльце было в пушку. Можно сказать, все лицо у нее пуховое было.

– Тем объясняет, что у меня нету высшего медицинского! Биофак мой университетский, а главное тридцать пять лет непрерывного стажа, выходит, теперь уже ничего не значат! – Татьяна Алексеевна стукнула кулаком об стол. – Говорит, видите ли, что мне законом запрещено заниматься врачебной косметологической практикой. То есть, остается мне только жопы гладить на массаже или волосы воском со всех мест у клиентов выдирать. Ну, или, в конце концов, в подполье уходить, а это риск и уголовка. Не хочу я, Шура, в подполье. Не мое это. Я в клинике люблю работать.

– Вот так дела! – удивилась Шура. – Так мы же раньше закон этот обходили, его не вчера приняли. Делали вид, что вы назначения другого врача выполняете. Дипломированного. И все довольны вроде бы были. И клиенты, и Кирсанов.

– Ну, да! А теперь Кирсанов не хочет. Говорит, зачем ему, главному врачу и руководителю из-за меня рисковать, когда дипломированных врачей на каждом углу сто голов на рубль. Их Академия последипломного образования теперь быстро штампует. Бедные мои клиентки. – Ярцева горестно покачала головой. – Им теперь молодые специалисты гематом понаделают.

– А диплом получить никак нельзя? – спросила Шура. – Хотя в вашем возрасте учиться уже тяжело, наверное.

– Да ничего не тяжело, я ж все знаю. – Ярцева махнула рукой. – Не берут. По возрасту ограничения, оказывается, при приеме есть. Только в медицинском такая фигня.

– Я думала за деньги у нас все можно, – удивилась Шура.

– За деньги молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас – расчет. Так что всё, иди на фиг, гражданка Ярцева, и вряд ли кто решится меня взять косметологом. Это ж надо знать, что я хороший специалист.

– Но сейчас-то пока Кирсанов вас не увольняет?

– Нет, но готовится, подстраховывается. Клиентов-то моих терять не хочет. Вот всех по другим врачам распихает, тогда и даст мне ускорительного пинка на выход. – На глазах Татьяны Алексеевны заблестели слезы.

– Думаю, ваши клиенты, Татьяна Алексеевна, от вас никуда не денутся. – Шура поцеловала расстроенную Ярцеву в щеку. – Побегу, у меня прием начинается.

Однако слова Ярцевой засели у Шуры в голове, и после окончания последней процедуры она кинулась на рецепцию, где успела застать девушку администратора. Девушка была Шуре незнакома, администраторы в «Космосе» менялись часто. На бэйджике у девушки было написано «Екатерина».

– Скажите, Катя, сегодня кто-нибудь из пациентов Животовой звонил записываться? Животова это я, – на всякий случай пояснила Шура.

– Да, Александра Геннадиевна, я вас знаю, ваш портрет на сайте видела. – Девушка Екатерина стала задумчиво изучать журнал для записи в своем компьютере. – Кто-то точно звонил. Ага, вот! Семенова Ирина Леонидовна.

– Ботокс? – догадалась Шура. – Ей пора уже.

– Точно ботокс.

– И на какой день вы ее записали?

– Так я ее по вашей просьбе к Любимовой записала.

– Какой Любимовой? По какой просьбе? – Шуриному изумлению не было предела.

– Так вы же в отпуск уходите! У нас строгое указание от Кирсанова всех ваших пациентов к Любимовой записывать. Любимова – это наш новый доктор.

– Ах, от Кирсанова указание, тогда понятно. – Шура вернулась к себе в кабинет, включила компьютер, глянула на свое урезанное рабочее расписание и стала аккуратно переписывать в записную книжку телефоны своих постоянных клиенток.

Вечером, когда Шура лежала в ванной и вспоминала Федьку Моргунова, его электрический поцелуй и мягкую бороду, ей позвонила Эльвира Викентьевна. Она сообщила Шуре, что женщина по имени Вера Алексеевна Тихонова будет ждать ее в три часа дня в клинике «Вечная молодость». Название клиники Шуре понравилось, и она радостно захихикала.

* * *

– Ну, чо? – поинтересовалась Ленка, едва открыв дверь младшему лейтенанту Петрову. Даже не поздоровалась.

– Через плечо! – стихами ответил Петров, швырнув в Ленку своей форменной шапкой. Шапку Ленка поймала и кинула обратно в Петрова, обозвав его «Скотником».

«Вот ведь баба с характером», – подумал Петров и пристроил шапку на вешалку. – «Жаль только лахудра. Хоть бы принарядилась. Никак мужик в гости пришел».

Бабы с характером младшему лейтенанту Петрову нравились всегда. Можно сказать с детства. Он терпеть не мог разных там ширли-манирли. В представлении Петрова баба всегда должна была уметь постоять за себя. Если что и засандалить чем-нибудь тяжелым. Портфелем, например, ну это если в школе, или там сковородкой. Сковородка в глазах младшего лейтенанта Петрова являлась чуть ли не символом домашнего уюта.

Ленка как всегда была в засаленном махровом халате ядовитого розового цвета и в таком же засаленном кухонном фартуке. Фартук, правда, был в синий цветочек. От этой цветовой гаммы в глазах у Петрова слегка рябило.

«На фига, спрашивается, фартук надела? Чтоб пельмени варить, не иначе» – продолжал свои мысли Петров, отыскивая местечко для своей форменной куртки на вешалке заваленной разными Ленкиными шмотками. – «Боится, наверное, халат пельменями испачкать!»

Выросший в семье чистоплотных родителей младший лейтенант Петров, наоборот, боялся за пельмени. Как бы они не вошли в соприкосновение с Ленкиным замызганным фартуком.

Обычно Ленка потчевала Петрова исключительно пельменями. Да и сама, наверняка, ими питалась. Против пельменей Петров ничего не имел. А чего? И вкусно и полезно. Неизвестно еще, что лучше. Пельмени из магазина или какая-нибудь Ленкина стряпня. Вон, Сашку Агапова девка все время с разносолами встречает. Видать, замуж за него сильно хочет. Так тот о пельменях мечтает, потому как разносолы эти все, как один, стрихнин напоминают. Конечно, ни младший лейтенант Петров, ни Санька Агапов стрихнин никогда не ели, но представить могут, что это за вкуснятина. Так что, от добра добра не ищут. Пельмени так пельмени, нечего кочевряжиться. Зато потом…

Наконец Петров пристроил форменную куртку между грязно-голубым пуховиком и какими-то ватными штанами, достал из карманов две бутылки водки и пошел вслед за Ленкой в кухню. Там на плите уже стояла большая кастрюля, в которой кипела вода для пельменей. Было жарковато, аж окна запотели. Петров поставил бутылки на стол и уселся на табуретку.

– Опять водка? Хоть бы цветок, когда принес, – возмутилась Ленка. – Розу-мимозу. Завтра никак праздник, восьмое марта. Международный женский день, между прочим.

– Слышь, Ленк, зачем тебе роза-мимоза? Ты ж не Клара Цеткин какая-нибудь и не в городе живешь. – Младший лейтенант Петров гыкнул и шлепнул Ленку по широкой заднице. Задница у Ленки была, что надо. Крепко сбитая. – Погодь, вот травка зазеленеет, солнышко заблестит и ласточка с весною…, как там дальше? Неважно! Будет тебе, Ленка, цветков разных, хоть косой коси. – Петров рукам изобразил, целое цветочное поле. Хорошо так изобразил, прям сам увидел, как Ленка на нем в своем халате с фартуком, цветы косит. – А зимой бабе можно и водочки, потому что мороз! – Петров поразился логичности своих умственных построений и поднял кверху указательный палец. Сам себе Карлом Марксом показался. Никак не меньше.

– Ты чо приперся-то, скотник? Ты про дело, давай говори. – Разрушила Ленка созданный Петровым великий образ вождя мирового пролетариата и кинула пельмени в кастрюлю. – Ласточка у него с весною!

– Слышь, у меня до тебя, Ленка, завсегда только одно дело. Сугубо мужское. – Младший лейтенант Петров чмокнул губами, ухмыльнулся и ущипнул Ленку за бок. Он понимал, что Ленка от любопытства сгорает, но так как ничем не мог ее порадовать, решил информацию пока попридержать. Разорется баба, чего доброго, да и выпрет его на ночной мартовский мороз. А на морозе ни тебе пельменей, ни водки, ни крепкой Ленкиной задницы. Одно сплошное дежурство.

Ленка от нежностей младшего лейтенанта Петрова вдруг странным образом покраснела и захихикала. Она достала большую тарелку и стала накладывать туда пельмени из кастрюли. Запах по кухне шел одуряющий, аж слюни у Петрова навернулись. А может это у него не от запаха пельменей, а от воспоминаний о Ленкиных прелестях слюни потекли? Скорее всего, и от того, и от другого. Петров сглотнул и посмотрел на Ленку с вожделением. И чего, спрашивается, прятать под замусоленным халатом такую красоту несусветную? Ленка не только задницей богата, у нее и сиськи офигенные. Нет, не офигенные, – офигительные! Вот поет же мужик в песне про то, как баба у него голая по дому ходит, а ему так больше ничего в жизни и не надо. Младшему лейтенанту Петрову, может, тоже было бы ничего не надо, если б Ленка тут голая по кухне разгуливала. Без халата этого сраного. Хотя нет, врет тот мужик, уж одно бы ему совершенно определенно было бы надо! То самое.

Ленка тем временем поставила на стол стаканы, тарелку с пельменями, плюхнула сверху сметаны, достала вилки себе и Петрову и уселась напротив гостя.

– Ну? Наливать-то будешь? Наливай уж, раз принес, – милостиво разрешила она.

Младший лейтенант Петров встрепенулся, открыл водку и налил себе и Ленке.

– Будем здоровы, – сказал он, поднимая стакан.

– И богаты, – добавила Ленка, чокаясь с ним.

Выпили, закусили пельменями.

– Не томи, рассказывай, – приказала Ленка, и младший лейтенант Петров понял, что риск отправки его на мороз резко увеличивается. Он изо всех сил тянул время и задумчиво жевал пельмени, наконец, сказал:

– Слышь, ничего не выйдет!

– Как?! – ахнула Ленка.

– Чучмек и собака на месте.

– Ты ж говорил, хозяин сменился?

– Сменился. Баба там хозяйка теперь. Стерва. – Петров вспомнил орущую на него хозяйку пансионата и подумал, что та баба тоже с характером. – Из образованных. Хотя так, вроде бы ничего себе. Аккуратненькая. И как этим бабам образованным мозги жить мешают? Сидела бы себе тихо, где бабе положено. Так нет выперлась. Даже наперед чучмека выперлась и орать, и орать! Сука.

– А ты бабу, что ли испугался? – ехидно поинтересовалась Ленка.

– Ленка! – Младший лейтенант Петров постучал пальцем по столу. – Ты мне это ехидство брось. Слышь? Тебе говорю – чучмек с собакой на месте. Баба эта при нем.

– Может пристрелить?

– Кого? Бабу? – От смелости и коварства Ленкиного предложения Петров даже слегка привстал с табуретки.

– Бабу-то зачем? Собаку. – Ленка закинула в рот очередную порцию пельменей.

– Я собаку стрелять не буду. – Петров опустился назад на табурет. Собак младший лейтенант Петров любил и уважал. – Ты стреляй, если хочешь. У тебя вон язык, как пистолет.

– И чего я Костику теперь скажу? – Ленка вскочила и уперла руки в бока. – Он же нацелился уже.

Костик Ленкин двоюродный брат. Он, конечно, псих отмороженный. Может между делом и собаку пристрелить. Только кто ж ему оружие доверит? Психу этому? Он, правда, и из мелкашки сможет пса порешить, только для этого подойти к нему вплотную надо. А Петров того пса видел, в прошлом году Санька Агапов из-под того пса еле ушел. Пес Саньку в яму какую-то загнал, тот упал, а в результате рукой напоролся на что-то и сложный перелом ноги поимел. Руку аж зашивать пришлось. И кто теперь знает, если б чучмек тогда пса не отозвал, отделался бы Санька только рукой да ногой? Пес-то по всему видать необычный, ученый. Санька потом в газете читал, что это маламут, а они используются на охранно-сторожевой службе только в редких исключительных случаях, ввиду высокого интеллекта. Мол, пес этот всегда делает только то, что хочет, и дрессировке не подлежит. В смысле, за палочкой, как дурак, не бегает. Да и чучмек тот очень непростой. Паспорт-то у него российский. Хорошо, хоть сейчас увидеть довелось. Нет, младший лейтенант Петров, похоже, из мероприятия выходит. Одно дело под шумок пока хозяева меняются, залезть да пограбить, и совсем другое дело, когда там народ да охрана вся на месте.

– Костику скажи, что ничего не выйдет! – решительно заявил он Ленке. – Как нацелился, так и расцелится.

– Сейчас! Не выйдет! Это у тебя не выйдет! Там одна плазма – во! – Ленка раскинула руки в стороны. – Там чего только нет в коттеджах этих. Даже посудомойки и стиралки. Сама видела.

– Да, рассказывала уже, как ты на уборке там убивалась. Все. Забудь.

– Как забудь? Ты чо? О светлом будущем забыть? Или мне до старости лет в этой халупе сидеть? – Ленка повела плечами, окидывая взглядом кухню.

Петров по инерции тоже оглядел помещение. А чего? Очень даже ничего себе кухня, да и вся квартира неплохая. Многие в поселке завидуют. Тут тебе и вода, да еще горячая. Ванна с душем. Сортир тут же. Не на морозе. Отопление. Только засрано все. Эту б квартирку да отмыть хорошенько да барахло лишнее повыкидывать. Отличная получилась бы квартирка. Да еще земельный участок под огород прилагается. Правда, Ленке огород ни к чему, а вот Петров от огорода не отказался бы. А уж от квартиры и подавно.

– И шубу мне надо. Норковую, – продолжала Ленка. – И машину.

«И шубу в один момент замусолит», – подумал Петров. – «И машину засрет». И так ему стало жалко эту машину, что не удержался и спросил:

– Слышь, на фига тебе машина? У тебя же прав нету.

– Куплю! Если все то продать, что в пансионате этом есть, то и на машину, и на права хватит.

– Слышь, ты пансионат с домом Ромашина спутала. С пансионата таскать, чтоб на машину и шубу хватило, пупок развяжется!

– Не боись за мой пупок.

Петров потянулся за бутылкой, но Ленка хлопнула его по руке.

– Ты чо? – возмутился Петров.

– Ни чо! С Костиком сам объясняйся. Как он решит, так и будет. – Ленка аж глаза от злости сузила.

«Ага! Оно и видно уже, как он решит» – подумал Петров, глядя в желтые кошачьи глаза Ленки, вслух сказал:

– Слышь, Ленка, не дури! Чучмек с собакой на месте, да еще Тропилин влез. Звонил Михалычу, тот мне по мозгам настучал. Так что на меня никакого расчета. Я не в деле. – Петров поднял руки кверху.

– Вот скотник трусячий, слинял уже? Обосрался? – Чувствовалось, что Ленка задыхается от ненависти и бессилья.

Трахаться с ней Петрову почему-то расхотелось. И чтоб голая она ходила, тоже расхотелось. А вот двинуть ей промеж глаз захотелось нестерпимо.

– Слышь! Точно обосрался. И Костику скажу, чтоб не лез, если не хочет инвалидом стать. Собака учёная ему все яйца оторвет!

Ленка ничего не ответила, сидела с каменным лицом. Вечер был безнадежно испорчен. Младший лейтенант Петров встал, взял со стола непочатую бутылку водки и засунул ее в карман штанов. В коридоре он с трудом удержался, чтобы не скинуть все шмотье с вешалки на пол. Отыскал свою куртку, надел ее, засунул за пояс дубинку, нахлобучил шапку и вышел, хлопнув дверью. На улице его ждал мартовский ночной мороз и дежурство.

* * *

В конце апреля лес наконец-то очухивается от зимней спячки. Везде происходит какой-то бурлеж и шевеление. Цветы появляются первые. Подснежники. И клещей пока еще никаких нет. Можно нос свой везде засунуть. А запахи! …

Акбар мчался по практически оттаявшему лесу и впитывал в себя влажные живительные струи, подымавшиеся прямо из земли к высокому уже совершенно весеннему небу. Было тепло, радостно и бесшабашно. На небольшой уютной полянке он подбежал к здоровенному пню, задрал лапу и излил из себя накопившийся восторг.

– Эй, эй, здоровяк, поосторожней! – Пень отпрыгнул в сторону и показал Акбару кулак.

– Ой! Не заметил, скузи муа, как говорят узбеки. – Пасть Акбара расплылась в довольной улыбке от уха до уха.

– Врешь, молодежь! – Пень отряхнулся, как собака породы «водолаз», и часть брызг полетела в сторону Акбара. – Не заметил он, у тебя нос – настоящий радар.

Акбар отпрыгнул в сторону и уселся на солнышке.

– Так я думал, что вам пользительно. – Чего? Душ из собачей мочи?

– Ну, удобрения же. – Акбар почесал у себя за ухом.

– Ты, это, удобряй мелочевку всякую, а к старшим не лезь. Коршень получишь.

– Это чегой-то? – удивился Акбар.

– Это смесь пенделя с подзатыльником. Специально для собак разработано. – При этих словах пень тоже переместился на солнышко, – Ну, чего там у вас в пансионате положительного?

– Так, хозяйка новая. Вера.

– Это я и без тебя знаю. И как она на твой взгляд?

– Добрая. – Акбар мечтательно закатил глаза, представляя сардельку, которой его регулярно потчевала Вера. – Но неукомплектованная. В смысле, как мой Ашраф. Без пары. Глаза усталые. А нельзя их вместе укомплектовать? У них вроде бы взаимопонимание.

– Нельзя, никак нельзя, не пара они.

– Жаль. Хорошая она, и старается.

– Это правильно. Пусть старается. Я с вашей стороны настоящий порядок и материнскую любовь чую. А Ванька чего? Про него что слышал? Говорят, опять с женой развелся.

– Угу. Страдал на снегоходе. Туда-сюда, туда-сюда. Чуть шлагбаум нам не порешил. Ашраф ругался, а Вера переживала.

– Это хорошо, что страдал. Может, научится, наконец, баб выбирать, а то тянет его все время на каких-то … – Пень задумался, окинул Акбара суровым взглядом из-под нахмуренных бровей. – Сучек. Извини, – наконец произнес он со значением.

– Извиняю, так как понимаю глубинный смысл, который вы вкладываете в это слово. Хотя, могли бы подобрать какой-нибудь синоним. Зараза, например.

– Нет. Зараза для Ванькиной лярвы не название.

– А что? Лярва вполне себе название подходящее. А еще лучше курва. – Акбар даже облизнулся, представив себе эту курву. Курва виделась непременно в перьях или даже курвой-гриль.

– Хорошо, пусть будет курва, – согласился пень. – Одно неясно, почему страдать надо непременно на снегоходе.

– Так они и с горя, и с радости всё на снегоходах норовят.

– Точно, Ромашин со своими гостями совсем с цепи сорвался. Раньше люди от радости за встречу выпивали, закусывали, песни пели народные, танцы танцевали под мелодии и ритмы зарубежной эстрады. А сейчас зальют глаза на снегоходы повскакивают и давай по лесу гоняться, только успевай от них уворачиваться. Потом петарды да салюты запускают и только после этого идут песни в караоке орать. До танцев у них дело так и не доходит. Падают под утро обессиленные, а к вечеру опять – снова здорово!

– Может Ромашину урок какой-нибудь наглядный учинить, он ведь со своими гостями всех Гуков нам тут распугает.

– И Гуков, и Затейников.

Словно в подтверждение этих слов пня из лесу послышалось:

– Гук, гук.

– Слышу, слышу, – ответил пень лесу. – И вам не хворать.

– А чего? – Акбар продолжил свою мысль. – С вашими-то возможностями и снегоход перевернуть можно, и петарду запустить заковыристо. Чтоб она за самим Ромашиным по всему лесу гонялась.

Пень хмыкнул, видимо представил упитанного депутата Ромашина, убегающего от петарды.

– Нельзя нам рукоприкладством заниматься. Никак нельзя.

– И зря. Вот они и распоясались. Ни шиша не боятся. НИ ШИ-ША! А Шиша бояться надо.

– Не бояться, а уважать, – возразил пень.

– Один хрен. Я вот на своем участке ям нарыл и еще нарою столько, чтобы ни одна зараза на снегоходе не проехала. Даже Ванька! Да еще не то, что рукоприкладством балуюсь, я самым настоящим зубоприкладством занимаюсь. В исключительных, конечно, случаях. Так ведь уважают. И Гуки с Затейниками к нашему месту от того так и льнут. И хорошо у нас.

– Да ты там уже целую линию Маннергейма устроил.

– Особенности породы использую. Маламуты склонны к ямокопательству. Я это дело страсть, как люблю. Вот и вам надо свои возможности использовать. В смысле, если что не так, хрясь по кумполу! Ваши возможности ведь не чета моим.

– Тебе можно возможности использовать, а мне никого по кумполу бить нельзя. Именно потому, что возможности мои, действительно, безграничны. – Пень завалился на бок рядом с Акбаром и подпер голову рукой. – Отправлю-ка я, пожалуй, Ромашина отсюда подальше. На повышение. В столицу. В город-герой, порт пяти морей Москву.

– Ха! Он это повышение неделю праздновать будет, а то и месяц. С петардами.

– Это, смотря какое повышение. Бывает, что и повышение не в радость. Он тут у нас поближе к кухне, да подальше от начальства, а мы его в самый эпицентр засунем. В Кремль. Пусть повертится.

– А правда говорят, что этот Ромашин практически БОМЖ и настоящий Альфонс? И дом этот вовсе не его, а жены?

– Теперь все политики БОМЖи и Альфонсы. Вынуждены жить за счет жены и на её жилплощади. У нашего Ромашина из имущества всего-то и есть, что автомобиль марки «Запорожец» да комната в коммунальной квартире. Так что он не совсем БОМЖ. Прописка какая-никакая у него имеется.

– У него еще личная помощница есть в норковой шубе на автомобиле БМВ. Я сам видел.

– Есть. Это точно. Как депутату без личной помощницы? Никак нельзя.

– А помощница эта тоже богатая, как жена Ромашина? Тоже бизнесвумен? Я так понял, она Ромашину деньги на электричество дает.

– Нет, она не бизнесвумен. Личным помощницам, обычно, всё папа покупает. У них папы-пенсионеры всю жизнь копят и на бриллианты дочкам, и на квартиры, и на БМВ, и на дом где-нибудь в Финляндии.

– Эх, мудрёно-то все как! – Акбар сладко потянулся. – Где бы мне такого папу найти?

– Тебе-то папа зачем? Ты и так на всем готовом. Лучше скажи, что в поселке? Чего слышно?

– Да кто ж его разберет? Поселок-то вон аж где, а я тут, у себя на посту. Вот участковый у нас давеча был. Грозился. Я, сами знаете, людей в форме очччень уважаю, просто сил нет, как уважаю, но участкового нашего мне всегда хочется взять за шкирку и дать ему этот, как вы недавно сказали коршень. Чтоб летел он на своем Уазике куда подальше. Аж до самой Караганды.

Пень понимающе ухмыльнулся.

– Не торопись, – сказал он, расправив усы и погладив бороду. – Успеешь еще со своим зубоприкладством. Я в нем чую зерно.

– Навозну кучу разрывая, петух нашел алмазное зерно, – продекламировал Акбар и попытался плюнуть. Попытка не удалась, так как собакам плеваться не положено.

– А хоть и в навозе. Зерно пропасть не должно.

– Хорошо, пусть живет. Зерно! Ну, надо же. Анекдот: младший лейтенант Петров – алмазное зерно. Говенное он зерно, вот что я вам скажу.

– Повременим. В нашей реальности есть несколько вариантов развития младшего лейтенанта. Время покажет, куда он разовьется.

– Как бы не опоздать.

– Это невозможно.

– А скажите, чего там в нашей реальности у хозяйки с клиникой получится? Пронзите, так сказать, пространство и время. Очень хотелось бы, чтобы у неё все было хорошо.

– Так и будет. У неё и сейчас уже все хорошо, а будет еще лучше. – Пень поднялся на ноги, отряхнулся и уселся рядом с Акбаром. Из-за пазухи он достал плоскую фляжку, отвернул пробку и предложил фляжку Акбару.

– Издеваетесь. – Акбар обиженно отвернулся.

Пень глотнул из фляжки и крякнул:

– Эх, хорошо пошла! Забористая. Гуки делают на берёзовом соке.

– Гук, гук, – послышалось из лесу.

– Ваше здоровье, – ответил пень и отхлебнул еще.

– Но ведь прежний хозяин пансионата тоже ничего себе мужичонка был, обстоятельный, – продолжил Акбар, стараясь не смотреть на фляжку. – А не выгорело у него с пансионатом.

– Так не особо-то и хотел. Вот и не пошло дело. – Пень спрятал фляжку за пазуху, как не было её. – Он же для себя и своих друзей пансионат строил, а хозяйка новая о себе иногда и забывает вовсе. Для людей старается. И имя у нее хорошее – Вера.

– Может, поможете хозяйке нашей? Фею пошлете, или еще кого?

– Может, и помогу. От нее зависит. А «еще кто» около нее уже есть.

– Кто ж это?

– Ты в лужу давно заглядывал?

– Я, что ли? – Акбар нахмурился.

– Ты. Кто ж еще?

– Но я же страж места.

– Вот и стереги. У хорошей хозяйки и месту хорошо.

– Скажите, а вот говорят, собаки такие есть до того маленькие, что в сумке их носят. Правда это? Или выдумки?

– Такие собаки есть.

– Вот бы поглядеть. Хоть одним глазком. А что же они тогда стерегут? Такие маленькие. Кошельки или сумки?

– Сами себя они стерегут. Дорогие очень. Ты не забывай, что не каждая собака страж. Большинство собак – обычные собаки. Гав-гав– и мимо.

– Да уж. Пустобрехи. Иногда в поселке, как заведут брехню, даже у нас в коттеджах слышно.

– А тебя, что ли, в коттеджи приглашают? – удивился пень, даже брови поднял.

– Вера, хозяйка. Тайком от Ашрафа. – Акбар усмехнулся. – Она всерьез думает, что Ашраф мне хозяин. И как нет его, так зовет у камина в тепле полежать, да вкусное чего съесть. Она даже гладит меня, бывает, и за ухом чешет.

– Ты, смотри, сильно-то не увлекайся. А то не ровен час станешь диванной собакой и будешь стражем дивана. Держи дистанцию.

– Так я, это, изредка. – Акбар тяжело вздохнул. Представил, как хорошо было бы быть при Вере диванной собакой. Но тут же взял себя в руки, вспомнив свое лесное хозяйство и ямы, которые еще предстояло нарыть. Нет, такое невозможно, чтобы маламут лес на диван поменял. – Пойду, пожалуй, пора мне. – Он поднялся, стряхнул с брюха прошлогоднюю листву и поклонился пню.

– Валяй. За Ванькой там присмотри при случае. Он хоть и оболтус, но герой положительный.

– Присмотрю, как же ж, его без присмотра оставлять никак нельзя. Стареет он.

– Ничего. Я что-нибудь придумаю. – Пень повернулся к Акбару спиной и скрылся в чаще.

* * *

К лету ремонт в клинике «Вечная молодость», наконец, закончился. Впрочем, деньги у Веры тоже подошли к концу. Два юных хирургических дарования успешно стажировалось в Италии за Верин счет. Учились подтягивать подбородки и скулы с помощью специальных нитей. Операция эта производилась под местным наркозом, так что никакими такими страшными последствиями Вериному бизнесу не угрожала. Лицензию Светка Михайлова Вериной клинике сделала, и лицензия это красовалась в мраморном холле около рецепции.

Горничных узбекской национальности Ашраф нашел в соседнем поселке в общежитии совхозных рабочих. Совхозные рабочие все, как один теперь были узбеками. И пастухи, и трактористы, и скотники. Их узбекские жены тоже работали, где придется. Кто в поле, а кто на уборке. Ашраф категорически настаивал именно на горничных-соотечественницах. Говорил, из соображений безопасности. Ведь узбечка никогда чужого не возьмет, не то что местные разбитные девки. Опять же о том, что в клинике видела, местной шпане узбечка вряд ли доложит. Горничные старались изо всех сил и терли пустые помещения так, что в клинике все сверкало.

Тренер, массажистки и врач-диетолог ввиду отсутствия клиентов за вполне себе приличную зарплату загорали на пляже у озера. Не было у Веры только врачей-косметологов, которые ни за какие коврижки не желали ездить на работу за город, а самое главное не было клиентов, несмотря на билборды вдоль приморского шоссе и зазывные статьи в женских журналах. Похоже, прав был бывший супруг Дмитрий Иванович Жеребов, что без сподвижников и соратников в Верином бизнесе не обойтись. Да и сам он за последний квартал выплатил Вере дивидендов с гулькин нос. Сказал, что дела у него вдруг пошли из рук вон плохо.

Вера лежала на собственном пляже на берегу озера и думала, что в такую замечательную погоду в ее клинику люди могли бы приехать хотя бы на отдых, как в пансионат. Ведь еще немного и зарплату персоналу платить будет нечем. От печальных мыслей Веру отвлекло тарахтенье мотора и прямо перед ней, заложив крутой вираж, остановился водный мотоцикл с мужчиной по имени Иван Тропилин за рулем.

– Здравствуйте, Вера! Не хотите ли прокатиться? – галантно предложил он.

– Здравствуйте. – Вера обрадовалась появлению Тропилина. – Экий вы, Иван, моторизированный тип. То на снегоходе, то на квадрацикле. И водный мотоцикл у вас есть! А как насчет вертолета? Не удивлюсь, если вы на нашу клинику вдруг начнете с парашютом сигать.

– Нет. С парашютом к вам опасно. У вас шибко умные собаки патрулируют территорию. Кстати, где ваш замечательный Акбар? – Тропилин окинул внимательным взглядом пляж и окрестности.

