«Татьяна Онегина»

Светлана Васильева

ТАТЬЯНА ОНЕГИНА

Но как я сяду в поезд дачный

В таком пальто, в таких очках?..

В. Н.

Странствование, странствие - на таком местоположении настаивал мой рассказ, не в обиду другим имеющимся в литературном пространстве, склонным к оседлости жанрам. Так уж оно выходило, так уж вырисовывалось: трехстворчатый складень, три картинки, могущие быть сложенными в единое поле сюжета - без попытки сделаться отдельными, так сказать, ключевыми вехами пути. Всего-то один путь-дороженька...

Вот только путешественники попадаются разные.

Но путешествие и странствие тоже рознятся, хоть и совпадают иногда по времени. А иногда не совпадают вовсе, и тогда твой "свободный ум" ведет тебя совсем не туда, куда ноги. Агрессивно-впечатлительному большинству, впрочем, трудно понять, куда именно, как и простить странствующему внезапность его маршрута, кажущееся отсутствие целеполагания. Наш гражданин, посетитель турагентств, отлично знает и конечный смысл, и эстетическую пользу, которую можно извлечь из грядущего путешествия, не говоря уже о пунктах назначения. Жадный дегустатор, он готов обглодать чужое пространство до нуля, сохраняя при этом приличествующую моменту лесковскую "позу рожи", полную национального достоинства. Втайне он, конечно, надеется на родство со своим романтическим предшественником, открывавшим мир как собственную судьбу - для самого себя. Но мир девятнадцатого века уже поделен, открытия внесены в реестр, реституция нежелательна.

Странник ничего для своей личной выгоды не ищет, никакой такой экзотики не жаждет. Человек странный, странний, он позволяет себе и странничать, то есть чудить, вплоть до полной предрасположенности к чуду; готов он и странствовать-страдать, напрашиваясь на милость встречных и поперечных, испытывая их на страннолюбие как на особую человеческую прочность.

"Странные люди пришли!" - оглашается в пьесе страннолюбца русской сцены Островского. Пришлому люду его театра, всем этим нищим паломникам и худым прорицателям, по идее тут же должна явиться встречная милость-копеечка, вечный хлебушек жизни... Несмотря на уверенность Феклуши (это уже из другой пьесы), что на свете есть страны, где "все люди с песьими головами". Странничанье и есть прямой, наикратчайший способ опровержения этого чудного факта, попутно обнаруживающий песьи головы у своих же соотечественников.