«Мир глазами кота Боба. Новые приключения человека и его рыжего друга»

Джеймс Боуэн Мир глазами кота Боба

Всем, кто посвятил себя помощи бездомным и животным, попавшим в беду

Если рядом кошка, все становится особенным… даже одиночество.

Луис Камути

Если бы человека можно было скрестить с кошкой, человеку это пошло бы на пользу, а вот кошке только навредило бы.

Марк Твен

James BOWEN

The World According To Bob

This edition is published by arrangement with Aitken Alexander

Associates Ltd. and The Van Lear Agency LLC

© Dan Williams, Hachette UK

© Clint Images

© James & Bob Limited and Connected Content Limited 2013

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2014

Ночной дозорный

Это был один из тех дней, когда все, что могло пойти не так, пошло не так.

Сначала почему-то не сработал будильник, в результате я проспал, и мы с Бобом, моим котом, вышли из дому позже, чем обычно. Сев в автобус, который должен был отвезти нас из Тоттенхэма в Айлингтон, где я продавал журнал «Big Issue»[1], я попытался отдышаться, но не тут-то было: не прошло и пяти минут, как черная полоса напомнила о себе.

Боб, по своему обыкновению, дремал на соседнем сиденье, как вдруг он поднял голову и начал настороженно принюхиваться. За два года, что прошли с момента нашей первой встречи в подъезде, способность чуять неприятности ни разу не подводила этого рыжего кота. Не подвела и сейчас: вскоре и я почувствовал резкий запах горелой пластмассы, а водитель, старательно сдерживая панику в голосе, объявил, что «автобус дальше не пойдет» и пассажирам следует покинуть салон. Немедленно.

Конечно, на эвакуацию с «Титаника» это было мало похоже, но все-таки людей в автобус набилось порядочно, так что давки и толкотни хватило. Боб не выказал желания присоединиться к перепуганным пассажирам, поэтому мы дождались, когда большая часть выйдет, и оказались на улице одними из последних. И не пожалели о своем решении: пусть в автобусе и плохо пахло, зато там было тепло!

Мы сломались напротив района новостроек, откуда налетали шквалистые порывы ледяного ветра. Я мысленно порадовался, что, бестолково мечась утром по квартире, повязал Бобу на шею толстый шерстяной шарф.

Что касается автобуса, то с ним ничего страшного не случилось, просто двигатель перегрелся. Но водитель сказал, что придется ждать механика из транспортной компании. И почти два десятка человек, ворча и жалуясь на судьбу, полчаса стояли на открытом всем ветрам тротуаре, пока не пришел новый автобус.

Движение тем утром было невероятно плотным, поэтому, с учетом аварии, мы с Бобом потратили на дорогу до Айлингтон-Грин почти полтора часа. Мы сильно опаздывали: я боялся пропустить обеденный перерыв, во время которого торговля журналами шла особенно хорошо.

Пятиминутный переход до нашего участка у станции метро «Энджел», как обычно, растянулся на все пятнадцать. И не по моей вине! Иногда я вел Боба на длинном поводке, но чаще кот путешествовал у меня на плечах, с любопытством глядя на окружающий мир, подобно впередсмотрящему на старинном корабле. Согласитесь, такое не каждый день встретишь, поэтому почти каждые десять метров кто-нибудь здоровался с Бобом, просил разрешения погладить его или сфотографировать. Я никому не отказывал. Мой очаровательный харизматичный кот обожал быть в центре внимания, если, конечно, оно не доставляло ему неудобств. А вот с этим нам не всегда везло.

В тот день нас остановила невысокая дама из России; в общении с котами она разбиралась, как я в русской поэзии.

– Ой, какая красивая кошка! – воскликнула она, когда мы шли по Камден-пэсседж, улице в южной части Айлингтон-Грин, которая славится ресторанами, барами и магазинчиками сувениров.

Я замедлил шаг, чтобы дать ей возможность нормально пообщаться с Бобом, но дама первым делом почему-то попыталась потрогать его за нос. Не самое мудрое решение.

Рыжий моментально выгнулся, громко и сердито зашипел и резким взмахом лапы поспешил отогнать женщину, которая так нахально вторглась в его личное пространство. К счастью, он не успел ее поцарапать, но все же напугал, поэтому я не ушел, пока не убедился, что с ней все в порядке.

– Нормально, нормально, – твердила она, хотя заметно побледнела. – Я только хотела поздороваться.

Почтенный возраст дамы заставил меня понервничать: не случится ли у нее от испуга сердечный приступ?

– Никогда больше не делайте так с животными, – вежливо произнес я. – Как бы вы повели себя, вздумай кто-нибудь тыкать пальцами вам в лицо? Повезло еще, что он вас не поцарапал.

– Я не хотела его огорчить, – виновато улыбнулась она.

– Ну ладно, давайте не будем ссориться, – сказал я, взяв на себя роль примирителя.

Боб сначала без энтузиазма отнесся к этой затее, но в конце концов успокоился и позволил даме аккуратно погладить себя по спине. Та, в свою очередь, не переставала извиняться, а мне уже не терпелось от нее отвязаться.

– Простите, пожалуйста, – снова и снова повторяла она.

– Все в порядке, ничего страшного, – твердил я, чувствуя, как от натянутой улыбки уже сводит скулы.

Когда нам все-таки удалось добраться до станции метро, я первым делом поставил на тротуар рюкзак, чтобы Боб мог устроиться на нем со всем возможным комфортом, и принялся выкладывать пачки журналов, купленные накануне у местного координатора «Big Issue». Я поставил себе задачу продать по меньшей мере двадцать журналов, потому что нам, как обычно, нужны были деньги.

Но день, как вы помните, не задался.

Зловещие свинцовые облака с полудня наползали на Лондон; прежде чем я успел продать хотя бы один номер, небеса обрушились на землю, и нам с Бобом пришлось искать убежище в нескольких метрах от нашего участка, в проходе между банком и офисным зданием.

Боб – кот терпеливый и жизнерадостный, но он ненавидит дождь, особенно если на улице стоит промозглый холод. Пытаясь укрыться от противных капель, он весь съежился и как будто потускнел, словно надеялся, что ливень его не заметит. В результате прохожие почти не обращали на него внимания, и я продал меньше журналов, чем обычно.

Поскольку дождь не собирался прекращаться, Боб вскоре дал мне понять, что больше не хочет торчать на улице. Он продолжал недвусмысленно поглядывать на меня, свернувшись в клубок, словно рыжий ежик. Я понял, чего он от меня ждет, но не мог все бросить: приближались выходные, нужно было заработать достаточно денег, чтобы продержаться до понедельника. А пачка журналов, которую я принес с собой, кажется, не уменьшилась ни на сантиметр.

И как будто этого было мало, во второй половине дня поблизости начал околачиваться молодой полицейский. Он не в первый раз докучал нам с Бобом (и я прекрасно понимал, что не в последний), но как раз в тот день он был особенно не к месту. Я знал, что по закону имею полное право продавать журналы на своем участке у станции метро. У меня было удостоверение продавца «Big Issue», и я мог работать с утра до ночи, если не нарушал общественный порядок. К несчастью, у юного полицейского в тот день не нашлось других забот, кроме как мешать мне и моему рыжему напарнику. Не знаю, что именно он рассчитывал найти при обыске – наркотики или оружие, – но нам нечем было его порадовать.

Раздосадованный полицейский не сдавался: он начал расспрашивать меня о Бобе. Я объяснил, что этот кот официально принадлежит мне и у него даже есть микрочип. От этой новости у стража порядка окончательно испортилось настроение, но он все-таки оставил нас в покое.

Мы проторчали у метро еще пару часов, но ближе к вечеру, когда офисные работники ушли домой и улицы стали заполнять подвыпившие гуляки и ищущие приключений подростки, я решил, что хватит.

Я был недоволен собой: за весь день удалось продать всего десять журналов, хотя обычно у меня покупают в несколько раз больше. Мне не впервой было перебиваться купленными на распродаже консервами и хлебом, так что голодной смерти я не боялся. На то, чтобы оплатить газ и электричество и купить еды для Боба, денег тоже хватит. Но после выходных придется снова торговать у метро, и мне этого очень не хотелось: прогноз погоды обещал новые дожди, а я уже сейчас себя не очень хорошо чувствовал. И понимал, что станет только хуже – с таким-то настроением…

В автобусе по пути домой я в полной мере ощутил первые признаки гриппа, захватывавшего моей организм. Меня мутило, волнами накатывал жар. «Супер, только этого не хватало!» – подумал я, вжимаясь в сиденье и закрывая глаза.

К тому времени небо из серо-стального стало чернильно-черным, и вовсю горели фонари. Ночной Лондон завораживал Боба; пока я дремал, он сидел и смотрел в окно, погрузившись в свой собственный мир.

Дорога до Тоттенхэма была забита, как и утром, и автобус плелся со скоростью улитки. Где-то после Ньюингтон-Грин я окончательно провалился в сон…

Я проснулся от того, что кто-то похлопывал меня по ноге и щекотал щеку усами. Открыв глаза, я увидел, как Боб, приблизив мордочку к моему лицу, лапой шлепает меня по колену.

– Что случилось? – спросил я немного сердито.

Боб в ответ повернул голову в сторону водительской кабины, после чего стал пробираться к проходу между сиденьями, периодически оборачиваясь и бросая на меня обеспокоенные взгляды.

– И куда ты собрался? – начал было я, но вовремя посмотрел в окно и понял, где мы.

– Вот блин!

Я подскочил с места, схватил рюкзак и нажал на кнопку остановки. Проспи я еще полминуты – и было бы поздно. Если бы не мой ночной дозорный, мы бы уехали неизвестно куда.

По пути домой я заглянул в круглосуточный магазин на углу, купил дешевое лекарство от гриппа, корм для Боба и его любимое куриное рагу. Это было меньшее, что я мог сделать, чтобы извиниться перед другом за целый день под дождем. В такие моменты я легко поддавался унынию, но, вернувшись в нашу теплую квартирку и глядя на то, как Боб с жадностью поглощает ужин, я понял: если подумать, жаловаться мне не на что. Не разбуди меня кот, я уехал бы на автобусе на другой конец города – и неизвестно, сколько добирался бы обратно. А учитывая, что погода за окном становилась все хуже… Проведи я под дождем еще пару часов, одним гриппом дело бы не ограничилось. Так что мне еще повезло!

И я знал, что повезло мне не только в этом. В конце концов, есть же старинное высказывание: «Мудрец – это человек, который не жалеет о том, чего у него нет, но благодарен за то хорошее, что у него есть».

После ужина я сидел на диване, завернувшись в одеяло и прихлебывая горячий напиток из кипятка, меда, лимона и капли виски – на мое счастье, в доме завалялась миниатюрная бутылочка. Вполне довольный жизнью Боб посапывал на любимом месте у батареи, забыв о том, сколько проблем сегодня выпало на нашу долю. Я подумал, что мне стоит так же смотреть на мир. Ведь сейчас в моей жизни очень много того, за что следует быть благодарным.

Два года назад, возвращаясь к себе, я обратил внимание на бродячего рыжего кота, который лежал у чьей-то двери на первом этаже дома, где я жил. В слабом свете тусклой лампочки он выглядел так, будто на него кто-то напал: я заметил несколько ран у него на спине и на лапе.

Сначала я подумал, что это чей-то кот – несколько дней я встречал его на том же самом коврике, – но потом забрал его к себе и стал за ним ухаживать. Мне пришлось выгрести из карманов почти все деньги, чтобы оплатить лекарства и вылечить рыжего, но оно того стоило. Между нами с первого дня возникло удивительное взаимопонимание.

Впрочем, сначала я думал, что кот ненадолго задержится в моей жизни. Он явно был бродячим, и я справедливо полагал, что, отдохнув, он захочет вернуться на улицу. Кот настойчиво убеждал меня в обратном. Каждый раз, когда я выводил его во двор и уходил на работу, он шел за мной или встречал у двери, когда я возвращался домой. Говорят, кошки сами выбирают себе хозяев. Я понял, что Боб выбрал меня, когда он прошел вслед за мной больше мили до автобусной остановки на Тоттенхэм-хайроуд. Мы были далеко от дома; когда я отогнал кота, тот быстро затерялся в толпе, и я уже думал, что больше никогда его не увижу. Но между закрывающихся дверей автобуса успела проскочить рыжая молния – и вот уже кот устраивается на соседнем сиденье, будто так и должно быть. Меня выбрали.

С тех пор мы, две потерянные души, вместе странствуем по улицам Лондона.

Иногда мне кажется, что мы с Бобом действительно родственные души: каждый из нас помогает другому залечить раны, полученные в прошлом. Я подарил Бобу дружбу, еду и обеспечил ему теплое место для сна, а он в ответ дал мне надежду и показал новый путь. Вместе с ним в моей жизни появились верность, любовь, хорошее настроение, а также чувство ответственности, которым я прежде, увы, не мог похвастаться. Благодаря рыжему коту я обрел цель и впервые за долгое время посмотрел на мир трезвым взглядом.

Больше десяти лет я страдал от наркотической зависимости, спал в подворотнях или в приютах для бездомных; изредка мне выделяли муниципальное жилье. Я не представлял, что творится вокруг, для меня существовал один лишь героин, который помогал забыть об одиночестве и боли, наполнявшей мою жизнь.

Очутившись на улице, я словно превратился в невидимку; в результате я почти забыл, как общаться с людьми и вести себя в реальном мире. В некотором смысле я перестал быть человеком. Для остального мира я был мертв. Но с помощью Боба я постепенно возвращался к жизни. Я проделал большую работу по избавлению от своей зависимости: сначала слез с героина, потом с метадона. Я по-прежнему принимал лекарства, которые прописал врач, но уже видел свет в конце туннеля и надеялся в ближайшем будущем окончательно освободиться.

Этот путь был далеко не легким. Наркоману всегда непросто возвращаться к нормальной жизни. Сделав два шага вперед, я по-прежнему отступал на шаг, и работа на улице не способствовала избавлению от этой привычки. Продавцы «Big Issue» редко становятся объектом человеческой любви и всепрощения. За углом всегда поджидают проблемы; во всяком случае, меня они там регулярно ждали. Я словно магнит для неприятностей. И всегда им был.

Правда в том, что я отчаянно хотел покончить с улицей и оставить в прошлом эту часть моей жизни. Я понятия не имел, как и когда сделаю это, но был решительно настроен попытаться.

Сейчас важно было научиться ценить то, что у меня есть. Большинство сказали бы, что это немного. Мне почти всегда не хватало денег, я жил в муниципальной квартире, машины у меня не было. Но по сравнению с недавним прошлым моя жизнь значительно улучшилась. Я не спал на улице и каждый день торговал журналами. Впервые за долгие годы я чувствовал, что двигаюсь в правильном направлении, – и рядом был Боб, всегда готовый подставить дружеское плечо и указать верный путь.

Встав с дивана, чтобы отправиться в кровать, я наклонился над котом и тихонько почесал его за ухом:

– Где бы я сейчас был, если бы не ты?..

Новые фокусы

Все мы существа привычки, и мы с Бобом в этом отношении мало отличаемся от других людей (и котов). Например, у нас с рыжим есть свои утренние ритуалы. Кто-то, едва проснувшись, включает радио, кто-то делает зарядку, заваривает чай или наливает себе чашку крепкого кофе, а мы начинаем день с совместных игр.

Стоит мне открыть глаза и заворочаться под одеялом, как Боб вскакивает со своей лежанки в углу спальни, подходит к моей кровати и пристально на меня смотрит. Вскоре рыжий принимается издавать звуки, похожие на зуммер телефона: «Брррр… Брррр…»

Если это не помогает мне проснуться, Боб переходит к следующей композиции: теперь до меня доносится настойчивое жалобное «ваааа!». Иногда кот при этом ставит передние лапы на матрас, подтягивается и заглядывает мне в глаза.

Если я по-прежнему не реагирую, Боб мягко похлопывает меня лапкой по щеке: «Очнись! Я давно встал! Я хочу есть, где мой завтрак?» Хозяин проснулся, но не торопится вылезать из-под одеяла? Тогда пришло время для «Кота в сапогах»! Подобно герою мультфильма о зеленом великане Шреке, Боб забирается на кровать и делает большие-пребольшие глаза. Это невероятно милое и невероятно мощное оружие! Я не могу сдержать улыбку. И откидываю одеяло.

В тумбочке рядом с кроватью я всегда храню пакетик с любимыми лакомствами Боба. В зависимости от настроения я либо беру кота в кровать, прижимаю к себе и кормлю прямо там, либо принимаюсь играть с ним, бросая кусочки корма на ковер. Эта импровизированная охота обычно продолжается несколько минут, и мне доставляет огромное удовольствие наблюдать за рыжим. Кошки – существа очень ловкие и подвижные; Боб ловит «добычу» на лету, словно игрок в бейсбол или крикет: встает на задние лапы и хватает кусочки лакомства передними. Пару раз он ловил их сразу ртом. Замечательное зрелище, скажу я вам!

Если я устал или неважно себя чувствую, Боб развлекается в одиночестве.

Однажды летом я лежал в кровати и смотрел какую-то утреннюю передачу. День обещал быть жарким, и я уже представлял, как душно будет у нас на шестом этаже. Боб спрятался от солнца в темном углу и задремал. Во всяком случае, я так подумал.

Внезапно он вскочил, подбежал к кровати, подпрыгнул, как на трамплине, и врезался в стену, ударившись о нее всеми четырьмя лапами.

– Это еще что такое?! – ошарашенно воскликнул я (согласитесь, не каждый день мимо вас пролетает кот).

А потом увидел на кровати свалившуюся со стены многоножку. Боб не сводил с нее глаз и явно собирался включить насекомое в сегодняшнее меню.

– Даже и не думай! – предупредил я рыжего, вспомнив, что многоножки бывают ядовитыми. – Ты же не знаешь, откуда она взялась.

Боб смерил меня укоризненным взглядом, в котором ясно читалось: «Ну вот, испортил все веселье!»

Меня всегда удивляли ловкость и сила моего рыжего друга. Кто-то из наших знакомых предположил, что, быть может, в роду у Боба были мейн-куны, рыси или дикие камышовые коты. Я не исключаю такой возможности. В конце концов, жизнь Боба до нашей с ним встречи для меня до сих пор остается тайной, покрытой мраком. Я даже не знаю точно, сколько ему лет. Только сделав ДНК-тест, я смогу узнать, к какой породе он принадлежит и кто его родители. Но, признаюсь, меня это мало волнует. Боб – это Боб. Вот и все, что мне нужно знать.

Я был не единственным, кто полюбил Боба за жизнерадостность и непредсказуемость. К весне 2009-го мы с ним продавали «Big Issue» уже почти год. Сначала нам выделили участок у станции метро «Ковент-Гарден» в центре Лондона, но потом мы перебрались в Айлингтон, заняли свою маленькую нишу, и вскоре Боб обрел небольшой, но преданный круг почитателей.

Насколько я знал, среди лондонских продавцов журнала только я взял в напарники кота. Но даже если и была еще одна подобная команда, сомневаюсь, что тот кот мог составить Бобу конкуренцию по части развлечения толпы.

На заре наших отношений, когда я зарабатывал на жизнь, играя на гитаре у площади Ковент-Гарден, Боб, спокойный и умиротворенный, словно Будда, восседал на чехле для инструмента и смотрел, как мимо спешат люди. Это зрелище притягивало прохожих с непреодолимой силой: они останавливались, чтобы погладить кота или просто полюбоваться на него. Очень часто меня спрашивали, где я нашел такое сокровище, и тогда я рассказывал о нашей встрече. Этим все обычно и ограничивалось.

Но с тех пор, как мы начали продавать журналы, Боб стал гораздо активнее. Нередко в течение рабочего дня я присаживался на тротуар, чтобы поиграть с напарником. Со временем мы с ним придумали немало трюков.

Сперва рыжий сам развлекал прохожих. Ему нравилось играть, поэтому я приносил с собой маленькие игрушки, чтобы он мог повалять их и погрызть, пока я работаю. Больше всего Бобу нравилась серая мышка, которая когда-то пахла кошачьей мятой. Впрочем, она давно перестала вообще чем-либо пахнуть, да и выглядела теперь совсем непрезентабельно. Швы кое-где начали расползаться, а из просто серой мышка превратилась в грязно-грязно-серую. У Боба было полно других игрушек, многие из которых ему подарили почитатели, но к потрепанной мышке он испытывал особую симпатию.

Когда мы сидели у станции «Энджел», рыжий держал мышку в зубах, время от времени мотая головой. Иногда он раскручивал ее за хвост, отбрасывал в сторону, стремительно бросался к несчастной жертве – и начинал все сначала. Бобу нравилось охотиться на живых мышей, но такое с ним случалось нечасто, так что он старательно тренировался на игрушечной. Прохожим это зрелище нравилось; я не раз и не два замечал, как люди, спешившие к метро, минут по десять стояли и наблюдали за Бобом и его «охотой».

Я начал играть с напарником скорее от скуки, чем от желания привлечь покупателей. Сперва мы отработали рукопожатие. Я протягивал руку, и Боб тянул мне навстречу лапу. Мы всего лишь повторяли то, что делали дома, но люди сочли, что это выглядит очень мило. Многие останавливались, чтобы нас сфотографировать. Если бы я получал фунт каждый раз, когда кто-нибудь – чаще всего дама – замирал возле нас с Бобом и восторженно произносил: «Боже, как мило» или «О, это чудесно», то давно бы перестал торговать журналами.

Морозить задницу на улице – не самое веселое времяпрепровождение, так что я играл с Бобом не только на потеху толпе. Это помогало мне скоротать время и хоть как-то развлечься. И, не буду скрывать, благодаря нашим играм люди охотнее покупали журналы. Так что за хорошую торговлю мне тоже стоило благодарить Боба.

Мы провели немало часов у станции «Энджел» и успели поработать над своим репертуаром. Я знал, что ради угощения Боб готов высоко прыгать, быстро бегать и проделывать другие трюки. Иногда я брал в руку крекер и держал его в паре футов над котом. Пытаясь достать вожделенное лакомство, рыжий вставал на задние лапы, вытягивался в струнку и обхватывал передними лапами мое запястье. Потом он осторожно отпускал одну лапу и выковыривал угощение из моих пальцев.

У окружающих этот трюк вызывал массу восторга. Наверное, по улицам Лондона ходили сотни людей с фотографиями Боба, тянущегося к небу. Мы же с котом решили не останавливаться на достигнутом. Поскольку рыжий очень крепко хватался за мою руку, я стал медленно и аккуратно поднимать его в воздух так, что кот повисал на вытянутых лапах в нескольких дюймах над землей.

Иногда он сам разжимал лапы через несколько секунд, иногда я осторожно ставил его обратно. Я старался обеспечить Бобу мягкую посадку и обычно перед представлением подкладывал под него рюкзак.

Чем больше трюков мы показывали, тем больше люди к нам тянулись; их любовь к Бобу проявлялась не только в покупке журнала «Big Issue». С самого первого дня на станции «Энджел» окружающие были к нам невероятно щедры: они приносили угощение не только для Боба, но и для меня. И дело не ограничивалось едой: нам часто отдавали одежду, причем нередко связанную или сшитую вручную. Боб собрал целую коллекцию разноцветных шарфов. Их было так много, что я уже не знал, куда их складывать! По всей квартире можно было собрать штук двадцать. Мой кот стремительно превращался в Имельду Маркос [2], только с шарфиками, а не с туфлями.

Каждый раз, когда незнакомые люди одаривали нас любовью и теплом, меня переполняло чувство благодарности. Впрочем, я ни на миг не забывал, что далеко не у всех мы с Бобом вызываем исключительно положительные эмоции. Да мне никто бы и не позволил забыть…

Приближалось самое плодотворное для работы время – вечер пятницы; с каждой минутой станция метро поглощала и выпускала из своих недр все больше народу. Пока я метался между прохожими и продавал журналы, Боб, не обращая внимания на суету вокруг, рассеянно покачивал хвостом, с комфортом устроившись на моем рюкзаке.

Часов в семь основная толпа схлынула, и я заметил в нескольких метрах от нас незнакомую женщину средних лет. Я понятия не имел, сколько она там стояла, но то, как неотрывно она смотрела на Боба, мне не понравилось.

Женщина бормотала себе под нос и неодобрительно качала головой. Я понял, что ей что-то не нравится, но не горел желанием выяснять что именно: у меня оставалось еще несколько номеров, и я собирался продать их, чтобы спокойно пережить выходные.

К несчастью, у незнакомой дамы были другие планы.

– Молодой человек, вы разве не видите, что вашей кошке плохо? – спросила она, подходя к нам.

Эта дама держалась так, будто была учительницей или даже директрисой дорогой школы. Она разговаривала с резким английским акцентом, но мятая твидовая юбка и несвежий пиджак портили все впечатление. Вряд ли какая-нибудь школа захотела бы нанять ее на работу, слишком уж грубо, чуть ли не агрессивно она себя вела.

Я сразу почувствовал, что нам грозят неприятности, поэтому решил сделать вид, что не расслышал вопрос. Но женщина не унималась, она явно настроилась на скандал.

– Я давно наблюдаю за вами и вижу, что ваш кот дергает хвостом. Вы знаете, что это значит?

Я пожал плечами. В любом случае она сама собиралась ответить на свой вопрос.

– Это значит, что коту плохо. Вы не должны так с ним обращаться. Я не думаю, что вам вообще можно доверять животных.

С тех пор, как мы с Бобом начали работать на улице, я не в первый раз слышал подобные замечания. Но я был вежливым и вместо того, чтобы попросить даму не лезть не в свое дело, зачем-то принялся оправдываться:

– Он не дергает хвостом, он водит им из стороны в сторону. И это значит, что ему все нравится. В противном случае, мадам, он бы здесь не сидел. Это кот. Коты сами выбирают, где и с кем быть. И он волен идти, куда ему вздумается.

– Тогда почему он на поводке? – ехидно поинтересовалась она с выражением крайнего самодовольства на лице.

– Я надеваю ему поводок, только когда мы с ним идем по улице. Однажды его напугали, он сбежал и очень переживал из-за того, что не мог меня найти. Когда ему нужно сходить в туалет, я отпускаю его без поводка. И если бы ему что-то не нравилось, как вы утверждаете, он, наверное, не стал бы ко мне возвращаться.

Поскольку это был не первый подобный разговор, я знал, что 99 человек из 100 сочтут мои аргументы разумными и весомыми. Но в тот вечер нам встретился тот самый один процент, который будет до конца стоять на своем. Дама принадлежала к числу людей, полагавших, что есть два мнения: их собственное и неправильное. И если вы имели наглость с ними спорить, вам же хуже.

– Нет, нет, нет. Всем известно, что кошки мотают хвостом, когда им плохо, – бросилась в наступление дама, раскрасневшись от возмущения. Она размахивала руками и беспокойно мерила шагами тротуар.

Бобу эта женщина сразу не понравилась; он всегда чувствовал, от кого стоит ждать проблем. Поэтому рыжий встал с нагретого места и начал пятиться в мою сторону; вскоре он уже стоял у меня между ног, чтобы при первых же признаках опасности запрыгнуть на руки.

Пара человек обратили внимание на взволнованную женщину и замедлили шаг; теперь я знал, что, если она скажет или сделает что-то из ряда вон выходящее, у меня будут свидетели. Мы спорили уже несколько минут. Я попытался успокоить даму, рассказав немного о нас с Бобом:

– Мы вместе уже два года. Да он бы сбежал через минуту, если бы я плохо с ним обращался!

Но нам попалась абсолютно непробиваемая особа. В ответ на любую реплику она качала головой и возмущенно цокала языком. Казалось, она не слышала ни слова из того, что я говорю. Это невероятно раздражало, но я понятия не имел, что еще можно сделать. И решил смириться с тем, что переубедить ее не получится.

– Может, останемся каждый при своем мнении? – предложил я.

– Пффф! – махнула она рукой. – Я ничего не желаю слышать, молодой человек.

Наконец, к моему огромному облегчению, она пошла прочь, продолжая бубнить что-то на ходу и размахивать руками, задевая людей в толпе, бурлящей у входа в метро.

Я какое-то время провожал ее взглядом, но потом меня отвлекли покупатели. К счастью, им не показалось, что я плохо обращаюсь с Бобом. После неприятного разговора с дамой их улыбки были особенно приятны. Протягивая одному из покупателей сдачу, я услышал за спиной знакомое пронзительное мяуканье, переходящее в шипение. Подпрыгнув на месте, я обернулся и увидел ту самую даму в твидовом костюме. Она не просто вернулась, она посмела схватить Боба!

Пока я занимался продажей журналов, она вытащила кота из рюкзака и теперь прижимала его к себе. В ее жесте не было ни любви, ни желания защитить; одной рукой она поддерживала Боба под живот, другую положила ему на спину. По всему было видно, что коту неудобно, но она не обращала внимания. Создавалось впечатление, что она впервые в жизни держит в руках живое существо. С таким же успехом она могла держать кусок мяса или кабачок.

Бобу это решительно не нравилось, он шипел и извивался, пытаясь вырваться на свободу.

– Вы что творите? – рявкнул я. – Отпустите его немедленно, иначе я вызову полицию!

– Его нужно отнести в безопасное место, – пробормотала дама; выражение лица у нее в тот момент было полубезумное.

Я подумал, что она решила сбежать вместе с Бобом. Господи, только не это! Я приготовился бросить оставшиеся журналы на произвол судьбы и пуститься в погоню за похитительницей кошек.

К счастью, она не все продумала: поводок Боба был по-прежнему пристегнут к моему рюкзаку. На секунду все замерли. Женщина внимательно смотрела на карабин поводка.

– Даже и не думай! – пробормотал я, кидаясь вперед, чтобы перехватить ее.

Мне удалось застигнуть даму врасплох, что дало Бобу шанс вырваться. Он издал еще один истошный «мявк» и вывернулся из ее хватки. Он не оцарапал свою похитительницу, но чувствительно вдавил лапу ей в руку; женщина испугалась и уронила кота на тротуар. Он приземлился неловко, но моментально обрел равновесие, выгнулся дугой, оскалился и зашипел на даму.

Она, естественно, сочла его поведение еще одним доказательством своей правоты.

– Посмотрите, какой он злой! – воскликнула она, указывая на Боба и обращаясь к собравшейся вокруг нас толпе.

– Он злится, потому что вы схватили его без разрешения, – отрезал я. – Боб только мне разрешает брать его на руки. А вы ему не нравитесь!

Но дама не собиралась сдаваться. Теперь, когда мы привлекли внимание прохожих, она с удовольствием играла на публику.

– Нет, он так ведет себя, потому что вы плохо с ним обращаетесь, – торжествующе произнесла она. – Все это видят. Вот почему кота у вас нужно забрать. Он не хочет с вами оставаться.

Разговор снова зашел в тупик. Зрители затаили дыхание в ожидании моей реакции. Но тут Боб решил сказать свое слово. Он смерил женщину презрительным взглядом, подошел ко мне и начал тереться головой о мою ногу. Когда я наклонился, чтобы погладить его, он замурчал так громко, что его было слышно, несмотря на вечерний уличный шум.

Успокоившись, Боб сел и посмотрел на меня, слегка прищурившись, словно хотел сказать: «Ну что, теперь мы можем поиграть?» Я тут же достал из кармана угощение. Боб встал на задние лапы и схватил меня за руку. Я скормил ему лакомство, и довольный кот вызвал у толпы несколько умиленных вздохов.

Порой у меня не укладывалось в голове, насколько тонко мой рыжий друг умеет чувствовать ситуацию. В тот день он явно играл на публику, словно хотел донести до окружающих: «Я с Джеймсом, и я счастлив быть с ним. Те, кто думают иначе, ошибаются. И точка». И большинство зрителей его прекрасно поняли. Некоторые из них были нашими постоянными клиентами; они не в первый раз покупали журналы или останавливались, чтобы поздороваться с Бобом. И теперь они повернулись к даме в твидовом костюме.

– Мы знаем этого чувака, он клевый, – сказал парень в деловом костюме.

– Да, оставьте их в покое. Они никому не мешают, и этот молодой человек прекрасно обращается со своим котом, – добавила женщина средних лет.

Еще несколько человек ее поддержали. И никто не встал на сторону несостоявшейся похитительницы.

Дама в твидовом костюме возмущенно надулась. Ее лицо теперь было даже не красным, нет, оно приобрело бордовый оттенок. Она пыталась еще что-то сказать, но ее никто не слушал. Все слова уже были произнесены, эту битву она проиграла. Поэтому дама повернулась на каблуках и, гордо вскинув голову, удалилась. Теперь уже, к счастью, насовсем.

– Джеймс, ты в порядке? – спросил один из наблюдавших за нашей ссорой, когда я присел, чтобы осмотреть Боба.

Кот громко мурчал и в целом выглядел хорошо; судя по всему, падение на тротуар ему не повредило.

– Да, спасибо, – ответил я, хотя это и не было правдой.

Я ненавидел, когда люди думали, будто я каким-то образом использую Боба. Это сильно ранило меня. В некотором смысле мы с рыжим оказались жертвами обстоятельств. Но я был абсолютно уверен, что он хочет быть рядом. Боб не раз убеждал меня в этом. К несчастью, на тот период нашей жизни это означало, что ему приходилось работать со мной на улице. Выбора не было.

И это превращало нас в ходячие мишени для осуждения. Не стану кривить душой, мы с рыжим – везунчики, чаще всего нам встречались хорошие люди. И я научился мириться с теми, кто таковыми не был.

Бобомобиль

Как-то в начале лета, когда погода только начала радовать жителей Лондона теплыми деньками, я задумал уйти с работы пораньше. Безоблачное небо настроило всех на добрый лад, и я с успехом этим воспользовался, распродав запас журналов всего за несколько часов.

С тех пор как я начал работать в «Big Issue», я научился планировать траты, поэтому решил купить пару пачек про запас, чтобы хватило до конца недели. Посадив Боба на плечи, я направился к Рите, нашему координатору. Ее стойка находилась в северной части Айлингтон-хайстрит, то есть как раз по пути к автобусной остановке.

Я издалека заметил, что Рита оживленно беседует с группой продавцов в красных накидках. Подойдя поближе, я рассмотрел предмет обсуждения – велосипед. Поскольку мы с Ритой хорошо ладили, я позволил себе пошутить:

– Собираешься участвовать в «Тур де Франс»?

– Вряд ли, Джеймс, – улыбнулась она. – Один продавец обменял его на десять журналов. А я теперь ума не приложу, что с ним делать. Я и кататься-то толком не умею.

Велосипед был не в лучшем состоянии: руль кое-где покрылся ржавчиной, передняя фара треснула, краска облезла, а заднее крыло и вовсе было наполовину оторвано. Но никаких существенных повреждений я не заметил.

– Он на ходу? – спросил я Риту.

– Думаю, да, – пожала плечами девушка. – Продавец сказал, что есть какие-то проблемы с тормозами, но остальное вроде в порядке.

Она заметила, что я напряженно о чем-то думаю.

– Почему бы тебе не прокатиться? – предложила Рита.

– И правда. Приглядишь за Бобом?

Я не был Брэдли Уиггинсом [3], но велосипеды любил с детства, и за то время, что жил в Лондоне, кататься не разучился. Пару лет назад я даже ходил на курсы по сборке велосипедов (это было частью реабилитационной программы), так что представлял, как нужно ухаживать за железным конем. Приятно осознавать, что не все годы бродяжничества прошли впустую.

Передав кота Рите, я перевернул велосипед вверх колесами, чтобы тщательно его осмотреть. Шины были накачаны; судя по состоянию цепи, ее регулярно смазывали – ничего нигде не заедало. Отрегулировав сиденье (предыдущий владелец был ниже меня ростом), я поставил велосипед на дорогу и попробовал проехаться. Шестерни не мешало бы прочистить, а передние тормоза, как и предупреждала Рита, толком не работали. Мне приходилось изо всех сил давить на рычаг, чтобы добиться от них хоть какой-то реакции, но даже в этом случае велосипед не останавливался. Я понял, что проблема в тросах, и прикинул, как это можно исправить. Задние тормоза работали нормально, и больше мне ничего не надо было знать.

– И что ты хочешь этим сказать? – спросила Рита, когда я все ей выложил.

– Я хочу сказать, что на велосипеде вполне можно ездить, – ответил я. К тому времени я уже дозрел. – Что скажешь, если я дам тебе за него десятку?

– Да ладно! Ты уверен? – удивилась Рита.

– Да.

– Договорились, – улыбнулась она. – Думаю, тебе пригодится вот это.

Она порылась под тележкой с журналами и достала потрепанный черный велосипедный шлем.

Спасение вещей, которые люди без сожаления отправляли на свалку, было моим хобби, у меня в квартире вечно валялся всякий хлам, от старых манекенов до дорожных знаков. Но велосипед – другое дело. Если задуматься, это было моим первым серьезным вложением. Он пригодится мне в Тоттенхэме, где я смогу ездить на нем в магазин или к доктору. Сэкономив на транспорте, я быстро верну потраченную на велосипед десятку. Конечно, до Айлингтон-Грин и до центра Лондона по-прежнему придется добираться на автобусе или на метро – я не отважусь сунуться на оживленные главные дороги и развязки, слишком уж часто там сбивают велосипедистов.

И вот когда я уже мысленно очертил доступные мне велосипедные маршруты, у меня возник вопрос: «А как я его до дома-то довезу?»

Водители автобусов не пускают пассажиров с велосипедами; о том, чтобы протащить его в метро, лучше и не думать – меня остановят еще у турникетов. Можно было попробовать доехать на электричке, но все железнодорожные станции располагались слишком далеко от нашего дома.

«Ничего не поделаешь», – вздохнул я.

– Ладно, Боб, домой мы поедем на велосипеде, – предупредил я кота.

Рыжий в это время грелся на солнышке, развалившись на тротуаре рядом с Ритой, но не забывал одним глазом на меня поглядывать. Когда я испытывал велосипед, он даже повернул голову в мою сторону, словно хотел сказать: «Это что еще за зверь и зачем ты на него забрался?»

Когда я надел шлем, закинул на спину рюкзак и подкатил велосипед к Бобу, любопытство в его взгляде сменилось настороженностью.

– Давай, Боб, запрыгивай, – ободряюще сказал я, наклоняясь к коту, чтобы он смог забраться ко мне на плечи.