– Не знаю, наверное, по делам куда-то ушел, а может у себя отдыхает. Он мне никогда не докладывается.

– А Ашраф где?

– Ашраф поехал в строительный магазин на хозяйственные закупки.

– Ага! Все препятствия сметены. Поехали кататься. – Иван похлопал по сиденью позади себя.

Честно говоря, Вере всегда хотелось покататься на водном мотоцикле. Этим в ее бывшей семье занимались исключительно мужчины. Бывший супруг и сын Петька. Покатать Веру им почему-то никогда не приходило в голову. Вера встала со своего покрывала и вошла в воду. Она осторожно уселась позади Ивана и задумалась, за что ей ухватиться. Держаться за голый живот едва знакомого мужчины ей показалось неприличным. Пока Вера раздумывала, Иван завел мотор и дал газу. Мотоцикл резво выскочил из-под Веры, и она со всего размаху ляпнулась в озеро. Отсутствие Веры за спиной Иван обнаружил не сразу, а когда обнаружил, кинулся к ней, ревя мотором.

– Ну, что же вы! Держаться же надо.

Вера больно шлепнулась попой о песчаное дно, и ей очень захотелось приложить Ивана по заднице тоже чем-нибудь тяжелым.

– За что держаться? Там же ручки никакой нет, – возмутилась она, выбравшись из воды и заворачивая мокрую попу в полотенце.

– За меня держаться надо! За меня. Поехали. Бросайте это полотенце.

– Как я за вас буду держаться? – Вера покрутила пальцем у виска. – Вы же голый!

– А так? – Иван ухватил свои купальные шорты и натянул их до подмышек.

– Так лучше. Вам идет. – Вера покатилась со смеху. – Да ну ваш драндулет. Мне и тут на бережку хорошо.

– Тогда можно я с вами посижу? Пока Ашрафа не видно? Уж очень он у вас строгий. – Иван слез с мотоцикла и затащил его на берег.

– Присаживайтесь. – Вера похлопала рукой по покрывалу. – Надо будет лежаки закупить и матрасы. Как в солидных местах. Но пока с деньгами туго.

– Да, как я посмотрю, вашу клинику что-то толпы страждущих реабилитации и омоложения не осаждают.

– Ничего, еще набегут. На все нужно время.

– Может мне к вам на омоложение придти? Натяните мне, как говорится, глаз на … Извиняюсь. Ну, вы сами знаете, на что там у вас глаза натягивают.

– Вам не надо. Вам достаточно штаны до подмышек натянуть и вы уже неотразимы.

– Я такой. – Тропилин довольно ухмыльнулся.

– Значит, вы все-таки местный олигарх? – После знакомства с Иваном Тропилиным Вера частенько стала замечать его имя в газете «Деловой Петербург». Правда, на фотографиях с сильными мира Тропилин никогда не мелькал. Видимо держался подальше от начальства, что Вера, конечно же, одобряла.

– Почему местный? – удивился Иван. – Я городского масштаба. Местный предприниматель у нас – это вы.

– Ну да! Я на пляже лежу, а вы на мототехнике резвитесь. Называется: мы сидим, а денежки идут.

– Ну, не знаю, как у вас. – Иван махнул рукой в сторону пустого здания клиники. – А у меня так точно идут. Деньги к деньгам. Как говориться, круговорот бабла в природе.

– И как вам это удается? Неужто, у вас и офис есть? – Вера вспомнила супруга ежедневно трудящегося в собственном офисе.

– Конечно, есть. А как же? Буржую без офиса никак нельзя. У меня и костюм есть. С галстуком. И портфель. Даже очки для чтения важных документов имеются.

– Ух ты! И когда же вы офис посещаете? В свободное от катаний на мототехнике время? Я слышала, в офисе иногда присутствовать надо.

– Ну, да. А еще у меня есть различные электронные устройства связи, что тоже облегчает мой труд и дает мне возможность решать некоторые вопросы, можно сказать, не покидая седла.

– То есть, вы инвестор? Или биржевой игрок?

– Я свободный художник! У меня есть пароход, то есть корабль, акции одного банка, бизнес-центр и еще всякого разного по-малости. Вот, например, сельское хозяйство. Вложение денег в урожай дело довольно прибыльное. В крупы там разные тоже можно деньги вкладывать или в макароны. Масло опять же растительное. Короче, скучно это все. Другое дело у вас. Вложение денег в красоту. Это ж интересно. Приехала к вам тетенька чучелом, а вышла красавицей неземной. Чего они к вам в очередь не стоят, не понимаю?

– Я и сама не понимаю. Ну ладно, спасибо вам за компанию. – Вера глянула на часы. – Мне пора. Пойду одеваться. Ко мне скоро врач на собеседование подъедет, а потом сын должен заехать. Петруша мой. Соскучилась.

– Завидую. А я вот свою дочку не вижу совсем.

– Чего так?

– Сначала жена не давала. Первая. Теперь сам не хочу.

– Почему?

– Чужой человек. Она внешне на меня похожа, а ее без меня и против меня воспитали. Говорить мне с ней не о чем. Взгляды у нее – жуть. Как у матери. Все ей обязаны, и земля вокруг нее вертится. Я ей, конечно, денег даю, но не более.

– Но вы ж, небось, мать ее любили, когда женились?

– Ой, кто там разбирается любовь, не любовь в двадцать пять лет? С виду девка красивая, значит, любовь, а то, что внутри стерва и дура невозможная это ж потом все обнаруживается.

– Тут я согласна. Это хорошо, если сразу после свадьбы обнаруживается! А если после двадцати лет совместной жизни?

– Нет, дуру и стерву все-таки можно быстрее вычислить, она сама себя покажет.

– Ну да. Одно дело дура и стерва, другое – коварный изменщик. – Вера опять посмотрела на часы. – Извините, побегу. А то в мокром купальнике как-то несолидно собеседование проводить. – Вера встала и сунула книжку в пляжную сумку.

Олигарх Иван Тропилин тоже вскочил, взял Верино покрывало, стряхнул с него песок и аккуратно сложил.

– Вот, держите. – Он протянул покрывало Вере.

– Спасибо.

– А могу я вам в качестве спонсорского взноса презентовать лежаки, матрасы и пляжные зонтики?

– Ни в коем случае.

– Почему?

– Иван! – Вера нахмурилась и заглянула соседу в глаза. Глаза были веселые. Даже слегка нагловатые. – Хватит придуриваться. Вы же понимаете. Сначала подарите лежаки, а потом припрётесь на них лежать. И я не смогу указать вам на выход. Лежаки-то ваши.

– С чего это я буду на ваших лежаках лежать?

– Ваших.

– Хорошо моих.

– Ну, испытания провести вдруг захотите. Да, мало ли чего у вас там в голове, если вы вдруг ни с того ни с сего лежаки дарите?

– У меня в голове исключительно благие намерения.

– Вот и славно. А лежаки я сама куплю. Все, пока! – Вера помахала Ивану рукой и побежала к коттеджу. За спиной она услышала плеск воды и стрекотание мотора.

Дома Вера быстро привела себя в порядок и поспешила к зданию клиники. Новый косметолог нашелся случайно, когда Вера уже совершенно отчаялась кого-либо найти. Оказалось, что у мамы лучшей Вериной подруги есть давняя приятельница. А у этой приятельницы имеется дочка, которая работает косметологом в самой лучшей и самой дорогой питерской клинике «Космос». И вот эта дочка отчего-то вдруг решила из «Космоса» уйти. В другой ситуации Вера ни за что бы не стала брать на работу кого-либо из знакомых или их детей. Знакомого возьмешь, потом проблем не оберешься. Обиды всякие начнутся, разговоры. А если плохо работать будет, так и не уволишь ведь! Это как лежаки у соседа взять, потом фиг отвяжешься. Хотя конкретно этот сосед Вере определенно нравился. Может, и не надо от него так уж энергично отвязываться?

Шлагбаум Вера подняла заранее, поэтому на площадке перед входом в клинику уже находился маленький автомобильчик марки «Мини». До обозначенного Верой времени встречи оставалось десять минут. Вера отметила, что новый косметолог хотя бы отличается пунктуальностью. Рядом с «Мини» стояла девушка выдающейся красоты и курила любимые Верой тонкие ментоловые сигареты. Их Вера узнала сразу по запаху и сглотнула слюну. С каким бы удовольствием она сейчас покурила вместе с этой эффектной красоткой! Опять же внешность девушки вызвала у Веры симпатию и одобрение. Косметолог сам должен быть красивым, тогда и клиенты ему будут доверять свою красоту.

– Здравствуйте. – Девушка увидела Веру и стала оглядываться в поисках урны для сигареты. Ничего подходящего не нашла и нырнула в открытую дверцу машины. Видимо притушила окурок и выкинула его в пепельницу. Это Вере тоже понравилось. Если бы девушка кинула окурок на чисто выметенную Ашрафом площадку, Вера непременно обиделась бы.

– Здравствуйте, – поздоровалась Вера, когда девушка вынырнула из автомобиля.

– Вы Вера Алексеевна?

Вера кивнула.

– А я от Эльвиры Викентьевны. Шура Животова. Ой, Александра Геннадиевна Животова, – поправилась девушка. – Врач дермато-косметолог.

– Отлично. – Вера протянула девушке руку для рукопожатия. Рукопожатие врача-косметолога оказалось горячим и крепким. – Пойдемте, я вам клинику покажу, а вы о себе расскажете.

Они обошли клинику, причем девушка косметолог по имени Шура внимательно и со знанием дела осматривала новейшее оборудование, закупленное Верой в Италии. Когда Вера продемонстрировала ей лазер, то не смогла сдержаться и пожаловалась:

– Вот. Накупила за бешеные деньги всякой всячины. Готова стажировку и обучение в Италии оплатить, но никто не хочет. Нет, в Италию-то хотят, а вот на работу ездить сюда ко мне никто не хочет.

– Вера Алексеевна! Не надо никакого обучения и стажировки. Вот. – Косметолог Шура Животова полезла в сумочку и достала пачку разных сертификатов. – Где же он? – Она задумчиво перебирала бумаги. – Ага! – Она извлекла из пачки нужную бумагу. – Смотрите, я имею право работать на этом оборудовании. – Шура протянула документ Вере. – Ксерокопия, конечно, – пояснила она. – Оригиналы у меня дома. Вернее, они должны быть в «Космосе», в рамках висеть, но я их подменила цветными копиями. Тут у меня много всяких сертификатов.

Вера разглядывала бумаги и не верила привалившему счастью.

– Но это же все стоит больших денег, – наконец, сказала она, возвращая сертификаты Шуре.

– Не волнуйтесь. Я за свой счет обучалась, кроме лазера, конечно. Пришлось во Франции стажироваться, но я все оплачу «Космосу», если они затребуют. Заработки у меня приличные. Деньги есть.

– Но почему вы из «Космоса» хотите уйти? Это же очень престижное место. Да еще ездить ко мне не в ближний свет. – Вера подозревала, что тут должен быть какой-то подвох. Не может же быть все настолько хорошо.

– Честно? – Девушка Шура тряхнула коротко стриженой головой идеальной формы.

– Конечно, честно!

– Хорошо. Но это конфиденциальная информация.

– Могила! – Вера изобразила на рту застежку молнию.

– Расскажу только потому, что я к вам по знакомству через маму свою пришла, как бы по-родственному, – предупредила Веру Шура Животова. – У меня был роман с главным врачом «Космоса». По-дурости, по-молодости, ну, вы понимаете.

– С Кирсановым? – ахнула Вера. Кирсанов был известен всему городу, как выдающийся пластический хирург. Он был именно тем самым светилом, которое Вера мечтала когда-нибудь заполучить для своей клиники.

– Ну, да. Он женат оказался, а я вдруг поняла, что не имею права проводить всю свою жизнь на вторых ролях. В надежде, что он когда-нибудь от жены уйдет. Да и жена у него симпатичная. И, вообще, это многоженство какое-то очень и очень штука неприятная. Вот я с ним и порвала. Теперь он меня попросту выживает. Часы приемные мне сократил, да еще клиентов моих велел к другому врачу записывать. Якобы я в отпуск ухожу. Это я случайно узнала.

– Это же неприлично, – возмутилась Вера. – Не по-мужски.

Она, конечно, тут же представила себя на месте жены Кирсанова и слегка осудила Шуру, как коварную соблазнительницу. Но, во-первых, Шура ситуацию исправила и сама отказалась чужую семью рушить, а во-вторых, сразу понятно, кто в данном случае абсолютное и коварное зло.

«Зло обычно ходит в брюках!» – Лозунгом всплыло у Веры в голове. – «Да еще и мстит девчонке. Козел и сволочь!»

– Ха! Это еще не все. Я, было, сунулась в «Клеопатру», так мне там отказали. Правда, по секрету сказали, что информация по городу прошла о моей профнепригодности. Вы ничего такого не слышали?

– Нет, не слышала, – растерялась Вера.

– Ну, правильно. Вы ж не в тусовке, и на отшибе. Я вам про свою профнепригодность уже кучу сертификатов показала, так еще и имела каждый приемный день полную запись. Еле ноги с работы волокла. Ничего, мои клиенты, авось от меня профнепригодной не разбегутся.

Чувствовалось, что Шура Животова искренне обижена.

– Думаете, сюда ездить будут? – с замиранием сердца поинтересовалась Вера.

– Конечно! Сюда даже лучше, чем в «Космос». Там сейчас машину припарковать – целая история. Да пробки сплошные пока до центра доберешься. А к вам я с Петроградки домчалась за полчаса. Опять же здесь можно клиенткам предложить переночевать, чтобы домочадцев мордой своей отекшей или пупырчатой не пугать.

– Правильно рассуждаете, я ведь так и планировала, когда всё это затевала, – обрадовалась Вера. Здорово, когда человек так хорошо тебя понимает. – Шура, а когда вы сможете выйти на работу?

– Да, хоть завтра, если у вас все препараты имеются. Я ж у вас могу в свои выходные пока работать. У меня теперь выходных, благодаря усилиям Кирсанова, просто море. Вот сегодня, например, выходной и завтра. Если мы с вами договорились, то послезавтра я подам заявление на увольнение. У вас пока могу по совместительству оформиться. А как Кирсанов мне трудовую книжку вернет, сразу же ее вам отдам. Вдруг случится чудо, и он меня послезавтра же и уволит.

– Хорошо бы. Пойдемте, посмотрим, что у меня из препаратов есть. Если чего не хватает, вы мне списочек составьте, я все завтра и докуплю.

После просмотра закупленных Верой препаратов выяснилось, что необходимо докупить совсем немного. Шура дала Вере расписание своих выходных дней, взяла Верин телефон, и они договорились, что первое время Вера будет сама вести запись Шуриных клиенток, а чуть позже, когда дело встанет на поток, можно будет уже взять на работу и администратора рецепции.

– Хватит с вас уже горничных, которые трут пустые помещения. – Шура кивнула в сторону тихой узбечки, которая тщательно протирала пыль на подоконниках.

– Это точно. – Вера тяжело вздохнула. – Но мы с вами ведь не обговорили самый главный вопрос. Зарплату.

– Так, чего ее обговаривать? Прейскурант я в «Космосе» сопру, чтоб вам с ценами не мучиться. Тем более, что клиентура-то вся из «Космоса» пойдет, а она к этим ценам привычная. Ну, инъекции, конечно, за минусом расходных материалов, пополам. А если на аппаратах, то мне процентов двадцать. Вас устроит?

– Конечно, устроит, – обрадовалась Вера. Честно говоря, она очень плохо представляла себе, из чего состоит ценообразование на косметологические услуги. – Может быть вам, Шура, установить пока какую-нибудь зарплату. Как я массажисткам сделала. Пока клиентура наберется.

– Добрая вы женщина, Вера Алексеевна. Не надо мне никакой зарплаты. Недели через две у нас с вами будет полная запись. И массажисток ваших мы загрузим и тоже на процент от выручки посадим. Уж, поверьте. Сейчас я всем своим клиенткам ваш телефон разошлю. Только уж вы не забудьте представиться клиникой «Вечная молодость»! Клиентки наши больше всего солидность уважают. Мрамор, вооруженную охрану и все такое…

– Не забуду, – Вера рассмеялась. Ей стало как-то спокойно и легко внутри. Неужели она, наконец, нашла нужного соратника и сподвижника? Вот было бы здорово!

Когда она провожала Шуру к машине, к клинике подъехал Петруша. Он выскочил из машины, раскинув руки, и Вера повисла у него на шее. Так соскучилась по своему отпрыску, что не хотелось выпускать его из рук. Наконец, она оторвалась от сына и заметила, что тот с интересом смотрит на Шуру.

– Здрасьте, – сказал ребенок, обращаясь к новому врачу косметологу, и у Веры заныло сердце. Как-то сразу, может быть и некстати, вспомнилась история про роман Шуры с Кирсановым.

– Здравствуйте и до свидания, – вроде бы вежливо, но очень строго сказала Шура, усаживаясь в свой автомобиль. – До завтра, Вера Алексеевна. – Она завела мотор и исчезла за шлагбаумом.

– И ктой-то? – поинтересовался Петруша.

– Новый врач косметолог, – осторожно пояснила Вера.

– Шика-а-а-рный какой врач!

– Да. Но для тебя эта девушка старовата. Лет на десять, никак не меньше.

– Ма! При чем тут я? Просто докторша классная. Вот и все.

– Ну, раз все, то пошли-ка ужинать. Ты ж, наверное, есть хочешь?

– Конечно, хочу. А чего будет? Хорошо бы котлетки. Я котлет сто лет уже не ел.

– Хорошо, – засмеялась Вера. – Неужто Алла Николаевна тебе котлеток не жарит?

После развода и переезда Петруши на отдельное проживание Вера договорилась с бывшей домработницей, чтобы она убиралась в квартире у сына и готовила ему еду. Оплату труда Аллы Николаевны Вера взяла на себя, за что лучшие подруги покрыли ее позором. Но Вера решила, что пока сын не закончит обучение в институте, она не будет ему ни в чем отказывать. Как если бы они по-прежнему жили все вместе: Вера, ее бывший муж Сельдерей, он же подлец Жеребов, и сын Петрушка. Не гоже, чтобы дети страдали из-за развода родителей. Пусть хоть это и такие большие дети, как Петрушечка.

– Жарит, конечно. Только, во-первых, твои вкуснее, а во-вторых, вчера отец приходил. Голодный. И все, что было в холодильнике, пожрал.

– Вот гад!

– Ничего не гад. Он несчастный. Один сейчас. Почти все время голодный. От своей последней подружки еле утёк, а Алла Николаевна отказывается у него работать. Говорит, не хочет, чтобы ею разные выдры командовали.

– Правильно. Кто ж хочет? А чего отец в ресторан не сходит? Или у него и правда дела настолько плохи, что приходится экономить?

– Нет. У него изжога, несварение и горечь во рту после ресторанной пищи. Вот он ко мне и повадился, как оголодал. Говорит, скучает по домашней еде.

– Еще бы! – Злорадно рассмеялась Вера. – Ему полезно поскучать немного.

Весь вечер Вера посвятила кормлению ребеночка, отвлекаясь исключительно на телефонные звонки клиенток Шуры Животовой. Специальный журнал, который Вера завела для записи, стремительно заполнялся.

В результате Вериных усилий Петруша еле выполз из-за стола. Вера проводила его до машины, закрыла за ним шлагбаум и пошла к Ашрафу сообщить о новом докторе. А главное, о том, что завтра будут первые клиенты. Ашрафа она застала беседующего с Акбаром на узбекском языке.

– Доброй ночи, хозяйка, – поздоровался Ашраф.

– Доброй ночи, Ашраф. У нас с завтрашнего дня доктор новый будет работать и первые клиенты, наконец, приедут. Ты уж пофигурируй завтра в охранной будке. Для солидности. Говорят, наши клиенты больше всего солидность уважают.

– Конечно, отчего ж не пофигурировать. Сосед чего приезжал?

– Так, по озеру катался, вот и заехал. А ты откуда знаешь? – удивилась Вера.

– Так Акбар рассказал. – Ашраф пожал плечами. – Ох, распугает он нам тут всех русалок своим тарантасом. Ты б сказала ему, чтоб с озера не ездил.

– Он пообещал, что сверху на нас с вертолета прыгать не будет.

– И на том спасибо.

* * *

Нельзя сказать, чтобы Дмитрий Иванович Жеребов, он же Сельдерей, так уж и не любил свою теперь уже бывшую жену Веру. Любил, конечно, да еще как! Увидел и после этого не смог спокойно спать, пока не женился на ней. Даже когда уже женился, иногда в страхе просыпался ночью и проверял на месте ли Вера. Не приснилось ли ему такое вот счастье. Вера в юности была потрясающе красивой девушкой. Таких васильковых глаз Дима Жеребов не видел больше ни у кого и никогда. Мало того, что глаза васильковые, так еще и длинные пушистые черные ресницы. И ко всей этой потрясающей красоте, кроме точеной фигуры, прилагались еще и веселый добрый характер, и чувство юмора, и недюжинные кулинарные способности. Жили они с Верой замечательно, как говорится, душа в душу. Без мелких стычек и всяческих дрязг даже в самые трудные времена, когда уже родился сын Петруша, и они жили в большой коммунальной квартире с очень замысловатыми соседями. Вера всегда ухитрялась находить общий язык и с капризными соседскими бабулями и с алкашом из комнаты напротив, и с девицей из комнаты, рядом с кухней, которая водила к себе постоянно какие-то шумные компании.

Вера же нашла и прекрасный обмен их комнаты на однокомнатную квартиру с доплатой. Деньги на доплату дали Верины родители. Правда, в долг. И Дима крутился, как уж на сковородке, чтобы эти деньги вернуть. То разгружал вагоны, то мыл окна в учреждениях, то заваривал швы на панельных домах. Да мало ли всяких халтур можно подыскать тому, кто хочет заработать в свободное от учебы время. Дима уставал, как черт, но после работы бежал домой вприпрыжку. Там его всегда ждал самый вкусный в мире ужин и Вера с маленьким Петрушей. Вера всегда всё успевала: и курсовые вовремя сдавать, и экзамены на отлично, и Петрушу искупать, и квартиру убрать, и ужин приготовить. Они все вместе ужинали и радовались полному отсутствию в квартире каких-либо соседей. Потом после окончания института Дима и Вера с головой ринулись в бизнес, благо Верина мама вышла на пенсию и смогла оставаться с Петрушей. Оба с переменным успехом начали зарабатывать деньги. Когда удалось обменять свою однушку на трехкомнатную квартиру, Вера с Сельдереем босиком танцевали танго в пустых комнатах и мечтали, какую мебель они со временем купят.

Сельдерею очень нравилась такая жизнь. Каждое утро они завтракали всей семьей, а потом разбегались по делам. Дима и Вера спешили на работу, и по дороге кто-нибудь из них закидывал Петрушу в садик, а позднее в школу. Вера с возрастом хорошела все больше и больше. Она носила красивые деловые костюмы и туфли на высоких шпильках. Дима любил где-нибудь появляться вместе с Верой, ведь все любовались ею и завидовали ему. Каждый вечер за ужином в семье обсуждались проблемы и Вериного бизнеса, и бизнеса Сельдерея, а в процессе этих обсуждений всегда находились оптимальные решения. Особенно успешной была Верина идея производить в Китае якобы итальянское оборудование, которым торговал Сельдерей. После этого деньги полились в фирму Дмитрия Ивановича Жеребова просто рекой.

Потом в Вериной жизни началась какая-то темная полоса. Сначала один за другим умерли ее родители, а вскоре рухнул и ее бизнес. Причем рухнул-то как-то по-дурацки из-за рейдерского захвата промплощадки, на территории которой находился Верин небольшой цех. К тому моменту уже была куплена и большущая квартира в центре, и строительство «дачки» близилось к завершению. Сельдерей не мог себе простить, что ничем не помог тогда Вере. Безусловно, у него не было таких возможностей, потому что против лома, коим является административный ресурс московских рейдеров, нет приема. А другого лома в виде столь же могущественного административного ресурса у Сельдерея не было. Но, наверное, надо было убедить Веру не бросать свое налаженное дело, а помочь ей переехать на другое место. Эка невидаль, отъем имущества рейдерами. Надо бизнес там располагать, где на него ни одна собака не позарится. Но Сельдерею в тот момент пришла в голову замечательная мысль, что денег у них в семье и так хватает, а Вера могла бы, наконец, не работать и полноценно заняться Петрушей и домашним хозяйством. Это было большой ошибкой. После этого они практически перестали выходить куда-то вместе. Зачем ходить в рестораны, если дома в тысячу раз вкуснее? Вера накинулась на это домашнее хозяйствование со свойственной ей тщательностью и ответственностью. Полуфабрикатам, которые она ввиду недостатка времени раньше иногда использовала при приготовлении пищи, было категорически отказано от дома, деловые костюмы и туфли на шпильках пылились в огромной Вериной гардеробной, а сама она фигурировала дома исключительно в безразмерных трениках, которые, по ее словам, не стесняли движений. По магазинам же Вера ездила в удобных туфлях на резиновом ходу и поношенных джинсах. Поход в театр или на концерт вызывал у Веры стресс, так как она не влезала ни в одно из своих красивых платьев. Короче, ежедневно Дмитрий Иванович Жеребов наблюдал, как его самая красивая в мире жена превращается в тестообразную тетку с немыслимым пучком седых волос и пластиковой заколкой на голове. Конечно, вечером за ужином, когда они по обыкновению обсуждали прошедший день, Вера по-прежнему внимательно слушала его и давала ему толковые советы, но сама-то! Она постоянно рассказывала ему о каких-то распродажах, чрезвычайно удачно купленных стиральных порошках, похвалялась тем, что среди зимы делает малосольные огурцы, а в рецепт какой-то известной кулинарной барышни она добавила розмарин, и вот теперь рецепт от этого только выиграл. Сельдерей слушал всю эту галиматью вполуха и с удовольствием поедал те самые малосольные огурцы и чего-то там обалденно вкусное с розмарином.

Надо сказать, что с того момента, как Вера вплотную занялась домашним хозяйством, сам Дмитрий Иванович Жеребов расцвел пышным цветом. Вот есть такое слово «холеный». Таким он и стал. Холеным, а другим словом ухоженным. Ведь ухаживала за ним Вера тщательно. Мало того, что красиво одевала да наглаживала, но еще и следила за его здоровьем. Не дай бог температура или радикулит! Тут же объявлялся постельный режим с непременным куриным бульоном и если нужны были уколы, то Вера прекрасно их делала, и банки она ставила, и растирания разные, и компрессы. Питание опять же было налажено так, чтобы никакой холестерин не прорвался, никакой диабет не смел бы поднять голову. Короче, нянчилась Вера со своим мужем ничуть не хуже, чем с сыном Петрушей.

И чего, спрашивается, при этом удивляться, что он встретил Нату? С Натой он вместе летел в самолете из Москвы. В салоне бизнес-класса их кресла оказались рядом. Ната была худощавая в деловом костюме, туфлях на шпильках и с портфелем. Беседу Ната вела исключительно умную, легко оперируя такими понятиями, как маржа, девиация курса и волатильность рынка. Конечно, до Вериной красоты Нате было, как до неба. Но, опять же спрашивается, где она теперь эта Верина красота? Ната имела рыжую кудрявую шевелюру и странные прозрачные глаза. Не голубые, а именно прозрачные, можно сказать, даже хрустальные. Эти глаза в обрамлении густо накрашенных ресниц имели на Сельдерея какое-то одуряющее действие. Другим преимуществом Наты была её молодость. В каком-то журнале Сельдерей прочитал, что молодая женщина для мужчины солидного возраста это что-то вроде таблетки от старости. А старости он боялся больше всего на свете. И так-то, чуть что радикулит, а что будет дальше? С тех пор на женщин своего возраста Дмитрий Иванович Жеребов вовсе перестал обращать внимание. А чего на них смотреть? Все они на одно лицо – расплывшиеся, усталые, седые, язвительные и морщинистые.

К моменту их встречи Ната успела уже развестись с первым мужем, поэтому внимательно рассматривала подвернувшиеся ей под руку экземпляры противоположного пола. Наверное, Сельдерей Вериными стараниями был вполне себе подходящим экземпляром, и они с Натой стали встречаться. Встречались в основном у Наты, иногда ходили в рестораны. Это однажды чуть было не погубило Сельдерея, потому что они наткнулись на лучшую Верину подругу. Что там творилось у этой подруги в голове, Сельдерею было не известно, но она его Вере почему-то не сдала.

После этого Дмитрий Иванович стал гораздо осторожнее, но Нате требовалось развитие отношений. Несколько раз они уже вместе летали в Москву, где их никто из знакомых застукать никак не мог, а прямо перед Новым годом у Сельдерея вдруг сорвалась встреча в Гуанджоу. У нового китайского партнера умер кто-то из родственников, и он вынужден был на это время улететь в Пекин. Встречу перенесли на конец января, а Сельдерей решил об этом Вере не сообщать. Когда еще подвернется такой случай? Ведь высвободившееся время от несостоявшейся китайской командировки можно было бы провести где-нибудь вместе с Натой. Ната выбрала Париж, и Дмитрий Иванович согласился. И все бы прошло без сучка и задоринки, если бы он не оставил дома свой новомодный планшет. Вера переполошилась, позвонила секретарше, ту Сельдерей на время своего отъезда отправил в отпуск, и трубку взяла замещающая ее молоденькая сотрудница бухгалтерии. Она-то и сообщила Вере, что Дмитрий Иванович улетел с супругой в Париж. Остальное дело техники. Сельдерея вывели на чистую воду, а Вера улетела в Италию.

Чего там с ней в Италии сделали, Сельдерей так и не понял, но оттуда вернулась совершенно другая Вера. Вернее не другая, а прежняя. Такая, какой она была, когда Дима Жеребов впервые увидел её в актовом зале института. Молодая, стройная, невероятно красивая, уверенная в себе и требующая немедленного развода. Разводиться Сельдерей не хотел. Какой дурак будет разводиться с такой женщиной? Но Вера стояла на своем и требовала раздела имущества.

