«Девушка с ароматом ночи»

Броди Эштон ДЕВУШКА С АРОМАТОМ НОЧИ

Моему отцу.

Тихому человеку.

Неутомимому борцу.

В книгах это называется Преисподней. Или даже Адом. Но я знаю, что это ни то, ни другое. На самом деле это называется Нижний мир, и это не место для мертвых. Это место для бессмертных — тех, кто открыл секрет вечной жизни. Это место для Потерянных — людей, готовых отказаться от всего ради вечной жизни. Это мир, зажатый между этим и потусторонним, между Поверхностью и Адом. Я это знаю, потому что сама была Потерянной. И отдала бы что угодно, чтобы этого избежать.

ПРОЛОГ

Две недели назад

Я представляла себе его лицо — лицо мальчика с растрепанными темными волосами и карими глазами, когда Подпитка внезапно закончилась.

Сначала я не поняла, что произошло. Я не знала, где я и почему вокруг так темно. Знала только, что боль внутри и чувство полного внутреннего истощения утихли, все онемело. Может быть, я больше не существовала.

— Конец, — прошептал Коул мне на ухо.

Я хотела ответить, но язык не слушался.

— Никки, попробуй открыть глаза.

Вот почему было так темно. Глаза закрыты. Не знаю, как долго я держала их закрытыми. Я никак не могла расслабить мышцы вокруг глаз, и мне не сразу удалось приоткрыть их.

Когда получилось, глаза пронзила боль, будто холодный ветер дунул в открытую рану. За сотню лет они забыли, как вырабатывать слезы.

Вокруг все еще было темно, но пока я пыталась открыть глаза, то темное, что связывало нас с Коулом, начало сходить, будто масляная пленка отставала от кожи.

Я могла видеть.

Я осмотрела свою руку, от плеча до локтя и немного ниже, где ее было не видно за спиной Коула. Кожа была такой бледной. Почти голубой. На мне была черная майка без рукавов. Я попыталась вспомнить, когда надела ее, но ничего не вышло.

— Никки. Попытайся встать.

Я покачала головой, удивляясь, что вообще могу шевелиться. Тени, темные и текучие, так долго и крепко сжимали нас. Голова Коула лежала рядом с моей, подбородок был прижат к моему плечу, светлые волосы касались моей щеки.

— Не торопись.

— М-м-м, — сказала я. На большее я была не способна.

Начав с простых движений, я сгибала пальцы на руках и ногах, с трудом разрабатывая онемевшие мышцы. Коул делал то же самое. Я чувствовала на спине прикосновения его пальцев, восстанавливающих кровообращение.

Я разрабатывала колени, ноги, локти, пытаясь потихоньку отделиться от Коула. Но когда я попробовала оторвать от него свою ногу, кожу резко обожгло. Мы будто были пришиты друг к другу, а я пыталась разорвать швы.

Я вскрикнула от боли и снова притянула его к себе.

Он не сопротивлялся.

— Я знаю, что будет трудно, Ник. Мы просто не будем спешить, хорошо?

Я кивнула, и он держал меня несколько долгих минут, пока я снова не попыталась отделиться. На этот раз он потер то место, где кожу саднило, и я вдруг вспомнила женщину, которая, оторвав пластырь от моей коленки, потерла ее, чтобы облегчить боль.

Но когда я попыталась сосредоточиться на этом воспоминании, оно ускользнуло, и я снова осталась в темноте.

Я содрогнулась и потянулась к Коулу, но на этот раз он схватил меня за запястья, нежно и крепко.

— Ник, мне жаль. Тени говорят, что Подпитка окончена. Я знаю, это звучит ужасно, но нам придется с этим смириться.

Я не сразу поверила ему. Без его объятий мое тело казалось пустым и слабым, как будто мы были одним существом, разделенным надвое. Хотя это и не было разделением. Он забрал все, что делало меня мной. И я могла снова стать собой лишь рядом с ним. Мне казалось, что мое тело больше не сможет существовать само по себе. Я перестала быть цельной.

Несмотря на охватившую меня дрожь, я села. Свесив ноги с края каменной ниши, я осмотрелась кругом. Мы были в огромной пещере, в стенах которой виднелось множество ниш, подобных нашей. Все они были пусты.

Я вспомнила, что мы последними начали Подпитку, поэтому теперь мы остались одни. Ступени, высеченные в скале, вели к нишам над нами. Внизу вздымалось и колыхалось, будто озеро в бурю, море черной грязи.

Множество теней. Сотни. Может быть, тысячи.

— Они тоже расходятся, — сказал Коул позади меня. Так и должно было быть. Тени окутывали нас целое столетие, неподвижные, передавая мою энергию Коулу.

Коул.

Я повернула голову так, чтобы видеть его краем глаза в глубине ниши. За последние сто лет его голос был единственным, что я слышала. Я знала только одно имя. Он пытался открыть глаза, разжимая пальцами веки.

— Эта часть всегда была сложной, — сказал он.

Я снова отвернулась и посмотрела в темноту внизу. У меня было смутное ощущение, что я забыла что-то важное. Чем больше я старалась понять, что это, тем сильнее билось мое сердце. Надо было вспомнить, иначе оно взорвалось бы.

И тут меня осенило. Открыв глаза, я забыла лицо. Его лицо. Вот что это было.

Я снова закрыла глаза, и он вернулся. Спутанные волосы спадают на лоб. Большие карие глаза, которые найдут меня в любой толпе. Руки, которые могут повести меня куда угодно.

Я не могла вспомнить имя, связанное с этим лицом. Я забыла его много лет назад.

— Ник?

Теперь Коул сидел позади меня. Он наконец сбросил с себя саван глубокого сна.

— Ник, посмотри на меня, — в его голосе слышалась странная настойчивость. Я повернула голову, чтобы посмотреть на него, и была поражена тем, насколько привлекательным он остался. Я сто лет держала его в объятиях, но не видела его лица. Его светлые волосы и темные глаза — глаза, которые теперь смотрели на меня с удивлением. Его взгляд блуждал по моему лицу, моему телу. — Как ты это сделала?

— Что сделала? — Мой голос звучал странно. Я не обратила внимания на его слова, потому что думала о том, как снова соединиться с ним. Снова стать целой. Я начала придвигаться к нему, но он положил руки мне на плечи и внимательно посмотрел на меня.

— Ты… ты все та же Никки. Ты выжила. — Он взял мое лицо в ладони и осторожно поворачивал его влево и вправо, будто не мог поверить своим глазам. — Я нашел тебя.

— О чем ты?

Он покачал головой, странно улыбаясь.

— Я о том, что искал тебя — такую, как ты — тысячи лет. — Он запрокинул голову и уставился в потолок пещеры, будто благодарил его за что-то. Затем сжал мои руки так, что стало больно. — Ты даже не представляешь, что это значит. Этого никогда не случалось. Никогда. Ник, тебе не придется идти в Тоннели. Ты можешь остаться со мной. Жить вечно.

Он спрыгнул с уступа и теперь стоял на земле, тени расступились под его ногами.

Он протянул мне руку.

— Пойдем со мной, Ник.

Я посмотрела на его руку, потом перевела взгляд на лицо.

— Куда?

— Подальше отсюда. — Он широким жестом обвел огромную пещеру. — Ты можешь жить вечно, как я, и тебе не придется идти в Тоннели.

Лицо его на мгновение помрачнело. Похоже, даже бессмертные боятся Тоннелей.

Я хотела протянуть ему руку, но задумалась и вдруг вспомнила то лицо. То, с карими глазами. Юношу, что держал меня за руку. Почему-то я была уверена, что если пойду с Коулом, то никогда больше не увижу этого лица. Тот юноша не был бессмертным.

Он был простым человеком, и он был на Поверхности. Где я его оставила. Я была уверена в этом так же, как в том, что дышу воздухом.

— Нет, — сказала я. Я отшатнулась от него и застыла поодаль. В глубине души я знала, что уже сделала выбор. — Я иду домой.

После этих слов тени под ногами Коула пришли в неистовство.

— Постойте, — сказал Коул, постепенно осознавая смысл моих слов. — Постойте! Она не понимает, что говорит!

Но тени не слушались. Одна из них взвилась вихрем и, приняв форму кинжала, устремилась к моему плечу. Как будто раскаленное железо пронзило мое тело. Я закричала, и меня обступили остальные тени. Они схватили меня, и я понеслась в черном вихре, слыша, как далеко позади голос Коула выкрикивает мое имя.

Я с грохотом упала на какую-то холодную и твердую поверхность, перед глазами у меня было что-то вроде кафельного пола. В нос ударил запах аммиака, такой резкий, что слезы брызнули из глаз.

Где я?

Это был уже не Нижний мир: слишком яркий свет, слишком сильные запахи.

Я перевернулась на спину и увидела на потолке лампы дневного света. Они были выключены, и все же мне пришлось прикрыть рукой глаза. Я огляделась кругом. Справа от меня в углу стояла прислоненная к стене швабра, рядом была деревянная дверь с табличкой «Не входить». Слева возвышались ряды полок с чипсами и конфетами, стойки с газировкой и прилавок с кассой.

Я была в магазине — должно быть, небольшом супермаркете, — и хотя место это казалось мне чересчур светлым, стояла глубокая ночь. Теперь я поняла, как темно было в пещере, если даже ночь сейчас казалась мне слишком яркой.

Я пошевелилась, и плечо пронзила острая боль, в том месте, куда меня ранили тени.

Я закрыла глаза и представила себе лицо юноши с темными волосами. И как только я в первый раз глубоко вдохнула земной воздух, в памяти всплыло его имя. Имя, которое я хранила целое столетие.

— Джек.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сейчас

Школа Парк-Сити. Осталось пять с половиной месяцев.

Это случилось слишком скоро.

Ведь на самом деле меня не было целую сотню лет. Вся моя прошлая жизнь слишком поспешно обрушилась на меня. Особенно школа. Я вошла в двери школы и чуть не задохнулась от запаха свежей краски. Я огляделась кругом. Ни на кого из окружающих запах так не действовал, а у меня слезы брызнули из глаз.

Коридоры школы ничуть не изменились, и я вспомнила, что на Поверхности — высоко над Нижним миром — в мое отсутствие прошло всего шесть месяцев. В Нижнем мире время течет совсем иначе. Мое столетие там оказалось равно всего нескольким месяцам здесь. Ничего не изменилось. И в то же время все стало другим.

Над входом в крыло для старшеклассников висела растяжка «Парк-Сити — дом для горняков». В это время несколько парней в джинсах и футбольных майках пробежали под надписью, на ходу подпрыгивая и хлопая по ней руками.

Предпоследний год учебы. Пустая трата времени, учитывая, что мне не закончить даже этого учебного года, не говоря уже о выпуске. У меня было только полгода до возвращения в Тоннели.

Но мне нужно было быть здесь. Нужно было еще раз взглянуть на ту жизнь, что была у меня прежде. На то, что должно было быть у меня. В последний раз увидеть Джека, несмотря на то, как мы расстались. Снова увидеть свою семью.

Это возможность попрощаться. Возможность, от которой я однажды отказалась.

Я смотрела по сторонам, надеясь увидеть его лицо, но быстро опускала глаза, натыкаясь на вопросительные взгляды. Я знала, что он где-то здесь, в здании. От этой мысли у меня мурашки побежали по коже.

По крайней мере у меня осталась способность испытывать такие эмоции, от которых могли побежать мурашки. Для того чтобы покраснеть от стыда или задрожать, многого не надо — это вернулось еще неделю назад, вместе со всеми воспоминаниями. Но более сильные эмоции, те, что вызывают смех или слезы, все еще не давались мне.

Я взглянула на свое расписание. Английская литература. Пока я искала нужный кабинет, за моей спиной по коридору проносился и повисал в воздухе любопытный шепот.

Это Никки Беккет? Выглядит ужасно…

Она все еще употребляет?

Должно быть… Как еще можно в такое превратиться?

Бедный Джек.

Он знает, что она вернулась? Он знает, что она одурела от наркоты?

Найдя нужный кабинет, я прижала книги к груди, опустила голову и вошла в дверь.

Кто-то — вероятно, новая учительница литературы — окликнул меня:

— Мисс Беккет, не так ли?

Странно было слышать свою фамилию. Даже сердце забилось быстрее. И тяжелее. Столько времени прошло с тех пор, как я слышала ее в последний раз. Целое столетие Коул называл меня лишь по имени. Именно так бессмертные обращаются к таким, как я — если у тебя нет фамилии, значит, нет и жизни вне Нижнего мира. Значит, не к чему возвращаться. Может быть, поэтому он был так удивлен, когда я предпочла вернуться.

Я остановилась в дверях, повернулась к учительнице и кивнула в ответ, так что прядь волос упала мне на глаза.

— Входите, — она задумалась, оценивая мой внешний вид. Теперь всегда так. По словам моего отца, это происходит потому, что я похожа на истощенное животное, готовое к прыжку. Я сильно похудела, мои темные волосы перестали виться. — Директор предупредил меня, что вы придете. Я — миссис Стоун. Я вижу, у вас есть учебник.

Я снова кивнула.

— Вот там, сзади, есть свободное место, а вот дополнительная книга по мифологии, — она указала мне в дальний угол класса, но я продолжала смотреть на нее. — Вам придется серьезно потрудиться, чтобы наверстать упущенное.

Я повернулась и поплелась к свободному месту в последнем ряду. Я села, достала тетрадь и ручку и склонилась над партой так, что волосы заслонили мое лицо с обеих сторон.

Это было в моих силах.

Но я чувствовала витающее в воздухе любопытство. Ощущала его физически. Коул рассказывал, что Нижний мир изменит меня, сделает более восприимчивой к эмоциям окружающих, потому что сама я буду лишена чувств. Теперь я вернулась и ощущала «вкус» чужих эмоций вокруг себя.

Некоторые были сильнее других и неприятно поражали меня. Как когда папа сказал, что рад моему возвращению, но я почувствовала его разочарование, будто проглотила комок соли.

Было не так просто понять, какие именно эмоции окружают меня, если только они не были одинаковыми у целой группы людей.

Вот как сейчас. Тридцать человек в классе, и всех одолевает любопытство.

Но урок продолжался, и вот одно чувство, отличное от любопытства, всплыло на его фоне. Я не могла понять, что это. Было бы проще, если бы я подготовилась.

— Привет, — сказал знакомый голос с соседней парты.

Я вздрогнула.

Это был он.

Джек.

Парень, который вывел меня из Ада.

Я не ожидала, что встречу его на первом же уроке. Вот она, причина моего возвращения, но все слова, что я знала, застряли у меня в горле. Хотелось бежать к нему и в то же самое время мчаться от него, одновременно смеяться и плакать. Вместо этого я замерла.

Все это время я лишь хотела увидеть его и не задумывалась о том, что буду делать дальше.

Голос Джека звучал ровно, спокойно. Или скорее он хотел, чтобы это было так. И я была, вероятно, единственным человеком, способным это уловить.

Не поднимая головы, я тяжело вздохнула и попыталась произнести простейшее из слов, застрявших в горле. Я выдохнула как можно медленнее, и слово прозвучало:

— Привет.

Оно вышло безмолвным, лишь воздух прошел сквозь разомкнутые губы.

Джек отвернулся от меня и сосредоточил внимание на миссис Стоун. Я не знала, как пережить этот час.

Я неистово конспектировала, записывая каждое слово миссис Стоун. После моего возвращения мышцы рук дрожали из-за истощения, и я все время старалась их чем-нибудь занять. Отчасти из-за этого я увлеклась вязанием. За те две недели, что прошли с тех пор, как я очутилась в супермаркете и вернулась в дом отца, я связала целую кучу одежды, несколько собачьих свитеров для соседских питомцев и несколько чехлов на тостер.

Миссис Стоун увлеченно рассказывала о роли героя в мифологии. Когда она попросила класс назвать любимые сюжеты и персонажей мифов, несколько человек подняли руки. Здоровяк на последней парте сказал:

— Геркулес.

Другой парень в майке с надписью «Зубрилы воротилы» произнес:

— Афродита.

Все засмеялись. Я не поняла почему. Похоже, это была шутка для посвященных, а я к ним не относилась.

Потом блондинка за первой партой подняла руку и заявила:

— Аид и Персефона.

Я не могла удержаться от того, чтобы не полезть в учебник. Я не понимала, как эта история может быть любимой. По сюжету мифа, Аид, бог подземного мира, полюбил Персефону и похитил ее, чтобы жениться на ней. После того как он хитростью убедил ее съесть шесть зерен граната, она должна была проводить в подземном царстве по шесть месяцев в году.

Похищение и заточение. Это ужасный миф. Интересно, какой у этой девицы герой?

Джек качал ногой, отвлекая меня. Хотелось протянуть руку, положить ему на колено и сказать, что все будет хорошо.

Но это было невозможно. Я уставилась в свои записи, стараясь не думать о ноге Джека.

Раздавшийся звонок заставил меня вздрогнуть и выронить карандаш. Он покатился по полу, к парте Джека. Все во мне замерло. Может быть, он не заметил. Тогда можно подождать, когда все уйдут, и поднять карандаш. Я не двигалась. Все выходили, но за соседней партой никто не двигался.

Я не удержалась и повернулась туда.

Джек сидел на своем месте и смотрел на меня, держа мой карандаш в руке. Мой взгляд утонул в его глазах, в то время как тело порывалось бежать. Его волосы были так же темны и стали еще длиннее и растрепаннее, чем прежде. С лица исчезли все следы детской пухлости, по-видимому, мама перестала пичкать его мясными котлетами, как она делала во время футбольного сезона.

Глаза его были точь-в-точь такими, какими я их запомнила, какими представляла себе все эти сто лет. Цвета шоколада. Но кое-что изменилось: на одной из бровей у него появился пирсинг.

Год назад его еще не было, но он удивительно шел к этому лицу, обращенному ко мне. Само выражение лица стало более резким. Это было лицо человека, пережившего что-то.

Он был прекрасен.

Я начала дрожать. Мне пришлось собрать все силы — а их было не так много, — чтобы не броситься прочь.

Он, очевидно, ждал, пока я посмотрю на него. Выражение его голоса, как и лица, было не так легко определить. Это не любовь, не ненависть. Он протянул мне карандаш.

Я вытянула руку и взяла карандаш, мои пальцы коснулись его ладони. Я слышала собственное дыхание. Он не вздрогнул и не отнял руки.

— Мистер Капито? Мисс Беккет? — миссис Стоун окликнула нас с другого конца класса. — Вы чего-то ждете?

— Нет, миссис Стоун, — сказал Джек, не сводя с меня любопытных глаз. — Просто поздоровался со старым другом.

Я собрала свои книги, стараясь не думать о том, что случилось.

В прошлом году

Сентябрь. За шесть месяцев до Подпитки.

За шесть месяцев до моей смерти.

— Привет, Бекс! — Юлес, моя лучшая подруга, окликнула меня с другого конца школьного коридора. Все, кто были у шкафчиков, повернулись посмотреть на нас. Юлес умела привлечь к себе внимание. — Ты сегодня идешь на игру?

Я собиралась ответить, но вместо меня ответил другой голос у меня за спиной.

— Надеюсь, собирается, — сказал Джек, обвивая рукой мою талию и притягивая меня к себе. Я чувствовала свежий запах кожи от его куртки, скрипнувшей от моего прикосновения.

— Почему это? — спросила я с улыбкой, наслаждаясь теплом его рук. Я все еще не могла привыкнуть к мысли, что Джек Капито и я… Подобрать верное слово было непросто. Сказать по правде, он со мной дружил, а я по нему сохла с тех пор, как… в общем, всегда.

Но теперь он был здесь. И обнимал меня за талию. И я не могла поверить, что это не сон.

— Я не могу вести команду к победе без тебя, — сказал он. — Ты мой талисман.

Я повернула голову и посмотрела на него.

— Я всегда мечтала, что кто-нибудь скажет мне эти слова.

Он прижался губами к моей шее, кровь бросилась мне в лицо.

— Я люблю, когда ты краснеешь, — прошептал он.

— Этого несложно добиться. Мы же посреди коридора.

— Хочешь знать, что еще я люблю? — проговорил он игриво.

— Нет, — ответила я, но он не слушал. Вместо этого он легонько провел пальцами по моему позвоночнику снизу вверх до шейного позвонка. Мурашки побежали по всему телу, я вздрогнула.

— Вот это.

Я чувствовала, как его губы улыбаются рядом с моим ухом. Джек всегда улыбался. Это и делало его таким милым.

К этому времени Юлес пробралась через толпу в коридоре к нам.

— Привет, Джек. Я тут беседовала с Бекс. Ты не возражаешь? — сказала она с усмешкой.

Как раз в этот момент из-за угла показались ребята из команды Джека, они шагали прямиком к нам.

— О-о, — сказала я.

Джек отодвинул меня на безопасное расстояние как раз перед тем, как они его окружили, и мы с Юлес смотрели, как целая команда футболистов сбивается в кучу вокруг своего главаря.

— Свидания с Джеком Капито тебя однажды угробят, — усмехнулась Юлес. — Ты уверена, что он того стоит?

Я не ответила, но была уверена. Несколько недель после смерти моей матери я проводила каждое утро у ее могилы. Шепталась с ней, рассказывала, как прошел вчерашний день, так же как когда она была жива. Почти всегда Джек ходил на кладбище со мной. Он приносил с собой книгу и читал ее, сидя под деревом на некотором расстоянии, терпеливо дожидаясь меня, будто все это было вполне в порядке вещей.

Тогда мы даже не были вместе.

После смерти мамы прошло всего пять месяцев. Пять месяцев назад пьяный водитель сбил ее во время ее ежедневной пробежки. Пять месяцев назад единственный человек, который знал все мои мысли и мечты, исчез навсегда. Только благодаря Джеку я еще держалась.

Да, я была уверена, что он того стоит. Единственное, в чем я не была уверена, — это почему он со мной.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Сейчас

Обед. Осталось пять с половиной месяцев.

На большой перемене я пробиралась по переполненному школьному коридору с бутербродом в пакете и вязальными спицами в руке в поисках места, где можно спокойно поесть.

Я завернула за угол, когда несколько человек из группы поддержки вдруг грянули командную песню. Звук отражался от металлических шкафчиков и гремел у меня в ушах и в мозгу.

Я проскользнула в пустой класс и несколько раз глубоко вздохнула. Трудно было поверить, что когда-то я ходила в школу каждый день. Как вообще можно было находиться в помещении с таким огромным количеством людей? Здесь было так шумно.

Даже тут, в пустой комнате, до меня доходили волны чужой энергии, вызывая у меня острую тоску и напоминая о том, где я была и сколько своей энергии потеряла. Я закрыла глаза, и на минуту меня охватило желание все вернуть, вернуть себе свои чувства, заполнить эту пустоту.

Я поняла, как сильно изменилась. Столетие назад я хотела, чтобы чувств у меня было меньше, а не больше. Наверное, большинство подростков так не считают, но когда пьяный водитель убил мою маму, я хотела не просто избавиться от боли. Я хотела избавиться от всех чувств. Вообще. Я хотела этого так сильно, что, когда Коул предложил это сделать, я отправилась с ним в Нижний мир. Не раздумывая.

Теперь я знала, что именно происходит, когда исчезают чувства. Коул купил себе еще столетие жизни, забрав все мои эмоции, но в наступившей пустоте не было покоя. От этой пустоты было больно, будто меня выскребли изнутри.

Я снова выглянула в коридор. Народу стало меньше, но не намного. Мне хотелось домой. По крайней мере куда-нибудь, где тихо. Но я пообещала отцу, что сегодня схожу на все уроки.

В прошлом году я ушла от отца после серьезной ссоры. Бросила ему несколько гадких, жестоких слов и покинула дом, чтобы больше не возвращаться. На этот раз я намеревалась поступить правильно. Я не брошу его, не оставлю одного в комнате, наполненной эхом слов, которые не должны бы прозвучать никогда. Я немногое могла изменить после своего возвращения, но я могла иначе попрощаться с людьми, которых люблю.

Он просил меня вернуться в школу, и я вернулась.

Когда сердцебиение немного утихло, я вышла из класса и нашла укромный уголок в коридоре на втором этаже, устроившись между фонтанчиком для питья и кирпичной стеной.

В воздухе школьных коридоров витало ожидание футбольного матча в честь встречи выпускников. Я чувствовала эту всеобщую эйфорию.

Я смотрела на стену позади фонтана. Только на нее. Краска на стене потрескалась. Один большой кусок краски, совершенно целый, отделился от стены и едва держался на ней.

Я хотела стряхнуть его, но не стала этого делать. Может, если его не трогать, он вернется на нужное место и не отвалится.

В прошлом году я считала дни до футбольного матча, вычеркивая числа в календаре. Но прошлый год был сто лет назад.

В этом году я не буду торопить время.

Я смотрела на потрескавшуюся краску. Никто не замечал меня. Я нашла свое место.

В прошлом, году

Матч. За пять месяцев до Подпитки.

Часы начали обратный отсчет от тридцати, и трибуны скандировали каждую цифру. Соперничество футбольных команд Парк-Сити и Уосатча насчитывало несколько десятилетий, и в этом году у «Горняков Парк-Сити» с Джеком во главе был реальный шанс получить «Валун» впервые за десять лет.

«Валун» представлял собой кусок гранита, привезенный с горы Олимп, и считался самым значительным трофеем в штате. Однажды Кейси Веллингтон, нападающий «Парк-Сити», украл валун. Родители оставили его на три дня в тюрьме сгорать от стыда. Единственный способ получить камень — выиграть его.

Когда оставалось десять секунд, Юлес схватила меня за руку.

— Вот и все! — проорала она, перекрикивая грохот толпы. Старший брат Джека, Уилл, стоял с другой стороны от меня. Он взял другую мою руку, на лице его расплылась улыбка гордости за младшего брата. Потом он предложил мне глотнуть из своей серебряной фляжки, которую таскал с собой повсюду с тех пор, как ему исполнился двадцать один год.

Я бросила на него неодобрительный взгляд, а он добродушно пожал плечами, сделал глоток и убрал фляжку обратно в карман.

Интересно, знала ли мама Джека о том, сколько пьет ее старший сын.

Семь секунд. В такие моменты, как этот, все пять чувств необыкновенно обостряются. Я чувствовала запах стриженой травы и земли, ощущала холод дождевых капель на коже, слышала крик Юлес — все это крепко врезалось мне в память, стало чем-то неизменным внутри меня. Из таких вещей создаются воспоминания.

Я вздохнула.

Три… два… один… Трибуны затряслись, когда все болельщики одновременно подпрыгнули. Это было так громко, что я зажала уши. Потом все повалили с трибун на поле. Мы с Юлес пошли вместе со всеми и начали перелезать через ограждение, отделяющее зрителей от игроков. Я перекинула ноги через ограду и повернулась, чтобы спуститься на землю. Но тут чьи-то сильные руки подхватили меня и спустили вниз.

Я зависла, не касаясь ногами земли. Обхватив меня за талию, Джек развернул меня лицом к себе и осторожно притянул, моя голова над его, мой нос чуть выше его носа.

Его улыбка была ослепительна. Она всегда была такой, но раньше я любовалась ею издали, когда он улыбался Лейси Грин или еще какой-нибудь из своих девушек.

Сегодня он улыбался мне.

— Мы сделали это, Бекс! — Он закружил меня.

— Поздра… — Я не успела больше ничего сказать, потому что его губы прижались к моим. Я почувствовала слабый вкус соли. Черная краска на его щеках пачкала мне лицо, но мне было все равно. Мы были вместе и знали, что это ненадолго.

В конце концов, он ведь был героем. Скоро команда утащит его с поля на своих плечах. Я знала, что, если хочу быть девушкой главного нападающего, мне придется делить его с командой в такие дни, как этот.

Сейчас

Мой обеденный уголок.

Вязальные спицы быстро мелькали у меня в руках: вверх-вниз. Пакет с обедом лежал нетронутый на кафельном полу. Над моим плечом заработал питьевой фонтан.

Мне нравились равномерный негромкий гул и одиночество в моем уголке.

— Никки?

Я перестала неистово орудовать спицами, но не подняла глаз. Может, это не меня.

— Бекс?

Может, не меня. Рядом со мной появились две ноги. Как ей удалось меня выследить?

Я подняла глаза. Девица, смотревшая на меня сверху вниз, ничуть не изменилась. Она была все так же красива, круглые щеки розовели, как всегда, длинные светлые волосы падали на плечи каскадом кудрей. Эти волосы вечно были похожи на водопад, казалось, они струились, как вода.

Она была смущена. Я это почувствовала.

— Привет, Юлес… Юлиана, — сказала я.

Она сочувственно улыбнулась и опустилась на пол рядом со мной. Я бросила вязание.

— Юлес, — поправила она. — Ты называла меня Юлес.

Я коснулась пальцами пола и закрыла глаза. Потом почувствовала, как одна из моих вязальных спиц снова оказалась у меня в руках, а когда открыла глаза, Юлес положила мне на колени клубок пряжи. Она потрогала цветок на шапке, которую я почти закончила.

— Она замечательная, Бекс, — сказала она. Когда я слышала свое прозвище, я будто делала глоток теплого кофе, согревающего меня изнутри. — Когда ты научилась вязать?

— Две недели назад. — Мои пальцы снова принялись за работу.

— Ты всегда быстро училась новому.

Я улыбнулась. А ее всегда раздражал тот факт, что учеба давалась мне легко.

В этот момент зазвенел звонок, и большая перемена закончилась. К удивлению Юлес, я резко вскочила на ноги. Я не могла ничего с собой поделать. Все здесь казалось слишком громким.

— Да ты что, Бекс. У нас еще есть пять минут, — сказала она.

— Прости. Я просто… — Я не знала, что сказать.

Юлес сжала мою руку.

— Ничего. Могу только представить, через что тебе пришлось пройти.

Она не произнесла этого вслух, но, похоже, она верила сплетням, будто я сбежала из дома и в конце концов оказалась в реабилитационном центре. По крайней мере она не просила меня все рассказать. Лучше я не буду опровергать эти слухи, чем начну объяснять, что была заточена в преисподней на сотню лет. Не хватало еще, чтобы все решили, что я сошла с ума.

Больше в тот день я ни с кем не говорила.

Когда я вернулась домой из школы, папа сидел в гостиной с женщиной в сером костюме, которую он представил как миссис Элингсон. Она сказала, что пришла ко мне как друг. Я ответила, что мне не нужны друзья.

Она попросила меня пописать в баночку.

В тот же вечер папа попросил меня зайти к нему в кабинет. Я знала, что разговор будет серьезный, так как именно в кабинете происходили все наши серьезные беседы.

Когда я вошла, он дописывал письмо, так что я сидела тихо и смотрела по сторонам. В комнате пахло кожей. На стенах, отделанных панелями темного дерева, висели фотографии его достижений. Вручение дипломов юридического колледжа. Инаугурация его, как мэра Парк-Сити. Церемония открытия нового Египетского театра на Мейн-стрит.

В кабинете была только одна семейная фотография, сделанная на Рождество два года назад. Мама и папа сидели на диване, взявшись за руки, мы с теперь уже десятилетним братом Томми стояли позади них.

Бедный Томми. Он был счастлив, что я вернулась, но не знал, что со мной делать. Ему потребовалась неделя, чтобы понять, что я не в состоянии играть с ним в бейсбол, как раньше. Казалось, он все время ждал, что я что-то скажу ему. Что угодно. А я разочаровывала его. Я любила его, но не знала, как восстановить все то, что в нашей семье было безнадежно разрушено.

Стол отца был завален бумагами, на многих были диаграммы с результатами опросов в ходе его избирательной кампании. Я подумала, что, наверное, неприятности, связанные с моим исчезновением, повлияли на результат опросов, но спрашивать об этом побоялась.

— Как кампания? — сказала я.

Он поднял вверх указательный палец, все еще не сводя глаз с монитора.

— Сейчас… одну минуту… отправляю. — Он закрыл ноутбук, сложил руки и положил их на стол. — Кампания прекрасно. В надежных руках Перси. Но я с тобой не об этом хотел поговорить.

Да я и не думала, что об этом.

Он поерзал на стуле, и его эмоции, вкус которых я явственно ощущала в воздухе, полностью соответствовали его внешнему виду. Папа волновался.

— Теперь, когда ты вернулась, думаю, нам надо обсудить наши взаимные ожидания. Поговорить о том, чего ты хочешь от меня, а я — от тебя.

Едва ли было просто совпадением, что впервые в жизни он говорил со мной в таком духе именно после визита миссис Элингсон. Вероятно, она дала ему брошюру под названием: «Взаимные ожидания: Как наладить контакт с дочерью-наркоманкой» или что-то вроде того. Но я обещала себе, что постараюсь облегчить жизнь отца, и если ему это нужно…

— Я слушаю, — сказала я.

— Хорошо. Вот чего я жду от тебя. Первое: ты будешь ходить в школу каждый день и заниматься. Согласна?

Я кивнула.

— Да.

— Второе: ты согласишься на… обследование, которое проведет миссис Элингсон. Согласна?

Похоже, он не решался употребить слово «наркотики». Может, если он не скажет этого вслух, это и не окажется правдой.

— Согласна.

— Третье: я нашел для тебя общественную работу в бесплатной столовой для нуждающихся, начинать надо на следующей неделе. Ты отработаешь по часу за каждый день, что тебя не было. Ясно?

— Ясно, — сказала я.

— «Триб» пришлет фотографа.

Фотографа? Запечатлеть, как я разливаю бесплатный суп? Видимо, это организовал Перси Джонс, глава папиного избирательного штаба.

— Ладно, — сказала я.

— Теперь твоя очередь. Чего ты от меня ждешь?

Я улыбнулась и ответила со всей возможной честностью:

— Ничего.

Очевидно, такого варианта в папином пособии не было предусмотрено, потому что выглядел он озадаченным. Прежде чем он успел отреагировать, я подошла к нему и поцеловала его в лоб.

— Доброй ночи.

Уходя, я решила попытаться сделать все, что в моих силах, чтобы успокоить отца на то недолгое время, что пробуду с ним. Хотела бы я, чтобы мама была жива. Она-то могла бы умиротворить его теперь, после того как я ушла.

Свет в комнате Томми не горел, так что я тихонько прошла по коридору в свою спальню. Как можно тише открыла дверь и закрыла за собой, не зажигая свет.

Я включила лампу на письменном столе, осветившую открытую книгу по английской литературе. Я села и подумала о том, как буду смотреться в столовой для бедных завтра.

— Почему ты это делаешь, Ник? — раздался глубокий голос из глубины комнаты. Я ахнула и вскочила со стула.

Коул.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Сейчас

Моя комната. Осталось пять с половиной месяцев.

Он не должен был появляться здесь. Я не должна была больше встречаться с ним.

— Ты не посмотришь на меня? — спросил он.

Голос Коула. Я узнала бы его где угодно. Он возвращал меня туда, в эти долгие дни в Нижнем мире, где всю мою вселенную составляли лишь голос Коула и его прикосновения.

Я чувствовала, как мое сердце начинает ускоренно биться, в то время как в голове крутится миллион вопросов. Почему он здесь? Чего он хочет?

Но прежде чем я смогла что-нибудь сказать, я пошла к нему. Я даже не осознавала, что делаю это, пока не оказалась в другом конце комнаты, направляясь в его распростертые объятия. Его присутствие заставило меня осознать свою внутреннюю опустошенность и то, что вернуть себе целую душу можно, лишь соединившись с ним. Еще пара шагов, и я снова почувствую себя собой.

Я замерла.

Что я делаю? Мне нельзя снова быть с ним. Ему нельзя больше доверять. Я сама решилась отправиться с ним в Нижний мир, но он сказал, что поможет мне.

Я ненавидела его за то, что он убедил меня, будто у меня нет другого выхода.

— Странно это, правда, Ник. Мы теперь так связаны. — Он состроил гримасу и наклонил голову набок, будто ждал, что я подойду к нему. Но я стояла неподвижно, и он добавил: — Не надо сопротивляться.

Я медленно сделала шаг назад, и еще один, и еще, пока не оказалась за столом. Затем села и взялась за подлокотники, чтобы остаться на месте. Я повернулась к нему спиной и снова смотрела на свой письменный стол. Не глядя на него, я могла мыслить яснее.

Меня испугало то, что я его не заметила. Если бы там был кто-нибудь другой, я ощутила бы вкус эмоций в воздухе. Но у Коула не было своих эмоций, лишь краденые. А их было не так легко почувствовать. Я слышала, как он подходит ближе.

— Собираешься меня игнорировать? — Он вздохнул.

Руки у меня затряслись, но я кое-как смогла сохранить присутствие духа и открыла книгу. Бежать было бессмысленно. Если я выдержу, может, он оставит меня в покое.

Я сидела неподвижно.

— Мифология, — сказал он, заглядывая мне через плечо и читая начало главы. — Я мог бы помочь тебе с этим, ты ведь знаешь. Если позволишь.

— Не сомневаюсь, что мог бы, — пробормотала я. — Ты же был там.

— Ага, ты решила заговорить.

Против собственной воли я повернулась к нему, а он взял гитару, которая висела у него на плече. Когда Коул Стоктон впервые приехал в Парк-Сити больше года назад, чтобы сыграть на кинофестивале «Санданс» со своей группой «Мертвые Элвисы», вся школа гудела от восторга. Особенно после того как второй гитарист, Максвелл Бонс, начал встречаться со старшеклассницей Мередит Дженкинс. Я познакомилась с Коулом через Мередит.

Тогда он казался мне загадочным, непокорным, но одновременно добрым. Теперь я знала его лучше. Все это было ложью. Эти концерты были для Коула и его группы чем-то вроде питания. Они подзаряжались восторженными эмоциями завороженных зрителей. Это был простой способ красть энергию, которая была нужна ему, чтобы продержаться между Подпитками.

— Как ты сюда попал? — сказала я.

— Через окно. Задвижка сломана. — Он заиграл на гитаре навязчивую мелодию, будто добавляя загадочности истории с задвижкой.

— Ты не должен быть здесь.

Губы Коула раздвинулись в усмешке, от которой сотни девочек-подростков падали в обморок в прошлом году.

— Ты знаешь, она ведь была истинным дыханием жизни.

— Кто?

— Изида. — Он указал мне на открытую страницу в книге.

— Я думала, первой была Персефона.

— У нее множество имен. Я рассказывал тебе об Осирисе и Изиде. Ты не помнишь? Или все забыла? — Он вздохнул, и я почувствовала запах пепла. Он начал перебирать пальцами струны: — Осирис был первым человеком, попытавшимся разрушить границу между миром смертных и бессмертных. Он стал первым бессмертным. Но поиски бессмертия едва не убили его.

Он взял минорный аккорд.

— Потом появилась Изида, — он указал пальцем на картинку в книге, изображающую обнаженное безжизненное мужское тело и парящую над ним крылатую женщину. — Изида снова вдохнула в Осириса жизнь.

Он помолчал и взглянул на меня.

— Как ты — в меня.

В представлении Коула вечная жизнь была такой же простой, как дыхание, но я знала, что это не так.

Я захлопнула книгу.

— Эта картинка не имеет ничего общего с тем, через что я прошла на Подпитке.

— Если ты думаешь, что Подпитка — это самое страшное, подожди, пока окажешься в Тоннелях.

— Это не может быть намного хуже.

Он взглянул на меня так, будто хотел просверлить взглядом.

— Может. Я пришел, чтобы показать тебе. Надо было сделать это еще в пещерах.

Не успела я запротестовать, как он сжал руками мою голову, и я почувствовала, будто меня уносит куда-то. Моя комната исчезла. Вокруг была непроглядная тьма. Грудь сдавило, словно в тисках, а когда мне удалось сделать вдох, нос и рот оказались забиты землей, и я задохнулась.

Я была похоронена заживо.

Я рванулась и поползла, выбираясь из-под придавившей меня земли, пока пальцы не оказались снаружи. Я карабкалась и выворачивалась, пока не оказалась на куче земли. Но я была не на поверхности. Я была в длинном темном тоннеле с угольными стенами и сотнями бледных рук, торчащих из стен и вертящихся в разные стороны. Я попыталась ползти, но руки хватали меня за ноги и тянули обратно в землю.

Я открыла рот, чтобы приказать Коулу прекратить это, но в рот набились черные камни, они ранили язык и сдавливали горло. Все это казалось совершенно реальным. Камнями я порезала щеку изнутри и тотчас почувствовала вкус крови. Это не было видением. Я попала в ловушку.

Я кричала, но не слышала ни звука, пока кошмар не растаял и я не оказалась снова в своей комнате с Коулом, рукой зажимавшим мой рот.

Я моргнула, пытаясь осознать, что со мной только что случилось. Он взглянул на меня, будто спрашивая: «Ты закончила кричать?» Я кивнула, и он отнял руку. После пережитого в голове у меня мутилось, и я покачнулась. Коул подхватил меня и прижал к себе, голова моя оказалась у него на груди. Но там, где должно было биться его сердце, не было ничего.

— Вот такие Тоннели, Ник. Вот что ты выбрала, отказавшись от меня.

Тоннели. Место, где Нижний мир забирает последние капли энергии Потерянных. Я знала, что они страшны, но то, что показал Коул, не оставляло сомнений.

— Для чего ты пришел сюда? — Голос мой звучал безжизненно.

Коул ответил так, будто это было очевидно:

— Я пришел, чтобы предложить тебе вечную жизнь. Снова.

Я оттолкнула его.

— Я уже сделала выбор.

— Да, но очевидно, что этот выбор неверный. Возвращайся со мной. В Нижний мир. Мы будем жить при дворе. И ты не станешь пищей для Тоннелей. Ты могла бы быть королевой.

— В Нижнем мире есть королевский двор?

— Конечно. Там правили Осирис и Изида. Аид и Персефона. В каждой реальности, в каждом поколении есть люди, которые отдают приказы, и есть те, кто им подчиняется. Я устал подчиняться приказам, Ник.

Я поморщилась.

— Это не имеет ко мне никакого отношения.

Он помолчал и вздохнул.

— Значит, я недостаточно ясно выразился. Это имеет отношение только к тебе. Я хочу получить то, что было у Аида и Персефоны, а без тебя это невозможно. Королева Нижнего мира может быть свергнута, только если бессмертный найдет свою идеальную пару. Всю свою жизнь — а это очень долго, поверь мне, — я искал свою идеальную пару, и это ты. Я знал, что ты не такая, как другие, с первой встречи с тобой. С той самой минуты, когда ты дала мне руку. Ты помнишь?

Я кивнула. Это был первый вечер нашего знакомства.

— У тебя порозовели щеки, и я пропал, — он покачал головой, на губах его мелькнула улыбка. — Я знаю, ты тоже это почувствовала. Эту связь между нами. Она возникла еще до Подпитки.

Я отвернулась, потому что при воспоминании об этом мои щеки снова заливала краска, а я не хотела, чтобы он это видел. Вспоминать ту ночь было бессмысленно. Теперь я стала совсем другой.

— Не важно, что я тогда чувствовала. Я не знала, кто ты на самом деле.

Я подняла на него глаза. Он смотрел на меня с удивлением.

— Разве это имеет значение.

Какой-то странной силой он притягивал меня, и я не могла отвести от него глаз. Возможно, он был прав. С первой минуты нашей встречи меня тянуло к нему. Тогда ничто не изменило бы моего решения пойти с ним. Теперь я лишь надеялась, что стала сильнее.

Я отвернулась, а он снова взял гитару и заиграл тихую нежную мелодию.

— У тебя было множество Потерянных, — сказала я. — Чем я отличаюсь от других?

— Хотел бы я это знать. Правда, — он глубоко вздохнул и встал, будто собираясь уйти. — Подумай об этом. Я предлагаю бессмертие. Ты могла бы стать такой, как я.

— Скажи мне вот что. Если бы я пошла с тобой, стала бессмертной, мне тоже пришлось бы забирать энергию других людей, как ты забирал мою?

Он задумался на мгновение, а потом кивнул.

— Так я и думала. Я никогда не сделала бы с другим того, что ты сделал со мной. Лучше я стану пищей Тоннелей. — Я попыталась придать голосу твердости, но попытка не удалась.

Он улыбнулся.

— Ты не принадлежишь этому миру. Как не принадлежишь и Тоннелям. — Он придвинулся ближе и убрал гитару за спину. — Помнишь то, что я сейчас показал тебе? — Я задрожала при воспоминании о страшном видении. — Мы могли бы уйти прямо сейчас и оставить это все в прошлом. Посмотри на себя. Этот мир убьет тебя.

Коул был прав. Возвращение оказалось сложнее, чем я думала, но он не должен был знать об этом. Он смотрел мне прямо в глаза.

— Пожалуйста, Ник. — Он провел пальцем по моей щеке.

Я заморгала, чтобы не смотреть на него, и снова повернулась к книге.

— Я уже мертва. И это твой мир убил меня. Просто уходи.

Он положил руку мне на плечо, коснувшись пальцами ключицы, от чего острая боль пронзила меня там, где остался черный шрам. Это была метка — тонкой овал с заостренными краями, — проступившая в том месте, куда меня ударила принявшая форму ножа тень из Нижнего мира. Рана так до конца и не зажила.

— Ты должна была… — он помолчал, а когда снова заговорил, голос его звучал резко: — Ты должна была забыть свою жизнь здесь.

Я кивнула, все еще дрожа после его прикосновения к плечу.

— Я забыла почти все. — Я действительно забыла почти все, и если бы не лицо Джека, я, наверное, пошла бы с Коулом.

— Почему ты вообще решила вернуться? Ты могла просто пойти сразу в Тоннели. Почему, Ник?

Я перевернула страницу в книге.

— Я не обязана отвечать тебе. Я ничего тебе не должна.

— М-м-м, — взгляд его стал мрачным. — Знаешь, я тут думал про твоего брата, Тимми.

Я встревоженно взглянула на него.

— Томми. А что с ним?

Он пожал плечами.

— Ничего особенного. Я просто никогда не подпитывался от ребенка, наверное, потому что детские эмоции еще не обрели настоящую силу. Они всегда казались мне незрелым плодом. А теперь я подумал, может, это все равно что поесть свежей телятины.

Я вскочила, схватила его руку и потянула от двери спальни.

— Не надо.

— Чего не надо?

— Ты знаешь. Не трогай Томми, — мой голос звучал тверже, чем когда-либо после возвращения. — Я отвечу на твой вопрос, если пообещаешь оставить в покое мою семью.

— Ответишь на мой вопрос?

«Надо просто пройти через это», — подумала я.

— Да.

Он наклонил голову, как будто ему надо было обдумать мое предложение. Наконец он сел на мою кровать.

— Договорились. Почему ты вернулась? И помни, если ты солжешь, это не будет считаться. И еще, Ник, — он помолчал, сверля меня взглядом. — Я увижу, если ты лжешь.

Я глубоко вздохнула.

— Я вернулась, чтобы снова увидеть свою семью. — Джек ведь тоже моя семья. — И попрощаться… лучше, чем прежде. В прошлый раз я ушла после ссоры, без объяснений. По крайней мере на этот раз я могу оставить им записку, чтобы они не тратили время, думая, что меня похитили или еще что-нибудь.

Коул немного подался вперед.

— Ты что, шутишь? Ты правда думаешь, что есть способ как следует попрощаться навсегда?

Я не ответила. Он озвучивал мысли, которые я старалась отогнать от себя, потому что знала, как я на самом деле была эгоистична, возвращаясь сюда.

Он вздохнул.

— Скажу тебе больше, Ник. Ты продержалась столетие в Нижнем мире, но ты не выдержишь шести месяцев на Поверхности. Ты будешь умолять забрать тебя. Я обещаю. Здесь для тебя слишком много боли.

Я стояла, зажмурив глаза, когда услышала, как открывается окно спальни. Он помолчал.

— Твоя метка.

Я быстро коснулась рукой шрама у ключицы. Он все еще горел.

— Что с ней?

— Это метка тени. Тень теперь внутри тебя. — Видя мою реакцию, он быстро добавил: — Не волнуйся. Она не причинит тебе боли. Но постепенно тень будет все больше стремиться к Тоннелям. Они для нее как магнит.

Я-то думала, что это просто шрам. Мне вдруг захотелось разодрать кожу на плече. Рвать ее до тех пор, пока не останется черного. Это не могло быть правдой.

— Почему ты мне это говоришь?

— На случай, если ты решишь, будто можешь спрятаться. Тоннели найдут тебя. От них не убежать. Их не победить. И пока эта метка на тебе, они могут найти тебя.

— Почему тебя волнует, собираюсь ли я бежать?

Когда он заговорил, голос его звучал мягко:

— Тоннели могут выследить тебя. Но я не могу.

Я больше не могла его слушать. Не важно, правду он говорил или нет.

— Уходи. Проваливай.

Он кивнул.

— Уже ушел. Но посмотри на свою метку. Она будет увеличиваться по мере того, как заканчивается твое время на Поверхности.

Он выскользнул в окно и исчез.

Я подошла к зеркалу на дверце гардероба и оттянула воротник рубашки.

Коул был прав относительно метки. Я раньше не замечала, но она действительно стала больше. Что, если это не просто шрам? Что, если тень на самом деле внутри меня? Средство слежки, растущее, отсчитывающее положенное мне время.

И не было места, где я могла бы спрятаться.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Сейчас

Столовая для нуждающихся. Осталось пять месяцев и одна неделя.

Я пыталась забыть о визите Коула. До конца недели он больше не приходил, и я думала, что, может быть, он сдался. По крайней мере я на это надеялась.

В субботу начиналась моя работа в бесплатной столовой. Я была рада, что меня привлекли к делу. Я не могла исправить все то зло, что причинила родным, и возможность поработать на благо других людей была для меня чем-то вроде последнего шанса искупить свою вину, если это вообще было возможно.

Когда я добралась до места, управляющий столовой встретил меня в дверях, там же меня ждал человек с профессиональной фотокамерой. Мне захотелось развернуться и уйти, но я не могла снова разочаровать отца. Надо было пройти через это.

Управляющий подошел ко мне и протянул руку.

— Ты — Никки, правильно? Твой отец сказал, что ты придешь. Я — Кристофер.

Улыбка. Щелк. Фотограф снял, как Кристофер пожимает мне руку.

— Приятно познакомиться, — сказала я.

Кристофер наклонился ко мне и сказал негромко:

— Не обращай внимания на этого парня. Важно лишь то, что ты здесь, чтобы сделать доброе дело.

Кристофер мне сразу понравился. От него пахло мятой и табаком, из-за воротника рубашки выглядывала татуировка в виде виноградной лозы, обвивающей его шею. Не обращая внимания на фотографа, он провел меня в здание столовой, где стоял запах кафетерия вперемешку с комиссионкой.

Управляться в столовой оказалось несложно: налив несколько мисок супа, я начала делать это на автомате. Фотограф несколько раз сфотографировал меня с половником в руках и потом ушел.

Очередь все росла, и мне надоело изучать лица и думать о том, как они дошли до того, чтобы получать бесплатный суп в столовой для бедных. Я просто работала половником и старалась, чтобы руки поменьше тряслись.

Большинство людей продвигались в очереди молча, поэтому я удивилась, услышав старушечий голос:

— Ты абсолютно прекрасна.

Я подняла глаза от кастрюли с супом.

— Я?

— Да, — сказала старуха. Глубокие морщины покрывали каждый сантиметр ее лица. Кожа вокруг глаз у нее сморщилась, будто она щурилась годами. Несмотря на это, сами глаза смотрели ясно и живо. Она протянула иссохшие руки за тарелкой супа, они казались такими хрупкими, что я испугалась, не окажется ли тарелка слишком тяжелой для них.

— Ты не старая, — сказала она.

— Э-э-э… — проговорила я, несколько озадаченная этим замечанием. — Наверное, нет. Мне семнадцать.

— А мне восемнадцать, — ответила она. Сказав это, она расправила плечи и стала немного выше.

Кристофер, стоящий рядом со мной и раздающий хлеб, усмехнулся:

— Привет, Мэри? Как поживаете?

Эта женщина — Мэри — все еще смотрела на меня, отвечая ему:

— Прекрасно. Смотрите-ка, как молодо она выглядит.

Я повернулась к Кристоферу, а он ободряюще подмигнул мне.

— Да, она выглядит на семнадцать.

Громкий звон заставил нас снова взглянуть на Мэри, которая уронила свою миску с супом на пол.

— Мне восемнадцать, — ее нижняя губа дрожала. — Мне восемнадцать, мне восемнадцать… Или, может быть, девятнадцать. Подождите-ка, кто сейчас президент? — Ее слова прерывались всхлипываниями, казалось, она забыла, где находится. — Кто сейчас президент? — вопила она. Потом вдруг вскинула голову, посмотрела на меня спокойными сухими глазами и ни с того ни с сего сказала: — Ты разбила сердце.

У меня перехватило дыхание. Она сказала это так убежденно, что на мгновение я поверила, что это не просто случайная реплика. Она будто видела меня насквозь, видела вину, грызущую меня изнутри. Но она ведь не могла знать. Это невозможно.

Кристофер обошел прилавок и положил руку ей на плечо.

— Пойдем, Мэри, — сказал он. — Пойдемте сядем и поедим. Вместе.

Одна из волонтеров — девушка на пару лет старше меня с двумя французскими косами по сторонам головы — дала мне тряпку, и мы с ней вместе вытерли пол.

— Не беспокойся о ней, — сказала девушка.

— Что с ней?

— Старческий маразм или что-то в этом роде. Когда я в первый раз встретилась с ней, она все повторяла, что потерялась. Снова и снова просила меня помочь ей найти чью-то дочь. Я понятия не имела, о чем она говорит.

— Чью-то дочь? — спросила я.

— Да… Пенелопы или Присциллы, не помню точно. — Она закончила вытирать пол и скатала тряпки в комок. — Она не переставала об этом твердить.

— А что это за дочь Пенелопы?

Она пожала плечами.

— Она так и не сказала. Может, это ее подруга. Бедная женщина.

Дочь Пенелопы. Странно. Может, девушка с косами права и это действительно ее подруга. А может, это просто бред.

Когда обед закончился и стулья убрали, Кристофер сказал мне, что Мэри ходит в приют уже месяц и, похоже, страдает от маразма.

Кажется, я понимала, что она чувствует. Но я решила, если снова ее встречу, расспросить о дочери Пенелопы. Может, я могла бы помочь ей найти того, кого она ищет.

Конечно, я не могла исправить всего, что натворила, но если бы я могла помочь хотя бы одному человеку закончить эти полгода лучше, чем он их начал, это было бы уже хорошо.

Дома.

В воскресенье утром мама всегда пекла блины. После того как она умерла, папа старался вообще не заходить на кухню. Вернувшись домой, я решила возродить нашу воскресную традицию.

Я поставила чайник на плиту и выглянула в окно. Томми сидел на ветке каштана с удочкой в руках.

Томми. Я подумала о том, сколько ему пришлось узнать за свою короткую жизнь, сколько потерь пережить. Он был совершенно сбит с толку тем, что я куда-то исчезла, а потом неожиданно вернулась. Я была в неоплатном долгу перед ним. Невозможно было все объяснить ему, но надо было попытаться сделать его жизнь лучше.

Я смотрела, как он раскачивается на толстой ветке, поднимает удочку и со свистом рассекает ею воздух. С десяти утра до двух. Я улыбнулась. Он тестировал свою последнюю партию самодельных мух.

Я положила чайный пакетик в кружку и поставила ее на стол. Потом вышла из дома и направилась к каштану, возвышающемуся над деревянным забором.

Томми сначала не заметил меня. Я смотрела, как он закидывает удочку, мастерски избегая веток. Мне казалось, не найдется второго десятилетнего ребенка, которому такой способ провести воскресное утро показался бы оптимальным, но Томми всегда отличался от других детей, и иногда его дразнили за это.

Я посмотрела на грубую кору дерева и вбитые в ствол перекладины для лазанья. Я тоже раньше любила забираться на это дерево вместе с Юлес. Мы залезали наверх, там на обрезанных ветках было очень удобно сидеть. Мы рвали колючие каштаны и, не снимая зеленой скорлупы, бросали в соседских мальчишек.

Я всегда особенно старалась попасть в голову Джеку. Позднее он сказал мне, что нарочно ездил на велике мимо моего дома. Я спросила, любит ли он боль.

Джек, Уилл, Юлес и я были неразлучны. Это продолжалось долго, пока Уилл не ушел на войну прямо перед Рождеством.

Крючок с наживкой опустился к моим ногам.

— Эй, Никки! — прокричал Томми из своего убежища. — Что думаешь? Снимешь пробу?

Я подняла муху и прищурила один глаз, чтобы рассмотреть ее. Рука начала трястись, и муха выскользнула из пальцев.

— Все ясно. Летать может.

— Хочешь залезть и побросать со мной?

Я подумала о своих трясущихся руках и о спазмах в мышцах, которые не прекращались с моего возвращения. Перспектива упасть с дерева меня не прельщала.

— Спасибо, дружок, но мне сейчас не до лазанья по деревьям.

— Ты стала скучной, — сказал Томми разочарованно.

— Мне жаль, Томми.

— Всем жаль, — сказал он. — Я устал от того, что всем очень жаль. Я просто хочу, чтобы все было нормально.

Я промолчала, потому что первой реакцией было желание снова извиниться.

— Теперь ты дома, у нас будет все нормально?

Что я могла ответить на это? Я знала, что возвращение будет трудным, но, глядя, как Томми играет во дворе, и надеясь на то, чему никогда не бывать, я чувствовала непреодолимую боль. Боль при мысли о той жизни, что могла бы быть у меня.

— Будет, Никки? — не унимался Томми. — Будет нормально?

— Да.

Я уже уходила, когда он добавил:

— Можешь взять муху. Из моей коллекции у меня в комнате.

Я знала, как дорога ему коллекция. Я попыталась улыбнуться.

— Спасибо, Томми. Что, если я заплачу тебе за нее?

Он широко улыбнулся и начал сматывать удочку.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Сейчас

После занятий в кабинете миссис Стоун. Осталось пять месяцев.

Прошла неделя, и метка у меня на плече увеличилась вдвое, теперь она была шириной в два пальца. Однажды утром миссис Стоун предложила помочь мне наверстать упущенное по программе — я ведь начала учиться почти на месяц позже остальных.

К весне все мы должны были написать курсовую на тридцать страниц. Я решила предъявить ее отцу, чтобы у него было некое материальное доказательство моего шестимесячного усердия в школе.

Когда после уроков я зашла в кабинет миссис Стоун, она разговаривала с каким-то парнем, стоящим у ее стола. Я не рассмотрела его и, глядя в пол, направилась прямо к своему месту на задней парте, хотя все остальные были свободны.

Я достала учебник и не обращала внимания на их разговор. Пока не услышала голос Джека.

— Еще больше двух месяцев, — сказал он.

Сердце мое бешено забилось. Я подняла глаза.

Джек стоял ко мне спиной, и я смотрела на него, не отрывая глаз.

— Вот и хорошо, — ответила миссис Стоун. — Я почти каждый день остаюсь допоздна, поэтому можешь работать здесь — если будет нужно, я помогу. А разве у тебя нет футбольных тренировок?

— Тренировки начинаются не раньше половины четвертого. Так что у меня остается час. — Джек бросил быстрый взгляд на пустой класс, и я поспешно опустила голову. — Я благодарен вам за помощь.

— Я очень рада, что вы так интересуетесь английской литературой, — сказала миссис Стоун. — Во всех хороших колледжах ждут всесторонне образованных абитуриентов. И вообще одни только математика с физикой не дают пищи для души.

Я улыбнулась ее восторженности, нашла нужную страницу в книге и достала тетрадь из сумки.

Я не слышала его шагов, так что звук его голоса заставил меня вздрогнуть.

— Привет, — сказал он.

Я выронила тетрадь.

Джек сел сбоку от меня, на то же место, где сидел на уроке. Я не могла пошевелиться. Он поднял мою тетрадь и протянул мне.

— Спасибо, — сказала я. На этот раз получилось не совсем беззвучно.

Я могла бы спросить его о сочинении. Или о футболе. Или о погоде. О чем еще говорят старые друзья. Но слов не было, и я снова уставилась в открытую книгу.

