«Рассказы»

Горан Петрович

Рассказы

Шесть листочков бессмертника

Каких только чудес не бывает на белом свете!

Мы сидели во дворе и распушали густые солнечные лучи, чтобы они не спалили нам огород, как вдруг в воротах показался запыхавшийся человек в городском невнятно-сером платье. Мы сразу поняли, что он не местный: во-первых, его никто не знал, а во-вторых, брюки его были мокры до колена, ведь перейти наш ручей по узкому бревнышку умеют только свои.

- Почему вы не построите мост? - спросил он вместо приветствия.

- Сказать по правде, в этом нет никакой нужды - речка чистая, - ответил дедушка, жестом приглашая гостя присесть на скамейку.

Гость быстрым взглядом обшарил двор и сел. Бабушка протянула ему три спутанных солнечных луча, чтобы он чем-нибудь занялся - за работой и разговор веселее. Но он только пожал плечами, видимо, не зная, что со всем этим делать.

- Вы что, никогда не распушали солнечные лучи? - спросила мама, сильно удивясь.

- Нет, - ответил гость.

- Простите, а как же вы тогда спасаетесь от жары? - поразился и отец.

- А вот так, - сказал гость и вынул из сумки пластмассовый веер в цвет своего скучного костюма.

- Боже праведный, каких только чудес не бывает на белом свете! перекрестилась бабушка.

Чудовищное приспособление

Гость был коммивояжером. Об этом он сообщил нам с такой важностью, что нам тут же стало ясно - занятие это явно не из тех, что достойны особого интереса. Однако мы никак не проявили нашего разочарования, ведь многим приходится заниматься в жизни всякой чепухой.

- Я хочу предложить вам проект дома, - произнес гость, отведав нашего меда-пива.

- Похоже, ваши глаза не поспевают за вашими ногами - ведь с самой вершины холма видать, что дом у нас уже есть, - ответил дедушка. - Жаль ваших намоченных штанов, но никакого проекта нам и даром не надо, потому что, напоминаю это еще раз вашим глазам, дом у нас уже есть. Вот он, ваша тень как раз на него облокотилась.

- Не-е, вы меня не поняли, - возразил гость, вовсю обмахиваясь веером. - Я хочу предложить вам проект большого дома, трехэтажного, с балконами, аккуратно обрамленного медными водосточными трубами.

- И чтобы в них бурчала ночная тьма! Напрасно стараетесь! Даже если бы нам и нужен был такой дом, у нас столько денег не наберется, чтобы купить ваш проект, - вмешалась бабушка. - И пожалуйста, не размахивайте этим чудовищным устройством, вы мне разгоните самый лучший воздух!

- Извините, - на мгновение смешался гость, - я и не собираюсь этот проект продавать за деньги. Я только снял бы несколько узоров, которых тут у вас сверх всякого изобилия...

- О каких это вы узорах? - оборвала его бабушка, уже несколько взволнованная, потому что как раз в это время она упустила в огород толстый пучок нераспутанных солнечных лучей.

- Да вот хотя бы с рушника, антерии 1 , притолоки, платка, прялки, жилетки, да с чего угодно! А то, на чем они нарисованы, вышиты или вырезаны, вы можете оставить себе. Чем плохие условия?

- И как вы себе это представляете - снять узоры? - вмешалась в разговор мать.

- А вот так! - сказал гость, поднялся со скамейки и потянул к себе вышитый коврик, на котором сидел.

Так удивляться нам не случалось давно, с прошлого года, когда мы в нашем ручье выловили безбородого лесовичка. Гость энергично встряхнул коврик, и с него на землю полетели охапки полевых цветов.

- Вам - проект, мне - узоры, - рассмеялся он, доставая из сумки бумажный свиток и одновременно запихивая в нее осыпавшиеся веточки, листья и колоски оттенков, какие бывают только на исходе апреля.

- Ну вот, испортил мне самый любимый коврик! - первой пришла в себя бабушка, однако гостя уже и след простыл.

Облако застряло на перекате неподалеку от нашего дома

В тот год засуха нанесла урон многим огородам. Люди не так усердно теребили солнечные лучи, и ростки полегли под натиском каждодневного, многократно утяжеленного зноя. Коммивояжер к тому времени успел посетить все дома в нашем селе. У одних он выклянчил виноградную лозу с прялки, у других утащил со ставней кисть винограда, у третьих - завиток, что был на косынке, у четвертых снял колоски с зубуна 2 , у пятых - пару павлинов с кроватной грядушки. А взамен всем оставил проекты домов. Бабушка с дедушкой тогда сказали:

- Зачем нам большой дом? В нем и потеряться недолго. Да и потом, уж если и карабкаться по лестнице, так по той, что ведет к вратам царства небесного!

- Но ведь вашу комнату можно разместить на первом этаже, - сказала мама, и на речной перекат неподалеку от нашего дома наскочило первое облако сурового взгляда.

В тот же вечер, вопреки обычаю, бабушка встретила полночь во дворе.

- Хоть на звезды насмотреться, а то скоро здесь будет одна сплошная тень, - объяснила она.

Не далее как на следующую ночь дедушка собрал несколько самых крупных снов и перевязал их лунным лучом. Он подвесил толстую вязанку к высокой потолочной балке, куда не добраться домашней суете и всякому прочему вздору. Он тоже считал, что вскоре нас ожидают черные дни.

- Это нам понадобится, когда у нас у всех от яви разболится голова, шепнул он в карман жилетки, где у него хранился список самых важных вещей.

Обмелевшие небеса

Ранней осенью, когда мы заготавливали солнце на зиму, закатывая его в стеклянные банки, гость объявился снова. По его штанинам струилась вода, а по лицу - сильное удивление. Ну, что касается воды, то здесь все было ясно - он опять свалился с бревна, соединявшего берега нашей речушки. А вот удивление объяснялось тем, что он просто не верил собственным глазам - ну как это возможно, что мы еще не начали строиться? Вместо веера он вынул из сумки обязательство: обеспечить нас всем необходимым для постройки нового дома.

- Разумеется, за ваши узоры! - добавил он, пожирая глазами дедовы чулки, на которых были вышиты острые травинки и нежные гиацинты.

- Не соглашайся! Это не продается! - вскипела бабушка и воинственно отерла о фартук руки, золотистые от октябрьского света.

- Ну тогда вон за тот орнамент, что у вас на кувшине! - воззрился гость на ярко прописанные красные, голубые и зеленые полоски.

- А этого хватит? - купился отец.

- Для начала хватит, - ответил гость и потер руки.

- Ну, тогда ладно! - сдалась и мать.

Как ил собирается под стоячей водой, так облака оседали в обмелевшем небе над нашим двором. Бабушка с дедушкой наконец укупорили все банки с солнцем. Тень мы на зиму не запасали. Ее и есть-то нельзя, а уж смотреть на нее и подавно неинтересно.

Тени растут по мере заслонения солнца

К счастью, зима была мягкая, недолгая. Подходило время строиться. Гость приносил нам то кирпичик, то черепичку, то поперечинку. А в сумке уносил узоры, которые украшали наши вещи. Ранней весной мы приступили к строительству нового большого дома. В ту весну никто так и не собирал рассыпанные повсюду солнечные лучи. Редкостная благодать пропадала зря. Ясно было, что хорошего урожая ждать не приходится. Тени росли по мере того, как стены заслоняли солнце, росли с той неимоверной быстротой, с которой все вокруг возводили свои хоромы.

Бабушка и дедушка пытались хоть как-то спасти положение. Они обходили окрестности, взбирались на холмы и пригорки, собирали рассыпанные стручки солнечного света и охапками носили их на наш огород.

- Хоть бы кто-нибудь слез с верхотуры, хоть на миг! Так нет же: чем выше постройка, тем сильнее мозги подставлены сквозняку. Все не так, все стало серым без узоров - в серых покоях течет серая жизнь. Серые будни, серые души, - убивалась бабушка.

Но дедушка с бабушкой не могли не любить отца и мать. На новый дом они пожертвовали даже гиацинты с дедовых чулок. Когда же в первую ночь выяснилось, что в новом доме плохо спится, они принесли и положили нам в изголовье повитые теплым лунным светом сны - от пустой и холодной бессонницы.