В результате развода сыну Петруше выделили ту самую их первую трехкомнатную квартиру в новостройках, которые к настоящему времени стали престижным спальным районом. Дмитрию Ивановичу Жеребову Вера оставила городскую квартиру, машину и пятьдесят процентов акций его собственного предприятия. Сельдерей такому разделу ни минуты не сопротивлялся. Он, вообще, при виде Веры терял теперь дар речи и готов был все ей отдать.

– Ну и дурак! – ругала его Ната. – С какого перепугу отдавать ей половину бизнеса? Ты ж его сам выстроил!

Ну как ей объяснишь про семейные советы и совместные риски?

Через два месяца после развода Ната переехала к нему. А чего? Она, конечно, внешне нынешней Вере и в подметки не годилась, но где она теперь эта Вера. А он мужчина разведенный, одинокий. Имеет право. Через неделю после переезда Наты домашняя работница Алла Николаевна потребовала расчет.

– Дима, – сказала она, забирая причитающиеся ей деньги. – Верочка ко мне всегда относилась уважительно. Я себя прислугой никогда не чувствовала, а тут… – Алла Николаевна развела руками. – Ваша Наташа, наверное, из Бэкингемов? Хотя вряд ли. Аристократы, они как Верочка. Людей уважают.

Честно говоря, Дмитрий Иванович растерялся. В отсутствие Веры Алла Николаевна казалась ему спасательным кругом, и ее уход он посчитал чуть ли не предательством.

– Пускай катится, – заявила Ната, когда он пожаловался ей на Аллу Николаевну. – Чего ты боишься, когда полный город негров?

– Каких негров? – не понял Дмитрий Иванович.

– Таких! Чучмеков разных, дешевой рабочей силы.

На следующий день у себя в кабинете Дима обнаружил замысловато татуированную девицу, которая терла его письменный стол сомнительного вида тряпкой.

– Вы кто? – изумился Дмитрий Иванович.

– Зарема, – басом сообщила девица. – Я теперь ваша домработница. Учтите, я не глажу и не стираю. Так что носки ваши вонючие стирайте сами. Я хозяйку предупредила.

– Уходите отсюда немедленно, – взревел Сельдерей и помчался по квартире в поисках Наты. – Убери ее из моего дома, – зарычал он, обнаружив Нату в гостиной за чтением журнала «Финансовый директор». – И будь любезна избавить меня от так называемых «негров»!

Ната подняла на него свои прозрачные глаза, пожала плечами, отшвырнула журнал и не торопясь последовала в кабинет Сельдерея.

Первое время в отсутствие домработницы Дмитрий Иванович сам стирал свои вещи и постельное белье. Постельное белье он не гладил. И так сойдет. Неохота было заморачиваться с гладильной машиной, а вот свои рубашки гладить пришлось научиться. Правда, чтобы упростить это дело Дмитрий Иванович купил себе пару трикотажных хлопчатобумажных свитеров. Их гладить было гораздо проще, а некоторые можно было и вовсе не гладить. В последствие к большой своей радости Дмитрий Иванович обнаружил в доме напротив прачечную и химчистку. Туда он и стал сдавать все, что требовало глажения. Этим он очень гордился. Еще бы! Ведь решил же вопрос самостоятельно и теперь легко обходится без Веры и Аллы Николаевны. Они-то, небось, думали, что погибнет он под гнетом домашнего хозяйства. Как бы не так, не дождутся! Однако со временем Верино белоснежное крахмальное постельное белье вдруг приобрело устойчивый серый цвет и странный запах.

Другой проблемой оказалось то, что Ната готовить не умела и категорически не желала этим заниматься. Но и тут Дмитрий Иванович вышел из положения, потому что ужинали они с Натой в каком-либо из близлежащих ресторанов или заказывали там же еду на дом. Конечно, еда была не такой вкусной и полезной, как у Веры, но все-таки лучше, чем полуфабрикаты приготовленные Натой. За ужином Ната обычно с воодушевлением рассказывала о своих производственных проблемах, а вот дела Дмитрия Ивановича ее ни капельки не интересовали. И на фоне сыплющихся на его бедный мозг шибко умных терминов про волатильность Дмитрий Иванович Жеребов вдруг начал тосковать по простецким рассказам о стиральном порошке и розмарине. А кроме того великолепная квартира, гордость Веры и Сельдерея, постепенно покрывалась слоем пыли и грязи. Сначала Дмитрий Иванович этого не замечал, а потом как-то зашел в гостиную, освещенную закатным солнцем, и ахнул. Пыль лежала повсюду, стеклянные поверхности были заляпаны отпечатками пальцев, а пол…. И уважаемый коммерсант, богатый человек, Дмитрий Иванович Жеребов скинул с себя костюм, отыскал в гардеробной моющие средства Аллы Николаевны и начал мыть и тереть свою огромную жилплощадь. В спальне его прихватил радикулит. Хорошо, что в спальне. Дмитрий Иванович встал на четвереньки, лег животом на кровать и заплакал. Тогда он впервые задумался о том, что молодая женщина совершенно не обязательно является таблеткой от старости.

И чего тут удивляться, что после этого он встретил Оксану Григорьевну? Все там же. В самолете по пути из Москвы. Оксана Григорьевна от Наты отличалась коренным образом, хотя тоже знала разные умные слова и носила строгие деловые костюмы. Во-первых, Оксана Григорьевна была ровесницей Дмитрия Ивановича и никаких иллюзий насчет замужества уже не питала, во-вторых, Оксана Григорьевна была женщиной красивой и определенно знала себе цену. Особенно природе удались её глаза и стройные ноги. Глаза Оксаны Григорьевны были ярко-зеленого цвета. Таких особых глаз Дмитрий Иванович на своем жизненном пути еще не встречал, ну, если, конечно, не брать в расчет Верины васильковые или хрустальные, как у Наты. Основным же достоинством Оксаны Григорьевны была её финансовая самостоятельность и наличие огромной ухоженной квартиры с домработницей. Домработница Оксаны Григорьевны была ничем не хуже бывшей собственной домработницы Дмитрия Ивановича, и он опять стал ходить в наглаженных рубашках, спать на белоснежных простынях и питаться вкусной и здоровой пищей. Оксана Григорьевна знала всё о своем возрасте и боролась со старостью изо всех сил. Она была совсем не расплывшаяся, не седая и не морщинистая, хотя временами и весьма язвительная. По утрам она делала зарядку, а вечером после работы посещала тренажерный зал. Туда же она увлекла и Дмитрия Ивановича. Поначалу он пыхтел и сопротивлялся, но со временем втянулся и гордился своими достижениями на весах.

Оксана Григорьевна руководила вполне себе приличным бизнесом и совершенно естественным образом постепенно стала руководить Дмитрием Ивановичем. Теперь каждое утро ему говорили, какую рубашку и с каким галстуком он должен надеть, что и в каком количестве он должен съесть, и кому и когда он должен не забыть позвонить. Днем Оксана Григорьевна звонила Дмитрию Ивановичу в офис, требовала отчета о его делах и давала ему ценные указания. Потом к этим отчетам она как-то само собой подключила и его секретаршу. Вечером Дмитрий Иванович трясся на беговой дорожке рядом с Оксаной Григорьевной, потом получал свою порцию здоровой и полезной пищи и ложился спать. Секса, несмотря на его знаменитую потенцию, Сельдерею почему-то уже не хотелось. По субботам Дмитрий Иванович выгуливался Оксаной Григорьевной в свет. В филармонию или на вернисаж или на какой-нибудь прием по случаю открытия чего-то там необычайно важного или премьеры чего-то невообразимо скучного. Эти приемы обычно устраивали многочисленные друзья и знакомые Оксаны Григорьевны, ведь Оксана Григорьевна была не просто руководителем своего бизнеса, она была еще и светской дамой. Приемы эти были чрезвычайно чопорные, пафосные и фальшивые. На фуршетах обычно кормили какой-то невообразимой дрянью и поили шампанским. От шампанского Дмитрия Ивановича пучило. Все это очень его напрягало, ведь в субботу ему хотелось пива с сухариками и на футбол. Однако о своих желаниях Дмитрий Иванович предпочитал помалкивать и понуро следовал за Оксаной Григорьевной, переживая за еще один убитый вечер в надежде, что друзья эти у Оксаны Григорьевны вот-вот закончатся и приемам наступит конец. Но приемы никак не заканчивались, и у Дмитрия Ивановича создалось впечатление, что Оксана Григорьевна дружит со всем городом. Дружила Оксана Григорьевна всегда с размахом и обязательно с выгодой для себя. Причем своими друзьями она тоже руководила легко и непринужденно.

Когда Дмитрий Иванович попытался однажды прогулять вечернюю тренировку под предлогом недомогания, Оксана Григорьевна очень расстроилась и отчитала его. Вранье Оксана Григорьевна чуяла моментально, как шеф гестапо Мюллер советского разведчика. Дмитрию Ивановичу было очень стыдно, а прогуливать тренировки расхотелось, чтобы не расстраивать Оксану Григорьевну. Она ему хорошо объяснила, что изо всех сил заботится о нем, как может. И он это усвоил. У каждого свои представления о том, что такое забота о ближнем. У Оксаны Григорьевны вот такие.

Ведь именно забота о ближнем и его капиталах двигала Оксаной Григорьевной, когда она велела Дмитрию Ивановичу утаить от Веры часть дивидендов. Дмитрий Иванович, конечно, послушался. Он вообще теперь был очень послушным. Правда, несмотря на здоровый образ жизни, сердце Дмитрия Ивановича в последнее время начало слегка пошаливать, и он опять стал задумываться о таблетке от старости.

Однажды ночью он проснулся рядом с похрапывающей Оксаной Григорьевной и понял, что крепко связан ею по рукам и ногам. В переносном смысле, конечно. Оксана Григорьевна своей заботой не оставила ему ни единой степени свободы. И Дмитрий Иванович решил, что пора делать ноги. Наутро он сделал вид, что уехал на работу, потом вернулся, собрал свои вещи и дал деру. Первым делом, оказавшись на свободе, он уволил секретаршу. Понял, что не сможет так же хорошо руководить ею, как это делала Оксана Григорьевна.

Утаивание от Веры части дивидендов привело к очередному конфузу. Вера явилась к нему в офис в сопровождении толстой веселой тетки по имени Тамара Федоровна, которая потребовала предъявить ей внутреннюю отчетность.

– Это же конфиденциальная информация, – смело заявил Дмитрий Иванович. Не собирался он этой тетке ничего показывать.

– Опаньки! А какие у нас могут быть секреты от партнера, владеющего половиной бизнеса? – законно удивилась тетка.

– Дмитрий Иванович, покажи-ка нам документы по-хорошему, – потребовала Вера. – Иначе будет тут у тебя ревизия по полной программе!

Вера со времени развода похорошела еще больше. Загорела и посвежела, а кроме того была одета в светло-бежевый льняной костюм и туфли на высоких каблуках.

«Как раньше!» – горестно подумал Дмитрий Иванович и тяжело вздохнул. А еще он понял, что сопротивляться бессмысленно, наверное, потому что, хоть Вера и не шеф гестапо, но врать ей он может только на расстоянии. А вот так глаза в глаза… Нет, почему-то не получается. Странно. Ведь раньше получалось. Хотя раньше-то она его так прямо никогда не спрашивала. Не исключено, что спроси его Вера в свое время: «А не изменяешь ли ты мне, гад?», он бы непременно сознался и покаялся.

– Однако поймали вы меня, бабоньки, – Дмитрий Иванович развел руками и вытащил из стола отчет по доходам и расходам. – Каюсь, присвоил себе две трети твоей доли!

– Вот, Верочка, что я вам говорила! Господин один раз соврамши, никогда не останавливается на достигнутом, – заметила толстая тетка Тамара Федоровна.

– Тебе не стыдно? – спросила Вера.

– Нет. – Дмитрий Иванович для убедительности даже замотал головой. – Возвращайся ко мне! Я тебе все-все отдавать буду. До копеечки. Плохо мне без тебя.

Получилось очень даже жалостно.

– А мне без тебя хорошо! – Вера довольно улыбнулась.

– Злая ты, Верка! – Дмитрий Иванович полез под стол, где у него находился сейф, и стал выгружать оттуда пачки с деньгами. – На, забирай, пиявка на теле честного капиталиста.

– Был бы ты честным, не пришлось бы мне сейчас с тобой тут беседовать. – Вера спокойно складывала деньги в сумку. – Давай договоримся, по окончании квартала твои финансисты будут высылать мне отчет. И если он вызовет у меня подозрения, то с ревизией приедет Тамара Федоровна.

– Ага! Ловко придумано, а развиваться мне на что? Если все проедать, то можно бизнеса запросто лишиться, – возмутился Дмитрий Иванович, вылезая из-под стола. – «Ишь, ведь чего удумала. До нитки раздеть его хочет!»

– А ты мне к финансовому отчету приложишь список необходимых вложений с их обоснованием. Не волнуйся, я, как никто, заинтересована в твоей стабильности. – Вера подошла к Дмитрию Ивановичу, взяла его за подбородок и повернула лицо бывшего мужа к окну. – Что-то ты плохо выглядишь. Потасканный весь какой-то. Замусоленный. Не бережешь себя совсем.

На Дмитрия Ивановича пахнуло ее духами, и голова у него закружилась. Он медленно шлепнулся в кресло и расслабил узел галстука.

– Работаю много, – с трудом выдавил он из себя.

* * *

Уход Шуры Животовой из клиники «Космос» оказался не таким уж простым делом, как ей бы того хотелось. Конечно, заявление об уходе она сама Кирсанову не понесла, а передала его через секретаршу Светочку. В глубине души Шура надеялась, что Кирсанов тихо, мирно подпишет заявление и передаст Шуре обратно так же через секретаршу. Но не тут-то было. Кирсанов, получив у секретаря Шурино заявление, затребовал непременной явки доктора Животовой к себе в кабинет. По дороге на ковер к начальству в коридоре Шура встретила доктора Ярцеву. Та вращала глазами, как собака из сказки Андерсена. Она заволокла Шуру за угол и прошипела прямо ей в ухо:

– Наш-то совсем сбрендил, во всех кабинетах прослушивающие устройства устанавливает.

– Как? – Шура не поверила своим ушам.

– Под видом ремонта пожарной сигнализации. – При этих словах Ярцевой Шура вспомнила, что у нее в кабинете недавно как раз ремонтировали эту самую пожарную сигнализацию. То, что слова Ярцевой были чистой правдой, Шура ни минуты не сомневалась. Татьяна Алексеевна всегда досконально знала всё и про всех. И в том, что Ярцева знала всё про их с Кирсановым отношения, Шура тоже была уверена.

– А зачем? – поинтересовалась она у Ярцевой.

– Чтобы мы не сговаривались с клиентами мимо кассы платить, – прошептала Ярцева.

– Интересно, как это возможно? – удивилась Шура. – Если у меня клиентка на ботокс записалась, я ее разве могу потом на рецепцию отправить за лимфодренаж платить?

– Конечно, можешь. Если ты ей позвонила заранее и предложила сразу на лимфодренаж записаться.

– А я чего дура? Из своего кабинета ей звонить? А кроме того все же препараты на учете. Это ж ежу понятно, если у меня расход по ботоксу идет, а в кассе оплата за лимфодренаж. – Шура покрутила пальцем у виска.

– Ну, теоретически ты можешь клиентке свой препарат колоть.

– Свой препарат я ей могу и дома колоть.

– Дома не каждая согласиться. Клиника ведь отвечает и за твою квалификацию и за препараты. Вдруг что не так пойдет? Тьфу-, тьфу-, тьфу-. – Ярцева поплевала через левое плечо, потом троекратно перекрестилась и сказала: – Прости, господи!

– Тогда получается, что клиника, если что не так пойдет, отвечает только за пробитый по кассе лимфодренаж! Татьяна Алексеевна, по-моему, это дурость. Что-то тут не то.

– Значит, и правда сбрендил! Хочет все контролировать тотально. Кто, о чем с клиентами говорит, ну, и беседы между нами девочками, – согласилась Ярцева. – Может у него климакс? У мужиков ведь тоже того этого.

– Какой климакс? Ему еще и сорока-то нет, – не согласилась Шура с версией Ярцевой.

– Тогда недотрахеит! – выдвинула Ярцева новую версию. – Я слышала жена у него беременная. На последнем месяце.

– А вот это похоже. – Шура злорадно ухмыльнулась, лишний раз уверяясь в том, что Ярцева всегда всё знает. – Сейчас он мне выдаст на посошок.

– Какой посошок? Никак увольняешься?

– Пытаюсь.

– Шурка! Ты нашла новое место, я же вижу. Колись, где? – Ярцева от любопытства аж на цыпочки встала.

– Мама пристроила по блату. Куда, пока не скажу, сглазить боюсь.

– Тьфу-, тьфу-, тьфу-! – Ярцева повторила процедуру, только после «Прости, господи!» еще и постучала себя по голове. – Обещай там за меня словечко замолвить!

– Обязательно. – Шура чмокнула Ярцеву в щеку и помчалась дальше к кабинету Кирсанова.

Кирсанов принял ее не сразу, а промурыжил некоторое время в приемной. Шура уже собралась было плюнуть и уйти, чтобы успеть подготовиться к визиту очередной клиентки, как он все-таки соизволил ее принять.

– Это что такое? – спросил он, брезгливо разглядывая Шурино заявление.

У Шуры язык просто чесался ответить: «Так, то ж малява, гражданин начальник», однако, она сдержалась и вежливо разъяснила, что это ее заявление на увольнение.

– А вы разве можете… – Тут он на минуту задумался, видимо, соображая как Шуру назвать. «Сашенька» уже точно теперь никуда не годилось, а Шуриного отчества он, наверняка, не помнил.

– Александра Геннадиевна, – подсказала ему Шура. – Меня так зовут.

– Да знаю я, как вас зовут, – смутился Кирсанов. – У вас в контракте написана обязательная отработка. Клиника вас обучала. Например, во Франции.

– Я готова компенсировать. И обучение, и суточные, и проезд. Короче, все ваши затраты. – От конкретного упоминания в составе затрат букета цветов и ужина в ресторане она все-таки решила воздержаться. – В бухгалтерии, наверняка, все цифры есть.

– Ах, как все у вас просто! – Кирсанов всплеснул руками. – А как в бухгалтерии отражено ваше обучение у врачей клиники. Их советы. Их бесценный опыт. – Казалось, что он выступает по телевизору или на собрании трудового коллектива. Не иначе перед зеркалом репетировал.

– Да я очень благодарна Ярцевой Татьяне Алексеевне, она, действительно, передавала мне свой бесценный опыт. Я буду помнить об этом всегда. И как-нибудь уж Татьяну Алексеевну отблагодарю. Но в бухгалтерии все-таки есть и цифры дохода, который я принесла клинике за годы своей работы. Думаю, все уже окупилось сторицей. – Шуре показалось, что она тоже выступает по телевизору.

– Ну, раз вы настаиваете. – Кирсанов пожал плечами.

– Я настаиваю. А вы не настаиваете? Мне казалось, что вы моему заявлению будете рады.

– Почему это я рад буду? – Кирсанов изобразил на лице недоумение.

– Потому что вам никакого смысла нет во враче, у которого практически нет работы. Вы же моих клиентов по другим врачам распределяете.

– Кто это вам сказал такую нелепость? – Теперь лицо бывшего Шуриного любовника являло оскорбленную невинность.

«Вот ведь артист!» – подумала Шура. – «Если б не знала доподлинно о его кознях, то могла б и усомниться. Вон глаза какие ясные, чисто ангел!»

Вслух она сказала:

– Сама узнала. Случайно на рецепции. Неужели вас мама в детстве не учила, что тайное всегда становится явным?

– На что это вы намекаете? – Кирсанов вдруг покраснел. Такого Шура никак не ожидала. Наверное, боится, что Дашеньке все станет известно. Неужели думает, что Шура может такую гадость учинить? Очень надо!

– Я намекаю исключительно на ваши козни, интриги и мадридский двор, который вы тут учинили.

– Вы меня сейчас назвали интриганом?

– Ага! Иначе, зачем вам прослушивающие устройства в кабинетах, если вы не интриган?

– Какие прослушивающие устройства? – На испуганном лице Кирсанова было написано явное недоумение.

«Неужели не знает?» – подумала Шура. – «Или опять прикидывается? Вот мастер». И тут до нее дошло, что Кирсанов и в самом деле может ничего не знать, а прослушивающие устройства устанавливает Дашенька. Ведь она же хозяйка здания. Видать, до нее какие-то слухи все-таки доползли. Похоже, Кирсанов влип. Допрыгался. От этих мыслей Шура повеселела.

– Слухи ходят, что под видом ремонта системы противопожарной сигнализации, в кабинетах устанавливаются прослушивающие устройства. Вы разве не в курсе? – Шуре стало даже немного жаль Кирсанова, и она решила его на всякий случай немножко просветить.

– Я слухами не интересуюсь, – буркнул Кирсанов, подписывая Шурино заявление. Он пихнул его ей через стол. – Можете быть свободны.

«Интересно», – думала Шура, покидая кабинет своего бывшего любовника. – «У него уже ремонтировали пожарную сигнализацию?»

В тот же день Кирсанов подписал приказ о Шурином увольнении, в отделе кадров ей выдали трудовую книжку, а бухгалтерия рассчитала причитающуюся ей зарплату до копеечки. Удерживать затраты на обучение во Франции с нее не стали. Вот, что значит вовремя полученная секретная информация. Правда, Ярцева сообщила Шуре, что после ее увольнения на общем собрании трудового коллектива к большому недоумению этого самого коллектива Кирсанов по Шуриному поводу весьма злорадствовал и говорил, что все приличные клиники для нее теперь закрыты. Мол, предала Шура какие-то там корпоративные интересы. Теперь весь коллектив «Космоса», можно сказать, озадачен этими корпоративными интересами.

Шура слушала Татьяну Алексеевну и думала:

«Так вот, оказывается, как теперь это называется – корпоративные интересы!»

Выходит, Кирсанов испытывал к Шуре корпоративный интерес, а про любовь, конечно, это она сама себе придумала. Вот и славно. Ну, теперь-то точно на работе к ней никто «корпоративного интереса» испытывать не будет.

Новое место работы Шуре понравилось. Оборудование ничем не хуже, чем в «Космосе», а вот хозяйка Вера Алексеевна так и вовсе замечательная. Уж ей-то в голову никогда даже не придет прослушивающие устройства устанавливать. Чувствовалось, что человек она добрый и порядочный. И вокруг нее явно собрались тоже люди добрые и порядочные. Вон хоть бы Ашрафа для примера взять, или Тамару Федоровну Кранк. И Акбара. Он, конечно, не совсем человек и с виду вовсе не добряк, но Шура чувствовала, что внутри он настоящий заколдованный принц добрейшей души. Так что Шура на новую работу всегда ехала с радостью.

Недели через две у Шуры была уже полная запись. И, конечно же, практически в первых рядах к ней примчалась её самая проблемная клиентка Евгения. Дело в том, что Евгения была рыженькой и имела тончайшую бледно-розовую кожу. Шуре иногда даже казалась, что кожа эта светится как бы изнутри. Но любое прикосновение к этой нежнейшей коже было чревато образованием гематом. За это Евгению недолюбливали все косметологи «Космоса». Не то, чтобы она жаловалась руководству или еще как-то выказывала свое неудовольствие, просто каждый врач необычайно переживал, когда после произведенных им манипуляций Евгения выглядела, как будто попала под трактор. Такая вот кожа, уж, что тут поделаешь. Потом, конечно, синяки проходили, но неприятный осадок всегда оставался. Поэтому чего удивляться, когда Евгению спихнули на Шуру, которая в тот момент только-только появилась в клинике. Видимо, как сказал Кирсанов, таким образом решили молодого специалиста научить и передать ему бесценный опыт. Однако Шура всех удивила и как-то ухитрилась сделать Евгении инъекции практически без гематом. Ухитриться-то она ухитрилась, но при этом нервничала и волновалась страшно. Евгения пришла в неописуемый восторг, и с тех пор идти к другому специалисту не соглашалась ни за какие коврижки. Она послушно выполняла все Шурины рекомендации, а Шура каждый раз покрывалась холодным потом, делая ей уколы.

И вот Евгения явилась к Шуре на очередные инъекции витаминного коктейля уже не в «Космос», а в «Вечную молодость». К ее приезду в будке охраны, как и положено, восседал суровый Ашраф, а за стойкой рецепции изображала из себя администратора Вера Алексеевна. Шура встретила Евгению прямо на парковке.

– Шурочка, здравствуйте! – почти прошептала миниатюрная Евгения, выпорхнув из своей огромной белоснежной «Ауди». По строгому указанию Шуры Евгения летом всегда носила шляпу с широкими полями и очки в пол лица. – Ой, а что это тут у вас? – Евгения с любопытством оглядела территорию. – А хорошо-то как! И воздух свежий. – Она понюхала воздух и чихнула.

– У нас тут реабилитационная клиника «Вечная молодость», – пояснила Шура, обводя рукой пустынную парковку. – Только что открылись.

– Как интересно, а что это значит, реабитали…, ой, – Евгения захихикала. – Извините, мне никак не выговорить.

– Ничего страшного. По-русски это значит – восстановительная.

– Ой, правда, интересно. А мне это надо, как думаете?

– Ну, не знаю. Наверное, надо. Это всем надо. – Шура распахнула входную дверь перед Евгенией.

– Ой, а красиво-то как! – Евгения с любопытством разглядывала мраморный холл.

– Красиво, а самое главное, полезно! – согласилась с ней Вера Алексеевна. – Здравствуйте.

– Здравствуйте. – Евгения кинулась к Вере Алексеевне, как к родной. – Вот я у Шурочки и спрашиваю, а мне-то это надо? Эта вот, Шура, как вы сказали?

– Реабилитация.

– Точно. У меня приятельница ездила, ой, не помню, куда-то во Францию, на эту вот, как вы сейчас, Шура, сказали. Вернулась, как новенькая.

– Правильно, поэтому наша клиника так и называется «Вечная молодость». Если клиент подустал от жизни, скукожился и чувствует некий упадок сил, то добро пожаловать к нам. И будет вам молодость и вторая, и третья, и четвертая. Сколько хотите! – Вера Алексеевна махнула рукой, изображая бесконечность.

– Интересно как! А как это делается?

– Ну, это смотря, что вам надо. Просто оздоровительная омолаживающая программа или что-то конкретное. Вот многие непременно похудеть хотят, например, или организм почистить.

– Ой, клизмы? – Лицо Евгении помрачнело.

– Что вы! Клизмы – это каменный век. – Вера Алексеевна сделала обиженное лицо и замахала руками. – Мы чистим кровь. Капельницы, плюс питание специальное. Вся очистка происходит естественным путем. Никакого механического воздействия. Но это курсы такие, дней десять. А вот, например, если вы гиалуроновую кислоту прокололи и похожи на пупырчатую жабу, или лазером пилинг вокруг глаз сделали и света белого не видите, то можете у нас два-три дня прекрасно провести время, и к мужу прибыть уже настоящей красавицей.

– Как интересно, у вас тут почти санаторий, только лучше. С уклоном в красоту. – Евгения задумалась. – И бассейн у вас есть?

– И бассейн, и тренажерный зал, и пляж, куда вам, Евгения, категорически нельзя, чего только у нас тут нет! – Шура всплеснула руками, – Пройдемте уже в кабинет, а то у меня следующая клиентка скоро придет, а мы с вами тут языками чешем.

Евгения тяжело вздохнула и покорно пошла следом за Шурой. Всю процедуру она пребывала в глубокой задумчивости. Так что Шура ни капельки не волновалась и сделала все быстро и без гематом. Когда она закончила, Евгения жалостно спросила:

– Шурочка, а мне можно лазером?

– Ни в коем случае. – Шура решительно рубанула рукой воздух. – Мы уже забыли, какая у нас кожа чувствительная?

– Ну, да. Ну, да. А чего мне можно?

– Не можно, а нужно. Сейчас посмотрим. Шура внимательно осмотрела лицо Евгении, покрутила ее голову под разными углами к свету.

– По осени ботокс сделаем, ну, и носогубку подзаполним.

– А…

– Все! – Шура решительно пресекла попытку Евгении украсить свое лицо еще какой-нибудь живодерской процедурой. Вот, странное дело, почему женщины с такой нежной кожей так легко готовы эту кожу буквально истязать.

– Ну, вот. – Евгения оттопырила нижнюю губу. – Как же тогда я вам тут помогу?

– Сами справимся.

– Без меня? Без меня еще никто не справлялся. – Евгения хитро ухмыльнулась, нацепила свою шляпу и поспешила к рецепции. Там она расплатилась и спросила у Веры Алексеевны:

– А вот скажите, антицеллюлитные программы у вас есть? – Видимо, придумала, как себя помучить без Шуриного участия.

– А как же! Как без них? Прекрасный курс – лечебное питание, массаж, лимфодренаж и обертывания. Плюс физкультурка.

– Ну, нет. Физкультурку я не люблю. Скачешь, как придурошная, перед зеркалом.

– Ну, что вы! У нас физкультурка исключительно лечебная. Без напряжения, но очень все эффективно. Специальная методика.

– Интересно. И еще вопрос. – Евгения слегка покраснела. – Одна моя приятельница, понимаете, ну, попивает немножко.

– Попивает, в смысле напивается до беспамятства, скачет на столе и кидается фруктами в конферансье? – задала уточняющий вопрос Вера Алексеевна и Шура почему-то представила в пьяном безобразии именно тишайшую и стеснительную Евгению.

– Нет, конечно. – Евгения захихикала, видимо, тоже представила свою подружку в столь непотребном виде. – Нет, просто она пьет вино каждый день и это уже начинает ее беспокоить.

– А беспокоится-то она отчего?

– Задыхается. Сердце стучит.

– У кардиолога была?

– Была. Сказал, что ее можно в космос отправлять. Ну, не в тот, где Шурочка работала, а в настоящий. – Евгения потыкала пальцем вверх, то есть, в сторону предполагаемого космоса. – Приятельница моя беспокоится от того, что каждое утро говорит себе, что вечером вино пить не будет, а вечером все равно его пьет. Конечно, она не алкоголик. Ведь, правда?

