«Зал кривых зеркал»

Аркадий Валентинович находился в самом сладком предутреннем сне, когда холодная влажная кожаная нашлепка бессовестно вырвала его из объятий старины Морфея.

Нашлепка находилась на оконечности собачьей морды и называлась мочкой носа. Нос же, соответственно, принадлежал немолодому псу, гордо именуемому Тавром (он же, в зависимости от ситуации, Князь Потемкин Таврический, он же Таврюха, он же Тавроид, он же Мино-Тавр, он же Стервь Хвостатая). Пес являлся представителем славного племени немецких овчарок и имел самого солидного вида документ о чистейшем арийском происхождении, возносящемся своими корнями к легендарному Урану фон Вильдштайгерланд, о чем лично сам не имел не малейшего представления, в связи с чем, очевидно, и позволял себе такие бессовестно плебейские поступки, как посягательство на священный сон своего хозяина. Некоторым оправданием такого антиобщественного поведения мог служить только почтенный возраст указанного Тавра, неизбежно приводящий к возникновению определенного рода проблем с функционированием неких жизненно важных систем организма.

Короче говоря, собаке срочно требовалось на улицу, о чем она и явилась сообщить сладко спящему хозяину.

Попытки Аркадия Валентиновича перевернуться на другой бок и проигнорировать недвусмысленный намек Тавра (явно перешедшего сейчас в разряд "Стервь Хвостатая") оказались наивными и исходно обреченными на провал. Потеряв возможность дотянуться носом до хозяйского тела, пес приступил к акустическим воздействиям, начав издавать ноющие звуки. Тонкий скулеж, переходящий в заунывное подвывание, выдержать было бы трудно даже под общим наркозом, и Аркадий Валентинович сдался.

Отбросив рывком одеяло, он перекатился к краю дивана и сел, спустив ноги на ковер. Тавр выразил свое одобрение хрипловатым тявканьем и рванул в коридор, поближе к выходной двери. Там он продолжал выражать свое физиологическое нетерпение нервным постаныванием.

- Это не собака, а какая-то... аденома простаты, - расширил спектр поименований своего пса Аркадий Валентинович, отчаянно зевая и с трудом преодолевая соблазн снова завалиться на подушку. - Слышь ты, аденома?

Свежеокрещенная Аденома отчетливо скребнула лапой дверь.

Медлить было опасно.

Аркадий Валентинович спешно натянул брюки и носки, поверх спальной футболки накинул теплую клетчатую рубаху и вышел в коридор. Тавр всем видом выразил крайнюю степень нетерпения, граничащую с недержанием.