— Ты пропустила матч в пятницу, — сказал он.

Он что, хочет завязать разговор? Я не могла болтать с ним. Я знала, что он больше ничего не чувствует ко мне. Это была одна из причин — и главная, — по которой я пошла с Коулом. Тогда его предательство сломило меня, но теперь Подпитка забрала всю боль. Это уже не имело никакого значения. Но могла ли я снова впустить его в свою жизнь?

Я чувствовала, что он смотрит на меня в ожидании. Ожидание длилось так долго, что уже становилось тягостным для нас обоих.

Он сел за парту, все еще не отрывая от меня глаз.

Он ждал.

Терпеливо.

Спокойно.

К тому моменту я почти забыла, о чем он спросил. О том, что я что-то пропустила.

— Да, — сказала я.

— Ты все же сделала это, — сказал он довольно игриво.

Я ничего не могла с собой поделать. Я снова взглянула на него, на этот раз вопросительно.

— К твоему репертуару добавилось третье слово. «Привет», «спасибо», а теперь еще «да», — он улыбался уголками губ, и я почувствовала, что краснею. Он это заметил. — Хотя бы это в тебе не изменилось.

Я снова уткнулась в свою тетрадь, руки у меня дрожали.

Он наклонился ко мне.

— Теперь, раз уж мы с тобой завязали разговор, может, расскажешь мне, где ты была? — По голосу я понимала, что он улыбается.

Я чувствовала, как на лбу у меня выступают капельки пота.

— Ты меня бросила. Не сказав ни слова, — продолжил он. Голос его звучал робко, как будто он пытался остаться спокойным. Я глубоко вздохнула. Я никак не могла понять, что он чувствует. Ни одна эмоция из тех, что я ощущала в воздухе, не преобладала над остальными. — Тебе что, нечего мне сказать?

Он ждал. Мое сердце, казалось, разобьется о грудную клетку на миллион маленьких частиц, и я поняла, что надо что-то делать.

Я начала было закрывать книгу.

— Не надо, — выпалил он, и я замерла. — Не уходи. Ты не обязана говорить со мной. Это я должен уйти. — Голос его был невероятно печален. Я слышала, что он собирает вещи в сумку.

Скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь.

— Э-э-э…

Джек замер, как будто его движения могли прервать мою речь.

Он был причиной моего возвращения. Нельзя было отталкивать его. Вот только заставить себя заговорить с ним было не менее трудно, чем увидеть, как он уходит в открытую дверь.

— Нет, — сказала я и судорожно вздохнула. — Ты не… должен уходить. Пожалуйста.

Он снова достал книгу из сумки и положил на парту. Я тоже достала из сумки свои книги.

— Спасибо, — прошептал Джейк.

За оставшийся час я не сказала ни слова.

В тот день Джек больше не пытался заговорить со мной. Да и на следующий день. И через день.

Но он приходил в кабинет миссис Стоун. И сидел сбоку от меня каждый день после уроков, и в течение часа слышно было только, как наши карандаши скребут по бумаге. И дни летели так быстро. Слишком быстро.

Время от времени я украдкой смотрела на него. Иногда он убирал за ухо прядь волос, свисающую на лоб, но большую часть времени она закрывала его лицо. Иногда у него появлялась щетина, будто он брился не каждый день. Иногда я была уверена, что он чувствует мой взгляд. Уголок его губ дергался, и я понимала, что он сейчас обернется, и быстро переводила взгляд в книгу.

Иногда мне приходилось перечитывать одну и ту же фразу в учебнике снова и снова, и в конце часа я знала только, что Джек имеет обыкновение стучать ластиком по парте, когда он озадачен, и что когда он потягивается, у него поднимается рубашка и видна узкая полоска кожи на спине.

Мне уже почти казалось, что это может продолжаться бесконечно — быть вместе и не задавать вопросов.

Но однажды кто-то окликнул Джека из коридора. Я еле сдержалась, чтобы не поднять глаз, потому что узнала этот голос. Это был тот же голос, который в мой первый день в средней школе сказал мне, что челки уже давно не носят. Лейси Грин.

После этого я год отращивала челку. Я быстро поняла, что для таких, как Лейси Грин, проще всего не замечать тебя. И естественно, Лейси больше не замечала меня до тех пор, пока я не начала встречаться с Джеком.

— Джек, так вот где ты прятался все это время, — сказала она. Я не видела ее лица, но представила себе, как она изо всех сил пытается казаться безразличной. Я ниже опустила голову над книгой.

— Привет, Лейс, — сказал Джек. Он стучал ластиком по парте.

— Чем, интересно, ты так занят, что даже не пришел в «Луч»?

«Утренний луч» был местом, где собирались старшеклассники после уроков. Мы каждый день ходили туда. Я почти физически чувствовала, как она пронзает меня взглядом.

— Миссис Стоун сказала, что я могу здесь работать над своей курсовой. Для подготовки к вступительным.

Тук-тук-тук.

— Я думала, что до сдачи курсовой еще куча времени, — сказала Лейси.

— Так и есть, — ответил Джек.

Несколько секунд оба молчали. Джек не собирался углубляться в эту тему. В воздухе не чувствовалось никаких эмоций. Их просто не было.

— Не забывай, что последний год в школе положено веселиться, Джек, — она помолчала, а потом добавила: — Раньше ты умел веселиться.

Она явно на что-то намекала. Я не знала, как у них все закончилось после футбольного лагеря, и не знала, считала ли она меня виноватой. Мне было за что винить ее. Но все это было так давно.

— Спасибо, что напомнила, Лейс.

Тук-тук-тук-тук.

Я услышала ее удаляющиеся шаги, и стук ластиком по парте прекратился. Что бы между ними ни было в прошлом, сейчас Джека с Лейси не связывало ничего.

— Бекс? — Из коридора послышался другой голос.

Я подняла глаза и увидела Юлес, стоящую в дверях. Она показала на свою шапку, красную, связанную мной.

— Обожаю ее. Спасибо.

Я улыбнулась и помахала ей рукой. Юлес по-прежнему не оставалась обедать со мной, но она почти каждый день приходила на большой перемене к моему убежищу. Пару дней назад я положила шапку в пакет и отдала ей.

Юлес перевела взгляд с меня на Джека.

— Привет, Джек, — сказала она.

— Как жизнь, Юлес? — По его голосу было понятно, что он улыбается, произнося ее имя, и воздух, только что совершенно пустой, наполняется чем-то сладким. Может быть, любовью. Я не понимала, от кого это исходит, от Джека или Юлес. Или от них обоих.

В моем сердце что-то оборвалось, стоило мне подумать, что Джек и Юлес могут быть вместе. Может, я это придумала. Я все еще плохо разбиралась в тех эмоциях, что постоянно чувствовала в воздухе, я не всегда понимала, какие из них принадлежат другим людям, а какие — мне самой.

Юлес повернулась и ушла. Я могла бы поклясться, что ее щеки слегка покраснели.

Джек повернулся ко мне.

— Значит, Юлес заслужила улыбку, да?

Я чувствовала, что он смотрит на меня, ожидая моей реакции. Он не пытался заговорить со мной с того первого дня, и его голос странно на меня действовал. От него как будто что-то дрожало внутри. Конечно, Джек всегда так на меня действовал.

Я не поднимала глаз, но уголки губ против воли поползли вверх.

— Вижу, — сказал он. Джек всегда все видел.

В прошлом году

Рождественский бал. Три месяца до Подпитки.

Джек пригласил меня на Рождественский бал.

В тот день шел снег, ферма Мейера выглядела как на картинке, огоньки на крыше мерцали, окутанные белой пеленой. И когда Джек повел меня на танец, взял мою руку, положил ее себе на плечо и обнял за талию, мягко и неспешно, я думала, что жизнь прекрасна.

Он притянул меня к себе, наши ладони сжимались у его груди. Запах кедра с фермы смешивался со свежим запахом его свежевыбритой кожи в какой-то сладкий, деревенский аромат.

— Бекс, ты помнишь, как мы познакомились? — спросил он, прижавшись губами к моему уху.

Конечно, я помнила. Все события того дня навсегда отпечатались у меня в памяти.

— Ты о том дне, когда чуть не снес мне голову бейсбольным мячом?

— Надо же мне было что-то сделать, чтобы привлечь внимание девушки.

— Слово «привет» могло бы подействовать.

Он сжал меня крепче, если это вообще было возможно.

— Почему мы так долго ждали?

— М-м-м… потому что твой долгий путь лежал через всю группу поддержки?

Пару секунд он смотрел на меня, а потом покачал головой, наклонился и потерся губами о мое плечо.

Я закрыла глаза. Если бы это могло продолжаться до конца школы, я предпочла бы никогда ее не заканчивать.

Никогда.

В тот вечер я в какой-то момент осталась одна в женском туалете. Как только я закрыла дверь в кабинку, в туалет вошли несколько девиц. Они разговаривали, и казалось, одна из них при этом сдержанно всхлипывает.

— Ты на самом деле в сто раз красивее ее. — Один из голосов звучал громче.

— Да. Ну то есть я о том, что, если б у ее платья не было лямок, ему не на чем было бы удержаться.

У меня кровь прилила к щекам, когда я взглянула на тонкие лямки платья на своих плечах. Но какова вероятность, что они действительно говорят обо мне?

— Не обращай на них внимания! Ты пришла на Рождественский бал с Джейком Уилсоном, — сказала другая.

Я замерла. Я видела, кто входил в зал под руку с Джейком. Лейси Грин.

— Заткнись, Элиза, — произнес новый голос. Лейси. Казалось, она говорит сквозь слезы. — От этого не легче. Я должна была быть с Джеком.

Черт. Они действительно говорили обо мне и моих несчастных лямочках.

— Но вы уже несколько месяцев как расстались… — начала было еще одна девица, но ее перебили.

— Это был просто перерыв в отношениях, Клер, и он знал это, — она громко вздохнула. — Я все ему отдала. Он сказал, что любит меня. Но как только эта маленькая сучка бросилась на него, он обо всем забыл.

— Она не… — начала было одна из девиц, но осеклась.

— Если тебя это утешит, Лейс, он с ней все равно долго не прогуляет. Она бесхарактерная. Она уступит ему, и он быстро от нее устанет, как это было со всеми остальными. А потом, может быть, он вернется к тебе.

У меня начали дрожать руки. Я не просто одна из многих, это пустая болтовня. Джек не устанет от меня. Или устанет? Он говорил Лейси, что любит ее. Он что, врал?

Я вдруг поняла, что стою, прислонившись к двери кабинки и прижав руки к груди, будто пытаюсь не дать сердцу выпрыгнуть. Даже если когда-то он говорил ей, что любит, сейчас-то он со мной. Это что-нибудь да значит, или как?

На самом деле я не знала. У меня никогда раньше не было парня, и опыта в отношениях у Джека, несомненно, было больше. Я не хотела быть такой, как другие, и тем не менее хотела быть с ним. И хотела, чтобы он хотел меня.

У меня не было ответа на все вопросы, но по крайней мере я могла показать им свой характер.

Я спустила воду и распахнула дверь кабинки, глядя прямо в зеркало над раковинами. Беседа тотчас же стихла, и девицы молча наблюдали, как я вышла, помыла руки, не спеша высушила их, подкрасила губы и наконец неторопливо вышла.

Я надеялась, что они смотрели на мое решительное лицо и не заметили моих трясущихся коленей.

Джек ждал меня за дверью туалета. Он схватил меня за руку и потащил обратно на танцпол, как будто боясь потерять драгоценные секунды.

Я старалась не дать этим девицам испортить мне настроение. Тот факт, что Джек встречался с Лейси Грин, давно был всем известен. С кем только Джек не встречался.

Со всеми. Действительно, со всеми. Черт. Что я делала?

— Джек?

— А?

Началась новая песня, медленная и нежная.

— Почему ты пригласил меня тогда, в первый раз? — Я постаралась, чтобы это прозвучало непринужденно.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты из-за чего-то конкретного решил пригласить меня?

— Да, — сказал он.

— И что это было? — Неужели я бросилась на Джека Капито? Неужели сделала что-то, чтобы перебежать дорогу Лейси?

— Помнишь первую игру этого сезона?

— Да, — ответила я. Это была первая игра, на которой Джек выступал в роли главного нападающего команды, самого молодого в истории школы. Я помню, как сидела во втором ряду, прямо за скамейкой для игроков.

— После того, как я заработал первый тачдаун за игру?

— Да. — Я все еще не понимала, к чему он ведет. Я что, подмигнула ему или что-то такое, и это выскочило у меня из памяти? Я была практически уверена, что не могла подавать ему никаких очевидных знаков своей любви или чего бы то ни было.

— На поле вышла защита, а я оказался на скамье. И когда я повернулся посмотреть на болельщиков… — Он сделал паузу.

О нет.

— Что я сделала?

Он улыбнулся.

— Ты смотрела на меня. А не на игру.

Он вздохнул, как будто заново переживая то мгновение.

Я почувствовала, что лицо у меня вытянулось от растерянности.

— И это все?

— Это все. — Он пожал плечами. — И тогда я в первый раз подумал, что у меня, наверное, есть шанс. И спросил Юлес.

Я закусила губу.

— Она, видимо, не понимает, что закадычные подруги не выдают секретов друг друга.

В мгновение ока я вдруг повисла в воздухе, головой почти касаясь земли, лицо Джека склонилось надо мной, на губах играла озорная улыбка.

Я ахнула, но скорее от неожиданности этого трюка, чем от страха.

— Между нами нет секретов, Бекс. — Он все еще улыбался, но глаза глядели серьезно.

Я не могла ответить.

Он держал меня так еще пару секунд, а потом медленно поднял, не выпуская из рук.

Я кусала губы.

— Тогда можно тебя кое о чем спросить?

Мы на секунду остановились посреди танца, он нахмурился.

— Ох. Звучит не очень. Ну, давай спрашивай.

— Ты и Лейси… — голос у меня сорвался.

— Я и Лейси… — сказал он, ожидая продолжения.

— Ты порвал с ней?

— Так вот что тебя волнует? Да, я порвал с ней.

Я снова подумала о том, что услышала в женском туалете.

— А она… знает об этом?

Джек улыбнулся.

— Я надеюсь. Она там была.

И, как будто разговор был окончен, Джек прижал меня к себе, и мы снова начали танцевать. Он прошептал мне на ухо:

— Она переживет.

Когда после танцев он отвез меня домой, мы из машины заметили, что у дверей стоит мой отец.

— Я думаю, лучше пожелать тебе спокойной ночи здесь, — сказал Джек.

— Мой папа не так плох.

— Да, он замечательный… был, пока я не начал встречаться с его дочерью.

Я и сама обратила внимание на то, что папа стал заметно холоднее относиться к Джеку. Были странные моменты. Так, однажды вечером папа ни с того ни с сего сказал Джеку, что все футболисты, с которыми он вместе учился, сильно растолстели после окончания школы. До этого мы говорили о том, что бы приготовить на ужин.

— Ну ладно, — сказала я. — Может, в следующий раз. — Я хотела чмокнуть его в щеку, но он обеими руками обхватил мое лицо и поцеловал меня. От него пахло мятными конфетами, которые раздавали после окончания бала, и когда он прикоснулся ко мне губами, я задрожала, но не от холода. Я все сильнее прижималась к нему, надеясь, что темнота в машине скроет нас от глаз отца.

Но я не хотела заходить слишком далеко. Когда я собиралась высвободиться, Джек обхватил меня за талию и притянул еще ближе, подняв над центральной консолью, так что я оказалась у него на коленях.

Я отодвинулась обратно.

— Мой папа будет в восторге…

Он прижал палец к моим губам, не давая мне продолжать:

— Пожалуйста, не говори о своем отце, когда я тебя целую. Кроме того, если он не привлечет меня по закону…

— А это он запросто сможет, — перебила я.

Он улыбнулся и снова поцеловал меня перед тем, как отпустить.

— После такого поцелуя нам ночью будет сниться одно и то же, — сказал он с усмешкой.

Лицо у меня еще больше разгорелось, но я попыталась, чтобы мой голос прозвучал спокойно:

— Я наверняка увижу свой обычный сон про то, как прихожу в школу голой.

— И я, — улыбнулся Джек. Я толкнула его плечом.

Он вышел из машины и обошел ее крутом, чтобы открыть мне дверь, стараясь избегать какого бы то ни было физического контакта со мной, когда я вышла. Я подождала, пока машина завернет за угол, и пошла по дорожке к открытой входной двери.

— Осторожнее, Никки, — сказал отец.

— Что ты имеешь в виду?

— Просто не хочу видеть свою девочку несчастной.

— Пап, у меня все хорошо.

— Я знаю, — сказал он. — Но несмотря на то что я такой старый и немодный, я помню, какими были мальчишки в старших классах школы. Особенно такие, как Джек Капито.

— Какие такие?

— Такие, которые даже не провожают девушку до двери.

Я закатила глаза.

— Ну, он мог бы, но ему еще надо развезти остальных девиц. Нас было трое. — Папа наконец улыбнулся. — Доброй ночи, старик, — сказала я, обнимая его.

— Подожди минутку, милая. Я все сделал как надо?

Я взглянула ему в глаза.

— Что сделал?

Тогда меня вдруг поразило, что это был первый раз, когда я танцевала, с тех пор как умерла мама. Мне стало стыдно, что я не вспомнила об этом раньше. Просто потому, что вечер был так прекрасен. Не дожидаясь его объяснений, я сказала:

— Да. Все отлично.

— Спокойной ночи, Никки.

На следующее утро я нашла в куртке записку. Я развернула ее и прочла два слова, написанные рукой Джека.

Твой навсегда.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Сейчас

Моя спальня. Осталось четыре с половиной месяца.

Я шла из школы домой и улыбалась. Даже мимолетного общения с Джеком и того факта, что он заметил мой румянец, было достаточно, чтобы я чувствовала себя окрыленной.

Но когда я подошла к своей спальне, отметина на плече начала зудеть.

Коул был здесь.

Я медленно открыла дверь комнаты.

— Уже месяц прошел, Ник. — Коул сидел на моей кровати и бренчал на гитаре. И как обычно, я старалась его не замечать. Если уж я не могла избавиться от него, то по крайней мере не собиралась облегчать ему задачу. Не глядя на него, я достала из сумки книги, положила их на письменный стол, включила настольную лампу и открыла тетрадь.

И почесала отметину.

Коул заиграл немного громче, но я не оборачивалась.

— Тебе недолго осталось. Ты должна это понимать.

— Найди кого-нибудь другого, кто развлекал бы тебя, — сказала я.

— Никого больше нет.

Я перевернула страницу в тетради и снова принялась писать.

— Всегда есть кто-нибудь еще. Ты забирал энергию Потерянных сотни лет. Найди нового.

— Ты неверно оцениваешь мою работу. На самом деле очень сложно убедить девушку пойти со мной. Обычные средства тут не проходят. «Эй, хочешь кофе? А потом провести со мной вечность, отдавая мне свою жизненную энергию?» Они не соглашаются. Подумай об этом, Ник. Ты сама не согласилась бы пойти со мной, если бы Джек не оказался таким…

— Джек не виноват, — сказала я, хотя очень глубоко в душе крохотная часть меня и хотела бы считать его виновным.

— Ты все еще защищаешь его? — его голос, эхом прокатившийся по комнате, показался мне невероятно громким. А потом он снова стал бренчать на гитаре. — Он бросил тебя раньше, чем ты оставила его навсегда. Он никогда не вернется к тебе.

От этих слов меня пронзила боль.

— Мне и не надо, чтобы он возвращался.

— Не нужно врать мне, — сказал он. Он слишком хорошо меня знал.

Я повернулась на стуле.

— Я серьезно. Ты прав. Он заслуживает лучшего.

— И ты думаешь, я тебе поверю? Ты выбрала всю боль возвращения, и для чего? Просто чтобы увидеть его? На пару мгновений? Не для того, чтобы сблизиться с ним?

Я вызывающе кивнула. Кроме того, Джек ведь и не собирается сближаться со мной. Коул был прав. Он первым меня бросил.

Коул вздохнул.

— Значит, тебе будет больно. Снова. А также ему. Ты сломалась еще до того, как я забрал тебя в Нижний мир. Помнишь, каково тебе было, когда ты пришла ко мне? Я тут был совершенно ни при чем. Ты была сломлена, и в этом был виноват здешний мир. Не я.

Я снова кивнула, несколько менее агрессивно.

— Почему тебя так волнует то, что мне будет больно?

Он сказал только:

— Не хочу на это смотреть. Пойдешь ты со мной или нет, мне не нравится, когда тебе плохо. — Но по лицу его было видно, что он говорит не все. Было что-то, о чем он умалчивал.

Прежде чем я успела спросить его об этом, у него в кармане завибрировал айфон. Он достал его, прочел сообщение и пошел к окну.

— Закончим позднее.

— Скажи мне, почему тебе не все равно, — настаивала я.

Он положил руки на подоконник.

— Потому что это ты. Несмотря на все то, что ты думаешь обо мне, твоя боль всегда будет моей болью.

— Тут должно быть что-то большее, чем это. Что ты скрываешь от меня, Коул?

Он усмехнулся.

— И как это ты так хорошо чувствуешь меня, при том что совершенно не чувствуешь других людей вокруг себя? — он вздохнул, вылезая из окна, и добавил: — Мне это нравится.

Он закрыл за собой окно раньше, чем я успела что-нибудь сказать.

Я захлопнула книгу. Я была разочарована. Он почти что признался, что скрывает от меня что-то, но что? Почему его так волнует, что Джек может причинить мне боль? Зачем ему что-то от меня скрывать, если моя судьба уже решена?

Я закрыла глаза и обхватила голову руками. Визит Коула утомил меня, но в его руках были все козыри, он знал все, а я — ничего.

Я подняла голову. Вот в чем моя проблема — я недостаточно знаю о Нижнем мире и бессмертных. У Коула, несомненно, есть секреты, которые он хранит от меня, и могла быть лишь одна причина для этого: у него было слабое место. Коул дорожил своей властью. Не приходилось сомневаться, что он скрыл бы все, что могло поставить его власть под угрозу.

Я отложила книгу и схватила куртку. Я не понимала, что будет, если я больше узнаю о Коуле и Нижнем мире, но надо было попробовать.

Я решила пойти за ним.

Из нашего района вела лишь одна дорога, так что несложно было догадаться, куда поехал Коул.

Вечерний морозный воздух покалывал щеки, и я удивилась, как Коул ездит на мотоцикле в такой холод. Выезжая на главную дорогу, я посмотрела влево, в сторону центра, и увидела свет задней фары мотоцикла. Это должен быть он.

Я держала дистанцию. Я ничего не узнаю, если Коул меня заметит. Дорога была длинная и прямая, и все было просто, пока мы не оказались в центре, где он дважды резко повернул направо. Я потеряла мотоцикл из виду, но продолжала ехать в направлении Мейн-стрит, заглядывая во все боковые улицы и переулки, так что чуть не пропустила его.

Мотоцикл стоял на виду, на парковке у супермаркета на правой стороне Мейн-стрит.

И не просто у супермаркета, а у того самого.

Это было то место, куда Нижний мир выкинул меня. Я развернулась и проехала почти квартал вниз по дороге, после чего заглушила двигатель и пошла обратно пешком. Я так боялась, что меня заметят, что шла чуть ли не на цыпочках.

Подойдя ближе, я увидела Коула через окно магазина, недалеко от входа. Я пригнулась и стала пробираться к стене, которая отделяла магазин от соседней химчистки. Все это время я не спускала глаз с Коула.

Он толкнул дверь и вышел, я пригнулась еще ниже. Но так, что все же могла видеть его. Он шагал вдоль кирпичной стены магазина с таким видом, будто ждал чего-то. Затем он достал из кармана медиатор и начал вертеть его в пальцах. Это было его характерное движение. С тех пор как мы впервые встретились, я много раз видела, как Коул это делает.

Я была так близко, что слышала его дыхание. Что же он делает здесь?

Дверь снова открылась, и я услышала мужской голос.

— Готово, — он обращался к Коулу. Голос был знакомый. Но я не видела, кому он принадлежит, — человек стоял за колонной.

— Хорошо, — сказал Коул. — Продолжай.

— Зачем? — второй голос звучал раздраженно. — Мы уже превысили свою норму. И легче не становится. Этого старика пришлось уговаривать дольше, чем обычно. Несчастный ублюдок цеплялся за жизнь. Был уверен, что у него где-то тут есть внучка.

— Мне все равно. Если мы опоздаем, люди королевы начнут задавать вопросы, — сказал Коул. — А это значит, что мы привлечем к себе дополнительное внимание, и тогда кто-нибудь может узнать о Никки и доложить обо всем королеве.

Услышав свое имя, я судорожно вздохнула и тут же зажала рот рукой, боясь, что они услышат меня.

— А это не вызовет подозрений, если мы завалим королеву пищей?

— Нет. У нее будет слишком много энергии, чтобы задавать вопросы. Она становится любопытной, только когда она голодна.

Они немного помолчали, а я про себя молилась, чтобы они продолжили разговор.

— Хорошо, — сказал другой голос. — Надеюсь, это стоит того.

— Стоит, не сомневайся.

Я услышала, как кто-то из них вздохнул, но не поняла кто.

— Так когда же придет твоя очередь принести жертву?

Я услышала характерный смешок Коула.

— Когда найдешь кого-то такого же сильного, как Никки, я сделаю то же самое для тебя.

— Хочешь сказать, Мередит не сильна?

Оба посмеялись этой шутке.

Мередит. Она училась со мной в одной школе и была на год старше. Она встречалась с Максвеллом, вторым гитаристом «Мертвых Элвисов», и стала его Потерянной. Что с ней случилось?

Их голоса стали тише, и я поняла, что они, вероятно, пошли в сторону парковки. Потом заработали двигатели двух мотоциклов, и они уехали. Один поехал вверх по улице, а другой — мимо меня вниз. Я вжалась в стену, скрывшись в тени, но все же разглядела лицо второго, удостоверившись в том, о чем и так уже догадалась.

Это был Максвелл.

Когда шум мотоциклов стих вдалеке, я встала и заглянула в магазин. Что они имели в виду, говоря о том, что Мередит не сильная? Я думала о том, где сейчас Мередит, жива ли она еще, вернулась ли на поверхность или спустилась в Тоннели. И почему Максвелл не сделал ей того же предложения, что Коул сделал мне?

Теперь моей единственной подсказкой мог стать магазин.

Я вошла внутрь. Продавец за кассой на вид казался всего лишь на пару лет старше меня. Он даже не поднял глаз от газеты, которую читал.

Я пошла в глубь магазина, стараясь увидеть что-нибудь необычное, найти ключ к тому, что они здесь делали. Но единственное, что было необычно, — сильный запах алкоголя. Когда я завернула за дальний угол, туда, где я когда-то оказалась, вернувшись на поверхность, я ничего не обнаружила. Ни человека, покрытого грязью. Ни открытой двери вниз. Все было, как прежде. Это был обычный супермаркет, если не считать запаха алкоголя, который тут был особенно силен.

Я наклонилась и ощупала кафельный пол, не понимая, как могла пройти сквозь него, когда возвращалась. Он был сухой и холодный, такой, каким и казался на вид.

Но когда я наклонилась, кое-что привлекло мое внимание. На полу у полок с товарами валялся бумажный пакет, внутри которого, по-видимому, была бутылка. Он лежал на боку, в луже светло-коричневой жидкости. Остатки содержимого медленно выливались наружу.

Я встала и оглядела магазин. Кроме меня, других покупателей не было. Я снова наклонилась и осмотрела бутылку, которая, очевидно, упала совсем недавно. Кто-то был здесь всего несколько минут назад. Это не мог быть Макс или Коул. Они не пили ничего крепче пива. Им это было не нужно.

Я не понимала, что это значит, если вообще значит что-нибудь. Но кто бы ни бросил бутылку, теперь его тут не было. Я подошла к кассе, где продавец по-прежнему читал газету и сосал леденец на палочке. На его бейдже было написано: «Эзра».

— Простите. Вы видели здесь кого-нибудь?

Он вынул леденец изо рта, но не поднял глаз.

— Когда?

— Вот только что. В магазин проходил кто-нибудь?

— Не-а.

Я посмотрела на него. Наверное, я могла бы станцевать перед ним степ, а он бы и не заметил.

— Вы уверены? Может, человек с бутылкой в бумажном пакете?

Наконец он посмотрел на меня, беседа его, очевидно, утомляла.

— Имеешь в виду старого бомжа?

Наконец-то хоть что-то. Я попыталась говорить так, чтобы не выглядеть сумасшедшей.

— Не знаю. У него была бутылка?

Он раздраженно хмыкнул, будто я сказала какую-то глупость, что было не так.

— Был один старик, они зашли еще с одним парнем минут десять назад. Но они ушли.

Еще один парень. Может быть, это был Максвелл.

— А другой парень был моложе? И выше? С темными волосами? И в черной куртке… — голос мой становился все тише при виде того, как парень медленно начал морщить лоб.

— Ты кто, детектив или что-то вроде?

Да. Семнадцатилетний детектив. Я улыбнулась и попробовала казаться нормальной.

— Да я просто друга ищу.

Он закатил глаза и снова уткнулся в газету.

— Они вошли и походили тут. Потом вышли. Ничего не купили. — Он снова сунул леденец в рот.

— Они оба вышли? — Я видела, что из магазина Максвелл вышел один. Без старика.

— А ты что, видишь здесь кого-то из них? — Парень, очевидно, считал, что разговор окончен. Он надел наушники и достал айпод.

— Спасибо, что уделили мне время, — сказала я, хотя парень точно не мог меня слышать. Я вышла из магазина и села обратно в машину, от холода изо рта у меня шел пар.

Старик исчез или не исчез, но Максвелл говорил о какой-то жертве. Звучало все это зловеще. Или никак не звучало.

По дороге домой я непрерывно прокручивала все произошедшее в голове. Я пыталась понять, что все это значит, но вопросов было так много, и я не понимала, как то, что я узнала, может помочь мне и на что вообще я рассчитывала, когда пошла за Коулом. Что он приведет меня к волшебному ключу от моей тюрьмы?

Хотела бы я знать точно, чего ищу.

Одно я знала теперь: Коул не хочет, чтобы королева услышала обо мне. Я твердо это запомнила. Может быть, когда-нибудь пригодится.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Сейчас

Школа. Осталось четыре месяца и одна неделя.

Прошла целая неделя, а я все никак не могла выкинуть из головы произошедшее в магазине, так что немного смутилась, когда после уроков в кабинете миссис Стоун она спросила меня о курсовой.

— Вы выбрали тему для вашей работы, мисс Беккет? — сказала она и села напротив.

Джек придвинулся ближе. Казалось невероятным, что при виде любого его движения у меня мурашки бежали по спине.

— Да, — ответила я.

— Так что же вы решили? Современная аллегория или современный миф?

— Я решила написать про миф.

— Какая будет тема? Нравственный конфликт?

— Да.

— Какой?

Я услышала, как скрипнул стул Джека.

— Это будет о том, что искупления не существует, — прошептала я. — Человек получает то, что заслужил, и даже высшие силы не могут ему помочь.

Миссис Стоун молча обдумала это. Какое-то время я слышала лишь звук собственного дыхания.

— А что насчет героев?

Я склонилась над тетрадью и нацарапала там пару линий.

— Героев нет. — Конечно, история получится не самая оптимистичная, но лишь об этом я могла бы сейчас писать с увлечением.

Миссис Стоун снова помолчала. Когда она заговорила, голос ее звучал мягко:

— Хорошо. С удовольствием прочту то, что у вас получится.

Я кивнула.

— А вы, мистер Капито? Работа продвигается?

Я могла лишь предположить, что он кивнул, потому что она повернулась и пошла к своему столу. Правая рука у меня начала дрожать, я схватила карандаш и принялась писать.

— Ты ведь не веришь в это на самом деле, а? — тихо сказал Джек.

Я подняла голову, позволив себе впервые за несколько недель встретиться с ним взглядом.

— Не важно, во что я верю. — Я снова уткнулась в тетрадь.

— Подожди, — сказал он.

Я опять повернулась к нему.

— Что?

Он пожал плечами, а потом заговорил тихим шепотом:

— Перестань хоть на минуту прятаться от меня за волосами.

Я закрыла глаза, но не отвернулась.

— Ты все усложняешь, Джек Капито, — прошептала я.

— По крайней мере ты помнишь мое имя.

Я помнила все. Как он в первый раз назвал меня своей девушкой. Как в первый раз сказал, что любит меня. Как я в первый раз спросила, могу ли я положиться на него. И как впервые поняла, что вернусь и увижу его, чего бы мне это ни стоило.

В прошлом году

Январь. Два месяца до Подпитки.

Джек был мой, а я — его. Я постепенно привыкала к этой мысли.

— Уже три месяца, Бекс. Ты с Джеком Капито целых три месяца! — говорила мне Юлес, одновременно поедая сандвич с индейкой. — Как вы это отпразднуете?

— Я не знаю. — Я водила пальцем по деревянному столу в кафетерии. — Не думаю, что Джек из тех, кто празднует годовщины. Кроме того, три месяца на самом деле не так уж и много.

Юлес смахнула с плеча волосы.

— Ты что, шутишь? До тебя он ни разу не говорил, что у него есть девушка, так что, по меркам Джека Капито, три месяца все равно что три года.

Я закатила глаза.

— Так мы что, теперь по собачьим меркам время считаем?

Юлес бросила на меня быстрый взгляд, и мы вместе похихикали.

— Ну так что, Бекс, сегодня ночью будет… та самая ночь?

Она не сказала, но я поняла, что она имеет в виду.

— Нет! — Щеки у меня вспыхнули, и я заговорила тише: — Нет. Ничего такого не… нет.

Она вскинула брови.

— Не надо от меня скрывать. Это же Джек Капито.

— Хватит уже повторять его имя и фамилию так, будто он какой-то бог.

— Он и есть. По крайней мере в этой школе. А мифологическим существам — таким, как он, — нужны физические наслаждения…

— Хватит! — сказала я, перебивая ее. — Я больше не собираюсь это обсуждать.

Она взглянула на меня с разочарованием.

— Отлично. Тогда обещай, что ты мне все расскажешь.

— Обещаю.

После обеда я шла по коридору, направляясь к шкафчику Джека. Повернув за угол, я остановилась как вкопанная.

Джек стоял, прислонившись спиной к шкафчику, откинув голову и прикрыв глаза. Лицо его было напряжено. Но остановилась я не поэтому.

Лейси Грин стояла рядом с ним, очень близко, прислонившись плечом к соседнему шкафчику, и увлеченно что-то говорила. Она стояла так, что почти вынуждала его касаться рукой ее груди. Даже я не могла так стоять рядом с Джеком.

Но опять же, может быть, это была моя проблема. О чем бы они ни говорили, это был не самый подходящий момент, чтобы вмешиваться. Но я была его девушкой. Если кто-то и мог вмешаться, то именно я.

Я сжала в руке ремень сумки, висящей у меня на плече, и двинулась к ним. Чем ближе я подходила, тем слышнее были слова Лейси.

— …и тогда я предложила, чтобы каждая участница группы поддержки взяла на себя двух игроков, чтобы никто не был обделен… — Она замолчала, увидев меня.

— Здорово придумано, Лейс, — сказал Джек рассеянно, глядя при этом на меня. — Так и сделайте.

Он оттолкнулся от шкафчика и крепко обнял меня.

— Привет, — сказал он со вздохом удовольствия. Лейси больше не существовала для него, но я хорошо видела, с каким хмурым видом она стоит за его спиной. Я закрыла глаза и уткнулась лицом в его плечо, вдыхая свежий запах его кожаной куртки, смешанный с чем-то еще, что было… запахом Джека.

— Привет, — ответила я.

Он отстранился, совсем чуть-чуть, чтобы видеть мое лицо.

— Так что, мы сегодня празднуем? — сказал он, все еще улыбаясь.

Челка закрыла ему глаза, он провел рукой по волосам, и у меня сердце подпрыгнуло в груди.

Празднуем. Я прищурилась.

— Юлес говорила с тобой?

— Она напомнила, что сегодня ровно три месяца и что девушки любят такие штуки, разве это не так?

Я вспомнила о том, что Юлес сказала за обедом, и посмотрела на свои руки, которые вдруг начали дрожать.

— Нет. Только не я. По мне так лучше ничего не делать. Вообще.

Он усмехнулся, обнял меня за шею и повел по коридору.

— Вот это я люблю в тебе. Тебе так легко угодить. — Он коснулся носом моего уха.

Я нервно хихикнула и всю дорогу домой чувствовала на своих щеках румянец. Когда мы уже подъезжали к моему дому, он взял меня за руку.

— Может, сегодня покатаемся на лыжах?

Ха. Ботинки, несколько слоев одежды и лыжи. Превосходно.

— Отлично.

— Хорошо. Я заеду за тобой через полчаса.

Я вышла из машины с чувством облегчения. Но когда я шла по дорожке к входной двери, Джек опустил окно.

— Бекс!

Я обернулась.

— Возьми с собой что-нибудь переодеться. У моего дяди дача на холме, он сказал, я могу приезжать туда, когда захочу. После лыж заедем выпить горячего шоколада.

Черт. Я заставила себя улыбнуться и помахать ему рукой, когда он уезжал. В такие моменты мне особенно сильно не хватало мамы. Но даже до катастрофы стала бы я обсуждать с ней такие вещи? Она была открыта для многого, но демонстративно умолкала, когда речь заходила о сексе. Может быть, она ждала, пока я стану старше, и так и не дождалась.

В тот вечер мы катались на лыжах, пока у меня уши не начали отваливаться от холода. Джек предлагал уйти, но я настояла на том, чтобы кататься, пока на холме не погаснут все огни. К тому времени, когда мы добрались до дачи его дяди, мне казалось, что уже не меньше двух часов ночи. Но было только десять. Я должна была вернуться домой через три часа.

— Можешь переодеться в спальне, а я пока попробую развести огонь, — сказал Джек, потирая руки и ощупывая стену в поисках выключателя.

— Отлично, — прошептала я. С сумкой в руках я на цыпочках прошла по оранжевому ковру в гостиной к двери в спальню.

Едва я закрыла за собой дверь, как меня начало трясти, и не только от холода. Я вытащила из сумки одежду. Розовые лосины и белый свитер.

— Просто дыши, — прошептала я себе.

Я стянула с себя промерзший лыжный костюм и термобелье и потерла руки, чтобы разогреть кровь. Я осталась в одном нижнем белье. И между мной и Джеком была лишь тоненькая дверь.

Я поспешила натянуть свой мягкий кроличий наряд. Ноги у меня все еще не отогрелись, так что зеленые шерстяные носки я решила не снимать. Взглянув на себя в зеркало, висевшее на стене, я прыснула от смеха. После нескольких часов, проведенных под лыжной шапочкой, волосы мои выглядели так, будто я попала в эпицентр торнадо, а в этой одежде я напоминала большую сахарную вату. Посмеявшись, я расслабилась и направилась в гостиную.

Когда я вышла из спальни, Джек сидел у камина спиной ко мне с кружкой горячего шоколада в руке.

— Здесь уютно, — сказала я робко.

Он повернулся на голос и, посмотрев на меня, выплюнул горячий шоколад.

— Что? — удивилась я.

Явно желая взять себя в руки, он попытался сжать губы и схватился рукой за подбородок.

— Потрясающе.

Я вскинула брови, губы у него затряслись, и тут уж он не мог больше сдерживаться. Он затрясся от смеха.

— Ну, это не совсем та реакция, на которую я рассчитывала, — сказала я.

— Правда? — проговорил он, задыхаясь.

Я уперлась рукой в бок и топнула ногой, и тогда он, глубоко вздохнув, вытер глаза ладонью.

— Ты закончил? — спросила я.

Он покачал головой.

— Я люблю тебя.

— Прости?

— Ты меня слышала. — Он пошел ко мне.

Я посмотрела на свой свитер и снова на него.

— Ты заметил мой наряд?

Он был на полпути ко мне.

— О да, я заметил, — сказал он так, будто это была самая сексуальная вещь, которую он когда-либо видел. Губы его растянулись в улыбке.

— Ладно, но это тоже не та реакция, на которую я рассчитывала, — заметила я и сделала шаг назад, когда он подошел совсем близко.

Он взял мои руки в свои, и его улыбка исчезла.

— Бекс. Мне кажется, я знаю, чего ты опасаешься, но я хотел сказать лишь то, что сказал. Я люблю тебя. И я никогда не буду давить на тебя.

Я покраснела до корней волос.

— Но разве вы, мифологические существа, — я пыталась вспомнить, как Юлес это сказала, — не нуждаетесь в… э-э-э…

Джек выглядел смущенным. Он усмехнулся и сказал:

— Пожалуйста, даже не пытайся закончить эту фразу.

Я так волновалась, что сказала ровно то, что крутилось у меня в голове:

— Но у тебя были… был… то есть я знаю, что я у тебя не… первая…

— Бекс, пожалуйста. — Он потянул меня на диван напротив камина. — Слушай, моя история ведь ни для кого не секрет, — он пожал плечами. — Я изменил бы ее, если бы мог.

Я накрутила шнурок от свитера на указательный палец.

— Хорошо, — пробормотала я.

— Не прячь от меня лицо. — Он осторожно приподнял вверх мой подбородок и заглянул мне в глаза. — Это ты. И я не хочу это разрушить.

Говорил ли он серьезно? Я не знала, верить ли ему или признать, что я действительно выгляжу так непривлекательно. У Джека была репутация любителя случайных связей. Сколько он сможет ждать, пока я повзрослею?

Я взяла его руку, положила себе на талию и прильнула к его груди, так что стал слышен стук его сердца. Несмотря на его внешнее спокойствие, сердце бешено колотилось. Джек крепко обнимал меня, прижимая к себе.

Он шепнул, коснувшись губами моего уха:

— Я люблю тебя, Бекс. Я никогда такого не чувствовал.

Я снова кивнула, все еще не зная, верить ли ему. Я подумала о Лейси, о том, как она стояла рядом с ним.

— Ты никогда не влюблялся?

Он тихо вздохнул, и я почувствовала, как он качает головой.

— Это легко сказать. И сложно испытать.

Он провел пальцами по моим волосам и убрал прядь мне за ухо. Затем сказал тихо:

— Просто из любопытства, что бы ты сказала, если бы я захотел…

— Я бы сказала «нет».

— Да?

Я кивнула.

— Я рада, что ты не сказал, потому что это было бы ужасно.

Он затрясся от смеха.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Сейчас

Столовая для малоимущих. Осталось четыре месяца.

Время на Поверхности бежало так стремительно, что дни сливались в один и я не знала точно, сколько суббот прошло до того дня, когда я снова встретила Мэри в столовой. Разливая по мискам суп, я высматривала ее в очереди, потому что все еще хотела спросить о дочери Присциллы, о которой мне рассказывала девушка с косами.

Я очень хотела помочь ей, сама не знаю почему. Не то чтобы она была первой несчастной старухой, которую я встретила в жизни, но когда она сказала мне, что я разбила сердце, я почувствовала какую-то связь с ней, как будто ее старческое слабоумие наделяло ее чудесной способностью видеть человеческие души насквозь.

Я знала, что это невозможно.

Когда в чане с супом оставалась уже половина, я увидела ее в очереди. Она потянулась за подносом, и я заметила у нее на руке старинный серебряный браслет. Это было ее единственное украшение, и оно казалось тяжелым на ее тонком запястье. Должно быть, фамильная драгоценность или что-то в этом роде.

— Привет, Никки, — сказала она, когда подошла ее очередь.

Я не помнила, чтобы называла ей свое имя.

— Привет, Мэри. Как у вас сегодня дела?

— Можешь сегодня поесть со мной?

— Э-э-э… — я взглянула на Кристофера, и он кивнул. — Конечно, сейчас.

Вероятно, это было еще одной стороной моих обязанностей, помимо разливания супа. Я налила себе суп в тарелку и пошла за Мэри к одному из длинных прямоугольных столов. Мы сели в дальнем конце лицом друг к другу.

— Прости меня за тот день, — сказала она. — Я тогда устроила небольшую сцену.

— Ничего, все нормально.

— Я просто… иногда путаюсь. — Она поломала хлеб на маленькие кусочки и положила их в суп.

— Я понимаю.

Она посмотрела на меня с надеждой.

— Правда?

— Конечно, Мэри. — Я хотела было сказать ей, что у моей бабушки была болезнь Альцгеймера, но передумала. Вдруг она обидится на такое сравнение.

Она ждала, пока я скажу что-нибудь еще, и я решила, что сейчас подходящий момент для моего вопроса.

— Мэри, мне одна девушка здесь рассказала, что вы искали чью-то дочь?

Глаза у нее забегали, будто она волновалась из-за того, что могла ослышаться. Может быть, это был секрет.

Я понизила голос:

— Это правда?

Она не ответила, и я продолжала:

— Я могла бы помочь вам найти то, что вы ищете. Кто такая дочь Пенелопы?

Испуг исчез с лица Мэри, и она вдруг сдавленно захихикала.

Выглядело это довольно нелепо. Когда к ней вернулось самообладание, она сказала:

— Я ничего об этом не помню.

Она снова была спокойна. Очевидно, если она и знала что-нибудь, то рассказывать не собиралась. Я сменила тему:

— А откуда вы?

— Отсюда. Из Парк-Сити.

— У вас есть семья?

— Только мама.

Я постаралась не показать своего скептицизма. Ей должно быть не меньше восьмидесяти лет. Может, она имела в виду, что мать все еще духовно с ней. Или что она выросла с одной матерью. Я снова переменила тему, потому что не хотела сообщать ей ошеломительную новость, что ее мать, вероятно, уже умерла.

— Красивый браслет, — сказала я, указывая на ее запястье. — Откуда он у вас?

Она быстрым инстинктивным движением пошевелила рукой с браслетом под столом.

— Он передавался в нашей семье из поколения в поколение. — Она съела ложку супа и откусила хлеба. — По женской линии, — добавила она. — Но ты не можешь его взять.

— О, что вы, просто он красивый, — сказала я.

Очередь за едой становилась все меньше. Мэри доела суп, попила воды, поставила чашку и наклонилась вперед. У нее затряслись руки.

— Помоги мне, Никки.

Она сказала это ни с того ни с сего.

— Хорошо. Что я могу сделать?

— Я в растерянности. Я была готова уйти. А теперь я не знаю, что делать.

Говорила ли она о смерти?

— Что меня ждет? — спросила она.

Я медленно покачала головой.

— Я не знаю, честно.

— Но во что ты веришь?

Еще год назад мое христианское воспитание подсказало бы мне ответ: в рай. Когда я как-то спросила отца, где, по его мнению, находится мама, он сказал, что она на небе, смотрит на нас. Но теперь мне казалось, что это очередная ложь, которую люди придумали для самоуспокоения. Я ничего не знала о царстве небесном.

— Я не знаю, что вас ждет, — сказала я. Она поникла. — Но там должно быть лучше, чем здесь, — добавила я. — Так просто должно быть.

Ее плечи обмякли, и только тут я поняла, как она была напряжена.

— Спасибо.

Когда мы мыли посуду после обеда, ко мне подошла девушка с косами.

— Сочувствую, что тебе пришлось сегодня обедать с Мэри.

Я наклонилась, чтобы собрать тряпкой крошки со стола.

— Это было славно. Мне жаль ее. Я попробовала спросить ее о дочери Пенелопы, но она засмущалась.

— Персефоны, — сказала девушка с косами.

Я подскочила.

— Как ты сказала?

Она откусила кусочек оставшейся от обеда булки.

— Это была дочь Персефоны, — проговорила она с полным ртом. — Я вспомнила. Только она говорила так официально: «Дочери Персефоны».

Она завязала свой рюкзак, закинула за спину, а я так и стояла с тряпкой в руках.

— Дочери Персефоны?

Слишком фантастично.

Всю неделю Мэри и дочери Персефоны не выходили у меня из головы. Когда в следующую субботу я пришла в столовую, Мэри уже взяла свой обед и сидела за столом с незнакомой женщиной. На вид та была ровесницей моего отца, может быть, немного старше, и одета она была так, как будто пришла в арт-галерею, а не в столовую для малоимущих.

Я помахала Мэри. Она посмотрела на меня, но не помахала в ответ. Голова ее была опущена, плечи поникли, пока женщина, сидящая рядом с ней, что-то говорила.

Я прошмыгнула на свое место и встала рядом с Кристофером.

— Простите, я опоздала.

— Ничего. Вычту из твоей зарплаты. — Кристофер подмигнул.

Я налила пару мисок, но основной наплыв посетителей был уже позади.

— А что за женщина сидит с Мэри? — спросила я Кристофера.

Он оторвался от раздачи хлеба.

— Не знаю. Я ее тут раньше не видел.

— Они, похоже, хорошо знакомы, вам не кажется?

Он прищурился.

— Может быть. Но не думаю, что она бывала здесь раньше. Посмотри, — он указал на нее куском хлеба, — она не ест. Может быть, она пришла навестить Мэри. У многих наших клиентов все еще есть семья, ты не знала?

Мэри казалась несчастной, и я надеялась, что женщина скоро уйдет, я смогу поговорить с Мэри и узнать, все ли с ней в порядке. Ближе к концу обеденного часа женщина встала. Мэри подалась к ней, будто чтобы обнять, но женщина развернулась и ушла раньше, чем та успела это сделать. Как только она удалилась, я подошла к ее столику.

— Могу я сесть? — спросила я. Она взглянула на меня и указала на стул. — Вы в порядке, Мэри?

— Да, наверное.

— Что это за женщина была с вами? — спросила я. — Ваша родственница?

Она с опаской взглянула на меня, потом кивнула.

— Это моя мать. — Она сгорбилась на стуле и заглянула мне в лицо. — Ты мне не веришь, — сказала она.

Я положила локти на стол и попыталась говорить сочувственно.

— Это не так, Мэри. Все мы бываем растерянны.

Мэри кивнула.

— Она сердится на меня.

— Почему?

— Я взяла кое-что, принадлежащее ей. Только поэтому она приходит. Это мой единственный шанс поговорить с ней.

— Что это за вещь?

Она взяла ложку и окунула в суп.

— Я не должна об этом говорить.

— Почему?

— Я уже достаточно разочаровала ее.

Я положила руку ей на плечо. Я-то знала, что такое разочаровывать людей.

— Люди прощают друг друга.

Она подняла глаза от своей тарелки.

— Не думаю, что ты веришь в это больше, чем я.

Я убрала руку, а Мэри встала и взяла поднос.

— Подождите, — сказала я. — Я хотела спросить вас о дочерях Персефоны. Может быть, я могла бы…

— Не пытайся помочь, — перебила она. Она развернулась и понесла поднос к стойке для грязной посуды. Я вздохнула. Может быть, ей и не нужна помощь.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Сейчас

Моя спальня. Осталось четыре месяца.

— Время-то летит, Ник. — Коул сидел в самом темном углу моей комнаты, гитара лежала рядом с ним. Я не понимала, почему он лишь время от времени появлялся у меня. Я больше не сопротивлялась. Его посещения были моей единственной возможностью узнать что-нибудь о порядках Нижнего мира.

Шрам у меня на плече начало покалывать, как будто что-то в нем проснулось. Это происходило каждый раз, когда Коул был где-то рядом. Может быть, тень внутри меня реагировала на присутствие бессмертного.

Коул не мог знать, что я думаю о чем-то подобном. Я кивнула и полистала книгу, лежащую передо мной на письменном столе, изо всех сил сопротивляясь порыву сесть рядом с Коулом. Теперь я была подготовлена к тому, что меня тянет к нему, и мне легче было сопротивляться. И все же эта тяга никуда не делась.

— И это все, на что ты надеялась? — сказал Коул.

— Это все, на что я позволила себе надеяться, — уточнила я.

Он вздохнул, потом взял гитару и заиграл какую-то классическую мелодию. Я решила, что это Бах, но не была уверена.

— Где твоя семья?

Так, теперь, значит, будет светский разговор? Я обернулась.

— Папа в своем предвыборном штабе, а Томми у тети Грейс.

Он взял еще несколько тактов той же мелодии.

— Итак, ты вернулась, чтобы побыть со своей семьей и друзьями, и все вечера сидишь тут в одиночестве.

Я повернулась обратно к столу.

— Это не обязательно должно быть так, Ник. — Он откинулся назад, с тихим стуком ударив затылком о стену. — Я могу забрать тебя прямо сейчас. Ты видела только Пещеры и Тоннели — и да, эти места совершенно ужасны, — но все остальное в Нижнем мире выглядит иначе. Как Елисейские поля.

Я бросила на него насмешливый взгляд.

— Елисейские поля?

Он закатил глаза.

— Ты не делала домашнее задание. Елисейские поля — это свет, счастье, там никто не подвержен медленному умиранию земной жизни. И все твои положительные эмоции непосредственно отражаются на том, что тебя окружает. Я думаю, это рай.

— Не считая того, что тебе нужно красть энергию других людей, чтобы выжить.

Он помолчал немного. Когда он снова заговорил, голос его звучал глухо:

— Это небольшая цена за рай.

— Покажи мне, — сказала я.

Он удивленно моргнул.

— Что?

— Покажи мне. Как ты показывал мне Тоннели. Только на этот раз покажи мне Поля.

Он отвел взгляд, будто обдумывал мои слова, а затем покачал головой.

— Это слишком сложно.

— Почему?

— Потому что мне нужно использовать свою собственную энергию. — Когда я запротестовала, он продолжил: — Слишком много времени прошло с тех пор, как я был в Нижнем мире. У меня не осталось лишней энергии, чтобы организовывать тебе мини-тур.

После его отказа мне еще больше захотелось взглянуть на Поля. Я присела рядом с ним на пол.

— Пожалуйста, Коул. Помоги мне увидеть то, чего я не получу.

Он нахмурился и вздохнул.

— Не смотри так жалостно. Я сделаю это. Но ты сможешь только быстро взглянуть.

Я кивнула.

— Сиди тихо, — сказал он и положил руки мне на голову, обхватив ее. — Задерживать дыхание не обязательно, Ник.

Я сделала это неосознанно. Я выдохнула и услышала, как он тихонько хихикнул, а затем моя комната исчезла. Я стояла в чистом поле, окруженная мягким светом. Нежное дуновение ветра — не промозглой пыли Пещер, а чистого, свежего воздуха — тронуло мои волосы. Я посмотрела на свои руки. Они больше не были болезненно-бледны.

Я вдыхала свежий воздух, наполняя легкие, и еще, и еще. Свежий воздух так поглотил меня, что я забыла, где я и как туда попала. Я знала только, что мои босые ноги бегут сами собой. Я устремилась к центру поля, шаги становились все шире, пока не начало казаться, что еще один шаг, и я оттолкнусь от земли, чтобы никогда не возвращаться. Это было прекраснейшее ощущение, будто ничто никогда уже не отяготит меня. Еще один шаг — и я полечу.

Но попробовать не получилось. Поля слишком быстро исчезли, и я вернулась в свою комнату, ощутив под собой жесткое сиденье стула, а вокруг — тяжелый земной воздух. Я будто бы упала с высоты вниз.

Коул рядом со мной почти задыхался. Он лежал на спине, закрыв глаза руками, и пытался отдышаться. Выглядел он так, будто только что пересек финишную линию марафона.

— Ты как? — спросила я разочарованно. Я хотела обратно в то видение.

— Поможет только дыхание рот в рот, — сказал он, но не мог собраться с силами, чтобы посмеяться над собственной шуткой. — Ты плохо на меня влияешь, Ник, — сказал он между двумя вдохами.

— О чем ты?

Его дыхание немного замедлилось, и он взглянул на меня.

— Я не могу тебе отказать.

Я презрительно усмехнулась.

— Если бы это была правда, — сказала я, — ты нашел бы для меня способ остаться здесь. Насовсем.

Я знала, что это невозможно. Когда ты по собственной воле становишься Потерянным, ты принадлежишь Нижнему миру, и этот договор крепче всего на свете. Нарушить его все равно что преодолеть силы земного притяжения, а это не во власти Коула. Может быть, я сказала это, чтобы показать, насколько в реальности он слаб.

Он закрыл глаза.

— Ты знаешь, мне не справиться с тенями.

Он говорил правду. Тени только собирают энергию, и в Нижнем мире их слово — закон.

— Видение… не сработало? — нерешительно спросил Коул. Дыхание его стало легче, он сел рядом со мной и смотрел на меня в ожидании ответа.

— Я видела Поля.

Он ждал, как будто думал, что я должна сказать что-то еще. Но я молчала, и он проговорил:

— Они были так же прекрасны, как я обещал?

— Лучше, — сказала я. Я не продолжала, потому что не была уверена в собственной силе. Если бы в тот момент я могла нажать кнопку, прямо в своей комнате, и оказаться там, среди Полей, смогла бы я отказаться? Я не знала.

— Так ты идешь со мной?

— Мне придется истощать людей? — Все всегда сводилось к этому вопросу.

— Почему ты цепляешься за вещи, которые не имеют никакого значения? — проворчал он раздраженно. — Ник, если пойдешь со мной, мы сможем претендовать на трон, а значит, тебе не придется истощать людей.

Я скептически подняла брови.

— Другие будут делать это за тебя, когда ты станешь королевой. В этом сила верховных властителей. Самые заветные желания королевы исполняются. Ей никогда не приходится самой искать себе пищу.

— Говоришь, рабы будут делать это за нас.

Он кивнул. Я снова вспомнила ту ночь в супермаркете и слова Максвелла о жертве, которая нужна, чтобы королева и ее двор были сыты. И старика, что не хотел уходить и, вероятно, исчез в ту самую ночь.

— Тебе приходится делать это для королевы? Ты… приносишь ей жертвы?

Он подумал немного, а затем прищурил глаза, и я испугалась, что сказала слишком много, но тут он злорадно усмехнулся:

— Я сказал бы тебе, если бы мог, но не могу. То есть я буквально обязан не говорить тебе этого. Если только ты не скажешь, что идешь со мной. Тогда я расскажу тебе все.

Я тихонько вздохнула. Я не хотела, чтобы он знал, что я видела его в супермаркете, сначала мне нужно было разузнать побольше.

— Послушай, Ник. Я не хочу потерять тебя. Мы можем быть партнерами. Вместе с тобой и с поддержкой моей группы мы могли бы взять власть в свои руки. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной при дворе.

— Что это вообще значит? Мы будем… вместе? Вместе как?

Коул лукаво улыбнулся.

— Мы бы правили рука об руку. И были бы вместе настолько, насколько пожелаешь.

Я с досадой осознала, что щеки мои разгораются, и отвернулась, раздраженная собственной реакцией на его слова. Я встала и пошла к письменному столу.

Коул хмыкнул. Он оторвал себя от пола и двинулся ко мне, а тень в моем плече рванулась к нему. Я решила это пресечь.

— Оставайся там, — сказала я.

— Почему? — Он с невинным видом развел руками. — Ты волнуешься, когда я рядом? Вот что происходит, если проведешь с кем-нибудь сто лет.

Мне надо было держать его на расстоянии, поэтому когда он подошел еще ближе, я вцепилась пальцами в струны его гитары, звук получился громкий и неприятный. В глазах его вспыхнула злоба, и он выхватил у меня гитару. Реакция оказалась правильной.

Я улыбнулась, как будто обнаружила его слабость.

— Оставь меня в покое, Коул. Может, я и прикована к Тоннелям, но больше не прикована к тебе. У тебя нет власти надо мной.

— Ты даже не представляешь, что я могу сделать, — сказал он.

Я подошла ближе и понизила голос:

— Я была с тобой целых сто лет. Я точно знаю, что ты можешь сделать.

— Ты знаешь, что я все еще могу питаться твоей энергией?

Прежде чем я успела остановить его, он положил руку мне на затылок, притянул меня к себе и поцеловал. В первую секунду я не сопротивлялась. На мгновение я позволила ему вынуть боль из глубины моей души. Рассудительность моя сменилась отчаянием. Казалось, он был удивлен тем, что я не противилась, он быстро открыл глаза и заглянул мне в лицо. Я не двигалась, и он поцеловал меня снова.

Мгновение длилось долго. Одним прикосновением губ он буквально снял мои сомнения, мою вину, мой страх. Впервые за долгое время мне стало хорошо. Коул мог защитить меня от боли этого мира, и в тот момент я действительно хотела пойти с ним.

Не прощаясь. Не пользуясь вторым шансом. Не разочаровывая людей, которых любила. По крайней мере я могла оказаться там, где мне будет безразлично, кого я разочаровала.

Но это было невозможно. По этой дороге я уже прошла. Я знала, куда она ведет. Прижимаясь к его губам, я пришла к выводу, которого так долго избегала: самым легким путем для меня был бы путь с Коулом, а мне нельзя выбирать легкий путь. Мне нужен был правильный путь.

Собрав всю оставшуюся у меня силу, я оттолкнула Коула.

На лице его было выражение крайнего изумления, наглая усмешка мигом исчезла.

— Ник, я…

Я подняла руку.

— Не надо. Ты не имеешь к этому никакого отношения. — Я заставила себя взглянуть ему в глаза и с расстановкой произнесла: — Это больше никогда не повторится.

Он помрачнел и улыбнулся так, что лицо его показалось зловещим.

— Это мы еще посмотрим. — С той же улыбкой он пошел к окну. — Тебе надо как-нибудь попробовать те эмоции, что витают в воздухе. Я мог бы показать тебе, как это сделать.

— Я лучше буду испытывать свои. Я не собираюсь красть у других людей.

— Никогда не говори «никогда», Ник. Я вот не говорю. — Он высунул голову в окно. — Я не откажусь от тебя. — Он закрыл за собой окно и исчез.

Мои пальцы судорожно сжимали край письменного стола. Его слова прозвучали как угроза.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Сейчас

Кабинет миссис Стоун. Осталось четыре месяца.

На следующий день мы с Джеком сидели одни в кабинете миссис Стоун и работали, когда Коул выполнил свое обещание. В дверях появился парень, примерно на год старше меня. Он был так высок, что еще пара дюймов — и коснулся бы головой притолоки.

Джек поднял глаза и замер с ручкой в руке.

— Ник? Это ты? — Голос был незнакомый.

Лицо тоже незнакомо. Это был обычный подросток, с темными, густыми, будто нарочно взлохмаченными волосами. Длинная тощая фигура небрежно прислонилась к дверному косяку. У него было несколько сережек в ушах и несколько в бровях над знакомыми темными глазами.

Нездешние глаза. Глаза, которые я узнала бы где угодно.

Это был Коул. Без вариантов. Он каким-то образом изменил внешность, вплоть до волос и кожи.

Неизменными оставались только темные глаза.

— Ты не помнишь меня? — уголки его губ поползли вверх. — Нил. С вечеринки.

Я почувствовала на себе пристальный взгляд Джека. Прищурившись, я взглянула на Коула и покачала головой.

— На самом деле неудивительно. Ты, наверное, вообще ничего из той ночи не помнишь, — сказал он.

Миссис Стоун не было в кабинете. Вероятно, Коул нарочно дождался этого момента. Мысленно я умоляла ее скорее вернуться.

— Ты, наверное, меня с кем-то путаешь, — тихо сказала я.

— Уверен, что нет, — ответил Коул. — Никки Беккет. Семнадцать лет. Милая. Отличная маленькая татушка на плече с легким привкусом… угля.

Щеки у меня вспыхнули, к горлу подступили слезы, но на глазах не показались. Что обо всем этом подумает Джек? Я слышала, как он стучит ногой под столом.

— Уходи, — прошептала я.

— Невежливо так обходиться со старыми друзьями. Я теперь учусь в этой школе. Закончу ее когда-нибудь, как и ты. — Он сделал шаг вперед. — Хочу завершить недоделанное. Как и ты.

Я почувствовала, как Джек повернулся на стуле в мою сторону. Я закусила верхнюю губу, наклонилась и убрала книги в сумку.

— А ты не сдаешься, да, Ник? — пропел Коул на какой-то мрачный мотив.

Я повесила сумку на плечо, опустила голову и двинулась к двери. Он встал в проходе.

— Прости, Ник, — шепнул он почти беззвучно. — Ты сама меня вынуждаешь.

— Дай мне пройти, Нил, — сказала я, назвав его фальшивое имя.

— Если бы это было так просто.

— Пропусти ее! — крикнул Джек со своего места.

Коул взглянул на Джека, губы его скривились в язвительной усмешке. Я знала этот взгляд.

Я положила руку ему на плечо.

— Не надо…

— Спокойно, Ник, — перебил меня Коул, уставившись пронизывающим взглядом на Джека. — Слушай, друг. Малышка Никки не хочет, чтобы я отпускал ее. Поверь мне. Ей нравится, когда парень берет все под контроль.

Джек встал, оттолкнув свой стул, и я поняла, что должна что-то сделать. Я пригнула голову и навалилась всем телом на руку Коула, оттолкнув его и бросившись вперед.

Я бежала без остановки, пока не оказалась в своем стареньком ржавом «фольксвагене». Там я уронила голову на руль и попыталась отдышаться, одновременно обдумывая факт, который бесполезно было отрицать: если Коул будет всюду преследовать меня, велик шанс причинить боль людям, которые мне дороги.

Меня бросило в дрожь от этой мысли.

Моя спальня.

— Что это было? — спросила я, тщетно стараясь не повышать голос. — Как ты смог… измениться?

Это было в тот же вечер. Коул снова стал прежним: светлые волосы, все такое. Он помахал рукой, будто отгоняя муху.

— Это ерунда. Иногда мы можем использовать свою энергию, чтобы изменить внешность. Хотя это расточительство. Я пользуюсь этим только в особых случаях.

— И что, сегодня был особый случай? Заставить Джека думать…

Что? Я понятия не имела, что он об этом подумал, но точно ничего хорошего.

Я отвернулась от него и закрыла лицо руками. Хотелось сделать ему больно.

Он сел рядом со мной на кровать, и когда снова заговорил, голос его звучал мягко.

— Хотелось посмотреть на твою важную причину. Ты вернулась ради этого парня, но, надо признать, глядя на вас вместе, я… ничего не увидел.

Я почувствовала резь в глазах, хотя и знала, что недостаточно разволновалась, чтобы заплакать. Я прижала колени к груди и свернулась комочком на кровати.

— Мы не вместе. Я просто хотела снова увидеть его. Перед тем как уйти.

— В таком случае я действовал для твоего же блага, Ник, — сказал он. Я ни на секунду не верила в это. — Теперь он знает, какая ты на самом деле, и ему легче будет держаться от тебя подальше. Кроме того, зачем тебе испытывать такую боль? Ты снова все потеряешь.

— Тебе какая разница?

— Я не могу объяснить, почему вижу твою душу насквозь. Но я так долго питался ею, что она почти стала моей. Я должен знать, потому что причина твоего возвращения совершенно не понятна.

— Не понятна тебе.

— Скажи мне, Ник. Пожалуйста.

Я решительно села, чувствуя себя готовой бросить вызов.

— Хочешь знать, как мне удалось в течение ста лет успешно лгать тебе, будто я все забыла? Просто все это время я видела перед собой его лицо. И я думала, что, если смогу увидеть его, хотя бы на один день, это стоило бы потраченной сотни лет. Один день — это все, чего я хотела, а получила уже так много. Я выиграла. Я выиграла!

Он покачал головой и посмотрел на меня, как на помешанную. Так, будто я не знала, что означает выиграть. Потом он обнял меня одной рукой, словно скорбел о моей жизни вместе со мной.

— Я не понимаю, как можно отказаться от чего-либо ради отношений со смертным?

— Лучше тебе никогда не понять этого, Коул.

— Почему?

— Все, что ты знаешь, это поиски очередного источника энергии. Отношения у тебя возникают лишь с людьми, которыми ты сможешь питаться. Если бы однажды ты понял, чего ты лишен… — Я покачала головой и вдруг поняла, как сильно хочу, чтобы он меня понял. Может быть, тогда он почувствовал бы — впервые в жизни — настоящую боль.

— Почему ты не поможешь мне понять, Ник? — Уголок его губ приподнялся в кривой усмешке, и он крепче сжал меня рукой.

Я сбросила его руку со своих плеч.

Я вспомнила свою первую встречу с Коулом. По ту сторону столетия. Знал ли он тогда, что в конце концов я пойду за ним? Что позволю ему утащить себя в Нижний мир?

Год назад

Февраль. Месяц до Подпитки.

Очередь в «Гарри О» занимала весь тротуар Мейн-стрит и огибала здание трикотажной фабрики Парк-Сити. Но Юлес пробиралась вперед с таким видом, будто у нее был бейдж VIP-персоны или что-то вроде.

Мерзнущие в очереди люди бросали на нас мрачные взгляды.

— Ты уверена, что у нас получится? — спросила я Юлес.

Она схватила меня за руку и потащила вперед.

— Да. Я же тебе говорила. Шон сказал, что нам надо просто назвать свои имена парню на входе.

В «Гарри О» было непросто попасть и в обычный вечер, а во время кинофестиваля «Санданс» легче было сбежать из тюрьмы, чем пробраться сюда.

Но Шон О'Нил был праправнуком того самого Гарри О. А еще он занимался в одной керамической мастерской с Юлес. И любил блондинок.

Он сказал Юлес, что она может привести подругу. Джек был рад остаться дома и посмотреть футбольный матч. Это было развлечение не для него. Я тоже не горела желанием идти, но Юлес уговорила.

Юлес лишь слегка поколебалась, увидев громадину в дверях — большого толстого человека в облегающей черной футболке и черных брюках с папкой-планшетом в руках.

— Э-э-э… привет. Мы должны назвать свои имена? Или что? Э… Юлиана Тейлор?

Он посмотрел на нас так, будто мы сделали что-то абсолютно противозаконное, и я подумала, что, если нас арестуют, отец ни за что не станет меня вытаскивать. Но громила повел ручкой по списку и остановился где-то на середине.

— Юлиана Тейлор и гость.

Я улыбнулась, когда он сказал «гость», как будто это было мое имя или что-то такое, но он не заметил. Он отцепил конец бархатной веревки. Мы оказались внутри.

Клуб был переполнен самыми нарядными людьми, каких я когда-либо видела. Музыка гремела, и я всем телом ощущала вибрацию ее басов. По обеим сторонам зала располагались приватные кабинки, закрытые занавесками, там сидели знаменитости.

Оказавшись внутри, я поняла, что едва ли встречу здесь кого-нибудь из знакомых. Сесть было некуда. Да и встать тоже было мало куда возможно. И хотя я надела свой лучший клубный наряд — ну хорошо, свой единственный клубный наряд — в сравнении с остальными я казалась себе сиротой из «Оливера Твиста». Юлес всматривалась в толпу, вероятно, думая о том же. Может быть, мне следовало остаться дома. Посмотреть матч с Джеком.

— Гляди! Там Мередит Дженкинс. — Юлес указала на большой стол в другом конце зала. — Как она сюда попала?

Юлес встретилась с Мередит взглядом и помахала ей. Мередит кивнула и повернулась к своей соседке, которая была мне не знакома.

— Пойдем туда, — сказала Юлес.

— Но она не то чтобы приглашала нас.

Юлес пожала плечами.

— А куда еще нам идти?

«Могли бы пойти домой», — подумала я, но отправилась за Юлес. Мередит улыбнулась, когда мы подошли, но определенно не собиралась приглашать нас за свой стол.

— Привет, Юлиана, Никки. Как вы попали внутрь? — Вопрос не прозвучал грубо. Простое любопытство.

— Шон внес нас в список, — ответила Юлес.

Пережив несколько неприятных моментов, я решила тащить Юлес обратно, пробираясь к выходу, но тут поднялся парень, сидевший на другом конце стола. Сразу стало ясно, почему Мередит так странно себя вела.

Это был высокий парень в черной футболке и джинсах, выглядящих довольно просто, но это была та простота, что стоит больших денег. И я знала его. Не лично, но знала, кто он. У меня дома были оба его диска, а эти светлые волосы я не спутала бы ни с чем. Это был гитарист «Мертвых Элвисов». Коул.

Я рассмотрела остальных парней за столом. Вся группа была в сборе: второй гитарист Максвелл, басист Оливер и барабанщик, имя которого я не могла вспомнить. Может быть, Гевин? Как Мередит оказалась в их компании? Потом я вспомнила ходившие в школе разговоры о том, что Мередит дружит с какими-то музыкантами. Похоже, так оно и было.

Коул посмотрел прямо на меня.

— Мы можем потесниться. — Он вышел из-за стола и кивнул мне. Мне. Не Юлес. — Мы можем посадить тебя здесь. Мер, освободи немного места для ее подруги, ладно?

Мередит растерянно взглянула на Коула и подвинулась так, что Юлес смогла сесть в угол на диванчике. Я скользнула на другой диванчик, где сидел Коул, и он сел рядом со мной, так что я оказалась зажатой между Коулом и Максвеллом. Сердце у меня бешено колотилось. Не то чтобы я была их сумасшедшей фанаткой — у меня не было татуировки в виде скелета Элвиса — но это был первый раз в моей жизни, когда я встретилась со звездой. У меня даже ладони немного вспотели.

Коул протянул мне руку. Пожать ее было непросто, так как мы сидели слишком близко друг к другу, и я постаралась сделать это побыстрее, мне не хотелось, чтобы он запомнил меня как девушку с потными ручонками.

— Коул Стоктон.

— Да, я знаю. Я — Никки Беккет. — Он пару секунд молча смотрел на меня. Я почувствовала, как у меня краснеют щеки. — А вы разве не должны быть где-то там? — я махнула рукой в сторону отдельных кабинок с занавесками.

— Да нет. Это для знаменитостей, — на лице его появилась улыбка, которую можно было продавать в Интернете за деньги. На нем было несколько серебряных браслетов и цепочка с серебряным крестом. На каждом пальце татуировка в виде кольца, а в руке он держал какую-то треугольную штучку, которую вертел между костяшками пальцев. Похоже, гитарный медиатор. Раньше я видела, как подобным образом вертели монету.

— Беккет, — сказал он. — Родственница мэра Беккета?

— Это мой папа. Ты знаешь, как зовут мэра?

Он пожал плечами.

— Видел в газете, — он понизил голос и произнес с интонацией телекомментатора: — «Мэр Беккет читает малышам в детском саду сказку о пушистом зайчике».

Я улыбнулась.

— Новостей поинтереснее не нашлось, наверное.

— А они тут вообще бывают? — Он подмигнул.

Остальные ни о чем не говорили. На нашем конце стола все смотрели на Коула с Максвеллом, будто ждали от них чего-то. Я подумала, что, наверное, со знаменитостями всегда так: все смотрят на них в ожидании представления. Но Максвелл ничего не делал, а Коул просто болтал со мной, и музыка звучала так громко, что никто наверняка не слышал нашего разговора.

Мередит сверлила меня взглядом. Она казалась раздраженной.

Я наклонилась к Коулу и понизила голос:

— Так, ты и Мередит?.. — Какое слово употребила бы тут рок-звезда? Встречаетесь? Вместе? Пара?

Пока я перебирала разные варианты в голове, Коул смотрел на меня с ухмылкой. Он и не думал помогать мне, отчего я еще больше смутилась.

— …вы… ну, ты понимаешь? — Я махнула рукой, надеясь жестом восполнить недостаток слов.

Он приподнял одну бровь.

Да что же это? Я же и так понятно выразилась? Я вздохнула.

— Не важно.

— Нет, не сдавайся. — Коул теперь откровенно улыбался. — Ты хочешь сказать, что мы… — он поднял вверх указательные пальцы и, соединив их, громко чмокнул губами.

Я не могла не рассмеяться.

— Ты надо мной издеваешься.

Он провел рукой по лицу, убрав с него улыбку.

— Прости. Нет, я не с ней. Но Мередит и Макс… — Он сплел два пальца, обернув один вокруг другого. Я покраснела и закрыла его руки своими, чтобы он перестал, но тут щеки мои вспыхнули еще больше, потому что я держала его руки в своих.

К счастью, в этот момент официант принес напитки. Он, должно быть, рассчитывал на хорошие чаевые, так как постоянно следил, чтобы напитки не заканчивались — какие-то коктейли для группы и газировка для остальных. За следующий час людей заметно прибавилось, при этом никто не уходил. Я потеряла счет поклонникам, которые подходили к нашему столику и просили автографы у Коула и Максвелла. Выдержки у этих фанатов было побольше, чем у меня.

Коул расписывался на салфетках, клочках бумаги, даже на руке одной девицы, и все это время продолжал болтать со мной. Будто это было в порядке вещей — спрашивать меня, куда я собираюсь поступать после школы, и в то же время держать перед собой руку другой девицы и писать на ней фломастером.

Это было невероятно. Музыка, напитки, голос Коула — все вместе это скоро помогло мне забыть, что я здесь чужая. Но тут я увидела знакомое лицо в баре. Это был Карл Фолькер, адвокат, который вел дело против пьяного водителя, убившего мою мать. Суд должен был начаться через несколько недель, и я избегала любых новостей о нем. Новая волна тоски захлестнула меня, и я уставилась на блестящую металлическую поверхность столика, изо всех сил стараясь не заплакать. Удивительно, насколько легко мне было разрыдаться. Каждый раз, когда меня охватывала грусть — а это часто случалось с тех пор, как умерла мама, — я всегда старалась думать о Джеке и о том, что теперь мы вместе. Это был мой способ почувствовать себя счастливой.

Я представила себе, как Джек сидит дома, смотрит игру, одной рукой обнимая меня. Я закрыла глаза и улыбнулась, на пару секунд совершенно забыв, что я не одна. Очнувшись, я подняла голову. Коул смотрел на меня со странным выражением на лице.

— Ого. Ты самый счастливый грустный человек из всех, что я знаю.

— Что?

— Или самый грустный счастливый, — уголок его губ пополз вверх. — Не знаю точно который. — Он придвинулся немного ближе, так что я почувствовала на лице его дыхание. Пиво и сигареты. — Нет. Самый счастливый грустный.

Я попыталась улыбнуться, чтобы он не узнал, насколько на самом деле близок к правде.

— Я не грустная.

— Врет и не краснеет.

Я почувствовала, как улыбка сползает у меня с лица, и отвернулась. С другой стороны от меня сидел второй гитарист, Максвелл Бонс. Я где-то читала, что Бонс — не настоящее имя, что он изменил его перед тем, как прийти в группу.

Максвелл весь вечер не выпускал из рук айфона и сейчас читал сообщение.

— Какие новости, Макс? — спросил Коул.

— Королева, — сказал Макс. Я могла бы поклясться, что почувствовала, как Коул при этих словах напрягся. Я попробовала придвинуться немного ближе, чтобы прочесть сообщение, но Макс погасил экран. — Говорит, мы в долгу.

Я поняла, что мешаю деловому разговору, но уйти мне было некуда. Я взглянула на Коула. Его губы были плотно сжаты. Он увидел выражение моего лица.

— Это наш… менеджер.

— Вы называете своего менеджера королевой?

Он хихикнул.

— Это мы так… выражаем нежность.

Они с Максом помолчали немного, так что музыка, казалось, зазвучала еще громче. Что бы ни было в том сообщении и кем бы ни была «королева», они были обеспокоены.

— Мер! — позвал вдруг Макс. — Танцевать!

Мередит ответила ему ослепительной улыбкой.

Я собиралась было подвинуться, чтобы Макс мог выйти, но он просто залез на стол и протянул руку Мередит. Я подумала, что знаменитости, наверное, могут ходить по столам, сколько им вздумается.

Коул слегка подтолкнул меня локтем.

— Пошли, грустная девочка. Давай-ка разгоним тоску. От танцев все становится лучше.

Все, кто был за столом, встали, и мы вышли на танцпол. Я видела, как на столик поставили табличку «Заказан», когда мы ушли.

Мы с Юлес сначала танцевали рядом, но через несколько минут меня унесло музыкой, я думала о том, что танцую с «Мертвыми Элвисами», и не скоро вспомнила, что мама моя мертва и через несколько дней начнется суд над убийцей.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Сейчас

Школа. Осталось меньше четырех месяцев.

Я не представляла, как Джек воспринял появление Коула в школе в образе «Нила». Я поняла бы, если бы он решил меня игнорировать или даже перестал заниматься в кабинете миссис Стоун после уроков.

Но я совершенно не ожидала, что он разыщет меня на большой перемене. Я сидела в своем обычном убежище у питьевого фонтанчика, когда Джек появился из-за угла. Он сел на пол у противоположной стены лицом ко мне.

Я не отрывала глаз от вязальных спиц, мелькающих с такой скоростью, что видно было только размытое пятно. Что он делает?

— Юлес сказала мне, где ты обычно обедаешь, — проговорил он.

Я кивнула, но не подняла глаз.

— Все нормально? — спросил он.

Я хотела сказать нет, но такой ответ потребовал бы дальнейших объяснений, а я этого не хотела. Поэтому я снова кивнула.

Мы молча ели. Я боялась того, что мы скажем друг другу, но оказалось, зря. Он так и не проронил ни слова.

Когда после уроков я зашла в кабинет миссис Стоун, Джек уже был там. Я села, и он встал.

— Миссис Стоун?

— Да, мистер Капито.

— Вы не будете возражать, если я закрою дверь? Иногда шум в коридоре немного отвлекает, по крайней мере меня, и мне не хотелось бы, чтобы мои друзья просто так заходили сюда поболтать со мной.

Я посмотрела на Джека, а потом на миссис Стоун. Джек всегда говорил так, будто был в ответе за всех.

— Хорошо, Джек. Я рада, что вы так целеустремленны. — Когда она произнесла последнее слово, ее взгляд был направлен на меня. — Надеюсь, вы не будете возражать, если я буду входить и выходить? По своим рабочим делам? — спросила она с легкой улыбкой.

Джек покачал головой.

— Нет. Это ничего.

— Спасибо, мистер Капито.

Джек пошел закрывать дверь, потом сел на место, и меня вдруг осенило, что, вероятно, он сделал все это из-за столкновения с Коулом. Права ли я? Он защищал меня. Если сегодня Коул снова появится, ему придется сначала пройти мимо Джека. От этой мысли сердце мое бешено забилось.

Мы молча работали первые полчаса, но я не могла сосредоточиться. Неужели я правда думала, что смогу вернуться и просто смотреть на Джека со стороны? Он не допустит этого. Это нечестно.

Я повернулась к нему.

— Джек, тебе на самом деле лучше…

— Тс-с-с. Я пытаюсь работать, — проворчал он. Он сидел, низко опустив голову, но я видела, как дернулись уголки его губ.

Я тихо хихикнула. Впервые за сотню лет. Джек посмотрел на меня, и я застыла с открытым ртом.

— Что ты сказала? — спросил он.

Я покачала головой, все еще с полуоткрытым ртом. Я не могла просто рассмеяться. Я уже была не способна на это. Наверное.

— Было похоже на смех.

— Нет, — сказала я резко. — Нет. Это не смешно.

Он удивленно приподнял одну бровь.

— Ты уверена? Потому что похоже было, что ты мне что-то сказала, я что-то ответил, а тебе это показалось смешным. И ты хихикнула. Я практически уверен, что так оно и было.

Я сделала вдох, чтобы успокоиться.

— Нет, это невозможно.

— Невозможно, чтобы я сказал что-то смешное?

И вот оно. Я снова рассмеялась.

— Нет, невозможно, чтобы я рассмеялась.

Он улыбнулся, а я рассмеялась еще больше, сначала потому, что это не было невозможным, а затем потому, что я знала, что это означает. Я достаточно восстановилась, чтобы смеяться.

Джек выглядел изумленным.

— Я думаю, все возможно, Бекс.

А потом внезапная легкость исчезла. Он назвал меня Бекс. Он верил, что все возможно. Я не могла позволить ему надеяться на это. Я была эгоисткой.

Я не пыталась аккуратно собрать свои книги — просто сгребла их и бросила в сумку. Я услышала его шаги за спиной, когда открывала дверь.

— Я просто пойду за тобой.

От этих слов у меня побежали мурашки.

— Ты не знаешь, что говоришь.

Он схватил меня за руку и повернул к себе.

— Однажды я позволил тебе уйти, и ты исчезла. Не сказав ни слова. Я не прошу, чтобы все стало как прежде, я просто хочу снова общаться с тобой. Можно?

Я попыталась освободить руку, и он отпустил ее.

— Бекс, что с тобой случилось? Ты хотя бы помнишь меня?

В тот момент я приняла решение. Джек пытался ухватить слабую тень той жизни, что мы вели прежде, искал опоры. Я видела, что он делает, но не могла пойти на это. Я уже причинила ему достаточно боли. Он должен жить дальше.

И я солгала. Как никогда не делала прежде.

— Нет, — я посмотрела ему прямо в глаза. — Я ничего не помню.

Он отвел глаза и кивнул.

— Ладно. Я понял.

Тень легкой улыбки появилась у него на губах, я почувствовала, как у меня сжалось сердце. Я всеми силами пыталась удержать свои руки. Не дать им обнять Джека и прижать к себе. Обхватить его голову и заставить снова посмотреть на меня.

Не надо было мне возвращаться, но, глядя ему в лицо, я знала: ничто не удержало бы меня. Так я была эгоистична.

Прошлой весной он уже бросил меня прежде, чем я оставила его. Но сейчас важно было лишь то, что никто из нас не должен был пройти через это снова. Мне нельзя снова позволить ему приблизиться.

Не поднимая глаз, Джек повернулся и ушел. Я не останавливала его.

А потом я вспомнила, как в прошлый раз отпустила его. И что из этого вышло.

В прошлом году

Апрель. Две недели до Подпитки.

Мы с Джеком стояли на парковке у школы, не обращая внимания на многочисленных людей вокруг нас, втаскивающих свои вещи в автобусы. Начались весенние каникулы, и у школы были лишь те, кто уезжал в футбольный лагерь, и те, кто пришел их проводить.

— Всего две недели, Джек. Думаю, мы продержимся, — сказала я.

Джек схватил обе мои руки и крепко сжал. Его брат Уилл сразу после Рождества ушел в армию, и Джек сильно скучал.

— Они мне еще понадобятся. — Я взглянула на свои руки.

— Не надо бы мне от тебя уезжать, — он помолчал. — Особенно на этой неделе.

Джек имел в виду суд над Кевином Рейдом, водителем, сбившим мою мать. Процесс завершался, на неделе должны были объявить вердикт.

— Ничего, Джек. Мне все это вообще не важно.

— Я знаю, что важно.

Он провел рукой по моей щеке.

— Две недели.

Мы даже не заметили, как кто-то подошел к нам.

— Ну что, голубки, автобусы ждут. — Это был Коул. Его группа задержалась в городе после фестиваля. Кажется, они сняли квартиру неподалеку от лыжной базы и писали там новые песни. Я пару раз сталкивалась с ним после той ночи в «Гарри О».

— Привет, Коул, — сказала я. — Что ты тут делаешь?

— Макс попросил меня проводить Мередит, — он кивнул в сторону автобуса с группой поддержки. Я не видела Мередит, но увидела Лейси Грин, смотрящую прямо на нас из окна.

Всю неделю до отъезда в футбольный лагерь Лейси говорила всем и каждому: «То, что происходит в лагере, остается в лагере», — так что начинало казаться, что лагерь — это сплошные карты, текила с лаймом и любовные шашни.

Я старалась не обращать внимания на то, что она должна была жить в одном кампусе с Джеком.

— Очень мило с твоей стороны, — сказала я.

— Это было по пути. Я заказал несколько трафаретов для футболок в мастерской, — объяснил Коул и указал на печатную мастерскую «Граф Икс» рядом со школьной стоянкой.

— Делаете собственные футболки? У вас нет для этого специальных людей? — спросила я. — Профессионалов?

— Ну, обычно я всюду езжу с профессиональными производителями футболок, но сегодня решил сделать все сам.

Джек не сводил с меня глаз, пока Коул говорил. Мне казалось, что он вообще не слышит и не замечает Коула.

— И что будет на футболках? — спросила я.

— Труп Элвиса Пресли. Хочешь пойти взглянуть? — Коул расплылся в улыбке так, будто только что спросил, не хочу ли я посмотреть, как делается радуга.

— Труп — это интересно.

Джек хмыкнул:

— Надо прощаться. Помнишь?

Я повернулась к Джеку, поднялась на цыпочки и слегка поцеловала его в губы.

— Две недели, Джек. Они пролетят незаметно.

Я хотела отстраниться, но он взял меня за руки и притянул к себе.

— Не надо, — сказал он. — Труп может подождать.

Он поцеловал меня так, как на людях целоваться не принято, и странно было бы, если б я не потеряла способности здраво мыслить. Руки его оказались на моей спине, он крепко прижал меня к себе, так что мои ноги едва касались земли. Все вокруг нас начало исчезать, как всегда, когда Джек целовал меня.

— Так что ты говорила о двух неделях?

— Что они покажутся вечностью, — сказала я, едва дыша.

— Так-то лучше. — Джек наклонился так, что касался лбом моего лба. — Буду скучать по тебе.

— Я тоже, — прошептала я.

Наконец он отпустил меня, Коул — который отошел в сторону, пока Джек целовал меня, — теперь снова стоял рядом, и я смотрела, как автобусы поползли со стоянки и дальше вверх по холму. Прежде чем они пропали из виду, Коул коснулся моей руки.

— Выше нос, Ник. Можешь помочь мне сделать футболки. — Ветерок его дыхания коснулся моего лица, и вдруг меня поразило странное чувство, будто я потеряла что-то. Я не могла понять, откуда оно взялось. Как будто электрический разряд проскочил в воздухе и пронзил мою кожу, после чего осталось лишь ощущение, словно что-то утекает сквозь пальцы и я не могу это удержать. Я нащупала ключи от машины в кармане, но это было не оно. Я снова повернулась туда, куда поехали автобусы, но в голове было лишь то, как Лейси Грин смотрела на меня в окно, и то, что Джек теперь едет в одном автобусе с ней. И то, что она приравнивала лагерь к отдыху в Вегасе.

— Все нормально? — спросил Коул.

Я попыталась отогнать эти мысли. Джек мой. Беспокоиться было не о чем.

— Да, все хорошо. — Я решила пойти с ним в «Граф Икс». — Не беспокойся за меня. Я не одинока.

— Глупости. Я не беспокоюсь. Это ты мне делаешь одолжение, — говоря это, он подмигнул мне, и я невольно вздрогнула.

— А где твои фанатки? — спросила я, вспомнив, что участников группы постоянно окружают восторженные девицы.

— Они только мешаются. Особенно когда я работаю с рисунками. У семи нянек… сама знаешь.

— А, — я остановилась. — Может, мне тогда лучше…

— Ты-то не фанатка, — перебил он. Он положил руку мне на спину и слегка подтолкнул вперед. Странное ощущение потери было уже не таким болезненным.

В мастерской стоял запах свежей краски и проявителя. Пятна краски были на полу и на стенах. Два трафарета сохли на одном из рабочих столов. Один изображал Элвиса Пресли, не то чтобы мертвого, но точно не живого. Впалые глазницы, ввалившиеся серые щеки, рот приоткрыт и видны удлиненные зубы. И все же одной рукой он держит микрофон, как девушку, а другой только что закончил играть на гитаре. Это было отличное изображение, схваченное где-то между жизнью и смертью, пойманное между этим миром и тем.

Я осторожно потрогала трафарет.

— Ух ты, — прошептала я. — Это потрясающе. Где ты нашел оригинал?

— Сам нарисовал, — ответил он небрежно. Он повернулся к стопке футболок на другом столе.

— Ты смеешься надо мной! Это слишком… — я только покачала головой, когда он повернулся ко мне. — У меня нет слов.

Он подошел ближе.

— Кажется, это лучший отзыв, который я когда-либо получал.

Теперь он стоял совсем рядом. Я видела, как поблескивает пирсинг у него в языке, и, сама того не желая, уставилась ему в рот.

Он улыбнулся, и я быстро отвела взгляд.

— Ну ладно, тогда начнем, — сказала я и повернулась к футболкам на столе прежде, чем Коул мог заметить, как я покраснела.

Некоторое время мы работали молча. Мне понравилась техника: размеренность переводного процесса почти напоминала элегантный танец.

— Что ты будешь делать с этими футболками? — спросила я.

— Продадим их на сегодняшнем концерте.

— «Мертвые Элвисы» играют сегодня? Где? — Я несколько раз слушала альбом группы, но так и не смогла достать билет на фестиваль.

— «Салун мертвой лошади», вполне соответствует. Мы опробуем кое-какой новый материал. — Он сделал паузу и добавил так, будто эта мысль только что пришла ему в голову: — Ты должна прийти. Ник.

— Я не знаю. — Я была практически уверена, что отец это не одобрит.

— Тебе не обязательно должно быть двадцать один. — Он, вероятно, заметил мой скептический взгляд, потому что быстро добавил: — Только сегодня, потому что в группе почти все несовершеннолетние. Можем сделать тебе пропуск. — Его голос звучал так, будто он старался меня убедить.

Я вдруг забеспокоилась, пытаясь понять, почему я колеблюсь. Были весенние каникулы, не надо было прогуливать школу, ничего такого.

— Кроме того, нам нужна помощь с продажей футболок. — Он вытащил самую маленькую из тех, что сохли на столе, и приложил ко мне, игриво оценивая, как смотрится. — Ник. Все, что от тебя нужно сегодня, — прийти в этой футболке, и мы все распродадим.

Я взглянула на футболку, затем снова на Коула.

— Да, думаю, это выглядит так, как ты и хотел.

— На тебе все выглядит отлично, — тихо сказал он.

Вернувшись домой, я позвонила Юлес и убедила ее пойти со мной на концерт. Я не была уверена, что нас туда пустят, до тех пор, пока автобус не привез нас в «Салун мертвой лошади» и мы не увидели очередь из учеников нашей школы. Все, кому уже исполнилось шестнадцать, могли войти со специальным пропуском. Зал был полон, и в воздухе висел тяжелый запах пота и алкоголя.

Мы с Юлес стояли так близко к сцене, как только возможно, и когда концерт начался, я думала, что наверняка оглохну навсегда. Но скоро музыка заставила меня позабыть обо всем. Я танцевала, закрыв глаза и пытаясь вспомнить, отчего мне утром было так грустно.

Юлес хлопнула меня по плечу и наклонилась, чтобы что-то сказать мне на ухо, но басы ревели слишком громко, и я ничего не слышала. Наконец она сдалась и махнула рукой в угол зала, проговорив беззвучно: «Туалет». Я кивнула и снова повернулась к сцене.

Я никогда не понимала, как гитаристам удается прыгать вверх-вниз и при этом одной рукой перебирать струны, а другой зажимать правильные лады. У Коула это выходило легко и естественно, будто музыка, которую он играл, окружала его невидимыми упругими волнами. Движения его были очень изящны. Он был одновременно строг и красив, и чем больше он играл, тем больше я чувствовала себя подхваченной теми же волнами, будто я могла упасть в них и так и остаться в воздухе до тех пор, пока он не закончит играть.

Я закрыла глаза и вся отдалась музыке, а когда открыла их, Коул смотрел прямо на меня. Наши взгляды встретились, и он не отвел свой и не пытался скрыть, что смотрит именно на меня. Я не хотела первой отводить глаза, и прежде чем я успела осознать это, меня потянуло к сцене. Люди поворачивались в мою сторону, чтобы взглянуть на меня, будто мгновенная связь между нами стала видимой, и я не смогла вынести такого внимания к себе. Наконец я отвернулась.

К полуночи я едва стояла на ногах. Я ничего не пила, но вокруг меня все качалось. Группа два раза выходила на бис, а потом включили запись.

Юлес так и не вернулась ко мне, и я как раз собиралась пойти поискать ее, когда почувствовала чью-то руку у себя на плече. Я обернулась.

Лицо Коула прямо излучало энергию, он обнял меня и поднял в воздух.

— Ох, ладно, ну теперь поставь меня обратно, — сказала я, пытаясь перевести дыхание. — У меня уже голова кружится.

Он широко улыбнулся.

— Прости. Я всегда такой после концерта.

— Какой? Нравится после концерта хватать девочек-подростков и подбрасывать в воздух?

Он расхохотался и поставил меня на пол. Было очевидно, что Коул одержим музыкой, он не мог совладать с охватившей его эйфорией. Это завораживало.

Позади Коула остальные участники группы паковали свои инструменты. Максвелл застегнул чехол с гитарой и спрыгнул со сцены как раз туда, где стояли мы с Коулом.

— Коул, мы уходим? — спросил Максвелл.

— Минуту, — сказал Коул и пренебрежительно махнул рукой. Максвелл перевел взгляд с лица Коула на мое лицо и отошел со странной улыбкой на губах. Коул, казалось, ничего не заметил. Он посмотрел на что-то за моей спиной. — А где Юлес? Она разве не была с тобой?

Ах да, Юлес. Я была так занята Коулом, что чуть не забыла о ней.

— Я думала, она пошла в туалет, но она так и не вернулась. Мне, наверное, надо пойти поискать ее.

Я хотела уйти, но он взял меня за руку.

— А ты проверила свой телефон? Может, она оставила тебе сообщение.

— А, ну да. — Я достала из кармана телефон, и конечно же, на нем было новое сообщение. — А я и не почувствовала.

— Что пишет? — спросил Коул.

Прищурившись, я перечитала сообщение на экране:

— Говорит, что почувствовала себя плохо и поехала домой со Спенсом Экхартом.

Коул улыбнулся.

— Так, значит, ты одна и без машины?

— Я и была без машины. Мы приехали на автобусе.

— Ну, зато я на машине. Давай отвезу тебя домой. — Он обнял меня одной рукой за плечи и, наклонившись, прошептал на ухо: — Я рад, что ты пришла.

Его дыхание коснулось моей шеи и лица, я почувствовала запах сигарет и тут же вспомнила о Джеке. Что бы я почувствовала, если бы он так обнял Лейси Грин, как Коул обнимал меня? Я подумала о том, что он делает в эту минуту, спит уже или где-нибудь развлекается.

Касаясь рукой моей спины, Коул вел меня к выходу на парковку. Я провела рукой по своим волосам, мокрым от пота. У Лейси волосы всегда выглядели идеально.

Почему я думала о Лейси? Я верила Джеку.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Сейчас

Большая перемена. Осталось три с половиной месяца.

Джек всю неделю не появлялся в кабинете миссис Стоун. На уроках и переменах он не пытался заговаривать со мной. На четвертый день на большой перемене я почувствовала, что уже схожу с ума. Я знала, что так лучше для него, но мне очень хотелось услышать его низкий голос, поймать взгляд его карих глаз, устремленный на меня.

Держа в руке свой пакет с завтраком, я шла к школьной библиотеке. Ее окна выходили во двор, где в солнечные дни во время большой перемены собирались все ученики.

Если Джек там, я должна его увидеть.

Я села у окна и принялась осматривать двор. За длинным столом у дверей собрались все школьные знаменитости. Иерархия мест, основанная на социальном положении, нисколько не изменилась. Но Джека там не было. Продолжив осмотр, я наконец нашла его за маленьким столиком в другом конце двора. Он сидел напротив светловолосой девушки. Она на секунду развернулась, и я увидела ее лицо, удостоверившись в том, что и так уже поняла.

Юлес.

Джек и Юлес были друзьями до моего ухода, но в основном из-за меня. Теперь я каждый день думала о том, что они, вероятно, вместе. Никто, казалось, не замечал их.

Они склонили головы друг к другу. Оба разложили свои завтраки на столе, но при этом ничего не ели.

Губы Джека двигались, Юлес кивала. В какой-то момент она протянула руку и положила Джеку на предплечье. Она была так нежна с ним. Глядя на них, я поняла, что неосознанно прикрываю рот рукой. У меня не было никакого права ревновать, но я судорожно сжимала в руке яблоко. Я смотрела на него и откручивала черенок, пока не оторвала, и только тогда осмелилась снова поднять глаза.

Джек улыбнулся и откинулся на стуле. Юлес подвинула ему его сандвич. Джек закатил глаза, взял сандвич, решительно откусил один раз и положил обратно.

Они оба рассмеялись.

Я ушла из библиотеки и почти бегом направилась в свое убежище. Неужели они теперь вместе? Они проводят вдвоем много времени, но так было и до моего ухода.

Я не хотела думать о том, что это возможно, но с другой стороны, почему бы им не быть счастливыми?

Надо было перестать думать о Джеке. Я ничего не сделала, чтобы облегчить свое возвращение. И это отвлекало меня от раскрытия тайны Коула.

Надо было снова идти в тот супермаркет. Искать ключ, который, вероятно, мог находиться там. По крайней мере это отвлечет меня от того, что происходит здесь, и можно будет на время подумать о другом.

В супермаркете.

На улице я посмотрела по сторонам, убедившись, что меня никто не видит. При свете дня это место выглядело совершенно заурядно, и невозможно было поверить, что оно как-то связано с Нижним миром.

Через окно я увидела внутри за кассой того же скучающего парня — Эзру. Я полезла в карман в поисках наличности, чтобы можно было что-нибудь купить и не казаться снова сумасшедшей. Может, он и не вспомнит меня.

Я открыла дверь, зазвонил колокольчик, и я вошла внутрь. На этот раз запаха алкоголя не было.

— Не ожидал снова увидеть вас здесь, детектив, — громко сказал Эзра. Я осмотрелась. Других покупателей не было — он точно обращался ко мне. Будто желая подтвердить это, он сказал: — Все еще ищете человека с бутылкой?

Я подошла к кассе.

— Нет. Просто зашла купить кое-что.

Он смерил меня скептическим взглядом и вернулся к сборнику кроссвордов, как будто ему было лень спорить.

Не обращая на него внимания, я медленно побрела между рядами полок, чтобы снова осмотреть кафельный пол в дальнем конце магазина. На этот пол я шлепнулась в тот день, когда Нижний мир отпустил меня. Эзра был занят своим кроссвордом, я удостоверилась, что он на меня не смотрит, и несколько раз ударила ногой в пол. Такой же твердый, как и был.

Я потерла рукой лоб. Чего я не замечаю? Я обернулась и пнула ногой свою тень на полу. Как в таком заурядном месте, как это, могут найтись ответы на что бы то ни было, не говоря уже о том, что может помочь мне? Я опустилась на корточки и провела рукой по полу. Холодный. Я посмотрела на свою руку. Единственное, что было понятно, это что пол неплохо бы хорошенько помыть. Я что-то упустила. А может быть, пыталась найти ключ там, где его нет.

Я так увлеклась исследованием пола, что не заметила, как открылась дверь магазина. Не заметила я и того, как кто-то оказался рядом со мной.

— Что-то потеряла? — спросил знакомый голос.

Я вскочила так быстро, что ударилась головой о подбородок Джека.

— Ой. — Я отвернулась и потерла макушку.

Джек провел рукой по подбородку. Я здорово ударила его. Его нижняя губа кровоточила.

— Ну и ну. Прости, Бекс. Я не хотел тебя напутать.

— Ничего. Прости за… — я указала на его лицо. Капля крови скатилась с губы, я полезла в сумку и вытащила первое, что попалось — недовязанный чехол на чайник. — Вот, — сказала я. Я поднесла чехол к его губам и положила на него его руку, чтобы придерживать. Он подержал секунду, потом отнял и посмотрел на вязанье. Без чайника чехол выглядел как маленькое недоразумение.

— Что это? — спросил он, на губах его появилась улыбка.

— Чехол на чайник.

— Ну конечно.

С минуту мы стояли в тягостном молчании. Я думала о том, злится ли он на меня. Я не могла судить по выражению его лица и не могла понять по вкусу эмоций, разлитых в воздухе. Я знала только, что их много, и не была уверена, что смогу когда-нибудь лучше разбираться в них.

Джек так крепко сжал мое вязанье, что кончики пальцев побелели.

Не выдержав такого долгого молчания, я спросила:

— Что ты здесь делаешь? — Это прозвучало как обвинение.

Джек удивленно приподнял бровь и ослабил мертвую хватку, которой вцепился в чехол на чайник.

— Я слышал, в этом месте отличный кафель. — Он кивнул головой в сторону пола.

У меня вырвался нервный смешок.

— На самом деле я заметил твою машину на парковке, — сказал он. Сердце мое радостно запрыгало. Может быть, он и не злится больше. — Так что тут особенного с полом?

— С полом ничего. Я просто… хотела достать… — я снова наклонилась и схватила с нижней полки первое, что попалось под руку. — Вот это.

Он удивленно взглянул на пакетик у меня в руке.

— Изюм в шоколаде?

Я кивнула.

— Ты ведь не любишь изюм.

Он не забыл.

— Ну, теперь он не так уж плох.

Он слегка кивнул и переступил с ноги на ногу.

— Наверное, все меняется.

Мне хотелось закричать: «Ничего не меняется! Я по-прежнему ненавижу изюм!» Но тут я услышала рев мотоцикла, въезжающего на парковку. Я выглянула в окно.

Это был Гевин, барабанщик «Мертвых Элвисов».

Что, если он увидит меня здесь? Можно было предположить, что если Максвелл знает обо мне, то знает и Гевин, а я не хотела, чтобы он доложил Коулу, что я ошиваюсь поблизости. И я точно не хотела впутывать в это Джека.

— Мне надо идти, — сказала я. Надо было выйти из магазина прежде, чем Гевин зайдет сюда.

— Подожди, Бекс, — попросил Джек. Он хотел схватить меня за руку, но я отдернула ее, натянула на голову капюшон и устремилась к двери. Джек растерянно смотрел на меня. — Не уходи.

— Прости, — произнесла я, бросаясь к двери. — Мне надо.

— А изюм? — сказал Джек.

Я видела, как Гевин ставит мотоцикл на подножку.

— Мне он больше не нужен, — сказала я. — Ты прав. Он мерзкий.

Я была уже в дверях.

— А это тебе не нужно? — Джек держал в руке чехол для чайника. Казалось, он хотел усложнить мое бегство. Гевин уже шел по парковке к двери.

— Нет. Оставь себе.

Распахнув дверь, я услышала, как Джек пробормотал:

— Вместо «извини» — чехол на чайник. — Он разочарованно пнул прилавок с хот-догами.

Я вышла, и дверь за мной захлопнулась.

Я наклонила голову и прошмыгнула мимо Гевина как раз в тот момент, когда он подходил к двери. Казалось, он не заметил меня, и я была уверена, что он не слышал слов Джека.

Я прошла мимо своей машины и дальше по улице, села на бордюр и вздохнула с облегчением.

Я не узнала ничего нового, кроме того, что еще один участник «Мертвых Элвисов» как-то связан с тем же супермаркетом. А Джек наверняка решил, что у меня совсем поехала крыша.

Я уронила голову на руки. Прошло несколько долгих минут, и тут я почувствовала, что кто-то сидит рядом со мной. Я почти хотела, чтобы это был Джек, но, подняв голову, я увидела Мэри. Раньше я никогда не встречала ее за пределами столовой для бедных.

— Мэри, — сказала я. — Привет.

Мэри смотрела прямо перед собой. Она несколько раз почесала руку, как будто ее что-то беспокоило.

— Я тоже часто прихожу сюда.

Я поморщилась.

— Куда? В супермаркет?

— Да. Прихожу сюда за пропитанием. Продавец ничего не замечает.

Прекрасно. Теперь она признается, что крадет продукты в магазине.

Она похлопала меня по коленке.

— Ну ладно. Мне надо идти. Я опаздываю.

— Опаздываете куда? — спросила я.

На лице ее не отразилось ничего, будто вопрос мой не имел никакого смысла, и она снова почесала руку.

— Надеюсь, ты найдешь.

— Что найду?

— Что ты искала. — Она посмотрела на меня так, будто это я страдала слабоумием. Она встала и пошла вниз по улице, остановившись только, чтобы попросить у туристов мелочи. Надеюсь, они дали ей много.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Сейчас

Школа. Осталось меньше трех месяцев.

Миссис Стоун прочла черновой вариант моей работы и однажды после занятий села за парту передо мной.

— Никки, создается впечатление, что в тебе просыпается глубоко укоренившаяся обида, когда речь заходит об античных мифах.

— Что вы имеете в виду?

Она улыбнулась.

— Ты возлагаешь непомерную вину на некоторых центральных персонажей греческих мифов.

Я помолчала немного, не зная, что ответить.

— Не пойми меня неправильно. Мне очень нравится то, как последовательно ты переносишь героев, таких как Персефона, в обстановку современной школы. Превосходно. — Она положила стопку бумаг на мою парту. — Но как автор ты слишком демонстративно выявляешь свое пренебрежение к ним.

— Как? — спросила я.

Она усмехнулась.

— Например, когда твоя современная Деметра и вообще практически все остальные, кто добр к Персефоне, погибают или получают увечья в результате различных проявлений насилия.

О да. Я кивнула.

— В итоге, если ты собиралась вынести строгий обвинительный вердикт героям, что ж, тебе это удается.

— Мне просто кажется, что они глупы, — сказала я. — Принимают неразумные решения в безнадежных ситуациях.

— Может быть. Но не забывай, что в этих историях важно не столько то, какая череда решений приводит героев в тяжелые ситуации, сколько то, на какие жертвы они идут. Сдалась ли Деметра после того, как Персефона была похищена? Теряла ли она когда-нибудь надежду вернуть свою дочь?

— Дело именно в этом, миссис Стоун. Она не должна была позволять себе надеяться, потому что она ведь так и не смогла вернуть дочь. Персефона все равно стала правительницей потустороннего мира. Я не знаю, зачем Деметра тратила время попусту.

Миссис Стоун помолчала.

— Теперь ты задала правильный вопрос. Почему мы продолжаем надеяться, когда последняя надежда потеряна? Что, если бы Орфей утратил надежду?

— Кто?

— Орфей. Мы еще поговорим о нем на следующих уроках, но вкратце это было так. Возлюбленная Орфея Эвридика была унесена в царство мертвых. Он отчаянно желал вернуть ее, но ведь никто не возвращается из царства мертвых, не так ли? Однако Орфей не сдавался. Он последовал за ней и умолял Аида отпустить ее. Пение Орфея тронуло сердце Аида настолько, что он отпустил Эвридику с одним условием: что Орфей не будет оглядываться по пути на землю.

По рукам у меня побежали мурашки. Я не знала этого сюжета, но Коул говорил, что все мифы основаны на реальных историях. Могла ли смертная девушка, попавшая в Нижний мир, вернуться обратно? Я молчала в ожидании продолжения истории.

— Попробуй сама ответить на вопрос: кто первым теряет надежду? А кто никогда не сдается? Потому что дело тут не в сверхъестественных способностях, которые отличают богов от людей. — Она наклонилась вперед. — Обычные люди в безвыходных ситуациях принимают такие решения, которые заставляют нас столетия спустя вспоминать о них. Люди становятся героями благодаря пути, который они выбирают, а не благодаря способностям, которыми наделены.

Я не стала высказывать своего мнения о существовании героев. Мне хотелось, чтобы она продолжила рассказ об Эвридике.

— Так Эвридика вышла из царства мертвых?

— Да, — миссис Стоун помолчала. — На мгновение.

— Что произошло?

— Орфей не устоял и обернулся посмотреть, идет ли она за ним. И ее снова поглотила бездна, — она улыбнулась и похлопала по стопке бумаг на столе, будто и не заметив, что только что погасила мой последний тоненький луч надежды. — Ты проделала хорошую работу. Продуманная композиция. Ровная речь. Но мне кажется, ты можешь копнуть и глубже.

Я кивнула, уже не обращая особого внимания на ее слова. Никому не вернуться назад.

Выйдя из кабинета миссис Стоун, я продолжала думать об истории двух влюбленных. Вот почему я не сразу заметила небольшую группу людей, окруживших кого-то на краю футбольного поля.

Я смотрела на них, направляясь на школьную стоянку. Я и не остановилась бы, но заметила там Юлес, и она тоже увидела меня. Что-то в ее взгляде заставило меня пойти и посмотреть, что там происходит. Когда я подошла ближе, еще несколько человек уставились на меня. Они будто ждали меня.

Потом раздался голос из центра собравшейся группы. Голос Джека.

— Оставь ее в покое!

И другой голос. Слишком знакомый. Коул — в облике брюнета Нила.

— Она с тобой замутила? И ты хочешь большего? Так всегда бывает.

Вот черт! Я ускорила шаг и протолкнулась в центр, где лицом к лицу стояли Джек и Коул. Я хотела схватить Джека, обнять его и увести. Но мне казалось, я не имею на это права, ведь он был в обиде на меня.

Поэтому я встала перед Коулом.

— Перестань. — Я положила руку ему на грудь. Несмотря на свое бессмертие, он обладал физической силой моего ровесника, не больше. Он мог оттолкнуть меня, но вместо этого уступил и сделал шаг назад. И я поняла свою ошибку. То, как он послушался меня, наводило на мысль, что мы вместе.

Все смотрели на нас. На лбу у меня выступил пот.

— Я ничего не могу поделать, Ник, — сказал он с усмешкой. — Он такая легкая мишень.

Джек бросился на Коула, но я встала между ними. Я поняла, что меня сейчас раздавят.

— Юлес! — закричала я, когда Джек набросился на нас. Он попытался отстранить меня, но подошла Юлес, схватила его за руку и постаралась оттащить в сторону. Не знаю, почему она не сделала это раньше.

— Пойдем, Джек, — сказала она. — Оставь, пожалуйста.

Джек не сводил глаз с Коула, но все же позволил Юлес увести его. Толпа издала вздох разочарования, поняв, что драки не будет.

Коул повернулся ко мне и облизнул губы.

— Боже, его унижение необычайно вкусно.

— Хватит, Нил. Перестань. Все это не поможет тебе вернуть меня.

— Дело тут не в том, чтобы вернуть тебя, Ник. Джек влюблен. Мне жаль мальчика, жаль, что ему снова придется пройти через это. Я делаю это для вас обоих.

Я недоверчиво покачала головой.

— Не вмешивай сюда Джека. Он ничего не хочет от меня.

— Ты ошибаешься, Ник. Он хочет от тебя всего.

Мы оба посмотрели на Джека, которого Юлес вела в сторону автомобильной стоянки. Джек переводил взгляд с меня на Коула и обратно. Я чувствовала себя так, будто предаю его.

— Бедная Юлес, — сказал Коул.

Я взглянула на него.

— О чем ты говоришь?

Он удивленно поднял бровь.

— Только не говори мне, что ты не видишь. Она любит Джека. И ей казалось, что у нее есть шанс, пока…

— …я не вернулась, — закончила я.

Он кивнул, а потом пожал плечами и снова повернулся в сторону Юлес.

— Теперь она не знает, что делать. Может, я мог бы помочь ей решиться. — Он искоса взглянул на меня. — Думаешь, я в ее вкусе?

Мы подошли к его большому черно-серебристому мотоциклу, припаркованному у обочины.

— Не говори мне таких вещей, Коул. Пожалуйста.

— А что, это тебя беспокоит? — На его лице появилось странное выражение. Почти беззащитное. Оно возникло так неожиданно, что он стал сам на себя не похож.

— Да, — сказала я. Он улыбнулся, а я добавила: — Я не хочу, чтобы ты приближался к людям, которых я люблю.

Он, казалось, был смущен, но вдруг хмыкнул и снова стал самим собой.

— Ты можешь остановить это в любое время, Ник.

Я не ответила. Я недооценила то количество вреда, которое он может причинить до моего ухода. Он не мог причинить боль мне, но мог ранить дорогих мне людей.

Он не спеша закинул ногу на мотоцикл и завел его.

— Скажи лишь слово.

Он дал по газам и посмотрел мимо меня на автомобильную парковку. На лице его появилось самодовольное выражение, он усмехнулся и отъехал от обочины. Я повернулась посмотреть, что привлекло его внимание. Дальше все случилось очень быстро.

Я услышала, как проревел мотоцикл Коула, и в тот же миг увидела, как Джек на своей черной машине поехал за ним. Юлес осталась стоять на парковке и громко кричать что-то ему вслед. Началась погоня.

Мы с Юлес молча переглянулись, одновременно сорвались с места и бросились к моей машине.

— Веди ты, — сказала я и кинула ей ключи. Она поймала их в воздухе. Я все еще водила неважно. Может быть, она сможет скорее догнать их.

Мы не перемолвились ни словом, пока Юлес мчала по улицам. Она вырулила на главную дорогу, вероятно, решив, что парни сделают то же самое. Я надеялась, что она не ошиблась.

Не было видно никаких следов мотоцикла Коула или машины Джека.

— Смотри, — сказала Юлес. Она указала на пожилую пару на тротуаре. Они смотрели вперед, туда, где дорога круто поворачивала, на их лицах был написан страх.

Юлес поддала газу.

Когда показалась машина Джека, у меня вырвался вопль ужаса. Капот машины был сплющен о фонарный столб. У машины стояли несколько человек, они заглядывали в окна и звали Джека. Некоторые уже звонили по мобильным.

Я открыла дверь и выскочила прежде, чем Юлес успела остановиться.

— Джек! — кричала я, отталкивая какого-то человека с дороги. Голова Джека лежала на руле. — Джек! Джек! Ты меня слышишь?

Я попыталась его поднять. Глаза его были полуоткрыты, щека начала опухать и покраснела. Он повернул ко мне голову.

— Джек, ты меня слышишь?

Ресницы его затрепетали.

— Мальчик цел?

— Какой мальчик?

— Мальчик. На улице.

Я повернулась к человеку позади меня.

— Тут был мальчик?

Он пожал плечами.

— Я чуть не сбил его, — настаивал Джек.

— Нет тут никого. — Я убрала волосы со лба Джека и осмотрела его щеку. Может быть, на улице действительно был мальчик, но нельзя было исключить и того, что это Коул заставил его появиться.

Джек широко открыл глаза и посмотрел на меня с полуулыбкой.

— Ты помнишь, как я в первый раз сказал, что люблю тебя? — с трудом проговорил он.

— Ш-ш-ш. Не говори ничего. Сейчас приедет «скорая».

— Помнишь?

Я коснулась его щеки, и он вздрогнул. Я чувствовала вкус его боли так, будто она была растворена в воздухе. Я ощущала, как мое собственное тело жаждет боли. В первый раз с тех пор, как я вернулась, мне нужна была энергия другого человека. Даже в последние минуты в Нижнем мире я не испытывала такой необходимости. До этой секунды. До тех пор пока не встретилась с таким сильным чувством.

Он протянул ко мне руку, и я отпрянула. Чувства, растворенные в воздухе, стали на вкус горько-сладкими — смесь боли и желания.

— Скажи, что ты помнишь, — проговорил он. — Пожалуйста.

У боли теперь был не один источник. Второй находился позади меня. Я обернулась, уже зная, кого увижу. Юлес стояла в нескольких метрах от меня и смотрела на нас, и по лицу ее было видно, что она все слышала.

Наклонив голову, я пошла сквозь толпу. Проходя мимо нее, я сказала:

— Ты нужна ему. Он не знает, что говорит.

Вдалеке завыли сирены. Я посмотрела на свою руку, ту, которой касалась его щеки.

Надо это остановить. Надо остановиться.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Сейчас

Моя спальня. Осталось меньше трех месяцев.

Прошло больше половины отпущенного мне срока, а я ни на миллиметр не приблизилась к тому, чтобы сказать последнее «прощай». Единственное, что я сделала за это время, — это заставила Джека разбиться на машине. В этом была лишь моя вина.

Когда я вернулась домой после случившегося, Коул, как всегда, сидел в моей комнате. Но сегодня я впервые была рада встретить его там.

— Я готова уйти.

Он резко выпрямился.

— Правда? Я… — начал он, как будто думая, что сказать дальше. Вероятно, я удивила его. — Прости, я просто… Ух. Я думал, тебя надо будет дольше убеждать. Пошли.

Он встал и протянул мне руку. Я не взяла ее.

— Я сказала, что готова уйти. Но не с тобой.

Рука его безжизненно упала.

— О чем ты говоришь?

Я сделала глубокий вдох.

— Я готова к Тоннелям. — При этих словах отметина на плече дернулась, будто мышечный спазм.