– Вот уж не знаю, но раз беспокойства от нее окружающим нет, то пусть бы и попивала себе дальше. Зачем себе в удовольствии отказывать? Я вот тоже иногда попиваю.

– Ой, как же вы все правильно понимаете. – Евгения расцвела в улыбке. – Просто не хотелось бы испытывать зависимость. Ну, не идти же ей к наркологу?

– Действительно, – согласилась Вера Алексеевна.

– Вот я и подумала, ее к вам надо. На эту, как там Шура говорит. Кровь почистить.

– Это называется детоксикация, – пояснила Вера Алексеевна.

– Хуже точно не будет, – заметила Шура. – Почистит организм, и снова можно попивать.

– Замечательно! – Евгения достала мобильник, нажала кнопочку и заворковала: – Бэллочка, я нашла то, что нам нужно. Капельницы, специальное питание и бассейн есть. Я с тобой поеду, мне тоже не помешает, а еще буду целлюлит истреблять. Ты тоже хочешь? Она тоже хочет с целлюлитом бороться, – радостно сообщила Евгения Шуре и Вере Алексеевне.

– Одно другому не помеха, – согласилась Шура.

– Когда ты можешь? – продолжала ворковать тем временем Евгения. – С понедельника. Хорошо. Я тоже могу. С понедельника можно?

– Можно, – хором сказали Шура и Вера Алексеевна.

– Значит, с понедельника, договорились, я за тобой заеду в двенадцать, чтоб выспаться. Нормуль? Все целую. – Евгения нажала отбой. – Значит так. Нам надо с понедельника две палаты.

– Два номера, – поправила Евгению Вера Алексеевна. – У нас же не больница.

– Ну, да. Ну, да. Два номера, – Евгения загнула один пальчик, – два курса против целлюлита, – она загнула второй пальчик, – и два курса этого очистительного оздоровления. – Евгения загнула третий пальчик.

Вера Алексеевна защелкала на калькуляторе и огласила Евгении итоговую сумму. От суммы Евгения в обморок не упала, а радостно выразила готовность немедленно произвести предоплату и поинтересовалась, принимает ли фирма карточки. Карточки фирма принимала с удовольствием и тут же осуществила платежную операцию. Евгения спрятала карточку в кошелек.

– Только, девочки, нам необходима полная конфиденциальность. – Она приложила пальчик к губам. – Бэллочка она персона медийная. В журналах разных мелькает. Ну, вы понимаете?

– Понимаем, понимаем. – Шура и Вера Алексеевна тоже приложили пальцы к губам.

Евгения в ответ послала им воздушный поцелуй и последовала к своей машине. Шура посмотрела на часы, следующая клиентка явно опаздывала.

– Ну, Вера Алексеевна, с почином вас. Как думаете, это они вместе с подружкой попивают?

– Может вместе, а может каждая о своем. Самое главное, что процедуры наши им обязательно помогут.

– Вот и хорошо, а то я за них что-то переживать начинаю. За богатеньких этих дамочек. Не исключено, что и моя маман тоже попивает иногда. А не пора ли нам уже взять администратора рецепции?

– Пора, Шура, спасибо тебе большое! – Вера Алексеевна рассмеялась счастливым смехом.

– Да не за что.

– Как не за что? Это же все твои клиентки. Я вон сколько рекламы везде запустила, хоть бы кто пришел.

– Подождите еще! Набегут столько, что у нас свободных мест не будет. У меня тут к вам еще одно предложение есть.

– Предлагай смело.

– У нас в «Космосе» есть доктор. Вернее, она не доктор по образованию, она университет закончила биологический факультет. Плюс медучилище, то есть медсестра дипломированная. Но стаж именно врачебной практики у нее колоссальный. И клиентов постоянных просто море.

– А в чем проблема?

– Сейчас без высшего образования нельзя работать врачом.

– А как же она работает?

– Раньше делали вид, что она исполняет назначения какого-нибудь врача, а сейчас Кирсанов закусил удила. Говорит, что не хочет подставляться и хочет от нее избавиться, а клиентов пытается передать другим докторам. Вот бы нам ее взять?

– А ты будешь тем доктором, который возьмет на себя ответственность и будет делать вид, что она выполняет его назначения?

– Конечно! Я же именно у нее многому научилась. Я в ней уверена на все сто!

– Тогда зови.

Шура, радостно взвизгнула и кинулась на шею своей начальницы с поцелуями.

– Верочка Алексеевна! Вы не пожалеете. Не минуты.

– Верю, верю. – Вера Алексеевна замахала руками и спряталась от Шуры под стойкой рецепции.

В холле показался Ашраф.

– А что это за прекрасная фея посещала наш уютный уголок? – поинтересовался он у Шуры.

– Почему фея? – удивилась Шура. Тоже мне фею нашел. На Шурин взгляд Евгения издали в своей огромной шляпе так и вовсе походила на поганку.

– Потому что фея. Верьте мне, Шура. Уж я-то фею от ведьмы завсегда отличу. И Акбар подтвердит. После ее посещения к нам народ валом повалит.

– Да ну вас! Все вы выдумываете. – Шура махнула рукой и помчалась звонить Ярцевой.

* * *

В самый разгар летнего сезона, когда в городе асфальт уже вовсю плавился под ногами, Вера, наконец, купила пляжные лежаки. Разумеется, не на выручку от работы клиники. Выручка пока еще не совсем даже покрывала Верины затраты, но цифры уже радовали глаз. Особенно, по словам Тамары Федоровны Кранк, глаз радовала динамика этих цифр. Так что вполне можно было позволить себе слегка шикануть и на вырванные у бывшего супруга деньги приобрести лежаки. Лежаки Ашраф по утрам расставлял на пляже, а вечерами собирал и аккуратно складывал под тентом. Конечно, неплохо было бы еще к этим лежакам завести специального работника пляжа, который и лежаки бы дамочкам устанавливал, и пляж бы убирал, да и приглядывал за безопасностью на воде. А то того и гляди какой-нибудь соседский павлин на водном мотоцикле отдыхающую дамочку зашибет. Не специально, конечно же, а в ажитации, демонстрируя свое павлинье мастерство в управлении водными видами транспорта. Ведь кроме олигарха Ивана Тропилина, водные мотоциклы в ассортименте имелись и у депутата Ромашина, чьи гости развлекались на всю катушку, нарезая круги по озеру, и у парочки диких дачников из близлежащего садоводства, чье благосостояние выросло за постсоветские годы настолько, что они стали скупать соседние участки и накупили себе еще и кучу всякой иностранной мототехники. Только и слышно было со стороны озера это вззззы-взззы-взззы-уррррр. А так как дамочки, стремящиеся к вечной молодости в Вериной клинике, все, как одна, отличались выдающейся внешностью, у кого натуральной, у кого искусственной, то ничего удивительного, что все эти водные мотоциклисты роились у Вериного пляжа, как пчелы. Вера считала, что это очень даже хорошо. Один из аспектов реабилитационной терапии. Главное, чтоб не увлекались, а для этого строгий спасатель был просто необходим. Вера представляла себе, что это должен быть непременно спортивный молодой человек с мускулами, суровым лицом и обязательно без вредных привычек. Чтобы вечером бегом бежал домой к жене и детям, а о пациентках клиники и думать не желал. У них очередная молодость не путем общения со спасателями и водными мотоциклистами должна организовываться, а через полезные процедуры и отдых от разных стрессов. Какая уж тут вечная молодость, если со спасателями разными якшаться? Расстройство одно. Но о пляжном работнике и спасателе все равно пока приходилось только мечтать. Бюджет клиники и суровая Тамара Федоровна не позволяли.

Через неделю блаженства пациенток на лежаках в клинике опять объявился участковый. На этот раз закон всемирного тяготения опровергала чудом держащаяся на его голове форменная фуражка. Вера не могла оторвать глаз от этой диковинной картины. Даже решила, что у полицейского скорее всего голова особой яйцевидной формы, иначе как бы эта фуражка там держалась.

«А может у него там рога?» – вдруг подумалось Вере, и она ужаснулась собственной мысли.

– Младший лейтенант Петров, – на этот раз представился участковый.

– Тихонова Вера Алексеевна, – представилась Вера в ответ. – Зачем пожаловали?

– Опять нарушаете, гражданка Тихонова.

– Чего я нарушаю? – удивилась Вера. Особенно она удивилась этому «опять». Выходит, она уже злостная нарушительница, а ничего об этом не знает.

– Жалобы на вас поступили, – строго сказал участковый.

– Кто и на что жалуется? – вступил в беседу Ашраф, как всегда неслышно материализовавшийся позади полицейского. Полицейский от неожиданности вздрогнул. Обернулся и погрозил Ашрафу пальцем.

– Слышь, не надо к людям при исполнении так подкрадываться. Особенно сзади. Не ровен час зашибу. Жалуется общественность, – пояснил он, поворачиваясь к Вере.

– Какая общественность? – продолжил допытываться Ашраф.

– Общественная общественность. Какая ж еще? Наша местная народная общественность, – младший лейтенант Петров развел руками, как бы изображая толпы народной общественности. Надо сказать, что получилось у него это очень хорошо, Вера сразу представила разъяренных баб в цветастых платьях и мохеровых шапках. Участковый, несомненно, имел творческие способности. Но, похоже, решительно не хотел их развивать и оттачивать.

– И что же беспокоит народную общественность? – Вере даже стало интересно, хотя ничего хорошего от визита яйцеголового ожидать не приходилось.

– Народную общественность беспокоит нарушение вами природоохранной зоны. Слыхали про такую?

– Слыхали, – ответил Ашраф. – И что?

– А то! – Полицейский поднял указательный палец кверху. – Народ требует свободного доступа к его народному пляжу.

– А требования народа я могу увидеть? – Ашраф надел очки, как бы готовясь к просмотру важного документа, и тут же стал похож на респектабельного адвоката.

– Подожди, Ашраф, – сказала Вера. – Вот это передайте, пожалуйста, народной общественности. – Она сложила известную фигуру из трех пальцев и поднесла ее к носу полицейского. – Во!

– Хамите? – как-то печально поинтересовался младший лейтенант Петров.

Вере стало неудобно.

– Ни в коем случае. Извините, это я не вам, а народной общественности. – Вера убрала дулю от его носа. – У меня есть свидетельство о собственности на землю. Слышите? СОБСТВЕННОСТИ! И эта собственность не отягчена никакими сервитутами. Ясно вам?

– Не ясно. – На лице полицейского читалось изумление. – Слышь, а чего это такое сервитуты?

– Сервитут – это, по-простому, свободный доступ через территорию. Вот если бы по моей земле к пляжу была бы проложена дорога, и в свидетельстве о собственности было бы сказано, что по этой дороге народная общественность может беспрепятственно проходить к пляжу. Вот это и был бы сервитут. Но только я такую землю ни за что не купила бы!

– Ясно – понятно. – Полицейский почесал голову под фуражкой. – Дураков нету такое покупать!

«Это у него рога там чешутся», – решила Вера. – «От усиленной мыслительной работы».

– Вы б к соседям нашим сходили, – глубокомысленно заметил Ашраф. – К Ромашину или Тропилину. Вдруг у них сервитут. Тогда милости просим народную общественность к нашему пляжу. Вдоль заборчика. А так только по воде.

– Ну, так по воде народная общественность у нас и без того тут толпами на пляж повадилась. На мотоциклетках. Никому, между прочим, от пляжа не отказали. Лежаки вот только не даем. Они у нас собственные. За них деньги уплачены. И немаленькие, – пояснила Вера.

– А чего народной общественности на своем поселковом пляже не загорается? – поинтересовался Ашраф. – В поселке пляж ничем не хуже нашего. Даже кабинки есть.

– Слышь, так там все засрано! – Младший лейтенант Петров взмахнул рукой, и Вере опять привиделось: пляж с грязным серым песком, разбитые бутылки, кучи хабариков, обрывки каких-то бумажек и мухи. Жирные мухи. Нет, определенно, у этого младшего лейтенанта был талант.

– Ага! Теперь, значит, к нам хотят придти и нагадить? – высказала свою догадку Вера.

– Выходит, что так, – согласился младший лейтенант Петров. – Слышь, ты мне слово это умное запиши, – он достал из нагрудного кармана ручку и блокнот. – Ну, это про свободный проход.

– Сервитут, – напомнил Ашраф.

– Точно! Мне ж общественности надо по-умному ответ дать. Ну, чтоб посолидней было. Пока, слышь, переварят. – Младший лейтенант Петров хитро прищурился.

Вера написала в блокноте умное слово.

– Хорошо тут у вас. – Полицейский спрятал блокнот в нагрудный карман.

– Да, – согласилась Вера. – Не засрано. Так убираем.

– Правильно. Слышь, я тоже за чистоту.

В это время на крыльце клиники появилась Шура Животова, и лицо младшего лейтенанта Петрова расплылось в глупой и какой-то детской совершенно беззащитной улыбке.

– Слышь, это кто ж? – просипел он неожиданно севшим голосом.

– Это наш врач, – сказала Вера со вздохом и мысленно попросила Шуру убраться с глаз долой.

Однако, Шура, не подозревающая, какое впечатление она произвела на участкового, и совершенно проигнорировавшая мысленную просьбу Веры, направилась в их сторону.

«Надо будет узнать у Ашрафа, как он мысленно разговаривает с Акбаром», – подумала Вера, глядя на приближающуюся Шуру.

Полицейский продолжал улыбаться.

– Здрасьте. Младший лейтенант Петров, – заявил он, когда Шура подошла. Даже руку к козырьку приложил.

– Здрасьте, лейтенант. Вольно. Меня можно звать Александра Геннадиевна. – Шура тоже приложила руку к козырьку воображаемой фуражки. – Вы к нам по делу, лейтенант, или просто чаю попить хотите?

Вера не удержалась и закатила глаза:

«Ну, что она делает? Даже в звании его повысила. Не хватает еще этого рогатого чаем поить».

– Чаю хочу очень! – Младший лейтенант Петров улыбнулся еще шире.

– Нет, Шура. Младший лейтенант Петров к нам не чай пить пришел, он нам принес возмущение народной общественности, – подчеркивая тот факт, что участковый все-таки не просто лейтенант, а лейтенант младший, с горечью в голосе заметил Ашраф. Чувствовалось, что у него болит душа за столь опрометчивый поступок младшего лейтенанта Петрова.

– Я больше не буду, – вдруг жалостно признал свою вину участковый. Видать страсть, как хотелось ему выпить чаю с Шурой Животовой.

– И обзываться чучмеками не будете? – Ашраф теперь выглядел прокурором.

– Как? Младший лейтенант Петров обзывается?! – В голосе Шуры послышался ужас.

– Слышь, хорош прикалываться. – Участковый перестал улыбаться. – Сказал же. Не буду больше. Прошу прощения.

– Тогда пройдемте, лейтенант, на кухню. – Шура смилостивилась, опять повысила участкового в звании и сделала приглашающий жест. – У нас там чай дорогущий привезли. Есть с жасмином, а есть и с гибискусом.

– Во! – обрадовался участковый. – Мне с гибискусом.

– Почему-то я даже в этом не сомневалась, – заметила Шура, а Ашраф с Верой покатились со смеху.

На кухне оказалось, что никаких рогов под фуражкой у младшего лейтенанта Петрова нет. Фуражку-то ему снять пришлось. Кто ж чай в фуражке пьет? Зато вместо рогов под фуражкой на затылке участкового оказался вполне себе милый хвостик перетянутый резинкой.

– Экий вы, младший лейтенант, неформал, – удивилась Вера. Вот чего-чего, а хвоста под милицейской фуражкой она никак увидеть не ожидала.

– Хвосты полицейским по уставу не положены. – Ашраф подозрительно сощурился. – Может вы и не полицейский вовсе, а только прикидываетесь?

– Слышь, а на моё место желающих и так нету. А чтоб еще по уставу…. – Младший лейтенант Петров развел руками. – Вот начальство-то на личный состав и подзажмуривается.

– А мне нравится, – сказала Шура. – Вам, лейтенант, очень даже идет. Лучше, чем эта кепка ваша дурацкая.

Младший лейтенант Петров зарделся от смущения, и Вера вдруг поняла, что он немногим старше ее сына. Совсем еще мальчишка. Глупый деревенский мальчишка, облеченный какой-никакой властью и не знающий, что с этой властью делать. А еще у него есть талант, о котором он сам даже не подозревает.

* * *

Эльвира Викентьевна надвигалась на рецепцию клиники «Вечная молодость» словно цунами на японские острова. Весь вид ее: и развевающиеся темные волосы, и ярко-красное облегающее платье, и помада в тон платью, и грозное выражение лица, все свидетельствовало о серьезных намерениях разнести в пух и прах то, что попадется под руку.

Администратор рецепции – милая девочка, недавно закончившая школу, даже несколько пригнулась. Хорошо еще, что не залезла от страха под стойку. Эльвира Викентьевна подлетела к стойке, поставила на ее мраморную поверхность большую, но элегантную дамскую сумку известной очень дорогой фирмы и громко забарабанила по мрамору неземной красоты ногтями. Знающему человеку было видно, что обработаны эти длинные ногти специальным лаком, дающим ногтям небывалую крепость. Однако мрамор под натиском ногтей Эльвиры Викентьевны не раскололся и даже не поцарапался.

– Зовите мне хозяйку Веру Алексеевну и Животову Шуру косметолога вашего, – скомандовала Эльвира Викентьевна растеряно хлопающей ресницами девушке. – Быстро, – добавила она и стала внимательно разглядывать холл «Вечной молодости». Видимо ничего интересного в интерьерах холла она не обнаружила, поэтому принялась изучать свои ногти. Хотела, наверное, понять, почему же все-таки мрамор перед ними устоял.

Администратор рецепции трясущимися руками набрала по внутренней связи телефон кабинета косметолога Животовой. Слава богу, та оказалась на месте, несмотря на окно в записи.

– Тут к вам пришли, требуют, – пропищала администратор в трубку, – и Веру Алексеевну тоже хотят.

– Непременно, – громко добавила Эльвира Викентьевна.

Видимо косметолог Животова поинтересовалась у администратора, кто же это так настоятельно хочет видеть и ее, и хозяйку.

– Не знаю. Девушка, – администратор испуганно взглянула на Эльвиру Викентьевну, – нет, дама какая-то. Очень сердитая, – отрапортовала она в трубку.

– Не дама, а мама! – рявкнула Эльвира Викентьевна в трубку, вырвав ее у девушки из рук. После этого она ляпнула трубку на телефонный аппарат, для чего перегнулась через стойку рецепции.

– Ваф, ваф, – раздалось из элегантной сумки.

– И не говори, – согласилась с сумкой Эльвира Викентьевна.

Девушка на рецепции побледнела.

– К нам с животными нельзя, – робко заметила она, косясь на сумку.

– И напрасно! Так всех клиентов потерять можно. – Эльвира Викентьевна опять занялась разглядыванием своих ногтей.

Из служебного входа, наконец, показались Вера и Шура Животова. Администратор рецепции облегченно выдохнула.

– Вот, – сказала она, кивая в сторону Эльвиры Викентьевны.

– Вера Алексеевна, познакомьтесь, это моя мама Эльвира Викентьевна, – быстро пояснила Шура. Наверняка, сразу догадалась, что кивок, которым осмелевшая в присутствии хозяйки администратор наградила Эльвиру Викентьевну, вызовет у той совершенно ненужную в данной ситуации реакцию.

– Очень приятно! – Вера улыбнулась самой широкой и самой дружеской улыбкой. От такой улыбки у нормального человека должно было бы свести скулы. Однако все обошлось, и улыбка Веру не заклинила.

– И мне приятно. – Эльвира Викентьевна тоже изобразила на лице встречную улыбку. – Но я по делу.

– Хотите чаю или кофе? – Вера продолжала гнуть политес.

Эльвира Викентьевна пренебрежительно махнула рукой.

– Не до кофе сейчас.

– Мама, что случилось? – Шура хоть и выглядела встревоженной, но создавалось впечатление, что это тоже было как бы понарошку. Как Верин политес. Тем более что цветущая Эльвира Викентьевна, выглядевшая как старшая сестра своей дочери, не производила впечатление убитого горем или смертельно больного человека.

– Девочки, я старею! – сообщила Эльвира Викентьевна трагическим голосом.

– Мама, в чем это заключается?

– Как в чем?! – Эльвира Викентьевна даже слегка подпрыгнула. – Мне пятьдесят два года.

– Ваф, ваф, – послышалось из сумки.

– Это Сюсенька, то есть Эсмеральда. – Представила Вере свою сумку Эльвира Викентьевна.

– Очень приятно. – Вера дружески улыбнулась на этот раз сумке. – По-моему вам до старости еще очень и очень далеко. Одно дело календарный возраст, другое – фактический.

– Конечно! До одряхления и недержания дело еще не дошло, – согласилась Эльвира Викентьевна. – Но процессы-то начались. Неизбежные процессы! – при этих словах голос Эльвиры Викентьевны стал печально тоскливым.

Вера и Шура переглянулись. Возможно, они устыдились, и им все-таки стало жаль великолепную Эльвиру Викентьевну.

– Вам-то обеим, небось, еще пилить и пилить до этих необратимых изменений в организме, – с укоризной продолжила Эльвира Викентьевна, как будто прочитала их мысли.

Действительно каждый думает, что ему до старости еще ой как далеко. Старость она с кем-то другим случается. Конечно, когда она случается с тем, кто тебе близок и кого ты любишь, это весьма и весьма неприятно. Но о том, что за старостью следует смерть, никто практически не думает. Вернее старается не думать. Если все время помнить о смерти, то, наверное, можно сойти с ума. Куда как проще заблокировать эту память и жить так, как будто впереди у тебя целая вечность. Бездумно проводить время, отравлять организм курением или алкоголем, а то и чем другим похуже, заниматься нелюбимым делом, жить с посторонним тебе человеком, быть пешкой в чужой игре, соблюдать навязанные тебе правила. Да мало ли способов потратить свою жизнь? Лучше даже сказать не потратить, а растратить.

– Ты имеешь в виду климакс? – осторожно поинтересовалась Шура.

– Его, разумеется, кого ж еще? – Встрепенулась Эльвира Викентьевна, всем своим видом показывая, что сдаваться она не собирается. – Климакс – это рубеж. Первый признак старости. Мне нужна таблетка от старости.

– А вы пробовали биологически активные добавки? – поинтересовалась Вера. – Сейчас много всего такого выпускают.

– Верочка! – Эльвира Викентьевна снисходительно улыбнулась. – Вы не возражаете, если я вас буду так называть? С позиций, так сказать, возраста.

– Конечно, не возражаю, мне даже приятно.

– Так вот, Верочка, – продолжила Эльвира Викентьевна. – Вы, и правда, верите во всю эту чушь? Люди набивают капсулы молотой соломой и имеют с этого очень приличные деньги. Эти добавки от всех болезней выпускаются в огромных количествах. Вы не замечали?

– Ну да, – согласилась Шура. – Главное приписать, что эта капсула с соломой не является лекарственным препаратом. Только не ясно, для чего тогда они рекомендуют проконсультироваться с врачом?

– Вот-вот, – ухмыльнулась Эльвира Викентьевна.

– Нет, ну не все же соломой торгуют. Есть же и уважаемые иностранные фармацевтические компании. Их добавки очень даже работают. На себе проверяла. – Вера старалась никогда не судить о чем-либо, не имея на руках достоверных фактов. Она любила справедливость.

– У них и лекарства-то не всегда работают. Правда, конечно, если у нас покупать. Я вот в последнее время с приятельницей за лекарствами в Финляндию езжу. – Эльвира Викентьевна горестно махнула рукой. – Значит, вы ничего не знаете, и помочь мне ничем не сможете. И начнется у меня вымывание кальция из организма, гипертония, морщины и даже прыщи. Хорошо, если без онкологии дело обойдется.

– А гормонозаместительная терапия? – поинтересовалась Вера.

– Вот! – Эльвира Викентьевна подняла палец кверху. – На это-то я и надеялась. Говорят, на западе уже придумали систему постепенного гормонозамещения. Хоть с тридцати лет можно начинать. Сдаешь анализ, доктор смотрит, какой гормон у тебя в недостатке и в каком количестве. Делает тебе укол, ну, или порошок дает с точно выверенной необходимой тебе дозой. И вперед – вечная молодость!

– Это невозможно, – категорически заявила Шура. Даже рубанула рукой воздух. – У нас, по крайней мере, точно. Я имею в виду в России.

– Почему? – поинтересовалась Вера.

– Анализы. Мы не можем делать такие точные анализы. Не знаю, может быть, на западе уже научились, но мы таких анализов делать не умеем. Так что, мама, тебе остается только традиционная гормонозаместительная терапия.

– Ага. Только ее можно применять исключительно тогда, когда из меня уже весь песок высыпится. То есть, когда мой организм уже перестанет эти самые гормоны вырабатывать. Полностью. А пока он ни шатко, ни валко еще трепыхается, я буду стареть, и, в конце концов, превращусь в печеное яблоко.

– Мама, не надо. – Шура обняла Эльвиру Викентьевну.

– Сама не хочу. – Эльвира Викентьевна шмыгнула носом.

– Я знаю, – многозначительно заметила Вера.

– Что? – Шура и Эльвира Викентьевна оторвались друг от друга и с надеждой посмотрели на Веру.

– Самое главное лекарство от старости заключено в мужчинах, – заявила Вера.

– Тоже мне удивила. – Эльвира Викентьевна полезла в сумку, вызвав ворчание Сюсеньки. – Заткнись ты, – это уже предназначалась Сюсеньке, а не Вере. Она достала большой носовой платок и с чувством высморкалась.

– Нет, я не про то, что вы подумали. Секс – это тоже, разумеется, хорошее дело, но самое главное другое. Самое главное восхищение. Пока женщина вызывает у мужчин восхищение, она не стареет.

– Это, каким же образом?

– Не знаю, – Вера пожала плечами. – У меня в жизни был период, хоть вешайся. И выглядела я тогда, как чумичка. Раза в два старше, чем сейчас. Но стоило одному замечательному парню посмотреть на меня с восхищением, как я стала молодеть на глазах.

– Эффект плацебо, наверное, – заметила Шура. – А где этот парень сейчас?

– В Милане математику в университете преподает. Но дело не в этом. Не в наших с ним отношениях. У нас ничего не было, и быть не может. Дело в восхищении. Недаром вы, Эльвира Викентьевна, выглядите намного моложе своих лет. Это мужское восхищение. Вы его пьете и не стареете.

– Как вампир. – Шура погладила мать по руке.

– Давайте, Эльвира Викентьевна, вы к нам в клинику на недельку приляжете. Мы вам программку детоксикации подберем, физкультуркой позанимаетесь, витаминно-минеральный комплекс вам прокапаем. И выйдете вы от нас новенькая, как машина после полировки. Глядишь, и гормоны ваши встрепенуться. Уж если мы не можем остановить неизбежные процессы, так постараемся их, хотя бы, отсрочить.

– Точно, – согласилась с Верой Шура. – И Пьетрофич, это отчим мой, – пояснила она Вере, – соскучится и с новой силой начнет тобой восхищаться.

– Хорошо говорите, девочки, убедительно. Только не на недельку, а на две и Шурка, заодно, мне личико филлернет. – Эльвира Викентьевна покрутила указательным пальцем вокруг своего безукоризненного лица.

– Отлично, а организм ваш за прекрасной внешностью потянется, как миленький. Никуда не денется. А в качестве бонуса от нашей клиники мы вас в люксе поселим, – объявила Вера довольным голосом.

– Только с животными у нас нельзя, – вдруг встряла в беседу осмелевшая администратор рецепции.

– Уже можно, – распорядилась Вера. – Только с маленькими. Карманными и сумчатыми. – Она кивнула на сумку Эльвиры Викентьевны.

– Сюсенька, солнышко, покажи моську, – засюсюкала вдруг Эльвира Викентьевна.

Из сумки показалась недовольная Сюсенькина морда.

– Ой, какая прелесть! – Администратор рецепции всплеснула руками. – А Акбар ее не сожрет?

– Какой Акбар? – взволновалась Эльвира Викентьевна.

– Акбар собак не жрет, – раздалось от дверей. Там стоял Ашраф невозможно элегантный в своей летней форме службы охраны. Форму он закупал себе сам за собственный счет и в ней напоминал арабского шейха на африканском сафари. Форма цвета хаки состояла из шорт до колен, рубахи с накладными карманами и завернутыми рукавами и кепки с высокой тульей. Шорты были тщательно отглажены с безукоризненными стрелками. На ногах Ашрафа красовались желтые горные ботинки на толстой подошве. Для полноты образа не хватало только ружья и пробкового шлема. – Акбар сам собака. Зачем ему собак жрать? Вот если б кот, тогда другое дело.

При виде Ашрафа Эльвира Викентьевна встрепенулась и кокетливо тряхнула волосами.

– А кота сожрет? – Шура Животова явно испугалась, даже глаза у нее стали вдвое больше прежних.

– Нет, не сожрет, но пришибить может.

– Да кто такой этот Акбар? – не унималась Эльвира Викентьевна.

– Заместитель начальника охраны, – поведал Ашраф. – Весьма, кстати, породистый. Маламут. Слышали о таком?

– Слышала. – Эльвира Викентьевна придвинула к себе сумку с Сюсенькой.

– Да, не волнуйтесь, Акбар, когда на работе, выполняет только поставленные перед ним задачи. Строго по регламенту. А задачу жрать собак и гонять котов перед ним никто не ставил. И еще у него задача вам на глаза не попадаться. Так что вы его вряд ли у нас тут встретите. Он в основном на полицейских охотится и на шантрапу всякую.

– А вдруг он меня с кем перепутает и прыгнет?

– Такую красивую женщину с ментом или шантрапой никак не спутаешь, даже если выпить, а Акбар трезвенник. Вам, случайно, вещи никакие поднести не надо? – Казалось, Ашраф сейчас щелкнет пальцами и из-за его спины появятся согбенные слуги, чтобы поднести багаж Эльвиры Викентьевны.

