«Любовь»

Таисии Руковой было лет этак одиннадцать, когда в сочельник она высунула голову в окно, увидела внизу мужчину и влюбилась в него. Мать Таисии в этот памятный момент как раз гадала на картах с золочеными рубашками и, почувствовав сквозняк, крикнула: «Это кто открыл окно?» Поскольку никто не признался, стало очевидно, что окно распахнула Таисия, и мать сказала: «Дорогая, не хочешь же ты провести праздник в постели?»

Таисия стояла на коленках на подоконнике и, как заводной щенок, вертела головой, пытаясь высмотреть возлюбленного в психозе метели, но с подоконника его видно не было. А он был мужчина тридцати семи лет, разведенный, поклонник Хайдеггера, и в тот сочельник он оказался под окном Таисии Руковой по причине того, что нуждался в деньгах и нанялся в праздники поторговать хлопушками. За плечами у него находился рюкзак, с которым он лет десять назад вернулся из Джелалабада, но только теперь в рюкзаке лежали петарды с рубиновыми хвостами, фейерверки по пять долларов, при взрыве смутно напоминавшие пегасов, и гордость фирмы «Хлоп-хлоп и C°» — черный дракон, изрыгавший искры (самый дорогой, к слову сказать).

Тем временем мать Таисии отложила карты, недовольная пассивностью суженого, потянулась, сладко хрустнув, и отправилась на кухню озаботиться по поводу ужина. Путь туда лежал через гостиную в стиле заката Рима, где читал Селина отец Таисии Руковой, всегда чем-то разъяренный подкаблучник. Он называл жену «мамуля» и, как магнит, притягивал к себе домашнего кота, аналогично яростного по причине обрушиваемой на него ласки. В тот сочельник, когда «мамуля», полыхая белым задом, обдумывая очередную критическую статью, еще одну измену, фейерверк в качестве сюрприза, химическую завивку — не лучше ли к весне? — проплыла мимо его кресла и походя шутливо хлопнула по остро выдернутой вверх коленке, он зацепил край ее шали и сказал:

— Послушай, какой стиль: «Семена будущего сволочного мира прорастали еще в самой толще войны…»

— О да… — зевнула жена и сразу разволновалась: — Он кушал? — Она обвинительно указала на кота, пригревшегося на коленях мужа.

— Дура! — взвизгнул отец Таисии. — «Мы ходили к ней искать на ощупь свое счастье, которому яростно угрожал весь мир. Желаний своих мы, конечно, стыдились, но привередничать не приходилось. Отказываться от любви еще трудней, чем от жизни…»