«Кинжал раздора»

Кинжал раздора (fb2) - Кинжал раздора [litres] 1409K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марина Эшли

Марина Эшли Кинжал раздора

Поезд опаздывал на четыре часа. Могло быть и хуже. Именно поэтому Женевьева купила билет так, чтобы у нее перед вылетом самолета были целые сутки. Ничего, главное – доехать до аэропорта, там она продержится двадцать часов где-нибудь в зале ожидания. Кто, в конце концов, сказал, что поезд не опоздает еще больше?

Перелет. Две недели дома в Порт-Пьере. И – к прадедушке с прабабушкой в Меланьи. На год. Ох уж эти старики. Их не сдвинуть с места. Это они ухитряются двигать всех. Меняй планы, ломай будущее, только чтобы они продолжали делать, что им нравится. Рассказать, почему престарелые Мединосы упорно живут в Меланьи и наотрез отказываются переселиться к родне – никто не поверит. Того хуже, покрутят пальцем у виска, мол, выжили из ума. А что остается им, молодым Мединосам? Кому-то же надо приглядывать за стариками. Маленькому дедушке девяносто исполнилось в прошлом году. Маленькая бабушка не намного моложе. Маленькими их в шутку окрестила кузина. Кузина выходит замуж через месяц. Покидает свою «почетную вахту» у стариков, на которую заступает Женевьева.

Какая жалость: Женевьева не сможет побывать на этой свадьбе. Маленькие дедушка с бабушкой совсем слабые. Они не поедут, а значит, Женни останется с ними. Женевьева вздохнула. Ей ужасно любопытно, какой у кузины жених. И какая будет свадьба. Свадьба! Приглашен клан Мединосов чуть не со всего мира. Интересно же посмотреть на Семью, о которой сложены легенды и песни, о которой рассказывается в преданиях, и у которой есть даже фамильная вражда. Семью, которая верой и правдой не одно столетие служила всевозможным королям в сменяющихся друг за другом государствах на том клочке Европы, где скоро приземлится самолет Женевьевы.

Из дремы о тех, кого она не увидит из-за превратностей судьбы, а точнее, из-за стариковских капризов, Женни вывел гудок приближающегося поезда. Она прижала саквояж к груди и приготовилась к штурму. О! Она теперь была опытной путешественницей. Она упаковала, точнее сказать, утрамбовала все свои вещи в один небольшой чемоданчик. Ничего не потеряется и будет свобода маневров. Хватит с нее горького опыта по дороге сюда: три сумки – две руки.

Женевьева рассчитала все точно: когда поезд, озабоченно вздыхая, остановился, перед ней оказалась дверь именно ее вагона. Разноцветная толпа вокруг пришла в движение. Человека неподготовленного запросто могло смести напором лезущих в вагоны пассажиров. Женни бойко растолкала всех на своем пути, орудуя тяжелым, словно набитым камнями, саквояжем как тараном, и оказалась в вагоне. Дело оставалось за малым: отвоевать свое место. Женин даже не надеялась, что оно окажется свободным. Но она решительно собиралась согнать любого, даже если этот любой – беременная старуха со сломанной ногой, кормящая грудью младенца!

Ее нагло обманули в кассе. Обещали нижнее место, а полка оказалась верхней. Занята была мужчиной. Ничего. У нее законные права, а с одним человеком справиться легче, чем с пятью вопящими женщинами, их детьми и домашней живностью. Именно так обстояло дело на соседних полках.

Женевьева была настроена решительно:

– Сеньор! Пор фавор [1] , сеньор!

Никакой реакции. Он как лежал лицом вниз, так и остался.

Женевьева потрогала его за плечо и повысила голос:

– Сеньор!

Голова с длинными грязными спутанными каштановыми волосами слегка шевельнулась. Мужчина недовольно посмотрел на Женин и отвернулся.

– Сеньор! – грозно сказала Женевьева, не позволяя захватчику снова погрузиться в сон, – это место принадлежит мне. Прошу освободить.

Обладатель каштановой шевелюры соизволил медленно повернуть голову и подпереть ее рукой. Он с ленивым любопытством оглядел Женевьеву и небрежно заметил по-английски:

– А! Наш брат! С каких раскопок едешь?

– Что? – Женни уставилась на него с отчаянием.

С каким бы удовольствием она сейчас ретировалась. Она робела перед бесцеремонностью, а именно этим и отличались молодые люди такого типа. Самоуверенные нахалы. Красивый самоуверенный нахал. Кажется, красивый.

Отступать было некуда.

– Вот, – Женевьева ткнула ему под нос твердый желтый кусочек картона, – у меня билет на это место.

– У меня тоже билет, – не меняя позы, пожал плечом парень и неторопливым движением вынул свой, уже продырявленный, билет из нагрудного кармана такой же, как у нее, выгоревшей полевой рубахи.

При этом он смотрел на нее, явно наслаждаясь ситуацией.

Женевьева подавила желание исчезнуть, испариться. Почти даже не покраснела. Она выдернула билет из его пальцев и сравнила. Та же дата. Тот же вагон. То же место. Перевернула и обнаружила на штампе, что билет был выдан 2 августа 1964 года.

– Мой куплен на несколько недель раньше! – обрадовалась она.

– А мой на несколько остановок раньше, – насмешливо сказал незнакомец.

– Проводник нас рассудит! – нахмурилась Женевьева.

– Ты так думаешь? – улыбнулся захватчик драгоценного места.

Проводник, собственно, уже приближался, ловко протискиваясь между сидящими в проходе людьми, их пожитками и даже сундуками. Соседи по купе, было поскучневшие оттого, что скандал не разгорелся и, к тому же, диалог перешел с испанского на незнакомый им язык, снова оживились.

Проводник потоптался, ожидая аргументов в виде купюр. Женевьеве было неудобно вот так, при всех, совать ему деньги. А парень то ли снова задремал, то ли сделал вид, что засыпает.

– Сеньорита, – проводнику надоело ждать, – решайте ваши с сеньором вопросы у начальника станции.

– Он в каком вагоне? – пролепетала Женевьева.

– Он на станции, – сладко улыбнулся проводник, – еще успеете на поезд, мы около часа простоим.

Так Женевьева и поверила. Она чуть не заплакала. Замечательная страна. Удивительная страна. Потрясающая страна. Не хватает чуть-чуть порядка – только и всего. Аборигенам, похоже, отсутствие порядка не мешает, но как быть приезжим? Быстрее бы выбраться из Южной Америки. Домой. В Европу.

Зареветь она не успела. Парень очнулся, подвинулся и сказал:

– Забирайся.

Что ей еще оставалось делать? Женевьева с трудом запихнула свой саквояж на свободный пятачок верхнего багажного отделения, втайне надеясь, что если он оттуда свалится, то зашибет все еще ожидающего компенсации проводника насмерть. Женни сняла ботинки и вскарабкалась на полку, попадая пятками по чьим-то головам. Она не специально, просто лестницы не было. Хорошо, что, умудренная предыдущим опытом, она надела не платье, а свои полевые штаны.

Проводник было запротестовал, но поезд тронулся. Проводник смирился с тем, что двое глупых гринго не освободят ему полку, прокомпостировал билет, выругался и двинулся дальше.

Сидеть Женевьеве было неудобно. Голова упиралась в багажную полку над ними, ноги болтались, не находя опоры. Внизу возмутились, и Женин пришлось поджать ноги. Виновник ее злоключений, похоже, спал. Женевьева размечталась. Отец ее во всех своих поездках по миру в поисках редких книг обязательно встречал кого-нибудь из Порт-Пьера. Верилось в это с трудом, но всегда оказывалось правдой. Вот бы и ее попутчик оказался земляком. Бывают же в жизни сюрпризы! Но нет, вряд ли. Так везет только ее отцу. Парень точно американец.

Барт открыл глаза и с удивлением посмотрел на девушку. До чего же ломит все тело и трещит голова. А это кто? Ну да, двойной билет.

Судьба могла бы подсунуть ему жгучую брюнетку, раз взялась уплотнять его полку, так нет же, голубоглазая блондинка. Рафаэлю бы она понравилась – в его вкусе.

– Так с каких раскопок ты едешь? – спросил он.

Женевьева вздрогнула, повернулась к нему и захлопала глазами.

– Я не с раскопок. Я участвовала в биологической экспедиции доктора Родригеса! У профессора Родригеса замечательная теория. Он считает, что следует изучить растения, которые применяют коренные жители Южной Америки в медикаментозных целях. Методы местных знахарей могут послужить основанием новой отрасли современной медицины…

Женни осеклась: ее сосед опять спал. Ну вот, а ей не терпелось хоть такому собеседнику рассказать, какая ей выпала удача считай что по ошибке. С какими замечательными людьми какую интересную работу она делала. Женни вздохнула и попыталась устроиться поудобнее. Полка была явно маловата для двоих. Женевьева попробовала полуприлечь спиной к соседу. Повертелась немного, решила, что валетом будет удобнее, и развернулась. Попутчик, оказывается, даже не подумал разуться. Когда он практически заехал ей своим пыльным ботинком по уху, Женни снова села и задумалась о том, что сплошных везений не бывает: похоже, в ее жизни наступила очередь черной полосы.

Дело было даже не в том, с какими неудобствами она сейчас едет. Не беда, переживет, это ненадолго. Главное, что едет. Просто это знак, это начало того, как все сложится дальше. Она, конечно, любит прадедушку с прабабушкой. Но убить целый год в такой дыре, как Меланьи! Вдвойне обидно после чудесно проведенного лета. У нее теперь столько планов, столько замыслов! А ей придется сидеть в скучном, маленьком, сером городишке, именно таким она помнит Меланьи по ежегодным визитам к старикам. И ради чего?!

Папа ее утешал, говорил, что она прослушает за год какие-нибудь курсы, там есть что-то вроде филиала университета. Но что теперь их очередь присмотреть за Маленькими. С другой стороны, родители так легко отпустили ее на край света в экспедицию только потому, что чувствовали себя виноватыми за украденный у нее год жизни. Ничего, она настоящая Мединос, она что-нибудь придумает, в конце концов, там должна быть библиотека. Похоронить себя заживо она не даст… Не даст… Не дат… дат… дат… дат.

Поезд тряхнуло. Барт открыл глаза и удивленно уставился в спину перед ним. Раф? Что Рафаэль здесь делает? А! Это девушка с билетом. Поезд резко затормозил. Барт успел подсунуть руку под талию и поймать заскользившую к краю попутчицу. Та даже не проснулась. Лучше бы пристегнуть ее ремнем, но сил вставать и возиться у него не было. Барт обхватил девушку руками вокруг пояса, сцепил пальцы замком и опять отключился.

Женни очнулась. Надо же, она ухитрилась задремать даже в таких условиях. Пошевелилась и поняла, что сосед по полке держит ее за талию мертвой хваткой. Поезд дернулся, она не свалилась. Гм… Лучше бы уступил ей место, джентльмен. Женни прислушалась: за ее спиной раздавалось тяжелое, но ровное дыхание. Спит. Расскажи кому, звучать-то как будет: «Я спала с незнакомым мужчиной!» Хи-хи, спала. Но мама придет в ужас. Видимо, поезд шел сейчас по равнине. Колеса стучали убаюкивающе.

Барт проснулся от того, что рука затекла, от того, что низ живота ныл, а мочевой пузырь распирало, от того, что язык присох к небу. Придется встать. Он разжал пальцы, выдернул руку, пошевелил, чтобы прошло покалывание, и сполз ногами вперед с полки. Снял свой ремень. Пожалуй, одного не хватит. Хорошо, у девушки в штаны был вдет похожий. Барт расстегнул его и выдернул. Девушка недовольно проговорила что-то и раскинулась на освободившейся полке.

Барт переждал приступ тошноты и дурноты. Сделал из двух ремней один, длинный, и пристегнул им девушку к ручке в стенке над полкой. Теперь не упадет.

Присмотрелся к попутчице. Бывает же такой тип людей: грязь, дорога, а они как будто пять минут назад умылись и причесались.

Барт, наступая в потемках на дремавших в проходе «левых» пассажиров, двинулся в туалет. Через купе компания то ли европейцев, то ли американцев играла в карты. «Как они ухитряются масть видеть: на ощупь, что ли?» – удивился Барт и прислушался к тихим восклицаниям, пытаясь определить, во что играют.

В грязном вонючем туалете он чуть не потерял сознание. Умылся теплой водой, отчего руки стали липкими, собрался с силами и двинулся в обратный путь. Остановился передохнуть рядом с игроками и еле удержал равновесие при резком толчке.

Женин подбросило. Она ринулась в испуге куда-то, ремень не дал ей свалиться. Она полежала, соображая, что, собственно, происходит. Откуда-то из коридора вынырнула темная фигура. Ее попутчик!

– О! Спасибо… – начала Женевьева.

Парень подавил смешок и поискал что-то на багажной полке. «Бульк-бульк». Запахло спиртным.

– Хочешь? – он протянул ей флягу.

Женин испуганно отказалась.

Барт допил. Желудок обожгло, легче не стало. Да что это с ним такое?

Барт увидел босые ноги девушки: надо же, уже не стесняются, со спящих воруют.

– Где твоя обувь?

– На полу. Я сняла, – пролепетала Женни.

«Вот дура», – мысленно обругал ее Барт, нагнулся, пошарил внизу.

Наивные люди: затолкали ботинки под сумку. Повезло, что не в сумку. Если уж воровать – так надо воровать, а не наполовину.

– На, обуй, а то украдут.

Женни торопливо натянула ботинки.

Так вот куда делись ее туфельки в поезде по дороге сюда.

– Куда ты едешь? – спросила шепотом.

Парень все еще стоял, облокотившись о полку, но было так темно, что очертания лица расплывались: просто бледное пятно напротив.

– В Меланьи, – ответил он, словно далекий Меланьи был следующей остановкой этого поезда.

– Я тоже в Меланьи! – оправилась от удивления Женни.

– То есть я сначала домой, в Порт-Пьер, а в Меланьи через две недели… – затараторила она обрадованно на родном языке. Папа точно не поверит, что Женевьева ухитрилась встретить земляка. Ну, не совсем земляка, но зато на другом континенте на одной полке в поезде! – Да! Через две недели в Меланьи карнавал. Как же я опаздываю! – невпопад, но очень горячо сказал странный попутчик.

– Спи, – устало добавил Барт: язык ворочался во рту с трудом, – я пока постою. Потом разбужу, и мы поменяемся.

– Договор! – согласилась Женевьева, она хотела бы еще немного поболтать, но парень, видимо, не был расположен к разговорам.

Однако не он ее разбудил. Проснулась Женин от истошного женского крика. Вопила женщина с нижней полки, с ребенком на руках. Мальчик молчал, только моргал своими черными глазенками.

А на полу без движения на всех этих тюках и чьих-то ногах лежал сосед Женин по полке.

Женевьева дернулась вниз, но ее остановил ремень. Она расстегнула пряжку и спрыгнула. Потрогала парня за плечо и даже сквозь ткань рубашки почувствовала, какой он горячий.

Спокойно, только спокойно. Где проводник? Нет, кажется, его купе в обратную сторону.

– Человеку плохо! Быстрее! – Женин сама была близка к обмороку – от страха.

Вокруг Барта суетилось несколько проводников. Его уложили на нижнюю полку, в сознание он не приходил. Пассажиры больше с любопытством, чем с испугом, разглядывали его, из соседних купе норовили лишний раз пройти мимо.

– Что вы собираетесь с ним делать? – спросила Женин у проводника. – Сейчас остановка. Сообщу. А еще через одну снимем с поезда. В том городе госпиталь, будут ждать. Там пусть и разбираются.

Барта положили на одеяло и понесли к выходу.

Женевьева как во сне шла следом. «Ну как же так!»

Народ оживленно обсуждал, что с ним может быть и что с ним будут делать. Кроме картежников. Те ничего не замечали вокруг.

– Джек! – один хлопнул картой по столику.

Барт открыл глаза и повернул туда голову.

Женни обрадовалась: кажется, парень очнулся. Но он снова отключился.

Кто-то из соседей по купе догадался вынести вещи. Оказалось, вся багажная полка была занята двумя чемоданами и рюкзаком этого парня. Рюкзак швырнули на землю к чемоданам, внутри что-то ухнуло. Сверху из рюкзака выпирало нечто, напомнившее Женни своими контурами фотоаппарат.

Женевьева стояла на подножке и наблюдала за происходящим. Подъехала санитарная машина с крестом на брезенте. Никто никуда не спешил. Лениво вышли санитары. Неторопливо обшарили ее попутчика.

– Никаких документов. А это что за бумага? Прививочная карта, что ли? На чье имя? Рафаэль Меди-ка-ка. Меди-кек, – пытался прочитать один из приехавших.

– Из Европы. Турист, – санитар зевнул. – Ну, что мы с ним будем делать?

Носилки лежали на земле. Каштановые пряди смешались с песком и пылью. Бледное лицо с черными кругами под глазами слегка оживляли два маленьких алых пятнышка на скулах. Когда ветер пошевелил его волосы, Женни показалось, что парень мертв, умер. А они ничего не делают! О, как знакомо. Замечательная страна. Нет, грудь у него поднимается. Дышит! Только они не спешат. Он же правда умрет. «А я, кажется, знаю, как их поторопить!» Женни спрыгнула на землю и подбежала к ним.

– Он не из Европы. Он американец! Очень важная персона! Срочно в госпиталь и позвоните в американское консульство.

Санитар недоверчиво посмотрел на Женевьеву, потом на документ в своей руке.

– Это не его! Он не Рафаэль, это чей-то еще документ. И какой это вообще документ-то? Его зовут Джек, фамилию не помню, Смит, что ли. В консульстве знают.

– Джек! – повторила она громко.

Барт застонал и повернул к ней голову.

– Рафаэло! – позвал санитар.

Отсутствие его реакции их убедило, они засуетились, подхватили одеяло, служившее носилками.

– Ты с ним? – призывно махнул один рукой.

Женин нерешительно замерла. «Мединосы не бросают никого в беде, – говорил ей отец. – Как ты относишься к людям, так тебе это в жизни и аукнется, рано или поздно». Этого парня забудут, забросят, он же без сознания и постоять за себя не в состоянии – он умрет. Видела она здешние госпитали этим летом. Конечно, ее попутчик определенно авантюрист, а может, даже хуже, но… он же пристегнул ее ремнем, чтобы она не упала. Впрочем, пути назад у Женевьевы уже не было. Поезд тронулся. Проводник, радостно улыбаясь, скинул ее саквояж и помахал на прощание рукой. Ну, что ж, спасибо хоть за багаж. Женин гордо вздернула подбородок и отвернулась от поезда.

«Что же я наделала?» – испугалась наконец Женевьева. Она тряслась на жесткой скамье санитарной машины, рядом лежал незнакомец. Женин чуть не заплакала. Вот так, поддавшись благородному порыву, взять и сойти с поезда. «Ничего страшного. Я второй раз в жизни поступаю необдуманно. И что случилось в первый раз? Только хорошее». Но из ее глаз предательски скатилась пара слезинок.

Каменное двухэтажное с большими окнами здание госпиталя произвело на Женевьеву благоприятное впечатление своей солидностью. А вот прилизанный с бегающими глазками доктор ей ужасно не понравился.

– Я по поводу Джека Смита сейчас пойду звонить в американское консульство! – припугнула она врача.

Однако доктор не отказал себе в удовольствии просмотреть документы Женевьевы. Для порядка. «Ха. Здесь – и порядок? Не смешите людей».

Барта раздели, ворох его одежды сунули Женевьеве. «Самоуверенный тип, ему плевать было, как он загорел, – оценила Женни полоски следов и майки, и футболки на теле попутчика. – А женщины гораздо красивее мужчин. Особенно ноги у нас красивее, а конкретно коленки». Женни стыдливо отвела глаза: надо же, какие глупые мысли приходят в самые неподходящие моменты. Убедившись, что ее подопечным занялись, она и правда отправилась на поиски телеграфа с телефоном. Только позвонила не в консульство, а профессору Родригесу. Ей повезло: она его застала. Он выслушал ее сбивчивый рассказ, посоветовал отзвониться срочно в аэропорт насчет билетов, продиктовал ей номер, пообещал сам лично перезвонить в госпиталь по поводу парня.

– Так он американец? – уточнил профессор.

Женни снова пришлось соврать. Ох, куда еще заведет ее эта история. Знакомство, которое знакомством можно назвать с большой натяжкой.

– Женевьева Мединос. Да. Не лечу. И Рафаэль. Фамилии не знаю, – дозвонилась она в аэропорт.

Позвонить родителям Женевьева не решилась, отправила телеграмму: «Задерживаюсь в экспедиции на пару дней. Женни». «Ничего страшного, я им позвоню из аэропорта, скажу, что вылетаю».

– Госпожа Женевьева добивается вашей аудиенции, Ваше Величество, – уламывал Барт короля Рафаэля Сердитого.

Грозный король Рафаэль приподнялся на троне и спросил каким-то чужим голосом:

– Кто-кто?

– Госпожа Женевьева, – ответил он, доблестный рыцарь Бартоломью, и очнулся.

– Женевьева? – совсем не король Рафаэль, а доктор переспросил у него, перевел взгляд на дверь и воскликнул сладко-любезно: – Ах, проходите, сеньорита Женевьева! Профессор Родригес мне уже позвонил. Наш пациент очнулся.

«А откуда этот парень знает мое имя? Почему он меня звал?» – удивленно посмотрела Женни на своего попутчика. Он опять начал бредить, но больше ничего интересного, вернее, ей понятного, не сказал.

Сумасшедший день клонился к закату. Темнело здесь быстро. Женевьева клевала носом на стуле у кровати больного. Она уронила голову, вздрогнула, проснулась, посмотрела на парня. Лучше ему явно не стало, надо действовать самостоятельно. «Абсолютно ничего страшного, хуже не будет, это же натуральное лекарство», – подбадривала себя Женни, роясь в саквояже. Она сто раз видела, как лечатся местные индейцы. Конечно, никто ничего в экспедиции не пробовал на себе: они только собирали материал, растения и записывали, что от чего применяют аборигены в разных регионах страны. Женни развернула платочек с листьями, ягодами и корешками. Которые? Эти или вот эти? Махнула рукой и взяла два вида листьев. Сунула в рот незнакомцу. Он никак не отреагировал. Как же заставить его прожевать и проглотить? Она подумала немного и разжевала сама. Фу, как горько. Значит, подействует, все полезное – редкостная гадость, как шпинат или цветная капуста. Хорошо, что он в бесчувственном состоянии и не видит, что она делает. Она сунула клейкую разжеванную массу ему в рот. Он подержал во рту и сглотнул. Вот хороший мальчик, умненький мальчик. А сейчас запьем водичкой. Женни приподняла ему голову и поднесла к губам кружку с водой. Ей вспомнилось, как однажды она давала лекарство приболевшей соседской собаке. Без ведома соседки. Собака выздоровела. Одинокая, в чужой стране, при очень запутанных обстоятельствах, в госпитале, где даже не было ей кровати, сидела на грубом стуле Женевьева Мединос и зажимала себе рот рукой, чтобы не рассмеяться. «Надо же, какие странные аналогии приходят мне в голову!»

«Вжик-вжик». Женевьева открыла глаза и вскрикнула. Прямо перед ее носом щелкали громадные ножницы.

– Доброе утро, – приветливо сказала санитарка, прошлась камнем по лезвиям ножниц и любовно потрогала острие.

– Ну что? Будем стричь? – спросила она.

– Кого? Зачем? – пролепетала Женни.

– Как кого? Больного! Чтобы заразы не было. Вши у всех.

– А есть варианты?

– Можно помыть, – пожала плечами санитарка.

– Лучше помыть, – обрадовалась Женни, а то обкорнают ее попутчика, как остальных пациентов.

Ладно бы налысо, а то практически налысо, но с торчащими клоками. То-то она вчера удивилась, а их, оказывается, здесь всех стригут. Нет, у нее есть человеколюбие! Тем более что ей это ничего не стоит.

– Как хочешь, мой. Чайник возьми на кухне, и кувшин они дадут. Тазик – у меня. – Санитарка пошла дальше.

– Что? Я?

«Ну я так не играю. Это слишком!»

Женевьева посмотрела на незнакомца. Живехонек. Спит лицом в подушку.

Потрогала – мокрый от пота, зато жара нет. Фу, волосы слиплись. Уже поздно попросить, чтоб остригли?

– Кризис миновал! – солидно произнесла Женни вслух слышанную где-то фразу и отправилась искать кухню.

Нет, сначала туалет. Нет, кувшин. Хорошо бы самой помыться.

«Не расплатишься со мной, голубчик! Ручная работа. Хотя от таких, как ты, благодарности не дождешься. Ох и влипла я в историю. Нужен ты мне очень, как же. Приведу тебя в порядок – и до свидания», – думала Женни, свесив с кровати голову попутчика, ожесточенно ее намыливая и обильно поливая водой из кувшина над тазиком. «Какой ужас! Он не мыл свою шею с рождения». За ушами Женевьева ему отмыла, но дальше – увольте. И так хорош.

Женни взяла его за плечи, поднатужилась и уложила на спину, головой на подушку.

– Где я? – глаза у парня были ярко голубые, большие и, честно сказать, красивые.

Правда, слишком глубоко посаженные. Как у бандитов и должны быть. Хотя злодеям не полагаются такие черные и пушистые ресницы.

– В госпитале. Ты потерял сознание в поезде. Тебя сняли и отвезли сюда. Я по глупости сошла, чтобы их подгонять, они не торопились. Потом объясню подробно. – Женни услышала тяжелые мужские шаги. – Это доктор! Слушай меня внимательно! Ты – американец! Зовут Джек! Доброе утро, доктор! Джек только что очнулся! – обернулась она.

– Кризис миновал, – важно сказал доктор после осмотра.

«Ну, что я говорила?» – усмехнулась про себя Женин.

– Язык только подозрительный. Ну-ка, Джек, покажи еще раз язык.

«Джек» сообразил, чего от него хотят, высунул язык. Язык был ужасающего черного цвета.

Хорошо, что доктор разглядывал язык, а не Женевьеву.

– Гм, интересно. Будем наблюдать! – решил врач.

«Фух», – выдохнула Женин.

Доктор был похож на лиса, мордочка сладкая, а зубки остренькие.

– Не имею права здесь держать… Иностранец… Документы… – Барт понимал в его речи только отдельные слова.

– Джек, кажется, Смит? – доктор смотрел вопросительно.

– Тот самый, – протянул ему руку Барт.

Пожимая руку, доктор мучительно вспоминал, кто такой Смит, чем он может быть известен.

Барт не дал ему времени на размышления.

– Где мой фотоаппарат и другие вещи?

– О! Журналист! – воскликнул доктор.

«Твоя версия», – подумал Барт. Но изъявил желание расписать прелести местного госпиталя в лучшем американском издании. И лично выдающиеся профессиональные качества доктора!

Женевьева перевела. Доктор просиял.

– Ты что, правда Джек Смит? Журналист? – удивилась Женевьева, когда врач удалился.

– Ты сказала Джек, он сказал журналист, лично я ничего не говорил, я только пообещал сфотографировать больницу. – Попутчик смотрел, невинно улыбаясь. – Вышло недоразумение.

Женевьева восхищенно присвистнула. «Авантюрист! Этот не пропадет».

– Похоже, ты оклемался: справишься дальше без меня. Мне нужно спешить. До свидания!

– Не уходи, – прозвучало с кровати.

Женин остановилась в дверях, развернулась и разулыбалась. Форменная дура! Он же смеялся:

– Ты что, собираешься бросить на произвол судьбы человека, который почти не говорит по-испански?

Женин вспыхнула.

– Отсюда так просто не выберешься, – рассуждал тем временем попутчик. – Поезда здесь раз в неделю. Хотя не знаю, докуда мы доехали, может, еще какие ходят. Мы влипли! Но ты не переживай. Я беру все в свои руки. Скоро будем дома, в Меланьи.

Барт сел в кровати, простыня съехала, он удивился:

– А где моя одежда?

Женин взяла со стула и сунула ему сверток.

– Ты не постирала? – развернул он с брезгливой гримасой.

Краска прилила к щекам Женевьевы.

Попутчик натянул штаны, расстегнул карман где-то в районе колена:

– Впрочем, хорошо, что не постирала: документы целы.

Посмотрел на пунцовую девушку, потерявшую дар речи, и широко улыбнулся:

– Я пошутил. Каково отпрыску древнего рода осознавать, что не он по привычке спас кому-то жизнь, а ему. Девчонка. Ну и что мне теперь делать? Жениться, как честному рыцарю?

Казалось, сильнее краснеть было невозможно. Но Женевьева смогла. Глаза у нее вспыхнули от негодования. Попутчик захохотал.

– Эй, – начал он, – не сердись. Я хотел тебя немножко развеселить. Разрядить обстановку. Она же хуже некуда. Да? Из-за меня. Ты благородно спасла незнакомца. Ангел. Точно. Видно, бедная мама молится обо мне день и ночь, что судьба подсадила мне на полку ангела.

А Женевьева было приняла свой нормальный цвет. Пришлось краснеть опять. Чтобы прекратить это безобразие, она перебила болтливого незнакомца:

– Кстати, откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Я не знаю. Мы же еще не знакомы. Нужно исправить ошибку. Бартоломью. Для близких друзей и ангелов просто Барт.

«Бартоломью. Надо же, когда мысленно произносишь, то язык как будто перекатывает во рту маленькую льдинку».

– Так как зовут моего ангела? – глаза у него смеялись, но Женевьева решила больше не поддаваться на его шуточки.

– Женевьева. Ты вчера назвал меня по имени.

– Не может быть, – удивился Бартоломью. – Я вижу тебя первый раз в жизни, не считая поезда, конечно. И самое забавное, я не мог ошибиться, у меня нет ни одной знакомой Женевьевы.

– Точно. – Он подумал. – Ни о ком даже не говорит это имя.

Он застегнул до конца рубаху, встал и пошатнулся.

– Знаешь что, – решила Женевьева, – отлеживайся сегодня, а я схожу узнаю расписание поездов, Бартоломью, – не отказала она себе в удовольствии произнести его имя вслух.

Он посмотрел на нее нерешительно.

«Ага, ну как же, рыцарь, сам всех спасает!» – усмехнулась Женин.

Барт кивнул с неохотой и сел.

– А откуда взялось имя Джек? Я его тоже упоминал? – спросил задумчиво.

Женевьева вернулась второй раз. Плохая примета. Ох, нужно зайти в туалет, посмотреться в зеркало, а то не будет ей сегодня удачи.

– Нет. Ты на него откликался.

Она оставила Бартоломью с выражением полного недоумения на лице.

Интересно, если бы она не забыла перед выходом из госпиталя найти зеркало и заглянуть в него, появился бы в расписании нужный им поезд? Теперь уже не проверишь. Барт был прав, следующий поезд – через неделю.

«Нет. Только не это. Я хочу домой!»

Женевьеве вдруг представилось, что она застрянет здесь на всю оставшуюся жизнь. Женин оглянулась на вокзальную площадь, залитую солнцем, поэтому весь мусор был на виду, на чужие ей чумазые лица и немножко поплакала.

Расстроенная, Женевьева пошла в госпиталь.

– Вернулась?!

О! Он, кажется, ей обрадовался.

– Куда же я денусь? Все предки моего древнего рода грозят из гробов пальцами и велят держать слово, – огрызнулась Женин, заодно и похвастала: пусть не задается – рыцарь.

– Ну и потенциальными женихами не стоит разбрасываться, правда?

Она опять смутилась, а он захохотал.

– Хочешь есть? – предложил, отсмеявшись. – Я взял на кухне для тебя пайку.

На стуле лежал фотоаппарат и стояла накрытая миска. Еще теплая на ощупь.

Барт жестом пригласил ее садиться и переложил фотоаппарат к себе на кровать.

– Этот доктор мертвого поднимет. Вынудил меня фотографировать. Чувствует, что мы скоро сбежим, – пояснил на вопросительный взгляд Женевьевы.

– Не сбежим, – вздохнула Женин, глотая что-то жидкое, острое, но вполне съедобное.

– И что, ни одного поезда ни в каком направлении в ближайшие дни? – недоверчиво переспросил Барт.

– Направлений здесь только два. Завтра есть один поезд в сторону столицы, только он не доезжает до нее, у него конечная через пару остановок отсюда.

– Лучше, чем ничего! – бодро сказал Барт. – Уже часть пути. Глядишь, оттуда еще чем-нибудь уедем. Выше нос!

И правда, как же она сама не догадалась. Женин повеселела.

– А как ты себя чувствуешь?

– Отлично. – Он попытался изобразить улыбку.

– Держи, – Женевьева протянула ему листья, – это надо разжевать и проглотить.

– Я тебе верю, ангел. – Барт сунул листья в рот и зажевал, не спуская с Женин насмешливых глаз.

– Горько. У меня такой же привкус был с утра. – Он на нее подозрительно уставился.

Женевьева наклонилась застегнуть свой саквояж: не объяснять же Барту, как она его вчера лечила. Вдруг он брезгливый.

– Над чем ты там смеешься? – раздался его недовольный голос. – И где ты спишь?

– На стуле, – поморщилась она.

Женевьева наотрез отказалась меняться, как полудохлый рыцарь ни настаивал. Тогда он сдвинулся на самый край кровати. Женин отрицательно покачала головой.

– Я не кусаюсь. И вообще я сейчас относительно безопасен. По меньшей мере, до завтра. Обещаю. Не бойся, – насмешливо сказал Барт.

– Я не боюсь! – разозлилась Женин и улеглась на бок, спиной к нему.

Она легла сверху на одеяло, стянув его с Барта, но он не стал выдергивать его из-под нее, еще поймет неправильно, дурочка, – пусть спит.

– Мне не хватает на билет! – с ужасом обнаружила Женин на следующее утро у касс. – Я же позавчера много потратила: телеграмма, телефонные разговоры…

– У меня впритык, – пересчитал свои деньги Барт.

Он потянул ее к поезду:

– Спокойно, сейчас я что-нибудь придумаю.

Барт попытался договориться с одним проводником, с другим, с третьим. Их ничто не заинтересовало, даже фотоаппарат. У очередного вагона он вложил все деньги Женевьеве в ладонь, больно сжав ей пальцы, и приказал:

– Жди меня внутри, я быстро.

Не давая опомниться, подсадил ее на подножку, закинул вслед их вещи. Проводник было запротестовал.

– Покажи ему деньги, пусть заткнется. Я сейчас, – крикнул Барт, убегая.

Бартоломью все не было и не было. Женин начала волноваться. Уже подали сигнал к отправлению. Женин выглянула – никого. Глотая слезы, она сняла их вещи на землю. Поезд тронулся. Женин оглянулась – к ней мчался Барт. Он подхватил свои чемоданы, закинул в медленно проплывающий хвост заднего вагона, наклонился за ее саквояжем, побежал, догнал вагон, зацепился рукой за поручень, поставил ногу, швырнул саквояж и запрыгнул на подножку. Женин изо всех сил бежала следом. Поезд набирал скорость. Барт протянул ей руку. Нет, она больше не может. Сердце выпрыгивало из груди, в боку кололо, дыхание обжигало. Она остановилась и согнулась, пытаясь отдышаться. Подняла голову и увидела сквозь слезы, как Барт сбросил ее саквояж. Потом свои чемоданы. Один из них раскрылся, и на рельсы высыпалась пачка бумаги. Сам Барт спрыгнул немного погодя.

Женевьева побрела собирать бумажки: хорошо, что ветра не было, далеко они не разлетелись. – Я же велел тебе ждать В ВАГОНЕ! Какого хрена… – заорал Барт, подбегая.

Он постоял, глядя вслед поезду, повернулся к Женни, махнул рукой и улыбнулся:

– Прости. Обидно. Но ничего страшного. Бывает. Значит, не судьба. Ничего, я держу все под контролем. Давай сюда рисунки, и пошли попытаемся вернуть фотоаппарат.

Барт говорил так спокойно, как будто и правда ничего страшного не случилось.

«Главное, все живы», – как любит повторять ее бабушка. Ничего страшного. Бывает.

Утешенная Женевьева протянула Барту с полсотни собранных ею на насыпи мятых грязных зарисовок всевозможной археологической добычи. Бартоломью запихнул их в свой чемодан, даже не оглянувшись, все ли листочки Женни подобрала, и потащил ее к зданию станции.

– Быстрее, – торопил ее Барт, – пока он еще не ушел. Знаешь что? Скажешь ему, что нужна пленка, которую здесь он не купит. Разве что в студии в столице. А я ему могу продать. Ни слова, что мы хотим обратно фотоаппарат! Предлагай пленку! А вот и он!

Два старика болтали у касс. Один с огромным сердитым петухом под мышкой, второй с «Кодаком» в руках. Женевьева узнала во втором госпитального сторожа.

Барт напрягся: сторож извлек фотоаппарат из чехла и вертел в руках, показывая собеседнику. Как Женни ни боялась местных петухов с мощными когтистыми лапами, но пришлось стоять в опасной близости и объяснять сторожу ситуацию. Женни косила глазом на петуха, петух своим круглым желтым глазком на нее. Интересно: он может вырваться и напасть? Или клюнуть? Петух словно прочитал ее мысли, открыл угрожающе клюв, показывая острый треугольный язык.

– Я не куплю здесь нужной пленки? – озадаченно уставился в честные глаза Барта сторож. Тот пожал плечами, мол, мое дело предупредить, – и развернулся уходить. Платить за пленку дороже, чем за фотоаппарат, сторож не стал, он долго уламывал Барта забрать «Кодак» обратно и вернуть деньги. Наконец, Бартоломью согласился, мужчины пожали друг другу руки. Старик с петухом не уходил. С любопытством ожидал, чем закончатся торги. Его петух рванулся было в сторону Женевьевы. Но она была начеку и отскочила. Хозяин бесцеремонно прижал своего петуха посильнее и пошел с полупридушенной птицей сопровождать приятеля до госпиталя, обсуждая по дороге детали несостоявшейся сделки.

– Продать всегда успеем, и подороже, – потирал руки Бартоломью. – Одни местные вокруг были – разве они оценят такую вещь. Так, из любопытства и по дешевке брали. Хорошо, что удалось вернуть.

Он вдруг остановился и спросил у пораженной его талантами торговаться попутчицы:

– Скажи мне лучше: как ты думаешь, куда пошел вон тот мужик с мешком?

Женевьева проследила взглядом за указующим пальцем Барта. Ну, мужчина, ну, с тяжелым мешком. Идет по шпалам. В ту сторону, где исчез их поезд. Она пожала плечами.

– Не знаю. Наверное, до ближайшего селения. Рельсами часто пользуются вместо дороги.

– Может быть, может быть, – задумчиво сказал Барт. – А может… Все равно делать нечего, пойду прогуляюсь. Есть у меня одна мысль. Посиди на лавочке, покарауль вещи. Я – мигом.

Он оставил ее на скамье у станции и отправился вслед за крестьянином. Женни думала-гадала, что это может быть за мысль, но ни до чего не додумалась. Все равно, времени у них теперь – неделя, пускай проверяет свои мысли. Скорее всего, права она. Вон туда же проследовало еще несколько крестьян, и все с поклажей. Видимо, по железной дороге передвигаться удобнее. Тем более что безопасно, если поезда ходят раз-два в неделю.

Женевьева успела и погрустить о доме, и поволноваться, и наконец испугаться за то время, что отсутствовал Барт. Она обрадованно вскочила, когда он появился.

– О! Вижу, что соскучилась! – бросил он, вгоняя ее в краску.

– Я – соскучился! – объявил со смехом. – Пошли! Кажется, если я правильно понял ситуацию, у нас есть шанс отсюда выбраться.

Барт закинул на плечи рюкзак, куда уже был упрятан фотоаппарат, чуть было не поменявший сегодня владельца, взял в каждую руку по чемодану и тронулся в путь. Женни с саквояжем еле поспевала за ним.

– Не нужно так бояться. Ты же больше, сильнее.

– Кого я больше? – удивилась Женин.

– Петуха, – рассмеялся Барт.

Женин смутилась.

– Он мозгами понимает, что ты сильнее, и не сунется, если будет уверен, что и ты это тоже понимаешь. А мозги у них есть, у здешних кур, не сомневайся! Я видел, как они дерутся, – вроде как на полном серьезе поучал он ее.

Женин терпела, хмурилась и не выдержала, перевела неприятную тему разговора:

– Долго нам еще идти?

– Вон на тот холм, – показал подбородком Барт, руки у него были заняты, и принялся разглагольствовать:

– Видишь ли, поезда бывают не только пассажирские, правильно? Местные не очень-то любят раскошеливаться по пустякам. Верно?

Он улыбался.

– Если ты такой умный, то, может, объяснишь недотепе, почему бы нам не подождать товарный поезд на станции? И откуда такая уверенность, что он придет именно сегодня? Или мы на рельсах будем спать, поджидая? – Женин слегка разозлилась.

– А кто тебе его остановит на станции? Зачем? А товарняк здесь наверняка ходит, я сразу об этом подумал, – снисходительно пояснял Барт, хотя в глубине души он не был уверен, что прав. – Зная ленивых местных, можно предположить, что расписание поездов у них такое, чтобы отмахать флажками за один день и устроить себе сиесту на всю оставшуюся неделю. Вид мужика с мешком меня надоумил: а вдруг местные пользуются услугами железной дороги бесплатно. Вон, смотри, сколько их таких.

У рельсов лежали мешки, человек шесть сидело поодаль в теньке.

– А почему именно здесь он остановится? – удивленно оглядела Женевьева дикую местность вокруг, редкий лесок, ничего особенного. – И почему ты так уверен, что поезд будет в нужную нам сторону?

– Все гениальное просто, – скромно сказал Барт. – Дорога В ГОРУ! Поезд не остановится, но замедлит ход. Поезд с горы наоборот бы разогнался.

Пораженная Женевьева посмотрела на него с восхищением. Барт немножко смутился, а вдруг он ошибается, кто его знает, что это за товарняк и что за вагоны, будут ли там вообще двери.

Они сбросили свои вещи у рельсов.

– Значит, так, – инструктировал он ее. – Ты – первая. Обо мне не думай. Твоя задача – попасть в поезд. А я разберусь со всем остальным.

Он улыбнулся и подмигнул ей. Женни закивала. Наверное, это не так страшно – запрыгивать на полном ходу в товарный поезд. Бартоломью знает, что делает.

Прождали они довольно долго – наконец раздались гудки приближающегося поезда.

С грохотом прочухал паровоз и первые вагоны. «Вот не везет, цистерны», – подумал было Барт.

Поезд почти совсем сбавил скорость. Местные похватали свои мешки и зашвырнули их на какую-то платформу с чем-то, накрытым брезентом. Они с криками запрыгивали на нее, помогая друг другу.

Вагоны шли с такой скоростью, что можно было шагать рядом с любым. Барт ждал. Появилось несколько вагонов с коровами. Дверей у них не было: дверные проемы и перекладины посредине. Барт уже собирался присоединиться к рогатым пассажирам, но увидел нечто более подходящее.

– Готовься! – заорал он не своим голосом.

– Давай! – он швырнул саквояж и рюкзак в открытую дверь. – Ну!

Женни бежала вровень с дверью, взявшись руками за деревянный настил. Подпрыгнула, помогая себе руками, легла на живот и зависла в воздухе, ногами наружу. Барт втолкнул ее внутрь.

Она развернулась и на четвереньках добралась до двери, высунула голову. Барт бежал вровень со следующим вагоном. Он с трудом забросил туда свои чемоданы и начал отставать.

О, Боже! Сердце у Женевьевы замерло. Нет, догнал. Прыгает. Лежит на животе, балансируя ногами. Вполз!

Женни оглянулась – тюки сена вокруг. Ей повезло больше, чем ему. «Надеюсь, коровы не агрессивны!»

Им вместе было бы веселее, несмотря на его дурацкие шуточки. Как обидно ехать порознь.

Крыша загромыхала. В дверной проем свесилась голова Барта.

– Лови! – он сбросил один чемодан, второй.

Опять разлетелись бумажки из раскрывшейся чемоданной пасти.

Голова Барта исчезла. Ни звука. Женни взяла пару листков – несколько ракурсов одного и того же металлического орла. Или петуха, вроде сегодняшнего?

Женни сидела, прижимая рисунки к груди, и смотрела наверх. Что Барт там делает?

Показались его ботинки, потом ноги до колен. Он на животе медленно сползал вниз. Женевьева оставила бумажки, подскочила к двери и схватила Барта за пояс штанов.

Заорала, перекрикивая поезд:

– Прыгай, я тебя страхую!

Он качнулся в ее сторону. Раз, другой – и свалился.

Они упали на сено.

– Интересно, что на это скажет тот парень? – насмешливо спросил Барт, с демонстративной заботливостью вынимая соломинку из ее волос.

Женни сердито столкнула его с себя.

– Какой парень?

– Твой жених. – Барт уже ползал на коленях, собирая свои рисунки.

Он оглянулся на нее.

– К кому же еще может спешить девушка на осенний карнавал в Меланьи?

Поезд практически остановился.

– Эх, – сказал Барт, – вершина – вот где надо было садиться. А мы так мучились!

Они выглянули и отпрянули назад – справа от поезда зияла пропасть. Ну, пропасть – не пропасть, может, овраг, но они бы точно здесь не сели. Отвесно.

– Так к кому из меланцев ты едешь, кому достался такой ангел? – Барт улыбнулся заговорщицки: – Пользуйся случаем, я знаю в Меланьи всех, информацию даю совсем недорого.

«Интересно, а знает ли Барт Медичесов?.. Нет! Такой пройдоха, конечно, всех знает. Только я сама наведу справки. Если захочу!» – не поддалась Женни соблазну.

– Все гораздо прозаичнее, – ответила она со вздохом. – Моя очередь присмотреть за прадедушкой и прабабушкой.

Он собирал свои многострадальные бумаги, сдувал с них солому, разглаживал. Женин помогала и рассказывала о состарившихся Маленьких, о кузине, которую надо подменить. Не стала только посвящать Бартоломью в подробности, почему прабабушка и прадедушка упорно не желают уезжать из Меланьи к родственникам и создают всем столько проблем. Этот насмешник будет хохотать всю оставшуюся дорогу. Над ее любимыми Маленькими! Ее Маленькие имеют право сойти с ума, если хотят!

– Ты не расстраивайся, – сказал Барт, пытаясь подравнять в аккуратную пачку мятые листы. – У нас в Меланьи просто здорово. Тебе понравится! Я обещаю. Вот взять этот карнавал: феерическое зрелище. Вся молодежь за год до него себе костюмы шьет и лошадей готовит. Музыка, оркестры со всего мира, ну со всей страны – точно, на каждом перекрестке играют, а мы в костюмах под старину на лошадях строем. Красиво. Обычно вся любовь на этом карнавале и происходит.

Он рассмеялся, бумаги выскользнули из его рук, и он принялся сортировать их заново.

– Первые признания, первые поцелуи, предложения руки и сердца. Потом до самого Рождества – сплошные свадьбы. Потом Рождественский бал. А! Я забыл фейерверк на День города и гуляния по этому поводу. Но что сравнится с осенним карнавалом!

– Звучит интригующе. Успеть бы попасть на этот праздник жизни. – Женин улыбнулась.

– Да. И ты не пожалеешь, – сказал он серьезно. – Нет города лучше нашего.

– А к кому ты так спешишь на осенний карнавал? – поинтересовалась Женевьева.

– Я? Я тороплюсь туда ДО карнавала. Я организатор всех торжеств в Меланьи. Неофициальный, конечно. Впрочем, считай, что официальный. Представляешь, что ребята там без меня натворят? Нет, мне надо туда чем раньше, тем лучше, – вздохнул он.

Она так и не поняла, есть ли кто-то, к кому Бартоломью торопится персонально, или нет. Умеют же мужчины не отвечать прямо на поставленный вопрос.

Барт тяжело дышал. Женин озабоченно на него посмотрела, он неспроста ронял свои листки. У него дрожали пальцы. И вообще он выглядел неважно.

– Ты не откажешься прожевать несколько листьев? – неуверенно спросила Женин, отнимая у него рисунки.

– Как скажешь, ангел. – Он растянулся на сене. – Ты посмотри, как шикарно мы едем! Мягко, просторно. Лучше, чем в пассажирском вагоне!

– У пассажирского вагона есть свои преимущества, – пробормотала Женин.

– Интересно какие?

– Туалет, например.

– Э… Я придумаю что-нибудь подходящее для изнеженной леди. Сообщи заранее.

Женин даже не покраснела, похоже, она привыкла к его остротам. Отложив рисунки, она рылась в саквояже.

– Рафаэль обзавидуется! – слабым голосом сказал Барт. – Мало того, что я побывал на раскопках, о которых он мечтал, так еще такое приключение случилось. Я уж молчу, в какой прелестной компании…

– Рафаэль существует на самом деле? – удивилась Женни. – Разве это не еще одно имя, о котором ты понятия не имеешь?

– Конечно, Рафаэль существует. Еще как существует! – Барт взял у нее листья. – А как ты думаешь, по чьей милости я здесь оказался?

Он пожевал.

– Надо же, горечи не чувствую. Может, дозу пора увеличить, знахарь? А то слишком терпимо… Рафаэль – мой брат, вместо которого я поехал на раскопки.

– Почему он сам не поехал?

Да, бывают истории, запутаннее ее собственной.

Барт замялся на долю секунды.

– Понимаешь, он инвалид. Ты не подумай, он очень умный. Самый умный в нашей семье. Было у отца два сына. Здоровый и умный, – сказал он с горечью и вздохнул. – Раф просто помешан на истории. Он столько всего читает. Все старинные рукописи в доме перебрал: у нас их полно. Он даже гипотезу какую-то выдвинул, не спрашивай, о чем, я не понял, но это опубликовали в одном историческом журнале. Очень смелая, говорят, и спорная. Но придраться не к чему. С логикой у него все в порядке.

В голосе Барта зазвучали нотки гордости.

– Но он взял и чокнулся. Подал втихую заявку на участие в этих раскопках. Говорит, что для дальнейшей карьеры ему это будет нужно. Его пригласили. А куда ему ехать, без ног?

– У него нет ног? – прошептала с жалостью Женевьева.

– Есть. Но он практически не ходит в последнее время. Пришлось ехать мне. Под его именем.

– Ах, вот оно что! И тебе все сошло с рук?

– Почему нет? Мы с ним похожи, впрочем, никто и не проверял – поверили на слово.

– Вы близнецы?

– Нет. Он на год моложе. Но мы правда очень похожи. Отец смеется, что мы штампованные. Породистые и штампованные. Вот смотри. – Барт вынул из нагрудного кармана блокнот и огрызок карандаша.

– Это я, – набросал он лицо, – а это – Рафаэль.

Женин присела рядом. Она завороженно смотрела, как Барт рисует. Второе лицо было копией первого, разве что поскуластей. И чем-то неуловимым отличались глаза.

– Так это все твои рисунки? – погладила она кипу бумаг у себя на коленях.

– А то чьи. Везу Рафаэлю полный отчет, чего мы там накопали. Пусть разбирается. Я в этом ни бум-бум…

– Нарисуй еще что-нибудь, – попросила Женевьева.

Барт улыбнулся. Сел. Посмотрел на нее внимательно и… изобразил знакомого ей петуха.

– Ой, как живой! – воскликнула Женин.

Потом перед ней возникла физиономия доктора, фигура сторожа, потягивающаяся кошка. Собака, задрав лапу, грызла на себе блох. Барт опять лег. Вырвал листки из блокнота, скомкал и хотел швырнуть в угол.

– Отдай мне, пожалуйста. – Женевьева разгладила их: – Ну вот, взял и испортил такую красоту.

– Ты как Рафаэль, – усмехнулся Барт, – он вечно дрожит над моими картинками, как над сокровищами. И хранит их.

Женин разглядывала рисунки.

– Сейчас у тебя волосы длиннее! – заметила она победно. – Не похоже!

Барт взял рисунок, дорисовал волосы до плеч.

– Теперь лучше? Приеду в Меланьи – подстригусь.

Женин с сожалением посмотрела на его шевелюру. Не кучерявая, но мягкая, над ушами и на шее лежит волнами. Обидно состригать такую красоту, это не то что ее прямые волосы. Впрочем, его дело.

– Как это у тебя получается? Где ты учился на художника?

– Нигде. Рафаэль в детстве болел в очередной раз, тяжело, больше месяца в кровати провел. Я стал ему рисовать, чтобы развлечь. Так и пошло. Секрет схожести изображения очень прост. Я сам догадался.

Он замолчал, думая о чем-то своем.

– Можешь мне открыть? – спросила Женевьева.

– Тебе? Тебе могу, – ответил Барт вроде как с намеком.

Женин пропустила мимо ушей его шуточку. Барт рассказал:

– В принципе, это два секрета. Можно комбинировать. Первый – выпяти типичную для персонажа особенность. Преувеличь, но слегка, чтобы не получилось карикатуры. Зритель невольно обратит внимание и не заметит огрехи второстепенных деталей. Вот смотри. У нас с Рафаэлем характерная форма губ – очень резко очерчены, и разрез глаз тоже характерный. Нужно чуть-чуть усилить, чуть больше, чем на самом деле, нарисовать и можно больше вообще ничего не дорисовывать, узнаешь и без ушей. Видишь, как просто.

Женни посмотрела на изгиб губ, что произносили эту речь, потом на рисунок. Да. Характерные.

– А второй секрет?

– Это сложнее. Требуется поймать внутреннюю изюминку. Невозможно объяснить словами, что это.

Он опять достал карандаш.

– Вот наш кот.

На Женевьеву смотрела с бумаги морда ленивого хитрюги.

– Вот он, наш хитрец! Какие у него лапы и хвост – роли не играет. И так узнаваем.

– Я, кажется, поняла, – улыбнулась Женин.

Бартоломью с интересом взглянул на Женин, любующуюся котом.

– Что? – подняла она на него глаза.

– Первый раз встречаю девушку, которая знает, что я могу рисовать, и еще не заказала свой портрет, – пояснил он насмешливо, или это ей показалось: она его теперь все время подозревала в желании поддеть ее.

– А вдруг ты не захочешь? Если я попрошу – тебе будет неловко отказать мне. Зачем ставить тебя в неудобное положение?

Барт подумал, что хорошо, что не попросила. Он уже пробовал набросать ее портрет, в госпитале, по памяти, когда она уходила на станцию. Ничего не вышло. Похоже, но блекло. С ней его секретные методы не сработали. Слишком правильные гармоничные черты лица. Нечего выделить. Не за что зацепиться. И ее «изюминку» он еще не раскусил. Все время что-то ускользает. «С натуры получится. Вот будет время и нормальное освещение…» – решил Барт.

Вслух рассмеялся:

– Воспитанная девочка из хорошей семьи!

«Да ты сам – правильный мальчик из приличной семьи. А я-то думала…»

Ореол таинственности исчез. Яркая внешность Бартоломью слегка потускнела потому… потому что, оказывается, он не злодей, не бандит, даже не авантюрист. Конечно, это безопаснее, когда рядом просто заботливый брат какого-то там Рафаэля…

– А ты кто? Я сначала приняла тебя за, гм, искателя приключений. Такое разочарование! – парировала Женни.

Барт хмыкнул:

– Что за странные вы создания, женщины? Вам чем хуже, тем лучше. Да? Вот и наша с Рафаэлем девушка взяла и выскочила замуж за плохого парня. За шулера.

– Как это, ваша с Рафаэлем? У вас что, об-ща-я девушка была? – У Женевьевы открылся рот.

Барт передернул плечом:

– Ну была, хотя общая – это сильно сказано. И… – Он улыбнулся. – Я на него даже не разозлился. Блондинка! А мне нравятся брюнетки.

Барт замолчал. Женевьева выжидательно смотрела на него, стараясь не показать, что ей смешно.

– Зима. Скучно. Я затеял вечеринку и спектакль одновременно. Знаешь такие? Зрители – они же и участники.

Женевьева кивнула.

– Рафаэль не любит показываться на публике, – вздохнул Барт. – Он писал сценарий. Он всегда пишет сценарии на исторические темы, с детства. Я мастерил декорации. И нам пришла в голову идея: а что если короля, который только сидит на троне и отпускает реплики, исполнит Раф. Под моим именем, конечно. Чтобы не привлекать лишнего внимания. Я сделал трон на колесиках, для удобства передвижения. Несколько человек было посвящено – я бы не справился без их помощи. Я играл шута, крутился вокруг трона, заодно подстраховывал. Столько на нас грима наложили, что мама родная бы не узнала. Все были уверены, что на троне – я. – Бартоломью рассмеялся, вспоминая.

«А у них там и правда весело», – позавидовала Женевьева.

– Про девушку я и думать забыл, переживал, как выдержит роль Раф. А он разошелся. Под самый конец, когда весь народ уже танцевал, девушка сгоряча полезла к Рафу на колени целоваться. Выпила слишком много шампанского.

Барт сел и с возмущением спросил:

– Ты представляешь?! Я сам с ней еще не целовался!

Женевьева смеялась. Барт улыбнулся:

– Стою я и смотрю, как мой брат обнимается с моей девушкой, и ничего не могу поделать! Не стягивать же ее с его колен и не объяснять, что она перепутала.

– И чем дело закончилось? – спросила Женни, всхлипывая от смеха.

– Этот мошенник назначил ей свидание! Вот и хорошо, говорю, я и пойду. На следующий день я с ней столкнулся, она напомнила про встречу в кафе. Меня разобрало любопытство, догадается она наконец или нет. Посадил Рафа в кафе, они торжественно кофе попили, за ручки подержались, он отговорился, что кого-то ждет, она упорхнула. Так нас и не раскусила!

– А потом? – Женни подумала, что, наверное, это нечестно по отношению к девушке, но до чего же они забавные, Бартоломью и Рафаэль, друг друга стоят.

– Расстались. Ей мама быстро объяснила, что я неподходящий жених.

– Почему? – удивилась Женни.

– Мало того, что семейка сумасшедшая, так еще и денег у нас нет. Мы живем не по средствам, – легко и весело улыбнулся Барт.

Сумасшедшей семьей Женевьеву Мединос не удивишь. Отсутствие денег, конечно, минус. Только…

– Кто в наше время живет по средствам? – пожала она плечами.

– Ну… – поморщился Барт. – Знаешь, во сколько все эти врачи для Рафа обходятся? Если бы только врачи. Мама пробует все подряд, чтобы поднять его на ноги, мы объездили всех европейских шарлатанов. Толку ни от тех, ни от других нет. Вот новая коляска – это вещь! По цене автомобиля, правда, обошлась. Индивидуальный заказ. Раф говорил, давайте лучше машину купим. Но коляска ему нужнее. Передвигаться.

Бартоломью похлопал себя по заурчавшему животу:

– Потерпи, приятель, ужинать мы будем не скоро.

– У меня же есть печенье! – встрепенулась Женевьева.

Она вскочила на ноги, поезд изрядно качало, Женин чуть не свалилась на Барта. Добралась до своего саквояжа, достала небольшую пачку галет.

– Вот, это еще из дома. – Ей захотелось плакать: где она, а где милый дом.

– Лучше, чем ничего. У меня найдется чем запить, – обрадованный Барт достал из рюкзака флягу.

– Нет-нет, алкоголь я не буду, – отпрянула Женни.

– Вода. Коньяк закончился. – Барт болтал с набитым ртом. – Идея Рафаэля – взять флягу спиртного для дезинфекции. Он же основательно готовился к этой экспедиции. А ты в какой была?

– В биологической, – прожевала Женни печенье.

Она отпила из фляжки, пахло спиртом, но это и правда была вода. «Интересно, кипяченая?»

Вытерла губы платочком.

– Ты слышал о профессоре Родригесе?

Барт отрицательно покачал головой.

– Американец. Родители эмигрировали из Мексики. Он пробился в науку из самых низов общества. В детстве посуду мыл в забегаловках! – рассказывала Женни с восторгом. – Всемирно известный ученый! Организатор американского фонда поддержки студентов, выходцев из Латинской Америки. Каждое лето организует студенческие экспедиции. Ищет новые, натуральные источники для медицинских препаратов.

Барт жевал и кивал.

– На уроке испанского мы читали о нем статью и писали письма с отзывами о его работе. Лучшие письма учительница ему отправила. Я не знаю, как произошло недоразумение, может, у него в офисе привыкли, что все письма – просьбы об участии в экспедициях. А может, еще и моя фамилия ввела их в заблуждение.

Женин выдержала паузу.

– Мне прислали приглашение! Ты представляешь? Ох, с каким трудом я уговорила родителей меня отпустить. Ну что ты, домашняя девочка. За границей ни разу не была. А тут – край света, непонятно, какие условия и что за люди.

Барт улыбнулся и покачал головой, бывает же.

– Ах, как я испугалась, когда вышла из самолета. Прислушалась – вроде понимаю, уже не так страшно. Самое смешное, что меня не ждали. Это действительно была ошибка. Они обычно приглашают американцев латиноамериканского происхождения. Но не отсылать же меня обратно, правда? Профессор оказался очень любезным, немного зацикленным на своих идеях и на своем фонде, но ему можно, он же великий. Условия были очень цивилизованные, студенты воспитанные и культурные. Все совсем не страшно. Кроме работы. Очень много работы. Но какой интересной!

Барт высунул язык и попытался его разглядеть.

– Насколько я понял, я жевал еще не изученную мировой наукой дрянь, – сказал он, убедившись, что язык угольно-черный. – Подопытный кролик.

Женни смутилась.

– А что мне оставалось делать? – спросила тихо. – Тебя никак не лечили, диагноза даже не поставили. Я выбрала те листья, что местные индейцы жуют при ознобе и общей слабости.

– Десять процентов, – сказал Барт серьезно. – Я добрый, мог бы запросить и пятьдесят.

– От чего десять процентов? – не поняла Женни.

– От твоей Нобелевской премии. – Он уже не мог сдерживать улыбку.

Женни рассмеялась.

Когда Женевьева открыла глаза, в вагоне было светло. Барт сидел у дверного проема, высунув наружу голову.

– Доброе утро, Бартоломью.

– Привет, – сказал он не оборачиваясь. – Все. Шестой.

Когда он повернул голову к Женни, лицо у него выглядело озабоченным.

– Наши попутчики соскочили с поезда. Все шестеро. Что бы это значило?

Женевьева пожала плечами:

– Наверное, они уже приехали?

Он наморщил лоб, думая, что же ему не понравилось. Ну конечно!

– Женни, они сошли налегке. Куда они дели свои мешки?

Долго ломать голову им не пришлось. Поезд, замедлявший ход, совсем остановился.

– Ола, сеньор! – сказал Барт усатой физиономии в форменной фуражке, заглянувшей к ним в вагон.

Повернулся к Женни и прошипел:

– Спрячь наши деньги.

Жестом к груди показал, куда именно.

Ах, ну да, деньги же у нее. Женни быстро вынула из кармана пачку купюр, расстегнула пуговку, запихнула их за пазуху и торопливо застегнулась.

В сопровождении железнодорожников Женевьева и Бартоломью пошли вдоль поезда к небольшому одноэтажному зданию.

Коровы обрадованно мычали в соседних вагонах: им наливали воду, а из «мягкого купе», в котором путешествовали Барт и Женни, достали охапки сена. Барт покосился на пустую платформу: под брезентом угадывались очертания мешков. «Эх, – подумал он, – нужно было прыгать вместе с ними. Так кто же знал».

– В любой бочке дегтя всегда найдется ложка меда, – улыбнулся он перепуганной Женевьеве.

Она удивленно взглянула на него.

– По крайней мере, мы не сами тащим наши вещи. Может, и рюкзак им отдать?

Женни улыбнулась.

– Что он сказал? – спросил у нее железнодорожник, который нес чемоданы Барта.

– Американский журналист переживает за свои вещи, – нашлась Женевьева.

Начальник (несомненно это был мелкий местный начальник, судя по отличиям в форме и по тому, что являлся единственным толстяком) с интересом разглядывал изображение кота в блокноте Барта. На его столе подчиненные разложили вещи из чемоданов, рюкзака, саквояжа, там же лежало содержимое карманов задержанных. На карман под коленом на штанах Барта, как водится, никто не обратил внимание. Поэтому Бартоломью спокойно разыгрывал роль американского журналиста Джека Смита и требовал звонок в консульство. Никого почему-то не удивило отсутствие у «американца» документов. Наличие дорогого фотоаппарата опять сошло за весомое доказательство.

– Так как вы объясните свое присутствие в поезде, который не предназначен для пассажирских перевозок? – спросил начальник, налюбовавшись котом.

«Может, у него дома такой же ленивый хитрюга живет, поэтому начальник не выглядит слишком сердитым? А может, все толстяки по определению добродушные? Тогда зачем они идут в начальники?» Ну почему ей всегда в самые неподходящие моменты приходят такие нелепые мысли? Женин сконцентрировалась на вопросе.

– Мы очень торопимся в столицу в аэропорт. Следующий пассажирский поезд будет только через неделю. Мы очень извиняемся, что нарушили правила.

– И денег у нас нет, – добавила Женин и покраснела: как же она не любит врать.

С другой стороны – разве это ложь, денег на два билета у них действительно сейчас нет.

Начальник вертел в руках плоскую металлическую флягу Барта. Видно было, что она ему понравилась. На кипу археологических зарисовок и проявленных фотопленок он не обратил должного внимания. Безразличным его оставила и груда черепков, которая, к ужасу Женин, обнаружилась в вещах Барта.

– Так что же мне с вами делать? – задумался начальник.

– Отпустить? – робко предложила Женин.

Непонятно, как Барт уловил нить разговора, но он жестом показал, что начальник может оставить фляжку себе.

– Ну хорошо, – решил толстяк, сунул флягу в ящик стола, открыл блокнот и улыбнулся коту.

Увы, решил он это слишком поздно. Бартоломью и Женевьева с криком подскочили к окну. Точно. Товарный поезд медленно отъезжал от полустанка.

– Даже не думайте, – в голосе начальника зазвенели стальные нотки.

Барт огорченно махнул рукой.

– Скажи своему американцу, – снисходительно глядя на Барта, посоветовал толстяк, – пусть свяжется с консульством, чтобы пообещали оплатить вам билеты. И скажи ему, что в нашей стране на товарных поездах пассажиры не ездят. Здесь вам не Америка!

– Но пассажирский будет почти через неделю! – отчаялась Женни.

– Товарный тоже, – рассмеялся начальник, снял фуражку и вытер голову платочком. – Завтра пойдет дополнительный поезд. Не пассажирский. Но есть пара вагонов с почтой – людей возьмут. Если по вашему поводу позвонят из консульства. Вам нужно вернуться на предыдущую станцию. Здесь поезд не остановится.

– А где у вас туалет? – повеселевшим голосом спросила Женни.

Она смотрела на себя в потрескавшееся мутное старое зеркало. Ну и вид! Растрепанная. Рубашка выбилась из штанов. Ремня-то нет, остался еще в первом поезде. Она сняла рубаху, намочила платочек и с удовольствием обтерлась. Оделась, причесалась, заправилась. И вдруг ее обожгло мыслью. Деньги! Денег не было. Ни на полу. Ни в коридоре. Женни влетела в кабинет начальника, где Барт упаковывал их вещи, посмотрела на пол, наклонилась и заглянула под стол. – Ты что-то потеряла? – беспечно спросил Барт. – Пошли скорее на улицу. Что он тебе сказал?

– Сейчас найдем кого-нибудь с телегой, – обрадовался Барт, когда Женни, непослушными от огорчения губами рассказала ему о почтовом вагоне дополнительного поезда, – наймем и доедем до того городка…

– Бартоломью, – упавшим голосом призналась Женни, – я потеряла деньги.

– Что? Ты шутишь? – Барт взглянул на нее и понял, что это правда. – КАК? Как ты ухитрилась?

– Рубашка не была заправлена в штаны, бумажки, видимо, вывалились. – Женни боялась на него глаза поднять.

Барт с подозрением уставился на ее грудь.

– Тебе сколько лет?

– Восемнадцать, а что? – прошептала несчастная Женевьева.

– А то, что если ты кое-что не носишь, то могла бы сообразить не совать туда деньги. Можно было спрятать их где-нибудь пониже. Или ты там тоже ничего не носишь? – со злой насмешкой сказал он. – Вот приедем в Меланьи – я и близко к такой дуре не подойду. Мы же рано или поздно туда приедем несмотря на твои усилия, да?

Ох, такого унижения Женевьева еще никогда не испытывала. Самое обидное, что она действительно была виновата. Она действительно сунула деньги просто под рубашку, растяпа. Но он не имеет никакого права говорить такие ужасные гадости. Женни закрыла лицо руками и зарыдала.

Барт помолчал. Потоптался, посмотрел на безутешную Женни, оглянулся на прибирающих что-то у рельсов железнодорожников, подумал и… плюхнулся на колени.

– Прости. Мне срочно нужно в Меланьи. Я не сдержал своей первой реакции.

Женни опустила руки и перестала рыдать. Коленопреклоненный Барт смотрел заискивающе.

– Прости. А деньги – ничего страшного. И не такое бывает. Я что-нибудь придумаю.

Женни испуганно потянула его вверх.

– Встань. Что ты делаешь! Что о нас подумают!

– А! – Барт отряхнул штаны. – Подумают, что я делаю тебе предложение, наверное.

– А почему тогда я реву? – Женни улыбнулась.

– От счастья, – пожал плечами Барт.

Они рассмеялись.

– Пойдем поищем, вдруг валяются где-нибудь наши денежки, – сказал он.

Они несколько раз тщательнейшим образом проверили свой путь от вагона в домик. Денег нигде не было.

– Наверное, я их обронила еще в вагоне.

– Точно, – согласился с ней Барт. – Интересно, какое молоко у них теперь получится? У коров, которых покормят сеном с банкнотами. Эй, не реви больше, не та сумма, чтобы лить слезы. И… на меня не сердись, ладно?

Им повезло, какие-то крестьяне сжалились и взяли их к себе в телегу. Старый правил лошадью. Который помоложе, расспрашивал Женевьеву. К нему жалась заплаканная девочка. Барт улыбнулся ей. Девочка спряталась за спину отца, потом несмело высунула зареванную, но уже горящую любопытством мордашку. Когда Женни пересела к Барту, он ей пояснил насмешливо:

– Они нас взяли потому, что мне посочувствовали. Сами, наверное, только что свою плаксу успокаивали.

Женни и стукнуть его хотелось за бесконечные насмешки, и броситься на шею за то, что больше не сердится. Умеет же он вызывать такие противоречивые желания! Интересно, он часто прощение на коленях вымаливает?

Барт привстал, чтобы убедиться, что именно рельсы там виднеются. «Вот оно что!» Железная дорога делала петлю. Их попутчики обошли станцию и где-то здесь снова сели на свою платформу, и продолжили путешествие. «Ну, счастливого пути». Барт бросил последний взгляд на рельсы, лег на дно телеги и закрыл глаза.

Он проснулся и испуганно подскочил. Телега стояла во дворе. Без лошади. Женни разговаривала со старым хозяином. Она повернулась к Барту.

– Хуан сегодня дальше не поедет. Утром он может отвезти нас на станцию, он собирается туда на рынок, это по дороге. Хуан любезно предложил нам переночевать у него.

– Спроси, – сказал Барт, – не нужен ли кому работник на оставшиеся полдня.

Барта наняли собирать плоды, напоминающие по форме сливы, большие, ярко-зеленого цвета. Для Женни занятия не нашлось, а она так горела желанием помочь заработать денег. Женни увязалась за Бартом.

– Сидела бы ты у Хуана, ну посмотри, нет здесь женщин, – проворчал он, прикидывая в уме, сколько при таких расценках ему надо набрать корзин, чтобы хватило хотя бы на один билет.

Заплатит за Женни, за наличные деньги возьмут без разговоров даже в почтовый вагон. А он как-нибудь разберется, легенда с «американцем», может, сработает еще раз, а может, удастся продать «Кодак». Жалко, конечно. Их первый с Рафом фотоаппарат.

Барт, стоя на лестнице, одним быстрым движением руки обрывал плоды с ветки в холщовую сумку на шее. Он спешил и работал не тщательно. Ему нужно набрать как можно больше. Больше! Спрыгивал, опорожнял в корзины, возвращался уже по лестнице. Женин подумала и стала собирать дождем падавшие от метода сборки Барта «сливы» с земли. Из непонятной гордости – в свои отдельные корзины. У Барта получалось быстрее. Ох, как же он устал. Рафаэль не поверит сначала его приключениям. А потом позавидует, глупый.

Женин разогнула затекшую спину и полюбовалась бешеным темпом Барта: одно движение руки вдоль ветки – сливы в сумке, прыжок на землю – в корзине, два шага по лестнице вверх. Несколько раз так проделал – дерево готово. Но она тоже внесет свой вклад. Женин решила не собирать, а обрывать с нижних веток.

Когда подошел хозяин рассчитываться, Барт без движения лежал на траве, только протянул руку за деньгами. Хозяин посмотрел на пару корзин, что собрала Женин, отсчитал и ей пару бумажек.

– Почему? Почему мне в два раза меньше за корзину, чем всем остальным? – побежала за ним Женевьева, размахивая деньгами.

Насупившаяся, она вернулась к Барту.

– Говорил я тебе: сиди у Хуана, – проворчал он, с трудом поднимаясь с земли.

Они добрели до дороги. Еще не все работники разошлись. Хозяин рассчитывался с последними.

– Переводи, – сказал Барт и залез на большой придорожный камень.

На него обернулись.

Барт поблагодарил Небо, Бога, провидение и лично хозяина за ниспослание им работы. За возможность заработать на пропитание. Ни к месту приплел притчу о хозяине, нанимавшем работников на виноградник. (Крестьяне, услышав знакомый сюжет, перекрестились.) Выразил уверенность, что благодаря вышеперечисленным благодетелям у них и завтра будет кусок хлеба. Крестьяне согласно закивали. Барт слез с импровизированной трибуны, и они с Женни пошли потихоньку дальше.

Их догнал расчувствовавшийся хозяин и сунул им еще денег. Барт спокойно поблагодарил и дернул Женни благодарить, хозяин поблагодарил их в свою очередь, мужчины пожали друг другу руки с серьезными физиономиями.

– Ты что, это все планировал? – Женни не знала, как отнестись к доплате: вообще-то, она ее заработала, но почему-то для этого нужно было бессвязное выступление Барта.

– Нет. Сам не знаю, что нашло. Они такие забавные эти местные, чувствительные, – усмехнулся он. – Меня, как отрубаюсь, все время мучают воспоминания детства. То как мы с Рафом истории разыгрываем, то как мама читает, нас слушать заставляет, а нам охота дурака валять. Я и свалял дурака наяву.

– Смысл упомянутой тобою притчи не в справедливой оплате, а в том, что награда достанется даже обратившимся в последний час, – задумалась Женни.

– Я не притчу трактовал, я язык размял, – отмахнулся Барт.

Он повалился на солому в сарае Хуана как подкошенный.

– Ты представляешь, я ведь первый раз в жизни заработала деньги! – восторженно сказала Женни, забираясь к нему.

– О! Поздравляю. Это надо отметить, – повернул он голову. – Жалко нечем.

– Как это нечем? – весело зазвенел ее голос. – А это что? Я все мои уже потратила.

В руках Женни держала кувшин молока и полбулки хлеба.

Она поймала его жадный взгляд и подумала, что кувшин небольшой, Барт так устал, он ведь, кроме того, еще и слабый после болезни.

– Держи. Это тебе. Я не пью молоко. С детства. – Она отломила себе кусочек хлеба и отвернулась, стараясь не смотреть, как он жадно глотает.

– Не переносишь? Бывает. Бери тогда еще хлеба.

– Не хочется. Ешь.

Барт вытер рукавом рот. Лег обратно. Глаза у него повеселели.

Женевьева взяла пустой кувшин, заглянула. Ни капли не осталось. Не страшно. Ей не вредно немножко похудеть. Тогда у нее вместо ее дурацкого цветущего вида будет такой возвышенный, неземной. Интересно, а какой больше нравится мужчинам? Наверное, зависит от мужчины.

– А у нас в семье, – повертела она посудину, – есть легенда о кувшине молока и…

– И рыжем князе?.. – автоматически продолжил Барт.

– Ты ее тоже знаешь? – отставила она кувшин.

– Конечно, знаю. Одно из наших семейных преданий. Не самое интересное и не самое древнее. – Барт с любопытством посмотрел на Женни. – Мы что, родственники?

– Неужели? Давай проверим. Это легенда о том, как они выпили вместе молоко, а потом поженились?

– В общем, да, – рассмеялся Барт. – О, женщины! Вас в истории интересует только ее романтическая часть. Вообще-то, это предание о том, как брак, соединивший и примиривший два княжества во времена междоусобиц, оказался настолько счастливым, что это дошло до потомков.

– Нет, – покачала головой Женин, – гораздо древнее. Времена нашествий гуннов. И политически этот брак был невыгоден в силу некоторых обстоятельств.

– Давай рассказывай! Я про гуннов вообще мало что слышал.

Женин смутилась.

– Отец собрал из разных источников и записал это, а сейчас ищет исторические подтверждения. Вот лучше бы он рассказал. А я… Я могу путать гуннов с готами. И вообще, я не сильна в истории.

– Я тоже, – добродушно отозвался Барт. – У нас за историческую достоверность семейных преданий отвечает Рафаэль. Ну хорошо, нашествие, возможно, гуннов. И?

– Идет война. Насколько я поняла, побежденные не только с завоевателями дерутся, они еще между собой воюют. Никто ни с кем договориться не может. Действия несколько затянулись.

– Это уж как водится, – усмехнулся Барт. – Надо определиться, кто с кем против кого дружить будет.

– В одном замке на побережье обосновались завоеватели. Их предводитель привез с собой свою единственную дочь. Красавицу. Ей было всего пятнадцать лет!

«Это сказка или легенда?» – усмехнулся про себя Барт.

– Однажды Амелия, это я ее так прозвала, просыпается от шума. В спальне кто-то есть. Незнакомец знаками ее умоляет, чтобы молчала. К ней стучат слуги, и Амелия прячет незнакомца под кровать.

– Не было тогда еще кроватей, – перебил ее Барт.

Женин испугалась, что он сейчас ее засмеет. Потому что, вместо того чтобы задуматься, вписываются ли додуманные ею детали в историческое время, она обращает внимание только на переживания героев. Но ей не детали важны! Ей важна красота человеческих отношений!

Однако Барт вполне серьезно предположил, что незнакомец был прикрыт шкурами или вроде того. Успокоенная Женевьева продолжила.

– Она его спрятала, спросила у слуг, что за шум. Обнаружили веревку на внешней стороне стены. В замок забрался вор. Кто-то вбежал и сказал, что нет веревки, может, померещилось, тревога ложная. Вскоре все утихло. «Ну так что ты хочешь украсть?» – спросила Амелия. «Ты меня не боишься? – удивился рыжий вор. – Слава о твоей красоте давно вышла за пределы этого замка, рад увидеть это своими глазами». «Не боюсь, льстец. У меня кинжал, и я умею с ним обращаться. В замке целое войско. Тебе не уйти живым». «О, любопытные дочери Евы, – воскликнул вор. – Но слушай. Мне нужен один важный документ из тайника. Слово чести, что вам он безразличен, а для мира на этой земле он важен. Позволь мне его взять и удалиться». «А кто ты, чтобы я верила твоему слову?» – презрительно поинтересовалась Амелия. Рыжий незнакомец назвал имя, известное у завоевателей как имя местного разбойника.

Барт хмыкнул. Он чувствовал, когда Женин слишком вольно трактовала легенду. Она нахмурилась. Она просто знает, что именно так оно и было.

– Амелия спрашивает: «А как ты докажешь, что документ принадлежит тебе по праву?» «Я знаю, где он спрятан», – отвечает разбойник. Вор хорошо ориентировался в замке. Он достал документ из тайника. Амелия не смогла прочитать текст, начертанный незнакомыми письменами, но спросить, о чем он, было ниже ее достоинства.

«Этому охотно верю», – подумал Барт.

– Амелия держит в руках пергамент. Вор полностью в ее власти. Стоит ей закричать – его схватят. Амелия смотрит в его глаза. В них спокойная уверенность. Взгляд настоящего мужчины.

Барт улыбнулся.

– «А что если истинный владелец документа под пытками выдал тебе тайник?» – задумалась Амелия. «Видишь роспись и печать? Сравни с моею. Вот, она, печать». – Он потянул за шнурок на своей шее. И Амелия отдала ему бумагу! «Я верю честному слову. Если этот документ принесет несчастья, то проклятие падет на твою голову!»

Барт усмехнулся: «В женском пересказе в этой истории много дыр».

– Амелия повела его к черному входу. На кухне заметила, какой голодный взор он кинул на припасы, и предложила кувшин молока. Они выпили его вдвоем. Рыжий разбойник неожиданно сделал ей предложение! «Да!» – ответило ее сердце. «Жди сватов», – вор исчез в темноте ночи.

Женевьева замолчала.

– Что дальше? – спросил Бартоломью.

– Амелия отвергает женихов. И с интересом ждет последствий того пергамента. Объявляется местный наследник престола. Он желает мира. Он жаждет договориться. У него есть документ, подтверждающий его права. Завоеватели устали. Они тоже хотят договориться. В замок приезжают сваты. «Как скажешь, – говорит Амелии отец. – Этот брак – лучший вариант прекратить войну и соединить семьи старых и новых правителей в одну». «Да», – отвечает Амелия.

– Ты же говорила, что политически брак не выгоден? – перебил Барт Женевьеву.

– С этим женихом – выгоден, но он не тот! Он появляется собственной персоной. Документ у него есть, но сам он – молодой, красивый – не ее рыжий вор!

– Шесть баллов по пятибалльной шкале! – захохотал Барт, поймал недовольный взгляд Женевьевы, улыбнулся.

– Продолжай, Шехерезада!

– Отец теперь настаивает. Мысль браком урегулировать проблемы ему нравится все больше и больше. Амелия разговаривает начистоту с женихом. Она просит свое слово обратно, потому что ошиблась. Жених на коленях… – Женни смущенно посмотрела на Барта, но ведь действий из предания не выкинешь. – На коленях просит держать слово. Разбойник – его близкий друг, который помог ему разыскать доказательства наследования престола, погиб. Пал в битве. Перед смертью рассказал, что его ждет невеста. Это не просто любовь, политика, это слово чести. «Я жена одного мужа!» – говорит Амелия. Ну или женщина одного мужчины, вряд ли она его уже прямо мужем считала.

Барт подавил усмешку.

– У нее созрел план – бежать в монастырь.

– А что, монастыри уже были? Женские? Или она в мужской… – Барт проглотил остроту, Женни явно серьезно относится к легенде, Рафаэль такой же.

– Она крещена уже в местную веру, как и все предводители завоевателей, но монастырь привлекает ее не служением неизвестному ей Богу, а как место уединения в печали. Она помнит взгляд разбойника. Его глаза. Он был так уверен в своих действиях. Роспись и печать. Жених явно лжец! Амелия бежит в ночь перед свадьбой! И у замка встречает своего рыжего настоящего жениха, он пытался проникнуть внутрь. Они жили долго и счастливо и умерли в один день.

– Как? – закричал Барт. – И это все?

– Нет, конечно. Но все остальное – неинтересно. Мой отец считает, что рыжий разбойник был истинным наследником. Отпрысков скрывали, они были вроде козырной карты в игре за власть. Разбойник не хочет занимать свое место в истории. Он помогает добыть престол глупому родственнику, которым можно вертеть, как пешкой, который полностью на него полагается. И который согласен на союз с завоевателями. И вот эта пешка, посланная быть сватом, вышла из подчинения и захотела в женихи, разбойника пленили. Рыжий взял родственника опять под контроль, не сразу, но взял. Сам он больше смотрел в будущее, его интересовала торговля, а не войны. Я не помню. Лучше расспросить отца о подробностях. Он заинтересовался семейным преданием и разыскал в рукописях много разных фактов, писал видным ученым.

Барт подумал вслух:

– Похоже, он хотел остановить кровопролитие, и почему-то это не удалось бы, приди он к власти сам. Интересно. Хотя очень запутанно. Здесь несколько историй намешано. Так бывает с древними рассказами. И замки – это не та эпоха. Надо будет свести твоего отца с Рафаэлем. Раф полжизни отдаст за возможность поразгадывать такую интересную легенду. Это тебе не фальшивые генеалогические деревья составлять на заказ.

– Расскажи вашу о кувшине молока, – попросила Женин.

Барт сел и потер лицо руками.

– Это не самая интересная наша легенда. Исторические персонажи известны. Стефан Красный. В смысле рыжий. Он не только рыжим был, он еще хромой от рождения…

«Колоритная персона, наверное, жутко некрасивый», – подумала Женин, пытаясь вспомнить, кто это, слышала ли она о таком.

– Хромота, впрочем, не помешала ему быть великолепным охотником и доблестным воином. Отец его правил долго, Стефана к власти не допускал, но Рыжий поначалу не сильно рвался, это потом кровь взяла свое. Он был доволен своим времяпрепровождением на тот момент, а может, у него и любовница была, словом, известие о том, что ему уже везут невесту, его не порадовало. Однажды на охоте он встретил процессию. Привезли! Злой шутки ради то ли он сам, то ли надоумил кого из товарищей, словом, показали они неправильный путь через разлившуюся реку. Полдня спустя, проезжая мимо реки, увидел он, что кареты застряли. Одна перевернулась со всем скарбом. В ней даже ребенок какой-то сидел испуганный. Рыжему стало совестно. Сила у него была необыкновенная. Помог он эти кареты вытащить и продолжил охоту. Вернулся поздно. Гости уже прибыли. Суета. Сундуки. Между сундуками обнаруживает он девочку-подростка, дрожащую от страха. Видимо, служанку невесты забыли, а ребенок не разобрался, что ему делать, куда идти. Он отвел ее покормить. Пьют молоко, расспрашивает он ее о невесте, она его о женихе для княжны. Подружились, уже смеются. Показал ей, куда идти. После оказалось, что это и была его невеста. И она в нем не признала жениха. Она ему говорит: «Мне рассказывали, что жених злой, хромой и рыжий, а ты добрый и красивый». Она не заметила, что он хромой и рыжий. Ты представляешь?

Женни молчала, пораженная.

– Ну что там еще. Он ей песню написал. Чтоб ей не было страшно за ним замужем. У нас самые романтически настроенные мужчины в семье поют ее своим возлюбленным. Не все, конечно. Но уж если женщина знает легенду, она выжмет из тебя песню, – хмыкнул Барт. – Вот такая семейная любовная история. Единственная из любовных, которую мы с Рафом разыгрывали. Она ему очень нравилась. Я догадываюсь почему.

– Почему? – тихо спросила Женни.

– Потому что девушка полюбила, увидев душу, а не физические недостатки. Их она не заметила вообще, – вздохнул Барт и лег.

– А кто у вас играл роль невесты? – спросила Женни и замолчала, Барт уже спал.

Сама Женни долго не могла уснуть. Она прокручивала в воображении услышанное. Представляла, что там было сказано на самом деле. Бедная испуганная девочка видит рыцаря, который одним движением ставит карету на колеса, она же не знает, что это из-за его злой воли они перевернулись в реку. Она робко смотрит на него из-за штор кареты и уже любит. Ах! И тот же рыцарь кормит и обласкивает ее, брошенную среди вещей. Ей было страшно на новом месте, этот взрослый мир, а у нее еще куклы в сундуке, только где тот сундук. И мама далеко. А доблестный и благородный мужчина рядом. Она действительно не видит хромоты… Почему влюбился он – тоже понятно. Но чтобы суровый воин сложил песню? Вряд ли Бартоломью захочет записать ей слова, да он сам вряд ли их знает, не тот он человек…

Женни показалось, что она только закрыла глаза, как уже прозвучал чей-то настойчивый голос:

– Сеньорита, пора вставать. Сеньорита.

Женин с трудом разлепила глаза, было впечатление, что в них попал песок. Хуан сидел на телеге, готовый двигаться в путь. Рядом с ним пристроилась вчерашняя девочка. На этот раз она не плакала, она зевала.

Женевьева сначала звала Барта, потом попыталась растормошить. Никакой реакции. Она взяла его за плечи и хорошенько встряхнула. «Отстань, Раф», – пробормотал Бартоломью, не открывая глаз.

– Барт, пожалуйста, проснись. Хуан уедет без нас, – Женин чуть не плакала.

К ней подошел крестьянин помоложе и протянул кружку с водой. Женин не поняла, что с ней делать. Он сам выплеснул воду на спящего Бартоломью.

Барт вскочил на ноги.

– Доброе утро, Бартоломью, – сказала Женевьева. – Я тебя бужу больше получаса. У Хуана сейчас терпение закончится, и он уедет без нас. Поторопись!

Вещи кто-то уже погрузил. Барт кивнул хозяину и его внучке и забрался в телегу. После холодного душа досматривать сны не хотелось. На него с любопытством поглядывала черноглазая девочка. Барт ей улыбнулся, она спрятала голову старику в колени. Барт достал блокнот. Через пять минут они с ней стали лучшими друзьями. Женевьеве и переводить не надо было, что девочка заказывала нарисовать, так здорово она сама изображала всех этих «ав-ав», «мяу-мяу». Каждый удачный рисунок сопровождался такими взрывами хохота, что Хуан оглядывался и ласково улыбался внучке.

– Женин, – оторвался от блокнота Бартоломью. – Мне кажется или я на самом деле слышу звуки поезда?

– Поезд! – оживилась Женевьева. – Наш прибыл?

Они подъехали к станции. Барт машинально сунул блокнот в карман, но маленькая смуглая ручка потянулась за картинками, а черные глаза смотрели обиженно. Барт рассмеялся и отдал девочке рисунки. Спрыгнул с телеги и помог Женин.

Они не увидели никакого поезда.

– Поезд только что ушел, – меланхолично ответила им служащая.

– Нет, – сказал Барт. – Женин, спроси еще раз. Этого не может быть. Ты что-то неправильно поняла.

Ушел. Только что. Они опоздали буквально на десять минут.

Барт молчал. Он окаменел. Потом заговорил, не глядя на расстроенную Женин:

– Какой же я придурок! Я должен был предвидеть. Я должен был вернуть тебя выяснить у толстяка, во сколько идет поезд.

– Не надо, Барт. – Женевьеву испугали незнакомые нотки отчаяния в его голосе, она даже думать забыла о поезде. – Он сам не знал, я спрашивала.

– Значит, мне не надо было соглашаться на ночевку у Хуана. – Бартоломью сжал кулаки.

– Барт, прекрати. Чем бы мы доехали?

– Нашел бы чем. Пешком бы дошли. А! Зачем меня только понесло собирать сливы! Проспал. Устал и проспал. Вечно эта нехватка денег!

– Деньги нам нужны на билеты. Пожалуйста, Барт!

Барт заехал кулаком по станционному заборчику. Доски выдержали. Кожа на кулаке содралась.

Женин вдруг сорвалась с места и исчезла. Бартоломью безучастно смотрел ей вслед. Женин вернулась.

– Бартоломью. До следующего пассажирского поезда четыре дня. Правда, денег у нас хватает только на полтора билета. Но мы что-нибудь придумаем, да?

– Да, ангел! Конечно, мы что-нибудь придумаем, – встрепенулся Барт, подхватил чемоданы и энергичным шагом направился к кассе.

Бартоломью зарезервировал два билета, оставив в задаток денег только на половину одного. Но он так обаятельно улыбался, что служащая не смогла ему отказать.

Потом он потащил Женевьеву искать почту-телефон-телеграф – что-нибудь, чтобы связаться с «внешним миром». Выглядел он неважно, был такой бледный, что Женевьева не выдержала и заметила:

– Лучше бы мы остались в госпитале и спокойно бы ждали следующего поезда там.

– Нет, только не сидеть на месте! – горячо возразил Барт и уже шутливо-наставительно добавил: – В любой ситуации двигайся вперед! Ничего не потеряешь. А плюс всегда есть.

– Какой у нас плюс? – заинтересовалась Женни.

– Ну… жирком не обросли, – рассмеялся Барт.

На почте Бартоломью заказал телефонный разговор, Женевьева взяла бланк телеграммы. На его удивленный взгляд она ответила вздохом.

– Не хочу зря волновать маму. Очень все запутанно будет звучать. Лучше я потом расскажу, когда вернусь.

Женни сидела и слушала, как Бартоломью давал указания Рафаэлю, кому позвонить, что сказать, где и что заказать.

– Раф, не подведи! Что? Пускай берут прошлогодний, помнишь, у кого хранится? Ничего страшного. Я? У меня все в порядке. Нет, не хочу говорить с родителями. Ну, давай. Мама? У меня все хорошо, скоро приеду, нас сейчас разъединят. Да, успею до карнавала, обязательно. Привет папе.

Барт положил трубку.

Как бы ей тоже хотелось услышать голос своей мамы. Сказать: «Не переживай, мамочка, у меня все хорошо». Но дальше что? «Я отстала от поезда из-за одного молодого человека, нет, мы с ним просто попутчики и, кажется, друзья. Я путешествую с ним вдвоем по этой ужасной стране в надежде добраться до аэропорта, а ночуем мы неизвестно где, и я забыла, когда последний раз ела…»

– Пошли завтракать! – весело перебил ее мысли Бартоломью.

– Поздно для завтрака, – улыбнулась Женевьева.

– Зато никогда не рано для обеда!

Оставшиеся деньги они проели.

– Так, – сказал Барт, выходя из ресторанчика со своими чемоданами в руках. – Чем еще этот город может нас порадовать?

Он плюхнул вещи посреди городской площади и огляделся.

– Ну-ка, переведи мне, что там столь коряво написано? – ткнул он пальцем в сторону театральной афиши на круглой тумбе.

Женин прочитала то, что и без перевода было ясно. «Отелло».

– Отелло? Пошли наниматься! Где они расположены?

Он так быстро пошел в указанном направлении, что Женин пришлось догонять его бегом.

– Ты с ума сошел. Зачем мы им нужны? Ты не говоришь по-испански. Я не умею играть на сцене. Нет, правда, не умею.

– Подметать сумеешь? – оглянулся на нее Барт и весело добавил: – Не бойся, подметать нам не придется. Ты видела, каким ужасным шрифтом было написано объявление? Бьюсь об заклад, что и декорации у них не лучше. Ничего, им повезло, но им придется раскошеливаться.

В театре, к удивлению Женевьевы, в этот час дня царила суета. Вот как рождается сказка! Женни остановилась в дверях и засмотрелась на сцену. Барт потянул ее в кресло последнего ряда. Они сели дожидаться окончания репетиции.

Из Гамлета в местном исполнении просто фонтаном бил темперамент. Из остальных персонажей тоже. Мало того. Актеры прерывали действие и не менее горячо, чем только что произносили диалоги, оспаривали реплики партнеров, ремарки длинноволосого седого руководителя, громко жаловались на необходимость репетировать сегодняшнего «Гамлета», если завтра уже пойдет «Отелло».

Одновременно что-то с грохотом двигали по сцене. Кто-то пытался наладить механизм, опускающий-поднимающий Тень отца Гамлета. Тень в голос возмущалась слишком резким дерганьем.

Женевьева следила за всем этим как зачарованная. Это, пожалуй, получше любого спектакля – его кухня!

Барт обернулся на новые звуки и ладонью пригнул ей голову. Над ними пронесли громадную кровать.

– Вот, сеньора отдала для «Отелло», – вытер пот с лица один из пришедших и сел отдохнуть прямо на эту кровать, занявшую полсцены.

– А! О! – взвыл директор труппы. – А завтра? Завтра она не могла пожертвовать? Зачем мне сегодня в Гамлете кровать? Куда мне ее девать?

– Завтра сеньора уезжает, – раздался почтительный голос с кровати.

– Может, на улице постоит? – спросила сверху Тень.

– Сопрут, – ответил Гамлет.

Актеры забегали вокруг кровати. Посыпались предложения замаскировать ее под могилу. «Мою могилу!» – воскликнул длинноволосый. Перевернуть вверх ногами? А спинки убрать можно? А что же тогда сделать из ножек?

Барт забрался на сцену:

– Но проблеме, сеньоры. – Он знаками показал, что кровать нужно поставить стоймя и прислонить к задней стенке.

Барт поднял какое-то покрывало и ловко задрапировал кровать, оглянулся, нашел и набросил еще одно. Все замолчали и с одобрением посмотрели на нечто стильное и совсем не загромождающее сцену.

Барт отошел на несколько шагов назад. Подумал.

– Можно так!

Сбросил драпировки, воткнул в кровать рапиры и поставил на них щит.

Появилось ощущение древнего замка, с гербом на… ну на чем-то древнем.

Директор застонал от восторга, подскочил к Барту и начал жаловаться, в каких нечеловеческих условиях приходится работать столичной труппе на гастролях.

– Разве это помещение? – взмахнул он руками. – Это курятник, а не театр, а что делать, где играть?

Женин добралась до сцены как раз вовремя, чтобы вытолкнуть вслушивающегося в испанскую речь Барта из-под резко падающей Тени отца Гамлета.

Тень потерла ушибленное место и выругалась.

– Скажи длинноволосому, – попросил Барт, – что очень жаль, что в провинции да еще летом никто не оценит по достоинству такую блистательную труппу.

Директор согласно вздохнул.

– А ведь есть что показать! – Барт поднял с пола скомканную бумажку, разгладил. – Зрителя надо завлечь на представление. Афишей!

Он на обратной, чистой стороне бумаги набросал, как, по его мнению, должна выглядеть привлекательная афиша. Женни удивилась, она ожидала от Барта больше художественности, а у него поперек знакомой кровати очень физиологически подробно мавр душил Дездемону. Лица актеров узнавались. Гамлет и Офелия.