– Надо. Там в машине в багажнике у меня чемодан. На всякий случай взяла, – пояснила Эльвира Викентьевна Шуре с Верой.

– Это мерседес кабриолет? – уточнил Ашраф. – Я сразу понял, что это ваш. У самой красивой женщины обязательно должен быть самый красивый автомобиль.

Эльвира Викентьевна залилась краской, и они с Ашрафом удалились за вещами.

– Похоже, процесс омолаживания уже в разгаре, – заметила Вера.

* * *

– Шурка! Поехали кататься! – Федька Моргунов позвонил, когда Шура обессиленная тяжелым рабочим днем, уже дрыхла без задних ног. Даже кино никакое не посмотрела. Пришла домой, поцеловала кота Федьку и брякнулась в кровать. Начало осени. У косметологов начинается жатва. В октябре и вовсе Шура будет работать без продыху.

– Очумел? Ты на часы погляди. – Шуре очень хотелось покататься с Моргуновым на его драндулете, но спать хотелось еще больше. И вообще, где он все это время пропадал? Летом у Шуры работы гораздо меньше, можно и покататься. А тут исчез почти на три месяца и является – здрасьте вам! После случайной встречи с Моргуновым на бензозаправочной станции и особенно после того замечательного прощального поцелуя на даче у Пьетрофича Шура ждала его звонка каждый день. Нервничала, волновалась, а потом устала, разозлилась и ждать перестала. Решила, что обиделся Федька на ее родителей, а она ему не так уж и интересна. Он теперь парень, хоть куда, наверняка у него девчонок просто море. Ну, или телефон с ее номером утопил в заливе. Про залив было думать приятней всего. Шура представляла, как Федька мечется по городу в поисках Шуриных координат. Хотя, чего метаться? Если телефон утопил, то можно не метаться, а просто заехать на выходных на дачу к Пьетрофичу. Тот уж точно Федьке бы Шурин телефон выдал. Так что по всему выходило, что у Федьки кто-то есть, и ему совершенно нет никакого дела до старой школьной подруги. И вот, нате, прорезался.

– А чего на часы глядеть? Сейчас самое время. Пробки рассосались и погода отличная. Бабье лето! – Федькин голос звучал на фоне стрекочущих мотоциклов. – И компания замечательная.

– Я бы с удовольствием, – честно призналась Шура. – Но у меня сегодня был очень тяжелый рабочий день. Глаза просто слипаются. Давай завтра. Завтра у меня выходной. Может, сходим куда-нибудь?

– Хорошо. Завтра позвоню. – Федька дал отбой, а Шура подумала, что она дура. И еще подумала, что так и не выяснила, где он все это время болтался. А вдруг в тюрьме сидел и позвонить не мог?

Назавтра она опять ждала Федькиного звонка. Практически все утро. Потом не удержалась и решила позвонить ему сама. Благо Федькин телефон у нее в мобильнике высветился, и она занесла его в память. Хватит уже придуриваться. Больше всего на свете Шура не любила вот это вот – позвонит, не позвонит. Добро бы еще дело касалось какого-нибудь загадочного незнакомца. Но это ж Федька. Лучший друг детства.

Шура решительно набрала Федькин номер. Трубку долго не брали, потом она услышала сонный Федькин голос:

– Але. Шурка привет, – сказал он позевывая.

– Дрыхнешь, что ли? – Шура даже расстроилась. Она тут, понимаете ли, извелась уже вся, а он дрыхнет себе, как ни в чем небывало!

– Ага. Мы почти всю ночь катались.

– Жалко. А я хотела тебя куда-нибудь позвать.

– Куда? – оживился Федька.

– Не знаю. Ты придумай. Я же девушка. – Это Шура очень даже кстати вспомнила. Лучший друг – это одно, а девушка – совсем другое.

– Здрасьте! Ты ж меня зовешь.

– Я зову, чтобы ты меня куда-нибудь позвал. Вот. Может в кино?

– Нет. В кино это банально. «Я поведу тебя в музей, – сказала мне сестра».

– В музей? – удивилась Шура.

– Чего удивляешься? Ты же приличная девушка. Значит, тебя надо вести в музей, или, на худой конец, в оперу или в филармонию. Но опера и филармония днем закрыты, значит, остается идти в музей.

Шуре как-то сразу стало скучно от перечисленных Федькой мероприятий для приличных девушек, поэтому она поинтересовалась:

– А неприличных ты куда водишь?

Федька хмыкнул.

– Неприличных, как я слышал, обычно водят в баню, но я с такими не знаюсь. Мы с тобой пойдем в музей народов мира. Знаешь, там такие сцены костюмированные из жизни разных народов. Я люблю. Особенно про индейцев.

– Хорошо. Я про индейцев тоже люблю. Натаниэль Бампа, Кожаный чулок, Соколиный глаз, Чингачгук и другие. Хотя, среди них индеец один – Чингачгук. А когда? Тебе ж еще наверняка прическу уложить феном надо. Бороду расчесать.

– Точно, – согласился Федька. – Бороду я на бигуди накручиваю. Целая история. Давай, через два часа. Я за тобой заеду.

– Давай. Договорились, – согласилась Шура и нажала отбой, но тут же спохватилась, что не спросила у Федьки самого главного. Она опять набрала его номер.

– Шурик? Ты уже не можешь без меня и пяти минут? – поинтересовался Федька. Вот нахал!

– Самое главное забыла спросить. Чего мне надеть?

– Ну, Шурик! Девушки в музей обычно надевают кожаные трусы, фашистскую кепку и берут с собой плетку.

– Дурак! В чем девушки обычно с тобой на драндулете твоем ездят. Чтобы и в музей прилично было пойти.

– Так со мной на драндулете девушки так и ездят, как я сказал. В кожаных трусах. Но мы с тобой на драндулете не поедем. Кто же в музей на драндулете ездит? Он же там, бедненький, неохраняемый будет.

– А у тебя еще и машина есть? – удивилась Шура. Похоже, Эльвира Викентьевна оказалась неправа. На второстепенных ролях в кино тоже хорошо платят.

– Машина у меня есть, только мы с тобой и на ней не поедем. Там её фиг припаркуешь у музея.

– Значит, мы поедем на метро или маршрутке? – разочарованно произнесла Шура. После того, как отчим подарил ей машину, она весьма недолюбливала общественный транспорт.

– Шура! Мы поедем на такси. Ты о таком слыхала? Смотри на часы. Ровно через два часа ты должна будешь спуститься вниз, и я заберу тебя от места проживания на машине, которая будет обозначена черными шашечками.

– Ой, Федька! А ты же адреса моего не знаешь!

– Знаю. – Федька продиктовал Шуре её собственный адрес. – Правильно?

– Правильно. Федька! Ты шпион. – Шура не удержалась и захихикала, как малолетка.

– Зовите меня просто Бонд. Джеймс Бонд. – Федька нажал отбой, а Шура кинулась в ванную. Потом к шкафу. Потом опять в ванную. Наконец, она замерла посередине и поглядела на себя в зеркало. Во-первых, у нее еще два часа, а во-вторых, это не свидание. Какое может быть свидание с Федькой Моргуновым? Совсем сбрендила. Или не сбрендила? Ведь не просто так изо всех сил ему намекала, что она девушка, а никакой не друг детства.

За час до обозначенного времени Шура сидела у окна, что называется, как дурак с намытой шеей, и высматривала внизу машину, обозначенную черными шашечками. Потом решила надеть другие туфли. Ведь по музею передвигаться лучше в удобных туфлях, нежели на шпильках. За туфлями последовало перекладывание вещей из сумки в сумку. Сумка к удобным туфлям полагалась другого цвета. Затем Шура повертелась перед зеркалом и решила надеть джинсы. Джинсы она перемерила все, какие у нее были, и, наконец, остановилась на черных. Самых узких. Дальше последовало переодевание свитеров, кофт, курточек и маечек. Естественно, все это сопровождалось переодеванием трусов и лифчиков. Кто ж светлую майку с черным лифчиком надевает? И наоборот. Остановилась Шура на кофточке в цвет туфель и сумки, а курточку сверху надела черненькую джинсовую. Кофточку в результате она все-таки поменяла на другую. Тоже черненькую, а сверху украсила себя хитом сезона. Замечательным шарфиком, привезенным Эльвирой Викентьевной из Индии. Шарфик был в тон и туфлям, и сумке, и даже имел черные вкрапления. К джинсам и куртке. Ну, вы понимаете. Все это Шуре шло чрезвычайно. И тут она вспомнила, что не намазала лицо автозагаром. К сентябрю ведь летний загар уже постепенно сходит на нет, а пугать Федьку аристократической бледностью Шура ни за что не хотела. Это в кино только мрачные бледные вампиры производят на окружающих впечатление, а в жизни людям обычно нравятся особы жизнерадостные и загорелые. Шура помчалась в ванную и нанесла автозагар. Глянула на часы. Мама дорогая! Машина, обозначенная черными шашечками, должна была уже ровно пять минут дежурить у ее подъезда. Шура метнулась в прихожую, облила себя духами, подхватила сумку, проверила открыт ли доступ коту к коробке с наполнителем, выскочила на лестницу и помчалась вниз через две ступеньки.

Машина с шашечками и Федькой Моргуновым, действительно, стояла у подъезда. Шура плюхнулась на сиденье рядом с Федькой и сказала:

– Привет!

Необходимо отметить, что после пробежки по лестнице, Шура слегка запыхалась.

– Привет, – ответил Федька, разглядывая Шуру, потом добавил: – Шурик, для практически лысой девушки ты очень долго собираешься к выходу.

– Прошу прощенья, – сказала Шура. – Я опоздала всего на пять минут.

– На десять. Правда, мы еще, как воспитанные люди, приехали чуть раньше.

– Сами виноваты.

– Можно я форточку открою? – жалостно попросил водитель. – Уж больно, девушка, у вас духи ядреные.

– Хорошие у меня духи, – буркнула Шура. – Французские. Сейчас выветрятся. Это я просто прямо перед выходом сбрызнулась.

– Шурик! А я думал, что ты в них искупалась. Но духи хорошие. Дай-ка нюхну еще. – Федька уткнулся носом в Шурину шею и засопел носом. Шуре стало щекотно от его усов, и она захихикала.

– Открывайте, – разрешила она водителю. – Раз вы не токсикоман!

– Я таксиман. – водитель завел машину.

Всю дорогу до музея Шура балдела от того, что рядом с ней сидит Федька. Вернее не просто Федька, а мощный красивый мужик, которого она, оказывается, знает с детства. Волосы Федька на этот раз в косы не заплел, а забрал в хвост. Только это был не конский хвост, как у Шуры в детстве, а сложное сооружение. Вроде бы, на первый взгляд, и небрежное, но в целом, наверняка, хорошо продуманное. Отдельные, вьющиеся пряди как бы выбившиеся из этого хвоста периодически падали Федьке на лицо и он заправлял их за уши. Может быть, если бы это был не Федька, то Шура бы уже обхохоталась и как Эльвира Викентьевна излилась бы ядом по поводу этой прически. Но Шура все время помнила маленького решительного Федьку своего детства и ей нравились все произошедшие с ним перемены. И прическа нравилась, и усы, и плечи, и большие руки, и длиннющие ноги с круглыми коленями, которые плохо умещались на заднем сиденье такси. Ему бы сесть впереди с водителем, да отодвинуть кресло. Но нет, он гнездился сзади рядом с Шурой и, наверное, от того, что там было так мало места, все время касался ее своим коленом. Короче, выходить из машины у музея Шуре совсем не хотелось.

Однако, и в музее Шуре тоже очень понравилось. Ведь они ходили от экспозиции к экспозиции, держась за руки, а иногда Федька нежно обнимал Шуру за талию. Так что Шура практически и не запомнила ни народов Севера, ни индейцев. Она могла бы бродить по этому музею бесконечно, но Федька проголодался и объявил об окончании осмотра.

– Ну, куда? – спросил он, когда они вышли на улицу. – В Макдональдс за вредной американской едой? Биг Маки, пончики и картофель фри?

Шура встала, как вкопанная. Больше всего на свете бывшая толстуха Шура Животова мечтала поесть этой вот гадости.

– Федька! Откуда ты все знаешь? Я просто мечтаю о пакете с жареной картошкой и кетчупом!

– Вообще-то я пошутил. Ну кто девушку на первом свидании водит в Макдональдс? В Макдональдс можно заскочить уже, когда за плечами несколько лет теплых интимных отношений.

– Федь! А у нас и вправду свидание?

– А что, нет? Я думал, ты меня на свидание зовешь. Ты же меня звала, забыла?

– Хорошо. Свидание. Только у нас с тобой за плечами несколько лет, правда, не интимных, но вполне себе теплых человеческих отношений. Поехали в Макдональдс, а?

– Ты под теплыми человеческими отношениями чего понимаешь? Это когда ты мне по башке портфелем заехала?

– Правильно заехала. В этом-то и дело. В теплых человеческих отношениях так бывает.

– Убедила, но не совсем. Значит, сделаем так. Берем такси, едем в Макдональдс, там набираем еды и едем ко мне.

– К тебе?

– А ты как думала? После стольких лет теплых человеческих отношений и Макдональдса ехать ко мне очень даже логично.

– Ну-у-у…. – Шура не знала, что и сказать. С одной стороны, конечно, очень хотелось поглядеть, как Федька живет, а с другой стороны вполне даже понятно, чем это может закончиться. И прилично ли так поступать девушке на первом свидании? Даже после стольких лет теплых человеческих отношений. Правда, существовал еще один весомый аргумент за то, чтобы ехать к Федьке: пару дней назад Шура сделала педикюр и эпиляцию. Ведь, как чувствовала!

Пока Шура раздумывала и крутила в голове все за и против, Федька махнул рукой и поймал такси. Он усадил Шуру на заднее сиденье, сам уселся рядом и назвал водителю адрес. Шура снова оказалась рядом с его коленкой, а тут еще он взял и обнял ее так, что все мысли из головы Шуры Животовой вылетели и утекли в пространство.

Федька жил примерно в такой же квартире, как у Шуры. Только спальня не была выделена в отдельную комнату, отчего квартира казалась огромной. Квартиру Федька купил себе сам, чем очень гордился. Из мебели в квартире была скромная встроенная кухня, широкая кровать и огромный телевизор. Правда, в углу имелся еще и небольшой камин, а из панорамных окон открывался вид на парк. Штор на окнах у Федьки не было. Наверное, оттого, что напротив не было никаких других домов.

Шура выглянула в окно и замерла, внизу недвижно стояли высоченные сосны. Федька подошел и взял Шуру за руки.

– Шурик, можно задать тебе нескромный вопрос, – спросил он, разворачивая Шурины руки ладонями вверх.

Шура насторожилась. Нескромные вопросы в холостяцкой квартире чреваты разными последствиями.

– Чего? – как можно беспечней поинтересовалась она.

– Отчего у тебя ладони коричневые? Это у всех косметологов так?

– Коричневые? – Удивилась Шура и посмотрела на свои руки. Ладони, действительно, были ровного коричнево-золотистого цвета.

– Я вот слышал у чернокожих ладони белые, – рассудительно заметил Федька. – Но вот, чтобы у белых были коричневые ладони, а ну-ка покажи язык.

Шура хлопнула себя по лбу.

– Автозагар, – вспомнила она и помчалась в ванную комнату.

– Ты хочешь сказать, что мазала лицо чем-то настолько коричневым? – Федька показался в дверях ванной с хитрой рожей.

– Мазала, – призналась Шура. – Тебе понравиться хотела.

– Может, смоешь тоже, а то, как я тебя целовать буду. У меня же весь рот и борода коричневыми станут.

– Не торопись, у нас с тобой всего только первое свидание, вон и не поели даже, а ты уже целоваться собрался! – Шура решительно направилась мимо Федьки к столу, где они выгрузили привезенную из Макдональдса еду. Ей было неловко.

– Можно и поесть сначала. – Федька не стал спорить и принялся накрывать на стол.

Ели они молча. Было вкусно и страшно от последствий, к которым может привести такое вот безудержное употребление вредной для фигуры американской еды. Шура съела аж целых три пакета с картошкой.

– Вот и все, – довольно отметила она, похлопав себя по животу. – Больше я в Макдональдс ни ногой. Хорошего помаленьку.

– В следующий раз пойдем в «Пицца-хат»! Закажем с собой парочку-тройку разных пицц, – мечтательно заявил Федька.

– Ну, уж нет! Ты хочешь, чтобы я опять стала «жиртрестом»?

– Не знаю. Не разобрал пока. – Федька решительно подхватил Шуру со стула и потащил в кровать. – Ты мне даже с коричневым лицом нравишься.

Только в двенадцать часов ночи Шура сообразила, что кот Федор дома один и, наверняка ругается, на чем свет стоит. Она выбралась из-под одеяла и побрела в ванную.

– Куда? – строго спросил Федька.

– Домой. – Шура тяжело вздохнула. Ей совершенно не хотелось уходить сейчас от Федьки. – У меня там Федор один сидит, а я пообещала, что одного его оставлять не буду.

– Кому пообещала?

– Ему, конечно, кому ж еще?

– Японский городовой, – выругался Федька и тоже выбрался из кровати. – Я тебя отвезу.

– На драндулете? Я очень хочу прокатиться на драндулете.

– Нет, на драндулете ты замерзнешь. Мы на нем в другой раз прокатимся.

– Может, такси мне вызовешь? Да и все.

– Еще чего. Я, вообще-то, еще не все закончил на сегодня. У тебя есть там, где машину припарковать?

– Есть! – Шура обрадовалась. Выходит, Федька собирается у нее остаться на всю ночь. Честно говоря, Шуре Животовой теперь и вовсе не хотелось расставаться с этим «недомерком» Федей Моргуновым. Вот только, где он пропадал целых три месяца. Об этом она как-то позабыла его спросить.

* * *

– Папа! У меня опять закончились деньги! – В голосе дочери сквозило откровенное возмущение.

Иван Тропилин откинулся на спинку кресла и взялся за сердце.

– Извините, – сказал он ревизору, вынужденному прервать свой доклад из-за звонка Кристины.

Ревизор равнодушно пожал плечами. Внешне ревизор группы компаний Ивана Тропилина человек довольно неприятный, да к тому же зануда. Но в представлении Тропилина ревизор должен быть именно таким. Он ведь к людям с ревизией приходит, а не с новогодними подарками, поэтому любить его не обязательно, а вот бояться надо. Ревизор работал на Тропилина уже более пяти лет и никогда не разочаровывал своего хозяина. Со свойственной всем занудам педантичностью он рылся в документах, доискиваясь до самых мельчайших упущений. Чего уж говорить о воровстве! Может быть, поэтому в компаниях Тропилина и не воруют. Даже по мелочи. А, может быть, не воруют от того, что уважают самого Тропилина. Ведь он сам уважает всех, кто с ним работает. Уважает и хорошо платит.

– Здравствуй, Кристина. – Тропилин приспустил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу. – Тебя ведь учили здороваться, верно?

– Здравствуй, папа. Вот я поздоровалась. Деньги закончились.

Как же его раздражает эта постоянно повторяющаяся ситуация, и этот её голос, и интонации. По телефону от мамаши ни за что не отличишь. Тропилин даже представил, как Кристина закатила глаза, точь-в-точь его первая жена.

– Почему они у тебя все время заканчиваются? – для порядка поинтересовался Тропилин. Ответ он знал прекрасно. Деньги считать Кристина не привыкла. Не научил никто.

– Потому что ты мне их мало даешь. – У Кристины была своя логика. При этих словах дочери Тропилин представил, как она пожала плечами и вскинула тщательно нарисованные бровки вверх. Молодое поколение чего-то такое делает со своими бровями, что они выглядят нарисованными, как у куклы Барби.

– А кто тебе их много дает? – Тропилин посмотрел на сидящего с отсутствующим видом ревизора и понял, что в разговоре с дочерью тоже, наверное, выглядит занудой.

– Глупый вопрос. Никто. Ты же знаешь.

– Тогда с чего ты решила, что я даю тебе мало денег. Вот если бы кто-то давал тебе много, ты могла бы сравнивать. – Тропилин подумал, что такой оборот в разговоре может быть одобрен любым ревизором.

– Мало. Ты всегда на нас экономил. – Наверное, сейчас она поджала губки. Губки поджимать ей не идет совершенно. И так узенькие. А уж если поджатые, так и вовсе тоненькая линия получается.

– Ты не можешь судить. Ты не знаешь, – Иван Тропилин чувствовал, как изнутри подымается волна гнева. Сейчас она покатит к голове, и голова станет чугунной, а Тропилин не сможет больше сегодня работать. С этим надо завязывать. Тоже мне нашлась «сиротка Казанская».

С самого рождения дочери Тропилин был готов для нее на все. Он помнил ее малюсенькие ручки в ямочках и перевязочках, помнил розовые пяточки, уткнувшись в которые мог сидеть бесконечно. И никто не виноват, что после рождения Кристины её мать, теперь уже бывшая жена Тропилина, совершенно осатанела. И до того-то характер у нее был не сахарный, а тут и вовсе понесло. Тропилин попросту не хотел идти домой, задерживался допоздна на работе, а дома старался спрятаться куда-нибудь. И этим местом стал для него туалет, где он сидел с книжкой, пока его не выгоняли оттуда с очередными претензиями. После года такой вот «дольче вита» он решил бежать. Бежать, куда глаза глядят, оставив жене и квартиру, и купленную к тому моменту для ребенка дачу. И машину, чтобы на эту дачу ездить. Чего там говорить, доходы компании Тропилина по тем временам были довольно скромными, и покупка дачи с машиной ввергла Тропилина в серьезные долги. Да еще пришлось после развода снимать себе квартиру. Не жить же с мамой в однокомнатной. Из-за всего этого Тропилин во многом себе отказывал, потому что практически все деньги отдавал бывшей жене. Другое дело, что ей всегда этого было мало.

– Значит так! – Он с трудом сдержался, чтобы не рявкнуть на дочь. – В шестнадцать ноль-ноль, – Тропилин посмотрел на часы, – чтобы была у меня с расчетом своих ежемесячных затрат. Сколько тебе надо на еду, обучение и так далее. Деньги получишь, только если обоснуешь их необходимость! – Тропилин дал отбой и подавил в себе желание запустить трубкой в панорамное окно, за которым равнодушно текла Нева.

Ревизор смотрел на Тропилина с одобрением.

– Продолжим? – поинтересовался он.

– Продолжим, – разрешил Тропилин и погрузился в цифры и расчеты.

После доклада ревизора, из которого Тропилин уяснил, что «в Багдаде все спокойно», было назначено совещание управляющих. Тропилин выслушал всё о проблемах, стоящих перед компаниями, одобрил большинство предложений своих директоров и сделал необходимые распоряжения. Когда все разошлись, он на секунду прикрыл глаза и посидел в тишине. В худшую сторону ничего, слава богу, не изменилось, и его роль в бизнесе осталась прежней. А именно налаживать контакты, намечать новые направления и бегать с ведром наличности, туша возникающие то тут, то там пожары. Пожары по-прежнему возникали из-за алчности налоговой или ментов. По вине его сотрудников, слава богу, проблем не возникало. Тропилин старался минимизировать поводы, по которым до него можно было бы докопаться. Потому как одно дело – претензии государства или конкурентная война, а другое дело – мухобойство. Согласитесь, неприятно иметь проблемы не потому, что ты кому-то перешел дорогу, а потому, что какая-то девица вовремя не переслала другой девице необходимые документы. Поэтому в компаниях Тропилина блатных девиц не держали, а также не держали лентяев и дураков.

Тропилин попросил у помощника кофе и поглядел на часы. Полпятого. Кристина никогда не приходила вовремя. И если бы не затянувшееся совещание, Тропилин уже давно бы уехал домой. Он не упускал случая поучить дочку пунктуальности. Хотя это совершенно бесполезное занятие. С Кристины все, как с гуся вода. Опоздание от сорока минут до часа для нее обычное дело. Ну, так от осины апельсины не родятся. Её мамаша вообще считает дурным тоном приходить куда-то вовремя. С чего бы дочке быть другой. А вот из-за денег Кристина отца своего из-под земли достанет. Не застанет в офисе, явится домой. Этого Тропилин терпеть не мог. Его дом – его крепость. Ему всегда казалось, что Кристина своим появлением в его доме, обязательно нарушит созданную там Тропилиным атмосферу. Кому-то, может быть, это покажется странным, но в присутствии своей родной дочери Тропилин чувствовал себя одним из обреченных героев фильма «Чужие».

Секретарша принесла кофе. Она знала, что Тропилин, как настоящий ценитель, пьет кофе без сахара, поэтому на всякий случай всегда подкладывала ему на блюдце малюсенькую шоколадку. Да, в компаниях Тропилина дураков не держали. Кофе был хорош. Тропилин пил кофе и глядел на Неву. На набережной уже выстроилась вечерняя пробка, а по воде сновали разные катера и водные трамвайчики. Скоро, наверное, и на воде пробки организуются. Растет благосостояние трудящихся.

Кристина явилась, когда он уже собрался уходить. Помощник провел её в кабинет Тропилина и предложил кофе.

– Давайте, – милостиво согласилась Кристина, усаживаясь в кресло напротив отца.

Внешне она была очень похожа на Тропилина. Такой же высокий лоб, светлые волосы, красивый нос и голубые глаза. Правда, глаза не светились лукавством, как у Тропилина, а были какие-то полупрозрачные. Тропилин даже назвал бы их мертвыми, потому что они никогда не меняли своего выражения. Смеялась Кристина или хмурилась, глаза у нее оставались холодными, как у рыбы. Да, чего уж там, глаза Кристины Тропилиной больше всего походили на змеиные. В кого Кристина уродилась такими глазами, оставалось загадкой. А вот фигурой Кристина определенно пошла в мать. Именно из-за этой фигуры Тропилин в свое время и попался на удочку. Уж больно длинные ноги были у его первой жены. Так что в целом Кристину можно было бы назвать красивой. Если б не глаза.

– Принесла расчет? – поинтересовался Тропилин. Он твердо решил, что больше не выдаст Кристине ни копейки без нормального обоснования.

– Вот. – Кристина пихнула через полированный стол листочек со столбиком цифр.

Тропилин заметил, что у дочери, ногти накрашены черным. Удивиться этим ногтям он не успел, так как итоговая сумма ежемесячного платежа в листочке затмила для него всё. И черные ногти, и четыре бриллиантовых гвоздика в одном ухе, и вызывающие шорты, и высокие замшевые сапоги. Глаза Тропилина полезли на лоб.

– Расшифруй, пожалуйста. Мне не понятно.

– Чего тут непонятного? – Криво усмехнулась Кристина. – Вначале за обучение, потом еда, шмотки, бензин. Все самое необходимое.

Этой своей усмешкой она, видимо, хотела изобразить презрение к жлобствующему папаше, который удавится за копейку, потраченную на родного ребенка. Усмешка не произвела на Тропилина никакого впечатления. Он не покраснел от стыда и не кинулся в сейф за деньгами.

Странная все-таки женщина его первая жена. Когда ей нужны были деньги сверх той суммы, которую ежемесячно ей отсылал Тропилин, она вместо того, чтобы по-человечески рассказать о своих проблемах и попросить денег, начинала всячески оскорблять бывшего мужа и обливать его презрением. Представляла его подонком, оставившим её с маленьким ребенком на произвол судьбы. Такая вот несчастная страдалица, благодаря деньгам Тропилина не проработавшая ни дня в своей жизни. При этом она становилась в позу королевы в изгнании и требовала соответствующего к ней отношения. Мол, Тропилин должен за счастье почитать возможность принести ей денег на блюде с голубой каймой. Видимо, не совсем правильно понимала Воландовское «Сами принесут». То есть, просить нельзя, они сами обязаны нести. И надо их вынудить свои обязанности исполнять. Такая вот «Маргарита». Эту же манеру, похоже, переняла и Кристина.

Пока Тропилин изучал цифры, в кабинет зашла секретарша и поставила на стол поднос с кофе и печеньем. Кристина внимательно разглядывала секретаршу своими немигающими змеиными глазами. Это было весьма вызывающе и неприятно. Тропилину стало неудобно.

– Спасибо, Леночка, – поблагодарил он секретаршу. Та улыбнулась какой-то сочувствующей улыбкой, кивнула в ответ и пошла к выходу. Кристина, не отрывая глаз от секретарши, отправила в рот печенье и громко захрустела.

– А ты с обучением ничего не напутала? Я же за учебу твою плачу раз за семестр. То есть, два раза в год. Ты же мне эту сумму, как ежемесячный платеж обозначила.

– Ой, ошиблась. – Кристина хихикнула и изобразила пятиклашку у доски. Пятиклашка получилась отвратительная. Какая-то очень наглая и циничная.

– Не ошиблась, а намухлевала. – Тропилин решительно вычеркнул цифру из списка. – Насчет оплаты учебы поступим следующим образом. Два раза в год, по итогам семестра ты будешь предъявлять мне зачетку. За трояки я платить не буду. Ты в Университет учиться ведь ходишь, а не тусить?

Кристина закусила нижнюю губу.

– Теперь дальше. Это что за цифра. Еда?

– Ну да. Есть-то мне надо. – Кристина опять захрустела печеньем и демонстративно громко отхлебнула кофе.

– Судя по цифре, ты питаешься в ресторане «Шаляпин». Или даже в «Мечте Молоховец». – Тропилин крест накрест перечеркнул все остальные цифры и рядом написал свою. – Вот. Такой оклад получает в моей компании молодой специалист с университетским образованием. Платить буду, тьфу-тьфу-тьфу, если у меня все будет в порядке, пока ты не закончишь Университет. Потом все. Бесплатная раздача завершается. Если будешь учиться на трояки, финансирование также будет остановлено.

– А что же мне тогда делать? – Кристина приподняла нарисованные бровки.

– Работать идти. Я в твоем возрасте и в Университете учился, заметь, хорошо учился, и на трех работах работал, а из вещей у меня были джинсы, пара кроссовок и куртка. Зимой и летом – одним цветом.

– Ну, да! Железная кровать и чугунная соска. Слышали уже. Но у тебя же не было богатого папаши. А у меня есть. Почему я должна во всем себе отказывать?

