«Мутный пассажир»

Мутный пассажир (fb2) - Мутный пассажир [сборник] 1043K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сережа Витальевич Павловский

Сережа Павловский Мутный пассажир

© Павловский С., текст, 2014.

© «Геликон Плюс», макет, 2014.

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Один Артём, две Жанны, три Наташи и четыре Маши Некомедия

Я лишился девственности в семнадцать лет с девушкой по имени Алеся. Я тогда учился в колледже на первом курсе.

– Меня зовут Алеся, – представилась она в день нашего знакомства, давая понять, что первая буква в её имени «А», произнося которую она достаточно широко открыла рот.

– В смысле – Олеся? – уточнил я, не понимая – к чему весь этот акцентный выпендрёж с произношением.

– Нет, смерд! – резко отреагировала она. – Меня зовут Алеся. «А», понимаешь? Алеся, твою в дышло!

Я удивлённо поднял брови вверх, покраснел и занервничал. Такой реакции при знакомстве двух ранее не знакомых людей мне видеть ещё не доводилось. Судя по всему, девушке ещё лет в полгода надоело объяснять, что её имя начинается с буквы «А».

– В таком случае, меня зовут Ортём, – сделал я жалкую попытку пошутить.

– Ортём? – она на меня посмотрела, как на деревенщину. – Ортём? – переспросила она громче.

– Да, – я кивнул.

– Гонишь!

– Да, – я снова кивнул.

– Хахаха, Ортём, ну ты и Акакий!

– Окакий, – поправил я её, радуясь, что мне удалось разрядить ситуацию.

– Ну пойдём, что ли, Ортём, – по-деревенски сказала Алеся, – проводишь меня куда-нибудь, Ортём.

Она училась в университете, и то, что я её встретил, было большой удачей для меня. Ещё во время знакомства, обращая внимание на её реакцию, я понял, что она либо практикует БДСМ, либо ещё не знает о том, что ей понравится БДСМ. Уж очень она любила командовать.

Я смотрел на неё, видя в ней верхнюю, госпожу Алесю (наверняка не Алесю, конечно, к слову «госпожа» она бы добавила что-нибудь более экстравагантное), подчиняющую себе каждого подкаблучника и сопляка. Не то, чтобы меня это возбуждало, но это было всяко лучше, чем девушка без опыта и каких-либо пристрастий.

Она была старше меня на два с половиной года, но создавалось ощущение, что на все десять. Я быстро нашёл с ней общий язык.

Уже через две недели нашего знакомства мы сблизились настолько, что она стала трогать меня за гениталии, но себя трогать не разрешала. В БДСМ-фильмах я видел, как госпожи делали так же с рабами: били их, пинали и шлёпали всякий раз, когда они делали что-то не так. Алеся меня не шлёпала, но грубо откидывала мою руку с её ноги, груди или попки, как только я пытался её погладить.

У меня вообще тогда не было никакого опыта подобного рода – чтоб меня кто-то трогал за гениталии или я кого-то. И, исходя из реакции моей подружки на все мои попытки тоже поучаствовать в прелюдии, я решил просто лежать и ничего не делать.

Сам момент моего лишения девственности прошёл, наверное, как и у всех или многих – никак. Если Алеся и не догадалась, что она была у меня первой, то наверняка поняла, что секса в моей жизни было крайне мало. Кто у кого какой по счёту, мы не обсуждали.

С ней я начал любить секс не только в теории, но и в практике. Мне было интересно всё, но я с ней пробовал только то, что нравилось ей, и почти ничего из того, что хотел я. Даже сексом мы занимались только тогда, когда хотела она, и я оказался прав: она была помешана на БДСМ-культуре.

Я считал её отношение ко мне несправедливым. Было видно, что она меня всего лишь использует. Возможно, она попробовала весь секс и для себя определила, какой ей нравится больше. И я был не против её привычек. Но она не давала мне возможности определиться со своими любимыми эпизодами в этом приятном занятии.

Я был способным и быстро научился доставлять ей удовольствие едва ли не любой частью своего тела. Ну и, наверное, немалую роль в моих способностях сыграл тот факт, что она была активно оргазмирующей девушкой.

Постепенно её БДСМ-игры мне начинали надоедать. Одежда нравилась всё меньше, привычки и любимые позиции казались однообразными и скучными, а тандем госпожа/раб раздражал дальше некуда. Одно и то же: принудительный кунилингус, римминг, выполнение приказов, езда верхом. Извините, но это смешно.

Это можно попробовать несколько раз ради интереса, но чрезмерное употребление, как мне казалось, ведёт к безвозвратной деградации личности, бесплодию и атрофии всех мышц.

Уже на тот момент я чувствовал в себе силы к экспромту и импровизации и был уверен, что смог бы ей доставить удовольствие без её излюбленных фишек.

Иногда я оставался у неё ночевать, но мы очень редко занимались сексом на следующее утро – она это не любила.

Мне хотелось попробовать что-то новое, но я пробовал только то, что разрешала она – её любимое.

Один раз мы поругались именно в тот вечер, когда я должен был у неё оставаться на ночь.

– Будешь наказан, раб! – грозно произнесла Алеся.

– Не переигрывай, – сказал я. – У меня нет никакого настроения сейчас играть в твою тухлость.

– Что ты сказал? – она вплотную подошла ко мне.

– Что слышала, моя госпожа со смешным именем Алабама и скудной фантазией, госпожа Алабама, – я хмыкнул, отвернулся и получил сильный удар по почкам.

– Не смей поворачиваться ко мне спиной, когда я с тобой разговариваю, ничтожество! – закричала Алеся, ударив меня.

– Ты чё, дура, что ли? – я схватился за бок и получил звонкую пощёчину.

– Будешь жёстко наказан, раб! – Алеся выглядела устрашающе и была настроена решительно.

Я выпрямился, посмотрел на неё, сильно разозлился и ударил её поддых. Удар вышел не очень сильным, но этого было достаточно, чтобы она сложилась пополам и начала хватать ртом воздух.

– Нравится? – я подошёл к ней ближе. – Дыши, Алесенька! – я помог ей подняться, схватил её за горло и прижал к стене. – А давай, я сегодня буду госпожой, а?

Я ударил её затылком об стену, она ойкнула и начала вырываться, но я был гораздо сильнее.

– Я надену твоё шмотьё, будешь звать меня «госпожа Артемида», а я тебя буду кормить из своего члена, – чуть ли не впервые я схватил её за грудь так, как хотелось мне, и подумал о том, что это хороший шанс потрогать её везде по-своему.

Это напряжение и похотливое желание меня сильно возбудили. Я резко развернул её, силой раздел и грубо изнасиловал, кончив ей прямо в глаза, слегка попав на волосы. Это был жёсткий секс и лучший оргазм за последний месяц.

Надо заметить, что она была сумасшедшей. Во время изнасилования она будто согласилась быть жертвой и совсем не вырывалась, а лежала молча и терпела все издевательства над ней. Мне даже показалось на мгновение, что она что-то затевает.

Потом она встала, сходила в ванную, умылась, затем вернулась в комнату и сказала:

– Уходи!

– Хрен тебе, я никуда не пойду, – я наглел сильнее. – Уже поздно, вдруг со мной что-то случится на улице? Вдруг я отхвачу от кого-нибудь, пока буду идти домой?

Она ничего не ответила. Мы легли спать. Утром я проснулся, как всегда, раньше, посмотрел на свой стояк и решил, что можно было бы повторить вчерашнюю сценку на бис.

Я изнасиловал её ещё сильнее. В этот раз она не выдержала и заплакала, а когда я кончил, она закричала:

– Уходи отсюда! Убирайся! Я не хочу тебя видеть, урод!! Ничтожество!

Она кричала, захлёбываясь слюнями и соплями, поэтому мне слышалось не «ничтожество», а «ничможество». И я только улыбался, решив не участвовать в бессмысленных ссорах и чужих истериках. Мне не хотелось с ней разговаривать, объясняться или просить у неё прощения. Я оделся и ушёл, продолжая чувствовать себя очень хорошо.

Я наконец-то посмотрел на секс с другой стороны, и эта сторона мне понравилась гораздо больше. Дело не в том, что я хотел доминировать всегда и над всеми или насиловать беспомощных тёлок; мне очень сильно надоело постоянство, и я был твёрдо уверен, что от такой половой жизни я стану импотентом уже к двадцати годам.

Больше с Алесей я не виделся и не слышался.

Наверное, благодаря её позиции и отношению ко мне я не чувствовал к ней вообще ничего. Ну есть и есть. Ну нет и нет. Наше расставание прошло для меня совсем безболезненно. Но за то, что она мне показала секс, я был ей благодарен. Я до сих пор употребляю какие-то выражения, которые перехватил и впитал от неё, или стараюсь делать что-то так же, как она.

После Алеси я стал намного смелее вести себя с представительницами противоположного пола. Удивительно, но моя следующая любовница появилась у меня гораздо быстрее, чем я думал. Уже через неделю я делал массаж красивой девушке с потрясающими синими глазами по имени Полина.

Я взрослел, умнел и развивался. Шло время, менялись девушки, и я уже себя считал чуть ли не богом любовных утех. Во всяком случае, на фоне своих одногруппников я выглядел гораздо мастеровитее, хотя я не любил хвастаться своими достижениями перед кем бы то ни было. Но слушая их разговоры, отделяя фантазию от опыта, я понимал, что был гораздо успешнее, продвинутее и изобретательнее.

Чаще всего половые действа совершались в моей комнате, и моя мачеха постоянно ворчала, что у нас не квартира, а проходной двор, в который заходит столько разных баб – бордель просто.

– Где ты их находишь, Артём? – удивлённо вопрошала она.

– Мать, я красив, неплохо сложен и вдобавок учусь в колледже, – отвечал я. – В общежитии живёт много красивых девушек, которые приехали сюда получить образование, и любовное в том числе.

– Смотри, не доучись до половых болячек и детей, Казанова/дон Хуан, – улыбалась мама.

– Мамаша, я профессионал, – отвечал я.

Конечно, сейчас я понимаю, что в глазах взрослой женщины выглядел смешно и нелепо со словами «я профессионал», «много девочек-целочек едут учиться в другие города именно за тем, чтоб получить попутно и сексуальное образование на моём члене».

Я рад, что со временем осознал свою позёрскую никчёмность, и рад, что время, когда я так думал, закончилось. Хорошо, что я это только матушке говорил. Ну, может, двум-трём тёлкам ещё, это фигня. Но некоторые сами были не против называть меня Поливатель Вагин. Вернее – повелитель, но я настоял на поливателе, потому что при слове «повелитель» я невольно вспоминал свою первую девушку.

Моя настоящая мама умерла много лет назад – погибла в ДТП: она переходила дорогу в неположенном месте, и её сбил мент, не справившийся с управлением. Мне тогда было четыре года. Я запомнил её странной, она всегда была себе на уме и считала, что всем вокруг не помешало бы поумнеть. Я тогда не понимал эту фразу – себе на уме, я просто так охарактеризовал ею свою маму однажды, и до сих пор, когда я слышу где-нибудь выражение «себе на уме», вспоминаю свою маму.

Через три года после того случая мой папа женился второй раз, прописав свою новую женщину в нашей скромной двушке.

Моя новая мама относилась ко мне хорошо. Наверное, не так, как относилась бы ко мне моя настоящая мама, но жаловаться мне было не на что. Новых детей они с папой не заделали, поэтому я так и остался единственным ребёнком в семье.

У меня продолжали появляться новые девушки, но серьёзных отношений с ними не получалось. Возможно, из-за моего молодого возраста… И я всё так же ничего не чувствовал в моменты расставаний с ними.

Наоборот, это было для меня что-то вроде спорта или азарта: так, надо быстренько найти новую. Но с новыми происходило то же самое, а я всё никак не мог влюбиться. Или даже не разрешал себе влюбиться в них, а им – в себя.

Не сказать, чтоб у меня было так уж много девушек. Мачеха ведь не знала, что сексом я занимался не со всеми, некоторые просто так заходили в гости. Но сексуально неудовлетворённым я себя не чувствовал.

Когда я учился на последнем курсе, у меня умер папа. Он был большим любителем выпить, и его запои иногда достигали пяти недель.

Однажды он перебрал настолько, что у него открылась язва и его стало рвать какой-то чёрной фигнёй. Может, он уголь настаивал в погребе и недодержал? Он упал на пол, схватившись за живот, но дождаться «скорую» был не в состоянии – чёрный человек освободил его раньше.

Теперь мы с мамой стали жить вдвоём, но понимали, что, по большому счёту, мы друг другу чужие люди, нас ничего уже не связывало, и за двенадцать лет совместного проживания мы так и не сблизились как следует.

Мы решили разменять нашу двухкомнатную квартиру на две МСО. Хотя, возможно, было бы правильнее просто выселить мачеху и отправить её туда, откуда она пришла…

Ну и как только я получил диплом, мы с мачехой разъехались. Теперь я жил один.

– Здравствуй, взрослая жизнь! – сказал я вслух, ходя по пустой комнате своей малосемейки из угла в угол.

– А вообще, что такое взрослая жизнь? – думал я. – Я с десяти лет готовлю, мою посуду, стираю, убираюсь и глажу. Я сам хожу по магазинам. Я с восемнадцати лет работаю, а в девятнадцать остался совсем без родителей. То, что у меня теперь есть свой скромный угол, – это всего лишь формальность. Преимущество только в том, что мне не надо будет ждать утром, когда освободится ванная или туалет. Собираться на работу тут, кроме меня, больше некому.

После недолгих размышлений я пришёл к выводу, что «взрослая жизнь» – весьма относительное понятие. По крайней мере, у меня она началась не с появлением собственной квартирки. Или самостоятельная жизнь? В смысле, относительное понятие – «взрослая жизнь в тот момент, когда ты начинаешь жить отдельно от родителей». Или отдельн… Подождите, я запутался!

Я хочу сказать, что я давно уже живу самостоятельно. Я не хвастаюсь и не… Ладно, неважно.

Разве что я впервые серьёзно задумался о том, что надо сделать ремонт. И вторая мысль была – надо на него накопить. А ещё я теперь мог у себя прописать кого угодно и на сколько угодно. Разумеется, девушек. Больше мне ни с кем не надо было договариваться, что у меня кто-нибудь останется на ночь.

Как правильно заметил один мой хороший знакомый, зашедший поздравить меня с новосельем:

– Вот только, Тёма, у тебя появится своя квартира, у тебя тут же появится и женщина.

– Было бы неплохо. Надеюсь, ты прав, – ответил я, восхищаясь его фразой. – Хорошо сказал, друг!

Он оказался прав. Может, вообще, может, только насчёт меня, но к моей малосемейке женщина и правда прилагалась. Только она появилась не тут же, как он уверял, а через полгода. И не одна, а целых девять!

Наташа_один

Я нормально относился ко всем именам: женским, мужским. Но к каждому имени у меня был прикреплён свой стереотип. К примеру, Аня и Лена – почти всегда шлюхи. Можно вызвать десять проституток, четыре из них будут Анями (Энн, Анютка, Анетта и Аннет), четыре – Ленами (Элен, Елена, Ленулька и Лена_Лена), а две оставшиеся – какими-нибудь Марианнами или Стеллами. (Я никогда не вызывал шлюх, но всегда считал, что так оно и будет.)

Оля – почти всегда задрот, скромняжка и хочет быть просто с парнем. Секс там фигурирует месте на десятом.

Ирина – такая… эээ… Считает, что самая умная, но на деле всегда обламывается.

Таня на людях вечно красуется собой, всем говорит, что она самая лучшая и самая-самая, а про себя, оставшись наедине, всегда думает: «Блин, какое же я чмо».

Евгения хочет иметь член и мечтает отстрапонить всех непослушных.

Я не хочу придерживаться этой идеи (не про Евгению, а вообще – идеи про имена), просто у каждого человека при определённых словах в голове возникают свои ассоциации. Так же и у меня. Ассоциировались только имена, а не люди. По типу: Василий – это диагноз.

Причём стоило только одной представительнице определённого имени в моих глазах облажаться – всё, по-другому я про это имя не думал.

До определённого момента я вообще не хотел заниматься сексом с девушкой, имя которой у меня уже было на слуху. Если когда-то у меня уже была одна Света, второй Свете со мной не везло.

И такой фигнёй я перестал страдать сначала со второй очень красивой Аней, а затем со второй очень красивой Леной.

А ещё я всегда хотел вертеть на своём члене только блондинок. Но сначала я изменил своей идее со второй очень красивой брюнеткой Аней, а затем со второй очень красивой брюнеткой Леной. Теперь понятно, почему эти имена у меня ассоциируются со шлюхами?

После них я стал сноснее относиться к девушкам с другим цветом волос и с именами, которые для меня новыми не являлись. Хотя по-прежнему мечтал перепробовать на вкус как можно больше женских имён, носительницами которых являлись исключительно блондинки.

С Наташей_один я познакомился случайно на работе. Она ошиблась дверью и заглянула не туда – ко мне. Что-то спросила злым тоном, я ответил приветливо, потом что-то ей рассказал, она слегка повеселела, ушла, а потом снова пришла, опять что-то спросила, улыбаясь, как бы ожидая приглашения куда-нибудь в свободное время. Напросилась, дождалась, и я клюнул, потому что у меня ни разу не было блондинки по имени Наталья. Да вообще – ни разу не было девушки с таким именем.

Мы стали иногда проводить время вместе. Было хорошо, да. Она была опытной.

Имя Наталья у меня всегда ассоциировалось со злой и некачественной женщиной. Когда я учился в пятом классе, со мной за партой сидела девочка по имени Наташа. Она была очень красивой девочкой, и я всегда хотел с ней дружить, но не знал, как с ней сблизиться. Уж больно много у неё было ухажёров. Да и сама она была очень высокомерной.

Один раз я пропустил учёбу по болезни и решил ей позвонить, чтоб узнать домашнее задание по нескольким предметам. Я сразу решил, что звонить буду именно ей.

Может, я позвонил не вовремя, может, она по натуре была такой кхм-кхм. Но она сказала, что дневник у неё далеко и ей сейчас некогда заниматься ерундой, в том числе – разговаривать со мной по телефону.

Это был не только удар по яйцам. С того момента все Наташи мне стали казаться злыми и всегда неудовлетворёнными. И в этом я убеждался всякий раз, когда где-нибудь сталкивался с новой Натальей.

Знала бы она, сколько сил мне тогда понадобилось, чтобы ей позвонить. Когда я набирал её номер и звал к телефону Наташу, от волнения чуть в штаны не надул. Бабы – такие бабы, вообще мало что ценят.

Жанна_один

Имя Жанна для меня было очень редким. За всю жизнь мне попадалась только одна особа с таким именем – на втором курсе один семестр у меня вела какой-то мутный и бесполезный предмет молодая и красивая тётя по имени Жанна Алевтиновна. Но она была такой злой и резкой, что вся её молодость и красота мигом скрывались всего лишь за одним железным приветствием: «Здравствуйте, садитесь!»

Когда она начинала говорить, она мгновенно накидывала себе ещё лет эдак пятнадцать. Казалось, такие бабы даже очки носят только для того, чтоб выглядеть строже. Я про себя называл её Жабба Аблевтиновна.

Тогда мне очень хотелось попробовать на вкус зрелую женщину, поэтому я всячески старался заинтересовать её собой, но не обращал внимания на неудачи, потому что видел разницу между своей никчёмностью и её состоятельностью. Я на все сто уверен, что она ничего не поняла и не видела не то что моих намёков и сигналов, даже меня не видела. Но я не жалею, что делал попытки.

А сейчас я вырос, и это желание – заняться сексом со взрослой женщиной – отпало само собой. Хотя у меня всегда по-разному: то молоденькую хочется, то не молоденькую. Но в общем мои ровесницы уже вполне могут считаться взрослыми, зрелыми, спелыми и… какое-нибудь ещё слово сюда надо вспомнить. Ну ладно. Покладистыми?..

Жанна_один была блондинкой, что моментально делало её привлекательной, даже если бы у неё была маленькая грудь, кривые зубы, низкий рост или отсутствие мозгов. Хотя я не сразу привык к её имени, первое время я всегда делал паузу, когда обращался к ней, боясь назвать её Жаббой.

Она была блондинкой, любила гулять, любила читать, любила смотреть, всё любила. Я, конечно, ей сказал, что я тоже всё это люблю. Может, она и не поверила, но зайти в гости охотно согласилась.

Маша_один

К моменту, когда я получал диплом, у меня уже могло быть три Маши, но так получилось, что до сих пор не было ни одной. В разное время мне попадались только три девушки с именем Мария и, что характерно, все с такой большой грудью, что я начинал думать, будто такие фактурные формы бюста есть у каждой Маши на Свете. (Ха-ха.)

Но… это просто какие-то дудочка и кувшинчик, мать их. Либо Надя с маленькой грудью, любящая заниматься сексом всегда и везде (возможно, даже: всегда, со всеми и везде), либо Маша с грудью, где каждая размером с ярко-красный унитаз, но она их даже не покажет.

С одной Машей мне повезло немного больше, чем с остальными. Она была вторая по счёту. Я залезал к ней под кофту, целовал её, она гладила мой член, доводя меня до оргазма, но до секса с ней не доходило. В конце концов я не выдержал и высказал ей своё недовольство:

– Маша! Давай трахаться! – я был зол.

– С какой это стати? – а Маша – спокойна.

– Да сколько можно заниматься ерундой? – я продолжал злиться.

– Какой ерундой? – а Маша была всё так же спокойна.

– Да хватит делать вид, что ты меня не понимаешь, – я уже начал уставать злиться.

– Да что ты от меня хочешь? – а Маша, видимо, начала уставать быть спокойной.

– Ты мне нравишься, я тебе тоже нравлюсь. В чём проблема? – да, в чём проблема?

– С чего ты взял, что ты мне нравишься? – поинтересовалась Маша.

– Ты разрешаешь мне себя целовать, везде трогать, ты даже мне отдрачивала! – воскликнул я.

– Это ничего не значит! – отрезала Маша.

Тут я не нашёл, что сказать, и больше с ней не виделся. Потом была ещё одна Маша, но там было совсем всё плохо. Не внешне, конечно.

Маша_один сильно отличалась от своих предшественниц. Она была высокого роста, с маленькой грудью, рыжими волосами и прямой осанкой.

Когда появилась возможность заиметь в своих любовницах её, я подумал, что всё нормально. Это же Маша, Маши ведь ещё не было, с Машей можно. Тем более, может, она не как те Маши, у неё же не ярко-красный унитаз под лифоном.

В очередной раз я убедился, что с женской грудью не всё так просто. Сколько раз я смотрел на грудь девушки через кофту, думая, что она прикольная, и разочаровывался, когда ласкал эту же грудь через некоторое время. И наоборот.

Грудь Маши оказалась вполне приличной, и она (Машина грудь, грудь-машина) заново возродила во мне мысль о том, что каждая Маша обладает суперсиськами.

А ещё все Маши должны сказать спасибо Маше_один, потому что благодаря ей я перестал плохо думать об имени Маша. Ну и о самих Машах я тоже своё мнение изменил.

Маша_два

Кому-то это покажется странным, но вторую Машу я встретил в магазине нижнего женского белья. Нет, не «Маша», магазин назывался «Роберт». Шучу. Он назывался «Роберта». Я туда зашёл, потому что мне показалось, там все любят смотреть порно, мастурбировать и драться подушками.

Однажды я проходил мимо этого магазина, раздумывая над тайной женской груди. И я подумал, что эта тайна мне может открыться, если я зайду в магазин нижнего женского белья и изучу непосредственно нижнее женское бельё. Может, даже с сексуальной продавщицей… Вполне возможно, что именно в нём (в бюстгальтере) и крылись не только сиськи, но и загадка с разгадкой.

Я не знаю, как может быть, как не может, по мне так может быть всё. Я не удивился, что Маша_два попросила помочь ей выбрать лифчик. Я с ней был не знаком, но я сам мог легко в магазине обратиться к незнакомой девушке за помощью.

И я подумал, что так бывает: девушка просит помочь ей выбрать нижнее бельё, затем предлагает пойти ко мне и показать, как это всё сидит на ней.

Да, пожалуй, так бывает. У меня же было.

Маша_два не являлась носительницей большой груди, не была блондинкой, но она любила БДСМ, по которому я, если честно, успел сильно соскучиться.

Когда мы пришли ко мне домой, оказалось, что нижнее бельё было куплено мне. Раз оно было куплено мне, то и мерить его тоже должен был я. Маша любила БДСМ – всё. Минусов я не увидел, подвохов тоже не увидел и легко примерил кружевные тряпки.

Умно – где ещё находить себе рабов, как не там, куда если заходят парни, то наверняка каждый первый – маленький засранец-онанюга, каждый второй – фетишуга унитазный. А я – каждый второй и каждый первый.

Маша_три

Я помнил всех своих девушек: с кем был секс, с кем его не было, с кем он мог быть, но не было по каким-то причинам. Я не составлял списка своих любовниц, не хранил их фотографий и номеров телефонов, а просто помнил о каждой. И трёх Маш, которые мне отказали, я помнил очень хорошо.

Не надо думать, что я особенно помнил тех девушек, которые мне отказывали (которых тоже было немало). Именно таких девушек я старался забыть как можно скорее, чтоб не терять уверенности при знакомствах с новыми подружками. Но три Маши засели в голове плотно, особенно та, которая может подрочить парню, разрешает ему везде себя потрогать, целует его и гладит, а потом говорит ему, что это ещё не значит, что он ей нравится.

Когда я познакомился с Машей_три, я сразу понял, что судьба возвращает мне должок. Сначала три Маши не дали, а теперь три Маши дали.

Последняя Маша была как на заказ – она не только соответствовала одному из важных критериев по цвету волос, но и подтверждала собой тот самый секс-Машин стереотип – большая грудь.

И хотя у меня уже были две Маши, Маши-блондинки ещё не было. Это было хорошее завершение трилогии «Маша, Манечка, Мария». Я чувствовал себя лучше некуда и больше не злился на предыдущих трёх Маш, начав смотреть на ситуацию с той точки зрения, что судьба долг не вернула, а помогла найти достойных Маш, отложив их (достойных Маш) на более поздний срок.

Предположим, мне было суждено встретить трёх Маш в разное время, и хорошо, но первая партия Маш оказалась бракованной, не подходила мне по каким-то параметрам. Вполне может быть, что они мне отказывали не потому, что я им не нравился, а потому, что их что-то заставляло это делать против их воли. Да. Вот сказал это и понял, что так и есть.

До сих пор не могу поверить, что можно приходить в гости к парню, зажиматься с ним, тереться кожей, а потом отказать, сказав, что всё, что было, ещё не говорит о том, что возможно продолжение.

Поэтому вторая партия Маш оказалась насколько долгожданной, настолько же и желанной.

И, не в обиду будет сказано трём предыдущим Машам, эти намного лучше. Но не исключено, что я так думаю, потому что они со мной…

Жанна_два

– У меня французское имя, это я точно знаю, – заявила Жанна.

– А корни французские есть? – спросил я.

– Вряд ли. Но я учила в школе французский язык. Это считается? – уточнила она.

– Не знаю. А сказать что-нибудь можешь? – поинтересовался я.

– Же мапэль Жанна. Ан, дё, труа, же не се па, – протараторила девушка.

– Это что значит? – спросил я.

– Первое – меня зовут Жанна, потом я посчитала до трёх, а потом… не помню, – пожала плечами Жанна.

– В смысле – переводится «не помню»? – уточнил я.

– Нет, я забыла перевод, не знаю, как переводится, – улыбнулась Жанна. – Ну что, годится?

– Пойдёт. Но для большей уверенности лучше картавь.

– Хаха, хорошо. А ты какой язык учил?

– Немецкий.

– Скажи что-нибудь на нём, – попросила Жанна.

– Да ну, – я заупрямился.

– Ну скажи, я же сказала, – напирала девушка.

– Ладно, только не смейся, – я набрал побольше воздуха в лёгкие, будто сейчас буду рассказывать отрывок из немецкой классики, выдержал паузу и сказал: – Ищь хайсе Акакий. Становится эс ист кальт.

– Хахаха, – звонко засмеялась Жанна. – Почему – Акакий?

– Акакий по-немецки – Артём, – пошутил я, вспоминая свою первую девушку.

– Да ладно! – продолжала смеяться Жанна. – А второе – что?

– Эс ист кальт – холодно, а как сказать «становится холодно», я не знаю, – ответил я, пряча улыбку.

– Ха-ха-ха, – Жанна смеялась открыто и задорно.

– Да, да, давай, смейся, – я покраснел.

– Извини, я больше не буду, – сказала Жанна и засмеялась ещё громче. – Скажи ещё что-нибудь.

– Нет.

– Ну скажи, у тебя такое классное произношение.

– Ага, от деда досталось, – похвастался я.

– У тебя дед – немец? – удивилась Жанна.

– Не, он во время войны был предателем и сразу перебежал на сторону фашистов, – признался я.

– Правда, что ли? – Жанна стала серьёзной и напряглась.

– Шутка, – я улыбнулся.

– Дурак! – Жанна ударила меня несильно в плечо. – Я поверила.

– А даже если бы это было правдой, я-то тут при чём?

– Не знаю.

– И что тут такого?

– Это для меня больная тема.

– А для меня больная тема – огромный страпон, – я начал хихикать.

– Дурак! – снова обозвала меня Жанна. – Ну скажи ещё что-нибудь, – опять вернулась она к теме иностранных языков. – Я не отстану от тебя, если не скажешь.

– Ладно, ладно, – я задумался, попытался вспомнить, что ещё было на уроках немецкого, и сказал: – Хойте ист дер ниггер мазафака.

– Хахахаха, – ещё громче засмеялась Жанна. – Что ты сейчас сказал?

– Я сказал, что сегодня день ку-клукс-клана, – ответил я.

– А разве «мазафака» – это немецкий? – не поверила девушка.

– Это старонемецкий, – пояснил я.

В общем, идея прикинуться иностранцами из разных стран и встретиться в третьей чужой стране не прокатила, но она была хороша – я оценил. Жанна_два мне нравилась хотя бы тем, что она была Жанной – это раз. Было приятно одновременно встречаться с двумя красивыми Жаннами. Я понимал, что девушка с таким именем мне ещё лет двадцать может не встретиться, а то и больше. А два – она любила играть в секс.

Наташа_два

У Натальи_два была сумасшедшая фигура. Она вся была модельной внешности, и я до сих пор не могу поверить, что мне посчастливилось быть с такой красивой девушкой.

Я называл её топ-модель.

– Топ, топ, топ, – говорил я, шагая двумя пальцами руки по её обнажённому телу. – Топ, топ, топ, – проходил я по левому бедру. – Топ, топ, топ, – говорил я, идя по спине. – Топ, топ, топ, – вышагивал я по лопатке. – Топ-топ… модель, – нежно шептал я в её ухо и нежно целовал её шею.

Мне казалось, что с такой девушкой надо всё делать с приставкой «нежно». И сама она вся с приставками «нежно».

Нежные волосы, нежные уши, нежные щёки, нежные губы, нежная шея, нежные плечи, нежная грудь, нежный живот… в смысле – нежный животик, о да. Нежные руки, нежные ноги, нежные ступни, нежные пальцы. Ооооооо, какой фут-фетиш.

* * *

На секундочку я однажды задумался и нарисовал схему: «наташа-жанна-маша-маша-маша-жанна-наташа». Это же замкнутый круг! Будто они все специально появились в такой последовательности и что-то затевают. Как будто у меня вообще больше никогда не появится ни одной девушки.

На какое-то время я впал в небольшую депрессию от этого, но все мои опасения разрушила Мария_четыре. Когда она появилась в поле зрения, я был уверен, что это тот самый спасательный круг, с помощью которого можно разорвать мой замкнутый круг. И я сразу же за него схватился. В смысле, за круг схватился. Ну и за него тоже.

Маша_четыре

Теперь я уже точно знал, что Маша – моё любимое имя, а Маша_четыре была чем-то вроде талисмана. Я был со всеми, но когда был с Машей_четыре, то всегда думал: «Что, хотели поймать меня? Не получилось? А потому что хрен вам! Ведь меня охраняет Ангел».

Ангел, конечно, чересчур пафосно и смешно. Талисман – тоже. Пусть будет просто Машка. Можно и Машку за ляжку.

Как бы я про себя её ни называл, всё равно она для меня была чем-то особенным. И на такой волне каждый секс с ней был особенным.

Я считал, что каждый секс с ней являлся для меня спасительным. Особенно тогда, когда случайно получалось, что я, скажем, встречался сначала с Наташей, потом с Жанной, потом с Машей, со второй Машей, с третьей Машей, снова с Жанной и снова с Наташей.

Наташа_три

Наша Ната пошла в НАТО, вышла – юбочка помята. вот те нате, не плачь, Ната. на те листик – это мята.

Вот такие стихи родились у меня, когда я осознал, что к двум Жаннам, четырём Машам и двум Наташам добавилась ещё и третья Наташа. Стих был бездумный и тупой, но я им попытался выразить всё своё недоумение, если так можно сказать.

Естественно, я не стал этот стих рассказывать Наташе_три. (А мог его рассказать аж трём!) Всё-таки мне было бы сложно ей объяснить, почему именно она у меня вызвала такое недоумение. Да и зачем? Не буду же я ей рассказывать, что она девятая. То есть девятая вообще, с кем я периодически провожу время, а Наталья – всего лишь третья. Всего лишь, ага.

Это было уже что-то на грани фантастики. Все они появились с интервалом примерно в две недели. К моменту, когда появилась последняя Наташа, я уже научился считать до девяти и находить время всем.

Я встречался со всеми своими девушками по очереди, не очень задумываясь о том, что будет дальше. Мы же все были типа взрослые, у нас у всех была типа взрослая жизнь. Каждый из нас типа был чем-то занят, поэтому не всегда удавалось провести вместе вечер.

Мне нравилось разнообразие, я к нему стремился, поэтому не хотел думать, что этой я изменяю с этой, а этой – с этой. Но всё равно думал, да и эти измены ничего не значат. Для меня-то, конечно, значат – благодаря такому количеству девушек и сексу я чувствовал себя весьма и весьма уверенно.

Я мог с кем-то не видеться и три недели, а с кем-то мог видеться три дня через три дня. Иногда кто-то мог остаться у меня на выходные. Точного графика не было. Иногда я звонил и приглашал в гости, иногда мне звонили и предлагали встретиться.

* * *

Прошло почти четыре месяца с тех пор, как я познакомился с первой из своих нынешних любовниц. Постепенно я привык к тому, что у меня их было сразу девять. Я никогда не любил отказы, а после Алеси стал их вообще ненавидеть. И теперь, когда у меня появилось из чего выбирать, я особо не переживал, если несколько моих девушек мне в чём-то отказывали.

«Откажет одна, согласится другая!» – это стало моим девизом по жизни.

И до того случая так и происходило, моё эмоциональное состояние было стабильным.

В тот день была хорошая погода, и я чуть ли не в первый раз в своей «взрослой» жизни решил просто прогуляться, просто подышать свежим воздухом и просто поговорить о чём-нибудь с какой-нибудь просто красивой девушкой просто.

Какой именно, мне было всё равно. Я прикинул, кто более разговорчив из всех моих девушек, и позвонил третьей Маше.

– Нет, извини, дорогой, но я сегодня не могу, у меня планы. Давай как-нибудь в другой раз, – немного разочаровала меня Мария.

– Как хочешь, – сказал я и позвонил Жанне.

– Сегодня? Сегодня вряд ли, – сказала Жанна. – На сегодня у меня намечены другие дела. Извини, лап. Ты на меня не обижаешься?

– Как хочешь, – сказал я и позвонил другой Жанне.

– Ой, Артёмка, а я уже гуляю, – сказала она. – Мы с друзьями уехали за город, тут так хорошо: природа, солнышко, свежий воздух. Извини…

– Как хочешь, – сказал я, даже не пытаясь узнать, почему в числе её друзей не оказалось меня.

– О, нет. Спасибо за приглашение, но я уже сегодня была на улице и очень устала, – пожаловалась мне ещё одна Маша. – Ты не обижаешься, заяц?

– Как хочешь, отдыхай, – сказал я.

– Давай завтра, – сказала Наташа, – я сегодня не хочу никуда идти.

– Как хочешь, – я начал слегка нервничать. – А я завтра не хочу никуда идти.

– Я сегодня не могу, красавчик, – легко и непринуждённо отказала мне вторая Наташа.

– Смотри сама, – пробубнил я.

У третьей Наташи и третьей Маши телефоны вообще оказались выключены. Я был сильно раздражён и понимал, что если и последняя Маша мне откажет, я на неё сорвусь и она получит за всех. Я сделал паузу, отдышался, попил водички и позвонил:

– Я занята, потом поговорим, – быстро ответила Маша и отключилась.

– Ааааа! – заорал я от досады и бросил трубку в стену. – Чтоб вас всех!.. – крышка аккумулятора отлетела обратно и чиркнула меня по руке. – Шлюхи!!!! Вот хрен я когда с вами ещё куда-нибудь пойду. Да я вообще хрен с вами когда ещё буду общаться! Я просто сейчас найду себе новых баб, и все дела, – я потёр руку и стал собирать разлетевшийся по всей комнате ни в чём не виноватый телефон.

Я попытался успокоиться и плюнуть на них. Ничего не получилось, моё эмоциональное состояние пошатнулось. Я начал одеваться, намереваясь найти себе новую спутницу прямо на улице. Подойти и познакомиться с первой понравившейся девушкой. Остановился. Посмотрел на себя в зеркало и понял, что сегодня лучше даже не пытаться делать что-то ещё, потому что в случае очередного облома моя самооценка может сильно упасть. Да и много ли я смогу зацепить симпотных блондиночек с такой раздражённой рожей?

Я разделся, отключил телефон и принялся смотреть первое попавшееся кино, пытаясь расслабиться и сосредоточиться на сюжете фильма, стараясь не думать о том, как я сегодня резко упал в топе у всех своих подружек.

Град звонков на меня обрушился через два дня, как только я включил телефон. Звонили все: и те, что отказали, и те, до кого я не дозвонился. На тот момент я уже успокоился и, не пытаясь набить себе цену, легко соглашался на все их предложения.

Я разрывался и путался, с кем и на когда договорился, но после нескольких уточнений и перезваниваний разобрался и записал на листочек, чтоб не забыть и не перепутать.

Так и не избавившись от обиды до конца, я решил высказать своё недовольство каждой своей девушке при личной встрече. В лицо высказать или даже в лоб. Может, в грудь или живот, или ещё ниже…

Ещё я много думал на выходных и пришёл к выводу, что мне уже начинало надоедать это многожёнство. Я решил отсеять нескольких кандидаток, а может, даже всех, кроме одной. И эту одну я и планировал выбрать именно на этих встречах после того случая.

В общем-то, мне они все нравились, поэтому я не совсем понимал, по каким критериям я их буду отбирать.

У второй Наташи самая лучшая фигура, зато первая Маша любит эксперименты в сексе. Жанна любит спать голой, а вторая Жанна ещё вдобавок любит ходить голой по дому. Третья Наташа и четвёртая Маша любят меня нежно гладить, у третьей Маши самая лучшая грудь, вдобавок она склонна к лесбийскому сексу. Я даже подумывал её познакомить с кем-нибудь из своих подружек. Вторая Маша – извращенка, без неё мне придётся туго, а первая Наташа – ветеран, я с ней дольше всех, очень к ней привык, и она больше, чем все остальные, проводила со мной время.

В итоге в свой хит-парад из девяти позиций я решил поставить на первое место самую заботливую девушку, в которой максимально бы сочетались все нужные мне качества.

На первое место попала вторая Маша. Признаюсь, она мне немного напоминала Алесю, вполне возможно, именно поэтому я её и поставил на первое место.

Взглянув на список, с кем и когда я встречаюсь, я уточнил, что со второй Машей я увижусь через четыре дня, она была третьей на очереди.

В целом характер этих встреч ничем не должен был отличаться от всех предыдущих, разве что я в какой-то момент стану серьёзным и предложу выйти за меня замуж.

Нет! Я просто стану задавать вопросы типа: «Как думаешь, а у нас с тобой что, любовь или просто так?» Да ну, это мимо. Наверное, лучше на полном серьёзе сказать: «Мне надоело с тобой встречаться раз в месяц, давай будем вместе жить. Наталья Сергеевна, выходи за меня!» Кто согласится, с той и останусь. Как быть, если все согласятся? Да по-любому все не согласятся, они даже не захотели со мной погулять в тёплый ясный день, предпочтя мне неизвестно кого. Кстати, а кого?..

Если согласится самая девятая из списка (первая Наташа)? Ну и хорошо. Она мне, конечно, надоела, но я пересмотрю свою позицию по отношению к ней, если она захочет быть со мной всегда. Четыре месяца – этого достаточно, чтобы понять человека. Запросто уже можно делать предложение.

Может, вообще сказать каждой: «Давай заведём ребёнка»? А если на предложение о свадьбе откликнутся несколько, а не одна? Будет неудобно потом отмазываться. М-да.

И всё-таки, пожалуй, надо шутливым тоном говорить о свадьбе и о ребёнке. Типа: хе-хей, Жанка, а знаешь, что? А выходи за меня замуж! Детей нарожаем кучу…

А что ещё в таких случаях говорят? Выходи за меня, детей нарожаем, будем жить долго и счастливо. Может, уедем? Да ну, уедем – это как-то… это как-то… это как-то… Идиотизм это киношный, вот это как!

Да, надо говорить везде шутливым тоном. Если откажутся, я скажу: «Ха, могла бы и поддержать шутку!» – а если согласятся, я скажу тем, кого потом солью: «С ума сошла, что ли? Я же пошутил. Какие дети, какая свадьба? Я из приличной семьи! Мне ещё нет восемнадцати!»

Для начала надо выяснить, с кем можно попрощаться сейчас. Кто мне откажет, того пошлю, кто согласится, из тех буду дальше выбирать.

Я чуть голову не сломал, пока занимался стратегией. Я пересмотрел кучу вариантов, может, даже все возможные и невозможные. Представил столько всего, что мог бы легко защитить диссертацию по бабам.

Иногда я вспоминал их в исключительно плохом свете, останавливаясь на плохих эпизодах наших отношений. В такие моменты возникали варианты вообще расстаться со всеми и найти новых.

А лучше даже одну новую. Или двух. Нет, трёх. Вот три – самый оптимальный вариант. Девять – перебор, не спорю.

* * *

– Жан, а выходи за меня, – я начал действовать.

– Чего? – засмеялась Наташа.

– Что тут смешного? Выходи за меня замуж, детей нарожаем, будем вместе жить, – смех Маши меня слегка смутил, отчего я перепутал приоритеты местами. Я хотел поставить впереди «будем жить вместе», а только потом «детей нарожаем».

– Нет! Извини, но это серьёзная тема, – ответила Жанна. – Я не могу разговаривать об этом в таком тоне.

– В каком? – я не понимал, что происходит.

– В шутливом! – пояснила Маша.

– А как надо об этом говорить? – я терял свою уверенность с каждым отказом.

– Я бы предпочла другую обстановку, – помолчав, ответила Наташа.

– Что значит – другую?

– Артём, мы только что с тобой трахались, ты вёл себя нормально. Что вдруг с тобой случилось? – Мария внимательно на меня посмотрела.

– Просто так, – растерянно ответил я.

– Вот именно – просто так! – воскликнула Маша. – У тебя всё просто так.

– Нет, вот это было не просто так, – я мямлил, тупил и возвращался в прошлое, теряя опыт. И вот мне снова семнадцать, когда я стесняюсь даже спросить у девушки её имя.

– Ты будто анекдот рассказываешь. Что за шутки? Предложения о замужестве не делают с видом дурачка, тем более – не начинают разговоры о зачатии детей, – вдруг разозлилась Наташа.

– Откуда ты знаешь, с каким видом делают предложения? – я понимал, что мне конец, но продолжал барахтаться и глотать ртом воздух.

– Видишь ли, ты не первый, кто мне делает предложение, – развела руками Жанна.

– Очень жаль, ну и как хочешь, – я быстро терял интерес к этой беседе.

– Вот! Ты сразу сдался!! Сдался и сдулся! – победно закончила Наташа.

– А что мне, тебя уговаривать, что ли? – у меня уже не было никакого настроения говорить об этом.

– Почему – уговаривать? Всего лишь сделать так, чтоб я сама тебя выбрала, – учила меня жизни Маша.

– Ой, ну куда же мне угнаться за всеми твоими мужиками. Выбирай из других, если так часто предлагают выйти замуж, – я уже учился где-то в пятом классе: очень старался выглядеть серьёзным и расчётливо подбирал слова для своего выступления, думая, что именно они лучше всего подходят на это место.

– То есть ты считаешь, что я такая страшная, что меня даже никто не возьмёт замуж? Артём позвал – я должна растаять. Так, да? – по тону мне казалось, что Жанна была уже готова со мной поругаться и расстаться.

– Я не это имел в виду, – да, школьники часто говорят не то, что думают, но ещё чаще они что думают, то и говорят.

– А что ты имел в виду – что я шлюха и у меня четыре Артёма, три Леонида и два Пантелеймона? – Маша уже не на шутку завелась.

– Конечно, нет. Я…

– Вообще-то я уже замужем, чтоб ты ничего там себе не надумал, – притормозила мою бурную фантазию своим признанием Наташа. Или она хвасталась?

– То есть как? – перенесите, пожалуйста, защиту диссертации по бабам на неопределённый срок.

– Вот так, – Маша встала, подошла к своей сумочке, достала оттуда кольцо, надела его на руку и показала мне всю правую пятерню, на безымянном пальце которой блестела обручалка.

– А я?.. – надо заметить, Алеся таких я-слюнтяев безжалостно страпонит.

– А ты… мне с тобой хорошо, – пожала плечами Мария. – Во всяком случае, раньше было хорошо.

– Если ты замужем, зачем тогда я тебе нужен? – я с трудом взял себя в руки.

– Мой брак на грани развода. Мы с мужем уже полгода не занимаемся сексом, просто живём вместе, – спокойно сказала Наташа.

– А я как бы любовник, что ли? – ооо, это уже шестой класс, взрослею, скоро половое созревание начнётся.

– Нет. На твоём фоне мой парень стал любовником, – сказала Жанна. – Я выбирала из вас двоих, но он предложение сделал гораздо интереснее. А жаль, у тебя были все шансы.

– Господи боже мой, давай сменим тему, – жалобно проскулил я, осознав, что всё испортил настолько, что сам себя лишил всех шансов.

– Вот об этом я и говорю. Ты не надёжный, сразу же убегаешь от любых трудностей. Что ты мне можешь дать? – напирала на меня Наташа.

– Не знаю… А что тебе надо? – какой позор. Мне захотелось к маме. На тот свет, что ли?

– Уж всяко не только секс, – хмыкнула Маша.

– Я старательный, я могу не только трахаться, – хотя факты говорили против меня. – А даже если и только секс, у тебя с мужем ведь его всё равно нет.

– Вот поэтому я и прихожу к тебе, – Жанна начала одеваться.

– Так если тебе от меня только секс нужен, зачем мне что-то ещё пытаться сделать, если ты от меня другого не ждёшь? – меня поглощал ядерный ренессанс… ой, нет – ядерный регресс?

– Я женщина, я хочу любви. Ты мне предложил выйти замуж, а я тебе объяснила, что в таком шутливом тоне серьёзно выйти замуж не предлагают, – Маша поправляла причёску перед зеркалом.

– Какая разница, в каком тоне и в какой обстановке предлагают выйти замуж, если первичны в данном случае чувства? – вау, уже девятый класс.

– А они есть? – Наташа посмотрела мне прямо в глаза.

– Кто – они? – я, конечно, понял кто «они», но сказать мне было нечего. Если бы я сказал «да», было бы ещё хуже, потому что я бы соврал и это было бы заметно. А сказать «нет» у меня не хватило смелости. А даже если бы и хватило, наш спор сразу бы потерял весь смысл.

– Чувства! – объяснила Мария. – Ты даже не следишь за своей речью, понятно же, что ты ко мне несерьёзно относишься.

– А может, у тебя и правда ещё тридцать мужиков, из которых ты выбираешь себе нового мужа. Кто типа пройдёт твой тест, за того ты и выйдешь, – я съехал с темы корявей некуда. Всё-таки моё развитие остановилось, и я снова составил компанию Бенджамину.

– Нет, ты совсем меня не чувствуешь. У меня есть только ты и больше никого, – сказала Маша, надевая пальто. – И замуж я не хочу – ещё раз лезть в эту петлю.

– И муж ещё есть, – напомнил я. – Ладно, закрыли тему и проехали, – я уже был готов вспомнить о наследственном алкоголизме и нажраться с горя до алкогольной интоксикации. – Могла бы и раньше сказать о своём замужестве, я бы к тебе иначе относился.

– Даже не зная о моём замужестве, ты меня всё равно будто и не рассматривал как ту единственную, которую искал всю жизнь. В любви ты мне тоже не признавался. Ну и что изменилось, когда ты узнал? Это никакой роли не играет в наших отношениях. А муж… объелся… Не злись, дорогой, – Наталья меня поцеловала и ушла. – Пока, я позвоню.

– Как будто с мужем попрощалась, – сказал я в замочную скважину, надеясь, что они все меня услышат.

Я был растерян и зол. Мне и правда было всё равно, что у них у всех кто-то был. И я почти согласен, что как жёны они мне все не нужны. Но, может, я бы по-другому стал к ним относиться, если бы хоть одна из них сказала «да».

Я в любви не признавался. Да они как-то тоже не особо торопились с признаниями! Вот тупые тёлки, как же с ними сложно. Нет, нет, это я просто облажался, они меня раздавили, превратив в фарш, радостно произнеся: «Вот это шмяк!»

Да, да, точно, по-любому, я даже слышал, как каждая, выйдя за дверь, произнесла: «Вот это шмяк!» Я не гоню, вторая Жанна даже к соседям ломилась, хотела им это рассказать. Если бы сосед ей открыл дверь, она бы ему прямо с порога: «Вот это шмяк!»

Когда мне отказывала Алеся, я запоминал трусы, которые были на мне в момент отказа. Если в этих трусах она мне отказывала три раза, я больше их не надевал, считая, что это несчастливые трусы. И только потом я догадался, что надо было смотреть не на свои трусы, а на её. Я уверен, что она мне отказывала всегда в одних и тех же трусах. Если бы можно было всё вернуть назад, я бы отобрал их у неё и сжёг, может, мы бы до сих пор с ней были сейчас вместе.

В первом классе учительница проходила с нами цифры. Мы учились считать до десяти и складывать два плюс два. На одном уроке наша дорогая учительница сказала:

– Дети, давайте с вами повторим: один да один – сколько будет?

– Дваааааааа! – хором закричал первый «вэ», и только один Артёмка пробубнил: «Одиннадцать».

Затем я удивлённо оглядел весь класс, постепенно начиная думать, что они все тупые идиоты вместе с учительницей. На меня никто не посмотрел.

– Дети, давайте с вами закрепим ещё разочек: один да один – сколько будет?

– Дваааааааааа!! – ещё сильнее закричал первый «вэ», и только один Артёмка ещё громче и раздражённее пробубнил: «Одиннадцать».

Меня снова никто не услышал. Тогда я понял, что вокруг меня одни тупицы, потому что все они из меня делают тупицу.

Давайте говорить конкретно! Если вы хотите проверить мои математические способности и получить два, то надо говорить: «Сколько будет один плюс один?» Если вы хотите проверить моё абстрактное мышление – пожалуйста. Я легко в уме приставлю один к одному и получу на картинке цифру «одиннадцать».

Если ты, Жанна, хочешь, чтобы я стал твоим мужем, так прямо и скажи, не надо ждать, пока я себя проявлю. Я не знаю, чего ты хочешь. Ты приходишь ко мне в гости, занимаешься со мной сексом, иногда живёшь у меня по нескольку дней, иногда пропадаешь на две недели, а потом выясняется, что у тебя есть ещё один хрен и ты ждёшь, кто из нас раньше отдуплится, да покрасивее.

Если ты, Наташа, хочешь опираться на меня всю свою жизнь, скажи мне об этом. У меня таких Наташ – три, откуда я знаю, что вам всем надо? Ты приходишь ко мне в гости, занимаешься со мной сексом, иногда живёшь у меня по нескольку дней, иногда пропадаешь на три недели, а потом выясняется, что ты замужем.

Если ты, Маша, хочешь, чтобы я сделал что-то такое, чтобы ты сама меня выбрала, так скажи, что мне сделать, чтоб ты развелась со своим мужем и вышла замуж за меня. Что, убить его? Знаешь, а я уже перехотел быть с тобой! Ты приходишь ко мне в гости, занимаешься со мной сексом, иногда живёшь у меня по нескольку дней, иногда пропадаешь на какое-то время… Лучше пропади насовсем! На совсемах сейчас хорошо…

Если ты, другая Жанна, общалась со мной ради секса, тогда не надо заводить истерику из-за малейшей шутки. «Выйдешь за меня замуж?» – «Нет, давай лучше ещё разок, я сверху». Всё! Я бы отстал. Ты приходишь ко мне в гости, занимаешься со мной сексом, иногда живёшь у меня по нескольку дней, иногда пропадаешь чуть ли не на месяц. Чего ты тогда пропадаешь, если тебе от меня только секс нужен? Приходи каждый день, решим твою проблему! Вы покупаете с Алесей трусы в одном магазине, да? Или Алеся тебе свои трусы одалживает временами? А может, ты за ней донашиваешь её шмотьё?

Если ты, другая Маша, хочешь любви, но ходишь от мужа налево, тебе стоило бы сразу об этом поставить меня в известность, мы бы что-нибудь придумали. Ты приходишь ко мне в гости, занимаешься со мной сексом, иногда живёшь у меня по нескольку дней, иногда пропадаешь на неделю, а потом выясняется, что ты ищешь любви. Так давно бы уже въехала ко мне, и мы бы любили друг друга круглосуточно.

Если ты, другая Наташа, хочешь чувств, так продемонстрируй их сначала сама. У меня таких Наташ – три. Я не могу на всех трахаться! В смысле… это… тратиться! Ты приходишь ко мне в гости, занимаешься со мной сексом, иногда живёшь у меня по нескольку дней, иногда пропадаешь на месяц, а потом выясняется, что у тебя есть муж. Когда ты пропадаешь, ты проверяешь, не очнулся ли твой муж в плане чувственности, или ищешь чувства в другом месте?

Если ты, ещё другая Маша, хочешь, чтоб я к тебе серьёзно относился, то относилась бы ко мне сама серьёзно. Ты приходишь ко мне в гости, занимаешься со мной сексом, иногда живёшь у меня по нескольку дней, иногда пропадаешь, не отвечая на звонки, потом выясняется, что у тебя есть муж, но мне об этом лучше не знать, – ты прелесть.

Если ты, ещё-ещё другая Маша, уверена, что я тебя не чувствую, то… да, ты права, я тебя не чувствую. Ты приходишь ко мне в гости, занимаешься со мной сексом, иногда ночуешь у меня, потом пропадаешь куда-то, не отвечаешь на звонки, а потом выясняется, что у тебя есть муж. Ты чувствуешь это?

Наташа! Да! Она права, они все правы. Я не умею чувствовать, мне плевать. Но лично я считаю, что ты должна была признаться мне, что ты замужем. Да, верно, ничего бы не изменилось, но я бы на себя смотрел по-другому. Ты приходишь ко мне в гости, занимаешься со мной сексом, иногда живёшь у меня по нескольку дней, иногда пропадаешь на несколько дней, а потом выясняется, что у тебя есть муж. Раз уж на то пошло, то я думал, что это я тебе с другими изменяю.

Больше всего меня как раз это и раздражало – меня использовали для того, чтобы изменить со мной своим мужьям. Я всегда думал, что это я изменяю девяти тёлкам с другими девятью тёлками. Или с восемью? Не могу же я одной тёлке изменить с ней же самой. Хотя, погодите, а всё-таки, сколько будет один да один – два или одиннадцать? Измена из меня, из мэна сделала многочлена. Ха!

Вот они все изменяют своим мужьям, потому что у них в личной жизни проблемы, им не хватает секса или он их не устраивает. А я зачем изменял? У меня же всё было хорошо. Всего было в достатке. В моих изменах ведь совсем нет смысла.

Зачем из меня кому-то делать тупицу, если я и есть тупица? Я даже не смог им это всё в глаза высказать. В уши. Лучше всего говорить в уши, тогда тебя точно услышат.

И я всегда думал, что я им чаще отказываю, чем они мне. Нет! Я точно не тупой, уж я-то знаю. Если бы я был тупым, я бы даже не понял, что я тупой.