Шестой лист

Поскольку наше село осталось совсем-совсем без узоров, гость наконец высушил свои штаны, упаковал сумки и исчез, оставив за собой безысходное однообразие, которое нарушали только слегка отличавшиеся друг от друга новостройки.

Как и в то лето, когда мы распушали солнечные лучи, мы опять сидели во дворе, под толстым слоем облаков, да еще в тени большого дома, на этот раз без всякого полезного занятия.

- Обманул он нас, - вдруг сказал отец.

- Представляешь, он еще хотел, чтобы мы построили мост через такую чистую речку, - отозвался дедушка.

Мать заплакала.

- Не плачь в тени, мох на ресницах вырастет, - толкнула ее бабушка в плечо. - Вот, утрись. Мне удалось сохранить один вышитый платочек с бессмертниками.

Когда мать вытерла слезы, дедушка повернулся ко мне:

- Что-то вся моя силушка застоялась в пояснице. Ты молодой, на вот, положи этот платочек в сундук вместе с остальным добром, вдруг бессмертник примется и разрастется.

Я собрал все накидки, кувшины, жилетки, чулки, пояса, рубахи, антерии, кушаки, наволочки, прялки и сложил в сундук. А перед тем как закрыть крышку, рядом с платком, на котором были вышиты бессмертники, положил шесть листов чистой бумаги.

Слова

Это бусы из слов

Хозяин поставил стулья четырьмя рядами. На каждый из них положил программку. Хозяйка сняла с радиоприемника кружевную салфетку. Щелкнула пальцами, чтобы привлечь внимание гостей. Настроила аппарат так, чтобы он ловил тишину.

Они сидели на соседних стульях в третьем ряду. Он - в недурном расположении духа, приятно удивленный тем, что такое еще бывает. Она - сложив руки на животе, спокойная, поглощенная музыкой тишины.

Лето было в разгаре, вечерний воздух в комнате, слишком маленькой для такого числа гостей, был пропитан духотой, и хозяину пришлось даже несколько раз прерывать концерт, чтобы проветрить. Во время этих неприятных пауз гости старались оградиться от внешнего шума негромкими разговорами. В какой-то момент его взгляд зацепился за приветливый взгляд соседки, и он слегка покраснел.

- Вы сюда часто ходите?

- Я тут недалеко живу, - ответила она. - Скажите, вы слышали это величественное крещендо тишины в первой части?

Он смутился еще больше. В музыке он разбирался не самым лучшим образом. Покуда, словно из неведомых глубин, вновь нарастало первозданное молчание, он отчаянно искал повода возобновить разговор. И вдруг на ее вытянутой шее заметил весьма необычное ожерелье. В начале следующего антракта он робко спросил:

- Вы уж простите меня, издали не разберу - это у вас жемчуг или самоцветы?

- Ни то ни другое, - улыбнулась она.

- В жизни не видел подобных украшений.

- Само по себе оно не редкость. Но лишь немногие носят его таким образом, - на какую-то секунду она умолкла, как бы не решаясь сказать всего. - Это бусы из слов. Здесь их десятка два. Самое крупное слово - БЛЕСК. Дальше идут два СИЯНИЯ, потом четыре СВЕРКАНИЯ, а все остальное, до самого замочка - это мелкие БЛЕСТКИ.

- Никогда бы не подумал, что такое можно сотворить из слов, - признался он.

- Любопытный вы юноша, из слов можно творить все что угодно. И опять же, в наше время к словам прибегают, когда хотят сделать из них нечто совершенно противоположное их содержанию.

Хозяин вновь закрыл окно. Хозяйка поспешно разогнала отголоски внешнего шума. Гости опять расселись по местам, продолжая внимать тишине. Он больше не поворачивался к ней, а сидел, вперясь в программку - чистый лист бумаги, но ощущение от ее лица он изучил самым внимательным образом. Она, верно, чуть старше его. У нее большие глаза, белая матовая кожа, с лица не сходит улыбка. Легкое платье с узором из вишневых веточек облегает ее движения. От нее исходит аромат. Особенный. Он прижал правую руку к своей груди, боясь, что она услышит его участившееся дыхание. И все же, когда отзвучал концерт, он не удержался.

- От вас так замечательно пахнет, - вырвалось у него.

- Спасибо. Это БЛАГОВОНИЯ.

- Как вы сказали? БЛАГОВОНИЯ? Это что, настой экзотических трав?

- Нет, это слово БЛАГОВОНИЯ. Понимаете, всего лишь слово. БЛАГОВОНИЯ. Так это называется, вернее, произносится. Аромат исходит как раз от этого слова.

Гости прощались с хозяином. Среди стульев, которые уже не были выстроены рядами, они остались вдвоем. Она пробормотала какие-то дежурные слова прощания. Уже двигаясь к выходу, он услышал, как их общий знакомый сказал ей:

- Анна, я надеюсь, тебе понравилось.

- Все было ВЕЛИКОЛЕПНО, - ответила она уже в дверях и вручила хозяину на прощанье это свое последнее слово. Он вспомнил, что даже не представился, и побежал за ней.

- Анна, подождите! Я вам должен сказать, как меня зовут!..

Возьмите его за краешки и слегка скрутите

- Очень приятно, как бы вас ни звали, - она опустила ресницы. - Но мне пора.

- Вы мне должны кое-что объяснить. Про запах. Пожалуйста! - спешил он за ее шагами вниз по лестнице.

- Ах да, - она остановилась. - Ну, положим, у вас есть какое-то слово. Возьмите его за краешки и слегка скрутите. Смотрите только, не слишком туго. Чтобы из него показалась капля-другая сока, но не выжимайте сильно, чтобы оно еще могло распрямиться. Мой аромат выжат из слова БЛАГОВОНИЯ.

- Подождите, это ведь невозможно. Вы шутите. Как это может быть...

- Хорошо, скажите что-нибудь, - она посмотрела прямо на его губы.

- Что сказать?

- Что угодно, желательно что-нибудь красивое, неважно что. Наверняка вы знаете какое-нибудь слово, в котором есть красота.

- ПОЦЕЛУЙ! - сказал он и в тот же момент пожалел об этом, испугавшись, что далеко зашел.

Анна слегка вздрогнула. Но тут же сделала несколько легких движений. Казалось, будто она собирает сказанное в щепоть. Потом она осторожно растерла ПОЦЕЛУЙ между пальцами. Затем подушечкой указательного пальца провела по нижней губе. Под пальцем остался влажный след. На алую блестящую дорожку слетались окрестные лучи света.

- Как красиво вы это сказали, - прошептала она, продолжая спускаться по лестнице.

- Подождите! Подождите, дайте хоть НАГЛЯДЕТЬСЯ на вас, - закричал он ей вслед, и подъезд наполнился его криком.

Она обернулась, как если бы ей некуда было бежать. Прислонилась к стене. Она просто отдалась этому слову, слову НАГЛЯДЕТЬСЯ, скользящему нежно - по волосам, страстно - по шее, бегло - за ушами, щемяще - по плечам, волнообразно - там, где вздымалась ее грудь... Когда это НАГЛЯДЕТЬСЯ скатилось вниз по ее животу, прижимая платье к бедрам и ягодицам, когда закачались-зашептались рисованные веточки, она хрипло сказала:

- У вас талант. Хотите, я покажу вам мои словари?

Молча они спустились еще двумя этажами ниже. У своей квартиры Анна произнесла слово КЛЮЧ, вставила его в замочную скважину, и дверь открылась.

- Вы хорошо подумали? Стоит лишь раз испытать на себе истинную силу слов, как они будут к вам все беспощаднее и беспощаднее. Это может причинять нестерпимую боль. Порой даже трудно выжить!

- Ну и пусть, - ответил он.

- Что ж, тогда заходите.

Все быстрее, все чаще

Никогда еще он не видел квартиры, так странно обставленной. В прихожей стояла ваза, наполненная десятками наименований фруктов. Возле телефона покоилось ДОБРОЕ УТРО. На полу вместо ковров и половиков было разлито слово ТЕПЛО. Картины были написаны названиями красок. Покрывала были сотканы из МЯГКОСТИ. Форточку затягивала СЕТКА, просеивавшая уличный шум. На столе лежали НАПЕРСТОК, НОЖНИЦЫ, рассыпанные звуки и недошитое платье, на этот раз из ЛИСТЬЕВ самых различных форм и оттенков. В комнате было множество книг.

- Садитесь, - сказала она, небрежно махнув на диван, а затем протянула руку в сторону переполненных стеллажей. - Ну, чем вас угостить?

Потрясенный, он пробежал глазами по корешкам. На полках были только словари. Сотни словарей. Большие и малые, карманные, многотомники в мягком переплете, в кожаном с золотым тиснением, энциклопедии, справочники, некоторые во многих переизданиях, большинство - с закладками, на которых написано "ОТ СИХ" или "ДО СИХ"... Она достала один из них, наугад раскрыла и прочла:

- ЛЮБОВЬ.

И, хотя их друг от друга отделяло расстояние в несколько шагов, он почувствовал, как это слово забирается за ворот его рубашки, катится по спине, ныряет под мышки, перетекает на грудь, щекочет его между ребер... С каким-то запозданием он услышал, как она кричит ему:

- Говорите! Говорите мне что-нибудь! Да говорите же!

Он стал называть слова, стараясь выговаривать их как можно ближе к их значению:

- ДРОЖЬ, КОЛЕНИ, СЛАБОСТЬ...

Вздрогнув, она без сил опустилась на стул напротив. Второе слово развело ей колени. Она выдохнула:

- ТВЕРДОСТЬ !

Он почувствовал, как напрягается все его тело, как в него вливается сила. И неистово зашептал прямо в ее раскрытое лоно:

- ГЛАДИТЬ.

- ВЗДОХ, - отозвалась она.

- СОБИРАТЬ, - сказал он.

- МЫШЦЫ.

- БУТОН.

- СПЛЕТАТЬ.

- ВОЛНЫ.

Они сидели напротив и говорили все громче, все быстрее, все чаще. Каждое слово было на своем месте.

- РУКИ, ШЕЛК, ПОБЕГИ, ВЛАГА, СИЛЬНЕЕ, ЯБЛОКИ, БАРАБАНИТЬ, ЗЕМЛЯ, ПОЛДЕНЬ, РОЩА, СВЕТ, СКОЛЬЖЕНИЕ, БЕРЕГА, СТРЕМНИНА, ОБРЫВ...

- ДОВОЛЬНО...

Осколки звуков и прочие пустяки

С первых же шагов его подхватил городской шум. Отовсюду доносились осколки звуков, прокисшие клочья разговоров, червивая болтовня. Пыжились торжественные обеты. Влачились заунывные причитания. Дребезжали назойливые благодарности. Извивались ничтожные клятвы. Семенили тоскливые мольбы. Тот, кто хотя бы однажды испытал всю силу слов, навек осужден терпеть муку, которую причиняет суесловие...

Он почувствовал тошноту. Теперь, как она и предупреждала, слова без смысла и значения резали по живому. От боли у него вырвалось:

- ТИШИНА!

И он продолжал свой путь, стараясь не наступать на рассыпанный по тротуару сор пустых, бессмысленных звуков.

История

Я как раз собирался написать одну из своих историй

С госпожой Станиславой Т. мы познакомились сразу же, как только переехали в этот дом. Ее скромная квартирка оказалась этажом ниже, и уже на следующий день соседка в знак радушия и дружелюбия смела со своего потолка паутину.

Это была женщина приятной наружности, вот только блеск никогда не задерживался в ее глазах - видно было, что по меньшей мере тридцать из прожитых ею пятидесяти лет были отмечены долгим-долгим декабрем. Она жила бобылкой, почти весь свой век ухаживая за отцом-инвалидом и парой цветочных горшков, в которых не росло ничего, ни мало-мальской травиночки. За две зимы до нашего вселения отец Станиславы Т. умер, оставив ей лишь глиняные посудины, доверху заполненные бурой, жирной на вид, комковатой землей, не прораставшей ничем. Однако она каждую весну с новой надеждой выносила их на балкон. А на зиму, чтобы они не померзли, заботливо затаскивала пустые горшки в комнату и выставляла их рядышком в окне своей невеселой жизни.

