«Розы и хризантемы»

Лошадь бежит быстро-быстро.

— Наверно, уже ушел, — говорит мама. — Если опоздаем… Просто не знаю, что я буду делать…

— Успеем, — успокаивает Лаврентий Осипович.

Телега подпрыгивает на ухабах, проваливается колесами в выбоины, я подлетаю вверх, плюхаюсь на узел, опять подлетаю. Мне становится очень смешно. Еще, еще!..

— Быстрее! — кричу я лошади.

— Перестань хохотать, — говорит мама. — Язык прикусишь.

Лаврентий Осипович оборачивается, смотрит на меня через плечо:

— Веселая… А я тут одних вез… мальчишка у них… постарше вашей… как начало трясти… он и давай орать… Всю дорогу ревел.

— Быстрее! — кричу я.

— Замолчи сейчас же, — сердится мама.

Телега скачет и хочет выскользнуть из-под меня, пока я лечу, лечу, лечу куда-то вверх…

— Понравилось, значит, кататься? — говорит Лаврентий Осипович. — Все! Приехали.

Мы останавливаемся. Мама слазит на землю, снимает меня, узел с вещами. Мне так жалко, что мы приехали, я чувствую, что не удержусь и зареву.

— Прекрати немедленно! — Мама держит меня за руку и тащит вдоль поезда.

Вагоны стоят с широко распахнутыми дверями, на ступеньках везде люди.

— Не сядем, нет! — говорит мама. — Даже и думать нечего… Иди как следует!

Наконец она замечает свободное местечко — на самой нижней ступеньке.

— Влезай, милая, влезай! — подбадривает тетка с таким же узлом, как наш. — Утеснимся да поместимся. Чего уж… И тебе ехать надо.

Мы примащиваемся возле чьих-то ног. Одной рукой мама обхватывает меня, другой — узел.

— А как на ходу качнет, так и свалимся, — рассуждает тетка. — И конец всей дороге нашей… Ничего, не трусь, милая, авось доедем…

— Хоть бы сверху не напирали, — говорит мама.

— Доедем, — уверяет тетка. — Как все, так и мы.

Поезд трогается. Под ступенькой, разрываясь на полосы, летит земля. Мне страшно.

Колеса стучат в голове. В спину давят чьи-то ноги. Мне плохо, меня рвет.

— Ишь как растрясло, — говорят у меня над головой. — Небось покормила перед дорогой. Лучше бы с собой взяла. А то вон куда пошло.

— Спасибо хоть не в вагоне…

Мама молчит.

Мы едем в Москву.

Мы уже в вагоне. В тесноте, да не в обиде.

— Хоть вздремнуть можно, — говорит мама. — Хоть не боишься свалиться на ходу.