– У меня никакого папаши не было. Ни бедного, ни богатого. И, может быть, поэтому у меня есть сейчас то, что есть. Я это все заработал. Своей головой. – Тропилин постучал кулаком по голове. – Ничего не украл и не приватизировал. Чего и тебе желаю. А кроме того во всем себе отказывать с такой вот от меня стипендией тебе не придется. Она в несколько раз больше пенсии, которую твоя бабушка от государства получает. А бабушка в отличие от тебя всю жизнь работала.

– Да уж! Стипендия! На приличные сапоги не хватит!

– Смотря какие сапоги ты считаешь приличными. Если «Балдинини», то хватит. И еще останется. Сапоги ты тоже каждый месяц покупаешь? У меня такое ощущение, что ты с Луны прилетела. А как же ты жить потом на зарплату собираешься?

– Я на зарплату жить не собираюсь.

– А! Понял, папочку пристрелишь и получишь наследство. Пока других реальных способов я чего-то не вижу, – сказал Тропилин и подумал, что надо бы съездить к нотариусу и завещать все деньги детскому дому.

– Я замуж выйду.

– За кого же это? Есть уже на примете безумец, готовый давать тебе деньги, которые все время заканчиваются? Хотя нет, он, наверное, будет давать тебе много денег и они никогда не кончатся.

– Не волнуйся. Именно такой обязательно найдется.

– Я не волнуюсь. Наоборот, радуюсь. Баба с возу – кобыле легче. Так, когда свадьба?

– Как мне получить мою стипендию? – Кристина встала, демонстрируя окончание разговора.

– Держи. – Тропилин достал бумажник и отсчитал нужную сумму. – Сегодня седьмое число. Каждый месяц седьмого числа будешь встречаться с моим помощником. Его зовут Илья. – Тропилин взял со стола визитную карточку своего помощника. – Ты его видела, вот его телефоны. Он будет тебе выдавать стипендию.

Кристина взяла деньги, визитку, и, не говоря ни слова, направилась к выходу.

– Спасибо, дорогой папочка. И до свидания, – вслед ей сказал Тропилин.

Кристина вышла и попыталась хлопнуть дверью, но не тут-то было. Дотягиватель сработал, дверь закрылась плавно и бесшумно.

Тропилин вызвал помощника и озадачил его ежемесячными выплатами стипендии Кристине.

– Ты там с ней построже, не церемонься. Если опоздает, а она обязательно опоздает, никогда не жди. Пусть она за тобой побегает.

– Понял. – Помощник чиркнул чего-то у себя в блокноте и удалился.

Тропилин подошел к окну и уперся в него лбом. Как же так его жизнь повернулась? Встреча с единственным своим ребенком превращается в пытку. Может, потому что Кристина не мальчик? И был бы у него сын, все сложилось бы по-другому? Наверное, все дело в бабах! Вот почему этим бабам обязательно из-под него чего-нибудь надо. Что первая жена, что вторая. При воспоминании о второй его слегка передернуло. Первая все-таки мать его ребенка и совершенно безумная женщина, а вот вторая…. Та еще штучка. И с мозгами у нее все в порядке. Хорошо в свое время его друг и адвокат Миша Зальцман уговорил составить брачный контракт. Он же взял на себя и все переговоры с невестой. Тропилин тогда пребывал в состоянии большой светлой любви и сопутствующей этой любви эйфории. В результате стараний Зальцмана при разводе отделался Тропилин всего лишь легким испугом. Правда, из городской квартиры жена вывезла всё. С тех пор Тропилин этой квартирой не пользовался. Да и как ей пользоваться, если там она с теннисистом кувыркалась. И до сих пор бы кувыркалась, если б Тропилин сюрпризом с дачи не приехал. Совершенно баба обнаглела. Добро бы, где-нибудь за границей муж находился, а то на даче в часе езды от дома! Перебрал накануне с одним из партнеров и решил отоспаться. Тропилин тогда к вечеру оклемался и придумал сюрприз жене устроить. Вдруг обиделась? Цветов купил. Хороший сюрприз получился. И ведь что обидно, Миша Зальцман с самого начала все про нее понимал. Предупреждал, что на акулу Тропилин напоролся. А он, как дурак, ей-богу, брюликами ее обвешал, машину купил, по заграницам возил, а уж шуб разных столько купил и не сосчитать. Целый холодильник шуб вывезла. И что интересно, и первая и вторая жена Тропилина отличались от остальных баб невероятной длины ногами. Ну, тянет Тропилина на этих газелей, что тут поделаешь. Интересно, существуют в природе такие бабы, которые и красивые, и умные, и не меркантильные? Такие, которым был бы нужен он сам – Ваня Тропилин. Или такая женщина только одна? Его родная мама.

Тропилин плюхнулся в кресло и стал растирать себе грудь. В последнее время сердце стало беспокоить его все чаще и чаще. Наверное, это незаметно подкралась к Тропилину старость. Надо бы пойти к докторам. Пусть дадут ему какую-нибудь таблетку от этой самой старости.

Вечером, когда он только приехал домой, ему позвонила первая жена.

– Тропилин! Какая же ты все-таки скотина, – сообщила она ему, когда он взял трубку. Тропилин не стал спорить. Зачем? Он внимательно слушал, что она скажет дальше.

– Всю жизнь держал меня на каких-то грошах, а теперь и вовсе решил денег лишить! И что мне теперь, по-твоему, делать? Может, ты и мне, как Кристине, посоветуешь идти работать?

«Почему бы нет?» – подумал Тропилин. – «Именно, работать. Идти мести улицы. Самая подходящая работа для женщины такой квалификации».

Конечно, вслух ничего такого он говорить не стал. Вслух он поинтересовался:

– Зачем тебе работать? Тебе разве не хватает твоей пенсии?

– Какой еще пенсии? Совсем обалдел! Мне до пенсии еще, как до неба.

– Я имел в виду деньги, которые я тебе ежемесячно выплачиваю на твой счет.

– Так ты же Кристине сказал, что теперь будешь платить ей стипендию. А мамочку, значит, на помойку?

«Хорошо бы», – чуть не сорвалась у Тропилина с языка.

– При чем тут стипендия Кристины?

– Значит, мои деньги останутся при мне?

– Мои деньги!

– Эти гроши!

– Если не надо, так и скажи.

– Надо, но мог бы и добавить.

– Не мог бы! Раньше эту сумму я вам выплачивал на двоих. Теперь она полностью идет тебе, а у Кристины своя стипендия. Надеюсь, ты поделишься с девочкой, чтобы она не умерла с голоду.

– Хам!

– А если вам мало, то попробуйте эти гроши заработать. Хоть раз! – Тропилин нажал отбой и захотел выпить водки. Однако когда он спустился в винный погреб, рука его сама собой потянулась к бутылке коньяка.

«Вот она – таблетка от старости», – думал Тропилин, сидя на террасе с видом на озеро. Коньяк он прихлебывал прямо из бутылки. – «Солнце, жара, виноград, дубовые бочки – в результате волшебный эликсир. Отхлебнул, и полегчало».

* * *

– Раз, два, три, четыре. Три, четыре, раз, два. Веселее, дамочки! – Эти слова раздавались музыкой в Вериных ушах. Утренняя зарядка в клинике «Вечная молодость» при хорошей погоде обязательно проходила на свежем воздухе. И Вера обязательно делала эту зарядку вместе с пациентками клиники.

Утренняя зарядка являлась личной разработкой тренера, которого Вера переманила из пригородного фитнес-центра. Эта зарядка представляла из себя смесь элементов лечебной физкультуры с китайской гимнастикой «Ци гун». Никто не бегал, не прыгал и не напрягался, однако после зарядки весы всегда показывали существенное снижение веса. Тот же тренер занимался с пациентками днем уже в тренажерном зале, а вечером в бассейне. Все занятия были групповыми и пользовались большой популярностью. Вообще, после появления в клинике Шуриной клиентки Евгении, которую Ашраф упорно называл феей, «Вечная молодость» приобрела репутацию заведения модного и респектабельного. К осени практически все номера клиники были заняты и желающие записывались заранее. Плюс осенний наплыв любительниц косметологических процедур давал существенное пополнение бюджета. О таком Вера даже не мечтала. Наконец ее вложения стали постепенно окупаться. Конечно, до полной окупаемости было еще далеко, но Вера уже смогла принять на работу и дополнительных охранников, и целый штат поваров. Правда, рецептуру и закладку она строго контролировала сама.

Клиника занимала все время Веры, не оставляя ей ни одной свободной минутки. И, как раньше жизнь ее была посвящена мужу и сыну, теперь Верина жизнь была неотделима от клиники. И, как раньше в заботах о семье, заботясь о клинике, Вера совершенно перестала заботиться о себе. Иногда только Шура Животова ловила Веру где-нибудь в коридоре клиники, ругала её, затаскивала к себе в кабинет и чего-то колола ей в лицо. Наверное, благодаря этому и благодаря регулярным физическим упражнениям, Вера по-прежнему выглядела отлично. Вот только волосы. Они имели гадскую привычку регулярно отрастать на полтора сантиметра в месяц. Вместе с ростом волос вылезала седина, которую необходимо было закрашивать. Поэтому Вера по наводке от Шуры раз в месяц посещала салон красоты «Люкс Престиж» недалеко от Шуриного дома. У «Люкс Престижа» были неоспоримые преимущества перед другими салонами красоты – он находился в ближайшем к клинике «Вечная молодость» спальном районе и имел свою собственную парковку. Поездку в «Люкс Престиж» Вера всегда совмещала с поездкой в гипермаркет, где закупала необходимые приправы, вино для попивающих клиенток и гостинцы для Акбара. Основные продукты клиника закупала непосредственно у поставщиков, консервы, морепродукты и особый хлеб Ашраф возил из Финляндии на своей «Ниве».

В этот раз Шура буквально насильно загнала Веру в «Люкс Престиж». Даже сама её записала к Тане на окраску волос.

– Вера Алексеевна! У вас же глаза старые стали. Вы что не видите? – сказала она, разглядывая Веру. – Может, окраска волос и не спасет положения, но хоть встряхнетесь. Вы же никуда из клиники не выходите. Скачете тут, как привязанная. Нет, все-таки жить на работе вредно для женского здоровья!

Вера посмотрела в зеркало. Стараниями Шуры лицо было безукоризненным. Кожа матовая упругая, без морщин. А вот глаза, действительно…. Чего же это? Вера испугалась.

– Может, старость наступает? – поинтересовалась она у Шуры.

– Какая старость? Вера Алексеевна! В вашем возрасте еще только вторая молодость обычно у людей случается, – возмутилась Шура. – В крайнем случае третья.

– А вдруг я чем-нибудь заболела? Нехорошим? – Вера тихонько потерла глаза. Вдруг пройдет?

– Да, ну вас. На мой взгляд, у вас элементарный недотрахеит. – Шура все-таки была доктором, и все вещи называла своими именами.

– Это что такое? – не поняла врачебного юмора Вера.

– Сексом вы последний раз, когда занимались? – Шура тяжело вздохнула и посмотрела на Веру как-то очень жалостно.

Последний раз Вера занималась сексом со своим бывшим мужем, а вот когда это было, она припомнить никак не могла. Давно, очень давно, в прежней жизни, поэтому она на всякий случай решила уточнить у Шуры:

– С кем?

– Какая разница? – Шура легкомысленно пожала плечами.

– Как это, какая разница? Разве можно сексом с кем попало заниматься? – удивилась Вера, в прошлом верная жена и образцовая мать.

– С кем попало не надо ни в коем случае! – согласилась Шура.

– Так, а мне не с кем. – Вера развела руками и огляделась по сторонам.

– Тогда непременно надо кого-нибудь подходящего найти. Причем срочно. – Шура тоже покрутила головой туда-сюда. – Тут у нас вряд ли, – резюмировала она. – В город надо почаще ездить. Там кто-нибудь обязательно для секса найдется.

– Сказала тоже. Гаишник, что ли? – По дороге в город Вера обычно никого кроме гаишников не встречала.

– А хоть бы и гаишник! Это же таблетка от старости и есть.

Вера фыркнула, представив секс с гаишником:

– Ничего подобного, – сказала она. – Таблетка от старости – это любовь. Взаимная. Ты, кстати, последнее время чрезвычайно похорошела.

– Еще больше на маменьку похожа стала? То-то и оно. Секс! – Шура потыкала указательным пальцем в потолок.

– Любовь! – Вера тоже потыкала указательным пальцем в потолок.

– Я и говорю, – согласилась Шура.

В поездку до «Люкс Престижа» Вера решила надеть кепку, ведь перед окраской волосы мыть не рекомендуется, а уж на немытых волосах седина и вовсе сильно бросается в глаза. Да и вообще, согласитесь, немытые волосы – зрелище не из приятных. Вера, конечно, могла бы нацепить и пластиковую заколку, но после свирепого взгляда, которым одарила эту заколку Шура, заколку пришлось выкинуть.

За время их совместной работы Вера и сама не заметила, как привязалась к Шуре. Общение с ней практически заменило Вере общение с подругами. Однако Шура была намного младше Веры и её подруг, и Вера еще переживала за нее, как за своего сына Петрушу, с которым виделась теперь совсем редко. Некогда было. Конечно, больше всего Веру и Шуру объединяло общее дело. Шура оказалась для Веры тем самым соратником и сподвижником, которого еще недавно ей так не хватало. Вера всерьез подумывала о том, чтобы предложить Шуре должность главного врача и выделить долю в прибыли клиники. Вера считала это справедливым, ведь все проблемы возникающие у медицинского персонала, она решала только, посоветовавшись с Шурой. А кроме того практически все пациентки так или иначе попали в клинику благодаря Шуре.

В последнее время Шура находилась в расстроенных чувствах из-за того, что стала замечать, как с каждым днем становится все больше и больше похожа на свою мать Эльвиру Викентьевну. И не только блистательной внешностью, но и категоричными заявлениями. То есть, все то, что Шура, по её словам терпеть не могла в матери, постепенно проявлялось в её характере, как переводная картинка. Вере же, наоборот, нравились проступающие в Шуре властность и категоричность Эльвиры Викентьевны. Она считала, что таким и должен быть идеальный главный врач солидной клиники. Шура очень переживала эту свою похожесть на мать и жаловалась Вере, что всё это результаты свалившейся на Шуру красоты. Мол, раньше она была нормальным человеком, а теперь стала Эльвирой Викентьевной, только Сюсеньки не хватает. Вера смеялась над Шурой и говорила, что раньше Шура была гусеницей, а сейчас стала бабочкой. А вот безукоризненный вкус был у Шуры всегда. Не зря же она собиралась учиться на художника. Именно поэтому Вера всегда прислушивалась с большим вниманием к советам Шуры не только по медицинским вопросам, но и по вопросам оформления интерьеров клиники, одежды и, конечно, собственной внешности.

Кепку Шура одобрила. Однако, несмотря на это, Вера в кепке все-таки постаралась не попадаться на глаза знакомым и клиентам. Особенно с такими странными старыми усталыми глазами. С глазами надо было срочно что-то делать, хорошо, что Шура это заметила.

Благополучно преодолев расстояние от парковки до входа в салон, в холле «Люкс Престижа» Вера в кепке, конечно же, натолкнулась и не на кого-нибудь, а на своего соседа олигарха городского масштаба Ивана Тропилина. Тропилин был в элегантном синем костюме и при галстуке. Таким Вера соседа еще никогда не видела, она призналась себе, что костюм Тропилину определенно идет, и распереживалась за свой затрапезный, практически деревенский вид. Еще и в кепке.

– Вера? – поинтересовался Тропилин, заглядывая под козырек Вериной кепки.

– Ну, да. Это я. Здрасьте. – Вера на всякий случай слегка прищурилась, чтобы он не разглядел старость в ее глазах.

– Здрасьте. Вы сюда, а я отсюда. – Он погладил ежик седых волос на голове и, понизив голос, проурчал Вере в ухо: – Задолбали меня эти голубцы.

– Вы про что? – не поняла Вера.

– Ну, эти. Нетрадиционные. Он мою лысину больше часа стриг. И так, и этак, – громким шепотом, оглядываясь по сторонам, продолжал Тропилин. – Пока я не озверел и не рявкнул «Хватит»! Только тогда он и отстал.

Видимо Тропилин имел в виду Яна. Ян был недавним приобретением «Люкс Престижа» и работал в той же смене, что и Таня. Вера представила, как плавный задумчивый Ян стрижет Тропилина, и захихикала.

– А чего вы к нему тогда пошли? – поинтересовалась Вера.

– Случайно. Мой мастер, ну, который натуральный, что меня всегда стрижет, ушел в запой. А я оброс уже, как дикобраз. Еду на работу, смотрю «Люкс Престиж». Ну и зашел. А тут такой люкс, такой престиж! Я думал он меня еще и целовать начнет. – Тропилина слегка передернуло.

– Да, бросьте! Он, зато, в запой никогда не уйдет.

– С чего бы это? В запой может уйти любой человек независимо от того голубец он или натурал. Все зависит от количества выпитого. – Чувствовалось, что Тропилин знает, о чем говорит.

– А, по-моему, неплохо получилось, – сказала Вера, оглядев стрижку Тропилина. – Я слышала, Ян лауреат конкурса какого-то. Чуть ли не международного.

– Да наплевать. Мою лысину максимум двадцать минут всегда стригли. Вжик, – и готово!

– У вас разве лысина есть? – Тут Вера покривила душой. Лысина у Тропилина, как говориться, была налицо.

– Эй, вам не стыдно? – Ухмыльнулся Тропилин. – Вы надолго сюда?

– Часа на два. Не меньше.

– Потом куда?

– В гипермаркет. Кое-чего для клиники закупить надо.

– Потом?

– Потом домой.

– А покушать?

– Дома.

– Неинтересно. Предлагаю следующий вариант: вы тут два часа делаете, чего хотели, а я пока поеду в офис кой-чего улажу, потом мы с вами идем в суши-бар тут неподалеку, потом вместе тарим, чего надо в гипермаркете, и едем домой. Лады?

– Лады. Вы, Иван, большой начальник. Сразу чувствуется. – Вера, действительно, ощутила в себе готовность выполнить все его распоряжения, причем не просто, а строевым шагом.

– Я же говорил, что у меня галстук есть. – Тропилин лукаво подмигнул Вере и покинул «Люкс Престиж»

Довольная Вера отправилась в зал к Тане. Когда она уселась в парикмахерское кресло и сняла кепку, то из зеркала на нее смотрела задорная дамочка со светящимися глазами. Никакой старости в этих глазах не наблюдалось.

– Хорошо выглядите, Вера Алексеевна, – сказала Таня, заворачивая Веру в пелеринку. – Сейчас седину закрасим и опять двадцать пять!

«Надо будет Шурке рассказать!», – подумала Вера. – «И никакого тебе секса».

Когда, выйдя из «Люкс Престижа», Вера встретилась с Тропилиным, он окинул её внимательным взглядом и сказал:

– Не понимаю. Меня вместо двадцати минут стригли целый час, а вот что там с вами два часа делали? Кепку что ли снимали?

– Почти.

– Надо сказать, и в кепке было неплохо, но так вам определенно идет.

Потом они сидели в суши-баре, где в дневное время проходила акция «счастливые часы». Счастье заключалось в том, что каждое заказанное суши удваивалось совершенно бесплатно. То есть, два суши по цене одного. Официанты, исходя из этой установки, автоматически удваивали полученный заказ. Им и в голову не приходило, что кроме постоянных клиентов кто-то может придти в ресторан просто поесть и не знать всех нюансов привалившего счастья. Такими людьми и оказались Вера с Тропилиным, которые в результате объелись этими суши так, что с трудом дышали.

После суши-бара Вера с Тропилиным не спеша гуляли по гипермаркету, теряя накопившиеся благодаря «счастливым часам» избыточные калории, и эта прогулка Вере чрезвычайно понравилась. Вера чувствовала себя в гипермаркете, как рыба в воде, а Тропилин послушно шел за ней с телегой полной продуктов и удивленно озирался по сторонам.

– Иван! Вы что? Ни разу не были в гипермаркете? – Решила поинтересоваться Вера.

– Нет. Я только в наш универсам у станции заезжаю иногда, ну, вы знаете. Основные продукты мне обычно домработница закупает. А тут такой сараище! – Он взял в руки упаковку клубники. – О! Надо же. Наша. Я про нее только в отчетах читал, а в натуре никогда не видел.

Вера взяла у Ивана из рук коробку с клубникой.

– Никакая она не наша. Наверняка голландская. Только поставщик наш.

– Я и говорю. Наш поставщик. Читайте.

Вера прищурилась и прочла надпись, сделанную мелкими буквами «Иван Тропилин и партнеры».

– Ух ты! – Вера испытала нечто схожее с восторгом.

– Берите, не пожалеете. Качество гарантирую. Эта вкусная, потому что не голландская, а греческая.

– А малина? – Вера взяла коробку с малиной. Но поставщик был другой. – Вы только клубникой торгуете?

– Я всем торгую. Помаленьку. Вот. – Иван протянул Вере упаковку огурцов.

– Точно, – обрадовалась Вера. На огурцах тоже значился «Иван Тропилин и партнеры». – Как я рада, что от вас какая-то ощутимая польза есть.

– Не понял?

– Ну, знаете, результаты вашего труда материальны, их можно увидеть и пощупать руками.

– У вас вроде тоже. Дамочек после ваших процедур тоже можно увидеть, и, наверняка, пощупать тоже можно. – Иван хмыкнул, а Вера покраснела.

– Я не про то, я про людей, которые торгуют деньгами и ценными бумагами. Они ничего не производят. И таких сейчас очень много.

– Банкиры называются. Я их тоже недолюбливаю. Раньше их называли ростовщиками и не пускали в приличное общество.

– Не только банкиры. Еще есть биржевые спекулянты. Из-за них все кризисы и происходят, а они на этом только наживаются. Если все начнут торговать на бирже, то торговать придется воздухом. Кто-то же должен производить и строить. Созидать. А то только и слышно, сколько можно заработать на понижении или повышении даже не выходя из дома.

– Слухи об этих доходах, сдается мне, несколько преувеличены. На мой взгляд, биржа – это своего рода рулетка. А вот кто у меня вызывает настоящее раздражение, так это вымогатели и взяточники, которых сейчас расплодилось, как тараканов. Ничего, сволочи, не создают, только контролируют и с этого кормятся. Пиявки на шее у, как вы говорите, созидателя.

– О, да! У меня недавно дама из санэпидстанции была. – Вера тяжело вздохнула и махнула рукой. – Чистый гаишник. И брови хмурила, и мялась, я это называю исполнением обязательной программы, а потом все-таки цифру назвала. И ведь не стесняются уже и не боятся ничего.

– А кого им бояться? Самих себя, что ли?

За разговорами они подошли к кассе. Выложили продукты на ленту, и Вера достала из сумки кошелек.

– Вера! Не позорьте меня. Спрячьте деньги, – зашипел Тропилин Вере в ухо.

Вера посмотрела на него и увидела, что он покраснел.

«Ладно, в конце концов, это не лежаки», – подумала она и пошла за кассу укладывать продукты обратно в телегу.

Тропилин расплатился и покатил телегу в паркинг. Вера шла рядом и чувствовала себя превосходно. Ей казалось, что вокруг нее вдруг выросла крепостная стена.

* * *

Федька почувствовал сердце, когда уже заканчивал тренировку. Странно, вроде бы не особо и усердствовал. Врачи говорили, что сердце Федьки Моргунова немного не поспело за внезапным и быстрым ростом организма, и в результате – несколько недоразвитый миокард. Сердце особо никогда не болело, просто Федька его иногда очень отчетливо чувствовал. Причем чувствовал его точно таким, каким оно изображалось в учебнике биологии. В середине груди с кучей всяких сосудов, клапанов, мешочков, вен и артерий. Сердце пульсировало и как бы сообщало Федьке, что ему не совсем приятно. Ничего страшного, как объяснил Федьке врач-кардиолог, главное не перенапрягаться. Федька отпустил рычаги и откинулся на холодную железную стойку тренажера. Надо немного посидеть спокойно. Он посмотрел в окно. За окном царила обычная осенняя питерская мерзость. Сыро, промозгло, тускло и ветрено. Федька посмотрел в другую сторону. Там, в огромном зеркале была всё та же заоконная мерзость, на фоне которой Федька увидел себя и всех посетителей зала. Конечно, сам себе он понравился больше всех. Как там говорила про него Шуркина мама? Джигурда! А что? Вон все девчонки пялятся. Даже та, которая к нему спиной сосредоточенно вышагивает на беговой дорожке. Оглядывается периодически и следит за ним через зеркало. Федьке стало смешно и грустно. Такая фактура без толку пропадает.

Каждый раз, когда у него заканчивался очередной проект, Федька впадал в хандру. Без работы было неуютно, казалось, что простой будет длиться вечно. Особенно тяжело было в этот раз на фоне вкалывающей Шурки. Она работала практически без выходных, приходила поздно и валилась спать совершенно без сил. Федька же, как какой-то плейбой, практически полдня торчал в тренажерном зале. Форму поддерживал. Нужна ли кому-нибудь еще эта его форма?

Конечно, деньги, заработанные на последнем сериале, еще не кончились, но неизвестно еще, сколько времени он пробудет без работы. Он прошел несколько кастингов и все безрезультатно. Даже в Москву на кастинг съездил. Вот уж где чистая авантюра. Чуть ли не в Америке съемки обещали. Вроде утвердили, но не его одного. Пробы провели, загранпаспорт забрали для визы, и …тишина. Вот уже месяц ни слуху, ни духу. Жалко паспорт, сейчас бы взять Шурика в охапку да хоть в Финляндию в аквапарк смотаться, да по магазинам прошвырнуться. При мысли о магазинах Федька вспомнил про деньги и поморщился. Он встал с тренажера, прислушался к затаившемуся сердцу и отправился в душ. Стоя под душем, он подумал, что надо бы съездить к себе домой за теплыми вещами. Съезжать от Шурки он не собирался. Внутри себя Федька уже решил, что они будут жить вместе. Может быть, даже квартиры сменяют на одну. В конце концов, если не будет работы, он всегда сможет плюнуть на это кино и пойти к брату в химчистку. Брат молодец! Крутится как белка в колесе, мысли у него в голове разные зреют по поводу развития своей сети, и все время Федьку к себе зовет. Вроде бы и деньги обещает неплохие. А что? Живут же люди и без кинематографа. Правда, свою жизнь без кино Федька представлял себе очень плохо. Он всегда испытывал щенячий восторг, когда видел себя на экране. На экране Федя Моргунов казался невозможно крутым и непобедимым. Ему даже не верилось, что это вот он сам и есть. Что он так здорово смог изобразить такую смелость и крутизну.

Федька оделся и вышел на улицу. Там оказалось еще неприятней, чем виделось из окна. Пронизывающий ветер швырял в лицо противную дождевую крупу. Вроде бы уже и не совсем дождь, но еще и далеко не снег. Федька добежал до машины, нырнул внутрь, завел мотор и нажал кнопку подогрева сиденья. Не сразу, но тепло пошло, и стало полегче. Федька вспомнил, как раньше обходился без машины. От этого воспоминания его передернуло.

«На обратном пути надо заехать в универсам, купить Шурику чего-нибудь вкусненького», – подумал он, выруливая со стоянки. Каждый день, когда Шурка уходила на работу, он начинал без нее скучать. Ему хотелось к её приходу обязательно сделать что-нибудь для нее хорошее. Хотя бы и ужин приготовить.

Дома, у себя в квартире, Федьке вдруг стало неуютно, огромное панорамное окно, в котором виднелись трепыхающиеся на ветру сосны, как бы распространяло тоскливое погодное безобразие на всю Федькину жилплощадь. Надо же! А раньше он так гордился своей квартирой и особенно этим окном. И как он мог столько лет без Шурика обходиться? Он собрал теплые вещи, запихнул их в спортивную сумку и на всякий случай включил автоответчик. После нескольких щелчков, говорящих о том, что кто-то звонил, а потом вешал трубку, Федька, наконец, услышал женский голос. Голос принадлежал девице, имени которой он не запомнил. Девица подвизалась то ли ассистентом, то ли еще кем-то на пробах, которые Федька проходил в Москве для авантюрного американского проекта. Девица сообщила, что не далее, как именно завтра Федька должен быть в Москве для окончательного решения вопроса о его участии в съемках. Федька матюгнулся. Для американской визы он заполнял анкету и оставлял все свои телефоны. Но какого беса, эта выдра звонит на домашний телефон, когда у неё есть его мобильный? И этот мобильный всегда при нем! Не иначе кого-то своего хотят пропихнуть. А он, как дурак, у них на подтанцовках, для количества! Мол, не смогли дозвониться, даже сообщение на автоответчике оставили. Кукиш вам с маслом. Ишь, нашли массовку! Главное, чтобы билеты на утренние рейсы были. Даже если его не утвердят на роль, а утвердят вряд ли, вон какую интригу конкуренты затеяли, он будет знать, что сделал все от него зависящее. Федька ухмыльнулся. Вот ведь как вовремя он домой за шмотками заскочил.

Он позвонил в службу доставки, билеты оказались в наличии, и он заказал билет на первый же рейс. В универсаме по пути к дому Шуры он купил французский консервированный рататуй, изготовленный из каких-то особым образом выращенных овощей и законсервированный без помощи консервантов, а также несколько свиных эскалопов из мяса, которое якобы никогда не было замороженным. В винном отделе Федька прихватил бутылку испанского красного вина и к приходу Шуры стол у него уже был накрыт, а в квартире витал соблазнительный аромат жареного мяса. Кот Фёдор с глубокомысленной мордой курсировал вокруг стола и заглядывал Федьке в глаза.

Шурка, не раздеваясь, подпрыгнула, повисла у Федьки на шее и потерлась щекой о его бороду.

– Федька! Хорошо-то как! Правда?

– Хорошо! – согласился Федька. Он поставил Шуру на пол и снял с нее куртку. – Правда, местами. Вот, блин, Шурик, почему так не бывает, чтобы все у человека было хорошо?