– Сколько? – выдохнул длинноволосый.

Барт назвал цену. Директор труппы рвал на себе волосы, просил справедливой цены, взывал к милосердию. Женни испугалась такой реакции. Актеры равнодушно зевали. Видимо, такую сцену они видели не в первый раз. Барт снизил цену, но запросил аванс. Длинноволосый объявил, что победила любовь к прекрасному и он нанимает нового художника.

– А декорации к «Отелло»? – шепотом спросила у Барта Женевьева.

– Не все сразу. Будут и декорации, никуда он от нас не денется, – подмигнул ей заговорщицки Барт.

– А мне что делать? – грустно вздохнула Женни.

– Ну, если тебе мало переводить, будешь раскрашивать. – Барт уже закатал рукава.

Директору стало слегка обидно, что он так просто сдался.

– Не трогай. Рисуй своими, – отрезал он Барту, разыскавшему банки с красками среди хлама в подсобке.

Барт кивнул и пожал плечами. Минут двадцать провозился, устанавливая и закрепляя кровать с «гербом», потом исчез и вернулся с красками из подсобки. Никто ему ничего не сказал.

Работа закипела. Актеры восторженно цокали языками, особенно будущие Отелло и Дездемона. Барт им явно польстил.

«Ничего выдающегося», – подумала Женин, усердно раскрашивая буквы и стараясь не вылезти за карандашные линии.

Она отводила взгляд от темных пальцев на бледном горле и от высунутого из алых губ языка. «Тоже мне, натуралист».

Вечером они смотрели «Гамлета».

Женин «болела» за Тень отца Гамлета, у нее сердце замирало, когда Тень поднимали-опускали, но все обошлось. Бартоломью переживал за кровать. Всякий раз, когда актеры перемещались в опасной близости, он хватался за спинку переднего кресла. Не упала. Хорошо он ее закрепил.

Во время дуэли зрители повскакивали с мест и закричали, подсказывая героям, куда колоть.

– Вот это я понимаю – сила искусства, – насмешливо заметил Барт.

Женевьева огорченно на него посмотрела.

– Куда мы теперь? – спросила она его после спектакля.

– Как куда? Спать!

Публика разошлась. Уходили последние актеры. Барт демонтировал «герб», кто-то помог ему опустить кровать. Барт поискал покрывало. Себе он набросал тряпья на пол сцены.

– Прошу! – Бартоломью, иронически улыбаясь, поклонился Женевьеве.

Женин забралась на столь неожиданное ложе. Конечно, им надо экономить, гостиница стоит денег. Но спать посреди сцены!

– У! – крикнула Женни в пустоту зала.

– У! – отозвалось эхо.

– Ты что? – показалась над кроватью голова Барта.

Посмотрев на Женни, он сложил руки рупором:

– Вау!

«Вау-вау-вау», – ответило эхо.

Они рассмеялись.

– Ты хочешь стать художником? – спросила Женни.

– Нет, конечно!

– Почему «конечно»? Ты замечательно рисуешь!

– Мало ли что я делаю замечательно. – Барту неудобно было разговаривать снизу, он сел к ней на кровать. – Художеством много не заработаешь.

– А тебе надо много?

– Да, – серьезно ответил Барт. – А как ты думаешь? Все держится на отце. Он уже не молод. Если с ним что-то случится, то вся ответственность за семью ляжет на меня. Врачи говорят, что Рафаэлю станет хуже.

Он вздохнул.

– Сейчас ему лучше, явно лучше. По сравнению с тем, что было.

– А мама? – тихо спросила Женевьева.

– Что мама? Вся на нервах из-за этих проблем с Рафаэлем. У нее сердце больное. Я! Я в ответе за Рафа и за нее.

– И как ты собираешься заработать деньги? – поинтересовалась Женни.

Барт посмотрел на нее. Ну зачем он ей это рассказывает, она не поймет.

– Как-как. Женюсь на американке! – ответил своим обычным насмешливым тоном.

– Американка не обязательно богата, – заметила Женин.

– Я найду дочь миллионера, – цинично пообещал он.

– А у меня мама из Америки. Не богатая, конечно.

У Барта лицо вытянулось от удивления.

– Моя тоже.

Женин всплеснула руками. Таких совпадений не бывает!

– Моя приехала посмотреть на родину своего отца, влюбилась в моего папу и осталась.

– И моя! – воскликнул Барт. – Женевьева, скажи честно, ты – мое раздвоение личности? Сверим? Моя мама была с экскурсией в Меланьи. Отец провел группу американских туристов по замку, они ушли, он смотрит – в кресле семнадцатого века заснула девушка, он ее в группе не видел даже. Вероятно, сразу присела и отключилась. Он укрыл ее одеялом. Говорит, что стоял и раздумывал, целовать «Спящую красавицу» или нет.

Женни разулыбалась. Ах, как она любит такие истории! Она уже воображала себя спящей в бархатном темно-бордовом кресле на низких гнутых ножках.

– Мама проснулась. Отец показал ей замок. Персональная экскурсия. Для нее одной. И она осталась навсегда.

– Мои тоже довольно романтично познакомились. Мама гостила в Порт-Пьере у дальних родственниц. Отец как раз открыл книжную лавочку. На набережной.

«Книги, – поморщился Барт. – От них небольшой доход. Даже если выискивать древние и сплавлять их коллекционерам».

– Папа все стеснялся подойти и заговорить с мамой. И общих знакомых не было, чтобы представили. Однажды к ней прямо среди бела дня стали приставать хулиганы. Она забежала в первую попавшуюся открытую дверь. Книжная лавка, как можно догадаться. Папа взялся провести ее до дома, после чашечки кофе. – Женни захохотала.

– Что здесь смешного? – удивился Барт.

– Мама просто рассвирепела, когда увидела его через несколько дней в компании этих хулиганов. Это были его лучшие друзья! Загнали ему дичь в ловушку, понимаешь ли, – повторила она слова мамы.

– Предприимчивый! – Барт рассмеялся. – Похоже, ты мой двойник из параллельного мира. Флуктуации на заданную тему. Что у нас еще одинакового?

– Не знаю, что может быть сходного, – задумалась Женни. – Я всю жизнь прожила в Порт-Пьере. В детстве я их практически не видела, родителей. Они работали. С нами жила мамина мама, вот с ней мы вдвоем время и проводили, в квартире над лавкой. Представляешь, я заговорила сначала по-английски, а когда стала писать не на родном языке, отец взялся за голову, начал со мной срочно заниматься чтением. Но я быстро схватываю. Мама говорит, у меня способности к языкам.

– Надо же! Ну точно двойник! – удивился Бартоломью. – С нами тоже жила мамина мама. Бабушка занималась мною, пока мама возилась с Рафаэлем. Они вспоминают, что я поздно заговорил, но на двух языках сразу. Говорят, каша была ужасная. Только способностей у меня нет. Вот у Рафаэля есть. Он выучил испанский, готовясь в эту экспедицию. А у вас в Порт-Пьере наша яхта пришвартована. Это, конечно, громко сказано «яхта». Небольшая. Досталась в наследство от одного двоюродного деда развалюха. Мы с отцом привели ее в порядок и переделали под нужды Рафаэля. Раф с ума сходит от моря.

– Я тоже, – вставила Женевьева.

– Он плавает как рыба! Он вообще себя в воде увереннее чувствует. Мы каждое лето с Рафом ездим в Порт-Пьер. Живем на яхте. Все лето ходим под парусами. Зимой она на приколе в Восточном порту.

– Да это же в двух шагах от нашей лавки! Как же мы раньше не встретились? Неужели ты не слышал о Литературном салоне при книжном магазине? Поэты, писатели, художники, музыканты. Летом очень много народу собирается на «Вечера».

Барт покачал отрицательно головой и спросил в свою очередь:

– А ты видела нашу яхту? «Глаз бури».

– Нет. Такое имя я бы запомнила, – задумчиво сказала Женин. – Однако не самое подходящее название для морского судна.

– Рафаэль переименовал в честь одного…

– Камня! – не выдержала Женевьева. – Камня, украшавшего ножны пропавшего кинжала!

– Как? – удивился Барт. – Ты знаешь о кинжале Медичесов?

– Медичесам принадлежали ножны, а кинжал – собственность Мединосов! – строго возразила Женевьева.

– О! – усмехнулся Бартоломью. – Вы с Рафаэлем подружитесь. Он тоже любит точность деталей. Раф одно время пытался выяснить, что случилось с кинжалом.

– Ему удалось что-нибудь узнать? – затаила дыхание Женевьева.

Барт равнодушно пожал плечами, он явно не придавал этой истории должного значения.

– Ничего. Кинжал с ножнами исчез самым таинственным образом. Ну, ты знаешь.

Женни энергично закивала.

– Легенды, как именно он исчез, слегка отличаются в подробностях, но ничто не проливает свет, куда же, собственно, кинжал подевался. Рафаэль не нашел никаких упоминаний в последующие века о чем-нибудь похожем. Ни кинжал, ни ножны, ни даже камень не всплыли. Так, несущественная мелочь разве…

– Что?! – привстала Женни.

– Рафаэль считает, что нашел единственное изображение пропавшего оружия. В замке есть портрет неизвестного. Раф предположил возраст картины, отец с его подачи вызывал экспертов, они подтвердили. Рафаэль уверен, что кинжал в облачении тот самый, с Глазом бури на ножнах. Только он не уверен, кто из Медичесов изображен…

– Почему Медичес, а не Мединос?! – горячо воскликнула Женни.

«Интересно, знает ли Маленький дедушка о портрете? О том, что существует еще один рисунок кинжала».

– В замке Медичесов и портрет Мединоса? – засмеялся было Бартоломью, потом хмыкнул удивленно: – А это мысль! Рафаэль просто облезет от того, что сам до такого не додумался. Вот хохма – у Медичесов под самым носом столько лет висел портрет ненавистных Мединосов!

Он посмотрел на Женни, просто пожирающую его горящими глазами, и улыбнулся.

– Кинжала нет в замке. Мы уже этим переболели. Мы с Рафом обшарили весь замок от подземелий до крыши. Его там нет. Он пропал. Сгинул. Осталась одна легенда. О человеческом вероломстве.

«Да, – подумала Женни, – о вероломстве».

– А в замок можно попасть?

– Конечно. Мы с Рафом его тебе покажем, если захочешь. – Бартоломью помолчал и добавил: – Замок уже двадцать лет как музей.

«Надо же. Маленькие никогда не говорили, что в замке музей. Да бывали ли они там сами хоть раз?!» – усомнилась Женни в разумности действий стариков, не зря же их чокнутыми считают, слишком они верят в то, во что хотят верить. Очень упрямые. Как все Мединосы.

– А твой отец работает в музее экскурсоводом? – догадалась Женни.

– Не совсем. Иногда работает, да. – Барту не хотелось вдаваться в подробности.

Это странности его семьи. Вот увидит сама. И поймет. Или не поймет. Он встал.

– Мне надо выйти. Не боишься остаться одна?

– Нет, – не совсем уверенно ответила Женни.

– А может, тебе тоже надо? Провести в туалет?

Он с ней обращается как с маленькой! Женни покраснела и энергично потрясла головой.

– Я скоро вернусь. – Барт спрыгнул со сцены и пошел к выходу.

– Барт! – Женни все еще переваривала услышанное.

Он обернулся.

– А как Рафаэль ходил по замку? Он же… болен.

– В основном, на моей спине, там где лестницы.

Барт постоял, но Женевьева молчала. Он развернулся и ушел.

Женни лежала и думала. О Маленьких, которые всю жизнь посвятили разгадыванию тайны исчезнувшего кинжала. У них была своя версия. Слова Бартоломью ее разбивали. Маленькие огорчатся, когда узнают, что кинжала в замке нет. Вся жизнь напрасно. Над ними и так все смеются. Нет, она им ничего не скажет, пусть живут спокойно. Они такие славные, хотя все Мединосы считают Маленьких сумасшедшими. Мама ей как-то заметила, что у Мединосов просто рок какой-то. Сколько бы они не потешались над этой историей, но наступает час, когда кто-то из Семьи сам сходит с ума и поселяется в Меланьи, замещая предыдущих Мединосов. Мама говорила и с опаской посматривала на Женевьеву. Не нравилась ей идея отпускать дочь ухаживать за Маленькими. Женни слышала, как мама высказывала папе опасения, что уж очень Женни впечатлительная, и еще он ей вбил в голову все эти старинные семейные предания. Как бы их девочка не заразилась этой кинжаломанией. Женни тогда усмехнулась. Ей все это интересно, но голова у нее трезвая и рассудительная. И надо же было такому случиться, что в далекой Южной Америке ей повстречался Бартоломью с такими же легендами. И это после очень солидной экспедиции, которая еще больше утвердила ее в мысли серьезно заняться биологией или фармацевтикой. Бартоломью, брат Рафаэля. А Рафаэль, наверняка, добавит интересных подробностей! Женевьева закрыла глаза.

Ей снился Глаз бури, а не кинжал Мединосов. Ножны, в которые был вделан камень, принадлежали Медичесам по воле жадной и скабрезной герцогини. Ворам Медичесам!

Барт вернулся. Взглянул на кровать. Женни спала, по-детски положив ладошку под щеку. Он уселся в ее ногах, прислонился к спинке. Он точно познакомит Женевьеву с Рафаэлем. Рафу понравится такая компания. Рафаэлю вообще не помешала бы хоть какая-то компания. Вечно он всех сторонится. Но захочет ли Женни? Барт посмотрел на Женевьеву, которая уже перевернулась на спину и раскинула руки – ей этой громадной кровати было мало. «Она не злая. Главное, я ей все рассказал о Рафе. Сама решит, будет ли она водить дружбу с инвалидом».

Барт недовольно замычал, получив пинок в живот. Открыл глаза – яркий дневной свет заливал театр. Он лежал поперек кровати, а в живот ему упиралась пятками Женевьева. Ладно бы просто упиралась, а то брыкалась. Барт сел. Женин проснулась. Увидела Барта и улыбнулась.

– Доброе утро, Бартоломью.

– Привет. – Он зевнул и потянулся. – Ну, что там у нас по плану? Декорации?

Директор театра мгновенно купился на идеи Бартоломью и заказал ему новое оформление к «Отелло».

Барт вынес чистые холсты на улицу, ему показалось, что внутри театра недостаточно освещения. Женни покрутилась рядом. Утром легенда о кинжале в ее глазах сильно потускнела. Сказки! Женни еще наслушается их от Маленьких. Может, Бартоломью с Рафаэлем не откажутся поразвлекать Маленьких своим обществом. Барт, впрочем, и сам не собирался продолжать вчерашние разговоры. Он чиркал карандашом – отходил – окидывал взглядом, брался за голову, дергал себя за волосы, опять проводил какие-то линии.

– Ты что, не делаешь эскизов? – удивилась Женни.

Барт так отсутствующе на нее посмотрел, что она сочла за лучшее не мешать и отправилась на поиски дешевого обеда для них.

К ее возвращению он успел уже кое-что нарисовать в цвете. Потрясающе! Женни заметила яркую картинку еще с дальнего конца улицы. Барт сидел на корточках и красил нижний угол нового холста. На его работу засмотрелась местная девушка. Он поднял голову и что-то сказал ей. Женин не расслышала. Девушка рассмеялась и подошла поближе. Барт встал и облокотился на незаконченный еще холст. Его улыбка становилась все шире и шире, поза все расслабленнее. Девушка что-то говорила и звонко смеялась. Все громче и громче. Женин подошла к ним.

– Красавчик, а ты сможешь меня нарисовать? Только скажи когда, – спрашивала, сверкая карими глазами, девушка.

– Ты прекрасна, – отвечал Барт.

«Надо же. Похоже, и переводчик им не нужен». – Женин остановилась в нерешительности.

Девушка оглянулась, увидела Женин, скользнула по ней слишком уж безразличным взглядом, повернулась к Барту и игриво пальчиком повертела его завиток за ухом. Как будто Барт был ее собственностью! А он улыбался. Он не возражал!

– Я купила обед! – Женин ткнула ему в руки пакет и бегом влетела в открытую дверь театра.

Ну и чего, собственно, она расстраивается? Ну не обращает он на нее такого внимания, как на ту девушку. А что, должен?

Женин села в первом ряду, развернула свой бутерброд. Ела, глотала слезы и сочувствовала Дездемоне, которая никак не могла втолковать Отелло, как ее правильно душить. Он уже задыхался от ее объяснений. Пока директор труппы не пригрозил, что поменяет их местами. От этой мысли Отелло наконец озверел и заставил задохнуться Дездемону.

– Женин, о чем она со мной говорила? – раздался голос Барта.

– Просила нарисовать ее портрет.

Он хлопнул себя по лбу.

– Мог бы и догадаться.

Он положил готовых два холста сохнуть рисунком вверх на спинки кресел и ушел.

Женни вытерла руки о штаны – все равно грязные. И платочки все грязные. И заметила, что на коленках протерлись дырки.

«Мне же надо в чем-то ходить, пока я зашью и постираю штаны», – оправдывала себя Женни, вынимая из саквояжа платье. Оно ей еще ни разу не пригодилось за это лето, зря что ли брала.

– Женни, где ты бродишь?! Объясни им, что холсты еще сырые, смажут все краски. Аккуратно, сеньоры! Женни!!!

Женевьева забралась на сцену вразумлять неосторожных актеров. И остановилась, пораженная. Столько экспрессии было в броских щитах, что ставил Барт. Краски кричали. О несовершенстве человеческой души, о смутном терзании, о мрачных подозрениях. Просто абстракции. Просто игра цветом. После натуралистической афиши она ожидала не таких декораций. Барт пятился и налетел на нее. Обернулся.

– Не знаю, надо ли было так подчеркивать. Или лучше бы оттенить игру – и все.

Он оглядел ее и, ей показалось, улыбнулся, одними уголками глаз.

Женни покраснела. Может, он и не заметил, а ей почудилось. Вовсе не для него она надела платье.

На нарядную Женевьеву обратили внимание другие. Посыпались комплименты. Женни засмущалась и готова была сквозь землю провалиться. Последним разглядел нежную голубоглазую блондинку в окружении смугловатых брюнетов руководитель труппы. Вот она, настоящая Дездемона! Румянец загримируем.

– Стоп, стоп, стоп. Все вниз, – закричал он. – А ты возьми текст и прочитай.

– Я? Я не умею. – Но соблазн был так велик, что Женин, сильно волнуясь, зачитала слова с листка.

– Хорошо, – ободрил директор. – А теперь – в действии.

Женевьева посмотрела в зал. Раньше она робела. Она смертельно тушевалась и ни одного слова не могла произнести со сцены, прилюдно. Родители оставили попытки задействовать ее на своих «Вечерах». В Литературном салоне она всегда была просто зрителем. Конечно, ей хотелось. Еще бы. Наедине она так часто разыгрывала всякие сценки. Но то наедине.

Барт краем глаза заметил, как предыдущая Дездемона злобно прищурилась. Он сделал шаг и встал между нею и ступеньками. Так, на всякий случай.

Все ждали. Женин посмотрела на Барта. Ну почему он такой серьезный? Женин открыла рот произнести фразу. Слишком напыщенное предложение, кто только додумался такое написать! Ах, ну да, Шекспир! Ее разобрал смех. А они все под сценой внимательно слушали. Она попробовала еще раз и рассмеялась опять. И опять. Женин покачала головой.

– Нет. Я не смогу.

Она убежала в подсобку. В конце концов, у нее есть важные дела. Саквояж перепаковать!

Барт зашел к ней, притворяясь, что по делу.

– Мне краску нужно поставить.

– Я не расстраиваюсь, – сказала ему Женин, отрываясь от своего чемоданчика.

– Первый раз всегда страшно, – утешил Барт, еще раз проверяя, хорошо ли он закрыл крышки на банках.

– Это я раньше боялась. Сегодня меня почему-то смех душил, – вздохнула Женин.

– Это все же лучше, чем если бы потом тебя задушила Дездемона, оставшись без роли, – серьезно заметил Барт.

Они переглянулись и захохотали.

Барт не дал ей насладиться «Отелло» и повоображать, что это она, Женин, сейчас там на сцене. Он ерзал, вскакивал, садился. Затих только к концу спектакля.

– Я не подумал об их костюмах! – пожаловался он Женин по окончании последнего акта. – Я ориентировался на аляповатые костюмы «Гамлета». Мне и в голову не пришло, что у них есть другие, под старину.

– Решили проветрить все, что у них есть, – улыбнулась Женин.

– Как ты – платье? – подколол он.

Женин покраснела. Барт задумался, глядя на все еще освещенную сцену.

– Переделать?

– А кровать? – вдруг обратила внимание Женин. – Кровать удачно вписывается в декорации.

– Ну конечно. Ее я учел. Не слишком древняя…

Они дошли до сцены, Барт провел ладонью по спинке кровати.

– Жалко, что нельзя переделать костюмы, – пожалела его Женин.

– Ты – гений! Я уговорю их завтра убрать мелкие детали с костюмов. Вот и все! – он присел на их ложе.

Женин устроилась у изголовья.

– Бартоломью. Неужели ты не хочешь стать художником?.. Я понимаю – не можешь. Рафаэль, семья. Но ведь хотел бы, да? С твоим талантом…

– Разве это талант? – Барт пожал плечами. – Умею схватывать детали и правдоподобно передавать их на бумаге. Любой фотограф теперь делает это лучше. Вот где будущее!

Он кивнул в сторону подсобки, где лежал в рюкзаке его фотоаппарат.

– Талант, это когда есть что сказать помимо слепого копирования действительности. Талант, это когда из тебя рвется что-то наружу и ты уже не можешь молчать. – Барт посмотрел на свои руки. – Для меня это всего лишь баловство. Я чувствую, что публика хочет видеть. Всегда угадываю. И не знаю, чего хочу я. Халтура. Зачем делать это профессией и мучиться?

– Удивительный ты человек, – горячо сказала Женевьева. – Я видела у отца в салоне много художников. И половина из них не одарена так, как ты. Но они все до одного кичатся своими работами. Все – непризнанные гении, все – мессии своих идей. Говорить способны только о себе и о том, что они хотели выразить своими работами. Первый раз вижу, чтобы человек так скромно оценивал свои творческие способности.

– У меня их слишком много, – насмешливо развел руками Барт, но добавил грустно: – Правда, я не такой умный, как Рафаэль. Вот у кого способности!

Женин это задело. Рафаэль – то. Рафаэль – это. Ну нельзя же вечно превозносить Рафаэля и умалять себя!

– Почему ты ценишь себя так низко? Ты умный и талантливый! Я знаю, что говорю. Я видела знаменитостей. У них апломба больше, чем талант того заслуживает…

– Сказано, – назидательно перебил ее тираду Барт, – садись на пиру на последнее место, чтобы хозяин пересадил тебя на первое, по заслугам. Ты меня уже пересадила на почетное место. Не брезгуйте претворять библейскую мудрость в жизнь!

Женин открыла рот. Закрыла. И рассмеялась. Вот пройдоха. А она за него распереживалась. Как же. Задвинет он себя на задний план. Попалась на крючок собственного воображения.

Барт улыбнулся.

– У вас что, сильно религиозная семья? – ей не верилось, что он сам изучал Писание.

– Мама ударилась в религию с тех пор, как родился Рафаэль. Отец говорит, она раньше такой не была. Мама нам читала Новый Завет в детстве по вечерам, а мы пытались сбежать. Поиграть в свои сражения.

– А как Рафаэль участвовал в таких забавах?

– Исполнял роль короля. Я ему сооружал трон или лошадь. А сам я скакал и за рыцарей и за их лошадей.

Женин представила и засмеялась. Барт тоже.

– А кто играл женские роли?

– Никто. Мы просили себе сестричку. Сами мы не хотели изображать всяких там королев. Но родители… Родители больше не решились заводить детей после того, как родился Рафаэль.

– А я – единственный ребенок. Слушаю тебя и завидую Рафаэлю. Вот бы у меня был такой старший брат!

«Старший брат?» – разочарованно подумал Бартоломью.

Он лег на бок и подпер голову рукой.

– Я была глупая в детстве, – призналась Женни. – Боялась, что родители будут любить меня меньше, если появится еще один ребенок. Я им однажды заявила, что пусть только попробуют, я его выброшу, если они его принесут. Вот ужас-то! Надеюсь, что не мои слова их остановили.

Она осеклась. Зачем только сказала. Барт подумает, что она эгоистка.

– Нет, – успокоил ее Бартоломью. – Взрослые люди сами принимают решения. Какие же они взрослые, если в важных делах будут оправдывать себя словами неразумного ребенка.

Он помолчал и неожиданно выдал:

– А я ведь чуть не убил Рафаэля. В детстве.

– Как это? – прошептала Женин.

– Вот как ты говоришь. Я решил, что меня разлюбили. Что я никому не нужен. Все заняты только им. «Он маленький. Он больной. Он не хочет есть. Он много плачет». Я взял кухонный нож и пошел ночью его убивать. Мне было лет пять. Или шесть. Раф спал. Его уложили наконец-то. Укачали. Перестал орать. Я решил его разбудить. Негоже рыцарю убивать беззащитного. Потом подумал, что он не сможет дать мне сдачи. Это будет нечестная борьба. Он слабый и не ходит. Я решил сначала научить его давать сдачу, чтобы поединок у нас был на равных.

– И что?

– И отнес нож обратно на кухню. А утром стал учить его драться. Он оказался хорошим парнем. Рафаэль не плакса и верный друг. Научил его на свою голову, – улыбнулся Барт. – Знаешь, какой Раф сильный стал? Он упрямый и очень последовательный. Если что-то делает, то не бросает. Он каждый день качает мышцы. Не против побороться. Только я с ним связываться не люблю. Одолеет же.

Они помолчали.

– Не знаю, почему я тебе все это рассказываю. – Барт зевнул. – Никогда никому не говорил.

– Я никому не скажу, – пообещала Женин. – Даже Рафаэлю.

– Раф знает. От Рафаэля у меня секретов нет, – пробормотал Барт засыпая.

Разбудил Женевьеву голос Дездемоны. Женин села на кровати и попыталась сообразить, снится ей ворчание актрисы или она слышит упреки в адрес Отелло наяву. Тогда откуда?

Пыльная голова Дездемоны показалась над кроватью.

– Сережку потеряла, – пожаловалась она, увидев, что Женин не спит. – Ты не находила? Жаль. Ох, как мне эта сережка сегодня нужна.

Голова исчезла. Женин не раздумывая нырнула под кровать помогать искать.

– Ну точно, она слетела, когда этот идиот меня душил, – ползала по полу Дездемона. – Он же трясет, как ненормальный. Нет чтобы аккуратно, нежно.

Барт заворочался над их головами. Дездемона перешла на многозначительный шепот:

– Карлос сегодня приезжает! Серьги – его подарок.

Они выбрались из-под кровати.

– Здесь Отелло схватил меня и затряс, – встала на место Дездемона.

Попятилась к кровати.

– Швырнул.

Она упала, закинув руки и свесив голову. Женин обошла вокруг, присела, отодвинула копну темных волос Дездемоны и увидела на полу застрявшую в щели сережку.

– Вот она!

Барт резко сел на кровати, испуганно вращая глазами. Обнаружил лежащую Дездемону и открыл рот.

– Доброе утро, Бартоломью, – улыбнулась Женни.

– Привет, – перевел он взгляд. – Что у нас происходит?

Дездемона поднялась, забрала серьгу, сообщила скороговоркой, что сегодня выходной и что актеры вечером собираются в ресторанчике, их ждут тоже. Стрельнула глазками в сторону Барта.

– Главное – Карлос приезжает, – протянула томно и упорхнула.

– Выходной? – огорчился Барт, когда Женни пересказала ему, в чем, собственно, дело. – Здесь нам сегодня не заработать. Ну ладно, что-нибудь придумаем, город большой, до вечера уйма времени.

Он пошел было умываться. Женевьева взялась за канат, на котором летала в «Гамлете» Тень.

– А почему они не убрали?.. – потянула она его на себя.

Барт обернулся, крикнул, предостерегая, но поздно. Женевьева взмыла вверх.

– Держись! – Барт опрометью бросился к механизму.

Чертыхаясь, он дергал все рычаги.

Опс! Женни со свистом понеслась вниз. Спрыгнула, не долетев немножко, и одернула юбку.

– Ничего ножки, – одобрительно заметил Барт, подходя и закрепляя канат узлом.

А она была так горда собой! Не испугалась. Не завизжала. Не упала.

Вот он сейчас вернется, и она сделает что-нибудь такое, такое, чтобы он запросил пощады. «Ничего ножки!» Кто ему дал право оценивать ее ноги…

– Пошли скорее! – позвал ее от дверей Бартоломью. – Посмотрим, какую работу этот город мне сегодня приготовил.

Ах, ну да, она совсем забыла: они отстали от поезда, у них недостаточно денег на билеты.

«Бартоломью, мне нужно серьезно с тобой поговорить, – хотелось сказать Женевьеве. – Почему ты это делаешь?»

Она набралась мужества, отрепетировала фразу и произнесла:

– То, как ты разговариваешь со мной днем, очень сильно отличается от того, что ты говоришь ночью.

Она сделала паузу.

Бартоломью разобрал смех.

– Да? А разве мама не предупреждала тебя, что не надо верить тому, что говорит тебе ночью мужчина? – спросил он.

Женин вспыхнула. «Ну вот, опять».

– Женин, ты что, в школе не училась? – удивился Барт.

– Училась.

– И тебя что, не дразнили?

Женин пожала плечами.

– Не верю, – рассмеялся Барт. – Ты – такой лакомый кусочек!

Женин вспыхнула.

– Ну хорошо, раз ты не постигла эту науку в школе – наверстывай упущенное, пока я рядом. – Он улыбнулся. – Если тебя дразнят или обзывают, никогда, слышишь, никогда не подавай вид, что тебя это задевает. Пропускай мимо ушей, не отзывайся, проходи мимо как ни в чем не бывало. И рано или поздно это надоест даже такому противному насмешнику, как я!

– Вот здесь, – прервала его и показала Женевьева, – я нашла вчера недорогую еду. Позавтракаем?

Барт кивнул.

Они устроились на улице. Хорошее утро – еще не жарко.

– Ты говоришь такие вещи, что невозможно не обижаться, – заметила Женин, задумчиво разглядывая свою тарелку.

– Я говорю ровно те вещи, которые конкретно тебя смущают. Всякие намеки на отношения, – вещал Барт с набитым ртом. – Вот Дездемона, например, только похихикала бы. С ней, чтобы поддразнить, нужно говорить об ее актерских промахах. Рассвирепеет как тигрица.

– А тебя как?

Барт уже проглотил свой завтрак, Женин отломила ему половину своего хлеба, он машинально сунул в рот.

– Меня? Я оброс толстой шкурой.

– Тебя дразнили в школе?

– Ха! Я сам там дразнил. Учителей.

– Учителей? Зачем? – Женин начала есть, стараясь не спешить, она положила Барту еще кусочек хлеба.

– Мне нужно было, чтобы меня выгнали, – улыбнулся он, но как-то невесело.

– Зачем?! – Женни даже привстала.

Он молчал.

– Расскажи! Пожалуйста.

– Длинная неинтересная история. – Барт задумался, что можно забавное извлечь из его пребывания в школе. – У родителей была навязчивая идея, что старший сын должен получить хорошее образование в приличной школе. Связи, имя, то, се. К тому же, один двоюродный дядя еще и год оплатил с условием, что я из штанов выпрыгну, чтоб заработать стипендию. Меня запихнули в Колледж святого Андрея, может, слышала…

– О! Конечно, – с уважением выдохнула Женин. – Частная школа для мальчиков.

– А! – махнул Барт рукой. – Ничего веселого торчать год в закрытой школе. Мама, понимаешь ли, сокрушалась, что у меня плохое образование. Это в компании с Рафом-то плохое? Что у меня нет никакого достойного общения. Кроме Рафа. Мне нужно общество. Можно подумать, я не могу организовать себе это самое общество, если захочу.

– Ты – можешь, – с уверенностью подтвердила Женевьева.

– А вот Раф – нет! Я – его единственное общество. И его лишили этой малости ради моего престиж-но-го, – скривил Барт губы, – образования! Нас разлучили. Ты уже поела? Пошли!

Они зашагали по тесной городской улочке.

– Что дальше? – спросила Женин.

– Ничего. Замучил всех вусмерть, учителя поговорили с родителями, мягко так, они в лоб меня неподдающимся воспитанию не называли, но подразумевали, и меня вернули домой. Новый доктор Рафаэля признал, что Рафу со мной легче. Нас оставили в покое и на домашнем обучении.

Дома пошли реже, с лужайками. Улица стала просто широкой дорогой.

– С Рафом учиться, конечно, сложнее, чем с одноклассниками в школе. Он же умный. Гонит вперед, за ним не успеешь. Но в домашнем обучении есть свой смысл. Сам себе составляешь программу. Вернее, Раф. Наш старичок-учитель был не против. А друзья ко мне до сих пор приезжают. Которых в колледже завел. У нас же весело в Меланьи. Вот то, что нам надо! – неожиданно заключил Барт и решительно направился к розовому дому с колоннами.

Садовник взглянул на них вопросительно.

– Скажи ему, пусть позовет хозяина. Художник из столичного театра заинтересовался их кустами.

Барт деловито прошелся перед домом, заглянул на террасу и даже в окно.

К ним вышел очень солидный сеньор в шелковом халате.

Барт велел перевести, что он прогуливался по окрестностям и, как особа с тонким художественным вкусом, не мог не залюбоваться домом. Но вот кусты. Это же просто безобразие! У него есть пара идей, если хозяину интересно… Аванс вперед.

Барт получил аванс и секатор.

Сеньору принесли чашку кофе, и он прохаживался вокруг куста у самой террасы. Барт сделал из куста идеальной формы шар. Сеньор довольно закивал, пожаловался на жару и скрылся в доме.

Бартоломью энергично щелкал ножницами. Женин, чтобы не чувствовать себя бесполезной, собирала в кучу обрезки веток. Барт витой спиралью «закрутил» живую изгородь до ворот. Прочитал табличку «Доктор Заммит» и удивился:

– Странное место. Никогда бы не подумал, что врачи любят селиться стаями. Вся улица в докторах. Напротив кто там у нас? «Доктор Мускат».

Женни улыбнулась снисходительно: тоже мне, великий путешественник. Целое лето в этой стране, а не разобрался в местных порядках.

– Он не обязательно врач. Они называют так тех, у кого есть высшее образование и даже просто высокое социальное положение. Значит, скорее, «уважаемый человек».

– А! Понятно. – Барт вытер рукавом потный лоб. – А то не тянет наш боров на врача.

Женни огорченно вздохнула: ну что он так грубо дает людям прозвища и вообще судит. Она догадывается, как он доводил учителей в школе.

– Похулиганим? – весело подмигнул ей Барт.

Оставался один куст. Через дорожку от куста-шара.

Щелк-щелк-щелк. Напротив шара из земли вылезла по самый рот морда носатого гоблина с растрепанной шевелюрой и выпученными глазами.

– Ах! – всплеснула руками Женни и выронила ветки.

– Я такого выстриг Рафу, когда он болел. Придумал, как повеселить. Он как раз читал о великанах, троллях. Как он смеялся! – Барт усмехнулся. – Да я, может, и твоим Маленьким что стриг. Врач Рафаэля как увидел эту морду из окна, с улицы ее не было видно, тут же попросил меня нечто такое у него в саду соорудить. И прорекламировал мою работу. Так и пошло. Кое-какие деньги.

– Нет. – Женевьева покачала головой. – У Маленьких нечего стричь. Ах, Барт, какая прелесть!

Она присела и погладила гоблина по шевелюре – на ощупь ветки, конечно, кололись.

Женни подняла на Барта глаза, полные слез.

– Ты… Ты – замечательный брат! Сколько же ты делаешь для Рафаэля! Вплоть до поездки на раскопки!

– Прям уж там, – скрыл свое смущение за ворчанием Бартоломью. – Ладно. Отходи давай. У Заммита несколько другие вкусы, чем у вас с Рафом.

Женни с жалостью смотрела, как гоблин исчезал, превращаясь в шар под ножницами Барта.

– Ну все. Зови Заммита.

Солидный сеньор вышел, одобрил работу и развернулся уходить.

– А деньги? – напомнила ему Женни.

– Какие деньги? Я вам заплатил вперед, – сладко улыбнулся «доктор».

– Но это же был аванс! – с отчаяньем крикнула Женни.

А Бартоломью зевнул равнодушно.

– Скажи борову, что доктор Мускат дает двойную цену, лишь бы я выстриг его кусты красивее, чем эти. Скажи «спасибо» и «до свидания».

Доктор Заммит догнал их у ворот. Барт немного поломался, но доктор был так щедр, что Барт согласился не стричь кусты доктора Муската.

– Когда и как ты ухитрился договориться с соседом? – поинтересовалась Женевьева у пересчитывающего кучу денег Барта.

Барт удивленно поднял на нее глаза, и она прыснула, поражаясь собственной наивности.

Бартоломью и Женевьева в приподнятом настроении возвращались в театр.

– О! Хочешь есть? – увидел Барт ту забегаловку, где они завтракали.

Он остановился в нерешительности и взглянул на Женевьеву вопросительно.

– Уже скоро ужин с актерами. Дотерпим?

Женни сглотнула слюну, но кивнула согласно.

В театре было пусто, темно и грустно. Пахло пыльными кулисами и гнилыми опилками. Барт поморщился и вынес на улицу, освещенную теплым заходящим солнышком, два стула. Женни и Барт присели. Из открытых окон соседних домов потянуло кухонными запахами.

– В отношении Рафаэля ты, конечно, молодец. Это же надо! Даже на раскопки поехал вместо него, – сказала Женни, стараясь не принюхиваться.

Она повертела носом, настроилась на волну кофе. Просто кофе, но, кажется, с булочками…

Барт лениво повернул к ней голову.

– Знала бы ты, почему я на самом деле поехал на эти раскопки, – усмехнулся он. – В любом другом случае я бы твердо сказал Рафу: не сходи с ума, сиди дома. И сам бы остался.

– И что случилось? – широко раскрыла глаза Женни.

– Ой, не смотри на меня так. Ничего хорошего, – скривился в гримасе Барт. – Я проиграл большую сумму денег в карты. Продать было нечего, кроме Кинжала.

«Кинжал! Они все-таки его нашли!» – встрепенулась Женевьева.

– Ллойд Оричес давно на него глаз положил. Можно было ему продать. Но это же мой Кинжал! Занимать я не могу, хоть меня все знают, кто-нибудь да одолжил бы денег. Не могу, это уронит мою честь. Ну и ситуация! В пору вешаться. Раф и выложил мне все деньги, которые скопил на эту экспедицию. Он, оказывается, всерьез готовился, рассчитал, что ему везде надо будет нанимать людей не только вещи таскать. Очень большую сумму припас. Если бы я не брал у него деньги, я бы просто заставил его остаться дома. А так – предложил поехать вместо него. Я и без денег смогу в экспедиции.

Женни была немного обескуражена, пожалуй, даже от Барта она не ожидала такого. Пристрастие к азартным играм.

– Зачем ты играл? – в голосе у нее прозвучала боль.

Ах, каким взглядом она его обожгла. О! Мама смотрела бы так же, если бы узнала. Хорошо, что не узнала. Умеют они, женщины, вынуть душу. Барт попытался объяснить.

– Хотел одним махом решить все денежные проблемы на год вперед.

– Ха, – презрительно сказала Женни и процитировала где-то услышанное: – Если вам нужны деньги – играйте в карты, деньги нужны не только вам.

Барт взвился.

– Да если бы не шулер, я бы выиграл! Я почему продолжил играть – карта шла хорошая! И вдруг – Джек! Джек уже был, я же точно помнил.

– Джек? – переспросила Женни.

– Ну, валет. Пиковый валет. Откуда он взялся второй раз? – Барт вздохнул. – Мне этот проклятый момент до сих пор покоя не дает. В бреду снился. В поезде.

– И ты возмутился? – Женни не представляла, как разговаривают с шулерами, хотя в глубине души она не очень верила Барту: виноватые всегда находят, чем себя оправдать.

– Я не знал. Я решил, что ошибся. Он же муж хорошей знакомой. Раф мне потом на пальцах все объяснил. Как меня убедили попробовать, потом дали выиграть. – Барт протянул к ней открытую ладонь.

– И тут же бац! – он резко сжал пальцы в кулак.

Досказал с неохотой:

– Я спровадил шулера из города. Чтобы он не успел натворить дел. «Пошел отсюда вон, пока тебя не разоблачили!»

– А почему ты не забрал деньги обратно?

– Я же не поймал его за руку. Прекрати меня допрашивать! Пошли к актерам! – Барт вскочил на ноги и добавил более миролюбиво: – Все хорошо, что хорошо кончается.

Раф никуда не поехал, но получит материалы для своих статей. Мама не хватается за сердце. Все живы.

Женевьева поднялась.

– О! – вдруг вспомнила она. – А кинжал? Получается, вы все-таки его нашли?

– Какой кинжал? А! – он рассмеялся. – Так зовут моего коня. Впрочем, в честь того самого кинжала Медичесов.

– Мединосов, – поправила его Женин.

– Какая разница. Увидишь моего Кинжала на карнавале. Очень резвый конь. Ллойд не зря так по нему убивается.

Барт задержался на входе в ресторанчик, заинтересовавшись странным геометрическим узором на ковре. Женин вошла в зал. Дездемона поманила ее к себе за столик. Обняла и зашептала на ухо, что Карлос еще не приехал, она уже просто извелась.

– Пить? А молоко у вас есть? – спросила у официанта Женин.

Он не подал виду, что удивился, принес кувшин на подносе с салфеткой. Женевьева набросилась на еду. Как же давно она не ела досыта! Женин забыла все свои манеры и просто до неприличия наслаждалась ужином. Из стакана отхлебывала со звуком. Хорошо, что мама не видит!

– Что пьете, девочки? – прозвучал над ними голос Барта.

– Молоко! – весело ответила Женин.

Он посмотрел на нее, на кувшин, опять на нее, удивленно поднял брови, но оставил без комментариев. Женин украдкой вытерла молочные усы.

– Пойду к мужикам, попробую чего покрепче. – Барт сел за соседний стол.

«Что же он подумал? – запереживала Женни. – Наверное, вообразил какую-то нелепость. Что я так верю во все наши семейные предания, что специально не стала пить с ним тогда молоко… Ну и пусть! А может, это ему обидно? Не объяснять же, что он так жалко выглядел, что хотелось его накормить. Это будет еще обиднее…»

Женни посмотрела на спину Барта. Хохочет. Чокается. Забыл? Или назло? Она уткнулась носом Дездемоне в плечо, та с жаром принялась жаловаться, что все мужики сволочи, всем надо только одно, они не понимают, что такое настоящая любовь, – грубые животные.

– И Карлос?

– О! Карлос… Исчадье ада! Похотливый кобель! Но как же я его люблю! – застонала Дездемона.

Барт оглянулся, как там Женни. Секретничает с актрисой. Ну ладно. Он поднял тост. Эх, жалко, слов испанских не хватает.

Женни опьянела. То ли от сытного ужина, то ли от винных паров. Ей стало хорошо, любила она всех, кроме Барта, разумеется. Что она и сообщила Дездемоне. Вошла в роль и чуть ли не со слезами стала жаловаться на Бартоломью. Можно подумать, что между ними что-то есть. Но если вообразить… Хорошо, что он не слышит. Впрочем, не поймет. Теперь Дездемона ее утешала, говорила, что Барт ее любит, это видно невооруженным глазом, хотя, конечно, и он – самовлюбленная свинья, как все красавчики. «Исключений не бывает! Поверь мне, уж я-то знаю жизнь!» Женни согласно кивала.

– Ты меня нарисуешь? Нет, прямо сейчас? – покачнулся Отелло.

Барт понял, вынул карандаш и взял салфетку:

– Запросто!

– Выпьем за художника! – сказала Тень отца Гамлета.

– И тебя нарисую! – пытался сфокусироваться на его лице Барт.

– Бартоломью, поднимайся, все уже ушли, – тормошила его за плечо Женин.

Он что, спит? Женин потянула его под мышки.

– Отстань, – проворчал Барт.

Женин увидела салфетки с портретами. Она узнала, кого он нарисовал. Черты были схвачены верно. Линии сильные. Только когда карандаш отрывался от бумаги, нетвердая рука дрожала и смещала его. Если вырезать детали и сложить, то будет сходство, а так – новый вид абстрактной живописи. Женин сунула рисунки в карман и сделала еще одну попытку сдвинуть Барта.

– Давай, помогу. – Дездемона деловито подняла его под мышки, нырнула под его руку и потащила к выходу.

Барт нес какую-то околесицу. Приглашал Дездемону на карнавал в Меланьи. И всю труппу.

– Да переступай ты ногами! – смеялась Дездемона.

Женин шла следом и злилась. Пьяница! Гад!

– Ой! Карлос! – актриса увидела фигуру у грузовика, попыталась переложить Барта на Женин, махнула рукой и поволокла его внутрь театра.

Вдвоем они затащили Бартоломью на кровать.

Дездемона поспешила к выходу.

Женин слышала, как кто-то спросил у актрисы высоким капризным голосом, где всех носят черти, что это за пьяный ухажер у нее завелся и кто эта блондинка, новая актриса что ли?

Ну и где ей теперь спать? Не рядом же с пьяным мужчиной.

Женин попыталась пристроиться на полу: тряпье разъезжалось, и она оказывалась на голых жестких досках. Помучившись, Женин села на кровать, посмотрела на безмятежно спящего Барта почти с ненавистью. У, свинья! Фу, как же от него воняет перегаром.

Но что делать. Женевьева улеглась рядом, ногами к его голове. Соседство ботинок Барта у самого ее носа не радовало. Женин опять села, стащила с него обувь. Нет, услугу оказывать она ему не собиралась! Отнюдь! Женин зашвырнула ботинки в зрительный зал. Пусть поищет с утра. Гад!

Барт с трудом открыл глаза и увидел пятки. Слегка потрескавшиеся, одна с лопнувшим волдырем. «О! Доброе утро, Женин! Вставать или ну его?» – Каждая мысль отдавала гулко в голову.

Они сели на кровати одновременно. Свежая бодрая Женевьева и помятый Бартоломью.

– Доброе утро! – процедила сквозь зубы Женин.

– Я что, вчера что-то натворил? – Барт поднял на нее глаза.

– Нет. – Женин смилостивилась и поздоровалась поласковее. – Доброе утро, Бартоломью.

– Привет-привет. – Барт спустил с кровати ноги. – Пойди сегодня выкупи билеты. А я пока на новые декорации раскручу наших. А куда запропастились мои ботинки? – Удивился он.

Женин молча показала в сторону зала. Она изо всех сил старалась не рассмеяться, когда он ползал, разыскивая обувь. Ей причесаться надо и вообще привести себя в порядок.

– Стой! – Барт нашел последний башмак и выпрямился.

– Я что, все-таки буянил вчера? – Он задумчиво рассматривал ботинки.

Женин не выдержала и прыснула.

– Что смешного? – Барт несколько смутился. – Так что я делал?

– Пил и рисовал.

– Я все время рисую.

Женин показала ему салфетки.

Он долго рассматривал, потом скомкал.

– Вот это надрался!

Прищурился насмешливо.

– Но я же не мог побывать здесь и не попробовать их текилу!

– Попробовал, – пожала плечами Женин.

– Надеюсь, рисунки никто не видел, – пробормотал Барт.

Ей стало его жалко.

– Нет. Что ты.

Женевьева влетела в театр. Бартоломью докрашивал какой-то стенд и разговаривал с мускулистым прилизанным брюнетом.

– Барт! – заорала Женин от входа.

Все повернули головы.

– Барт! – Женин добежала до него, протягивая пригоршню скомканных денег.

– Что случилось?

– Поезд отменили! Мне вернули задаток! Что мы будем делать?!

– Спокойно, – сказал он растерянно. – Я что-нибудь придумаю.

«Какие противные усики, – подумала Женевьева – Ох, ну и мысли мне приходят в голову. Очень вовремя». Она перевела взгляд с брюнета на Барта.

– Товарный? – говорил Барт в отчаянии. – Почтовый?

– Пешком по шпалам, – с грустной иронией продолжила варианты их отъезда Женин.

– Разрешите представиться, – не дождался обладатель противных усиков. – Карлос. Какое удовольствие встретить такую очаровательную сеньориту.

– Карлос, – простонал Барт, – красивой сеньорите и мне нужно в столицу, в аэропорт. Чем быстрее, тем лучше. А в вашей замечательной стране небольшие проблемы с транспортом. Отменили поезд в самый неподходящий момент!

– О! – лучезарно улыбнулся брюнет. – Позвольте помочь. Зачем вам поезд? Сочту за честь, если вы завтра утром составите мне компанию. На грузовике гораздо быстрее будет, чем на здешнем поезде.

– Ради сеньориты, – добавил он по-испански.

– Ах! – благодарно выдохнула Женин.

Желая сделать что-нибудь приятное в ответ на такую любезность, она нашлась и польстила: «Замечательный английский, сеньор Карлос!», про себя добавив, что слишком вычурный.

Карлос чуть не лопнул от самодовольства, начал было о полутора годах в Оксфорде, но продолжить не успел – Женин ринулась к выходу. Обернулась к Барту:

– Раздобуду обед!

К ней вернулось хорошее настроение. Завтра! Завтра они будут в аэропорту! И если не завтра, то точно послезавтра, улетят домой. Домой! Ура!

– Жена? – кивнул Карлос ей вслед.

– Нет. – Барт отступил назад и посмотрел на декорацию со стороны: – Гм, не то.

Он решительно добавил белой краски в банку с серой – в театре и так темно, сделаем камни посветлее.

– А! Подружка, – заключил брюнет.

– Нет. Попутчица, – пробормотал Барт, размешивая краску, вот тоже мне, привязался. – Просто попутчица.

Карлос сидел с ними у входа и безудержно хвастал. Барт и Женни жевали свои бутерброды и лениво поддакивали. Удостоверившись, что произвел должное впечатление, Карлос важно встал, откланялся и, насвистывая, отправился в город.

– Я думала, он никогда не уйдет, – усмехнулась Женни.

– Сынок! – насмешливо определил Карлоса Барт.

– Чей? – не поняла Женни.

– Своего влиятельного и богатого папочки. Видал я таких! Нигде толком не доучился. Ничем по существу не занимается. Проматывает папины денежки.

– А тебе завидно? – съязвила Женни.

– Мне безразлично. Главное, что его занесло сюда и он нас завтра подвезет. – Барт покачал головой. – Ну что ему здесь делать, посуди сама? Просто болтается. «Кон-тро-ли-рую, тот ли реквизит увезут».

– У них любовь с Дездемоной, – мягко опровергла его версию Женни.

– Любовь! – хмыкнул Барт. – Ну ладно, нам повезло, что у них случилась любовь.

– О да! Здесь она случается. Любовь, – насмешливо сказала Женевьева.

Она узнала, кто это там еще издалека так лучезарно улыбается. Бартоломью тоже узнал, встал и приосанился.

– Ну, я, пожалуй, пойду, – прошипела Женин, поднимаясь.

– Останься. Переведешь мне. – Барт даже не посмотрел в ее сторону.

Он лыбился навстречу той самой девушке, что кокетничала с ним на днях и столь бесцеремонно играла его локоном.

– Ну уж нет! – отрезала Женин. – Вы прекрасно понимаете друг друга.

И гордо удалилась. И захлопнула за собой дверь в театр. И приоткрыла ее чуть-чуть: посмотрела в щелочку. Девица уже стояла вплотную к Барту и хохотала. Барт, не оборачиваясь, каблуком нажал на дверь, закрывая.

Ах, вот как! Он подозревал, что она будет шпионить и желал личного пространства?! Да, пожалуйста. Сколько хотите. Вообще-то, было немного неудобно от его уверенности, что она подсматривает. Нет, он просто услышал звук двери.

Женевьева столкнулась с директором труппы.

– Где художник? Что же он делает? У меня спектакль через полчаса, а он провонял все помещение краской. Вели ему вынести стену на улицу.

– Стену? – удивилась Женин.

– Хорошая идея, да? – довольно махнул рукой директор в сторону новых декораций. – Очень компактно для перевозки. А монтируется в стену замка за пять минут.

Для Женевьевы это выглядело кусками каменной светлой стены с вьющимися растениями. Она не успела рассмотреть хорошенько, в чем заключалась идея. Директор просто взмолился, чтобы художник сам распорядился своими сырыми еще полотнами.

Женни набрала воздуха в грудь и распахнула двери. Барт обернулся, девушка расцепила руки. Ой, они, кажется… целовались?

– А эта сеньорита в курсе, что ты завтра уезжаешь? Может, сказать? – Женни шла за Бартом и издевалась.

– Не надо. Не разбивай ей сегодня сердце, – насмешливо ответил Барт.

– Кстати, то, что ты «пробовал» вчера, было вовсе не текилой, – продолжила Женни.

– Что?! – он остановился и посмотрел ей в лицо.

– Актеры ради тебя заказали какой-то американский ликер, – деланно безразлично пожала плечами Женни, пряча улыбку.

– Ах, ты! – Барт захохотал. – Женни, не говори никому в Меланьи, договор?

– Помоги мне, – попросил он. – Нет, лучше позови Отелло. Отнесем в подсобку по одному, чтоб не смазать краски.

– А что это? Такие солнечные светящиеся камни вышли.

– Да? Я хотел мрачные и суровые, – улыбнулся Барт. – Это палаццо Джульетты.

«А разве она жила во дворце?» – попыталась вспомнить Женевьева.

Дездемона фальшивила. Это было ужасно. Аплодисменты тем не менее были, но Дездемона ничего не слышала, ничего не видела. Она сияла. Она послала воздушный поцелуй гордо восседающему в первом ряду Карлосу. «Что с людьми любовь делает», – вздохнула Женни.

– Уезжаете утром с Карлосом? – прощался с Бартом и Женни после спектакля руководитель труппы. – Какая жалость!

– Да, жалость. Я не успел нарисовать новую афишу, – смущенно посмотрел на него Барт, когда Женин перевела.

– Какая жалость, что вы не увидите наших «Ромео и Джульетту»! Это наша лучшая постановка!

– А! – Барт усмехнулся обиженно. – Конечно, жалко. Хотелось бы посмотреть. Удачи!

Бартоломью развалился на кровати, закинув ноги на спинку.

– Как хорошо быть блондинкой в стране мачо. Зачем я вообще работал? – язвительно спросил он у подошедшей Женин.

– «Сочту за честь, если красивая сеньорита составит мне завтра компанию», – было передразнил Барт, но не разглядел в потемках, как Женевьева отреагировала, поэтому пошел на попятную: – Все! Молчу, молчу!

– Двигайся давай. – Женин толкнула его.

Барт пересел к изголовью.

– Карлос – банальный хвастун. При чем тут я? – возмутилась Женин.

После слов Барта она вдруг со стороны взглянула на ситуацию. Бартоломью разобижен – не оценили его работу по достоинству, плюс еще и дурачится как всегда. Однако противная доля правды в его словах была. Или не было? Нет. Не было!

– Карлосу захотелось показать, как легко и просто он может наши проблемы разрешить, – сердито добавила Женин. – Тоже мне – хозяин.

И сменила гнев на милость:

– Новые декорации просто чудо. Камни как будто светятся изнутри. То, что надо для такой истории, как «Ромео и Джульетта».

– Надеюсь, актерам тоже понравятся. – Тон у Барта стал довольный после похвалы.

Он закинул руки за голову. Потянулся и зевнул.

– Жалко, что ты не успел нарисовать афишу, – заметила Женевьева.

– А! – махнул он рукой. – У меня даже идей не было. Не представляю нашу Дездемону в роли Джульетты. Она и Дездемона-то так себе. Ей бы Клеопатру играть. Романтической девчонкой, которая себя убивает потому, что ей не разрешают выйти замуж, я ее вообще не вижу. Наша – сама кого хочешь убьет!

– Джульетта вышла замуж за Ромео, тайно. Она лишила себя жизни, потому, что считала, что любимый муж умер.

– Я не читал. Литературу я знаю исключительно в пересказе Рафа. А Шекспира он терпеть не может, – улыбнулся Барт. – Есть и у меня пробелы в образовании.

– Рафаэль пересказывал тебе книжки? Надо же, как знакомо.

– Художественные. В двух словах. Он считал, что надо знать популярные сюжеты. Для поддержания светской беседы мне этого вполне хватало, – весело пояснил Барт.

– Я тоже пересказывала! – воскликнула Женин. – В начальной школе одноклассникам. Они ленились сами читать толстые книги. А я их просто глотала. Притворялась больной, лежала дома и читала. В школу с собой таскала по две-три книжки и на ходу прочитывала их за день. Потом пересказывала желающим.

Барт смотрел на нее, улыбаясь.

– Однажды мне объявили бойкот, – призналась Женевьева. – Понимаешь, меня не устраивали некоторые сюжетные линии. Ну почему автор убил друга героя или так рано, без приключений, выдал замуж героиню? Я и додумывала, что бы там могло быть на самом деле.

«На самом деле!» – Барт удержал смешок.

– Некоторые книги меняла просто до неузнаваемости. И тут кому-то из слушателей так понравилась моя история, что он решил прочитать книжку. Обнаружил, что там все не так, рассказал остальным. Мне объявили бойкот. За вранье.

– А ты говорила, что тебя не донимали в школе, – отсмеявшись, поддел Барт.

– Я даже не заметила. Я в тот момент читала что-то интересное. Мне потом подружка объяснила.

– И чем дело закончилось? – поинтересовался Бартоломью.

– Решили, что книжка скучнее моего пересказа, и простили.

Они рассмеялись.

– Но дразнить – не дразнили, – заверила она Барта. «Может, ты и этого не заметила», – улыбнулся он про себя.

– Меня попытались раз дразнить, – сказал Барт. Женевьева ждала, он молчал. Она решила, что продолжения не будет. Неожиданно он заговорил снова:

– Рафаэль плохо, но как-то ходил. А лет в тринадцать ему вдруг резко стало хуже. Стоять не мог. Речь клинило. Трудно было понять, что он пытается сказать. Все болело. Вообще-то он терпеливый, но тут…

Барт хмыкнул.

– Мы в церкви были. С мамой. Не помню, закончилась служба или нет, только Рафаэль больше не мог высидеть. Я вывез его на улицу, мама задержалась. Стою и злюсь, где она, не видит что ли, что Рафу плохо… Подходит компания ребят. Рафаэля обзывать они не стали, решили, что не поймет, нет удовольствия. «Брат чудовища!» «Что там твой урод мычит?» Я не выдержал, развернулся и вмазал. Раф ведь все слышал, хотя он и говорил потом, что ему было все равно.

Барт вздохнул.

– Подрался. Обидно, что рядом с церковью. И что Рафа в таком состоянии оставил без присмотра.

Он посмотрел в дальний угол, где притихла Женни. Ни звука, ни движения.

– Женни, ты спишь? – спросил шепотом.

– Нет, слушаю, – откликнулась она тоже шепотом. – Я бы на твоем месте разревелась бы и бросилась искать маму.

Барт усмехнулся.

– Раф считал, что надо было проигнорировать этих козлов. Он здорово испугался, что или меня убьют, или я кого-то убью, и заорал дико. Нас еле разняли. А Рафа с трудом успокоили.

– Тебе не было страшно? – спросила Женни.

– А! – отмахнулся он. – Если боишься за свою шкуру, то драку лучше не начинай. А раз уж ввязался, то дерись насмерть. Только тогда есть шанс победить. Я и Рафу это сказал.

– Ему-то зачем? – простонала Женни.

– Потому что он когда-нибудь окажется без меня. Вдруг ему придется. Я подарил ему револьвер на совершеннолетие.

– С ума сошел!

– Мама тоже так сказала, – рассмеялся Барт.

– А что Рафаэль?

– Лучше меня стреляет, змей. Впрочем, у меня просто нет времени набить руку. Дела вечно.

– Ему стало лучше? Ну, после обострения? – догадалась Женин.

– Да. Ходить плохо получается, но речь нормальная и руки работают.

– А что вы для этого делали?

– Как всегда. Врачи, монастыри, витамины. Врачи, впрочем, или его хоронят, или обещают ухудшение.

Он привстал и посмотрел на Женевьеву. Лег обратно.

– И почему я тебе все выкладываю? Я не болтливый обычно.

«Как же, поверю», – улыбнулась она про себя.

– А я разговорчивая.

«Но тебя разве переговоришь?» – подумала засыпая.

– Бартоломью, просыпайся, – умоляющий, нежный голосок Женевьевы ласкал ему слух.

– Угу, уже, – перевернулся Барт на живот.

– Барт, вставай. Кровать сейчас будут грузить, – настаивала Женин.

– Меня, пожалуйста, вместе с кроватью… – пробормотал он.

– Аква?! Грасиас, сеньор! – воскликнула Женин, благодаря за воду.

Это Барт понял. Живо вскочил, опасаясь холодного душа.

– Доброе утро, Бартоломью. – Улыбающаяся бодрая Женевьева держала в руке флягу-тыкву. – Вода нам в дорогу. На всякий случай.

– А! – Барт смущенно потеребил затылок.

Кровать в кузов не помещалась. Бартоломью тут же взял размещение мебельного чудовища в свои руки. Деловито измерил. Сбегал в подсобку за инструментами и отвинтил ножки. Под его руководством остов со спинками под углом втиснули в грузовик. Осталось разместить кое-какой реквизит под кроватью. Барт понес ящик в подсобку, бросил последний взгляд на опустевшую сцену, где стояли его новые декорации для «Ромео» – куски стены.

«Бип! Бип-бип!» – сигналили явно ему. Барт быстро выскочил на улицу, еще чего доброго забудут.

– Прошу! – Карлос распахнул перед ним дверцу кабины.

Бартоломью поднял голову, Женевьева помахала ему из кузова.

– Хочешь в кабину? – крикнул он.

– Меня уже здесь устроили.

Барт полез к ней наверх. Карлос захлопнул дверцу и тоже присоединился к ним.

Ну вот. Что же Бартоломью такой соня. Не добудишься никогда. И теперь. Прислонился к матрацу и дрыхнет, а ей отдувайся – развлекай этого противного Карлоса разговорами.

– Да, сеньор Карлос. Просто потрясающе, – ответила Женин брюнету, надеясь, что в тему, поскольку не очень-то она прислушивалась.

Она сидела в углу кузова на тюке с чем-то мягким, зажатая с одной стороны спинкой кровати, с другой – Карлосом. Тот наклонялся к ней все ближе и ближе, горячо дышал в лицо табаком и перегаром. Женин пыталась отодвинуться. Только куда здесь отодвинешься! Карлос положил ей руку на коленку. Ничего себе! Женин так опешила, что сбросила только, когда он погладил. Карлос усмехнулся и полез ей руками за пазуху. Женин завизжала и отпихнула его изо всех сил. Далеко нахал не отлетел – он был тяжелый, а пространство ограничено. Пораженный Карлос уставился было на нее, потом усмехнулся и потянулся обнять.

– Ты что, детка?

Женни вопила и барахталась в его руках. Барт проснулся и не раздумывая бросился на выручку. Он схватил Карлоса за запястья и попытался оторвать от Женни. Карлос выдернул руки и заехал Барту кулаком по лицу. Барт с криком повалил его на дно.

Грузовик подбрасывало на ухабах. В тесноте кузова, поперек которого под углом стояла кровать, натужно сопя, боролись двое мужчин, пытаясь ударить друг друга. Или задушить. Женни выхватила кроватную ножку. Она хотела ударить Карлоса по голове, но прилизанная иссиня-черная макушка то появлялась в пределах досягаемости, то сменялась растрепанными лохмами Барта. Женни поприцеливалась и плюнула, встала на ноги и забарабанила ножкой по крыше кабины.

Их высадили. Прямо посреди дороги. Водитель остановился. Карлос опомнился. И с важным, насколько позволяла его помятая физиономия, видом велел вышвырнуть пассажиров вон. Перепуганная Женни сама выскочила из кузова, увлекая за собой Барта. Им вслед полетели их вещи. «Хорошо, что этот проклятый чемодан не раскрылся, и не надо собирать эти проклятые рисунки!» – подумала Женни и заплакала.

Барт запустил камнем вслед грузовику. Проорал ругательства. Подскочил к Женни.

– Ух! Ему повезло, что я не взял револьвер! Предлагал же мне Раф…

Обернулся, погрозил кулаком клубам пыли. Женни опустилась на землю, рыдая.

Барт наконец обратил на нее внимание.

– Он что-то тебе сделал? Ты в порядке?

– О, Господи, как противно, – плакала Женни.

Барт растеряно потоптался и присел на корточки.

– Пустяки. Все пустяки, слышишь? – пробормотал он первое, что пришло ему в голову. – Не бойтесь убивающих тело, бойтесь убивающих душу.

– А-а-а-а! – завопила Женни. – Ты!

Она зло пихнула его, он сел на дорогу.

– Проповеди мне будешь читать сейчас?! Да?! Тело? Да что ты понимаешь! Такое унижение!

Глаза ее засверкали.

– О! Уже лучше. – Он улыбнулся разбитыми губами и добавил насмешливо: – В конце концов, мое тело пострадало больше.

Женни посмотрела на него: губа опухала все больше и больше, из нее сочилась кровь. Женни истерически захохотала. Барт сдернул фляжку с ее пояса и плеснул ей водой в лицо. Женни ойкнула. Посидела, поикала, достала платочек и потянулась вытереть ему кровь. Барт перехватил его и сам, скривившись, приложил ко рту.

– Как я в таком виде покажусь на карнавале? – пробурчал. – А! Опять придется в маске, как в прошлом году. Ну, что ты смотришь?! Кто у нас лекарь? Придумай что-нибудь.

Женни заметалась, открыла саквояж. Ах, ну где же ее коллекция листьев?

– На вот, но боюсь, что высохли уже, не помогут, – протянула парочку.

– Как я ему врезал? Наверное, кровавые сопли вытирает, – хвастливо заметил Барт, сплевывая на землю красные слюни.

«Лучше бы меня ударили, чем так трогали, – посмотрела Женевьева на разбитое, но самодовольное лицо Бартоломью. – Хорошо мужчинам – получил по морде, но чувствует себя героем. А я? Как будто с ног до головы облили липкой грязью!»

Она снова зарыдала.

– Женни!

– Отстань! – она закрылась руками и отвернулась.

– Женни, не надо… – Барт не знал, что делать, попытался отнять ей руки от лица, она сопротивлялась, тогда он прижал ее голову к своей груди и погладил, как маленькую. – Ну что ты? Все хорошо.

– Как ты не понимаешь, – всхлипывала она ему куда-то под мышку. – Да я только что потеряла веру в людей!

Барт чуть не рассмеялся, так пафосно это прозвучало в устах Женни.

– Хочешь попить водички? – спросил Барт у ее розового уха, щекой касаясь ее волос.

Женни закивала, все еще уткнувшись ему в плечо.

Барт еще раз провел ладонью, успокаивая. «Шелк. Чистый шелк». Что-то это ему напомнило. Ну конечно. Старинная китайская бархатная скатерть. Была такая в замке, может, есть до сих пор. Они с Рафом в детстве любили трогать ее руками. «Этот бархат сделан из шелка», – сказал экскурсантам отец.

Женни отстранилась, потянулась к фляге.

– Зачем в них верить? В людей? – улыбался Барт, пока она пила.

– Людей надо любить! – Он запнулся, соображая, уместно ли Женевьеве сейчас любить Карлоса, и закончил иначе: – Главное, другую веру не потерять!

– Как? Как это у тебя получается? Одной фразой все возвращаешь на место. Хотя не поймешь, когда ты всерьез, когда шутишь… – широко раскрытыми глазами посмотрела на него Женин.

Она встречала умных, очень умных знаменитостей на Вечерах. Они говорили потрясающие фразы. Женевьева просто дар речи теряла от восхищения, как далеко может зайти игра логики и интеллекта. Если, конечно, Женин не теряла нить разговора. Но этот балаболка умел вставить что-то такое, вроде простое, но что затрагивало какую-то струнку в ее душе. И уже не в первый раз.

– А! Не знаю. – Барт пожал плечами. – Рафаэль пророчит мне будущее политика. Говорит, у меня талант в нужный момент сказать значимые слова, не понимая их смысла.

Глаза у него смеялись. Губу изрядно раздуло. «Я расскажу избирателям, в каком виде я однажды видела их политика», – повеселела Женин.

– Все живы. Все здоровы. В двух шагах от столицы. На дороге. Сейчас нас кто-нибудь подберет. Пошли! – наклонился он за рюкзаком.

– Может, здесь подождем? – предложила Женин.

– Не могу, – признался Барт. – Не могу стоять на месте и ничего не делать. Давай до перекрестка, что ли, дойдем. Больше шансов на попутку будет.

Они тронулись в путь. Женин с саквояжем, Барт с рюкзаком за плечами и двумя чемоданами в руках. Топали они по пустынной каменистой дороге в холмах, поросших скудной растительностью. Солнышко набирало силу. Они действительно дошли до перекрестка с проселочной дорогой. Здесь росло одинокое дерево. Женин бросила свою ношу и рухнула в тень. Барт сел рядом и протянул ей фляжку. Женни сделала глоток, добрым словом вспоминая Тень отца Гамлета, столь любезно позаботившуюся о воде.

– Понимаешь, Бартоломью, – сказала Женевьева, снимая ботинок и рассматривая свеженатертый волдырь, – я так боялась этой поездки! Первый раз одна так далеко и так надолго уехала. Но все встреченные люди и в экспедиции, и вот теперь в театре оказались такими отзывчивыми, такими милыми. Все складывалось так замечательно! И вдруг Карлос…

Женни вздохнула.

– Что? – переспросил Барт. – А, Карлос… Лучше скажи мне, что это за дорога, на которой до сих пор нет никакого транспорта? Ничего, пешком дойдем. Доползу, но на карнавале я буду!

– А Дездемона его любит. Может, написать ей письмо? А вдруг подумает, что я сама виновата. Можно написать анонимно…

– Оставь. Она сама разберется, – посоветовал Барт.

Они замолчали, каждый о своем.

– Как же сложно в нашем мире быть женщиной! – вслух горько выдохнула свои мысли Женевьева. – Каждый гад может обидеть.

– Нет, – сказал Барт. – Сложно быть беззащитным в присутствии гада.

– Что он от меня хотел? – ее передернуло. – Какой ужас!

– Полапать хотел, – рассмеялся Барт. – Не сильно представляю, как в набитом вещами кузове можно исполнить «ужас».

– Ах, так тебе еще и смешно? – набросилась на него с кулаками Женни.

– Эй, угомонись, – закрылся от нее Барт. – Я при чем?

Его спасла появившаяся на проселке повозка.

Спасла Барта. Но мало помогла им в их путешествии.

Странный неразговорчивый старик сворачивал через пару миль в свое селение.

Женни мужественно шагала. Она напихала в башмак травы и старалась не хромать. Не помогло. Плюнула, высунула пятку из ботинка и старалась идти, ступая одной ногой на носок, ранкой наружу. На нее было больно смотреть. Женни старалась, но шла все медленнее и медленнее. Стало понятно, что далеко они не уйдут. Они остановились, расстроенно глядя друг на друга. Барт сорвался.

– А-а-а! – заорал он в отчаянии, выворачивая карманы. – А!

Он чуть не пустил купюры по ветру. Испуганная Женни их отобрала.

– Наконец-то… – Барт и плакал и смеялся… – Наконец-то у нас есть деньги. И мы все равно не можем уехать!

Он захохотал.

– Успокойся, – увещевала его Женевьева. – Сейчас кто-нибудь проедет. Все хорошо. Вот, попей водички. А деньги нам еще пригодятся.

Женни наклонилась, перевязала себе лодыжку платочком.

– Пошли, – улыбнулась притихшему, смущенному после своей вспышки Барту.

– Может, здесь подождем? – потоптался он.

– Пойдем! – решительно тронулась в путь Женни. Не входило в ее планы торчать на солнцепеке – уж если ждать, то в тени.

– Как нога? – поинтересовался Барт через полчаса ходьбы.

– Ничего. – Женин добавила скорости, она увидела деревце.

Доковыляла, села и разулась.

– Ну-ка, покажи. – Барт затянул ей платок, захватив пятку, чтобы повязка не соскальзывала.

– А что у тебя с губой? – спросила Женевьева у его склоненной над ее ногой макушки.

– Какой губой? – Барт поднял голову, изображая недоумение.

Но вдруг он оглянулся на шум и вскочил с криком:

– Повозка!

Им опять не повезло. Мальчик ни за какие деньги не соглашался отвезти их в город. Мол, телега не его, хозяин заругает, он и так задержался. Подвез до следующего проселка и высадил.

Счастье улыбнулось им только к концу дня. Притормозил встречный грузовичок. Молодой веселый парень выслушал сбивчивый рассказ Женевьевы и развернулся. В тесной кабине Женин пришлось сесть Барту на колени, но она махнула рукой на приличия, доехать бы. Водитель пел арии, расспрашивал их о Европе, об их приключениях, ругал дорогу и советовал непременно попробовать что-нибудь из местной кухни. Он отказался от денег, когда довез их до ближайшей гостиницы на окраине. Пропел что-то на прощание и укатил.

В гостинице Бартоломью выложил на стойку пару скомканных бумажек, не торгуясь. Портье довольно сгреб деньги, взглянул на их грязные измученные лица и сунул ключи, даже не регистрируя.

– Туда! – махнул он в сторону коридора.

Женни вошла в номер, выронила саквояж и упала на узкую кровать. Сказала: «Как же я проголодалась!» – и мгновенно уснула. Барт повернулся к ней растерянно. Ну вот: никаких сил нет, а придется идти выяснять насчет ужина. Обнаружив, что она спит, вздохнул с облегчением, выключил свет и повалился на свою кровать, успев удивиться про себя, что румянец у Женевьевы не замажешь никакой дорожной пылью. Свое умывание он тоже отложил до завтра.

– Доброе утро, Бартоломью! Надеюсь, я не всю воду израсходовала. – веселая бодрая Женевьева промокала полотенцем волосы. – Мама не поверит, что я ухитрилась уснуть такой грязной!

– И не говори! – неожиданно поддержал ее Барт. – Ух, доберемся домой – час в ванной отмокать буду!

Женни открыла рот от удивления. Вот, кажется, знаешь человека, а ведь ни капельки не знаешь! Кто бы мог подумать, что Барт обращает внимание на неудобства походной жизни.

– Аэропуэрто! – радостно скомандовал Барт таксисту.

– Хорошо, если бы места были, – переживала по дороге Женевьева.

– Европа маленькая, – заверил ее Бартоломью. – Куда-нибудь улетим. А там проще.

Однако их поджидала неприятность, о которой они и не подозревали. Кассирша отказалась вернуть деньги Женевьеве за сданный по телефону билет.

– Но как же так? – пролепетала Женни. – Мне подтвердили по телефону, что билет сдан. Даже билет Рафаэля приняли по имени.

Барт не понял, о чем идет речь, но услышал «Рафаэль» и протянул паспорт. Кассирша открыла, сверила с записями в толстой потрепанной тетради.

– Все верно. Билеты сданы. Но менее чем за двадцать четыре часа до вылета!

– И даже части стоимости за них не полагается? – ужаснулась Женин.

– Нет. Ничем не могу помочь. Будете оплачивать новые?

Женин молча покачала головой и протянула руку за паспортами.

– Что делать? Где взять такие деньги? – упавшим голосом спросила она у Барта, объяснив в чем дело.

Он потрепал себя по затылку.

– Пошли к начальству! Объясним ситуацию: непредвиденные обстоятельства, сняли с поезда в бессознательном состоянии и отправили в госпиталь…

«Угу. И подробности о “Джеке Смите”?» – подумала про себя Женни. Но что-то же надо делать!

– Сожалею, – сказал им еще не старый и вполне доброжелательный представитель авиакомпании, – но правила есть правила.

Женни принялась рассказывать историю еще раз.

– Мне просто неоткуда взять эти деньги, – развел руками начальник.

Женни повторила все снова.

– Мы – не благотворительная организация! – потерял он терпение и нервно посмотрел на часы.

Взглянул на расстроенную, чуть не плачущую Женни, и вздохнул.

– Персонально я вам очень сочувствую… Обратитесь в консульство, дайте телеграмму родственникам, спросите, наконец, в Генеральном банке, они вам подскажут, как получить поручительство…

– Пошли, Женин, – поднялся Барт.

– Ну, что он тебе посоветовал? – поинтересовался Бартоломью, когда они вышли из душного аэровокзала на свежий воздух.

Женин пересказала и добавила:

– Ох, как бы мне не хотелось просить родителей… Такая сумма! Они уже оплатили мне эту поездку. Меня и так считают в семье несамостоятельной, витающей в облаках. Дополнительные затраты! Мало того, что вовремя не приехала, всех подвела… Интересно, сколько это займет, пересылка денег?

– Нет! – возразил Барт горячо. – Только не это. Втягивать еще и родителей. Я не могу! Я что-нибудь придумаю. Сосчитай, сколько нам не хватает.

На скудную клумбу у здания аэропорта, видимо, с целью ее украсить, были навалены крупные гладкие камни. Женин уселась на один и принялась старательно считать банкноты. Барт пошарил по карманам в надежде, что какие-нибудь еще завалялись. Женщина, проходившая мимо, с такой жадностью посмотрела на пачку в руках у Женевьевы, что Барт непроизвольно улыбнулся. Вот так всегда: кому-то мало, а для кого-то целое состояние. Женщина расстелила фартук на земле под зданием и вывалила на него деревянные фигурки-сувениры. Кивнула вопросительно Барту, тыкая пальцем в свой товар. Бартоломью отрицательно покачал головой. Он вынул фотоаппарат из рюкзака и задумался, что лучше – заложить или продать его?

Какое-то время они выясняли этот вопрос в городе, где, может, и существовали названия улиц, но адреса давались исключительно по ориентирам. «После Верхнего кладбища сразу свернуть направо и прямо до лавки мясника, за лавкой резко налево, а там вам нужен четвертый дом от угла. Все что угодно в залог берут. Какая улица? Я же говорю, четвертый дом от угла». До Верхнего кладбища Барт и Женин из экономии добирались пешком. Дальше Бартоломью решил не идти, повернул назад.

– Все равно нам нужно где-то ночевать. Давай сначала найдем гостиницу подешевле. Бросим там вещи. Наберешь местных газет и изучишь объявления о работе. А я налегке быстро справлюсь.

– А как ты будешь торговаться? – усомнилась Женин.

– Да уж как-нибудь, – усмехнулся Барт.

Найти дешевое пристанище труда не составило. Женин занялась газетами, Бартоломью ушел искать четвертый дом от угла перекрестка, где мясная лавка, которая направо от Верхнего кладбища.

Вернулся он не очень скоро. Швырнул пачку денег на столик.

– Заложил. Жалко стало продавать. Совсем небольшая разница. А вдруг еще выручу. Что там у тебя?

– Мало что интересного, – вздохнула Женевьева.

– Один билет у нас уже в кармане! – улыбнулся Барт. – Не может быть, чтобы нам не повезло. Давай вместе посмотрим.

Но даже Бартоломью с его фантазией не смог сообразить, как выжать необходимые им деньги за разовую работу.

– Ничего, – сказал он, – я что-нибудь придумаю.

– Уже поздно.

– Значит – утром. Давай спать.

Женин решила, что лучше и правда раньше лечь, чем стараться не вспоминать об ужине.

Барт полежал немного, вскочил и принялся перепаковывать все из рюкзака в чемоданы.

Женин повернула к нему голову.

– Ты что?

– Не могу… – признался он. – Ты спи, спи. А у меня меньше вещей будет на таможне. Точно тебе говорю – завтра улетим!

Говорил Барт спокойно, а у самого уверенности не было. С отчаянием он запихивал черепки вперемешку с одеждой в один чемодан. Остатки вещей и рисунки в другой. Часть рисунков не поместилась. Барт сунул их в пустой теперь рюкзак и швырнул его на пол. Сел на кровать и обхватил голову руками. Ну, думай, какой быстрый способ из известных может сработать в этой стране! Встал и подошел к окну, засмотрелся на освещенные витрины напротив.

Женин заворочалась и открыла глаза. На фоне окна маячил силуэт Барта. Она опять уснула.

Бартоломью решился. Стараясь не шуметь, достал все их деньги, замер, взвешивая пачку на ладони, бросил взгляд в сторону спящей Женин и вышел на цыпочках.

Портье дремал. Звуки шагов его потревожили, он встрепенулся и подскочил за стойкой, вопросительно глядя на Барта. Бартоломью демонстративно зевнул и поиграл пачкой денег.

– Чика? – угодливо предложил портье девушку по вызову.

Барт выразительно посмотрел в сторону номера, где осталась Женни, и отрицательно покачал головой.

– Каса дэ хуэго? – перешел портье на шепот.

Барт пожал плечами, но в азартных играх выразил некоторую заинтересованность.

– Покер, покер! – портье показал ему большой палец, выбрался из-за стойки и дружески похлопал Барта по плечу.

«Похоже, то что надо», – оценил Барт заведение без вывески, куда привел его портье. Тот пожал кому-то руки, представил Барта, еще раз жестом подтвердил, что место отличное и испарился. С Бартом заговорили на ломаном английском и усадили за стол, где уже играло четверо.

– Выпивка за счет заведения, – кто-то протянул ему стакан.

– Отлично! – деланно-простодушно улыбнулся Барт.

Он потихоньку выигрывал. Остальные цокали языками: «Гринго просто везет». Подкалывали одного из игроков: «Что, Мигель, попался гринго, который играет лучше тебя?»

Часа через полтора Барт удвоил свои деньги и начал обдумывать, как бы уйти.

Мигель злился, пил, проигрывал, все над ним посмеивались и подбадривали Бартоломью.

– Давай без лимита, гринго! – предложил Мигель.

Барт отказался и поднялся, позевывая.

– Э, нет. Это не по-мужски. У нас так не положено, – зашумели игроки.

Их поддержали непонятно откуда взявшиеся зрители. Окружили плотным кольцом. Не вырвешься!

– Без лимита и один на один, как мужчина с мужчиной! – стукнул по столу Мигель.

– Не связывайся один на один, гринго хорошо играет, – кричали ему вокруг, вроде как подначивая.

– Все твои деньги. Я ставлю столько же, – вошел в раж казавшийся подвыпившим Мигель.

Барт жестом попросил принести спиртное, привстал, отпивая, и покосился на дверь. Покачался пьяно, тем временем продумывая варианты отступления. Ему пришла в голову идея.

– Ноу лимит! – азартно предложил он. – И удваиваю сумму!

Болельщики восторженно зашумели. Мигель поколебался, но достал деньги. Барт полез в карман.

– Эх, деньги остались в гостинице. Сейчас принесу.

Уйти ему не дали. Обступили, плеснули еще из бутылки в стакан и предложили просто позвонить портье. Пусть он принесет.

– А! – пригрозил им пальцем Барт. – Нет. Лучше моя чика привезет!

Женин проснулась от настойчивого стука в дверь. Обнаружила, что Барта в номере нет, и в большом недоумении пошла за портье к телефону. Взяла трубку и услышала веселую скороговорку Бартоломью.

– Привет, солнышко. Знаешь, мой рюкзак? Привези мне его. Он на полу под кроватью. Возьми такси и быстро привези мне. Портье объяснит куда ехать. Привезешь? Да? Целую.

Женни не успела ничего спросить, Барт положил трубку.

Вот он, рюкзак. Только не под кроватью, а рядом с кроватью. С чего это Бартоломью так весел и почему так странно с ней разговаривал? И где он вообще? Наверное, ехать не близко, раз велел взять такси. Где же деньги, чтобы расплатиться за такси? Может, он намекал, что деньги под кроватью? Женевьева не нашла ничего и под кроватью, но удивиться, зачем Барт забрал все деньги, не успела. Нетерпеливо посигналила подъехавшая машина. Женин подхватила рюкзак и побежала на улицу.

Дорога петляла, однако место оказалось не так далеко, как ожидала Женин. Темнота кромешная, никаких фонарей, вывеска если есть, то не освещена. Женин порадовалась, что она не одна, а на такси. А может, портье дал неверный адрес? Она поколебалась и шагнула из машины в ночь. Водитель проворчал ей вслед, что пусть не надеется исчезнуть, не заплатив.

Женин открыла дверь и закашлялась, так накурено было в помещении. Несколько секунд она вглядывалась в мужские лица. Сквозняк захлопнул за нею дверь. Женин машинально сделала пару шагов вперед, испуганно прижимая рюкзак к груди.

– А вот и моя чика! – услышала она голос Барта, повернула голову и обомлела. Он держал в руке стакан! Наверное, не первый и явно не с соком! Карты! Он играет! Он снова играет! Ой! Она читала про игроков. Это пристрастие. Они не могут остановиться. Он проиграл их деньги, их шанс улететь домой. Да как он смеет!

– Вот она, моя сладенькая девочка! Лучше нет в целом мире! А какие ножки! Какие стройненькие ножки!

Что за чушь несет этот наглец? Да он пьян! Пьян!

Женни разъяренной тигрицей подскочила к Барту и закричала:

– Как ты смеешь! Ты опять напился! Ты опять играешь!

Барт улыбнулся доброй хмельной улыбкой и забрал у нее рюкзак со словами:

– Куколка моя, ну мне же надо расслабиться!

Покачнулся и заорал:

– Я могу расслабиться на свои кровно заработанные деньги или как?!

У Женни хлынули слезы из глаз:

– Ты опять проиграешься!

Барт, поставивший было рюкзак на пол и наклонившийся развязать тесемки, оставил это занятие, выпрямился, схватил со стола деньги и сунул их Женни в руки:

– А это что? Да мне карта сегодня идет! Смотри, я выиграл! И еще выиграю! А ты?! Чего ты каркаешь?

Женни опустила голову и зарыдала от безысходности.

– Ш-ш! – пьяно попытался успокоить ее Барт, он хотел ее обнять, но Женни увернулась.

– Все-все. Ну, кончай реветь. Пойдем, я посажу тебя в такси, да, куколка? Послушная девочка поедет в гостиницу и подождет, да?

Барт повернулся, ногой задвинул рюкзак под стол, громким шепотом объявил:

– Я сейчас! Одну минуту!

И повел Женни к выходу под еле сдерживаемые смешки зрителей этого спектакля.

– Бартоломью, как ты можешь! – начала было Женни за дверью.

Она просто кипела от гнева.

– Потом. Быстрее в машину, – подтолкнул ее Барт. – Скажи шоферу, чтобы ехал обратно и поторопился.

Он заскочил в машину вслед за Женевьевой, хлопнул дверцей. Догадливый водитель тут же рванул с места без всяких слов.

Барт дрожал как при ознобе, глаза блестели.

– Я сейчас выйду, а вы объезжайте вокруг. Наше окно… – Бартоломью загнул пальцы, высчитывая. – Пятое или шестое от угла.

Он взял Женевьеву за сжатые кулаки и потряс их.

– Если что – действуй по обстоятельствам!

Сверкнул глазами и выскочил из притормозившего такси.

«Если “что” что? Что все это значит?» Женни разжала ладони и обнаружила, что держит деньги. Много денег. Она сунула их в карман и скомандовала шоферу объехать здание. В их окне зажегся свет. Потом погас. Женни стало страшно. «Что такого натворил Барт?» Окно открылось.

Барт прошел мимо портье, разводя руками и сердито морщась, мол, глупая чика не то привезла. Портье его понял и сочувственно покачал головой.

Барт захлопнул дверь номера, включил свет и бросил беглый взгляд вокруг. Вроде все на месте, чемоданы, саквояж, больше ничего не осталось. Он выключил свет, распахнул окно и поставил вещи на подоконник. Выглянул и понял, что спрыгнуть не сможет. Довольно высоко, что там, внизу – не видно: темно. Не хватало ему именно сейчас ногу сломать. А вот оно, такси – рукой подать! К горлу подкатил тошнотворный ком, голова кружилась. «Ничего, прорвусь через дверь», – решил Барт и вышвырнул вещи в окно.

Он вышел в коридор. Проходя мимо стойки, изобразил улыбку и похлопал себя рукой по карману. Портье пожелал ему удачи.

«Пронесло!» На ватных ногах Барт вышел из гостиницы.

Женни видела, как на подоконнике что-то появилось. Потом полетело вниз. Водитель все понял правильно. Выскочил, не вынимая ключ из зажигания, принес чемоданы, сбегал за саквояжем. Из-за угла, пошатываясь, показался Бартоломью, забрался на сиденье и прошептал:

– Аэропорт, быстрее.

Его слегка трясло.

– Зачем нам ночью в аэропорт? – удивилась Женни.

Барт не ответил, скорчился, зажимая рот рукой. Как только машина остановилась у здания аэровокзала, он сделал Женевьеве какой-то неопределенный жест и скрылся в темноте. Женни щедро расплатилась и сама потащила все их вещи внутрь. Она слышала характерные звуки, но пьющих, а потом страдающих, ей было не жалко. Ни капельки! «Интересно, за кого нас принял таксист?» Он был доволен оплатой, но уж очень поспешил убраться.

Барт вошел в полупустой и плохо освещенный аэропорт. Улыбнулся полицейскому и подошел к Женни.

– Никогда не пей натощак! – заметил назидательно.

– Кто тебя заставлял? – разозлилась Женевьева.

– У меня выбора не было, – усмехнулся Барт.

Он был доволен собой, но ему все еще не верилось, что проделка удалась и они выбрались из приключения невредимыми. А Женни стоит, хлопает ресницами и сердится! Она что, ничего не понимает?

– Я обыграл шулеров! Ты представляешь? Ох, Рафаэль не поверит, что мне это удалось. Тебе придется быть свидетелем. – Барт захохотал.

– Почему ты забирал вещи таким странным способом? – ядовито спросила Женевьева.

Ей вспомнился весь кошмар сегодняшней ночи.

– Почему ты так со мной разговаривал? Что мы делаем сейчас в аэропорту?

– Мы ждем в людном месте открытия кассы. Ты все-таки ничего не поняла! Я нашел шулеров. Они дали мне выиграть, а я сбежал у них из-под носа! С твоей помощью! Прости, конечно, что пришлось подвергать тебя опасности, но по-другому не получалось, – смущенно признался Барт.

– Опасность – это ничего, – гордо ответила Женевьева. – Но простить тебе все, что ты мне наговорил! Ни за что!

– Женин, мне нужен был правдоподобный спектакль! А какая из тебя актриса? Это же покерные игроки. Знаешь, какие они физиономисты? Поэтому я…

– Поэтому ты просто использовал меня! Да? Поиграл, как марионеткой? Заставил поверить и говорить то, что тебе было надо? Да?!

Барт кивнул, признавая.

– А я! Я так тебе доверяла!

Больше всего на свете ему хотелось найти туалет, умыться и прополоскать рот. Но невозможно развернуться и уйти, когда она стоит, злобно щурит глаза и раздувает ноздри.

– Женин, я пытался все сделать один. Ничего не получилось. Я позвал тебя, потому что и я тебе доверяю. Потому что мы – близкие друзья, мы так хорошо друг друга узнали, что… Что я был уверен в том, какие именно слова заставят тебя прилюдно взорваться. И что за них ты меня простишь потом…

Женни наклонила упрямо голову и смотрела на него исподлобья.

Барт в отчаянии заломил руки.

– Ну это единственный способ, который пришел мне в голову! Мне что, отдавать им теперь деньги обратно? – он оглянулся.

У Женни сжалось от испуга сердце, она наконец поняла, с кем имел дело Барт. И, может быть, история еще не закончилась. Потрясла головой, отгоняя эти мысли. Сейчас она сердится на Бартоломью!

– А ты хорошо играешь в… во что ты там играл. Часто играешь, да? – спросила презрительно.

– Серьезно играл второй раз в жизни… – начал было оправдываться Барт, поняв, что она его не слышит, не желает, и взмолился: – Да хочешь, я вообще никогда больше карт в руки не возьму?

– Хочу! – с вызовом ответила Женевьева.

– Обещаю! – Барт приложил кулак ко лбу, к губам и к сердцу.

Женни распахнула глаза и открыла рот:

– Надо же! У нас в семье клянутся точно так же!

– Правда? – Барт улыбнулся. – А я думал, что это наше фамильное.

– Но как ты ловко выкрутился. – Обида еще теплилась у Женни внутри. – Всего лишь пообещал не играть в карты. А то, что ты грубо меня использовал, это как?

– Я больше не буду. Даже если это будет единственный выход. – Барт поднял руку, но Женни его остановила.

– Нет! Не надо давать клятв. И если карты спасут тебе жизнь, то можешь играть…

– Я поклялся. Умру, но не буду, – упрямо сказал Барт, повернулся, увидел желанную надпись и двинулся в сторону туалета смывать грязь приключений сегодняшней ночи.

– Я знаю, – прошептала Женевьева Мединос.

Такую клятву не нарушают. «Лучше не давать клятв, – говорил ей отец, – просто держи слово, держи слово и помогай нуждающимся. Но уж если пришлось поклясться…»

Как же ей захотелось домой. Скорее бы. Скорее.

– Доброе утро, Бартоломью, – улыбнулась Женин.

Надо же, он ухитрился задремать на этих жестких сидениях, да еще и устроив голову у Женевьевы на коленках. Барт выпрямился и сказал слегка смущенно:

– Привет, Женин!

Тут же нервно огляделся.

– Я не спала. Никого подозрительного не было. – Женин зевнула.

– Давай, теперь ты поспи. – Барт похлопал себя по коленям.

Ну, на коленях у него устраиваться Женин постеснялась, подумала немного и положила голову ему на плечо.

Бартоломью старался не вертеться, чтобы не разбудить ее. Женин начала медленно сползать. Барт развернулся в пол-оборота, не спуская глаз с входной двери, прижал Женевьеву к груди и обхватил руками. Теперь ее волосы щекотали ему нос, он еле удержался, чтобы не чихнуть. От внезапной мысли, что Женин едет в свой Порт-Пьер и он не увидит ее несколько дней, Барт приуныл. Конечно, он будет занят. Карнавал… Барт потерся щекой о ее макушку. Шелк волос. Он улыбнулся. Почему бы Женевьеве не поехать сразу вместе с ним в Меланьи, к своим Маленьким?

Кто-то вошел. Барт вздрогнул. Женни пошевелилась.

– Спи-спи, все в порядке, – прошептал ей Барт.

Женни прижалась к его груди и подумала, засыпая, что, пожалуй, ведут они себя не совсем прилично, но как же здорово в его объятиях, как приятно…

Барт чуть не подпрыгнул от радости, когда открылась касса. Растормошил Женни.

– Еще несколько часов ожидания… – Он задумался, разглядывая свой билет. – Может, фотоаппарат попытаться выручить?

– Я тебя не выпущу из аэровокзала! – твердо сказала Женни.

– Что мне будет за послушание? – улыбнулся Барт. Не насмешливо, а как-то нежно даже. Женни скрыла смущение. Ей, наверное, показалось.

– Первый раз так дорого получил за свои рисунки. Может, и правда, стоит живописью заняться? – продолжал улыбаться Бартоломью.

Женни удивленно на него посмотрела.

– В рюкзаке осталась часть рисунков, – пояснил он ей.

– Ой, как жалко. И Рафаэль их ждет, – огорчилась Женни. – Но выручать их я тебя тоже не отпущу.

«Вот уж где не горю желанием», – усмехнулся про себя Барт.

Они побродили по залу ожидания, убивая время. Сели. Женни было положила голову Барту на плечо и тут же отпрянула, покраснев.

– Хочешь спать? – спросил он. Ей опять показалось, что с нежностью.

– Нет, – быстро ответила, скрывая неловкость. – Ой, смотри, буфет работает!

– Женни… – Барт говорил с набитым ртом. – Зачем тебе тратить время, заезжать в Порт-Пьер? Еще на карнавал опоздаешь! Поехали сразу в Меланьи!

Женни нерешительно посмотрела на него. Звучало заманчиво, но как же родители… Она покачала головой.

– Я не смогу тебя проводить. Я хотел бы, но мне надо срочно в Меланьи. А вдруг ты опять сойдешь с поезда? А? – Зря он так пошутил. Это был неправильный аргумент.

– Я? Если мне и надо ехать в Меланьи, так это чтобы тебя довезти! – съехидничала Женни.

– Схожу-ка я поменяю валюту. – Барт увидел еще одно открывшееся окошко и достал оставшиеся после завтрака несколько банкнот.

Женни засмотрелась на женщину с разбегавшимися в разные стороны четырьмя сыновьями-погодками и не расслышала его. Женщина собрала всех в одну кучу, рук у нее явно было недостаточно. Она схватила по две пары вырывающихся ручонок. Ее живот был подозрительно круглым. «И о чем я только думаю», – улыбнулась Женни и прислушалась к хриплому радио. Радостно повернулась к Барту.

– О! Наш рейс… – и замолчала: Барта рядом не было.

В кармане у нее лежал паспорт с билетом внутри. Регистрацию объявили. А Барта нет! Куда же он подевался? О, Господи! Воображение рисовало ей картины, одну ужаснее другой. Дико озираясь, Женни вскочила на ноги, выбежала наружу и заметалась по улице, не зная, что делать.

На земле у здания сидела женщина с фартуком, полным деревянных фигурок. Она улыбнулась Женевьеве и показала на свой товар. Женни покачала головой, присела рядом и спросила, не видела ли та Барта, обрисовав, как он выглядит.

– Нет, такой не выходил, – уверенно ответила женщина.