Наша дружба с этой одинокой женщиной сводилась к взаимным приветствиям на лестнице да к совместному слушанию нескончаемых и драматичных спортивных репортажей: чей-то приемник распространял их с жаром великой страсти, до малейшего нюанса - от неистовых воплей комментатора до дружного вздоха зрителей на какой-нибудь далекой, заполненной до отказа спортивной арене. В гости мы друг к другу не ходили, только раз-другой при встрече коротко беседовали о том, есть ли на базаре яблоки и какой сорт больше подходит для того или иного времени дня.

Но как-то, в один тихий полдень - видимо, как раз закончился период полуфиналов - раздался звонок в нашу дверь. Сначала мы подумали, что госпоже Станиславе Т. стало худо - она была бледнее обычного, голос ее дрожал. Она говорила как бы через силу, сама стесняясь того, что говорит.

- Простите за беспокойство, но у меня к вам есть одна просьба, для меня это очень существенно, можно сказать, жизненно важно.

- Так заходите, не стесняйтесь, - пригласил я гостью в комнату, где мы обычно ведем наши неторопливые беседы.

Какое-то время она разглядывала рассыпанные по столу слова, которые я как раз отобрал для одной из своих историй, а потом пальцами коснулась век, словно желая открыть глаза пошире, и сказала:

- Видите, даже по глазам можно сказать, что я никогда не была замужем. В молодости у меня был жених, его звали Хранислав. Мы были помолвлены, но за два дня до свадьбы он исчез, как в воду канул, не сказав мне ни слова, ничего не объяснив. Сначала я ждала его. Потом продолжала ждать. Я больше никогда никого не полюбила. И вот спустя тридцать лет мой Хранислав возвращается из дальних краев. Он хочет меня повидать. Я получила письмо, в котором он пишет, что придет ко мне на день рождения в первую субботу декабря. Что мне делать? Я хотела бы на него посмотреть, но мне не хочется, чтобы он видел меня - такую, какая я есть.

Госпожа Станислава Т. умолкла. Ее взгляд был потуплен. Мы с женой не знали, что и ответить. Исповедь нашей гостьи шуршала по скатерти, и я уже не знал, где моя, а где ее история...

Я не хотел уступать, и я никогда бы этого не сделал, но все-таки сдался

Клянусь, я долго не соглашался. Жена, напротив, говорила, что мы должны это сделать. В конце концов, могу я хоть раз поступить так, как она хочет. По утрам я вылавливал в нашей кровати ласковые просьбы, потом - увещевания, наконец, наступил черед решительных требований. И как это обычно бывает, я не хотел уступать, и я никогда бы этого не сделал, но все-таки сдался.

- Ну ладно, а как ты все это провернешь? - спросил я, чтобы хоть собственным занудством замаскировать свое поражение.

- О, я уже все обдумала! - оживилась моя жена.

- Неужели? - с нескрываемой обидой в голосе сказал я.

- Видишь ли, я знала, что ты согласишься, и начала готовиться заранее, выкрутилась она.

Все, решительно все теперь происходило под знаком первой субботы декабря. Значит, в то самое утро мы с женой должны будем прийти к госпоже Станиславе Т. На то время, пока возвратившийся из дальних странствий Хранислав проведет за столом, моя жена станет соседке дочерью, а я - зятем. Вечером же, как только он уйдет, мы вернемся домой.

- Это невозможно! - пытался спорить я. - Мы и супа не успеем распробовать, а он уже поймет, что его дурят. Можем ли мы допустить, чтобы по нашей вине эта грустная женщина почувствовала себя непоправимо несчастной?

- Невозможно? Да ты, похоже, стареешь! На вот, перепиши себе все по порядку, ты мне еще спасибо скажешь за то, что я тебя на это подбила! Только, прошу тебя, ничего не приукрашивай и никакой отсебятины. Иначе непоправимо несчастной буду я! - вот вкратце суть всего того, что сказала мне моя жена.