– А чего у тебя плохо-то? – испуганно поинтересовалась Шура, снимая сапоги.

– В том-то и дело, что все хорошо, только мечтать. – Федька погладил Шуру по попе. – А вот с работой фигня какая-то! Как думаешь, это закономерность?

– Ты намекаешь, что дело во мне? – Шура выпрямилась и уперла руки в бока. – И нам с тобой надо расстаться, тогда сразу у тебя работа появится?

– Ты чего? – Федька постучал себя кулаком по голове. – Наоборот, мы с тобой когда на заправке встретились, мне сразу на следующий день работу хорошую предложили.

– Вот! Значит, пока еще хорошей работы для тебя нет. Подождать надо малость.

– Сколько ж можно? – Федька тяжело вздохнул.

– Сколько нужно. Вот я тебя, например, после нашей встречи на заправке каждый день ждала, а ты шлялся невесть где! Целых три месяца. Кстати! Где это ты прохлаждался? Я все спросить забываю.

– Я не шлялся невесть где и не прохлаждался, а снимался в Карелии. Я ж про то и говорю, про хорошую работу, что мне сразу после нашей встречи предложили. Не сериал, а кино полнометражное. Скоро выйдет.

– А чего не позвонил?

– Так связи не было. И потом, я на съемках стараюсь ни с кем из своих не общаться, чтобы в роль полнее вжиться.

– Вжился?

– Да, вроде. Режиссер доволен.

– И кого ты там в Карелии из себя изображал?

– А… – Федька вспомнил свое обычное амплуа, ухмыльнулся и махнул рукой, – Как обычно, бывшего спецназа, который всем по балде настучал.

– Ух, ты! Рэмбо?

– Почти. Только роль не главная. Главный персонаж – ботан, а я у него вроде как на подхвате был. У каждого ботана дружбан обязательно спецназом бывшим должен быть, чтобы справедливость восторжествовала.

– А девушка?

– Какая девушка?

– Ну, любовная линия.

– Так это у главного героя любовная линия, а у меня только – бац, бац, бац. И готово.

– Я вот думаю, что если ты будешь на экране любовную линию гнуть, мне будет не по себе!

– Брось, я на вторых ролях. Там любовных линий нет.

– Во-первых, ты на вторых ролях временно, для начала, а во-вторых, вспомни, как князь Анатоль Куракин, тоже, между прочим, второстепенный персонаж, отбил Наташу Ростову у Андрея Болконского. Там такая любовная линия – будьте здрасьте!

– Сравнила! Где я и где Василий Лановой! Он же талантище.

– Федька! Если ты не будешь верить в свои силы, то так и останешься на вторых ролях, но если ты начнешь крутить шуры-муры с актрисами, то – берегись! – Шура поднесла к Федькиному носу кулачок.

Федька чмокнул Шурин кулак.

– Шурик, ну как тебе такое в голову пришло! Это ж с ума сойти можно, с актрисами дело иметь. У них ведь не разберешь, правда она тебя любит, или играет в любовь, – Федька вспомнил свою однокурсницу Настю Величко, которая крутила романы со всем курсом, а потом и со всеми своими партнерами по сцене и в кино. Ведь каждый раз влюблялась до беспамятства. Так это у нее хорошо получалось играть большую любовь и огненную страсть, что даже сама в это верила. Правда, недолго. До следующей большой любви.

– А у тебя разве разберешь? Ты ж актер! Вдруг ты меня дуришь? А на самом деле героя-любовника играешь.

– Ну, я актер пока еще так себе, особенно герой-любовник из меня никудышный. А кроме того я ж в тебя с детства влюбленный, когда еще никаким актером и вовсе не был. Ни актером, ни любовником. Даже близко. – Федька решил уже ей в этом признаться. Чего темнить? Ведь влюбился, можно сказать, с первого взгляда, с первого класса.

– Ой, брось! – Захихикала Шура и почему-то покраснела.

– А что? Ты думаешь, чего я за тобой твои причиндалы художественные таскал? Кстати, а чего это ты не рисуешь? Я, помню балдел просто, когда у тебя из ничего получалась картина. Это ж волшебство самое настоящее.

– Да, некогда как-то. Я вот лепкой у себя на работе занимаюсь. Тётенькам разным лица прекрасные леплю.

– Ну, да! Я её слепила из того, что было!

– Почти. Знаешь, как у меня здорово получается. Тоже волшебство. Ты вот лучше скажи, а почему ты в театр никакой не пробуешь устроиться? Была бы работа постоянная.

– Ха! Ха! И еще раз ха! Кому я там нужен в театре? Особенно в академическом. Там даже если у всей труппы уже песок высыпался, молодым дороги не дадут. Так и будут ползать по сцене, как мухи полудохлые. Да и деньги там смешные.

– А не в академическом?

– Там обычно все свои. Друзья или сокурсники. У меня таких знакомых нет никого.

– А антреприза? Вон они все время гастролируют. Там и деньги, и слава.

– И слава! Вот именно. Чтоб в антрепризу попасть прославиться надо сначала.

– Да, Федька! Остается тебе только одно.

– Чего?

– Прославиться.

– Говно вопрос. Вот завтра в Москву слетаю, а оттуда сразу в Голливуд.

– Я тебе дам в Голливуд. На родине прославляйся.

* * *

Шура Животова ревела навзрыд в мраморном холле клиники «Вечная молодость», а вокруг нее трепыхались завсегдатаи: Евгения и Эльвира Викентьевна. Картину дополняла администратор рецепции, мечущаяся вокруг с пластиковым стаканчиком воды из кулера. Глаза администратора тоже были на мокром месте. Видимо она сочувствовала Шуре и готова была поддержать её своими слезами. Однако поддержку уже обеспечивала Сюсенька, которая выбралась из сумки Эльвиры Викентьевны и жалостно подвывала Шуре.

Вера приехала в клинику в самом разгаре этого процесса. Когда она вошла в холл, на нее никто не обратил внимания.

– Что случилась? – спросила Вера у Евгении. Та подняла на Веру свои изумрудные глаза и пожала плечами. По случаю осени Евгения была без шляпы. Её рыжие кудри были завязаны на затылке с помощью замысловатой зеленой сеточки в очень легкомысленный пучок, отчего Евгения казалась совсем молодой. Зеленая сеточка отлично гармонировала с изумрудными глазами Евгении и делала её похожей на эльфа.

«А ведь и правда фея?» – подумала Вера, разглядывая хрупкую Евгению.

– Шурочка, меня проколола. – Евгения показала Вере сначала одну щеку, затем другую. На полупрозрачных щеках Евгении вмешательство иглы было практически незаметно. – Потом, как всегда, пошла меня провожать на рецепцию, тут ей позвонили и вот… – Евгения развела бледными тонкими ручками.

– Может быть, умер кто-то, – высказала предположение Вера.

Эльвира Викентьевна сверкнула глазами в Верину сторону и прошипела:

– Тьфу на вас! Типун вам на язык! – После этого она повернулась к Шуре и совсем другим, чрезвычайно ласковым голосом сказала: – Шура, детка, скажи, в конце концов, что происходит?

– Он уеха-а-ал, – провыла Шура сквозь слезы.

– Ну, слава богу, все живы. Так, а теперь скажи нам, кто уехал? – продолжала допытываться Эльвира Викентьевна.

– Фе-е-е-дька.

– Понятно. – Эльвира Викентьевна уперла руки в бока. – Слинял Жигурда!

– Джигурда?! – как волшебное заклинание прошептала Евгения, и глаза ее стали еще больше и еще зеленее. – Я видела. Это такой… – Евгения махнула руками. – Большой такой, красивый и голос у него ррры-ррры. Прямо тигр какой-то. Он Шурочкин кавалер?

– Да нет, не сам, – пояснила Эльвира Викентьевна. – Одноклассник Шуркин. По виду чисто Жигурда. Ну, вы понимаете. Волосы до лопаток, борода, здоровенный такой, хоть раньше и был чистый «недомерок». Теперь вымахал, как конь. Во, какие банки у него. – Эльвира Викентьевна изобразила руками, какие у этого парня огромные мускулы.

– Ой, как красиво! – Евгения мечтательно закатила сверкающие зеленью глаза и прижала ручки к груди. – А кто он такой? Наверное, модель, да? Хорошо бы модель! А то сейчас модели какие-то не разбери поймешь, то ли мальчик, то ли девочка. Тощенькие, тощенькие, личики свирепые у них такие.

– Модель! Ха! Еще бы стриптизер сказала! – Эльвира Викентьевна укоризненно покачала головой. – Каскадер он. С такими-то мышцами! – В голосе Эльвиры Викентьевны прозвучала даже некая гордость, потом видимо она спохватилась и добавила: – Да актеришко на вторых ролях. В сериалах каких-то раз от разу снимется и девкам мозги пудрит профессионально.

– Здорово как, в сериалах снимается, – восхищенно заметила администратор рецепции. – А как его фамилия, может, я знаю?

– Вот, вот! Я об этом и говорю. Они, девки эти, – Эльвира Викентьевна пренебрежительно махнула рукой в сторону девушки администратора, – Вокруг него в штабеля укладываются. Вот и моя, похоже, не удержалась! Так что быть тебе, Шурка, в штабеле у своего Жигурды. «Мил уехал, не простился!» – неожиданно сильным и красивым голосом пропела она.

От этого выступления Эльвиры Викентьевны Шура припустила реветь с новой силой.

– Шурочка! Не плачьте. Мама шутит. – Евгения достала из сумки белоснежный кружевной носовой платочек и сунула его Шуре. – Куда он хоть уехал-то? Насовсем, что ли? Вот полярники, например, из экспедиций или моряки из похода всегда возвращаются. Я, знаете, в детстве мечтала замуж за полярника выйти. Это так романтично. На льдине, метель и только рация «пи-пи-пи».

– И чего ж не вышла? – ехидно поинтересовалась Эльвира Викентьевна.

– Так то ж в детстве, – пояснила Евгения.

– Повзрослела, значит! – резюмировала Эльвира Викентьевна. – Ну, и куда ж этот твой гусь наладился? Отвечай, не томи.

– Он в Аме-е-ерику у-у-уехал, в Голи-и-и-иву-у-уд! – сквозь слезы сообщила Шура.

– Батюшки светы! – Эльвира Викентьевна всплеснула руками. – Не иначе как на подмогу Брюсу Виллису поехал. Ну, наконец-то, а то старик там один за всех отдувается.

Вера и Евгения не удержались и захихикали.

– Зря смеетесь! – Шура от возмущения даже перестала реветь. – Его пригласили сниматься. По контракту. Роль второстепенная. Но в Голливуде! – с гордостью в голосе сообщила она об успехах своего парня.

– Ну, конечно, по контракту! – согласилась Эльвира Викентьевна. – Дай, угадаю. Будет играть русского злодея Петрова Ивановского. В двух вариантах: либо русский мафиози, либо агент спецслужб империи зла.

– Мафиози, – всхлипнула Шура. – Русский, конечно.

– Вот видите. Не реви, Шурка, закончится его контракт и он вернется. Как полярник с рацией. Кому он там нужен?!

– Он талантливый. Вдруг зацепиться там? – не согласилась с матерью Шура.

– Ага! Зацепится. Ты думаешь, там во всех фильмах присутствует русский злодей Петров Ивановский? – справедливо заметила Эльвира Викентьевна.

– А вдруг его и, правда, будут снимать? Ну не вместо Брюса Виллиса, а вместо Шварценеггера? У него плечи видела, какие! – высказала предположение Шура, забыв про свои слезы.

– Сейчас! Как же! Там одними плечами не прорвешься. Чтобы, как Шварц сказать «Айл би бэк» надо очень плохо говорить по-русски. Или вообще не говорить. А с нашим Питерским прононсом в Голливуде делать нечего, – приговорила Эльвира Викентьевна и для убедительности рубанула рукой воздух. – Да, заткнись ты! – рявкнула она горюющей Сюсеньке. Сюсенька заткнулась и обиженно полезла в сумку.

– Шурочка, поверьте мне, ваш мужчина от вас никуда не денется. Если вы любите друг друга, то обязательно будете вместе, я вам обещаю. – Евгения присела перед Шурой и заглянула ей в глаза. – Он непременно вернется, а если нет, то выпишет вас к себе. А что? И в Америке люди живут. Вы же желаете ему удачи и успеха?

– Желаю. – Шура шмыгнула носом.

– Вот и хорошо. Значит, будете счастливы. Наберитесь терпения, подождите немного.

– Только сколько еще ждать-то надо? Я ж еще даже не беременная, а мне уже скоро тридцак. – На глазах у Шуры опять навернулись слезы.

– Тьфу ты, дурища какая! – Эльвира Викентьевна нервно заходила по холлу.

– Какая глупость! – согласилась с ней Евгения, вставая. – Я вот слышала, сейчас уже и в сорок родить не поздно. А что такое тридцать?

– Полицию вызывали? – В дверях холла показался младший лейтенант Петров. – Как насчет гибискуса?

– Какого гибискуса? – не поняла Евгения.

Вера замахала на младшего лейтенанта Петрова руками и быстро выперла его из холла.

– Идите, младший лейтенант Петров, не до гибискуса нам сегодня. Приходите завтра.

Участковый пожал плечами и, оглядываясь, побрел к своей машине. Вера вернулась в холл.

– Это кто был? – поинтересовалась у Веры Евгения. – Очень загадочный молодой человек. Он, как про гибискус сказал, так я прямо и представила гибискус этот.

– Да. – Вера махнула рукой. – Наш поселковый злодей младший лейтенант Петров. У него все в точности, как Эльвира Викентьевна описала. Только в одном флаконе. Он и мафиози местный, и сотрудник спецслужб империи зла. В смысле, органов. Даже фамилия для американского кино подходящая – Петров. Только что не Ивановский. И еще хвост.

– Как хвост? – ахнула Евгения.

– Да нет, – пояснила Вера. – Не в смысле хвост, а в смысле волосы длинные, он их в хвост собирает и под шапку прячет. Младший лейтенант Петров Шуру нашу обожает просто. Он при ней растет над собой, становится вежливый и добрый.

– Ишь, как на дочь мою злодеи слетаются! Да еще все, как один, хвостатые. У нашего Жигурды тоже то хвост, то аж, не поверите, косы! Лейтенанту этому злодейскому тоже косы из-под кепки его весьма бы пошли, а то, говорят, хвост под каской жмет.

– Федька не злодей, он хороший, – вставила Шура.

– Ты определись, чего тебе надо, – фыркнула Эльвира Викентьевна. – Мужика этого твоего Федьку из Америки дождаться, да замуж за него выйти. Или рожать ребенка все равно от кого? Если рожать, то мы тебе быстро подберем банкира какого-нибудь. Или олигарха. И поженим, чтобы было кому о ребенке заботиться.

– Ну да, – скептически хмыкнула Евгения. – Где это вы, Эльвира Викентьевна, видели неприкаянных олигархов? Они все на строгом учете. Женаты на звездах экрана, певицах эстрады и моделях одежды.

– Это крупняк, – согласилась Эльвира Викентьевна. – А нам можно и помельче кого-нибудь. Местного розлива.

– Типа поселкового мафиози? – захихикала Евгения.

– Зачем? Вот сосед тутошний, например. Который всё лето то на водном мотоцикле с озера, то на квадрацикле из леса. Не зря же это он тут вертится. Говорят, не женат и вполне себе обеспечен. Правда, для Шурки нашей он староват малость, и волос никаких у него нет. Шурка-то, похоже, хвостатых волосатиков обожает. – При этих словах Эльвиры Викентьевны Вера встрепенулась. Сразу почему-то вспомнилось, как родной сын Петруша красотой Шуры Животовой восторгался.

«Это кого же она имеет в виду? Неужто на нашего Ивана Тропилина нацелилась? Ну, уж нет! Еще чего не хватало» – с тревогой подумала Вера, а вслух сказала:

– А что это вы, Эльвира Викентьевна, чужими соседями распоряжаетесь? Может, он и не женат, но у кое-кого свои виды на него имеются. – Вера от возмущения почему-то вдруг икнула, выхватила пластиковый стаканчик у администратора рецепции и залпом выпила воду.

– Ой, – пискнула Евгения. – Все интересней и интересней.

Эльвира Викентьевна открыла рот и закрыла его, потом все-таки нашлась:

– Ну, я же не знала, что вы с ним того этого, шахер-махер. – Эльвира Викентьевна замысловато покрутила руками.

– И правильно, Вера Алексеевна, давно пора, – одобрила Веру Шура. – Он на вас очень сильно западает. Я это сразу поняла.

– Никакой не шахер-махер! Просто он мне нравится. Даже и без волос. Слава богу, Ашрафа тут нет. – Вера вернула стаканчик администратору. – Он соседа нашего не одобряет.

– Я здесь, – раздалось из-за стойки рецепции. По своему обыкновению, как джинн из бутылки, Ашраф материализовался над прилавком. – С кассой балуюсь. Меня Тамара Федоровна озадачила. Говорит, касса у нас не той системы. А я вот и думаю, что нет на свете такого счетчика, который бы русский мужик не обратил на свою пользу.

– Ой, – опять пискнула Евгения.

– Ашраф, вы же не русский мужик, а наоборот узбекский, – рассудительно заметила Эльвира Викентьевна.

– Вот! – Ашраф поднял вверх остаток указательного пальца левой руки. – Если ничего у меня не выйдет, я так Тамаре Федоровне и скажу. Что с меня взять, коли я узбек?

– А зачем вам кассу ломать? – поинтересовалась Евгения, не отрываясь взглядом от покалеченной руки Ашрафа.

– Не ломать, а совершенствовать, – поправил её Ашраф. – Чтобы наша клиника делилась с родной страной не последней рубахой, а в разумных пределах. Иначе мы даже при нашей полной, благодаря вам, загрузке, – Ашраф шаркнул ножкой и поклонился Евгении, – Того и гляди пойдем по миру.

– Так давайте я вам просто наличными заплачу. Без кассы. Мне этот чек совсем не нужен. Кому я его предъявлять буду? – Евгения пожала плечами. Действительно, не супругу же родному чек из клиники предъявлять.

– Ни в коем случае! Во-первых, чек нам необходим для внутреннего учета и контроля. Без чека никак нельзя. Без него анархия и беспорядок. Я, конечно, не сомневаюсь, что вы не из налоговой инспекции, но непробитие чека грозит кассиру большим штрафом. А ну как к нам дамочка какая-нибудь из налоговой инспекции заглянет? А мы чеки не бьем? Во всем должна быть система.

– Ну, если так… – Евгения протянула Ашрафу кредитку. – Тогда давайте по карточке и с чеком.

– Легко, – сказал Ашраф и, как заправский кассир, провел оплату.

– Скажите, Ашраф, а почему вы не одобряете вашего соседа? – Евгения сунула карточку и чек в кошелек. – Ну, того, который без волос и на мотоциклах?

– Да треску от него много, а так ничего. Вполне даже мужчина подходящий. В смысле, для нашей Веры Алексеевны. Для Шуры, и правда, староват малость, и лысина тут не при чем. Не зря же говорят, каждой твари – по паре! Не пара он Шуре, это я точно знаю. Выпить, опять же, не дурак. Это на любителя. На очень большого любителя. – Ашраф строго посмотрел на Веру. – А ты, Шура, не переживай. Вернется твой Фёдор. Деньжат подзаработает и вернется. Ничего там в этой Америке такого уж интересного нет. Я был. Мне не понравилось. Деревня деревней. Почти, как Москва.

– Ну, да! Скажете тоже. Отчего же тогда все туда валом валят? – ехидно поинтересовалась Эльвира Викентьевна.

– Не все. Вот узбеки, например, все больше в Россию норовят. А уж актеру русскому самое место в Питере. Даже в Москву надолго уезжать нельзя. Сразу талант пропадает.

– Вы, наверное, правы, – согласилась Евгения. – Сейчас все известные актеры выходцы из нашего Питера. Я вот слышала, многие даже живут на два города. В Москве, понятно, деньги, а вот, что же у нас такое в Питере для актеров полезное есть?

– Вдохновение! Я думаю, это результат Питерской мерзопакостной погоды.

– А вам, наверное, тяжело в нашей погоде? Вы же человек южный.

– Да я уж привык. Я того юга-то уж и не помню. Язык вот забывать стал. Спасибо Акбару, напоминает иногда. Так что, Шура, уж если не за тобой, то за вдохновением твой друг обязательно вернется.

– Да дело в том, что, похоже, влюбилась я сильно. И уже как-то с ним вместе привыкла. До последнего момента надеялась, что все у него сорвется. – Шура тяжело вздохнула. – А тут бах-трах все решилось! Раз, два – и он уже из Москвы в Америку вылетает.

– Это плохо, Шурочка, желать любимому человеку, чтобы у него планы сорвались и надежды рухнули, – печально сказала Евгения. – Это эгоизм с вашей стороны.

– Я понимаю. Только что же я одна-то теперь буду делать? В выходные, например? Не хочу я опять одна быть. Плохо мне. Скучно.

– Да ты, Шурка, оказывается махровая эгоистка! – ахнула Эльвира Викентьевна. – Значит, ты этого Жигурду своего заместо клоуна держала. Он тебя, выходит, развлекал, чтобы тебе одной не скучно было в свободное от работы время?

– Мама! Ну почему ты всегда все утрируешь?

– Как почему? Не почему, а зачем! Для ясности.

– Тяф, тяф, – добавила Сюсенька из сумки.

– Знаю я таких бабенок, – продолжала Эльвира Викентьевна. – Схватят мужика, и давай его любить. Так и залюбить могут до смерти. Уж не знала я, что дочь у меня такой пиявкой уродилась. Мужик должен иметь несколько степеней свободы! Только тогда он дышит полной грудью и радуется жизни.

– Правильно говорите! – согласился Ашраф. – Я всегда знал, что вы не только красивейшая, но и умнейшая женщина.

– Ну уж нет! – Эльвира Викентьевна погрозила Ашрафу пальцем. – Несколько степеней свободы, кроме одной. Знаю я вас, полигамщиков! Вам дай волю, у каждого бы гарем имелся.

– Я и говорю – умнейшая женщина! – Ашраф кивнул и улыбнулся. – Только гарем прокормить, это надо деньги лопатой грести. А с этим у некоторых заминка. Отсюда и предпочтение моногамным отношениям.

– Ага, – фыркнула Эльвира Викентьевна. – Это у вас там, на востоке, гарем прокормить надо, а у нас индивидуумы попадаются, которые на шее и у жены, и у любовницы прекрасно себя чувствуют. Еще и мать-пенсионерку трясут, как грушу.

– Шурочка, а почему вы в свободное от работы время не рисуете? У вас же талант. Я вот помню эту вашу картину, у вас в кабинете в «Космосе» висела. Очень интересная. Я бы такую купила себе. – Глаза Евгении опять вспыхнули изумрудным светом. – Нарисуйте для меня картину.

– Отличная идея! – согласилась Вера. – Шура, вы в свободное от работы время, ожидая возвращения вашего принца, будете рисовать картины, а мы их будем выставлять у нас в холле. И пусть наши дамы их покупают.

– Сейчас как раз дожди зарядили. Самая погодка для вдохновения, – поддержал Веру Ашраф. – Опять же деньги они никому не лишние. Даже если гарем кормить не надо.

– Родной матери, между прочим, и забесплатно можно натюрморт нарисовать. Мне бы в гостиную натюрморт подошел. В кремовых тонах. Пастель называется.

– Эльвира Викентьевна, соблюдайте очередь. Я первая попросила. – Евгения обиженно выпятила нижнюю губу.

– Кстати, про очередь… – Эльвира Викентьевна глянула на часы. – Я же на процедуры приехала. Шурка, кончай антимонию, пошли, будешь надо мной работать. – Эльвира Викентьевна подхватила сумку с Сюсенькой и последовала в сторону Шуриного кабинета. – Всем привет! – не оборачиваясь, сказала она и помахала рукой.

Шура встала, шмыгнула носом и послушно пошла за матерью.

* * *

Питерская мерзопакостная погода обычно дает о себе знать сразу после недолгого бабьего лета. Бабье лето в Питере как раз и есть то самое «пышное природы увяданье», о котором писал Пушкин. Дело в том, что в Питере и его окрестностях природа, действительно, увядает чрезвычайно пышно. Но уж очень быстро это происходит. Какое-то ускоренное увядание, ей богу! После этого начинаются серые тусклые дожди, и все приобретает какой-то осклизлый вид. И так до ноябрьских праздников, когда выпадает первый снег. Он, конечно, быстро тает и опять наступает та самая мерзопакостность. Вплоть до Нового года. На Новый год в большинстве случаев все-таки выпадает снег. Настоящий: белый и пушистый. А после Нового года и правда бывает «мороз и солнце – день чудесный», но опять очень недолго. В феврале к обычной мерзопакостности добавляется мокрый снег и снежная каша под ногами. В городе эта каша щедро сдабривается реагентом и у пешеходов не выдерживают никакие сапоги. Автомобилисты же страдают через уделанный кузов, который не отмыть без специальной технологии обезжиривания. И так до самого апреля. В апреле сквозь мерзопакостность пробивается солнышко, которое начинает даже слегка припекать. Правда из-за ночного подмораживания снег за городом тает аж до самых первомайских праздников. Однако уже к середине мая природа буйно расцветает. Так же быстро, как и увядала в октябре. Еще бы! Ведь ей, природе, надо успеть в короткие промежутки времени без мерзопакостности и расцвести, и поцвести, и отцвести, и быстро увянуть. Ведь в июне опять начинаются дожди. И не «ах, эти летние дожди» с радугами и ливнями, а мелкие, назойливые словно мухи, дождики, моросящие круглосуточно. То есть, по-прежнему мерзопакостные и щедро сдобренные комарами. Потом июль с нечеловеческой жарой, дождливый август и снова здорово! «Пышное природы увяданье».

Конечно, творческим людям, коими являются практически все коренные петербуржцы, ничего не остается, как длинными серыми дождливыми мерзопакостными днями украшать своим творчеством жизнь Питерской публики. Они пишут картины и книги, сочиняют симфонии и стихи, снимаются в кино и играют на сцене. И не надо ехать за вдохновеньем в Прованс. Только деньги тратить. Самое вдохновенье находится на берегах Невы. Вышел на бережок, получил в морду заряд мокрого снега и сразу вдохновился. Бежать домой творчеством заниматься, ну, или в магазин за бутылкой. Как без бутылки вдохновленному человеку философствовать?

В самый разгар осенней мерзопакости Ашрафу позвонил какой-то однополчанин и попросил о помощи. Необходимо было куда-то срочно выехать, чтобы чего-то там такое настроить и наладить. А уж, кто как ни Ашраф является главным специалистом по настройке и наладке? Перед отъездом он строго настрого велел новому начальнику охраны «пасти периметр», ведь именно в мерзопакостную погоду разное отребье и шпана вдохновляются на противоправные поступки по отношению к чужому имуществу. Дело в том, что зимой и ранней весной «на дело» они не ходят, так как и вокруг имущества, и в лесу на снегу завсегда остаются отпечатки ног этих злых людей. По отпечаткам пограничник Карацупа и собака Мухтар своевременно обнаружат покражу, устроят погоню и могут даже вычислить местоположение бандитского логова. В смысле, явиться в соседний поселок и отнять награбленное. Опять же лазить по глубокому снегу с награбленным барахлом злодеям тяжеловато, поэтому зимой они сидят по домам у себя в поселке и строят козни. Всякие там планы набегов и все такое прочее. Летом же в лесу всегда болтается толпа народу. То ягодники, то грибники, то просто любители пикников и шашлыков. Не ровен час наткнешься на какую-нибудь парочку или дедка с корзинкой. А вот в осеннюю мерзопакостность шушера активизируется и идет на приступ чужой недвижимости и движимости.

Недвижимости в клинике «Вечная молодость» много. И движимости тоже. Особенно, когда клиентки со своими модными автомобилями в клинике ночуют. Кто отвечать будет, если у Евгении, например, «Ауди» угонят? Или «Мерседесу» Эльвиры Викентьевны ноги приделают. Так что охране Ашраф объявил осеннее усиление. Перед каждым постом охраны поставил конкретную задачу. Пост, который в будке на въезде, должен неотрывно следить за автомобилями. Второй пост, который в здании клиники, должен обеспечить безопасность клиенток и их сумочек, особенно в ночное время. И, наконец, третий пост должен курсировать круглосуточно между клиникой и въездом с регулярным обходом территории каждый час. Обычно большую часть этих обязанностей выполнял Акбар, поэтому охранники могли себе спокойно дрыхнуть на посту, зная, что Акбар всегда подаст сигнал тревоги. Но Акбара, естественно, Ашраф забирал с собой, ведь тот в любой наладке и настройке был Ашрафу незаменимым помощником.

Затем Ашраф озадачил и проинструктировал дворника, отдал необходимые распоряжения старшей горничной, сдал дела Вере и Тамаре Федоровне, загрузил Акбара в «Ниву» и отбыл на неизвестный срок в неизвестном направлении.

– Хозяйка, ты уж меня за отлучку прости. Я товарищу отказать не могу. А ты береги себя и Тропилиным сильно не увлекайся, – на прощанье сказал он Вере, погрозив остатком указательного пальца. – Знаю я его. Только я за ворота, так он тут, как тут. Постараюсь обернуться до холодов.

Акбар же Вере ничего не сказал, а только улыбнулся, подмигнул и помахал хвостом.

Глядя на удаляющийся в сторону леса автомобиль, Вера почувствовала себя несчастной одинокой сиротой.

Серые дни потянулись один за другим, расцвечиваясь только появлением на парковке нарядных сверкающих автомобилей клиенток клиники. Без Ашрафа Вера еще больше погрузилась в свой бизнес. Хотя, казалось, куда уж больше? Однако каждый день был полон открытий, и Вера удивлялась, какой колоссальный объем работ тихо и незаметно выполнял Ашраф. Вот уж точно сподвижник и соратник, иначе и не скажешь. Она решила, что в первую очередь по его возвращению подымет ему зарплату и назначит своим заместителем.

После насыщенного событиями трудового дня, иногда даже забыв поужинать, Вера обычно моментально засыпала, едва голова её касалась подушки. Спала она крепко, но ночью просыпалась. Часа в три. Определенно её будили планы следующего дня. Она ворочалась, пыталась снова заснуть, но безрезультатно. В голове уже вовсю крутились разные неотложные дела.

В одну из таких бессонных ночей Вера по обыкновению металась по кровати в попытках заснуть и внезапно услышала какой-то странный шорох. Сначала она подумала, что это ветки деревьев стучат по кровле, потом испугалась, что вдруг это мыши, а мышей она боялась просто до жути, но потом поняла, что дело обстоит еще хуже. Кто-то явно пытался открыть входную дверь. От страха Вера решила, что все это происходит во сне, и что сейчас, как и положено во сне, она попытается закричать, но не сможет. Вера открыла глаза и поняла, что ни капельки не спит. Прислушалась, возня у двери продолжалась. Вера похолодела от ужаса и стараясь производить как можно меньше шума набрала номер поста охраны, патрулирующего территорию клиники. Трубку взяли не сразу, видимо охранник, несмотря на инструкции Ашрафа, сладко спал где-нибудь в холле клиники или в будке охраны на въезде.

– Срочно бегите ко мне, – прошептала Вера в трубку. – Ко мне кто-то лезет.

– Сей секунд, – сказал охранник и нажал отбой.

Вера на цыпочках подошла к камину и вооружилась кочергой. В этот момент она услышала, как дверь со скрипом открывается. Вера с перепугу бросила кочергу в сторону двери и завизжала, что было сил. Она даже не предполагала, что может так громко и отчаянно визжать. Раздался грохот от падающей кочерги и топот ног. Кто-то убегал в сторону леса. Вера сунула ноги в тапки, накинула халат, опять схватила кочергу и, не соображая, что делает, помчалась следом. При этом она продолжала орать, как резаная. В дверях Вера натолкнулась на охранника.

– За мной! – крикнула она ему, махнула рукой, как Чапаев в атаке, и продолжила преследование. Охранник засвистел в свисток и осветил своим мощным фонарем убегающих. Их было двое. Они нырнули в проделанную в заборе дыру и скрылись из виду. Послышался звук мотора и все стихло.

– Вера Алексеевна, стойте, – закричал охранник. – Ушли сволочи!

Тут только Вера сообразила, что в одном халате и тапочках бежит по мокрой листве, а сверху льет дождь. Она повернула в сторону коттеджа, и, не говоря ни слова, побежала назад. Охранник снял с себя куртку и накинул Вере на плечи. Только в прихожей коттеджа Вера пришла в себя и отдала охраннику кочергу. То ли от страха, то ли от холода у нее громко стучали зубы. Вера включила чайник, а охранник принялся разводить в камине огонь.

– Надо полицию вызывать, – сказала Вера.

– А на кой? – спросил охранник. – Бесполезно. Все равно толку с них никакого. Знаю я их, никого искать не будут. Ментам висяк не нужен.

– Да вы что! – возмутилась Вера. – Они же меня до смерти перепугали. А если б я случайно не проснулась? А они б меня, чем-нибудь тяжелым? Это ж покушение!

– Ну, давайте, попробуем. – Охранник тяжело вздохнул, достал мобильник и набрал номер полиции.

Полиция сначала долго не брала трубку, потом отказывалась ехать, потом все-таки смилостивилась и сказала, что вышлет наряд.

Наряд в составе двух полицейских молодцев на уазике наконец появился в клинике уже утром. Молодцы, чем-то неуловимо напоминавшие младшего лейтенанта Петрова, произвели осмотр места происшествия, натоптали в коттедже, составили протокол и стали уговаривать Веру не подавать заявления.

– Ничего ж не пропало, – сказал один, обводя рукой Верино богатство. – Вон, и плазма на месте.

– А если б у меня сердце от страха не выдержало? – поинтересовалась Вера. – Или я бы не проснулась, а они меня бы по голове чем-нибудь шандарахнули?

– Это был бы уже другой случай. – Чувствовалось, что полицейскому до жути надоела эта беспокойная дамочка. – Пострадавшие, или там труп.

– Типун вам на язык, – рявкнула Вера.

– И вообще, они вам замочек очень культурно отомкнули, а могли бы и вовсе окно разбить, – полицейский невозмутимо продолжил разъяснять свою позицию Вере. – Решеток-то у вас на окнах нету. Или бензопилой. Тогда был бы хоть какой-то ущерб. Хотя сумма этого ущерба – смех один.

– Ущерб есть. В заборе дырка! – настаивала на своем Вера.

– Так, дамочка! – Полицейский развел руками. – У всех людей, как у людей заборы. Каменные или железные. Вон, как у Ромашина, например, или у соседа вашего Тропилина. Четыре метра! Это я понимаю забор. Хрен такую высоту возьмешь. А у вас только на въезде забор приличный, а от леса сетка «рабица»! Вы чего, смеетесь над нами?

– Вы еще скажите, что я сама виновата! – возмутилась Вера.

– Конечно, виновата. Вы своим забором несознательным элементам прямо так и говорите «Грабь сюда». У вас и охрана-то безоружная. Лицензии, разумеется, нет. Это хорошо еще воры эти пугливые попались, да утекли. А ну как дали бы вам обоим по башке, когда вы тут погоню учудили? И вам, и охраннику вашему. Чтоб вы делали? Так что повезло вам, легко отделались.

– Да уж, спасибо.

– Вы хоть поставьте сигнализацию, датчики. У нас, вон, охрана вневедомственная моментально приезжает. У них и лицензия, и оружие. Ну, и связи само собой.

– Куда я датчики поставлю, если я тут живу? Они ж при мне лезли! Какие датчики? Я сама себе сирена и сигнал тревоги.

– И то верно. Ну, не знаю. – Полицейский явно иссяк.

– А вдруг они не воровать лезли, а меня убивать? Покушение. – Вера сама испугалась собственной мысли.

– Ну, вы скажете, дамочка! И кому это надо вас убивать? – усмехнулся полицейский.

Вера на секунду задумалась, потом хлопнула себя по лбу и сказала:

– Да вот хотя бы мужу бывшему. У меня пятьдесят процентов акций его предприятия. Только представьте, каково это каждый квартал прибылью делиться, да еще с бывшей женой? И не просто делиться, а половину отдавать.

– Согласен. Это неприятно. Но у вас же наследники, наверняка, есть. Ему ведь с ними тогда делиться придется. Так что скорее вас угробить наследники ваши захотят, чем бывший муж. А кто у вас наследники?

Вера представила лицо Петруши и замотала головой.

– Наследники исключаются, – сказала она.

– Значит, и бывший муж тоже. – Полицейский опять развел руками.

– А могу я связаться с младшим лейтенантом Петровым, – поинтересовалась Вера.

«Может, он хоть из любви к Шуре и гибискусу чего-нибудь сделает. Повлияет как-то на ситуацию» – подумала она. – «Вроде бы не посторонний и не совсем пропащий».

Полицейские переглянулись.

– Не-а, – сказали они оба и синхронно помотали головами.

– Петров сейчас в отпуску, – пояснил один из них. – В Турции зажигает. Урвал путевку по дешевке. «Олл инклюзив»! Сезон-то почти закончился. Во, дурак. – В голосе полицейского, однако, сквозила неприкрытая зависть.

– Так, а позвонить ему нельзя? На трубку?

– Не, он телефон выключил. Там же роуминг. Это дорого.

– Понятно.

Полицейские еще немного потоптались и отбыли восвояси. Вера набрала номер своей подруги подполковника милиции Лены Штукиной.

– Ничем не могу помочь, – категорически заявила Штукина. – Я ж в управлении сижу, по экономическим преступлениям специализируюсь. Желательно на транспорте. С ментовкой обычной, да еще областной, у меня никаких связей нет. И по сути менты правы. Все живы, ничего не покрадено. Ты забор там, действительно, поставь нормальный.

На Верино предположение, что это дело рук Сельдерея Жеребова, Штукина долго хохотала. В результате Вера обиделась и холодно распрощалась со Штукиной. Ни фига себе подполковник! Вечно она ничего не может сделать. Ни от рейдеров защитить, ни от местных злодеев. Только и умеет, что чужих мужей на чистую воду выводить. Хотя это тоже умение весьма важное и полезное.

Вера слегка успокоилась и набрала телефон олигарха Ивана Тропилина. Кому еще она могла позвонить в такой ситуации?

– Еду, – сразу же объявил тот, как только она рассказала ему о своих ночных приключениях.

И, действительно, Тропилин примчался буквально через несколько минут, а потом весь день путался у нее под ногами, пытаясь помочь ей в работе. К вечеру он объявил, что будет лично охранять Веру в ее коттедже. Вера, конечно, не возражала. С Тропилиным ей было уютно – это раз, а во-вторых, в глубине души Вера надеялась, что их отношения уже как-то сдвинутся с мертвой точки. Сколько можно уже ходить вокруг да около? Как справедливо заметила Эльвира Викентьевна: «Летом на мотоцикле с озера, осенью на квадрацикле из леса!» Вера еще могла бы добавить – зимой на снегоходе со всех сторон: и с озера, и с леса. А толку ноль!

Вечером она приготовила скромный ужин на двоих. Ужин Тропилину, разумеется, понравился, он ел и нахваливал Верину стряпню, а после еды они сидели у камина в гостиной Вериного коттеджа и пили замечательное вино, привезенное Тропилиным.

– Наконец-то мне ваш Ашраф в затылок не дышит, – радостно сказал Тропилин, подкладывая в камин дрова. – И как он ухитряется всегда появляться там, где не надо, причем совершенно внезапно? Как черт из коробки выскакивает, только что без зловещего хохота.

– Ну, что вы! Ашраф всегда появляется именно там, где надо! Как он говорит, как джинн из бутылки. Уж не знаю, что бы я без него делала? Как же мне его сейчас не хватает. Его и Акбара.

– Да уж! Акбар бы посреди этих идиотов провел разъяснительную работу. Ну, до чего же хорошая псина! Я, кстати, его совершенно не боюсь. Верите?

– Верю, он как-то к вам уважительно относится. Я это заметила. И Ашраф, между прочим, тоже хороший. Хотя, уж его-то вы точно не боитесь.

– Нет, не боюсь, – Тропилин рассмеялся, и Вере очень понравилось в этот момент его лицо. Открытое, доброе с замечательными лучиками морщинок вокруг глаз. Хорошее мужское лицо.

– Ашраф вас в принципе одобряет, вот только осуждает за пьянку. – Вера щелкнула себя по шее под подбородком. – А особенно за езду на мототехнике в нетрезвом состоянии.

– Ха! – фыркнул Иван. – Нашел алкаша! Тоже мне. Да, я выпиваю иногда, но пьяным же под забором не валяюсь. И на снегоходе всего-то только один раз пьяный ездил. Но мне тогда уж очень плохо было. Я ж вам объяснял. А вы? Вы сама… – Тропилин подошел к Вере и взял её за руку. – Вы тоже считаете, что я пропащий ни на что не годный забулдыга?

– Нет. – Вера встала, обняла Тропилина за плечи и заглянула в его лукавые синие глаза. – Я считаю, что вы очень долго ходите вокруг да около. Неужели олигарха городского масштаба Ивана Тропилина может смутить наличие у дамы сподвижника и собаки?

Тропилин как-то очень бережно обнял Веру и нежно поцеловал её.

«Ну, наконец-то!» – подумала Вера. Больше ничего подумать она не успела, потому что некоторое время ушло у них на лихорадочное срывание одежды друг с друга, а потом было просто хорошо. Вот хорошо и все. Вера попыталась вспомнить, как оно было с бывшим мужем Сельдереем, сравнить что ли. Но ничего не вспоминалось, как будто и не было до этого момента никакой Веры Тихоновой. Вернее была, но какая-то не настоящая. Как заводная кукла. А вот теперь кожа к коже Ивана Тропилина появилась Вера новая. И не просто новая. Настоящая.

– Вера, зачем ты живешь на работе? – спросил Иван, когда они, наконец, отлепились друг от друга. – Это же вредно! Никакой личной жизни. Всюду Ашраф. Он хоть и сподвижник, как ты говоришь, но это хорошо с девяти до шести, а не круглосуточно.

– Угу, – согласилась Вера, уткнувшись носом ему в плечо. – Только мне больше жить негде. Я все деньги в клинику вбухала.

– Давай ко мне, – вдруг предложил Иван, но в голосе его Вера почувствовала легкий испуг. – И к работе близко, и места у меня больше.

Вера засмеялась. Это его предложение было настолько неожиданным, что не могло быть серьезным.

– А ты чего испугался-то, что я соглашусь, или откажусь? – поинтересовалась она.

– Ты поняла, что я испугался?

– Ну, да! У тебя глаза такие круглые, круглые стали.

– Точно, испугался малость. От неожиданности. В смысле, сам от себя такого не ожидал. Просто с языка само собой сорвалось. Я к себе домой людей не то, что жить, в гости пускать боюсь. Мне кажется, что вот придет человек и разрушит мою атмосферу. У меня там атмосфера особая. Хорошая такая, Тропилинская.

– Понимаю. Очень понимаю. Атмосфера в доме штука очень важная. Я вот в клинике тоже боюсь создавшуюся атмосферу нарушить. У нас там атмосфера тоже хорошая сложилась. Думаю, вдруг приедет ведьма какая-нибудь типа личной помощницы депутата Ромашина и всё нам испортит, – согласилась Вера.

– Вот! А у тебя в доме атмосфера моей не хуже. Еще и лучше. Вот я и подумал, что твоя атмосфера мою Тропилинскую только улучшит.

– Это не повод, чтобы один раз с женщиной переспав, сразу ее к себе в дом приглашать. А вдруг это случайно так все хорошо получилось? – резонно заметила Вера. – Вот мы сейчас это и проверим? – Тропилин притянул Веру к себе, и они опять любили друг друга. И было не просто хорошо, а еще лучше.

– Соглашайся, Вер, ты ж видишь, тебе теперь без меня никуда, – заявил Иван, ненадолго оторвавшись от Веры.

Вера захихикала.

– Вот Ашраф вернется, там поглядим.

– Ну, до приезда Ашрафа я могу и у тебя тут пока пожить. Места маловато, конечно, но мне ведь без тебя уже тоже никуда.

На следующий день в клинику приехали рабочие нанятые Иваном Тропилиным. Они тут же приступили к установке мощного забора из металлических прутьев. Забор был высоким и мелкоячеистым, однако вид на окружающий лес не закрывал.

– Хороший забор. Немецкий, – сказал Тропилин. – Такой никакими кусачками не перекусишь. И не перелезешь. Во-первых, высокий, во-вторых, прутья вверху в сторону загнуты. На такой прутик напорешься, на всю жизнь инвалидом станешь. Как при встрече с Акбаром, когда он не в духе.

Вера не стала возражать против установки такого замечательного забора. Ей было приятно. Это ж не лежаки какие-нибудь пляжные. Вроде не забор даже Тропилин устанавливал, а просто окружал Веру своим вниманием.

Следующей ночью охранники Ивана Тропилина из засады у нового забора поймали двоих. Мужика и бабу с грузовой тележкой. Приехала парочка на микроавтобусе «Газель». При задержании оба оказали яростное сопротивление, особенно баба. Брыкалась, пиналась и обзывалась гадостно. Пришлось, прежде чем доставить задержанных в полицию, их слегка побить.

Полиция, однако, долго парочку задерживать не стала, а за отсутствием состава преступления отпустила по домам. Тут даже связи Ивана Тропилина не помогли. Ведь не сперли же злодеи ничего. Нет ущерба, а на нет, как говорится, и суда нет. Правда, полицейские в приватной беседе посоветовали охране в следующий раз не стесняться, а отметелить попавшихся воров, как следует, чтоб не повадно было. Ну, да эти воры уж теперь больше в клинику не полезут. Через такой заборище-то?

* * *

Ашраф с Акбаром, как и обещали, вернулись до холодов. Вера незамедлительно объявила Ашрафа своим соратником и сподвижником, выделила ему долю в прибыли и назначила управляющим клиники, а сама перебралась на постоянное место жительства к Ивану Тропилину. Так и живут. И хорошо ведь живут. Там у них в доме очень особая атмосфера. Вера опять помолодела. Такая вот вечная молодость с ней приключилась! Шура Животова говорит, что от секса, но Вера знает, таблетка от старости находится в восхищенных глазах Ивана Тропилина. Вера изо всех сил держит себя в руках, чтобы не раствориться в домохозяйстве, как раньше. Это зачем же человеку опять на одни и те же грабли наступать? Поэтому Вера ездит к себе на соседний участок в клинику на работу. Ездит она то на квадрацикле, то на снегоходе, а то и на водном мотоцикле с озера. В клинике, конечно, всем уже полностью заправляет Ашраф, но хозяйский глаз, как говорят в народе, увеличивает надои. Опять же с дамочками душевно про целлюлит поговорить, да продемонстрировать на своем примере достижения косметологической науки Ашрафу не по силам. Однако целлюлит целлюлитом, а об Иване Тропилине Вера никогда не забывает как следует заботиться. Тут уж она с собой ничего поделать не может. Любовь. Вот Иван Вериными заботами и стал по-настоящему холеный и дымчатый. Спокойный такой и мягкий, а главное здоровый. На сердце больше не жалуется и на голову чугунную тоже. На мототехнике, опять же, в нетрезвом виде больше не гоняет, да и вообще в нетрезвом виде его никто уже давно не видел. Конечно, иногда вечерком Иван и Вера пропускают по рюмочке-другой хорошего коньяка, так сказать, попивают, но как тут удержаться, когда с террасы открывается такой живописный вид на озеро.

Иван Тропилин подумывает сделать Вере предложение, и адвокат Миша Зальцман его в этом намерении сильно поддерживает. Говорит, что такую Веру надо хватать и держать крепко-крепко. Можно даже и безо всяких брачных договоров, но лучше все-таки на всякий случай оформить. Ну, чего с него взять с адвоката? Работа у него такая. Уже у Ивана и кольцо куплено с бриллиантом. С очень даже приличным бриллиантом. Иван Тропилин никому таких колец никогда не дарил. Вот хочет отвезти Веру куда-нибудь за границу, да там и выступить со своим предложением. Может быть, даже и на одно колено при этом встать. Вера про намерения Ивана только догадывается. Ну, до чего же, согласитесь, это приятные догадки! Тоже как-то омоложению организма способствуют.

Шура Животова, как второй соратник и сподвижник Веры, работает в клинике «Вечная молодость» главным врачом. Руководящая работа ей очень идет. Можно сказать даже, что Шура царит в клинике, как в свое время Эльвира Викентьевна царила в секции мужской одежды универмага «Пассаж». В свободное от работы время Шура пишет картины под псевдонимом Аруш. Она теперь стараниями Евгении очень модная художница. Правда, Евгения взяла с Шуры клятвенное обещание никогда не бросать косметологическую практику. И это естественно, потому что, кто ж еще так будет Евгению безукоризненно колоть. Без гематом. Только Шурочка, своими золотыми ручками.

Кстати, Шура уже беременна, ведь звезда экрана Федька Моргунов вернулся-таки из Америки. В Голливуде и без него злодеев разных хватает, а уж супергероев и вовсе завались, да и Брюс Виллис, дай бог ему здоровья, пока со своей работой справляется. Однако после съемок в американском кино Федька, и правда, стал «звездой». Его прямо нарасхват приглашают в разные сериалы, фильмы и телешоу. Так и до «секс-символа» недалеко.

Федька с Шурой расписались скромно и без помпы, когда Федька был в Питере проездом с одних съемок на другие. Заехал в Питер за вдохновением, женился, оставил Шуре кучу денег на покупку новой большой квартиры и помчался дальше покорять вершины кинематографа. Эльвира Викентьевна не преминула, конечно, обвинить зятя в том, что он зажал свадьбу. Но это она так, для порядка. На самом деле Федька теще нравится. Согласитесь, какой теще не понравится знаменитый зять? Да еще такой красивый прямо, как Джигурда.

Кот Фёдор тоже одобрительно относится к Шуриному мужу, а уж Шуриного будущего сына он и вовсе обожает. Ложится к Шуре на живот и тарахтит ему про все события дня. Это Шура с Федькой решили УЗИ не делать и раньше времени пол ребенка не узнавать, чтоб был сюрприз. Но кот Фёдор всё заранее знает безо всякого УЗИ. И пол ребенка, и его имя. Мальчик Егорка в животе у Шуры растет.

Естественно, что из-за своего практически юного возраста и приятных перемен в жизни, Шура думает про таблетку от старости только в силу своих врачебных изысканий на базе клиники «Вечная молодость». А уж будущий «секс-символ» Фёдор Моргунов на эту тему и вовсе не задумывается. Не положено «секс-символам» про такие глупости задумываться.

А вот Эльвира Викентьевна по-прежнему борется со старостью и не сдает своих позиций. Бабушкой быть она согласна, а вот старушкой – никогда! Недавно купила очередное красное платье. Вышла в нем, тут они все и попадали, кто куда, а Эльвира Викентьевна после того, соответственно, помолодела. Думает, что таблетка от старости – это и есть красное платье. Вот если к этому платью еще и туфли на платформе надеть и модную сумочку с Сюсенькой подмышку засунуть, то придет к человеку четвертая молодость. Никуда не денется.

Шура с мамой спорит и настаивает, что все-таки виной всему секс. Без него вечная молодость якобы невозможна. Медицинский факт. Мол, Пьетрофич от красного платья пришел в восторг и накинулся на Эльвиру Викентьевну с новой силой. В смысле, ну, вы понимаете? Но Вера-то знает. Ведь Пьетрофич, и правда, пришел в восторг, а значит, посмотрел на Эльвиру Викентьевну восторженными глазами. Тут она и встрепенулась. От взгляда этого. Пришли в движение скрытые силы женского организма и отбросили от Эльвиры Викентьевны лишние годы.

Вообще, вопрос борьбы со старостью стоит в клинике «Вечная молодость» во главе угла. Вот Евгения, например, считает, что если внешность зависит от внутреннего состояния организма, то возможна и обратная зависимость. То есть, чем моложе дамочка выглядит, тем здоровее она внутри. Так как организм вынужден за молодой внешностью подтягиваться. Поэтому Евгения все-таки уговорила Шуру на экзекуцию лазером. Правда потом отлеживалась в клинике несколько дней и пугала своим появлением за обедом всех остальных клиенток. То есть, сделала лазеру чудовищную антирекламу. И правильно, дамочка должна представлять себе все последствия своего омоложения. Зато потом, когда все отеки прошли, Евгения стала еще больше похожа на эльфа. Так у нее глаза от этого лазера на половину лица распространились. Супруг Евгении от этих изумрудных глаз стал сам не свой и подарил Евгении новый «Ягуар» белого цвета. Ну, да они люди богатые со своими причудами, но, так или иначе, Евгения уж точно помолодела. И от лазера, и от «Ягуара», а главное, от восторга окружающих.

Ашраф, получив должность управляющего, совершенно не зазнался, а надел купленный в Финляндии красивый костюм чистой шерсти и попросил руки Тамары Федоровны Кранк. Когда и как у них настолько наладились отношения, широкой публике осталось неизвестно. А так как Ашраф неотразим в любой одежде: и в ватнике, и в камуфляже, и в летней форме охраны цвета «хаки», то уж в костюме из чистой шерсти да при галстуке он и вовсе стал похож на нефтяного магната. Поэтому Тамара Федоровна раздумывала ровно три минуты, а потом согласилась. Живут они теперь в Верином коттедже. Там и места больше, и плазма – во! После свадьбы Ашраф стал веселым, как Тамара Федоровна, а Тамара Федоровна очень похорошела. На Верин взгляд помолодели оба. Да еще, похоже, и работа в клинике им по душе. Тамара Федоровна, правда, иногда ездит в город. То клиентов многочисленных проконсультировать надо, то в налоговую заскочить, а Ашраф вплотную занимается клиникой. Хозяйство-то большое, беспокойное. К клиентам особый подход нужен. Кстати последнее время в клинику зачастили мужчины. В основном, конечно, мужья постоянных клиенток. Люди денежные, солидные и придирчивые. Так что Ашраф из костюмов с галстуками теперь не вылезает. Соответствует должности. Недавно его даже в газете пропечатали, когда он папарацциям разным, прорвавшимся сквозь кордон из охраны к дверям клиники, камеры руками закрывал. Это он поначалу с ними нежничал, а потом обоих взял за шкирку и отнес к шлагбауму. Хорошо не сломал никому ничего. Наверное, поэтому они так вежливо и написали, мол, управляющий клиники «Вечная молодость» не допускает утечки конфиденциальной информации о своих клиентах. Еще бы! Мало ли кто в клинике под капельницами полеживает из-за того, что попивать сильно начал. Или даже не попивать, а просто лицо свое или фигуру подремонтировать захотел? Ведь в клинике «Вечная молодость» стараниями Евгении зачастую полеживают очень даже медийные персоны. Так что думать о старости Тамаре Федоровне и Ашрафу как-то не с руки. Некогда.

Акбар – собака повышенной умности породы «маламут» и вовсе о старости не задумывается, так как успешно стережет доверенное ему сверху место. Никто его практически не видит, но вся местная шантрапа доподлинно знает, что собака с чучмеком на месте. А недавно и папарацци про это узнали. Ведь Акбар их теперь чует, как специальная собака наркотики. Как ни маскируйся, как новым клиентом ни прикидывайся, Акбар тебя у машины поджидать будет. Посмотрит так укоризненно, поворчит немного, и все – нету человека с камерой и диктофоном. Улепетывает изо всех сил. В свободное время Акбар занимается любимым делом – рытьем в лесу специальных ям. Туда он, если что, загоняет нарушителей. И пеших, и на снегоходах. А недавно он приступил к изучению английского языка, наверное, готовится к выходу клиники на международный уровень.

Младший лейтенант Петров ушел из милиции. Работает в Турции аниматором. Танцует с детками танцы про танцующих утят и «рам-зам-зам». Получается у него замечательно. Ведь он, как рукой поведет, так все прямо этих утят перед собой видят. А уж про «рам-зам-зам» и говорить нечего. Тут и родители в пляс кидаются, и персонал, и руководство. Руководство Петровым очень довольно, побаивается, как бы не переманили его в другой отель, поэтому платят Петрову хорошо. В мертвый сезон он иногда приезжает в родной поселок красивый, загорелый, при деньгах и ходит гоголем. Хотя, где там гоголем-то особо выступать? Кругом сплошная мерзопакостность и засрано. Только и остается, что идти в клинику пить чай с гибискусом. Но это только сердце себе рвать, ведь бывший младший лейтенант Петров доподлинно понимает, что с Шурой Животовой ему ничего не светит. Вот и подумывает наш Петров уехать в Турцию на постоянное место жительства. Там, правда, тоже не везде чистота и аккуратность, но хоть мерзопакосности нет. О старости Петров не думает. У синего-синего моря под теплым солнцем старости не бывает.

Кристина Тропилина и впрямь вышла замуж. За очень солидного человека. Вернее за сына очень солидного человека. Сын этот в самом Газпроме работает и сам очень солидный человек тоже в Газпроме настоящая шишка. А Газпром, это уже каждому из телевизора известно, наше народное достояние. Газа у нас пока в стране добывается много и ровно столько же продается его зарубежным потребителям. Наши потребители без газа как-то обходятся и привыкли уже, что газ у них мимо носа завсегда транзитом проходит. Соответственно, обратным транзитом мимо носа проходит и денежный поток из-за рубежа прямо непосредственно в Газпром. Отсюда совершенно естественно вытекает, что и у очень солидного человека, и у его сына денег достаточно, почти как фантиков у дурака. Так что Кристине муж дает денег столько, сколько ей надо. Надо Кристине много, поэтому и от папиной стипендии она на всякий случай не отказалась. Обещал до конца учебы в университете платить, плати! И за учебу плати! Может из-за этого она учебу-то и не бросает. Чтоб папаше жадному насолить. А может из-за того, что среди очень солидных людей неприлично, чтобы жена необразованная была. Пусть даже не очень-то и умная, даже лучше, если блондинка на всю голову будет, а вот диплом об образовании вынь да положь! Вот Кристина и старается соответствовать своему теперешнему такому очень солидному положению. О таблетке от старости она пока не думает. Какая уж тут старость с такими длинными ногами!

Дмитрий Иванович Жеребов уговорил домработницу Аллу Николаевну вернуться к нему на работу. Он ей пообещал, что никаких женщин в квартиру приводить не будет. С женщинами он встречается на их территории, а живет теперь в чистоте и порядке, спит на белых простынях, даже иногда кушает котлетки. Вот только постарел очень. Видимо все-таки ошибся он в своих расчетах о том, что же такое таблетка от старости.

А вот главный врач клиники «Космос» Игорь Кирсанов, наоборот, стал примерным семьянином. Еще бы! Как не стать, когда повсюду в «Космосе» под видом пожарной сигнализации прослушивающие устройства установлены. Тут уж не до молодых врачей и медсестер, и тем более не до пациенток. Главное, чтоб пожара никакого теперь в «Космосе» не приключилось.

Депутат Ромашин вместе со своей личной помощницей трудятся теперь в Москве, поближе к начальству. И труды эти тяжкие по-прежнему не приносят депутату никакого гешефта, кроме всё того же автомобиля марки «Запорожец» и комнаты в коммунальной квартире. Зато жена депутата Ромашина, говорят, купила себе дом на Сардинии. А за свет-то у них опять давно не плачено. Видать экономят.

Пень, как всегда, живет в лесу. Там же, где Гуки настаивают особую настойку на березовом соке, а Затейники водят свои хороводы, трепещут в листве и мельтешат над водной гладью озера. Оттуда, из леса, пространство и время пронизывается особенно хорошо. Это из города НИ ШИ-ША не видно.

* Про подробности вскрытия факта коварной измены Дмитрия Ивановича Жеребова можно узнать в романе Ирины Мясниковой «Кикимора болотная», а про Тамару Фёдоровну Кранк и рейдерский захват сети магазинов «Линия» можно прочесть в романе «Женская сила».

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg