«В теплой тихой долине дома»

В 1914 году, когда мне было еще совсем немного лет, к нам на улицу Сан-Бенито забрел один старик по пути в дом для престарелых. Он шел, играя на трубе, и остановился перед нашим домом. Я выбежал со двора, чтобы послушать, но он больше не трубил.

Тогда я сказал:

— Сыграйте что-нибудь еще, так хочется послушать.

А он говорит:

— Молодой человек, не принесешь ли ты стаканчик воды старику, у которого сердце не здесь, а в горах?

— В каких горах? — спросил я.

— Шотландских, — сказал старик. — Так как же насчет водички?

— А что делает ваше сердце в шотландских горах?

— Тоскует, — сказал старик. — Пожалуйста, принеси мне стаканчик холодной воды.

— А где ваша мама? — говорю я.

— Моя мама в Талсе, штат Оклахома, но сердце ее не там.

— А где же? — говорю.

— В шотландских горах, — сказал старик. — Молодой человек, мне ужасно хочется пить.

— Как это так вся ваша семья оставляет сердца в горах? — сказал я.

— Так уж мы созданы, — сказал старик. — Сегодня — здесь, а завтра — прощайте.

— Сегодня — здесь, а завтра — прощайте? — сказал я. — Как это?

— Сейчас мы живы, а вот уже нас нет, — сказал старик.

— Ну ладно, а что ваша мама делает в Талсе, штат Оклахома? — сказал я.

— Тоскует, — сказал старик.

— А где мама вашей мамы? — говорю.

— Она в штате Вермонт, в маленьком городке Уайт-Ривер-Джанкшон, — сказал старик, — но сердце ее не там.

— Бедное старое высохшее сердечко, — сказал я. — Где же оно? Или тоже в горах?

— В самых что ни на есть горах, — сказал старик. — Сынок, я умираю от жажды.

Тут на крыльцо вышел мой отец и взревел, как лев, пробужденный от дурных сновидений.

— Джонни, — проревел он, — отстань наконец от этого несчастного старика. Подай ему кувшин воды, пока он не свалился и не умер на месте. Что у тебя за манеры, черт возьми!

— Здрасьте, уж нельзя человеку раз в жизни и порасспросить путешественника, — возразил я.

— Подай скорее воды старому джентльмену, — сказал мой отец. — Не стой, как болван, черт побери. Принеси ему напиться, пока он не свалился и не умер на месте.

— Ты и принеси, — сказал я. — Все равно, ничего не делаешь.

— Ничего не делаю? — сказал мой отец. — Черт побери, Джонни, ты прекрасно знаешь, что я сочиняю новую поэму.