– Удачи! – улыбнулась Рита.

– Спасибо. Думаю, она нам понадобится.

Айлингтон-хайстрит в это время дня была забита машинами до такой степени, что почти не двигалась, так что я решил довести велосипед по тротуару до Айлингтон-Мемориал-Грин. Несколько полицейских посмотрели на нас с любопытством, но ничего не сказали. Нет закона, запрещающего ездить на велосипеде с котом на плечах. Во всяком случае, я о таком не слышал. Впрочем, если бы они захотели, то нашли бы, к чему прицепиться. Но, слава богу, в тот день у них были дела поважнее.

Я не хотел ехать по хайстрит, поэтому прошел с велосипедом по пешеходному переходу. Люди провожали нас удивленными взглядами, а некоторые не скрывали восхищения. Многие останавливались и тыкали в нашу сторону пальцами, словно мы были существами с другой планеты.

Срезав угол на Мемориал-Грин и пройдя мимо книжного магазина «Waterstones», мы оказались на Эссекс-роуд, главной дороге, ведущей в северную часть Лондона.

– Ну, поехали, Боб! – сказал я, набираясь смелости, чтобы влиться в оживленный поток машин.

Вскоре мы уже прокладывали путь между автобусов, легковых автомобилей и грузовиков. Нам потребовалось немного времени, чтобы приноровиться к новому способу передвижения. Пока я следил за тем, чтобы удержать равновесие, Боб пытался поудобнее устроиться у меня на плечах. Отказавшись от мысли о том, чтобы встать на все четыре лапы, он предпочел обернуться вокруг моей шеи так, чтобы иметь возможность смотреть, куда мы едем. Рыжий явно намеревался получить максимум удовольствия от поездки.

Полдень миновал, и на улицах было много детей, возвращавшихся домой после уроков. На Эссекс-роуд нам встретилось несколько групп в школьной форме; завидев Боба, дети принимались улыбаться и махать руками. Я как-то попытался помахать в ответ, но потерял равновесие, отчего Боб съехал на одно плечо.

– Упс! Прости, друг! Больше так не буду, – сказал я, выровняв велосипед.

Мы продвигались вперед не слишком быстро; из-за плотного движения нам все время приходилось притормаживать, и каждый раз какой-нибудь прохожий спрашивал, можно ли нас сфотографировать. Две школьницы и вовсе выскочили на дорогу чуть ли не мне под колеса!

– Боже, как это мило! – воскликнула одна; в попытке заполучить лучший кадр она чуть не опрокинула нас на землю.

Я несколько лет не садился на велосипед и теперь был не в лучшей форме. Время от времени я останавливался у тротуара, чтобы восстановить дыхание. Прохожие улыбались, глядя на нас; впрочем, были и те, кто неодобрительно качал головой.

– Придурок, – буркнул мужчина в костюме.

Я себя придурком не считал. Более того, мне было весело. И Бобу тоже нравилось кататься на велосипеде. Поскольку во время езды его голова была рядом с моей, я чувствовал, как он довольно мурчит.

Мы доехали до Ньюингтон-Грин, затем повернули к Кингслэнд-роуд, после чего поехали к Севен-Систерс. Я с нетерпением ждал, когда же начнется этот участок пути; до этого дорога была ровной, за исключением пары небольших подъемов и спусков, но там она должна была почти милю идти под уклон. И я надеялся немного передохнуть, пока велосипед катится сам по себе.

Все вышло даже лучше, чем я рассчитывал: на Севен-Систерс сделали выделенную полосу для велосипедистов, и в тот момент она была совершенно пуста. Мы с Бобом припустили с холма; теплый летний ветер дул нам в лицо.

– Ю-ху! Здорово, правда, Боб? – воскликнул я.

Я чувствовал себя, как Элиот в фильме «Инопланетянин». Нет, я, конечно, не думал, что мой велосипед оторвется от земли и мы с Бобом полетим над крышами северного Лондона, но все же в какой-то момент мы развили неплохую скорость – миль двадцать в час, не меньше.

Остальная дорога была забита; люди в машинах опускали стекла, чтобы впустить в салон немного свежего воздуха. Я надолго запомню выражения их лиц, когда мы проезжали мимо. Пара детишек даже высунулись в люк на крыше, чтобы получше нас разглядеть. Некоторые водители смотрели так, будто не верили своим глазам. И я их понимаю. Рыжие коты нечасто катаются на велосипеде.

На дорогу до дома мы потратили всего полтора часа. Не так много, если учесть, сколько раз нам пришлось останавливаться. Когда мы въехали во двор, Боб спокойно спрыгнул на землю, словно вышел из автобуса. Рыжий не изменил себе: да, он прежде никогда не ездил на велосипеде, но теперь для него это пройденный этап, так что ничего из ряда вон выходящего не случилось.

Остаток дня я занимался велосипедом: чинил тормоза и смазывал шестерни.

– Ты только посмотри! – сказал я Бобу, отступая и любуясь своей работой. – Теперь у нас есть Бобомобиль!

Не уверен, но, кажется, рыжий одобрительно покачал головой.

Люди часто спрашивают, как нам с Бобом удается так легко общаться друг с другом.

– Все просто! – обычно отвечаю я. – Боб разговаривает на своем языке, а я научился его понимать.

Может, звучит не слишком правдоподобно, но никак иначе я это объяснить не могу.

Боб выражает свои мысли и желания при помощи языка тела. У него есть набор сигналов, используя которые кот ясно дает понять, как он себя чувствует и что ему нужно. Например, если он хочет в туалет, когда мы идем по улице, то начинает явственно ворчать, а потом беспокойно елозит у меня на плечах. И я понимаю, что кот выглядывает поблизости кусок мягкой земли, где можно сделать свои дела.

Если я веду его на поводке, а Боб устал и хочет на руки, он издает тихий полумявк-полустон. И отказывается идти дальше. Сидит и смотрит на меня: «Давай, друг, посади меня на плечи, ты же видишь, я устал!»

Когда Боб чего-то боится, он старается забраться повыше; если он при этом стоит на земле, то устраивается у меня между ног, чтобы я мог быстро подхватить его на руки. Справедливости ради отмечу, что рыжий не из пугливых: громкие сирены «скорой помощи» и полицейских машин его мало беспокоят. Живя и работая в центре Лондона, он успел к ним привыкнуть. Зато его пугают выпускающие выхлопные газы автобусы и грузовики. Едва заслышав громкое шипение, он выгибает спину и начинает оглядываться.

Грохот фейерверков, которые запускают на праздники, тоже нервирует Боба, но вообще ему нравится смотреть на рассыпающиеся по небу разноцветные искры из окна нашей квартиры.

Есть и другие сигналы. К примеру, я всегда могу сказать, в хорошем Боб настроении или нет, по тому, как ведет себя его хвост. Естественно, если рыжий спит, хвост тоже спит, то есть лежит неподвижно. Но в остальное время кот активно использует его для общения. Чаще всего Боб неспешно водит им из стороны в сторону, словно это не хвост, а дворник на стекле автомобиля. Это значит, что кот всем доволен. Обычно он делает так, когда увлеченно за чем-то наблюдает.

Женщина в твидовом костюме, которая попыталась украсть Боба, была не первой, кто счел подобное «виляние» хвостом признаком плохого настроения. Другие люди тоже заявляли, что кот раздражен и злится. Да, иногда рыжий злится, но в такие моменты его хвост движется стремительно и резко, как мухобойка.

Боб использует и менее явные сигналы. Когда он тревожится за меня, то подходит близко-близко и заглядывает в глаза. Если я плохо себя чувствую, рыжий забирается ко мне на руки и прижимает голову к груди. И делает еще много чего такого. В хорошем настроении он любит прийти и потереться об меня, громко при этом мурча. Иногда Боб подсовывает голову мне под руку, чтобы я его погладил и почесал за ухом. Зоологи и люди, изучающие поведение животных, могут иметь собственное мнение, но я считаю, таким образом кот говорит, что любит меня.

Конечно, чаще всего сигналы, которые передает Боб, касаются еды. Если он хочет, чтобы я пошел на кухню и покормил его, он начинает играть с дверцами шкафов. Поскольку он без труда справляется с детскими замками, которые я на них повесил, мне приходится идти и проверять, все ли в порядке. Когда я захожу на кухню, Боб обычно уже сидит на своем любимом месте у батареи с абсолютно невинным выражением на морде. Впрочем, оно быстро меняется на «раз уж ты пришел сюда, покорми меня!», сопровождаемое настойчивым мяуканьем.

Боб не успокоится, пока не получит лакомство. Иногда я пытаюсь не обращать внимания на его просьбы, но он умеет настоять на своем. Кот шлепает меня лапой по ноге, иногда выпуская когти, использует «кота в сапогах». Нет предела его фантазии, когда на кону угощение!

Одно время Боб с удовольствием наблюдал, как я играю на подержанной приставке X-box, купленной в благотворительном магазине. Особенно ему нравились автогонки. Рыжий сидел рядом, реагируя на каждый поворот и обгон. Как-то раз я даже заметил, что он повторяет движения машины! Впрочем, стоило мне перейти от гонок к «стрелялкам», его интерес угасал. Если я запускал такую игру, Боб укладывался в дальнем углу комнаты и недовольно смотрел на меня всякий раз, как на экране что-то взрывалось. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы расшифровать его послание: «Сделай, пожалуйста, звук потише. Кое-кто тут пытается подремать».

Я мог всерьез увлечься игрой, сесть за приставку в девять вечера и не вылезать до рассвета. Бобу это решительно не нравилось, он шел на все, чтобы привлечь мое внимание, особенно когда хотел есть.

Иногда, когда я был совсем уж невосприимчив к его чарам, рыжий прибегал к жестким мерам.

Как-то вечером мы играли в приставку с Бэлль. Боб, проглотивший ужин пару часов назад, решил, что пришло время подкрепиться. Сначала он использовал стандартный набор для привлечения внимания: мурчал, просительно мяукал, обвивался у меня вокруг ног, терся о них головой. Но мы с Бэлль были настолько заняты прохождением очередного уровня, что никак не реагировали на кошачьи ухищрения.

Тогда Боб на время отстал от нас и полез к проводам, подсоединявшим приставку к телевизору. Вскоре он уже двигался к пульту управления, чтобы прижаться головой к большой сенсорной кнопке посреди нее.

– Эй, Боб, ты чего делаешь? – рассеянно спросил я, слишком занятый игрой, чтобы наблюдать за действиями кота.

Через секунду экран погас, и приставка отключилась. Кот сидел рядом с пультом управления и невозмутимо смотрел на нас. Учитывая то, что мы с Бэлль были посреди очень сложного уровня, мы имели полное право разозлиться на Боба. Но вместо этого мы смотрели на темный экран с выражением одинакового недоверия на лицах. Потом перевели взгляд на кота.

– Он правда сделал то, что я думаю? – повернулась ко мне Бэлль.

– Я тоже это видел, значит, правда. Но… как?

Боб торжествующе прищурил глаза, всем своим видом говоря: «Попробуйте теперь не обращать на меня внимания!»

Мы не всегда полагались на язык тела или описанные сигналы. Иногда между нами возникало подобие телепатической связи, когда один из нас точно знал, о чем думает другой. Мы также научились предупреждать друг друга об опасности.

Через несколько дней после покупки велосипеда я решил свозить Боба в парк неподалеку от дома – его как раз недавно привели в порядок. Кот к тому времени приноровился кататься, сидя у меня на плечах, и наблюдал за дорогой, словно пассажир на мотоцикле.

Парк меня разочаровал. Несколько новых скамеек и кустов, а также нормальная детская площадка – вот и все перемены. Боб, тем не менее, был не прочь отправиться на разведку. Я время от времени спускал его с поводка, если видел, что это безопасно, и позволял коту погулять по травке. Пока Боб занимался исследованием территории, я читал комикс и грелся в солнечных лучах. А потом вдалеке залаяла собака.

«О-оу!» – подумал я.

Сначала я решил, что пес где-то в соседнем квартале. Но лай становился все громче, и я понял, что собака гораздо ближе, чем я думал. А потом увидел грозную немецкую овчарку, со всех лап бегущую к входу в парк. Собака была в ста ярдах от нас – без поводка и без хозяина.

– Боб! – закричал я, повернувшись к кустам, где минуту назад скрылся кот. – Боб, иди сюда!

Честно говоря, я потихоньку начинал паниковать. Но, как это часто с нами случалось, мы с рыжим оказались на одной волне: секунду спустя он выглянул из кустов. Стараясь ничем не выдать своего волнения, я махнул коту, подзывая его к себе. Я не хотел привлекать внимание овчарки. Боб сразу понял, что происходит. Он не боялся собак, но здраво оценивал свои силы. Учитывая размеры собаки, могу сказать, что вряд ли коту удалось бы выйти победителем из схватки.

Рыжего Боба на фоне зеленых кустов трудно было не заметить; овчарка сменила курс и, заливисто лая, мчалась уже в нашу сторону. Я испугался, что Боб не успеет сбежать, и схватил велосипед, готовясь броситься на линию огня. Если собака схватит рыжего, у него будут серьезные проблемы.

Но я снова недооценил своего кота.

Словно рыжая молния он метнулся через лужайку и был у моих ног как раз тогда, когда я опустился на одно колено. Плавным движением посадив кота на плечи, я вскочил на велосипед, надавил на педали и направился к выходу из парка.

Раздосадованная овчарка какое-то время преследовала нас, состязаясь в скорости с поскрипывающим железным конем. Боб, ощущая себя в полной безопасности, храбро шипел на громадного пса. Готов поспорить, выражение морды у него в тот момент было насмешливое.

«И что ты сейчас сделаешь, здоровяк?» – наверное, говорил он на своем языке.

Когда мы выехали на главную дорогу, ведущую к дому, я оглянулся, чтобы посмотреть, куда делась наша клыкастая Немезида. Оказалось, ее догнал хозяин, крупный парень в джинсах и черной куртке. Он пытался прицепить поводок к ошейнику, собака отчаянно сопротивлялась, но это были уже его проблемы, а не мои.

– Да, Боб, едва успели! – выдохнул я. – Слава богу, у нас есть Бобомобиль.

Странная парочка

К нам с Бобом редко заглядывали гости. У меня было немного друзей в Лондоне, а с соседями я мало общался. С некоторыми из них я бы с удовольствием поболтал, но могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз они бывали у нас дома.

Поэтому я всегда с опаской относился к неожиданным звонкам в дверь. Жизнь нечасто радовала приятными сюрпризами, так что на пороге я вполне мог обнаружить судебного пристава или собирателя долгов, пришедшего за деньгами, которых у меня не было.

И когда в девять утра прозвучал сигнал домофона – мы с Бобом как раз собирались на работу, – я, естественно, напрягся.

– Кого еще принесло? – недовольно пробормотал я, невольно оглядываясь на окна, хотя из моей квартиры невозможно было увидеть, кто стоит у подъезда.

– Джеймс, это Титч. Можно я зайду с Принцессой? – прозвучал знакомый голос.

– А, Титч! Да, конечно заходи. Я поставлю чайник, – облегченно вздохнул я.

Титч был невысоким худощавым парнем. Жилистый, практически лысый, он тоже пытался избавиться от наркозависимости – и тоже продавал журнал «Big Issue».

Не так давно в жизни Титча наступила черная полоса, и за последние месяцы он несколько раз приходил переночевать. Он был координатором «Big Issue» в Айлингтоне, но потом у него начались проблемы. Он остался без удостоверения, его на полгода отстранили от работы. Он до сих пор ждал, когда запрет снимут, и сейчас ему действительно не на что было жить.

Поскольку после встречи с Бобом я не раз чувствовал, что судьба дала мне второй шанс, я не отказывал Титчу в помощи. К тому же он мне нравился. Я знал, что у парня доброе сердце. Мы с ним неплохо ладили еще и потому, что оба работали в паре с четвероногим другом. Титчу помогала верная Принцесса, помесь стаффордширского бультерьера с лабрадором, красивая черная собака с миролюбивым характером.

Когда Титч останавливался у меня в прошлый раз, он оставил Принцессу в другом месте. Он знал про Боба и про то, что домовладельцу может не понравиться, что я пускаю в квартиру собаку. Но сегодня, видимо, ему некуда было ее пристроить. Я не представлял, чем может обернуться их визит, но решил рискнуть.

Услышав стук в дверь, Боб насторожился. Едва Принцесса переступила через порог, он выгнул спину, надулся и зашипел. Кошки ведут себя так, чтобы казаться больше и напугать противника. Для этой же цели они распушают хвост. Впрочем, Боб зря напрягался. Принцесса была очень дружелюбной собакой, к тому же она немного нервничала, оказавшись в незнакомом месте. Поэтому, увидев грозно надувшегося кота, она не зарычала, а замерла, испуганно принюхиваясь. Животные словно поменялись ролями: в обычной ситуации кошки собак побаиваются.

– Все в порядке, Принцесса, – пряча улыбку, сказал я. – Боб тебя не обидит.

Я отвел собаку в комнату и закрыл дверь, чтобы обезопасить ее от нападок рыжего.

– Джеймс, дружище, ты можешь денек присмотреть за Принцессой? – сразу перешел к делу Титч, когда я налил ему чаю. – У меня возникли проблемы с пособием, нужно съездить и разобраться.

– Конечно, – сказал я, не понаслышке зная, сколько времени это может занять. – Мне несложно. А тебе, Боб?

По выражению его морды трудно было сказать, что он думает на этот счет.

– Мы сегодня работаем на станции «Энджел». Она высидит там целый день? – спросил я.

– Да, без проблем, – кивнул Титч. – Я заберу ее прямо от метро в шесть вечера.

– Отлично!

– Ну все, договорились. Если я хочу разобраться с пособием до Рождества, пора бежать и занимать очередь, – улыбнулся Титч.

Заглянув ко мне в спальню, он потрепал Принцессу по холке.

– Будь умницей! – сказал он и вышел.

Как Боб уже продемонстрировал этим утром, у него не было проблем с собаками, если только они не пытались на него напасть. Но даже тогда рыжий мог постоять за себя и отпугнуть их рычанием и громким шипением. Когда мы с ним работали на Ковент-Гарден, одному чрезмерно любопытному псу даже досталось от него лапой по носу.

Надо сказать, Боб ревностно охранял свою территорию не только от собак. Котов он тоже не любил. Иногда мне казалось, что себя лично он котом не считает, поскольку на других Боб смотрел как на низших существ, недостойных дышать с ним одним воздухом.

В последние месяцы стало сложнее добираться до работы из-за того, что транспортная компания сняла с маршрута автобус, возивший нас из Тоттенхэма прямо до станции «Энджел». Теперь приходилось пересаживаться в Ньюингтон-Грин в паре километров от метро. Когда денег не хватало, мы шли пешком, и Боб настороженно принюхивался к домам, где, по его мнению, жили кошки. Если на пути попадались уличные коты, он ясно давал им понять, что это его территория. Как-то раз на Айлингтон-Грин нам встретился полосатый представитель местной мяукающей фауны. Боб чуть с поводка не сорвался, так ему хотелось поставить на место этого выскочку. У меня возникло ощущение, что я выгуливаю не кота, а крупного и очень агрессивного пса. Рыжему непременно нужно было продемонстрировать, кто тут главный. Судя по всему, с Принцессой он собирался поступить точно так же.

Признаюсь, несмотря на заверения Титча, я боялся, что с ней могут возникнуть проблемы. С собаками труднее сладить, чем с кошками. И уж конечно, собаку не посадишь на плечи, когда идешь по улице. Это досадное упущение значительно снижало скорость нашего передвижения. По пути к автобусной остановке Принцесса вела себя отвратительно – натягивала поводок, постоянно останавливалась, чтобы обнюхать ничем не примечательные кустики, и раза три на протяжении ста метров отклонялась от курса, чтобы сходить в туалет.

– Давай, Принцесса, иначе мы никогда не дойдем до остановки, – раздраженно сказал я, уже сожалея о том, что согласился помочь Титчу. А заодно вспомнил, почему никогда не хотел завести собаку.

Всю дорогу я пытался призвать Принцессу к порядку. У Боба таких проблем не было. В автобусе он, как обычно, сел у окна и оттуда пристально наблюдал за собакой, пристроившейся у меня в ногах. Каждый раз, стоило ей покуситься на его территорию, он награждал ее крайне выразительным взглядом, отбивавшим у Принцессы всякое желание продолжать попытки. Под сиденьем было не так много места, поэтому время от времени собака ворочалась, устраиваясь поудобнее. А Боб презрительно щурился: «Почему ты не можешь сидеть смирно, глупая псина?»

Непогода за окном разыгралась не на шутку, дождь лил как из ведра. Доехав до Айлингтона, я отвел Боба с Принцессой в небольшой парк, чтобы они сходили в туалет. Зря я это сделал. С котом проблем не возникло, а вот собаке потребовалась целая вечность на то, чтобы найти подходящее местечко. Потом я понял, что не взял с собой ни одного пакета для сбора собачьих испражнений. Пришлось рыться в мусорном ведре. Да, мне решительно не нравилось быть собачьей нянькой!

Дождь с каждой минутой становился все сильнее; мы с животными укрылись под навесом уличного кафе. Когда в дверях показалась официантка, я попросил принести чашку чая для меня, мисочку молока для Боба и воды для Принцессы. Потом я воспользовался туалетом в кафе, предварительно привязав своих подопечных к столику.

Я оставил их всего на пару минут, но за это время они успели выяснить отношения. Когда я уходил, Боб сидел на стуле, а Принцесса – под столом. Вернувшись, я обнаружил кота на столе рядом с миской молока; собака по-прежнему сидела под столом и угрюмо лакала воду. Не знаю, что именно произошло, пока меня не было, но Боб, судя по всему, наглядно продемонстрировал, кто тут главный.

Пока мы шли к станции метро, рыжий, как обычно, привлекал внимание прохожих. Несмотря на дождь, несколько женщин остановились, чтобы поздороваться с котом и погладить его. А бедную Принцессу никто не замечал, люди даже не смотрели в ее сторону. Смешно, но я понимал, как она себя чувствует. Я уже два года жил в тени своего кота!

Дождь в конце концов прекратился, и мы добрались до нашего участка. Пока Боб устраивался на рюкзаке, а я раскладывал журналы, Принцесса легла в метре от нас, расположившись так, чтобы мы были у нее на виду. Я все еще боялся, что с ней не оберешься проблем, но собака внезапно оказалась полезным напарником.

Пока я метался среди прохожих, уговаривая их расстаться с парой фунтов и купить журнал, Принцесса внимательно наблюдала за мной, положив голову на тротуар; ее глаза под полуопущенными веками двигались, словно камеры видеонаблюдения, внимательно оценивая каждого, кто к нам приближался. Если человек не вызывал у нее опасений, она продолжала лежать, но если он ей чем-то не нравился, она садилась, готовая в любой момент вмешаться. Порой в ответ на чье-либо резкое замечание Принцесса испускала недовольный рык, а иногда могла и гавкнуть. Обычно этого хватало.

Через час после того, как мы приступили к работе, к нам, шатаясь, подошел подвыпивший гуляка с банкой пива. Подобные личности – настоящий бич станции «Энджел». Почти каждый день кто-нибудь подходит и заплетающимся языком просит подкинуть мелочи на выпивку. Принцесса сразу обратила на него внимание и сдержанно рыкнула, словно говоря «веди себя смирно». Она не была крупной собакой, но выглядела устрашающе. В этом отношении она пошла скорее в стаффа, чем в лабрадора. Пьянчужка резко сменил траекторию движения и отправился на поиски кого-нибудь более покладистого и менее зубастого.

Принцесса нервничала, стоило кому-нибудь присесть рядом с Бобом, чтобы погладить кота. Она сразу перебиралась поближе к нему и не успокаивалась, пока не убеждалась, что с самым маленьким членом нашего трио обращаются с должным уважением. Если ей что-то не нравилось, она начинала ворчать, и люди спешили убраться подобру-поздорову.

Неожиданно для себя я обнаружил, что Принцесса намного облегчила мне жизнь. Обычно во время работы я постоянно отвлекаюсь на Боба, особенно когда на улице много народу. Случай с женщиной в твидовом костюме до сих пор не шел у меня из головы. Поэтому я стал периодически поощрять свою помощницу, выдавая ей лакомство. Даже Боб пару раз одобрительно покосился в ее сторону. Кажется, он тоже решил пересмотреть свое мнение о новичке. «Может, она и небезнадежна», – наверное, думал он.

Хотя дождь прекратился, все равно было холодно. Время близилось к шести вечера, и я начал поглядывать по сторонам в ожидании Титча. Торговля сегодня шла хорошо, поэтому я уже собирался домой. Не хотелось мне торчать с Бобом на улице в такую непогоду дольше необходимого. Но Титча нигде не было видно.

Заметив идущего к метро координатора «Big Issue», я спросил, не видела ли она Титча.

– Я его уже несколько недель не видела. С тех самых пор, как у него начались проблемы.

– Понятно, – вздохнул я.

К половине седьмого я понял, что дальше ждать нет смысла. Конечно, люди, живущие на улице, не всегда сдерживали обещание, но от Титча я такого не ожидал.

– Вставайте, пойдем домой, – сказал я своим четвероногим коллегам. – Хозяин может забрать тебя и из Тоттенхэма, Принцесса.

Собирая вещи, я злился на Титча. И немного переживал за него. И за себя. Утром Боб смирился с присутствием собаки в квартире, но тогда дело ограничилось парой минут. Неизвестно, как он отнесется к тому, что Принцесса у нас заночует. И как сама Принцесса к этому отнесется? Я уже предвкушал бессонную ночь, полную лая, злобного шипения и жалоб от соседей.

В магазинчике по пути домой я купил корма для Принцессы. Я понятия не имел, чем она питается, поэтому взял банку обычных консервов и пачку сливочных бисквитов.

Когда мы уселись ужинать, Боб еще раз дал понять, кто тут главный. Едва собака потянулась к миске с водой, которую я перед ней поставил, рыжий громко зашипел, заставив Принцессу отшатнуться. Сначала Боб будет лакать молоко, а потом собаке можно будет подойти к своей миске.

Впрочем, они довольно быстро нашли общий язык. Радушный хозяин Боб даже позволил Принцессе вылизать остатки своего ужина.

«Ну, все с вами ясно», – подумал я.

Но эта парочка приготовила мне сюрприз.

Устав за день, я уснул перед телевизором в десять вечера. Проснувшись ближе к полуночи, я пожалел, что у меня нет видеокамеры. Я бы заработал целое состояние на телешоу, которые показывают милые видео с животными. Боб с Принцессой тихо сопели, лежа рядышком на ковре. Еще вечером они сидели по разным углам: Боб – на своем любимом месте у батареи, Принцесса – у двери. Пока я спал, собака, видимо, решила перебраться туда, где потеплее, и вытянулась рядом с котом. Теперь ее голова лежала в нескольких сантиметрах от носа Боба. Если бы я не знал эту парочку, то подумал бы, что они друзья не разлей вода. Встав с дивана, я запер входную дверь, выключил везде свет и пошел в спальню, оставив животных в большой комнате. До утра все было тихо, но проснулся я от громкого лая.

Мне потребовалось время, чтобы сообразить, откуда у нас дома собака.

– Что случилось, Принцесса? – спросил я, выпутываясь из одеяла.

Говорят, некоторые животные чувствуют приближение хозяев. Моя подруга Бэлль иногда оставалась с Бобом у нас дома, и она рассказывала, что он всегда заранее знает, что я близко. Несколько раз он забирался на окно в кухне и принимался взволнованно смотреть вниз за несколько минут до того, как я подходил к подъезду. Очевидно, у Принцессы тоже был развит дар предвидения, поскольку вскоре я услышал звонок домофона. Это был Титч.

– Прости, что подставил тебя вчера вечером, но кое-что произошло, – извиняющимся тоном произнес он.

Я не стал спрашивать, что именно случилось. В моей жизни было немало таких дней. Вместо этого я поставил чайник и вставил два куска хлеба в тостер. Судя по виду Титча, горячий завтрак ему не помешал бы.

Боб дремал у батареи, Принцесса свернулась калачиком в паре футов от него; прикрыв глаза, она наблюдала за новым другом. Титч явно не ожидал увидеть нечто подобное.

– Посмотри, как эти двое спелись! – улыбнулся я.

– Сам вижу, даже не верится, – ответил Титч, широко ухмыляясь.

Титч был не из тех людей, кто упустит такую возможность.

– Значит, ты не будешь против снова присмотреть за ней? – невинно поинтересовался он, откусывая тост.

– Почему бы и нет? – спросил я.

Призрак на лестнице

Дождь лил, не переставая, несколько дней; улицы Лондона превратились в каналы для плавания на байдарках. Нам с Бобом надоело возвращаться домой промокшими до нитки, поэтому в тот день я решил уйти с работы пораньше. Мне не терпелось оказаться в теплой квартире, снять с себя мокрую одежду и пустить кота к батарее.

Лифт в нашем доме ходил через раз. Несколько минут я настойчиво жал на кнопку вызова в тщетной надежде, что кабина все-таки спустится с шестого этажа. Напрасно. Он снова сломался.

– Отлично, – проворчал я. – Боб, боюсь, нам придется идти пешком.

Кот ответил мне несчастным взглядом.

Но ничего не поделаешь. Я присел, чтобы он мог забраться ко мне на плечи. Мы как раз приступали к покорению последнего пролета – между пятым и шестым этажами, – когда я заметил человека, стоявшего в тени на лестничной площадке.

– Подожди-ка, Боб, – тихо сказал я, спуская кота.

Хотя я не успел толком рассмотреть незнакомца, что-то в его поведении меня насторожило. Поднявшись по лестнице, я увидел, что мужчина стоял, прислонившись к стене и нагнувшись вперед. Штаны у него были наполовину спущены, а в руке поблескивало что-то металлическое. Я сразу понял, что происходит.

В прошлом этот дом был любимым местом наркоманов и наркодилеров. Люди курили травку и кололись героином прямо на лестнице, как человек, стоявший сейчас на нашей площадке. С тех пор как я сюда переехал, полиция неплохо поработала, и ситуация значительно улучшилась. И все же время от времени к нам в подъезд забредали торгующие наркотиками подростки. Конечно, по сравнению с моим прошлым жильем в Далстоне, тут был настоящий рай. Там было не протолкнуться от наркоманов. И все же нынешние жильцы нередко высказывали недовольство. Впрочем, они имели на то полное право. Мало кто хочет, чтобы вернувшийся из школы ребенок наткнулся на сидящего у двери его квартиры обколотого наркомана.

Для меня же эти люди были призраками прошлого, от которого я отчаянно пытался избавиться. Я продолжал бороться с зависимостью и понимал, что буду бороться до самой смерти. К несчастью, такова природа этого порока. Но с тех пор, как в моей жизни появился Боб, я сделал большой шаг вперед и теперь был на пути к полному выздоровлению. Сначала я перешел с героина на метадон, а теперь принимал субутекс, мягкий препарат, который должен был постепенно избавить меня от зависимости. Психолог из клиники, где я наблюдался, сравнивал завершающий этап лечения с посадкой самолета: субутекс поможет мне мягко приземлиться. На тот момент я принимал его уже семь месяцев. До посадки оставалось совсем немного, и я уже видел впереди огни аэропорта. Все шло по расписанию, и я чувствовал, что скоро буду готов ступить на твердую землю.

А теперь этот наркоман на площадке. Я бы прекрасно обошелся без подобных напоминаний!

Это был коротко стриженный мужчина лет сорока, в черной куртке, футболке, джинсах и старых кроссовках. К счастью, он оказался вполне мирным, даже извинился, что с такими людьми случалось нечасто. Вежливость – не самая сильная сторона наркоманов.

– Прости, друг, я сейчас уйду, – сказал он с сильным истэндским акцентом, вытаскивая шприц из ноги и натягивая штаны. По характерному стеклянному взгляду я понял, что он успел уколоться.

Я решил подождать, пока он уйдет, поскольку знал, что не стоит верить наркоманам на слово.

Слегка пошатываясь, незнакомец побрел к лифту. Боб поднялся по ступенькам и стал позади меня. Я хотел, чтобы кот поскорее оказался в безопасном месте, поэтому направился к нашей двери. Но не успел я вставить ключ и впустить Боба, как послышался громкий стон. Я повернулся и увидел, что наркоман заваливается на пол, как мешок картошки.

– Эй, с тобой всё в порядке? – зачем-то спросил я, подбегая к нему.

Ясно же, что ему плохо. Очень плохо. Кажется, он перестал дышать.

– Господи, у него передоз! – прошептал я, узнавая симптомы.

К счастью, у меня с собой был мой старый мобильник. Я позвонил в службу спасения и попросил прислать «скорую». Женщина на том конце линии записала адрес и предупредила, что машина приедет минут через десять, не раньше.

– Можете описать, в каком он состоянии? – спокойным профессиональным тоном спросила она.

– Он без сознании и не дышит, – ответил я. – И его кожа меняет цвет.

– Так, похоже, у него остановилось сердце. Нужен непрямой массаж. Знаете, как это делается?

– Да. Но будет лучше, если вы мне объясните по пунктам.

Женщина сказала, что надо повернуть потерявшего сознание на бок и проверить, что его дыхательные пути не забиты. Затем нужно положить его на спину и давить на грудь, чтобы запустить сердце. И периодически делать ему искусственное дыхание.

Я делал непрямой массаж и считал вслух. Дойдя до тридцати, я остановился и проверил, есть ли улучшения. Сотрудница службы спасения по-прежнему была на связи.

– Реагирует?

– Нет. И не дышит, – сказал я. – Попробую еще.

Я продолжал делать массаж еще минут семь: несколько раз давил на грудь, потом переходил к искусственному дыханию и обратно. Странно, но я был абсолютно спокоен. Теперь я понимаю, что в таких ситуациях мозг начинает работать по-другому. Эмоциональная часть происходящего осталась где-то в стороне. Я сосредоточился на физической реальности и пытался заставить этого парня снова дышать. Но, несмотря на все усилия, он не подавал признаков жизни.

В какой-то момент наркоман издал булькающий звук. Я вспомнил что-то о предсмертном хрипе, вроде бы так люди пытаются в последний раз вдохнуть воздух. Не хотелось мне думать, что я слышал именно это.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я услышал звонок домофона и впустил в подъезд бригаду «скорой помощи». К счастью, лифт к тому моменту уже заработал, так что врачи были на шестом этаже через минуту. Опустив сумки со снаряжением на пол, они немедленно достали дефибриллятор и разрезали на мужчине футболку.

– Сэр, отойдите, – сказал медик. – Теперь мы сами.

Следующие пять минут они тщетно пытались вернуть его к жизни. До меня к тому времени дошло, что случилось, и я стоял в дверях своей квартиры, с трудом сдерживая нервную дрожь.

В конце концов один из медиков повернулся к другому и сказал, что смысла продолжать нет.

Они неторопливо накрыли тело покрывалом и начали убирать аппаратуру.

Я чувствовал себя так, будто меня ударило молнией. Ноги не держали. Ребята из «скорой» спросили, все ли со мной в порядке.

– Нормально, только, кажется, мне надо сесть, – выдохнул я.

Боб все это время сидел в квартире, но теперь вдруг появился на пороге, словно почувствовав, что мне плохо.

– Пойдем, нечего тебе тут делать, – сказал я, подхватывая кота на руки.

Почему-то мне не хотелось, чтобы он смотрел на закрытое покрывалом тело. Наверное, ему уже случалось видеть подобное на улицах Лондона, но я все равно считал необходимым его защитить.

Через несколько минут подъехала полиция, и к нам постучался молодой констебль.

– Я так понимаю, что это вы нашли его и вызвали «скорую»? – спросил он.

– Да.

К тому времени я успел прийти в себя, хотя меня все еще немного трясло.

– Вы поступили правильно. Вряд ли вы могли сделать что-то еще, – ободряюще сказал констебль.

Я рассказал, как увидел наркомана на лестничной площадке и как он упал у лифта.

– Наркотик подействовал очень быстро.

Я признался, что прохожу курс лечения от зависимости, и, кажется, тем самым избавил полицию от подозрений, что я как-то был связан с умершим. Они не первый раз сталкивались с наркоманами, как и я.

Наркоманы – существа эгоистичные. Они заботятся только о себе. Ради дозы они продадут родную бабушку и обрекут на смерть подружку. Если бы один наркоман увидел, как другой свалился от передозировки, он обчистил бы его карманы и постарался бы поскорее смыться. И уж точно не стал бы вызывать «скорую».

Констебль, видимо, знал о печальной славе нашего дома. Поэтому отнесся к случившемуся с пониманием.

– Хорошо, мистер Боуэн, мы узнали все, что нужно. Вряд ли нам потребуются новые сведения для расследования, но мы на всякий случай сохраним ваши контакты в деле, если вдруг нам понадобится с вами связаться, – предупредил он.

Констебль рассказал, что они нашли у умершего какие-то документы и лекарство, на котором было написано его имя и адрес. Потом выяснилось, что его на день отпустили из психиатрической клиники.

К тому времени, как я вышел провожать констебля, в подъезде уже все убрали. Как будто ничего не случилось. В других квартирах стояла могильная тишина. Наверное, в это время дня никого не было дома. И эта тишина стала последней каплей. Я понял, что больше не могу сдерживать эмоции. Вернувшись к себе, я разрыдался. Я позвонил Бэлль и попросил ее переночевать у нас. Мне нужно было с кем-то поговорить.

Мы с ней засиделись далеко за полночь и выпили немало пива. А я все не мог забыть, как тот парень падал у лифта.

Несколько дней я провел в состоянии тихого шока. У меня в голове не укладывалось, как умер этот человек: последние секунды своей жизни он провел в подъезде чужого дома в компании незнакомца. Это неправильно. Не должно так быть. Он же был чьим-то сыном, может быть, чьим-то братом и даже чьим-то отцом. В такой момент ему полагалось находиться в окружении родных или друзей. Но где они были? Почему бросили его? И почему его выпустили из клиники, если он был в таком состоянии?

Впрочем, если говорить начистоту, главным образом мне не давала покоя мысль о том, что на месте этого человека легко мог оказаться я. Наверное, это прозвучит глупо, но я почувствовал себя Скруджем, которого навестил Призрак Прошлого Рождества. Ведь за последние десять лет мне не раз и не два доводилось колоться в чужих подъездах; я был тенью, прячущейся в переулках, тенью своей зависимости. Подробностей я уже не помню, целые куски моей жизни скрыл наркотический туман. Но можно предположить, что мне неоднократно выпадал шанс умереть в одиночестве в каком-нибудь безымянном пригороде Лондона, вдали от родителей, близких и друзей, которых я оставил ради героина.

Вспоминая человека из подъезда, я не мог поверить, что сам был таким. Неужели я действительно опустился на самое дно? Неужели сотворил с собой нечто подобное? Сейчас мне казалось невероятным, что я добровольно втыкал в себя иголки, порой по четыре раза в день. Но я знал, что это было. И настоящие шрамы развеивали все сомнения. Для этого достаточно было посмотреть на мои руки и ноги.

Шрамы напоминали и о том, насколько хрупок мой выстроенный с таким трудом мир. Бывшие наркоманы всегда ходят по лезвию бритвы. Зависимость никогда не отпустит меня до конца, и склонность к саморазрушению никуда не денется. Достаточно будет один раз дать слабину, и я снова покачусь по наклонной. Это пугало меня. Но и укрепляло в стремлении продолжать путь, заходить на посадку, как говорил мой психолог. Я не хотел умереть в одиночестве в грязном подъезде. Я должен был идти вперед.

Инспектор мусорных баков

У каждого из нас есть своя маленькая страсть. Для Боба такой страстью была упаковка.

Разнообразные коробки, пачки, пакеты, пластиковые бутылки, то, что для нас давно стало обыденностью, для кота было источником радости и веселья. В особенности это касалось пупырчатого полиэтилена. Какой ребенок не любит давить на пузырьки, чтобы они лопались? Боб приходил в неописуемый восторг, когда я давал ему поиграть с куском пупырчатого счастья. Конечно, я всегда следил за тем, чтобы он ненароком не подавился. А кот, надавливая на пузырьки лапой или зубами, смотрел на меня огромными глазами, словно хотел сказать: «Ты это слышал?!»

Еще он очень любил упаковочную бумагу. Когда я разворачивал очередной подарок от восторженных почитателей его талантов, Боб больше интересовался шуршащей оберткой, чем самой игрушкой. Он обожал хрустящий целлофан, в который упаковывали кукурузные хлопья и хлеб из супермаркета. Боб мог бесконечно долго гонять по квартире комок целлофана или шарики пищевой фольги.

Но на первом месте были картонные коробки. Любую коробку Боб воспринимал как игрушку, специально придуманную для того, чтобы он часами развлекался и веселился. Если я проходил мимо кота с коробкой в руках, он бросался ко мне и пытался ее отобрать. Ему было неважно, что я несу: пачку хлопьев, пакет из-под молока, коробку для обуви – он поднимался на задние лапы, передними цеплялся за мои штаны и мяукал: «Дай, дай, дай сюда, я хочу поиграть ПРЯМО СЕЙЧАС!»

В больших коробках Боб любил прятаться, и эта его привычка доставляла мне немало хлопот. Я не разрешаю рыжему гулять без присмотра и всегда слежу за тем, чтобы окна были закрыты. Знаю, кошки умеют группироваться в воздухе, всегда приземляются на лапы, у них девять жизней, а мы живем всего лишь на шестом этаже, но я как-то не спешил проверять летные качества своего друга. И когда одним летним вечером Боб внезапно пропал, я слегка перепугался.

– Боб, ты где, дружище? – позвал я.

С учетом скромных размеров нашего жилища мне потребовалось немного времени на то, чтобы обыскать каждую комнату. Ни в спальне, ни на кухне, ни в ванной кота не обнаружилось. Я уже начал паниковать, когда вспомнил, что утром убрал в шкаф коробку с поношенными вещами, которую выдал мне работник благотворительной организации.

Естественно, именно там я и обнаружил сладко спавшего кота.

Вскоре он опять проделал этот фокус, но на сей раз последствия могли оказаться более серьезными.

Бэлль пришла, чтобы помочь мне прибраться в квартире. Даже в лучшие времена тут царил легкий беспорядок, а если вспомнить, что я годами собирал всякий хлам… Не знаю, может, в глубине души я всегда мечтал открыть магазин подержанных товаров или меня просто притягивали вещи, отслужившие свой век, но почему-то я с маниакальным упорством тянул в дом старые книги и карты, сломанные приемники, тостеры и прочий мусор.

Бэлль убедила меня, что пришло время избавиться от некоторых вещей, пока они не захватили все жизненное пространство, и мы собрали часть моей «коллекции» в картонные коробки. Часть мы хотели выкинуть, часть отдать в благотворительный магазин и на переработку. Бэлль как раз стояла у лифта с коробкой, которая должна была закончить свой путь в мусорном баке, когда та вдруг затряслась. Бэлль перепугалась и чуть не уронила ее на пол; я услышал, как девушка вскрикнула. Когда я вышел из квартиры, она уже вытаскивала из коробки Боба. Он устроил себе гнездо среди старых книг и журналов и был крайне недоволен, что мы потревожили его покой.

Вскоре после этого я сделал ему кровать из картонной коробки. Я решил, что, быть может, если я разрешу ему спать в одной из них, он будет меньше сходить с ума по всем остальным. Отрезав верх от коробки, я постелил в нее маленькое одеяло. Боб зарылся в него, как жук, и выглядел невозможно довольным. Моя идея явно пришлась ему по душе.

Впрочем, от любви к остальным коробкам это его не избавило. Он по-прежнему не упускал возможности сунуть нос в мусорное ведро на кухне. Стоило мне что-нибудь выкинуть, как он смотрел на меня: «Эй, я еще не решил, буду я с этим играть или нет!» – и засовывал туда голову. Я даже стал в шутку называть его инспектором мусорных баков. Впрочем, иногда мне было не до смеха.

Я как раз выходил из душа, когда услышал доносившиеся из кухни странные звуки – как будто кто-то царапал что-то металлическое. Сопровождалось это сдавленным мяуканьем.

– Боб, что с тобой опять случилось? – вздохнул я, вытирая голову полотенцем.

Зайдя на кухню, я не смог сдержать смех.

Боб застрял головой в банке из-под кошачьих консервов. В попытке добыть остатки лакомства, он умудрился натянуть ее по самые глаза и теперь напоминал уэльского гвардейца в медвежьей шапке, стоящего у Букингемского дворца. Банка явно мешала ему видеть, и кот неуверенно бродил по кухне, натыкаясь на шкафы и стулья, тщетно пытаясь освободиться. Боб тряс головой в надежде, что она сама свалится, но это не помогало. Зато выглядело очень забавно.

Не нужно быть Эркюлем Пуаро или детективом Коломбо, чтобы понять, что случилось. В углу стоял мешок с мусором, который я как раз собирался отнести утром на помойку. Обычно я делал это вечером – чтобы кое-кто не распотрошил его за ночь, – но тут почему-то забыл. И зря.

Боб не терял времени даром и, пока я был в душе, разорвал пакет, чтобы вдоволь покопаться в мусоре. Он пытался добраться до коробки из-под хлопьев, но тут его внимание привлекла консервная банка. К несчастью, неуемное любопытство до добра не довело: кот застрял и не успел исследовать содержимое пакета.

Судя по грустному мяуканью, Боб был крайне огорчен случившимся. И ведь не в первый раз он попадал в такую ситуацию! Однажды я сидел в гостиной и услышал, как на кухне что-то топает. Сначала медленно: топ… топ… топ… Потом все быстрее: топ-топ-топ!

Оказалось, что Боб умудрился надеть на лапу маленький пластиковый контейнер из-под сливочного масла. Рыжий всегда любил масло; судя по всему, он доставал лакомство лапой, облизывал ее и снова засовывал в контейнер. Пока не застрял. И теперь ходил по кухне, время от времени стуча лапой по дверцам кухонных шкафов, надеясь таким способом избавиться от «ботинка». У него ничего не получалось, так что мне пришлось ему помочь. И сейчас, видимо, придется.

Бобу было явно очень жалко себя; он знал, что выглядит смешно, и ему это не нравилось.

– Ох, глупыш, – вздохнул я, пряча улыбку. – Что же ты с собой сделал?

Опустившись на колени, я аккуратно снял с его головы консервную банку. Хорошо еще, что он не порезался или не сбрил себе кусок шерсти! Правда, теперь от Боба попахивало, но чего еще ожидать от вчерашних консервов?

Едва почувствовав свободу, кот бросился в угол. К ушам и затылку рыжего прилипли остатки еды, поэтому он принялся старательно вылизываться и умываться. При этом он не забывал укоризненно на меня поглядывать: «Да, я поступил глупо. Можно подумать, с тобой такого никогда не случалось!»

Когда часом позже мы вышли на работу, вид у кота был по-прежнему смущенный, а я старательно сдерживал улыбку, чтобы не оскорблять его достоинство.

Несколько дней спустя я заподозрил неладное: Боб стал есть гораздо больше, чем обычно. Все эти годы рыжий питался чуть ли не по расписанию. Хотя денег у нас было в обрез, я старался покупать ему качественный корм, рекомендуемый ветеринарами и другими котовладельцами. Я накладывал в миску определенное количество еды, в соответствии с предписанными размерами порций. Боб получал блюдце сухого корма утром; за полчаса до сна я давал ему еще полблюдца корма с мясным рагу.

Помимо этих приемов пищи было еще множество перекусов, пока мы работали. При таком режиме питания Боб замечательно себя чувствовал, был сыт и доволен жизнью. На самом деле он редко оставлял пустой миску с утренней порцией. Иногда корм лежал там до самого вечера, иногда он съедал его перед выходом из дому, в качестве второго завтрака.

Но через несколько дней после происшествия с консервной банкой Боб опустошил миску за долю секунды и даже вылизал ее, чего я за ним прежде не замечал.

Он стал более требовательным. Обычно я сам решал, когда давать ему угощение в награду за трюки, но теперь он начал выпрашивать еду. И он вел себя по-другому, не включал «кота в сапогах», а мяукал так, будто умирал от голода.

Это продолжалось и дома. Обычно Боб спокойно ждал, когда придет время ужина, но тут он бежал к миске, едва за нами закрывалась дверь. Он лез под руку, пока я накладывал корм, молниеносно его заглатывал и смотрел на меня глазами Оливера Твиста: «Пожалуйста, сэр, можно еще?»

Но всерьез переживать я начал после того, как через неделю такого питания Боб не прибавил в весе. Когда кот в очередной раз огласил кухню голодным мяуканьем после плотного ужина, я понял, что с ним что-то не так.

Подогревал мои подозрения и тот факт, что он стал чаще ходить в туалет. Боб, как и большинство кошек, был существом привычки, когда дело касалось туалета. С годами он сумел побороть неприязнь к лотку и ходил туда по утрам. В следующий раз он просился в туалет, когда мы подходили к нашему рабочему участку.

И вот теперь он что-то зачастил по большим делам. Только при мне он ходил в туалет больше трех раз в день. Об остальных случаях я мог просто не знать. Однажды я застал Боба сидящим на унитазе. Больше он им при мне не пользовался. Может, ему не нравилось, когда на него смотрят в столь ответственный момент? Но после того, как Боб начал странно себя вести, я стал периодически замечать, что вода в унитазе уже не такая чистая.

На работе Боб тоже чаще просился по делам. Для этого приходилось собирать товар и вести его в ближайший парк, чтобы он мог облегчиться на травке.

– Да что с тобой такое, Боб? – не выдержал я в конце концов.

Кот в ответ лишь мрачно посмотрел на меня, словно советовал не лезть не в свое дело.

Но то, что у кота серьезные проблемы, я понял, когда однажды увидел, как он волочит зад по полу. Собственно, это было первое, что я увидел, проснувшись. Поверьте, кот, сосредоточенно вытирающий зад об ковер, – не то, что вы хотели бы наблюдать, открыв глаза рано утром.

Я тоже не обрадовался.

– Боб, это отвратительно! Ты чего творишь? – раздраженно спросил я.

К счастью, мне хватило ума догадаться, что в нормальном состоянии Боб не стал бы так себя вести. Как обычно, денег у нас едва хватало на жизнь, а визит к ветеринару означал непредвиденные крупные расходы. Поэтому я решил для начала ограничиться походом в местную библиотеку и обращением за помощью к Интернету. Я предполагал, что Боб подхватил какую-то кишечную инфекцию. Это объяснило бы частые походы в туалет и протирание ковра. Но не повышенный аппетит.

Больше всего я боялся, что у Боба завелись глисты. В детстве, когда я жил в Австралии, я видел немало кошек, страдавших от паразитов. Это неприятно и к тому же заразно. Многие дети подхватывали глистов от своих домашних питомцев. Лечили потом сразу всех.

Ставить диагноз по Интернету – не самый лучший способ успокоить нервы. Естественно, через полчаса блужданий по Всемирной паутине я убедил себя, что у Боба либо нематоды, либо солитер. Не смертельно, но приятного мало; если этих паразитов не изгнать, кот сильно похудеет и начнет лысеть.

Я понимал, что выбора у меня нет – когда Боб в следующий раз сходит в туалет, мне придется копаться в кошачьих экскрементах. Через час после начала рабочего дня рыжий начал жалобно мяукать. Я отвел кота в парк и поторопился осмотреть какашки до того, как Боб их закопает. Он без восторга отнесся к вторжению в его личную жизнь.

– Прости, друг, но так надо, – сказал я, исследуя его «поделки» при помощи ватной палочки.

Понимаю, это звучит странно, но я искренне обрадовался, когда обнаружил там маленьких белых червячков. Да, у Боба определенно были глисты. Но не страшные и ужасные, а самые обыкновенные. Этим я и утешал себя остаток дня.

Ответственный котовладелец во мне мгновенно пришел в ужас. Я так внимательно относился к питанию Боба, никогда не давал ему сырое мясо – вообще ничего, где могли быть паразиты. Я регулярно проверял, нет ли у него блох, поскольку они тоже могут быть разносчиками глистов. Боб был опрятным, здоровым котом, да и в квартире у нас я старался поддерживать чистоту. А теперь мне казалось, будто я подвел Боба. Но в то же время я чувствовал облегчение – теперь я знал, что с ним не так.

И нам повезло – я знал, что на следующий день на Айлингтон-Грин должен приехать фургон ветеринарной службы. Я постарался прийти пораньше, чтобы оказаться в начале очереди, которая выстраивалась раньше, чем передвижная клиника начинала работать.

Мы с Бобом не первый раз приходили к ветеринарам из Синего Креста, так что они хорошо знали моего кота. В этой клинике ему ставили микрочип, сюда мы обращались, когда рыжий чем-то отравился; значительная часть моих доходов уходила на уплату врачебных счетов и лекарств. Хорошо еще, что они разрешали платить в рассрочку. Я регулярно приносил Боба на профилактический осмотр, и тут же его проверяли на наличие блох.

Дежурный ветеринар попросил меня рассказать, в чем дело, быстро осмотрел кота и бросил взгляд на принесенный в пузырьке из-под лекарств образец кала. Я догадывался, что он скажет.

– Боюсь, у него глисты, Джеймс, – не обрадовал меня ветеринар. – Что он ел в последнее время? Может, попробовал что-то новое? Или копался в мусоре?

В моей голове словно лампочка зажглась. Давно я себя не чувствовал таким тугодумом.

– Господи, да!

Я совсем забыл про случай с консервной банкой. Должно быть, он нашел там кусок испортившегося мяса или цыпленка. Почему я сразу про это не подумал?

Ветеринар выписал рецепт на лекарство и выдал шприц, чтобы легче было давать его Бобу.

– Сколько времени потребуется, чтобы их извести? – спросил я.

– Несколько дней, – ответил ветеринар. – Дай мне знать, если лекарство не поможет.

Когда я подобрал Боба в подъезде, выглядел он не слишком здоровым, и врач прописал ему антибиотики. Я засовывал таблетки коту в рот, потом почесывал горло, чтобы он их проглотил. Теоретически, со шприцом должно быть проще. Вопрос в том, как Боб отнесется к этой идее.

Все выяснилось тем же вечером. Шприц коту не понравился, но он безоговорочно доверял мне, поэтому покорно дал вставить в рот пластиковый наконечник, из которого я выдавил лекарство, и терпел, когда я гладил его по горлу. Вероятно, Боб понимал, что я бы не стал проделывать с ним подобные вещи без крайней необходимости.

Кот пришел в норму через пару дней, как и предсказывал ветеринар. Он стал меньше есть и реже ходить в туалет. Жизнь снова вошла в привычную колею. После случившегося я сделал себе мысленный выговор. Ответственность за Боба оказала огромное положительное влияние на мою жизнь. Но я должен уделять ему больше внимания. Уход за домашним питомцем – не работа на полставки, с которой можно в любое время уйти.

Я был недоволен собой еще и потому, что Боб уже не в первый раз страдал из-за своей привычки копаться в мусоре. В прошлом году он отравился, исследовав содержимое помойных баков у нас во дворе. Я пообещал себе, что больше не буду оставлять пакет с мусором валяться на кухне. Знаю же, что любопытного кота не остановят ни закрытые двери, ни крепко завязанные узлы.

И все же я вздохнул с облегчением. Боб нечасто болел, но каждый раз, когда кот плохо себя чувствовал, внутренний пессимист принимался готовить меня к худшему. Может, это и глупо, но за последние дни я несколько раз с ужасом представлял, что Боб умрет и мне придется жить дальше без него. При мысли об этом на меня наваливалась глухая тоска.

Я всегда говорил, что мы с Бобом – равноправные партнеры и одинаково нуждаемся друг в друге. Но глубоко в душе я знал, что это неправда. Он был нужен мне гораздо больше.

Кот на крыше

Мы с Бобом всегда выделялись из толпы. По улицам Лондона ходит немного парней ростом шесть футов с рыжим котом на плечах. Мы определенно привлекали к себе повышенное внимание. Летом и осенью 2009 года внимания стало даже слишком много. К сожалению, сильная боль мешала мне этому радоваться.

Проблемы начались примерно год назад, когда я летал в Австралию, чтобы навестить маму. У нас с ней всегда были сложные отношения, а с тех пор, как я переехал в Англию, мы практически не общались. Не считая короткой встречи в Лондоне, в последний раз я видел ее, когда она подвозила меня до аэропорта. Мне было восемнадцать лет, и я планировал перебраться в Англию, чтобы стать известным музыкантом. Время залечило раны, поэтому, когда мама пригласила меня в гости к себе в Тасманию и предложила оплатить перелет, я почувствовал, что должен ехать. Незадолго до этого я перешел с метадона на субутекс; это далось мне нелегко, и я чувствовал, что должен отдохнуть. Боб на время переехал к Бэлль в Хокстон, район в северной части Лондона, неподалеку от станции «Энджел».

Долгий перелет до Австралии и обратно не пошел мне на пользу. Я знал, как опасно часами неподвижно сидеть в кресле самолета, особенно для высоких людей, и старался как можно чаще вставать и разминать ноги. Это не помогло: из поездки я вернулся с противной ноющей болью в бедре.

Сначала она мне не очень мешала, и я справлялся с ней при помощи обычных обезболивающих. К сожалению, со временем становилось только хуже, начались судороги. У меня возникало чувство, что в бедро прекратила поступать кровь, а мышцы пытаются сжаться в комок. Понимаю, живой человек не может ощутить предсмертное окоченение, но подозреваю, что испытывал нечто похожее. Как будто у меня была нога-зомби.

Вскоре все стало настолько плохо, что я не мог ни сидеть, ни лежать нормально. Меня постоянно одолевала сильная мышечная боль. Когда я смотрел телевизор или ел, я подкладывал под ногу диванную подушку, а во время сна задирал ее на спинку кровати. Я несколько раз обращался к разным врачам, но они только прописывали новые болеутоляющие.

В самые страшные дни героиновой зависимости я кололся во все доступные вены, включая паховую. Видимо, врачи считали, что нынешняя боль – лишь закономерное следствие употребления наркотиков. Я не пытался их переубедить, поскольку привык к такому пренебрежительному отношению. Я хорошо помнил, что значит быть невидимкой в толпе. Когда я был бездомным, общество отвергало меня. С тех пор мало что изменилось.

Усугубляло ситуацию то, что, несмотря на болезнь, я должен был ходить на работу. Как бы сильно ни болела нога, я вытаскивал себя из кровати и ехал на станцию «Энджел». Это было непросто. Стоило мне встать, как ногу словно простреливало электрошокером. За один раз я делал не больше трех-четырех шагов, потом мне требовалась передышка. Таким образом, путь до автобусной остановки превратился в марафон и стал отнимать в два раза больше времени.

Боб сперва не понял, что стряслось с его хозяином; он бросал на меня обеспокоенные взгляды, словно спрашивал: «Друг, ты чего?» Но мой кот всегда был умницей; вскоре он понял, что я заболел, и начал подстраиваться. По утрам, к примеру, он уже не одолевал меня жалобным мяуканьем и требованием немедленно его покормить; вместо этого Боб сочувственно мурчал, а в глазах кота читался вопрос: «Может, сегодня тебе лучше?»

То же самое и с дорогой на работу. Хотя обычно Боб предпочитал ехать у меня на плечах, теперь он бежал рядом. Коту нравилось кататься на верхней палубе, но сейчас он старался максимально облегчить мне жизнь. Если ему казалось, что я слишком напрягаюсь, он заставлял меня сесть и отдохнуть. Боб загораживал проход, подталкивал хозяина к скамейке или ступенькам, где бы я мог присесть. Я же считал, что лучше потерпеть, но пройти весь путь за один раз, чем постоянно останавливаться. Осталось только убедить в этом упрямого кота.

Наверное, со стороны было забавно наблюдать за тем, как мы пререкаемся. Стоило мне пожаловаться на боль, как Боб останавливался, сочувственно мяукал и принимался тянуть меня в сторону ближайшей скамейки. Я говорил: «Нет, Боб, нужно идти дальше» – и пытался увести его за собой. Если бы не нога, я бы и сам с удовольствием посмеялся над этой ситуацией. Думаю, мы напоминали ворчащих друг на друга пожилых супругов.

Вскоре стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Лифт в нашем доме по-прежнему ходил через раз; после целого дня на ногах подъем на шестой этаж становился для меня невыносимой пыткой, растягивавшейся на неопределенный срок. И я начал оставаться у Бэлль.

Начнем с того, что она жила на втором этаже, а не на шестом, что экономило мне немало сил. Остановка автобуса, на котором я ездил на работу, была в двух шагах от ее дома, что тоже не могло не радовать.

Поначалу мне и правда стало легче, но потом боль накинулась на меня с новой силой. Я стал бояться вставать на ногу по утрам и решил сделать костыль. Взяв с собой Боба, я отправился в симпатичный маленький парк рядом с домом Бэлль, нашел там упавшее дерево и выбрал ветку, идеально подходившую под мой рост. Она позволила мне разгрузить ногу во время ходьбы, и к концу дня я вполне освоился с костылем.

Люди стали оглядываться на меня чаще, чем раньше. Оно и понятно: длинные волосы, спутанная борода, узловатая ветка… Наверное, я напоминал им Мерлина или Гендальфа из «Властелина колец». Рыжий кот на плечах довершал картину: с ним я окончательно превращался в волшебника, по ошибке попавшего в современный Лондон. Но меня мало беспокоил мой внешний вид. Все, что облегчало боль, воспринималось как благо.

Дойти куда-нибудь пешком превратилось в испытание. Сделав пару-тройку шагов, я присаживался на бордюр и отдыхал. Я попытался ездить на велосипеде, но боль была просто невыносимой. Стоило мне нажать на педаль, как ногу простреливало и сводило. Поэтому Бобомобиль покрывался пылью в коридоре.

Боб к тому времени окончательно убедился, что с хозяином что-то не так. И порой мне казалось, что кот теряет терпение. По утрам, когда я, сжав зубы, воевал со штанами, он смотрел на меня и будто спрашивал: «Зачем ты это делаешь? Почему не останешься в кровати?» Ответ прост: мы на мели, и надо зарабатывать деньги.

Обычные дела стали пыткой. Мы выходили из автобуса на Айлингтон-Грин и шли в маленький парк, где Боб бежал в кусты. Оттуда я ковылял к стойке координатора «Big Issue» рядом с кафе «Старбакс», покупал свежие журналы, переходил дорогу и плелся на наш участок у станции метро.

Выдержать пять-шесть часов на ногах было для меня непосильной задачей. Как-то раз я уже почти упал в обморок, но мне повезло: флорист из цветочного магазина у станции заметил, что я плохо себя чувствую, и подошел с двумя ведрами из-под цветов.

– Держи, можешь сидеть на них. Одно для тебя, другое для Боба, – улыбнулся он, ободряюще хлопнув меня по спине.

Я был очень ему благодарен. Если бы не он, я бы протянул ноги к концу рабочего дня.

Поначалу я думал, что сидение на ведре не лучшим образом скажется на моем бизнесе. (Люди обычно смеются, когда я называю продажу журналов бизнесом, но так оно и есть. Вы закупаете журналы по одной цене, продаете по другой, рассчитываете бюджет, прикидываете, сколько товара вам потребуется. Принцип тот же, что и при управлении огромными корпорациями, – и ставки так же высоки. Преуспеешь – и будешь жить. Ошибешься – умрешь от голода.) Обычно я кружил у входа в метро, убеждая людей расстаться с мелочью. И теперь, когда я был вынужден сидеть на ведре, я боялся, что прохожие просто меня не заметят. Я ошибался. Боб снова пришел мне на выручку.

Может, причина в том, что я стал больше времени проводить рядом с ним, но кот внезапно превратился в настоящего шоумена. Раньше я первым начинал играть с Бобом, а теперь он полностью взял инициативу на себя. Без сожаления покинув нагретый рюкзак, он легонько бодал меня головой в ногу: «Давай, друг, доставай вкусняшки, повеселим народ и заработаем пару монет!»

Иногда мне казалось, будто рыжий точно знает, что происходит. Он, видимо, понял, что чем скорее мы заработаем определенную сумму денег, тем быстрее пойдем домой, и я смогу отдохнуть. Порой, признаюсь, его догадливость меня пугала. А порой мне хотелось быть таким же проницательным.

Для Боба переезд к Бэлль имел свои плюсы и минусы. Я по-прежнему пытался выяснить, что не так с моей ногой, но в то же время надеялся, что непонятная болезнь пройдет, если я отдохну и отлежусь. И пока я все свободное время проводил в кровати, Бэлль присматривала за мной, готовила еду, стирала мои вещи, а Боб помогал ей по мере сил и возможностей. Пока я был в Австралии, эти двое научились отлично ладить. Бэлль была единственным человеком, кроме меня, кому Боб разрешал брать себя на руки.

Плюс ко всему, он воспринимал ее квартиру как безопасное убежище. В прошлом году у метро на него напала собака, Боб испугался и убежал. Я искал его повсюду, бродил по темным улицам, заглядывал в подворотни, а нашел у дома Бэлль, хотя он и находился в нескольких кварталах от станции. До сих пор с содроганием вспоминаю ту ночь…

То, что Боб и Бэлль были в прекрасных отношениях, здорово облегчало мне жизнь. А кот считал, что это дает ему право озорничать.

Как-то утром я зашел на кухню, чтобы приготовить себе кофе. Я надеялся встретить там Боба – он не изменял своим привычкам и старался по утрам не отходить далеко от источников пищи в надежде, что хозяин поделится с ним завтраком. Иногда он вел себя так, что не оставлял хозяину выбора… Но в то утро кота не было видно. И Бэлль тоже.

Несколько часов назад прошел сильный дождь, но с тех пор небо прояснилось. За окном сияло солнце, и день обещал быть жарким. Прогноз погоды тоже обнадеживал. Судя по всему, Бэлль с утра пораньше открыла окно, чтобы впустить в дом свежий воздух.

– Эй, Боб, ты где? – отправился я на поиски кота прямо в трусах и футболке.

В гостиной его не было, в коридоре тоже. Я заглянул в комнату Бэлль и увидел еще одно приоткрытое окно. Мне стало не по себе.

Квартира Бэлль располагалась на втором этаже, и окна ее спальни выходили на крышу пристройки к первому этажу. За ней шел двор, а за ним – парковка. Оттуда было недалеко и до дороги, одной из самых оживленных в северной части Лондона.

– О нет, Боб, ты же не отправился гулять? – воскликнул я, не надеясь, что кот мне ответит.

Высунувшись в окно, я посмотрел вокруг. Пристройка шла вдоль всего здания; в пяти квартирах от нашей я обнаружил гревшегося на солнышке Боба. Когда я позвал его, кот лениво повернул голову в мою сторону и озадаченно на меня посмотрел: «Хозяин, ты чего кричишь?»

Я ничего не имел против солнечных ванн. Гораздо больше меня волновало то, что Боб свалится со скользкой крыши или пойдет исследовать двор, парковку и дорогу.

Я начал торопливо откручивать крепежные винты, чтобы пролезть через окно. Через пару минут я уже протискивался на крышу. По-прежнему в футболке и трусах. Шифер был мокрым после утреннего дождя, поэтому удержаться на ногах было непросто. Особенно если учесть, что бедро болело при каждом движении. Тем не менее я кое-как дополз до того места, где сидел Боб. Когда до кота оставалось всего несколько футов, я понял, что только зря потратил время. Боб вдруг встал, снисходительно посмотрел на меня и, как ни в чем не бывало, прошествовал мимо. Когда я попытался схватить его, кот заворчал и рванулся к окну Бэлль. Оттуда он еще раз смерил меня презрительным взглядом и вскоре исчез в квартире.

Мне на возвращение потребовалось куда больше времени. Отчаянно поскальзываясь на мокром шифере, я осторожно полз к окну. За моим утренним променадом уже наблюдали наши соседи. Кто-то с удивлением, кто-то с жалостью, а кто-то с восторгом.

Уже пролезая в спальню, я услышал, как хлопнула входная дверь – Бэлль вернулась из магазина. Увидев меня, она рассмеялась.

– Ты что делаешь? – спросила она.

– Лазал по крыше, спасал Боба, – мрачно ответил я.

– Да он все время там гуляет, – беззаботно махнула рукой Бэлль. – Даже иногда спускается в сад. И всегда возвращается.

– Надо было мне раньше рассказать, – проворчал я, отправляясь к себе в комнату за штанами.

Но я недолго оставался объектом насмешек. Вскоре уже Бэлль проклинала моего озорного кота.

Боб полюбил прогуливаться по пристройке и в окрестностях дома и вовсю пользовался тем, что теперь мы живем не на шестом этаже, а на втором. С одной стороны, ничего страшного в этом не было. Боб выходил во двор по утрам и вечерам, чтобы делать свои дела, а еще во время прогулок по крышам он тренировал свои природные инстинкты. В том числе и охотничий.

Как бы мило ни выглядели наши мяукающие домашние питомцы, прожив много веков бок о бок с человеком, они не перестали быть хищниками. Причем очень способными. После переезда к Бэлль Боб начал радовать хозяйку квартиры «подарками». Однажды он заявился домой со свисающей из пасти мышкой. Мы с Бэлль как раз сидели в гостиной. Кот аккуратно положил добычу у моих ног, словно это был драгоценный дар.

– Боб, ты же снова заболеешь, если будешь есть мышей! – отругал его я.

Я, конечно, понимал, что ничего не могу сделать, разве только посадить кота под домашний арест. А мне бы этого очень не хотелось. Как и вешать ему на шею колокольчик. Нетрудно догадаться, что Боб слегка обнаглел.

Как-то утром я лежал в кровати и читал, когда услышал истошный визг Бэлль:

– Боже мой, боже мой!

Я вскочил и помчался – насколько позволяла больная нога – в комнату, где Бэлль гладила. На стопке свежевыглаженного постельного белья и рубашек сидела маленькая коричневая лягушка.

– Джеймс, Джеймс, убери это, выкини куда-нибудь! – завопила девушка, увидев меня в дверях. Потом, чуть-чуть успокоившись, добавила: – Пожалуйста.

Я заметил, что за этой сценой с любопытством наблюдает стоящий в коридоре Боб. Хотите – верьте, хотите – нет, но выражение морды у него было самое что ни на есть проказливое. Он точно знал, чего испугалась Бэлль.

Я осторожно взял лягушку в одну руку, накрыл ее второй, на случай, если наша гостья вздумает скакать по квартире, и пошел во двор. Боб не отставал от меня ни на шаг.

Вернувшись к себе, я снова взялся за книгу и вскоре забыл о случившемся. Ровно до того момента, как час спустя в квартире опять раздался визг и такой звук, будто что-то швырнули об стену. На этот раз все случилось в коридоре.

– Что такое? – спросил я, выходя на шум.

Бэлль стояла в дальнем конце коридора, схватившись за голову. На лице у нее застыло выражение ужаса и отвращения. Она ткнула пальцем в другой конец коридора, где валялась пара домашних тапочек. Очевидно, это они ударились об стену.

– Теперь она в тапочке! – нервно воскликнула Бэлль.

– Кто? – не понял я.

– Лягушка!

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не расхохотаться. Я вытащил лягушку из тапочка и снова понес во двор. И опять Боб беспечно бежал рядом, делая вид, что понятия не имеет, как она вернулась в квартиру.

– Так, а теперь пошли домой, – сказал я коту, надеясь, что на этот раз он оставит лягушку в покое.

«Ты ничего не понимаешь в веселье!» – фыркнул кот и медленно побрел назад.

Как ни хорошо нам жилось у Бэлль, через некоторое время я понял, что в этом есть и свои минусы. В частности, переезд не лучшим образом сказался на наших с Бобом отношениях.

Из-за постоянной боли в ноге я вечно был не в духе; мне совсем не хотелось играть и веселиться. В результате мы с котом проводили вместе куда меньше времени, чем раньше. Я стал спать дольше, но, проснувшись, не чувствовал себя отдохнувшим. И Боб больше не приходил ко мне поиграть с утра пораньше. Часто Бэлль вместо меня кормила его завтраком. К тому же теперь он регулярно отправлялся гулять по окрестностям и мог целыми днями пропадать на улице. Думаю, ему там было гораздо веселее, чем со мной.

Еще я стал подозревать, что теперь кот питается не только дома. Он возвращался к ужину, но радовался миске с едой не так, как раньше. Сначала я перепугался, что Боб опять копается в мусоре. Но мы с Бэлль обошли ближайшие помойки и выяснили, что кот никак не мог забраться в высокие баки, которые запирались на замок. Значит, он ест где-то в другом месте.

Однажды мы с Бобом возвращались с работы и в подъезде встретили пожилого джентльмена. Кот его явно узнал.

– Здравствуйте, молодой человек, – улыбнулся наш сосед Бобу. – Рад снова вас видеть.

И тут я все понял. Вспомнил детскую книгу Инги Мур «Шесть ужинов Сида», в которой кот очаровал соседей на своей улице и по вечерам ужинал в каждом доме. Мой кот проделал тот же фокус. Теперь про него можно было писать рассказ «Шесть ужинов Боба».

Конечно, это означало, что он отлично устроился на новом месте и уже заводит друзей. А также то, что Боб привыкает жить без меня. Ворочаясь ночью без сна и пытаясь отвлечься от боли, я задал себе вопрос, который за последние два года задавал уже много раз: может, Бобу будет лучше без такого хозяина?

И правда, кому нужен разваливающийся на части бывший наркоман без денег и каких-либо перспектив? Кому нужно в жару и в холод торчать на улице, терпеть оскорбления и нападки и развлекать толпу ради пары фунтов? Особенно когда вокруг немало дружелюбных людей, у которых нет таких проблем и которые готовы каждый день тебя кормить?

Я всегда думал, что со мной Бобу не хуже, чем с другими. Мы с ним родственные души, птицы из одной стаи. И впервые за то время, что мы были вместе, я в этом усомнился.

Открыть глаза

Невозможно представить, что боль делает с человеческим разумом. Особенно ночью, когда ты лежишь без сна, а в голову приходят мысли одна другой безумнее. Как-то раз я даже начал подумывать о том, чтобы отрезать себе ногу. Представлял, что вместо больной, ноющей, бесполезной конечности у меня будет гладкий пластиковый протез. И мысль об этом меня странным образом успокаивала.

Однажды я ковылял через парковку к местному супермаркету и увидел бесхозное инвалидное кресло. Мужчина прилаживал гидравлический пандус к задней части маленького фургона. Как я понял, внутри сидел владелец кресла. Мысль о том, чтобы передвигаться, не опираясь на больную ногу, была невероятно соблазнительной. На долю секунды я даже представил, как здорово было бы его украсть. Мне сразу стало стыдно, но факт остается фактом.

Иногда по ночам со мной случалось что-то вроде лихорадки; обливаясь потом, я снова и снова думал о Бобе, точнее, о том, что скоро его потеряю. Чем хуже мне становилось, тем больше я убеждался, что мой кот готов уйти. Я представлял его в обществе соседа Бэлль, приятного пожилого мужчины. Уж он-то точно сможет позаботиться о коте. Или воображал, как Боб будет беззаботно лежать на солнечной крыше под окном Бэлль, пока я буду в одиночестве торговать журналами у метро.

На самом деле мои фантазии имели под собой определенную почву. Я все больше времени проводил в своей комнате, практически не вылезал из кровати и очень много спал. Боб требовал внимания, забирался ко мне, предлагал поиграть, но у меня не было сил. Иногда он пытался обернуться вокруг больной ноги. Наверное, он думал, что мне от этого станет легче, но от малейшего прикосновения бедро словно пронзало током. К тому времени нога была ярко-красного цвета. Боль не утихала ни на секунду.

– Иди и поиграй где-нибудь еще, Боб, – бормотал я, стиснув зубы, и отталкивал кота.

Он уходил, недовольно ворча и бросая на меня взгляды, полные огорчения и разочарования. Неудивительно, что кот начал искать любовь и понимание в другом месте. Я в тот момент был для него не лучшим другом.

Я понятия не имел, как вытащить себя из черной дыры, в которую медленно погружался последние несколько недель. Но от бездействия всем становилось только хуже. Поэтому, проснувшись однажды утром, я понял, что с меня хватит. Я должен что-то сделать. Неважно, что врачи думают обо мне и моем прошлом. Мне нужны были ответы, я хотел вылечиться. Я оделся, схватил костыль и отправился к местному хирургу в надежде, что меня наконец нормально осмотрят.

– Оригинальный у вас костыль, мистер Боуэн, – пошутил доктор, когда я вошел в кабинет.

– Необходимость обостряет разум, – улыбнулся я в ответ, ставя костыль в угол и забираясь на стол для осмотра.

– М-да, выглядит… не очень. Вам нужно поберечь эту ногу хотя бы неделю. Вы можете взять больничный? – спросил доктор.

– Не думаю. Я продаю журналы на улице.

– Понятно… Но все равно нужно придумать что-нибудь, чтобы держать ногу на весу, – сказал врач. – И сдать анализ крови на свертываемость. Подозреваю, что проблема в этом.

– Хорошо.

– Так, а что же нам делать с вашим костылем? – Доктор задумчиво посмотрел на мой «посох». – Нужно придумать что-то получше ветки.

– Может, инвалидное кресло? – с надеждой спросил я.

– Это вряд ли, – усмехнулся доктор. – Но я могу предложить вам нормальные костыли. Походите на них, пока мы попытаемся вылечить отек и воспаление.

После визита к врачу я стал гордым обладателем пары симпатичных металлических костылей с удобными мягкими ручками и амортизаторами. Вскоре я приноровился ходить, держа на весу больную ногу. Я понимал, что со стороны выгляжу не самым лучшим образом. Наверное, даже хуже, чем с костылем из ветки. Я замечал любопытные и жалостливые взгляды прохожих, и от этого становилось совсем тошно.

Впрочем, я же решил, что хватит жалеть себя! Поэтому на следующий день я пошел и сдал кровь. Правда, это только звучит легко. На самом деле взять кровь из вены у бывшего наркомана – та еще задачка.

Медсестра в клинике попросила меня закатать рукав; она наложила жгут, я несколько раз сжал кулак, и она попыталась найти вену. Безуспешно.

– Хм-м, давайте попробуем другую руку, – покачала головой медсестра. И снова ничего не вышло.

Мы обменялись многозначительными взглядами. Мне не нужно было ничего говорить.

– Давайте я сам попробую, – предложил я.

Медсестра благодарно улыбнулась и протянула мне иглу. Я нашел вену на ноге, оттуда и взяли кровь. Да, быть бывшим наркоманом несладко, ты нередко оказываешься в унизительных ситуациях, но я не собирался позволить этому сломить меня.

Через пару дней я позвонил в клинику, и женский голос подтвердил мои худшие опасения. У меня тромбоз глубоких вен, или ТГВ.

– Необходимо обследовать вас на предмет тромбов, поэтому я выпишу вам направление в больницу Юниверсити Колледж. Пройдете там ультразвуковое обследование, – сказала доктор.

В некотором смысле я испытал облегчение. Конечно, удобнее было считать, что всему виной долгий перелет в Австралию и обратно. Оглядываясь назад, я понимаю, что специально навыдумывал кучу оправданий для своей боли: с одной стороны, я не хотел казаться ипохондриком, раздувающим проблему на пустом месте, а с другой – боялся, что у меня действительно серьезное заболевание. Я знал, что в дальнейшем тромбоз может стать причиной инсульта, и понимал, что мне предстоит долгое лечение.

Всю неделю я провел как на иголках в ожидании УЗИ. Мы с Бобом продолжали ходить на работу, но я в основном сидел на месте и боялся, что малейшее движение может спровоцировать отрыв тромба. А там – инсульт или инфаркт, как повезет. Я даже перестал играть с котом, а тот тихо сидел на соседнем ведре, время от времени тоскливо поглядывая на меня в надежде, что я достану угощение и мы начнем представление. Но я отворачивался и погружался в тяжелые мысли о своих проблемах. Я замкнулся в себе и не замечал, как тоскует мой друг.

В назначенный день я потащился в больницу на Юстон-роуд; в отделении, где делали УЗИ, сидели многочисленные будущие мамы. Похоже, из всех присутствующих только я не радовался предстоящему обследованию.

Доктор выдавил гель мне на ногу и приложил датчик. На экране показался огромный шестидюймовый тромб. Я сел на кушетке; врач сказал, что сначала тромб был небольшим, но постепенно разрастался.

– Вероятно, он возник из-за жаркой погоды, а большие нагрузки только усугубили ситуацию. Мы пропишем вам препараты для разжижения крови. Должно помочь.

Я обрадовался. Как выяснилось, рановато.

Мне прописали антикоагулянты, которые обычно принимают потенциальные кандидаты на инсульт. К несчастью, я не удосужился прочитать вкладыш, лежавший в пачке с лекарством. Мне и в голову не пришло, что могут быть побочные эффекты.

Прошло несколько дней после того, как я начал принимать таблетки. В пять утра я поднялся в туалет; солнце еще не взошло, но света с улицы было достаточно, чтобы найти дорогу в ванную и обратно. Выйдя в коридор, я почувствовал, как что-то течет по бедру, и с ужасом обнаружил, что больная нога в крови. Включив свет в комнате, я увидел, что постельное белье тоже все красное.

Боб, до этого мирно спавший в углу, проснулся, почуяв неладное. Он подбежал ко мне и вопросительно мяукнул. Я не знал, что происходит, но понимал, что нужно ехать в больницу, и как можно скорее. Натянув джинсы и свитер, я выбежал из квартиры и помчался к Тоттенхэм-хайроуд в надежде, что автобусы уже ходят.

Когда я добрался до Юниверсити Колледж, меня приняли без промедления. Оказалось, из-за антикоагулянтов кровь начала просачиваться через поры в тех местах, куда я раньше кололся. Меня оставили в больнице на два дня, пока врачи не подобрали новое лекарство. Подобрав препарат, они сказали, что на сей раз должно обойтись без таких побочных эффектов. Это были хорошие новости. Плохие заключались в том, что я должен был полгода делать себе уколы в живот.

Подобные перспективы не вызывали у меня восторга по многим причинам. Во-первых, делать уколы в живот больно. Я чувствовал, как содержимое шприца проникает в мышцы – не самое приятное ощущение, поверьте мне на слово. Во-вторых, это напоминало о прошлом. Мне становилось тошно при мысли о том, что шприц и игла снова станут частью моей жизни. Пусть и на полгода.

Но хуже всего было то, что новый препарат не сработал.

Я делал уколы несколько недель, а ноге лучше не становилось. Я не мог пройти и двух шагов, даже с костылями. И начинал потихоньку отчаиваться. Снова в голове крутились мысли об ампутации. Я приехал в больницу и объяснил ситуацию доктору, который меня уже осматривал.

– Будет лучше, если ты останешься у нас на неделю. Я проверю, как обстоит дело со свободными койками, – сказал он, доставая телефон.

Эти новости меня не обрадовали. Неделя в больнице означала неделю без работы, а я уже пропустил несколько дней. Но я понимал, что так дальше продолжаться не может. Мне сказали, что место освободится завтра, поэтому на ночь я вернулся домой. Объяснил ситуацию Бэлль, и она согласилась посидеть с Бобом. На следующее утро я собрал вещи и отправился в больницу.

Пациентом я был не ахти каким. Мне не хватало терпения. Я легко отвлекался. Первые несколько дней я плохо спал, хотя доктора и выписали мне успокоительное. Лежа без сна, я размышлял о своей жизни и волновался по поводу всего сразу: ноги, здоровья, участка для торговли и, как обычно, по поводу недостатка денег. А еще я переживал за Боба.

Мысль о том, что нам будет лучше порознь, не давала мне покоя. Мы прожили вместе два с половиной года, и он был самым верным другом, которого только можно представить. Но в каждых отношениях есть свои взлеты и падения, а иногда приходит конец. Я понимал, что в последнее время был не лучшим другом для рыжего кота. Стоит ли мне попросить Бэлль взять его к себе? А может, с этим вопросом лучше обратиться к ее пожилому соседу, раз уж они с Бобом успели поладить? Мне, конечно, будет без него ужасно плохо. Он был моим лучшим другом, моей скалой. И единственным по-настоящему близким существом. В глубине души я отчаянно нуждался в Бобе: благодаря коту я держался на плаву и не сбивался с пути. А порой только он помогал мне не утратить рассудок. В то же время я должен был решить, как будет лучше для Боба. И я не знал, что делать.

А потом меня осенило. Решаю здесь не я.

Старая пословица гласит, что кошки выбирают себе хозяев, а не наоборот. Именно так случилось у нас с Бобом. По какой-то причине он почувствовал во мне родственную душу, увидел человека, рядом с которым ему будет хорошо. Я всегда верил в карму, в то, что ты получишь от мира ровно столько, сколько сам ему отдал. Может, судьба подарила мне Боба в награду за какой-нибудь хороший поступок? Но я точно не делал в своей жизни ничего настолько хорошего.

А теперь мне оставалось только сидеть и ждать, какой выбор сделает Боб. Если он останется со мной, это будет его решение. И только его.

Я чувствовал, что очень скоро получу ответы на все свои вопросы.

Когда пришли результаты последних анализов, врачи сказали, что лекарство не сработало из-за низкой дозировки. Они собирались исправить ошибку и попросили меня задержаться в больнице, чтобы проверить, подействует ли оно теперь.

– Всего на пару дней, мистер Боуэн. Нам нужно убедиться, что лекарство работает и не дает побочных эффектов.

Бэлль пришла меня навестить, занесла несколько книг, комиксы и свежие новости о Бобе:

– С ним все в порядке. Кажется, он очаровал еще кого-то из соседей, и теперь его подкармливают уже несколько человек. Шесть ужинов для него не предел!

Врачи наконец подобрали нужную дозировку; отек начал спадать, ужасный багровый оттенок постепенно исчезал. Медсестры и доктора видели, что я иду на поправку, и не давали мне валяться без дела.

– Если будете лежать целый день, только хуже сделаете, – не уставали повторять они.

Поэтому я вставал и бродил по больничным коридорам. Мне было в радость не морщиться от боли при каждом шаге, так что я не сопротивлялся. Когда я переносил вес тела на ногу, мне больше не казалось, что меня бьет током. Боль не исчезла совсем, но стала гораздо тише.

Верные своему слову, доктора выписали меня ровно через неделю. Я поспешил написать об этом Бэлль. Она пообещала во второй половине дня зайти за мной в больницу.

Времени на оформление всяких бумаг потребовалось больше, чем я рассчитывал, поэтому освободился я только к вечеру. Снял уже поднадоевшую пижаму, переоделся, собрал вещи и направился к выходу. Костыли я на всякий случай взял с собой, хотя больше в них не нуждался. Нога работала отлично.

Бэлль написала, что будет ждать меня снаружи. «Не могу зайти в больницу. Объясню, когда увидимся».

Мы договорились встретиться у печально известной скульптуры, украшавшей главный вход. Я слышал, как люди обсуждают этот образец современного искусства – огромный гладкий камень весом шесть тонн. Судя по всему, больница заплатила за него несколько десятков тысяч; предполагалось, что скульптура будет радовать пациентов клиники и их близких. Меня она не слишком вдохновляла, но, выйдя на свежий воздух, я определенно почувствовал себя лучше. Минуту или две я стоял у входа, наслаждаясь вечерней прохладой и переводя дух после путешествия по коридорам больницы.

Бэлль нигде не было видно. Судя по всему, она задерживалась, что неудивительно, если учесть пробки. Я смирился с тем, что придется ее подождать, но вдруг увидел, как Бэлль перебегает дорогу и направляется к больнице. В руках у нее была большая хозяйственная сумка. Сначала я подумал, что она принесла мне свежую одежду и куртку, а потом заметил, как из сумки выглядывает знакомый рыжий хвост.

Когда Бэлль подошла ко входу, Боб высунул голову наружу.

– Привет! – радостно воскликнул я.

Едва услышав мой голос, Боб рванулся из сумки. Через секунду он уже стоял на ней, упираясь лапами в руку Бэлль. А когда до меня оставалось всего пара метров, он спрыгнул на землю и побежал навстречу. Никогда прежде Боб не совершал таких прыжков в длину. Это о многом говорило.

– Ну-ну, дружок, – улыбнулся я, подхватывая кота и прижимая его к груди. Он прилип ко мне, как моллюск к скале посреди бурного моря. Потом зарылся носом в шею и стал тереться об меня щеками.

– Надеюсь, ты не против, что я привела его сюда. Он вынудил меня! – с улыбкой сказала Бэлль. – Увидел, как я собираю твои вещи, и словно с цепи сорвался. Кажется, он понял, что я иду к тебе.

Какие бы сомнения по поводу нашей дальнейшей жизни вместе меня ни мучили, они испарились в ту же секунду. По дороге домой Боб в буквальном смысле от меня не отрывался. Вместо того чтобы дремать на соседнем сиденье, он забрался ко мне на колени, положил передние лапы на грудь и радостно замурчал.

У него был такой вид, будто он больше никогда меня не отпустит. И я чувствовал то же самое.

Говорят, слепы те, кто не хочет видеть. Выписавшись из больницы, я понял, что не хотел или не мог разглядеть то, что бросалось в глаза. Боб и не думал меня бросать, напротив, он отчаянно пытался помочь мне и старался облегчить боль. Он не тревожил меня без нужды, но при этом постоянно обо мне заботился.

Бэлль призналась, что, когда я спал, Боб периодически заглядывал в комнату и проверял, все ли со мной в порядке.

– Иногда он просто ложился к тебе на грудь, а иногда шлепал лапой по лбу и ждал, пока ты отреагируешь. Думаю, он хотел убедиться, что ты все еще с нами, – с улыбкой рассказывала она.

Еще Боб оборачивался вокруг моей больной ноги, как компресс, словно пытался оттянуть боль.

– Но ты все время ворочался во сне, поэтому он уходил.

Так или иначе, Боб точно знал, что именно у меня болит, и пытался помочь мне, как мог. Я же ничего этого не видел. Хуже того, если Боб пытался поддержать меня, когда я не спал, я прогонял его. Я полностью сосредоточился на своих страданиях. А Боб любил меня и нуждался во мне ничуть не меньше, чем я в нем. И я этого никогда не забуду.

Пока я лежал в кровати, я думал не только о разлуке с Бобом и о том, какой я бестолковый хозяин. Через несколько недель после выхода из больницы я сделал, наверное, самый важный шаг за последние годы. А быть может, и за всю жизнь.

До меня не сразу дошло, что именно сказал мне врач из клиники лечения от наркотической зависимости.

– Думаю, ты подошел к финишной черте, Джеймс.

– Что, простите?

– Я выпишу тебе последний рецепт. Еще несколько дней на субутексе – и ты чист.

На тот момент я был пациентом клиники уже несколько лет. Я попал туда в ужасном состоянии – я кололся героином и был на полпути к могиле. Благодаря прекрасным специалистам и медсестрам я собрал себя буквально по кусочкам. Сначала я перешел с героина на метадон, а потом на субутекс. Последний препарат помогал мне медленно, но верно слезать с опиатов. Я принимал его пять месяцев.

Субутекс называют чудом. Для меня он действительно оказался чудодейственным средством. Субутекс постепенно освобождал меня от тяги к наркотикам: я не страдал от боли и снижал дозировку. Сначала я принимал восемь миллиграммов в день, потом шесть. Затем четыре, два, и, наконец, счет пошел на десятые доли. Вопреки ожиданиям, все прошло гладко.

И я сам не понял, почему в то утро слова доктора вызвали у меня такой страх. Я должен был радоваться. Пришло время для мягкой посадки. Но еще два дня меня не покидала тревога.

В первую ночь я проснулся от того, что сердце колотится как сумасшедшее. Меня бросило в жар. Ничего страшного, в особенности если сравнивать с тем, что я испытал после отказа от метадона полгода назад. Вот тогда мне было действительно плохо! И теперь я боялся испытать нечто подобное.

И абсолютно зря. Я чувствовал себя прекрасно.

Боб, как обычно, без труда уловил мое настроение. Он почувствовал, что хозяин нуждается в повышенной заботе и большой дозе мурлыкающей любви. Теперь ему не нужно было прислушиваться к моему дыханию и проверять, жив ли я, когда я слишком много спал. Хватало того, что он лежал рядом со мной на диване и чаще, чем обычно, терся головой о мою шею.

Жизнь возвращалась в привычное русло. Мы переехали обратно в Тоттенхэм, и я наслаждался такими простыми радостями, как возможность ходить без костылей или велосипедная прогулка с котом на плечах.

А потом наступил небольшой спад. Через пять или шесть дней после того, как мне выписали последний рецепт, я вытащил блистер из пачки субутекса и увидел, что в нем осталась всего одна таблетка. Выдавив капсулу, я положил ее под язык, дождался, пока она растворится, и запил лекарство водой.

Потом скатал фольгу в шарик и бросил на пол. Боб с радостью погнался за новой игрушкой.

– Веселись, друг! Это последняя.

Я ложился спать с нехорошими предчувствиями. Боялся, что не смогу уснуть, что тело будет мстить за отсутствие наркотиков. Я ждал, что меня скрутит и вывернет наизнанку, что начнутся кошмары и галлюцинации. И снова ничего. Может, я измотал себя тревогами и переживаниями, но я отключился, едва голова коснулась подушки.

Проснувшись на следующее утро, я прислушался к своим чувствам и сказал себе: «Ух! Я чист».

Я посмотрел в окно. Небо над Лондоном не было безоблачно голубым, как того требовала ситуация. Но погода была довольно ясной. И, как и в тот день, когда я слез с метадона, все краски в мире казались мне более насыщенными и яркими.

Я знал, что дни, недели, месяцы и годы, предстоявшие мне, не будут легкими. Что наступит время, когда навалятся проблемы, усталость, депрессия, неуверенность – и возникнет желание снова забыться, усмирить боль, притупить чувства.

Вот почему я когда-то подсел на героин. Одиночество и безнадежность толкнули меня к наркотикам. Но теперь я был уверен, что не допущу подобного. Моя жизнь сейчас далеко не идеальна. И все равно она в тысячи раз лучше, чем в те годы, когда я жил от дозы до дозы. Теперь я видел, что у меня есть будущее. И знал, что смогу выстоять.

Начиная с того самого дня, стоило мне почувствовать слабину, я говорил себе: «Я не сплю на улице, я не один, это еще не конец. Мне не нужны наркотики». Какое-то время я еще ходил к психологу, но вскоре понял, что это мне тоже больше не нужно. Через месяц после того, как я принял субутекс в последний раз, состоялась наша последняя встреча.

– Думаю, мы с вами больше не увидимся, – сказал доктор, провожая меня к двери. – Вы молодец. Звоните, если что. И удачи вам.

Рад вам сообщить, что больше я его никогда не видел.

Большая ночь Боба

Мы шли по мосту Ватерлоо на южный берег Темзы; огни здания Парламента и колеса обозрения «Лондонский Глаз» отражались в низком ноябрьском небе; тротуары были забиты. Многим было с нами по пути: люди из Вест-Энда и Сити шли к железнодорожному вокзалу Ватерлоо. В основном это были усталые офисные работники, спешившие домой после тяжелого дня, но попадались в толпе и счастливые лица тех, кто весь вечер веселился и наслаждался жизнью в центре города.

Время близилось к одиннадцати, Лондон готовился ко сну. Но у нас с Бобом впереди была долгая ночь. Руководство «Big Issue» убедило меня принять участие в новом мероприятии, о котором я несколько месяцев назад прочитал в самом журнале. Оно называлось «Большая ночь на улице»; его собирались приурочить к восемнадцатому дню рождения журнала. Светлые умы в руководстве решили организовать прогулку по ночному Лондону с протяженностью маршрута как раз восемнадцать миль.

Идея заключалась в том, чтобы обычные люди прошли по опустевшим улицам в промежуток с десяти вечера до семи утра вместе с группой продавцов «Big Issue» и своими глазами увидели, что значит быть бездомным и спать под открытым небом. Заголовки в журнале обещали всем, кто присоединится к прогулке, «блестящую возможность найти собратьев по духу, которым не чужды любовь к приключениям и желание помочь людям, оставшимся без крыши над головой и потерявшим надежду». Мы с котом еще не успели дойти до точки сбора, а меня уже одолевали сомнения в правильности принятого решения. Все-таки восемнадцать миль, а я только недавно выписался из больницы… И ночи в ноябре такие холодные!

У меня было несколько причин, чтобы присоединиться к мероприятию. Первая и основная – я хотел заработать несколько фунтов. Каждому продавцу, согласившемуся на прогулку, выдавали тридцать бесплатных журналов, то есть я мог заработать почти шестьдесят фунтов. Помимо этого я рассчитывал, что смогу поговорить с обычными горожанами о «Big Issue» и людях, которые его продают.

Несмотря на то что мои отношения с журналом не всегда были безоблачными, мне по-прежнему была близка его философия. «Big Issue», несомненно, спас немало людей, живущих на улице. И уж точно помог мне встать на ноги и заработать деньги на еду.

Участники прогулки собирались у кинотеатра в Буллринге, на южной стороне моста Ватерлоо. Место было самое подходящее. В недавнем прошлом здесь, в бетонном лабиринте под транспортной развязкой, находился Картонный город – трущобы, где нашли приют немало бездомных. В восьмидесятых и начале девяностых тут обитало около двухсот тысяч бродяг. Многие из них были алкоголиками и наркоманами, опустившимися до скотского состояния, но были и те, кто строил себе дома из деревянных ящиков и картонных коробок. Некоторые даже обзаводились спальнями и гостиными с матрасами. На пятнадцать лет Картонный город стал настоящим раем для тех, кому некуда идти. Я жил тут какое-то время в 1998 году, как раз перед тем, как всех выгнали, чтобы построить кинотеатр.

У меня сохранились лишь обрывочные воспоминания об этом периоде моей жизни, но, войдя в здание, я увидел, что организаторы прогулки сделали небольшую выставку фотографий, посвященную истории Картонного города. С Бобом на плечах я искал на снимках знакомые лица. Оказалось, что надо было смотреть в другую сторону.

– Здравствуй, Джеймс, – раздался женский голос позади меня.

Я сразу его узнал:

– Здравствуй, Билли.

В 2000 году, когда я был на самом дне, мы с Билли какое-то время бродяжничали вместе. Мы познакомились после сноса Картонного города и прятались от холода в приютах для бездомных, которые в зимнее время устраивали разные благотворительные организации.

Оказалось, что жизнь Билли тоже круто изменилась за последние годы. Однажды ночью, когда она спала на скамейке в центре Лондона, ее нашел ангел-хранитель в лице продавца «Big Issue». В тот момент она даже не знала, что это за журнал, и была недовольна тем, что ее разбудили. Потом Билли все-таки увлеклась идеей и постепенно вернулась к нормальной жизни. Теперь «Big Issue» даже использовал ее фотографии для привлечения внимания к проблемам бездомных.

Над чашкой горячего чая мы с ней вспоминали тяжелые дни.

– Помнишь, как мы прятались от метели под аркой Адмиралтейства? – спросила она.

– Еще бы. Снежная была зима. В каком году это было? 1999-й, 2000-й или 2001-й?

– Не помню, – пожала плечами Билли. – Тогда все годы были похожи один на другой.

– Ага. Но все же мы с тобой здесь, чего нельзя сказать о беднягах, которые прятались с нами.

Один Бог знает, сколько людей, скрывавшихся тогда от метели под аркой, замерзли насмерть, умерли от передозировки, погибли в драке или пьяной потасовке. Билли отнеслась к прогулке «Big Issue» с большим энтузиазмом.

– Люди увидят, как нам живется, – сказала она. – Они не смогут убежать домой в теплую кровать, им придется всю ночь оставаться с нами на улице.

Я не был в этом уверен. Если у человека есть теплый дом, вряд ли он поймет, что значит не иметь крыши над головой, проведя на улице всего одну ночь.

У Билли тоже был напарник – жизнерадостная бордер-колли по кличке Соло. Они с Бобом несколько минут настороженно осматривали друг друга, а потом решили, что волноваться не о чем.

Незадолго до одиннадцати приехал Джон Берд, основатель «Big Issue». Я сталкивался с ним пару раз и каждый раз поражался, насколько это харизматичная личность. И сегодня он был на высоте; Джон воодушевил присутствующих короткой речью, рассказав о том, как изменился журнал за восемнадцать лет. К тому времени в кинотеатре собралось человек сто помимо десятка продавцов, координаторов и прочих сотрудников «Big Issue». Мы были готовы выйти на улицу и ждали, когда Джон начнет обратный отсчет.

– Три, два, один! – воскликнул он, и мы двинулись к дверям кинотеатра.

– Пойдем, Боб, – сказал я, проверяя, удобно ли кот устроился на плечах.

Для меня это было настоящее путешествие в неизвестность. С одной стороны, я понятия не имел, выдержу ли все восемнадцать миль, а с другой – я был рад снова гулять без костылей. Идти на двух ногах, не издавая «клонк-клонк-клонк» при каждом шаге, – как давно я об этом мечтал! Так что, когда мы направились к мосту Миллениум, я сказал себе, что нужно просто наслаждаться прогулкой и не думать о том, что там впереди.

Боб, как обычно, оказался в центре внимания. Все были в приподнятом настроении, словно впереди нас ждала не долгая ночь под открытым небом, а вечеринка; представители благотворительных обществ с удовольствием фотографировали моего кота. Боб, впрочем, не торопился присоединиться к веселью. Обычно в это время он сладко спал возле батареи, а сегодня я зачем-то потащил его на улицу. Чтобы как-то оправдаться перед котом, я взял с собой большой запас еды, воды и его миску. Меня также заверили, что на остановках Боба обеспечат молоком. Вот там-то и можно будет сделать хорошие снимки, подумал я.

Мы пристроились к группе в середине процессии, которая медленно двигалась по берегу реки. Рядом с нами шли студенты, работники благотворительных организаций и несколько дам средних лет. Эти люди искренне хотели как-то помочь бездомным. Одна женщина обратилась ко мне с обычными вопросами «откуда вы?» и «как вы оказались на улице?».

За последние десять лет я отвечал на них сотни раз. Я рассказал, как в восемнадцать лет прилетел из Австралии: я родился в Великобритании, но потом родители развелись, и мама забрала меня с собой. Из-за ее работы мы постоянно переезжали, у меня вечно были проблемы в школе, и я стал трудным подростком. Я отправился в Лондон в надежде стать известным музыкантом, но ничего не вышло. Сначала я жил у сводной сестры, но не поладил с ее мужем и ушел от них. Ночевал у друзей, потом друзья кончились, и я оказался на улице. И покатился по наклонной. Я и раньше пробовал наркотики, но всерьез подсел на них, только став бездомным. Они помогали забыть, что я один на белом свете, и не думать о том, что я сделал со своей жизнью. Они усмиряли душевную боль.

Разговаривая, мы прошли мимо здания у моста Ватерлоо, где я несколько раз ночевал.

– Я нечасто туда заглядывал, – сказал я своей собеседнице, кивая на заброшенный дом. – Один раз я видел, как спавшего там парня ограбили и ударили ножом.

– Он умер? – побледнев, спросила дама.

– Не знаю. Я сбежал, – покачал головой я. – Когда живешь на улице, думаешь только о том, как дотянуть до утра. Каждый сам за себя. Перестаешь быть человеком.

Женщина остановилась и внимательно посмотрела на темный дверной проем; мне показалось, что она тихо молится.

Часа через полтора мы подошли к первой остановке – плавучему ресторану «Эспаньола» у дамбы на северном берегу Темзы. Я налил себе суп, а Боб лакал молоко, которое предложила ему какая-то добрая душа. Пока мне все нравилось; я подсчитывал, сколько миль мы уже прошли, и думал, что, вполне возможно, продержусь до конца прогулки.

Впрочем, следующий эпизод слегка подпортил мне настроение. Когда мы сходили с корабля на берег, Боб решил, что хочет идти сам. Может, взбодрился после молока, может, решил, что надо дать хозяину отдохнуть. Так или иначе, на сходнях он столкнулся с продавцом «Big Issue», который взял на прогулку свою собаку – стаффордширского бультерьера. Пес резко натянул поводок, и мне пришлось влезть между ним и Бобом, чтобы заслонить кота. Стоит отдать должное хозяину собаки: он быстро призвал ее к порядку и даже шлепнул по носу. Вообще, у этой породы не лучшая репутация, их считают агрессивными и жестокими, но нам попался нормальный пес. Думаю, ему просто было любопытно. И тем не менее Боб успел испугаться и предпочел вернуться ко мне на плечи. Он сидел там словно меховой воротник; конечно, кот немного нервничал после встречи с собакой, но в основном он прижимался ко мне из-за ползущего со стороны Темзы тумана, который нес с собой сырой, промозглый холод.

Признаюсь, я уже хотел вернуться с котом домой, но поговорил с организаторами, и они уговорили меня остаться. К счастью, чем дальше мы уходили от реки, тем теплее становилось. Пройдя через Вест-Энд, мы повернули на север.

Я болтал с симпатичной молодой блондинкой и ее парнем-французом. Их очень заинтересовала история нашего с Бобом знакомства. Про это я никогда не уставал рассказывать. Прогулка по холодному ночному Лондону оживила немало темных тоскливых воспоминаний. Будучи бездомным наркоманом, я совершал страшные вещи просто для того, чтобы выжить. И я не горел желанием с кем-либо этим делиться. Зато про кота говорил с превеликим удовольствием.

Первые миль шесть нога не причиняла мне неудобств, и я был слишком увлечен тем, что творится вокруг. Но с наступлением ночи проснулась тупая боль в бедре, там, где был тромб. Я знал, что этого не избежать. И все равно боль меня раздражала.

Примерно с час мне удавалось не обращать на нее внимания. Но стоило нам остановиться, чтобы выпить чаю, она напоминала о себе острыми приступами. В начале прогулки я шел в середине процессии, там, где было много благотворительных работников. Постепенно я смещался ближе к концу и вскоре уже плелся позади всех. Замыкали процессию несколько человек, собиравших средства на помощь бездомным, и парень из редакции «Big Issue»; я тащился с ними около мили, но после того, как мы с Бобом несколько раз останавливались – сначала коту понадобилось сходить в туалет, потом я захотел покурить, – мы сильно отстали.

До следующей остановки в пабе «Раундхаус» в Камдене было несколько миль. Я понял, что вряд ли дойду. Поэтому, когда мы увидели на дороге автобус, идущий в сторону нашего дома, я принял решение:

– Ну что, Боб, погуляли, и хватит?

Кот ничего не сказал, но я видел, что он всеми лапами «за». Когда автобус открыл двери, он вскочил внутрь и запрыгнул на сиденье, мурча от радости, что снова оказался в тепле.

Несмотря на позднее время – три часа ночи, – мы были далеко не единственными пассажирами. Рядом с нами сидела компания, возвращавшаяся из ночного клуба где-то в Вест-Энде; ребята до сих пор были на взводе и громко делились впечатлениями. Еще в автобусе ехала пара одиноких парней; вид у них был такой, будто они направляются в никуда. Когда-то я сам был таким же парнем. И не единожды.

Но теперь это в прошлом. В ту ночь я чувствовал себя совсем иначе. В ту ночь я был доволен собой. Понимаю, что для многих пройти с десяток миль – плевое дело, но если вспомнить, что пару недель назад для меня и два шага были подвигом, нетрудно представить, как я радовался.

Я радовался еще и потому, что встретил на прогулке несколько знакомых лиц, в частности Билли. Я был рад узнать, что с ней все в порядке. И еще мне казалось, что я в кои-то веки сделал что-то полезное, словно вернул долг. Я много лет только и делал что брал, поскольку мне было нечего дать. Или я думал, что нечего.

Но в тот вечер я понял, что это не так. Каждый может внести свой вклад, каким бы скромным он ни был. Поделившись своей историей с незнакомыми людьми, я дал им понять, что значит жить на улице. Это чего-то стоило. И я сам тоже чего-то стоил.

Повесть о двух городах

Отодвинув занавески в спальне и посмотрев из окна на северный Лондон, я убедился, что лютая стужа, о которой нас предупреждали синоптики, наконец завершила долгий путь из Сибири или какого-то другого заснеженного края и обрушилась на город.

Небо оккупировали тяжелые серые облака, на улицах завывал ветер. Если когда и стоит остаться дома, завернувшись в теплое одеяло с чашкой горячего чая, то именно в такой день. Но я себе такую роскошь позволить не мог, поскольку был особенно стеснен в средствах. В квартире царил ледяной холод, счета за газ и электричество росли; Боб по ночам пытался слиться с одеялом, стараясь впитать в себя крохи тепла, которые вырабатывал его хозяин. Я должен был продавать журналы, несмотря на стужу и непогоду. Иначе мы не протянем до весны.

Собрав рюкзак, я поискал глазами кота. Я не знал, пойдет ли он со мной на работу. Боб всегда решал сам. И обычно это было верное решение.

Кошки, как и другие животные, хорошо чувствуют изменения погоды и природные явления: они всегда заранее знают о землетрясениях и приближении цунами. Есть версия, что это связано с их чувствительностью к колебаниям атмосферного давления. Как бы там ни было, я привык доверять метеорологическим способностям Боба. Он всегда безошибочно предсказывал дождь, поскольку ненавидел мокнуть. В такие дни он отказывался выходить из квартиры, хотя на улице сияло солнце; обычно часа через два с неба обрушивались потоки воды, и я начинал завидовать коту, оставшемуся дома у батареи.

Поэтому, когда я показал Бобу шлейку и шарф и он подошел ко мне как ни в чем не бывало, я сделал вывод, что сегодня обойдется без погодных сюрпризов.

– Уверен, Боб? – на всякий случай уточнил я. – Я могу и один сегодня поработать.

Кот не отступил. Я повязал ему теплый вязаный шарф, подхватил на руки, и мы окунулись в зимнюю серость.

Едва мы вышли из подъезда, ледяной ветер накинулся на нас, словно грабитель с ножом. Дыхание перехватывало, щеки покалывало от холода. Боб плотнее обернулся вокруг моей шеи.

Я боялся, что нам придется полчаса стоять на остановке, но автобус, к счастью, подъехал всего через пару минут. Я с наслаждением подвинул ноги к обогревателю и вздохнул с облегчением. Но это было только начало.

Мы были в пути минут десять, не больше, когда за окном закружились первые хлопья снега. Сначала их было немного, но вскоре они заполонили все обозримое пространство; снег заметал тротуары и крыши припаркованных машин.

– Что-то мне это не нравится… – пробормотал я, глядя на Боба, который зачарованно смотрел на то, что творилось на улице.

Когда мы добрались до Ньюингтон-Грин, движение на дорогах было практически парализовано. Снег шел стеной. Я с тоской думал, как сложно будет сегодня работать; велика была вероятность, что к концу дня мы с Бобом превратимся в две сосульки – сосульку с журналами и рыжую сосульку в шарфике, – но я ничего не мог поделать. Я не знал, хватит ли мне на проезд до дома, не говоря уже о том, чтобы оплатить счет за электричество.

– Ладно, Боб, если мы хотим сегодня поработать, до метро лучше идти пешком, – сказал я, хотя мне становилось не по себе при мысли, что придется покинуть теплый автобус.

Выйдя на улицу, мы оказались в толпе угрюмых, медленно бредущих пешеходов, которые старательно смотрели под ноги, чтобы не поскользнуться. Боб был, наверное, единственным, кто восхищенно глазел по сторонам и торопился исследовать этот новый снежный мир. Я посадил его на плечи, но уже через пару шагов кот дал мне понять, что собирается идти пешком.

Поставив Боба на тротуар, я понял, что он впервые видит снег. Во всяком случае, на моей памяти. Он наступал лапой на покрывший землю холодный порошок, а потом замирал и любовался получившимся отпечатком. Наверное, Боб не понимал, почему все вокруг вдруг стало белым.

– Пойдем, дружище, мы не можем простоять тут весь день, – позвал я через пару минут.

Снегопад был уже таким сильным, что видимость сократилась до пары метров. Боб по-прежнему с детским восторгом топал по снегу, с каждым шагом погружаясь все глубже. Вскоре он начал с трудом переставлять лапы, и я посадил его обратно на плечи.

Но это не слишком помогло. Через каждую пару метров я останавливался, чтобы стряхнуть с кота маленькие сугробы. У меня в рюкзаке лежал потрепанный старый зонт, но толку от него было мало.

– Так не пойдет, Боб. Нужно придумать тебе какую-нибудь куртку, – сказал я, сворачивая в сторону маленького магазина.

Отряхнув снег с ног, я вошел внутрь. Хозяйка магазина, пожилая индианка, с удивлением посмотрела на необычных клиентов. Но вскоре на ее лице появилась добродушная улыбка.

– Каким смелым нужно быть, чтобы выйти в такую погоду! – воскликнула она.

– Не уверен, что тут подходит слово «смелый», – отозвался я. – Вот «сумасшедший» куда ближе к истине.

Я не знал, зачем именно пришел. Сначала я хотел купить новый зонт, но быстро понял, что таких денег у меня нет. В кармане сиротливо звенела мелочь. Внезапно меня осенило, и я направился в отдел кухонных товаров. Там я увидел рулон пакетов для мусора.

– Это может сработать, – пробормотал я. – Сколько стоит одна штука?

– Они не продаются поштучно. Только целым рулоном. За два фунта.

Этого я себе позволить не мог. А ведь такая была хорошая идея! Я было отчаялся, но потом заметил на кассе обычные пакеты для покупателей.

– Можно взять один? – спросил я, указывая на них.

– Да, – тихо сказала хозяйка. – За пять пенсов.

– Давайте, – кивнул я. – У вас есть ножницы?

– Ножницы?

– Да. Мне надо проделать дыру в пакете.

Женщина посмотрела на меня как на психа, но, несмотря на это, вытащила из-под прилавка маленькие швейные ножницы.

– Отлично! – воскликнул я.

В закрытой части пакета я прорезал полукруглое отверстие и натянул импровизированное пончо на кота. Оно село как влитое, закрыв тело и лапы Боба.

– Вот оно что! – рассмеялась индианка. – Очень умно. Так ему будет теплее.

У нас ушло пятнадцать минут на то, чтобы добраться до метро. Пара человек улыбнулись, увидев кота в пончо, но в основном люди были заняты тем, чтобы добраться из пункта А в пункт Б, не растянувшись на мостовой. Я к тому времени уже понимал, что на своем участке мы не продержимся – толстый слой снега покрывал тротуар. Поэтому мы с Бобом укрылись в ближайшем переходе, где уже прятались от непогоды несколько работяг.