У Женин отлегло от сердца. Значит, Барт в здании, ждет ее, наверное, возле вещей. Она побежала внутрь, расталкивая прилетевшую толпу. Вот они, их вещи, но Барта нет. Женни сунула руку в карман, нащупала билет. А что если она никогда-никогда больше не увидит Барта?

– Бартоломью, – прошептала Женни в отчаянии, а хотелось ей кричать.

Барт вернулся, довольный обменом. Женевьевы у вещей не было. Он удивленно оглянулся. Потоптался. Ему показалось, что по радио объявляют их рейс. Вот ее саквояж. Куда же она запропастилась? С ней что-то случилось? Вот и оставляй ее одну! Точно, их рейс! Барт отмахнулся от звуков радио, как от назойливой мухи, и побежал на улицу.

– Пика? Пика? – спросил он у чернокосой местной торговки, что разложила свой товар прямо на земле на фартуке недалеко от входа.

Как же в театре сказали, что Женни блондинка? Вспомнил!

– Рубио?

Женщина заулыбалась и показала ему на дверь аэровокзала. Барт поспешил внутрь и, к облегчению своему, увидел светлую головку Женевьевы на фоне темноволосой толпы.

– Женни! – заорал он.

– Барт! Как же ты меня напугал! – воскликнула она, бросаясь ему на шею.

– Кто кого еще испугал! – рассмеялся он, подхватил ее на руки и закружил в воздухе.

Он поставил ее на землю, но рук не разнял – вдруг она опять исчезнет.

По аэровокзалу шла та торговка, с улицы, и предлагала свой товар. Барт помахал ей рукой, она подскочила обрадованно. Барт сунул ей денег, не ожидая ничего взамен, но получил деревянную фигурку. Женщина что-то быстро говорила. Женни смутилась.

– Что она сказала? – поинтересовался Барт.

– Что это нам на счастье. – Щеки у Женевьевы запылали. – Пожелала нам семейного счастья.

– А что? – захохотал Барт. – Пойдешь за меня?

– Да, – прошептала Женни.

Они озадаченно посмотрели друг на друга.

– Жена? – потянулся было он к ней, прислушался. – Женни? Наш рейс?

– Ой! Посадка заканчивается!

Они подхватили вещи и поторопились к стойке. Там уже шла регистрация следующего рейса. На них поворчали, но пропустили. Женни протянула свой билет, Барт быстро поставил самый тяжелый чемодан. Потом протянул свой билет и взялся за саквояж и второй чемодан. Служащий улыбнулся Женевьеве, не обратил внимания на первый чемодан и повернулся к Бартоломью.

– Что здесь? – поинтересовался.

– Вещи, – показал Барт на саквояж, потом на чемодан. – Вещи и зарисовки.

Служащий попросил открыть этот второй чемодан, бегло заглянул и махнул им, мол, проходите.

– Как хорошо опаздывать! – заметил Барт в самолете.

– Почему? – удивилась Женни.

– Потому что не посадят в хвост!

– Это нечестно! – возмутилась она.

– Что? – У него глаза на лоб полезли, но она, оказывается, говорила о своем.

– Ты опустил всю романтическую часть! Ухаживания! Признания в любви! – сказала с обидой. – Сразу сделал предложение.

Барт смеялся до слез.

– Я что-нибудь придумаю, – заверил он ее. – После карнавала.

– А как же американка? – спросила злорадно Женин.

– Какая? А! – вспомнил он свои планы. – Что делать. Придется Рафаэлю очаровывать американку. Ты умеешь сидеть на лошади?

– Не знаю, а что? – удивилась Женин.

– А то! Скажи, что лучше: отдать тебе на карнавал Кинжала или лошадь Рафа.

– У Рафаэля есть лошадь?

– Конечно. Очень смирная. Если не усидишь на Кинжале, то это лучший вариант. Рафаэль тогда поедет на Кинжале, если захочет поучаствовать. Он пробовал на нем, у него получается. И я рядом буду. Подстрахую. А я себе раздобуду коня.

У Бартоломью загорелись глаза от предвкушения карнавала. Он развивал планы дальше.

– Ты не переживай по поводу костюма. Я все достану.

– Я и не переживаю.

Он ее не слышал.

– Со всеми тебя познакомлю! Женин, послушай, зачем тебе ехать в Порт-Пьер? Это будет пытка! Ты мне карнавал сорвешь. Поехали сразу в Меланьи! Всего несколько дней до карнавала осталось. Женин! Как же я без тебя? – взмолился он.

– Ах, как я теперь понимаю Амелию, – растаяла Женевьева от его горячности. – «Жена одного мужа».

– Кого? А! Из вашей легенды о кувшине молока. А я все недоумевал, кто ты. Всю дорогу. Чувствую, что часть моей Семьи, но не могу понять кто. А все очень просто. Моя жена.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись счастливо.

Как же все просто. Кроме одного. В самолете при посторонних совершенно неприлично поцеловаться. Оба вздохнули об одном и том же.

К концу перелета Бартоломью уговорил-таки Женевьеву ехать в Меланьи. Женин стало жалко расставаться с Бартом на эти несколько дней. Конечно, она только время потеряет на переезды. Лучше ей сразу отправиться к Маленьким.

У нее почти не дрожала рука, когда она давала телеграмму домой. Барт улыбнулся ей подбадривающе, и Женин отбросила последние сомнения.

Она все объяснит родителям. Позже.

Бледный Барт со вздутой губой и черными кругами под глазами всю дорогу от столицы к Меланьи с энтузиазмом рассказывал о карнавале. Поезд пошел под гору, вдалеке показался город. Барт замолчал, глядя в окно. Женин смотрела на Меланьи, который становился все ближе и ближе, а башня замка Медичесов на холме за городом все ниже и ниже. Подлых воров Медичесов!

– Мы дома! – объявил Бартоломью так, как будто весь город принадлежал ему, и торжественно подал Женин руку.

Она с нарочитой церемонностью приняла его помощь и сошла с подножки вагона. Не успели они сделать и пару шагов, как встретили его знакомых. Группка парней обступила Бартоломью.

– Вы куда? – спросил он вместо приветствия.

– Как это куда? Сам же вчера распорядился – за факелами едем. Что, отменяется? Тебе пожарные не разрешили в этом году?

– Нет-нет. Я просто уточняю. Поезжайте.

– Как твоя нога? Похоже, что лучше.

– Какая нога? Ах, нога… – протянул Барт, соображая, что за историю скормил им Рафаэль. – Лучше.

– Ну ты даешь! Карнавал, а ты вздумал ногу ломать и дома сидеть! – возмутился один.

– Он что, специально? – рассмеялся другой. – О! Наш поезд. Вечером вернемся с факелами. Барт, ты разрешение у пожарных подписал?

– Молодец, Рафаэль, – восхитился Барт.

Женин только головой покачала. «Интересно, был ли среди них молодой Медичес? Какая мне, впрочем, разница». Улыбнулась мечтательно своим мыслям.

– Ты что? – ревниво поинтересовался Барт.

– Глупости всякие вспомнила. У нас в семье есть одна давняя вражда. Когда я была маленькой, то воображала: вот вырасту большой и красивой, мальчик из той семьи влюбится в меня, и я разобью ему сердце. А теперь подумала, что хорошо бы не встретить его. Никогда.

– Точно, – с облегчением согласился Барт.

Бартоломью явно был известной в городе личностью. Только они поймали такси на привокзальной площади, как Барта опять окружили. Женин села в машину.

– Куда едем? – спросил водитель.

– Я – на Чайную горку, – весело сообщила Женин.

Какая же она счастливая. Счастливая!

– Как это «где доспехи»? – говорил кому-то Барт. – Ллойд! Они же у тебя в гараже хранятся.

– Откуда я знаю, что вы ко мне поставили? Я что, открывал ящики? Мог бы мне вчера сам позвонить.

– Я был занят последнее время… – Барт захохотал.

Ах, как жалко, что нельзя рассказать приятелям правду.

– Чем это? – Любопытный Ллойд заглянул в машину.

Он оказался светловолосым кареглазым симпатичным парнем.

– Фью, – присвистнул от удивления. – Я тебя понимаю. Давай, знакомь!

– Потом, на карнавале. Успеешь еще. – Барт рассмеялся. – Только ни на что не рассчитывай. Женин – моя невеста.

– Ллойд. Ллойд Оричес. – Все равно протянул руку через раскрытое окно кареглазый.

– Женевьева. – Женин руку пожала, но посмотрела с вызовом, уж больно насмешливые были у Ллойда глаза.

– Куда? – спросил водитель у Бартоломью, наконец севшего в такси.

– Замковый тупик, – сказал Барт радостно.

– Тогда сначала в тупичок, – водитель тронулся. – А потом отвезу девушку. Ей чуть подальше.

– Может быть, зайдешь? – упрашивал Барт Женевьеву.

– Нет, сразу к Маленьким, узнать как дела.

– Хорошо. Завтра с утра я к тебе заскочу, посмотрим, какие у нас планы. О! Я дома.

Такси объехало замок Медичесов и остановилось у одноэтажной пристройки.

– Ты что, живешь в замке Медичесов? – не поняла Женни.

– А где мне жить? – весело улыбнулся Барт. – Где еще может жить Бартоломью Медичес?

«Медичес?!»

Барт обернулся, на пороге появилась инвалидная коляска.

– Рафаэль!

Повернулся к Женни.

– Точно не хочешь зайти?

Онемевшая Женни только покачала головой.

– Какой твой адрес?

– Цветочная улица, – пролепетала Женни, кажется есть такая и в Меланьи. – Цветочная улица, дом 72.

«Медичес?! Нет! Только не Барт! Только не ЕЕ Бартоломью!» У Женевьевы ручьями потекли слезы.

– Адрес поточнее? – остановился на развилке таксист.

– Цветочная улица, – поколебавшись, ответила Женевьева Мединос.

– Как? Да что же ты сразу не сказала! Это же рядом с вокзалом, – таксист развернулся, ворча.

Барт с неохотой выбрался из ванной.

Ну так и знал! В его комнате нетерпеливый Рафаэль уже вовсю наслаждался своими новыми сокровищами. Рисунки были рассортированы в три аккуратные пачки. Раф рассматривал черепки.

– Как ты ухитрился их вывезти? – поднял он сияющие темно-синие глаза на брата. – Рассказывай все!

– Даже не знаю, с чего начать, – рассмеялся Барт. – Столько всего произошло! Особенно за последнюю неделю. Ты не поверишь!

– Опять влюбился, – констатировал факт Рафаэль.

– На этот раз серьезно! – заявил Бартоломью.

Рафаэль издал смешок.

– Считай, я помолвлен, – с идиотской, на взгляд Рафа, улыбкой сказал Барт.

– О, – протянул Рафаэль насмешливо, – она так здорово целуется, что ты готов жениться?

– Мы с ней ни разу не поцеловались, – несколько сконфуженно признался Бартоломью.

Раф открыл рот и выпучил глаза.

– Тогда это серьезно! Если ты провел неделю с девушкой, и вы не целовались, это должно быть очень серьезно!

– Я тебя убью! – сообщил ему Барт, наваливаясь на него.

Раф с удовольствием сжал Барта, оторвал от себя. Легкая домашняя коляска его опрокинулась на бок. Братья покатились по полу. То один, то другой брал верх.

– Бартоломью! – прибежала на шум мама. – Когда же это закончится? Только приехал, а уже дерешься с братом! А ну отпусти Рафаэля!

– Ты Рафу скажи, пусть меня отпустит, – прохрипел из-под Рафаэля Барт.

– Сколько вас можно разнимать, мальчики? – гневно сказала мама. – Сейчас приедет отец, я ему все расскажу!

– Не надо! – хором закричали «мальчики».

– Мы просто соскучились. – Раф сел на полу.

Барт поднял коляску и помог ему вернуться в нее.

– Я у Барта сегодня ночую! – крикнул вдогонку маме Рафаэль.

– Ну, рассказывай! – попросил он, убедившись, что мамины шаги стихли.

– Я обыграл шулера! – Барт начал хвастать с конца.

– Не будь Мединосом, не лги! – не поверил ему Рафаэль.

– Женевьева подтвердит! – пожал плечами довольный эффектом Барт.

– Так значит ЕЕ зовут Женевьева. А какая она?

Барт беспомощно развел руками.

– Нарисуй!

– Не могу. Пытался. Ее невозможно нарисовать. Получается блеклое подобие, – улыбнулся Барт.

– Она… – Барт задумался, вызывая в памяти образ. – Она день начинает со слов «Доброе утро, Бартоломью!» и умеет сказать это так, что чувствуешь себя особенным.

Барт заулыбался. Поспорить можно, что первое, что он завтра услышит от Женин, будет «Доброе утро, Бартоломью».

– Она красивая?

Барт кивнул.

– Увидишь сам! Лучше ты мне расскажи, что тут творится? Это что за история со сломанной ногой?

Раф рассмеялся:

– Подстраховался на тот случай, если под видом тебя придется ехать куда-нибудь. Чтобы мое инвалидное кресло выглядело уместно. Ты так запоздал, а столько бумаг надо оформить!

Барт выкатил из-под своей кровати матрас на колесиках для Рафа, это отец им придумал такой вариант, когда они не хотели расходиться по своим комнатам в детстве – ему надоело переносить им постели.

Бартоломью то рассказывал, почему он опоздал, то как проходила экспедиция, то пытал Рафа, как он от его имени действовал и что успел сделать для карнавала, то описывал их с Женни приключения. Они бы проболтали до утра, но заглянула недовольная мама и пригрозила, что, если они не замолчат, она прогонит Рафаэля. «Надо же иметь совесть! Бартоломью с дороги, уставший. Успеете завтра наговориться». Братья пошептались еще немного, и Барт отключился первым. Рафаэль лежал с открытыми глазами. «Женевьева». Что-то ему это имя говорило. Но вот что?

Таксист высадил Женевьеву в конце Цветочной улицы. Она стояла в растерянности и размышляла, в какой стороне ее Чайная горка. Как же отсюда выбраться? Спросить, где вокзал? Машину она там найдет, только уже заплатила таксисту все их с Бартоломью последние деньги. Бартоломью! Слезы навернулись Женин на глаза. Она стиснула зубы. Мединосы не плачут и не сдаются! Ничего, дойдет пешком. «Что говорил отец? – вспомнила Женин, оказавшись на какой-то площади. – В Меланьи не потеряешься, всегда найдешь Чайную горку по башне замка Медичесов». Вот она, торчит вдалеке. Ме-ди-че-сы. Женин прислонилась к фонарному столбу и заревела.

– Женевьева? – не очень уверенно спросил незнакомый голос.

Женин подняла голову. Этого еще не хватало! Как его там? Ллойд. Ллойд Оричес.

– Женевьева? – удивленно спрашивал Ллойд. – Что-то случилось? Я могу помочь?

Женин покачала головой. Ллойд подозрительно посмотрел на ее саквояж.

– Тебя подвезти? Я на машине. – Он показал рукой на припаркованный автомобиль и пояснил снисходительно: – Забрал только что после профилактики.

Женин отказывалась. Оричес настаивал.

– Подожди, мне умыться надо. – Женни зашла в соседнее кафе.

Выглянула – Ллойд смотрел ей вслед.

Официантка удивилась ее просьбе, но вывела Женни через заднюю дверь. Женни бегом побежала в сторону замка, а значит, и Чайной горки. Через квартал остановилась, оглянулась – погони нет. Отдышалась и пошла уже просто быстрым шагом.

– Женевьева! – ахнула кузина и защебетала: – Как здорово, что ты приехала! Отпустишь меня прямо сегодня? Мне еще столько нужно приготовить к свадьбе!

Кузина напевала и собирала вещи. Женни угрюмо распаковывала свой саквояж.

– Маленькие проснутся утром и испугаются: была я – стала ты, – рассмеялась кузина. – Кстати, хочешь, бери мой костюм, у нас, то есть теперь у вас, карнавал на днях.

– Не надо, – быстро ответила Женни, – я не пойду.

– Вот глупая, сходи обязательно. Там так весело будет!

– Это мое, – выдернула Женни у нее из-под чемоданчика свое платье.

– Ой, извини. Мне чужого не надо. Я же не Медичес, – захохотала кузина.

Женни села на кровать и попыталась сдержать слезы. Кузина наконец заметила, что с Женни что-то не так, обняла и заглянула в глаза.

– Устала? Бедненькая! Ты же откуда-то издалека, да?

– Устала, – согласилась Женни.

Может, это и к лучшему, что кузина собралась и уехала, оставила ее одну. Никому ничего не надо рассказывать. Женни достала рисунки Барта и улыбнулась петуху. Наверное, уже попал в суп! Разгладила ладошкой портреты. «Смотри. Это я. А это Рафаэль». И тут же в ушах прозвенело другое: «Вот хохма – у Медичесов под самым носом висел портрет НЕНАВИСТНЫХ Мединосов!» Женни зарылась в подушку, сдерживая рыдания. Какая же она несчастная! Какая несчастная!

Барт, против обыкновения, вскочил ни свет ни заря. Он старался не разбудить Рафа, но тот проснулся. Потер глаза.

– Ты куда в такую рань?

– Все тебе скажи, – рассмеялся Барт. – Скоро вернусь!

Вернулся он не скоро. Спросил у Рафаэля с порога:

– Женни не объявлялась?

– Нет. А что, должна была? – Раф засмеялся, но прикусил язык, уж очень расстроенный вид был у брата.

– Я, кажется, перепутал адрес, – пояснил Бартоломью. – На Цветочной улице нет семьдесят второго дома. Там всего тридцать один дом, Раф!

Барт растерянно посмотрел на Рафаэля.

– Гм, может, тебе нужен двадцать седьмой дом? – предположил Раф.

Барт покачал головой.

– Я обошел их все. Порасспрашивал на всякий случай в окрестных магазинчиках и на примыкающих улицах.

Раф не знал, что сказать. Вспомнил:

– А у пожарных взял разрешение? Ты же рядом был.

Барт хлопнул себя по лбу.

– Не догадался.

– Давай, займись делами, – предложил Рафаэль, – а я пока поищу, какие цветочные улицы у нас еще есть.

Барту идея понравилась:

– Район возле рынка называется Цветочный горшок!

– Я знаю. Иди уже.

Барт надеялся, что Женевьева зайдет или позвонит. Она не появлялась. Барт наскоро разобрался с самыми неотложными делами, взял у Рафа список околоцветочных названий и отправился искать Женин. Рафаэль подождал, пока за Бартоломью захлопнется дверь, снял трубку и набрал номер полиции.

Поздно ночью пришел раздосадованный Барт. На немой вопрос Рафаэля он отрицательно покачал головой. Они молча и без аппетита съели ужин под ворчание мамы, что Барт шляется допоздна, а Рафаэль его ждет, никогда вовремя их не накормишь.

– Мама, я уже самостоятельно могу поесть, если ты заметила! – огрызнулся Барт. – Не нужно меня ждать. Никогда!

Он вскочил из-за стола и ушел к себе.

– Да, – сказала мама грустно его спине. – Конечно.

– Мама, не обращай внимания, – дотронулся до ее руки Рафаэль. – У Бартоломью голова сейчас карнавалом занята. В следующий раз ложись, я его сам накормлю.

Мама наклонилась, поцеловала Рафа в макушку и вздохнула.

– С Женин что-то случилось! – бросился к появившемуся на пороге его комнаты Рафаэлю Барт.

– Не за последние два дня и не в нашем городе! – успокоил его брат. – Я обзвонил все, что можно, включая морг. Никаких происшествий.

Он проворчал:

– Мне было бы легче выяснять, если бы ты сообщил мне фамилию Женевьевы.

– Я не знаю. Как-то к слову не пришлось, не спросил, – пробормотал Барт и вдруг взвился: – Ну что ты на меня так смотришь. Я не Мединос, правду говорю!

Женевьеву разбудило яркое осеннее солнышко. Она открыла глаза и прошептала: «Доброе утро, Бартоломью!» И залилась слезами. Слезы текли ручейками и попадали ей в уши. «Интересно, – подумала Женин, – это у всех так бывает, кто лежа плачет? Ох, и о чем это я…» Но она успокоилась, улыбнулась, села в кровати. Во входную дверь позвонили. Женин испуганно натянула одеяло на голову и прислушалась. Родной, любимый голос что-то объяснял. «Мамочка!» Двери распахнулись, Женин взвизгнула и бросилась маме на шею. – Как же ты нас напугала, девочка! Что случилось? Мы с папой уже не знали, что и думать! – обнимала ее и гладила по голове мама.

Потом они сидели втроем за круглым деревянным столом: бодренькие улыбающиеся Маленькие и скучная, печальная Женин. Мама хлопотала, накрывала завтрак и по ходу дела давала Женевьеве советы.

– Ой, не справишься ты, – вздохнула мама, наконец устраиваясь за столом.

Она завела нудный, взрослый, а главное, бесполезный, разговор с Маленькими о том, что им лучше переехать в Порт-Пьер.

– Конечно, лучше, – согласился прадедушка. – Но мы не переедем.

И улыбнулся. Упрямый Мединос.

– Мамочка, – спросила Женни, оставшись с мамой наедине, – а что если я встречу молодого Медичеса и мы полюбим друг друга?

– О, Господи, – простонала мама. – Ты первый день в Меланьи, а уже начинаешь о Медичесах заговаривать. Потом о кинжале пойдут разговоры? Женни! Выбрось все эти истории из головы!

– Нет, ответь мне на вопрос, – настаивала Женни.

– Разве мало хороших парней из приличных семей на свете? А что скажет папа? – Мама кивнула на дверь: – А как такое эти старики переживут? Перестань даже говорить о Медичесах.

– Ты уверена, что не хочешь проводить меня на вокзал? – уточнила мама на прощание. Женни испуганно отказалась.

Мама смотрела из окна поезда на медленно удаляющуюся башню замка Медичесов и думала, что, пожалуй, надо поговорить с родней. Пускай поищут кого-нибудь менее впечатлительного для ухода за старыми упрямцами. Не хватало еще, чтобы ее девочка поломала себе жизнь, увлекшись этой глупой старой сказкой.

Женни убирала после ужина и обдумывала письмо для Бартоломью. Когда она села его писать, все слова улетучились, все звучало не так, как ей хотелось. Женни комкала бумагу, брала новый лист. Наконец она зевнула и отложила до завтра это сложное дело. Немного поплакала в постели и уснула.

– Обедневший древний род. Со своими преданиями и традициями. Совсем как наш, – вспоминал все, что узнал о Женевьеве, Бартоломью.

Даже легенду о кувшине молока пересказал.

– Не представляю, что за род это может быть, – морщил лоб Рафаэль, напрягая память. – И легенда эта нигде не была опубликована.

– У них даже нашу историю о кинжале и ножнах с Глазом бури рассказывают, – добавил Барт и поднялся. – Ну ладно, пошел я с факельщиками на инструктаж к пожарным.

– Кинжал! – вспомнил Рафаэль. – Так вот откуда мне знакомо имя Женевьева!

Барт остановился и посмотрел вопросительно.

– Помнишь, я раскопал все имена участников той истории. Невесту, чья свадьба была расстроена из-за пропажи кинжала с ножнами, звали Женевьева. Женевьева Медичес!

– Точно! И мы в детстве разыгрывали эту сценку, – решил Бартоломью.

– Нет, – пробормотал Рафаэль ему вслед, – мы не могли называть невесту Женевьевой. Я же сравнительно недавно выяснил имена.

Ему в голову пришла новая идея, даже две. Во-первых, Женин может быть их дальней родственницей. А что, имя фамильное, как и Рафаэль с Бартоломью, кто еще сохраняет традиции, называя детей именами семейными. Во-вторых, почему бы не дозвониться в справочную Порт-Пьера и не выяснить адреса книжных магазинов в районе Восточного порта. После карнавала можно будет съездить и разыскать родителей Женевьевы.

– Барт, – спросил Ллойд после инструктажа, – как поживает Женевьева?

– Не знаю, – признался Барт и внимательно посмотрел на Оричеса: – А ну постой! Ты что, ее видел?

Ллойд попытался отмахнуться, но не тут-то было.

– Ллойд, для меня это очень важно. Расскажи. – Барт понял, что так дело не пойдет, и зашел с другой стороны: – Хочешь место во главе колонны факельщиков?

– Видел, – с неохотой признался Оричес. – На площади Восстания.

И выложил, как все было.

– Официантка сказала, что девушка попросилась выйти через заднюю дверь, – с любопытством посмотрел он на Барта, но не забыл напомнить: – Так я в голове? Я бы тебе, конечно, и так рассказал. Но раз ты предложил…

– Я нашел таксиста, – сообщил Рафу Барт. – Он действительно отвез Женин на Цветочную улицу. Куда она пошла, он не обратил внимания. Однако позже, на площади Восстания, ее встретил Ллойд Оричес. Вот смотри…

Барт развернул карту города.

– Я не понимаю, что случилось. Но, главное, она живая-здоровая, пусть и чем-то расстроенная.

– Странно, – удивился Рафаэль, глядя на карту. – Похоже, она возвращалась к замку… Не переживай! Она найдется! Всего-то полсотни книжных магазинов в районе Восточного порта в Порт-Пьере. Ты предполагал, что портпьерцы ТАК любят читать?

Барт, конечно, засмеялся и, конечно, сказал, что не переживает. Но на самом деле внутренне ему было очень неуютно. Не понимал он, что происходит.

Женин не показывала нос наружу. Она боялась столкнуться с Бартоломью до того, как он получит ее письмо. А оно еще даже не было написано. И на карнавал она не собиралась. Она забилась в самый дальний угол их домика на Чайной горке и старалась выбросить из головы ВСЕ мысли, не думать ни о чем. Ей это удалось. Когда в голове стало пусто и тихо, Женевьева осознала, как же мучительно ей хочется увидеть Барта. Хотя бы издалека, одним глазочком. Она спрячется, он ее не заметит, она только взглянет и тут же убежит домой. Так оправдывала себя Женин по дороге в центр города на карнавал.

– Все женщины – мазохистки! – заявил мрачный Барт Рафаэлю днем перед карнавалом. – Не могу по-другому объяснить, почему Женни сбежала. А ведь она сбежала!

Голос у Барта так тонко зазвенел, что Раф даже испугался, не плачет ли брат.

– Ну, – сказал Рафаэль осторожно, – я читал в книжках…

Барт выразительно хмыкнул.

– Книжки не всегда врут! – обиделся Раф. – Я читал, что девушки любят устраивать самопожертвования ради своих возлюбленных!

Барт уставился на него, не понимая, о чем это Раф.

– Вот смотри. Все у вас было хорошо, пока вы не доехали до замка. Правильно?

Барт согласно кивнул.

– А что случилось в замке? Что изменилось? Выяснилось, что ты – Медичес! – победно заключил Рафаэль, не подозревая, как он недалек от истины, но логика увела его в сторону: – Она решила, что, раз ты живешь в такой роскоши, то она тебе не ровня!

– Я ей говорил, что замок – давно музей. Что мы нищие, – возразил Барт.

– Она решила, что ты притворяешься. Нам же никто не верит, – убеждал его Рафаэль.

Барт пожал плечами, но, вроде, успокоился.

Рафаэль закончил описывать последний черепок из тех, что привез ему Бартоломью. Как же он завидовал Барту. Видел все своими глазами, откапывал своими руками! Что такое несколько жалких черепков, когда, судя по рисункам, там было столько всего интересного. А какое приключение! Таинственная незнакомка! Рафаэль посмотрел на каминные часы.

Гм, что-то не слышно, чтобы Бартоломью собирался. Он же уже опаздывает! Заснул, что ли?

Раф докатил свое кресло до двери Барта и, постучав, толкнул дверь. Барт лежал на кровати лицом вниз. Повернул голову и опять отвернулся.

– Опаздываешь на карнавал! – сообщил ему Раф, и не подумав, ляпнул: – Вдруг Женевьеву там встретишь.

– Ты что, не понимаешь?! – подскочил с криком Бартоломью. – Она меня БРОСИЛА! Без слов и объяснений. Взяла и бросила!

– А как же карнавал? – неуверенно поинтересовался Рафаэль.

– Да пошел он куда подальше! Уйди! Не трогай меня сейчас.

Раф выехал за дверь, посидел, подумал и вернулся.

– Ты точно не пойдешь?

Барт лежал, молчал.

– Потом будешь жалеть.

Барт молчал.

– Я могу взять твой костюм?

– Бери что хочешь, – глухо отозвался Барт.

– И Кинжала?

– Я сказал – что хочешь. Оставь меня в покое!

Без помощи Бартоломью оказалось очень сложно забраться на Кинжала. Сложно, но возможно. Кинжал – конь высокий, не то, что его собственная лошадка. Рафаэль слегка испугался, так далеко внизу маячило его инвалидное кресло. Он «утешил» себя, что путь назад, в кресло, еще сложнее, легче будет свалиться, но падать он не собирается.

«Ничего, справлюсь. А то этот дурак будет потом жалеть!»

Женни чуть не опоздала к началу карнавала. Чем ближе она подходила к Центральной площади, тем труднее было проталкиваться сквозь толпу народа. Весь город высыпал на улицы. То тут, то там проезжали на лошадях облаченные в средневековые костюмы всадники. «Даже всадницы», – ревниво заметила Женни. Шум. Смех. Телевидение. Открытые двери кафе и ресторанчиков ждали наплыва посетителей после представления. Стояли отдельные музыканты и целые оркестры, но еще не играли. С гиканьем проскакали на Центральную площадь рыцари. Пошумели, размахивая факелами. Зажгли их, построились колонной и уже чинно двинулись по улице, уезжая с площади. Впереди колонны ехал знакомый Женевьеве Ллойд. Карнавал начался. Бартоломью нигде не было видно.

Странно ощущать себя такой одинокой среди веселящейся толпы. Женни развернулась и пошла домой. Выбрала почему-то не самый близкий путь – улицу, по которой въезжали на площадь конные участники карнавала. Они стояли здесь группками и болтали, шутили, ожидая своей очереди. Женни присматривалась и жадно прислушивалась. «Кто-нибудь видел сегодня Бартоломью?» – спросил какой-то парень. Ему ответили, что Барт здесь, Барта видели, он мелькает на разных улицах, но, похоже, сам участвовать не собирается. «А что так?» – удивился парень. «Он же ногу сломал». «Вот не повезло!»

«Интересно, – подумала Женни, – что такого задумал Бартоломью, что прикрывается этой версией». Однако он здесь и веселится. Неужели и думать о ней забыл?

– Барт! – крикнул кто-то. – Поедешь с нами?

– Нет, – ответил всадник на грациозном белом коне.

Женни быстро спряталась в подворотне. Барт ссутулился и наклонился к шее Кинжала. Кто-то спешился и подошел к нему.

– Что, нога болит? Поезжай домой. Основная часть позади. Мы справимся.

– Хорошо. Всем, кого не видел, – привет. Удачи вам!

Ему дружно помахали на прощание и пообещали позвонить утром, рассказать, как все прошло. Всадник медленно отъехал. Женни сделала несколько шагов за ним.

«Бедный Барт. Что с ним? Устал? Даже голос слегка охрип».

Всадник снял маску одной рукой и попытался тыльной стороной ладони вытереть лоб. Металлическая маска выпала из дрожащей руки и со звоном запрыгала по камням мостовой. Всадник сделал круг вокруг нее. Свет от фонаря упал ему на лицо. «Это же не Барт! – дошло вдруг до Женни. Это… Рафаэль?»

Раф застонал от досады. Женни, не долго думая, подбежала, подняла маску и протянула Рафаэлю.

– Спасибо, – улыбнулся он ей.

Как же измученно он выглядит! Почему Барт оставил Рафа одного? Ах, как они похожи! Женни вглядывалась в такое знакомое лицо. Характерная форма губ, одинаковый разрез глаз. Вот чем отличались два портрета на рисунке Барта: правый глаз у Рафаэля слегка косил. От этого выражение его лица было немного лукавым, каким-то озорным. Это и нарисовал Барт. Что он не выделил, так это ресницы. У Рафаэля ресницы гораздо длиннее и пушистее, чем у Бартоломью. И загибаются на концах. «Девичьи ресницы, – улыбнулась Женин. – Да ты, оказывается, красивее Барта!»

Рафаэль смертельно устал. Его непослушные ноги совсем ослабли. К его досаде, Кинжал почувствовал растущую неуверенность всадника и стал беспокойно поводить ушами. Кинжал – конь с норовом. Как бы не выкинул какой фокус. «Без паники», – приказал себе Рафаэль, снял надоевшую ему маску и… выронил ее. Он объехал вокруг, жалея, что вообще ввязался в эту авантюру. Маску считай что потерял, сейчас свалится с коня на половине дороги, и что он тогда сможет сделать… Из темноты появилась девушка, подала ему маску. И не ушла. Она стояла и просто ела его глазами. Смотрела на него не отрываясь. Красивая как ангел. Наверное, красивая.

И этот ангел улыбнулся.

– Рафаэль Медичес, – смущенно представился Раф.

– Же… – Женни вспомнила «у меня от Рафаэля секретов нет» и поправилась: – Джейн.

– Американка?

– Как ты догадался? – обрадовалась такому повороту Женни.

– Сегодня много туристов, особенно из Америки. Местные – все в костюмах, – пояснил Раф, довольный, что она не уходит.

Кинжал нервно переступал ногами, Раф похлопал его, успокаивая.

«Бедный Рафаэль! Он же еле сидит на лошади». Женин соображала, не может ли она чем помочь.

– Если ты в замок Медичесов, то нам по дороге! Можно, я поведу твоего коня?

– Да, – с облегчением согласился Раф, отдал ей поводья и злополучную маску, расслабил ноги и взялся за седло двумя руками. – Пойдем шагом. Поболтаем.

– Мне показалось, тебя назвали «Бартоломью», – начала выяснять Женин то, что интересовало ее больше всего на свете.

– Это мой брат. Мы похожи, – отрывисто говорил Рафаэль. – Он не смог участвовать. Потом будет жалеть. Я выдаю себя за него. Разумеется, это секрет, Джейн.

– ОК, – кивнула Женин. – А почему он не смог поехать сам?

– Это личное. Не могу рассказать. Он очень расстроен.

«О, Барт…» – забилось у Женин сердце.

Рафаэль решился:

– Можно тебя пригласить? В Верхнем городе есть кафе, с его террасы видна вся старая часть города. Обещаю забавную историю о любом здании, на какое покажешь.

Женин горько вздохнула.

– Какая жалость. Я уезжаю. Завтра. Домой.

– Жалко, – огорчился Рафаэль.

– Ворота замка! – воскликнула Женин. – Спасибо за компанию!

Рафаэль не успел опомниться, как его спутница отдала ему поводья, маску и исчезла.

– Ты не видел Рафаэля? – к Барту вошла озабоченная мама.

– Я ему не нянька, – не повернул головы Бартоломью.

– Что с тобой? Тебе плохо? – присела к нему мама и погладила по плечу.

Барт чуть не заплакал.

– Грубишь сегодня целый день, – продолжила мама совсем не так, как он ожидал. – Неужели ты пьян?

Он грубо сбросил ее руку с плеча и ответил зло:

– Нет, я не пьян. Оставьте все меня в покое.

– Что это? – подняла мама деревянную фигурку с пола. – Барт! Зачем ты это привез? Нам еще языческого идола в доме не хватало!

Барт выдернул деревяшку из ее рук, швырнул в сторону камина их с Женни «семейное счастье».

А почему же Бартоломью не на карнавале? Она же слышала цокот копыт Кинжала. Господи, Рафаэль? Мама схватилась за сердце и побежала в конюшню.

– Бартоломью! – вернулась она с криком, – Бартоломью! Рафаэль уехал на Кинжале! Вставай! Сделай что-нибудь! Разыщи его! Он упадет и разобьется.

– Может, если Раф считает, что удержится в седле, значит, удержится? Может, если человеку почти двадцать лет и он захотел поехать на карнавал, это его право? Мама, пора понять, что мы выросли!

– Ты сегодня сошел с ума. Рафаэль – на лошади и без присмотра? Как ты мог ему позволить? – Она заплакала. – Что будет со всеми нами, если с Рафаэлем что-то случится?..

Барт наконец почувствовал угрызения совести.

– Позвоним в полицию? – спросила мама неуверенно. – Ох, и отца еще нет дома.

– Раф найдется. Не переживай. Я пойду искать. – Барт ринулся к выходу, остановился, посмотрел на телефон. Нет, бесполезно, все на карнавале.

Он выскочил на улицу вовремя. В воротах показался Кинжал. Рафаэль еле держался на нем. Барт поднял руки и помог Рафаэлю сползти с коня и попасть в дом. Раф был бледным и странно неподвижным.

– Горячая ванна? Массаж? Позвонить доктору? – суетилась мама, пока Барт раздевал брата.

Рафаэль нежился в теплой воде. С наслаждением прислушивался, как кровь начинает пульсировать в онемевших местах. Больно и приятно. Мама внесла полотенца и присела рядом.

– Вот уж от кого не ожидала необдуманных поступков, так это от тебя, Рафаэль! Отец только что вернулся, он с тобой поговорит.

Раф посмотрел на нее своими лучистыми глазами, и у мамы все перевернулось внутри. Ее младший сын. Ее добрый, ласковый мальчик. Самый умный и самый красивый. Душа их семьи. За что он так наказан? Почему именно он страдает? Бедный ребенок. Он хочет быть как все. Как же можно его ругать за это.

– Мама, ты плачешь? – обеспокоенно спросил Рафаэль.

– Нет, – смахнула она слезинку украдкой. – Рафаэль, как ты думаешь, зачем люди живут?

– Как это зачем? – удивился он. – Для радости.

Мама отдала полотенца вошедшему встревоженному отцу и вышла. В коридоре она заплакала.

– Мама, – неловко обнял ее Барт. – Все хорошо. Рафаэлю сейчас станет лучше, вот увидишь.

– Ну ты даешь! – Барт выкатил из-под кровати Рафаэля матрас для себя. – Тебе хоть понравилось на карнавале?

– Шумно, но здорово, – признал Рафаэль. – Меня никто не узнал. Все были уверены, что это не я, а ты! Зря ты сам не поехал.

– Знаешь, этот карнавал – твой. Ты его готовил в этом году, – усмехнулся Барт. – Расскажи, что там было интересного.

– Барт, – Рафаэль замялся. – Я встретил девушку.

– Я думаю, что не одну! – рассмеялся Барт.

– Не одну, – согласился Раф. – Только эта – особенная! С ней так легко разговаривать.

– Времени даром не терял! – восхитился Барт.

– Она уезжает завтра. Домой. В Америку, – очень грустно сказал Рафаэль.

– И ты туда же. Влюбился, – вздохнул Барт.

Рафаэль тоже вздохнул.

– Ты адрес догадался взять? – поинтересовался Барт.

Раф расстроенно покачал головой.

– Не вешай нос. Твоему горю легко помочь. Завтра понедельник, в расписании один-единственный поезд!

– Подойдешь к ней сам? – оживился Раф.

– Не бойся, – успокоил его Барт. – Какой есть, такой ты и есть. Или ты ей понравился, или нет. Все остальное – пустяки.

– Кажется, понравился… – Рафаэль вспомнил, как смотрела на него Джейн.

Озадаченные братья покинули вокзал. Никакой Джейн не было и в помине. Барт нашел такси, посадил Рафаэля в машину, запихнул его складную коляску в багажник. «Надо же, – усмехнулся, – просто рок братьев Медичесов».

– Куда? – спросил шофер у Рафаэля.

– Замковый тупик.

– А тебе куда? – спросил он у подсевшего к ним Бартоломью. – Ах, ну конечно, туда же…

– Барт! – перебил его Рафаэль. – Водитель повез вас с Женевьевой к замку. Она села первой и наверняка сказала свой адрес, а потом сел ты и сказал свой, значит…

– Значит, и она ехала куда-то в район замка. А потом передумала и изменила адрес! Ты – гений! – Барт выскочил из машины и наклонился к окну: – Поговорю еще раз с тем таксистом. А ты не переживай. Наверное, поезд твоей Джейн завтра.

– Так какой адрес девушка назвала сначала? Такой опытный водитель не мог отвезти пассажира в Замковый тупик, потом вернуться на Цветочную улицу, – заискивал Барт, разыскав таксиста.

Польщенный водитель наконец вспомнил.

«Чайная горка? – удивился Барт. – Какая уважающая себя семья будет жить в таких трущобах?» Хотя, конечно, он преувеличивает. Не трущобы. Просто бедный район. Чайная горка большая, у подножия есть приличные дома.

Барт добрался домой, но заходить медлил. Вот она, Чайная горка. Начинается прямо под замком. Рукой подать. Маленькая надежда встретить Женни или что-то разузнать. Точного адреса нет. Сумерки… Барт решительно повернул в сторону Чайной горки. От центрального входа в замок туда вела тропинка. Барт прошел между покосившимися старыми домишками и вышел на улочку. Он сделал буквально пару шагов и увидел Женни.

Как же Женевьеве не нравился этот район. Меланьи такой славный город. А Мединосы живут в самой ужасной его части. Только потому, чтоб быть поближе к замку Медичесов. Она перетерпит этот год. Она отправит письмо Бартоломью. И уедет отсюда навсегда. Туда, где нет никаких Медичесов. Она уже решила куда. Родители, конечно, огорчатся. Женевьеве стало до слез жалко и маму с папой, и себя. И Бартоломью.

– Ты посмотри, какая кошечка здесь бродит! – услышала она мужской голос.

– Мяу! – отозвался второй.

От забора навстречу ей шагнул какой-то человек.

– Как кошечку зовут?

Женни закипела. Случись это полгода назад, Женевьева, пожалуй, испугалась бы и не знала бы, что делать. Сейчас Женни слишком многое пережила за последнее время. Мало того, что подобное происшествие не входило в ее планы, так ее еще и оторвали от обдумывания этих самых планов таким гадким способом! Ее обычно широко распахнутые глаза сузились до злобных щелочек, щеки запылали, крылья носа раздулись гневно. Что бы эти хамы не замышляли, им это так просто не сойдет! Лучше поднять ту палку или этот камень? Огреет ближнего по голове и заорет так, что сбежится вся улица! Как говорил Барт? «Дерись насмерть. Тогда есть шанс победить».

Парень почувствовал странное напряжение в воздухе и отступил назад. Однако тот, который мяукал, сделал шаг вперед. Женни схватила палку и тут же выронила ее, услышав сердитый голос… Бартоломью:

– Сколько можно тебя ждать?! Ну ладно я. Так ведь вся компания уже собралась.

Он быстрым шагом подошел к ним, возмущенно пожаловался парням:

– До чего эти женщины любят долго собираться!

Где-то внизу просигналила машина. Барт воспользовался этой случайностью и крикнул в ту сторону:

– Идем! Мы уже идем!

Взял Женин за локоть и потянул за собой. Незадачливые «кавалеры» остались поджидать других приключений.

– Живешь на Чайной горке и не знаешь, что здесь в сумерки без провожатого лучше не ходить? – насмешливо спросил Барт, отпуская руку Женевьевы.

– Бартоломью, – сказала она голосом человека, увидевшего привидение.

– Так не исчезают. Не сказав ни слова, – быстро заговорил Барт. – Впрочем, это твое дело. Мне ничего от тебя не надо. Я всего лишь хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

Женни остановилась.

– Тебе сюда? – кивнул Барт на дверь. – Ну, я пошел. Прощай.

Он развернулся с независимым видом. Сделал шаг, другой. Тишина. Барт не выдержал, оглянулся. Женни беззвучно плакала.

– Женни! Что случилось? – подскочил он к ней. – Что?!

Женни заревела и, как теленок, ткнулась лбом ему в плечо. Барт обнял ее и погладил по голове. Нежное ощущение шелка под рукой. Он прижался щекой к ее макушке.

– Барт. Все так ужасно. Нам лучше не встречаться.

– Это еще почему? – он обнял ее крепче.

– Женни! – открылась дверь, и послышался старческий голос.

– Иду, бабушка! – Женни вытерла слезы, подтолкнула Барта в сторону улицы, прошептав: – Я потом тебе все объясню.

«Нет, так дело не пойдет», – Барт остался на месте.

– Женни, деточка, мы волноваться начали: на улице темно, – ковыляла к ним маленькая кругленькая старушка.

Она с любопытством посмотрела на Барта светло-голубыми глазками и разулыбалась:

– Зови молодого человека в дом, что же вы на улице стоите.

– Нет, – испуганно возразила Женни. – Ему уже пора. Он спешит.

– Я не спешу. Могу зайти, познакомиться. – Барт направился к дверям.

Женни не дала ему и полслова сказать, влетела следом и выпалила:

– Это Джек. Джек Смит.

Она наступила Барту на ногу.

– Мы с ним познакомились, когда я возвращалась из экспедиции. Потерялись. И только что нашлись.

– О, – маленькие глазки прабабушки стали круглыми, – так это из-за него ты столько плакала в последнее время?

Женни вспыхнула. Прадедушка придвинул стул к столу:

– Присаживайся, Джек. Попробуй, какими пирожками нас тут Женни балует. Рассказывай.

Женни опять не дала Барту слова вставить.

– Джек – американец. Увлекается историей. Вот и все.

Барт залюбовался дедом. Красивый старик. У Бартоломью рука невольно потянулась к карману, где лежал блокнот и карандаш. Нос, подбородок. Где-то он уже видел такой типаж. Бабушка, не дождавшись помощи от Женни, сама стала накрывать на стол.

– Меланьи – очень интересное место для историков, – сказал прадедушка. – Сколько неразгаданных тайн скрывается здесь за древними стенами!

– Дедушка! – закричала Женин и потрясла Барта за плечо.

– Джек! Тебе пора!

– Как это? – возмутился Барт. – А пирожки?

– Женин сама пекла! – похвалилась прабабушка.

– Бабушка! Прекрати! – покраснела Женни и пробормотала: – Я только помогала тебе.

– Спасибо, вкусно, – получил наконец пирожок Барт. – Да. Мне нравится в Меланьи. И есть где развернуться историку.

Барт пожалел, что нет рядом Рафаэля: вот кто поддержал бы разговор достойно. Хотя он сам тоже кое в чем разбирается. Барт заговорил об архитектурных особенностях зданий Меланьи. Вся история европейского домостроительства перед глазами, правда, недальновидные власти города допустили смешение стилей, разрешили перестройку уникальных сооружений. Замок Медичесов – вот это здание практически не претерпело изменений, не без гордости заметил Барт.

– Ну конечно, – с оттенком пренебрежения не согласился прадедушка, – если не считать пристройку конца восемнадцатого века, сделанную с непонятной целью.

– Начала восемнадцатого века, – поправил его Барт. – Пристройка вполне вписывается в архитектурный ансамбль замка.

Барт вздохнул.

– И цель прозрачна. После злополучной истории с кинжалом и ножнами род Медичесов по вине Мединосов пришел в упадок. К восемнадцатому веку Медичесам не под силу стало содержать весь замок, потому была сделана небольшая жилая пристройка, а сам замок тогда закрыли. Но Медичесы всегда будут жить в своем замке. Любой ценой!

– Джек! Тебе пора! – крикнула Женевьева.

Ни Барт, ни прадедушка не обратили на нее внимания.

– А не с точностью ли до наоборот? – с жаром воскликнул прадедушка. – Род Мединосов пришел в упадок по вине Медичесов! Увы, все знают об исчезновении кинжала и Глаза бури только со слов Медичесов.

– А что, есть другой вариант? – удивился Барт.

– Джек, ну пожалуйста! – Женевьева трясла его за плечи.

– Погоди, – отмахнулся он от нее, – мне интересно послушать!

– Много звезд на небосводе. Вспыхивали они и гасли. И только две звезды горели неизменно. Два славных имени, – торжественно начал прадедушка.

– Медичесы и Мединосы, – нетерпеливо подсказал Бартоломью.

– Мединосы и Медичесы, – согласно кивнул прадедушка. – И значили их имена всегда – отвага и честь. Две семьи доблестно служили Скупой герцогине. Не зря ее так прозвали в народе.

Прадедушка помолчал, как будто всматривался в прошлое и сверял детали, боясь ошибиться.

– В сражении под Меланитом, столицей тогдашнего государства, среди прочих воинов отличились оба старших отпрыска двух древних родов. Храбрецов ждали достойные награды. Пожалованы всем были кинжалы в ножнах. Отважному Мединосу, однако, преподнесли кинжал без ножен. Бесценный кинжал. Редкой восточной работы.

Необычной формы. Предмет зависти многих. В том числе и Медичеса, которому были подарены ножны.

Барт дернулся, прадедушка продолжил с горечью:

– Ножны! Пустые ножны. Но какие! Специально изготовленные для кинжала Мединосов. Мастер украсил их Глазом бури!

– Редкий, необычный камень, – неожиданно вступила в разговор прабабушка. – Если долго вглядываться в него, то увидишь темное пятнышко. И будет оно тебя беспокоить и поднимет в душе твоей бурю.

– Предмет зависти многих. В том числе и Мединосов, – с иронией вставил Барт.

Прадедушка хотел возразить, но прабабушка вмешалась:

– Говорили, что камень этот не давал Скупой герцогине покоя, мучил ее и тревожил, и только потому она пожертвовала его для ножен. И стала спать спокойно.

– Женские байки. Как и то, что Глаз бури якобы обладал исцеляющими свойствами, – усмехнулся прадедушка. – Но, несомненно, жадность помешала герцогине сделать два полных комплекта для двух героев. Она посчитала, что награды и так дорогие.

«Ох, было бы лучше, если бы их наградили обычными кинжалами в обычных ножнах», – первый раз в жизни пересмотрела свои взгляды на фамильное предание Женевьева.

– Герцогине вздумалось пошутить, что кинжал и ножны разъединила она не из скупости, а с намеком на предстоящее событие. Два древних рода решили воссоединиться. Готовилась свадьба старшего Мединоса и единственной дочери Медичесов.

У Женни почему-то сжалось сердце.

– «Вот вы и вставите кинжал в ножны после свадьбы», – пожелала герцогиня.

«Скабрезная старуха! Ну и нравы», – нахмурилась Женни, прадедушка рассказывал самый ее нелюбимый отрывок в легенде.

– Мединосы и Медичесы не могли решить, как соединить кинжал с ножнами. Кинжал был собственностью жениха. Ножны – старшего брата невесты. Мединосы просили ножны в приданое. Медичесы отказали и предложили обменять кинжал на все, что пожелают Мединосы.

– А такое просто решение, как сделать еще один кинжал и еще одни ножны, пусть и попроще, им в голову не приходило?! – возмущено воскликнула Женни.

Впрочем, ей самой это решение пришло в голову только сейчас. Прадедушка развел руками.

– Дело тем не менее шло к свадьбе. В замок Медичесов приехали родственники. Им показали ножны, гости выразили желание посмотреть кинжал. Мединосы как раз тоже были в Меланьи. За кинжалом послали. И должны были вернуть вместе с ножнами. Потому что у Мединосов тоже были любопытные гости, которые жаждали взглянуть на полный комплект. Но Мединосы не получили обратно ни кинжала в ножнах, ни просто своего кинжала!

– Лжецы! – пожал плечами Барт. – Они должны были получить и кинжал, и ножны еще прямо в замке, но солгали, что не знают, где награды, что не получили!

Прадедушка торжествующе показал на него пальцем.

– Именно это сказали воры Медичесы герцогине.

– Именно ворами оболгали их Мединосы перед герцогиней! – вскочил Барт.

– Нет! – прадедушка поднялся, упираясь руками в стол. – Медичесы присвоили кинжал! Не отдали!

История получила огласку. Многие Медичесам поверили. С Мединосами никто не хотел иметь дело. А воры Медичесы боялись открыто показаться с кинжалом, они его спрятали.

– Это Мединосам поверили, а с Медичесами долго никто не хотел иметь дело. В этой версии нет логики, – усмехнулся Барт. – А ножны где? Зачем прятать свои ножны? Это Мединосы спрятали ножны с кинжалом, похоже, что в замке Медичесов.

– А где здесь логика, Джек? – едко поинтересовался прадедушка. – Зачем Мединосам прятать свой кинжал, хотя и предполагать смешно, что они его спря…

– Чтобы бросить подозрение на Медичесов! – отрубил Барт.

– Возможно, это сделал кто-то третий, – умоляюще сказала Женин.

– Некому! – отрезал Барт. – Чужих не было. И как ты объяснишь, что и кинжал, и Глаз бури пропали из мировой истории бесследно. Рафаэль искал. Никаких больше упоминаний!

«Это в любом случае необъяснимо», – подумала Женин.

– Свадьба расстроилась. Безутешная невеста… – не удержалась бабушка.

Барт перебил ее возбужденным смешком.

– Утешилась. Вышла замуж. С тех пор кровь Медичесов течет у одной королевской семьи. Рафаэль нашел сведения о невесте. Рафаэль – это мой брат. Вот кто помешан на истории, – пояснил Маленьким Бартоломью и повернулся к Женевьеве. – А знаешь, как ее звали, невесту? Раф раскопал. Женевьева! Женевьева Медичес!

– Нет! – закричали все Мединосы хором.

– Нет, – покачал головой прадедушка, – моя правнучка, дочь моего старшего внука от старшего сына не может носить имя из рода проклятых Медичесов. Это наше имя, Мединосов!

– Джек Смит. – Женевьева твердо взяла Бартоломью за руку и повела к двери. – Тебе пора. Скажи «до свидания» и пошли.

Ошеломленный Барт покорно вышел.

На пороге они молча посмотрели друг на друга, Барт развернулся и побежал куда-то вниз по улице.

Женни села на порожек и спрятала лицо в коленях. Вот и все. Вот и случилось. Ну и хорошо. И писать ничего никому не надо.

– А-а-а-а! – кричал где-то внизу Барт. – Ме-ди-нос! А!

Залаяли собаки, кто-то пригрозил вызвать полицию.

Женни слышала это как в полусне. Вот и все. Она его больше никогда не увидит. Он не вернется. Женни не плакала. Нет. Она пролила за последние дни столько слез, сколько за всю предыдущую жизнь не выплакала. Вода иссякла. «И о чем это я», – грустно улыбнулась Женни, поднимая голову.

Перед ней стоял Барт.

– Думала спрятаться, ничего не объясняя? – насмешливо спросил он. – Как будто я тебя не найду!

– Я хотела рассказать про все в письме! – Женни поднялась и распрямила плечи.

– Почему-то я тебе не верю… – В голосе Барта просквозила ирония.

– Мединосы не лгут! – вспылила Женни, достала из кармана черновик. – Вот! Видишь! Я начинала. Несколько раз. Не так это просто…

Барт выхватил листочки из ее рук, развернул и попытался прочесть.

– Что за район! У вас даже фонарей нет! – поморщился он, отходя к освещенному окну.

– Как ты смеешь брать чужое! – Женевьева попыталась отобрать свои бумажки обратно.

– Как это чужое? Раз ты писала мне – значит, мое! – не отдавал Барт письма.

– Раз я еще не отправила, значит, не твое!

– Вот как… – тянул Барт время, пробегая глазами строчки.

Дочитал.

– На. Мне чужого не надо!

Встретил насмешливый взгляд Женевьевы и возмутился:

– Медичесы не воруют!

– Да что ты говоришь! Ты никогда дважды не подумаешь, если тебе что-то нужно взять!

– Ты о чем?

– Даже мелочи… – вдруг вспомнила Женин. – Кто взял краски в театре?

– Какие краски? Ах, краски! Ты серьезно? – опешил Барт. – Директор просто из вредности запретил их трогать. Мне же надо было чем-то рисовать!

– А кто вывез древние черепки с раскопок? – поинтересовалась Женевьева.

Так уж и быть: мелочи она не будет брать во внимание.

– Разве это воровство? Да в той стране они даром никому не нужны! Не забрал бы я, взял бы себе в Англию руководитель раскопок! Воровство – это когда у человека берут то, что ему нужно, важно…

– Нет! Воровство – это просто взять чужое. Без спроса, – заметила Женевьева и решила добить «поверженного» врага: – Если черепки такие ненужные, то почему ты их выдал за мой багаж, когда стало ясно, что меня никто не собирается проверять?

– Если бы тебя проверили, я бы сказал, что это мой чемодан, можешь не сомневаться! – начал было оправдываться Барт, но решил, что лучше перейти в наступление: – Если ты такая правильная, то почему вспомнила об этом только сейчас? Почему тогда промолчала? Может, потому, что ты очень легко относишься ко лжи? Да тебе самой ничего не стоит притвориться…

– А кто говорил, что я плохая актриса? – съязвила Женин.

– Одно дело – чужой сценарий, другое – свой собственный! У тебя хорошо получается! Все эти «Джеки Смиты»…

Они как два вымотанных боем боксера стояли друг против друга и тяжело дышали. Раунд еще не закончен, а сил ударить уже нет.

– Многие музеи, если следовать твоей логике, показывают краденое. – Барту непременно хотелось оправдаться.

– Сравнил себя с музеем!

Как-то до сегодняшнего дня Женевьева меньше всего думала о музейной этике, но, наверное, музеям такое можно. Или нет?

– Так черепки уже в музее! – торжествовал Барт победу. – Рафаэль их систематизировал. В экспозицию замка они не вписываются. Дар Медичесов краеведческому музею Меланьи!

– Что меня в тебе поражает, – с возмущением, близким к восхищению, воскликнула Женин, – так это то, что ты всегда выкрутишься!

– Кто бы говорил! – усмехнулся Барт.

– Джек, деточка, ты еще здесь? – показалась на пороге Маленькая бабушка. – Вот, держи.

– Что это? – удивился Бартоломью.

– Пирожки. Тебе же понравились, – улыбнулась прабабушка ласково.

Она укутала Женни шалью, проворчала, что на улице уже прохладно, и ушла в дом.

– А что твои Маленькие делают в Меланьи? Староваты они по ночам обыскивать замок.

– Мединосы ждут, не просочатся ли из замка какие-нибудь известия о кинжале, – с неохотой пояснила Женни, уж очень смешно это звучало.

– Давно? – удивился такому странному времяпровождению Барт.

– С того самого дня, как пропал кинжал, – не совсем правильно поняла его вопрос Женни.

– Что?! Ты хочешь сказать, что Мединосы уже несколько сотен лет шпионят за Медичесами? – дошел до Барта смысл ее ответа.

Женевьева пожала плечами, мол, называй как хочешь.

– Ну и ну! Кстати, а куда это ты собиралась уходить через год? Ты написала в письме.

– В монастырь, – покраснела Женни.

– Подражаешь этой вашей Амелии из легенды? – воскликнул пораженный Барт.

– Я – Женевьева Ме-ди-нос! Если я полюбила, то не утешусь, как Женевьева Ме-ди-чес! – Женевьева гордо развернулась и хотела отправиться страдать дальше.

– Женни, – окликнул ее Барт.

Она обернулась, смущенная.

– Это было самое тяжелое время в моей жизни. Особенно по утрам, – вдруг признался Барт, кажется, тоже смутившись.

– Почему по утрам? – удивилась Женни.

– Без твоего «Доброе утро, Бартоломью!» чего-то не хватало целый день, – улыбнулся он.

– Я говорила! Честное слово, – уверила его Женни. – Каждое утро, проснувшись.

– Хотел бы слышать… – Он все еще улыбался.

В доме выключили свет. Женевьева и Бартоломью оказались в кромешной темноте.

– Мне пора… – Женин вздохнула. – Что же мы теперь будем делать? Что?

– Не переживай. Я что-нибудь придумаю! – сказал Барт с такими знакомыми интонациями, что Женни воспряла духом.

Барт заглянул к Рафаэлю.

– Спишь? – спросил шепотом.

– Нет, конечно, тебя жду. – Раф сел на кровати. – Мама оставила тебе ужин.

– Я сыт, – заявил Барт, присел к нему и протянул пакет: – Держи, пробуй. Женни сама пекла.

– Значит, ты ее нашел! И что случилось?

– Понимаешь, – вздохнул Барт. – Женевьева, она, гм, Мединос.

– В чем она тебе солгала? – не понял Рафаэль.

– Ее фамилия Ме-ди-нос, – усмехнулся Барт.

Рафаэль перестал жевать:

– Не будь Мединосом… Тьфу. Ты что, серьезно?

Барт кивнул.

– Не может быть! В Меланьи нет Мединосов. Самые ближайшие живут в Порт-Пьере. – Раф изумленно посмотрел на Барта: – Порт-Пьер?!

– Угу. Женни из портпьерских. А самые ближайшие Мединосы живут под носом у Медичесов на Чайной горке. В двух шагах от замка. Все время с момента исчезновения кинжала Медичесы были под колпаком у Мединосов! Каково, а? – Барт захохотал.

Успокоившись, он заглянул в пакет:

– Будешь еще один пирожок?

– Давай, – согласился Рафаэль. – Они что, тайно следят за нами?

– Шпионят! Ждут, когда Медичесы неосторожно выдадут, куда спрятали кинжал с ножнами.

– Ложь! – возмутился Рафаэль. – Это они спрятали… Постой, они что…

Барт невозмутимо жевал пирожки и думал уже о чем-то своем. Легкая улыбка блуждала по его лицу.

– Барт! – попытался вернуть его на землю Рафаэль. – Она же Мединос!

– Что? – переспросил его Барт, отвлекаясь от своих мыслей.

– Ничего, – покачал головой Раф.

Барт поднялся, скомкал пустой пакет и бросил его к дровам у камина.

– Съездишь завтра со мной на вокзал? – вспомнил о своем Рафаэль.

– Конечно. Кстати, ты уже отправил черепки в музей?

– Да, а что?

– Да так, – засмеялся Барт.

Рафаэлю не спалось. Какая жалость, что Бартоломью ушел к себе. Это же надо обсудить! А что если Мединосы не лгут? Тогда Медичесы взяли кинжал и ножны? Нет, этого не может быть, потому что… Потому! Они с Бартом никогда не рассматривали эту историю с точки зрения Мединосов. А меняет ли это что-нибудь? Рафаэль перебирал в памяти все мало-мальски относящиеся к легенде сведения. Обсудить бы с братом. Рафаэль уснул под утро. Когда он проснулся, Бартоломью уже дома не было. Где он, мама не знала, но Раф догадался.

«Как же так, – огорчился он. – Барт обещал мне составить компанию. Все забыл со своей Женевьевой!»

Герцогиня вынула кинжал из ножен. И рассмеялась противным смехом. Так громко, что вскрикнула и побежала прочь испуганная невеста. Женевьева Медичес, догадалась Женни. Невеста оглянулась и превратилась в Бартоломью. «Я полюбила, полюбила, полюбила», – сказала ему Женни. «Я что-нибудь придумаю», – ответил он вместо слов любви. Женни оглянулась на стук копыт. Бартоломью исчез. На белом коне куда-то скакал всадник. «Рафаэль! Он же упадет!» – испугалась Женни, хотела бежать за ним и… проснулась.

«Доброе утро, Бартоломью!» По привычке вздохнула с грустью. Умылась, оделась и, уже весело напевая, умчалась к молочнице, к булочнику и к одной старушке за овощами. Ее настоятельно рекомендовал мясник. Маленькие с улыбкой посмотрели ей вслед. Не успела захлопнуться за ней дверь, как раздался звонок.

– Женни деньги забыла, не иначе, – пошла открывать прабабушка.

– А, Джек. Заходи. Женни скоро вернется, – заулыбалась она вчерашнему знакомому.

Барт потоптался, огляделся и, обнаружив сломанный стул, обрадованно взялся чинить.

Женни впорхнула в дом и от неожиданности чуть не выронила покупки. Так скоро Барта она не ждала. А он как ни в чем не бывало возился со стулом, что-то завинчивая, и разговаривал с Маленькими. Бартоломью поднял голову и подмигнул ей.

– Как хорошо, когда в доме есть умелые мужские руки. – Прабабушка посмотрела на Женни лукавыми глазками.

Женевьева вспыхнула. Потянула носом и пробурчала, что клеить надо на улице, а не в доме.

– Через двадцать четыре часа можно будет садиться! – Барт выпрямился.

– Спасибо, Джек! Хорошая работа! – похвалил Маленький дедушка.

«Ах, ну да, Джек!» – вспомнила Женни.

– Джек интересуется прошлым семьи Мединосов и легендой о кинжале и ножнах, – радостно сообщил Женевьеве прадедушка.

– Ну еще бы, – язвительно заметила Женни. – Джек очень увлекается историей. Он вообще любознательный!

«Так вот ты здесь зачем. А я то думала…»

– Мне действительно интересно, каких знаков или событий ожидают Мединосы из замка, – не моргнув глазом пояснил Барт. – Все очень туманно и неопределенно.

– Каких-нибудь. Ведь столько лет прошло, – охотно ответил прадедушка. – Я пришел к выводу, что Медичесы так тщательно скрывали тайну кинжала и ножен, что сами ее ПОЧТИ забыли. Рано или поздно они ее нечаянно выдадут, не подозревая, что это имеет отношение к легенде, и для Мединосов картинка сложится.

– Что значит ПОЧТИ забыли? – удивился Барт.

Он посмотрел выразительно на Женни, мол, расслабься. Женни упорно хмурилась.

– Значит, что они знают что-то, что мешает им уехать из замка, но не знают, что это приведет их к кинжалу и ножнам! Почему они до сих пор живут в замке?

– Потому что это их дом. Фамильный, – пожал плечами Барт. – Они хотят его сохранить целым и невредимым для потомков и истории, потому что гордятся им.

– Много ли семей сохранило за собой свои фамильные замки? Чуть больше двадцати лет назад некто Оричес пытался купить замок. Уж с его-то средствами он бы сохранил замок в куда лучшем состоянии. Для потомков и истории, – усмехнулся прадедушка. – Привел бы его в порядок. А что сделал Медичес? Отказался от сделки!

– Оричес переделал бы все по своему вкусу. Замок постигла бы участь других загубленных перестройками уникальных зданий! – вступился Барт за отца. – Кстати, а откуда такие сведения? Неужели о предложении старика Оричеса знал весь город?

– О! У меня много сведений, о которых и сами Медичесы не подозревают, – похвалился прадедушка. – У меня целый архив. Вот только за последние сто лет…

Маленький дедушка кряхтя поднялся и открыл большой деревянный комод.

«Рафа бы сюда!» – мысленно простонал Барт при виде битком набитого папками и бумагами шкафа.

Он раскрыл одну папку, другую и заметил:

– На первый взгляд нет ничего такого, о чем бы не упоминали в замке на экскурсии.

– Не знаю, что там показывают туристам на экскурсии. Нога Мединоса не переступала порога владений Медичесов с той злополучной ночи, когда исчез наш кинжал. Но, думаю, что кинжал и ножны Медичесы не показывают! Хочешь посмотреть?

– А это возможно? – воскликнул Барт. – Конечно, хочу!

Прадедушка, торжествуя, протянул Барту пожелтевший лист бумаги. Барт дрожащей от нетерпения рукой взял рисунок и впился глазами в изображение. Вот он какой, знаменитый кинжал! И ножны… Рафаэль был прав.

– Женин, ты это видела? – прошептал Барт.

– Да. Я это видела. – Женин со смешанным чувством наблюдала, как Маленький дедушка показывает свои сокровища, не догадываясь, кто перед ним.

Но как она могла остановить старика, который наконец нашел благодарного слушателя. И… надо ли его останавливать?

– В замке висит портрет рыцаря в облачении… – Барт бросил внимательный взгляд на деда. – Ножны кинжала – те самые. Кинжал вижу в первый раз. Лупа у вас есть?

Дедушка наслаждался произведенным на молодого человека эффектом. Лупа, естественно, нашлась.

– Хорошая копия. А где оригинальный рисунок? – спросил Барт, рассмотрев изображение более тщательно.

Дедушка засиял. Кажется, нашелся достойный преемник.

– Оригинал хранится в сейфе. Я завещал его Женевьеве.

– Дедушка! – для Женин это была новость.

Эх, Рафаэля бы сюда. И оригинал рисунка. Неужели они не обратили внимания? Нет, на копии это не видно четко, возможно, это плод его воображения. Этого не может быть, с чего бы на рисунке стоял вензель Медичесов? Если это действительно отпечаток перстня с вензелем, то почему художник, делавший копию, увеличил и исказил его…

– А как к вам попал оригинал? – волнуясь, спросил Барт.

– Собственность семьи Мединосов! – прадедушка не считал это самой интересной частью истории.

– Мы познакомились благодаря этому рисунку, – улыбнулась Маленькая бабушка и посмотрела на мужа. – Ты помнишь?

– Ну конечно, – ответил он ей ласковым взглядом. – Только я тебя и без этого рисунка нашел бы. Рано или поздно.

– Приехал бы ты в нашу глушь, как же, – заулыбалась прабабушка. – Так бы без меня жизнь и прожил.

– Бабушка! Вы мне никогда не рассказывали, как познакомились! – возмутилась Женин.

– Так ведь ничего особенного, – пожала плечами прабабушка, но глазки ее увлажнились.

Прадедушка отложил в сторону все свои ценности, устроился поудобнее и кивнул жене. Получив его немое согласие, Маленькая бабушка начала:

– Это я потом узнала, что твой прадедушка с детства помешан на семейных легендах. Составил самое полное генеалогическое древо Мединосов! Он вам его еще покажет.

Она нежно посмотрела на мужа, он с достоинством утвердительно покачал головой.

– Было у него время – объезжал всех Мединосов, записывал семейные предания, расспрашивал, не сохранилось ли каких упоминаний о кинжале.

– Говорили, что существует изображение то ли кинжала, то ли кинжала и ножен, то ли Мединоса в полном облачении с кинжалом в ножнах, – подтвердил прадедушка. – Ни у потомков старшего брата, кому принадлежал кинжал, ни у потомков среднего брата я ничего не обнаружил. Существовал еще младший брат. Я нашел его потомков.

Прабабушка перебила его и продолжила рассказ по-своему:

– К нашим Мединосам приехал дальний родственник. Такой дальний, что они и не слышали о нем раньше. Он их сам разыскал. Я помогала жене священника по хозяйству, так только и разговоров было на кухне, что об этом Мединосе. Каждый вечер обсуждали, какой он красавец. А какой приветливый! А какой скромный! Словом, не то что наши молодые люди. Главное – холостой. И зачем это он к нам пожаловал?

«Надо бы набросать его портрет», – машинально отметил Барт, посмотрев на старика.

– Все окрестные невесты засуетились. Достали из сундуков самые красивые платья. Украшения понадевали. Мединосу прохода не давали. Так и липли.

– И ты, бабушка? – возмутилась Женни таким идиотским поведением.

– Да куда мне. Ни приданым не вышла, ни лицом. А его наши первые красавицы вниманием забаловали.

– Бабушка! – Женни обняла прабабушку и прижалась к ней. – Ты у меня самая красивая!

Прабабушка погладила ее по голове.

– Лучше скажи, что сама на меня внимания не обращала, – подкорректировал рассказ прадедушка.

– Я виду не подавала. Стеснялась. А ты – точно не обращал. До пещер. Ты в пещерах со мной первый раз заговорил.

– А зачем я тогда с вами в пещеры пошел, как ты думаешь? А зачем я весь предыдущий вечер столы строгал для новоселов? Да чтобы посмотреть, как ты своими маленькими ручками будешь пирожки лепить. Так их быстро делала, даже ветер поднимался, – серьезно заверил их по поводу ветра прадедушка.

– Я там не одна такая была, кто пирожки пек.

– Я к тебе уже два месяца присматривался. Никто больше не умел улыбаться, как ты. На два дня твоей улыбки хватало.

Прабабушка улыбнулась. Той самой особенной улыбкой.

– А что за пещеры? – поинтересовалась Женни.

Надо же, предположить даже смешно, что когда-то Маленькие были молодыми, чужими друг другу, могли не встретиться, не пожениться.

– У нас в горах в пещерах росли каменные сосульки. Красиво. По поверью, если кто найдет красную и дотронется до нее, то будет счастлив в семейной жизни.

– Скажи уж правду: приворожит, кого захочет! – поправил прадедушка, история явно доставляла ему удовольствие.

– Молодежь задумала показать гостю пещеру. А девушки надеялись найти красную сосульку. Понятно, ради какого жениха все ее искали, – прабабушка вздохнула.

Женин догадалась.

– Бабушка! Ты нашла красный сталактит и дотронулась до него!

– Она нашла! – подтвердил прадедушка. – И никому не сказала, отстала от компании. Мы посмотрели пещеры, возвращаемся обратно, а прабабушки твоей нет с нами. Я вернулся ее искать. Факел лежит на полу, вот-вот погаснет, а она прыгает, пытается рукой до потолка дотянуться. И точно, свисает оттуда не светлая, а бурая сосулька.

Все засмеялись. Уж очень забавная картинка получилась.

– Он предложил мне помочь, камень подкатил, я же невысокая. Решил сам камень опробовать, залез, поднял руку и свалился. Вывихнул ногу!

Женни смотрела с недоверием. Такого несерьезного поведения она от Маленьких не ожидала.

– Мы заночевали в пещере. Побоялись спускаться в потемках по лесу. Я не мог быстро идти. Утром вернулись. Я предложение сделал. Через месяц свадьбу отгуляли, и я увез твою прабабушку. Тогда еще не в Меланьи, здесь мой дед в то время жил. Вот и все.

Но Маленькая бабушка не дала ему закончить так просто, возмутилась:

– Все говорили, что Мединос женился, как честный человек: раз провел ночь с девушкой, то обязан был. А мой старшенький родился ровно через девять месяцев после свадьбы. Свадьбы!

Женин спрятала улыбку. Старшенький, между прочим, – это ее дедушка.

– Потом решили, что я не иначе как приворожила такого красавца. Так всю жизнь и говорят!

– А разве нет, бабушка? Ты же дотронулась до сталактита, – пошутила Женни.

– Нет, куда мне. Это он за нас двоих потрогал, – прабабушка вдруг недоверчиво посмотрела на прадедушку. – Тебе же удалось, да?

– Конечно, – не моргнув глазом, подтвердил дед.

– А при чем здесь рисунок? – напомнил Барт.

– Как при чем? – удивилась бабушка. – Он нашел его у наших Мединосов и долго уговаривал продать. Вы что, поверили, что он ради меня там два месяца провел? Мы дорого за картинку заплатили, на это и мое приданое все ушло. Мединосы сначала и слышать ничего не хотели. Очень старая вещь, семейная реликвия.

– Ой, – вдруг вскочил Барт, – я же Рафаэлю обещал составить компанию.

Женни поднялась за ним.

– А я была моложе Женни, разве нет? – задумчиво посмотрела прабабушка им вслед.

– Что-то я устал сегодня, – не ответил ей муж. – Похоже, Женни не скоро придет. Помоги мне до кровати добраться.

Он поднялся на ноги.

Бартоломью выскочил на улицу. Как он мог забыть! Подвел Рафаэля. Уже поздно. Дневной поезд давно ушел. Барт махнул рукой удрученно, оглянулся на Женевьеву.

– Хочешь посмотреть замок и познакомиться с Рафаэлем?

– А… Э… – Женин испугалась.

Барт понял.

– Родителей нет дома. Они сегодня поздно вернутся. У нас вагон времени. Пойдем. И Рафа развлечем.

Женин несколько секунд поборолась с искушением и сдалась. Замок Медичесов, порог которого несколько сотен лет не переступала нога Мединосов! Разве тут устоишь.

– Я уже видела Рафаэля, на карнавале. Он выдавал себя за тебя, – говорила Женин по дороге. – Я искала тебя, а встретила Рафаэля.

К ее разочарованию, Барт миновал центральные ворота и вход в замок и привел ее к пристройке. – Подожди пару минут, я проверю. – Он оставил Женин снаружи.

– Раф, у меня из головы вылетело! Прости… – увидел Барт в большой гостиной, служившей одновременно и кухней и прихожей, Рафаэля.

– Что теперь говорить, уже поздно, – буркнул Рафаэль. – Я только что вернулся. Сам справился.

Он замолчал. Не хотелось жаловаться, как сложно было передвигаться. И самое главное, все страдания – напрасно. Впрочем, есть еще вечерний поезд.

– Родителей нет? – Барт не обратил должного внимания на его настроение, он предвкушал сюрприз. – Я сейчас позову Женевьеву! Хочу вас познакомить.

Раф развернул кресло.

– Ты с ума сошел! Она же Мединос!

Бартоломью улыбнулся той странной, по мнению Рафаэля, улыбкой, что появилась у него по возвращении, и ничего не сказал.

Женни вошла, с интересом огляделась. Ей понравилось. Просторно. Никакой лишней мебели. Громадный старинный стол посредине. Они за ним обедают? «Кажется, Раф нашел ему еще одно применение», – любопытная Женевьева подошла поближе и заглянула, что за книги он разложил. Увы, не художественные. Археология. Женни кивнула Рафаэлю и залюбовалась им. «Как же все-таки братья похожи внешне».

Раф молчал, потеряв дар речи. Сердце застучало бешено. Вот уж кого он меньше всего ожидал увидеть. Джейн!

Женни заговорила первая:

– Привет. Может, помнишь меня? Мы встречались на карнавале.

– К-конечно, – выдавил из себя Рафаэль.

Барт пошутил:

– Видишь, как здорово высовывать нос из берлоги. Столько девушек сразу встречаешь.

– Д-да… – У Рафаэля ощущение было, что пол провалился и он летит вместе с креслом куда-то вниз.

Он посмотрел на сияющую Женевьеву.

– В самом начале карнавала я познакомился с американкой. Было очень много американских туристов. Мы с ней разминулись. Очень обидно. Сегодня она уехала к себе домой.

– Ты и про меня решил, что я американка, – ни о чем не догадалась Женин, – а я не могла сказать, кто я на самом деле.

– Понимаю. – Раф взял себя в руки и больше не заикался.

Он научился. Он тренировался и научился не давать организму брать верх, когда он волнуется. Только он давно уже так не нервничал.

– Я подумала, что ты очень устал, а ты был просто огорчен, – заметила Женин.

«И пытался познакомиться со мной. Ох уж эти парни!»

– Да, – согласился Рафаэль.

– Раф, – перебил их Барт с нетерпением. – Давай покажем Женевьеве замок.

– Покажи сам. Я подожду вас внизу.

Барт не стал настаивать. Поманил Женин к одной из дверей. Пропустил вперед, обернулся на пороге:

– Так ты взял у девушки адрес?

– Да, – посмотрел ему прямо в глаза Рафаэль. – Я напишу письмо. А может, она напишет первая. Ей понравилась идея.

Успокоенный, что и у брата все в порядке, Бартоломью Медичес отправился показывать свои владения Женевьеве Мединос.

– Отец до мамы был помолвлен. Свадьба расстроилась: невеста никак не могла пережить, что отец отказался продать замок Оричесам. Отец предпочел передать замок государству на определенных условиях…

Женин переступила порог и так засмотрелась, что не слышала, что ей говорит Барт.

– Боже мой, Бартоломью! Какой высокий свод! А сколько веков этим камням! – не могла оторваться она от созерцания стен и потолка.

– Камням много, – согласился Барт. – А остальному барахлу от силы двести лет. Предпочтения моего дедушки. Не обращай внимания, в этом зале все смешано в кучу без хронологического порядка. Пойдем, покажу, что здесь действительно стоит смотреть.

Он повторил дважды. Женни забыла все на свете, в том числе и кинжал, и Глаз бури. Красивое зрелище: лучи заходящего солнца проникали в узкие верхние окна и как мечи пронзали пространство под потолком. Воображение рисовало Женевьеве юных обитательниц этого замка в самые разные века. Интересно, какие мысли у них были, какие чувства?

– Что? – переспросила она Бартоломью, повернула голову и увидела темно-бордовое кресло, непривычно высокое для старинной вещи и с большой массивной спинкой.

– Ой, похоже на трон!

Барт снял с крючка бархатную ленту, что отделяла экспонат от публики.

– Прошу!

Женни с удовольствием забралась на «трон».

– Прадедушка забрал его из одного королевского охотничьего дома, который шел под снос. Мы с Рафом использовали кресло именно как трон.

Доблестный рыцарь Бартоломью низко поклонился. Раз уж он при дворе, нужно соблюдать этикет.

– Госпожа Женевьева добивается вашей аудиенции, Ваше Величество.

Выпрямился.

– Гм. В кого же это мы играли? Время правления Рафаэля Сердитого… Помнишь, был такой монарх, только не очень долго продержался у власти. Одна знатная госпожа пожелала вступиться перед ним за несправедливо наказанного вассала своего соседа.

– И чем это закончилось? – Женевьева поднялась с трона.

– Не помню. Спроси у Рафа.

Барт зацепил крючок ограждения на место.

– Мы попросили маму исполнить женскую роль, а родители почему-то запретили нам разыгрывать эту сценку.

– Это и есть то самое кресло, в котором заснула твоя мама? – поинтересовалась Женевьева.

– Нет, – рассмеялся Бартоломью. – То кресло теперь стоит у нее в спальне.

Женин рассмеялась вместе с ним. Вспомнила:

– А где портрет рыцаря с кинжалом в ножнах?

Барт потащил ее за руку через залы. Женин не удержалась, провела на бегу рукой по бархатной скатерти на круглом столе. На ощупь – шелк.

– Те самые ножны, что на вашем рисунке, только в цвете! – остановился наконец Барт.

– Интересно, что это за вид камня? – Женин почему-то ожидала увидеть алый Глаз бури, никак не желтый.

Барт пожал плечами.

– Непонятно, что за камень. Вероятно, начинающий художник рисовал, даже не подписался. Не очень хороший портрет.

– Такое ощущение, что я знаю рыцаря. – Женин то отступала назад, то подходила близко к картине.

– Мне кажется, ты была права. Это Мединос. Я не видел твоих отца или деда, но черты Маленького дедушки узнаваемы, хоть он и старый. Его нос и подбородок.

«Это было бы здорово! – улыбнулась Женни. – Только как проверить?»

С полотна смотрело на них из-под шлема молодое лицо. Складывалось впечатление, что доспехи выглядели не по размеру «рыцарю».

– А не девушка ли это? – сама изумилась своему предположению Женни. – Уж очень велики латы, и поза не воинственна.

Барт задумался.

– Нет. Рыцарь просто очень молод. И у Мединосов не было дочери, если верить преданиям. Дочь была у Медичесов. Женевьева.

– А сколько же ей было лет, если ее жених выглядит совсем ребенком? – удивилась Женни.

Бартоломью пожал плечами.

Женни насмотрелась на портрет и оглянулась вокруг. Что в этой комнате еще есть интересного?

– Тебе нравится мой замок? – спросил Бартоломью.

– Очень. Всю жизнь мечтала жить в таком! – заявила Женевьева.

Конечно, мечтала. Как всякая маленькая девочка, она в детстве воображала себя принцессой, и, конечно же, «настоящей» принцессе полагался замок. Но это были просто мечты ребенка. Она и задумываться перестала о таком. Она же выросла… И вдруг, оказывается, кто-то обитает в настоящем замке… Нет, не совсем в таком, о котором она грезила!

– Одно маленькое «но», – строптиво задрала она нос, чтобы Бартоломью не задавался.

– Какое? – удивился Барт, по его мнению, замок был безупречен.

– Не видно моря!

В его замке нет изъянов! Барт опять потянул ее за руку:

– Пойдем, я покажу тебе море. Это идея! Мы поднимемся на верх Центральной башни, а сам замок посмотришь позже.

– Видишь, у нас здесь нет секретов, – сказал он ей на ступенях. – Мы ничего ни от кого не прячем.

Женин не ответила, она совсем запыхалась с непривычки. Вышла на крышу, никак не могла отдышаться.

– Море! – развернул Барт Женин за плечи лицом на юг.

– Где? – Женевьева прищурилась.

Голубое небо. Голубое. О! Голубизна заканчивалась темной синей каемкой на горизонте. Женин взялась руками за зубцы башни и посмотрела вниз. Весь Меланьи под ними!

Барт стоял близко. Он видел, как широко распахнулись ее глаза, как наполнились восторгом. Она посмотрела на него. Он на нее…

«Бип», – просигналила внизу машина.

– Кого это несет? – удивился Барт.

Машина подъехала к замку. Два пассажира вышли.

– Родители? Так рано?

Бартоломью и Женевьева кубарем скатились по лестнице вниз.

– Рафаэль нас прикроет, – прошептал Барт, приоткрыв дверь центрального входа наружу.

– Папа! – раздался крик Рафаэля. – Помоги мне! Скорее!

Мужчина и женщина со всех ног бросились к пристройке. Через минуту юноша и девушка промчались к Чайной горке.

«Умно придумано – позвать отца. Мама все равно прибежит, – взяла на вооружение чужую хитрость Женевьева».

Рафаэль попытался унять дрожь в левой руке. Подъехал к столу, взял книгу. Перевернул страницу. Сердце не стучит. С рукой порядок. Джейн! Книжная строчка расплылась перед глазами. Он крутанул колеса, остановился у двери в замок. Прислушался, Барт что-то говорил, смеялся, звонко рассмеялась Женевьева.

Рафаэль вернулся к столу, попытался сконцентрироваться на статье.

Джейн, то есть Женин, улыбалась ему со страницы. Рафаэль сжал виски.

«Если бы этот идиот тогда не проигрался в карты, то это я бы сейчас показывал Женевьеве замок. Я!»

«Бип!» – просигналила машина.

Раф выглянул в окно. Родители! Рафаэль услышал топот ног в замке. Он осторожно перевернул свое кресло на бок, зацепил колесо за ножку стола и громко позвал папу. Отец пытался поднять кресло. Мама охала и причитала, возмущалась, что Барта до сих пор нет дома. Только услыхав лязг центральных ворот замка, Рафаэль оттолкнулся от ножки и освободил колесо. Он помог отцу перевернуть кресло в нормальное положение.

– Что случилось? – удивился отец.

– За книгой потянулся неловко. Издалека. И зацепился колесом, – отвел Раф глаза.

По тропинке между домами Бартоломью и Женевьева пошли медленно. На улочке Женин первая нарушила молчание. Оглянулась на замок и спросила:

– А что за лампочки были на башне?

– Праздничная иллюминация, – пояснил Барт. – Увидишь на Дне города.

– Ты в его организации тоже участвуешь?

Они почти дошли. Женевьева остановилась и повернулась. Барт чуть не налетел на нее.

– Я только украшением занимаюсь и иллюминацией. Мне неплохо за это платят из городского бюджета.

Барт стоял так близко, его губы были совсем рядом, а он рассказывал:

– На самом празднике ничего интересного, кроме фейерверка.

Он похвастал:

– Фейерверк – это моя идея. А то совсем скучно. Ярмарка целый день.

Женин не дождалась от него решительных действий и вздохнула:

– Пожалуй, мне пора.

Женевьева медленно поднялась на крыльцо. Почему Бартоломью не поцеловал ее? Ладно в замке ему помешала машина. А сейчас? Женин взялась за дверную ручку.

«Потому что я Мединос? Бартоломью общается со мной только из-за кинжала с ножнами? Да его никогда особо кинжал не интересовал, он же не Рафаэль…» Женин открыла дверь.

– Дедушке плохо с сердцем, – сообщила ей испуганная Маленькая бабушка. – Разволновался он сегодня.

Женин растерянно посмотрела на прабабушку. Она не представляла, что надо делать. Кузина оставила ей шпаргалку, куда бежать, от кого и кому звонить в крайнем случае. Слово «крайний» было подчеркнуто. Он уже наступил или еще нет?

Маленькая бабушка жаловалась, что дед и слышать не хочет о враче. И к ним на Чайную горку никто не поедет, особенно в потемках. И позвонить ночью неоткуда. Хорошо же проклятым Медичесам, говорят, у них в замке есть телефон.

«Медичесы!» А что если Маленький дедушка узнает, кого она приводила в дом, кому он показывал свои сокровища? Если он так разболелся только от того, что достал рисунок кинжала, то что будет, узнай он всю правду? Ей забыть надо о существовании Бартоломью, а не мечтать о поцелуях.

Прадедушка тяжело дышал. В его комнате пахло каким-то лекарством. Женин тупо еще раз перечитала «шпаргалку» и почувствовала себя бесполезной и ненужной. Захотелось позвонить маме.

Женин прислушалась, что там бормочет прабабушка.

– Господи, забери нас вместе. Я не смогу без него.

Женин чуть не заплакала от беспомощности.

– Спишь? – Бартоломью зашел, не дожидаясь ответа, и сел к Рафу на постель. – Спасибо, что отвлек родителей.

– Всегда пожалуйста. – Раф похлопал рукой по нижнему матрасу, приглашая остаться.

Барт выкатил матрас, пересел и, положив локти на кровать Рафа, возбужденно сообщил:

– Ты не представляешь, что я сегодня видел!

Раф повернулся к нему. Спросил грустно:

– Что?

Барт заметил, что брат неважно выглядит, но уж слишком много новостей он спешил ему выложить.

– Кинжал! Вернее, его изображение.

Он рассказывал, стараясь не упустить ни одной даже самой незначительной детали из сегодняшних событий. А еще удивился тому, что Женин на «троне» напомнила ему об их детском спектакле. «Госпожа Женевьева просит аудиенции».

– Женевьева? – переспросил Рафаэль. – Вообще-то мы сами придумали госпоже имя, не помню, откуда взяли. В мировой истории она осталась безымянной.

– Сами? – не поверил Барт, но продолжил: – Ведь самое интересное – это кинжал и ножны с Глазом бури.

– У меня сложилось ощущение, что и рисунок Мединосов, и портрет Медичесов рисовал один и тот же художник! – торжествуя, заключил он.

Рафаэль приподнялся и недоверчиво посмотрел на Барта.

– С чего ты взял? Без экспертизы, по копии, на глаз…

– Во-первых, Медичесы владели ножнами, а Мединосы кинжалом от нескольких месяцев до полугода. Не больше. Мы знаем дату сражения при Меланите и дату исчезновения кинжала и ножен.

– Ну и что? – удивился Рафаэль.

– Маловероятно, что за такое короткое время в средние века кинжал с ножнами побывали в руках нескольких художников.

– Возможно. А во-вторых?

– Во-вторых, Глаз бури! Художник пытался передать игру света на его гранях. И, поверь мне, он не очень умело это сделал. Блики нарисованы стилизовано, в одной и той же манере – и у камня на рисунке, и у камня на портрете! Вот бы сравнить оригинал рисунка с изображением на портрете!

Рафаэль сам стал рассуждать:

– Маленький дедушка нашел картинку с кинжалом и ножнами у потомков младшего из братьев Мединосов. Вы с Женин считаете, что рыцарь на нашем портрете – Мединос. Выглядит он подростком, а не взрослым воином.

– У нас висит портрет самого младшего Мединоса! – закричал Барт. – Какой-то художник нарисовал его в облачении. И зачем-то именно для него нарисовал отдельное изображение кинжала с ножнами.

Они помолчали, обдумывая такой вариант.

Барт вздохнул:

– Упоминаний о живописце в легенде нет. Он, конечно, уехал из замка до пропажи кинжала и ножен. Какая жалость.

– Почему? – не понял Раф.

– Потому что хотелось бы мне, чтобы к исчезновению кинжала и ножен был причастен кто-то чужой. Не Мединос.

У обоих в памяти возник образ Женин, только отозвался он несколько по-разному.

– Нарисуй мне картинку, что ты видел у Мединосов, – предложил Рафаэль, стряхивая наваждение.

Барт взял у него со стола лист бумаги и карандаш. Зажег ночник. Рука замерла над белой поверхностью в нерешительности, потом опустилась и замелькала. Раф смотрел на карандаш Барта, как на какое-то чудо.

Барт закончил. Надо же, сколько подробностей он, оказывается, помнит. Полюбовался работой и размашисто поставил свои инициалы в правом нижнем углу. Он всегда так делал, когда был доволен тем, что получилось. Рафаэль взял картинку. Интересно, а какое происхождение у такого кинжала? Где ему встречалось оружие подобной формы и с таким орнаментом на лезвии?

– Я забыл: там еще отпечаток перстня стоял, – забрал у него рисунок Барт.

Место фамильного вензеля было занято его собственными инициалами. Причем выглядели они очень похоже, так же вытянуты буквы…

– Раф, вензель – не отпечаток перстня! – ахнул от своей догадки Бартоломью. – Это подпись! Но как это могло случиться? Зачем было Медичесу подписывать рисунок?

Они посмотрели друг на друга в недоумении, Раф хлопнул себя по лбу и рассмеялся.

– Как же все просто! Тот Медичес умел рисовать. Могли же младшие сыновья двух семей дружить? Медичес, как ты мне, изображал приятелю все, что попадалось интересного.

– Они тоже играли! – подхватил Барт. – Они примеряли доспехи братьев! Но что-то я не слышал о художниках в нашем роду.

– Рыцарское ли это занятие? – напомнил Раф Барту его собственные слова. – Денег много не заработаешь!

– Чужака в замке не было, – вздохнул Барт.

Братья замолчали.

– А я сегодня чуть не поцеловал Женин, – поделился с Рафаэлем Барт.

– Почему не поцеловал? – не удержавшись, полюбопытствовал Раф.

– Водитель такси зачем-то просигналил на повороте. В самый неподходящий момент, как раз когда мы были на башне, – развел руками Барт.

– Можно подумать, что у тебя не было других подходящих моментов, – удивился Рафаэль.

– Таких – не было! Момент должен быть особенным! Я, понимаешь ли, пропустил всю романтическую часть отношений. – Барт смеялся. – Раз Женин хочет романтику, то не сомневайся, наш первый поцелуй будет особенным, я что-нибудь придумаю!

Он стал размышлять:

– Второй раз на башне – это банально. Ждать до Рождественского бала – долго!

– Скоро День города, – уныло подсказал Раф.

– А что там хорошего, кроме фейерверка? Фейерверк?! – Барт подскочил. – Раф – ты гений! Я тебя люблю.

И сжал Рафаэля в объятиях. Раф вывернулся, отпихнул Барта.

– Ты меня ни с кем не путаешь? Отстань от меня. Давай спать.

Барт со смешком улегся на своей кровати. Раф отвернулся к стене.

Бартоломью не заставил себя долго ждать. Женин, высматривавшая его в окошко, накинула прабабушкину шаль и выскочила на улицу. Барт улыбался своим мыслям и вздрогнул, когда Женин, как кошка, выпрыгнула перед его носом.

– Я – Мединос, – горько сказала она ему, – а ты…

Она перешла на шепот:

– Медичес!

– Я уже несколько дней, как в курсе! – пошутил он, тоже шепотом.

– Ты не понимаешь! Маленький дедушка так разволновался, что ему всю ночь было плохо! А что с ним будет, если он узнает, кто ты? – с ужасом спросила Женин.

– Да что такого случилось? – пробормотал Барт.

Женевьева сбивчиво выложила ему все. И о своей бессонной ночи, и об опасениях, что ее «предательство» не лучшим образом повлияет на здоровье прадеда.

– А ты ему понравился, – неожиданно улыбнулась она. – Еще бы. Любимый стул починил. Он никому не давал его выбросить. Представь себе, Маленький дедушка уже спрашивал о тебе сегодня.

– Так ему лучше? – поинтересовался растерявшийся Барт.

Лучше ли прадедушке? Если он отказался сегодня от лекарств, значит ли, что ему лучше? А его лекарства! Что он принимает! Прошлый век! Их прописал давным-давно доктор, ныне уже покойный! Других врачей он видеть не хочет! Хотя кто сюда поедет, на Чайную Горку? А как Маленькие вообще живут! Ни тебе телефона, ни тебе горячей воды! А она собиралась искупать Маленькую бабушку. Это столько воды нужно закипятить на плитке!

Барт слушал жалобы Женевьевы. То, что она Мединос, сначала вышибло его из седла. Фамилия, которую произносили в его семье с презрением или ненавистью. Его отважная прелестная попутчица не могла оказаться ненавистной Мединос! Славные старики тоже! С другой стороны, это все средневековые недоразумения… Они же современные люди, это смешно – враждовать на самом деле. Легенда красиво звучит только на экскурсиях в замке. Шок прошел, осталось огорчение, что Женевьева пыталась скрыть от него сам факт. Измучила своим исчезновением. Она же стала ему родной. Вон даже Рафаэль от нее в восторге, хотя и видел мельком. Раф в людях разбирается. Старикам Мединосам, рано или поздно, он, Барт, объяснит, что они заблуждаются насчет Медичесов. Вот что действительно плохо, так это то, что у них нет ни телефона, ни горячей воды, ни удобств!

Бартоломью сделал шаг в сторону двери, Женни преградила ему дорогу.

– Никто не узнает, Женни. От кого? Буду пока Джеком Смитом. А ты без меня не справишься.

Мысль у Барта уже заработала. Если нужна его помощь немедленно, то можно поставить зажженную свечку на то окно, что выходит на сторону замка. Он или Раф увидят – и он немедленно прибежит. Женни пусть звонит по телефону из замка, он самый ближайший. Ну и что, что дома родители, откуда они знают, кто Женни такая? Ну, хорошо. Играем в шпионов дальше, если угодно. Когда родители будут отсутствовать, он поставит на подоконник деревянную фигурку, что получили они в аэропорту на счастье. Только, родители – нормальные люди, они все поймут. Со временем. Хорошо, давай пока промолчим.

– Ни слова о кинжале, – наконец пропустила его в двери Женевьева.

– Это Джек пришел? – закричал из своей спальни прадедушка, услышав грохот кастрюль. – Поди сюда!

Барт пошел. В сопровождении Женевьевы, испепеляющей его взглядами.

– Я еще живой, – сообщил лежащий в постели, но весело глядящий на мир прадедушка. – Что разузнал о кинжале? Я же знаю, что у тебя есть новости!

– А вы знаете, каким пыткам меня подвергнут, если я затрону эту тему? – рассмеялся Барт.

Ну и дед!

– Глупые они! Можно подумать, из-за всех этих воспоминаний у меня сердце схватило. – Маленький дедушка поднял глаза на стоящую в дверях сердитую правнучку. – Таблеток от старости еще не придумали!