Я стал вспоминать, как я со всеми познакомился. И сейчас я смотрел на эти знакомства с позиции, что это меня кадрили, клеили, цепляли и разводили. А я, как шлюха, радовался новым знакомствам и половым связям, считая себя самым обаятельным и привлекательным.

Ну правда, так же не бывает. Наташа_один случайно зашла ко мне на работу, ошибившись дверью. Жанна_один подошла узнать, который час. Маша_один попросила помочь донести тяжёлые сумки. Маша_два попросила помочь выбрать себе, мне то есть, нижнее бельё, хе-хе. Клёво тогда было. Маша_три сама мне помогла занести тяжёлые сумки – придержала дверь в подъезде. Жанна_два налетела на меня на улице. Наташа_два… а на неё я налетел на улице. Маша_четыре… а как появилась Маша_четыре? Кажется, она ошиблась номером – не туда попала. Наташа_три попросила проводить её по какому-то там адресу.

Ну да, странно, конечно, что они все так легко мне отдались. А почему странно? Я же красив и неплохо сложен. Но… почему не бывает? У меня же было! Возможно всё. Всё это только в очередной раз доказывает, что возможно всё.

Я вдруг вспомнил, что в колледже девчонки меня называли между собой вибратором. Да, как-то этот факт совсем вылетел у меня из головы. Тогда я гордился этим прозвищем, а теперь понимаю, что я был способен только удовлетворять. А что изменилось сейчас?

Я твёрдо решил сегодня напиться, а потом сделать себе на груди татуировку: «За девятью бабами погонишься, онанистом станешь». А на спине решил наколоть: «Артём + Алеся = один да раз».

Я начал искать в карманах деньги на алкоголь, но наткнулся на листочек со списком моих встреч, где было указано, с кем и когда именно я должен был встретиться. Я остановился и задумался.

Может, стоит показать этот листок всем моим девушкам? Я тоже должен повредничать. Раз они такие умные, пусть знают, что я ещё умнее.

Я сделаю девять копий и разошлю им… А оригинал оставлю себе на память! Нет, лучше каждой вручить лично или собрать их всех в одном месте, дать девять экземпляров первой и сказать: «Передай остальным!» Да ну, они тупые, они всю пачку начнут гонять по рукам, передавая друг другу по кругу.

А что, если… Эффект внезапности!! Я дам каждой ключ от своей квартиры, скажу, чтобы все они пришли в определённое время ко мне домой. Если я не открою, пусть откроют дверь сами и войдут. Я положу листок на видное место, а сам спрячусь и подожду, пока они все зайдут. Потом выскочу и, такой, типа:

– Ага! Видали, какой я лох?! Даже ничего оригинального не могу придумать…

Конечно, я понимал, что, если я это проверну, с ними у меня уже больше ничего никогда не будет. Но ведь и не факт, что что-то будет, если я буду ждать, пока хотя бы одна из них мне позвонит или придёт в гости. Надо быстро действовать, иначе момент уйдёт – и всё. Это будет означать, что они все меня победили. Они все будут знать, что использовали меня в своих целях. А это не так. И надо им сказать об этом. Что называется, тонко намекнуть.

А что, если, пока я буду прятаться, одна из них уйдёт, не дождавшись? Не надо прятаться. Надо просто стоять и молчать, они все будут заходить, а я буду молчать, они будут всё заходить, а я буду молчать и смотреть на них удивлённым взглядом.

– Жанна? Вторая Маша? Третья Наташа? И четвёртая Маша здесь? Я что, договорился с вами в один день на одно время? Вот это я спалился!! Хахаха.

Вот-вот, так я и сделаю. Я самовозгорелся от этой мысли и принялся осуществлять свою идею.

Два экземпляра ключа у меня были в комплекте, я сделал восемь дубликатов, чтобы у меня остался один запасной. Теперь надо было как-то заманить к себе домой роту тёлок.

Я подумал, что мне надо прикинуться грустным, что у меня депрессия, мне очень плохо. Если я надавлю на жалость, вполне возможно, что они все прибегут как раз в одно время. А ещё они могут легко отказаться и не принять от меня ключи.

Сначала надо было хотя бы их раздать. Чтобы справиться с этим заданием, я и решил сделать вид, что болею. Пусть приходят и ухаживают за мной. Ключи я намеревался вручить им, придя к ним на работы.

Я выбрал середину недели – среду. Это для того, чтобы до выходных совсем уж определиться на их счёт. Всё-таки я втайне надеялся, что кто-нибудь из них после этого останется. А если нет, тогда на выходных пойду знакомиться с красивыми блондиночками.

Ещё важная деталь! Они не все приходили вовремя. Вторая Жанна стабильно опаздывала на двадцать минут, первая Наташа могла прийти на пять минут раньше, Третья Маша опаздывала всегда на несколько минут: пять или десять. Это нужно было учесть, потому что будет тупо, если восемь придут, а я буду нервно поглядывать на часы и постоянно повторять: «Минутку, ещё одну минутку, скоро должна подойти Жанна!»

Попутно я ещё прикинул, кого приглашать без двадцати шесть, а кого в пять минут седьмого.

Чтоб выглядеть больным, я урезал себе питание и несколько дней почти ничего не ел. Я настолько вжился в образ человека, съедаемого хандрой, что даже сам начал верить, что у меня всё плохо, и взял больничный на работе.

* * *

– Привет, извини, что пришёл без приглашения, – начал я.

– Артём? Что случилось? Ты так похудел, – воскликнули девушки.

– Да, что-то неважно себя чувствую, – я специально говорил тише. – Голова болит.

– Так тебе надо домой, полежать, – похоже, они и правда беспокоились за меня.

– Да, сейчас пойду…

– Я тебе звонила, почему не отвечал? – девушки будто пошли в наступление.

– Я не знаю, где мой телефон, он куда-то за диван упал, – ляпнул я первое, что пришло в голову. – Лучше звони на городской.

– А зачем ты пришёл? – девушки наконец-то вернулись к сути.

– Просто хотел тебя увидеть, соскучился.

– Я тоже соскучилась, – ответили девушки.

– Я ещё кое-что тебе принёс, – начал я, доставая ключ из кармана.

– Что?

– Вот, – я протянул его всем.

– Это что, ключ от твоей квартиры?

– Нет, это ключ от моего сердца, – пошутил я. – Да, от квартиры.

– Зачем?

– Просто хочу, чтоб он у тебя был, если ты вдруг захочешь прийти ко мне в любое время.

– Аээ, хорошо, – получилось. Они взяли!

– Ты ведь придёшь ещё? – спросил я.

– Да, конечно, – кивнули девушки.

– Когда? – я сделал такую жалобную гримасу, что даже испугался – вдруг сегодня все придут.

– Могу на днях, – сказали девушки.

– Давай. Как насчёт среды, в шесть?

– Хорошо, почему именно в шесть? – согласились девушки, поинтересовавшись.

– А почему именно среда?

– Ты сам среду выбрал, – напомнили девушки.

– Где среда, там и шесть, тридцать шесть – выздоровление, – начал я нести чушь.

– Тебе совсем плохо? – ужаснулись девушки.

– Среда, в шесть! Если я буду не в состоянии открыть дверь, заходи сама, воспользовавшись ключом, – закончил я.

– Хорошо, иди домой и лечись, я позвоню, – сказали девушки и поцеловали меня.

Поговорив предварительно с каждой по телефону, я ещё раз напомнил, что жду их в шесть часов вечера в среду, и попросил каждую не опаздывать.

* * *

Я прибрался дома, всё вымыл, проветрил как следует и подготовил своё помещение к такому количеству гостей.

В самый последний момент я снова начал прокручивать в голове свой план и подумал, что не знаю, что делать, если они все придут и посмотрят друг на друга. Ну и что? Что я им скажу?

– Дамы, познакомьтесь друг с другом! Познакомились? А теперь давайте устроим оргию!

На часах уже было без двадцати шесть, и всё отменять было поздно. Я заметался по комнате, придумывая что-нибудь новое. Несколько дней назад моя гениальная идея мне не казалась такой простецкой и тупой.

Я заматывался в штору, залезал под диван, прятался в туалете, в шкафу, но всё это было не то. В противном случае коварная месть не то что могла бы не состояться, наоборот – я мог выглядеть ещё смешнее, чем в последнюю нашу встречу. В смысле – когда я предлагал выйти за меня замуж.

Нужно было более эффектное появление. Спрятаться у меня было особо некуда, все возможные места я уже обнюхал сто тыщ мильонов раз. Я снова осмотрел свою комнату, поднял голову на потолок и присмотрелся к люстре.

Свет ведь будет выключен, первая зашедшая его включит и не сразу обратит внимание на детали. Она только увидит меня якобы повешенным и заорёт. Ну вот, вот оно! Вот оно!

Я начал поиски верёвки.

Ну заорёт она. А когда вторая придёт, что мне делать? Договариваться с каждой пришедшей, чтоб подыграли следующей? А может, вместе сразу четыре придут. Ещё неизвестно, какая у них будет реакция.

– Можно накинуть петлю на крепление люстры, – рассуждал я про себя, осматривая свой осветительный прибор, наматывая верёвку на свою руку и снова её разматывая. – Я вставлю шею в петлю и, как только дверь начнёт открываться, слегка присяду, чтобы создалось ощущение, что я мёртв. Можно даже язык высунуть и штанину намочить…

Да! А листок оставить на полке возле двери – вместо предсмертной записки. Только вот если люстра плохо закреплена, я упаду ведь. А с другой стороны – она может быть настолько хорошо закреплена, что троих сможет выдержать. И если так, я ещё своих баб на ней смогу покатать. Даже на дверных ручках умудряются вешаться.

Поставив стул прямо под люстрой, я привязал к ней верёвку с петлёй. Затем выложил листок на полку и вернулся в комнату. Часы показывали без пяти минут шесть. Я сильно волновался и жалел, что не придумал это раньше, потому что тогда я бы мог попробовать и отрепетировать всё как следует.

Я взглянул ещё раз на часы, задержал дыхание и перестал шевелиться. Через полминуты на лестничной клетке послышались шаги. Я быстро выключил везде свет, шустро запрыгнул на стул, забыв намочить штанину, влез в петлю и, не удержав равновесие, начал заваливаться на бок.

Стул подо мной зашатался и упал. Я повис на своей удавке, хватая руками петлю, пытаясь не дать ей затянуться.

В подъезде послышались голоса – пришли соседи. У меня зазвонил домашний телефон. Я барахтался, вися на своей люстре, пытаясь нащупать ногами что-нибудь твёрдое, и одновременно старался раскачиваться, чтобы своей массой вырвать люстру с корнями и упасть вместе с ней или чтобы она упала вслед за мной на меня – не принципиально.

– Привет, это Артём! Я сейчас либо очень занят, либо меня нет дома. Если что-то срочное, вы можете оставить своё сообщение после сигнала, – заговорил мой автоответчик.

– Артём, привет! Это Жанна. Мне очень жаль, но я сегодня не смогу к тебе зайти. Но я очень хочу тебя увидеть. Зайду завтра, не сердись. Выздохавливай, – изобразила она картавую дуру-француженку и хихикнула. – Целую.

– Хааааааааааааа, – еле слышно выдохнул я, высовывая язык, болтая ногами. Больше я ничего сказать не мог.

Через несколько секунд телефон зазвонил снова. Я его уже не слушал, я терял сознание, думая, что я очень плохой стратег, а люстра прикреплена на совесть.

Мне стало не по себе, оттого что мой план, возможно, не сработает совсем, и я почувствовал:

злость – потому что у меня никогда ничего не получается сделать так, как я хочу;

страх – все всё поймут неправильно;

веселье – ну я и лох, так облажался;

обиду – тупые бабы, хоть бы раз сделали что-нибудь так, как их просят;

сожаление – я даже ни разу никому не соврал о том, что люблю…

Последнее, что я почувствовал, – я наконец-то почувствовал.

При мне автоответчик записал ещё четыре сообщения.

Неконец

Не в ролях:

Артём – Ревдит Иванов

Наташа_один – Райтия Петрова

Наташа_два – Волга Глебова

Наташа_три – Гипотенуза Гранатова

Жанна_один – Турбина Иккова

Жанна_два – Изумруда Григорьева

Маша_один – Владикатра Питекантропова

Маша_два – Нинель Игнатова

Маша_три – Роблена Ремизанова

Маша_четыре – Радиана Прохорова

Алеся – Гвоздика Фёдорова

Мачеха Артёма – Дрезина Алексеева

Папа Артёма – Гласп Попов

Друг Артёма – Догнат-Перегнат Петухов

Жанна Алевтиновна – Глафира Кузнецова

Три Маши, которые не дали, – Маша Д., Маша Л., Маша А. (дрочи левой активнее)

Наша дорогая учительница – Алгебрина Углова

Не в эпизодах:

Кондрат, Потап, Тмаара, Атху, Акакий, Мама Артёма, мент поганый, первый «вэ» и др.

сцена после титров

– Он мне предложил выйти замуж.

– И мне.

– Мне ещё предложил детей нарожать.

– Мне тоже.

– Ага.

– Да-да, мне тоже предложил, так по-дурацки.

– Да уж, это точно.

– Сказал: «Эй, Наташка, а выходи за меня замуж, детей нарожаем».

– Ха-ха-ха, мне точно так же сказал.

– Да, и мне, у тебя классно получилось его изобразить.

– Я отказалась.

– Я тоже отказалась.

– А я хотела сначала согласиться, но он такой дурак. И я не смогла ему признаться, что замужем. Сказала, что у меня есть парень.

– Да правильно, на фиг он нужен. Я тоже отказалась и показала кольцо.

– И я кольцо показала.

– Ха, я тоже достала из сумочки и надела на палец.

– Мне вообще сложно представить бабу, которая бы согласилась выйти за него замуж.

– Да их в природе не существует. За таких дебилов не выходят.

– Да ну, ещё не за таких выходят, просто он странный.

– Да он больше тупой, чем странный.

– Ну так, да, туповат. Но зато в постели хорош.

– Оооо, согласна.

– Он подарил мне с неба звезду. Ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха.

– Хе-хе-хе-хе.

– Ха-ха, это его единственное положительное качество.

– Да, молодец, Наташка. И правда, как вибратор – работает на износ.

– Ха-ха-ха.

– Я же говорила, что он не только на блондинок ведётся.

– Неудивительно, что он меня даже не вспомнил, когда мы случайно встретились.

– Зато теперь долго не забудет.

– Кстати, а мне он ещё дал ключ от своей квартиры.

– Да, мне тоже, припёрся на работу, изображал из себя больного.

– Лично я не очень поверила, что он заболел.

– Неубедительно сыграл.

– Мне тоже ключ дал от своей квартиры.

– Он всех пригласил к себе в среду в шесть?

– Да!

– Да!

– Да, и сказал, чтоб я сама открыла дверь.

– Да! Мне так же сказал.

– А меня пригласил на без двадцати шесть. Это он так намекнул, что я всегда опаздываю, что ли?

– Меня – без десяти шесть.

– А меня – в пять минут седьмого.

– Ха!

– Да! Ну что уж там, плохой стратег – хороший ё…

– Фу, Жанна!

– А что я такого сказала? Я молчу.

– Хе-хе-хе, и я молчу.

– А давайте придём все вместе и завалимся к нему, весело обсуждая его член.

– Ха-ха-ха.

– Да ну, это некрасиво.

– Давайте лучше зайдём, прикинемся незнакомыми и начнём кричать на него, что он бабник.

– Ой, да ну.

– А давайте вообще не пойдём!

– Давайте!

– А давайте все ему позвоним ровно в шесть и скажем, что мы сегодня не можем прийти.

– Да, давайте, – сказало девять голосов.

Или восемь?

2010 год

Не прислоняться

Сегодняшний рабочий день был тяжёлым и очень нудным. Тянулся еле-еле и даже не думал заканчиваться.

Женя себя плохо чувствовал с первой минуты как проснулся. Слабость не давала сосредоточиться и хорошо настроиться на работу. Полдня в его голове вертелась только одна мысль: «Не выспишься – весь день ходишь как зомби, переспишь – всё равно лицо какое-то кривое».

Вялое состояние не отпускало. Сегодня он работал вечером.

Как только он заступил на смену, мысль о «не выспишься/переспишь» сменилась на «поскорее бы домой».

Рабочее время тянулось медленно, и всего лишь за несколько часов до окончания своей смены Женя сбил человека.

Женя работает машинистом электропоезда в метро. Ему двадцать один год.

Он ничего не мог поделать. Вялое состояние сменилось шоком, а в голове сразу же повис вопрос: «Почему именно я сбил этого человека?»

– Ну вот, теперь можно и мне начинать рисовать звёздочки на двери кабины, – еле слышно пошутил Женя.

У отца Андрея были кавказские корни. Андрею они тоже достались, но это было заметно только внешне. Фамилия, имя и отчество у него были русские, как и он сам, а на родине папиных предков Андрею быть не доводилось, равно как и его папе.

Сегодня он с отцом ехал домой с дня рождения родственника. Там они хорошо выпили, но, покинув место веселья, останавливаться не собирались – по дороге к метро взяли ещё две бутылки водки. Ехать нужно было с одного конца немаленькой ветки на другой.

Войдя в метро, они сразу же начали привлекать к себе внимание масс, напролом пройдя турникет.

Был уже вечер. Попав в вагон, они уселись на свободные места прямо под надписью «Места для инвалидов, лиц пожилого возраста и пассажиров с детьми». Отец Андрея – Владимир, человек пенсионного возраста – грубо подвинул собой какую-то молодую пассажирку и добавил, дыхнув перегаром ей в лицо: «Ну-ка подвинься!»

– Куда? – нагло вопросила оскорблённая девушка. – Мне и так уже неудобно.

– Радость моя! – громко начал выпивший Владимир. – Неудобно срать в почтовый ящик! – с этими словами он и вовсе прижал недовольную девушку к металлической перегородке и открыл первую бутылку.

Затем повернулся к сыну и стал говорить ему что-то медленно, громко и без остановки. Сам Андрей смотрел в пол, молчал и отхлёбывал из горлышка бутылки, переданной родителем.

Первый раз я побывал в метро в двадцать два года. Я сразу же оценил масштабы советского строительства и был сильно впечатлён.

Мне с детства нравилась железная дорога. Я всегда мечтал там работать, поэтому после школы я пошёл учиться именно туда, где обучают строительству железных дорог.

Получив железнодорожное образование, я не смог устроиться работать на железную дорогу. Там всё сложно и коряво получилось. Обидно.

Потом я уехал из своего маленького города в поисках лучшей жизни.

И промахнулся. Попал впросак.

Имея небольшие знакомства в большом городе, я мотаюсь с квартиры на квартиру. Своего места у меня нет до сих пор. Несколько ночей здесь, несколько ночей там. Работу я тоже пока не нашёл, да особо и не искал.

Самым моим любимым занятием на данный момент является бездумное катание по разным веткам метро. А сегодня у меня нет денег, чтобы пройти через турникет и спуститься вниз.

Я скромно встал возле входа и начал считать тех, кто перепрыгивает главное препятствие или проходит с кем-то за спиной, не собираясь платить за проезд.

Я надеюсь, у меня тоже хватит смелонаглости и сегодня я покатаюсь.

Среагировал Женя мгновенно – применил экстренное торможение, но наезда избежать он всё равно не смог.

Наезд произошёл прямо возле станции. Движение на этом перегоне было остановлено почти на час. Пострадавшего, от которого сильно несло перегаром, удалось извлечь из-под вагона поезда через двадцать шесть минут. Его тело было сильно изуродовано. Скорее всего, пьяный мужчина спрыгнул вниз, чтобы справить нужду. Это было основное и, похоже, единственное объяснение происшедшему, да и то было нелогичным.

Имелось ли при этом поражение электрическим током, возможное при контакте с силовым рельсом, даст заключение экспертиза, проведение которой будет существенно затруднено сильными повреждениями тела.

В связи с этим чрезвычайным происшествием остальные поезда стали идти с увеличенными интервалами. Из станционных репродукторов транслировалось обращение к пассажирам: «По техническим причинам просим пользоваться наземным транспортом».

Женя не знал, куда деть руки: постоянно расстёгивал и застёгивал верхнюю пуговицу рубашки. Он первый раз в жизни увидел труп. Ему стало плохо. Он отвернул голову, но образ пострадавшего (кровь, кишки, неестественная поза и каша из человеческого тела) всё равно не исчезал и прочно засел в сознании.

Брать на себя жизнь этого несчастного очень не хотелось. Так или иначе, но свой счёт он открыл.

– Я же… Вы же… А потом… Всё понятно, всё путём – никаких вопросов, – громко возмущался Владимир.

Язык у него уже сильно заплетался. Он замолчал, повернул голову налево, потом направо, потом схватил сына за руку и проорал: «Да поебать!»

Андрей вырвал свою руку и произнёс так же, еле ворочая языком: «Батя, успокойся, всё нормально».

– Это мои вопросы, всё нормально, Андрюша. Я же… ты пойми… Я же хочу, чтобы у тебя всё в жизни было. А ты сидишь тут, будто тебе ничего не надо.

– Да нормально у меня всё, батя.

– Ты – мальчишка! Ну-ка сядь!

– Сижу я, успокойся.

– Не успокойся мне, а понятно! На, выпей, – он протянул Андрею бутылку.

Андрей скривил лицо, отодвинул руку отца с бутылкой и добавил:

– Мне уже хватит.

– Я сказал – выпей! – заорал Владимир. – Плевать ему всё, ишь, мальчишка нашёлся тут. Ты мальчишка ещё, слабак! Вы все против меня. Давай, ты думаешь, я зассал, что ли? Да мне…кх!.. – Владимир закашлял. – Я один…кх… вас всех…кх-кх… здесь порву. Давай, подходи. Чего ты? Мальчишка! – пьяный мужчина громко закашлял и стал сплёвывать на пол вагона.

– Слышь, парень. Это твой отец? – обратился кто-то из пассажиров к Андрею.

– Мой, – кивнул тот.

– Успокой его, пока я вас обоих на следующей станции не ссадил.

– Да, потише там можно? – послышался ещё чей-то голос из-за чьей-то спины.

– Чего ты? – Владимир грозно посмотрел на пассажиров.

– Батя, блядь! Ну-ка успокойся! – крикнул Андрей.

– Это мои вопросы, – Владимир ещё отпил из бутылки и замолчал.

Меня зарубил отоларинголог. Аудиограмма выявила снижение слуха, он сказал, что я совсем глухой, и не выпустил меня на путь. Мол, я не услышу сигналов поезда или криков работников дороги о приближающемся поезде. Я могу подвергнуть опасности свою жизнь и жизни рабочих бригады. Можно подумать, кто-то может не услышать сигнал поезда.

В итоге все мои знания строительства железных дорог в теории и остались. На практике мне их применить не дали.

Кто-то мечтает с детства стать лётчиком, кто-то моряком. Я всегда хотел работать на железной дороге. Я провёл там всё детство, мне нравилось гулять по путям, пинать гнутые костыли и сбитые противоугоны.

Попав в метро, я по-новому взглянул на тандем дорога+поезд. Я могу подолгу стоять у края платформы и смотреть на рельсы, шпалы и крепления, пока не подойдёт поезд. Потом он уезжает, а я снова начинаю пялиться на рельсошпальную решётку. На меня постоянно косятся другие пассажиры.

Когда я еду в вагоне метро, постоянно смотрю в окно. Если есть возможность разглядеть соседний путь, я сразу обращаю внимание на эпюру шпал.

Может, я бы даже занялся сексом со всей железной дорогой. Просто лёг бы внутрь колеи лицом, держась руками за головки рельсов, и стал бы делать возвратно-поступательные движения в шпальный ящик, пока не кончил бы. Потом перешёл бы на несколько шагов вперёд и снова бы лёг. И так бы я прошёл много-много тысяч километров пути, пока не трахнул бы всю железную дорогу в своей стране.

От этих мыслей на моём лице появилась широкая улыбка. Я снова стал считать людей, которые отказывались платить за проезд.

Домой Женя попал поздно. Намного позднее, чем обычно.

Он написал рапорт.

Его работу проверили по камерам наблюдения.

Он не допустил никаких ошибок: на работу заступил трезвым, не превысил нигде скорость, выполнял все требования техники безопасности, а стало быть – не виноват в происшедшем.

В работе машиниста от сонного состояния могут спасти семечки, конфеты и сигареты.

Но Женю всегда спасали небольшие упражнения на перегоне, под зеленый сигнал светофора – он вставал и вытягивал руки, разминал шею и поясницу.

Может, сигаретами и можно спастись, только Женя не курил.

– Баран, не мог в холодную воду башню окунуть, – ругал он себя вслух по дороге домой. – Теперь буду всегда с собой бочку ледяной воды таскать. Приспичило тебе поссать, да? – обращался он уже к умершему. – А перешёл бы на другую платформу, там бы ссал, тогда бы не я тебя сбил. Ладно, хрен с тобой. Спрыгнул ты на мой путь, но почему прямо перед моим поездом? Не мог спрыгнуть на минуту позже? Если уж тебе так хотелось, хрен ли ты, сука, на пять минут раньше не спрыгнул, а? Козёл! И вообще – мозг-то есть – на путях ссать? Вышел бы из метро, на улице бы поссал. Да хоть на колонну, хоть на дежурного по эскалатору. Мудак!

– Женя, ты чего так поздно?

– Мама, я сегодня сбил человека, – прямо с порога, снимая куртку, обречённо сказал Женя.

– Что?

Станция.

– Аааапчхи… тьфу! – громко чихнул Владимир и забрызгал своими слюнями ноги пассажиров вагона. – Апчхиаааааа, Апчхиаааааааа… Апчхиаааааааааа… да что ты будешь делать… Аааааааапчхиаааа, бляха-муха, – у Владимира из носа свесились сопли, он качался и продолжал чихать и плеваться.

– Господи, меня сейчас вырвет. Уберите его кто-нибудь. Смотреть противно, – послышался голос вблизи от Владимира.

– Батя, вытри сопли с лица, – сказал Андрей своему отцу.

Владимир вытер сопли рукавом, размазав их по лицу и своей же куртке, но приступ чихания не прекратился.

– Аааапчхиаааа… кха-кха-кха… ой, бля. Ааааапчхиа… апчхиаааа… тьфу!

– Фу, кошмар, – стал возмущаться кто-то ещё.

– Аапчхиаааа… Аааапчхиаааа… Ааааааапчхиаааа…

– Зачем пить водку, если у тебя на неё аллергия? – возмутился ещё какой-то пассажир.

– Аааааапчхиа, бля… Аааааааапчхиаааа, да что ты, сука… Апчхиааааааа…кха-кха-кха… хххх… тьфу!

Поезд тронулся, и больше никто не слышал чихания Владимира и возмущения пассажиров. Можно было только увидеть, как седой сильно выпивший мужчина дёргался, кривя рот, вытирая сопли рукавом куртки и плевался, а некоторые морщили в отвращении свои лица и отворачивались.

Возле Владимира и Андрея образовалось свободное пространство – люди стали пятиться и отходить в другие части вагона.

На меня всем было глубоко плевать. Я скромно стоял в стороне и думал о том, что в метро было бы круто вообще поселиться жить. Я и так тут частенько сплю и ем.

Бродишь где-нибудь, бродишь, потом спускаешься в метро, едешь на конец любой ветки, пересаживаешься в другой поезд, забиваешься в угол – и задрых до конца, потом встал, снова пересел и дальше дрыхнешь, так можно кататься до тех пор, пока свою норму не проспишь. Только я ветки меняю, чтобы не запомнили. Мне стрёмно от мысли, что меня примут за бомжа или бича.

Я ведь могу найти и другое место для отдыха. Просто мне очень нравится здесь. Здесь я ближе к поездам. Я же не могу постоянно находиться на открытом воздухе и слушать звуки подвижного состава, как бы мне этого ни хотелось. Есть зима, а зимой за поездами не особо весело наблюдать, да и где? Такой большой поток только в метро, тем более в метро есть крыша над головой, всегда тепло и сухо.

Можно ещё по кольцу круги наматывать, высыпая свою норму, но я всё не решаюсь попробовать.

Один раз я случайно познакомился с каким-то сумасшедшим парнем. Я спал. Был вечер, меня разбудил крик чуть ли не в ухо: «Эй, прибавь-ка ходу, машинист!» Я открыл глаза и увидел перед собой чувака, который орал в устройство для связи с машинистом строчку из детской песни всякий раз, когда поезд сбавлял ход. Это занятие его сильно веселило.

Он постоянно передислоцировался, чтобы не спалиться. Мне это показалось очень забавным, поэтому на следующей станции я вышел следом за ним. Мы вместе зашли в другой поезд, поехали обратно, дождались, когда поезд сбавит ход, он нажал на кнопку, и мы заорали уже вместе: «Эй, прибавь-ка ходу, машинист!» Я докричать до конца не смог – начал громко смеяться.

– Господи, придурки какие, – сказала вслух одна женщина.

– Ну-ка хорош баловаться! – грубо донеслось нам в ответ из устройства.

Мы сразу же вышли на станции.

– Если ты сказал машинисту в это радио какую-нибудь херню, на следующей же станции именно в этот вагон зайдут серьёзные люди, а пассажиры сразу же сдадут того, кто концерты для машинистов устраивает, – пояснил он. – Это тормозит их работу, а люди же домой скорее хотят попасть, все злятся и нервничают, только единицы понимают такой юмор.

Так мы катались, наверное, час, было очень весело. Чего мы только не слышали в ответ. А один раз, услышав нашу просьбу, после небольшого молчания машинист выдал нам в ответ: «Скатертью, скатертью дальний путь стелется и упирается прямо в небосклон». Мы тут же подхватили и допели уже втроём: «Каждому, каждому в лучшее верится, катится, катится голубой вагон». «Голубой!» – проорал я напоследок и засмеялся ещё громче прежнего.

– Ладно, парни, мне работать надо, – смеясь, ответил нам машинист.

Мы сказали ему: «Спасибо, что подпел» и снова сменили поезд.

Больше я этого парня не видел.

– Что слышала, мама. Я сбил человека, – ещё раз повторил Женя.

– О господи! И что теперь? Тебя посадят?

– Нет, я не виноват. Там какой-то мужик спрыгнул на путь поссать, а я подъезжал.

– Господи боже мой. И что делать?

– Выплачивать из своего кармана семье пострадавшего компенсацию всю жизнь, – мрачно сказал Женя.

– Кошмар! – ахнула мама, закрыв рот руками.

– Да шучу я.

– Очень смешно. Так ты сбил или не сбил? Ну и шуточки у тебя, знаешь, – всё никак не могла разобраться мама в словах Жени.

– Сбил, но я не виноват. Тут другое. Мам, это всё, это край! Я убил человека. Убииил, – протянул Женя слово «убил», делая на нём акцент.

– Успокойся, Женя. Ты же не виноват. Работа у тебя такая…

– Людей сбивать?

– Опасная.

– Сраная у меня работа, – сказал Женя и поджал губы.

– Ну-ну-ну, всё, хватит, – она обняла сына и стала гладить его по спине.

– У меня очень тухлая работа, тухлая работа, – повторял Женя.

– Ну а куда ж милиция смотрит или кто там ещё должен смотреть?

– Дежурная по станции.

– Вот-вот. Где они-то все были? Камеры же всё снимают. За камерами не следит, что ли, никто?

– Нет, отдельного человека, который следит за камерами, нет. Не знаю я, где они все были, мама! Я знаю только, что работа у меня – жопа!

– Ну что-то же в ней всё равно хорошее есть, – успокаивала сына мама.

– Так, парень! Я тебя уже предупреждал. Второй раз повторять не буду. Либо успокаиваешь своего отца, либо через минуту выкину обоих. Понял?

Андрей кивнул.

– Командир, что ты разошёлся-то? – обратился к нему Владимир. – Вы все там сидите молча и молчите! А то нашлись тут. Ох, ох, ой-ой-ой. Да сам ты мудак! Понял? – вдруг заорал Владимир непонятно кому. – Нашёл кого пугать!

– Чего ты сказал? – стал заводиться недовольный пассажир. – Ты это мне сказал?

– Батя, закрой, на хуй, своё лицо! Ты меня уже достал! – проорал Андрей ему прямо в ухо.

– Молчать! – рявкнул Владимир. – Вы все тут ссыклопы! Уроды вонючие.

– …………. – Андрей проговорил несколько ругательств, пошевелив губами.

Станция.

– Достал уже! – повторил Андрей и стал подниматься, чтобы выйти из вагона.

– Куда? Сидеть! – Владимир попытался схватить сына за руку, но не дотянулся.

Андрей вышел, следом за ним вышел и главный негодующий пассажир, который грозился их высадить на этой станции. Вагон на секунду опустел наполовину, и сразу же зашли новые пассажиры.

Шатаясь, Андрей поднялся наверх, вышел из метро и глубоко вдохнул свежий воздух.

Голова шла кругом. Шум подземки сменился шумом города.

– Ой, ой, чурка! Чурка, чурка, чурочка, – запел кто-то слева.

Андрей повернул голову на «песню» и увидел четырёх скинхедов. Они не торопясь подошли к нему и окружили.

– Эй, нерусь! Драться давай, давай драться, – начал не очень сильно по-боксёрски бить его в плечо один лысый, при этом уклоняясь от невидимых ударов, будто Андрей ему отвечал.

– Я – русский, – сказал Андрей, дыхнув перегаром.

– Фуууу. Русские так не напиваются, – вступил в разговор второй.

– Давай драца, драца давай, драца-драца, – продолжал первый бить его в плечо.

– Русские ещё не так напиваются… – попытался пошутить Андрей.

– Ты мне тут не гони на мою нацию, чёрный! – оборвал его третий скин.

– Драц давай, чурка! Драц-драц, – продолжал дурачиться первый скинхед.

Андрей вяло поворачивал голову с одного на другого. Это простое действие у него получалось выполнить с большим трудом – он был пьян, едва держался на ногах, а голова сильно кружилась.

– Я – русский, – ещё раз повторил он.

– Ты – сраный чурка, – возразил ему второй скинхед.

– Я – русский, – начал спорить Андрей.

– Дрыц давай, – всё не отставал от него первый скин.

– Хачики ебаные – пидорасы сраные! – сказал третий и толкнул его в грудь.

Андрей качнулся, но устоял на ногах, набрал как можно больше воздуха в лёгкие и проорал что было сил:

– Я – русский, блядь!

– Русский блядь? – засмеялся четвёртый.

– Чего ты орёшь, нерусь? – второй подошёл на шаг ближе. – И не матерись мне тут на святой земле, пидорас!

– Дрыц-дрыц давай, – не успокаивался первый.

Андрей в очередной раз повернулся на того, кто набил на его плече здоровый синяк, и получил удар в челюсть от четвёртого. Тут же упал на асфальт.

На него посыпались беспорядочные удары ногами. Он не знал, как и чем от них закрыться. Закрывая затылок, он пропустил удар ботинком с металлической вставкой прямо в зубы. В живот, по рукам, снова в живот и в голову. Он не мог издать ни малейшего звука. Затем всё стихло.

И тут он услышал:

– Зииииг, – крикнул один, вскинув руку.

– Хайль! – подхватили остальные трое.

При этом слове на него разом обрушились четыре ноги.

– Зииг, – проорал снова четвёртый скинхед, вскинув руку.

– Хайль! – крикнули остальные трое, и он снова получил одновременно удары от четырёх ног по разным частям тела.

Устав бить лежачего парня, бритоголовые повернулись и стали заходить в метро.

– Может, прошмонаем чурку? – предложил первый.

– Мне от неруся ничего не нужно, – брезгливо поморщился четвёртый.

Не обращая внимания на прохожих, они, весело смеясь, спустились вниз.

Я не знал, чем хочу заниматься в жизни. Можно было купить справку о том, что я здоров, можно было купить регистрацию и устроиться работать в метро, но у меня уже не было желания. Я решил остаться пассивным поклонником железной дороги, потому что моя детская мечта и мечта всей жизни была убита.

Можно было стать водителем автобуса, только я даже не собирался учиться водить машину. Можно было стать юристом, только это не моё. Можно было стать доктором. Или поваром. Только мне ничего из этого не было нужно.

Одно время я хотел стать драматургом. Хотел писать пьесы, но смог придумать только одного персонажа – дедушку Мда. У меня была задумка описать жизнь какой-нибудь семьи: папа, мама, сын, дочь и дедушка Мда, который жил с этой семьёй, редко вставал со своего места и всегда протяжно говорил хриплым старческим голосом только одну фразу «мдаааа». То есть на сцене это выглядело бы так.

Всё происходит в квартире Жабиных. Действие полупервое и последнее

Зал. Два кресла и диван, включён телевизор, шкаф-стенка. На одном из кресел сидит дедушка Мда, читает газету, на ногах лежит плед. В комнате из угла в угол ходит папа. Вечер.

Папа (размахивает руками). Где все?

Дедушка Мда (встряхивает газету). Мдаааааа.

Папа (сжимает кулаки). Твою мать!

Дедушка Мда (кивает головой). Мдаааааа.

Пауза. Вбегает дочь.

Дочь (держит себя за живот). Папа, я беременна от Максима.

Папа (садится в свободное кресло). Кто такой Максим?

Дочь (горестно). Макс… со второго подъезда…

Папа. Что?

Дедушка Мда (встряхивает газету, качает головой). Мдаааааа.

Папа. Мать знает? А где твой брат?

Вбегает мама с фотографией сына. На ней смазливый мальчик. Папа обращается к ней, мама к нему, они говорят в один голос.

Мама (взволнованно). Дорогой, только не волнуйся. Наш сын в тюрьме.

Папа (успокаивающе). Дорогая, ты только не волнуйся. Наша дочь беременна.

Родители замолкают, смотрят друг на другаи восклицают в один голос.

Папа. Что???

Мама. Что???

Дедушка Мда. Мдаааааа.

Все переглядываются, потом родители сновав один голос.

Мама. Кто отец?

Папа. За что сел?

В итоге это слышится как «отсосец?» Зрители начинают смеяться. Папа с дочкой переглядываются и говорят в один голос: «Максим».

Мама. Со второго подъезда?

Дочь. Да.

Мама. Аааааааааа!!!!

Дедушка Мда (ёрзает в кресле, шелестит громко газетой, ещё громче пукает и ещё громче хриплым голосом – почти орёт). МДАААААА!!!!

Пауза.

Папа (зажимает нос двумя пальцами, говорит голосом знаменитого переводчика). За что сел?

Мама (зажимает нос двумя пальцами, говорит голосом знаменитого переводчика). Наркотики продавал.

Папа. Аааааааааа!!!!

Дедушка Мда. Мдаааааа…

итд, итп, занавес, второе действие, всё такое, на-на-на, пятое-десятое, все дела, туда-сюда, конец

Или это больше похоже на ситком?

Железнодорожника во мне убили, драматург из меня плохой, а больше я ничего и не мог придумать и не хотел этим заморачиваться. Не имел ни малейшего представления, кем хочу быть и чем себя занять.

Наверное, поэтому я любил подолгу находиться в метро – я прятался здесь в шуме поездов от жизни и от всех своих проблем, чувствуя себя спокойно. Я был как будто защищён, только непонятно от кого.

Я знал, что здесь меня всегда хорошо встретят. Как это кто? Поезда, конечно! Я уже прихожу в метро как к себе домой. Остаётся только громко произносить фразу с улыбкой и идиотским выражением лица, каждый раз заходя внутрь, расправляя руки: «I’m home!»

– Да, хорошее, может, и есть. Я как-то пел песню с пассажирами, – улыбнулся слегка Женя.

– Какую песню? – удивилась мама.

– «Голубой вагон».

– Опять шутишь?

– Ай, мам! Отвали! Вечно ты… Какая уже разница? – сказал Женя дрожащим голосом.

– Что за голубой вагон-то? – не понимала мама.

– Да песня детская! – раздражённо крикнул Женя.

– Господи, – развела руками мама.

– Короче, мама! Я сбил бухого старого хачика. Теперь я попаду в ад, но перед тем, как я туда попаду, он мне будет сниться в страшных снах. У меня пропадёт стояк, я сойду с ума и умру, а он всё будет сниться. А меня всё будет мучить совесть, а он будет сниться и сниться мне с бутылкой водки или что там хачики пьют – мацони. С бараном будет мне сниться и с кинжалом. Будет мне угрожать и произносить тосты! Хахахахаха, – Женя истерично засмеялся. – Аааааааа! Мама! Я сойду с ума!!!! Я хачика сбил! Хахаха! – Женя резко махал руками в разные стороны, кричал и смеялся, по его щекам стали стекать слёзы. – Аааааааа, мама!!!! Сбил его, суку! Йа паднымаю этат бакал за Жженю, – с кавказским акцентом начал он. – Спасыбо тебе, Жженя, что сбил меня метросостауом. Аджа! Харащё, хачу ищо, брат! Хахахаха, – он сел на пол в прихожей и тихо заплакал, обхватив голову руками.

– Господи боже мой! – мама побежала на кухню.

Было слышно, как она роется в шкафчике с лекарствами, затем наливает воду в стакан.

– Вот, Женя, выпей, дорогой, успокойся!..

Женя, всхлипывая, послушно выпил успокоительное прямо из маминых рук. Мама села с ним рядом, обняла его и стала гладить.

Поезд медленно сбавлял скорость. Владимир держал в руках вторую недопитую бутылку и что-то говорил себе под нос, поджимал губы и мотал головой.

– Воспитал на свою голову предателя. Сука. Мальчишка сраный. Отца предал, – шевеля губами что-то понятное только для себя, он полез в карман брюк, достал носовой платок, смочил его водкой, развернул и стал засовывать в горлышко бутылки. Просунув его примерно на половину, он встал, вытащил из кармана куртки зажигалку и проорал всем пассажирам:

– Я вас всех сожгу, суки!! Всех взорву, твари! Поняли? Все слышали? Вы поняли, суки, бля? – он чиркнул зажигалкой, появился небольшой огонёк, он стал его медленно подносить к платку, торчащему из бутылки.

– Вызовите милицию! – закричал кто-то из пассажиров.

Началась паника.

Поезд остановился, слегка дёрнулся, Владимир не устоял на ногах и упал на одно колено. Двери вагона раскрылись, люди стали выбегать, толкая друг друга в спины.

Владимира тоже кто-то толкнул в спину, он упал на пол, уронив бутылку с платком. Её поднял кто-то из пассажиров, поднёс к носу и произнёс:

– Фу, да это же спирт! Ну ты, мужик, дал.

– Вот чурки, да, – обратился к нему другой пассажир, – везде теракты устраивают. Чего им спокойно-то не живётся? Слушай, друг, помоги мне, давай его быстренько из вагона выкинем…

– Придержите нам двери, пожалуйста.

Два парня резко подняли Владимира и поставили на ноги, он что-то говорил вслух про сына, но его никто не слушал.

– Седой уже, старый, а всё в шахида играет.

– Вокруг сектанты, обоссу вас всех, – еле выдавил из себя Владимир.

Его грубо вытолкали из вагона, он упал на платформу и остался там лежать.

Поезд уехал.

Стоял я уже где-то полтора часа. Примерно каждый двенадцатый человек перепрыгивал через турникет. Поток вечером здесь был совсем небольшой. Вдвоём – прижимаясь к впереди идущему – никто не проходил.

Дежурная тётя у турникета молча сидела на месте и провожала всех безразличным взглядом. Кого-то злым взглядом.

Может, это было мало, может – много. Может, это всегда так было, может, только в этот вечер, может, только в эти полтора часа или только на этой станции. Данных сухой статистики некорректных проходов как на этой станции, так и на других я, конечно, не знал и свою не вёл.

Чаще всего перепрыгивали молодые парни, затем быстро пробегали к эскалатору и, не сбавляя темпа, бежали по ступенькам вниз к вагону. Будто убегали от музыки, которая начинала играть всякий раз, когда шторки турникета захлопывались. Постарше люди тоже попадались.

Были два нерусских элемента, совсем уж отмороженных на голову. Оба пьяные в… С такими невменяемыми выражениями лиц. Пьяные в… Два отморозня.

Первый шёл вперёд, тут ему резко дало по ногам шторками турникета. Думаю, удар был неслабый, а он даже не моргнул, просто отодвинул ногой одну шторку, затем другую и пошёл, второй место препятствия перешагнул и пошёл следом. Пьяные в… Один седой уже. Короче, в какаду!

– Эй, парень! Ты чего тут стоишь? Ждёшь кого-то?

Я повернул голову на голос – ко мне подошла дежурная турникета.

– Нет, не жду, – ответил я, мотнув головой.

– А чего стоишь? Греешься?

– У меня нет денег, чтобы пройти, – честно признался я.

Вот теперь я уже точно не смогу попасть к поездам и покататься. Сам себя сдал.

– Стоишь здесь уже весь вечер с жалобным видом, глаза мне мозолишь. Иди уже куда собирался, пойдём, пропущу. На беспризорника вроде не похож. Как на сигареты и выпивку деньги, небось, находишь. Давай, иди сюда, – она взяла меня за руку и подвела к турникету.

Я не знал, что сказать. Она приложила свою магнитную карточку и подтолкнула меня вперёд.

– Шагай, безбилетник.

Я прошёл турникет, обернулся, чтобы сказать «Спасибо», но понял, что сейчас разревусь, очень уж растрогала меня эта ситуация. Моргнув несколько раз глазами, я просто кивнул и изобразил жалкое подобие улыбки. Женщина махнула рукой и отвернулась.

Я прошёл к эскалатору.

Навстречу мне по соседнему эскалатору ехали какие-то бритые парни, то ли скинхеды, то ли футбольные болельщики или ещё кто-то (я совсем не разбираюсь в молодёжных течениях). Их было четверо, и они орали что-то про футбол:

Наш футбол, русский футбол — Это радость, это гол! Мастера высшего класса! А другие нации – пидорасы, пидорасы! Хэй! Хэй! Пидорасы, пидорасы! Хэй! Хэй!

На несколько ступенек ниже ехали сотрудники милиции, слушали эти кричалки и смеялись.

В вагоне было много пустых мест, но я не хотел садиться. Конечно, это почти самое начало ветки… или конец. Сюда вечером скорее прибывают, чем убывают.

Я подошёл к противоположной двери, на ней было нанесено краской «НЕ П.И.С.О…ТЬСЯ». Было непонятно – может, кто-то специально стёр несколько букв, может, она сама так истёрлась от разных спин.

Поезд поехал.

Я внял совету, придавил символичную надпись своей спиной, облокотившись на дверь, и стал смотреть на своё отражение в окне напротив.

До закрытия метро оставалось несколько часов.

2009 год

Мутный пассажир

Я спустился в метро по эскалатору и зашёл в вагон подъехавшего поезда, пропустив вперёд себя маленькую девочку. Сел на свободное место и пересёкся взглядом с высоким парнем возле двери – он был в будёновке и с аккуратной бородкой.

Посмотрев на меня, он улыбнулся и помахал мне рукой в кулаке, как бы говоря: «Но пасаран!» – потом повернулся к стеклу, и я заметил, что к капюшону на его куртке ещё были прикреплены какие-то лётчицкие очки.

Я моргнул глазами и откинул голову назад, пытаясь погрузиться в тяжёлый бит и грязный бас олдскульного джи рэпа.

Поезд поехал. Я не знал английского языка, поэтому не мог подчитать афроамериканским чувакам их незамысловатые тексты. Но я очень хорошо помнил места, где звучали все факи, мазафаки и сак май дики, поэтому шевелил губами всякий раз, когда в тексте проскакивала обсценная лексика. А с другой стороны, учитывая, что в их телегах другие обороты и эпитеты встречались редко, то, наверное, можно сказать, что я всё-таки знал их тексты очень хорошо.

На следующей станции народа зашло больше, чем вышло, напротив меня аккуратно села бабушка в платке. Она была немного полновата, поэтому падала на своё место очень медленно. После этого она зыркнула глазами во все стороны вагона и остановила взгляд на мне. Точнее сказать, на моей руке.

У меня появилось ощущение, что она досконально изучила каждую линию и каждую тень на моём биомеханическом рукаве, может, даже тщательнее, чем я сам. Она так долго разглядывала мою руку, что даже не заметила, что я в этот момент пристально наблюдал за ней. Затем её взгляд постепенно начал подниматься выше и вдруг пересёкся с моим. Не знаю, что произошло в тот момент, но бабушка вздрогнула, будто заглянула в глаза своей смерти или, может, у меня член во лбу вырос, и после этого три раза перекрестилась.

Я улыбнулся, представляя себя в БДСМ-костюме дьявола с тридилдцем в руках, и попробовал снова погрузиться в гангста-кач девяностых, закрыв глаза.

Поезд остановился. Меня сначала кто-то пнул по ноге, затем потряс за плечо. Я открыл глаза – мне что-то говорила растрёпанная женщина, показывая на маленькую девочку возле себя (я так понял, её дочку). Я её не слышал, посмотрел по сторонам – в вагоне больше не осталось свободных мест, и подумал, что она просит уступить место.

Я поднялся со скамейки и прошёл к дверям, встав напротив того самого парня в будёновке с очками. Он снова на меня посмотрел, улыбнулся и сделал кулаком «но пасаран!».

Поезд поехал, я взялся левой рукой за поручень наверху и продолжил вникать в суть текста, который был весьма экспрессивно прочитан злым чёрным братом.

На меня всё косились бабушка в платке, мама с дочкой и ещё несколько пассажиров.

«Странно, – думал я, покачиваясь вместе с вагоном на кривых и стыках, кивая головой в такт музыке, – я же уступил место, почему они продолжают на меня пялиться, будто хотят пристыдить?»

Поезд остановился, в него набилось ещё больше людей. Возле меня встала молодая парочка, девушка моментально положила голову на грудь своему ухажёру и закрыла глаза. Поезд продолжал стоять, двери пока ещё не закрылись.

– Аааа, – парень начал кривить лицо.

Девушка подняла голову на звук и посмотрела на своего спутника.

– Апчхи! – брызнул слюной ей в глаза парень.

– Будь здоров, – видимо, сказала она ему и начала вытирать чих с лица.

Песня в плеере начала медленно затухать, поэтому я не совсем уверен, что правильно услышал фразу девушки через фейд аут.

– Ну что ж, бывает! – пожал плечами парень, шмыгнул, вздохнул, ойкнул и вытер нос.

Двери закрылись, поезд поехал дальше, меня начала качать следующая песня. Я осмотрел пассажиров – их по-прежнему качал поезд, а на мне было сосредоточено ещё больше взглядов. Снова посмотрел на парня в будёновке, он в очередной раз мне улыбнулся и нопасаранул – будто ждал, когда же ему снова представится такая возможность.

«Какой странный нопасаранец», – проскочила мысль в моей голове, уложившись ровно в барабанную сбивку очередного трека.

Я продолжил кивать головой в бит и наблюдать за парочкой, которая стояла от меня в полуметре. Парень мотал головой, бросая взгляд по всему вагону, и наконец, увидев мой рукав, стал дёргать свою подружку, чтоб она тоже на него посмотрела. Я перевёл взгляд на девушку и прочитал по губам импортное междометие «э-вяу», уловив интонацию по искажению лица.

Я отвернулся к стеклу и стал наблюдать за ними в отражении. Молодые люди до сих пор продолжали обсуждать мой рукав.

Протискиваясь через плотный пресс тел в вагоне, мимо меня прошёл человек в форме, по виду напоминавший представителя органов правопорядка. Я проследил за ним в отражении и повернулся, продолжая смотреть на его тернистый путь.

Он подошёл к сидящему пассажиру, что-то ему сказал, получил что-то в ответ, а затем начал втаптывать его ногами прямо в место, где он сидел. Слева и справа от мужчины лениво поднялись двое читающих пассажиров, взялись за поручни и продолжили читать стоя, не обращая никакого внимания на драку (относительную драку, конечно).

Получался довольно интересный клип под трек, который у меня играл в плеере.

«Суровому треку – суровый видеоряд», – подумал я и оглянулся по сторонам, но пассажиры вагона упрямо продолжали смотреть на меня, будто никого не заботило избиение.

Я снова перевёл взгляд на экшн и подметил с удивлением, что они оба действовали так, что каждый из них выполнял свою работу: один сильно бил, второй держал удар.

Я нахмурил брови и снова окунулся в волну кача.

Поезд остановился. Избивающий человек в форме вперёд остальных выскочил из вагона. Двое читающих сели на свои места, подперев избитого. Все вели себя так, будто ничего не произошло, продолжая подозрительно смотреть на меня. Или: все вели себя так, будто самое страшное, что здесь произошло, – это я.

Зашли ещё люди. Парня с девушкой потеснила мама с сыном. Женщина сразу обратила внимание на мой рукав и позвала своего мальчика посмотреть на мою руку, давая ему пройти в ту часть вагона, откуда лучше было бы видно узор. В вагон снова вбежал человек в форме, на этот раз с ним был ещё один человек в точно такой же форме.

Поезд тронулся. Женщина стала водить пальцем по надписи на моей руке и что-то объяснять сыну. Двое в форме подошли к уже избитому пассажиру и снова принялись его месить.

Я растерянно смотрел на пассажиров и ловил на себе уже каждый взгляд, который казался мне враждебным. Даже парень в будёновке перестал улыбаться и грозно нопасаранил.

Ромео недобитый снова чихнул в лицо своей тёлке, затем кивнул ей на мой рукав. Она обернулась и точно так же произнесла, кривляясь: «Э-вяу».

Бабушка в платке выглядывала из-за чужих спин, сверлила меня взглядом и крестилась.

Девочка, которой я уступил место, прокралась между другими пассажирами и пнула меня по ноге.

Я ещё сильнее прижался к дверям, твёрдо решив сменить поезд на следующей станции.

Тут мою руку резко оторвали от поручня; я снял с себя наушники и услышал, что мама говорила своему сыну:

– …так не говорят, но так можно сказать. А ещё можно было бы вставить в начало as, но просто bold as revolt – это не ошибка. Это как «такой же смешной, как заводной апельсин» и «смешной, как заводной апельсин».

Я выхватил руку, надел обратно наушники и плотно придавил спиной вандальские тэги и заводскую надпись на дверях.

Постепенно я чувствовал себя всё хуже и хуже, а поезд предательски не останавливался. Не сказать, чтоб на меня так действовала психологическая атака, просто я по натуре ссыкливый…

«Пропустив, как удар по яйцам, в своё сознание психологическую атаку, мне сразу же расхотелось улыбаться, после того как я получил конкретного пня под свою костлявую сраку, выдал трусливый вонючий бздо, обиженно потёр ушибленный попчанский и постарался не вспоминать всё, что было до…» – пытался я сочинять свой рэп, но не мог собраться с мыслями.

Люди начинали сходить с ума. Читающие судорожно перелистывали книги по кругу, постранично. Они бегло просматривали каждую строчку и перелистывали всю книгу с первой и до последней страницы, затем с последней до первой, по-новой – с первой до последней, и так без остановки.

Стоявшие без книг направили свои взоры на меня: одни корчили рожи, другие смеялись, третьи бычились.

Чихарь уже совсем обслюнявил лицо своей девушки, и казалось, у него сейчас голова отвалится, если он ещё раз ей кивнёт в мою сторону. Его спутница не уставая вытиралась, затем корчила рожу и произносила: «Э-вяу».

Бабка в платке крестилась как бешеная, тыча себе в лоб пальцами правой руки с явным намерением сделать у себя во лбу дупло и приютить там белку и дятла.

Девочка, которой я уступил место, бегала вокруг меня и старалась пнуть меня по ноге. У меня не всегда получалось уворачиваться, поэтому некоторые удары приходились прямо на голень. Это сильно раздражало, и я с трудом себя сдерживал, чтоб не ударить её головой об пол. Её мама подошла ко мне, плотно прижалась и стала трясти за плечо. Будёновец уже не махал рукой, а застыл в позе «но пасаран!» и смотрел на меня то ли запоминая, то ли проклиная.

Поезд всё ехал и ехал, набирая скорость, а два человека в форме продолжали бить сидящего пассажира.

Я не понимал, что происходит, и попытался заглянуть через стёкла в следующий и предыдущий вагоны, уворачиваясь от ударов маленькой тупой девочки. В этот момент я серьёзно дал под седло – люди из других вагонов, как рыбы в аквариуме, присосались к стёклам, и их взгляды были направлены на меня.

«Непосредственно на меня, – подумал я. – Твою мать…»

Волнуясь, я прибавил громкости в плеере, пытаясь оградиться от сумасшествия вокруг себя, но это не помогло. Через несколько секунд наушники с меня были сорваны, а рукав снова оказался в лапах той самой женщины, которая опять начала читать надпись вслух.