Я не хотел держать Боба на холоде дольше, чем нужно, и сделал все возможное, чтобы поскорее распродать журналы. К счастью, прохожие нас жалели, и пачка журналов таяла на глазах. К полудню я заработал достаточно денег, чтобы продержаться пару дней. Главное, их должно было хватить на оплату газа и электричества, до тех пор, пока погода не улучшится.

– Ну, теперь можно пойти домой, – устало улыбнулся я Бобу; мы вышли из укрытия на ледяной ветер и направились к автобусной остановке.

Существуют же более легкие способы зарабатывать деньги, сонно думал я, отогреваясь после зимней стужи. Ситуация осложнялась тем, что пропасть между теми, у кого были деньги, и теми, у кого их не было, со временем только росла. Выходя работать на улицы Лондона, ты становился героем повести о двух городах [4], о чем мне напомнили через несколько дней.

Время было обеденное; мы стояли у вестибюля станции «Энджел», когда я заметил какую-то суету внутри рядом с турникетами, там, где пассажиры направлялись к выходу. Несколько человек оживленно общались с работниками станции, а потом прошли, не заплатив, и двинулись в нашу сторону.

Я сразу узнал плотного светловолосого мужчину в центре. Это был мэр Лондона, Борис Джонсон. Рядом с ним шли мальчик (наверное, его сын) и группа хорошо одетых помощников.

Поскольку времени на раздумья у меня не было, я среагировал инстинктивно, едва эта компания приблизилась к нам.

– Как насчет «Big Issue», Борис? – спросил я, размахивая журналом.

– Я немного тороплюсь, – нервно ответил он. – Хотя подожди…

К его чести, он начал копаться в карманах и достал кучку монет, которые пересыпал мне в руку:

– Держи. Это дороже британских фунтов.

Я не понял, что он имеет в виду, но все равно поблагодарил.

– Спасибо, что помогли нам с Бобом, – сказал я, протягивая ему журнал.

Мэр в ответ улыбнулся и кивнул рыжему:

– Какой у вас замечательный кот.

– Он настоящая «звезда». У него даже есть проездной на метро, так что он может ездить бесплатно.

– Потрясающе. Правда, потрясающе, – ответил мэр, прежде чем удалиться в сторону Айлингтон-Грин.

– Удачи, Борис, – пробормотал я, когда он исчез из виду.

Я не хотел показаться грубым и пересчитывать деньги при мэре, но, судя по количеству и весу монет, они с лихвой покрывали стоимость журнала.

– Как щедро с его стороны, да, Боб? – сказал я, вытаскивая монеты, которые торопливо сунул в карман куртки.

Но стоило мне рассмотреть их повнимательнее, как мое сердце упало. На всех монетах было отчеканено: «Confoederatio Helvetica».

– О нет, – разочарованно прошептал я. – Он заплатил швейцарскими франками.

Только тогда до меня дошел смысл его слов.

– Вот что он имел в виду, когда говорил, что они дороже британских фунтов, – проворчал я.

Проблема в том, что я бы предпочел нормальные деньги. Мэру, очевидно, и в голову не пришло, что в большинстве банков и пунктов обмена принимают только банкноты, а не монеты. Поэтому для меня эти деньги не имели никакой ценности.

Через несколько минут к нам подошла Давика, девушка, работавшая на станции и дружившая с Бобом.

– Видела вас с Борисом, Джеймс, – улыбнулась она. – Все прошло хорошо?

– Да не то что бы, – уныло отозвался я. – Он всучил мне кучу швейцарских франков.

Давика покачала головой.

– Настоящее богатство, – прокомментировала она. – Эти люди живут на другой планете.

В ответ я молча кивнул. Увы, со мной такое случалось не в первый раз.

Несколько лет назад я был уличным музыкантом на Ковент-Гарден. Время близилось к половине восьмого – час, когда в местных театрах и операх поднимали занавес. Из метро выскакивали люди, опаздывающие на спектакль; им было не до парня с гитарой. Впрочем, один человек все-таки заметил нас с Бобом.

Мужчина в галстуке-бабочке сунул руку в карман, когда до нас оставалось еще несколько ярдов. Он выглядел очень импозантно с гривой седых волос; мне показалось, что я видел его по телевизору, но где именно, вспомнить не смог. Когда он вытащил банкноту, я решил, что мне повезло. Поскольку это была красная бумажка, я решил, что речь идет о пятидесяти фунтах.

– Держи, парень, – сказал он, всовывая ее мне в руку.

– Ух ты! Спасибо огромное, – ответил я.

– Хорошего вечера, – рассмеялся он и, резко ускорив шаг, направился в сторону площади.

Я не понял, что его рассмешило, и решил, что все дело в хорошем настроении. Подождал, пока толпа немного схлынет, и достал смятую банкноту. И это оказались не пятьдесят фунтов. Хотя бумажка и была красной, нарисованный на ней бородатый мужчина был мало похож на королеву Елизавету II. А еще на банкноте значилась цифра 100. И надписи были на каком-то восточноевропейском языке. Единственное более-менее знакомое слово было «Srbije». Я понятия не имел, сколько стоит эта бумажка. Не исключено, что больше пятидесяти фунтов. Поэтому я собрал вещи и направился в пункт обмена на другой стороне площади Ковент-Гарден.

– Привет. Вы не подскажете, сколько это стоит? – спросил я у сидевшей за окошком кассы девушки.

Она озадаченно посмотрела на протянутую банкноту:

– Понятия не имею. Подождите, спрошу еще у кого-нибудь.

Она направилась к пожилому коллеге, сидевшему в глубине офиса, и вскоре вернулась обратно.

– Судя по всему, это сто сербских динаров, – сказала она.

– Ага. И я могу ее обменять?

– Сейчас посмотрим, какой там курс.

Девушка постучала по клавиатуре, потом взяла калькулятор.

– Ну… Выходит всего семьдесят пенсов. Так что мы не сможем ее обменять.

Я расстроился. В душе я надеялся, что денег хватит нам с Бобом на выходные. Как же! В такие моменты я особенно сильно ощущал уязвимость своего положения. Мне тридцать лет. У большинства мужчин в моем возрасте есть стабильный заработок, автомобиль, дом и пенсионные накопления, а еще жена и, может быть, даже дети. У меня не было ничего. Не скажу, чтобы я так уж сильно стремился связать себя узами брака, да и без машины я прекрасно обходился, но отсутствие стабильности и уверенности в завтрашнем дне меня угнетало. Я устал прозябать на улице. И терпеть унижение от людей, которые не имели ни малейшего представления о том, как я живу. В такие моменты я был близок к тому, чтобы все изменить. И через несколько дней после встречи с мэром я понял, что время пришло.

Закончив с работой пораньше, мы с Бобом спустились в метро, сели на поезд до Юстона, а там перешли на другую линию, чтобы добраться до вокзала Виктория. В переходах Боб гордо выступал впереди меня: он знал, куда мы направляемся.

Мы ехали на встречу с моим отцом; в последнее время мы стали видеться чаще. В прошлом отношения у нас были натянутые. Когда родители развелись, мама получила полную опеку и увезла меня на другой конец света, в Австралию, поэтому отец едва меня знал. Я уезжал от него маленьким мальчиком, а вернулся в восемнадцать лет угрюмым юношей. Через год жизни в Лондоне я и вовсе пропал из виду и стал жить на улице. Изредка я сообщал о себе, и отец искренне пытался мне помочь, но, честно сказать, вряд ли меня можно было спасти в тот момент.

Мы стали чуть ближе, когда я начал лечиться от наркотической зависимости; у нас вошло в привычку встречаться в пабе на вокзале Виктория и пропускать по паре кружек пива. Часть столиков стояла на улице, поэтому иногда я брал с собой Боба. Паб был дешевым и гостеприимным, и мы нередко там ужинали. Отец всегда меня угощал. Наверное, потому, что у меня никогда не было денег, чтобы угостить его.

Как обычно, отец приехал раньше нас.

– Привет. Что нового?

– В общем-то, ничего, – пожал плечами я. – Правда, меня достало торговать журналами. Слишком опасно. И в Лондоне полно людей, которым на тебя плевать.

Я рассказал ему о встрече с мэром. Отец посмотрел на меня с сочувствием, но я уже знал, что он ответит.

– Тебе нужно найти нормальную работу, Джейми.

Он был единственным, кто так меня называл. Я едва сдержался от того, чтобы закатить глаза.

– Легче сказать, чем сделать, пап.

Отец всегда был трудоголиком и синим воротничком до мозга костей. Из торговца сувенирами он вырос во владельца мастерской по ремонту бытовой техники, а потом стал продавать автомобили. Он всегда был сам себе хозяином. Не думаю, что он понимал, почему я не могу поступить так же. Это не значит, что он отказывался мне помогать. Когда я собирался стать музыкантом, он хотел поддержать меня, но ничего не вышло – по моей вине. Я активно мечтал, но делать ничего не хотел. А отец после развода с матерью женился во второй раз, у них родилось двое детей, Кэролин и Энтони, мои сводные брат и сестра. Так что у него и своих проблем хватало. В общем, ситуация была непростая.

Я никогда не думал о том, чтобы работать на отца, да он никогда и не предлагал. Понимал, что нельзя смешивать семью и работу. Или в глубине души признавал, что я не тот человек, на которого можно положиться и которому можно доверить общение с клиентами.

– А как насчет компьютерных курсов? Их же сейчас полно, – предложил он.

Да, только у меня недостаточно квалификации, чтобы на них попасть, мрачно подумал я. И в этом я тоже сам виноват.

Несколько лет назад у меня был учитель, классный парень по имени Ник Рэнсом. Он работал в благотворительной организации «Family Mosaic». Мы с ним стали хорошими друзьями; иногда он приходил ко мне домой, иногда я ездил к нему в офис в Далстоне, и там он помогал мне разбираться со счетами и искать работу. Ник пытался чем-то увлечь меня, записывал на разные курсы, начиная с ремонта велосипедов и заканчивая программированием, но борьба с зависимостью отнимала все мои силы, поэтому я так толком ничему и не научился. Играть на гитаре перед прохожими было куда легче, так что, когда Ник уехал, я все забросил. Я не в первый раз упускал отличную возможность – и не в последний.

Отец пообещал поспрашивать знакомых: вдруг кто-нибудь возьмет меня на работу?

– Но сейчас с этим непросто, – сказал он, поднимая номер вечерней газеты. – Каждый раз открываю газету, а там пишут про новые сокращения.

Я и сам об этом прекрасно знал. Знал, что не один я сижу без работы, что миллионы людей с хорошим образованием и высокой квалификацией не могут устроиться. На рынке труда я ценился настолько низко, что не видел смысла в том, чтобы даже пытаться.

Отец был не таким человеком, чтобы делиться переживаниями. Я знал, что разочаровал его. Ему казалось, что я махнул рукой на свою жизнь. Но это было не так. Я старался, просто у меня были свои методы.

Чтобы сменить тему, я спросил, как дела у его детей. Мы с Кэролин и Энтони не были близки и почти не виделись. Отец поинтересовался, какие у меня планы на Рождество: раза два я праздновал с его семьей, но не скажу, что все остались довольны.

– Проведу Рождество с Бобом, – улыбнулся я. – Нам с ним хорошо вместе.

Отец не очень понимал, что у нас с котом за отношения. Он, конечно, погладил его, когда мы пришли, приглядел за рыжим, когда мне нужно было отлучиться в туалет, и даже попросил официантку принести блюдечко молока и угощение для кота, но… Он никогда не был кошатником. Поэтому рассказы о том, как мы с Бобом понимаем друг друга или как он помогает мне держаться на плаву, отца порядком озадачивали. И вряд ли я мог его за это винить.

Отец, как обычно, ненавязчиво поинтересовался, все ли у меня хорошо со здоровьем. Я понимал, что больше всего его волнует, не стал ли я снова принимать наркотики.

– Все отлично, – сказал я. – Недавно у нас в подъезде парень умер от передоза. Неприятное зрелище.

Отца мои слова явно напугали. Он имел слабое представление о жизни наркоманов. Как и большинство людей его поколения, он терялся, когда сталкивался с неприглядной правдой. И вряд ли понимал, что именно творилось со мной, когда я прочно сидел на героине.

В то время мы с ним виделись пару раз, но, как и все наркоманы, я хорошо умел скрывать, насколько все плохо. Я понимал, что выгляжу не лучшим образом, но говорил, что у меня грипп, надеясь, что отец ничего не заподозрит. Думаю, он видел: со мной что-то неладно, но что конкретно – сказать не мог. Он понятия не имел, как ведут себя зависимые люди. Хотел бы и я этого не знать.

Мы просидели в пабе полтора часа, но потом отец засобирался на электричку. Он подкинул мне несколько фунтов, и мы договорились встретиться снова через пару недель.

– Береги себя, Джейми, – сказал он на прощание.

Время близилось к вечеру, у вокзала было полно народу. У меня осталось еще немного журналов, и я решил распродать их перед тем, как отправиться домой. Отыскав свободный участок, я приступил к торговле. Сытый Боб был в отличной форме и охотно работал на публику. Прохожие замедляли шаг, чтобы полюбоваться довольным рыжим котом, а я начинал подумывать, не купить ли на вырученные деньги карри, как вдруг…

Я сразу понял: ничего хорошего от этой парочки ждать не стоит. Худого седоволосого мужчину лет сорока в ярко-красной накидке «Big Issue» я знал, еще когда продавал журналы на Ковент-Гарден. Его лишили удостоверения продавца за многочисленные правонарушения. Человека, который шел рядом с ним, я никогда прежде не видел, но даже без этого я мог сказать, что ему лучше не становиться поперек дороги. Высокий, широкоплечий, он напоминал мешок с картошкой. Очень грозный мешок с картошкой.

Эти двое направлялись к главному входу вокзала Виктория. У старшего в руках был номер «Big Issue», он активно размахивал им, предлагая прохожим, брал деньги, но журнал не отдавал. Этим приемом часто пользовались нечестные продавцы: сочиняли слезливую историю, что это последний номер, что им не на что жить, и люди, махнув рукой, просто давали им пару фунтов. По сути дела, это было чистой воды попрошайничество.

Меня всегда удивляло, что кто-то мог на это купиться. К несчастью, всегда находились жалостливые или просто щедрые люди.

А парочка тем временем подходила к нам все ближе. Они пристроились у входа на вокзал, чтобы отлавливать пассажиров, спешащих на поезд. Красная накидка – фирменный знак продавца «Big Issue» – выглядела так, будто ее достали из мусорного бака. И беджа у старшего тоже не было. Пока он занимался «торговлей», его товарищ недовольно косился на нас с Бобом.

– Ты! Проваливай отсюда, а то я сейчас прибью твоего кота! – рыкнул он с ирландским акцентом, подходя ко мне и дыша перегаром в лицо.

Боб, почуяв опасность, злобно зашипел на нарушителя спокойствия. Я подхватил кота на руки, пока он не попал в беду. Несмотря на грозный вид краснолицего громилы, я не собирался отдавать ему выгодный участок.

– У меня есть право здесь торговать, и я собираюсь продать еще несколько журналов, – твердо сказал я. – А вы двое занимаетесь попрошайничеством, хотя это запрещено.

Ему мои слова явно не понравились.

– У тебя две минуты на то, чтобы собрать свои вещи и свалить отсюда, – пригрозил он, отвлекшись на старшего товарища, который махал ему рукой. Громила оставил нас в покое и затерялся в толпе.

Я на время потерял неприятную парочку из виду. Эти двое были наркоманами; я знал, что они уйдут, как только наберут денег на дозу. Я надеялся, что мужик в накидке ушел именно поэтому. Но нет.

Большой парень возник из ниоткуда. И на этот раз он всерьез разозлился.

– Ты что, не понял, что я сказал? – выплюнул он.

И ударил меня. Подошел и двинул мне в нос. Это случилось так быстро, что я не успел среагировать. Раз – и гигантский кулак впечатывается мне в лицо. У меня не было никаких шансов отразить удар.

– Какого?.. – заорал я, отскакивая назад.

Боб спрыгнул на землю от греха подальше.

Отняв руку от лица, я увидел, что она вся в крови. Судя по ощущениям, этот громила сломал мне нос. Связываться с ним не было никакого желания. Полиции поблизости не наблюдалось, а в одиночку против двух наркоманов я бы не выстоял.

Я знал, что работать на улице непросто. Но иногда это становилось опасно для жизни. Случалось, продавцов «Big Issue» убивали ради пары фунтов. В Норвиче одного парня забили до смерти. И я не хотел пополнять статистику.

– Так, Боб, надо убираться отсюда, – пробормотал я, подхватывая вещи.

На меня навалились злость и отчаяние. Когда же в моей жизни хоть что-то измениться? Так не могло продолжаться. Но я понятия не имел, что делать. Все разговоры с отцом про поиски работы и курсы показались пустыми мечтами. Кому нужен бывший наркоман? Кто возьмет на работу человека с резюме таким же унылым, как австралийские пустоши, где я провел часть детства? В тот день я, как никогда, отчетливо осознавал свою ненужность.

Два крутых кота

Если не ошибаюсь, это случилось в сентябре 2010-го. Мы с Бобом, как обычно, продавали журналы у метро, когда к нам подошла Давика. Она работала кассиром на станции и с самого первого дня в Айлингтоне стала нам с котом верным другом. Давика часто покупала угощение для Боба и выносила ему попить в жару. Но в тот день она пришла с новостями.

– Привет, Джеймс! Тут кое-кто искал вас с Бобом, – сказала она. – Вроде как репортер из местной газеты. Попросил перезвонить, если вы согласитесь дать ему интервью.

– Да ладно! – воскликнул я. – Думаю, мы не против, правда, Боб?

Я вопросительно посмотрел на кота. Тот благодушно прищурился.

– Передай ему, что мы тут работаем целый день, пусть приходит.

В общем-то, я знал, что мой кот – настоящая знаменитость. По Интернету ходило немало любительских видео с Бобом в главной роли, несколько лондонских блоггеров писали про рыжего у себя в журналах, многие выкладывали его фотографии в сеть, но газеты нами заинтересовались впервые. Честно говоря, я отнесся к этой новости с изрядной долей скепсиса. За прошедшие годы со мной случалось много чего, на первый взгляд, чудесного и замечательного, но в большинстве случаев выходил из этого один пшик.

Тем не менее через пару дней репортер ждал нас возле станции.

– Привет, Джеймс, я Питер, – сказал он. – Я могу взять у тебя интервью для «Айлингтон Трибьюн»?

– Почему бы и нет?

Для начала он сфотографировал Боба, сидящего у меня на плечах, так чтобы табличка с названием станции попала в кадр. Я чувствовал себя неловко, поскольку не был одет для интервью и начал отращивать зимнюю бороду. Но репортера это не смутило.

Мы поболтали о моем прошлом, я опять рассказал о том, как встретил Боба. Журналист задавал немного вопросов и не лез мне в душу, но собрал достаточно информации для полноценной статьи. Он пообещал, что она появится в следующем номере «Трибьюн». Я кивнул, но не очень-то поверил его словам. Поверю, когда увижу своими глазами. По крайней мере, не придется расстраиваться.

И вот, несколько дней спустя, в четверг утром, я подошел к стойке координаторов «Big Issue». Рита и Ли смотрели на меня, загадочно улыбаясь.

– Эй, Джеймс, да вы с Бобом сегодня на первой полосе! – воскликнула Рита, протягивая мне свежий номер «Айлингтон Трибьюн».

– Правда? – удивился я.

И действительно, на первой странице красовались наша с Бобом фотография и статья, подписанная Питером Грюнером.

Два крутых кота… Продавец «Big Issue» и его кот Боб

История начиналась так:

«Со времен легендарного Дика Виттингтона [5], ставшего благодаря своему коту лорд-мэром Лондона, улицы Айлингтона не видели такой колоритной команды, как Джеймс и его друг Боб. Продавец “Big Issue” Джеймс Боуэн вместе с рыжим напарником Бобом стали набирать популярность с первого дня работы у станции “Энджел”. История их знакомства, давно разошедшаяся по Интернету, трогает до глубины души, и появление голливудского фильма об этой замечательной дружбе кажется только вопросом времени».

Признаюсь, замечания журналиста по поводу Дика Виттингтона и Голливуда меня рассмешили. А вот то, как я вышел на фото, мне совсем не понравилось. Неопрятная щетина сразу бросалась в глаза. Но в целом статья получилась очень хорошая, поэтому я приобрел в киоске несколько номеров «Айлингтон Трибьюн», чтобы показать друзьям. В автобусе по пути домой я решил перечитать статью. Боб сунул нос в газету и увидел нашу фотографию. Клянусь, в тот миг выражение морды у него было крайне удивленное, а такое с ним бывает нечасто. Боб словно недоумевал: «Да ладно! Не может быть. Или может?»

Еще как может! Многие люди узнали нас, прочитав статью, и реклама вскоре начала приносить дивиденды, пусть и довольно скромные. Я согласился на интервью в надежде, что оно привлечет клиентов. Подумал: вдруг кто-нибудь прочитает статью и обратит на нас внимание вместо того, чтобы пройти мимо? Сработало! На следующий день после публикации все больше людей начали здороваться с нами на улице и даже в автобусе.

Как-то утром я выгуливал Боба в парке Айлингтон-Грин, и вдруг к нам подошла группа школьников в синей форме. Им было лет по девять-десять.

– Смотрите, это же Боб! – воскликнул мальчик, показывая на кота.

Остальные, судя по реакции, понятия не имели, о чем он говорит.

– Кто такой Боб? – спросила девочка.

– Кот, который сидит на плечах у того дяди. Это знаменитый кот. Мама говорит, он похож на Гарфилда.

Мне польстило, что нас узнают даже школьники, но вот сравнение Боба с Гарфилдом не обрадовало. Толстый, неопрятный, помешанный на еде кот, который ни во что не ставит хозяина и терпеть не может работать, – разве это похоже на Боба? Мой рыжий друг тщательно следит за собой, он всегда готов прийти на помощь. Такого чуткого кота и верного друга еще поискать. И уж точно никто не назовет Боба ленивым.

Благодаря статье напомнили о себе и старые знакомые, например дама из Америки, которая уже как-то интересовалась нашей историей. Ее звали Мэри, и она работала литературным агентом. Тогда она сказала, что живет поблизости и давно обратила на нас внимание. Мэри спросила, не хочу ли я написать книгу о Бобе. Я пообещал, что подумаю, но, по правде говоря, почти сразу об этом забыл. Я – и писатель? Я был наркоманом, пытавшимся избавиться от зависимости. Я зарабатывал на жизнь, торгуя журналами у метро. Я не вел дневник. Да что там дневник, я даже эсэмэски не отправлял. Да, я любил читать и буквально проглатывал книги, если они попадали мне в руки. Но мысль о том, чтобы самому написать книгу, казалась мне такой же бредовой, как попытка построить космическую ракету или баллотироваться в парламент. Другими словами, я счел эту идею абсолютно бесперспективной.

К счастью, Мэри не собиралась сдаваться. Я поделился с ней сомнениями в своей способности написать книгу, и она предложила мне встретиться с писателем, который помогал таким непрофессионалам, как я. На тот момент он был занят, но Мэри пообещала, что он освободится к концу года, и тогда мы с ним сможем увидеться. После статьи в «Айлингтон Трибьюн» Мэри снова вышла на связь, чтобы уточнить, не передумал ли я.

Если профессионал решит, что из нашей с Бобом истории выйдет книга, придется потратить немало времени на то, чтобы довести ее до ума. Потом Мэри постарается заинтересовать издателей. Правда, я не верил, что до этого дойдет.

Писатель позвонил в конце ноября, когда я и думать о нем забыл. Его звали Гарри. Мы договорились встретиться и выпить кофе в Дизайнерском центре напротив станции «Энджел». Поскольку я был с Бобом, нам пришлось сидеть на улице, на пронизывающем ветру. Мой кот разбирался в людях лучше меня, чем я иногда с удовольствием пользовался. Так и в тот раз: я извинился и отошел в туалет, оставив его наедине с писателем. Они прекрасно поладили, и я счел это добрым знаком.

Гарри пытался выяснить, сгодится ли наша история для книги. Он ничего от нас не скрывал, и я тоже старался быть максимально честным. Сначала я не хотел углубляться в темную сторону моей жизни, но Гарри сказал кое-что, что заставило меня передумать. Он заметил, что мы с Бобом – раненые души. Мы встретились, когда оба были на грани. И фактически вернули друг друга к жизни.

– Вот о чем должна быть ваша история, – подытожил Гарри.

Я никогда не смотрел на случившееся под таким углом. Конечно, я осознавал, как сильно Боб повлиял на меня. В одном из видео на YouTube говорилось, что он спас мне жизнь. В некотором смысле это было правдой. Но я представить не мог, что наша история кого-то заинтересует.

Даже когда мы встретились с Гарри во второй раз, чтобы обсудить все более детально, мне по-прежнему казалось, что мы строим замки на песке. Слишком много было всяких «если» и «может быть». Если Гарри и Мэри согласятся работать со мной, издатель, может быть, заинтересуется нашей книгой. Я не верил, что такое случится. С таким же успехом я мог надеяться на помощь Санта-Клауса.

А до Рождества оставалось все меньше времени. Мы с Бобом любили этот праздник. Наше первое Рождество мы справляли вдвоем перед телевизором, купив еду навынос. Если учесть, что до этого я десять лет «праздновал» в ночлежках, обдолбавшись героином, то такое Рождество понравилось мне гораздо больше. Да что там, это был лучший праздник в моей жизни!

Следующее Рождество я пропустил, потому что гостил у мамы в Австралии.

И вот наконец мы с Бобом снова вместе готовились к этому чудесному дню. В преддверии Рождества мы обычно получали кучу подарков: преданные поклонники вязали шарфы для кота, а некоторые приносили нам подарочные сертификаты в разные магазины. В этом году мы отправились прямиком за кошачьим рождественским календарем. Каждое утро я открывал «окошко» и доставал оттуда угощение для Боба. Кот быстро сообразил, в чем дело, и, проснувшись, первым делом бежал к календарю.

Незадолго до Рождества я наряжал Боба в потрясающий костюм Санта-Лапкуса. Первый нам подарила Бэлль два года назад, но он куда-то подевался, и я купил коту новый, с красной жилеткой и красным колпачком. Прохожие приходили в восторг при виде рождественского кота.

А когда мы проснулись двадцать пятого декабря и начали разворачивать подарки, Боб, как обычно, больше играл с оберточной бумагой, чем с тем, что в нее было завернуто. Он катался по ковру и шуршал упаковкой, а я ему не мешал. Я провел Рождество, засыпая под телепередачи и играя в видеоигры. А потом и Бэлль заскочила к нам на пару часов. Настоящий семейный праздник.

Через пару недель после Нового года раздался телефонный звонок. Мэри сообщила, что представитель крупного лондонского издательства «Hodder and Stoughton» хочет встретиться со мной – и с Бобом, конечно.

Когда мы подошли к высокому зданию на Тоттенхэм-Курт-роуд, где находилось издательство, охранники сперва не хотели пускать Боба внутрь. Они сильно удивились, узнав, что этот кот станет главным героем книги. Их реакция была вполне объяснима. Среди авторов издательства значились такие люди, как Джон Гришэм и Гордон Рамзи. И зачем, ради всего святого, им понадобилась книга о неопрятном бородатом парне и его коте?

Наконец сотрудник редакции спустился вниз и помог нам войти. В издательстве нас встретили очень тепло, а с Бобом и вовсе обращались, как с особой королевских кровей. Ему вручили мешок с подарками – лакомством и игрушками – и разрешили походить по кабинетам. Везде его встречали с таким восторгом, словно он был знаменитостью. Люди забывали о работе, фотографировали Боба на телефон, гладили и всячески выражали свое восхищение. Я, конечно, знал, что мой кот – «звезда», но не подозревал, что такого масштаба!

Пока Боб путешествовал по издательству и купался в лучах славы, я знакомился с редакторами, маркетологами и сотрудниками коммерческого отдела. Было много разговоров о сроках сдачи в печать и датах выхода книги. Эти люди с таким же успехом могли говорить на сербскохорватском или китайском – я не понимал ни слова! Суть в том, что они ознакомились с материалами, которые предоставили издательству Гарри и Мэри, и наша история их заинтересовала. Они даже придумали название для книги: «Уличный кот по имени Боб». Теннесси Уильямс [6], наверное, в гробу перевернулся, услышав об этом, но мне понравилось.

Вскоре меня пригласили в литературное агентство в Челси, где работала Мэри. Стильный дизайн, дорогой интерьер… в этих стенах привыкли встречать лауреатов Нобелевской премии и премии Букера, а не продавцов «Big Issue» с рыжим котом. Пока Боб бродил по кабинетам, Мэри ознакомилась с контрактом, который предложили мне издатели. Она заметила, что условия вполне достойные, если учесть, что я – никому не известный автор. Я поверил ей на слово и подписал все бумаги.

Последние десять лет я ставил подпись в основном на рецептах и полицейских документах. Непривычно было подписывать контракт. Непривычно, но очень приятно.

Иногда я просыпался с мыслью, что все это – лишь плод моего воображения. Не могло такого случиться. Только не со мной.

Я не хотел, чтобы Гарри приходил ко мне домой, – стеснялся того, в каких условиях мы с Бобом жили. Поэтому мы стали встречаться несколько раз в неделю в Айлингтоне. Были в этом свои плюсы и минусы. С одной стороны, я мог спокойно торговать журналами и, распродав дневную норму, приступать к работе над книгой. С другой стороны, это означало, что Боб был со мной, то есть мы не могли посидеть в каком-нибудь кафе. Приходилось торчать на улице, а зимой это не лучший вариант. Библиотек поблизости не было.

Выручили нас продавцы из книжного магазина «Waterstones», расположенного неподалеку от метро. Меня там знали: мы с Бобом частенько заглядывали в отдел научной фантастики. Я спросил Алана, менеджера магазина, нельзя ли нам поработать на втором этаже, где-нибудь в тихом уголке. Он не только разрешил, но и попросил другого сотрудника отнести два стула в исторический отдел. И даже принес нам кофе.

Если на улице было тепло, мы с Гарри сидели за столиком у кафе на Эссекс-роуд. Там я мог курить, что благотворно влияло на творческий процесс.

Мы решили, что книга будет посвящена не только нашей с Бобом истории. Я хотел рассказать о жизни на улице, чтобы люди поняли, как легко опуститься на дно, превратиться в невидимку и фактически перестать существовать. Для этого нужно было поделиться своим прошлым. Но мне сложно было говорить о себе, особенно когда речь заходила о мрачных периодах моей жизни. А таких было немало. Некоторые эпизоды тех окутанных наркотическим дурманом десяти лет я похоронил в самых дальних уголках своей памяти. Я совершал поступки, которых стыжусь, и делал то, о чем боюсь поделиться даже с самыми близкими людьми, не говоря уже о том, чтобы писать в книге. Но когда я начал рассказывать об этом Гарри, слова полились сами собой. У меня не было денег на психолога и психоаналитика, но беседы с писателем стали отдушиной, в которой я, сам того не осознавая, нуждался. В ходе работы над книгой я свыкся с неприятной правдой, и это помогло мне лучше понять самого себя.

Я знал, что со мной непросто иметь дело. Казалось, во мне до сих пор живет трудный подросток, неадекватный и склонный к саморазрушению. Это началось еще в детстве, когда родители развелись и меня увезли в Австралию, где мы с мамой постоянно переезжали, так что я не задерживался ни в одной школе и не мог завести друзей. Сначала я изо всех сил стараться понравиться одноклассникам, но потом понял, что все равно ничего не выйдет, и смирился с положением изгоя.

В подростковом возрасте у меня начались серьезные проблемы с поведением. Я был злым, несдержанным, непослушным, срывался на мать и на отчима. В одиннадцать лет я на два года стал постоянным пациентом психиатрического отделения детской больницы. Врачи говорили, что у меня биполярное расстройство личности или маниакально-депрессивный психоз (не помню что конкретно). Такое чувство, что они каждую неделю придумывали новый диагноз. В любом случае, результат был один – мне прописывали кучу лекарств, включая литиум.

И вот с этого момента я помню все не очень четко.

Правда, есть одно яркое воспоминание – еженедельный анализ крови в клинике. Стены кабинета, где у нас брали кровь, были увешаны плакатами рок– и поп-звезд. И я смотрел на них, чтобы не видеть, как врач втыкает иглу мне в руку. Он каждый раз обещал, что будет не больно, что это «всего лишь комариный укус», но я знал, что он врет. После того как меня выписали, я еще много лет боялся уколов. А потом наркотики заставили меня забыть обо всех страхах: я втыкал в себя иголки несколько раз в день и был вполне счастлив.

Впрочем, не все было так плохо. После окончания лечения я захотел как-то отблагодарить больницу. Устроившись в расположенный поблизости магазинчик комиксов, я уговорил владельца отдавать лежалый товар детям из клиники. Пока я лежал в больнице, из развлечений там были только воздушный хоккей и видеоигры, поэтому я знал, что ребята будут рады комиксам.

Но светлых воспоминаний о том времени у меня почти нет. Зато поговорив о нем с Гарри, я задумался над вещами, от которых раньше старательно отмахивался.

Как-то раз перед встречей с писателем я посмотрел документальный фильм Луи Теру о том, что в США для лечения детей с биполярными расстройствами, гиперактивностью и синдромом Аспергера все чаще используются психотропные препараты. Я вдруг понял, что со мной в свое время произошло то же самое. Раньше мне не приходило в голову, что все это могло как-то повлиять на меня. Тут приходит в голову вопрос о том, что было сначала – курица или яйцо: мне давали психотропные препараты, потому что у меня были проблемы с поведением, или я превратился в трудного подростка, потому что врачи убедили меня в том, что со мной что-то не так? И как все эти лекарства отразились на моем характере? До попадания в больницу я был нормальным ребенком и легко находил общий язык с окружающими. Проблемы начались после лечения. Именно тогда я не мог ни с кем подружиться, страдал от депрессии и перепадов настроения. Есть ли здесь какая-то связь? Понятия не имею.

Впрочем, я точно знал, что не могу винить врачей, свою мать или кого бы то ни было в том, что случилось со мной потом. Да, они сыграли свою роль, но я сам все испортил. Никто не предлагал мне наркотики. Никто не выгонял жить на улицу. Никто насильно не колол мне героин. Все это я делал сам, по доброй воле. Я испортил свою жизнь без чьей-либо помощи. Я отлично постарался.

И, работая над книгой, я осознал это как никогда ясно.

На мгновение отец утратил дар речи. На лице его недоверие сменилось выражением счастливой гордости – и мягкого одобрения.

– Это большая сумма, Джейми, – сказал он, помолчав, и отложил в сторону чек, который я ему вручил. – Тебе стоит быть осторожнее.

Я и сам до сих пор не до конца поверил в случившееся. Конечно, были встречи с издателями, я подписывал контракты, читал статьи в газетах… Но только получив аванс за книгу, я понял, что все это происходит на самом деле.

Когда письмо с чеком опустили в почтовый ящик, я открыл конверт и несколько минут просто сидел и молча на него смотрел. Последние десять лет чеки мне присылало только Министерство здравоохранения и социального обеспечения. И суммы там были куда скромнее – 50 или 100 фунтов, не больше. Ни разу я не видел на чеке больше пары нулей.

Понятно, что по сравнению с тем, сколько зарабатывали многие лондонцы, эта сумма была пустячной. Большинство моих клиентов, работавших в Сити, в месяц получали в несколько раз больше. Но для того, кто считает огромной удачей продать журналов на шестьдесят фунтов в день, это было настоящим богатством.

Правда, с получением чека сразу возникли две проблемы. Во-первых, я не доверял себе и боялся, что потрачу деньги на всякие глупости. И во-вторых, я вспомнил, что у меня нет счета в банке, на который можно было бы перечислить аванс. Точнее, много лет назад у меня был счет, но я им не пользовался, поскольку привык жить на наличные. Пришлось обратиться за помощью к отцу.

– Я надюсь, что ты сможешь присмотреть за деньгами, – сказал я ему по телефону. – Ты бы выдавал мне нужную сумму, когда потребуется.

Отец с радостью согласился, и я переоформил чек на его имя. Правда, у нас были одинаковые инициалы и фамилия, так что ничего не изменилось.

Вместо того чтобы встретиться в пабе у вокзала, отец пригласил меня к себе, в южную часть Лондона. Мы отправились в местный бар и просидели там почти два часа.

– Значит, это будет настоящая книга? – уточнил отец, и в его голосе снова прозвучал скепсис.

– Что ты имеешь в виду?

– Это будет книга в картинках или книга для детей? О чем именно ты пишешь?

Справедливый вопрос. Я объяснил, что это будет книга о том, как мы с Бобом встретились и помогли друг другу. Отец выглядел слегка озадаченным. Что-то не давало ему покоя.

– То есть про нас с твоей матерью там тоже будет? – осторожно спросил он.

– Да, я собираюсь упомянуть тебя пару раз, – признался я.

– В таком случае позвоню-ка я адвокату! – пошутил отец.

– Не волнуйся, – улыбнулся я. – Единственный, кого эта книга выставляет в плохом свете, – это я.

Отец какое-то время изучал содержимое стакана, потом решил сменить тему:

– Так ты планируешь этим заниматься? В смысле, будешь и дальше писать книги?

– Нет, – честно ответил я. – Я не стану следующей Джоан Роулинг. Каждый год выходят тысячи книг. Лишь некоторые становятся бестселлерами. И вряд ли история бывшего наркомана и его кота попадет в их число. Так что, думаю, дело ограничится одной книгой. Мне просто наконец-то повезло.

– Тем более нужно разумно распорядиться деньгами, – наставительно произнес отец, в кои-то веки получив возможность дать мне совет.

Он был прав. Аванс за книгу позволит не думать о деньгах несколько месяцев, не дольше. Надо было выплатить долги, привести в порядок квартиру… Я не мог позволить себе бросить работу в «Big Issue». Мы поговорили об этом, но потом отец оседлал любимого конька и начал рассуждать об относительных преимуществах различных инвестиций и сберегательных схем. В этот момент я поступил так же, как поступал в подростковые годы, когда мне читали нотации. То есть отключился.

Кот, который приносит счастье

С тех пор как Боб решил стать моим котом, я многому научился. Людей, которые давали мне толковые советы и пытались наставить меня на путь истинный, можно было пересчитать по пальцам, да и тех я умудрялся отталкивать. Я же считал, что сам разберусь!

Но с Бобом все почему-то было иначе. Благодаря ему я узнал больше, чем благодаря кому-либо еще. Рядом с ним я научился быть ответственным, понял, что такое настоящая дружба и самоотверженность. А еще – вот чего я никак не ожидал! – кот дал мне представление о том, что значит быть родителем.

Я никогда не думал о детях. Во-первых, у меня не было стабильной работы, а во-вторых, как-то не предоставлялось возможности. Я встречался с несколькими достойными девушками, но ни разу не задумывался о создании семьи. Как однажды едко заметила Бэлль, я был слишком занят тем, что сам вел себя как ребенок.

Но с появлением Боба я узнал, каково быть отцом. И понял, что в основном это значит все время волноваться. Вдруг он заболеет? Или опять съест какую-нибудь гадость из мусорного ведра? Или убежит? Или его украдут? Или замерзнет? Или перегреется? Порой у меня голова шла кругом от переживаний.

Наверное, это похоже на то, что испытал мой отец, когда я пропал почти на год. Я тогда плотно сидел на героине, и они с матерью уже не надеялись увидеть меня живым.

– Ты представить не можешь, как мы за тебя волновались! – кричал он, когда я наконец-то додумался позвонить.

Отец был вне себя и обвинял меня в эгоизме. Я тогда не обратил внимания на его слова. А теперь вспоминал их каждый раз, когда терял Боба из виду. Хотел бы я вернуться в прошлое и избавить своих родителей от тревог.

Но тревоги и переживания – лишь одна сторона отцовства. А с другой стороны – очень много счастья. И этому меня тоже научил Боб. Слишком долго в моей жизни было мало поводов для радости. Кот показал мне, как снова стать счастливым. И теперь любая приятная мелочь возвращала улыбку на мое лицо.

К примеру, как-то в субботу к нам постучали. Я открыл дверь и увидел соседа, живущего напротив.

– Привет. Там твой кот в подъезде сидит.

– Да нет, должно быть, это какой-то другой. Мой дома, – уверенно сказал я, поворачиваясь и оглядывая гостиную. – Ведь так, Боб?

Кота нигде не было видно.

– Вот я и говорю, он в подъезде. Рыжий кот, правильно?

Я вышел на площадку и обнаружил, что Боб сидит на окне и задумчиво смотрит на улицу.

– Он уже давно там, – заметил парень, направляясь к лифту.

– Ох, спасибо! – поблагодарил я.

Боб посмотрел на меня так, будто я снова испортил все веселье. Чтобы реабилитироваться в глазах кота, я должен был сесть рядом с ним и отдать должное интересному виду. К такому я не был готов.

– И как ты туда забрался? – пробормотал я, снимая кота с окна.

Бэлль в то время была у нас дома, она сидела на кухне и делала себе бутерброд.

– Это ты выпустила Боба? – спросил я, вернувшись в квартиру.

– Нет, – медленно ответила она.

– Тогда я не понимаю, как он выбежал в подъезд.

– Погоди-ка! – воскликнула Бэлль. Ее осенило. – Примерно час назад я бегала вниз, чтобы выкинуть мусор. Ты был в ванной. Я закрыла дверь, но Боб, должно быть, успел выскользнуть. Получается, он прятался, пока я не вернулась. Этот кот такой умный! Хотела бы я знать, что творится в его голове.

Я понимающе усмехнулся: я об этом мечтал уже несколько лет. Иногда я развлекался, представляя, о чем думает Боб. Я знал, что всего лишь проецирую на кота принципы собственного мышления, очеловечиваю его, но ничего не мог с собой поделать.

Впрочем, догадаться, почему Бобу так понравилось сидеть на окне в подъезде, было несложно. Мой кот больше всего на свете любил наблюдать за тем, что происходит вокруг. Дома он частенько устраивался на кухонном подоконнике. Он мог просидеть там целый день, наблюдая за двором, словно молчаливый охранник. Боб следил за тем, как люди приближаются к подъезду или проходят мимо. Если кто-нибудь пропадал из виду, кот вытягивался в струнку и не сдавался до последнего.

Мне очень нравилось смотреть на него в такие моменты. Боб очень серьезно относился к этому занятию; казалось, у него есть список людей, которым разрешено идти в определенное время в определенном направлении. И когда он видел кого-нибудь из них, он словно говорил «а, хорошо, проходи, я тебя знаю» или «давай поднажми, на работу опоздаешь!». Иногда Боб начинал волноваться: очевидно, это случалось, когда к подъезду подходил незнакомый человек или кто-нибудь, кто не пользовался расположением рыжего.

Я мог наблюдать за Бобом полчаса и даже больше; мы с Бэлль шутили, что он выходит на дежурство.

Побег на лестницу был проявлением другой страсти Боба – к игре в прятки. Я много раз терял кота, а потом находил во всяких укромных уголках. Рыжий предпочитал прятаться там, где тепло, что значительно облегчало поиски. Однажды вечером я решил принять душ перед сном; толкнув дверь в ванную, я удивился, как туго она открывается, но не придал этому значения и открыл воду.

Бросив взгляд в зеркало над раковиной, я заметил странное движение на вешалке с полотенцами, закрепленной на двери. Это был Боб.

– Ты как туда забрался? – хохотнул я.

Судя по всему, сначала он запрыгнул на тумбочку с бытовой химией, а потом подтянулся на полотенцах и растянулся на узкой вешалке. Вряд ли ему было там удобно, да и лапы все время норовили соскользнуть, но Боб выглядел очень довольным. Ванная комната была его любимым местом для пряток. Зимой я довольно часто находил кота в сушилке, которую ставил рядом с батареей, – там ему было тепло, мягко и укромно. Сколько раз я чистил зубы или сидел на унитазе, как вдруг джинсы и свитера начинали шевелиться, и из-под одежды возникал Боб с донельзя озорным выражением морды. Еще бы, ведь пугать хозяина – это так весело!

Точно так же, как искать проблемы на свой рыжий хвост.

Боб обожал сидеть перед телевизором или наблюдать за происходящим на экране компьютера. Он мог часами смотреть передачи о дикой природе и скачки. Поэтому, когда мы проходили мимо нового магазина «Apple» на Ковент-Гарден, я решил порадовать кота. На витринах были выставлены новые ноутбуки и планшеты, ни один из которых я позволить себе не мог. Но философия «Apple» была такова, что каждому разрешалось войти в магазин и оценить преимущества новых технологий. И мы с Бобом не стали упускать свой шанс.

Мы поиграли на разных компьютерах, залезли в Интернет и посмотрели несколько роликов на YouTube, а потом Боб заметил экран, по которому плыли яркие экзотические рыбки. Понятно, что это была всего лишь заставка, но кот-то этого не знал! И он глаз не мог отвести от экрана.

Я поднес его к компьютеру и поставил перед ним. Наблюдать за Бобом было очень забавно. Он следил за тем, как рыба доплывает до края экрана и исчезает. Озадаченный кот заглядывал за монитор, находил там только провода и розетки, возвращался и выбирал новую рыбу. Так продолжалось несколько минут. Потом Бобу надоело, и он начал играть с проводами. Я немного отвлекся, и когда посмотрел на кота, тот уже запутался лапой в белом кабеле. Стоило ему потянуть его на себя, как один из больших мониторов начинал угрожающе раскачиваться.

– Господи, Боб, ты что творишь? – воскликнул я.

Я был не единственным, кто развлекался, наблюдая за котом. Неподалеку от нас стояло несколько «яблочных» гениев.

– Какой забавный! – с улыбкой сказал один из них.

К несчастью, вскоре к ним подошел сотрудник магазина постарше.

– Если он что-нибудь сломает, боюсь, вам придется за это заплатить, – вежливо предупредил он. Учитывая цены на здешние товары, я счел за лучшее не мешкать: сгреб Боба в охапку и направился к выходу.

Для Боба Лондон – неиссякаемый источник возможностей попасть в беду. Возьмем, к примеру, метро. Когда мы впервые вместе спустились в подземку, кот не отходил от меня ни на шаг. Он боялся эскалаторов и лифтов, страдал от духоты и обилия людей вокруг. Но со временем Боб победил свои страхи. Теперь у него был собственный проездной на метро – подарок сотрудников станции «Энджел», – и под землей он ведет себя так, как типичный лондонец, спешащий по своим делам: бежит по переходам, стараясь держаться поближе к стене, не заходит за желтую линию на платформе и не пугается, когда поезд с грохотом вылетает из туннеля. Он спокойно ждет, когда состав остановится, заходит внутрь и прыгает на свободное сиденье.

Жители Лондона редко обращают внимание на тех, кто едет рядом, но даже самые черствые оказываются не в силах устоять перед обаянием рыжего кота. Они начинают улыбаться, достают мобильные телефоны и снимают его на камеру. Жизнь в большом городе обезличивает и лишает человека души. И я каждый раз улыбаюсь при мысли о том, что Боб дарит людям радость, просто усевшись на соседнее место.

Но под землей кота подстерегают свои опасности.

Как-то вечером мы возвращались к себе и решили доехать на метро до станции «Севен-Систерс» – ближайшей к нашему дому. В это время подземку вовсю ремонтировали, и мы с Бобом с любопытством разглядывали тяжелое оборудование и разложенные повсюду инструменты.

Когда мы поднимались на эскалаторе, я заметил, что хвост у Боба испачкан в чем-то липком и черном, вроде смолы. При ближайшем рассмотрении оказалось, что пострадал не только хвост: черные пятна обнаружились по бокам и на груди. Очевидно, кот потерся о какой-нибудь механизм уже здесь, в метро, – до того как мы сюда вошли, он был чистым. Вещество напоминало машинное масло или мазут. Я точно знал, что оно может быть опасно для Боба. Он, видимо, тоже это понял, поскольку, лизнув себя пару раз, фыркнул и оставил попытки отмыться.

Денег на телефоне было в обрез, но их хватило на звонок Розмари, ветеринару, которая уже помогла нам один раз, когда Боб заболел. Ей нравился мой кот, и она всегда приходила ему на выручку. Я рассказал Розмари, что случилось, и она настойчиво порекомендовала первым делом отмыть Боба.

– Машинное масло очень ядовито для кошек, особенно если каким-то образом попадает внутрь. Оно вызывает ожог органов, и чаще всего страдают легкие. Кошки начинают страдать от удушья, и порой все заканчивается мучительной смертью. Джеймс, это очень опасно, – напугала меня она. – Помой Боба как можно скорее. Как он относится к купанию? Если не справишься своими силами, утром отнеси его в ветеринарную клинику, там помогут, – успела сказать Розмари, прежде чем нас разъединили.

Когда речь заходит о купании, кошки делятся на две категории: те, кто бежит от ванной куда подальше, и те, кто запрыгивает в нее еще до того, как хозяин успевает включить воду. Боб являлся преданным союзником второго лагеря. Даже не так: он был помешан на купании. Для него нет большей радости, чем запрыгнуть в воду, пока я набираю ванну. Он знает, что я не люблю мыться в кипятке и предпочитаю комфортную температуру, поэтому успевает наплаваться вволю, пока я не приду и не попрошу уступить место.

После этого довольный кот уходит сушиться, потрясая лапами и орошая брызгами окружающее пространство. Затычку для ванной он считает своей собственностью; Боб регулярно крадет ее и куда-нибудь прячет. Я несколько раз затыкал ванную носком только для того, чтобы потом обнаружить нормальную затычку посреди комнаты, где кот с ней играл. В конце концов я не выдержал и приковал затычку к сливу специальной цепочкой. Боб очень огорчился.

Но в общем и в целом с купанием у нас проблем не было. Мне даже не нужно было держать кота во время водных процедур. Я взял кошачий шампунь и принялся старательно оттирать его хвост и бока. Потом окатил Боба из душа. На морде рыжего в этот момент появилось выражение крайнего довольства. Вытащив кота из ванной, я насухо вытер его полотенцем. И снова Боб не сопротивлялся. Напротив, он громко замурчал в процессе!

К счастью, мне почти удалось отмыть то, в чем он испачкался. Правда, кое-где на шерсти оставались бледные пятна, но и они пропали после нескольких дней тщательного вылизывания. Через неделю я на всякий случай отнес его в ветеринарный фургон на Айлингтон-Грин, где врачи заверили меня, что беспокоиться не о чем.

– Я бы так не сказал, – усмехнулся я, почесывая Боба за ухом. – С этим проказником повод для беспокойства всегда найдется.

Медсестра улыбнулась, я понял, что начинаю говорить, как отец.

Происшествие в метро напомнило мне о том, о чем я, впрочем, никогда не забывал. За годы жизни со мной Боб, конечно, одомашнился, но в глубине души он остался бродячим котом. Я не могу со стопроцентной уверенностью утверждать, что большую часть жизни он провел на улице, но интуиция подсказывает, что так оно и есть. Боб – урожденный лондонец, и больше всего на свете он любит исследовать свой город. Я часто улыбаюсь про себя и повторяю: «Можно забрать кота с улицы, но нельзя забрать улицу из кота».

Есть у Боба любимые места. К примеру, он обожает маленький парк Айлингтон-Мемориал-Грин, где я спускаю его с поводка. Боб бегает по кустам и вынюхивает добычу, хотя предполагается, что он должен сходить в туалет. В парке есть несколько заросших уголков, где кот может скрыться от посторонних глаз. Не то чтобы ему это было нужно, но все-таки…

Еще Боб очень любит кладбище Сент-Жиль у церкви Филдс-Черч рядом с Тоттенхэм-Курт-роуд. Довольно часто он дает мне понять, что хочет сходить туда, когда мы идем от автобусной остановки до Нил-стрит. Кладбище Сент-Жиль – настоящий оазис тишины в одном из самых оживленных районов города, с чудесными скамейками, на которых так замечательно сидеть и наблюдать за проносящейся мимо жизнью. Любимое место Боба – у ограды, фактически, у всех на виду; его ничуть не волнуют проходящие мимо люди, он спокойно устраивается там и делает то, зачем пришел.

То же самое было, когда мы работали на Нил-стрит; Боб использовал в качестве туалета определенное место рядом с офисным зданием на Энделл-стрит. Над ним возвышалось несколько этажей кабинетов и конференц-залов, то есть ни о какой приватности и речи не было. Но разве рыжего это когда-нибудь беспокоило? Преисполненный чувства собственного достоинства, он устраивался за чахлым кустиком, делал свои дела, заметал следы преступления и уходил.

Должен отметить, что, когда речь заходит о туалете, Боб, как и все кошки, проявляет повышенную аккуратность. Сначала он выкапывает ямку подходящего размера, потом старательно засыпает ее землей. Рыжий следит за тем, чтобы со стороны ничего не было видно. Эта характерная особенность кошек меня всегда поражала. Я читал где-то, что все дело в защите своей территории.

Когда мы работали в Сохо, Боб облюбовал местный парк, один из самых красивых в центре Лондона. Впрочем, его привлекало не только это. Гораздо важнее было то, что туда не пускали собак. Значит, я мог спустить Боба с поводка и расслабиться. Рыжему очень нравилось гулять в этом парке, особенно летом. Он всегда любил птиц, которых там было бесчисленное множество. Широко распахнув глаза, он наблюдал за пернатыми и издавал странный звук, что-то вроде «раа… раа… раа». Это звучало мило, хотя, признаюсь, и довольно кровожадно. Ученые считают, что кошки, завидев потенциальную жертву, заранее изображают процесс поглощения пищи. Иными словами, тренируются жевать то, что еще не попало им в зубы.

В общем-то, в этом был смысл. Боб обожал охотиться на мышей, крыс и других мелких животных. Во время прогулки он не упускал возможности удовлетворить свои хищнические инстинкты и несколько раз гордо приносил мне добычу.

Однажды мы, обрадовавшись хорошей погоде, отправились в парк Сохо; я сидел на траве с комиксами, Боб слонялся поблизости. Внезапно он возник прямо передо мной. Из пасти его свешивалась крысиная голова.

– Фу, Боб, это отвратительно! – скривился я. – Тебе же плохо станет!

Кот не обратил внимания на мои слова. Будто он сам не знает, что делать со своей добычей! Устроившись с крысиной головой неподалеку от дорожки, он начал играть с ней, как играл дома со своей плюшевой мышкой. Обычно прохожие смотрят на Боба с восторгом и умилением. Но сегодня я замечал на их лицах в основном ужас и отвращение.

Я никогда не был одним из тех котовладельцев, кто считает своих питомцев безобидными мурлыкающими ангелами. Я прекрасно знаю, что, будучи представителем своего вида, Боб является ловким и опасным хищником. И если бы мы жили не в Англии, это бы меня серьезно беспокоило. В некоторых штатах США, в Австралии и Новой Зеландии хозяевам кошек пытались на законодательном уровне запретить выпускать питомцев на улицу после наступления темноты. Утверждалось, что эти животные наносят большой ущерб местной популяции пернатых. В Лондоне такой проблемы не было, поэтому Боб мог делать то, что ему вздумается. Если, конечно, не подвергал себя опасности.

В конце концов, мы оба получали от этого удовольствие.

Как-то раз мой друг Титч снова попросил меня присмотреть за Принцессой. Я решил отвести кота с собакой в маленький парк неподалеку от нашего дома. Честно говоря, парком это можно назвать с большой натяжкой, скорее это была баскетбольная площадка, окруженная пешеходной аллеей. Но животные были вполне довольны.

Я сидел на скамейке, Боб гулял на супердлинном поводке – и вдруг заметил белку.

Принцесса тоже ее заметила, так что они оба рванулись за ней.

Белка повела себя вполне разумно и шустро забралась на ближайшее дерево. Принцессу и Боба это не остановило.

Я увлеченно наблюдал за тем, как они пытаются согнать белку на землю. В тот миг они напоминали спецназовцев, которым поручили выманить из дома засевшего там преступника. Принцесса громко лаяла каждый раз, стоило белке высунуться из листвы. Видимо, надеялась, что зверек свалится от страха. На этот случай Боб сторожил с одной стороны, а собака – с другой.

Но белка попалась храбрая. И через двадцать минут им пришлось уйти ни с чем.

Случайные прохожие могли подумать, что я, верно, не в себе, ведь все это время я сидел на скамейке и смеялся над горе-охотниками. Ну и пусть. Зато мне было весело!

Враг № 1

Еще один погожий летний день; солнце начинало припекать, и мы с Бобом устроились в тени у станции «Энджел». Я вытащил миску и налил коту воды, когда к нам подошли двое мужчин, одетых в джинсы и джемперы. Одному было под тридцать, другой казался старше его лет на десять. Практически синхронно они достали удостоверения сотрудников СОБ – Службы общественной безопасности по Айлингтону.

– Здравствуйте, сэр. Сообщите, пожалуйста, ваше имя, – попросил старший.

– Э-э-э… Джеймс Боуэн, а что?

– Мистер Боуэн, боюсь, поступила жалоба, что вы напали на человека. Это серьезное обвинение, поэтому мы просим вас пройти с нами в участок и ответить на несколько вопросов, – сказал младший.

На улицах нередко попадались одетые в гражданское полицейские, и я имел достаточно опыта общения с ними. К счастью, в отличие от большинства своих коллег, которые не слишком хорошо относились к продавцам «Big Issue», эти двое были предельно вежливыми.

Когда я спросил, есть ли у меня время собрать вещи, они ответили, что я могу не торопиться. Они сообщили, что отведут меня в участок на Толпаддл-стрит.

– Это не займет много времени, – успокоил меня молодой полицейский.

Я удивился тому, как спокойно отнесся к их заявлению. Раньше я бы начал паниковать и даже сопротивляться. Но теперь я научился себя контролировать и не терять рассудка. К тому же я ничего не сделал и ни на кого не нападал.

Полицейские тоже вели себя совершенно спокойно. По дороге к участку они шли впереди нас; время от времени один из них отставал и присоединялся к нам. Младший офицер невзначай поинтересовался, понимаю ли я, что происходит, и знаю ли свои права.

– Да, конечно, – заверил его я.

Я знал, что пока меня ни в чем не обвиняют и я просто помогаю следствию. Так что пока не было нужды звонить друзьям или адвокату. И тем не менее я пытался вычислить, кто мог меня подставить. У меня была пара мыслей на этот счет.

Скорее всего, кто-то просто-напросто захотел присвоить наш участок у метро. К сожалению, среди уличных торговцев и музыкантов такое случалось нередко. Кто-нибудь затаил на нас обиду или просто позавидовал тому, как у меня идут дела, и написал заявление, зная, что полиция обязана его проверить. Воспользовавшись моим отсутствием, самозванец займет место. Неприятно, но, увы, неизбежно.

Был и другой, более коварный вариант. Кто-то хочет сорвать выход книги! К тому времени многие продавцы «Big Issue» были в курсе, что я тружусь над потенциальным «бестселлером». Про это написали в нескольких газетах, и некоторые коллеги не упустили шанс высказать свое мнение, как положительное, так и отрицательное.

Один из координаторов сказал, кое-кто из продавцов считает, что мне нужно запретить работать в «Big Issue». Собственно, я и сам это знал: торговец из центрального Лондона выразился предельно ясно, обозвав меня «гребаным позером-хиппи». Я по достоинству оценил комплимент. Глупо, конечно, но я думал, что, работая над книгой, я приношу пользу журналу. Вместо этого для большинства продавцов я стал врагом № 1.

По дороге полицейские успели подружиться с Бобом. Кот их просто покорил; когда мы пришли в участок, они первым дело позаботились о нем.

– Сначала пристроим Боба, а потом проводим вас в кабинет, чтобы задать несколько вопросов, – сообщил старший полицейский.

Вскоре к нам присоединилась светловолосая женщина-констебль лет тридцати.

– Так ты и есть Боб? – обратилась она непосредственно к коту, который сидел у меня на плечах и настороженно оглядывался, пытаясь сообразить, куда мы попали.

Констебль почесала его за ухом, и рыжий решил, что она ему нравится. Он потерся мордой о ее ладонь и громко замурлыкал.

– Думаете, он не будет возражать, если я возьму его на руки? – спросила констебль.

– Попробуйте. Кажется, он не против, – ответил я, чувствуя, что новая знакомая уже расположила его к себе.

Так и вышло.

– Ну что, Боб, пойдешь со мной? А мы сейчас придумаем, чем тебя угостить! – заворковала она над котом.

Они направились в сторону секретариата, где располагались письменные столы, копировальные машины и факсы. Боб с любопытством смотрел на мигающие красные огоньки, слушал жужжание аппаратов и был вполне доволен жизнью. Поэтому я со спокойной душой ушел вместе с полицейскими.

– Не переживайте, с Джиллиан он будет в порядке, – на всякий случай сказал мне молодой офицер, пока мы шли к нужному кабинету. Я видел, что он говорит правду.

Внезапно я почувствовал то, что называют «бабочками в животе». Мне объяснили, что меня будут допрашивать по поводу «спускового правонарушения». К такого рода преступлениям относят кражи и грабежи, которые совершают наркоторговцы и наркоманы, чтобы достать деньги на дозу. Поэтому я знал, что, скорее всего, у меня не только возьмут отпечатки пальцев, но и проверят на наркотики.

Год назад после таких новостей я бы не на шутку встревожился, а сегодня совершенно спокойно сдал все необходимые анализы, включая мазок на кокаин и героин. Я знал, что чист. Я сказал об этом полицейским, но они ответили, что должны следовать протоколу.

– Таковы правила, – вздохнул один из них.

Когда с анализами было покончено, мне задали несколько вопросов. В частности, они назвали адрес в Айлингтоне и спросили, не был ли я там вчера. Название улицы и номер дома ни о чем мне не говорили. Затем полицейские упомянули имя женщины.

Когда я был наркоманом, меня пару раз арестовывали за воровство в магазинах, и я научился отвечать на подобные вопросы словами «без комментариев». Я знал, как это раздражает полицейских, и теперь старался вести себя дружелюбнее.

– Я бы очень хотел вам помочь, но, честно, я понятия не имею, о чем вы говорите, – признался я.

Они не разозлились, не стали мне угрожать, они даже не использовали знаменитый прием «добрый полицейский и злой полицейский». Просто кивали в ответ и делали пометки в блокнотах. Минут через десять все закончилось.

– Итак, мистер Боуэн, нам нужно, чтобы вы посидели тут еще немного, пока мы кое-что проясним, – сказал молодой полицейский.

Меня отвели в небольшую камеру. За окном сияло солнце; мне не терпелось воссоединиться с Бобом и вернуться к работе. Но время шло, тени удлинялись – приближались сумерки. Такой расклад меня совсем не радовал, к тому же я беспокоился за кота. Дежурный констебль предложил мне чаю, и я спросил, как там Боб.

– С ним все в порядке, они с Джиллиан внизу, – успокоил он меня. – Кажется, она купила ему еды, так что он вполне счастлив.

В конце концов к камере подошли знакомые полицейские.

– Боюсь, мы зря потратили ваше время, – сказали они. – Человек, предъявивший обвинения по телефону, отказался прийти в участок, чтобы подать заявление в письменном виде. У нас нет против вас никаких улик, следовательно, дело мы заводить не будем.

Я облегченно вздохнул. Конечно, я злился, но предпочел держать свои чувства при себе. Смысла в том, чтобы подавать жалобу, требовать компенсацию или угрожать адвокатом, я не видел. Тем более что со мной и с Бобом хорошо обошлись. Поэтому я решил, что лучше всего нам поскорее вернуться домой.

Правда, меня беспокоил один вопрос: чем все это время занимался мой кот?

Спустившись в секретариат, чтобы подписать кое-какие бумаги, я увидел Боба в компании Джиллиан. Казалось, он даже не заметил, что хозяин пропал куда-то на несколько часов, – так хорошо ему было в обществе новой подружки. Но стоило коту увидеть меня, он вывернулся у нее из рук и, задрав хвост, помчался ко мне навстречу.

– Ух ты, как он рад тебя видеть! – улыбнулась Джиллиан.

– Он хорошо себя вел? – спросил я.

– Лучше всех. Правда, Боб?

Джиллиан устроила его в углу своего кабинета. Она сказала, что купила ему молока, кошачье рагу и большую пачку его любимого лакомства. Неудивительно, что он не переживал по поводу моего отсутствия!

Пока я ждал, когда принесут мою сумку и накидку «Big Issue», Джиллиан сказала, что при других обстоятельствах Боба посадили бы к бродячим собакам, которых держали при участке.

– Если бы тебя оставили в камере на ночь, боюсь, у нас не было бы выбора. К счастью, обошлось.

Вскоре меня официально отпустили. Полицейские еще раз извинились.

– Наверное, кто-то просто мне позавидовал, – сказал я, пожимая им руки на прощание.

Когда я подошел к метро, солнце уже скрывалось за горизонтом. Весь день я боялся, что кто-нибудь захватит мое место. К счастью, ничего такого не случилось.

– Все в порядке, Джеймс? – спросил торговец цветами.

– Да. Кое-кто неудачно пошутил и обвинил меня в нападении.

– Правда? И чего людям неймется? – Он негодующе покачал головой.

Хороший вопрос. К сожалению, у меня не было на него ответа.

Дней через десять, когда мы с Бобом торговали журналами в самый час пик, к нам подошла привлекательная светловолосая женщина. Рыжий, судя по всему, ее узнал, поскольку охотно подставил бок, когда она присела рядом с ним.

– А ты меня, наверное, не помнишь? – сказала она мне, не переставая гладить кота.

Каждый день перед нами мелькало столько лиц, что запомнить все было невозможно. Она заметила мое замешательство и улыбнулась:

– Полицейский участок. Я присматривала за Бобом.

– О да, конечно! Прости, – воскликнул я, досадуя на плохую память. – Джиллиан, верно?

– Да, – кивнула она. – Вижу, у вас все хорошо.

За время работы к нам периодически подходили полицейские, но, кажется, Джиллиан была не на дежурстве.

– Моя смена уже закончилась, я иду домой, – сказала она, когда я решил прояснить ситуацию. – У нас не было возможности толком поговорить в прошлый раз, и я так и не спросила, как же вы двое познакомились.

Джиллиан с улыбкой выслушала нашу историю.

– Вы настоящие родственные души, – сказала она. – Но не буду больше отвлекать тебя от работы. Не против, если я снова как-нибудь приду поболтать?

– Почему бы и нет? – улыбнулся я.

Джиллиан сдержала слово. Она регулярно приходила к метро и приносила Бобу подарки. Он проникся к ней искренней симпатией. Меня девушка тоже вниманием не обделяла: угощала кофе, бутербродами и печеньем из местных закусочных. Мы болтали, стараясь обходить в разговоре мое появление в участке. Мне, конечно, было любопытно, кто меня подставил, но я знал, что Джиллиан не имеет права разглашать подобные сведения. В противном случае она может лишиться работы.

Я рассказал ей о работе над книгой и о том, как испортились мои отношения с другими продавцами «Big Issue».

– Не обращай внимания, – махнула рукой Джиллиан. – Люди всегда завидуют чужому успеху. Я бы с удовольствием почитала твою книгу. Друзья и родные, наверное, гордятся тобой?

– Да, так и есть, – улыбнулся я, закуривая сигарету.

Я не стал говорить, что у меня очень мало друзей. Только Боб и Бэлль были рядом и в темные, и в светлые времена. Впрочем, винить в этом некого. Последние десять лет я сам обрекал себя на одиночество. Пристрастившись к героину, я отгородился от мира. Самыми важными людьми для меня стали наркоторговцы. Но, даже освободившись от зависимости, я с трудом заводил новых друзей. На то было несколько причин. Для начала – отсутствие денег. Чтобы познакомиться с кем-нибудь, нужно куда-нибудь ходить, сидеть в барах, общаться. Я не мог себе это позволить.

Впрочем, деньги – не главная причина. Куда важнее то, что я разучился доверять людям. Я несколько лет провел в ночлежках, где тебя в любой момент могли ограбить. Я все время держался настороже. Печально, но я до сих пор не избавился от этой привычки. И события последних двух недель подтверждают, что не зря. Кто-то из зависти обвинил меня в нападении на человека. Кто-то, кого я видел каждый день. И, быть может, даже считал своим другом.

И когда я смотрел, как Боб доверчиво тянется к Джиллиан, часть меня мечтала о том, чтобы так же относиться к людям. Они познакомились в не самых лучших обстоятельствах, но рыжий сразу почувствовал, что ей можно доверять. Чутье подсказывало ему, что она хороший человек, и он охотно с ней подружился. Я бы тоже хотел перестать отталкивать людей и научиться снова им доверять. Но для этого я должен кое-что изменить в своей жизни. Я должен уйти с улицы.

Гордость и предубеждение

В первую субботу июля на улицах центрального Лондона проходил ежегодный гей-парад. Вест-Энд переливался всеми цветами радуги с преобладанием розового, а жаркая погода привлекла в город еще больше гуляк, чем обычно. Если верить новостям, шумный парад с помостами, на которых выступали травести, танцоры и просто люди в костюмах, собрал почти миллион зрителей, заполонивших улицы от Оксфорд-серкус до Трафальгарской площади.

Я решил убить сразу двух зайцев: посмотреть на красочное зрелище и продать побольше журналов у станции «Оксфорд-серкус». Понимая, что не я один такой умный и ребят из «Big Issue» на улице будет пруд пруди, я внимательно следил за тем, чтобы не нарушить никаких правил. Некоторые участки, как, например, мой у метро «Энджел», записывались за конкретным продавцом; на других, вроде того, что занял я, мог торговать любой желающий. Я также старался стоять на одном месте, а не слоняться в толпе – правила «Big Issue» запрещали торговать на ходу.

За последние десять лет лондонский гей-парад превратился из скромного политического шествия в один из крупнейших уличных фестивалей. Только карнавал на Ноттинг-Хилл превосходил его по размаху. В этом году на парад собралось особенно много народу, но все, включая Боба, пребывали в отличном настроении.

Он уже привык к большим толпам. Было время, когда кот боялся людей в страшных – на его взгляд – костюмах. Как-то раз он даже убежал от меня, потому что его напугал зазывала, стоявший у музея Рипли «Хотите – верьте, хотите – нет!». Впрочем, за те годы, что мы с Бобом работали на улицах Лондона, он сумел избавиться от большинства страхов. Ожившие статуи, выкрашенные серебряной краской, пожиратели огня из Франции, танцующие драконы на Китайский Новый год – чего только Боб не повидал! Кажется, он ко всему привык. В день парада не было недостатка в ярких костюмах; люди свистели, дули в горны, но Боб был абсолютно спокоен. Он сидел у меня на плечах, довольно щурился, наслаждаясь атмосферой праздника, и благосклонно принимал знаки внимания от окружающих. Многие знали его по имени, а пара человек даже спросили, когда выйдет наша книга.

– Ее еще надо написать! – пошутил я. Хотя в каждой шутке…

Когда парад закончился, мы с Бобом направились к площади Сохо, где была установлена музыкальная сцена, а там свернули на Олд-Комптон-стрит – там располагались самые популярные гей-бары Лондона. На улицах было не протолкнуться; люди, до этого принимавшие участие в параде, теперь хотели выпить и расслабиться. Дойдя до середины улицы, я решил покурить. Я забыл зажигалку, поэтому обратился за помощью к людям, стоявшим возле бара. Парень, на котором из одежды были только розовые стринги, ангельские крылья и нимб, охотно протянул мне зажигалку. Я не стал спрашивать, откуда он ее достал.

– Держи. Какой красивый кот, – сказал он.

Я все еще болтал с парнем, когда кто-то похлопал меня по плечу. Обернувшись, я увидел Холли, контролера «Big Issue». Обычно она следила за тем, чтобы продавцы не нарушали правила, но поскольку сегодня она была одета в шорты и футболку, я решил, что у нее выходной. И ошибся.

– Джеймс, ты торгуешь на ходу, – укоризненно сказала она.

– Нет, Холли. Я искал зажигалку. Можешь сама спросить у парня в стрингах.

– Я видела, Джеймс. Ты торгуешь на ходу, – твердо сказала она. – И я должна буду об этом сообщить.

Я не поверил своим ушам.

– Что? Да ладно, Холли! Ты хочешь, чтобы меня наказали за то, что я попросил у человека зажигалку? – запротестовал я, подхватывая сумку, в которой лежала пара непроданных номеров. – К тому же я на сегодня уже закончил. У меня даже журналов не осталось.

– Ага, конечно, – ехидно произнесла она, прежде чем исчезнуть в толпе.

Я не знал, стоит ли принимать ее угрозу всерьез. Все контролеры были разными. Одни слов на ветер не бросали, другие могли припугнуть, но крайне редко давали ход делу. Я решил, что Холли не станет портить мне день, и продолжил наслаждаться праздником.

В воскресенье мы с Бобом устроили себе выходной, так что на работу вышли только в понедельник. К тому времени встреча с Холли вылетела у меня из головы. А в среду начались проблемы. Приехав в Айлингтон в первой половине дня, я направился к координатору за свежими журналами.

– Прости, Джеймс, я не могу тебе ничего продать, – покачала головой Рита. – Тебя занесли в список «на рассмотрение».

– Что?!

– Кто-то видел, как ты торгуешь на ходу в Вест-Энде. А ты знаешь правила. Придется ехать в головной офис в Воксхолле.

– Чертова Холли! – пробормотал я себе под нос.

Ситуация взбесила меня по многим причинам. Прежде всего, потому, что я был ни в чем не виноват. Меня и раньше обвиняли в том, что я продаю журналы на ходу, в основном из-за того, что к нам с Бобом постоянно подходили незнакомые люди, когда мы просто шли по улице.

Я знал, что торговать можно только в специально отведенных местах. Я всегда говорил об этом людям, которые хотели помочь нам с Бобом. Некоторые обижались и молча уходили, другие все равно пытались дать нам денег. К несчастью, если это замечал другой продавец «Big Issue» или контролер, они думали, что я продаю журналы на ходу.

Ехать в Воксхолл – то еще удовольствие, но, если я хотел сохранить свое место у метро «Энджел», у меня не было другого выхода. Книга книгой, но на жизнь я по-прежнему зарабатывал продажей журналов.

Приехав в головной офис, я полчаса ждал, пока меня вызовет к себе старший инспектор. Мне сообщили, что мое имя прозвучало на еженедельной встрече контролеров, где обсуждались споры из-за участков и правонарушения.

– Боюсь, нам придется на месяц отстранить тебя от работы, поскольку Холли видела, как ты торгуешь на ходу.

Я пытался оправдаться, но только зря потратил время. В «Big Issue» тебя считают виновным, пока ты не подашь официальную жалобу. Я проходил через это, когда работал на Ковент-Гарден. Тогда меня тоже несправедливо обвинили в торговле в неположенных местах, и мое слово было против слова других продавцов. Оказалось, что мое ничего не стоит, и я проиграл.

Я понимал, что и в этот раз нет смысла опротестовывать приговор. Я молча подписал нужные бумаги, сдал накидку и удостоверение продавца и поехал домой. Я был расстроен, но уже смирился со случившимся.

– Как там говорится? Ни одно доброе дело не останется безнаказанным? – спросил я у Боба, когда мы спустились в метро.

Я решил, что весь следующий месяц буду работать над книгой, время от времени выходя на улицу с гитарой, а потом вернусь на станцию «Энджел». Если бы все было так просто…

В конце месяца я поехал в Воксхолл, чтобы забрать накидку и удостоверение продавца. Я не был уверен, что мне их отдадут, поэтому на всякий случай захватил гитару. Я зря волновался: инспектор сказал, что я могу вернуться к работе. Обрадовавшись, я купил журналы прямо в головном офисе и отправился на свою станцию.

– Мы снова в деле, Боб, – бодро сообщил я коту, когда мы сели в автобус, который должен был отвезти нас на другой берег Темзы.

Наше место пустовало. Оно по-прежнему было записано за мной, поэтому никто не имел право его занимать, но я бы не удивился, если бы кто-нибудь воспользовался моим отсутствием. Разложив журналы, я приступил к работе. А через полчаса появился другой продавец. Я несколько раз видел этого парня, он относительно недавно получил удостоверение «Big Issue» и работал вместе с грязным, неприветливым псом.

– Ты что тут делаешь? Это мое место! – сказал он.

– Нет, – озадаченно возразил я. – Я с прошлого года здесь работаю.

– Может, в прошлом году это и было твое место, но теперь оно мое. Я зарегистрировался в головном офисе.

– Что? Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Меня и Боба тут все знают, про нас даже в газете писали, – сказал я, стараясь держать себя в руках.

Парень пожал плечами и надулся.

– Что я могу сказать? – пробурчал он. – Иди поговори с Ритой. Она сама тебе все расскажет.

– И пойду, не беспокойся, – ответил я, направляясь к стойке координатора на Айлингтон-Грин.

Судя по тому, как вытянулось лицо Риты, стоило ей меня увидеть, нас ждали плохие новости.

– О, привет, Джеймс, – пробормотала она, старательно отводя глаза.

Я рассказал ей о парне с собакой, и Рита тяжело вздохнула:

– Послушай, не я так решила. Я сказала ему, что это твое место и что тебя отстранили всего на месяц. Он две недели околачивался поблизости, потом поехал в Воксхолл, и там сказали, что он может его занять. Меня никто не спрашивал.

Я не знал, что сказать. Не хочу хвастаться, но именно я превратил этот участок в золотую жилу для «Big Issue» и для себя, конечно. До того как нам с Бобом его отдали, никто не хотел там работать. Продавцы «Big Issue» всегда считали, что люди у метро слишком спешат, чтобы думать о журналах. Но благодаря Бобу я смог привлечь покупателей. Даже контролеры замечали, как много народу к нам подходит. И как много журналов мы продаем.

– Не могу поверить, что они так со мной поступили, – обескураженно произнес я, пытаясь собраться с мыслями. – Неужели из-за книги они решили, что мне больше не нужна работа в «Big Issue»? Потому что это не так. За книгу мне заплатят один раз. А есть мне нужно каждый день.

Рита не знала, что ответить. Она только мотала головой и твердила, что ей жаль. В конце концов я развернулся и ушел.

Я не горжусь тем, что сделал потом, но в тот момент я чувствовал себя обманутым и преданным, и ничего лучше мне в голову не пришло. Я вернулся к метро и протянул парню деньги.

– Плачу двадцать фунтов за место. Согласен? – спросил я.

Он задумался, потом схватил деньги, шустро собрал журналы и скрылся вместе с собакой. А через десять минут вернулся. Вместе с Холли.

– Джеймс, это больше не твое место, – строго сказала она.

– Мое. Я только что заплатил за него двадцать фунтов.

– Ты же знаешь, что это не сработает.

У меня голова пошла кругом. Я не понимал, почему они так со мной обращаются. Что плохого я сделал? Неужели в «Big Issue» меня так не любили? Наверное. Кажется, все затаили на меня обиду.

– Тогда верни мне деньги.

– Нет. Я пока ничего не заработал, – нагло ответил парень.

Я видел, что журналов у него не прибавилось, значит, он не успел потратить двадцать фунтов. Но драться за них я не собирался – преимущество было не на моей стороне. Вместо этого я отошел на несколько метров и достал гитару.

– Джеймс, что ты делаешь? – возмутилась Холли.

Я молча продолжал играть.

Она ушла, но вскоре появилась вместе с полицейским и еще одним контролером.

– Боюсь, я должен попросить вас уйти, сэр. Иначе я буду вынужден вас задержать, – сказал констебль.

– Джеймс, тебе придется сдать накидку и удостоверение. И тебя снова отстранят от работы, – предупредила Холли.

Я покорно сдал вещи, которые получил всего час назад. На этот раз руководство обошлось со мной куда круче. Меня лишили работы на полгода. И я решил, что хватит. Похоже, наше сотрудничество себя исчерпало. Я был от этого не в восторге. Все-таки «Big Issue» мне очень помог. Но сейчас со мной обошлись несправедливо.

Да, я не ангел. Но кого из уличных продавцов можно им назвать? Все мы совершаем ошибки. В противном случае, мы бы не работали на улице. Возможно, я слишком бурно отреагировал на потерю места и повел себя некорректно, но я правда почувствовал, что меня предали. Ведь я всегда считал нас с Бобом неофициальными послами «Big Issue». После первой ночной прогулки наши фотографии появились во многих газетах, благодаря чему на второе мероприятие пришло куда больше народу. Про нас писали в «Айлингтон Трибьюн» и «Камден Джорнал». Даже в «Индепендент» появилась статья. И везде упоминалось, что я продаю журнал «Big Issue». Неплохая реклама, я считаю! Мы с Бобом олицетворяли девиз журнала: «Мы помогаем вам помочь себе». Во всяком случае, я так думал.

Видимо, остальные думали иначе. Возможно, они считали, что я слишком много на себя беру. Я откопал контракт, который подписывал при приеме на работу, чтобы проверить, вдруг я нарушил какие-то правила, согласившись написать книгу. Нет, ничего такого там не было. Наверное, продавцы «Big Issue» слишком редко получают предложения от крупных издательств, чтобы добавлять этот пункт в договор.

Я не знал, что думать. Наша с Бобом известность выходила нам боком.

Впрочем, кое-что я для себя решил. Я не поеду в Воксхолл. Сегодня я продал свой последний номер. Хватит с меня этих подковерных интриг и ударов в спину. Работа на улице заставляла людей проявлять себя не с лучшей стороны. И я не был исключением. Отныне я сосредоточусь на Бобе, на книге и на том, что делает меня лучше.

Тот, кто меня спасет

Потеря работы на время выбила меня из колеи. В глубине души я знал, что поступаю правильно, но порой внутри просыпался червячок сомнения. Я боялся, что стал врагом «Big Issue» и это может помешать мне в будущем.

Промучившись неделю, я отругал сам себя. Так не может продолжаться вечно! Надо идти вперед. В конце концов, в моей жизни хватает положительных моментов. О них и надо думать. В частности, о книге. Мы с Гарри ее дописали и отправили издателям. Те вроде как остались довольны. Я боялся, что они прочитают и передумают ее выпускать. Потому что история у нас получилась совсем не романтическая. Жизнь на улице – штука неприятная, а временами и вовсе отвратительная. После отправки рукописи я все время ждал, что мне позвонят и скажут: «Простите, но мы совершили ужасную ошибку». И… ничего такого не случилось. Нет, мне, конечно, позвонили. Чтобы сообщить, когда «Уличный кот по имени Боб» появится в магазинах. Издатели запланировали выход книги на март.

Теперь я знал, чего ждать. Но до выхода книги оставалось несколько месяцев, нам с Бобом нужно было что-то есть, и я снова вышел на улицу с гитарой. У меня по этому поводу были смешанные чувства. После нескольких лет работы с «Big Issue» я сделал шаг назад, что, конечно, огорчало. Игра на гитаре, по сути, мало чем отличалась от попрошайничества, а я надеялся, что те дни остались в прошлом.

Еще у меня испортился голос. То, что я день за днем при любой погоде выкрикивал название журнала, не пошло на пользу моим голосовым связкам. Когда я снова начал петь, я вдруг обнаружил, что некоторые песни уже не вытягиваю. К тому же я отвык от инструмента, и у меня больше не было мозолей на пальцах.

Впрочем, как я уже говорил, я старался сосредоточиться на положительных моментах.

Во-первых, я вернул себе независимость. Работа в «Big Issue», несомненно, многое изменила к лучшему. Эта компания предлагала «удочку, а не рыбу», и благодаря их «удочке» в мою жизнь вернулись стабильность и относительная уверенность в завтрашнем дне. Если бы не журнал, возможно, мне бы никогда не предложили написать книгу.

Да, соблюдать правила я не любил. Иногда у меня не было выхода, кроме как их нарушить, иногда мне просто не везло, но чаще всего проблема была во мне. Не любил я подчиняться. Никогда не любил.

И мне нравилось, что я снова сам себе хозяин. Уйдя из «Big Issue» я как будто освободился.

Во-вторых, мы с Бобом теперь были известными личностями. Благодаря статьям в газетах и в Интернете мы стали местными знаменитостями. И теперь мы привлекали куда больше внимания, чем раньше. Иногда нас окружала толпа народу: туристы и простые лондонцы доставали камеры и гладили Боба. Люди, говорящие на иностранных языках, присаживались рядом с котом, улыбались и чесали ему за ухом. Тот факт, что Боб успел прославиться за пределами Англии, не уставал меня поражать.

А он тем временем наслаждался всеобщим вниманием.

Меня часто просили исполнить песню «Wonderwall» группы «Oasis». Это была простая композиция. Я пробегал пальцами по струнам и начинал наигрывать мелодию. Я исполнял ее сотни раз, но теперь знакомые строки задевали что-то внутри меня. Особенно слова «Может, ты будешь тем, кто меня спасет». Я опускал глаза на Боба и думал, что эта песня про него. И безо всяких «может». Он меня спас.

Еще одним положительным моментом возвращения на Ковент-Гарден было то, что скучать там не приходится. В первый же день я вспомнил, что эта площадь живет в собственном ритме. В семь вечера, когда толпы народу бегут к метро после работы и еще больше людей устремляются в сторону баров, ресторанов и театров, для нас наступает самое занятое время.

С нашего места на Нил-стрит открывался прекрасный вид на площадь. Вот шумные девушки на каблуках и в мини-юбках, соорудив при помощи геля модное безумие на голове, направляются в ночной клуб. А здесь элегантно одетые ценители оперного искусства в смокингах и вечерних платьях, ослепляя прохожих блеском драгоценностей, спешат, чтобы не опоздать к поднятию занавеса. На Ковент-Гарден вы найдете героев на любой вкус. И нам с Бобом иногда попадались экстраординарные личности…

Как-то летом неподалеку от нас на тротуаре расположился незнакомец. В общем-то, ничего необычного: многие пытались заработать на Ковент-Гарден, и я мирился с этим, пока мы друг другу не мешали. Меня раздражали только собиратели пожертвований, которые активно приставали к прохожим и отпугивали людей. Не хочу показаться лицемером, я понимаю, нам всем нужно на что-то жить. Я и сам иногда бывал чересчур навязчивым, когда продавал «Big Issue». Но эти ребята вели себя так грубо, что их вполне можно было привлечь за вымогательство.

Сегодняшний незнакомец благотворительностью не интересовался. Смуглый, хорошо одетый, он принес старую корзинку, которую поставил перед собой. Я догадался, что он собирается выступать, но не сразу понял, что именно он будет делать. Исподтишка наблюдая за парнем, я надеялся, что он как-то разнообразит этот довольно скучный день. И незнакомец меня не разочаровал. Через несколько минут он достал из корзинки толстую светло-желтую змею и обернул ее вокруг шеи. Я не разбирался в рептилиях, но мне показалось, что это питон-альбинос. Парень начал играть со змеей, призывая прохожих расстаться с парой фунтов.

– Смотри, Боб, у нас тут заклинатель змей, – улыбнулся я, наблюдая за питоном, обвивающим руку хозяина.

Боб внимательно смотрел на нашего соседа; он явно не понимал, что происходит. Мы стояли ярдах в десяти от заклинателя – вряд ли кот разглядел, что за существо принесли на Ковент-Гарден. Поэтому вскоре он утратил к новому соседу всякий интерес, свернулся в стоящем в тени чехле для гитары и задремал.

Минут через сорок парень решил поздороваться с нами. Он подошел, не снимая змею с шеи; она лежала у него на плечах, как затейливое украшение.

– Ребята, как у вас дела? – спросил он с сильным акцентом. Я предположил, что парень родом из Португалии или Бразилии.

Боб проснулся и настороженно поднял уши; он пытался определить, что это за человек и стоит ли ему доверять. Много времени ему не потребовалось. Едва кот подался вперед, чтобы получше разглядеть наших гостей, змея высунула длинный раздвоенный язык и громко зашипела. Мне на ум сразу пришла «Книга джунглей», а вот Боб не на шутку испугался. Он завыл и буквально запрыгнул ко мне на руки, требуя, чтобы я посадил его на плечи, подальше от страшного шипящего зверя. Уверен, если бы не шлейка с поводком, Боб, не задумываясь, удрал бы, как это уже случилось однажды, когда на него напала собака.

– Прости, друг, не хотел пугать твоего кота, – поспешно извинился парень, снимая змею с плеч. – Мы сейчас уйдем, попробуем на другой стороне улицы.

Хотя заклинатель с питоном ушли, Боб еще долго не мог успокоиться. Ему всюду мерещились змеи, и он яростно атаковал лямки моего рюкзака – рюкзака, который столько лет служил ему лежанкой! Но теперь кот с подозрением относился ко всему, что напоминало желтого питона. Он хватал лямки зубами и терзал их когтями, раз за разом убеждаясь, что они не собираются на него нападать.

Бобу потребовалось несколько дней, чтобы забыть о встрече со змеей. Все это время он пристально разглядывал всех, кто к нам приближался, уделяя особое внимание их плечам: вдруг там снова притаилось страшное шипящее существо? Наверное, он никак не мог сообразить, кто его напугал. Все эти годы он был единственным животным, разгуливающим по улицам Лондона у хозяина на плечах. И обнаружив, что это не так, Боб почувствовал себя не в своей тарелке.

Но таков был странный мир Ковент-Гардена. Мир, к которому нам снова нужно было привыкать.

Но понимание и забота о ближнем – редкие качества для тех, кто работает на улице. И случай с заклинателем змей, который решил отойти на другую сторону улицы, чтобы не пугать моего кота, скорее исключение из правил. В этом недружелюбном мире каждый сам за себя.

Мы с Бобом спокойно трудились на Нил-стрит, когда на горизонте возник парень с усилителем и микрофоном. Бейсбольная кепка, кроссовки «Nike», штаны для катания на скейте, футболка – и никакого музыкального инструмента. Я все ждал, когда он его откуда-нибудь достанет, но потом мне надоело, и я вернулся к своей гитаре.

Правда, работать спокойно мне не дали. Через несколько минут со стороны новичка донесся настойчивый бумкающий звук. Все ясно, у нас завелся «бит-боксер». Мне нравилась разная музыка, но это направление – нет, спасибо! Я вообще не считал бит-бокс музыкой, по мне, это больше похоже на невнятный шум.

И Боб был полностью со мной согласен. Может, проведя столько времени рядом с человеком, играющим на акустической гитаре, он привык к определенной музыке и тяжелому року, но свое мнение по поводу бит-бокса он выразил предельно ясно: скосил глаза на парня с микрофоном и недовольно скривился.

Бывали моменты, когда в нашей команде Боб был ведущим. И сейчас наступил один из них.

Кот встал, наклонил голову и непрозрачно намекнул, что нам тут больше делать нечего. Я собрал вещи и перебрался подальше от бит-боксера. До нас по-прежнему доносился издаваемый им шум, но теперь я, по крайней мере, слышал свои мысли.

Впрочем, я рано радовался.

Очевидно, не только нам с Бобом бит-боксер пришелся не по душе. Через полчаса приехала патрульная машина, из которой вылезли двое полицейских. Они подошли к парню, который протестующе замахал руками, но это ему мало помогло. Вскоре он отключил микрофон и начал паковаться. Я почти уверен, что слышал вздохи облегчения, раздавшиеся в офисах, кафе и ресторанах, под окнами которых выступал невезучий бит-боксер.

– Слава богу, это закончилось, да, Боб? – подмигнул я коту.

И снова моя радость была преждевременной! Покончив с одним нарушителем спокойствия, полицейские обратили внимание на меня:

– Парень, тебе нельзя здесь играть!

Я бы, конечно, мог возразить, но решил не начинать новую жизнь на Ковент-Гарден с конфликта с полицией. «Выбирай свои битвы, Джеймс», – подумал я. Как оказалось, не напрасно.

На Нил-стрит полдень, толпы туристов и любителей пройтись по магазинам только начинают прибывать. Мы с Бобом сегодня вышли на работу пораньше. Частично потому, что небо прояснилось в первый раз за неделю, но в основном из-за назначенного на вторую половину дня похода к врачу. Меня беспокоила боль в груди; по ночам я не мог уснуть, потому что кашлял и задыхался. Промучившись почти неделю, я понял, что просто так эта зараза не отстанет. К тому же недостаток сна сказывался на моей работе самым пагубным образом: я путался в словах и промахивался мимо струн.

Я едва успел расчехлить гитару, когда увидел даму в полосатом синем свитере. Она целенаправленно двигалась в нашу сторону. Я сразу понял, что это не туристка. А потом заметил эполеты и значок с логотипом Королевского общества защиты животных от жестокого обращения.

В обычной ситуации я являюсь горячим поклонником этого общества. Ребята защищают животных, спасают им жизнь, всячески способствуют благоденствию братьев наших меньших – в общем, делают великое дело. И в прошлом они очень мне помогли: когда я нашел Боба на коврике в подъезде, у него на ноге была загноившаяся рана. Я отнес его в ближайшую клинику, где ветеринар бесплатно осмотрел кота, объяснил, как лечить, дал пару толковых советов по уходу и выписал рецепт.

Но это было давно. А сегодня у меня почему-то сразу возникло ощущение, что ничего хорошего от встречи с представителем общества ждать не следует.

– Здравствуйте, Джеймс. Как поживаете? – спросила дама, предъявляя удостоверение инспектора.

Тот факт, что она знает мое имя, несколько меня огорошил.

– Спасибо, хорошо. А в чем дело?

– Меня попросили встретиться и поговорить с вами. Поступили жалобы, что вы плохо обращаетесь со своим котом. Его зовут Боб, правильно? – уточнила она.

– Что? Плохо обращаюсь?

Я был в ужасе. Кто-то пожаловался в Королевское общество защиты животных! Интересно, в чем именно меня обвиняют? В том, что я издеваюсь над Бобом? На мгновение мне стало дурно, но я понимал, что нужно держать себя в руках.

– Я уверена, что эти обвинения совершенно беспочвенны. Сказать по правде, я наблюдала за вами какое-то время, прежде чем подойти, и заметила, что вы хорошо обращаетесь с Бобом, – сказала инспектор, почесывая кота. – Но я все равно обязана побеседовать с вами и осмотреть Боба, чтобы убедиться, что с ним действительно все в порядке. Если вы не против.

– Без проблем, – ответил я, понимая, что выбора у меня нет.

Дама поставила рюкзак на тротуар, достала блокнот, медицинские инструменты, опустилась на колени и принялась осматривать Боба.

Мой кот не всегда охотно подпускает к себе незнакомцев, которые к тому же трогают его и заглядывают в разные места. В свое время он обшипел пару ветеринаров и даже поцарапал медсестру, которая обошлась с ним недостаточно деликатно. Поэтому я немного беспокоился по поводу того, как он отнесется к инспектору. Ведь, скорее всего, Боб почувствовал, что я нервничаю, и насторожился. Да, осталось только покусать представителя Королевского общества защиты животных…

Меня не в первый раз обвиняли в том, что я плохо обращаюсь с Бобом. Все жалобы можно было разделить на три категории.

Во-первых, людям казалось, что я эксплуатирую кота ради собственной выгоды. На это я всегда отвечал, что кот может быть вашим другом, но рабом – никогда. Я не сам это придумал, кто-то умный до меня сказал. Кошки никогда не станут делать то, что им делать не хочется. Даже не пытайтесь их заставить. И уж тем более они не останутся с человеком, который им не нравится, что бы он ни делал. У Боба сильный характер, он – настоящая личность, свободная в своих желаниях. И если бы он не доверял мне, если бы я ему не нравился, он сбежал бы на второй день. То, что кот помогает мне зарабатывать на жизнь, исключительно его выбор. Никто его не принуждает.

Тем более что бывают дни, когда Бобу не хочется выходить из дому. Редко, но бывают. Обычно ему нравится гулять по Лондону, знакомиться с новыми людьми и купаться в лучах всеобщего обожания. И если он предпочитает остаться дома у батареи, я уважаю его решение. Люди могут не верить мне, но это так.

Во-вторых, многим не нравится, что я держу кота на поводке. Это почему-то считается признаком плохого обращения. Если бы мне платили фунт каждый раз, когда я слышал «нельзя держать его на привязи, он же кот, а не собака», я бы давно разбогател.

Я столько раз отвечал одно и то же, что слова уже навязли у меня на языке. За то время, что мы живем вместе, Боб сбегал от меня всего два раза. Оба раза он был напуган. И оба раза искренне радовался тому, что я его нашел. Я поклялся, что больше подобного не случится. Но опять же, я мог до посинения объяснять людям, что желаю коту только добра, толку от этого было ноль. В их глазах я оставался монстром, издевающимся над несчастным котиком.

И наконец, меня обвиняли в том, что я накачиваю Боба наркотиками. Признаюсь, это задевало больше всего. К счастью, до такого мало кто додумывался, но мне хватило и пары раз. Учитывая, через что я прошел за последние десять лет и чего мне стоило избавление от зависимости, я до глубины души обижался, когда слышал, что нормальный кот не будет так себя вести и, верно, я кормлю его таблетками, чтобы он сидел смирно.

Пока инспектор осматривала Боба, я гадал, в чем же именно меня обвинил неизвестный «доброжелатель», пожелавший защитить моего кота. Эксплуатация? Наркотики? Ущемление прав? Я знал, что дама из Королевского общества ничего не скажет, пока не закончит осмотр и не напишет рапорт.

Инспектор тем временем достала специальный прибор и проверила, есть ли у Боба микрочип. Рыжий получил его вскоре после того, как я понял, что никуда мы друг от друга не денемся. На экране прибора высветилось мое имя и адрес.

– Для начала неплохо, – улыбнулась она. – Вы удивитесь, узнав, сколько людей в наши дни не ставят кошками микрочипы.

Проверив, нет ли у Боба блох, инспектор посмотрела, все ли у него в порядке с зубами и с запахом изо рта (наверное, на случай, если у кота барахлят почки или печень). Затем занялась его глазами – вдруг у него мутный взгляд? Видимо, меня все-таки обвинили в том, что я накачиваю кота наркотиками.

Во время осмотра я отложил гитару – не до того мне было. Несколько человек остановились и спросили, все ли в порядке, и я ответил, что все нормально. Я и сам хотел в это верить. Нарезая круги вокруг инспектора, я старался мыслить позитивно. Все будет хорошо. Я же не сделал ничего плохого!

Завершив осмотр, дама принялась задавать вопросы.

– Есть ли у кота проблемы со здоровьем, о которых мне нужно знать? – поинтересовалась она, занеся карандаш над блокнотом.

– Нет, – уверенно ответил я и рассказал, что мы с Бобом регулярно посещаем передвижную ветеринарную клинику в Айлингтоне. Врачи все время хвалят меня за то, как я ухаживаю за котом. Будь что не так, они бы обязательно заметили.

– Приятно слышать, – кивнула инспектор. – Расскажите, как вы познакомились?

К концу истории о нашей встрече в подъезде дама из Королевского общества вовсю улыбалась.

– Звучит так, будто вас свела сама судьба! – воскликнула она.

Судя по взгляду инспектора, она была довольна результатами осмотра.

– Боб – чудесный кот, не правда ли? – задумчиво произнесла она. – Наверное, у вас нет телефона, по которому я могла бы с вами связаться?

Моя старая «нокия» еще работала, так что я продиктовал инспектору свой номер.

– Так, пока мне все нравится, но, возможно, нам понадобится встретиться еще раз. Вы здесь каждый день играете?

– Да, практически всегда, – сказал я.

Несмотря на то, что инспектор была расположена к нам благожелательно, при мысли о новой встрече мне стало не по себе.

– Отлично. Тогда я позвоню вам или приду прямо сюда.

Погладив Боба напоследок, она направилась в сторону метро.

С одной стороны, тот факт, что инспектор ушла, спокойно с нами попрощавшись, вселял надежду. С другой стороны, она вполне могла найти у Боба какие-то проблемы со здоровьем, но ничего мне не сказать. Вдруг она вернется, чтобы забрать его? Это пугало меня больше всего, хоть я и знал, что Королевское общество защиты животных может не только конфисковать питомца, но и начать судебный процесс против его владельца.

Почему инспектор сказала, что вернется? Что она собирается сообщить начальству? Что напишет в своем рапорте? Вдруг меня отправят за решетку, а Боба – в приют? Пытаясь справиться с накатывающей паникой, я все яснее осознавал, что никак не могу повлиять на ситуацию.

Я вдохнул поглубже и заставил себя успокоиться. Никто не отнимет у меня кота. Я не сделал ничего противозаконного. Значит, у них нет причин нас разлучать. И хватит об этом думать.

Самовнушение помогло, но ненадолго. Вечером меня снова одолели тревоги и сомнения. Я чувствовал, что грядет что-то нехорошее.

Прошла неделя, прежде чем инспектор из Королевского общества защиты животных снова возникла на горизонте. На этот раз она была куда приветливее и дружелюбнее. Боб тоже обрадовался ей и даже дал себя погладить.

Я за семь дней успел прийти в себя и спокойно отвечал на вопросы. Инспектор что-то писала в блокноте, интересовалась, чем мы занимались на этой неделе и есть ли у нас планы на ближайшие дни. Потом она наблюдала за тем, как мы взаимодействуем друг с другом и прохожими. Инспекторы Королевского общества изучают поведение животных, поэтому она сразу поняла, что Бобу нравится работать со мной и развлекать публику.

Уходя, дама пообещала, что скоро с нами свяжется. На прощание она потрепала Боба по голове, улыбнулась и пожала мне руку. Еще час я играл на гитаре, но мысли мои были далеко. В конце концов я понял, что не могу сосредоточиться, и начал собирать вещи. В этот момент в толпе показалось знакомое лицо. Дама, работавшая управдомом в одной из многоэтажек на Нил-стрит, не первый раз предъявляла нам претензии. Мы почему-то все время ей мешали. Видимо, она следила за нами в окно и видела, как мы расстались с инспектором на хорошей ноте.

– Люди, между прочим, спать пытаются! – сварливо заявила она.

– Сейчас полдень, – недоуменно отозвался я.

– Неважно! – протянула управдом таким тоном, словно я был трехлетним ребенком. – Здесь нельзя играть. Вы что, не видите знак? – Она указала на табличку на другой стороне улицы, где находилось здание, в котором она работала.

– Так я же не там играю, а здесь, – возразил я. – Здесь играть можно. Даже полиция ничего против не имеет.

Но женщина пропустила мои доводы мимо ушей. Ей нужен был скандал, и она намеревалась во что бы то ни стало его закатить.

– Довольно! И ты, и твой грязный кот у меня уже в печенках сидят! Я вызову полицию, и вас вышвырнут отсюда!

Окончательно обозленная дама развернулась на каблуках и пошла прочь.

Ее претензии яйца выеденного не стоили. Как я могу помешать людям спать в середине дня? У меня нет усилителя, я играю на оживленной улице, где в любое время дня и ночи проезжающие мимо машины производят шума куда больше, чем музыкант с акустической гитарой. Если что и разбудит спящего человека, то это будет грохот грузовиков и полицейские сирены.

И все же я знал, что в случае чего закон будет на стороне управдома. В этом районе существовали ограничения для музыкантов, так что мне следовало проявлять осторожность. И не забывать поглядывать по сторонам.

Примерно через час после разговора с управдомом на улице показался полицейский фургон.

– Не нравится мне это, – пробормотал я, торопливо убирая гитару в чехол.

К тому моменту, как двое полицейских подошли к нам, мы были готовы уйти. О чем нас, собственно, и попросили.

Я был, мягко говоря, раздосадован случившимся. Теперь у меня не осталось никаких сомнений по поводу того, кто написал жалобу в Королевское общество защиты животных. Убедившись, что от лживых обвинений мало толку, управдом сменила тактику. Видимо, она пойдет на все, лишь бы я убрался с улицы.

В тот же вечер нам позвонила инспектор. Она сказала, что беспокоиться не о чем.

– Боб – особенный кот, и ему с вами очень хорошо. И не обращайте внимания на тех, кто считает иначе.

Это был самый мудрый совет за долгое время. И неожиданно для себя я ему последовал.

Доктор Боб

Выбираться из кровати по утрам становилось все сложнее – бледное зимнее солнце, нехотя поднимавшееся над городом, наполняло комнату болезненным светом, отчего хотелось укрыться одеялом с головой и просидеть так остаток дня. Последние недели я плохо спал и нередко встречал рассвет. Но главная причина нежелания покидать кровать крылась не в этом. Просто я знал, что, как только приму вертикальное положение, грудную клетку начнет раздирать удушливый кашель.

Он мучил меня не первый день, но в последнее время стало намного хуже. Неудивительно, ведь я целыми днями торчал на улице. Сначала он не очень мешал, но теперь мокрота забивала горло, и порой казалось, что сейчас я выкашляю легкие с бронхами. Я складывался пополам от боли, меня рвало. Отвратительное ощущение – и отвратительное зрелище для окружающих. Звуковое сопровождение тоже оставляло желать лучшего. Я чувствовал себя крайне неловко, когда приступ настигал меня в общественных местах.

Сначала я думал, что это обычная простуда и все пройдет само собой. Но теперь я всерьез забеспокоился. Я курил с тринадцати лет; за прошедшие годы мои легкие пропустили через себя немало кубометров табачного дыма. Моя подружка-наркоманка умерла от туберкулеза, и я хорошо запомнил, как она кашляла в последние месяцы жизни. Я где-то слышал, что туберкулез – заразная болезнь. Может, я тоже его подхватил? И теперь мои легкие разваливаются на куски?

Я пытался справиться с кашлем, поглощая дешевые лекарства из супермаркета. Странно, но почему-то не помогло. Тогда я сходил к доктору, но на том этапе это могла быть обычная сезонная простуда, и врач отправил меня восвояси, посоветовав принять парацетамол, отлежаться и бросить курить. От таких рекомендаций тоже было мало толку.

Боб почувствовал, что хозяин опять заболел, и окружил меня повышенным вниманием. Я хорошо усвоил урок и не прогонял его.

– А вот и доктор Боб! – шутил я, когда рыжий укладывался у меня на груди и принимался тихо мурлыкать.

Я читал, что кошки мурлыканьем лечат болезни костей. Видимо, частота, с которой они вибрировали, благотворно влияла на человека. Боб, наверное, пытался тем же способом исцелить меня. Кажется, он давно определился с диагнозом. И это, признаюсь, меня пугало. Кошки подчас разбираются в болезнях лучше дипломированных докторов. Они предсказывают эпилептические припадки, судороги и приближение родов. Я читал о коте из Йоркшира, который начинал странно поглядывать на хозяина перед припадком. Знаменитый кот Оскар из дома престарелых неотлучно сидел рядом с теми, кто доживал последние часы. Непонятно, по каким признакам он это вычислял: то ли видел что-то, недоступное человеческому взгляду, то ли чуял запахи, порожденные биохимическими процессами в теле умирающего. В любом случае, сверхъестественные способности Оскара пугали постояльцев дома престарелых, и те старались держаться от кота подальше. Наверное, он был для них ангелом смерти. Я очень надеялся, что Боб такими талантами не обладает.

Через некоторое время я снова записался на прием к врачу. На этот раз – к молодому доктору, которого мне порекомендовал друг. Он отнесся ко мне куда внимательнее. После того как я рассказал ему про кашель и рвоту, доктор прослушал мои легкие и попросил пройти «пик-флоу» тест, чтобы проверить силу дыхания и объем выдыхаемого воздуха. В детстве у меня была астма, поэтому я предполагал, что результаты будут не ахти.

Доктор ничего не говорил, только делал пометки в карточке. Очень много пометок.

– Итак, мистер Боуэн, я бы хотел направить вас на рентген.

– Ладно, – сказал я.

Врач распечатал направление и вручил его мне:

– Отнесите это в больницу Хомертон, они знают, что делать.

Он очень осторожно подбирал слова, но выражение его лица мне не нравилось. Похоже, я не зря беспокоился.

Придя домой, я засунул направление куда подальше и быстро про него забыл. Часть меня не желала знать правду. Совсем недавно я лежал в больнице с тромбозом глубоких вен. Что, если мне придется вернуться в палату? Вдруг доктора найдут у меня еще какую-нибудь страшную болезнь?

И потом, я уже бывал в Хомертоне. Кошмарное местечко. Можно целый день проторчать в очереди и уйти ни с чем. А мне нужно было деньги зарабатывать.

Понятно, что я выдумывал оправдания, поскольку боялся того, что мог обнаружить рентген. Иными словами, вел себя как упрямый страус. Думал, что, если засуну голову в песок и сделаю вид, что ничего не было, кашель, рвота и боль в груди пройдут сами собой. Естественно, стало только хуже.

Поворотным моментом послужил поход в издательство. Несмотря на мои сомнения, день выхода книги приближался. Дизайнеры уже придумали обложку: они поставили на нее фотографию Боба, сидящего на моем рюкзаке с выражением буддистского спокойствия на морде. Сзади поместили мою фотографию, а внутри была короткая заметка об авторе. Мне хотелось ущипнуть себя. Неужели это происходит на самом деле? К несчастью, посреди разговора с редакторами и дизайнерами меня одолел приступ кашля, и я почувствовал, что меня сейчас вырвет. Извинившись, я выбежал в туалет. Судя по взглядам, которыми меня проводили присутствующие, я произвел нелучшее впечатление. Винить их не за что. В конце концов, они сильно рисковали, связавшись с бывшим наркоманом.

Тогда я понял, что должен во что бы то ни стало поправиться к марту. После выхода книги издатели запланировали несколько интервью; возможно, меня даже пригласят на телевидение. Еще издатели говорили о встречах с читателями и раздаче автографов. До этого, конечно, было далеко, но откладывать поход на рентген я больше не мог.

Поскольку я забыл, куда сунул направление, пришлось вернуться к доктору.

– Судя по всему, снимок вы не сделали, – сухо произнес он, просматривая записи.

– Эээ… нет. У меня не было времени. Не мог потерять целый день, – ответил я, слегка смутившись. – Я писал книгу.

– Ну да, – недоверчиво протянул доктор, распечатывая новое направление. – С этим вас примут без очереди, – добавил он. – Так что много времени не потратите.

– Ладно…

Я неохотно взял направление. Перспектива идти в Хомертон по-прежнему не радовала, но я знал, что на этот раз мне не отвертеться.

Две медсестры провели меня в большую комнату; одна попросила снять рубашку и зайти внутрь аппарата. Она повесила мне на грудь металлическую пластину и скрылась за экраном.

А потом принялась заполнять карточку. И заполняла ее очень долго. Пугающе долго, на мой взгляд. Наверное, у меня уже развилась паранойя.

– Ну как там? – поинтересовался я, надеясь услышать что-нибудь обнадеживающее.

– Неплохо, но полный отчет мы отправим вашему доктору. Дойдет через тройку дней.

Такой ответ меня немного утешил, хотя следующие семьдесят два часа я места себе не находил. И к доктору я шел не в лучшем настроении. Я уже привык ждать от жизни худшего, поэтому, когда врач ознакомился с записями, посмотрел снимки и сказал, что в легких у меня чисто, я очень удивился.

– Правда? – переспросил я.

– Да. Никаких темных пятен, что довольно странно, если учесть ваш стаж курильщика. Более того, осмелюсь сказать, что у вас невероятно здоровые легкие, – добавил он.

– Тогда откуда такой кашель? – нахмурился я.

– Подозреваю, вы подхватили инфекцию. Тесты, которые мы сделали, ничего не показали. Думаю, ваши легкие просто пытаются избавиться от гадости, которая в них скопилась. Поэтому будем лечить инфекцию, – заключил он, выписывая сильные антибиотики.

– И все? – Я недоверчиво посмотрел на рецепт.

– Ну, посмотрим, подействуют они или нет, – пожал плечами доктор. – Если нет, сделаем дополнительные анализы.

Я был настроен скептически. Не может быть, чтобы все ограничилось антибиотиками. И тем не менее доктор оказался прав. Через пару дней мне стало гораздо лучше, и кашель пошел на убыль.

Мэри, мой литературный агент, всерьез беспокоилась о моем здоровье. Она боялась, что мне будет тяжело на встречах с читателями и я не смогу раздавать автографы. Я понимал, что она заботится в первую очередь о моих интересах, и эта мысль меня грела.

– Кажется, тебе гораздо лучше! – довольно сказала она, когда до выхода книги оставалось несколько недель.

Но окончательно я убедился в том, что выздоровел, после того, как свой вердикт вынес главный специалист.

Я лежал в кровати и читал комиксы. Вдруг из ниоткуда возник Боб. Запрыгнув на покрывало, он замурчал и устроился на своем обычном месте – у меня на груди. Посидев там немного, он прижался ко мне ухом и замер. А потом ушел. Просто встал и направился к любимой батарее. Я не смог сдержать улыбку:

– Спасибо, доктор Боб!

Основные инстинкты

Говорят, что март приходит, как лев, и уходит, как ягненок. Месяц еще только начался, но погода уже оправдывала репутацию. В иные дни завывания ветра на аллеях Сохо и улицах Вест-Энда действительно напоминали львиный рык. Играя на гитаре, я чувствовал, как немеют кончики пальцев, и порой завидовал коту, который был куда лучше экипирован. Даже сейчас, когда весна готовилась переступить через порог, Боб по-прежнему щеголял в роскошной зимней шубе. А дополнительную защиту от холода обеспечивал толстый слой подкожного жирка, который он наел на Рождество. Так что мартовские выкрутасы кота мало беспокоили.

Мы немного скучали по станции «Энджел», но, признаюсь, на Ковент-Гарден нам нравилось гораздо больше. Здесь, среди жонглеров, глотателей огня, живых статуй и других уличных артистов, оккупировавших площадь и близлежащие улицы, мы с котом смотрелись очень уместно. С одной стороны, на Ковент-Гарден царила жесткая конкуренция, с другой стороны, у нас появился повод оттачивать свое искусство.

Иногда я сидел, скрестив ноги, прямо на тротуаре, а Боб укладывался рядом с гитарой, как в старые времена, изредка задевая хвостом струны. Когда песня заканчивалась, я пожимал руки слушателям, а Боб вставал, чтобы собрать угощение. Но был у нас и новый номер. Как-то раз Бэлль пришла к нам в гости, а кот в это время играл с любимой потрепанной мышкой. Бэлль посмотрела на несчастное плюшевое создание и решила, что неплохо бы его постирать.

– Бог знает, какие там микробы, Боб, – донеслись до меня ее слова. – Игрушку надо помыть.

Расставание с мышкой в планы кота явно не входило, поэтому Бэлль пришлось прибегнуть к хитрости. Она предложила Бобу лакомство. Озадаченный кот несколько секунд не мог выбрать между игрушкой и угощением, но потом все-таки разжал зубы, и Бэлль выхватила мышку у него из-под носа.

– Отлично, Боб! – воскликнула она. – Дай пять!

Она подняла руку вверх, как игрок в американский футбол или в баскетбол, приглашающий товарищей по команде отметить гол. Боб поднял переднюю лапу и дотронулся до ее ладони.

– Это было круто! – засмеялся я. – Только вряд ли вы сможете повторить.

– Спорим? – улыбнулась Бэлль.

И они проделали это еще раз.

Боб быстро понял, что таким образом может заслужить угощение. С тех пор мы нередко веселили публику при помощи «дай пять», а среди зрителей порой попадались и знаменитости.

Это случилось в субботу, после полудня, примерно часа в четыре. На Боба обратили внимание две девочки лет десяти. Они шли по улице в компании нескольких взрослых, среди которых я заметил пару шкафообразных парней в темных очках. Судя по тому, как пристально они наблюдали за девочками, гладящими кота, они были телохранителями.

– Папочка, посмотри! – воскликнула одна из девочек, восторженно глядя на Боба.

– Ух ты! Клевый кот, – сказал «папочка».

Я застыл на месте.

«Не может быть!» – пронеслось у меня в голове.

Может.

Обернувшись, я увидел, что передо мной стоит не кто иной, как сам сэр Пол Маккартни.

Кто мог ожидать, что один из величайших музыкантов и исполнителей всех времен и народов подойдет к простому уличному гитаристу? Мы с ним принадлежали, мягко говоря, к разным лигам. Но в его поведении не было ни капли заносчивости или высокомерия.

У меня с собой был выданный в издательстве экземпляр «Уличного кота» и несколько флаерсов, приглашающих на мою автограф-сессию, до которой оставалось всего три дня. Я заметил, что сэр Пол разглядывает обложку книги.

Встреча с читателями должна была ознаменовать начало – и, вероятно, завершение – моей писательской карьеры. Я с нетерпением ждал ее и старательно раздавал флаерсы всем, кто проявлял малейший интерес, в надежде, что придет хоть несколько человек и нам с Бобом не придется сидеть в пустом магазине. Я понимал, что большинство листовок окажутся в ближайшей урне, но не сдавался.

Тоненький голос в голове надрывался: «Дай ему флаерс! Скорее, пока он не ушел!»

– Я написал книгу про нас с Бобом, – произнес я, указывая на сидящего рядом кота. – И на следующей неделе у меня встреча с читателями. Приходите. – И я протянул Маккартни листовку.

И Пол ее взял.

– Я подумаю, – улыбнулся он.

Вокруг нас собиралась толпа, и телохранители музыканта начинали нервничать. Люди доставали камеры и мобильные телефоны и в кои-то веки направляли объективы не на Боба.

– Думаю, нам стоит увести детей, – сказала женщина, стоявшая рядом с мистером Маккартни. Я понял, что это его новая жена, Нэнси Шевелл. Выглядела она потрясающе.

– Удачи, парень, так держать! – кивнул мне Пол и взял супругу под руку.

После того как они ушли, я еще долго не мог прийти в себя. Голова слегка кружилась, будто меня задело падающей звездой. Через час, все еще пребывая на седьмом небе от счастья, я отправился домой. Я понимал, что ни за что в жизни Пол Маккартни не придет за моим автографом. Зачем ему? Зачем вообще кому-либо нужен мой автограф? Но сейчас это не имело никакого значения. Даже если моя книга обречена пылиться на полках магазинов, она уже помогла мне достичь невозможного. Благодаря ей я поболтал с членом «Битлз».

Боб в последнее время стал настоящей «звездой», вокруг нас постоянно собирались небольшие толпы. Через два дня после встречи с Маккартни к нам подошли человек десять студентов, болтавших между собой по-испански. Мне нравилось каждый день общаться с новыми людьми, в этом была прелесть моей работы, но иногда я отвлекался на них и забывал, что на улице нужно всегда держаться настороже.

Когда студенты, помахав мне и Бобу, направились в сторону Ковент-Гарден, я присел, чтобы покормить кота. Начинало темнеть, и на улице заметно похолодало. На следующий день у нас была запланирована встреча с читателями в Айлингтоне, поэтому я собирался лечь спать пораньше, хотя и понимал, что вряд ли усну. К тому же я не хотел держать Боба на улице дольше, чем нужно.

Кот, вопреки обыкновению, не обратил внимания на еду. Выгнув спину, он замер, напряженно куда-то вглядываясь. Очевидно, что-то его сильно беспокоило. Я посмотрел на противоположную сторону дороги и заметил подозрительного человека, который пристально на нас смотрел.

Когда живешь на улице, начинаешь каким-то шестым чувством чувствовать людей. Тебе даже не нужно общаться с человеком, чтобы понять – ничего хорошего от него ждать не стоит. И в этом парне я сразу почуял угрозу. На вид ему было под сорок. Одетый в старые джинсы и джинсовую куртку, он сидел, скрестив ноги, на тротуаре и потягивал дешевое пиво из банки. Я ясно видел, что у него на уме. Он раздумывал, как отнять у меня деньги.

За последние несколько минут благодаря испанским студентам в моем чехле заметно прибавилось мелочи. Один крутой парень даже бросил пять фунтов. Я еще не пересчитывал выручку, но на взгляд мог прикинуть, что за полчаса мы собрали двадцать фунтов. Я знал, что не стоит держать деньги на виду у всех, и ссыпал большую часть в рюкзак. И от того парня это не укрылось.

Ссориться с ним я не собирался. Драться – тем более. Пока он держался на расстоянии, в этом не было нужды. Я сам не раз оказывался в подобной ситуации. И знал, на что может толкнуть людей отчаяние. Я чувствовал, что у парня неприятности, но не собирался давать ему повод. Пусть он бросит первый камень.

Но на всякий случай я кивнул ему, сообщая: «Я тебя заметил и знаю, о чем ты думаешь. Не стоит».

Люди улиц разговаривают на одном языке. Мы можем заменить сотни слов жестом или красноречивым выражением лица. Так что парень меня понял. Пробурчав что-то под нос, он встал и направился в сторону Шафтсбери-авеню. Скорее всего, надеялся отыскать там новую, менее опытную жертву. Ему не понравилось, что я раскрыл его планы, но отказываться от них он не собирался.

Как только он скрылся за углом, Боб заметно расслабился и с аппетитом накинулся на еду.

– Не волнуйся, друг, – пробормотал я, угощая кота крекером. – Он ушел, и мы его больше не увидим.

В это время суток на улице было полно народу, поэтому вскоре мы набрали достаточно денег, чтобы продержаться несколько дней. Когда я стал упаковывать гитару в чехол, Боб, успевший на собственной шкуре почувствовать коварство мартовской погоды, охотно запрыгнул мне на плечи.

Я знал, что ему нужно сходить в туалет, прежде чем мы поедем домой, и мы пошли к шикарному офисному зданию на Энделл-стрит.

По пути туда мы должны были пройти пару узких, не слишком хорошо освещенных переулков. Стоило нам свернуть в один из них, как в мире стало непривычно тихо. В Лондоне так бывает: в одну секунду какофония уличных звуков сменяется тишиной. И это только одно из многочисленных противоречий города.

Мы прошли пол-улицы, когда Боб заворочался у меня на плечах. Сначала я подумал, что ему не терпится сходить в туалет.

– Подожди, мы почти пришли!

Но вскоре я понял, что кот просто садится так, чтобы смотреть не вперед, а назад.

– В чем дело, Боб? – спросил я, оборачиваясь.

Улица была практически безлюдной, только один человек закрывал на ночь кофейню. Ничего подозрительного я не заметил. Но Боб не унимался. Шагов через десять он издал самый громкий звук, который я когда-либо от него слышал. Это был первобытный воинственный клич, протяжное «мяу», переходящее в пронзительное шипение. В ту же секунду кто-то дернул меня за рюкзак, и послышался еще один вопль. На этот раз человеческий.

Обернувшись, я увидел того самого парня, который следил за нами на Нил-стрит. Он стоял, согнувшись, и прижимал руку к груди. На тыльной стороне виднелись глубокие царапины, из которых текла кровь. Судя по всему, Боб вцепился когтями ему в руку, как только он схватился за рюкзак. Кот по-прежнему был настроен воинственно: он стоял на моем плече и рычал на незадачливого грабителя.

А парень все не унимался. Он бросился на меня с кулаками, но я был готов к нападению. Драться с котом на плечах непросто, и все же мне удалось врезать грабителю по ноге. Тяжелые «мартенсы» помогли достичь желаемого эффекта – парень рухнул на колени. Впрочем, надолго он там не задержался. Через секунду мы уже стояли друг напротив друга и орали.

– Ты посмотри, что твой хренов кот сделал! – кричал он, потрясая поцарапанной рукой.

– Ты же хотел меня ограбить!

– Я прибью его на хрен, если увижу еще раз! – пригрозил он, тыча пальцем в Боба.

Оглянувшись, незадачливый грабитель схватил кусок доски и замахнулся на меня. Боб снова зарычал и зашипел. Парень начал было надвигаться на нас, но вдруг передумал и выкинул деревяшку. Обложив нас на прощание отборными ругательствами, он развернулся и пошел прочь, все еще прижимая к груди поцарапанную руку.

Когда мы ехали домой, Боб сидел у меня на коленях. Он сунул голову мне под мышку, что делал, когда чувствовал себя уязвимым. Наверное, нас обоих выбило из колеи происшествие в переулке. Правда, я не мог сказать наверняка, что именно переживал Боб. В этом состоит радость и печаль дружбы с котом. «Кошки – таинственный народ. В головах у них происходит гораздо больше, чем мы можем себе представить», – писал сэр Вальтер Скотт. И Боб – воистину выдающийся представитель своего загадочного народа. Во многих отношениях это только добавляло ему очарования и делало таким чудесным другом. Мы с ним столько всего пережили вместе, а он продолжает меня удивлять.

За последние годы мы нередко сталкивались с неприятными людьми, но ограбить нас пытались впервые. И Боб никогда прежде меня так не защищал. Если бы не он, я бы даже не обратил внимания на подозрительного мужика на другой стороне улицы. Откуда кот узнал, что ему не стоит доверять? Я мог судить об этом, основываясь на собственном опыте и знании человеческой натуры, а Боб? И как он догадался, что парень следит за нами и собирается напасть? Я оглядывался, но ничего не заметил. Может, Боб увидел, как он прячется в подворотне? Или почуял запах дешевого пива?

У меня не было ответов на эти вопросы. Так что я просто в очередной раз признал, что Боб обладает способностями, которые лежат за гранью моего понимания, и, вероятно, так будет всегда.

Это печальная сторона наших отношений. Боб – потрясающий друг, но он был и остается загадкой. Я никогда не пойму до конца, что творится в его кошачьем мозгу. Да, мы лучшие друзья. У нас почти телепатическая связь. Мы понимаем друг друга на подсознательном уровне. Но все же я никогда не узнаю, о чем он думает. И Боб не может поделиться со мной своими мыслями. Глупо, конечно, но иногда из-за этого мне становится очень грустно. Вот как сейчас.

Автобус полз по лондонским пробкам, а я прижимал Боба к себе и отчаянно хотел понять, что именно он пережил в том переулке. Он испугался? Или просто выпустил наружу основные инстинкты? Или понял, что нужно защитить себя и меня, и атаковал? Значит ли это, что он уже обо всем забыл? Или в его голове крутятся сейчас те же мысли, что не дают мне покоя вот уже много дней: я устал от такой жизни, устал все время оглядываться через плечо, я хочу жить в безопасном, счастливом мире…

Конечно, будь его воля, он бы сидел у батареи, а не морозил хвост на тротуаре, отбиваясь от всяких подонков в переулке. Этого хотело бы любое разумное существо…

Предаваясь грустным мыслям, я машинально запустил руку в карман и вытащил смятый флаерс. Кажется, это был последний, остальные мы раздали. Для листовок использовали нашу фотографию, поверх которой можно было прочитать:

Приходите познакомиться

с Джеймсом Боуэном и котом Бобом!

Джеймс и Боб будут подписывать свою новую книгу

«Уличный кот по имени Боб»

в книжном магазине «Waterstones», Айлингтон-Грин, Лондон

во вторник 13 марта в 18:00

Боб смотрел на флаерс, слегка наклонив голову. Казалось, он узнал нас на фотографии.

Несколько минут я сидел и тупо смотрел на листовку, погрузившись в свои мысли.

Меня одолевали все те же вопросы, от которых я, по правде говоря, уже порядком устал. Сколько еще я буду подвергать себя и Боба опасности? Когда наконец я разорву этот порочный круг и покину улицу?

Аккуратно сложив флаерс, я убрал его в карман.

– Надеюсь, Боб, это и есть ответ, – пробормотал я. – Очень надеюсь.

В ожидании Боба

На часах было всего девять утра, но мой живот уже урчал, как бетономешалка. Я приготовил тосты, но есть их не стал – побоялся, что стошнит. Если я сейчас себя так чувствую, что со мной будет вечером?

Издатели организовали нам с Бобом автограф-сессию, решив, что это сделает книге дополнительную рекламу в Лондоне и привлечет покупателей. Я раздавал флаерсы не только на Ковент-Гарден; пару раз мы с Бобом ездили на станцию «Энджел», где у нас было немало друзей.

Книжный магазин «Waterstones» в Айлингтоне был самым подходящим местом для встречи с читателями, поскольку сыграл немаловажную роль во всей этой истории. Когда мы с Гарри только приступили к работе над книгой и нам некуда было идти, нам выделили место на втором этаже, а еще раньше я прибежал в этот магазин в поисках Боба, которого напугала злая собака.

Незадолго до автограф-сессии я начал давать интервью для газет и даже пару раз выступил на радио и телевидении. Чтобы я разобрался, как нужно себя вести, меня отправили к опытному медиаспециалисту в центральном Лондоне. Меня посадили в звукоизолированную комнату, и сперва я чувствовал себя не в своей тарелке. Сначала мы записывали то, что я говорю, а потом эксперт анализировал запись. К счастью, люди в студии отнеслись ко мне со всей душой и объяснили некоторые тонкости. К примеру, во время первой записи я совершил классическую ошибку новичков – постоянно стучал карандашом по столу. Когда мы слушали то, что получилось, навязчивый стук практически заглушал мои слова.

Мы также отрепетировали ответы на все вопросы, которые мне могли задать. Специалист сказал, что, скорее всего, люди будут интересоваться тем, как я очутился на улице, как Боб изменил мою жизнь и что ждет нас в будущем. Тему наркотиков мы тоже затронули, и я был счастлив ответить на эти вопросы, поскольку в кои-то веки мне нечего было стыдиться.

Авторы газетных статей и заметок в Интернете были в основном настроены положительно. Журналист из «Лондон Ивнинг Стандарт» написал про Боба, что он был «первым котом, покорившим Лондон со времени Дика Виттингтона». Обо мне он, увы, отозвался не столь лестно, упомянув дырявые джинсы и потемневшие зубы и ногти. Журналист также заметил, что у меня проскальзывают «просительные интонации человека, привыкшего к тому, что на него никто не обращает внимания». Я знал, что нужно быть готовым к таким вещам, все-таки для большинства я по-прежнему относился к категории «порченых товаров», как сказал все тот же автор. И тем не менее мне было неприятно.

Раздача автографов должна была состояться за два дня до официального выхода книги – пятнадцатого марта, в мой тридцать третий день рождения. Я надеялся, что совпадение не станет дурным знаком – с тех пор, как я был подростком, этот праздник редко оказывался поводом для радости.

Например, тринадцатый день рождения я провел в палате психиатрического отделения детской больницы. Это было очень грустное время моей жизни, а после выписки я и вовсе покатился по наклонной: начал нюхать клей и экспериментировать с марихуаной. Тогда я делал первые шаги к будущей наркотической зависимости.

Через десять лет, в свой двадцать третий день рождения, я бродяжничал на улицах Лондона. Я мог провести его в приюте для бездомных, а мог и на вокзале Чаринг-Кросс. Это был самый мрачный период моей жизни, и я почти ничего не помню из того времени. Недели, месяцы и годы слились в один бесконечно длинный пасмурный день. Если я и помнил, что за праздник пятнадцатого марта, это ничего не меняло: с утра и до ночи я попрошайничал, пытался занять или украсть деньги, чтобы добыть дозу. Я не думал ни о чем, кроме героина, и вполне мог закончить так же, как тот несчастный парень в подъезде.

Прошло еще десять лет, и в моей жизни что-то начало меняться к лучшему. Такое чувство, будто я оказался в другом мире. Оглядываясь назад, я с трудом верю в то, что прошел через весь этот ужас. Но десять лет бродяжничества навсегда останутся частью моего прошлого. Хорошо это или плохо – не знаю. Но в своей книге я не стал ничего приукрашивать. Все это было со мной: и ломка, и ночевки на улице… И теперь, когда мне нужно было открыть свою жизнь посторонним людям, я отчаянно нервничал.

Перед началом автограф-сессии у меня была назначена встреча с фотографом и оператором из международного новостного агентства Рейтер. Фотограф хотел снять нас с Бобом в обычной повседневной обстановке: как мы едем в метро, как выступаем на Нил-стрит. Я был рад возможности отвлечься; когда съемка закончилась, уже смеркалось.

Мы с Бобом вернулись в Айлингтон и пошли знакомой дорогой от станции «Энджел»; март снова демонстрировал свой непростой характер, от влажного холода мерзли уши и нос. Человека, захватившего мой участок, нигде не было видно. Гуз, продавец цветов, сказал, что тот парень с собакой всем мешал и координаторы его прогнали. Теперь у станции никто не торговал «Big Issue».

– Какая досада! – вздохнул я. – Такой участок пропадает.

Впрочем, теперь это была не моя забота. Мне и своих переживаний хватало.

По дороге к книжному магазину мы с Бобом зашли в небольшой парк Айлингтон-Мемориал. Поскольку мы приехали заранее, я отпустил кота побегать по кустам, а сам сел на скамейку, чтобы покурить в тишине. Словно приговоренный к казни, я растягивал удовольствие, перед тем как выйти к расстрельной команде. И в то же время меня не покидало чувство радостного ожидания. Мне казалось, будто вот-вот начнется новая, лучшая жизнь, что я приступлю к новой главе.

Наверное, я еще никогда так не волновался. Самые разные мысли крутились в моей голове. Что, если никто не придет? Что, если придет куча народу и все решат, что книга – полная чушь? Как поведет себя Боб? Как люди будут смотреть на меня? Я же не обычный автор, не прилизанный писатель, привыкший выступать перед публикой. Я только недавно снова стал частью нормального общества. Во всяком случае, мне хотелось так думать. Я не сомневался, что людям понравится Боб. А вот насчет его хозяина такой уверенности не было.

Сделав последнюю затяжку, я почувствовал, что нервы натянуты до предела, будто кто-то ударил меня в живот. К счастью, у Боба выдержки хватало на нас обоих. Проведя пару минут в кустах, он вернулся ко мне и посмотрел так, словно хотел сказать: «Все в порядке, друг, беспокоиться не о чем!»

Удивительно, но я ему сразу поверил.

Подойдя к книжному магазину за полчаса до начала автограф-сессии, я увидел, что у входа стоят четыре или пять человек. И вздохнул с облегчением: по крайней мере, не придется сидеть в пустом зале. Они стали улыбаться, и я смущенно помахал им в ответ. У меня до сих пор в голове не укладывалось, что люди решили пожертвовать часом своего времени ради того, чтобы познакомиться с нами. У прилавка в магазине стояла целая очередь. И все держали в руках «Уличного кота».

Алан, один из менеджеров, предложил нам до начала встречи с читателями посидеть в комнате для персонала.

– Стакан вина для свежеиспеченного автора, а для Боба мы приготовили молоко, – улыбнулся он. – Здесь вам никто не помешает, успеете собраться с мыслями, – добавил он, почувствовав мою нервозность.

Откровенно говоря, я не знал, как поступить: выпить для храбрости или сохранить чистую голову. Решил, что вино подождет. В комнату зашли Бэлль, Мэри, Гарри и несколько человек из издательства. Они все хотели пожелать мне удачи. Еще я должен был подписать пачку экземпляров на продажу, а чья-то светлая голова принесла печать в форме кошачьей лапы, чтобы Боб тоже мог оставить автограф. Я приступил к работе, а Бэлль «подписывалась» за главного героя. В стопке было больше двадцати книг. Неужели они думают, что столько продадут?

Персонал магазина был настроен оптимистически. Один из менеджеров заглянул к нам, довольно улыбаясь.

– Тянется через весь квартал, – сообщил он.

– Что тянется? – не понял я.

– Очередь. Заворачивает за угол. Уже почти сто человек, и все время подходят новые.

Я потерял дар речи. Я думал, что нельзя волноваться сильнее. Оказалось, можно. Я сидел у открытого окна, и на мгновение меня посетила мысль о том, чтобы спуститься по водосточной трубе и сбежать, пока не поздно.

Когда часы показали шесть, Боб забрался ко мне на плечи, и мы начали спускаться в главный зал. В конце первого лестничного пролета я не выдержал и посмотрел, что творится внизу. Сердце забилось где-то в горле. В магазине было полно людей.

Для нас с Бобом уже подготовили стол со стопкой книг. Очередь тянулась от него мимо стеллажей – и на улицу, в холодный мартовский вечер. Менеджер был прав. Пришли человек сто, быть может, больше. В другой части магазина стояла еще одна очередь – из тех, кто хотел купить книгу. А еще я заметил в толпе фотографов и оператора с телевидения.

Мне казалось, будто все это происходит не со мной. До сих пор нас с Бобом никто не замечал, но как только мы сошли с последней ступеньки, засверкали вспышки, фотографы заметно оживились:

– Боб, посмотри сюда, Боб!

Раздались аплодисменты и несколько одобрительных выкриков.

Годы на улице научили нас с Бобом быть готовыми ко всему. Научили приспосабливаться, научили пробивать себе дорогу – иногда в буквальном смысле. А теперь мы ступили на незнакомую территорию.

Но одно было ясно. Мы прошли слишком долгий путь, чтобы упустить этот шанс. Если мы воспользуемся им, то, может быть – может быть! – покинем улицу. И для нас обоих начнется новая глава.

– Пойдем, Боб, – прошептал я, поглаживая кота и делая глубокий вдох. – Ни шагу назад.

Эпилог

И так будет всегда

Тринадцатого марта 2012 года стал, вероятно, самым важным днем в моей жизни. Когда вечер закончился, сомнения испарились. Для нас с Бобом действительно началась новая жизнь. Автограф-сессия в Айлингтоне оказалась куда успешнее, чем я ожидал. Пол Маккартни прийти не смог, но даже без него там было человек триста. Количество людей, которые захотели с нами познакомиться, удивило всех, включая менеджеров магазина, которые всего за полчаса распродали весь запас «Уличного кота».

– А я боялся, что купят не больше десятка, – признался я Алану, когда наконец добрался до тихой комнаты и стакана вина после трех часов общения с читателями и интервью.

Никто не понял, как нам удалось привлечь столько людей. Конечно, свою роль сыграли флаерсы и реклама. Еще мы запустили аккаунт в Twitter, где собралось человек сто читателей, но даже это не может объяснить, почему люди так заинтересовались нашей с Бобом историей.

И это было лишь первым признаком того, что впереди нас ждет нечто потрясающее.

Когда «Уличный кот по имени Боб» поступил в продажу два дня спустя, книга моментально нашла свою аудиторию и стала, по выражению «Таймс», «мемуарами-бестселлером». В первые же выходные она попала в список бестселлеров по Великобритании и оставалась там до конца года, причем нередко оказывалась на первом месте. По воскресеньям я хватал газету и смотрел рейтинги, недоверчиво качая головой. Почему «Уличный кот» так популярен? Что привлекает читателей? Через какое-то время я перестал искать ответы на эти вопросы.

Что еще удивительнее – книга заинтересовала иностранную аудиторию! По последним подсчетам, она была переведена на двадцать четыре языка. В Италии она вышла под названием «A Spasso Con Bob» («Прогулка с Бобом»), в Португалии – «Minha História Con Bob» («Наша с Бобом история»). Очевидно, было в «Уличном коте» что-то, на что отзывались люди по всему миру. На каком бы языке ни разговаривали читатели, они проникались нашей историей – и просто влюблялись в Боба.

В результате мы с ним стали в некотором смысле знаменитостями, выступали на радио и телевидении, где рассказывали о книге и ее растущей популярности. Я к такому не был готов – даже после тренингов со специалистом. Наше первое крупное выступление – в программе «Завтрак» на ВВС – было вполне стандартным. Я приехал в студию в западном Лондоне на рассвете. Живот крутило от волнения, я переживал, что Боб испугается незнакомой обстановки и яркого света. Но он, как всегда, был куда спокойнее меня. Всю передачу он безмятежно сидел на диване и разглядывал свое изображение на мониторах. Боб стал настоящей «звездой» шоу – он даже дал лапу ведущим, которые не смогли устоять перед его обаянием. В других передачах Боб тоже был на высоте.

Где бы мы ни появлялись, нам задавали примерно одни и те же вопросы. В частности, людей интересовало, как успех книги изменил нашу жизнь.

Главное – нам больше не нужно было подвергать себя опасности, работая на улице. Конечно, прошло какое-то время, прежде чем популярность книги получила выражение в твердой валюте, так что пару месяцев мы с Бобом еще выходили с гитарой на Нил-стрит. Но постепенно мы стали появляться там все реже. Вы не поверите, какое это счастье – просыпаться по утрам и понимать, что не нужно торчать на холоде и мокнуть под дождем, не нужно все время держаться настороже и оглядываться через плечо. Ушло в прошлое чувство неуверенности в завтрашнем дне, чувство безысходности и тихое отчаяние, к которому я привык, когда работал на Ковент-Гарден и у станции «Энджел».

Конечно, какая-то часть нас обоих останется там навсегда. Можно забрать музыканта с улицы… да и Бобу нравилось внимание прохожих, так что мы время от времени вспоминаем прошлое и выходим поиграть. Разница в том, что теперь мы делаем это ради других, а не ради себя.

В начале 2013 года, например, мы стали сотрудничать с благотворительной организацией Синий Крест. Мы собираем деньги для животных через Интернет, выступая перед публикой и периодически выходя с гитарой на улицу. За первую неделю мы собрали около пяти тысяч фунтов. Потрясающее ощущение, когда ты наконец-то начинаешь не только брать, но и отдавать. Люди из Синего Креста были так добры к нам с Бобом в первые дни после встречи в подъезде, да и потом, когда мы заглядывали в передвижную клинику на Айлингтон-Грин, нас всегда встречали с улыбкой. Помню, как часто мне казалось, что Боб – награда за какой-то хороший поступок, который я совершил. Карма, подарок судьбы. И помогая Синему Кресту, я чувствовал, что возвращаю их доброту, совершаю очередной акт кармы. Я рассчитываю и в будущем делать нечто подобное для благотворительных организаций, помогающих бездомным.

Разумеется, люди интересуются, разбогател ли я после выхода «Уличного кота». И да и нет. По сравнению с тем, что было раньше, я стал человеком куда более состоятельным. Но не миллионером. Важно то, что по крайней мере в ближайшем будущем мне не придется искать в супермаркетах уцененные консервы с истекающим сроком годности. Долгие годы я полагался только на себя и на подачки от государства. Сейчас у меня есть счет в банке и даже бухгалтер, который помогает мне управлять моими деньгами и платить налоги. За последние десять лет я впервые заработал достаточно, чтобы платить налоги! И тот факт, что теперь я делаю это, для меня очень важен.

Когда ты живешь на улице или продаешь «Big Issue», ты ничего не вкладываешь в общество – и общество тебя за это наказывает. Многие с огромным удовольствием напоминают тебе о том, насколько ты бесполезное существо. «Найди работу, придурок» – эти слова я слышал сотни раз.

Общество все больше отвергает тебя; люди не понимают, что недостаток самоуважения, безнадежность и отчаяние – верные спутники бездомных, уличных музыкантов и продавцов «Big Issue» – лишают людей последних сил и желания бороться. Ты хочешь стать частью общества – общество гонит тебя прочь, и нет возможности прервать этот порочный круг.

То, что я платил налоги, было знаком, что я снова стал членом общества. И я был этому очень рад.

Но этим положительные моменты нашего успеха не ограничивались.

Благодаря «Уличному коту» я укрепил отношения с родителями. Среди людей, пришедших в книжный магазин в тот мартовский вечер, был мой отец. Я убедил его прийти: мне было любопытно посмотреть на его реакцию, а еще я нуждался в поддержке. И я не скоро забуду удивление и радость на лице отца, когда он увидел очередь, выстроившуюся перед магазином. После стольких разочарований у него наконец-то появился повод мною гордиться. Он был тронут, когда увидел, что в заключении я благодарю их с мамой. Думаю, он даже уронил слезу над книгой, когда читал ее дома. Он позвонил мне, чтобы похвалить за проделанную работу, да и потом не раз говорил, какой я молодец. Отец по-прежнему твердит, что мне нужно постричься и побриться, но теперь он хотя бы не требует, чтобы я «нашел нормальную работу».

Мы не обсуждали прошлое и наши чувства. Такими вещами отец не занимается, он не из тех, у кого сердце нараспашку. Ему трудно выразить, что он чувствует, тяжело подобрать слова, да я и не настаиваю. Мне достаточно знать.

Я еще раз слетал в Австралию, чтобы повидаться с мамой. Она прочитала книгу – и тоже успела над ней поплакать. Она сказала, что виновата передо мной, но честно призналась, что я был кошмарным подростком, с которым и святая бы не справилась. Что правда, то правда.

Мы наконец-то были откровенными и искренними друг с другом. И надеялись, что в будущем это не изменится.

«Уличный кот по имени Боб» многих заставил иначе посмотреть на продавцов «Big Issue» и бездомных. Я получаю письма от школ и благотворительных организаций, в которых говорится, что наша история открыла людям глаза.

У нас с Бобом есть аккаунты на Facebook и в Twitter. И каждый день кто-нибудь пишет, что больше не проходит мимо продавцов «Big Issue». Многие подчеркивают, что стали разговаривать с ними. Я помню, что у нас с журналом не все было гладко, но я горжусь тем, что помог «Big Issue». Это замечательная организация, которая заслуживает того, чтобы ее поддерживали, особенно сейчас, в непростой экономической ситуации.

На более глубоком уровне книга связала нас с людьми, переживающими трудные времена. Многие писали мне или связывались через социальные сети. Кого-то наша история вдохновила на борьбу. Кто-то поверил в целительные способности животных. И я испытываю огромное чувство гордости, когда читаю об этом. Я никогда не думал, что смогу повлиять на чью-то жизнь. А теперь таких людей тысячи.

Некоторые люди, увлекшись, начинают приписывать нам с Бобом чуть ли не божественную силу. Ну, Боб, может быть, и святой, но я – точно нет. Нельзя десять лет бороться за жизнь на улицах Лондона и не измениться. Нельзя подсесть на героин и сохранить чистоту души. Я – продукт своего прошлого.

Я знаю, что потребуется немало времени, чтобы сгладить острые углы моей личности. И прекрасно понимаю, что прошлое, даже самое неприглядное, всегда будет со мной. Люди не дадут забыть о потерянных годах. О них напомнят шрамы на теле. И мне не раз придется расплачиваться за то, что я сам с собой сделал. Иными словами, нет никакого святого Джеймса из Тоттенхэма. Не было и никогда не будет. Но есть человек, которому жизнь дала второй шанс – и он его не упустит. И если я когда-нибудь начну об этом забывать, есть те, кто напомнит, почему второй шанс так важен.

Недавно я получил письмо от одной дамы из деревеньки в Уэльсе. Ее близкая подруга недавно потерпела поражение в борьбе с раком. И эта дама принесла ей нашу книгу, чтобы скрасить последние дни. «Уличный кот» растрогал умирающую женщину, и та в свою очередь передала ее местному священнику. На погребальной службе в маленькой деревенской часовне он показал книгу собравшимся и упомянул, как много она значила для усопшей на закате ее жизни. Он назвал нашу историю «удивительным путешествием надежды». Мы с Бобом, по его словам, были образцом «веры, надежды и любви». Не скрою, читая эти слова, я прослезился, и несколько дней они не шли у меня из головы.

Ведь многие годы как раз веры, надежды и любви в моей жизни отчаянно не хватало. А потом по воле случая я получил сразу все. В образе озорного, игривого, загадочного, непредсказуемого, порой несговорчивого, но неизменно преданного кота, который изменил мою жизнь.

Боб помог мне вернуть веру в себя и в окружающий мир. Он возродил во мне надежду, хотя я уже и забыл, что это такое. Но самое главное, он подарил мне безусловную любовь, в которой нуждается каждый из нас.

Во время одной из передач на BBC ведущий задал вопрос, на который я не сразу нашел, что ответить.

– Что ты будешь делать, когда Боба не будет рядом? – спросил он.

Мне всегда становилось не по себе при мысли об этом, но я постарался взять себя в руки. Я ответил так честно, как мог. Я знаю, что животные живут меньше людей, но я буду ценить каждый день, проведенный вместе. А когда придет время прощаться, Боб останется жить в книгах, на которые он меня вдохновил.

Наверное, это самые искренние слова, произнесенные мной за всю жизнь.

Мир до встречи с Бобом казался мне суровым, жестоким и лишенным надежды местом. Мир, на который он открыл мне глаза, совсем другой. Были времена, когда дни были похожи, как две капли серого дождя. Теперь я ценю каждый из них. Я обрел счастье, здоровье и полноту жизни, о которой и не мечтал. Я могу наконец оставить улицу. И я вижу свой путь.

Понятия не имею, куда заведет нас жизнь. Но точно знаю, что, пока Боб со мной, именно он будет причиной всего хорошего, что с нами приключится. Он мой спутник, мой лучший друг, мой наставник и моя родственная душа. И так будет всегда.

Благодарности

Эта книга стала результатом совместной работы, и я должен поблагодарить за помощь многих невероятно талантливых и отзывчивых людей, без которых продолжение истории о коте Бобе не увидело бы свет. В первую очередь нужно сказать спасибо Гарри Дженкинсу: он мастерски превратил разрозненные истории в стройную рукопись. Конечно, нельзя забывать о Ровене Вебб, Мэдди Прайс и Кьяре Фоли, которые редактировали текст. И о блестящих специалистах по рекламе – Эмме Найт, Кэрри Худ и Эмили Фергюсон. Огромное спасибо Дэну Вильямсу, автору чудесных иллюстраций к этому изданию.

Я также хочу выразить благодарность сотрудникам литературного агентства «Aitken Alexander» – моему потрясающему агенту Мэри Пачнос, а также Салли Рили, Ниште Харри, Лив Стоунс и Матильде Форбс-Ватсон. Я перед ними в неоплатном долгу. Спасибо Хоакиму Фурнандесу из «Aitken Alexander» и Реймонду Вальтерсу из «R Walters & Co» за их неоценимую поддержку и помощь.

Что касается моих близких, то в первую очередь хочу сказать спасибо моим лучшим друзьям, Китти и Рону. Вы были рядом весь этот год, хотя он оказался непростым. Порой нам приходилось нелегко, но вы не сдавались, и я всегда мог на вас рассчитывать. И я снова хочу поблагодарить своих родителей – они были со мной не только в последний год, но и в куда более тяжелые времена, хотя я был не лучшим сыном.

Воспользуюсь возможностью, чтобы сказать спасибо всем, кто писал нам с Бобом, делился своими историями и просто желал нам счастья. Я старался, чтобы как можно меньше писем осталось без ответа; надеюсь, что те, кому я все-таки не смог написать, на меня не в обиде. Я искренне благодарен вам за отклик.

И конечно, спасибо маленькому рыжему коту, который был и остается моим лучшим другом. Я по-прежнему не знаю, я ли нашел Боба или он нашел меня. Но я знаю точно, что без него я бы пропал.

Джеймс Боуэн

Лондон, май 2013

Примечания

1

«Big Issue» – журнал, созданный основателем парфюмерной империи «The Body Shop» Гордоном Роддиком и журналистом Джоном Бердом в Лондоне в 1991 году. Этот журнал не лежит на прилавках, его невозможно купить в киосках или взять со стола в кафе. Его можно приобрести единственным путем – у уличного продавца. За двадцать с лишним лет эта организация помогла тысячам и тысячам обездоленных людей зарабатывать себе на жизнь без попрошайничества и абсолютно легально. Для того чтобы стать продавцом, человек должен доказать, что он бездомный или скоро таковым станет. Он проходит инструктаж, ему зачитывают своеобразный кодекс поведения. Поставив подпись после прохождения необходимых условий, теперь уже продавец получает определенное количество журналов на руки. После продажи партии приходит за следующей. Выручка делится пополам: одна часть сдается, другая оставляется продавцу. – Здесь и далее примечания переводчика.

(обратно)

2

Имельда Маркос – жена десятого президента Филиппин Фердинанда Маркоса. Прославилась любовью к роскоши – она тратила миллионы долларов на драгоценности и одежду. Ей принадлежало более 3000 пар обуви.

(обратно)

3

Сэр Брэдли Марк Уиггинс – британский велогонщик, четырехкратный олимпийский чемпион, шестикратный чемпион мира и победитель «Тур де Франс».

(обратно)

4

Изданный в 1859 году исторический роман Чарлза Диккенса о временах Французской революции.

(обратно)

5

Герой известной английской сказки, бедный парень, работавший на лондонского купца. Когда тот отправил корабль к берегам Африки, Дик отдал свою кошку в качестве товара и неожиданно разбогател, поскольку та пришлась как нельзя кстати страдавшему от засилия крыс и мышей состоятельному мавру.

(обратно)

6

Теннесси Уильямс – американский драматург и прозаик, лауреат Пулицеровской премии, автор пьесы «Кошка на раскаленной крыше».

(обратно)

Оглавление

Ночной дозорный

Новые фокусы

Бобомобиль

Странная парочка

Призрак на лестнице

Инспектор мусорных баков

Кот на крыше

Открыть глаза

Большая ночь Боба

Повесть о двух городах

Два крутых кота

Два крутых кота… Продавец «Big Issue» и его кот Боб

Кот, который приносит счастье

Враг № 1

Гордость и предубеждение

Тот, кто меня спасет

Доктор Боб

Основные инстинкты

В ожидании Боба

Эпилог

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg