«Реки Вавилона»

Ли девяносто пять лет. Она сидит в душевой кабинке на специальном стульчике и ругательски ругает свою парикмахершу: та никак не может понять, что укладка должна скрывать отсутствие волос, а не подчеркивать его. Пресловутая укладка тщательно упакована в голубую прозрачную шапочку для душа, целлофановые края топорщатся вокруг старческого лица и возмущенно трепещут.

Маня привычно гладит махровой салфеткой тощие плечи Ли, намыливает и смывает, намыливает и смывает.

— Изи! Изи! — сердится старуха.

— Поднимите левую ручку, Лея, — говорит Маня профессионально-ласково.

— Май нэйм из Ли! — синеватые губы поджаты в ниточку.

— Хорошо, Ли, — соглашается Маня и отжимает салфетку.

— Спик инглиш!

— Окей, окей…

Ли живет в этом стариковском доме уже десять лет, с тех пор, как умер ее муж. Единственная дочь давно выросла, успела состариться и не горит желанием общаться с матерью. Подруг у Ли нет. Русские старухи не нравятся Ли — они все ей завидуют. Потому что ее муж был стопроцентный американец. А их мужья — непонятно кто.

По утрам в будни Ли ждет, когда придет черная, как сапог, Глэдис. Глэдис помогает ей одеться, строго по порядку: снять ночнушку, сложить, надеть лифчик, застегнуть, надеть блузку, надеть брюки, надеть носки, и, наконец, туфли. Глэдис никогда не путает порядок одевания. Потом наступает очередь прически: Глэдис вынимает из налакированной куафюры специальные металлические зажимы, помогающие сохранить укладку. Зажимы путаются, черная женщина дергает жиденькие прядки. Это больно, но Ли терпит.

По выходным вместо Глэдис приходит Маня. Маня дура, она ничего не умеет сделать правильно. Однажды, в самом начале, Ли, с чего-то расчувствовавшись, сказала ей, что родом из Киева.

— Ой, с Киева!.. — обрадовалась Маня, и Ли сразу же пожалела, что проговорилась: нахалка тут же перешла на русский. — Я тоже с Киева. А какая у вас была фамилия? Может, мы даже как-нибудь знакомы через вторые-третьи руки?

— Не понимаю, — надменно бросила Ли. — Говори по-английски.

— Вот воз ё мазерс нэйм? — Маня покладистая — скажешь ей «спик инглиш», она переходит на инглиш. Плохой, конечно. Стыдно слушать. И ждет ответа, хлопает своими коричневыми глазами-пуговицами.

— Не помню, — отрезала Ли и отвернулась, давая понять, что больше не скажет ни слова.