Улыбку на лице Коула сменил угрюмый оскал, он снова сел на кровать и начал наигрывать на гитаре, будто я ничего и не говорила.

— Я хочу уйти, — сказала я.

— Счастливо.

Он даже не взглянул на меня. Я стиснула зубы и сжала руки в кулаки.

— Как мне сделать это, Коул? — Он взял еще один аккорд. — Тоннели ждут меня. Они жаждут поглотить меня. Как мне попасть туда?

Он пожал плечами.

— Что я могу предложить? Он ведь недаром называется Нижний мир, вот в этом направлении, — он указал в пол, — и двигайся.

Я села на кровать рядом с ним и схватила его руку прежде, чем он успел взять еще аккорд. Он уставился на мою руку.

— Пожалуйста, Коул. Тебе ведь это все тоже не в радость. Ты топчешься на месте. Я не знаю, какие у тебя еще дела в жизни, но, наверное, есть что-то поважнее, чем крутиться около меня и пытаться уговорить на то, чего никогда не будет.

Он высвободил руку и взглянул на меня.

— Раз ты выбрала возвращение, это так быстро не отменишь. Только если пойдешь со мной. Я могу тебе помочь.

— Ты поможешь мне… потерять сердце. Так ведь? Вот что значит пойти с тобой. Я должна потерять сердце. А потом, чтобы выжить, мне придется загубить еще чью-то жизнь. Отправить кого-то в Тоннели.

Коул встал и подошел к окну.

— Не могу говорить с тобой, когда ты такая. Дай знать, когда до тебя дойдет настоящее положение дел. Тогда, может быть, я смогу помочь.

— Подожди.

Он помолчал немного.

— Что?

— Когда мы были в Нижнем мире, ты рассказывал мне об Орфее и Эвридике?

Он прищурился.

— Нет.

— Но ты говорил, что в Нижнем мире рассказал мне все истории. Почему не…

Он не дал мне закончить.

— Потому что этого никогда не было. — В кармане у него завибрировал айфон, и он прочел сообщение. — Мне надо идти. — Он полез в окно.

— Но…

— Ник, теперь не время для восполнения пробелов в образовании. — Он кивнул на отметину у меня на плече. — Время бежать.

Он выскользнул в окно и захлопнул его за собой с такой силой, что рамка с фотографией меня и мамы с грохотом упала на пол.

Я взглянула на свою отметину. Она увеличилась втрое и по-прежнему зудела, когда я говорила о Тоннелях, будто тень у меня под кожей вздрагивала при упоминании о доме.

Я на минуту присела на стул. В прошлый раз, когда Коул получил сообщение, он отправился с Максвеллом в супермаркет.

Теперь я знала, что делать. Глупо было ходить в магазин, когда Коула и Максвелла там нет. Может быть, в магазине что-то происходит только в присутствии одного из них.

Я выскочила из комнаты, пробежала по коридору до кухни и схватила ключи от машины. Если удастся поймать их обоих в магазине, может быть, я что-нибудь пойму.

Супермаркет.

Я остановилась, не доезжая до супермаркета, и дальше пошла пешком. Мотоцикла Коула снаружи не было, и я была не с той стороны, чтобы заглянуть через окно внутрь магазина.

Может быть, Коула там и не было. Может быть, это было другое сообщение.

Я подкралась ближе к магазину, пригнувшись на случай, если Коул где-то рядом, но потом закатила глаза. С какой стати Коулу прятаться? Он что, будет устраивать засаду и ждать, не приду ли я?

Я подошла к супермаркету сбоку, где через окно мне открывался прекрасный вид на задние ряды стеллажей. Там никого не было. Ни старика, ни Максвелла, ни бутылки. С того места, где я стояла, мне видна была и входная дверь тоже. Я решила подождать и посмотреть, не появятся ли Максвелл или Коул.

Легкая ветровка, которую я накинула перед тем, как выйти из дому, плохо защищала от холода, я обхватила себя руками и попрыгала, чтобы немного согреться. Через несколько минут распахнулась входная дверь. Я подошла ближе к стеклу, чтобы лучше рассмотреть, и увидела Максвелла с незнакомой мне женщиной. От моего дыхания стекло немного запотело, я протерла его и продолжила наблюдение.

Это была блондинка с плохо прокрашенными и сильно отросшими после покраски волосами. На ней была короткая юбка, колготки, топ, расшитый блестками, половины из которых не хватало, и куртка на несколько размеров больше, чем надо, и как будто мужская.

У нее были синяки под глазами, по щекам растеклась тушь. Она совсем не была похожа на поклонницу «Мертвых Элвисов».

Максвелл кивнул продавцу — это снова был Эзра, — проходя мимо, и тот лениво помахал в ответ. Женщина пошатывалась, и Максвелл приобнял ее, чтобы поддержать. Что у него было общего с ней?

Они прошли к полке с изюмом в шоколаде, и я отпрянула, чтобы Максвелл не увидел меня, если вдруг он вздумает взглянуть в окно. Мне казалось, что за спиной у меня ничего нет, и, натолкнувшись на что-то, я подпрыгнула от неожиданности.

Две сильные руки схватили меня сзади.

— Привет, Ник. Так и думал, что ты появишься, — сказал голос Коула мне в ухо.

Я попыталась вырваться.

— Пусти меня!

— Зачем? Ты хотела узнать, что происходит в супермаркете. Ну так давай посмотрим. — Он придвинул меня ближе к окну. Женщина сидела на полу, опираясь о полку с пончиками в сахарной пудре. Максвелл сел на корточки рядом с ней и протянул ей что-то белое на раскрытой ладони.

— Что это? — спросила я.

— Ш-ш-ш. Просто смотри.

Женщина посмотрела на Максвелла с выражением безнадежности на лице, а затем решительно кивнула. Максвелл протянул ей это белое, и она положила его в рот.

— Нет! — закричала я и с силой рванулась, пытаясь освободиться. Я даже не знала, что это за таблетка, но от Максвелла нельзя было получить ничего хорошего. Я оперлась ступней о стену перед собой и оттолкнулась, но Коул выдержал напор и заломил руки мне за спину, причинив достаточную боль, чтобы я перестала дергаться.

— Хватит бороться, Ник. Я не хочу делать тебе больно. — Он немного ослабил хватку. — Обещаешь стоять спокойно? — Я кивнула. — Хорошо. Я просто не хочу, чтобы ты пропустила то, что до смерти хотела увидеть.

Женщина положила таблетку в рот и проглотила. Она закрыла глаза и легла между рядами полок. Максвелл оставил ее там и вышел из магазина. Казалось, женщина уснула.

А потом произошло нечто странное. Кожа ее тускло заблестела, будто ее покрыла какая-то жидкость. Глаза внезапно открылись, рот искривился в беззвучном крике… и вдруг она провалилась сквозь землю.

Что за?.. Я моргнула, пытаясь понять, что только что увидела. Она провалилась сквозь пол, как привидение. Не осталось ни зияющей дыры, ни трещины в кафельном полу. Ничего.

Коул отпустил меня и помог мне встать. Он держал мою руку в своей, глядя на следы, которые оставил на моей коже.

— Прости, Ник.

Я вырвала руку, а он ехидно усмехнулся.

— Надолго не останется.

Я указала на окно.

— Что это было? Что с ней случилось?

— Я говорил тебе, что мы должны приносить жертвы королеве. Кормить Тоннели. Женщина, которую ты видела, была пропащей душой и искала простой способ покончить со своим жалким существованием. Максвелл помог ей в этом.

— Тоннели? Это простой способ? — скептически проговорила я.

Коул кивнул.

— Подумай об этом, Ник. Это в тысячу раз лучше, чем самоубийство. Как самоубийство, но проще. Она станет физической частью Тоннелей, и пройдет много времени, прежде чем она почувствует боль, потому что она слишком сильно ненавидит саму себя.

— Что за таблетку она проглотила? Наркотики?

— Ты знаешь, что нам не нужны наркотики. Эта таблетка содержит немного волос Максвелла. Невозможно попасть в Нижний мир без помощи бессмертного. Как он называется в твоих книгах по мифологии? Перевозчик? Таблетка — это перевозчик, который сопровождает человека в Нижний мир. Смертный глотает таблетку, и внутри него оказывается частица бессмертного. Это единственный способ пересечь черту.

— Почему это происходит именно здесь? Что такого особенного в этом супермаркете?

— Слышала когда-нибудь про реку Стикс? — Я кивнула. — В мире всего несколько таких мест, как это, где преграда, отделяющая поверхность от Нижнего мира, очень тонка. Не толще листа бумаги. Легенды называют такие места реками. Это места перехода из одного пространства в другое. Входы в Нижний мир. Магазин построен в одном из таких мест. Отсюда легче всего попасть в Нижний мир.

— Что-то я не помню, чтобы ты приводил меня сюда до Подпитки.

— Это потому что у тебя был персональный перевозчик — я. Я могу забрать тебя в Нижний мир в любое время. Откуда угодно.

— Тогда почему ты не делаешь этого сейчас?

Он улыбнулся.

— Помочь тебе уйти раньше времени? Я бы не смог с этим жить, — голос его звучал все тише. — Даже сейчас я не уверен, что смогу жить без тебя.

Я медленно покачала головой.

— Жертвоприношения. Подношения. Легкое самоубийство. Я бы сказала, не так уж много осталось того, с чем ты не мог бы смириться. Сотворенному тобой злу нет конца.

Коул хмыкнул.

— Зла нет. И добра нет. Есть только жизнь и отсутствие жизни. — Он встал передо мной и наклонился ближе. Я снова была прижата к стене, бежать было некуда. — Жизнь — это мы.

Я зажмурилась, откинув голову назад и упершись затылком в стену, и стояла так, пока не почувствовала, что Коул отошел от меня.

— Итак, Ник. Ты хочешь попасть в Тоннели. — Он указал на супермаркет. — Вот ворота в Нижний мир. Твоя собственная река Стикс.

Он повернул меня к окну магазина, так чтобы я хорошо видела пол между задними стеллажами.

— Я сам не поведу тебя туда, но могу дать тебе свой волос. — Он выдернул волосок с головы, положил мне на ладонь и закрыл ее. — Все, что тебе надо сделать, — войти внутрь и проглотить его.

Он отпустил мою руку.

— Ты провалишься сквозь пол, попадешь в Поля, там сотни теней найдут тебя, окружат тьмой и утащат в Тоннели. — Он придвинулся так близко, что я чувствовала его дыхание на своей щеке, и прошептал мне на ухо: — Ты так хотела уйти. Вот твой шанс. Теперь или никогда. Ты сделаешь это?

От моего дыхания запотело стекло. Я подумала о той женщине, о том, как лицо ее исказилось в беззвучном крике прежде, чем исчезнуть навсегда. Я подумала об отце и Томми и о том, что так и не была готова попрощаться. У меня не было времени загладить свои ошибки.

Я подумала о Джеке, о том, что он зол на меня, о том, что я не закончила с ним. О том, как моя ладонь помещается в его ладони, и если я уйду сейчас, мне уже никогда не испытать этого. Я не могла уйти, оставив все так.

А потом я поняла правду. Однажды, столетие назад, я оставила его. И никогда больше я не смогу оставить его по собственной воле. Пусть Тоннели возьмут меня сами. Я не уйду туда раньше времени.

— Ты победил, — сказала я Коулу. — Я не уйду раньше времени.

Он поцеловал меня в щеку и вздохнул.

— Не знаю, что бы я делал без тебя, Ник.

Я вспомнила, как однажды сказала ему то же самое. Я тогда считала его своим героем.

В прошлом году

Мастерская «Граф Икс». Неделя до Подпитки.

— Тебе Джек не звонил?

Мы с Коулом снова были в задней комнате печатной мастерской «Граф Икс», делали новую партию футболок с мертвым Элвисом. Коул оказался прав. На концерте в «Салуне мертвой лошади» все футболки были распроданы, и куча людей записалась в очередь на следующую партию.

Я согласилась помочь ему, потому что это был хороший способ убить время.

— Ему не разрешается общаться с внешним миром, — ответила я. — Вроде того, что надо держать голову в игре.

Коул странно взглянул на меня.

— Ха. Мередит звонила Максу, но, может, она нарушила правила.

Я пожала плечами.

— Она рассказала что-нибудь интересное?

— Нет, — ответил он быстро и замолчал. Несколько минут мы работали молча. Его гитара висела за спиной. Если бы Коул занялся скалолазанием, он и тогда, наверное, потащил бы с собой эту штуку.

— Ты никогда ее не снимаешь? — спросила я. — Я про гитару.

Коул разложил на столе футболку и расправил складки.

— Не-а.

— Почему?

Он взял из стопки сложенную футболку и встряхнул.

— Это часть меня. Ты пошла бы в школу без руки?

— Не думаю, что это адекватное сравнение.

Он засмеялся и провел станком по трафарету.

— Так это у тебя с Джеком…

— Что?

Он поднял трафарет и проверил рисунок перед тем, как взглянуть на меня. На лице его была улыбка.

— Любовь?

Вопрос привел меня в замешательство. Он не был похож на дружеский. Скорее это выглядело так, будто Коул очерчивал границы. Но может, это мне только показалось.

Я сделала глубокий вдох.

— Э-э-э… — Я повернулась к столу, где были сложены чистые футболки, но они закончились. Я посмотрела на пол. На ногти у себя на ногах. Краску. Смотреть куда угодно, только не ему в лицо. И что это я так смутилась? — Э-э-э… Откуда это?

Наконец я подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Можно ли было волноваться сильнее?

Он удивленно приподнял бровь и потянулся ко мне. Я отскочила прежде, чем поняла, что он тянется к чему-то за моей спиной. Там лежала вторая стопка футболок. Увидев мою реакцию, он поднял руки в невинном жесте и указал на футболки.

— Футболки, Ник. Я за футболкой.

— Ясно, — я покачала головой и издала что-то вроде нервного смешка. — Так, э-э-э… почему ты спрашиваешь о… обо мне и Джеке? — я не могла заставить себя произнести слово на букву «л».

Он развернул новую футболку и начал делать принт.

— Не знаю. Просто, чем больше времени я провожу с тобой… Ну не знаю, я не вижу этого. Тебя с ним.

— Ты его не знаешь.

Он покачал головой и вздохнул.

— Знаешь что. Это не мое дело. Ты придешь на концерт завтра вечером?

— Где?

— Клуб «Шпора». Билеты уже распроданы.

— Ну, значит, не приду. Я не купила билет.

Он вздохнул.

— Ник, тебе не нужно покупать билет. Ты можешь и из-за кулис смотреть, если захочешь.

— Правда?

— Конечно. Что особенного.

— Ну уж. Мои друзья обзавидуются.

— Ты так говоришь, чтобы сделать мне приятное.

— Заткнись. Ты знаешь, как много людей счастливы, что ты здесь, — я покачала головой и провела станком по своему трафарету.

— А ты счастлива, что я здесь?

Я вздрогнула, отдернула руку и покраснела. Я не заметила складок на футболке.

— Ой, черт. Прости, эту я испортила.

Я подняла ее. Рисунок выглядел так, будто лицо Элвиса разрезали пополам, а потом сложили в стиле Пикассо. Я хотела ее выбросить, но Коул выхватил ее у меня.

— Да ты что. Она когда-нибудь станет знаменитой. Как марка с самолетом вверх тормашками.

Я засмеялась с облегчением, что неловкий момент миновал. Коул взял со стола маркер и быстро расписался на футболке. Он любовался ею так, будто это была прекраснейшая вещь из всего, что он видел в жизни.

— Коул, на случай, если я этого не говорила: я благодарна тебе, что ты занял меня этим делом.

Он только махнул рукой.

— Нет, правда. Спасибо. Не знаю, что бы я без тебя делала. То есть это такая тяжелая неделя для меня…

— Без Джека?

— Нет. Ну, то есть да, но… тот человек, который сбил мою мать на машине, его судят. Я стараюсь не смотреть, но это повсюду. Все, кто меня знает, считают, что я хочу об этом поговорить, а на самом деле я просто не хочу ничего об этом знать. — Не знаю, почему я рассказала об этом Коулу. Я даже Юлес не говорила. — Так что… спасибо за развлечение.

Коул протянул мне футболку.

— Мне нравится, что ты рядом, — сказал он. — Очень жаль, что футбольный лагерь скоро закончится.

При упоминании о футбольном лагере я снова вспомнила его слова о Мередит и почему-то подумала, что он, наверное, что-то скрыл от меня.

— А тот звонок Мередит…

Он оглянулся.

— Что с ним?

Вот оно. Он что-то скрывает. Я это видела.

— Она говорила что-нибудь о Джеке?

Он не смотрел на меня.

— Нет, я не помню такого. Знаешь, мы с группой собираемся сегодня сплавляться по реке. Хочешь еще немного развлечься?

Я подумала, не надавить ли на него, но с чего ему что-то скрывать от меня? Он, наверное, решит, что у меня паранойя, так что я оставила эту мысль.

— А остальные не будут против, если я приду?

— Нет. Кто будет против лишней движущей силы? Хотя лучше было бы, если б ты весила побольше.

Я усмехнулась.

— Я съем пару чизбургеров по пути.

Когда я добралась до верховьев реки Вебер, Коул и остальные участники его группы стаскивали рафт с крыши большого белого фургона. Мы надели спасательные жилеты и отчалили от берега.

Я хорошо знала эту реку. Пороги были в конце пути, так что всю первую его половину я наклоняла голову, чтобы солнце не светило в лицо. Погода была такая, что, если не было ветра и светило солнце, становилось жарко. Первую половину пути мы преодолели быстро.

Из-за холодной зимы и поздней весны вода в реке стояла выше, чем обычно, так что большинство туристов на рафтах заканчивали путь на Западном плато, как рекомендовали туристические проспекты. До того, как пороги становились слишком опасными.

Некоторые опытные местные жители на свой страх и риск преодолевали пороги сразу после Западного плато, но только не весной, во время паводка.

Вот почему я была в шоке, увидев полчаса спустя, что Коул и Максвелл ведут наш маленький рафт прочь от берега Западного плато, последнего места, где можно причалить.

— Ой, ребята, нам бы надо… — я показывала в сторону удаляющегося берега, и вдруг меня охватил ужас. — Если мы все попробуем грести назад…

— Выдохни, — сказал Максвелл со своего места на корме рафта.

— Там впереди серьезные пороги, — я махнула рукой в сторону приближающегося изгиба реки. — И скалы вокруг, берегов нет.

— Выхода нет, детка, — сказал барабанщик Гевин, сидевший впереди. — Похоже на песню.

Коул сидел сзади меня, и я схватила его за руку.

— Коул, послушай. Это плохая идея.

Но что он мог сделать? Мы уже прошли точку невозврата.

— Не бойся. — Я не могла понять, что выражает его лицо. Его будто веселил мой страх. Он отвернулся с легкой улыбкой на губах.

— Эй, Ник! — Максвелл показывал вперед. — Ты об этом говорила?

Я повернулась посмотреть. Тоннель. Череда пятибалльных порогов получила это название из-за гладких высоких скал, поднимающихся по обе стороны реки, так что остановка здесь была невозможна. Я однажды сплавлялась через эти пороги. Было засушливое лето. В центре реки поднималась огромная острая скала, и мой дядя с трудом сумел обогнуть ее.

На этот раз уровень воды был так высок, что скалы не было видно.

— Ближе к берегу! — закричала я. — Я знаю, что в середине скала.

Но два мощных водоворота по краям реки теснили нашу лодку в центр.

— Все будет отлично, — сказал Максвелл.

— Нет, не будет! — Я осматривала пороги, надеясь увидеть верхушку скалы, которая — я знала точно — была где-то там.

Наконец я увидела черную верхушку, разделяющую быстрый поток. В отчаянии я поняла, что уже слишком поздно.

— Вон там! — показала я.

Мы начали грести назад изо всех сил, но это не помогало. Мы даже не смогли замедлить ход. Всегда кажется, что лодка плывет не так уж быстро, до тех пор пока не попытаешься остановить ее. Не было никакой возможности этого избежать. Я закрыла глаза.

Лодка налетела на скалу, мы качнулись вперед. А потом я оказалась в воздухе.

Казалось, прошло несколько секунд, прежде чем горы на берегу промелькнули у меня перед глазами и узкая полоска голубого неба метнулась взад-вперед.

А потом вода оглушила меня.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Сейчас

Дома, после супермаркета. Осталось меньше трех месяцев.

Вернувшись в тот вечер домой, я достала из кармана волос Коула и положила в ящик прикроватного столика. Может быть, когда-нибудь у меня хватит сил использовать его.

Не успела я обдумать то, что видела в супермаркете, как раздался негромкий стук во входную дверь. Открыв ее, я увидела Юлес. Она стояла на пороге и наматывала на палец прядь своих волос. Вид у нее был уставший. Или печальный. Воздух вокруг нее был горек на вкус.

— Привет, Бекс, — она помолчала. — Мы можем… немного поговорить?

— Конечно. Входи. — Казалось, она волнуется, и от этого я тоже разволновалась.

Юлес прошла за мной по коридору в мою комнату и села на краешек кровати. Я повернулась на стуле так, чтобы сидеть напротив нее.

— Раньше мы постоянно так делали, — сказала она. — Я практически жила здесь.

Я улыбнулась.

— Я помню.

Она посмотрела мимо меня на письменный стол, где стояла в рамке наша с ней фотография. Взгляд ее встретился с моим, и она сказала:

— Ты сильно похудела. Хотя казалось бы, дальше некуда.

— Я знаю.

Юлес скрестила руки.

— Послушай, Бекс. Я дала себе слово, что не буду приставать к тебе с обвинениями или расспросами и все такое, но после сегодняшнего… Я не знаю. Я просто больше не могу молчать. Что с тобой происходит?

Я схватила со стола карандаш и принялась вертеть его в руках, пытаясь сформулировать то, что хочу сказать.

— Я не знаю, что сказать тебе, Юлес. Меня долго не было, но теперь я вернулась и не хочу никому причинять боли…

— Тогда что ты хочешь сделать?

— Я хочу вернуть себе свою жизнь, — выпалила я прежде, чем успела подумать. Это была правда, хотя прежде я и не признавалась в этом даже себе самой. Я глубоко вздохнула и откинула голову на спинку стула. Заветное желание — молчаливая мольба о том, чтобы однажды вернуть себе жизнь, — жило во мне, хотя я и знала, что оно неосуществимо. Я помотала головой, чтобы отогнать навязчивые мысли. — Я больше не могу говорить об этом. Прости.

Она вздохнула и кивнула.

— Отлично. Мне кажется, ты по крайней мере должна узнать, что тут происходило, пока тебя не было.

— Ты имеешь в виду, с Джеком?

— Да.

Я опустила глаза.

— Что с ним?

— Об этом сложно говорить, потому что на это было очень тяжело смотреть. Сначала он чуть с ума не сошел, пытаясь найти тебя. Он был убежден, что ты не сбежала, что кто-то увез тебя. Он организовал поиски. Бросил все. Перестал есть, — она помолчала и взглянула на меня. — Прости, если тебе тяжело это слышать.

Я бессознательно прижимала руки к груди.

— Со временем, когда стало ясно, что ты не вернешься, в нем будто что-то умерло. Он перестал говорить, даже с друзьями.

Я подняла глаза и увидела, что Юлес качает головой.

— Однажды в кафе Брент Пакстон сказал что-то о том, что ты наркоманка, и Джек просто взорвался. Он повалил Брента на пол и начал бить. Охраннику пришлось его выставить. Джека отстранили от занятий на две недели. А Брент был его другом.

— Мне жаль.

— Я знаю. Ты не могла знать, что с ним будет. Но теперь ты знаешь.

Ее слова прозвучали как невысказанное предупреждение: «Не делай ему больно снова». Юлес пришла ко мне как друг Джека. Не как мой друг.

— Ты была тогда с ним, — сказала я. Это не было вопросом.

— Ну, он вроде как не оставил мне выбора. Я думаю, он цеплялся за что угодно, что, как ему казалось, делало его ближе к тебе. Он так и не отказался от тебя. И я была рядом, чтобы подбирать крупицы. — Она придвинулась ко мне. — Он так и не перестал страдать по тебе.

Я страстно ждала этих слов, но теперь в то же время они напугали меня. Неужели он все еще любит меня, несмотря на то, что он сделал?

Юлес подошла к моему шкафу и начала перебирать одежду на вешалках. Мы всегда рассматривали вещи друг друга, искали, что новенького можно одолжить. Она остановилась на фиолетовой футболке.

— Я думала, что после твоего возвращения ему станет легче. Сначала так и было. Но после этой вчерашней стычки, а потом еще и аварии… я не уверена.

— Я постараюсь оставить его в покое. Я буду держаться от него подальше.

Она повернулась ко мне.

— Я прошу тебя не об этом. Ты так уже делала, и он просто гоняется за призраком. — Она посмотрела на свои руки. — Я сама точно не знаю, о чем прошу. — Она подняла голову. — Если бы ты могла поговорить с ним и дать ему какой-нибудь ответ, может, он остановился бы.

Я беспомощно посмотрела на нее.

— Юлес, я не знаю, что сказать.

— Ты знаешь, чего он хочет? — Юлес повернулась. — Он не откровенничает со мной. Я не спрашивала бы, если б это не было важно, — уголки ее губ изогнулись в печальной улыбке. — Он разбил машину, и неизвестно, что еще разобьет прежде, чем у него мозги встанут на место. Я верю, что ты не хочешь никому причинять боль, но ты делаешь больно ему. Ты можешь придумать что-нибудь?

Я вспомнила наш с ним разговор. Чего хочет Джек?

«Скажи, что ты помнишь, Бекс», — говорил он.

— Я попробую что-нибудь придумать, — сказала я. Но хотелось мне сказать другое: «Джек знает, что ты его любишь?»

Я не могла не думать, что Юлес в сотни раз лучше подходит Джеку, чем я. И я не могла не надеяться, что Джек никогда не поймет этого.

На следующий день в кабинете миссис Стоун Джек не заговаривал со мной, вероятно, потому что я уже слишком много раз отталкивала его. Я думала о просьбе Юлес. Я сразу исключила возможность напрямую обратиться к Джеку, самообладание отказывало мне, как только я оказывалась лицом к лицу с ним.

Он хочет знать, помню ли я. И вот во время большой перемены я вырвала из блокнота клочок бумаги и написала на нем два слова.

Я помню.

Не давая себе времени на размышления, я бросила бумажку в его шкафчик. Но на уроке истории думать я могла лишь об этом. Я представляла, как он читает записку, и у меня потели ладони. Я старалась представить себе его лицо. Улыбнется ли он?

Через некоторое время я перебрала все варианты вплоть до противоположных. Не решит ли он, что это очередная попытка сбить его с толку? Не расстроится ли еще больше?

До самого конца занятий я не видела Джека. С чего я вообще взяла, что два коротких слова могут что-то улучшить? Это так глупо. Я прошла мимо его шкафчика, надеясь, что край записки торчит из-под двери, так чтобы я могла вытащить ее.

Но записки не было.

Она была маленькая. Всего два слова. Может, он и не заметит ее, а если заметит, не поймет, от кого она. Есть ведь, наверное, и другие девчонки в школе, которые могли бы это написать. И подбросить записку ему в шкафчик.

До самого конца уроков я ничего не слышала о Джеке. Не было никаких признаков того, что он прочел записку. У него всегда царил беспорядок в шкафчике, и я уже начинала думать, что записка затерялась и, наверное, это хорошо. Сложив книги в рюкзак и закинув его на плечо, я вздохнула с облегчением.

Но открыв дверь, я отпрянула.

Джек ждал за дверью, губы его дрогнули, но не улыбнулись.

— Что? — резко спросил он.

— Что «что»? — сказала я.

Он показал мне мою записку.

— Что ты помнишь?

Все. Но я не могла произнести это. Я пожала плечами и сказала:

— Разное.

Я собралась было уйти, но сильная рука Джека преградила мне путь, упершись в дверцу шкафа за моей спиной.

— Нет. Ты не можешь вот так оставлять записку, — он помахал клочком бумаги, — а потом говорить: «Разное». Я хочу знать, что конкретно ты помнишь.

Люди в коридоре глазели на нас, и я почувствовала, что краснею. Джек заметил это и уперся в шкафчик второй рукой. Сердце у меня бешено колотилось. Должно быть, на запястьях видно было, как бьется жилка.

Лицо Джека было совсем рядом с моим. Я чувствовала его мятное дыхание и свежий запах лосьона после бритья, и какие бы эмоции он ни испытывал, на вкус они были сладки. Я втянула носом их запах, получилось удивительно громко.

Он пытался поймать мой взгляд.

— Это первое, что ты мне открыла, и я не позволю тебе сейчас сбежать, — он помолчал. — Что ты помнишь?

Я посмотрела вокруг, на любопытных зрителей, и крепко зажмурилась, не в силах больше выдерживать пристального внимания.

— Скажи что-нибудь, Бекс. Что угодно.

— Тебя, — сказала я. — Я помню тебя. — Я не открывала глаз, но почувствовала, как руки его опустились. Он не двигался.

— Что ты помнишь обо мне? — Голос его звучал взволнованно. Будто он тщетно пытался держать себя в руках.

С закрытыми глазами так просто было представить себя в прошлом.

— Я помню, что твоя ладонь может полностью закрыть мое плечо. Что ты выпячиваешь нижнюю губу, когда мысленно решаешь какую-нибудь проблему. Что от нетерпения ты стучишь большим пальцем по безымянному.

Я открыла глаза, и слова перестали застревать у меня в горле. Теперь они лились:

— А когда что-то тебя удивляет, но ты не хочешь в этом признаваться, у тебя появляется крошечная морщинка между бровями. — Я протянула руку, чтобы показать где, но смутилась и опустила ее. — Она появилась в тот день, когда тебя назначили главным нападающим команды. И теперь.

На мгновение между нами не было ни напряжения, ни вопросов, ни обвинений.

Наконец он сделал шаг назад, вид у него был ошарашенный.

— Так куда мы пойдем отсюда?

— Никуда на самом деле, — прошептала я. — Это ничего не меняет.

Не переставая хмуриться, он сказал:

— Увидим.

Потом повернулся и ушел.

Я запомнила эти минуты. В промозглой тьме Тоннелей мне пригодятся эти воспоминания. Они будут сиянием свечи во тьме. Хотя бы на миг.

Я закрыла глаза, будто опустила крышку печатного пресса, делающего оттиск в памяти. Воспоминания были вне досягаемости Коула. Пока я хранила их, они были мои и только мои.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Сейчас

Дома. Осталось два с половиной месяца.

Время вытворяло со мной странные штуки. Иногда неделя пролетала, как один день, а иногда минута тянулась, словно вечность. Будто в часах села батарейка, и они идут все медленнее, пока их случайно не встряхнут, и тогда оказывается, что прошла уже неделя.

Я сказала Джеку правду — что помню его, — и все между нами встало на свои места. Исчезло напряжение. Я видела это, когда в классе ловила на себе его случайный взгляд. Теперь, когда он смотрел на меня, в его взгляде не было враждебности.

Мы достигли равновесия. Нашли способ сосуществовать в одном мире.

Я задумалась о других делах. С Мэри дело не двигалось, она не приходила в столовую две следующие недели. Но зато с отцом стало лучше.

Однажды после школы он попросил меня отвезти последний вариант своих предвыборных листовок в типографию к мистеру Мейси. В его офисе все было по последнему слову техники, но когда речь шла о предвыборной кампании, все было подчеркнуто старомодно. Отец был убежден, что лучший социальный инструмент — это рукопожатие, а с помощью компьютера никого не убедишь в искренности твоей улыбки.

Я взяла папку с макетами, открыла входную дверь и услышала голос отца из кухни:

— Работа тебе на пользу.

Потому что работа и помощь другим решают все проблемы. Мне нравилось, что отец дает мне задания. У нас все налаживалось.

Я поехала в город, доставила мистеру Мейси инструкции и, выходя из его конторы, услышала музыку, доносящуюся откуда-то из центра города. Я побрела на звук. Песня звучала тихо, и хотя она и казалась знакомой, я не могла ее вспомнить.

Я свернула на боковую улицу. В поисках источника звука я не смотрела, куда иду, и, завернув за угол у аптеки, ударилась головой в чью-то грудь.

В грудь Джека.

Он нес несколько коробок, все они, кроме одной, свалились на землю. Он замер, крепко сжимая последнюю коробку.

— Ой, — сказала я. — Прости.

— Бекс. — Он выронил оставшуюся коробку из рук.

Мы начали говорить одновременно:

— Что это…

— Я просто…

И оба не договорили.

Джек взял себя в руки.

— Вот бы как-нибудь столкнуться с тобой, не сталкиваясь буквально.

— Ты же футболист, — сказала я. — Подумай, что от меня останется в один прекрасный день.

Я пару раз замечала это — мгновения, когда казалось, что у нас все нормально, но лишь мгновения.

— Ты работаешь? — спросила я.

— Да. Все та же работа.

Я испугалась. Я не могла вспомнить, где он работает, и ощущение нормальности моментально испарилось. Его работа не была одним из тех воспоминаний, благодаря которым я выжила, и фактически прошло сто лет с тех пор, как я в последний раз думала о ней.

Он наклонился, чтобы поднять коробки. На каждой было написано имя и адрес.

— Доставка! — воскликнула я, вдруг вспомнив. — Доставка посылок.

Конечно же, любой, у кого есть глаза, мог бы догадаться об этом. Джек выпрямился и удивленно взглянул на меня.

— Ну да. Хотел бы я относиться к этому с твоим энтузиазмом. — Он дал мне две верхние коробки. — Пошли со мной, Бекс.

Мы зашагали по тротуару. Воздух был по-зимнему морозен, даже несмотря на рекордно теплый ноябрь. Зима пришла в город рано. Даже в самые жаркие дни всегда могла грянуть гроза.

Мы прошли несколько сувенирных магазинов, переполненных в основном индийскими украшениями, и остановились у витрины с бирюзой.

— Подожди здесь, — сказал Джек и взял две коробки.

Когда он ушел, я снова услышала музыку, доносящуюся непонятно откуда. Два-три уличных музыканта на Мейн-стрит, играющих за деньги по вечерам, не были редкостью. Дунул ветер, и звуки музыки стали слышнее.

Открылась дверь магазина, и вышел Джек, как раз в тот момент, когда я с тягостным чувством узнала песню.

Джек тоже услышал ее.

— «Мертвые Элвисы» снова в городе, — сказал он. — Почти каждый вечер дают импровизированные концерты на улице.

Коул и его группа дают концерты в городе. Кормятся энергией публики, как они делали веками. Они перешли от лир и арф к ситарам и лютням, а потом к гитарам и барабанам. Они дают концерты до тех пор, пока не становится очевидным, что они не стареют. Тогда они на некоторое время исчезают, меняют жанр и место, может быть, даже переходят на новые инструменты и начинают с начала. Начать с нуля для них не так уж сложно, ведь они умеют манипулировать эмоциями людей, для которых играют.

Я чувствовала на лице пристальный взгляд Джека, он хотел увидеть мою реакцию. Коул был где-то рядом, вместе с группой, но я была уверена, что на моем лице ничего не отразилось. Подняв следующую коробку, я сказала:

— Куда теперь?

Джек улыбнулся.

— Сюда. «Старый башмак».

Мы только закончили разносить посылки и проходили мимо «Салуна Маллигана», когда кто-то сзади окликнул Джека по имени. Мы обернулись. Карсон Смит, бармен салуна, делал нам знаки, чтобы мы подошли к нему. Джек взглянул на меня и вздохнул, как будто он знал, что хочет сказать ему Карсон, и это ему не нравилось.

— Прости, Джек, — сказал Карсон и открыл нам дверь в бар. — Это Уилл.

Я остановилась у двери.

— Уилл, твой брат? — спросила я. Последнее, что я слышала о нем, это что он служил в армии и попал на войну. Я не помнила куда — в Иран или Афганистан.

— Да. Он вернулся. Подожди здесь. Или, если тебе надо идти…

— Я подожду.

Джек кивнул и пошел за Карсоном в бар. Через несколько минут дверь бара широко распахнулась, и через нее медленно вышел Джек, он почти нес своего брата. В последний раз, когда я видела Уилла, он выглядел совсем как Джек, только был немного ниже и старше. Но теперь, когда он поднял голову, я едва узнала его. Он немного похудел, лицо его было покрыто потом, в уголках опухших глаз стояли капельки слез. Очевидно, пил он теперь еще больше.

— Тот парень первый начал! — сказал Уилл, обращаясь к паре проходящих мимо туристов. Они обошли его стороной.

Я бросилась к Уиллу с другой стороны и положила его руку себе на плечо, поддерживая его.

— Спасибо, — сказал Джек. — Моя машина за магазином. Вот бы дотащить его туда.

Уилл только теперь заметил меня.

— Эй. Девушка. — Он пару секунд рассматривал мое лицо, а потом вздрогнул и остановился: — Никки Беккет. Лучше тебе убраться отсюда, пока мой брат тебя не заметил. Он с ума сойдет.

— Ну, пошли, — сказал Джек, подталкивая Уилла вперед.

— О, Джек, привет. Я тебя не заметил. — Уилл снова улыбнулся, ничуть не смутившись. Он смотрел прямо перед собой застывшим взглядом и, казалось, забыл обо мне.

Джек взглянул на меня поверх низко опущенной головы брата.

— Уилл был ранен. Его отправили домой.

Уилл мотнул головой и посмотрел на меня.

— Они хотели, чтоб я носил подштанники, — с последним словом он выдохнул мне в лицо отвратительным перегаром. — И так все время… Жарковато было, — он снова взглянул на меня. — Эй, знакомое лицо. Эй, Джек, помнишь эту девчонку?..

— Да, — перебил Джек.

— Ну, ту, из-за которой у тебя крыша съехала…

— Да, — сказал Джек и снова подтолкнул его. Встретившись со мной взглядом, он виновато улыбнулся. Я почувствовала, что тоже улыбаюсь.

Уилл резко остановился.

— Ой-ой. — Он издал булькающий звук, и Джек быстро повернул его в сторону кустов. Он успел как раз вовремя, прежде чем Уилл вывалил наружу содержимое своего желудка.

Я посторонилась, и Джек привел Уилла обратно.

— Все нормально, Уилл. Все нормально.

Уилл выпрямился, покачнулся и сел прямо на землю, едва миновав тот самый куст.

— Мне надо отдохнуть.

— Чуть-чуть дальше, на скамейке, вон там.

Я не думала, что Уилл это сделает, однако через несколько минут мы втроем уже сидели на скамейке. Уилл закрыл глаза и откинулся назад, положив голову на спинку.

— Он, вероятно, отключится на какое-то время, — сказал Джек.

— Такое раньше случалось?

Он поморщился.

— Да. Пару месяцев назад он вышел из больницы. Родители перестали приходить за ним после третьего или четвертого раза. Иногда я прихожу и забираю его. Иногда он идет еще куда-нибудь, чтобы там упасть.

Уилл начал храпеть.

— Это был трудный год для тебя.

Губы Джека растянулись в широкой усмешке.

— Ты знаешь, что говоришь. Моего брата подстрелили. Я разбил машину. Завалил все школьные предметы. Подрался с лучшим другом и еще несколькими людьми, — он сделал паузу, — и потерял тебя. Все одно к одному, не таким я представлял себе последний год в школе. Я сейчас живу в спасательном режиме.

— Я понимаю… — Это были не пустые слова, и Джек знал это. Он кивнул.

Уилл засопел, просыпаясь, и озадаченно взглянул на меня. Он мотал головой из стороны в сторону, глядя то на Джека, то на меня.

— Эй, а че, последний год? — Мы с Джеком одновременно рассмеялись, а Уилл поднял руку и покрутил ею над головой. — He-а. Все еще болит. — Рука его упала, и плечи поникли. — Меня подстрелили, да?

— Да, Уилл. — Джек закинул его руку себе на плечо. — Ты готов идти дальше?

— Наверное.

Я помогла поднять его, хотя и сомневалась, что делаю то, что нужно. Уилл снова уставился на меня. Он отвернулся к Джеку и громким шепотом произнес:

— Я слышал, Никки вернулась.

— Да, — проворчал Джек, споткнувшись о край тротуара. — Это так.

— Как тебе эта новость, братишка?

Отвечая, Джек смотрел прямо на меня.

— С каждым днем все лучше.

Моя спальня.

В тот вечер меня охватила странная эйфория после времени, проведенного с Джеком, но тут окно моей комнаты распахнулось, и, подтянувшись, внутрь влез Коул. Оказавшись внутри, он помотал головой, стряхивая капли холодного дождя, и подошел ближе. Отметина у меня на плече начала гореть так, будто плечо опухает. Коул говорил, что чем меньше времени мне остается, тем сильнее она будет чувствоваться.

— Привет, Коул, — сказала я, не поднимая глаз.

Он замер.

— Ты кажешься счастливой.

— На самом деле не особенно. Наслаждаюсь домашней работой. — Я постучала карандашом по учебнику английской литературы. Голос мой звучал ровно. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришел пригласить тебя на Рождественский бал в эти выходные.

Я поморщилась.

— Нет, спасибо. По правде говоря, я уверена, что ты не приглашен.

— А нет, ты не права. На балу играют «Ангелы», и они жаждут звездного появления твоего покорного слуги. — Я знала, что «Ангелы» — это местная инди-рок-группа, и они, вероятно, пошли бы на что угодно, чтобы «Мертвые Элвисы» тоже там были. И чего я никак не могла понять, так это почему Коул согласился.

Я пристально посмотрела на него.

— Зачем ты это делаешь? Почему ты все еще здесь?

— Здесь сейчас вся группа. Мы осели тут.

— Но вы могли поехать куда угодно.

— Они знают, как ты нужна мне. Они меня поддерживают.

Я снова уставилась в открытую книгу и услышала, как Коул взял несколько аккордов на гитаре, не из конкретной песни, а просто так.

— Я не собираюсь на бал.

Коул неожиданно оказался радом со мной.

— Пойдем, Ник. Мне нужно там кое-что тебе показать.

— Что показать?

— Посмотри на меня. — Я повернулась к нему. — Это касается того, кто ты есть. Я не могу объяснить, но ты должна это увидеть. Я обещаю, что многое станет ясно.

Я долго об этом думала. Коул вернулся на мою кровать и заиграл что-то классическое, что я когда-то слышала в фортепианном исполнении.

— И после этого ты оставишь меня в покое? — спросила я.

— Я не могу. — Он перестал играть и уставился прямо перед собой. — Но я обещаю не приходить к тебе домой.

— Никогда не приходить?

Он кивнул.

— Никогда больше не влезать в окно? И не приближаться к моей семье?

Он снова кивнул.

— Как я узнаю, что ты не врешь?

— Я никогда не соврал бы тебе.

Я не знала, правда ли это, но, если бы он сдержал слово, это означало бы, что он не приблизится к отцу и Томми.

— Прекрасно. Я приду на бал. Не с тобой. Но я там буду.

— Договорились.

На лице его мелькнула улыбка.

— Я слышал, Джек идет с милашкой Юлес.

На моем лице ничего не отразилось, хотя это и было для меня новостью.

— А, — сказала я тихо.

Он громко вздохнул.

— Ну ладно. Прежде чем я уйду, скажи, какой цвет ты выберешь для вечера?

Я наклонила голову.

— Что?

— В каком платье ты будешь на балу? Я должен одеться соответственно.

Я закатила глаза и снова уткнулась в книгу.

— В черном.

— А. В черном. Смело, — сказал он уныло. — Я уверен, что смогу найти у себя в шкафу что-нибудь подходящее.

Коул почти никогда не одевался в черное. Я не могла сдержать улыбки. Я склонилась над книгой и сидела так, пока не услышала, как открылось и снова закрылось окно.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Сейчас

Рождественский бал. Осталось два месяца и неделя.

В тот момент я готова была согласиться на что угодно, лишь бы Коул держался подальше от моей комнаты и моего дома. Но дни шли, и наш договор все больше пугал меня. Выпал снег, и от этого вся школа еще сильнее ждала бала, а я понимала, как тяжело мне будет войти туда, одной, в огромный зал.

Когда наступил день бала, у меня снова начали дрожать руки, на этот раз в основном от волнения. Даже одевшись и приготовившись к выходу, я продолжала бродить по дому, пытаясь набраться храбрости, чтобы поехать туда.

Папа поймал меня в коридоре и протянул мне кружку горячего какао.

— Так, значит, ты действительно собираешься на бал?

Я отхлебнула какао и кивнула.

— Одна?

— Ну, формально нет. Там будут и другие люди.

Он удивленно приподнял брови.

— Неужели моя угрюмая дочь только что пошутила? — он усмехнулся, и я улыбнулась. — Ты всегда шутишь, когда волнуешься, — сказал он. Улыбка его исчезла, и он положил руку мне на плечо. — Нервничаешь?

Он знал меня лучше, чем я думала.

— Немного.

— Тогда зачем тебе туда ехать? Я имею в виду, что ведь туда все приходят парами? — он откашлялся. — Потому как мы с Томми собирались сегодня вечером поиграть в карты.

Я обняла его.

— Спасибо, папа. Пожелай мне удачи.

Я взяла ключи от машины и вышла. Хотя ферма Майера находилась почти в горах, мой «фольксваген» ничуть не заносило на поворотах, так как целая армия рабочих расчищала и выскребала дорогу до самого вечера, когда должен был начаться бал.

Я припарковалась у обочины и, натянув высокие ботинки, пошла пешком к ферме.

Подойдя ближе, я услышала музыку, вылетающую из дверей, парящую в воздухе и постепенно тающую в снегу. Сегодня в отличие от прошлого года во время бала не шел снег. Под ногами была замерзшая грязь. В воздухе не хватало свежести. Нужна была новая буря, чтобы очистить его.

В прошлом году я стояла на этом самом месте в узком платье, рядом с Джеком, и думала, что все идет как нельзя лучше. Сегодня на мне было короткое простое черное платье. Я не люблю так сильно открывать ноги, но это было мое единственное платье, достаточно закрытое сверху, чтобы не была видна метка у меня на левом плече.

Я постояла на улице несколько мучительно долгих минут, мое дыхание повисало облаком пара в морозном воздухе.

— Мисс Беккет?

Я подпрыгнула и открыла глаза. В дверях стояла миссис Стоун.

— Войдите внутрь. Вы до смерти замерзнете здесь.

Она вышла ко мне и проводила в зал. Казалось, ее не удивило, что я пришла одна.

«Ангелы» играли медленную песню, и танцпол был переполнен. Я окинула взглядом это море лиц. В центре зала Юлес и Джек, обнявшись, покачивались в такт музыке, ее голова лежала у него на плече. Меня пронзила знакомая боль ревности, боль, которой я не испытывала в полную силу целых сто лет.

Почему-то теперь было больнее, чем когда-либо.

Все танцевали. У каждого была пара. Стояли в сторонке только взрослые, что следили за порядком, большинство из них уткнулись в свои смартфоны.

Я была так неуместно одинока.

Тут я вздрогнула, услышав за спиной голос:

— Привет, Ник.

Я повернулась и увидела Коула, одетого в черное с головы до ног. Черный костюм, черная рубашка, черный галстук на шее.

Он окинул меня взглядом, ненадолго задержавшись на моих ногах, и его рот приоткрылся. Я скрестила руки.

— Э… ты… очень красивая, — сказал он.

— А ты очень черный, — ответила я.

— Спасибо. Именно так я хотел выглядеть, — он протянул мне руку. — Пошли. Потанцуем.

Я не шелохнулась.

— Что ты хотел показать мне?

— Сначала потанцуй со мной.

Я покачала головой.

— Слушай, Ник. Я знаю, что тебе не нравится публичное внимание. Если ты будешь стоять тут у стены, вся такая депрессивная, без пары, ты будешь выглядеть как монашка в стриптиз-клубе. — Он наклонился ко мне. — Поверь мне, я видел такое. Монашка в стриптиз-клубе, точно. Все на нее глазели.

Я закатила глаза.

— Прекрасно. Но мы не будем выходить в центр.

Подальше от Джека и Юлес.

Коул повел меня на танцпол, обнял, и мы начали танцевать. Он двигался невероятно изящно и грациозно. Не знаю, почему меня это поразило. Я же видела, как здорово он танцует на своих концертах.

Пока мы танцевали, я не могла взглянуть ему в лицо. Трудно было быть так близко к нему и не вспоминать о том, что было. Как, отделяясь от него в Нижнем мире, я чувствовала, что от меня отрывается половина.

Это была плохая идея.

— Не надо было мне приходить, — сказала я.

— Конечно, надо. Иначе мне пришлось бы отбиваться от миссис Стоун, — он приподнял брови, но я не улыбнулась. — Прекрасно. Ты должна быть здесь, чтобы увидеть правду о том, как обстоят дела. Понять, что твое место не здесь.

Наконец я посмотрела ему в глаза.

— Мое место не здесь? А твое-то? Ты не человек. Ты вообще не можешь выжить в этом мире, не воруя чужую энергию, и все же не уходишь. Если кому из нас и не место здесь, так это тебе.

Он несколько раз моргнул.

— Ого, Ник. Переходишь на личности, а? — Он обхватил меня одной рукой и притянул к себе, глаза его горели злостью. — Ты знаешь, почему я здесь. Из-за тебя.

— Ты уже говорил это.

— Может, ты наконец поверишь.

— Я не знаю, чему верить.

Он разочарованно вздохнул, а я в это время придвинулась ближе, зная, что, если он не собирается целенаправленно красть мои эмоции, он бессознательно снимет верхние слои моей боли. Я не собиралась делать это, но его лицо было так близко, что я не могла устоять. Я даже не осознавала, что делаю, пока не стало слишком поздно. Я была слаба ко всему, что могло облегчить страдания жизни на Поверхности. Сделав глубокий вдох, Коул неожиданно для себя снял тонкий слой моей боли.

Заметив это, он вытаращил глаза и застыл, задержав дыхание.

— Это интересно. Говоришь, что ненавидишь меня, а сама используешь меня как обезболивающее.

Я опустила глаза и уставилась на свои ноги.

— Я думала, тебе все равно. Ты постоянно это делаешь. И кроме того, это все потому, что я… так запуталась.

Он взял меня за подбородок и заставил посмотреть ему в лицо. Оно было серьезно.

— Все нормально, Ник. Если тебе от этого лучше, если так ты становишься ближе ко мне, я готов на все.

— Но это не на самом деле.

— Конечно, на самом деле. Ты ведь это чувствуешь, так?

— Да, — прошептала я.

И тут из динамиков прозвучало имя Коула. Солист «Ангелов» говорил о приглашенной звезде. Это вывело меня из ступора, я оттолкнула Коула и бросилась прочь от него. К тому моменту, когда большинство людей в толпе заметили Коула, я была уже в пяти метрах от него.

Но он все еще смотрел на меня.

Джек, стоящий в центре толпы, тоже повернулся и посмотрел на Коула. Он не видел нас вместе. Я не знала, видел ли он меня вообще.

— Не стесняйся, Коул! — сказал солист. Он широким жестом показал на толпу. — Давайте поможем ему!

Зал разразился аплодисментами, когда Коул медленно пошел к сцене, все еще не сводя глаз с меня. Он взял микрофон и произнес беззвучно, одними губами:

Смотри.

Отрегулировав микрофон, он поднес его к губам и в тот же миг снова стал рок-звездой.

— Эта песня для вас, юные влюбленные, — сказал он.

Песня, которую он заиграл, отличалась от обычного репертуара «Мертвых Элвисов». Она была медленной и спокойной. Только Коул, его гитара и микрофон. Я посмотрела на Джека и Юлес, они обхватили друг друга руками, ноги их едва двигались.

Голос Коула мог быть нежным как бархат, если ему этого хотелось. Он удостоверился, что я смотрю на него, и указал гитарным грифом на что-то у меня над головой. Я подняла глаза. Там клубился странный фиолетовый туман, как будто мое персональное дождевое облачко. Я снова перевела взгляд на сцену, на Коула.

Он едва заметно ободряюще кивнул, и я смущенно нахмурилась. Я понятия не имела, что происходит. Он улыбнулся и покачал головой, будто не мог поверить, что я смотрю на него и пытаюсь расшифровать его знаки. Он указал гитарой на танцующую у сцены пару. Похоже, старшеклассники. Когда он посмотрел на них, крошечное розовое облако появилось у них над головами, и Коул, повернувшись, своей гитарой направил его ко мне.

Его движение выглядело просто как часть выступления. Очевидно, никто больше не видел этих цветных облаков.

Розовое облако соединилось с фиолетовым побольше, что висело над моей головой. Я в ужасе разинула рот. Коул забирал чужие эмоции и направлял прямо ко мне. Я закрыла рот и задержала дыхание, стараясь не вдохнуть ни того, ни другого.

Но это было лицемерием с моей стороны. Красть чужие эмоции или заставлять Коула забрать мои, чтобы мне стало легче, — разве это не одно и то же? Для этого не может быть оправдания.

Фиолетовое облако воплощало все то, что я в себе ненавидела, и я медленно сделала несколько шагов назад, задержав дыхание. Вдруг кто-то положил руку мне на плечо, и я подпрыгнула от неожиданности. Рядом со мной стоял Уилл.

— Привет, Никки, — сказал он, усмехаясь. — Я не хотел пугать тебя. Я тебя окликнул. На что ты смотришь?

Я оглянулась на облако. Оно исчезло.

— Ни на что. На декорации.

Уилл окинул взглядом зал.

— А, да… Много… блеска.

Я бросила взгляд на Коула, который перестал петь. Он посмотрел на Уилла, нахмурился и снова опустил взгляд на свои пальцы, перебиравшие струны.

— Хочешь потанцевать?

— Конечно, — сказала я. Я готова была на что угодно, чтобы отвлечься от того, что только что произошло. Уилл повел меня на танцпол. Выглядел он блестяще по сравнению с последним разом, когда я его видела.

— Что ты здесь делаешь, Уилл? — спросила я.

— Слежу за порядком, как это ни странно. — Он вел меня среди танцующих пар. — Очевидно, они так и не узнали, что именно я подмешал тут алкоголя в пунш три года назад, — сказал он, пожав плечами.

Я заметила, что он пробирается ближе к Джеку и Юлес, и потянула его за руку.

— Давай остановимся здесь, ладно?

Но он не остановился, пока между нами и ими не осталась всего одна пара. Наконец Джек заметил меня. Он посмотрел, как его брат кладет одну руку мне на спину, а другой берет меня за руку. Я не знала, о чем он думает. Глядя на Джека, я вспоминала все, что было хорошего и нормального в этом мире, и от этого последние десять минут с Коулом казались еще более гадкими.

Танцуя, мы держались на приличном расстоянии друг от друга. Я посмотрела в его глаза. Сегодня они не были так воспалены.

— Ты хорошо выглядишь, Уилл, — сказала я.

— Лучше, чем в последний раз, когда ты меня видела, это уж точно.

— Я думала, ты не помнишь.

— Помнить легко. Забыть сложнее. — Выражение его лица заставило меня задуматься о том, что ему пришлось пережить за последний год.

— У меня противоположная проблема, — сказала я, пытаясь не думать о том, как близко от меня Джек и Юлес. — Мне приходится закреплять некоторые вещи в памяти. Иначе я их теряю. — Я подумала о том, как много я успела забыть за время на Подпитке и как непрерывно пыталась сохранить в памяти лицо Джека.

Я смотрела на Уилла, но он, казалось, понимал, куда устремлены все мои мысли, потому что вдруг взглянул на Джека и снова на меня.

— Знаешь, хорошая память — это что-то вроде фамильной черты братьев Капито.

Я почувствовала, как кровь приливает к щекам.

— Юлес, — вдруг громко сказал Уилл, перекрикивая пение Коула, после чего отпустил мою руку и протянул свою к моей подруге. — Ты позволишь?

Юлес взглянула на Джека, прежде чем ответить. Я не поняла, чего она ждала — разрешения или реакции, но он ничего не сказал и не сделал.

— Конечно, Уилл, — сказала она. Не глядя на меня, она взяла Уилла за руку.

Я оглянулась посмотреть на них, Уилл вел ее к краю танцпола. Я почувствовала, как сразу несколько взглядов устремились на меня. Взгляд Коула чувствовался почти физически. Он нахмурился, а когда я посмотрела на него, опустил глаза и уставился на свои руки, перебирающие струны.

Я не могла пошевелиться. Потом Джек положил мне руку на плечо, закрыв его целиком своей ладонью. Я обернулась.

— Потанцуем, Бекс? — сказал он.

Я кивнула. Он обнял меня, и мы начали танцевать. Движения его не были такими выверенными, как у Коула. Но они были идеальны.

— Не думал, что ты будешь здесь, — сказал Джек.

— Я тоже.

Он не прижимал меня к себе так, как в прошлом году. На самом деле сначала он едва мог взглянуть на меня. Он все смотрел на гирлянду, висящую в углу зала. Я бросила взгляд поверх его плеча туда, где танцевали Юлес и Уилл. Юлес смотрела на нас.

Он глубоко вздохнул и наконец посмотрел на меня, выражение его лица стало мягче.

— Мы с Юлес договорились прийти сюда вместе. Еще несколько месяцев назад.

— Это здорово, — сказала я. — Мне кажется, вы прекрасная пара.

Он покачал головой.

— Мы не вместе, Бекс. Мы… — голос его сорвался, и он не закончил фразы.

Даже если они не вместе, между ними, несомненно, сильная связь.

— Как бы там ни было, я рада, что вы нашли друг друга.

Он наклонил голову, так что почти коснулся лбом моего лба.

— Что мне делать с тобой, Бекс? У меня внутри все переворачивается. — Он посмотрел на мою руку у себя на плече, и казалось, направление его мыслей изменилось. — Мы были здесь год назад.

— Я помню, — сказала я.

Он придвинулся ближе и прошептал:

— Где мы будем еще через год?

Я не могла ответить. Я точно знала, где буду я.

В этот миг что-то в зале изменилось. Песня Коула из медленной колыбельной прекратилась в громкую быструю песню. Момент перемены был едва ощутим, но я была настолько хорошо знакома с музыкой Коула, что могла бы точно указать, на какой ноте произошла смена мелодии и медленная уступила место быстрой.

Повышенный тон чьего-то голоса справа от нас заставил меня обернуться. Клер Уайт и Мэтт Деспейн, танцевавшие рядом с нами, горячо спорили о чем-то. Они все еще обнимали друг друга, но их раздраженные голоса были слышны, несмотря на музыку.

Изменилось общее настроение на танцполе, и почему-то я знала, что в этом замешан Коул.

Я снова посмотрела на Джека, но его лицо уже стало другим. Губы его сжались в ниточку, спина распрямилась. Что бы ни делал сейчас Коул, это подействовало на Джека.

— Если ты хочешь уйти, просто уходи.

Я вздрогнула.

— Что?

— Почему ты снова и снова возвращаешься, если не хочешь остаться? — он сжал мою руку в своей, так что у меня побелели пальцы. — Потому что даже когда ты уходишь, ты уходишь не по-настоящему.

Я чувствовала его горячее дыхание на своем лице.

— Что бы это ни было, что заставляет тебя уходить, оно сильнее нас. Я знаю, о чем говорю. И я не смогу с этим справиться, если ты будешь все время возвращаться.

Я не могла поверить, что он это говорит.

— Джек, я…

— Нет. Потерять тебя в первый раз было трудно. А теперь ты снова здесь, и все возвращается. Я с ума сойду. Я не смогу снова пройти через это. И люди вокруг меня не допустят, чтобы со мной опять это случилось.

У меня защипало глаза, я начала быстро-быстро моргать, так что все, что происходило дальше, было как в тумане. В нескольких шагах от нас Ной Уайт, брат Клер, ударил Мэтта Деспейна, так что тот полетел на Джека, и мы все трое упали на пол.

Джек оттолкнул Мэтта в сторону и помог мне подняться, и в этот момент я заметила, что не мы одни ссорились.

Ной стоял рядом с Мэттом.

— И не подходи больше к моей сестре.

Он пнул Мэтта прежде, чем тот успел встать. Я никогда не видела Ноя таким.

