Степан держит дверь, чтобы не захлопнуло потянувшим откуда-то сквозняком. Теперь и Любе надо выйти к столу. Оставив шубу на спинке стула, она поднялась и увидела себя в зеркале. Увидела как чужую, малознакомую. Вся в чёрном — к лицу это ей — молодая, гибкая, красивая. Но усталая. Очень усталая. Люба прищурила глаза, чтобы лучше вглядеться в лицо этой малознакомой, и узнала в ней себя.
«Это я так устала, — сказала она себе. — Глаза ввалились. И бледная-бледная. Это от чёрного».
— Чего же это зеркало-то не занавесили? — спросил Степан и, придерживая валенком дверь, потянулся, чтобы увидеть Любу не только въявь, но и отражённой. Увидел. И будто его обдало чем — то ли холодом, то ли жаром, плеснулась в лицо какая-то сила, заставила отступить на прежнее место. — Не принято на похоронах с открытыми зеркалами, — трудно переглотнув, проговорил он с порога.
«Поминки у нас, — напомнила себе Люба. — Поминки по Анатолию. Потому я и стала такая».
Она почувствовала, что к глазам подступают слёзы, и чуть откинула голову, чтобы они не выкатились на ресницы. Она вообще легко управляла слезами, наполняя ими глаза, когда нужно показать глубину чувства — радость до слёз, грусть до слёз или обиду. Для этого ей надо было просто захотеть, чтобы они заблестели, и слёзы подступали к глазам. Сейчас они накатывались сами, и ей осталось только постараться не пролить их через ресницы.
— Там у всех уже налито, ждут хозяйку, — глухо сказал Степан. — Надо бы выйти.
— Конечно, надо, — согласилась Люба и, продолжая видеть себя в зеркале, подумала: «а это даже лучше, что слёзы в глазах».
Степан прижался к косяку, вытянулся, пропуская Любу мимо себя, но она остановилась в дверях, полностью повернулась к нему, почти касаясь.
— Много народу пришло? — спросила она.
— Порядком, — выговорил он, трудно переглатывая воздух, которого ему не стало хватать от её близости.
— А те не уехали? — поинтересовалась Люба, сохраняя между собой и Степаном то пространство, что позволяет чувствовать человека, еще не коснувшись его, и даже, пожалуй, острее, чем коснувшись. И, слыша сквозь тонкий жирок воздуха, что остался между ними, мандраж смятения молодого здорового мужика, она с удовольствием — неожиданным сейчас для себя — подумала: «Господи, я ещё кого-то волную…»
Комментарии к книге «…А родись счастливой», Владимир Борисович Ионов
Всего 0 комментариев