Я подумал, что лучше отложить этот разговор на потом. В тот момент я понял, что важнее всего - не сделать несчастной собственную жену. К тому же и уже одного этого было вполне достаточно - я любил ее.

Итак, началась подготовка. Иногда мы проводили время втроем. Порой жена меня экзаменовала: я должен был помнить все и ни в коем случае ничего не забывать. Тещу следовало называть Сташа. Его - с ледяной вежливостью - сударь. Никакого похлопывания по плечу, о загранице - с легким презрением, можно похвалить стол, как бы невзначай обмолвиться о совместных планах на осень (мы ведь всегда в октябре отправляемся путешествовать, чтобы зарядиться на зиму теплом и светом):

Мне и раньше случалось оценить всю основательность моей супруги. Но в этих приготовлениях она превзошла саму себя. Она не только представила всю тоскливую жизнь Станиславы Т. в виде вереницы радостных событий, но и позаботилась о том, чтобы в ее квартире появились фотографии времен нашей юности, а на стене - даже портрет мифического супруга, как если бы Сташа уже лет пять вдовела.

Более того, все видимые следы уединенного образа жизни Станиславы Т. были устранены или выметены можжевеловой метелкой. Моя жена распутала слежавшиеся узоры ковра, стерла с зеркала налет меланхолии, а чтобы мы себя чувствовали непринужденнее, распределила время по двум настенным часам. Самые тусклые углы комнаты она задвинула в чулан. Я тоже произвел кое-какие мелкие работы поменял шум воды в раковине, извлек из кранов ночную капель, вычистил из замочной скважины звук тройного поворота ключа, заполнил глухую тишину паркета сотнями мелких живых шагов. У нас отлегло от души, когда на щеках Станиславы Т. вдруг заиграл давно забытый румянец. В ночь перед решающими событиями, когда я делал свои последние записи, жена мне внушала:

- И пожалуйста, воздержись от своих рассказов - пусть жизнь говорит сама за себя!

Всего самого-самого!

В первую субботу декабря, рано утром, жена потащила меня на улицу. Во-первых, надо было купить теще в подарок букет цветов и бутылку вина. Во-вторых, она считала, что так нам будет легче вжиться в ситуацию. И в-третьих, нельзя же было в назначенное время просто спуститься на один этаж! Я согласился со всеми ее доводами главным образом потому, что сопротивление было напрасным.

За те несколько часов, что мы прогуливались без особой цели, мы успели забрести в ту часть города, где мы якобы жили, чтобы как раз оттуда прямым ходом направиться к Сташе. В подъезд мы вошли, стряхивая хлопья первого снега и ведя между собой оживленный разговор. Позвонили в дверь и тут же вошли, не дожидаясь ответа. Жена с порога закричала:

- Мамочка, с днем рождения!

Войдя в гостиную, я тоже сказал:

- Сташа, всего тебе самого-самого!

Госпожа Станислава Т. ответила:

- Спасибо вам, детки, вот уж тратиться было необязательно!

Затем она представила нас человеку, сидевшему за столом. Мягко так, что я и сам был готов в это поверить, она сказала:

- Вот моя дочка. А это мой зять. А вот - мой старинный друг, он приехал издалека.

- Очень приятно, - мы пожали друг другу руки.

- Мама рассказывала о вас, Хранислав, - сдержанно проговорила моя жена.

- Какая у тебя красивая дочь, Станислава, - произнес гость с достоинством, которое словно было его неотъемлемой частью.

Моя жена с одобрением взглянула на меня. Это значило, что все началось безукоризненно. Госпожа Станислава Т. позвала дочь в кухню - верно, помочь собраться с духом. Я предложил гостю выпить, сказав:

- Рекомендую ореховую настойку.

- Очень жаль, но я не пью, - отказался Хранислав.

- Проблемы со здоровьем?

- Как сказать, этому есть длинное и сложное латинское название, но, между нами говоря, это просто многолетние угрызения совести. Наверное, вы наслышаны о нашей истории. Правда, когда я увидел, что у Сташи все благополучно, мне стало легче. А что это она выращивает в этих пустых горшках, которые стоят на подоконнике?

Я вздрогнул. Не может быть, чтобы он так скоро нас раскусил. Я теребил в кармане шпаргалку со своими записями, но у меня не было никакой возможности достать ее незаметно, и мне пришлось говорить наугад:

- Как жаль, однако, что вы не навестили нас весной! Видели бы вы, что тут делается! Все цветет, все благоухает! В прошлом году к нам отовсюду слетались птицы! А солнце! Оно запутывалось в стеблях и оставалось здесь на ночлег! Вы представляете - между ночью и днем просто не было никакой разницы!

- Да-да, только наша земля способна рождать подобные чудеса, - рассеянно пробормотал гость.

Чужбина богата счастьем, а здесь оно - редкость

Это был настоящий домашний обед. Мы весело болтали, из рук в руки передавали блюда с едой, сдабривали пищу шутками и солью, потчевали друг друга, накладывали еще, дули на горячее, старались перепробовать все и слушали, слушали.

Из-за своей ли затаенной боли, а может быть из-за чего другого, гость ел меньше всех. Он только с любопытством наблюдал за нами, желая из наших разговоров узнать побольше о Станиславе, о том, как она жила все эти тридцать лет, пока от него не было ни слуху ни духу, расспрашивать он не отваживался.

Постепенно наше оживление стало сходить на нет. Мы боялись нечаянно испортить созданное нами впечатление, что Сташина жизнь столь же насыщенна и разнообразна, как и эта богатая трапеза, за которой мы все собрались.

Может быть, ему хотелось отвести душу, или, может, его выбила из колеи несогласованность наших стенных часов, но гость, наоборот, становился все более разговорчивым. Он рассказал нам о том, что он делал все это время: как к нему пришел несомненный успех (слово "несомненный" он подчеркнул дважды), как его назначили советником в правительство (слово "правительство" он произнес многозначительным шепотом), как он там, за границей, стал совладельцем одного из крупнейших добывающих предприятий (слово "крупнейших" он сопроводил широким жестом обеих рук). Правда, жена его бросила, а дети живут далеко.

- Вы добываете уголь? Железную руду? Или что-то еще? - спрашивал его я, вставая, чтобы приоткрыть окно, - мне показалось, что от таких вселенских масштабов в комнате вдруг стало тесно.

- Нет, - ответил он. - Моя компания занимается поисками счастья.

- Чужбина богата счастьем, а здесь оно - редкость, - заметил я, не без доли зависти.

- Вполне возможно, - неуверенно согласился Хранислав. - Однако при этом приходится перерабатывать огромные пласты несчастья. Вы себе и представить не можете, какие это горы пустой породы. Знаете ли, счастье теперь уже не является делом случая. Нужно просто владеть самыми современными технологиями.

- Ну, счастье есть счастье. Достаточно его найти, чтобы потом жить вполне счастливо и беззаботно.

- Нет, юноша, - ответил Хранислав. - Как только нам удается найти кусочек счастья, мы его тут же продаем, чтобы можно было продолжать наши исследования и разработки. Очень важно постоянно вкладывать средства в развитие.

- Да, но ведь когда-нибудь надо остановиться...

- Этого не может позволить себе ни одна компания. Проведение новых исследований обходится дорого...

- Я не понимаю! - прервал его я. - Не понимаю, какова цель всех этих стараний!

Хранислав умолк. Наступила звенящая тишина. Станислава Т. испуганно на меня посмотрела. В глазах жены я прочел немой укор. Гость продолжал молчать, только побагровел - это было единственное изменение, которое он претерпел в ходе разговора.

- Извините, погорячился, - попытался я сгладить неловкую ситуацию.

- Не извиняйтесь, я, собственно, тоже этого не понимаю, - признался он и вновь взглянул на глиняные горшки, стоявшие на окне.

Прощание

Расставание было немногословным. Троекратно поцеловались. Станислава Т. смотрела из окна, как гость усталой походкой удаляется в переулок. Потом, вздохнув, потыкала пальцем бурые жирные комочки земли в своих цветочных горшках.

- Говорите, весной в этих стеблях запутывается солнце? - как бы про себя спросила она, не поворачиваясь ко мне.

У меня не было сил что-либо ответить.