Я оглядывалась в поисках взрослых, которые должны были следить за порядком, или других свидетелей произошедшего, но весь зал был в необыкновенном волнении. Парни и девушки кричали друг на друга. Девушки уходили с танцпола. Чаша с пуншем упала на пол, и красный сок растекался по деревянному полу.

И надо всем этим переполохом продолжала звучать песня Коула и визжали гитарные струны.

Я резко обернулась, чтобы взглянуть на него. Лицо его было бледно, глаза закрыты. Он вдруг опустился на одно колено, будто падал в обморок.

К этому времени половина людей уже покинула зал, некоторые все еще кричали друг на друга. Остальные собирались уходить. Джой О'Лири прошла мимо меня, потрясенная, рукав ее платья был порван и свисал с плеча.

Я обернулась. Джек вел Юлес через весь зал к выходу. Я осталась одна посреди всего этого.

Всего за несколько минут зал почти опустел. Несколько взрослых бродили, удивляясь странному стечению обстоятельств. Танцпол, который всего несколько минут назад казался волшебным, теперь был разорен и заброшен.

Коул сидел на сцене, ноги его свисали вниз, голова упала на руки. Я подбежала к нему и громким шепотом проговорила:

— Что это, черт возьми, было?

Он будто и не слышал меня. Он весь дрожал.

Я повысила голос.

— Ответь мне, Коул!

Ничего.

— Ответь мне! — Я потрясла его за плечи, и он повалился на бок, ударившись головой о деревянный пол. Глаза его закатились. Видимо, ему было плохо. — Коул! — Я потрогала его лоб и щеку. Я ожидала жара, но щека была холодна. Я похлопала его по щеке, пытаясь привести в чувство.

— Прости, Ник, — пробормотал он невнятно, будто пьяный.

— Что произошло? Что с тобой?

Он попытался отвернуться.

— Я не хочу говорить об этом.

Я повернула его голову обратно к себе.

— Ты так просто не отделаешься. Почему-то я уверена, что в этой большой заварухе виноват ты. Скажи мне, что произошло?

— Иногда… — он замолчал и прикрыл глаза. — Иногда наши сердца… дают трещину.

Он снова замолчал. Две девочки-десятиклассницы вернулись в зал и встали позади меня. У одной в руках был диск Коула.

— Можно взять автограф? — спросила меня та, что держала диск, будто я была охраной Коула. Коул слабо застонал и снова закрыл глаза. Эти девицы слепые, что ли?

Я повернулась так, чтобы загородить от них Коула.

— Сейчас не лучшее время для этого.

— Но… — начала та же девица.

— Можете идти, — сказала я более твердо.

Девица нахмурилась.

— Прекрасно, — сказал она. Обе, обиженные, ушли.

Я взглянула на Коула.

— Твои поклонницы — идиотки.

Слабая улыбка появилась у него на губах и тут же исчезла. Я взяла бутылку с водой и поднесла к губам Коула.

— Вот. Пей.

Он сделал несколько глотков. Казалось, это помогло. Он открыл глаза, и на лице его снова появилась краска.

— Говори, — сказала я.

Он засопел, перевернулся на спину и уставился на лампы над сценой.

— Это не важно… — он помолчал и вздохнул. — Иногда, когда что-то нас ранит, наши сердца слегка надламываются — в немного более… буквальном смысле, чем у смертных. Наша боль просачивается наружу и распространяется на всех вокруг нас. Мы называем это трещиной в сердце.

Я села рядом с ним и вытерла рукавом пот с его лба. Было трудно не жалеть его.

— Почему это с тобой случилось?

Он посмотрел на меня.

— Потому что ты танцевала с Джеком. И я знаю, чем это может закончиться.

— И чем, по-твоему, это закончится? — тихо сказала я.

Он нахмурился.

— Ты знаешь чем. Все это видят. То, что касается тебя и Джека, не может хорошо закончиться. Ожидать чего-то другого — глупо.

Он снова закрыл глаза, и я уже думала оставить его там, но один из взрослых — учитель — подошел посмотреть, не нужна ли Коулу медицинская помощь.

— Нет, я уверена, с ним все в порядке, — сказала я.

Коул кивнул.

Учитель — я не могла вспомнить его имени — спросил:

— Вы проследите, чтобы он добрался до дома?

Я глубоко вздохнула и посмотрела на Коула. В нем был источник всей моей боли. Но может быть, это не совсем правда.

Несмотря на все прочие факторы, повлиявшие на мою судьбу, в конце концов это я сама своим решением уничтожила свою жизнь. И всю ту боль, что я сейчас чувствовала, я причинила себе сама.

Мне оставалось винить лишь саму себя.

— Да, я прослежу.

Я довезла его до дома и напомнила о нашем уговоре — что он больше никогда не придет ко мне домой.

Он сказал, что сдержит слово.

По дороге домой я раздумывала о том, что произошло, и поняла две вещи. Во-первых, Коул явно хочет убедить меня, что испытывает ко мне сильные чувства. Правда это или нет, я не знаю. Но для него жизненно важно, чтобы я ему поверила.

Во-вторых, даже в полуобморочном состоянии Коул говорил мне держаться подальше от Джека. Он пришел в отчаяние на балу лишь оттого, что я танцевала с Джеком. Но почему?

Почему Коул так боится того, что я могу сблизиться с Джеком? Неужели он правда думает, что Джек может снова влюбиться в меня? Да и что, если так? Это не изменит мою судьбу. Я все равно попаду в Тоннели. Просто мне от этого будет труднее. Но не Коулу. Если бы речь шла о ком-то другом, я бы сказала, что это ревность. Но это означало бы, что Коул испытывает настоящее чувство ко мне, а это невозможно.

Я не знала, как выяснить правду по первому вопросу, но насчет второго у меня появился план, и заключался он в том, чтобы сделать то, чего Коул боится больше всего.

Я остановила машину у дома, вошла внутрь, пожелала папе спокойной ночи, чтобы он не волновался, а потом вылезла через окно спальни на улицу.

Я решила пойти к Джеку. Может быть, я и не расскажу ему всего, но скажу достаточно, чтобы он понял, что происходит. Это рискованно, потому что может оттолкнуть от меня Джека, но надо попробовать, чтобы посмотреть на реакцию Коула, сделав что-то, чего он не ожидает.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Сейчас

В пути. Осталось два месяца и одна неделя.

Пронизывающий морозный воздух на улице не поколебал моей решимости — мне не терпелось сделать то, что я задумала, и от одного этого становилось теплее. Дом Джека был всего в нескольких кварталах от моего. Белый забор из штакетника у жилища Болтонов был ровно на полпути между нашими домами. Мы знали это точно, потому что однажды, когда мне было лет одиннадцать, измерили расстояние. Мы вышли каждый из своего дома одновременно и шли навстречу друг другу.

Я вела по забору кончиками пальцев, пока не дошла до середины. Джек всегда говорил, что это не точная середина. Он уверял, что шел быстрее, так что расстояние от дома Болтонов до дома Капито больше.

Но, когда я оказалась на месте, мне показалось, что не прошло и минуты. У дома Джека, как и у большинства домов в нашем районе, была такая же планировка, как у моего: три комнаты и две ванных на первом этаже. Комната Джека была угловой, с окном на улицу. Я надеялась, что он не переехал в другую за то время, что меня не было.

Я прокралась через кусты и, приложив руки к стеклу, заглянула внутрь. Я успела лишь мельком взглянуть, прежде чем стекло запотело от моего дыхания, но этого оказалось достаточно. Рюкзак Джека висел на ручке шкафа.

Он был в постели, спал. У меня промелькнула мысль уйти, но я осталась. Затаив дыхание, я потянула за оконную ручку. Она поддалась. В комнате Джека было старое окно, которое открывалось наружу, как дверь. Задвижка давным-давно была сломана.

Я влезла внутрь. Джек повернулся на кровати в другом конце комнаты, но не проснулся. Я смотрела, как он спит. Слушала его дыхание. Чувствовала его. Смотрела, как трепещут его ресницы, пока он видит сон. Его ноги пару раз дернулись.

Бежит. Я была уверена, что он бежит во сне. Убегает от чего-то в панике. Я чувствовала это.

А может быть, я просто придумала его страх. Может быть, мне это было нужно, чтобы оправдать намерение разбудить его. Я остановилась настолько далеко от него, насколько позволяли размеры комнаты. Если я произнесу его имя и он не пошевелится, я уйду.

— Джек, — прошептала я.

Он пошевелился и заворочался, просыпаясь.

— Джек.

На этот раз он сел, руки его потянулись к ночному столику, где лежали его очки. Он не включил свет.

— Бекс? — сказал он. — Это ты?

— Да.

— Это сон.

Я не могла сдержать улыбку.

— Нет.

Для человека, который обнаружил, что к нему ночью кто-то забрался в дом, Джек казался недостаточно удивленным.

Он наклонил голову.

— Я уже видел такое во сне. После того как ты исчезла, я каждую ночь видел, как ты приходишь ко мне… — голос его оборвался, он опустил голову еще ниже и провел рукой по волосам. — Глупо, — пробормотал он так тихо, что я не была уверена, сказал ли он это или мне показалось. Потом он снова потянулся к ночному столику и взглянул на часы. — Два тридцать, — сказал он.

— Да.

— Ты в порядке?

— Да.

Мы помолчали. Он не спросил, что я тут делаю. Он не выглядел расстроенным. Он просто ждал.

Если я собиралась рассказать ему все, надо было сделать это здесь, в этой комнате. Но теперь, когда я пришла, я не представляла, с чего начать. Как начать.

Я обвела взглядом комнату, которую так хорошо знала. Знакомый беспорядок. На тумбочке фотография: десятилетний Джек стоит рядом с дедушкой. Позади них деревенский дом. Его дедушка был одним из последних ковбоев Запада, важной фигурой в истории нашего города.

Рядом с фотографией рисунок из начальной школы. Джек не умел выбрасывать вещи. Рядом с рисунком мятая фотография, которую, казалось, несколько раз складывали, а потом опять расправляли.

Я показала на нее.

— Это…

— Твоя фотография, — закончил он за меня. — Я показывал ее людям, когда искал тебя.

— А.

Над столом на полке стояло несколько книг, у большинства на корешке было написано «Цзэн». Еще одна называлась «Чему учил Будда». Я никогда не видела этих книг прежде.

Джек ответил на мой безмолвный вопрос:

— Они помогли мне. Когда было совсем плохо.

— А.

Он потер глаза, а потом открыл ящик ночного столика и вытащил что-то, я не видела что.

— Сдавай, — сказал он и бросил мне колоду карт. Они упали мне на колени. — Когда будешь готова говорить, говори.

Джек встал с кровати и подошел к шкафу, чтобы достать рубашку. На нем была черная обтягивающая футболка и хлопчатобумажные штаны с логотипом «Гиганты Сан-Франциско». Его любимая команда. Надев рубашку, он сел на пол напротив меня.

Я смотрела на него, затаив дыхание, и даже не вынула карты из коробки.

— Напомнить, как тасовать? — спросил он.

Я не ответила. Вытряхнула карты, сняла половину колоды, перетасовала. Он снял снова, и я сдала.

Невозможно сосчитать, сколько раз мы делали это прежде, с самого детства, когда мой папа на заднем дворе нашего дома, под батутом, учил меня с Джеком и Уиллом играть в покер.

Джек сказал, что проигравший пойдет волонтером в дом престарелых. Он знал, что папа согласится. Мы с Джеком потеряли день и сдержали слово. Это была единственная игра на моей памяти, которую он проиграл.

Джек достал коробку со старыми фишками для покера из-под кровати и дал каждому по горсти. Те же фишки, которыми мы всегда играли. Красные и черные, из казино в Вендовере.

Он сунул в рот зубочистку. Это так на него похоже.

— Ты помнишь… — начала я.

Он посмотрел на меня. И ничего не сказал. Я подумала, отчего он не спрашивает, но потом поняла, что он ждет. Все, что я сегодня скажу, я должна буду сказать сама.

Я закрыла лицо веером из карт, прячась от взгляда Джека. Я могу это сделать. Я могу это сделать.

— Меня не было очень долго, — сказала я. — Дольше, чем все думают.

Меня охватила дрожь то ли от сквозняка, то ли он внезапного осознания тяжести хранимой мной тайны, хотя Джек едва ли мог понять все значение моих слов.

Он посмотрел на свои карты и разложил их по порядку.

— Насколько долго? — спросил он.

— Многие годы, — выдохнула я. — Я знаю, как это звучит.

Но он не спросил меня о временном несоответствии. Вместо этого он спросил:

— Тебе было больно?

От неприкрытой невинности его вопроса мне стало грустно.

— Немного.

— Ты кому-нибудь говорила?

— Нет. Я… не знаю как… на самом деле, — голос мой начал дрожать, и я закрыла лицо руками. Меня трясло, и он развернулся и снял с кровати покрывало. Это покрывало сделала для него его мама, когда ему исполнилось двенадцать. Он сел рядом со мной и укрыл меня им.

— Ш-ш-ш. Все в порядке. Теперь все хорошо. Тебе не надо больше говорить. Просто закрой глаза. — Я свернулась в клубочек на полу, а он лег рядом со мной. Он погладил меня по руке. — Я здесь, Бекс. Что бы это ни было, что так пугает тебя, я здесь.

Я давным-давно потеряла способность видеть сны. Нельзя видеть сны, когда потеряно так много сил.

Я видела сны в первые несколько лет — или, может, десятилетий — в Нижнем мире. Но по мере того как мои запасы энергии иссякали, сны становились все короче и короче, пока совсем не исчезли. Вместе с воспоминаниями.

Но в ту ночь с Джеком я видела сны.

Сначала это был бессмысленный сон, будто мой мозг попытались завести после долгой зимы в гараже. Ни отчетливых форм, ни знакомых мест.

Но потом в снах появилось значение. Я видела, будто меня бросили в неглубокую могилу и начали закидывать сверху грязью, слой за слоем, сдавливая грудь до тех пор, пока сердце не лопнуло.

Но я ведь не могу видеть сны. Я знала, что это совершенно невозможно.

Внезапно я проснулась.

Лицо Джека было так близко к моему лицу. Мы почти касались друг друга.

Во сне Джек повернул ко мне голову, и его губы коснулись моих. В этот момент я почувствовала, как что-то прошло сквозь меня, будто меня захлестнула волна энергии. Джек открыл глаза. Я отпрянула, мы оба замерли.

— Ох, — сказал он. — Мы ведь…

— Почти, — ответила я. Тут я поняла, почему видела сон, хотя и не должна была, и это больно кольнуло меня.

Я отбирала энергию у него. Когда наши губы сблизились, я брала у него энергию и благодаря этому смогла преодолеть границу сна.

Я вскочила и бросилась от него, оказавшись в дальнем углу комнаты.

— Прости. Я не должна была… Мне надо идти.

— Нет. Не надо снова убегать, Бекс, — он вытянул руки перед собой. За его спокойным голосом чувствовалось смущение: — Что это было?

— Э… Прости.

— Хватит извиняться. Просто говори.

— Хорошо, но ты оставайся там.

Он кивнул, как будто и не собирался приближаться ко мне.

— Я не знаю, с чего начать. — Я прижала колени к груди и положила на них подбородок. — Я пытаюсь найти слова, чтобы все объяснить, и сама не верю им.

— Я буду с тобой. До этого поцелуя я думал, что дело в наркотиках. Теперь я не знаю. Так что попробуй.

Я глубоко вздохнула.

— Этот поцелуй был необычным?

— Да.

— Приятно необычным?

Он помолчал.

— Да.

— Прости, Джек. Я точно знаю, что ты чувствовал, потому что тоже испытала это когда-то в первый раз.

Когда Коул питался моей энергией. Я поверить не могла, что только что сделала то же самое с Джеком. Как я могла это допустить?

— В первый раз? — Он схватил с ночного столика очки и протер их рукавом рубашки. — Тогда начни с этого. Расскажи мне, что произошло.

— Я попробую. Ты помнишь, как уехал в футбольный лагерь?

— Да. — Джек потер глаза ладонями и надел очки. — Это был последний раз, когда я говорил с тобой. Ты стояла рядом с Коулом. Ты тогда начала тусоваться с ним?

— Да. Ходила на концерты. И все такое. — Я закусила губу. — Слушай, я попробую рассказать, и, может быть, сначала это покажется бессмыслицей, но если я остановлюсь, я не смогу начать снова. — Джек кивнул. — Однажды Коул взял меня с собой, когда он с остальной группой собирался сплавляться по реке. Они хотели пройти через Тоннель и позвали меня с собой.

Джек покачал головой.

— Пройти через Тоннель после весеннего половодья?

— Я знаю. Не самая умная идея. — Я на минуту прикрыла глаза. — Мы ударились о скалу и перевернулись.

Он судорожно вздохнул.

— Он не должен был брать тебя. Ты не такая большая. Тебе было больно?

— Поток потащил меня под воду, и когда я попыталась выбраться на поверхность, нога зацепилась за ветку, или камень, или что-то. Я не могла ее высвободить. Мне пришлось прямо вырвать ее, чтобы выбраться на поверхность, а когда я это сделала, у меня хлынула кровь. Сильно.

Я закрыла глаза, вспоминая, как чьи-то крепкие руки вытащили меня на берег реки. «Держись, Ник. Все будет хорошо», — сказал Коул.

— Продолжай. Что было потом? — сказал Джек.

Я открыла глаза.

— Я лежала на берегу. Сжимала рану.

Красная жидкость текла между пальцами.

«Я могу сделать, чтобы боль ушла, — сказал Коул. — Ты хочешь, чтобы я это сделал?»

Джек положил руку мне на лодыжку и выпрямил мою ногу. Завернул штанину моих джинсов. Выступающий шрам шел от голени вокруг икры и вверх зубчатой линией.

— Ох, — сказал Джек. Он осторожно коснулся шрама и провел пальцами по линии. — Глубокий.

Я кивнула, глядя на его руки на своей ноге, чувствуя прикосновение его шершавых пальцев на коже. У меня побежали мурашки, я задрожала.

— Тебе холодно?

Я покачала головой и потянула к себе ногу, опуская штанину джинсов.

— Что было потом?

— Коул сказал, что может облегчить боль. И я позволила ему.

В прошлом году

Берег реки у порогов. Одна неделя до Подпитки.

Я дрожала так, что несколько раз прикусила язык. Я чувствовала вкус крови во рту. Но мне было все равно, потому что все, о чем я могла думать, — это боль в ноге. Больно было так, что казалось, будто ногу оторвало и она уже плывет где-то вниз по реке.

— У нее шок, — сказал голос надо мной.

— Моя нога, — застонала я. Начав говорить, я поперхнулась. Должно быть, в горле стояла речная вода. Я закашлялась, выплевывая воду.

Сильные руки помогли мне перевернуться, чтобы я не захлебнулась, лежа на спине.

— Все хорошо, Ник, — послышался голос Коула.

Мне нужно было, чтобы кто-нибудь сказал, цела ли моя нога. Я попыталась указать на нее, но руки не слушались.

— Тихо. Успокойся, — голос звучал утешительно. — С тобой все хорошо.

— Чувак, у нее кровь хлещет.

— Заткнись, Гевин! — прикрикнул Коул. — Снимай куртку.

Я услышала треск разрываемой ткани и почувствовала, как что-то сдавливает ногу.

— Будет немного больно, — сказал Коул.

И тут стало по-настоящему больно. Будто в ногу вонзали раскаленную кочергу, и она жгла кожу и мышцы ноги, продираясь к кости.

Я закричала. Надо было избавиться от этой кочерги. Я брыкалась и вертелась, пытаясь освободиться.

— Ник! Лежи спокойно.

Я снова закричала и затрясла головой. Чьи-то руки схватили меня за плечи, и я услышала голос Коула:

— Ник. Открой глаза.

Я открыла. Лицо Коула было совсем рядом с моим.

— Ты хочешь, чтобы я снял боль?

— Коул! — сказал Максвелл где-то у него за спиной.

Коул, не сводя с меня глаз, покачал головой.

— Это не твое решение, Максвелл.

— Но риск, — сказал Макс.

— Хватит! — крикнул Коул. — Это поможет.

Максвелл больше ничего не сказал. Я едва могла держать глаза открытыми, из-за боли в ноге все было как в тумане, но Коул не отпускал меня.

— Да, Ник? Ты хочешь, чтобы я снял боль?

Я кивнула, не открывая рта, чтобы не закричать снова.

— Скажи мне. Скажи мне, что ты хочешь.

— Пожалуйста, — сказала я, у меня перехватило дыхание, и я попыталась схватиться за ногу, но Коул не дал мне. — Сними ее.

Коул наклонился еще ближе ко мне, и на секунду я решила, что он хочет меня поцеловать, но я была не в силах отвернуться. Но его губы не коснулись моих. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох, и с этим вдохом боль в ноге перестала быть такой острой.

Он вдохнул еще несколько раз, и с каждым разом боль уменьшалась, будто меня укусила змея, а он высасывал из меня яд. Я смогла наконец свободно дышать, а когда Коул спросил, как я себя чувствую, я могла ответить лишь:

— Продолжай.

Сейчас

Комната Джека.

— И что, у него были наркотики или что-то такое?

Я покачала головой.

— Наркотики — это просто слухи. Он…

Я не могла закончить фразу. Найти подходящие слова оказалось сложнее, чем я думала, а это ведь была лишь небольшая часть всей истории. Я была близка к тому, чтобы сдаться.

— Расскажи мне, Бекс. Просто продолжай.

— Он вроде как поцеловал меня, и все так и вышло. Он убрал боль.

Я пропустила историю о столетии под землей. Надо было посмотреть, как Джек отреагирует на эту небольшую часть загадки.

— И теперь я вроде как могу делать то же самое. Но мне это не нужно. Я могу выжить без этого.

Несколько минут мы сидели молча. Я не могла посмотреть в лицо Джеку, поэтому смотрела в окно. Звезд на небе не было, или, может, их закрывали облака.

— Это какая-то метафора? Ты издеваешься надо мной?

— Нет.

— Покажи мне, — сказал Джек.

Я резко обернулась и посмотрела на него.

— Что показать?

— Поцелуй меня.

— Нет. — Я и не заметила, что перестала дышать, пока не выдохнула. — Я не могу.

— Ты должна.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Я не знаю. Может быть, это поможет мне понять. Если бы я этого не почувствовал, я не поверил бы ни единому твоему слову. Сделай это снова, чтобы я поверил, что это не был просто нелепый сон.

Я покачала головой, но почувствовала, что сдаюсь. Я хотела сдаться.

— Я не буду целовать тебя.

— Но…

Я подняла руку.

— Я могу показать тебе и без этого. Я думаю.

По-видимому, его это удовлетворило.

— Ладно.

Я подумала о том, как давно я вернулась. Как успела наполниться моя душа. Она, конечно, не была полна, но все же наполнилась достаточно, чтобы, отбирая энергию Джека, я не потеряла контроль над собой. Джек придвинулся ближе ко мне.

— Не надо, — сказала я. Он замер. — Оставайся там.

— Что тебя так беспокоит, Бекс?

— То, что мы должны суметь остановиться. Тебе будет хорошо. Ты почувствуешь, будто все твои тревоги вдруг исчезли.

— А что ты почувствуешь?

«Я почувствую себя, как голодающий на праздничном ужине». Но я не сказала ему этого.

— Закрой глаза и не двигайся.

— Ладно.

Я подошла к нему и наклонилась, двигаясь как можно медленнее. Когда мои губы были в нескольких сантиметрах от его губ, я сделала вдох. И забрала ту энергию, которую чувствовала перед собой. Будто теплый насыщенный воздух наполнил мне горло, заняв место холодной пустоты внутри меня.

Глаза его открылись. Мы смотрели друг на друга несколько долгих секунд, пока я продолжала впитывать его эмоции. В основном остаточную боль. Душевную боль. Это было на поверхности. Отрицательные эмоции всегда на поверхности. Вот почему Потерянные приходят снова и снова. Вначале это кажется облегчением.

В сухой колодец внутри меня упали первые капли чужой влаги. Джек наклонился ближе, а я отпрянула, снова оказавшись у противоположной стены.

— Ты это почувствовал? — спросила я.

Джек кивнул, сжав губы.

— Прости, — сказала я. — Я знаю, что тебе это все, наверное, непонятно.

Он смотрел в пол.

— Кто ты теперь, Никки?

Никки? Он давным-давно не называл меня так.

— Я не знаю.

Я вздрогнула. Сказав Джеку правду, я ничего не добилась. Я чувствовала это в воздухе между нами. Я теряла его.

Все еще не поднимая глаз, он сказал:

— Я думаю, тебе лучше уйти.

Джек боится меня.

Я подошла к окну и вылезла на улицу.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Сейчас

Дома. Осталось два месяца и одна неделя.

Оказавшись в своей постели, я увидела сон, будто стою между рядами полок в супермаркете и мои ноги начинают проваливаться. Я пытаюсь выбраться, но пол затягивает меня, словно зыбучий песок. Я хватаюсь за полку с шоколадными пончиками, но она падает на меня, еще дальше загоняя меня в землю. А когда я пытаюсь открыть рот, чтобы закричать, из-под пола высовываются несколько рук, закрывают мне рот и тянут меня вниз.

Способность видеть сны сильно переоценивают.

Казалось, прошло лишь несколько секунд, как меня разбудил громкий стук в дверь.

— Никки?

Это был голос Томми.

— Никки? Ты не спишь?

Томми просунул в дверь голову, взлохмаченную со сна.

— Ты в газете.

— Что? — Я села на кровати.

— Папа говорит, что ты в газете. Он очень злится.

Я отбросила одеяло и, схватив на ходу халат, вышла из комнаты. Каким образом я могла оказаться в газете?

Папа сидел за кухонным столом и ел свой завтрак. Он даже не взглянул на меня.

— Папа? Что происходит?

Он бросил газету на пустой стул напротив. Я села и просмотрела заголовки. Внизу первой страницы я нашла то, что искала. «Дочь мэра в центре скандала на Рождественском балу». Под заголовком виднелась моя размытая фотография в тот момент, когда нас с Джеком толкнули и мы падали. Похоже было, что снимали на телефон, и выглядело это в десять раз хуже, чем было на самом деле.

Я отбросила газету, не читая.

— Я тут ни при чем, папа.

Он сделал большой глоток из кружки с кофе, все еще глядя на газетную страницу.

— Это не важно, Никки. Важно то, как это выглядит.

— Но это неправда.

— Ты так ничему и не научилась? Правда не имеет значения. Важно то, как люди это воспримут. Какая разница, где ты была эти шесть месяцев, если каждый тут может думать, что хочет? Когда никто не знает правды, можно лишь предполагать. — Он отбросил газету, и я поняла, что речь не только о фотографии. — Я не могу ничего с этим поделать. Тут написано, что у меня нет комментариев, потому что единственное, что мне остается, — это надеяться, что все пройдет. А перед выборами это не пройдет просто так.

— Но какое значение имеет то, что делаю я? — пробормотала я.

— Ты сама знаешь. В завтрашних газетных заголовках будет что-нибудь вроде «Как может мэр управлять городом, если он не может разобраться с собственной семьей?» Что мне с тобой делать? Нанять няньку для своей семнадцатилетней дочери? Сидеть дома и не ездить на работу? Отправить тебя в частную школу? Скажи мне.

— Нет, папа. Это больше не повторится, — я встала, чтобы уйти. — Но я не виновата.

— Может, и так. Но фотография, — он поднял газету, — перекрывает все остальное. Мои отрицания будут как… шепот на рок-концерте. Никто их не услышит.

— Так, значит, ты злишься не из-за того, что на самом деле произошло. — Я хлопнула рукой по газете. — Ты злишься из-за фотографии.

Он молча взглянул на меня и шумно вздохнул.

— Ты, вероятно, стоила мне выборов. — Он отрезал большой кусок ветчины и сунул в рот. — Наверное, мне следовало отправить тебя пожить к тете Грейс. Или даже в школу-интернат.

Я отвела взгляд.

— Миссис Эллингтон идет.

— Хорошо.

Пора писать в баночку. По крайней мере тут я ничего не испорчу.

Следующая неделя пролетела, будто птица. Джек избегал меня, я все еще не видела Мэри, и я сорвала своему отцу попытку переизбрания. Одно к одному. Не такого я ожидала от своего возвращения.

Возможность уладить проблему с отцом появилась в последнюю неделю рождественских каникул, когда прибыла новая партия листовок. Я обещала ему, что помогу их распространить. Волонтеры должны были встретиться в главном офисе на Эппл-Блоссом-роуд.

В этот день в городе свежевыпавший снег сверкал на солнце, и казалось, что на улице теплее, чем на самом деле. Когда я пришла в офис, папа сидел за столом и разговаривал с высоким человеком с густыми темными волосами. Он сделал мне знак войти.

Я подошла к ним и встала рядом в ожидании, когда папа закончит беседу. Человек говорил о профсоюзных организациях. Говорил с акцентом. Я надеялась, что папа не привлечет меня к беседе, потому что он имел обыкновение делать для меня перевод с английского на английский. Как будто я была слишком мала, чтобы понимать человека с акцентом. В таких случаях я всегда испытывала неловкость.

Однако прежде чем папа успел заговорить со мной, дверь распахнулась, и вошли Джек и Юлес. Джек засунул руки глубоко в карманы куртки, как будто чтобы согреться. Он не поднимал глаз. Дыхание замерло у меня в груди. Мы с ним не говорили с той самой ночи у него в комнате.

Кто ты, Никки?

Я покачала головой, пытаясь отогнать воспоминания. Юлес увидела меня и помахала рукой.

Я подошла к ним, но тут Перси Джонс, глава избирательной кампании отца, позвал всех собраться у главного входа, чтобы организовать распространение листовок и карт.

Джек взял стопку листовок, а Юлес — карту маршрута, и они подошли ко мне.

— Привет, — сказала Юлес.

Джек смотрел на стену с плакатами и не поднял глаза, когда я сказала:

— Привет.

— Мне позвонил Перси, — сказала Юлес. — Кажется, когда-то я записалась добровольцем… давно.

— А. Очень мило с твоей стороны.

Мы постояли молча, потом Юлес развернула карту, которую получила от Перси.

— У нас квартал к северу от Мейплхерст. Он большой. Хочешь пойти с нами?

Я взглянула на отца, который продолжал беседовать с тем человеком. Он поймал мой взгляд и махнул мне, разрешая уйти.

— Конечно, — сказала я, снова поворачиваясь к ним.

Юлес кивнула головой в сторону выхода.

— Отлично. Пошли. Джек, поделись с нами листовками.

Джек разделил стопку. Когда он передавал мне листовки, его пальцы коснулись моих, затем он отдал часть листовок Юлес и снова сунул руки в карманы.

Мы вышли на улицу, и я вспомнила, что у меня лежит кое-что в сумке. Я полезла в нее и достала пару варежек, которые связала несколько дней назад, думая о руках Джека, и молча протянула их ему.

Джек остановился. Он посмотрел на варежки, потом на мое лицо, и губы его слегка дернулись, прежде чем он протянул руку и взял их. Он надел варежки. Они были немного велики. Края левой варежки слегка болтались. Выглядело это так, будто он надел на руки две салфетки.

Я пожала плечами.

Юлес отвернулась и сделала вид, будто изучает карту. Она указала в сторону холма.

— Начнем отсюда.

Мы втроем пошли, сверяясь с картой. Юлес посередине. После нескольких неудачных попыток завязать беседу мы перестали пытаться болтать втроем. Когда мы проходили мимо столовой для бедных, боковая дверь открылась, и появился Кристофер. Он заметил меня и помахал рукой, я остановилась.

— Привет, Никки. Как дела? — Он повернул ключ в замке, запирая дверь, и пошел к нам.

Юлес и Джек тоже остановились.

— Привет, — сказала я. — А мы разносим листовки. Для моего отца.

Кристофер взглянул на Юлес и Джека и протянул Джеку руку.

— Я — Кристофер. Работаю с Никки в столовой.

Джек пожал протянутую руку. Кристофер уставился на самодельные варежки.

— Я — Джек. Я не знал, что она здесь работает.

Кристофер пожал руку Юлес.

— Да. Каждую субботу. Знаете, нам всегда нужна помощь, может, вы тоже решите сделать доброе дело.

Я улыбнулась.

— Ты всегда ищешь работников.

— Всегда, — сказал Кристофер. — Мы работаем по субботам…

Я перебила Кристофера, не дав ему продолжить.

— Да, но эти ребята… — я остановилась, не зная, как закончить предложение и зачем я вообще перебила его.

Юлес прервала молчание.

— Спасибо, Кристофер, но я по субботам работаю в торговом центре.

— Я был бы рад помочь, — выпалил Джек.

Все мы повернулись и посмотрели на него.

— Прекрасно, — сказал Кристофер. — Джек?.. — Он подождал, пока Джек заполнит паузу.

— Капито. Джек Капито.

— Капито? Главный нападающий?

— Да.

— Отлично. Когда сможешь начать?

Глаза Джека на секунду обратились ко мне.

— Надо посмотреть расписание.

Попрощавшись с Кристофером, мы долго шли молча.

Раньше быть вместе было для нас так же легко, как дышать, но все изменилось после моего возвращения, и никогда это не было так очевидно, как когда мы были вместе.

На минуту я почувствовала боль от потери нашей дружбы и в этот момент вдруг поняла, что у Джека и Юлес все было бы в порядке, если бы я окончательно исчезла. Вероятно, им было бы лучше, чем теперь.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Сейчас

Кабинет миссис Стоун. Осталось меньше двух месяцев.

День раздачи листовок был мучительным, и я не знала, какие у меня теперь отношения с Джеком.

Вернувшись в школу после каникул, мы оказались в странном положении. Он не избегал меня, но и не говорил со мной. Наконец в пятницу я поймала себя на том, что чувствую его взгляд с соседней парты, но так и не обернулась. Миссис Стоун рассказывала о роли хора у Еврипида, а я ни о чем не думала до тех пор, пока на мою парту не упал свернутый клочок бумаги. Это могло быть только от Джека. Я схватила бумажку и развернула под столом.

Бекс, я готов узнать больше. Встретимся на большой перемене.

Не отрывая глаз от записки, я кивнула. Видимо, Джек не готов поставить на мне крест.

Когда наконец пришел назначенный час, я поплелась по коридору в свое укромное местечко. Я завернула за угол с улыбкой на лице, но там меня ждал вовсе не Джек. Это был Коул в образе темноволосого Нила. Увидев меня, он улыбнулся.

— Привет, Ник. Мы можем поговорить?

Я замерла, уставившись на него. Пакет с завтраком упал на пол, внутри него булькнул йогурт.

— Сейчас я подниму. — Он наклонился, собрал все, затем лениво бросил через проход, попав точно в урну.

— Нет, — ответила я наконец. — Мы не можем поговорить. — Я оглянулась, думая о том, скоро ли появится Джек. — Что ты тут делаешь?

— Сегодня мой первый день. — Коул улыбнулся при виде моей растерянности. — Я говорил тебе, что начинаю здесь учиться. Каждый имеет право на государственное образование.

По коридору прошли две девицы-десятиклассницы и, взглянув на «Нила», заулыбались и помахали. Он подмигнул в ответ, и девицы захихикали, проходя мимо. Одна из них посмотрела на меня через плечо и поправила волосы.

Я закатила глаза. Неважно, в каком образе появлялся Коул, он все равно притягивал девиц. Он насмешливо пожал плечами.

— Десятиклассницы. Ничего не могут с этим поделать.

Я сложила руки.

— Чего ты хочешь, Коул?

Он похлопал рукой по скамейке. Я не хотела устраивать сцену, так что села рядом с ним и постаралась говорить спокойно:

— Пожалуйста, давай побыстрее. Я не хочу, чтобы Джек увидел тебя.

— Это не важно, увидит меня Джек или нет.

— Для меня важно.

Он пренебрежительно усмехнулся.

— А не должно. Как ты не понимаешь, что ничто происходящее на поверхности для тебя уже не имеет никакого значения? Школа, домашнее задание, друзья, семья… Правда в том, что твоя задержка здесь так же незначительна, как пересадка в аэропорту. — Он провел пальцем по отметине на моем плече, спрятанной под одеждой, затем нарисовал пальцем несколько концентрических кругов, каждый больше предыдущего. Когда он это делал, я чувствовала, как тень у меня под кожей рвется ему навстречу. — Это как последний сон перед пробуждением навек. Потому что жизнь на Поверхности — это просто сон, Ник. Всего лишь твой сон. Она больше нереальна.

Знакомый голос прервал неловкое молчание:

— Бекс?

Я подняла голову и увидела Джека, стоящего посреди коридора. Он пристально смотрел на меня и Коула. Я вскочила на ноги, не находя слов. Джек не мог знать, что парень рядом со мной, с которым он когда-то дрался, это Коул. Он лишь знал, что это мой старый знакомый. Джек перевел взгляд с меня на Коула и обратно, и, казалось, пришел к какому-то выводу и принял решение. И тут он сделал последнее, чего я могла от него ожидать.

Он глубоко вздохнул и протянул Коулу руку.

— Наше знакомство началось не лучшим образом, но, очевидно, ты друг Бекс.

Ошарашенный Коул уставился на протянутую руку. Он посмотрел на меня, в глазах его стоял вопрос: «Что, черт возьми, мне с этим делать?» Я никогда не видела его таким озадаченным. Это было почти забавно.

А потом случилась вторая с конца вещь, которую я могла ожидать. Коул пожал руку Джека.

— Я — Нил.

— Джек. — Джек быстро взглянул на меня. — Постараюсь больше не толкать тебя.

Коул и Джек жмут друг другу руки. Я закрыла рукой глаза, гадая, в какой момент мир успел встать с ног на голову. Когда я отняла руку, они оба смотрели на меня. С меня было достаточно.

— Пошли, — сказала я, дергая Джека за руку.

Коул нахмурился и отвел глаза.

— Береги нашу девочку, — пробормотал он с сарказмом.

Джек позволил мне себя увести, но продолжал смотреть на «Нила», пока мы не свернули за угол. Мы молча вышли из школы. Когда мы прошли половину двора, он остановился. Он постоял несколько секунд, глядя в пространство прямо перед собой. Я стояла рядом и ждала. Слишком зыбкой была почва под нами, и я не хотела снова пугать его.

— Бекс, ты… — Было слышно, как у него перехватило дыхание. — Ты встречаешься с этим парнем?

— Нет, — твердо сказала я.

Он повернулся ко мне.

— Он всюду ходит за тобой. Я видел, как он на тебя смотрит…

— Нет.

Лицо его немного расслабилось, и от этого он показался мне усталым.

— Тогда кто он?

Я колебалась. Это был не тот разговор, который можно вести, стоя посреди школьного двора.

Джек неверно истолковал мое молчание.

— Бекс, это нормально, если ты встречаешься с другим. Я знаю, что мы больше не вместе. Но мы не можем быть друзьями, если будем хранить секреты друг от друга.

— Я скажу тебе. Но не здесь.

По лицу его пробежала тень улыбки.

— Назови место.

— Где-нибудь, где нас не услышат.

Он взял мою руку и потянул.

— Как насчет места у того дерева, куда мы один раз ходили?

Я улыбнулась, потому что точно знала, о чем он говорит. Крошечная кофейня, спрятанная под гигантским дубом, расположилась на границе городского парка. Это место знали только мы.

— Сейчас? А школа? Уроки?

— Школа будет здесь и завтра. А насчет тебя я не уверен.

Я пошла за Джеком к его машине, и мы поехали в кофейню. В машине я подтянула ноги на сиденье, обхватив руками колени, и повернулась к окну, ощущая пустоту внутри. Я собиралась рассказать Джеку о том, что случилось, но поверит ли он мне?

Он поверил мне в ночь после бала. Но для этого потребовался поцелуй.

Прежде чем мы добрались до места, телефон Джека завибрировал — пришло сообщение. Он прочел его и вздохнул, а потом развернул машину.

— Куда мы? — спросила я.

— Небольшая остановка. — Джек притормозил у бара «Маллиган» и поставил машину на парковку. — Сейчас вернусь. — Он вошел внутрь и через несколько секунд вышел, ведя пошатывающегося Уилла. Он посадил старшего брата на заднее сиденье. — Теперь поехали, — сказал Джек.

Он снова развернул машину и поехал к кофейне «Кона». Мы вошли туда втроем, заняв один из четырех крошечных столиков. Уилл сел в угол, положил голову на руки и вырубился, а может, просто крепко заснул. Джек устроился рядом с ним. Я — напротив.

Кроме двух парней в маленьком баре, в заведении никого не было. Мы не разговаривали, пока не принесли кофе. Потом Джек сказал:

— Так кто этот парень?

Я беспокойно взглянула на Уилла.

— Все нормально, — сказал Джек. — Он ничего не услышит. Кто был тот парень?

— Коул. — Я нервно выдохнула.

— Коул?

Я кивнула.

— Он может… м-м-м… изменять внешность.

— Что? Как?

— Я не знаю. Знаю только, что его внешность может изменяться. Он может появляться и в том виде, в каком он впервые приехал в город, и в виде Нила. Бессмертные не любят это делать, потому что это отнимает слишком много энергии, а они не любят ее тратить, учитывая, что им приходится ее красть. Так что они стараются не пользоваться этим. Но Коул хотел пойти в школу, а он не может сделать это как… Коул, — я закрыла лицо руками. — Я знаю, это звучит безумно.

— Просто говори. Я слушаю.

— Хорошо.

Я отодвинула кофе в сторону, положила локти на стол и рассказала ему все. Как бессмертные открыли секрет вечной жизни и начали красть энергию. Как после каждых ста лет, проведенных на Поверхности, им приходится спускаться в Нижний мир и подпитываться. Практически полностью забирать энергию у человека. У Потерянного. Я рассказала, как пошла за ним и осталась на сто лет, хотя на Поверхности прошло лишь несколько месяцев. Услышав это, Джек вздрогнул и будто собирался что-то сказать, но промолчал.

Я рассказала ему, что Коул хочет, чтобы я вернулась с ним.

Я рассказала почти все. Я умолчала о том, что случилось перед тем, как я пошла за Коулом, и о том, что Тоннели Нижнего мира скоро придут за мной. Джек бы сошел с ума, узнав, что я снова исчезну, а я не хотела тратить время, убеждая его, что это неизбежно.

Я не сказала ему, что думала о нем каждый день. Что даже когда стерлись все остальные воспоминания, он остался.

Я почувствовала облегчение, впервые рассказав правду. Постепенно я допила свой кофе и закончила свою странную историю. Теперь еще один человек узнал о Нижнем мире, и мир от этого не рухнул.

— Ты сказала, что Коул крадет энергию, — сказал Джек.

Я кивнула.

— Он однажды объяснил это мне. Все мы живы благодаря множеству электрических импульсов внутри нашего тела. Он крадет это электричество. Но для людей, у которых он крадет, это выглядит как потеря эмоций.

— Тогда почему им это приятно?

— Приятно только сначала. Потому что верхний слой импульсов состоит из отрицательных эмоций. Огорчений. Боли. Страдания, — я опустила глаза. — Они уходят первыми.

— А потом…

— Проходит много времени, а потом идут положительные эмоции. Радость. Удовольствие. Затем остается пустота.

Джек помешал свой нетронутый кофе.

— А что за метка?

— Что?

— Метка, о которой говорил Коул — или как там его теперь зовут, — когда приходил в кабинет миссис Стоун.

Джек запомнил это. «Отличная маленькая татушка на плече с легким привкусом угля», — сказал тогда Коул. Я потянула за воротник рубашки, показывая часть черной отметины на плече.

— Что она означает? — спросил он.

Она означает, что внутри меня тень. Она означает, что ведется обратный отсчет. Я пожала плечами.

— Я не знаю. Она появилась, когда я вернулась.

— Ты не помнишь, как получила ее?

— Я не помню многого, что случилось в Нижнем мире. Это было словно сон — когда просыпаешься, все как в тумане. Но время от времени вспоминаются эпизоды. Я была будто в полусознательном состоянии.

— Там с тобой были еще люди?

До того момента я не думала об этом.

— Я не помню никого конкретно. Мы с Коулом были в отдельном… вроде маленьком коконе. Но там были сотни, может быть, тысячи других таких же коконов. И в них одновременно тоже происходила Подпитка. Там внизу целый мир. Мир бессмертных. Как параллельная вселенная, где они нашли секрет вечной жизни, но им приходится красть из нашей вселенной, чтобы выжить. Они должны приносить регулярные жертвы по ту сторону.

Я рассказала ему о проходе в супермаркете. Но не рассказала о волосе, который дал мне Коул.

— В ту ночь. В моей комнате… — начал Джек. У меня порозовели щеки. Он выдохнул и продолжил: — Ты тоже можешь красть энергию. Это означает, что ты…

— Бессмертная? Нет. Каждый человек берет и отдает понемногу постоянно. Например, когда улыбается в ответ на чью-то улыбку. Это может происходить на микроскопическом уровне. Во мне просто… больше пустоты, чем в других, поэтому я больше поглощаю. Когда я восстановлю все свои эмоции, этого больше не будет. Я буду такой же, как другие, мне это больше не будет нужно.

— Но какая-то часть тебя хочет этого?

Я улыбнулась. Джек всегда видел меня насквозь.

— Сейчас — да. Я думаю, именно из-за этого Коул так хочет заставить меня сдаться. Потому что я все еще слаба. Но чем дольше я здесь, тем сильнее я становлюсь.

Джек кивнул и откинулся на спинку стула.

— Как получилось, что я никогда не слышал ни о чем подобном? То есть как у них получается прятаться? И никто не знает?

— Ну не совсем. — Джек наклонил голову, и я продолжила: — Половина правды была известна издавна. Мифы о потустороннем мире.

— Потусторонний мир? Это Ад? Аид?

Я кивнула.

— Но Коул называет его Осирисом. Он не имеет отношения к Аду или загробной жизни. Нижний мир — это вечная жизнь.

Я помолчала и провела пальцем по краю кофейной чашки. Уилл дернулся, не поднимая головы.

— Я был в аду, — пробормотал он, и слюна потекла из уголка губ на стол. — Я точно знаю, о чем ты. — Он повернул голову к стене, громко вздохнул и, казалось, снова заснул.

Джек покачал головой.

— Поверить не могу, что мы обсуждаем все это, — он провел рукой по волосам, взъерошив их. Мне хотелось протянуть руку и пригладить их. — Я думал, ты на наркотиках.

— Я знаю. Все так думали. И сейчас думают.

— Но я-то знаю тебя лучше. — Нам принесли еще по чашке кофе, и на этот раз Джек начал пить. Через минуту он сказал: — А что насчет Коула? Мы не можем… как-нибудь разоблачить его? — сказав это, он тут же покачал головой. — Нам никогда не поверят.

— Джек, я достаточно вмешивалась в твою жизнь. С Коулом ты ничего не поделаешь. Я сама с ним справлюсь. Тебе не надо…

— Хватит, Бекс. Именно для этого нужны друзья. До того как мы начали встречаться, мы были друзьями, не так ли? И дружба никуда не делась, правда?

Сначала я ничего не сказала. С моей стороны это было гораздо большим, чем дружба. Несмотря ни на что, я никогда не переставала любить его.

— Это не так, Бекс? То есть ты совершенно забыла обо мне, когда была в Нижнем мире, да?

— Нет.

Разве это не было написано у меня на лице? Что он был единственным, кого я помнила? Мои воспоминания о Джеке так отпечатались у меня на коже, что всем было видно.

— Хорошо. Друзья говорят друг с другом. Друзья помогают друг другу.

Я кивнула.

— Друзья не питаются душами друзей.

Я улыбнулась.

— Правильно.

— Могу я еще кое о чем спросить?

— Конечно.

— Почему ты в конце концов решила рассказать мне правду?

Я провела пальцем по отпечатку губ на кофейной чашке.

— Может быть, это не имеет значения, но Коул, похоже, пытается оградить меня именно от тебя. Я хочу увидеть его реакцию, и может быть, тогда я пойму причину этого.

Он состроил гримасу.

— У меня идея.

— Какая?

— Он влюблен в тебя.

Я наморщила лоб.

— Нет, это не так. Он не способен на это.

Джек наклонился вперед.

— Поверь мне, Бекс. Я точно знаю, как выглядит влюбленный в тебя человек. И он любит тебя.

У меня кровь прилила к лицу, и я отвела глаза. Если бы только Джек говорил про сейчас, а не про прошлое. Я покачала головой.

— Тут должно быть что-то большее.

Джек положил подбородок на ладонь.

— Ну, давай это выясним.

— Как?

Он поднял на меня глаза, на лице у него появилась смущенная улыбка, так не похожая на его обычную усмешку.

— Мы будем проводить время вместе. И сделаем так, чтобы Коул об этом узнал.

Я опустила глаза, внутри у меня все затрепетало. Он достал кошелек и положил на стол пять долларов за кофе.

— Пошли. Если выйти сейчас, успеем на седьмой урок. У меня алгебра.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Сейчас

Школа. Остался один месяц и три недели.

По пути обратно в школу молчание укутало нас, подобно теплому одеялу. Теперь так много секретов было раскрыто. Мы приехали в школу к последнему уроку. Когда я вошла в кабинет рисования, Коул — в образе Нила — стоял у мольберта рядом со мной.

— Коул, — сказала я, остановившись в нескольких шагах от него.

Коул улыбнулся мне и приподнял брови.

— Вообще-то, я — Нил. А ты — Никки, да?

Я не ответила и повернулась к своей работе. Мистер Таннер велел классу успокоиться и приступить к наброскам. Я взяла карандаш, но никак не могла сконцентрироваться на чем-либо, кроме факта, что Коул вдруг оказался в одном классе со мной.

Пара девиц с другой стороны от Коула перешептывалась и сверлила его любопытными взглядами. Он усмехнулся, явно понимая, что стал центром всеобщего внимания.

— Боже, рисовать так сложно, — пробормотал он довольно громко.

Одна из девиц наклонилась к нему и сказала:

— Я могла бы помочь тебе в этом, Нил.

Я закатила глаза. До конца урока я то и дело нетерпеливо поглядывала на часы. Мой лист так и остался чистым. Как только прозвенел звонок, я бросилась к двери. Коул пошел за мной, насвистывая одну из песен «Мертвых Элвисов».

У моего шкафчика уже ждал Джек, прислонившись к соседней дверце и засунув руки в карманы. Коул положил руки мне на плечи. Я не сопротивлялась.

— Привет, Капито, — сказал Коул.

Лицо Джека было спокойно, как маска.

— Привет, Коул. Бекс.

Коул остолбенел, когда Джек спокойно произнес его имя. Руки его упали с моих плеч. Я не могла не улыбнуться.

Джек посмотрел на меня.

— Увидимся в кабинете миссис Стоун, Бекс. Ты ведь идешь? Готовить работу по мифологии?

Я кивнула. Пред тем как развернуться и уйти, Джек подмигнул мне и крепко хлопнул Коула по плечу.

— Увидимся, Нил.

Не глядя на Коула, я закинула сумку на плечо. Мне было не так просто казаться такой же невозмутимой, как Джек.

— Ну, увидимся, — сказала я.

Коул схватил меня за локоть.

— Ты рассказала ему? — в его голосе звучала злость.

— Да.

— И он поверил тебе?

Я взглянула на него.

— Да.

Коул округлил глаза.

— Ты сказала ему все?

Ну и ну.

— Да, — соврала я. Коул внимательно посмотрел мне в лицо, и я высвободила руку. — Мне надо идти.

Я развернулась и пошла по коридору, но не успела сделать и трех шагов, как Коул закричал мне:

— Он ведь не знает, что ты скоро уйдешь.

Это было утверждение, а не вопрос.

Я заставила себя, не колеблясь и не обращая на него внимания, просто идти дальше.

— Я прав, не так ли? — сказал он. — Ты не хочешь, чтобы он знал!

Завернув за угол, я не могла сдержать дрожи. Я совершенно не была готова к тому, что Джек узнает об ожидающих меня Тоннелях.

Я услышала громкие шаги сзади — Коул догонял меня.

— Подожди, Ник. Пожалуйста, послушай меня.

Я повернулась к нему лицом.

— Как ты можешь доверять Джеку?

Он, должно быть, пошутил. Я вздохнула и развернулась, но он положил руку мне на плечо.

— Ник, ты ведь знаешь, как он с тобой обошелся, — мягко сказал Коул. — Ты помнишь, что ты видела в общежитии. В ту ночь, когда решила пойти со мной. — Я закрыла глаза. — Ты уверена, что выбрала нужного парня? Я бы никогда не причинил тебе такой боли.

Я стряхнула его руку со своего плеча, впервые понимая, как сильно Коул способствовал моему падению. На Рождественском балу я увидела, как Коул умеет влиять на сознание людей.

— Хватит делать вид, что ты не имеешь отношения к моему решению. Я знаю, на что ты способен. — Я вспомнила, как меня коснулось дыхание Коула на крыльце моего дома, прямо перед тем как я отправилась в общежитие к Джеку. Теперь я была уверена, что он повлиял на мои ощущения. — Ты заставил меня сомневаться в нем.

В прошлом году

Два дня до Подпитки.

Я не думала, что для меня имеет какое-то значение, будет ли человек, сбивший на машине мою мать, осужден за непредумышленное убийство. Мама все равно была мертва. Приговорят его или нет.

Но в тот день, когда присяжные вынесли вердикт, я поняла, как сильно я ошибалась.

Я узнала новость в школе. Кевина Райда освободили. Дело было прекращено из-за ошибок, допущенных в ходе следствия. Тест на количество алкоголя в крови был проведен некорректно.

Я рано ушла из школы и, придя домой, услышала голос отца, доносящийся из спальни. Он говорил по телефону. Я хотела позвать его, но тут услышала, что он говорит.

— …наш официальный ответ таков: мы верим в нашу правовую систему и принимаем утвержденные ею решения.

Он сделал паузу.

Я, сама того не осознавая, замерла в коридоре. Дверь была приоткрыта, и я толкнула ее. Папа повернулся ко мне, улыбнулся, моргнул и кивнул головой. Я знала это его выражение лица. Это было деланное сочувствие, которое он изображал, допрашивая жертву перед судом присяжных.

Он поднял указательный палец и продолжил телефонный разговор:

— Мы не планируем подавать апелляцию. В данный момент наша семья сможет двигаться дальше, лишь если мы простим…

Я бросила в него своим рюкзаком. Без предупреждения. Рюкзак попал папе в лицо прежде, чем я поняла, что сделала. Он ошеломленно посмотрел на меня, и на мгновение в комнате было слышно лишь мое тяжелое дыхание. Как он мог говорить о прощении?

— Давай я перезвоню тебе, Фил, хорошо? — не дожидаясь ответа Фила, он положил трубку. — Никки? В чем, собственно, проблема?

— В Райде!

— Дело прекращено, Никки. Ты знала, что есть такая вероятность.

Я это знала. Но никто не верил, что это на самом деле произойдет.

— Мы должны что-то сделать. Он не может так просто уйти.

Папа вздохнул и сел на краешек кровати, жестом приглашая меня сесть рядом.

— Сядь, Никки.

— Мне и так хорошо, — сказала я. — С кем ты сейчас говорил по телефону?

— С Филом из «Трибуны».

— Он хочет напечатать это в газете? Что мы его прощаем?

Он кивнул.

— Никки, весь город был поражен произошедшим из-за того, что это случилось с мэром. Надо, чтобы все знали, что мы верим в систему правосудия. Особенно учитывая, что приближаются выборы… — он осекся.

Я не могла поверить, что он это говорит.

— Я поняла. Ты покажешь себя в хорошем свете, если соврешь.

Он встал и подошел ко мне, протянув руки.

— Никки. Твоя мама хотела бы, чтобы мы держались вместе. Мы никогда не оправимся от этой потери, если не простим.

Я оттолкнула его руку.

— Ты не знаешь, чего она хотела бы. Ты должен был по крайней мере быть здесь, чтобы знать ее. — Он вздрогнул, но я уже не могла остановиться: — Надеюсь, ты сможешь сегодня заснуть.

Он остался стоять, глядя на свою руку, по которой я ударила. Он не остановил меня.

Я не знала, куда идти. Юлес уехала с родителями в Ванкувер на весенние каникулы. Да и в любом случае единственным человеком, способным меня понять, был Джек.

Я не дала себе времени на то, чтобы передумать. Схватила ключи и пошла к двери, почти столкнувшись на крыльце с Коулом.

— Ого, Ник. С тобой все в порядке? — Он обеспокоенно нахмурился.

— Коул, — я быстро вытерла слезы. — Что ты тут делаешь?

Он держал в руках футболку.

— Хотел показать тебе новый дизайн, но, похоже, сейчас неподходящий момент.

— Прости, мне надо идти. Надо увидеть Джека.

Я хотела пройти мимо него, но он взял меня за руку.

— Постой. Могу я чем-нибудь помочь?

— Нет. Спасибо. Но мне надо идти.

— Конечно. — Он положил руки мне на плечи и развернул меня так, что мы оказались лицом к лицу. — Будь осторожна за рулем, хорошо?

Я кивнула, он был так близко, что мысли путались.

— Э-э-э… спасибо. Увидимся.

Он отпустил мои руки, и я прыгнула в машину, пытаясь не обращать внимания на внезапно охватившее меня беспокойство и мысль, что, может быть, не стоит заявляться в футбольный лагерь Джека без предупреждения. Но я отбросила сомнения. Заработал двигатель, я включила музыку и отправилась в долгий путь до общежития Государственного университета Юты.

Когда спустя час я добралась до Логана, у меня звенело в ушах. Приходилось признать, что моя решимость поубавилось, но не настолько, чтобы повернуть назад.

Я не знала, что скажет мне Джек. Чью сторону он примет. Он много раз пытался заговорить со мной о суде над Райдом, но я всегда отказывалась. Теперь я знала, что Райд на свободе и возвращается к жене и детям, восстанавливает разрушенную семью, тогда как наша так и останется в руинах… и с этим я не могла смириться.

Я подъехала к Хенли-Холлу. Я не знала, где искать Джека, знала лишь, в каком общежитии каждый год останавливается футбольная команда.

Я представила, как прячу лицо на груди Джека, как его руки обнимают меня за талию, — и не стала искать место с разрешенной парковкой. Я встала на парковку для инвалидов у самого входа в здание. Ну и пусть меня оштрафуют. Папа заплатит штраф.

Собиралась буря, мелкие снежинки носились вихрем. Моя толстовка с длинным рукавом плохо защищала от ветра, и за десять секунд, что я бежала от машины до дверей, я совершенно продрогла.

Я распахнула дверь и влетела внутрь, наскочив на широкоплечего Брента Пакстона. Футбольный защитник. Всегда прикрывает главного нападающего.

— Эй! Никки? Что ты тут делаешь? — Казалось, его встревожило мое появление, и я вспомнила, что это мужское общежитие. Но мне было все равно.

— Где Джек? — Я направилась к лестнице позади Брента, приготовившись искать по всему общежитию. Брент загородил мне дорогу.

— Тебе сюда нельзя.

— Слушай, я знаю, что нарушаю правила, — голос у меня сорвался, и я почувствовала, как на глазах выступают слезы. — Но мне нужен Джек. Где он?

— Я не знаю. — Он отвел глаза.

В этот момент по лестнице спустился Кай Уилсон.

— Я, кажется, слышал тут женский голос… Ой, привет, Никки.

Мне было не до светских бесед.

— Где Джек?

— Нападающие внизу. Защита вверху, — он показал, в какую сторону идти. Брент у меня за спиной кашлянул и поймал взгляд Кая. — Что? — спросил Кай.

Я не стала слушать, как Кай будет получать выговор за то, что помог подружке игрока проникнуть к нему. Я помчалась. На втором этаже в коридоре было несколько игроков. И несколько человек из группы поддержки. Большинство дверей были открыты.

Я спросила первого, кто мне попался. Новенький. Я не знала, как его зовут.

— Где комната Джека Капито?

— Вон там, — сказал он, указывая в другой конец коридора. — Двести тридцать семь.

— Спасибо.

