«Рис»

На закате – гружённый углём товарняк, содрогнувшись, застыл возле старой товарной платформы. У Лун в забытьи полусна вдруг почувствовал дрожь и отдачу вагонов, расслышал раскатистый лязг, тихий шорох просевшего под обессиленным телом угля. Он вскарабкался выше по угольной куче. Глаза ослепил резкий свет электрических ламп. У путей суетливой толпой мельтешили какие-то люди. Белесое облако пара, сливаясь с вечерними сумерками, укрывало неясные – тут неподвижные, там колыхавшиеся – очертанья вокзала.

Пора выбираться. Стряхнув с одеяла слой угольной пыли, У Лун перебросил потрепанный тюк через борт, спрыгнув следом на насыпь. Лишенное сил исхудалое тело его показалось У Лун’у почти невесомым – как связка соломы. Дрожащие ноги нетвердо ступили на землю чужбины. Он даже не знал, в какой город его занесло. Ветерок, вдруг повеявший гарью с равнины, принес и ночною прохладу. Дрожа от озноба, У Лун приподнял грязный сверток с земли, оглядев напоследок проделанный путь. Рельсы тянулись на север, в бескрайнюю темную даль, где мерцающий глаз светофора подмигивал синим и красным. Под станционным навесом послышались гулкие стуки: с юга к платформе спешил уже новый состав. Рельсы, составы... Пусть он и трясся в вагоне два дня и две ночи, весь этот новый неведомый мир был ему безразличен.

Продравшись сквозь хаос людей и поклажи, У Лун потащился к скоплению ветхих домишек. Днями копившийся голод достиг высшей точки. Казалось, из сдавленной спазмой утробы вот-вот хлынет теплая кровь. Трое суток ни крошки во рту. У Лун на ходу ковырялся в своем узелке. Пальцы наткнулись на мелкие твердые шарики. Извлекая один за другим, У Лун отправлял зерна в рот, разгрызая их с резким рассыпчатым хрустом. Это был рис, неочищенный рис из родного селения Кленов и Ив. Доедая последнюю горсть, У Лун робко ступил на мощеную улицу.

Видно, недавно был дождь: в расщелинах старой брусчатки мерцали скопленья серебряных капель. Свет разом вспыхнувших редких кривых фонарей неожиданно вырвал из тьмы очертанья домов и деревьев. Северный пригород бедный и грязный район. Воздух насыщен неописуемой смесью зловонья людских нечистот с резким смрадом гниющих объедков. На улицах редко увидишь прохожих. В мертвой тиши слышен лишь гулкий рокот фабричных машин.