«Блюз для черного кота»

Петер Нья вышел с сестрой из кино. После душного кинозала, где воняло еще не просохшей краской, приятно было вдыхать свежий, чуть пахнущий лимоном ночной воздух. Показали глубоко безнравственный мультфильм, и Петер Нья был так разъярен, что стал размахивать курткой и нанес телесное повреждение одной пожилой, еще совсем не тронутой даме. Людей на улице опережали запахи. От света фонарей, фар машин и огней кинотеатров слегка рябило в глазах. Толпа запрудила боковые улочки, и Петер с сестрой свернули к Фоли-Бержер. В каждом втором доме – бар, перед каждым баром – по паре девиц.

– Сплошь сифилитички, – пробурчал Нья.

– Неужели все? – спросила сестра.

– Все, – заверил Нья, – я вижу их в больнице. Иногда они предлагают себя: мол, они уже выздоровели.

Сестра поежилась:

– А как они это определяют?

– Они считают, что вылечились, когда реакция Вассермана становится наконец отрицательной, но это еще ни о чем не говорит.

– Видно, мужчины не очень-то разборчивы, – сказала сестра.

Они повернули направо, потом сразу налево; из-под тротуара доносилось мяуканье, и они остановились посмотреть, в чем дело.

Сначала коту вовсе не хотелось драться, но каждые десять минут петух пронзительно орал. Петух этот принадлежал даме со второго этажа. Его откармливали, чтобы съесть, когда придет время. По праздникам евреи всегда едят кур, у них губа не дура, что и говорить. А у кота петух уже в печенках сидел; если бы еще он просто забавлялся, так нет, ходит на двух ногах и воображает о себе невесть что.

– Получай? – крикнул кот и как следует заехал ему лапой по голове.

События разворачивались на подоконнике у консьержки. Петух вообще-то драться не любил, но туг ведь дело чести… Он взревел и принялся обрабатывать клювом кошачьи бока.

– Сволочь, – возмутился кот, – что я тебе, какое-нибудь жесткокрылое?.. Ты у меня запоешь по-другому?..

Бах! Удар головой в куриную грудь петуха. Ну и скотина этот петух! Еще раз клюнул кота в позвоночник, а потом в крестец.