Я выдернул свою руку, сильно нахмурил брови, пытаясь продемонстрировать на своём лице злость, и стал с силой всех от себя отталкивать. Но на свирепого пса я был совсем не похож, потому что в моих глазах легко можно было прочитать страх и панику, а на штанах заметить тёмное пятно, которое с каждой секундой увеличивалось.

Меня стали хватать за футболку, за волосы и за пирсинг. Я с трудом добрался до связи с машинистом, нажал на кнопку и проорал:

– Машинист! Где станция? Тут люди сходят с ума! На меня весь вагон ополчился. Да отвалите от меня, уроды! – крикнул я, срывая голос. – Остановите поезд! Если я сейчас же не выйду, меня разорвут на китайскую мозаику!!

Поезд стал замедлять ход, люди немножко расступились, читающие оторвались от своих книг и даже двое в форме остановились. Все взгляды были направлены на меня.

Я повернул голову и оказался лицом к лицу с парнем в будёновке. Он мне мило улыбнулся и снова сделал кулаком «но пасаран!» с таким видом, будто мы с ним старые друзья и не виделись много лет.

Поезд остановился, двери раскрылись, меня вытолкнули силой, и я упал на платформу. В меня полетел мусор из банок, пачки из-под сигарет, бутылок и прочий хлам. Я постарался увернуться от них и не сразу обратил внимание, что меня высадили на недостроенной станции. Двери закрылись, поезд медленно поехал. На прощание мне радостно нопасарнул парень в будёновке. Из всех остальных проезжающих мимо меня вагонов на меня молча смотрели люди.

Поезд уехал, стало очень тихо.

Я осмотрелся – станция и правда была недостроенная, но электричество к ней было подведено, хотя свет был очень тусклым. Я побродил по платформе, освещая себе дорогу фонариком из мобильного телефона, и стал ожидать следующий поезд, отгоняя от себя мысли, что здесь больше никто не остановится.

Следующий поезд проехал через минуту. Он не остановился. Я стал ждать другой. Следующий поезд тоже не остановился. Ещё один поезд я попытался остановить сигналом, вращая вытянутой рукой по часовой стрелке, но это было бесполезно. Я плюнул на это бессмысленное занятие и пошёл искать выход наверх.

А его не было. Его не построили.

Я вернулся обратно на платформу и сел в самом центре, смотря на проходящие мимо поезда, продолжая слушать джи рэп и медленно качать головой, пытаясь успокоиться и решить, что делать дальше.

Через некоторое время возле меня остановился поезд, я радостно вскочил и побежал к нему, но из открытых дверей оттуда вытолкнули девушку-неформалку и так же, как меня, грубо забросали мусором. Она что-то крикнула им вслед и показала средний палец. Я подошёл к ней и помог подняться.

На ней была длинная юбка, чёрные густые дреды и тоннели в ушах. Она была очень симпатичной. Я присмотрелся к её сумке и прочитал на ней надпись «Аве». Мы улыбнулись друг другу, взялись за руки и пошли гулять, с каждой секундой всё сильнее влюбляясь друг в друга.

Позже мы нашли себе укромное местечко, назвали его своим домом и стали жить на этой недостроенной станции. Время от времени мимо нас проезжали поезда, но мы не обращали на них внимания, нам было всё равно.

Больше нас никто не трогал и не волновал.

Альтернативная концовка

Я осмотрелся – станция и правда была недостроенная, но электричество к ней было подведено, хотя свет был очень тусклым. Я побродил по платформе, освещая себе дорогу фонариком из мобильного телефона, и стал ожидать следующий поезд, отгоняя от себя мысли, что здесь больше никто не остановится.

Следующий поезд проехал через минуту. Он не остановился. Я стал ждать другой. Следующий поезд тоже не остановился. Ещё один поезд я попытался остановить сигналом, вращая вытянутой рукой по часовой стрелке, но это было бесполезно. Я плюнул на это бессмысленное занятие и пошёл искать выход наверх.

А его не было. Его не построили.

Я встал под тусклый свет лампы, заглянул в дисплей телефона, увидел себя в отражении и широко себе улыбнулся. Мне вдруг вспомнились загадки из детства про супернаглость и суперскорость.

Что такое суперскорость? Это когда бегаешь вокруг столба и умудряешься сам себе засадить в дупел.

А что такое супернаглость? Это когда бежишь навстречу движущемуся локомотиву с криком: «Задавлю!»

Я навалил волюме в плеере до максимума, осторожно спрыгнул на путь, не касаясь контактного рельса, и пошёл в обратном направлении, прочитывая эти слова на каждую сильную долю:

– Супернаглость… суперскорость… супернаглость… суперскорость… супернаглость… суперскорость… супернаглость… суперскорость…

2011 год

Мокрое видео

Максим, двадцать три года

Максим на работе:

– Ну, как бы мы здесь, да? И то, что всё это как бы там, да? Типа, как бы вам это сказать-то, чтоб вы поняли? В общем, как бы да, типа того, ну! Триста сорок пять рублей в кассу оплачивайте, пожалуйста!

Максим с друзьями:

– Да пиздец, ваще, блядь! Я ему, говорю, ты, сука, блядь, говорю, долбоёб, на хуй. Ваще уже охуел, что ли? Ща те паяльник разобью! Бабки давай! Ха-ха-ха!

Максим дома:

– Ну, мам! Я знаю. Мам! Я знаю! Сходить за хлебом, вынести мусор, покормить кота! Нет, мам, я тебе всю зарплату отдал. У меня больше нет денег!

Род занятий: продавец-консультант.

Ирина, двадцать один год

Ирина с друзьями:

– То, что в принципе, как бы, да? Понимаешь? Типа, ты можешь… Ха-ха-ха! То, что в принципе, да! Сущность, как бы, в принципе. Ну, да! Блин! Как бы, да!

Ирина дома:

– Да пошёл ты на хуй, козёл. Скотина ты, папа. Ненавижу тебя! Сволочь, блядь! Сука ты последняя!

Ирина на работе:

– Деньги вперёд! Восемьсот пятьдесят! Нет, блин! Грина!

Чуть позже, с боссом:

– Я поняла. Семьсот. Нет. У меня больше нет! Потом отдам! Хорошо. Да, я знаю. Я и не собиралась кидать.

Род занятий: проститутка.

Михаил, сорок восемь лет

Михаил дома:

– Ну, как бы, это, я ему говорю, в принципе, говорю, ты же, как бы, этот самый, как его? А он мне: да! Понимаешь? Типа, как бы он этот, да? Ну, вот.

Михаил на работе:

– Да ты, сука, дятел опилочный, пидорас, блядь! Мудак выебанный, твою мать! Ну, налево, блядь! Давай пиздуй, калека вонючий! Охуеть можно за рабочий день. С вас триста рублей.

Михаил с друзьями:

– Ну, ребят, ну! Хорошо, завтра, так завтра… Ха-ха-ха! Не вопрос, но сейчас у меня больше нет. Честно. Ну нет! Серьёзно! Завтра, ладно?

Род занятий: таксист.

* * *

Максим возвращался с работы, как всегда, уставший. Работа его абсолютно не радовала. А куда ему идти, если не в магазин? Связей нет. За плечами только гэпа, но если идти работать по специальности – электриком, то зарплата будет раза в два меньше, чем в магазине. Да и не такой уж он хороший электрик. Впрочем, как и продавец… Когда он прошёл метров сто от магазина, его окликнул какой-то незнакомец.

– Максим?

– Да, – последовал ответ.

– Слушай, Максим. Меня зовут Геннадий, – представился незнакомец, протягивая руку.

– Максим, – чуть погодя ответил продавец и пожал её, вглядываясь в лицо незнакомца. – А, я вас помню. Вы сегодня покупали у нас DVD-болванки.

– Хорошая у тебя память, Максим. Знаешь, давай на ты, – предложил Геннадий.

– Давай.

– У меня к тебе есть одно деловое предложение. Я могу тебе доверять? – задал новый вопрос Геннадий. Увидев удивлённое лицо собеседника, поспешил добавить: – Я понимаю, что всё это выглядит странно, но тут такая тема…

– Всё зависит от того, что это за тема, в общем, в принципе, можешь, – отозвался Максим.

– В принципе или могу? – последовал новый вопрос.

– Можешь, – уверенно выдал Максим.

– Отлично, – начал Геннадий. – Я случайно, извини, конечно, подслушал твой разговор с твоим приятелем. Ты вроде пацан нормальный? Короче, тут есть одно дело.

– Чё за дело? – нехотя поинтересовался Максим.

– Лавэ хочешь поднять по-лёгкому? – спросил Геннадий.

– Смотря что нужно делать.

– Есть тут один крендель, девушку у меня увёл. Его надо бы отмудохать, а у меня не особо большой опыт в этих делах, – пояснил Геннадий.

– Чё за тип? – последовал следующий вопрос.

– Да таксист… клеится к моей бабе. Сука! Думает, я ничего не знаю. Я их ещё две недели назад спалил… А, ладно, проехали. Короче, что от тебя требуется: прийти в нужное время куда я скажу и обработать его битой. Бабу не трогай, я с ней сам разберусь. Как я уже сказал, я заплачу.

– Сколько башляешь? – осведомился Максим.

– Десюн, – не стал утомлять его новый знакомый. – Три косаря сейчас, остальное – после дела. Чё найдёшь у таксиста – твоё. Я буду недалеко, рассчитаюсь на месте.

«Хуй знает. Дело, конечно, мутное, хотя навар нормальный. У водилы по-любому в конце дня денег скопится. Может, ещё из тачки чё дёрну. Но и с другой стороны – вдруг подстава. Второй раз мать точно отмазывать не будет».

Прикинув в голове варианты и повертев головой по сторонам, Максим выдал:

– И когда?

– Сегодня вечером, часа через два, сможешь? – отозвался Геннадий.

– Смогу, а обязательно битой? – спросил продавец.

– Ну, хотелось бы, а что, у тебя нет? – поинтересовался Геннадий.

– Найду, – отозвался Максим.

– Ну смотри, а то могу одолжить, – предложил помощь новый знакомый.

– Не надо. Куда приходить?

– Вот адрес, – сказал новый знакомый, протягивая сложенный вчетверо листок, – там всё написано: где, во сколько. Деньги тоже там. Разберёшься, место найдёшь?

– М-м-м… – кивнул Максим, проверяя наличие обещанных денег. – Разберусь.

– Тогда до встречи. Спасибо, что согласился, – поблагодарил его Геннадий.

– Но. Давай, – отозвался Максим, продолжая изучать записку.

В голове вертелась мысль: кинуть или не кинуть?

За пять часов до этого

– Девушка! Здравствуйте! Постойте! У меня к вам интересное предложение!..

Ирина терпеть не могла знакомиться на улице. Ей хватало работы. Она устала от мужиков. Для таких надоедливых у неё была заготовлена грубая фраза: «Отвали, козёл! Я замужем!» – и эффектный показ безымянного пальца с кольцом в жесте, отдалённо напоминавшем неприличный.

Но этот молодой человек ей показался необычным в отличие от остальных. Чем-то он к себе притягивал, а может, надежда умирает последней и она до сих пор надеется? Конечно, она хочет выбиться в люди, выйти замуж за нормального мужчину, рожать детей. В конце концов, попытка – не пытка.

– И какое у вас предложение? – кокетливо спросила она, собрав весь свой талант актрисы в кулак и пряча фальшивое колечко от его глаз.

– Я… э… Вадим, – протянув руку, представился молодой человек.

– Ирина, – сказала она, пожав руку, при этом отмечая про себя, как вовремя она спрятала кольцо.

– Ирина, очень приятно! Я – кинорежиссёр! Предлагаю вам с…

– Прийти на кастинг и попробоваться на роль, что ли? – с сарказмом спросила она, перебив парня. – Опять кастинг? А то ты типа первый такой шустрый? Была я уже на таких кастингах, дальше него дело не пойдёт! На халяву потрахаться хочешь, да? Так и скажи. А то – режиссёр, предлагаю, – насмешливо добавила она. – Мог бы придумать и что-нибудь пооригинальней, на режиссёра не тянешь.

– Эх, Ирина. Зачем же вы так? Вы меня неправильно поняли, – проговорил разочарованно Вадим. – Может, вы мне всё-таки дадите шанс и позволите договорить мысль до конца?

– Попробуйте, – отозвалась проститутка, продолжая скептически разглядывать молодого парня.

– Я – режиссёр порнофильмов, хотел вам предложить сняться…

– В порнухе? – удивлённо спросила проститутка, не скрывая улыбки, снова перебивая Вадима.

– Ну да! А что в этом такого? – непонимающе спросил молодой режиссёр. – Вы замужем? Не любите порнофильмы или из религиозных соображений не хотите?

– Вы серьёзно? И что там надо делать? – с любопытством спросила Ирина, прекрасно зная, что там надо делать. Как что? Трахаться перед камерой, разумеется. Вот что!

– Послушайте, Ирина, вы никуда не торопитесь? Позвольте угостить вас лимонадом, соком или кофе, и за столиком в каком-нибудь кафе я расскажу вам, что там надо делать, и, естественно, отвечу на любые ваши вопросы.

спустя пять минут

– Вадим, давай на «ты», – предложила Ирина. Когда тот кивнул, она продолжила: – Ты мне, как бы, предлагаешь сняться в порнофильме. Ты – режиссёр, хотя я тебе не верю. А расскажи-ка мне, режиссёр, для начала, что это за фильм, сколько ты уже отснял таких фильмов, как их снимать и хоть что-нибудь о себе, чтобы я поверила твоим намерениям. И вообще, вы всех актрис так находите?

– О себе? Ну, мне двадцать семь лет, – чуть помешкав, начал Вадим. – Это мой шестой фильм. Фильм будет о любви, ревности, любовных переживаниях. А что именно я должен тебе рассказать, чтобы ты мне поверила? – вдруг спросил он. – И вообще, как, по-твоему, выглядят порнорежиссёры?

– Бородатые! – хихикнула девушка. – Расскажи хотя бы, как снимаются такие фильмы. Вкратце. Сколько получают задействованные лица, а потом подробней о своём кине.

– Как снимаются? Тогда поверишь? А зачем тебе это? Тоже хочешь стать режиссёром? – с улыбкой провёл серию вопросов Вадим.

– Не, ну мне, как бы, интересно, – с улыбкой ответила проститутка.

– Как бы? – переспросил Вадим.

– Интересно, – кивнула она. – Должна же я иметь представление о том, с чем могу связаться.

– Как снимают порно? – удивился Вадим. – Ну как? Сначала продюсер заказывает режиссёру фильм и оговаривает его время, что там должно быть…

– В смысле? – не поняла девушка.

– Ну там… групповичок, лесбиянки. Час обычного секса, полчаса извращённого, сколько чего, – пояснил он. – Даёт определённую сумму, потом режиссёр начинает писать сценарий: где что должно происходить. Потом смотрит на фотки актёров, выбирает нужных. Или же специальные люди набирают актёров на дискотеках, в университетах, – Вадим посмотрел на Ирину и добавил: – Наш случай – исключение.

– Я поняла, – отозвалась та, отпивая лимонад из стаканчика. – И что, соглашаются?

– Ну да – быстрые и относительно лёгкие деньги, – продолжил Вадим. – Ещё арендуется место, если надо – реквизит и, когда набраны все актрисы, согласовывается график их месячных, чтобы не тупить. Съёмки желательно закончить как можно быстрее, чтобы не платить много за аренду места.

– И сколько получают? – поинтересовалась Ирина.

– Парни, конечно же, меньше, потому что их легче найти. Они за день съёмок могут получать до трёхсот баксов. Девушки до шестисот, но за шесть сотен актриса должна быть согласна на многое.

– Например? – не унималась девушка.

– На многое, – повторил молодой режиссёр. – Иногда для… а впрочем, это мелочь.

– Что за мелочь? Мне же интересно! – не унималась проститутка.

– Да так, мелочь. Актёры постоянно проверяются на венерические болезни, – продолжил Вадим. – Когда всё снято, то делается монтаж, накладываются эффекты, чтобы все думали, что это настоящий качественный видеофильм.

– Слушай, Вадик, а как парни в таких фильмах могут так долго, ну… это самое? – задала новый вопрос Ира.

– Что – это самое? – Вадик улыбнулся.

– Ты понял.

– Нет.

– Ну что ты?

– Говори открыто, мы взрослые люди.

– Блин! Трахаться!

– Так бы сразу, – довольно ответил Вадик. – Актёры тоже люди, могут нервничать, любая мелочь может уронить их орудие. Их приборы натираются специальными кремами или в них делаются инъекции, чтобы стояли подолгу. А девушкам, чтобы блестело, натирают маслами.

– Ах вот оно что, – разочарованно протянула Ира, – а я-то думала, они профи.

– Девушек они удовлетворять умеют, – заверил её Вадим. – К тому же к таким способам не всегда прибегают. Есть до невозможного озабоченные кадры, которых возбуждает всего лишь одно слово – «трусики». У них сразу всё становится торчком, и они могут в любом месте, в любой позе, в любых условиях, с кем угодно и сколько надо.

– Ого! – удивилась девушка и подумала про себя: «Надеюсь, мне такие кадры в работе не встретятся».

– Но таких, конечно, очень мало, – поспешил добавить Вадик.

– Ясно. Это всё? – снова спросила Ирина.

– В общих чертах – да, – ответил Вадим. – Есть ещё, конечно, масса всяких заморочек, но о них, я думаю, тебе будет неинтересно слушать.

– А о своём фильме? – продолжила допрос заинтересовавшаяся проститутка. – Кого я там должна играть?

– Как я уже говорил, фильм будет о любви, – продолжил Вадим, с радостью подметив для себя заинтересованность Иры. – Молодая девушка ссорится со своим парнем, уходит от него и идёт «налево», изменяя ему с каждым понравившимся ей мужиком. Попадает в разные тусовки, знакомится с новыми людьми. Парень, переживая эту ссору, идёт её искать, тоже не теряя зря времени. Параллельно в девушку влюбляется ещё один молодой человек, но она ему отказывает, потому как он ей противен, и он начинает её преследовать, не оставляя в покое. В итоге девушка, чтобы добраться до очередного места веселья, берёт такси, но таксист её хочет изнасиловать и увозит в какой-то гараж. Там начинает её трах… заниматься с ней грубым сексом против её воли – насиловать, короче. В этот момент врывается её обожатель, начинается драка. Девушка кричит, плачет. Но тут внезапно появляется её парень и убивает насильников. Все распри забыты, и они прямо там мирятся и занимаются любовью. Конец!

– Да уж, захватывающий сюжет, – засмеялась проститутка. – Одна сплошная интрига. И кого я должна буду играть?

– А ты согласна? – обрадовался Вадим. – Главную героиню, конечно же! На главную роль я представлял девушку с чертами лица, как у тебя, а главная мужская роль – моя, – похвастался режиссёр.

– Ты тоже снимаешься? И со сколькими я должна буду… – полюбопытствовала девушка.

– На дискотеке с двумя парнями, потом сцена с одной девушкой, и со мной, конечно же, последняя сцена, – загибая пальцы, посчитал Вадим.

– А куда меня будут трахать? – смеясь, спросила Ирина.

– А куда разрешишь? По сценарию – во всё, что можно. А что, у тебя какие-то проблемы с сексом? Закомплексованность? – тревожно спросил Вадик.

– Нет. И сколько мне заплатят? – всё никак не унималась проститутка.

– Две с половиной штуки баксов, если ты согласишься на все планы, – ответил парень, – за две недели съёмок.

– Если четырнадцать умножить на шестьсот, получится гораздо больше двух с половиной, – сказала Ирина.

– Так, минутку! – Вадик жестом показал, что всё хорошо. – Во-первых, ты без имени, во-вторых, ты без опыта. В-третьих, ещё неизвестно, как ты будешь играть перед камерой. В-четвёртых, две с половиной штуки за две недели – хорошие деньги даже для модели, которая регулярно снимается. Что думаешь?

– Убедительно. Попробовать можно. А когда съёмки? – последовал следующий вопрос.

– Вообще-то, по графику сегодня репетиция.

– Репетиция? Ещё и репетиции бывают? – удивилась девушка.

– Ну да! Там, кстати, и знакомятся актёры, если ещё не знакомы, – пояснил Вадим.

– А как я буду без сценария репетировать? – забеспокоилась Ира.

– А я тебе на месте всё дам, – успокоил её Вадик.

– Слушай, а у вас заключаются какие-то контракты или что?.. – неожиданно спросила проститутка.

– Да. Очень многие, кстати, оговаривают в них, что согласны сниматься при условии, что этот фильм уйдёт на экспорт за границу и в нашей стране его никто не увидит, – ответил Вадим скороговоркой, словно ждал этого вопроса уже полчаса. – Просто в наших фильмах иногда снимаются замужние дамы.

– Даже так? – усмехнулась девушка. – И во сколько сегодня?

– Часов в девять. Будем репетировать последнюю сцену, самый конец. Я решил начать съёмки с конца. Оставь номер телефона, я тебе позвоню около половины восьмого, договоримся уже точно, – сказал молодой режиссёр.

– Слушай, Вадик, а ты, как режиссёр, со многими актрисами спишь?

– Бывает иногда, – уклончиво ответил он. – Но – редко. Порномодели ведь не проститутки. У меня с ними секс может быть либо на съёмочной площадке, либо по взаимному влечению. Так ты согласна?

– Да. Было бы интересно попробовать. Новый опыт, все дела. А знакомство с актёрами? Мой график месячных? А может, я «спидозная»? – не унималась девушка.

– Да на репетиции познакомишься, там и контракт заключим. Сейчас же у тебя нет месячных? На половухи тебя тоже проверим, надеюсь, с последним ты пошутила, – по порядку ответил Вадик. – Я тебе позвоню и расскажу, что надо делать, – сразу же добавил он.

– Пошутила, – кивнула Ира. – Записывай.

Взяв номер телефона, Вадик поблагодарил новую актрису, оставил деньги за напитки на столе и быстро куда-то удалился. Ирина ещё немного посидела за столиком, допивая лимонад, потом встала и пошла готовиться к вечеру.

«Как-то слишком всё гладко. А как ещё должно быть? Как вообще бывает и происходит?» – в голове вертелась целая куча мыслей и вопросов. Но один вопрос не давал ей покоя явно: может, вот он – шанс?..

Спустя полтора часа

Михаил всегда матерился при пассажирах, как бы они его ни просили не материться. Молчал он только тогда, когда какие-нибудь дамы намекали, что будут жаловаться начальству, но как только они выходили, а на их место садились новые пассажиры, таксист сначала высмеивал перед новыми предыдущих «дурёх», которые только что ехали, а потом – про политику, футбол, жизнь и так далее.

Сегодня таксиста спас не пойми откуда взявшийся пассажир – молодой парень. Михаил уже устал от своих друзей-пьянчуг, но был им должен. Он ведь и сам только недавно вышел «из пике».

«Эти просто так не отстанут. Нужно будет отдать всё до конца. Как они только нашли меня на работе? Я же езжу по всему городу».

– Извините, вы свободны? – спросил молодой человек, оглядывая испуганного таксиста в окружении троих мужчин.

– Да, – немного подумав, ответил тот, и со словами: «Мне надо работать» прошёл мимо компании, кивая пассажиру на свободное место и садясь в машину на место водителя.

– Куда прикажете? – рассеянно пробормотал он.

– А давайте сначала отъедем подальше, а там посмотрим, – отозвался пассажир.

– Как скажете, – кивнул водитель.

Проехав несколько минут в полной тишине, молодой человек начал разговор.

– Василий, – представился пассажир.

– Михаил, – тихо отозвался водитель.

– Послушайте, Михаил, – начал пассажир. – Я тут случайно услышал, простите, пожалуйста, мне мою бестактность, что вы должны деньги, а сколько, не скажете?

– А вам-то что? – огрызнулся таксист и добавил: – Куда дальше?

– Прямо пока. Я могу вам помочь.

– Дать взаймы, что ль? – недоверчиво буркнул Михаил.

– Нет, ну что вы! – смутился Василий. – Я мог бы вам, скажем, предложить работу на сегодняшний вечер. Такой небольшой калымчик. Сегодня же с вами расплатился бы, чтоб вы завтра рассчитались со своими знакомыми. Так сколько, или всё-таки секрет фирмы?

– Восемь тысяч, – неохотно отозвался водитель.

– Чего?

– Рублей.

– Замечательно.

– Извините, но я не разделяю вашу радость.

– Вы согласны на калым?

– А что я должен буду делать?

– Да дело-то вот в чём, – начал необычный пассажир. – У меня есть девушка. Мне нужно проверить, изменяет она мне или нет. Друзья говорят, что она крутит за моей спиной романы. Ваша задача – подвезти её и меня, конечно же, в одно место сегодня вечером. Когда приедем на место, я вас покину – якобы пойду за деньгами, чтобы вам отдать, при себе у меня их, конечно же, не будет. Вы выйдете из машины и начнёте приставать к ней, а я понаблюдаю незаметно со стороны. Если она начнёт кричать, то я, естественно, быстро выбегу, мы ей всё объясним, я вам заплачу обещанную сумму – всё хорошо. Если нет – я, опять же, выбегу, прерву все прелюбодействия, заплачу вам, вы, Михаил, уедете, обязательно сказав, что она первая к вам полезла, а я останусь выяснять со своей девушкой отношения. Ну как, согласны?

– Подумать надо, – начал мямлить таксист. – Я, как бы, женат, и у меня, в принципе, есть дети.

– Как бы женат? – не понял Василий.

– Женат! – таксист показал обручальное кольцо на безымянном пальце.

– Да ладно вам, Михаил! Просто полапаете её, позажимаетесь. Ничего особенного. Это и изменой-то назвать сложно!..

– Сейчас куда? – перешёл на другую тему Михаил.

– Налево сверните, пожалуйста. Михаил, соглашайтесь, ну! Я вам даже дам десять тысяч, чтоб вы смогли отдать долг и себе ещё немного оставить, – продолжал уговаривать пассажир. – Я отниму у вас всего полтора часа времени и хорошо заплачу.

– А если она, ну, это самое, как его, станет со мной, ну, это самое? Тогда что? – задал вопрос водитель.

– Как я уже сказал, я выбегу, всё это остановлю, отдам ваши честно заработанные деньги – и вы уедете, – терпеливо пояснил необычный пассажир. – Я даю неплохую возможность подзаработать.

– Ладно, – нехотя согласился таксист. – В принципе, можно попробовать. Говорите место и время, куда подъехать.

– Ну это уже совсем другой коленкор, Михаил! Дайте мне ваш номер телефона, около половины восьмого я вам позвоню, там и договоримся! Идёт?

– Нормально, – кивнул Михаил.

– Знаете что? А лучше высадите меня вот прямо здесь! – неожиданно потребовал странный пассажир.

– Как скажете, – ответил водитель и остановил машину.

Записав номер телефона, Василий расплатился с таксистом, вышел из машины и скрылся во дворах. Михаил несколько минут о чём-то думал, стуча пальцами по рулю.

«Позвонит или не позвонит? Эх, надо было попросить аванс. Хотя зачем наглеть? Я же ничего не теряю».

Его мысли прервала рация, диспетчер отправляла машину на новый адрес.

– Ебучая пьянка! – ругнулся таксист, развернул машину и поехал на вызов.

Спустя три часа

– Алло, Ириш? Это Вадик. Ну, готова? Да, давай, бери график, всю фигню. Где тебя подобрать? Хорошо. В половине девятого. Будет такси. Таксист тоже актёр, он как раз и должен будет к тебе приставать. В общем, как приедем, сразу же начнём репетировать. Да, контракт тоже там заключим. Ну, готовься. Пока. В половине девятого!

– Алло, Михаил? Это Василий. Давайте там, где вы меня высадили сегодня. Помните? Отлично. В восемь, нормально? Да, как договаривались. Конечно, за вызов такси – это само собой разумеется. Ну всё, до встречи!

Машина приехала ровно в назначенное время. Странный пассажир уже ждал.

– Здрасьте ещё раз, – сказал он, садясь в такси.

– Здрасьте, – отозвался хмурый водитель.

Пассажир объяснил Михаилу, куда нужно ехать, и они тронулись с места.

Ирина волновалась. Она не знала, что надеть. Она не знала, как накраситься.

«А может, у них свои гримёры? Вадик про это ничего не сказал, а я и не спрашивала. Интересно, а они знают о моей профессии? Вот дура! Надо было спросить, а может, ему меня кто-то посоветовал. А я уши развесила! Неужели так и находят актрис?»

В этих раздумьях она решила всё-таки надеть «не очень длинную юбочку и не очень яркую маечку». Вместо колготок она решила надеть чулки. Да и какая разница, что надевать? Ведь почти у всех порноактёров костюм один – королевский.

Краситься стала, но не сильно. В назначенное место Ирина пришла гораздо раньше половины девятого.

«Шестьсот долларов за день? Что там нужно делать за такие деньги? Да у меня, блин, постоянная практика. Мне бояться нечего. Другое дело – нужно уметь работать перед камерой, но сегодня же только репетиция. А разве эти люди упустят возможность лишний раз потрахаться? Неееет, по-любому, хотя Вадик прикольный. Может, у нас что-то будет дальше? А вдруг получится? С порнорежиссёром? Вряд ли…»

Из резко притормозившего возле неё такси вышел Вадик.

– Привет, – поздоровался он. – Готова?

– Да, – отозвалась та и, не сдержавшись, улыбнулась: – Волнуюсь.

– Пройдёт. Прошу! – сказал он, раскрывая переднюю дверцу машины. – Лимузин для дамы подан.

Ира, улыбнувшись, села в машину. Вадик сел на заднее сиденье.

– Ирина, – растерянно представилась она таксисту.

– Очень приятно. Михаил, – ответил водитель как можно увереннее, откашлявшись.

– Вот и познакомились! – отозвался находившийся на заднем сиденье молодой человек. – Шеф, трогай! – добавил он радостным тоном.

Пока ехали, почти молчали. Лишь изредка пассажир сзади подавал голос, направляя водителя в нужное место.

«Наверное, не только замужние бабы снимаются у Вадика. Ещё и женатые мужики. Он совсем не похож на порноактёра. Да и спрашивать неудобно. Будто совсем отчаялся и понял, что дадут ему только в порнухе. На старости лет решил жене изменить. Как он будет после этого детям в глаза смотреть? Они ведь у него наверняка есть. А я как буду, если появятся? Ладно, на месте посмотрим что будет, там всё расспрошу подробней».

«Странная девушка у этого Васи. Больше похожа на шлюху. Как мне к ней приставать? Сдаётся мне, она не откажет. Неудобно будет перед ним. Я с ней буду зажиматься, а он будет смотреть, да ещё и денег заплатит. Может, они извращенцы? Ладно, если что, монтировка под рукой».

– Приехали! – раздался радостный голос с заднего сиденья. – Михаил, вот в этот гараж заезжайте, пожалуйста.

Открывая ворота и запуская машину в гараж, парень постоянно оглядывался по сторонам, будто кого-то высматривая. Когда машина заехала, он закрыл ворота. Гараж был просторный. Не для одной машины явно. Ирина вышла, огляделась и случайно обронила:

– Мрачное место!

– А то! – весело отозвался Вадик. – Сцена-то психологическая. Так, вы располагайтесь, а я сейчас приду, – сказал он, незаметно кивая таксисту.

– М-да… – взволнованно протянула проститутка.

Какое-то время прошло без звуков.

– Ирочка, а вы где работаете? – нарушив молчание, спросил Михаил, медленно приближаясь к ней. «А что тянуть-то, – думал он. – Лучше поскорее всё сделать, взять деньги, да домой ехать».

– Да так, где придётся, – уклончиво ответила она.

– А вы давно с Васей вместе? – пытался завязать разговор таксист.

Ирина нахмурила брови и хотела спросить «С каким Васей?» – но ощутив, как грубая рука лезет к ней под юбку, неожиданно вскрикнула.

– Эй! Что вы делаете? – но, одёрнув себя на мысли, что это репетиция и перед камерой такие возгласы непозволительны, она разрешила ему пробиваться дальше.

Одной рукой таксист грубо схватил девушку за грудь и стал её мять, вторая его рука незаметно скользнула в трусики, начиная гладить их содержимое. Затем девушка почувствовала его тяжёлое дыхание возле своего уха и тоже начала входить в свою роль.

Гладя своей рукой его брюки в области паха, она медленно расстегнула ему ширинку, затем пустила туда свою руку, отмечая про себя, что не такой уж большой у этого актёра член и вообще не так уж он уверенно держится для порноактёра. Руки у него почему-то трясутся. Может, он тоже дебютант? Хозяйничая своей рукой в его штанах, она начала прижиматься к Михаилу.

Михаил уже не мог этого выносить. Он знал, что за ним наблюдал Василий, и уже молил Бога, чтобы тот поскорее вышел и начал разбираться со своей похотливой шлюшкой. Он уже хотел прекратить это всё, но Ирина вдруг подарила ему долгий возбуждающий поцелуй.

«А может, он не видит?» – мелькнула мысль в голове водителя.

Ирина медленно начала опускаться, беря его член в рот.

«А как ещё начинать? – вертелось в её голове. – Нужно произвести хорошее впечатление. А может, они знают обо мне больше?»

Михаил про себя уже рвал глотку. Он хотел прекратить неожиданное прелюбодеяние, но боялся, что Василий не заплатит. Ещё не хватало ему кончить в рот этой шлюхе. «Интересно, а после этого обещанные деньги будут?»

Ирина умела делать минет. Профессия обязывала. Закончив сосать, она поднялась и хотела уже снять трусики, как вдруг их репетицию прервал грубый незнакомый голос.

– Эй, мужик! Девушку оставь! – сказал непонятно откуда взявшийся незнакомец. Быстрыми шагами он направлялся к парочке, в его руках была чёрная бейсбольная бита.

Не успев сообразить, что происходит, Михаил получил сильный удар битой по колену и, закричав от боли, упал на бетонный пол. Незнакомец на этом не остановился. Вскользь глянув на ошеломлённую девушку, он продолжил избивать битой таксиста, иногда пиная его ногами. Молча, без слов. Таксист всякий раз, когда получал удар, вскрикивал от боли, судорожно шаря в открытой машине.

Не ожидавшая такого поворота событий проститутка отошла на несколько шагов назад, продолжая наблюдать избиение и абсолютно не понимая, что ей сейчас делать. Что-то тут уже не срасталось. Кто это такой? Тот, третий?

Наконец-то нашарив нужный предмет в машине, Михаил сумел увернуться от очередного удара битой и нанёс нападавшему из лежачего положения резкий удар монтировкой по ноге.

– Ах ты, сука! – вскрикнул нападавший и принялся ещё сильнее избивать лежачего.

Отбиваться монтировкой Михаилу уже было сложно. Он даже не мог её удержать в руках. Собравшись из последних сил, полуживой таксист закричал: «Вася, помоги!» Но на его крик о помощи никто не обратил внимания.

Поняв, что драка настоящая, Ирина тоже начала истерично кричать и звать на помощь Вадима. К глазам подступили слёзы. Она не знала, что делать. Репетиция была более чем реальна.

Вдруг на горизонте появился ещё один незнакомец. Он быстрыми шагами направлялся к дерущимся. В его руке был виден пистолет, лицо же закрывала чёрная маска с прорезями для глаз и рта. Быстро подойдя к машине, он хладнокровно выстрелил в затылок активно работавшему битой отморозку.

Брызги крови вместе с мозгами разлетелись в разные стороны, попав как на стрелявшего в маске, так и на избитого таксиста. Нападавший рухнул, продолжая биться в конвульсиях, но человек с оружием и не думал заканчивать на этом. Наведя пистолет на избитого таксиста и не обращая внимания на его крик, он выстрелил ему в лоб, выбив содержимое его головы на бетонный пол.

Увидев два убийства, Ирина встала как вкопанная, обмочившись от страха. Когда человек с пистолетом повернулся к ней, она закричала так громко, как только могла, и бросилась бежать, но человек в маске догнал её сразу же и повёл за руку назад, к машине и трупам. Девушка, не переставая истерично кричать, начала вырываться, но всё было бесполезно. Тут она услышала знакомый голос.

– Успокойся! Это я, Вадик! – зашептал он ей на ухо. – Давай, играй! Ты прекрасная актриса! Они же не убиты, они просто притворяются. Я включил камеры! Экшн! Не останавливайся, прошу тебя, может, удастся с первого дубля снять! Продолжай, Ирочка!

Ирина взглянула на притворявшихся актёров. Застывший ужас на лице таксиста внушал соответственные чувства. А она-то думала, неуверенно играет.

Вадим подсадил её на капот автомобиля и, не снимая маски, принялся страстно целовать в шею, губы. Ирина не стала себя долго уговаривать и тоже начала изображать страсть, как могла, но после такого шока получалось у неё не очень убедительно.

Отбросив пистолет в сторону, Вадик принялся расстёгивать проститутке лифчик. Ира помогла его с себя снять и принялась надрачивать член Вадику. Поласкав грудь девушки, Вадик начал стягивать с неё трусики, довольно отмечая про себя, что она описалась. Спустив с себя джинсы и надев презерватив, он вошёл в неё.

«Этот точно профессионал, – пронеслось в голове у девушки, – и прибор у него что надо».

Вадик начал с осторожных движений, постепенно ускоряя темп. Ира была довольна, но не могла расслабиться до конца. Ей не давали покоя убитые, вернее, живые.

«Прямо при них, что ли? – думала она. – Интересно, как долго они смогут так притворяться?»

Спустя какое-то время Вадик остановился, потянул девушку за руку, развернул к себе спиной и, загнув её, вошёл снова. Ирина тоже двигалась и старалась попадать в темп режиссёра, слегка постанывая.

Вдруг в голове возникла мысль: «Где камеры?» Ира повертела головой в поисках хоть какого-то их подобия. Взор упал на неизвестного с битой – она вдруг заметила в его голове внушительную дыру и кусочки мозга рядом. Поняв, что он мёртв по-настоящему и что здесь происходит на самом деле, она начала вырываться, но крепкая хватка Вадика, скрутившего ей руки за спиной, не дала ей этого сделать.

От бессилия бедная девушка начала плакать и умолять: «Пожалуйста, не надо!» – но маньяк не обращал на это никакого внимания, а, наоборот, возбуждался ещё больше. Взяв мокрые трусики девушки, Вадик силой засунул их ей в рот, схватил жертву за горло и принялся душить. Ира начала хрипеть и мычать.

Вскоре она получила новую волну боли – Вадим наслаждался анальным сексом. Проститутка плакала, заполняя мрачное место действия прерывистыми всхлипами. Через некоторое время насильник кончил, но отпускать девушку даже и не думал.

Сильно ударив Иру головой о капот, он надел штаны и достал из кармана огромный нож. Девушка медленно сползала на бетонный пол, оставляя шлейф крови на холодном металле.

Подняв лишённую сил актрису, режиссёр приставил к её горлу острое лезвие. Несколько секунд он смотрел ей в глаза, потом резким движением вонзил холодное оружие в живот. Девушка выдохнула и начала вырываться из последних сил, на крик сил не осталось. Вадим начал её резать быстрыми движениями, не обращая внимания на кровь.

После того как девушка умерла, он посмотрел на все трупы и начал их раздевать догола. Когда с одеждой было покончено, Вадик переместил тела поближе друг к другу и куда-то вышел.

Вернувшись через несколько секунд с бензопилой, он начал расчленять тела жертв одно за другим. Закончив, откинул бензопилу в сторону, выпрямился во весь рост и громко произнёс: «Стоп! Снято!» – и ушёл из кадра.

Спустя полминуты постепенно выключились одна за другой все четыре камеры, снимавшие весь этот ужас.

* * *

– Меня зовут Лондон. Я режиссёр порнофильмов. Только я снимаю не просто секс. Я снимаю секс с убийством. Настоящим убийством. Я полностью посвятил себя этому жанру. Мои фильмы – это шедевры, а сам я – гений. Смекаешь? Пока я жив, этот жанр будет развиваться. Я не отдаю эти фильмы никому. Это мой личный архив. Конечно, если бы я работал с кем-нибудь в команде, то мне не приходилось бы ТАК находить себе актёров. Было бы легче и безопаснее. Но, работая в команде, нужно быть полностью уверенным в партнёрах, с которыми сотрудничаешь. А я ни с кем не общаюсь, потому что никому не доверяю. Я один такой. Усёк? Я стараюсь продумать всё до самых мелочей.

Что? Зачем я снимаю такие фильмы? А потому, что мне так нравится, я хочу. Понимаешь, своими фильмами я двигаюсь сразу же в нескольких направлениях. Я крутой! В первую очередь – я развиваю этот жанр и создаю историю. А во вторую… Ты посмотри, кого я убиваю в своих фильмах. Это же чернь! Они даже толком не могут свои мысли выразить без мусора. Понимаешь? Такие делают всё, чтобы жизнь стала как можно хуже. Эти люди заставляют деградировать реальность. Они выродки! Ты здесь ещё?

Этот бык… Он же забирает деньги у тех, кто слабее его! Тупой идиот! Его легко было заманить, на него я, кстати, так же, как и на таксиста, набрёл случайно. Пошёл покупать диски для своих фильмов, а продавец-то – то, что надо! Дав ему листок с адресом, я был уверен, что он придёт на дело с ним, чтобы лишний раз не запоминать ненужные ему цифры и буквы. Хорошо. Кому-то одной зацепкой меньше. Прибыв на место, я сразу же увидел его возле дерева. Как только я оставил своих главных героев наедине, я пошёл, включил камеры, подождал несколько минут и впустил этого дебила.

Шлюху было заманить сложнее всего. Она была дотошной. Когда я её увидел, то сразу понял, что именно она мне нужна. У неё были такие шлюховские глаза и лицо с проблядью… Но ведь она мечтала о прекрасной жизни. Увидев её, я сразу всё продумал. Я понял – уговорю её, замучу всё дело. Я ей наплёл, что в голову пришло, прикинь! Правда, чуть не прокололся: хотел сказать, что когда снимают крупные извращённые планы, то некоторые зовут шлюх. Она бы всё не так поняла. Кто в наше время не знает, как снимается порнуха? Тупица, поверила во всё. Даже не обратила внимания на мои пробелы в некоторых вопросах.

А таксист – вообще находка. Мне повезло с ним. Алкаш старый. Тебе не интересно, что ли? На меня смотри. Эй! Держи себя в руках, ты же мужик. Сознание не теряй! Слушаешь? Я могу продолжать? Ой, спасибо, что уделяешь мне своё драгоценное время. Урод!

Всем троим нужны были деньги, таким людям деньги нужны всегда, понимаешь? Они все дешёвки, и это большой шанс для меня, которым я всегда пользуюсь. Им нужны деньги – я предлагаю лёгкую работу. Всё.

Отсняв свою картину, я обыскал трупы, всё, что надо, уничтожил. Трупы я обычно сжигаю вместе с их реквизитом, кого-то просто закапываю в лесу. И каждый раз всё больше и больше убеждаюсь, что их никто не ищет. А кому они нужны? Сам подумай! Но! К ним ко всем я отношусь как к актёрам, а актёру же просто за счастье умереть на сцене, на съёмочной площадке.

Этот фильм я назову «Кровавое такси», но сначала, конечно же, я его смонтирую. Как я гениально выбираю ракурсы для съёмок, да? Ну скажи же! Возможно, я захочу сделать трилогию. Я – золото! Веришь? И пока меня не поймают, я буду творить. Снафф! Сна… Ты умер уже, что ли? Эй, подружка, – Лондон повернулся к клетке с девушкой. – Ухажёр-то твой – слабак, оказывается! Ладно, придётся тебе слушать сказку на ночь. Расскажу тебе о своих достижениях, детка. Так и быть уж, уговорила.

Он подошёл к клетке, в которой сидела зарёванная полуголая девушка, открыл ключом дверцу, вытащил за волосы жертву и посадил рядом с трупом.

– Вот когда я снимал «Обнажённое расчленение» – это было шоу…

2006 год

Сосать!

Вот так всё начиналось – тривиально и грустно: меня бросила девушка, уволили с работы и поставили на бабки буквально не за хуй.

По телевизору говорили, что маленькая Варя умрёт от лейкоза, если ей не сделают дорогую операцию; в каком-то супермаркете террористы взяли в заложники покупателей; где-то разбился пассажирский самолёт…

Безусловно, это горько осознавать, но только тогда, когда у тебя больше нет проблем в этой жизни. А у меня они есть. И мне глубоко похуй на теракты, несчастные случаи и Варю, потому что если я не найду бабки к завтрашнему дню, то сам стану умирающей Варей в пассажирском самолёте, захваченном террористами, который вот-вот распидорасит собой небоскрёб.

Я брёл с работы, как в очко обиженный, не зная, куда податься. Я думал, шеф разрулит мою проблему, но после того, как он узнал о нашем сексе с его дочкой в его машине… Потом в его доме, потом в его офисе, потом в другой его машине.

В итоге статья с увольнением в трудовой книжке мне была обеспечена. Хотя что тут такого? Развелось тупых папаш, на своих дочурок даже взглянуть не дают. Известная ситуация – никому не дам потрогать свою дочку, потому что я её сам буду дрюкать. Почти что Электры комплекс, только наоборот – тупая родительская ревность на грани инцеста.

А влетел я на деньги, кстати, как раз из-за своей девушки. Теперь уже бывшей. Дура! В этом смешно, конечно, признаваться, но всеми излюбленное выражение «от пизды базар не катит» не помогло мне отмазаться. Хы-хы. Как удивительно всё вышло: Маша допизделась, подставила меня, а когда я ей высказал всё, что думаю по этому поводу, послала куда подальше. Я должен, странно, что не Маша. А на следующее утро уволен, не успев прийти на работу. Ещё хочу добавить, что моя бывшая девушка и есть дочка шефа, она же и сдала нас после ссоры.

Вот я иду, такой неудачник, домой; думаю, где взять бабки; иду обычным маршрутом с работы, сжимая в кармане расчёт. Если бы я не затупил – не стал бы ругаться, то наверняка денег, которые мне недоплатили при увольнении, хватило бы, чтобы отдать мой смешной долг. Да не, не хватило бы. Но искать пришлось бы меньше, это факт.

А если бы шеф не узнал о моих делах любовных, то он бы всё разрулил и не пришлось бы вообще искать филы, чтобы отдать их Саймону-уёбку. Или?.. А что ему Маша про меня такого сказала, что он меня сразу же уволил?

Я перебирал варианты, думал, прикидывал шансы, искал лазейки, ссал и срал в штаны от страха и незаметно очутился в своём подъезде, вызвал лифт…

…Когда двери лифта раскрылись, я не сразу заметил, что там кто-то есть. Я подумал, что это не я вызвал лифт, а кто-то спускался вниз. Я стал ждать, пока этот кто-то выйдет, но он не выходил. Краем глаза я увидел, что человек не стоит в лифте, а…

…Оторвавшись от своих философских раздумий на тему «За что?», «Как быть?» и «Почему я?» – я повернул голову в сторону кабины лифта…

_Ё_Б_

_Т_В_О_Ю_

_М_О_Ю_

_И_И_С_У_С_А_

_И_

_Х_У_Й_

_З_Н_А_Е_Т_

_Е_Щ_Ё_

_Ч_Ь_Ю_

_М_А_Т_Ь_

На полу кабины лифта лежал Саймон, привалившись спиной к стене. У меня нет медицинского образования, но это не помешало мне определить, что Саймон был мёртв. В нём было три дырки, не считая тех, что были просверлены при рождении.

Бляхо, меня вырвало завтраком прямо на Саймона. Я до сих пор ещё не осознал до конца, что случилось. Следом вырвало снова, уже оттого, что вкус блевоты был противен. Я несколько раз сплюнул на ноги трупа и чуть не блеванул опять.

Не думаю, что это можно назвать издевательством, поскольку кабинка лифта маленькая, Саймон, сука, здоровый бык и у меня не получилось выкроить местечко для своей рвотной массы. Да и удовольствия я особого не получил, выворачиваясь наизнанку. Но, вообще, что-то в этом, безусловно, есть…

Я выпрямился и стал оборачиваться по сторонам. Колени тряслись так, что я не сразу сообразил – зачем я стал оборачиваться по сторонам и несколько секунд вертел головой в разные стороны, будто я идиот или принял бутират, а то и всё вместе.

Спустя какое-то время у меня получилось немножко подумать: если я первый, кто нашёл труп, значит, его грохнули совсем недавно и киллер где-то рядом…

– Сука! Ёбаный в рот! – я снова заистерил и побежал к лестнице, поднялся на один пролёт и осторожно стал выглядывать в окно, выходившее во двор. Можно подумать, я знал, кого нужно искать взглядом. Потом, присев, я стал медленно подниматься выше на свой этаж, прижимаясь к стенке.

В силу того что какая-то часть моего мозга не обоссалась, а до сих пор могла трезво рассуждать, её посетил следующий ряд вопросов: а точно ли лифт ехал вниз, когда я его вызвал? Может, он стоял на первом этаже? Нет! Я точно помню, что он ехал. Теперь следующий вопрос: если его вызвал не я, то… А! Я знаю, киллер замочил Саймона, потом нажал на циферку «один», а сам пошёл пешочком. А если он пошёл по лестнице, то, значит, он уже… Я прислушался и аккуратно посмотрел наверх. Никого не было, ничего не услышал. А что если Саймона замочили, а меня там ждут?

А если они во дворе? Нет! Тогда бы они уже зашли за мной в подъезд. Так, а почему они должны убить меня? С чего я вообще решил, что они меня знают? Или это отмор-одиночка? А что если…

– Стоп! Какого хуя я тут размышляю? – спросил я сам себя вслух и тут же, шикая на себя, сам себе ответил громким шёпотом: – Надо валить отсюда на хуй и не сворачивать! И не дай хуй попасться на глаза какому-нибудь мудаку при выходе из подъезда!

Я ещё раз выглянул во двор – там сидели бабки, болтая о чём-то протезами, детишки играли, люди ходили, собаки трахались, бомжи срали. К подъезду вроде никто не шёл. Нужно спрятать лицо и сменить одежду, чтобы меня не узнали в случае чего.

Я снял с себя кофту и, вывернув её наизнанку, напялил и накинул капюшон на голову, потом посмотрел на низ кофты – карманы болтались, швы понтовались. О, крутая конспирация! Так на меня ещё сильнее обратят внимание.

– Ебучий случай, ну я и мудак! – эхом пронеслось в моей голове.

Я снова снял кофту и вернул всё, как было. Интересно, а можно по блевоте узнать, кто блевал? Тут я услышал скрежет замка. Звук открывающейся двери, потом её кто-то захлопнул, и снова скрежет замка. Это где-то сверху. Следом шаги к лифту и…

…Лифт с трупом Саймона поехал на верхние этажи.

«Это пиздец!» – подумал я и пулей выскочил из подъезда, конкретно дав ёбу и забив на то, как отреагируют все находившиеся во дворе люди, увидев парня, уёбывающего куда глаза глядят. А ведь через какое-то время их будут спрашивать, кто выходил из подъезда. Глупо, очень глупо. Хотя, с другой стороны, если что – я опаздывал на важную встречу.

Добежав до угла дома, я стал, как попугай, вертеть головой в разные стороны. На меня вроде бы никто даже не смотрел, но как раз этот «никто не смотрел» меня сильнее всего пугал. Может, они просто делают вид, что не смотрят, а сами думают: «О, это же тот самый парень, который только что хладнокровно захуярил Саймона. Его надо схватить! На помощь! Держите его!» Бляхо, дожил – сам перед собой оправдываюсь за то, чего не совершал.

Мои новые раздумья прервал короткий сигнал машины. Я подскочил, повернулся в сторону сигнала, думая, что это за пидорас ездить не умеет, и, узнав чёрный тонированный джип, опять насрал в свои штаны. И зачем я остановился? Бежал бы и бежал себе, пока ноги слушались.

– Здравствуй, Денис!

– Здравствуйте, Виктор Валерьевич! – очень интересно, а этот хер как здесь оказался?

– Куда спешишь?

– Я утренней пробежкой занимаюсь, – сказал я запыхавшимся голосом.

– Полезное занятие, – одобрительно кивнул Виктор Валерьевич.

– Я пойду дальше, ладно?.. А то мне ещё приседания, отжимания делать…

– Не торопись. У меня к тебе разговор.

– У меня очень мало времени, Виктор Валерьевич. Физкультура не ждёт.

– Историю тебе хочу одну рассказать.

– Может, в другой раз? Давайте, история пройдёт завтра вторым уроком.

– Юморной ты парень, Денис! Так шутишь классно. Она короткая, не переживай. Местечко тут шумное только, садись в машину, отъедем, где потише.

О! Да я в такой классной ситуации сейчас нахожусь. Будто меня поставили раком и предлагают сначала отсосать, а потом и в попу дать. Почти что «смерть проходит только через тумба-юмба». Даже и не знаю, что лучше. С минуту на минуту тут появится милиция, Скорая помощь, Армия спасения и прочие искатели истины. С моей яркой внешностью педика на меня сразу же обратят внимание. Надо валить, тянуть время не стоит. Но и залезать в машину к этому педриле тоже желания нет. Вдалеке уже были слышны звуки сирены. Блядь! А вообще, чего ссать-то? Мало ли в каком подъезде ещё нашли труп с огнестрелом? Ну и мигалки ведь есть ещё у… у…

А я уже говорил, что это не простое утро, а утро понедельника?

– Ну? – Виктор Валерьевич прервал мои раздумья.

– Едем, – сказал я ему, как таксисту, садясь на переднее место пассажира.

Он довольно улыбнулся и повёл машину в сторону от моего дома и прибывающих туда звуков сирен. Мне было почти насрать, куда он меня везёт, лишь бы подальше от моего дома. Проехав несколько дворов, он свернул в тихое место и остановился. Посмотрел на меня и начал:

– Был тут недавно один сутенёр, Денис, бакланов, как ты, строил, Саймоном звали. Так вот, для вас он был местным авторитетом, а для нас – шестёркой. И мне он должен был некую сумму денег. Когда я поинтересовался, когда он мне их вернёт, он сказал, что заберёт их у кое-кого и сразу же расплатится. В ходе нашей дальнейшей беседы выяснилось, что должника Саймона мы знаем оба – это ты. Сегодня я решил проконтролировать действия Саймона и проследил за ним до одного дома. И ты знаешь, не я один за ним следил. Когда он подошёл к этому дому и зашёл в один из его подъездов, за ним следом туда же зашёл ещё один человек, а спустя минутку этот человек вышел. Всё бы ничего, только вот я знаю того, кто зашёл следом, и знаю, зачем он зашёл следом.

Я уже подумывал идти проверять на свой страх и риск, что произошло, надеясь на лучшее, как вдруг идёшь ты и заходишь в этот же самый подъезд. Ты думаешь, это совпадение? А спустя ещё несколько минут ты пулей вылетаешь из подъезда, разгоняя бездомных собак и сизокрылых голубей. Сомнений у меня не осталось. Он ведь убит?

– Я… не понимаю, о чём вы сейчас говорите, Виктор Валерьевич, – пожал я плечами, примерив на лицо маску кирпича.

– Ещё раз пошутишь, ёбну, – грозно произнёс водитель чёрного затонированного джипа. – Ну, убит?

– Убит, – подтвердил я.

– Саймона жалко, но долг есть долг. Ты понимаешь, о чём я?

– Да, понимаю. Давайте объединим усилия и найдём убийцу Саймона, тем более что вы знаете, как он выглядит.

– Сука! – Виктор Валерьевич ударил меня в плечо.

– Ай, блядь!

– Я предупреждал.

– Тогда не понимаю, – соврал я, растирая плечо и говоря про себя: «Конечно, блядь, мне понятно, о чём ты. Ты на меня хочешь повесить долг Саймона, пидор ёбаный, гондон!»

– С твоего позволения я продолжу свой рассказ. Раз мы оба знаем, что ты должен Саймону, а Саймон должен мне, ещё мы знаем, что полчаса назад Саймона ликвидировали, а раз так, твой долг ему автоматически превращается в его долг мне.

Готов ответить на свой рот, что даже в открытом космосе не используют такую сверхтехнологичную смекалку для решения проблем.

– Не думаю, что я должен Саймону столько же, сколько он должен вам. И потом, Саймону я должен был отдать долг только завтра. Я всё равно ещё не нашёл денег. И, кстати, может, вы меня обманываете. Где доказательства, что Саймон вам был должен? – зачем-то я стал тянуть время, которое мне вовсе не нужно было терять. Этот хер меня всяко не грузит, вернее – грузит, не разводит, вернее – разводит, не гонит. Вернее – гонит, не пиздит… Блядь! Он пиздит! Он козёл и сука!