Так близко. Так близко. Я летела по коридору, не обращая ни на кого внимания. Хватит уже глазеть на меня. Я не хочу вламываться на вашу вечеринку. Мне просто нужен мой парень.

Я остановилась у номера 237 и вдруг растерялась. Что мне делать? Постучать? Открыть дверь? Все то же беспокойство копошилось у меня внутри. Я решила постучать. Может быть, в комнате было двое парней, а я не хотела налететь на полуголого футболиста.

Я подняла руку, чтобы постучать, но тут увидела, как поворачивается дверная ручка. Дверь медленно приоткрылась. В комнате было темно. Появилась чья-то спина, длинные черные волосы доходили почти до талии шелковых шорт. Я знала эти волосы. Они принадлежали Лейси Грин. Она на цыпочках вышла из комнаты, как будто хотела сделать это незаметно от того, кто внутри. Мне пришлось сделать шаг назад, чтобы она не налетела на меня. Она повернула ручку, осторожно закрывая дверь, чтобы та не щелкнула.

В коридоре стало очень тихо. Лейси повернулась и, увидев меня, тихо вскрикнула. А потом улыбнулась. Почему девицы, подобные Лейси, всегда так хорошо держат себя в руках?

— Это комната Джека? — прошептала я.

Она еще больше расплылась в улыбке. Все вокруг нее куда-то поплыло. Стены изогнулись, и Лейси вдруг стала очень высокой. Выше, чем когда-либо, даже несмотря на то, что она была босиком.

Я посмотрела вниз, на ее идеальные ногти с маникюром.

— Ковер грязный.

Она хихикнула, будто я сказала что-то смешное.

— Разве это не ужасно? — прошептала она.

Мне приходилось испытывать прежде унижение и ярость, но никогда так сильно, как в тот момент. Я думала лишь о том, что все вокруг знали об этой ужасной тайне. Все, кроме меня. Я должна была это понять. Но не поняла.

Я со всех ног бросилась на улицу и никак не могла найти ключ. Я так спешила, что поскользнулась на полоске темного льда прямо перед машиной, ударилась о передний бампер и больно ушибла руку. Этого только и надо было, чтобы из глаз брызнули первые слезы.

Я села в машину. Двигатель хрипел и кашлял, и я уже думала, что застряну здесь, но наконец машина завелась. Дворники на лобовом стекле двигались вправо-влево, гоняя туда-сюда маленький красный конверт. Я была уверена, что это штраф за неправильную парковку.

Я прислонилась лбом к рулю и разрыдалась. Я всех ненавидела. У меня ничего не осталось. Никого не осталось.

Мое внимание привлек мигающий свет, и я стала искать глазами источник. Это было окно на втором этаже, где включали и выключали лампу. У окна стоял Джек без рубашки и махал мне обеими руками. Когда он увидел, что я смотрю на него, он высунул руки в окно и замахал, по его губам я поняла, что он говорит: «Не уходи. Останься».

Он не двигался. Он ждал от меня ответа. Я кивнула, и он исчез.

Может быть, если бы я поговорила с Джеком, мне стало бы легче. Но скорее всего, что бы он ни сказал, стало бы только хуже. Я бы не вынесла этого. Я дала задний ход и выехала с парковки, даже не взглянув в зеркало заднего вида.

Я знала, что есть лишь один человек, который может мне помочь. Надо было только найти его и попросить.

Коул снимет боль.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, я услышала музыку, доносящуюся из квартиры Коула. Она была такой громкой, что казалось, дверь должна вибрировать от силы басов.

Мне не пришлось стучать. Дверь распахнулась, и показалась Мередит Дженкинс. Очевидно, она раньше других вернулась из лагеря.

— Никки? Что ты тут делаешь?

— Я ищу Коула, — сказала я, но сама не услышала своего голоса — такой громкой была музыка.

Она подошла ближе.

— Что?

— Я сказала, что ищу Коула.

Она встала в дверях.

— Сейчас неподходящее время, Никки. Почему бы тебе не пойти домой, а я передам ему, что тебе нужно. — Она уже хотела закрыть дверь, не дожидаясь моего ответа.

Я была в таком состоянии, что едва ли смогла бы вести машину. Я схватилась за дверь.

— Это не займет много времени.

Она посмотрела на мою руку на двери.

— Я не знаю, здесь ли он.

— Ты не могла бы проверить? — я убрала руки от двери и прижала к груди. — Пожалуйста.

— Подожди здесь, — сказала она и закрыла дверь.

Я думала развернуться и уйти. Вечеринка была в разгаре, и меня на ней никто не ждал. Но что со мной будет дома? Эта боль в груди лишь усилится. Даже сейчас она скреблась в легких, раздирая все у меня внутри.

Я повернулась и схватилась за живот.

— Ник? — раздался сзади меня голос Коула.

Я постаралась придать спокойное выражение лицу и повернулась к нему.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, а затем внимательно посмотрел мне в лицо. — Что случилось?

— Ничего, я просто… — У меня перехватило горло, я знала, что если скажу еще слово, то разрыдаюсь.

Он смотрел на меня, и я попыталась успокоиться.

— Мне просто нужен… кто-нибудь.

Он оглянулся, посмотрел через плечо туда, где продолжалась вечеринка, и снова повернулся ко мне.

— Где Юлес?

— Неважно. Я, кажется, помешала. — Я повернулась, чтобы уйти, но он схватил меня за руку.

— Подожди, — он вздохнул. — Скажи мне, что происходит.

Я смотрела на деревянные перила.

Он помолчал, и я потянула рукав, освобождая руку.

— Тебе больно, — сказал он наконец. Я кивнула, не поднимая глаз. — И ты хочешь, чтобы я снял твою боль.

Я подняла голову.

— Я не могу дышать, так болит внутри. Ты можешь сделать то, что сделал тогда на реке? Что бы это ни было.

— Это опасно, Ник.

— Мне все равно.

— Ты не сможешь остановить меня и постепенно перестанешь чувствовать что бы то ни было.

— Я устала чувствовать.

Он помолчал. Затем поднял руку к моей щеке.

— В тебе столько сильных эмоций. Ты так молода. Живая плоть.

— Что это значит?

— Значит, что ты не знаешь, что делаешь. — Он отвернулся и посмотрел в ночное небо, казалось, он говорил уже не со мной. И ни с кем. — Это был эксперимент. Он не должен был сработать.

— О чем ты говоришь?

Коул облокотился на перила балкона и опустил голову. Он долго молчал. Слышно было лишь его тяжелое дыхание. Что-то значительное, казалось, происходило с ним. Наконец он заговорил:

— Тебе лучше пойти домой.

Я всхлипнула. Домой. Где больше нет мамы. Где я не могу взглянуть в глаза отцу. Куда может прийти Джек и сказать мне прямо в лицо, что нашел другую.

— Я не могу пойти домой.

Может быть, в моем голосе было что-то особенное, но Коул наконец взглянул на меня.

— Ник, ты убиваешь меня.

Я поняла, что он уже готов уступить. Я положила руку ему на плечо, и он повернулся ко мне.

— Пожалуйста.

Он поморщился.

— Я не могу сказать тебе «нет». И в этом проблема.

— Но ты мне поможешь?

— Я сниму боль, — поправил он. — Если ты хочешь. Но когда я это сделаю, пути назад не будет. Ты понимаешь?

Я кивнула. Он взял меня за руку и повел в комнату. Квартира была заполнена самыми странными людьми, каких я когда-либо видела.

Мередит бросила на меня неожиданно холодный взгляд и крикнула Коулу:

— Пользуешься ее наивностью?

— Иди поищи Макса, Мередит. Он о тебе позаботится.

— С ней ты не найдешь ответа.

— По-другому тоже не получается.

Она пожала плечами, и мы пошли сквозь толпу по коридору в спальню и там закрыли за собой дверь.

Когда Коул повернулся ко мне, я почувствовала, как тяжесть уходит с души, как паранойя, злость и чувство незащищенности — три незваных гостя, поселившихся во мне, — тают, словно шарик, из которого выпустили воздух, и внезапно я поняла, что мне надо было остаться и выслушать Джека. Я знала его, знала его душу и поняла вдруг, что он никогда не сделал бы мне больно.

— Мне надо идти. — Я попыталась пошевелиться, но мышцы не слушались.

— Пути назад нет, — сказал Коул.

Я пришла к нему, потому что он обладал сверхъестественной способностью снимать боль, но теперь, когда мысли мои прояснились, я подумала, что, вероятно, он может и вселять в меня определенные эмоции. Коул был рядом каждый раз, когда я начинала сомневаться в Джеке. В тот день, когда Джек уезжал в лагерь. В ту ночь на концерте Коула в «Салуне мертвой лошади», когда я думала о Лейси.

— Так это ты сделал? — спросила я его.

— Что сделал?

— Сделал так, чтобы все это произошло.

— Я не могу заставить людей делать то, чего они не хотят, — он на мгновение опустил глаза. — Ты просто почувствовала вкус моих собственных сомнений относительно Джека.

Он снова поднял глаза и начал еще быстрее поглощать мою боль, голова у меня закружилась, стала пустой и легкой.

— Мне надо назад, поговорить с Джеком…

— Расслабься, Ник. Скоро ты даже не вспомнишь, как его зовут.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Сейчас

Дома, ночью. Остался один месяц.

Мои сны о Тоннелях стали более частыми и яркими. Однажды мне приснилось, как мы с Джеком стояли в разных концах коридора в школе. Я шла к нему, протянув руки навстречу, но ноги мои становились все тяжелее и тяжелее с каждым шагом. Пол превратился в вязкую смолу, и прежде чем я успела позвать Джека, меня поглотила тьма.

Я проснулась и вскочила. И почему мне не хватало этой способности видеть сны?

Часы показывали два ночи. Я хотела было лечь обратно, когда услышала какой-то шум. Я замерла, прислушиваясь. Тихий голос звучал где-то недалеко от моей комнаты, так что я встала и пошла на звук, прямо по коридору до комнаты отца.

Дверь была закрыта, но я слышала его голос. Я на цыпочках подкралась ближе и приложила ухо к двери.

— …ты бы знала. Это просто не работает. Если я буду с ней жестче, я рискую снова потерять ее. Или надо мягче? Обращаться с ней как со взрослой… и опять потерять.

Он помолчал. С кем он вообще мог говорить в два часа ночи? Обо мне?

— Ты бы знала, что делать… — сказал он. — Ты всегда знала. Ты могла говорить с ней о чем угодно, и она тоже говорила с тобой.

У меня перехватило дыхание.

— Я хотел бы быть таким, как ты… Я скучаю по тебе.

Он замолчал. Телефон не загудел, разъединяя говорящих. Не щелкнула трубка на аппарате.

Папа говорил не по телефону. Он говорил с мамой, спрашивая совета обо мне. Он действительно верил, что она где-то над нами, видит и слышит нас.

Я поплелась обратно в комнату. Хотела бы я верить, что мама где-то есть, что с ней можно поговорить, как говорил папа. Хотела бы я поговорить с папой так, как говорила с мамой, но у нас были не те отношения. Не из-за того, что мы делали что-то не так. Иногда близости просто нет.

Не то чтобы я меньше любила его. Или он меня.

Я так жестоко обошлась с ним, когда последовала за Коулом. Если я и не смогу выбраться из Тоннелей, то по крайней мере не оставлю ему сомнений в том, что люблю его.

День за днем утекали сквозь пальцы. Я знала, что должна сказать Джеку правду о том, что снова уйду, но для этого надо было вернуть хоть немного силы, которую забрал Коул.

Надо было поймать подходящий момент.

Коул, поняв, что Джек знает, кто он на самом деле, начал чаще показываться в разных местах, преследуя нас в школьных коридорах и встречая меня на парковке, когда я приезжала. Группа чуть ли не каждую ночь давала концерты, от них было негде укрыться. Даже когда Коула не было поблизости, все вокруг напоминало о нем. Он злился из-за того, что я доверилась Джеку. Это было очевидно. Но я все еще не знала причины.

Джек сдержал слово и перекроил свое расписание так, что смог приходить волонтером в столовую для малоимущих. Когда он появился в первый раз, Кристофер показал ему место на линии обслуживания. Надев пластиковые перчатки, Джек накладывал в тарелки пригоршни салата.

— Ты пришел, — сказала я.

— А как же иначе?

Я улыбнулась. Перекинувшись парой слов, все остальное время мы молча работали бок о бок. Я думала о том, как он близко, мы почти касались друг друга. Я украдкой поглядывала на него краем глаза. Смотрела на его длинные ресницы, изгиб губ и забывала о супе. Похоже, он тоже думал обо мне. Когда я не смотрела на него, я чувствовала на себе его взгляд.

Так мы работали, пока не пришла Мэри. Она кивнула мне и уставилась на Джека.

— Мэри, это Джек. — Я налила в миску горячего овощного супа. — Он новый волонтер.

Она не взяла миску, поэтому я перегнулась через прилавок, чтобы поставить ее на поднос. Джек улыбнулся ей и зачерпнул пригоршню салата.

— Хотите салата?

Мэри покачала головой, все еще вопросительно глядя на Джека.

— Ты простил ее?

Джек уронил салат обратно в лоток.

— Что?

— Ты простил Никки?

— Э-э-э, Мэри, я не думаю, что вы… — начала я, но Джек перебил меня:

— Нет, все в порядке. Что вы имеете в виду, Мэри? — медленно проговорил он. — Простил ли я Никки за что?

Мэри нахмурилась, протянула руку под стеклянной загородкой и дотронулась до руки Джека.

— Ты простил ее за то, что она тебя оставила?

Рот у Джека приоткрылся, брови поползли вверх.

Он как будто хотел что-то сказать, но не выговорил ни слова.

Мэри наклонилась еще ближе к нему:

— У меня есть теория. Теория о якоре.

— Ох, — наконец сказал Джек, смущенно наморщив лоб. — О якоре.

Очередь позади Мэри нетерпеливо заволновалась.

— Мэри, вы задерживаете очередь, — сказала я. Она взглянула на меня, и я продолжила: — Почему бы вам не сесть за столик, я поем вместе с вами.

Напряженность исчезла с ее лица.

— Хорошо. Поторопись. В час у меня стартовое время.

Она пошла мимо очереди, а Джек все стоял, опустив руки в салат, так что мне пришлось подтолкнуть его локтем.

— Не волнуйся о ней, — сказала я. — Она часто путается.

— Она не запуталась, — накладывая салат, Джек смотрел на меня. — Она, похоже, знает меня. Знает нас. Ты говорила с ней о нас?

— Конечно, нет. А еще она знает про якорь. И скоро у нее стартовое время. Это все бессмыслица.

До конца обеда мы почти не говорили. Когда поток людей схлынул, я спросила Джека:

— Хочешь помочь мне прибраться?

Джек посмотрел на меня и улыбнулся, будто это было самое заманчивое предложение.

— Ну да.

— Хорошо, швабры вон там. — Я указала на шкаф у туалета.

Джек кивнул и пошел за мной к шкафу со швабрами. Он взял тряпку и ведро. Я распахнула дверь, но зацепилась рукавом за дверную ручку и стянула его с плеча.

— Ой-ой. — Я отцепила манжету и поправила рубашку. — Вот я растяпа… — Я взяла в одну руку швабру, в другую — совок. — Начнем вон с того угла и пойдем назад. Хорошо?

Но Джек озадаченно смотрел на меня.

— Джек? Что случилось?

Он не смотрел мне в лицо. Он уставился на мое плечо. Когда рубашка сползла, на секунду стала видна моя отметина. Она уже протянулась от ключицы до плеча.

— Оно становится больше.

Я потянула воротник еще выше к шее и постаралась говорить спокойно:

— О чем ты?

Прежде чем он успел ответить, я развернулась и начала вытирать стол, но тут почувствовала руку Джека на плече. Он развернул меня лицом к себе.

— Только не говори, что не заметила.

Я пожала плечами, убирая его руку.

— Ну да, увеличилось немного.

— Это не немного, Бекс. Оно закрывает все плечо. Что это?

Я вздохнула.

— Я же говорила тебе. Это просто что-то, что появилось, когда я… уходила. Ничего страшного. Я его даже не чувствую.

— Почему оно растет? Обычные татуировки не увеличиваются.

— Я не знаю. Может, оно потом снова уменьшится или когда-нибудь исчезнет.

Он помолчал.

— Может, тебе показаться врачу?.. Не смотри на меня так, Бекс.

— Мне кажется, ты знаешь, что врач тут не поможет.

Он неуверенно шагнул ко мне, взял у меня швабру и поставил к стене, потом протянул руки, отодвинул воротник моей рубашки и провел по отметине до самого края плеча.

Пальцы его были шершавыми и загрубевшими, но в то же время мягкими.

— Вблизи это совсем не похоже на татуировку.

— Откуда ты знаешь?

Уголок его губ пополз вверх, изображая что-то вроде улыбки, и он поднял собственный рукав, показывая правое предплечье. Черные значки покрывали его прямо под локтевым сгибом.

— Что это?

Он не обратил внимания на мой вопрос.

— Моя татуировка выглядит, как чернила на коже, а твоя… — он снова взглянул на мою отметину, — нет. Твоя кожа на ощупь не отличается, — сказал он, присматриваясь и касаясь края отметины. Я чувствовала его дыхание. Сладкий и свежий запах лосьона после бритья. — Это выглядит так, будто что-то черное у тебя под кожей, а не на коже. И это не ожог, потому что кожа не повреждена.

— Нет, это не ожог, — прошептала я.

— И оно не выпуклое, как шрам… Бекс? Тебе плохо? Я что-то сделал не так?

Я вдруг поняла, что стою, закинув голову назад и закрыв глаза. Я открыла их и увидела, что Джек пристально изучает мое лицо. Я так хотела его.

— Нет. Я в порядке. Я просто… думала.

Он усмехнулся.

— От того, что ты думаешь, тебе теперь больно?

— Нет. — Я сделала шаг назад. Он не мог угадать, что означает отметина, но я не собиралась пользоваться моментом.

Джек внимательно смотрел на меня. Я все отступала, держась рукой за стену.

— Куда ты?

Он не узнает. Я не могу с ним так поступить.

— У меня… у меня дела. Кристофер может сам закончить уборку.

— Бекс? — Он протянул ко мне руки.

— Ты тоже можешь уйти, я уверена. Ты и так много сделал. И спасибо… за то, что помог тут сегодня.

— Ты хочешь сбежать.

Я покачала головой. Я дошла до вращающихся дверей, которые вели в коридор и наружу, на парковку.

— Уже поздно. Мне надо идти. Еще увидимся.

Прежде чем он успел запротестовать, я выскользнула в дверь и быстрым шагом пошла к машине. Я остановилась, увидев Коула, который в первоначальном светловолосом облике стоял у моего «фольксвагена», как будто точно знал, в какой момент я появлюсь.

— Привет, крошка. Как поработала? — он ухмылялся.

Не обращая внимания на его слова, я рылась в сумочке в поисках ключей и не сводила с него глаз. Наконец я нашла их и подошла к машине.

Я держала ключи наготове, чтобы немедленно воспользоваться ими.

Коул посмотрел на них.

— Что, ключ такой тяжелый?

— Я спешу. — Я была уже у машины, но Коул встал у водительской двери.

— Это так мило, что Джек окормляет отбросы общества. Он ведь здесь, так?

— Откуда ты знаешь?

Он хитро прищурился.

— Ко мне приходила Юлес. Плакала. Сказала, что Джек не может держаться от тебя подальше. Просила меня снять ее боль. Умоляла меня сделать это. Сказала, что больше не хочет ничего чувствовать.

На короткий миг я поверила ему и возненавидела себя за то, что причинила боль еще одному человеку, Юлес. Он знал, что меня беспокоит все, что касается ее. Она была моим другом, а Коул знал, что я вернулась ради друзей и семьи.

— Юлес даже не знакома с тобой.

— Может быть, не буквально. Но ей больно. Я лишь попробовал на вкус ее боль в магазинчике благовоний в торговом центре и тотчас узнал, что Джек с тобой. Ты же знаешь, что по субботам она работает в магазине.

— Они не вместе. У них не такие отношения.

— Но могли бы быть такими, — он наклонил голову. — Может быть, если бы ты не вернулась, они были бы парой. Неужели ты можешь поступить так со своим лучшим другом?

Я не виновата в том, что они не вместе. По крайней мере я старалась в это поверить.

— Я не виновата в том, что у Джека остались чувства ко мне, — сказала я. Это была первая очевидная ложь, которую я сказала Коулу о Джеке. Я не представляла, есть ли у Джека ко мне какие-либо чувства.

Коул перевел взгляд на столовую, а потом снова на меня.

— Если это правда, почему он не с тобой? Не уходит с тобой?

— Потому что… — голос у меня сорвался. — Ему надо закончить уборку.

Коул усмехнулся.

— Лучше делать бесплатную уборку, чем быть с тобой. Вот это да.

— Уйди с дороги, — сказала я.

— Бекс! — Джек не спеша подошел к нам, даже не взглянув в сторону Коула. Он взял мои руки в свои и притянул меня к себе. — Прости, что я так задержался. Я не мог вспомнить, куда ты сказала положить швабры.

Он обнял меня, будто защищая, и встал между мной и Коулом.

— Ух ты. Вы двое, кажется, вместе как ни в чем не бывало, — сказал Коул. В его голосе слышалась скрытая ярость. — Не хочется встревать в такие нежные отношения, но вот мы втроем стоим совсем как в тот весенний день давным-давно. Почти как тогда, когда Джек уезжал в футбольный лагерь. Будто Джек совсем ни при чем и ты не из-за него решилась на тот шаг.

Джек вздрогнул, но продолжал смотреть на меня.

— Ты, должно быть, видел ее. Ты знал, что из твоего общежития она примчалась прямо ко мне? Молила, чтобы я взял ее с собой. Едва могла дышать от боли, — он отчеканивал каждое слово.

Я посмотрела на Джека и покачала головой. Джек убрал руки с моих плеч.

— Ты так и не позволила мне объяснить. Я бежал за тобой, но ты уехала. Ты не верила мне.

На несколько долгих секунд воцарилось молчание.

— Вам интересно узнать мое мнение? — спросил Коул.

— Заткнись, — ответили мы одновременно.

Коул пожал плечами.

— Вы знаете, где меня искать. — Он повернулся, прошел через парковку на улицу и повернул за угол у почты. Я смотрела на него, пока он не исчез, а затем снова повернулась к Джеку.

Джек судорожно провел обеими руками по волосам.

— Это бред, — казалось, он говорил сам с собой, не обращаясь ко мне. — Я знаю, как это выглядело, но ты должна была меня выслушать. Я ненавидел тебя за то, что ты сбежала. — Он посмотрел вверх, на небо. — Я ненавидел тебя.

Джек сделал шаг назад, от меня, и как только он это сделал, до нас донесся голос:

— Не позволяйте ему разлучить вас!

Мы оба повернулись на звук.

Мэри сидела на скамейке под крышей автобусной остановки. Я прежде не замечала ее. Она смотрела на нас.

Затем она встала и подошла.

— Вот чего он хочет. Он боится якорей. Я говорила, что у меня есть теория о якоре.

Снова якорь, я вздохнула.

— Хорошо, Мэри. Вы ждете автобуса? Хотите, я отвезу вас куда-нибудь?

Джек стоял неподвижно рядом со мной. Похоже, он воспринимал ее слова более серьезно, чем я. Мэри заговорила с Джеком:

— Это случалось и раньше. И он не хочет, чтобы это случилось снова.

— Кто не хочет? — спросил Джек.

Я положила руку ему на плечо.

— Джек, она не знает, что…

— Коул, — перебила Мэри.

У меня перехватило дыхание. Она знает его имя.

— Что?

Она не ответила мне и лишь покачала головой.

— Я слишком много сказала.

Из-за угла показался бесплатный городской автобус, тормоза его взвизгнули у остановки.

— Мне пора. — Мэри повернулась к автобусу и помахала водителю.

— Постойте, Мэри. Вы не можете так уйти, — сказала я. — Откуда вы знаете Коула? — Я схватила ее за руку, но она вырвалась и побежала к автобусу с проворством двадцати-, а не восьмидесятилетней. — Мэри, пожалуйста! — кричала я ей вслед, но было слишком поздно.

Мэри вошла в автобус и помахала нам рукой со странной улыбкой, пока двери автобуса закрывались.

— Что это было? — спросил пораженный Джек.

— Я не знаю, — сказала я. — Похоже, она знает Коула.

— Тогда мы не может позволить ей уйти.

— Но автобус.

— Это бесплатный автобус. Следующая остановка у него на Проспектор-сквер. — Он взял у меня из рук ключи. — Мы догоним его, если я поведу.

Джек вел машину, как настоящий псих, объезжая по боковым улочкам и игнорируя знаки «стоп». Мы подъехали к остановке и встали прямо перед ней.

— Упустили?

Мы смотрели в зеркало заднего вида в ожидании… с надеждой, что автобус все же появится. Если Мэри напугана, она может и не вернуться больше в столовую. Надо было найти ее немедленно.

— Пожалуйста, — проговорила я беззвучно.

Джек взял меня за руку. Наконец из-за утла показался автобус. Джек выключил зажигание, и мы вышли из машины. Когда мы зашли в автобус. Мэри вскочила со своего места и начала пробираться в другой конец салона.

Мы двинулись за ней, стараясь говорить тише.

— Все нормально, Мэри, — сказал Джек. — Нам просто нужно поговорить.

Мэри села в последнем ряду. Мы фактически загнали ее в угол.

У нее тряслись руки, поэтому я опустилась на сиденье рядом с ней, взяла ее руку и положила себе на колени.

— Пожалуйста, Мэри. Вы сказали, что знали Коула.

У Мэри затряслась нижняя губа.

— Это потому что ты не дочь. Вот почему он хотел получить тебя. Это был эксперимент.

— Что значит «не дочь»? — И тут меня осенило. — Постойте. Вы говорите о дочерях Персефоны, так? Вы действительно спрашивали ту девушку о дочерях Персефоны?

Она кивнула.

— После возвращения я потерялась. Я думала, они помогут мне найти маму. — Она начала раскачиваться взад-вперед. Джек сидел перед нами, внимательно прислушиваясь к разговору.

— Все будет хорошо, Мэри. Кто такие дочери Персефоны?

Она все раскачивалась.

— Мы рождаемся, чтобы стать Потерянными. Чтобы не иметь привязанностей. Ничего, что держало бы нас здесь. Мы готовим своих дочерей к тому, что они отправятся на Подпитку.

Сказав это, она уронила голову на руки и застонала. Пассажиры в автобусе начали оглядываться на нас.

— Ш-ш-ш, Мэри, — я сжала ее руку, думая только о том, как получить от нее еще какую-нибудь информацию. — Пожалуйста, продолжайте.

Она несколько раз глубоко вздохнула.

— Многие тысячи лет они выбирали Потерянных из дочерей. Но никто из них не выжил. Вот почему Коул решил сделать иначе. Попробовать кого-то, не из дочерей.

— Меня, — прошептала я. Она кивнула. — Мэри, ваша дочь стала Потерянной?

Она медленно покачала головой и, высвободив руку, расстегнула воротник блузки. На шее у нее была темная отметина. В точности как моя.

Я открыла рот от изумления.

— Вы были там? — я едва выговаривала слова. — Но вы… старше. Коул сказал, что Потерянными становятся лишь молодые люди. — Мэри молча смотрела, как я пытаюсь установить логические связи. — Вы, должно быть, нашли выход. Но последняя Подпитка была сто лет назад, по здешнему времени. Сколько вам лет?

— Я говорила тебе, Никки. Ты не слушала. Никто меня не слушает. — Ее руки снова затряслись, но на этот раз я не чувствовала, что могу успокоить ее.

Я вспомнила тот день, когда впервые увидела Мэри — когда она бросила тарелку на пол.

— Вам семнадцать. Как и мне.

Ее взгляд на секунду просветлел, когда я сумела все понять.

— Вы были там, на Подпитке, в одно время со мной, — сказала я. Моего возраста. Из Парк-Сити. Могла ли это быть та самая девушка, что впервые привела меня к Коулу? — Вы Мередит.

Лицо ее померкло, она снова начала раскачиваться и стонать.

— Не произноси это имя. Мередит больше нет. Посмотри на меня. Хрупкие кости. Кожа, как бумага. Я не знаю, кто и где я. Мередит не выжила. В отличие от тебя.

Я положила руку ей на спину, чтобы успокоить ее, но она отшатнулась к стене, будто я ее ударила.

— Оставь меня в покое! — закричала она. Теперь уже все в автобусе, включая водителя, посмотрели на нас.

— Что там происходит сзади? — спросил водитель по громкой связи.

Джек ответил:

— Все нормально. Мы выходим на следующей остановке.

Стенания Мэри становились все громче, так что мы с Джеком пошли к заднему выходу, чтобы показать, что не собираемся больше причинять ей боль.

Когда автобус остановился и двери открылись, я в последний раз взглянула на Мэри. Выражение ее лица было неожиданно мирным, и когда мы уже выходили, она вдруг крикнула:

— Помни об Орфее, Джек! Он был сильным!

Через открытую дверь она бросила мне какой-то предмет, который я автоматически поймала. Дверь закрылась, и автобус поехал дальше.

Я посмотрела на предмет. Это был ее серебряный браслет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Сейчас

На улице. Остался один месяц.

Я показала браслет Джеку.

— Он был на ней, когда она приходила в столовую. Она сказала, что это фамильная драгоценность или что-то в этом роде.

Он потрогал браслет, лежащий у меня на ладони, перевернул его несколько раз и растерянно покачал головой.

— Я не понял. Это была Мередит Дженкинс?

Я пожала плечами.

— Как это возможно? Она старая. И сумасшедшая. Я думал, Мередит уехала со своим отцом.

Джек ничего не знал о том, что Мередит стала Потерянной Максвелла. Историю о переезде, вероятно, придумала ее мать, чтобы объяснить ее исчезновение. Я рассказала Джеку.

— Кажется, я понимаю, что имел в виду Коул, когда говорил, что я выжила, как никто прежде. — Автобус взобрался на холм и повернул направо. — Бедная Мередит.

Я сунула браслет в карман куртки. Я вообще не была уверена, что Мэри-Мередит собиралась мне его отдавать. Она так оберегала его в столовой.

— Они все становятся такими? — сказал Джек. — Все Потерянные?

— Все, кто не выживает.

— Почему ты не стала такой?

Я медленно покачала головой.

— В этом-то и вопрос.

— Вот почему ты нужна Коулу, — сказал Джек. Я не ответила, но в голове у меня вертелась та же мысль. — Мэри что-то сказала о том, что у тебя есть якорь.

Ах да. Я не обратила на это особого внимания, потому что думала тогда, что это бредни слабоумной старухи.

— Я не знаю, что это значит.

Я подумала обо всех вещах, которые не могла объяснить. Обо всех вопросах без ответа. И меня бросило в дрожь.

Джек крепко прижал меня к себе.

— Все хорошо, Бекс. Мы все выясним. Начнем с истории Орфея.

— Я знаю этот миф.

Автобус увез нас мили за две от того места, где мы сели, и теперь мы шли обратно. По дороге я рассказывала Джеку об Орфее и Эвридике.

В моей машине. На парковке.

Мы вернулись на парковку у бесплатной столовой и, сидя в моей машине, пытались как-то осмыслить произошедшее.

Я рассказала Джеку ту же историю об Орфее, которую поведала мне миссис Стоун. Как Орфей спас Эвридику, но в итоге ее все равно поглотила Преисподняя.

— Но иногда мифы ошибаются.

— Значит, эта Эвридика попала в подземное царство, а Орфей пошел туда за ней и освободил ее? Что это может значить?

Я попыталась разобраться в этой истории. Как и я, Эвридика отправилась в Нижний мир. Как и я, она не постарела. Может быть, ее бессмертный тоже хотел, чтобы она отправилась к царскому двору, но она выбрала Тоннели. И ее поглотила тьма. Может быть, Мэри сказала, что Орфей был сильным, потому что он смог отпустить ее в Тоннели вместо того, чтобы смотреть, как она сама превращается в бессмертную.

Ничего из этого я Джеку не рассказала. Я не могла. Пока. Он ведь все еще не знал, что Тоннели придут за мной.

Тут вдруг у Джека зазвонил телефон. Он взглянул на экран.

— Уилл.

Он хотел убрать телефон обратно в карман, но я остановила его.

— Иди. Может быть, ты ему нужен.

Джек нажал кнопку, включающую автоответчик, и взял мою голову в свои руки.

— У нас есть план, Бекс. У нас есть время. Мы проведем исследование, узнаем все об Орфее и дочерях Персефоны и придем сюда в следующую субботу. И мы будем знать, какие вопросы задавать Мэри.

Я кивнула. Теперь было самое время сказать Джеку о том, что означает отметина на моем плече. Мы смотрели друг другу в лицо, и нужный момент повис в воздухе в ожидании того, что я скажу Джеку правду, но я этого не сделала. Джек отправился к своей машине, и я сказала себе, что подходящий момент будет и в следующий раз, когда я его увижу.

Но, глядя, как он уезжает на машине, все еще помятой спереди после столкновения, я поняла, что подходящих моментов больше не будет. Когда Джек узнает правду, будет слишком поздно.

Джек зашел ко мне ночью, чтобы мы могли вместе поискать информацию о дочерях Персефоны. Мы не знали, с чего начать, и просто полезли в Гугл. Поиск выдал два результата. Первым была кантри-группа с таким названием. Две немолодые женщины явно прекрасно себя чувствовали в рабочей одежде и держали в зубах соломинки. Читая дальше, мы обнаружили, что их мать на самом деле звали Персефоной. На их сайте вообще не было упоминания о мифе. Это был тупик.

Второй результат казался более обнадеживающим. Но только на первый взгляд. Это был скан статьи об исчезновении газетного репортера в 1982 году. В статье не упоминались дочери Персефоны до предпоследнего абзаца, где главный редактор сообщал, что пропавший репортер работал над изучением культов, один из которых назывался культом дочерей Персефоны.

— Как ты думаешь, что это значит? — спросила я Джека.

Он пожал плечами.

— Если нашлась всего одна статья, это может иметь отношение к настоящим дочерям Персефоны. Значит, они хорошо заметают следы.

— Ты думаешь, исчезновение репортера может быть как-то связано с… — я замолчала, обдумывая эту возможность.

Я напечатала в строке поиска имя репортера и название города, но других статей не обнаружилось.

Джек сжал губы, так что получилось что-то вроде усмешки.

— От Коула и от таких, как он, всего можно ожидать.

Мы также попытались узнать какие-то подробности мифа об Орфее, но дальнейшие поиски выявили лишь незначительно различающиеся варианты той истории, что рассказала мне миссис Стоун несколько месяцев назад. Если там что-то и было, мы этого не заметили. Может быть, надо было найти Мэри. Попробовать узнать у нее что-нибудь еще.

Прошло несколько дней, и однажды в школе ко мне подошла Юлес. Мы не говорили с ней с того дня, когда вместе разносили предвыборные листовки.

— Привет, — сказала я.

Она улыбнулась, но улыбка получилась довольно жалкой.

— Хочешь пойти в «Луч» выпить кофе? Или ты все еще ходишь после уроков к миссис Стоун?

— Нет. Я почти все наверстала. Я могу пойти.

Она вздохнула с облегчением.

— Отлично. Поехали на моей.

Мы отправились в кафе «Луч» на Мейн-стрит. По пути почти не разговаривали. Когда мы пришли, несколько столиков были заняты школьниками, и в воздухе витал аромат кофе, французских тостов и яичницы. «Луч» славился своими французскими тостами, толстыми, как кирпичи, и подававшимися вместо пирожных к кофе.

Мы с Юлес уселись на стулья у стойки и заказали латте. Когда официантка ушла, Юлес повернулась ко мне и сказала:

— Мне жаль, что все так изменилось. В тот день с листовками… Это было больно.

Я не знала, что сказать.

— Мне не хватает подруги, — сказала она. — Не хватает разговоров с тобой о чем угодно и уверенности, что ты сохранишь любую тайну. У меня этого больше нет. Я не могу говорить с мамой — ты ее помнишь, она никогда ничего не понимала. А говорить с парнем — это совсем не то же, что говорить с девушкой.

Я улыбнулась.

— Мне тоже этого не хватает, — сказала я.

Официантка вернулась с горячим латте, и все остальное время мы просто разговаривали. Не о Джеке, не о том, где я была, а просто о школе, и постепенно втягивались в обычную болтовню на повседневные темы.

Мне ужасно понравилось. Болтать со старой подругой, потягивать кофе и забыть обо всем.

Хотя бы ненадолго.

Юлес подбросила меня на своей машине до школьной стоянки, я помахала ей на прощание и послала воздушный поцелуй. За этим кофе мы ничего не решили, но дело было и не в решении проблемы, наверное.

Когда я вернулась домой, папа читал газету на кухне. Похоже было, что он только что несколько раз провел руками по волосам.

— Все нормально, пап? — Я подошла к холодильнику и достала сок.

Он недовольно крякнул.

— По-видимому, я недостаточно крут для курортного города. — Он покачал головой и продолжил чтение газеты.

— Это в газете написано?

— Колонка редактора. Цитирую: «старомоден и тянет город назад».

— Назад от чего?

Он пожал плечами и отложил газету.

— Мирового господства? Не знаю. Мне что, воткнуть в уши наушники и ходить, уткнувшись в айпод, как школьники? Тогда лучше будет?

— Не обращай внимания, пап. — Я налила ему стакан апельсинового сока и поставила на стол. — Ты идеально подходишь для этого города.

Он провел ладонями по лицу.

— Спасибо, Ник.

А потом он посмотрел на меня так, будто впервые за долгое время заметил меня.

— Спасибо.

Мне хотелось, чтобы это мгновение никогда не кончалось. Только я и папа. Смотрим друг на друга. Видим друг друга. Пользуемся моментом.

Смотри на меня, папа.

Но вот он уже отвернулся, снова взял газету, мгновение закончилось.

Субботнее утро выдалось ясным и морозным. В остальной части штата все страдали от перемены погоды, отчего воздух стал плотным и вязким, но Парк-Сити был выше всего этого. Ближе к небу, как здесь говорят. Я приехала в бесплатную столовую за час до открытия и, как только припарковалась, увидела, как с другой стороны на парковку въезжает Джек. Он понимающе усмехнулся. Нам обоим не терпелось поговорить с Мэри.

Я отперла двери, он вышел из своей машины и сел на пассажирское место рядом со мной.

— Похоже, мы оба подумали об одном и том же.

Мы сидели в машине, не выключая отопления, и ждали Мэри. У дверей столовой начали собираться люди в ожидании открытия, но Мэри все не было.

— Может, нам просто пойти внутрь, — сказала я. — Она придет.

Мы с Джеком вошли, и Кристофер указал нам наши рабочие места. Мы работали молча. Я то и дело проливала или расплескивала суп, потому что не могла отвести глаз от входа.

Мы обслужили более ста человек. Она так и не пришла.

Кристофер не видел ее всю неделю.

Когда последний бездомный получил свою порцию, Джек начал наводить порядок, а я пошла к шкафу за моющими принадлежностями. Джек поставил один стул на другой с такой силой, что раздался лязг металла, вполне отвечавший нашему состоянию.

— Должен быть еще кто-то, кто знает что-нибудь обо всем этом, — сказал он.

Я поморщилась.

— Я уверена, что есть. Но как их найти? Поиски в Интернете ничего не дали…

— Постой, — перебил Джек и замер со стулом в руке. А потом поставил его обратно на пол.

— Что?

— Мередит сказала, что дочери Персефоны готовят своих дочерей к тому, чтобы стать Потерянными, еще на Поверхности.

— И что?

Он наклонил голову, глядя на меня так, как будто это было очевидно.

— Так кто ее готовил?

— Я не знаю. Ее… мама, — сказала я наконец то, чего ждал от меня Джек.

Джек улыбнулся и кивнул.

— Я когда-то видел миссис Дженкинс. Мередит жила на той же улице, что и Кай. Конечно, это ложь, что Мередит уехала. Что, если ее мама все еще здесь?

Я не могла ответить.

— Надо нанести визит миссис Дженкинс. — Джек взял стул и поставил на стол. — Может быть, она знает, как сделать так, чтобы Коул оставил тебя в покое.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Сейчас

Машина Джека. Осталось три недели.

Закончив дела в столовой, мы поехали на машине Джека к загородному коттеджу у самого склона. Мы потоптались на крыльце, прежде чем позвонить в дверь.

— А что, если она на самом деле переехала? — спросила я.

— Она живет здесь, — уверенно сказал Джек.

— А что, если она не станет с нами говорить?

— Станет.

— А что, если…

— Слушай, Бекс. Ты ведь хочешь сделать так, чтобы Коул оставил тебя в покое?

Я кивнула.

— Ну хорошо. Вот мы это и делаем.

Я сделала глубокий вдох и постучала в дверь. Прошло несколько секунд, и дверь открыла женщина. Та самая женщина, которую я видела в бесплатной столовой, где она обедала с Мередит. Она была одета строго и изящно, будто собиралась идти на работу в музей. На шее красный шелковый шарфик, волосы завязаны в тугой пучок.

— Да? — сказала она.

Я открыла рот, чтобы что-нибудь сказать, но ничего не вышло.

— Здравствуйте, миссис Дженкинс, — сказал Джек. — Можно нам поговорить с вами несколько минут?

— О чем?

Джек покосился на меня.

— О вашей дочери Мередит.

Миссис Дженкинс побледнела.

— Мередит теперь живет со своим отцом. — Она хотела закрыть дверь, но я помешала ей, подставив ногу.

— Пожалуйста, миссис Дженкинс, — сказала я, вновь овладев голосом. — Я знаю, что это неправда.

— Простите?

— Я ее видела.

Глаза миссис Дженкинс сузились, и она сильнее надавила на дверь.

— Ты не знаешь, что говоришь.

— Я знаю, что она была на Подпитке! — выпалила я.

Миссис Дженкинс застыла и смерила меня ледяным взглядом. Джек продвинулся ко мне, готовый меня защитить.

— Откуда ты знаешь?

Я перевела дыхание.

— Потому что я тоже была там.

В доме миссис Дженкинс не было никаких украшений. Ни картин на стенах. Ни безделушек в углах. Кроме старинного вида кувшина на каминной полке, в комнате не было вообще ничего примечательного.

Все, от стен до дивана, на котором устроились мы с Джеком, было разных оттенков бежевого. Это место не выглядело жилым.

Миссис Дженкинс принесла из кухни поднос с чайником и тремя чашками.

— Чай греческих пастухов, — сказала она. — Нет ничего лучше.

— Спасибо, — ответила я. Мы взяли по чашке, и она села на стул напротив нас. Я не могла больше ждать. — Миссис Дженкинс, что вы знаете о дочерях Персефоны?

Она хотела глотнуть чаю, но, приподняв брови, поставила чашку обратно.

— Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь о них?

— Не знаю.

— Тогда как же ты…

— Я не знаю. Коул просто выбрал меня.

— И ты выжила, — даже несмотря на ее улыбку, это прозвучало как обвинение.

— Да, — сказала я.

— Расскажите нам о дочерях, — вмешался Джек.

Миссис Дженкинс посмотрела на Джека.

— У дочерей Персефоны свой интерес к Подпитке. Мы знаем о Нижнем мире, и когда наступает время Подпитки, готовим своих детей стать Потерянными, — сказала она так, будто это само собой разумеющиеся вещи.

Джек смотрел на нее с раскрытым ртом.

— Почему? — спросил он.

Она посмотрела на него, как на сумасшедшего.

— Потому что это шанс. Стать следующей Персефоной. Если одна из них выживет и займет трон, это будет означать вечную жизнь для всего ее рода. Даже для тех, кто остался в прошлом. Королева получает такую привилегию. Ее семья автоматически попадает в Нижний мир. Это означает вечную жизнь для всех них.

Я покачала головой.

— То есть вы думаете, что королева может вернуть к жизни тех, кто уже умер? — Хотя в это и трудно было поверить, я не могла не подумать о своей матери и о том, как притягательна могла бы быть эта идея. Но Коул никогда не упоминал ни о чем таком.

Она наклонила голову.

— Ты, очевидно, злишься, но я не понимаю почему. Люди искали секрет вечной жизни тысячелетиями. И это единственный путь к ней. У бессмертных четкие правила относительно того, кого посвящать, и тени выполняют эти правила. Они не могут никого впустить. Энергии недостаточно, чтобы обеспечить непрерывный приток людей. Это общество избранных. Это единственный путь.

Я посмотрела на Джека, он сидел, крепко стиснув зубы.

— Это отвратительно, — сказал он.

Миссис Дженкинс повернулась к нему.

— Если ты думаешь, что это отвратительно, тебе следует спросить свою подругу, почему она пошла на это. Несомненно, она не знала, что у нее будет шанс возвыситься, так какие же у нее были причины?

Джек отвел взгляд.

Я не ожидала, что миссис Дженкинс будет так открыто обо всем говорить, и вдруг поняла, что кое-чего не предусмотрела. Наша беседа в любой момент могла перейти на тему Тоннелей, а Джек не знал о них. Надо было увести ее от этой темы. Джек должен узнать о том, что ждет меня в конце этих шести месяцев, не от миссис Дженкинс, а от меня.

— Миссис Дженкинс, вы знаете, почему я выжила? — спросила я.

Она вздохнула и слегка пожала плечами.

— Я знаю только одного человека, который выжил так же, как ты. Это случилось несколько сотен лет назад. Ее звали Адония. Она вернулась с Подпитки молодой и здоровой, как и ты.

— Как она это сделала?

— У нее не было возможности рассказать об этом, — миссис Дженкинс жестом указала на вазу на каминной полке. — Царствующая королева нашла ее. Вот ее пепел.

Я почувствовала, как у меня кровь отхлынула от лица.

— Королева сожгла ее?

Миссис Дженкинс улыбнулась мне так, будто говорила с дурочкой.

— Нет. Королева нашла ее и забрала всю оставшуюся у нее энергию. Но когда королева забирает энергию, сила так велика, что полностью уничтожает человека. Это мы сожгли останки Адонии.

У Джека был такой вид, будто его сейчас стошнит. Я была уверена, что и сама выгляжу так же. Как мог Коул думать, что я когда-нибудь захочу стать королевой?

— Так что, как видишь, моя дорогая, то, что ты выжила, еще не означает, что ты станешь королевой. — Сердце мое бешено забилось, я вдруг почувствовала себя совершенно беззащитной. Неужели из-за этого Коул и Максвелл говорили, что надо хранить мое существование в секрете от королевы? — Да ты не бойся, — сказала она, заметив выражение моего лица. — Я ничего не знала о твоем существовании. Я уверена, что если бы ты должна была повторить судьбу Адонии, то это уже случилось бы. Это означало бы, что тот бессмертный, что ввел тебя в Нижний мир, предал тебя и рассказал королеве, — она бросила взгляд на вазу. — Боюсь, Адония была не в ладах со своим бессмертным. Он хотел, чтобы она стала его королевой, а она не хотела. Поэтому он отомстил, рассказав о ней королеве. И, — она сделала паузу, — о том, где конкретно королева может ее найти.

Казалось, что мой слух заполнил приглушенный шум морского прибоя — так участился мой пульс. Поступит ли так со мной Коул? Сможет ли? Джек взял меня за руку, я и не заметила, что дрожу.

— Я не хочу быть королевой, — пробормотала я.

— Ну, ты можешь быть просто бессмертной.

Джек подался вперед.

— Она не хочет быть бессмертной.

Миссис Дженкинс нахмурилась и растерянно наклонила голову, будто Джек только что сказал ей, что я собираюсь ради забавы выцарапать себе глаза. Ого-го.

— Не глупи, — усмехнулась она. — Какой у нее выбор? Неужели ты правда думаешь, что она…

Она была так угрожающе близка к теме Тоннелей, что надо было как-то заставить ее замолчать. Я вскочила с места и начала кашлять, громко и неистово. Джек положил руку мне на спину.

— Принести тебе воды?

Я кивнула, и Джек понесся на кухню. У меня было всего несколько секунд.

— Не говорите ему, — прошептала я миссис Дженкинс. — О Тоннелях.

Она приоткрыла рот, но ничего не сказала, в этот момент Джек вернулся со стаканом воды.

— Спасибо, — сказала я и сделала глоток, не сводя с миссис Дженкинс умоляющего взгляда.

Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась натянутой, и тут ее растерянность сменилась расчетливостью. Глаза ее расширились.

— Что бы ты ни чувствовала сейчас, если ты все же однажды взойдешь на трон, может быть, ты вспомнишь о старой женщине, которая как могла помогала тебе.

Ее собственная дочь не выжила на Подпитке, и теперь она увидела во мне свой единственный шанс. Не говоря ни слова, мы с ней заключили сделку. Она не расскажет Джеку о Тоннелях, а я не забуду о ней, когда стану королевой, что, как она считала, неизбежно.

Джек заговорил:

— Есть какой-нибудь способ заставить Коула отстать от Никки?

Она покачала головой.

— Бессмертные — упрямый народ, — она махнула рукой в сторону каминной полки. — На самом деле я бы не стала злить таких, как они.

Мурашки побежали у меня по спине при взгляде на урну, и я быстро сменила тему:

— Миссис Дженкинс, почему Мередит вернулась?

Улыбка сползла с ее лица.

— Я тоже была удивлена, хотя и не следовало бы. Мередит думала, что поскольку она из рода Адонии, у нее больше шансов выжить и стать следующей королевой. Она была убеждена. Может быть, мы обе были, — она глубоко вздохнула. — Мередит сказала, что вернулась ко мне. Это странно, правда, эта ее привязанность ко мне. Я не так ее воспитывала. А теперь я не могу ничего для нее сделать. Как и она для меня. В тот момент, когда она отправилась на Подпитку, я вычеркнула ее из своих мыслей и своего сердца.

Как она могла быть такой бесчувственной? Мередит — ее дочь. Я взглянула на Джека, и он кивнул, будто подумал о том же самом.

Джек наклонился вперед.

— Вы знаете, где ее можно найти?

— Я ее не видела, хотя искала.

Наконец я увидела в ней что-то человеческое, но тут она добавила:

— Она украла одну драгоценность, которая принадлежит мне. Я думаю, так она пытается привлечь мое внимание.

«Браслет», — подумала я. Джек открыл было рот, но я остановила его взглядом. Он едва заметно кивнул.

— Еще один вопрос, — сказала я. — Сколько вас?

Она улыбнулась.

— Ты найдешь нас везде. У каждого входа в Нижний мир.

— Почему ты не рассказала ей о браслете? — спросил Джек, когда мы уже ехали в машине обратно.

— Мне кажется, не надо было. Я не доверяю ей. У меня такое чувство, что браслет — это наш единственный козырь, хотя я и понятия не имею, что с ним делать, — я глубоко вздохнула. — А кроме того, миссис Дженкинс странная и страшная.

— Она дочь Персефоны. «Странная» — это не то слово. — Джек слегка улыбнулся. — Одно я четко понял из этого разговора, — сказал он, и лицо его снова стало серьезным. — Нельзя, чтобы Коул узнал, что мы копаемся в этом.

Я вспомнила об урне на каминной полке и не сомневалась, что Джек тоже подумал о ней.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Сейчас

Осталось полторы недели.

Моя метка добралась до края плеча и начала спускаться вниз, на руку, и выглядело это так, будто кто-то пролил на меня шоколадный сироп и он течет по моей руке вниз, подчиняясь силе гравитации.

Внутри меня тоже что-то менялось. Меня охватывало темное, гнетущее чувство, как будто я заперта в одной из затхлых ниш пункта Подпитки. Оно появлялось, даже когда я стояла на улице в солнечный день, вместе с мыслью, что никогда больше солнце не согреет моего лица.

Тоннели подбирались все ближе.

В следующий понедельник на уроке рисования Коул — в образе темноволосого Нила — показал учителю, мистеру Таннеру, несколько своих акварелей, которые тот выставил на обозрение всего класса.

— Именно это я имею в виду, когда говорю о мазках, — мистер Таннер несколько раз взмахнул рукой, будто подметая. — Откуда ты, говоришь, перевелся к нам, Нил?

— Из Сиэтла. — Коул покосился на меня. — Пригорода.

Мистер Таннер надул щеки и медленно выпустил воздух.

— И это твой первый курс рисования?

— На первом мы не использовали бумагу. Только камни и резец, — он усмехнулся, будто радуясь собственной шутке.

Мистер Таннер улыбнулся так, будто все понял, хотя, несомненно, он и понятия не имел, о чем говорит Коул. Он повернулся к листу бумаги, прикрепленному к школьной доске. Взяв кусок угля, он продемонстрировал собственную версию использованной Коулом техники, а затем дал всем общее задание.

Я начала рисовать дом. Рисование никогда не было моим любимым предметом, и все мои попытки рисовать всегда в конце концов заканчивались изображением дома. Руки у меня перестали дрожать. Я в достаточной мере овладела своими мышцами, чтобы изобразить нечто, похожее на человеческое жилище.

Коул поставил свой мольберт так, что я не видела его работы. Он же прекрасно видел мою. Но мне давно уже было все равно.

— Ник, — громко прошептал он. — Что это будет?

— Это дом.

— А. Это… великолепно.

Я пыталась сконцентрироваться на рисунке, но все время чувствовала, что Коул следит за мной.

— Эй, Ник!

— Что?

— Оно уже пошло по руке?

Я повернула голову, кусочек угля, которым я рисовала, выпал у меня из руки и ударился о мольберт Коула.

— Что ты сказал?

Коул сложил руки, делая вид, что отступает.

— Не-не. Я не хотел тебя нервировать. Просто поинтересовался твоей меткой.

— Откуда ты знаешь? — сказала я и покачала головой. — Неважно. Я забыла, что у тебя это и прежде бывало.

— Такого — нет. Я никогда ни за кем не наблюдал после Подпитки. И, как я говорил, ты не такая, как другие. Ты…

— Знаю, знаю. Особенная. — Теперь-то я знала правду. Я не стала сумасшедшей старухой. — Пожалуйста, рисуй, и хватит болтать.

Он положил свой кусочек угля на подставку мольберта и слегка потер руки.

— Тень становится все сильнее. Ты чувствуешь свою метку? Будто что-то в ней хочет отделиться от тебя? Это Тоннели зовут. И тень тянется к ним.

Пока Коул говорил, у меня было такое чувство, будто кусочки льда касаются моей шеи и холод сбегает вниз по позвоночнику. Я не могла ответить. Коул улыбнулся и повернул ко мне свой мольберт, так что стал виден рисунок, над которым он работал.

Он нарисовал тоненькую девушку с длинными черными волосами, летящими сзади, будто в лицо ей дул сильный ветер. Но, присмотревшись, я поняла, что это не ветер. Девушку засасывало в темную воронку позади нее.

Коул на секунду перехватил мой взгляд. Я поняла, что говорили его глаза. Они говорили: «Пойдем со мной, и с тобой этого не случится».

Он посмотрел на мою руку и, казалось, хотел схватить ее.

— Еще не поздно.

Прозвенел звонок. Я отдернула руку. Надо было держаться от Коула подальше. Надо было.

Мы молча смотрели друг на друга. Я не поняла, сколько времени прошло, а потом отвернулась и начала складывать свои вещи. Остальные уже собрались и выходили из класса. Коул стоял, дожидаясь меня.

Я складывала вещи так, будто его вообще не было, затем я сняла табличку со своим именем с коробки, которую мистер Таннер дал мне в начале учебного года. Я больше не собиралась тратить оставшееся у меня время на уроки рисования.

Коул наблюдал за мной. Вероятно, он понял, что я делаю. Если бы я могла сейчас загадать желание, я пожелала бы, чтобы Коул исчез. Оставил мне мое время.

Он вышел за мной в коридор. Я резко развернулась и выпалила:

— Что мне сделать, чтобы ты оставил меня в покое?

— Я думаю, ты сама это прекрасно знаешь.

— Что, если нам заключить сделку?

Он нахмурился.

— Сделку?

Понизив голос, я сказала:

— Что, если я пообещаю пойти с тобой, но только непосредственно перед тем, как за мной придут Тоннели? — С внезапным воодушевлением я шагнула ближе к нему, а он отступил. — Я ведь пойду с тобой до того, как они придут, так что все должно сработать. Если ты дашь мне провести эти последние минуты с Джеком, я пойду с тобой.

Я старалась изо всех сил, чтобы по моему лицу не было заметно, что я лгу.

Он побледнел, а затем лицо его расплылось в широкой усмешке.

— Черта с два, ты что, дашь мне клятву верности? — проговорил он с сарказмом. Я не ответила, и он продолжал: — Твой маленький план предполагает, что я полностью положусь на твое слово. А ты не особенно тверда в клятвах.

Наверное, я не удивилась. Но я так устала от Коула. Я посмотрела ему прямо в глаза.

— Если ты можешь определить, когда я вру, значит, ты, несомненно, знаешь, когда я говорю правду. — Я еще больше приблизилась к его лицу. — Вот тебе правда. Я. Никогда. Никогда. Не пойду с тобой.

Взгляд Коула остановился, а потом я увидела на его лице нечто, чего никогда не видела прежде. Настоящую боль.

Я вздрогнула от удивления, но устояла. Если боль, отразившаяся на его лице, была настоящая, может быть, это заставит его отступиться.

Коул посмотрел мне через плечо, и боль на его лице сменилась вспышкой гнева, ярости, от которой у меня задрожали пальцы на руках и ногах.

Я обернулась, чтобы посмотреть на объект этой злобы, хотя уже догадалась, кто это.

— Джек, — сказал Коул, голос его звучал напряженно и насмешливо, — помоги мне. Наша девочка рассуждает, как помешанная, но я-то не сошел с ума.

Джек вопросительно взглянул на меня.

— Не обращай на него внимания, — сказала я, чувствуя, как внутри меня разрастается пустота. Я взяла Джека за руку, но он не шевельнулся.

— Ах, ну конечно, — сказал Коул. — Не обращай внимания на этого парня, который расскажет тебе кое-что новое. Кстати о новом, Джек. Никки рассказывала тебе о своей метке?

У меня перехватило дыхание.

— Да, — сказал Джек, все еще недоумевая.

— Коул… — начала я, но он не дал мне сказать.

— Мне надо было выразиться точнее, — продолжал Коул. — Я хотел спросить, рассказала ли она тебе правду о своей метке?

Я дернула Джека за руку.

— Пошли, Джек. Давай просто уйдем. Пожалуйста. — Но теперь он определенно не собирался никуда уходить.

— Ты знал, что она становится больше? — Коул шагнул ближе к Джеку и понизил голос: — Я имею в виду, ты это видел? Ее всю?

Джек не ответил. Я смотрела на Коула.

— Коул, пожалуйста.

Я повернулась к Джеку.

— Пожалуйста, — сказала я им обоим.

Коул улыбнулся.

— Я просто пытаюсь помочь. Он должен знать.

— Его жизнь здесь, — произнесла я, обращаясь к Коулу и не глядя на Джека. — Для него все это теперь уже не важно. — Я сказала первое, что смогла придумать. — Это только наше с тобой дело. Он тут ни при чем.

— Наше с тобой? Нас двоих? Сколько, по-твоему, это будет действовать, Ник? — усмешка Коула стала шире, и я поняла, что он больше не купится на мой блеф. Прежде чем я успела еще что-то сказать, он заговорил: — Метка на ее плече — это что-то вроде таймера, Джек. Она снова уйдет. И очень скоро.

Я замерла и закрыла глаза.

— О чем ты говоришь? — спросил Джек. — Если ты думаешь, что Никки пойдет с тобой, то это не так. Я ее знаю.

Я еще плотнее закрыла глаза.

— Джек, она уйдет в любом случае, со мной или нет. У нее есть неоплаченный долг, и ни тебе, ни ее отцу, ни ее друзьям, ни самой Ник ничего с этим не поделать. — Я услышала, что Коул сделал еще один шаг к Джеку. Когда я открыла глаза, Коул стоял, положив руку ему на плечо. — Мне жаль, что она не сказала тебе, друг. Но может быть, ты поможешь ей сделать правильный выбор. Ты знаешь, какое на Ник находит… стремление к саморазрушению. За одной дверью ее ждет бесконечная боль, до тех пор пока она просто не… исчезнет. За другой она возвысится. Помоги ей выбрать вечную славу вместо Тоннелей Ада. Она может стать пищей для Нижнего мира или его правительницей.

— Хватит! — я встала между ними. — Уйди, Коул. Ты ничего больше не можешь сделать.

— Это правда, Бекс? — Джек не смотрел мне в глаза. — Ты уходишь?

— Да, — сказала я. Сердце у меня разрывалось.

Джек развернулся, чтобы уйти.

— Постой, Джек. — Он остановился, но не обернулся. — Прости, мне так жаль, но я не знала, как сказать тебе.

— Ей очень, очень жаль, — сказал Коул, превращая мои извинения в пустые слова.

Джек ничего не сказал. Он ушел.

Коул стоял рядом со мной, и мы вместе смотрели, как Джек прошел по коридору и распахнул стеклянную дверь, ведущую на парковку. Несколько мучительно долгих минут я не двигалась.

— Прости, Ник. Ты должна была знать, что значит загнать меня в угол, — голос его звучал все тише. — Но он заслужил правду.

Я не ответила. Надо было сказать Джеку. Я это знала. Может быть, он все равно ушел бы. Но может, и остался бы.

Не говоря ни слова, я пошла. Коул, как тень, следовал за мной, и я не сопротивлялась. Я слишком устала от борьбы.

Мы вышли на улицу, где резкий ветер носил по воздуху крошечные льдинки. Я спрятала нос в воротник пальто. Дойдя до машины, я вставила ключ в замок, затем развернулась и оказалась лицом к лицу с Коулом. Он снова стал самим собой. Я удивилась, как он так быстро изменяется. Я и глазом не успела моргнуть, как он снова стал Коулом.

— Почему?

— Что почему?

— Почему для тебя так важно, чтобы Джек ненавидел меня? — я закрыла глаза и откинула голову назад. — Пожалуйста, скажи мне.

— Потому что влюбленные люди часто принимают безответственные решения. Человеческие отношения — ты знаешь, эта вещь, ради которой ты отказываешься от вечной жизни, — они изменчивы. — Он использовал против меня мои же слова.

Я открыла глаза и посмотрела на него.

— Ты врешь.

— Нет, не вру.

— Но должно быть что-то еще, не так ли? — Должна была быть другая причина. У всего, что делал Коул, была причина. Он что-то скрывал от меня. — Скажи мне.

Улыбка исчезла с его лица, но он молчал.

— Прекрасно. Если ты не хочешь говорить со мной… — Я распахнула дверь машины, но Коул захлопнул ее. Он стоял, упершись рукой в боковое стекло. Я повернулась, лицо его было так близко. — Что? Чего ты хочешь?

— Тебя, Ник. — Коул сделал глубокий вдох. — Я хочу тебя. Не важно, будем мы на троне или нет. Я хочу, чтобы ты была со мной, а это возможно, только если ты станешь такой, как я. У нас одно сердце на двоих, — он коснулся моей груди. — Твое сердце сейчас во мне.

— Не сердце, — сказала я. — Только часть моих чувств.

— Это то же самое. Оно принадлежит мне. И я принадлежу тебе.

Я закрыла глаза, но не противилась ему. Я устала терять всех, кого люблю. Устала оставаться в одиночестве.

— Все было так, Ник.

Он придвинулся ближе, не касаясь меня, но я чувствовала притяжение между нами. Я знала, что должна оттолкнуть его, но мое глупое тело не слушалось. Предательские ноги и руки хотели снова прижаться к Коулу. То столетие в Нижнем мире связало нас, и наши тела помнили эту связь.

Он опустил голову, так что мы оказались стоящими щека к щеке.

— Все было точно так. Целое столетие.

Я не могла пошевелиться. Я не хотела шевелиться.

Он упирался правой рукой в дверь, а другой рукой потянул меня назад.

— Только моя рука была здесь. — Он надавил пальцами мне на спину. — А твоя рука… — Он взял правой рукой мою левую руку и завел себе за спину, мягко и медленно, прижав к себе мои пальцы. — Вот так.

Коул был так близко, что я не могла не подумать о возможности забыть обо всем. О боли. О едких запахах Поверхности. О том, что разочаровала своих родных. Причинила боль Джеку.

Джек.

Джек не сдался, когда я ушла. Юлес говорила, что он все время искал меня. Не переставал надеяться, что я вернусь. И теперь я не могла отказаться от него.

Теперь я знала, что мне делать. Мыслить разумно я могла, только оттолкнув от себя Коула. И я оттолкнула его.

— Я тебя ненавижу.

Коул ухмылялся.

— Ненавидишь. Какое сильное чувство. От ненависти до любви…

— Этого шага не будет. Из-за тебя единственный человек, которого я люблю, ушел, — сказала я.

— Нет, Ник. Из-за тебя.

Он открыл мне дверь, и я уехала, оставив его одного.

Вернувшись домой, я пару часов подряд мерила шагами ковер. Я не могла позволить Джеку отпустить меня. Может быть, когда я только вернулась, я могла оставить его. Но мы зашли слишком далеко, и теперь у меня появилась надежда. Я не могла допустить, чтобы он отказался от меня. Не теперь. Никогда больше.

Я поехала к нему. Когда я постучала в дверь, открыла его мать. Я нравилась миссис Капито, когда было просто другом Джека, но не думаю, что она когда-либо воспринимала меня как девушку своего сына. Хотя она всегда была вежливой, и теперь ее ледяной тон удивил меня.

— Никки. Я слышала, что ты вернулась. — Она встала в дверях, загородив проход. Очевидно, в дом меня не приглашали.

— Да, как поживаете, миссис Капито?

— Прекрасно.

— Хорошо. Хорошо. Э-э-э… Джек дома?

— Нет. — Она хотела закрыть дверь.

Я придержала ее рукой.

— Подождите. Пожалуйста.

Она остановилась, но ничего не сказала. Меня затрясло, но не от холода.

— С ним все в порядке?

— Они с Уиллом уехали за город.

Я видела его днем.

— Вдвоем?

— Да. Странно, правда? Понять не могу, от чего он пытается убежать. — По ее тону и лицу было ясно, что у нее есть некоторые подозрения на этот счет. Это я заставила Джека бежать.

— Ладно. Мне надо идти.

Она кивнула, а потом сказала:

— Никки, пожалуйста, оставь моего мальчика в покое. С него уже хватит, — и закрыла дверь. Не захлопнула, но почти.

Я долго смотрела на закрытую дверь, пытаясь не заплакать. Самое ужасное, что она была права. Джек определенно не вынесет, если я снова уйду. Он не хотел быть рядом, когда я уйду, поэтому взял Уилла и уехал.

Меня затошнило, я побежала к машине, чтобы не вырвало прямо на крыльцо Джека. Я не могла поверить, что больше не увижу его. Я не могла так. Я не могла пережить то краткое время, что у меня осталось, зная, что Джек ненавидит меня.

Пора было с этим что-то сделать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Сейчас

Дома. Осталось полторы недели.

Я устала причинять людям боль. Я устала причинять боль себе самой. Вернувшись домой, я направилась прямиком к ночному столику и достала из ящика волос Коула. Не останавливаясь и не задумываясь, я выскочила из дома и поехала в супермаркет.

Я пролетела мимо Эзры и пошла к тому месту, куда Нижний мир выкинул меня.

Я поднесла волос ко рту, открыла его… и замерла.

«Просто сделай это, Бекс», — сказала я себе.

Но руки не слушались меня. Я оказалась такой трусливой.

Или может быть, я просто была похожа на свою мать. В нашей семье когда-то была собака, пшеничный терьер по кличке Берт. Мы шутили, что Берт был третьим ребенком нашей мамы. Когда он стал старым и больным, никто из нас не мог думать об этом. Особенно мама. Все мы знали, что ему не прожить долго, что каждый день жизни будет для него все более болезненным, но мама просто не могла усыпить его. Однажды он просто ушел и больше не вернулся.

Здесь была та же ситуация. Мой собственный конец был неизбежен. И я не могла спустить курок.

Я смотрела на волос, зажатый между большим и указательным пальцами. Вот он, мой шанс уйти самой, перестать причинять боль Джеку, папе и Томми, остановить весь этот бред.

Я снова поднесла волос ко рту и снова застыла. Рука не двигалась. Волос колыхался от моего дыхания. А потом я упала. Повалилась на пол, спиной к полкам с изюмом в шоколаде, и зарыдала.

Я плакала впервые за столетие.

Странно, что способность смеяться восстановилась раньше способности плакать. Теперь я ревела, и казалось, никогда не смогу остановиться. Я бессильно смотрела на волос в руке, и слезы капали на ладонь.

Двери магазина с грохотом распахнулись, и я услышала, как кто-то быстро бежит ко мне.

Подняв глаза, я увидела, как Коул заворачивает за угол крайнего ряда. Он увидел меня и испустил громкий вздох облегчения.

— Не пугай меня так, Ник.

Я не могла ответить. Я наклонила голову, чтобы стряхнуть слезы. Коул сел рядом и обнял меня, и я не сопротивлялась. Я плакала, уткнувшись в его черную кожаную куртку, слезы текли в его передний карман.

— Осторожно. Я не взял с собой спасательного жилета, — сказал Коул.

Я только всхлипнула.

— Ш-ш-ш. Все хорошо.

Я думала о том, как низко я пала, если Коул теперь единственный человек, готовый меня утешить. Мы сидели так довольно долго, наконец я успокоилась настолько, что смогла говорить, и сказала, не отрываясь от его куртки:

— Почему ты не поможешь мне? Ты мог бы в виде исключения стать героем.

Он прижался губами к моей голове.

— Героев не существует. А если бы существовали, я не был бы одним из них.

Я сжала пальцы в кулак, крепко держа единственный волос Коула. Коул взял мою руку, осторожно разжал пальцы, вынул волос и положил к себе в карман. Я позволила ему это сделать, и слезы снова хлынули из глаз.

Меня трясло, и Коул еще крепче сжал меня в своих объятиях. Я спрятала лицо у него на груди — так я могла бы услышать стук его сердца, если бы он был человеком. Но, конечно, никакого стука не было.

— Если бы я пошла с тобой… — начала я.

Коул напряженно слушал.

— Если бы я пошла с тобой, у меня тоже не было бы сердца?

— В тебе — нет. Не было бы.

Я вздохнула. Я не хотела признавать, как заманчива была сейчас для меня эта мысль. Особенно после того, как мое сердце разбилось.

В конце концов я высвободилась из объятий Коула. Он не сопротивлялся. Наверное, потому что предчувствовал победу. Все рушилось. Что у меня осталось? Самое большее — неделя. Я знала, что мое возвращение продлится примерно шесть месяцев, но в Нижнем мире свой отсчет времени. Уже очень скоро я исчезну. Может быть, на этот раз никто и не заметит.

Теперь я знала, что слишком слаба, чтобы уйти в Тоннели раньше срока, и у меня было два варианта. Постепенно отходить от всего, пока Тоннели не заберут меня, или использовать все то немногое, что я успела узнать, чтобы попытаться найти ответ.

Коул был прав в ту первую ночь, когда пришел ко мне в спальню, хотя я до сих пор сама этого не понимала. Я действительно продолжала надеяться. Где-то, в глубине своей внутренней пустоты, я верила, что могу избавиться от своих долгов. Что могу остаться здесь.

С тех пор как Джек самоустранился, я знала, что оставшаяся у меня вера принадлежит именно мне самой. Я не заимствовала ее у него.

На следующее утро я приехала в школу пораньше и отправилась в кабинет миссис Стоун. Она взглянула на меня со своего места за столом и отложила бумаги, которые читала.

— Здравствуйте, мисс Беккет. Что я могу для вас сделать?

— Вы когда-нибудь слышали о дочерях Персефоны?

Между бровями миссис Стоун появилась складка.

— Мне ничего не известно о том, что у нее были дочери.

— Я знаю, но вы не слышали о каких-нибудь группах с таким названием? — я беспомощно рассмеялась над тем, как нелепо это звучало. — Не настоящие дочери. А скорее… такое общество.

— Нет, — она вскинула голову. — Почему вы спрашиваете?

— Один человек упомянул об этом. Она сказала, что она дочь Персефоны, и мне стало интересно, что она имела в виду.

— Простите. Я не знаю, — она выжидающе смотрела на меня. — Что-то еще?

— Да. Миф об Орфее. У него есть какие-нибудь другие… версии? Какие-нибудь другие интерпретации?

— Что вы имеете в виду?

— Есть что-нибудь, что в нем могло бы быть по-другому?

Миссис Стоун сняла очки и протерла их носовым платком.

— Я не совсем понимаю, о чем вы. Но если вы хотите побольше узнать о нем, возьмите это.

Она выдвинула один из ящиков своего стола и достала небольшую книжку в мягкой обложке о знаменитых мифологических историях любви.

— Прекрасно. — Я взяла книжку и положила в сумку. Я читала об Орфее и Эвридике в Интернете и сомневалась, что в книге может быть какая-то новая информация. Если бы Джек был рядом и поговорил со мной. Может быть, он простил бы меня. Но может быть, когда один человек так много раз прощает другого, наступает момент, когда он больше не может прощать.

Миссис Стоун склонилась над своим столом и надела очки, висевшие у нее на шее, на кончик носа.

— Когда будешь читать, обрати внимание на то, какой ценностью наделяли греки любовь. Все решения, которые принимает Орфей, основаны на любви. Его неизменная любовь почти спасла Эвридику. Помни об этом, когда будешь писать свою курсовую.

Мою курсовую. Как будто я когда-нибудь смогу ее закончить.

— Спасибо, — сказала я.

Она помахала мне рукой, не поднимая глаз от своих бумаг.

Выйдя из кабинета, я устроилась в своем укромном уголке и открыла книжку. Большая часть была посвящена истории любви Орфея и Эвридики до того, как она спустилась в подземный мир. Они были мужем и женой, и на пике их любви она была отравлена и спустилась в загробный мир.

А потом, как и я, Эвридика выжила.

Что у нас с ней было общего? Коул говорил, что я отличаюсь от дочерей Персефоны, потому что у меня остались отношения, связывающие меня с Поверхностью.

Эвридику связывал с Поверхностью Орфей. У меня был Джек. Мередит, до того как исчезнуть, говорила, что у нее есть теория о якорях. Что, если под якорем она подразумевала связь с Поверхностью?

Когда я была в Нижнем мире, я каждый день думала о Джеке. Каждую минуту. Даже после того, как я забыла его имя, его образ оставался со мной. Может быть, Джек стал причиной того, что я выжила? Может быть, именно связь с Поверхностью сохраняет нас от гибели?

В теорию якорей не укладывалась лишь сама Мередит. Она была привязана к маме, но все же не выжила. Но чем больше я думала об этом, тем больше понимала, что у миссис Дженкинс не было подобной привязанности к Мередит. Она забыла о Мередит в ту же секунду, как та отправилась на Подпитку.

И тут меня осенило. Орфей не забыл Эвридику. Он любил ее так же сильно после того, как она ушла. Может быть, связь между Потерянным и его якорем действует, только если исходит от обеих сторон.

Рядом со мной заработал питьевой фонтанчик, и меня вдруг осенило.

Теперь я знала, что Джек никогда не забывал меня. Никогда не переставал любить меня. Он был тем якорем, что спас меня.

А теперь он ушел.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Сейчас

Дома. Осталась одна неделя.

Когда я вернулась домой, меня ждали папа и ужин. Китайская еда. До предварительных выборов оставалось всего несколько дней, и все папино время занимала избирательная кампания, но эти ужины, как сказала мне его секретарша, были частью его расписания.

Я пошла на запах и обнаружила папу на кухне в окружении коробочек из ресторана китайской еды.

— У Томми сегодня сбор скаутов, — сказал он.

Я заглянула в пару коробочек.

— Ты ведь знаешь, что нас тут только двое?

Он выложил на тарелку содержимое одной из коробочек и протянул мне.

— Мне это все никак не съесть, — сказала я.

— Никки, я заметил, что аппетит у тебя стал совсем не тот, что прежде. Надо поработать над этим.

— Конечно, папа. — Я отправила в рот полную ложку риса.

— Твоя мать ела, как лошадь.

Я чуть не подавилась рисом. Он впервые за долгое время заговорил о маме. И, судя по его лицу, случайно. С тех пор как я вернулась, мы ни разу не касались в разговорах моей матери. В последний раз мы говорили о ней в тот день, когда я ушла. Теперь я решила показать ему, что не надо больше избегать этой темы.

— Это правда, — согласилась я. — Помнишь, как она всегда ставила соусник рядом со своей тарелкой, даже на семейных праздниках?

Папа усмехнулся.

— О да. Она так делала, еще когда мы встречались. Даже на первом обеде с моими родителями.

— Бабушка, наверное, была в шоке.

— Да уж.

Папа выдохнул, и несколько минут мы ели молча, наслаждаясь атмосферой покоя, какой давно не возникало между нами.

— Как подготовка к выборам? — спросила я. Я не смотрела новости и не следила за цифрами. В первый раз, когда он выдвигался, я вывешивала на стене в своей комнате таблицы с результатами опросов. Тогда он был семейным человеком. Теперь он был тоскующим вдовцом, пытающимся наладить отношения с бунтаркой-дочерью. Он выдвигался как действующий мэр, но его соперник из правящей партии был сильным противником.

— Хорошо. Рейтинг снова поднимается. — Он имел в виду падение рейтинга после Рождественского бала.

Мы сидели вместе, вдвоем, и я вдруг поняла, что это, может быть, мой последний шанс поговорить с ним до выборов. И потом меня очень долго не будет с ним.

— Папа. Кажется, я это уже говорила, но на всякий случай: мне очень жаль, что я причинила тебе столько хлопот. Говорила?

Он улыбнулся.

— Да. Говорила.

— Ну хорошо.

— Это не вредно услышать еще раз.

После обеда, когда солнце уже низко висело над горами, я пошла достать рюкзак из машины и услышала крики детей на улице. Я подумала, что это, наверное, скауты играют в снежки, и вернулась к дому. А потом я услышала ужасный вопль. Томми.

Я бросила сумку и побежала на крик. Я плохо видела в сумерках, но похоже было, что несколько ребят забрасывали снежками одного ребенка. Я была уверена, что этот один — Томми, и пришла в ярость.

— Эй! — завопила я, но они были слишком далеко и не слышали. Томми бьют. Я думала лишь о том, как он сейчас напуган и что я не могу достаточно быстро до него добраться. Я молилась, чтобы что-нибудь остановило детей раньше, чем ему станет по-настоящему больно. Почему мои ноги не могут двигаться быстрее?

Вдруг, будто кто-то услышал мои молитвы, высокая фигура приблизилась к детям с другой стороны. Какой-то человек стоял перед Томми и смотрел на атакующих его детей.

— Хватит! — сказал он.

Я замерла на секунду, узнав голос. Это был Коул. Я еще быстрее побежала к ним. Когда я добралась, дети, бросавшие снежки, ходили вокруг как потерянные. Два мальчика врезались друг в друга. Они не издали ни звука, просто развернулись, и лица их побледнели.

Коул протянул Томми руку.

— Все нормально, малыш.

— Это было здорово! — сказал Томми, отряхивая снег со штанов и куртки. Щеки его пылали, смерзшийся снег прилип к волосам. Он смотрел на Коула. — Как вы это сделали?

— Томми! — Я бросилась к нему и обхватила руками, и тут только Коул заметил меня.

— Ты видела это, Никки? — сказал Томми. — Он просто посмотрел на них, и они испугались и перестали!

Коул избегал моего взгляда и переминался с ноги на ногу.

Я наклонилась ближе к Томми.

— Я видела. У папы там готов ужин для тебя. Иди домой, я сейчас приду.

— Хорошо. Спасибо, мистер! — Он помахал Коулу рукой и пошел домой.

Коул помахал в ответ и робко улыбнулся мне.

— Прости, Ник. Я не видел, что ты идешь.

— И ты… — я понизила голос. — Ты… крал их энергию? — Я махнула рукой в сторону остальных скаутов, которые все еще с бледными лицами начали медленно разбредаться по домам.

Коул поднял руки, ладонями наружу.

— Немного. Только не психуй. У этих хулиганов такой отчетливый тонкий слой агрессии, что очень легко сделать… — Он глубоко вдохнул, показывая мне. — И его больше нет.

Я несколько секунд молча смотрела на него.

— Я был тут поблизости, — сказал он, отвечая на вопрос, который я еще не успела задать. Губы его дрогнули. — Ну знаешь, просто брожу тут, пытаюсь быть героем.

Я вздохнула.

— Не хочешь поблагодарить меня? — сказал Коул. Помолчав, он добавил: — Или ударить?

Я подумала о Томми, испуганно съежившегося на земле.

— Спасибо. — И прежде чем Коул успел еще что-либо сказать, проговорила: — Но больше так не делай.

Он кивнул.

Я думала, что Коул, наверное, снова попытается заставить меня переменить решение, и может быть, это его новый прием? Если это так, то он страшнее, чем все попытки, которые он предпринимал раньше. Он казался таким искренним, таким настоящим. Я посмотрела ему в глаза и поняла, что не знаю его настоящих мотивов. Спас бы он Томми, если бы меня не было рядом? Мог ли сделать это анонимно?

Любовь к Томми была моей слабостью. Я не знала, пользуется ли этим Коул. Почему он обладает такой способностью сбивать меня с толку?

Надо было держаться от него подальше. Сейчас он был более опасен, чем когда-либо, потому что Джек ушел и время мое почти истекло, и Коул казался слишком привлекательным.

— Коул.

— Ник?

— Ты обещал не приближаться к моему дому.

Он нахмурился и снова кивнул.

— Я сдержу слово.

Мы разошлись в разные стороны.

После полуночи я в своей комнате распечатывала последние наброски курсовой для миссис Стоун, когда вдруг услышала стук в окно. Это не мог быть Коул — он не стал бы стучать. В спальне горел свет, и в окно ничего не было видно, но, подойдя ближе, я разглядела лицо Джека.

Он был здесь. За моим окном.

Я открыла, и он влез внутрь, задыхаясь, будто бежал со всех ног. Лицо его светилось. Восторг? Предвкушение? Я попробовала на вкус эмоции в воздухе, но они были слишком противоречивы.

— Джек? Что случилось?

Он положил руки мне на плечи и повел меня к кровати. Я села.

— Бекс. Я нашел ее. Мередит. Мы с Уиллом искали ее. Расспрашивали. Мы…

— Постой, — перебила я. — Ты с Уиллом?

Джек улыбнулся.

— Да. Помнишь тот день в кофейне? Похоже, Уилл слышал намного больше, чем мы думали.

— И он поверил?

— Сначала нет. Не верил, пока мы не нашли Мередит в Блэкфуте.

— В Айдахо?

— Мы расспрашивали всех в столовой, пока одна дама не сказала, что Мередит говорила о доме в Айдахо, принадлежащем ее семье, и о том, что она собирается поехать туда автостопом. У Уилла есть армейский приятель, который подрабатывает в службе безопасности, и он добыл адрес, — наконец он остановился, чтобы перевести дыхание. — Уилл сейчас едет в Айдахо, чтобы перехватить ее. Я бы тоже поехал, но мне надо было увидеть тебя.

Увидеть тебя. Эти слова были для меня как растопленный шоколад. Джек не бросил меня после всего случившегося. Он потратил последние три дня на поиски нашей единственной зацепки. Не думая о том, что я делаю, я кинулась к нему и поцеловала в щеку. Все его тело напряглось. Ой.

— Спасибо, — прошептала я.

Он смотрел на меня с приоткрытым ртом. Неподвижно.

— Неважно, что это значит, даже если это ни к чему не приведет, спасибо, Джек.

Он все еще не двигался. Казалось, он не знал, что сказать и что сделать. Может быть, я действительно перешла черту.

— Прости, Джек. Я не хотела…

— Нет, — перебил он, губы его наконец зашевелились. — Это просто… я не ожидал… ты…

Он замолчал, мы оба некоторое время не говорили ни слова. Я не поднимала глаз.

— Так когда ты вернулся? — наконец спросила я.

Он, казалось, испытал облегчение, услышав такой простой вопрос.

— Только что.

— Почему ты не говорил мне о том, что ты делаешь?

Он опустил глаза.

— Мне… было больно оттого, что ты не сказала мне правду. О своей метке. Я злился, что мы упустили столько времени. Я не хотел сдаваться, но мне нужно было сделать это самому. Побыть одному. — Он перевел взгляд на мою руку. — Можно мне посмотреть? Я имею в виду метку.

Я вытянула руку, и он поднял мой рукав выше локтя. Темные серые контуры отметины добрались уже до внутренней стороны локтя и были похожи на вены, идущие вниз по руке.

— Это действительно тень? Настоящая тень внутри тебя?

Я кивнула.

— Почему ты не сказала мне правду?

— Я хотела. Нет, на самом деле это неправда. Я не хотела. Я бы никогда не сказала. Я надеялась, что найду выход, а если нет…

— То я просто проснусь однажды, а тебя снова нет.

Я кивнула, глядя на его руку, все еще держащую меня выше локтя, с мозолями от многолетних тренировок с мячом.

— Куда ты попадешь? Эти… Тоннели придут за тобой. Куда они тебя заберут?

— После Подпитки Потерянных используют как материал для Нижнего мира. Они питают его энергией. Коул называет это батарейками. Маленькие частицы огромного генератора. — Когда это прозвучало вслух, у меня мурашки побежали по коже.

Голос Джека стал еще мягче.

— Почему ты не сказала мне?

— Я знаю, что ты не поверишь, но я думала, что так лучше для тебя. У тебя все было хорошо, пока я не пришла обратно. Я думала, ты сможешь снова вернуться к тому, что было. Ты все еще можешь.

— Не говори так, Бекс. Нам надо еще кое-что выяснить.

— Я знаю. Но даже если так, я понимаю, что тебе было бы легче, если бы я не вернулась. Может быть, ты и Юлес…

Он крепче сжал мою руку, а когда заговорил, голос его дрожал:

— Бекс. Когда ты ушла, я был совершенно разбит. Юлес собрала меня по кусочкам, и я всегда буду любить ее за это. Но если бы я был с ней, это было бы неправильно, — он поморщился. — Она сама мне это сказала, прямо перед тем как я уехал с Уиллом. Она знала. — Джек убрал волосы с моих глаз и лба.

— Что она знала? — Я едва слышала собственный голос.

— Это всегда была ты, Бекс. Ничто не может этого изменить, и неважно, сколько времени прошло, — он опустил глаза. — И неважно, чувствуешь ты то же самое или нет. Ты ведь это знаешь?

Я медленно покачала головой, отчаянно желая поверить ему и понимая, что не могу.

— Как ты можешь этого не видеть? Все видят. — Рука его скользнула вниз к моим пальцам, он держал их, перебирал. Смотрел на них. — Помнишь девятый класс? Как Бозман пригласил тебя на весеннюю дискотеку?

Бозман. Он был на два года старше меня. Играл нападающим. Его звали Захарий, но никто его не называл так с третьего класса. Я удивилась, что он вообще знает мое имя, не говоря уже о том, чтобы пригласить меня на танцы.

— Конечно, помню. Ты ходил со мной, чтобы ответить ему.

Мы позвонили в дверь Бозмана, оставили двухлитровую бутылку колы и записку «Я пойду с тобой на танцы» или что-то вроде того. У Бозмана была репутация любителя распустить руки, но со мной он даже не пытался ничего такого делать. Он вообще едва ли прикоснулся ко мне, даже во время танцев. И никогда больше никуда меня не приглашал. И даже не говорил со мной. Это было ужасно странно.

— Да, так вот, я не говорил тебе, но Бозман на самом деле спрашивал у меня разрешения.

— Почему?

— Потому что всем было очевидно, что я чувствую к тебе. И потом в ту ночь, после колы на крыльце… я отвез тебя домой и заехал к Бозману. — Щеки его порозовели, и он опустил глаза.

— И?

— Ну, скажем так, я отменил свое разрешение. Я не ожидал, что для меня это будет так неприятно. — Он встретился со мной взглядом.

Я могла только вообразить, что было тогда сказано между Джеком и нападающим вдвое больше него.

— Не злись, — попросил Джек. Будто я могла злиться после всего, через что мы прошли. — Я… Я тебе это говорю, потому что ты должна знать: это всегда была только ты. И всегда будешь ты.

Тогда я поняла разницу между тем, что у меня было с Джеком, и тем, что у меня закрутилось с Коулом. Джек был настоящий. Коул же был как наркотик, весь искусственный, поддельный. Мое вынужденное ответное чувство к нему в Нижнем мире было вызвано некой силой, которой вообще не должно быть.

Джек был настоящий. Осязаемый.

— Теперь ты понимаешь, Бекс? — Джек намотал длинную прядь моих волос на палец, и мы молча смотрели, как она раскручивается, проходя между его пальцами.

— И ничего не изменилось?

Он усмехнулся.

— Все мои воспоминания — это каштановые войны, игра в покер, ночные прогулки и Рождественские балы… И это все ты. Это всегда была только ты. Я люблю тебя. — Казалось, последняя фраза сорвалась с его губ непреднамеренно, он закрыл глаза и обхватил голову руками, будто от внезапного приступа головной боли. — Не надо было мне этого говорить вслух.

Я видела, как он смущен, и мне хотелось обнять его, и прижаться к нему, и защитить от всего, что надвигалось на нас.

Вместо этого я взяла его руку. Поднесла к губам. И поцеловала.

Он поднял голову и вздрогнул.

— Не надо этого делать, — сказал он, хотя и не отнял руки.

— Почему?

— Потому что… будет только хуже… Если ты не чувствуешь…

Голос его прервался, когда я снова поцеловала его руку и замерла, касаясь губами его пальцев. Он судорожно вздохнул, волосы упали ему на глаза. Он посмотрел на мои губы.

— Что, если?..

Я закусила нижнюю губу.

— Что?

— Что, если нам снова?.. — Он улыбнулся и сказал: — Ты украдешь мою душу?

— Э-э-э… на самом деле это не твоя душа…

Я не могла закончить фразу. Его губы коснулись моих, и я ощутила вихрь изменчивых эмоций, хотя и не такой сильный, как в прошлый раз. Пустота внутри меня практически заполнилась. Тени были правы. Шесть месяцев достаточно для восстановления.

Не отрывая своих губ от моих, он сказал:

— Все хорошо?

Хорошо, что я не собиралась больше опустошать его. Плохо, что мои собственные эмоции были уже на пределе. Мы касались друг друга только губами. К счастью, в остальном между нами было какое-то пространство.

Джек принял мое молчание за согласие. Губы наши соединялись, осторожно и спокойно.

Но он не собирался задерживаться в таком положении. Он сильнее прижался ко мне губами. Я задрожала, а он обнял меня и притянул к себе, так что и тела наши теперь соприкасались.

Он немного отстранился. Я чувствовала его дыхание на своих губах.

— Что такое? — спросила я.

— Я видел тебя во сне каждую ночь. — Он снова коснулся губами моих губ. — Это было как наяву. А когда просыпался утром, ты будто снова исчезала по-настоящему. Будто бросала меня вновь и вновь.

Я опустила подбородок и спрятала лицо у него на груди.

— Прости меня.

Он вздохнул и сильнее обнял меня.

— И легче не становилось. Но эти сны, — я почувствовала, как он качает головой, — я будто физически чувствовал твое присутствие. Это было как будто наяву. Каждую ночь ты была со мной в моей комнате. Совсем по-настоящему.

Я откинула голову, чтобы видеть его лицо, и впервые поняла, как ему было тяжело. Я целовала его подбородок, его щеки и его губы.

— Прости, — снова сказала я.

Он покачал головой.

— Ты не виновата в том, что я видел тебя во сне, Бекс. Просто интересно, было ли все это таким настоящим, как казалось.

— Я не знаю, — ответила я. Но я рассказала ему о том, что прочла в книге об Орфее и Эвридике, и о моем предположении, что именно связь с Орфеем спасла ее. Когда я закончила, я спросила, что Джек об этом думает.

— Наверное, это похоже на правду, — вид у него был задумчивый. — Мне снилось, что ты где-то в темноте и ничего не видишь.

Я подумала о пещере, о нише и о тенях, которые оплели нас и заслонили свет.

— Я не знаю. Я не помню многого. — Но кое-что я помнила. Я действительно не могла видеть. Пребывание в Нижнем мире оставило шрамы в моем сознании, и когда Джек заговорил о темноте, они начали немного саднить.

Джек коснулся лбом моего лба, носом моего носа и грустно улыбнулся, и это было так прекрасно, что я почти забыла то, что внезапно всплыло сейчас в памяти. Почти.

В прошлом году

Подпитка… забвение.

После того как я решила уйти с Коулом, все происходило очень быстро. Несколько дней я скрывалась в его комнате, и каждый раз, когда я собиралась с духом, чтобы изменить свое решение, Коул снимал верхний слой моей энергии, избавляя меня от сомнений и боли, и плохие предчувствия, колебания исчезали.

Вскоре остальные бессмертные начали удаляться в Нижний мир со своими Потерянными, и мы с Коулом остались одни. Коул объяснил это тем, что ему нужно время, чтобы подготовиться к нашему пути, так как он заранее не планировал брать с собой меня и поэтому мы должны задержаться на пару дней. Я так и не спросила его, о какой именно подготовке он говорил.

Тогда я отвергала все объяснения. Я была в комнате забвения, и если бы Нижний мир оказался чем-то подобным, я хотела бы остаться там навсегда. Коул помог мне снять куртку, под которой была черная майка, взял меня за руку и, кажется, спросил:

— Готова?

Я не знаю, ответила ли я что-нибудь, но он потянул меня вниз за руку.

Внутри кокона.

Мой век в Нижнем мире начался как в тумане. Середина же полностью исчезла.

Сначала вокруг нас было огромное пространство, подобное подземной пещере. В каменных стенах виднелись сотни, может быть, тысячи крошечных углублений. Стены уходили вверх и скрывались во мгле.

Я сделала вдох, думая, что воздух будет спертым и затхлым, как в пещерах Тимпаногос недалеко от Парк-Сити, но вместо этого не почувствовала вообще никакого запаха.

Размер пещеры ошеломил меня, и я помню, что удивлялась возникшему чувству клаустрофобии в таком огромном пространстве. Как будто тьма сама была некой физической сущностью. И как только эта мысль пронеслась у меня в сознании, я увидела, что тени на стенах начали колебаться и покачиваться, будто где-то недалеко мерцало пламя свечи. Но свечи не было. На самом деле там вообще не было видимых источников света. Я приблизилась к ним и посмотрела на них, и тогда тени отделились от стен. Они окружили меня, обвили мою спину и повели меня, пока я не оказалась перед Коулом.

Темные блики бежали по стенам, где только что были тени, как будто там лопались маленькие масляные пузырьки. Я протянула руку и коснулась их. Что бы это ни было, на жидкость было не похоже. Скорее на воздух.

Я повернулась к Коулу, чтобы спросить его, что это, но не смогла. Тени окружили нас, прижимая друг к другу.

— Просто расслабься, — прошептал Коул.

Тени начали двигаться вокруг нас, образуя все ускоряющуюся воронку, так что стали просто черной дымкой, покрывающей мою кожу, будто саван. Они обвивали нас коконом, и чем туже он становился, тем больше сжималась моя грудь. Но, похоже, у меня не было необходимости дышать, потому что никакой нехватки воздуха я не чувствовала.

Лицо Коула было сбоку от меня, он проговорил мне на ухо:

— Это тени, Ник. Они контролируют энергию. Они связывают нас и не дают твоей энергии уйти вовне и пропасть даром.

— Мне все равно. — И это была правда. Чем бы в реальности ни была эта сеть, она подняла меня над землей и подвесила в воздухе, в месте, где не было скорби и боли. Я была защищена от всего, что когда-либо причиняло или могло причинить мне боль, и я даже представить себе не могла, что когда-нибудь захочу уйти отсюда. Я была в безопасности.

Тени сжимались вокруг нас, и мы с Коулом были так близки, как только возможно, мы прижались другу к другу ногами и обвили друг друга руками.

Вспоминая все это, я была практически уверена, что в итоге мы оказались в одном из углублений в стенах. Я, Коул и наш кокон из теней.

Сначала мои воспоминания о Поверхности начали изменяться, я забывала самые последние события своей жизни. Мама больше не была мертва. Она стояла у нас на кухне, готовила кофе и пекла блины воскресным утром. А папа не прощал пьяного водителя, который убил ее. Он был с ней на кухне, обнимал ее за талию, пока она лопаткой переворачивала блинчики. И Джек не изменял мне с другой. Он ждал меня под батутом с колодой карт в руках.

Постепенно воспоминания менялись, мама уже была на кухне одна, и я не могла вспомнить, что она там делает. И Джек не ждал меня у батута. Он плавал в пустоте — никаких декораций, никакого дома.

А потом не стало ни мамы, ни кухни. Было лицо Джека, но с ним не было связано никакого имени. Ничто больше не существовало. Кроме Джека. Но и воспоминание о нем превратилось в то, что надо было без конца повторять, чтобы не потерять.

Коул спрашивал меня, что я помню из прежней жизни. Ответ был всегда одним и тем же:

— Ничего.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Сейчас

Моя спальня. Осталась неделя.

Целуя Джека, я забывала обо всем.

Забывала о метке на своем плече. Забывала о Тоннелях, которые скоро придут за мной. Забывала о Коуле. Наверное, Джек чувствовал что-то подобное, он целовал меня так, будто его губы умеют лишь целовать. Я была уверена, что ничто не может заставить нас остановиться.

Он целовал меня, и Тоннели исчезали. Он целовал, и исчезали все мои сомнения.

Мы не отнимали рук друг от друга, будто нам необходимо было вспомнить каждый изгиб, каждую складочку. Джек спустил жакет с моих плеч и рук и отбросил его, оставив меня в одной майке и обнажив мои руки. Я инстинктивно попыталась прикрыть отметину на левой руке, но он не позволил.

— Дай мне посмотреть, — сказал он.

Я закрыла глаза и перевернулась на спину, но позволила ему держать мою руку. Он вел пальцами от моей ключицы вниз по руке, где заканчивалась метка. Он целовал мое плечо, где метка была темнее всего, а потом лег рядом, лицом ко мне, подложив руку под голову.

— Я убью его.

Я вздохнула и тоже подперла голову рукой.

— Ты не можешь убить его. Он вроде как бессмертный.

— Кто сказал?

Я пожала плечами.

— Он живет со времен античных мифов.

— Но сейчас он здесь и сделан из плоти и крови. Он состоит из человеческой плоти. И крови.

— Даже если так, не думаю, что это просто.

Плечи его опустились.

— Я знаю, — он посмотрел на мою руку. — Ты знаешь, сколько времени у тебя осталось?

— Нет. Точно не знаю. Около недели, наверное.

— А Мередит? У нее столько же времени?

Я подумала о тех нескольких днях, что провела в квартире Коула, перед тем как он увел меня в Нижний мир. К тому времени, когда мы отправились туда, никого из группы уже не было на Поверхности. Они все были со своими Потерянными.

— Она ушла раньше меня. Это значит, что и вернуться она должна раньше.

— И Тоннели заберут ее первую, — разочарованно проворчал Джек.

И тут будто что-то толкнуло меня, и через секунду я подумала, что эта мысль не должна была отразиться у меня на лице. Даже если Уилл вернется с Мэри и даже если она знает, как убить Коула, я понятия не имела, как это повлияет на мой долг. Что если Тоннели придут за мной, несмотря ни на что?

Джек, казалось, хотел спросить меня, что случилось, и я снова прижалась губами к его губам.

Впервые за сто лет губы Джека действительно целовали меня. Он снова был моим, и в эту секунду я приняла решение.

Я должна найти способ остаться. И я не перестану искать лазейку в своей судьбе до того момента, как Тоннели утащат меня.

На следующее утро Джек позвонил и сказал, что Уилл не может убедить Мередит уехать. Вместо этого он хотел привезти меня к ней.

— Я не могу сейчас уехать, — сказала я в телефонную трубку.

— Почему?

— Завтра выборы. Я не могу сейчас бросить семью. Я не могу рисковать этими последними минутами. Я обещала себе, что подготовлю их.

Он молчал.

— Я не собираюсь говорить им, что уйду. Но в прошлый раз я ушла после ссоры с отцом. Я не могу снова бросить его так же.

— Хорошо, Бекс. Я поеду и привезу ее, даже если мне придется применить силу.

Я вздохнула, но знала, что он говорит правду.

Я обещала Джеку, что в его отсутствие буду старательно искать в Интернете какую-нибудь информацию, но было не так уже много способов напечатать в строке поиска «как избежать Тоннелей».

Пока оставшиеся мне дни убывали, я будто жила двумя параллельными жизнями. Одна часть меня надеялась и носилась без остановки в поисках ответа, другая мыслила здраво и стремилась провести побольше оставшегося времени с семьей.

Побыть наедине с отцом было невозможно до тех пор, пока не закончатся выборы, поэтому я связалась с Перси Джонсом и делала все, что он просил — раздавала листовки, вела телефонные переговоры, — зная, что в конце концов делаю это все для отца.

Коул не беспокоил меня. Я была уверена, что он думает, будто я вот-вот сдамся. Он оставил меня наедине с моими мыслями о будущем. Он ведь не знал, что Джек вернулся. Если бы знал, он бы уже стоял под моим окном, несмотря на все свои обещания.

Через два долгих дня Джек позвонил и сказал, что они с Уиллом возвращаются.

Папа победил с большим отрывом, и когда подсчет голосов был закончен, вопросов не возникло.

Его команда праздновала победу в отеле «Силвер Лодж» рядом с горнолыжным курортом, я надела то же самое черное платье, в котором была на Рождественском балу, вовремя чокалась и пинала воздушные шарики, падавшие с потолка.

Не знаю, как мне это удалось, но я все пропустила. Даже когда Перси делал объявление в микрофон, представляя приглашенную группу, я не услышала. Даже когда последние шарики упали на пол и старшее поколение в зале уступило место более молодому, я все еще не понимала.

На вечер в честь победы отца были приглашены «Мертвые Элвисы». Вот это да. Я остолбенела, стоя в толпе в центре зала.

Один из спонсоров кампании, стоявший рядом со мной, громко сказал своему другу:

— Перси сделал это. Заполучил такую группу!

На самом деле могла быть только одна причина, по которой они согласились играть на этой скучной вечеринке, и причина была не в Перси. Они были здесь из-за меня. Они вышли на сцену один за другим. Коул шел последним, его выход был самым важным. Вся группа верила в то, во что верил Коул: что я поведу их к трону Нижнего мира.

Максвелл встал рядом с Коулом, и фанаты группы, которые, я уверена, в гробу видали политику, заполнили танцпол.

Папа сделал это. Он показал всем и каждому, что может дать крутой ответ нашему застойному туристическому бизнесу. На его вечере играли «Мертвые Элвисы». Черт бы побрал ту редакторскую заметку.

Но на этот раз я не была благоговеющей фанаткой. Группа наращивала темп, и я видела, как эмоции людей поднимаются над танцполом и повисают в воздухе.

Когда группа закончила первую песню и начала вторую, над толпой пронесся голос Коула:

— Эта песня — для дочери мэра. — Грифом гитары Коул указал на меня.

Несколько зрителей повернули головы в мою сторону, и я начала бессознательно пятиться, пока не уперлась спиной в стену.

Коул заиграл медленную нестройную мелодию. Она прямо умоляла о решении. Он играл, и легкие тени эмоций — приятных эмоций празднуемой победы — неслись по воздуху, как будто их притягивали звуки его гитары. Коул и его группа пробовали на вкус эмоции каждого человека в этом зале.

Его гитара притягивала облака нежнейших оттенков, и, собираясь над Коулом, они уплотнялись и обращались в капли, подобно грозовым облакам, готовым пролиться дождем. Капли танцевали и кружились над ним и его гитарой, будто следовали велению музыки.

Я смотрела на лица зрителей. Очевидно, никто из них не видел того, что видела я.

Снова взглянув на Коула, я поняла, что капли притягиваются к гитаре. Увидев, что я смотрю на него, Коул наклонил голову вперед и сделал глубокий вдох, втягивая носом окружающий его туман.

Глядя, как он поглощает украденные эмоции, я вдруг поняла, что все так же опустошена. Я почувствовала голод и, повернувшись, пошла к выходу, но тут что-то изменилось. Что-то потянуло меня назад. Потянуло вниз. Взгляд расфокусировался, вместо музыки в ушах звучал непрерывный звон.

Группа спонсоров кампании увидела, что я ухожу. Одна из женщин потянула меня назад, сказав, что хочет представить дочь мэра друзьям.

Сердце мое колотилось так быстро, будто из меня уходила кровь, и я не могла это остановить. Незнакомые люди жали мою руку, их лица сливались в одно размытое пятно. Кто-то спрашивал меня о колледже, но я не могла расслышать из-за звона в ушах.

— Тебе нехорошо, милая? — спросила женщина, которая задержала меня.

— Э-э-э… нормально, я просто… — я заметила облако тумана над головой, и оно было больше и гуще, чем на Рождественском балу. Направлял его Коул. Но это не была энергия других людей… это была моя энергия. Вся группа тянула ее из меня.

Все вокруг смешалось. Я попыталась поднять руку к голове, но рука не слушалась. Я посмотрела вверх, потеряла равновесие, сделала шаг назад, пытаясь удержаться на ногах, шагнула вперед, и красный ковер под ногами стремительно понесся на меня. Как я и ожидала, я повалилась на пол, но чьи-то руки подхватили меня за талию.

— Все хорошо, Бекс. С тобой все в порядке. Ты со мной, — прозвучал у меня над ухом голос Джека. А потом громче: — Просто у нее гипогликемия.

— Уведи меня отсюда, — еле слышно прошептала я. — Уведи меня.

Джек услышал.

— Принести воды? — спросила одна из женщин. — Или позвать ее отца?

— Нет, — отрезал Джек. — Нет нужды беспокоить мэра. С ней и прежде такое случалось, все, что ей нужно, — немного свежего воздуха и еды. — Не дожидаясь их реакции, он взял меня под руки и повел к выходу.

Музыка визжала, звук, казалось, царапал мое тело, пытаясь ухватить, но мы вырвались наружу прежде, чем нас успели остановить.

Джек усадил меня на скамейку.

— Бекс? Бекс, открой глаза. Что случилось?

— Я не знала, что они… — Я мысленно закончила фразу, но не могла произнести вслух.

— Что с ней? — спросил чей-то голос. Голос Уилла.

— Пока не знаю, — ответил Джек. Он сел на скамейку рядом со мной, обнял меня за плечи и притянул к себе. — Ш-ш-ш. Мы ушли. Все хорошо.

— Они вытягивали из меня энергию. Вся группа.

Я почувствовала, как напрягся Джек.

— Зачем им это? В чем смысл?

— Чтобы напомнить мне, каково это.

Джек ничего не сказал. Я поняла, что в ногах у меня сидит Уилл. Я сидела так несколько долгих минут, и Джек крепко держал меня. Руки у меня начали дрожать, как дрожали сразу после возвращения. Большая часть энергии, которую я вернула себе, ушла.

— Вы нашли Мэри? — спросила я нетвердым голосом.

— Да, но она не хотела, чтобы ее видели здесь. Она ждет нас в заброшенном здании «Файрстоун».

Я кивнула и попыталась сесть.

— Тогда пошли.

— Нет, ты не пойдешь. — Он взял меня за плечи и положил мою голову себе на колени. — Отдохни еще немного.

Я не пыталась спорить. Я просто кивнула и закрыла глаза. Джек положил руку мне на плечо, стараясь унять мою дрожь. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем Джек разбудил меня.

— Бекс?

— М-м-м?

— Как ты сейчас?

Я открыла глаза и медленно села. Поднесла руки к лицу, они дрожали.

— Я не знаю. Чувствую голод. — Но я была не так сильно опустошена, как мне показалось. Далеко не так, как была шесть месяцев назад. Я огляделась крутом. — Где Уилл?

— Пошел посмотреть, не сбежала ли Мэри.

Джек взял мое лицо в свои руки, и прежде чем я успела понять, что он делает, приблизил свои губы к моим. Я почувствовала вкус его отчаяния, со свистом вырвавшегося из его рта, и это продолжалось несколько долгих секунд, пока я вдруг не осознала, что происходит.

Я оттолкнула его.

— Что ты делаешь? Так нельзя!

Он внимательно смотрел мне в лицо.

— Вот так лучше. Ты выглядишь чуть менее… мертвой теперь. — Но вокруг глаз у него появились темные круги, и щеки его заметно ввалились.

— Мне все равно. Ты знаешь, как это опасно?

Он не ответил, я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула.

— Прости, — сказал он. — Но я знал, что ты ни за что не попросишь.

Я почувствовала, что мои глаза наполняются слезами, потерла их пальцами и низко опустила голову.

Джек снова обнял меня.

— Прости. Прости. — А затем добавил дрожащим голосом: — Ты не можешь уйти в Тоннели.

Я посмотрела в его лицо.

— Если не уйду, мне придется питаться чужой энергией. И я всегда буду опустошать кого-то, чтобы выжить. Как опустошили меня.

У него завибрировал телефон, и он достал его, чтобы прочесть сообщение.

— Мэри ждет нас. Пошли.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Сейчас

Встреча с Мередит. Осталось несколько дней.

Джек повез меня к заброшенному зданию шинного завода «Файрстоун», где в перерывах между полицейскими рейдами жили сквоттеры. Уилл ждал нас снаружи.

— Где она? — спросил Джек.

— Внутри, — сказал Уилл. — Со мной не хочет говорить. Ждет вас двоих.

— Хорошо. — Джек потянулся к ручке двери, а Уилл схватил его за руку:

— Мама с ума сходит. Говорит, ты не отвечаешь на звонки.

— Да, ну я…

— Не волнуйся. Вы двое занимайтесь этим. А я займусь мамой.

Уилл не спеша пошел к своей машине. Мы с Джеком вошли в здание. На улице поднялся ветер и дул с такой силой, что, когда мы открыли тяжелую деревянную дверь, она с грохотом ударилась о стену. Мы нашли Мередит в углу. Она стояла, сгорбившись, и раскачивалась на пятках взад-вперед. Что-то с ней было явно не так.

— Мэри? — сказал Джек, наклоняясь к ней. — Что происходит?

Мередит подняла голову.

— Это, — сказала она и протянула Джеку свою руку. Ее метка доходила уже до внутренней стороны запястья. — Она остановилась только что. Остановилась ровно на линии. — Она подняла запястье ближе к лицу Джека.

Пока она говорила, я бессознательно пятилась назад. У Мередит был безумный, отчаянный вид, и я поняла, что вижу перед собой собственное будущее. Мое суровое будущее и все мои страхи смотрели мне прямо в лицо. Я не могла вымолвить ни слова.

— О чем вы говорите, Мэри? — сказал Джек. — Как вы вообще можете это заметить?

Мередит отвернулась от Джека и заговорила со мной:

— Она пойдет быстрее. Будет увеличиваться весь день. Так быстро, что ты увидишь, как она движется. А потом остановится.

Она уронила голову на руки и продолжала раскачиваться. В старом здании гулял ветер, и пряди ее волос развевались от сквозняка. Волосы кружились и вились вокруг ее лица.

— Максвелл говорил мне, что в конце это ускорится, а потом остановится. А затем придут Тоннели, — сказала она. Ее нижняя губа начала дрожать. — Я должна была выжить. Но не выжила. Не выжила. — Она отклонилась назад. — Мне не надо было возвращаться. — Она спрятала лицо в колени и начала рыдать. — Они идут за мной, Никки. Тоннели идут, и они не остановятся, пока не получат меня.

— Мэри, мне так жаль, — сказала я.

Джек выпрямился, бросил на меня быстрый взгляд, а потом взял Мэри за руку.

— Уходим отсюда. — Он поднял ее на ноги.

Я могла бы сказать ему, что это бессмысленно, но что-то остановило меня. Джек должен был сам убедиться в тщетности попыток. И мне надо было увидеть, что меня ждет.

Мы с Джеком взяли Мэри за руки и повели наружу. Прочь из этого здания. Вниз по улице в сторону центра города. Ветер гнал пыль и старые листья, и вокруг ничего не было видно.

— Куда мы идем? — спросила Мэри, задыхаясь.

Джек ответил:

— К Коулу. Он должен увидеть. Они все должны увидеть, что они сделали. Ты же знаешь, где это, правда, Бекс?

Я кивнула.

— Это рядом с горнолыжной базой.

Мы дошли до машины Джека, и Мэри села на переднее сиденье, а я назад. Джек завел мотор, и мы поехали. Деревья на улице качались и гнулись, будто наша машина мчалась так быстро, что поднимала ветер.

— Странный ветер для Парк-Сити, — заметила я. Не знаю, зачем я это сказала.

Джек не ответил, только сильнее нажал на газ, и мы выехали на шоссе, ведущее к горнолыжному курорту.

Ветер бросал ветки и солому в лобовое стекло. Я посмотрела на футбольные поля у подножия гор. Там деревья, казалось, вообще не шевелились. Может быть, мне просто было не видно издалека. Мы поднимались все выше в горы, а снаружи бушевал удивительный шторм.

Джек посмотрел в зеркало заднего вида и тут же повернул голову, чтобы посмотреть в заднее окно.

— Черт!

Я тоже обернулась, пытаясь понять, что я увидела. Позади нас кружилась какая-то темная масса, как будто дымовую трубу положили горизонтально, и мы смотрели в нее. Я взглянула на небо. Вокруг машины метался какой-то мусор, небо же было чистым. Все волоски у меня на теле встали дыбом, будто мое тело реагировало на электрический импульс, исходящий от облака, а потом метку на руке начало крутить и жечь.

— Тоннели, — сказала я. Я быстро взглянула на свою руку.

Мэри обернулась ко мне.

— Ты тоже это чувствуешь?

— Что-то чувствую, — сказала я, а потом подняла глаза и увидела, что происходит с волосами Мэри. Они развевались позади нее, будто в машине дул ветер. Но окна были закрыты. Что бы это ни было, оно сильнее действовало на нее.

Джек вдавил педаль газа в пол, визжа тормозами на каждом изгибе дороги, и я думала, что он вот-вот потеряет управление, но дымовая труба не отставала от нас.

Мэри повернулась к Джеку и сказала так тихо, что я едва расслышала:

— Все кончено, Джек. Остановись.

— Нет! — Джек сжимал руль так, что костяшки пальцев побелели. — Мы найдем убежище. В подвале или где-нибудь.

— Ты ведь знаешь, бетонные стены их не остановят.

— Еще пять минут, и мы будем у Коула. Я хочу видеть их лица в этот момент. Пять минут, Мэри!

Она покачала головой. Я никогда не видела ее такой спокойной.

— Джек, если ты не выпустишь меня, эта штука сзади уничтожит нас и твою машину. Ты не можешь прямо сейчас отказаться от Никки.

Джек сверкнул глазами, посмотрев на меня в зеркало заднего вида. Плечи его поникли, и я почувствовала, как он отпустил педаль газа. Через несколько секунд машина остановилась у обочины дороги.

— Спасибо, — проговорила Мэри. Она помолчала. — Браслет, который я дала тебе, все еще у тебя?

Мы с Джеком кивнули.

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— В браслете заключена тайна дочерей Персефоны, которая охранялась веками. — Она открыла глаза и посмотрела на Джека. — Говоря это вам, я предаю всех своих предков.

— Какая тайна? — спросил Джек.

Она покачала головой.

— Я не знаю.

Она потянула за ручку и открыла дверь.

— Подождите! — закричала я с заднего сиденья. — А что с Орфеем и Эвридикой? Что вы имели в виду, когда говорили, что Орфей был силен?

Она молча посмотрела на меня.

— Бедная Никки. Тебе не понравится ответ. — Она перегнулась через спинку сиденья и прошептала мне на ухо: — У тебя долг перед Тоннелями. Но секрет в том, что не важно, кто заплатит его, надо только заплатить.

Она поцеловала меня в щеку, а потом с легкостью подростка распахнула дверь и выпрыгнула из машины.

Нам оставалось только смотреть. Когда она вышла из машины, Тоннели больше не мешкали. Дымная труба приблизилась к ней, и она исчезла. И все стихло.

Джек так сжимал руль, что казалось, вот-вот его сломает.

— Как долго? — голос его звучал едва слышно.

Я поняла, о чем он спрашивает.

— Мередит ушла на два дня раньше меня.

Он уронил голову на руль.

— Как это случилось, Бекс? — потом он, видимо, вспомнил, что я сижу сзади. — Может, ты пересядешь вперед и поговоришь со мной?

Я пересела.

— Что она сказала тебе об Орфее? — спросил Джек.

Я посмотрела ему в глаза. Не важно, кто оплатит долг, главное, чтобы он был оплачен. Орфей был сильным. Он взял на себя долг Эвридики. Он пошел в Тоннели вместо нее. Я не сомневалась, что Мэри говорила именно об этом.

Но Джек не должен об этом узнать.

— Она сказала, что Орфей был сильным и помог Эвридике выбрать Тоннели, а не вечную жизнь.

Джек прищурил глаза.

— Это мы и так знали.

Я посмотрела в окно.

— Я знаю. Она лишь напомнила мне, что вне зависимости от того, что говорит Коул, мы можем сделать правильный выбор.

Джек вздохнул.

— Я должен был найти тебя, Бекс.

— Когда?

— В ту ночь в лагере, когда ты уехала, я думал, у меня еще есть время все объяснить. Я не знал о решении суда. Я думал, что на следующее утро поговорю с тобой и все будет хорошо. — Он снова положил голову на руль. — Я должен был догнать тебя. Это моя вина, что ты пошла с Коулом.

— Нет, не твоя.

— Но Лейси была в моей комнате. — Он сказал это. То, о чем мы никогда не говорили.

Он по-прежнему не поднимал головы.

— Я спал и не знал, что она была там. Один из парней помог ей войти. Ничего не произошло, но могло бы. Я думал, что, если просто поговорю с тобой, все будет хорошо.

Я повернулась и уставилась в окно. Последние остатки сора, поднятого Тоннелями, лежали на земле.

— Это уже не важно. Я приняла решение найти Коула. Я уговорила его. Ты должен об этом помнить, потому что, когда я уйду…

— Ты не уйдешь!

Я сделала долгий глубокий вдох и тихо сказала:

— В ту ночь, когда я вышла из общежития, я могла поехать домой и закрыться у себя в комнате. Я могла встретиться с тобой и наорать на тебя. Но я этого не сделала. Я выбрала легкий путь. Я просила легкого пути. Коул просто снял боль, и мне было все равно, что я разрушила свою жизнь, потому что я была так глупа, что думала, будто мне нечего терять.

Я смотрела на отражение в окне и видела, как он давит ладонями на руль все сильнее и сильнее, так сильно, что трескается пластиковая обшивка основания.

Глядя, как Тоннели поглощают Мэри, я потеряла ту крошечную искорку надежды, что оставалась у меня внутри. Но Джек не потерял. Я знала, что могу снять его отчаяние, чтобы он мог сосредоточиться.

— Джек. Что мы теперь будем делать?

Это сработало.

Он поднял голову.

— У нас остается только браслет. Дочери хранили секрет Нижнего мира, и, по-моему, есть только один секрет, который стоит хранить от других.

— Какой?

Он взглянул мне в глаза.

— Как победить их.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Сейчас

Осталось сорок восемь часов.

Мы с Джеком сидели у меня дома за письменным столом и думали, с чего начать. Папа и Томми сняли комнату в «Силвер Лодж» после победы, но я уговорила их позволить мне остаться дома. Мы с Джеком были одни.

Я наклонила настольную лампу и поднесла к ней браслет. Он был покрыт патиной, поэтому я взяла тряпочку и тюбик зубной пасты из ванной и выдавила немного пасты на браслет.

— Зачем это? — спросил Джек.

— Мама научила меня этому трюку. При крайней необходимости, если тебе надо отполировать серебро… — Я размазала зубную пасту тонким слоем по всей поверхности браслета. — И потом, когда вытираешь ее, — я протерла браслет чистой стороной тряпочки, — получаешь вот что.

Я показала браслет Джеку. Теперь он был очищен от налета, и можно было рассмотреть знаки на нем.

— Это не похоже на буквы, — сказал Джек. — Скорее картинки. Или символы.

Я кивнула.

— Может быть, иероглифы. Мы же в конце концов имеем дело с мифологией. — Нога Джека дергалась вверх-вниз. — Джек, возьми карандаш и бумагу. Ты лучше рисуешь.

Он порылся в верхних ящиках моего стола и нашел блокнот и карандаш. Затем положил бумагу на стол и посмотрел на браслет, потом на бумагу и нарисовал то, что видит. Первый значок был похож на горшок. Второй — на очертания человеческой фигуры, но закрашенные черным. Третий — на птицу с головой человека.

Я открыла ноутбук и написала в строке поиска: «иероглиф птица с головой человека», потому что это был единственный символ, к которому я могла подобрать краткое описание для поиска. Первые результаты оказались совершенно бессмысленными. Но уже на середине первой страницы я увидела картинку, напоминающую изображение на браслете.

Я прочла с экрана:

— «Птица с человеческой головой может означать Ба. Нашу душу».

— Попробуй остальные два, — предложил Джек.

Я напечатала: «иероглиф горшок». Поиск выдал тысячи страниц, не имеющих никакого отношения к нашему значку. Я попыталась поискать что-нибудь про фигуру человека: «иероглиф затененный человек». Ничего. Я попробовала «иероглиф очертания человека» и другие описания, но ничего не помогало.

— Это не работает, потому что я неправильно описываю символ. Я пишу «очертания человека», но это слишком общо или совершенно неверно, потому что у меня нет никакого предполагаемого ответа.

— Я знаю, Бекс. — Джек потер подбородок кончиками пальцев. Я улыбнулась. Это был еще один его характерный жест. — Птица с человеческой головой, это достаточно конкретно. «Ба», так ведь? Давай посмотрим еще про «Ба», может быть, еще что-то появится.

Я напечатала «Ба» в строке поиска, но первыми оказались «Британские авиалинии». Поэтому я добавила слово «иероглиф» и наконец получила ответ. Статья называлась «Пять элементов египетской души».

Джек читал, глядя на экран поверх моего плеча:

— «Душа человека состоит из пяти частей: ран, ба, ка, шу и иб. Это означает: имя, духовная сущность, жизненная сила, тень и сердце».

Все эти символы были там изображены.

— На браслете все пять символов, — я посмотрела на Джека. — Пять частей души. Но что это значит?

— Я не знаю. — Мы помолчали с минуту, глядя на странный браслет. — Я думал, это будет что-то понятное, — сказал Джек.

— Вроде рецепта отравленного яблока?

Он криво усмехнулся.

— Вроде того. — Улыбка его исчезла, он взял браслет и поднес ближе к глазам. — Оно там. Мы просто не видим.

Я была не так уверена. Джек заметил мой скептицизм.

— Оно там, Бекс. Мэри не стала бы тратить последние секунды своего земного существования на то, чтобы дать нам этот ключ, если бы знала, что он ни к чему не приведет. Зачем ей эта последняя шутка, над которой уже не посмеяться? Я не думаю. Этот браслет настолько важен, что дочери Персефоны хранили его много веков. Он должен что-то значить.

— Надеюсь, ты прав. И что же нам теперь делать?

Джек указал на мой компьютер.

— Мы будем показывать его. Кто-нибудь точно знает, что все это значит.

Я подумала о пропавшем репортере.

— Это может быть опасно.

Он пожал плечами.

— А что нам терять?

Джек сфотографировал браслет на телефон и отправил фото себе и мне на почту. Он сложил лист бумаги со своими рисунками.

— Пойдем завтра в школу.

— Джек, мне осталось самое большое два дня. Зачем…

— Только на урок миссис Стоун. Она помешана на мифологии. Может быть, она сможет помочь или хотя бы укажет направление. Она изучала мифологию в колледже у профессора, который на этом собаку съел. Я не знаю… — Джек прикрыл рот рукой, зевая. Я взглянула на часы. Было около двух ночи.

— Ты устал, — сказала я. Я протянула руку и коснулась темных кругов у него под глазами. — Тебе надо пойти поспать. Нам обоим это нужно.

Джек опустил глаза, а когда снова заговорил, голос его звучал хрипло.

— Я не знаю, могу ли я сказать доброй ночи.

Я видела, что у него пролегла морщинка между бровями. Я хотела расправить ее. Снять его беспокойство.

— Завтра я буду здесь. Я обещаю.

Он боялся, что я снова исчезну, и это меня убивало.

Он кивнул, будто поверив мне, но не двинулся с места. Я наклонилась к нему и поцеловала в щеку. Он по-прежнему не шевелился.

— Тебе надо поспать, — прошептала я, почти касаясь губами его уха.

Я видела, как его губы расплываются в улыбке.

— Если это твой способ меня убедить, то он не работает. Что, если мне просто остаться здесь?

— Ты знаешь, что, если останешься, мы не сможем спать.

Он вздохнул.

— Ты права. Я знаю, что ты права.

Он ушел прежде, чем один из нас успел передумать. Я быстро заснула, видимо, так на меня повлияла потеря энергии, украденной группой Коула, но когда проснулась, я поняла, что еще слишком рано, чтобы вставать. Я выглянула в окно, чтобы увидеть какой-нибудь признак приближающегося утра, и заметила машину Джека, припаркованную у обочины рядом с домом. Окна запотели, и внутри ничего не было видно. Трава у дома побелела от ночных заморозков.

Я надела толстый свитер и тапочки и взяла из бельевого шкафа пару одеял. На улице я только сделала вдох, и будто сухой лед проник в горло и дальше вниз.

Я ускорила шаг, подошла к машине и постучала в водительское окно.

Тень за мутным стеклом подпрыгнула, и дверь распахнулась. Джек поднял голову. Он поежился и подышал на пальцы, отогревая их.

— Который час?

Я накинула на него одеяло.

— Полшестого.

— Ох. — Он снова закрыл глаза и хотел откинуться на сиденье.

Я закатила глаза.

— Утро — это не твое время. Можешь дальше спать, но не в машине. Пошли внутрь.

Я думала, он будет больше сопротивляться, но он молча пошел за мной в дом, в мою комнату. Я закрыла за ним дверь, и Джек тут же свернулся калачиком на полу в углу, под подоконником.

— Джек, спи на кровати.

— Не-а. Мне и тут хорошо. — Глаза его были закрыты. Да он их, кажется, и не открывал.

Я хотела настоять, но он уже мерно посапывал во сне, так что я накрыла его одеялом, залезла обратно в постель и задремала.

Джек разбудил меня примерно через час, он был полностью одет, причесан, от него пахло зубной пастой.

— Пошли, Бекс. Пора сделать последний рывок. Я буду в гостиной.

Я оделась, причесалась, почистила зубы и пошла к нему.

По пути в школу Джек взял меня за руку.

— Они не придут за тобой, Бекс. Мы разгадаем загадку.

Я кивнула. Я не могла ничего сказать, боясь совсем потерять самообладание. Он держал меня за руку, пока мы шли в кабинет миссис Стоун.

Миссис Стоун была на месте, проверяла работы за столом. Когда мы вошли, она подняла голову.

— Мисс Беккет, мистер Капито. Вы сегодня рано. Чем могу помочь вам?

Джек достал браслет и положил на стол перед ней.

— Не могли бы вы сказать нам что-нибудь о значках на нем? Что угодно. — Джек старался, чтобы голос звучал ровно.

Миссис Стоун надела очки для чтения и принялась рассматривать украшение.

— Сложно рассмотреть эти знаки…

Джек достал лист бумаги со своими рисунками и положил перед ней.

— Может быть, это поможет. Это мои собственные рисунки, и они не… профессиональные, что ли. Но мы думаем, что это иероглифы.

Она посмотрела на нас обоих.

— Откуда у вас браслет с иероглифами?

Я хотела было что-нибудь сказать, но Джек опередил меня:

— Они продаются в новом магазине на Мейн. Каждый браслет что-нибудь означает.

— Ах вот как. В таком случае это, наверное, может подождать до конца занятий?

Джек изобразил свою самою очаровательную улыбку.

— Я вроде как поспорил с другом, что смогу выяснить это раньше него. Пожалуйста!

Она едва заметно улыбнулась и посмотрела на рисунки Джека.

— Ну, я знаю, что горшок — это символ сердца. Этот что-то вроде вселенной. Но остальные…

Я посмотрела на Джека и покачала головой. Это оказалось бы пустой тратой времени, если бы она просто подтвердила то, что мы и так знаем.

Джек наклонился к ее столу.

— Я провел небольшое разыскание и узнал, что остальные символы связаны с частями души… или как-то так.

Она пожала плечами.

— Похоже на правду.

— Вы знаете какие-нибудь книги, в которых об этом можно прочесть? Может быть, в библиотеке?

— Библиотека… — она замолчала и вдруг подняла указательный палец вверх. — Вам надо поговорить с одним из моих университетских профессоров. Именно он убедил меня использовать мифы как основу для курсовых, но конечно же, я никогда не углублялась в это настолько, чтобы читать иероглифы… Вечером я посмотрю дома его контакты для вас…

— Вечером будет слишком поздно, — перебил Джек. Я коснулась его руки, и он вздохнул. — Ну, то есть мой друг уже близок к… Послушайте, миссис Стоун. Если честно, то мы просто просим вас об одолжении. — Она удивленно взглянула на него, а он продолжал: — Если он профессор в университете, это означает, что его электронный адрес есть на сайте. А у меня есть фотография браслета. Мы могли бы отправить ее ему. Это важно. — Джек опустил глаза, а когда снова заговорил, в голосе его звучала боль: — Это очень важно для меня.

— Обещаете подать документы в университет к следующей неделе?

Джек усмехнулся.

— Все, что хотите.

— Я этого хочу.

Миссис Стоун пошла в компьютерный класс, открыла свой электронный почтовый ящик, в то время как Джек открыл страницу контактов на сайте университета на другом компьютере.

— Я пошлю письмо со своего адреса, — сказала миссис Стоун, — но я надеюсь, вы понимаете, что доктор Спирс, вероятно, очень занят. Он может не понять той срочности, о какой вы говорите.

— Я понимаю, — сказал Джек. — Но мы должны попытаться.

Миссис Стоун написала короткое письмо и даже добавила, что будет очень признательна, если доктор Спирс посмотрит на фотографию браслета как можно скорее и поможет понять значение символов.

— Знаете, если бы вы двое не ходили ко мне каждый день заниматься, я бы не стала этого делать.

— Спасибо, — сказала я.

Миссис Стоун поставила в копию адрес Джека, прикрепила фотографию и отправила письмо. Она выпрямилась на стуле и посмотрела на нас.

— Ну вот. Посмотрим, что выйдет. Мистер Капито, я жду ваши бумаги к концу недели.

— Будет сделано, — сказал Джек.

У нас было всего несколько минут до начала урока, и мы поспешили обратно в кабинет миссис Стоун. Я села на свое место, а Джек подвинул свою парту на несколько сантиметров ближе к моей. Я улыбнулась.

Он наклонился ко мне и сказал:

— Бекс, нам нужен всего лишь какой-нибудь намек. Толчок в правильном направлении. Я думаю, мы можем на это надеяться, как считаешь?

Я кивнула.

— Если к обеду ответа не будет, я начну развешивать фотографию браслета. На досках объявлений. Везде.

Лекция миссис Стоун о «Листьях травы» Уолта Уитмена шла всего минут десять, когда у Джека завибрировал телефон, сообщая о новом письме. Он прочел его, и тут же нога его задергалась под партой.

— Что там? — прошептала я.

— Профессор Спирс. Просит немедленно позвонить ему. Он оставил свой номер.

Я судорожно вздохнула. Просто не верилось, что он отреагировал так быстро. Значит, сработало. Что бы ни означал этот браслет, он оказался достаточно важным, чтобы потребовался немедленный звонок декану антропологического факультета университета. Джек смотрел на миссис Стоун и печатал под партой ответ.

— Я написал ему, что мы позвоним после урока, — прошептал Джек. — У миссис Стоун ведь нет второго урока?

Я кивнула.

— Я хочу, чтобы она участвовала в разговоре, чтобы поддержать нас, если что.

Минутная стрелка на часах двигалась по кругу невероятно медленно, время еле тянулось. Когда наконец прозвучал звонок, Джек бросился к столу миссис Стоун.

— Профессор Спирс хочет поговорить, — выпалил Джек, уже набирая на телефоне номер. — Я звоню ему.

Миссис Стоун сдвинула брови и сказала:

— Я не думаю, что… — она не закончила, потому что Джек уже нажал кнопку вызова.

— Говорите вы, — сказал Джек, передавая телефон миссис Стоун. — Пожалуйста.

Мы молчали, слушая разговор миссис Стоун. Джек чуть не сломал стол пополам, пока миссис Стоун спрашивала, чем сейчас занимается профессор, но потом, похоже, профессор оборвал беседу. Миссис Стоун передала телефон Джеку.

— Он хочет говорить с вами.

Джек взял телефон.

— Здравствуйте, профессор. Спасибо, что ответили… — Джек смотрел на меня. — Хорошо, вы не возражаете, если я включу громкую связь?

Он положил телефон на стол между нами.

— Что вы говорили? — сказал Джек.

Зазвучал голос профессора Спирса:

— Я удивляюсь, где вы достали этот браслет. Это копия, так ведь?

— Копия чего?

— Я знал о существовании лишь одного такого, и он хранится в Смитсоновском институте. Вид у него не похож на те, с каких обычно делают популярные копии, — он помолчал, а потом, по-видимому, усмехнулся. — Просто на вашей фотографии он выглядит совершенно как оригинал — или по крайней мере очень дорогая копия — и я удивился, где вы могли его достать.

Джек проигнорировал вопрос.

— Мы подумали, что символы на нем как-то связаны с частями души, по египетским представлениям. Это так?

— Да, но это лишь часть общего смысла надписи. История заключена в расположении отдельных значков на браслете. Браслет отсылает к древним представлениям о так называемом кольце мертвых.

— Что это значит? — перебил Джек.

— Я доберусь до этого. Вы видите, что шу, ран и ба расположены рядом?

Мы оба молча уставились на фотографию.

— Э-э-э… — сказал Джек.

— Шу — это затененная фигура. Ран — имя. И ба — личность. Понятно?

— Да, — сказала я. Не думаю, что тут у нас был выбор.

— А в углу мы видим иб, или сердце, он похож на горшок. — Мы с Джеком кивнули, хотя профессор Спирс и не мог нас видеть. — А на другом конце — ка. Жизненная сила. Целиком картинка отсылает к тем людям, что нашли ключ к вечной жизни, отказавшись от собственных ка, или жизненных сил, и похищая ка у других. Таким образом, браслет связан с правителями «кольца мертвых». Духами Акх. Или бессмертными, как называют их в современных исследованиях. Конечно, это не общепринятые теории.

Сердце мое бешено забилось. Бессмертные. Я поверить не могла, что существуют люди, которые знают о них.

— Пожалуйста, продолжайте, профессор Спирс, — прошептала я.

— Понимаете, согласно древним верованиям, смерть наступает, только когда ка покидает тело. Духи Акх постоянно пополняют свои ка, поэтому ка никогда не покидает их тела и они неподвластны смерти.

Я смотрела на Джека, приоткрыв рот. Даже миссис Стоун заинтересовалась беседой. Она сидела за столом перед Джеком и слушала.

— В антропологических кругах легенда о духах Акх достаточно популярна, — он тихо усмехнулся. — Некоторые из моих коллег верят, что духи Акх и сейчас ходят по земле. Я думаю, это добавляет рвения в изучении нашего предмета…

Я перестала слушать профессора Спирса, рассказывавшего о причудах своих коллег, но снова превратилась в слух, когда он сказал:

— Где вы взяли эту копию, кстати? Ее сходство с оригиналом в Смитсоне просто невероятно. Если это возможно, я бы очень хотел взглянуть на нее.

— Это обычная туристическая дешевка, — сказал Джек.

— Вы ведь в Парк-Сити, так? Зачем городу, туризм которого построен на американских индейцах, торговать браслетами с древнеегипетскими изображениями?

— Потому что для туристов нет никакой разницы.

— Может быть, — уступил профессор Спирс. — Но мне все же хочется поговорить с владельцем магазина. Может быть, его вдохновило что-то еще, чем он обладает, и может быть, он сам не знает, что попало ему в руки. Время от времени так проявляются редкие музейные ценности. Кто-нибудь покупает дом, находит что-то на чердаке или на заднем дворе. — Он помолчал, ожидая ответа.

Я, прищурившись, посмотрела на Джека, а он поднял брови и пожал плечами.

Я ответила:

— Мне этот браслет подруга дала, я спрошу ее.

— Один последний вопрос, если у вас есть время… — сказал Джек.

— Давайте.

— Как убить дух Акх?

В трубке повисла тишина.

— Вы серьезно?

— Это для моей курсовой. — Джек говорил так уверенно, что я сама ему чуть не поверила. — Теоретически, как это можно сделать?

— Джойс, какие вы задания им даете?

Мы оба посмотрели на миссис Стоун. Она наклонилась к телефону, будто это был микрофон.

— Это дополнительное задание. Поверьте, Джеку это нужно. — Она подмигнула Джеку.

— Ну, если судить по изображению, существование духа Акх основано на идеальном равновесии, именно таком расположении этих пяти элементов. Если бы один из них нарушил равновесие остальных… если бы дух Акх, скажем, потерял доступ к ка других людей. К энергии других.

Я пришла в отчаяние. Невозможно сделать так, чтобы Коул не забирал энергию у других.

Джек, должно быть, подумал о том же самом, потому что спросил:

— А что насчет сердца? Почему оно изображено в середине, но отдельно?

— Потому что оно не является частью человека, а находится рядом.

— Они могут без него жить?

Я быстро повернулась к Джеку, но он пристально смотрел на телефон.

В трубке раздался треск, будто профессор Спирс шумно вздохнул.

— Думаю, нет. Но сначала надо узнать, где это сердце. Гипотетически.

Мы помолчали. Миссис Стоун посмотрела на Джека, и он кивнул. Она наклонилась к трубке и сказала:

— Еще раз спасибо, профессор.

— Пожалуйста, Джойс. И, ребята, если узнаете, откуда точно взялся браслет, пожалуйста, сообщите мне.

Он повесил трубку. Мы отправлялись за сердцем Коула.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Сейчас

Машина Джека. Осталось тридцать шесть часов.

Выйдя из школы, мы направились прямо к машине Джека. Он включил двигатель и обогреватель. Я обернулась и взглянула на школу, думая о том, что, вероятно, никогда больше не войду туда.

— О чем ты думаешь, Бекс? — сказал Джек.

Я посмотрела в другую сторону.

— Коул всегда говорил мне, что у него есть сердце, но оно не внутри него. Я даже слушала его грудь. Там ничего нет.

— Если внутри ничего, оно должно быть снаружи. Мы выясним, где оно. Профессор Спирс был прав в том, что касается жизненной силы. Допустим, что и насчет сердца он прав, а значит, Коулу оно должно быть дорого. Так дорого, что он должен защищать его изо всех сил.

— Может быть, оно спрятано где-нибудь в погребе или чем-то таком? В урне? — Я представила себе настоящее сердце, но, наверное, я все восприняла слишком буквально.

— Но группа так часто переезжает, — продолжал Джек. — Я бы предположил, что это что-то портативное. Не такое хрупкое, как урна.

— Постой, — сказала я. Нечто портативное. Нечто ценное. Нечто, что он защищает и всегда носит с собой. Нечто настолько важное для него, насколько для меня важны собственные руки. — Его гитара! — Я пришла в восторг от этой мысли.

— Его гитара, — повторил Джек, будто пытаясь оценить, как это звучит.

— Он носит ее повсюду. И однажды, когда я прикоснулась к ней, он взбесился. — Я вспомнила тот день в моей спальне, когда я схватилась за струны. — Мне надо было раньше догадаться. Своей музыкой он возбуждает эмоции и направляет жизненную силу зрителей перед тем, как забрать их энергию. Она как настоящее сердце, служит центром кровообращения. Качает питательные вещества. Я видела, как он это делает. Именно его гитара… — Я замолчала. Джек смотрел на мою руку, вытаращив глаза.

— Что? — резко спросила я.

— Пятно. Видно, как оно движется.

Я посмотрела на метку, виднеющуюся из-под рукава рубашки. Она была уже на полпути от локтя к запястью. Сначала я не заметила, но, приглядевшись, увидела, как она движется.

— Мэри говорила, что она будет расти быстрее, — сказала я.

Джек молча смотрел на пятно. Потом обнял меня и прижал к себе.

— Я не могу снова потерять тебя, Бекс.

— Ты не потеряешь меня.

На этот раз я действительно верила, что выход есть.

Мы поехали в «Кофейную гущу». Левая нога Джека, не переставая, подскакивала. Мы нашли столик и заказали два кофе.

— Без кофеина, — сказала я официантке.

Джек кивнул. Когда официантка ушла, он заговорил:

— Надо найти способ разлучить Коула с его гитарой, — торопливые слова быстро слетали с его губ.

— Думаешь, дело только в том, чтобы отделить ее от него? — спросила я.

— Мы найдем ее, украдем и разобьем.

Я обреченно рассмеялась.

— Значит, все, что нам надо сделать, это найти Коула, подобраться к нему достаточно близко, чтобы украсть гитару, — так, чтобы он не заметил, — и затем разбить ее. И на это у нас двадцать четыре часа. — Я запрокинула голову и посмотрела в потолок.

— Я знаю, как подобраться к нему, — тихо сказал Джек.

— Как?

— Мы дадим ему то, что он хочет. — Он щелкнул пальцами, пристально глядя на свою руку.

— Меня.

Он кивнул, все еще не поднимая на меня глаз.

— А потом, мне кажется, я знаю кое-кого, кто с удовольствием разобьет гитару.

Мы ушли из кафе и поехали ко мне домой. Мы решили подождать с поездкой к Коулу до завтрашнего утра. Это была моя идея, на случай, если у нас ничего не выйдет. Мне было плохо при мысли о том, что в последние несколько часов придется просто ждать Тоннелей. Если наш план не сработает, лучше пусть Тоннели сразу заберут меня.

Джек подъехал к моему дому. Папина машина была припаркована во дворе. Они с Томми уже вернулись из «Силвер Лодж».

— Э-э-э… а где ты будешь… — Я закусила губу.

— Я буду в твоей комнате. Не запирай окно. — Он коснулся пальцами своих губ, а потом моей руки.

Я кивнула и вышла из машины. В тот вечер мы с папой и Томми поужинали очень скромно. Французские тосты. Завтрак на ужин. После изматывающей кампании новому мэру нужно было именно это. Когда я только попала в Нижний мир, я иногда представляла себе, что сказала бы папе и Томми, если бы у меня была такая возможность. Но одно дело — представлять себе эту сцену, а совсем другое — переживать.

В этот вечер мне нечего было сказать. У меня не было в запасе никакой мудрой мысли, чтобы поделиться ею. Никаких слезных прощаний. Когда-то я знала, что сказать, но слова прошли сквозь меня, как сквозь сито — ничего не осталось. Просто обычный ужин, на обычной кухне, в обычных обстоятельствах. Как будто ничего не изменилось.

В моем возвращении оказалось столько боли. Больше, чем я когда-либо могла бы себе представить. Эти мысли обо всех днях рождения Томми, которых я никогда не увижу, об инаугурации отца, на которую не приду, о словах прощания, которые не смогу сказать.

Но была в этом и красота. Были моменты, за которые хотелось зацепиться: когда я гладила золотистые волосы Томми или когда папа говорил с мамой, думая, что его никто не слышит.

После ужина я заспешила, собрала посуду, обняла Томми и пожелала ему спокойной ночи.

— Ты никогда не обнимаешься, — сказал Томми.

Я поцеловала его в макушку и взъерошила ему волосы. Если мне удастся выбраться, я сделаю все, что в моих силах, чтобы жизнь моего маленького брата стала нормальной. Я пошла в свою комнату, открыла дверь и закрыла ее за собой.

Джек лежал на спине на моей кровати, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Не говоря ни слова, я легла рядом с ним, лицом к нему. Он повернулся и посмотрел на меня.

Мы помолчали. Я рассматривала его лицо — линию его скул, изгиб губ. Я осторожно прикоснулась к шарику в его проколотой брови.

Его зрачки метнулись за моей рукой.

— Когда ты это сделал? — спросила я.

— Через месяц после того как ты ушла, — ответил он. — Мама сказала, чтобы я забыл тебя. Что ты ушла и никогда не вернешься, что мне будет лучше без тебя, — губы его дрогнули в полуулыбке. — Я знал, что это ей не понравится.

Я улыбнулась, наклонилась к нему и поцеловала его бровь.

Он быстро взглянул на мою руку. Метка все увеличивалась, необратимо росла, и когда я смотрела на нее, вся тяжесть будущего, которое я не могла изменить, обрушивалась на меня. Мне оставалась последняя ночь. Наша последняя ночь. Последняя ночь, когда я могла почувствовать прикосновение шершавых пальцев на своей коже. Я смотрела в прекрасное лицо Джека и не могла этого вынести.

С каждым моим вздохом еще одна песчинка в часах падала вниз, и их оставалось все меньше. Я старалась не дышать. Ничего не получалось. Я отвернулась.

Джек обнял меня за талию и притянул к себе, прижавшись грудью к моей спине. Он точно знал, что я чувствую. Он дышал спокойно, нарочно совсем рядом с моим ухом, чтобы и мое дыхание стало таким же мерным.

— Хочешь знать, как я в первый раз увидел тебя? — сказал он, коснувшись губами моего уха.

Я знала эту историю, но все равно кивнула.

— Твоя семья тогда только переехала. Тебе было… сколько тебе было, Бекс?

Я пожала плечами, а он провел пальцами по моим волосам, успокаивая меня. Он знал ответ.

— Тебе было одиннадцать, — сказал он. — Мне было двенадцать. Помню, Джои Веласкес рассказал о новой хорошенькой девочке по соседству. На самом деле он сказал «клевая цыпочка». Но я об этом не думал ни секунды, пока не увидел тебя на бейсбольном поле. Мы тренировались в парке, а ты с семьей приехала на пикник. У тебя была такая копна волос на голове, что лица было не видно. Помнишь?

Я кивнула.

— Я знаю, чего ты добиваешься.

Он не обратил на мои слова никакого внимания.

— Мне хотелось узнать, прав ли был Джои насчет «клевой цыпочки», я пытался рассмотреть твое лицо, но ты даже не глядела в нашу сторону. Я бросал мяч через все поле, бегая с базы на базу, чтобы привлечь твое внимание, но тебя нисколько не волновало мое рекордное сверхчеловеческое представление.

Я улыбнулась и медленно выдохнула. Я столько раз слышала эту историю. Ее привычность наполняла меня теплотой.

— И что ты сделал? — спросила я, точно зная ответ.

— Я сделал единственное, что пришло мне в голову. Размахнулся битой, повернулся в твою сторону и ударил по мячу.

— Выбросив мяч с поля самым идиотским способом, какой только возможен, — продолжила я.

Я почувствовала, как он усмехнулся.

— Ага. Я решил, что ты, чтобы подать мне мяч, подойдешь совсем близко ко мне, потому что… — Он подождал, пока я закончу за него.

— Потому что кто-то ошибочно решил, что я подаю, как девчонка… — тихо сказала я.

Джек прижался губами к моей голове перед тем, как заговорить:

— Конечно, было очень глупо так думать. Ты, стоя там, ударила по мячу так сильно, что он улетел дальше, чем любая девчонка или даже парень мог бы его закинуть.

— А меня как раз тогда родители заставляли играть в софтбол.

— Все в нашей команде просто обалдели. А ты так пожала плечами, будто это самое обычное дело, и села обратно к родителям. И снова ноль внимания на меня. Так что план мой с треском провалился. Я не только привлек к тебе внимание всех на поле, что в мои планы совершенно не входило, но еще и получил от тренера, который никак не мог понять, почему я вдруг решил бросать мяч в противоположную сторону.

Это сработало. Дыхание мое успокоилось. Я повернулась к Джеку лицом, обняла его, прижалась к нему ногами.

Я провела сотню лет с Коулом точно в таком же положении, но то не имело ничего общего с этим. Никакие внешние силы не удерживали нас. Ничто потустороннее не примешивалось к нашим объятиям.

Нет. Джек хотел, чтобы я была рядом, потому что хотел именно меня. Разлучиться с ним сейчас было бы хуже всего, что когда-либо случалось со мной. Разлучившись с ним сейчас, я бы истекла кровью.

Я не сказала ему этого. Не нужно было.

Мы лежали так несколько часов — я прижималась головой к его груди — изо всех сил стараясь не заснуть. Как если бы мы могли остановить время.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Сейчас

Мой дом. Осталось несколько часов.

Утром Джек поехал за Уиллом, а я пошла на кухню и взяла ручку и два листа бумаги. На этот раз я напишу письма для папы и Томми. Они единственные, с кем стоило по-настоящему попрощаться. В письмах я попыталась объяснить, что ухожу и никогда не вернусь. Я постаралась выразить свою любовь. Постаралась успокоить их. Я старалась.

Закончив, я сложила письма и сунула под коробку с молоком. Не считая редких ужинов, таких как вчерашний, в наше семье молоко пили только на завтрак, поэтому я могла быть уверена, что папа не найдет письма раньше завтрашнего утра. Если мне удастся вернуться, я заберу письма раньше, чем их прочтут.

Джек приехал через час.

— Прости, я не мог найти Уилла.

— Он трезвый? — спросила я.

Он кивнул.

— Вполне. Достаточно, чтобы самому вести машину. Ты готова?

Я оглянулась на пустой дом, где оставила письма для родных, и снова повернулась к Джеку.

— Да.

Джек взял меня за руку и повел к машине. По пути я смотрела на него. Солнце освещало его голову сзади, светило сквозь пряди его волос, и мне казалось, что именно таким я вечно буду помнить его.

— Джек, сделай мне одолжение, — сказал я.

— Все, что хочешь, Бекс.

— Не отпускай мою руку. А когда придут Тоннели, не отпускай до последнего.

— Если Тоннели придут, я буду крепко держать тебя, и они не смогут тебя забрать.

Я улыбнулась, хотя и знала, что никто не способен их остановить.

Мы с Джеком ехали к Коулу уже в новом состоянии души. Мы оба освободились от всех недоговоренностей, всей лжи, всего, что до сих пор скрывали друг от друга. Слой за слоем мы снимали с себя свою защиту, все оправдания и требования, и внутри остались лишь два сломанных существа, цепляющихся за последнюю надежду. И привязанных друг к другу.

Я не могла бы сказать, что именно занимало мысли Джека всю дорогу, но знала, на что я сама надеюсь. Что Джек сможет восстановиться. Что рана заживет. Что те, кто любит его, смогут исцелить хрупкую оболочку его раненой души и что его воспоминания обо мне останутся нежными и не будут мучить его. Я не могла сказать ему этого, потому что тогда он увидит мои сомнения, а сейчас было не время сомневаться.

Прежде всего я надеялась, что нам удастся сломать гитару Коула. Об остальном я лишь молилась про себя, держала близко к сердцу, на всякий случай.

Подъехав к дому Коула, мы с Джеком еще раз обсудили наш план. Он был довольно простым. Я должна убедить Коула, что в конце концов предпочла его Тоннелям, а потом мы найдем гитару, схватим ее и швырнем с балкона на цементный пол двора. Или разобьем об пол в квартире. Но идея бросить с балкона нравилась нам больше, потому что никто не сможет отобрать ее в последний момент.

Мы не говорили ни о папе, ни о Томми, ни о Юлес. Мы не говорили о неудаче. Мы не говорили о том, что край моей метки на расстоянии всего одного пальца от запястья.

Я хорошо помнила тот поворот дороги, за которым стояло массивное здание, недалеко от лыжной базы. Я проделала тот же путь на машине почти год назад. В том году весна пришла рано, и на дороге было чисто. Теперь ее покрывал слой укатанного снега.

Джек припарковал машину как можно ближе к входной двери, и мы пошли вверх по лестнице. Перед дверью я посмотрела на Джека, и он кивнул. Я постучала. Дверь открыл Максвелл, я оттолкнула его и вошла.

— Где Коул? — сказала я. Прежде чем он успел ответить, я крикнула: — Коул! Спустись сюда.

— Ник?

Я подняла глаза туда, откуда прозвучал голос. Коул перегнулся через перила верхнего этажа и смотрел вниз, в гостиную. Гитары не было видно.

Я подняла руку.

— Мое время на исходе, Коул.

— Я знаю. Я уже почти сдался. — Он перевел взгляд с меня на Джека, и лицо его исказилось внезапной болью, но это выражение сразу исчезло, сменилось спокойным, только глаза его потемнели. — Надеюсь, ты пришла сюда не для того, чтобы просить о помощи. Ты знаешь, не в моей власти разрушить равновесие Нижнего мира. — Он взглянул на Джека: — Прости, друг. Даже с твоими бицепсами нам не справиться с силами природы.

Губы Джека плотно сжались, и он ничего не ответил.

— Коул, посмотри на меня, — сказала я. Коул помедлил секунду, потом перевел взгляд на меня. — Я иду с тобой.

Он замер. Не двигался секунд тридцать. Максвелл и Гевин молча смотрели на нас из дальнего угла комнаты.

Коул выпрямился.

— Я ничего не покупаю. — Он развернулся.

— Постой! — сказал Джек. — Это была моя идея.

Коул медленно повернулся к нему.

— Я убедил ее пойти с тобой. Она в любом случае уходит. Лучше править Адом, чем служить ему.

Я вышла вперед и подняла руку, показывая запястье.

— Коул, пожалуйста, спустись и поговори с нами.

Он скептически прищурил глаза, и я подумала, что все кончено. Но потом он сказал:

— Оставайся там.

Он развернулся и пошел по коридору к лестнице. Я обернулась к Джеку. Он прошептал:

— Надеюсь, он принесет гитару.

Но когда Коул спустился по лестнице, он держал руки в карманах. И на плече не было гитарного ремня. Я не позволила даже тени разочарования показаться на моем лице. У нас был запасной план.

Коул вышел вместе с нами на балкон и встал спиной к двери. Воздух снаружи оказался неожиданно теплым для этого времени года. Я посмотрела на свое запястье. Метка перестала двигаться. Я потянула рукав вниз, чтобы закрыть ее, и посмотрела в лицо Коула. Мне надо было не сводить глаз с его лица и ни в коем случае не смотреть на Уилла, когда тот появится.

Уилл точно знал, что делать. В армии его этому научили. Когда я увидела его боковым зрением за спиной Коула, на нем была армейская камуфляжная форма. Я сдержала улыбку, видя, как он скользнул в открытую дверь. Он должен пройти внутрь и выйти раньше, чем остальные поймут, что происходит.

Джек сделал несколько шагов в сторону, шаркая ботинками, чтобы заглушить возможный шум, и прислонился к стене. Он смотрел в сторону, пока Коул говорил со мной.

— Что ты задумала, Ник? — сказал Коул.

— Я иду с тобой. Я не хочу в Тоннели.

— Но тебе придется красть энергию.

— Я знаю. Да что с тобой вообще? — сказала я. — Я думала, ты будешь счастлив.

— Это слишком не похоже на тебя. Я никогда не следил ни за кем после возвращения, но я точно знаю, что никто не предпочел бы Тоннели королевскому двору. Кроме тебя. Ты тверда в своей самоотверженности, вплоть до саморазрушения, поэтому я спрошу еще раз. Что ты здесь делаешь? — Он добавил тише: — Ты никогда не пошла бы со мной.

За его спиной я увидела какое-то движение. Уилл был уже у порога, с гитарой Коула. Я схватила Коула за руку, чтобы он остался на месте.

— Я не думала, что пойду. Но нет ничего, что я не могла бы сделать для Джека, — сказала я. Коул посмотрел на Джека, а затем снова на меня. — Мне страшно, Коул.

Выражение лица Коула смягчилось.

— Я обещала Джеку, что ты позаботишься обо мне. Что с тобой я буду в безопасности.

— Конечно, Ник. Я не позволю, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое, никогда. Ты будешь королевой. Ты будешь в безопасности. И ты будешь жить вечно. — Он протянул мне руку.

Уголком глаза я видела, как Уилл тихонько выходит из двери. Ему оставалось пройти полтора метра до перил, чтобы бросить гитару точно на цементный пол двора. Метр. Джек переменил позу и снова посмотрел на Коула. Но прежде он на долю секунды бросил взгляд в сторону Уилла.

Коул обернулся, когда Уилл уже стоял у края.

— Уилл! Бросай ее! — закричала я.

Уилл поднял гитару над перилами за мгновение до того, как Коул набросился на него и схватил его. Они полетели назад и с грохотом упали на пол.

Но было слишком поздно. Я слышала, как внизу гитара с грохотом разбилась о цемент.

Я подняла рукав. Я не знала, что должно произойти, но отметина была на прежнем месте. Все еще у запястья.

Налетел ветер и растрепал мои волосы, закручивая пряди спиралями у меня за спиной.

Коул оттолкнул Уилла и встал. Он полоснул меня резким взглядом и сунул руку в карман.

— Ты это искала, Ник? — он достал крошечный треугольный кусочек пластика. Медиатор для его гитары. — Мое сердце. Ты ошиблась. — Он нахмурился, глаза его были печальны. — Ты действительно хотела убить меня?

У меня перехватило дыхание, я схватилась рукой за запястье, потирая кожу. Джек встал передо мной, заслоняя меня от Коула.

— Бекс, — сказал Джек. Он смотрел на что-то позади меня, и лицо его выражало такую боль, какой я никогда не видела прежде. Я знала, что он там видит.

Мне осталось несколько секунд. Секунд.

Коул повысил голос, перекрикивая шум ветра.

— Это оно, Ник. У тебя ничего не осталось, кроме последней возможности пойти со мной. — Капля крови выступила в уголке его губ и побежала по подбородку. Он вытер ее тыльной стороной ладони и посмотрел мне за спину. — Решай, Ник. Они пришли за тобой.

Я обернулась. За моей спиной клубился темный туман. Сначала он был просто облаком, потом начал закручиваться в гигантскую спираль, центр которой был где-то далеко, и в нем царила тьма. Он стал похож на дымовую трубу, поглотившую Мередит.

— Нет! — закричал Джек рядом со мной. — Это не так должно было случиться.

Коул протягивал мне руку. В голосе его звучала мольба.

— Пожалуйста, пойдем со мной, Ник. Царствуй со мной.

— Ты не можешь позволить им забрать ее, — сказал Джек Коулу. Он понизил голос: — Я знаю, что ты чувствуешь к ней.

Джек говорил мне, что по себе знает, как выглядит человек, который любит меня. Коул смотрел на меня, и лицо его казалось почти беззащитным. Рот его был приоткрыт, с каждым вздохом плечи его содрогались. Опустив руки, он сжимал кулаки, будто готов был ударить кого-то, если потребуется.

— Я не могу чувствовать, — сказал он, но слова его так явственно расходились с тем, что отражалось у него на лице, будто он никогда в жизни не испытывал таких глубоких переживаний.

Джек недоверчиво покачал головой и отвернулся.

— Неужели ты можешь смотреть, как они забирают ее?

Коул не ответил. Он смотрел в Тоннели.

— Я не властен над ними. Я пытался убедить ее, — он покачал головой и обернулся ко мне, глаза его снова горели. — Еще не поздно, Никки. Нет. Пока ты еще здесь, ты можешь передумать. — Он подошел ближе. — Пойдем со мной.

Джек повернулся ко мне, и я поняла, что он сдался.

— Если это лучше, чем Тоннели…

— Что? — сказала я.

Он схватил меня за плечи.

— Мередит хотела этого. Она умерла ради этого. Многие поколения девушек все бы за это отдали.

— Почему ты это говоришь? — Я смотрела ему в лицо.

Коул сделал шаг вперед.

— Я знаю ее. Она никогда не сделает этого.

Джек оттолкнул Коула к стене и снова повернулся ко мне. Шум вокруг нас, казалось, заглушал все, кроме голоса Джека.

— Потому что, Бекс. Я не хочу видеть, как ты страдаешь, — он посмотрел на мое запястье. То, с отметиной. Он поднес его к губам и поцеловал. — Если это лучше, чем Ад, иди с Коулом.

Я прижала руку к его щеке и повернула его лицо к себе.

— Никогда. Это значило бы продать свою душу, — я притянула его, так что мы касались друг друга лбами. — Если есть загробная жизнь, я хочу сохранить свою душу. И тогда, может быть, я встречу тебя там. — Я улыбнулась, теперь, когда передо мной было неизбежное, мне стало странно спокойно. Теперь я могла попрощаться так, как всегда хотела. Я держала лицо Джека в своих ладонях. Он был моим снова и в последний раз, на большее я не могла и надеяться.

Я чувствовала, как меня все сильнее утягивает назад. Прядь волос хлестнула меня по лицу.

— Джек. Тебе лучше уйти.

Джек держал мою руку в своей.

— Я говорил, что не отпущу тебя. Мы обещали Мередит, что не позволим разлучить нас, — тут он нахмурился и наклонил голову. Казалось, он вдруг понял что-то. — Мередит. Она сказала мне быть сильным, как Орфей. Она сказала, что таков был его выбор… быть героем.

— Все кончено, — сказала я. Я хотела повернуться лицом к Тоннелям, но Джек не отпускал меня.

— Я люблю тебя, Бекс.

— Я тоже люблю тебя.

— Ты помнишь, как миссис Стоун сказала однажды в кабинете, что не существует искупления? — голос его сорвался.

Я покачала головой.

— Забудь о том, что я…

— Ты все еще веришь в это?

— Да.

Он смотрел мимо меня. Я знала, на что он смотрит. Растущий Тоннель. Меня затягивало так сильно, что капюшон моей куртки развевался параллельно земле. Все было почти готово. Уилл и Коул молча стояли в стороне. У Коула было очень странное выражение лица, выражение изумления, будто он смотрел на что-то, чего никогда прежде не видел.

Джек в последний раз прижался губами к моим губам. Он отстранился и посмотрел на меня так, будто не знал, что еще сказать. Да и нечего было говорить.

— Ты присмотришь за моими родными? — я попыталась улыбнуться. — Томми понадобится… старший брат. Кто-нибудь, кто будет с ним рыбачить. — Казалось глупым говорить о таких вещах, но для большего уже не было слов. — Он сам делает мух. — Джек уже знал это.

— Бекс…

— И проследи, чтобы он не играл в футбол. — Тут Джек наклонил голову. — Ну, то есть футбол — это хорошо, но это ведь опасно. Я не хочу, чтобы его контузило…

— Бекс, хватит.

— Просто скажи, что ты это сделаешь, — я закрыла глаза. — Скажи мне.

Последовала долгая пауза, и я подумала, что у него уже не будет возможности ответить. Но через несколько секунд он сказал:

— Нет.

Я взглянула на него.

— Что?

Глаза его смотрели строго, в них светился огонь твердой решимости.

— Ты присмотри за Уиллом.

— Что ты?.. — Голос у меня сорвался, когда я вдруг поняла, что происходит. — Нет! — я попыталась вырваться из его рук. — Не смей этого делать, Джек Капито!

Но я не могла справиться с его хваткой. Я вертелась и вырывалась, но Джек только сжимал меня крепче. Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

— Ты останешься со мной, Бекс. Будешь видеть меня во сне. Я твой навсегда.

— Нет! Я тебя никогда не прощу! — Я пыталась вытянуть его. Пыталась оказаться поближе к Тоннелям, чтобы они окончательно поглотили меня. Но Джек весил вдвое больше, чем я, и был вдвое сильнее. — Пусти меня!

Он не обращал внимания. Невероятно быстрым сильным движением Джек развернул меня и бросил на землю. Подальше от Тоннелей.

К тому времени, когда я поняла, что он делает, было слишком поздно. Он все еще держал меня за руку, но его уже покрыл темный дым тоннелей. Он прыгнул туда ногами вперед.

— Джек! Нет! — кричала я, цепляясь пальцами за его руку. Как будто я могла вытянуть его. Как будто у меня была власть над светом и тьмой. Силами, уравновешивающими Вселенную.

У меня не было такой силы. Я держала его за руку и смотрела на отметину на своем запястье. Она не исчезла. Она просто скользнула вниз по моим пальцам и перешла на руку Джека. Я молилась про себя. Я молила того, кому это по силам, вернуть мне мою метку. Но тщетно.

Джек исчез.

Он первым отпустил меня.

Я знала, в какой момент он перестал касаться меня. Наши пальцы расцепились. Несмотря на весь хаос, что царил кругом, я могла думать лишь о том, как его пальцы выскользнули из моих, и у меня не хватило сил удержать его, и я никогда больше не почувствую их прикосновения.

Я начала считать секунды. Может быть, если я сохраню порядок секунд, какая-то связь с ним не прервется.

Но сконцентрироваться на последовательности чисел было сложно, потому что кто-то кричал мне на ухо. Я пыталась отмахнуться от голоса.

— Бекс! — звучал настойчивый голос Уилла. — Бекс, я уведу тебя отсюда. Сейчас же!

Я закрыла глаза и покачала головой.

— Ш-ш-ш. Двадцать пять. Двадцать шесть. Двадцать семь…

Его руки обхватили меня и оторвали от земли.

Десятый класс

До того, как он стал моим, а я — его…

— Ты сегодня не ходила обедать, — сказал Джек, подходя к моему шкафчику. — Юлес сказала, что ты никогда не ходишь в кафе по средам.

Я попыталась остудить вспыхнувшие щеки, прежде чем повернуться к нему. Моя слабость к Джеку становилась просто смешной. Скоро я и говорить с ним не смогу. Он всего лишь в первый раз заметил, что меня не было в кафе во время большой перемены, — это ничего не значит.

Я постаралась, чтобы ответ прозвучал легко.

— У вас с Юлес, похоже, был интересный разговор?

— О да. — Мы с Джеком пошли по коридору медленнее, чем все остальные вокруг нас. — Она сказала, что ты не приходишь в кафе по средам. И она сказала, что я тебе нравлюсь.

Я услышала, как сама же ахнула, и остановилась.

«Я убью Юлес», — подумала я.

— Так это правда? — сказал Джек.

Я едва слышала его — так громко кровь шумела у меня в ушах. Я хотела развернуться, не зная, куда деваться от смущения, но Джек шагнул вбок, так что оказался прямо передо мной и мне некуда было больше смотреть.

— Это правда? — снова спросил он.

— Да. Я терпеть не могу хот-доги и по средам не хожу в кафе. Это правда.

— Я спрашиваю не об этом, Бекс.

— Я знаю.

— Так скажи мне. Это правда? Я тебе нравлюсь?

Я хотела закатить глаза, но вдруг забыла, как это делается. Поэтому я просто посмотрела на потолок.

— Ты же знаешь, что нравишься. Ты один из моих лучших друзей.

— Друзей, — повторил Джек.

— Конечно.

— Хороших друзей?

Я кивнула.

— Больше, чем друг?

Я ничего не сказала. Я не шевельнулась. Джек протянул руку и осторожно коснулся моих пальцев. Движение было такое неуловимое, что я даже не увидела его, лишь почувствовала.

Он наклонился ко мне и проговорил:

— Скажи мне, друг. Будет большее.

Я посмотрела ему в глаза.

— Будет все.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Сейчас

Все еще считая.

Солнечные лучи коснулись вершин Скалистых гор позади головы Томми, осветив его взъерошенные волосы, торчащие в разные стороны, — обычная картина рыбалки на реке Вебер. Он забросил удочку, потом вторую.

— Вот! — сказал он, указывая вниз, где на поверхности воды расходились круги, оттого что рыба метнулась к его наживке. — У меня десять. У тебя восемь.

Я улыбнулась и снова забросила удочку в быструю воду. Мы больше не ловили рыбу на крючки. Не могли выносить боли пойманной и отпущенной рыбы и своей собственной, а потому просто считали, сколько рыб накинется на нашу наживку.

Томми следил за моей следующей попыткой.

— Десять и два, Никки. Бросай удочку между десятью и двумя.

Он говорил о первом правиле закидывания удочки — в расстоянии между цифрами десять и два на циферблате часов. Он в точности повторял слова, которые снова и снова говорил мне отец, когда учил меня рыбачить.

Я вздохнула.

— Эй, это я первой научила тебя удить рыбу.

На лице его появилась робкая усмешка:

— Я не думал, что ты помнишь.

Солнце опустилось ниже, и я посмотрела на часы.

— Мы же еще не уходим, а, Никки?

— Прости, дружок. Мне еще надо домашнюю работу на завтра доделать. — Частично это была правда. Через несколько недель занятия закончатся, а мне осталось сдать еще несколько итоговых работ, одной из которых была курсовая для миссис Стоун. Но на самом деле я каждый день с нетерпением ждала вечера, когда могла наконец закрыть дверь своей комнаты и лечь в постель. И видеть сны.

Мы с Томми собрали свои вещи, и пока я вела машину, он подсчитывал наш сегодняшний «улов». Я улыбалась простоте и привычности всего происходящего.

После того вечера в доме Коула я пыталась перестать считать секунды. Но ряд цифр неотступно плыл у меня перед глазами, не выходил из головы. Теперь это были даже и не цифры. Просто вспышки. Вспышки света, озарявшие горизонт моего сознания, отсчитывающие мгновения после моего последнего прикосновения к Джеку.

И вот так секунды превращались в минуты. Потом в часы. Затем в дни.

То, что сделал для меня Джек, сокрушило меня, и странно было осознавать, что мое тело осталось прежним, а не разбилось на тысячи маленьких кусочков, как должно было быть. Каждый раз глядя в зеркало, я удивлялась, что на моем лице нет трещин. Каждая улыбка должна была раскалывать меня на части.

Повернув за угол у дома, я увидела большой черный мотоцикл, припаркованный у обочины. Солнце било в зеркала, заставляя меня щуриться и сомневаться в реальности всего, что я видела.

— Кто это? — сказал Томми.

Я заслонила рукой глаза от солнца. Кто-то стоит в тени соседского дуба.

Коул.

— Никто, Томми. — Я подвела машину к дому и боковым зрением заметила, что Коул сделал шаг вперед. — Слушай, давай ты пойдешь внутрь и подождешь меня дома, — сказала я, выключая двигатель.

— Почему?

Я смотрела на Коула.

— Просто сделай это, хорошо? Пожалуйста.

Мы оба вышли из машины. Солнце скрылось за облаком, тень дерева растворилась в общей тени. Томми закинул на плечо сумку со снаряжением и потянулся за удочкой.

— Оставь удочки, — сказала я. — Я их возьму.

Он кивнул, помедлил еще секунду и ушел. Когда он удалился, Коул пошел в мою сторону. Я сделала шаг навстречу.

Коул, казалось, изменился. Он носил ту же одежду, волосы его были все такими же песочно-желтыми. Внешне он остался прежним. Но ходил он по-другому. Не было того важного вида. И губы его не растягивались в самодовольной ухмылке.

— Привет, Ник.

Я остановилась в нескольких шагах от него и скрестила руки на груди.

— Что ты здесь делаешь?

Он переминался с ноги на ногу, засунув руки в карманы кожаной куртки.

— Мы оба тут застряли.

— Ну и что, ты здесь, чтобы посочувствовать? Не надо делать вид, что мы в одинаковом положении. Ты проиграл игру. Я потеряла… — Горло перехватило, будто у рыбы, пойманной на крючок.

— Нравится тебе это или нет, в тебе все еще мое будущее. Мне надо знать… — он подошел ближе и взял меня за руку. — Ты должна сказать мне, как ты это сделала? Как ты осталась молодой после Подпитки?

Вывернув руку, я освободилась и отступила назад.

— Даже если бы я знала, с чего ты взял, что я бы тебе сказала?

Наконец на губах его заиграла знакомая усмешка.

— Потому что у меня девяносто девять лет до следующей Подпитки, — он сделал шаг вперед. — У меня куча времени. Если ты скрываешь от меня правду, с чего ты взяла, что я сдамся?

Глядя на него, я щурилась от солнца.

— Коул, ты чувствуешь что-нибудь ко мне? — Я не знаю, почему задала этот вопрос, может, потому, что Джек задавал его тогда, перед Тоннелями. Очевидно, вопрос удивил его.

Он отступил.

— Что?

Я медленно двинулась вперед, не вполне понимая, для чего мне это.

— Ты чувствуешь… что-нибудь ко мне?

Он молчал, стоя неподвижно, так что я придвинулась еще ближе.

— Не надо, Ник. — Он опустил глаза.

— Если ты чувствуешь что-нибудь, пожалуйста, оставь меня в покое. Я не знаю, почему я выжила. У меня нет для тебя ответа. Преследуя меня, ты ничего не добьешься.

А затем он сделал нечто неожиданное. Он отступил, развернулся к своему мотоциклу, покачал головой и пробормотал:

— Что ты со мной сделала?

— Я не знаю, — сказала я. — Но у тебя есть девяносто девять лет, чтобы это выяснить.

Он сел на мотоцикл, завел мотор и, когда он заработал, снова нахально усмехнулся.

— Это очень долго, Ник. Джека больше нет, а я здесь. Увидим, кто сдастся первым.

Я стояла и смотрела, как он уезжает, слушая шум мотоцикла, а потом вздохнула. Солнце зашло, и знакомое чувство уже тянуло меня в спальню. Тайная связь с Джеком влекла меня туда каждый вечер, будто меня тащили за веревочку.

Дело в том, что я точно знала, как мне удалось выжить. Мэри почти догадалась со своей теорией о якоре, но она знала не все. Джек говорил мне, что видел меня во сне каждую ночь, и я тогда на самом деле была с ним. Я была в темноте, а он помогал мне видеть.

Теперь Джек каждый день приходил в мои сны. Не Джек-сновидение, а живой человек.

Я знаю это, потому что в одном из первых снов он сказал мне, что означает татуировка на его руке. Твой навсегда. На следующее утро я бросилась рисовать ее по памяти, а потом начала свое исследование.

Знаки татуировки оказались словами на санскрите. Это были слова о вечности и любви. Твой навсегда, как и сказал Джек. Я никак не смогла бы подсознательно найти эти слова.

Я наконец нашла ту связь, которую искала Мередит, тот якорь, который привязывал Потерянного к миру живых. Мы были связаны друг с другом через сны.

Когда я уснула, Джек вошел в спальню, сел на краешек кровати и посмотрел на меня. Он приходил ко мне каждую ночь, говорил о даче своего дяди, о Рождественском бале, о том, как волосы закрывали мое лицо, о том, как моя рука помещается в его руке, о том, как он любит меня. И никогда меня не оставит. Первые несколько ночей я только и делала что повторяла «Прости меня» снова и снова, пока он не пригрозил, что в следующий раз не придет.

Папа удивлялся, почему мне каждый вечер не терпится лечь в постель.

— Ты уверена, что нормально себя чувствуешь? — говорил он. — Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так много спал.

— Все хорошо, пап. Наверное, просто наверстываю все эти бессонные ночи.

С тех пор как Джек ушел, папа старался проводить со мной больше времени, изо всех сил пытаясь наладить отношения. Может быть, он боялся, что я снова исчезну.

Но я никуда не собиралась. Тоннели забыли обо мне. Благодаря жертве Джека я вернула себе свою семью, и хотя наши отношения с папой и Томми сильно пострадали, дом вдруг стал для меня крепостью, защитой от страшного внешнего мира.

Мне удалось избежать Тоннелей. Я вернулась в семью. И я вернула себе Джека. Боль потери была свежа, и все же я больше не просила никого снять ее. Это была моя боль.

Я переписала курсовую для миссис Стоун. Я нашла свое искупление и своего героя. И я знала, что верну его.

Ночью

Моя спальня, я плыву по течению.

Каждую ночь Джек со мной.

Он лежит на боку, вытянувшись на моей кровати и подложив мою подушку под голову. Я лежу напротив. Он кладет свою руку на мою. Я вижу это, но не чувствую. Мы давно поняли, что больше не можем касаться друг друга, даже во сне. Я для него призрак, как и он для меня. Между нами лишь наше дыхание — и целый мир.

Он не знает, куда уходит, когда он не со мной. Он думает, что больше не существует, только в моих снах.

Я думаю, он прав. Я говорю ему, что надо ждать. Я никогда не перестану видеть его во сне.

Я найду его.

Благодарности

Готовьтесь: это будет длинно. Чтобы создать роман, нужен целый городок людей, и эта книга обязана своим существованием огромному сумасшедшему городку.

В первую очередь большой сентиментальный поцелуй в щеку ребят из DGLM, особенно моему агенту Майклу Буррету, который был, с одной стороны, моим адвокатом, с другой — психотерапевтом, а с третьей — родственной душой. Спасибо, что увидел красоту в тех набросках, что я тебе присылала, что регулярно направлял меня. И за то, что любишь теннис так же, как люблю его я. Дополнительный поцелуй — Лорен Абрамо и ее огромной работе на благо «Нижнего мира».

Дальше большой привет всей команде «Balzer + Bray» и «Harper Collins». Отдельное спасибо Саре Сарджент и моему редактору Кристин Дели Рене, которые полюбили историю о «Нижнем мире» намного раньше, чем она была принята. Вы научили меня неустанно задавать вопросы и копать глубже. «Нижний мир» ожил благодаря вам. Также я благодарю всех тех, чья работа осталась за сценой, всех редакторов и энтузиастов по продажам, дизайну и маркетингу.

Хлопаю по плечу мою писательскую группу «Шесть» (кстати, названную так, потому что у всех нас рост шесть футов): Бри Деспейн, Эмили Уинг Смит, Кимберли Уэбб Райд, Вейлин Метании Нагаматсу и Сару Болтон. Без вашей блестящей критики, бесконечного чтения дурацких набросков и оперативных забегов в закусочную эта книга была бы жалкой горсткой слащавых слов.

Обнимаю всех моих друзей, помогавших мне во время безумных попыток опубликовать книгу, за чтение черновиков, эмоциональную поддержку и шоколад: Эмми Джеффрис, Диану Адер, Анни Пети, Мэттью Дж. Кирби, Алису Оуэн, Риану Уильямс, Дебби Лэмбсон, Дженни Эллис, Робин Уикс, Карин Браун, Эмми Уич и особенно Дорин Нильсон, читавшую первый вариант романа, где было всего двадцать страниц, когда я готовила его к обсуждению на собрании.

Благодарю Мартина Левита и остальных участников WIFYR 2009 за их проницательность. Благодарю многочисленных друзей по блогам и твиттеру, просто друзей и книжных блогеров, которые видели весь мой путь от самого начала и оказывали мне поддержку. Вы знаете, как вы для меня важны!

Воздушные поцелуи моим семьям, в том числе Фрэнку и Кетлин, Джонсонам, Оттисам, Джексонам, Эллингсонам и другим Джонсонам, а также бесконечным племянницам и племянникам, которые стали героями первых версий романа. Особое спасибо Иден Эллингсон, которая первой подала мне идею написать книгу.

Большой привет моей сестре Эрин, которая пела дифирамбы первым черновикам и готова была наброситься с кулаками на любого, кто думал иначе. Хорошо идти в бой с таким человеком, как ты! Еще один привет ее мужу Дейву.

Целую в лоб моих маму и папу, которые воспитали во мне уверенность, что я способна на многое, и отмечали каждый этап моего пути, от первых неудач и отказов до того самого дня, когда раздался долгожданный телефонный звонок.

Целую в щечки моих мальчиков, Картера и Бекхема, напоминающих мне, что есть жизнь и вне моих книг.

Наконец, целую в губы Сэма. Ты никогда не позволял мне сдаваться. Ты верил в меня, даже когда я сама в себя не верила. Ты лучший человек из всех, что я знаю. Хорошо, что мы вместе. Люблю тебя.

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg