«Картошечка»

Когда Стасику исполнилось сорок лет, мать спросила его, что он хочет от жизни. И он удивился, узнав, что мать задумывается о том, как жить дальше. Для него самого жизнь была еще чем-то далеким — белым облаком над рекой, до которого ему плыть и плыть по пресной теплой водице.

— Ничего не хочу, — он пожал плечами.

И уставился в монитор, с которого летели красно-желтые космические мухи. Он вел межгалактический крейсер, сбивал мух, баки были полны горючего, и все системы работали нормально. Чего еще желать от жизни?

— Совсем ничего не хочешь? — Мать перешла на визгливые истерические нотки. Она очень боялась, что сын ее не слушает.

— Ну, пожарь мне пельменей, — бросил он, не отвлекаясь от экрана. — Пельменей хочу.

И мать ушла, не найдя, что сказать. Если в день рождения твой сын хочет от жизни только жареных пельменей, то он, наверное, счастливый человек. А ты счастливая мать. Но ей было маетно.

На всякий случай она подошла к нему еще раз. И как глухому в ухо прокричала:

— Пельменей нет, только картошка.

— Тогда пожарь картошку, — кивнул Стасик. — Мне все равно.

Небритый, с синими подглазьями, в протертых трениках и зеленой майке — ее единственный сыночек. Семидесятилетняя Ольга Николаевна с нежной тоской оглядела чадо и пошла на балкон — выбирать картошку покрупнее.

Тридцать лет назад, когда десятилетний Стасик задыхался от аллергии в коммунальной квартире, она, медсестра из ведомственной больницы при УВД, металась по халтурам, ухаживая за одинокими стариками, не доверявшими ушлым работницам райсобеса. Делала уколы, стояла в очередях за творогом и сосисками, мыла полы, стирала желтые ветхие простыни. Кого-то она обсчитывала, у кого-то по-хорошему выпрашивала лишнюю стариковскую копеечку. Боялась, как там Стасик, не начнет ли соседка вытряхивать половики перед их дверью, не зайдется ли он в удушливом кашле. Соседка по коммуналке — старая майорша УВД — больше всего боялась, что болезный Стасик выживет. И тогда третья, ничейная комната достанется не ей, а Ольге Николаевне. Назло им майорша завела кошку, и Стасик, погладив животное, чуть не умер. Когда уехала «скорая помощь», Ольга Николаевна в припадке ярости побрила кошку наголо, пригрозив соседке, что сделает с ней то же самое. Та присмирела, но затаила недоброе, потому что лысая кошка — страшненькая, худенькая, похожая на умирающую мартышку — жалобно мяукала, вылизывая отрастающую колючую шерстку.