– Я сейчас тебе такие доказательства предъявлю, сопляк!

– Расписку, что ли, покажете?

– Что? – он замахнулся, я скривил лицо, ожидая новый удар, но он почему-то остановился. – Это не мои проблемы! Я понятия не имею, сколько ты должен Саймону. Он мне сказал, что мои деньги у тебя, а потому будь добр – верни долг.

………….Лирическое отступление………….

Меня зовут Денис, мне двадцать два года. Я работал в небольшой компании каким-то там старшим менеджером по чему-то там, был перспективным молодым человеком. Моя работа заключалась в том, чтобы делать что-то пустяковое, главное – не тупить. Это у меня очень хорошо получалось, поэтому мне светил карьерный рост. Тем более что работал я там уже полтора года.

Сегодня среди молодёжи очень модная должность – менеджер. Меня она тоже устраивала, даже несмотря на то, что к её обязанностям иногда причислялись: почистить крыльцо от снега, разгрузить машину с товаром и выступить клоуном для всех желающих.

Ещё у меня был роман с дочкой генерального директора, только об этом никто не знал, и мы с ней хотели раскрыть наши отношения сразу же после моего повышения. Потому что думали, если мы раскроемся сначала, а потом меня повысят, то все станут говорить про меня, что я говно. В общем-то, забегая вперёд, скажу, что в итоге всё равно все стали называть меня говном, да ещё вдобавок меня не повысили.

Дочку генерального директора зовут Маша, ей восемнадцать лет – это её главная проблема, и она дура. Я не знаю, как получилось, что я с ней стал встречаться. Мы были знакомы, но всего лишь здоровались. Как-то кому-то нужно было позвонить ей, но под рукой был телефон только у меня. Ей позвонили с моего, а через полчаса она перезвонила на номер, с которого ей недавно звонили, чтобы что-то уточнить, а трубку снял уже я.

– Это твой номер, Денис?

– Да, поэтому забудь его, пожалуйста, и не звони мне больше!

– Хахахаха! – звонко засмеялась Маша, не ожидая от меня такого хамства. – Смешная шутка! – По правде сказать, я вовсе не шутил.

Потом она мне позвонила ещё зачем-то, потом ещё зачем-то, потом я позвал её погулять зачем-то, потом мы налетели зачем-то друг на друга в порыве страсти, срывая друг с друга все одежды зачем-то, и всё в таком виде, в таком разрезе… зачем-то.

Мы были вместе около трёх месяцев, и за это время произошло много разной херни. Мы были несколько раз на грани провала. Два раза нас могли разоблачить сотрудники компании и один раз генеральный директор, но самый шлак произошёл вчера.

Вчера вечером я должен был забрать её из одного клуба, но я опоздал. Маша закусилась с Саймоном на предмет, кто кому всечёт после того, как он, по его словам, всего-то попытался пригласить её на танец. Маша же уверяла, что он хотел отодрать её в очко в сортире. Зная их обоих, я могу заявить с полной уверенностью, что они оба пиздят. Только один утрирует, а вторая гиперболизирует. Так или иначе, сейчас уже до сути не докопаться, да это и бессмысленно.

В общем, Маша при таком папочке со своим воспитанием стала уверять Саймона, что сейчас придёт её парень и отделает его так, что раздайся, грязь, навоз ползёт. А когда пришёл я и Саймон узнал, кто парень Маши, то рассмеялся громко, отвёл меня в сторону и предложил на выбор: взять с меня здоровьем за такую говорливую девушку или заплатить за исчерпание этого инцидента.

Я, конечно, не против подраться за свою девушку даже с таким быком, но только не тогда, когда по сути дела она сама херни всякой наговорила. В силу того что сумму он назначил не очень крупную – штуку баксов, да и времени дал два дня, я согласился.

Во-первых, драться с ним глупо, тем более что, несмотря на своё превосходство передо мной, он всё равно ещё своих друзей позовёт, а во-вторых – хер я ему что отдам, я позвоню кому надо, дам расклад – и нет проблем. Вот только звонить я хотел своему шефу.

Выйдя из клуба, Маша сразу же стала на меня гнать, что я не мужик, зассал какого-то мудака, предал её. Я не видел в этом проблемы, разговаривал спокойно и так же спокойно попросил её в следующий раз не говорить лишнего. Вообще не говорить, а молча уходить в другое место, но она не хотела меня слушать и понимать мои слова, а потому ещё через несколько минут этого пиздежа она вдруг достала из сумочки карту и компас, вручила мне и отправила на хуй.

Я не сильно нервничал. Думал, приду завтра на работу, поговорю с шефом про Саймона, потом помирюсь с Машей, и всё будет как раньше. Ситуация простая, мне даже не пришлось бы раскрывать свои отношения с его дочкой. По крайней мере, мне сперва казалось, что ситуация простая.

Саймон – это прозвище. Его зовут Антон Семёнов. Вернее – звали. Когда-то давным-давно, когда мы с ним были малосольными пиздюками, его все звали Сэм, потому что так звали его собаку; он всегда бесился по этому поводу и, уже будучи подростком, как-то смог убедить всех, чтобы его называли Саймон.

Он был старше меня на четыре года, я знаю его, потому что мы учились в одной школе и жили в соседних домах. Он часто забирал у меня велосипед покататься на весь день, у других всегда забирал деньги, рос гондоном. В семнадцать лет он сел за кражу на три года вместе с двумя такими же дебилами. Все малолетние и уже терпилы вздохнули облегчённо.

Когда он вышёл, стал спокойнее и начал мутить дела посерьёзней – перестал заниматься детским гоп-стопом, не устроился на работу, а стал подниматься в криминальном мире. Говорили, что на зоне его пытались припустить, но он кому-то там вломил, не дал себя в обиду, вышел уже с наколочкой, со мной не здоровался, к счастью, и больше не трогал.

Про третьего ничего не знаю, а вот второй его друг на зоне влетел. Про него ходили слухи, что с ним на киче обошлись не очень хорошо. После отсидки он ходил как тень – ни жив, ни мёртв.

Про то, что Саймон сутенёр, я услышал сегодня впервые от этого старичелы – Виктора Валерьевича. И лично для меня Саймон авторитетом не был, как и Виктор Валерьевич. Он был пидорасом, который мешал спокойно дышать. Странно, что он сразу вспомнил, где я живу, и потопал ко мне домой. Кстати, а может, он не ко мне домой шёл? Он же мне дал время до вторника. Хотя это уже не важно.

Виктор Валерьевич был средним коммерсом, слегка покруче моего бывшего шефа, но не намного. В силу того, что он был здоровым и хорошо водил, как ему казалось, он был для себя и водителем, и охранником в одном лице. У него была сеть магазинов, которые торговали каким-то барахлом. С ним я познакомился на своей работе. Шеф что-то просил ему оформить, поэтому я когда-то провозился с ним дня три. Так и познакомился.

Собственно, с ним я виделся ещё несколько раз, но был уверен, что он не запомнил даже как меня зовут. А оказалось – показалось. Ещё кто-то мне рассказывал про его криминальное прошлое и депутатское будущее, но я не особо слушал, а потому сказать мне про него больше нечего. Разве что ещё разок добавить, что он пидорас, козёл и гондон!

………….Идём дальше………….

– А могу я узнать, сколько вам должен был Саймон? – спросил я, проглатывая обиду.

– Пять тысяч долларов.

– У меня нет таких денег! – воскликнул я.

– Найдёшь. Я тебе даже, так и быть, денёк накину.

– Может быть, вы мне накинете дней на поиски в пять раз больше, как и долг?

– Ну уж нет. Давай так: с сегодняшним днём я даю тебе один, то есть завтра деньги должны быть.

– Так я и Саймону их во вторник должен был отдать, – возмутился я.

– Да? Тогда не накину, – усмехнулся Виктор Валерьевич. – Где ты работаешь, я знаю, телефон уточню позже, место жительства тоже. И не вздумай кому-нибудь ляпнуть, вроде своего шефа, о том, что ты мне должен. Сам прикинь: есть труп в твоём подъезде. Это ведь твой подъезд, я правильно понял?

– Правильно, – сказал я, лишая себя последних преимуществ. Всё равно ведь узнает, он то ещё хуйло, блядь. Хотя он до сих пор уверен, что я работаю, где и раньше, про моё недавнее увольнение ещё не в курсе. Будет круто, когда он придёт к моему шефу про меня пробивать, а тот: «Таких здесь больше не живут, Виктор Валерович! Шев бы ты на хуй отседова»

– Есть труп в твоём подъезде, ты этому трупу должен пять тысяч долларов.

– Одну только.

– Лично мне мотив преступления ясен.

– Значит, в связи со сложившейся ситуацией вы не обидитесь, если я вас обзову парой-тройкой матерных слов?

– Если хочешь искать не пять тысяч, а больше, да ещё и со сломанным носом, то обзывай на здоровье.

– Таких лояльных людей, как вы, Виктор Валерьевич, ещё поискать надо.

– Всё, до завтра. Вали отсюда. Или тебя до дома подбросить? – добавил он, улыбнувшись.

– Нет, – ответил я, открыл дверцу джипа и вылез из машины.

Джип медленно развернулся и уехал. Я стоял и думал, напряжённо думал. Саймон помимо того, что был гондоном, ещё оказался сукой. Так безбожно меня сдал этому козлу. А может, этот хуй его и замочил? Да вряд ли. Ради пяти тысяч он не пойдёт на мокруху. Если штуку баксов найти для меня было не так сложно, то пять – это уже посерьёзней. Хотя и эта сумма на роль серьёзного долга не подходила. Какие же мы все здесь лохи в этой деревне, что из-за таких мелочей занимаемся каким-то говном, невероятно.

– Тоже мне, мафиози недоделанный! – ворчал я. – Это для вас он авторитет, а для нас – шестёрка. Хули ж ты тогда за шестёркой следишь и ждёшь от него пять сраных тысяч долга? Хули ты тогда с ним вообще дела какие-то имел? Всё это понты козлячьи, а ты – жопашник!

Эмоции лились через край, особенно тогда, когда я упустил момент сказать всё это ему в лицо… или в яйцо. Пожалуй, пора вызывать Влада.

Не то чтобы я вот сейчас так взял и вспомнил про Влада. Я о нём всегда думал, только не очень хотел его дёргать по пустякам, а труп и долг в пять тысяч баксов, думаю, вполне серьёзный аргумент. Хотя с другой стороны – в связи с моим увольнением я бы и за долг в штукарь ему, наверное, звякнул… Да по-любому бы звякнул! Я достал телефон и набрал номер своего друга:

– Здорово, Дэн! Что случилось?

– Привет. Случилось.

– Чтооооо? – протяжно спросил Влад. Чувствовалось, что он сейчас бухал и шлюх трахал.

– Меня уволили с работы, бросила Маша, я должен пять тысяч долларов, если их не отдам завтра, то на меня повесят труп одного сутенёра, – проговорил я, не торопясь.

– Ни хуя себе! Я всегда знал, что ты круче меня развлекаешься, – пошутил Влад. – Ладно, встречаемся через час на нашем месте, там всё расскажешь, – протараторил он и отключился.

Я бы, конечно, рад был сразу же сорваться на наше место и ждать его там, только вся проблема была в том, что никакого нашего места не существовало. Я не знаю, что за хуйню он пизданул сейчас. У меня зазвонил телефон:

– Слушай, Дэн, а у нас есть наше место? – поинтересовался Влад.

– Нет.

– Ого, ни хуя себе я тебя наебал, – громко засмеялся Влад.

– Да, как заправский наёбщик, – отшутился я мрачно.

– Слушай, хорош хандрить. Давай через час подходи знаешь куда?..

………….История про Влада………….

Влад был для меня человеком, который мог решить любую проблему. Он был бандитом. Самым настоящим отморозком. Для него убить человека было, как не сказать «будь здоров» только что чихнувшему. Конечно, я сейчас преувеличиваю. Не такой уж он и мокрушник, но отморозень явный.

Я с ним познакомился два года назад при всё тех же криминальных обстоятельствах. Я стоял в очереди в магазине, подходил мой черёд говорить в кассу, что хочу, сзади меня было достаточно народу, забежал какой-то бычара, всех подвинул, а меня любезно попросил уступить очередь. Потом у меня же попросил недостающее количество денег ему на водку. Так как спорить с ним было бесполезно и небезопасно для жизни, я дал ему денег и пропустил вперёд, думая, что день мой не задался. Он запихнул в авоську буханку спирта, поблагодарил меня, всех в очереди, продавца и свалил из магазина. Затем отоварился я и пошёл грустный, матеря этого пидора, который на глазах у всех шваркнул меня на сотыгу. Причём я же её сам отдал. А ещё через двести метров меня остановили пять скинхедов. Тогда я сразу же поменял позицию по поводу того, что день не задался, на ту, которая гласит, что жизнь – говно.

Они меня обступили и стали грузить какой-то хернёй. На их лицах было написано, что буквально через минутку-другую я отхвачу по мордасам. Базар был тупой: почему я одет как обезьяна, слушаю всякий отстой, ведусь на запад. Я уже смирился с тем, что жизнь – говно, мне надоело слушать эти нравоучения настолько, что я уже ждал, когда мне навешают и отпустят, как вдруг, расталкивая скинов, в круг вошёл бык, который недавно меня сделал на целую сотню в магазине. Позже я узнал, что его зовут Влад.

– Тебе чё надо? – спросил один скин у него.

– Кореш мой, – сказал Влад, кивнув в мою сторону. – Какие вопросы?

– Пизда вам, кореша, – сказал другой скин, и они все начали громко ржать.

Тут Влад, недолго думая, выхватил ствол и сказал:

– Ну-ка быстро отъебались от парня!

Тогда первый скин с ухмылкой спросил, ничуть не удивившись при виде пистолета:

– Что, будешь посреди белого дня стрелять в нас из газового пистолета?

– Да как не хуй делать, дядя, – спокойно ответил Влад. – Хули ты удивляешься, бритоголовый, вы же собирались нас прессануть в людном месте.

– Ну-ну, – сказал скин, кивнул кому-то из своих, и на Влада уже стал замахиваться тот, кто находился за его спиной.

Влад резко направил ствол в ногу нападавшего и прострелил ему ляжку – пистолет оказался не газовый; раздался крик. Затем последовало ещё два громких выстрела и вскрикивания – Влад прострелил ляжки двум другим бритоголовым.

Они упали на асфальт, схватились за простреленные ноги и стали громко ныть, выть и материться. Ещё один развернулся и взъебнул со скоростью света в неизвестном направлении, а Влад приставил пистолет ко лбу того, который больше остальных говорил.

Не обращая внимания на стоны раненых и крики прохожих: «Вызовите милицию! Стреляют!» – он начал качать, как крутой мужичара с яйцами: «У тебя есть выбор – бежать следом за своим бойцом или остаться без головы, потому что я тебе очень хочу снести башку на хуй».

Голубые джинсы скинхеда начали постепенно намокать в районе паха. Мне, если честно, тоже хотелось обоссаться. Я тогда первый раз в жизни слышал вживую выстрелы из пистолета и наблюдал такую картину – как, блядь, в людей стреляют, поэтому подохуел весьма порядочно. Затем Влад будто пришёл в себя, схватил меня за руку и потащил в машину. Завёл её и быстро свалил с места происшествия.

Так мы познакомились. После не очень продолжительной беседы я сказал ему спасибо за проявленный интерес к моей персоне, который был вызван ненавистью к скинам, мы ещё о чём-то попиздели, он извинился за то, что так нагло повёл себя в магазине, потом, видимо, в его голове что-то замкнуло, и мы зачем-то обменялись номерами телефонов, а спустя какое-то время стали вполне нормально общаться.

Хоть виделись мы редко, но всегда были в курсе дел друг друга, тем более у Влада были какие-то свои нелегальные тёрки с моим бывшим шефом.

Существовало две разновидности снесения крыши у Влада: первая – он начинал вести себя как свинья и дикарь (всё подряд ломать, кого попало бить), вторая – нести хуйню, дурковать и громко беспричинно ржать. Причём он вполне легко менял эти пограничные состояния и комбинировал их. Часто было непонятно, что он мог, хотел и делал. Но ещё более было непонятно – какая же это ебическая сила его заставляла так быстро изменяться.

………….Идём ещё дальше………….

Через час я уже был на месте встречи и ждал Влада, продолжая думать о случившемся. Мне никак не давал покоя тот факт, что Саймона грохнули именно в моём подъезде, да ещё и на моём этаже, раз я лифт откуда-то сверху вызвал. Или хз… Я не хочу сказать, что искал какой-то знак в случившемся на тему «что бы это могло значить?» – но мне всё это было очень неприятно и противно осознавать, да вообще – жить с этим.

Подъехал Влад. Вышел весёлый.

– Прикинь, пока сюда ехал, чуть пацана на велике не сбил, – радостно сообщил он мне новость.

– Круто, – сказал я.

– Рассказывай, что там у тебя за канитель.

В течение десяти минут я рассказал ему всё в подробностях.

– Да уж, Валерьевич спидом не заболеет, – задумчиво подытожил Влад.

– Почему?

– Потому что он гондон!

– Я только не знаю, за что убили Саймона и почему он должен Валерьевичу.

– Я знаю, – отозвался Влад.

– Откуда?

– Есть такой паренёк, его зовут ЕслиЧёЯРома.

– Знаю.

– Он всегда в курсе всех дел.

– Ясно.

– Я до встречи с тобой с ним пересёкся, обкашлял все вопросы, и он мне дал весь расклад.

– Ну и?

– Саймон решил, что он крутой гангстер, придумал весьма классный план, чтобы подняться – отобрать партию кумара и продать самому. А так как ему, видимо, надоело всё время угрожать фразой «На пику жиганскую всех посажу!» – взмахивая при этом заточкой, он решил прикупить арсенал. Под видом того, что хочет замутить что-то, он попросил у Валерьевича несколько косых, договорился прикупить себе и бойцам своим стволы. Валерьевичу он, разумеется, должен был уже отдать с процентами, то есть пятишку, как оказалось, – хуйня, в общем. На сделке его кинули – продали какое-то говно, потому что он лошара. От плана он отступать не стал и всё равно пошёл и рубанул какого-то ссаного барыгу, забрал у него небольшую партию на сколько-то там штук в лучшем случае. Затем почти всю партию благополучно просрал, потому что вместо мозгов – говно, остался должен Валерьевичу, да ещё и за барыгой стоят люди посерьёзнее Валерьевича.

– Это когда всё было?

– Да несколько дней назад. Его быстро вычислили и сразу же решили убрать, чтоб больше не страдал такой хуйнёй. Дело не в том, что он много забрал, дело в том, что он сделал подобное, кем-то себя возомнив. Да ещё и кому! В общем, задел самолюбие серьёзных людей. И заодно остальным урок, чтоб даже не думали повторить его попытку.

– А кому он так насрал?

– Себе он насрал.

– Серьёзно. Кому?

– Тому! Не бери в голову.

– А зачем он пошёл в мой подъезд тогда?

– Судя по всему, к тебе и шёл.

– Я ж работаю в это время, тем более что сегодня не вторник.

– Значит, не знал, что ты работаешь. Видимо, его хорошо пнул Валерьевич, и он решил тебе про долг напомнить. Так что радуйся, что ты пришёл позже, потому что если бы ты пришёл на десять минут раньше, то тебя бы вместе с ним чпокнули.

– Вау! А киллер выслеживал, думал, где бы ему лучше завалить Саймона. О, наверное, в подъезде Дениса, там классно, и стены зелёные, им красный подойдёт хорошо.

– Скорее всего, так и было. Поразительно, как ты до всего сам догадался, тебе надо работать в милиции.

– Тебе.

– Фу. Менты нам не кенты! Не знаю я, при чём здесь твой подъезд. Выследил наверное, да и всё. Вот запара, господи.

– А как он умудрился так быстро партию наркотиков просрать?

– Думаешь, он много унёс? У барыг с собой много не бывает. Взял, наверное, герыча на полчека, да просыпал всё при транспортировке. Хахахахаха, – Влад так засмеялся, что мне стало не по себе.

– Пиздец!

– А ты чё, правда на разборке ему сказал: «От пизды базар не катит»?

– Да, – сказал я, улыбнувшись.

– Ааааааааааааааааааааахахахаха, – заржал ещё сильнее Влад. – Ну ты угорел, Дэн! Хахахаха. Ой, я, пока смеялся, серанул в порты…

– Интересно, как Саймон с Валерьевичем встретился?

– Да мало ли как? Если ты говоришь, что он был сутенёром, может, баб ему поставлял?

– Это не я сказал. Я сам про сутенёра впервые услышал.

– Так похуй на это.

– Про Саймона всё ясно, только мне это не поможет с Валерьевичем.

– Да ладно тебе грузиться, я вообще в федеральном розыске, – попытался успокоить меня Влад.

– Поздравляю, – сказал я.

– Твой долг – это хуйня, – ещё раз попытался успокоить меня Влад.

– Не спорю, только где мне взять столько лавэ? – Лавэ – нанэ, ёпти! Я знаю, как мы найдём деньги, не сынкуй. У этого мудака старого есть офис, там сейф, в нём хранится на чёрный день около десятки.

– Откуда такая информация?

– ЕслиЧёЯРома поведал.

– А как он так легко сдал тебе этого пидора?

– Да он его сам терпеть не может. Короче, мы вынесем его сейф и расплатимся с ним его же баблом. Ясно?

– Только ты будешь отдавать, а не я. Что-то мне будет стрёмно расплачиваться с ним его же баблосом.

– Говно вопрос, братан!

– Это весь план? – с любопытством спросил я.

– Нет, погоди, я тут чертежи набросал и вызвал супербратьев Кидаловых.

– За дело возьмутся настоящие профи!

– А хули ты хотел?

– И когда мы это всё будем мутить?

– Ночью. Я зайду, снесу на хуй дверь, открою сейф и возьму деньги.

– А, так просто, что ли? Ни хуя себе! Блядь, я даже в жизнь успел снова влюбиться, пока ты мне тут причёсываешь, как у тебя всё спланировано.

– Не пизди! ЕслиЧёЯРома мне рассказал, где находится сейф и как такой сейф открыть. А вообще он сказал, что сейф почти открыт.

– Да ладно!

– Бля буду!

– Бля буду?

– Бля буду! Хахахаха.

– Хахахаха.

– Виктор Валерьевич у нас же никого не боится, вот и находится всегда в расслабленном состоянии.

– А тебе не приходило в голову, что ЕслиЧёЯРома – пиздабол? Не верю, что у Валерьевича козий сейф.

– Скоро узнаем.

………….Огнеопасно………….

У Саймона было два друга-мордоворота. Одного звали Бордюр, второго – Боинг. Новость о том, что их кореша – крутого перца-сутенёра – завалили, до них дошла быстро. Или всё-таки он был не сутенёром? Крутым перцем точно не был.

Тот факт, что Саймон был убит в моём подъезде, им ничего не дал. Они только знали, что Саймон был должен крутому мужику и Саймону был должен какой-то лох-терпила. В отличие от лоха-терпилы, которого они знали только в лицо, крутой мужик был им знаком, да ещё как.

Они посчитали, что лох-терпила не мог убить их кореша, а раз это не лох-терпила, то это – крутой мужик, которому был должен их крутой кореш. А значит, нужно отомстить за смерть крутого кореша. Они решили сжечь ему офис. Странные понятия.

Так как в активе своих друзей я имею Влада, то у меня всегда была мысль в голове – кровь за кровь или что-то типа того. Влад бы как минимум за смерть своего друга тоже убил, а как максимум – поиздевался бы над человеком перед тем, как его убить, а ещё ведь вдобавок и друга обидчика за компанию завалить мог или кого-нибудь из его семьи, если не всю семью. Ну ладно, я снова преувеличил. Влад в таких случаях пишет заявление в милицию, переживает и пьёт успокоительное.

Я понятия не имею, как они узнали про сейф с деньгами, возможно, в этом городе вообще все всё знают, кроме меня, а может, они не собирались красть деньги, а случайно наткнулись на сейф, проверили – он открыт, там деньги, и хапнули их. Вот эта версия мне больше нравится, мне не нравится творческий подход – зачем ты, сука, для того, чтобы сжечь офис, залезаешь внутрь?

Остаток дня и весь вечер прошли для меня очень напряжённо, не знаю как для Влада, который постоянно рассказывал мне разные истории из своей жизни и сам ржал.

Как-то они с друзьями ездили на рыбалку. Пока ехали, их кто-то на дороге подрезал, обогнал, они сразу все высунулись из окон машины и стали стрелять из ружей по лихачу-смертнику. Смешно, не правда ли? На рыбалку с ружьями. Я смеялся, но смех мой был нервным, да и сами ситуации, которые описывал Влад, были чересчур абсурдными. Я даже не знал, над чем смеяться больше – над тем, что это всё было, или над тем, что я так, наверное, последний раз в жизни смеюсь.

Ещё он рассказал, как случайно сбил собаку, а она ему помяла радиаторную решётку. Только я не понял, он её сбил за то, что она помяла ему решётку, или она ему помяла решётку за то, что он её сбил. Короче, когда он вышел, чтобы её добить, то она убежала, хромая и скуля. Всякую хуйню, в общем, рассказывал.

Вспоминал детство, как они с друзьями играли на даче у кого-то, один мальчик опёрся рукой о дерево, а второй мальчик кинул в него топор – отрубил половину большого пальца, которую так и не пришили обратно. Какой хороший мальчик. Потом рассказал про какого-то своего кореша, который убил троих ментов, а когда его пришли брать к нему на квартиру, то сам себя взорвал. Ещё кто-то там из друзей Влада попал на кичу за труп бомжа в багажнике. Бомж попросил его подвезти. Чтобы не испачкать салон, он согласился залезть в багажник. А когда кореш Влада выезжал откуда-то, то в зад его машины кто-то хорошо вписался, и бомж умер прямо в багажнике. Кто-то там ещё что-то – я уже не мог это слушать.

На место решили ехать сразу же перед делом, чтобы лишний раз там не светиться. Приехав, встали неподалёку и начали наблюдать за тем, что происходит.

– Слушай, Влад…

– Что?

– А тебе не кажется весьма странным, что барыгу Саймон опустил с друзьями, а убили одного Саймона?

– Да хуй знает. Может, его друзей уже тоже нет. А может, их оставили для того, чтобы они ссали всю жизнь.

– А что, если они подумают, что это я убил Саймона? Подъезд ведь мой.

– А вот это очень может быть. Да не ссы ты, ты же со мной. Всё разрулим. А кто из жителей твоего дома может знать, что Саймон шёл к тебе?

– Никто.

– Вот и заебись!

– Я даже не знаю, как он вспомнил, где я живу.

– Хуй на него.

– О, смотри. А это что за тела?

– Я ебу, что ли?

– Вспомни заразу – появится сразу. Блядь, это же друзья Саймона! Их-то сюда какой хуй принёс?

– Они, видимо, тоже решили денег поднять.

– Валерьевича опустить?

– Да, ЕслиЧёЯРома, походу, не мне одному сообщил о том, как он ненавидит Валерьевича. Блядь!

– Не факт! Они могли решить, что это Валерьевич заебошил Саймона, – я снова начал нервно смеяться.

– Хахахаха, – подсмеялся мне Влад, а потом вдруг резко посерьёзнел. – Блядь, надо бы их подкараулить, – сказал он и вышел из машины.

Команды сидеть здесь и не высовываться или идти помогать Владу мне не поступало, поэтому я решил, что Влад – опытный гангстер и справится один, а я его в машине подожду. А по правде, я зассал. Но, как оказалось через несколько минут, я не всё выссал за весь день. Офис Валерьевича вдруг стал заполняться огнём. На тусовку быстрыми шагами спешил ещё один человек, и, судя по пистолету с глушителем в руке, это был не капитан добровольной пожарной дружины.

Из здания выбежали быки Саймона с чем-то в руках, и Влад оказался прямо в центре залупы. Того, кто подходил сзади, он не видел. Сказать, что надвигался пиздаускас, – ничего не сказать.

Мне вдруг пришла в голову мысль, что на свежем воздухе штаны сушить будет удобней. Я стал шарить руками в поисках биты. Я знаю, у Влада она в машине как украшение. Он всегда её показывает кому-либо со словами: «Это мне братва подарила!» Вот она! Я схватил трясущимися руками разноцветную биту, осторожно выбрался из машины и тихо пошёл следом за неизвестным. Я приближался к голосам, Влад, кажется, спросил сигарету у быков Саймона, а они его послали на хуй.

Тут же раздалось несколько выстрелов, я почти догнал этого неизвестного, направившего свой пистолет в сторону Влада, подскочил к нему, размахнулся и что было дури уебал его битой по спине, он свалился, чуть не выронив пистолет, быстро вскочил и направил дуло на меня, прозвучал выстрел, я вскрикнул, закрыв глаза, и, кажется, опять с децл нассал в свои штаны.

Когда я открыл глаза, ко мне бежал Влад с пакетом в руках, а неизвестный лежал на земле без башки – Влад попал прямо в дыню.

– Дэн, ты как? – спросил он меня.

– Живой, а ты?

– Тоже, – он подбежал ко мне, мельком взглянул на труп. – Ебать ту Люсю! Гирс! – ахнул он.

– Кто?

– Киллер крутой, съёбываем отсюда быстрее.

– Ты деньги взял? – я не мог двинуться с места и всё смотрел на труп.

– Вот они, – сказал Влад, показывая пакет.

– А там хватит? – я даже не посмотрел на пакет.

– Не знаю, не считал, пошли быстрее, офис разгорается!

– А что с быками?

– Нет их больше! Блядь, Дэн! Съёбываемся отсюда! Хули ты буркалы на него вылупил? – заорал Влад.

– А на хуй ты их убил? – я тоже повысил голос.

– Ты заебал! Даже при моём охуительном таланте уговаривать людей, я бы один хуй не убедил их отдать деньги!

– А как они узнали, что деньги там?

– Сука, Дэн! Я в рот не ебу! Садись в машину! – ещё раз проорал Влад.

Я наконец-то оторвал голову от трупа киллера, посмотрел на офис – он уже полыхал весь, возле здания можно было разглядеть ещё два тела. Я обернулся на звук заводящейся машины – Влад уже был готов ехать, я машинально схватил биту и прыгнул на место пассажира.

– Кто такой этот Гирс? – начал я орать на Влада.

– Это, блядь, киллер, я же сказал! – заорал Влад в ответ.

– Это фамилия или прозвище?

– Да хуй знает! Ебу я словно?

– А хули он там делал?

– Блядь, судя по всему, следил за этими мудаками, хотел их тоже ёбнуть!

– А хули ты мне не сказал сразу?

– Ты ебанутый, что ли? Я откуда мог знать?

– Блядь, я тупанул, прости.

– Забей!

– А Саймона тоже он ёбнул?

– Судя по всему – да.

– Хули мы теперь делать будем? Столько трупов!

– Да хули ты ко мне пристал? Посчитай лучше наличку.

– До хули я там насчитаю? У меня зуб на зуб не попадает! – я конкретно дал под седло.

– Спокойствие, – ответил Влад, не отрывая взгляда от дороги. – Сука, блядь! Спокойствие!!!

Я развернул пакет трясущимися руками и стал считать деньги, постоянно сбиваясь и начиная считать их снова. Когда купюра выпадала из рук, я поднимал её и тут же забывал, на чём остановился. Никак не мог сосредоточиться.

– Ну хули ты так долго? Сколько там?

– Десятка, как и сказали.

– Значит, так! Половину отдаём этому хуесосу, а вторую половину я беру за нервные срывы и риск для жизни. Не против?

– Нет, – буркнул я.

– Тогда отсчитай половину и засунь мне в бардачок… – Влад помолчал, а потом добавил: – Ха-ха, старый коммерс! Настолько охуел, что даже сейф нормальный купить не может.

………….Прощай, мама………….

Полночи мы жгли бензин, постоянно меняя точки стоянок, чтобы не привлекать к себе внимания. Потом Влад чуть не задавил какого-то пьянчугу. Наконец, успокоившись, он заехал на заброшенный мост возле железной дороги и встал там до утра. Всё это время мы сидели в машине. Я никак не мог прийти в себя. Слишком много всего произошло за последние сутки.

– Отдадим деньги, а дальше что?

– Ещё отдать надо. Наверняка он спалит, что мы с ним его же наличкой расплатились.

– И что делать?

– Похуй, отпиздимся! В любом варианте ему ни хрена больше не обломится, у нас всё равно других денег нет.

– Как я ещё от разрыва сердца не умер? У меня уже вольты гуляют.

– Да не ной, есть люди, они ещё покруче тебя веселятся.

– Верю.

– Как вы договорились по поводу долга?

– Он сказал, что сам меня найдёт. А может, ему сейчас не до меня? У него офис сгорел, у офиса три трупа.

– Валерьевич не долбоёб. Вернее, он долбоёб, но не дебил. Вернее, он дебил, но не тупой, вернее, он тупой…

– Влад, я понял, что ты хочешь сказать.

– Да!

– Я должен ему денег, сгорел его офис, пропали бабки, а на месте пожара три трупа, причём один из них – киллер, который убил Саймона, а два других – кореша Саймона.

– Ещё есть ты. Валерьевич наверняка уже знает, что ты к этим убийствам тоже имеешь отношение.

– Блядь, это всё очень хуёво.

– С другой стороны, он сейчас лезет в депутаты и вся эта шумиха ему очень поднасрёт в предвыборной гонке. Если он и пройдёт, только с подставным лицом.

– То есть?

– Возьмёт какого-нибудь мудака, который тоже будет говорить: «Голосуйте за меня!», встречаться с избирателями, а когда пройдут выборы, то подставное лицо скажет: «Я отдаю свои голоса вот этому мужику, потому что он пиздатый, я в него верю!» Или вообще откажется от своих голосов, чтобы они никому не достались.

– Значит, есть шанс, что он может отъебаться от меня?

– Вполне!

У меня зазвонил телефон.

– Наверняка Валерьевич, – сказал я и посмотрел на Влада.

– Ну хули ты? Отвечай.

– Алло.

– Здравствуй, Денис! Это Виктор Валерьевич.

– Здравствуйте, Виктор Валерьевич.

– Как там долг?

– Готов вернуть.

– Да ты что? Похвально.

– Где встретимся? Хорошо, только через час.

– Куда ехать? – спросил Влад.

Мы двинулись на встречу.

– Голос у него был нервный, – сказал я Владу.

– Неудивительно.

– Блядь, надо было ему сказать, чтоб он один пришёл.

– Ёбаный в рот, на часах ещё семи утра нет. Кто с ним в такую рань пойдёт? Конечно, он будет один.

– Только ты деньги отдашь, ладно?

– Без бля, мы же договорились.

Когда мы приехали на место, коммерс меня уже ждал на улице, выйдя из своего джипа. Когда к нему навстречу вышел Влад, он слегка удивился, потом, видимо, удивился ещё сильнее, когда увидел у него в руках знакомый пакет.

Я не слышал, о чём они говорили, но примерно догадывался и надеялся, что всё пройдёт ровно.

– Здорово, Валерович!

– Здравствуй, Влад! Не знал, что ты со всякими бакланами шкуры трёшь.

– Не сворачивай, будем ближе к делу. Вот твой долг, можешь пересчитать.

– О! Знаешь, Влад, сегодня ночью сожгли мой офис и вынесли оттуда из сейфа десять тонн зелени в таком же пакете.

– Какое несчастье. Только не могу понять, к чему ты клонишь? Пакет у тебя ведь не эксклюзивный был?

– Нет.

– Ну а номера купюр ты хоть переписал?

– Как-то вот не получилось выбрать время для этого полезного дела. Твоё счастье.

– Ай-яй-яй. Ну так и всё. Какие к нам ещё вопросы?

– А рядом три трупа, и один из них – Гирс.

– Ты посмотри, какие страсти разгораются. Уверен, твой офис так не горел, как эти страсти.

– Прекращай дурака валять! Пацану нужно было отдать долг, у меня пропали деньги, а ты мне их отдаёшь в таком же пакете, в котором я их хранил.

– Ты, походу, Валерович, попутал, в натуре. Я, что ли, тебя обокрал? Я твой сейф не ломал, офис не поджигал, денег не брал. Дэн тоже, – как ни странно, но Влад здесь не врал. Он действительно не трогал сейф. – Как у него оказались эти деньги, тебя волновать не должно. Ты либо забираешь долг и больше пацана не трогаешь, либо прощаешь этот долг и мы разбегаемся, – сказал Влад, впихивая пакет с деньгами.

– Я ведь разберусь, – сказал Виктор Валерьевич, беря пакет.

– Ты слаб ещё, чтобы разбираться. Сам знаешь, не в твоих интересах сейчас кидать необоснованную предъяву.

– Встретимся ещё.

– Давай-давай.

С этими словами они разошлись. Коммерс сразу же сел в машину и уехал, а Влад уезжать пока не торопился.

– Ну как?

– Всё, не ссы, взял он деньги.

– Догадался?

– Да.

– Блядь! И что теперь?

– Да ни хуя теперь! К тебе какие вопросы? Ты деньги у него не воровал. Доказательств у него нет никаких.

– Так это всё?

– Что – всё? Тебе мало?

– Всё закончилось?

– Ты охуел, что ли? Это только начало. Саймон убит, его шестёрки тоже, офис у Валеровича сгорел, мы ещё и Гирса завалили – самого крутого киллера на всю область.

– Что делать?

– Коммерс всё равно скоро начнёт кипишевать. Тебе надо уезжать из города.

– А тебе?

– Да и мне, пожалуй, тоже надо бы съебаться.

– За убийство киллера что бывает?

– Да ни хуя не бывает! Кому он на хуй нужен? Кто больше заплатил, на тех и работает, мокрушник сраный. Тем более заказ он выполнил – всех убрал, кого надо было, а то, что сам уцелеть не смог, – его проблема. Паспорт у тебя с собой?

– Да.

– Давай я тебя в аэропорт отвезу, что ли.

– У меня даже на билет не хватит, – сказал я, вспоминая про уменьшенный расчёт, полученный на работе, – да и лететь мне некуда.

– А в бардачке что?

– Это ж твои.

– Знаешь, Дэн, ты мне, кстати, сегодня жизнь спас. И потом, я ведь тебе должен ещё за тот случай в магазине.

– Да брось ты, Влад. Дело старое, там всего сотыга была. Ты меня сильнее выручил сегодня.

– Нет, – покачал он головой.

Пока Влад ходил за билетом, я сидел в зале ожидания. Мне казалось, что моя голова с виду напоминала огромный унитаз, в котором находилось много килограммов говна, и люди смотрели на меня то ли с удивлением, то ли с усмешкой. То ли морщились в отвращении, то ли улыбались, сдерживая смех.

Я понимал, что меня всё равно найдут. Можно было уже начинать вспоминать всю свою жизнь, чтобы не утруждаться перед смертью. Я решил сообщить маме о том, что я уезжаю из города, достал телефон:

– Привет, мам!

– Денис! Ты где?

– Я в аэропорту, мне надо срочно улететь.

– Куда? – удивлению мамы не было предела.

– По делам. Дома всё нормально?

– У нас в подъезде убили вчера какого-то бандита, милиция всех до ночи допрашивала.

– Ничего себе! – я увидел шагающего ко мне Влада. – Ладно, мама. Я тебе позже позвоню. Пока, – мама что-то ещё говорила про убитого бандита, но я отключился. Подошёл Влад.

– Вот, рейс через полчаса, – сказал он, протягивая мне билет и паспорт. – На юг полетишь, Дэн! Расслабишься!

– Ещё скажи, что ты мне завидуешь.

– Конечно! Я ведь в розыске, мне сложнее выбраться.

– Да уж.

– Матери звонил?

– Да, сказал, что по делам надо улететь.

– А она?

– Да так, что-то про вещи начала говорить. Спросила, на сколько и что-то ещё.

– Вещи, блядь! Новые купишь!

– Я ей что-то вроде этого и сказал.

– Сосал! – срифмовал Влад и засмеялся.

Дурка началась. Это любимое занятие Влада – рифмовать всё через глагол «сосать».

– Она сказала, что в моём подъезде убили вчера какого-то бандита…

– Бандита – сосита!

– Сказала, что милиция допрашивала их до ночи…

– Милиция – сосиция!

– Надеюсь, про меня не знают…

– Знают – сосают!

– Я даже не сказал матери про своё увольнение…

– Увольнение – соснение!

– Вообще ни хуя не сказал…

– Ни хуя – пососа. Хахаха.

– У неё сегодня выходной…

– Выходной – сосной!

– Мы хотели шкаф старый разобрать…

– Разобрать – разсосать!

– Вещи старые выкинуть…

– Выкинуть – сосныкинуть!

– Пиздец какой-то…

– Сосец сосой-то!

– Охуеть – не встать. Это всё такое говно.

– Осусеть – отсосать! Ващееее…

– Ладно, мужик, пойду я на рейс. Давай, – я посмотрел на Влада и протянул ему руку для пожатия.

– Сосай! – кивнул он мне, улыбаясь, шлёпнул своей рукой по моей руке, будто дал «пять» и добавил: Краб – сосаб!

– Спасибо тебе, Влад, за всё, – сказал я, улыбнувшись.

– Надо говорить не «спасибо», а «сосибо»! И вообще – благодарю.

– Сосадарю! – передразнил я его, и мы засмеялись.

Я разглядывал облака в окно иллюминатора и думал, что вся эта ситуация – полный пиздец. Я не знал, что будет дальше. Не знал, о чём думать и что делать – держать себя за вставший хер или уткнуться в подушку и заплакать. Я закрыл глаза и попытался уснуть. (Уснуть – соснуть!)

Вспомнилась маленькая Варя с лейкозом, заложники в магазине и разбившийся самолёт. Теперь я находился с этими людьми на одном уровне, который имел очертания жопы. Только сочувствия эти люди у меня по-прежнему не вызывали. Всё равно я считал себя несчастней и в настоящий момент мог найти только два положительных момента:

1. Я больше не должен Виктору Валерьевичу.

2. Я жив.

Надолго ли?

2008 год

Упс

Я всего лишь очень сильно хотел влюбиться. Обыденность меня угнетала, я устал ходить на работу, я устал слушать в свой адрес слова о том, что я хожу, как кисель, я устал отвечать молчанием на постоянный вопрос: «Что с тобой?» Бесило всё и все. Хотелось того, чего не было или было, но давно. Я мечтал о девушке. Не о какой-нибудь тёлке, с которой можно только трахаться, а о нормальных отношениях. Именно поэтому я видел свою любовь в каждой симпатичной проходящей мимо меня бабе. Я был сразу готов жениться на ней. Если не жениться, то хотя бы жить вместе. Будто жить вместе – такой пустяк, на который решится любая.

В последнее время я стал думать, что жениться рано – это круто. Потому что после развода – а он при раннем браке часто встречается – можно ответить на вопрос своего нового друга, встретив с ним свою бывшую жену: «Ты её знаешь?» – фразой: «Да. Это моя бывшая жена».

Точно так же я хотел, чтобы у меня была дочка, но не от первой жены. Когда моя дочка вырастет, у неё будут парни. Будут сто пудов, потому что я не собираюсь жениться на уродине. У меня будет красивая жена, и моя дочка тоже будет красавицей. Вот ей уже пятнадцать. Она болтает по телефону с каким-нибудь пареньком, который хочет с ней встречаться, лапать её, трахаться с ней, и тут иду я…

Я начинаю по-отечески приставать к своей дочке, шлёпать её по попе, лапать везде, а она весело смеётся и кричит в трубку: «Ай, папа! Отстань!! Я по телефону говорю! Ну папа!» Конечно, после такого подросток на другом конце провода будет ревновать её ко мне и завидовать. Клёво. А потом придёт дядя Саша и сделает так, что подросток на другом конце провода покраснеет.

Вот такими были мои планы на совместную взрослую жизнь – глупыми, детскими и смешными. Но они всё же были. Мысль о любимой девушке была единственной важной мыслью в моей голове всё последнее время моего существования. Я хотел влюбиться, и, к сожалению, у меня это получилось – влюбился в первую встречную девушку, которая ответила мне взаимностью. Кто ищет, тот обрящет, что уж там…

Я видел много пар, которые ссорились чаще, чем разговаривали, и думал – зачем они тусуются вместе? Чтобы не быть одинокими? Но это же глупо. Вместе им ещё хуже, чем по отдельности. Точно так же я никогда не понимал привычку расставаться и сходиться снова. Потом снова расставаться, потом снова сходиться. Я вообще не видел смысла в ссорах и верил, что со своей второй половиной я никогда в жизни ссориться не буду.

Я влюбился в девушку, у которой есть жених, и вместе они уже довольно долго. В очередной раз я понял, что я неудачник. Прикол был в том, что все девушки, которые у меня когда-либо были, изменяли со мной своим парням. Они все были заняты, а я вклинивался в чужое счастье (вряд ли, конечно) и делал это очень нагло. Один раз, правда, случилось так, что девушка бросила своего парня ради меня, но мы с ней всё равно были вместе недолго.

Сперва меня забавляло то, что все они заняты, потому что я мог всем своим бабам рассказывать о своих бабах, а они мне ничего не могли за это сделать, и ревновать меня они тоже не могли. А что они мне могут сказать? У них ведь у самих есть пары. Это ещё помогало иметь сразу двух или трёх девушек в активе. С этой сегодня не получилось, тогда я пойду с той. Но в конечном счёте я всё равно оставался один.

Ещё я всегда себя считал абсолютно неревнивым и уж тем более не собственником. Но благодаря этой влюблённости я открыл в себе талант ревновать, и ещё как. Хотя это неудивительно – как можно ревновать любовницу, зная, что не сегодня-завтра она надоест и будет сразу же забыта.

Почему я решил, что именно эта девушка – любовь всей моей жизни? Ответ будет глупым, но она мне уделила внимание.

Если ты не клубный тусовщик, у тебя нет денег и ты очень привередлив (с кем попало не станешь), задача «найти тёлок» усложняется. Так как мне надоело трахать занятых баб, я решил найти себе свою. Единственным выходом из моего положения оставался Интернет, потому что все остальные – не выход. Решив для себя, что сайты знакомств существуют для конченных дрочил и отчаявшихся людей, я стал искать девушек именно там. Набирал через поиск нужные параметры и искал только онлайн-контакты в своём городе.

Искал от девятнадцати до двадцати двух. Находил всё новые сайты, разглядывал аватары. Если у девушки там была левая картинка или вообще отсутствовал образ, то я не обращал на них внимания.

– Вот это модзила. А эта вообще с Марса. А у этой папа охотник, меня из ружья застрелит. А эта на Дрюкову похожа. О! Это же и есть Дрюкова! Ха-ха-ха. Кто ей только в Интернет разрешил вылезти? О, Колян! А прикидывается Катей. А вот… Двадцать два года. Зовут Алина. Регистрируюсь и пробую.

«Привет, Алина! Я – спам. А давай знакомиться, а затем трахаться», – написал я сообщение и отправил. «Если не добавит – плевать. Всё равно мне сейчас уходить надо», – оправдывал я сам себя и успокаивал в то же время. А она ответила. И так просто и спокойно, может, даже безразлично – привет. Я начал общение.

48kbps: Привет. Чем занимаешься? – как оригинально. Ещё бы написал: «оч клёвая ава».

Алина: Сейчас кушать готовлю.

48kbps: Мне?

Алина: Себе)) А ты откуда?

48kbps: Из пункта У. – да уж, даже в анкету заглянуть не может.

Алина: Прикольно.

48kbps: Да, пункт У – это смешно.

Алина: Почему?

48kbps: Мне этот город не нравится.

Алина: Мне тоже.

48kbps: Давай переедем в Сан-Франциско?60.

Алина: (смайл) У тебя есть столько денег?

48kbps: Я бродячий музыкант. Будем играть в переходах и зашибать бабло.60.

Алина: (смайл)

48kbps: А как ты готовишь? В инете? На каком сайте?60.

Алина: (смайл «лопну от смеха»)

48kbps: Я тоже люблю смеяться.

Алина: Я по-настоящему готовлю)))

48kbps: Хорошо готовишь? А чем занимаешься в жизни?

Алина: Готовлю хорошо, все хвалят. Работаю программистом.

48kbps: Где работаешь? На работе?

Алина: Да, как догадался?

48kbps: Прикинул, где ещё можно работать и… (конечно, я ещё несколько логарифмов решил, извлёк из корня кое-что и т. д. Тебе как программеру должно быть это знакомо!60)

Алина: (смайл) Я так и подумала!))

48kbps: У меня тоже смайлики есть, кстати, – такое ощущение, что у неё на проводе триста контактов и она всем только смайлы отправляет.

Алина: Ну это понятно.

48kbps: А ты куришь?

Алина: Нет.

48kbps: Водку пьёшь?

Алина: Нет.

48kbps: Молодец!

Алина: (смайл «подмигиваю»)

48kbps: Ладно, позже спишемся, если ты не против. Пока. Было приятно познакомиться.

Алина: Счастливо. Буду ждать.

Я отключился. Оделся и пошёл по делам. Алина никак не выходила из моей головы. Приятно было получить от неё сообщение «буду ждать». Оно, может, и шаблонное в её лексиконе, но всё равно приятно. Тем более после двадцати минут общения. Или она меня уже забыла?

Я ходил по делам где-то полтора часа, а по истечении этого времени, когда освободился и пришёл домой, вылез в сеть. Она была «онлайн». Я продолжил общение.

Нёс всякую чушь, она мне присылала смайлики и говорила, что у меня хорошее чувство юмора, мы перешли с сайта в прогу для более удобного общения. Параллельно я лазил от скуки по всяким извращённым порносайтам и кидал ей ссылки на разную трэшню. Она переходила по ссылкам, видела там ссущих или срущих друг на друга людей и каждый раз говорила: «Жесть!» Спрашивала, сколько мне лет, где я работаю. Я говорил, что мне пятнадцать, а работал я сутенёром, но когда-то давно, когда был большим.

Так я с ней проболтал ни о чём весь вечер. Мы посмотрели фотографии друг друга, понравились друг другу, а потом вдруг выяснилось, что у неё есть парень. У них скоро свадьба…

Алина: А у тебя есть подружка?

48kbps: Я – гей.

Алина: Почему-то я тебе верю (смайл)

48kbps: Я всегда говорю только правду.60

Алина: Так есть?

48kbps: Нет.

Алина: Понятно.

48kbps: А у тебя есть подружка?

Алина: Нет, я тоже гей (смайл)

48kbps: Я тебя сразу раскусил.60

Алина: У меня есть парень.

48kbps: Шлюха!

Алина: (смайл) Мы скоро поженимся.

Чёрт! Я был готов сразу же удалить её контакт. Как мне это всё надоело! Ладно, хоть не мама. Конечно, в её сознании всё выглядит намного милее – простое интернет-знакомство. А я-то с другой целью знакомлюсь, зайка!

48kbps: Любовь – это прекрасно.

Алина: Полностью согласна (смайл)

Достала уже своими смайликами! Я быстро попрощался, сказав, что у меня дела, и отключился. Вот же промах – убить на девушку весь день, а в конце узнать, что она вот-вот замужем.

На следующий день я снова с ней пересёкся в онлайне, но писать ей ничего не стал, она сама написала. Опять начался пустой разговор о всякой всячине, а потом я что-то такое ляпнул, а она сказала, что можно встретиться. Я свернул на её свадьбу и жениха, она сказала, что он на данный момент в командировке. Приедет к самой свадьбе через месяц. Эта новость была для меня как утешительный приз. Я подумал, что можно и встретиться, всё равно делать было нечего. Через два дня это произошло.

Мы гуляли по вечернему пункту У и болтали обо всём подряд. Я был слегка пошловатым, но ей это даже нравилось. После прогулки мы ещё и в сети поболтали несколько часов. Она сказала, что в жизни я ещё более интересный собеседник. Я ей тоже сказал, что она дура или что-то вроде того.

На следующий день я её снова вытянул погулять. Было опять то же самое, что и вчера. Мы болтали языками, членами и культяпками. Я по привычке сразу же сворачивал на тему секса, кто как любит, сколько раз может – разговоры о сексе мне в какой-то степени компенсировали сам секс. В конце прогулки я не удержался и стал к ней приставать, потом уговорил на невинный поцелуй в щёку, и она разрешила себя поцеловать.

– А теперь ты меня, – игриво сказал я голосом педрилы, после того как чмокнул её в щёчку.

Она меня тоже поцеловала в щёку, я сразу обратил внимание на то, что её губы были тёплыми. «Вот бы она ими мой…» – в общем, я сразу о пошлятине стал думать, вернее – она невинно промелькнула в моей голове.

Вечером того же дня она мне сказала, что, когда смотрит на меня, хочет меня целовать и целовать. Я не ожидал этой фразы, поэтому не знал, как реагировать. Понёс в ответ какую-то херню, но она меня перебила, предложив вирт.

Я не люблю виртуальный секс. Я считаю виртуальный секс дебилизмом и всегда смеюсь над ним. Но от предложения Алины я отказаться не смог, думая, что по этой переписке можно узнать, как она любит.

Алина: И вот моя рука начинает меня ласкать, гулять по моему нежному обнажённому телу.

48kbps: Это похоже на начало какого-то эротического рассказа.

Алина: Я смотрю на тебя горящими от желания глазами, нежно облизываю свои губки своим шаловливым язычком. Моя рука ласкает мою грудь, потом опускается на животик, потом ещё ниже, и вот она дошла до моего «бутончика»…

48kbps: А там зашито.60

Алина: Нет, там всё намокло. Рука продолжает ласку, я начинаю извиваться от желания и постанывать. Другой рукой я беру твою руку и кладу её вместо своей, потом я прикасаюсь своим язычком к твоим губкам и лезу им в твой рот…

48kbps: Всё, я кончил. Можешь не продолжать.

Алина: Нет, ещё рано. Я начинаю им там шалить, потом укладываю тебя на кровать, продолжая страстно целовать твои губки. Потом перехожу на шею, дальше на грудь, ниже – и вот я дохожу до твоего «дружка». Сначала целую его, потом всего облизываю, медленно поглощаю и продолжаю это делать (туда-сюда). Я слышу твой стон…

48kbps: Это ты мне на яйца наступила.

Алина: (смайл)

Алина: Я уже горю от желания, потом играю с ним своей рукой, одновременно шаля своим язычком в твоём ротике. И вот ты чувствуешь, как я сажусь сверху, а я чувствую, как он входит в меня, и начинаю медленно двигаться, извиваясь на тебе, как змея. Я вижу, как ты наслаждаешься каждой секундой нашего секса, потом мы переходим в позу «сидя» – я сверху. Всё продолжается, одна твоя рука нежно ласкает мою грудь, вторая – мои ягодицы. Твой язычок уверенно гуляет по моему соску…

48kbps: Это он умеет!60

Алина: Я знаю (смайл).

Алина: Я ещё громче стону, ты начинаешь энергичнее ласкать меня, я вся горю от этого наслаждения, чувствую, как приближается пик удовольствия. Я кончила, но мне этого мало. Я слезаю и становлюсь рачком, соблазнительно подзываю тебя для анального секса. Ты подходишь сзади и вонзаешь в меня своего «дружка», я вздрагиваю и кричу, тебе это нравится, и ты продолжаешь всё быстрее. Ты похлопываешь меня по ягодицам, ещё быстрее, ещё жёстче, а я всё так же кричу, но от удовольствия.

И вот ты кончаешь, и я ощущаю, как вся твоя тёплая сперма наполняет меня. Мы оба счастливы. Уставшие, но довольные, ложимся на кроватку. Завершающий нежный поцелуй.

48kbps: Вау!

Алина: Тебе понравилось?

48kbps: Да, за исключением названий половых органов. Не особо я фанат называть свой член дружком, а вагину девушки – бутончиком. Но в целом – очень круто, я влюбился в тебя!60

Алина: Не надо в меня влюбляться. Я делаю больно.

Зачем это было говорить? Такая, казалось бы, подростковая херня, а так обламывает, не передать.

48kbps: Плёткой?

Алина: Нет, я неосознанно причиняю её людям.

48kbps: Я подрочил. Спасибо.60

Алина: Пожалуйста (смайл). Одной рукой писал свои комментарии?

48kbps: Да.

Алина: (смайл)

48kbps: А ты мастурбировала?

Алина: Нет, но хотелось.

48kbps: В чём же дело?

Алина: Не одна в комнате. Я ещё успею, не переживай за меня.

48kbps: Три восклицательных знака и бурные аплодисменты.

Во всех последующих разговорах я пытался затащить её к себе домой, но она отвечала что-то невнятное – не хочу, потом, когда-нибудь в другой раз.

Мы сблизились, я стал проводить с ней всё своё свободное время. Мы гуляли каждый день, такого у меня ещё не было.

Она иногда что-то рассказывала о своём будущем муже, но я слушал так – об мочку уха ударилось и отлетело на хуй на три метра. Больше всего меня радовала скорость наших отношений. Мы были знакомы всего неделю, а уже далеко продвинулись. Иногда меня смущали некоторые её мысли, но я старался не обращать на них внимания. Даже посвятил Алине стих.

– Я вчера мечтала, – сказала Алина.

– Чего намечтала? Член с яйцами? – я редко бываю серьёзен.

– Нет, – засмеялась Алина. – Я придумала, как буду тебя называть.

– Да? – удивился я. – И как же?

– Упс!

– Это корявое сокращение от «пупс»? – спросил я, улыбнувшись.

– Почему корявое?

– Потому что обычно сокращают последние буквы, а ты первую убрала.

– Нет, упсик, – она снова засмеялась, – в данном случае УПС – это аббревиатура.

– Ублюдок, пидор, сука?

– Дурак. Это Увлечение Перед Свадьбой.

– Какая прелесть, – сказал я голосом педика. Да мне даже не надо было изображать педика, я и есть педик – такую херню обсуждать.

– Классно я придумала?

– Очень, – мне совсем не понравилась эта шутка. Я не хотел себя ощущать игрушкой, но не стал ничего говорить по этому поводу, чтоб не устраивать глупые разборки.

– Ну чего ты? А мне нравится. Упс, Упсуля, Упсуня…

– Упсец! – крикнул я на всю улицу.

– Чего ты орёшь?

– Да так… А я вчера для тебя стих написал!

– Серьёзно?

– Да.

– Читай!

– Он пошлый!

– Читай! – закричала она.

– А ты чего орёшь? – я засмеялся.

– Читай! – ещё громче закричала Алина.

– Ладно, ладно, – я начал.

Prono

Я трахался последний раз в июне, А ты мне нравишься, я это не скрываю. Смотрю на тебя дико и пускаю слюни И мысленно с тебя бельё срываю. Хочу тебя. Тебя! Я от тебя тащусь, Как плавленый удав по стекловате. Поссы же на меня – я тоже обоссусь, И мы утонем в грязно-золотом разврате. Ах… у тебя же парень. С ним любовь и планы. И всё равно я буду тратить на тебя все силы! У нас всё будет хорошо с тобой и плавно… В моих фантазиях закоренелого дрочилы.

Наступила пауза. Алина помолчала, а потом сказала:

– Неплохо.

– Да? Только и всего?

– А что я должна ещё сказать?

– Так тоже нормально.

– Ты мне его потом запишешь?

– Да. Кстати, всё хотел спросить…

– Спрашивай.

– Зачем тебе анкета на сайте знакомств, если у тебя скоро свадьба?

– А что?

– По-твоему, всё в порядке?

– Да.

– А жених знает?

– Нет, ему это знать не обязательно.

– А если наткнётся, что будешь тогда делать?

– Я лучше подумаю об этом, когда наткнётся, а сейчас не хочу.

– Хах, ясно. Ну и как, много желающих с тобой познакомиться?

– Хватает.

– М-да. С каждым гуляешь?

– Нет, только с тобой, дорогой мой! – Алина обняла меня. – Ага! Ты ревнуешь, что ли?

– Шутку хочешь?

– Давай.

– Задай ещё раз свой вопрос про «ревнуешь».

– Зачем?

– Задай.

– Ну ладно… Ты ревнуешь?

– Нет, задай слово в слово как несколько секунд назад и с такой же интонацией.

– Э, сейчас. Так: «Ага! Ты ревнуешь, что ли?»

– А хоть бы и так! – по-киношному скривив лицо, изображая кого-то, эмоционально воскликнул я.

– Дааа, – широко улыбаясь, протянула Алина. – Между прочим, если бы не сайт знакомств, мы бы с тобой не познакомились.

– Ну да. А ещё на каких-нибудь аналогичных сайтах у тебя есть анкеты?

– Есть, но я там не появляюсь совсем, от скуки на работе регистрируюсь где-то, потом забываю пароли, сайты и вообще что я там регистрировалась.

Со своим женихом они созванивались каждый день и обсуждали их предстоящую свадьбу. Меня это раздражало, а ещё я ревновал её к её же будущему мужу. Ну и ну. Мне не нравилось, что он иногда звонил во время нашей прогулки. Алина ему что-то врала – я гуляю с той-то, тем-то, тем-то. Так я невольно был подружкой Ниной, парнем Ольги и каким-то Виктором Анатольевичем – хорошим знакомым её мамы – помогал по работе.

– Что-то он часто тебе названивает, – прервал я молчание после очередного звонка жениха, как будто часто звонить своей будущей жене – это страшное преступление и глупо.

– Любит, переживает, вот и звонит, – улыбнулась Алина.

– А если я тебе буду так часто звонить, ты тоже будешь со мной каждый раз разговаривать и я не буду якобы отвлекать тебя от важных дел? – с надеждой в голосе спросил я.

По правде мне тоже хотелось тратить деньги на пустые разговоры и молчать в трубку за свой счёт. Тем более звонить мне уже совсем было некому, да и мне звонили только по работе раз в никогда.

– Попробуй, – Алина снова улыбнулась.

– Да ну. Я тебе уже несколько раз звонил, а ты не отвечала, – я решил отказаться от этой идеи.

– Была занята немножко.

– Ладно, мне и так достаточно.

– Нет, звони мне, – начала Алина нарочито грозным голосом.

– О да! Я буду тебе звонить и говорить мудацким голосом «Привет, зайка! Я скучаю, котёнок»… – изображая жениха Алины, начал я.

– Нет, – резко перебила она меня. – Давай без зоопарка.

– А как? Ну давай… пилотка, – продолжал я свою смехопидорачу.

– Дурак! – Алина резко развернулась и пошла от меня быстрым шагом.

– О! Ааа, – я побежал её догонять. – Алин, ты что – обиделась, что ли? Да брось ты. Это же шутка.

– Ты его совсем не знаешь! – Алина точно обиделась. Сколько раз я слышал эту фразу. И вот от неё я тоже, кстати, устал.

– Кого?

– Костю!

– А кто это?

– Костя – это мой жених, – истерично крикнула Алина.

– Приятно познакомиться, – сказал я вполголоса, хихикнул, а сам подумал: «Ни хрена себе. А я даже и не знал, как его зовут, даже не спрашивал. Она ведь по телефону всё время с ним: пупсик, малыш, солнышко-обдолбышко».

Алина продолжала быстро идти, а я шёл рядом.

– Идёшь домой?

– Да.

– И даже не остановишься поцеловать меня?

– Нет.

– Ты не можешь так поступить со мной.

– Не провожай, – Алина прибавила шаг.

Я остановился и стал размышлять: первая ссора – это сигнал о том, что это не тот человек, который мне нужен. Или так: первая ссора – это проверка. Этакий локальный закон вызова-ответа в масштабе 1:1 000 000. Ссора – это вызов. Если после ссоры пара мирится – влюблённые переходят на новый уровень общения и отношений, если нет – они просто не созданы друг для друга и расстаются.

Вроде бы ничего страшного не произошло – ссора и ссора. Ну и что. Не первый раз. Всё, что меня беспокоило, – так это то, что я к Алине привыкал со скоростью света. Я уже был влюблён в неё, только гнал от себя эту мысль.

Повторив в голове всю цепочку рассуждений, я решил дождаться лета и поступить в университет на психолога. Шутка. Я побежал домой и вылез в сеть, очень надеясь, что там будет Алина. Она там была. Теперь следующий вопрос: если я ей напишу что-нибудь, она мне ответит? Проверить это можно только эмпирическим путём.

48kbps: Привет.

Она не ответила. Я написал ещё несколько сообщений – молчание. Ну и ладно. Я отключился и стал молча грузиться, слушая грустную музыку, представляя в голове разную чушь. Звонить ей не было никакого смысла, она всё равно не ответит. А очень хотелось.

На следующий день всё повторилось. Я распсиховался, написал ей, что был рад знакомству, и ушёл. А ещё на следующий день она позвонила сама.

– Чего надо? – разговаривать с Алиной я уже не очень хотел.

– Тебе звоню.

– Зачем?

– Поговорить.

– Я люблю молчать.

– Ты зажался в своём мире. Ты живёшь иллюзией, – начала Алина свою лекцию о вреде онанизма.

– И что? Тебе какое дело? Ты свой выбор сделала.

– Неправда. Ты же ничего не сделал, чтобы мы были вместе, – так сказала, словно ещё ничего не ясно.

– Зачем?

– Девушки любят, когда им оказывают знаки внимания. Ты меня даже не добиваешься.

– Ты что, будешь давать каждому, кто тебя будет добиваться? Знаки внимания – это фигня по сравнению с настоящими искренними чувствами.

– Если любишь, знаки внимания будешь оказывать регулярно.

– Тьфу! Тебя же нельзя любить, ты делаешь больно! Ты даже не дала мне ничего сделать. Сколько раз я звонил, а ты не отвечала? Сколько раз я звал тебя в кино, кафе?

– Извини, твои предложения меня не вдохновляли.

– О чём тогда речь?

– Я хочу помочь тебе.

– Иди своему Косте помоги. Отдайся ему в знак уважения за то, что он тебя вдохновил на замужество.

– Ты закрываешься, ты сухарь. Я совсем тебя не могу понять.

– Я не закрываюсь, а не открываюсь. Я не собираюсь каждому встречному человеку рассказывать о себе, своих привычках и сколько раз в день я дрочу. – Это мне знать не обязательно.

– Ну и ладно.

– Как твои дела?

– Да получше, чем у тебя.

– Ну и отлично. Рада это слышать. Ладно, всего доброго.

– Вот что за херня? – я стал орать в трубку. – Что во мне не так? Я не пью, не курю, я прилично развит, не урод! Почему ко мне все так плохо относятся?

– Ты сам к себе так относишься! – спокойно ответила Алина. – Пока. Я позже позвоню.

– Да можешь вообще не звонить, – сказал я гудкам.

Вечером того же дня она написала мне. Снова начался бессмысленный разговор.

Алина: (смайл)

48kbps: Ты не ошиблась контактом?

Алина: Нет. Что делаешь?

48kbps: Писю хряпаю.

Алина: Я мешаю?

48kbps: А зачем пишешь?

Алина: Мне жаль тебя.

48kbps: Так отсоси у меня, мне станет легче, да и ты станешь светлее, когда поможешь хорошему человеку.

Алина: Ты мне нравишься.

48kbps: Выходи за меня.

Алина: Не могу, ты сам знаешь.

48kbps: Тогда пришли мне свою обнажёнку, я буду часто тебя вспоминать, и не обижайся, если периодически буду на тебя ссать в своих эротических фантазиях и кончать на лицо.

Алина: Такое развитие событий меня тоже не устраивает.

48kbps: Тоже – как и какое?

Алина: Выйти за тебя.

48kbps: А, ну да, я затупил.

Алина: Ага.

48kbps: У меня два варианта обозвать всё происходящее.

Алина:?

48kbps: 1) мы ходим по кругу. 2) ты мозг ебёшь.

Алина: Мне сейчас тоже нелегко.

48kbps: Чем я хуже?

Алина: Ты ещё не готов к серьёзным отношениям.

48kbps: Готов!

Алина: Ты так думаешь.

48kbps: Ладно – не готов.

Алина: С Костей мне спокойно, а ты слишком резкий.

48kbps: Ты зачем мне щас это всё пишешь?

Алина: Я хочу, чтобы ты правильно меня понял. Мы с ним уже шесть лет, я уверена в нём полностью.

48kbps: Да, я понял. Я пацан с писькой, а он – мужик с яйцами шестилетней выдержки.

Алина: (смайл)

48kbps: Я не хочу на твои смайлы смотреть.

Алина: Подожди.

48kbps: Ну.

Алина: Давай встретимся.

48kbps: Я не хочу гулять, на улице холодно.

Алина: Я могу прийти к тебе в гости.

Я был приятно удивлён и сразу подумал о том, что мы дали ответ этой ссоре и перешли на новый уровень отношений. Ну вот. Значит, она – та единственная, моя девушка. Теперь не будет как раньше, будет ещё лучше. Всё правильно.

Мы договорились, что посмотрим какой-нибудь фильм. Встретившись с ней на улице, я повёл её к себе. Зайдя ко мне домой, она стала робко оглядывать все стены в комнате, потолок, мебель. Мы стали болтать о чём-то, потом попили чай с чем-то сладким, потом ещё поболтали, фильм смотреть не торопились. Потом она попросила меня выйти из комнаты на некоторое время. Я сказал: «Без проблем» и вышел. Чуть позже, не спрашивая, зашёл обратно…

…Алина сидела на кровати в лифчике и трусиках. Её смуглое тело было настолько прекрасно, что хер у меня сразу встал в полный рост. Она пришла ко мне, разделась для меня, я так её хочу.

Я подошёл к ней какими-то неуверенными шагами и начал гладить её плечи. Потом наклонился, поцеловал её в шею, потом в губы. Потом залез своим языком ей прямо в ухо. Она резко выдохнула и стала извиваться. Мне это нравилось. Затем я стал снимать с неё лифчик. Ээ! Чувствую себя школьником, который ни разу не трахался.

Еле его расстегнув, я обнажил её грудь. Вот она – упругая голая Алинина грудь. Секунду помедлив, разглядывая Алину, я принялся ласкать её грудь, затем живот, потом снова грудь. Её рука скользнула по моей ноге и стала гладить мой эрегированный член. «Как же, твою мать, приятно!» – проносилось в моей голове.

Медленно достав мой хер из трусов, она стала его надрачивать. Я положил её на спину и стянул трусики. Перед моим взором предстало её влагалище. Я наклонился и лизнул её чуть левее, в ляжку. Потом стал целовать всё вокруг и постепенно добрался до мечты. Аккуратно поцеловав её в самую промежность, я принялся всё там облизывать, слегка покусывая её клитор. Она стонала и извивалась. Мне нравилось доставлять ей удовольствие. Когда она слегка приподнималась, то я умудрялся целовать её в попку.

Она трепала на моей голове волосы и стонала, закусывая губы. Медленно поднимаясь к ней, я целовал всё, что попадало под мои губы: лобок… живот… грудь… тьфу, блядь! Волос… Шея… Мне понравилось целовать Алину в шею, поэтому ещё раз шея и ещё раз. Наконец, её губки.

Мы поцеловались, шаля языками друг у друга во рту. Посмотрели друг другу в глаза. Она потянула с меня футболку. Сняла. Я спустил с себя трусы, надел презерватив.

Она лежала на спине и смотрела на меня. Затем приподнялась, посмотрела на мой готовый к сексу член и встала на четвереньки. Я пристроился сзади и вошёл…

Ох, Алина! Я стал медленно двигаться, постепенно ускоряя темп. Алина тоже не уступала и подмахивала. Я был на седьмом небе от счастья. Она стонала, иногда вскрикивала. В этот момент мне казалось, что я король секса и у меня самый большой и впечатляющий в мире болт.

Задерживать оргазм не было никакого желания. Я хотел кончить прямо сейчас, отдохнуть несколько минут, потом на второй заход и так по кругу, пока член не сотрётся и не будет выпускать воздух вместо спермы. Пока мы оба не устанем и не выдохнемся.

Через какое-то время я положил её на бок и лёг рядом, продолжая те же движения, ещё через какое-то время она села сверху и стала задавать темп сама.

Сменив ещё несколько поз, я остановился, достал свой хер, скрутил с него презик и кончил ей прямо на поясницу. Сперма медленно начала стекать по её красивой попке и затекать в её дырочки.

Она обернулась. На её лице была улыбка. Поднялась, прижалась ко мне и поцеловала в губы, взяв в свою руку мой член и продолжая выдавливать из него остатки удовольствия.

Это было круто. Я чувствовал себя немного не в своей тарелке. Не знал, что сказать, и непонятно зачем ляпнул:

– Я тебя люблю!

– Я тоже тебя люблю, – сказала Алина, крепко меня обнимая.

Сразу вспомнилась мысль про лучший день в моей жизни или что-то вроде того. Мы сходили в ванну, подмылись.

– Что будем сейчас делать? – спросила она.

– Трахаться! – невозмутимо ответил я. – Ты думаешь, я тебе дам посмотреть какое-то кино? – добавил я, прижимаясь своим членом к её бедру.

Она улыбнулась, поцеловала меня, и мы пошли снова к кровати.

– Нам ещё столько поз предстоит попробовать, – пробормотал я, выбирая глазами место на теле Алины, чтобы поцеловать её туда.

На ночь она не осталась, потому что не захотела, чтобы про неё что-нибудь не так подумали родные. Ещё она добавила, что они всё время спрашивают, куда она уходит каждый вечер. Я промолчал. Ситуация и правда была неоднозначная.

Шло время. Мы ещё несколько раз занимались сексом. Она всё чаще вспоминала о своей свадьбе, а я уже не мог без неё прожить и часа. Я был рад тому, что нашёл девушку своей мечты. На её будущего мужа мне было срать, да и на его уже очень скорый приезд – тоже. В моей жизни наконец-то появилось что-то хорошее. Я просыпался с хорошим настроением, даже если спал всего несколько часов, так как полночи болтал с Алиной в сети.

День приезда её жениха был уже очень близко. Пора было что-то решать с нашим будущим, но мне совсем не хотелось затрагивать эту тему. Сам я, конечно, много думал об этом. Мне казалось, что Алина сначала отложит свадьбу, затем её вовсе отменит и будет со мной до конца жизни.

И потом, как бы это выглядело? Я же не мог настоять на том, чтобы она отказалась от свадьбы. Сразу бы была новая ссора, а ссориться с ней ещё раз я не хотел вовсе. Поэтому и тему эту затрагивать даже не собирался и совсем не знал, что она думает по этому поводу и что собирается делать. Мне всё это было слишком дорого, чтобы за пять секунд взять и просрать.

приехал

Несколько дней я не видел Алину, а только общался с ней в Интернете, но очень мало. Это было непривычно. Каждый вечер я снова один, снова никому не нужен. Снова плохое настроение. Я стал плохо есть. Всякий раз, когда я думал во время еды об Алине и её женихе, у меня сразу появлялся перед глазами видеоряд, как они трахаются. Я даже не знал, как выглядит её жених, но хорошо представлял, как он порет её в разных позах, как она отсасывает ему теми губами, которыми целовала меня и отсасывала мне.

Чем больше я об этом думал, тем хуже становилось моё состояние, меня сразу начинало тошнить и рвать. Меня выворачивало наизнанку от одной мысли, что она вообще обо мне не вспоминает.

За три или четыре дня я сильно похудел и совсем забыл, что такое радость. Я ждал, и умудрился внушить себе, что совсем скоро Алина станет моей. Уже не будет как раньше, будет ещё лучше.

А оказалось всё иначе… Встречи с Алиной я дождался, только она была кратковременной. Какой-то деловой, а не встречей двух любящих сердец. Даже не дружеской. Алина тоже плохо выглядела, была совсем измотана, будто не знала, куда себя деть и что ей делать.

– Мы вряд ли ещё сможем увидеться. Нас видели вместе и сказали моему любимому. Он закатил такую истерику, что мне плохо стало. Он сказал, если найдёт тебя, то уничтожит.

– И теперь возле тебя вообще никаких парней, что ли, не может быть? Что за бред? – я не понимал этого. Тем более подобную фразу я слышал в обосратьсябольшойраз и не удивился.

– Находиться могут, но ведь нас видели, когда мы целовались.

– Это плохо?

– Очень!

– А кто ему сказал?

– Не знаю.

– Есть же пидорасы на свете.

– Да, встречаются.

– А он сильно орал?

– Я сказала, что ему наврали.

– Он поверил?

– Успокоился, но всё равно передал свою угрозу.

– А может, он сам тёлок в командировке трахал…

– Нет.

– Алин, я хотел тебя спросить. Мне уже две недели не даёт покоя вопрос: у нас возможно будущее или можно не брать эту мысль в голову? – наверное, я выбрал неподходящее время.

– Не бери её в голову, – ох ты, даже очень неподходящее.

– То есть? А пояснить можешь? – этого я совсем не ожидал услышать.

– Больше той дружбы, которая у нас есть сейчас, я тебе дать не смогу, – сказала она ровным голосом, или мне так показалось.

– Почему?

– Потому что у меня скоро свадьба, глупый! – она натянуто улыбнулась.

– Действительно, что-то я затупил, – я тоже попытался улыбнуться, но превратился в ещё большего идиота с таким выражением лица.

– Ты расстроен?

– Нет. Нисколько. Я же сам виноват, что к тебе в друзья напросился. Да и любили мы друг друга как-то странно – ты помолвлена, я вообще для серьёзных отношений ещё не готов.

– Наверное, моя вина тоже есть…

– Вряд ли, – надо было раньше эту тему затрагивать. А толку?

– Я же говорила, что могу причинять боль неумышленно.

– Ты повторяешься, – сказал я голосом человека, который сейчас умрёт. Достала уже этой фразой!

– Этот человек мне очень дорог, я люблю его. Мы ведь можем остаться друзьями.

– Зачем?

– А ты не хочешь?

– Лучше с ним останься друзьями, – оооо, блин! Осталось только на колени упасть, зареветь и умолять, чтобы меня не бросала.

– Я не могу этого сделать. Но я хочу остаться с тобой друзьями.

– Чего? Ты думаешь, у меня мало подруг, что ли? – я стал орать. – Ты думаешь, ты станешь моей самой лучшей подругой? Что за бред – остаться друзьями? Да мне на хуй не нужна ещё одна подруга! У меня, блядь, этих сраных подруг – полгорода! У каждой муж, двое детей, и все хотят со мной только дружить! Я и не знал, что я такой крутой чувак…

– Не кричи.

– Я хочу любить девушку, – сказал я ей, глядя в глаза.

– Я знаю, – она опустила взгляд.

– Тебя.

– Прости.

– Да. У нас бы с тобой ничего не получилось. Подумаешь, несколько раз потрахались. Ха! Ерунда! Я же так… упс ебучий, да?

– Не кричи, – повторила она снова. Я замолчал и стал смотреть на неё. – Мне пора. Удачи. Я люблю тебя, – Алина медленно развернулась и пошла в сторону остановки.

Я стоял и не двигался, глядя ей вслед, понимая, что это конец. Конец всем нашим отношениям. Хотелось зареветь, но я держался. В голове у меня родилась новая мысль. Я понял, что квинтэссенция подобных отношений – это сопли. Иначе не получится. Я чувствовал себя участником какого-то сраного реалити-шоу про любовь, где сплошь и рядом вот такие разговоры ни о чём, как у меня с Алиной, которые тоже заканчиваются ссорой или чем-то вроде неё. Эти сцены придуманы, их осталось только переигрывать. Даже фразы в таких разговорах одинаковые. Правда, пары в реалити-шоу мирятся и снова порют эту херню, а я Алину уже не увижу.

Она всё куда-то шла, не торопясь, а бежать за ней и пытаться что-то исправить не было никакого смысла.

Я развернулся и пошёл быстрыми шагами в парк. Я шёл и сплёвывал на каждый десятый шаг, пытаясь контролировать ритм дыхания и не зареветь.

Фух! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Фух! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Фух! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Фух! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Тьфу! – Когда заканчивалась слюна, то я просто выплёвывал воздух. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Тьфу! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Жжух – я шмальнул через левую ноздрю. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Жжух – высморкался через правую. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Фух! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Фух! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Фух! Ыхс – всхлипнул. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Фух! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Тьфу! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Тьфу! Ыхс… Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Тьфу! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Тьфу! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Тьфу! Ыхсъ…

Я вышел на какую-то поляну, где не было народа. Еле сдерживая свои слёзы, я стал орать, думая, что это поможет. Я надеялся истратить всю энергию на крик, чтобы на слёзы её не осталось:

– Друзьями? Как ты не можешь понять, что я не хочу дружить с девушкой, которую хочу любить! Я хочу тебя любить всю свою жизнь! Я люблю тебя! Аааааааааа! Неужели ты это не понимаешь? Разве это так сложно? Аааааааа… Ааааааааааааа! – я упал на колени и опустил голову. Меня качало. – Ох, ну вот. Здравствуй, мигрень, – сказал я уже себе под нос хриплым голосом и упал на бок.

Я лежал, шмыгая носом, и не двигался, иногда вздрагивая, по щекам катились слёзы. Всё-таки я не удержался. Баба и педик! Давно я не чувствовал себя так паршиво. Вот же блядь! Как всё плохо получилось. Ну я и мудак. Мудло и неудачник. Ведь мог с ней не знакомиться, мог к ней относиться так же, как и к остальным, но почему-то решил, что она лучше, она – та единственная, моя девушка. Да ещё и последняя встреча прошла как хуй знает что. Сука!

Где-то недалеко послышались звонкие голоса и смех. Мимо проходила какая-то компания молодых парней и девушек. Они меня заметили, я это понял сразу, потому что они начали шептаться и хихикать. Кучка дебилов, очень смешно. А вообще, я бы так же себя повёл, будь я на их месте. Я бы тучу разной херни придумал, чтобы насмешить себя и всю свою компанию. Валяется какой-то омуль – разве не смешно?

Пролежав на земле какое-то время, я с трудом поднялся и пошёл домой. Я шёл по улице с зарёванным лицом, не замечая никого. Шёл, как баба, не хватало только сисек и растёкшейся туши.

Зачем я в это говно ввязался? Она же предупреждала. Миллион раз мне говорила, что не стоит в неё влюбляться. На что я надеялся? Что их свадьбы не будет? Она бросит его и будет со мной? О чём я думал? Да, блядь! Именно об этом я и думал! Я думал, как мне будет хорошо с ней всю свою жизнь. Как мы поженимся, как у нас будут дети, она поймёт, что я ещё надёжней, чем её сраный жених. Я буду питаться её поддержкой, давать ей всё, что она захочет, и… Я не хотел думать об этом, но не мог себя заставить это сделать. И всё-таки интересно – а она сейчас тоже переживает, или всё это прошло мимо неё? Уверен, она тоже переживает. Я хочу думать так. Только у неё есть тот, кто её утешит, не зная причины её тоски, а меня не утешит никто, даже зная всю историю от начала до конца.

Придя домой, я вылез в сеть и сразу получил от Алины сообщение «Мы не сможем больше увидеться. Забудь про меня!» Я даже не удивился этим строчкам. Как же коряво всё получилось. Можно было и нормально расстаться. Наверняка она уже удалила мой контакт, номер телефона и все фотографии.

Я зашёл на сайт знакомств, со мной по-прежнему никто не хотел знакомиться, удалил аккаунт, затем открыл архив сообщений и стал перечитывать наши бессмысленные разговоры с Алиной.

Местами смеялся, местами улыбался. Думал, что можно было бы здесь ответить ещё лучше, а здесь она хорошо ответила. Весело. Наверное, где-то половину её ответов составляют смайлики. Хех! А вот наши виртуальные прелюбодеяния.

Жаль, что так получилось. У меня нет привычки надоедать девушкам после их отказа. Нет – значит, нет… Хотя это не так просто сделать, как сказать.

Прочитав весь архив нашей переписки и вытерев увлажнившиеся глаза, я удалил её контакт.

2007 год

Смерть мужского полового органа в пальто

Эта история произошла в тяжёлое кризисное время в одном маленьком и совсем не примечательном городке, расположенном глубоко в жопе страны. Имена лиц, принимавших непосредственное участие в этой истории, изменены после многочисленных угроз неизвестных в адрес автора.

– Здравствуйте! Я – пенсионер Петролич, я разговаривал с вами по телефону насчёт работы сторожа, – произнёс пожилой человек, держа шляпу за тулью в одной руке и теребя поля головного убора другой. – Или я говорил не с вами?..

– Аа, помню. Отдел Кадров, – представилась необъятная женщина с тремя подбородками и тремя шеями. – Со мной, со мной.

– Очень приятно. Извините, я ни разу не работал сторожем, поэтому не совсем представляю, в чём заключается суть собеседования, – Петролич волновался. – А разве собеседование проводит отдел кадров?

– Присаживайтесь, – Отдел Кадров кивнула на свободный стул возле стола. – В вашем случае, так как вы хотите устроиться на работу сторожем, встреча с руководством не обязательна. Наоборот, нужно понравиться мне, потому что на работу сторожа принимаю я. А требования к претендентам два: непьющий пенсионер.

Петролич кивнул и сел на стул.

– Ну рассказывайте, что же вас привело к нам? – Отдел Кадров производила визуальную оценку собеседника.

– Да как сказать, всего понемногу: сокращение, кредит… – начал рассказывать Петролич, усаживаясь поудобнее, но Отдел Кадров, решив, что за этими словами последует длинная история нелёгкой жизни престарелого трудяги, перебила собеседника и быстро вернула разговор в нужное русло:

– А кем до этого работали?

– Главным инженером на заводе по изготовлению демократии, стаж – пятнадцать лет, – уверенно и немного гордо произнёс пенсионер.

– Кто вы по образованию?

– Коммунист-строитель, но во время перестройки переквалифицировался в демократа-строителя.

– Что заканчивали?

– Коммунистический институт.

– И, надо понимать, больше вы работу по специальности найти не можете? – продолжала Отдел Кадров.

– Нет, – ответил пенсионер. – Кто ж знал, что сегодня в исключительном порядке будут востребованы только специалисты тоталитарных вузов?

– Ясно, – Отдел Кадров перешла к следующему пункту. – Вредные привычки?

– То есть?

– Пьёте, курите?

– Курить бросил, а в праздники могу себе немного позволить.

– Покурить? – уточнила Отдел Кадров.

– Выпить, – ответил Петролич.

– А по каким именно праздникам? – интервьюировала пенсионера Отдел Кадров.

– По стандартным, – пожал плечами пенсионер.

– А церковные праздники вы тоже отмечаете?

– Не совсем понял вопрос.

– Вы верующий?

– Кхм! По стандартным праздникам… – начал пенсионер объяснять свою предыдущую фразу.

– Верующий по стандартным праздникам? – снова перебила его Отдел Кадров.

– Нет! Прекратите перебивать! – возмутился Петролич. – Я крещёный, если вы об этом, но в церковь не хожу и библию не читаю. Стандартные праздники для меня – это красные дни календаря.

– Замечательно. Ладно, идём дальше. Заработную плату знаете?

– Знаю, но вы по телефону сказали, что можете давать мне больше смен, – напомнил Петролич об обещанной подработке.

– Это как со сменщиком договоритесь, но… В общем, да. Решаемо.

– Хорошо, – пенсионер улыбнулся.

– Хм, – Отдел Кадров ещё раз внимательно осмотрела кандидата на вакантное место сторожа. – Если вы и правда непьющий пенсионер и вас устраивает зарплата, можем перейти к делу, – произнесла Отдел Кадров и, казалось, уже была готова проводить инструктаж.

– Значит, вы меня берёте? – уточнил пенсионер.

– Это плохо? – обеспокоенно ответила вопросом Отдел Кадров.

– Это отлично! – обрадовался пенсионер и поймал себя на мысли, что он уже на низком старте и вот-вот на радостях полезет обниматься с Отделом Кадров, рассказывая, что его никто никуда не хотел брать из-за возраста, неподходящего образования и отсутствия опыта, но он верил, что есть ещё люди добрые на земле, дай бог им здоровья…

– Всё в порядке? – Отдел Кадров смотрела на собеседника и не могла понять, как интерпретировать его периодически сокращающиеся мышцы лица и многозначительное выражение дёргающихся губ.

– Да! – Петролич пришёл в себя.

– Значит, к делу.

– Давайте, внимательно… – пенсионер собрался с мыслями и протёр очки, – слушаю.

– Возможно, вам уже кто-то говорил… может быть, слышали где-то, что на складе, который вам предстоит сторожить, происходит нечто странное… время от времени.

– Нет. Мне ничего об этом не известно.

– Вы мне нравитесь всё больше и больше, – подытожила Отдел Кадров и начала собирать бумаги на столе в стопку. – В общем, на складе у нас находится различная оргтехника. График работы такой: в будни по очереди по ночам, в выходные – весь день. Если хотите больше смен, нужно договориться со сменщиком. Его зовут Михалыч, он у нас ещё здесь ставку слесаря закрывает, поэтому вы с ним можете познакомиться прямо сейчас. А документы у вас с собой?

– Да.

– Так, давайте тогда сейчас закончим с формальностями и пойдём знакомиться с предприятием и вашим рабочим местом.

– Аа?..

Пенсионер хотел задать вопрос про трудоустройство, но Отдел Кадров как будто прочитала его мысли и перебила, пояснив:

– Фирма у нас частная, медосмотр проходить не надо. Директор подпишет приказ о вашем приёме на работу, и всё.

– Аа! – Петролич одобрительно кивнул.

Пенсионер протянул заявление и отдал документы. Ему хотелось уточнить, что за «нечто странное» происходит на складе время от времени, но он до сих пор не мог поверить, что его так быстро оформили, и боялся, что Отдел Кадров передумает и скажет, что он им не подходит, потому что у него слишком непрофессиональное любопытство. Поэтому он решил дождаться встречи со своим напарником и выяснить всё у него.

– Степаныч был сегодня в ночь, поэтому было бы хорошо, если бы вы смогли заступить на свою первую смену уже этим вечером, – говорила Отдел Кадров, пока они шли по коридору к подсобке.

– Степаныч – это… – Петролич немножко смутился.

– Аркадьич! – громко крикнула тётка, перебив пенсионера. – Кадры, открывай! – женщина громко стукнула кулаком по двери три раза.

– Аркадьич – это… – Петролич смутился ещё сильнее.

– Ну вот, ваш сменщик, – пояснила Отдел Кадров. – Алкаш, но руки золотые, поэтому терпим. Починить может что угодно, – она снова повернулась к двери и крикнула ещё громче: – Георгич, ты что, опять всю ночь керогазил?! Колдырь, твою в дышло! Не еби мозги, открывай! – крикнула женщина, ещё сильнее постучала по двери и повернулась к пенсионеру: – Извините.

– Вы же сказали, что его зовут, – нахмурил брови новоиспечённый сторож и повернулся к Отделу Кадров, но её уже не оказалось на месте, – Михалыч, – договорил Петролич, повернулся вокруг себя, но так никого и не увидел.

– Ты кто? – ворвался в ухо пенсионера чей-то голос, заменив лёгкое недоумение предынфарктным состоянием.

– Я? – пенсионер схватился за сердце. – Новый сторож. А вы…

– Виталич! – обдал перегаром Петролича небритый мужик, в ремень которого был просунут молоток, будто меч или кинжал.

– Виталич? – по лицу пенсионера было видно, что он запутался, но, сумев пересилить себя, новый сотрудник тоже представился: – Пенсионер Петролич.

Мужики пожали друг другу руки.

– Заходи, Петролич! – небритый слесарь выглянул за дверь, оглядел периметр, пропустил новенького и закрыл дверь.

Подсобка Михалыча оказалась крохотной. Небольшая комнатка, в которой царил невообразимый бардак, была так же пропитана алкогольным перегаром, как и сам хозяин.

Пенсионер, стоя у двери, смотрел на слесаря и не знал, что сказать.

– Ты садись, Петролич, чё ты стоишь-то? – нарушил молчание Михалыч.

– Спасибо, – поблагодарил Петролич за предложение и аккуратно присел на маленький табурет.

– Ну чё, за знакомство, может? – снова попытался завязать разговор Михалыч. – По стопарику?

– Не-не, – замахал рукой сторож. – Не употребляю.

– А я, пожалуй, дерябну, – рабочий, не стесняясь гостя, приложился к горлу бутылки, отхлебнул и задержал дыхание. – Аааа, ядрёная, сука. Хорошо пошла!

– В отделе кадров сказали, что вы мне покажете помещение и объясните, как работать.

– Да? – Михалыч смотрел на пенсионера и едва заметно кивал. – Ладно. Ща… ща… Щас всё будет.

– Значит, начнём со здания, – говорил Михалыч, периодически поправляя молоток за поясом, когда они шли вдоль коридора и заглядывали в каждый открытый кабинет. – Я обычно обхожу все комнаты, смотрю, все ли ушли домой. Может, кто забыл свет где-то выключить или дверь закрыть. И если такая беда находится, закрываешь и выключаешь. Записал? – слесарь посмотрел на пенсионера.

– Угу, – кивнул Петролич.

– Вот мы идём дальше по зданию, идём, идём, всё хорошо, всё закрыли, выключили и приходим на склад, – продолжал вводный инструктаж слесарь, открывая дверь на склад. – Воооот! Вот это у нас склад, – Михалыч вытянул руку вперёд и провёл ею по воздуху. – Тут у нас хранятся всякие товары, барахло и всё такое. А иди-ка сюда, – слесарь пошёл вглубь склада, зовя за собой новоиспечённого сменщика. – Идёшь?

– Иду, – Петролич старался не отставать.

– Вот твоё рабочее место, – Михалыч указал на старый продавленный диван. – Тут можно покемарить, только недолго, чифирнуть, – он кивнул на тумбу, на которой стояли чайник и кружки, – книжку почитать, если увлекаешься.

– А телевизор есть? – с надеждой в голосе спросил пенсионер.

– Был один старый. Разбился, – с сожалением ответил слесарь.

– Это как это он умудрился? – удивился Петролич. – Сам, что ли, взял и разбился?

– А вот сегодня ночью и узнаешь, – таинственно проговорил выпивший слесарь.

– Кстати, краем уха слышал, у вас тут что-то странное творится, – аккуратно поинтересовался пенсионер, заходя издали. – А подробности можно?

– Подробности? – Михалыч посмотрел по сторонам, подбежал к двери склада, выглянул за неё, убедился, что рядом никого нет, вернулся обратно к изумлённо наблюдавшему за его действиями Петроличу, достал молоток из-за пояса и громко зашептал: – Да тут по ночам такая поебистика творится, брат, хоть экстрасекса вызывай.

– Может, экстрасенса? – не понял Петролич.

– Да хоть кого! – слесарь воскликнул в полный голос, но дальше снова зашептал: – У нас тут по ночам вещи оживают и ведут свою жизнь. Я сначала думал, мало ли – радиация, глобальное потепление или последствия андронного коляйдера, вот коробки и зашевелились, а потом догадался – не радиация это.

– Что же тогда? – любопытствовал заинтригованный Петролич.

– Полтергей это, брат! Шумное привидение с мотором.

– Полтергей? – пенсионер нахмурил брови.

– Угу, – кивнул слесарь.

– Это что такое?

– Это когда вещи оживают и летают по всему складу, – дал точное определение необычному явлению Михалыч, сильно дыхнув в лицо пенсионеру.

– Так, может, пить меньше надо? – поморщился Петролич, не поверив слесарю.

– Хе-хе, умные все какие, – засмеялся Михалыч, потряхивая молотком. – Да тут без этого никак нельзя. Я так даже с молотком сторожу. А Семёныч вот не пил и умер, сердечко-то не выдержало, – слесарь истерично засмеялся, стараясь не повышать голос, – земля ему пухом, упокой, господи, душу раба твоего, – Михалыч перекрестился молотком.

– Семёныч – второй сторож, вместо которого взяли меня? – догадался Петролич.

Михалыч молча кивнул.

Пенсионер опустил взгляд на молоток, потом посмотрел на Михалыча и спросил:

– И давно это началось?

– Да уж давненько, – не стал вдаваться в сроки слесарь. – Так что держи ухо трубой, а хвост – пистолетом, а если что, «Петенька» в тумбочке.

– Что ещё за Петенька? – не понял Петролич.

– «Петенька» – мелок от тараканов, я им очерчиваю диван, чтоб всякая нечисть не беспокоила, призраки и вурдалаки, – пояснил Михалыч и ткнул пальцем на едва видную кривую линию, которая огибала старый диван. – «Петенькой» очертил, за упокой Семёныча принял – и смена, дай бог, пройдёт тихо.

– Учту, – пенсионер медленно осмотрел склад, но не заметил ничего сверхъестественного и спросил напрямую, решив не ходить вокруг да около: – А как насчёт уступить мне несколько смен? В отделе кадров сказали, что это решаемо. Мол, тебе отдых не помешает, ты тут днём нужен.

– Да запросто! – сразу же согласился слесарь. – Можешь несколько дней подряд поработать, если справишься и не уволишься, обсудим.

– Отлично! – обрадовался новый сторож.

Михалыч вручил Петроличу ключ от здания, показал, где висят ключи от кабинетов, объяснил, во сколько приходить, а также другие тонкости сторожевого ремесла, которые могут понадобиться пенсионеру в работе. Петролич всё внимательно выслушал, попрощался и пошёл домой, радуясь, что он наконец-то нашёл какую-никакую, но всё-таки работу.

К первой смене Петролич особо не готовился. Он прихватил с собой книжку со сканвордами, карандаш, чайные принадлежности и пошёл на боевое крещение.

Пенсионер разложил свои вещи на тумбочке возле дивана и пошёл осматривать здание – все ли ушли, везде ли выключен свет, все ли кабинеты заперты.

Он всё внимательно осмотрел, не заметил ничего странного и не выявил никаких нарушений. Вернулся на склад, поставил чайник, настроил будильник на мобильном телефоне на шесть утра на случай, если он вдруг уснёт, и раскрыл первый сканворд.

– Ну что же, поехали. Деньги, которые можно пощупать. Три буквы. Нал? Подходит, н-а-л, – он вписал первое слово по вертикали и прокашлялся.

– Аанаааал, – пролетело по складу эхо.

– Кхм-кхм, – Петролич ничего не услышал и продолжил: – Любовница патриота… раз, два… Шесть букв. Ро-ди-на. Ага, подходит, – он поправил очки и книжку, немного пошелестев страницами.

– Ууроодинаааа, – снова пронеслось эхо по складу.

– Пакостник из детского сада, – продолжал Петролич разминать ум. – Семь букв. Ша-ло-пай. Подошло…

– В жоопу даааай… – в третий раз пролетело эхо, на этот раз в абсолютной тишине.

– М? – пенсионер оторвался от сканворда, не успев написать третье слово. – Кто здесь?

Петролич направил свой взгляд в угол склада. Несколько секунд он вслушивался в тишину, пока её не нарушил закипевший чайник.

– Тьфу, господи! – пенсионер схватился руками за сердце и шумно выдохнул: – Фуууу.

– Гооспердииии…. – снова пронеслось эхо и завершилось падением коробки со стеллажа.

– О! – пенсионер повернул голову на звук и пошёл поднимать коробку.

Он поставил её на место, развернулся и направился обратно к дивану. Прошёл несколько шагов и опять услышал точно такой же звук, будто что-то упало. Он обернулся – коробка, которую он только что поставил на место, снова лежала на полу.

– Хм, – сторож поставил её на полку, протёр очки и начал собственное расследование происходящего, отгоняя от себя мысли о шумном призраке. – Откуда сквозняк?

Он ещё раз обошёл всё помещение, но так и не нашёл сквозившую щель. Сел обратно на диван, взял в руки сканворд, но даже не успел посмотреть на клетки, как сразу же несколько коробок посыпались со стеллажа.

– Да что ты будешь делать! – разозлился он. – Кто здесь? – ещё громче крикнул пенсионер. – Выходи! Шутки со мной вздумал шутить? Так вот чтоб ты знал – это не смешно!

Около минуты он просидел в тишине, осматривая всё помещение. Затем поставил коробки на место, подошёл к чайнику и налил себе в кружку кипяток. Только он собрался окунуть в кружку пакетик чая, как кружка опрокинулась и капли кипятка попали сторожу на руки.

– Да чтоб твою! У, холера! – пенсионер ещё ничего не успел сделать и сразу же получил по голове коробкой. – Да ты!.. – он повернулся в сторону, откуда прилетели коробки, и увидел, как ещё несколько коробок зависли в воздухе, будто смотря на него и ожидая приказа, чтоб напасть. – Матерь божья… – несколько секунд он стоял не двигаясь, не зная, что делать, потом вспомнил про мелок от тараканов и быстро ринулся искать его в тумбочке. – Петя, Петенька! Где ты, мой хороший? – Петролич шарил рукой по полкам. – Петруша? Выходи! Ну где же ты, родной? Нашёл!

Сторож опустился на пол с мелком и принялся торопливо очерчивать диван овалом, водя мелом по старым размытым следам.

Когда он закончил, то сел на диван, держа мел в руке, и посмотрел на коробки, продолжавшие висеть в воздухе. Складывалось впечатление, что теперь уже коробки смотрят на сторожа с таким же недоумением, с каким сторож смотрел на них минуту назад.

– Хе-хе-хе, – Петролич довольно заулыбался, снял очки и снова их протёр. – Что, полтергей, съел?

Но едва он их нацепил на нос, как четыре коробки одна за другой стукнулись о его улыбающееся морщинистое лицо, сбив очки.

– Ты посмотри, что творит, а! – закричал пенсионер и со всей силы кинул мелок туда, откуда прилетели коробки. Мелок врезался в металлический стеллаж и рассыпался на маленькие кусочки.

С этого момента первая смена сторожа превратилась в сущий кошмар. Он всю ночь прятался за диваном и отбивался от предметов, которые беспорядочно летали по всему складу и нередко падали прямо на пенсионера.

– Ку-ка-ре-ку! – зазвенел будильник в мобильном телефоне у сторожа.

Словно испугавшись будильника, шумный дух, который буянил всю ночь, вдруг исчез так же неожиданно, как появился, оставив после себя бардак.

– Ну и ночка, – сказал себе под нос Петролич и начал прибирать склад после полтергейста.

Когда в здание стали приходить люди, Петролич засобирался домой. В коридоре он столкнулся со слесарем, который вместо приветствия тут же накинулся на пенсионера с расспросами:

– Ну как, Петролич, живой?

– Живой, – раздражённо ответил Петролич и добавил: – «Петенька» твой – дрянь!

Он пошёл к выходу и столкнулся в дверях с Отделом Кадров; не дожидаясь очередного вопроса, пенсионер бросил:

– Терпимо, ждите вечером, – и пошёл домой.

Весь день пенсионер не мог уснуть. Прошедшая ночь не давала ему покоя. Он копался в домашней библиотеке, пытаясь найти какую-нибудь литературу, в которой хоть что-то было бы сказано о привидениях, демонах и духах.

Ничего не найдя, он лёг на диван, пытаясь расслабиться и уснуть. Но сон будто игнорировал его, профессионально прячась от пенсионера в успокоительные и снотворные таблетки.

Несколько часов подряд Петролич лежал, стараясь сосредоточиться на чём-то хорошем и спокойном, но у него ничего не получалось.

Он пытался представить солнечный райский пляж с голубым океаном, но в фантазию сразу же влезал полтергейст, и по пляжу начинали летать пляжные зонтики, кабинки и аквалангист, которого в полёте ловко кусала акула.

Как только пенсионер мысленно переносил себя в красивый природный пейзаж с зелёными деревьями и чистым воздухом, над голубым небом тут же нависали грозовые тучи, извергающие молнии, потом появлялся сильный ураган, после которого начинался пожар, и всё живое вместе с пенсионером быстро проваливалось в ад.

Если Петролич думал о приятном зимнем вечере, как он сидит возле телевизора с голубым экраном, чашкой горячего шоколада в руках и неразгаданным четырёхтомником сканвордов, в телевизоре тут же появлялись помехи, белый шум, а из динамиков доносились голоса мертвецов, которые обидно обзывали Петролича и всю его семью до шестого колена.

Ближе к вечеру пенсионер, так и не придумав, как бороться с паранормальным явлением на складе, оделся и пошёл на вторую смену.

Сначала всё было спокойно, но сторож знал, что это лишь затишье перед бурей. В этот раз он решил попить чай, не дожидаясь появления шумного призрака. Он поставил чайник. Как только тот начал гудеть, пенсионер его тут же выключил и, налив себе не до конца вскипяченную воду, в несколько глотков осушил кружку. Пока всё было тихо.

Пенсионер направился к раковине, чтоб сполоснуть кружку. Когда он включил воду, струя, вместо того чтобы падать по своей обычной траектории, вдруг, не долетая до мойки, резко изменила направление, будто ей что-то мешало добраться до трубы, и начала атаковать Петролича, обливая его с ног до головы.

Пенсионер попытался прикрыться руками, но струя то поднималась вверх, то опускалась вниз, как если бы она бежала из шланга, которым умело управлял садовник или пожарник, и не оставляла пенсионеру никаких шансов отбиться.

– Да сколько же можно уже! – закричал мокрый Петролич, размахивая руками. – Что за произвол! Сталина на вас нет!

– Сосал мне во сне деееед, – ответил эхом призрак, в очередной раз исказив слова сторожа.

– Бог ты мой, – выдохнул Петролич, понимая, что сегодняшняя ночь будет, скорее всего, тяжелее вчерашней.

– Лоооох немой, – пролетело эхо, а следом – коробка, от которой сторож с трудом увернулся.

Пенсионер опять спрятался за диван, снова используя его как укрытие.

Полтергейст выждал несколько секунд и обрушил на сторожа безбожный огненный дождь из всех предметов, которые находились на складе.

Петролич вжался в пол, закрыл глаза и прикрыл голову руками, произнося вслух как можно увереннее: «Жить без страха, не бояться! Жить без страха, не бояться!»

На полтергейста это никак не подействовало, и он продолжил буянить, добавив ко всему происходящему зловещее эхо: «Жить без трааааха, не ебаааацаа».

Пенсионер терпел и пытался побороть свой страх, затем слегка выглянул из-за дивана и пришёл в ещё больший ужас от увиденного: в помещении как будто одновременно сочетались такие явления и состояния, как невесомость, вихрь и безумие.

– Спаси и сохрани, – прошептал сторож и перекрестился.

– Соси мой сахарный, – тут же откликнулся полтергейст.

Когда летающие предметы наскучили призраку, он стал хватать сторожа за ногу и поднимать его вверх. Петролич изо всех сил держался за спинку дивана, с ужасом наблюдая, как угол дивана вместе с ним начал приподниматься в воздух.

– Прекрати! – кричал пенсионер. – Прекрати!

Больше он не мог удерживать диван и отпустил его, тот грохнулся на пол, а сторож буквально полетел, оспаривая своим действием закон всемирного тяготения.

– Ты что же делаешь, нехристь! Оставь меня в покое, нечистая! – возмущался сторож, пролетая над своим рабочим местом. – Отпусти! Дай сяду, ну! – дёргался сторож и вдруг наконец-то упал прямо на диван, который мгновением ранее не удержал.

– Опусти на него сединуууу, – провыл дух и притих, будто слушая, что ещё скажет сторож.

Петролич схватился в страхе руками за голову, пригладил волосы, посмотрел перед собой и вдруг так сильно разозлился, что не смог сдержаться:

– Седину? – сторож пытался понять, куда ему смотреть, чтобы высказаться прямо в лицо подлецу. – Да я уже лет как десять седой! Ты же… Неужели… Ты что?.. Да как ты…

– Ку-ка-ре-ку! – закричал будильник, перебив своего хозяина и не дав тому договорить мысль.

С криком будильника полтергейст и вовсе исчез.

Пенсионер отдышался и принялся убирать погром. Он подметал пол и расставлял коробки с товаром на полки, но голова его была забита совершенно другими мыслями.

В момент, когда распетушился будильник, сторожа осенило. Но он так сильно разволновался, что не сразу смог прийти в себя и всё хорошенько обдумать.

Когда склад был приведён в порядок, а в здание начали приходить люди, сторож оделся и заторопился домой. Он выбежал с работы, не замечая никого вокруг – ни любопытствующего слесаря, ни непоколебимую Отдел Кадров.

Всё сознание пенсионера накрыла идея, как избавиться от назойливого призрака, из-за чего Петролич не мог ни на чём сосредоточиться.

Как и вчера, он снова не мог уснуть после тяжёлой рабочей смены. Он лежал на диване, ворочался, но его мысли по-прежнему занимал шумный дух и метод борьбы с ним.

Он переворачивался с бока на бок и набрасывал в голове текст, который собирался озвучить своему необычному знакомому в следующую смену. Попутно он проговаривал его в голове, репетируя интонацию и изменяя неудачные предложения на более подходящие обороты.

Пенсионер был уверен, что его план сработает, потому что, как он считал, ни одна сила не сможет устоять перед настоящими, искренними чувствами. Будь то ядерная мощь великой державы или неведомая ёбаная хуйня.

За целый день он так и не поспал и даже ничего толком не поел. А когда на улице стало темнеть, Петролич быстро оделся и заспешил на свою новую работу.

Третья смена началась так же, как и первые две. Сначала всё было тихо и помещение, за которым следил сторож, выглядело спокойным, одиноким и брошенным.

Петролич был серьёзен. Он старался не шевелиться и не нарушать тишину, чтобы была возможность реагировать на каждый шорох, который он может профукать обычным кряхтением, протиранием своих очков или сморканием в платок.

Наконец полтергейст себя обозначил и пошумел пустой коробкой из-под чего-то, бросив её из одного угла склада в другой.

Петролич напрягся, повернул голову на шум, встал, подошёл к коробке, поднял её и поставил на место. Полтергейст будто этого и ждал, потому что уже в следующую секунду пустая коробка, которую сторож только что поставил на место, снова полетела в тот же угол.

– Всё играешь, – пенсионер снова её поднял и вернул на то же место.

– Помирааааеешшшшь, – разлетелись эхом по помещению искажённые слова сторожа, после чего коробка снова была брошена в тот же угол.

– Именно на этом мы и остановились сегодня утром, – сторож в очередной раз взял коробку, медленно подошёл к месту, откуда она была брошена, сделал ложное движение, будто собирался поставить коробку на место, затем резко отбросил её в сторону и схватил полтергейста за руку. – Попался, полтергей!

Призрак разозлился, принялся вырываться из руки пенсионера, метаться из стороны в сторону и опрокидывать всё, что было в радиусе метра. Но Петролич крепко держал его одной рукой, ухватившись второй за тяжёлый металлический стеллаж, с которого сыпались коробки с товарами.

– Стой! – кричал пенсионер, обращаясь к шумному духу, стараясь перекричать грохот, который тот устроил в панике. – Я хочу с тобой поговорить! Ты можешь успокоиться на минутку? – Коробки на стеллаже закончились, стойка заметно убавила в весе, и призрак уже вовсю раскачивал стеллаж, намереваясь опрокинуть его на сторожа. – Я не причиню тебе зла. Ну же! Давай поговорим!

Стеллаж перестал шататься, и Петролич шумно выдохнул:

– Спасибо.

Пенсионер отцепился от стойки и потянул призрака за собой, проходя вдоль помещения к старому дивану, который он смену назад очерчивал мелком от тараканов.

– Пошли, я тебе кое-что покажу, не бойся. Всё хорошо.

Они миновали диван и подошли к окну, вид из которого был располосован решёткой на много маленьких кусочков.

– Я начну с того, что представлюсь, – начал сторож. – Приятно познакомиться, пенсионер Петролич, – он тряхнул рукой, которой держал за руку призрака, изобразив приветственное рукопожатие. – Я бы хотел тебе кое-что показать.

Сторож сделал глубокий вдох, слегка наморщил лоб, вспоминая вступление своей заготовленной речи, и начал:

– Это не просто решётчатое окно. Это метафора. Я здесь будто в тюрьме. Представь, что всё это помещение – это наша тюремная камера, где я – новенький, а ты – старенький, который пытается меня запугать или, может, даже опустить. Усадить на парашу, зашкварить или трахнуть в зад. Не знаю точно, как у них там это называется правильно. И из этого самого окна можно увидеть всё то, чего нам не достать, – сторож протянул свободную руку к окну и сжал ладонь в кулак. – Но давай будем предельно откровенны друг с другом. Мне шестьдесят три года. И всё, что происходит здесь, на этом складе, меня мало волнует. Мне не страшно. Не сказать, чтоб я ничего не боялся. Но уж тебя-то, молокососа, я точно не боюсь…

Призрак задёргался и снова начал буянить.

– Ну что ты как девочка! – разозлился пенсионер. – Дай договорить!

Полтергейст нехотя успокоился.

– А знаешь, чего я боюсь? – пенсионер посмотрел в точку, где мог находиться призрак. – Вот его, – он снова указал свободной рукой на располосованный вид из окна. – Я много чего повидал в жизни. Конечно, с привидением я столкнулся впервые, но сегодня меня это нисколько не удивляет и не пугает. А вот разруха за окном меня пугает, и ещё как. Мне страшно не за себя, мне страшно за следующие поколения. За тех, кто будет жить завтра. И я боюсь за них. Я боюсь, что они вернутся к тому, с чего начинали мы. Я боюсь, что они переживут всё то, от чего мы столько лет пытались уйти. Я боюсь, что они на своих шкурках познают весь ужас, происходивший с нами. Тот ужас, о котором мы им рассказывали, объясняя, что сейчас они в безопасности. Тот ужас, который мы всеми силами старались перешагнуть ценой собственных жизней.

Ты шумишь тут коробками, портишь товары и даже не представляешь, что сегодня необоснованно высокие коммунальные платежи на общие домовые нужды. И может, очень скоро мы все будем жить в коробках, которыми ты тут сейчас разбрасываешься. Мы платим столько денег, которых и так практически нет, ни за что.

У нас дорогой проезд в общественном транспорте, который ходит хуже меня, как тяжело больной инвалид – так же изредка и криво. Но тебе ведь об этом неизвестно, ты же летаешь. А мы ходим.

Мы ходим по плохим дорогам, которые зимой почти не чистят и даже не посыпают наледь песком. Мы ходим по улицам, где не горят фонари, в больницы, где почти не осталось бесплатной медицины.

Чтобы попасть на приём к врачу, нужно выстоять сумасшедшую очередь за номерком, которых всего четыре. Но ты ведь об этом не знаешь, потому что у тебя ничего не болит. А у меня болит. Мне шестьдесят три года, у меня всё болит. Но больше всего душа. Но мне никто не поможет, потому что бесплатных врачей-то нет. Все хотят зарабатывать деньги и жить красиво. Врачи не исключение, они тоже люди. Они ушли работать туда, где платят – в частные клиники.

И по вербовке сюда никто не хочет ехать, потому что молодым специалистам нечего предложить. Все хотят квартиры, но муниципального жилья не осталось и приезжих негде разместить. Муниципальное жильё продали и положили деньги себе в карман. Вообще никакого жилья не осталось, и новое не построили, потому что, если верить результатам переписи населения, квартиры пустуют. Они чьи-то. У кого-то одного их может быть целых пять, а он их даже не сдаёт, квартиры пустуют. А кто-то впятером ютится в скромной двушке или даже однушке. И зачем, спрашивается, строить новые квартиры, если их уже построено больше, чем живёт людей в городе?

И я, может, пошёл бы в платную больницу, но у меня нет денег, потому что у меня маленькая пенсия, которая уходит на коммуналку и кредит. Сейчас все нахватали себе кредиты и теперь мучаются и крутятся, чтобы их отдать. Кто-то даже берёт новые кредиты, чтоб погасить старые. А ты вообще знаешь, что такое кредит?

Все живут как зашуганные зомби, только ещё хуже. А ты и такие, как ты, только всё усугубляют. Люди и так живут в страхе и паранойе, постоянно накручивая себе, что за ними кто-то следит, а ты ещё и дебош устраиваешь.

Посмотри на людей: да они настолько привыкли думать, что они всегда под прицелом и колпаком, что даже по телефону не могут обсудить какую-то мелочь. Они говорят: «Это нетелефонный разговор», хотя тема разговора – вчерашняя серия очередного мыльного сериала, название которого никто не помнит. А ведь их никто не подслушивает. Но они все думают по-другому. Паранойя в организме на генном уровне. И кредиты в этой паранойе играют не последнюю роль.

Вот я подарил своему сыну дорогую машину, потому что хочу, чтоб он жил счастливо и без мыслей, что он кому-то что-то должен. Чтоб он мог идти в ногу со временем. И мне нужна эта работа, потому что я не хочу, чтоб мой сын от нынешнего темпа жизни сошёл с ума к тридцати годам и застрелился от безысходности. Я стараюсь ему помогать и поддерживать во всём, поэтому и работаю, являясь пенсионером. Пусть я работаю сторожем на складе, но это ведь лучше, чем ничего. Если бы мне позволяло здоровье, я бы пошёл фуры разгружать. Но тебе и эти чувства чужды. Ты ничем не гнушаешься.

Ты крушишь всё помещение, даже не представляя, какой сегодня дорогой ремонт. А ты хоть знаешь, сколько стоят обои и краска? Сколько стоит новая мебель? А знаешь, сколько стоят продукты? Конечно, нет, потому что ты ничем не питаешься!

Вот я сейчас говорю всё это, а тебе даже не стыдно. Тебе всё равно, потому что это тебя не касается. А меня касается. И мне страшно. Я боюсь и злюсь, потому что никак не могу на это повлиять. Я не могу даже поучаствовать в выборе мэра своего города, потому что его назначает глава нашей республики, которого, в свою очередь, назначает президент. Представляешь, мы строили демократию столько лет, а пришли к тому, что выборные должности стали назначаемыми.

Но даже и в выборе президента я не могу поучаствовать, потому что мой голос ничего не стоит. Потому что я мелкий человек, вообще никто. Я, если хочешь, обычный старый дед в дряхлом прохудившемся пальто. Умру – никто и не заметит.

И мне совершенно непонятна логика твоих действий. Что ты хочешь доказать своими поступками и чего добиваешься? Ну?.. – пенсионер выждал театральную паузу. – Молчишь.

Можешь и дальше тут летать и всё ломать, мне всё равно, я приберусь после тебя и пойду домой. А товар, который ты ломаешь, не мой. Но я хочу, чтоб ты знал! В нашей жизни столько зла, жестокости и страха, что ты и любое паранормальное явление по сравнению с ним, по сравнению с сегодняшней повседневной человеческой жизнью – детский безобидный ужастик с ограничением по возрасту нуль без палочки.

Так что, сокамерник, летел бы ты лучше отсюда куда подальше и не мешал обычным смертным работать, – сторож замолчал.

Полтергейст вырвался из руки пенсионера, повернулся к сторожу спиной и заплакал от стыда, тихо подёргивая плечами.

– Ну-ну, полтергеюшка, будет тебе, – Петроличу вдруг показалось, что он слегка перегнул палку. Сторож подошёл к духу, чтобы его пожалеть, и положил руку ему на плечо. – Я ведь не хотел тебя обидеть. Просто сказал, как есть.

Полтергейст сбросил руку сторожа и продолжал тихо плакать.

– Ну всё, хватит, – пенсионер обнял призрака.

Полтергейст повернулся к сторожу и положил зарёванное лицо ему на грудь. Затем поднял голову, посмотрел ему в глаза и… после неловкой паузы они страстно сплелись языками, трогая друг друга за гениталии.

Закончив прелюдию, пенсионер и шумный дух занялись дружеским анальным сексом. После секса полтергейст покурил и улетел, громко хлопнув дверью на прощанье.

Петролич помахал ему вслед, убрал помещение, прилёг на диван и закрыл глаза.

Из-за двух бессонных и тяжёлых ночей он уснул так крепко, что не услышал свой кукарекающий будильник, который пытался до него докричаться в течение целого часа.

– Петролич, – сменщик аккуратно тормошил его за плечо. – Ты жив? Петролич!

Пенсионер не шевелился, он спал и не издавал совершенно никаких звуков.

– Ну, видишь? – слесарь повернулся к Отделу Кадров.

– Вижу, – кивнула головой Кадры. – Может, просто кемарит?

– Не, не кемарит, – шёпотом произнёс слесарь. – Кончился твой Петролич. Это полтергей его, ей-богу, – Михалыч перекрестился молотком, который держал в руке.

– Да прекрати ты! – зашипела в ответ Отдел Кадров и перевела взгляд на инструмент: – А молоток тебе зачем?

– А я без молотка никуда, – слесарь прижал его к груди. – И сторожу с ним. А с Петроличем-то что будем делать? – он кивнул на спящего сторожа.

– Ну-ка, дай-ка я сама, – Отдел Кадров отодвинула слесаря, подошла к пенсионеру и начала сильно трясти его за ногу: – Э, кемарщик! Подъём, вставай давай! Ау, дедуля! Утро уже!

Пенсионер не двигался и мирно спал.

– Ну что делать-то будем? – напирал шёпотом слесарь.

– А чего ты шепчешь? – громко спросила Отдел Кадров у Михалыча.

– Так… мёртвого боюсь разбудить, – признался слесарь.

Отдел Кадров всмотрелась в морщинистое лицо Петролича, выдохнула и перекрестилась:

– Господи, прости! – затем повернулась к слесарю: – Похоже, и правда. Кончился мой Петролич. Ну что, вызыв…

– Ку-ка-ре-ку! – в очередной раз распетушился будильник, перебив Кадры.

– Мать твою ёб! – испугавшись, закричала Отдел Кадров.

– Мммм, – Петролич зашевелился, хрипя и морща лицо. – Ээ, кхм, аааа.

– Шайтан, собака! – закричал Михалыч, подпрыгнул и спрятался за широкую спину Отдела Кадров. – Неужто бесы!

– Аааа, – хрипел пенсионер, в горле которого пересохло, пытаясь прокашляться и продрать глаза.

– Это ещё как понимать? – онемела от ужаса Отдел Кадров.

– Ииаа, кха-кха, – зевал и просыпался сторож.

– Господи, спаси!! – закричал слесарь, размахивая молотком. – В Петролича бес вселился. Уйди, нечистая! Сгинь, демон!

– Ааээ, кха, кха, мммм, – кряхтел Петролич и пытался подняться с продавленного дивана, издавая внутриутробные звуки и закрепляя их сумасшедшим недоумением на искривлённом за ночь лице.

– Иваныч, гаси его! – кричала Отдел Кадров.

– Свет одолеет тьму! – истерил слесарь, выставив вперёд молоток, перекрещивая его предплечьем второй руки.

– Давай, Саныч, родной! Соберись, Валерич! – кричала Отдел Кадров.

– Помилуй меня, господи! – кричал слесарь, прячась за свой крест из руки и молотка.

– Николаич!! – Отдел Кадров орала, не жалея связки. – Вали его!!!!

– Сгинь! Сгинь! – Михалыч разбежался и сильно ударил пенсионера по голове два раза молотком. – На! На!

Петролич застыл в ужасе и завалился на бок, перестав шевелиться и издавать звуки.

– Твою в дышло, а! – хохотнул слесарь через несколько мгновений и вытер пот со лба. – Что, против лома-то нет приёма? – он гордо вскинул окровавленный молоток вверх и плюнул на бездыханное тело пенсионера. – Тьфу! Тоже мне, полтергей недоделанный, сука! Знай наших, нечисть поганая!

– Ну, Макарыч, сукин крот, – Отдел Кадров тоже вытерла пот со лба и похлопала слесаря по плечу. – Охотник за привидениями, твою за ногу. Даже хочу тебе премию выписать, сукин бобр. Молодец! Только не пропей! – Отдел Кадров снова приняла суровый серьёзный вид.

– Ну так какие вопросы, начальник, – постелился перед Отделом Кадров Михалыч. – А Петроличу?

– А Петроличу… – Отдел Кадров задумалась. – А скажем, что Петролич упал и ударился головой об… – Отдел Кадров осмотрела все углы и пожала плечами. – Да пусть об пол и ударился.

– Ну да, – кивнул слесарь, – он же старый был, видел плохо.

– А про полтергей ни слова, – Отдел Кадров оглядела помещение и пошла работать.

На этом моменте история пенсионера Петролича оборвалась.

Его похороны проходили в абсолютной тишине. Даже песок и камни, которыми засыпали вырытую яму, старались бесшумно распадаться на мелкие частицы в падении, чтобы не стучать по крышке гроба и не нарушать гармонию, царившую в ящике.

На похоронах пенсионера присутствовал только его сын со злой рожей и гвоздём в руке, да и то недолго. Он хотел нацарапать на могиле отца «Пидр», но не сдержался, заплакал, отбросил гвоздь в сторону и убежал, потому что недвижимость терять очень обидно.

Ведь деньги на машину, которую Петролич подарил своему сыну на свадьбу, пенсионер взял в кредит у банка под залог, заложив при этом собственное жильё, где помимо самого Петролича проживали его сын с женой и маленьким ребёнком.

И когда пенсионер умер, у молодожёнов не получилось обрадоваться его смерти и зажить счастливой жизнью в своей квартире, потому что банк хладнокровно её забрал, после чего семье с ребёнком пришлось переселиться в машину, где они и живут по сей день.

Поначалу их доставал полтергейст, который тоже не смог никуда устроиться. Он хотел вернуться на старое место, но фирма уже разорилась, потому что он сам же и разломал весь товар. И ему ничего больше не оставалось, как прийти к семье своего лучшего друга.

Первое время шумный дух всячески пытался обращать на себя внимание жителей машины, включая по ночам фары, сигнализацию и теребя дворники. Поэтому молодой семье пришлось его усыновить. После этого всё стихло.

Такая история.

2013 год

Terror crew

Все события и персонажи выдуманы. Любое совпадение – провокация, лежащая целиком и полностью на совести автора.

Intro

2002 год. Провинция. Сентябрь. Суббота.

20:34

– Это мне?

– Да. С Днём рождения, сынок!

– Пап, ты чё – серьёзно или разводишь?

– Такими вещами не шутят. Конечно, серьёзно!

– Спасибо! Спасибо, пап! Лично моя?

– Ты на права сдал?

– Да.

– Восемнадцать есть?

– Сегодня.

– С днём рождения!

– Спасибо! Погоняем?

* * *

1:49, воскресенье

– О! Смотри, какая точила.

– Лехус. Чёрный. Почти новый.

– Распишем?

– Ты чё, это ж блатная тачка!

– На номера глянь.

– И что? Думаешь, все криминалы гоняют с блатными номерами? Вон, смотри, рядом стоит мерин с тройной цифрой и жук с зеркальными. Может, здесь сходняк или тут полдома коммерсов.

– Да плевать! Сейчас любой может позволить себе иномарку.

– Ага! То-то у тебя даже компа нет. Любой! Но не в нашем городе.

– Пока вы тут бакланите, я уже две двери затагал.

– Вандал хренов! Мне место оставь! Дай мне тоже белый.

– Круто! Это надо заснять.

– Она так долго не простоит. Отмоют!

– Фотографа надо быстро напрягать.

– Утром по-любому надо щёлкнуть. Всё равно пойдём стенку фоткать.

* * *

8:23

– Охренеть! Это шутка, что ли? Пап! Чё за прикол?

– Где? Ох, ё! Что за… кто посмел? Суки малолетние! Поймаю – убью нахер!..

Check this out

11:30

– Здорово!

– Привет!

– Где все?

– Подойдут.

– А Муравей?

– Я за него!

Подозреваемый № 1 – Вадим Муравьёв.

Райтер, пятнадцать лет. Учится в девятом классе. Заканчивает художественную школу. Любит бомбинг.

В основном рисует кэрэки.

Street Name: Муравей.

Tag: Ant

Хочет стать дизайнером.

– А когда подойдут?

– Скоро.

– Договаривались же в половину!

– Не ной, Ру!

– Я и не ною! Просто не люблю, когда опаздывают!

Подозреваемый № 2 – Руслан Адиев.

Райтер, четырнадцать лет. Самый младший и самый низкий в Terror Crew. Обижается, когда его зовут «Мелкий» или «Малой». Учится в восьмом классе. В художественной школе учится в одной группе с Муравьём.

Street Name: Нет. В узких кругах его называют Крошка Ру.

Tag: Руся. Не любит прозвища, подписывается именем.

В Terror Crew маэстро.

– Договаривались – значит, будут! Подумаешь, несколько минут. Мне лично не западло подождать.

– Как всегда.

– Вон Элмо идёт.

– Здорово, пацаны!

– Здоровей видали.

– Сосали!

Подозреваемый № 3 – Кирилл Саламатин.

Райтер, пятнадцать лет. Любит рисовать бомбы, предпочитает бомбинг легальному рисованию. Учится в девятом классе.

Street Name: Элмо. Часто рисует этот кэрэк в тетрадках, скетчбуках.

Tag: Элмо.

Раздолбай. Обезбашенный вандал.

– Чё опоздал?

– Бабушку через дорогу переводил.

– Неубедительно врёшь, сынок!

– Почти все собрались, ждём фотоаппарат.

– А ты ему сказал про лехус?

– Сказал.

– И чё он?

– Пожалел, что с нами не ходил.

– Он щёлкнет?

– А куда он денется?

– А вон он идёт.

– Здравствуйте, дети! Вандалы вонючие! Я вас в милицию сдам! Совсем уже страх потеряли, уроды!

– Хорош, Диспл! Ты фотик взял?

– А як же!

Подозреваемый № 4 – Денис Плотников.

Тэггер, шестнадцать лет. Учится в десятом классе. Фотографирует все работы Terror Crew и снимает бомбинг на видео. Его отец, профессиональный фотограф, разрешает пользоваться своим оборудованием.

Street Name: Диспл.

Tag: Displ.

Пишет телеги.

– Ну что? Погонзали, Гонзалесы?

– Погонзали!

* * *

8:25

– Сука! Убьюнах! Падлы! Что за жизнь пошла? Малолетки, мнять. В общем, так, Костя: твоя задача – найти этих уродов, мнять, и научить их любыми путями уважать чужую собственность. Тем более твою, мнять! Понял?

– Да!

Подозреваемый № 5 – Константин Мартынов.

Гопник. Восемнадцать лет. Учится на первом курсе университета.

Друзья называют Мартын.

– За последствия отвечу я.

Подозреваемый № 6 – Андрей Иванович Мартынов.

Предприниматель, сорок шесть лет. Владеет автоцентром. Имеет связи во многих кругах.

Featuring

Кунсткамера, запирсингованный чувак. Угорает по плану.

Маус209, райтер из MFG209 (MFG – Mother Fucking Geniuses).

Стакан, Колючий, друзья Мартына – Отморозки.

DJ Вега, первый студент, второй студент, МС в клубе, водитель автобуса, продавец магазина, Ангелина Ивановна (владелец магазина).

Track 01

11:34

– Где рисовали-то?

– Вдоль железнодорожного полотна.

– Далеко!

– Полчаса. Не тупи, Диспл.

– А чё рисовали?

– FREEDOM в 3D на фоне неба.

– Фреску по скетчу Ру?

– Но!

– Прикольно. За меня тагнули?

– Обижаешь!

– Молодцы! Какая площадь?

– На три квадратных плиты. Top to Bottom.

– Кстати, а я слышал, что рисунок на всю площадь стены называется ещё Back to Back.

– Да, я тоже это слышал.

– А знаешь от кого? Помнишь, эти придурки FA Crew нарисовали какую-то беспонтовую граффитюльку Wild Style’ом на полстены, а остальную половину затагали. А потом всем говорили, что это Back to Back.

– А, да. Я помню. Дебилы.

– Я вообще не знаю, кто такие FA Crew.

– Да три неудачника. Оттуда Банан, кстати.

– Банан оттуда?

– Да. А ты, чё, не знал?

– Нет. Так Банан вроде неплохо рисует. Он же показывал мне свои скетчи.

– На бумаге – одно, на стене – другое. Я тоже видел его рисунки. Там ничего сложного, кэрэков нет, всё либо в Bubble Letters, либо в Wild Style. Хип-хоп для начинающих!

– Ха-ха-ха. Хип-хоп! Кто-то и на бумаге хреново рисует.

– А как FA расшифровывается?

– Free Action.

– Свободное действие? Странное название. Могли и поинтересней придумать.

– Кстати, Элмо, где-то здесь сейчас будет их картинка.

– Как рисовалось? Шухера много было?

– Да почти нет! Там классное место: идёт забор, а напротив него какой-то склад, и с него огромный прожектор прямо на этот забор светит. Светло как днём. Мы за три часа всё нарисовали.

– Поездов почти не было. Прохожих так, несколько человек. Никто ничего не сказал.

– Да вряд ли вообще бы кто-то что-то сказал. Можно было смело днём рисовать. Я б тогда с вами бы пошёл.

– Ты и так мог с нами пойти.

– Как? Я уже с Кунсткамерой договорился.

– Кстати, и чё?

– Оооо! Было круто! Кунсткамера вчера пластилина намутил.

– Чего?

– Ну, гашиша.

– Гашиш – это же камень.

– И камень тоже.

– А какая разница?

– Камень – твёрдый низкокачественный гашиш. Пластилин – мягкий гашиш, ручного сбора. Покруче будет. В пластилин, по-моему, чего-то добавляют.

– Ты чё, Муравей, не знал?

– Нет. Зацените: Диспл и философский камень. Ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха, ништяк угорел.

– И чё дальше?

– А дальше мы как дунули…

– Вон их работа.

– Ааа. Я видел. Не знал, что это Банан. Такой сингл беспонтовый.

– Таги тоже не лучше.

– Почему «таги»? Правильно же – «тэги».

– Да какая разница! Кто как хочет, так и умеет.

– «Тэг» лучше звучит.

– А мне больше «таг» нравится.

– Ру, это то же самое, что спорить, как правильно: «гра́ффити» или «граффи́ти».

– Кстати, да.

– Не, я не жалею, что вчера пыхнул. Надо было вам на день перенести.

– Ага. Чтоб поймали?

– Да кому это надо?

– Мауса поймали.

– Когда?

– Месяц назад.

– За что?

– Да все MFG209 пошли вагоны бомбить, а их попалила линейная милиция. Проезжал локомотив, с него спрыгнули двое ментов и побежали за ними. Видимо, где-то их кто-то спалил и сдал.

– Только Мауса поймали?

– Да. И прикинь – его обвинили в том, что он бросал в поезда камни и бутылки.

– Да?

– Но.

– Так правильно. Они вагоны бомбили, а вы нормальную фреску бацали. Кому эти стены нужны? И что потом с Маусом?

– Ничего. Взяли номер телефона, имя, фамилию и отпустили. Спрашивали ещё телефоны и имена остальных, но Маус не сдал.

– Молоток!

– Дааа. Обошлось. Повезло Маусу.

– Так, ну-ка, а про машину что?

– Мы расписали какой-то чёрный лексус с ног до головы.

– Элмо, отмор недоделанный, расписал даже колёса и все стёкла.

– Элмо, чё, в натуре, что ли?

– Да.

– Ха-ха-ха.

– Я во всю лобовуху сингл мочканул.

– А ещё что-нибудь бомбили по дороге?

– Да. У нас краска осталась. Элмо с Муравьём «Икарус» расписали. Там где-то две бомбы. Ну, в общем, одна сторона полностью разукрашена.

– А ты не рисовал?

– Я не могу бомбить чужую собственность.

– А главное, прикинь, случайно же на «Икарус» наткнулись. Они же ночью где-то стоят все вместе.

– В АТП!

– Наверное.

* * *

7:15

Не, ну надо же, а! Ты посмотри, что творят, на одну ночь решил во дворе оставить «Икарус». И – на́ тебе! Думаю, чё я его повезу? За одну ночь ничего не будет…

* * *

11:52

– «Икарус» надо было сразу фоткать! Где его теперь искать?

– Да ладно!

– Ещё две витрины расписали. Их тоже нужно поскорее сфоткать, а то смоют.

– Сделаем.

* * *

9:56

– Алло! Ангелина Ивановна? Здрасьте! Тут такое… Витрины изрисовали.

– Чем?

– Ну… из баллончика!

– Сильно?

– Не то слово…

– Твою за ногу! Ладно, я приеду, разберусь!

* * *

11:55

– Я вчера новый текст написал.

– По накурке, что ли?

– Не. Ещё до неё!

– Приколи.

– Шестнадцать строчек. Называется «Я». Зацените:

Я по каждому поводу имею своё мнение: Излагаю его, если надо, пока есть терпение. Но всё моё терпение размером с малый атом, И потому я мнение высказываю матом. Я согласен буду с тем, кто считает меня дерзким: Мой слог и мои рифмы – почти все они мерзкие. Культурный человек со мной общаться не станет, Ну и в рот его ипать! Меня к таким не тянет. Мне паипать на все предрассудки молодёжи. Я часто шлю на куй всё, что меня гложет. Может, не везде я бываю прав, Но стою на своём так, ради забав. Диспл! Да! Я не несу позитива, В моём творчестве слишком много ненорматива, И, кстати, до езды – это не новая весть. Так что принимайте, суки, меня таким, какой я есть!

– Прикольно.

– Прикольно.

– Прикольно, только зачем нужно было упоминать своё имя?

– Так, пусть будет.

– Если я буду слушать эту песню, я же буду знать, кто её поёт.

– А если нет?

– Так у тебя в каждой песне своё имя вставлено.

– Ру, у тебя вообще нет погоняла.

– А зачем оно мне? У меня есть имя Руслан, мне хватает. Я вообще считаю, что погоняла должны даваться как Муравью или Кунсткамере, а не сам: захотел – взял «Терминатор», захотел – «Вырывающий Печень».

– Так мы ж тебя зовём Крошка Ру!

– Я полдня его буду выводить на стене. Бабское какое-то. Только вы меня так и называете. «Диспла» же ты себе сам взял.

– Ну и что? Это сокращение от имени Денис Плотников.

– А я не хочу себе прозвище выбирать. Меня прёт Руся!

– Как сказал однажды Банан: «Погоняла у лохов. У реальных пацанов Street Name».

– Да пошёл в жопу твой Банан!

– Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха!

– А вон тот вагон, который MFG расписывали.

– Там не только MFG. Там, по-моему, все, кроме нас.

– А давайте тоже, чё!

– Да ну. Мне западло.

– Да там уже места нет.

– О, смотрите – товарняк едет.

– Кто это? Это не наши! Он с юга, по-любому.

– Прикольно расписан. Простенько, но со вкусом.

– Так на вагонах только Broadway и Bubble тянет. Быстро же надо!

– Ещё кэрэки можно примитивные.

– Надо сфоткать.

– Конечно, сфоткай!

– Сделали бы whole cars.

– У нас сложно. Нужно с лестницей, а со стремянкой стрёмно бродить – спалят.

– О! А это чё? ASD Team? Это ещё кто?

– ASD – как на клаве, три буквы кряду.

– Да это ж байт! Я в каком-то журнале видел точно такой же рисунок.

– Выполнено чётко.

– Да уж, зато срулили.

– Давай ещё побаттлуйся с ними из-за этого.

– Хрен на них.

– О! А вот наша гордость!

– Сколько у вас баллонов ушло?

– Около восемнадцати.

– Прикольно!

– Давай, фоткай.

– Да, давай, фоткай, и пойдём ужо лехус искать.

Track 02

8:42

– Короче, ты меня понял, да?

– Да!

– Найдёшь, объяснишь, накажешь.

– Да понял я!

– Неделю тебе на всё про всё, мнять. Не сможешь – тогда я!..

* * *

9:12

– Алё.

– Алё, Стакан?

– Чё хотел? Я сплю.

– Дарова.

– Дарова. Чё хотел?

– Мою тачку разрисовали.

– Какую тачку?

– Джип!

– Новый?

– Нет, мнять! Старый!

– Когда?

– Ну, ночью, видимо!

– Ни хрена себе – беспредельщики! Тебе ж её только что подарили! Борзеют малолетки! Чё планируешь предпринять?

– Отмывать, мнять! Найду этих ублюдков! Поможешь?

– Базара мало! Завсегда!

– Ладно. Давай, вставай и ко мне подваливай, ща Колючему звякну.

– Давай. Ща буду.

* * *

9:15

– Алё.

– Дарова.

– Дарова. Чё так рано?

– У меня тачку расписали.

– Кто? Какую? Джипер, что ли?

– В пальто! Я в душе не… Да, джипер.

– И?

– Хочу найти этих уродов. Стакан ща ко мне подвалит. Ты как?

– За! Ща зайду.

– Давай.

* * *

9:49

– Ого!

– Вот тебе и ого.

– Даже колёса покрасили, суки, мнять!

– Да вообще звездец!

– Какие идеи есть? Как найти собираешься?

– Не знаю пока. Срисую эти каракули и буду каждого широкоштанного ублюдка тормозить и в харю ему эти каракули тыкать и спрашивать, кто этот хренов каракулист.

– Кстати, это мысль. Где-то же они тусуются. Нужно заглянуть к ним на огонёк и побалакать.

– По-любому.

– А где тусуются?

– Мож, в подъездах?

– А мож, на хате?

– Да мне по херу, где, мнять! Скоро будут на том свете!

– А как ты это прочитаешь?

– Об елдак!

– Начни с лобовухи, там что-то большими буквами написано.

– Правда? И как это я не заметил!

– Да не, я не про то. Я про то, что они могли там написать что-то своё главное. Название какое-то.

– Слушай, Стакан, здесь вся машина в названиях каких-то. Они же писали не «Помой меня» и «Васька – сука, здесь был Петя».

– Обожди, Колючий! Стакан тему двигает.

– Ну! У этих отжаренных же какие-то команды. Как-то же они там называют себя.

– Хе! Почему отжаренных?

– А в шапках пожизняк ходят. И летом, и зимой.

– Зимой и летом одним цветом, мнять. Кто это?

– Отжаренный широкоштанёнок! Ха-ха-ха!

– Хорош ржать, придурки.

– Да ладно, Мартын, не в обиду же.

– Кароча, давай разбираться. Зашифруют же, суки.

– Ну, второе слово на лобовухе – это «Crew».

– И чё это значит?

– Знаю я словно. Я чё – английский учил, что ли?

– А может, не… твою мать. Как ты сказал?

– «Крев».

– Это «крю».

– Что?

– Во что! Это «Крю»! С английского значит «команда», учи олбанский, лапоть.

– Ну, я же говорил, что у них как-то команды называются.

– И чё? Тут полгорода в этих «crew» исписано! Первое слово надо.

– Давай, мож, по буквам. Так легче.

– Первая «X».

– А может, «Т»? Просто под наклоном?

– Плевать! Дальше.

– Вторая на «Е» похожа. А ещё на «О».

– Потом две какие-то одинаковые буквы.

– Стойте. «Terror Crew», ёпты!

– По-любому. Малаца, Колючий!

– Подожжите, я не догнал. Как вы догнали?

– Смотри! Первая «Т», вторая «Е», потом две «R»…

– Всё, догнал. Здорово. И? Дальше…

– Надо записать, а то забуду нахер.

– Как искать-то?

– Давай пожрём сначала, а потом решим.

– Давай.

* * *

12:41

– Охренеть! Обезбашенные.

– Впечатляет?

– А як же!

– Давай, фоткай – и сваливаем. Может, нас тут караулят.

– У тебя паранойя, Муравей, спокойствие.

– Да тихо вы! Тут надо несколько кадров сделать. Машина же со всех сторон исписана.

– Так делай!

– Отвали. Без сопливых…

* * *

10:38

– А где у тебя родаки?

– Не знаю.

– Чё жрать будем?

– Чё найдёте.

– Как всегда?

– Что – «как всегда»?

– Никакого обслуживания.

– У меня самообслуживание.

– Я и сказал – «как всегда».

– В общем, так. Название команды известно. Может, остальные надписи – это их имена?

– Скорее всего.

– Попробуем расшифровать?

– Хрен ты там чё расшифруешь. Там так всё замалёвано…

– Да они, наверное, и сами не поняли, что написали.

– Да по-любому!

– Будешь спрашивать всех широкоштанинных?

– Можно. Можно взять биты, позвать ещё парней и пойти крошить этих уродов. До тех пор, пока нам не сдадут нужных.

– Тоже мысль, кстати.

– Ага. Так можно и замочить ещё кого-нибудь. Я просто так это сказал, если чё.

– А мне понравилась идея.

– Тебе вечно мясо нравится.

– Да, я де всегда за беспредел!

– А как их ещё найти?

– Не знаю.

– Ну хотя бы прикиньте, где эти отмора могут тусоваться?

– Да на помойке какой-нибудь, мнять.

– Всё равно сейчас утро. Я пытаюсь быть сдержанным. Хочу думать. Я не могу просто сорваться и пойти всех широкоштанных мочить.

– Да. Демон сел вот так за тяжкие телесные.

– Знаю. Я был на суде.

– О! Кто пришёл?

– Ща гляну. А… батя.

– Здрасьте.

– Ссьте.

– Здорово, пацаны. Как жизнь молодая?

– Отлэ!

– Отлэ! Э! Чё, блатной, что ли? Ну и словечки у вас.

– Пап, иди-ка сюда на минуту…

– Чего хотел?

– А что с машиной-то делать?

– Что делать! Заново красить. Ты мне этих уродов найди, а покраска – моя проблема.

– Ладно.

– Чё там у вас? Движется?

– Потихоньку.

– Ну смотри.

– Э! Парни. Поели? Ну чё, идём?

– Идём.

* * *

11:28

– Пойдём просто пошляемся – может, кто-то что-то где-то как-то…

– Куда пойдём?

– Да пойдём просто по дворам. Может, они щас где-то сидят.

– Пойдём.

– Я не поверю, что в таком маленьком городе можно кого-то не найти. Тем более если он не прячется.

– А может, они прячутся.

– Да, да, конечно. Прячутся. Да они полгорода исписали.

– Ха! Смотрите. Автобус разрисованный.

– Где?

– Да вон едет! Там ведь такие же каракули, что и у тебя, Мартын.

– А, вижу. Мартын, ты не один страдаешь.

– Это, типа, тюнинг. На моей тачке появилась такая херня, щас все её себе будут рисовать.

– Законодатель моды, ёпт.

– О, смотри! Рэпперок идёт…

– Тормознём?

– Давай. Эй, пацан. Иди-к сюда.

– Куда идёшь?

– Так. Гуляю.

– Чё – рэппер? Чё слушаешь?

– Всё, что нравится.

– А чё штаны широкие носишь? Это же неудобно.

– А чё ты ходишь, как обезьяна? Чё молчишь, мнять, мартышка? Широкоштанёнок отжаренный. Ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха.

– Да тихо, э! Отвалите от парня. Слышь, старина, иди-к сюда. Знаешь такую команду?

– Я видел их рисунки. Круто рисуют. Но лично с ними не знаком. Я их даже не видел. А что?

– Да заказ им хотел сделать, чтобы гараж мне разрисовали прикольно. А вообще кого-нибудь знаешь?

– В смысле?

– Ну, таких же рисовальщиков или широкоштанинных, которые их могут знать.

– Граффитчиков?

– Ну… да. Таких же широкоштанинных.

– Так ведь граффитчики же необязательно будут надевать трубы.

– Да? Ну чё, знаешь, нет?

– Ну, я так просто слушаю рэп, мне нравятся носить трубы. Но я ни с кем не знаком.

– Понятно. А где тусуются, может, чё слышал?

– Я слышал, что у всех есть свои тусовки. Ещё знаю, что скоро будет рэп-пати, там вроде все будут.

– Что будет?

– Вечеринка рэпперов.

– Да? Когда будет?

– В следующую пятницу.

– А где?

– В «Аэродэнсе».

– И что – там можно будет и этих пацанов встретить?

– Наверное.

– В пятницу, говоришь? Ну ладно, благодар за всё. Не обращай на них внимания.

– Эй, горилла, иди сюда, мнять. Чё, глухой, что ли?

– Да отвали от него, Стакан. Всё, идём.

– Чё, узнал чё-то?

– Так, по мелочи. Он никого не знает, но сказал, что в пятницу в «Аэродэнсе» будет какое-то рэпперское пати.

– В «Аэродэнсе» у меня знакомый охранник есть.

– Чё – ждём пятницу?

– А если их там не будет? Не, надо вечером сегодня по дворам побродить, поспрашивать.

– Ну чё – до вечера?

– Да. Я вам позвоню.

– Ну давай.

– Да не грузись ты, Мартын! Найдём мы этих обезьян.

– До следующего воскресенья надо сто пудов, иначе мне батёк устроит страпон.

– Чё?

– Забей!

Track 03

19:48

– Дарова, вандалы!

– Кунсткамера! Ещё не скурился?

– Нет.

– Дарова, Кунсткамера!

– Привет, привет всем!

– Чё пришёл?

– Новость пришёл сказать. В пятницу в «Аэродэнсе» будет рап-пати, йоу!!

– Чё – по на́туре, что ли?

– Да! Диспл, будешь выступать?

– А у меня нет минуса.

– Да сделаем тебе минус. Не парься.

– Ты, что ль, делать будешь? Ты же вообще ниоткуда. В смысле не рэппер, не граффер. Чё тебе вообще на этой пати делать?

– Как это – что? Ганж!! Курить буду ганджубас! Ты же, Диспл, тоже планокур; чуть что – лишь бы пыхнуть да похихикать!

– А при чём здесь минус?

– Да минус тебе сварганить можно за пять сек! Я знаю одного диджея. Он мне как-то говорил, что минуса типа бацает. Можно его попросить. Я тебя сведу с ним и сами добазаритесь.

– А тёлок много будет?

– А мама тебе разрешает уже с тёлками тусить?

– В спам тебя!

– Много, много, Элмо! Когда там было мало мокрощелок?

– Не хочу я на срезанных сэмплах музыку! Я хочу на своих нотах.

– А он вроде на синтезаторе свою пишет. Короче, вас сводить?

– Конечно, своди!

– Замётано. А на пати курим?

– Спрашиваешь! Как плановозы… Не, как планоносцы!!

– Да вы, планокуры чёртовы, скоро всю траву скурите, придурки.

– Не гунди, Ру, тоже, блин, зануда выискался.

– О, ща вам анекдот расскажу в тему.

– Муравей, ты не умеешь анекдоты рассказывать.

– Да пошёл ты!

– Ну давай, баклань свой анекдот.

– Я – водка, со мной на праздник чётко. Я – салат, вашим рылам рад. Я – запивон, водке без меня не резон. А я – трава, я слова забыл…

– Ха-ха-ха.

– А я знаю этот анекдот. Я ещё похожий знаю.

– Приколи.

– Я – апельсин, рыжий солнца сын. Я – огурец, зелёный храбрец. Я – картошка, откуси меня немножко. А я Кирилл, траву не курил!..

– Ха-ха-ха.

– Элмо, прям твой анекдот!

– Да, я теперь часто так прикалываюсь со своим именем.

– Дарова, пацаны.

– Маус! Дарова! Ты чё такой на кумарах? Почему без тёлок? Хе-хе.

– Короче! Прикиньте – иду сегодня по улице. Подваливают три лысых скинхеда, один в берцах. Начинают грузить типа: «А, ты обезьяна! Широкоштанинный ублюдок!» Всё такое. Думаю, край – попал. А потом один меня в сторону уводит, показывает листок и спрашивает, знаю ли я эту команду, а на листке большими буквами коряво написано: «Terror Crew».

– Ни хера себе!

– А зачем спрашивал?

– Сказал, что хочет вам гараж заказать на расписон.

– Гонит.

– Тихо. И чё дальше?

– Ничё. Спрашивал, кого я знаю из райтеров или рэпперов. Где они тусуются.

– А ты чё?

– А я сказал, что я новенький и никого не знаю, но вот будет рэп-пати в пятницу в «Аэродэнсе»…

– Ты чё, скинхедов отправил на рэп-пати? Ха-ха-ха.

– Всё – я в пятницу сижу дома. Спасибо тебе, Маус. Ха-ха-ха.

– Да, Муравей, хорош гнать. Пойдём! А ты откуда узнал про пати?

– Новости быстро расходятся.

– Ты чё-то, Маус, попутал. Я несколько дней назад курил с Матросом.

– С кем?

– Матрос – бывший скин. Он был у них главным. Он сказал, что в нашем городе больше скинов нет. Все скины теперь курят пластилин да канапис!

– Чё – серьёзно?

– Да.

– Дожили, скины – планокуры.

– Так скины, которые не боны, изначально вроде и были планокурами и слушали раггу. Это, наверное, в нашей деревне всё перепутали.

– Хе-хе-хе.

– А, подожди. Матрос… Это который сидел ещё за тяжкие телесные на почве разжигания межнациональной розни?

– Да. Он как-то кирпичом какого-то хачика до полусмерти забил. И сел на два года.

– Я вот тоже где-то читал, что настоящие скины – это не те скины, кого мы привыкли представлять, слыша слово «скин».

– Я слышал про Матроса. Отмороженный на всю башню.

– Элмо, ты сам-то понял, что сейчас сказал? Ха-ха-ха.

– Понял… Вроде. Ха-ха-ха.

– И что он ещё рассказал?

– Он сказал, что если есть какие-то лысые отморозки, то это футбольные хулиганы или ещё кто-нить. У нас же провинция, и никто не разбирается в этих течениях. У нас они все на одно лицо: скины, хулиганы, фашисты, антифашисты, нацисты, неонацисты, националисты, красные скинхеды.

– Нацболы!

– Но.

– А какая разница?

– Ну, как мне объяснил Матрос, скины бьются за белую расу.

– Расисты?

– Наверное.

– А красные – за красную?

– Краснокожие!

– Ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха.

– Красные скинхеды поддерживают идею коммунизма и пинают расистов. Антифашисты мочат скинов, нацисты и фашисты бьются за свою расу. Националисты полагают, что за свой народ, нацболы преследуют какие-то большевистские идеи. Хулиганы приходят на футбол поболеть за свою команду и навалять болельщикам команды соперника. Неонацисты – нацисты нашего века.

– Во заморочили. По-моему, провинциальный скин в себя вбирает от всех понемногу. Даже сам различий не видит.

– Прикинь, да? Он и фашист, и антифашист, и сам себя вечно гноит! Ха-ха-ха…

– Ха-ха-ха. И красный скин-расист! Ха-ха-ха…

– Ха-ха-ха.

– Ты гонишь, Маус. К тебе либо хулиганы подошли, либо обычные гопники. Они, если ты не знал, тоже лысые бывают.

– Да какая разница, кто ко мне пристал. Смысл в том, что вас кто-то выцепляет.

– Блин, это плохо.

– Да. Это отстой!

– Обкуритесь плана, чтоб жизнь не была погана!

– Пошёл ты, Кунсткамера, со своими советами.

– А чё вы сразу все очканули? Маус же вас не сдал.

– Маус не сдал, кто-нить другой сдаст. Маус, ты чё делаешь? Хорош мой подъезд расписывать!

– Я художник не местный, попишу и уеду. Хе-хе-хе.

– Убери вандал! Хотя, стой! Ну-к, дай посмотреть. Ух ты – где ты такой вандалайзер нашёл?

– Через инет заказал. Я ещё кэпов заказал. Знаете, какие заказал? Чтобы выпускал две линии сразу.

– Чё, одной оутлайн, другой закрашивать?

– Ага. Ха-ха-ха!!

– Ну так чё, Дис, выступишь?

– Ну, наверное. Если музыка прикольная будет. А кто там выступает?

– Как обычно. «Ненорматив», «Голос улиц», «Чужие голоса» и прочие. Из других городов кого-то хотели пригласить, «ублюдогs», кажется…

– Это же альтернативщики.

– Кто – «ублюдогs»? У них и в рэпе есть песни.

– А ты откуда знаешь?

– Про «ублюдогs»?

– Про пати. Хер на «ублюдогs»!

– А я с организаторами знаком.

– «Голос улиц» – ну и название. Все рэпперы – придурки. «Мы – дети улиц». Такой отстой несут.

– Диспл, ты же рэппер.

– Ну и что? Я же не кричу, что меня улица воспитала. Только сегодня текст написал на эту тему, кстати.

– Ты чё – как машина пишешь?

– Почему? Прёт – пишу, не прёт – не пишу. Потом опять прёт, ну и так далее…

– Вчера написал, сегодня написал.

– А до этого долго не писал.

– Ну-ка, прочитай, заценим.

– Я его ещё вообще никак не назвал.

– Погоди, щас я тебе крутое битло набитбоксю.

– Ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха. Завались, Кунсткамера. Втыкайте:

Я не ребёнок улицы! И чё? Значит, я – урод? Меня воспитывали предки! Йопаный в рот! Следовательно, отсюда вывод: «Рэппер я плохой!» Интересно, как можно рэпповать с такой куйнёй? Кстати, я – Диспл. Забыл представиться. Пусть все дети улиц этой телегой травятся! Как долбойопы чушь несут, куй пойми о чём: «Мы – дети улиц! Улица – наш дом!» Зацикленность, мать её, совсем не в тему, Цепляют на себя слишком глупую эмблему. Пародия на запад. Продолжайте в том же духе, Чуваки – гангстеры, чувихи – паипухи! Слова «Я – уличный солдат» потеряли вес. Да только потому, что их читает понторез. В кармане у меня обрез, а не нож, Если разбираться глубже, все ваши «текста» песдёшь. Секс-символы, гангстеры, сутенёры, растаманы, Скажите, а на будущее у вас какие планы? Кем, кроме этого, ещё хотите стать? Наверное, риальна хип-хап-культуру продвигать? Типа в союзе передовики-новаторы? Но чтобы продвигать, можно быть ассенизатором! Хотя, что с вами будет дальше, мне паипать, Да и вообще, ну вас на куй – я пойду лучше поссать!

– А потом припев:

Эй, рэпперюги, уличные слуги, Слушайте меня все: друзья, подруги! Здесь вам не Запад – в этом круге ада, Бросьте выипоны, подражать ему не надо. Гангста-рэп в России – словно куй без яиц, Здесь явно не хватает этих грязных чёрных лиц, Каждый день убийств, больших тусовок, Золотых цепей и писшенных кроссовок.

– Припев нужно два раза читать.

– Круто! Только припев, по-моему, слишком длинный.

– Не, припев нормальный. Круто, чувак! А ты не застремаешься на пати это читать перед рэпперами?

– Не знаю, может, и застремаюсь.

– И снова имя воткнул.

– Да что ты прицепился? Ну имя и имя, это ж тема.

– Ха-ха. Тема, не проблема…

– Шлюха из гарема! Ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха.

– А как бы ты назвал свою группу?

– Всяко не «Голос улиц», или «Четвёртый квартал», или «Правда слова».

– Кстати, когда фотки будут готовы?

– Завтра распечатаю.

– Чё за фотки?

– Потом увидите.

– Новая граффитюля?

– Граффитюля? Как низко ты нас ценишь! А кто два баттла подряд выигрывал, а? Это граффитище! Там ещё бонус один будет.

– Почему – два? Один же!

– Темнота! На день молодёжи был баттл. Элмо с Ру вдвоём всех сделали.

– А ты чё?

– А я и Диспл были в отпусках.

– Я тоже. Даже ничего не слышал. MFG-то не выступали. Не выёживайтесь! Ха-ха-ха!

– Ой! MFG? Да мы бы вас всё равно сделали! Ха-ха-ха!

* * *

20:36

– Где-то же они тусуются?

– Да они же все малолетки! Мамы им не разрешают допоздна гулять, завтра в школу, они уже, наверное, спят все.

– Хе. Базаришь, Колючий.

– Сука! Ладно, завтра в универе поспрашаю, может, там кто чё знает.

* * *

20:48

– Короче, новость я вам сообщил, думайте, а я пойду до дому, до хаты.

– Давай, Маус, пока! Спасибо, что сказал.

– Не за что. Бывайте. Счастливо!

– Чё – думаете, хозяин лексуса?

– Какого лексуса? Чё за прикол?

– Да подожди, Кунсткамера. По-любому просто – нет. Хозяин – коммерс!

– А ты уверен?

– Да! У скина лехус? Ага.

– У гопника. А вдруг?

– Да ну!

– Ай! Сидите и тряситесь, паникёры. Ничё не говорят. Обрыганы. Я тоже пошёл домой. Чё-то вообще не выспался ни хера, спать рубит.

– Слышь, Кунсткамера, а к тебе не подваливают гопники за пирсинг? Сколько у тебя проколов?

– На лице – тринадцать, ещё сосок и член. Шутка! Как подваливают, так и отваливают! А чё они мне сделают? Скажут, что я голубой, что ли? Да пошли они! Меня никто не трогает.

– Понятно.

– Ну, бывайте. Дис, я те брякну, когда с диджеем побакланю.

– Давай. Тусуй булки отсюда! Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха…

– Ну чё?

– Ничё! Не суетись под тесаком. Подумаешь. Надо звякнуть пацанам, сказать, чтоб не выдавали. Пока не высовываемся. Элмо, тоже не бомби.

– А чё я?

– А вот и не бомби.

– Ладно. Диспл, завтра вечером фотки покажешь?

– А як же!

– Почему ты всё время говоришь «А як же»? Ты чё – хохол? Достал уже!

– Тебе чё? Хочу и говорю!

– Ладно. Разбегаемся. До завтра!

– Давайте. Пока.

Interlude

18:44, понедельник.

– Нормальные фотки. Ооооо!! Лехус-то как получился! Здорово!

– А кто фоткал-то, ёпт!

– Покажи!

– Ништяк!

– Круто!

– Надо будет показать потом кому-нить. Красава!

– Ты несколько экземпляров сделал?

– А як же!

– Ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха…

* * *

19:32, вторник.

– Мартын, спокойно. Не злись.

– Что – «не злись», мнять?

– Ну не найдём сейчас – в пятницу выцепим! Ёп.

– Да мы – сто пудов! Кто ищет, тот всегда найдёт.

– Да? Я заметил, мнять.

* * *

17:58, среда.

– Наши фотки разошлись, наверное, по всему городу!

– Я дал одному типу, он в универе учится. Он завтра ещё там всем покажет, чтоб заценили.

– Круто! Молоток, Диспл!

– Я тоже в школе всем показал уже.

* * *

12:17, четверг.

– Зацените, пацаны!

– Ого!

– Откуда у тебя? Из интернета?

– Да не! Это в нашем городе!

– В нашем?

– На жэдехе.

– А этот джип?

– Тоже наш!

– Ну-ка, дай!

– Э! Ты чё?

– Это у тебя откуда?

– Так, знакомый дал глянуть.

– «Terror Crew»?

– Да. А ты что? Тоже рисуешь?

– Нет! Я им хочу гараж заказать, чтоб разрисовали, но никто не знает, где их искать. Ты знаешь?

– Нет. Я только с одним знаком. Вчера случайно пересёкся на одной тусовке на хате.

– А завтра он будет в «Аэродэнсе»?

– Да. Он хотел там выступить, но обломалось.

– А ты будешь?

– Обязательно!

– Покажешь мне его? Я тебя там найду.

– Не вопрос! У охранника спросишь Вегу, это я. Я там диджеем работаю. Смотри, как тачку расписали!

– Да. Нормально. Ну ладно, бывайте, парни.

– Давай.

– Странный какой-то тип.

– Да чё странного? Скоро все на граффити подсядут, а ещё позже и на рэп. Все гопники будут скоро рэпчину слушать.

– Ага. Я недавно слышал тему, что все скинхеды теперь планокуры.

– Да? Ха-ха-ха.

* * *

18:59

– И главное, сука: показывает мне мою тачку и говорит «Нормально тачку расписали, да?» Да я его, суку, чуть там не положил. Стою и думаю, как бы не сорваться. Вот суки драные, штаны обосранные! Они завтра будут на пати вонючем! Там их найдем, и я за себя не отвечаю.

– А как мы их узнаем?

– Нам покажут!

– Повезло, Мартын! А если бы ты на этой перемене курил?

– Так я и шёл покурить. А говорят: «курить – вредно»…

Track 04

15:30, пятница.

– Дарова.

– Привет, пацаны.

– Ну чё, Диспл, ты сегодня выступаешь?

– Не, не успели темку подготовить.

– А чё так?

– Успеешь за два дня. На следующем пати будем сто процентов выступать.

– Жаль.

– А с чем хотели выступать?

– С песней «Маленькие люди».

– Чё – новый текст?

– Но.

– Ну-ка приколи, интересно.

– Слушайте:

Первый куплет Она проснётся в полдень, наскоро примет душ, Не вспоминая вчерашнего, смоет смазанную тушь. То, что было ночью, для неё уже не жутко, Она ко всему привыкшая проститутка. Будущего нет, она о нём и не мечтает, Она даже своей жизнью не повелевает. Психика нарушена, пьёт лекарства, Желает поселиться в мёртвое царство. Друзей, подруг нет, есть только приятель. Сутенёр – весьма своеобразный каратель. Позвонит под вечер, скажет где, когда и с кем. Она, забыв про суицид, опять работает без смен. Припев Тебе такая жизнь давно уже надоела. Весь этот мир с тобой нечестен. Самоубийство в корне меняет дело. Исход маленьких людей заранее известен. Второй куплет Он женатый человек, у него двое детей, Работает в фирме поставщиком идей. Живут на одну зарплату; неплохо получает, Жена-домохозяйка сериалы изучает. Квартира обставлена очень даже нормально — Три комнаты: зал, детская и спальня. И тогда, когда других проблем больше нет, В семейной жизни наступает переломный момент. Он устал от всего, ему нужен покой, Постоянно хочет покончить с собой. Жена надоела, детский лепет режет ухо, Забивает на всё и идёт снимает шлюху.

– Потом опять припев, потом проигрыш, потом припев и конец.

– Здорово, Диспл. Ни одного мата, круто написал. Растёшь!

– Жалко, что сегодня накрывается с выступлением.

– Действительно. Я бы даже на тебя сходил посмотрел.

– Да. А мне-то как жалко. Но зато я хоть нашёл сподвижника. Могу теперь делать рэп. Мы с этим типом решили поработать и записать демо. Нормальный чел оказался.

– Это тот тип из универа, которому ты фотки показывал?

– Да

– Здорово. Как его хоть зовут-то?

– Диджей Вега.

– Вега?

– Да. Он, кстати, в «Аэродэнсе» диджеит. Я сегодня бесплатно прохожу. Кто со мной идёт?

– Я не пойду – мне завтра в школу.

– Ру, тебя только с мамой пропустят.

– Ха-ха-ха.

– Пошли в жопу, придурки!

– Да ладно, ты чё – обиделся? Ну хочешь, я скажу, что ты мой младший брат и не будешь писаться! Тогда мама не нужна.

– Ха-ха-ха!

– Дебилы. Ха-ха-ха.

– Ну ладно, извини, чё ты. Давай обнимемся, мы же одна команда.

– Ха-ха. Да отвали, гомик.

– Ха-ха-ха.

– А ты, Муравей, идёшь? Элмо?

– Я не пойду! Не люблю рэп, а наш отстойный – тем более. К тому же ищут ведь. Маус же туда скинов направил.

– Не тупи, Муравей. Какие скины?

– Всё равно кто-то ищет.

– Ну и писай дальше. А ты чё молчишь, Элмо?

– Молчит – в жопе торчит.

– Ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха. Придурки. Я хочу сегодня побомбить. Буду делать ту бамб, мазафака.

– Я ж тебе сказал не светиться. Ищут же. Маус ведь не зря приходил.

– Кто? В пальто? Где? Никто ко мне не подходил, ничего не спрашивал. Я не могу не бомбить. Я хочу адреналина. Ты же райтер, Ру. Неужели ты не можешь меня понять?

– Нет! В том-то и дело, что я райтер, а не вандал. Я, в отличие от вас, понимаю, как будет чувствовать себя водитель в таком случае. У моего бати как-то раз какие-то долбонавты тачку поцарапали. Всего лишь в одном месте. Там еле видно было. А знаете, как он разорялся? А тут всю тачку расписали. Ни хера себе! Да водитель там рвал и метал.

– Как хочешь. А я всё равно пойду бомбить.

– Дурак, чё.

– Аааай.

– Хорош, пацаны. Ру, ты чё завёлся?

– Да я хочу вывести граффити на легальный уровень. А не так.

– Слушай, Ру. Я же не начинающий. Я – профи. Я даже когда расписываюсь – уже картина. Мой тэг – это тоже искусство.

– Да делай, чё хочешь, достал.

– Террористы! Дарова!

– Приветы, Кунсткамера!

– А что у меня есть?

– А что у тебя есть?

– А что у меня есть?!

– А что у тебя есть, твою мать?!

– А что у меня есть! Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха! Придурок!

– Петрушка! Ща вам прикол расскажу. С «Ненормативом» тусуется один придурок Митя. Они его почему-то гноят, но он всё равно с ними тусуется. Так вот, вчера они накурились, и Митя с ними в первый раз. Они напарили его, что в первый раз он должен курить с отдельного булика. Сделали ему и сыпанули вместо плана петрушки. Себе нормально насыпали, подорвали, тоже пыхнули. Сидят раскумаренные и спрашивают: «Ну чё, Митя, вставило?» А тот такой довольный кивает и говорит: «Вставило». Ха-ха-ха-ха.

– Ха-ха-ха.

– Хе-хе-кхе-кхе… Надо бросать курить. Хе-хе.

– Ха-ха-ха.

– Злодеи. Да, Митя – дэ́бил! Видел я его как-то. Чё он с ними тусуется – хрен его пойми.

– Ну что, идём курить на пати?

– Да никто не идёт. Вдвоём пойдём. И я только на часик схожу. Завтра же на учёбу.

– А чё вы не хотите?

– Элмо идёт бомбить, Ру спать, а Муравей вообще рэп не любит. Говорит, сами свой кал слушайте – лижите зад неграм.

– Муравей, чё балакаешь?! Если ты не пойдёшь с нами – ты не рэппер. Ты – вонючий металлюга. Сатана – у-у, плять!

– Ха-ха-ха.

– Кунсткамера, ты чё загоняешь?! Уже небось накурился где-то? Во тебя прёт!

* * *

17:12

– Во сколько у них там всё начинается?

– В девять.

– А мы когда пойдём?

– Ну, к десяти подойдём.

– Прямо там их будем шатать?

– Ты чё, долбанулся, что ли?

– На улице. Там ментовку вызовут – зачем это надо? Может, за них кто-то впряжётся ещё, я откуда знаю?

– И чё?

– Нас меньше. Чё туда, с толпой идти? Зайдём на полчаса, выцепим да накажем. Чё ещё там делать? Парашу эту слушать?

– Ну да.

* * *

22:49

– Ээээ! Руки! Где руки? Кто здесь? Я вас не слышу? Громче! Ещё! Это была группа «Голос улиц»! Уууууууууу! Аплодисменты! Следующая группа приехала к нам из другого города. Встречайте – «Линия жизни»! Уууууууууу!

– Привет.

– Здорово.

– Ну что – покажешь этого художника?

– Да. Вон он сидит, курит.

– Который во всяком дерьме? С серёжками?

– Нет, который рядом.

– Ага, благодар. Удачи тебе.

– Давай.

– Ну чё? Узнал?

– Да. Вон тот, который возле дырявого сидит.

– Курит который?

– Да.

– Я его знаю! Он из моего дома, прикинь!

– Чё, серьёзно?

– Да.

– Сука! Весь город облазили, а он в твоём доме живёт?

– Я сам охерел.

– Ну чё – выводим его?

– Подожди. Он, кажется, домой уже собирается. Смотри – пошёл куда-то.

* * *

22:55

– Всё, Кунсткамера, я сваливаю.

– А чё так рано? Только раскурились.

– Не, хорош! С тобой и от травы можно получить зависимость. Это, конечно, хорошо, но мне завтра в школу. Я домой погонзал. Пока!

– Счастливо. А я ещё пыхну.

* * *

22:58

– Может, отлить пошёл?

– Толчок там. Не, в гардероб идёт. Пойдём за ним.

– Чё, возле клуба прессанём?

– Гонишь, что ли? До дома проводим.

* * *

23:25

– Эй! Есть сигарета?

– Что?

– Я говорю, сигарета есть? Здорово, сосед.

– Привет. На.

– Две возьму?

– Бери. Этой отравы не жалко.

– Тачку помнишь?

– Какую?

– Лексус чёрный! Джип.

– Нет.

– На, сука!

– Аа!

– Ещё врать мне будешь? На, тварина!

– А…

– Эй, мартышка, лови!

– Ааа!

– Передай своим дружкам, чтобы завязывали с рисованием. Иначе убью! Получи, сука! Гнида, мнять! Козёл, мнять! Сдохни! Сука!

– А…а…

– Мартын, ты чё? Убьёшь пацана.

– Мне похеру. Получи, сука рэпастая! Убью, падла!

– Хорош, Мартын. Он понял.

– Не понял! На, кусок говна!

– Он уже не двигается.

– Всех перебью, суки! Рэпчина вонючая…

– Давай, хорош. Сваливаем, ты чё? И так спалились.

* * *

13:46, суббота.

– Алё, Ру. Здорово.

– Дарова. Как побомбил?

– Диспл под ездарез попал ночью.

– Чё, скины вломили? За что?

– Не знаю. Он в реанимации лежит. Мне его мамка сообщила. У него сотрясение, переломы ещё какие-то.

– Ни хера себе сходил на пати!!

– Мы с Муравьём щас в больницу едем. Ты едешь?

– Давайте ко мне подваливайте лучше. Я с папой договорюсь, он нас отвезёт.

* * *

2003 год. Март. Вторник.

14:33

– Привет, Диспл. Как суд?

– Этому ублюдку дали год условно.

– А остальным?

– Остальные вообще штрафы получили, и всё. Папа-то у этого гондона кто? Отмазал всех. Адвокаты.

– Мдаааа…

– А чё ты хочешь? За убийство дали два года кому-то, по радио слышал, хотя должны были минимум шесть дать. Статья 105.

– А как он тебя нашёл?

– Не знаю! Навёл кто-то. Там ещё тип из моего дома был. Через него, может, вышли?

– Прости, Дис, ты попал из-за нас.

– Проехали. Я тоже накосячил.

– А они к тебе больше не пристанут?

– Нет. Его папа после суда подошёл и сказал, чтобы я своим друзьям передал, чтобы они перестали заниматься хернёй и выучили урок. Тогда будет без последствий. Кстати, этот парень смолчал, когда его спросили, за что он меня избивал.

– И что он – герой, что ли?

– Нет. Но всё равно есть над чем подумать. Мы бы тоже встряли.

– С чего это вдруг?

– Статья 167. Умышленное уничтожение или повреждение имущества. До двух лет. Или 214. Вандализм. Арест до трёх месяцев.

– Ты чё, пока в больнице был, весь Уголовный кодекс выучил, что ли?

– Хе. Да нет. В газете о вандализме статья есть. Не читали?

– Нет пока.

– Там даже наши работы есть. И твои бомбы, Элмо. Там и написано: «Давайте бороться, пресекать эту уличную деятельность», и статьи указаны. Просто запомнил.

– Нормальный ход, мнять!

– Прости, что не были на суде и не поддержали.

– И правильно сделали, они бы вас ещё запомнили. Дебилы, вели себя отвратительно. Постоянно хихикали, и вообще они, походу, бухие были.

Outro

2004 год. Август. Четверг.

11:30

– Здорово!

– Привет!

– Где все?

– Подойдут, наверное…

– А Муравей?

– Я за него!

– Хе. Старый прикол.

Подозреваемый № 1 – Вадим Муравьёв.

Художник, семнадцать лет. Учится на дизайнера-оформителя в соседнем городе в Училище искусств. Перешёл на второй курс. Окончил художественную школу. В данное время занимается веб-дизайном.

Street Name: Муравей.

Tag: —

Граффити и бомбингом больше не занимается.

– Ты сам как, Ру?

– Да потихоньку… Вчера вот новый заказ получил.

Подозреваемый № 2 – Руслан Адиев.

Райтер, шестнадцать лет. Поступил в Горно-нефтяной техникум. Закончил художественную школу.

Street Name: Нет. В узких кругах его называют Крошка Ру.

Tag: Руся. Не любит прозвища, подписывается именем.

Признан лучшим райтером в своей республике. Зарабатывает на дизайне помещений.

– Что сделать надо?

– Да ширму одну размалевать.

– Как Элмо?

Подозреваемый № 3 – Кирилл Саламатин.

Вандал, семнадцать лет. В апреле 2003 года создал команду «Dirty Art». Продолжал бомбить. В сентябре 2003 был заключён под стражу за умышленное повреждение чужого имущества. Выпущен досрочно в июле 2004 года.

Street Name: Элмо. Часто рисовал этот кэрэк в тетрадках, скетчбуках.

Tag: Rino.

Граффити больше не рисует.

– Да только вышел. Досрочно освободили месяц назад. Он же теперь подписывается «Rino».

– И что это значит?

– А просто набор букв. Его тэг «Элмо» же знают. Шифруется.

– Он ещё не бросил?

– Нет. У него ваще чеплашку снесло.

– Вот дурак! А Диспл что?

Подозреваемый № 4 – Денис Плотников.

Рэппер, восемнадцать лет. Учится на первом курсе университета по специальности «Связи с общественностью». Создал рэп-группу «Две жизни», пишет песни.

Street Name: Диспл.

Tag: —

Тэггингом больше не занимается. Серьёзно увлёкся музыкой.

– Рэпует.

– Понятно.

– А Кунсткамера как?

– Кунсткамера перешёл на тяжёлые наркотики. Превратился в полное говно. Чуть не умер от передоза, сейчас где-то проходит курс лечения. Я же с ним не общаюсь. Через десятый рот услышал неделю назад.

– А кто-нибудь ещё рисует в этом городе?

– Я и Банан. Ещё малолетки какие-то стены марают. Я их не знаю.

– А MFG209?

– Все бросили! А прикол слушай. Мартынов-то в депутаты полез.

– Младший?

Подозреваемый № 5 – Константин Мартынов.

Инвалид, двадцать лет. Учится на третьем курсе университета.

Друзья называют Мартын.

В конце 2003 года попал в аварию. Передвигался в инвалидном кресле, пока в 2006 не кончил жизнь самоубийством.

– Нет, конечно, старший.

Подозреваемый № 6 – Андрей Иванович Мартынов.

Депутат городского совета, сорок восемь лет. Владеет автоцентром и сетью магазинов. Имеет связи во многих кругах.

В 2006 году спился. Не смог пережить смерть сына. В начале 2007 разорился.

– Вот буржуй!

– Базаришь. Такие везде пролезут.

That’s all

Словарь сленга

Байт (Bite) – плагиат, копирование чужого стиля.

Баттл (Battle) – соревнования между отдельными райтерами или командами, рисующими граффити.

Битбоксинг – искусство создания битов, ритмов и мелодий при помощи человеческого рта. Вокальная перкуссия хип-хоп-культуры.

Бомба (Bomb или Throw-up) – быстрый рисунок, выполненный краской одного или двух цветов.

Бомбинг (Bombing или To bomb) – нелегальная роспись стен, зданий, витрин, поездов, сортиров и т. д.

Вандалайзер (Вандал) – Тэгмаркер. Маркер с толщиной линии до 5 сантиметров.

Гра́ффи́ти – (итал. graffiti от graffiare – царапать)

1. Древние и средневековые рисунки и надписи магического, бытового и т. п. характера, нацарапанные на металлических и других объектах;

2. Техника живописи и произведения, выполненные в этой технике;

3. Ненормативное «уличное» творчество.

Кэп (Cap) – заменяемая насадка на баллон, регулирующая толщину линии.

Кэрэк (Character) – персонаж, взятый из мультфильмов, журнальных комиксов или выдуманный авторами для придания своеобразия надписи или рисунку, часто заменяет какую-нибудь букву в слове.

Маэстро – уважаемый райтерами человек, определяет стиль команды.

Оутлайн (Outline) – контур, окантовка букв, тени, скелет или каркас шрифта.

Райтер (Writer) – человек, который рисует граффити.

Сингл – тэг всей команды.

Скетч (Sketch) – чёрно-белый или цветной набросок, эскиз на бумаге.

Скетчбук (Sketchbook) – блокнот или тетрадь, в которой райтер делает свои скетчи.

Телега – рэп-песня.

Тэг (Tag) – подпись, «автограф» райтера.

Top to Bottom – работа, выполненная на стене сверху донизу.

Whole Cars – написание шрифта во весь вагон.

Стили граффити:

Broadway – шрифтовая композиция из блоков огромных печатных букв (Block Busters), выполненная обычно в двух цветах.

Bubble Letters – двух-трёхцветный рисунок, в котором буквы округлены и выполнены как пузыри, похожие один на другой.

Wild Style (Mechanical Style) – сплетения букв различных форм, с использованием разрывов шрифта, введением стрелок и других элементов. Почти не читаемый рисунок.

3D – самый сложный стиль граффити. Все изображения, включая шрифты, даются в перспективе. Элементы трёхмерны.

2006 год

Стробоскоп Ремейк рассказа В. Пелевина «Синий фонарь»

фейд ин

Я лежал на левом боку и смотрел на стенку, разглядывая на ней в мерцающем свете уличного фонаря надпись «вожатые – пидорасы», которая осталась от прежнего жильца комнаты. Каждый вечер перед сном я смотрел на неё и мысленно её обводил, постукивая в этот момент пальцем по матрасу – сначала все вертикальные линии, затем все горизонтальные, и наоборот. Это меня успокаивало и помогало уснуть.

– Зззззззз, – пропищал надо мной комар. Я отмахнулся от него, но это не решило проблему. Через некоторое время я услышал его «зззз» снова, повернулся и громко хлопнул в ладоши – мимо. Я выдержал паузу и, держа руки наготове, замер, собираясь встретить нарушителя спокойствия очередным хлопком. Очень скоро я его не только услышал, но даже и увидел – хлоп! В этот раз хлопок получился ещё сильнее, я поднял руки на свет и увидел на ладони то, что осталось от комара, вместе с кровью, которая была в нём.

– Апельсин, ты заебал уже аплодировать! – ко мне повернулся недовольный Лимон.

– Я комара мочил, – я показал испачканную ладонь, но вряд ли он смог что-то разглядеть.

– Я ничего из-за тебя не слышу, – он повернулся к Банану. – Продолжай, Банан.

– Ну там, в общем, его посадили за то, чего он не совершал, и он умер в тюрьме в ту же ночь, потому что менты его сильно избили.

– Охуеть, – история, рассказанная Бананом, очень впечатлила Лимона.

Палата, в которой мы жили, была рассчитана на шестерых человек, но нас было пятеро. В комнате было две обычные кровати и две двухъярусные. Они стояли вдоль стен друг за другом: обычная кровать – напротив обычной, двухъярусная – напротив двухъярусной, и были разделены маленькими шкафчиками. В углу комнаты, левее от двери, стоял старый шифоньер. Прямо за моей кроватью был выход на огромный балкон, по которому можно было пройти в соседнюю комнату. Дверь на замок закрывать не разрешалось, да и саму дверь закрывать, в общем-то, тоже.

Темнота в нашей комнате (как наверняка и в комнате соседей) была разбавлена светом от уличного фонаря, который был расположен под огромным лиственным деревом, лампой к нам. И когда ночью дул ветер, раскачивая ветви, они с разной частотой заслоняли лампу, создавая в нашей комнате (и наверняка в комнате соседей) эффект заторможенного музыкального стробоскопа.

Напротив меня спал Арбуз (его голова была по-модному окрашена полосками, как у арбуза, за что он и получил своё прозвище), за мной спал Лимон, которого так называли по фамилии Лимонов. Он спал один на двухъярусной кровати, и никто не смел ему возразить, потому что в свои пятнадцать он был весьма крупным и занимался кикбоксингом. Сегодня он спал на нижнем ярусе.

Напротив Лимона спал Банан, которого так прозвали за то, что он в поезде съел килограмма два бананов, но так ни с кем и не поделился. Меня, для полноты картины, за цвет волос прозвали Апельсином, а всю нашу компанию нарекли фруктовым садом.

Мы познакомились и сдружились ещё в поезде и попросились у вожатых жить вместе, и в первый же день выяснилось, что мы – едва ли не самые проблемные подростки во всём лагере, из-за чего строгий вожатый Игорь переименовал наш фруктовый сад во сруктовый зад.

Над Бананом спал Чеснок. Чеснок был самым мелким из нас, не только младше на два или три года, но и выглядел как пятиклассник. Хотя, может, он пятый класс только и закончил. Чеснок имел множество прозвищ: Стук-стук, я твой друг; Вонючка; Мелкий; Сопля и т. д. Прозвище «Чеснок» прилепилось сильнее остальных, потому что он всегда ел чеснок за ужином и потом вонял весь вечер. Прозвища «Вонючка» и «Сопля», кстати, из той же серии. Однажды он подавился чесноком и так долго кашлял, что заплакал от страха, потому что Лимон ему сказал, что чесночный кашель – самый вредный. Те, кто давятся чесноком, буквально через десять минут уже умирают. И Чеснок заплакал, а пока плакал, всё вокруг залил своими соплями.

Его к нам подселили, потому что в другой комнате был полный набор – шесть пацанов. Чеснок всегда стучал на нас, за что мы его невзлюбили и за что он, разумеется, получал, потом он бежал жаловаться на то, что только что получил от нас, за что, естественно, получал ещё больше. И казалось, это не закончится никогда. Он никогда не успокоится, а мы никогда его не простим и не перестанем запирать в старом шифоньере слева от двери, в котором наверняка побывало немало чесноков.

– Я тоже похожую историю знаю, – подал голос Арбуз. – Про беспредел ментовской слышали?

– Про какой именно? – уточнил Лимон.

– Как чувака током пытали.

– Я – нет, – ответил Банан.

– Рассказывай, – кивнул Лимон.

– Короче, подвозил как-то один парень двух тёлок на своей тачке. Подвёз, куда им надо было, высадил их на автобусной остановке и уехал. А через какое-то время его вдруг раз – и вызывают в ментовку. Оказывается, одна из двух тёлок не вернулась домой, мамка написала заявление о пропаже дочки, а подружка той тёлки вспомнила номер машины. Чувака нашли, вызвали в мусарню и задержали на пять суток якобы за дебош на вокзале. Стали требовать, чтоб он признался в том, что изнасиловал и убил тёлку, которую подвозил. Потом подбросили ему патроны в тачку, чтоб не выпускать его из ментовки. А потом, чтоб он раскололся, его посадили на стул лицом к спинке, заковали в наручники, к мочкам подсоединили два провода и стали пытать, чтоб сознался в преступлении. Ну чувак терпел, терпел, а мент поганый ему и говорит: «Если не сознаешься, сначала отпиздим до полусмерти, а потом провод к хую прицепим. У некоторых после таких процедур язык запрокидывается, и его приходится доставать булавкой». Тут парень не выдержал и подписался под тем, чего не совершал. А они дальше начали долбить – где тело зарыл. Парень сказал, что не помнит. Потом менты продолжили его пытать, чтоб сознался ещё в четырёх убийствах. А чувак так охуел и перессал, что и в них сознался. А потом менты пошли чаи погонять, он из последних сил поднялся, залез на стол и сиганул в окно с третьего этажа, разбив башкой два толстых стекла. Упал прямо на ментовской моцик, сломал себе позвоночник, у него вытек весь спинной мозг, и он стал инвалидом.

– Ебать-колотить, – отреагировал Лимон.

– М-да уж, пиздец, – добавил Банан.

– А тёлку-то нашли? – спросил я.

– Да, она прямо в тот же день домой вернулась, когда он сиганул из окна. Загуляла с друзьями и не позвонила мамке.

– А тем ментам что за это было? – спросил Лимон.

– А чего им будет? – пожал плечами Арбуз. – Это же менты.

– Не менты, а милиционеры, – поправил Арбуза Чеснок. – У меня дядя милиционер.

– Закрой своё хлебало! – шыкнул на него Лимон.

– Сам закрой! – еле слышно прошептал Чеснок.

– Чё ты сказал? – грозно спросил его Лимон.

– Ничего, – Чеснок замолчал.

– Я ещё историю вспомнил, – сказал Банан. – Как мамка – председатель избиркома – дочурку отмазала. Знаете?

– Неа, – за всех ответил Лимон. – Прикалывай.

– В общем, ехала как-то тупая пизда на новенькой иномарочке и сбила двух пешеходов – двух сестричек. Причём въехала в них на полном ходу. А когда вышла из машины, достала мобильный телефон, начала звонить кому-то и осматривать тачку. Даже не подошла к пострадавшим. А там одна умерла сразу, а вторая стала инвалидом.

Тёлку эту начали судить, а она оказалась беременной, и мамка у неё – консультант в аппарате фракции единарасов. Водятельница, конечно, сказала, что очень сожалеет о случившемся, что её вины в этом нет, может, это машина виновата или скользкая дорога, хотя она раза в два превысила допустимую скорость. Ну и, короче, в итоге тёлку лишили водительских прав на пять лет и дали всего лишь три года, да и то она сядет в тюрьму только тогда, когда её ребёнку исполнится четырнадцать. Хотя другим молодым мамочкам чаще всего отсрочку от тюрьмы не дают.

– Да, а за это время, наверное, амнистия будет, – тонко подметил Лимон.

– Скорее всего, – пожал плечами Банан.

– Интересно, кто у неё родился? – спросил Арбуз.

– Да кто – Чеснок, блядь, – ответил за Банана Лимон и засмеялся: – Хахахаха.

– Хахахаха, – комната наполнилась смехом.

– Ага, ты у неё родился, – огрызнулся Чеснок.

– Если бы ты был моим братом, я бы попросил маму родить тебя назад, – спокойно ответил Лимон.

– Нельзя родить назад! – уверенно заявил Чеснок.

– Если родилось такое говно, как ты, то можно, – засмеялся Банан.

– Ве-ве-ве, – передразнил его Чеснок, – сам ты говно!

– Про деда-педофила знаете? – продолжил марафон Арбуз.

– Депутат, который мальчиков трахал, что ли? – уточнил Лимон.

– Ага, – кивнул Арбуз.

– Да кто ж про него не знает, – махнул рукой Лимон.

– Даже Чеснок, наверное, знает, – сказал Банан и пнул ногой по дну второго яруса, на котором лежал Чеснок.

– Ай! Больно же, дурак! – взвизгнул Чеснок.

– Хахаха, – засмеялись Лимон с Бананом.

– А это, кстати, не про тебя история-то? – спросил Чеснока Лимон.

– Какая? – не понял Чеснок.

– Депутат тебя никакой не любил? – все снова засмеялись.

– Идиот. Тебя, может, любил? – обиделся Чеснок.

– За идиота щас ёбну, – серьёзно ответил Лимон.

– Я вспомнил ещё короткую историю, как священник трахал маленьких мальчиков, а потом они выросли, и один из них сказал, что священник ему говорил, что пока он его трогает и любит, он так с Богом общается, – совсем без устрашающей интонации, присущей таким историям, быстро проговорил Арбуз. – Пацан, в смысле, общается, пока его священник трогает…

– Хе-хе-хе, – засмеялся Банан. – Да поняли мы. Чеснок, ты крещёный?

Чеснок не ответил.

– Ты спишь, что ли? – Банан ещё раз пнул верхний ярус.

– Да что тебе надо? Отвали! – ответил возмущённый Чеснок.

– Чё ты так нагло разговариваешь! Ты крещёный? – ещё раз спросил Банан.

– Да, – ответил Чеснок.

– А с Богом как общаешься? – поинтересовался Арбуз.

– Какая разница, – недовольно ответил Чеснок.

– Молитвы батюшке в пипиську наговариваешь? – прямо спросил Лимон.

– Хахаха, – засмеялся Банан и провозгласил: – Чеснок лимонит у попа!

– Хахаха, – подключился к веселью Арбуз. – Чеснок лямзает крещённые члены! Ха-ха-ха.

– Придурки! Я сейчас Игорю всё расскажу, – предупредил Чеснок.

– Может, ты через Игоря с Богом общаешься? – предположил Арбуз.

– Хе-хе-хе, жертва пендофила, – придумал новую кличку Чесноку Банан.

– Да не «пендофил», а «педофил», – поправил Банана Лимон. – Пендофил, хе-хе-хе, баклан.

– Всё рассказано, – по-детски жалобно проныл Чеснок, спрыгнул с кровати и побежал жаловаться вожатому.

– Молоточек забыл! – крикнул ему в спину Банан.

Прямо над нами, этажом выше, была расположена комната наших вожатых. Каждый вечер после отбоя к ним приходили вожатые других отрядов, и они все вместе гудели часов до двенадцати ночи или даже больше. Как они вставали утром после таких посиделок, чтобы разбудить свои отряды на зарядку, мне было непонятно. Этот вечер не был исключением, но, судя по утихающему шуму сверху, они уже начинали расходиться, поэтому Чеснок стартанул вовремя.

– А я, кстати, тоже историю про церковь вспомнил, – сказал я. – Только она не про педофила.

– Рассказывай, – снова ответил за всех Лимон.

Я не знал конца истории, но и без конца она мне всё равно казалась страшной.

– Как несколько панкушек пришли в храм потрясти сиськами у алтаря…

– О! Вы мне потом напомните, я доебу Чеснока писькотрясом! – влез Арбуз.

– Ээээ… – Арбуз меня немного сбил своим писькотрясом. – Однажды несколько панкушек в масках пришли в храм на служение, спели песню про президента, покривлялись меньше минуты, а их за это посадили в тюрьму, и они сидят до сих пор вот уже много лет. При этом они никого не ударили, не нанесли ущерб, даже почти никому не помешали, ничего не осквернили, а их посадили и не выпускают, говоря, что за наглый хулиганский поступок, но все знают, что за песню про презика.

– Да ну, гонишь, так не бывает, – не поверил Лимон.

– Да-да, я тоже, кстати, слышал что-то похожее, это правда, – поддержал меня Арбуз.

В балконную дверь постучали. Это был Виталик из соседней комнаты. Мы иногда заходили после отбоя друг к другу через балкон, на случай, если в коридоре кто-то есть, чтоб нас не увидели. Я открыл ему дверь.

– Вы чё тут кумите? – спросил Виталик.

– Да мы тут байки из склепа травим, страшилки разные, – ответил Лимон.

– И поэтому ржёте?

– Ну ржём-то мы над Чесноком, – пояснил Банан.

– Ты, кстати, зря зашёл, сейчас сюда Игорь придёт, мелкий снова побежал на нас стучать, – предупредил я Виталика.

– Опять, что ли, его до слёз довели? – засмеялся тот.

– Да как всегда. Вожатый нас грузит на деньги, мы отрываемся на мелком соплежуе. Затем он снова бежит ябедничать на нас, а мы снова над ним угораем: круговорот, – объяснил я ситуацию.

– В смысле – на деньги грузит? – не понял Виталик.

– А вас не грузит? – удивился я.

– Да с хуя бы! – не понял Виталик. – Как он вас грузит?

– Пока нас нет, он пиздит из палаты вещи, которые принадлежат лагерю, а потом предъявляет нам за пропажу этой вещи, мол, это мы с ней что-то сделали. Так он у нас уже унёс покрывало и графин, – рассказал я, как вожатый Игорь наживается на нас и, возможно, не только на нас.

– А зачем вы отдаёте деньги? Сказали бы, что не вы, – удивился Виталик нашей простоте.

– Мы и не отдаём, деньги же у вожатого. Он оттуда себе забирает, – пояснил я. – Вычитает из наших кровных, которые нам родители дали, а нас ставит перед фактом. Причём у Чеснока не берёт, только у нас.

– Твои бабки, кстати, тоже у него, – Лимон напомнил Виталику, где хранятся его сбережения.

– Вот гондон! – разозлился Виталик. – Но… не все, у меня ещё с собой кое-что есть.

– Так у нас тоже, но те бабки он себе зажал, сука, и не отдаёт, – разочарованно сказал Лимон.

– Он теперь у нас стаканы считает, мы тоже их считаем, – добавил Арбуз.

– Ага, напиздили уже из столовой штук десять. Только один пропадёт, тут же заменим, хехе, – поделился стратегией Банан.

– Надо нам тоже стаканов напиздить, – решил перестраховаться Виталик, – да и вообще, раз такая тема, поаккуратней надо бы… Вот пидорас!.. Лимон, а что ты там делаешь?

– Дрочу! – Лимон резким движением скинул с себя простыню, вскочил сам, и в свете фонаря все увидели его эрегированный писюн, который он продолжал надрачивать.

– ХАХАХАХА!!!! – я был уверен, что мы засмеялись настолько громко, что нас услышали даже в соседнем здании.

В коридоре послышались шаги.

– Блядь, пора валить, – Виталик быстренько выбежал из комнаты, аккуратно прикрыв дверь балкона.

Мы сразу же притворились спящими. Через несколько секунд в нашей палате загорелся свет. Я лёг на правый бок и накрыл левой рукой голову так, что правым глазом мог немножко видеть, что происходит. Вожатый Игорь подошёл к Лимону и положил ему палец на шею, чтоб пощупать пульс, затем сказал: «Ну что, главный педофил, вставай». Лимон нехотя поднялся.

– Вообще-то, – попытался отстоять свою честь Лимон, – главный педофил поменял цвет кожи и сдох.

– Ха, – хмыкнул Игорь. – Поговори мне ещё.

Вожатый посмотрел на Банана – тот шевельнул ногой, Игорь довольно улыбнулся и спросил его: «Алексей, а ты почему в носках?» Банан молчал.

– Алексей, – потряс его за плечо вожатый, – ты почему в носках, говорю?

– Я – Максим, – ответил Банан, не желая мириться с привычкой Игоря всех подряд называть Алексеями.

– Вставай, – кивнул Игорь и посмотрел на Арбуза, который, как мне показалось, чересчур сильно притворялся спящим – накрылся простынёй с головой и даже, наверное, задержал дыхание. – Арбуз, ты тоже вставай.

Арбуз выдохнул и сразу же поднялся с кровати. Я закрыл оба глаза. Было понятно, что всё внимание сейчас приковано ко мне, но я притворился лучше всех и не двигался.

– Апельсин тоже с ними! – сдал меня Чеснок.

– Ты чё, малой, Апельсин ваще не при делах, он спит уже давно, – заступился за меня Лимон.

– Тихо, – пробасил вожатый. – Значит, так. Три Алексея не спят, да? – начал Игорь. – Весело им… Ну-ка, срукты, встали в ряд, вместе вы – сруктовый зад! Да? – провинившиеся молчали. – Так, – продолжил Игорь, – взяли подушки. Взяли, взяли. В одну руку взяли.

Лимон, Банан и Арбуз взяли свои подушки.

– И чё нам с ними делать? – спросил Арбуз.

– Трахать, – шёпотом сказал Лимон и прыснул.

Даже я чуть не заржал. Сдержаться было очень сложно, потому что я бы ещё с удовольствием поржал минут пять над предыдущим эпизодом, когда Лимон дрочил свой хуй.

– Разговорчики, Алексей! – вожатый грозно на них посмотрел, затем повернул голову на Арбуза: – «Чё» по-китайски знаешь чё?

– Жопа, – ещё раз шёпотом проговорил Лимон, но на этот раз не выдержал и засмеялся в голос. Вместе с ним засмеялись все остальные. Я начал ворочаться, как ворочаются спящие, чтоб скрыть свою трясучку от смеха.

– Тихо! – рявкнул Игорь. – Вам всё ещё весело, да? Быстро вытянули руки с подушками вперёд и сделали по сто приседаний, не сгибая руки. Лимон – сто пятьдесят. Вперёд.

Подростки начали выполнять приседания, Лимон, наученный горьким опытом, даже не стал спорить с вожатым, боясь нарваться на двести приседаний или отжиманий.

У Игоря было ярко выражено неумение и нежелание общаться с подростками, а ещё из него так и пёрли армейские повадки.

Первый почти сразу же согнул руку Арбуз.

– Арбуз, ты чё такой хилый?

– Мне витаминов не хватает, – ответил Арбуз и сел на пол. – Я же с севера, у нас там только цены растут.

– Чё ты сел? – грозно произнёс вожатый.

– Да я вообще спать хочу! – возмутился Арбуз.

– Так спал бы, а не доставал того, кто младше и слабее тебя. Вот смотри, – Игорь показательно взял его подушку, – я тебе хоть триста приседаний сделаю, не согнув руки, мне насрать!

– О, раз так, может, ты за меня их и сделаешь? – нагло предложил Арбуз.

– Да-да, и за меня тоже, – добавил запыхавшийся Банан. – А то, это, сало – сила, спорт – могила. Я слышал, один чувак как-то на физре упал и ударился головой, а спустя сорок лет совсем ослеп, и врачи сказали, что это ему аукнулось через столько времени то падение. Спорт вреден…

– Разговорчики! – Игорь посмотрел на Банана. – Это твой папа был?

– Нет…

– Продолжай и не сбавляй темп, – сказал вожатый и перевёл взгляд на Арбуза. – Арбуз, держишь подушку на вытянутой руке, пока остальные не закончат, – придумал Игорь новое наказание для хилого подростка. – Только опустишь подушку ниже либо попытаешься поменять руку, или подпереть уставшую руку другой рукой, остальным автоматом добавляется ещё по двадцать отжиманий после приседаний. Усёк?

– Усёк, – кивнул Арбуз.

– Приседаем, приседаем, ребята, – подбодрил всех вожатый.

Пока Банан с Лимоном приседали, а Арбуз держал подушку на трясущейся вытянутой руке, вожатый подошёл к шкафчику Лимона и взял пластиковую бутылку из-под лимонада без этикетки. Скрутил с неё крышку и понюхал содержимое, затем сделал маленький глоток, удостоверился, что это не алкоголь, закрутил крышку и поставил бутылку на место.

А я всё это время под одеялом показывал ему фак и рассуждал о смелости, которой был лишён напрочь.

Когда Лимон закончил приседать, вожатый подошёл к нему вплотную и сказал: «Дыхни».

Лимон дыхнул, вожатый убедился, что он трезвый, и сказал:

– Всё, больше вам не весело?

– Нет, – ответил за всех Банан.

– Так это, может, ещё посмеёмся? – предложил Игорь.

– Спасибо. Нам хватит, – Банан снова ответил за всех.

– Значит, так. Слушаем меня сюда, сруктовый зад, бля. Ещё раз ко мне придёт Кирилл и пожалуется на вас, что вы его снова в шкафу заперли, педофилами пугаете и мешаете спать, я серьёзно займусь вашей дисциплиной – заставлю бегать и отжиматься всю ночь. Ясно?

– Ясно, – опять подал голос Банан.

– Вы меня уже задрали! Где вас, таких уродов, делают? Ещё бы несколько штук заказать… Так, а почему у вас пять стаканов, а не шесть… разбили? – снова задал вопрос вожатый.

– Шестой у меня на тумбочке стоит, – показал на него пальцем Арбуз.

– Понятно. Тогда спать! – скомандовал Игорь.

Когда все легли, вожатый выключил свет и встал в дверном проёме. Гулянка над нами давно уже закончилась, везде было тихо. Игорь постоял около минуты и ушёл.

Мы ещё какое-то время лежали молча, пока Лимон не нарушил молчание:

– Чеснок, я тебе завтра на пляже такой пропиздон вставлю, охуеешь.

– А я расскажу, как вы курите на балконе, – пригрозил Чеснок. – Ай, – Банан снова пнул верхний ярус кровати.

– Только пиздани ещё что-нибудь, Чеснок, отвечаю, хапнешь горя, злой Банан тебе говно сделает.

– Блядь, Чеснок, тебе ведь с нами ещё обратно трое суток в поезде ехать, учти это, – сказал Арбуз. – Земля круглая, говно всплывёт.

– Вы первые всегда начинаете ко мне приставать, – пытался защищаться Чеснок.

– Ты хотел его писькотрясом доебать, – напомнил Арбузу Лимон о его желании.

– Точно! Чеснок, не заставляй меня звать писькотряса. Если ты ещё раз на нас настучишь, писькотряс тебя трахнет в очко.

– Отстань, – жалобно проскулил Чеснок. Чувствовалось, что он вот-вот заплачет.

– Уууу, вызываю тебя, о, злобный писькотряс! – зловеще завыл Арбуз. – Заклинаю, выеби мелкого Чеснока в жоооопуууу… – затем продолжил нормальным голосом: – Писькотряс ещё и в рот тебе натолкает, и будешь ты вротберушка и жопопопрошайка.

– Раз ты знаешь, значит – он тебе уже натолкал, – обиженно пробубнил Чеснок.

– А мне мама твоя рассказывала, с ней-то он ваще пиздец чё вытворял.

Чеснок отвернулся к стенке и заплакал, всхлипывая на весь этаж.

– Ладно, хватит нести хуйню, Арбуз, – одёрнул его Лимон. – Кто ещё что знает? Рассказывайте.

– Я вспомнил историю про армию, как солдат пропал. Знаете? – начал Банан.

– Нет, – ответил Лимон.

– Я тоже не слышал, – сказал Арбуз.

– Я вообще ничего не знаю, – добавил я.

– Короче, отправился как-то один парень служить в армию. Не стал косить, пошёл служить. И сразу попал под пресс своего командира. Тот его просто так пиздил каждый день кирпичом по голове, и не только его. А потом всех стали заставлять подписывать контракты, чтоб остались тут ещё служить, обещая большие зарплаты, – нужно было выполнить план по контрактникам. Чувак отказался подписывать бумагу, за что стал получать ещё сильнее. И однажды он так огрёб, что слёг в больничку. А пока он там лежал, контракт подписали за него, а он даже и не знал. Ну парень молчал, молчал, терпел, терпел, а потом взял и рассказал про это своей матери. Она стала везде звонить и разбираться, но её никто не хотел слушать. Даже писала президенту – глухо. А потом вообще выяснилось, что на её сына завели уголовку, что он сам себе нанёс все пиздюли, чтоб увильнуть от армейки. Потом мамка этого парня обратилась в какой-то комитет солдатских матерей, и ей помогли. Командира осудили, и всё стало хорошо. Парень служил, служил, и вот наконец у него должен быть дембель, а его не отпускают домой – показывают бумагу и говорят: «Подписался, служи ещё полтора года!» Он им попытался объяснить, что ни хуя не подписывал, но его никто не стал слушать. Чувак сумел связаться с матерью, рассказал ей всё, она снова стала везде писать и звонить – хуй. Ей ответили, что это было давно, уже ничего нельзя выяснить и всё такое. А парня вообще стали переводить из части в часть, так что он сам запутался и не мог понять, где находится. А потом он вообще пропал. И теперь никто не знает, где он находится, – Банан замолчал.

Последние два предложения он произнёс так, что мне стало не по себе, и я снова с ужасом подумал о том, что уже через три с небольшим года мне исполнится восемнадцать.

– Да, сходил чувачок в армию, послужил… – медленно произнёс Арбуз.

– Я тоже хочу страшилку про армию рассказать, – начал Чеснок. – Как парень пошёл служить, а его деды сильно избили, повесили и инсценировали самоубийство…

– Да иди ты в жопу со своими страшилками, пиздюк малосольный! – Банан ударил по верхнему ярусу с такой силой, что сам застонал от боли. – Аа, блядь!

– Ай! Да хватит уже меня пинать, – в очередной раз попросил Чеснок.

– Мы эту историю слышали до хуя и больше, – добавил Арбуз.

– Я ещё одну знаю про армию, – не унимался Чеснок.

– Чеснок, тебе самому-то не стрёмно сначала стучать на нас, а потом общаться с нами как ни в чём не бывало? – спросил я его.

– А что я такого сделал? – не понял он. – Это вы ко мне всё время первые пристаёте и издеваетесь надо мной.

– Давайте уже спать, – сказал Лимон. – Что-то эти ночные приседания на меня подействовали, как снотворное. В пизду!

– А мне наоборот, – сказал Банан. – Надо бы завтра справочку какую-нибудь намутить в лазарете, чтоб от утренней зарядки освободили! Или, может, пусть укольчик какой сделают, чтоб на зарядку сраную не ходить…

– О, я вспомнил ещё историю, как один парень проходил лечение в больнице за большие деньги, – начал Арбуз. – Лечили, лечили, а ему становилось только хуже – появились синяки на теле, и части тела стали неметь. Он рассказал доктору, его осмотрели только через неделю и сказали, что всё нормально. А ещё через два дня позвонили и сказали, что сегодня он умрёт. И он умер через несколько часов.

– Ни хуя себе! – удивился Банан. – А почему?

– Оказалось, что врачи решили, что он сраный нарик, который проходит курс реабилитации, и лечили как нарика. А у парня из-за нарушенного обмена веществ была несовместимость с какими-то препаратами, вот он кони и двинул.

– Твою мать… – ужаснулся Банан, помолчал и через некоторое время быстро проговорил: – Всё равно завтра попробую от зарядки отмазаться.

– Ну ебать, как страшно, теперь хуй уснёшь, охуеть, – пробормотал в полудрёме Лимон. – Заваливайте уже свои хлеборезки и давайте спать.

– Чтоб, Чеснок, тебе приснился злой писькотряс, – хохотнул Арбуз и отвернулся к стенке.

Чеснок цыкнул, но ничего не ответил Арбузу.

– Апельсин, ты чё молчишь? – обратился ко мне Банан.

– А я тоже уже почти сплю, – ответил я.

Банан заворочался в кровати, и я подумал, что он скажет мне что-то ещё, но он, как и Арбуз, тоже отвернулся к стенке и замолчал.

Наступила тишина, я смотрел в мигающий полоток, вспоминал смешные моменты вечера и улыбался. Затем сам повернулся к стенке, посмотрел на надпись «вожатые – пидорасы», закрыл глаза и стал её мысленно обводить, вяло постукивая пальцем по матрасу – сначала вертикальные линии, затем горизонтальные, и наоборот. Очень скоро я уснул.

фейд аут

2012 год

Будто трахнутый судьбой (cover up)

– Не лезь в мою личную жизнь, блядь! – кричала тупая истеричная пизда, еле ворочая языком от алкоголя. – Не лезь в мою личную жизнь, блядь! – прокричала она снова. В этот раз получилось ещё громче и чётче.

Я не очень понял, что это было, да мне и не хотелось это понимать. Всё, что мне хотелось, – расстрелять по-бырику пьяную соседку со всей её семьёй и обратно углубиться в свой сон.

Ноль

Я ненавижу вставать рано. И ещё больше ненавижу не высыпаться. Сегодня было два в одном.

«Почти как Нетте, – подумал я, – пароход и хуй».

Смирившись со своим раздражённым состоянием, я пошёл завтракать под радиопозитив, который издавал приёмник, находившийся на кухне.

Жизнерадостный ведущий желал всем доброго утра, искромётно шутил и уверял меня, что за окном сегодня заебись. Я недоверчиво повернул голову на проём в стене и взглянул на серое небо за стеклом, зацепил взглядом термометр, который показывал всего лишь десять градусов тепла, и убедился, что ведущий пиздит.

– Гондон! – обозвал я его про себя, решив не давать ему поблажек, прекрасно зная, что город у него за окном расположен в полутора тысячах километрах от того, что умирало за окном у меня.

Я молча ел, смотря в тарелке мультик про гречу и сосису, и пытался вспомнить, что было ночью. Мерзкая соседка из квартиры надо мной в очередной раз нажралась в какаду и орала на весь дом так, что я проснулся. Как всегда, работала по отработанной схеме: вечеринка с громкой музыкой допоздна, потом ругань с ёбарем и битьё посуды.

Совсем недавно меня разбудил посреди ночи другой её крик. Она кричала, что сейчас спрыгнет. Я жил на седьмом этаже, она – на восьмом. Не могу сказать, что со мной случилось, но, проснувшись от крика «Не подходи ко мне! Я сейчас спрыгну!» – я, находясь, наверное, в ещё более невменяемом состоянии, чем она, вскочил с дивана и прилип к окну, как зомбак, устремив свой взгляд наверх, надеясь увидеть летающую пьяницу. Простояв так несколько минут, я в очередной раз осознал, что чудес не бывает, потому что сверху никто не выпал и не показал мне фигуры высшего пилотажа на фоне ночного неба.

А если к этому случаю приплюсовать сегодняшний пиздёж радиодиджея, можно смело сделать вывод, что я лошок, которого очень легко наебать.

Мультик в тарелке почти закончился. Он был с грустным концом, в финале главных героев съели.

Я доел, умылся, оделся и вышел из квартиры. Можно поменять: я доелся, умылся, одел и вышел из квартиры.

На улице творился кровавый форшмак. Посмотрев на своё отражение в нескольких лужах возле подъезда, я вспомнил слова весёлого радиоведущего о том, что погода сегодня шепчет, и решил, что ему надо бы прислать на пейджер мессагу, что ни хуя подобного, погода сегодня пиздит, как диджей Троцкий и как косой, который морковку просит. Или пизду-моркову, хуй знает, чем диджей Троцкий питается.

Смеркалось. Хотя было утро, но, оглядев раздолбанный двор, кишащий зеками, наркоманами и колдырями, вонючую помойку и парашу, я вынужден был признать, что это место всё-таки смеркалось. Смеркалось, смеркалось и высмеркалось.

Я принялся перепрыгивать через лужи, стараясь не намочить кеды и не испачкать джинсы. Недалеко от меня послышался детский смех. Я сразу же убедил себя в том, что смеются надо мной, а именно над тем, как я перепрыгиваю лужи. Я попытался посмотреть на прыгающего себя со стороны. Представил. Да, казалось, я выгляжу как в жопу раненный джигит, который далеко не убежит.

Недавно я возвращался из парикмахерской, во дворе играли дети. Я шмыгал носом и спешил домой. Отчего-то мне захотелось высморкаться на улице, чтоб не заниматься этой ерундой дома. Я, проходя мимо детишек, шмальнул через правую ноздрю и… облажался. Сопля, говоря литературным языком, предательски вылетела всего лишь наполовину, остановилась и плавно покачивалась, будто производила рекогносцировку. Я смахнул её и услышал задорный детский ржач. Конечно, я сразу решил, что смеются надо мной. Уже через секунду мои комплексы сказали мне, что дети мне даже обидное прозвище придумали – Сопля. Надо было или сморкаться раньше, или сморкаться дома. Или копить.

Как знать, может, сейчас смеются эти же пиздюки. Других-то во дворе нет. Мне кажется, я уже даже слышу детские возгласы: «Ха-ха, смотрите, Сопля прыгает, как кукарямба. Давайте кинем в него козявку, пусть съест!»

Наконец-то я вышел на тротуар, где луж почти не было, и ускорил шаг, чтоб как можно быстрее скрыться от чьих-то взглядов, которые, несомненно, были, если верить моим комплексам.

Я шёл в больницу на уколы. Именно из-за них я так рано встал. Я просил, чтобы меня записали на попозже, но – и здесь нет ничего удивительного – меня никто не услышал.

Уколы – формальность, я это прекрасно понимал. Меня поместили на две недели в дневной стационар, типа на обследование.

Совсем скоро мне нужно будет топать в военкомат, и я, чтоб у меня было подтверждение о том, что у меня не всё в порядке со здоровьем, согласился на это унижение. Для меня любое появление на людях – унижение.

Я не хочу в армию. По правде сказать, я и не годен, но на слово в военкомате не верят даже таким честным и светлым людям, как я. Им нужно доказательство, что ты постоянно жалуешься врачам на свой недуг и каждые полгода широёбишься по больницам, как охуевший от жизни старче, проходя лечение.

И только если записи в медицинской карте им покажутся весомыми, они признают призывника негодным, негодника – призывным и дадут военник.

Минус один

Вообще-то, и это известно всем, призывника могут признать негодным, не только если он, как я, всё детство провёл в больницах. Можно бабла отгрузить военкому. Наверняка тот, продемонстрировав советскую выправку и командирский голос, даже скажет: «Нужно бабла отгрузить военкому!» – если вы придёте к нему за советом и спросите, что нужно сделать, чтоб сыночка в армию не забрали. Ну или, если военком бывший шпион или коррупционер со стажем, он ответит одним словом, мастерски завуалировав его в чих: «Апчвзятка!»

Я не уверен, что это делается именно так, но можно предположить: приходите в военкомат, ищете самого усатого мужика (усы прилагаются вместе с погонами высшего офицерского чина), показываете ему свои характеристики, говорите, что они, если он пойдёт вам навстречу, могут стать его характеристиками, и нормалды.

Если характеристик хватит, можно даже попросить, чтобы личное дело вашего сынишки сожгли, съели или подтёрлись – насколько фантазия разыграется. Ну а затем военком прямо из ящика стола достанет военник, подготовленный как раз для таких случаев, для которых существуют приёмные дни, поставит в билете печать и, пробурчав патриотично что-нибудь вроде: «Родина не забудет ваших подвигов, товарищ генерал-хер-майор», вручит его вам, а потом шёпотом добавит: «Не забудьте вклеить фото сына».

А можно замутить всё дёшево и сердито – отгрузить немного денег врачу (например, невропатологу) в больничке, чтобы поставил диагноз, который не мешает жить, но и в армейку с таким не берут. Соответственно, который нельзя подтвердить/опровергнуть при обычном осмотре. И тогда другому невропатологу, сидящему в медицинской комиссии военкомата, придётся поверить записям своего коллеги и, возможно, нехотя, но согласиться с ним.

Но если он уверенно заявит, что это липа, я сейчас выпишу своё направление к другому врачу и отправлю тебя на дообследование, думаю, это можно расценить как: «Ага, Михайловне отвалил за липовый диагноз, а у меня, между прочим, тоже дети кефир любят и в луна-парке повеселиться».

Когда я учился в техникуме, у меня были проблемы с физикой и электротехникой, и старший товарищ, который учился здесь же несколько лет назад, научил меня сдавать экзамены по этим дисциплинам бартером. Он как-то сказал: «Ничего не предлагай лично преподу: бабки, барахло и всякую хуйню. Смотри по ситуации, если это электротехника, предложи преподу что-нибудь для лаборатории. Просто поинтересуйся аккуратно – может, что-нибудь надо? Конкретно электротехник мужик нормальный, он в залупу не полезет. А им всегда что-нибудь надо в лабораторию, это факт».

Мне кажется, локальные взятки так и даются – не лично куча бабла кому-то, а что-то во благо, какой-то небольшой бонус: подарок детям, ремонт машины, неборзый новый комп, который всё равно будет лучше старого. В общем, всё, что будет примерно равно вашей просьбе. В конце концов, написать несколько строчек в заключении – это же не завалить местного авторитета.

А если бы мой папа был крутым хуем (дети которых, как известно, от армии освобождены), я бы с удовольствием напросился на прохождение медицинской комиссии и заебал бы там всех.

Я бы каждому врачу на вопрос «Что болит?» однозначно отвечал: «Душа болит!» Психиатру я бы настоятельно предложил построить штабик у него в кабинете и немедленно поиграть в капитанов. У чувака, который проверяет слух, заорал бы во всю глотку: «Что? Я вас не слышу! Говорите громче, у меня в ухе дилдо! Что? Сам ты пидорас!!» А к хирургу, исходя из того, что он пялится на венозные хуи призывников, я бы зашёл со словами: «Добрый член!» Хотя, конечно, такое приветствие больше подойдёт урологу, но если представить, что «хирург» пишется через «е», ему тоже сканает.

Только стал бы я заниматься этим, будь мой папа крутым хуем? У меня были бы дела поважней – погонять на пиздатенькой иномарочке, потусить в клубе с пиздатенькими тёлочками, повыёбываться перед нищебродами. Одним словом, у мажоров очень плотный график.

Вообще, для меня армия – вопрос сложный. Я её боялся с детства и никогда не верил тем, кто говорил, что ему насрать – пойдёт он служить или не пойдёт. То есть в случае, если его признают годным, косить не будет. Типа два года неизвестно где – это неебическая школа жизни, в которой из тебя сделают настоящего мужика, и прочее патриотическое говно для долбоёбов.

Мозги же пудрятся лучше всего в детстве. Именно тогда надо сеять семя патриотизма и засерать мозг предательством и подвигами, чтоб все думали, что закрыть грудью амбразуру – это не ёбаный гололёд, а геройство, а если ты обосрался в строю, ты сыкло. И в результате постоянных агитаций в школьных учебниках по русскому языку и литературе, а также на уроках ОБЖ общество получает липовых патриотов, которым внушили, что смрад отечества нам сладок и приятен.

Это психология. Помимо детского возраста, мозги у женского пола пудрятся лучше, чем у мужского. Вернее, это факт. А вот сейчас психология: поэтому мелкой тёлке проще вдолбить в бестолковку, что её будущий муж обязательно должен быть настоящим мужиком, отслужившим в армии, чем молодому пацану, что он должен быть настоящим мужиком, отдавшим долг родине. И тёлка потом уже сама будет без подсказок подсерать и унижать любого чувачка, кто скажет, что не хочет служить, потому что она, судя по оценкам, хорошо училась в школе, а там всю правду о настоящих мальчиках рассказали.

Каким-то мокрощелкам, наверное, ещё прикольно в пятнадцать лет с дембелем погулять, но это тоже всё результат школьной мозгоебли и отвратительных современных патриотических фильмов о войне, в которых деревенские клуши обещают ждать своего возлюбленного вечно.

Проходит время, все взрослеют, женятся, выходят замуж, делают пиздюков, тонут в быте, толстеют, спиваются и всё острее типа переживают любую хуйню, которая их, казалось бы, не касается. Можно поменять: которая их, касалось бы, не казается.

И те самые мокрощелки, которые высмеивали любого парня, который ссал идти в армию или просто не хотел тратить на неё время, уже воспитывают сыновей и охуевают от армейского беспредела, о котором говорят по телевизору, радио и пишут в газетах. Ведь им (тем самым мокрощелкам) нужно знать всё, о чём говорят в новостях, они же хотят быть в курсе всех последних событий.

И молодые мамки начинают готовить сани летом – потихонечку узнают, как бы им с сынишкой обойти армию стороной. А время всё идёт. Предыдущее поколение делает шаг вперёд и уступает место для следующего. А развитие общества всё по-прежнему опаздывает и где-то шляется. И вот уже сыновьям бывших мокрощелок в школе начинают говорить про предательство и геройство, как и нынешним мокрощелкам (одноклассницам их сыновей), перед которыми им (бравым сыновьям) ни в коем случае не хочется облажаться.

А молодые мамки никак не могут отлипнуть от телека и от бабок во дворе, которые вещают почти так же круглосуточно, как телек, и рассказывают друг другу ужасы современной жизни. Молодые мамки всё слушают и впитывают, впитывают, впитывают. А нынешние мокрощелки продолжают всё так же засерать любого, кто не хочет служить в армии, потому что они тоже, как и бывшие мокрощелки, мечтают выходить замуж за настоящих мужчин, закалённых и наученных жизни только там, где из сопливых маменькиных сынков делают настоящих алкашей, курильщиков, идиотов и быдло.

И этот замкнутый круг может разорвать для начала отказ от советского воспитания, о котором стоило бы забыть, ведь Союза уже лет как до хуя нет, и придумать что-нибудь поновее. Но развитие снова подводит общество и усердно продолжает прогуливать, потому что знает, что ему ничего за это не будет, поэтому оно ничего и не боится.

Хотя, стоит признать, моему мозгу (в отличие от меня) повезло, мой внешний вид отпугивал и физруков с обэжэшниками, и тупых тёлок, которые, может, и хотели мне сказать, что я должен быть похожим на мужика, но лучше меня понимали, что мужик не хотел быть похожим на меня.

Пришёл. Наверняка там уже собралась километровая очередь. Я поднялся на нужный этаж – так и оказалось. Я собрал всю свою волю в кулак и спросил:

– Кто последний?

Все сразу же, конечно, повернули головы на мой голос и начали меня разглядывать.

А когда я осмотрел всех, кто здесь находился, невольно обратил внимание на то, что я самый молодой в этой очереди из динозавров и снежных людей, которые, если верить учебникам истории, или вымерли, или занесены в Красную книгу. После чего у меня сложилось ощущение, что, если походить по домам престарелых, окажется, можно ещё и австралопитеков обнаружить.

Минус два

Я почти уверен, что любой человек, когда долго стоит или сидит в очереди, постепенно начинает думать о том, о чём даже на секунду никогда бы не задумался, если бы не стоял или не сидел в этой самой очереди. Не считая меня, конечно. Я-то всегда и везде буду думать о том, о чём остальные вообще никогда не будут думать. Работа у меня такая.

Кто-то тут же находит себе компанию болтунов и вливается в неё. Наверное, в больнице чаще всего разговор начинается с: «А вы не знаете, много человек перед вами?» Или: «А вы не в курсе, сегодня такой-то врач принимает?» Потом это перетекает в обсуждение последних новостей и передач, случаев из жизни и…

– О, а потом я ведь иду! Как быстро прошло время.

Кто-то от скуки греет уши о болтовню тех, кто возле него трещит. А кто-то – я.

Несколько недель назад я стоял в очереди к нейрохирургу и пытался придумать, как мне не протухнуть в этой скучнятине до того, как меня примет доктор. Возле меня на стуле сидел одноногий пенсионер. Он не поворачивал голову налево и направо, а смотрел строго перед собой, немножко прищурившись. Я прозвал его про себя Форрестом, потому что он, смотря перед собой, периодически рассказывал что-то из своей жизни.

Очередь шла вперёд, и возле него постоянно кто-нибудь садился на свободное место. Форрест молчал несколько минут, а потом рассказывал, как потерял ногу.

– Да вы что?! – ахала какая-нибудь тётка, сидевшая рядом.

Потом подходила её очередь, она заходила в кабинет, а на освободившееся место садилась другая женщина. Форрест снова нарушал молчание и рассказывал, как у него умерла жена.

– Боже мой! – хваталась за голову новая слушательница.

А через час простоя в очереди я вдруг понял, что уже слышал историю о том, как пенсионер потерял ногу. Форрест был словно на репите и рассказывал истории одну за другой в одинаковой последовательности.

Я так и не понял, почему он там сидел. Он ни за кем не занимал, никого не ждал. Может, просто отдыхал?

Когда я зашёл к нейрохирургу, врач со мной поздоровался, сразу заглянул в мою карточку, а потом посмотрел на меня и спросил: «Оперировали?..»

– Кто последний? – услышал я знакомый вопрос, оторвался от своих мыслей и ничего не успел ответить.

– Вон тот молодой человек, – сказал кто-то, показав на меня пальцем.

– Вы последний? – обратилась ко мне какая-то бабушка.

– Я, – сказал я и стал думать о том, что мне тоже не помешало бы вклиниться в чей-нибудь разговор, чтобы выглядеть свояком и не выделяться.

Я стал прислушиваться ко всем перешёптываниям и бубнежу, который гулял по помещению. Очень хотелось сесть между двух каких-нибудь пенсионерок и сказать:

– А вы знаете, один человек так сильно боялся умереть во сне, что спал с открытыми глазами.

А потом, не дожидаясь её ответа, резко повернуться к другой и добавить:

– А другой человек так сильно боялся попасть в авиакатастрофу, что летал на метле.

А потом, когда на меня наверняка повернёт голову кто-нибудь ещё, сказать громко всем:

– А третий человек так сильно боялся попасть в автомобильную аварию, что ездил исключительно на хую галопом, представляете!

Нет, это для меня не вариант. Я ещё раз оглядел всех дедок и бабок и стал озвучивать про себя самых ярких и странных:

Бабка_1

«Ты знаешь, откуда у меня эта привычка качаться из стороны в сторону? Это было в шестьдесят девятом, как щас помню. Я тогда пела в ансамбле „Какашечка“. Лучше всех пела. И наш худрук ко мне как-то раз пристал. Соси, говорит, мою дирижёрскую палочку, спой, говорит, в мой динамический микрофон. Я, конечно, отказалась, крикнула ему: „Вялого тебе на квашню, жопорватый шляпосос!“ – и побежала в милицию писать заявление. А в милиции был главным наш сосед Петрович, который тоже мне как-то предлагал потрогать его табельный пистолет. Пососи, говорит, Катюха, мне именное короткоствольное самозарядное оружие, я с тобой семками поделюсь. Но я ему тоже отказала. И он, значит, прочитал моё заявление, подтёрся им, обозвал меня безграмотной курицей и силком притащил меня обратно к худруку. Они раздели меня, Петрович с худруком, и засунули мне в жопу метроном. С тех пор я и качаюсь одна в темпе шестьдесят девять».

Бабка_2

«Я вяжу, вяжу, вяжу самотык малиновый. Потом внучке покажу, Людочке Мартыновой. Будем вместе с ней играть палкой полосатою и манду мою чесать седую, волосатую. Никому не скажем про наш секретик маленький, тихо пержик смажем и – в мой гаражик старенький. Когда внучка подрастёт, Людочка Мартынова, ей по наследству перейдёт мой самотык малиновый».

Дед_0

«А откуда здесь эта зелёная стенка? Я думал, война закончится и мы будем нормально есть шлёцик. А когда у нас под носом дурак высрал сто как, что же тогда получается? Я считаю, так нельзя, когда сам мудак, ещё и с мудаком говоришь по телефону. Потому что когда на двух концах провода мудаки – это вообще жопа. А какашечки мягкие, сырые – они ведь шальные. Здесь тонкий подход нужен. Понимаешь? Ты, если не знаешь, лучше вообще ничего не говори. А то сидишь тут, и ссы тебе в глаза – всё божья роса».

Бабка_3

«Я читаю газету. Не мешать! Все молчите. И ты тоже, газета, молчи, я тебя почитать пытаюсь, если что. Твою мать! Кто пёрнул? Старые пердуны! Почитать нормально не дадут. Хотя… Кстати, вкусно пёрнул! Ещё можешь? Меня торкнуло. Ну давай, сделай красиво… Красавец! Ну-ка – на, в баночку мне заверни, я ещё дома хочу поторчать. Что творит со мной, чертяка старый, а! Твоя жопа воняет. Это комплимент. Да и что уж там, ты и сам воняешь, как задница, красавчик».

Бабкодед_88 (Женская одежда, но рожа деда. А восемьдесят восемь – чтобы добавить загадочности).

«Спроси меня. Давай. Не бойся, за спрос в жопу не ебут. Давай, ну. Кем был мой папа? Это легко, мой папа – пизда. Моя очередь. Расскажи мне про флаг. Давай, чего ты? Ты только что был смелым, пялился на меня, а про флаг рассказать не можешь. Вот я любого из этой очереди спрошу, мне каждый, блядь, про флаг расскажет. Знаешь, ты напоминаешь мне членососа, который бегает вокруг тех, кто сканворды разгадывает, и ноет: „Ну задайте мне любой вопрос. Ну хоть что-нибудь спросите, я всё знаю“. А когда просишь его рассказать про флаг, он сразу язык в жопу засовывает. Вот ты мне, блядь, напоминаешь такого членососа, который не может рассказать про флаг. Баба!»

Дед_00

«Тёлки, сегодня кутим? У меня новая вставная челюсть. А я никогда вам не говорил, что я секретный агент под прикрытием? Я должен внедриться в банду. Она называется „Пердуны“. Чего? Не верите мне? Саблю показать? Чего ты, Калистратовна? Давай саблю покажу. Смотри какая. Сабля-грабля-спи-бля-на-бля. А хочешь, махну ей? Лизнёшь саблю-то? Ну чего ты, Калистратовна, краснеешь? Саблю, что ли, первый раз увидала? Как у Семёна кортик в руках подержать, так ты первая, а как мою саблю – краснеешь. А ведь я воевал, Калистратовна. Даже Наполеона застал. Веришь? Ну чего ты, старая? Ай, ну тебя, карга! Пойду лучше с лекарствами поиграю. И то веселее будет».

Озвучив нескольких пенсионеров в этой очереди, я вдруг заметил странную табличку. Вернее, табличка была совсем не странной, меня смутило то, где она находилась. Между двумя окнами на стенке шириной около метра на уровне верхней рамы (метра два от пола) была зелёная табличка с надписью «ВЫХОД». Какой добрый весёлый медицинский юмор.

Я как-то ходил к зубному вырывать зуб; когда сел в кресло, спросил: «Процедура долгая?» – «Как сидеть будешь», – сказал врач, разглядывая свои зубные плоскогубцы.

Когда врач предпринимает попытку пошутить, это вызывает рвотный спазм и хочется ему карандаш в глаз воткнуть.

Весной я был у гастроэнтеролога, жаловался на боли в животе, он пощупал мой живот, а потом сказал с задором в голосе и блеском в глазах: «Спорим, через несколько лет окажешься на операционном столе? Сто процентов будут удалять аппендицит». Ну да, я, блядь, поспорить к тебе пришёл, долбоёб.

Вообще, мне кажется, врачи – те ещё быдло и гопники. Когда я ходил на удаление вросшего ногтя на большом пальце левой ноги, хирург мне так выебал мозг, что я был готов сам себе отрезать ноготь вместе с пальцем, лишь бы это говно не слушать. Он начал меня уверять, что операция платная, стоит столько-то, гони бабки или я не буду ничего делать. Потом доебался до пирсинга в ушах, начал пиздеть, что я бездарь, иждивенец, урод и чмо. А потом, когда я наконец-то оказался на медицинской кушетке, я задрал штанину, и он увидел кусочек татуировки на ноге и пиздел ещё минут пять.

И в итоге мало того что я у него пробыл вместо десяти минут полчаса, так он, сука, ещё отрезал мне ноготь хуже всех (это была уже четвёртая подобная операция). Короче, теперь у меня уродский ноготь на пальце благодаря жирному пидору, который любит пиздеть, а не работать.

Уверен, в медицине лажа врачей – не редкость. Я знаю случай, когда врач-практикант ставил клизму совсем маленькой девочке, грудному ребёнку. И промахнулся, вставил не туда. Как можно быть настолько бестолковым?! А вот откуда я знаю эту историю? Да потому что я и есть та самая маленькая девочка! И у меня клизмофобия… Мне страшно…

– Следующий, фамилию называйте! – услышал я голос медсестры.

Следующим был я. Я подошёл к кабинету и сказал:

– Павловский.

– Первый раз? – спросила медсестра, записывая мою фамилию в журнале.

– Да.

– Давайте мне лекарства, – она повернулась ко мне.

Блядь! Мне стало стыдно. Я её узнал. Надеюсь, она меня нет. Я протянул ей пакет с лекарствами и сказал:

– Вколите мне яд, и покончим с этим, сестрамед.

– Жить надоело? – она посмотрела на меня с улыбкой.

– Я слишком долго просидел в очереди, наслушался всякого, теперь и помирать не страшно.

– Я за смену ещё больше «всякого» слушаю, поверьте, – ответила медсестра, давая понять, что её «всякого» знает, плавало и моему «всякому» в прадеды годится.

– А вы заметили, как я вас модно назвал, поменяв слова местами? Вы даже никак не отреагировали. Неужели не понравилось?

– Заметила, очень оригинально. Ягодицу давайте, – она уже была готова меня уколоть и, похоже, она меня не помнила.

– А в пятку нельзя замутить? – уточнил я, нехотя расстёгивая ремень и спуская джинсы.

– Нет, – ответила медсестра и вонзила мне в жопу баян.

– Какое унижение, – сказал я, надевая обратно штаны.

– Ничего страшного. Теперь садитесь на стул и давайте мне вену.

Или она притворяется, что меня не помнит?

– А если я с гердосом приду, тоже бахнете? – я протянул ей левую руку.

– Нет! – ответила девушка, даже не собираясь делать вид, что ей понравилась шутка.

Я понимал, что она в заёбе, ей не до смеха, а я отнимаю у неё время своей болтовнёй, но не пиздануть эту хуйню я тоже не мог. Я же Серёжа.

– Всё? – спросил я, когда второй укол был тоже сделан.

– Да.

– Благодарю за несколько новых дырок, – проворчал я. – У меня как раз без них не получалось стать фонтаном. – Носите на здоровье. Лекарства не забудьте.

Я взял пакет с ампулами, попрощался с ней и вышел из кабинета.

Прошлым летом я со своим другом шатался по ночному городу в надежде познакомиться с тёлками. Мы почти никого так и не встретили, за исключением нескольких прикольных. И конечно, ни с одной так и не познакомились. Одной из тех нескольких прикольных была как раз эта медсестра.

Мы преградили ей путь и начали нести полный бред. Она сразу поняла, что мы два лошпена, которых не стоит бояться, обошла нас и пошла дальше. Мы догнали её и снова преградили ей путь. Потом представились и стали просить её, чтобы она сказала нам своё имя. Ей эта идея не понравилась, она снова нас обошла и продолжила путь домой или куда она там шла.

Я оставил попытки познакомиться с ней и остановился, а мой друг, возмутившись таким поведением девушки, пошёл за ней следом. Он шёл молча в шаге от неё, шёл за ней, шёл и смотрел на неё, шёл, а потом не выдержал, догнал и шлёпнул её по жопе. После этого развернулся и дал ёбу.

Шлепок получился сильным, и эхо разлетелось по пустынной улице и дошло до меня. Я хихикнул, и мне стало стыдно за поступок своего друга и за себя тоже.

Очень хочу верить, что она меня сейчас не узнала и не узнает вообще. Иначе это ёбаный стыд, пиздец и грусть ебаная.

Я вышел из больницы, домой валить желания не было. Я решил немного сменить маршрут и заглянуть в столовую, где работал мой кореш Макс. Я достал телефон и позвонил ему.

Минус три

– Алё.

– Алё, Макс. Ты работаешь сегодня, уже на месте?

– Я – да, а хуй – в тесте, – ответил Макс.

– Я тут рядом нахожусь, могу зайти, если хочешь.

– Давай, заваливай, – согласился мой друг.

Я пошёл к Максу. Небо немного прояснилось, и на улице вроде как даже посветлело. Подходя к столовой, я заметил у кустов машину «скорой помощи». Я поравнялся с ней и увидел на земле мужика в грязной желтухе и грязных штанах, который лежал на боку, подложив руки под голову и слегка согнув ноги, будто спал. Всё, что меня смутило, – синеватое лицо. Я пересёкся взглядом с врачом «скорой» – он молча курил и о чём-то думал – и прошёл мимо. Навстречу мне проехал ментовской уазик. Я обернулся, он встал возле машины «скорой помощи».

«Любопытно, – подумал я. – Может, я только что посмотрел на трупака?»

Когда-то я уже видел нечто похожее – какой-то пузатый мужик лежал на земле в форме звезды, раскинув руки и ноги в стороны. Вокруг него столпились люди, кто-то пытался оказать ему первую медицинскую помощь. Я заметил проезжавшую машину нашей доблестной милиции, которая, увидев скопление людей возле лежащего человека, замедлила ход. Машина медленно проехала в метре от столпотворения, из её окон можно было заметить любопытствующих сотрудников органов правопорядка, и, не останавливаясь, добавила скорости и исчезла из виду.

После увиденного спящего жмурика я почему-то вспомнил одного дядьку, которого встречал каждое утро, когда ходил на учёбу. Он шёл мне навстречу, и мы с ним всегда пересекались примерно в одной и той же точке. Иногда он шёл с маленькой девочкой, наверное, дочкой, которую, возможно, отводил в детский сад. Он был высокий и всегда шёл быстро, поэтому девочка, которая ему была чуть ли не по колено, буквально бежала за ним трусцой. Мы с ним виделись каждый будний день на протяжении двух или трёх лет. А потом он вдруг перестал ходить по этой дороге. И всякий раз, проходя мимо того места, где мы с ним обычно пересекались, я вспоминал его и думал:

– Может, он на больничном или в отпуске?

– Может, он сменил маршрут?

– Может, он стал ездить на работу на автобусе или на машине?

– Может, он сменил работу или место жительства?

А однажды я, просматривая некролог в газете, увидел фотку этого самого дядьки. Там было написано, что он умер сорок дней назад после непродолжительной болезни. И что родные очень скорбят по нему и никогда его не забудут.

Я зашёл в столовую. Народа там почти не было. Я гуднул Максу, он вышел.

– Здорова.

– Соси ты хуй у Николая Второго, – Макс пожал мне руку. – Чё, как сам?

– Хожу на уколы, – я показал ему пакет с лекарствами.

– Ха. И как, выздоравливаешь?

– Не, мне на положительный исход можно не надеяться, я же не кино с хорошим концом.

– А ты увлекись народной медициной и самолечением.

– И что делать?

– Повторяй за мной, – начал Макс. – Подними правую руку вверх.

– Поднял, – сказал я без энтузиазма.

– А теперь резко махни ею и скажи: «Да в рот оно ебись!»

– Ха-ха, – я улыбнулся. – Знаешь, кто мне уколы делал?

– Кто?

– Помнишь, мы как-то одну тёлку пытались ночью закадрить, а она на нас смотрела, как на говноедов?

– За которой я пошёл, как маньяк, и по жопе шлёпнул?

Я засмеялся и закивал.

– Ебануться-обосраться! – воскликнул Макс и тоже засмеялся. – И чё, она тебя узнала?

– Надеюсь, нет.

– А как она выглядит, не поплохела?

– Выглядит лучше нас, будь уверен.

– Ну чё, завтра идём на уколы вместе, – довольно заулыбался Макс.

– Прямо возле столовой мужик какой-то валяется, – сказал я ему последнюю новость, решив сменить тему.

– Хуй на него. Лучше расскажи мне ещё про медсестричку. Во что она была одета?

– Ха-ха, не знаю, я думал только о том, чтоб она меня не вспомнила.

– Эх, ты! Чего ты растерялся? Надо было наоборот ей напомнить. Хе-хе-хе.

– А возле мужика уже была «скорая», и менты подъехали, – продолжал я загробную тему.

– Да тут постоянно какие-то мужики валяются. Хоть бы раз пиздатенькая тёлочка попалась. Уж я бы ей оказал медицинскую помощь, – засмеялся Макс.

– Он вроде дохлый был, рожа синяя. Наверное, раз менты приехали, точно дохлый.

– Это всё хуйня. У всех колдырей цвет кожи – синий. А «скорая» вообще без ментов никуда не ездит. Они у них на хвосте, на каждый вызов с ними едут, типа как охрана. Мало ли, куда их вызовут.

– А, я этого не знал.

– Ты, кстати, хавать не хочешь? Я могу тебя чем-нибудь угостить, – предложил Макс.

– Не знаю. А чем?

– У нас есть щи, пюрешка с котлеткой, салатеи, выпечка. Выпечку я сегодня сам мутил – временно кондитера подменяю.

– Наструхал, небось, в тесто? – спросил я с улыбкой.

– А то как же. У меня день зря пройдёт, если в тесто не кончу. Иногда, знаешь, выковыриваю перхоть подзалупную – и в компот!

– Хехехе, – я засмеялся.

– Я положил вам в пирожок подзалупный творожок. Чтоб улучшить настроенье, сопли я запёк в печенье. И, чтоб нам не обломаться, ну не смог я удержаться, в шаурму вложил гондон – с мыслью, смех чтоб вызвал он, – прочитал Макс стихотворение собственного сочинения.

– Ха-ха, – я слегка повеселел.

– Ну чё, будешь что-нить? – спросил он ещё раз. – Пюрешка, котлетосы, салатеи, щи…

– Щи – хоть хуи полощи, – грустно произнёс я. – Давай компот и выпечку какую-нибудь. Только немного, я не особо хочу жрать.

– Не вопрос. Иди падай за любой свободный стол, ща я всё принесу, попиздим, пока народа мало.

Я сел в самом углу и стал осматривать помещение. Мне казалось, что здесь пахнет, как в Советском Союзе. Не знаю почему, но у меня всегда запах школьной столовой и вообще любой столовой ассоциировался с Советским Союзом. Наверное, это из-за внешнего вида помещений, до которых ещё не успел докатиться современный евроремонт. Я мотал башкой, пока мне в глаза не бросилось слово «соусы».

– Соусы, – прочитал я тихо вслух. – Соусы́, – прочитал я ещё раз, сделав ударение в конце слова. – Хех.

Похоже, я придумал новое слово, всего лишь изменив ударение в старом. Есть же сорежиссёр, который помогает основному режиссёру. Вот и соусы́, помогают основным усам. Например, соусы́, – это след от молока или…

– Хавай, – Макс поставил на стол стакан с компотом и тарелку с выпечкой.

– Спасибо, – сказал я и принялся точить. – А тебе ничего не будет за то, что ты меня на халву кормишь?

– Пф, конечно, нет. Ну если будет, я оплачу. Тут выпечка дешманская, не ссы. Всем похуй.

– Я придумал новое слово, – опять поделился я последней новостью.

– Ну-ка, – Макс был заинтересован.

– Соусы́, – помощники усов; например, след от молока или любой другой хуйни.

– Ха-ха. Не-не, ты чё, я это до тебя придумал ещё хуй знает когда, – сказал Макс. – И стих: нам гондоны не нужны, мы гондоны сами, углубимся мы в пизду мокрыми усами!

– Хахаха, – я откусил от пирожка, он был с картофаном. – Вкусно.

– А то, я же пиздат, как самиздат.

– Слушай…

– …а теперь нюхай, – перебил меня Макс.

– Мне стрёмно, точно всё нормалды?

– Да хорош уже нудить! Конечно, нормалды. Я тут уже год работаю. Ты думаешь, здесь все такие честные, что ли? Я тебе сейчас приколю всю правду о столовых, чтоб ты не думал, что ты самый наглый и всех объел.

В столовых есть шесть цехов: холодный – это салатеи, закусон; горячий – супцы, картофан; мясной – котлетосы; рыбный – говно… Ну правда же, в рыбном цеху готовить говно удобнее всего.

– Не знаю, ты же повар, – пожал я плечами.

– Овощной, – продолжил Макс, – тоже говно и кондитерский – тесто.

– В которое ты дрочишь, – добавил я.

– Да.

– Скажу честно, вкусно дрочишь, – похвалил я друга за выпечку.

– Спасибо! За каждым цехом закреплён работник. И в зависимости от масштаба столовой – какая у неё пропускная способность – выносится хавка. Из маленькой столовой меньше вынесешь. Каждый работник может тырить на всех – из каждого цеха всем достаётся, а может только для себя.

Конечно, вынос продуктов ещё зависит от заведующей, которая себе выносит больше всех. А иногда вообще не выносит. Поэтому повара и кондитеры могут выносить, даже не говоря ничего заведующей.

С каждого блюда убирают по несколько граммов, хуяк – и в сторону. Это же хер кто заметит! В итоге получается заебись такая порция. Ну или можно в котлетосы положить хлеба больше, чем мяса, например. В отстойных столовых вроде этой вообще могут тухлятину подавать.

– То есть?

– Наверное, единственная норма, которую здесь соблюдают, – температурная обработка. Изваляй продукт хоть в говне…

– В смысле – в рыбном цеху?

– Да. Ха-ха. А потом пропеки получше – и ништяк. А свежую жрачку себе домой.

– А я-то жру нормальную еду? – испуганно спросил я. – А то у меня желудок слабый.

– Ну что я, своего кореша хуйнёй какой-нибудь буду кормить, что ли? – возмутился Макс.

– Заебись вы тут устроились, – подытожил я.

– Ты ещё учти, что из столовых выносятся не только продукты. Ещё выносятся моющие средства. Даже рабочую одежду – и ту выносят на тряпки.

– В хозяйстве и хуй – верёвка, – оформил я вывод.

– Ну. А ты из-за двух пирогов зассал.

– Надо было тоже в повара идти, – сказал я, доедая второй пирожок.

– Ну, кстати, от жадности тёлки жрут прямо на работе. Когда я пошёл учиться на повара, у нас в группе были почти все тёлки. Все такие клёвенькие, фигуристые. Так к концу года, когда началась практика, почти все себе наели охуенно огромные пердаки, я аж охуел.

– Ха-ха.

– А ты чё? Так и не придумал, чем будешь заниматься?

– Придумал, я хочу заниматься изготовлением сыра под названием «Иисус».

– Да ну на хуй! – не поверил мне мой друг.

– Даже слоган придумал: Иисус – сыр божий.

– Хахаха, – засмеялся Макс.

– Переоденусь в ебулбека и буду торговать сыром на улице. Санитарную книжку только заведу.

– Да её обычно все покупают, чтоб кучу врачей не проходить. Уж ослоёбы точно, если они вообще про неё слышали. Так что не ссы.

– Ну тогда тем более всё круто, – закончил я грустным голосом.

– Ну, ёпта, ну что ты грустишь? Давай порнуху посмотрим, у меня на мобиле есть прикольная – конь ебёт тёлку, она орёт.

– Давай, – согласился я.

– Так, а где моя мобила? – Макс начал шарить по своим карманам. – Только что же ты мне звонил… Я тут недавно такую хитрую хуйню придумал, чтоб мобилу не испачкать… Сука! И посеял мобилу, ха-ха. Блядь, я настолько хитёр, что постоянно сам себя наёбываю!

– Профи, – похвалил я друга.

– Ладно, в другой раз покажу. Ну чё, я пойду дальше работать. Ты доел? Ещё будешь?

– Доел, спасибо. Не, мне хватит. Куда посуду?

– Да оставь на столе, кто-нибудь уберёт.

– Да ну, оставлять на столе – это же свинство.

– Как хорошо тебе и мне ебаться голым на столе! – зачитал Макс очередное своё стихотворение, как рэп. – Похуй, давай унесу, – он взял посуду и кивнул мне: – Заваливай, если будешь недалеко, а вообще – на созвоне. Медсестричке привет передавай. И не грусти, а то грудь не будет расти.

– Пока.

Я вышел из столовой; чуть левее от здания какой-то грязный хачик торговал овощами.

Я пошёл домой. На сегодня у меня больше никаких дел не было. Я шёл медленным шагом, обходя лужи и… обходя лужи. Навстречу мне двигалось очень знакомое здание. Это была моя школа.

Минус четыре

Из которой меня выгнали. Конечно, не выгнали, сделали проще. По правилам этой типа элитной школы для мажоров, чтоб из девятого класса попасть в десятый, надо поступить в десятый. Сдать экзамены и все дела. Проблема была в другом: экзамены разрешали сдавать не всем, а только тем, кто хорошо учился. Вроде как. Ну или если твои родочки при бабле, то:

– Алло, здравствуйте, это директор школы, где учится ваша дочь.

– Да. Что вы хотели?

– К сожалению, она не поступила в десятый класс. Но мы бы с удовольствием нашли ей место, если вы нам на выбор: поможете материалами для ремонта помещения, купите несколько компьютеров в кабинет информатики, поставите новую мебель в учительскую и приёмную директора, – и всё такое.

Конечно, я упростил, всё это делается не так топорно. Директор тщательно пробивает родочков. Если они владеют мебельной фирмой – значит, им предлагают мебель поставить в школу. Если они занимаются изготовлением окон – поставьте окна. Если торгуют оргтехникой – значит, отгрузите в школу технику. Если у родочков бизнес посерьёзней, чем магазин или фабрика, она (директор) ещё что-нибудь придумает.

И, надо сказать, народ ведётся, потому что у школы налажены пути поступления в хорошие (или относительно хорошие) вузы столицы и северной столицы.

Но так как школа маленькая, сшибать бабки с родочков только своих учеников – дело не очень доходное, и ушлая директриса придумала новый способ заработка. Или не придумала, а толково использовала чей-то.

В школу приезжает преподаватель из столичного вуза и проводит курсы для поступления. Естественно, для своих учеников эти курсы проводятся бесплатно, они же и так башляют каждый месяц за обучение в этой мажорской клоаке. Директор даёт объявление и набирает на эти курсы желающих из других школ.

А после курсов оказывается, что в вузы поступили только свои лицеисты, а почти все ученики других школ в проёбе. Потому что ещё до курсов было известно, сколько человек куда поступит, а остальные просто отгрузили бабло, завернув его в светлую надежду.

Я всегда учился без троек, но в девятом классе со мной что-то случилось. Я жутко скатился, и все были в полном недоумении – как такое могло произойти? Очень просто. Я же попал в эту школу благодаря тому, что тут работала моя мама. Она работала бухгалтером. А когда я перешёл в девятый класс, она уволилась, потому что нашла работу, где платили больше. И тут началось самое интересное.

Класс решает самостоятельную работу по алгебре из пяти заданий. Сдаёт. Через какое-то время учительница раздаёт работы обратно, а там напротив каждого задания стоит «плюс», если задание выполнено верно, «минус», если неверно, и в конце оценка. У меня доходило до абсурда. Я получал листок, на котором стояло пять плюсов, а итоговая оценка была «четыре».

– Так что же ты не подошёл к учительнице и не спросил, почему тебе поставили четвёрку, всё же правильно сделано? – спрашивала меня мама, смотря на листок с самостоятельной работой.

– Не знаю, – пожимал я плечами. – Я подумал, что она, как и класснуха, тоже что-нибудь начнёт говорить про меня на весь класс.

Однажды мой классный руководитель… Блядь, школа – это такой пидорский отстой. Я сейчас думаю о ней и понимаю, что учителями становятся ещё большие неудачники, чем я, которые напрочь отсечены от карьерного роста. Какая, в пизду, любовь к детям? Разве что злость на них вымещать. Ну поднимут тебе ебучий разряд, а хули толку, если ты из года в год объясняешь разным дебилам, которые тебя не слушают, что ебучую силу тока можно получить, разделив ебучее напряжение на ебучее сопротивление. Хахаха. Или слушать, как тупые имбецилы мучаются, пытаясь по памяти рассказать стих какого-нибудь поэта, который сдох вообще хуй знает когда. А, ну да, забыл. Можно же завучем стать. А завуч – это не хуй собачий.

Короче, мой классный руководитель пришла к нам и объявила, что скоро в какой-то хуйне будет какая-то хуйня (спектакль), на который идти можно по желанию, но заплатить за вход должны все. Я не знаю, что она хотела замутить – перед директором, что ли, выебнуться и показать, что у неё дружный класс и стопроцентная посещаемость. Или мутка посерьёзнее.

У меня были деньги на обед, но я отдал их за билет, чтоб не выделяться.

– Ты что, пойдёшь на этот спектакль? – удивилась мама, узнав вечером, что обеденные деньги ушли на какое-то говно.

– Нет.

– Зачем же ты их тогда сдал? – удивилась она ещё больше.

– Потому что она сказала, что все должны сдать, – пояснил я.

– Сейчас я ей позвоню и скажу, чтоб она вернула деньги, – твёрдо решила мама. – Я не собираюсь давать деньги на не пойми что.

И на следующий день мой классный руководитель начинает свой блядский урок литературы. И говорит:

– Павловский, подойди-ка сюда.

Все, как долбоёбы, сразу же повернули свои тупые бошки на меня. Ебать, Павловского ни разу не видели. Я подошёл к ней. Учительница медленно достала кошелёк из своей сумки, вынула оттуда сумму за билет, бросила её на стол и сказала, театрально… Так, тут лучше поменять местами… вынула оттуда сумму за билет, сказала её на стол и бросила мне в лицо, театрально исказив голос:

– Забирай свои деньги!

Потом она обратилась к классу с ухмылкой на ебле и так же театрально усмехнулась:

– Представляете, вчера позвонила мама Серёжи Павловского и сказала, что у них нет денег на билет.

Ну и, конечно, на меня начали пялиться ещё больше, лыбиться, смеяться и нести всякую хуйню, которую я даже не слушал.

Как только я сел на своё место, жалея, что у меня нет с собой ширмы или шапки-невидимки, учительница тут же сказала, что сейчас Серёжа ещё выйдет с книгой Данте и перед всем классом будет читать вслух какой-то отрывок из «Божественной комедии». Я, охуевший только что от этого позора, ответил, что я ничего ни перед кем читать не буду, за что сразу же получил двойку.

С тех пор я вообще не разговаривал с учителями, а молча соглашался со всем, что они говорили.

Пожалуй, только один раз я открыл свой рот, когда меня начала гноить шлюха, преподававшая у нас физру, потому что… Не помню, что именно там было. В голове остался только эпизод, где я предложил ей отсосать.

Я потом всё приколол бухому батьку, и он тогда спросил, думая, что предложение физручке пососать – это только начало истории: «И чё, я не понял, она у тебя отсосала, что ли?»

Ещё чуть позже я выиграл олимпиаду по немецкому языку среди девятых классов, но мне дали всего лишь второе место. Я успокоил себя тем, что интеллигенция всегда была прослойкой.

Оценки за четверть я получал таким же образом – на балл ниже или сразу три.

В общем, в десятый класс мне поступить не дали, потому что в итоговом аттестате за девятый у меня не оказалось ни одной пятёрки, даже четвёрок было мало.

И я не жалею, потому что нищеброду в школе для мажоров с липовыми медалистами делать не хуй, пускай там и правда даётся самая охуенная база.

Я помню один смешной момент, после которого меня и ещё нескольких учеников чуть не отчислили из школы. У меня была мелкая петарда, совсем крохотная, миллиметров пятнадцать в длину и пять в толщину. Я притащил её в школу и предложил взорвать. Было решено её поджечь и выбросить в форточку, чтоб взрыв произошёл на улице. Бросать вызвался самый высокий из нас, потому что ему было легче всего выбросить горящую петарду в окно, стоя на подоконнике.

Нас было трое. Один чиркал зажигалкой, я должен был сунуть фитилёк петарды в огонь, дождаться, пока он загорится, и быстро передать её тому, кто стоял на подоконнике. Последний должен был её хладнокровно бросить в форточку, а петарде доставалось самое простое – взорваться в воздухе, не успев упасть на землю.

Мы порепетировали. В теории ошибок не было, все расчёты были верны. На шухер был поставлен первый попавшийся задрот, позадротистей меня.

Зажигалка загорелась, я сунул фитиль петарды в пламя, фитиль начал искриться, я быстро развернулся и отдал петарду самому высокому. Самый высокий прицелился и бросил…

Петарда нелепо ударилась о раму и упала вниз между двух стёкол. Самый высокий повернулся ко мне, мы пересеклись взглядами и заорали хором, будто мы были персонажами какой-то комедии про подростков-идиотов:

– Аааааааа!!!!

Спустя ещё полсекунды мы втроём побежали из кабинета, но успели добежать только до первых парт у двери, как раздался взрыв. Это была, блядь, мини-Хиросима. До сих пор не могу поверить, что такая маленькая петарда способна так ебануть.

Не останавливаясь и не оборачиваясь, мы продолжили побег из кабинета, но в дверях наткнулись на завуча, которая силой впихнула нас обратно в класс и зашла следом.

Вот на хуй ставить кого-то на шухер, если он даже предупредить, блядь, не может, что по коридору идёт завуч?

Нам здорово повезло, что кроме громкого взрыва больше ничего не было. Стёкла в рамах остались целы и даже не треснули. Но мозги нам выебали капитально. Мы стояли перед всем классом, и нашим одноклассникам говорили, чтоб они на нас хорошенько посмотрели, запомнили и поняли, что такими идиотами и серой массой быть западло, и сделали для себя выводы.

Вспомнив момент с переглядыванием и хоровым паническим криком, я заулыбался и шёл домой с широкой улыбкой, будто у меня была счастливая и хорошая жизнь.

Жаль, что в то время ни у кого не было мобильного телефона с видеокамерой, если они вообще тогда существовали. Я бы с удовольствием ещё раз пережил этот сумасшедший момент, когда петарда ещё не взорвалась, но было уже очевидно, что мы проебались. И хочется поржать, но надо валить…

– Эй, пацан, стой!

Я обернулся. Ко мне быстро приближался какой-то гопник.

«Оо, какой жёсткий контраст! – подумал я про себя, ещё больше разочаровываясь в этом дне. – Только я повеселел, вспомнив про петарду, как мне сейчас в очередной раз объяснят, кто я по жизни и где моё место. Типа: вот ты сидишь на киче, а тебе дают веник и говорят: „Ну-ка сыграй“. А что ты ответишь? – Не знаю. – Лохан, блядь. Надо отвечать: „А ты настрой, ёпта“. Хаха. А нарисуют тебе мяч на стене и скажут: „Пни! “ Хули ты будешь делать, а? – Не знаю. – Ну ты дуралей ваще, блядь. Надо отвечать: „А ты, на хуй, накати, блядь“. Хахаха! А слышишь, иди сюда. Ну-ка встань на эти две спички. Да заебал, не ссы. Давай, вставай. И теперь возьми ещё в каждую руку по спичке. Да не ссы, больно не будет. Бери! Да бери, заебал, не обижу. Ха-ха, блядь, смотри, лыжник, ебать. Слышь, лыжник, блядь, езжай на олимпиаду, на хуй. Хахаха. Раиса Сметанина, блядь».

Минус пять

– Здорово! Как тебя зовут?

– Серёжа, – представился я, пожимая протянутую руку.

– Паша, – представился он в ответ. – Давай отойдём кое-куда, попиздеть с тобой надо.

– Говори здесь, я не хочу никуда идти, – как-то резковато ответил я и даже сам испугался, потому что, если всё кончится для меня плохо, я не уверен, что смогу выдержать этот борзый темп до конца.

– Чё ты такой грубый? Расслабься.

– Чё ты хотел?

– Эта… – начал он, оглядываясь по сторонам. – А ты чё так со мной грубо разговариваешь?

– Говори, что хотел, мне некогда.

– Слышь… Есть телефон позвонить?

– Нет.

– Ну чё ты мне пиздишь? Сейчас у всех есть телефоны, – он достал свою трубку и начал крутить её в руках.

– Так со своего и звони, – ответил я.

– Да я с корешем из другого города побалакал несколько минут, и весь кэш как Фома хуем слизал. А мне надо с тёлочкой всего на два слова созвониться, и всё. Чтоб ты ничего не подумал, я тебе свой телефон в залог оставлю. Смотри, нульцель, ёб, – он протянул мне свой мобильник.

– У меня нет телефона, – я стоял на своём.

– А если я найду? – он убрал свою трубку в карман.

– Чё, парней нравится лапать?

– Ты хули мне дерзишь?

– Ты дерзишь! Я тебе сказал, что у меня нет телефона, а ты мне не поверил и начал угрожать.

– Пиздец ты, Серёга, отчаянный, бля. Чё, метла заебись работает, да?

Я не знал, что такое метла в его контексте, и не знал, что ему на это ответить. Я бы вообще с удовольствием с ним даже не стал разговаривать, но мой опыт мне говорил, что игнор для меня не вариант.

– Покажи мобилу, – снова начал клянчить Павел.

– Да нет у меня мобилы, сказал же!

– Пиздишь ты мне, Серёга. Кто пиздит, тот пидорас.

– Ладно.

– Кто пиздит, того ебут. Согласен?

– Мне всё равно. Если это всё, то я пойду.

– Стой, – Пашаня схватил меня за руку.

– Чё тебе надо? – я вырвал свою руку.

– Короче, Серый, такая тема… Надо денег!

– У меня нет.

– Опять пиздишь. Я с тобой по-хорошему, а ты мне пиздишь, – Павел развёл руками.

Вот этой фразой он как бы намекнул, что у него раздвоение личности, потому что когда гопников двое, они часто играют в плохого и хорошего. Один напирает и говорит, что сейчас ёбнет, а второй его типа успокаивает, а потом поворачивается к терпиле и говорит: «Слушай, дружище, я не смогу его долго сдерживать, давай уже решай что-нибудь», намекая, чтоб тот им добровольно отдал деньги с улыбкой на лице.

Так же и Паша, видимо, боролся со своей тёмной половиной, которая хотела меня отпиздить:

– Я только что видел, как ты сигарчухи в магазе покупал!

Очень хотелось сказать: «Кто пиздит, того ебут, согласен?» – потому что я не курил, в магаз не заходил и ничего там не покупал, но ко всему этому, чего я не делал, я ещё был сыклом и сказал только:

– Я не курю и сигареты не покупал. И денег у меня нет.

– Чё, блядь, даже, писярика не будет, что ли? – напирал на меня Павло.

– Нет.

– А это чё? – он кивнул на мой пакет с лекарствами.

– Какая разница? – я не хотел доставать ампулы и показывать ему, потому что боялся их разбить, а лекарства были недешёвые. Да и вообще, тебя ебёт? Ты кто, на хуй, такой, чтоб я с тобой, блядь, разговаривал, хуесос?

– Вопросом на вопрос отвечают только пидоры. Ты чё, Серёга, пидор, что ли?

– Нет.

Как-то я шёл домой, обгонял двух парней по дороге и попал на интересную часть рассказа: «…а он ко мне подходит и начинает что-то говорить. А я ему в ответ: „Слушай, я не силён в ваших базарах, качелях. Если хочешь, давай один на один прямо сейчас…“»

Я их обогнал, и что было дальше, не слышал. Как жаль, что я не могу так же сказать этому дятлу. Я знаю прикольное выражение от Макса: «Я тебе рожу растворожу», но вот сказать его, конечно, зассу, а уж ёбнуть ему – тем более. В этом была моя проблема – я всегда боялся ёбнуть первым, ёбнуть вообще. Боялся драки. И я очень тяжело входил в состояние, когда всё похуй и будь, что будет. Да мне вообще это состояние было незнакомо.

Пожалуй, остаётся только ответить на все его вопросы, подождать, пока у него закончится запас маргинального псевдофольклора, услышать в свой адрес какое-нибудь оскорбление, может, угрозу, что при следующей встрече я точно отхвачу, и на этом, думаю, он сам отвалит и телепортируется на свою планету Быдля. Короче, взять измором и нудностью.

Эту позицию конченого терпилы, наверное, можно сравнить с тёлкой, которую насилуют, а она даже не шевелится. Она знает, что её отъебут и отпустят. А будет дёргаться – зубы выбьют. И она, стиснув психику и закрыв глаза, терпит, не считая это унижением. Вернее, убеждая себя в том, что у кого-то может быть гораздо хуже, а это можно пережить.

– Тебе чё, впадлу, что ли, показать, что у тебя в пакете?

– Да.

– Впадлу только пидорасам. Ты же только что сказал, что ты не пидор. Опять пиздишь, Серый.

Удивительно, как у него доёб строится через пидорасов. Чуть что – пидорас. Спиздел – пидорас, тебя выебут в жопу. Что-то впадлу – пидорас. Ответил вопросом на вопрос – пидорас.

– В пакете мои вещи, телефона и денег там нет.

Я обтекал и выглядел как жалкий чмошник.

– Чё ты меня напрягаешь? – Павел толкнул меня в грудь. – А?

– Я тебя не напрягаю, – сказал я испуганно и напрягся так, что чуть по швам не разошёлся.

– Ты чё, охуел? – он толкнул меня в плечо.

Хотелось ответить детской хуйнёй: «Я хуй не ел, я тебе на обед оставил», но и это я не смог произнести вслух.

– Я тебе щас по ебалу дам, блядь. Хули ты меня напрягаешь, урод? Там, во дворе, пацантре сидят. Хочешь, позову?

– Нет.

– Бабки давай, блядь, или телефон, – он ещё раз сильно толкнул меня в грудь, я зашатался.

– У меня нет денег и телефона, – мямлил я, как хуй знает что.

Я подумал, что моя ситуация стала бы хуже, если бы мне сейчас кто-нибудь позвонил. Я сразу вспомнил случай, который произошёл со знакомым Макса.

Его знакомого остановили три каких-то чувака, почти сразу же стали бить, и тут у него зазвонил телефон. Гопники забрали мобилу и свинтили. Чувак еле поднялся и пошёл писать заявление в ментовку. Ему показали какие-то фотки, он узнал двоих из троих. И через несколько часов всех поймали. И срок-то дали только тому, у кого нашли дешёвый телефон, который ещё даже хуже, чем мой. А остальным – штраф и общественные работы, потому что им даже восемнадцать не исполнилось.

Можно было, конечно, предупредить Павла, что он когда-нибудь обязательно сядет всего лишь за мобильный телефон, но я решил этого не делать, потому что…

– Я тебе сейчас ебало разобью, – продолжал угрожать Паха.

Я молчал. Кто хочет разбить кому-то ебало, берёт и бьёт, а не орёт, что вот ещё чуть-чуть – и точно разобьёт.

Когда я учился в техникуме, видел смешной скетч – как два картавых идиота закусились между собой.

– Я тебе сейчас ебало хазобью, – говорил один другому.

– Ты чё, мне угхожаешь, что ли? – отвечал второй.

– Я тебе не угхожаю, а пхосто сейчас ебало хазобью, и всё, – продолжал первый.

– Ну давай, бей, хули ты! – заводился второй.

– Бля, ещё хоть слово скажешь, тебе точно пхилетит в ебло!

– Ну давай, давай! – уже был готов к драке второй.

Наступила пауза.

– А почему я тебе должен бить ебало? – вдруг возмутился первый.

– Потому что ты долбоёб! – взорвался второй.

– Ты чё, охуел, я тебе сейчас ебало хазобью! – продолжил злиться первый.

Кончилось всё тем, что их разняли одногруппники.

Я подумал, что Павлуша тоже сейчас вот-вот ещё чуть-чуть – и отвалится. Потолкается и отъебётся. И раз он сам не прошёл проверку на отмороженность и понял, что я его почти не испугался и хуй что ему отдам, можно валить.

– Хули ты смотришь? – Пашок вплотную подошёл ко мне.

– Я пошёл домой, – сказал я и развернулся в другую сторону.

– Стой! Я тебя не отпускал! – заорал Пашан и пошёл за мной. – Иди сюда, бля.

Я решил вообще никак не отвечать, а просто идти домой, хотя ноги тряслись так, что я чувствовал себя человеком-вибратором.

– Ну и пиздуй, сыкло! – обиженно сказал Пашка и толкнул меня сильно в спину.

Я упал, быстро поднялся и пошёл домой, стараясь не оборачиваться. Хотелось верить, что никакие соседские пиздюки не видят, как я позорно уёбываю с места событий, но мои комплексы, не щадя меня, будто нарочно сообщили, что это видели все.

Надеюсь, мои лекарства, хоть толка от них всё равно не будет, остались целы.

– Ещё раз тебя встречу, пизда тебе будет, урод! – грозно крикнул мне в спину Павлик.

Минус шесть

Вот мудак. Мозгов как у канарейки – на два раза свистнуть. А не пошёл бы я в столовую к Максу – не изменил бы маршрут и никого бы не встретил. Или встретил? Может, я бы тогда двоих или троих идиотов встретил и вообще бы пизды получил? Это я могу.

Когда я был ещё девственником (сейчас), я совершенно случайно познакомился с какой-то мелкой пиздючкой. Я ей понравился, а раз так, она мне тоже, в общем-то, понравилась.

Мы несколько раз прогулялись, позажимались в подъезде, я её потискал везде. И конечно, мне захотелось впервые в жизни потрахаться и, конечно же, я ей не сказал, что у меня ещё никого не было. Наоборот, я ей напиздел, что я пахарь-трахарь и отлизываю, лишь бы только она дала. Но позже выяснилось, что она тоже целка, а я совсем не тот, от кого она хотела бы получить с неба звезду. Мы типа расстались, а через несколько месяцев она вдруг снова объявилась. Она позвонила вечером, когда я уже почти спал, и стала разводить свою хуйню:

– А ты помнишь, как нам было хорошо вместе?

И я, разумеется, начал подпиздывать, потому что понял, что мне светит. И ответил:

– Я до сих пор вспоминаю о тебе и жалею, что у нас ничего не получилось. Мне нравится вспоминать наши прогулки, а ещё ты очень классно целуешься.

И тема пошла. Она:

– Да. А ведь мне тоже очень не хватает тех вечеров. А у тебя сейчас кто-нибудь есть?

– Нет, – отвечаю я, – я месяц назад расстался с девушкой… Так и не смог привыкнуть к ней после тебя.

Ха! Расстался с девушкой? Да на хуй я кому нужен!

– Я тоже рассталась с парнем. Он был гондоном. Может, дубль два?

Оказалось, что она нашла того, с кем решилась впервые потрахаться, но никакой звезды с неба не упало, а бабочки внизу живота быстро сдохли и начали вонять. Я в очередной раз напомнил, что я трахарь-пахарь и отлизываю, и она согласилась прийти ко мне в гости на ночь. За ней нужно было только зайти и привести к себе домой.

Я взбодрился, предупредил родочков, что у меня будут гости, и побежал встречать свою новую-старую подружку, придумывая по дороге отмазку после того, как я, вставив в неё свой член, кончу через десять секунд.

Выйдя на улицу, я сразу же нашёл пятьсот денег и обрадовался ещё сильнее. Я летел на крыльях первого секса, обвернув найденную купюру вокруг члена на удачу, думая только о хорошем, и не дошёл где-то метров сто. Мимо проходили два гопника, и один из них спросил:

– Есть сигарета?

Я такой вопрос слышал много раз и знал, что это паховая ситуация. Если я остановлюсь – меня, скорее всего, нагрузят на мои найденные деньги и опустят морально так, что я не смогу потрахаться, потому что не встанет. А если я не остановлюсь, игнор будет равноценен оскорблению, а это не просто нагрузят на деньги, это ещё и гарантированный пиздарез. Но так как я почти дошёл, я не остановился и ускорил шаг, искренне надеясь, что они крикнут что-нибудь в спину и отвалят. Но они не отвалили. Проорав несколько раз: «Эй, ты чё, глухой, что ли? Стой! Иди сюда!» – они побежали за мной, догнали и началось…

– Слышь, стой. Хули ты нас игноришь?

– Потому что я не курю.

– Да и чё? Тебе впадлу, что ли, остановиться и сказать: «Бля, пацаны, у меня нет сигареты»?

– Нет. Пацаны, у меня нет сигареты.

– Ты хули такой наглый?

Один из них попытался меня ударить, я увернулся и побежал. Мимо меня проезжало такси, и я захотел его тормознуть, прыгнуть в машину, заорать, как в кино: «Гони, гони, гони!» – и отдать таксисту все найденные деньги, но не решился. Мне было стрёмно всё: тратить просто так найденный баблос и ловить с колёс кого-то, кто мог ещё и не остановиться.

Я уёбывал, они бежали за мной. Мимо проходили люди и смотрели, как меня пытаются догнать два отморозка, а так как бегал я неважно, очень скоро у них это получилось.

Меня повалили на землю и стали бить ногами. Опыт получения пиздов за просто так у меня был, поэтому я старался уменьшиться в размерах и закрыть голову руками. Но один молодой человек любезно оторвал мои руки от моего лица, а второй молодой человек любезно мне сделал пластическую операцию на носу подошвой своей кроссовки.

– Что вы делаете? Прекратите! Я сейчас милицию позову! – закричала какая-то женщина.

Два суперкрутых чувака тут же испарились. Женщина помогла мне подняться и спросила, всё ли со мной в порядке. Я сказал, что не знаю. Из носа сильно текла кровь. Я достал платок, зажал им нос и запрокинул голову назад.

– Что ты им сделал? – начала расспрашивать меня женщина. – За что они тебя так?

– Потому что я не курю, – ответил я.

– Это как так? Ты им что-то сказал не то? – допытывалась она.

– Я их даже не знаю, – сказал я, как гундос.

– Даже не знаешь? – удивилась она.

– Нет, я их впервые в жизни видел и, надеюсь, больше никогда не увижу.

– Так не бывает! – не поверила мне женщина.

И, услышав это, я вдруг понял, что она морально переметнулась на их сторону. Она смотрела на меня, как на зачуханного неформала, и думала, что я получил за дело, но мне было стыдно признаться, за что я получил, поэтому я соврал и сказал, что я их впервые увидел.

– Извините, а у вас нет зеркала?

– Сейчас, – сказала она уже совершенно другим тоном.

Она достала из своей сумочки зеркало и даже не дала мне его в руки, а держала его на уровне моей груди, брезгливо морща своё лицо. Я нагнулся, чтоб поймать себя в отражении, и приблизился к зеркалу, чтобы получше себя рассмотреть, но женщина резко сделала шаг назад.

Я успел увидеть, что у меня сильно опух нос, из левого уха выпали две серьги, а на лице был охуенный след от кроссовки того симпатичного молодого парня, который меня минуту назад прессовал.

– Спасибо, – я поблагодарил её и медленно пошёл на встречу с девушкой, волоча за собой обломанные крылья первого секса. С учётом того, что я убежал немного в другую сторону, до её дома оставалось уже метров двести.

Опухший нос сильно болел, отбитая голова тоже сильно болела, а испачканная одежда требовала немедленной стирки. Мне хотелось умыться и залечить раны.

– Привет, – сказала та, с которой я планировал сегодня лишиться девственности. – Как я тебе?

– Круто! – ответил я и отметил про себя, что её прилично разнесло за те несколько месяцев, что мы не виделись.

Я рассказал ей, что со мной только что произошло, и дал понять, что наш романтический вечер с отлизом отменяется. Она развернулась и ушла домой. А я стоял на улице с пиздюлями и сжимал в кармане найденную купюру, повторяя про себя песенку: «И отпизжен, и отъёбан, опозорен на всю Русь сказочный герой Разъёба, я с ним больше не вожусь».

Больше я с этой девушкой никогда не виделся. Но мне повезло: перелом носа был без смещения и всё прошло через две недели, а ещё через несколько месяцев я всё же лишился девственности. И это был не арбуз. И не пирог. И не проститутка.

Минус семь

Я не знаю, кем нужно быть, чтоб подойти к незнакомому человеку и потребовать у него денег, угрожать ему расправой и даже побить его. Особенно если он один и выглядит как терпила, а тебя больше, чем один, и ты жаждешь навалять тому, кто тебе даже разок не сможет ответить, и забрать его вещи.

Я пришёл домой, разделся и сел на диван. Время ещё не подошло даже к полудню, а у меня было ощущение, что я совершил кругосветку, так много впечатлений я набрался за одно утро.

Беспредел в армии, наплевательское отношение в больнице, дурдом в столовой, идиотизм в школе и на улице, коррупция, бандитизм – они все меня как будто съели. Мне очень хотелось свалить своё инертное состояние именно на всё то, что меня окружает, но я знал, что это всё хуйня.

Я вообще был не готов к жизни. Не к совместной с кем-то жизни, не к жизни где-то, блядь, в другом городе или стране. Не к жизни без родителей. Я был не готов к жизни. Я даже сам с собой не мог ужиться. Я не знал, что мне делать. Я был как, блядь, шестнадцатилетний декадент, который не видит смысла в жизни, и закомплексованный подросток, которого вгоняет в уныние мелкий прыщ на жопе.

– Хахахаха, – сравнение себя с прыщом на жопе меня развеселило, и я засмеялся в голос.

Сам не знаю, почему я всего боялся. Я мог утром испугаться, потому что не знал, что со мной произойдёт за весь день. А иногда мог насрать в штаны от страха, потому что не знал, что меня ждёт в будущем.

Если бы я знал, что до меня сегодня доебётся какой-нибудь урод, я бы вообще из дома хуй вылез. Я был как будто оторван от общества.

Прошлое поколение себя нашло или думает, что нашло, благодаря советскому воспитанию. Нынешнее – благодаря Интернету отлично вписалось в новый ритм жизни. А мы – не пришей пизде рукав. Нет. Ладно, я не пришей пизде рукав. Я в проёбе.

Я разлёгся на диване, вытянув ноги, и неожиданно подумал, что даже у дивана есть своё предназначение, которое он выполняет. А ещё в диване можно хранить всякое барахло. Я закрыл глаза.

Однажды, когда я был маленьким, батёк в очередной раз был в запое и смотрел любимые фильмы на видео. Именно тогда он втыкал в «Белое солнце пустыни». И он его смотрел, смотрел, а потом повернулся ко мне и задал вопрос заплетающимся языком: «Серёга, а ты не помнишь, где лежит мой пулемёт?» Я ответил, что даже не знал, что у него есть пулемёт. И он оторвался от просмотра и стал фанатично искать оружие. Причём искал он его в моей комнате за диваном, уверяя, что положил его именно сюда.

– А что за пулемёт? – удивлённо спросил я.

– Армейский мой, – кротко ответил батёк и продолжил дальше ворошить старые вещи.

– А зачем он тебе?

– Пострелять хочу.

– А мне дашь?

– Конечно! – воскликнул батёк. – Какие вопросы, дорогой мой? Какие вопросы… Ты же мой самый любимый сынуля.

Я волновался и никак не мог поверить в то, что совсем скоро я, возможно, постреляю из настоящего пулемёта. Но никакого пулемёта, конечно, не было.

Очень скоро поиски превратились в бытовуху – батёк убедил себя в том, что пулемёт спиздила мамка, и начал орать на неё и требовать, чтоб она вернула ему армейский трофей. Кончилось всё сумасшедшей истерикой и полным пиздецом.

Я раньше думал, что в жизни все эпизоды цикличны и повторяются друг за другом через определённое время. И я очень боялся, что похожие события в моей жизни будут происходить регулярно, поэтому старался запоминать только то, что хотел бы пережить снова, надеясь изменить будущее силой мысли. И когда в моей жизни случалось что-то похожее на то, что уже было, я считал, что всё снова повторяется, и расстраивался, потому что повторялось то плохое, которое я ни за что не хотел бы видеть снова.

С возрастом это ощущение повтора прошло, потому что новые похожие события всегда чем-то отличались от старых, и я постепенно стал понимать, что завтра никогда не будет так, как сегодня, и тем более – так, как вчера.

Наверное, я так считал про повторяющиеся эпизоды, потому что был уверен, что в будущем меня ждёт что-то совсем плохое, и всё, чему можно было порадоваться, – небольшие светлые моменты, которые случились со мной в детстве.

Я засунул руку в штаны и начал дрочить на свой первый и единственный секс в жизни, пытаясь расслабиться, забыть всё плохое и не думать о диагнозе, который мне, судя по всему, очень скоро поставят.

Впереди было незабываемое двухнедельное приключение в парке Юрского периода, ЭЭГ, ещё одно МРТ, какие-то другие снимки, очередные анализы и повторная встреча с нейрохирургом и неврологом.

Мне девятнадцать, я красив и молод, Мой пенис – словно серп и молот! поэт

2013 год

Оглавление

Один Артём, две Жанны, три Наташи и четыре Маши Некомедия

Наташа_один

Жанна_один

Маша_один

Маша_два

Маша_три

Жанна_два

Наташа_два

Маша_четыре

Наташа_три

Неконец

  Не в ролях:

  Не в эпизодах:

Не прислоняться

  Всё происходит в квартире Жабиных. Действие полупервое и последнее

Мутный пассажир

  Альтернативная концовка

Мокрое видео

  Максим, двадцать три года

  Ирина, двадцать один год

  Михаил, сорок восемь лет

  За пять часов до этого

  Спустя полтора часа

  Спустя три часа

Сосать!

  ………….Лирическое отступление………….

  ………….Идём дальше………….

  ………….История про Влада………….

  ………….Идём ещё дальше………….

  ………….Огнеопасно………….

  ………….Прощай, мама………….

Упс

  Prono

Смерть мужского полового органа в пальто

Terror crew

  Intro

  Check this out

  Featuring

  Track 01

  Track 02

  Track 03

  Interlude

  Track 04

  Outro

  Словарь сленга

Стробоскоп Ремейк рассказа В. Пелевина «Синий фонарь»

Будто трахнутый судьбой (cover up)

  Ноль

  Минус один

  Минус два

  Минус три

  Минус четыре

  Минус пять

  Минус шесть

  Минус семь Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg