«Последняя четверть эфира. Ос поминания, перетекающие в поэму»

Последняя четверть эфира. Ос поминания, перетекающие в поэму (fb2) - Последняя четверть эфира. Ос поминания, перетекающие в поэму 402K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Зеркало

Кот Кортасара

ПОСЛЕДНЯЯ ЧЕТВЕРТЬ ЭФИРА.

Ос поминания, перетекающие в поэму.

ЧАСТЬ 1. САЛАТОВЫЕ ДНИ.

Предисловие

Павел: <…>

Что он сказал? Мне не хватает слов. Я совсем его не знаю, я не смог уместить его личность в час общения. Я запомнил лишь отстраненные детали: складки на рубашке, дикцию, но я не могу воспроизвести их здесь и сейчас. Его голос преображается каждый раз, когда я пытаюсь его вспомнить — не намного, но мутирует. Предложение, которое он произнес, я запомнил его почти точно — я читаю его, оно рождает его каждый раз, но это он лишь в тот момент. Как огонь спички, который погаснет через пару мгновений.

Десять людей, десять людей в моей голове могут жить своей жизнью, но Павла я знаю слишком плохо. Я узнаю его по осанке, по тому, как сидит на нем красный худи, когда я второй и последний раз узнаю его голос в троллейбусе в продолжении своих визитов в РПБ, по порядку слов в случайном интернет-диалоге, но воспроизвести его я не в состоянии. Мне придется взять на себя обязанность передать его таким, каким он был. Это гораздо сложнее, чем сложить личность в художественном произведении по обрывкам. Всегда обрывки. Всегда объекта идолизации. Мы не замечаем того, к чему не испытываем чувства. Мы сравниваем их с теми, кто нам дорог больше всего. И если это он, это он! Он вырвался из тьмы, выпрыгнул на поверхность, он стоит рядом, но не замечает.

Он обрывок. В этой истории он просто прохожий. Не больше, чем кот. Раздавленный кот — и вот все растет вокруг из точки — мертвый кот лежит на шоссе. Центральная улица, недалеко от двух перекрестков. Строит себя холодное майское утро. И вот я появляюсь на сцене, как фигура, я поднимаюсь по ступеням в один из пресловутых Перекрестков — универмаг, чтобы купить Лене сигарет и всего остального, но на ступенях стоит Павел. Который пока всего лишь случайный прохожий. Парень в рубашке с животом тридцатилетнего, бешеной улыбкой и такими же глазами, который стреляет у меня сигарету.

— Что слушаешь?

Что я слушаю — основополагающий вопрос. Вся моя жизнь — это песня, температура, ветер, влажность воздуха и запах, который не приелся, чтобы вспоминать, что он был. Прохладное майское утро, влажность воздуха — отлично, чтобы закурить, в наушниках Мак Демарко с любой песней из альбома 2.

Почему Демарко? Пускай он выглядит как наркоман. Его можно ненавидеть, прослушать песню, полюбить ее и отложить, потому что я сноб и чилиться под гитарные рифы никогда не умел. Он такой же как Павел, вы только в глаза ему гляньте — бешеные, все те, кто дожил до 26 — только он этого не знает. Я решил отойти от снобства, поэтому Демарко, и в конце концов он умеет петь.

И эта книга, перед вами, она про все то же, что вы еще не отметили — музыку в наушниках, сигареты, прохожих и Лену.

1

Я медленно вспоминаю, чего мне не хватает в это прохладное сумрачное летнее утро, пока не показалось еще солнце и не стало вновь напекать мне волосы и пока люди не вылезли из своих квартирок и пока улицы не начали шуметь экстенсивно, я вспоминаю кваканье лягушек, соразмерно прекрасное, не тихое и не громкое, умиротворяющее и спокойное. И, наверное, все под конец жизни рады провести остаток дней в подобной тишине, вдалеке от навязчивой сумятицы. Я стараюсь не думать о том, что не вышло в этой жизни — планах, которые медленно плавали в шуме города и о представлениях о чувствах к людям, которых я любил и буду вспоминать, пока не потухнет моя возможность мыслить. Я начинаю думать, что возвращаться назад, к моментам прошлого, совсем не мой путь, что в эти последние недели, а, может быть, месяцы я бы хотел побыть наедине, остаться в зелени и раствориться в природе. И я не буду не прав хотя бы раз в жизни.

Я вспомню серое. Утра, которые не нравились мне больше, чем следовало. Бесконечные попытки нарисовать что-то, самообман и вакханалию жизни людей, чей путь кардинально отличается от моего. На остановке, в 5 утра, ко мне подошел парень и сказал, что верит, что я стану кем-то великим, что мне не следует не жалеть ни себя, ни людей. Как и все из его круга, он проповедует эту сиюминутную псевдомудрость, проецируя собственный опыт на других, выискивая сотоварищей по дао, но делает это крайне глупо. Мне забавно. Он стыковал свой лоб с моим. Он твердил снова и снова, послушай меня, не гонись за девушками, не слушай никого, повторял он. Я верю.

Вера. Принимать все без рационализации, не вдаваться в детали, не искать и не находить, забрасывать и бежать. Вера. Мне не нужна вера. Я счастлив с собой. Когда не вижу факты чужой жизни, когда мое эго не желает лучшей жизни, только из-за того, что она будто бы возможна. Мне все равно. Я уже нашел себя, и если это не назвать счастьем, то чем же еще?

Мне приснилось что-то. Но это были не образы. Это было ощущение. Ощущение взрослости и всеобщего понимания. Ощущения мудрости, которой мне так не хватало. Это ощущение чередовалось со звуками с улицы, которые я впитывал без обработки. И во сне это мешалось в невообразимый опыт. Такого больше не будет. Черт побери, как странно было чувствовать в ту минуту то, что чувствовал я. Это было что-то трансцендентальное, что-то совсем не мирское, но в то же время я почувствовал себя человеком, полным, как никогда.

Ну и пусть.

На деле все правильно. Осознание конечности бытия, разбавленное безответными чувствами. Если я придумал свою скорую смерть, то впереди у меня жизнь одинокого непризнанного гения, человека без стереотипов, грозного циника и мягкого романтика. И противоречие в душе будет двигать мной до самого конца. Но я не хочу, чтобы вы представляли, что я чувствую, слишком больны все эти скупые попытки нащупать то, чего нет. И слишком тягостны мечты.

Сколько великих мертвы. Сколько неизвестных. Я только пытаюсь пожалеть себя. Все это верно. Пытаюсь выпросить у жизни то, что есть у других. Пытаюсь нормализовать свой опыт. Это не я. Счастье универсально. Я его видел. Оно не изменит форму, если я встречу его снова. Жить в постоянном чувственном довольстве — мировоззрение человека бедного и завистливого. Жизнь уходит на то, чтобы стать образцом здравой формы рассудка, и я уверен, что у меня есть все шансы воспринимать действительность абсолютно вопреки возрасту.

2

Сегодня 28 апреля, день ничем не примечательный и вряд ли выдающийся. Стоит отметить, что в троллейбусе я заметил человека в бандане и очках, напомнившего мне Дэвида Фостера Уоллеса. Второй раз за всю жизнь мы пересеклись. Я не уверен, узнал ли он меня, обратил ли на меня внимание в прошлый раз или этот. Я помню, что прошлая встреча с ним зажгла во мне идею писать. И я написал твит (черт побери, как сложен постмодерн в этом веке), твит про писателей, которые не умирают, а подделывают свою смерть и отправляются путешествовать. И твит этот добавила в любимые Лена. Быть может, ей был близок контекст, а может, она просто была в хорошем настроении и пыталась выйти со мной на контакт, спустя полгода, самые тяжкие полгода, самые неопределенные и самые жалкие.

Я обману себя, если скажу, что не испытываю к ней ничего. Пустота, которая образовалась после того, как она исчезла из моей жизни, так кардинально и бесповоротно, до сих пор не заполнилась и вряд ли когда-нибудь заполнится.

Ищу работу, обозван нарциссистом и человеком немного высокомерным. В субботу прогуливался по городу в поисках «Соляриса» Лема, прочесть который хотел исключительно для сравнения с картиной Тарковского. Обход мой затронул три книжных, и в первом я заметил объявление о поисках продавца. Оттуда меня отправили в главный офис, бибколлектор, где сообщили, что начальство заявится только в понедельник. Я прикупил «Бестиарий» Кортасара в глянцевой мягкой обложке и нашел Лема в «Читай-городе», где так же распросил старшего продавца в очках о кандидатах на работу. Ответ не заставил себя ждать, пусть весьма презренно, но мне посоветовали искать ту в разделе вакансий на сайте и как бы между делом упомянули «Шупашкар», в котором планируют в свором времени открыть очередное отделение (неудивительно, с такими-то ценами и ротацией), но об этом я также знал. Знаю, знаю, знаю обо всем, но никому не нужен.

Наступил понедельник. В бибколлекторе я вновь расспросил о вакансии. Из служебного помещения вышла директор, милая красивая женщина, 35—40, со строгими чертами лица и щедрыми иссиня-черными волосами, в оливковом пулловере. Диалог закончился на моем очном образовании, которое вряд ли можно совмещать с работой. У меня взяли телефон и сказали, что позвонят. Я вышел и, выкурив сигарету, смутно понял, что дал неправильный номер — и понимая, что ничего мне не светит, но, утруждая себя вопреки канонам «это вышло не случайно», вернулся и дал правильный. Кого я обманывал?

Простите мне мой сухой язык.

Стоит ли вспоминать ноту, на которой все закончилось? Едва ли. Меня коробит от фотографий того периода. Это бессознательное пытается упрекнуть меня в том, что я не нашел путь продолжить жизнь на той же волне. Коробит из-за осознания того, что я всех предал — при том оставшись в самом проигрышном положении из всех возможных. Но что я могу предпринять? У меня нет ни друзей, ни приятелей по интересам, и едва ли интересы мои сумеют себя очертить. Плыву по самому медленному течению из всех, угрюмо и бесцельно бродяжничаю, пытаюсь пригодиться себе, пригодившись другим. Но кому нужна безвестная сошка, заросший патлами оборотень с маской лица, ничего не выражающего? И в свои единичные походы в университет у меня складывается ощущение, что люди тянутся ко мне (быть может, это просто формальности одиночества), но я не уверен, почему, как я мог сдаться им, на эти сомнительные полтора часа, пятнадцать минут, на день? Что я могу поведать им интересного, что могу рассказать? Едва ли я облегчу их случайную ветренность.

Недели две назад я встретил Виктора. Когда ты хочешь встретить прошлое, но понимаешь, что девушка в вопросе едва ли горит тем же желанием, судьба всегда подбрасывает тебе Виктора. Постоянство на остановке. Те же бутылки, те же истории, захватывающие (на локальном уровне) про ловлю змей, пресловутых ужей и гадюк, жаб, сбор клюквы и путешествия по тонкому льду. Те же приглашения на празднества из-за его этюдов с бутылками. Те же страшилки о бандитах. Постоянное обсуждение новостей, полусчастливый эскапизм. И очень много смерти, которая растет год за годом вокруг тебя как снежный ком. Я поражен его силой воли и не могу говорить о ней как о характеристике возраста, едва ли. Виктор из тех, кто не тратит сил понапрасну, человек добрый, с чувством юмора и мудрый. Абсолют обстоятельств его вырастивших и закаливших.

В свои сомнительные художества день ото дня верю все меньше, улетучиваются и мечты о построении лучшей жизни с их помощью. Кажется, что первой космической здесь и не пахнет, а если ракету не поднять, смысл размышлять об отделении ступеней. Все на утро кажется хуже в разы, все на утро перестает быть попыткой найти красоту и возгордиться хоть чем-то. Мечтаю о планшете. План работа-планшет-карьера, вот и все, что у меня есть. И я до сих пор не могу зайти в воду.

Пусть здесь побудет Москва. Я отбрасывал идеи писать о происшедем, но я боюсь, что забуду буквально все через месяц-два. И как глупо это будет. Счастье, абсолютное счастье, абсолютная глупость и абсолютная одухотворенность должны возмужать и оженствлять нас, это то знамение, которое должно держать нас в колее. И я отказался от него после разрыва Лены и Игоря, я не думал об этом, даже не романтизировал на эту тему, но единственный шанс, единственная вероятность, что это путешествие в мир чего-то невиденного доселе могло послужить одной из причин, должно меня пугать. Не пугает. Страх, боязнь, ностальгия? Где эта чертова незаменимость людей? Что мы увидели в этом путешествии, что я в нем нашел? Мы заразились карьеризмом? Охватили себя выдуманной коннотацией жизни, той, которую всегда искали? Зачем пришла мне в голову эта дурость? И теперь во мне живет это метро, этот октябрь, Лена, макдональдсы с девушками и купоны с кофе, и утреннее недовольство и вечное беспокойство, вера, что я способен, осознание, что жалок. И я прекрасно понимаю, что единственный способ выбраться с этого Эвереста - забраться еще выше. Я не могу сидеть у его подножия вечно. И меня не спасут психотерапевты, меня не спасет ничего. Но все вокруг ниже. И я устаю. Амбиции ли это? Если так, то я тружусь и недостаточно. Кем я себя возомнил, выдумал все причины для жалости, любой повод, любой выпад трактую в пользу собственной ущербной гордости.

И я в тупике, потому что ничего другого нет. Жизнь играет случаем, в пользу совершенно других отношений и людей, со мной никак не связанных. И мою приземленность наряду с верностью той жизни, которую я отбросил, невозможно рационализировать. Не удивительно, что я пуст, неудивительно, что любой предпринимаемый мной шаг кажется сложным и бесполезным. Это путешествие куда угодно, но не вперед, не в тот Эдем, который я для себя определил. И жаль.

Тем страшнее понимать, что ничего не происходит за пределами экрана, в который я смотрю. Я закрою крышку. Ничего вернется обратно. Абсурдизм сочинительства.

3

Черт побери, дневник, ты не поверишь, как начался этот день и как закончился.

Несмотря на каменную маску, которую я ношу на лице, несмотря на психоз, который зародился в моей голове сегодня после двух утра и несмотря на выраженные чувства к госпоже Кожевниковой и все мейнстримовые психоделические песенки, которые заютились в моем плейлисте за последнюю неделю, совершенно бессознательно, и байкера Фостера, манифестирующим седьмой день моего бытия на этой неделе — несмотря на все эту чепуху и явно деградировавший язык — я хочу признаться, что вновь ощутил жажду к жизни.

Госпожа Кожевникова не отстала от жизни, а явно обгоняет все планы. Лена в психушке. Примерно там же, где я хотел оказаться этой ночью, мысленно выбивая и разбивая все что возможно — я сдерживаюсь, потому что сил нет сбрасывать себя в омут, за которым последует минут 15 истерического смеха, полтора часа сдерживаемых рыданий, не считая конечно же одновременные попытки не разговаривать вслух и битву с воздухом.

Искупление. Наконец-то я могу привнести в эту жизнь искупление. Конечно я предполагал, что не один чувствую то же, что и другие — и наверное мы и вправду синхронизированы на каком-то метафизическом уровне, я и Лена, я и те, кто думают, что могут превратить тоску по утерянному раю во что-то большее.

И если мою новейшую жизнь можно поделить на акты, то вот он, третий, надеюсь, не последний, надеюсь, если я мог стать причиной горя, этому больше не бывать.

И я хочу кричать от счастья, противоречивого, но естественного, и хочу заявить при свидетелях, что на ее месте должен был быть я.

4

Я опять шел по центральной улице, проспекту Ленина, одиноко блуждал, выкуривал по две сигареты в час. Май близился к своему завершению, а я все еще не свихнулся. Меня заметил Кузнецов, который направлялся в Мир Луксор и шел мне навстречу. Он позвал меня на киносеанс. Я тщедушно улыбался, это был один из тех дней, которые следовали прямиком за бессонной ночью и визитом к Лене в РПБ или его выпрашиванием. На часах было восемь вечера. Они с Рудаковым собрались пойти на «Безумного Макса».

Последний раз я случайно встретил Кузнецова в самый канун 2014-го, в Макдоналдсе, пока он писал лабораторные своим знакомым. Я же рисовал, как обычно, и густо зарастал наличной шерстью. Я выпросил у него пятьдесят рублей, чтобы взять гамбургер, но точно не сигареты.

И теперь, ровно полгода спустя, мы встретились вновь. Я смотрел фильм, воздерживаясь от комментариев, мозг мой был не в состоянии связать даже двух слов. Таким я был усталым, что восхищался каждым неожиданным концептом, который попадался мне в фильме — пытался оправдать себя тем, что придумал бы и лучше, но сильно на тот момент в этом сомневался.

Фильм закончился в пол-одиннадцатого. Мы с Рудаковым сели на троллейбус, где я показал ему несколько своих творений вперемешку с дневниковыми записями. Кондукторша была в восторге и прокрутила мне соски.

5

Я должен признаться, что в ночь, когда ты была особо подавлена, я в состоянии чуть ли не нервного срыва, решил расположить Игоря помочь. Мне пришлось вдаться в детали о твоей ситуации. Но он был холоден и даже рад. Я понимаю, что это целиком моя ошибка, я себя не контролировал. Карма моя запятналась, и едва ли я удивился, когда со всего бегу влетел в столб на следующий день. Я не чувствую верхней половины губы и пары зубов, и это самое мягкое наказание за мою природную расторопность. Я готов навсегда уйти из твоей жизни, потому что не тот, на кого стоит рассчитывать в экстремальной ситуации. Не уверен, что прощу себя. Но если осталось хоть что-то во мне человеческое, я готов отдать это на возведение фундамента твоей взрослой жизни. Слишком много сомнения в моей голове, которое сложно удержать. И мне никогда не искупиться.

Недоразумение

1

Из всех историй, которые следовало бы рассказать, наверное, только эта оправдает себя в своей глупой попытке найти смысл, но тем и прекрасна жизнь, что ты никогда не ждешь чего-то особенного от конкретного дня, и тем шире улыбка на лице, когда ты вспоминаешь этот манифест, который сам же и создал, и, не явись ты в это вот самое место в этот самый момент, не прояви это глупую настойчивость в одну секунду, что написал бы ты тогда?

На часах пол-одиннадцатого ночи. На календаре 31 марта. В голове глупые попытки найти что-то, до сих пор. И где эта глупая дружба, которая была в твоих глазах пару дней назад? Здесь только твои искания. Я сижу на остановке у Дома мод, скетчу что-то в очередной раз. И фонари еще не погасли, и машины есть, но их немного, и меня пробирает холод. И время идет, и что-то выходит, и, быть может, я курю, а, может, и нет, но так или иначе я уже понял, как завершу этот день. Я не вернусь домой сегодня, пускай меня пробирает леденящий холод, пускай улицы опустели, я буду сидеть и ждать рассвета, в наушниках, которые доставляют до меня музыку, и звуки улицы.

И пару часов прошло, и из бара, не знаю, какого, выходят две девушки. Девушки в возрасте. И они порядком пьяны, и они подходят ко мне. Одна из них немного полновата, настоящая русская баба, которая наверняка остановила бы и коня и потушила бы избу. Ну что ж. Начинается.

— Не меня рисуешь? — спрашивает она, улыбаясь настолько приветливой улыбкой, на какую способен прекрасный пол под градусом. Шутка ей кажется вполне уместной.

Я сижу в наушниках, она и не думает, что я слышу. Но я отвечаю, и они удивляются, что я таки слышу.

— Смотри, как красиво.

(Неправда, но раз в моих каракулях разглядывает что-то претенциозное, я уступаю)

— Он дрожит! — в их взгляде читается жалость.

— А нарисуй меня.

Я соглашаюсь, скоро будет третий час. Пока я вожу капиллярной ручкой, которую теперь не найти в фикспрайсе, в который я однажды забежал как-то, думая, что найду их там — и нашел (!) — еще одна неслучайная случайность — она сидит, позируя мне в своей дубленке, рассказывая историю своей жизни, про то, как она училась в техникуме на повара, про тяжелую жизнь, про недостаток денег и даже упоминает свое имя, которое я забуду. Подруга в это время стоит рядом, наблюдая. Минут десять-пятнадцать спустя я заканчиваю, и хотя я предупреждал, что художник из меня никчемный, произведение ей явно понравилось.

— Только нос немного другой, — замечает подруга.

— Я сфотографирую и поставлю на аватарку вконтакте, — говорит она. Я оставляю комментарий, что на утро он понравится ей гораздо меньше.

Холодно, они решают согреться в любом баре, который не закрылся, направляясь в «Кроличью нору», которую мне хватило ума предложить (и в которой я был лишь раз, потому что эти рисковые «вылазки» в глубине ночи — наиредчайшее состояние моего организма, мне хватает кофе и монитора, но мой внешний вид всю весну гнал меня на глупости, которые я вытворял преимущественно из-за чувства одиночества). Но закрыта и «Нора» — на часах уже перевалило за два, хотя и есть дни, когда она работает до пяти, но этот не один из них.

Они делятся со мной тремя сигаретами, которые я попросил в качестве платы за рисунок, хотя наверняка уступили бы и сотню, и девушка идет ловить попутки, полупританцовывая в центре шоссе, в то время как подруга предостерегает ее держаться границы тротуара — но на дороге нет ни единого автомобиля, поэтому эти предостережения даже мне кажутся немного наигранными. Им везет. А я начинаю подниматься вверх по Карла Маркса, потому что холод просто ужасный, я не могу ни сидеть, ни стоять — это грозит мне обморожением.

Я полуиду-полубегу, выкуривая сигарету за сигаретой, зажигаю следующую от предыдущей, потому что зажигалки у меня нет. В круглосуточном цветочном киоске парень с девушкой смотрят фильм — я вижу их за стеклянными стенами, сворачиваю на Ленина, прохожу мимо памятника Гагарину, гордо подсвечиваемому снизу, дохожу до Николаева, и спускаюсь к Дому мод по обратной стороне дороги. Все это я вытворяю, чтобы убить время, периодически поглядывая на часы (я жду рассвета — что готовит мне этот день?), сменяются по кругу песня за песней, я добираюсь до остановки, сажусь, замерзая, начинаю скетчить девушку, но холод вынуждает меня спустя полчаса-час искать убежище в Перекрестке. И я не из той молодежи, что гордо ночует там, чтобы похвастаться потом фотографиями в социальных сетях, на которых ты с бездомными. Этот день я хочу забыть в тот момент как свою наивеличайшую глупость.

Я встаю у кассы. Из персонала в универмаге только два охранника — молодой и старый, а на кассе девушка. Настроены они дружелюбно. Бывалый и юнец обсуждают то, как второй собирается подзаработать и построить дом. Иногда девушка просит парня о чем-то, и он дурачится, в пределах разумного.

Я стою и скетчу, все ту же девушку. Пару раз старший охранник краем глаза хочет узнать, что я изображаю, но я скромно скрываю ее от его взора. Я стою в тишине и рисую. Меня здесь будто бы нет. На часах пять первого дня четвертого месяца, я выхожу из универмага, оставляя скетч на бетонной клади у входа, и иду на остановку. Но солнце не торопится показываться, я спускаюсь к заливу.

Незабываемый пейзаж, насыщенно-синее небо с перистыми облаками, которое я обещаю себе не забыть. На площади я нахожу солнечные часы в мраморе и гордо фотографирую свои стопы в дешевых кроссовках, которые купил в своем первом и последнем визите на рынок на последние 500 рублей, чтобы дополнить образ парня в худи. Образ, который мне совсем не симпатичен, но в такой уж я куртке и прическа оставляет желать лучшего — все это пройдет, я буду ходить с гордой шевелюрой, когда-нибудь. Я поднимаюсь по набережной к вечному огню, все еще сумеречно, фотографирую церковь, деревянную лестницу.

В наушниках Raw sugar Metric, которую я поставил на повтор. Наверное, до конца этого дня. Когда он уже закончится?

Summer never comes, вот и рассвет не торопится, я фотографирую вертолет, светло, светло (!), но солнца нет. Ели скромно стоят, старая трава местами покрыта снегом. Я решаю убить время, поднявшись вверх к хлопчато-бумажному комбинату. Спускаюсь обратно, разглядывая стены с граффити, мать ведет дочку в детский сад. Они сворачивают направо, я сворачиваю налево, к ДК Хузангая. Где же ты, рассвет?

Подхожу к Огню, делая полукруг, рядом полубежит-полуходит мужчина, скорее всего, после инфаркта. Грею руки у огня, но солнце скрыто за приземистым облаком. И формально солнце пересекло горизонт, но по факту еще не светит. Я жду.

РАССВЕТ.

Что мы будем делать. Лена разлинчевала мой компьютерный набросок, когда я сидел под вафлей на остановке. Что-то про непонятную позу и грязные цвета. Я считаю это основополагающими элементами своих творений, но что ж. Хватило мне ума написать «Чикенбургер этой даме». От разовой навязчивости ничего не изменится. Подумать только, первое апреля. Я иду в мак, в промежутке силуэтные сэлфи на фоне искрящего солнца. И покупаю чикен, который на самом деле снэкролл.

Но рано куда-либо наведываться, и последние деньги закончились, и стипендии нет. И я не продаю свои творения (никому они попросту не нужны). Я решаю прийти к матери на работу. Она не видела меня всю ночь, она обрадуется. Республиканская стоматологическая поликлиника, я таки дошел. Апрель. Я не заказал проездного на апрель, это будет длинный месяц, и десятки километров придется ковылять пешком.

Я сижу на первом этаже, рядом со мной сидит мужчина. И, наверное, я где-то его видел, но я же не смотрю людям в лицо — и даже если посмотрю —

Спускается мать, на ее лице улыбка. Но обращается она не ко мне — а к мужчине.

— Дядя Коля!

Аргх, человек, который сидел со мной рядом — брат моей бабушки! О боже, Андрей, ну вот теперь, это приключение завершится, разве нет? Меня переполняет стыд, ощущение абсурдности происходящего. Да я и не спал всю ночь, мне хочется смеяться. Мать заканчивает диалог, я рассказываю ей про свои ночные приключения короткой разой «Встретил рассвет», теперь у меня есть сотня. Впервые за день я могу взять себе поесть.

Я счастлив. Я зомби. Я на матанализе, но госпожи Кожевниковой тут нет.

Аргх. И чего не прочитать в чатах вконтакте, наверняка можно прочесть здесь.

Я наведываюсь к Лене домой, два раза, чтобы оставить гостинец из Мака, еще раз — чтобы выпить кофе — вот моя разовая настойчивость. И, я клянусь, выгляжу я убого, я сижу, что я тут делаю (?), кидаю в чат ей шутку, которую ей только что кинули, первое апреля, ведь, возрадуемся. А что, и что, боже, я засыпаю, ей, она хочет сделать татуировку. Точно, эту мандалу, и зря я такой злой, ибо у госпожи Кожевниковой нервы более чем всегда почти что на пределе, особенно, когда рядом я.

Мы выходим, она рассказывает на остановке про подругу из Н, которая счастлива в браке и ожидает ребенка. Я отделываюсь комментарием про скучность собственной жизни. Мы садимся в троллейбус, мы едем на физику. И у меня нет проездного, но у нее их больше, чем у кого-либо в городе в эту секунду и эту минуту — она староста и раздаст их сегодня. Что ж, пусть ты подписан именем студентки, но кому есть до этого дело. Мы выходим на студгородке, параллельно что-то обсуждая.

Девушка в автомобиле, мы пропускаем ее, я кричу вдогонку, не нужен ли ей парень. День же шуток, в конце концов.

Мы заходим в аудиторию. И если эта жизнь — кульминация, и этот год — кульминация, и этот день — кульминация, то этот момент — кульминация кульминации кульминации кульминации. И разовая навязчивость разовая только из-за того, что срабатывает лишь раз. Я не могу сесть с Леной, она ЗАПРЕТИЛА. Кто бы мог подумать, что у девушки вроде нее есть друзья, которые не приятели, вроде меня, а, может, мой внешний вид и абсурдное поведение сыграли свою роль.

Я плакал в начальной школе из-за троек, не плакал в средней, не плакал в старшей, могу я таки выдумать себе причину и порыдать теперь? И этот грозный взгляд и — аргх — что есть экзистенциализм, как не философия одиночества, но пока одни упиваются выдуманным, я упиваюсь реальным. Я выхожу из корпуса, я рыдаю, я БЕЗ СИГАРЕТ. И не зря зомби употребляют мозги, мне бы следовало употребить свой. Я всего лишь случайный проходимец, в твоей жизни, в ее жизни, и надо бы смириться и забыть все эту чушь. Я рыдаю и пытаюсь стрельнуть сигарет. У них есть, но они не делятся. СВОЛОЧИ. СВОЛОЧИ. СВОЛОЧИ. Я захожу в корпус, стреляя там. Вахтерша распознает во мне нестудента, и выпроваживает за нестандартное мировоззрение.

Я сижу на ступенях у входа. Сигарет нет, но я нашел зажигалку. Я накаляю монету и кладу ее на наружную сторону ладони левой руки. — Я не забуду этот день. Теперь не смогу. И хорош он лишь тем, что хуже его не будет до самой смерти. Ночь на остановке, холод, рассвет. Все меркнет по сравнению с тем, что я испытываю сейчас. — Горячо!

I don’t want to say it, The news is not so good

We’ll never get away, And even if we could

We’d just play the tambourine Around an open flame

Oversleep and burn To be back in the game

Кожа вздулась, я соскоблил ее. Дотронуться больно. Что я делаю. Мне не хватает. Сигарет. И нет денег. И пойти против принципов. В главный корпус. У меня есть скетч. Старый, который можно продать без зазрений совести.

Я сажусь на стул у Авангарда. В одной руке скетч, в другой — лист бумаги, на которой после многих итераций значится:

КУПИТЕ СКЕТЧ, И Я НАЗОВУ СВОЕ БУДУЩЕЕ ЧАДО В ВАШУ ЧЕСТЬ (БЕЗ ШУТОК)

Проходят студенты, некоторые улыбаются, одна преподавательница настоятельно интересуется, что это за зверь такой — «скетч»? Но я сижу и терять мне нечего. И пусть глаза мои немного красные, ладони немного холодные, а лицо пытается улыбнуться через гримасу произошедшего. Но мне везет. Подходит парень с предложением приобрести.

— Почем?

— Сколько не жалко.

Он копается в карманах.

— Есть пятьдесят.

Большего мне и не нужно. Он уходит, но вспоминает, что не назвал имя.

— Сергей.

Как брата, отлично. И если я когда-нибудь заведу ребенка, то не забуду и этого. Полон обязательств, деформаций эпидермиса, самый несчастный чувак в самый веселый день, но уже с сигаретами, купленными в ближайшем ларьке. Чем не грустный клоун из анекдота? И добить этот день не так уж сложно. Глаза планировали закрыться множество раз, но я слишком люблю английский. И слава богу, мы с госпожой Кожевниковой в разных группах, чтобы не пересечься, да?

Нет. Сегодня все вместе. Да вы, должно быть шутите. И я сижу полтора часа где-то на первой парте первого ряда, а она на последней парте третьего. И обсуждает, я уверен, мандалу, которую через считанные часы нанесет ей мастер. А я сижу и смотрю на свой ожог, который считанные часы назад нанес себе сам.

2

После поездки на Игромир я впал в кому. Чебоксары покрылись снегом, денег на сигареты никогда не хватало, дни тянулись в томительном ожидании.

И когда делать совершенно нечего, мозгу ничего не остается, как заняться сочинительством. Там я и был на тот момент. Едва ли я сочинял, скорее зарисовывал. Зарисовывал собственную жизнь в надежде, что кто-то прочтет и поймет. Поймет меня, обстоятельства, мой характер, тоску и желание. В свете софитов собственного твиттера меня приметила самая харизматичная из всех девушек на планете. Ведана.

Заняться в ноябре 14-го было совершенно нечем, оставалось лишь дымить. Но последние сигареты закончились, и вот уже четвертый день я хикковал на табуретке в надежде на чудо.

«Ты веришь в неслучайные случайности?» — спросила Ведана. «Я просто уверен, что я придумал этот термин». Пытаясь обставить обстоятельства нашего интернет-знакомства как можно более торжественно, мы завязали диалог, который в итоге свелся к обсуждению наших музыкальных вкусов и вдохновения — и в обоих случаях сказать-похвастаться мне было нечем. Так или иначе, основной темой разговора оставалась встреча в курилке медфака, которая произойдет завтра — с актом дарения Бонда.

— Я слышал, что среди медиков много метросексуалов, поэтому натянул шарф. Я выгляжу как идиот, да?

Я влюбился в нее. Влюбился на три дня. И после отчаянных попыток случайно встретиться вернулся обратно в кому.

3

Я взял латте и капучинно. Лена обожает латте, к тому же это она меня попросила. Купоны, подаренные приятной молодой особой из Одинцово с несколько бунтарским, по моим воспоминаниям, видом, сыграли свою роль. Теперь я сидел и ждал Лену, параллельно лакая свой кофе.

Лена вошла сияющая, я сказал, что все еще не научился рисовать. Пару минут спустя она расправилась с напитком, и мы решили отправиться в путешествие на поиски картриджа для инстантшота, который она подарит Игорю. Его не оказалось ни в Связном на Доме мод, ни в М. видео в Карусели, в которой мы на некоторое время осели. Лена спросила в зооотделе некоторую принадлежность для клетки с крыской, которая жила у Игоря преположительно с 22 мая, но или она была слишком дорогой, или ее там не было. Пока она проделывала это, я сфотографировал маленькую черепашку.

Мы спустились на первый этаж. Я поймал себя на мысли, что пытаюсь быть как можно учтивее. Я правда хотел полюбить этот день. Моя ворчливость могла повременить.

За мою покорность Лена решила угостить меня кофе. Я не уверен, но, возможно, это был единственный раз, когда Лена вообще угощала меня чем-либо, сигареты не в счет. Очередь из одного человека перед нами не торопилась. Я обещал положиться полностью на вкус Лены, она решила взять мне кофе с орешками, в то время, как ее будет с мятным сиропом. Мой кофе был дерьмо, ее же просто замечательный.

Она была одета совсем иначе. Другие сережки, настоящее платье и подходящий жакет. Мы поднимались наверх, к Дому Торговли, потягивали кофе, курили ментоловые сигареты и, довольные, наблюдали за собой со стороны. Я решил проводить ее до Эгоиста, из которого ее опять переводили в Шале. Она обсуждала книги, которые заказал Илья. И какие-то имена.

Когда мы достигли пункта назначения, сомнительный прохожий стрельнул у меня сигарет, а Лена постаралась сбежать — быть может, из-за воспоминаний о том, как к ней приставали похожие личности как-то поздней ночью и из-за одновременной неприязни ко мне — человеку, который побоялся сказать нет.

Я выкрикнул, что не хотел бы расставаться на такой ноте, но ей уже было все равно.

4

В конце весны-начале лета я читал Хемингуэя на скамье у остановки у ЧГУ. Лежа. Все настолько глупо, насколько можно представить. Байкеры выведывали мою национальность. Я описал им чуть ли не всю известную мне родословную. Случайным прохожим приходилось утверждать, что я готовлюсь к сессии. Людям без сигарет — советовать брести два километра в сторону Перекрестка или два в сторону Волжского.

Это был период чтения Хемингуэя в последний раз. В первый я разъезжал в троллейбусах, во второй тратил стипедию в кафе или, если ее не было, заказывал пятирублевые булочки — и мне подносили бесплатно чай, чтобы я запомнил собственную наглость на всю жизнь (но я выжидал минут двадцать перед тем, как зайти). Так или иначе, я читал Хема на остановке. «Прощай, оружие». Ждал, пока кульминация с рождением мертвого ребенка пока еще не мертвой возлюбленной перерастет в пилотную серию The Knick.

Дочитал, но не выбросил книгу из окна. Я был на улице. Близился рассвет, но я уже встречал те к тому моменту. Прекрасное теплое утро, а я немного продрог после заката. Передо мной стоял выбор — брести до дома десять километров — не в первый раз — я же был влюблен когда-то — нет, просто скакал по улицам от счастья — или еще пару часов, и доехать до дома на первом троллейбусе — путешествовал на тех — пошел пешком. Один случайный попутчик по дороге предложил меня довезти за пачку сигарет — у меня тех не было — но вот он остановился второй раз — видимо, общения ему хотелось больше.

Угостил меня сигаретами, сказал, что ему одолжили. Ментоловые Winston. Брезгливо назвал те педовскими. Обаятельный образец пятидесятилетнего, притом читающий! Слышал о Хемингуэе, в пределах «Старика и Моря», типичный советский гражданин, гордо окропляющий своим существованием чинный путь родины. Посоветовал мне «Дорогу Никуда» Гриневского, описывая ее как «Котлован» Платонова, и чередовать три дня водочного запоя минералкой. Я подписал книгу карандашом, сказал спасибо и подарил «Прощай, оружие». Не помню, как его звали. Помню, что он немного поцарапал бампер, когда останавливался.

5

Твиттер — отличная социальная сеть, ничего лишнего. Затеси состояния, как однажды я его нарек. В скайп можно часами писать всем и каждому, что ты паришь от любви, но с твиттером все не так. Твиттер это дань твоему публичному образу, формалистский аквариум. Только самое важное, вопреки всему личному. Или же криптография. Магистр никогда не отличался криптографией в твиттере, он пишет в твиттер только по делу. И один твит несколько раз ударил меня по сердцу, но в нем было слишком много крови в тот момент — так я был рад за него — Колю устроили на работу в российский офис Ubisoft, который только собирался открыться.

Подноготную взаимоотношений между одной из сотрудниц компании Ирины Кассиной и ним легко охарактеризовать. Ввиду отсутствия эксцентрики, как внешней, так и письменной, Коля мало кого оставляет равнодушным в своем подходе к людям. Поскольку он был занят работой над фан-сайтом по одной из франшиз и непременно должен был получать официальные комментарии — и не столько чтобы, сколько вопреки — коннект его с людьми в галстуках был обречен вылиться во что-то радостное и вечное.

После совместного сотрудничества над огромным гомоном проектов — от энциклопедии по Assassin’s Creed до дефактического амбассадорства в Лос-Анджелес на Е3, странно было бы отрицать, что единственным вменяемым членом комьюнити в России по мнению жюри из одного человека может быть лишь Коля. Коля всегда боялся, что мой возможный непрофессионализм общении с галстуками может привести к беде, поэтому был против любой случайной с ним аффилиации. Даже когда занимался редактурой моих комиксов. Всегда разделяйте карьеру и личные отношения, никому не доверяйте.

Я написал ему в скайп, год спустя притч о неразделенной любви. Предложил ему организовать поездку на Игромир для делегации студентов из провинции. Он отнесся к предложению с легким скептицизмом, но и не сказал нет, обещал сделать все, что будет в его силах. Пришла моя очередь.

Как съездить на Игромир за деньги собственного университета? Прежде всего, нужно прошение с четырьмя подписями. Я готов задушить бюрократический аппарат. Неделя ушла у меня на все неуделки, чертовы прошения, я чуть ли не станцевал танец, и я не девушка, я не в состоянии строить глазки и делать милое личико, которого у меня отродясь не было. Каждая аудиенция была полна абсурда, каждая аудиенция готова была погасить все мои планы в зародыше. Лена не верила, что у меня выйдет. Черт побери, Игорь не верил, что у меня что-то получится. Я всегда прикидывался дурачком, чтобы не заморачиваться, и теперь все это выходило мне боком. Но мне удалось. Я выкуривал чуть ли не по пачке в день, обсуждал со спортивным замом несостоятельность покупки машин, пока у меня была минута — тема была поднята им, он даже рассказал мне пару баек из своего прошлого — так долго я торчал в курилке.

Получил деньги в кассе, наступила очередь Лены. Расписав в чате каждую деталь, я думал, что могу спать спокойно, но Кожевникова это Кожевникова. Она пришла в универ, поняла все не так, зашла в не ту дверь, и теперь ей нужен был я все разрешить. Она сидела в курилке, в чулках, в обществе парня, девушкой которого она будет месяца через четыре — я все еще коррелирую чулки и общество парня — злясь на меня за то, что она опять где-то протупила. В ЭТОМ ГОРОДЕ ЕСТЬ ВМЕНЯЕМЫЕ ЛЮДИ? Я все объяснил, прошелся с ней по кабинетам в обществе того же Корчакова — он такой заботливый, сейчас разрыдаюсь — наконец-то деньги были ее.

В другой день мы покупали с Леной билеты до Москвы. Как охарактеризовать Лену, меня и еду? По словам Игоря, Лена использует меня ради еды (да и по словам Лены на уровне отношений трансцендентальный платонический приятель, тоже).

Так вот, в тот раз она попросила купить ей макмаффин с яйцом и свиной котлетой. Я купил, но официантка была не умнее Лены, и свиной котлеты в бургере не оказалось. Вы все еще пытаетесь выверить истоки моей паранойи? Лена приобрела билеты, пока я не показывал ей свою новоиспеченную неудачную фотографию в новоиспеченном паспорте, конечно же со страховкой — лишние полтысячи на ветер, будто они кому-то нужны, и мы сели на троллейбус, где я описывал ей «Класс Коррекции» (не путать с Чебоксарами) — фильм, на который планировал как-нибудь сходить, и наконец-таки расстались.

Отдаление

1

Прежде всего, стоит отметить, что я нашел замечательного лего-ниндзя, который чуть не убил меня на остановке у дома, впрочем, как и два велосипедиста. Иногда мне кажется, что я инстинктивно выбираю точку на траектории их движения, и настанет момент, когда жизнь моя будет прервана под колесами оторопелого человека, который решил, что свое бесталанное будущее одного дня он может провести просто покручивая педали велосипеда.

Больше ничего не произошло. Фигурка выглядит дорогой. Мне приснилась девушка. Хоть что-то. День едва ли напоминает пятницу, даже в центре города я никак не могу встретить ни одного знакомого. Определенно, они замечают меня, но не подают виду, потому что боятся испортить себе еще один день. Виктор на остановке и выглядит спящим. Вчера он признался, что запил из-за того, что сходит с ума.

Интересный человек прошел мимо, с коробкой пиццы. Все одеты в темное.

Легкое болит. Несильно. Скорее всего, сосуды. Поднимается ветер, и, скорее всего, будет дождь. Вчерашний я пропустил. В троллейбусе рядом со мной на переднем кресле присела симпатичная девушка, вышла на Мега Молле. Вспомнил, что трижды виденный мной байкер из вчерашнего 15-го сидел на том же месте, и я осторожно посматривал на него, чтобы построить более цельный образ. У него на руке засветился крест, но он все еще напоминал Дэвида Фостера Уоллеса, и я никак не мог рассмотреть его лицо. Скорее всего, ему за 35, но я не могу утверждать наверняка. Есть люди, которые в 50 при надлежащем образе жизни и достаточном количестве растительности на голове крайне сложно поддаются возрастовысматрительству.

Нужны сигареты. Иначе я обречен быть в представлении окружающих делинквентным 16-летним. А я хочу выглядеть моложе.

Нога на парапете начинает затекать. Нужна веревочка, чтобы повесить ниндзя на шею.

2

Пришлось пересечься с Игорем.

Договорились встретиться у Мака в 2—30. Я заметил его издали (без очков) — все чаще инстинктивно чувствую движение в поле обзора - меньше раздавленных насекомых — вскачил на парапет, и мы отправились искать Western Union. Банк на Эгерском закрылся, почта не работала, еще один банк поблизости перестал принимать переводы. Прошли три корпуса вниз, спустя пару звонков, но благодаря интернету, Игорь нашел адрес, расплывчатым маячком на гуглокарте. Дошли до Ровесника, сделав огромный крюк по Ленинского комсомола. Мальцев приглашал его «на полном серьезе» пить чай, Ирен договорилась встретиться в Мадагаскаре после. Получил деньги от доставшихся ему 4800 по плохому курсу и приобрел фанту в стеклянной бутылке. Пытался рассказать ему пару историй из жизни. Летописец, почти крикнул я, когда Игорь назвал меня чуть ли не РПГ-нарратором. Сказал, что Саша вернулась из Питера. И что в БК плохие чизбургеры и лучшее там это рыбные палочки. Обсудили достаточно вещей, но ничего стоящего.

Под вечер вышел в Мадагаскар приобрести альбом и сигареты. Встретил на остановке у дома Аню Васильеву, которая первые две секунды была лишь туфлями, которые пытались преградить мне путь. (Сутулое и поникшее я чудовище.) Она возвращалась оттуда, как всегда лучистая. Я рассказал, что навещаю подругу в больнице. Аня покупала с родственницей кеды и захватила себе вафель. Посетовала на то что, у всех казалось бы проблемы (и ведь правда, казалось бы). Я парировал ухмылкой и «Без проблем жизнь скучна». Предложила мне подобрать ей оптимальный путь домой, я посоветовал с большим количеством листвы.

3

Взял два кофе. Наполнил пластиковые чашки кипятком из самовара. Отпил. Обжег язык. Отпил второй, обжег язык снова.

Вокруг огромное сборище, где-то Лена ищет Илью, чтобы отдать проездный за январь 2014-го. Растерянно и гневно ищет его в толпе. Проходит фирменный автобус с символикой олимпиады, десять минут спустя прерванные троллейбусы медленно начинают движение. Каждый забит до предела. Мы со случайно встреченным Кузнецовым вталкиваем себя в тройку, среди самых примечательных людей которого мой преподаватель математики. Я начинаю отвешивать глубокие размышления всему и вся, с резвой наигранностью, наслаждаясь моментом, людям приходится терпеть меня и мой тщеславный стендап.

Решаем выбраться из троллейбуса на Мега Молле, еще немного и он бы начал затягивать в себя пространство и время, подобно черной дыре. Вокруг белым-бело. Саша решает угостить меня на предновогодней ноте буррито. Буррито отвратный. Мы заканчиваем трапезу, выволакиваем свои сытые тела на свежий воздух и решаемся отправиться в путешествие — по Гагарина, вверх. Обсуждаем ерунду, пытаемся импровизировать на ходу, устроив своеобразных баттлов череду, но вскоре надоедает и это.

Включаю «The Light That Never Goes Out».

Садимся на троллейбус, замыкаем петлю, возвращаясь к Дому мод. На остановке девушка с тубусом. Мы с Сашей спорим на тему известности The Smiths. Кузнецов утверждает, что группу из простолюдинов знает чуть больше, чем никто. Джазбенд из родственников Кузнецова вполне мог бы называться The Smiths. Саша знает саксофон. Не подведи меня, девушка с тубусом.

— Девушка, а вы знаете группу The Smiths?

— Нет.

Она улыбается. В глазах читается что-то, самобытность, которую не приметить у 97% людей. Есть в ее лице что-то завораживающее. Оно не идеальное, но какой-то почти незаметный изьян, он делает его таким очаровательным. Я удаляюсь, мы с Сашей переходим дорогу к Перекрестку, по пешеходному переходу, которого больше нет. (Молодой человек, вы не видите знак? Здесь нет пешеходного перехода. Приводы были? Ладно, на первый раз выпишем предупреждение.) Он встречает знакомую на той стороне. Минуты две спустя я опоминаюсь и говорю, что следовало бы перейти обратно и познакомиться с девушкой с тубусом поближе.

Мы переходим, на остановке нет ни тубуса, ни девушки. Только иллюминации разрезают темноту.

4

Надо признать, я очень сомнительно отнесся к поездке в Ульяновск. Лена журила меня без перерыва. Ей хотелось уехать ни меньше, чем мне, и она постоянно спрашивала, почему никто (а прежде всего я) не рассказал ей про Волгу-IT и тестовый тур. Я же из раза в раз твердил, что Мытникова сто раз объявляла про олимпиаду на тематических парах, и злиться ей нужно разве что на себя. За несколько дней до отъезда, мечтая о чем-то на лабораторной по информатике, я, Илья и Лена путешествовали по Веллингтону в Google Maps, этому искристому, голубому городу на побережье, поглядывая на развешанные по городу транспаранты. Backspace сменил панорамы города мечты панорамами города пыли, треснутого тротуара и людей в непримечательной одежде.

Прогуляв по официальным причинам пару по экономике и получив советы от преподавателя по переписыванию лекций, красному вину и сигаретам, я таки стал обладателем билетов на маршрутный автобус до родины отца революции. В 10 часов 25 октября, мы (я, Семен и парень, который что-то знал) выехали из Чебоксар. Путешествие началось с прослушивания Yes Man Дэнни Уоллеса, единственной аудиокниги, за которую я когда-либо принимался (и не дослушивал). Спустя четыре часа мы прибыли на автовокзал Ульяновска, где сразу же приобрели билеты назад.

— My windows are already double-glazed.

Нас встретила волонтер по имени Рита, и дружной компанией мы отправились праздновать приезд в близлежащий Мак, очень удачно композиционно расположившийся на кольце. Я не мог его не сфотографировать. Как и Семена. И парня, который что-то знал. Ельников жевал свой овощной салат. Парень, который что-то знал, запивал что-то минералкой. Я съел гамбургер. После экскурсионный автобус завез нас в дебри Ульяновска в компанию ecwid. Лид в черной футболке с английской надписью Zip file питчил нам движок их до тех пор не выстрелившего интернет-магазина и называл город столицей IT-индустрии. Заседание закончилось, мы сели в автобус, на город опустилась тьма, мы направились в Чайку.

Берег Волги, сосны и миловидные скамейки — три слова, которыми я бы описал этот рекрационный ресурс. Пропустим бюрократию и редкие разговоры. В ходе естественных и искуственных манипуляций (включающих в себя регистрацию, оплату проживания, передачу комнаты с душевой кабиной и передачей Якубовича свалившейся с неба паре, которые впоследствии так и не возместили мне стоимость аренды) я оказался в одной комнате с парнем из Пензы. Его звали Артем, в свои 21 успел выучить верстку, сменить несколько работ по специальности и почти получить диплом по заочке.

— Ты тот идиот, что фотографировал МакДональдс.

Я принялся рассказывать ему о Лене, и фото стопы Артема на одну из наших с ней дискуссий все еще хранится в чате.

Мы спускались с ним к Волге и слушали шум прибоя, смотрели на горящий город, он советовал мне перевестись на заочное отделение, книгу, вышедшую года два назад, а в день отъезда, проспав завтрак, мы с ним отчаянно искали организаторов и талоны. Он отбыл из Ульяновска часа в три и не более чем через год обрел новую (?) любовь, вместе с которой они преодолели четыре тысячи ступеней под закатным солнцем Монтенегро.

5

Когда торжество жизни решает покончить с собой самоубийством, наступает тот самый момент. В конце октября меня терзало неудовлетворение, которое испытываешь после прочтения замечательной книги. Ирония в том, что автора проблемы читателя в такой момент едва ли тревожат. Но если вас не тревожит ничего в Хеллоуин, самопровозглашенную Вальпургиеву ночь, у вас нездоровый иммунитет. Я скучал по девушке, точнее сказать, по обществу девушки. Общество это, как и обсессия ей, были нездоровыми. Но если отбросить все предлоги и просто импровизировать, у вас всегда будет алиби случая.

31 октября Лена раскрасила лицо гораздо раньше, чем солистка CHVRCHES Лорен Мэйберри, но мэйкап был на удивление схож за его грациозной непресловутостью. Только я об этом и не знал. Я не знал, какой день на календаре, я просто хотел увидеть это лицо и эту улыбку. Лена работала в Эгоисте, баре в районе с новостройками, в винной карте которого были дайкири, которые я хотел попробовать.

Я бродил с братом весь день, желание пришло спонтанно. Сложно рационализировать настоящее, и гораздо сложнее проделывать то же с прошлым. Мы дошли до бара и я сел на скамью. Мне было совестно входить. Сам факт того, что я знаю, что она здесь работает, факт того, что я в какой-то степени нарушаю личностную свободу другого человека, пускай мне и не все равно, все это сумбурно сподвигало меня сбежать. К тому моменту я не видел ее три недели, мы не общались, я никогда не был тем, кого вы назвали бы состоятельной частью чьей-нибудь жизни, я всего лишь обыватель в своих интеракциях с людьми. И даже компания в лице брата не прибавляла мне смелости.

Он поставил мне ультиматум - сказал, что зайдет один. Я зашел следом. Мы сели за столик, к нам подошла миниатюрная девушка-официантка в мэйкапе, который следовало эсктраполировать на весь обслуживающий персонал (медленно подходит к горлу повод для жалости — не то время, не то место и не то лицо, даже если то). Я заказываю Поэтику. Поэтика. Филологическим термином нарекли пресное блюдо. И два дайкири. Брат сидит и листает глянцевые журналы, издеваясь над самой их сутью, делает это как всегда непринужденно — он никогда не был скован в этом огромном чане со стереотипами, который я озаглавил бы существованием — дурачиться у него в крови. Я жду блюдо. Подносят дайкири. Я беру один бокал дрожащими руками и чуть ли не проливаю, неумышленно принуждая официантку извиняться. В этот момент я готов провалиться под землю. Выпиваю первый бокал, выпиваю второй. Подносят поэтику. Медленно расправляюсь с блюдом, ощущая, как романтизм уходит из жизни.

Подходит Лена и спрашивает, не хотим ли мы чего-нибудь еще. Прочувствуйте двойственность момента. Дайкири.

Сергей написал потом что-то в жалобную книгу.

О боги.

Преломление

1

Я скетчил неподалеку у L-cafe, у перекрестка у Перекрестка. День, 22 мая. Лена пробежала мимо и ударила меня пластиковой бутылкой прямо по затылку. Она кружится, она воздушна, она верит в свой образ.

Через четыре месяца я буду сидеть здесь же, на бетонном блоке, ждать Лену, пока она не закончит работать. Смена кончается в 8 вечера. Залу L-кафе просто различить. Лена с необычайной грацией в форме официантки то и дело поднимается и опускается вверх и вниз по винтообразной лестнице, в тридцати метрах от меня. В пятнадцать минут девятого она наконец-таки выходит. Мы проходим по внутренней стороне Дома Мод и останавливаемся за остановкой с банкоматами. Курим Уинстон. Миниатюрная девушка спрашивает сигарету, я делюсь. Лена шутит. Не помню, что. Мы садимся на маршрутку и отправляемся в логово Игоря. Его нет дома. Наконец-то он приходит, и я сбегаю. Я не помню, зачем я там был.

Когда ты весь день на ногах, винтовые лестницы порядком надоедают.

2

Мы стояли в очереди в последний день Игромира. Лена успела написать Кайлу Хайду, чтобы продать тому лишний билет для прессы, и ждала, пока он появится.

Нас окружала толпа из, преимущественно, школьников. Я выбил место в бесконечной веренице людей благодаря сигаретам. Лена получила деньги и вернулась обратно. Хайда я так и не увидел — был поглощен разговорами с молодежью.

— Я выбил деньги на Игромир от университета.

Спереди и сзади посыпались восторженные ремарки.

— Это серьезно круто, — сказала девушка сбоку.

Я предложил парню, который изначально уступил нам место еще один айсбуст, а Лена предупредила его о вреде ментоловых сигарет на репродуктивную систему.

— Да, я знаю.

Выяснилось, что паренек в свободное время увлекался игрой на бас-гитаре. Рядом с ним стоял приятель, нарекли его черепашкой ниндзя. Обсудили все игры, которые могли припомнить. Очередь не торопилась. Я сознательно завидовал Коле, который прошел на выставку через организаторский вход. Погода стояла пасмурная, как и во все дни до. В какой-то момент я спросил их, сколько на их взгляд лет Лене — в тот момент я бы дал ей 16, они сошлись на 17—18.

Пожаловал Семен после бурной ночи, высматривая сонным что-то, что осталось на квартире его друзей.

***

Сидели в МакДоналдсе в Одинцово и ждали Колю. Диалог ушел в дебри моей неприязни ко всему сущему. Лена и я обсуждали мое бесконечное самомнение и выясняли в полуигривой форме отношения, все, что связывало меня с ней в тот момент, и мои злополучные стереотипы, которые сложились у меня по отношению к ней, черт знает зачем прихваченному с ней из Чебоксар Семену и будущему. Выходило, что меня ненавидят вполне взаимно. Ельников как всегда хотел спать и от комментариев воздерживался.

В какой-то момент я решил выбежать за сигаретами и заглянул в Азбуку Вкуса через дорогу, в которой случайно обнаружил ментоловые Марльборо на замену скуренному Айсвитчу. Им предстояло стать одним из символов поездки. Я раскурил сигарету, и осознал, что отыскал идеальный комплимент. Не долго думая, я предложил следующую Лене, и они пришлись ей по душе, легким и всем рецепторам, которые имелись, ничуть не меньше. В голове я рвал себе волосы от раздирающего меня счастья. Пару раз мы выбегали курить, оставляя Семена сидеть в кафе, промерзая до костей.

Get my honey come back sometime.

Мак закрылся, и мы втроем доплели до скамьи у церкви. Лена уселась на холодную скамью, предлагая сесть нам с Семеном. Я отказался, Ельников не хотел рисковать. Мы обсуждали курсы, на которых Семен учился петь. Лена предложила распеть «Mr. Brightside» The Killers, а я думал над статусом ноута Шредингера, который после взвинченного дня вполне мог оказаться нерабочим.

***

Обошли весь дизайн-завод, так и не отыскав маркеров. Минув автобус в стене с логотипом флакона, на который я забрался. Минув отдел с комиксами и мерчем 28-го, в котором я выискивал Рефлексию и кошек. Минув самый хипстерский обувной и еще одну «Республику». Минув фотоавтомат с распечатанными фотокарточками. Наконец, Лена решила попытать удачу и зашла с другого входа. Копики! Ужасно дорогие.

***

Вышли на Мякинино и спустились до Крокуса.

Кассина выбегала и пропустила какую-то девушку. Я выбрал долгий путь. Лена, которая общалась с Колей на протяжении последней недели, не оставила контактов, как и он — мы не можем ему позвонить, а в соцсетях он не сидит. На протяжении двух часов я тереблю людей из курилок и всех волонтеров с логотипами Ubisoft — пожалуйста, позовите Кураценко и передайте, что его ждут друзья. Косплеер Эдварда соглашается помочь.

Лена и Семен злятся, я выпрашиваю каждые пять минут кента из тех, что собственноручно подарил Лене, и не всегда удачно. Отважился повесить на свободное плечо сумку с ее ноутом. Спустя минут двадцать та знатно падает с покатой лопатки. Кожевникова пытается воспламенить меня взглядом.

Наконец я примечаю Колю у выхода и кричу К-У-Р-А-Ц-Е-Н-К-О. Он ниже, чем я думал, но мы оба метр-78.

3

//Это будет эгоистично с моей стороны. И едва ли будет похоже на хорошее дополнение к утреннему кофе и ментоловой сигарете. Вряд ли я обрету в оставшиеся дни прошлое мировосприятие, поэтому хотел сказать, что люблю тебя. Влюбился в день лекции по истории, когда как идиот лежал на скамье и ты сделала мой набросок, а я твой - и я был бы рад, чтобы этого не происходило, чтобы не терзать себя оставшуюся жизнь и тебя сейчас. Я скучаю как ненормальный по тому общению и тому взгляду и той улыбке, которые приводили меня в чувство каждый день. Я понимал, что никогда не понравлюсь тебе и что все попытки завоевать твою симпатию обречены. Я забрасывал общение и даже сжег фотографию с игромира в надежде, что это поможет забыть тебя, конечно же обманываясь, и жалел с тех пор об этом каждый день. Я пытался встретить тебя, чтобы узнать, как ты. Все эти дни, начиная с ноября прошлого года, который оборвался так резко, я живу в прошлом. Уверен, у тебя гора поклонников и тысячи уже безуспешно объяснялись тебе в своих чувствах и я просто буду еще одним. Я понимаю, что ты изменилась и нашла себя с тех пор и что наши дороги едва ли пересекутся вновь. Надеюсь, ты счастлива или будешь счастлива, если несчастна. Теперь можешь послать меня нахуй еще раз. Прости.

//Привет, Андрей. Я в психушке. Вот уже 8 дней я безумно счастлива. А я знала, что так будет. Все-все знала. Че ты там говорил про ментоловые сигареты? Посещение с 8 до 11 утра. Пирогова 6, новое здание, вход с торца, 3й этаж. Позвонишь в звонок — санитарка откроет. От горячего маффина со СВИНОЙ котлетой тоже не откажусь если располагают финансы. Хотя плевать с так маффином, я хочу сигарет. Хотя с 11.20 до 11.50 есть прогулка на свежем воздухе. Хочешь — подходи. Но мне очень нужны сигареты.

//Завтра. Милое фото. Я не знаю, как там с посещениями после 7. Я весь день боялся прочесть, что ты меня пошлешь, собрался с духом только сейчас. Я весь вечер не мог уснуть вчера, думал, что свихнусь. И я не против.

С пятистами рублями в кармане я поднимался по лестнице Перекрестка, когда парень в рубашке с животом тридцатилетнего, бешеной улыбкой и умными глазами стрельнул у меня сигарету. «Что слушаешь?», он переходил в новый фрейм. Да, на мне были наушники, и слушал я Мака ДеМарко — через секунду наушники были на нем — еще через пять снова на мне. «Круто. Такая успокаивающая музыка. Тут не продают сигарет, которые я люблю. Русский стиль.» «Русский стиль» в Чебоксарах правда не продают. Как и айсбуст. И как тысячи других сигарет.

По-моему, у меня в голове есть шаблон для подобных ситуаций, да и душа требовала приключений. «Знаешь, у меня подруга (нет, не в таком смысле) в психушке, я хочу ее навестить, и мне кажется, ей не помешает кто-то веселый.» Парень восхитился моим великодушием и согласился скинуться, чтобы обеспечить госпоже Кожевниковой торжественный обед. Главным показателем нашего великодушия с его стороны должны были стать конфеты Love Story и дорогой сыр. Но средств хватило только на российский.

— Вы меня пугаете.

//Я нашел профиль Павла, передал извинения. Последний раз он был в онлайне 1 мая, буду надеяться, прочтет сегодня-завтра. Родился в Чебоксарах, учился в четвертой гимназии, учился в МГИМО, говорит, что помогли родители, работал в Питере в начале 2010-го над одной из частей Хало, хоть и утверждает, что не нашел своего имени в титрах, катался по свету, сейчас верстает сайты или собирается, просил меня помочь с одним лэндингом, но я честно ответил, что не мое.

//Интересный человек.

4

В конце второго семестра я сдавал экзамен по философии молодой преподавательнице, на лекции которой присутствовал лишь единожды где-то в середине марта. Стоит сказать, что все ее заученные фразы проходили мимо моих ушей, пока я сидел за последней партой аудитории и проходил демо «Virtue’s Last Reward» на своей Nintendo 2DS. Но день этот, не экзамена, запомнился мне в подробностях и по одной простой причине. В тот день я упал. Песни об этом падении еще долго распевали все свежеприлетевшие скворцы. Подскользнувшись на привокзальной площади, я угодил прямо в лужу. Свежую мартовскую грязную лужу. Единственная лужа на всей площади, сказать по правде. Я был взбешен. Я быстро перебежал дорогу к ближайшему зданию, на полянке перед которым осталось подобие сугробов, и начал оттираться. Снял свой серый худи, повесил его на ветку ближайшего дерева. Пару раз меня посещало желание выпустить свою злость, чтобы достигнуть временного катарсиса. В третий раз я не сдержался и запустил снежок выше окна. Умеренно выше окна. И возвратился обратно к процессу чистки своей одежды. Минут пятнадцать спустя ко мне подошли полицаи предъявлять претензии на мое хулиганское раздолье — им пришли жалобы от людей из квартиры, в чье окно я не попал (и они явно были разочарованы). Я описал им ситуацию вкратце. Полицаи оказались понятливые, и со словами «АХ, ДА ВЫ ПРОГРАММИСТ» поспешили покинуть место преступления без умысла. Вскоре его покинул и я с мокрыми засученными рукавами, направившись в университет на последнюю пару из оставшихся.

На экзамене я быстро написал проверочную работу и принялся скетчить — единственное занятие после рефлексии (и запуска снега выше окон), которое приводит меня к духовному равновесию. Когда подошла моя очередь отвечать по билету, мы с преподавательницей долго дискутировали. Очередь не подошла бы, если бы не «Падение» Камю, которое я уже было собрался подарить ей, чтобы та не отправляла меня на переэкзаменовку. Показательно оставив его на столе и уже принявшись бежать (лишь бы не упасть и в этот момент), я услышал, как ее тающее сердце готовится сделать мне поблажку. Экзамен я сдал на четыре, оставив после себя ремарку на тему вреда курения. «Мысль вызывает курение. Don’t think.» Ей пришлось не по душе. Исправил на «Don’t smoke». Она сказала, что слишком просто.

5

2014 близился к завершению, скорее всего, это был конец ноября. Я понимаю, что забыть человека невозможно, нельзя стереть память о ком бы то ни было, но можно сподвигнуть себя к этому. Я в двухстах метрах от Волжского, хожу по одноименному району, и это всего лишь совпадение. Ужас существования и безысходность заглядывают в мое сердце по очереди, с промежутком в пару минут. Я скучаю по Лене и прошу себя не делать этого, уже как пару месяцев я спрятался в своей самодельной пещере. Это не пещера жалости, я никогда не шел на контакт без надобности, скорее, это памятник одиночеству — мое бренное метание — пока люди колют дрова, я варюсь в собственном соку, придумывая сценарные ходы для своей жизни. И еще один готов.

Сажусь на скамью. Внутренний голос подзывает. Ну же, выскажи это вслух, чтобы поверить — тогда все определенно сбудется, все будет именно так. Ладно. «Лена, я тебя больше не люблю.» Не уверен, что что-то изменилось. Нужна жертва. Я выхожу из дворов, перехожу дорогу и прячусь в остановке у института образования. Пришло время сжечь фотографию. С Леной, хэдкрабом, светлым прошлым, пришла пора отпустить, нельзя вечно жить воспоминанием, стоит сделать шаг и пойти дальше.

#игромир2014 Лена с прядью редких волос на лбу. На голове игрушечный хэдкраб, которого я смело одолжил у программиста из Ubisoft Киев, приобретенный им в павильоне с мерчем 1С. Бешеная улыбка. Глаза зажмурены. Сгорела половина, зажигалка искрит, но никак не подожжет. Ломаных десять минут пытаюсь сжечь ее до конца с сигаретой в зубах под странные взоры редких окружающих. Наконец-то пламя съедает оставшуюся часть.

Мне стало хуже.

Чудо

1

«For here, am I sitting in my tin can.»

Я не помню преамбулы к тому, почему я решил сходить на фильм, который вызовет культ, который я просмотрю три с половиной раза в кинотеатре. Я пришел в «Волжский» и взял три билета. Знаете, я всегда беру больше билетов, чем следовало. Это мое бремя. Потратил за жизнь на лишние билеты больше денег, чем на крем для бритья.

Пишу Лене, зову их с Игорем на лучший киносеанс в истории. Лена опять напортачит, вы это чувствуете. Официальная версия состоит в том, что она перепутала Стиллера с Сэндлером и благодушно отказалась. Если новый год начинается с маленькой трагедии, то и закончится ей же. Я приобретаю в Гурмане три банана, один из которых съедаю, остальные два составят мне компанию. В центральном ряду, на центральном кресле, я окружен двумя лучшими приятелями в истории нарративного кинематографа. Не помню, что с ними случилось. Скорее всего, я оставил их там же. Дальнейшая судьба их окутана тайной.

Мы сходили на этот фильм позднее, компанией. Лена нарекла фильм чудесным и попросила нас выучить слова «Space Oddity», песни, которую мы так и не спели, по крайней мере, той же компанией, и вряд ли споем. Я ссылался на этот фильм в наших с Леной разговорах, в разгар некоторых неурядиц, но не очень успешно. Лена же как всегда подбирала идеальный момент.

2

На сцену выходит разработчик еще одной казуалки.

— Здравствуйте, я N из компании M. Вы можете знать нас по игре R.

— Я играл. Забавная игра.

Идет церемония закрытия Волга-IT, мы с Артемом сидим в актовом зале УлГУ. Награждение участников решили отложить до самого конца.

Автобус Артема уезжает в полчетвертого. Без пяти три Артем уходит. Я покидаю зал в три. Семен и парень, который что-то знал, остаются дожидаться завершения.

Я направляюсь в Аквамолл, он же Ашан, чтобы приобрести сувениров. Своему официальному названию гипермаркет явно обязан пруду, на берегу которого расположился. В центре пруда находится небольшой остров с пятнадцатью деревьями. Путешествую по первому этажу (с кафе), по второму (с одеждой и IMAX-кинотеатром сети Синема Парк). Вдруг девушка с флаерами из ниоткуда вручает мне воздушный шар на палочке с логотипом ASUS, а из-за угла выезжает черный карт-электропоезд. Пытаюсь сфотографировать его на ходу, но тщетно. Он останавливается.

Спускаюсь обратно, возвращаюсь в фойе и решаю заглянуть в Concept Club. Девушкам же нравятся футболки, разве нет? Выискиваю что-нибудь эксцентричное, параллельно прикидывая размер. На меня уставился индийский тигр. На его продолговатой мордашке зияет мандала. Пусть будет XS.

В УлГУ меня ждут. Парень, который что-то знал, стоит с дипломом второй степени и новым фотоаппаратом. Волонтер Рита подписывает воздушный шар, который мне вручили в Ашане. «Волга-ИТ с любовью. Ждем в 2014 году. (Ссылка на профиль в ВК.)»

Обновляю инстаграм Лены десять часов спустя. Следовало сделать это в субботу. У нее уже есть футболка с тигром. Другого цвета и без мандалы, но ту она приобретет отдельно.

3

Сбежал часов в восемь утра. К нам в квартиру намеревались наведаться гости, родственники, и я не собирался становиться основой для чьей-то мерки. Мало того, суть самого этого визита оставалась для меня загадкой.

Я вышел из города на вурнарское шоссе, пробрался через лесопосадку и отправился в путешествие, придерживаясь железной дороги. У меня в наушниках играли вперемешку два альбома The Presidents of the United States of America. Один — с лайв-выступления, другой — нововышедший «Kudos to You».

Путешествие я помню лишь обрывками четырнадцатимесячной давности. Старик на подходе к Кугесям советовал мне осторожно пробираться через цветущую сирень. Затем путешествие по обочине поселка, от спортивной школы через рощу, и дальше, вдоль — избушки, дачи, сосны, березы, шоссе, шоссе, шоссе. Мало кочующих пешком людей. Воздушная кукуруза, вереницей выпавшая из полиэтиленового мешка. Миниатюрные весенние болота. Ишлеи и приобретенный Сникерс. На 21-м километре было решено возвращаться. Запомнил лишь пыльный желтый фургон на фоне зелени с вычерченным на ней трибутом группе OneDirection и нескончаемое путешествие по заброшенным железнодорожным путям.

На пару километров сократил мой обратный ход мужчина в автомобиле, но направлялся он не в Чебоксары, а ловить попутки и дальше я не собирался, ему же уступил скорее из-за его собственного желания оказаться полезным. Обратно добирался через бесконечные кладбища, пытаясь безуспешно узнать город в профиль. Еле доковылял до первого продуктового на богданке и взял два овсяных печенья на четыре рубля, половину стоимости которого оплатила кассир.

4

Встретил Лену в тринадцать часов. Была без ума от маркеров. Улыбалась как никогда. Очень переживала, что V скоро выписывают. Ей кажется, что ему нужно ее общество и что без него ему будет только хуже. Она испытывает чувства рядом с ним. Он в отместку отмечает, что все с ней в порядке, а чувств у него нет.

«Ха Я ужасна и не стою ничего Я дно Без чувств и будущего Чувства только рядом с ним»

Окрестила меня крестной феей. Обратила внимание на мои когти, сдерживалась ли целый день? Я пошутил про полицию ногтей. Рассказала про новоприбывшую девушку 22 лет, лучезарную, с порезами вдоль. Обсудили ленин возраст, который, как я отметил, how-old определил с точностью до года, больше совпадение, нежели классный алгоритм. Она сказала, что ей давали 15 и 23. Среднее арифметическое.

Ей «не неприятно общаться» со мной. На ней была васина футболка с гоблином из ХС. Сказала, что бросает его и придется вернуть.

Лена говорит, что ничего не чувствует. Не знаю, из-за лекарств ли это в первую очередь или из-за чего-нибудь еще. Она говорит, что принимала антидепрессанты в прошлом году некоторое время. Может быть, это они подсадили ее нервную систему. Но она рисует постоянно, значит у нее есть воля и силы и сознание. Может быть, у нее просто нет ответных чувств к Корчакову. И она чувствует себя виноватой. Виноватой из-за того, что какая-то ее часть подсознательно отвергает его и компанию (и он уже подарил ей кольцо и обещал жениться и поселить у себя в квартире после ремонта, но у нее появляются мысли отвергнуть его предложение). Она обняла меня. Как, черт побери, у нее не может быть чувств? У нее больше чувств, чем у меня.

5

Если мы обсуждаем фотоаппараты, стоит отметить, что Лене никогда не везло с теми. Наследие деда-фоторепортера оставило своего солнечного пса на пленке, который рвал и метал. Мы сидели в «Соренто», пили кофе, она, Саша и я. Лена вспоминала прошлое, ее радостную и беззаботную жизнь, выезды на природу, быть может, поездку в Париж — они с Сашей купались в вехах собственной жизни. Я же, скорее всего, просто звучал глупо и пытался не заснуть на собственных предплечьях.

(Разве наше с ней нынешнее недопонимание можно разрешить? Не то, а это? Если мы вспоминаем эти общие частицы прошлого, мы хотим забыть их навсегда? Или вернуть все назад? Она считает, что я в лагере с Игорем. Или с Сашей. Кем угодно. Глупо. Я виделся с ними пару раз в последний месяц. Но даже спустя полтора года после нашей инициации я такой же странный в их представлении. Со мной не обсудить ерунду, у меня никогда нет денег, живу на другом конце другого города.)

Лена сказала, что Семен признался ей в том, что считает ее за младшую сестру.

(Я думал, что общение с людьми разрушает стены, преграды. Или девушки непробиваемы, или я. Всю жизнь, весь мой опыт — все что приводит в их легкий трепет это признания в любви от человека, которого они любят. Все остальное — кукольный театр. Взор самого циничного критика. Мне не хватает гендерной социопатии, подобно им.)

Вышли из кафе и закурили. Сделали пару кадров. Прекрасный день. Солнце, ясное небо, я не спал весь день, улыбаюсь как придурок. Люди приветливы. Неизвестный парень делает комплименты фотоаппарату. Пора мне ехать домой.

Допущение

1

Знаете что? Лена подарила мне пачку «Кента», он ментоловый, плохо сказывается на репродуктивной системе, как они говорят. Передала мне будто бы незаметно, пока я стоял в курилке вместе с Ильей. Прежде всего, она знает, что я начал курить из-за нее. Я рассказал ей. Сказал, что она меня вдохновила. Бог мой, если вы еще не сбежали, она отреагировала достаточно спокойно. Она несомненно представляет, что я могу быть в нее влюблен, но у нее нет с этим проблем. В нее влюблялись, у нее есть парень. Все идет по плану. Если я не буду вести себя чересчур вычурно и буду так же дружественно общаться, все будет в полном порядке.

А еще это день, когда я получаю премиальные на поездку в Ульяновск. Я встретил старого друга и мы идем по московскому мосту. Октябрь (фанфары) начался, принеся с собой ветер. И на этом мосту он просто ураганный. Он не дает мне закурить. Мы смеемся, как идиоты, подтруниваем над моими безуспешными попытками захламить дымом собственные же легкие. Что поделать. Знаете, я не лопаю этот ментоловый шарик, они курятся сложно с таким вот тройным фильтром, но, боже мой, зажгись ты уже наконец, а!

2

У Лены классный парень. История жизни магическая. Вид яппи восьмидесятого уровня. Гладит ее аккуратно по голове, когда она случайно второй раз за день ударяется головой о что-то. Чистая случайность. Я здесь не при чем. Я смог наконец-то организовать посиделки на квартире с пивом, севен-апом и пиццей. И одолженной второй раз за месяц Playstation. Пытаюсь как-нибудь приудобиться у стены на кровати, наблюдая, как счастливые мира сего по три раунда гоняют в Мortal Кombat.

Игорь готовится к ЕГЭ. По экспоненте. До того еще полгода, так что пока не так усиленно. Лена встречает его в дни репетитора по математике. «Питерские Чебоксары» Так она нарекла этот двор. Выложила в инстаграм. Я искал его неделю, всего лишь ради забавы. Нашел в день, когда встретился с Игорем. Назавтра после дня его рождения. Феромоны. Загадочность. Ни разу не посещал тех. На обоих присутствовала Лена, очевидно. Подарила инстапарат на последний.

3

Лена курит. Так стоит начать. Вечно улыбающееся светило, с пританцовывающей походкой и слишком милым голосом, но с нескончаемыми историями на темы подростковых гонений и опыта, которой стоило бы получить лет на пять позже. Сигарета это ключ к моей прошлой и, быть может, настоящей жизни. Не влюбись я в этот образ, человека, открывающего мир через вещь настолько ничтожную, но в то же время захватывающую тебя с головой, я определенно был бы другим. И не могу представить, каким именно. Таким же, как на первом неудавшемся курсе. Еще более замкнутым, но гораздо менее безотвественным. Ну и пусть.

Я сидел на остановке у университета образования. Остановки в лучшие моменты жизни всегда людны. Или даже животны. Они копят в себе одиноких котов, которых мы гладим и с которыми себя ассоциируем. Эта не отличалась. Божественное провидение, горько усмехаясь, наблюдая за будущим мной, ниспослало комок шерсти, чтобы я отметил это вступление в новую жизнь. И я описывал этот комок шерсти Лене в нашей с ней онлайн-переписке, выжидая пока она выйдет из своей квартиры, закроет дверь неизвестного мне подъезда, пройдет двести метров и поднимется по ступеням.

Насколько сильно меня всполошило? Образец порядочности и надежды на что-то? Я был в шоке, черт возьми. В курящих девушек я раньше не влюблялся. Даже образы из медиа я мог пересчитать по пальцам. Та на окне из Питера ФМ. Самый первый шок. Женщины из кинематогрофа 80-х. Ради бога, их выбор. Но. Моя первая любовь? Ну почему все должно быть так сложно? Я переложил на себя столько перспективных обязательств в тот момент. Да, конечно, я закурю. Разве я могу иначе? Перемены сулят много необычного наверное?

***

Ульяновск все еще не пришел, как и я на пару по экономике. В курилке стоит преподаватель этой самой дисциплины. Хах. «Лазарев, я знаю, почему ты так плохо соображаешь!» Да, я влюблен, черт побери. Вы ожидаете чего-то вразумительного от девятнадцатилетного четырнадцатилетнего с ВСД? «Все из-за того, что ты куришь!» Я не заметил, право. Я не в том возрасте, чтобы выигрывать городские олимпиады по математике, сколько лет прошло. Единственные граммы знаний по экономике с моей стороны это пирамиды Маслоу и примерное представление того, что значит девальвация. «Тебе надо каждую выкуренную сигарету запивать красным вином. Оно расширяет сосуды.» Спасибо. Когда подойдет время экзамена, я набросаю на листке с ответами девушку с гитарой, которой вы поставили хорошо.

4

Некоторое время назад в течение двух недель я имел счастье быть парнем девушки по имени Саша. Мы ночевали на лестнице у чердака в подъезде ее дома, посетили пару раз бюджетные кафе, пытались растопить лед историями из прошлого.

Мы познакомились в декабре 13-го. Лена случайно приметила Сашу (и свою лучшую подругу на тот момент) на остановке, когда мы возвращались с «Грязи» с МакЭвоем. (Я пытался познакомить брата с Кожевниковой, но затея была явно плохая. Спинка кресла дрожала, когда Лена смеялась. Брат критиковал все и вся, происходящее на экране.) В итоге до университета вместо двух студентов доехало трое. У джентльмена не было при себе наличных, а дамам очень хотелось подымить. Взяв в итоге «Лаки Страйк» в магазине неподалеку преимущественно на деньги Саши, они успокоились. Мы раскурили пару сигарет в курилке главного корпуса и смутно понадеялись больше никогда не пересечься. Параллельно я подарил кусок застеплированный пиццы из «Хэппи Дэй» знакомому и оставил пепси стыть на уличной раме, выложив фотографию с ним в инстаграм.

Пепси затянулся снежной коркой, и я разбивал лед соломинкой, пока ехал в троллейбусе.

Так или иначе, спустя пару недель после данного инцидента, мне предстояло пересечься с Сашей снова. Я случайно встретил ее в Макдоналдсе в компании Лены и Игоря, пока те ссорились, а мы спешили покинуть место раздора.

Честно сказать, я не очень горел желанием идти в Макдоналдс в тот день. Интуиция организовала мне пари, сказав, что я встречу кого-нибудь из знакомых в тот день. И раз в жизни она оказалась права.

Мы с Сашей благопристойно хлопнули дверью и отправились дышать воздухом. Зимний день преступал в вечер, сумерки сменялись тьмою. Свежий туман окутывал серый призрачный мрак. И это ощущение, которое я теперь вспоминаю, оно жило во мне только в ту зиму, только тогда я мог его по-настоящему чувствовать, только тогда воспринимал ситуацию и действительность, свет, свежесть и окружение в бешеном коктейле. Теперь ничего из этого не осталось, и я довольствуюсь тем, что помню хоть что-то из былого.

Мы отправились в пешую прогулку по заливу. Я рассказывал ей историю своей жизни, со школы до действительности, то же делала она. Но погода, погода превращала этот бытовой разговор в обряд, мы не общались, мы читали псалтырь, и в конце концов Саша прониклась ко мне чувствами или некоторым их подобием.

Никогда не признаваться в собственных чувствах, говорил я, а Саша утвердительно кивала.

5

Она закурила и спросила, что меня беспокоит.

Я сказал, горло, я боюсь, что боль в горле когда-нибудь меня убьет. Сказал, что боюсь не дожить до завтра.

Она улыбнулась и сказала, что я просто зациклен.

Мы повернули, она обхватила меня за плечо.

Мне было сложно сдерживаться.

Лена, я так сильно тебя люблю, сказал я, вытягивая каждое слово из самого дальнего уголка своей души.

Я тоже люблю тебя, сказала она и спустя полминуты добавила:

Ты замечал, что сентиментальные минуты самые быстрые?

Мы повернули снова и оказались у клумбы с одуванчиками.

Она сорвала один и дунула мне прямо в лицо.

Я проделал то же самое.

Маленькие парашютисты приземлились и улеглись по ореолу ее лица.

6

Раскуриваем с Леной айсбуст на балконе.

Уинс лицезреет стиранную Колей одежду.

Электрички ходят взад-вперед.

Эпилог

Знаешь, это может показаться тебя выдумкой, но я, выискивая и перетаскивая, тасуя заметки, фотографии и страницы, вдруг заметил - нет, скорее, ощутил высохшее прошлое, на своих руках. В тот день я был дико подавлен - Лену выписали, был конец мая, Корчаков - нет, отец - отец встретил ее у входа - я представляю это, отец ее работает в 200 метрах от РПБ, и вот те желанные 10-два ноля - и Виктор Кожевников, ранее - просто строитель - теперь счастливый частник с правом собственности на несколько уложенных им же квартир компании, 60% которой принадлежат ему (а 40% выручки он благочестиво возвращает своему старому работодателю) - и вот, спустя все неурядицы и переезды, перед самой чертой кризиса среднего возраста, который ему едва ли грозит - ведь есть и машина и квартира и прекрасно ненормальная дочь - на этой самой машине, внедорожнике Kia Cerato черного цвета, он, отпросившись с работы, увозит свою дочь - как и три десятка скуренных данхиллов, глупые разговоры в беседке, мои разделенные на прекраснейшие 15 минут чувства и одуванчики - он увозит их все, чтобы расселить под своим критическим взором. И она сидит дома, Лена, она пьет кофе - я вижу это - и она пишет мне, что ее выписали. И сторож Андрей, который постоянно стоял под вайфаем в ожидании, снова никому не нужен - он идет мимо, в аллее недалеко от ЧГУ, в аллее недалеко от Евростроя - идет, чтобы услышать, как юнец-ворон каркает где-то, запрятавшись в кустах. Андрей устал, он ложится на газон рядом, пытаясь разговорить глупую птицу - Андрей делится всеми своими проблемами и вот-вот споет “Королевну” “Мельницы” - пока рядом страждущие люди будут интересоваться, все ли в порядке, он будет разговаривать с вороном, устелет траву - чтобы взять его домой - но неудачно.

И две недели спустя, в самом разгаре сессии, я отчисляюсь - терпеть не могу предательства - а если меня не предали, то не хочу, чтобы другие терпели поехавшего меня - и брожу я все там же. И на той самой траве, на которой лежал я, лежит Людвиг - ведь это он - кто же еще - он так и не научился летать, бедная птица - и все мои попытки его утащить от своего неминуемого будущего - он не разделял, каркая как сумасшедший как я и как Лена - и теперь бедный Людвиг лежит мертвый - хотя бы не умер безымянным, и не знаю, раздавил ли его черный Kia Cerato или белый - его больше нет. И я усмехаюсь в истерике - только так я могу смеяться - смеюсь, пока не встречаю одногруппника, с которым мы отобедуем другой мертвой птицей - и рассказываю все, как есть. Он немного поражен и ошарашен - он ведь нормальный - я показываю ему зарисовку - где Людвиг как мудрый, гордый, но добрый юнец - и чувствую, что хватит - одногруппник ведь тоже не железный, и, ну его - превращать людей в отчаянных психов - иначе у меня не выходит - я бегу в деканат и пишу в заявлении восьмым тезисом - неотчисление меня грозит потенциальными физическими увечиями других - попробуйте только оспорить - ведь все это правда. Замдекана называет меня кляузником (я бы избавился от первой триады букв этого глупого слова) - и я наконец-то свободен. Я никогда не научусь жизни, и бог знает, чему буду предан я - или кем - или где - или когда - ведь разницы нет, всегда найдется белый Kia Cerato - или черный.

И я бы не записал всего этого, если бы не сидел в ожидании - но, поверите ли вы или слишком я застелен надеждой того, что прав - мы сидели с Леной как-то в этом самом зале ожидания, и она постоянно просилась наружу - подышать свежим воздухом - на деле табачным дымом, пока я наконец не сделал замечание, что терпеть не могу ее софизмов - что курение для меня (это я уже думал, как, впрочем, и первое, но не говорил) это естественно, и нам отнюдь не обязательно выбираться для ее воздуха, а не дыма.

Я видел ее лицо в четверг - оно постарело так же, как мое. И, черт побери, едва ли из-за меня - ведь она поспешно отвела глаза - а я был угрюм и сер и не думал даже, что девушка, которой я любуюсь, проходя мимо, именно Лена - а рядом шел очередной ее приятель - которого она конечно же не слушала, и не обратил внимание ни на меня, ни на нее - но голос его звучал так бодро, что я боюсь, как бы и он не признался ей в собственных чувствах.

Потому я и лег спать и, проснувшись, сорвался в Москву, чтобы послать к черту Колю, который отказал мне в своей квартире, который снова не дал мне сбежать - и едва ли мы возобновим общение: так велико между нами недопонимание, что лучше не знать мне его причин.

Подходил состав, настоящий советский паровоз, и я, дурачась, подставил сигарету в фокус так, чтобы казалось, что дым идет из нее - но пару секунд спустя она выскользнула из моих рук - так велика была отдача. Не выпади она в тот момент, я бы черкал что-то совершенно иное - подбирал бы не те слова и думал бы не те мысли.

Я счастлив и несчастен одновременно - еще один надуманный повод будто бы не строить другого будущего ради Лены - и разве хочу я быть Колей, который до сих пор одинок и до сих пор на меня злится. Я мог заразить его своей инициативой и глупыми дурачествами - но вот з/п - no/comments.

Невошедшее

Башня

— Что такое полярная звезда?

Точка на небе, и у меня нет возможностей думать иначе. Ты выпустишь дым, и к нам подойдет старый парень, отчаянный, злой фокусник, он не умеет не рушить. Мы простим его в душе, но мы всегда знали, что он мог быть другим. Твои башни из бутылок, четыре часа они стояли, и ночь подобрала отличную кульминацию.

— Произведение искусства, да?

На горлышке самой верхней стоит догоревшая сигарета, он попытается ее сменить. Мы слишком верим в его неудачу, чтобы помешать ему — мы посмотрим на часы, каждый в отдельный момент, 11 вечера, пора ведь возвращаться. А он пьяный, что с него взять — бутылки летят вниз, с глухим стуком, все девять, лежат на мягкой подкладке под крышей остановки, рядом сидят двое и стоит один.

Шарик

Собака заболела, так они думают, солнечный удар. Самый резвый из троих подхватил ее и понес в тень под мостом на набережной. Положил на мягкий песок — в будни тут ведутся работы. Мальчик достает пустую бутылку и набирает в нее воды. Я смотрю и курю. Подходит студент.

— Парень, а что здесь происходит?

— Шарик чуть не упал в обморок.

Мальчик поливает ее, медленно, растирая нагретую шерсть, трогает лоб. Девочка, самая младшая из компании троих, подходит ближе и признается, что это они стащили выпавшие позавчера из моего кармана сигареты.

— Все в порядке, я не злюсь.

Про эльфов

Зайдя в Eurospar в 23—50, я стал свидетелем пренеприятной картины. У одной из касс стоит мужчина, хвост в пучок, life of crime, со сворой милиционеров вокруг. Разговор из разряда «Я старый, мне это надо?» Что-то с фальшивыми купюрами. Ради бога. Все бы ничего.

Я встаю в другую кассу, чтобы взять сигарет. Передо мной женщина, типичная 35-летняя с видом 55-летней, красным лицом, покореженный жизнью тип. Следом тип «Беру от жизни все» со взятой пачкой контрацептивов. Следом четверо двенадцатилетних девочек с чипсами. Следом я.

Женщина взяла товара на 4к. Но 5-тысячная купюра не распознается. ТОЖЕ ФАЛЬШИВАЯ. Не ясно, связана ли она с тем мужчиной. Минуты две спустя, купюры и ее сдают милиционерам. Но на кассе пробили товар — распечатав чек, но не получив денег. И эта касса закрыта теперь для разбирательств.

С видом самого вменяемого из всех, я перехожу на очередную другую кассу, вместе с девчонками с чипсами. И мы попадаем во временное окно, когда ни одна касса не работает. По каким-то непонятным соображениям, каждую из них открывают только в 23—55 (и хотя уже давно за 23—55, в магазине видите ли другое времяисчисление, как на планетах на орбитах черных дыр). Об этом свидетельствуют прискотченные дисклеймеры.

За эти десять минут выжидания в кассу встает за мной парень с бумажными салфетками, которого ждут друзья в закрывающемся (и уже де-факто закрытом) в 12 маке, и он торопится. Еще один парень следом бегает от кассы к кассе и спрашивает у кассирш в зеленых балахонах и красных шапочках (а-ля эльфы, хоть и слишком полноваты), почему ни одна касса не работает. Читать он не умеет и про времяисчисление не знает.

Минуты три спустя парень с салфетками, не выдержав, открывает пачку, протирает лицо и отдает ту на уплату вместе с мелочью парню, который бегает от кассы к кассе, под вопросительные взоры последнего. Я наконец пробиваю ментоловые кент и сбегаю к чертовой матери.

На карте у меня осталось ровно 300 рублей. Обгоняю на тротуаре девчонок с чипсами, те шутят про 300, трактористов и оральный секс. Просто совпадение. Я дотрагиваюсь до лица, чтобы убедиться, что не превратился в тыкву.

Про фатализм

В пятом классе мы проходили «Хозяйку медной горы». У нас была замечательный преподаватель русского языка и литературы, я запамятывал, как ее звали, помню только, что у нее было два сына, о которых она отзывалась в исключительно положительном ключе. Так или иначе, она спросила меня, почему умер главный герой рассказа. Потому что не смог забыть, ответил я.

Вспомнил. Двое мужчин в троллейбусе. 2013—2014. Обсуждают смерть юного дарования, паренька, который случайно провалился с прицепа под колеса. В его честь сочинили песню. Оду.

В этом мире больше од ушедшим, нежели живым. Если отбросить однообразные лейтмотивы про вечные чувства, если высказать заслуженную правду, которой все боятся, если посвятить себя чтению памяти случайного человека, без честолюбия, в дар: заслуженная печать о факте существования почти никому не известного человека.

Я не знаю, где те, к кому я испытывал чувства. Я боюсь заглянуть в настоящее только чтобы узнать, что человек этот погиб, умер, покончил с собой. Я забываю их имена и черты лица. Я помню только свою глупую ненависть и промахи.

Я не боюсь ошибок, но человека, который будет считать правым меня за них попрекать.

Про уволившегося и уволенных

«02 апр, 2015

В современном мире, где величина человеческой ошибки в плане безопасности грозит компаниям огромных материальных потерь, методам несанкционированного доступа уделяется ничтожно малое внимание. Многие помнят, чем обернулся SuperDae Microsoft, Сноуден NSA и т.н. „северокорейские хакеры“ Sony. Притом каждый из них заявлял, что доступ к информации был получен довольно просто.

В данной статье я хочу рассказать об истории с взломом корпоративных серверов Gameloft, неизвестном широкой публике, произошедшем летом 2012-го. Для тех, кто не в курсе, Gameloft — одна из крупнейших компаний по разработке игр для смартфонов, основанная в 1999 году одним из братьев Гильмо, насчитывающая порядка 5 тысяч сотрудников, с ежегодным оборотом денежных средств в сотни миллионов евро.

Для доступа к маректинговым материалам компания содержала сервер extra.gameloft.org. На сервере имелось как минимум пять директорий: директория с маркетинговыми материалами, доступными прессе mkg_pub, директория с непосредственными конфиденциальными данными для сотрудников компании и партнеров mkg_sub, директория с материалами по грядущим играм preview_pub, директория с информацией о компании (логотипами, историей и т.п.) comm_sub. К тому же в корне была еще одна папка, которую сотрудники использовали для хранения временных файлов для прессы /tmp_pub. В той хранились ассеты с проводившихся выставок. Пароль к ней гуглился довольно просто — он содержался в пресс-релизах компании.! Но корневой листинг этой директории был недоступен для просмотра.

Фривольное достижение хакера заключалось в том, что он, уповая на удачу, загрузил из директории tmp_pub де-факто существующий файл индексации поиска. DS_Store. После небольшого редактирования перед ним предстал список всех синдексированных скрытых папок, по его словам, порядка 50. Прошерстив каждую из них, его внимание привлекла папка под названием SEB_G. Сокращение от Sebаstien Givry. По нелепому стечению обстоятельств это была папка главного директора по продажам EMEA-региона. На тот момент он ушел с работы, но толи регламент, толи его сугубая жажда документооборота оставила в наследие компании в этой папке весь архив его почты с 2005 по 2012 годы. 12 гигабайт незапароленных писем из Outlook. В самых безобидных письмах с арабскими партнерами велись беседы о недостаточной прикрытости Элики в мобильной версии Prince of Persia.

Несмотря на то, что все основные заботы работникам компании приходилось делать в VPN-сети, доступ в которую был закрыт пасскодами из SecurID, существовали сетевые ресурсы, которые были доступны непосредственно из интернета. Внимания стоила extra.gameloft.org/mkg_sub. Пару логин-пароль для аутентификации взломщик отыскал в почте. В директории находились папки сотрудников компании (огромное множество) — полные материалов. Бизнес-планы, календари релизов неанонсированных игр, сырые и не очень билды. Помимо прочего, сотни документов, в которых описывались алгоритмы ведения маркетинговых каналов. В общей сложности, пара десятков террабайт данных, ассеты для принта, маркетинга, непосредственного использования в играх:

Тонны корпоративных презентаций (чего только стоит про нарративный дизайн)

Маректинговые планы от компаний-партнеров, например Ubisoft. (история раскрутки Assassin’s Creed в 100 слайдах)

Билды для выставок и всеобщего тестинга. (утекший в сеть за недели до релиза My Little Pony для iOs)

Трейлеры и видеоматериалы. (сменивший после утечки подзагаловок Asphalt 8 Infinity)

Инструментарий и дев-и пресс-киты. (упоминания стоит безобидный java-фреймворк AuroraGT)

Контакты прессы и сотрудников.

После часов поиска взломщику так же удалось отыскать:

Пароль от PR-канала на Youtube (он же пароль для синка паролей/закладок из Chrome), на Google Drive-аккаунте которого румынские маркетологи компании бережно обновляли таблицу с паролями от всевозможных соцсетей в xls. Пароль от гипернета, hypernet.gameloft.com/navi. Аутентификационные данные для доступа партнеров к privftp01.gameloft.com.

Последовавшие после утечки были оперативно раскрыты, вся информация удалена, а взломщик понёс наказание. По его словам из камеры временного содержания на Аландских островах, доступ к гугл-аккаунту компании продержался еще два года, аккурат до дотошного Heartbleed. Доступ же к гипернету имеется до сих пор, но кроме сотрудников по рекламе в латиномериканском регионе, никто там документы более не хранит.

Через пару месяцев после взлома компания уволила 250 сотрудников.»

У Себастьяна очень красивая девушка. Она стоит на фоне барокковской церквушки, рядом опавшее дерево, а на головы их сыплется снег.

Про ревность к жизни

Меня всегда интересовала проблематика смерти. В сентябре 2014, во время одной из наших с братом прогулок, я спросил его мнение о дилемме любви умирающего человека. Скорее всего, потому, что чувствовал себя героем в вопросе. Что должен чувствовать человек по отношению к партнеру, когда знает, что дни его сочтены? Сколько ревности к будущему, к настоящему и прошлому приходится ему убивать в себе каждый день, чтобы держать себя в руках, выглядеть тем же, что и прежде, чтобы не сделать ошибку и не дать другим повода интерпретировать его трансформированное эго как повод к отрицанию собственного существования и абсурда любой жизни как таковой — насколько противоречиво, проживать темное будущее без себя — за других — и проживать темное будущее без себя — за себя — как сложно перестать думать и отвлечься, но невозможно с постоянным напоминанием о животной сущности человека, отсутствии нравственных ориентиров, разочаровании, временной преданности, которая на деле вечная, пока ты не перестанешь существовать.

Единственная возможность лишить данный паттерн цинизма — превратить ее в сказку. От лица человека, который никогда не знал ответной любви, но, быть может, в состоянии представить себе ее по-настоящему. Продолжительность чувства не говорит о его качестве, как бы рационализованно это не звучало, и у меня есть все интенции полагать, что я познал эмоциональный спектр жизни, я не гонюсь более не за чем; даже, если завтра меня собьет одинокий двухэтажный автобус; в данный момент я по-настоящему отрешен от поставленной собой же дилеммы. Я не люблю никого, но чувствую огромную признательность жизни и отдельным ее участникам и хочу поблагодарить каждого, кто так или иначе внес свой вклад в этот клубок счастливого абсурда.

Любовь

Глава, в которой я обязуюсь описать неврозы любви. Что испытывает человек, который влюбляется в то время и в ту погоду? Когда в носу еще не сгорели все рецепторы от скуренных сигарет и он не лежит в позе эмбриона, жалея себя и рыдая?

Разве можно описать всю наивность, открытость, счастье и бесконечный ритм быстрых мандолинных партитур. Невозможно вновь вспомнить, невозможно вновь ступить на тот же снег, который превращает поздний октябрь в счастливую томливую быструю сумрачную слякотную иллюминирующую действительность, в которой ты вычерчиваешь глупые слова и вспоминаешь лицо, которое не забудешь. Все светится, горит, искрится, пока снег быстро падает, освежает лицо, руки, шею и тает, пока люди идут, но ты бежишь, пока все разговоры, мысли и поступки направлены туда, пока не пришла тоска, пока не съело тебя разочарование, пока тлеющая зола не стала символом того, что не сможет повториться снова.

Есть люди, которые поправят тебя, скажут, что это влюбленность, что никогда не любовь, когда чувство безответно, и я буду поправлять себя, ради них.

Хромой и косой

Сидел в троллейбусе и пытался нарисовать себя, со стороны, с вороном Людвигом. Восемь остановок спустя решил оставить скетч на кресле. Кондуктор злоугрюмо попросила взять мусор с собой. Раз уж вы считаете, что это мусор, то я превращу его в шедевр, сказал я. Сел обратно и стер все ластиком к черту. Вышел через одну. Магазин Природа.

Бегу и стреляю сигареты. Получается плохо. Наконец-то попадается мужчина. Глаз косит. Ты правда думаешь, что я с тобой-таким поделюсь? Я говорю, что устал от диктовок общества касательно внешнего вида и поведенческих установок. Я ему понравился. Он начинает. 65-го, Афганистан, хирург, стоматолог. Подробно описывает диалоги операции над его юношеской мошонкой без анестезии со всеми междометиями.

— Ну я и говорю. Врежу-то я тебе врежу, но только после.

Оптима кончается, я хочу сбежать, но я ему нужен. Наконец, из подъехавшего припаркованного черного внедорожника выходит его вроде бы приятель. Я убегаю. Минуту спустя понимаю, что мужчина устремился за мной. Он не только косит. Он еще и хромает.

— Погоди. Бросил этого ваньку. Ну его к черту. Смотри, как за тобой побежал, хоть и хромой. Ты мне ближе.

Рассказывает про сына, который уже отпочковался. Про племянницу Катю, в которой души не чает. Про ее хахаля и национальный вопрос. Про пьяные празднества, на которых бьет, а уже потом разбирается. Про приятелей юности, раненых, которых он не резал как мог и которые навестили его много лет спустя.

— Только ради Кати-то и живу.

На остановке с карандашом

МЕСТО В ЖИЗНИ

Я не мог подобрать более глупую обстановку для этого сочинения. Я сижу напротив светофора на скамье неподалеку от главного корпуса ЧГУ. На часах около 12, и тупые автомобилисты в своих металлических коконах все снуют по центральной улице. Определенно, каждый второй из них пьян в стельку, каждый третий кричит, высунувшись из окна, и каждый четвертый спрашивает у соседа сигарет. Последние я ищу и сам. Я ударился в нигилизм. Нежелание или же полное осознание и неприятие себя в данном мире больно бьет меня по лицу. Мертвец в мертвом мире, полном беспомощной пустоты, которая давит мое эго. Я пытаюсь найти оправдание своему существованию, но последние ускользают. И правда, чему нужен человек. Одинокий организм. Некоторые из нас пользуются друг другом, находя в этом радость, другие находят в этом успокоение, третие — состояние. Но так или иначе, каждый из этих искателей — полная гниль. Образ-пустышка, пытающийся своими действиями доказать право быть. Глупо, надо признать, в мире, где все ниши заняты напрочь в огромном государстве денег и лжи, обосновавшемся на пыльном фундаменте усредненных людей, мире, гордо называющем себя капитализмом, где любое действие, на мой взгляд, лишено смысла. Оно абсурдно. Люди продались, вбив себе подобную и никчемную систему ценностей. Быт, всяк для своей касты, укрепился в человеческом сознании, и любое отступление от нормы кажется поступком чрезвычайно наглым и дерзким. Консумеры, люди, начисто забыли, каково это — жить для других. Деньги или их отсутствие вбивает людей в маниакальную крайность, которая, в худшем случае, лишена любой из добродетелей. Существуя в довольно парадоксальное время, мне сложно представить, какой будет жизнь через тридцать лет. Сепаратисткие по любой почве настроения больно бьют обывателя вроде меня в глаза, и я не могу ничего сделать, кроме как нарисовать в своем воображении очередную антиутопию. Мало того, мне неприятно не видеть в современных проявлениях человеческой жизни хоть какой-то доли романтики.

О ДРУЖБЕ

Я не верю в дружбу. Как и многие аспекты нашей жизни, я считаю ту лишь одной из разновидностей нашего лицемерия. Интернет напросто рушит последний из оплотов нашей, пускай, редкой, но честности. Лицемерное, свысока, отношение к окружающим в сети породило новую модель поведения, которое мало-помалу перекочевывает в обыденную жизнь. Одно дело, если бы мы не ниспадали до такой мерзости ни в одном из видов наших коммуникаций, другое — видеть, что это уже произошло. В каждого, кого коснулся интернет, вселилась флегма, и досадно, что нам приходится жить с поправкой на нее. Очень сложно видеть, как падает грань человеческих отношений. (Не отрицает положительных аспектов влияния интернета на человека)

О СМЫСЛАХ СУЩЕСТВОВАНИЯ

Признать, смирившись со страхом смерти в юношеском возрасте, человеком овладевает новая проблема — попытки отыскать себя на оставшемся промежутке времени. Есть социальные группы, интересы которых к тому моменты определены и вполне реализуемы. Стандартные ценности наподобие «машина, полуумная девушка, частный дом» оправдали себя в этой категории граждан давно, и советы по устройству жизни индивидумов давно передаются из уст в уста. Есть, однако, люди, интересы которых, внезапно, выбиваются из данного круга, а ресурсов на них попросту нет — часто люди становятся заложниками в своем миниатюрном городке, а их ремесло не приносит им ничего, кроме что духовного умиротворения. Мало того, они понимают, что для достижения своего медиума им придется не только не только получать образование, которое в мире стало пятой лапой, но и свои 23 после диплома, на конце своей молодой жизни, им придется строить все с нуля, чтобы сначала выбраться из своего окружения, но затем обустраивать свою жизнь еще и в новом. Будучи людьми, которые не любят тратить свое время впустую, они решают часто пропустить этап с получением корки и тратить все на филигранку своего единственного умения. Но даже после до них доходит, что талант такого рода людям вокруг совсем не нужен и денег на существование в своей обыденной среде им с его помощью не добыть, ибо последняя совсем скудна на спрос экзотических специалистов ввиду своей мелочности и недоразвитости.