Бартоломью оглянулся: Женни вздохнула и пожала плечами, ей самой было интересно.

– Это только предположения… – пододвинул Барт стул ближе к кровати старика. – И никак не приближают нас к тайне о том, где находятся ножны и кинжал…

Закрыв глаза, прадедушка слушал о том, к какому выводу пришли Рафаэль с Бартом насчет художника. Барт поднялся. Маленький дедушка, оказывается, не заснул.

– Похоже, вы докопались до правды: до ссоры младший Медичес рисовал младшему Мединосу их сокровища. Заходи еще, Джек.

Бартоломью вылил последнюю кастрюлю с кипятком в ванну и засобирался домой.

– Все будет хорошо, – пообещал он на прощание Женевьеве.

Она промолчала.

– Напеки деду пирожков вместо лекарства, – подмигнул от дверей.

Женни вздернула нос, мол, сама знаю, что лучше делать.

Женевьева покрутилась дома: вроде все в порядке. Она не видела Бартоломью со вчерашнего дня. Женни решила просто прогуляться – такой хороший день. Почему не пройти мимо замка? Увидела на подоконнике ближайшего окна пристройки знакомую статуэтку и радостно помчалась к двери.

– Как прадедушка? – спросил вместо приветствия открывший ей дверь Рафаэль. – Заходи. Родителей нет и придут не скоро. Бартоломью сейчас освободится, – ехал за ней и объяснял слегка смутившийся Раф.

– Ух ты, какая нежная, – погладила Женни светлую кожаную обложку старинной книги на столе, обернулась к Рафаэлю: – Прошлый раз были статьи по археологии.

– Закончил, – поднял он на нее большие сияющие глаза и растерянно захлопал длинными ресницами. – Сравнил рисунки, что Барт привез. Черепки просмотрел. Сам набросал несколько скучных статей и отправил их руководителю раскопок.

Женни стало неловко, что она смотрит на него сверху вниз. Она оглянулась, увидела маленькую скамеечку для ног у кресла, пододвинула ее к столу и присела рядом с Рафаэлем. Теперь он смотрел на нее сверху вниз. Рафаэль вдруг почувствовал себя свободно.

– После того как Барт рассказал о рисунке кинжала и ножен, меня опять потянуло на средневековье, – улыбнулся он.

Ощущение было, что Раф все время шутит: то ли потому, что у него глаз слегка косил и выражение лица было озорное, то ли потому, что он знал, что его статьи не так скучны, и ирония звучала в голосе. Женни выбрала вторую версию. И ее тут же подтвердил Барт, повесивший где-то в коридоре телефонную трубку и ворвавшийся в комнату.

– Не верь ему, Женни, насчет статей. Он заложил динамит! Руководитель раскопок ахнет.

Рафаэль изобразил невинное лицо. Женни рассмеялась.

– Хочешь молока? – гремел холодильником Бартоломью. – Я проголодался. С утра бегал, проверял все лампочки на прошлогодних гирляндах. Посчитал сколько и каких надо купить на замену, а сейчас выясняется, что иллюминацией хочет заняться Оричес. Он собирается приобрести новые гирлянды! Можно подумать, он разбирается в праздничном освещении улиц!

Барт поставил кувшин на стол, они с Женни переглянулись и прыснули от смеха.

– Я знаю вашу легенду о Рыжем воре, Барт рассказывал, – сделал попытку завладеть вниманием Женевьевы Рафаэль.

Женни улыбнулась и ему.

– А я – вашу о Стефане Красном. Хотелось бы услышать песню… – Женни покраснела: кажется, это прозвучало двусмысленно, с намеком, и она перевела разговор: – А о кинжале и ножнах удалось выяснить что-нибудь новое?

– Нет, – покачал Раф головой, – освежил в памяти то, что нам было известно. Видишь ли, мы рассматривали историю исчезновения с точки зрения Медичесов. Я стараюсь взглянуть на факты по-новому. У нас из поколения в поколение передавалось, что Мединосы – лжецы.

Женни вспыхнула.

– Слово Мединос стало нарицательным, употреблялось для людей, говорящих неправду.

– А у нас – «Медичес»! – Женни насупила брови. – Вместо «не бери чужое» говорят «не будь Медичесом»!

– Вот-вот! Я пытаюсь отбросить два исторических стереотипа. Быть непредвзятым.

«Хорошо сказал», – мысленно одобрил брата Бартоломью. Он был доволен, что Рафаэль подружился с Женевьевой.

– И? – затаила дыхание Женни.

– Пока ничего. Раздумываю, кто был заинтересован в кинжале и ножнах или…

– Или? – поторопила Рафа Женевьева.

– Или в том, чтобы поссорить Медичесов с Мединосами.

– Скупая герцогиня! – воскликнула Женни.

– Она хотела обратно свои дорогие игрушки и забрала их каким-то способом, – в голосе Барта однако не было уверенности.

– Она опасалась растущего влияния двух семей при дворе. – Раф похлопал по книге ладонью. – Ей очень на руку была эта ссора. После истории об исчезновении кинжала и ножен фамилии Медичесов и Мединосов постепенно исчезают из придворных хроник. Им не доверяют. Оба рода пришли в упадок.

– Замечательная версия. Жалко, что в таком случае мала вероятность того, что кинжал и ножны спрятаны в замке, – вздохнула Женни.

Рафаэль и Женевьева огорченно посмотрели друг на друга. Барт хмыкнул и пошел мыть стакан.

– Но это не единственная версия, – подбодрил Раф Женевьеву. – Происхождение кинжала покрыто мраком. Я заказал книги. У меня есть кое-какие предположения насчет кинжала, вот и проверю. Судя по форме и рисунку, кинжал мог быть изготовлен в Персии, а может, даже в Кашмире. Это тебе не дешевая подделка, популярная в Европе и известная под названием Дамасский булат. Возможно, прежний владелец хотел его себе вернуть.

– А ножны? – спросил, закрывая кран, Барт. – А Глаз бури, кстати? Со всеми этими историями о его целебных свойствах. Непонятно, что за камень и откуда взялся. Может, это Глаз бури как раз хотели похитить.

– Ну, ножны могли прихватить просто вместе с кинжалом, – снисходительно пожала плечами Женни, забыв, что не так давно таинственный Глаз бури волновал ее не меньше кинжала.

Она выдвинула свою версию, попроще, но куда романтичней:

– А что если кто-то всего лишь хотел расстроить свадьбу? Возможно, кто-то был влюблен в Женевьеву.

Высказала и жутко покраснела. Рафаэль залюбовался ею.

– А может, она сама не хотела замуж? – захохотал Барт. – Взяла и спрятала кинжал с ножнами!

Настенные часы пробили полдень.

– Ой, – подхватилась Женни, – мне пора.

– Э… Женни. – Рафаэль решился. – Если хочешь, я покажу тебе старую часть Меланьи. Со стороны верхнего города хороший вид.

– Конечно, – кивнула Женни. – Помни, с тебя рассказ о всех зданиях, о которых спрошу!

Посмотрела на Рафаэля, он ответил ей таким сияющим взглядом, что она воскликнула, не задумываясь:

– Рафаэль, ты такой замечательный! Если бы я не встретила Барта, я бы в тебя влюбилась.

И убежала.

Барт положил Рафу руку на плечо, посмотрел Жени вслед и пошутил:

– Я сам себе завидую.

– Собирай книжки. Будем ужинать! – прогнал Рафаэля из-за обеденного стола отец.

Раф с неохотой оторвался от выуживания европейских дворцовых интриг из путевых заметок одного восточного путешественника и перевез книги в кресло, рядом с которым уютно устроилась маленькая скамеечка для ног.

«Интересно, какие цели автор преследовал своей поездкой?» – задался вопросом Рафаэль, перекладывая с колен последнюю книгу. Не потенциальный купец – слишком мало написано о торговле. Не ученый. Раф не мог припомнить ссылки на его исторические или географические работы. «Любопытный литератор или шпион, – решил Рафаэль. – Вон как возмущается, что не получил письменного позволения посетить темницу». Рафаэль посмотрел на вошедшего Барта. Придворного, что отказал азиату, кстати, звали Бартоломью. Вот его, Рафаэля, имя так часто в книгах не встречается. Исключение – Рафаэль Сердитый, нередко упоминаемая персона, хотя и правил недолго. «Вашей аудиенции добивается госпожа Женевьева», – вспомнил Рафаэль.

– Папа, а почему вы нам с Бартом запретили в детстве разыгрывать сценку из жизни Рафаэля Сердитого? – удивился он вслух.

– Какую сценку, когда? – не понял отец.

Рафаэль напомнил ему сюжет. Отец пожал плечами.

– Мама, – повернулся Раф к матери, – мы тебя просили сыграть роль госпожи Женевьевы.

Мама покачала головой, но отец рассмеялся.

– С этого бы и начинал. Из-за имени. Я вернулся из Порт-Пьера, случайно узнал там, что у прямого потомка ненавистных Мединосов есть дочь Женевьева. Рассказал маме. А вы как попугаи подхватили имя для своей игры. Не мог же я позволить, чтобы имя врага зазвучало в этих стенах.

«Оказывается, мы с детства знали о Женни», – улыбнулся Барт.

«Бывают же неслучайные случайности!» – изумился Раф и напомнил:

– Невесту из рода Медичесов тоже звали Женевьевой.

– Это ты гораздо позже раскопал, – добродушно усмехнулся отец, усаживаясь за стол.

Барт последовал его примеру. К маминой радости, сегодня вечером собралась вся семья. Давно такого ужина не было: муж работает вечерами или отсутствует по нескольку дней, Бартоломью никогда не сидит дома, вечно занят, то у него карнавал, теперь День города, а потом Рождественский бал. Его послушать, без него жизнь в Меланьи остановится. Мама ласково взглянула на старшего сына.

Раф не унимался:

– А что если бы Барт или я встретил девушку, очень замечательную. Допустим, Барт. И она спасла бы ему жизнь, например. И он бы захотел жениться…

– Не рано ли вам жениться? – мягко перебила его мама.

Барт насмешливо посмотрел на нее:

– А когда человеку пора жениться?

– Ну, – задумалась мама, – когда человек способен взять на себя ответственность за семью.

Она испуганно перевела взгляд с одного сына на другого. Почему мальчики заговорили об этом? Что случилось, о чем она не знает?

– Тогда, – захохотал Рафаэль, – нашему Барту можно было жениться еще с пеленок!

Отец с гордостью посмотрел на Барта. В чем-то Рафаэль прав. Бартоломью – настоящий Медичес. Его опора и надежда…

– Я все-таки закончу мысль, – гнул свою линию Раф. – Гипотетическая ситуация. А что если эта девушка окажется Мединос?

Рука отца, пытающегося наколоть вилкой маслину, дрогнула. Маслина, получив ускорение, запрыгала по столу.

– Рафаэль… – Голос отца прозвучал строго. – Я даже ги-по-те-тическую ситуацию не хочу рассматривать. Бартоломью, мой старший сын, и… Мединос?

Отец всем своим видом дал понять, что здравомыслящему человеку такое даже не придет в голову. Но сыновья взглянули на него так странно, что отец заподозрил неладное.

– Вы что, встретили кого-нибудь из девчонок Мединос?

Барт хотел что-то сказать, но Рафаэль сообразил, что не надо Женин сейчас впутывать, и быстро ответил:

– Нет! Это все карнавал. Кто-то из приезжих обмолвился, что знаком с кем-то из Мединосов. И хорошо о них отзывался.

Отец уставился на него недовольно. Рафаэлю удалась наивная гримаса.

– Я подумал, оказывается, Мединосы – не просто звук, фамилия из легенды, а тоже живые люди. А что если мы их встретим? Современные Мединосы не сделали нам ничего плохого…

Мама и отец заговорили одновременно.

Мама сказала:

– Яблоко от яблони недалеко падает.

Отец:

– Нам вполне хватит того, что эта семья сделала нашей семье в прошлом. Выкинь их из головы и фамилии этой больше не произноси в доме Медичесов.

«Неужели это серьезно?» – удивился Барт и не удержался, чтобы не съязвить:

– Разумеется, кроме экскурсий по замку. А то легенда о кинжале и ножнах слегка проиграет без упоминания фамилии.

Отец посмотрел на вилку в своей руке, аппетит пропал.

– Кстати, о легенде, папа. А почему мы никогда не рассматривали версию, что кинжал и ножны взял кто-то другой, не Мединосы? – Рафаэль не обратил внимания на настроение отца.

– Потому что это сделали Мединосы, – машинально ответил отец.

– Никаких доказательств не было и не появилось за эти века. А если посмотреть на ситуацию с нейтральных позиций, то…

Рафаэль поделился своими домыслами. Он опустил только одну деталь: у кого попалось им изображение кинжала. Отец слушал с ироническим интересом.

– Все твои предположения звучат, конечно, заманчиво. Для историка. Но! – Отец поднял указательный палец и раздельно произнес: – В замке присутствовали только Медичесы и Мединосы. А Мединосы – лжецы.

Барт крякнул.

– Зачем Мединосам нужно было прятать кинжал и ножны? – поинтересовался он у отца.

– Чтобы оболгать Медичесов, – разъяснил ему такую простую истину, к тому же много раз звучавшую в замке, отец.

Мама недовольно на них посмотрела. Вот тебе и семейный ужин. Никто не ест!

– Зачем им клеветать? Две семьи собирались породниться. Рафаэль же сказал тебе, что у нас есть кое-какие, правда, не проверенные доказательства, что младшие отпрыски дружили.

– Вот тут-то и выяснилась цена этой дружбе. Придворные игры. Желание быть поближе к трону.

– Папа, ты не экскурсию проводишь! – застонал Барт. – Посмотри правде в глаза: Мединосы тоже проиграли в данной ситуации. Не меньше Медичесов. Рафаэль, ну подтверди же.

Отец не дал Рафаэлю вставить и слово, у него уже был ответ.

– Они не предполагали такого поворота событий!

– А что если обнаружится, что Мединосы не брали ножен и кинжала? – махнул рукой в сторону книг Рафаэль, которому очень нравились его новые версии.

– Тогда получится, что их взяли Медичесы, а Медичесы – не воры!

Отец даже побагровел, он явно не желал принимать в расчет изыскания Рафаэля.

– Кстати, почему Медичесы так упорно живут в замке? – вспомнил козырь Мединосов Барт.

И это спрашивает его старший сын! Его гордость! Его преемник! Отец встал:

– Потому что Медичесы всегда будут жить в замке!

Он ушел, буркнув жене, что наелся и идет к себе поработать перед сном.

Открыл бумаги. «Копеечное дело. Однако хоть какие-то дополнительные деньги. Медичесы обнищали благодаря Мединосам, а дети решили “взглянуть с нейтральных позиций”. Тьфу!»

Мама привычно накапала себе пахучую настойку от сердца и тоже ушла. Братья огорченно проводили ее взглядами.

– Вот и поговорили, – хмурый Раф начал убирать со стола посуду.

– Что ты хочешь? Столько лет рассказывалась одна и та же история из поколения в поколение. – Барт взялся мыть тарелки. – У нас же нет никаких конкретных фактов, чтобы убедить отца рассмотреть другие версии.

– А что если Мединосы правы насчет Медичесов? – подал ему чашки Раф.

– Глупости! Даже не собираюсь об этом думать! Ищи третьего, Раф!

Барт немного помолчал.

– Я люблю замок и всегда буду в нем жить. Я им горжусь. Но должна же быть еще какая-то причина, почему все Медичесы поколения в поколение держатся за свои фамильные камни. – Барт швырнул серебряные вилки на полотенце на столе.

– Хочешь сказать, что Медичесы уверены были, что ножны и кинжал не покидали замка, и хотели найти их, чтобы доказать, что они не воры? А со временем все забыли, почему так важно жить в замке?

Братья многозначительно переглянулись. Барт стал развивать мысль:

– И Мединосы по той же самой причине живут рядом и сторожат Медичесов. Они почему-то, как и Медичесы, были уверены, что кинжал с ножнами где-то в замке. Только тоже не знали где и так же со временем забыли подробности!

Раф перестал вытирать тарелки и задумался о поведении двух знатных семей и отсутствии подробностей в легендах.

– Проявляли лояльность по отношению к Скупой герцогине, пытавшейся вернуть свои сокровища, и скрывали истину? Однако почему Медичесы с Мединосами думали друг на друга? – размышлял он вслух.

– Может, Женни права? Кто-то из своих, возможно, даже с двух сторон, просто пытался расстроить свадьбу? Все об этом догадывались, однако семейные детали не стали предавать огласке? – предположил Барт.

– Эта версия хуже. Никаких третьих, – состроил гримасу Раф. – Кстати, а что ты придумал на фейерверк такого особенного?

Бартоломью оглянулся на двери родительской спальни, наклонился к Рафаэлю и зашептал ему на ухо.

Выпрямился, весело подмигнул Рафу и отнес сухую посуду в буфет.

Рафаэль вздохнул.

Изначально это была его идея, но в последнюю минуту Рафаэль заартачился – не хотел ехать. Бартоломью настоял: он сам занят, а Женин скучает. Бартоломью умолчал, что неплохо бы и Рафу немного развеяться.

Барт вынул из незакрытого багажника такси тяжелое инвалидное кресло с мотором и помог Рафаэлю в него сесть. Раф пожалел, что надел пальто. Такой теплый и солнечный денек сегодня! Настоящее бабье лето.

В сторону кафе, где ждала их Женин, вела узкая крутая улочка. Однако никаких сюрпризов – маршрут был знакомым, много раз проверенным.

– Ладно, дальше я сам. – Рафаэль увидел Женевьеву за столиком на открытой террасе.

– Погоди! – У Барта имелся план.

Он вместо приветствия ошарашил Женин:

– Выбери один цвет. Красный, белый, желтый, серебряный, золо…

– Красный, – с веселым недоумением посмотрела то на одного брата, то на другого, Женевьева.

– Число от одного до десяти? – не унимался Барт.

– Пять. А что?

– Ничего. Проверяю на тебе одну художественную идею. Значит, цвет красный, число пять?

Женин кивнула. У Рафа ревниво заныло сердце: он знал, в чем дело.

– Не скучайте без меня! – к огорчению Женевьевы, Барт убежал, напевая «красный, пять, красный, пять», так ничего и не объяснив.

Раф пересел на обычный стул, сбросив пальто на инвалидное кресло. Женин положила свое туда же. Вдохнула полной грудью. Что за чудесный день! Какая жалость, что Барт не смог с ними остаться. Официант отодвинул кресло с прохода к самым перилам террасы и протянул им меню.

– Это та штуковина, которая стоит как автомобиль? – полюбопытствовала Женевьева.

– Угу. – Раф наморщил лоб и углубился в чтение списка пирожных.

Кресло, конечно, замечательное, но лучше бы он мог обходиться без него!

Женин от досады прикусила губу. Ну что же она такая бестактная!

– Кто мне обещал истории? – нашлась она. – Скажем… о…

Женин окинула взглядом лоскутное одеяло крыш под ними и показала пальцем на одну плоскую, коричневую, ничем не примечательную. Разве что здание немного возвышалось над остальными.

– Хороший выбор! – со смешком отложил меню в сторону Рафаэль. – Это собор семнадцатого века постройки. Была внутри? Ничего не заметила необычного?

Женин пожала плечами. Привстала и посмотрела внимательнее. Для церковного здания явно не хватает купола. Но как же без него? Раф что, шутит? Женин недоверчиво взглянула на Рафа, он беззвучно смеялся. Женин еще раз обвела глазами панораму старого города. Если это не собор, то где, собственно, он?

– Зайди еще раз и посмотри вверх. То ли архитектор был жулик, то ли меланцы поскупились, но средств на постройку купола не хватило. Церковь почти достроена, однако закончить – денег нет!

Женин, затаив дыхание, слушала Рафаэля, не глядя, заказала себе какие-то сладости к кофе у подошедшего официанта.

– Предприимчивый архитектор в качестве временной меры нанял недорого художника. Тот нарисовал на потолке имитацию уходящего вверх купола. Бартоломью говорит, что хорошо нарисовал – есть ощущение перспективы. Полная иллюзия из любой точки церкви. Жители долго не догадывались, что над ними просто изображение, пока не сгнили доски, прикрывающие якобы недостроенный купол.

У Женин от смеха потекли слезы из глаз. Раф развел руками.

– Кто из них был Медичесом – архитектор или художник? – Женин уже не могла смеяться, она всхлипывала.

– Обошлось без Медичесов. Хотя из замка все просматривается как на ладони. Непонятно, почему они молчали… – В глазах у Рафа промелькнул лукавый огонек.

– А что было дальше? – поинтересовалась Женин.

Похоже, Рафаэль знает все на свете и во всем найдет что-нибудь забавное.

– Начали собирать деньги на постройку купола. Строители заломили такую цену за переделку, что новый собор обошелся бы дешевле. Решили оставить все как есть. Не все экскурсоводы включили собор в маршруты по Меланьи. Но отец туда экскурсии водит. Он считает, что нечего стыдиться, это же исторический анекдот – хорошая приманка для туристов.

«Отец». Женин погрустнела: Барт уже рассказал ей о разговоре за ужином и реакции родителей, правда, заверил, что все будет хорошо. Она печально показала на еще какое-то строение, но через минуту уже весело смеялась над историей незадачливого купца. Раф умел рассказывать.

Рафаэль увлекся. С Женевьевой ему было легко и свободно. Она так искренне изумлялась, так внимательно слушала, задавала каверзные вопросы. Ей нравились его остроты! Раф сиял.

Принесли пирожные, кофе и отдельно сливки. Рафаэль замолчал, он смотрел на отражение неба в чашке. Поднял глаза – Женин улыбалась ему странной загадочной улыбкой, и Рафаэлю вдруг показалось, что они одни в целом мире.

«Когда он задумчивый, он еще красивее, чем когда шутит. А волосы у него не такие мягкие, как у Барта». Женин захотелось удостовериться в этом – погладить Рафаэля по голове. Ах, если бы она могла раздвоиться! Одна ее половинка точно бы влюбилась в Рафаэля. «И о чем это я!» Женин улыбнулась Рафу. И своим мыслям о нем.

– Привет, Барт! Женевьева? – раздался знакомый Женин голос.

Раф повернул голову.

– Я обознался, – растерянно сказал Ллойд, заметив инвалидное кресло, и хмыкнул понимающе: – Как же вы с Бартом похожи, Рафаэль.

Раф привстал, опираясь на столик, пожал протянутую руку. Оричес без церемоний пододвинул к ним свободный стул, сел, скрипя кожаной курткой.

Повисла неловкая пауза. Женевьева ринулась сглаживать ситуацию:

– Ты нас перебил. Рафаэль рассказывал забавные истории о зданиях старого города. Просто потрясающе! Никогда бы раньше не подумала, что в таком маленьком городе могло происходить столько захватывающих событий. На несколько книг хватит! И они не будут скучными…

Ллойд бросил ленивый взгляд на город под ними.

– Что-то сомневаюсь, что здесь много интересных зданий.

Может Рафаэлю и показалось, после косого взгляда на его передвижное средство, что в голосе у Ллойда просквозило презрение, но он принял вызов.

– Покажи самое скучное, по твоему мнению.

Ллойд откинулся на стуле, насмешливо оглядел Рафаэля, пожал плечами и ткнул пальцем.

– Торцом к нам, с зеленой крышей, тысяча семьсот восемьдесят восьмого года постройки.

– Знаешь, в каком году оно на самом деле построено? – У Рафа появилось такое знакомое Женин озорное выражение лица. – В тысяча семьсот восемнадцатом!

Он сделал паузу, давая осознать противнику значимость сказанного. Ллойд попался. Он, торжествуя, опроверг:

– Ошибаешься! В тысяча семьсот восемьдесят восьмом. На фасаде выложены цифры, – пояснил он Женевьеве и повернулся к Рафу: – Хочешь сказать, что строители ошиблись, не знали, какой год на дворе?

– Хочу сказать, что сделано это было с умыслом.

– Не будь Мединосом, как говорят у вас в замке, – поддел его Ллойд любимым выражением Барта.

Женин вспыхнула. Рафаэль разозлился. А ничего не подозревающий Ллойд заверил Женин:

– Он все придумывает. Спорю, что здание было построено в тысяча семьсот восемьдесят восьмом году.

– На что споришь? – Синие глаза Рафа задорно вспыхнули.

– Не связывайся, Рафаэль знает, что говорит! – предостерегающе воскликнула Женин, но это только подстегнуло Ллойда.

Он достал купюру и показал Рафу. Рафаэль порылся в бумажнике, пытаясь набрать такую же сумму. Официант принес Ллойду кофе. Оричес не удержался, поведал официанту, что Рафаэль утверждает откровенную глупость: вон на том здании написана одна дата, а…

– Он прав, – закивал официант. – Столичный профессор приезжал в Меланьи лет пять назад. Пил у нас кофе и изумлялся, что такое могло случиться. Просто, говорил, какой-то исторический скандал.

Женевьева победно улыбнулась. «Ну, что я тебе говорила!»

– Начало восемнадцатого века. Только закладываются основы системы сбора налогов, – пояснил Рафаэль. – В Европе парцеллярное налогообложение заменяют в кое-каких герцогствах и королевствах на кадастр. В нескольких городах работают комиссии, оценивающие городскую недвижимость по новым правилам. В Меланьи комиссаров нет. И один предприниматель воспользовался тем, что в год завершения строительства не надо платить. Он датирует постройку своего дома будущим числом, чтобы уйти от налогов!

Женин просто сползла под стол от смеха. Ллойд молча протянул Рафу деньги, хотя и со скептической гримасой на лице. Рафаэль как ни в чем не бывало взял купюру, отдал ее официанту со словами, что это за троих и сдачи не надо. Женин еле сдержала улыбку при виде обескураженной физиономии Оричеса, поскорее захрустела безе.

– А как бы ты доказал, если бы официант случайно не знал об этом? Не думаю, что это широко известный факт… – поинтересовался Ллойд, запив поражение кофе.

– У нас дома есть несколько деловых писем тысяча семьсот пятидесятого года, в них уже упоминается это здание. А в городском музее висит ничем не примечательная, кроме даты, панорама города, здание на ней отчетливо видно.

– Так тому предпринимателю удалось уйти от налогов? – Женин расправилась с пирожным и подключилась к разговору.

– Временно удалось. Похоже, он сначала перекладывал надпись каждый год. Потом так обнаглел, что заложил дату на много лет вперед. В конце восемнадцатого века переоценочная комиссия заподозрила неладное, но доказать ничего не получилось. Профессор, кстати, наткнулся в архивах на переписку по этому поводу и приехал удостовериться.

– Тебя послушать, – рассмеялась Женин, – Меланьи в древности просто наводнен был авантюристами и аферистами.

– Почему? – огорчился за них Раф. – Просто люди. Такие же, как в любом месте в любое время.

– И Медичесы не при чем в этой истории?

– Медичесы сами воспользовались этой идеей, – признался Рафаэль. – Как раз было готово новое жилое помещение, но Медичесы испугались изменений в налогообложении и имитировали вечное строительство. Больше полувека. В результате чего пристройка по многим документам значится строением конца восемнадцатого века вместо начала. – Раф осекся. – Отец? Что он тут делает? Женни, он идет сюда!

Женевьева быстро оценила ситуацию.

– Ллойд, можешь сделать вид, что я с тобой и мы уже уходим?

– С удовольствием. – Оричес поднялся, жестом предлагая ей взять его под руку.

Женни подскочила, вцепилась ему в локоть.

– Только с условием, – не торопился уйти Ллойд. – Расскажешь мне, почему ото всех убегаешь. Слово Оричеса – это останется между нами.

Женни закивала, и они быстро пошли к выходу.

– Ой, мое пальто, – ахнула Женни и беспомощно оглянулась в сторону столика.

Ллойд вернулся за пальто, поприветствовал по дороге старшего Медичеса, но не остановился с ним поговорить. Медичес равнодушно посмотрел, кто там ждет Ллойда, и подсел к младшему сыну.

– Ты – Мединос? – Ллойд ухмыльнулся. – Теперь понятно. Эта семейка помешана на своем прошлом. Не представляю, как младшее поколение с тобой, гм, подружилось.

Он с интересом посмотрел на Женевьеву. «Подружились. Да они влюблены по уши. Оба! А тебе который нравится больше? Хотя, конечно, второй – инвалид…»

– Здорово меня провел этот Рафаэль, – снисходительно признал Ллойд.

– Не надо ввязываться в споры. Можно и проиграть, – хмыкнула Женин.

– Я умею проигрывать, – пожал плечами Ллойд.

«Это Рафаэль умеет выигрывать…» – Женин задумчиво оглянулась на террасу.

Они спустились узкой улочкой на квартал ниже, Ллойд показал на припаркованный автомобиль, предлагая подвезти. Он согласен был ехать даже на Чайную горку. Женин не стала отказываться.

– Прошлый раз была другая машина, – заметила она, устраиваясь на кожаном сидении.

– Эта – отцовская, старик дает иногда порулить. – Ллойд был доволен, что она обратила внимание на автомобиль.

Ллойд в новенькой куртке напомнил Женевьеве эклер с шоколадной глазурью, вкус которого она еще ощущала во рту. И пахло от него сладковато-терпким одеколоном. «И о чем я только думаю!» – прыснула Женин.

– Что смешного? – Ллойд завел машину.

– Ты знаешь, что у собора в старом городе нет купола? – решила отвлечь его Женин.

– Ерунда! Могу поспорить…

– О! На что спорим? Ты же умеешь проигрывать!

Они переглянулись и захохотали.

– Поехали проверим? – весело предложил Ллойд.

«А он ничего. Не такой уж злой, как кажется с первого взгляда», – искоса разглядывала Ллойда Женни.

Собор оказался открыт. Группка туристов меланхолично созерцала фрески на стенах. Женни задрала голову. Отступила на шаг, другой, вернулась в центр. Ллойд смотрел на нее и улыбался. Женни оглянулась, встретила взгляд карих глаз и возмущенно указала на потолок. Ллойд послушно занялся разглядыванием изображения. Действительно, если знать, что это рисунок, то обман очевиден. «Интересно, Рафаэль был внутри? – загрустила Женни, но воспряла духом: – Конечно, был. Чтобы Бартоломью да не организовал брату такое развлечение».

– Ллойд, а зачем ты занялся иллюминацией города? – вдруг вспомнила она.

– Я? – удивился Ллойд. – Даром мне не надо. Это мой старик со своей благотворительностью! Да ты не переживай, не останется Бартоломью без работы. Он старику уже внушил, какие гирлянды заказывать. Отец искренне уверен, что он и правда именно эти хотел, а развесить их никто, кроме Барта, не сумеет.

– Дедушка! А ты знаешь, почему вышла путаница с датой строительства пристройки к замку Медичесов? – вернулась Женни домой к Маленьким и тут же поделилась главной новостью дня.

Прадедушка выслушал с интересом. Кряхтя, достал из шкафа чертежи.

– У меня есть план перестройки, включая замок! Говоришь, это было в тысяча семьсот восемнадцатом году?

– А что, – поразилась Женин, – разве замок перестраивали?

– Незначительно. Его, так сказать, законсервировали.

– А есть чертежи замка до всех этих работ? – У Женин загорелись глаза.

– Откуда? Их и не было никогда. А зачем тебе? На моих помечены все новые стены. Только они не скрывают тайник. Ими заделали пустоты. А ножны и кинжал пропали задолго до строительства.

– Ну, – рассудительно сказала Женин, – за пустотами опять стены. Почему там не может оказаться старого тайника?

– Не вижу смысла Медичесам замуровывать свой собственный тайник, – покачал дедушка головой, – чтобы потом сносить стену? Но я рассматривал чертежи с этой точки зрения: не те это стены, чтобы в них был тайник, разве что перепрятали во время строительства. Тоже непонятно зачем…

«Интересно, что скажет Рафаэль? И Бартоломью. Барт, Барт!» Женни ворочалась в постели. Он что, совсем о ней забыл? Пропадал сегодня где-то целый день. Засыпая, Женни услышала голос Маленькой бабушки: «Женевьева, забыла тебе сказать, родители приезжают на несколько дней, прислали телеграмму».

«Папочка! Как же я соскучилась». Женни уснула.

Женни азартно огляделась. Что бы сделать еще? Ни пылинки, ни соринки! Влажно блестит свежевымытый пол. Она прошлась по комнатам. В спальне у дедушки открыла шкаф и провела ладонью по аккуратной стопке белья. Придирчиво окинула взглядом комнату и перенесла инспекцию на кухню. Кастрюли надраены. Плита, конечно, не сверкает, но для ее возраста предостаточно чистая. Посуда за стеклом буфета мерцает глянцем… Взгляд скользил дальше. Ну вот… Окна! Пожалуй, их никто не мыл последние сто лет!

Женин потащила полное ведро воды на улицу и столкнулась в дверях с Бартом.

– Куда? – отнял он у нее ношу.

– Туда! – показала ему на выход. – Я сейчас еще одно наберу!

– Ко Дню города готовишься? – поинтересовался Бартоломью, глядя, как энергично Женевьева орудует тряпкой.

– Нет, конечно! – хмыкнула Женин и оглянулась на него.

Можно подумать, все только его Днем города и озабочены, как будто ничего больше важного на свете не происходит.

– Родители приезжают на несколько дней. Хочу навести порядок. Пусть не считают, что я не справляюсь! – Она закусила губу от усердия, чистое стекло заскрипело под тряпкой в ее руках.

– А, э, они останутся на праздник? – забеспокоился Барт.

Женин отрицательно покачала головой.

Обрадованный, что его планы не сорвутся, Барт заговорил веселее:

– Жалко, что отец случайно зашел вчера в кафе и ему сообщили, что Рафаэль там. Раф все равно вернулся довольным. Давно его в таком настроении не видел. Спасибо тебе.

– Это ему спасибо. Рафаэля можно часами слушать! – Женин пошла к следующему окну, Барт за ней.

– А как он Ллойда ловко поймал! – вспомнила Женевьева.

– Это Раф может! – довольно улыбнулся Бартоломью.

– Ты тоже хорош! Ллойд смеялся, как лихо ты внушил его старику, что тот должен купить из гирлянд.

– Лучше бы он не смеялся, а попробовал бы хоть раз в жизни своими руками что-нибудь сделать, – насмешливо парировал Барт, Рафаэль не забыл упомянуть ему вчера, с какой готовностью Ллойд увел Женни из кафе.

Еще с одним окном было покончено. Барт поднес ведро к следующему.

– Кстати, Ллойд указал на здание, Рафаэль рассказал историю строительства. Оказывается, и замок внутри переделывали в это время! Мне пришло в голову, а вдруг за новыми стенами тайник? Правда, дедушка не считает это хорошей идеей… – поделилась своими соображениями Женевьева.

– Дедушка прав, – подтвердил Барт.

Он пальцем нарисовал на еще грязном стекле план замка.

– Вот – что было до перестройки. Вот – где положили новые стены. Понимаешь? – Барт потыкал в чертеж. – Всего лишь закрыли пустоты лестничных проемов. Там физически не могло быть тайника.

– Почему? – удивилась Женни.

– Потому, что стены наружные, несущие. Во-первых, в них тайник надо устраивать сразу при закладке здания, а кто об этом думает заранее. Во-вторых, до него тяжело добираться изнутри. Основной принцип нарушен – спрятано не под рукой.

Барт представлял себе картинку целиком, Женин – нет. Поэтому она упорно отстаивала свою точку зрения. А еще, может, потому, что ей понравилась идея.

– Хорошее место. Никому в голову не придет искать там, где неудобно. Это и есть главный принцип тайников!

Она провела мокрой тряпкой по верхнему краю окна, грязные ручьи побежали вниз, замысловатыми дорожками пересекая рисунок. Женни зачарованно на них смотрела, как будто эти следы могли подсказать, где хранятся ножны Медичесов и кинжал Мединосов.

– Надо взглянуть на ваш план, – обнадежил ее Барт. – Лучше бы, конечно, вместе с Рафаэлем…

– Так ты зайдешь? Я скоро, – обрадовалась Женни.

– Не сегодня, – вздохнул Барт. – Мне уже пора к электрикам, показать им крепления для иллюминации на Центральной площади. А потом успеть бы к вечернему поезду встретить ящики с гирляндами.

– Я тоже буду на вокзале сегодня! Родители приезжают.

Они переглянулись и поняли, что речь идет об одном и том же поезде.

– Барт! – испуганно вскрикнула Женни. – Не подходи к нам на перроне! Я теперь не представляю, как мой отец отреагирует на то, что ты – Медичес.

– Конечно, – кивнул Барт.

Подмигнул, уходя:

– Не грусти! Я что-нибудь придумаю.

Женни с воодушевлением домыла последнее окно.

Вместе со стариком Оричесом на вокзал явился Ллойд. Он явно скучал. Ну не разделял он того нетерпения, что испытывали его отец и Бартоломью Медичес по поводу прибытия «Звездной пыли».

– Ты сегодня не вздумай развешивать новую гирлянду – наставлял Барта старший Оричес. – Лучше это с утра на свежую голову и при дневном свете делать.

– Хорошо, – согласился Бартоломью. – Мы только распечатаем одну коробку и включим в сеть, проверим.

– Без проверки нельзя! – обрадовался Оричес. – Съезжу с тобой.

Ллойд посмотрел на отца снисходительно, как на ребенка. Старик нашел себе новую игрушку.

– Мы точно решили разместить «Звездную пыль» над Центральной площадью? – забеспокоился Оричес-старший. – Может, лучше над улицей напротив мэрии? Там за столбы закрепить можно.

– Электрики уже одобрили крепления под крышами. Натянем проволоки. «Звездная пыль» над площадью – это будет потрясающее зрелище! – заверил его Барт.

– Не оборвется? Барт? Бартоломью!

– Что? – Барт его уже не слышал, он увидел Женни и кивнул ей.

Женни весело махнула в ответ двумя руками.

«Вот бы подойти к ней».

– Проволока не оборвется? – вернул его на землю Оричес.

– А? Нет. Электрики согласились с моим расчетом. Все будет хорошо.

Оричес начал ворчать, что гирлянды тяжелые: расчет расчетом, но как бы чего не вышло. На счастье Барта прибыл поезд. Оричес оживился. Грузчики вынули из почтового вагона тяжелые ящики и перенесли их на тележку. Барт повернул голову в сторону пассажирских вагонов. Женни висла на шее у высокого мужчины. Рядом суетилась женщина и пыталась обнять Женевьеву. Женни ни разу не посмотрела в его сторону. Барту захотелось оказаться рядом, познакомиться, порадоваться встрече.

– Так я вам не нужен? – удостоверился Ллойд.

– Подъезжай к складу, если хочешь, – ответил ему отец. – Увидишь, как выглядит.

Барт оглянулся еще раз на Женевьеву. Нет, не смотрит, не ищет его взглядом, что-то оживленно рассказывает отцу. Ну, ладно, надо убедиться, что они со стариком заказали то, что надо. А то, может, зря купились на броское название. И он пошел к грузовику за старшим Оричесом.

– Папа! – заорала Женин и бросилась отцу на шею. – Как же я соскучилась, папочка!

Она уткнулась ему носом в плечо и чуть не расплакалась.

– Правда? – крепко обнял ее отец и пожурил ревниво: – Не похоже. Не виделись целое лето, а ты даже не заехала после экспедиции!

Женин виновато засопела. Отец поцеловал ее в лоб.

– Что случилось? – он посмотрел пытливо на дочь. – Появился кто-то поважнее отца с матерью?

Женин вспыхнула.

– Это нормально. Это рано или поздно у всех случается. – Отец улыбнулся, как будто ничего необычного в этом не было, все в порядке. – Расскажешь, если захочешь.

Он перевел разговор, давая Женин опомниться.

– Как там Маленькие?

Женин с облегчением переключилась на прадедушку с прабабушкой. Жаловалась, как она испугалась и не знала, что делать, когда у прадедушки схватило сердце. Отец слушал и хмурился. Жена права. Это для Женевьевы слишком сложно, не справится, нужно теребить родственников – искать замену.

Разговаривая, они дошли до такси.

– Мой зонтик! – спохватился отец и отправился обратно на перрон.

Женин не успела ничего объяснить маме, когда, приятно улыбаясь, перед ними расшаркался Ллойд.

– Женевьева? Какими судьбами? Ллойд Оричес, – не дождался он, пока Женевьева сама представит его своей маме. – Я на машине. Вас подвезти?

– Нет, – быстро сказала Женин.

– Почему бы и нет? – улыбнулась любезному молодому человеку мама. – Женни, а ты мне не говорила, что завела себе друзей в Меланьи.

– Друзья сами появились. Против воли Женевьевы, – рассмеялся Ллойд. – Она имеет привычку ото всех убегать.

Женни покраснела, но Ллойд завел разговор на совсем отвлеченную тему. Вернулся папа с зонтиком, посмотрел подозрительно на Ллойда и на Женни. Младший Оричес вовсю расписывал, как его отец в этом году занялся иллюминацией города для праздника. Из благотворительных целей, конечно. «Жалко, что мы уедем раньше, не увидим», – вежливо заметил Мединос. «О, – огорчился Ллойд, – «Звездная пыль» обещает быть чем-то особенным!»

Женни устроилась с мамой на заднем сидении. Она положила руку отцу на плечо. Как же она соскучилась, и какая жалость, что он сел рядом с Ллойдом и слушает его болтовню. И сам что-то рассказывает.

– Приятный молодой человек, – сказала мама вслед отъехавшему автомобилю. – Чем занимается его отец?

– Каким-то бизнесом, – пожала плечами Женни.

Нельзя так даже думать, но как хорошо, что Маленькие разболелись только на следующий день. Родители за вечер все-таки успели оценить ее старания. И она смогла полночи проговорить с отцом, рассказать ему все-все-все об экспедиции доктора Родригеса. И немножко об их приключениях с Бартоломью. Пришлось назвать его Джеком Смитом. Не все сразу.

А утром дедушка расхвалил Джека, который починил стул и интересуется кинжалом и ножнами. Мама с возмущением посмотрела на уродливый стул, как ни в чем не бывало стоявший у стола. А папа пошутил, что неизвестно, чем больше интересуется этот Джек, кинжалом с ножнами или его дочкой. Женни даже не обиделась, а только рассмеялась. Она спросила у отца, как он смотрит на то, что она может встретить Медичесов и познакомиться с ними. Отец ответил, что легенда о кинжале – древняя, но не придавал бы он ей такого уж значения, в их Семье есть много других интересных историй. А от Медичесов он советует ей держаться подальше! И вот тут-то прабабушка и прадедушка пожаловались на самочувствие. Женни остаток дня провела на подхвате у мамы. А папа бегал по докторам, уговаривая их срочно посетить стариков.

На следующий день отец остался с Маленькими, а Женни сопровождала маму в аптеку. Мама выложила на прилавок толстую пачку рецептов. Женни поняла, что быстро лекарства они не получат, и вышла на улицу – на солнышко. Прислонилась к лестнице у фонарного столба.

– Привет! – спустился по лестнице Барт.

– Это и есть «Звездная пыль»? – задрала Женни голову, разглядывая гирлянду.

– Нет, что ты, – усмехнулся Барт. – Но обещаю, что это тоже будет красиво.

– Еще один здешний знакомый, Женин? – спросила мама.

Как она так быстро появилась? Женин испуганно молчала.

– Представишь молодого человека? – мама улыбалась.

Барт вопросительно посмотрел на Женевьеву, она выпалила:

– Джек Смит.

Барт поморщился. Почему-то с Маленькими это было совсем не сложно, а сейчас очень задевало. Называться Смитом было как-то неловко. Он неожиданно даже для себя спросил:

– А что если бы Женевьева подружилась с Медичесами?

Мама растерялась, прижала пакеты к груди, беспомощно посмотрела на Женин:

– ЭТО правда? – Ее осенило догадкой. – Тот вчерашний парень, он что, Медичес?

– Какой еще парень? – повернулся к Женин Барт.

– Ллойд. Мы встретили его на вокзале, – пояснила Женевьева.

– Ллойд – Оричес. – Барт насмешливо скривил губы. – Он не Медичес!

– Джек, мы спешим, – умоляюще сказала Женин. – Маленькие болеют.

Барт коснулся ее руки.

– Увидимся. – Полез было на лестницу, опомнился и пробормотал слегка опешившей от такой встречи маме: – Рад был познакомиться.

Женни летела как на крыльях, не замечая куда ступает. «Бартоломью», – льдинкой перекатывалось во рту. Как здорово было его встретить.

– Я за тобой не успеваю, – остановила ее мама. – Ты что там шепчешь?

Женни молча улыбнулась. Мама забеспокоилась.

– Кто этот странный невоспитанный Джек Смит?

Женни удивилась, неужели мама это о… Барте?

– Джек? – Сама с трудом назвала его так. – Он – замечательный. Он… всем нравится.

Глупо прозвучало. А мама, конечно, воспользовалась:.

– По нему видно. Избалован вниманием. Не люблю красавчиков. Капризные эгоисты.

– А как же Маленький дедушка? – глаза у Женни смеялись. – И это ты еще Рафаэля не видела. Вот кто – просто картинка!

Мама не ожидала возражений. Она даже не стала выяснять, кто такой Рафаэль. Она огорчилась. Неужели ее Женни купилась на внешнюю оболочку?

– Джек – грубый, – высказала она свое мнение.

– Ты его плохо знаешь! – воскликнула Женни.

– А ты хорошо?

Женни ничего не ответила. Конечно, хорошо! Ну как рассказать родителям все, чтобы они увидели, каков Барт на самом деле. Она была уверена, что он им понравится при первой же встрече, а потом она им сообщит, что вот этот славный парень – Медичес. Давайте забудем нашу старую вражду. И что вышло?

Мама решила, что это неплохой знак, что Женевьева задумалась, пускай посмотрит на свои знакомства со стороны. Молодой человек явно думает только о себе, иначе был бы полюбезнее. Они вернулись с лекарствами, а Маленькие, словно испугавшись всего этого обилия микстур и порошков, бодро затопали по дому. Внезапно выздоровели! Мама ходила следом и уговаривала принять то, что врачи прописали. Прабабушка сдалась. Прадедушка – нет. Упрямый Мединос!

– Мы видели, как развешивают иллюминацию ко Дню города, – сообщила мама. – Действительно, будет красиво. Расскажешь нам потом, Женни.

– А на осеннем карнавале ты была? – спросил папа. – Тоже, говорят, потрясающий праздник.

Женни засияла и попробовала обернуть это в свою пользу.

– А знаешь, что карнавал каждый год организовывает молодой Медичес?

Папа рассердился.

– Женевьева! Надеюсь, ты не опозоришь род Мединосов! У нас нет и не может быть ничего общего с ворами Медичесами!

Он что-то вспомнил и уже весело подал ей конверт.

– Тебе.

Женни вынула приглашение от семьи Оричесов на вечеринку по поводу дня рождения их сына Ллойда и отложила небрежно. «Не пойду». Немного погодя решила: «Там Барт будет. Схожу!»

В поезде по дороге домой родители обсуждали сложившуюся ситуацию. «Маленьким нужна более опытная сиделка, они совсем плохи», – сетовал папа. «И Женевьеву следует поскорее забрать из Меланьи, – решила мама. – Медичесы стали у нее навязчивой идеей: это было первое, о чем она спросила, вернувшись из экспедиции и пробыв всего день в город. Это то, о чем она продолжает говорить, этим же интересуются ее знакомые». «Какие знакомые?» – удивился папа. И услышал мамины впечатления о таинственном Джеке. «Хотел бы я с ним познакомиться», – пробормотал он. «А как ты думаешь, кто ей нравится? Мне она так ничего и не рассказала», – поинтересовался папа позже. «Не знаю, – вздохнула мама, – видно, что она всем нравится. Наш неопытный цыпленок, наша славная девочка». «Разве Женин может не нравиться? – усмехнулся папа. – Главное – увезти ее подальше от замка этих проклятых Медичесов».

– Ты мне ничего не сказал по поводу дня рождения, милый. Что тебе устроить в этом году? Опять пикник с друзьями? – спросила у сына Линда Оричес.

– Надоело, – вздохнул Ллойд. – Никаких идей.

Мама обняла его и потрепала по волосам.

– Вот и давай в семейном кругу. Для разнообразия.

– Пожалуй, – подумал Ллойд. – Я бы хотел пригласить одну славную девушку, но не знаю, удобно ли это, мы совсем недавно познакомились.

– Все, что хочешь, милый. Я напишу приглашение.

Деревянной статуэтки на подоконнике не было. Обидно. Женин надеялась, что они вместе с Бартом выберут подарок Ллойду. Бартоломью знает его лучше.

Отец говорил ей, что нет подарка уместнее книги. «Это для нас с тобою, папа, – смеялась она. – Не все любят читать». «Не встречал человека, который не любил хотя бы листать картинки», – заверил ее отец.

Женин зашла в книжный магазин. «Почти как у нас дома!» Защемило сердце.

Она шла между полками и размышляла, что может понравиться симпатичному парню с насмешливыми карими глазами. Он задается, хвастает, смеется, проигрывает и вечно торчит за рулем своего автомобиля.

Женни почувствовала себя неловко: в большой гостиной просторного дома Оричесов не было других гостей. Неужели она первая? Это, наверное, не очень вежливо – приходить раньше всех.

– Ллойд устал от шумных вечеринок и хотел провести день рождения в кругу семьи. Упомянул о новой знакомой, которая совсем недавно в городе – еще нет друзей. Мы и предложили пригласить для компании, чтобы ты не чувствовала себя одинокой в Меланьи. Ты ведь не против? – поспешила ей навстречу Линда Оричес.

– Спасибо. – Смущение как рукой сняло, такой приветливой оказалась мама Ллойда.

– Милый, разверни подарок, – вздохнула мама, когда появившийся в гостиной Ллойд просто сунул куда-то сверток, что протянула ему Женни.

Ллойд разорвал упаковку, небрежно пролистал книгу, вернулся к какой-то картинке.

– Папа! – крикнул он. – Смотри – твой первый автомобиль. Или я ошибаюсь?

Подошел старик Оричес, который оказался совсем не старым, и с интересом уставился в книгу.

– Нет, не ошибаешься. Та же модель, только у моей подфарники были вынесены…

Женни ликовала. Она угадала с подарком! И даже угодила двоим: и младшему, и старшему.

– Это надолго. Не надо подсовывать мужчинам Оричесам автомобили. Ни в каком виде, – рассмеялась Линда. – Пойдем, я покажу тебе дом.

«Современный замок для современных людей», – позавидовала Женевьева.

Вот это да! Женин выглянула в окно, чтобы подтвердить свою догадку.

– Единственный дом в Меланьи, откуда не видно замка Медичесов! – изумилась она.

– Верно. И это было не просто построить. – Линда рассмеялась. – Старик Оричес хотел утереть нос Медичесам, которые отказались продать ему свой замок. Такой удар по его самолюбию. Он же считал, что может купить все. Но он не стал строить копию старого здания. Это же Оричес! Он выстроил лучшее, что позволяла тогдашняя техника.

Она пожала плечами.

– Не знаю, заметили ли Медичесы соревнование. Скорее всего, нет. Они вечно озабочены своими проблемами. Бедная Медичес. Больной ребенок на руках. Она нигде не бывает, ни в чем не участвует, с ней очень тяжело общаться… А старик Оричес умер, довольный своим домом.

– Кто умер? – не поняла Женин.

– Мой дедушка. – Ллойд, оказывается, стоял рядом.

Оричесы. Женин вспомнила «Я умею проигрывать».

Его дед точно умел.

На одной из полок выстроились деревянные автомобильчики. «Плохая игрушка, – подумала Женин. – Даже колеса не вертятся».

– Похоже на твою машину, – взяла она один в руки.

– Да. Это копии. – Ллойд принялся объяснять, какого года выпуска, какой двигатель у какой из марок.

– Лучше бы они были не скульптурами, – вставила Женин, когда Ллойд сделал паузу, – а из того же материала, что и настоящие машины, с мелкими деталями.

Она подняла на него глаза и сконфузилась.

– Это я так, фантазирую.

Женин обнаружила на той же полке вышивку крестом. Открытый капот и двигатель. Теперь Ллойд засмущался.

– Это мой подарок, – улыбнулась Линда.

– Потрясающе, – искренне восхитилась Женин. – Я даже не знала, что бывают схемы для вышивки с техническими мотивами.

– Мама их сама придумывает. – Ллойд обнял маму за плечи.

– Беру рисунок и составляю схему, – объяснила Линда. – В магазинах, конечно, продаются готовые, но гораздо интереснее придумывать их самой.

– А можно посмотреть ваши работы? – заинтересовалась Женин. – Да здесь наберется на целую выставку! – воскликнула она, перебирая картинки.

Линда, почувствовав благодарного зрителя, достала из ящика стола то, что не удостоилось рамочек. Рассказывала, как непросто подбирать цвета ниток, какие нужны иголки и какие пяльцы самые удобные. Женни непременно тоже должна попробовать. Это такое удовольствие – вышивать.

Ллойд смотрел на них и сиял.

– Замок Медичесов? – удивилась Женни, рассматривая нечто, извлеченное совсем со дна ящика.

– Нет. Но очень похож, – согласился Ллойд. – Это замок из сказки. Да, мама?

Надо же, с какой необычной стороны открывался ей сегодня Ллойд. Женни и думать забыла, что огорчилась, обнаружив себя единственной приглашенной на этот странный день рождения. Ей понравилось в гостях у Оричесов.

– Он из детской книжки Ллойда. «Шотландские сказки». Я ее сейчас найду, если хочешь.

Естественно, Женни хотела посмотреть книжку.

– Иллюстрирована репродукциями известных картин, – поясняла Линда, просматривая книжную полку.

– Ужасно занудные истории. Лучшее чтение на ночь. Я засыпал ровно на середине любой сказки, – рассмеялся Ллойд.

– Но нам с тобой нравилось смотреть картинки, правда, милый? – улыбнулась его мама. – Я и начала вышивать одну для спальни Ллойда, но спрятала подальше, чтоб не дразнить старика Оричеса замком.

Книга нашлась. Ах, как Женни любила такие издания. Большой формат, крупный шрифт, красочные иллюстрации. Отдельно прорисованные заглавные буквы в начале каждой истории. Женни переворачивала страницы. А вот и замок. Он стоял на холме, как и замок Медичесов. Из дальнего леса к нему спешили три конных рыцаря.

– Я хотела сделать две вышивки. Отдельно замок и всадников, – пояснила Линда. – Но рыцарей так и не начала.

Женевьева просмотрела список иллюстраций: художником-французом, судя по названию, изображен реальный шотландский замок. Интересно, знает ли Рафаэль о существовании такого двойника. Это может быть фантазией художника, но сходство поразительное.

За столом старший Оричес заполнил своим зычным голосом все пространство, рассказывал сам, расспрашивал Женни. О Порт-Пьере, о Маленьких, о книжной лавке отца. Женни взахлеб расписывала Литературный салон, знаменитостей, которые там бывали. «Как жалко, что вы не знакомы с моими родителями! – заключила она. – Если бы отец увидел такие вышивки, он бы обязательно уговорил сделать выставку в его салоне!» «А что, это идея!» – прогремел Оричес-старший. Словоохотливый, открытый, но уж очень громкий, решила Женни. Ллойд больше похож на маму.

На прощание Линда вручила Женни вышивку с замком. Женни вспыхнула. Линда улыбнулась.

– Я так рада, что тебе понравилось.

– Спасибо, – пролепетала Женни.

В приподнятом настроении Женни вернулась домой. Распахнула дверь – за столом сидел, склонившись, Барт и что-то усердно рисовал. Он поднял голову.

– Ты где так долго бродишь? Я тебя уже второй час жду.

– День рождения у Ллойда.

Женни подошла и заглянула ему через плечо. Бартоломью практически закончил копировать чертеж Маленького дедушки.

– Как же я забыл поздравить старика Ллойда! – растерянно стукнул себя по лбу Барт.

«Похоже, и Оричеса-младшего скоро будут называть простым семейным именем «старик Оричес», – хихикнула Женни. Барт удивленно взглянул на нее.

– Я прозевал приглашение. Надеюсь, он не обиделся? – Барт вернулся к рисунку.

– Я тоже думала, что Ллойд пригласил всех своих друзей. Ожидала, что ты там будешь. Пошла. А оказалось, что в этом году он хотел отпраздновать в кругу семьи. Родители узнали, что я совсем недавно приехала в Меланьи, ни с кем не знакома, и пригласили меня. Чтобы мне не было одиноко.

Фу, как длинно и неуклюже звучит. Как будто она оправдывается. А ей не в чем оправдываться. Абсолютно! Женни замолчала.

Барт не сразу понял, что Женни была единственной гостьей Оричесов, слишком он был занят чертежом. Слушал, кивал и вдруг вскочил.

– Родители?! Тебя пригласили родители… – протянул он насмешливо.

– Да, приглашение было от родителей, – посмотрела ему в глаза Женни.

– Ай да Ллойд! – хлопнул себя по ноге Барт, изображая восхищение. – Ну, я пошел? Раф хотел взглянуть на ваш план замка. Твой прадедушка любезно разрешил мне сделать копию. Я закончил. Так, значит, говоришь, ты завтра смотришь фейерверк с Ллойдом?

Последнюю фразу взбешенный Барт докрикивал уже в дверях.

– Да как ты смеешь! – заорала Женни и, испуганно оглянувшись, где Маленькие, не слышат ли скандал, вытолкала Барта на улицу.

– Да! Ллойд звал меня на фейерверк! А я ему сказала, что иду с тобой! А он у меня спросил: что, если ты будешь занят! Ты же вечно занят! А я ему сказала, что тогда я останусь дома! Но теперь… – Женни зло прищурилась. – Теперь я передумала! Я САМА попрошу Ллойда составить мне компанию!

Барт опешил, тяжело задышал. Рассмеялся делано.

– Ха! – сказал с сарказмом. – Старик Оричес еще нормальный мужик. Но Ллойд… Вылитый дед. Ему вечно надо то, что есть у меня. Мой замок, мое место в колонне на карнавале, мой конь, моя девушка…

Если бы Женни могла разорвать Барта на куски, она бы это сейчас сделала, она даже оглянулась в поисках подходящего орудия. Женни надувалась злостью, как воздушный шарик.

– Он думает, что на деньги, заработанные дедом контрабандой табака из Турции, можно купить все, что есть у Медичесов!

– Спасибо! – Воздушный шарик лопнул и обвис тряпочкой. – Спасибо, что сравнил меня со своей лошадью! Спасибо, что меня можно купить! Спасибо, что не..

Женин всхлипнула.

– Не любишь меня.

Она заплакала. Как глупо. Надо его убить, а она плачет.

Барт осекся. Он с ужасом осознал, что наговорил. А есть теперь выход? Он закрыл лицо руками и сам чуть не заплакал.

– Прости. Прости, я… Я приревновал. Испугался. Ну, прости же! – взмолился он.

Женин ткнулась носом ему в плечо. Он обнял ее, погладил по голове, прижался щекой к ее мокрой щеке.

– Я люблю тебя. Я не отдам тебя никому, – прошептал.

– Почему ты говоришь это только теперь? – с обидой в голосе спросила Женин.

– Я вообще-то планировал сказать это завтра… – Кажется, Барт улыбнулся.

– Почему? – Слезы у Женин высохли. «Что он еще затевает?»

Барт загадочно помолчал, вынул из кармана чертеж, запихнул обратно, отвлекая ее внимание, он не может рассказать сейчас.

– Нашел что-нибудь интересное? – загорелись глаза у Женин.

– Увы, нет, – признал он. – Посмотрим, что Раф скажет. Так с кем ты завтра идешь на фейерверк?

Женни изобразила раздумье, посмотрела на него оценивающе, и рассмеялась. Барт подхватил. Они хохотали как сумасшедшие. Как глупо было ссориться – куда они друг от друга денутся.

По дороге домой Барт опять закипел. Он так старательно все готовил, так все продумал, с таким трудом все организовал, а Оричес чуть не испортил ему праздник. Что бы Женни там себе ни думала, Ллойду просто кость поперек горла, если у Барта Медичеса что-то есть, чем он дорожит. В доме все уже спали. Барт положил рисунок Рафаэлю на стол и вышел на цыпочках из его комнаты. Он долго не мог уснуть, ворочался в постели. Поскорее бы наступило завтра!

Женни пробежалась с утра по продуктовым магазинам и увидела, как город готовится к ярмарке. Улицы перекрыли. Прямо на проезжей части установили прилавки. И раскладывали много всего яркого, красивого, интересного. Женни устояла перед искушением побродить, рассмотреть, потрогать все руками. Ей надо спешить. Она и так вечером оставит Маленьких одних надолго. А покупать она все равно ничего не собирается.

Она вернулась домой и ахнула. На столе в вазе стояла роза. Одна единственная. Но какая красивая! Длинный сильный стебель. Необычного цвета лепестки: не желтые, но и не белые. Очень-очень теплого кремового оттенка.

«Бартоломью, – с нежностью подумала Женни. – Извиняется за вчерашнюю ссору».

– Молодой человек торопился, не стал тебя ожидать, – сообщила, лукаво улыбаясь, прабабушка.

Женни развернула записку, лежавшую под цветком.

«Спасибо за чудесный вечер. Ллойд».

Ллойд? Очень мило с его стороны…

Женни слегка разочаровалась, что Барт вот так не может, не догадался. Впрочем, это неважно!

Роза была так прекрасна, что Женни улыбалась ей всякий раз, проходя мимо.

Ллойд зашел в цветочный магазин. Они выносили цветы на улицу, сегодня же ярмарка.

– Чем могу помочь? – с любопытством уставилась на него молоденькая продавщица.

Она узнала молодого Оричеса. Интересно, кому это он букет ищет. Она показала ему дюжину алых роз. Ллойд покачал головой. Это будет слишком.

– Всего лишь выразить благодарность. Дорого, но не броско.

– Только что из Голландии, – вынесла девушка ведро с цветами из холодильника.

Ллойд вынул одну розу. Поморщился, отсчитывая деньги.

– Адрес? – продавщицу распирало от любопытства, подружки ахнут, когда она расскажет, за кем ухаживает сейчас Оричес.

– Спасибо, я возьму с собой.

Но Женни дома он не застал.

Ближе к вечеру появился Барт.

– Родители уже ушли на ярмарку. Ты не против заглянуть к нам? Рафаэль был бы рад.

Он увидел розу.

– От Ллойда, – твердо сказала Женни.

Барт промолчал.

– Какая жалость, – вдруг вздохнула Женни.

Барт с недоумением посмотрел на нее.

– Такая красивая. Очень грустно, что она увянет, – объяснила смущенно Женин: он подумает, что она, как ребенок, но ей правда ужасно жалко.

– Принеси лист бумаги, – попросил Барт.

Он достал карандаш.

Ах, вот оно что! Женин улыбнулась.

– Не грусти, Женевьева! – закончил он рисунок и протянул ей.

Роза получилась живой. В правом нижнем углу Бартоломью, довольный работой, поставил свои инициалы.

– Цвет, конечно, не передать графикой. Если хочешь, завтра я нарисую ее красками.

Женин оставила рисунок на столе, и они поспешили к Рафаэлю.

– Посмотри, кто у нас в гостях! – оторвал Рафа от книжки Барт.

– Здравствуй, Женин! – радостью вспыхнули синие глаза Рафаэля.

Женин подтянула к его креслу маленькую скамеечку и уселась у его ног.

– Ты смотрел план замка?

– С пристрастием, – улыбнулся Раф.

Какая Женин красивая. Как блестят глаза, какой румянец.

– Я не нашел ничего, что указывало бы на тайник. – Он с удовольствием смотрел, как огорчение отразилось на ее лице.

– Сюрприз! – вспомнила она и протянула ему вышивку, прошептав зловеще: – И месть!

Рафаэль удивленно повертел в руках ткань.

– Наш замок?

– Нет! – Женни принялась рассказывать ему всю историю.

Барт делал бутерброды и посматривал на брата и Женни. Заговорщики прямо! Так и просятся нарисовать их.

– А кому месть? – поинтересовался Рафаэль.

– Ему! – Женни показала пальцем на Барта. – Я обиделась на него вчера и не показала вышивку. Дотерпела, чтобы ты первый увидел!

Рафаэль улыбнулся.

– Он хороший! Вспыльчивый, я знаю, но хороший, – вступился он за брата.

Барт поставил тарелку на стол, откусил от своего бутерброда, жестом пригласил их следовать его примеру. Посмотрел на вышивку и пожал плечами.

– Не надо мне рассказывать, какой он, – рассмеялась Женни, взяла свой бутерброд. – Он только что избавил меня от вселенской печали. Одним движением руки!

– Какой печали? – заинтересовался Раф.

– Я сожалела, что все сущее бренно, – важно сказала Женни, – а он взял и сделал бренное вечным.

Барт понял, что она о розе, и чуть не подавился от смеха бутербродом. Он объяснил Рафу в чем дело.

Они хохотали втроем. Женни, отсмеявшись, хотела забрать вышивку.

– Оставь, я сделаю рамку. – Барт еще раз посмотрел. – Похоже. Только по такой работе разве скажешь насколько.

– Ты бы видел иллюстрацию! Просто точная копия! – заверила Женни.

– Надо найти и посмотреть, – решил Раф.

– Как ты думаешь, что бы это значило? – спросил у него Барт.

– Ну, – подумал Раф, – наши строители добирались и до Шотландии, но поленились что-то новенькое сваять.

– Рафаэль, пойдем с нами на фейерверк! – воскликнула Женин.

Соблазн был велик. Женин сама его зовет. Рафаэль растерянно посмотрел на Бартоломью. Барт ответил ему смущенным взглядом.

– Если хочешь…

– Нет. Не хочу! Спасибо. – Раф развернулся в сторону своей комнаты.

– Рафаэль! – позвал Барт, сделав над собой усилие. – Поехали с нами.

– Я что, фейерверков не видел? У меня толстая книга на сегодняшний вечер, и я ее прочитаю. – Рафаэль обернулся и улыбнулся им.

Когда за Бартом и Женин захлопнулась дверь, Раф запустил им вслед пустой тарелкой. Потом, проклиная свою несдержанность, долго сметал осколки метлой, не так просто ему было это делать.

– Смотри! – взмахнул Барт рукой.

Они шли по середине улицы, над ними висели нити огоньков.

– Обернись! – развернул Барт Женевьеву за плечи.

Огни ровными провисшими над улицей волнами уходили вверх к замку. Сам замок был аккуратно очерчен светящимися контурами. Женин не успела полюбоваться: Бартоломью потянул ее дальше. Подняв головы, они молча бродили под «Звездной пылью» по пустой Центральной площади.

– Почему «пыль»? – нарушила молчание Женин. – Это же «Упавшее звездное небо».

– Нет, не упадет, – усмехнулся довольный Барт.

– А как оно держится?

– О! Очень хитрая конструкция. Долго морочил электрикам голову, чтобы разрешили.

– А где все горожане? – удивилась Женни.

– У бассейна. Оттуда лучше всего видно фейерверк. Скоро начнется. А вот, смотри, прошлогодние гирлянды. – Они поднимались улицей в гору, но, кажется, совсем не к бассейну.

Фонарные столбы, обмотанные лампочками, конечно, хороши. Но как действительно потрясающе они смотрятся, Женни поняла, только взглянув на них сверху, с холма – ровными мерцающими рядами они спускались к площади, теряясь под «Звездной пылью».

Бартоломью и Женевьева стояли на холме. Напротив, через стадион, на другом холме шумела толпа.

– Бах! – Первый залп разорвал небо.

Женни восхищенно смотрела, как вспыхивали огненные цветы над пустым стадионом, стекали вниз огненными дождями. Восторженные крики сопровождали и громадные одиночные всполохи, и ряд мелких ярких искр. «Здорово, что Барт придумал прийти именно сюда. Только мы вдвоем». Женни обернулась к нему. Он озабоченно уставился в небо, как будто высчитывая что-то.

– Какой цвет, какое число? – оторвал он взгляд от угасающего фонтана, который неожиданно еще раз и еще раз взорвался новыми мелкими огненными брызгами.

– Что? – удивленно посмотрела она на него. – А! Красный, пять.

– Красный! – взмахнул Барт рукой. – Тебе. От меня.

– Бах! – красный огненный цветок расцвел прямо над их головами.

Женни запрокинула голову. Она стояла в центре, над которым ярко вспыхнула и медленно гасла красная звездная Галактика. Барт поцеловал ее полуоткрытые губы.

– Раз!

– Бах! – опять вспыхнули над их головами красные огни.

– Два!

А где-то напротив ликовала ничего не подозревающая толпа.

– Три! – считал Барт фейерверки и поцелуи.

– Четыре!

– Пять… – Этот поцелуй был самым долгим.

Залпы продолжались. Опять над стадионом, но Женни их не видела и не слышала.

– Тебе понравилось? – глаза у Барта смеялись.

Женни улыбнулась очарованно.

– Нечестно! – сообщил Барт. – По моему сценарию ты должна сказать: «Ах, как жалко, что я загадала всего пять».

Он смеялся.

– У меня всегда есть свой сценарий, – гордо сказала дочь Мединосов, притянула его к себе и сама поцеловала.

– А! – только и успел сказать Бартоломью.

Он больше не считал.

Женни теребила его шевелюру. Ну надо же, короткая, локоном не поиграешь.

– Зачем ты там, у театра, целовался с той латинской девушкой? – прошептала она ревниво.

– Я глупый был, – нашелся Барт.

– А почему ты так коротко подстригся?

– Что? – Ошалевший Барт пригладил себе волосы. – Не ходить же лохматым.

Женни так горько вздохнула, что он тут же поклялся отрастить подлиннее и вообще не стричься без ее разрешения. Фамильной клятвой. Ему ничего не стоит, а она пусть перестанет его ревновать.

В темноте спустились они с холма. Поцеловались еще раз у дома Маленьких. Скрипнула дверь, и Женни убежала. Прабабушка ничего ей не сказала. Женни забралась в кровать. Это все случилось на самом деле? Просто сказка какая-то… Улыбаясь, Женни заснула.

Рафаэль заехал к Барту в комнату.

– Как все прошло? – спросил.

Барт лежал на спине, раскинув руки. В ответ он сделал какой-то неопределенный жест.

– Барт, – позвал Рафаэль.

– Не спрашивай, ладно? – повернулся к нему Барт.

Как все прошло, Раф понял по выражению лица брата и развернулся к двери.

– Раф, мне сейчас не хочется разговаривать, – виновато крикнул ему вслед Барт.

«Я ей тоже нравлюсь. Если бы я только мог ходить…» – обожгла Рафаэля мысль.

«Доброе утро, Бартоломью! – Женни открыла глаза и улыбнулась солнечному зайчику на стене. – Неужели вчерашний вечер был на самом деле?»

Женевьева вскочила на ноги. Хотелось петь, совершать подвиги, сворачивать горы. Пока горы и подвиги под руку не подвернулись, пришлось довольствоваться приготовлением завтрака.

– Женни, – всплеснула руками Маленькая бабушка, – мы столько не съедим.

– Вам нужно хорошо питаться! – не оборачиваясь от плиты, строго сказала Женин: она уже и бульон поставила для супа.

Сняла пенку. «Прозрачный, как слеза!» – подумала словами мамы и пожалела, что мама ее не видит.

– Нам уже не нужно столько, – начала возражать прабабушка.

Прадедушка махнул рукой.

– Ничего, пусть варит. Может, кто из молодых людей в гости пожалует. Они в этом возрасте всегда голодные.

– Лекарство! – напомнила Женевьева.

После непродолжительных торгов стороны пришли к соглашению, что Маленькие плотно завтракают, возможно, даже и обедают, а лекарство выпьют только, когда почувствуют себя плохо. Зачем его принимать раньше времени?

«Молодых людей» Женин прождала напрасно, никто не объявился.

– Упражняешься? – Бартоломью вошел к Рафаэлю в комнату.

Раф лежал на полу, поднимая и опуская руки с гирями.

– Красивый фейерверк. Несколько новых видов, – рассказывал Барт.

Раф оставил гири, взял гантели. Раскинул руки, прижал к груди. Барт наклонился, взял освободившуюся гирю, повыжимал ее немного.

– Что ты теперь собираешься делать? – ритмично спросил Раф, стараясь не сбиться с дыхания.

– Как что? У меня столько идей для Рождественского бала! Старик Оричес похлопотал, чтобы меня оформили официальным представителем от мэрии. – Барт наклонился к Рафаэлю и весело сообщил:

– Кое-что можно с музыкантов получить: кого нанимать играть буду выбирать я.

Поймав недоуменный взгляд Рафа, Бартоломью попытался оправдаться:

– Не смотри на меня так. Я что, деньги брать буду? Просто я найму тех, кто согласится дать дополнительные бесплатные концерты зимой. Меланцы у меня скучать не будут!

– Я не о том. – Раф сел, достал резиновые жгуты, закрепил. – Я о Женевьеве.

– Женин… – Барт расплылся в улыбке. – Знаешь, я с ума сошел. Я пытался уговорить мэрию перенести День города на неделю раньше. Я же договорился с артиллеристами, так чего тянуть.

Он рассмеялся.

– На меня как на идиота посмотрели.

– Вы хотите пожениться? – Рафаэль ложился, натягивая жгуты, садился.

Бартоломью удивился вопросу.

– Конечно.

– Когда?

Раф лег, сел.

– Не знаю… – Барт пожал плечами. Он что, задумывался так далеко?

– Я бы на ней хоть завтра женился, – неожиданно выпалил Раф и смущенно поправился: – Я имею в виду, на такой девушке, как она.

Рафаэль сел и отцепил жгуты.

– Ты еще ничего не понимаешь в жизни! – скривился Барт. – Женитьба – это серьезное и дорогое мероприятие. Я не заработаю в этом году на свадьбу. Ты представляешь, во сколько обойдется поставить весь Меланьи на уши и напоить допьяна?

– Зачем? – удивился Раф.

Он встал на ноги, придерживаясь за кровать. Это ему удалось, но вот удержаться было сложно. Мало того, что ноги не очень его слушались, так левая была еще и слабее правой.

– Как это зачем? Я же Медичес! Весь город должен праздновать свадьбу Медичеса.

– А она – Мединос, – напомнил Рафаэль.

Он попытался шагнуть. Покачнулся, но удержал равновесие.

Барт с жалостью смотрел на него.

А Раф считал про себя. Сегодня он продержался вертикально дольше, чем вчера. Если он каждый раз будет увеличивать время, то за год наберет полчаса. Уже что-то. Целых полчаса! Он сел.

Жалких полчаса!

– Да, она – Мединос, – вздохнул Барт. – Надо подготовить родителей. Даже не знаю, с чего начать. А видел бы ты маму Женевьевы, когда я произнес «Медичесы».

Он размечтался.

– Как было бы здорово, открываешь глаза, а Женни: «Доброе утро, Бартоломью». И у нее бы стало меньше проблем. Забрала бы Маленьких к нам, у нас места полно, плюс все удобства. Ты бы с прадедушкой общий язык быстро нашел. У него знаешь какой архив! Интересно, за сколько удастся продать их домик?

– Барт! Они же Мединосы… – На этот раз Рафаэль посмотрел на Бартоломью с жалостью.

– Я что-нибудь придумаю, – встряхнулся Барт. – Свадьба может подождать. Это же не Рождественский бал – терпит.

Но ему захотелось увидеть Женни как можно скорее, прочитать в ее глазах, что вчерашний фейерверк имел успех. Не удалось.

– Бартоломью, мне нужна твоя помощь! – зашла к Рафаэлю мама. – У нас вечером будут гости. Помоги навести порядок и останься, пожалуйста, дома.

Она споткнулась о гантели.

– Рафаэль, что ты развел у себя в комнате? Немедленно убери все вещи и книги с пола! А пыли сколько! – провела она пальцем по подоконнику.

Братья сникли. Гости не предвещали ничего хорошего. Не любили они «гостей». Не только из-за навязчивого стремления мамы продемонстрировать, что у нее, несмотря на проблемы и болезни, идеальный порядок. Их с Рафом усилиями, между прочим. А потому, что гости обычно оказывались докторами. Кто-то новый, видимо, изъявил желание посмотреть Рафаэля и пощипать их кошелек.

Раф наклонился и со всей злости толкнул гантель – она, гремя по полу, откатилась под стол. Барт положил руку Рафаэлю на плечо и ободряюще похлопал.

– Я не понимаю, зачем они хоронят Рафа? Ну что им стоит обнадежить маму? – горько жаловался Женевьеве на вчерашних визитеров Барт.

– Может быть, чтобы вы были готовы к худшему и радовались, что пока все хорошо? – Женни сочувствовала ему, но совершенно не представляла, как утешить.

– Ха! Они сами ничего не знают, никаких конкретных диагнозов или сроков. Слышала бы ты, что ему в прошлом году обещали! Каркают только… – Барт махнул рукой. – Мы привыкли. Ничего. Жив еще. Но мама! Она же не выдержит больше. Еще не хватало, чтобы она разболелась.

Они остановились у булочной. Вообще-то, Женин уже купила все, что собиралась, в том числе и хлеб. Она просто увидела внутри столики, чашечки с кофе, сидящих людей. Вспомнила Рафаэля в том кафе на террасе. Синие-синие глаза. Озорной взгляд. У нее сжалось сердце. Нет! Неправда! Рафаэль не похож на умирающего!

Барт по-своему истолковал, почему она оторваться не может от витрины. Толкнул дверь.

– Зайдем, шоколада горячего выпьем.

– Привет, ребята! – воскликнул он при виде знакомой компании.

– Где ты пропадаешь последнее время? Тебя не видно и не слышно, Барт! – послышались смешки.

– Это Женевьева… – начал было представлять Барт и замялся.

Вот скажет сейчас «Мединос», это дойдет до замка, отец разозлится – у него плохое настроение последнее время. Мама нервничает из-за отца, а вчера буквально слегла из-за Рафа… Он замолчал.

Раздались приветственные возгласы. Смущенная Женин юркнула Барту за спину. Компания рассмеялась, а Женин совсем смутилась. Барт обернулся, улыбнулся ей ободряюще. Прозвенел колокольчик. Наверное, день был холодный, еще одна компания зашла согреться шоколадом. Барта обступили, что-то спрашивали. Женин отошла.

– Вот так сюрприз! Здравствуй, Женевьева! – раздался несколько насмешливый голос.

– Ллойд! – обрадовалась знакомому лицу Женин. – Спасибо за чудесную розу.

– Рад, что понравилась, – усмехнулся он.

«Какой он разный, – удивилась Женин, – дома и на людях. Даже глаза другие».

– Роза такая красивая, мне жалко стало, что завянет, – призналась Женин.

– Нет проблем. Выброси, я пришлю другую, – передернул он плечами.

– Не стоит. Бартоломью мне ее нарисовал. – Женин вздернула подбородок.

Ллойд повернул голову и поискал глазами Барта. Тот разговаривал с какой-то девушкой. Девушка довольно фамильярно с ним обращалась. Жестикулировала одной рукой, второй упиралась ему в грудь. А Барт смеялся.

– Кто это? – прошептала Женин.

– Возле Бартоломью? Это его предыдущая пассия, – не преминул воспользоваться ситуацией Ллойд. – Нет. Вру. Прошлогодняя. Потом была еще одна.

А она-то думала… Как дурочка, повелась на его уловки… Решила, что это сказка… А он с каждой так… Любитель спектаклей!

Ревность затмила Женин глаза.

– Точно. Он с ней был в прошлом году на фейерверке. На балу с кем-то еще… – Ллойд спросил удивленно:

– А где ты пропадала во время салютов? Я искал и не нашел.

Женин чуть не рассмеялась. Дура она ревнивая, вот кто! Но на всякий случай уточнила:

– Не знаешь, почему пять красных залпов были в сторону холма?

– Тоже заметила? Наверное, орудие сдвинули случайно. Грубое нарушение техники безопасности.

«Да. – Женевьева распрямила плечи. – Мы с Бартоломью вопиющее нарушение техники безопасности!»

– Я собирался зайти, спросить адрес твоих родителей. Мой отец едет в Порт-Пьер по делам, – говорил Ллойд. – Он хотел заглянуть к вам. Ты подала чудесную идею с выставкой. Мама ужасно скромная, она считает, что на благотворительных базарах ее вышивки покупают только ради того, чтобы сделать пожертвование. Мы с отцом решили организовать ей сюрприз – выставку. Но сначала надо знать, что скажет твой отец.

– Конечно! – обрадовалась Женин. – Как здорово!

Ллойд посмотрел на разрумянившуюся Женни и улыбнулся. А Женевьева опять увидела перед собой «домашнего» Ллойда.

– Запиши адрес!

– Нечем, – развел Ллойд руками: не упускать же лишний повод зайти в гости.

– Я сейчас! – сообразила Женни.

– Извините! – сказала она девушке, слегка отодвинула ее в сторону и расстегнула нагрудный карман рубашки Барта. – Мне нужен карандаш.

– Да, конечно, – кивнул он ей.

Женни достала блокнот с карандашом и побежала к Ллойду.

– Что? – переспросил девушку Барт, с трудом отрывая взгляд от Женни.

Ллойд спрятал адрес.

– Сейчас самый подходящий сезон! – уверяла его Женни. – Порт-Пьер просто наводнен проводящими у нас зиму английскими пенсионерами. Они с удовольствием придут на такую выставку.

– Заглядывай к нам, – пригласил Ллойд. – Мама будет очень рада.

Подошел Барт и обнял Женни за плечи.

– Мы уже уходим, – окатил он Ллойда холодным взглядом.

Ллойд ответил ему насмешливой ухмылкой.

По дороге они немного повздорили. Барт возмущался. Женни сказала, что она же не ревновала Барта к этой девице, так пусть и он не ревнует ее к Ллойду.

– Как же, не ревновала! – Барт рассмеялся. – А кто показывал ей, что ты – хозяйка моих карманов?

Женни демонстративно надулась. Барт вздохнул и объяснил, что у него деловой интерес: он не для себя, а для Рождественского бала старается. На что Женни парировала, что и у них с Ллойдом деловой интерес. Когда они подошли к домику Маленьких, Барт притянул ее к себе. Все размолвки были тут же забыты.

– Мне пора, – с неохотой освободилась из его объятий Женни.

Бартоломью – это, конечно, здорово. Он ее любит. Без его помощи она не справилась бы с хозяйством. Но есть маленькие неприятности в их отношениях. Он редко заходит, вернее, не так часто, как ей бы хотелось. Они никуда, совсем никуда не выбираются вместе. Походы по магазинам – не в счет. У нее есть сегодня время, а она вынуждена сидеть дома, он же наверняка занят, раз не появился до сих пор. И вообще! Он хорошо устроился! Живет полной жизнью, как и до нее. Готовит свой Рождественский бал… А она ради него избегает Ллойда, единственное свое здешнее знакомство. Сидит затворницей!

Женни захотелось сходить в гости, поболтать. Только к кому? Какая беспросветная жизнь… Сбегать, позвонить родителям, узнать, как продвигаются дела с организацией выставки Линды Оричес? Кстати, а почему бы не занести Линде вышивку замка для этой выставки? Или просто прогуляться по Меланьи… Женин на всякий случай захватила с собой вышивку и отправилась в город. Увидела припаркованную машину Ллойда на Центральной площади, поняла, что его нет дома, и ноги сами понесли ее к владениям Оричесов.

– Очень мило, что ты зашла, – обрадовалась Женевьеве Линда. – Я как раз собиралась пить чай. Составишь мне компанию? У меня, правда, чаепитие на английский манер.

– С удовольствием! – воскликнула Женин. – В Порт-Пьере есть несколько ресторанов, где сервируют настоящий английский чай, англичане довольны.

– Ты непременно должна дать мне адреса. Буду на выставке – обязательно зайду. Расскажи мне, кстати, как эти выставки проходят. Представляешь, я побаиваюсь, – призналась Линда. – Не ощущаю я себя большим художником.

Они пили чай из настоящего английского сервиза за маленьким столиком в светлой солнечной комнате-оранжерее рядом со спальней четы Оричесов. «Очень по-английски», – решила Женин. Все эти сэндвичи с огурцом, булочки с джемом. Женин рассказывала, как обычно проходят выставки. Ничего страшного, хотя она сама бы тоже боялась. Все ходят с важным видом и задают автору умные вопросы. Может, на выставке вышивок будет другая публика.

Линда задумчиво вертела в руках вышивку замка, что вернула ей для выставки Женин. Похвалила рамку.

– Бартоломью Медичес сделал, вернее, он говорит, что нашел подходящую среди старой рухляди.

Какие-то мысли назойливо крутились у Женин в голове… «Шотландский замок, – пыталась упорядочить их Женин, – английское чаепитие, такие потрясающие манеры. Какие тайны скрывает Линда Оричес?» Но, наверное, не очень удобно задавать такие вопросы. Или удобно?

– Мне рассказывали, что у Медичесов в подземелье хранится много старых вещей. – Линда слегка улыбнулась.

Глаза у Женин широко раскрылись от любопытства.

Она поддержала разговор.

– Бартоломью говорит, что всего лишь старье, не представляющее ценности. Надо бы выкинуть, но руки не доходят.

– Жалко, если Медичесы выбросят все, не перебрав, – вздохнула Линда. – У них наверняка есть старинная вышивка. На экспозиции в самом замке только оружие, доспехи и мебель. Посуда и очаровательная скатерть. Есть несколько недурственных гобеленов. Но как бы я хотела взглянуть на старинную вышивку.

– Разве такие работы могли сохраниться? – удивилась Женни. – Это же не гобелены.

– Почему нет? Если не отдельные сюжетные картинки, так расшитая одежда. Золотой нитью, шелковыми шнурами, лентами… О! Это очень дорогая одежда, и ее хранили и передавали по наследству. Впрочем, не Медичесы. Они охотнее хранят легенды и оружие, – улыбнулась было Линда, но тут же вздохнула с сочувствием: – Если у них что и осталось из одежды, то никому до нее нет дела. Это, скорее, интересно женщине, а у бедной Медичес больной ребенок, ей не до того. Она ничем не интересуется, нигде практически не бывает.

– А я в детстве открыла бабушкин сундук и хотела примерить платья, которые в нем хранились. Отец не разрешил, сказал, что бабушка рассердится, это ей от ее бабушки досталось, – вспомнила Женин. – Наверное, те платья старинные. Красивые, тяжелые. Не успела поиграть в принцессу. Надеюсь, что их не выбросили.

– Попробуй вот эту булочку, – протянула ей тарелочку с теплыми булками Линда. – Для меня такой сундук был бы настоящим сокровищем. Хочется верить, он хранится у вас не в таких ужасных подземельях, как в замке Медичесов.

– О! – опять широко распахнула глаза Женин. – А чем таким, леденящим душу, известны подземелья Медичесов?

Линда рассмеялась.

– Я неудачно выразилась. Никаких тайн и привидений. Просто мне кажется, что в подвалах такого старого строения обязательно водятся мыши. А может, даже и крысы!

Женин посмотрела в большое окно. Нет, отсюда не видно замка.

Они бы еще поболтали, однако зазвонил телефон.

«У всех в этом городе есть телефон, кроме Маленьких», – с горечью отметила про себя Женин. Увидела в окне поворачивающую к дому машину Ллойда и спохватилась.

– Мне пора, не надо меня провожать! – крикнула на бегу Линде.

– Заходи еще. Приятно было с тобой поговорить, – оторвалась от трубки Линда.

Женин приоткрыла входную дверь. Поздно! Ллойд вышел из машины. Женни не знала, что делать. Оглянулась и спряталась за толстой шторой в прихожей. Сейчас он пройдет к себе, а она проскользнет наружу. И у Барта не будет повода для ревности.

Ллойд, весело насвистывая, сбросил один ботинок. На втором, видимо, был туго затянут шнурок. Ллойд присел развязать. Женни выглянула и увидела его светлую макушку. Напевает. Наверное, хорошо провел время. Как и Бартоломью. Барт тоже хорошо проводит время! Без нее! А она прячется, чтобы его не расстраивать! Женни разозлилась и, ни секунды не думая, резко отодвинула штору. Ллойд в это время выпрямился и оказался с ней лицом к лицу.

– Ик… – У него от неожиданности началась икота. – Же… Женни? Ты что делала, ик, за шторой?

– Пряталась от тебя! Но поменяла планы! – выпалила Женни.

Ой, что он сейчас подумает! Сама себя поставила в идиотское положение. Нужно было переждать и выйти незаметно, раз затеяла прятки.

Ллойд пялился на нее, улыбался и икал.

– Я раньше считала, что, наоборот, надо испугать, чтоб прошла икота, – сказала Женни.

«О, Господи, что я несу! – простонала она про себя. – Но он тоже хорош, я бы смутилась, если бы заикала».

– Ик, только не надо меня пугать еще раз! – попросил Ллойд. – Само пройдет.

Они посмотрели друг на друга и захохотали. Бывает такое, нападает смех, от которого текут слезы и сложно остановиться. От икоты, как оказалось, не спасает.

Отсмеявшись, Женни взялась за ручку двери.

– Если не хочешь скучать дома на Рождество, то я, ик, приглашаю тебя на бал, – неожиданно сказал Ллойд.

– Я иду с Бартоломью, – извиняющимся тоном ответила Женни.

– А он разве тебя позвал? – удивился Ллойд.

Женни даже обычной его насмешливости не уловила. Пожала плечами: «Не позвал, так позовет». Ушла, но на обратном пути задумалась.

Ллойд заглянул к маме.

– Встретил Женни в дверях, – сообщил он. – Ик.

– Славная девочка. Мы замечательно провели время. – Линда убирала чайный сервиз с маленького столика, обернулась к сыну и посоветовала: – Выпей холодной воды, милый.

На подоконнике пристройки лежала «их» статуэтка. Обрадованная Женни постучала. Тишина. «Это что значит: вообще никого нет?» Она подождала еще немного, собралась уже уходить, дернула ручку на всякий случай, дверь открылась. Женни вошла, оглянулась – пусто. Она позвала громко: «Бартоломью!»

По полу с грохотом рассыпалась груда журналов.

– Женни?! – Рафаэль повернул к ней кресло. – Как же ты меня испугала.

Он доставал журналы с полок в углу, зачитался одним. Женевьева его не заметила за высокой стенкой шкафа.

Женни ползала по полу, собирая журналы, и со смехом рассказывала, что она, похоже, только тем и занимается в последнее время, что всех пугает. Некоторых до икоты! Услышав о Ллойде, Рафаэль тоже рассмеялся.

– Однако икота не помешала ему пригласить меня на бал, – вздохнула Женни.

– Женни, – уже без улыбки сказал Рафаэль, – если хочешь, то я могу составить тебе компанию на Рождественский бал. Не очень удачная мысль, но… если….

Он засмущался и даже закашлялся.

Женевьева уставилась на него, пораженная. Ее пригласили все, кто только мог и не мог. Кроме Барта!

– Спасибо, очень мило с твоей стороны… – Она помолчала немного. – А Бартоломью?

– Его еще нет дома, – неправильно понял ее вопрос Раф, совсем раздосадованный своим нелепым предложением, хорошо, что Женевьева не подняла его на смех.

Женин отнесла стопку журналов на обеденный стол и с любопытством посмотрела, что за книги лежат там у Рафа. Надо же: «Сборник брачных законов от римлян до наших дней»!

Женин показала на книгу.

– Пытаешься понять, кому была невыгодна свадьба Медичес и Мединоса?

Рафаэль покачал головой.

– Нет. Пытаюсь понять, не было ли в семье каких-либо распрей по поводу наследства. Или… У тебя есть время?

– Ну конечно. – Женин уселась на маленькую скамеечку у его ног.

– Меня заинтересовали гости Медичесов. Кто они и зачем собрались. Обсуждали детали предстоящей свадьбы? Непохоже. Не позвали Мединосов. Мединосы были в городе, но собирались у себя отдельно, значит, не о свадьбе шла речь. Все, что мы знаем, это: «Чужих в замке не было!» Но кто конкретно из многочисленной родни присутствовал в тот день?

Женин слушала, широко раскрыв глаза. Умеет же Рафаэль выудить неброские детали из мутной воды давно минувших дней, да еще интерпретировать их так, что непонятное враз становится очевидным! А рассказывает он столь же интересно, как и ее отец. Вот бы их познакомить!

– Я проверил хозяйственные книги. У нас, к счастью, они сохранились. Сколько чего от кого получили, за что заплатили.

– А при чем тут гости? – удивилась Женин.

– Такого-то числа были сделаны такие-то подарки мужу сестры хозяина замка и среднему брату хозяина! – торжествуя, сказал Рафаэль. – Подарки были внесены в расходы. Предполагаю, что средний брат и муж сестры и гостили в замке. Возможно, и младший.

– А при чем тут наследство? – поинтересовалась Женин. – Они что, имели какие-нибудь претензии?

– А вдруг? Плюс еще один расход в то же время. Младшему брату хозяина замка ссудили некую сумму в долг. К нему вообще как-то странно относились, не как к рыцарю. Пытаюсь понять почему, – кивнул Раф на книжку. – Не состоял ли он в неравном браке, например. Одно ясно: в замке собрались трое мужчин семьи Медичес, и хозяин замка показывал им ножны, дарованные старшему сыну в награду. Заодно и кинжал Мединосов.

– Думаешь, что похититель – обделенный наследством или как-нибудь еще обиженный гость? – догадалась Женин.

– Не так все просто, – улыбнулся Рафаэль. – Скупая герцогиня затевала любимое развлечение тех времен – очередную локальную войну. Догадываешься, где проживали гостившие у Медичесов родственники? На территории будущей военной арены.

Женин ахнула. Рафаэль насладился эффектом и продолжил:

– Понятно, что Медичесы в этот раз выступали при дворе за мир из корыстных семейных побуждений. У них ведь были родственники с неудачным местом жительства. Почему-то их поддержали Мединосы, возможно, из-за предстоящей свадьбы и будущего родства. Рыцарям подобало желать боевой славы. А ни те, ни другие не рвались в бой!

– Глаз бури и кинжал пропали в самый подходящий для Скупой герцогини момент! – воскликнула пораженная Женевьева.

– Угу. Даже если не по ее приказу похитили кинжал и ножны, то, точно тебе говорю, она приложила все усилия, чтобы раздуть эту историю при дворе и ослабить влияние Медичесов и Мединосов хотя бы в преддверии войны.

– Ох, как все запутано. Столько мотивов, и они все пересекаются и сплетаются. Герцогиня могла подкупить недовольного наследством или пообещать рыцарство обездоленному неравным браком. Ох уж эти неравные браки! – Глаза у Женни засверкали от справедливого возмущения. – Дикие времена, ужасные нравы! Как же нам повезло жить в цивилизованном, гуманном обществе!

– Лет через триста и нас осудят за антигуманизм и отсутствие цивилизации, – улыбнулся скептически Рафаэль. – Современное общество, по большому счету, ничем не отличается от средневекового или любого другого. Люди одержимы страстями, их сдерживают лишь рамки законов. Законы диктуются экономическими соображениями. А природа человеческая одна и та же. В критических обстоятельствах дает себя знать.

Женни хотела бы возразить, пока она собиралась с мыслями, Раф продолжил с иронией:

– Если человека одолевают сверхценные идеи и ощущение собственной важности, то это диагноз. А если общество одолевают такие же идеи и ощущение важности, а?

Женни скользнула взглядом по его инвалидной коляске и выпалила:

– Но в средние века ты бы не выжил!

Она смутилась и вспыхнула. Ну почему она такая бестактная?

– Кто знает. Колесо уже было изобретено, – заметил Раф.

Женин подняла глаза и встретила его слегка погрустневший взгляд. Кто ее тянул за язык, спрашивается?

Раздался какой-то звук на улице. Женин вскочила обрадованно.

– Что обсуждаете, заговорщики? – весело спросил вошедший Барт.

– Важность государственных интересов во времена Скупой герцогини, – нашелся Рафаэль.

– Ну это просто. Безбожники, язычники, еретики, подставь нужное, владеют частью земли, и ее нужно освободить во славу Божию, государственную, человеческую, опять подставь нужное, – пожал плечами Барт. – Поесть у нас что-нибудь найдется?

Барт ел и слушал Рафаэля.

– Нет, – сказал возмущенно и резко отодвинул тарелку, – ты не тех подозреваешь, Раф! Подумаешь, обошли при дележе наследства. Не в характере Медичесов брать чужое!

Он подумал немного.

– Ну, хорошо. Пропажу ножен с Глазом бури еще можно было бы объяснить внутрисемейной попыткой восстановить имущественную справедливость. А кинжал? Это же вещь Мединосов!

«Все Медичесы – воры! Воры!» – вдруг вспомнилось Женин.

Она прижала ладошку к губам – как бы не сказать это вслух. Посмотрела испуганно на братьев. Нет, ничего не заметили.

Раф гнул свою линию:

– Один из присутствующих был не Медичесом, а всего лишь зятем.

– Только формально не Медичес. Раз его приняли в семью, значит, он из Медичесов!

– А один из них, похоже, совсем не был рыцарем! – заметила Женни.

– Ну, знаешь ли, – подскочил Барт, – это еще надо доказать! В любом случае Медичесы не способны на воровство или подлость!

Женни приподнялась.

– Мне только что один из Медичесов прочитал лекцию о природе человеческой, одолеваемой страстями! – заявила насмешливо.

Раф смутился, но на него никто не обратил внимания.

Находило же на Женевьеву такое. Просто приступы упрямства, особенно когда есть за что зацепиться, чтобы подоказывать обратное. Барт и Женни стояли друг напротив друга, сверкали глазами. Женни первая пошла на попятную.

– А почему это мы слуг в расчет не берем? – поинтересовалась она.

– Потому что у Медичесов и слуги не были ворами, предателями или подлецами, – пробурчал Бартоломью.

– Потому что слуги жили отдельно и не интересовались оружием, их наверняка и так обыскали в первую очередь и ничего не нашли, раз об этом даже упоминаний никаких не осталось, – начал перечислять причины Рафаэль.

Они поспорили еще немножко, точнее, обсудили возможную причастность слуг, и Женни засобиралась домой.

– Спасибо тебе за приглашение, – сказала она Рафаэлю на прощание. – Мы просто славно проведем вместе время в кафе или в кино, правда?

Раф кивнул ей.

Женин посмотрела на Барта и недовольно нахмурилась.

– А куда это тебя Рафаэль позвал? – поинтересовался на улице Бартоломью.

– Туда же, куда и Ллойд! – гордо ответила Женевьева Мединос.

«Пусть не думает, что я никому не нужна и только и жду, когда он соизволит вспомнить обо мне!»

– На Рождественский бал!

Барт засопел сердито.

– Почему они оба так уверены, что ты меня не пригласишь? – не выдержала Женни.

Барт скривился, поднял ветку с земли. Нехотя процедил:

– Потому что это единственное мероприятие, которое обязательно из года в год – традиция в семье уже такая – посещают мои родители.

Он чуть не застонал.

– Я даже не знаю, с какой стороны к отцу подойти и сообщить, с кем я собираюсь появиться на балу, чтобы для них это не было новостью. Отец мрачный в последнее время. Зимой у него всегда меньше работы, а тут как назло сплошные неприятности.

Барт заехал веткой по забору, трухлявая древесина рассыпалась у него в руках.

– Он же по старой фамильной привычке во всех финансовых проблемах винит Мединосов!

Барт остановился и с отчаянием посмотрел на Женни.

– У нас еще есть время, я найду, что ему сказать. Или вообще не пойдем на бал!

– А как же Рафаэль не испугался меня пригласить? – горько спросила Женевьева.

– Хорошо ему! – заорал Барт. – Он младший! Он больной! Ему все сходит с рук!

– Женин. Я собирался сделать тебе сюрприз, если договорюсь с родителями. Мне заплатят за покраску Большой бальной залы дополнительные деньги. Я думал, ты сможешь выбрать себе на них самое лучшее бальное платье, какое только захочешь. Правда.

– Вот глупый, – смягчилась Женин.

Она представила, как мучилась бы в поисках подходящих слов, чтобы сказать своим родителям, с кем она идет, если бы они тоже засобирались на этот проклятый бал.

– Мне не нужно никакое платье.

– Я знаю, ты и без платья красавица, но там же будут посторонние люди, нельзя совсем без платья! – невинно заметил Барт.

Женин покраснела до корней волос, взглянула – он смеется.

– Ах ты гад! – Она обернулась в поисках, чем бы его огреть хорошенько.

Нашла ветку, проверила на прочность и бросилась догонять во всю прыть улепетывающего от нее и гогочущего Барта. Догнала. Он не дал ей драться, подхватил и закружил. Поставил и поцеловал. Женин обняла его. Барт погладил ее по голове, наслаждаясь знакомым ощущением шелка под рукой.

– Платья! – подняла Женин голову. – Говорят, у вас в подвалах хранятся сундуки с одеждой.

– Из этого хлама ничего не подойдет для бала. Ветошь. Старье. Рассыплется в пыль, – удивился Барт такому предложению.

– Я и думать забыла о каком-то бале! – сердито топнула Женин ногой.

Забыла или помнила – это неважно!

– Ты сказал «платье», мама Ллойда мне все уши прожужжала, какая красивая бывает старинная вышивка. Захотелось взглянуть.

– В надежде найти завалявшийся в карманах кинжал, а заодно и ножны? – рассмеялся Барт.

Слава Богу, что Женевьева его понимает. И не дуется.

– Если хочешь, можем совершить экспедицию в подземелья замка Медичесов! – предложил он.

– Конечно, хочу! – запрыгала Женни.

– Это кто с тобой был? – Маленький дедушка, кряхтя, вышел из своей спальни. – Джек?

Женни кивнула. «Джек».

– Это он нарисовал розу? – поинтересовался прадедушка.

– Да! Правда, он хорошо рисует? – засияла Женни.

– Очень хорошо, – похвалил прадедушка.

– Дедушка, как ты думаешь, почему столько Медичесов присутствовало в замке в день исчезновения кинжала и Глаза бури? – Женни забралась на стул с ногами и обняла себя за коленки.

– По разным причинам. И не все из них были Медичесами. Один из них был зять…

– Знаю, знаю, – закивала Женни.

– Он, например, приехал забрать своего сына из услужения.

– А тебе откуда это известно, дедушка? – расцепила Женни руки и выпрямилась удивленно.

– Письмо одно попало к моему деду. Купил на аукционе за копейки. Его привлекло упоминание фамилии Meдичесов и дата. Некто жалуется родственнику, что жена просит забрать ребенка из замка Медичесов. То ли там с ним плохо обращались, то ли мать приболела и желала увидеть сына. Я уже не помню. Ничего интересного, кроме даты, когда зять Медичесов собирался ехать в замок. Я поищу завтра в архиве. Напомни мне.

– Конечно.

«Просто детективная история, – подумала Женни в кровати. – Рафаэль обрадуется, когда я покажу ему письмо. А я возьму да найду кинжал и ножны в сундуке с тряпьем!» Она показала воображаемому Барту язык и уснула.

Утром прадедушка с торжествующим видом протянул Женевьеве папку.

– Не подвела меня память! – довольно смотрел он, как Женни аккуратно открывает и разглядывает его сокровище.

Женевьева полюбовалась на непривычные буквы. Прочитать с ходу не смогла, но Маленького дедушку просить не стала. Рафаэль точно разберется.

Они обрадованно повернулись на стук в дверь. Увы, вошел совсем не тот, кого оба хотели бы видеть. Прадедушка не отказался бы от свежих новостей, хоть как-то касающихся кинжала. Правнучка уже целую вечность, со вчерашнего вечера, не видела своего Бартоломью. А в дверях топтался, стряхивая капельки дождя с кожаной куртки, Ллойд Оричес.

Прадедушка тут же засобирался «полежать после завтрака». Свежий румяный Ллойд сообщил бодро, что на улице холодно и моросит дождик, и уселся на освободившийся дедушкин стул. Женни усмехнулась: умеет Ллойд везде и всегда вести себя по-хозяйски.

– Мама просила узнать у тебя адреса каких-то ресторанов в Порт-Пьере, – пояснил Ллойд свое вторжение. – И спрашивала, не хочешь ли что-нибудь передать с нею родителям.

Он оглядывался, рассматривая убогую обстановку домика Маленьких. Наткнулся взглядом на открытую папку на столе. Повертел небрежно.

– Осторожно! – вскрикнула Женни. – Ты даже не представляешь, сколько лет этому документу.

Она отобрала папку. Написала на листочке название и адрес ресторана, где сервируют чай, нарисовала, как пройти от Литературного салона отца.

– Так хочешь что-нибудь передать? – напомнил Оричес.

– Пожалуй, что нет, – задумалась Женни. – Вот разве кое-что забрать из дома…

– Это потом. Скажешь, что надо, когда я поеду на закрытие выставки.

– А на открытие ты не хочешь попасть? – удивилась Женни. – Оно интереснее.

Ллойд махнул рукой:

– Да ты что! Если ехать на открытие, то потом окажется, что всю неделю надо там торчать.

Он пожал плечами и улыбнулся своим мыслям. Женевьеве на секунду показалось, что он стал похож на кота Медичесов, которого она видела несколько раз в пристройке к замку. Как только кто-нибудь открывал холодильник, тот неизменно появлялся. Женни присмотрелась внимательнее. Встретила взгляд Ллойда и покраснела. Приходят же ей в голову странные аналогии. Оричес вопросительно поднял брови.

– Я тебе завидую, – вернулась к разговору Женни. – В Порт-Пьере так хорошо!

– В это время года на побережье? – не поверил он.

– Теплее, чем здесь! Ветрено, конечно. Но воздух с запахом водорослей. Ах! Ты все время ощущаешь, что море рядом! – воскликнула Женин.

Как же можно не любить Порт-Пьер? Даже зимой. Она принялась расписывать Ллойду, как там замечательно бродить по узким путаным улочкам, между домов с вычурными балконами и наружными витыми лестницами.

– Поехали вместе на закрытие выставки, – перебил он Женин, – навестишь свой Порт-Пьер.

Ллойд взял ее за руку:

– А… Э… – Он поколебался немного. – Если хочешь, то можно и на открытие съездить.

– Заманчиво. Спасибо. – Женин осторожно освободила руку. – Но я не могу оставить Маленьких дедушку с бабушкой.

Женин кивнула в сторону спален. «Есть и другие причины», – подумала она, скользнув взглядом по окну, в котором маячил темный мокрый замок Медичесов.

– Передавай маме мои пожелания успеха! У нее получится!

Ллойд кивнул:

– Увидимся.

– Ллойд!

Он остановился в дверях в надежде, что она изменила решение.

– Я хотела спросить… – Женин слегка смутилась, он явно не так понял ее оклик. – Твоя мама, Линда, она родом из Англии?

– Нет. Она из Меланьи.

Женин показалось, что в его голосе прозвучало какое-то напряжение. Вполне возможно потому, что она отказалась с ним ехать. Это же обидно.

– Линда угощала меня таким настоящим чаем, что у меня и сомнений не возникло, – пояснила Женни.

– Мама в детстве часто гостила у своих дальних родственников, там и переняла привычки.

– Они – англичане? – уточнила Женни.

– Они из Шотландии, но сейчас никого в живых не осталось. – Ллойд нетерпеливо дернулся к двери.

Женни больше не стала его задерживать. Зашла к прадедушке в спальню проверить, как дела.

– Ушел твой кавалер? – поинтересовался Маленький дедушка.

– Ушел. Это был молодой Оричес. Интересно, а зачем его дед хотел купить замок Медичесов? – Женни присела на стул рядом с кроватью.

– Тогда говорили, что старик Оричес собирается открыть в замке пансион для туристов: чтобы все, как в средние века, но с удобствами. Чем можно было еще привлечь в Меланьи туристов? Это теперь им интересно: сплошь фейерверки да парады – едут круглый год. Вон – нынешний Оричес в прошлом году купил вторую нашу гостиницу.

Прадедушка вздохнул.

– Старик Оричес был моложе меня, а уже давно на кладбище.

– Ну что ты, дедушка! – обняла его и прижалась к холодной щеке Женни.

– Дай-ка мне тех капель, – хрипло попросил прадедушка.

Женни взглянула на него и побежала на кухню за водой. Увидела мельком в окне машину Ллойда у замка, удивилась: что ему там вдруг понадобилось, но обдумать не успела. Прабабушка громко и испуганно спрашивала, что случилось. «Вот как сразу чувствует! Сейчас и она разволнуется». У Женни самой заныло сердце.

– А почему ты дома? – удивленно спросил у брата появившийся на кухне где-то к полудню Рафаэль.

– С тобой сижу, – пояснил Барт, не отрываясь от своего занятия.

Он мыл полы.

– Порядок заодно навожу. К приходу доктора.

– Зачем мне доктор? – пробормотал Рафаэль.

Барт обернулся.

– Ты всю ночь орал. Доказывал, что выживешь.

– Ну и что? Кошмар приснился, – нахмурился Рафаэль.

– Объясни это маме, а не мне. Я с трудом ее убедил не откладывать свой собственный визит к врачу. – Барт с силой выжал тряпку. – Сказал, что раз ты уснул и спишь, то порядок. А я с тобой побуду.

Бартоломью встал, взял ведро и выплеснул грязную воду просто за дверь. Дохнуло холодным сырым воздухом. Рафаэль поежился.

– Не вешай нос. Главное, не вздумай на самом деле разболеться! – весело попросил его Барт.

Он пояснил:

– Ллойд заезжал сегодня. Приглашал на вечеринку на следующей неделе. Пятнадцатого. Тебя тоже.

– По какому поводу? – заинтересовался Рафаэль, приподнял верхнюю тарелку с блюда с бутербродами и без особого желания принялся жевать один. – Он что-то празднует?

– Свободу! У него родители уезжают на неделю. Ох и напьемся! Пойдем! Будет чисто мужская компания. – Барт бросил тряпку на пустое ведро сушиться и пошел мыть руки.

– А он точно меня звал? – недоверчиво спросил Раф, зная за братом привычку пытаться его «растормошить», вытащить в общество.

– Выразил уверенность, что ты не только приличные рассказы из истории нашего города знаешь, – засмеялся Барт.

Рафаэль улыбнулся. Настроение после бессонной ночи и известия о предстоящем посещении доктора поднялось. Переживет. А пятнадцатого повеселится. Как все!

– Спасибо, что догадался пригласить Женни на бал. Хорошая идея, чтобы ты познакомил ее с родителями, а не я. Крику будет меньше.

Раф смущенно молчал. Барт разулыбался.

– Женни больше рвется посмотреть наши подземелья, чем пойти на бал. Представляешь? Я ей пообещал.

Он вздохнул.

– Вот бы и наши родители свалили на пару дней.

Барт с надеждой посмотрел на Рафаэля: может, он придумает что-нибудь, уговорит их свозить его куда-нибудь.

– Здорово! – оживился Раф. – Покажем! Мы сами там уже лет десять не были, да?

Барт подразумевал, что будет сам проводить «экскурсию». Этакая романтическая прогулка по подвалам. Но не огорчать же Рафаэля. Он кивнул согласно.

Бартоломью увидел в окно, как открылась дверь подъехавшей к замку машины, оттуда показался и раскрылся мамин зонтик. Барт подскочил и побежал убирать с подоконника статуэтку – их с Женни условный знак.

Мама так оживленно разговаривала ни о чем, такой странный румянец появился у нее на щеках, что братья заподозрили неладное. Мама суетилась, что-то рассказывала, повторяя одно и то же и роняя предметы. Барт пододвинул стул и чуть ли не силой ее усадил.

– Что тебе сказал врач? – две пары синих глаз уставились на нее тревожно.

Мама сникла.

– Просит сдать анализы, – она подняла голову. – Ничего страшного. Только у нас их не делают, придется ехать в столицу. На день, а может быть, и на два.

Ей что, показалось, что сыновья обрадовались?

Да это у нее всего-навсего гормоны. Не смертельно. «Требуется просто внести ясность», – с такими словами дал ей направление доктор. Как же она устала болеть непонятно чем. Почему нет такой таблетки, чтобы выпить ее – и сразу все прошло, не надо обращать еще и на себя внимание. Ей Рафаэля хватает. Она бы не забывала пить эту таблетку, только где ее взять.

– Нет! – решительно объявила мама. – Сейчас я не поеду! Сдам анализы весной. Или летом. Не могу же я оставить Рафаэля, особенно после вчерашнего.

Никогда еще сыновья так упорно не проявляли заботу. Даже приятно. Они настояли. Ей обязательно нужно ехать, раз врач велел. И потом, в столице целых два дня – это же чудесно! Они с папой замечательно проведут время!

– Готовь экспедицию, – толкнул за обедом Рафаэля локтем в бок Бартоломью.

Они переглянулись значимо.

– О чем это вы шепчетесь? – спросила все еще раздумывающая мама.

– У Ллойда вечеринка пятнадцатого, – ответил Барт.

– Я же говорю, что мне лучше никуда не ехать. Ты пойдешь, а с кем будет Рафаэль?

– Во-первых, я не маленький и не больной, во-вторых, я тоже приглашен, – начал было Рафаэль, но сообразил: – Мама, а ты куда собралась пятнадцатого?

– На обследование. Вместе с отцом, – удивилась, что тут непонятного, мама.

– Так это пятнадцатого? – хором спросили братья.

– Слишком хорошо в жизни не бывает, – мрачновато изрек Барт, когда они остались вдвоем.

– И что мы выберем? – Рафаэль откровенно смеялся.

– Почему мы? Тебе легко, ты у нас холостяк. Иди, куда хочешь, делай, что хочешь, а у меня одна дорога – в подвал! – произнес Барт трагическим тоном.

Оба захохотали. Раздался звонок в дверь.

– Вот оно мое «куда хочешь», – вздохнул Рафаэль.

– Потерпи, – хлопнул его по плечу Барт.

Доктор долго топтался в прихожей, отряхивая темносинее кашемировое пальто, отдал его услужливо протянувшей руки маме. Наконец вошел, поправил на переносице очки в золотой оправе и ласково улыбнулся Рафаэлю: – Чем могу быть полезен, молодой человек? Что у вас произошло?

Барт прислушивался, что доктор после осмотра плетет маме. Из гостиной долетали только отдельные фразы: «пирамидальные подкорковые пути поражены», «дегенеративные изменения» и, конечно, «пубертатный период». У Барта засосало под ложечкой и стало ему до тошноты противно. Хорошо, Рафаэль не слышит, закрылся у себя с очередной книгой.

Хлопнула дверь.

– Ну что сказал доктор? – подошел к маме Барт.

Она встала, уткнулась носом ему в плечо и расплакалась, не в силах больше сдерживаться.

– Изменения в мозжечке.

– Что это значит?

– Я поняла, что-то вроде дырок в мозгу.

– Мама! – отстранил ее от себя Барт и заглянул ей в глаза. – Доктору бы такие дырки, чтобы поумнел. А наш «дегенерат» уже двухпудовой гирей крестится.

Мама неуверенно улыбнулась.

Их планы чуть не сорвались. Маленький дедушка лежал в постели, с трудом поворачивая свое посеревшее лицо к Женин. Отвечал он ей односложно или вообще невпопад. Правда, послушно глотал капли. Однако к концу недели прадедушка повеселел, щеки приобрели привычный оттенок. Он затопал по домику, ворча на воспрявшую духом Маленькую бабушку. Выходные прошли спокойно, но Женин сомневалась, можно ли оставить стариков одних надолго.

– Иди, как собралась, – выгнал ее Маленький дедушка.

– Не нарядно нынче молодежь одевается погулять, – посмотрела прабабушка вслед Женевьеве. – А куда это она с Джеком отправилась?

– За грибами. Расскажет, если что найдут, – заверил муж.

«Заговаривается», – вздохнула прабабушка.

– Наверное, нам бы следовало присмотреть за Женин, – увидела она в окно, как навстречу правнучке появился Джек и обнял ее.

– Еще чего, у тебя в ее возрасте уже сын ползал, – хмыкнул прадедушка.

«И то верно, – подумала прабабушка. – Как же нынешняя молодежь взрослеет поздно».

– Ты прочитал письмо? – набросилась Женевьева на Рафаэля.

Она передавала ему с Бартом папку из архива прадедушки.

– Прочитал. Переписал. Такие бытовые послания – большая редкость, – встретил Женин лучистым взглядом синих глаз Рафаэль.

– И что там написано интересного? – тормошила его Женин.

– Год был урожайным, – серьезно заверил ее Раф.

Женин застонала. Рафаэль рассмеялся.

– Не дразни Женевьеву, – улыбнулся ему Бартоломью, распихивая спички по карманам и чем-то пропитывая какую-то тряпку.

– А что? Очень полезная информация. Ты, например, знаешь, какой в том году был урожай, какие цены и где проводились ярмарки? – продолжал смеяться Раф, потом смилостивился: – Есть пара строчек о том, что жена хворает и настаивает, чтобы привезли сына из замка Медичесов. Автор просит у родственника вторую лошадь, чтобы ехать за ребенком, хотя тому следовало бы еще год послужить, поучиться.

– С мальчиком плохо обращались?! – У Женни глаза загорелись.

– Почему бы это Медичесы плохо обращались со своим собственным племянником? – возмущенно спросил Барт. – Ну что, пошли?

– Это – комната Рафаэля, – показывал Барт в коридоре. – Он обернулся к Рафу: – Ты все взял?

На самом деле Барт сам собирал все, что им было нужно. Рафаэль нес только лупу да карандаш с блокнотом. На всякий случай.

Женевьева не удержалась и заглянула в открытую дверь.

«Интересно, он что, сам обстоятельно заправляет свою постель?» – отметила она порядок.

– Здесь моя комната, – Барт перехватил ношу в одну руку и захлопнул дверь.

Женин успела заметить раскиданные вещи.

– Это – родительская спальня.

– А можно посмотреть на кресло, в котором отец нашел твою маму? – спросила Женин.

Барт улыбнулся. Любопытство и ему не чуждо. Но не до такой же степени! Впрочем… Он толкнул плечом дверь. Женин с благоговением уставилась на кресло, но разочаровалась.

– Кресло-трон мне нравится больше! – заявила она.

Бартоломью склонил почтительно голову. Расшаркаться по-настоящему он не мог – руки были заняты.

– Как Вам будет угодно, Ваше Величество.

Женин вздернула нос и прошествовала дальше. Раф ехал за ними, слушая их с завистью. Хотел бы он так болтать со своей девушкой.

Из коридора они попали в незнакомую еще Женин часть замка. Бартоломью повозился с засовом на низкой двустворчатой двери и, только взявшись обеими руками, смог ее отворить.

– Прошу! Женни, держи фонарь. Ты идешь впереди и освещаешь дорогу.

Барт включил фонарик и протянул его Женевьеве. Она заглянула в подвал и попятилась.

– Трусишь? – нарочито удивился Бартоломью.

Женевьева выхватила фонарик, посветила на каменные ступени, ведущие вниз, и замерла в нерешительности.

– Не бойся. Не погаснет. Немецкий. И батарейка свежая.

Женевьева метнула в него такой испепеляющий взгляд, что молодой Медичес искренне удивился, как это история их родов обошлась простой человеческой враждой без всаживания друг другу кинжалов в грудь. Женни стремительно пошла вниз. Братья переглянулись. Рафаэлю очень не хотелось, чтобы Женни шла сзади и видела, какой он беспомощный, он заранее обговорил это с братом. Их маленькая уловка удалась. Барт подсадил Рафа себе на спину и стал спускаться за Женни.

– Стоп. Ждите меня здесь, – распорядился Бартоломью и присел, отпуская Рафа.

Тот расцепил руки, оперся о стену и остался стоять рядом с Женни. Барт бегом поднялся наверх за коляской. Женевьева посмотрела на парня рядом. «Ты выше Бартоломью», – подумала, но удержалась и промолчала, просто улыбнулась.

– Женни, куда ты светишь? – сердито закричал со ступеней Барт.

Он помог Рафу сесть в кресло и побежал наверх, теперь уже за своей ношей. Бартоломью притворил входную дверь. Светлое окошко в живой мир погасло. Фонарь почти не давал света.

– Закрыл дверь, чтобы кот не заскочил, а то тут останется, – пояснил Барт, спускаясь.

Он направил фонарик Женевьевы в ее дрожащей руке на вещи, которые принес.

– А мы не останемся? – оглянулась Женин в темноту. – Вдруг нас кто-нибудь здесь запрет?

– Нет, – беспечно сказал Барт. – Я принял меры.

Он не успел объяснить какие. Новый страх появился у Женин – ей показалось, что она услышала шорох.

– Рафаэль! У тебя был револьвер. Ты догадался его взять? – отчего-то звонко поинтересовалась она.

– Нет, конечно. А зачем? – подал голос Раф.

– Мыши, – перешла на шепот Женин. – Чтобы отстреливаться.

Барт оставил свое занятие, выпрямился, подумал немного и с сомнением покачал головой:

– По мыши даже Раф промахнется.

– Попаду! – скромно заверил Раф.

– Не будь Мединосом! – засмеялся Барт. – Промажешь!

– Спорим? – завелся Рафаэль. – Неси револьвер! Мышей только жалко.

– Так они тут есть? – с ужасом спросила Женин.

Братья, уже дракой собравшиеся выяснять меткость Рафаэля, опомнились и очень убедительно изо всех сил затрясли головами, отрицая наличие мышей в подземелье.

Барт наконец поджег один факел и двинулся с ним устанавливать и зажигать другие. Мрак отступил в углы. Женин стало смешно. Бедные мышки: столько крика и шума в их владениях подняли три великана.

– Зерно, – изумился Раф, открыв ближайший сундук. – Надо же, сохранилось.

«Зерно? В кованом сундуке в подземелье?» – тоже удивилась Женни, посветив на странную серую массу.

– Закрой плотно, а то и правда мыши расплодятся, – буркнул Барт. – Порядок бы в подвале навести. А ну-ка, что у нас здесь.

Он открыл что-то и зачихал.

– Истлевшее тряпье. Как я вас и предупреждал!

Они перебирались по пыльному каменному залу от одного сундука к другому. Заглядывали в них. Рафаэль ехал медленно, его заинтересовали клейма на металлических ободах. А еще его грела мысль, что можно сделать историческое открытие: найти какие-нибудь документы. Скажем, стали они ненужными его предкам и попали в подвал. Женни скоро надоело инспектировать пыль. Она осмелела и отошла от братьев подальше. Пряталась за колоннами, воображая себя то сбежавшей пленницей, то лазутчиком. Вот здорово! Какое приключение! Она пятилась, прячась от воображаемого врага и попалась в объятия подкравшегося сзади Барта.

– Так, значит, ты у меня боишься мышей? – поддразнил он ее.

– Нет, я ничего не боюсь… – она не договорила: он ее поцеловал.

Один из факелов вдруг погас. Женни вздрогнула.

– Я с тобой, – прерывающимся голосом сказал Барт.

Он прислонил ее к стене, куски паутины и какой-то грязи посыпались им на головы. Барт потянулся поцеловать Женни еще раз.

– Нашел! – заорал Раф.

Женни нырнула Барту под руку и помчалась к Рафаэлю.

– Что там? – подошел Барт.

Женевьева сидела на корточках, с любопытством сунув нос в сундук.

– То, что Женни искала: хорошо сохранившееся старинное платье! – Рафаэль был доволен, что оно попалось ему.

– Бартоломью! Ты только взгляни. Я такого даже в музеях не видела, – прошептала Женни, с осторожностью извлекая на свет Божий синий наряд с желтой вышивкой. – Сколько же ему лет?

– Сложно сказать так с ходу, – присмотрелся Рафаэль. – Даже не определишь на глаз, мужская или женская одежда. Гм. Очень простая форма типа туники…

– Какая разница, сколько лет, – вмешался Барт. – Не продашь. Покупают оружие и доспехи в коллекции. А это разве что музей примет. В дар.

– Туника, туника. Как бы не пятнадцатый век, а? – перебил его Раф.

– Пятнадцатый? Дай-ка мне на сундук взглянуть, – присел Барт. – Ух ты! На свету бы его рассмотреть. У нас на выставке такого старого нет. Возьмем наверх?

– А платье? Можно платье вынести наверх? – попросила Женни.

Бартоломью высыпал труху из привлекшего его внимание сундука, положил туда синюю тунику. Они энергично принялись откидывать крышки больших ящиков, открывать лари. Женевьеву интересовало содержимое. Барт разглядывал резной орнамент и бронзовые накладки.

«Хлам! – решил он. – Но пару сундуков можно будет добавить в экспозицию».

Рафаэлю везло больше всех. Он опять нашел платье. Практически целое. Наверняка не такое древнее, как «туника», но очень искусно расшитое. Женин без раздумий присоединила его к синему наряду, чтобы рассмотреть как следует при дневном свете. Чуть позже она добавила туда что-то вроде полотенец или узких покрывал, какие-то красивые тряпочки непонятного назначения и отдельные фрагменты почти истлевших вещей: уж очень интересная вышивка на них сохранилась.

Они подняли такую пыль в воздухе, что все трое чихали и терли глаза. Факелы на стенах догорали.

– На сегодня хватит! – решил Бартоломью.

Первым делом он выволок наверх полюбившийся ему сундук. Повозился, открывая двери. Женни обрадовалась, увидев освещенный дверной проем: она уже и забыла, что где-то на Земле еще день, а не вечная ночь, как здесь. Барт понес наверх коляску Рафаэля. Раф опять стоял в полный рост, придерживаясь рукой за стену. Женни залюбовалась его сосредоточенным профилем.

– Иди к дверям и свети оттуда нам с Рафом под ноги, – вернулся Бартоломью и загасил факелы.

Одно дело – спускать Рафаэля вниз. Совсем другое – тащить его наверх. На середине лестницы обессилевший Барт был готов опуститься на четвереньки и передвигаться дальше таким образом. Остановила его мысль, что если он перестанет поддерживать Рафа, а у того устанут руки, то Раф свалится.

– Поставь меня, передохни, – прошептал ему Рафаэль во время заминки.

Барт молча покачал головой. «Еще хуже будет». И упрямо пошел дальше, проклиная древних строителей, положивших слишком пологие и широкие ступени.

Он ссадил Рафа наверху и тяжело плюхнулся рядом на пол. Женин нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Братья поднялись. Рафаэль перебрался в коляску, а Барт выволок сундук за дверь и закрыл ее на засов.

Женевьева разложила на плитах в пятнах света из узких окон замка свои находки и наконец рассмотрела их. Бартоломью с Рафаэлем наперебой восхищались сундуком. Женин подошла к ним и хмыкнула: в подвале им попадались и покрасивее.

– Что вы в нем нашли? Ничем не украшенный. Просто кусок дерева.

– Именно! – довольно потер руки Барт. – Кусок цельного дерева! Что это значит?

– Пятнадцатый век, – уверенно заявил Раф.

– Да! Украсит любой музей или коллекцию! Ладно. Бросай свое тряпье внутрь. Потом разберемся. Давайте пожуем чего-нибудь, – торопил их проголодавшийся Бартоломью.

Они топтались в подсобной комнате с рукомойником. Женевьева, Бартоломью и Рафаэль в своем кресле отбирали друг у друга щетку для одежды, отряхивались и умывались. Женин обсуждала с Рафом свои находки: вот кто не считал их тряпьем. Щеки у Женевьевы пылали, глаза сверкали. Никакой слой грязи не мог это скрыть.

– Стой, не вертись, я тебя отряхну, – повернул Женин к себе Барт и не удержался, поцеловал в румяную щечку, потом обнял, нашел губами ее губы.

Рафаэль молчал. Он смотрел на парочку во все глаза. Женин просто обожгло его взглядом. В смущении она уткнулась Барту в грудь. Барт чмокнул ее в макушку и весело улыбнулся Рафу. Рафаэль отвернулся.

Женни отказалась с ними обедать. Решила посмотреть, как дела у Маленьких. Потом она вернется, и можно будет продолжить экспедицию. Но большого желания еще раз сегодня спускаться в подземелье у нее на лице не отразилось. Остальные тоже подустали.

– Давайте в подвал с утра, а сегодня можно подняться на башню, – предложил Барт.

«Опять ступени!» – поморщился Рафаэль.

– Лучше костер во дворе разожжем, – подал он идею.

– Да ну, факелов тебе было мало, – скривился Барт. – Сейчас стемнеет, посмотрим сверху, как в Меланьи зажигаются огни.

– Если мой голос учитывается, то – костер. – Женни подмигнула враз повеселевшему Рафаэлю и убежала.

– Костер так костер. Раф, найди кота, проверь, что он не заскочил за нами вниз. – Барт весело загремел посудой. – А я поесть подогрею.

– Почта уже пришла, – заметил Раф.

– Сам забери. Я ни от кого писем не жду, – рассмеялся Барт, намекая на Джейн.

Рафаэль постарался не разозлиться.

Маленький дедушка выжидательно смотрел на Женни. Ах да, она же упоминала, что собирается искать кинжал! Но нельзя сказать, что она ничего не искала. По крайней мере, в тех ящиках, что они перерыли, ни кинжала, ни ножен точно не было. Маленький дедушка пытался ей сказать, что есть еще одно интересное письмо. Не сейчас, отмахнулась Женни, поцеловала прадедушку и отправилась обратно в замок.

Как же чудесно они провели остаток дня! Вроде бы ничего особенного. Бартоломью и Рафаэль разожгли во дворе костер. У них и место, оказывается, было специальное для этого. Барт выложил камнями, еще в детстве. Похолодало. Барт вынес пледы. Раф отказался, а продрогшая Женин завернулась с удовольствием.

– Пусти, я замерз, – нырнул к ней Барт.

Как он так может при Рафаэле? Женин покраснела. Хотя, казалось, щеки, пылающие от близости огня, сильнее и не могли гореть. Она покосилась на Рафа, он ответил ей спокойным взглядом и улыбнулся.

«Родные мои, – с нежностью подумала Женин, – Бартоломью и Рафаэль».

– Любишь смотреть на огонь? – Раф пошевелил длинной веткой поленья.

– Очень! Но на воду больше, – призналась Женин.

– Я тоже. Люблю огонь, но воду больше. – Он вынул ветку и подул: раскаленный край замерцал.

– А я предпочитаю огонь! – Барт поднялся подбросить сучьев в костер. Похвастал:

– Рафаэль получил приглашение на конференцию. Пришло с сегодняшней почтой. Опубликовали статьи и зовут выступить.

– Одну статью приняли. Есть возможность сделать доклад, – поправил его Рафаэль.

– Представляешь? В столице, в университете! А он не хочет ехать, – горячо заговорил Барт.

– Подумаешь, небольшой доклад, – отмахнулся Раф, – на узкоспециализированной отчетной конференции.

– Брось комплексовать! – Барт дернул Женевьеву. – Женин, надо его уговорить.

– При чем тут комплексы? – обиженно посмотрел на брата Рафаэль.

– Поехали, дурачок. Ты – потрясающий рассказчик! – подбадривал его Барт.

Раф в сумерках, со своей веткой в руках выглядел совсем мальчишкой.

– Я тебя понимаю. Я бы тоже не поехала! – воскликнула Женевьева.

Братья оглянулись на нее.

– Они там все такие важные будут. Взрослые. Посмотрят свысока, – пояснила она, смущаясь.

– Ты меня понимаешь, – закивал Раф. – Сначала я должен сделать себе имя. Серьезными работами. А сейчас… Подумаешь, несколько интересных черепков подвернулось.

«Ничего себе, подвернулось, – возмутилась про себя Женни. – Разве не я их вывезла с риском для совести?»

– Доклад сырого неглубокого анализа – это себя подставить, – доказывал Раф Барту.

– Трусишь? – поддел его брат шутливо.

– Кто посмел назвать Медичеса трусом? Берегись! – Рафаэль махнул своей веткой в сторону Барта.

Барт быстро поднял какую-то палку и отбил выпад. Раф крутанулся на своем кресле. Он наступал. Барт защищался. От их импровизированных мечей сыпались искры и отваливались куски. Женни смеялась.

– Бах! – где-то запустили петарду.

Со свистом яркий огонь взмыл в небо и погас. Еще один и еще.

– У Оричеса на вечеринке, – задрал голову Барт. – Я сам ему эти петарды доставал.

То ли им послышалось, то ли действительно до замка долетели хмельные восторженные крики. Барт легонько вздохнул.

– Своеобразно Ллойд отмечает день открытия выставки Линды Оричес, – покачала головой Женни.

– Знала бы ты, что мы устраивали, когда родителей не было дома. Пожарные приезжали, – рассмеялся Раф. – Барт! У нас, наверное, найдется порох?

– Я клятву дал, что ничего взрывать или запускать на территории замка мы больше не будем, – с сожалением процедил Барт. – Надо было идти сегодня к Ллойду.

– С кем я связалась? – плакала от смеха Женни. – Я думала: честные искатели приключений и вскрыватели уродливых сундуков.

Барт улыбнулся, усаживаясь рядом с ней.

– Вот у моей бабушки был сундук! Мало того, что красивый, с картинками на крышке, так он еще и звуки издавал, если крышку распахнуть! – похвастала Женни.

– Как музыкальная шкатулка? – удивился Барт.

– Ну, до музыкальной шкатулки ему было далеко, – признала Женни. – Мы с кузиной, когда были совсем маленькие, просто замучивали взрослых: требовали, чтобы сундук звучал. И так – сто раз за вечер.

– А! – догадался Рафаэль. – Были такие. Звук – для защиты от воров. Если это средневековье, то совсем позднее.

Женни немного обиделась: ну, ничем их не удивить. Она принялась защищать свой сундук:

– Он такой массивный, разрисованный, мы в детстве часами его разглядывали. Когда я подросла, меня заинтересовало содержимое.

– И что там хранилось? – лениво позевывая, спросил Барт.

– Платья, – одновременно сказали Женевьева и Рафаэль, переглянулись и рассмеялись.

– Они вместе с сундуком достались моей бабушке от ее бабушки. Я один раз собиралась примерить, но не успела, – вздохнула Женни. – Родители обнаружили, что я открыла сундук, и не разрешили. Интересно, удалось ли это кузине?

– Кузина, она хорошенькая? Сколько ей лет и есть ли у нее парень? – деловито поинтересовался Бартоломью.

Рафаэль чуть не подпрыгнул в своем кресле от такой наглости и демонстративно потянулся за новой веткой. Не мешает Барта проучить.

– Она уже месяц как замужем! – Женни возмутилась: – Ты меня слушаешь когда-нибудь? Это ее я заменила на посту у Маленьких. Может, ты мою кузину даже видел. Она – красавица. У нее такие пышные волнистые длинные волосы.

Женни взмахнула рукой, показывая, какая копна волос у ее кузины. Да уж, не ее жалкие хвостики. Кузине всегда вслед оглядываются…

Барт пожал плечами: вряд ли встречал.

– Мне так хотелось побывать у нее на свадьбе, посмотреть на жениха. Они очень смешно познакомились. На карнавале, – рассказывала Женни.

– В Меланьи? – у Барта тут же проснулся интерес.

– Нет. – Женни посмотрела на огонь и продолжила: – Кузина ужасно самостоятельная и независимая. Она старше меня, но не в возрасте дело, а в характере. Она уехала в столицу. То училась, то работала. Неунывающая. Веселая. Мы навещали ее пару раз. И подружка по комнате у нее такая же веселая.

Женни посмотрела, интересно ли парням. Слушают. Она продолжила:

– Однажды кузина с подружкой увидели в витрине туфли. «Настоящее замшевое искушение». Хотели купить одну пару на двоих, а в результате купили две разных цветов. Светло-зеленые и темно-фиолетовые.

– О, женщины, – простонал Барт. – Но при чем тут жених?

– Она его нашла благодаря этим туфлям. И чуть не потеряла из-за них же. Кузина отправилась на пару дней в Венецию. Вообще-то, они вместе с той самой подругой планировали, деньги копили, но та заболела. Так вот. Одевается кузина на карнавал, открывает обувную коробку, а там вместо зеленой пары лежит правая фиолетовая туфля и левая зеленая. Сунула второпях и не проверила. Ужас, да?

Женин подумала, что мужчины не поймут, каково это: вырваться на несколько дней из суеты в праздник, в Венецию, купить шикарный маскарадный костюм, по случаю совсем дешевый, но красивый, и оказаться без обуви к нему.

– Но вы не знаете мою кузину! Она подумала: хорошо, что не две, допустим, правые туфельки. Плевать, что это выглядит смешно. Танцевать она сегодня будет! Повязала фиолетовый шарф к своему зеленому платью, обула разноцветные туфли и пошла. Вот я бы не решилась! – заметила Женин с завистью. – Потом парень в гондоле видит на уровне своего носа мелькающие разноцветные туфельки. Поднял голову посмотреть, кто это разгуливает в разных туфлях, выскочил из лодки и… они протанцевали всю ночь. Он выпросил у нее адрес.

Барт съязвил:

– Ножки он заметил, а не какие-то там туфли. Точно тебе говорю.

Женин на него сердито посмотрела.

– Он ей пишет, он ей звонит. Он приезжает. Влюблен по уши. И вдруг кто-то из его приятелей рассказывает ему, что встречается с девушкой, с которой познакомился на том же самом карнавале в Венеции.

Женин обвела слушателей глазами.

– И упоминает о разноцветных туфлях! Таких совпадений не бывает. Парень спрашивает у кузины, помнит ли она, с кем танцевала до того, как они познакомились. Она говорит, что ни с кем.

Женин вздохнула.

– Кузина в шоке. Она уже от него с ума сходит. А он… Он говорит ей ужасные вещи! Он хуже Медичесов! – в запале крикнула Женин, впрочем, это были слова кузины. – Он ей сказал, что может простить все, кроме вранья. Кузина ему ответила, что он псих, что Мединосы не врут! Хлопнула дверью и ушла. Навсегда.

У Женин слезы выступили на глазах. Какая сцена!

– Она сбежала от него в Меланьи. Тем более что кому-то нужно было присматривать за Маленькими. Мы приезжали к ним в гости, и я не узнала кузину. Она разучилась смеяться. Это она-то! Я ей советовала написать ему или позвонить. Но она гордячка. «Мне не в чем оправдываться!»

Женин скрыла, что кузина ответила еще обиднее: «Женевьева, ты слишком маленькая и ничего не понимаешь во взрослых отношениях». Сейчас Женин сама бы не желала постороннего вмешательства в свою личную жизнь. Женин захотелось прижаться к Барту, но она решила дорассказать.

– А жених тоже себе места не находил. Столкнулся со своим приятелем, спросил про ту девушку из Венеции. То ли приятель ее брюнеткой описал, то ли что-то еще не совпало, но девушка явно была другая. Жених разыскал кузину в Меланьи, умолял простить его и сделал предложение.

– Что? – вскрикнул Раф, до сих пор уверенный в вероломстве кузины и недоумевающий, почему Женни рассказывает об этом с таким восторгом.

Барт захохотал:

– И как долго вредная Мединос его промучила после этого?

– Три дня. Через три дня она согласилась выйти за него замуж.

– А его приятель, он что, врал? – наморщил лоб Рафаэль.

– Разве ты не понял? – удивилась Женни. – Подружка кузины выздоровела и решила не откладывать поездку в Венецию. И тоже не заглянула в обувную коробку. И ей тоже хватило смелости обуть разного цвета туфли. Правда, романтическая история?

– Я ей очень завидовала, – честно призналась Женни. – И хотелось бы мне посмотреть на мужчину, которому моя кузина смогла простить такое недоверие. Говорят, он всем Мединосам понравился, кроме младшей тети.

Женни неожиданно рассмеялась:

– Забавно, у младшей тети тоже когда-то свадьба чуть не сорвалась. И именно по милости вот этой моей кузины.

– Роковые обстоятельства? – спросил Раф.

Женни кивнула.

– Тетя – очень строгих правил. Никто и не подозревал, что за ней молодой человек ухаживает. Он ее позвал замуж, а она сказала, что в приличных семьях нужно прийти к родителям и официально попросить руки дочери. Все как полагается. Торжественно. Назначила дату. Он пришел. Выбритый, в новеньком костюме, с цветами. А его никто не ждет, родители смотрят удивленно, и невесты нет дома. Он решил, что она его не любит, еще и жестоко подшутила. Напился и все такое. А оказалось, у другой тети начались преждевременные роды и одновременно заболел старший ребенок, эта самая моя кузина. Младшая тетя забыла обо всем на свете, полетела нянчиться с племянницей, никого не предупредила. Она месяц это потом молодому человеку объясняла, уговаривала на еще одну попытку. Второй раз оказался удачным! Я страшная болтушка, да? – спросила Женин, потянулась и зевнула. – Вообще-то я вас собиралась послушать, ваши легенды. Или про сундуки…

– Ничего, – ласково ответил Барт, – в следующий раз.

Бартоломью проводил Женевьеву домой. Хотел поцеловать на прощание, но она уже сонной тенью скользнула в дверь. Он побежал в замок. Раф загасил костер и все прибрал. Наверное, уже и спит. Перед тем как взяться за ручку входной двери пристройки, Барт оглянулся на замок. Над центральной башней мерцали в безоблачной темноте звезды.

Рафаэль не спал: он устроился на матрасе в комнате Барта. Бартоломью забрался к себе под одеяло.

– Раф, – позвал он, – если надумаешь ехать на конференцию, то можешь на меня рассчитывать.

– Нет, хватит тезисов, – буркнул Рафаэль и приподнялся на локте. – Кто меня перед Женевьевой закомплексованным трусом выставлял?

– Я о тебе забочусь. А Женин – она своя, все понимает.

– Побольше тебя, – проворчал Раф и лег. – Где ты ее только нашел?

– На полке в поезде, – усмехнулся Барт.

Больше он ничего не сказал. Раф сел и увидел, Барт спал безмятежным сном счастливого человека.

Рафаэлю стало жалко маму. Неужели они опять ее огорчили? Плачет тихо, почти беззвучно, боится их потревожить. Он открыл глаза: рядом с ним сидела мама и глотала слезы. Увидев, что он проснулся, мама протянула к нему обе руки. Раф обнял ее. Резко сел спросонок Барт. Мама оставила Рафаэля, схватила Бартоломью за руку и прижалась щекой к его ладони. Барт захлопал глазами, отнял руку, испуганно озираясь. Наконец он проснулся окончательно.

– Мама?! Что-то случилось? Ты почему дома? – вытаращился он на нее.

Мама вытерла слезы и улыбнулась неуверенно, оглянулась на вошедшего отца.

– Я же тебе говорил! Что с ними может произойти? Два здоровенных лба! – сказал отец и спросил у сыновей: – Где вы были вчера весь день?

– Пересматривали сундуки в подвале, – поднял на отца свои лучистые глаза Раф. – Нашли один очень старый, в замке стоит. Потом костер жгли на улице до полуночи. А что?

– Вы же к Ллойду на вечеринку собирались, – удивилась мама.

– Я ей говорил, – оправдывался отец, – не звони Оричесам. Не позорь мальчиков. Они уже большие.

– У Ллойда вас не оказалось. В замке никто не брал трубку. Целый день! – Мама перевела взгляд с одного сына на другого, желая удостовериться, что с ними действительно все в порядке.

– Я ей говорил, что у мальчиков планы могли поменяться. Мало ли в городе вечеринок. Ничего слушать не хотела. Твердила, что с Рафаэлем что-то случилось, а может, даже и с Бартоломью… – Отец развел руками. – Вот мы и вернулись. Сели на вечерний поезд.

Барт захохотал.

Рафаэль болезненно скривился.

– Но мы же и раньше отсутствовали, летом по целым неделям. Ну, почему такой переполох?

Мама виновато посмотрела на него, взяла за руки, почувствовала, как свело ему пальцы и принялась легонько разминать его левую руку. Раф лег и грустно наблюдал за ней. Приятно. Помогает. Но лучше бы она его так не пугала.

Бартоломью встал с кровати, пошел было в туалет, но остановился.

– А как анализы?

– Не дождались результатов. Хорошо, что мама их сдать успела, – проворчал отец.

Барт вернулся к маме, неловко погладил по плечу.

– Ну что ты. Я же дома, значит, все в порядке, – пробормотал ласково.

– Я знаю, – бросила она на него беспомощный взгляд. – Но вдруг стало страшно.

– Все хорошо, – вздохнул Барт.

– Ты представляешь, – возбужденно заговорил Барт, оставшись с Рафом наедине, – я проснулся, увидел маму и испугался: Женин же спит рядом. Дыхание перехватило, пока не дошло, что это мне снится, а Женевьева у себя дома.

Барт засмеялся. Рафаэль уставился на него удивленно, не мигая.

– Да проснись ты, – толкнул его в грудь Барт, – родители вернулись, наша сегодняшняя вылазка вместе с Женин сорвалась. О, Женин! Я осел.

Барт побежал убирать фигурку «семейного счастья» с подоконника. Рафаэль в прескверном настроении поехал к себе в комнату делать упражнения.

Барт заглянул в приоткрытую дверь в замок. Мама стояла у окна и держала в руках фрагмент расшитой одежды. Кого-то мама ему напоминала. Женевьеву? Нет. Еще печальное, но уже светлое от радости лицо, солнечные лучи из узких окон. О! Кажется, картина такая есть.

– Нравится? – спросил Барт о вышивке.

– Очень! Изумительная работа! Но зачем вы это все вытащили?

– Не знаю. – Барт пожал плечами. – Рассмотреть при свете. Все равно сундук поднимали.

За завтраком отец с Рафаэлем обсуждали пазы, стыковые соединения и виды древесины. Бартоломью просматривал «Бюллетень исторического общества». Отец привез из столицы. Хорошо хоть туда зашел. Ох уж эта мама!

– «Дни истории и культуры»… Меланьи тоже бы мог поучаствовать, – заметил вслух Барт.

– Ну что может показать городской музей? – скептически пожал плечами отец. – Я же тебе объяснял: серьезную выставку не делают из смеси эпох и тематик. А для узкотематической у них нет ни специалистов, ни времени, ни материала достаточно.

– А вместе с нашими экспонатами? – мотнул головой в сторону замка Барт.

– Читай внимательно правила. Оружие и доспехи их не интересуют.

– Ты тоже думал об участии? – поинтересовался Барт.

– Ну конечно. – И отец повернулся к Рафаэлю: – По одним шурупам судить о возрасте нельзя, их могли вкрутить в процессе починки или реставрации. Я видел забавную путаницу с сундуком восемнадцатого века. А шурупы в нем – с мелкой нарезанной вручную резьбой, со смещенным шлицем явно конца семнадцатого…

Барт уставился в «Бюллетень», однако он его не читал. Какая-то смутная идея вертелась у него в голове, но никак не хотела формулироваться. Барт принялся за еду.

Обидно упускать такую возможность. И отец это отметил. Такую чушь иногда выставляют, а людям нравится. Вышитые копии картин, например. Мединос взялся за организацию. Женни сказала, старушки будут в восторге. И вообще женщины. Ох уж эти женщины! Возьми любой век. Полные шкафы платьев. Или сундуки.

Барт хлопнул себя по лбу. Семейство прекратило жевать и уставилось на него.

– Я просто вспомнил кое-что! – Барт улыбнулся.

Рафаэль посмотрел на него с интересом, знакомые нотки прозвучали у брата в голосе: он опять что-то затевает. Они оба с трудом дождались конца завтрака.

– Я знаю, как помирить Медичесов и Мединосов! – заявил Рафу Барт.

– Ты догадался, кто взял кинжал и ножны? – ахнул Рафаэль.

– А! Забудь! Мы никогда не докажем непричастность семей, даже если найдем оружие, – отмахнулся Барт. – Раф, ты мне нужен для другого. Я еще не продумал детали, но это то, что нам надо! И я пойду с Женни на Рождественский бал. Открыто.

Женни вышла на крыльцо. Хорошо, что дождик прекратил капать. Ночь была такая безоблачная и вот – на тебе: небо успело затянуть тучами. Прижимая к груди папку с письмом, которое все-таки вручил ей дедушка, Женни побежала в замок. Сырой промозглый день. В Порт-Пьере все было бы иначе. И у дождя был бы запах моря. Что там мама делает? И отец… А как прошло вчерашнее открытие выставки?

Свою оплошность Женин поняла, когда дверь ей открыла незнакомая женщина со скорбно опущенными уголками губ. Она скользнула по Женин равнодушным взглядом и недовольно сказала, что музей закрыт на зиму, об этом есть объявление на центральном входе.

Ну конечно! Она забыла проверить, на месте ли их условный знак! Женин вытянула шею, увидела Рафаэля в каталке за спиной у женщины и гримасами попыталась ему пояснить, что у нее есть новость.

– Здесь – частное владение! – Дверь перед носом Женевьевы захлопнулась.

Женин побрела обратно.

– Какая наглая теперь молодежь! – возмутилась мама. – Не здороваются, не извиняются. И Рафаэля эта девушка пыталась рассмотреть! Он ей что, зверушка из зоопарка?

– Кто там? – поднял голову отец.

– Какая-то туристка. Написано же, что замок закрыт для посещений, так нет, надо ломиться во все двери.

Раф позади мамы сделал знак Бартоломью.

– Как же я забыл во дворе… Промокнет… – пробормотал Барт, лениво натянул куртку и вышел.

За дверью он ускорился и в несколько прыжков догнал Женин. Они пошли рядом.

– Это мама была? – спросила Женин.

Барт кивнул.

– Что-то случилось? – спросила она, заметив блуждающую на его губах улыбку.

– Нет, все в порядке. – Лукавые искорки сверкнули у Барта в глазах. – Женин! Твой отец любит лесть?

– Да… – Женин почувствовала себя чуть ли не предательницей и стала оправдываться: – Ну… Кому же не понравится похвала за хорошо сделанную работу, даже если похвала слегка преувеличена.

– Мой такой же, – перебил ее Барт. – Деньги ему нужнее, но на них нам рассчитывать не придется! Не с такой затеей. Это – для славы!

Бартоломью взахлеб принялся расписывать ей идею выставки. Распаляясь по ходу рассказа. Он, Женевьева и Рафаэль сделают что-то вроде экспозиции исторического костюма. Из тех платьев, что они нашли в подвале, и тех, что хранятся в сундуке у Мединосов. Сундуки тоже пойдут в дело, не как экспонаты, конечно, а как фон. Это же отдельная – мебельная – тема, а две они не потянут. Платья – то, что надо. Дамы из Министерства культуры и Исторического общества зарыдают от восторга. Жаль, украшений нет. Неважно. Главное, чтоб плакали в присутствии мэра. Он, Барт, все рассчитал. На Рождество выставка будет еще в холле. Мэр скажет речь и споет дифирамбы Медичесам и Мединосам, пожертвовавшим для города и свои материалы, и время, а также приложившим усилия, чтобы организовать экспозицию, которую отметило Министерство культуры. Министерство точно надо подключать: что мэру какое-то Историческое общество. Пусть думает, что их пригласили участвовать в Днях истории и культуры в столице. Достойно представлять Меланьи.

– Он нам предложит оказать всем честь, открыть бал, – заключил Барт, – что мы и сделаем, пока родители будут таять от похвал.

«Ой, я же плохо танцую, – испугалась Женни, которая, конечно, воодушевилась, хотя мало что поняла из его сбивчивой речи. – Придется действительно озаботиться бальным платьем. И туфлями».

– А при чем тут Мединосы? – спросила она.

– Что, нет никакой возможности использовать ваш сундук? – слегка нахмурился Барт.

– Почему? Надо позвонить тете. Если не рассказывать ей подробности, то она наверняка согласится, – раздумывала вслух Женни. – Только это имущество не Мединосов. Это тете досталось от ее мамы, моей бабушки.

– Бабушка – жена Мединоса или нет? – возмутился Барт. – Увяжем как-нибудь. Звони ей. А завтра… Нет, завтра не могу. Послезавтра в пять встречаемся втроем в Большом бальном зале. Как раз закончу с зеркалами. Обсудим все спокойно. А что это у тебя такое? – заметил Барт папку в ее руках.

– Маленький дедушка вспомнил, что у него есть еще одно письмо, кажется, оно имеет отношение к гостям, но косвенное.

– Замечательно! – Барт было потянулся к папке, но передумал: не хотелось объяснять дома, что и откуда он принес. – Захвати послезавтра с собой, Рафаэль обрадуется.

– Ты меня любишь? – вдруг спросила Женни.

«Что же я ему говорю такие глупости, совсем не к месту и не вовремя?»

– Люблю, – серьезно ответил Барт.

Ему хотелось ее поцеловать, но, оглянувшись на замок, он ласково провел ладонью по ее нежной щеке и побежал домой.

Женни стояла и смотрела ему вслед. Барт неловко поскользнулся на мокрой глине холма и чуть не упал, коснувшись рукой земли. Ее неожиданно умилила его неуклюжесть. Однако, посмотрев на папку в своей руке, Женни решила, что, пожалуй, хорошо, что он не взял документ с собой. Испачкал бы.

Два вечера Женевьева грезила, как она заходит в пустой Бальный зал. К ней подходит Бартоломью, в его глазах нежность. Звучит тихая музыка, они танцуют. Одни в громадном помещении… Гм, музыке неоткуда взяться. Но это неважно! Бартоломью ее целует, не в силах сдержать нахлынувших чувств.

– Раф с утра в библиотеке сидит. Сейчас освобожусь, пойдем к нему. Дай мне еще полчаса, – проговорил ей на бегу Барт и тут же заорал кому-то: – Это на другую сторону!

Женни терпеливо смотрела, как рабочие заканчивают укреплять большущие зеркала на стенах Бального зала. Барт суетился, ругался, указывал. Слишком деловой. Он совсем про нее не думает! Как в театре, когда рисовал декорации. Женни не успела лопнуть от ревности, Барт подскочил к ней и бодро пожаловался:

– Ох, не удалось мне поэкспериментировать. Я хотел зеркала вдоль стен немного под углом повесить. Представляешь, танцуешь…

Барт обхватил Женни за талию и сделал с ней несколько «па». Их толкали, Барт не обращал внимания.

– Музыка замолкает…

Они остановились, лицом к уже укрепленным зеркалам.

– А тебе кажется, что стены продолжают двигаться. Наверное, был бы такой эффект.

Женин наклонила голову, пытаясь вообразить, и рассмеялась:

– Кажется, что стены падают. Или что голова кружится…

– Да! – Барт наконец посмотрел ей в глаза тем особенным взглядом, о котором и мечталось ей все эти дни…

– Мама?! – оторвался он от Женин.

– Зашла узнать, как у тебя работа продвигается. А где Рафаэль? – Мама вежливо кивнула Женевьеве.

«Она меня не узнала», – поняла Женин.

Ей стало слегка обидно – мама Бартоломью не обратила на нее никакого внимания.

– Он в библиотеке. Не волнуйся, мы с ним вместе вернемся. У нас еще есть дела. – Барт прочистил горло и решился: – Мама, это Женин. Женин, это мама.

– Очень приятно… – пробормотала Женин смущенно.

Когда Женевьева решилась поднять глаза, мама Бартоломью разглядывала зеркала.

– Добрый день, – раздался знакомый голос.

– Ллойд! – обрадовалась Женин и придумала на ходу: – Тебя-то я и искала! Вот список того, что мне нужно привезти из Порт-Пьера…

Женин потянула Оричеса к выходу, он не сопротивлялся, только оглянулся и посмотрел на Барта с плохо скрываемой иронией.

«Ничего, – подумал Бартоломью, – недолго осталось».

– Это была девушка Ллойда? – все-таки проявила интерес мама.

– Нет, – с каким-то странным ударением ответил Барт.

Если бы она спросила прямо, он бы ей сказал. Точно бы сказал. Но мама не расспрашивала.

Женевьева прижала ухо к плечу, посмотрела так на мир. Пояснила Ллойду:

– Пытаюсь понять, что вышло бы, если бы Бартоломью повесил зеркала под углом, как собирался.

Ллойд снисходительно усмехнулся:

– Он приставал с этой «фантастической» идеей к отцу. Думаешь, кто оплачивает зеркала? Мой старик! Он-то и попросил меня зайти проконтролировать, как бы в его отсутствие Барту не пришла в голову очередная фантазия.

Нельзя сказать, что Ллойд ей не нравился. Женин вздохнула. Но нельзя сказать, что нравился. Бывают же такие люди. Вот Линда Оричес совсем другое дело!

– Как я рада, что у твоей мамы удалась выставка!

– Я тоже! – улыбнулся Ллойд.

На улице Оричес пригладил ладонью волосы и надел кожаную кепку. Посмотрел вопросительно на свою «даму». Куда теперь? Женевьева вытянула из кармана пальто зеленый бархатный берет, встряхнула его, придавая форму, нахлобучила на голову и лихо заломила на бок.

– Где у вас библиотека?

Ллойд рассмеялся. Колоритная персона эта Женни.

– Да знаю я, на кого похожа! – невозмутимо проговорила Женевьева.

Смейтесь, смейтесь, она все равно будет носить этот берет.

– На кого? – заинтересовался Ллойд.

– На Рембрандта. – Женни вздохнула. – Папа меня так поддразнивал из-за берета, а его приятели подхватили.

– Библиотека. Мы пришли, – с сожалением произнес Ллойд. – Ну так что? Не передумала? Точно не хочешь съездить в Порт-Пьер на пару дней?

«Вот бы поехать, – размечталась Женин. – Нет! Разве я могу бросить Маленьких?» Она отрицательно покачала головой, сунула ему бумажку.

– Всего десять книжек. Привези, пожалуйста.

Ллойд пробежал глазами список.

– Хорошо. – Сложил вчетверо, сунул в нагрудный внутренний карман кожаной куртки и похлопал ладонью. – Привезу.

Вообще-то Женни составляла список для Рафаэля. Хотела с ним сначала посоветоваться, какие книги из личного собрания Мединосов им могут помочь. Ладно, пускай Оричес везет все!

Женни распрощалась с Ллойдом и вошла внутрь старого здания с массивной входной дверью. Она и с закрытыми глазами определила бы, что здесь хранятся книги. По особому, приглушенному, только старым библиотекам присущему звуку тишины. Любила она бывать в таких у себя в городе.

– Вам помочь? – вернул ее из ностальгии по Порт-Пьеру с его книжными магазинами и библиотеками негромкий голос.

Женни сдернула свой берет.

– Я ищу Рафаэля Медичеса.

– Он в архиве исторического отдела. По лестнице направо, – ответила ей небольшого роста женщина в длинном жилете.

Женни решила, что архив – это обязательно внизу, и спустилась по покрытой стоптанным ковром лестнице направо вниз. Туалеты, пустой неработающий гардероб, какие-то закрытые двери. И не у кого уточнить. Немноголюдно у них в библиотеке. Женни отправилась наверх. Поднималась, с наслаждением касаясь широких, больше ладони, деревянных перил громадной лестницы. Ей нравились такие здания. На втором этаже Женни заглянула в открытую дверь, прошла между стеллажами и увидела за столом, обитым зеленым сукном, Рафаэля. Он поднял голову и радостно помахал рукой.

Женевьева сняла пальто, берет свой сунула в рукав и стала быстрым шепотом рассказывать новости, которых было всего ничего. Перечень книг пришлось отдать Ллойду, она еще раз напишет, впрочем, какая теперь разница: Оричес привезет все, может, им что-нибудь понадобится для затеи Барта. Маленький дедушка вспомнил про еще один документ, который она два дня таскала с собой, а ей так хотелось показать его Рафаэлю. Хотя мы теперь другим заняты, не кинжалом с ножнами, но она сейчас достанет папку. Стул, который она пододвинула, издал такой неожиданный скрежет о пол, что Женни испуганно обернулась, не помешала ли она кому. Кажется, они одни.

Раф смотрел на нее во все глаза, рядом с ней даже дышать было легче, как на свежем воздухе после душного помещения.

– А я, – перевел он взгляд и кивнул на книги, – набрал всего вперемешку. Кое-что по истории костюма. Каталог оружейного клейма.

– И? – загорелись глаза у Женни.

– Похоже, мы достали из подвала несколько частей от женских головных уборов, вот сижу, пытаюсь определить эпоху. И лишний раз убедился, что кинжал Мединосов был выкован не в Европе. В отличие от ножен.

Рафаэль развернул наконец папку Женевьевы, а она уставилась на репродукции в его книге.

– Странно, – заметила удивленно, – художник неплохо рисовал. Но зачем же он так исказил женские лица. Головы – как огурцы!

Отвлекшийся Раф поначалу не понял, посмотрел на нее, затем в книгу и засмеялся, прикрывая рот рукой.

– Они такие и были. Огурцы, ха-ха. По моде пятнадцатого века знатным дамам полагался высокий лоб. Женщины выдергивали, ну или как-то там убирали нежелательные волосы.

Женни изумленно присмотрелась к изображениям. Бледные печальные лица с тонкими бровями и с поджатыми губами. И открытые большие лбы. Волосы выщипывали? Ой, это же больно! Она расхохоталась неприлично громко для солидного учреждения.

– Ты уже здесь, Женни? Что смешного?

Они не заметили, как подошел Бартоломью.

– Все, я свободен как птица! Все силы на наш проект! – энергично сообщил он им.

– Барт – сумасшедший, – пожаловался Раф Женевьеве. – Невозможно за такой короткий срок обработать имеющийся в наличии материал, даты точно определить.

– Да брось ты! – Барт стоял у них за спиной. – Никто не требует от тебя скрупулезности.

– Позору не оберешься, если специалист заметит, что дата хромает на сотню лет.

– Говоришь ему: «Спасибо большое, как вы нам помогли!» Он и доволен, – не сдавался Барт.

– Конечно, не успеем, если ты будешь распыляться. – взял он в руки «Каталог оружейного клейма» и предложил Рафу: – Давай, свожу тебя в туалет.

Рафаэль вспыхнул. Женин подскочила с криком:

– Только посмотрите: книга, которую отец искал.

Сделала вид, что не слышала слов Барта, чтобы не смущать Рафа. Бросилась к полке и выдернула толстый пыльный фолиант. Золотое крупное тисненое название и правда было ей знакомо по отцовским рассказам, но не в этом дело. Она стояла к братьям спиной и прислушивалась. Они шепотом ругались, потом Барт уговорил Рафа, зашуршали колеса каталки. У Женин слеза скатилась по щеке. Бедный Рафаэль. Проторчал здесь, как в клетке, целый день. Милый, родной, самый лучший в мире, после Бартоломью, конечно. Он расстроится, если увидит, что ей его жалко. Женин шмыгнула носом и открыла книгу, чтобы успокоиться. Так и простояла до самого их возвращения. Ей разонравилось это здание. Громоздкое, неуклюжее, с большими лестницами и туалетом далеко внизу.

– Покажи, что за книга? – спросил появившийся Рафаэль. – А! Знаю. Только поставь на место. В архиве нельзя брать книги с полок. Их предварительно заказываешь, и тебе выдают. Формальность, конечно.

Женни запихнула увесистый том на место.

Компания расположилась за столом.

– Письма сестер Д’Эсте? Это кто такие? – заглянул Бартоломью в записи Рафаэля.

– Были такие знатные дамы. Пятнадцатый век. Думаю выудить из их писем подробности деталей костюмов, для анализа, – пояснил Раф.

– Д’Эсте. Откуда я про них слышал? – задумался Барт. – Леонардо да Винчи рисовал их, что ли.

– Он был придворным художником у Сфорозы из Милана, – подтвердил Раф, – мужа Беатрис Д’Эсте. Ее сестра Изабелла известна тем, что с ней советовались по поводу нарядов даже короли.

– О! – вырвалось у Женни уважительно.

– Королевских шмоток нам не светит показать, однако кое-что и у нас есть. – Барт выложил на стол свои эскизы.

Часа два они просовещались. Барт уже договорился, где он возьмет манекены напрокат. Непонятно, сколько им их понадобится: он же не видел, что в сундуке Мединосов. В крайнем случае сделает дополнительные каркасы из проволоки. Фрагменты вышивок можно вставить в рамки.

– Или в пяльцы! – перебила его Женни. – И дать их манекенам в руки!

Барт кивнул, соглашаясь и сделал пометку в блокноте.

– А что с сундуком? – Он переживал, что экспонатов у них пока мало.

– Я дозвонилась тете. Договорилась. Только кто его привезет? Из Сан-Катарины?

Они подумали об одном и том же человеке.

– Ллойд еще долго здесь ошивался? – спросил Барт хмуро.

– Проводил до библиотеки и все. – Женни злобно прищурилась на случай, если придется отстаивать свою дружбу с Ллойдом.

– Я сам заберу сундук, – решил Барт. – Придумаю что-нибудь.

Библиотека закрывалась, и их ненавязчиво выставили. Барт набил сумку книгами.

– Неужели из архива разрешают брать? – удивилась Женни.

– Рафаэль здесь на особом счету. Ему все разрешают, – похлопал брата по плечу Барт и опять вернулся к волновавшей его теме: – Раф! Ну не зацикливайся ты на точности. Никто не будет читать подписи, все будут только смотреть.

Женевьева переглянулась с Рафаэлем и поняла, что исторический консультант их проекта не во всем согласен с генеральным директором и будет делать все по-своему.

– А как ты спускаешься? – не подумав, спросила у Рафаэля.

Ответил Бартоломью:

– На грузовом лифте для книг.

– Ой, можно с тобой? – выпалила Женин и смутилась: может, это неудобно.

– Лифт маленький, – возразил Барт.

– Можно, – неожиданно ответил Раф.

Барт только плечами пожал. Он втолкнул каталку с Рафаэлем в клеть. Женин втиснулась рядом и села на пол. В полный рост стоять было невозможно. Барт нажал кнопку и побежал вниз. Рафаэль и Женевьева очутились в темноте. Раф вздохнул.

– Мы с тобой две толстые интересные книги, совершающие побег из библиотеки навстречу приключениям! – сказала Женин таинственным шепотом.

– Да. – Раф нашел ее руку и пожал.

«Как жаль, что мы не одна история в одной и той же книге», – вздохнул он.

Лифт остановился, Барт распахнул дверцы. Женин выбралась первой.

Бартоломью освободил Рафаэля из клети лифта. Увидел Женин в берете.

– А ну-ка, дай мне! – Он натянул на себя зеленый бархатный блин, обнял Женин и обернулся к Рафу весело. – Рембрандт и Саския! Похоже?

– Только беретом, – рассмеялся Рафаэль.

– Отдай! – возмутилась Женин.

Барт надел ей берет на макушку, Женин привычным жестом сдвинула его набок.

– Наверное, портной ошибся с выкройкой. Но мне такой большущий нравится! – вздернула она нос. И вообще, она Рембрандт, а не Саския!

Барт смотрел на нее внимательно, как будто первый раз видел.

Рафаэль не захотел дожидаться, пока Бартоломью найдет такси. Барт сунул ему на колени сумку и покатил инвалидное кресло по улице, рассказывая Женин, как начнется их выставка, что скажет мэр, какие именно фразы прозвучат и растопят сердца их родителей…

– Откуда ты знаешь, что он скажет? – Женин улыбнулась.

– Так речь мэру Барт и напишет, и убедит его, что это самые подходящие слова, – рассмеялся Рафаэль и запрокинул голову, чтобы увидеть лицо брата. – Бартоломью! Становился бы ты сам поскорее мэром.

Барт захохотал.

– Всему свое время. Не все сразу, Раф.

Они добрались до небольшой площади.

– Конечно, меня выберут рано или поздно: кого же еще, – самонадеянно заявил Барт.

Женин развеселило отсутствие сомнения в его тоне.

– Великий ты наш деятель! Зачем же ограничивать себя одним городом, шел бы сразу в премьер-министры!

Барт отвлекся, увидев такси. Пробормотал:

– А смысл? Только если для Меланьи это будет нужно… О! Пойду спрошу, не подбросят ли нас до замка.

Он вприпрыжку побежал к машине.

Женни шагнула было за ним, но, оглянувшись на Рафаэля, вернулась. Они смотрели, как Барт оживленно договаривается с водителем, пожимает ему руку.

– Для Бартоломью вне стен Меланьи жизни нет нигде. – Правый глаз Рафаэля опять слегка косил, что придавало и выражению его лица, и его словам шутливый оттенок.

Впрочем, он улыбался. Женни задумчиво улыбнулась в ответ, вспоминая, что же это Раф цитирует. Что-то знакомое.

– Редкая удача! – примчался обратно Барт. – У знакомого шофера брат на днях из нашей мебельной лавочки шкафы кухонные везет в Сан-Катарину.

Барт покатил Рафаэля к автомобилю.

– Я им помогу погрузить-разгрузить, а они мне сундук доставят, – довольно пояснил он. – И мы такую экспозицию сделаем! Наш Меланьи прославится далеко за своими стенами!

Рафаэль и Женевьева дружно рассмеялись.

– Вы чего? – добродушно спросил Барт, распахивая перед Рафом заднюю дверцу.

– Рафаэль только что цитировал Шекспира про Ромео. Очень в тему. Хотя, по привычке братьев Медичесов, передернул смысл, – разулыбалась Женни.

– Шекспира? – удивился Барт, захлопнул дверцу за Женевьевой, уселся впереди, повернулся к ним. – Раф, ты же Шекспира терпеть не можешь?

– За что?

Женни посмотрела на Рафа, но ответил Барт:

– За Макбета. Говорит, что ради красивого сюжета драматург оболгал лучшего из шотландских королей.

– Макбет что, не стремился к власти? – не поняла Женин.

– Конечно, стремился, – включился в разговор Рафаэль, – но не такой ценой! Доблестный и честный воин, он мог убить соперника в поединке, но не старика в постели.

– Откуда ты знаешь… – засомневалась Женин.

– По косвенным событиям тех лет. Шекспир много исказил ради своей идеи, – с горечью сказал Рафаэль. – Взял бы кого-то, кто действительно шел к власти по трупам, разве мало таких было в истории. Ославил великого рыцаря перед потомками. Благородного короля, который защитил страну от норвежского ига и обеспечил ей семнадцать лет безбедного существования.

Женевьева удивленно подняла брови.

– Макбет первый в истории Шотландии защитил права вдов и сирот! Дочерям дал право на наследство! – горячо говорил ей Рафаэль.

– А я считаю – Шекспир прославил Макбета. Кто бы его за благодеяния помнил, – насмешливо заметил Барт. – Ну не мог, значит, Шекспир взять другого короля в герои, знаешь, все эти родственные связи при дворе, тот – шурин короля, тот – прадедушка королевы. Неверный шаг – голова с плеч, не посмотрят, что ты – Шекспир.

– Именно, – закивал Рафаэль. – Выбирая между фактами и желанием угодить своему королю, Шекспир предпочел короля.

– Стюарты считаются потомками Банко, – пояснил он Женевьеве. – Королевскую родню выставил в хорошем свете.

– История запоминается не по научным статьям, которые, впрочем, тоже пристрастны. История переписывается словоблудами литераторами, что поделать, – притворно вздохнул Бартоломью и получил от Рафа по затылку.

– А леди Макбет? – вдруг задумалась Женевьева.

– О ней мало что известно, вдова с ребенком. Ее сын правил какое-то время после отчима. Была ли она так жестока и честолюбива, как в пьесе, летописи умалчивают, – сказал Рафаэль.

– Нет, я не о том. В ее время выдергивали волосы на голове? Это было модно? – наморщила лоб Женевьева, вспоминая даты.

Рафаэль открыл рот.

– Вот правильный подход к жизни! Учись! – рассмеялся Барт и легонько щелкнул брата по лбу. – Нечего ворошить бесполезные для нас сейчас факты. Голова должна быть забита фасонами, модой и историей костюма. Для выставки!

Женин встретилась с веселым взглядом водителя в зеркале заднего вида и покраснела. Вряд ли он прислушивался к их разговору и понял ее глупый вопрос, но она смутилась.

– Гм, не помню. – размышлял Раф, – Одиннадцатый век… Нам же не он нужен, я не искал репродукций…

– Лохматенькие еще ходили, – заверил их Барт.

По приезде Бартоломью уточнил что-то у шофера, и они расстались довольные друг другом.

– Как у тебя это получается? – спросила у приободрившегося Барта Женевьева. – Все, что бы ты ни задумал, моментально идет к тебе в руки.

Барт бросил сумку на порог и притянул к себе Женин. Она обхватила его за шею, подергала за короткие волосы.

– И девушки тоже, – проворчала ревниво.

Барт улыбался.

– У тебя всего одна попытка сказать правильные слова! – заявила строго.

– Мне никто не нужен кроме тебя!

– То-то!

Рафаэль не успел дослушать воркованье влюбленных, скрипнула дверь. Бартоломью отскочил в темноту, увлекая за собой Женевьеву.

– Меня нет! Придумай что-нибудь, – шепотом сказал брату.

Рафаэль подкатил к двери:

– Привет, мама. Бартоломью вернулся в город, забыл что-то в Бальном зале. Он скоро приедет.

Барт и Женин затаили дыхание. Ворча, что забытое можно забрать утром, а не шататься в потемках, мама захлопнула за младшим сыном дверь. Полоска света погасла. Барт и Женин, взявшись за руки, побежали к Чайной горке. У домика Маленьких остановились. Барт обнял Женин.

От его поцелуя у Женевьевы перехватило дыхание и соскочил с запрокинутой головы берет. Барт поднял его и надел ей на голову.

– Когда мы поженимся? – спросила Женин и испугалась своих слов.

Что же она вечно выдает вслух первое, что приходит на ум, что он про нее сейчас подумает. Женин вспыхнула.

– Скоро, – прошептал Барт, снова целуя ее, – скоро, девочка. На следующий Рождественский бал пойдем мужем и женой.

– До него же месяц всего остался.

– Нет, на этом мы помирим Медичесов с Мединосами. Пока они привыкнут к мысли, что мы вместе, я заработаю деньги. Кучу денег. За лето. Проведу осенний карнавал и сыграем свадьбу. – Он опять ее поцеловал.

– Как долго ждать, – вздохнула Женин, отстраняясь. – Мне пора. Спокойной ночи, Бартоломью.

– До завтра, – сказал он ей вслед.

Женни ворочалась в постели. Вот бы поскорее пожениться! Бартоломью был бы сейчас рядом, как в их путешествии, но теперь она могла бы его обнять, прижаться, поцеловать… Женни наконец уснула.

Барт брел в замок. «Спокойной ночи». Какая спокойная ночь после таких поцелуев. «Как долго ждать». И правда, долго. Он сумеет организовать свадьбу до карнавала. Может, родители чего подкинут. Нет, он сам. Он найдет, как летом заработать. Думай, Барт, думай! Стоп, не сейчас. Все должно идти по плану. Выставка!

Дома он рванулся было к Рафаэлю с тарелкой в руках. Мама возмутилась. Ужин – за столом! Барт проглотил не жуя, чмокнул маму в щеку и исчез в коридоре. Рафаэль не спал, аккуратно переписывал документ Маленького дедушки.

– Раф, кажется, я уловил изюминку, вот смотри. – Барт достал блокнот из нагрудного кармана. Секунду подумав, он запихнул его обратно, взял большой чистый лист из стопки перед Рафаэлем и набросал портрет.

– Похожа! – ахнул Раф.

– Женни – девушка в берете набекрень! – довольно рассмеялся Барт. – Даже если на ней нет берета. Я поймал ее изюминку.

– Она – ангел, – улыбнулся Рафаэль, рассматривая рисунок.

Барт захохотал.

– Если ангел, то с нимбом набекрень!

– Подаришь мне рисунок? – спросил Рафаэль.

Бартоломью опешил. Он был доволен, что ему наконец удалось выразить сущность Женевьевы в портрете. Это был первый удачный рисунок. Но он привык уступать брату: в конце концов, это всего лишь изображение, завтра он прижмет к себе живую, веселую Женни, поцелует в улыбку, нарисует еще миллион ее портретов.

Барт размашисто поставил свои инициалы в правом нижнем углу и щедрым жестом вернул Рафу.

– Держи!

Бартоломью проснулся рано. Новый проект настолько захватил Барта, что и во сне его преследовали какие-то идеи. Он сел, позевал, наяву додумывая воплощение ночных грез. Почувствовал смутное беспокойство. Официальное заявление на участие они еще не подали. Все. Нужно подниматься, заниматься делами.

Бартоломью заказал телефонный разговор со столицей и с заявлением, вложенным в «Бюллетень Исторического общества», пошел к Рафаэлю.

Раф возле кровати делал упражнения с резиновыми жгутами.

– Доброе утро, – ритмично выдохнул он Барту.

– Привет. – Барт перешагнул через ноги брата, подошел к столу и уселся на краешке.

Он вытянул из кипы бумаг портрет девушки в берете набекрень.

– Надеюсь, через год слышать понежнее «Доброе утро», – улыбнулся Барт портрету.

Рафаэль понимал, что Женни – девушка Барта. Он давно уже не ревновал. Почти не ревновал. Но от известия, что еще целый год продлится неопределенность в их отношениях, приятно защемило сердце. Этот ангел будет запархивать к ним в дом, смотреть то удивленно, то смешливо, то нежно. Смеяться его шуткам и слушать его истории. Все будет по-прежнему хотя бы еще год.

Рафаэль с ожесточением взялся за гантели, физическими усилиями вытравляя из головы все мысли.

– Что-нибудь интересное? – Барт отложил портрет и повертел в руках копию документа Маленького дедушки, что вчера старательно снял Раф.

Потный обессилевший Рафаэль лежал на полу. Повернул голову.

– А! Это? Очень!

Он сел.

– Таких памятников бытового письма сохранилось мало. Как только Мединосам удалось заполучить переписку Медичесов? Если бы Мединосы разрешили опубликовать – я бы гарантировал маленькую сенсацию.

– Опубликуешь! – бодро заверил Барт. – Мы всех помирим. Мэр так расхвалит нас и наши семьи за выдающиеся заслуги перед Меланьи, что Медичесам и Мединосам придется пожать друг другу руки. Вставай, проверишь, правильно ли я составил заявление!

Барт пробежал глазами письмо – будущую сенсацию:

– Ну и какое это отношение имеет к кинжалу или гостям? Господин задерживается в поездке, пишет своей жене распоряжения…

– Предполагаю, что новый паж, с которым старый господин Медичес просит жену быть построже и не баловать в его отсутствие, – это тот мальчик, что упоминается в первом письме, тот, которого приедет забирать отец. Возможно, болезнь матери – истинная причина, а возможно – предлог: с ребенком слишком строго обращались в замке, потому что им были недовольны.

Барт нашел упоминание о паже. Перечитал. Медичес сетовал, что тот ни к чему не способен: дикий, пугливый и рассеянный. Что-то сломал. Но мальчик – явно родственник: так о чужих не пишут. И первое письмо подтверждает, что родственник.

– Обычное ворчание дяди на племянника, от которого он ждал сразу больших успехов. Не мог отец ребенка в отместку взять кинжал и ножны. Спрошу сегодня у Маленького дедушки, почему он придает письму значение. – Барт улыбнулся при мысли, что увидит Женевьеву.

Раф тем временем поднялся, сел на кровать, перебрался в кресло и подкатил к столу.

– Ты зайдешь к ним сегодня? – спросил.

– Надо бы. Хочу помочь листья убрать. Представляешь: вчера целуемся, а под ногами шуршат листья. Полон двор. Куда Женин смотрит, – проворчал Барт.

А для Рафа это прозвучало волшебной музыкой: поцелуи под шуршание опавшей листвы. Он вздохнул и начал искать в «Бюллетене» нужную страницу.

– В заявлении все правильно. Но ты понял, что его должен подписать действующий член Исторического общества?

– Подмахнет не глядя! – выхватил бумагу из рук Рафаэля Бартоломью и отправился к отцу.

Он оказался прав. Отец не стал вдаваться в подробности, поверил на слово, что Барт затевает нечто грандиозное, за все ручается, но детали сообщит позже. Требуется только формальная роспись, вот в этой графе.

Улизнуть без участия в семейном завтраке Барту не удалось. Он ждал звонка. И мама была настроена решительно, накрыла не завтрак, а просто обед какой-то.

– Бартоломью, где ты вчера задержался? – как бы невзначай спросила мама.

– Дела, – попробовал отмахнуться Барт.

– Девушка? – мама не отступала.

– Угу, – буркнул Барт, быстро запихивая себе в рот большой кусок хлеба с маслом.

Отец посмотрел на него добродушно, улыбнулся маме.

– Пора ему! Вот я в его годы!

– Не придумывай! – осадила мама мужа. – Бартоломью, мне нужно серьезно с тобой поговорить.

– Да? – изобразил готовность слушать Барт.

Раф прыснул.

– Мимолетные связи, они развращают душу и… – Мама покраснела. – Калечат тело. Нам даны заповеди. «Не прелюбодействуй».

Раф подавился и закашлял.

– Знаю-знаю. И не возжелай чужую жену! Чужой мне не надо! – рассмеялся Барт, пытаясь превратить лекцию о морали в шутку.

Зазвонил телефон. Барт вскочил, чуть не опрокинув стул, и побежал в коридор.

– Бартоломью делом занят! Что ты выдумываешь! – отчитывал маму отец. – А если увлекся кем, то кто же не увлекается в его возрасте.

– Вот именно! – громко сказала мама. – Случайные увлечения до добра не доводят!

– Ш-ш-ш, – махнул Рафаэль, подъехал к дверям и прислушался к разговору брата. – Барту слышно плохо!

Родители замолчали.

– Как? Вы еще не получили нашу заявку? – весело врал в трубку Барт. – Ох, это наша почта в Меланьи! Я сегодня же проверю, отправили ли они конверт. Наверное, все еще у них валяется. Девушка, милая, включите нас, пожалуйста. Как же вы обойдетесь без нашей экспозиции исторического костюма?

Барт чему-то засмеялся.

– Спасибо. На днях получите. Я потороплю. Когда показать комиссии? Да хоть завтра.

Рафаэль схватился за голову и затаил дыхание.

– Если у вас плотное расписание, то можно отложить. Да. И у нас в помещении еще ремонт, а хотелось бы продемонстрировать во всей красе. Да. Перед Рождеством? Великолепно!

Раф с облегчением выдохнул и восхищенно покачал головой.

– Дай пять! – со смехом протянул ему ладонь Барт. – Побежал я на почту отправлять заявку.

– Потом сразу домой? – спросила мама.

– Нет, загляну в Бальный зал, проверю, как убрали.

– И домой?

– Нет, мне манекены нужны для нашей затеи. – Барт начал раздражаться, это что еще за неожиданный контроль.

– У Бартоломью есть голова на плечах! – вступился отец.

– Знаю я эти головы! Посмотри на некоторых наших знакомых! Тоже не тыквы на плечах, – со слезами в голосе запричитала мама. – За минутную слабость они теперь всю жизнь расплачиваются! Женились по залету…

– Мама! Спасибо за завтрак, спасибо за советы. Я тороплюсь.

Он умчался. На почту. В Бальный зал. За манекенами. И – к Женин.

Дверь за Бартоломью захлопнулась. Мама посмотрела в окно. Барт торопился, чуть не бежал. Полы его расстегнутого пальто развевались от резких движений. Мама вздохнула и перевела взгляд.

Рафаэль кружил вокруг стола, собирая посуду.

– Ой… – Он столкнул чашку, но успел подхватить ее довольно ловким движением. – Не разбил! – повернулся к родителям.

Мама видела сейчас только колеса его инвалидного кресла, колеса, тыкающиеся в стол и издающие скрипучие звуки. Она накапала себе лекарства. Закрыться в спальне не успела – отец придержал дверь.

– Что с тобой сегодня? – спросил ласково.

Мама беспомощно посмотрела на него.

– Я так хочу, чтобы у мальчиков жизнь сложилась удачно. Я так боюсь, что Бартоломью наделает глупостей.

– Бартоломью весь в меня, – перебил ее с улыбкой отец. – Он сделает правильный выбор. Как я.

Его слова вызвали совсем другую реакцию, чем он ожидал. У жены слезы закапали из глаз.

– Другая женщина родила бы тебе здорового ребенка, – прошептала она.

– Я не хочу другую женщину и других детей. – Отец все еще пытался успокоить маму. – Никто в болезнях не виноват – это стечение обстоятельств.

– А ты еще Бартоломью одобряешь, мол, ты в его годы… Мы здоровьем своим и своих детей расплачиваемся за грехи.

– Господи, да какие у нас с тобой грехи? – Отец упорно улыбался. – Никто не знает, за что получает свой крест.

Отец погладил ее по голове и поцеловал вместо утешений.

– Я не вовремя? – появился на пороге Рафаэль. – Если я вам понадоблюсь – я в замке, разбираю сундук.

– Тебе помочь? – предложил отец.

– Нет, справлюсь. – Рафаэль не решился посвящать отца в совместную с Женевьевой затею.

Надо будет что-то уточнить – спросит отдельно.

– А ты матери рассказал, что твою статью опубликовали?

– А что тут рассказывать. Закономерный итог наших с Бартоломью усилий, – Раф довольно улыбнулся.

Мама подошла и порывисто поцеловала его в макушку. Он погладил ее по руке, посмотрел своими лучистыми глазами, кивнул и укатил.

– Привет, – появился не слишком веселый Барт в дверях домика Маленьких.

– Ты чем-то расстроен? – подметила Женин.

– Понимаешь, манекены – с головами, – сокрушенно махнул рукой Бартоломью. – Нам их насовсем отдают, и ободраны они не сильно – подкрашу в один миг. Но головы!

Барт топтался и не проходил.

– Ни отвертеть, ни спилить! Я уже присматривался.

Изумленная Женин представила Бартоломью с пилой.

Нет, с топором. Нет, лучше с гильотиной! Она захохотала. Глядя на нее, Барт и сам улыбнулся.

– А зачем им надо рубить головы? – еле смогла выдавить Женевьева.

– Торчат из костюмов. Ничем не задекорированы. Визуально мешают.

– Но ведь те кусочки, что мы нашли, Рафаэль определил как части головных уборов.

– Да это всего лишь небольшие фрагменты, – чуть ли не простонал Барт. – И ты сама предложила вставить их в пяльцы.

– Без мозгов… – Женин постучала себя пальцем по лбу. – Вышивать невозможно. Ну как они будут выглядеть, рукодельницы безголовые?

Барт подумал.

– Авангардно?

Они рассмеялись.

– Не руби головы, – попросила Женин. – Давай обернем их на старинный манер однотонными тканями в цвет платьям. А несколько кусков вышивки можно приделать на видные места. И написать пояснения.

– Попробуем, гений. – Барту даже обидно слегка стало, что такая простая идея не ему пришла в голову, хотя это все женские штучки. – Грабли у вас есть?

Женни пожала плечами.

– Спрошу сейчас у Маленьких. А зачем манекенам грабли?

– Сухие листья нужно убирать, – поучал ее Бартоломью, сгребая листья в кучу.

Женевьеве захотелось вывалять его в этих листьях, такого умного, или обсыпать ими.

– А как же перегнивание в плодородный слой? – поинтересовалась насмешливо.

– Этот процесс происходит годами, в специальных компостных ямах.

– Помедленнее, муж мой, жена усердно конспектирует. – Женин с серьезной миной «записывала» у себя на ладони.

Барт рассмеялся.

– Откуда ты про компост знаешь? – улыбнулась Женин.

– Подрабатывал неподалеку, в пригородном хозяйстве. Они мне потом помогли купить моего Кинжала, – похвастал он.

– Кинжал – красавец! – вспомнила белого коня Женин, и продолжив игру, приготовила ладошку для «записей».

– Какие муж еще пришлет распоряжения?

– Это на тебя письмо так подействовало? – удивился Барт.

Женин не поняла. Бартоломью растолковал ей, что было во втором документе Маленького дедушки, то есть что там особенного вычитал Раф. Барт утрамбовал листья в мешок и выпрямился.

– Как ты думаешь, почему Маленький дедушка этому письму придает значение? Может, Раф чего-то не заметил?

– Узнай у него сам! – предложила Женин и чуть ли не заискивающе спросила: – Ты пообедаешь с нами?

Барт посмотрел на нее и не устоял, согласился.

Прадедушка за обедом шумел: перескакивал с одной темы на другую, путался. Гремел по поводу Медичесов, напуская на себя важность. Женин с жалостью на него смотрела. Сделала попытку заинтересовать его историческим костюмом. Маленький дедушка вообще рассердился. «Надо ему все-таки пить лекарства», – огорчилась она, отвела его после обеда в спальню.

Бартоломью уходить не хотелось, несмотря на то, что Маленький ворчал весь обед и было уже поздно. Он с неохотой поднялся.

– Какой у тебя свитер красивый, – заметила Женни.

– Теплый. Мама из Шотландии привезла. – Барт, не долго думая, стянул свитер и всучил его Женни. – Держи.

Она отнекивалась, но он настоял.

Женни надела. Щеки ее пылали. Глаза сверкали от удовольствия.

Барт сунул руки в рукава своего пальто, застегнул все пуговицы.

– Бартоломью!

– Что? – остановился он на пороге.

– Ничего, – смутилась Женни.

– Я тебя люблю тоже! – улыбнулся он ей и вышел.

– Та-дам… – Женевьева взмахнула руками и закружилась в танце. – Та-дам-там-там.

Представила себя знатной дамой, в платье со свисающими рукавами-типпет. Вот только голова у нее не задекорирована. Придется рубить! Женни тихонько рассмеялась. Ах, какая же она счастливая. Счастливая!

Она налетела на Маленькую бабушку, та совсем неслышно вошла в кухню.

– Дедушке плохо? – испугалась Женни.

– Нет, солнышко. Дедушка задремал. Посматривай на него, а я прилягу.

Прабабушка поковыляла к себе, а Женни, подвернув рукава у свитера, перемыла посуду и заглянула к Маленькому дедушке.

– Джек? – спросил он.

– Джек ушел. Это я, Женни. – Женевьева присела рядышком.

– Время вы убиваете с вашим историческим костюмом. – Прадедушка всерьез сердился: наверное, болело у него что-нибудь. – Ишь чего удумали.

– Я потом тебе объясню, зачем мы это затеяли, – поправила его одеяло Женни. – Расскажи лучше о кинжале и Глазе бури.

Маленький дедушка успокоился и стал рассуждать вслух. Женни слушала. Ну вот. Рафаэль, похоже, опять прав: все значение, что прадедушка придавал письмам, заключалось в том, какие они, Мединосы, ловкие – смогли раздобыть переписку и определить гостей, и какие Медичесы подлые – наверняка обижали собственного племянника.

Но разве можно было этим испортить Женевьеве настроение? Она сняла свитер, повесила на спинку стула у своей кровати. Рукав как бы невзначай оказался на ее подушке. И заснула она абсолютно счастливая. Ну почти. Для полноты счастья не хватало ей таблеток от старости для любимого прадеда.

Бартоломью сделал глупость. Не надо было ему отказываться от обеда, говорить, что он сыт. Тут же посыпались вопросы: а где он пообедал, а у кого. Маму интересовало даже, чем его угощали. Отец не вмешивался: прикрывшись свежей газетой, он тихо давился от смеха. Спас Бартоломью Рафаэль, начавший притворно возмущаться, что по милости того весь день копался в тряпье, а Барт не удосуживается посмотреть результаты. Бартоломью пошел за Рафаэлем в комнату, и тут мама заметила, что он в одной рубашке.

– Я свитер отдал одной знакомой, поносить, – отмахнулся Барт не оборачиваясь.

Которой знакомой, мама не спросила, поняла – той, что накормила обедом.

Отец отложил газету и посмотрел на жену с улыбкой.

– Бартоломью отдал свой любимый свитер, – многозначительно сказала она и, подождав немного, горестно добавила: – Нет у нас больше сына.

У отца улыбка сползла, и лицо вытянулось от удивления.

– Не ожидала, что Бартоломью будет молчать. Не познакомит нас. Семья узнает все последней в городе!

– Ну почему последней? – попробовал пошутить папа. – Уверен, что Рафаэль с первой секунды в курсе происходящего.

Папа пригрозил маме пальцем.

– Только не вздумай их расспрашивать! Ни одного, ни другого!

Мама сердито загремела кастрюлями.

– Да, может, ничего серьезного, вот и не рассказывает, – после молчания предположил отец.

– Точно! – всплеснула руками мама. – Бартоломью что-то не похож на влюбленного.

Она принялась рассуждать.

– Бартоломью – всегда нараспашку. Не видно, чтобы он мучился, страдал, переживал. Довольный жизнью и весь в своих проектах!

Отец облегченно вздохнул. Но это был не конец, а всего лишь начало.

– А вот девушка? – вскрикнула мама. – Бедная девочка! Интересно, мы ее знаем? С ее стороны выглядит все очень серьезно! Заботится, чтобы не ушел голодным. Свитер с его плеча выпросила. А он, паршивец, даже не считает ее кем-то важным, чтобы познакомить с нами!

Мама переживала.

– Он не понимает, как серьезно девушки относятся к любви. Он ее обидит. А каково потом будет девушке? Ох, нужно поговорить с Бартоломью! Чтобы он понял, что с чужими чувствами нужно бережно обращаться. Что есть люди тонкой душевной организации, чуткие…

Отец захохотал:

– Ну, мать, ты определись сначала, за кого ты волнуешься и по какому поводу.

– За обоих! И я себе не прощу, если мой сын сломает кому-то жизнь!

– С утра ты боялась, что жизнь сломают ему.

Отец встал, подошел и обнял жену.

– Давай дадим ему время самому понять, что с ним происходит. Не дави на него!

Она закивала.

Но успокоиться не могла. Нужно что-то предпринимать или подождать? Поворочавшись в постели, мама встала и пошла посмотреть, как там мальчики. В комнате Рафаэля горел свет. Оба склонились над письменным столом. Эскизы, планы, черновики.

– Спать пора! Уже за полночь!

– Мама, очень много работы, – посмотрел на нее один сын.

– Потом отоспимся, после выставки, – повернул свою похожую, но более заросшую голову второй.

«Пора Бартоломью в парикмахерскую», – подумала мама, засыпая.

Бартоломью развернул записку Женевьевы и чуть не рассмеялся вслух. «Женин, Женин».

– Что за адрес? – поинтересовался молодой веселый шофер.

– Сан-Катарина, Цветочная улица, 72.

– У нас в Меланьи тоже есть такая. Возле вокзала. Домов двадцать.

– Тридцать один, – со вздохом уточнил Барт.

Водитель притормозил и окликнул прохожего, выясняя, где у них Цветочная улица.

Дом номер семьдесят два был больших размеров, но обликом своим напоминал домик Маленьких. Бартоломью решил, что у всех Мединосов схожие архитектурные вкусы.

– Джек Смит? За сундуком? – догадалась тетя Женевьевы. – Я как раз с него пыль обтерла.

Барт не удержался и первым делом открыл крышку. Закрыл, потом снова проделал то же самое.

– Подумать только, механизм работает до сих пор, – удивился он мелодичному громкому перезвону.

– Да, – закивала головой тетя. – Уж как наши девочки им не баловались, а не сломали. Умели делать в старину вещи.

Барт рассмотрел сундук со всех сторон. Ощупал, простукал дерево. Хотя чего стучать, уж если «музыка» работает…

– То, что нам надо для выставки! Лучше не придумаешь. И в отличном состоянии! Правильно хранили, – похвалил Барт.

Тетя зарделась от удовольствия.

Барт заглянул внутрь сундука. Какая-то одежда. Пусть Рафаэль с Женевьевой разбираются. Он оформит любую.

Главное, что-то есть. Барт вынул пучок сухой травы, растер пальцами. Старая. Не пахнет.

– Это розмарин, – пояснила тетя, – от моли. С каких же он там времен?

– Мама обычно лаванду использует… – Бартоломью пустился развивать тему хранения одежды.

Тетя заинтересованно выслушала, сама с удовольствием объяснила такому хозяйственному молодому человеку, в чем преимущества розмарина. Барт пошел за водителем, чтоб тот помог вынести сундук.

Но он не успел.

– Мама! – послышался от дверей звонкий девичий голос. – Ты дома?

– Дочка приехала! – всплеснула руками тетя.

– Мне нужно посоветоваться! – весело помахала матери толстым пакетом кузина Женевьевы. – Выбирай, какие свадебные фотографии отошлем родне.

Она замерла, увидев постороннего, и нахмурилась. Тряхнула недовольно своей роскошной копной волос и разве что ножкой не топнула.

– Это еще кто такой? И что за грузовик стоит у нас во дворе? – повернулась она к маме.

Есть у некоторых красивых девушек манера не замечать предмет разговора. Барт знавал таких.

Тетя принялась по-своему объяснять, что за выставку затеяла Женевьева и за чем конкретно прислала она из Меланьи вот этого самого Джека Смита.

– Ах, наша Женин вся в отца! Кстати, может, вы знакомы? – предположила тетя и пояснила Барту, что дочка весь прошлый год провела в Меланьи.

– Нет, – решительно возразила кузина, – первый раз вижу. Джек Смит из Меланьи?

– Не знакомы, – покачал головой Барт и заверил многозначительно: – Я бы не забыл даже случайной встречи.

Кузина спрятала довольную улыбку. Успокоенный Барт шагнул к двери.

– А удостоверение личности какое-нибудь он показал? Ты что, собираешься отдавать семейные ценности незнакомцу? – громко спросила кузина маму.

– Женин же звонила. Предупреждала, – оправдывалась тетя.

Барт обернулся. Женщины уставились на него вопросительно. Бартоломью похлопал себя по карманам в поисках документов. Развел руками с простодушной улыбкой.

– Эх, не догадался взять.

– Что? Совсем ничего? – кузина явно потешалась.

– Вот разве что записка с адресом. Почерк Женевьевы, – протянул он бумажку.

Кузина уловила иронию в его голосе.

– Женин витает в облаках! – заявила она маме. – Доверяет всем подряд. Сундук и содержимое надо оценить, перед тем как отдавать. Застраховать.

Кузина посмотрела на Бартоломью насмешливо. Барт пожал плечами, стараясь не выдать досаду.

– Жаль, что мы не подумали об этом заранее. Столичная комиссия приедет смотреть нашу выставку для участия в «Днях культуры» через десять дней, – приуменьшил он сроки. – Это нереально: успеть оценить, доставить и подготовить для экспозиции.

Тетя завздыхала, она ведь пообещала Женевьеве. Как же неудобно вышло. И не хочется огорчать племянницу.

Кузина закусила губу. Пожалуй, она зашла далеко. Женевьева обидится на нее из-за никому не нужного сундука с тряпками. По правде говоря, Женин – молодец, нашла ему применение. Но не идти же на попятную?

– Хотите, я расписку вам дам? – предложил Барт после небольшой паузы.

Все облегченно вздохнули, хотя ничего особенного он не написал: забирает сундук, обещает доставить Женевьеве Мединос в целости и сохранности.

– Какую фамилию поставить? У кого я сундук забираю? – поинтересовался Бартоломью.

– Как это у кого? – удивилась тетя. – У Мединосов.

– Мединосы не меняют фамилию в замужестве! – гордо добавила кузина.

– Значит, можно будет указать, что вещи из коллекции семьи Мединос. – Барт думал о своем.

Он вовремя спохватился и расписался как Джек Смит.

Бартоломью с шофером бережно обернули сундук одеялами и погрузили в машину.

– Какой приятный молодой человек, – смотрела на Барта в окно тетя. – Красивый. Как ты думаешь, не будущий ли он наш родственник? – толкнула она дочку локтем. – А ты с ним так грубо разговаривала…

Барт вскочил на подножку, обернулся и, улыбаясь, помахал рукой на прощание.

– Не такой уж он приятный и красивый, – хмыкнула кузина. – Вообще, откуда взялся в Меланьи Джек Смит?

– Я не поняла Женевьеву. Вроде как родители из Америки. Ох, увезет он ее от нас… – Тетя с нетерпением открыла пакет с фотографиями.

Они перебрали, что кому из родственников напечатать в память о свадьбе. Полюбовались глянцевыми изображениями. Кузина решила остаться на ночь у мамы. Ей не спалось. Вся история их с мужем отношений прошла у нее перед глазами. Просто сказка. Они голову потеряли от любви. Бродили: то наговориться не могли, то молчали. Ели одно на двоих мороженое в горячем тесте у конной статуи, кусали по очереди, он поцеловал ее липкие пальцы и сказал, что это серьезно, что так серьезно у него еще не было, рыцарь-наемник в свидетелях. «Какой наемник?» – не поняла она. «Да ты совсем не знаешь Венеции!» Он рассказал ей историю Бартоломео Коллиони, чей конь занес над ними бронзовое копыто. Они опять бродили. Сумасшедшие. Счастливые. А потом – глупые подозрения. Ссора. Она сбежала к Маленьким. Жизнь рушилась. А все вокруг как сговорились. Влюблялись, целовались, смеялись, устраивали карнавалы.

На центральной площади Меланьи журналисты снимали репортаж. Рыцарь в тяжелых доспехах на белом коне позировал перед камерами, привставая в стременах. «Бартоломью!» – окликнули его. «Бартоломео Коллиони!» – вырвалось у нее. «Нет, – возразили ей, – какой Коллиони, это же Медичес, Бартоломью Медичес». Проклятый Медичес снял шлем, оглянулся и, улыбаясь, помахал публике рукой. Это было слишком! Она в слезах вернулась к Маленьким. А там ждал ее смущенный жених с извинениями. Ну уж нет! Слишком долго она страдала, чтобы простить так быстро! Она его три дня промучила.

Кузина рассмеялась тихонько своим воспоминаниям и вдруг похолодела.

«Джек Смит?!»

Она проворочалась всю ночь, раздумывая, что же лучше предпринять. К утру уже склонялась к мысли позвонить дяде, но все не могла подобрать нужных слов для отца Женевьевы. Ах, бедная несмышленая Женни, как же ее ловко обвели вокруг пальца! В конце концов, победило любопытство, и кузина решила самостоятельно выяснить, что затеял коварный враг и зачем ему понадобился сундук семьи Мединос.

– Съезжу-ка я к Маленьким, фотографии отвезу, навещу заодно, – сообщила она маме за завтраком.

– Хорошо бы вы с мужем вдвоем поехали, – заметила та.

Кузина почувствовала некоторые угрызения совести, что не съездила к старикам сразу после свадьбы.

Она с жалостью смотрела на Маленьких. Слабеют не по дням, а по часам, еле двигаются. Ей обрадовались, но фотографии проглядели равнодушно. А ведь это же семья, их родственники, их многочисленные потомки. «Надо бы привезти мужа, пока старики еще живы», – подумала кузина, и так ей тоскливо стало от этой мысли, что серьезный разговор с Женевьевой отошел куда-то на второй план. Вот, кстати, кто обрадовался фотографиям. Кузина смотрела на Женни с улыбкой. Маленькие поднялись и, охая, ушли к себе.

– Что же ты не позвонила, не сказала, как Бартоломью довез сундук? – спросила кузина почти ласково.

– Бартоломью еще не заходил, но я думаю, что все в порядке, – заверила ее Женни.

До обеих вдруг дошло, что одна назвала имя, а вторая его повторила. Они уставились друг на друга пораженные.

– Женевьева Мединос! – отчеканила кузина, все еще надеясь, что здесь кроется какая-то ошибка. – Что все это значит?

– Я тебе сейчас все объясню, – сказала Женни и замолчала.

Кузина ждала.

– Мы любим друг друга! – горячо воскликнула Женевьева.

Кузина приоткрыла рот и захлопала ресницами.

– Мы собираемся пожениться! А сундук…

– Да мне все равно, что эти воры сделают с сундуком! Женин! Скажи, что ты все выдумала, – взмолилась кузина. – Женин! Посмотри на меня!

Женни упрямо нахмурила брови, но в глаза взглянула. Кузина испугалась: все гораздо хуже, чем она предполагала.

– Вот уж от кого не ожидала такого предательства! – повысила она голос.

– Мы никого не предаем! – крикнула Женни.

Они испуганно оглянулись: не слышат ли Маленькие. Кузина саркастически усмехнулась.

– Мы не предаем. Мы хотим помирить, – громко зашептала Женни. – Бартоломью осенила гениальная мысль, как показать двум семьям, что вражда в прошлом, ее можно забыть, потому что мы все такие замечательные. Мы вместе: я, он и Рафаэль, способны…

– Кто такой Рафаэль? – сурово спросила кузина.

– Младший брат Бартоломью. Красивый, необыкновенно умный! Только инвалид… – торопилась рассказать Женни.

– Ты что, была в замке? – ахнула кузина.

Женни кивнула.

– Когда их родителей не было дома. Ты представляешь, с башни видно море!

Кузина чуть не застонала.

– И этот «Джек Смит» тоже здесь бывал?

– Заходит, – виновато вздохнула Женни. – Он мне помогает. Он понравился Маленькому дедушке, часами разговаривают!

– Решила поиграть в Ромео и Джульетту? Дурочка романтическая! Спустись на землю! Они… – кузина показала пальцем в сторону замка. – Решили устроить Мединосам неприятность, и ты в этом участвуешь! Я сейчас же звоню дяде! Пусть он с тобой разбирается!

– Пожалуйста… – Женин умоляюще прижала руки к груди. – Не говори ничего до выставки. Дай нам шанс.

Кто-то постучался. Женни под презрительным взглядом кузины пошла открывать.

– Ллойд! – затараторила она облегченно. – А у меня кузина в гостях, привезла свои свадебные фотографии. Мы так увлеклись, что ничего не слышим…

Ллойд недовольно буркнул приветствие незнакомой девушке, он рассчитывал застать Женевьеву одну. Поставил на пол пакет.

– Книги. Штук двадцать. Твой отец прочитал список и кое-что от себя добавил, – Ллойд улыбнулся. – Мы с ним славно пообщались: он, как и я, машинами интересуется. Погоди, это еще не все. Твоя мама тоже меня нагрузила.

Ллойд принес сумку.

«Машинами интересуется, как же. Папа просто слушать умеет!» – Женни возгордилась от того, что родители понравились Ллойду, впрочем, они и не могли не понравиться. Как же она соскучилась: вот бы их обнять, поболтать. Она даже о разговоре с кузиной забыла. Набросилась на Оричеса с расспросами о своих, о городе, о выставке.

– Все замечательно. Я тебе очень благодарен. И мама. У нее просили вышивку по шотландским сказкам, но она не продала. Сказала, что это собственность Женевьевы Мединос. Проводишь своих родственников… – Ллойд скользнул безразличным взглядом по кузине. – Ждем тебя в гости. Обязательно. Мама тебе сама все расскажет. До встречи.

У дверей он обернулся и пошутил:

– Штору я с тех пор проверяю.

Женевьева захохотала.

– Кто это был? Рафаэль? – спросила недовольная кузина.

– Рафаэль не ходит, – погрустнела Женин. – Это был Ллойд Оричес.

– Тот самый Оричес? – ахнула кузина. – Который купил гостиницу?

– Его сын. Мы с ним подружились, а… – Подробности Женин поведать не успела.

– Вот так Женин! – воскликнула кузина. – Да он же глаз с тебя не сводит! Ай да тихоня! Окрутила лучших женихов города.

– Ага! Признаешь Бартоломью хорошим выбором? – со смехом поймала ее Женин.

– Глупая ты. Да у него, по слухам, в подружках дольше месяца никто не продержался.

– А мы уже четвертый месяц встречаемся! – гордо объявила Женин.

Кузина было улыбнулась на такую наивность, но тут же посерьезнела.

В дверь опять постучали. Барт с порога увидел кузину и заговорил с ней как со старой доброй знакомой.

– Привет! Какими судьбами? Неужели свадебные фотографии привезла?

Она непроизвольно закрыла фото руками.

– Мне можно посмотреть? – прошел он к столу так свободно, как будто был у себя дома.

– Зачем тебе? – насторожилась кузина, но разрешила.

– Красавица-невеста, – любовался Барт. – А свадьба! Просто мечта! И всю семью собрали. – Он мельком оглянулся на растерянную Женин и догадался, в чем дело. – Женевьева, наверное, тебе уже рассказала. Вряд ли у нас все будет так легко и просто.

Женин ликовала: «Вот видишь, какой он! Что я тебе говорила!»

Кузина подумала и протянула Бартоломью большую общую фотографию.

– Мединосы– сказала многозначительно.

Барт с интересом рассматривал потомков славного рыцаря Мединоса, одного из победителей битвы при Меланите. Кузина, в свою очередь, изучала Бартоломью Медичеса.

Барт ткнул пальцем в изображение.

– Мединос?

– Да, – подтвердила кузина, – дальний родственник.

– Похож? – показал фотографию Женевьеве Барт.

Может, это всего лишь ракурс был тот же, но Женни ахнула.

– Женевьева предположила, что одна из картин в замке – портрет Мединоса, – пояснил кузине Бартоломью. – Он – просто копия этого молодого человека, только в доспехах. Рафаэль… Рафаэль – это мой брат.

– Слышала. Инвалид. Красивый. Необыкновенно умный, – усмехнулась кузина.

Барт кивнул.

– Рафаэль считает, что полотно написано незадолго до исчезновения кинжала и Глаза бури.

– Меня не интересуют старые сказки, – пожала плечами кузина.

– Меня тоже, – заверил ее Барт и скорчил снисходительную физиономию. – Но Рафаэль просто помешан на истории и легендах. Они с Женни нашли общий язык.

– Еще одно поколение сумасшедших, – вздохнула кузина. – Женин! Рано начинаешь, Мединосы с ума сходят от этой истории годам к шестидесяти.

Женни насупилась, однако промолчала. Барт заговорщицки подмигнул кузине, мол, мы с тобой взрослые люди, терпимо относимся к слабостям наших родных. Кузина то хмурилась, то не могла сдержать улыбки. Она изо всех сил противилась обаянию этого пройдохи. Хотя, почему пройдохи? Выглядел он вполне искренним.

Барт взял остальные фотографии. Он смотрел и детально расспрашивал, что сколько стоило, где кого разместили, как долго все планировали… Кузина с удовольствием перечисляла суммы, уточняя, за что платили они, а за что – родители жениха. Барт заметно помрачнел. Потер лоб.

– Я предполагал, что дорого, но чтобы столько!

Кузина самодовольно улыбнулась.

– Для меня и половина таких денег звучит страшно, – признался Барт. – Как много вы заплатили за платье?

– Не мы, а семья жениха. – И кузина назвала сколько.

– Оно того стоило, – одобрил Барт. – А драгоценности?

Кузина просто засветилась.

– Фамильные.

– Подходят. Как будто специально подобраны. Фотограф замечательный! – продолжал лить бальзам Барт.

Женни за его спиной слегка заскучала: ей хотелось распечатать книги, но вряд ли это сейчас удобно.

– Ой, – спохватилась кузина, – я на поезд опоздаю.

– Тебя проводить? – поднялся Барт.

– Что я, дороги не знаю? – хмыкнула она.

Ему полагалось предложить ей еще раз, и она бы согласилась. Но он, видимо, был из слишком простодушных, только пожал плечами.

– Приезжайте с мужем на нашу выставку и Рождественский бал. Я пришлю приглашения. – Барт заглянул кузине в глаза: – Нам с Женин нужна поддержка. С моей стороны – Рафаэль. С вашей – вы с мужем. Помирим стариков. Обязательно приезжайте!

Она бы охотно с ним поболтала по дороге: парень простоватый, но интересный. Не очень догадливый. Любопытно, что они с Женни нашли друг в друге? Они же из разного теста. С Женевьевой понятно. Мечтательница. Красавца приняла за принца из сказки. А Бартоломью? Кузина смотрела в окно поезда на башню замка Медичесов. Его прельстил романтизм их вражды? Ромео новоиспеченный! Но почему бы и в самом деле Мединосам и Медичесам наконец не помириться?

– Ты! – не дала Барту обнять себя Женевьева. – Ты флиртовал с моей кузиной!

– Что? – Барт рассмеялся и сделал еще одну попытку, но Женни отскочила в сторону.

– Ты ревнуешь? К кузине? Меня? – возмутился он.

Они прыгали вокруг стола. Барт пытался приблизиться, Женни увертывалась от него.

– Ах, красавица-невеста, ах, какое платье! – злилась Женни.

– Да я вербовал ее в наш лагерь! Нужен же нам союзник в твоей семье! – возмущался несправедливостью Барт. – Я изо всех сил пытался завоевать доверие этой дамы с комплексом полноценности, а ты меня теперь обвиняешь?

– А вот Ллойд никому не пытался понравиться. Он внимания на нее не обратил, как будто ее тут и не было!

– Хорошо Ллойду… А что он здесь делал? – дошло до Барта. – Что он от тебя опять хотел?

– Ты ревнуешь? К Ллойду? Меня? – мстила ему Женин.

Закончилось все тем, что Бартоломью поймал потерявшую бдительность Женевьеву и обнял. Поцеловать не успел. Послышались шаги, и они отскочили друг от друга. Маленькая бабушка хотела что-то сказать, но удивленно уставилась на Барта.

– Кузина уже уехала. А Джек Смит заглянул в гости, – пришла ей на помощь Женин.

Прабабушка облегченно закивала головой.

– Джек, деточка, посмотри, почему форточка хлопает. У меня от нее голова разболелась.

– Бабушка! – возмутилась Женин. – Зачем ты сама ее открываешь? У тебя же я есть!

Пока Барт возился с форточкой, Женин распечатала книги. Милый папа! Он догадался, какая тема ее интересует, и положил несколько томов на свой вкус. Женин развернула письмо и забыла обо всем на свете, купаясь в словах родительской любви. От перечитывания письма в сотый раз ее оторвал вернувшийся на кухню Барт. Он починил форточку.

– Папа пишет: он надеялся, что я фармакологией займусь. Но понял, что меня заинтересовала история костюма. И одобряет. Говорит, главное, что я нашла увлечение. Желает успеха, – с гордостью сказала Женевьева Бартоломью.

– Отлично! Все идет по плану! – прищелкнул пальцами Барт.

Хорошо, что Женин заранее пролистала книги и заложила нужные страницы. А то ведь Бартоломью поднял ее на смех, когда она выложила на их громадный кухонный стол все, что ей передали из Порт-Пьера.

– Это же книжки для детей! – взял Барт верхнюю из стопки. – Ты бы еще художественные романы принесла!

Его снисходительная улыбка разозлила Женевьеву. Любезничая с кузиной, он так же снисходительно улыбался в сторону Женин! Женевьева вспыхнула. Рафаэль посмотрел на нее и решил заступиться.

– Не все книги детские, – сказал он, перебирая их и открывая закладки. – Остальные – очень хорошая подборка.

– А чем вам не нравится детская литература? – Женин приободрилась. – Книги по истории для детей содержат только проверенные конкретные факты в удобочитаемой форме! И иллюстраторы таких книг лучшие из лучших! Рафаэль, подтверди.

– Ну, – Раф смутился. – Я давно не читал ничего подобного, не помню уже. К сожалению, на них невозможно сослаться, и авторы не указывают свои источники.

«Упрямцы твердолобые». Женин прищурилась.

– Вы нашли в ваших умных книгах, как сделать эннен или закрутить грилланду вокруг головы?

– Нет, – удрученно развел руками Рафаэль, – нигде не описано. Барт пытался поимпровизировать по репродукциям, но выходит плохо.

– А здесь есть! – Женни, торжествуя, ткнула им «Играем в жизнь в замке».

– «Средневековый костюм. Плащи: как сделать круг, как сделать полукруг», – насмешливо зачитал вслух оглавление Барт.

Женни отобрала книгу, открыла нужную страницу и протянула картинкой вверх.

– Хм… – Барт потер макушку. – Женни, должен признать, что ты гений.

Он попытался ее обнять, она его отпихнула сердито.

– Нет, что ты. Я маленькая глупая девочка.

– Ну все, признаю, был не прав. Ах, ты так!

Барт поймал ее и завязал узлом длинные рукава своего бывшего свитера.

– Попалась? Не сердись. Я просто очень серьезно отношусь к этой выставке.

Он обнял ее и прижал к себе. Женин сопела, пытаясь освободить руки.

– А как, ты думаешь, я отношусь?

Барт поцеловал ее надутые губы:

– Мир?

– Обитатели замка Кастельно, построенного в двенадцатом веке, платили арендную плату – одно яйцо в год! – Рафаэль сунул Барту под нос вторую детскую книгу. – Никогда не слышал об этом.

Барт с неохотой выпустил Женин и проворчал:

– Может, яйца были золотые в то время.

Бартоломью поплатился за свое недоверие. Всякий раз, когда они сверялись с «Историей моды для детей» или «Историей одежды в картинках», он получал пинок в бок от Женевьевы. Даже если в книжках и не находился нужный им факт. Барт в долгу не остался и, когда Женин примерила их пробный эннен, высокий конусообразный головной убор, он взял карандаш и нарисовал ее в этом колпаке набекрень.

Поздно ночью Барта растормошил Рафаэль, оставшийся спать в его комнате:

– Женин не права. Какие же это конкретные факты? Когда именно, в какой период платили одно яйцо в год? Указана только дата постройки замка!

– В моем доме этой дряни не будет, – зевнул Барт.

– Яиц? – удивился Раф.

– Детских книжек!

– Почему?

– Чтобы мои дети по ночам спокойно спали, – заехал ему подушкой Барт.

Раф отмахнулся от подушки и неожиданно улыбнулся:

– А я помню, как отец читал нам стишки из детской книжки. Когда он объяснил тебе, почему лягушки в сказке спрятались от цапли – ты заревел. Не хотел верить, что цапля их съест.

– Ну, знаешь ли, для детской сказки это несправедливо!

Братья рассмеялись.

Бартоломью отнюдь не развлекался в тот день. Он уехал в типографию забирать брошюры к их выставке. Это не помешало Женевьеве ворчать, что самая неблагодарная и сложная работа досталась ей, а Барт как всегда сбежал. Рафаэль поддакивал, чтобы задобрить Женни. Что ему еще оставалось делать: не самому же аккуратными печатными буквами писать пояснительные таблички к экспонатам.

Идею набить текст на машинке Бартоломью отверг, посчитав, что мелкий шрифт никто не станет читать. Зря что ли Рафаэль оттачивал каждое слово и перепроверял каждый упомянутый факт. Заказать подписи в той же типографии Барт поскупился. Он перебрал варианты подешевле. Отмачивал бумагу в воде, капал лимоном и чаем. И добился эффекта «под старину». Разграфил. На пожелтевших и даже побуревших от процедур поверхностях нарисовал заглавные первые буквы, украсив их затейливым орнаментом. Женевьеве осталось дописать черными чернилами текст.

Формат листов оказался очень неудобным, большим. Женевьева мучилась, мучилась, разулась и с ногами забралась на кухонный стол в замковой пристройке.

«Хорошо, что я в штанах, а то вдруг кто-нибудь нагрянет», – вообразила она, какое шокирующее зрелище сейчас представляет верхом на столе. Женни закусила губу и продолжила старательно выводить ровные квадратные буквы. Рафаэль проверял, зачищал помарки и откладывал готовые надписи на кресла и стулья.

– Никогда и в мыслях не было, – развлекал он Женевьеву разговором, – что детская книжка окажется такой удобной для быстрого исторического анализа.

– Ты о «Панораме»? Я сразу о ней вспомнила. Самая нужная книжка детства.

– Картинки срисовывала? – предположил Рафаэль.

– Туалеты героинь описывала. – Женни протянула ему следующий лист и пояснила: – В тех историях, что я сочиняла для одноклассников. Мне в детстве эти платья казались безумно красивыми, – призналась Женни, – а теперь я поняла, что стала феминисткой.

– Почему? – Рафаэль удивился, он не уловил связи.

– Потому что ненавижу сложную, тяжелую одежду! Свободомыслящие женщины всех эпох прикладывали усилия, чтобы упростить ее! Сделать удобной! Непонятно, почему этого хватало всего на несколько лет. Кто все время усложняет одежду?

– Тоже женщины, тоже умеющие прикладывать усилия, – даже не задумался Рафаэль.

– Ах, женщины!

Женин не успела возразить, что модой, как и всем остальным в этом мире, заправляют мужчины, Рафаэль, срезающий лезвием лишнюю букву, спросил:

– Так ты сочиняешь истории?

– Я же тебе рассказывала, что это за истории и как все началось, – удивилась Женни, посмотрела на него недоумевающе и рассмеялась: – Надо же, это я Барту говорила. А я еще не понимала, как она могла вас перепутать.

– Кто? – поднял глаза Рафаэль.

– Девушка Барта, которая думала, что короля на троне играет он, и которая полезла с тобой целоваться! – слегка смущенно объяснила Женни.

– А! – вспомнил о ком речь Рафаэль.

Приятный случай, хотя и был он нечаянной смелостью с его стороны, подростковой выходкой. Рафаэль деланно равнодушно пожал плечами и пошутил:

– Может, она нас и не перепутала.

– Ме-ди-че-сы! – укоризненно откликнулась на его слова Женни.

Она произнесла это таким тоном, что Рафаэль почувствовал себя по меньшей мере Казановой. Ему захотелось бросить к ногам своей «дамы» тигриную шкуру, голову врага, охапку цветов, весь мир, а не сверять текст на душной кухне.

Дама о такой буре эмоций и не догадывалась. Она уселась на столе, по-турецки скрестив ноги, и уставилась на необычный рисунок. Наверное, у Бартоломью к последнему листу иссякла фантазия. Он изобразил букву забавными человечками, держащимися за руки. Одел их в бутоны цветов вместо платьев.

– Я в детстве себе кукол так делала. – Женевьева показала Рафаэлю картинку. – Вместо рук втыкаешь палочку, и придворная фрейлина готова. С головой только проблемы. Никакое зернышко не держится.

Она замолчала испуганно. Что же она все время говорит, какую чепуху!

– Бартоломью использовал желуди, – вполне серьезно поддержал тему Рафаэль.

– Желуди тяжелые и большие для голов. Я все перепробовала.

– Барт в детстве из желудей мастерил рыцарей. – Раф улыбнулся. – И лошадей для них. Мы разыгрывали сражения. У меня левая рука тогда совсем не слушалась…

Рафаэль машинально пошевелил пальцами. Женин затаила дыхание, чтобы не смутить его жалостным вздохом.

– И я неосторожно сметал иногда всю конницу противника, даже не успевали навоеваться. – Рафаэль сделал движение рукой и озвучил его.

Они посмеялись и вернулись к работе.

«Забавно выглядело бы: мои цветочные дамы, теряющие головы, и желудевые кавалеры. Какая жалость, что мы не играли в детстве вместе, – вздохнула Женин. – Какой же Бартоломью замечательный брат, чего только не выдумывал».

– Правда, что Барт подарил тебе револьвер? – поинтересовалась она.

– Угу. – Синие глаза Рафаэля озорно сверкнули. – Хочешь пострелять?

– Я не умею стрелять, – призналась Женни. – И на лошади никогда не сидела.

«Конечно, у Медичесов детство было куда интереснее».

– Чему тебя научить сначала? – весело спросил Рафаэль.

Барт потерпел небольшое финансовое фиаско и нуждался в понимании и ободрении. Что-то пристрастился он в последнее время к утешениям. Смотрят на тебя широко распахнутыми от ужаса голубыми глазами. Ну как же! Ты же страдаешь. И говорят ласково, что ты самый умный. Что у другого на твоем месте и того бы не вышло.

Он экономил на всем. Отказался от заманчивой идеи иллюстрировать брошюру фотографиями. Эх, где теперь их фотоаппарат… Обошелся своими же рисунками. Он нашел излишки подходящей для печати бумаги у одного отцовского приятеля. Но сами типографские услуги… Вот жук попался! «Членам Исторического общества? Скидка до 60 %! Местным жителям я всегда сбрасываю 5 %. Лично для вас, нравится мне ваша затея, персональная скидка в 15 %». Сколько бы процентов эта лоснящаяся морда ни называла, общая стоимость волшебным образом оставалась в результате неизменной! Барт от злости, что пришлось раскошелиться, возвращался домой пешком, чтобы не платить за такси. Хотя это было лишним, его бы с удовольствием подбросил кто-нибудь из знакомых водителей.

Женни сейчас захлопает сочувственно ресницами. Повздыхает по поводу его дурного настроения и скажет, что он сделал все, что мог… Бартоломью улыбнулся. Холодная капля попала ему за шиворот и вернула на землю. Он задрал голову: то ли дождь собирается, то ли снег. Барт прибавил шагу.

Возмущенно замяукал встретивший его кот. Бартоломью достал из холодильника молоко. Кот обрадованно засуетился возле блюдца, мешая наливать. Барт взял со стола лист, пробежал глазами. Женни вместо последней точки нарисовала ромашку. Как же так можно, это же серьезный проект, завтра его увидят чиновницы из Министерства культуры. А где сама Женевьева? И Рафаэль? В замке было тихо. Барт покричал – никто не отозвался. В комнатах пристройки – никого. Озадаченный Барт вернулся на кухню, сунул что-то в рот пожевать. Женни могла закончить работу и уйти. Но куда подевался Раф? Барт забеспокоился и решил сходить к Маленьким. По дороге он вспомнил голодного кота и заглянул в конюшни проверить, есть ли корм у лошадей. С этой выставкой они с Рафаэлем забросили все свои домашние обязанности. Бедный Кинжал. Соскучился. Застоялся… Вот, значит, куда исчезли Женевьева и Рафаэль. Бартоломью чуть не наподдал ногой пустое инвалидное кресло.

– Не давай лошади выбора, – учил Рафаэль. – Направляй ее сама, не сжимай ее так ногами – это команда перейти на галоп. Про галоп Женни догадалась и без его слов. Как только она стиснула коленками бока невысокой коренастой лошадки, та радостно ускорилась. Ох, как сложно заставить себя расслабиться, сидя верхом. Перестать бояться свалиться. Или, по крайней мере, не показать этого непринужденно гарцующему на Кинжале Рафаэлю. Сначала поездка была удовольствием, теперь хотелось поскорее сползти вниз, однако они заехали далеко от замка. Вот бы Рафаэль наконец устал, не ей же первой просить о пощаде.

А Рафаэль похваливал и подбадривал Кинжала. Рассказывал Женни, во что им обходится содержание лошадей. Сколько стоят корма и снаряжение. Да нужно еще подковать раз в месяц-полтора. Убирают они с Бартом по очереди.

– Ты – молодец! – похвалил он Женин.

– Хорошо для первого раза? – рассмеялась она.

– Нет. Вообще хорошо. Схватываешь все на лету.

– Лошадь замечательная. А Кинжал – просто красавец, – восхитилась Женни, бросив быстрый взгляд на спутника и опять сосредоточившись на своей езде.

– Вот видишь, лошади чувствуют, что они тебе нравятся. Они – добрые и настроение твое угадывают. Никогда не обидят. С ними так легко… – говорил Раф отрывисто.

– Может, это им с тобой легко? У меня даже с Бартоломью бывают недоразумения, а с тобой – никогда, – заметила Женни.

Рафаэль помолчал и решился:

– Женни. Почему именно Барт? Вы же с ним такие разные? Почему, например… не я?

Сердце у него неистово застучало.

Только сейчас Женни заметила, что седло, оказывается, скользкое, вертикально удержаться невозможно. И при этом все время думать о направлении? Лошадь только притворяется послушной, а сама со спокойным и даже равнодушным видом пытается пойти в сторону. Фух! Что спросил у нее Рафаэль? Почему она любит Бартоломью?

– Разве это можно объяснить словами? Или понять? – улыбнулась Женни.

Замок! На следующем холме замок Медичесов! Они возвращаются! Что там сказала Амелия, оглядываясь в последний раз на замок, из которого она сбежала? Ее любимая героиня из легенды, с первого взгляда полюбившая своего рыжего вора.

– Я знаю только одно – я жена одного мужа! – заорала Женевьева.

То ли лошадь испугалась громкого голоса, то ли Женин опять ее нечаянно подстегнула – лошадь понесла с холма.

«Нет, – подпрыгивая в седле, думала Женин, – это Амелия говорила внутри замка, перед побегом».

Рафаэль догнал ее и озабоченно сказал:

– Бартоломью бежит навстречу. Что-то случилось?

Белый от бешенства Барт набросился на Рафаэля с кулаками. Лошади шарахнулись, Женин вскрикнула. Барт опомнился и опустил руки.

– Я, конечно, знал, что один из вас никогда не задумывается перед тем, как что-то сделать, – иронизировал Бартоломью, бросив взгляд на Женевьеву, – но чтобы и второй не подумал…

У Женин вертелось на языке спросить, кого конкретно он имеет в виду под этим одним, но она сдержалась. Зачем лишний раз ссориться.

– Мы глупо поступили, нужно было оставить записку, – признала она.

– О чем надо было подумать? – одновременно прозвучал вопрос Рафаэля.

– Ах, о чем?! – взорвался Бартоломью. – Да зачем мне ваша записка? Съесть с хлебом вместо масла? – язвительно поинтересовался он у Женин. – Что бы ты делала, если бы с Рафаэлем что-то случилось? А? Что бы ты делала, если бы Рафаэль упал с Кинжала?

Женин растерялась, лошадь под ней двинулась.

– Как с нее слезть? – спросила Женин.

Барт помог. Какой же он красивый, когда сердится, но чужой. Женин не решилась его обнять.

– Почему я должен падать с Кинжала? – зло отпихнул подошедшего к нему Барта Рафаэль.

– Не должен, но мог. Какого черта тебя одного понесло кататься верхом, да еще на Кинжале?!

– Не одного, – робко заметила Женин.

– О да! – Барт показал на нее пальцем. – Не одного! С новичком! Раф, а что бы ТЫ делал, если бы Женин свалилась?

– Лошадь такая спокойная, – оправдывалась Женин.

– Ты посмотри, какая погода! В оврагах лужи в лед превратились. Поскользнулась бы лошадь – и все.

– Может, Рафаэлю и надоела твоя опека, но я сейчас умру от счастья, – заявила Женевьева, расплывшись в улыбке. – Ты, значит, и обо мне беспокоился.

Барт застыл с открытым ртом, новый поток ругательств застрял у него в глотке.

– Я чуть не умер, пока вас дожидался, – смягчился он. – Не знал, какой маршрут проверять на наличие двух трупов. Каким вы ездили?

– По Большой Петле, – буркнул Рафаэль.

– И как тебе? – удивленно спросил у Женевьевы Бартоломью.

– Ничего, – кивнула она. – Непонятно только, зачем у лошадей такие широкие спины. Ноги устали.

Барт захохотал. Рафаэль улыбнулся.

– У лошадей нормальные спины. А мне придется искать другую партнершу на Рождественский бал. Ты ходить не сможешь теперь с месяц. Ничего, посидишь у стенки, посмотришь, как другие танцуют, – злорадствовал Барт.

Женин ему поверила. Она уже сейчас не очень-то могла передвигаться. Барт сжалился: очень несчастный у Женевьевы был вид.

– Пойдем, наездница, помогу тебе воды закипятить. Примешь горячую ванну, может, легче станет.

– Вернусь – проверю, как ты лошадей в порядок привел, – пригрозил он Рафаэлю и проворчал: – Ну катались бы во дворе замка, если так приспичило. Зачем сразу на Большую петлю ехать.

Женевьева с трудом поспевала за Бартом.

– Бартоломью, – крикнула она ему в спину, – это была целиком моя идея. Я уговорила Рафаэля!

– Так я и поверил, – остановился Барт, – целиком твоя. Включая Большую петлю. Вас двоих нельзя надолго оставлять вместе.

Он улыбнулся.

– У тебя шапка набекрень.

Женни поправила вязанную светлую шапку с большим подворотом. «Так, значит, он не меня имел в виду под этим одним, который не задумывается? Или меня?!» Барт ее обнял и чуть ли не простонал:

– Как ты не понимаешь? Я испугался. Не говорю о том, что вдруг мама узнает. У нее сердце больное, да еще что-то с гормонами нашли. Ей только лишних волнений не хватает.

Какие растерянные у него бывают глаза. Женни засопела сочувственно и попыталась успокоить:

– А кто ей скажет? Нас никто не видел.

Она взяла его за руку, они тронулись дальше.

– Я бы не поехала далеко, если бы Рафаэль так уверенно не держался в седле. Он очень ловкий! Так мастерски взнуздал лошадей! Вообще не заметно было, что он колясочник. Как будто так и надо! Я бы без его помощи не забралась на лошадь, а сам он просто взлетел на Кинжала, – оправдывалась она.

Барт вздохнул.

– Это все обманчиво, Женин. Ты его не видела, когда он болеет. Ты не представляешь, как плохо ему может быть.

– Ну я не знаю… Рафаэль такой необычный. С ним чувствуешь, что все, за что он берется, он сделает. Иначе бы он не затевал. Даже с тобой не всегда так.

Это был очень удачный момент. Барт надулся.

– Да куда мне. Даже этот типографский жук обобрал меня, как хотел!

– О! – глаза Женевьевы широко распахнулись.

Через полчаса ласковых слов, нежных поцелуев и горячих заверений, что Бартоломью самый лучший в мире, Барт согласился, что он действительно не так уж плох. Они решили, что когда тому жуку потребуются какие-нибудь услуги Бартоломью, то Барт тоже возьмет с него по полной. Про себя Барт подумал, что не все еще потеряно, может, мэр выделит бюджетные деньги, услышав, как ахают дамы из министерства. А они будут ахать!

– Мне остаться потереть тебе спинку? – игриво поинтересовался Барт, вылив в ванну последнюю кастрюлю кипятка.

Женин со смехом вытолкала его за дверь.

Она с наслаждением вытянулась в теплой воде, закрыла глаза. Открыла и вздрогнула, приняв большое полотенце на крючке за Барта. Ей почему-то стало не по себе. Был бы это Барт, она, конечно, возмутилась бы и запустила в него мочалкой. Но, с другой стороны, ей захотелось, чтоб это оказался Барт. Чтобы они уже были женаты. Женин быстро взбила мыльную пену и спряталась в ней по самый нос.

– Бартоломью, будешь обедать? – спросила мама.

– Конечно. С утра ничего толком не ел.

Мама обрадованно положила ему двойную порцию. «Может, уже и нет никакой девушки?» – посетила ее мысль, но тут же вытеснялась беспокойством, почему у Рафаэля теперь пропал аппетит. «Заболел?»

Раф гонял по тарелке кусок мяса. Окинул глазами их обеденный стол и рассмеялся, представив Женевьеву, сидящую по-турецки, прямо посредине.

– Что тебя так развеселило? – ядовито поинтересовался Барт.

– Вспомнил, как сегодня работал над текстом.

– Я видел подписи. Оригинально, – похвалил отец.

«Ах, ты улыбаешься после всех моих волнений!» – Барт не слышал отца.

– Знаете, что сегодня произошло? – спросил он.

– Что? – испуганно всплеснула руками мама.

Барт злорадно наблюдал, как побледнел Рафаэль. Выждал минуту и принялся расписывать свои типографские злоключения.

– Что же ты не принес брошюру домой показать? – посетовал отец.

Теперь Рафаэль усмехнулся, в брошюре же напечатаны фамилии.

– Забыл. Торопился и забыл. Увидишь перед балом, – выкрутился Барт.

Раф без стука распахнул дверь к Барту в комнату.

– Я хоть раз в жизни падал с лошади? – крикнул с обидой.

– Смотря с какой. – Барт передернул плечами. – Ты совсем недавно пересел на Кинжала.

Барт поднялся на ноги и навис над Рафаэлем.

– Конечно, это все мелочи. Зачем спрашивать: «тук-тук, можно ли к тебе войти» или «можно ли взять тво-е-го коня». Но подвергать опасности свою и чужую жизнь, Раф!

– О! Я представляю, ЧТО ты наплел про меня Женевьеве, – скрипнул зубами Рафаэль. – И что она теперь обо мне думает. «Разве можно связываться с инвалидом».

Вся обида Барта улетучилась. Ему стало жалко брата.

– Женин не знаешь? – улыбнулся он. – Всю дорогу прочищала мне мозги, какой ты надежный, какой ты ловкий, как мне до тебя далеко.

– Правда? – Раф глупо улыбнулся.

– А тебе не приходило в твою голову, что мне самому охота поучить Женин сидеть верхом, но времени нет? – вздохнул Барт.

– Есть еще револьвер, – смущенно подсказал Раф. – Мы с ней не успели пострелять, а ей хотелось научиться.

– А, – безнадежно махнул рукой Барт. – Когда? Столько дел.

– Останешься? – кивнул на кровать.

Раф покачал головой.

– Пытаюсь систематизировать все сведения о кинжале и Глазе бури.

– Вот не дает тебе покоя. Что-нибудь новенькое нашел?

– Ничего особенного. Увеличил и рассмотрел клеймо на ножнах по рисунку. Клеймо мастерской Брескии. Очень известной производством доспехов. Не оружейной.

– Ну и что, – равнодушно зевнул Барт. – Редко, но бывает.

В дверях Раф остановился и с виноватым видом попросил:

– Прости меня.

Барт отмахнулся.

Бартоломью показывал выставку исторического костюма комиссии из Министерства культуры и чиновникам из городской мэрии. Рафаэль уткнулся в свои книги и наотрез отказался присутствовать. Женевьева собиралась, но в последнюю минуту расхворался Маленький дедушка, и она осталась дома. Планы Барта это не нарушало. Все складывалось как нельзя лучше. Владелец недавно открывшегося ресторанчика сервировал в примыкающем к выставке коридоре фуршет. Барт привлек его тем, что будет городская пресса, и завтра весь город узнает, кто кормил столичных гостей. Пресса в лице неопределенного возраста журналиста их меданской газетки была поймана на обещания вкусной закуски на халяву к хорошему вину. Журналист уже продегустировал вино и показал Барту большой палец, одобряя. Бартоломью отвел завистливый взгляд от фотокамеры, болтавшейся на шее дегустатора, и продолжил показ экспонатов.

– Какая прелесть! Нет, вы только посмотрите, какая прелесть, – чиновницы – и столичные, и местные – рассыпались в комплиментах.

Мэр выпятил грудь и рассказал о внимании, которое уделяет город воспитанию молодежи. Которая, в свою очередь, гордится историческими корнями и традициями. Он слегка запутался, но публика отвлеклась: заглянул старик Оричес узнать, чей это автомобиль новой модели тут припаркован. Он тут же был представлен гостям и с удовольствием остался, добавляя своим видом, а особенно голосом солидности мероприятию.

– Пробуйте этот сыр, – увидел мэр знакомый ярлычок, – это с фабрики моего дяди.

Он сбился с мысли.

– Так о чем я говорил?

– О профессионалах, – с готовностью подсказала секретарша.

– Да! Я горжусь, что наше молодое поколение получает дипломы. Именно настоящие профессионалы творят будущее, изменяют нашу жизнь к лучшему. Особенно похвально, когда молодые специалисты понимают сложности с городским бюджетом и волонтерят на благо общества, что воспитало их и поддержало…

Мэр запнулся. Он вдруг вспомнил, что эту речь он уже произносил на заседании гильдии строителей.

«Не оплатит брошюры», – с тоской подумал Бартоломью, но пришел мэру на помощь. Почему же не прийти.

– Как, например, Рафаэль Медичес, зарекомендовавший себя блестящим историком в научных кругах. Опубликовавший ряд сенсационных работ в специализированных журналах. Рафаэль Медичес посчитал за честь бесплатно консультировать эту выставку, которая будет представлять город Меланьи на «Днях истории и культуры» в столице.

– Да. Именно это я и хотел сказать, – обрадовался мэр.

– Кто это Рафаэль Медичес? – улыбнулась дама из министерства Барту. – Отец?

– Брат. – Бартоломью не стал уточнять, что младший.

– Или Женевьева Мединос. Человек, обладающий исключительным художественным вкусом, – вещал Барт.

«Надо запомнить выражение», – подумал мэр.

– Наша выставка в лице Женевьевы Мединос приобрела не только ценного историка, но… – Барт не закончил мысль.

– Мединос… Мединос… Откуда мне знакомо это имя? – очнулся мэр, который посещал замок и, конечно, слышал все легенды, но было это давно, во времена его школьных экскурсий.

– Ну как же, – сказал Оричес, – я же тебе говорил. Именно Женевьева Мединос обратила внимание на талант моей жены и подала идею организовать выставку ее вышивок.

– Вышивка? – умилилась чиновница. – А где проходит эта выставка?

Барт перехватил инициативу и поведал о грандиозном успехе Линды Оричес, к сожалению, в Порт-Пьере, но стараниями семьи Мединосов. Которая, кстати, так же, как и семья Медичесов, предоставила вещи из своей частной коллекции городу Меланьи для участия в «Днях истории и культуры».

– Какая жалость, что нельзя посмотреть вышивку, – заметила чиновница и обвела рукой помещение: – А здесь достаточно места…

Барту потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к мысли, что в ближайшее время он и этим будет заниматься. Уж очень старику Оричесу пришлась по душе мысль блеснуть перед согражданами работами жены, да еще в канун Рождества.

«Ладно, – нашел Барт и здесь свои плюсы, – ты-то мне и оплатишь брошюры!»

Он успел получить от министерства письменную рекомендацию своей выставки, от мэра личное приглашение для отца Женни на открытие и бал, а от журналиста обещание не упоминать в завтрашней статье никаких фамилий, только «молодые историки Меланьи».

– Я стал суеверным, – пояснил он представителю прессы, – сначала посмотрим, что скажут в столице.

Барт покинул приятную компанию и умчался по делам. На улице достал из кармана пальто список, который дала ему Женин. Зашел в аптеку за лекарством для Маленького дедушки, потом в магазин и рысью побежал на Чайную горку.

Женевьева распаковывала покупки, Барт, сияя, показал ей приглашение Мединосу от мэра.

– Почему же ты не отослал? – удивилась она.

– Вложу завтра вырезку из свежей газеты и отправлю из канцелярии мэра, так солиднее, – лопался от удовольствия Барт.

– Джек? – закричал Маленький дедушка. – Поди сюда.

Известие о первых удачных шагах выставки исторического костюма прадедушка выслушал хмуро. Барт улыбнулся и уселся на стуле рядом с кроватью старика. Он спросил, что тот думает по такому поводу: почему ножны к кинжалу были заказаны не в оружейной мастерской? Дедушка оживился, и они полчаса, к неудовольствию Женин, прообсуждали скупость герцогини.

Статья превзошла самые радужные ожидания Барта. Может быть, в Меланьи зимой не было громких новостей. А может, журналист честно отработал свой хлеб, точнее, вино с сыром. Вместо положенных для скромного мероприятия нескольких строк вышла полновесная статья с иллюстрацией. Речь мэра (слова Бартоломью были приплюсованы к ней), комментарии дам из Министерства культуры, адрес ресторанчика. На фотографии мэр и чиновница радостно улыбались в камеру. Задним фоном нечетко маячили манекены в костюмах. Довольный Барт отправил один экземпляр газеты в Историческое общество – пусть видят, что министерство уже оценило выставку. Второй вместе с приглашением – Мединосу в Порт-Пьер. Третий показал отцу.

Медичес-старший, скрывая довольную улыбку, проворчал, что вот они, журналисты, выслуживаются перед начальством, не упоминая фамилии тех, кто действительно заслужил славу.

– Кто там с вами еще работал? – спросил он.

– Ты не знаешь. На балу представлю, – ответил Барт.

– Рад буду познакомиться. Молодцы, ребята. – Отец с гордостью посмотрел на сына.

Заинтригованная мама тем временем пыталась выяснить, для кого Бартоломью бегал по магазинам. Продавщицы ей уже доложили полный список его покупок.

– У моей знакомой старики разболелись – я ей помогаю.

И все. Больше он ничего не сказал. Мама отступилась и молча паниковала, придумывая себе картины одну страшнее другой. Прожженная стерва, взявшая в оборот ее сына. Неопытная девушка-сирота с тяжелобольными стариками на руках, которую бездушно использует Бартоломью… В конце концов мама извелась и под предлогом привести семью в порядок перед балом пригласила в замок парикмахершу.

Парикмахерша пощелкала ножницами над головой Рафаэля, сделала маме завивку. Рассказала все городские сплетни, но ни слова не упомянула о главном.

– Как ты возмужал, похорошел, Бартоломью! Иди, я тебя тоже подстригу, – позвала она заглянувшего на кухню Барта.

Он сделал шаг к стулу, вспомнил свое обещание Женин и со смехом отказался. Сказал, что и так хорошо. Переглянулся с Рафаэлем. Раф хмыкнул понимающе.

– Кто у Бартоломью появился? – шепотом полюбопытствовала парикмахерша, глядя ему вслед.

«Это я от тебя хотела узнать», – вздохнула мама и пожала плечами.

Бартоломью все рассчитал. По минутам. Не следует их отцам встречаться до благодарственной речи мэра. Они должны появиться во время похвалы «молодым историкам» за выдающийся вклад в культурную программу Меланьи.

– Я заказал вам такси, – сообщил Барт родителям. – Будьте готовы без пяти восемь.

– А мы не опоздаем? – удивилась мама.

– Может, пораньше приехать, чтобы посмотреть выставку? – спросил отец.

– Нет-нет, раньше там делать нечего. Все успеете.

Барт поцеловал маму и, насвистывая, пошел собираться.

– Привози отца ровно к восьми, – наставлял Барт Женевьеву незадолго перед балом.

– Не получится, – огорчилась Женни. – Я не смогу его встретить: к дедушке обещал заглянуть вечером врач. Поезд приходит в полвосьмого. Отец собирался прямо с вокзала ехать на выставку и бал.

– Ничего, я что-нибудь придумаю.

Барт нашел старика Оричеса и заручился его обещанием, что Оричес встретит Мединоса и займет его чем-нибудь, чтобы тот появился в холле ровно в восемь. Не раньше, чем мэр будет произносить речь.

Зима была скучной, и вот наконец долгожданное событие. Разнаряженные меланцы загодя приехали на бал, заглянули на выставку, посмотрели вышивки Линды Оричес и отправились в буфет обмениваться впечатлениями и обсуждать последние городские новости.

– Замечательное мероприятие – наш Рождественский бал, – говорил мэр небольшой компании, столпившейся вокруг него. – Объединяет старшее поколение и младшее, опыт и энтузиазм. Пробуйте этот сыр.

– Ллойд, – оторвался от приятной беседы старик Оричес, – как кстати, что ты здесь. Съезди на вокзал и привези Мединоса.

Ллойд поморщился. Однако старик явно увлекся: с одной стороны – уже собрались все влиятельные лица города, с другой стороны – здесь мама с ее вышивками. Ллойд бросил друзей и пошел заводить автомобиль, утешившись, что не помешает лишний раз помозолить глаза отцу Женевьевы. Кстати, где она сама?

– Как тебе выставка? – с ходу спросил его возбужденный Мединос.

Ллойд не понял, о чем речь, но кивнул.

– Поехали скорее, не терпится увидеть! – заявил Мединос.

Медичес-старший не усидел дома. Придумал себе неотложные дела в городе, велел жене подъезжать одной и отправился пораньше: на выставку, которую дети готовили в таком секрете. И которая, судя по заметке в газете, обещала быть из ряда вон выходящей.

Медичесу на входе выразили восхищение работой Бартоломью, Рафаэля и «этой девочки». Он взял протянутую брошюру, протиснулся через толпу в холле, прошел мимо буфета, вышивок и оказался в безлюдном зале с выставкой. Всего один посетитель кроме него. Медичес огляделся и воскликнул вслух:

– Молодцы!

– Вот и я говорю – молодцы! – повернулся к нему высокий человек в очках.

Они обменялись комментариями.

– Это работа моей дочери с друзьями, – приязненно улыбнулся высокий, – Женевьевы Мединос!

– Какая-то ошибка, – пробормотал обескураженный Медичес и надменно выпрямился. – Выставку организовывал мой сын Бартоломью Медичес с братом и…

Он открыл брошюру и изумленно прочитал:

– Ме-ди-нос.

Мединос выхватил ее у него, заглянул:

– Ме-ди-чес.

Они уставились друг на друга. Один вспыхнул, второй побелел.

Бартоломью не рассчитывал на большой успех своей выставки у меланцев в день Рождественского бала. Он даже удивился, что публика обратила на нее внимание, не меньшее, чем на вышивки Линды Оричес. И не расстроился, когда сограждане плавно переместились в буфет. У Барта уже была договоренность с местным музеем: если не подвернется других интересных предложений в столице после «Дней истории и культуры», их экспозицию выставят в одном из залов музея. У них с Женевьевой впереди предстоят расходы. Небольшие деньги не помешают.

Барт пожимал руки, раскланивался со знакомыми. Молодежь прибывала. В холле царило оживление. Дамы придирчиво оглядывали чужие наряды, кавалеры с интересом – чужих дам. Бартоломью занял позицию поближе ко входу.

Женевьева вертелась перед зеркалом. Как здорово, что мама догадалась передать ей платье со школьного выпускного бала! Не пришлось ничего покупать. Кажется, она немножко поправилась… А что надеть сверху? Летом было достаточно накинуть шарфик. Ой, как смешно выглядывает такое длинное платье из-под обычного пальто. Подошел бы старинный плащ, как раз у них есть один на выставке. Женевьева рассмеялась, вообразив себя в таком наряде, но тут же разозлилась. Бартоломью предусмотрел все, кроме того, как она будет добираться! Женни покрутила в руках туфельки. Взять с собой в пакете? Выручил доктор. Вышел от Маленького дедушки, увидел ее в бальном платье и предложил довезти.

Бартоломью поддался общему оживлению перед танцами и потому изнывал от нетерпения. Он так бурно обрадовался, когда Женни приехала, что она ему тут же все простила. Он отнес ее пальто, вернулся улыбаясь, сверкая глазами, прошептал страстно на ушко: «Ты прекрасна». Их окружили, знакомились, что-то рассказывали, расспрашивали. Женни было съежилась под оценивающими взглядами девушек, вспомнила, что платье тесно и, наверное, вышло из моды. Ей захотелось спрятаться Барту за спину. Встретила его необычный, с поволокой, взгляд, обольстительный и восхищенный одновременно, и воспряла духом. Захохотала на чью-то шутку. Румянец заиграл на ее щечках. Через пять минут Женни уже сама рассказывала какую-то веселую историю. «Какая жалость, – подумал Барт, глядя на нее, – Мединос останется до завтра. На всю ночь». Его просто обожгло от мысли, как бы он мог провести эту ночь после бала. «Мединос?»

Барт нервно оглянулся: так и есть, старик Оричес, похоже, забыл о просьбе, все еще в буфете.

– Не волнуйся, Ллойд поехал на вокзал, – заверил его Оричес.

Ничего себе, Ллойд уже крутится возле Женевьевы!

– Ты прекрасна, – тем временем говорил Ллойд Женин.

«Как они не оригинальны, – веселилась про себя Женин. – Ну что, поверить им?»

Она вздернула нос, но позадаваться не успела. Барт налетел на них.

– Где Мединос? – заорал он Ллойду.

– Где-то рядом, – пожал тот плечами, всем своим видом показывая и презрение, и возмущение.

– Женин, твой отец уже здесь! – потащил ее за руку Барт. – Займи его чем-нибудь, заговори. Ну где же он?!

Отец Женевьевы нашелся в комнате с их экспозицией, но не один. Барту захотелось со всего размаха стукнуться лбом о стенку, когда он обнаружил, кто стоит рядом с Мединосом. Откуда так рано взялся его отец?

Неизвестно, который из родителей начал скандалить первым и как далеко они успели зайти. Сейчас говорил Мединос, и свернутая трубочкой брошюра дрожала в его руке.

– …где и как были у-кра-де-ны эти, – Мединос хмыкнул выразительно, – с позволения сказать «экспонаты из частной коллекции семьи Медичесов»? Не думал, что доживу, – голос его звенел, – до такого позора! Вещи Мединосов выставлены вместе с ворованным.

Барт вздрогнул, услышав шаги. Мама, еще кто-то. А! Теперь все равно. Корабль идет ко дну.

– Несмываемый позор для Медичесов – участвовать в исторической фальсификации! – язвительно и желчно ответил Медичес, выдернул брошюру из рук Мединоса и потряс ею в воздухе: – Здесь есть хоть слово правды?! Мединосы способны не лгать?!

Женин ойкнула и вцепилась Барту в руку. Отцы обернулись и увидели своих детей.

– Ты! Ты! – воскликнул Медичес, показывая на Барта и не находя слов.

– Женевьева! А ну немедленно поехали домой! – молнии сыпались из глаз Мединоса.

Медичес уставился на нее, Женин отпустила Барта, заметила его маму и умоляюще посмотрела ей в глаза. Когда отцы сердятся, только мамы могут прийти на помощь.

Мама отшатнулась от Женевьевы. У Женин все поплыло перед глазами и завертелось как в калейдоскопе. Невесть откуда взявшаяся кузина с мужем. Ах, ну да. Бартоломью же послал им приглашение. Ллойд Оричес, с готовностью предлагающий свою помощь. Ее персональный шофер, как же, как же. И растерянный Барт. Ее Бартоломью.

– Что делать? – прошептала ему Женни.

– Поезжай, – поморщился он, как от зубной боли, – поезжай, успокой своих. Я… я постараюсь что-нибудь придумать.

А мэр уже хвалил их. Превозносил их талант и усилия. Кто-то подошел к нему и сказал что-то на ухо. Бал открыла чета Оричесов.

– Так и знала, что ничем хорошим это не закончится! – кузина заговорила первой, когда они добрались до дома Маленьких.

– Как? Ты все знала? – злобно прищурился сквозь стекла очков ее дядя.

Кузина виновато замолчала. Обняла Женни, поцеловала со словами «позвони мне» и спешно ретировалась вместе со своим ничего не понимающим мужем.

Вот и рассчитывай на помощь близких! Союзница… Хорошо, что Ллойд тоже уехал. Женни меньше всего сейчас хотелось присутствия свидетелей.

– Папочка! Папочка… – Они остались наедине, и Женни попыталась объясниться. – Мы хотели всех помирить. Бартоломью затеял выставку, чтобы показать, какие грандиозные замыслы мы можем осуществить вместе.

– Ах, вот оно что, – только и услышал отец. – Бартоломью затеял…

– Папа! Он – замечательный организатор! Ты себе не представляешь, на что он способен! – вырвалось у Женевьевы, спешившей рассказать все и сразу.

Как-то странно действовали ее слова на отца. Мединос выпрямился и горько сказал, даже не Женевьеве, а куда-то в пространство:

– Мой ребенок! Моя единственная дочь! Мое маленькое чудо!

Он наконец посмотрел на Женни. Взглядом, полным любви. Женни чуть не заплакала. Папочка!

– Ты росла совершенно необыкновенным ребенком, – с умилением вспоминал Мединос. – Говорить начала раньше, чем ходить. А какими глубокими по содержанию осмысленными фразами! Улавливала суть вещей как взрослая. И это в раннем-то возрасте! Таких детей мы никогда не видели. Мы с мамой гадали, кто из тебя вырастет, какое будущее тебя ждет.

Женин улыбалась, но предательская слезинка скатилась у нее по щеке.

– Умная и одновременно тактичная, – с надрывом в голосе продолжал отец, – а какие способности к языкам! Написала обычное школьное сочинение, и тебя тут же пригласили в экспедицию. Ну все, мы решили, что ты увлечешься фармакологией. Но это не важно чем. Ты обязательно будешь делать что-то выдающееся. И вдруг ты… Ты! идешь на поводу. Тобою… Тобою! Командуют.

Отец говорил так убедительно, что Женевьеве показалось, что так оно и есть. Но если она и писала те квадратные буквы на табличках к экспонатам не по своему горячему желанию, то только потому, что на это была очень важная причина!

– И кто? – продолжал отец. – Сын человека, которому я руки не подам при встрече. Почему ты так поступила? – простонал он.

– Потому что мы любим друг друга и хотим пожениться, – выпалила Женевьева и жалобно добавила: – А это был шанс вас помирить.

Бедный, лишенный дара речи Мединос наконец собрался с силами и заговорил снова, с превеликой горечью:

– Я старался быть хорошим родителем. Уважал в тебе личность и давал свободу выбора. Ты и сейчас вольна поступать как хочешь.

Женевьева радостно подняла на него глаза, но его новые слова заставили ее потупить взор.

– Только Медичесы не та семья, в которой я бы хотел видеть свою дочь. Ну, конечно, я не перестану тебя любить. Но! Наши отношения уже никогда не будут такими, как прежде! – Как Мединосу не было плохо, он остался доволен такой своей формулировкой.

– Папочка! Папочка, – умоляюще посмотрела на него Женни, – что, ни при каких условиях?

– Ну разве что эти воры вернут нам с извинениями кинжал! – Мединос ехидно хихикнул. – Тогда я сам отдам твою руку их сыну.

«Значит, никогда, – прекрасно поняла его Женевьева. – Ничего, завтра придет Бартоломью, он что-нибудь придумает. Он найдет нужные слова. Какая жалость, что мама не приехала вместе с папой, она бы за меня вступилась».

Утром Барт не зашел. Не появился он и днем. Мединос ничего не говорил дочери, но взгляды бросал красноречивые, мол, чего ожидать от воров, как не трусости. Маленький дедушка путался в словах, заговаривал то о кинжале, то о вчерашнем визите доктора, называя его именем своего предыдущего врача. Спросил что-то о Джеке Смите. Отец вспомнил, что есть еще и такой молодой человек, не на одном Медичесе свет клином сошелся.

– Кто это, Джек Смит? – спросил он весело.

Женевьева смущенно наклонила голову, и отец догадался, кто это. Надо вышибать из дочери романтическую дурь!

– Лучше бы родному отцу помогла, – сказал он на прощание. – Вон я разыскиваю одну уникальную книгу для знакомого коллекционера, мне предстоит интересная поездка и нужен компаньон.

– Я бы с радостью, но как же Маленькие? – упрямо посмотрела ему в глаза Женевьева.

Отец нахмурился.

– Кстати, о Маленьких. Чтобы духу здесь этого «Джека Смита» не было! Как хочешь, но дедушку побереги. Не надо ему лишних волнений.

И он уехал, не обняв ее на прощание, не потрепав по голове, не сказав их собственных заветных словечек. Женни сидела и горько плакала.

Барт возвращался домой под гневное фырканье отца и глубокие вздохи матери. Слов, однако, сказано не было. Барт тоже молчал. Пусть родители начинают первыми, а он сориентируется по ходу дела.

– Бартоломью, мне нужно серьезно с тобой поговорить. Немедленно! – едва войдя в двери, отчеканил отец и прошагал к себе.

Барт повел носом и оглянулся. Ну, так и есть, мама капает себе лекарство. Барт скорчил гримасу досады в ответ на испуганно-вопросительный взгляд Рафаэля и отправился к отцу.

Раф отложил свою книжку и поехал следом. В коридоре его догнала мама. Они нерешительно посмотрели друг на друга.

– Несмываемый позор! – донеслось из комнаты.

Мама нахмурилась, распахнула дверь и посторонилась, пропуская Рафаэля вперед.

– Предательство! И от кого? От старшего сына! – кипятился Медичес.

Барт молча пережидал бурю. Эх, он так верил в успех своего предприятия, что совсем не подготовил путей к отступлению.

– Только не говори мне, что ты не знал, с кем имеешь дело! – прокричал отец. – Ты же не дурак.

Барт промолчал.

– Неужели ради того, чтобы представить Меланьи на выставке в столице, ты готов пожертвовать моральными принципами? – Это уже было сказано тоном ниже.

Барт опять промолчал.

– Польстился на забавный сундук и пару ничем не примечательных платьев? – отец уже размышлял. – Ну разве что целых. Хорошо сохранились.

О! Отец затихает. Как бы все замять…

– Ты что, не понял в чем дело? – неожиданно спросила мама. – Ты не видел, как эта девушка держала Бартоломью за руку?

– Какая девушка? Дочка Мединоса? – наморщил лоб отец.

– Мы хотели помирить вас, – быстро, не давая отцу додумать мысль, проговорил Барт. – Показать, что вражда – это историческое недоразумение. Она в прошлом. А в настоящем мы способны сделать отличную работу. Вместе.

– Вы с Рафаэлем вдвоем на многое способны, – согласился отец и хмыкнул: – А предоставить сундук – ума не надо.

– Неправда, – подал голос из своего кресла Раф. – Женевьева очень много труда вложила и идей подала…

На его слова никто не обратил внимания.

– Зачем тебе понадобилось нас мирить? – сжал кулаки отец.

Мама часто задышала.

– Барт, скажи им! – не выдержал Раф.

Он смотрел на Барта своими широко распахнутыми лучистыми глазами. Барт вздохнул. Вот так же Раф смотрел на него, когда их кот, тогда еще котенок, залез на дерево и орал, не мог спуститься. Мол, ты же мой Замечательный Старший Брат, ты сейчас совершишь подвиг – спасешь кота. Залезешь за ним на это трухлявое дерево, как нечего делать. Барт промямлил:

– Мы любим друг друга.

– Они собираются пожениться! – дополнил восторженно Рафаэль.

Вот тут-то Рафа услышали. Еще как услышали! Старшие Медичесы заговорили оба разом. Потом мама замолчала.

– Женись, – с ядовитой иронией предложил отец, – только убирайся вон из замка Медичесов, смени фамилию. И… и не смей считаться моим старшим сыном!

– И все из-за какой-то древней сказки о кинжале? – заорал Барт не своим голосом.

Медичес аж задохнулся от возмущения. Но произнести ничего не успел. Зазвонил телефон. Барт опередил всех. Ему пришло в голову, что это может быть Женевьева.

– Да, – сказал он с облегчением в трубку, – свободен, с удовольствием. Заезжайте за мной.

Швырнул ее на рычаг, обернулся. Три пары глаз выжидательно уставились на него.

– Кто это был? – прохрипел отец.

Барт взвился.

– Что? Мне теперь докладывать каждый раз, кто мне звонит? А то что? Выкинешь из замка? Или из семьи?

– Выкину как шелудивую собаку, – заверил отец, – и забуду твое имя, если будешь водить дружбу с Ме-ди-но-сами.

Барт хлопнул дверью в свою комнату. Слышно было, как он там внутри чем-то гремит, что-то швыряет. Когда он затих, к нему проскользнула мама. Бартоломью переодевался. Срывал с себя праздничный костюм и натягивал что-то менее парадное. Мама поправила ему воротничок рубашки. Барт потерся щекой о ее ладонь. Она погладила его по волосам. Но сказала совсем не то, что ему хотелось от нее услышать.

– Бартоломью, если два рода так долго и мучительно враждуют, то, может, не надо приводить в семью эту девушку. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Барт зло посмотрел на нее, увернулся от ее ласковых рук, выскочил в двери и направился к выходу. На вопрос Рафаэля, куда это он, буркнул, что поедет праздновать Рождество с приятелями, которые заскучали и ушли с бала. Он не стал дожидаться, пока за ним заедут в замок, и быстрым шагом пошел навстречу машине.

В компании незадачливых, отвергнутых на сегодняшнем балу кавалеров Барт заливал вином провал своего плана. Утром собутыльники переместились из бара в ресторанчик.

Барт пил. Только, казалось, он выкинул из головы всю мерзость домашней ссоры, кто-то из приятелей с пьяной жалостью поинтересовался, что случилось, почему его отфутболила та аппетитная голубоглазая блондинка. Барт многозначительно покачал головой. Пошатываясь, он залез на стол, выпрямился и сказал речь о превратности судьбы и зловредности людей. Слушатели ничего не поняли, но Барт говорил с таким чувством, что они заплакали. Барт сел на край стола и сам заплакал. Однако официантку, уставшую от работы в праздники, это не проняло. Она грубо стащила Барта вниз и разоралась, что вот молодежь пошла, допиваются до того, что обутые по скатерти гуляют. Их под ругань и крики выставили вон. Ничего, нашелся бар, который открылся пораньше.

Когда к их компании присоединилась еще одна, Барт не осознавал точно, где он и почему. Одна ухмыляющаяся рожа, впрочем, кое-что напомнила. Вот, кто во всем виноват!

– Оричес! Ты это подстроил! – Барт рванулся бить Ллойда.

Их с трудом разняли.

Рафаэль попытался рассказать родителям, какая Женевьева замечательная. Отец и слушать не стал. Возмутился, что этот негодяй (Бартоломью, естественно) посмел втянуть в свои авантюры и младшего брата, который только что в рот старшему не заглядывает, всячески его копирует. А мама с такой жалостью смотрела на Рафа, когда он пытался возразить, что тот бы выпрыгнул из своей коляски, если бы мог. Ему вдруг самому захотелось хлопать дверьми. Громко. Чтобы стены рушились, а родители наконец его услышали. Вместо этого он заперся у себя и сжимал кулак, пытаясь унять дрожь в руке.

На второй день до замка дошли сведения, как проводит время Бартоломью. Отец не поддался на мамины уговоры и не пошел разыскивать непутевого сына. А вечером третьего дня Барт сам вернулся. Его привез кто-то из сердобольных знакомых. Машина притормозила и уехала. Грязный, в одном ботинке, в двери ввалился Барт. Он еле стоял на ногах. Но хуже всего был запах. Семья, угрюмо поглощавшая ужин, изумленно уставилась на него. Таким они Бартоломью еще никогда не видели. Первым нарушил молчание кот. Он подошел и, мурлыкая, потерся о замызганную штанину. Барт присел и попытался кота погладить. И чуть не раздавил, навалившись. Кот заорал обиженно, а Барт, глупо улыбаясь, пошел к себе.

Послышался такой грохот, что стало очевидно: или Барт уронил нечто тяжелое, или упал сам. Мама и Раф одновременно дернулись на помощь. Мама запнулась о коляску, и Рафаэль остановился, развернулся резко.

– Довольны? – спросил он горько. – А что если наш Бартоломью никогда не станет прежним?

– Ничего, – скривился отец. – Переживет. Проспится и забудет. Невелика потеря: девица из семьи лгунов Мединосов.

Отец проговорил последние слова глядя куда-то поверх Рафаэля.

– Как же ты ошибаешься. Ты Барту жизнь ломаешь из-за глупого исторического заблуждения, – горячо воскликнул Раф.

– Докажите мне, что Мединосы не при чем, невинные они овечки, и покажите мне наши ножны. Да я тогда сам сосватаю ему эту девчонку у ее отца, – саркастически засмеялся Медичес.

Раф оглянулся, куда же отец там смотрит. Дверной проем подпирал Барт. Он, похоже, сунул голову под воду, но это мало помогло. Он не протрезвел.

Барту было плохо. Его тошнило, морозило, разрывало на мелкие осколки. Он ругался вслух, нес какую-то чушь, но облегчения это не приносило. Отпихнул мамины руки с компрессом.

– Зачем тебе ухаживать за злым самаритянином? Уйди, женщина!

– Это добрый самаритянин… – начала было поправлять его мама, но Барт так странно захохотал, что она поспешила отойти.

В ванной мама дала волю слезам. Она ползала на коленках, собирала тряпкой воду из разбитого унитаза (грохот был неспроста, Барт, оказывается, упал в туалете) и негодовала на «эту мерзавку с наивными голубыми глазками». О! Мама ее рассмотрела. Притворяется самой невинностью. И уже натворила столько дел. Ее рассудительный старший сын как с цепи сорвался. Ее ласковый младший ребенок смотрит на родителей волком. Все поссорились. Только потому, что эта девица висла на Бартоломью и заглядывала ему в глаза. Мама с силой выжала тряпку.

Отец попытался разыскать сантехника. Но разве найдешь кого-нибудь в праздники? Рафаэль подъехал и схватил трубку разрывающегося телефона в надежде, что это мастер перезванивает. Хотя бы одна, физическая, пробоина их судна будет заделана. Нет. Звонили по поводу экспозиции.

Раф с трудом растормошил Барта и с десятой попытки втолковал ему, в чем дело. Барт отмахнулся, сказал, что ему плевать на выставку, ему на все плевать, пошли все к такой-то матери, и упал лицом в подушку.

Рафаэль покрутился нервно по кухне, цепляя колесами стулья. Он думал-думал и решился. Все что смог, он организовал по телефону. Вызвал такси и самостоятельно поехал проследить за упаковкой экспонатов и отправкой их в столицу. Он не даст загубить идею Барта только потому, что тот не в себе.

Пришедший в чувства Барт выслушал отчет уставшего от передвижения по городу и зданиям Рафаэля равнодушно. Разбитый унитаз, похоже, озаботил его больше. Он провозился с ним полдня и ухитрился починить. Хмуро расспросил Рафаэля, что, собственно, произошло дома. Раф пересказал и пожал плечами.

– Я не понимаю, что ты еще здесь делаешь?

– А где я должен быть? – чуть не криком спросил Барт.

– Как где? – удивился Раф. – У Женевьевы! Да я бы на твоем месте…

– Вот и хорошо, что ты не на моем месте, – разозлился Барт. – Много ты понимаешь.

Барт покрутил в руках свой ботинок.

– Куда второй запропастился?

– Откуда я знаю. Ты в одном пришел, – Раф развернулся и оставил брата одного.

Мама накрывала завтрак и обеспокоенно посматривала на собравшееся семейство. Уже все успокоились? Нет, похоже, теперь Бартоломью с Рафаэлем что-то не поделили. Во всем виновата та девушка. Все знают, какие враждебные отношения сложились у Мединосов и Медичесов с давних пор. Нет, ей захотелось публичного скандала! Такая молодая, а уже как ловко интриги закручивает. Мама раздраженно швырнула тарелку на стол.

– Ты далеко собрался? – холодно поинтересовался у Бартоломью отец.

Барт криво усмехнулся и насмешливо ответил:

– Пойду, попробую найти свой ботинок. Разрешаешь?

– Совсем новая пара. Жалко, – согласно закивала мама.

Рождество – время надежд: смутных, но радостных. Отец уехал после не очень приятного разговора, Бартоломью куда-то запропастился. Такого безнадежного Рождества у Женевьевы Мединос еще не было. Маленькие не обрадовались ни подаркам, ни замечательному обеду. Похоже, они вообще не заметили, что наступили праздники. А Женни так старалась. Спустя пару дней Маленькая бабушка, сидя за столом, заметила грустно: «Вот и еще одно Рождество прошло». Маленький дедушка поддакнул. Женни в очередной раз захотелось плакать. И оказаться сейчас дома. В Порт-Пьере. С мамой и папой. Хоть бы Бартоломью объявился поскорее!

Появился не Барт.

– Первый снег! – сообщил Ллойд, стряхивая с кожаной куртки подтаявшие снежинки.

– Я не заметила, – через силу улыбнулась Женни.

Развернула подарок. Роскошная коробка конфет, целых два слоя шоколадного искушения. Женни сунула в рот конфетку. Рождество! Вот он, его знакомый ореховый привкус. Женни разулыбалась по-настоящему.

– Я ничего не подстраивал, – ни с того ни с сего заявил Ллойд. – Это все пьяный бред Барта Медичеса.

– Ты о чем? – удивилась Женни.

– О встрече Мединоса с Медичесом, – неохотно пояснил Ллойд.

– Ты ни при чем. Как только Барт мог такое подумать? – возмутилась Женни. – Это он сам просчитался.

Женевьева поколебалась и спросила:

– Ты видел Бартоломью после бала?

О! Ллойд не просто рассказал, где и как он встретил Барта, но с удовольствием живописал, в каком состоянии тот находился.

– А как же выставка? – первое, что пришло Женни на ум. – Он же должен был отправить ее к Новому году в столицу.

– Его брат, Рафаэль, звонил моему отцу, просил помочь. Вроде отправили, – вспомнил Ллойд и добавил: – А от этого клоуна можно ожидать всего, чего угодно. Не понимаю, почему ему все верят.

Он выразительно поджал губы.

– О тебе никто плохо не подумал. – Женни стало его жалко: Барт умеет досадить, если захочет, она помнит. – А Барт просто сорвался. Ты же говоришь, он был нетрезв.

– Мне кажется, даже мама считает, что я устроил ту встречу, – хмыкнул Ллойд.

– Только не Линда! – заверила его Женни.

– Правда? – Ллойд неуверенно улыбнулся.

Женни опомнилась. Она уже пятую конфету жует.

Протянула коробку гостю. Оричес отказался. «Неужели он сам выбирал? Вряд ли. Это Линда с ее изысканным вкусом».

– Наверное, предки твоей мамы владели замком в Шотландии, – мечтательно предположила Женни.

– С чего ты взяла? Нет! Никто! А что, это имеет какое-нибудь значение?

Ну вот, она его тоже, кажется, разозлила.

– Я просто вообразила. Прости, если это глупо. Линда такая утонченная, такая воспитанная, плюс ее шотландские корни…

– Твои шотландские родственники или знакомые, что подарили тебе этот свитер, владеют замком? – усмехнулся Ллойд.

Женни опустила глаза, рассматривая на себе свитер – подарок Бартоломью. Взглянула на Ллойда, улыбнулась, но ничего не сказала. Он кивнул ей и засобирался домой.

Женевьева возвращалась из булочной. Она узнала, кто это ссутулившись приближается к дому Маленьких, вскрикнула радостно и чуть не выронила пакет с хлебом.

– Барт!

Секунда, Женин догнала его и повисла на шее. Что-то мешало им обняться по-человечески. Женин дернула за сверток, торчавший у него из-под мышки:

– Что это?

– Ботинок.

– Из починки? – Ей стало обидно: она страдает, а он занимается обыденными делами, как ни в чем не бывало.

Похоже, что он смутился:

– Да. То есть нет. Долго рассказывать.

Женин заметила, какое бледное у него лицо, какие противные мешки под глазами.

– Ты болел, да? – посочувствовала.

Барт взглянул хмуро исподлобья и признался:

– Пьянствовал. Такая досада разобрала, что все сорвалось…

Барт неопределенно махнул свободной рукой. Кто-то прошел мимо и оглянулся на них. Барт дернулся.

– Зайдем к тебе?

Женевьева покраснела:

– Понимаешь, отец… он сказал, что я могу делать все, что хочу. Только…

У Женин мимо воли слезы потекли из глаз и досказала она шепотом:

– Только наши с ним отношения не будут как прежде. И попросил, чтобы Маленький дедушка тебя больше не видел. Не надо тебе заходить.

Она предложила:

– Может, посидим в кафе в городе?

– Лучше погуляем. – Барт потащил ее в сторону холмов.

«По такой погоде гулять?» – удивилась Женни. Но Барт знал, что делает. Они никого не встретили. Никто, кроме них, не бродил под сумрачным небом по мокрой скользкой жухлой траве, слегка припорошенной снегом.

Барт наконец замедлил шаг и начал рассказывать, что произошло в замке. Только о похождениях своих умолчал. Женни засопела носом возмущенно.

– На улице двадцатый век, а наши отцы как два средневековых тирана! – воскликнула. – Особенно твой. «Выгнать как собаку!»

«Можно подумать, Мединос лучше. Да такой же! Только словами красивыми прикрывается, очкарик», – иронизировал про себя Барт, но молчал.

– Мой тоже говорил о кинжале. Если Медичесы вернут с извинениями – сам отдаст меня за тебя замуж. Забавно, правда? – Женни улыбнулась.

Барт положил сверток на землю, притянул Женни к себе и обнял. Она обхватила его за шею. Подумала: «Как бы хлеб не выронить. Вот смешные мысли в голову приходят». Барт поцеловал ее и рассмеялся:

– Женни, ты шоколадно-ореховая.

– О, я, наверное, килограмм конфет съела за два дня.

Женни смутилась немного: она не собиралась скрывать, что к ней заходил Ллойд, но сейчас было не самое подходящее время говорить об этом.

Барт поправил ей шапку, убрал выбившиеся волосы, с удовольствием ощущая их шелк под руками.

– Ты меня любишь?

– Люблю, конечно.

– Ты – единственная, кто любит меня таким, какой я есть, и ничего от меня не требует и не ждет! – сказал Барт с тоской.

Вот как после таких слов возразить, что это не совсем правда, ей очень хочется от него решительных действий? Уж лучше обнять его покрепче.

Они бродили по холмам и целовались, пока у нее не промокли ноги и она не стала дрожать. Тогда Барт отвел ее домой. И расставаться не хотелось, и заходить было нельзя.

– Справляешься с хозяйством? Помощь нужна? – спросил Барт, заглядывая в калитку.

– Барт, – не выдержала Женни, – ты ведь что-нибудь придумаешь, правда?

Он кивнул.

Барт бегом возвращался домой. Гм, чего-то ему не хватало. Ну, конечно. Его сверток! Проклятый ботинок второй раз попытался потеряться. Барт круто развернулся и поспешил на холм, пока еще светло, искать беглеца.

– Что это ты такой довольный? – подозрительно поинтересовался старший Медичес у своего опального сына за ужином.

Барт не отвел взгляд, смотрел, нагло улыбаясь. Но молчал. Соображал, что лучше: дать волю гневу и съязвить по поводу отца – средневекового тирана или просто похвалить барашка. Мама расстаралась – баранина вышла отменной. Барт не успел ответить.

– Бартоломью нашел свой ботинок! – попыталась наладить мир в семье мама.

Она поставила любимый отцом салат прямо перед его носом. Не помогло, хотя отец тут же положил себе полную тарелку.

– Целый день на это потратил. Без помощника, наверное, не обошлось. Или помощницы? – продолжал отец.

– Дзинь! – Рафаэль уронил вилку и наклонился за ней.

Мама бросилась на помощь. Отец отвлекся от своего сражения с Бартом. Старая детская уловка сработала. Родительское внимание переключилось на Рафаэля. Однако это надо закрепить.

– А помнишь, как в детстве я вечно искал твою обувь? – спросил у красного от прихлынувшей крови Рафа Барт. – Ты терпеть не мог ботинки, просто ненавидел. Все время их снимал и выбрасывал.

Отец улыбнулся. Было дело. Не все, между прочим, нашлись.

Мама с жалостью посмотрела на младшего. Бедный мой мальчик, но ведь совсем без обуви нельзя, особенно на людях.

– Ты думаешь, я их полюбил с тех пор? – Ну вот, Раф, кажется, рассердился.

Он оттолкнулся от стола, буркнул, что наелся и что хочет к себе.

Мама встала догнать его, Барт остановил ее.

– Это я его расстроил. Пойду, успокою. А ты поужинай. Барашек просто волшебный.

Мама смотрела ему вслед. Бартоломью еще найдет свою настоящую любовь. Такую же добрую, отзывчивую душу, как он сам. Которая сможет понять ситуацию в их семье. Молодая нахалка им не нужна. Нет, не согласна она со своей сегодняшней самоуверенной собеседницей.

– Знаешь, кто заговорил со мной днем в мясной лавке?

Муж посмотрел на нее вопросительно.

– Жена Мединоса. Мать той самой девушки.

– Что она от тебя хотела?

Мама задумалась, что же было самое главное в том разговоре.

– Она приехала забрать дочь домой в Порт-Пьер. Подальше от Бартоломью.

– Вот и хорошо, пусть убираются в свой Порт-Пьер. Кстати, а что вообще Мединосы делают у нас в Меланьи?

– Прости, – заглянул к Рафаэлю Барт, – совсем не хотел тебе досадить. Думал отвлечь отца.

– Как она? – набросился на него Раф.

– Кто? – притворился непонимающим Барт.

– Брось. У тебя на лице написано, что ты ее видел.

– У них – как и у нас. Разве что этот книжный червь в очках устроил интеллигентный скандал, без крика. Отцы помешались на кинжале с ножнами. Мединос отдаст мне дочь, если мы вернем ему кинжал. С извинениями. – Барт зло рассмеялся.

– И что вы собираетесь делать? Сбежите? – возбужденно спросил Раф, сверкая глазами.

Барт похлопал его по плечу.

– Остынь. Я вас не брошу. – Он вздохнул. – Честно? Я не знаю, что делать. Буду капать потихоньку на мозги нашему упрямцу.

– Как это «что делать»? – воскликнул Раф. – Нужно найти кинжал и ножны!

Барт захохотал. Раф рассмешил его просто до слез. Рафаэль смотрел обиженно.

– Барт, кинжал и ножны – в замке. Я в этом уверен! Нет нигде упоминаний, что они потом нашлись! Ни в каких исторических источниках.

– Допустим. Ты слышишь? Допустим, мы найдем Глаз бури и кинжал. Хотя бы просто кинжал. Чтоб заткнуть Мединоса. А отец? Как ты ему докажешь, что Мединосы ни при чем? Что это не они спрятали? А?

– Мамочка! – Женевьева обняла маму и заплакала. – Ты – самый лучший подарок на Рождество! – заявила она успокоившись.

– Правда? – улыбнулась мама. – Можно не дарить тебе остальных?

– Нет-нет, давай их все сюда, – затормошила ее Женин, – у меня так мало подарков было на это Рождество.

Женевьева в новой блузке и новой юбке вертелась на одной ножке. Юбка стояла колоколом. Женин смеялась.

«Нет чтоб к зеркалу подойти. Ах, моя маленькая девочка». Мама не могла решиться начать разговор.

– Кхе-кхе!

Она собрала волю в кулак и сообщила дочери, что Мединосы нашли сиделку для Маленьких среди дальних родственников, а Женевьеву ждет отец, чтобы отправиться в интересную поездку.

Женин резко остановилась. Юбка облепила ноги.

– Как же так, – сказала она, – как же так… А Бартоломью? Мамочка, я так надеялась на твою помощь!

Мама не выдержала. Она не собиралась Женевьеве ничего рассказывать. Но пусть знает. Пусть знает, что ее не ждут в той семье. Никто! Она услышала днем в лавке фамилию «Медичес» и сама первая заговорила. Она объясняла женщине с застывшим взглядом, что они же матери. Вражда враждой, но, похоже, дети любят друг друга. А вдруг это настоящая любовь на всю жизнь. У нее искренняя замечательная девочка. Наверное, мальчик стоит ее. Пусть разберутся сами. Давайте не будем мешать. А мы, жены, сумеем успокоить мужей. Пусть время покажет.

– Она ничего мне не сказала, Женин. Она стояла и смотрела так, как будто она меня не слышит! Она кивнула только, когда я сообщила, что забираю тебя отсюда! Она согласилась, что это самое лучшее, что мы можем сделать.

Мама обняла Женевьеву и погладила, как маленькую, по голове.

– Если он тебя любит, он тебя везде найдет.

Ей хотелось сказать, что она-то хорошо знает, как это, когда ты не ко двору. Когда у родственников есть на примете невеста получше. Из своих. А ты иностранка, чужая. Но мама не стала огорчать Женевьеву еще больше.

А Бартоломью опять исчез. Никаких известий целых два дня! Это дало маме Женевьевы хороший повод усомниться вслух, что «Ромео» любит «Джульетту».

– Неправда, – твердила Женин, – он просто занят.

Но где же он в самом деле? Ей так нужно поговорить с ним! Она же уезжает…

Женевьева написала письмо и сбегала опустила прямо в почтовый ящик на воротах замка, зайти к Медичесам она не решилась.

Барт не пришел.

– Ну все. Сегодня приезжает эта Биорн. Я введу ее в курс дел и через день вернусь в Порт-Пьер. Тебе, пожалуй, лучше уехать сегодняшним вечерним поездом. Втроем у Маленьких мы не поместимся, – сказала мама.

– А как же Бартоломью? – упавшим голосом спросила Женевьева.

Можно написать письмо, предложила мама. В поезде. Как раз будет время все обдумать. И отправить заказным из Порт-Пьера. Или дать телеграмму. Или позвонить. Не нужно унижаться и искать встреч. Впрочем, и звонить не надо. Мужчина он или нет? Пусть немного побегает за ней.

Мама покосилась на Женин и поняла, что тон выбрала неверный.

– Небольшая разлука покажет, насколько сильны чувства. Первая любовь, – сказала она, – самая яркая, но не всегда настоящая.

Ох, а она думала, что дети не повторяют ошибок родителей.

– Мама, – в ужасе воскликнула прозревшая Женин. – Папа – не первая твоя любовь?

– Нет, не первая, – улыбнулась мама, – но единственная настоящая. Такая сильная, что я просто не смогла уехать от него обратно за океан.

– А у меня первая – сильная, – упрямо наклонила голову Женин.

– Вот и хорошо. Значит, вам ничего не страшно, – сунула саквояж ей в руки мама. – Сейчас незачем дразнить папу. Дай ему успокоиться, а то он слышать спокойно имя Медичес не может. И твоему Ромео нужно время решить, чего же он хочет, найти верные слова. Поговорит со своими родителями, поговорит с нами…

Женин, размазывая слезы, обняла растерянных, даже испуганных Маленьких. Барт так и не показался, хотя уже должен был прочитать ее письмо. И по пути на вокзал не встретился. Чуда не произошло.

Биорн ей не понравилась. Речи сладкие, хотя она и Женин, и ее маму первый раз видит, а глаза бегают, пытливо так оглядывая и оценивая вокзал, людей. И вещей с ней прибыло великое множество. – Ничего, она все-таки не чужая, – прошептала Женевьеве на ухо мама и подтолкнула ее к вагону.

Женни смотрела в окно. В сумерках таяли очертания замка Медичесов. «Нет! Я так не могу!» На первой же остановке Женни схватила саквояж и помчалась к выходу.

У ворот замка решимость покинула Женевьеву. Она оглянулась в сторону Чайной горки. Представила, как в уютном домике Маленьких мама сейчас дает последние наставления этой противной Биорн. «А может, она не такая уж и противная?» Повалил снег. Крупными белыми хлопьями. Красиво. У них в Порт-Пьере такой погоды не бывает. Женни задрала голову. В темноте казалось, что хлопья вытряхивают из бездонного мешка прямо над ее головой. Женни смахнула налипшие на ресницы снежинки и медленно двинулась к пристройке. Она чуть не вскрикнула от радости – на подоконнике стояла статуэтка. Их условный знак! «А вдруг Барт забыл ее там с прошлого раза?» – испугалась Женни, но поздно. Она уже нажала на ручку, и дверь открылась. «Интересно, Медичесы когда-нибудь запирают замки?»

На пустой кухне горел свет. Большой стол как всегда был завален грудой книг и рукописей. Женни удержалась и не стала любопытствовать, что сейчас интересует Рафаэля. Ей ни с кем не хотелось сталкиваться. Ей нужно срочно поговорить с Бартоломью. Которая комната его? Эта? Женни зашла и притворила за собой дверь.

Полумрак. Тишину нарушает потрескивание дров в камине. «Как здорово иметь прямо у себя в спальне настоящий камин!»

Барт резко сел на кровати. Кот, спавший поверх его одеяла, оказался на полу. Темная фигура у входа поставила что-то на пол, сделала шаг вперед и спросила голосом Женевьевы: «Бартоломью?» Барт в два прыжка очутился рядом.

– Женни! Ты что здесь делаешь? Ты знаешь, на кого похожа? На снеговика! – говорил он осипшим от простуды голосом. – Да ты, наверное, промокла. Что там за погода?

Барт помог ей снять пальто, стряхнул с него снег прямо на плиты у камина, снег быстро растаял в лужицу. Бросил пальто, шапку и шарф на стул сушиться и скомандовал снять обувь и чулки. Сел на корточки и поставил ее ботинки поближе к огню.

Он не взял чулки, он прижался лицом к ее голым коленкам. Поцеловал их. Выпрямился и обнял Женни. Об их ноги потерся, выгибая спину, кот. Барт рассмеялся, взял кота за шкирку, вышвырнул за дверь и задвинул засов. Кот возмущенно мяукнул в коридоре.

– Барт, мне нужно с тобой поговорить.

– Да, – он поцеловал ее.

– Я уезжаю. Родственники прислали другую сиделку Маленьким, – отчаянно шептала Женни.

– Что? – Барт искал губами ее губы.

– Выслушай меня! – Женни схватила его за плечи и тряхнула с силой.

От резкого ее движения державшаяся на одной ниточке пуговка оторвалась и задзинькала по плитам пола. Женни опустила глаза и густо покраснела – края новой блузки разошлись на самом тугом месте. Барт наклонился и поцеловал туда. Женни потянула его голову вверх. Он прижался лбом к ее лбу и своим хриплым больным голосом спросил:

– А ты помнишь, как потеряла все наши деньги?

Они тихонько рассмеялись.

– Шшш! – приложил Барт палец к губам.

Женни прислушалась.

– Это Рафаэль, – прошептал Бартоломью.

– Молоко будешь с медом? – со всего размаха стукнул кулаком по двери Раф.

Подергал за ручку. Уже тихо позвал:

– Барт.

Женевьева и Бартоломью затаили дыхание. У Барта плохо получалось, в груди клокотало. «Бедненький, совсем больной, – пожалела его Женни и раскаялась. – А я что только не думала…»

Раф поехал дальше, на кухню. Судя по громкому мяуканью, молока захотел кот.

Они сели на кровать.

– Рафаэль допоздна роется в книжках в последнее время. Решил найти кинжал, – с хриплым смешком пояснил Барт.

– А где родители?

– В столице. Отец повез маму на консультацию, – вздохнул Барт.

– Что, так серьезно? – огорчилась Женни.

– Кто их разберет, врачей. Ласково так предложили то проверить и это. И проконсультироваться обязательно у одного светила.

– Если ласково – значит, ничего страшного. Вот если доктор почти кричит с умным видом и обижается на пациента, значит, не знает, в чем дело.

Барт улыбнулся. Обнял Женни и поцеловал. Она прижалась к нему.

– Все обойдется, – она погладила его по руке, успокаивая. – Вот увидишь. Просто пропишут лекарство.

– Волшебную таблетку, мама это так называет, – согласился Барт. – Ох, Женни, как замечательно, что ты пришла.

Он положил ей голову на плечо. Женни взъерошила ему волосы.

– Зарос? – поднял он глаза.

– Недостаточно! – строго сказала Женни и попробовала губами, горячий ли у него лоб.

Барт откинулся на подушку, увлекая за собой Женни.

– А помнишь кровать в театре? – заговорили они одновременно и рассмеялись.

– Помню – отозвался Барт, сгреб Женни в охапку, поцеловал. – Я просыпался и ждал твое «Доброе утро…»

Она попробовала намотать его кудри на палец. Заросший, но недостаточно! Женни оставила в покое локон и взлохматила Барту волосы.

– Ах, так! – Бартоломью смеялся и не отпускал ее.

Женевьева задохнулась в его жарких объятиях. И, наверное, не сказала ему «не надо», а может, он не расслышал…

Женни лежала, ручейки слез затекали в уши. Барт целовал ее, нежно, едва касаясь губами, и обнаружил соленые дорожки на щеках. Он сел испуганно:

– Женни! Я сделал тебе больно?

Она молча покачала головой.

– Почему же ты плачешь? – растерялся он.

Она повернула к нему голову.

– От счастья. Мне было так хорошо, я даже не знала, что так бывает.

Барт выдохнул с облегчением.

– Теперь можно умереть! – заявила Женин. – Мы уже испытали все лучшее, что есть в этом мире! Умрем, раз мир так жесток к нам!

– Ну уж нет! – засмеялся Барт. – Жизнь только начинается!

Он улегся обратно и прижал ее голову к своей груди. Ее волосы шелковыми потоками струились у нее по плечам. Барт провел пальцами, прослеживая, куда они текут. Женни приподнялась.

– Бартоломью! – чувства и слезы переполняли ее. – Давай умрем! Давай умрем, и о нашей любви сложат легенду. И Мединосы с Медичесами будут плакать и жалеть, что не разрешили нам быть вместе!

Барт потянулся и поцеловал ее. Не выдержал, улыбнулся:

– Женни, не выдумывай. Конечно, будут плакать. Если переживут. Мама точно сляжет от горя. И твои тоже.

Женни вздохнула. Жалко родителей, ее отец сойдет с ума. И мама. Но почему Барт спокойный? В такую минуту? Она в восторге от того, что произошло, а он…

– Бартоломью, у тебя… с кем-то… до меня… это уже было?

– Нет.

Барт ласковым жестом убрал ей локон с мокрого лба и простодушно признался:

– Могло быть. Много раз к тому шло. Но я же – Медичес! Я должен быть уверен, что в случае чего это на всю жизнь. Женщина, которая родит мне потомка. Моя жена.

– Муж и жена, – с наслаждением произнесла Женни, – муж и жена…

– Да, – Барт любовался ею.

«Амазонка? Нет, не то. Цветы… Венок из цветов?» – Он уже обдумывал весенний праздник.

– Что мы будем теперь делать? Ты что-нибудь придумал?

Барт помолчал. Ну не обнадеживать же ее тем, что Раф уверяет, кинжал и ножны здесь. В замке. Осталось только пойти и найти их. Да можно сто лет проискать без особого успеха!

– Не переживай. Мы уговорим родителей. Со временем.

– Барт! – Женин уперлась ладонями ему в грудь, глаза у нее засверкали. – Давай сбежим от них всех! Обвенчаемся и уедем далеко-далеко. В Америку! И будем жить сами.

«Не амазонка. Но лошадь нужна. И цветы. И ленты… В волосах и гриве…»

– Мы проживем, Бартоломью! – заверила его Женин.

– Что? – он переключился на ее слова и вздохнул: – Они без меня не проживут. Как я их оставлю, Женин? – Барт махнул в сторону двери. – Если с отцом что-то случится, то в этой семье старший я. И вообще, забота о Рафаэле рано или поздно целиком ляжет на меня.

– Рафаэль – самостоятельный и независимый, – заметила Женин, хмурясь.

Барт протянул руку и попытался разгладить морщинку между ее бровей.

– Так только кажется. А врачи обещают, что ему станет хуже.

– Мы бы забрали его к себе в Америку. Со временем, – упорствовала Женин.

Барт легонько зевнул.

– А замок? А Меланьи? Кстати, как тебе нравится идея устроить на весенний Праздник цветов еще один карнавал? С конной процессией. Цветы и ленты в гривах. Девушки в туниках с венками на головах. Девушкам должно понравиться, – заключил он сонно.

Женин попыталась вернуть его в сегодняшнюю зимнюю ночь:

– А как же мы? Что будет с нами? И… вдруг твои родители вернутся утром?

– Ну и что? Выберемся через окно, – пробормотал он.

– Барт, я же уезжаю! – потормошила его Женин, не давая заснуть.

– Куда это? Не отпущу. – Он обнял ее, прижал к себе покрепче и намертво сцепил пальцы замком у нее за спиной. – Вот так. Спи.

Барт ровно дышал. Хрипловато, но ровно.

Он ничего не придумал! У него даже плана никакого нет на этот раз!

Женин пошевелилась, Барт сжал ее в объятиях, прошептал щекотно «Женин» в самое ухо.

Женин покосилась на узкое длинное темное окно. Если нагрянут Медичесы, то ей придется в него вылезать. Как воровке! Хороша перспектива! Она, Мединос, застрянет в окне, ее хватают за локоть. «Что ты украла?» «Бартоломью». Женин было рассмеялась, но вспомнила, что лучшего выхода нет. И как теперь пойдет их жизнь? Они будут ждать неизвестно чего и прыгать из окна в окно? Что Барт себе думает? Женин возмущенно повернулась и посмотрела. Барт не думал. Он спал. Он ослабил хватку, и Женин освободилась из его рук. Барт спал и улыбался во сне. Лицо его дышало счастьем.

«Ах, – Женин забыла тут же все свои волнения, – как же я тебя люблю. Муж мой. Бартоломью».

На землю ее вернул шум. У нее сердце остановилось от испуга, что это Медичесы. Она прислушалась. Нет, это Рафаэль передвигается по кухне. Полуночничает.

У Женин опять ручьями хлынули слезы. «Нет в жизни счастья!» Бартоломью не принадлежит ей, как муж должен принадлежать жене. Перво-наперво он – Медичес. Примерный сын и любящий брат. Владелец замка и господин Меланьи. И уж только потом он ее муж. Даже своих меланцев он любит больше, чем Женевьеву Мединос.

Вот была бы она просто Женевьева. Женин Не-Мединос, как было бы легко. Но она не может. Она не может разбить сердце своему отцу, отказаться быть Мединос, предать Семью. Это позор! Ее отец будет опозорен своей единственной дочерью.

Женин поцеловала спящего Барта, полюбовалась им в последний раз. Замерла в нерешительности. «Нет! Все безнадежно». А ей надо ехать.

Женин бесшумно оделась, подхватила свой саквояж и выскользнула в двери. Зря она кралась по коридору. Рафаэль спал. Он сидел в инвалидном кресле, положив руки и голову на стол. Подушкой ему служила раскрытая толстая книга. Женин оставила саквояж и заглянула Рафу через плечо. Что за книга – не разобрать. Рядом копия прадедушкиного чертежа замка, сильно увеличенная. Исписанные крупным почерком листки. Схемы со стрелками. Жутко интересно, что они значат… Она никогда это не узнает. Никогда Рафаэль, глядя на нее своими лучистыми глазами, не расскажет, что он раскопал интересного.

– Прощай! – Женин вздохнула и поцеловала его в макушку.

«Надо же, волосы жестче, чем у Барта. И о чем это я…»

Раф зашевелился, кресло покатилось назад, его голова заскользила по книге. «Ты так свалишься! Где же у этой каталки тормоз?» Не придумав ничего лучше, Женевьева сунула ему под колесо ту самую маленькую скамеечку, на которой любила сидеть, когда болтала с ним. Убедившись, что Рафаэль теперь не выпадет, Женин вышла из пристройки в темноту раннего утра.

Снег уже не валил. Холодно и ветер противный, пронизывающий. Вот так же ее любимая героиня Амелия из семейной легенды о кувшине молока и рыжем воре совершала побег из замка. Может, даже в такую же гадкую погоду. Перед свадьбой с нелюбимым человеком, считая, что ее жених мертв. Она хотела уйти в монастырь, но счастливо попала в объятия совершенно живого своего рыжего вора. Женевьева не замечала, куда она ступает, что творится вокруг. Она плакала. Потому что ее история была совсем не такая счастливая. И, кроме бегства, ничего общего у Женевьевы с Амелией не было. Может, еще любовь была такая же. Большая и вечная. Но безнадежная.

На вокзале Женевьева купила билет на утренний поезд, моля про себя, чтобы мама ехала не этим, а следующим, и они не встретились и не пришлось ничего объяснять. Женни заперлась надолго в туалете, пытаясь привести себя в порядок. Ревела и умывалась, ревела и умывалась.

Мамы на перроне не оказалось. Вот и хорошо! Женевьева вздернула нос. Жизнь ее разбита. Закончена. Но горевать она по этому поводу не станет. Просто будет всю жизнь любить своего Бартоломью, хоть и не суждено им быть вместе.

В вагоне Женни попыталась уснуть. Голова раскалывалась от бессонной ночи, в висках стучало, а сон не шел. Женни не собиралась больше смотреть в окно. Она специально села так, чтоб не видеть, что там за стеклом, но случайно выглянула. Замка уже видно не было. Она узнала этот большой дом вдалеке. Оричесы. Вот, между прочим, где бы ее приняли в невестки с распростертыми объятиями. Она же чувствует, как к ней относится Линда.

Женни выскочила в коридор, стала смотреть в другую сторону и усиленно думать о Порт-Пьере и почти совсем не думать о Барте. И не вспоминать. Ничего не вспоминать!

Как же хорошо дома! С вокзала моря не видно, но воздух просто пропитан его присутствием, не ошибешься. Тепло. Достаточно свитера, никакого пальто не нужно. И кто сказал, что в мире бывает снег? Только дождик! Женни мчалась домой и старалась не мучить себя догадками, проснулся ли уже Барт и что он делает и думает.

Распахнула дверь. Знакомый запах книг. Вот он – ее дом.

– Женни! Девочка! Приехала! Что с тобой? Ты не заболела? А где мама?

Женни сказала, что просто устала.

– Так, значит, отложим до завтра начало нашего путешествия? – улыбался отец.

– А куда ты собрался?

– О! Долгая история. Один коллекционер ищет книгу. И я вычислил, где она может быть. Там она не нужна, по истории архитектуры, никакого отношения к религии. Я предложу хорошие деньги. Можно считать, что сделка в кармане, нужно убедиться только, что это та самая книга.

– Так где она хранится? – машинально переспросила Женин.

– Разве я не сказал? На юге. В женском монастыре.

Мединос испугался – с дочерью началась истерика.

Он отпаивал ее водой и уверял, что лучше дождаться маму. Стакан дрожал у Женин в руках, и зубы стучали по стеклу, но она настаивала, что им надо ехать немедленно. В монастырь! И хохотала. Со слезами.

Конечно, нужно срочно уехать, потому что мама с первого взгляда догадается, что произошло у Женин с Бартом. Почему-то говорить об этом ни с кем не хотелось. И о том, что сказал Барт после. А мама все прочитает в ее глазах. Но ехать в монастырь… после такого?

А вдруг это знак? Вот она, ее горькая судьба. Не зря Амелия собиралась постричься в монахини. Амелии не выпало. Это судьба Женевьевы Мединос!

Женин взяла себя в руки и уже спокойно сказала, что они могут, если отец хочет, прямо сегодня ехать, пусть он не обращает внимания, что-то утомительной была дорога, но это ничего.

Во втором поезде за сегодняшний день, а если считать с вечера, то в третьем, Женин наконец уснула. Рядом сидел отец и радостно поглядывал на свою дочь. Вернулась!

Барт проснулся выспавшимся, впервые со дня болезни почувствовал себя бодро. Он с удовольствием потянулся до хруста в костях. С шутливым возмущением повернул голову, собираясь выяснить, где полагающееся ему «доброе утро»? Женин рядом не было. Барт посмотрел – каминные часы показывали полдень.

Он натянул штаны и, весело улыбаясь, отправился на кухню. У плиты возился Рафаэль.

– А где Женни? – поинтересовался Барт и, обжигая пальцы, подцепил колбаску со сковородки.

– Женни? Ах вот какие сны тебе снятся! – захохотал Раф и быстро отъехал, опасаясь пинка за шутку.

Барт застыл, не донеся колбаску до открытого рта.

– Ты не видел Женни? – изумился он.

Бартоломью не поленился обежать весь замок. Женни нигде не разгуливала.

Барт вернулся, натянул пальто, обулся, психуя и не попадая шнурками в дырки ботинок. Раф заметил его согнутой спине:

– Знаешь, а мне тоже сегодня снилась Женни. Как будто сказала мне «прощай».

Барт не ответил, выскочил на улицу и помчался к Маленьким на Чайную горку.

Незнакомая женщина с бегающими глазками открыла дверь, вопрошая, что дорогая забыла, почему вернулась. Барт так удивился, что не нашел, что сказать. Он молча тянул дверь на себя, незнакомка – на себя. Крашеные в рыжий цвет кудряшки то ли от испуга, то ли от усилий подрагивали на ее голове.

– Где Женни? – сообразил он спросить.

Женщина таращилась на него.

– Женевьева Мединос! – крикнул Барт непонятливой бабе.

– Ах, Женни, наше золотко, – женщина сладко заулыбалась. – Уехало наше солнышко. Вчера вечером посадили ее на поезд, и она уехала в Порт-Пьер.

Барт воспользовался тем, что собеседница потеряла бдительность, распахнул дверь и вошел внутрь.

– А кто что-то мог забыть и вернуться? – спросил он строго.

– Так это же ее мама. Она только что ушла на вокзал.

Молодой человек вел себя так нагло, что Биорн решила, что он имеет отношение к их семье и у него есть право так спрашивать. Перемежая свою речь ласковыми словечками, она пояснила, кто она такая и что здесь делает. Надо заметить, приехала она – по доброте своей душевной. Совершенно бескорыстно!

Барт увидел открытый комод и вываленные на пол папки.

– Это еще что такое?

Он сорвался. Он заорал, вращая глазами. Биорн съежилась и залепетала, что ей некуда разложить свои вещи, а это – никому не нужный хлам.

– И вообще… – До нее вдруг дошло, что он непонятно кто такой, а командует.

Биорн ощетинилась.

– Именно мне обещали дом и имущество после смерти стариков.

– Это – архив Маленького дедушки, для старика он представляет ценность. – Барт сдерживался: не хватало еще взять ее за грудки и потрясти, ведь помрет с перепугу, чучело рыжее. – Пока прадедушка жив, чтобы ни одна бумажка отсюда не пропала! Я внятно сказал?

Биорн закивала, недоумевая, есть ли у него права на домик или нет.

– Джек? – Маленький дедушка звал так тихо, что Барт не сразу расслышал.

– Совсем плох, старенький наш, – елейно сообщила Биорн и закатила глазки от жалости.

Барт, не глядя на нее, пошел в спальню. Прадедушка лежал. Глаза слезились. Руки со вздутыми венами дрожали и теребили край одеяла. Растерянная Маленькая бабушка пристроилась на краешке стула и не сводила с мужа глаз.

– Джек… – Старик вроде обрадовался Барту. – Верни Женин. Что делает здесь эта ведьма? Верни Женни.

Прабабушка согласно закивала.

– Да… – Барту такой жалкой показалась сейчас старость этих двоих, что голос дрогнул. – Я верну. Все будет хорошо.

Биорн стояла в дверях. Барт вывел ее на кухню. Уточнил, не Мединос ли она. Нет, но… Биорн принялась объяснять, кем приходился Мединосам ее покойный муж, вернее, его кузен…

«Вот и хорошо». Барт перебил ее обрадованно. Он показал в окно на замок.

– Если что-нибудь случится, нужна будет помощь или телефон – справа от домика к замку ведет тропинка. Бегом туда и спросить Бартоломью Медичеса. Или Рафаэля, это мой брат. Понятно?

Биорн обрадованно закивала.

– Не нужно в замке упоминать имя Мединосов. – Барт оценивающе поглядел на нее и прошептал значимо: – У старших Медичесов с этими Мединосами финансовая тяжба.

О! Биорн просто засияла. Такие вещи она чудесно понимала. Мозги у нее усиленно заработали, прикидывая, что у молодого Медичеса с Женевьевой и можно ли извлечь из этого пользу или хотя бы удовольствие.

Барт помог убрать папки обратно в комод, пообещал зайти на днях и отправился домой, фыркая по дороге от возмущения. Даже от Мединосов он не ожидал такого! Совсем спятили! Приставить к старикам эту пиявку – хуже, чем бросить их на произвол судьбы! И все только потому…

Он забрал из почтового ящика накопившуюся почту.

И все только потому, чтобы держать Женни подальше от него! И она согласилась! Хороша Женевьева!

Барт бросил на кухонный стол пачку писем, сел и в крепких выражениях стал высказывать, что он думает о Мединосах, их решении и об этой Биорн. Рафаэль пододвинул ему тарелку с омлетом и колбаской.

– А где Женни? – не понял он.

– Она уехала. Вчера вечером, – ответил Барт.

– Ничего не сказав? – удивился Раф.

– Сбежала. Что? Разве не похоже на нее? – Барт зло отодвинул тарелку. – Раф! Не влюбляйся! Женщины любят страдать даже без повода. Заодно из тебя душу вынут. Все женщины – мазохистки!

Рафаэль широко улыбнулся.

– Что-то подобное я уже слышал. Ничего. В прошлый раз Женевьева исчезла и нашлась. Не грусти, Барт.

Раф бросил взгляд на часы, прикинул что-то в уме.

– Позвони в Порт-Пьер. Она уже дома, если уехала вчера вечерним.

– Нет! – Барт вскочил и побежал к себе.

Рафаэль пожал плечами. Может, влюбленные женщины и мазохистки. Влюбленные мужчины тоже ведут себя странно. А любовь – это же так просто. Должно быть просто…

«Вечерний? Я, конечно, болел, но не до полной же невменяемости! Или… – Барт оглядел комнату. – Мне все приснилось?»

На полу блестела перламутровая пуговка. Барт поднял ее, сжал в ладони и усмехнулся. Вспомнил, как темная фигурка наклонилась, поставила… Саквояж! Значит, Женни зашла, чтобы поговорить с ним. Но почему она не осталась? Он бы что-нибудь придумал! Не услышав того, что хотелось, сбежала? А что она хотела услышать? Он же ей все объяснил. Бросила! Она его бросила.

Барт швырнул пуговицу в камин. Запахло жженой костью.

Раф завез ему письмо, обнаруженное в пачке почты.

У Барта от строк, написанных расстроенной Женевьевой еще несколько дней назад, опять изменилось настроение. Она вчера думала, что он получил письмо и знает о ее отъезде. А он не знал! И ничего не предпринял. Перед глазами стоял образ… нет, не амазонки, нимфы.

Рука потянулась к карману за карандашом и блокнотом. Не то. Барт размотал рулон оберточной бумаги, которая служила для крупных эскизов, оторвал кусок и взял уголь. Сквозь жирные угольные сумерки проступили нежные черты. Страстные черты. Барт отматывал бумагу и рисовал.

– Я позвонил ей! – заглянул к нему Рафаэль. – Не смотри на меня так, придурок. Должен же кто-то действовать.

– Неужели это Женин? – поднял он и расправил на коленях рисунок.

– Не трогай! – крикнул Барт и рванул лист на себя.

Рисунок порвался. Барт застонал. Испуганный Раф протянул свою половинку.

– Что она сказала? – хмуро спросил Барт, убирая картинки подальше от Рафаэля.

– Никто не берет трубку.

Ночевать Бартоломью пришел к Рафаэлю. Но и там ему не спалось. Ворочался. Вставал. «Давай умрем!» Ненормальная!

Утром братья препирались, кому из них лучше позвонить. Барт считал, что Рафаэлю, потому что Мединос не позовет Женин к телефону, узнав, кто ее спрашивает.

Раф – что Бартоломью, все равно ведь голоса похожи, так какая разница. Телефон зазвонил сам. Увы, это были родители. Разочарованный Барт положил трубку, и тут пришла Биорн. Приперлась она без всякого дела, просто из любопытства, но не успела удивиться, почему ей обрадовались. И не успела хорошенько рассмотреть, что и как у Медичесов на кухне. Ее потащили к телефону. Она ведь пришла звонить Мединосам, доложить, как дела у Маленьких, не так ли, спросил инвалид.

Биорн медовым голосом рассказывала «дорогой», как она обустроилась у «славных наших старичков». Вдруг ее бегающие, ощупывающие все убранство коридора глазки замерли.

– Где? – спросила удивленно. – А что она там делает? Ах, вот в чем дело!

Глаза забегали дальше, оценивая картины и подсвечники на стенах и витражи окон.

– Ну? – хором спросили братья.

Однако она уже успела проследовать на кухню и открыть крышку, сладко выясняя, чем вкусненьким здесь пахнет, что такого два славных мальчика себе готовят.

– Где Женевьева? – спросил красивенький несчастненький инвалид.

– Омлет? Ну-ка я его попробую! – Биорн быстро сориентировалась, где лежат тарелки. – Женни в монастыре!

– Где? – отвисла челюсть у второго красивенького мальчика.

– В женском монастыре. Ах, какая у вас посудка!

– А что она там делает?

Биорн наслаждалась жизнью и вниманием. Не зря она переехала в Меланьи. Со стариками только много возни.

На что она с удовольствием пожаловалась, после того как путано и многословно пересказала цель поездки Женевьевы со слов ее мамы.

Барт подталкивал ее к двери, подталкивал и наконец захлопнул за ней дверь. Раф уже обнаружил, что завтрак придется готовить еще раз и включил плиту.

«Хватит у Женни мозгов не делать глупостей? Зачем она туда поехала на самом деле?» – раздраженно думал Барт. Дальнейшая его жизнь предстала ему в мрачном свете.

– Раф! Давай найдем кинжал и ножны! Поскорее.

Рафаэль от неожиданности выронил скорлупки в сковородку.

Ах как бы обрадовалась прежняя Женевьева такой замечательной поездке! Это же настоящее, почти детективное приключение – искать уникальную книгу. Да еще в компании отца! Он знает все на свете! Особенно из жизни книжек. Однако с недавних пор мир для Женни поблек. Она для вида поддакивала папе, чтобы не портить ему охотничий азарт.

– Неужели паломники в наш монастырь? – удивились на станции.

– Не совсем. – Отец прищурился, стекла его очков задорно блестнули.

– Вам повезло. – Никто даже расспрашивать не стал, сдали на руки женщине в черном.

Им действительно повезло. Без сестры Анастасии они бы не нашли дорогу.

Мединосы, тяжело дыша, забирались по крутой тропинке за резво шагающей монахиней. А она еще и покупки несла. И рассказывала им о жизни в обители, о ее истории. Женни слушала вполуха. Думала о своем. О Рафаэле.

«Вот одно из мест в мире, куда Раф никогда не сможет попасть. Нет, сможет, если захочет! На спине Бартоломью!» Как бы ей хотелось от Барта хотя бы частички того внимания, что он уделяет Рафаэлю. То, что произошло, не в счет, это было не внимание… Камень из-под ноги Женевьевы покатился вниз, она от неожиданности уперлась руками в тропинку перед собой.

– Пойдешь впереди меня? – участливо обернулся Мединос.

– Ничего, молодые ножки дойдут, – сказала сестра Анастасия.

Лицо веселое, каждая морщинка улыбается. Она так ласково посмотрела на Женни, как будто Женевьева была ее собственным ребенком. Женни смутилась.

Через полчаса карабканья по камням монахиня остановилась.

– Посмотри, какой красивый Божий мир.

Женни ахнула. Отсюда вид открывался на далекое море, на леса внизу. А неба было столько, что не обхватить. Дух захватывало. Сестра Анастасия смотрела на восхищенное дитя с любовью. И при подходе к воротам монастыря, обласканная сестрой Анастасией Женни вдруг по-новому взглянула на проведенную с Бартом ночь. Уныло взглянула. Ночь была ворованной, они украли ее сами у себя.

И потому Женни обрадовалась, что поселили ее отдельно от отца. Не прочитает он в ее глазах, что случилось. Она забилась в уголок своей кельи. Не выдержала, достала рисунки: «это я, а это Рафаэль», «это наш кот, хитрюга». Вот только рисунок розы куда-то пропал. Заплакать не успела – звонили к ужину.

Утром Мединосы приступили к делу.

– Нет у нас такой книги, – покачала головой ну очень строгая монахиня в круглых очках.

– А откуда у вас вообще столько книг? – удивилась Женин, когда та открыла им книгохранилище.

– От предыдущей настоятельницы, это ее личные, нам они не нужны.

Мединос только руками всплеснул, как книги могут быть не нужны. Впрочем, вот ему и работа, он найдет хозяев книжкам, дайте только каталог составить взамен устаревшего. Кстати, а кто предыдущий составлял, пятьдесят лет назад? Именно в нем он и нашел нужное название.

Женин долго не решалась расспрашивать, ощущение у нее было, что здесь своя особенная жизнь. Все заняты чем-то гораздо более важным, чем они, простые смертные, всего лишь ищущие мирской бумажный хлам, который в вечности совсем не нужен. Она набралась храбрости и заговорила со старушкой, напомнившей ей до покалываний в сердце Маленькую бабушку. Как она там, всеми заброшенная, на попечении противной Биорн? Старушка вспомнила составление каталога: вот такая же оказия была, приезжал какой-то ученый и взялся.

Отец потирал руки. В очках прыгали огоньки от свечей.

– А кто сказал, что будет просто?

И продолжал задавать наводящие вопросы, выясняя, куда же делась нужная ему книга. Женин разозлилась даже. Как же он в эту минуту напоминал ей Бартоломью! Готовит сейчас, наверное, свой праздник цветочков. Замучил всех эскизами и планами. И думать про нее забыл! После всего, что было!

«А может, не забыл? – мечтала Женевьева через несколько дней, спускаясь по тропинке вслед за отцом и провожающей их сестрой Анастасией. – Может, разыскал, куда я отправилась, ждет на станции?»

Угу, как же. Никто не ждал. Никто не спешил броситься навстречу со словами «Женин, я жить без тебя не могу! Давай поженимся, невзирая ни на что!» Но вдруг он звонил ее маме? К огорчению Женевьевы, они продолжили свои поиски, и следующий поезд вез их не домой. Все дальше от Барта.

– Да ты меня слушаешь? – перебил ее мысли отец. – Ничего удивительного, что они кому-то отдали эту книгу. Хорошо, что не уничтожили за такую тему-то! По всей видимости, это такого же плана книга, какую хотел в свое время купить Маленький дедушка.

– А что за книгу хотел купить Маленький? – встрепенулась Женин.

– А то ты не догадываешься, – рассмеялся отец. – Очередное упоминание о замке Медичесов. Вернее, ему так показалось. Он ошибся. Увидел на выставке раритетов обложку. Хорошо, что у него не было таких денег!

Женин заинтересованно взглянула на отца.

– Замок с обложки оказался просто похожим. Книга – довольно редкая, да. Путеводитель по местам, где водятся привидения. В…

– Шотландии! – догадалась Женин и пояснила удивленному отцу: – Я видела иллюстрацию в «Сказках Шотландии». Тот замок – просто близнец замка Медичесов.

Отец смотрел тревожно. Зря он затеял этот разговор. Забылся. Напомнил. Ох, надо было затянуть работу с каталогом. Книга никуда не уйдет.

– Да я тебе покажу! – горячилась Женин. – Дома. Линда Оричес вышила и подарила мне эту картинку.

– Гм, что-то такое было на выставке, припоминаю… – Мединос с готовностью ухватился за новую тему. – Нам с мамой Оричесы очень понравились….

Легко сказать «давай найдем побыстрее». Братья Медичесы не продвинулись в своих поисках ни на шаг. Рафаэль выписал и пытался систематизировать все мало-мальски имеющие отношение к кинжалу и ножнам сведения. Они их перечитывали, составляли в логическую цепочку, эти события, те. Рафаэль рисовал диаграммы: кто был в замке, у кого были мотивы. Барт достал пылившиеся в шкафу шахматы. Они присвоили фигуркам имена персонажей и расставили на схеме замка. Кто где предположительно мог находиться.

– Ах, какие умненькие мальчики! В шахматы играют, – умилилась Биорн.

– Бартоломью и Рафаэль играют в шахматы? – удивилась их мама.

Присутствию Биорн она уже перестала удивляться.

– Откуда ты приволок это чучело? – спросил у Барта отец, впервые ее увидев.

– Она сама пришла, – ответил за брата Рафаэль, давясь от смеха.

Ему поверили. Похоже на Биорн. Она умело втерлась. С любопытством расспрашивала маму о болезни славненького Рафаэля. Так как она не давала советов, то мама с готовностью рассказала ей очередную свою версию. А потом оказалось, что от Биорн так просто не отвертишься. Ну не обижать же ее. Пользы нет. Но и вреда тоже. Все смирились.

Хотя и польза от нее была. Она не упоминала при родителях о Мединосах. Но звонила тем при каждом удобном случае, удовлетворяя свое любопытство. Заодно держала Барта в курсе передвижений Женевьевы.

Барт злился. Ну что же она молчит? Вместо того чтобы позвонить и сказать: «Бартоломью, все было здорово. Я просто запуталась. Испугалась. Прости, что я сбежала».

Когда Мединос с дочерью благополучно прибыли домой с добытой книгой, Барт жадно выслушал это известие, но звонить гордо отказался. Как Рафаэль его не подбивал на это. Нет, так просто он звонить не будет, он швырнет ей кинжал, тогда и поговорят! Ну, где же проклятое сокровище может быть?

Бартоломью не пришлось выдумывать предлог, чтобы улизнуть с утра из замка. Отец вспомнил, что Барта искал старик Оричес.

– Мэру понравились мои идеи для Праздника цветов, – доложил Барт семейству результаты телефонного разговора.

Это было лишним, его собеседник обладал таким громким голосом, что Медичесы и так все слышали.

– Старик Оричес похлопотал, и мне дали должность при мэрии.

– Озеленителя? – съехидничал Рафаэль, за что получил щелчок по лбу.

– Ну я пошел, – лучезарно улыбнулся Барт.

И никто не спросил куда.

Рафаэль проводил взглядом удаляющуюся к Чайной горке фигуру и вернулся к своим записям.

Барт пришел вовремя. Маленькая бабушка, кряхтя, пыталась опуститься на колено, собрать осколки тарелки.

– Я приберу. – Барт помог ей сесть на стул. – А где Би-орн?

Прабабушка только руками развела.

– У соседки ребенок родился. Она теперь туда повадилась. Нянчиться.

– Играться! «С младенчиком», – передразнил Биорн появившийся на кухне Маленький дедушка. – Нет чтоб завтрак приготовить.

Барт взглянул обрадовано. Старик поднялся с кровати, а то совсем был плох. Похоже, Маленькая бабушка права, разговоры о кинжале с ножнами лучше любого лекарства. Барт усмехнулся и занялся завтраком.

– Где Женни? Джек, когда наконец вернется Женни? – спросил Маленький дедушка, ковыряя омлет. – Не поверю, что внук без нее не мог справиться с поисками какой-то глупой книжки. Тем более эта ведьма донесла, что книга нашлась. Так почему Женни еще не здесь?

Барт не выдержал. Будь что будет.

– Из-за меня. Ее не отпустят в Меланьи потому… – Он посмотрел деду прямо в глаза. – Потому что здесь я. А я не пара девушке из семьи Мединос.

«Только бы выдержал новость. Или не говорить?»

– И ты сдался, Джек? – хмыкнул прадедушка. – Найди уж поскорее кинжал с ножнами, куда Мединосы тогда денутся. И твои Медичесы.

Барт открыл рот. Закрыл. Маленький дедушка невозмутимо жевал.

– А, э, – промямлил Барт, – кто вам сказал, что я Медичес? Биорн? Или кузина?

– Я сам догадался. Не дурак.

– Давно?

Довольный прадедушка отложил вилку и с торжественным видом достал из комода лист бумаги. На нем красовалась изображенная Бартом роза. Маленький потыкал скрюченным пальцем в подпись.

– Очень похоже на вензель под рисунком кинжала. Фамильный?

Барт кивнул. Дедушка аккуратно убрал картинку обратно, в архив.

Уходя, Барт заметил, что калитку перекосило. Он нагнулся выяснить, в чем тут дело. Кто-то взял его за локоть. Барт чуть не заорал: «Женни! Ну, наконец-то!» Обернулся. Хорошо, что не заорал. А то перепугал бы эту курицу Биорн.

– Ах, какой у них сладенький младенчик! Недавно родился, а уже такой шустрый, так глазками и водит! – захлебывалась она от восторга.

– А завтрак? – простонал Барт.

– Спасибо, я уже там позавтракала. Надо бы записать рецепт, такие вкусные булочки пекут. – Биорн даже не заметила, как поморщился Барт. – А у нас что на завтрак? Пожалуй, попробую маленький кусочек.

Должен же кто-то это ей втолковать! Похоже, кроме него, больше некому.

– Биорн, – строго сказал Барт, – за стариками нужен уход!

Она усердно закивала.

– Они не в состоянии сами приготовить еду! Кто-то должен проследить, чтоб лекарство было принято вовремя!

– Да, бедненькие старички. Слабенькие. Как хорошо, что я приехала.

Она ответила Барту таким безмятежным взглядом, что он завыл про себя. Махнул рукой и побежал домой. Биорн, довольная своими утренними развлечениями и разговором, закрыла калитку и пошла в дом, размышляя, куда бы еще сегодня сходить.

Рафаэль смеялся до слез.

– Что делать, – сказал он всхлипывая, – терпи. Родня. Не успел жениться, а уже родственничками обзавелся.

Зря он расслабился. Барт налетел на него и сдернул с коляски. Они кубарем покатились по полу.

– Прекратите шуметь, маме плохо, – заглянул к Рафу отец.

Тяжело дыша, Рафаэль забрался в свое кресло.

– В принципе, она добрая, – сказал без злобы. – Вон мама лежала целый день позавчера, так Биорн пол вымыла, пока я ужин готовил.

– Угу. Только ее очень много, а толку от нее очень мало. И находится она не там, где должна быть, – фыркнул Барт.

– Так, говоришь, Маленький дедушка давно знал, кто ты такой? – продолжил прерванный потасовкой разговор Раф. – Ай да плут!

Барт улыбнулся.

– Везет же тебе. Один взмах карандашом и попал в архив к самим Мединосам. По делу о кинжале и ножнах! – поиронизировал Рафаэль и заметил: – Хотел бы я порыться в этом архиве.

– Мы с прадедом его перетряхнули. Честно? Там больше нет ничего, нам интересного. Документы, вроде моего рисунка. Что-то говорят о Медичесах, но ничего о кинжале или Глазе бури.

– Представляешь, с каким пристрастием будут рассматривать Мединосы твой цветочек через сто лет? – Раф развеселился и униматься не желал. – Если мы не найдем кинжал.

– Давай я отвезу тебя к Маленьким, – посмотрел на брата Бартоломью, – раз уж прадедушка все равно знает, кто мы. Обсудим все вместе.

– Две головы – хорошо, а три – разрушительная сила! – обрадовался Рафаэль.

– Замок устоит! – усмехнулся Барт.

– Это мой брат Рафаэль. – Барт спустил Рафа со спины и пошел к машине забирать его складную каталку.

Раф взялся рукой за стенку и огляделся. «Так вот где жила Женни и куда так часто наведывался Барт». Он улыбнулся Маленькому дедушке. Барт вернулся с креслом и усадил Рафаэля.

– Ну здравствуй! – протянул ему руку Маленький дедушка. – Наслышан-наслышан, молодой человек.

Рафаэль ответил на рукопожатие.

– Биорн нету, – тем временем доложила Барту прабабушка. – Кто-то из соседей мебель купил, она отправилась смотреть.

Бартоломью поднялся и пошел ей помогать, прислушиваясь к разговору за столом.

– Я пытался проследить путь кинжала, ножен и камня до того, как они попали к Скупой герцогине, – говорил Раф. – Очень интересные истории. Особенно про Глаз бури. Но у меня нет ощущения, что их исчезновение связано с их прошлым. Не могу точно объяснить почему.

– Чутье, внучек. Не тот размах, с каким жили их прежние владельцы, не тот почерк, – поддержал его старик.

– У ножен вообще не было хозяина, их изготовили специально для Медичеса. Вряд ли они представляли особый интерес, тем более что были сделаны не в оружейной мастерской, а вместе с доспехами.

– Хорошая работа. Однако уникальность их только в украшении. Глаз бури! – согласился Маленький дедушка.

– Вот у кого и почему могли быть мотивы, – достал диаграммы Рафаэль.

Барт отвлекся. Он грел воду. Биорн, оказывается, запланировала на сегодня банный день для стариков. Неизвестно, конечно, во сколько она вернется, но завтра с утра она точно уходит на целый день. У кого-то из ее новых знакомых день рождения.

Все. Ванна налита. Дело за Биорн. Барт вернулся к столу.

– Тогда я подумал, а что если разыграть тот вечер в замке. В лицах. Кто мог присутствовать, где находиться. Может, проследим путь кинжала. – Раф разложил новые листы.

– Какая жалость, что мы не захватили шахматные фигурки, – посмотрел он своими лучистыми глазами на брата. – Сейчас бы расставили на схеме, кто собрался в Большом зале замка.

Барт тревожно переводил взгляд с Рафа на Маленького дедушку. Два часа разговоров для старика явно было много. Перевозбудился. Но как забрать Рафаэля, как прекратить обсуждение, от которого прадеду может стать плохо. «Сбегать в замок, дозвониться, чтобы машина приехала пораньше? Эх, Раф, Раф. Пешком тут пара минут». Первый раз Барт искренне обрадовался появлению Биорн и поддержал ее желание немедленно начать купание.

– Бедненький Рафаэль, – вздохнула Биорн, укладывая Маленького дедушку в постель после ванны.

– Почему? – спросил тот сердито, он сожалел, что молодые Медичесы так скоро уехали.

– Ну как же. Калека, – скорбно поджала губки Биорн.

– А что с ним не так? – удивился прадед.

Маленький дедушка вроде спал, но очень беспокойно. Маленькая бабушка просидела рядом полночи, тревожась. Биорн не добудиться. А пузырьки с каплями она сослепу перепутала, выронила из непослушных пальцев. Не разобрать теперь, какой из них стоял справа, а мелкие буковки этикеток она не прочитает. Лекарство не понадобилось. «Хозяин, два брата, муж сестры, сыновья, кто…» – бормотал дедушка, бормотал и замолчал – уснул. Бабушка поковыляла к себе.

– Ты теперь каждую ночь так будешь? – пихнул Рафа в бок Бартоломью.

– А? Что? – Рафаэль сел в своей кровати, недоуменно хлопая глазами.

Барт, который с одной памятной ночи переселился к брату в комнату, сидел на дополнительной кровати и бранился вполголоса:

– Спать не даешь. Орешь во сне. «Хозяин!» «Братья!» «Муж сестры!»

– Женщины. Еще женщины. Хозяйка и дочка. И они присутствовали в Большом зале. Кто-то принес ножны.

– Слуга, – машинально отозвался сонный Барт.

– Кинжал! Гостям захотелось взглянуть и на кинжал! Послали к Мединосам. Кинжал доставили в замок. В свою очередь гости Мединосов желали осмотреть ножны. Кинжал вставляют в ножны и несут из Большого зала замка. К Мединосам. Барт, почему оба семейства из поколения в поколение верят, что кинжал и ножны до сих пор в замке?

– Спи! – взмолился Барт. – Мне завтра рано вставать!

Но тут же не выдержал, стал сам развивать мысль:

– Потому что Мединосы уверены, что передали кинжал, а обратно не получили, а Медичесы убеждены, что отдали.

– То есть Медичесы видели, как Мединосы взяли, но Мединосы не брали? Чушь какая-то. Смысла нет.

– Погоди. Почему нет? Не слуга, а кто-то из Мединосов принес кинжал в Большой зал. Гости посмотрели. Мединос взял кинжал и ножны и пошел обратно. Все сходится. А потом… На него по дороге еще внутри замка напал неизвестный!

– Угу. И об этом нет ни слова в легендах? Кто этот незнакомец, если «чужих в замке не было»? И почему таинственный вор не унес добычу с собой?

Братья лежали, пялились в потолок и сопели, размышляя.

– У Мединосов тоже были гости, – сказал Барт. – Поставь себя на место Мединосов. Что-то тут не так. Приходит слуга, просит кинжал. Со слугой кинжал не передали: кто такой слуга, чтобы носить бесценную награду. Но кто из Мединосов бросит гостей и пойдет незвано сидеть какое-то время на пиру у Медичесов?

– Младший Мединос? Тот самый мальчик, который нарисован на портрете? – предположил Рафаэль.

– Он, конечно, еще не взрослый, но уже не ребенок по тем временам, чтобы бегать посыльным, но похоже, что он, больше некому. – Барт взвешивал идею, потом опомнился.

– Спи. Завтра вернусь пораньше, и обсудим.

Они поворочались, устраиваясь поудобнее. Сон не шел. У обоих перед глазами прокручивалась картинка: двое входят в замок, Мединос присоединяется к гостям, через некоторое время уходит. Барт и Рафаэль подскочили одновременно и возбужденно заговорили. Замолчали.

– Ты первый, – усмехнулся Барт.

– Молодой Мединос не пошел в Большой зал! Он ждал или, скорее всего, вернулся в замок за кинжалом и ножнами через условленное время.

– Именно! «Чужих в замке не было» означает, что и Мединосов не было! Мединосы все-таки еще не «свои», они не успели породниться!

– Кто-то понес ему кинжал с ножнами к выходу из замка и…

– Не донес!

– Поэтому Медичесы уверены, что отдали, Мединосы, что не получили, а кинжал остался в замке. Так как Мединос ждал у входа, то пропажа случилась по пути из Большого зала к выходу. Мединос поднял шум, ничего не нашли, подумали друг на друга, мол, кто-то по указке спрятал сокровище по дороге внутри замка…

Братья все же уснули в эту ночь. Они пообсуждали, как такое могло быть, куда испарился слуга со своей ношей, ни к чему не пришли и потихоньку задремали.

Рафаэль в ожидании Барта тоскливо кружил по кухне и первому этажу замка. Без помощи Бартоломью он не в состоянии подняться в Большой зал и своими глазами еще раз осмотреть место происшествия. В принципе, туда можно попасть через улицу и центральный вход в замок. После перестройки это стало возможным, летом было очень удобно, а потом оказалось, что так лучше и для показа замка туристам. Интересно, а какие варианты были во времена исчезновения кинжала с Глазом бури? Рафаэль достал схемы, что сделал заново Барт, копию чертежа Маленького дедушки и углубился в изучение.

У Бартоломью все их ночные рассуждения улетучились из головы. Слишком много накопилось дел. Он уже уходил домой, когда услышал, как мэр расписывает кому-то успех выставки исторического костюма в столице. «Молодой Медичес нашел хороший способ привлечь к прошлому нашего города внимание не только историков, но и туристов». Барт хмыкнул и не стал встревать. Можно подумать, его теперь волнует успех выставки, на которой рухнули все надежды. Судьба теперь зависит от призрачной возможности найти кинжал и ножны. «Эх, наверняка в столице никто не смог выигрышно расставить манекены и сундуки», – тем не менее вздыхал Барт по дороге к замку.

Он посмотрел в сторону Чайной горки. Вот бы сейчас рассказать Женевьеве, какие финансовые перспективы их ждут. Вернее, какие деньги он сможет выжать из ситуации. Спасибо, конечно, старику Оричесу за помощь. Барт ясно представил себе ее широко распахнутые глаза. Удивленные. Восторженные. Счастливые. А еще он помнит их страстными.

Мечтая, он дошел до самых ворот и увидел Биорн, юркнувшую в двери пристройки. Барта захлестнуло обидой, даже злостью. «Женни сбежала. Оставила меня».

Женевьева Мединос грустно смотрела в окно и воображала, как там по улице спешит к ней Бартоломью. Она бы тогда бросилась ему навстречу. А он бы прошептал ей виновато: «Прости, что я так долго не появлялся. Давай поженимся». Женевьева обрадованно подскочила, услышав телефонный звонок. «Вдруг это Барт?» Отец ее опередил. Через пару фраз лицо его приобрело кислое выражение. Женни догадалась, что никакой это не Бартоломью, это Биорн. Выпытывает у отца подробности их жизни. И зачем ей только? Мама говорит, что Биорн просто одинокая, ни семьи своей, ни детей. Отец считает Биорн ненасытно любопытной. Женни великодушно протянула руку, отец с облегчением отдал ей трубку.

Барт заглянул в коридор. Биорн уютно расположилась как у себя дома и оживленно беседовала по телефону. Барт покачал головой и пошел помогать Рафаэлю подняться в Большой зал. Раф уже изнывал от нетерпения.

Женни так хотелось спросить у Биорн, не видела ли она кое-кого из обитателей замка Медичесов, а может, этот кое-кто заходил к Маленьким, спрашивал о Женни. Но Биорн настолько болтлива, что сама бы рассказала. Значит, НИКТО Женевьевой не интересовался! Женни в сотый раз поведала назойливой женщине подробности их с отцом путешествия. Наконец Биорн удовлетворилась. Женни положила трубку и заревела. Отец подумал, что, пожалуй, надо затевать новую поездку, а намеченную выставку графики он перенесет.

Сумерки прогнали братьев из Большого зала в пристройку. Даже с фонариком сложно стало различать очертания камней на высоких сводах. Пол и стены второго яруса они простучали и осмотрели на всем пути из зала к лестнице через коридоры. Никаких намеков на тайник. Слегка разочарованные, Барт с Рафом спустились вниз.

А Биорн еще не ушла. Суетилась, помогая маме накрывать на стол. Жмурила от удовольствия глазки и рассказывала сладким голосом, какой замечательный младенчик у ее соседей. У Барта лицо вытянулось от удивления – мама охотно слушала и даже пустилась вспоминать детские годы Бартоломью и Рафаэля.

Отужинав, Биорн распрощалась, жалобно вздохнула над несчастненьким Рафаэлем и ушла. Отец обнаружил, что она забыла пакет с покупками.

– Хлеб? Ничего, завтра явится, отдадим. – Он повернулся к Барту: – Как твои дела в мэрии?

– Как всегда. – Барт рассмеялся. – С маленькой разницей, что теперь мне за мою работу платят. Ну и спрашивают разрешения на все эти вывески. Не допущу больше уродовать город! А уж как украшу на Праздник цветов…

Барт подскочил: ему подумалось, что не одна Биорн останется без хлеба, Маленькие тоже. Он натянул пальто и взял пакет.

– Пойду догоню.

Рафаэль покатил к себе, разложил схемы, но не успел внести новые пометки, быстро вернулся Бартоломью.

– Ну и напугал же я эту курицу. Срезал путь…

– Что ты сделал? – оторвался от бумаг Раф.

– Побежал короткой дорогой наперерез. Я всегда сокращаю к Маленьким путь. Вынырнул перед ней в темноте…

– У нее икота началась? – улыбнулся Раф.

– Откуда ты знаешь? Вот бы ее это отвадило от нашего замка ну хотя бы дня на два!

– А чего это Биорн ходит вокруг? Она что, не заметила, какую широкую дорожку ты напрямик протоптал к их дверям? – Раф не успел увернуться и получил подзатыльник.

С утра Рафаэль обследовал первый ярус замка, там, где предположительно один из Мединосов, скорее всего, младший, поджидал кинжал с ножнами. Покатался туда-сюда по пути слуги, несущего наградное оружие.

Наконец вернулся из города Бартоломью и помог ему перебраться в Большой зал. Сам Барт тщательно осмотрел лестницу, но безуспешно.

Братья укладывались спать, скрывая друг от друга досаду. Заглянула мама, удивленно заметила, что Биорн сегодня не приходила. Рафаэль рассмеялся. Даже Барт улыбнулся. Но заехал Рафу подушкой. Не тут-то было. Рафаэль вцепился в нее и вырвал, замахнулся в свою очередь. Барт навалился на него и попытался отобрать. Мама махнула рукой, какие мальчики в этом возрасте еще маленькие, вон девушки – другое дело, твердо знают, что им надо. И ушла.

– Постой, – отпихнул Раф брата. – Знаешь, зачем, когда делали пристройку, добавили еще один вход в Большой зал, а?

– Для удобства, – замер над ним Барт. – Безопасность уже не требовалась. А ходить так долго из Большого зала к выходу…

– Вот именно! Было лениво. Впрочем, всегда лениво. Особенно детям! Наверняка слуги и мальчишки в старые времена использовали боковые лесенки. Если кинжал с ножнами нес слуга или ребенок, то он обязательно сократил путь. Мы не там ищем!

Барт потянулся за схемами. Они снова уткнулись в чертежи.

– Если бы этот коридор соединялся с этими ступенями здесь… – задумчиво показал пальцем Барт.

– Или вот здесь, – показал еще один вариант Раф.

– Поди пойми. Новой стеной закрыт весь лестничный проем и боковые ступени. На чертеже никаких переходов. Но не может же так быть, чтобы боковая башенка не соединялась с центральным зданием.

– Барт! Давай посмотрим!

Старшему Медичесу послышался шум. Ворча, что жена все время забывает запирать двери и теперь они дождались воров в замке, хотя странно, что сигнализация не сработала, он с фонариком в одной руке и прихваченной по дороге из экспозиции секирой в другой поднялся на второй ярус.

– Так. А вы что здесь ночью делаете? – оперся он на секиру.

– Идею одну проверяем, – сообщил Раф, сидящий у Барта на спине.

– И как? – Рукой с фонариком отец потер глаза.

– Стена мешает. – Посетовал Рафаэль.

Отец отреагировал мгновенно:

– Замок разрушить я не дам.

– Мы обшарили основной путь из Большого зала и ничего не нашли, – докладывал Маленькому дедушке Рафаэль.

Бартоломью хлопотал у плиты, готовил ужин – Биорн, как всегда, отсутствовала.

– Мне пришло в голову, что слуга, который нес кинжал и ножны, сократил путь.

Прадедушка возразил:

– Судя по чертежу, такой возможности нет.

– Тот, кто рисовал эту схему, мог опустить мелкие детали, для него не представляющие интереса. Почему бы не существовать переходу между центральным зданием и боковыми коридорами в виде арки, балкона, мостика. Возможно, деревянного, – сияя сказал Рафаэль.

Дедушка заинтересованно склонился над чертежами.

– Гм. Здесь логично предположить такой. Или вот здесь, – водил он по бумаге скрюченным пальцем.

– Теперь уже не выяснишь, – присоединился к ним Барт, – скрыто стеной.

– За которой находится лестничный пролет, – выразил сомнение Маленький дедушка. – Оружие не может висеть в воздухе!

Старик даже хохотнул, представив себе картинку.

– Ну и узкие ступени и несущие стены тоже не место для тайника!

Бартоломью согласно кивнул.

– Я то же самое говорил Женевьеве. – Он улыбнулся. – а ей нравилась идея, что кинжал с ножнами именно там.

Раф бросил взгляд на брата.

– Почему бы тайнику не быть на переходе. Арке, балконе, мостике или что там?

– Под мостом! – загорелся Барт. – Вот тебе и будет висеть в воздухе!

Но больше ни до чего заговорщики не додумались. Таинственный переход, если и был, мог находиться где угодно. Лучший способ его найти – убрать достроенные стены. Но на их разборку уйдет сто лет. На предложение взорвать все новые стены Барт показал Рафаэлю кулак. Сошлись на том, что хватило бы и дырки, но где конкретно ее нужно проделать, они не знали. На том и разошлись.

Биорн с удовольствием обнаружила, что сегодня стряпня ей не угрожает, и принялась потчевать стариков рассказами. Успехи соседского младенца их не заинтересовали. Биорн переключилась на путешествие Женевьевы. Маленькие дедушка и бабушка жевали, а она им живописала, на какой отвесной скале расположен был монастырь, но напрасно забрались туда Женин и ее отец, книги в библиотеке не было, потому что монахини не хотят держать у себя литературу с намеками на мистику. Биорн сбилась.

В этом месте что-то было о прадедушке и какой-то похожей книге или она что-то путает? Маленький дедушка прекратил жевать и посмотрел на нее удивленно. Хлопнул себя по лбу. Встал и неуклюже попытался Биорн поцеловать. Потом велел ей немедленно бежать в замок.

– Скажи Джеку, что есть близнец!

– Нет, – возразила Биорн, – они не близнецы, я сама так думала вначале. Их мать сказала, что они погодки.

Прадедушка посмотрел на нее как на сумасшедшую. Маленькая бабушка принялась уговаривать его, что уже поздно, и мальчики спят. Дело дотерпит до утра. Как Маленький дедушка ни выражал неудовольствие, слушать его не стали. Пришлось ему согласиться не будоражить всех ночью. Биорн убирала посуду. Она заметила вышедшей на кухню прабабушке, что старик совсем впал в маразм, бедненький.

– Всем бы впасть в такой маразм, так, может, умнее стали бы, – проворчала бабушка.

– Позвони Женевьеве, расскажи, как у нас продвигаются поиски, – предложил с утра Рафаэль Бартоломью.

Барт упрямо покачал головой.

– Еще нечего рассказывать. Ты не находишь, что она сама могла бы поинтересоваться, как у меня дела?

Барт ушел. Рафаэль оделся потеплее и выкатил на улицу. Он задрал голову и смотрел на наружную стену, скрывающую боковые ступени. Может, ее снаружи проломить? Хотя такую строили от врагов, так просто не продырявишь. Даже заделанного окошка не видно, через которое Барт мог бы попасть внутрь.

– Ремонтировать собираетесь? – Биорн так заинтересовалась, почему Рафаэль кружит снаружи, что чуть не забыла, зачем пришла.

– Нет. Архитектурные особенности изучаю, – отмахнулся Рафаэль.

– Старик зовет. Совсем с ума сошел. Толкует о каком-то близнеце.

Рафаэль не понял, в чем дело, но ведь наверняка что-то важное. Он расстроился:

– Бартоломью сейчас в мэрии. Не скоро вернется.

– О! Так я сбегаю. В мэрию я еще не заходила.

Биорн огорчилась. Барт подскочил при словах, что его зовет Маленький дедушка, и умчался. Ничего ей не показав. Ни с кем не познакомив. Но она быстро утешилась: заглянул человек с громким голосом и, узнав, что она присматривает за старыми Мединосами, прогремел:

– А куда исчезла наша крошка Женевьева? Жена по ней соскучилась!

– Я могу рассказать вашей жене, – обрадовалась Биорн. – Вы где живете?

– Не знать, где находится дом Оричесов?! – добродушно гаркнул старик Оричес.

– Знаешь ли ты, что у нашего замка есть близнец? – возбужденно спросил Рафаэля вернувшийся с Чайной горки Бартоломью.

– Конечно, знаю. Женни приносила вышивку. – Раф открыл толстую папку на своем столе, хотя об этом там было всего пару строчек, можно и не смотреть. – Шотландский замок, построен, возможно, теми же строителями через полвека после нашего.

Он напомнил:

– Ты сам искал рамку для вышитой картинки этого двойника.

– Ну да. Только Маленький дедушка уверяет, что «шотландец» не просто двойник. Он – близнец! И-ден-ти-чен!

– Откуда он это знает? – усомнился Рафаэль. – В ту эпоху даже в разных странах здания такого же назначения похожи.

– Он видел подробный план! Прадедушка вспомнил, что однажды чуть не купил книгу. Впрочем, она ему была не по карману. Он обознался. Принял замок на репродукции за наш. Говорит, поразился не только внешнему сходству, но и тому, что план совпадал, а деталей было больше.

– Там был план? – удивился Рафаэль.

– Угу. В прошлом веке какой-то любитель привидений объезжал малоизвестные замки Шотландии в поисках сверхъестественных, необъяснимых фактов, записывал истории, а потом издал нечто вроде путеводителя по местам, где случаются таинственные явления. С рисунками, чертежами зданий и схемами передвижений призраков. Какая жалость, что у нас нет ни одного привидения. От туристов отбоя бы не было, уж я бы постарался.

Рафаэль рассмеялся. Закрыл свои записи и предложил:

– Барт! Поезжай в Шотландию! Посмотри своими глазами расположение переходов в неперестроенном замке. Или давай поеду я! – загорелся Раф, не встретив энтузиазма со стороны брата.

– А где деньги взять на поездку? – охладил его Барт. – А кто будет таскать тебя по лестницам? Нет, Раф. Поройся сначала в библиотеке. Найдется переиздание книги или другой источник со схемой. О призраках пишут все, кому не лень!

– Ни-че-го! – с горечью рассказывал Барту Раф. – Об этом шотландском замке мало где упоминается. Есть несколько художественных изображений фасада. И никаких схем.

– Видимо, их призрак не был аристократом, – зевнул уставший после суетного дня Барт, – такими меньше интересуются. Ну ладно, делать нечего, поехали в Шотландию.

– Нет смысла. – Раф вздохнул. – Я позвонил одному профессору истории, он мне ответил, что от данного замка, к сожалению, остались только руины.

Барт поморщился. Руин замков он не любил. Как же так можно относиться к своему историческому наследию? Но брата, и себя заодно, утешил:

– Не расстраивайся. Есть еще книга.

– Книга не переиздавалась. О ней давно не было упоминаний. Если бы не каталог того давнего аукциона, я бы вообще усомнился в ее существовании.

Барт присвистнул:

– Плохи наши дела. Не люблю я единственные экземпляры в частных коллекциях маньяков-собирателей. Тройную цену заломит. Если вообще захочет ее продавать…

– Ты считаешь, что книга могла подорожать в три раза с тех пор, как была продана? – Рафаэль воспринял его слова всерьез.

Когда Раф сообщил Барту прошлую стоимость книги, Барт, конечно, удержался на ногах, но только потому, что опирался о каталку Рафа.

– Мой внук, – со старческой гордостью сказал братьям Маленький дедушка, – сумеет найти и приобрести любую книгу.

Барт не удержался от скептической гримасы. Прадедушка это заметил.

– Внук умеет состыковывать концы с концами и находить выгодные обмены. Ведь у каждого коллекционера есть заветная мечта, за которую он все что угодно в обмен отдаст.

Рафаэль, улыбаясь, посмотрел на комод с архивом. Барт усмехнулся:

– Так Мединос и выложится для Медичеса.

– Зачем для Медичеса? Он для родного деда будет стараться, – заверил его Маленький дедушка.

Биорн с готовностью им услужила. Позвонила и передала заказ от деда внуку.

– Собирайся, – весело сообщил Женевьеве отец. – Едем прицениваться к очень интересной книге. Неужели у деда завелись лишние деньги? Он хочет ни много ни мало – «Путеводитель по шотландским замкам с привидениями». Помнишь, я тебе рассказывал? Чудит старик. Впрочем, раритетная книга – хорошая инвестиция!

Собираться Женевьеве – смену белья да рисунки сунуть в саквояж. Рисунки – «это я, а это Рафаэль». Женни смахнула слезу и решительно застегнула замок на чемоданчике. «Неужели мужчины не умеют любить? Так быстро меня забыл».

«Ну и пусть, ну и пусть», – отстукивали колеса поезда.

Мелькали интересные места и забавные лица. Женни было все равно. Просто жалко папу, который изо всех сил пытался ее развлечь.

«Это я, а это Рафаэль». Вот и все, что осталось у нее на память об их великой вечной любви. «Интересно, что Бартоломью сейчас делает? Неужели совсем-совсем не думает обо мне? Может быть, он меня презирает за то, что… произошло?»

«Ну и пусть, ну и пусть», – убаюкивали ее колеса очередного поезда.

Книгу им так и не показали. Коллекционер был подозрительным мрачным типом, как раз нашедшим мечту своей жизни и потому жаждавшим денег для ее покупки. И деньги плыли ему в руки. Шотландское историческое общество предложило ему за книгу о национальных привидениях хорошую цену. Причем совсем недавно. Он может продать Мединосу книгу, но в цене не уступит – зачем, если есть более надежный покупатель. Таких неудачных торгов отец Женевьевы не ожидал.

– Сколько-сколько тысяч? – округлились глаза у Барта, когда Биорн пересказала им с Рафаэлем свой телефонный разговор. – А как скоро? Биорн с удовольствием сообщила подробности. Увы, ее в свои дела братья посвящать не собирались. Она поошивалась немного у Медичесов и отправилась к Оричесам. Может, там произойдет что-нибудь, заслуживающее внимания.

– Гений сделок! Да я бы дешевле смог выторговать! – возмущался Барт, вспоминая интеллигентного долговязого очкарика, отца Женевьевы. – Где мы возьмем эту сумму?

– Не шуми. Шотландское историческое общество наверняка покупает книгу для Национальной библиотеки. Я смогу получить доступ. Съездим и посмотрим. Или попросим прислать копию нужной нам страницы, – попытался успокоить его Рафаэль.

– Сколько времени это займет? – быстро спросил Барт.

– Самое меньшее – пару месяцев, пока произойдет сделка, пока оформят покупку…

– Я не могу ждать так долго! – отрезал Барт.

Не рассказывать же брату, что произошло у них с Женин и чего он еще опасается после такой ночи.

– Подумаешь, еще несколько месяцев, – урезонивал его Рафаэль.

– Ты ничего не понимаешь! – Барт собрался и убежал куда-то вон из замка.

«Чего я не понимаю?» – пожал плечами Рафаэль.

– Милый, – мягко сказала Линда, – у нас гостья.

«Ха, – усмехнулся про себя Ллойд, – какое вежливое слово для прилипалы». Но послушно поздоровался с Би-орн.

– Что хотел от тебя Бартоломью? – старику Оричесу до смерти надоели женские разговоры, он обрадовался, что наконец-то в гостиной появился сын. Жаль, что молодой Медичес хотел поговорить только с Ллойдом и уже ушел.

– Предлагал купить у него Кинжала. Барту срочно нужны наличные, – усмехнулся Ллойд.

– Не может быть! – Скуку как рукой сняло, и старик Оричес даже привстал в кресле. – Бери не торгуясь!

– Я отказался. – Ллойд смотрел куда-то в окно.

– Что, дорого запросил? Конь хороший. И ты его давно хотел. Бери, я оплачу.

– За Кинжала ты готов отвалить сколько угодно, не торгуясь, – завелся Ллойд. – А помочь мне ты не можешь? Мне не нужен Кинжал! Я не играю больше в детские забавы!

Он вспомнил про Биорн и поморщился. Она жадно слушала. А! Ну ее. Дура!

– А твоя затея – не детская забава?! – загремел старик Оричес, разозлившись, но при посторонних не стал продолжать семейный скандал и давать волю гневу.

Он встал и ушел к себе. Линда тихонько вздохнула. Ссорятся уже несколько недель по поводу планов Ллойда.

– А зачем Бартоломью столько денег? – встряла Би-орн. – Неужели решил купить сумасшедшему старику эту дорогущую книгу?

Глазки у нее озабоченно забегали, она силилась понять, что к чему в этой истории.

– Какую книгу, какому старику? – поинтересовался Ллойд.

– Прадедушке Женевьевы Мединос. «Привидения шотландских замков», – пояснила Биорн. Почему же не пояснить, Бартоломью запрещал ей только Мединосам говорить о Медичесах и наоборот, а это – Оричесы.

Линда обеспокоенно посмотрела на побледневшего Ллойда.

– Это даже хорошо, что Ллойд не купил у меня Кинжала! – Бартоломью бегал из угла в угол по комнате Рафаэля.

– Я найду Кинжалу другого… – Барт нервно сглотнул и выдавил из себя это слово: – Хозяина. – Он остановился и взглянул на Рафа. – У которого будет легче, чем у Ллойда, выкупить Кинжала обратно!

Раф смотрел на брата со страхом. «Барт продает своего коня?» Наконец он в это поверил и испугался, не сошел ли тот с ума. Продать Кинжала?!

– Ллойд – свинья! – Барт все еще был взбудоражен несостоявшейся сделкой. – Он очень хотел Кинжала. Тем более что будет конный парад на Празднике цветов. Но он не пойми почему взъелся на меня. Ждал, что я буду его упрашивать, что ли.

Барт презрительно выпятил губу.

– Но это к лучшему…

– Барт? Зачем тебе продавать Кинжала? – осторожно спросил Рафаэль. – Давай лучше попробуем выручить деньги за мою лошадку.

– Я сам, своими силами решу свои проблемы! – начал Барт и опомнился, добавил мягко: – Твоя лошадь специально обучена и стоит дорого, но покупателя быстро мы на нее не найдем.

– Яхта? – перебирал что у них есть ценного Рафаэль.

Бартоломью его перебил:

– Перестань. Яхта – твоя. И тоже быстро не продашь.

– Барт, не обязательно покупать эту книгу, давай подождем, пока ее купит историческое общество. Давай, в конце концов, поедем в Шотландию и посмотрим на руины, может, сообразим, на каком уровне был переход…

– Раф, я не могу рисковать временем и деньгами. Я не могу бросить надолго работу, я же только ее получил. Что вы все будете делать и на что жить? Мы проездим по Шотландии, прокатаем кругленькую сумму и вернемся ни с чем?

– Ну, не факт, что книга нам поможет. И что тогда?

– Тогда мы ее продадим, придурок, тому же Шотландскому историческому обществу! – воскликнул Барт. – Мы в любом случае вернем обратно деньги, пока на книгу есть спрос!

Рафаэль уставился на Барта, надо же, такая простая мысль не приходила ему в голову. Но Кинжал…

– Рафаэль. – Мама заглянула к ним, увидела Барта и сочла нужным напомнить: – Бартоломью, ты зарос, пора к парикмахеру. В мэрии работаешь. На виду.

Барт замахал на нее руками и бросился к выходу.

– Что это с ним? – испугалась мама. – Устал?

– Много дел, – согласился Раф.

Что он еще мог сказать?

– Рафаэль! Рафаэль! – мама разыскала младшего сына в замке. – Что-то творится с Бартоломью. Какой-то он странный вернулся из города. Поговори с ним. Как бы опять не напился, – вздохнула она сокрушенно.

Раф собрал чертежи и покатил к себе в комнату. Барт лежал на его кровати лицом к стене. Он повернулся на звук коляски.

– Ллойд срочно собрался и поехал в Порт-Пьер, – глухо сказал он. – Я догадываюсь к кому.

– Ну и что? – удивился Раф.

Барт молчал.

– Женевьева тебя любит, идиот.

Барт молчал.

– Позвони ей.

Барт отрицательно покачал головой.

– Сделай мне одолжение… – Он посмотрел на Рафа. – Сейчас придет новый хозяин за Кинжалом. Проследи, чтобы все было в порядке. Я не хочу, чтобы Кинжал знал, что я сам, своими руками, его отдал.

Раф кивнул. Двинулся к двери.

– И не вздумай звонить Женевьеве. Позвонишь – ты мне не брат! – крикнул ему вдогонку Барт.

Он вдруг вспомнил, как увидел Женин первый раз. Грязный вонючий поезд, и девушка, такая свежая, как будто только что умылась. Она все время делала глупости, всю дорогу. В основном – ради него. А теперь – кто знает. Барт стиснул подушку. В любом случае он преподнесет ей кинжал с ножнами.

– Женни, к тебе приехал гость! – весело позвала Женевьеву мама.

«Ну наконец-то! Бартоломью!» – встрепенулась Женни и вприпрыжку выбежала в гостиную. Она в недоумении повертела головой. Очень странно, что Бартоломью взял с собой Ллойда… И где же он сам?

– Это тебе. – Ллойд протянул ей розу.

На этот раз красную. Женни ахнула. И разрумянилась. Мама улыбнулась, она увидела свою прежнюю Женни. Ллойд явно был доволен произведенным эффектом. Он откашлялся.

– Женни. У меня появились дела. Я собирался появиться, как только их закончу.

Ллойд сделал неопределенный жест рукой.

– Потом решил, что не стоит тянуть. И приехал сделать предложение.

– Какое предложение? – заинтересовалась Женни.

Тут ахнула мама и поспешила выйти за дверь. Ллойд качнулся на каблуках.

– Выходи за меня замуж.

– Э… – Женни открыла рот.

Его карие глаза смотрели отнюдь не насмешливо. Он это что, в самом деле сказал? Ой, как это приятно, даже когда совершенно неожиданно и не от того, от кого ждешь. Уголки губ у Женни поползли вверх. Ллойд тоже улыбнулся.

«Интересно, что было бы, если бы я не встретила летом Бартоломью? Приехала бы в Меланьи к Маленьким, к Медичесам и близко бы не подошла и по уши влюбилась бы в Ллойда?» Ну и мысли же ей приходят в голову. Но если не знать Барта, пройти мимо Ллойда Оричеса – это немыслимо! Однако кое-что всплыло у нее в памяти, чьи-то злые слова. А Ллойд, сам Ллойд заметил бы ее, если бы… не Барт?

– Я тебе нужна из-за Барта Медичеса? – тихо спросила Женин. – Его место в колонне, его лошадь, его девушка…

Ллойд возмущенно хмыкнул.

– Что за глупости ты говоришь, Женни. Сравниваешь себя с лошадью.

Он презрительно усмехнулся и не утерпел, проговорился:

– Барт на днях предлагал мне купить Кинжала, а я отказался. Медичес слишком высокого мнения о своей персоне. Мне ничего не надо, что принадлежит ему!

Женни удивленно уставилась на Ллойда. «Бартоломью продает Кинжала? И кому! Ллойду? Этого не может быть. Значит, ему срочно нужны деньги. А зачем? Он что, проигрался? Он же клятвенно обещал мне, что не будет в руки брать карты!» Растерянность отобразилась у нее на лице.

– Женни… – Ллойд взял ее за руки. – Женни…

Женни молчала. Ллойд обнял ее, она не выдержала и прижалась щекой к его плечу. «Совсем не похоже на объятия Бартоломью. Даже если закрыть глаза». Женни зажмурилась и попыталась представить, что это Барт. Нет, это Ллойд. Запах дорогого терпко-сладкого одеколона, ощущение гладкой кожи куртки под ладонью. Очень уверенные руки. Он ей не противен. Ни капельки. Он ей даже немного нравится. Наверное, можно привыкнуть. Высокомерный Ллойд Оричес. Только с ней он будет нежным и ласковым. Ни с кем больше… Женни открыла глаза и подняла голову. Ллойд потянулся ее поцеловать.

– Нет. Я не могу, – отпрянула Женни, преодолев соблазн.

– Почему?

– Я жена одного мужа, – гордо и печально, как ее любимая героиня Амелия из семейной легенды, сказала Женевьева Мединос. Или что там было произнесено. – Я женщина одного мужчины.

Ллойд хохотнул цинично.

– Мы современные люди, Женин. Я прекрасно знаю, что за тип Барт Медичес. Удивительно, если б у вас ничего не произошло. Мне плевать. И я не ангел.

Амелия и Женевьева имели в виду совсем другие великие и вечные отношения! Неземную любовь! А Ллойд так грубо сдернул Женин с небес. И самое обидное, что достойно возразить ей было нечем, по-своему он был прав. А чтобы рассказать о возвышенном подходящих слов не нашлось. Лицо у Женевьевы запылало.

– Это все из-за замка? Да? Потому что у Медичеса есть замок? – у Ллойда в голосе просквозила горечь.

Женин сначала не поняла, о чем это он.

– Да разве это замок? Это просто старый укрепленный городской дом! Уродливый! Захламленный! Хочешь именно такой? Давай купим! Или найдем настоящий замок! Или построим свой! Новый! У моря! – горячился Ллойд. – Все, что захочешь.

– Ах, Ллойд… – Женин чуть не плакала. – Я даже не думала, что ты такой замечательный. Я считала тебя бездушным, холодным. Спасибо тебе большое. Дело не в замке. Когда мы встретились с Бартом, я совсем не знала, что он из замка Медичесов. Я не могу объяснить…

Она все-таки заплакала.

– Я люблю его, даже если ему больше нет до меня дела.

– Ему действительно нет до тебя дела, – жестоко сказал Ллойд. – Он уже забыл тебя. Он сейчас вовсю занят подготовкой к Празднику цветов. Какие-то новые идеи. Наверное, очень дорогие, раз задумал продать Кинжала, – приврал Ллойд для полноты картины, хотя прекрасно знал от Биорн, зачем Барту деньги. Для идиотской книги про шотландские замки. Но он не собирается помогать, у него свои планы, пускай отец в них и не верит.

– У него есть девушка? – тихо спросила Женни.

– Нет, – не смог слукавить Ллойд, – пока нет. Мой старик пристроил его в мэрию, и он там пропадает с утра до вечера. Если не выгонят за внешний вид.

Женни посмотрела удивленно.

– Оригинал, как всегда, – скривился Ллойд и пригладил свою аккуратную прическу. – Носит по новой моде волосы до плеч. Но долго его таким не потерпят. Это все-таки официальное учреждение.

Женни отвернулась, пряча улыбку. «Милый мой Бартоломью. Держит данное мне слово».

Она виновато взглянула на Ллойда. Он собрался уходить, вернулся и протянул ей что-то.

– Чуть не забыл. Это тебе подарок. От мамы.

Женни развернула сверток. На вышивке три конных рыцаря скакали по тропе из леса. Женни знала куда. К замку. Линда закончила задуманный когда-то давно и отложенный диптих. Для нее. Женни прижала картинку к груди, но посмотрела Ллойду в глаза твердо и непреклонно. У него погасла последняя надежда.

Барт опоздал к ужину. Пока он наскоро отмывал руки после сегодняшних малярных работ, мама щедро плюхнула в тарелку горячее картофельное пюре. Раф уже поел, он нетерпеливо дергался в своем кресле, смотрел, как голодный брат стучит ложкой.

– Что, есть новости? – не отрываясь от тарелки спросил Барт.

– Угу, несколько. – Глаза у Рафа сверкали.

Барт наскоро заглотил остатки картошки, вытер тарелку хлебом, сунул его в рот и поднялся. Вообще-то, он бы не отказался от добавки, но ладно, успеет еще поесть.

Раф поспешно двинулся к себе в комнату.

– Бартоломью! – остановила старшего сына мама. – Надеюсь, ты приведешь себя в порядок к празднику.

– А? – Мысли у Барта были уже далеко.

– Чтобы в церковь на Пасху явился подстриженный! – пояснил ему отец.

– Косу отращиваешь? – Раф был возмущен: ему казалось, что Барт слишком спокоен, в то время как у него такие новости, и решил его расшевелить.

Барт не заметил провокации, пожал плечами.

– Женни зачем-то хотела, чтобы у меня волосы отросли. Я ей обещал.

– Она обрадуется при скорой встрече, что помнишь ее капризы.

Барт наконец уловил какие-то странные интонации и удивленно посмотрел на Рафаэля.

– Ллойд вернулся ни с чем! Он делал предложение – Женевьева отказала! – звенящим голосом сообщил Раф.

Барт глупо улыбнулся.

– Откуда ты знаешь? Женни… звонила?

– Биорн подслушала у Оричесов, – с неохотой сдал источник информации Раф.

Но у него было еще кое-что.

– Курьер утром доставил книгу.

Раф показал на стол. Барт схватил ее, пролистал, но в спешке ничего не нашел.

– Ну?

– Интересная, – сообщил Раф, смеясь, – даже не ожидал. Ты представляешь, один лорд запер свою жену в тайной комнате, никто не знал где. Она умерла. Тогда он женился на молодой служанке. А привидение жены ужасно выло в первую брачную ночь и выцарапало проклятие на внешней стене напротив окон их спальни на высоте десяти метров от земли. Рисунок выцарапанного проклятия прилагается. Призрак несчастной обманутой леди так и бродит с тех пор в коридорах…

– До спальни лорда у нас больше десяти метров и никакой стены напротив, – заметил неточность Барт. – Неужели тайник – целая комната? Где она расположена?

– Это не у нас, – с сожалением признал Раф. – Это предыдущая история. В замке-двойнике привидение попроще. Плененный волынщик предупредил звуками волынки своего господина, что в замке враги. Ему отрубили руки. С тех пор его призрак гуляет по окрестностям и замку с обязательным выходом на Центральную башню. Непонятно только, звучит при этом волынка или нет.

– Брр, – поежился Барт. – А тайник где?

– О тайнике ничего не сказано. Зато вот он – переход. В виде каменной арки. – Рафаэль открыл книгу на нужной странице.

Барт молчал. Тупо смотрел на вожделенную картинку и не находил слов. Все логично. И у них такой же мостик должен быть на этом самом месте. Неужели нашли?

– Подождем, пока родители уснут и разберем стену! – пихнул его в бок Раф.

– Нет, – покачал головой Барт, – сначала нужно все хорошенько продумать.

Как ни странно, Маленький дедушка был того же мнения. Братья привезли ему с утра книгу. Он долго водил пальцем по странице с картинкой, Барт морщился и старался не думать, насколько обесценится этот раритет после того, как на нем появятся следы от ногтя. Наконец прадедушка сказал:

– Составим план всей операции. Шаг за шагом!

– Да, – поддержал его Барт, – никакая случайность или оплошность на этот раз не должна помешать!

– Начнем с даты! – торжественно захлопнул книгу дедушка. – В первое воскресенье после Пасхи собирается попечительский совет центральной библиотеки Порт-Пьера. Глава которого – мой внук. Съезжаются представители библиотек, книжных архивов и почетные гости.

Маленький дедушка добавил мстительно по отношению к тем родственникам, которые скептически отнеслись когда-то к его идеям:

– Практически все они имеют отношение к роду Мединосов!

«Ах вон оно что! Так бы и я мог перепродавать книги, тоже мне, гений сделок», – хмыкнул про себя Барт. Но не мог не согласиться:

– Отличный театр для нашего спектакля!

Они обговорили каждую минуту, каждое участвующее лицо. Барт набросал список, кого Рафаэлю предстояло обзвонить. Представители прессы. Фотографы. Кто еще? Договориться с водителями. Священник… «Ну, помнишь, церковь возле причала?»

– Такое ощущение, – воскликнул Раф, сворачивая бумажку, – что кинжал и ножны у нас уже в кармане. А что будет, если их на переходе не окажется?

Они обсудили отступление.

– Может, не ждать так долго? Вскроем стену сейчас? – горячился Рафаэль.

– А что мама скажет? – выдвинул неожиданный аргумент Барт. – Грязь и суета на Пасху?

Они рассмеялись, и напряжение спало. До вечера.

Оба вертелись в кроватях и не могли уснуть. Думали об одном и том же.

– Я все еще не понимаю, что произошло на этом мостике, – признался Рафаэль.

– Оружие однозначно нес слуга, – ответил Барт. – Если бы это был самый младший из Медичесов, который художник, мы бы знали больше об этой истории.

– Согласен. Итак, слуга сунул ношу в тайник. Планировал заранее? Или испугался чего-то? Куда делся слуга потом, почему его не допросили с пристрастием?

Барт вздохнул. И подавил в себе желание бежать немедленно разбирать стену. На этот раз все пройдет по плану. Ничего. Подробности выяснятся по ходу дела.

Бартоломью пробрался к своему семейству. Подмигнул маме. Она нахмурилась. Что за поведение в церкви. Посмотрела на него и разулыбалась. Сущее дитя. Не захотел стричься, заправил старательно зачесанные набриолиненные волосы под воротник рубахи. Какой же он у нее красавец! Она слышала, как перешептывались девицы на выданье, пока он шел. Мама перевела взгляд и перестала улыбаться. Рафаэль еще красивее. Только за ним раздаются одни жалостливые вздохи. Мама вытерла слезы. Ничего, ее дообследуют, выпишут правильные лекарства, и у нее на все хватит сил.

Рафаэль перебирал в памяти, кому он звонил. Вроде договорился со всеми, с кем надо. Он бы посвятил в их планы Женевьеву, но брат не позволил, его право, конечно.

Барт прокручивал мысленно действо, которое через неделю произойдет в замке и переместится в Порт-Пьер. Все продумано, осечки быть не должно.

Братья озабоченно поглядели друг на друга.

Барт подумал, что Женни ни о чем не догадывается. Сюрприз, если удастся, будет просто роскошным! Дожить до него осталось всего неделю! Интересно, о чем Женни сейчас думает. Ах, ну да, она же тоже в церкви. Он прислушался к церковной службе.

Медичесы под впечатлением происходящего в церкви забыли о своих многочисленных проблемах.

Мединосы тоже. Женевьева уговорила их поехать в монастырь. Не в тот, где они с отцом искали книгу – тот был слишком далеко. Женни собиралась в монастырских стенах объявить родителям о своем решении уйти от мирской жизни, но так и не набралась храбрости. Ее захватила пасхальная служба. Она забыла, зачем приехала. Из земных мыслей осталась только одна – ее Бартоломью слышит сейчас те же слова, что и она. Все решения она отложила на потом.

После Пасхи перед запланированным мероприятием случилось еще одно событие, которое больше бы взволновало братьев, если бы их головы не были забиты мыслями о кинжале и Глазе бури. Они вернулись с очередного совещания от Маленького дедушки, и у Рафа чуть не остановилось от испуга сердце. Он знал, что за люди носят очки в золотой оправе и кашемировые пальто. Очень знакомый ласковый взгляд удава перед проглатыванием кролика. Он ненавидел их всеми силами своего искалеченного тела. Что этому от него надо? Зачем мама вызвала к нему доктора? Чтобы он что сказал на этот раз?

– Рафаэль, – взволнованно начала мама, – умер мой дядя. Ты его не помнишь. Ты был еще совсем мал, когда он приезжал к нам в гости.

– Сочувствую, – отозвался Раф.

– Я ему часто писала о тебе. Посылала вырезки твоих статей. Он очень гордился тобой. Следил за твоими успехами.

Раф не понял, к чему это она. Барт догадался и ахнул.

– Дядя оставил тебе небольшое состояние для твоей научной работы. А это – адвокат…

– Правда? И где он был несколько недель назад, когда нам позарез нужны были деньги на одну книгу! – в сердцах воскликнул Раф.

– Рафаэль… – простонала от его бестактности мама.

Адвокат приятно отличался от докторов. От Рафаэля он хотел только подписей. В душу не лез. Не пугал. Мягким голосом объяснил подробности, сообщил, что за небольшую сумму он оформит все бумаги без потерь и проволочек. Раф понял, что наличные деньги он еще не скоро подержит в руках, успокоился и в детали не вникал. Барт похлопал Рафа по плечу. Мама сияла. Один отец пробурчал, что глупо – оставлять деньги ребенку при живых родителях. На его ворчание не обратили внимания.

Бартоломью не мог ни есть ни спать в эту неделю. Рафаэль чувствовал себя не лучше. – Ну хорошо, предположим, мы найдем спрятанное. Думаешь, отцу этого будет довольно для начала? Согласится ли он сразу же ехать в Порт-Пьер? Ведь совсем не очевидно, что Мединосы тут ни при чем, – тормошил Барт Рафаэля в ночь перед намеченным для вскрытия стены днем.

И сам себе отвечал:

– Сориентируемся по ходу действия. Придумаем какую-нибудь правдоподобную историю на месте. Просто нужно ошеломить. Отвезти в Порт-Пьер. Там все по плану. Главное сейчас – найти кинжал и ножны.

Рафаэль лежал и в который уже раз пытался представить себе, что же там происходило на самом деле… Слуга бежит. С ношей. На мостик. Темно. Темно или есть факел? Допустим, темно. О слуге нет никаких упоминаний. А что если… его убили? Точно! Как же ему раньше в голову не пришло!

– Барт… – Теперь Раф тормошил Барта. – Ни кинжала, ни ножен на арке нет! Мы наметили неправильное место, где долбить стену.

– Что ты говоришь, – сонно отозвался Бартоломью.

– Послушай. Слугу наверняка убили, но кинжал с ножнами отобрать не смогли! Или не успели.

– И? – не понял мысль Барт.

– Слуга свалился с мостика. Оружие лежит на дне лестничного колодца! Вместе с трупом! Дырку нужно делать гораздо ниже!

– Нормально, – сказал Барт. – Если ты прав, то действие все равно происходило на переходе. Заодно осмотрим. А в лестничный пролет я спущусь – веревки приготовлены. Только почему убийца не поднял добычу позже?

– Не знаю. Сам погиб?

– А почему не хватились пропавшего слуги? Ладно. Завтра все увидим. Ох, не доказать нам отцу, что Мединосы ни при чем. Это – самое слабое место нашего плана. Думай, Раф, думай.

Бартоломью предусмотрел все мелочи. От того, в какую ткань они завернут находки и повезут в Порт-Пьер, до того, в каком кабачке он напоит до беспамятства писательскую братию из газеты в случае неудачи.

Такси для поездки на побережье уже прибыло к воротам замка. Два журналиста толкались на площадке второго яруса, ожидая, когда Барт пробьет стену насквозь. Один из них – тот самый с фотоаппаратом, который делал репортаж о выставке исторического костюма, столичной комиссии и буфете. Он и теперь не отказался поучаствовать в затее Барта Медичеса. Пригласил коллегу и привез оборудование, чтобы первым запечатлеть извлечение «таинственно пропавшего сокровища, которого триста лет не касалась рука человека». Надежные свидетели, и отец при них точно воздержится от скандала. Как-никак, представители прессы.

Раф и Маленький дедушка сидели на тесном каменном пятачке второго яруса с самого начала работ. Барт заранее помог брату подняться. Биорн привезла и довела до места Маленького дедушку. Теперь и она суетилась рядом, без умолку задавая вопросы. Хорошо, что ей можно не отвечать. Избавиться от нее не представлялось возможным. Тем более что в ее сумочке лежали наготове сердечные капли для Маленького дедушки.

С минуты на минуту должен был появиться отец.

И Барт все расширял и расширял пролом, не делая решающего удара ломом, он ждал отца.

– Что здесь происходит? Бартоломью! Рафаэль! – раздался снизу знакомый голос. – Вы все-таки решили разрушить замок!

– Давай! – подбодрил Барта Раф.

«Бах!» – Барт размахнулся и пробил ломом брешь.

«Бах! Бах!» – пролом становился все больше и больше.

Отец поднялся к ним и успел только крикнуть вслед исчезающим в дыре ботинкам Барта:

– Осторожно!

– Барт! Там есть место для факела? – подал голос взволнованный Раф.

– Есть! Устанавливаю!

Вспыхнул огонь. Отец нетерпеливо взмахнул рукой и полез за сыном. За ним фотограф.

Барт обшарил арку, но ничего не обнаружил. Он осветил фонариком дно лестничного колодца, укрепил веревку и перемахнул за низкие каменные перила.

– Спускаюсь! – крикнул Рафу.

Маленький дедушка напряженно вслушивался в звуки, доносившиеся из дыры. Вот если бы еще Биорн отошла от нее. Рафаэль заметил, как у прадедушки посинели губы. Он схватил Биорн за руку.

– Капли!

– Ах… – Она с неохотой оторвалась от созерцания происходящего и занялась стариком.

Рафаэль приник к освободившемуся отверстию.

– Есть!!! – раздался приглушенный крик снизу через некоторое время. – Кинжал!!! Лежит на дне! Ничего не трогаю! Спускайте фотографа!

Отец охнул и перегнулся через перила.

– Ты нашел скелет? – заорал Раф.

– Вы знали, что в замке замурован труп? – спросил журналист у отца.

– Что? – Медичес не слышал журналиста, ему было не до этого. – Бартоломью! Где ножны с Глазом бури?

Раф заглянул внутрь, пытаясь разглядеть место происшествия. Вон из того коридора выбежал слуга на этот мостик. Из темноты на освещенное факелом место.

– Раф! – крикнул снизу Барт. – Нету! Костей нету! Ножен нету! Где фотограф?

Раф опустил голову. Как же так? Скелета нет. Слуга не упал в лестничный колодец вместе с оружием, убитый. Даже не упал туда случайно. Раф ковырял грязь под руками. Поднял голову, вгляделся. Огонь факела яркий, а арку и низкие каменные перила практически не освещает.

– Джек! Джек! – беспокойным голосом позвал Маленький дедушка. – Что происходит? Джек?

– Ничего особенного, – ласково, как с идиотом, заговорила с ним Биорн. – Мальчик нашел какой-то кинжал и не может найти чей-то скелет.

Хорошо, что дедушка уже принял капли.

«Джек?» – Рафаэль отодвинулся от дыры и задумался.

Фотограф отказался спускаться. Уверил, что Барт самостоятельно справится с фотоаппаратом, а он лучше отсюда, сверху поруководит.

– Джек! Ну, конечно, Джек! – хлопнул себя по лбу Рафаэль. – Совсем не слуга.

И сунул голову в проем.

– Барт, будешь подниматься – смотри по сторонам! Свети на стены!

Барта медленно тянули наверх.

– Свети вокруг! – кричал ему Раф.

Барт выругался и рассмеялся.

– Ну?! – не выдержал Раф.

– Стоп! Я сделаю кадр! Ножны!!! – Барт захохотал.

– Где ножны? – не понял отец.

– Висят на стене.

Фотоаппаратуру, Бартоломью и кинжал с ножнами поднимали мучительно долго. Рафаэль и Маленький дедушка просто извелись, ожидая.

– Не верю своим глазам! – воскликнул отец, протягивая дрожащие руки к кинжалу. – Это он! Кинжал Мединосов!

Журналист наконец сам взял в руки камеру и ослепил всех магниевой вспышкой.

Барт поморгал, забрал у отца и торжественно, насколько позволяли условия, преподнес кинжал через проем в стене старику. Отец скользнул взглядом, не узнавая, кто это там, и схватился за ножны.

– А где же Глаз бури? – растерянно спросил он, разглядывая пустое гнездо от камня на узорчатой поверхности.

Бартоломью с недоумением уставился на ножны.

– Раф, – позвал он. – Раф, нет Глаза бури! Обшарить дно еще раз?

Барт опять полез в колодец. Ощупал камни, распадавшиеся в руках песчаные комья, переворошил трехсотлетнюю пыль. Время поджимало. Он поднялся наверх. Без камня.

Биорн вела вниз Маленького дедушку, который прижимал к груди кинжал и ножны. Бартоломью подсадил на спину Рафаэля. Один из журналистов спускал складную коляску Рафа. Отец нес прадедушкин стул. Замыкал процессию фотограф с аппаратурой.

– Все запереть, никого никуда не пускать, мы вернемся через пару дней, – велел Барт маме, выбежавшей к центральному входу в замок. – Папа, ты не забыл включить сигнализацию?

– Включил-включил, – заверил его отец и восторженно спросил у мамы: – Нет, ты это видела?

Мама только головой покачала.

Маленький дедушка с большой неохотой отстранил от себя оружие, вздохнул, но мужественно протянул его Бартоломью Медичесу.

– Давай, внучек.

Барт взял клинок, завернул в бархат с вышитым гербом Медичесов. Отдал отцу, пока усаживал Рафа в такси.

В машине отец не удержался, развернул сверток.

– А можно мне наконец подержать в руках? – звонко попросил Раф.

– Все как я думал! – воскликнул он, вынимая кинжал из ножен. – Кинжал точно из Кашмира! Твое мнение, папа?

– Ну, я не специалист, возможно, что из Персии, – важно сказал Медичес. – Одно могу утверждать – не европейская работа.

– А ножны! Ты только посмотри!

– Да, – встрял Барт, – мастер обладал большим вкусом. Ножны идеально подходят к кинжалу. Они не просто в том же стиле, они подчеркивают его стиль. Теперь понятно, почему Мединосы торговали их у Медичесов и никак не могли договориться. Вторых таких не подберешь и не сделаешь.

– А где же Глаз бури? – спросил отец.

– Потом найдем. Остался в замке на дне лестничного колодца, – выдвинул предположение Раф и пояснил: – Ясно, что ножны изготовил художник, а не оружейных дел мастер. Камень мог вставить вообще не он, а ювелир. Уже после того, как ножны были готовы. Видимо, не очень надежно вставил, потому что при падении Глаз бури отвалился. Надо будет рассмотреть гнездо от него под лупой. Но и так видно, что две лапки-держалки сломаны…

– Почему ножны с кинжалом были грубо сброшены с перехода? И почему вор не забрал их позже? – возбужденно перебил его отец.

– Потому что вора не было, – улыбнулся Рафаэль, – и специально их туда никто не бросал. Джек, то есть валет – паж, сын сестры хозяина замка – нес оружие из Большого зала от Медичесов к выходу, где его ждал Мединос. Он, как и любой мальчишка на его месте, хотел рассмотреть награды, о которых столько говорили, которыми восхищались, а ему не показывали.

– Т-а-а-к, – недоверчиво произнес отец. – И?..

– На переходе под факелом место хорошо освещенное и уединенное. Там, где его бы не заметили, не помешали, не отругали, паж вынул кинжал из ножен и… выронил! Судя по отзывам, он был неуклюжим. Признаться в содеянном он побоялся. Промолчал или наплел небылиц, в которые не поверили!

Барт просиял и втихаря показал Рафу большой палец, мол, хорошо придумываешь.

– Кинжал сразу упал на дно, а ножны, видимо, зацепились за что-то и застряли.

– Все так, – подтвердил Барт. – Ножны повисли, зацепившись за выступ.

Отец задумался. Потом удивленно спросил:

– А куда мы, собственно, едем?

– Мы едем в Порт-Пьер. – Барт посмотрел в окно.

Они отъехали от Меланьи недалеко, а отец уже забеспокоился. Не сорвались бы их планы.

– Зачем? – удивился отец.

– Предъявить кинжал Мединосам. Пусть знают, что Медичесы не были ворами, – тянул время Барт.

– Они и так узнают, – заерзал на сидении отец. – Из публикации в газете. Мы им непременно вышлем.

– Папа, – вмешался Рафаэль. – Ты же обещал сосватать Барту Женевьеву! Кинжал и ножны мы нашли. Никто в их пропаже не виноват…

– Нет, постойте… – Для отца это был гром с ясного неба.

– Медичесы держат слово, – куда-то в потолок машины сказал Барт.

– Да, но… А где доказательства? – пытался выкрутиться отец.

Главное, не шумел и не требовал развернуть машину!

– Ты сам все видел. Своими глазами. Кинжал и ножны у-ро-ни-ли. – Рафаэль не сводил с отца лучистых глаз. – Подробности мы рассмотрим на фотографиях через пару дней!

– Кхе-кхе, – откашлялся ошеломленный натиском отец. – Хорошо хоть, что Медичесы нашли кинжал и ножны. Ненавистные Мединосы не принимали участия в поисках.

Дети благоразумно промолчали, надеясь, что он не будет развивать эту скользкую тему. Увы, именно молчание показалось отцу подозрительным.

– Бартоломью! А кто этот старик? Сегодня. В замке. Это…

– Мединос, – признался вместо Барта Рафаэль. – Старший Мединос. Единственный из них всех, кто верил в успех поисков. Не считая Женин, конечно.

– И в непричастность обоих семейств к исчезновению, – добавил Бартоломью.

Неважно, насколько это правда, но отцу сейчас нужно показать все в «правильном» свете.

– Маленький дедушка, Мединос, любезно предоставил нам с Рафаэлем семейный архив, – продолжил Барт.

– Да! – подхватил Раф. – Только благодаря документам из этого архива мы смогли составить полную картину произошедшего в замке, связать концы с концами и вычислить местонахождение ножен и кинжала.

– А подробнее? – В Медичесе проснулся историк.

Рафаэль начал пересказывать наизусть письма. Барт в который раз позавидовал такой памяти. И умению расставить акценты. Раф упомянул о чертеже и перешел к книге о шотландских привидениях. Барт вздохнул. «Ах, Кинжал, Кинжал, что ты сейчас делаешь, скучаешь ли по хозяину?»

Им удалось заговорить отца до самого Порт-Пьера. Но, выйдя из машины, он опять заколебался.

– Бартоломью! Такой серьезный шаг, как создание семьи, необдуманно и скоропалительно не делают!

– Это всего лишь сватовство, – буркнул Барт, доставая из багажника коляску Рафаэля.

Он бегом отнес ее наверх, по широким полукруглым ступеням местной центральной библиотеки. Поставил у массивных дверей и сбежал вниз за Рафаэлем. Отцу ничего не оставалось делать, как последовать за сыновьями.

– Сейчас здесь заседает попечительский совет местной библиотеки, – объяснил ему Барт, прежде чем открыть дверь. – Практически все собравшиеся – Мединосы. Председательствует отец Женевьевы.

Это был решающий момент. Если отец сейчас пойдет на попятную, заартачится – все пропало!

– Ох, как мы утрем Мединосам нос! – воскликнул Рафаэль.

Отец важно расправил плечи. Барт подавил улыбку и распахнул дверь.

Отец чинно вошел внутрь, держа перед собой драгоценный сверток. Рафаэль ехал рядом. Барт задержался в дверях, вроде как стряхнуть пыль с одежды.

Женни скучала. Ничего нет зануднее, чем слушать отчеты и дебаты, по большей части финансовые. Можно уснуть. Но ей позвонила Биорн и передала просьбу Маленького дедушки непременно присутствовать на собрании. Интересно, зачем? Женни с жалостью посмотрела на отца. Не потому, что он слегка запутался в бюджете, а потому, что рано или поздно его любимая единственная дочь сообщит ему ужасную новость. Она собралась в монастырь, и это не подлежит обсуждению! Она уже несколько раз намекала родителям на такую возможность, но они не понимали или делали вид, что не понимают. А это серьезно!

Со скрипом отворилась дверь. Члены совета замолчали и недовольно оглянулись. Кто им посмел мешать? Мединос узнал человека, который шел с таким достоинством. Тот самый заносчивый Медичес из Меланьи. Что он там такое несет, завернутое в яркий расшитый бархат? Сопровождающий врага парень в инвалидной коляске вертел головой и приветливо всем улыбался. Женни вскрикнула и подскочила на ноги. Рафаэль нашел ее взглядом.

– Чем могу служить господам, гм, Медичесам? – Отец Женевьевы поджал губы.

Старший Медичес почувствовал себя в роли циркового мага. Публика замерла в нетерпеливом ожидании. Не хватает лишь барабанной дроби. Он усмехнулся, положил сверток на стол, развернул его и медленно вынул кинжал из ножен. Зрители ахнули.

– К-как? Т-тот самый? – Отец Женевьевы, похоже, начал заикаться.

Насладившись триумфом, отец Бартоломью стал витиевато объяснять, что да, тот самый. Медичесы обнаружили неоспоримые доказательства непричастности их семьи к пропаже кинжала и ножен. («Обеих семей», – вставил Рафаэль.) А также другие важные документы, которые привели их к местонахождению утерянных сокровищ. Они благодарят старшего Мединоса за предоставленный архив. («Маленького дедушку», – пояснил Рафаэль.) И…

Медичес запнулся, не зная, чем бы эффектным закончить речь.

– Барт и Женин, – прошептал ему Раф.

– Мой старший сын Бартоломью Медичес просит руки Женевьевы Мединос. – Отец поморщился, но произнес это.

– А? – Мединос оглянулся на дочь растерянно. – Гм, ну, э… ей самой решать.

– Папочка! – Женин бросилась отцу на шею и чмокнула в щеку.

Собрание изумленно молчало.

– Мы предполагаем, что кинжал работы кашмирских мастеров, – бодро заговорил Рафаэль. – Хотя есть разные мнения…

Все ринулись к столу рассматривать утраченные когда-то награды. Рафаэль с заговорщицким видом поманил Женин, показал на выход. Женин схватила свой плащ и, натягивая его на ходу, побежала на улицу. Рафаэль покатил за ней следом.

Бартоломью! Ее Барт собственной персоной топтался снаружи у дверей. Женин от счастья потеряла дар речи. Смотрела и глупо улыбалась. Бартоломью!

– Ну? – Барт поднял голову и уставился на Рафа.

– Все по плану. – Раф со смехом показал брату два больших пальца.

– Женин! – наконец повернулся Барт к Женевьеве, оглянулся на Рафа и, схватив Женин за руку, увлек на несколько ступеней вниз.

Остановился и спросил шепотом:

– Ты беременна?

– Я что? – улыбка сползла с ее лица.

Она ждала от него других слов. Объяснений, признаний в любви. Нет, сначала заверений в вечной любви, потом объяснений. Но это! Да это как ведро холодной воды на голову.

– Нет… – пробормотала Женин растерянно.

– Ну и хорошо, – выдохнул Барт. – Успеется.

Женин злобно прищурилась.

– Ты затеял сватовство из страха, что я от тебя беременна?!

– И это тоже, – признал Барт.

Чего лукавить, возможные последствия той ночи – одна из причин, почему он так спешил. Отпрыск Медичесов – это серьезно.

Женин впилась в хмурого Барта взглядом. Какая же она дурочка. Вот оно что! Любовь тут ни при чем. Бартоломью Медичес проявил свою сущность – показное благополучие, сдобренное внешними эффектами!

Женин дико захохотала:

– Ой-ой, как страшно, ребенок Медичесов и вдруг достанется ненавистным Мединосам! Подумать только: Медичес родится у Мединосов! И будет Мединосом!

– Не ори! Рафаэль услышит! – Барт оглянулся на Рафа и стащил Женин к подножию ступеней.

– Пусти меня! – Она освободилась из его цепких пальцев, но все-таки убавила тон.

И правда, зачем милому Рафаэлю слышать эту грязь. Изнанку человеческих отношений! Но после всех ее страданий высказаться она должна!

– О! Узнаю Бартоломью Медичеса! Какой заботливый! Рафаэль огорчится! Мама заболеет! Папа будет недоволен! В Меланьи сорвется карнавал! Тебе до всех есть дело, кроме Женевьевы Мединос! Я у тебя всегда на последнем месте! Могу и подождать! В крайнем случае и в окошко прыгнуть. – Гордая дочь Мединосов упрямо клонила голову и гневно раздувала ноздри.

Барт задохнулся от возмущения. Он напрочь забыл о нежных ушах наивного Рафаэля и заорал сам:

– А я? На каком месте у Женевьевы Мединос я? Да ты хоть раз про меня вспоминала, когда бросала и исчезала? Без слов, без объяснений! Я тебя считал частью своей семьи. Думал, вот она, моя родная душа, понимает меня, единственная принимает таким, какой я есть. Живет моей жизнью, моими проблемами!

Барт выпятил грудь.

– Да, в моей семье есть проблемы. И я, слышишь, я в ответе за благополучие своих близких! И твое в том числе!

Раф сверху с ужасом смотрел на происходящее. Все шло прекрасно. Они с Бартом сделали невозможное. И вдруг непонятно почему Бартоломью и Женевьева начали ссориться. Да еще как!

– Барт! – закричал Рафаэль умоляюще. – Барт, остановись! Что ты делаешь!

Барт только рукой от него отмахнулся. У него накипело за эти несколько месяцев и теперь прорвалось наружу. И у Женин тоже.

– И почему ты мне не позвонил?

– А ты почему мне не позвонила? Ты представляешь, что мне только в голову не приходило?

– А мне? Да я уверена была, что ты меня разлюбил! Что не хочешь идти против воли родителей и отказался от меня!

– Я? Замечательно! Я что, дал тебе повод так думать?

– Повод? Да ты прямым текстом объяснил, что ради меня ничего в своей жизни менять не собираешься! В ТУ ночь!

Рафаэль не выдержал и направил свое кресло вниз. Оно, конечно, не предназначалось для езды по ступеням. Но что ему еще оставалось делать? Как вмешаться в происходящее? Раф пытался притормаживать колеса, чтобы не так стремительно скатываться. Женин вскрикнула испуганно. Барт бросился к коляске, но не смог задержать. Раф пронесся мимо Барта. Колеса застучали по мостовой. К счастью, ему удалось благополучно затормозить. Бартоломью и Женевьева подбежали к нему.

– Вы жениться собираетесь?! – взорвался Рафаэль. Барт и Женин отвели взгляды и отвернулись друг от друга. Раф недоуменно смотрел на них.

– Женин, – позвал он.

Женевьева присела рядом и взяла его за руку. Вид у нее был виноватый, но в глаза она смотрела прямо. Почти.

– Женин?

Она вздохнула. Раф перевел взгляд на Барта. Барт вообще не глядел в их сторону.

Ну и дела!

Рафаэль задышал взволнованно и с отчаянием выпалил:

– Женин! Не хочешь за Бартоломью – выходи замуж за меня!

– О, Рафаэль! – у Женин слезы показались. – Какой же ты хороший! Но… – я жена одного мужа, – с чувством произнесла она свои и Амелии любимые слова. Впрочем, добавила от себя в том же духе: – Я буду любить его вечно.

Ноги у нее затекли, и она выпрямилась. Сейчас они с Бартом расстанутся. Навсегда. Ну и пусть!

– Буду любить, даже несмотря на то, что ему на меня наплевать! – Женин силилась не зарыдать.

Барт, разглядывавший носки своих ботинок, искоса взглянул на нее.

– Он любит тебя! – уговаривал ее Рафаэль. – Он все время рисовал твои портреты! Он Кинжала своего продал, чтобы только ускорить этот день! Он во сне тебя звал каждую ночь!

– Откуда ты знаешь, кого он звал? – оживилась Женин.

– Как мне не знать, если он все это время спал у меня в комнате?

Женин повернулась к Барту.

– Правда?

– А то, – пробормотал Барт.

– Так вы женитесь? – спросил Раф.

– Куда же мы денемся, – хмыкнул Барт. – Просто нам надо было высказать все друг другу, чтобы потом к этому не возвращаться. Никогда.

Барт посмотрел вопросительно на Женин и протянул руку. Она схватилась за нее.

– Да! – твердо сказала дочь Мединосов.

– Ну так давайте быстрее! Женни, которое? – Раф достал из кармана пакет, вытряхнул на ладонь и протянул Женни штук пять разнообразных колечек.

– Неважно, если великовато, я узнавал, можно будет стянуть, – деловито заметил Барт.

Женни растерянно примеряла.

– Надеюсь, вы не ограбили ювелирную лавку?

– Медичесы – не воры! – буркнул Барт.

– Запустили руку в фамильную шкатулку, – успокоил ее Раф. – Кольца из тех, что уже сто лет валяются, никто их не носит.

Женни выбрала. Раф сунул оставшиеся обратно в карман. Бартоломью поднял Рафаэля наверх, принес его коляску. Они стукнули друг друга кулаками. Слегка разрумянившийся от пережитого волнения Рафаэль покатил внутрь библиотеки, а взмокший от усилий Бартоломью вприпрыжку спустился к Женни.

– Побежали! Опаздываем!

– Куда? – поинтересовалась повеселевшая Женни.

– На венчание.

Она еле за ним поспевала.

– На чье?

– На наше.

Барт остановился у дверей незнакомой Женни церквушки на углу двух переулков недалеко от причала.

– Смелее! – сказал он, открывая дверь.

– Смотри, сам не испугайся! – Женни задрала нос и шагнула за порог.

И мгновенно оробела. «Жена одного мужа» вдруг отчетливо поняла, что все происходящее – всерьез, и почувствовала себя не готовой к такому быстрому повороту событий. Еще и маленький седой священник сердито набросился на Барта:

– Я уже уходить собирался. Думал, разыгрываешь старика. Ну, как ваш план, удался?

Барт закивал.

– А что родители?

– Согласны. Десять минут назад были согласны, и мы сразу сюда, они не знают, – быстро объяснял Бартоломью. – Но как бы они не передумали, вот поссорятся сейчас опять.

– Бессмысленная вражда, губящая душу. Надеюсь, ваш союз положит ей конец.

Женин набралась смелости и прошептала:

– У меня есть что исповедать.

– Это уж как водится, следуй за мной.

– Не забудь, что ты на меня сегодня орала как сумасшедшая, – весело сказал ей вслед Барт, – и не звонила несколько месяцев, и…

Священник повернулся и пригрозил Барту крестом, который держал в руке.

Венчание прошло как в тумане.

– Поцелуйтесь.

До них дошел смысл сказанных слов, и новоиспеченные супруги неловко ткнулись друг в друга носами.

Уже на улице, залитой мягким светом весеннего заходящего солнышка, они обнялись и поцеловались по-настоящему.

И опять побежали назад, в библиотеку. Но заходить Барт не стал, он попросил подошедшего сторожа позвать Рафаэля.

– Поздравляю, – сказал Рафаэль.

– Потом, – отмахнулся Барт. – Ну, что там происходит?

– Все, как ты и предполагал. – Раф рассмеялся. – Только очень медленно.

Рафаэль с удовольствием начал рассказывать:

– Сначала долго спорили, персидский это кинжал или все-таки кашмирский. Мнения разделились.

Бартоломью скептически усмехнулся. Рафаэль вступился:

– Ты зря. Во-первых, это мы давно ищем кинжал и ножны и собрали много материала, а остальные первый раз их видят. Во-вторых, среди присутствующих есть специалисты если не в восточном оружии, то в европейском средневековье точно. Клеймо на ножнах довольно быстро определили.

Барт все равно пожал плечами.

– Потом битый час пытались оценить стоимость находки. Не смогли, естественно. Предположения разнились в десятки раз. Так и не оценив даже приблизительно, тем не менее перешли к… – Раф сделал неопределенный жест рукой, не желая произносить грубых слов.

– К дележу, – подсказал Барт.

– Вроде того, – согласился Рафаэль. – Спектакль точно по твоему сценарию. Никто не задался вопросом, каково действующее законодательство.

Женни с удовольствием прислушивалась. Что ей явно не грозит в будущей семейной жизни, так это скука.

– Мединосы хотели свой кинжал. При виде ножен у них, конечно, тоже слюни потекли. Но давай по порядку. Отец начал спорить. Аргументы Мединосов, что кинжал принадлежал их семье, через час разговоров он перекрыл тем, что за давностью лет это не имеет значения, а кинжал был найден на территории замка Медичесов. Еще через час кто-то вспомнил, что замок формально в собственности государства, то есть Медичесы претендовать на находки на его территории не имеют права. Отец сказал, что в таком случае все – и кинжал, и ножны – просто достается Медичесам, потому что это они их нашли. Вот прямо сейчас Мединосы выдвинули еще один довод в свою пользу, что, кроме нас двоих от Медичесов, участвовали в поисках еще двое Мединосов: Маленький дедушка и Женевьева. То есть найденное нужно разделить пополам.

– Нас, конечно, никто ни о чем спросить не хочет, – хмыкнул Барт.

– Каких таких нас? О чем спрашивать? – Раф даже засмеялся. – Отец поколебался и ухватился за эту идею, потому что ножны, несмотря на их привлекательность, без Глаза бури будут оценены дешевле кинжала, лучше делить поровну. Тут до Мединосов дошло, что разговор зашел не туда, куда бы им хотелось. Эх, Барт, отца жалко. Он просто умирает от мысли, что такая музейная ценность может уплыть из-под его носа.

– И логически соображать перестал. Ничего, легче нашу свадьбу переживет, – заметил Барт.

Женевьева подумала, что она сама, кажется, логически перестала соображать. Выхода из ситуации она не видит. При таких обстоятельствах Мединосы с Медичесами перессорятся сильнее, чем триста лет назад. Но при чем тут свадьба?

– Можешь действовать по плану «Бэ», – подвел итог Рафаэль. – Они проспорят всю ночь.

– А вдруг они все-таки предпримут какие-нибудь действия, – забеспокоился Барт, – а я буду отсутствовать. Может, план «А», может, надо войти и вмешаться?

– Рано, они не дозрели еще, не зашли окончательно в тупик. И не будут тебя слушать.

Барт потоптался, не решаясь уходить.

– Говорю тебе – план «Бэ»! Сторожа вон пришлю, в случае чего. У меня есть немного наличных, уговорю его сбегать за тобой. – Рафаэль обжег Женин взглядом своих лучистых глаз и резко крутанул колеса в сторону двери.

Барт не успел возразить. Или не захотел.

– Что там у нас по плану «Бэ»? – поинтересовалась Женин. – Давай быстрее, уже темнеет, можем не успеть.

– Это мы всегда успеем, – заверил он ее. – По плану у нас – «Глаз бури».

Женин простила ему игривую ухмылочку.

– Глаз бури? Вы его нашли? Я так и не поняла, почему на ножнах нет камня. И вообще, где и как вы разыскали оружие?!

Женин вспомнилось, почему она ничего не знает о поисках, и ее захлестнула обида.

– Это было ужасно, низко, подло – не звонить почти три месяца!

– Как обычно говорит священник, который нас обвенчал: «Дети мои, сегодня вас уже за все простили, не нужно упорствовать и чувствовать себя самыми плохими»! Тебя уже простили, Женин, за твое трехмесячное молчание. Не будем об этом. Но обещай больше так не делать! – парировал Барт и сам рассмеялся своей собственной шутке.

«Ах ты!» Женин сжала кулаки и почувствовала кольцо на пальце. Замужем! Вот за этим задирой и насмешником! Женин окинула его взглядом и растаяла от любви. Тот самый Джек Смит из поезда, ни капли не изменился. Палец в рот не клади – засмущает. И тут же развеселит. И что-нибудь придумает. И плевать ему, что в кармане пусто, что костюм помят и испачкан. Ах, ну да, он же сегодня лазил куда-то, доставал утерянные фамильные награды.

Барт нетерпеливо потянул ее вниз, в сторону причалов. По дороге рассказывал, как Рафаэль вычислил местоположение кинжала и ножен. На самых волнующих моментах его истории Женни останавливалась, и они целовались. Потом Барт продолжал.

– Не может быть, – удивилась Женни. – Маленький дедушка знал про тебя с самого начала, а мы так боялись его расстроить. Так вот где рисунок розы.

Они расхохотались и обнялись.

– Смотри, афиши меняют, – освободилась из его рук Женни и показала на здание театра. – Спорим, что «Ромео и Джульетта»?

– Спорим! «Отелло»!

– «Гамлет»? – прочитали они и прыснули от смеха.

– Для полноты картины не хватает, чтобы кровать сейчас пронесли в театр! – сказала Женни.

Они опять расхохотались. И было тронулись дальше.

– Стой, – вдруг вспомнила что-то Женни и нахмурилась.

Барт вопросительно посмотрел на нее. Женни обняла его одной рукой, а вторую запустила в кудри за ухом. Поиграла локоном.

– Все, – сказала злорадно, – можем идти! Отомстила!

– Кому? – не понял Барт.

– Той девушке у театра!

– Какой девушке, у какого театра? – лихорадочно вспоминал Барт. Да он как аскет себя вел в этом году, что она придумывает?

– Той девице, что прекрасно видела, что ты мой. Мой! И так нагло теребила твои волосы! В Южной Америке, возле театра, когда ты рисовал декорации на улице! – заявила она недоумевающему Барту.

– А! – Он слегка опешил. – Той…

И поинтересовался:

– И что, я теперь могу подстричься?

– Теперь – можешь! – милостиво разрешила Женин. – Так уж и быть, сегодня тебя уже простили!

Женин сделала шаг за Бартом и опять остановила его.

– Мне нужно тебе кое-что сказать.

Она опустила глаза.

– Приезжал Ллойд.

О! Бартоломью прекрасно знал о неудавшемся сватовстве Оричеса, но не отказывать же себе в удовольствии послушать про него еще раз. Заодно полюбоваться, как краска заливает лицо Женни. Он кивнул.

– Ллойд… – Женевьева замялась. – Ллойд меня обнимал.

Совсем все не так. Правда, так правда. Но как же тяжело это произнести.

– Я ему позволила себя обнять, – прошептала она.

Да, так оно и было. Она позволила, ей было приятно.

И удержало ее от поцелуя только то, что это значило бы обнадежить Ллойда.

Барт вспылил:

– Убью, как вернется! Его счастье, что уехал! Я прекрасно знаю, что за тип Ллойд Оричес. Удивительно, что только обниматься полез!

«Как же вы двое прекрасно друг друга знаете», – подумала с иронией Женни. Но улыбка у нее вышла грустная. Уж не из-за нее ли бывшие приятели так рассорились, что слышать друг про друга не могут и Ллойд уехал.

– Где он сейчас?

Барт громко фыркнул:

– Старик Оричес отказался вложить деньги в его затею, и Ллойд болтается по Европе в поисках инвесторов среди папочкиных знакомых.

Они шли по набережной в сторону Восточного порта, Барт возбужденно жестикулировал, пугая гуляющие парочки.

– Старик Оричес еще не сошел с ума, чтобы заняться производством игрушек!

– Нет! Ты не переживай, – саркастически успокоил он Женни, – твой Ллойд сейчас в теплой компании очень комфортно за папин счет и-зу-ча-ет бизнес!

Женни пропустила «твой», ей вообще даже немного нравилось, что Барт ревнует.

– Игрушки? Ну конечно! – Женни догадалась, в конце концов, что ведь изначально это она подала мысль, а Ллойд подхватил. – Только какие же это игрушки – модели автомобилей!

– А что же это? Дорогие игрушки для кучки богатых бездельников. Да они им и не нужны. Захотят – купят настоящую машину.

Женни горячо вступилась.

– Не скажи, люди с ума сходят от автомобилей. Все машины не скупишь. А тут маленькая точная копия, со всеми этими двигателями… – Она вспомнила: – И с вынесенными подфарниками!

– Пришли! – перебил ее Барт. – Подожди, я сторожу скажу, что мы здесь.

Женни облокотилась на поручни и задумчиво смотрела, как за морской горизонт медленно проваливается солнце. Барт примчался обратно.

– Удачи Ллойду! – твердо сказала Женни.

– Мне все равно. Как хочешь, – великодушно разрешил Барт. – Нам до него нет дела.

Он обнял ее за плечи и повернул лицом к причалу.

– «Глаз бури»!

– Камень что, на яхте? – удивилась Женни.

– Камень я не достал. Не нашел. Там столько мусора надо перебрать, а я спешил к тебе.

Женин благодарно прижалась к нему.

– Раф «Глазом бури» назвал эту старую калошу. Помнишь легенду? Каменный Глаз бури якобы исцеляет все болезни. Рафаэлю действительно лучше в море на яхте. Ну идем же, – потянул он ее к кораблю.

– Давай руку.

Женин сама запрыгнула на борт и с любопытством рассматривала все вокруг.

– Куда плывем? – она терялась в догадках, паруса были еще в чехлах.

– Никуда! Яхта не готова. Всего пару дней как спустили на воду. Рафаэлю пришла в голову счастливая идея начать навигацию пораньше в этом году. – Барт рассмеялся. – Каюта здесь. Осторожно!

Он спустился первым. Возился, зажигая керосиновую лампу. Женевьева ринулась вслед за ним и чуть не свалилась.

– Не ушиблась? – обернулся к ней Барт и пошутил: – Если будут синяки, то Мединосы решат, что я силой тащил тебя под венец.

– Так оно и было! – сердито ответила Женин. Потерла коленку. – А помнишь, как я дернула за канат в театре и взлетела вверх?

– Конечно, помню! Как мне хотелось тебя тогда поцеловать!

– А вместо этого ты целовался с какой-то дев…

– Женин, не будем! – но Барт сам продолжил, смеясь: – Мне что, охота было получить оплеуху?

– Подумаешь! Ну дала бы пощечину. Разочек. Зато поцеловались бы. А ты помнишь наш первый поцелуй? Фейерверки над нами. Мне эта ночь часто снилась.

Барт спрятал довольную улыбку.

– Мне тоже.

Он раздвинул одну из коек и достал одеяла.

– Мне еще одна ночь снилась, не менее чудесная… – Он жестом позвал Женни к себе.

– А я старалась ее не вспоминать, – вздохнула она, обнимая его.

– Почему?

Тени от лампы плясали в такт с плеском воды за бортом.

– Потому что мне казалось, что она единственная и последняя. Что я тебя больше никогда не увижу. Что я тебе не нужна. – Женни чуть не расплакалась от горьких воспоминаний. – Я собиралась уйти в монастырь. Я была в монастыре. Несколько раз. И не решилась. Понимаешь, туда уходят совсем по другим причинам. Это нечестно. Там было бы неуместно думать еще и о тебе. А забыть тебя я не могла. Как дальше жить – не знала.

Барт обнял ее и погладил по мягким как шелк волосам.

– Что же ты не позвонила?

Женни прижалась к его груди.

– А ты?

– Гордость не давала и обида. Но как же мне тебя не хватало! Так одиноко было без тебя… Все. Забудем. – Он поцеловал ее в макушку.

Женни подняла к нему лицо.

– И не будем больше ссориться. Никогда!

– Никогда, – пообещал Барт, целуя ее глаза, нос, губы.

– Ах, Бартоломью. Совсем непохоже на прошлый раз, – пробормотала Женни, нежась в его объятиях чуть попозже.

– Что не так? – Барт чуть не подпрыгнул от огорчения.

Женни потянула его к себе.

– Мне жить хочется, а не умирать!

Барт улыбнулся.

– Ты – замечательный! Ты все здорово придумал. Наше чудесное венчание, и эта волшебная ночь! Разве может быть лучше?

Барт тяжело вздохнул. Приподнялся.

– Не такую свадьбу я собирался устроить! Я хотел собрать всех Медичесов и Мединосов, напоить весь Меланьи. То ли дело твоя кузина. У нее получилась свадьба, достойная наших семей.

Женни хмыкнула.

– Подумаешь! Обычная свадьба, как у всех. А вот у нас – особенная! Неповторимая! Ни у кого в целом мире не было подобной!

«Да уж». Барт подавил очередной вздох, обнял свою Женевьеву, погладил ее по голове. Тонкие, мягкие волосы. С ума можно сойти от их нежности. Он тихонько начал напевать Женевьеве в самое ухо, она даже не сразу поняла, что это песня.

– Меня пьянит шелк твоих волос. Уносит ввысь небесная голубизна очей. Щеки твои – свежее лепестков алых роз. Душа моя наполнена блаженством наших ночей.

Женни слушала о своем совершенстве, о доброте своей к страдающим и стойкости своей во время испытаний и разлук и о всем том, что только может сказать любящий супруг своей жене, и это ее душа изнемогала от блаженства.

Бартоломью допел и замолчал. Откуда его далекий предок Стефан Красный все знал о Барте и его Женевьеве? Каждое слово – о них. Поисков кинжала, правда, не учел.

Женни прижималась к Барту и растроганно вздыхала. Только страстный мужчина из рода Медичесов может спеть своей возлюбленной песню, которую сочинил для своей юной жены несколько сотен лет назад хромой рыжий князь, великий воин и нежный муж. Интересно, Барт споет ее еще раз? Кстати, почему он не пел ее раньше? Впрочем, у них и так было достаточно приключений. А какие препятствия! Чего стоят поиски кинжала и ножен ради того, чтоб сделать Женни предложение. Да никакая свадьба никакой кузины и близко не стоит рядом с ее собственной.

– Как ты думаешь, они любили друг друга? – вдруг спросила Женни, от души сочувствуя той несостоявшейся паре.

– Кто? – не понял Барт.

– Женевьева Медичес и старший из братьев Мединосов, чья свадьба сорвалась.

Барт обнял ее, поцелуи его дышали страстью.

– Вряд ли, – прошептал он, – вряд ли они любили друг друга так, как мы. Разве настоящую любовь остановит пропажа – даже наградного кинжала с ножнами?

Женни не успела задуматься или возразить, таким жарким было его тело, такими настойчивыми губы.

Барт отвык спать на яхте. Покачивание на волнах, вместо того чтоб убаюкать, наоборот, разбудило его рано утром. А может, слишком напряженным был предыдущий день и некоторой неизвестностью отдавал наступающий. Женин мирно спала.

Барт не стал ее будить. Выбрался из вороха одеял, оделся и вышел на палубу.

– Барт! – окликнул его знакомый голос.

Рядом с яхтой Рафаэль расплачивался с библиотечным сторожем. Похоже, тот докатил его прямо сюда.

– Ну что там происходит? – набросился на него Барт.

– До четырех утра совещались, – весело сообщил ему Раф. – Не все, конечно, остались. Самые стойкие заночевали в библиотеке. Сейчас проснутся и, я полагаю, выслушают разумные варианты. А вы как? Не замерзли?

– Ты думаешь, я дам своей жене замерзнуть? – хохотнул Барт.

– Доброе утро, Бартоломью! – показалась свежая, румяная Женевьева.

– Привет! – Барт расплылся в наиглупейшей улыбке, перепрыгнул обратно на яхту и протянул руки обнять Женин.

Раф почувствовал себя лишним, но Женин уже заметила его. Воскликнула обрадованно:

– Рафаэль!

Раф смущенно посмотрел на нее, не зная, что сказать. Ах, да.

– Хлеб и молоко. Мы со сторожем купили.

Барт набросился на свою долю хлеба и в считанные секунды проглотил. Раф задумчиво жевал. Женин поглядела на них, поглядела и разломила свой хлеб пополам. Одну часть она протянула Барту, который моментально схватил ее, вторую Рафаэлю. Раф отказался. Бутылка с молоком пошла по кругу. Женин свою оставшуюся половину хлеба еще раз поделила. Топнула ногой на отнекивающегося Барта. Благодарный Бартоломью полез целоваться. Раф со щемящей радостью наблюдал первое утро семейной жизни брата.

Барт нырнул в каюту наводить порядок, а Женин, покружилась по пирсу, подлетела к Рафаэлю.

– Уплыть бы далеко-далеко. В неизвестность! Навстречу опасностям! – произнесла мечтательно.

– Так в чем дело? Далеко не обещаю, но… – Раф окинул взглядом яхту.

– В следующий раз! – отрезвил их Барт, спрыгивая на берег.

Женевьева и Рафаэль одновременно вздохнули. Бартоломью прикрикнул на них:

– С ума сошли! Мы торопимся. Столько дел! С кинжалом и ножнами не разобрались! Завтра мне на работе нужно появиться!

Барт покатил Рафаэля к выходу с причала.

– Подготовка Праздника цветов в самом разгаре! – продолжал перечислять Барт непреодолимые препятствия между ними и выходом в море.

– А где мы собираемся жить? – перебила его Женин.

– Как это где? Как это где? – Он даже остановился, чтобы посмотреть, не шутит ли жена. – Медичесы всегда живут в своем замке.

Но на всякий случай уточнил:

– Ты же не против?

– Нет. – Женин неуверенно улыбнулась.

Барт тронулся торопливо. Он уверял Женин по дороге:

– Порт-Пьер – это недалеко. Мы будем часто приезжать сюда на море. Сколько захочешь. Я обещаю!

Женин кивнула, Барт уже переключился на свои планы по поводу Праздника цветов в Меланьи. А какую роль он придумал для Женин!

– Конная процессия и гирлянды цветов – звучит замечательно! – одобрила мужа Женевьева. – А как ты собираешься поступить с кинжалом и ножнами?

– А что бы ты предложила? – поддразнил ее Бартоломью.

– Я? Я бы предоставила решать Маленькому дедушке и Рафаэлю, – совершенно серьезно ответила Женевьева.

Раф взглянул на нее благодарно. Барт покосился, улыбаясь.

– Они больше всех приложили усилий по поискам, – пояснила Женни. – Но если бы кто-нибудь спросил у меня, что лично я хочу сделать с оружием…

Она помедлила, проверяя себя, и твердо произнесла:

– Я бы ответила, что полностью разделяю мнение Бартоломью Медичеса!

Барт просиял. Остановился и поцеловал жену. Весело заверил ее, что именно предложение Рафаэля и Маленького дедушки он выдвинет на обсуждение. «Так я тебе и поверила, что это именно их предложение!» – посмеялась про себя Женни. Как же здорово оказаться опять рядом с Бартоломью! Участвовать в его затеях.

Они подошли к библиотеке.

– Ой, – подняла глаза на дверь Женевьева, – родители меня наверняка вчера хватились!

– Нет, – успокоил ее Рафаэль, – сторож подозвал меня к телефону, я объяснил твоей маме, что нашелся кинжал Мединосов и совещание наверняка продлится всю ночь.

Он ухватился за Барта.

– А отцу я сказал, что ты ушла домой.

Если бы Барту не было так тяжело тащить Рафаэля вверх по ступеням, он бы лопнул от смеха. Настолько обескураженной выглядела Женни.

Отец кивнул ей благодушно. У Женни затрепетало сердце, как у воришки или обманщицы. «Знал бы он, где, с кем и почему я провела эту ночь». Барт потихоньку стиснул ей пальцы. «Ничего, – приободрилась Женни, – Бартоломью все устроит».

С дивана поднялся заспанный Медичес и подозрительно уставился на старшего сына. Барт усмехнулся: отец спал на бархатном свертке.

Поредевшая компания подтянулась к столу. Кинжал с ножнами опять водрузили посередине. Глаза у присутствующих засверкали с новой силой. Разговоры продолжились. Женни наконец-то получила возможность рассмотреть находки повнимательнее. Барт тем временем вынул какие-то бумаги из кармана штанов.

– Нет, – встрял он в беседу, – не стоит конфликтовать с законом. Лучше по-честному сдать найденное государству!

– И получить государственное вознаграждение, – подхватил кто-то из Мединосов.

Медичес подскочил, руки его непроизвольно потянулись к кинжалу с ножнами, чтобы забрать их, спрятать.

– Министерство культуры не против выставить оружие, относящееся к истории рода Медичесов, в их родовом замке, – небрежно заметил Барт и положил перед собой развернутый документ. – Но, даже отдав его государству, мы оставим за собой эксклюзивные права.

Медичес схватил бумагу и пробежал глазами. Женни заглянула через плечо свекру и едва сдержала смех. Ай да Барт! Подстраховался заранее. «В случае находки согласны с предложением передать ее в ведение замка-заповедника…»

Барт тем временем объяснял, как будет происходить оценка и когда в замок приедет вызванный эксперт. Результаты он пообещал разослать всем желающим.

– А Мединосов кто-нибудь спросил, не против ли они? – поднялся со своего стула отец Женевьевы.

– Конечно, – ласково ответил Барт. – Участники поисков со стороны Мединосов согласны.

Он передал собранию письмо Маленького дедушки. Мединос прочел первым. Отдал письмо соседу и протер очки носовым платком. «Нервничает», – испугалась Женни.

– Не может быть! – восклицали вокруг. – Старик бредил этим кинжалом и отдает его в ненавистный замок!

Одна Женевьева обратила внимание, что же еще интересного там было написано, и чуть не заплакала от умиления: Маленький дедушка отказывался от части своего вознаграждения в пользу правнучки.

Мединосы, конечно, посетовали, что гораздо выгоднее продать кинжал в частную коллекцию. Однако согласились, что дело это рискованное, и настаивать не стали. Тем более что никому не хотелось этим заниматься, а шустрый паренек из Медичесов, похоже, не против взяться за оформление. Вот он пусть и делает. Главное, что старик согласен. Хотя удивительно, что старший Мединос, упрямец каких поискать, отдает кинжал в замок. С другой стороны, кто сможет его переубедить?

Барт с удовольствием прислушался к рассуждениям. Откашлялся, привлекая внимание засобиравшихся по домам Мединосов.

– Я и Женевьева вчера обвенчались. Прошу прощения за секретность и спешку. Мы были не уверены, благосклонно ли отнесутся наши семьи к нашему желанию вступить в брак. – Что-то он запутался, надо закругляться. – Приглашаю всех на Праздник цветов в Меланьи, заодно, пусть скромно и поздно, но отметим это событие и конец многовековой вражды.

«Фух!» Барт вытер со лба испарину. Это была самая тяжелая часть сегодняшнего атракциона. Как же не просто признаться вслух, да еще перед Мединосами, что у него, старшего отпрыска древнего рода Медичесов, на данный момент нет средств устроить достойное торжество. К его удивлению на его слова не обратили должного внимания. Кроме отцов. Вот кто замер на полуслове своего научно-исторического диалога.

– Ничего не понимаю, – растерялся Медичес. – Ты же уверял, что это всего лишь сватовство?

Барт вложил кинжал в ножны, обернул и протянул отцу. Медичес прижал свое сокровище к груди.

– Интересы у нас теперь общие. Все вопросы решаем полюбовно. Мы – одна семья, нам нечего делить, – втолковал ему Барт. – Нечего! Делить!

– А! – дошло до Медичеса, что сложившаяся ситуация не так уж плоха для пополнения экспозиции замка таким экспонатом, о котором он и мечтать не мог еше несколько дней назад.

– Женевьева, как это – одна семья? – обрел дар речи онемевший было Мединос.

Ответил ему Бартоломью.

– Отец Валентин из церкви Всех Святых подтвердит. Давайте на скорую руку отметим в семейном кругу. Мы торопимся.

– Н-да, – с горечью произнес куда-то в сторону Мединос. – Не ожидал я, что моя дочь живет по чужой указке, выполняет чужие распоряжения и рта раскрыть не смеет, чтобы ответить родному отцу.

Женни вспыхнула. Барту хотелось заорать: «А я не муж, я никто этой самой дочери? Да что ты вообще знаешь о наших отношениях, о нашей любви», но он сдержался, уж очень трагически завздыхала Женни.

– Прошу! – продолжил Мединос, уже обращаясь к Медичесам и показывая на дверь. – Обсудим сложившуюся ситуацию у нас дома, так сказать, в семейном кругу, как выразился этот молодой человек, не имею чести знать его имени.

– Бартоломью, – вытолкнула Барта в центр Женни. – А это его брат Рафаэль.

Раф лучезарно улыбнулся. Барт тоже приятственно оскалился.

– Прости, папа, что все так по-дурацки вышло. Но вы же сами виноваты, с вашей многовековой враждой, правда? Интересно, что мама скажет, – впрочем, испугалась Женевьева.

– Мама будет в шоке, – печально изрек Мединос и прошел вперед.

Барт следовал за ним, разглядывая сутулую спину, и размышлял, одной ли свадьбой недоволен тесть. Может, ему дележ не понравился? Он что, не понимает: восстановлена честь не только Медичесов, с которых снято подозрение в воровстве, но и честь лгунов Мединосов! А кинжал и ножны будут выставлены в замке во славу ОБОИХ семейств, никуда не денутся, любуйся, сколько хочешь, зато за них будут получены денежки! Тьфу, индюк надутый!

У крутых ступенек дома на набережной Мединос остановился. Раф с тоской посмотрел наверх. Наверняка семья занимает второй этаж. Не в книжном же магазине на первом этаже они будут «обсуждать ситуацию». Он почувствовал себя обузой. Женевьева проследила его взгляд.

– Нам сюда! За угол, – показала она. – Литературный салон Мединосов!

«Просто порожек, невелика помеха», – почувствовал облегчение Рафаэль.

«Бедный парень», – Мединос понял свою дочь, посмотрел с жалостью на Рафаэля.

– Хорошая идея, Женин, – сказал вслух. – Покажем, заодно, новую выставку. Графика молодого, но подающего надежды голландского художника. Уже известного в определенных кругах. Располагайтесь. Осматривайтесь. Я позову жену.

Барт подошел к одной картине, к другой, обернулся и заявил:

– Интересная техника. Я тоже так могу.

Мединос застыл у внутренней двери. Посмотрел – его зять самонадеянно улыбался. А Женин сияла и кивала, мол, да, можешь.

– А это что за циферки? – ткнул Барт пальцем.

– Цена, – язвительно ответил Мединос.

Барт присвистнул и почесал затылок.

– Женин, не заделаться ли мне художником? Если эта чепуха стоит так дорого, то мы не помрем с голоду.

Мединос глазам своим не поверил. Его умная, с исключительным, по общему мнению, художественным вкусом девочка говорила этому лохматому самоуверенному наглецу:

– У тебя получится, Бартоломью.

– Где я могу увидеть готовые работы? – поинтересовался Мединос.

Барт развел руками:

– Не знаю, у Рафа или Женин наверняка валяются какие-нибудь обрывки.

Мединос поскорее вышел, чтобы не взорваться прилюдно. Постоял за дверью, успокоился и только потом пошел к жене.

Мама Женевьевы не удивилась. Она, конечно, всплеснула руками и заахала, но в обморок не упала.

– Ах, девочка. Вся в нас. Упрямая, как ты, и романтичная, как я. Что же ты стоишь? Иди, доставай то вино, что бережешь для специальной оказии. Это она и есть! Ох, надеюсь наша Женни сделала правильный выбор. Сейчас я накрою на стол.

– Гости в Литературном салоне, – буркнул отец и пошел за заветной бутылкой.

Мединос разлил красное сухое вино по бокалам, не преминув сообщить, что бутылка – подарок одного известного французского поэта, завсегдатая его Литературного салона. Он взял бокал в руки и медлил, не зная, с чего начать.

– Будьте счастливы! – не выдержала мама.

Барту не понравился оттенок какой-то грусти в ее голосе. Поэтому он вскочил и провозгласил:

– За нас, Женни! За наших родителей! За наши семьи! За кинжал с ножнами, в конце концов!

Присутствующие заулыбались. То-то же.

– Покажите наконец мне этот кинжал! – попросила мама.

Медичес с достоинством развернул бархат и выслушал восклицания. Он принялся объяснять, как были организованы поиски. Мединос вставлял в его рассказ ценные исторические замечания.

– А где камень? – удивилась мама, поворачивая ножны то одной стороной, то другой.

Ей объяснили.

– А его не украдут из пустующего замка? – забеспокоилась она.

– О, нет, – заверил ее Медичес. – Посторонние так просто не войдут в замок, сработает сигнализация, приедет полиция.

– А какая у вас сигнализация? – тут же проявил интерес Мединос.

Отцы углубились в обсуждение достоинств и недостатков мер безопасности и защиты от воров. Мединос открыл еще одну бутылку.

Барт охмелел. Пара бокалов вина на пустой со вчерашнего обеда желудок – скудный завтрак не в счет – возымела действие. Мир окрасился в радужные тона, он возлюбил окружающих и хотел от них того же. Набрал себе полную тарелку еды и недовольно покосившегося на него Мединоса фамильярно ткнул локтем в бок. Давясь от смеха прошептал громко:

– Лучше Бартоломью Медичес в мужья, чем монастырь. Это точно!

Мединос посмотрел на него круглыми глазами.

Вот индюк! Веселый не в меру Барт вынул карандаш и зачиркал по салфетке. Он тщательно прорисовывал последнее перышко на хвосте, когда Женни выдернула у него картинку.

– Ах, ты… – Она узнала на кого это шарж.

Мединос, тоже слегка охмелевший, протянул руку и взял рисунок. Индюк, важный, прямо в этой гостинной, возле окна, в которое виднелось здание напротив. Графика.

– Недурно, молодой человек. Явно есть способности. Но я бы не советовал начинать с сюрреализма.

Рот у Барта расплылся до ушей. Пунцовая Женни выхватила салфетку и скомкала. И показала Барту кулак. Барт схватил следующую. Карандаш замелькал.

– Ой, наша Женни, когда она сердится. Похоже! – восхитилась мама.

Бартоломью заискивающе посмотрел на Женевьеву.

Медичесы спешили на поезд. Женни собрала свой саквояж. На уговоры не торопиться с отъездом у нее был дополнительный козырь. «Барт сказал, что Биорн плохо ухаживает за Маленькими. Я нужна им в Меланьи». Мединосы не смогли ее задержать.

– Ничего, – утешила мама отца, – уж лучше этот Бартоломью, чем монастырь.

Она не заметила, каким ошалелым взглядом посмотрел на нее муж.

– Они любят друг друга, а это главное. И отец у него очень приятный интеллигентный человек. И брат – красавец и умница.

Она испуганно взглянула на мужа.

– Как ты думаешь, у брата это не наследственная болезнь?

Мединос обнял жену и тяжело вздохнул.

В поезде Бартоломью всех заражал своим хорошим настроением. Он то дурачился с Женевьевой, то обсуждал с отцом грядущие изменения в экспозиции, то комментировал картинки в книге, которую выпросил из личной библиотеки Мединосов Рафаэль.

Отец был озабочен, как лучше оформить историю с ножнами и кинжалом. Стоит ли расширять дыру и показывать интересующимся туристам «колодец», откуда достали кинжал, или это слишком хлопотно.

Женин тормошила Барта, ей хотелось поскорее достать Глаз бури, она переживала, что он отложит поиски.

– Конечно поищем, – целовал он ее.

– Сегодня же! – требовала Женевьева.

Рафаэль поднял свою книгу повыше, чтобы спрятать улыбку.

Барт машинально прочитал название на обложке и завздыхал совсем о другой книге.

– Эх, такой случай упустил. Собрание всех Мединосов. Они бы точно сообща придумали, как побыстрее и подороже продать «Путеводитель по шотландским замкам с привидениями».

– А может, оставим книжку? Она удачно дополнит стенд с ножнами и кинжалом, – предложил отец.

– Ты представляешь, сколько она стоит? – застонал Барт, не выдержал, поддел Женин: – И зачем нам книга? Мы что, библиофилы какие-то?

Женин успела вспыхнуть, но не успела обидеться как следует. Барт погрустнел.

– Не выкупить мне Кинжала до Праздника цветов. Шотландское историческое общество очень неспешно оформляет документы.

«Я получу тебя обратно, рано или поздно. Как ты там без меня, дружище?»

Женин обняла его.

– Папа поможет, не переживай.

– Хорошая будет надпись… – Барт тряхнул головой, прогоняя печальные мысли: – «Страница книги о шотландских привидениях. На чертеже идентичного замку Медичесов строения отчетливо видно мостик, с которого уронили знаменитые кинжал Мединосов и ножны Медичесов».

– Тебе не удастся получить большие деньги за книгу с выдернутыми страницами, – с сомнением протянула Женни.

– Я изготовлю муляж книги, сделаю точную копию разворота с чертежом. И совсем не обязательно писать, что это копия!

Все рассмеялись. В таком приподнятом расположении духа сошли с поезда. И до замка добрались, не растеряв его.

– Мама! Мы дома! – заорал Барт, первым ворвавшись в пристройку. – Ничего не произошло?

– А что должно было случиться? – испуганно вышла им навстречу мама и увидела Женни. – У нас гости?

– Нет, это не гости. – Барт хохотнул. – Это моя жена. Я вчера женился.

– Ты вчера ЧТО? – не поверила мама, вечно Бартоломью шутит.

– Наш паршивец вчера сбежал от нас всех и женился, – подтвердил отец.

– Она беременна? – упавшим голосом спросила мама.

Женни покраснела. А Барт веселился.

– Нет еще, но мы постараемся. Я тебе обещаю.

Мама уставилась на растерянную Женни. Та самая девушка с выставки, что по-хозяйски держала Бартоломью за руку. Добилась-таки своего. Получила, что хотела.

– Как тебя зовут? – Мама тем не менее попыталась улыбнуться.

– Женевьева Мединос! – выпалила Женин.

– Наверное, теперь Женевьева Медичес? – поправила мама.

– Женевьева Мединос! – твердым взглядом посмотрела на нее Женин.

– А какую фамилию будут носить ваши дети? – с горькой иронией спросила мама у старшего сына.

– Потом обсудим, мы всего полтора дня как женаты, – Барт не подал виду, что обескуражен таким поворотом событий.

– Пойдем, Женин, я покажу тебе резиденцию Бартоломью Медичеса. Здесь, – он обвел рукой кухню, – место для приема высоких гостей. Там – родовой замок.

Он потянул ее дальше.

– Это, – гремел голос Барта из коридора, – семейное гнездышко Бартоломью, где он проживает со своей женой.

Мама слышала, как зазвенел смех девушки, вторя смеху Бартоломью. Она изумленно посмотрела на мужа. Медичес улыбнулся жене ободряюще, мол, ничего не попишешь, дети растут.

Молодой господин Бартоломью Медичес проследовал из резиденции в опочивальню, где запрыгал по кровати, взбивая клубы пыли. Его сопровождала молодая жена Женевьева Меди…

Барт прекратил прыгать, повалился на постель, увлекая за собой Женни, и навис над ней.

– Так, значит, Мединос?

– Барт, – заговорила Женни горячо, – ну, пойми же меня! Я – единственный ребенок прямого потомка Мединосов. Пощади чувства моего отца!

– А о моем отце кто-нибудь подумал? – поинтересовался Барт.

– Если ты настаиваешь, то у меня нет выбора… – Она вздохнула. – Но мне бы все-таки хотелось носить фамилию Мединос. Я же все равно твоя жена. Какая тебе разница?

Вид у Женни был жутко виноватый. Глаза горели, щеки разрумянились. Барт поцеловал ее. Он сам – старший сын Медичесов, он ее прекрасно понимает.

– Ну ладно, Мединос. Поживем – увидим… – Щелкнул Женни по носу, чтоб не задавалась. – Запомни: наши дети – Медичесы!

«Это мы еще посмотрим, – упрямо подумала Женевьева Мединос. – Хотя какие дети? Когда они еще родятся. Вот появятся – тогда и решим».

Женни прижалась к мужу. В дверь постучали.

– Может быть, посидим за столом? Поговорим? – предложила мама, отводя глаза от растрепанной невестки.

Барт кивнул согласно.

– Бартоломью! – дернула его за рукав Женевьева. – Ты же обещал искать Глаз бури!

Никакого общения, никакого семейного ужина не получилось. Эта девушка утащила Бартоломью в замок. Рафаэль и старший Медичес увязались следом. Мама машинально накапала себе лекарство.

Женни с восторгом спустилась в колодец и с энтузиазмом принялась перебирать мусор. Ближе к утру энтузиазм иссяк. Барт зевал, глаза у него слипались. Они прекратили поиски. Отец помог им выбраться. Рафаэль мирно спал в своем кресле на площадке перед дырой.

– Нашли? – встрепенулся он.

Женни раздосадованно покачала головой.

– Ничего, завтра найдем, – утешил всех Барт. – Вот вернусь пораньше.

Утром он ушел в мэрию, Женин побежала к Маленьким. Барт оказался прав! От Биорн не было никакого толку! И сама она уже куда-то улизнула с утра пораньше. Женевьева решительно принялась за дела, а Маленькие радостно суетились вокруг, особенно прабабушка. А сколько всего им нужно было рассказать друг другу! Дедушка очень хотел знать подробности обсуждения в библиотеке Порт-Пьера. Он все возвращался и возвращался к этой теме, а Женин терпеливо отвечала, что не знает, она все пропустила, они с Бартом венчались в это время. Потом Женин догадалась посулить привезти завтра в гости Рафаэля, и дедушка успокоился. А Женин в свою очередь посетовала ему, что всю ночь они протолкались внизу под мостиком и ничего не обнаружили. Никакого Глаза бури.

– Может, поднять то, что валяется на дне, наверх? Корзинами. И спокойно рассмотреть при дневном свете? – предложил прадедушка.

– Ты у меня – гений! – расцеловала его Женин.

А в замке на подоконнике стояла их статуэтка. Их условный знак. Женин обнаружила ее на обратном пути. Она рассмеялась и распахнула двери пристройки.

– Бартоломью!

– Его нет! – сообщила свекровь. – Он забегал на обед. Полагаю, тебя хотел застать дома.

– Я убирала и готовила у Маленьких. Это мои прабабушка и прадедушка, – начала рассказывать Женин.

Свекровь кивнула и отвернулась к плите. Пока Женин раздумывала, предлагать помощь или не надо, вернулся домой Барт. Подхватил жену и закружил по кухне.

– И что теперь значит наш знак? – хитро прищурилась Женевьева.

– То же самое, что всегда. «Входи!» «Добро пожаловать!» – хохотал Барт.

– Это что такое? – увидела предмет их смеха мама. – Я тебя просила, чтобы ты выбросил языческого божка!

– Это просто символ. Семейного счастья, – улыбнулась Женин.

Но решила не злить свекровь и отнесла к Барту в комнату.

За столом Барт дурачился, приставал к Женин, дразнил Рафаэля. В конце концов опрокинул салат.

– Как жеребец скачешь, – усмехнулся отец.

– Как жеребенок, – ласково поправила мама.

Барт тут же погрустнел. Вздохнул.

– Раф, помнишь каким игривым был Кинжал первое время?

Раф похлопал его по руке.

Женин огорченно уставилась на мужа. О! Она вспомнила и принялась излагать идею Маленького дедушки. Барту понравилось. Медичес предложил вынимать мусор мешками и высыпать в коробки. Все зашевелились. Барт вскочил искать мешки и коробки.

– Кстати, Женевьева, – заметила свекровь, – звонила твоя мама. Спрашивала, почему ты не сообщаешь, как доехала и устроилась.

Женин вспыхнула. И правда, как же это она забыла позвонить домой.

– Никогда не поздно, – улыбнулся Рафаэль.

Женин побежала к телефону. Свекровь насмешливо посмотрела ей вслед.

За пару дней они достали всю грязь, накопившуюся на дне лестничного колодца за несколько столетий. Перебрали. Но ничего, хотя бы отдаленно похожего на камень, достойный украшать ножны, им не попалось. Даже осколков. Первым надоело копаться в мусоре Барту. У него и так дел было по горло. С одним из которых он очень торопился – копия страницы книги о привидениях. Отец тоже перешел к более практичным занятиям. Только Рафаэль и Женевьева упорно сидели в замке и перетирали в пыль слипшиеся песчаные комки. А вдруг Глаз бури внутри?

Женин перебирала по второму разу камни, Раф задумчиво мял в пальцах глину.

– Сюрприз! – влетел в замковую залу веселый Бартоломью. – Не подсматривать!

Он повозился с новым стендом, открыл стекляную крышку, положил целых две открытых книги туда, закрыл.

– Готово!

Женин ахнула.

– Которая из книг настоящая?

Барт довольно рассмеялся. Побежал звать родителей. Мама тоже ахнула, но по другому поводу.

– Ну и грязь вы развели в замке? Кто все это будет убирать? А главное, когда? Пора открывать музей для посещения туристов!

– Уберем! – беспечно махнул рукой Барт.

Женин почувствовала себя виноватой. Это же идея прадедушки, а значит, и ее. Но она же хотела как лучше! Кто знал, что Глаз бури не найдется!

– Кто знал, что Глаз бури не найдется! – повторила она в запале.

– И куда он делся? – оглянулся на картонки с камнями Медичес.

– Может, в наше отсутствие кто-нибудь забрался в замок? – мрачно предположил Бартоломью.

– И спустился в колодец? – хмыкнул Рафаэль.

– И сигнализация не сработала? – насмешливо поинтересовался старший Медичес.

Он очень гордился своей новой системой; та, что у Мединоса в Литературном салоне, и в сравнение не идет с их замковой.

Мама задумалась.

– Я была дома. Никто из посторонних в ваше отсутствие к нам не заходил. Кстати! Я пригласила парикмахершу. Послезавтра в шесть чтобы все были дома! Бартоломью! Тебя это особенно касается.

– Разрешаешь? – весело поинтересовался у Женни Барт.

Она с таким сожалением посмотрела на его шевелюру, что Барт рассмеялся и махнул рукой.

– Потом как-нибудь, мама.

Женни подумала, что, пожалуй, еще не наигралась его кудрями, но свекровь злить незачем, стричься ведь рано или поздно Барту придется.

– Давай! – поддержала она свекровь. – Тем более что парикмахерская будет прямо на дому.

– Хорошо, – кивнул Барт маме.

– Эх, – говорил вечером у Рафаэля в комнате Бартоломью, – точно, кто-то забрался в замок и разыскал камень до нас.

Он выкатил вторую кровать и сидел на ней с Женни в обнимку.

– Мама была дома, – отозвался со своей кровати Раф.

– И как всегда забыла закрыть дверь, – иронически усмехнулся Барт.

– Могла и забыть, но в пристройку, – возразил Раф. – А в замок все двери запер отец. И включил сигнализацию.

Барт молчал. Женни пользовалась моментом и теребила его локон. Напоследок, перед стрижкой.

– Кроме нас и Маленького дедушки в эту историю никто не верил. И поэтому специально ни кинжал, ни ножны, ни тем более Глаз бури, не выслеживал, – продолжил Раф. – И еще. Чтобы лезть за камнем в наше отсутствие, надо было знать, первое, что мы догадались, где кинжал и ножны, второе, что камня мы не нашли.

– Журналисты! – охнула Женни и оставила волосы Бартоломью в покое.

– О! Зачем он журналистам? – простонал Раф. – Даже мы не знаем, что это за вид камня. Одно дело, если алмаз. А вдруг это всего лишь янтарь? Подробного изображения не существует, видно только, что он желтоват. И описание такое странное: чем-то похож на глаз, причем, глаз бури, что вызывало тревогу у герцогини. Он вполне может оказаться янтарем с вкраплением внутри.

– Тоже верно, – кивнула Женни.

– Что нам еще известно? – хитро спросил Раф, у него уже родилась версия. – Что Глаз бури исцеляет!

– Сказки, – пожал плечами Барт.

– Смотря для кого, – гнул свою линию Рафаэль. – А что если камень украли в день пропажи кинжала и ножен из-за его свойств? Ну-ка, подай мне мои штаны.

Барт бросил ему брюки. Раф достал из кармана уже затвердевший комок глины и протянул Барту. Бартоломью повертел глиняный камешек в руках.

– Расколи! – предложил Рафаэль.

Внутри оказался кусочек стекла.

– Ну и что? – Женни неправильно поняла Рафа. – Все глиняные и песчаные комки мы уже проверили. Вдруг вокруг Глаза бури засохла грязь и он оказался в таком внутри.

– Нет! Когда я растирал комки, то подумал, что комок мог не сам образоваться, это же хороший способ спрятать камень. Я проверил, залепил стекло глиной, – сердился на их недогадливость Раф. – Это способ, которым вор спрятал Глаз бури и вынес из замка!

– И кто же вор? – недоверчиво спросил Барт.

Он даже вздрогнул, когда Рафаэль победно воскликнул:

– Джек!

Раф рассмеялся.

– Все просто. Джек, то есть валет, паж, мальчик, несет оружие. Бежит самым коротким путем. Под факелом на мостике он останавливается, чтобы получше рассмотреть кинжал и ножны. А может быть, его интересует не оружие, а Глаз бури? Магический камень, который исцеляет? Трогает его. Неосторожное движение – и камень выскакивает из своего гнезда. Кинжал и ножны летят вниз. А камень остается у него в руках.

Женин слушала Рафаэля, затаив дыхание. Она прямо представила себе эту сценку перед глазами.

– Что Джеку теперь делать? – развел руками Рафаэль. – Им и так недовольны в замке. А тут такая новая оплошность. Интересно, как бы его наказали по тем временам?

– А за воровство? – все еще не верил Барт.

Рафаэль его не слышал.

– Джек обнаруживает, что держит волшебный камень. Помните, у него серьезно болела мама? Настолько серьезно, что просила его приехать, видимо, попрощаться. Мог же средневековый ребенок подумать, что камень к нему попал по воле провидения, по Божьему указанию? Джек оглядывается, соскребает глину из-под ног, плюет, обмазывает этим камень и прячет его в своей одежде.

– И никто ничего не заподозрил? – Женни показалось, что Рафаэль сам там был, все видел и сейчас расскажет.

– Похоже, что мальчик все время отличался странностями. А тут он вернулся, дрожит, несет какую-то несусветицу. Его, конечно, обыскали. Ничего особенного не нашли, мальчишки всегда таскают с собой обычные камешки, – Раф улыбнулся. – Тем более что искали не отдельно Глаз бури, а кинжал с ножнами. Взрослые по-своему объяснили, что произошло. Каждое семейство придумало собственную версию. Джек уехал с отцом домой и увез камень!

Барт скептически хмыкнул. И это отрезвило Женни. Версия Рафаэля звучала красиво и гладко, но недоказуемо. И совсем не объясняла, где теперь Глаз бури.

– А вдруг это все-таки журналисты? – спросила Женни у Барта, когда они вернулись в свою комнату.

Барт усомнился.

– Я их знаю. Может, они и возьмут то, что плохо лежит, но рисковать – это не в их духе. Тем более что это за камень и где лежит, никто не знал заранее.

Они уже забрались в постель, когда Женни осенило.

– Ты же делал фотографии! А что если на них видно, ЧТО это за камень и ГДЕ он лежит?

– Гм, – задумался Барт. – Кое к кому я завтра наведаюсь.

– Только осторожно, – современных воров Женни испугалась.

Женевьева приготовила завтрак и позвала Маленьких. Мелкими шажками, шаркая, вышла к столу прабабушка. Прадедушке Женни помогла дойти. Одной рукой он опирался на палку, другой – на плечо правнучки.

Женни удрученно наблюдала, как вяло Маленькие жуют. «Чем бы их порадовать вкусненьким? Сделаю-ка я тефтельки по маминому рецепту!» Женни дождалась из похода по гостям Биорн и побежала к мяснику.

– Небольшой кусочек говядины, – заказала она. – А можно его перемолоть в фарш?

– Все можно, – кивнул мясник и сообщил, подмигивая: – А вот только что подвезли парную телятину.

«Телятина? Парная? Почему бы не побаловать оба семейства». У Женни в глазах вспыхнул деловой огонек. С большим пакетом свежего телячьего фарша она вернулась в замок.

Никого дома еще не было, кроме Рафаэля, ведущего какие-то переговоры по телефону. Женни проверила холодильник. Пусто!

Свекровь ей вечно говорит: «Хозяйничай. Чувствуй себя как дома». Вот она – возможность проявить себя. Женни нашла подходящую кастрюлю, и через полчаса мясные шарики весело тушились в булькающем томатном соке с пряностями.

– Чем так вкусно пахнет? – тут же заглянул на кухню Рафаэль.

– Не готово! – прогнала его Женни.

Бартоломью и старшие Медичесы вернулись домой как раз, когда тефтельки успели настояться. Ароматный запах обволакивал кухню. Голодный Барт приподнял крышку и получил укоризненный взгляд от жены.

– Ах, – сказала свекровь, – надо бы приготовить обед.

– Уже готов, – сияя, доложила Женевьева. – Мясные тефтельки.

– Хорошо. Завтра попробуем. А сейчас я сварю суп, – мама Барта достала из пакета курицу.

– Но как же… – Женни показала в сторону горячей кастрюли.

– Мужчин в обед надо кормить супом! – безапеляци-онно изрекла свекровь.

И улыбнулась. И поставила вариться бульон. Мужчины, подтянувшиеся было на кухню в надежде подкрепиться, разбрелись по своим делам.

– Через час будем обедать, – свекровь загремела посудой.

Женевьева вспыхнула, побелела, вспыхнула еще раз.

– Я отнесу Маленьким тефтельки. Пока свежи-е, – подошла она к плите.

– Да. Конечно. – Свекровь колдовала над супом.

Женни отложила в маленькую кастрюльку аппетитно пахнущие мясные шарики, залила соусом и выскочила на улицу. Вытерла навернувшиеся на глаза слезы и пошла на Чайную горку, размышляя: сразу уйти навсегда или сначала взорвать замок. По дороге ее догнал Бартоломью.

– Погоди! Я с тобой прогуляюсь.

Женни отвернулась.

– Я притащил фотографии, – многозначительно начал Барт.

Женни промолчала, ей теперь было все равно.

– Ну ладно, не буду тебя мучить. – Барта разочаровало ее равнодушие. – На них нет изображения Глаза бури.

Барт ожидал, что Женни возразит, мол, журналисты просто не отдали ему все фото. Не дождался, пришлось рассказывать без ее вопросов.

– Я в этом уверен. Я САМ сегодня помогал проявлять пленку и печатать фотографии этим лентяям. Они вообще про нее забыли.

– Значит, Рафаэль как всегда прав, – все-таки отреагировала на его сообщение Женевьева.

– Похоже на то, – кивнул Барт.

У Маленьких Женевьева усадила прадедушку и прабабушку за стол. Биорн присоединилась и без приглашения.

– А мне? – попросил Барт.

– А ты, – злорадно отчеканила Женин, – будешь ЧЕРЕЗ ЧАС есть СУП!

– Хочешь уморить мужа голодом? – шутя обиделся Барт.

– Я ли? – саркастически усмехнулась Женни.

Однако смилостивилась и выделила ему тефтелек.

– Надо записать рецепт! – своеобразно похвалила Биорн и уставилась на живот Женевьевы.

– Так вы уже ждете маленького?

Женни задохнулась от возмущения. Сегодня все просто сговорились свести ее с ума. Барт рассмеялся.

– Ты бы зашла к соседке! У них такой замечательный младенчик, – искренне посоветовала Биорн, – что тут же захочешь своего такого же.

Барт всхлипнул от смеха. Женни метнула на него злобный взгляд.

– Обязательно сходим. Для вдохновения, – пообещал Барт Биорн.

– По крайней мере, ты замужем и никто не спрашивает, когда же ты наконец найдешь себе мужа, – утешил он Женевьеву уже на улице.

Она только глазами сверкнула злобно.

– Да что с тобой сегодня? – спросил Барт. – Из-за этой курицы Биорн испортилось настроение?

– При чем тут Биорн! – взвизгнула Женни.

«Хотя и Биорн еще тот подарочек!» – подумала про себя.

– Объясни мне, почему, когда обед готов, твоя мама начинает варить еще один?

– Ну… – пожал плечами Барт.

– «Потому что мужчины должны есть суп»? – кричала Женни.

«Не хватало мне еще с супом разбираться», – уныло подумал Барт.

– А почему же тогда вчера или позавчера все обошлись без него?! – не дождалась ответа Женни.

– Вот, – нашел наконец логическое объяснение Бартоломью, – именно потому, что супа давно не было, его и нужно было варить!

Женни заплакала.

– А может быть, потому совершенно невозможно было съесть свежие, из парной телятины, тефтельки, что их сделала я? – спросила она сквозь слезы. – За что твоя мама меня ненавидит?

Барт чуть не завыл.

– Ну что ты. Мама тебя любит. Тебя невозможно не любить. Только пойми: мама – больной человек. Мало того, что с сердцем проблемы, так еще гормональные сдвиги нашли. Кучу каких-то гадких лекарств прописали.

Женни всхлипывала. Барт обнял ее, погладил по голове. «Шелк».

– Маме совсем плохо после них. Может, с гормонами теперь получше, только, сама видишь, она не может быстро перестроиться, если что-то задумала. Прости ее, пожалуйста.

– Но тефтельки, – слабо запротестовала Женни.

– Вкусные. – Барт сыто икнул.

– Все равно, это очень неразумно, держать трех мужчин голодными, когда обед готов, – проворчала Женни, успокаиваясь.

– Кто ж спорит, – поцеловал ее Барт.

Неизвестно, откуда Биорн узнала, что в замок пригласили парикмахершу, но она была тут как тут. Жадно впитывала городские новости, которыми та делилась.

Рафаэль подстригся, поглядел на часы и заторопился. Велел: «Задержите Барта в замке как можно дольше! Я готовлю ему сюрприз». И укатил на улицу.

– Ах, какой красавчик! – зацокала вслед ему языком парикмахерша.

Биорн радостно поддакнула. Мама разулыбалась.

– Впрочем, у вас оба парня хороши! – воскликнула парикмахерша, щелкая ножницами вокруг отцовской головы. – Что за невестку привел Бартоломью?

– А? – отец думал о чем-то своем.

– Невестка нравится?

– Женевьева? О, да. С ней разговариваешь, а она понимает, – с одобрением отметил свекр.

– Что понимает? – не поняла парикмахерша.

– Все.

Парикмахерша задумалась. Ножницы щелкали. Она не выдержала и опять приступила к расспросам.

– А невестка не… – парикмахерша повернулась к маме и прошептала: – Не в положении?

– Нет еще, – с сожалением ответила за маму Биорн.

– А почему же они тогда так быстро поженились? Свадьбу не играли? – подняла вопросительно брови парикмахерша, но ответа не получила – вошел Барт.

– Ах, какие волосы, даже стричь жалко, – запричитала она над его кудрями, – девушкам на зависть просто.

Пряди полетели на пол.

– Неужели во всем Меланьи не нашлось тебе невесты?

– Не-а… – Барт смеялся.

– Откуда же ты жену привез?

– Из Порт-Пьера.

Ох уж эти мужчины, все из них надо клещами вытаскивать, но парикмахерша была женщина привычная к особенностям человеческой натуры.

– Что же ты ее прячешь? Показал бы, что за красотка сумела поймать в сети самого видного жениха Меланьи.

Она быстро оглянулась на подавленный вздох и спросила у мамы:

– Хорошая невестка досталась?

– Да мне-то что, – свекровь ответила стоически, но слеза в голосе дрожала. – Главное, чтоб Бартоломью нравилась.

– Так любишь свою невестку или нет? – настаивала парикмахерша, смахивая волосы с шеи и плеч Барта.

– Как я ее могу любить? – удивилась свекровь. – Она же не моя дочка, я ее не рожала, не кормила, не растила. Это не мой родной ребенок. Она мне чужая.

– Мама, что ты такое говоришь! – Барт встал и отряхнулся. – Тебя могут неправильно понять.

– А что? Я ей тоже чужая. И не ожидаю, что она меня полюбит. У нее своя мать есть. Родная.

Парикмахерша обвела всех любопытным взглядом и тут заметила в дверях девушку, кивнула ей приветливо.

– Добрый вечер, – сказала Женни. – Извините. Бартоломью, если ты освободился, то идем на улицу, тебя Рафаэль зовет.

– Дай-ка я тебя рассмотрю, – поспешила к ней парикмахерша. – Ах, какая ты молоденькая. Какая миленькая. Сколько же тебе лет?

Женин покраснела.

– А щечки-то какие! Свежие, как яблочко! А волосики я бы тебе укоротила до плеч и завила.

– Не надо! – быстро, пока Женин не вздумала согласиться, крикнул Барт. А то вдруг после процедур ее волосы перестанут быть шелковыми.

Парикмахерша подавила смешок.

– Останешься с нами поужинать? – спросила у нее мама. – Женевьева тефтельки приготовила. Телячьи. Очень вкусные.

– Ох, меня клиенты ждут, – вынуждена была отказаться парикмахерша, собирая свои расчески и ножницы.

То ли Биорн было с ней по дороге, то ли она взялась проводить мастерицу, но ушли они вместе, оживленно беседуя. Женин потянула Барта к Рафаэлю на улицу.

– Теперь не будешь утверждать, что твоя мама меня любит? – хмыкнула по дороге.

– Женин! Прекрати! – взмолился он. – Мало ли что она говорит. Она – больной человек. Это просто слова! Ты что, им значение придаешь?

Барт остановился и с улыбкой заглянул в ее сердитые глаза. Женин вздохнула.

«Чужая. Разве можно любить чужую. А тефтельки похвалила. Вроде как хвастала мною. И что это значит?» – думала она, шагая за Бартом. «Интересно, кем бы меня считала Линда, если бы я вышла за Ллойда – своей или чужой». Они вошли в конюшню, и все мысли испарились у Женин из головы, потому что Раф сделал широкий жест рукой и провозгласил:

– Свадебный подарок!

Бартоломью охнул и бросился к Кинжалу. У него слезы текли из глаз, пальцы дрожали и роняли морковку, которую протянул ему Раф угостить коня.

Рафаэль радостно смеялся, глядя, как Бартоломью целует Кинжала, шепчет ему что-то, ощупывает, гладит, похлопывает.

– Откуда, Рафаэль? – поразилась Женни.

– Я немножечко богат, – смущенно улыбнулся Раф. – Мне наследство перепало. Разве тебе Барт не рассказал?

– Забыл, совсем забыл, – отозвался Бартоломью. – Продастся книга – я тебе верну деньги, Раф.

– Я обижусь, – серьезно ответил Рафаэль. – Могу я сделать брату подарок, тем более что повод есть?

Он посмотрел на Женни своим лучистым взглядом.

– Я не знал, что лично тебе придумать.

– Пусть будет один подарок на двоих. – Женни присела на корточки рядом с его коляской. – Спасибо, Рафаэль. Барт такой счастливый! Мне больше ничего не надо.

– А лошадь? – напомнил Раф. – Для всех этих затей, которые Барт организовывает, нужны лошади. Доставь мне удовольствие – возьми мою себе. Она смирная. На ней даже ребенок усидит.

– Ты присмотрел себе нового коня? – удивился Барт, с трудом отрываясь от Кинжала.

– Мне лошадь больше не понадобится. Я уезжаю.

Рафаэль сказал это настолько серьезно, что Бартоломью растерянно захлопал глазами: что такое срочное и неотложное имеет в виду Раф, и какие планы ему, Барту, придется менять.

– Если ты собрался в столицу на конференцию, то мог бы предупредить заранее. – У Барта даже обида просквозила в голосе. – Чтобы сопровождать тебя, мне надо в мэрии отпроситься. Не говорю уж про остальные дела.

– Нет, не в столицу и не на конференцию. – Раф замялся на секунду. – Я хочу найти Глаз бури. Джек, мальчик-паж, увез его из замка, я уверен. Я собираюсь проследить маршрут Джека.

Женни и Барт озадаченно уставились на Рафаэля.

– Я уже все просчитал, – торопливо добавил Раф, хотя на самом деле детали он как раз и не продумал.

В принципе, он уже давно мечтал попробовать свои силы. Пожить без этой опеки. Самостоятельно. Нужен был только повод. Маршрут Джека, конечно, был поводом смехотворным, да еще для такого калеки, как он. Но кроме повода у Рафа появилась причина. Семейное счастье Барта доставляло ему и радость и муку одновременно. Он читал в книгах, что время и расстояние лечат такие раны. Вот и проверит. Доводов бы ему повесомее.

– Я поплыву на яхте вдоль побережья, посылая запросы музеям, историческим обществам, мэриям, на худой конец, тех мест, которые меня заинтересуют. Если я решу, что хочу осмотреть что-то, то я… – Раф собрался с духом и довольно воодушевленно закончил: – Я найму помощника и доберусь!

Барт не вслушался в смысл сказанного, а может, просто не хотел поверить.

– Раф, прости, но я совсем не представляю, как мы проведем это лето. Я думал выкроить недельку и начать с тобой навигацию. Потом отец выберется на месяц. Может, я смогу еще неделю провести с тобой.

– Ты меня не понял. Я собираюсь самостоятельно пройти маршрутом, который буду составлять по мере получения информации. Возможно, это займет у меня больше времени, чем одно лето.

Барт изумленно молчал, даже Кинжала отпихнул, тыкающегося в него в поисках морковки. Раф поднял глаза на брата и умоляюще попросил:

– Помоги мне поговорить с родителями. Ты же умеешь убеждать.

– Это мне с тобой поговорить надо! Ты что выдумал такого?! Не сходи с ума, Раф!

У Рафаэля глаза наполнились слезами.

– Ты, ты…

Раф не договорил, развернул коляску и покатил из конюшни. Женин ойкнула и бросилась за ним, оглянулась и вернулась к мужу.

– Да что же это творится? – Барт кулаком стукнул по деревянной стене стойла. – Мне еще капризов Рафаэля не хватало!

Женни взяла его за руку.

– Барт! Барт, это не каприз.

Но так и не смогла сказать что-нибудь вразумительное в защиту Рафа. Очень сложно иногда передать чувства словами. Кинжал недоуменно фыркнул. Неужели угощение состояло из одной-единственной морковки?

Барт надеялся, что Раф образумился, и уселся ужинать уже в хорошем настроении. Женни напряженно ждала взрыва, спокойствие Рафаэля ее не обмануло. Уж слишком он был равнодушен и отстранен. После десерта Рафаэль объявил свои планы всей семье. Отец заговорил возмущенно. Мама запричитала. Раф молча обвел всех таким тоскливым взглядом, что у Женни сердце сжалось.

Барт встал. Воцарилась тишина.

– Пойми, Рафаэль, как жестоко это ни прозвучит… – Барт повысил голос. – Мир не создан для таких, как ты! Все! Все в этом доме продумано до мелочей и переделано так, чтобы ты чувствовал себя комфортно. Выключатели перенесены вниз.

Барт подскочил к двери и щелкнул светом, выключил-включил для наглядности. Распахнул дверь и показал вниз.

– Над всеми порожками и препятствиями лежат уголки для твоих колес. Ты этого уже не замечаешь, ты привык. Но подумай. Хорошо подумай. Весь мир состоит из ступеней. Бесконечного числа ступеней! И бордюров! Ты пропадешь за порогом замка!

Мама всхлипнула.

– Я обдумал, – ответил Раф. – Именно поэтому я собираюсь отправиться не по суше, а по морю. На яхте, которая оборудована для инвалида. Спасибо вам с отцом за это. А если мне нужно будет в этот твой страшный мир, у меня теперь есть деньги, чтобы нанять сопровождающих. Но я хочу путешествовать! Самостоятельно!

– Я тебя не пущу, – сказала мама.

– Бартоломью абсолютно прав, а ты, Рафаэль, говоришь глупости, – поддержал старшего сына отец.

– Какая яхта? Яхтой невозможно управлять в одиночку даже здоровому человеку. А мир жесток! Сколько придурков захочет посмеяться над калекой?! И меня рядом не будет! – Барт замахал руками. – Ты что, думаешь, получил деньги и можешь купить себе внимание? Какие еще сопровождающие? Да мошенники просто возьмут деньги и сбегут. Оберут тебя!

– Ты мне сам говорил, что я разбираюсь в людях. – Рафаэль попытался улыбнуться.

– Когда у тебя есть тыл. Семья! – Барт показал на присутствующих.

– Вы никуда от меня не денетесь. – Рафаэль все-таки улыбнулся.

– Это безумие. – Барт посмотрел на жену и взмолился: – Женни, ну скажи ему ты.

Женни поднялась со стула. Ох, наживет она сейчас себе врагов. И первым из них будет ее собственный муж. Но что ей делать?

– Рафаэль справится. Он сможет. – Она посмотрела на ошалевшего от ее слов Барта. – Справился же он сам в Порт-Пьере во время нашего венчания. И помощника сам себе нашел, когда понадобилось. Рафаэль умный, он знает, что делает. Всегда.

– Спасибо, Женни. Ты одна в нашей семье меня понимаешь, – сказал Раф.

«Ах, Женни, Женни», – заныло его сердце.

Семейство загалдело, зашумело и перешло на крик.

– Ну почему бы не прислушаться к тому, что говорит Рафаэль? – удрученно твердила Женни.

– Я лучше тебя знаю, что может Раф, а что нет, изучил за двадцать лет. Он затевает самоубийство! – в сердцах воскликнул Барт.

– Я что, идиот? – буркнул Рафаэль.

– Так говорить может только бездушная эгоистка, – заявила свекровь невестке. – Вот будут у тебя свои дети, тогда поймешь, как это – отпускать от себя ребенка, да еще если он, не дай бог, инвалид.

Щеки у Женни пошли пятнами, как будто ей надавали пощечин.

– Зачем ты выставляешь Рафаэля из замка? – сквозь слезы спросила у нее свекровь.

– Я? Я?!

«Ничего себе! Оказывается, я во всем виновата!» – простонала про себя Женни, но промолчала. Папа советовал никогда не продолжать ссору, если только не хочешь на самом деле ссориться. Пусть прокричатся.

– Завтра увидим, – обнадежила она Рафаэля.

– Не ожидал я от тебя, – с обидой выговаривал ей Барт ночью. – Жена – и не поддержала мужа.

– Я что, не имею права на свое собственное мнение? Или должна держать его при себе? – Женин отвернулась от него.

– Откуда у тебя иллюзии по поводу возможностей Рафаэля? Открой глаза пошире и посмотри на него!

Женин села в кровати.

– Смотрю! Рафаэль – необыкновенно умный и очень красивый. А ты хочешь, чтобы он всю жизнь провел взаперти. Да он, может, судьбу свою встретит! В него невозможно не влюбиться. Дай ему вылететь на свободу, и найдется девушка, которая увидит, какой он особенный.

Хотя спор у них был серьезный, Барт не мог не улыбнуться.

– Кто о чем, а Женевьева о любви. Иди сюда.

Он ее обнял, Женин прижалась к нему.

– А если с Рафаэлем что-то случится? – спросил Барт у ее макушки. – Врачи его вечно хоронят. Куда его отпускать в таком состоянии.

– Если ему суждено умереть – пусть это случится, где он хочет. Не отбирай у него мечту.

– Дурочка ты моя романтичная. Упрямица Мединос. Я лучше знаю.

Он поцеловал ее, и они не доспорили.

День начался как обычно – волшебно. Солнечный луч разбудил Женевьеву, Женевьева нежно потормошила своего Бартоломью. Он распахнул глаза. Муж и жена улыбнулись друг другу.

– Доброе утро, Бартоломью!

– Привет. – Барт сжал Женин в объятиях.

Какое счастье! Какое счастье быть вместе!

Но за завтраком выяснилось, что Рафаэль не передумал отправляться в путешествие. Скандал разгорелся с новой силой.

– Рафаэль, тебе деньги оставили, чтобы ты наукой занимался, а не тратил их на развлечения, – взывал к здравому смыслу брата Барт.

– Неправда, – возразил тот. – Я совсем недавно выяснял у адвоката, включено ли условие, что деньги завещаны только на научные исследования. Он ответил, что я могу их тратить, как пожелаю!

Барту почудился скрытый намек на широкий жест Рафаэля – возвращение ему Кинжала. Он обиделся, сорвался, совсем не думая, справедливо ли он возмущен.

– Ты привык, что все твои желания мгновенно выполняются! «Рафаэль хочет это, неплохо бы Рафаэлю купить то и сделать вот это. Рафаэль не проживет без массажа, новой коляски, его книги – приоритет!» Спустись на землю. У нас, представь себе, есть и свои проблемы. Ты про нас думаешь? У меня Праздник цветов на носу, очень много еще не готово, если тебе интересно знать. От моего успеха зависит благосостояние всей семьи. А ты! Ты думаешь только о своих желаниях!

– А не наоборот ли? – Рафаэль тоже обиделся и сорвался в несправедливые обвинения. – Ты встретил Женевьеву. У тебя любовь! Я как последний дурак полгода только и делал, что искал кинжал и ножны, чтобы никаких препятствий не было для вашей женитьбы. И что?! Ты счастлив, ты получил все, о чем только можно мечтать, но продолжаешь требовать, чтобы все пеклись исключительно о твоих делах!

– Я считал, что мы одна семья! – Голос у Барта задрожал от возмущения. – И дела у нас общие.

– Я тоже так с-считал! – Раф стал заикаться, мама испуганно прижала руки к груди. – А на с-самом деле, ты центр Вселенной, весь мир обязан крутиться вокруг тебя и так, как тебе лично удобно. Ты с-счастлив? Так отстань от меня! Отпусти меня, Барт.

Барт ничего не ответил, развернулся и ушел в мэрию, хлопнув вместо прощания дверью. Рафаэль укатил к себе. Женевьева поспешила улизнуть из замка к Маленьким. Прошла полдороги и только, когда прогремел гром, сообразила, что идет под дождем. Она вернулась за зонтиком. В комнате зонта не было. В кладовку, что ли, Барт отнес? Свекры не закрыли дверь к себе.

– Бедный Рафаэль, – услышала Женин приглушенный голос.

«Неужели Медичесы решились его отпустить», – екнуло у нее внутри, и она непроизвольно прислушалась.

– Никогда еще мальчики так не ругались, – говорила свекровь. – Ну конечно, она молоденькая, хорошенькая. Глаза наивно распахнет, ресницами похлопает, улыбнется, и они голову теряют. Рафаэль то ли бежит от нее, то ли доказать ей что-то хочет.

«О ком это они?» – удивилась Женин.

– Бартоломью с ней счастлив. Добился своего, упрямец, – даже несколько одобрительно заметил свекор.

– А бедный Рафаэль завидует ему.

«Так это они меня обсуждают…» – Женин дернулась, стукнулась лбом о дверной косяк. Мединосы не подслушивают! Даже если речь о них! Женин затопала по коридору, загромыхала в кладовке.

– Женевьева? Ты вернулась? – выглянул свекор.

– На улице дождь! – выставила она наперевес зонт.

– Тебе мама звонила и не застала, перезвони, раз ты дома, – сообщил он и притворил за собой дверь.

– У меня все хорошо, мамочка, – голос у Женин дрожал. – Все прекрасно, ждем вас на Праздник цветов.

Женин быстро положила трубку. Как же ей хотелось пожаловаться, заплакать: «Мама, меня здесь не любят, они ко мне несправедливы, забери меня отсюда». Но как же Бартоломью? Женин вздернула подбородок воинственно и побежала вон из замка.

Сдержалась и ничего не рассказала Маленьким. Зачем их тревожить. Как только ливень немного утих, отправилась в город. Просто так, без особой цели. Мысли преследовали ее. Одна-одинешенька в этом городе! Единственный ее друг Линда Оричес, наверное, тоже считает, что Женевьева – источник всех бед. Молодые люди просто пачками валят из города из-за нее.

– Женевьева!

Женин вздрогнула. Надо же встретить именно того, о ком думаешь.

– Что же ты в гости не заглядываешь? – улыбалась Линда. – Я сержусь.

Женин посмотрела испуганно.

– Конечно сержусь, милая. – Элегантная, пахнущая духами Линда смотрела ласково-внимательно. – Ллойд мне так вразумительно и не рассказал, понравился ли тебе мой подарок.

– Ах! Потрясающая вышивка! – воскликнула Женин. – Обе картинки – замок и рыцари – рядышком висят у нас над камином. Мне очень хотелось зайти поблагодарить, но я не решалась. После того, как Ллойд уехал…

Линда взяла Женин под руку.

– Пойдем попьем кофе, дорогая.

Они сидели в том самом кафе, где когда-то Ллойд проспорил Рафаэлю, а Бартоломью просил Женевьеву загадать число, и она понятия не имела, что загадывает сколько будет фейерверков, а значит, и поцелуев.

– Мужчина Оричес не будет уезжать только из-за женщины. Впрочем, как любой другой настоящий мужчина. Дорогая моя, они уезжают, когда одержимы идеей. – Линда задумалась, потом встрепенулась. – Ллойд бы все равно уехал, с тобой или без тебя.

– Как у него дела? – поинтересовалась Женин.

Ей послышался его голос: «Я умею проигрывать».

– Судя по тому, как редко он звонит, у него все хорошо, – с легкой грустью ответила Линда.

Женин наслаждалась беседой. Вот почему Линда умеет так тактично разрешить неудобную ситуацию? Как же приятно с ней разговаривать. Не то что с некоторыми!

– Я его сразу предупредила: «У тебя нет никаких шансов, Ллойд. Бартоломью рано повзрослел и потому гораздо привлекательнее». Он меня не понял.

– Ллойд – замечательный, – вставила Женин.

– Ллойд еще не раскрылся. Возможно, ссора с отцом пойдет ему на пользу и подтолкнет к решительным действиям. И отец задумается, стоит ли заставлять сына воплощать отцовские надежды, вместо того чтоб дать свободу. Ничего, они оба умные люди, рано или поздно помирятся.

– Конечно, – кивнула Женин.

– А ты как поживаешь, дорогая?

– Спасибо, хорошо. – Женни быстро запихнула в рот эклер целиком и принялась старательно жевать.

– Невесткой быть несколько сложнее чем свекровью, – заметила Линда. – У свекрови уже есть семья, которую она не потеряет. Муж и сын. Она может не захотеть потрудиться наладить отношения с новым членом семейства. А невестке обязательно нужно это делать, чтобы не потерять мужа или мир в семье.

Она говорила так непринужденно, как будто это была какая-то обыденная, само собой разумеющаяся тема.

– Очень непросто понять, что двое чужих людей уже не чужие, у них есть общий близкий, любимый человек. – Линда улыбнулась. – Я рада, что тебе понравились мои «Рыцари». Жду тебя в гости. Я задумала нечто грандиозное. Новую вышивку. Покажу тебе с удовольствием.

– Обязательно приду, – пообещала повеселевшая Женни.

Они уже собрались уходить, как вдруг Женни вспомнила:

– А почему Ллойд так нервно относился к упоминаниям о шотландских замках? Я даже подозревала, что он что-то знает о кинжале и ножнах.

– Ах, кинжал и ножны! Весь город говорит о ваших находках. Я с нетерпением жду открытия новой экспозиции в замке, чтобы взглянуть на них.

После небольшой паузы Линда продолжила:

– Я всегда говорила Ллойду, что нам нечего стыдиться, у него замечательные родственники. Но он, как и все Оричесы, отличается щепетильностью и боится, что кто-нибудь раскопает эту историю. Моя мама – незаконнорожденная. Моя бабушка отдала ее в семью сестры, а сама так и осталась служить в замке. Мама очень на нее обижалась за это. А я любила бывать у бабушки в гостях в Шотландии, пока она была жива.

Женевьева по дороге домой завидовала будущей невестке Оричесов.

Женин застала Барта в позе Мыслителя на кровати перед камином.

– Я не буду ужинать, – заявил он жене. – Я с Рафаэлем за один стол не сяду после всего, что он наговорил.

– Тогда я не сяду за один стол с твоими родителями. После всего, что они наговорили, – пожала плечами Женин.

– Прекрати, – буркнул Барт.

– Почему? Мне прямо в лицо сказали, что они меня не любят. А я – не чужой человек. Да, я им не дочь, но я – жена их сына!

Женни завелась, вспомнив обиды.

– А как меня встретили? «Она беременна?» Невежливо начинать разговор с вопросов о беременности. Но если им так любопытно, то почему бы лично у меня не спросить? Моя мама меня в детстве всегда одергивала и объясняла, что это оскорбительно – говорить о присутствующем в третьем лице, как будто его здесь нет.

Барт слушал ее с затравленным видом, он явно устал, под глазами обозначились круги. Он молчал. А Женевьева распалилась.

– А знаешь, в чем я еще теперь виновата, кроме того, что вышла за тебя замуж? В том, что из-за меня уезжает Рафаэль! Он, оказывается, тебе завидует!

– Может, и завидует, – глухо отозвался Барт. – А то какая еще муха его укусила?

– А какая муха его кусала год назад?! – завопила Женни. – Ты что, не помнишь, как оказался в Южной Америке? Ты поехал вместо Рафаэля, который уже подготовился к поездке, но пожалел тебя, отдал тебе деньги на уплату долгов и вынужден был остаться! А меня тогда еще в помине не было в вашем замке! Так и скажи своим родителям!

Барт закрыл лицо руками и покачнулся.

– Вы дождетесь, что Рафаэль сбежит, – безжалостно добивала его Женни. – Уж лучше бы отпустили на определенных условиях.

– Он погибнет. Он пропадет при любых условиях, – простонал Барт.

– Бартоломью… – Женни села рядом с мужем и заговорила спокойнее. – Ты замечательный, просто потрясающий сын, брат и муж. Но, вынуждена тебе сказать, ты – деспот. Перестань опекать Рафаэля!

– Я деспот! И я устрою ему веселую жизнь! О нет, ничего страшного, – саркастически скривился Барт, увидев, как испуганно отшатнулась Женевьева. – Сделаю, как ты велишь, не буду его опекать. Я просто перестану ему облегчать жизнь! Посмотрим, что он запоет. Наестся самостоятельности, не покидая стен дома.

Он закрыл лицо руками и затрясся от беззвучного плача, что совсем не вязалось с его злыми словами.

Женевьеве стало безумно жаль своего несчастного Бартоломью. Она обняла его, погладила по голове. Отпустила, отняла его руки от лица и заглянула в глаза.

Решила отвлечь, вернулась к истории кинжала и ножен.

– Как ты думаешь, почему Джек рисковал? Судя по тому, что им были недовольны взрослые, он был неуклюжим. Он не обладал храбростью будущего рыцаря. И вдруг такой довольно смелый поступок.

– А я его понимаю, – грустно вздохнул Барт. – Даже если сердце в пятках, трудно удержаться и не взять камень, который исцелит твою маму. Или твоего брата!

Женин погладила его по голове. Барт был похож на тряпичную куклу. Податливый и не откликающийся.

– Ох, какой же Раф идиот! Ну, вот втемяшилось же ему искать иголку в стогу сена! Лучше бы кинжала и камня никогда не существовало, – закачался он.

Встрепенулся.

– Как ты думаешь, он найдет Глаз бури?

– По-моему, – пожала плечами Женин, – это неважно. Глаз бури вообще не имеет никакого значения. Понимаешь ли, Барт, это чудо, что ты делаешь для Рафаэля. Но ты же все время готовишь его к самостоятельности. К тому, что он может оказаться один, без тебя. Вот он и хочет наконец попробовать, на что он способен. И давно уже хочет. Если бы не камень, он бы придумал что-нибудь еще, чтобы вырваться из дома. Просто вырваться из дома.

Барт обнял ее и зарылся лицом в ее шелковые волосы. В дверь постучали.

– К вам можно? – неуверенно спросил Рафаэль.

– Ну? – встретил его Барт пристальным вопросительным взглядом.

– Если ты о Глазе бури, то я не передумал. Собираюсь его искать. – Раф выглядел не менее замученным, чем Барт.

– Вот и искал бы его из замка. Пиши, звони, собирай материал. Разъезжай, если тебе это надо.

Раф отрицательно покачал головой.

– Упрямец. Можно подумать, что в тебе течет кровь Мединосов, а не Медичесов! – усмехнулся Барт, поглядел на Женевьеву. – Это комплимент.

Она слабо улыбнулась.

– Ничего не скажешь, очень удачное время ты выбрал для экспериментов над собой, – с горькой иронией обратился Барт к Рафу. – Ты же мне медовый месяц срываешь. Мама с Женин общий язык никак не найдут, сплошные обиды. И вместо того чтобы выручить по-братски, оттянуть внимание мамы на себя, ты устраиваешь мне тут преисподнюю.

Раф смотрел виновато, но твердо.

– Я думаю, тебе нужно взять с собой револьвер. Попрактикуйся в стрельбе, пока еще дома. – Барт в упор взглянул на Рафа.

У Рафаэля глаза широко распахнулись, он вскрикнул, крутанул колеса, перескочил на кровать и повалил Барта, обнимая.

– Пусти, слон, – хрипел Барт, пытаясь оказаться сверху. – Жене моей скажи спасибо за заступничество.

– Папа, давай еще раз продумаем, как облегчить Рафаэлю жизнь на яхте и что ему может понадобиться на суше, – вышел к родителям Бартоломью.

Раф решил подождать конца переговоров у себя. А Женин пошла за Бартом.

– Ночная кукушка всегда перекукует, – взглянула на сияющую Женин свекровь и заплакала.

Женин вспыхнула.

– Мама, это уже слишком, – одернул ее Барт. – Я понимаю: в нашей семье привыкли высказывать свои эмоции не задумываясь. Но мою жену такие слова ранят. Женин, – повернулся он к ней. – Пожалуйста, пойди побудь с Рафаэлем, пока я поговорю с родителями.

Женин вышла, ни на кого не глядя. И не стала прислушиваться.

– Ну что там? – Рафаэль оторвался от своих гантелей.

– Убеждает, – лаконично ответила Женни.

Она сорвалась с места и бросилась к Рафу на пол.

– Мне нужно с тобой поговорить! Рафаэль… – Схватила его за руку. – Милый, родной Рафаэль! Пообещай мне, что ты не будешь зря рисковать своей жизнью.

Он не успел ответить.

– Рафаэль, ради меня, ради нашего счастья с Бартоломью, обещай! – горячо просила его Женни. – Если с тобой что-то случится, то меня проклянут в этом доме, ведь именно я уговорила Барта тебя отпустить. Я сама себе не прощу, Рафаэль.

Женни заплакала тоненько, как ребенок, и прижалась лицом к его ладоням. Он осторожно освободил одну руку и неловко провел кончиками пальцев по ее волосам. Женевьева подняла голову.

– Рафаэль, не бойся проигрывать. В этом нет ничего страшного. Ты и так делаешь много всего, что выше человеческих возможностей. Если ты не справишься с ситуацией, найди в себе силы попросить о помощи и вернуться домой, – умоляла она его.

– Хорошо. – Он улыбнулся, сжал кулак, приложил ко лбу, губам и сердцу, давая нерушимую фамильную клятву. – Обещаю не рисковать понапрасну и быть благоразумным, если это, конечно, не уронит честь Медичесов.

Женни засмеялась сквозь слезы.

– Рафаэль, – заглянула к нему мама.

Женевьева вскочила на ноги и убежала. Мама села на ее место и обняла сына.

– Не вздумай разболеться без меня, – попросил он ее. – Дождись, пока я привезу Глаз бури. Говорят, он исцеляет все недуги.

Теперь мама смеялась сквозь слезы.

Отец и мать долго не ложились спать.

– Ты помнишь, как тяжело он нам достался? – спросила мама у отца. – Сколько бессонных ночей я с ним провела? Как он плакал не переставая и затихал только на руках? И нужно было непременно ходить. Присядешь – он плачет с новой силой. А сколько проблем было с тем, чтобы его покормить?

Отец кивнул.

– А все эти врачи, массажисты, лекарства, поездки? Каждый день гимнастика, каждый день бесконечные упражнения?

Отец вздохнул. Мама заплакала.

– А теперь я ему не нужна. Я вообще никому не нужна. У меня ощущение, что жизнь уже прожита, а я даже не заметила когда. У меня не было жизни, у меня был Рафаэль.

– Ну что ты такое говоришь? – обнял ее отец. – И все потому, что мальчик решил немного поболтаться в лодке по морю? Верь мне, все будет хорошо. Мы так много в него вложили, что все обязательно будет хорошо. И Бартоломью проконтролирует, он не оставит Рафаэля без присмотра. У нас замечательные дети. Своенравные, как все Медичесы. Что поделать, порода такая.

Отец улыбнулся.

– И невестка хорошая. Упрямая, как все Мединосы…

Бартоломью обложил Рафаэля условиями. Главным из которых было наличие компаньона. К счастью для Рафаэля, такой нашелся. Одинокий старый моряк, так и не накопивший себе достаточно денег для безбедного существования на пенсии. Рафаэль пообещал не выходить в море без сопровождения. В город, впрочем, тоже. Писать, звонить, телеграфировать при малейшей возможности. А уж если что-нибудь случится – немедленно вызывать Бартоломью и возвращаться домой.

Провожать Рафа в Порт-Пьер поехало все семейство. Пока старшие Медичесы обустраивали его быт на яхте, Бартоломью с Женевьевой пообщались с Мединосами. Женни слушала, как Барт расписывает ее родителям предстоящие семейные мероприятия, и еле сдерживала улыбку. Уж она-то прекрасно знала, что Барт ловко объединил развлечения родственников с расписанием городских праздников. И все, что на словах так грандиозно звучит, на самом деле ему ровным счетом ничего не будет стоить. Ну, почти. Зато, конечно, произведет впечатление. Одни фейерверки непосредственно над замком во время торжественного ужина двух семейств должны поразить воображение.

– Твоей кузине с мужем наверняка понравится конная процессия, – повернулся Барт к Женни, продолжая свои солидные речи. – Если они захотят принять участие, я найду им костюмы и раздобуду лошадей.

Мама поинтересовалась, какие костюмы будут у самих Барта и Женни. Бартоломью описал и добавил, что собирается надеть ножны с кинжалом. Это явилось полной неожиданностью для Женевьевы.

– Ну, уж нет! С кинжалом буду я! – заявила Женни.

– Я бы тебе не советовал в этом году брать кинжал. Ты еще очень неуверенно сидишь на лошади. Вдруг упадешь. Можно порезаться, – сказал Барт и с удовольствием наблюдал, как теща отговаривает его жену от рискованной затеи.

– Кстати, – обратилась к ним мама Женевьевы. – Би-орн сообщила, что нашла себе занятие.

– Развлечение, – хмыкнул Барт.

– Возможно, – мягко сказала мама. – Дело в том, что Биорн хотела бы съехать от Маленьких. Не могли бы вы пожить с ними. Или хотя бы ночевать.

Женни чуть не вскрикнула от радости. А Барт нахмурился.

– Я бы переселил Маленьких в замок, – предложил он. – Всем было бы очень удобно.

– Попробуй, – улыбнулась мама. – Спроси у них. Боюсь, они слишком старые для каких-либо перемещений.

«И упрямые», – добавила она про себя.

– Я что-нибудь придумаю, – пообещал Барт.

Рафаэль спровадил родителей и провел последние дни перед отплытием с братом и его женой. Барт все проверил и перепроверил. Он пристроил обе инвалидные коляски брата, нашел им место, но все не мог успокоиться, обходил яхту еще раз и еще раз. Он надавал Рафу и его компаньону миллион советов. Рафаэль улыбался; мыслями он уже был далеко отсюда и даже присутствие Женевьевы его не смущало. Моряк молча кивал. Он выслушал от старших Медичесов не меньше ценных указаний и к новым отнесся стоически.

Женни обнаружила, что Раф в каюте наклеил рисунки Барта. Их замок, кот, Женни, Барт, родители, еще Женни…

Раннее еще серое утро. Последний круг вдоль берегов Порт-Пьера. Женни пробралась на нос и наслаждалась знакомыми видами. Оглянулась – Раф возился рядом.

– Как же я тебе завидую, – воскликнула Женин. – Как бы я хотела уплыть далеко-далеко, навстречу приключениям. Счастливый ты, Рафаэль.

– А ты? Ты счастлива, Женевьева? – посмотрел он на нее своими лучистыми глазами.

– Конечно. Что может быть лучше моря? Ох, как же мне не хочется возвращаться в Меланьи. Ничего, Барт обещал, что мы часто будем ездить на побережье.

Раф кивнул и продолжил пришнуровывать какую-то сетку.

Бартоломью и Женевьева сошли на берег. Стояли, обнявшись, смотрели на тающий вдали парус «Глаза бури». «Сказать Барту или еще рано, я могла ошибиться, – раздумывала Женин, – лучше подожду еще недельку». Барт прижал ее к себе, вздохнул горько.

– Что ты? – Женин повернулась, чтобы видеть его лицо. – Рафаэль вернется! Обязательно вернется. Может, не так скоро, как нам бы хотелось.

Она упорно не давала Барту отвести взгляд.

– Понимаешь, Бартоломью, Медичесы всегда будут жить в своем замке, а потому… – Женни заключила победно: – Рафаэль вернется.

Барт смахнул слезу и улыбнулся благодарно.

– Знаешь что, Женевьева Мединос? Бери, пожалуй, и надевай на Праздник цветов и кинжал, и ножны. Какая же нимфа без кинжала?

– Ах, ты думаешь, я откажусь? И не надейся!

Они захохотали как сумасшедшие.

Об авторе Марина Эшли (литературный псевдоним автора) родилась в 1965 году в шахтерском городе Горловка Донецкой области. Окончила Москвский физико-технический институт. Работала научным сотрудником кардиологического центра РАМН в Москве. С 2001 года проживает с семьей в Канаде. Пишет прозу. Лауреат конкурсов «Добрая лира», «Грядущее поколение», «Рождественская звезда». Рассказы и повести печатались в журналах «Бельские просторы», «День и ночь», «Знамя», в сборниках лауреатов конкурсов и других российских и украинских периодических изданиях. «Корабль надежды» выходил в переводе на украинский язык. Будучи человеком неравнодушным, Марина Эшли занимается благотворительностью. Вот и гонорар за эту книгу по ее просьбе будет перечислен в фонд «Справедливая помощь», известный как Благотворительный фонд доктора Лизы (по имени Елизаветы Глинка, являющейся исполнительным директором фонда «Справедливая помощь»).

Примечания

1

Пор фавор (рог favor) – простите ( исп .).

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg