«Рассказы»

Будь проклят тот, кто выдумал однокресельные подъемники.

Сажусь в кресло, опускаю поручень, подъемник тянет меня вверх и останавливается. Не там, где положено, а раньше. Там, где я вижу у себя под ногами собственную тень. Достаточно маленькую, из чего следует, что вишу я в этом кресле довольно высоко. Передо мной никого, оборачиваюсь, и за мной никого. Какой нормальный человек сядет на подъемник в День поминовения усопших? Я хочу наверх, поставить свечку усопшим. Я взял с собой громницу с моего первого причастия, большую, полуметровую, чтобы с вершины издалека видать было, даже с чешской стороны, пускай видят, что поляк с усопшими запанибрата, надо будет — в разведку с ними пойдет.

Ну и пес с ним, с подъемником. Постоит немного, а потом раз — и тронется, сломалось что-то, всяко бывает. Холодно, кручусь, верчусь — ничего. Сижу. Метрах в пятнадцати над землей. Вися. И сидя. Сижу, вися, или вишу, сидя? Событие-то одно, и проблема, стало быть, не в одновременности событий, а в одновременности проблем. Да и не в том суть, суть в подъемнике, они что, обо мне забыли?

Ничего особенного не происходит. Моя тень: тихонечко движется. Ветер: тихонечко шумит. Деревья: тоже тихонечко шумят. Воздух: морозный.

А это что такое поскрипывает? Трос надо мной. Подул ветер. Ну хоть что-то новое. Снова поскрипывает, снова ветер. Крепчает, и тень подо мной колеблется все сильнее. А сейчас меня так раскачивает, что я вцепился в эту трубу, как человек в человечество. Не отпущу ее — все руки себе отморожу, а отпущу — упаду и переломаю все кости.

Нет, ну меня ж правда полощет, будто тряпку! Как так можно? С человеком?! Поступать?! Забыть и оставить полоскаться на ветру! Бог — если б Он был и меня узрел — сказал бы: «А это что за горе горькое висит там, вцепившись в трубу?» И вдохнул бы в канатку ток, ибо Он есть ток мира, и поехал бы я наверх, счастливый и вольный, как муха, под которой вдруг липучка высохла.

Но Бога нет, и я всё сижу тут, как муха на липучке времен ПНР, купленной из-под прилавка (ведь в те времена липучку с клеем только из-под прилавка и продавали, а так — пожалуйста, сухую, без клея). Темнеет, тень моя расстается со мной.