Башня

Он проткнул скотч острием ручки, и тот оторвался. Прикрепив объявления на стекле остановки, он начал ждать. Книги, он собирался продавать книги. А развешанные объявления должны были привлечь людей. Но те не обращали на исписанную фломастерами бумагу никакого внимания, у каждого из прохожих была своя собственная жизнь, и откликаться на отголоски чужой они не планировали. Из маршрутки вышли двое мальчишек. Он их знал. Он встречал их пару раз в Макдоналдсе, наскетчил им ассасинов (сурового парижанина и милую девушку) и раздарил к тому же другие свои наброски.

— Вы нарисовали что-то новое?

— Нет. Я сижу и продаю книги.

— Ой, покажите пожалуйста.

Он достал одну. «Почему языки такие разные?». Мальчишки схватили ее и начали бурно рассматривать.

— А почем?

— Двести.

— Давайте за десять?

— Двести. Скажешь, что изображено, продам за десять.

Мальчишки глядели на картинку, недоумевая.

— И что это?

— Вавилонская башня.

ЧАСТЬ 2. Сиквел. Psyche L.

1 На смерть крыски, приобретенной 22 мая

Год назад во сне перед смертью я закрывал глаза и думал о важнейшем. Вчера просто ждал и рыдал. Может быть, дело в длительности смерти. Надеюсь, она осознала ее как можно позднее. Как я помню, мы с тобой обсуждали как-то, какой вариант смерти предпочтительней. И с Леной тоже. Она говорила, что классно было бы ничего не заметить, например, во сне. А я всегда считал, что было бы важно отметить для себя, что ты кончаешься. Это было до того, как она у вас появилась. Мне снилось, что меня хотят усыпить вчера. И меня усыпили. Мне кажется, я пролежал полминуты мертвым, пока не очнулся. Ты не усыплял ее?

— Нет.

Мне почему-то снился этот проводок. И теперь я думаю, что он напоминал тот, из которого крыса из «Бесподобного мистера Фокса» Уэса Андерсона тянула сидр. И теперь все мои присказни смешались вокруг этих ненужных центров. Наверное, стоило просто сказать, что мне жаль, но я сейчас чувствую себя слишком ненастоящим для этого. Будто оттенок моих размышлений ироничный и злой, хотя я этого не хочу.

Иногда мне кажется, что реальность вне нашего осознания ступает назад, а мысль в нас идет вперед, и тогда этот сон может быть вполне закономерным. Это ужасная концепция. Как-то пришла в голову, и я все не могу избавиться. Но объясняет вещие сны и некоторые результаты творчества, как мне того хотелось бы. Никогда не отдаю себя отчета, когда сочиняю и когда сплю. Всегда кажется, что черпал вдохновения из вещей, которые происходили потом. И вполне сочетается с идеей когнитологов и детерменистов о том, что мы лишь комментируем свою жизнь.

Представь себе кассетную пленку. На одной стороне сматывается визуальный ряд. А на другой наши мысли. Когда наши мысли идут вперед, ряд событий идет назад, но в итоге мы читаем это мгновение комплексно с обеих сторон и будто бы понимаем его как есть.

Конечно, это бред все, а я фантазер. С другой стороны, если это было бы правдой, сама разгадка такого порядка была бы до ужаса краеугольной. Когда-нибудь она превратится в сверхценную идею, и я получу официальное клеймо шизофреника.

2

Монолог выдуманной девушки

Он хотел познакомиться со мной. Сказать что-то навроде, «Вы выглядите прекраснее и обаятельней той девушки, которую я все никак не могу забыть» или, на крайний случай, предложил бы назвать мне три понятия, чтобы узнать, есть ли у нас точки пересечения. Ты знаешь, он дурак.

Знаешь, он правда хотел довести толпы голубей до здания мэрии. Ради несанкционированного птичьего митинга. Купил три пакета батона. Это была середина июня, голубей на улицах было пруд пруди. Он собрал штук пятьдесят, а потом задумался, к чему бунтовать в такой-то жизни.

А еще он просил милостыню, там же, у мэрии. Бросил шапку под ноги, все проходили и говорили, что она упала. Внутри мелочь, свои же сигареты. Двое парней у иномарок смеются как ненормальные. Девчонка, пока он шел по президентскому бульвару к своей авантюре, подарила ему монетку с молитвой и произнесла, что Иисус его любит. Иисус был единственный, кто подбросил.

Это очень странно. Была ночь. Он был подавлен, шел домой по проспекту и решил сжечь головки всех спичек в коробке, кроме одной. Сжег. И тут, совершенно случайно, минут пять спустя, ему попадаются четыре мужика с цигарками во ртах, просят огня. День был прохладный, дуло. Дал коробок, сказал, что только одна рабочая. Главный из мужиков не сразу понял, потом начал искать, одну единственную. Нашел, остальные высыпал на асфальт. Чиркнул, зажег свою, дал прикурить остальным. Зачем, спрашивает, ты это сделал. Он ответил, друзей разыграть.

Шел домой и смеялся как идиот.

3

Год назад, спроси меня другой о смысле жизни — я бы даже не думал. Может, мир был так же наивен, как и я. Может, я один и был этот наивный мир. Я бы сказал, что все дело в любви. И пока я любил, со мной приключалось что-то. Что-то, о чем можно было верещать, не чувствую себя пошлым и многословным, не подлавливая себя на лицемерии.

Может, любовь — это октябрьский воздух. Снова. Я верю в любовь так же, как и в бога — с таким переменным успехом, что перед другими для меня нет ни любви, ни того, кто смеется от семимиллиардной скуки. Меньше людей идут в ту же сторону, что и я. Или мне так кажется, но мне хочется ошибаться.

Я пишу пролог, зная, как закончу, но все еще гадая, что будет дальше. Я рассказывал прошлые истории, другу, приятелю, имени которого никогда не запрячу в эти строки. И, наверное, жаловался на то, что история несуразицы завершена, что жизни сверх меры больше не будет — какую-нибудь сентиментальную чушь. Была летняя ночь, я выволок его из дома в 8 вечера, и наша прогулка к тому времени уже подходила к своему логическому завершению. И я говорил, что она-то, ввиду отсутствия искрометного, на тот момент едва ли ощущаемого волшебства — снова ложь — ввиду невозможности помнить все то, что не выбивается из привычного ритма — именно ввиду этого, она нам и не запомнится. Он же подошел к берегу залива, тому самому, у которого плавали черные лебеди. У Гайто Газданова есть рассказ, я не подозревал о нем, пока не прочел на днях. Он кончается так: «Вспомните когда-нибудь о черных лебедях!»

4

Синявский умер 25 февраля 1997-го. Я хотел бы помнить, что представлял из себя этот день, мой четвертый день рождения. Но я не помню. Не представляю даже, подарили ли мне что-нибудь в тот день родители. Они говорили, что я не говорил до трех. И это вполне может объяснить то, почему я не существовал для себя в тот момент.

За три года нашего совместного с Синявским существования меня покусали земляные осы, места рождения которых я тщательно разрабатывал, и я лежал с осложнениями в районной больнице Цивильска без сознания. Уверен, что и в сознании оно на тот момент у меня отсутствовало. Дядя в последующем тщательно залил мои раскопки кипятком.

Синявского реабилитировали 17 октября 1991-го. Четыре года спустя родился мой брат. Поскольку имя Андрей было уже занято, родители с наставления отца (кого я пытаюсь обмануть) — постановления отца — решили назвать его Сергеем. Сергей рос активным малым, бросался игрушками и часто обижал меня на фоне своей инфантомной неприязни к спокойствию. Да черт побери, я тоже был активистом, пока не был покусан.

Мемуаристика — странная вещь. Я читал воспоминания случайных людей. По фамилии девушек, которых знал, пытаясь объяснить возможные обсуловленные родом особенности. Одна вела роман в юношестве с Прокофьевым, сетуя на то, что у него некрасивое лицо, другая на всю жизнь запомнила свою ребяческий фотоснимок в «От двух до пяти» Чуковского. Не везет мне с девушками.

5

Ты когда-нибудь задумывался в чем смысл жизни? Я опрашиваю людей, чтобы разобраться. Замминистра по финансам заявила вчера, что к концу следующего года экономика упадет до дна, и мне интересно, что будет дальше. То есть, победит ли добродетель в человеке или жажда к наживе? Я звучу как сектант, наверное.

В теории деньги из себя ничего не представляют, совсем. Симулякр. И то, что вся страна в апатии и бездействии из-за вещи, которой на самом деле нет, кажется таким абсурдом, что я начинаю путаться. То есть, даже у жизни есть больше проспектов для действия, нежели у денег. Но жизнь остается на уровне денег, кратна их количеству. И когда денег нет, нет жизни. И это совсем не вяжется с какой-то истинной концепцией. Я не говорю про бога или про аскетизм или про благотворительность. В целом, про жажду к интеракции с вещами, людьми, окружением. Оно обвяло все.

То есть у нас еще осталось творчество. Но для раскрутки тоже нужны деньги и для пиара. И для того, чтобы человечество могло тебя оценить, нужна какая-то кампания. Потому что группы людей судят обо всем по абстрактной вложенности в предмет и о том, насколько активно о нем говорят.

И когда рушится основа, в данном случае — сугубо денежная, выходит, что человек ищет другую, более социальную, но такую же конформисткую, и мы получаем, что человек теперь если не гонится за богатством, то гонится или за физиологическим удовлетворением или за духовным, то бишь секс или насилие или саморазрушение или любовь (что редко, а часто одно и то же).

Творчество в данном случае похоже на то же саморазрушение, потому что созидание в стол — оно губительно для психики. И выходит, что единственный выход — сорвать основы путем глубоких реформ, которые будут направлены в будущее, а не настоящее. Но реформ не может быть без денег, которых никогда теперь не будет и без целостных личностей — которые в данном безвоздушном пространстве попросту не сформировались.

Поэтому я спрашиваю, в чем смысл жизни. Хотя бы на следующие два года.

6

В своих попытках опроэтить человеков

Выдирать из памяти кожи некого, Клещей не осталось, жизни мало, В голове одна

В 29 от черт пойми чего лет

Умер отец редакторши Зеркала.

Писал маяковскочно вирши, Дал бог, не дожил до этого.

Пускай мои деяния привязывают к скукам

И ситуациям в стране.

Но не могу я прыгать тут по сукам

В этом чухом, болоточном бревне.

Я не припадал к трубкам со вздохом, В жизни лишь дважды плакалось,

Пока над стеклом телефонным

За ширмой оконной

Двое с вожделением

Акт животный стоит на перепитии

Перепонок, мечот и слезий.

В туалетах навскидку

Двое терпимо,

Лучше так, чем взглядом вблизи.

Тем, кому десяти нет, Нет смысла объяснять занятия.

Косы и волосы, голосы, челки?

Гормоны — зреящая братия.

Однажды утром просыпаешься

И бредешь в ванную безмозголово.

Эксцессы в жизни — это норма, И еще вот норма готова.

С этого дня, что начался

До принятий межполых привязанностей,

У тебя, человек, была свобода, А теперь — у тебя обязанности.

Даже Платонов, крепкий мужик, На тему физиологий бумагу вывыл.

Гормоны были, недокрах гложел, Он взял и карандашину вынул.

Этой темы было много, В союзе с ней обошлись нездраво,

Как заразы, они не касались ЭТО, И это их союзное право.

По рекам не растеклись флюиды Даже с распадом родины тела,

С последнего залета Немезиды До тела не было дела.

Фромм писал, что нет того, Что идет об руку с ЭТИМ,

Что бездуховные люди создания, А самые безживотные — дети.

Но мы поваленный Фроммом вопрос

Поставим как следует набок.

И упрем как следует в стену, Такой вот Фромму подарок.

Оттенком тысяч изречений

Мы вновь заставим тут звучать,

Когда ЧТО есть, где ЭТО нету, И стоит ль дам нам оскорблять.

Маяковский подходил к вопросу прямо, Если напивался — то с приятелем,

За дамами может и гнался, Но, в целом, одной и за Нате!

Про хейтфак Маяковский не знал

И свои детородные органы

Эмоций плескать не пускал, Отношения порваны? Порваны!

Даже прошлые с собой отношения

Тот уважал, как и следовало.

Для него периода

Давать и за так

Не было.

ЭТО чаще идет за ЧЕМ, И если зачем не знаете,

Я бы советовал в рот не брать, Закусывать тоже бросайте.

ЧТО — вещь ужасная, и редко ниспадает осознанно.

ЧТО наверняка придумал б Кафка, Если б оно не было пресоздано.

ЧТО появляется, когда человек

Под наплывом случайной интенции

Решает, что создан один на век Ввиду щемительной тенции.

Под ЧТО человек навсегда забывает, Что было у него до этого,

Если было ЭТО, то, наверное, И севых и товых и этовых.

ЧТО с гортензиями никак не связано

И с блузкой юной даме в сувениры.

Единственный опознаваемый признак ЧТО — Вы стали ужасно ревнивы.

ЧТО отлично живет осенью

И почти что самодостаточно,

Если объект ваших друзьям истерик Вытерпливает ваши чудачества.

Даже если вас пошлют под ЧТО, Вы будете рыдаться со вкусом, Под ливень там станете, Мокро — и что!

Главное — не напиться уксусом!

7

Вторую неделю на город лил ливень: ни на минуту не высыхал асфальт, и июль, который обещал своим началом поток нескончаемой месячной духоты, больше не валил в обморок, а лишь студил своей мокростью незадачливых прохожих. Они скукоживались под крышей остановки, пока я разгуливал под ливнем и ждал, что горсть волос в моем стеклянном отражении прилежно ляжет на голову.

— Осторожней!

Люди копошились как ненормальные, бежали без зонтов и шли вразвалку с зонтами, и мне, стоящему на месте, то и дело приходилось как камню осторожно маневрировать в стороны, чтобы не быть снесенным этим ручьем.

— А не кажется тебе, что один человек может дарить другому сны?

Я развернулся и увидел в паре метров от себя пару — людской поток, который так и норовился сбить меня, аккуратно их обходил.

— Это самый настоящий вздор.

Я закурил и принялся их внимательно слушать — меня они не удостаивали даже взглядом.

— Но мне приснился такой сон! Самый настоящий! Я знал, что сплю, но видел все так ясно, что мне хотелось плакать от счастья. И я понял, что никогда не был здесь, совершенно никогда! И что мысли, которые меня одолевают, совсем не из тех, чьим присутствием я обычно довольствуюсь. И…

На мгновение парень затих.

— И я увидел ее.

Он так и сказал: ее.

— Она появилась из ниоткуда. Я так давно не вспоминал о ней. Она подошла, обхватила меня за плечи, подтянулась на своих мокрых кедах — шел такой же дождь, как сейчас — и поцеловала.

Парень грустно оглянулся, заметил меня, но не стал всматриваться. Я увидел, как по его лицу, усеянному каплями, пробежала слеза. Девушка вздохнула.

8

Я живу в Новоюжном. Эгерский бульвар. Улицу, которую в советские времена обозвали в честь небольшого города в Венгрии. Были во времена прошлого тенденции находить соратников-друзей в среде зарубежных городов и давать другу другу честь обусловлять (обословлять? обославлять?) друг друга в честь друг друга. Вот и мою улицу обусловили (обословили? обославили?). Я не уверен, живут ли в Эгере такие же приземленно счастливые люди с фундаментальным наследием из разве что прошлого.

Когда я смотрел в окно десятилетним, на меня всегда уставлялась вывеска магазина «Надежда». Она светилась черной зимней предновогодней ночью синей иллюминацией, и мне казалось, что жизнь не так уж плоха. Теперь же «Надежду» расформировали в «Пятерочку», неудачливые предприниматели очистили прилежащие площади от деревьев, и мой путь к прошлой «Надежде» преграждает недостроенный парк аттракционов. А путь к недостроенному парку аттракционов преграждает алюминиевое ограждение. А путь к ограждению преграждает Эгерский бульвар. Зато я могу надеяться, что «Надежда» все там же, потому что ее больше не видно.

Но это все игры слов, в которые я впадаю от скуки.

В паре километров от моего дома расположен сквер имени Василия Ивановича Чапаева, на месте, где стояла однажды его деревня. Несмотря на то, что вся слава командира пришла к нему уже после того, как он выбрался из этих меланхоличных мест, остатки чувашей чтут его и считают выдающимся земляком. Деревня, которую он навсегда покинул, именовалась Будайка, и потому все постмодернистские приключения командира связаны непосредственно с Буддой. У музея в сквере гордо стоит тачанка, и я попросил друга слепить для нее глиняный пулемет.

9

«Требуются люди с огнем в глазах» гласит каждая открытая вакансия. Незатейливые работодатели ищут последних искрящих людей, чтобы высосать из тех оставшиеся жизненные соки. Безработный с тишиной в наушниках заместо неотчаявшихся ритмов непрекращаемой жизни смутно выкуривает последнюю сигарету и мечтает о действительности, которая была когда-то (о той лишь ее части, что ему нравилась). Случайный прохожий, приплясывая, кричит «Все у тебя в голове!» — но его не существует.

Некоторые люди, определенно, сволочи. Некоторые люди, наверное, святые. Кто-нибудь вспомнит, что здесь невозможно жить. Все сдались, и из-за них нам придется сменить музыку в наушниках на тишину. Будем считать, что мы ошибались в людях. В большей их части. Посвятим жизнь поиску соратников, которых здесь нет. Заставим себя повторять из раза в раз, что никогда не будут делать другие. Будем считать, что есть от данной жизни люди невозможные, но с которыми можно жить.

Я думал о том, почему Довлатов мог начать писать. К своему стыду я не прочел ни одной его повести, но некоторые из писем. Довлатов-человек захватил меня больше, нежели Довлатов-писатель. Лагерная проза — разве покажется кому-то она достаточной осью для жизнеописания? Как и не кажется мне ничего из того, что со мной происходило. И не сказать, что не представлялся мне случай, настолько выбивающий из колеи — что додуманные моим больным воображением, что правда имевшие место — что не смогли бы они стать поводом для обстоятельных размышлений. Представлялось их достаточно. Скорее я, все еще не вывел себя, и они ждут момента, когда я буду достаточно развит и хотя бы немножко даровит, чтобы сказать в это ничего что-то, представить свой картину событий, нанизанную на ось бытия, которая бы что-то привнесла.

10

Он бы не стал поехавшим аскетом, если бы все складывалось удачней. Понимаешь, когда жизнь не идет, ты сдвигаешь точку сборки влево. И все обыденно ужасное вдруг становится нормой. Он не был плохим человеком. Но он пытался идеализировать. Если бы он решался смотреть на мир без наплыва излишней сентиментальности, то, быть может, что-то бы у него вышло. С другой стороны, он считает, что видел достаточно в каждой области жизни, и любое движение обречено. Замечательно одно. Сам мир поехал за ним, влево.

Спеси в нем поубавилось, и новая харизма в нем просто не успела родиться. Он больше не мог жить так, словно знает все ключи, и он отказался. Теперь он играет из себя настоящего придурка. Говорят, что некоторые эрудиты примеряют на себя маску шута. От скуки, преимущественно. Но он не эрудит, он просто шут.

То есть, ты знаешь, что здесь не так. Уровень безработицы здесь самый высокий в стране. Людям здесь не хватает веры. Веры в то, что вокруг есть люди поумней. Что в одной из чашек Петри среди насморка есть сибирская язва. И работодатели никогда не пустят тебя на место, которое сами с прошлыми идиотами получали с таким напрягом. Ну кто как.

В общем, пришел он в салон техники. Заполнил анкету, оставил. Начинает уходить, а навстречу администратору влетает парень со словами «Ген, мне нужно друга устроить». Ну ему не позвонили, ты это уже понял. И выходит он на улицу, а везде полиция в городе. Он подходит к одной сержантше, спрашивает, в чем дело-то. Ему говорят, что премьер приезжает, в центр занятости. Он купил альбом, а все это происходило 1 марта, и маркер. Вырвал лист, написал «Пришла весна — проснулся медведь» и шел один по городу, митинговал, так сказать. Третий по счету полиционер его остановил, забрал и маркеры и альбом.

А еще он цыганок звал митинговать. Они стояли у рынка, стрельнули сигарет. Он разговорился, жаловался, что мигрень от дыма. Они и денег просили, он дал, добровольно. Ты посмотри на них, они все в тряпках каких-то, сто рублей просили на 8 детей, да боже мой — как таким не дать. А митинговать-таки не пошли.

11

Это история о том, как троллейбус номер 684 встретил троллейбус номер 824. Это не любовная история. Это история о любви. Они столкнулись внезапно, мартовским утром четверга. Что-то внутри 684-го замкнуло, когда он увидел ее. Ее рога и полиграфия, они увели его. На два метра вперед дальше положенного. Они пересекались ежедневно, он всегда следовал за ней, эти два километра, но они работали в разных районах. Он - в юго-западном. Она - в новоюжке. Если бы не конь в пальто, на которого засмотрелся его водитель, они едва бы стояли теперь вместе в ремонтном отделении, мигая друг дружке.

Я висел, облокотившись на поручень в северо-западной части забитого троллейбуса. Март тек по улицам, шли дожди, совсем непривычные для этого времени года, и я, выбрав самый экологичный транспорт из всех, размеренно путешествовал по дорогам города, осторожно поглядывая на девушек, вспоминая ту, которую встретил прошлым летом в таком же троллейбусе, после проливного ливня, которую не смог вытерпеть и от красоты который сбежал. Настроение было нестерпимо приподнятым, в наушниках звучали треки из еще не вышедшего альбома Parquet Courts, и я о чем-то мечтал.

Я вспоминал, как не мог забыть ее, как вспоминал эти глаза, которые горели с счастьем, ни капли не переживая о том, что какой-нибудь парень может в них затонуть, как капли стекали по мокрым волосам, укладывая их лучше, чем получилось бы перед зеркалом. И я вспоминал, как стоял рядом и напрасно пытался незаметно сделать набросок механическим карандашом, потому что стержни застряли в его устье. Каким-то невообразимым образом мне удалось вставить второй туда так, что он не вытолкнул прошлый, и теперь два дефектных осколка давили друг друга в этой западне. Развинтив карандаш, я попытался выгнать их оттуда наскоро найденным в чехле грифелем, но они не поддавались. Девушка смотрела на меня с азартом и несходившей с лица улыбкой.

Я вспоминал все это и слушал Parquet Courts. Окна потели, народ клубился, и за остановку до дома я, выскочив из конца троллейбуса, вбежал в самый центр — здесь было свободнее, и перед самым лицом был холст стекла. Я бессознательно провел пару кривых и понял, что изобразил профиль мертвого Дали.

На следующий день троллейбусы столкнулись, я чудом оказался в полуметре от окна, осколки левой части которого усеяли заднюю часть салона. Народ в троллейбусе охал, ахал и поспешно выбирался на улицу. Я покинул троллейбус последним, поняв, что во мне чего-то недостает, осторожно выискивая в пальто стекольную пыль.

12

Подходил состав, настоящий советский паровоз, и я, дурачась, подставил сигарету в фокус так, чтобы казалось, что дым идет из нее — но пару секунд спустя она выскользнула из моих рук — так велика была отдача. Не выпади она в тот момент, я бы черкал что-то совершенно иное — подбирал бы не те слова и думал бы не те мысли.

В 10 минут первого ночи я зашел в первый вагон и побрел к месту 37, случайно выпавшему мне в кассе за пять часов до отправки. И хотя 37 — мое любимое число, и даже программисты наряду с музыкантами ценят его больше жизни и добавляют его куда ни попадя — как отсылки на свою неудачную любовь в разговорах с незнакомцами — в чем, однако никогда не признаются — и в этом нет ничего удивительного, потому что даже научные исследования показали, что число это чаще других называют, когда есть выбор выбрать любое из первой сотни — и приверженность к нему скорее отражает вселенский конформизм, нежели обособленность каких-то внутренних черт — и был момент, когда я отмечал про себя, что смотрю на часы всегда в 37 минут — но он давно прошел — и мне казалось тогда, что вселенная началась в 37 минут по нашему времени, и стоит сдвинуть времяисчисление на 37 минут назад.

В вагоне сосредоточилось от силы десять человек. Впереди галдела компания сорокалетних дебоширов, пара парней сзади в самом начале пути решила попытать удачи в продолжении состава (так и не вернувшись), и единственными возможными собеседниками, помимо харизматичного проводника, оставались девушки по другую сторону салона. Они обсуждали комфортные кресла, в которые никак не ожидали ввалиться за те небольшие деньги, что ушли на билеты, и концерт, с которого возвращались в, как я думал, Чебоксары.

Я достал из сумки «62. Модель для сборки» Кортасара, купленную в Одинцово, внушая себе, что прочту ее дальше первой (?) главы, про кровавый замок.

13

Я достал лист бумаги и аккуратно поделил его на три небольшие части. «Загадываете что угодно, пишите это на обрывке, передаете по кругу следующему, и тот не глядя крепит листок себе но лоб.»

Приготовления закончились, и я умиленно смотрел на девушек, стараясь не рассмеяться. Первой предстояло отгадать загаданного мной «Сквидварда», второй — загаданного первой «Патрика». Та поинтересовалась, представляю ли, кто это такой, и я обнадеживающе кивнул.

***

Лена предложила дедушке сыграть с нами. Тот с улыбкой процедил, что не разбирается в молодежных развлечениях и учтиво отказался.

После двух-трех заходов свет в вагоне погас. Мы расстелили белье и легли. Я смотрел на Лену — мне показалось, что она улыбнулась. Не представляя, действительно ли это так, я попытался скривить рот в некотором подобии улыбки, поймав себя на мысли, что стоит, наверное, повернуться на другой бок и уставиться в стену. В наушниках звучала «Ceremony» New Order. Я взял в руки планшет, сделав вид, что хочу сменить трек.

***

Девушка умиротворенно дремала, и я смотрел в окно, пытаясь получше ее разглядеть. В окне отражалась Лена. В салоне резко похолодало — снаружи, в вечерней тьме, сиял первый снег. Девушка проснулась, повернула голову и уставилась на меня. Вполголоса я заметил, что ей стоит набросить жакет, оставил сумку на кресле рядом и выбежал покурить.

14

Вы должны понимать, что девушка в вопросе — не более, чем сомнительная ось, на которую можно нанизать фабулу. Прежде всего, на текущем отрезке существования, который, будем надеяться, продлится до конца времен, единственное, что может нас объединять, — это литеры в именах. Лена, которую я описываю, — идеалистичный архетип. Если поставить меня напротив тех реалий, которые складываются из жизни остальных, в том числе, и ее, теперь, мое мнение будет безотлагательно терпеть поражение.

То есть, скажем так, я был бы рад, если бы девушка, которая казалась мне Леной тогда, и девушка, которой могла бы стать при всех странностях Лена к текущему моменту, были бы двумя обособленными организмами. Я стараюсь побыстрее высказать все, что осталось во мне, связанного в воспоминаниях с ней, чтобы избавиться от груза прошлого. В то же время, если я буду стараться чересчур упорно, мои ненароком скрещенные амбивалентные подходы могут уничтожить все чувственную составляющую произведения.

У меня был довольно продолжительный кризис в начале этого года, вся суть которого сводилась к тому, что Лена переменилась. Хоть я совсем и не наблюдал этого развития воочию, и не знаю, был ли он на самом деле.

Так или иначе, я воздерживаюсь от спекуляций.

Иногда меня посещает ощущение, что не внеси я свою лепту в отдельные моменты ее жизни, я мог бы избавиться от возможных неясностей. Единственное, что требовалось с моей стороны, это не втягивать себя в чужую жизнь и чужую в свою.

15

Над нашими головами пронесся стриж. Мы рассматривали город с балкона 18-го этажа. На окне рядом велась маркерами отчетность всех тех, кому для оформления молодости нужно забраться повыше, набрать в себя смысл и стряхнуть пепел на головы проходящих снизу.

Я подумал, что вид напоминает тот, который нам с Леной удалось обозревать с балкона в Одинцово. Я спросил тогда, можно ли ее обнять, она уверенно ответила нет, и я уставился куда-то вдаль, коря себя за все, что только возможно. Мы бросили окурки, ветер сносил их ко стенам, и мы подсчитывали, сколько раз те ударятся о нее снова.

Женя достал из рюкзака пакет с карамелью и предложил одну мне.

***

Пьяный, я лежал на балконном подоконнике. Пьяные, сидели в паре метров от меня на полу Анна и Вронский. Быть может, я был влюблен в Анну, а, быть может, нет. Анна начала целовать Вронского, я деликатно отвернулся и начал рассматривать людей на улице. Несколько минут спустя Вронский сбежал, а из соседней комнаты вернулись Соня и Иван Денисович. Анна посмотрела мне в глаза и заявила: «Я с ним не буду». Пьяный, пытался я понять, Вронский ли этот «ним» в вопросе, и, если да, почему Анна решила, что мне должно быть до этого дело.

Я ушел в ванную и выглянул в зеркало. На меня смотрели буквы, и их осколки казались мне знакомыми.

16

Тяжелое летнее утро отмечалось низкими вибрациями, которые исходили от катка. С деревьев доносились карканья голодных ворон. От сигареты, которую я неспешно выкурил, начала кружиться голова. Я отогнал от себя мысли о том, что моя карьера художника обречена, что личная жизнь не состоялась — все то, что пыталось и вытрясывало меня — и с чем я, в конечном счете, пытался примириться какими-то окольными путями.

Вот, еще пять лет, думал я, и все это черное мировоззрение, которое современная молодежная культура возводит в культ, штампуя поверх банальностей какую-то абсурдисткую эстетику, трансформируется в затяжной и неразрешимый застой. И чего стоит мне дожить до этих самых лет, наблюдая за тем, как те, которые сейчас верят во что-то поверх еще не достроенных конструктов, понемногу отчаиваются.

Я вспоминал, как шел по улице Констанстина Иванова - национального поэта, который еще при жизни намерил на себя маску Лермонтова и умер от дуэли с туберкулезом, не дожив до первого пары лет — и как на меня набросилась какая-то ирреальная тоска. Холодный ноябрьский воздух гнал меня вверх по улице, и я рыдал, беспричинно: казалось, что в меня закрадывается все то отчаяние, с которым он так и не расстался при жизни. Я добрался до конца улицы, которая венчалась троллейбусной остановкой — слезы все еще стекали по моему лицу, я не мог разобраться в причинах — сел и замер. С полчаса я смотрел в одну точку, пытаясь понять, что со мной произошло. Голос в голове твердил, что нет единственного правильного пути, что следующий шаг может увести меня в сторону от всего того, за чем я гнался.

17

Он открыл блокнот и ткнул пальцем в таблицу. «Смотри», сказал он.

— На что смотреть? Что это?

— Это зависимость крупнейших дат в истории этой страны от количества людей в Визимьярах. Я из Википедии выписал.

Я пригляделся и увидел следующее:

Год / численность населения:

2010 | 2012 | 2013 | 2014 | 2015 | 2016

2100 | 2056 | 2018 | 1952 | 1941 | 1916

— Есть небольшая погрешность со смертью Сталина и с октябрьской, но какая же писанная тенденция! Ты подумай: вся жизнь в матрице. На переменные не хватает памяти, и одни и те же ячейки контролируют количество людей в селе и вехи в истории России!

— А что будет в 2018-м и 2056-м? — спросил его я не без предвосхищения. Про сотый не хватило духу — точно не доживу.

— Про 2018-й не знаю, а вот в 2057-м в мире закончится нефть.

18

В воздухе витает что-то, пролетает над нашими головами, в метре-трех-десяти, оно вгоняет себя в вихревые потоки и танцует свой странный танец. Но это не листок. Это что-то другое.

Я намереваюсь поймать его, хоть и не знаю, что это. Люди идут мимо, но никто не обращает на него внимания. И я кружусь в том же танце, что и он, в странном беге по кругу, в странных эпилептоидных взмахах и в надежде, что порыв ветра не утащит его в сторону шоссе, по которой путешествуют наперегонки люди в железных коконах.

Он начинает снижаться, я вижу, как он медленно планирует все ближе — я бегу за ним по тротуару как за какой-нибудь бабочкой или жуком, а он спускается все ниже и ниже — и порыв ветра сходит теперь на нет, и он медленно ниспадает в лотос моих наспех подставленных ладоней. Это троллейбусный билет.

Я ловлю его и резко устремляюсь вправо, чтобы не сбить женщину, которая идет навстречу мне в толпе незнакомцев. Прошедшим мгновением я различаю в ней мать своего былого приятеля, друга, с которым лет десять назад мы были неразлучны и который променял мое общество на сомнительный престиж. Едва ли я могу его в этом винить.

19

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Мы ищем советчика. Мы записали произведение, и нам требуются морские аккомпанементы. Что-нибудь в духе Communist Daughter в исполнении Neutral Milk Hotel, Sea Song Джеффри Льюиса ну или земфирской «Прости меня, моя любовь» хотя бы. (Передает листок с записями) Киты там, дельфины, чайки. Вы смотрели у Херцога документалку про Антарктику? Вот эти все звуки из под льдин, разбавленные шумом волн.

— Простите за нескромный вопрос, но вы были когда-нибудь на море?

— Нет, ко всему моему сожалению.

— Я могу дать денег, у меня есть кое-какие сбережения.

— Не уверен, смогу ли я их вернуть.

— Этого не потребуется. Вы же планируете свозить других на море в своей песне, ведь так?

— Ну, как минимум, на залив.

20

Сегодня 2 сентября, ничем не выдающийся и вряд ли примечательный. Стоит отметить, что именно сегодня я прошел процедуру бронхоскопии в своей борьбе со сверхценной ипохондрией. И хотя медсестры, когда я упомянул это слово, спросили меня с интересом о его значении — что на секунду ввергло меня в омут представления об их возможной недоквалифицированности — а во время процесса я не смог удержать спазм и попытался сглотнуть шланг, отхаркивая затем лужицы алой крови — несмотря на все это, диагноз, который они мне поставили после года курения расшифровывался при должном прочтении как «Картина ларингита». Помню, что они нахваливали наброски, которыми я убивал время в ожидании — и я посчитал, что, наверное, каждая капля похвалы и светлого взгляда на жизнь тут ценна — и не стоит искать в их действиях какую-то долю пошлости.

Странно, что мы с Леной договорились встретиться сегодня — но на деле в этом нет ничего сверхъестественного — она предложила мне накормить ее едой из Макдоналдса после довольно насыщенного в одних местах (и разобщенного в других) года нашего смутного общения. Я был рад. Я вышел из диагностического придатка онкоцентра, пытаясь не думать о тех пациентах, чей диагноз слышал более чем отчетливо, сел на 21-й троллейбус, и уехал к заливу, где и приобрел два пакета с едой.

Она сидела в кресле, глядя на экран, подложив под себя ногу, и уплетала наггетсы, а я малозначительно молчал — и достал в итоге из сумки «Игру в классики» Кортасара. Лена конечно же парировала мои действия комментарием о том, что время и место для чтения книги были более чем подходящими.

Я начал рассказывать ей о том, как за два года до собственной смерти и за год до смерти своей возлюбленной, Кортасар и его супруга, Кэрол Данлоп, (слово супруга будет звучать в контексте нижесказанного более чем глупо, но тем не менее) решились на авантюру, вся суть которой сводилась к тому, что они месяц пропутешествуют на отрезке в 800 миль между Парижем и Марселем в своем красном фургоне, делая вынужденные остановки на автозаправочных станциях и у мотелей, пытаясь взглянуть на мир под другим углом и ведя путевые заметки. Рассказал, как год спустя Кэрол умрет от лейкоза, а еще через год уйдет вслед за ней и Кортасар (не упоминая о том, что последние дни его проходили в попытках выдумать листву на деревьях во внутреннем дворе белоснежной больницы, на которые он смотрел из окна перед смертью) — как их прах хранится на кладбище Монпарнас в Париже, и как я считаю эту историю, пускай даже немного мифологизированную, абсолютом романтического мировосприятия.

Я вышел, мечтая о чем-то, парень у Волжского попросил у меня сигарету, и я поделился с ним кэмелом. Он сказал что-то про особенный дизайн пачки в моих руках, который он не наблюдал с юности, и я отметил про себя, что это действительно так, осознав пять минут спустя, что она ничем не отличается от тех, что побывали в моих руках до этого.

21

Главврач отделения неврозов «Республиканской психиатрической больницы» отпустил Лену на выходные. Потому что само ее содержание там — не более, чем разыгранный фарс, который скорее пригодился всем, кроме, разве что, ее, или же как номинальный опыт. Парня, с которым она общалась раньше, выписали — ради них я и таскал в беседку все «Данхиллы» с ярким, насыщенным, вкусом. Наверное я снова навязался, потому что выкупил это право увидеться, потому что никогда не верил в серьезность их отношений и потому что присланный мне «Айсбуст» — тоже повод.

Мы сидим в кафе втроем и скетчим. За окном сумрак поздней весны. Лена пытается оправдать мое превосходство в изображениях качеством ручки, маркера, чего угодно. Стремительно и отрешенно водят они карандашами, надеясь, что выйдет не хуже. Я выбегаю курить один, или же они выбегают без меня.

Лавируем от Макдональдса в книжный в Мадагаскаре. По дороге я успеваю заглянуть домой и беру Ремарка, чтобы подарить его Лене. Нагоняю их на полпути к торговому центру. Слышу, как парень говорит про де Сада — который, по нашим с Леной словам, входит в тяжелые предпочтения Саши.

Ван Гог написал в поселении для умалишенных порядка 200 картин — Лена это знает, я рассказал ей об этом, пока она жила в заключении — ее наброски оттуда отличаются прямолинейностью, до которой я вряд ли когда-нибудь дойду. Я прихватываю письма Ван Гога к друзьям, выпрашивая у Лены мелочи, которой у меня нет — книга стоит сотню с копейками, Лена берет «Таинственную историю Билли Миллигана» — тематика отпускного вечера: творческое сумасшествие.

22

— Есть такая притча про отравленный колодец. Была вода нормальной, стала аномальной. Народ пьет, с ума сходит, властителя с женой не понимает, бунтовать собирается. Они решили тоже испить, и стали как все. Вот и все. Все счастливы.

— А это точно не сидр?

— Да нет, вода водой.

— А морская или речная?

— Если отравились, может, и морская.

— А почему дождевую не пили?

— Да засуха была наверное.

— А если она морская и чересчур соленая, то по ней же можно и ходить, не потонув?

— Ты сейчас намекаешь на что-то?

— А если лебеди по ней плавать будет, они сойдут с ума?

23

— Это скамейка для ветеранов Афганистана.

Нет, я не бездомный, вы не подумайте — я лежу, потому что в городе жара, и скамейка эта в тени. И даже не авангардист — хоть и начинаю главы прямой речью. Вообще, сказать по правде, «аван харт» на языке преобладающей в этих краях народности значит веселое похрюкивание. То есть вот, вы уже точно отчаянно клеймите меня, но я честно пытаюсь вырваться из вальяжной манеры нашей с вами беседы и уйти от фамильярностей — я правда думал, есть ли у слова похрюкивание более благозвучный синоним, но не нашел, и не знаю, знаете ли вы иврит, но не на нем.

Человек, который отпустил комментарий про скамейку, представился бывшим ректором экономического факультета одного из университетов этого города. Теперь он на пенсии. Он защитил диплом на тему «Второй вид земельной ренты Маркса» или что-то вроде этого. Он видит во мне провокатора (и наш с вами диалог я веду так только для того, чтобы умалить это впечатление с помощью пресыщения) — а провокации и авангард всегда идут рука об руку, как мы с Тамарой. Он рассказывает, что странность его родовой фамилии (при моем виде все только и вспоминают о пятой графе) однажды чуть не сыграла с ним злую шутку, и хорошую, с его дочерью. Тучки небесные, вечные странники, степью лазурною, цепью жемчужною.

Он хочет взять чего-нибудь крепкого, потому что сегодня суббота жара, он в темном свитере — и у него есть пенсия, как у меня нет пособия по безработице. Но не водку, хоть он и предложил — она дорогая и ее я не люблю. Поэтому дешевого вина. Обычно я пью только по праздникам — но вся моя родня уже разженилась, и я начал уже было приходить в отчаяние, лег на скамью, и тут он вставил свой комментарий про скамейку Афганистана и добавил, что надо бы выпить — хоть и не сразу, а после десяти-пятнадцати минут обстоятельного разговора.

Мы идем к магазину сети «Букет Чувашии» — под этой маркой лет десять назад, мне довелось слышать, продавали отличное и дешевое пиво. Мои зарисовки, скорее всего, можно считать ангажированной рекламой Чувашии — но когда вы хотите сказать «ангажированная реклама», я хочу услышать «патриотизм отчаяния». Я даже не буду жаловаться, что каждый третий автомобиль на улицах Чувашии носит номерной знак Татарстана, а мотоциклист, пока мы шли к пресловутому магазину, подкосился поворачивающей иномаркой, сделал сальто-мортале, приземлился живой и встал. Сам факт наличия данного инцидента только подлил в наши души горького отчаяния, и выпить от этого сладких вин захотелось лишь сильней.

24

Книга, за которую вам нужно взяться, когда вы приедете без предупреждения в Москву в надежде на чудо, чтобы прочесть ее в подвальном этаже КФС у Белорусском вокзала? «Московский дневник» Беньямина. Говорят, что он странно ходил по улицам, а любовь всей его жизни не разделяла к нему ни единого чувства.

Девушка медленно выдыхает — чтобы успокоиться — в единственном гнезде на всем этаже зарядник, с проводком, который витиевато поднимается, чтобы оказаться в гнезде моего Alcatel. Я приобрел его неподалеку, год назад, когда расхаживал по этому городу с Леной и Семеном. Это долгая история.

Мне нравится Тверская, первая, вторая и четвертая, Воробьевы горы, все, что оказалось спрятано за МГУ, Патриаршие пруды, Парк Горького и памятник Маяковскому. Каким-то странным образом, я постоянно оказываюсь у него и прохожу мимо киоска, на котором значится: «Пресса». Я курю те две пачки «Айсбуста», которые приобрел, как только оказался здесь, в первой найденной «Азбуке вкуса». Я живу две ночи в хостеле, путешествую на электричке до Одинцово от Кунцево и обратно.

Кто-то за соседним столом обсуждает жизнь дизайнера-слэкера с хакерскими наклонностями, пока по телевизору крутится «Ho Hey» The Lumineers. В одном из Макдоналдсов встречаются случайно, судя по всему, двоюродные родственники — он приехал в центр из Реутова или Люберец, и ему не больше 13. В город добрался Tele2, и повсюду ходят люди с шарами. Он не ловит в метро, и это смешно. Я вставляю соломинку врученного мне шара в старую таксофонную арку. В очередном кафе мне звонит двоюродная сестра (и разве это тоже не встреча?), которой нужна помощь в одолении малвари на ноутбуке — я замечаю, что в Москве, и этот звонок будет дороже обычного.

Моя чебоксарская жизнь расписана, как только я ворвался в Москву, а приятель улетает в Париж, и никогда не оставит мне квартиры — там живут его двоюродный брат с невестой. И разве не учат людей предупреждать о чем-то, строить планы? В хостеле Исса курит крепкие «Кент» и учит меня жизни и некоторому традиционализму. Чтобы пошел кипяток, надо придерживать кулер. Вайфай плохо ловит, но это проблема моего телефона. В Москве не нужны концепт-художники. Я же читал про ракету у выхода из ВДНХ в «Омон Ра». В курилке Москвы-Сити парень злободневно что-то подметил. Девушка на станции знает, что в этих сигаретах есть шарик, который можно лопнуть, чтобы усилить вкус.

Я сижу в зале ожидания, и слышу, как старушки спереди, собравшись в группу, обсуждают что-то на чувашском. Улыбаюсь почему-то и достаю скетчбук.

25

Мы с Леной сидим в беседке РПБ.

— Странно, наверное, но я не хотел бы менять что-нибудь в этой жизни.

— Я тоже.

Лена вспоминает случай с бананами, очевидцей которого никогда не была по-настоящему, и фразу героя Пенна перед снежным барсом «А, может, и не надо щелкать», которым я пытался успокоить ее после того, как выяснилось, что она засветила пленку фотоаппарата в морозное зимнее утро. Несмотря на то, что мои слова возымели совсем противоположный эффект, она возвращает мне долг.

Из динамика ее телефона звучит «Weight of the World» Editors, которые мы слушали в плацкартном вагоне по дороге в Москву.

— Лазарев, ты чудо.

Как йогурт.

26

— Молодой человек, в вашей повести есть что-то эсхатологическое.

— Я вас не понимаю.

— Вот, страница 37. Два человека идут под дождем после того, как Лена поехала домой. Завязывается разговор про «Мартина Идена», который повествует об имени главной героини:

«- Вроде Руфь, да? — спросил я.

— Рут, — ответил он.»

— Это были разные переводы.

— Вы намекаете на то, что смена имени персонажа от издания к изданию изменяет и его возможные, заведомо неизвестные, качества.

— И где же здесь эсхатология?

— Неужели вы не видите? После событий первого перевода героиня проживает события второго, но с именем, которое отражает скорбь и отчужденность, которые поселились в ней после первого прочтения. Из мягкой и покладистой Руфи посредством самоубийства Идена она становится Рут. А если есть трансформация, то выходит, что и самоубийство Идена символично и несет в себе тень навсегда покинутого рая.

— Вы правы. Иден несет себя к воде, на самое дно, к началу времен. Он бежит от тоски, как бежали люди из рая. Неудивительно, что ветхозаветный потоп пытается стереть с Земли неудачный людской род. Иден сам привносит себя в жертву. А Иисус, Иисус во всем этом последующем действе символизирует полунадежду Бога — не зря же Иисус ходит по воде: он не боится ее, он с ней несовместим, как был несовместим Моисей, как несовместимы горящие кусты.

— Выходит, что Иден был не более, чем свиньей, в которую закрался сам черт.

— И он летел в море и довольно похрюкивал!

27

Теперь я понимаю сон.

За мной гнались и хотели усыпить. Я бежал далеко в поле, прочь от деревенского дома, у которого был в детстве покусан осами. Я бежал к реке, Унге, но на ней стоял паровоз. Я забежал внутрь, паровоз превратился в огромный ковчег, я спрятался в его дальней части и стал ждать. У меня была соломинка, через которую я мог дышать при случае, и сбежать потом как крыса с корабля. Но в дверях показалась моя тетя. Она посмотрела на меня. Я понял, что меня усыпляют, и заснул вечным сном, пока наконец не проснулся.

— Что это значит, в вашем представлении?

Я не могу сбежать. Ни на паровозе, ни на ковчеге, ни крысой, ни рекой.

— Почему же вас усыпили?

Я не мог окончить себя сам. Это было бы в корне неверно.

— Теперь я понимаю. Другой разрешил вашу проблему за вас. Потому что вы не можете действовать в ситуации с Леной. В ситуации с миром. Ваша излишняя правильность не позволяет вам стать полноправным участником жизни. И вам остается лишь спать.

Что мне делать, доктор?

28

Дождь стремительно стучит по окнам и крыше. Я стою на балконе восемнадцатого этажа. Он открыт. Я смотрю на воду, которая затопила город, который я когда-то исходил вдоль и поперек. Я пришел сюда вчерашней ночью. Рядом со мной стоит девушка. Вода поднимается все выше. Где-то вдалеке видны башни зданий, которые чудом не поглотило море. Я курю, в пачке осталась одна сигарета. Из отверстий у основания льется вода, она падает вниз, и я слышу, как она звонко вбивает себя тремя этажами ниже в окружающую нас стихию. Девушка дрожит. Я накидываю ей на плечи плащ, и она робко говорит спасибо.

Иногда я вожу карандашом по бумаге, и на ней появляются люди, которых я знал когда-то. Когда черты их становятся настоящими, из моих глаз беспомощно текут слезы. Я складываю наброски в сумку и смотрю вперед. Гром не гремит. Я слышал его эхо позавчера, посреди ясного неба, когда в сумерках сверкнула молния.

Бывают минуты, когда мне хочется броситься вниз. Но чаще всего я хочу вспомнить то, что забыл навсегда. Я начинаю путешествовать в мыслях по прожитым дням и местам, карту которых выстраиваю по-новой каждый раз в своей голове. Я очень хочу вспомнить мелочи. Вспомнить надежды, с которыми вступал в новый день давным-давно, вспомнить слова, которые произносили незнакомцы, вспомнить их голоса. И еще я пытаюсь вспомнить свои сны. Сны, в которых была Лена и которые я забыл. Я знаю, что они были.

Под водой навсегда скрыты беседка и железнодорожный вокзал, двери университета. Мой дом стоит под водой, море поглотило бульвары, проспекты и скверы, многоэтажки и телеграфные столбы, аллеи и парки, торговые центры и подземные переходы. Больше нет ни троллейбусов, ни черного кота, которые забрался на меня однажды и смотрел на закатное солнце. И нет людей, которых я любил.

Вокруг лишь вода. Девушку клонит в сон. Вода доходит до колен. Она смотрит на меня, затем усаживается на край балкона, поджав ногу. Что-то черное плавает вдалеке. Я смутно узнаю в силуэтах лебедей и улыбаюсь. Остался лишь один вопрос, который я так и не задал ей когда-то. В день, когда сбежал. Я достаю из пачки последнюю сигарету и спрашиваю у девушки ее имя.

— Немо.

ЧАСТЬ 3. Третье лишнее.

0

Все следующую неделю я посвятил изучению. Я пытался увязать формулы, теории и концепции, найти в происхождении и развитии вселенной какую-нибудь закономерность. Несколько раз мне казалось, что я стою перед дверью, за которой покоится ответ, но кто-то яростно захлопывал ее у меня перед носом. Я рассчитывал теоретическую вероятность симуляции нашего мира, теории множественных вселенных, пытался понять, насколько антропологически предрасположены возможности возникновения схожих вероучений, читал записки очевидцев о возможных религиозных откровениях, изучал системный анализ, теорию вероятностей и даже затронул основные положения квантовой физики.

Я понимал, что эти спекуляции, в своей сущности, фантастика, и все, что я испытал в жизни, не содержало ничего божественного: все можно было свести к биологической природе мозга, самовнушению или какому-нибудь розыгрышу, которой мог бы быть произведен средствами, которые имелись в арсенале людей на момент происхождения того самого чуда. Поскольку мифотворчество, думал я, является одной из основополагающих частей любой человеческой жизни, то и наличие такого огромного скопа мусора, оставшегося от предыдущих поколений, не удивительно.

Даже если считать, что гениальность, требуемая для огромной делюзии остальных, присуща одному из миллиона (как самое редкое возможное заболевание, что конечно же - глупость, поскольку встречается она, по им наблюдениям, гораздо чаще) - то за всю историю существовала, по меньшей мере, сотня тысяч таких бесконечно одаренных - а количество учений, положений и теорий, дошедших до нас, по своему количеству едва ли может к нему приблизиться.

1

Я никогда не пробовал мате, но мне казалось всегда, что вкус его должен напоминать вкус напитка, в котором смешались две чайные ложки кофе Jacobs Monarch, чайная ложка сахара и пакетик чая Curtis с бергамотом. Есть в этой субстанции какая-то буэнос-айресская горечь. Я сплю и вижу сон, в котором незнакомая девушка представляется Немо, но это ненадолго. Сейчас меня разбудят крики отца о том, что мы топим соседей снизу. Это был прекрасный сон.

- Андрей! Найди в интернете телефон нашего технического участка!

В моем сне тоже была вода. Море окутало город, и я с упомянутой выше девушкой были последними, кого она поглотит.

Я звоню в техучасток. Никто не берет. Звоню в управление микрорайона - у них занято. Ценнейшие десять минут прошли безрезультатно. Под моими тапками хлюпает вода.

А потоп - это комедия или трагедия? Трагедия - разве что библейский.

Я курю и бегу явиться собственной персоной местным сантехникам в подвал соседнего дома. Вы когда-нибудь курили во сне? Мне навстречу бежит мастер. Стою у раскрытой двери собственного подъезда и вижу, как девушка из квартиры, которую мы топим, устремляется к нам на аудиенцию. Курю еще одну. К полудню я определенно получу нелестные отзывы от всей ее френдзоны.

В квартире отец с братом промерзшие ловят воду покрывалами. Замечаю вполголоса, что к месту протечки надо было, наверное, просто приставить шланг. Сантехник уходит. Занавес.

2

- Смотри.

У скамьи в аллее Национальной библиотеки я наблюдаю брачный танец голубей. Рядом со мной сидит бывший ректор экономического вместе с которым мы выпили немного красного вина. С такой неподступной искренностью вино пригубляли разве что столетие назад случайные незнакомцы в безымянном парижском кафе. Они отпускали сухие комплименты к полусладкому вину и ругались на арго - языке тамошних улиц.

Голуби кружатся в аккуратном танце, не сводя с друг друга глаз, их клювы сомкнуты и тщательно сопряжены - движения птиц то и дело наводят о мысли об иньянской гармонии. Двадцать два года прошло с момента моего рождения, и только сейчас я начинаю понимать.

Я счастлив, насколько это можно сказать о человеке, который читал про взаимность разве что в книгах или наблюдал ту в кино. Быть может, дело лишь в вине - все это нелепое совпадение, и не стоит придавать этому особого значения. Он старше меня втрое, но видит ли он это в первый раз? Я смотрю на него - он следит за птицами, и с лица его не сходит улыбка. Он видит это в первый раз.

3

И я все думаю, как невпопад звучали бы все эти признания в любви, даже в третий раз. Но на что я променял свою жизнь. Смелым хватало бравады писать все эти строки снова и снова, с мольбами, слезами и в непомерном отчаянии. Но я не отчаян. Во мне живет лишь тоска, и причина этой тоски - ты. Я думаю и бьюсь, что лишнее слово убьет в тебе истинное, настоящее представление обо мне. Но я также понимаю, что нет тебе до меня никакого дела, и я хотел бы сложить эти строки так, чтобы ты меня полюбила. Но все во мне видит, что это, наверное, обман. Но я люблю тебя до сих пор, и мысль о том, что я донесу это чувство до конца и умру в одиночестве, стегает меня снова и снова. И я не знаю, можно ли просить себя забыть или благоволить, что ты полюбишь меня, просто и навсегда.

***

Мы не можем его винить - ни ты, ни я. Он считал себя сумасшедшим в свои 17. Ты знаешь, что напрасно. Но если бы он не оказался здесь, тогда, с тобой - он никогда бы не осознал, что ошибался. Он не понял бы, что сумасшедшие, напротив, за этими стенами. Мы знаем, что он будет несчастен всю оставшуюся жизнь - но мы не строим иллюзий. Он заслуживает больше того, что знал и будет знать. Он откровенен и прям перед собой и перед другими - именно это ты увидела в нем. Я не желал бы, чтобы мир сломал его - но я знаю, что он понимает теперь все, что выпало на его долю. Он сможет держаться, хотя бы за то, что у него было. Мне жаль, что так вышло. Как просто бы было, если бы на свете никогда не было хороших людей.

***

В отеле. Дома. На улице. Летом.

Льется. Бездомным и мученым. Светом.

С солнца. С заводов. В замученный. Пот.

Льется. С прохожих. Милиции. Взвод.

Свистки. Раздаются. Волочит. Сирена.

Из вод. Молодцов. Сминается. Пена.

4

Он разложил карты на столе рубашками вверх. В четыре ряда выстроились червы, бубны, трефы и пики разных номиналов.

- Пронумеруй свои воспоминания по степени значимости - от двоек до тузов. Мы соорудим игральную колоду.

- Что с ними произойдет? Воспоминания уйдут, ведь так?

- Да. Как только карта будет бита. Но это не должно тебя волновать. Здесь едва ли отыщется повод для лишней ностальгии. Коснись центра, как только будешь готов отдать воспоминание - ты поймешь, что все готово, когда оно отобразится на рубашке. Мы не играем, чтобы победить.

- Я не хочу забывать, - проговорил я.

- Ты забудешь по-настоящему только тогда, когда сыграет карта.

- Кем я буду без памяти?

- Ты был здесь всегда. Ты покинешь одно лишь прошлое.

Я оглядел карты. Я вдруг понял, что не видел их номиналы и масть, но мог ощущать.

- Некоторые выкладывают узор. Многие начинают с двоек и понимают, что им нечего вспомнить, когда дело доходит до тузов, - он говорил монотонно и смотрел в сторону своими безучастными глазами. Десятки миллиардов судеб, неразрывно связанных. Сотни миллиардов несовпавших рубашек.

- Две рубашки никогда не меняются, - в его ладони промелькнули разноцветные шуты. - Любовь и смерть.

- Бывали ли случаи, когда воспоминания разных людей падали на одну карту? - спросил я.

- Лишь у двоих, - он показал рубашки карт, которые держал в руках. Они были одинаковые, и на каждой была девушка. - На даму червей.

- Кто это?

- Я не знаю.

5

- Тебе надо научиться расслабляться.

Это все чушь. Мир подомнул меня. Я даже не человек, я бескостный организм, спрятанный в теле. Я не могу перестать быть этим чертовым мечтателем. Моя тщедушная инфантильность, которая идет наряду с отвращением ко всем благам, невозможность установить себя в центр, точку свободы, она меня убивает. Что это? Смерть стремлений? Но я не собираюсь плодить кого-то здесь, не собираюсь перебираться из своей системы восприятий в это унифицированное неотрефлексированное болото. Люди натворили дел, построили этих пружинистых стен, от которых я отскакиваю как мяч. Ты на все смотришь со стороны, говорят они, и я поражен, что они это замечают. С моими идеалистическими установками мне больно даже сдвинуться с места. Ты понимаешь меня?

- Не совсем.

Тебе так просто. Ты никогда не мыслила о себе как о чем-то некомплиментарном. Ты говоришь о своих правах и о свободе пола. Но нас обусловляет наша физиология. Был бы я рад, если антропология слилась с антропософией и дала мне свободу, но она не может. Зачем, скажи, я пустился в эти пустые размышления? Я не хотел уходить так далеко, но теперь вернуться невозможно совсем, и нет даже человека, который станет мне собеседником - пусть он будет мужчиной, какая к черту разница. Я жду, что он не будет кивать впустую, что зерна моих мыслей как-то произрастут в нем. Меня не тянуло к мужчинам, и вряд ли потянет. Что теперь? Я присоединю себя к этому сонму интеллектуальных материалистов? Ответь мне, как полюбить мне мою нерастраченную молодость спустя столько времени? Они строят, бегут, делают. Они не вдаются в пустые вольнодумства.

Как этот невроз поднимается все выше. Видишь ли ты? Чувствуешь ли ты, что над ним лишь пустая смерть и вынужденное самоубийство? Я скакал в молодости по всей этой философии как по беллетристике, не вникал и был рад. Но теперь я дошел туда же по-своему. И нет жизни ни внутри, ни снаружи. Я знаю, что скажет эта книга, которую ты откроешь. И всю ту чушь, которую они выдумывают, чтобы возвысить себя, не касаясь этого, я видел - и так часто. Я думаю о том, что не был никогда настолько уверенным в себе и глупым одновременно. Почему же? Ведь всем должна была быть предоставлена это свобода, но меня она обошла - и никто никогда не посмотрит больше на мир с той стороны, с которой я смотрю, на этот мир, в котором каждая мысль - преступление, с этих вознесенных позиций. Они могут давиться и говорить, что понимают в очертаниях взаимодействий их истинную суть, что имеют чутье, но это лишь праздные разговоры. Я не сойду с ума отсюда, я понимаю слишком хорошо, но жизнь моя уже не начнется счастьем.

Чувствуешь ли ты, что цинизм их не связан никак с настоящей мудростью - что он лишь набитые шишки и огромное, гнетущее их, эго? Они скачут с мысли на мысль, но никогда не задумываются, собирают слова в высказывания, которые, как думают, что-то значат. И они строят этот мир наружу и наружу и наружу. Они повторяют, что жизнь их научила - но какие же они идиоты - меня тошнит от этих фраз - ведь жизнь ничему не учит, ведь жизни вне тебя никогда нет - а они вливают в себя этот вакуум и рассуждают о вещах так, словно заслужили.

Я хочу сбежать - видишь ли ты это? Я должен уйти туда, где есть просвещенные, пока не поздно. Мне нужно знание, чтобы разрешить это состояние - я не хочу коллекционировать отвлеченные, не нужные никому факты, которыми они щеголяют как эрудицией, которыми делятся, как думают, в обход - как помышляют себя властелинами мира. Сверхлюди, они воистину, не жалеют никого и не видят дальше своего мизинца, которым им так и тянется запустить куда угодно, радостно восклицая. Испугавшись смерти, я бы, как они, пал ниц и стал бы делать то же, что и они, постоянно поглядывая на часы, постоянно соревнуясь, конкурируя и предвосхищая. Я так хочу упасть туда, свалиться своей мордой и сказать, видите ли? Видите, что стал я такими, как и вы, потому что вы решили не ползти вверх, дальше, был бы у меня этот момент, и я обликал бы все их пороки, пока наконец не стал бы таким же.

6

- Здравствуйте, дорогие друзья, с вами Русалкина Юлия, я рада приветствовать вас на выставке Вячеслава Кентавра. Простите. Вячеславы Кентавр. Вячеслава выставляется не первый раз в нашем арт-музее у моста имени Кашемирова. Прошлая ее экспозиция произвела нешуточный резонанс - каждый, непременно, знаком с такими ее картинами как “Курящая ангелка над взорванным в небе самолетом” и “Промокшая провинциалка умирает от воспаления легких в тяжелом бреду, вспоминая кота, которого как-то приодела в футболку с изображением солиста андеграундной алатырской группы с сигаретой во рту, фотографию с которым выложила в инстаграм.”

Здравствуйте, Вячеслава. Ходят слухи, что именно успех вашей прошлой выставки, в том числе и коммерческий, вдохновил вас на перемену пола. Правда ли это? И связана ли текущая экспозиция каким-то образом с впечатлениями, зародившимися благодаря этому в вашей душе?

- Добрый вечер, Юлия. Прежде всего, хочу заметить, что успех никак не повлиял на мое решение - я всегда хотела узнать, какого это смотреть на мир с позиции женщины и готова уверить всех здесь присутствующих - что едва ли она существует. Но это, конечно, не главное. Всему виной стала моя неудачная любовь - те пять лет, Юлия, когда вы использовали меня как продажную суку - изменяя мне с таким невинным выражением лица. Мне казалось, что мы любили друг друга, Юлия, что понимали друг друга как никто иной. Выставку эту я назвала в честь вас - “Юля” - хоть и с ударением на последнем слоге. Надеюсь, что все идеалистические образы той, которые здесь представлены, никогда не будут иметь с вами ничего общего.

7

Ты думаешь, я не прав в чем-то, виноват перед людьми? Виноват настолько, что женщина на остановке при свете дня предлагает мне взять ее, стоя в отрепьях - настолько отрешенный у меня взгляд? Виноват, что бездомная старуха в просьбах приобрести на мои же сбережения пакетик кофе зовет чертом и бабником, когда я спрашиваю, откуда у нее в зубах золотые коронки? И как она размахивает руками, когда я предлагаю ей взять этот самый пакетик из моих рук - и тогда я оставляю его на скамье, никому не нужный, проделав дыроколом, с которым никогда не расстаюсь, несколько контрольных выстрелов - и как нахожу его сметенным оттуда в порыве ярости. Не буду я никогда подставлять вторую щеку, если же сам и плачу за удары. И этот в конец обнаглевший мир может катиться, куда пожелает.

Как страшны женщины, которые потеряли что-то безвозвратно. Но нет у двадцатилетнего вроде меня перед ними никакой вины и долга - ничего. И мужья, которые их били, были выбраны ими же, и дети, которые навсегда оставили их, были воспитаны, их же рукой. И ни старость, ни бедность, которой они обрастали в смутные времена своего бездействия сотен тысяч таких же, как они, не дают им права превращать мир в маскарад своего имени. Целая жизнь была в их руках, чтобы понять во имя чего они жили и с чем без конца боролись, но в последние минуты они жалко бьются как подстреленные птицы - и даже эти моменты они не в состоянии встретить с гордостью и честью - они бросаются в ноги каждому как к богу, которого никогда уже не обретут.

8

Я планирую закончить жизнеописание в скором времени, как и любые попытки наставлений. Я едва ли уверен, что мои взгляды и миниатюры являются необходимостью. Повествования мои не несут собой социальной надобности, и даже чтение написанного между строк - банально и очевидно - тот спектр проблем и дилемм, которые призваны обратить на себя внимание, не могут предложить однозначного ответа, а логика совпадений и аномалий в сугубо христианских традициях пытается расположить все происходящее как данность, которую невозможно принять без достаточной духовной работы.

Быть может, я уникален в собственных прокламациях, и единственный дух всего сказанного, если он может быть найден, пытается лишь доказать свое превосходящее наличие - но я бы сказал, что у данного документа нет иной цели, как дать проследить ментальное развитие случайного лица в попытках связаться с читателем, как и дать ему свободу решить, в каких положениях и доводах его мировосприятие идентично настроению представленных здесь зарисовок, и в какой мере его позиция в поставленных вопросах разнится с точкой зрения автора.

9

Эта дрожь приходит раз в год со словами “А ты знаешь, все так и есть”. “А ТЫ ЗНАЕШЬ. ВСЕ ТАК И ЕСТЬ.” И ты не можешь бежать. Ахаха! Хоть пачку выкури! Не можешь! Да, пожалуйста, возьмите, распишитесь! Ваша доморощенная увертливость, ахаха, вот она и здесь, на вашей руке! Вся ваша бездна неудач, весь синоним поражений тут собственной, блять, персоной!

Что это у вас на руке? Татуировка? Ахаха! Девушка! Нате! Ваша безнадежная любовь! Бесконечный взгляд в сторону, вашей неудавшейся пассии, который долетел уже до Альфа-Центавры! Тату-мастер, поедатель вашей сердечной плоти! И сердца девушки, которая вас на хую вертела! 1 апреля? Слезы за всю жизнь вперед? Как вы расправляетесь? По-керуаковски “Я вас любил, мы трахнем сворой”? Или по-хемингуевски “Им в лесу было ну очень хорошо, а на утро я не сразу вспомнил”? Былинное что-то? Жеребцовое? Больше не гарант? Прошла эпоха?

Посмейтесь мне тут, под окнами он стоит, татуировку сделать собрался. Прислушайся осторожно, кто там трахается на пятом этаже. Просади себя через все эти похотливые взгляды и нечаянно высокие голоса! Заходите, пожалуйста! Заходите! Вы - пушечное мясо! Вы нам очень помешали!

В это кресло, да! Вот, набей ему меня, но одетую. Как же нравится вам. Бежать собрался, ты не мужчина. Да, вот это поражение, а, может, и победа! Что же ты так, Лазарев. Я же тебя ненавижу. Всегда. Теперь навечно. Смотри, как я улыбаюсь с твоей же руки. Вот он, триумф твоего поражения, ссаная ты скотина. Живи с этим как твоя душа пожелает - не ты герой своего романа, в первый и последний раз. Рыдай сколько влезет. Со мной нельзя сесть. Со мной нельзя жить. Мной нельзя обладать. Я решаю все сама, и попробуй хоть раз перебороть меня, ты попробуй - я теперь на твоей руке, навеки нетвоя. Живи сколько влезет, сволочь.

10

Меня зовут Анатас, и я черт. Самый настоящий и единственный в своем роде. Я живу рядом с вами с начала времен. Я состою из букв, которые редко встретишь в одном слове, а если и встретишь, то звучать оно будет как стена, страна, истина, инсайт и Сталин (несомненно, те есть и в слове saint, но вам об этом лучше не задумываться - да и памятка для русскоязычного населения, в других я иначе выворачиваюсь). Я дал начало красному, желтому и черному цветам, крови, свету и почве соответственно. Синего цвета я не придумывал - сказать по правде, его и не существует (что небесная синева, что морская, представляют собой обман с разложением спектра - иллюзии и зеркала я не выношу, а с аллюзиями мирюсь) - его потом ссинтезировали (синий цвет ссинтезировали!), зеленый вышел смешением синего с моим желтым (на тахионном уровне) - и, знаете, вот это все вот - их проблемы, не хочу углубляться. Число мое отнюдь не 666 (четность, как вы догадались, не мой конек), но 37 - наибольшее из тех, что выходят при его разложении на простые. Не из любимых цифр, но что бог дал (шучу). Я считаю, что чем простота сложнее, тем лучше.

Я альфа-самец (первый по счету, и буквально и существенно, врать не буду) и немного омега. Дух мой супрематичный, но вселяюсь я только в импрессионистов (отвечаю за баланс, вы должны понимать).

Я солипсист (17-21 от Иоанна), живу 666 поколений, после - жизнь на планете завершится как таковая (обещал давным-давно одной девушке сброситься со скалы, нацепив крылья - но какой-то идиот меня к ней приковал, да и она себе другого экспериментатора нашла). Мне чуть больше пятисот сотен лет, но я уже начал считать себя бессмертным. В эпоху, события которой я давно забыл, я лишился тела (никакой магии, потом разъясню). После смерти хозяина я плаваю в табачном дыме (шаман научил от меня - у меня же столько амнезий было - а я вот не помню ни черта, как сам научился) и вдыхаюсь в первого же идиота, который закурит, после того как влюбится в 17-летнюю с сигаретой - делаю, конечно, исключения, но только когда совсем безрыбье. У девушки должен быть парень (только платоническая любовь, другая мне осточертела), и она должна быть роковой блондинкой (можно и крашеной, я неприхотливый в этом плане). Потомков не имею. Если и рожаю, то только абсурд и парадоксы. Любимое детище из ныне существующих - демон Максвелла.

Женщины говорят, что я харизматичный, влияю на умы и что от меня одни проблемы. За историю планеты существовало несколько культов с моими приспешниками. Семнадцатые по счету решили, что моя имя презентабельно звучит навыворот и прозвали Сатаной (никогда не прощу, ох, я ж еще тогда те самые крылья нацепил), девятнадцатые - что стоит ввернуть в начало чего-нибудь потверже и увязать со смертью (я был в те времена немного меланхоличный, скрывать не буду). Двадцать вторые ушли дальше остальных: они тогда только-только добили концепт противопоставления (те еще снобы были, честно скажу) и добавляли куда ни попадя свежевыдуманную приставку анти: а у меня та уже как бы и имелась. Додумали мне задним умом своего противопоставления центральный элемент своей секты (меня еще и врагом сделали!), и покатилось, черт побери, понеслось. Одна из амазонских любимиц прозвала в мою честь фрукт, и это единственный случай из представленных здесь, к которому я отношусь, как бы сказать помягче, индифферентно.

Часть 4. Последняя четверть эфира.

0

Жанр: мелодрама, драма

Возрастное ограничение: 18+

2013-й. Лена Решетникова - 17-летняя студентка первого курса крупного университета провинциального города, которая учится на художницу. Лена - блондинка, с темным оттенком волос, которые она часто красила, будучи подростком. У нее высокие колени, но она довольно небольшого роста. Лицо ее миловидной красоты: с мимикой и чертами Веры Глаголевой в ее подростковых фильмах - но не такое очерченное. Лена носит очки в широкой черной оправе, ходит прыгучей уверенной походкой (ловко соскакивает со ступеней, всегда подминает одну ногу, когда садится). Главная и роковая черта Лены: в придачу ко всей вышеупомянутой ювенильной внешности у нее еще и детский играющий голос, с лица ее никогда не сходит улыбка, а глаза горят. Все, кто встречают ее, подмечают про себя ее магизм.

У Лены есть строгий и серьезный парень по имени Игорь, который живет в коммуналке и одиночестве. Родители его давно в разводе: мать уже как десять лет за рубежом, а отец после религиозного кризиса юности нашел себе относительно спокойную супругу. Несмотря на это, Игорь - желанный ребенок, и родители помогают ему деньгами. Лена проводит большую часть времени в комнате с Игорем - ввиду этого, они обгоняют сверстников в плане личной жизни и быта чуть ли не на пятилетку. Игорь - ровесник Лены, но учится в последнем классе школы с надеждами поступить на психологический факультет. Лена и Игорь курят.

Главный герой повествования - парень по имени Андрей, невротик и интроверт, хоть и звезда толпы. Андрей учится с Леной в одной группе, и спустя месяц влюбляется в нее (как и добрая треть парней в группе). Тем не менее, момент, когда это происходит, довольно эксцентричен: курс сидит в лекториуме на вечерней паре: среди неслушающих студентов на последних рядах зачинается спор о том, сколько голов может уместиться в человеческом теле (семь или восемь?) - и Андрей для разрешения вопроса ложится на скамью с просьбой остальных сосчитать. Лена же после этого, к удивлению героя, дарит ему набросок с ним, который она сделала, пока он лежал - Андрей, в ответ, конечно рисует Лену.

Андрей становится приятелем и Лены и Игоря. Стоит отметить, что герой даже начинает курить, вдохновившись. Андрей не питает иллюзий и корит себя за то, что влюбился в девушку, которая счастлива в отношениях с другим. Андрей не стремится разрывать чужие узы, хоть и не упускает случая произвести впечатление. Мало того, герой совсем не понимает, какие чувства испытывает по отношению к нему девушка.

В конце октября 2013-го, месяц спустя после знакомства с Леной, Андрей командируется в соседний город с ночевкой на олимпиаду по веб-дизайну. В комнате он знакомится с парнем, которому и рассказывает о своих чувствах к Лене и просит совета. В последний день олимпиады Андрей решает купить Лене сувенир - случайно найденную в торговом центре футболку с принтом тигра и мандалой на мордашке: Лена рассказала Андрею, что собирается в скором времени набить на руке татуировку с буддийским символом. Тем не менее, когда он проверяет ее инстаграм, он видит на последней фотографии, снятой за день до этого, футболку - иную, черную, без мандалы, но тоже с тигром - которую, возможно, подарил Лене его соперник.

В декабре 2013-го Андрей решает устроить парад подарков к восемнадцатилетию Лены. Он ввергает себя в авантюру с распечаткой желанной футболки с принтом Иэна Кертиса - эскиз к которой сделал сам, в день, когда все типографии, кроме одной, закрыты - и дарит ее как бракованный вариант подарка за неделю до празднества.

Два дня спустя, в день стипендии, Андрей случайно видит Лену с подругой за окном Макдоналдса и просит, усевшись незаметно на соседнее кресло, в чате вконтакте мелочь, которой ему недостает на покупку сэндвича. Лена замечает его и делится. Девушки уходят, но на карту приходит стипендия - больше обычной - за удачу на олимпиаде. Андрей едет в троллейбусе в центральный книжный и замечает за окном Лену с подругой, которые, по его мнению, направляются туда же. Он как может оправдывается в интернет-переписке, открывает дверь магазина и ожидаемо слышит ленин смех. Девушки ищут книгу, которой здесь нет, и уходят. Пятнадцать минут спустя уходит и Андрей, не ожидая встретить их снова - он садится в троллейбус и выходит наобум на остановке на другом конце города, но вдруг замечает их издали на перекрестке, стоящих на месте в ожидании зеленого. Герой, не веря своей удаче, подходит к ним со спины и протягивает от себя в стороны книги, которые купил до этого. Больше троица не расстается, а Андрей угощает всех пиццей в кафе в торговом центре неподалеку и покупает, уже наедине, укулеле, которую настроит его друг-музыкант и которую он подарит на непосредственно совершеннолетие Лены.

Предновогоднее. Андрей зовет Игоря и Лену на сеанс “Бесподобной жизни Уолтера Митти” - Лена отказывается, перепутав Стиллера с Сэндлером. Андрей уже приобрел билеты, он покупает в гастрономе пару бананов и как городской сумасшедший смотрит фильм с фруктами на соседних креслах в самом центре забитого зала. Лена в компании Андрея, Игоря и приятельницы посмотрят фильм впоследствии и будут распевать “Space Oddity” Боуи в снежную новогоднюю ночь.

Январь-Март 2014-го. Андрей пытается отпустить общество Лены и Игоря - он решается на радикальный шаг и стрижется за неделю до своего дня рождения под ноль. Андрей перестает ходить на пары и большую часть времени просто бродит по слякотным улицам.

Ночь с 31 марта на 1 апреля герой проводит на улице, рисуя случайных людей в ожидании рассвета. После этого герой идет на пару в первый раз за долгое время, но не обнаруживает там Лены. Герой с пакетом фастфуда напрашивается к девушке домой, пытается натужно скрасить время шутками, но опыт вынужденного одиночества отдается в его голосе нотами надломленности. Герой узнает, что девушка собирается набить сегодня мандалу - татуировку, которую так давно задумывала. Андрей провожает девушку до университета на троллейбусе, воспользовавшись одним из проездных, которые Лена как староста раздаст сегодня в группе. Герой хочет сесть на лекции рядом с Леной, но та запрещает. Герой выходит на улицу, на него набрасывается паническая атака - у него нет сигарет, он просит их у других студентов, но никто не делится. Герой рыдает, не в силах сдерживать себя нагревает зажигалкой одну из найденных в кармане монет и кладет ту себе на ладонь - на руке остается ожог. Некоторое время спустя герой продает в главном корпусе университета набросок, который сделал этой ночью, за обещание вопреки всем первоапрельским шуткам назвать своего первого ребенка именем покупателя. Один из студентов приобретает скетч за 50 рублей, чуть не забыв назвать имя, и Андрей покупает сигареты.

Октябрь 2014-го. Благодаря помощи одного из друзей героя, который устроился работать на крупную игровую фирму, Андрей и Лена приезжают в Москву на выставку Игромир 2014, на которой Лена хотела побывать еще год назад. Герой и Лена курят на балконе в Одинцово, с видом на железную дорогу, бросают окурки вниз и считают, сколько раз те ударятся о стену. Лена покупает в Москве подарок Игорю на скорый день рождения того - фотоаппарат с моментальными снимками.

Декабрь 2014-го. Андрей узнает от случайно встреченного Игоря, что они расстались.

Май 2015-го. Андрей признается в интернет-переписке спустя полгода тишины Лене в любви. Лена говорит, что она лежит в стационаре психиатрической клиники, куда ее положили с неврастеническим расстройством. Герой навещает ее в течение месяца. Они сидят во внутреннем дворе в беседке, курят и вспоминают прошлое. У Лены есть парень, которого, по ее словам, она собирается бросить.

В один из последних дней своего содержания там Лена хватает Андрея за плечо. Герои бредут по территории. Андрей под наплывом чувств говорит, что любит ее. Лена отвечает взаимностью. Девушка срывает одуванчик с поляны и дует Андрею в лицо. Андрей проделывает то же самое.

Июнь 2015-го. Герой заканчивает рассказ о собственной жизни, который вел с вороном, лежа на траве, и идет домой.

Герой стоит под окнами квартиры Лены, в которую она недавно переехала. Он хочет набить татуировку. Девушка на эскизе похожа на Лену. Он стоит под окнами и слышит едва раличимые вскрики - кто-то в квартире вверху занимается любовью. Герой пытается успокоить себя тем, что те раздаются не из квартиры девушки - Лена обусловилась ждать ее у третьего подъезда, звуки же раздаются в области второго. Герой звонит девушке и говорит, что ждет во дворе. Лена открывает дверь второго подъезда и извиняется за то, что перепутала и заставила Андрея ждать не там.

Герой входит в квартиру на пятом этаже. Перед ним стоит тату-мастер, который набил год назад Лене мандалу. Андрей садится на кресло, отстегивает манжет рубашки и задирает рукав. Машинка касается кожи.

1

- Вы все еще здесь, молодой человек?

Да. Говорят, что жизнь - это смерть, которая повернулась к вам спиной.

- Можно сказать и так. Вы пережили свой кризис?

Это так сложно. Иногда мне кажется невозможным представить себе, что тебя могут не любить.

- Вы понимаете, вы нужны людям вне зависимости от того, видят они вас или нет. Вы хороший собеседник. И, вне сомнения, хороший человек. Признаться, я удивлен, что в этом мире остались еще люди, подобные вам. Вы сокрушаетесь впустую. Я был похож на вас в молодости. Быть может, инициативы во мне было больше. Но это не важно. Я горжусь тем, что вы не можете забыть или признать поражение. Вы триумфатор по природе.

Но смерть смотрит на меня. Я не знаю, стоит ли обсуждать с ней что-то.

- Люди едва ли идеальны. Вы сокрушаетесь не по ним. Вы сокрушаетесь по себе.

Разве уместно писать о других? Уместно сочинять то, чего все боятся?

- Так пишите про себя.

2

Я не знаю, почему она представилась Немо. Я никогда не читал “Одиссею”, чтобы мне запало в голову это имя. Я никогда не думал ни о рыбках-бананках, ни о рыбах-клоунах, ни о мультфильмах, снятых по мотивам их возможных путешествий, ни рассказах, написанных на третьи сутки их обжорства. Я никогда не тешил себя созданием архетипических сюжетов. И я не знал, что Джонатан Фаулз, автор знаменитого “Коллекционера”, ввел концепцию о четвертой части сознательно-бессознательного, которую прозвал этим именем в сборнике собственных эссе “Аристос”.

Девушка Немо не снилась мне на балконе 18-го этажа. Это всего лишь литературный прием. Все обстояло иначе. Я путешествовал по собственному городу, который, судя по настроениям сна, был на военном положении. Мне казалось, что за мной гонятся. Поезд сошел с железнодорожных путей, и я бродил недалеко от автовокзала. По городу ходили полиционеры. Один из них подошел ко мне, чтобы узнать, не тот ли я человек, которого все ищут. Я запаниковал. Девушка с подругой, которые шли следом, спасли меня: одна из них навешала полиционеру на уши всякой лапши, и он отвязался. Дальше мы шли вместе. Мы обсуждали что-то. Наконец мы скрылись в переулке, в который я никогда не заглядывал в действительности. Картина резко переменилась. Сумерки превратились в ночь, и мы оказались у обрыва. Девушки без страха сорвались вниз, я прыгнул следом. Пошел дождь. Мы выбрались на берег и оказались во тьме палаточного рынка на окраине пустыря с небоскребами, который отливал матовой белизной от влаги. Встречные чеканили шаг, мы пошли быстрее. На секунду мы остановились, и я спросил у девушки, как ее зовут. Она произнесла “Немо” - странным образом я понял, что все ищут именно ее - и немедленно проснулся.

3

- Снова вы сходите с ума от бреда ревности, молодой человек.

- Это не я. Что-то внутри не может меня отпустить.

- Партнером больше, партнером меньше. Пусть это правда. Но ведь это осознанный выбор человека. Вам ведь нет никакого до этого дела.

Я понимаю это, я просто оказался не там, где хотел. Я так далеко ушел от этой жажды владения чем-то, что во всех пьяных разговорах всегда принимаю сторону нигилиста, когда мне доказывают, что жить стоит хотя бы ради момента обладания девушкой, которую любишь. Если не любят тебя, это теряет весь смысл. А значит думать об этом просто-напросто неправильно.

- Признайтесь, вы ее больше не любите.

Быть может. Быть может, я не люблю ее. Но весь мой прошлый мир был так плотно увязан вокруг этого образа, что мне казалось невыносимо больно строить жизнь вокруг чего-то иного.

- Я не могу понять, зачем она подметила этот момент с белым пятном на его футболке после того, как они набили мне эту татуировку. Я не должен был воспринимать это в каком-либо контексте. Мне нет дела до личной жизни другого. Стоило просто закрыть окно, если это произошло на самом деле, и промолчать хоть раз. Но молодость живет эклектикой, моментом, превозмоганием. Это я никогда не жил тем же. Меня это обошло, и я думаю, чем будет эта фигурка - фигурка, которой я буду вспоминать собственную юность, если когда-нибудь повзрослею.

- Вы боитесь, что образ девушки идет вразрез с вашими представлениями о ней.

- Она всегда кажется такой наивной, такой невинной. Да, она играет мнением окружающих. Но вдруг инициатива никогда не шла от нее? Вдруг они добивались ее вне ее желания. Это обычное дело теперь. Все перевернулось с ног на голову. Меня воспитывали иначе. Мои родители познакомились в поезде. Они ездили в город каждый день. Отец всегда подсаживался к общей компании, и они играли в дурака. Ходят слухи, что маме в первое время нравился кто-то другой из них, папа всего лишь…

- Папа всего лишь лучше играл в дурака.

4

Сегодня день рождения, сегодня мне исполнилось 22.

Я хотел зайти в кафе и отпраздновать там его в скудном одиночестве. Я стоял пять минут и решил, что не надо. Я спустился до дорожной развязки, перешел дорогу и пошел по мосту. По другой стороне идет кто-то, и мне кажется, что это Лена. А, может быть, я давным-давно свихнулся. Я не взял очки, я никогда не узнаю, кто эта девушка. Но это может быть только Лена. Никто больше не шагает вот так. Если это Лена, она знает, что сегодня мой день рождения. А, может, она никогда не запоминала, когда он. Тогда нет.

Мы идем в одном ритме. И снег с дождем идет с нами. Это не мои проблемы. Все из этого числа - не мои проблемы. Я курю, я знаю, что курю. Какая к черту разница. Может, эта девушка совсем не Лена. Почему я возомнил, что обязательно должен увидеть Лену в этот день? Чего стоит мой день рождения, в конце концов? Я долго стою на следующем перекрестке и понимаю, что не перейду дорогу. Пусть.

Все теперь слишком далеко, и никто никогда не вспомнит, что к этому привело. Забавно, что я простоял лишних пять минут у кафе, чтобы увидеть Лену. Если это Лена.

***

- Как вы сказали? Астацуров?

- Аствацатуров. Давайте я напишу.

Я беру в руки чек и пишу на обратной стороне “Аствацатуров”. Аствацатуров писал, что его фамилия значит “Богом данный”. Это что-то из области Елизарова, фамилия которого имеет прямые отсылки на Лазаря и значит примерно то же самое. Не увлекайтесь. “Бог мне помог”. Это все напоминает поток мыслей шизофреника, если вы недостаточно вместительны для ненужных параллелей. Так или иначе, моя фамилия тоже Лазарев. Я пытался читать Елизарова, книгу которого, изданную Ad Marginem, нашел в комиссионном. Это такое дерьмо. Такое, блять, дерьмо. Конечно, она стоила 60 рублей, но это такое ебаное гавно. Бля. Зачем, скажите, я ее купил.

Девушка обращается к подруге-консультантке, которая явно следит за книжными новинками, и та находит мне “Десять прочтений Сэлинджера” Аствацатурова в отделе “Филология”. Я бы не называл писания тех, кому помог Бог, Евангелием. Аствацатуров, вы мне нравитесь, но я покупаю эту книгу преимущественно из-за обложки. Издательство Шубиной выкатывается на именах и тоже может издать откровенное дерьмо, как и Ad Marginem, если это дерьмо получит какого-нибудь Букера. Я не про вас. Я про то, что не следует читать все, что курирует Шубина.

Так или иначе, я покупаю “Опыты прочтений”. На самом деле, я просто хочу повесить их на стену.

***

На прошлый день рождения Саши я подарил ей наггетсы, которые хотел принести Лене в РПБ (но она молчала). Вот я и подумал, ну все к черту, и пошел напиваться в компанию своей далекой бывшей. У меня в сумке всегда есть книга - на этот раз это была “Колыбель для кошки” Воннегута. Вот я и подарил ей наггетсы и обтрепанную “Колыбель”.

А потом мы напились, и Кривошеина полезла ставить на мне засосы. И это ужасно. Потому что мне пришлось скрывать их от Кожевниковой - Кожевникова никогда не чмокала меня даже в щечку, но к засосам Кривошеиной ревновала. Я как идиот поднимал воротник рубашки - едва ли удачно - я все еще думаю, заметила их Кожевникова на первый день, второй или же первый?

Прежде всего, Кожевникова с Кривошеиной на тот момент были на ножах. По какой-то причине, к которой я имел десятое отношение. И вот, в представлении Лены я уже чуть ли не архидьявол. Игорю сказал, что его бывшая в психушке. Подругу, с которой она на ножах, облобызал. Еще вот к ней ходит постоянно и сигареты дарит. Не то роман хочет вести, не то реально больной на голову и карму восстановить пытается, не то роман хочет написать под впечатлением от перенесенного опыта. На трех стульях усидеть пытается, в общем. Или уже поставил их рядом давным-давно и просто-напросто лег.

***

На этот день рождения Саши я подарил ей Аствацатурова и Елизарова (что Бог послал). Я ожидал увидеть в ее компании Игоря, но увидел Лену. Я конечно знал, что увижу ее, потому что я ее люблю больше всего на свете и если бы я ее не увидел, я бы давно перешел на девятую ступень клинической депрессии - и мычал бы что-то лежа днями рождения на диване.

Я год тебя не видел. Год. Год. Год.

Кожевникова устроила мне очную ставку и пытается выпытать Аствацатурова до того, как я вручаю ее Саше. Пускай Саша сама разберется.

Девушки!

Если вы это читаете!

Не в книгах счастье.

Как минимум, не в этих.

5

Вас когда-нибудь пронизывала дрожь, которая начинала затем вибрировать, что вы хватались за узор перед плывущими образами и улетали внутрь? И когда вы открывали глаза после, действительность медленно расправлялась из шума пятен в неясную плоскость, постепенно становившуюся объемной? И вас пронизывала энергия, которая никак не кончалась, которая не то пыталась высосать вас, не то вы питались ей, и видели в итоге все яснее и четче, будто влюбились в кого-то вчера вечером?

Не обращайте внимания, я гордо сижу в уединении, как обычно, и пытаюсь трипануть без, собственно, необходимых для этого молекулярных соединений. Что-то на уровне медитации. Ладно. Говорят, что молекула ДМТ, которая выделяется миндалиной в центре нашего мозга, при употреблении ее (я все еще пытаюсь выработать ее самостоятельно должной настройкой организма - я точно сумасшедший для вас, я знаю) помогает человеку оказаться в состоянии, похожим на сон, в котором гудят на два тона ниже цикады и общаются с тобой инопланетные сущности.

Я скорее всего принимаю плод своей фантазии за опыт, который хочу обрести, поэтому пока мое тело и ваше пронизывают мурашки, которые медленно настраиваются дрожью на вибрацию с постоянной частотой, а перед глазами начинают плыть мандалы вдаль, и я вижу язычок света, который танцует перед моими глазами в самом центре - когда я понимаю, что ближе (и исчезает - когда удаляюсь, поэтому я стараюсь вибрировать в резонанс), так вот пока еще я не влетаю в эту маточную трубу - и пока я не слышу звон и чужие (а, может быть, свои) мысли, я хочу сказать, что мое изумление медленно раскрывает мне рот, и я понимаю, что могу пока еще вернуться, но это такое огромное изумление - оно сухое, и веки стремительно моргают, хоть и тихо сомкнуты. И что-то плавает тут наподобие аминокислот, которые я вижу, они напоминают собой струны действительности - и мне кажется, я ловлю настрой и вижу большие черные глаза - и слышу, как кто-то общается со мной мной же.

Мне не хватает яркости и плотности ощущений, я открываю глаза, медленно выбираюсь наружу и стараюсь больше никогда об этом не думать.

6

Девушка в поезде листает книгу, чтобы обнаружить в ней две фотокарточки. Какой же я идиот. Как я мог забыть. Я распечатал их в автомате в “Республике” на Тверской. Автомат этот находился в тамбуре, перед автоматическими дверьми. Я стоял, выжидая, пока фотографии с Ленами и хэдкрабами вывалятся из него - и двери, двери внутрь, то и дело закрывались и то и дело открывались - я стоял на границе этого датчика, которым они руководствовались. Двери то и дело закрывались и то и дело раскрывались. Двери открывались и закрывались, принтер в глубине тихо пискнул, две скрепленные фотокарточки наконец-таки выпали из автомата, и я положил их в книгу.

Я сжег прошлую фотографию за год до того, как распечатал их в очередной раз. Я не знаю, стоит ли обсуждать мою безнадежную зацикленность и навешивать на нее ненужные метафоры. Так или иначе, девушка обнаружила в книге Кортасара, которую я ей подарил, эти самые злополучные фотокарточки, вымолвила “Ой, тут что-то есть” и протянула их мне.

И понятно теперь, что мой наивный жест останется безответным. Как хочется обнять кого-то и быть обнятым в путешествии. Не сегодня, Андрей. Тебя не спасут ни глупые совпадения, ни подаренная книга, ни отчеты о том, что ты тоже бывал в Ульяновске, из которого они родом. Все разглагольствования впустую - да и это было бы неправильным в конце-то концов. Я смотрю в окно, и лицо обернутой к нему девушки отражается ликом Лены. Как меня все доконало. В моей истории было столько концов, но не было ни единого начала. Девушка просыпается и уставляется на меня. Нельзя таращиться на других вот так. Я знаю это и бегу курить в тамбур.

Я засыпаю, я наконец-то засыпаю в этом промерзшем салоне, никакого удовольствия спать в этом кресле под номером 37, даже с пачкой “Айсбуста” в кармане. Я проснусь в Канаше, и их уже не будет.

7

Немо: Это не ливень, это морось. Вода не поднимается. Ты не куришь. Лебеди давно умерли.

Андрей: Кто ты?

Немо: Никто, но кто-то. Море, морось, изморось, лужи, бедные норы, бедные осы.

Андрей: Они защищались. Они не были виноваты.

Немо: Бедных ос затопили. Заморили. Изморили.

Андрей: Изморось.

Немо: Измор ос.

Немо подходит ближе.

Немо: Осы машут крыльями 200 раз в секунду.

Андрей: Я не понимаю.

Немо: Результатом этой работы становится жужжание.

Андрей: Люди жужжат?

Немо: Они дрожат.

Андрей: Как быстро?

Немо: Десять герц.

Андрей: Человек - это дрожь вселенной.

Немо: Вселенная - это дрожь человека.

Немо смотрит мне в глаза.

Немо: Если ты дрожишь, это по-настоящему.

8

- Анатос?

- Да?

- Где я?

- Приложи руку к сердцу. Что ты чувствуешь?

Я все понял.

- Оно не бьется.

- Попробуй испугаться. Попробуй вспомнить, как ощущается любовь. Дрожь в сердце. Тягучее чувство, которое разливалось по тебе раньше. Ты можешь воссоздать его теперь?

Я приложил руку к сердцу, которое больше не стучало, и попробовал вспомнить, что это значит - любить. Я неистово желал, чтобы по моему телу прошли холодные мурашки - дрожь изумления, любви, надежды, разочарования. Но ничего не происходило. Я не мог задрожать, как бы ни хотел.

- Ты там, где ничего нет. Ты видишь себя оставшимися воспоминаниями. Ты живешь последним их пристанищем. Не бойся, если не сможешь крыть мои карты. Шуты покроют их за тебя. Они не уходят из игры.

Я не могу победить в этой партии. Последняя часть меня уйдет вместе с картами. Он показал мне джокеров снова. Я узнал девушку на них. Я вспомнил. Это была Лена. Это были фотографии, которые мне вернули в поезде.

- Это Лена!

- Я знаю.

- Я уже был здесь, я помню тебя.

Я видел его раньше. Я видел Лену раньше. Это уже происходило со мной. Он положил на стол червовую семерку.

- Ты там, где ничего не дрожит.

Я взглянул на карту.

- Кто жил здесь до людей?

- Это долгая история.

- Я спрашивал раньше. Я помню это. Ты не ответил мне, ни разу.

Он посмотрел на меня. Я знал, что он скажет.

- 37 - великое число. 36 раз я промолчал. Раньше все волей случая выбирали 36, ты помнишь. А до этого все были без ума и натыкались на 35. Однажды балом заправляло 34. Пелевину оно нравилось в особенности, - он усмехнулся. - Они говорят, что те напоминают эльфов, механических эльфов. Какой глупый термин. С инопланетными черными глазами. С укороченными рогами-антеннами, членистыми конечностями. Это обычные осы, Андрей. Это обычные осы.

Я боялся понять. Я знал, что это правда, но боялся понять.

- И я был осой в том мире. Простой антропоморфной осой. И ты был ей же. Все на ладони, - он вдруг начал истерично смеяться. - Они полосатые. Они гудят как осы. Они живут в своих бесконечных ульях. Они питаются своими хоботками. Это осы!

Я взглянул на карту снова. Это я двухлетний, я пристаю к осам. Я разворошил их подземное гнездо.

- Ты тянешься к осам! Какая идиллия! Почему ты тянешься к ним? Да ты все понимаешь. Зачем ты лез ко мне со всеми ненужными вопросами, все эти 36 раз, ты спрашивал одно и то же, но ведь ты знал! Ты знал!

Я хотел потерять сознание, но не мог. Анатос начал рыдать.

- Ты прилетел ко мне тогда. И нарекаю тебя Анат ос, ты сказал. Анат! Источник! Родник! И ты сказал мне, никогда не говори мне, кто я, ты сказал. Не говори мне, как все есть. Храни эту тайну, пока я не вернусь тебе в 37-м человеческом обличии.

Он лежал на столе и рыдал. Что-то гудело. Его беспомощный гул, он начал уносить меня все дальше, и я проснулся в новый сон.

9

Как будут развиваться события, если поместить двух абсолютно одинаковых людей с идентичным состоянием сознания напротив друг друга в идеально круглую комнату? Они мыслят синхронно. Действия их, если они есть, одинаковы, и разворачиваются вокруг одной и той же осевой точки. Между ними всегда есть грань, которой не существует на самом деле - грань их симметричного действия. С позиции стороннего наблюдателя они создают отдельную сущность всего лишь своим наличием, поскольку не могут впустить в свои детерминированные взаимодействия какую-либо хаотику. Если две мыслящих сущности в данных условиях создают мнимую третью, то сколько мнимых сущностей призвана создать одна?

Если количество мнимых сущностей тождественно количеству осей симметрии, то ответом будет бесконечность.

***

- Немо. Никто, но кто-то. Вы ищете ее, молодой человек. Быть может, вы знали ее в прошлой жизни. Былых вас давно нет, и вы обещали друг другу встретиться в новом мире.

- Я прочел в одной из книг, найденных в сети, что в горах Тибета есть деревня под названием Немо. В июне 93-го там проходила демонстрация против китайского влияния. Как минимум, одного участника - преподавателя местной школы, жестко избили, и он, по словам репортеров местной газеты, “находился в критическом состоянии”.

- Вы уверены, что не выдаете желаемое за действительное?

- В этой демонстрации мог погибнуть кто-то. В Непале часто митингуют против экспансии Китая.

- Если вы взаправду были тибетским монахом, это объясняет вашу безгневность. Но я не верю, что эти события как-то взаимосвязаны.

***

- Как вы сказали? Анат?

- Да. Анат.

- Нашел. Анат, “источник”. Богиня секса и войны у западных семитов. Сохраняла девственность, несмотря на активную половую жизнь. Знаменита тем, что спустилась в Нижний Мир, чтобы спасти брата, с которым часто вступала в половую связь. Одно из самых распространенных в Израиле женских имен. Что-то еще?

- Просто совет, если возможно. Вы не знаете, как одержать победу в дурака, если противник всегда может крыть?

10

Многие исследования филологов, посвященных творчеству Ерофеева, пытаются трактовать его поэму “Москва-Петушки” через призму Ветхого Завета. Герою в белой горячке, по их мнению, являлись не только ангелы, которые отвернулись от него и бросили на произвол судьбы, но и особые стражи бога Яхве, восседавшие по четырем сторонам его трона, которые и прикончили его шилом в горло. И хотя Ерофеев, возможно, писал этот отрывок с прямыми аллюзиями на тогдашнюю власть - чего стоят его упоминания про то, что рожи знакомые и где-то он их видел - однако я считаю, что он имел ввиду ос.

Так называемые машинные эльфы - существа, похожие одновременно и на инопланетян, и на насекомых - частые спутники трипов, которые приключаются с людьми в состоянии околосмертных переживаний под воздействием диметилтриптамина (молекулы, выделяемой в нормальных условиях лишь в фазе быстрого сна), но я уверен, что при должном употреблении определенных алкалоидов те могут прийти и к человеку с белой горячкой, например, к Ерофееву, который был заядлым алкоголиком и черпал вдохновение при написании поэмы, как мы знаем, из личного опыта.

Некоторые мистические откровения употребителей ДМТ сообщают нам о том, что существа, которых они наблюдали в своих путешествиях, проводили над ними в условиях подземных лабораторий многочисленные опыты: некоторые вставляли в участников приборы, измеряли показатели жизнедеятельности и брали у испытуемых анализы. Так, один из очевидцев сообщил, что ему в горло был воткнут зонд. К сожалению, мы не сумели расспросить оного о том, является ли он поклонником творчества вышеупомянутого писателя, отчего вынуждены констатировать, что в случае положительного ответа знание о данном эпизоде (который довольно фактурен) могло отложиться и всплыть в нем проекцией. Но ежели он никогда не слышал о нем, то мы замечаем в свидетельствах очевидцев, к которым теперь причислим и Ерофеева, закономерность.

Несомненно, шило есть хоботок насекомоподобного существа. Учитывая, что оба испытуемых были мужчинами, мы можем сделать следующее обобщение: в области горла у них имелось что-то необходимое для исследования - и объектом этим мог быть кадык. Кадык, или как его называли раньше, “Адамово яблоко”, есть не что иное, как символ греха - кусочка плода, который застрял в горле Адама при надкусывании. У женщин кадыка нет. Кадык, который в переводе с тюркского означает “крепкий, сильный, выступающий”, имеет все основания символизировать грех. В стремлении же ос к нектару нет ничего удивительного.

Итак, метафизические осы высасывают из мужчин частичку их греха.

11

Мы с Павлом вышли на Афанасьева и идем к “Республиканской психиатрической больнице”. И хотя я был против конфет, которые он таки взял на собственные 500 рублей, как и сыр, как и, быть может, фрукты, те теперь шуршат в пакетах. Я вспоминаю, что не купил альбом, прошу его подождать и забегаю в киоск.

Я знаю, что его горящие глаза - ширма, с которой он борется от отчаяния - и я обзаведусь ей, когда-нибудь. Мы шагаем по аллее, в которой через полтора месяца вскаркнет в последний раз ворон Людвиг, быть может, даже вокликом “Больше никогда!”, и нам нечего обсудить. Я спрашиваю, как его зовут, и представляюсь сам. Андрей, говорит он, так звали моего лучшего друга. Он говорит, что тот умер - он не называет причины - но по тому, как он начинает обсуждать кислоту, пока мы проходим мимо университетского кафе, по тому, как он обсуждает эти “аккуратно разрисованные марки” - я думаю, что догадываюсь.

Мы проходим мимо въезда в РПБ - потому что я не знаю, где эта больница, я никогда там не был - да и он не представляет, где это мифологическое здание, которым нас запугивали школьниками. Мы идем вдоль внешней стены территории, заходим с другого конца и оказываемся у наркологического отделения. Здесь есть подсобное хозяйство, ходят куры и пасется коза. Мы явно прошли мимо, говорю я, мы уходим и вновь идем вдоль стены, теперь обратно. Обсуждение психоделиков медленно свелось к обсуждению религии, мы закуриваем, и он рассказывает про протоиерея, читающего рэп. Без благодати нам с колен не встати, не раскрыть образ, живой воды не пить - слышал, быть может? Да, я что-то слышал. Когда-то, где-то, краем уха.

Весь путь от моих двадцати до его тридцати - через наркотики, смерть и до веры - мы преодолеваем за пятнадцать минут и проходим через ворота.

12

- Как долго вы знали Лену?

- Ровно три года сегодня.

- Как у вас говорят? “Любовь живет три года?”

- Я знаю. Я понимаю, что не чувствую ничего. Я забыл. Я стал прежним. Не знаю, чье имя мне вычерчивать на снегу.

- Пишите “Немо”.

- Немо.

- “Немо. Девушка, которой нет.”

- Да уж.

- А что такого? Несуществующих девушек вы же рисуете. И как вам Исса сказал? Отвечаешь перед богом за каждый образ, ведь так?

- Точно.

- Вы выиграли в той партии, про которую говорили?

- В дурака? Ничья.

- Все-таки ничья.

- Но я разорвал джокеров после партии, как вы и посоветовали.

- Ну и отлично. Анатос не злился?

- Это же моя колода, в конце концов.

- Верно.

- Он просил передать вам кое-что. Вот:

“1) Пространства нет.

2) Время дискретно.

3) Состояние (солиптическое) есть куб трех измерений:

1 Квалиа

2 Сознания

3 Время

Состояние индивидуального / ощущение пространства есть не более, чем один из срезов этого куба.

4) Если ты глубоко задумаешься (2), ты теряешь ощущение времени (3) и чувства (1).

Если ты ощущаешь сверх меры (1) - находишься в состоянии болевого шока / трипуешь, ты теряешь сознание (2) и время (3).

Если ты ждешь чего-либо (3), ты теряешь окрас чувства (1) и ясность сознания (2).

5) Пространство есть построение ожидаемого намерением большинства сознаний.

6) Две вещи, измеренные в пространстве разными сознаниями, не могут иметь одинаковые квалиа.

7) Сон есть состояние вне обособленного сознания - ноосферические флуктуации по разным квалиа.

8) Смерть есть состояние вне сознания и времени - бесконечное квалиа.

9) Путешествие по сознанию других возможно, когда нет ни чувства времени, ни получаемых квалиа реальности - оно достигается намерением.

10) Мир есть не более, чем репродукция собственных частей - поскольку количество дискретно познаваемого в мире ограничено.

11) Пока вещь не определена в мире (не создана репродуцированием), ее не существует.”

- Его всегда тянуло в эзотерику. При его одиночестве авторитаризм с присущим ему сектанством неизбежен.

- Что вы думаете про рукопись?

- Рукопись, рукопись, рукопись… Здесь бы ее точно не напечатали.

- А где смогли бы?

- Знаете что, - он вальяжно запустил руку в свою белую бороду. - Попробуйте на Земле. Издали же там каким-то Адом Елизарова.

Бито!

1 сентября 2013 - 1 сентября 2016

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg